Один верейский мудрец очень не хотел власть над миром захватывать.
Чем очень вереев удивлял и возмущал.
Бывало, пообедают вереи, отдохнут немного, потом соберутся вместе - и пошли власть над миром захватывать.
А мудрец - ни в какую.
Очень это им непонятно было.
Они и так его зовут, и этак заманивают.
Не идёт - и всё тут!
- А чего это ты, Соломон Мухаммедович, власть не идёшь с нами брать? - спрашивают они его, нехорошо нахмурясь.
А он сопит в ответ да книжку листает мудрую.
- Нет ты скажи! Скажи! - настаивают, бывало, вереи. - Отчего с нами не ходишь? Отчего дело наше верейское не поддерживаешь? Али не подходим мы тебе в друзья-товарищи? Али не одного мы племени с тобой, верейского? Али не наши деды-прадеды каменными ножами друг другу фаллопластику делали? Признавайся, что вражиной стал делу нашему! Йогские дела поддерживаешь!
Да трясут его слегка за плечо.
А тот плечо высвободит, да снова сопит в ответ.
Один раз только из-под полы халата фигу показал, да и то - невнятно как-то, скукоженно.
Вереи и рукой на него махнули.
Да только заметили как-то, что дело с властью у них не клеится.
То есть захватить-то её они захватывают, да всё без толку. После обеда захватят, порядки верейский повсюду введут, а с утра - батюшки светы!
Йоги опять свои порядки восстановят, да и живут, будто никаких верейских завоеваний отродясь не было, а если что и было, так это просто сон пустой или померещилось.
Вереи повздыхают, конечно, на судьбу посетуют, потом пообедают как положено, отдохнут малость - и давай по новой свои порядки восстанавливать.
К вечеру восстановят, устанут да и спать пойдут.
А утром - снова здорово!
Йогские опять порядки вокруг, йоги на иконы крестятся да поросята кругом бегают.
В ресторанах - лосося подают и чёрную икру.
Срамота одна и душе томление!
И решили вереи, что это оттого происходит, что нет у них подлинного единомыслия. Что вредит их общему делу мудрец один, Соломон Мухаммедович, что книги читает, да от общего дела уклоняется.
Решили они, что не будут больше терпеть его уклонения.
Схватили они Соломона Мухаммедовича, связали его, кляп в рот засунули, чтобы мудрец по всеобщему обычаю мудрецов в самый неподходящий момент ненароком чего-нибудь шибко заумного говорить не начал и дела общего тем самым не испортил, и пошли по новой, в который раз уже, власть над миром брать.
Управились аккурат к полуночи.
Устали очень.
Мудрецу кляп вынули, чтобы не задохнулся, но оставили связанным.
В сарай отнесли, да сторожа приставили - Каина Ивановича.
Просыпаются утром - тьфу ты, пропасть!
Опять йогские порядки вокруг.
Идолопоклонство, прелюбодеяние и свиноводство сплошное, хоть в петлю лезь!
Пошли вереи Мухаммедыча проверить.
А сарай -пуст. Дверь открыта, верёвки порванные на полу валяются. Каин Иванович в солому зарылся и спит.
Разбудили его пинками и неучтивыми выражениями, да спрашивают: "Головастик где?"
- Разве я сторож брату своему? - ответил на то Каин Иванович да опять в царство морфеево ушёл.
"Да и ладно" порешили в сердце своём вереи. "Мы-то теперь точно знаем, что вся беда в Мухаммедыче была, а без него-то мы славно заживём, правильно, по верейским законам!"
И много раз после того в послеобеденное время власть брали, да каждый раз к утру упускали её и порядков своих установить так и не смогли.
Думали они, что Мухаммедыч, в бегах пребывая, вредит им тайно, но думали неправильно.
Никогда им Соломон Мухаммедович не вредил. Не было в том нужды.
И не прятался он, а вернулся из плена на прежнее своё место, под тенистой акацией, где, в тени пребывая, продолжил умную свою книгу читать.
А в книге той было написано, что много усилий вереи предпримут, да ничего не добьются.
Потому не помогал им Мухаммедыч, и не вредил.
Ибо и то, и другое - пустое дело, суета одна.
Сидел мудрец в тени, да странички перелистывал.
А вереи, проходя мимо, и подумать не могли, что это Соломон Мухаммедович сидит, ибо никак не могли допустить, чтобы мудрец, которому в бегах надлежит быть, вот так запросто прямо у них перед носом торчать будет.
Оттого в упор Соломона Мухаммедовича не видели, а если и видели, то не узнавали.
А Каин Иванович, кстати, действительно его братом был.
Отца их родного Иваном-Мухаммедом звали. Имя двойное было, а половинки он на отчества сыновьям раздал.