|
Беспокойный, я вышел навстречу заре
и услышал совет океана:
Если странствия сердце сжимает тоска -
уходи в чужедальние страны.
Я запряг в колесницу ветра перемен
и рванул к покрасневшим созвездьям,
Чтоб омыться забвенья закатной росой
в бурых пустошах у края бездны.
Там летучие мыши кружат средь камней,
шумом крыл нагоняя виденья,
Там ржавеет ножами тупыми трава
меж развалин могучих строений,
Барельефы резные раскрошены в пыль,
стен останки затянуты мхами...
Мертвый город своих поглотил мертвецов,
лишь руины остались - и память.
У змеящейся линии стен городских
нынче змей ядовитых гнездовье,
Алтаря белый мрамор, где был Первый Храм,
побурел от запекшейся крови...
И туманы в моей голове разошлись,
возвращая минувшие годы,
И мой смех разорвал пелену тишины,
ядовитый, безрадостный, горький.
Здесь был город великий в былые века,
гордый отпрыск великой державы,
И однажды пришла из пустыни орда,
и от крови земля стала ржавой;
Копья, стрелы, окованный медью таран -
все сдержали надежные стены,
Но ни стен кирпичи, ни охраны мечи
не смогли защитить от измены.
Я, изменник, стал тело разъявшим шипом,
я стал корни терзающим червем,
Я тенетами стал, чтобы опутать, сковать
самых доблестных, сильных и верных,
Я запор отворил воровскою порой
и калитку открыл потайную -
И пожары затмили сияние звезд,
и вся доблесть в крови утонула.
...В пыль столетий впитались багрянца ручьи,
погребальных костров прах развеян.
Победитель и павший исчезли давно -
жив, однако, изменник презренный.
Беспощадное время стирает дотла
города, и народы, и страны;
Мне ж остались былого руины - и смех,
безнадежный, безумный, печальный...
|
I rose in the path of a hurtling dawn,
and I heard the ocean say:
"When the heart is tugging to be gone,
it's best to be away."
I gripped the mane of a granite wind,
and the stars rushed red beneath,
For the dew lay wet where the sun had set
ere I came to a wasted heath.
The brown grass grew like a witch's nails,
the bats wheeled stark and lone;
But shattered columns staggered there
like a withered waste of stone.
The grass-grown pavements broke in dust
beneath my wayward feet.
The night wind whipped a vagrant dust
down what had been a street.
Upon a wall's low wavering line
a cobra raised his hood.
Beside the ruins of a shrine
I saw a white owl brood;
And in my brain the mists gave way,
and the years came back to me,
And my laughter broke the silence grey,
as a serpent breaks the sea.
Here in old times a city rose
with human loves and hates,
And men came over the desert sands
to beat at the brazen gates.
The towers broke their spears and mauls
as a red cliff breaks the sea;
Ten thousand men beat at these walls --
but they fell because of me.
I was the thorn that stings the flesh;
the worm that gnaws the root;
A snaky net that might enmesh
a nation's iron foot.
I was the thief that slipped the bolt,
that broke the secret bars.
The red tide thundered through the wall,
and the flames put out the stars.
Dim Time has blotted out that night
of death and scarlet rain.
Victor and vanquished long are dust,
but the traitor lives again.
I mock the jests that the eons brought
in stone and the pale starlight,
And I laugh in the ruin that I wrought
like a jackal in a night.
|