|
Аллах! Закат багряный догорает,
Вечерний ветер в окна дует хладный -
И в женской половине с грустью Занда
Афгана горы снова вспоминает.
Ах, чернь и злато древних Гималаев!
Когда-то, легконога и игрива,
Она сражалась с буйной темной гривой,
Смеясь над ветром, лезущим под платье.
На узких окнах - завесы из шелка,
Массивные решетки золотые...
А над Хайбером в небе вольно-синем
Орлов парящих слышен громкий клекот.
Тропой ползут морозной караваны,
Верблюдов вздохи дымкою клубятся...
А здесь, на юге, некуда деваться
От зноя, не помогут и фонтаны.
Аллах! А ныне вырывает силой
Раджа жестокий в атласных палатах
Те поцелуи, что она когда-то
Сама в Герате юноше дарила...
|
Allah! The long light lifts amain,
And down the cliffs the breezes start,
And in zenana, Zanda's heart
Turns to the Pathan hills again.
Black Himalaya! - desert girt,
Days gone a slim-limbed Afghan girl
Flung back a dark and vagrant curl
And mocked the wind that tore her skirt.
What if the silken curtains sway
And window bars be careen gold,
When Khyber skies are blue and cold,
And caravans wind up the way?
By Fort Jumnid the kaffiyehs go,
The crisp air smokes the camel's breath -
But southern skies beat down like death,
And silver fountains mock below.
Allah! Men have but scanty ruth;
On Delhi cushions savagely
A rajah takes the kisses she
Gave freely to a Herat youth.
|