|
На севере костры вздымаются столбами,
Сквозь шепчущую ночь несется гул там-тамов.
И знает вся округа, и знает вся природа:
Вернулись воины Мафу из дальнего похода;
Сто вражеских голов несут они с собою,
Сто груженных рабынь ведут они с собою.
Добыча - вот зачем и смерть, и кровь, и стоны,
Покуда у котлов хлопочут воинов жены.
И сплетни ночными ветрами
Разносит вокруг над лесами:
Сегодня могучие Мафу
Разделались славно с врагами!
Спешат на буйный пир вожди и подпевалы,
Спешат на торжество, кипящее в краале.
Вот в хижину-дворец они чредою входят,
И каждый, кто вошел, помечен каплей крови.
Ведь на стропилах хижины над входом в эту пору
Подвесили косматую главу владыки Гору:
Тот, кто еще вчера блистал в зените славы,
Убит и обезглавлен в ночной резне кровавой.
Там-тамов гудящее эхо
Несется погибельным смехом:
У Мафу в краале сегодня
Кровавая злая потеха.
С шаманским порошком костра большое пламя
Взрывается, дрожит, искрит шестью цветами.
На коже свет огней мерцает темным глянцем;
То Мафу хоровод кружит в безумном танце,
И голые тела, как тени под луною,
Скользят, плывут - и быть перестают собою.
Кривой оскал зубов, налиты кровью очи...
И танец-ритуал огонь сплетает с ночью.
И крутятся дико танцоры
Под рев захмелевшего хора:
И пламя играет на коже
Загадочным алым узором.
В рассветной стороне под баобаба сенью,
У речки, в океан текущей жидкой тенью,
Обломков обгоревших лежат большие груды:
Разрушен палисад и хижины - а люди,
Вернее, их тела, остались трупоедам,
Пусть коршун и шакал насытятся обедом!
...Вонючий желтый дым разор сокрыл и горе,
И темная река течет неспешно в море.
И между ее берегами
Ночными сдувает ветрами
Седой окровавленный пепел
Тех, кто звался Мафу врагами.
|
Red fires in the North are glowing bright,
And tom-tom thump through the whispering night.
Aye, the jungle knows to the least leaf-blade
That the men of Mafu are back from the raid:
Back with the heads of a hundred braves,
Back with a hundred female slaves.
Aye, the men for the loot are throwing lots,
While the women bend to the cooking pots.
And the night wind blows,
And the jungle knows,
That the men of Mafu
Have smote their foes.
Chiefs and councillors haste to glut
At the feast in Mafu's palace-hut.
They stride through the door and a bead of red
Unheeded falls on each feathered head.
And scarce an eye turns toward the ghastly thing
That once was the head of Goru's king:
He that died at the height of pride,
Hung high, feet to a cross-beam tied.
And the echoes thrum
To the roaring drum
That boasts of the foemen
Mafu's overcome.
And fire-light gleams as lithe forms prance;
Mafu's warriors spin in a blood-crazed dance.
The great fire chuckles in crimson blast
As the naked, leaping forms lurch past.
Like shadow-things in the shifting light,
They leap in a ghastly voodoo rite,
And the firelight gleams on white teeth bare
In fierce-eyed faces, amid flying hair.
And the dancers whirl
Through the shadowy swirl,
Mocking the shrieks
Of a captive girl.
Far to the East 'neath a baobab tree,
By a sullen river that runs to the sea,
Smolders a heap of ruins laid
In the midst of a ruined palisade.
Veiled by a grisly, yellow smoke,
No sound is heard save the vulture's croak
And the jackals' snarl at the cindered bones -
Unheeding, the sullen river drones.
And the river flows,
And the night wind blows,
Sifting the ashes
Of Mafu's foes.
|