|
Ниппона мужи низкорослые, смуглые солнца сыны,
Да, вы подражаете Западу для собственной блага страны:
На стягах вы солнце лучистое сменили разящим мечом,
Намет же гербовый украсили раскинувшим крылья орлом.
Ниппона мужи низкорослые, смуглые солнца сыны:
Вам снятся в последние годы смертельно опасные сны.
Величье? Империя? Доблесть? Все это лишь пепел и пыль,
Лишь шелест на пир вами званных стервятников сложенных крыл.
Империя, быль нерожденная - абрис из пены морской,
Ее рубежи отмечает людских костяков белый строй;
Причем эти кости - все ваши, а вовсе не ваших врагов,
И море багряное - ваша, империи верная кровь.
Ниппона мужи низкорослые, смуглые солнца сыны:
Пусть даже не вынесет Запад всех тягот грядущей войны,
Пусть выйдет последний из белых и голову сложит свою
На поле, где Запад с Востоком схватились в последнем бою.
Пусть всех нас, как скот бессловесный, отправят на бойню, под нож,
Пусть вы облачитесь в накидки из наших ободранных кож;
От жертвенной крови протухнет порядка вселенского ось -
Империя ваша, которой родиться еще не пришлось.
И после, надежды лишенным, придется в отчаяньи вам
Сидеть на вершине сожженной, уставясь в кровавый туман,
Покуда империя ваша, которой все отдали вы,
Горит, осыпается прахом, причем - невозвратно, увы.
Разрушенных зданий скелеты, остатки разбитых судов,
Миазмами полные язвы на месте больших городов,
Поля, где средь тучного жита рядами лежат мертвецы -
Вот все, что с победой над нами получите вы, о глупцы.
Мы все, что построили, сами сожжем в погребальном костре,
Коль выпадет черный нам жребий в погибельной этой игре;
И жен и детей своих тоже в том пламени алом сожжем,
Чтоб вновь с ними соединиться скорее - и в мире ином.
То пламя, что мы запалили, еще будет видно в ночи,
А мы уже бросимся сами на острые ваши мечи;
Когда ж вы картинно замрете, убитым забравшись на грудь -
В пяту победителей сможем мы мертвые зубы воткнуть.
Но если покажет Фортуна вам то, что пониже спины,
Ниппона мужи низкорослые, смуглые солнца сыны,
И Запад одержит победу в той битве, в тот памятный день -
Страну Восходящего Солнца накроет палящая тень.
Трофеев от вас нам не надо. Совсем. Никаких. Никогда.
Плоть вашу мы скормим акулам и ваши сожжем города,
Чтоб мир позабыл поднебесный язык ваш и вид навсегда,
Чтоб в безднах былого исчезло названье "Ниппон" без следа.
И будут империю вашу утюжить с ревущих высот
Железные эскадрильи, трубя за налетом налет,
Покуда не станет безмолвной избитая сталью земля,
Под огненно-пламенным небом сожженная нами дотла.
А после средь ваших развалин шакалы начнут пировать
И коршунов жадные стаи плоть мертвую будут терзать,
И драться начнут трупоеды за скудно накрытый им стол,
За каждый обглоданный хрящик и полусгоревший мосол.
Когда же закончится ужин, очистив от вас острова,
И трижды пронзительно ухнет над мертвой страною сова,
Затянет удушливым смрадом руины твердынь и дворцов...
Таким и запомнится вашей империи павшей лицо.
И тучную почву не взрежет металлом окованный плуг,
Свирель мелодичною трелью не станет будить вешний луг:
Ни плугов, ни пахарей больше не будет средь этих долин,
И не зазвучит рукотворных напевов меж горных вершин.
А символом вашим последним - кошмарным, как весь этот сон,
Багряным, как свежие трупы, убийственным, словно огонь, -
Последним останется символом от низкорослых людей,
Что солнца сынами назвались и были рассвета смуглей, -
Останется символ ужасный на крейсера остром носу
На белую пялиться пену, которая плещет внизу,
Победы внушительным знаком, ведь плыть нам - обратно, домой,
На родину варваров белых вернется железный конвой.
Останется символ ужасный на крейсера остром носу,
С кровавым безумным оскалом, под ветром роняя слезу:
Ты грезил империей? Что же, цена твоим громким словам -
Твоя, низкорослый и смуглый, оторванная голова.
|
Little brown man of Nippon
Who apes the ways of the west,
You have set the sword on your standard,
And the eagle on your crest.
Little brown man of Nippon,
You have dreamed a deadly dream;
You have waked the restless ravens
And the rousing vultures scream.
Oh, lines of an unborn empire,
Foam of a rising flood,
Your bones shall mark the borders,
The tide shall be your blood.
Little brown man of Nippon,
Though the star of the West be set,
And the last of the fair-haired strew the field
Where East and West be met -
Though you herd us down like cattle,
And hew us down like corn,
Our blood shall drown your vision
Of the empire yet unborn.
In utter desolation, and despair
At the end, on a blackened hill,
You shall sit and view your empire,
Broken and charred and still.
The beams of shattered houses,
Reared stark against the sky,
And fields wherein, for waving grain,
Long waves of dead men lie.
We will set the torch with our own hands
To wall and roof and spire;
We will cut the throats of our women,
And feed our babes to the fire;
We will fling our naked bosoms
Against your bloodied steel;
As you tread us under, dying,
Our teeth shall rend your heel.
But, little brown man of Nippon,
Should the dice fall otherwise,
And the gods of the fair-haired triumph
When the battle-dawns arise -
We will give your flesh to the sea-gulls
And your cities to the flame,
Till the world forgets your visions,
And the years forget your name.
Over your island empire
Shall our steel-clad squadrons fly
Till the land lies black and silent
Under a flame-ripped sky.
Till the hungry wolf goes slinking
Along your shattered streets,
And the kite in your ruined palace
Tears at the crimson meats.
And over the crimson gutters
Which infant bodies choke
The raven flaps and strangles
In the drifting shreds of smoke.
No plough shall break your valleys,
No song shall rouse your hill -
Still and silent the ploughmen,
The singers silent and still.
And your nation's only emblem,
Oh, man of the crimson dream -
Save corpses in the broken streets
And the death-fires' baleful gleam -
Shall hang at the prow of a cruiser,
That furrows the flying foam,
Bearing the spoils of conquest
To the fair-haired people's home.
Shall hang at the prow of a cruiser,
Grinning and dripping red,
The price of a dream of empire -
Little brown man, your head.
|