Жил он в своём верейском квартале, жил и не тужил: в синагогу ходил как положено, свиней по субботам резал, гоев обманывал да добра наживал.
А тут - занемог.
Руки отнялись, ноги отнялись, живот холодом наполнился, душа - тревогой.
Язык, хорошо, не отнялся, так о что мог Еремей о помощи попросить.
Не врача он просил о полегчении, поскольку в ответ на такую просьбу врач денег непременно затребует, а деньги платить Еремей, знамо дело, не хотел, ибо верейские мозги свои чудом от поражения сохранил.
Обратился он за советом к учителю духовному, рабби Хуябби.
Помоги, дескать...
Рабби Хуябби его выслушал. Попросил зачем-то язык показать.
А потом и говорит:
- Это не беда. Это воздаяние тебе за леность духовную и за отвращение от веры предков.
- Я же в синагогу хожу, хоть и ноги подкашиваются! - возразил и даже немного обиделся Еремей.
- Мало! - отрезал рабби Хуябби. - Мало ты гоев обманываешь! Когда ты гоя в последний раз обвесил?
Еремей плечами пожал и заскучал.
- То-то и оно, - наставительно сказал духовный учитель. - А в синагогу ходить и свинья может, особливо если посреди синагоги мешок с гнилой картошкой поставить. А ежели желудей насыпать - так она и вовсе в молитвенном доме поселится. А подвиг в том есть, чтобы без веры ходить? В том подвига нет никакого!
Еремей слезу пустил.
- Да что же делать мне, чтобы милость Божью вернуть и от лихоманки избавиться? Рабби, научи! Посоветуй!
Рабби лицо сделал важное, носом воздух затянул.
- Делать вот что нужно: замани гоя в свой дом да надругайся над ним. Это от Яхве радость тебе!
- Да как же я надругаюсь, если у меня отнялось всё? - вопросил Еремей. - Грех от больного такое требовать.
- Тогда вот что, - ответил рабби. - Принеси гоя в жертву на алтаре , Господь воззрит на тебя.
- И я выздоровею? - обрадовался было Еремей.
- Ни в коем случае! - отрезал рабби Хуябби. - Но зато умрёшь с чувством исполненного долга.
- Да пошёл ты,.. - расстроился Еремей.
И побрёл по улице в печали.
Смотрит - навстречу ему гой идёт.
Радостный такой, розовощёкий, пухленький.
Идёт себе по пустяковым своим гойским делам, мотивчик глупый мурлычет да от радости жизни время от времени похрюкивает.
И Еремею обидно стало, так обидно стало, что он, верей Еремей, на отнявшихся ногах еле-еле идёт и кажну секунду помереть может, а гой этот - ходит да мурлычет себе под нос.
И ведь помрёт Еремей, как пить дать - помрёт, а гой этот глупый, никчёмный всё так в счастье пребывать будет, и с мурлыканьем своим да похрюкиванием лет до ста доживёт.
И хоть и нету у него, гоя этакого, завета с Господом, а счастлив он простым гойским счастьем.
А у Еремея завет есть, а счастья - нет.
И взвыл Еремей от обиды, и подпрыгнул из последних сил - и вцепился глупому гою в шею.
И прокусил ту шею и крови гойской глотнул.
Гой завопил от ужаса и боли и побежал по гойским своим делам, но уже без прежнего счастья.
А Еремею от гойской крови так захорошело, да так полегчало, что вылечился он враз от лихоманки и здоровей прежнего стал.
Вот так вереи додумались гойской кровью лечиться.
P.S. А гой, Еремеем укушенный, в ближайшее полнолуние вереем стал.
Пейсы у него выросли, нос стал длинным, глаза - хитрыми. Стал он вопросом на вопрос отвечать и всю воду в кране выпивать.
В него серебряной пулей стреляли, да не попали - прыгуч стал оборотень до крайности и хитёр невероятно.