|
Я - шип, что в стопу вошел, я - сумрак ночной в глазах;
Я - червь, что терзает ствол, я - путника злейший страх.
Я - лаз крысиный в стене, я - ржавый засов на двери;
Я - дух разрушенных дней и вестник кровавой зари.
Гниль на ячменном зерне, грязь на пшеничных снопах -
Мой разрушительный смех все топит в горьких слезах.
Я - язва, плесень и ржа, я - разложенье и смерть,
Слизь из ночного дождя и кара солнечных дней.
Засуха пьет мою кровь средь вековечных болот,
Яд роковых лепестков в клочья мне легкие рвет,
Юг насылает чуму, тлеет в проказе Восток -
Но не уйти мне во тьму, не дописав этих строк!
Страх мне помог одолеть сумерки северных льдов,
Знания мертвых сберечь смог я средь черных их снов;
Руки мои - ветхий прах, жжет их свинцовый огонь:
Склепы в песках и степях грабил я, жить обречен...
День не вернется назад, не потеплеет луна,
Но сквозь затерянный ад вышел я в музыке сна.
Мертвый мой раб-чародей голосом прежних веков
Черную силу теней выжег дотла болью слов.
Не получал я даров в храмах от гордых владык -
Им не оставить следов в черном песке моих книг:
Там - ужас алых глубин, крылья растоптанных грез,
Дрожь оскверненных пучин в море безумных угроз.
Там средь нечистых гробниц чудища спят мертвым сном,
В тучах кровавых зарниц - демоны прошлых времен.
Там нет пространств и веков, нет ни Барьеров, ни Врат;
Есть только край мертвых снов, где раем кажется ад...
Разум - кусок ледника, сердце - обломок скалы;
Но первородный свой страх я наконец победил!
Черного древа плоды, вязкий ваш смрад явит суть, -
Дайте мне мертвой воды, чтобы я смог отдохнуть...
|
I am the thorn in the foot, I am the blur in the sight;
I am the worm at the root, I am the thief in the night.
I am the rat in the wall, the leper that leers at the gate;
I am the ghost in the hall, herald of horror and hate.
I am the rust on the corn, I am the smut on the wheat,
Laughing man's labor to scorn, weaving a web for his feet.
I am canker and mildew and blight, danger and death and decay;
The rot of the rain by night, the blast of the sun by day.
I warp and wither with drouth, I work in the swamp's foul yeast;
I bring the black plague from the south and the leprosy in from the east.
I rend from the hemlock boughs wine steeped in the petals of dooms;
Where the fat black serpents drowse I gather the Upas blooms.
I have plumbed the northern ice for a spell like Frozen lead;
In lost gray fields of rice, I have learned from Mongol dead.
Where a bleak black mountain stands I have looted grisly caves;
I have digged in the desert sands to plunder terrible graves.
Never the sun goes forth, never the moon glows red,
But out of the south or the north, I come with the slavering dead.
I come with hideous spells, black chants and ghastly tunes;
I have looted the hidden hells and plundered the lost black moons.
There was never a king or priest to cheer me by word or look,
There was never a man or beast in the blood-black ways I took.
There were crimson gulfs unplumbed, there were black wings over a sea,
There were pits where mad things drummed, and foaming blasphemy.
There were vast ungodly tombs where slimy monsters dreamed;
There were clouds like blood-drenched plumes where unborn demons screamed.
There were ages dead to Time, and lands lost out of Space;
There were adders in the slime, and a dim unholy Face.
Oh, the heart in my breast turned stone, and the brain froze in my skull --
But I won through, I alone, and poured my chalice full
Of horrors and dooms and spells, black buds and bitter roots --
From the hells beneath the hells, I bring you my deathly fruits.
|