Не хлеба, но зрелищ: о двух провидческих книгах Ги Дебора.
(Gui Debord, " La sociИtИ de spectacle ", 1967 ; " Commentaires au sociИtИ de spectacle ", 1989.)
Введение. Предполагалось, что этот текст продолжит серию рецензий на давно написанные книги. Как я отмечал в начале открывающей серию рецензии на "Отчет с железной горы", существуют книги, в каких-то отношениях пророческие, рецензии на которые, написанные по горячим следам, вскоре после публикации, не представляют большого интереса. Смысл и значение таких книг раскрываются постепенно, по мере осуществления пророчеств. Книги Дебора правильнее, однако, назвать провидческими - он не столько предсказывает, сколько острее других видит суть под поверхностью явлений. Суть эта иногда вырывается на поверхность - и тогда его идеи производят впечатление пророчеств. Во всяком случае, сейчас о них интересней писать, чем когда эти книги только вышли в свет.
В процессе работы стало ясно, что слишком многие мысли Дебора буквально напрашиваются быть процитированными.
На свой перевод книг я все же не размахнулся (и правильно - в 2009 появился перевод, доступный в интернете: gtmarket.ru/laboratory/basis/3512/3513, есть также более старый перевод в Логосе: anthropology.rinet.ru/old/library/DDDR1.htm), и в результате получился скорее конспект с комментариями.
Тема книг Дебора может показаться узкой - нельзя же сводить все функционирование общества к вопросам информационного воздействия и распространения информации, притом не всей информации, а только информации "впечатляющей", "зрелищной", того, что автор называет "спектаклем". С другой стороны, в наше время глобального распространения интернета и непрекращающихся разговоров об информационном обществе и электронном правительстве, простое любопытство может подтолкнуть к тому, чтобы заглянуть в книгу, изданную в 1967 году, главной темой которой является "общество спектакля".
Хочется, чтобы Дебора лучше знали в России - вот главный мотив данной работы.
1
Первая из двух книг, вышедшая в свет в 1967 году, с точки зрения современного читателя, несомненно, перегружена марксистской терминологией и идеологией, используемыми в значительной мере безапелляционно и догматически, поэтому ее лучше читать параллельно с более поздними комментариями, где это раздражающее свойство почти исчезло.
В книге 1967 года Дебор так формулирует определение "спектакля" (в п. 4): "Спектакль не есть совокупность образов, но социальное отношение между людьми, опосредованное образами."
В предисловии к переизданию 1992 г. язык уже другой: "Именно воля к обновлению и унификации спектакля, связанная со всеми другими аспектами упрощения общества, привела в 1989 русскую бюрократию к тому, чтобы обратиться внезапно, как один человек, к современной демократической идеологии: иными словами, к диктаторской свободе Рынка, ограниченной правами человека-зрителя."
Возможно, сама идея "общества спектакля" (быть может, лучше сказать "общества зрелищ"), является главным открытием книги.
Стоит привести более развернутую формулу из текста книги Дебора (п. 6): "Спектакль, понятый в своей целостности, есть одновременно результат и проекция существующего способа производства. Он не является дополнением к реальному миру, его дополнительным украшением. Он - сердце ирреальности реального общества. Во всех своих частных формах, распространении информации или пропаганде, рекламе или прямом потреблении развлечений, спектакль является образцом социально доминантного образа жизни."
Еще несколько афористических высказываний автора: "В мире, который действительно перевернут, истина - только момент лжи." (п. 9)
"Фундаментально тавтологический характер спектакля вытекает из того простого факта, что его средства одновременно являются его целью." (п.13).
"Первая фаза доминирования экономики в социальной жизни ... привела к деградации быть в иметь. Современная фаза ... привела к соскальзыванию иметь к казаться..." (п.17).
Отметим это интересное наблюдение - участники спектакля только кажутся говорящими друг с другом, на самом деле все их реплики направлены на публику.
"Отчуждение зрителя... чем больше он смотрит, тем меньше живет; чем более готов он признать себя в доминирующих образах потребностей, тем меньше он понимает собственное существование и свои собственные желания. " (п.30).
2
Сколь бы цитаты ни были нам интересны, и какие бы струны не задевали, взглянем на книгу в целом. Цитаты лучше воспринимаются в контексте целого. Некоторое понятие о содержании книги дают названия ее глав:
I. Завершенное разделение
II. Товар как зрелище
III. Единство и разъединение в видимости
IV.Пролетариат как субъект и представление
V.Время и история
VI.Зрелищное время
VII.Обустройство территории
VIII.Отрицание и потребление в культуре
IX.Материализованная идеология
Поговорим о тематике этих глав чуть подробнее. Все цитаты, которые приведены выше, взяты из первой главы - речь в ней идет об отчуждении, в смысле, близком к марксистскому (в духе раннего Маркса времен "Немецкой идеологии"). Заканчивается глава тезисом: "Спектакль (зрелище) - это капитал, сконцентрированный до такой степени, что он становится изображением."
Вернемся, однако, к "Обществу спектакля".
О чем идет речь во второй главе, достаточно понятно из заголовка. Приведем некоторые наиболее примечательные наблюдения Ги Дебора. "Отчужденное потребление становится для масс обязанностью, дополняющей отчужденное производство." (п. 42) Опять-таки, "отчуждение" - одно из понятий марксизма, активно разрабатывавшееся западными марксистами в 60-е годы, но если отвлечься от полузабытой терминологии, снова налицо весьма проницательное наблюдение - люди не только не являются хозяевами процесса производства и его результатов, но и потребляют, в основном, уже не они - они созерцают чужое потребление. В конце главы он замечает саркастически: "Товар созерцает сам себя в мире, который он создал." (п. 53)
В третьей главе Дебор останавливается на наиболее типичных иллюзиях, порождаемых мировым спектаклем. "То, что показывают как разделенное, на самом деле едино, а то, что показывают, как единое - разделено." (п. 54)
"Если спектакль, рассматриваемый в плане местных особенностей, с очевидностью показывает тоталитарную специфику слов и социальной администрации, они превращаются, на уровне глобального функционирования системы, во всемирное разделение зрелищных задач." (п. 57)
"Единство в нищете - вот что скрывается за зрелищными противоположностями. ... В зависимости от требований конкретной стадии нищеты, которую он одновременно отрицает и поддерживает, спектакль существует в концентрированной или диффузной форме." (п.63) Концентрированную форму спектакля Дебор ассоциировал с тоталитарными режимами - вроде СССР и Китая в 60-е годы, в то время как диффузную - с американской демократической системой. "Если каждый китаец должен изучать Мао, и таким образом быть Мао, дело в том, что ему не дано быть кем-то другим." (п. 64) "Диффузная форма спектакля ассоциируется с изобилием товаров. ... В результате удовлетворение, само по себе сомнительное, которое связывается с потреблением всей совокупности товаров, немедленно опровергается тем, что реальный потребитель может прикоснуться только к крошкам этого торгашеского счастья, кусочкам, где отсутствует очевидным образом качество, приписываемое целому." (п. 65)
Примечание. Позже, в "Комментариях к Обществу Спектакля" 1989 г., Дебор добавил понятие интегрированного спектакля. Об этом ниже.
"То, что приписывает себе с абсолютным бесстыдством абсолютное совершенство, меняется, однако, как в случае диффузного, так и концентрированного спектакля, и только система должна продолжаться: Сталины, как вышедшие из моды товары, отрицаются теми, кто их навязывал. Каждая новая ложь рекламы есть также признание в прежней лжи. Каждое крушение фигуры тоталитарного вождя выявляет иллюзорную общность, которая ее единодушно поддерживала, и которая была всего лишь скоплением одиночеств, лишенных иллюзий." (п. 70)
(Добавлю от себя - на основании опыта жизни в Стране Советов: анекдот как комментарий к спектаклю.)
Четвертая глава, пожалуй, самая марксистская - в том смысле, что автор здесь больше всего говорит о Марксе и марксизме, не обязательно с ним соглашаясь - да что там, жестко критикуя. Беда в том, что в наше время многие (но не все) основные понятия марксизма в значительной мере потеряли свое наполнение, а с ними и критика марксизма лишилась значительной части своей силы.
Наиболее ярко критика марксизма сконцентрирована в следующем высказывании: "Но в наблюдаемой реальности истории... линейная схема [прогресса] прежде всего теряет из виду тот факт, что буржуазия была единственным революционным классом, который когда-либо действительно одержал победу."
Из прочих наблюдений этой главы стоит отметить меткие характеристики, которые Дебор дает основным "революционным" движениям.
"Идеологическое почтение к единодушию в решениях скорее способствовало появлению бесконтрольной власти, даже в организации специалистов свободы; и революционный анархизм ожидает от освобожденного народа того же единодушия, достигаемого теми же методами." (4, 93)
"Профсоюзная бюрократия - это негоцианты, которые пытаются продать рабочую силу по наиболее выгодной цене." (4, 96)
"Социализм хочет сказать - надо много работать." (4, 97)
"Фашизм - это технически вооруженная древность." (4, 109)
Дебор цитирует фразу Сталина, которую вполне можно использовать как лозунг любого бандитского режима, всегда уважавшего единоначалие: "Здесь, или там с винтовкой, но только не с оппозицией... Хватит с нас оппозиции!"
И - его собственная замечательная фраза, которую можно рассматривать как итог: "Ложь, которая не встречает возражений, превращается в безумие." (4, 105)
Интересно, что уже тогда, в 67 году, он говорил об опасном компромиссе власть имущих с исламизмом.
Пятая глава называется "Время и история". Временн'ая проницательность автора, т.е. его дар пророчества, естественно сочетается с особо острым интересом к времени. Конечно, во фразеологии и здесь чувствуется влияние марксизма, но интерес неподделен и производит большое впечатление. Время, которое у нас отнимают, время, которое мы отдаем сами.
К сожалению, ко многим искателям свободы можно отнести фразу Гегеля о кочевниках, которую приводит Дебор: "Странствие кочевников - лишь формальность, поскольку оно происходит в однородных пространствах."
(Мне самому по ассоциации вспоминаются английские " terrassed houses " - одинаковые, построенные стенка в стенку для экономии тепла домики с крошечными одинаковыми газончиками перед ними - курьезная реализация знаменитого английского стремления к индивидуальной свободе.)
"Владельцы прибавочной стоимости истории сохраняют знание об исторических событиях и возможность переживать их [именно как исторические события]." (5, 129) Грустно звучит это... "Те, кто не работают, те живут." (5, 134)
Далее Дебор, по-прежнему с оттенком ностальгии, обсуждает восприятие времени в разные исторические эпохи.
"Победа буржуазии это победа глубоко исторического времени, поскольку это время [организованного] производства, которое преобразовывает общество сверху донизу." (5, 141)
"Таким образом, буржуазия заставила общество узнать, навязала ему историческое необратимое время, но отказала ему в праве пользования. "История была, но ее больше не будет", поскольку класс владельцев экономики, который не может порвать с экономической историей, должен также уничтожить как непосредственную угрозу всякое другое необратимое использование времени."(5, 143). Нужна "новая неподвижность в истории." (Там же.)
Мне вспоминается американский модный философ Фукуяма с его разрекламированной идеей о "конце истории". Дебор это предвидел. А время "экономической истории" - это, видимо, время, в котором вехами служат создание Интернета, Гугла или айпада. Вообще, интересно задуматься, какие события и почему воспринимаются нами, как вехи. Разрушительные, видимо, потому, что они служат угрозой, напоминанием, что за определенные рамки лучше не высовываться (атомная бомбардировка в 1945). В этом смысле они тоже связаны с экономической историей.
"Необратимое время производства это прежде всего мера товара. Таким образом, время, которое утверждается во всем мире как всеобщее время общества, отражает лишь особые интересы, и является только частным временем." (5, 146)
Шестая глава называется "Зрелищное время".
Начинается она цитатой из Балтазара Грасиана: "У нас нет ничего своего, кроме времени, которым обладают даже те, кто лишены крова."
"Время производства, время-товар, это бесконечное накопление эквивалентных интервалов. Это абстракция необратимого времени... " (6, 147.) Главное в них то, что ими можно обмениваться, подчеркивает Дебор. Это время, которое можно потреблять, по сути, время псевдо-циклическое.
"Псевдо-циклическое время опирается как на естественные следы циклического времени, так и составляется из новых гомологичных сочетаний: день и ночь, работа и еженедельный отдых, периодическое возвращение каникул." (6, 150)
"В своем наиболее продвинутом секторе, концентрированный капитализм ориентируется на продажу отрезков времени, где "все включено", каждый из них представляет цельную единицу товара, в которую интегрированы другие товары. Именно так может появиться в расширяющейся экономике "услуг" и развлечений формула оплаты "все включено" для жилья-зрелища, коллективных псевдо-путешествий во время каникул, абонементы на культурное потребление, и продажа собственно общения в виде "увлекательных бесед" и "встреч с выдающимися личностями". Этот набор зрелищных товаров, который не мог бы пользоваться спросом если бы не было дефицита соответствующих реальностей, фигурирует, естественно, среди заметок, вещающих о распродажах, и может оплачиваться в кредит." (6, 152)
Я думаю, большинство читателей в наши дни видело рекламные объявления вроде: "Великолепная семерка (Европа + отдых в Испании, автобус/паром + авиа Барселона-Москва)." Во Франции их было полно уже в 60-е годы.
А еще вспоминается наблюдение, что количество живых медведей и тигров уменьшается, когда возрастает количество игрушечных. А еще, Пруст с его поисками утраченного времени.
Интересно, что острота наблюдений Дебора от главы к главе не уменьшается, но марксизм оказывает ему здесь плохую услугу - его явно одолевает соблазн прибегнуть к марксистской фразеологии, как к последнему аргументу, вместо того, чтобы в полной мере воспользоваться своей собственной способностью к острому анализу.
Фраза, которой заканчивается глава - явная калька с Маркса: "Мир обладает уже мечтой [или сном] о времени, теперь он должен осознать его, чтобы жить в нем [во времени] реально." (6, 164)
"Спектакль [зрелище] как нынешняя социальная организация паралича истории и памяти, отказа от истории, которая основывается на историческом времени, есть ложное сознание времени." (6, 158)
"Чтобы довести тудящихся до положения "свободных" потребителей и производителей времени-товара, предварительным условием была насильственная экспроприация их времени. Зрелищный возврат времени стал возможным только как следствие этого первоначального ограбления труженика."(6, 159)
Некоторые другие наблюдения, однако, достаточно интересны, для того, чтобы привести соответствующие цитаты.
"Индивидуально пережитое в отчужденной повседневности остается без языка, без концепции, без критического доступа к своему собственному прошлому, для которого нигде нет места. Оно не сообщается. Оно остается непонятым и забытым, замещаясь ложной зрелищной памятью о том, чего не стоит запоминать."(6, 157)
"Реклама страхования жизни настаивает на том, что преступно умереть, не обеспечив регуляцию системы после такой экономической потери; а реклама "американского образа смерти" настаивает на своей способности сохранить, при встрече со смертью, максимальное подобие жизни."(6, 160)
Седьмая глава, "Освоение территории".
Название главы взято из книги Льюиса Мамфорда (1895-1990), известного специалиста по истории цивилизаций, урбанизма и техники. Чтобы не отвлекаться надолго от основной темы этих заметок, и в тоже время дать некоторое представление об идеях Мамфорда, стоит процитировать его слова о "Центре Мировой Торговли", написанные в 1970, когда были воздвигнуты знаменитые башни, уничтоженные террористами в 2001. Слова взяты из второго тома его книги "Миф о Машине" ("The Myth of the Machine "), под названием "Пятиугольник власти" (" The Pentagon of Power ") : "Это формализованное выражение мегатехнического хаоса является негативным дополнением внешней вышколенности и ежедневной дисциплины. Центр Мировой Торговли Нью-Йоркской Портовой Администрации, с его 110 этажами, это характерный пример бесцельного гигантизма и технологического эксгибиционизма которые ныне уничтожают живую ткань любого большого города. (...) Изъяном динозавров были недостаточные размеры мозга, и Центр Мировой Торговли всего лишь еще один такой динозавр."
Начинается глава с цитаты из "Государя" Макиавелли, в которой говорится, что тот, кто становится господином города, привыкшего жить свободно, и не разрушит его, должен быть готов к тому, что сам будет уничтожен этим городом.
Напомним, что книга вышла задолго до возникновения Интернета, тем не менее, многое из того, что говорит Дебор, актуально именно для интернетной эры. Не удивительно, что Интернет имеет самое прямое отношение к мировому спектаклю, о котором он пишет. Впрочем, не будем следовать за модой, и ставить Интернет на первое место.
Он пишет о всеобщей унификации и банализации, навязываемой капиталистическим производством. "Эта мощь однообразия - крупнокалиберной артиллерии, под ударами которой рухнули все Китайские стены." (7, 165)
Он говорит об урбанизации. "Урбанизм - это овладение природным и человеческим окружением со стороны капитализма, который, логически развиваясь в абсолютное господство, может и должен переделать все пространство как свою собственную декорацию." (7, 169).
Он цитирует Льюиса Мамфорда ("Город в истории"): "При наличии средств массовой коммуникации на большие расстояниях, изоляция [индивидуумов, составляющих] население оказалась куда более эффективным методом контроля."
Развивая мысль Мамфорда, Дебор пишет: "Изолированные индивиды должны интегрироваться в систему, как индивиды, изолированные вместе: заводы и дома культуры, деревни для отдыхающих и "грандиозные [архитектурные] ансамбли" специально организуются для того, чтобы создать это ощущение псевдо-коллектива, который сопровождает изолированного индивида и в семейной ячейке: повсеместное использование приемников для приема посланий [мирового] спектакля приводит к тому, что его изоляция оказывается населенной навязанными образами, образами, которые обретают в полной мере свою власть над ним только благодаря этой изоляции."
Что ж, эти слова, которые в 60-е годы скорее относились к телевидению, относятся в полной мере и к современному Интернету.
Восьмая глава, "Отрицание и потребление в культуре".
Тема этой главы представляла для Дебора не только теоретический интерес - он сам активно участвовал в литературно-художественных движениях второй половины ХХ века в качестве "писателя, эссеиста, деятеля кино и революционера" (как характеризует его французская википедия). В частности, он был создателем так называемого "ситуационистского интернационала" (1957-72). В области кино он известен как создатель нескольких модернистских фильмов, последний и наиболее зрелый - Ingirumimusnocteetconsumimurigni (1978),название которого - латинский палиндром, фраза, одинаково читающаяся от начала к концу и от конца к началу, в переводе "Мы ходим по кругу в ночи и нас пожирает огонь".
В общем, каждый говорит о своем, о том, что наболело. Читая Дебора, в очередной раз убеждаешься в этом. Понимаешь ужас личности, которая направляет свои усилия на коммуникацию с другими личностями и вдруг понимает, что межличностное пространство, какие-то находящиеся в нем безликие центры, порождают сигнал, адресованный всем и подменяющий собой нормальное общение, порожают навязчивые симулякры, подменяющие собой личность другого. В сущности, именно это характеризует спектакль, о котором он рассуждает в своей книге. Почему он пытается трансформировать свою боль в глобальную концепцию, призванную обеспечить объяснение всему на свете?
Мне кажется, здесь проявляется влияние одного из глубоко скрытых, основных, и вместе с тем ошибочных, допущений марксизма - а именно, допущения о последовательной смене формаций. Или, если выразиться точнее, привычное для марксизма использование ошибочной логической схемы, типа "одна система отношений вытесняет другую, следовательно, она сильнее (прогрессивнее, эффективнее), следовательно, со временем она заменит ее полностью". Ошибка состоит в том, что не учитывается, что сила сопротивления зависит от области приложения силы, и процесс вытеснения на практике обычно приводит лишь к созданию нового равновесия. В современном мире прекрасно сосуществуют родо-племенной строй, например, как наиболее эффективная форма организации бандитских сообществ, рабовладельческий (гастарбайтеры), феодальный (чиновничество), социалистический (значительный сектор экономики и научно-университетской жизни во многих странах). Поэтому, говоря о силе "спектакля", Дебор говорит лишь об одной стороне дела. Но - подчеркнем - говорит чрезвычайно интересно. Боль - источник проницательности.
"Конец истории культуры проявляется двояким образом: с одной стороны, через проект ее преодоления в тотальной истории, и с другой стороны, через ее сохранение в качестве мертвого объекта, в зрелищном созерцании." (8, 184)
"Культура, вся ставшая товаром, должна также стать звездным товаром общества спектакля. Кларк Керр, один из наиболее продвинутых идеологов этой тенденции, подсчитал, что сложный процесс производства, распределения и потребления знаний, занимает уже ежегодно 29% валового производства в Соединенных Штатах; и он считает что во второй половине этого столетия культура будет играть роль такой же движущей силы экономики, какую играло производство автомобилей в его первой половине, и железные дороги в конце прошлого века."
Насчет "знаний", это, как говорится, вопрос тонкий. Считать ли, что то, что таким образом распределяется, это действительно знания? Еще лет за 30 до Дебора, Т.С. Элиот, знаменитый поэт, писал: "Мы променяли нашу мудрость на знания, а наши знания на информацию." Глядя из начала 21 века, неизбежно думаешь об интернете и его роли в том, что сейчас считается производством.
Да и сам Дебор продолжает: "Набор знаний, который продолжает развиваться в настоящее время как зрелищная мысль, должен оправдать общество, которое не имеет оправданий, и превратиться в науку нечистой совести." (8, 194).
"Зрелищная критика зрелища." (8, 196)
"Те, кто осуждают абсурдность или опасности расточительства в обществе экономического изобилия, не понимают, чему служит расточительство. Неблагодарные, они осуждают, во имя экономической рациональности, иррациональных стражей, без которых рухнула бы власть этой экономической рациональности." (8, 198)
"Вне всякого сомнения, критическая концепция зрелища может также быть вульгаризована и заменена какой-нибудь кривой формулой социально-политической риторики, для того, чтобы абстрактно объяснить и осудить все, и таким образом, послужить защите зрелищной системы. Поскольку очевидно, что никакие идеи не могут вывести за пределы существующего спектакля, но всего лишь за пределы предвзятых идей о спектакле." (8, 203)
"Идеи улучшаются. Смысл слов принимает в этом участие. Плагиат необходим. Этого требует прогресс. Он охватывает фразу автора,. пользуется его выражениями, стирает ложную идею, заменяет ее правильной." (8, 207)
"Реальное отрицание культуры - единственное, что сохраняет ее смысл." (8, 210)
Девятая глава. "Материализованная идеология."
Почему-то в этой главе Дебор особенно акцентирует внимание на связи идеологии с шизофренией. Здесь он много ссылается на Йозефа Габеля, венгерского марксиста-эмигранта (антисталиниста) , осевшего во Франции, главным образом, на его книгу "Ложное сознание: очерк овеществления". Вообще, на кого ссылатеся Дебор, не менее интересно, чем его наблюдения современного общества. В большинстве случаев это тоже провидческие, если не прямо пророческие книги.
С исторической точки зрения, можно напомнить о некоторых нацистах, например, Гейдрихе, которых считают ныне шизоидными личностями, если не прямо клиническими шизофрениками, с их скрупулезной материализацией идеологии в виде концлагерей и обслуживающей их системы.
Можно вспомнить также шизофренике-"утописте" Фурье, который подсчитал, что в идеальном фаланстере должно быть ровно 1363 обитателя.
"Освободиться от материальных основ перевернутой истины, вот в чем заключается самоосвобождение нашей эпохи." (9, 221)
"Критика, которая выходит за пределы спектакля, должна уметь ждать." (9,220)
3
Между "Обществом спектакля" и "Комментариями" лежит интермедия. Раз мы говорим о спектакле, естественно употребить театральный термин, не так ли? Правда, эта интермедия реальна и трагична. Убийство. Может быть, и спланированное каким-нибудь неведомым (для нас) автором, но не раскрытое, к конечному удовлетворению читателя, как в детективе. Жертва - Жерар Лебовиси (так произносится - с ударением на последнем слоге - имя его по-французски; живи он в России, было бы, наверное, Лейбович). Покровитель, "спонсор" Дебора-кинематографиста.
Информация из интернета (http://www.13emerueuniversal.fr/dossier/le-meurtre-et-les-rumeurs):
"5 марта 1984 г., Жерар Лебовиси был убит несколькими выстрелами в подвальном паркинге. К этому времени он решил порвать с кино и посвятить себя книгоизданию.
Он получил телефонный звонок от имени некой Сабрины после полудня 5 марта и сделал пометку о предстоящей встрече на клочке бумаги, который спрятал в карман. После этого он позвонил жене и сказал, что опоздает к ужину, а затем отослал своего шофера. Это был последний свидетель, который видел его живым. Его нашли 7 марта в подземном паркинге на авеню Фош, убитого 4 пулями из мелкокалиберной винтовки в затылок. При нем была крупная сумма денег, что исключает корыстный мотив убийства.
Его документы исчезли. Это заставляет предположить заказное убийство, от убийцы требовалось принести документы, как доказательство выполнения задания. Из четырех гильз, найденных на месте преступления, три валялись на полу, но четвертая стояла вертикально на донышке. Некоторые видят в этом подпись мафии..."
А что же Дебор? В 1984 он пишет "Размышления об убийстве Жерара Лебовиси". Затем, в 1988, публикует "Комментарии к "Обществу спектакля"", посвященные памяти Лебовиси. Комментарии он пишет, не заботясь больше о подгонке под марксисистскую матрицу. Впрочем, пишет осторожно - зачем лишние провокации? Провокации - часть спектакля, а он, по его словам, не хочет играть в эти игры.
В начале "Комментариев" он пишет: "Эти комментарии заведомо скоро станут известны пятидесяти или шестидесяти лицам; что уже много, в те дни, в которые мы живем, и когда в них обсуждаются столь серьезные вопросы. Это произойдет еще и потому, что в определенных кругах я имею репутацию знатока. Нужно равным образом учесть, что из этой элиты, которую они заинтересуют, половина, или очень близкое к этому количество, состоит из людей, которые тратят все свои силы на поддержание системы зрелищного господства, а вторая - на то, чтобы делать ровно противоположное. Принимая во внимание интересы весьма проницательных и подвергающимся столь разнообразным влияниям читателей, я, разумеется, не могу говорить вполне свободно. Я должен уделить особое внимание тому, чтобы не научить слишком многому невесть кого.
Злоба этих дней заставит меня, в очередной раз, писать в новой манере. Некоторые элементы сознательно будут опущены; и общий план должен остаться достаточно туманным. Встретятся даже, как знак времени, кое-какие обманки. Если вставить ряд дополнительных страниц, сможет проявиться смысл целого: подобным образом, секретные статьи часто добавлялись к тому, о чем открыто сообщают договоры между государствами, или же некоторые химические вещества раскрывают неизвестную часть свойств только соединяясь с другими. Но увы, в этом небольшом труде будет слишком много вещей, легких для понимания." (I)
4
Структура книги:
"Комментарии к "Обществу спектакля"" состоят из XXXIII параграфов (в отличие от "Общества спектакля" не распределенных по главам), с добавлением в конце книги предисловия к четвертому итальянскому изданию "Общества спектакля".
Марксистской фразеологии стало гораздо меньше.
Собственно комментарии начинаются с констатации изменений, произошедших за последние 20 лет. Для удобства чтения, я позволил себе добавить подзаголовки к приводимым ниже выдержкам и моим собственным комментариям к комментариям Дебора.
Вводные замечания.
"Я коснусь нескольких практических следствий, пока не слишком известных, которые вытекают из стремительного распространения спектакля за последние 20 лет." (II)
"Наиболее важное изменение во всем, что произошло за 20 лет, опирается на саму непрерывность спектакля. Не так важно совершенствование медиатического инструментария, которое уже раньше достигло весьма продвинутой стадии развития: дело в том, что доминирование спектакля смогло воспитать поколение, подчиняющееся его законам. Необычайные новые условия, в которых выросло, в своей массе, это поколение, в точности резюмируют все, чему спектакль мешает; а также все, что он позволяет." (III)
Да, к слову, господство "спектакля", в понимании Дебора, никто больше не оспаривает. Газета "Монд" от 19 сентября 1987 прекрасно иллюстрирует формулу: "Нет нужды говорить о том, что существует." "Монд" пишет: "То, что современное общество это общество спектакля - вопрос решенный. Скоро придется обращать внимание на тех, кто не пытается обратить на себя внимание. Никто больше не считает книг, которые описывают феномен, характеризующий развитые страны, но коснувшийся уже и самых отсталых. Но стоит заметить тот забавный факт, что книги, которые анализируют, обычно чтобы его осудить, этот феномен, должны сами служить спектаклю, чтобы о них узнали."(III)
"Неискренняя дискуссия о спектакле, т.е. о том, что делают хозяева мира, таким образом, организована ими самими..." (III)
"Кажущаяся бесконечность расходящихся мнений в средствах массовой информации скрывает, напротив, замечательное единство спектакля, которого добиваются с удивительной настойчивостью."(III)
О новых аспектах концепции спектакля, в частности, понятии интегрированного спектакля.
Далее Дебор пишет: "В чисто теоретическом плане, мне следует добавить к тому, что я говорил раньше, всего одну, но далеко идущую деталь. В 1967 я различал две формы, сменяющих друг друга и соперничающих, власти спектакля, концентрированную и диффузную. Одна и другая парили над реальным обществом, как его цель и его ложь. Первая, выдвигающая на первое место идеологию, связанную с личностью диктатора, сопровождала тоталитарную контрреволюцию, как нацистскую, так и сталинскую. Другая, толкая получателей зарплаты осуществлять их свободный выбор среди множества новых товаров, которые противостояли друг другу, представляла собой эту американизацию мира, которая пугала некоторыми аспектами, но также соблазняла те страны, где буржуазная демократия традиционного типа смогла удержаться дольше. С тех пор образовалась третья форма, путем продуманной комбинации двух первых, и на общей основе той, которая показала себя более сильной, а именно диффузной. Речь идет об интегрированном спектакле, который в конечном счете навязывается всему миру." (IV)
"Интегрированный спектакль проявляется одновременно как концентрированный и как диффузный. (...) С точки зрения концентрированности, управляющий центр перестал быть очевидным: там больше нет ни всем известного лидера, ни ясной идеологии. А со стороны диффузности, влияние спектакля никогда еще не помечало собой до такой степени почти все способы поведения и объекты, которые порождает социум." (IV)
"Зрелищное правительство, которое в настоящее время владеет всеми средствами фальсификации производства, равно как и восприятия [его результатов], является абсолютным хозяином воспоминаний, подобно тому, как оно является также бесконтрольным господином проектов, которые формируют наиболее отдаленное будущее. (...)
В этих условиях мы видим, как вдруг, будто сорвавшись с цепи, с удивительной легкостью кладется карнавальный конец разделению труда; тем более приветствуемый, что он совпадает со всеобщим движением по ликвидации всякой настоящей компетентности. Финансист берется петь, адвокат становится информатором полиции, булочник демонстрирует свои литературные предпочтения, актер - начинает управлять страной, повар - философствовать об этапах приготовления пищи, как о звеньях мировой истории." (IV)
"Общество, модернизированное до стадии интегрированного спектакля характеризуется комбинированным воздействием пяти основных черт, а именно: беспрестанного технологического обновления; слияния экономики с государством; повсеместного распространение секретов; лжи, не допускающей возражений; вечного настоящего времени." (V)
"Тот единственный факт, что ложь больше не допускает возражений, придает ей совершенно новое качество. Тотчас же оказывается, что для правды почти не осталось места, и в лучшем случае ей отводится роль гипотезы, которую никогда не удастся доказать." (V)
Спектакль и история.
"Конструирование настоящего ... достигается бесконечным прокручиванием одной и той же информации. с возвращением в каждый момент к одному и тому же списку обрывков, повторяемых со страстью как важнейшие новости; притом, что очень редко и второпях сообщаются новости действительно важные, касающиеся тех вопросов, где действительно происходят серьезные изменения."(V)
"Первой задачей господства спектакля было заставить исчезнуть историческое знание в целом; и прежде всего всю информацию и все разумные комментарии, касающиеся наиболее близкого прошлого." (VI)
Несколько президентов. Дебор пишет: "один президент Республики, впоследствие забытый... наивно выражал радость, которую он испытывал "зная, что в наконец-то мы живем в мире без памяти, где, как на поверхности воды, один образ прогоняет другой..."". Недавние президенты Франции, по крайней мере, начиная с Саркози, сделали развлечение публики одной из своих главных задач. Вспоминаются и другие - президент Клинтон, волновавший американскую публику на протяжении двух сроков, президент Галактики из книжки "Автостопом по Галактике" Дугласа Адамса, основной задачей которого было отвлекать недовольство народов от истинных хозяев, всевозможные президенты-любители экзотических мундиров, редких животных и т.п.
"Конец истории - приятный отдых для любой нынешней власти." (VI)
Снова вспоминается вошедший в моду уже после смерти Дебора американский философ Фукуяма, с его нашумевшей книгой "Конец истории". В обществе спектакля никакой шум и никакая мода случайными не бывают.
"Неспособность заставляет повсюду себя уважать, над ней нельзя смеяться; в любом случае, стало невозможно донести до широкой публики, что над ней смеются." (VI)
"После разрушения истории, уже и сами современные события отходят в сказочную даль, среди рассказов о них, которые невозможно проверить, статистических данных, которые невозможно проконтролировать, невероятных объяснений, и обоснований, которые не выдержали бы никакой критики." (VII)
"Один из аспектов исчезновения всякого объективного исторического знания состоит в том, что любая персональная репутация лепится и очищается как угодно теми, кто контролирует всю информацию - ту, которую собирают, и ту, которую распространяют, весьма отличную от первой; они обладают, таким образом, всеми возможностями для фальсификации." (VII)
"Становится возможным изменить от сих до сих все прошлое кого-либо, радикально изменить его и реконструировать в стиле Московских процессов; и притом без организации тяжеловесного процесса." (VII)
"То, о чем спектакль не говорит в течение трех дней, все равно что не существует."(VII)
"Принято считать, что история возникла в Греции вместе с демократией. Можно убедиться, что она исчезнет вместе с нею." (VII)
Спектакль и совершенство.
"Общество, которое называет себя демократическим, достигнув стадии интегрированного спектакля, признает, как нечто само собой разумеющееся, что оно само находится в состоянии хрупкого совершенства. А именно, оно не должно подвергаться атакам (и даже простой критике, - С.С.) поскольку оно - хрупкое; а кроме того, его нельзя атаковать, поскольку оно - совершенство. Оно хрупкое, поскольку ему очень трудно управлять опасным прогрессом технологий. Но оно совершенное с точки зрения управляемости; и доказательством служит то, что все, кто хотят управлять, хотят управлять именно им, и не видят необходимости что-либо менять в системе управления. Впервые в Европе ни одна партия, ни даже группировка внутри партии, не претендует на то, чтобы изменить что-то существенное." (VIII)
"Повсюду, где царит спектакль, единственные организованные силы - это те, которые хотят зрелищ. Никто, таким образом, не может быть больше врагом существующего порядка, ни выйти за пределы заговора молчания который охватывает все." (VIII)
"Никогда цензура не была более совершенной. Никогда еще мнение тех, кого уверили, в некоторых странах, что они остаются свободными гражданами, не имеет меньшего права на то, чтобы о нем узнали, по крайней мере, в тех случаях, когда их выбор мог бы повлиять на реальную жизнь." (VIII)
"Эта демократия, столь совершенная, творит своего необъяснимого врага - терроризм. Она предпочитает, на самом деле, чтобы о ней судили скорее по ее врагам, чем по ее достижениям. Историю терроризма пишет государство: она, таким образом играет воспитательную роль. Население, привыкшее к спектаклю, не может, без сомнения, все знать о терроризме, но оно знает достаточно, чтобы его можно было убедить, что по отношению к этому терроризму, все остальное выглядит приемлемым, во всяком случае, более осмысленным и демократическим." (IX)
"Можно заметить, что интерпретация тайн терроризма казалось бы, приравнивает два противоположных мнения (...) Одни не видят в терроризме ничего иного, кроме нескольких очевидных манипуляций со стороны секретных служб (по-видимому, мнение распостраненное среди либералов, чурающихся политики - С.С.); другие, напротив, считают, что террористам надо главным обрузом поставить в упрек полное отсутствие чувства истории (вероятно, "институциональные" коммунисты того времени - С.С.). Но минимальная историческая логика покажет, что нет никакого противоречия между тем, чтобы не иметь чувства истории и одновременно легко поддаваться манипуляциям..." (IX)
Абстрактные сетования (или восклицания) такого плана, как бы точно и красиво порой они ни звучали, приходится слышать все же не раз, и из самых разных источников. Но Дебор не пренебрегает и конкретными примерами, причем не потерявшими своего интереса и поныне.
В 1978 году во французском суде обсуждался вопрос о высылке немецкого рабочего по имени Габор Винтер. Экстрадиции требовали немецкие власти, основное обвинение состояло в том, что он, рабочий-типограф, печатал нелегально подрывную литературу. Единственным препятствием могло служить доказательство, что высылка грозит ему по политическим мотивам - таков французский закон. Но представитель министерства юстиции живо доказал, что "Габор Винтер является не политическим, а социальным преступником. Он отказывается от социальных обязательств. Настоящий политический преступник не отвергает общество. Он атакует политические, а не социальные структуры." (IX)
"Среди всех социальных преступлений, ни одно не должно рассматриваться как худшее, чем наглое желание изменить что-либо в обществе, которое считает, что до сих пор оно было слишком терпеливым и доброжелательным; но ему надоело, что его осуждают." (IX)
О технике подчинения спектаклю.
Здесь многое упирается в вопросы массовой психологии, психологии подчинения. Напомним, конечно, что "спектакль" в понимании Дебора не ограничивается рамками того общества, которое называется демократическим - просто о других его формах (например, "концентрированном спектакле", характерном для авторитарных и тоталитарных обществ) он писал раньше - быть может, кстати, точнее "концентрированный спектакль" называть централизованным спектаклем.
"В техническом плане, изображение, выбранное и сконструированное кем-то другим, стало определять отношение индивидуума к миру, на который раньше он глядел своими глазами ... очевидно, что изображение вынесет все; внутри одного изображения легко сочетать то, что в реальном мире является несовместимым." (Х)
"Дискурс спектакля заглушает все, что ему не подходит, не говоря уж о том, что ему действительно надо держать в секрете. То, что он показывает, он изолирует, исключая окружение, прошлое, намерения, последствия. Он не нуждается в логике. Поскольку никто больше не имеет возможности ему противоречить, он присваивает право противоречить самому себе, подправлять свое прошлое." (Х)
"Язык компьютера, основанный на бинарной системе, поощряет бинарный подход ко всему... Политическое? Социальное? Надо выбирать, одно не может быть другим."
(Заметим, что в случае изображений поощряется совсем другое. Но спектакль не нуждается в логике. Бинарность не должна превращаться в многошаговый анализ, который требует времени. - С.С.)
"Непосредственная причина упадка мысли коренится в том, что любое рассуждение, допущенное на сцену не оставляет никакого места для ответа [из публики, - С.С.]." (Х)
"Стирание личности роковым образом сопровождает всякое существование, подчиненное нормам спектакля, в силу этого все более лишенное возможности получить реальный опыт и открыть свои собственные предпочтения." (XII)
"Доходит до того, что подозреваемый в суде, невиновный, признается в преступлении, которого он не совершал; в силу того только, что на него произвела впечатление логика обвинителя. (Случай доктора Аршамбо в Пуатье в 1984 г.)"
Ну, от себя добавим, что логика, сопровождаемая иными воздействиями, может быть куда более эффективной. - С.С.
Интересное замечание про интернет, который в то время был еще в зародыше.
"Мыслитель из Торонто (McLuhan, которого считают одним из пророков интернета - С.С.) провел многие десятилетия восторгаясь невероятными свободами, которые принесет эта "мировая деревня", доступная для всех безо всяких усилий. Однако в деревнях, в отличие от городов, всегда господствовал конформизм, изоляция, злобное подглядывание, скука, издевательства, всегда нацеленные на одних и тех же персонажей." (XII)
"Методы демократии спектакля обладают большой гибкостью, в отличие от грубого тоталитарного диктата. Можно сохранять название, когда вещь по секрету подвердась подмене (пиво, говядина, философия). Можно, наоборот, изменить название, когда суть не изменилась: например, в Англии завод по переработке ядерных отходов в Виндскейле переименовали в Селлафилд, после катастрофического пожара в 1957 г." (XIII)
Издевательский пример красочного, но бесполезного описания сражения: "Предварительная стадия состояла из нескольких боестолкновений, где, с нашей стороны, солидный авангард, состоявший из четырех генералов и частей под их командованием, столкнулся с вражеским корпусом, насчитывавшим 13000 штыков. В дальнейшем началось полномасштабное сражение, продолжавшееся длительное время, в котором участвовали главные силы нашей армии, со своими 290 орудиями и кавалерией в числе 18000 сабель; в то время как враг противопоставил им не менее 3600 лейтенантов пехоты, 40 капитанов гусаров, и 24 кирасиров. Чаша весов по многу раз склонялась в каждую сторону, но конечный результат нельзя назвать вполне определенным. Наши потери были скорее несколько выше чем в аналогичных сражениях такой же интенсивности и длительности, выше, чем потери греков при Марафоне, но значительно ниже, чем потери пруссаков под Йеной." (XIII)
О роли науки.
"Говорят, что наука в наши дни подчиняется требованиям экономической рентабельности; это всегда было так. Что на самом деле является новым, это то, что экономика открыто объявила войну людям; не только за ограничение их жизненных возможностей, но за само их выживание. И именно в этом вопросе научная мысль выбрала, вопреки своей традиции борьбы с рабством, сторону господства спектакля. До этого наука обладала относительной автономией. Она умела возделывать свой участок реальности; и таким образом сумела внести большой вклад в развитие экономики. Но когда всемогущая экономика сошла с ума, а времена господства спектакля - это именно безумие экономики, она отняла последние следы научной независимости, как в плане методики, так и в плане практических условий работы исследователей. От науки больше не требуется понять мир или что-то в нем улучшить. От нее требуется оправдать то, что делается. С той же непоправимой глупостью здесь, как и в других областях, которые господствующий спектакль эксплуатирует до полного разрушения, это господство предпочитает срубить градиозное дерево знания, просто для того, чтобы из него наделать дубинок. Чтобы подчиниться этому социальному запросу безусловного оправдания, которое невозможно, лучше не думать слишком много, но освоить дискурс, свойственный спектаклю. И именно в этой области наиболее преуспела проституированная наука наших презренных дней." (ХIV)
В качестве иллюстрации Дебор приводит случай с "лекарством от СПИДа" в 1985 г.
"В ноябре 1985, после восьмидневных испытаний нового средства на четырех больных, профессора Эвен и Андриё из госпиталя Лаэннек объявили, что они, возможно, открыли лекарство от СПИДа. Они выражали обиду по поводу сомнений со стороны некоторых других врачей, не столь успешных и, возможно, снедаемых завистью. Правда, через два дня больные умерли. И эти двое защищали свое оптимистическое объявление, говоря, что "лучше ошибиться, надеясь, чем не надеяться вообще". Они были слишком невежественны для того, чтобы хотя бы признать, что этот аргумент, сам по себе, уже является полным отрицанием научного духа; и что в истории он всегда служил прикрытием для доходных мечтаний шарлатанов и колдунов, в те времена, когда им еще не доверяли управление госпиталями." (ХIV)
Интересно сравнить этот случай с возникающими то и дело и в наше время сенсациями по поводу лекарства от СПИДа, которое не найдено до сих пор. Вот что пишет по поводу этих сенсаций известный специалист-эпидемиолог М.В. Супотницкий.
"Теперь давайте посмотрим, что на практике означает перенос этого опыта (опыта борьбы с натуральной оспой - С.С.) на борьбу с ВИЧ-пандемией. Возможно ли это в принципе? Сначала придется многократно исследовать сложными иммунологическими и молекулярно-биологическими методами (а не только путем осмотра санитаром кожных покровов) население каждого города или деревни на носительство ВИЧ. Затем выявленных ВИЧ-инфицированных жителей изолировать до конца их жизни (а не на 5-10 сут, как это делали в очагах натуральной оспы в Индии), и только потом оставшееся население многократно вакцинировать ВИЧ-вакциной, если такая вдруг будет создана. Можно ли "изъять" почти 50 млн ВИЧ-инфицированных человек из эпидемических цепочек? Нет. Тогда зачем "пускать пыль в глаза" бесконечными разговорами типа: "Вот создадим ВИЧ-вакцину и покончим с ВИЧ, как с натуральной оспой"? Не покончим! Не покончим с ВИЧ/СПИД-пандемией и путем ее тщательного замалчивания, как это имеет место в настоящее время." (М.В. Супотницкий. Почему мы не победим ВИЧ/СПИД пандемию. Iнфекцiйнi хворобию. -- 2012. -- N 1 (67). -- С. 88-96; N 2 (68). -- С. 104-114.)
"Когда официальному обществу приходится признать, как и всему социальному спектаклю, что под прикрытием материально усоврешенствованных и обогащенных методов, они всего лишь используют методы старых ярмарок с их иллюзионистами, зазывалами и баронами, - не удивительно, что такую популярность обретают параллельно маги, секты, дзен в вакуумной упаковке или теология мормонов."( ХIV)
Забавно, отмечает Дебор, какую подмену претерпело понятие "неграмотности", четко определенное в свое время ЮНЕСКО. Когда обнаружилось, что в развитых странах согласно этому определению много неграмотных (он сравнивает этот неприятный сюрприз с появлением немецкого маршала Блюхера вместо французского Груши в битве при Ватерлоо), поспешно было придумано понятие "слабочитающего", с той интерпретацией, что он, якобы, освоил чтение в школе (как же иначе!), но не сумел сохранить усвоенное.
Обман и дезиноформация.
"Более ста лет назад "Новый словарь французских синонимов" А.-Л. Сарду определял нюансы значения таких слов как "подложный", "обманчивый", "самозванец", "совратитель", "коварный", "вводящий в заблуждение"; и которые все вместе являются своего рода палитрой, позволяющей изобразить общество спектакля. Не казалось актуальным в то время для Сарду, как для специалиста, характеризовать похожие слова, но имеющие отношение ко всякой группе, которая пытается участвовать в политической борьбе, вроде, например "сбившаяся с пути", "спровоцированная", "нашпигованная агентами", "манипулируемая", "узурпированная", "перевербованная". На эти нюансы никогда не обращали внимания, во всяком случае, доктринеры вооруженной борьбы." (ХУ)
"Концепция дезинформации, довольно свежая, была недавно импортирована к нам из России, вместе с рядом других изобретений, полезных в управлении современными государствами. Это понятие всегда широко используется властями, или людьми, которые обладают властью в том или ином секторе экономики или политики, для того, чтобы поддерживать существующий порядок; и всегда при этом в порядке контратаки. То, что противопоставляется единственной официальной правде непременно должно быть дезинформацией, исходящей от враждебных сил, или по крайней мере соперников, и она должна быть злонамеренно искажена. Дезинформация - это не простое отрицание факта, удобного власти или утверждение факта, который власти не подходит: такое называют психозом. В отличие от чистой лжи, и в этом данная концепция интересна для защитников господствующей системы, дезинформация должна обязательно содержать некоторую долю правды, но предполагается, что она подверглась намеренной манипуляции со стороны ловкого врага. Власть, которая говорит о дезинформации, не утверждает, что она сама лишена недостатков, но таким путем наклеивает на всякую меткую критику ярлык незначительности, который характеризует всякую дезинформацию; и старается при этом отрицать любое конкретное обвинение.
Иными словами, дезинформация - неправильное использование правды. Кто ею пользуется - виновен, а кто верит - просто имбецил." (ХУI)
Не очевидно, что Дебор прав относительно происхождения понятия "дезинформации" из России. Всякий, кто когда-нибудь видел прессу военного времени, например, первой мировой, второй мировой, корейской... гражданской в Югославии... - согласится, что "дезинформация" существует очень давно. Характерно для современно мира - и, думается, подверждает концепцию Дебора, то, что заведомые лжецы, которых много раз ловили на лжи, продолжают оставаться представителями ведущих мировых держав. Более того, можно подумать, что держать лжеца и дурака на виду, в качестве своего представителя - это лучшее доказательство власти и влияния.
"Дезинформация ныне распространяется в мире, где больше не допускается никакая проверка." (ХУI)
"Там, где говорят о дезинформации, она не существует. Там, где она существует, ее не называют этим именем." (ХУI)
"Переиначивая знаменитое высказывание Гегеля, в по-настоящему перевернутом мире, истина - только момент лжи." (ХУII)
"Так, например, в искусстве "достаточно держать штат экспертов и комиссаров-оценщиков, что довольно просто, чтобы все сходило с рук, поскольку в этой области, как и в конечном счете в остальных, именно продажа подтверждает цену. После - коллекционеры или музеи, в особенности американские, переполненные фальшивками, сами будут заинтересованны в том, чтобы охранять свою репутацию, в точности как Международный Валютный Фонд заинтересован в том, чтобы поддерживать иллюзию о высоком положительном рейтинге сотни наций, погрязших в долгах." (ХУII)
Секрет.
"Наше общество построено на секрете, от фирм-прикрытий, которые прячут от посторонних взглядов богатства, хранящиеся в другом месте, до оборонных секретов, ширмы, которая прикрывает сегодня область, где действия государства неподвластны закону..." (ХУIII)
"Становится все больше мест, в больших городах и кое-где в сельской местности, которые недоступны, т.е. охраняются и защищены от любого взгляда; находятся вне зоны невинного любопытства и хорошо защищены от шпионажа. Не будучи, строго говоря, военными объектами, они по их образцу не подлежат контролю со стороны соседей и прохожих, и даже полиции, чьи функции уже давно сводятся к наблюдению за мелкой преступностью и пресечению кое-каких ее проявлений. В Италии, когда Альдо Моро был пленником Потере Дуэ, его держали не в каком-то неизвестном здании, а именно в таком, недоступном." (ХУIII)
"Когда, например, новые условия в обществе интегрированного спектакля принудили критиков оставаться в подполье, не потому, что они этого хотят, но потому их превращают в подпольщиков с помощью с размахом организованной мизансцены, те, кому поручено за ними следить, и кто нуждается время от времени демонстрировать, что они могут опровергнуть критику, могут, если нужно, употребить против них все традиционные средства: провокации, внедрение, и различные способы подмены аутентичной критики фальшивками, подготовленными специально чтобы их опровергнуть. Неуверенность растет, когда всеобщая подмена, характерная для спектакля, дополняется множеством частных подмен. Таким образом нераскрытое убийство может быть объявлено самоубийством, в тюрьме или где-то еще; и разрушение логики позволяет организовывать судебные процессы, которые, так сказать, вертикально стартуют в область бреда, и часто дополняются с самого начала особенными протоколами вскрытия, подготовленными своеобразными экспертами." (ХУIII)
"С давних пор, все привыкли к тому, что казнят на месте людей самого разного типа. Как известно, с теоррористами борются террористическими методами. Моссад ликвидирует Абу Джихада, английская S.A.S. - ирландцев, G.A.L. - басков. Те, кто оказывается жертвами предполагаемых террористов, тоже выбираются по какому-то принципу, но невозможно определить, по какому. Можно знать, что вокзал в Болонье взорвали, чтобы Италия лучше управлялась; что в Бразилии действуют "эскадроны смерти"; а что в США отель подожгла мафия, ради рэкета. Но как узнать, какую цель преследовали "сумасшедшие стрелки из Брабанта"? "Кому выгодно" не действует в мире, где пересекаются столько скрытых интересов. Так что в мире интегрированного спектакля живут и умирают на прекрестке множества тайн." (ХУIII)
"Смешанные слухи из СМИ и полиции тут же (или по крайней мере после трех-четырех повторений) обретают вес вещественных доказательств." (ХУIII)
Добавим, что иногда, в полном соответствии с приципами спектакля, способ подачи этих информационных обрывков преднамеренно имитирует расследование. Например, выдерживатеся пауза, чтобы сделать вид, что в промежутке что-то анализируется. Скажем, высказывается подозрение, что та или иная сторона конфликта ответственна за пуск ракеты. Затем говорится, что, "по заявлению такого-то", у них есть доказательства. Затем, что эти доказательства, "вероятно", основаны на спутниковых снимках. Затем - что все доказательства налицо, подразумевая, что анализ снимков потребовал времени, но теперь он закончен. При этом, однако, никогда оригиналы этих снимков не предъявляются нейтральным экспертам. Последовательность заявлений соответствует возможному их порядку, если расследование действительно проводится, но может делаться и в случае, если никто ничего не находит, не анализирует и не доказывает, или при исследовании оригиналов снимков мог бы убедиться в прямо противоположном.
"Таким образом повсюду организовывается неуверенность. Для защиты подлинного господства производятся ложные атаки, трактовка которых средствами массовой информации отвлекает внимание от реальных операций ... иногда таким образом пытаются убедить в их (секретных служб - С.С.) карикатурном непрофессионализме, как в выборе целей, так и выборе методов..." (ХУIII)
В качестве еще одного курьеза Дебор приводит следующий пример.
"... почти все впоследствие пришли к выводу, что поиски нефти под Парижем, которые с шумом велись осенью 1986, не имели другой цели, кроме как проверить, какого уровня может достичь тупость обывателей и их неспособность к протесту; делая вид, что проводятся работы, которые не имели под собой, как в том легко убедиться, никакого экономического смысла." (ХУIII)
Секрет и власть.
"Власть стала такой таинственной, что после истории с нелегальной продажей оружия Ирану (в 1981 г.), можно было задаваться вопросом, кто в действительности управляет Соединенными Штатами, самой сильным государством в мире, которое считается демократическим?" (ХУIII)
"На более глубоком уровне, в этом мире, будто бы полным уважения, с официальной точки зрения, ко всем требованиям экономики, никто никогда не знает, сколько стоит в конечном счете тот или иной продукт: на самом деле, самая главная часть реальной стоимости никогда не подсчитывается; она остается секретной." (ХУIII)
В ХIX разделе Дебор подробно обсуждает историю панамского генерала Норьеги, того, как он служил американцам и его последующей ссоры с американцами.
"Он был диктатором без этого титула в Панаме, стране без армии, где он командовал Национальной Гвардией. Ибо Панама не является в действительности суверенным государством: она была создана ради своего канала, а не наоборот. Деньги там - доллары, и настоящая армия, которая там имеется, соответственно, иностранная. Вся карьера Норьеги, таким образом, подобно Ярузельскому в Польше, это карьера генерала-полицейского. В США импортировались наркотики, которые он поставлял, поскольку Панама не производит достаточно дохода, и он экспортировал в Швейцарию свои "панамские" капиталы. Он сотрудничал с ЦРУ против Кубы, и, чтобы ему обеспечивали прикрытие, он время от времени выдавал американцам, которые очень этим озабочены, своих соперников по операциям с наркотиками. Его главным советником по безопасности, вызывавшим ревность в Вашингтоне, был Майкл Харари, лучший из доступных на рынке, в прошлом офицер Моссада, секретной службы Израиля. Когда американцы пожелали избавиться от этого персонажа, поскольку его неосторожно приговорили в некоторых американских судах, которые не были в курсе дела, Норьега объявил, что он готов обороняться тысячу лет, из панамского патриотизма, против внешних врагов и собственных революционеров; и тут же он получил публичную поддержку более суровых бюрократических диктаторов Кубы и Никарагуа, от имени анти-империализма." (XIX)
Любопытно, что тогда в роли "бюрократического диктатора" Никарагуа выступал Даниель Ортега, который является ныне (законно избранным) президентом Никарагуа.
Норьегу Дебор называет образцом "государя нашего времени", в том смысле, что он все продает, и все разыгрывает, будучи своего рода деятелем своего рода государства, своего рода генералом и т.п.
"Для вской разведки, в соответствии с теорией войны Клаузевица, знание должно стать силой." (ХХ)