Аннотация: "Плоть теней". Выползло на берег, бугристое, склизкое, поползло дальше, помогая толстым шипастым хвостом. Лютый зверь водяной, коркодел, древний бог Ящер.
Янь вышел на опушку, и удалое солнце июля заискрилось у него в глазах, превратив заливной луг и дальнюю чащу, и спокойную гладь округлого озера в некое нарядное единство, сияющую митру земли. Даже мрачная толпа смотрелась не чужеродно-зловеще, а лишь суровым намёком на то, что не всегда благо миром правит.
Взгляд Яня остановился на росшем поодаль роскошном ясене - пронизанном лучами, золотящимся, как корона кесаря. Это был древний кряжистый ясень, с неохватным стволом, не утративший, однако, юношеской стройности и красоты коры. Много видел он на своём веку, застал ещё ветхую, незамутнённую Русь, к которой от плоти и крови принадлежал и Янь.
Дыша полной грудью, Янь любовался царём-деревом, не глядя на приближающихся людей. Но рука взялась за топорец, на поясе висящий. Другого оружия не было у него, хотя отроки умоляли взять.
- Осоромят тя, боярин.
Да кому там срамить! Смерды ведут смердов... Он и с чеканом управится. Не половцы чать.
Трое были совсем уже близко. Грязные сермяги, лапти да онучи. Косматые волосы спадают на глаза - волчьи, внимательные и жестокие. У двоих топоры - тяжёлые рабочие, не ухватистые да ловкие, как Янев чекан. Третий несёт дреколье. Да у всех - ножики за поясами.
Всё ещё обводя взором окоём, Янь вытащил чекан и вдруг, не думая, воздел его, словно приветствуя противников, ясень, озеро, небеса и Бога над ними. Солнечный луч попал на стальное полотно и оно яростно заискрилось.
Янь.
ххх
Шли по Волге и по Шексне, и кровью мечен был путь их. Шли смерды да изгои - кисло воняющее лапотное стадо. Впереди - вожак. Этот выступал важно в искусно пошитых узорчатых сапожках, да цветной рубахе, да шёлковом с жемчугами оплечье. Соболья шапка венчала главу его, с плеча красное корзно свисало, застёгнутое пряжкой с большим яхонтом, сверкающим, яко око кроваво.
Настала в тот год скудость в земле Ростовской - прошлогодняя засуха, а за ней ледяные ливни убили урожай, и к весне пухнуть стал народ. Многие изгои оторвались от вервей и пошли бродяжить по земле, ища пропитания, подобно ненасытным волкам. А те, кто сидел на месте, чем-то перебиваясь, становились бродягам ненавистны. И тут объявился некий, глаголящий:
- Ведаю, кто своё обилье держит!
Был он веры старой, не греческой, волхв, многие чудеса показал. И пошли за ним, и чем дальше шли, тем гуще чернела толпа, словно шествовал по Руси конь, а на нём - ездец невидим, лишь развевается чёрная его епанча, покрывая всё больше земли тенью своей.
Тяжко дышащая, алчущая толпа вваливалась на погост, и требовал вож её на суд к себе лучших жён. И здешний люд, словно по какому-то мороку, приводил к нему безропотно жён своих, и сестёр, и матерей. Молвил тогда чародей, перстом указуя на ту или другую:
- Вот та хлеб зажала. А эта мёд. А та - рыбу.
Потом, взяв острый нож, резал он жене спину, пока родичи ту держали. Кричала она волчицей, кровь хлестала из широкой раны. И вдруг, словно в мороке, видели ошеломлённые люди, что из раны является та пища, о какой волхв возвестил. И славили его, расхватывая хлеб и мёд, и рыбу, ели жадно, но насытиться никак не могли, так и оставались с голодными брюхами. Над женой же той глумились, пока она не умирала. А потом мужья, жён своих сгубившие, прилеплялись к толпе и шли до иного погоста или же веси, где всё повторялось.
Рассказ вошёл в сборник фантастики "Плоть теней", изданный
ЭИ "Аэлита". По соглашению с издательством, вынужден убрать текст из свободного доступа. Прошу прощения. Спасибо всем моим читателям!:)