|
Я, Баал, издревле миром правил волею божественной своей.
И мужи, и жены поклонялись мне, земли владыке и небес.
Сотни благовоний полных храмов поднялись вдоль всех земных морей -
Мудрые жрецы мои встречали и купцов, и нищих, и царей,
И склонялись всех краев народы, ахая от подлинных чудес.
В серебре отлитый благородном с самоцветным заревом очей
Я сидел, над младшими богами возвышаясь, грозен и могуч.
И когда земной вступал владыка в зал богов под гулкий рога рев,
На алтарь ложились подношенья и струилась жертвенная кровь.
А снаружи войско устремляло к небу острия своих мечей,
Не боясь, что в них в ответ ударят молнии из черных зимних туч.
А порой на праздник пышный, буйный ради плодородия страны
Девство первых племени красавиц в жертву люди предлагали мне:
Дева обнаженная садилась, нежная, на жезла твердый жад -
И веселым пели хороводом славу ей, бааловой жене.
Иногда же - мрачными ночами, темной страстью тайною полны,
Проникали в храм иные жены, похоти избыть кипящий яд...
Их мужьям не должно знать и видеть то, что здесь творилось при луне.
Взором я пронзаю самоцветным мглу столетий, бездны тайн былых:
Мудрецам, пророкам и сновидцам не понять того, что скрыто в них.
В зеркалах минувшего я вижу призраки несбывшихся надежд,
Тени оскверненного безумья, миражи ошибочных дорог,
Мишуру давно забытых знаний и туманы сброшенных одежд...
Вижу все, что было и что стало, все, что сделал - и чего не смог.
Помню я пиры веков минувших, помню терпких вин медовый вкус,
Помню танцовщиц нагих искусство и касанье нежных, мягких рук,
Помню бедер трепетную тяжесть и в ладонях грудей нежный груз...
Восхищенье женщины, богини - хоть на миг, на час, на день, на круг, -
Вот он, ключ к воспоминаньям бога, ключ в оплетке сладострастных уз.
Страх и сила - для земных престолов; мне ж служили люди из любви,
Жены и мужи своею волей приходили с грудами даров,
Пред алтарной чашей простирались - о Баал, меня благослови! -
Кто-то ж за других просил, стеная, был собой пожертвовать готов...
Верным - воздается по заслугам, ныне, присно и во век веков.
Ласки юных дев и жен веселых сквозь столетий стылых череду
Я, Баал, владыка мирозданья, в памяти лелею и блюду:
Мне они дарили, что имели, с радостью, бурлящей в их крови,
Я же, дар ответный им вручая - жил, как мало кто из всех богов.
Изменила женщина? Бывает. Многие мужчины подтвердят,
И от горя сердце растравляя, пьют они измены горький яд.
Только мне сдается, что в изменах и мужчин немалая вина:
Сколько было их, невест Баала, взявших промеж ног священный жад, -
Изменяли женщины? Быть может. Мне - не изменила ни одна,
Женщины, вернейшие клевреты дел моих, меня поныне чтут;
Пусть они не знают и не помнят - их служенье скрыто в их делах,
Я всегда присутствую незримо с ними на фуршетах и балах,
И в толпе, как в храмах Ханаана, гимны мне, царю царей, поют.
Вижу я в забавах их все ту же старую игру на модный лад,
В новых очагах пылают те же страсти древней жаркие огни;
Взгляд, улыбка, трепетный румянец, краткое прикосновенье рук, -
Все, что нужно, чтобы кровь кипела, чтобы сердце билось, как набат,
Чтоб до встречи в уголке укромном долгие, как год, тянулись дни, -
Все, чему их некогда учили, чтоб и бога подцепить на крюк.
Ах, мужья, любовники, мужчины - думаете, ваша власть прочна?
Думаете, что для женщин ваших ваша воля - высший суть закон?
Нет, не вам, но мне они покорны, как и было на заре времен:
Женщины, бывало, изменяют; мне - не изменила ни одна.
|
My name is Baal; I walked the world of yore
And men and women gave me worship then.
My imaged fanes rose high on many a shore -
My priests were wise with all the ages' lore;
Before me bowed all ranks and tribes of men.
My silver image sat with jeweled eyes
Above the lesser gods that thronged about
The mighty hall. There kings would often come
And then the trumpets clamored to the skies,
The halls re-echoed to the clanging drum
And to the shouts of the adoring rout.
Sometime 'twould be a gorgeous nuptial throng -
First fruits of maidenhood were tendered me -
Came hustling each other swift along
To set a naked bride upon my knee.
Sometimes there came on long, moon-haunted nights
Women to hold their strange, unnatural rites,
Fierce fantasies their husbands might not see.
These jeweled eyes of mine have unthought deeps -
There many a mystic dream of ages sleeps,
That I can rouse. The forms are mirrored there
Of ghostly neophytes and gliding priests,
Of naked women dancing on the stair
And all the revelry of bygone feast.
The wine they tendered me I yet can taste -
See these my eyes? Like mighty, ancient seas!
The feel of slender arms still thrills my waist,
The feel of soft, nude hips that pressed my knees,
The women that adored me, false or chaste.
Aye, men and women, willing slaves to me
Held me above all wordly kings of pride.
I reigned supreme o'er land and restless sea.
Husband and lover came but secondly;
To me there came each timid, trembling bride
And many buxom hips have pressed this knee
Bare hips of matrons, maidens, laughing wives
Who rendered homage, first and last to me.
My star has guided countless human lives.
My staunchest vassals have been women frail
For they used men's souls' to trick and scorn,
Though they were false as early desert morn
All of my women have been true to Baal.
Though they failed others, me they did not fail.
And still they worship, though they do not know;
I stand unseen at all their balls and feasts;
Among the laughing crowds there walk my priests
Doing me homage as a long ago.
I see the same old game in different style
New ways have entered in the ancient chase;
The meaning stare, the eye that coyly drops;
Hands hid beneath the festal board; the smile;
But shows she knows, the flushed and laughing face,
The hand that fumbles at her stocking tops.
Ah, husbands, lovers, men who think to reign
Surpeme in women, stare not when they fail.
Not you they love, but mine and their domain.
And every woman still is true to Baal.
|