Борис Толчинский

Когда-нибудь мы будем жить совсем иначе. Человечество настойчиво сплетает для себя Паутину и чем дальше, тем больше увязает в ней. Хорошо ли это, плохо ли, вопрос уже неактуальный. Безбрежные потоки информации струятся в нас и через нас; в самых глубинах внутреннего бытия им предназначенно столкнуться со страхами, надеждами и искушениями. Что же родиться может из этой неслучайной встречи логически упорядоченного и природного бессознательного?

А вот что, например, — диковинный, необъяснимый, перепутанный мир “Доннерджека”. Роджер Желязны приглашает нас, аборигенов земного мира Веритэ, в мир Вирту. Но если существует одна виртуальная реальность, то почему бы не родиться и второй, третьей, четвёртой, и так — без конца. В каком из миров мы, люди, настоящие, в каком — лишь виртуальные иллюзии, наверное, не знает и сам Мастер.

Тогда зачем оставлен был всем почитателям умной фантастики этот роман-завет? Зачем Желязны, классик при жизни, скрестил ужа с ежом: магов-хранителей, древесных людей и говорящие поезда, антропоморфных богов и призраков средневековья — с компьютерами, интерфейсами, искусственными интеллектами, программами, порталами и информационными полями? Неужели прощальным своим романом Желязны лишь отдавал дань всеобщей моде на компьютеры и всё, с компьютерами связанное?

Ещё невидная широкому читателю, киберфэнтези уже пытается дышать в затылок признанным жанрам фэнтези и киберпанка.

Он, массовый читатель, порядком подустал от страхолюдных гоблинов, седобородых чудодеев и мускулистых конанов, которые готовы всё и вся решать мечом; когда же верный меч не помогает, герой сей взрослой сказки волен использовать, согласно меткой реплике Святослава Логинова, “другой удлинённый предмет”. Увы! Крутая замесь волшебства, кровищи и эротического совершенства уже не возбуждает так, как прежде. Прямые, как меч, чудеса стали слишком обыкновенными и утратили право называться чудесами. Толкин, Перумов и рядом с ними несколько подобных по масштабу демиургов ещё удерживают восхищённого читателя, но это лидерство, как исключение из правил, тем более подчёркивает общий кризис жанра.

Но киберпанк переживает подъём, разве не так? Романы о нейрочипах, тотальных компьютерных сетях и сумеречном мире корпораций выходят многотысячными тиражами; миллионы зрителей во всём мире фанатеют от “Матрицы”, которая вот-вот, грозится, “поимеет” всех и каждого в отдельности; десятки миллионов ежедневно пускаются в пучины Интернета. “Это и есть наше будущее!”, — ничтоже сумняшеся вещают адепты киберпанка; в великой щедрости своей они охотно соглагшаются не только сами стать служебными программами к Всемирному Компьютеру, но и всех нас, живущих на Земле, хотели бы сконнектить с его “матрицей”, пожаловав в награду за покорность заветный нейрочип.

Одна проблема: как люди не желают быть на побегушках у могущественных магов, так не хотят они и становиться инструментами в “руках” “искусственного интеллекта”. Человек ещё не настолько дискредитировал себя как биологический вид, чтобы отдаваться во власть им же сотворённых научно-технических монстров. Естественное эстетическое чувство самостоятельно мыслящего, развитого, уверенного в себе человека попросту несовместимо с царством дискет и накопителей, шлейфов, проводов, кабелей и микросхем, вставлять которые, между прочим, надлежит не куда-нибудь, а в “святая святых” живого организма — в мозг! Мир всевластных корпораций не пленяет воображение — в том мире нет души, он слишком утомлён, он на излёте, он демонстрирует собой не магистральное шоссе цивилизации, но, скорее, кювет извилистой дороги, помойку, яму, где проржавевшие железки соседствуют с морально обветшавшими представителями вида человеческого.

Мир “Матрицы”, мир Смита и Морфеуса не менее зловещ и страшен, чем мир Хайбории, мир Конана и Тот-Амона — ибо живёт по лжи, по слабости, по неумению восстать и одолеть тягучую трясину внутреннего страха. Как ни чуднО это звучит, но киберпанк и фэнтези — брат и сестра, две стороны одной медали, орёл и решка. Оба полны жестокого насилия и всевозможных извращений, оба нуждаются в нарочном упрощении геройства и злодейства, в спасениях и жертвах, оба рисуют мир, предельно нереальный, неосуществимый, античеловечный — с той лишь отнюдь не эпохальной разницей, что фэнтези обычно смотрит в “прошлое”, назад, романтизируя его, а киберпанк пытается зачаровать нас “будущим” армагеддоном живой жизни.

Да, магия уходит, да, ускользает в сказку; компьютеры, напротив, всё более вторгаются в реальность, мы ждём их, мы используем компьютеры как инструменты — но лишь немногие из нас согласны подчинять им “Я”. “Матричников” не будет больше, чем “толкинистов”. Как фэнтези, пройдя свой эверест в начале 90-х, спускается в родную, довольно ограниченную нишу, так и теперешний агрессивный киберпанк, надо думать, вскоре минует пик успеха.

Киберфэнтези, также как и “фантастика виртуальности” (значимыми образцами которой могут служить культовая дилогия Сергея Лукьяненко “Лабиринт отражений” / “Фальшивые зеркала” и новый фильм Джозефа Руснака “Тринадцатый этаж”), способна вобрать лучшее из фэнтези и киберпанка.

От собственно фэнтези киберфэнтези воспринимает сказочность, волшебность, заведомую ирреальность мира. Бессмысленно искать в том мире логику, он отрицает парадигмы привычных нам физических законов. Там действуют, скорее, законы психологии: “Вирту является воротами в коллективное подсознание человеческой расы, местом, где рождаются мифы”, — утверждает один из героев “Доннерджека”. Очарование Вирту — в иллюзии, которая обязана происхождением уже не мудрому волшебнику, но одному из нам подобных, именно создателю программы, художнику и димиургу виртуального пространства. Там даже смерть, Танатос воплощённый, охотно уступает чарам музыки, внесённой в царство энтропии человеком! Да, боги, духи, говорящие ручьи, загадочные артефакты, взятый у фэнтези расклад героев и, разумеется, притянутая к нужной цели романтическая фабула — всё это дети сказки. Желязны-сказочник и создал сказку, мог ли он поступить иначе?

Люди “Доннерджека” и живут в окружении виртуальных чудес. Эти чудеса неразделимы: ведь никто заранее не скажет, сколько в “фанте” (виртуальном мамонте?) от программы, а сколько от призрачного вдохновения богов и духов Вирту. Никто не скажет вам, является ли виртуальная Вселенная придатком к человеческой, земной, или, подобно нашей, существует изначально, мы только гости в ней? А может быть, мы “коренные” и сами виртуалы, мы “проги” и “эйоны”, лишь сознающие себя людьми?.. Но разве важно, по большому счёту, где растворяется невидимая ткань миров, уместно ли само деление “реально-виртуально”, не лучше ли дышать и жить?

Тот мир, который нас чарует чувством сопричастности, где ощущаем родину и где мы отдыхаем от страстей и страхов, — наш мир, бесспорно.

Тот мир, в котором мы живём, уже, задолго до компьютерного века, был создан паутиной “непроявленных миров”, волнующих загадок; возможно, нам когда-нибудь и приоткроются “порталы”, мы обратимся к чуду виртуальности, а это чудо обратится в наш циничный мир...

Собственно, компьютеры и становятся инструментами доступа к чуду — всего лишь инструментами, но к чуду! Это и есть баланс, та мера, которая всегда позволит человеку быть и остаться человеком в любой из встретившихся на его пути реальностей.

Надеялся ли это нам сказать Желязны, или другое, мы можем лишь гадать. Хочется верить, это... А впрочем, загляните в Вирту сами. Попробуйте найти ответ.