Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Даже свое дурацкое имя она носит с дурацким шиком. Вранье, конечно. Просто - с шиком. А имя и вправду дурацкое - Женька. Так могут звать прыщавого сопляка, отягощенного проблемой первой поллюции. Или жизнерадостного мужика с пивным животиком, любителя баскетбола по телевизору. Ну ладно, или девушку, из тех, что это-свой-парень. Которая слово "эпиляция" не напишет правильно даже с третьей попытки.
Но Женькой зовут ее, и имя пахнет антоновкой и позвякивает буддийскими колокольчиками. Оно чуть шершаво на ощупь, как старая джинса. Легко перекатывается во рту, словно камушек с дыркой, опробованный на вкус в детстве. Не признает прыщей и пивных животов. Его можно кричать с мотоцикла или с колеса обозрения, в ночном клубе или на набережной. Впрочем, наверняка Женька тоже ошибется в слове "эпиляция" - у таких не бывает волосатых ног.
Я пытаюсь представить, как она обошлась бы с моим именем - Марина. Наверняка запах моря перебивал бы самые приторные духи. Оно шептало бы шумом прибоя и звенело дождевыми каплями. Было бы прозрачным и хрупким - как весенняя льдинка на воде. Совсем другим, не таким затертым, как сейчас, точно в принтере кончились чернила и он смог выдать только невразумительные, смазанные буквы. Мое имя пахнет мелом и тетрадями, оно словно: "Марина Андреевна, ну честное слово, я учил", - да, такое же блеклое и примелькавшееся, как серый учительский пиджак, хоть я никогда не работала в школе. У меня должность менеджера по продажам, и я торгую не морожеными американскими окорочками (оптом, минимальная партия - один вагон), и не трубами (доставка в течение двух недель). Я продаю эфемерное - интернет-сайты.
Я прихожу на работу в прямых юбках до середины колена и в строгих блузках кофейного или фисташкового цвета (фисташковый особенно идет блондинкам с излишне розовой кожей и излишне ярким румянцем). Женька является в джинсах и рубашках на размер больше. Или в жилетках на голое тело. Женька с дурацким шиком (ну да, просто - с шиком) носит фенечки, купленные в ближайшем киоске за пятьдесят рублей. И старое, эксклюзивное серебро - с детским равнодушием. Кольца мешают ей печатать, она их снимает и небрежно бросает у клавиатуры.
Первое время я недоумевала, почему Женька выбрала нашу малолюдную контору и скучноватую работу контент-менеджера (новости, прайсы, информация-о-компании - залить не позднее завтрашнего утра). Потому поняла - Женьке абсолютно все равно, кем и где работать. Ни должность, ни профессия не могут ничего для нее ни прибавить, ни убавить. Пусть бы она была укротительницей тигров или женщиной-космонавтом, впервые совокупившейся на орбите. Или бухгалтером в ЖЭО (комната на четыре стола, продавленные стулья и плакат с тремя милашками из фильма "Виват, гардемарины!") Она бы все равно оставалась Женькой, и ее имя казалось бы шершавым на ощупь, как старая джинса, и позвякивало бы буддийскими колокольчиками.
Я ей отчаянно завидую. Так отчаянно, что не хочу вспоминать бабкино предостережение: "Будь осторожна, дорогая. Соблазнов много, но лучше прожить две жизни, чем полторы. Ты согласна, дорогая?" Конечно, я согласна. Но...
Кстати, Женька тоже всем говорит "дорогой", "дорогая". Наверное, она бы понравилась моей бабке, та любила смуглых тонких брюнеток с узкими кистями и сухими, породистыми щиколотками. Хотя с бабкиной точки зрения у Женьки наличествует недостаток - короткая, просто до неприличия, стрижка. Бедная бабушка! Я видела фото времен ее молодости: пышнотелая блондинка с пухлыми щеками, курносая и круглоглазая. Бедная я - слишком похожая на бабку, чтобы мне не нравились стройные брюнетки. Но, как выяснилось, экстремально стриженные.
"Знаешь, дорогая, далеко не все гусеницы могут стать бабочками. Только такие, как мы. А это забавно, не правда ли, что дар достается только гусеницам? Бабочка никогда не переродится в другую бабочку".
После того, как бабушка исчезла - вышла в магазин за манкой и не вернулась, - я часто оглядывалась на худощавых темноволосых красавиц, пытаясь заметить искру узнавания. Хоть и понимала, что это невозможно. Мама возмущалась: как можно так равнодушно относиться к пропаже бабушки! Я только фыркала про себя. Дар передается через поколение, мама ничего не понимает. А бабка у меня молодец - дотерпела. И наверняка нашла себе брюнетку с точеными щиколотками. Красивую - совсем не такую как Женька с ее слишком крупным ртом и резкими скулами. Впрочем, бабка не гналась за красотой, она на старости лет даже выучила слово "харизма".
"Будь осторожна, дорогая". Я помню, но как быть, если Женька курит трубку, набивая ее табаком, пахнущим вишней? Как быть, если самый главный хам в конторе, замдиректора, подает ей обтрепанную куртешку? Женька надевает ее так небрежно, словно на плечи ей накидывают манто из стриженой норки.
Не хочу ждать. Влачить тусклую жизнь Марины Андреевны, выйти замуж за среднеуспешного менеджера (с пивным животиком, любителя баскетбола по телевизору). Развестись, если не лень будет разбить тусклую семейную жизнь. Дотянуть до старости и понять, что упустила свою жар-птицу. Что такой, как Женька, больше нет. Такая - одна-единственная.
Я не буду осторожна. И в очереди за буфетной стойкой вроде бы случайно касаюсь узкого смуглого запястья.
Подобрать волосок - о, сколько ухищрений! Запачкать платок ее губной помадой - темно-коралловой, противопоказанной розовощеким блондинкам. Утащить дурацкую фенечку - на сплетенном из кожаных шнурков браслете болтается деревянная кошка.
Прийти домой и сложить в коробку: потертую игрушечную собачку, полупустой флакон духов, янтарную подвеску, девчоночий дневник (в середине несколько листов вырвано, и никто не прочтет, как я страдала, узнав, что Сашка увивается за Ольгой из параллельного). И, конечно, фото, спрятанное в конверт, - я и бабка, курносые и круглоглазые. Сложить, точно зная, что через месяц или два, наткнувшись в кладовой на эту коробку, недоуменно пожму плечами и снесу ее на свалку. Прочитав сначала дневник, посмеиваясь и заедая соленым арахисом. Женька любит соленый арахис и жует его даже на рабочем месте.
Осталось позвонить и пригласить ее в ночной клуб. Вот удивится!
...смотреть, как отражается ее лицо в полированной барной стойке. Прикасаться - словно бы случайно, - к ее плечу (джинсовая жилетка на ощупь точь-в-точь как ее имя). Робко, поджимая пальцы в туфлях, покачиваться в ритм оглушительной музыке, пока Женька отплясывает на танцполе. Пить, как и она, текилу (судорожно сглатывая от непривычной крепости). Так же щурить глаза на бармена ("Шикарная задница! Скажи, дорогая?").
Чтобы потом пожать недоуменно плечами: разве я была со спутницей? Ах да, затертая блондинка, она еще так неуклюже взгромоздилась на табурет. Нет, я не видела, куда она ушла. Как-то не обратила внимания.
Я оставила таксисту полтинник сверху, чего никогда не делала раньше. Но тяжелое серебро и жилет на голое тело диктовали свои правила. Вытащила коробку и пошла на третий этаж.
Ключ вошел легко, рука повернула его привычно, я шагнула в полутемную прихожую и жадно втянула пропахший вишневым табаком воздух.
Может, в спальне висят индейские маски? А на кухне стоит кальян? Да, ему не место на кухне, но разве там могут быть псевдопалех-хлебница и застиранный фартук? Вдруг у нее в гостиной черный потолок и белоснежный ковер на полу? Я предвкушала открытия, но первым делом двинулась к кладовой, придерживая у бедра коробку. Оставить воспоминания, еще живые, не стертые из памяти запахом табака с вишневой отдушкой и перезвоном буддийских колокольчиков. Месяц, два - и зачем бабочке помнить, как она была гусеницей?
Полка была занята точно такой же коробкой. Я заменила свою на чужую - такую же легкую. Можно было открыть ее тут же, в кладовке. Найти детскую коллекцию календариков или бритвенный станок и трусы, забытые получившим отставку бойфрендом.
Но я, захватив ее с собой, пошла в спальню. Чтобы включить свет и увидеть огромную Женькину - мою, уже мою! - фотографию. Только самоуверенная девушка повесит ее напротив кровати. Такой девушке плевать на чужое мнение, будь оно соседки тети Машины или модного стилиста. Захотела - и обкорнала роскошные черные пряди до неприлично короткой щетинки. У Женьки - у меня! - на фото были очень длинные волосы, они закрывали лопатки и свисали ниже задницы.
Я села на ковер и поставила перед собой коробку. Предчувствие ползало по рукам шершавыми гусеничными телами. После бабкиной пропажи я тщательно обыскала комнату и точно знала, что взяла с собой старая ведьма, отправляясь в магазин за манкой. Старомодный гребень. Тусклые серебряные серьги. Старые замшевые перчатки. Открытку пятнадцатилетней давности. Фотографию в простенькой рамке: я и бабка, курносые и круглоглазые.
Скотч оторвался, прихватив ошметки бумаги. Распахнулись картонные крылья, открывая полутьму коробки, выставляя ее нутро на погляд.
...старые замшевые перчатки, брошенные поверх фотографии в простенькой рамке. Воспоминания, стертые из памяти вишневой отдушкой табака и звоном буддийских колокольчиков.
"Будь осторожна, дорогая. Помни, наш дар называют не как-то красиво вроде "гусеница, превращающаяся в бабочку", а исключительно просто - "зависть". Ты поняла меня, дорогая?"
Июль 2007
Связаться с программистом сайта.
