Предисловие [к "Полдень, XXII век (Возвращение)"]
A. Strugatsky, B. Strugatsky;
Transl. by P. L. McGuire;
Introd. by Th. Sturgeon. -
London: Collier Macmillan,
Перевод выполнен А.Кузнецовой
e-mail: gloster@comintern.ru
Этот огромный гобелен переплетенных рассказов и новелл создавался шесть лет. В нем много удивительного, и один из самых поразительных моментов - то, что эти годы - с 1960 по 1966. Спутник, предмет размером с пляжный мяч, оставил свой маленький, но глубокий след в человеческой истории менее чем за два с половиной года до этого, уничтожившись в пятнадцать недель. (Вилли Лей однажды заметил, что если бы Земля была размером со спутник, она была бы однородней, и если бы орбита спутника была бы представлена проволокой, то между ней и Землей нельзя было бы даже просунуть вязальную спицу). Немногие на Земле понимали все значение этого достижения во всех его изменениях, но, конечно, среди понимавших были братья Борис и Аркадий Стругацкие.
Без сомнения, многие из их первых читателей, утоляя жажду к фантастике, к дикому и невероятному, чувствовали подспудно, что это были экскурсии в невероятное, и возвращались от них к определенной и удобной земной "реальности". Те, у кого такой жажды не было, - большинство читателей, - безусловно, приветствовали эту литературу насмешками и издевками, или отделывались от нее. Похоже, что эти две категроии были представлены среди тех, кто слушал уговоры Колумба при дворе Изабеллы. Это было общим ответом на первые статьи Артура Кларка в технических журналах о спутниках связи и на мечты братьев Райт о воздушном сообщении.
Будет удивительно и интересно узнать, учитывая, что сначала эти рассказы были представлены по отдельности, и лишь затем собраны вместе, что читательская реакция на них была точь-в-точь похожа на ту, что была бы, если бы эти рассказы публиковались впервые. Во-первых, конечно, надо признать, что Стругацкие - великолепные рассказчики, и не важно, о чем они пишут. Иногда появляются такие мастера - Мопассан, Киплинг, Конрад, Толстой, Стивенсон, Лондон - писатели, везущие свои мысли на золотой колеснице. Присутствует также и захватывающий полет воображения; сейчас нет писателя, который мог бы представить более совершенный пример этого качества, будучи одержимым только поэзией или научной фантастикой: свобода без границ, без горизонтов, без ограничений, налагаемых временем и пространством. Далее, Стругацкие, представляя сцену за сценой близкое и далекое будущее, представляя сцены, описывающие гигантские проекты, в которые вовлечены сотни людей, - или дюжины, или взаимодействие одного человека с его памятью, или взаимоотношения пары, - всегда оставляют у читателя чувство большего, целого, мимолетно показывая не описываемое, но всегда присутствующее окружение. Когда мы видим скотоводческую ферму будущего, мы видим ее через сведения о населении планеты и его потребности в протеине, равно как и через высокую технологию, работающую там, и через чувства и отношения людей, живущих рядом. Когда мы отправляемся с находящегося на орбите Д-звездолета (еще более отдаленное будущее) с десантниками - проникнуть и исследовать дьявольскую атмосферу планеты голубой звезды, мы знаем, как идет жизнь на корабле, каковы члены команды и их великолепный командир, и какова организация и цель всего этого - это показывается в нескольких строках, не договаривающих, но таких, в которые верится. Это, вероятно, указывает на высокое владение авторов той сложной техникой, которая называется правдоподобием. Это способ писания - не столько заглядывание снаружи вовнутрь, сколько выглядывание изнутри наружу. Это - сочинение здесь: чувствуется настоящее, живое, чувствующее присутствие авторов. Писатели, которые могут творить так, могут передать человеческий страх, радость или гордость, или действия огромной машины, или столкновение планет, не нуждаясь в описании стены, или гаек и болтов, или теории баллистики.
Читая Стругацких (это относится и к их более поздним работам), поражаешься их очевидному интересу к технологии. Погружаясь в это, пропитываясь этим, занимаясь взаимодействием технологии и разумных существ, Стругацкие показывают веру, а не обожествление - очень интересное различие. Вернемся к спутнику, чтобы объяснить его.
Поклонники научной фантастики, писавшие, читавшие и мечтавшие об искусственных спутниках Земли, до октября 1957 года встречались публикой, относившейся к научной фантастике как к современным волшебным сказкам и считавшей себя достаточно взрослой, чтобы наслаждаться таким ребячеством, неверием и снисходительным (или не снисходительным) смехом. Затем появился спутник... и в мае - 1 мая 1958 года (в первомайский праздник) репортеры расположились с биноклями на крышах - наблюдать за Луной. В ту ночь было полнолуние, и прошел слух, что, хотя крошечный спутник сгорел месяцы назад, русские планируют пометить Луну, может быть, даже покрасить ее в красный цвет - в ознаменование праздника.
Вот это - обожествление: обожествление непостижимой силы, ветхозаветной силы, способной на благоволение или на проклятие, непредсказуемой, всемогущей, не поддающейся (по крайней мере, для непрофессионала) ни исследованию, ни разуму.
Стругацкие не обожествляют технологию, но и не боятся ее. Они ее используют. Неколебима их вера в человеческую способность и стремление использовать орудия по назначению. И в этой книге так человечество и делает. Что дает нам Д-звездолеты.
"Д" означает "деритринация", и бесполезно искать это слово в словаре - его там нет (пока!). Оно связано с технологией, позволяющей преодолеть барьер скорости света, и тем самым открывающей дорогу к не только межзвездным, но и межгалактическим путешествиям. Полет со скоростью, большей скорости света, "пространственное искажение", был в фантастике на протяжении многих лет условностью, необходимой для воображения масштаба Стругацких и равных им. Эта планета, эта солнечная система, этот маленький звездный островок слишком малы для них, хотя их уважение к реалиям таково, что нуждается в рациональном объяснении такого полета, и Д-звездолет предоставляет это объяснение. Введи его однажды - и больше нет границ приключениям, - и для подобных реалистов не надо избегать такой цены.
Год на борту Д-звездолета, рыщущего в космосе в поисках знания, равен примерно веку на Земле. Юные искатели приключений вернутся в мир, в котором их любимые вышли замуж, прожили жизнь и умерли, так же, как и их дети; они вернутся в дом, который уже не совсем их дом, в котором большая часть реалий их времени забыта, - в котором, может быть, и они сами забыты своими внуками. Мы остро сталкиваемся с этим феноменом в некоторых рассказах, замечая, как вернувшиеся говорят об этом новом для них человечестве "они", а не "мы", и как трудно для них, особенно для тех, кто по каким-то причинам не может вновь отправиться в космос, вписаться, найти новую работу, обладая лишь старыми умениями.
Это, конечно, сущность и сердцевина хорошей беллетристики. Хорошая научная фантастика должна быть хорошей литературой, а хорошая литература может рассказывать не об идеях и изобретениях, а единственно об их взаимодействии с людьми и о взаимоотношениях людей. (Многие научные фантасты, кажется, никогда не понимали этот простой принцип). Стругацкие никогда его не игнорировали, и мука, ужас, любовь, смех и одиночество мелькают на страницах их произведений, подобно блуждающим огонькам. Как и извечные вопросы всех людей: В чем смысл жизни? Какова ее цель? Взгляните на этот прелестный отрывок:
"Сначала он говорит: "Хочу есть". Тогда он еще не человек. А потом он говорит: "Хочу знать". Вот тогда он уже Человек. [...] Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать".
И на этот:
"- Я скоро женюсь.
- Здорово! - сказал Поль печально. - Только не надо мне рассказывать скучными словами о своей счастливой любви. - Он оживился. - Счастливая любовь вообще скучна, - заявил он. - Это понимали еще древние. Никакого настоящего мастера идея счастливой любви не привлекала. Несчастная любовь всегда была самоцелью великих произведений, а счастливая в лучшем случае - фоном.
Лин с сомнением поддакнул.
- Настоящая глубина чувств присуща только неразделенной любви, - продолжал Поль воодушевленно. - Несчастная любовь делает человека активным, а счастливая умиротворяет, духовно кастрирует.
- Не огорчайся, Полли, - сказал Лин, - это все пройдет. Ведь несчастная любовь хороша тем, что она обычно коротка..."
Можно, конечно, выискивать огрехи. Идея, что марсианские луны - это искусственные спутники, созданные эпохи назад марсианами или какой-нибудь другой древней межзвездной цивилизацией, конечно, интригующа, но она уже использовалась другими писателями, а наука ее решительно отрицает. В самом первом рассказе мы видим путников на Марсе, преследуемых неким дьявольским созданием, и ломающих растительность по пути. Впрочем, едва ли можно винить Стругацких за это: рассказ был написан более чем за пятнадцать лет до близкого исследования красной планеты. Уничтожать такие прелестные конструкции воображения, ссылаясь на позднейшие научные данные, - попросту нечестно; а применять такое "ошибочное" мышление к временному промежутку, охватываемому книгой (около двухсот лет), - означает соединять не ошибки, а нечестность. Кроме того, не надо недооценивать человеческую изобретательность. Один фантаст написал - в конце 1930-х - рассказ о появлении цветного телевидения. Поскольку он тщательно изучил проблему и осознавал всю масштабность задач, возникающих при этом, он перенес действие в будущее - на двести лет вперед. Прошло восемь лет - цветные телевизоры появились в магазинах. Несмотря на тот факт, что научная фантастика весьма точно предсказала появление подводных лодок, космических кораблей, проблем перенаселения, загрязнения воздуха и воды, а также бессчетное множество известных теперь устройств до их реального изобретения, ни один фантаст не описал эти компьютеризированные чудеса со светящимися дисплеями, эти дисплеи и часы на жидких кристаллах, до их появления у потребителей. Подумайте об этом, прежде чем объявлять "деритринацию" у Стругацких невозможной. То, что скорость света не может быть превзойдена, является основой наиболее уважаемых астрофизических аксиом, подобно тому, как атомы (этимологически - а-томос, неделимые) подвержены делению и бесконечному делению на составляющие. Поживем - увидим. "Е=МС2", - как однажды заметил Эйнштейн, - "может, в конце концов, оказаться просто местной особенностью...".
В этой огромной книге очень мало политического ханжества. Стругацкие - дети своего народа и своей культуры, и в книге есть один или два - не более - отрывка, указывающих на безоговорочное следование национальным правилам. Там почти нет признания западной науки и технологии, но нет и ее проклятия. То тут, то там мелькают персонажи с английскими именами и говорящие по-английски, равно как и немцы или японцы. Авторы явно видят единодушие людей в их мире будущего, и оставляют другим возможность убедиться в его преимуществе. Братство разума, разумных существ где-то в космосе в основном занимает их внимание, особенно ближе к концу книги, и можно увидеть нарастающую уверенность в возможности того, что различные разумные формы жизни могут встретиться и даже сосуществовать, но быть настолько разными, что они не смогут узнать друг друга.
Структура книги остроумна и очаровательно свободна. Например, действие первого рассказа происходит на Марсе; он повествует о путниках в пустыне, которые идут принять роды - первого человеческого ребенка, рождающегося на этой планете, и один из путников упоминает, что фамилия отца - Славин. В следующем рассказе обнаруживается человек по фамилии Славин, и мы узнаем, что это - тот самый ребенок, теперь уже молодой человек, курсант Школы Космогации. Среди его однокурсников - некто Кондратьев. В следующем рассказе почти забытый, очень древний космический корабль появляется на орбите, разрушив зеркало главного рефлектора космической обсерватории, и разбивается при посадке. Из него выбирается страшно изуродованный человек и просит помочь его еще более искалеченному товарищу - Кондратьеву. Следующий рассказ переносит нас во времени - к абсолютно очаровательной четверке двенадцатилетних гениев-школьников, обитающих в одной комнате; их фамилии - Комов, Гнедых, Костылин и Сидоров. Последние трое появляются то тут, то там на протяжении всей книги, их судьбы переплетаются, и читатель хорошо их узнает. Авторы твердо придерживаются еще одного основного (и часто не замечаемого) сопутствующего обстоятельства современной литературы: чтобы быть живым и протяженным, повествование должно рассказывать о растущих и необратимо меняющихся под воздействием описываемых событий героях. Созревание этих трех персонажей особенно, но и другие персонажи, о которых вы узнаете, - открытие и познание.
Книга разделена на четыре раздела, четыре гигантских шага от дня завтрашнего до XXII века: "Почти такие же", "Возвращение", "Благоустроенная планета" и "Какими вы будете". Я знаю, какими будете вы, читатели.
Восхищенными.