| |
|
1. Найденка
Я -- человек рациональный. И совсем не религиозный. Более того, как всякий порядочный ученый, верю своим глазам: если что-то вижу, то считаю увиденное реальным, а не плодом воображения. Даже если объект сей -- за тридцать пять лет, которые я прожил на белом свете -- не попадался мне ни разу. Так что, увидев голую девицу ростом двадцать сантиметров, я не счел ее ни галлюцинацией, ни мистификацией. Девица стояла на песке посреди пустынного пляжа и ежилась от ветра. Было поздно -- и, соответственно, уже темно -- однако я видел ее вполне отчетливо в свете расположенного рядом фонаря. -- Помогите, пожалуйста! -- девица говорила по-английски с очаровательным, но лишенным географической привязки акцентом. -- Как? -- спросил я, присаживаясь на корточки. -- Мне холодно, я голодна и хочу спать, -- она помолчала, а потом добавила: -- Мне некуда пойти, ибо я потерялась. -- Это не ответ на мой вопрос, -- сказал я, маскируя растерянность логикой. -- Я спросил, как именно вам помочь. На лице моей собеседницы появилось раздражение. -- Вы должны согреть меня, накормить и отнести в такое место, где я могла бы поспать, -- сказала она, надменно сморщив нос. Хм... у меня в номере есть минибар, а в минибаре, -- какие-то пакетики... орешки или, может, чипсы. Для такой малышки хватит за глаза. -- Мне придется посадить вас в карман, -- сказал я, протягивая руку и складывая ладонь стульчиком. -- В карман я не сяду, -- рассердилась девица. -- Я вам не кошелек. Она сложила руки за спиной и отвернулась. Груди ее -- кстати сказать, довольно большие -- колыхнулись вверх-вниз. -- Но как же я пронесу вас в гостиницу? -- Я готова ехать у вас за пазухой. Не дожидаясь согласия, девица села в мою (все еще протянутую) ладонь и для равновесия уцепилась за большой палец. От ее попки исходило ровное, приятное тепло. Я расстегнул пиджак, затем рубашку и осторожно подсадил девицу в образовавшееся отверстие. -- Не застегивайте пуговицу, -- приказала она, высунув на мгновение голову. -- А то я задохнусь. Я почувствовал, как она устраивается у меня за пазухой... стало щекотно. Наконец, возня под рубашкой прекратилась. -- Я готова, -- девица хлопнула меня по животу. Увязая в песке, я доковылял до лестницы и поднялся на набережную. -- Ступайте плавно, а то меня укачает, -- услышал я тонкий, капризный голосок. 2. В гостинице
Я не фаталист. Скорее наоборот -- считаю, что судьба соткана из случайностей. Взять хоть сегодняшнее приключение: приехал человек на конференцию в Ниццу, пошел с друзьями в ресторан, потом решил прогуляться по набережной... Интересно, что б это создание делало, если б я не захотел узнать, теплая ли вода? -- Так бы и тряслось от холода на пляже до утра?... Моя гостиница располагалась неподалеку; через десять минут я уже входил в номер. Первым делом я отыскал табличку "Не беспокоить" и повесил на дверную ручку с внешней стороны двери. Затем встал на колени перед журнальным столиком (так, чтобы столешница оказалась на уровне пояса) и отодвинул в сторону галстук. -- Выходите, мисс... Теплый клубок у меня за пазухой не шевельнулся. Я заглянул внутрь рубашки: свернувшись калачиком, девица спала. -- Просыпайтесь, пожалуйста! -- сказал я, осторожно касаясь ее плеча. Она вздрогнула и села, чуть не вывалившись наружу. Вид у нее был всклокоченный и недовольный. -- Сейчас... -- пробурчала она, потягиваясь. Она неловко выползла и встала на столе. Тут я разглядел ее получше: пышные формы, смуглая кожа, буйная черная шевелюра. Сквозь пряди волос торчат розовые ушки -- не круглые, как у человека, а заостренные. Черты лица не вполне пропорциональные, но очень привлекательные... можно сказать, красивые: огромные, как у куклы, голубые глаза, ярко-красные губы. Для оголодавшей, охолодавшей сиротки она была на удивление упитанной и гладкой. -- Меня зовут Алексей... Алекс, -- сказал я. -- А вас? -- Мари. -- Кто вы?... Вы ведь не homo sapience, верно? -- Я фея, -- Мари подбоченилась и высокомерно вздернула голову. -- Фея?... -- удивился я. -- А вы умеете исполнять желания? -- Исполнять желания мужчины умеет любая женщина, -- Мари загадочно улыбнулась. -- А крылья у вас, извините, есть? -- я заглянул ей за спину, но увидел лишь волосы до попы. Мари раздраженно фыркнула. -- Я хочу есть, -- объявила она, оставив вопрос без ответа. -- Да-да, конечно. Простите!... -- смутился я. В минибаре обнаружился пакетик соленых орешков -- я разорвал упаковку и положил на стол. Присев на корточки, Мари заглянула внутрь. -- Я такое есть не могу, -- пренебрежительно сказала она, вставая. -- Я ем только свежие овощи и фрукты. -- Но где же я достану овощи и фрукты в двенадцать ночи? -- В ресторане гостиницы, -- последовал незамедлительный ответ. -- Сходите на кухню и попросите... -- фея на мгновение задумалась, -- ...морковку, яблоко и мандарин. Тащиться вниз и вступать в переговоры с официантами мне, ясное дело, не хотелось -- но что я мог поделать?... Вздохнув, я направился к двери. -- И еще минеральную воду! -- услышал я, когда выходил из номера. 3. Кормление строптивой
Когда я вернулся, Мари лежала на кровати, томно развалившись на подушке. -- Мандаринов нет, -- сказал я извиняющимся тоном. -- Я купил апельсин. -- Хорошо, -- сдержано ответила фея. Она грациозно перепрыгнула на журнальный столик -- я поставил перед ней тарелку с нарезанными овощами и фруктами. Потом раскупорил бутылку с водой. -- Спасибо, -- Мари послала мне воздушный поцелуй. Пока она ела, я сходил в туалет; а когда вернулся -- морковка и половина яблока уже исчезли. Слегка осоловевшая фея доедала апельсиновую дольку: сок стекал по ее подбородку и капал на раздувшийся животик. Воду она не тронула. -- Я наелась, -- сказала Мари, бросая на тарелку апельсиновую косточку. -- Отнесите меня, пожалуйста, в туалет. Я исполнил ее желание: поставил фею на стульчак и вышел. Интересно, хватит ли у нее сил нажать ручку унитаза?... В туалете было тихо, потом послышался звук спущенной воды -- ага, не такая-то она и беспомощная! Затем раздалось гудение крана и журчание: очевидно, Мари взобралась на раковину и стала умываться. Наконец журчание стихло. -- Алекс! -- услышал я. Фея сидела на краю раковины и болтала ногами. По ее коже стекали капли воды. -- Подставьте мне полотенце. Я взял с полки чистое полотенце и подал, развернутое, на сложенных вместе ладонях -- Мари осторожно спрыгнула мне в руки. Вспоминая, как я играл со старшей дочерью в куклы, я вытер фею и отнес в номер. -- Где вы хотите спать? -- На кровати. Постелите мне рядом с вашей подушкой. Просьба сия повергла меня в смущение. То есть, кровать в номере была двуспальная, и задавить Мари во сне я не боялся -- однако же... Так и не сумев сформулировать свои сомнения, я достал из чемодана чистую футболку и соорудил для феи нечто, вроде гнезда. -- Спокойной ночи, -- сонно проворковала Мари, заползая в рукав футболки. Она подложила ладошку под щеку и закрыла глаза. -- Спокойной ночи, -- ответил я, выключая свет. Когда я вернулся, обернутый полотенцем, из ванной, Мари уже спала: я мог различить еле слышное сопение. Наконец-то угомонилась... я завел будильник, сбросил полотенце на пол и полез под одеяло. 4. Недоразумение при пробуждении
Би-ип!... Би-ип!... Би-ип!... Не раскрывая глаз, я отключил будильник. Потом потянулся. Стоп, а почему моя правая рука какая-то... тяжелая? Я с удивлением поднес руку к глазам: прицепившись руками и ногами, на ней висела кукла... нет, маленькая живая девица. Веки ее были сомкнуты, по лицу разлито умиление. Несколько секунд я молча таращил глаза... а-а, ну конечно! Это Мари -- найденная вчера фея! События прошедшего вечера ожили в моей памяти. Но почему она прицепилась к моей руке?! Я легонько потряс ладонью... фея, однако, держалась крепко. Что делать? Я осторожно поддел ее ногу кончиком пальца... та-ак, теперь руки... Отцепившись, Мари упала на постель: глаза ее раскрылись (я опять поразился их голубой пронзительности) и... наполнились слезами. Перекатившись лицом вниз, фея разрыдалась -- ягодицы ее круглой попки жалостливо вздрагивали. Женские слезы всегда повергали меня в смятение. -- Пожалуйста, не плачьте! -- взмолился я. -- Я не хотел вас обидеть. Эффекта мои слова не произвели. -- Простите, пожалуйста! Хотите, я принесу воды? Я вскочил с постели -- придерживая обернутое вокруг чресел одеяло, бросился к столу. Скрутил с бутылки крышку и накапал туда минеральной воды... Когда я вернулся, Мари все еще лежала лицом вниз, но уже не плакала. -- Простите, пожалуйста! -- повторил я, гладя кончиком пальца по ее волосам. Фея всхлипнула и села, подогнув ноги. Вид она имела настолько жалкий, что я готов был провалиться на месте. -- Выпейте воды, -- я протянул ей крышку. Мари исподлобья посмотрела на меня, но крышку приняла и, шмыгая носом, стала пить. -- Расскажите, пожалуйста, где вы жили и как потерялись, -- попросил я, чтобы отвлечь. Фея поставила пустую крышку на постель и вытерла ладошками глаза. -- Я жила в лесу, на острове... не помню, как он называется на вашем языке. А вчера меня унес морской орел, -- по ее лицу пробежала гримаска испуга. -- Он нес меня, нес... а потом я изловчилась и укусила его за ногу. И тогда он меня выронил... Я упала в море, и волны вынесли меня на берег, -- она со слабой улыбкой посмотрела на меня. -- А откуда вы так хорошо знаете английский? -- Учила в школе... Знаете, Алекс, это вы извините меня! -- выпалила она вдруг. -- За что? -- удивился я. -- Разрыдалась, как последняя дура, -- сказала фея с досадой. -- Вы просто не обращайте на меня внимания... Бедняжка отвернулась и потупилась. -- Я нисколько не обиделся, -- заверил я. Мари закрыла лицо руками. -- Давайте так, -- объявил я неестественно бодрым голосом. -- Я сейчас пойду умываться, а когда вернусь -- об утреннем недоразумении мы забудем. Не дожидаясь ответа, я вскочил и направился в ванную. 5. Недоразумение при расставании
Когда я вернулся, единственным напоминанием об утреннем инциденте был румянец на щеках Мари. Я стал торопливо собираться: до начала заседания осталось полчаса -- только-только добраться до Конгресс-Холла, где происходила конференция. На завтрак времени не хватало. Я оделся, собрал портфель. -- Я вернусь к ланчу. Что вам купить из еды? -- Одна я здесь не останусь. Я с удивлением посмотрел на фею: -- Вы хотите, чтобы я взял вас на конференцию? Мари вскочила и умоляюще сложила ладошки у груди. -- Я буду сидеть у вас за пазухой и слова не скажу, клянусь... -- она замешкалась, очевидно переводя с фейского на английский, -- ...Отцом Всех Волшебных Тварей. Я -- человек неконфликтный. А женщины и дети из меня вообще веревки вьют. Но в данном случае уступать было нельзя. -- Поймите меня правильно: это невозможно... -- я поднял руку, отметая возражения. -- Вам захочется в туалет или станет дурно из-за духоты -- и что тогда? На глаза феи опять навернулись слезы -- мгновенно, будто кто-то открыл кран. Р-раз, и огромные капли одна за другой текут по щекам. -- Да в чем же дело?! -- я попытался вытеснить жалость раздражением, но преуспел лишь наполовину. -- Неужели вам трудно побыть четыре часа одной? -- Трудно. -- Почему?! -- Я в вас влюблена. Мари закрыла руками лицо и медленно опустилась на постель. Я с изумлением уставился на нее. -- Феи всегда влюбляются в своих спасителей, -- объяснила Мари сквозь пальцы. Я украдкой глянул на часы: до начала заседания оставалось двадцать пять минут. Ничего, возьму такси... -- Я сейчас пойду на конференцию... -- (фея с надеждой отняла ладони от лица), -- ...один, -- поспешно добавил я. -- Но постараюсь вернуться побыстрее, и мы спокойно все обсудим. Мари упала на постель и разрыдалась. Раздираемый жалостью и раздражением, я бросился вон. 6. Дуэль
Поймать такси не удалось, в результате чего последние триста метров до Конгресс-Холла мне пришлось бежать... с трудом переводя дыхание, я ворвался в зал, отведенный нашей секции. Все было готово -- ждали только меня, ибо я являлся председателем. Техник прицепил мне к лацкану микрофон, я объявил название первого доклада; заседание потекло по накатанной колее. Однако мысли мои витали далеко от уравнения Буссинеска, о котором толковал докладчик. Меня мучил более важный вопрос: а хватит ли фее еды? Насколько я помнил, у нее остался почти целый апельсин и пол-яблока -- однако, при ее аппетите... Наконец наступил перерыв. Разговаривать ни с кем не хотелось -- я отцепил микрофон и торопливо вышел в коридор. Кругом толпились участники других секций, из буфета высовывался хвост очереди... мои надежды на чашечку кофе увядали на глазах. Впрочем, на другом этаже очередь, возможно, меньше... где здесь лифт? Я поднялся на самый верх Конгресс-Холла -- там было пустынно. Ни людей, ни буфета... похоже, этот этаж пустовал. Для верности я заглянул в одну из комнат -- действительно, никого. Ладно, обойдусь без кофе. Я разочарованно повернулся и... В полуметре от моего лица висел голый маленький человечек в блистающем шлеме. В руке он держал меч. Слившись в полупрозрачную пелену, за его спиной бешено работали крылья. -- Защищайся, презренный! -- пронзительный голосок гулко раскатился по пустому коридору. -- Почему "презренный"? -- удивился я. -- Потому что я тебя презираю! -- вскричал человечек с яростью. Он выставил вперед меч и стал медленно налетать на меня. Я опасливо попятился: несмотря на свои размеры, малютка вполне мог выколоть мне глаз. Или, скажем, перерубить сонную артерию... -- Презираете за что? -- спросил я, чтобы выиграть время. -- За то, что ты соблазнил мою возлюбленную Мари! Физиономия человечка исказилась от злобы -- с быстротой молнии он метнулся мне в лицо. Удар пришелся чуть выше брови... острая боль пронизала меня. Заливая глаз, из раны хлынула кровь. Человечек взмыл вверх, сделал мертвую петлю и опять застыл в полуметре от моего лица. -- Получил? -- злорадно пропищал он. -- Получил, -- согласился я, стискивая зубы. Путаясь в рукавах, я стащил пиджак... сейчас мы с тобой разберемся! Я сделал отвлекающий выпад левой, а потом махнул пиджаком, пытаясь сбить гаденыша на землю. Но тот ловко вывернулся -- и опять бросился мне в лицо. Р-раз... на моей скуле появился длинный глубокий разрез. -- Получил? У меня застучало в висках... что же это такое? Неужели я не могу справиться с двадцатисантиметровым супостатом?! Издав воинственный клич, я бросился вперед. Если честно, мне просто повезло: не наткнись враг на люстру, меня б, наверное, уже не было в живых. Но он, дурашка, наткнулся -- и, потеряв равновесие, закувыркался вниз. Тут-то я и огрел его пиджаком -- что называется, от души. Малютка врезался в стену и шмякнулся на пол. Первым делом я подобрал меч (тот вонзился в паркет) и, завернув в носовой платок, сунул в карман. Потом посмотрел на поверженного врага: человечек сидел на полу и ошалело крутил головой. Видимых повреждений у него не было... разве что слегка помяты крылья. -- Получил? -- спросил я. По щекам человечка потекли слезы... кряхтя от унижения, он встал и -- сначала медленно, а потом быстрее -- заработал крыльями. Когда те слились в полупрозрачную пелену, он снялся с пола. Я проводил его взглядом: летел он как-то боком и странно тряс головой под съехавшим набекрень шлемом. Перед тем, как вылететь в форточку, он повернулся и погрозил кулаком. -- Пр-роклинаю! -- донесся до меня пискливый голосок. 7. Как жить дальше?
Когда я вышел от доктора, о возвращении на конференцию не могло быть и речи... хватит того, что меня, залитого кровью, при всем честном народе увезла скорая помощь. Лицо мое ныло, будто под кожу загнали две ржавые иголки, голова кружилась -- то ли от боли, то ли от потери крови. Уж не знаю, поверил ли врач моему рассказу о хулигане с бритвой... так или иначе, он наложил с десяток швов, посоветовав немедленно показаться пластическому хирургу -- если я не хочу, конечно, чтобы на лице остались шрамы. За услуги он слупил некруглую сумму в 94 евро и попросил медсестру вызвать для меня такси. Когда я вошел в номер, Мари лежала на постели лицом к стене. Пошатываясь от слабости и головокружения, я плюхнулся рядом. -- Посмотри, что наделал твой кавалер! -- сказал я сердито. Вздрогнув, фея села. -- Ой! -- ужаснулась она. Несколько секунд она изучала мои повреждения. Потом вскочила на ноги. -- Ну и коновалы эти ваши доктора! -- сварливо сказала она. -- Ложись! Спорить сил у меня не было; не снимая ботинок, я вытянулся на постели. Мари подошла вплотную и склонилась надо мной -- груди ее повисли в сантиметре от моего глаза (должен признать, что зрелище сие оказалось весьма приятным... соски феи походили на крошечные вишенки). Я почувствовал, как она ощупывает мое лицо. -- Не шевелись. Она ловко отодрала пластырь. Боли я не почувствовал... и все же: что она делает? -- Не волнуйся, -- проворковала фея. -- Все будет в порядке. Маленький теплый язычок прикоснулся к ране... ощущение было на редкость странное, но опять-таки не лишено приятности. Потом я почувствовал, как Мари перекусывает швы. -- Можешь посмотреть в зеркало. Я поднялся и подошел к висевшему на стене зеркалу: разрез выше брови исчез, кожа на этом месте ничем не отличалась от кожи в других местах лба. -- Как это у тебя получилось?! -- Иди сюда -- я обработаю рану на скуле, -- ласково сказала Мари. Пока она возилось со вторым порезом, я рассказал о случившемся -- фея молча выслушала, но от комментариев воздержалась. Наконец, вторая рана затянулась. Мари перепрыгнула на журнальный столик и села против меня. -- Нам нужно уезжать, -- сказала она. -- Нам? -- переспросил я саркастически. -- И куда же мы поедем? -- Куда хочешь, -- фея пожала плечами. -- Мне все равно, лишь бы с тобой. Я помолчал, собираясь с мыслями. -- Пойми меня правильно, Мари, -- сказал я мягко, -- но я, вообще-то, женат... причем второй раз, -- на лице феи появилось страдальческое выражение. -- И у меня двое детей: десятилетняя дочка от первого брака и десятимесячная -- от второго. Слезы текли по щекам Мари ручьями... и как это создание может выделять столько жидкости? -- Посуди сама: какое у нас будущее? -- воскликнул я с досадой. -- Ведь я больше тебя в девять раз! Фея вытерла глаза и жалобно сложила ладошки у груди. -- Ты мог бы носить меня за пазухой и заботиться обо мне, -- она заискивающе заглянула мне в глаза. -- А я б лечила тебя и защищала от чар. -- Не надо защищать меня от чар! -- вскричал я с такой экспрессией, что Мари испуганно пригнулась. -- Ты б лучше не натравливала на меня летающих террористов... Кстати: я, помнится, спрашивал, есть ли у тебя крылья? Фея перебросила волосы на грудь и повернулась: на спине у нее имелась пара прозрачных, будто слюдяных, крылышек. Я осторожно провел пальцем по одному из них: оно было гладким и вздрагивало под прикосновением. -- Щекотно... -- хихикнула Мари. -- Почему ты не ответила, когда я спросил о крыльях в первый раз? -- я пытливо посмотрел ей в глаза. -- Хотела, чтобы я таскал тебя на руках? Фея стыдливо потупилась. -- Ладно, проехали... -- я устало откинулся на подушку. -- А на каком острове ты живешь, не вспомнила? -- На Корсике, -- не поднимая глаз, ответила Мари. -- Ты сама туда долетишь или тебя отвезти на самолете? Мари испуганно всплеснула руками: -- Не отправляй меня на Корсику, пожалуйста! -- Почему? -- Марк... ну, тот фей, с которым я была до тебя -- он меня убьет... Ей-Богу, убьет -- ты его видел! -- Нечем ему тебя убить, -- усмехнувшись, я достал из кармана завернутый в платок меч, развернул и показал Мари: -- Смотри. Глаза феи расширились от ужаса. -- Что ты наделал?! -- вскричала она страшным голосом. -- Ведь мечи принадлежат не отдельным феям, а всему роду. Теперь на нас ополчатся они ВСЕ!!! Мари взмыла вверх (прямо из положения сидя, не вставая) и метнулась к моему лицу, затормозив в миллиметре от переносицы. -- Собирай вещи, скорее! -- заверещала она так, что у меня заложило уши. -- Мы срочно едем в аэропорт! 8. Мы приезжаем в Англию
Я -- человек высоких моральных устоев и от своей жены секретов не имею. То есть, не имею секретов от второй жены, а от первой, если честно, имел... хотя и развелись мы не из-за этого. Если уж на то пошло, мой первый брак пал жертвой весьма распространенного среди русских эмигрантов явления: Ира, моя супруга, ушла к местному жителю, в данном случае -- англичанину. Я, собственно, ее не виню: согласно биологической стратегии своего пола, самка ищет самца, способного обеспечить наилучшие условия ее детенышам -- а я этому условию не удовлетворял: сидел на временной должности с нищенской зарплатой, да еще и пропадал в университете с утра до вечера. А с вечера до утра мы с ней ругались... надо ли удивляться, что она спуталась со своим риэлтором? И, кстати, похоже, что просчиталась, ибо -- стоило ей уйти -- как дела мои пошли в гору. Однако нет худа без добра: если б Ирка со мной не развелась, я бы, наверное, по сю пору с ней воевал. А так -- наслаждаюсь счастьем во втором браке... нет, все-таки англичанки удивительные женщины! Сдержаны, независимы, практичны, правдивы. И никаких тебе истерик: за прожитые со Сьюзен два года мы посорились ровно один раз, и продолжалась эта ссора меньше десяти минут. Тем не менее, когда я вылезал из машины во дворе нашего дома, на душе у меня скребли кошки. Причем, непонятно, почему -- ведь я не чувствовал за собой никаких грехов! Кто виноват, что в меня влюбилась фея?... (Тщательно проинструктированная Мари сидела, как мышь, у меня за пазухой; время от времени я чувствовал, как она там возится.) И вообще, кто сказал, что фея в меня влюбилась? Когда я поднимался на крыльцо, дверь распахнулась. -- Здравствуй, дорогой. Я залюбовался своей женой: гладко причесанные волосы, выглаженная до последней складки одежда. -- Здравствуй, дорогая. Мы поцеловались, я вошел в дом. -- Ты вернулся на два дня раньше... что, неинтересная конференция? -- Да так... -- сказал я фальшивым голосом и, чтобы исправить впечатление, неубедительно повертел рукой. -- Приму душ -- расскажу. -- Ужин в духовке, -- сказала Сьюзен. -- Я накрою стол через пятнадцать минут. -- Джэнет спит? -- Да. Я поднялся к дочери: малышка спала, засунув в рот большой палец... поумилявшись несколько мгновений, я пошел в супружескую спальню. Там было тепло и пахло лепестками роз (Сьюзен никогда не забывает положить сухие цветы на трюмо). Бросив сумку в угол, я сел на постель, стянул свитер и распахнул рубашку. -- Выходи, -- прошептал я. Мари выползла мне на колени. От долгого пребывания за пазухой волосы ее свалялись... и вообще, вся она была какая-то помятая. -- А пахнет-то здесь как!... -- фея демонстративно зажала нос. -- Терпеть не могу запах мертвых цветов. -- Не брюзжи, -- отмахнулся я. -- Я сейчас пойду в душ, а ты посиди в шкафу. До пререканий Мари не снизошла: гордо вскинув подбородок, она залетела в шкаф, уселась на верхнюю полку и стала прихорашиваться. Осторожно прикрыв дверцу, я пошел в ванную. Через пятнадцать минут, приглаживая мокрые волосы, я спустился в столовую. Стол был уже накрыт, верхний свет -- погашен, свечи -- зажжены. -- Ты хотел рассказать о конференции, дорогой, -- Сьюзен поставила жаркое на стол. -- Ой, что это?... Удивленно выпрямившись, она уставилась на сидевшую на моем плече фею. -- Это что -- подарок для Джэнет?... -- Сьюзен подошла поближе: -- Впрочем, что я говорю?... Эта кукла, верно, куплена в секс-шопе, -- поджав губы, она попыталась снять Мари с моего плеча... -- Сами вы куплены в секс-шопе! -- окрысилась фея, взмывая в воздух. Сьюзен отдернула руку и побледнела... я обхватил ее за талию и усадил на стул. Мари сердито кружила под потолком -- пламя свечей на каминной полке колебалось в такт. По стенам метались тени. Впрочем, через минуту английская невозмутимость вернулась к моей жене. -- Рассказывай, не пропуская ни одной подробности, -- приказала она. 9. Ночной разговор
В спальне было темно. Аромат розовых лепестков клубился вокруг, смешиваясь с ночной свежестью из форточки. -- Она мне совсем не нравится, дорогой. Я повернул голову: приподнявшись на локте, Сьюзен глядела мне в лицо блестящими, немигающими глазами. -- Почему? -- Потому что все время лжет. -- Лжет?... -- удивился я. -- О чем? -- Обо всем, -- Сьюзен придвинула подушку к спинке кровати и откинулась на нее. -- Лжет, что потерялась. Лжет, что не может вернуться... -- она помолчала. -- Странно, что ты этого не замечаешь. -- А что здесь замечать? -- пожал плечами я. -- Ты думаешь, что Мари лжет; я думаю, что говорит правду... ни ты, ни я доказать ничего не можем. -- Здесь и доказывать ничего не надо, -- Сьюзен хмыкнула. -- Вспомни ее россказни -- там же сплошная путаница!... Например: как вас отыскал ее бойфренд? -- Она же объяснила, -- сказал я. -- Он погнался за орлом, но не догнал, а когда подлетел к пляжу, то Мари уже беседовала со мной. А у них такой закон: людям без крайней нужды не показываться. Вот он и... -- Тогда почему он напал на тебя на следующий день? -- перебила Сьюзен. -- Закон отменили? -- Мари говорит, что он обезумел от ревнос... -- В том-то и беда, -- опять перебила Сьюзен, -- что ты веришь всему, что говорит Мари. -- А по-моему беда в том, что ты меня ревнуешь, -- начал закипать я (уж больно этот разговор напоминал наши разборки с Иркой). -- Причем совершенно необосновано. Неужели ты боишься, что я изменю тебе с двадцатисантиметровой феей? -- я саркастически рассмеялся. Прежде, чем ответить, Сьюзен выдержала паузу. -- Не знаю я, чего боюсь. Но я вижу, что она использует все женские хитрости, существующие на свете: прикидывается беспомощной, требует, плачет... Я чувствую, что ей чего-то надо! -- Чего? Еще одна пауза. -- Не знаю. -- Тогда скажи, что я, по-твоему, должен сделать? -- Сдай ее в музей, -- Сьюзен вдруг рассмялась: -- Помнишь тот музей в Санкт-Петербурге?... Ну, с заспиртованными двухголовыми младенцами... -- Ценю твое остроумие, -- кисло отвечал я, -- но эта шутка мне не нравится. Я не вижу, почему мы должны относиться к Мари хуже, чем твое правительство относится к беженцам из Конго, -- я попытался придать голосу рассудительную интонацию: -- Возможно, нам удастся отыскать другую колонию фей и мы пристроим Мари туда. Сьюзен промолчала. Она отодвинула подушку от спинки кровати и легла, укрывшись до подбородка. Стало тихо.