|
Наивный, я женщине верил - и с верой в могилу сошел,
Дубовые прочные доски тяжелым скрепили свинцом.
Другой ее принял в объятья, утешил, с собою увел -
Что ж, новая жизнь обоим им станет печальным концом.
Дубовую клетку взломаю, пророю шесть футов земли,
Рукою кровавой откину любовной утехи покров -
И кровь ее заледенеет, как только из сумрачной мглы
Покажется лик мой зловещий с ухмылкою, полной клыков.
Он тоже, со смертью столкнувшись, от ужаса будет рыдать.
Ему просто шею сломаю - надежный и чистый прием;
Он, мертвый, уже не увидит, как я разломаю кровать
И прямо за косы златые ее утащу в ад живьем...
|
Though fathoms deep you sink me in the mould,
Locked in with thick-lapped lead and bolted wood,
Yet rest not easy in your lover's arms;
Let him beware to stand where I have stood.
I shall not fail to burst my ebon case,
And thrust aside the clods with fingers red:
Your blood shall turn to ice to see my face
Look from the shadows on your midnight bed.
To face the dead, he, too, shall wake in vain,
My fingers at his throat, your scream his knell;
He will not see me tear you from your bed,
And drag you by your golden hair to Hell.
|