|
Задолго до эпохи Атлантиды, во мраке предрассветном мирозданья,
Царей дочеловеческого рода безумны были мрачные деянья:
Пронзали небо черных башен копья, в цепях стонали волны океанов
И бурные ручьи невинной крови струились с алтарей кошмарных храмов.
И Змей, чернейшей магии творенье, открыл врата чужим, запретным силам,
И боги моря, неба и тумана с землей дрожащей яростно схватились,
И нелюди-цари исход сраженья прочли в ветрах, привольных и соленых,
И столп воздвигли на холме пустынном как символ, знак судьбы, полночно-черный.
Нечеловечьи храмы и твердыни в пучине вод исчезли невозвратно,
И солнце мир согрело обновленный, испепеляя прежние проклятья.
И миром этим стали править люди, не ведая отныне Древних гнета,
Живя своею жизнью повседневной и открывая волшебство полета.
Но там, куда нет хода солнца свету, в морской пучине непроглядно-синей,
Цари дочеловеческого рода ждут, когда снова их проснутся силы.
А на холме средь джунглей непролазных стоит несокрушимая колонна -
Судьбы предупрежденье, знак былого, ключ власти древней, первозданно-черной.
Предвечный камень тронут рун узором, печатью чародейства позабытой,
Тропической жарою опаленной и бледным лунным заревом омытой.
И будет он стоять, немой и черный, слепым и слабым людям в назиданье,
Покуда с ревом не придут из Бездны кошмары из предвечного преданья.
О, если б мог мудрец безвестный прочесть те в камень врезанные руны -
"Мы, те, кто миром всем владели, вернемся и владеть им снова будем!"
И тьма тогда сомкнется над землею, и позабудут люди о свободе,
Когда из вод безвременья восстанут цари дочеловеческого рода...
|
Eons before Atlantean days in the time of the world's black dawn,
Strange were the kings and grim the deeds that the pallid moon looked on.
When the great black cities split the stars and strange prows broke the tide,
And smoke went up from ghastly shrines where writhing victims died.
Black magic raised its serpent head, and all things foul and banned,
Till an angry God hurled up the sea against the shuddering land.
And the grisly kings they read their doom in the wind and the rising brine,
And they set a pillar on a hill for a symbol and a sign.
Black shrine and hall and carven wall sank to eternal sleep,
And dawn looked down on a silent world and the blue unbroken deep.
Now men go forth in their daily ways and they reck not of the feel
Of the veil that crushed, so long ago, the world beneath its heel.
But deep in the seaweed-haunted halls in the green unlighted deep,
Inhuman kings await the day that shall break their chains of sleep.
And far in a grim untrodden land on a jungle-girded hill,
А pillar stands like a sign of Fate, in subtle warning still.
Carved in its blind black face of stone a fearful unknown rune
Leers in the glare of the tropic sun and the cold of the leprous moon.
And it shall stand for a symbol mute that men are weak and blind,
Till Hell roars up from the black abyss and horror swoops behind.
For this is the screed upon the shaft, oh, pallid sons of men:
"We that were lords of all the earth, shall rise and rule again."
And dark is the doom of the tribes of earth, that hour wild and red,
When the ages give their secrets up and the sea gives up its dead.
|