|
Бог есть Бог, для всех - Единый, Сущий;
Мухаммад же - лишь Его пророк.
Взор застывший старых истуканов
впился в спину, как стальной клинок.
Я спускаюсь в Тофет, в мир несчастий,
где свернулся Вечный Змей в клубок.
Первая ступень - замерзший мрамор,
ниже - в белой пене серебра
Ворон вещий шлет предупрежденье:
ныне - не последняя игра.
Третий шаг - по гулкому железу,
докрасна оно раскалено;
Дальше - голый камень с коркой соли.
Со стены змея следит за мной -
Молчаливо хлопая глазами
алыми, как терпкое вино.
Тусклого базальта колоннада
обрамляет исполинский зал -
Стылый, как балтийский зимний ветер,
сколько он в могилу душ загнал!..
На колоннах вырезаны тени,
узники подземного огня;
И от мертвокаменных их взоров
сердце холодеет у меня.
Смуглая в молчаньи мне навстречу
выступает дева сквозь туман;
Взгляд ее - как омут океанский,
руки - словно лед полярных стран.
В два движенья сорваны одежды
и, нагим, иду я дальше сам...
По бокам могучие колонны,
между ними - лед, огонь и тень,
А на груде древних инкунабул
чахнет недокормленный студент.
С сыном Хама черт играет в кости,
нагло на пустой престол воссев.
А второй, как свиристель, щебечет -
да не разобрать его напев.
Царь скорбит над ребусом разбитым.
Падре выпевает интроит -
На решетке нагишом распятый,
весь кнутом исхлестан и в крови.
Самоцветный трон, что солнца ярче,
император занял молодой:
С видом он победным восседает
выше всех в истории земной -
Все бы ничего, да его брюки
щеголяют рваною дырой.
Запах пыли ветр несет восточный
сквозь шелка вселенской черноты;
Месяц бледным пламенем сжигает
злые полуночные цветы.
Звезд немые щупальца из Бездны
тянутся туманной пеленой.
Гулко плещут волны цвета стали,
это страх морской пришел за мной.
Чернь и серебро, гагат и морок:
так летят, раздвинув окоем,
Птицы нескончаемым потоком;
каждая - несет кошмарный сон.
Гулкие шаги на древних плитах:
бродят безымянные во мгле,
Нелюди, отринутые жизнью,
шкура света лунного бледней.
Вижу я чудовищные тени
тех, кому нет места на земле...
С жутким эхом демон, дух греховный,
входит, красноглаз и чернокож,
И его зловещая ухмылка
в пот бросает и в немую дрожь.
Я застыл недвижно в проскинезе;
скрип когтей по плитке - как набат,
И трезубец поднимает демон,
всаживая в мой покорный зад.
Бьюсь и корчусь я, как та лягушка,
острогой пронзенная насквозь;
Он же меня в воздух поднимает
и - летит средь хоровода звезд,
И меня попеременно хлещут
пламя и космический мороз.
Далеко внизу - поля златые,
а над ними, метлы оседлав,
Стайка голых ведьм летит со смехом,
как кометы в темных небесах.
И одним движением запястья
демон на застывший солнца шар
Бренное мое швыряет тело;
и, готовый вновь попасть в кошмар,
Вижу танцовщиц я хороводы...
Видно, слишком крепкий был удар.
Черные чулки на них и туфли
на кинжально-острых каблуках;
Каждая в меня швыряет розой,
за усмешкой дикий пряча страх.
Но порыв их смел ветров пурпурных
и унес в неведомую даль,
Розы ж растворились жгучим пеплом
в лабиринте треснувших зеркал...
В небе - силуэт летучей мыши
в зареве серебряном луны.
В сумраке Пространство умирает,
Время ж видит проклятые сны.
Череп мой стал серебром тягучим,
месяц льет с небес смертельный свет,
Синевой сапфирной рдеет сердце,
воздуха ж в груди и вовсе нет.
Тени над железным океаном
гонят златогривого коня;
Я ж с трудом, шатаясь, поднимаюсь
по ступеням пепла и огня.
Желтый морок над рекой струится.
В ночь идут из ночи корабли.
Парус золотой я поднимаю,
чтоб пределы гибельной земли
Поскорей покинуть, чтоб с рассветом
след мой в мире этом не нашли...
|
God is God and Mahommed his prophet;
Idols stared with their carven eyes
As I went down to a marble Tophet
Where misers glow and the worm never dies.
The first of the stairs were frozen marble,
The second, silver, brittle and white;
And I heard a dark bird drearily warble:
"Nero's night is another night."
The third of the stairs were of iron, glowing,
The fourth, bare rock with the crust of salt,
And a red eyed serpent watched my going,
But he sang no ballad nor bade me halt.
Columns towered in scorn basaltic
As I went down a glimmering hall,
Huge as the floor of the icy Baltic,
Where men were futile and strange and small.
Granite ghosts with their eyes of fire
Ringed the bases carven and scrolled,
They burned my breast with their dead desire -
Their jaws gaped and my heart was cold.
A dark girl came from the mists and silence,
Her eyes were oceans, dusky and slow,
And her hands were ice as with still cold violence
She stripped me naked and let me go.
To right and left swept out the columns
With a fire-cold world of space between,
And high on a heap of iron-bound volumes
Brooded a scholar, wolfish and lean.
One sat high on a throne of granite,
Tossing dice with a son of Ham,
Another sang like a soaring gannet,
But the only word he knew was "damn."
A king mulled o'er a broken riddle.
A friar sang praises to the Pope,
As they scorched his buttocks over a griddle
And lashed his back with a knotted rope.
A youthful emperor sat in glory.
Gems shone bright on his throne like sleet.
Greater than all the kings of story -
Save that his breeches lacked a seat.
A granite wind from the east was blowing;
Night breathed with a silken sigh,
Over the spires a moon was glowing,
A still, pale fire in a marble sky.
Tentacles of the stars were merging,
Wrapped in the mist the silence lay.
Iron seas on their black shores surging,
Burned my limbs with their witch-fire spray.
Ebon and silver, jet and umber,
Flew the birds in a slender stream,
Skyline to skyline, without number,
Each one bearing a broken dream.
Feet clashed on the sombre tiling -
Nameless forms in the shapeless dark;
I saw the monsters drearily filing,
Lifeless, naked, inhuman and stark.
Then a demon came like a dream of sinning
And the echoes gibbered my hollow cries;
I saw how his evil jaws were grinning,
His body of jet and his great red eyes.
On the tiles, above my screeching strident,
His jade nails clanked like desert gongs,
And I could not move as he raised his trident
And through my buttocks he thrust the prongs.
Borne high as a skewered lizard,
I writhed and roared as he rushed through space.
And I flew through the air like a flying wizard
And the breath of the stars was in my face.
Far below lay the golden ditches.
Laughing, taunting, I saw them fly,
A shimmering arc of naked witches,
Like a silver bridge in the broken sky.
Then with a flick of his wrist, the devil
Flung me over a frozen sun,
And I fell and lay on a scintillant level,
Watching dancers that reeled and spun.
Each of the women was wearing only
High heeled slippers and black silk hose.
Their laughter rose but the sound was lonely,
And each of them tossed me a great black rose.
Winds that were purple, tossed and blew them,
Dusky blossoms from ebon lands,
But the petals fell and the thorns struck through them.
They turned to dust in my clutching hands.
The moon sank and a bat was flying,
Shadows sank through that red domain.
Time was sleeping and Space was dying.
Long dead teachers rumbled in vain.
I felt my skull was to silver turning,
Now when the moon was bright with death,
My heart was a sapphire, bluely burning,
A scented mist was all of my breath.
Shadows lay on the iron ocean,
Brazen beaches and golden mire,
My feet moved in a curious motion
As I went up a ladder of fire.
Yellow mist on a silver river.
Ships that steer from night unto night.
I bought my boat with a golden stiver
And spread my sails in the morning light.
|