Тюрин Александр Владимирович
А. Тюрин, А.Щёголев. Доктор Джонс против Третьего рейха

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 24/11/2018.
  • © Copyright Тюрин Александр Владимирович (alexander-tyurin@inbox.ru)
  • Размещен: 01/06/2011, изменен: 01/06/2011. 1136k. Статистика.
  • Роман: Альт.история
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    •   Александр Тюрин, Александр Щёголев
      
      Доктор Джонс против Третьего рейха
      
      
       Ни одна живая тварь, кроме авторов, при написании этой книги не пострадала
      
      
      
      
      
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ЧИКАГО. СЕНТЯБРЬ. СКУЧНЫЕ БУДНИ
      
      
      
      
       1. НЕСКОЛЬКО СОВЕТОВ НАЧИНАЮЩИМ
      
       - Итак, господа, я очертил вам круг тем, которыми мы займемся в ближайший месяц, - сказал лектор. - Какие вопросы?
       Он уперся руками о кафедру и строгим взглядом осмотрел аудиторию.
       - Разрешите, сэр? - руку подняла девушка, сидевшая за столиком в первом ряду.
       - Разумеется, мисс...
       - Сара Бартоломью, сэр. Вот у меня записано: "Пятое Небо, как стержневое понятие космогонических концепций древних ацтеков". Я не ошиблась? Пятое, а не седьмое?
       - Пятое Небо - это то место, где мы с вами обитаем, мисс Бартоломью, - улыбнулся лектор. - Есть у него и другое название: Пятое Солнце или Солнце Движения, Наоллин. История Вселенной, господа, делится на пять великих Солнц. Первым было Солнце Ночи, оно изображалось в виде головы кошки и воплощало царство безнадежности. Вторым было Солнце Дыхания - чистый дух, возрождающий жизнь. Затем Солнце Огня и Солнце Воды. Надеюсь, вы понимаете, что все это миф, современная наука несколько по-иному видит возникновение нашего мира.
       - Профессор, а когда вы расскажете о каком-то там Змее? - спросил пухлый круглощекий коротышка, помещавшийся возле окна. - Я, кстати, люблю драконов и прочих рептилий. А вы, профессор?
       - Ваше имя, юноша?
       - Джек. То есть Джон Ким, а что?
       - В следующий раз шутить будете в коридоре, мистер Ким. По личному опыту скажу, что полюбить рептилий несложно, очень грациозные создания, гораздо сложнее добиться ответной любви. Что касается Крылатого Змея или Кецалькоатля, Змея-В-Перьях, то этот персонаж - центральный в цикле наших лекций. Он присутствует во всех культурах Центральной Америки - Кукулькана на языке майя, Кукумаца на языке киче, - так что мы уделим ему достаточно внимания. И самому божеству, и жрецам, носившим то же имя. В качестве дополнительного материала могу рассказать вам также о географии земель, составлявших владения Крылатого Змея. Удивительные страны, господа...
       - Я знаю, - кинул реплику студент из средних рядов. - Разрешите, сэр?
       - Вы уже что-то знаете? - широко улыбнулся лектор. - Прошу вас, сэр.
       Студент встал.
       - Я там был. Ну, в этой долине. У моего отца в Мексике ранчо есть. Пирамиды видел, "проспект мертвых", мне очень понравилось...
       - Пирамиды Солнца и Луны?
       - Наверное.
       - Завидую вашему отцу. А вы, значит, решили учиться у нас, мистер... ээ...
       Студент почему-то покраснел.
       - Я хочу сначала стать историком, - ответил он невпопад, зато с неодолимой силой искреннего упрямства. - На юридический я потом пойду.
       - Да-да, любопытно, - согласился лектор. - Юристом вы обязательно станете, в этом я не сомневаюсь, и вообще адвокатам принадлежит будущее... Еще вопросы?
       Студент, отец которого имел ранчо в Мексике, все не садился:
       - Вы сами были в тех местах, профессор? Вы ведь археолог, я прав?
       Аудитория зашумела. Было ясно, что эта тема интересует присутствующих гораздо больше, чем мифические Солнца и драконы, придуманные невежественными индейцами. "А правда, что вы все лето в джунглях воевали?" - послышались возгласы. "Он только что с самолета, и сразу на лекцию, точно тебе говорю... А зимой он из Магриба привез Коран, который еще Гарун аль-Рашиду принадлежал... А теперь вы куда поедете, профессор?" Лектор снял очки, молча подошел к окну и замер, долгим взглядом изучая проснувшийся университетский городок. Его лицо отвердело. Что он видел в этот момент, было неизвестно, но аудитория вдруг стихла, замерла вместе с ним.
       - Разрешите, сэр?
       - Да? - спросил лектор.
       Сара Бартоломью встала.
       - Не могли бы вы нам рассказать... - звонким голосом отличницы начала она.
       - Да? - повторил он, не оборачиваясь.
       - Извините, пожалуйста, - тихо сказала девушка и села.
       - Я был южнее, - неохотно сообщил он, поглаживая свежий шрам на щеке. - В Гватемале.
       Студенты вновь ожили.
       - На каких раскопках вы работали сэр? - включился в беседу следующий собеседник. - На могильнике или на городище?
       - Я был не на раскопках. Расскажу как-нибудь в другой раз, договорились?
       - Я уже ходил в экспедицию, в июле нанимался, - с гордостью сказал студент. - На Эри ходил. Думал, меня на расчистку поставят, а в результате два месяца отвалы[1] просеивал. Говорят, вы что-то интересное привезли, профессор?
       Лектор медленно, тщательнейше поправил широкополую шляпу, ладно сидевшую на голове, - он вел лекцию, не снимая головного убора, - после чего развернулся к своим ученикам.
       - Милый юноша, вы собираетесь стать действующим археологом?
       - Да, сэр.
       - Тогда рекомендую вам никогда не задавать подобных вопросов.
       - Спасибо, сэр.
       - А сколько за это платят? - тут же заинтересовался кто-то.
       - Некоторые платят за это жизнью, - буднично ответил профессор. - Членами тела, внутренними органами...
       Наступило общее молчание. Громко скрипела авторучка: мисс Бартоломью что-то аккуратно записывала.
       - У меня вопрос, - нарушил тягостную паузу пухлый малыш Джон Ким, он же Джек. - Вернее, проблема.
       - Разумеется, юноша.
       - Я ведь тоже стану археологом, как вы.
       - Не рекомендую, - улыбнулся профессор. - Это чертово занятие не любит веселых людей, а вы, судя по всему, веселый человек. Впрочем, отговаривать также не буду.
       - Я следующим летом обязательно поеду в экспедицию, только пока не понял куда. Поэтому я и хотел спросить. Вот мне предлагают подержанный "Айвер Джонсон", парень один продает. Как вы думаете, а?
       - Револьвер "Ай-джи"?
       - Ну, да.
       - Добротное оружие. Подражание системам Смит-Вессон, если вы не знаете. Почему бы не приобрести оригинал?
       - Дорого, сэр.
       - Действительно, проблема, - хмыкнул лектор. - Я вас очень хорошо понимаю, мистер Ким. Можете принести мне покупку, я проверю, что вам подсунули. Но, конечно, не на занятия. Найдете меня в кампусе.
       Из задних рядов раздался голос:
       - А вы сами какой револьвер предпочитаете, профессор?
       - Кольт, - сказал профессор. - Только кольт.
       - Недавно фирма Смит-Вессон изобрела новый револьвер, называется "Магнум". В тридцать пятом году. Калибра только какого-то странного - 0.357 дюйма. Между прочим, жуткая штука, слыхали?
       - Во-первых, не револьвер, а патрон "0.357 Магнум", который на самом деле 38го калибра, во-вторых, отнюдь не господа Смит и Вессон из Спрингфилда его изобрели. Да, согласен, патрон мощный. Но и модель револьвера под него слишком тяжела. И рукоятка мне не нравится, щечки какие-то нелепые...
       - Вы отрицаете научный прогресс, профессор? - со сдержанным ехидством поинтересовался прыщавый наглец, сидевший под портретом Вашингтона.
       - Я отрицаю модные веяния, мистер... впрочем, познакомимся в другой раз. Мода - удел слабоумных. Я уверен, что новоявленный "Магнум" не проживет и десятка лет, а если вы не согласны, то лет через пятнадцать мы можем вернуться к этому разговору.
       - Да разве смит-вессоны делают у нас в Иллинойсе[2]? - удивился ктото.
       - В штате Массачусетс. Там тоже есть город Спрингфилд, уважаемый знаток географии.
       - Какое оружие лучше брать на раскопки, военное или гражданское? Мы вчера спорили насчет "бульдогов"...
       - Кольт, - твердо повторил лектор. - Сорок пятый калибр, ударно-спусковой механизм двойного действия, откидывающийся барабан, одновременное экстрактирование гильз. Что еще нужно? Это - Америка.
       Придерживая шляпу, он неспешно спустился с кафедры к студентам и дружелюбно улыбнулся:
       - Занятные, прямо скажем, у вас вопросы. Мы в свое время больше латынью увлекались. Латынью, музыкой, велосипедными прогулками... Какие еще темы интересуют будущих историков, кроме сравнительных характеристик ручного огнестрельного оружия?
       Встала хрупкая симпатичная девушка и, трогательно смущаясь, сказала:
       - Я понимаю, сэр, для археолога главное - это умение выжить в любых ситуациях: в джунглях, в тайге, в пустыне. Нужно уметь маскироваться, оборудовать жилье, добывать пищу, как животную, так и растительную, изготавливать инструменты из подручных средств. Скажите, вы этому где учились, в армии?
       Профессор сразу посерьезнел.
       - Обязан вас разочаровать, милая леди. Главное для археолога - знать. А для этого прежде всего нужно уметь работать с архивами и в архивах, точнее, не работать, а выживать - очень точно вы сказали, именно выживать. Но не в джунглях, а в библиотеках. Терпение и знания, друзья.
       Аудитория расцвела противными скептическими улыбочками.
       - Вы с чем-то не согласны, господа?
       - Если не владеешь, например, техникой борьбы без оружия или разным там холодным оружием, можешь не выходить из библиотеки, - пробасил мускулистый крутоплечий здоровяк.
       Аудитория покивала, целиком согласная. Профессор вновь потрогал шрам на щеке - шрам явно саднил, чесался, мучительно напоминал о себе.
       - Надеюсь, вы понимаете, что рукопашному бою учатся не на обзорных лекциях по культурам доколумбовой Америки, - устало возразил он.
       - Я в спортзал буду ходить, - хрупкая девушка до сих пор стояла. - В группу женской самозащиты. Потому что ужас как не люблю револьверы...
       - Покупай пистолет, - посоветовал неугомонный Джон Ким. - Кстати, профессор, я забыл у вас спросить - почему вы не пользуетесь автоматическим оружием? Кольт ведь пистолеты тоже делает.
       - Некоторые мои проблемы совпадают с вашими, - улыбнулся тот краешком рта. - В частности, финансовые. Пусть пистолеты покупают владельцы ранчо в Техасе, Гондурасе или Саудовской Аравии. Простите, мисс, вас перебили.
       Однако девушка уже села.
       - Главное - это сила, - вместо девушки продолжил крутоплечий знаток. - Атлетическая подготовка. Чтобы мышцы были, как железо в спортзале... - он непроизвольно напряг руку, превратив ее в шарнирное шаровидное соединение, и победно спросил. - Я прав, сэр?
       Профессор мягко прохаживался по рядам.
       - Как вас зовут юноша?
       - Боб Макроу, сэр.
       - Лично я предпочитаю бокс, дорогой Боб, - он пожал плечами. - По-моему, человечество пока не придумало ничего лучше бокса, по крайней мере, в обсуждаемой сфере деятельности. Вы, юноша, знаете, что такое апперкот?
       - Подумаешь, апперкот! - басовито фыркнул Боб.
       - Смотрите, мисс, это я для вас говорю, - повернулся профессор к девушке. - Точнее, показываю. Апперкот делается вот так, снизу вверх, - он медленно показал, - снизу вверх, снизу вверх... Запомнили? Если вы попадете таким образом Бобу в подбородок, обязательно снизу, под зубами, он наверняка грохнется в нокаут. Достаточно минимального усилия. Если сбоку в челюсть, то нужно ударить посильнее, но тоже много силы не требуется. В скулу лучше не бейте - только раззадорите его. Бейте первой, мисс, неожиданно и желательно точно, и скептически настроенный к боксу Боб никогда вас не забудет. Если, конечно, очнется.
       - Да я заранее упаду, - отшутился студент.
       - Вы правы в одном, господа. Ради торжества научной истины приходится иногда делать так, чтобы зубы оппонента оказались на полу.
       - Чтобы зубы оказались в шляпе... - отчетливо прошептал кто-то.
       Профессор круто развернулся.
       - Кому не нравится моя шляпа? - упруго спросил он.
       Ответом была тишина. Невинные взгляды застенчиво уткнулись в учебные столы. "Чего это он?" - зашелестело по аудитории. "Он никогда не снимает свою шляпу, представляешь!" "Врешь!" "Чтоб я доллар потерял!" Тогда профессор подошел к столу спортсмена Боба и попросил с обманчивой кротостью:
       - Встаньте, прошу вас.
       Тот почему-то испугался:
       - Это не я.
       Но просьбу выполнил.
       - Как вы полагаете, мистер Макроу, какое чувство нужно испытывать к своему сопернику, чтобы победить его? К своему смертельному врагу?
       - Ну, ненависть. Я всегда хочу врага порвать, как газету.
       - Неправильно. Нужно испытывать нежность, где-то даже любовь. Только так можно слиться с ним в одно целое, понять его мысли, только так можно заранее узнать, какое действие совершит ваш соперник в следующий момент. Вам тоже не нравится моя шляпа?
       - Нет, сэр. То есть да. Ну, не в том смысле, что "нет, не нравится", а в том, что "да, нравится".
       - Будьте искренни, юноша. И смелее. Попробуйте сбить шляпу с моей головы на пол, прошу вас.
       Студент стоял, не двигаясь, глаза его растерянно бегали по аудитории. Он был выше профессора почти на голову.
       - Ну же, не бойтесь. Доверьтесь своим желаниям.
       Студент неуверенно взмахнул рукой, пытаясь зацепить головной убор своего собеседника, и промахнулся.
       - Что вы как мочалка на веревке, - спокойно сказал профессор. - Еще раз, пожалуйста.
       Молодой человек попробовал еще раз - резко, в полную силу. Но почему-то опять промахнулся. Потеряв равновесие, он едва не кувырнулся через свой же столик.
       - Что здесь происходит? - раздался удивленный возглас.
       Дверной проем занимала туша декана.
       Аудитория молчала.
       - Итак, что происходит? - повторил вопрос декан. - Я спросил вас, доктор Джонс.
       - Мы разбираем некоторые из ритуалов древних ацтеков, - как ни в чем не бывало сказал лектор. - Например, Танец Ветра - ритуал, в конце которого танцору отрубали сначала руки, затем голову.
       - Я был в коридоре, ждал, что вы вот-вот закончите занятие, но потом решил зайти, - неприязненно объяснил декан. - Сожалею, если помешал. Когда освободитесь, профессор, зайдите ко мне в офис, неожиданно возникло очень важное дело.
       Гость торжественно покинул помещение.
       - Действительно, я вас слегка задержал, - лектор посмотрел на часы. - Сейчас закончим. Простой эксперимент, который мы провели с мистером Макроу, надеюсь, убедил вас, леди и джентльмены, в моих чувствах ко всем вам. Мне помогла нежность. Надеюсь также, что и преимущества бокса теперь не вызовут у кого-либо сомнений. Но все же хочу в заключение повторить вполне очевидную мысль. Вы, как я подозреваю, несколько превратно представляете себе работу археолога. Романтика наших поисков, друзья, совсем не в том, чтобы опередить всех и найти клад, а в том, чтобы опередить всех и найти истину.
       Он возвратился на кафедру и надел очки.
       - Ну что ж... Поздравляю всех присутствующих с началом учебного сезона. Рад, что вы успешно решили проблему оплаты обучения и проживания в кампусе. До встречи в следующий раз, господа.
      
      
      
      
       2. СЕНТЯБРЬСКИЕ НАСТРОЕНИЯ
      
       Истории бывают короткие - длиной в одну человеческую жизнь, и длинные - в одну бесконечную ночь. Истории бывают смешные, страшные и странные, добрые и злые. Наконец самое главное - они бывают достоверными и придуманными.
       Эта история - настоящая.
       В самом деле, что может быть естественнее? Был сентябрь. Ветреная чикагская осень, когда с Мичигана приносит по утрам гадкую муть, состоящую из остатков тумана, перемешанных с пароходными отрыжками, когда чудовищная громада Трибюн-тауэра прячется в тяжелом небе, когда даже особняки "Золотого берега" и негритянские трущобы "Бронзового города" объединяются в тщетных попытках стряхнуть струпья умершего лета.
       1938 год. Тревожный 1938-й. Благодаря мучительным усилиям властей, Чикаго забыл кровавые беспорядки, случившиеся в День поминовения[3] год назад, когда рабочие "Рипаблик стил" сцепились с полицией. Благополучные, казалось бы, Соединенные Штаты Америки, едва оправившись от Великой депрессии, вновь неудержимо скатывались к кризису, вдруг перестав реагировать на "новый курс" президента Рузвельта. Окончательно погасла еле тлевшая мечта о грядущем Просперити[4]. Совсем недавно, в мае, Конгресс создал новую комиссию - по расследованию антиамериканской деятельности, - призванную заткнуть рты тем, кто тлетворно влияет на дух нации. В остальном же мире вообще черт знает что творилось. Страшная война в Испании, где немцы и итальянцы без особых проблем убивают испанских республиканцев; беспрепятственное вооружение вермахта; аншлюс Австрии Германией; захват Эфиопии итальянцами; претензии Германии на чешские Судеты; кошмар нанкинской резни, за которую прямую ответственность несет принц японского императорского дома; расчленение Китая японскими войскам и их вторжение на русский Дальний Восток, - и ни в чем германские и японские вояки не встречают противодействия западных держав. Скорее наоборот, англичане как будто поощряют немцев и японцев на дальнейшую агрессию...
       И настроение у профессора Джонса было под стать времени года. Вернулся из экспедиции, потеряв двоих друзей, истратив чужие деньги, а привез только никчемную керамику да нефритового каймана. То есть практически вернулся ни с чем. Что может быть естественнее? Профессор Джонс был невезучим человеком - уникально, фантастически, неизлечимо невезучим. По крайней мере, сам он в этом нисколько не сомневался. И просьбу декана заглянуть в офис факультетского руководства он воспринял соответственно - с пониманием, с мудрым спокойствием. Очередная неприятность? Что ж, ему не привыкать.
       Декан встретил его сидя. Впрочем, на мгновение приподнял тучное тело - вежливости ради.
       - Откровенно говоря, - решительно начал он, - мне кажется, что вы даете студентам слишком уж спорный, непроверенный материал.
       - Почему непроверенный? - возразил Джонс, без приглашения подсаживаясь к столу. - Уверяю вас, я объездил всю Месоамерику...
       - Вот именно, доктор. Ваш курс составлен на основе собственных исследований. Когда вы намерены опубликовать их, чтобы все было, как положено?
       - В течение двух-трех месяцев.
       - Через два месяца я вынужден буду навести справки в университетской типографии, как вы выполняете свое обещание.
       - Вы позвали меня, чтобы обсудить программу моего курса? - прямо спросил доктор Джонс.
       - Что? - спохватился декан. - Ах, нет, конечно. Хотя, если снова быть откровенным, насчет вашего курса у меня есть определенное беспокойство. Вероятно, мне следовало бы поинтересоваться, сколько лекций вы намерены прочитать, прежде чем в очередной раз исчезнете.
       Профессор Джонс грустно улыбнулся:
       - До конца семестра в моих планах нет ничего, что могло бы вас огорчить.
       - Хотелось бы верить. Знаете, мы тут здорово поволновались из-за вашей задержки, уже всерьез подбирали замену. Не сочтите за резкость, но сказать вам кое-что неприятное я все-таки должен. Видите ли... То, что прощалось вашему отцу, может не сойти с рук Джонсу-младшему, если вы меня правильно понимаете.
       - Не нужно называть меня "младшим", - сдержанно попросил гость.
       - Почему? - искренне удивился хозяин кабинета. - Боже мой, Инди, ну почему вы этого так не любите? Ваш отец - большой ученый, точнее сказать - был большим ученым, и я не вижу причин, которые мешают вам добавлять к фамилии гордую приставку...
       - Джонса-младшего нет, - раздельно произнес гость, рывком встав. - Равно как и "старшего". Я - Джонс. Просто - Джонс. Послушайте, шеф, неужели меня вызвали ради того, чтобы отчитать, как мальчишку?
       Декан также встал и застегнул все пуговицы своего пиджака.
       - Собственно, вас вызвал не я. Меня просили передать, что вас срочно ждут у ректора. Пришли какие-то господа, очень похоже, что из полиции.
       - Срочно, говорите? - хмыкнул Джонс. - Если ректор спросит, где я так задержался, я непременно перескажу ему наш разговор.
       - У вас неприятности, Инди? Зачем вы могли понадобиться полиции?
       - У меня все о'кей.
       - Значит, не хотите объяснить, в чем дело? - спросил декан, пристально глядя в лицо подчиненного.
       Пришла очередь удивляться Джонсу.
       - Мои неприятности, а они у меня, разумеется, есть, никаким образом не связаны с полицией.
       - Надеюсь, на факультет не ляжет пятно, - вздохнул декан. - Очень надеюсь, доктор Джонс. Иначе даже и не знаю, что с вами делать...
       Гость молча повернулся, сделал несколько шагов и оставил кабинет хозяину.
       В коридорах было тихо: шли занятия. "Срочно..." - думал профессор Джонс, перемещаясь по свежевыкрашенным магистралям главного корпуса. "Терпеть не могу всяких там "срочно"..." - размышлял он, приветствуя попадающихся навстречу коллег. "Полиция..." - катал он во рту малоприятное слово. "Терпеть не могу полицию..."
       В самом деле, зачем он понадобился полиции? С этой грозной инстанций у него вроде бы не должно быть точек пересечения. А может, господа вовсе не из полиции? - похолодело у профессора в груди. Может, они из налоговой инспекции? Вот некстати! Впрочем, господа из налоговой инспекции всегда некстати. Неужели что-то связанное с магрибским проектом? Вот ведь не везет...
       В офисе ректора его действительно ждали. Два человека - в штатском - энергично поднялись ему навстречу, а ректор с облегчением сказал:
       - Это он, господа.
       Итак, их было двое. Один - щуплый лысоватый блондинчик, похожий на всех неприметных клерков сразу. Неопределенного возраста, впрочем, ближе к зрелому, чем к молодому. Второй - баскетбольных габаритов дебил, очень напоминающий какого-то актера - из тех, что играют вышибал в увеселительных заведениях. Очень веско они выглядели, дополняя друг друга, как огонь и вода, как свет и тьма, как жизнь и смерть. Налоговая инспекция такими компаниями не ходит, - мельком подумал вошедший, - так что опасения были напрасны...
       - Вы Генри Джонс? - первым заговорил маленький. Очевидно, главным был он.
       - Доктор Индиана Джонс. К вашим услугам, господа.
       Крепыш вопросительно оглянулся на ректора:
       - Мне нужен профессор Генри Джонс, сэр, - он заглянул в записную книжку и добавил. - Исторический факультет, кафедра индейских культур. Работает у вас такой или нет?
       Ректор вдруг засуетился - как-то сразу, неподобающе должности:
       - Боже мой, это он и есть! Видите ли, в силу определенных причин, неизвестных мне, но, вероятно, вполне уважительных, доктор Джонс не любит имя "Генри", - руководитель университета растерянно улыбнулся.
       - Так-так, - покивал головой человек. Он сделал пометку в своей записной книжке. - Второе имя - это по названию штата, мистер Джонс? В моих сведениях указано, что вы родом из Старфорда, штат Иллинойс, 1898 года рождения, в двадцать пятом году окончили Чикагский университет, остались здесь же работать, получили магистра, затем доктора... Мои сведения точны?
       - С вашего позволения, я сохраню в тайне, откуда взялось имя Индиана, - сухо известил Джонс.
       - Сохраните в тайне? - неприятно удивился человек. - Зачем? Ну, ваше дело. Итак... - он вновь оглянулся на ректора.
       - Да-да, - заторопился тот. - Вы, полагаю, простите меня, господа, но я вынужден ненадолго отлучиться.
       Он удалился. Доктор Джонс посмотрел ему вслед и спросил:
       - Вы из ФБР, что ли?
       - Сержант! - не потрудившись ответить, маленький кивнул своему дебилообразному спутнику. Тот, ни слова не говоря, переместился к выходу, выглянул в коридор, затем прикрыл дверь и застыл по стойке "вольно". Он жевал резинку, отрешенно двигая челюстями.
       - И чтобы никто не вошел, - распорядился главный. Вдруг протянул руку Джонсу, широко улыбнувшись. - Здравствуйте, профессор. Извините, что пришлось таким вот образом вас побеспокоить. Дело в том, что у нас есть к вам вопрос чрезвычайной важности.
       - Вы из ФБР? - повторился Джонс.
       - Военная разведка. Подразделение "Сигма" при ВВС. Я - руководитель подразделения майор Питерс. Уильям Питерс, сэр. К сути, мистер Джонс.
       - У нас есть разведка? - по-детски заинтересовался профессор археологии. - Здесь, в Штатах?
       - Нет сомнений, - серьезно ответил майор Питерс. - У немцев - абвер, у англичан - военно-разведывательный департамент, а у вас есть мы. Присядем, пожалуй.
       Разведчик естественно и непринужденно сел за стол ректора. После чего продолжил:
       - Нас интересует вот что. Когда вы в последний раз видели профессора Орлоффа?
       - Кого? - не понял Джонс.
       - Орлоффа. Насколько нам известно, вы его ассистент. Или, по крайне мере, были его ассистентом, не правда ли?
       - Я? - спросил Джонс, недоуменно вскинув брови. Даже пальцем указал сам на себя - для ясности.
       - Вы хотите сказать, что наши сведения не точны? - неодобрительно нахмурился разведчик.
       - Не знаю я никакого Орлоффа, - Джонс также нахмурился. - Я давно вышел из возраста, когда был чьим-то ассистентом. Я, мистер Питерс, работаю на себя, ассистирую себе и одновременно руковожу сам собой. Темы моих исследований совершенно самостоятельны, это всем известно, уверяю вас.
       - А в прошлом? Вы упомянули, что все-таки были в том возрасте, когда...
       - Хотя, постойте, - сказал Джонс. - Существовал такой человек. Но это попросту невозможно, - добавил он и засмеялся.
       - Я вас слушаю, продолжайте.
       - Каково полное имя вашего "профессора Орлоффа"?
       - Александер Орлофф.
       - Александер? - челюсть Джонса на мгновение отвисла. - Но ведь Эл... В общем, здесь какаято ошибка, майор.
       - Может, и ошибка, - согласился разведчик. - Ошибки иногда случаются в нашей работе.
       - Во-первых, Эл давным-давно умер, еще до того, как я родился. Во-вторых, этот человек не имел никакого отношения ни к археологии, ни к университетам, ни к науке вообще. Собственно, первого вполне достаточно, чтобы я не мог с ним видеться, вы не согласны?
       - Подробнее, пожалуйста.
       - О чем?
       - Об Александере Орлоффе.
       - Родственник по материнской линии, - пожал плечами Джонс. - Давно умерший, как я уже сказал. Двоюродный брат матери, работал механиком в мастерской игрушек. Я запомнил его имя, потому что от этого дяди мне досталось в наследство огромное количество ломаных игрушек, иначе, конечно, знать бы не знал об этом своем родственнике. А в чем дело, майор? Объясните вы наконец?
       - Неужели совпадение? - задумчиво произнес майор Питерс. - Но ведь тот человек назвал именно ваше имя. Странное совпадение.
       - О, Господи, - вырвалось у Джонса. - Вечно я во чтото вляпаюсь. Неужели вы подозреваете меня... как бы помягче выразиться... в шпионаже?
       - Мы не из ФБР, - напомнил майор. - И не из Конгресса.
       - Что же тогда?
       - Для вас, судя по всему, ничего. Какой-то человек позвонил в наше консульство в Стамбуле, назвался профессором Александером Орлоффом и спросил, можно ли переправить очень важный пакет в США с дипломатической почтой. Секретарь переключил его на специального сотрудника - на нашего резидента, вы понимаете, - тот ему все вежливо объяснил, назначил встречу, но человек не пришел и больше не позвонил. Резидент пытался в ходе телефонного разговора расспросить о содержании посылки, о причинах столь необычной просьбы, и выяснил только, кому Орлофф собирался адресовать пакет. Своему ассистенту, профессору Чикагского университета Генри Джонсу, работающему на кафедре... - майор заглянул в записную книжку, - ...на кафедре индейских культур исторического факультета. Вот так, сэр. Вас действительно зовут Генри Джонс, здесь нет ошибки?
       - Формально, да, к сожалению, - неохотно подтвердил Индиана. - Почему бы вам не поискать пресловутого Эла Орлоффа в Стамбуле, а не в Чикаго?
       - Мы поискали. Он исчез, точнее, кудато уехал. В телефонном разговоре он упомянул, что буквально завтра собирается улетать в Непал с экспедицией, в какой-то горный район. Вообще, резидент отметил, что звонивший явно чего-то боялся.
       - Очень интересно, - кисло заметил Джонс. - Значит, покойник Орлофф стал профессором и решил со мной связаться.
       - В этом чертовом мире все может быть, - зловеще улыбнулся майор. - Мне, впрочем, тоже не нравится такая версия.
       - А почему ваш турецкий резидент обосновался в Стамбуле? Не в столице, не в Анкаре?
       - Наше консульство в Стамбуле раза в четыре крупнее посольства в Анкаре. Если не знаете, то знайте - Стамбул является центром всех разведок в Европе, настоящей агентурной Меккой. Помните об этом, когда будете там.
       - Гадючник, - скривился Джонс. - Терпеть не могу змей.
       - У вас чисто обывательская точка зрения.
       - Откровенно говоря, мистер Питерс, я не вижу, в чем важность всей этой возни. Ради чего вы приходили ко мне?
       - Вы не видите, а мы видим. У каждого своя работа, - руководитель загадочного подразделения "Сигма" встал из-за ректорского стола. - Не смею больше вас задерживать, сэр.
       - И все-таки я настаиваю на объяснениях, пускай самых формальных, - металлическим голосом сообщил доктор Джонс. - Я не привык, когда со мной обращаются подобным образом.
       Разведчик внимательно посмотрел на него.
       - А ваш ректор, по-моему, с пониманием отнесся к нашим манерам. В отличие от вас. Впрочем, вы правы. Дело в том, что Орлофф хранил или, возможно, до сих пор хранит некий предмет, условно называемый "кулоном". Этот предмет чрезвычайно интересует наших врагов - ваших врагов, доктор. Таким образом, "кулон" автоматически интересует и нас. Достаточно?
       - Какого рода предмет?
       - Очевидно, нечто древнее. Это следует из контекста остальных имеющихся в нашем распоряжении данных.
       - Древнее? - переспросил Джонс. Что-то хищное мелькнуло в его взгляде. - Я археолог, майор. Не могли бы вы...
       - Это не в вашей компетенции. Сожалею, но это закрытая информация, - разведчик развел руки, как бы извиняясь, и добавил вполне приветливо: - Хотя, я уверен, мы еще встретимся.
      
      
      
      
       3. ЗАДОЛЖЕННОСТЬ КАК ФОРМА ДРУЖБЫ
      
       Чикаго - это все первое, все самое. После Нью-Йорка, конечно, после надменного, насквозь лживого Нью-Йорка. Говорят, будто Чикаго - это мухомор, гигантский ядовитый гриб, выросший возле вод великого озера Мичиган, обильно политый долларами, пустивший грибницу на соседние Хаммонд, Гэри, Ист-Чикаго, проросший в идиллически светлые земли штата Индиана. Врут! Если Нью-Йорк - это медаль Америки, то Чикаго - лента, на которой висит медаль.
       Автомобили, несущиеся в несколько рядов по набережной; с одной стороны дороги - бесконечное влажное пространство, отделенное от города шумом разбивающихся о берег волн, с другой - многомильная полоса небоскребов.
       Вонючие разваливающиеся улицы, похожие на маленькие зоны стихийного бедствия, со сломанными заборами, покосившимися домиками, кучами ржавого металлолома.
       Вечно дымящие трубы и непрерывно снующие поезда - в самом центре города. Буйство рекламных плакатов - "Кока-кола - кровь нации", "Джонни Уокер - огонь ваших сердец", "Бензин "Шелл" вашему автомобилю - напоите своего коня".
       Чикаго - это дух практичности и предпринимательства, сконцентрированный даже в архитектуре; только Первое, только Самое.
       Например, самое высокое в мире кирпичное здание - апофеоз 19-го века, последнее крупное здание традиционной конструкции[5]. Вот оно - мощной, утолщенной книзу стеной вздымается по странной кривой над узкой улицей, как символ американского рационализма.
       Громадный комплекс "Аудиториум" - оболочка в виде отеля и офисов вокруг театрального зала, разумеется, крупнейшего в США[6].
       Чикаго - это город великого строителя-рационалиста Уильяма Дженни, соорудившего в 1879 году так называемое "Первое здание Лейтера" - прообраз конторского здания. Прагматичность - в дерзкой прямоте. Хорошая освещенность помещений, широкие окна, не дом, а стеклянная клетка. Он же возвел первое в мире здание со стальным каркасом[7] - сталепрокатная промышленность искала новые рынки сбыта и нашла их, разумеется, в очаге практицизма, что разгорался на берегах озера Мичиган.
       Короче говоря, Чикаго - это родина небоскребов.
       Вертикальность, простота, правдивость, современность - вот что такое Чикаго. Это больше, чем дух предпринимательства, это выражение времени во всех его формах. Однородный сплав хаоса и порядка, где заимствование приобрело новое качество и стало частью нового целого (примерно так же, например, как деятельность некоторых писателей).
       Но к чему все это рассказывалось? А к тому, что профессор Джонс не променял бы свой всесторонне рациональный город ни на какую красивую нелепость вроде Нью-Йорка, потому что любил Историю и Честность. Просто он ехал по душному полуденному городу и смотрел по сторонам - вот к чему все это.
       Он направлялся в Художественный институт, один из крупнейших музеев США, что в парке Грант. В котором, кстати, была представлена самая - САМАЯ! - большая коллекция древностей. И пресловутый "Аудиториум", кстати, тоже был неподалеку. Чуть дальше - Большой Центральный вокзал. А совсем рядом - Публичная библиотека, очень удобно. Дело, с которым профессор Джонс шел в музей, было неприятным, но неизбежным.
       К менеджеру он попал сразу, без формальностей. Менеджер Джи-Си Бьюкенен по праву считался его хорошим приятелем. "Джи-Си" - это Джеймс Сайрус. А если попросту, то...
       - Привет, Джей!
       - Добро пожаловать, Инди! - человек обрадованно встал из-за стола и пошел навстречу гостю. - Вы удивительно точны.
       Последовало рукопожатие и приглашение присесть.
       - Это мой консультант, - сказал Бьюкенен, показывая куда-то в угол.
       Между шкафом и книжными полками сидел еще один человек, этак незаметно, скромно. Среднего роста, сухощавый, в дурно сшитом сером костюме.
       - Кажется, вы знакомы, - продолжал Бьюкенен. - Профессор Ренар из Франции. Профессор Джонс, знаменитый археолог.
       Оба гостя приветливо покивали друг другу. "Знакомы" - было громко сказано, просто виделись несколько раз в Европе, на конференциях.
       - Однако хотелось бы наедине... - обронил Джонс, вежливо улыбаясь.
       - Не тревожьтесь, Инди, доктор Ренар в курсе всех наших дел, - успокаивающе поднял руки Бьюкенен. - Кроме того, он непосредственный участник проекта, о котором я собираюсь с вами поговорить после того, как мы обсудим текущие проблемы.
       - И все-таки, - настаивал Джонс. - Мои текущие проблемы слишком интимны, Джей, вы же знаете.
       Француз вдруг резко поднялся, чтобы слегка поклониться:
       - Видите ли, месье Джонс, я проводил экспертизу Корана, который вы привезли из Алжира, - он говорил с заметным акцентом.
       - Вот как? - с вежливым интересом сказал гость.
       - Господа, - Бьюкенен, улыбаясь, снова поднял обе руки, - я предлагаю обсуждать дела по порядку. Мы изучили предметы, которые мистер Джонс привез из Гватемалы. О нефритовом каймане говорить не будем, поскольку, я полагаю, мистер Джонс и сам понимает, какова его ценность. Керамика гораздо интереснее. Инди, не могли бы вы пояснить, что изображено на том блюде, которое было в вашем контейнере?
       - А где само блюдо? - гость огляделся.
       - Разумеется, не в этом кабинете. Да вы успокойтесь, я покупаю и каймана, и блюдо.
       - Коллега Ренар, если не ошибаюсь, не смог дать вам исчерпывающую консультацию? - теперь уже привстал и поклонился французу доктор Джонс.
       Тот плавно перестал улыбаться.
       - Я даю господину менеджеру консультации по другим вопросам, - сказал он без выражения. Акцент его вдруг обострился. - Я не специалист по Месоамерике, коллега Джонс.
       - О, вы знаете нашу рабочую терминологию? Я, собственно, хотел только уяснить для себя круг вопросов, по которым господин менеджер уже мог иметь определенную информацию. Надеюсь, я вас не обидел, коллега?
       Ренар размышлял некоторое время, легко поигрывая желваками, затем положил ногу на ногу и сказал странно:
       - Продолжайте, господа, прошу. Я вам не мешаю.
       - На том образце керамики, который я прислал вам, - объяснил Джонс, - изображены сцены так называемой "игры в мяч". Это удивительное явление было распространено по всему месоамериканскому региону. Правила ее внешне похожи на баскетбол, игроки должны попасть мячом в каменное кольцо, но при этом запрещалось касаться мяча руками или ступнями ног, только бедрами, ягодицами, плечами и локтями. В конце игры победитель получал право убить побежденного, а затем отрезать ему голову.
       - Бой гладиаторов, - снова подал голос Ренар. - Зрелище. Понимаю.
       - Нет, с Римом здесь нет аналогий, поскольку у индейцев соревнование носило чисто ритуальный характер, я бы сказал - магический, и было связано с культом плодородия. Если бы вы обратили внимание на растительный орнамент по краям блюда...
       - Обратили, - откликнулся Бьюкенен. - Вы нашли блюдо в той пирамиде, которую разыскивали?
       - Да. Покойник, очевидно, был знаменитым игроком в мяч, а блюдо, вероятнее всего, предназначалось для того, чтобы класть на него отрезанную голову побежденного соперника.
       - Да-да, очень интересно, - нетерпеливо согласился менеджер. - Ну, а как же насчет Шестого Солнца, за которым вы, собственно, ездили?
       - Экспедиция закончилась неудачей, - опустил взгляд Джонс. - Вы, дорогой Джи-Си, вынуждаете меня повторять это, хотя, по телефону я вам уже сообщил о результате.
       - Две с лишним тысячи долларов... Я хорошо помню наш телефонный разговор, Инди. Мы обсуждали возникшие в связи с вашей неудачей финансовые трудности, и еще, конечно, вернемся к ним, но послушайте, хотелось бы получить разъяснения. Если угодно, отчет. Мы с вами знакомы много лет, и я вам доверяю, как никому другому, поэтому, когда вы в мае обратились ко мне с новым проектом - помните? - я оказал помощь, ни секунды не колеблясь. Я и сейчас нисколько не раскаиваюсь в этом, несмотря на потерянные деньги. Любой проект может закончиться неудачей, ничего страшного здесь нет, и на наше дальнейшее сотрудничество это никоим образом не повлияет, по крайней мере, с моей стороны. Вы понимаете меня, Инди?
       - Я верну долг, - сообщил Джонс в пол. - Я не отказываюсь от своих обязательств.
       Менеджер Бьюкенен захохотал.
       - Послушайте, старина, - он привстал из-за стола и хлопнул гостя по плечу, - никто в этом не сомневается! В конце концов, две с половиной тысячи - не такая уж большая сумма по нынешним временам. За годы нашего сотрудничества я лично, да и этот музей, заработал на вас гораздо больше. Поэтому отложим на время разговор о деньгах и поговорим о деле. Вы видели пресловутое Золотое Солнце, упавшее с Шестого Неба? Оно в самом деле существует?
       - Я в руках его держал, Джей. Я в заплечном мешке его нес, вот ведь как бывает...
       - Как оно выглядело?
       - Пять-шесть дюймов в диаметре. Диск, похожий на очень большую монету, с непонятными надписями.
       - Из золота? - вмешался Ренар.
       - Нет. Другой металл, мне не известный, но похожий на золото.
       - Значит, вы сумели найти эту пирамиду? - уважительно сказал Бьюкенен.
       - Она оказалась очень маленькая, просто крохотная какая-то, - ответил Джонс. - Зато под ней - большой склеп. Череп, содержащий Шестое Солнце, был там. Красивейший, между прочим, череп, инкрустированный бирюзой, настоящее произведение искусства... А диск из желтого металла действительно слегка светился, как и указывала легенда.
       - Светился? - менеджер возбужденно подался вперед, уперевшись ладонями в стол. - Инди, только откровенно, вы испытывали какие-нибудь странные ощущения?.. Как бы поточнее сказать... Там, в джунглях, не происходило ли с вами чего-нибудь необъяснимого?
       - В каком смысле?
       - Ну, вы же понимаете, что Золотое Солнце - нечто большее, чем амулет! Вы же сами расшифровали пиктографический свиток. Если этот предмет позволил Моктекосуме создать в столь короткие сроки империю ацтеков...
       Индиана расхохотался.
       - Однако забавные вопросы вы задаете, дорогой Джи-Си! Увы, странные ощущения я испытывал в своей жизни, разве что когда приканчивал натощак бутылку дешевого виски. И я бы не советовал понимать каждую легенду столь буквально. Ваше самоотверженное увлечение потусторонними силами, конечно, заслуживает уважения, но... В общем, должен вас разочаровать.
       - Неужели так ничего и не ощутили? Вы же в руках это держали! Оно же действительно светилось...
       - Очевидно, вся магия за прошедшие века потихоньку вышла, - изящно пошутил доктор Джонс. - Собственно, свечение было очень слабым, остаточным.
       Бьюкенен молча побарабанил пальцами по стопке бумаги.
       - Как же вы упустили реликвию? - спросил он через паузу. - Я слышал, у вас были серьезные стычки с контрабандистами?
       - А-а, - махнул археолог рукой. - Столько времени из-за них потерял, с местной полицией пришлось объясняться... В общем, кое-какие трудности были.
       - Они хотели вас ограбить?
       - Нет, решили, что мы с Фелипе - их новые конкуренты, - Джонс, поморщившись, дотронулся до шрама на щеке. - У меня напарник был, Фелипе, отличный парень...
       - Талисман у вас отобрали контрабандисты? - с профессиональным интересом уточнил француз.
       - С чего вы взяли? С контрабандистами мы повстречались до того, как нашли Стелу У[8] и пирамиду рядом со стелой.
       - Каким же образом тогда вы утратили находку?
       - Животные, - сказал Джонс. - Зверье будто обезумело, когда мы вытащили реликвию на свет Божий. Особенно обезьяны, господа, это по-настоящему разумные твари, ненавижу! Ох, как ненавижу... - его лицо исказилось: он что-то вспомнил, что-то совсем недавнее, жгущее память.
       - А вы говорили, что ничего странного! - вновь возбудился Бьюкенен. - Ну, продолжайте, прошу вас.
       - Ночью обезьяны украли череп из моего мешка. Мы с напарником гнались за ними весь день по джунглям. Вожака, который нес украденное, я подстрелил, так он, ублюдок, умудрился прыгнуть в реку, хоть и раненый. Специально прыгнул, понимаете! Золотое Солнце было в черепе, я держал его там... В общем, все это утонуло.
       Француз продолжал спрашивать:
       - Вы запомнили место, месье Джонс?
       - Ход ваших мыслей мне понятен, - хмуро ответил археолог. - Фелипе тоже пытался достать находку из Лаканха, это приток реки Лакандон, но его сожрал аллигатор. До чего же мне не везет, Джей, просто руки опускаются.
       - И этот человек утверждает, что ему не везет! - громко восхитился менеджер Художественного института. - Ваша история, Инди, стоит двух тысяч долларов, и, возможно, мы подумаем о второй экспедиции в эти места.
       - Меня больше интересует Коран, - сказал Джонс. - Что вы решили?
       - Боюсь, я вас огорчу, дорогой друг, - сказал Бьюкенен.
       - В чем дело? - встревожился Джонс.
       - Боюсь, я не смогу заплатить вам ту сумму, которую первоначально предполагал.
       - У вас есть сомнения в подлинности?
       - Доктор Ренар, прошу, - махнул рукой Бьюкенен.
       - В подлинности Корана нет сомнений, месье Джонс. Этот предмет действительно принадлежал Гарун аль-Рашиду из династии Аббасидов, и он действительно был тайно вывезен в 945 году из Багдада, когда братья Буиды окончательно раздавили халифат. Вы провели невероятные по сложности исследования, обнаружив его в Тахерте[9].
       - Что же тогда?
       - Вы знаете легенду, согласно которой с помощью Корана халиф Гарун аль-Рашид повелевал джиннами и поэтому был могущественен, как сам Повелитель Духов Великий и Мудрый Сулейман ибн Дауд?
       - Ну, есть такая легенда. Каких только легенд не существует, господа.
       - Дело в том, что ради проверки этих сведений месье Бьюкенен и субсидировал ваши поиски в странах Магриба, - француз резко указал пальцем на хозяина кабинета. Жест был, мягко говоря, не вполне в рамках приличий.
       Однако месье Бьюкенен просто кивнул, соглашаясь со сказанным.
       - Неужели вы всерьез предполагали, что Коран халифа помогает общаться с джиннами? - непроизвольно понизил голос доктор Джонс и зачем-то оглянулся.
       В воздухе кабинета повисла неловкая пауза.
       - Зачем же подозревать меня в наивном мистицизме, - с мягкой укоризной заговорил Бьюкенен. - Нет, Инди, конечно нет. Просто я надеялся, что за подобными слухами стоит что-то вполне реальное, поддающееся изучению...
       - ...и коммерческому использованию, - удачно пошутил Ренар, окончательно снимая двусмысленность своих предыдущих слов.
       - Каков же результат? - весело, в тон поинтересовался Джонс.
       - Результат нас обескуражил, - вновь посерьезнел коллега из Франции. - На кожаных листах обнаружились следы макового сока. Вы знаете, как по-древнегречески звучит "маковый сок"?
       - Опион, - машинально отреагировал Джонс. - По-латыни - опиум.
       - Совершенно верно, химический анализ не оставляет сомнений. Халиф, очевидно, считал свои наркотические видения чем-то бОльшим, а подданные его не разубеждали. Вот вам и разгадка, откуда пошла эта легенда.
       - То есть духами он не повелевал?
       - Увы, нет.
       - И что это меняет?
       - Инди, - вмешался Бьюкенен, - успокойтесь, прошу вас. Разумеется, я выплачу вам премию в размере... м-м... ну, скажем, пятисот долларов...
       - Двести я потратил на одну только взятку таможеннику, чтобы он позволил вывезти шкатулку из Африки.
       - Все расходы были за счет моей фирмы, - напомнил менеджер. - Инди, я прекрасно понимаю ваше желание как можно скорее снять с себя груз задолженности, но поймите и меня. Во-первых, загадочный магический Коран оказался просто древней книгой, а во-вторых, я же не требую немедленно оплатить мои убытки! Что вы так нервничаете?
       - Простите, - доктор Джонс взял себя в руки. - Я не прав.
       - Дорогой друг, вы слишком нетерпеливы, - улыбнулся менеджер. - Вероятно, именно поэтому Судьба к вам благосклонна, позволяя выпутываться из совершенно безнадежных ситуаций.
       - Я самый невезучий человек на свете, Джей.
       - Не будем спорить. У меня есть к вам конкретное предложение, старина, причем гонорар в случае успеха не только покроет все ваши прошлые, но и все будущие долги. Вы даже представить себе не можете, что я собираюсь вам предложить.
       - Доставить из России знаменитую Золотую Бабу, которая мерещилась казакам и другим первопроходцам Сибири, вкусившим местного напитка из мухоморов?
       - Нет, мое предложение чуть более реально. А для начала я задам несколько странный вопрос. Что вам известно о чаше Грааля?
       - Отвечать, как в воскресной школе? - Джонс откинулся на спинку стула (заложить руки за голову помешала шляпа), а ноги чисто по-американски скрестил в форме четверки: классическая поза менеджеров. - Или как в университете?
       Хозяин кабинета немедленно принял точно такую же позу - впрочем, ни тот ни другой не обратили внимания на столь забавный обмен жестами.
       - Как вам удобно.
       - Вопрос действительно странный. Или вы собираетесь предложить мне написать работу по этой теме? Монографию?
       - Инди, - твердо сказал Бьюкенен. - Надеюсь, вы ни на что подобное не намекаете, но я никогда не подписываю чужих монографий своей фамилией. И никогда бы не рискнул предложить вам такую сделку.
       - Возможно, месье Джонс испытывает некоторое затруднение с ответом на вопрос о чаше? - напомнил о своем существовании француз. Он внимательно следил за разговором из угла кабинета.
       - Если вы настаиваете... - сказал доктор Джонс надменно, после чего сменил позу, обхватив руками колено. - Грааль - очень древний символ. Этот образ впервые возникает в кельтском эпосе, в цикле короля Артура, и в более поздних авторских переложениях. Например, в таких рыцарских романах, как "Смерть короля Артура" Томаса Мэллори, "Персиваль" Этьена де Труа, "Парцифаль" Вольфрама фон Эшенбаха. Само слово происходит либо от латинского "sang real", что означает "истинная кровь", либо от ирландского "cryol" - "чаша изобилия". Упоминается чаша Грааля и в Библии, точнее, в евангельских сюжетах[10]. Во-первых, это чаша, из которой пили Иисус и апостолы на Тайной вечере, а во-вторых, вероятно, именно в нее собрали кровь Иисуса при распятии, и затем передали ее Иосифу Аримофейскому, члену синедриона. Что вам еще сообщить? Я, видите ли, не успел специально подготовиться...
       - Достаточно, - сказал Бьюкенен и повернулся к Ренару. - Я ведь говорил вам - этот парень подходит нам как нельзя лучше!
       - Что вы знаете о легендах, связанных с Граалем? - спросил Ренар доктора Джонса.
       - Я знаю о легендах, связанных с Граалем, - неприветливо ответил тот. - Например, его считали волшебным сосудом, который не иссякает. Кто-то, например фон Эшенбах, считал лучезарным драгоценным камнем. Кто-то надеялся, что Чаша дарует бессмертие... Я, господа, предпочитаю иметь дело только с объективно научными сведениями. То, о чем я сказал вам раньше - факты, которые полностью лежат в сфере исторической науки, а легенды требуют тщательной проверки.
       - Браво, - повторил Бьюкенен и почему-то снова взглянул на доктора Ренара. - Чувствуете, какая у человека школа? - затем обратился уже к Джонсу. - Значит, вы не верите, что Грааль может дать его владельцу вечную жизнь?
       - В этом мире есть много такого, во что очень хотелось бы верить. Что касается чаши Грааля, то ведь речь идет не о телесном бессмертии, а о бессмертии души, так что не стоит обольщаться... Послушайте, Джей, в чем смысл всей этой беседы?
       - Еще раз обращаю ваше внимание, Инди, что мое предложение исключительно серьезно. Проект уже давно запущен. Средства на возможную экспедицию найдены. Существуют научные, подчеркиваю специально для вас - действительно научные данные. Не хватает только руководителя.
       - Да что за предложение-то? - воскликнул Джонс. - Честное слово, ситуация напоминает мне какую-то комедию, причем, плохо сыгранную!
       - Я разве до сих пор не сказал? - развел руками менеджер. - Я прошу вас возглавить проект, связанный с поисками чаши Грааля. Для начала - исследовательскую часть, но если пожелаете, то и экспедиционную.
       - Поиски чаши Грааля? - ошарашенно переспросил Джонс. - И вы утверждаете, что это серьезно?
       - Найдены сенсационные документы... - начал было Бьюкенен.
       Коллега Ренар остановил его:
       - Месье Джонс, вы обязательно получите всю необходимую информацию, как только дадите ваше согласие.
       - Да, разумеется, - согласился менеджер. - Дело в том, Инди, что с некоторого времени мы вынуждены соблюдать осторожность. У нас был руководитель, тоже непревзойденный специалист, но он неожиданно пропал.
       - Пропал?
       - Да. И никаких разумных объяснений этому у нас нет. Он пропал где-то в Венеции, остался только его ассистент - доктор Шнайдер.
       - Теперь понимаю... - задумчиво произнес Джонс. - Даже не знаю, что вам ответить, Джей. Сейчас я просто не могу никуда уезжать, иначе я запросто потеряю профессуру. Знаете, призрак Великой депрессии витает надо мной каждый семестр. Это я вам как другу говорю, строго между нами.
       - Проект хорошо финансируется, - негромко напомнил Бьюкенен. - И проблемы со всеми вашими долгами могут решиться сами собой.
       - Почему бы вам не найти специалиста именно по древнему христианству? - с надеждой предложил Джонс. - Я ведь специализируюсь в другой области. Пригласите, к примеру, моего отца, Генри Джонса. Во-первых, если верить многочисленным отзывам, он знаток христианских реликвий, а во-вторых, обожает безумные идеи и разнообразные сказочные истории.
       - Индиана Джонс не верит, - сообщил сбоку француз. Акцент его опять заметно усилился.
       - Ничего, поверит, - буркнул Бьюкенен краешком губ. Некоторое время он размышлял, затем решительно заявил: - Пожалуй, будет лучше сказать вам правду. Дело в том, что ваш отец и был руководителем проекта. Именно он пропал в Венеции.
       Джонс-младший долго молчал, растерянно глядя на собеседника.
       - Вы что, сотрудничали с моим отцом? - наивно спросил он.
       - Да.
       - Но ведь он не занимается практической археологией, он же давно все бросил!
       - Возможно, вы недостаточно его знаете, Инди? Откровенно говоря, я всегда догадывался, что у вас сложные отношения. Простите.
       - Вы утверждаете, что он пропал?
       - Совершенно верно. Двадцатого августа.
       - Это нелепость, - объявил археолог. - Я знаю своего отца достаточно, чтобы посоветовать вам просто подождать. Скорее всего он сидит в какой-нибудь заброшенной библиотеке, у него остановились часы, он не знает, сколько прошло времени. Или, скажем, вполне мог заснуть в постели какой-нибудь юной ассистентки, а проснувшись, забыл вернуться на работу - такое с ним уже бывало. Заблудился, потерял очки, передумал искать чашу Грааля - да что угодно! Я к тому, что вы напрасно опасаетесь чего-то серьезного, Джей.
       Менеджер терпеливо выслушал.
       - Я вас не тороплю с решением, Инди. Думайте. Доктор Ренар через два дня улетает обратно в Европу, и, надеюсь, мы успеем до этого времени вернуться к нашей теме.
       - Вы, американцы, поразительно не похожи на англичан, - откликнулся Ренар с неожиданной горечью. - Вас совершенно невозможно понять.
       - Знали бы вы мою маму, - сказал доктор Джонс, вставая. - Она была русской. Вот уж кого действительно нельзя было понять.
      
      
      
      
       4. РАЗВЕДКА ЖЕЛАЕТ ПРИЯТНОГО АППЕТИТА
      
       Бывают дни, когда события мчатся, как хорошо отлаженный "Форд-Т" по магистрали Чикаго - Спрингфилд. И нестерпимо хочется пригнуться, спрятаться от бьющего в лицо ветра, и тоскливая пустота распирает грудь, потому что вдруг понимаешь: благоустроенное шоссе неизбежно кончится. Чем? Кто знает? Обрывом, водопадом, рекой Стикс?..
       Трудно представить, но иных дней в жизни сорокалетнего Индианы Джонса не было.
       Сначала он позвонил Маркусу Броуди, другу отца, - человеку, который по праву именовался "давним другом профессора Джонса" еще до того, как Индиана стал сыном профессора Джонса.
       Он позвонил, разумеется, только утром, по прибытии на работу - из преподавательской, чтобы не тратить собственные деньги. В самом деле, якобы пропавший Джонс-старший - профессор нескольких университетов Европы и Америки, известный ученый, оставивший серьезную науку лет десять назад из-за необъяснимой старческой блажи, - в свое время входил и в попечительский совет Чикагского университета. Почему бы университету не оплатить никчемный звонок? Это будет справедливо. И сыновья совесть таким образом очистится.
       Звонок был междугородним, в Старфорд.
       - Здравствуйте, Маркус, - сказал Индиана с нежностью. - Узнали? Нет, у меня как раз все в порядке, но вот мой старик, похоже, в очередной раз загулял. Исчез, как ни странно это звучит. Не затруднило бы вас проведать его, вдруг он попросту сидит дома и вспоминает ушедшее детство?
       - Здравствуй, Инди, - издалека сказал ему Маркус Броуди. - Генри сейчас в Европе. Я недавно получил от него письмо. Из Венеции. Но если ты просишь, я обязательно съезжу к нему домой.
       - Спасибо, Маркус, - попрощался Джонс, и на том разговор исчерпался.
       Следующим пунктом в распорядке дня стояли занятия. Студенты были по обыкновению прилежно любопытны и утомительно невежественны. Лекция закончилась замечательно: профессор сказал "Все свободны", и студентов не стало. Профессор вышел на воздух, прогулялся по территории городка, размышляя над вопросом о смысле жизни и о своем месте в ряду желающих найти ответ. А может, ему грезился грозного вида Дворец человеческих судеб - небоскреб с многоэтажными подвалами и роскошным пентхаусом, - и его одолевали мучительные сомнения: ту ли комнату он снял в этом отеле? Впрочем, вероятнее всего, доктор Джонс просто-напросто обдумывал информацию, которую получил от менеджера Художественного института. Чаша Грааля - это призрак, который так просто не оставит душу археолога. Если же в груди археолога бьется сердце романтика-первопоселенца (как-никак его предки по отцу осваивали Дикий Запад, а предки по маме еще более Дикий Восток), - то подобный призрак непременно материализуется в виде сумасшедших поступков. Если упомянутый археолог к тому же холост, то есть свободен абсолютно, стопроцентно, тогда сумасшедшие поступки совершаются быстро и просто, как бы сами собой. Однако что-то мешало профессору Джонсу спокойно принять неизбежное решение. Какая-то заноза, прочно вошедшая в мозг... Он покинул границы университета, прогулялся до домика Роби[11], полюбовался на диковинное сооружение - плоское, будто гигантским сапогом придавленное, больше похожее на декорацию к фантастическому фильму. Затем вернулся к корпусам.
       Он знал, что именно ему мешало.
       Чашей Грааля занимался его отец Генри Джонс-старший. Вот в чем дело. Шагать по протоптанной отцом дорожке было как-то... в общем, как-то унизительно.
       Лучшее средство освободить голову от мыслей - дать работу желудку, тем более, когда питание оплачено на год вперед. Индиана прошел в столовую, взял бобовый суп и бифштекс, занял любимый столик - лицом к окну, спиной к залу. Суп был не постный, как у большинства, а на мясном бульоне, именно так, как любил профессор археологии; бифштекс был с китайским соусом, рецепт которого Индиана привез год назад; иначе говоря, местный повар прекрасно знал вкусы постоянных клиентов. Желудочный сок ударил в мозг, мгновенно растворив посторонние образы, и настроение стало простым, конкретным, будничным, и вот тут-то...
       Вот тут, собственно, события и начались.
       - Я предупреждал, что мы с вами еще встретимся, - раздался сзади голос, - но не предполагал, что так скоро.
       Джонс обернулся - вместе со стулом.
       Уильям Питерс, малорослый представитель племени разведчиков, стоял с подносом, на котором дымился обед, и приветливо улыбался.
       - Разрешите составить компанию? - спросил он. Не дожидаясь ответа, разрешил себе сам: сел напротив Джонса, загородив таким образом ему вид на парк. - Приветствую вас, док. Мы, кажется, опять не поздоровались?
       - А где ваш приятель? - вяло откликнулся Джонс.
       - Приятель? У меня нет приятелей, по должности не положено.
       - Ну, ассистент. Который похож на Кинг Конга, сбрившего шерсть.
       Майор Питерс повернул голову и посмотрел вбок. Джонс также посмотрел вбок. Сержант размещался неподалеку - сосредоточенно ел в компании младшего клерка из ведомства секретаря университета. Клерк был молоденькой женщиной, поглядывавшей на сержанта с пугливым восхищением.
       - У меня к вам дело, - сообщил майор Питерс, предварительно наполнив рот холодной закуской.
       - Я обедаю, - напомнил Джонс без какой-либо надежды быть понятым правильно.
       - Приятного аппетита, - кивнул собеседник. - У нас появились новые сведения, которые опять косвенно связаны с вами, мистер Джонс... А что, хорошо тут у вас кормят, почти как в Вашингтоне.
       - Что за сведения?
       - Особенно паштет, - сказал майор, энергично глотая. - Я питаюсь в столовой при Пентагоне, но там паштет обычный: печень, масло, лук, сельдерей, морковь, яйцо, перец. А у вас еще мускатный орех добавляют. Не пробовали? И гренки прекрасные.
       - Верю вам на слово.
       - Я прошу прощения, что в прошлый раз не мог быть с вами в достаточной степени откровенным. Сейчас обстоятельства изменились, и мы решили дать вам полную информацию. Вынужден предупредить о строгой конфиденциальности нашей беседы.
       - О строгой конфиденциальности? - переспросил Джонс, оглядываясь по сторонам. За столиками сидели преподаватели, секретари, деканы, клерки. Кто-то в компании, кто-то в одиночестве. Посетители переговаривались, звенели посудой, шумно сдвигали стулья. Конечно, было не так людно, как в студенческой столовой, но все же...
       - Чем больше народу вокруг, тем меньше шансов, что вас кто-нибудь услышит, - рассеял разведчик его недоумение. - Можно было бы уединиться в офисе, у вашего декана или снова у ректора, но это может привлечь внимание. Что касается содержания нашей беседы, то все сказанное должно остаться между нами, чем бы встреча не закончилась.
       - А чем, собственно, она кончится?
       - Очень просто: мы либо договоримся, либо нет. Итак, могу я рассчитывать на вашу порядочность?
       - Ваши тайны умрут вместе со мной, - удачно пошутил профессор Джонс.
       - Надеюсь, это случится не скоро, - майор Питерс был серьезен. - Новые сведения, о которых я упомянул, таковы. Во-первых, были проанализированы работы, опубликованные под именем Орлофф, и все, что с ними связано. Выяснилось, что такого человека как бы не существует, по крайней мере, в редакциях его не видели, работы приходили по почте. Но главное совсем в другом. Одна из статей подписана двумя фамилиями: Орлофф и Кэмден. Вам знакома вторая фамилия?
       - Лили? - поразился Индиана. - Вы это хотите сказать?
       - Да, Лилиан Кэмден. Нам стало известно, что указанная особа была вашей близкой знакомой, возможно, невестой, поэтому мы снова и пришли к вам.
       - Невестой... - медленно произнес Индиана, словно бы пробуя слово на вкус. - Но Лилиан, насколько мне известно, нет в Штатах, переехала на жительство в Европу.
       - О дальнейшей судьбе вашей знакомой вы знаете, профессор?
       - Нет.
       - Тогда, я уверен, вам интересно будет послушать. Мисс Кэмден некоторое время жила во Франции, затем вышла замуж за английского офицера по фамилии Фергюссон и уехала вместе с мужем в Непал, где тот получил назначение в британской военной миссии. По нашим сведениям, мистер Фергюссон не слишком хорошо зарекомендовал себя в качестве представителя Его Величества, - еще в Париже, - поэтому, собственно, его и перевели в Катманду. Назовем вещи своими именами - он оказался картежником и пьяницей. Причем, судя по всему, в Непале подобный образ жизни был для него нормой, поскольку вскоре он получил новое назначение - в Родезию, на задворки Империи. Родезия, сэр, это настоящая дыра.
       - Как сказать, - не согласился Джонс. - Я занимался раскопками в Большом Зимбабве, там остались очень интересные артефакты времен империи Мунхумутапа.
       - Так вот, он уехал на юг Африки, а жену с собой не взял, бросил. Денег у той, конечно, не было даже на билет, и она через посольство затеяла с мужем тяжбу о разводе. В результате развод она получила. И вместе с тем - половину семейного имущества, в размере ста фунтов. В общем, миссис Кэмден-Фергюссон осталась одна. На билет до Европы или до Америки ей так и не хватило, да она, возможно, и не хотела возвращаться. Купила ресторан и с тех пор живет в Непале. Но не в Катманду, а севернее, в городке Кхорлак.
       Майор временно замолчал. Он уже покончил с овощным супом-пюре и увлеченно принялся за пудинг. Он добавил, сочно двигая челюстями:
       - Ресторан у госпожи Кэмден, надо полагать, европейской кухни. Обслуживает туристов, военных, других выходцев из Европы...
       Аппетит у доктора Джонса, наоборот, давно пропал.
       - Меня не интересует Лилиан, - заявил профессор, рассматривая остывшие бобы.
       - И все-таки дослушайте. Несколько дней назад ваша Лилиан обратилась в американское посольство в Непале...
       - Эта женщина не моя, - решительно заявил профессор.
       - ...обратилась с вопросом - известно ли что-нибудь о человеке по имени Александер Орлофф, прибыл ли он в Непал, если прибыл, то где остановился. Просила навести справки, потому что беспокоится.
       - Ну, ясно, - горько сказал доктор Джонс. - Девочка завела себе нового профессора. Опять решила стать ассистенткой.
       - Почему "нового"? - прервался разведчик. - Что вы имеете в виду?
       - Ничего особенного, просто вспомнил кое-что.
       - Не знаю, на что вы намекаете, но у нас нет никаких данных о том, что Лилиан Кэмден и Александер Орлофф состояли... хм... в близких отношениях. По крайней мере, последние два года. У нее есть друг, второй секретарь посольства.
       - Как же девочке без друга? - Индиана вновь отреагировал не вполне солидно.
       - Так вот, ее друг, второй секретарь посольства, был удивлен не меньше вашего. Кстати, именно через него она пыталась навести справки об Орлоффе. Когда мы узнали, что некая госпожа Кэмден проявляет интерес к этому подозрительному типу, то поручили специальному сотруднику посольства в Непале выяснить все про личность Лилиан. Согласитесь, доктор, слишком много совпадений: звонок Орлоффа в американское консульство в Стамбуле, где была названа ваша фамилия, желание Орлоффа лететь в Непал, статья, опубликованная им в соавторстве с Кэмден, существовавшая в прошлом связь мисс Кэмден с вами. Наконец - ее попытки разыскать профессора Орлоффа. Так вот, специальный сотрудник посольства выяснил, что в частных разговорах со вторым секретарем посольства она изредка упоминала о каком-то "кулоне".
       - "Кулон"? - встрепенулся Джонс. - Тот самый?
       - Мы не знаем, что за предмет она имела в виду, она никому его не показывала. И нашему сотруднику отказала, когда тот пришел к ней с соответствующими вопросами. Честно говоря, она выставила парня за дверь. Не вызывает сомнений лишь то, что "кулон" у нее есть, а что это и откуда - неясно.
       - Очень порядочная, честная женщина, - сказал Джонс, отодвинув в сторону суп, придвинул второе блюдо и принялся смотреть на бифштекс. - Я полагаю, мистер Питерс, что "кулон" просто-напросто принадлежит не ей. Возможно, неугодный вам Орлофф дал ей этот предмет на сохранение. Вы не обидитесь, майор, если я изложу свою точку зрения? Мне не нравится мышиная возня вокруг меня и моих бывших друзей, я до сих пор не вижу во всем этом хоть какого-нибудь смысла, хоть чего-нибудь, что могло бы объяснить и оправдать ваше любопытство, и, скажу прямо, в прошлом веке при таких методах работы вас бы застрелили, как койота.
       Сержант, сидящий неподалеку, вдруг внимательно посмотрел на них. Очевидно, случайно.
       - Вы не владеете полной информацией, - терпеливо напомнил разведчик, по-мальчишечьи облизывая ложку. Пудинг был съеден, оставался сок. - Не делайте поспешных выводов. Собственно, только теперь я приступаю к объяснениям. Для начала спрошу: как вы относитесь к немцам?
       - Что? - Джонс едва не поперхнулся, несвоевременно решив положить кусок бифштекса в рот.
       - Что вы думаете о немцах?
       - Странные у вас вопросы. Ну, это адская смесь народов, когда-либо населявших Центральную Европу. Древние германцы смешались с еще более древними кельтами, затем к ним примешались другие племена, если мне не изменяет память, гунны, авары и так далее, в результате получилась общность, назвавшая себя тевтонами, в которую затем влились западные славяне, пруссы и литовцы. Ну, феодальная раздробленность долгое время мешала объединению немецкой нации... Что конкретно вас интересует, майор? Я отношусь к немцам без предубеждения, если вы это имеете в виду. Всем известна германская методичность и логика, научная строгость и честность...
       Разведчик расхохотался так, что на него оглянулись.
       - Вы говорите, словно вождь национал-социалистической партии на трибуне! Я-то спрашивал только о практических аспектах проблемы "немецкой последовательности". В частности, понимаете ли вы, что война в Европе неизбежна?
       - Война в Европе?
       - Разумеется. Понимаете ли вы, какую угрозу пресловутая "адская смесь" несет Америке - именно Америке, доктор Джонс!
       - Я археолог, а не политик, - с обескураживающей скукой заметил Индиана. Он зевнул, вежливо прикрывшись, и наконец принялся за обед всерьез.
       - Да-да! - сердито сказал Уильям Питерс. - Настроения, подобные вашему, как будто ослепили Америку. Неужели вы не понимаете, что самоизоляция чревата катастрофой? Изоляционистский курс правительства, проводимый под гигантским прессом общественного мнения, уже привел к тому, что нацисты обрели такую мощь. Избиратели по старой американской привычке считают, что дела Европы нас не касаются, а многие конгрессмены полагают, что немецкая экспансия будет направлена исключительно на восток, против Советов. Но ведь немцы мешают свободной торговле, свободному обращению доллара, вопиюще нарушают права собственности. Вспомните еврейских банкиров и промышленников, тесно связанных с нами.
       - Да, экономика Германии сейчас на подъеме, - равнодушно согласился Джонс. - После того, как кризис на мировом рынке так страшно ударил по рядовому немцу. Да и страдания еврейских банкиров ничуть не помешали Уолл-стрит вложить изрядные деньги в германскую тяжелую промышленность. Вот у Форда в Кельне огромный автомобильный завод.
       - Да вовсе не экономика Германии угрожает Америке, - с прежней горячностью Питерс принялся выкладывать новые аргументы. - Англичане больше, чем немцы, мешают свободной торговле, не пуская нас в свои обширные колонии. Немцы опасны не торговой экспансией, а своими военными планами. Они стремятся захватить не только первичные ресурсы - нефть, уголь, рабочую силу, - но и важные производства, причем, начнут с самой развитой части мира - Европы. Германия начнет с наших стратегических союзников, доктор Джонс. Вот, например, представьте невероятное - Германия захватила Францию вместе с французскими колониями, от Западной Африки до Индокитая... Не улыбайтесь, я и сам понимаю, что мое предположение чисто умозрительно. Но все же... А после этого немцы могут устремится не в Россию, а на Ближний Восток, в Ирак, Иран, в Индию, где у них немало союзников. Огромный рынок, который мог бы отойти к нам - ведь у французов и англичан челюсти уже слабеют, - окажется у немцев. Плюс нефтяные поля...
       - К чему этот экономический обзор? - уточнил доктор Джонс и выразительно посмотрел на часы. - Мне кажется, что рынками сбыта должны больше интересоваться милые толстячки с Уолл-стрит, а не парни, работающие на правительство.
       - Что? - спросил разведчик. - Ах, да. Извините, сэр, я увлекся. Я всего лишь хотел указать вам, кто враг - настоящий враг. Как, кстати, вы относитесь к национал-социализму?
       - Забавные у вас вопросы... - Джонс с минуту размышлял, постукивая вилкой о стол. - К национал-социализму я отношусь плохо. Это какое-то подражание английскому и американскому расизму. Похоже, немцы относятся к славянам и евреям точно также, как мы относились к неграм и индейцам в прошлом веке. Национал-социализм - это вульгарный расизм, выросший до уровня государственной идеологии. Но ведь и сегодня у нас есть Ку-клукс-клан и законы Джима Кроу, а англичане продолжают рассматривать своих колониальных подданных, как людей второго сорта. Я не оригинален в своем мнении, майор.
       - Однако Германия - страна точных наук, согласно вашему же замечанию, - обезумела буквально за несколько лет. Вам не кажется это странным?
       - В истории и не такое бывало.
       - В истории такого не было, профессор, мы консультировались со специалистами.
       - И с кем же? - иронично сощурился Джонс. - Назовите фамилии.
       - Со специалистами, - значительно повторил майор Питерс. - И получили подтверждение: в коротенькой истории нацизма слишком много необъяснимого. Возьмем, например, свастику...
       - О, да, - сказал Джонс. - Я также возмущен подобной наглостью. Я понимаю Киплинга, который снял этот мирный некогда символ Тибета с обложек своих книг.
       - Чем вы возмущены, доктор?
       - Чем? Свастика - это самый древний из известных человечеству знаков. Если крест, звезда, полумесяц изобретались в конкретные исторические времена, то свастика, похоже, существовала всегда - по крайней мере, со времени неолита. Это символ Солнца, Неба, Жизни, символ вечности. Еще древняя Троя пользовалась им. В нашем тысячелетии он прочно закрепился за буддизмом... Каким же самомнением надо обладать, чтобы в двадцатом веке поместить его на свои знамена! Впрочем, финны ничтоже сумняшеся, тоже стали использовать свастику в государственной геральдике...
       - Финны нас не волнуют, они не лезут в Индию. А в остальном вы совершенно точно сформулировали то, что я собирался вам сказать. Именно древность, и именно Тибет. Добавлю, пожалуй, вот что. Специалисты утверждают, что свастика до сих пор считается главным магическим символом. Она бывает прямая и обратная...
       - Белая и черная, - покивал Джонс.
       - Нацисты используют обратную, если вы обратили внимание. Это первое. Далее: нацистскую партию основали семь человек, и у нас есть информация, что семерка, то есть число учредителей, так же как и точная дата основания партии, отнюдь не случайны. Цифры просчитывались, выбирались специально. Далее: трудно поверить, но по косвенным данным самые секретные заседания главного штаба немецких войск, куда допускается только высшее армейское руководство, начинаются с медитаций и каких-то индуистских ритуалов...
       - Может, они так развлекаются? - предположил Джонс. - Играют в оккультизм?
       - Немецкие генералы развлекаются в рабочее время? - вопросом на вопрос ответил майор. - Думать так, конечно, было бы удобно. Знаете, профессор, я сам здравомыслящий человек, настолько здравомыслящий, что иногда это даже мешает работе. Лично я отвергаю разную там мистику и оккультизм, но есть факты, и мы вынуждены с ними работать.
       - Да какие факты! - развеселился Джонс. - Свастика, что ли?
       - Тибет, - сказал майор Питерс. - Интерес к древности, как государственная политика. Но о фактах чуть позже, - он раздвинул в стороны грязную посуду и положил на стол тонкую папку, взяв ее с колен. Оказывается все это время он сидел с папкой. Когда и откуда она появилась у разведчика, Джонс не заметил, во всяком случае, обедать тот усаживался, держа в руках только поднос.
       - Это вам, - продолжил майор, щелчком подвигая папку к собеседнику.
       - Что это?
       - Нет, нет, открывать не надо. Дома изучите. Здесь собраны материалы, отражающие одну из крайних точек зрения на рассматриваемую нами проблему. Я, кстати, не разделяю экстремистских взглядов аналитика, собравшего эти материалы, но даю их вам специально, чтобы вы представляли, насколько необычно то, с чем вы можете столкнуться.
       - Я? - рассеянно удивился Джонс, с любопытством ощупывая папку пальцами. - Могу с чем-то столкнуться?
       - Извините, мы немного забежали вперед. Итак, не разделяя некоторых суждений и опасений своего коллеги, я тем не менее вынужден констатировать, что деятельность нацистов не так примитивна и понимаема, как кажется на первый взгляд.
       Уильям Питерс встал.
       - Уходим, - сказал он. - Мы становимся слишком заметны, в столовой едят, а не разговаривают. Вы уже поели?
       Индиана также встал, с сожалением глядя на свои тарелки.
       - Папку не забудьте, - напомнил Питерс.
       ...И беседа продолжалась уже на воздухе.
       Раньше на территории университета был шикарный увеселительный парк. Остатки былой беззаботности тщательно хранились студентами и сотрудниками, во всяком случае, дух ярмарки 1893 года с ее знаменитым "Чертовым колесом" - первым из сооруженных в Штатах, - явно витал по университетскому парку до сих пор.
       - Хорошо тут у вас, - говорил разведчик. - Тихо, без суеты, совсем не так, как в Вашингтоне...
       Они шли по центральной дороге к выходу.
       - А теперь - конкретные обстоятельства нашего дела. В разных районах мира, на разных континентах в самых неожиданных местах немцы ведут какие-то поиски. Ищут с поражающим воображение размахом, достойным хорошей военной операции. Разведка также активизировалась, обеспечивая группы тщательным прикрытием. Выделим два района, интересующих немцев, - вероятно, они основные. Во-первых, Тибет. Непал, северная Индия и так далее. Экспедиция за экспедицией, вдобавок Свен Годин, знаменитый путешественник из Швеции, помогает им в качестве консультанта и посредника.
       - Я никогда не понимал Свена, - вставил доктор Джонс. - Очень тяжело с ним общаться. Образованнейший, казалось бы, человек...
       - Как видите, профессор, все это перекликается с той же свастикой и уж тем более - с нашими проблемами в Непале. Кстати, в Берлине и особенно в Мюнхене полным-полно индусов, организованы целые колонии выходцев с Тибета, так что связь, похоже, двусторонняя. Второй район поисков - Египет...
       - Египет? - удивился Джонс.
       - Да, копают под носом у англичан. Здесь самая крупная экспедиция, не экспедиция даже, а постоянно действующий отряд - со штабом, со службой снабжения, со своей службой безопасности. Всем этим археологическим исследованиям, а поиски внешне носят характер именно археологических исследований, придается огромное значение. Некий Урбах, руководитель соответствующего отдела в институте Аненэрбе, получает от руководства страны неограниченные средства, сравнимые с теми, которые мы сами тратим на... - майор Питерс вдруг остановился и замолчал, будто бы неосторожно прикусил что-то во рту. Он испуганно осмотрелся и тихо закончил. - Устал я, доктор Джонс. Столько ночей без сна... Простите, о чем мы говорили?
       Индиана также на всякий случай оглянулся. Сзади никого не было, если не считать сержанта, который неспешно шел следом. Гигант-дебил остановился, повторив маневр своего шефа.
       - Мы говорили об археологии, мистер Питерс.
       - Да-да, разумеется. Я лично склонен полагать, что объяснение активности немцев простое, лежит в плоскости низменной корысти. Например, их могут интересовать драгоценности - алмазы, золото, - или иные ценности, связанные с древностью. Материалы, подобные тем, что лежат в папке, на меня не очень действуют.
       - Зачем же вы тогда мне ее дали? - спросил Индиана, переложив папку из руки в руку.
       - Хорошо, что напомнили! - обрадовался майор. - Хотел вас попросить, но чуть не забыл. Не могли бы вы выступить в качестве эксперта, высказать свое мнение о прочитанном? Мы проверили вашу благонадежность, мы вам доверяем, так что в этом смысле все в порядке...
       - Польщен, - сказал Джонс.
       - Вы стопроцентно наш, профессор, - продолжал майор. - Заявляю совершенно искренне, я ведь смотрел ваше досье. Стопроцентно, несмотря на вашу русскую маму, упокой Господь ее душу. У нас нет оснований подозревать ее в каких-то связях с царской разведкой, как и вас - с советской... Между прочим, хорошая у вас шляпа, я еще в прошлый раз обратил внимание. Не дадите взглянуть?
       - Зачем? - неожиданно занервничал профессор.
       - Люблю ковбойские шляпы, хоть сам и не могу их носить. Рост не позволяет. А то надел бы настоящий стетсон, полумексиканский вариант...
       - У меня на голове не стетсон.
       - О, разумеется. На Юге покупали?
       - Нет, еще в Старфорде, когда мальчишкой был, - Джонс снова оглянулся. Никто на него не смотрел, однако снимать шляпу он все же не рискнул. - Послушайте, майор, у меня нет времени на пустую болтовню. Лекция скоро.
       - Я упомянул об Аненэрбе. Вы знаете, что это такое?
       - Какой-нибудь новый музей, наверное. Я о таком раньше не слышал. Немцы что, свозят туда результаты своих поисков?
       - Поразительно, - сказал разведчик. - Впрочем, очень типично. Гигантский спрут опутал всю германскую науку, подмял все ведущие университеты Германии, все научные кадры, но о нем никто в мире не слышал. Нам бы в Америке научиться так хранить стратегические секреты... Это исследовательский центр, крупнейший в нынешней Германии, с многочисленными филиалами, с практически неограниченным финансированием. Руководителем археологического отдела является фон Урбах, как я уже сказал, ученый без имени, но все-таки ваш коллега, доктор Джонс. Райнгольд Урбах.
       - Урбах, Урбах... - пожевал фамилию доктор Джонс. - Нет, не знаком. И работ не читал.
       - Если честно, то и мы об этом парне не знаем ровным счетом ничего. Так вот, возвращаясь к Египту...
       - Я понимаю, в двадцатые годы Египет копали все, кому не лень, - возмутился Джонс. - И все чего-то находили, были большие успехи, привлекающие внимание общественности. Я и сам этим баловался по молодости. Даже мой отец, не к послеобеденному отдыху будь упомянут, и тот бывал у подножия пирамид. Но ведь мода на пирамиды давным-давно прошла, там выкопали землю до самого гумуса[12]!
       - И все же, - терпеливо сказал разведчик. - Наши сведения достоверны, мистер Джонс. А теперь я прошу вас быть предельно внимательным, поскольку мы с вами подошли к тому, ради чего я был вынужден рассказать вам столько всякой всячины.
       - Я готов, - улыбнулся Индиана. - Я всегда внимателен, в том числе и когда сплю.
       - Наши радисты перехватили немецкий радиообмен, точнее, две радиограммы - первая из Каира, вторая ответная, из Стамбула. Дешифровальщикам удалось их прочитать. Обе были помечены, как экстраважные и экстрасрочные, в первой говорилось, что приходит время "кулона", и если его немедленно не найдут, Тотенкопф сделает всем очень плохо, а вторая отвечала, мол, предмета, условно именуемого "кулон", у Александера Орлоффа нет, ищем, потерпите. Вы понимаете, профессор? Именно с этих радиограмм и начался наш интерес к таинственному Орлоффу, именно с них начались наши поиски. Кстати, совместная статья, подписанная фамилиями Орлофф и Кэмден, как раз из области египтологии.
       - Что вы хотите от меня? - звенящим голосом выговорил Индиана. - Мои мозги напичканы бесполезной для вас информацией, а в карманах у меня пусто. Правда, я неплохо владею оружием, но агент из меня все равно никудышный, потому что, как я вам уже признавался, я ненавижу змей и не умею притворяться.
       - Какой догадливый! - расхохотался майор Питерс. - Нет, агентом мы вас делать не собираемся. Пока. Но если существует шанс, что Лилиан Кэмден отдаст или разрешит сфотографировать "кулон" кому-нибудь, кроме Орлоффа, то только вам. Вам, и больше никому, это очевидно. И я советовал бы поторопиться, мистер Джонс, ведь вполне могут отыскаться желающие применить к слабой женщине особые меры воздействия.
       - Надеюсь, вы не входите в их число.
       Разведчик искоса глянул на Индиану.
       - В нашей работе ничего нельзя гарантировать. Однако прошу понять меня правильно. Я имел в виду наших врагов - тех, с мирными тибетскими свастиками на стягах.
       - Тотенкопф, - задумчиво произнес профессор. - В переводе "Мертвая голова"... О какой "Мертвой голове" говорилось в радиограмме?
       - Это эмблема, которую носят высшие представители СС, посвященные во все тайны. Я думаю, речь шла о конкретном человеке из руководства... Итак, мистер Джонс?
       - Вы делаете мне предложение?
       - Если вы согласитесь проехаться до Непала, то вопрос с финансированием будет решен через час. В самом деле, профессор, почему бы нет? Вы - искатель приключений. После колледжа записались в армию, воевали в Мексике, были награждены медалью "За доблесть". Потом воевали в Европе, против немцев, то есть один раз Германия уже была вашим врагом. Предлагаю вам новое приключение, оплаченное правительством Соединенных Штатов.
       - Мне нужно подумать.
       - Вам что-то мешает? - раздраженно спросил разведчик.
       Они стояли возле выхода из университетского городка. Неподалеку взрыкивали моторы, пронзительно квакали клаксоны, дышал прокуренными легкими Большой Чикаго. Входили-выходили студенты и сотрудники - многие были знакомы доктору Джонсу.
       - Вас интересует, что мне мешает? - усмехнулся профессор. - Обратите внимание, например, вон на того человека... - он указал легким кивком головы.
       Декан исторического факультета шел на работу. Толстяк смешно перекатывался с ноги на ногу и беспрерывно утирался платком - вероятно, торопился. Некоторое время начальник колебался: поприветствовать ему своего подчиненного или сделать вид, что не заметил, но все-таки выбрал первое. Джонс ответил на приветствие и повернулся к разведчику:
       - Если я полечу в Непал, этот человек меня уволит.
       Майор Питерс, недобро сощурившись, посмотрел декану вслед.
       - Имя, - кратко потребовал он. - Имя и должность.
      
      
      
      
       5. ЗАСЕКРЕЧЕННЫЕ БРЕДНИ
      
       Поздний вечер. За окном коттеджа - дождь. Профессор Джонс изучает доверенные ему документы...
      
       (Содержимое папки представляло собой тезисы одной из версий происхождения германского нацизма. Версия была насколько нелепа, фантастична, настолько же и чудовищна. Специалист, ознакомившись с ней, счел бы все это мистификацией, а неспециалист жадно спросил бы: "И что было дальше?". Что было дальше, не знал пока никто. Шел 38 год, тревожный 38й. Безымянный аналитик, проделавший гигантский объем работ, соединивший воедино множество внешне не связанных друг с другом фактов, рассмотрел историю нацизма под совершенно неожиданным углом зрения. Некоторые факты были общеизвестны, некоторые носили секретный характер. А заглавие материалов: "Магический национал-социализм, как новое язычество", - очень точно отражало суть версии. Да, германский национал-социализм был назван "магическим". Причем, автор вкладывал в эту формулировку буквальный смысл, вовсе не фигуральный или, скажем, поэтический. И это могло бы показаться смешным, если бы не было страшным. Аналитик убеждал в том, что партия национал-социалистов не только с первого же мгновения своего рождения опиралась на тайное знание, помогающее добиваться невероятного, но и ставила перед собой тайные цели, не совпадающие с официально провозглашаемыми...)
      
       Профессор Джонс искренне старается понять. Текст распадается на фрагменты, рассыпается по словам и фразам, с трудом складываясь в нечто осмысленное...
      
       ...наименование темы: "Магический национал-социализм, как новое язычество"...
       ...агентурные данные (получены из полицейских картотек и архивов Мюнхена):
       Общество "Блистающая ложа". В поле зрения полицейского управления попало в начале двадцатых годов. Программная цель: овладев Вселенской энергией, стать властелином своего тела, хозяином других человеческих душ, господином всего мира. Члены общества разрабатывали и практиковали особую систему психотренинга, которая, по их мнению, позволит постичь секретные способы изменения человеческой расы, выведет психику на высшую ступень эволюции. Программная цель (достижение неограниченной власти над собой и над окружающим миром), а также практическая деятельность общества не предусматривали физического насилия, поэтому никаких мер против него предпринято не было. Существует ли оно в настоящий момент, а если существует, то в какой форме, под каким названием и с чьим участием, неизвестно. Известно лишь, что среди прочих членами этого общества являлись некоторые теневые фигуры из окружения Гитлера, например, профессор Мюнхенского университета Карл Гаусгофер.
       ...из открытых источников:
       Работы Ганса Горбигера, профессора Мюнхенского университета. Теория космического льда, согласно которой всеми процессами во Вселенной и, соответственно, жизнью на Земле управляет вечная борьба противоположностей. Эволюции не существует. История - это чередование катастроф и взлетов. Нынешним людям предшествовали боголюди - гиганты, создавшие невероятные по мощи цивилизации. Когда-нибудь и мы, пройдя свой путь катастроф и мутаций, достигнем могущества предков. (В понятие "мы" включены только истинные потомки сверхлюдей, то есть представители арийской расы, остальные же расы являются потомками "рабов" - низших людей, всецело принадлежавших сверхлюдям.) Единственным средством совершить скачок является возрождение древнего магического духа...
       В Германии широко распространен миф о "прародине в Гоби". Якобы три-четыре тысячи лет назад в Центральной Азии существовала высокоразвитая цивилизация. Цивилизацию уничтожила катастрофа неизвестной природы, а на ее землях возникли пустыни (Заалтайское Гоби, Алашаньское Гоби, Гашунское Гоби, Монгольское Гоби, Джунгарское Гоби). Уцелевшие ее представители переселились на север Европы, где основали Асгард (жилище богов в скандинавской мифологии). В частности, бог Тор - один из тех, кто выжил. Происхождение мифа о "прародине" неизвестно. Очевидно только, что это чистой воды выдумка, широко использовавшаяся, а возможно и созданная немецкими литераторами и мистиками на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков (Ганс Эверс, Дитрих Эскардт и многие другие).
       В книгах известных путешественников, часто бывавших в Гималаях, и журналистов, занимавшихся тибетоведением (Елена Блаватская, Николай Рерих, Свен Годин, Карл Оссендовский и др.), изложены древние поверья об Агартхи и Шамбале. Согласно им, некие Учителя, рожденные и воспитанные "внешним разумом", управлявшие когда-то сверхцивилизацией (погибшей от гнева Небес), живы и поныне. Разделившись на два пути - правой руки (Агартхи) и левой руки (Шамбала), - они поселились в бездонных гималайских пещерах. Агартхи - место добра, созерцания, невмешательства. Шамбала - скрытый центр всего земного, управляющий природой и нынешними цивилизациями Земли.
       Важность Тибета для диктаторов Европы обнаруживается в следующих фактах. Карл Оссендовский, автор знаменитой книги "Люди, звери, боги", погиб при крайне странных обстоятельствах. Свен Годин открыто сотрудничает с нацистскими научными центрами, близко знаком с Гаусгофером.
       ...закрытый источник:
       Культы и космогонические концепции, изложенные выше, а также некоторые другие странные теории (см. Приложения), имеют в нынешней Германии поддержку на государственном уровне, как в идеологическом, пропагандистском, так и в организационном планах. (Информация абсолютно достоверна.)
       Семантический анализ речей, других публичных высказываний, а также анализ поведения на митингах и собраниях высших представителей национал-социалистической партии дает основания утверждать, что практически все руководители нынешней Германии не только хорошо знакомы с вышеизложенными концепциями, но и разделяют их. (Подборка цитат в Приложениях.) Отмечено несколько полных текстологических совпадений с тибетскими легендами, что позволяет сделать предположение: переселенцы из Гоби всерьез, на самом высоком уровне, считаются прародителями арийской расы.
       ...промежуточный вывод:
       Наиболее логичной и естественной линией поведения для властителя, искренне убежденного в существовании скрытого могущественного центра управления (Шамбалы), является попытка войти с ним в контакт.
       Неужели это и происходит в действительности?
       ...из агентурных данных:
       Информация о непосредственных учителях и наставниках Адольфа Шикльгрубера (Гитлера), отрывочна и не проверена. Есть сведения, что Дитрих Эскардт (литератор) и Адольф Розенберг (архитектор), с 1920 по 1923 год обучавшие Гитлера необходимым политику навыкам, фактически сформировавшие Гитлера, являлись в то же время членами тайного общества. Предположительное название общества - "Фуле". Программная цель: установить связь с Высшими, где бы они ни скрывались (внутри Земли, вне Земли, в Шамбале, в Асгарде), стать посредниками между Ними и остальным человечеством, что даст возможность черпать неограниченную энергию из хранилища Невидимых Сил. Из кельтских преданий известно, что Фуле - это легендарный остров, якобы существовавший когда-то на Севере, страна всемогущих магов. Легенда о Фуле удивительно перекликается с мифами об Асгарде и тибетскими поверьями.
       Членом указанного тайного общества являлся также профессор Карл Гаусгофер, принесший сюда особые знания и практические навыки, полученные в "Блистающей ложе". Вероятно, он оказывал большое влияние на Адольфа Шикльгрубера с момента провала "пивного путча" (8-9 ноября 1923 г.). Помимо перечисленных людей, в тайное общество входил и Рудольф Гесс (как ассистент профессора Гаусгофера), выполнявший функции референта при написании Гитлером книги "Моя борьба". В настоящее время Рудольф Гесс входит в высшее руководство партии.
       Других сколько-нибудь достоверных сведений об обществе (предположительно Фуле) нет. Агент, имевший доступ к полицейским картотекам и архивам города Мюнхена, погиб, едва обнаружив существование подобного рода информации...
      
       Профессор Джонс читает, изредка приподымая брови и скептически покачивая головой. Одетый в домашний халат, он сидит за своим стареньким уютным столом. Шляпа покоится рядом - на кипе беспорядочно сложенных рукописей...
      
       ...из закрытых источников:
       Зачем вообще существует СС? Анализ политической и военной ситуации внутри и вокруг Германии ясно показывает: создание института СС трудно объяснить какой-либо рациональной необходимостью. Эта организация дублирует все и вся, стоит над всеми остальными службами Третьего рейха. Объяснение можно найти, если вспомнить об увлечении Гитлера личностью и деятельностью Игнатия Лойолы, основавшего орден иезуитов (цитаты в Приложениях). СС изначально создан, как подобие религиозного ордена. Многоступенчатая иерархия, сложнейшая система отбора, запрет жениться без разрешения руководства, наличие внутренних трибуналов, явная тенденция к выводу членов СС из-под государственного и партийного контроля - подтверждают гипотезу. Но зачем понадобился орден? Легко понять: магии, ограниченной рамками тайного общества стало тесно, магии понадобилась государственная поддержка. Зачем орден создает концлагеря? Очень просто: Невидимым богам нужны жертвы, и посредники между человечеством и Ними обеспечат это. Что ждет Германию дальше?
       ...из закрытых источников:
       Аненэрбе - институт по изучению наследия предков. Первоначально создан профессором Фридрихом Хильшером в 1933 году, как частное учреждение, трансформировавшись из скромной этнографической выставки. В 1935 году переходит в подчинение СС. Любопытно, что профессор Хильшер - друг Свена Година. Совпадение? В настоящее время директором Аненэрбе является штандартенфюрер СС Вольфрам Зиверс, и в его подчинение входит до пятидесяти научных институтов. Деятельность Аненэрбе координирует профессор Вирт, ранее заведовавший кафедрой санскрита в Мюнхенском университете. Работа агентуры позволила установить некоторые темы проводимых исследований. Например, такие: "Ритуальная практика сатанинских сект в католических странах Европы"; "Роль массовых человеческих жертвоприношений в индейских культурах Южной Америки"; "Биологические мутации, формирующие национального героя". Ясно видно, что Аненэрбе прежде всего занимается теологическими изысканиями в области нового языческого культа, дополняя таким образом практическую деятельность ордена, выводя национал-социализм на уровень развитой религиозной системы...
       ...из закрытых источников:
       Биологическая мутация, как догма новой религии - одна из главных научных тем Аненэрбе. Нацизм представляет развитие человечества в виде чередующихся периодов (длительностью в семьсот лет), когда одна раса сменяет другую, причем, новая безгранично превосходит старую. Наше время - конец очередного цикла, то есть близится глубокая мутация. На Землю вернется гигант, богочеловек. К сожалению, человечество состоит из рас, созданных в разные фазы творения, разными мутациями. Но только одна раса, неся в своей психике скрытые пока свойства, является истинной, только она достойно войдет в следующий цикл. Остальная часть человечества - это низшие существа, имеющие с людьми только внешнее сходство, иначе говоря, термин "люди" к ним неприменим. Следовательно, уничтожение целых рас, если возникает такая необходимость, не есть преступление. Это, наоборот, вполне нормальный будничный процесс селекционера-практика...
       ...промежуточный вывод:
       Все, кто стоял у истоков нацизма и стоит у руля сейчас, так или иначе были связаны с мистическими сектами, в которых вызревали новые верования. Что в головах у этих людей? Очевидно, совсем не то, что на их языках, когда эти люди вещают с трибун в массы. Настолько "не то", что и представить невозможно. И расизм их на самом деле гораздо глубже, чем пропагандируемая населению примитивная ненависть в евреям, цыганам, неграм. Таким образом, национал-социализм вовсе не политическое движение, а нечто иное, пока не понятое нами. Казалось бы, цель германских вождей ясна - мировое господство. Но теперь ясно также, что эта цель - только средство для чего-то большего. Декларируемые идеи вульгарного нацизма - всего лишь подкладка для истинных целей...
      
       ...и так далее, и тому подобное. Профессор Джонс откладывает папку, просмотрев ее дважды. В этот вечер он долго не может заснуть...
      
      
      
      
       6. СОГЛАСЕН НА ВСЕ - ЗНАЧИТ, СУЩЕСТВУЮ
      
       День начался с того, что в коттедж зашел декан исторического факультета. В коттедже было восемь квартир, однако он направлялся в гости именно к профессору Джонсу.
       - Не беспокойтесь, Инди, я не надолго, - сказал он вместо приветствия.
       - У меня сегодня нет занятий, - сразу напрягся хозяин квартиры, непроизвольно поправляя шляпу на своей голове.
       - Я знаю, - искренне улыбнулся гость. - Я просто так зашел, поболтать.
       И вдруг протянул для рукопожатия руку. Хозяин ответил, секунду поколебавшись. Декан с чувством потряс протянутую ладонь, левой рукой при этом дружески взяв Джонса за предплечье.
       - Поболтать? - переспросил Джонс. - А получится?
       - Какой вы колючий! - всплеснул толстяк несколькими частями тела сразу. - За что вы меня так не любите?
       Он улыбался просто-таки с неприличным усердием. Небывалый случай - декан лично явился к подчиненному и, мало того, был в хорошем настроении! Что с ним стряслось?
       - Если кто-то здесь кого-то и не любит... - начал было Джонс, спешно выбирая продолжение поделикатнее, но шеф весело остановил его:
       - Да бросьте, Инди, будем проще. Откровенно говоря, я получил из-за вас хорошую взбучку. Ну скажите по чести, разве я так уж сильно придираюсь к вам? - он добродушно посмеялся. - Разве обижаю?
       - Кажется, нет. Не больше, чем остальных.
       - Вот именно! Особенно удивило меня это словечко - "обижаете", мол. Да что там удивило - как-то даже задело, не ожидал я такого. Но впредь мне наука, чтобы больше внимания уделял своим ведущим специалистам, лучшим специалистам, доктор Джонс!
       - Никто меня не обижает! - непроизвольно повысил голос Индиана. - Меня вообще трудно обидеть, я твердокожий. Кто вам сказал подобную чушь?
       - Мэр мне вчера позвонил, наш старый добрый мэр. Вечером, когда я уже спать собирался. И мягко вступился за вас.
       - Мэр? - спросил Джонс, слегка ошалев. - Мэр Чикаго?
       - Ой, ну только не надо строить этакие глаза! - закудахтал, заколыхался от смеха декан, замахал на собеседника руками. - Никогда бы не подумал, Инди, что круг ваших знакомых настолько широк.
       - Что-то я не пойму... - растерянно сказал Джонс.
       - А что тут понимать? Мне позвонил мэр. А ему перед этим позвонил губернатор.
       - Губернатор?
       Декан снова захохотал.
       - Люблю людей вашего склада, Инди! Тихий, незаметный, а потом вдруг оказывается, что... В общем, губернатору насчет вас позвонили из Госдепартамента. Так что я все знаю, не беспокойтесь, все понимаю, без проблем. Работайте спокойно.
       - Зайдете, выпьете что-нибудь? - предложил доктор Джонс, ощущая некоторую неловкость.
       - Спасибо, мне пора, - декан вторично протянул руку, теперь, чтобы попрощаться. - Итак, мы друзья?
       - Если вы настаиваете...
       - Вы уж простите, если что было не так, - произнес гость, осторожно заглядывая Индиане в глаза. - Мало мы думаем о людях, которые нас окружают, да, сэр.
       У выхода он оглянулся, сделавшись предельно серьезным, торжественным, собранным:
       - Кстати, о нашем деле, коллега. Я, собственно, никогда не был против ваших экспедиций, так что если вам снова нужно будет уехать, я не возражаю. С доктором Левинсоном уже договорился, он вас подменит до конца семестра.
       - Спасибо, - удивился Джонс. - Честно говоря, не ожидал.
       - Удачи, - хитро подмигнул декан и удалился.
       День имел продолжение в виде завтрака (яичница и стакан молока), во время которого профессор неторопливо размышлял. Мысли его были примерно таковы: "Значит, вы за меня уже все решили, мистер Питерс? Значит, Госдепартамент тоже мечтает, чтобы я съездил в Непал?" Как ни странно, от понимания того очевидного факта, что настырный майор вмешался в его жизнь, он ощущал вовсе не раздражение, а скорее удовлетворение. События шли сами по себе, подталкивая в спину. Профессор всегда предпочитал, чтобы было именно так, а не наоборот.
       Следующим событием этого дня стал телефонный звонок. Джонса позвали к аппарату - одному на весь коттедж, - он подошел и с некоторым стыдом обнаружил, что ему звонит Маркус Броуди - из Старфорда, по междугородной линии связи. Оказывается, профессор успел забыть о так называемой пропаже Джонса-старшего и о своей просьбе к другу отца, связанной с этим делом. Взволнованный Маркус сообщил, что выполнил порученное, съездил в родовое гнездо Джонсов. Как и ожидалось, старого Генри там не было.
       - ...Инди, ваш дом кем-то обыскан, просто варварски разорен, - почти кричал в трубку Маркус. - Я ничего не понимаю. Я полицию вызвал, и она ничего толкового не смогла сказать. Что бы это могло значить?
       Индиана не знал, что бы это могло значить, поэтому осмысленно ответить не сумел. Оставалось только поблагодарить старика за хлопоты и попрощаться.
       Неприятности отца недолго занимали мозг профессора. В конце концов, в дом могли забраться обыкновенные грабители, дом ведь месяцами пустует, это всем известно. Так что проблемы отца - это проблемы его да полиции, и ничьи больше. У сына своих дел хватает, не правда ли?
       Звонок из Старфорда напомнил о впечатляющих предложениях менеджера Бьюкенена, которые, признаться, также вылетели из головы под влиянием прочитанных материалов из папки. Впрочем, предложения казались впечатляющими только на взгляд невежественного потребителя исторических комиксов, профессор же был серьезным ученым, и его не могли увлечь сказочные истории, выдаваемые за научные гипотезы. Он, безусловно, любил приключения, но не до такой степени, чтобы становиться фанатиком, не слушающим голос разума. Здравый смысл подсказывал решение, и профессор, раз уж оказался возле телефона, набрал номер Бьюкенена.
       - Приветствую вас, Джи-Си, - сказал Индиана.
       - О! - сказал Джеймс Сайрус. - Очень кстати, а то я уже собирался предпринимать усилия по вашему розыску.
       И друзья дуэтом посмеялись.
       - Когда вылетаете? - спросил Бьюкенен, вновь обретая деловой тон. - Билет до Венеции соскучился по вашим рукам.
       - Нет, не получится, - виновато ответил Джонс. - Прошу прощения, но...
       - Не получится? - обескуражено повторил менеджер. - Как вас понимать, Инди?
       - Просто не могу. Хотя и хочется.
       Собеседник сочувственно поцокал языком.
       - Руководство университета не отпускает? Хотите, я посодействую, мне это не трудно, честное слово. Для начала я попробую позвонить в мэрию, советнику по науке...
       - Нет, нет, Джей, - испугался Индиана. - Не хватало еще и вам заниматься такими вещами... Вы только не обижайтесь, но совершенно неожиданно подвернулось очень интересное дело.
       - Признаться, я ни секунды не сомневался, что вы согласитесь, - откровенно обиделся сотрудник Художественного института. - Какое дело может быть интереснее поисков чаши Грааля?
       - Что-нибудь более реальное, - сказал Джонс с улыбкой. Почему-то он вспомнил Лилиан, точнее, те жалкие остатки ее образа, которые сохранились в потрепанной временем памяти, и странное полузабытое тепло наполнило вдруг его члены. Причем здесь Лилиан! - одернул он себя. Военной разведке, очевидно, требуется совсем другое - так же что-нибудь более реальное...
       - Итак, вы сомневаетесь в серьезности моего предложения? - напрямик уточнил Джеймс Бьюкенен. - В квалификации моих консультантов?
       - Да, кстати! - вспомнил Джонс. - Француз уже уехал?
       - Какой француз?
       - Простите. Доктор Ренар.
       - Ренар? - на том конце трубки помедлили. - Но почему вы спрашиваете?
       - Вы упомянули про своих консультантов, и я подумал о нем. Хотелось бы попрощаться с коллегой. Мне показалось, он по какой-то причине обиделся на меня, нет?
       - Наоборот, Инди, вы ему чрезвычайно понравились, он даже сказал, что лучшего научного руководителя для проекта "Чаша" невозможно найти. Может, вы передумаете?
       - Не хотелось бы вас попусту обнадеживать, Джей.
       - И все-таки я подожду еще немного. Насчет вашей задолженности не беспокойтесь, я отнюдь не ставлю в зависимость финансовые вопросы с вашим решением относительно проекта "Чаша".
       - Спасибо, вы настоящий друг. Я возмещу убытки сразу по возвращении, две-три недели, не больше.
       - Вы будете отсутствовать две или три недели?
       - Да. Только слетать туда и обратно. И деньги после этого наверняка появятся.
       - Если не секрет, куда вы собираетесь?
       - В Непал.
       - В Непал? - поразился Бьюкенен. - Почему?
       - Почему? - вопрос поставил Джонса в тупик. - Ну, посылают именно туда...
       - Простите, я, кажется, сказал нелепость. Не "почему", а "с какой целью". Если не секрет, конечно.
       А действительно, секрет или нет? - опять оказался в тупике Джонс. Никаких юридических обязательств помалкивать с него не взяли, следовательно, можно делиться творческими планами, с кем хочешь. С другой стороны - идиоту ясно, каков характер сведений, интересующих разведку. Очень занятная формулировка "Вам доверяют" - ловит жертву не хуже лассо. Откровенничать после таких слов как бы недостойно, как бы само собой разумеется, что распускать язык - значит не уважать себя. С другой стороны, не ответить на простой естественный вопрос - глупо, даже подозрительно, особенно, если спрашивает вовсе не посторонний человек, а давний знакомый. Человек получил отказ, и его одолевает вполне понятное любопытство. Джеймс Сайрус Бьюкенен - отличный парень, друг, именно друг...
       - Честно говоря, я и сам не знаю, зачем еду. Что-то связанное с египтологией. От меня требуется взглянуть на какую-то реликвию и сделать свое заключение. Обычная консультация.
       - Древнеегипетская реликвия в Непале? - продолжал удивляться Бьюкенен. - И вы не знаете, какого рода?
       - Вы будете смеяться, Джей, но меня наняла компания классических, рафинированных дилетантов. Они ничего не могут сообщить, кроме того, что присвоили реликвии нелепое название "кулон".
       - Ладно, - заторопился музейный работник. - Все это меня, к счастью, не касается. Как вы понимаете, я куплю любую находку, связанную с древним Египтом, и на всякий случай заранее предлагаю свои услуги в качестве возможного покупателя, но, если не ошибаюсь, у вас уже есть заказчик. Делайте поскорее ваши дела, дорогой Инди, а потом мы вернемся к моему предложению. Удачи.
       - Вам удачи, - сказал Джонс уже в гудки.
       Некоторое время он постоял в задумчивости, не отходя от телефонного аппарата. Оставалось последнее дело из запланированных на сегодняшнее утро. Звонить или не звонить? Собственно, он все для себя решил еще вчера вечером, вернее, ночью, когда прочитал засекреченные бредни о германском "магическом национал-социализме". Поэтому он протянул руку и вновь взялся за трубку.
       - Майор Питерс, - ударил в ухо знакомый баритон.
       - Приветствую вас, - сказал Индиана. - Я хотел бы сообщить, что...
       - А-а, мистер Джонс! Отлично. Билеты заказаны на завтра, отправление в девять пополудни, поезд до Сан-Франциско.
       - Поезд?
       - Да, сэр, до Атлантики - железной дорогой, это привлечет меньше внимания. Из Фриско уже самолетом - до Гонолулу. Сейчас мой сотрудник занимается проработкой дальнейшего маршрута, делает запросы о наличии посадочных мест и так далее. Очевидно, из Гонолулу придется лететь гидросамолетом до Манилы. Вы как переносите гидросамолет?
       - Нормально. Я хотел вам сказать...
       - Далее, кстати, только самолетами. Из Манилы - в Сайгон. Можно было бы из Манилы в Токио, потом через Китай в Непал, но там война, так что не будем рисковать, - итак, в Сайгон, потом в Бангкок и наконец в Катманду.
       - Если не ошибаюсь, мисс Кэмден живет в Кхорлаке.
       - Вас доставят автомобилем, я телеграфирую в посольство... Кажется, все. У вас какие-то проблемы, мистер Джонс?
       Разведчик замолчал, уступая место собеседнику.
       - Проблемы? - спросил Индиана. - Пока нет, но я не обольщаюсь. Собственно, я позвонил вам, чтобы...
       Майор Питерс неожиданно засмеялся.
       - Подождите, док, чуть не забыл! Тот парень извинился перед вами?
       - Какой?
       - Как же его имя?.. Сейчас посмотрю, у меня записано. Да вы же сами мне давали...
       - Декан, - догадался Джонс. - Извинился - не то слово, мистер Питерс, - лицо профессора осветилось хорошей, доброй улыбкой. - Очевидно, зря вы так с ним, из тяжелой артиллерии...
       - Зато наверняка, - отрубил офицер. - Вы слишком важны для нас, чтобы мы жалели боеприпасы. Я повторюсь, но скажу: мы действительно навели о вас справки и выяснили, что ваша квалификация и экспедиционный опыт идеально подходят профилю нашего подразделения, хоть сразу в штат зачисляй.
       - Вы преувеличиваете. Кстати, если уж упомянута моя квалификация, то в продолжение темы... Я прочитал материалы из папки, майор. Проделанная работа поражает, равно как и впечатляет эрудиция вашего аналитика. Я читал все это с огромным интересом и уважением. Жаль, что материалы даны только в изложении, в тезисах, я был бы не прочь ознакомиться с ними, так сказать, в оригинальном виде. Хотя, я знаю специфику вашей работы с архивами...
       Джонс замолчал. Майор Питерс тоже молчал, никак не реагируя. Пауза затягивалась. Джонс тревожно подышал в трубку, затем постучал по ней пальцем, тогда майор откликнулся:
       - Не беспокойтесь, мистер Джонс, я размышляю. Откровенно говоря, я несколько удивлен вашей реакцией... Оценка специалиста такого уровня для меня очень важна, именно поэтому я поступил так, как поступил - в нарушение наших правил. Давайте-ка подробный комментарий вы дадите мне при личной встрече. Не по телефону, понимаете?
       - Понимаю, - развеселился профессор. - Шпиономания.
       - Вернемся лучше к нашим делам. У вас есть проблемы?
       Джонс хмыкнул:
       - У меня только одна проблема - как сказать вам то, ради чего я, собственно, позвонил.
       - О, простите, - спохватился мистер Питерс. - Я вас, кажется, перебил?
       - Ничего, я привык. Я хотел торжественно сообщить, что принимаю предложение съездить в Непал за ваш счет. Но, по-моему, вам мое согласие и не требуется, Билл.
       - Вы согласны? - искренне обрадовался Уильям Питерс. Он на секунду оторвался от разговора, чтобы объявить куда-то в сторону: "Мальчики, он согласился!", затем смущенно сказал. - Я все время боялся, мистер Джонс, что вы откажетесь, это была бы, знаете, такая проблема...
      
      
      
      
       7. ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ
      
       В нашем хрупком мире все имеет конец. Завершался и этот день. Информационные агентства лихорадило от последней новости - нацистский путч в так называемой Судетской области Чехословакии, правительственные войска жестоко подавляют мятеж[13]. Все имеет свой конец - завершалось и мирное время в Европе, очередной шаг к войне был сделан. Мирная жизнь вообще крайне недолговечна, кому как не профессору археологии это знать? Сегодня ты в Чикаго, в университетском кампусе, неторопливо плывешь, увлекаемый плавным течением скучных американских будней, а завтра?..
       Профессор археологии собирался в поездку. Полусобранная дорожная сумка стояла на полу в центре помещения, постепенно наполняясь необходимыми предметами. Скальпель. Измерительная лента длиной в тридцать футов. Противопылевая повязка, попросту именуемая "намордником". Охотничий нож производства Швеции - добротная вещь, со стоком, с пилой; затем веревка - прекрасный корд из манильской пеньки; затем армейская лопатка, москитная сетка, электрический фонарь с питанием от маленького ручного динамо... Что еще? Вместо компаса - буссоль[14], дающий точность до сотой градуса, настоящая драгоценность... Широкая кисть типа "флеши"[15], предназначенная для расчистки находок от песка... Папка с листами размеченной бумаги...
       После недолгого размышления профессор вытащил обратно кисть вместе с папкой. Это не понадобится, с некоторым сожалением подумал он, и не просто с сожалением, а со странным болезненным чувством, отдаленно напоминающим стыд. В который раз, в которую поездку он не берет привычнейшие атрибуты любого нормального археолога. Устройство лагеря, нанесение реперов, чтение профилей, расчистка стоянок, - нет, не для него. Профессор Джонс не был нормальным археологом, так уж складывалась его горькая походная жизнь. Зато, вот чего никак нельзя оставить дома...
       Он улыбнулся и посмотрел на стену. Там висел "Пацифист", разложенный на нескольких гвоздиках - потрепанный, видавший виды. Нет, не портрет Махатма Ганди, хоть и очень похоже по силе воздействия на умы людей - особенно в условиях, приближенных к боевым. А в других условиях профессору Джонсу почти и не приходилось работать, так уж складывалась его горькая научная карьера. "Пацифист" - это старый добрый кнут, каким ковбои из фильмов наказывали грубых индейцев, а пастухи из жизни гоняли разнообразный скот. Двенадцать футов плетеных волокон, ручная работа. Пятнадцатилетний Индиана выменял его еще в Старфорде у одного приезжего господина, а взамен дал какую-то никчемную деревянную фигурку, вытащенную из стола отца. Отец тогда, помнится, повел себя не вполне достойно, узнав о сделке своего отпрыска. В общем, вспоминать детали дальнейшей научной дискуссии с отцом не хочется. Зато кнут был хорош. Он и сейчас пригоден для настоящего дела, в отличной спортивной форме. Как и его хозяин, с гордостью подумал Индиана и шагнул к шкафу.
       Шляпа лежала наверху. Он взял ее, надел и взглянул на себя в зеркало. Впечатление от увиденного осталось самое благоприятное. Подтянутый сорокалетний мужчина, не старый, достигший в жизни... нет, эту тему лучше не трогать. Но шляпа хороша. Доблестный майор Питерс любит настоящие ковбойские стетсоны - если, конечно, не заврался в своих неуклюжих попытках продемонстрировать интерес к собеседнику. Ишь ты, любитель шляп. А у нас вовсе не стетсон (подмигнул Джонс отражению в зеркале). Нормальный головной убор, причем, устаревшего образца. Теперь такие не носят. Это немудрено, если учесть, что шляпе чуть больше двадцати лет, что она куплена в молодости и умудрилась объехать на голове хозяина почти весь мир, выйдя целой и невредимой из десятков безвыходных ситуаций. Стал бы он носить ковбойскую шляпу, как же! - улыбнулся Джонс сам себе. Он романтик, конечно, и с большой любовью относится к истории Дикого Запада, но не настолько, чтобы позориться в нелепых нарядах... Индиана чуть повернул голову - в одну, в другую сторону, - придирчиво изучая свой внешний облик. А что, стетсон бы ему тоже пошел, вполне, о да...
       Он вытащил из шкафа сверток. Требовалось добавить в картину сборов последний штрих, и профессор решительно сделал это, развернув сладко пахнущую тряпку, затем развернул два слоя промасленной бумаги.
       Револьвер системы Кольта, калибр 0.45, модель М-1917. Но не тот М-1917, который состоит на вооружении американской армии, а с укороченным стволом - длиной два и три четверти дюйма, имеющий название "Де люкс"[16]. Оружие истинных археологов. К нему - комплект пластинчатых обойм, чтобы не возиться с перезаряжанием в случае непредвиденных обстоятельств. Профессор Джонс с удовольствием принял оружие в руку, закрыв пальцами знаменитую скачущую лошадку на корпусе, ощутил успокаивающую прохладу полированной рукоятки... Надо было потребовать у Питерса разрешение на провоз револьвера в самолете, вспомнил он. Неужели опять придется таиться, нарушать правила воздушных перевозок?
       И тут наконец последний мирный вечер наполнился событиями.
       Послышался рокот двигателя, какой-то слишком уж грозный, необычный для этих цветущих мест. Джонс даже в окно выглянул. Странный военный фургон огромных размеров с непонятной вращающейся штуковиной на крыше. Штуковина - в виде рамы с металлической сеточкой. Автомобиль подкатил к самому коттеджу, остановился, взрыкнув двигателем. Начали выпрыгивать солдаты - один за другим, один за другим, - слаженно окружая беззащитный дом. "Интересно, к кому из преподавателей они в гости?" - успел подумать профессор Джонс и сразу получил ответ.
       Дверь его квартиры содрогнулась:
       - Немедленно открыть!
       Дверь распахнулась самостоятельно, поскольку была не заперта. Ворвался человек в зеленом - упругий, тренированный. Секунды ему хватило, чтобы оценить ситуацию.
       - Бросить оружие! - каркнул он.
       Оказывается, Джонс все еще стоял с кольтом в руке. Это было не очень тяжело, масса револьвера составляла ровно два фунта[17]. Пожав плечами, он неторопливо положил кольт в кобуру, а кобуру - в дорожную сумку, как и собирался.
       Следом за первым в квартиру вбежали еще трое.
       - Лечь на пол! - по звериному зарычал офицер.
       - Зачем? - спросил профессор Джонс.
       И наступила тишина. Человек в зеленом моргал, не зная, что отвечают в таких случаях, и стремительно размышлял. Наконец нашелся:
       - У вас есть лицензия? - сказал человеческим голосом.
       - Какая?
       - На револьвер.
       Профессор порылся в бумагах на столе:
       - Пожалуйста, я как раз ее приготовил, чтобы не забыть.
       Офицер с явным подозрением взял бумажку и просмотрел ее, шевеля губами.
       - А у вас, господа, есть лицензия? - как бы спокойно поинтересовался профессор. Кулаки его были сжаты. Кулаки всегда выдавали его мысли.
       - Какая лицензия? - не понял офицер.
       - На вход ко мне в квартиру. Я, господа, не привык, чтобы ко мне входили без лицензии.
       - Из этой квартиры ведется радиопередача, - по военному четко сформулировал гость. - Если вы добровольно не сдадите аппаратуру, мы обыщем помещение.
       - Так у вас есть какие-нибудь документы или нет? - Джонс был настойчив.
       - У меня есть начальник.
       - Что за организацию вы представляете?
       - Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, - неожиданно ухмыльнулся гость. - Шутка, сэр. На самом деле мы вылавливаем разных ублюдков, - он со значением посмотрел профессору в глаза. - Ну что, будем сдавать аппаратуру?
       - Я вынужден обратиться в соответствующие инстанции, - предупредил Джонс и решительно отправился к телефону. Его никто не задерживал.
       - Работаем, - спокойно скомандовал офицер.
       Сделанные звонки были совершенно бесполезны. Едва Джонс излагал суть своей жалобы, как на том конце телефонного провода начинались мягкие сомнения в компетенции той инстанции, куда он обращался, и особенно в компетенции конкретного должностного лица, с которым он говорил. А когда заходила речь о незамедлительных мерах, которые следует принять в данной ситуации, мягкие сомнения мгновенно отвердевали.
       И майора Питерса как назло не было по оставленному им номеру.
       "Почему мне так не везет?" - мысль профессора Джонса металась раненой птицей.
       Вернувшись к себе в комнату, он обнаружил, что все разъяснилось. Разгадка была проста: в громкоговорителе, подключенном к радиотрансляционной сети, нашлась дополнительная деталь. Микрофон плюс передатчик, иначе говоря - подслушивающее устройство.
       - Кому это вы так насолили? - сочувственно спросил представитель службы безопасности, рассматривая предательскую штуковину под лампой.
       - Откуда мне знать?
       - Не знаете? Жаль... Передатчик английский, с мощностью только намудрили. Наверное, торопились. А микрофон производства Германии, между прочим.
       - Германии? Ничего не понимаю...
       - Что, есть знакомые оттуда?
       - Откуда?
       - Сделаем так, сэр. Вы сейчас проедете с нами, и мы побеседуем в более удобной обстановке. Потом решим, что делать.
       - Я никуда не поеду, - уведомил Джонс офицера.
       Тот улыбнулся.
       - Не поеду!!! - заорал хозяин квартиры. - Проваливайте, вы все!!!
       Во-первых, он просто не сдержался, а во-вторых, сообразил наконец, что к чему.
       - О-о, Господи, какие идиоты сидят в вашей разведке!
       - Что вы имеете в виду? - перестал улыбаться гость.
       - В данном случае не вас! - продолжал кипеть хозяин. - "Доверяют", видите ли! Они мне "доверяют"! А сами микрофончики подсовывают?
       - Вы кого-то подозреваете, - офицер службы безопасности также проявил незаурядную сообразительность.
       - Беседуйте со своим Питерсом! Пусть сам объясняет, пусть отмывается, маленький грязный майор!
       Майор Питерс вошел в квартиру, будто услышал обращенный к нему призыв. Впрочем, возможно, и в самом деле услышал, поскольку лицо его было, мягко говоря, официальным.
       - Вот и он! - обрадовался профессор. - Пошипите, змеи, друг на друга!
       - На пару слов, капитан, - обратился майор Питерс к человеку в зеленом. - Выйдем.
       Сотрудники разных ведомств вышли. Беседовали они долго и временами громко, но очень неразборчиво. Вернулся один Питерс - он сказал, обращаясь к солдатам:
       - Капитан вас ждет, парни.
       Непрошенные гости организованно отступили. За окном запульсировал двигатель военного фургона, машина взревела, звук удалился... Только когда все стихло, майор продолжил говорить:
       - Не волнуйтесь, я все уладил. У них к вам больше не будет претензий.
       - Зато у меня к вам будут... - сварливо начал Джонс.
       Озабоченное лицо майора не дрогнуло ни одним мускулом.
       - Вы переоцениваете мое рвение, даже приятно, - он пересек комнату и привычно уселся за стол. За чужой стол, разумеется. Короткую ногу он расслабленно перекинул через подлокотник кресла.
       Джонс не стал продолжать, опешив от столь наглого жеста.
       - Устал невероятно, - пояснил разведчик. - Целый день на ногах, а тут еще про вашу неприятность информация поступила. Пришлось мчаться сюда... Вы не возражаете, если я немного посижу?
       - Все в порядке, - заставил себя раскрыть рот профессор.
       - Благодарю.
       - За доверие?
       - Что - за доверие?
       - Благодарите, спрашиваю, за доверие?
       Майор тяжело вздохнул и принялся массировать виски. Вероятно, он действительно устал.
       - Я не обижаюсь, мистер Джонс, хотя мог бы. Повторяю, вы переоцениваете мое рвение. Неужели вы полагаете, что мы стали бы контролировать вас такими странными способами?
       - Тогда кто?
       - Хотя, было бы гораздо лучше и для нас, и, тем более, для вас, чтобы это все-таки оказалась наша затея. Где папка? Вы показывали ее кому-нибудь?
       Джонс вытащил папку из-под матраса и сказал:
       - На последний ваш вопрос, майор, я также не обижаюсь.
       - Может быть, пересказывали ее содержание? Женщине какой-нибудь...
       - У меня нет женщин, - не совсем уверенно произнёс доктор Джонс..
       - Верю. С вашего позволения я забираю материалы обратно.
       - Это ваше, майор.
       Папка перешла из рук в руки.
       - Кстати, мой аналитик очень благодарен вам за внимание, проявленное к его работе, - отвлекся разведчик. - Он очень высоко оценил ваши неравнодушные высказывания. Я дал ему прослушать запись утренней телефонной беседы.
       - Объем проделанной работы и в самом деле заслуживает уважения.
       - Помнится, утром я сказал, что удивлен вашей реакцией. Я ведь был почти уверен, даже в какой-то степени надеялся, что вы растерзаете папку в клочья. И тогда я с чистым сердцем прикажу своему аналитику смыть с себя все это оккультное дерьмо и заняться настоящим делом.
       - Причем здесь оккультизм?
       - Как причем! Он черным по белому написал, что нацистов привело к власти увлечение древней магией!
       - Это - сильное преувеличение. К вашему сведению, майор, я историк-профессионал, поэтому никогда не стану объяснять важные исторические события колдовской деятельностью секретных обществ и лож. Какими бы глобальными ни были их цели, и фантастическими - методы. Нацистов привели к власти серьезные люди, ворочающие большими деньгами.
       - Я профессиональный военный, сэр, но я с вами полностью согласен. Почему же вы тогда говорите, будто всерьез восприняли все это нагромождение нелепостей?
       Профессор сел на кровать, поскольку привычное место за столом было занято, и приступил к объяснению. В его голосе уже не осталось ни раздражения, ни обиды.
       - Во-первых, ваш аналитик вовсе не отрицает таких мощных факторов, дестабилизировавших общественное сознание Германии, как экономический кризис, безработица, инфляция и стагнация. Он попросту проследил, на каких опорах стоят убеждения вождей национал-социализма, а ведь эти убеждения явно влияют на конкретные их решения. И во-вторых. По-моему, вы не поняли главную мысль, на которую нанизаны все тезисы, хотя, между прочим, исходные материалы находятся у вас, а не в папке. Мне показалось, что ваш сотрудник, наоборот, категорически не верит в описываемые им верования и культы, напрасно вы недовольны.
       - Еще не хватало, чтобы мальчик в это верил! - вставил майор без прежней уверенности в голосе.
       - Он очень наглядно показал, - продолжал Джонс будто на лекции, - что нацисты могут с типично немецкой педантичностью преследовать цели, имеющие иррациональный характер. В этом - ценность проделанного анализа. И, несомненно, подобная версия имеет право на существование, доверенные мне фрагменты достаточно убедительны. Почему бы вам просто не спросить у своего сотрудника, какова его истинная позиция?
       - Он неразговорчив, - уклончиво ответил майор. - И слишком уж заносчив. Да вы не думайте ничего такого, это хороший парень... В общем, спасибо, профессор, вы мне очень помогли, - и зачем-то постучал себя пальцем по лбу.
       - Я еще во время телефонного разговора с вами, мистер Питерс, хотел спросить, да как-то к слову не пришлось. О том человеке, который готовил материалы, об этом историке. Хороший специалист, честно. Возможно, я с ним знаком. Из какого он университета?
       - Вы с ним действительно знакомы, док, - кивнул гость. - Это сержант, помните, который меня сопровождает, - он указал в сторону окна.
       Джонс непроизвольно выглянул. Сержант был там: стоял, заложив руки за спину, лениво перекатываясь с пятки на носок, и рассеянно смотрел в небо.
       - Неужели это он? - не поверил профессор.
       - Увы, да. Увлекается черт знает чем. Мой старший сын, прошу любить и жаловать.
       - Ваш сын? - куда сильнее удивился Индиана. - Эта горилла?
       - Да, ростом он удался. И ростом, и мозгами, даже завидно иногда становится. Однако вернемся к нашим неприятностям.
       - Вы правы, - спохватился Джонс. - Если микрофон не вы подсунули, то...
       - Где-то у нас случился прокол. Пока не знаю, где, но разберемся обязательно. Это враг, мистер Джонс, поймите - главный враг Америки.
       - Но почему немцы вдруг заинтересовались мной?
       - Враг невероятно силен и опасен, мистер Джонс, теперь вы убедились сами. Ни на секунду не забывайте об этом в Непале.
       - Вы полагаете, в подобных обстоятельствах я все равно должен ехать?
       - В подобных обстоятельствах, - жестко сказал майор Уильям Питерс, - я попрошу вас отправиться на вокзал не завтра.
       - А когда? - простодушно спросил профессор.
       - Немедленно.
      
      
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
      НЕПАЛ И ИНДИЯ. ОКТЯБРЬ. ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КОШМАРЫ
      
      
      
      
       1. ЗАПОЗДАЛОЕ СВИДАНИЕ
      
       Непал похож на...
       Вспомните большой книжный шкаф. Внизу роскошные издания, глянцевые обложки, золотые тиснения, кисточки закладок. На средних полках приличные книги в кожаных переплетах. Ну, а наверху всякая пыльная позабытая-позаброшенная дребедень. Так и Непал. Начинается он с тропиков, многоцветья, пестроты индуистских храмов, хохолков и криков попугаев, задниц и визгов обезьянок, слонов и бананов. Дальше в гору кедр и дуб, овес, свиньи и овцы, буддистские ступы. А в конце - скалы, хилые цветочки, плоские крыши, залепленные ячьим навозом, жалкие козы, редкие пагоды. Все это переходит в лед и наконец в близкое-близкое небо, с которого смотрит вселенская душа.
       Лилиан Кэмден забралась по гималайскому склону аж в Кхорлак, где даже летом густой туман становится промозглой водянистой взвесью, а то и изморозью. Тем не менее там росли березки, что было весьма трогательно. Может, они и привлекли Лилиан в это странное, попросту чудовищное место. Впрочем, по мнению доктора Джонса, она могла выкинуть и что-нибудь более экстравагантное, например, поселиться в дупле дерева или в гнезде грифа.
       Прежде чем осторожно встать на пороге того сооружения, которое Лилиан именовала "Двором Рамзеса II", Индиане пришлось преодолеть немалую дистанцию.
       Все, как обещал мистер Питерс.
       От Чикаго поперек Америки до Сан-Франциско - на поезде, от Фриско до Гонолулу - на "дугласе", от Гонолулу до Манилы - на гидросамолете. А потом осточертевший Тихий океан все-таки оборвался, но впереди были еще Сайгон, Бангкок и Катманду. Там Индиане окончательно стало ясно, чем закончился роман Лилиан с британским офицером. Гималайской глухоманью. Единственное, что утешало - сам офицер Его Величества, завзятый картежник и пьяница, тоже оказался не на курорте (если сплетни майора Питерса насчет назначения Фергюссона в Родезию были верны).
       От Катманду до Кхорлака - на грузовике, далее от так называемой гостиницы до "Двора Рамзеса" - на мохнатой лошадке. Этому животному не только не угрожало попасть на картину или в бронзу конного памятника, даже скакать на нем можно было лишь в клоунских целях. В лучшем случае его мучили блохи, в худшем - чесотка. Но оно терпеливо сносило ледяную крупу, срывающуюся с горных высот.
       "Двор Рамзеса" снаружи представлял собой сарай. Индиана оставил шелудивую лошаденку породы пони и проводника из племени бхотия на внутреннем дворе среди таких же псевдоконей и таких же бхотия. Проводник мгновенно стал неразличим в обществе одинаковых тарелкообразных физиономий.
       Внутри "Двор Рамзеса" был не лучше. От сарая его отличала только заметно оживленная публика, стойка с бутылками, кривоногие столы и большой очаг. Публика была чем-то занята, на археолога внимания не обратила, тем более, что к людям европейского вида в этих краях уже привыкли. Доктор Джонс уселся в дальнем углу и не отказался от традиционных местных угощений - лепешек, вымазанных салом, и чая с жиром. От него стало не по себе, но дело спасла ячменная водка и порция козлятины. Индиана принялся усердно бороться с недожаренным козлом - который, намотав изрядное число миль на крутых горных склонах, оказался весьма жилист, - и заодно пытался уяснить причину оживления в зале.
       У стойки что-то происходило. Увы, не слишком чистые халаты публики преграждали путь любопытствующим взглядам доктора Джонса. Местный язык не был ему знаком, однако интонации давали понять, что возгласы носят характер подбадриваний, вполне уместных на каких-нибудь соревнованиях. Какое спортивное мероприятие может проводится у стойки? Причем, не только спортивное мероприятие, но и тотализатор. Господа в засаленных халатах делали свои ставки, мятые купюры лихо перекочевывали из одних немытых рук в другие.
       Подкрепившись, археолог направился к задним рядам зрителей, ожидая увидеть потягушки вроде арм-реслинга. И увидел - все-таки американец повыше был, чем худосочные бхотия. Вначале кряжистого узкоглазого мужичка, похоже, из племени шерпов, тех самых, что привыкли таскать на себе в гору стофунтовые вьюки. Мужчина пил. Ряд перевернутых пустых рюмок гордо выстроился перед ним. Сейчас он заглотил очередную стопку ячменной водки, на мгновение глаза его сбежались в кучку, но вот он икнул, встрепенулся и снова был в форме.
       Напротив него во главе своего ряда перевернутых стопок находилась... Лилиан Кэмден. Остались далеко позади город Чикаго и штат Иллинойс, родители-профессора, католическая частная школа, исторический факультет Чикагского университета. Там она была на хорошем счету. Да, Лилиан нравилась преподавателям, особенно пожилым, потому что всегда казалась чистенькой и благовоспитанной девочкой, впрочем, и в способностях ей никто не отказывал.
       А сейчас, в этом вот вертепе, она берет четырнадцатую... нет пятнадцатую рюмку и вливает себе в рот. Э, многовато будет. Щека ее никнет, глаза прикрываются тяжелыми веками, чьи-то ставки биты, мелкие купюры переходят в более удачливые руки.
       Эх вы, неудачники, нашли на кого ставить! На чикагскую барышню, которая до двадцати одного года поддавала лишь тайком, запершись со старшим приятелем, то есть с Индианой, в ванной комнате. А здесь народ грубый и простой, если не считать буддийских монахов и индуистских брахманов, которые, собственно, уже никакой не народ.
       Но нет, Лилиан рано списывать со счетов. Она резко выдыхает, поднатуживается, открывает мутные глаза и победно хлопает перевернутой рюмкой о стол. Следующий ход за толстомясым шерпом. Или, может, он не шерп? Шерпы такими здоровенными не бывают. Скорее он похож на помесь русского и монгола. Ну, просто с карикатуры из европейской газеты про "угрозу с Востока".
       Помесь со спокойной ухмылочкой - мол, не сомневайтесь в моих грубых силах, - подносит рюмку к толстым губам. Русомонгол засасывает жидкость, произносит непонятное слово "бля" и вдруг валится, как мешок, набок. Полный нокаут, вернее, абсолютный покой. И никаких попыток вернуться в реальность. В нирване хорошо. Похоже, упавшему обеспечен долгий полет по алкогольным небесам.
       Лилиан встает, лишь слегка пошатываясь, в руки ее опускается законный выигрыш - комок, скатанный из грязных купюр, - и она резким голосом, почти клекотом, гонит публику вон:
       - Пшли отсюда! Отвеселились на сегодня.
       Значит, вот здесь Лилиан и является хозяйкой? Да, мистер Питерс, ваши благостные сведения о "европейском ресторане" не слишком точны. Это заведение так же похоже на ресторан, как лошадь Пржевальского на арабского скакуна.
       Шерпы, бхотия и прочие представители горных полудиких племен стали послушно выметаться, вынося с собой павшего в алкогольном поединке русомонгола.
       Индиана за это время закончил свой поединок с холодным трупом козла и наконец вплотную подошел к мисс Кэмден, возящейся у стойки. Очень сейчас хотелось, чтобы на месте Лилиан находилась какая-нибудь другая, совсем незнакомая женщина, но судьба, видно, решила пошутить за их счет.
       - Здравствуй, Лилиан, - произнес доктор Джонс в ее спину.
       Она моментально, не оборачиваясь, откликнулась своим нынешним голосом, резким и каркающим.
       - Я знала, что ты однажды войдешь в эту дверь и усядешься на один из этих раздолбанных стульев. А потом подвалишь ко мне сзади, и я сперва увижу твою тень. Никогда не сомневалась, что так все и произойдет... Ну, и что же ты поделываешь в Непале, Индиана?
       - Я приехал сюда, чтобы поговорить с тобой.
       Она обернулась. Для того, чтобы врезать гостю в челюсть. Как можно было предполагать, удар у нее оказался крепким. Куда крепче, чем тот, которым она угостила доктора Джонса десять лет назад в Чикаго.
       - По-моему, и десять лет назад я тебя не слишком обидел, - произнес мужчина в фетровой шляпе, разминая ушибленную часть лица.
       - Я была ребенком, я была влюблена, - тоном закостеневшей обиды произнесла женщина в грубой одежде, смахивающей на гимнастерку.
       "Она была влюблена, я тоже был влюблен, разве что не всегда в нее, - подумалось Джонсу. - Эгоизм у нее, действительно, младенческий".
       - Надеюсь, Лилиан, ты уже не ребенок. А значит, должна понимать, что поводов для обиды не слишком много...
       - Не много?! Да ты наплевал на мои чувства.
       У археолога уголок рта пополз вверх, выражая пренебрежение к словам женщины.
       - Ты испытывала глубокие чувства ко всем профессорам исторического факультета. Как я мог догадаться, что по отношению ко мне они самые настоящие?.. Давай-ка глубоко вздохнем, расслабимся и переключимся на деловой разговор.
       - У меня не может быть общих дел с сомнительными личностями, - отшила хозяйка корчмы.
       - Мистер Орлофф - исключение из строгих правил?
       Лилиан чуть-чуть помедлила; видно было, что она напряглась.
       - Значит, Орлофф тебя волнует...
       После этой относительно спокойной реплики женщина взорвалась:
       - Хватит ковыряться в моей жизни грязными пальцами!
       Индиана даже отпрыгнул. Видимо, он запамятовал, какие резкие эмоции способен пробуждать у своей бывшей подружки. При встрече с бешеным слоном, пожалуй, пришлось бы меньше нервничать.
       - Спокойно, не нужна мне твоя чистая жизнь. Меня интересует Орлофф. Что это за тип? Перекупщик какой-нибудь?
       - Нет его тут. Возможно, его нет нигде. Для тебя, по крайней мере.
       - Ну ладно, поартачься еще немного, девушка. Только учти, он кое в чем подозревается компетентными органами. Впрочем, лично меня волнует не столько он, сколько его "кулон".
       Хозяйка нервно вскинулась, но доктор Джонс решил опередить ее.
       - Смени пластинку. Ты знаешь, о чем я говорю. Я знаю, что ты знаешь. Одному парню из нашего посольства ты уже сболтнула про эту штуку, поделись теперь и со мной, все-таки старый друг имеет хоть на что-нибудь право.
       - Джонс, не надо вытирать ноги о мои взаимоотношения с Мак-Грэгором! - Женщина неожиданно стала отстаивать свой "посольский роман".
       - Благодаря тонким взаимоотношениям с офицером Его Величества вот куда ты залетела, на самую кручу.
       Лилиан чуть помедлила, уткнув взгляд в красивую бутылку из синего стекла.
       - Ну, дерьмо... - выдохнула она. - Тебе вообще понятно, что ты сделал со мной, с моей жизнью? - фразы вновь стали клекочущими выкриками хищной птицы.
       - Я готов извиняться, но только один раз.
       - Пока не слышала ни разу.
       - Извини, Лилиан. - Индиана приблизил к носу одну из опустевших стопок и брезгливо втянул сомнительный аромат. - Надеюсь, что извинился и Фергюссон, который зазвал тебя в солнечный Непал и научил хлебать ячменный самогон, как будто это настоящее виски... Ну, так покажешь мне вещь, оставленную тебе мистером Орлоффом?
       - Едва ли. Вылетело из головы, куда она могла задеваться.
       - Лили, постарайся вспомнить. Три тысячи долларов освежат твою память?
       Женщина заинтересованно обернулась:
       - Три?!
       Гость уверенно развил тему.
       - Купишь на них рыбки с фосфором, это поможет тебе избавится от амнезии. Кроме того, три тысячи долларов - куда больше, чем те фунты стерлингов, что завещал британец. Его наследства тебе хватило лишь на то, чтобы превратиться в нетрезвого гималайского демона.
       Индиана поймал ее руку и вложил в мозолистую ладошку пачку денег. Женщина как бы засопротивлялась, но взяла. Потом сказала с максимальной горечью:
       - И ты думаешь, на эту подачку можно вернуться в Штаты и начать новую жизнь, достойную той Лилиан Кэмден, какую помнят в Чикаго?
       - Это больше, чем доход американского профессора за год... - Он даже обиделся. - И вообще, ты сейчас не блещешь умом, дорогая, как и прежде. Не только я в курсе, кто хранит столь занятную вещицу. Многие серьезные дяди интересуются ей, они не станут цацкаться с тобой и заботиться о твоей израненной душе. Я тебя умасливаю, а они просто возьмут то, что им требуется.
       - Не разговаривай со мной, как с девочкой, которую могут отшлепать! - с пьяным вызовом сказала женщина.
       - Если я правильно тебя понял, ты все-таки повзрослела. Поэтому должна догадываться, что прячешь у себя - под подолом, наверное, - далеко не безобидную вещь. Не исключено, что именно из-за нее запропастился куда-то Орлофф. И я не уверен, что американская разведка дождется от него ответа или привета.
       Напор Лилиан вдруг исчез, появилась складка меж бровей, свидетельствующая о работе мысли.
       - Вот какой ты теперь археолог - под юбками копаешь, - произнесла женщина с неуклюжим кокетством. Потом, глядя в сторону, спросила как бы невзначай: - Он что, в самом деле из-за этого пропал?
       - Дай мне сначала разобраться с тем, что есть "это", и что за зверь такой Александер Орлофф.
       Индиана дотронулся холодным пальцем до возбужденной жилки на шее женщины. Она отшатнулась не сразу.
       - Что ему известно обо мне, Лили? Что ты ему про меня наплела?
       - Ничего. А ну, втяни ручонки, не то ударю.
       - Ударишь, ударишь... Не может же он быть кузеном моей мамочки, который мастерил всякую дрянь и переселился в лучший мир задолго до того, как я стал бойскаутом? Где же ты подцепила "профессора" Орлоффа?
       Лилиан снова напряглась. Пожалуй, Индиане не стоило такого говорить.
       - Он большой ученый, в отличие от тебя, мистер Джонс. И этим все сказано.
       - Ладно, вернемся к "кулону". Когда я смогу совершить акт купли-продажи?
       - По крайней мере, не сегодня.
       - Это почему, Лили?
       - Тебя можно потреблять только в малых дозах. На сегодня хватит. И так уже мутит.
       Мисс Кэмден всегда отличалась упорством, вспомнил доктор Джонс, и в условиях высокогорья это могло перейти в параноидальное упрямство.
       - От этого тебя не мутит? - Мановением пальца он обозначил ряд пустых стопок. - Ладно, хватит дурить. Каждый миг на счету.
       - Джонс, у меня времени навалом.
       - Я же объяснял! - разъярился гость. - Будь уверена, есть еще желающие посетить твою мерзкую харчевню. Я не хотел тебя пугать больше, чем надо, но в Чикаго мной интересовались некие весьма темные личности.
       - Ты, что ли, светлая личность? И не надо врать, будто случайно здесь оказался, что просто проезжал мимо! Кто тебя послал, а?
       Все они, католички, такие. Ну, через одну. Католички-истерички. Конечно, не стоило их жечь на кострах, как это делала инквизиция, но в какой-то мере инквизиторов понять можно... Подобные мысли мелькали в голове Индианы Джонса, когда он покидал "Двор Рамзеса" через дверь, чтобы вскочить в седло своего пони и потрусить в отель с гордым именем "Эксельсиор".
      
      
      
      
       2. РАЗВЕДЧИК - ЛУЧШИЙ ДРУГ ЧЕЛОВЕКА
      
       А туда вскоре должен был явиться скромный коммерсант с невыразительным именем Билл Питерс, торгующий кальсонами и резиновыми сапогами.
       Маленький тощенький Билл Питерс поистине был человеком интернациональной наружности. Сейчас он оказался не лысоватым блондинчиком, а усатым смуглым брюнетом, и, наверное, уже не Биллом Питерсом, тем более не майором Питерсом, а какимнибудь Нарасингхой или Махмудом. Да, такой везде сойдет за своего - и в Индии, и в Турции, и в Мексике. "Помнит ли этот юркий человечек, каким именем нарекли его папа с мамой?" - неожиданно подумалось Индиане.
       Встреча состоялась в гостиничном номере офицера разведки. Номер этот не мог вызвать никаких подозрений. Кроме подозрений в том, что коммерсант Питерс давно разорился. Или в том, что у правительства США нет денег на содержание своих агентов. В самом деле, мы ж не британцы какие-нибудь. Номер был конурой с оконцем у потолка, причем, ее вертикальный размер превышал горизонтальный. Не всякая собака стала бы жить в подобном помещении.
       - "Кулон" у вас, доктор Джонс? - начал Питерс напористо и требовательно, как и полагается представителю специальных служб. Приветственные же слова типа "здравствуйте", по обыкновению, были опущены за ненадобностью.
       - Увы...
       - Почему "увы"? Ведь мисс Кэмден - это ваша... так сказать.
       - Вот именно, "так сказать". Если бы вдруг явилась ваша "бывшая", с которой вы некогда расстались с криком и мордобоем, и попросила бы уступить по цене металлолома новенький "форд" - вы бы как, поторопились? Будь у меня побольше информации, я, возможно, как-нибудь и надавил бы на эту балбеску...
       - Что будете пить? - спросил Питерс и, не собираясь выслушивать ответ, потянулся к кувшину с ячменной водкой.
       - Только не это. Мне не нужно так маскироваться, как вам. Я бы принял виски или джина.
       Питерс безоговорочно выудил из занюханного шкафчика "Бифитер", который странно выглядел на фоне окружающего гималайского убожества.
       - Кстати, доктор Джонс, насчет "побольше информации". Я только-только из Стамбула, привез вам кое-что. Если не забыли, некто Орлофф засветился там обращением в наше посольство. Так вот, пожилой господин под таким именем действительно останавливался в отеле средней руки "Энвер-паша". Этот тип выходил из номера два или три раза. Однажды вернулся с товаром в виде альпенштока. А значит...
       - Собирался в горный район, - проявил детективные способности Индиана. - Что уже любопытно, потому как мы именно в горном районе и находимся.
       - Потом в его номере появлялась стройная дама в шляпе с вуалью. А чуть позже - мужчина европейского вида, говоривший и по-французски, и по-английски с непонятным акцентом. Орлофф ушел вместе с ними из отеля, оставив все свои вещи, и не вернулся.
       - Вы, мистер Питерс, конечно же, как следует порылись в его вещах, - снова догадался археолог.
       - Вещи полностью испарились из кладовой отеля, куда их снесла прислуга. Но человек редко исчезает бесследно, это не туман поутру. Горничная показала мне место, куда она выбрасывала бумаги с целого этажа. В Стамбуле плохо обстоит дело с вывозом мусора. Даже через пять дней удалось найти то, что имеет явное отношение к Орлоффу. Хоть я и потратил на малосимпатичную работу почти полдня.
       И герой помоек Билл Питерс с сознанием выполненного долга протянул Индиане какую-то мятую бумажку. Вернее, разлинованную кальку, что выяснилось при ее разглаживании. Был скопирован какой-то текст на латыни явно средневековой манеры написания. Всего несколько фраз, да и те с лакунами, которые владелец кальки, кажется, не смог заполнить.
       - Доктор Джонс, вы, надо полагать, хорошо знакомы с латынью? - полувопросительно-полуутвердительно произнес Питерс.
       - По счастью, мое знакомство с этим языком не ограничилось университетскими студиями, где мы спрягали глаголы и зубрили крылатые изречения античных деятелей, - небрежно согласился доктор Джонс. В самом деле, скитаясь по руинам и развалинам он предпочитал общаться с обитателями Прошлого на их родном наречии. - Но вынужден несколько охладить ваш пыл. Мертвые языки, мистер Питерс, коварная штука. Замкнутые социальные и религиозные группы часто превращали их в набор словесных формул, понятных только им.
       - Ну-ну, не ломайтесь, док...
       - Тут сбоку на полях чиркнуто на вполне современном английском, - пригляделся археолог. - "Не Сирия, а Непал". Опять Непал.
       - Надпись принадлежит скорее всего Орлоффу. Еще один признак того, что он посматривал в сторону Гималаев, - подытожил Питерс.
       - Это и мне понятно. Хотя, известный мне Орлофф скорее бы использовал кириллицу... Ладно, я попробую прочитать текст. Дайте чернила и бумагу, чтобы не пришлось записывать перевод у вас на манжетах.
       Десять напряженных минут - и рука вывела следующее:
      
       "...Благодаря помощи Духа Святого открылось нам грядущее. Тогда преисполнятся души людей грехом, а те бесы, которые имеют человеческое обличье, обретут невиданное дотоле могущество. И нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским, и посланцы Антихриста (лакуна) возьмут много мирской власти. Один из них, темный владыка Страны Гуннов, захочет испить из Святой Чаши Грааля, чтобы добиться телесного бессмертия и уничтожить силу Божьих Заповедей, запечатленную в Скрижалях Завета. Но светлый воин-монах Х. Иоанос (лакуна) из страны у пяти озер (лакуна) женщины-птицы, прилетевшей из стеклянной страны, не даст Темному Владыке завладеть Святой Чашей Грааля, и потому сила Божьих Заповедей сокрушит посланца Антихриста. Но без камня отмеченного Божьим Светом не найти сокрытого от глаз Ковчега со Скрижалями Завета. Камень тот лежит (лакуна) у Головы Змея..."
      
       - Конец оборван, - определил Индиана. - Наверное, там самое интересное осталось.
       - Ну, как вам такой документ? - напористо спросил Питерс, как будто речь шла о перехваченной шифровке противника. Он крутил обе бумажки, разглядывая их сбоку и на просвет.
       - Вы уверены, майор, что это не немецкая шифровка, стилизованная под старину?
       - До сих пор немцы предпочитали цифровые системы кодирования. Хотя, не исключен вариант, что этот текст - условный сигнал.
       - Или, может, заурядная подделка? - предположил Джонс, почесывая шляпу. - Нынешние немецкие умельцы, кстати, сочинили чуть ли не половину так называемых стихов Нострадамуса. Кроме того, я в основном имел дело с бесписьменными цивилизациями Месоамерики, поэтому мои комментарии будут далеко не полными. Но если принимать все это всерьез, то "апокриф Питерса" - можно, я так буду называть ваш документ? - пожалуй, создан в Европе тринадцатого или четырнадцатого века, во Франции или Италии. Причем христианами, имеющими отношение к альбигойской ереси или даже к ордену тамплиеров.
       Питерс, мучительно морща лоб в поисках знакомых ассоциаций, наконец нашел что сказать.
       - Альбигойская ересь?
       - Об этом свидетельствует весьма заметное дуалистическое, я бы даже сказал, манихейское начало. А также упоминание о светлом воине-монахе. Письменных источников такого рода мы имеем немного, поэтому я не буду настаивать на своем мнении. Но, в общем-то, содержание этого фрагмента соответствует настроениям определенных сект того времени.
       Офицер разведки запротестовал:
       - Послушайте, мистер Джонс, вы можете выражаться не на этом птичьем языке! Пусть там и сказано что-то о женщине-птице. Объясните по-человечески, что здесь написано? Или вы специально темните?
       Несколько мгновений Индиана не понимал причин недовольства. Затем стал оправдываться.
       - Извините, майор. Это все из-за латыни, она переключает мозги не в тот режим... В чем сложности?
       - И этот перевод, и ваши комментарии - вроде нормальные фразы, но смысл ускользает. Как мыло в воде...
       Майор жаловался, а Индиана наливал себе "Бифитер". На два пальца заполнил стакан и принял внутрь, не разбавляя - по-славянски.
       - Одни и те же слова, мистер Питерс, имеют разный смысл в разные времена. Самые простые - "вода", "хлеб" - и то весьма изменчивы. Возьмем, к примеру, наше пророчество. Даже в случае подлинности документа, оно представляет для вас весьма малый интерес. По большому счету, для разведки все это - полный ноль. По-моему, такой вывод мог сделать любой эксперт, например, ваш эрудированный сержант.
       - Много знает, да мало понимает, - пренебрежительно отозвался разведчик о своем сыне и с прискорбием уткнул взгляд обратно в листок. - "Нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским". Чушь какая. Неужели все-таки немецкая шифровка?
       - Скорее всего дуалистические представления, - перебил его Джонс. - Согласно им, все вокруг нас является полем битвы между Божественным и Дьявольским. Ангелы во плоти по одну сторону фронта, и бесы в телесной оболочке - по другую. Причем бесы ведут себя более нахраписто, поэтому то и дело хотят ухватить в свой оборот всю территорию земного шара, а также гидросферу, атмосферу и недра... Надеюсь, теперь я выражаюсь достаточно просто, Билл?
       - А этот самый... который Посланец?
       - Посланец Антихриста из страны гуннов, то есть Самый Вредный, хочет уничтожить силу Божьих Заповедей, тогда как положительный персонаж, светлый воин-монах из страны у больших озер, старается сделать злодею подножку. Ну, и какое это имеет отношение к нашему, точнее, к вашему делу, мистер Питерс?
       Тот покивал:
       - Очевидно, никакого. Но ведь это все, что осталась нам от Орлоффа...
       Майор отдал бумажки "эксперту" и зашелестел тапочками вдоль и поперек конуры (габариты разведчика вполне соответствовали ее размерам). Лишь спустя минуту он смог внятно сформулировать вопрос.
       - К какому времени относится само пророчество? Не к нашему ли?
       - Не хочется отказывать вам в проницательности, но вряд ли к нашему. Перенос в будущее или прошлое - всего лишь прием иносказания. Гонимым и уничтожаемым альбигойцам тринадцатого века, естественно, хотелось скорого вмешательства сверхъестественных сил и покарания мучителей. Вообще, большинство апокалиптических пророчеств относится к тому времени, в котором проживают их авторы. Уже потом, когда прорицание не сбывается, его начинают подгонять совсем к другим периодам истории.
       - Понятно... А предположим, этот апокриф лежит на столе какого-нибудь нацистского бонзы, и он, вслед за своими учеными, относится к нему на полном серьезе. Не связана ли в таком случае археологическая активность нацистов в Сирии, Египте, Тибете, Индии с этой бумажкой? А намечавшаяся поездка Орлоффа в Непал?
       - Немцы всегда были романтиками, что не мешало им потреблять кровяную колбасу и пиво в неумеренных количествах, - лениво возразил доктор Джонс, снова потянувшись к "Бифитеру". - Впрочем, и в пиве есть своя музыка, особенно после третьей кружки. Нацисты, судя по всему, самые романтичные из немцев, поэтому я, как трезвый и скучный тип, не перевариваю ни их романтику, ни их колбасу.
       - А "кулон"? - почти заорал Питерс. - "Кулон"-то на что им сдался?
       - Я не знаю, какое место занимает этот предмет в умозаключениях, вернее умопомрачениях немецких вождей. И тем не менее. Нам с вами денег на билеты еле хватает, а они роются своими пятаками во всех центрах древних цивилизаций. Методом "случайного тыка" они вполне могут наткнуться на чтонибудь стоящее, например, на "кулон", который, возможно, что-то из себя представляет... Билл, с вашего позволения я бутылку с собой заберу. Все равно благородного напитка там осталось чисто символическое количество.
       - Вы куда? - встрепенулся майор.
       - Туда, - Индиана неопределенно махнул рукой, однако объяснился, заметив взгляд типа "буравчик" со стороны майора. - Хочу снова пообщаться с мисс Кэмден. - Гость встал и решительно поскреб свою щетину. - Грелку ей поставлю, чтобы она поскорее оттаяла...
      
      
      
      
       3. ЖУТКИЕ ГОСТИ
      
       Лилиан отдохнула часок после алкогольного марафона и, присмотрев за слугой, кое-как наводящем порядок в харчевне, вынула нечто из маленького ящичка, прячущегося за пузатыми бутылками. Две полукруглые пластинки из серебра с добавлением золота. Меж ними кварцевый кристалл, радужно сияющий по краям даже от света керосиновых ламп. Посмотрела Лилиан и положила обратно, думая о том, что завтра этой красивой вещи у нее не станет. Три тысячи долларов Индианы Джонса, предоставленные ей на обустройство новой жизни, она спрятала в более надежное место, которое, конечно же, располагалось где-то на ее теле.
       Женщина знала, что случится завтра. Но она не имела никакого понятия, что произойдет через полчаса. Когда дверь харчевни открылась, на пороге появилось сразу пятеро: двое европейцев в одинаковых плащах и шляпах плюс трое азиатов, о которых сказать было нечего - обычные наемные головорезы. Один из европейцев поблескивал стеклышками очков и улыбался сладко-сладко.
       - Добрый вечер, фройляйн, - елейно произнес нежданный гость, и стало ясно, что этот человек - немец.
       - Я сомневаюсь, что он будет для вас таким уж добрым. Закрыто, - грубо отозвалась Лилиан и подошла к гостям, не скрывая желания немедленно выпроводить их вон.
       - Мы не хотим пить или есть, - сказал очкарик.
       - А чего же вам тогда требуется? - опешила хозяйка харчевни.
       - Что и вашему другу, доктору Джонсу. Надеюсь, вы не успели загнать ему одну занятную вещицу?
       - А вы, надо полагать, дадите куда больше? - спросила Лилиан с вызовом, которого немец не заметил.
       - Ну, разумеется, - почти пропел он, а женщина выпустила дым от сигареты ему прямо в лицо, вызвав приступ кашля. Откашлявшись, очкарик уточнил: - Значит, эта вещь все еще в вашем распоряжении?
       - Нет. Впрочем... Скажем так: вам не стоит о ней беспокоиться.
       Лилиан отошла подальше от малоприятного человека и встала за стойку. Трое из нежданных гостей, как привязанные, двинулись вслед за ней, двое остались на месте.
       - Выпить не хотите? - предложила она, чувствуя неладное.
       - У вас гаснет огонь, - произнес очкарик тоном человека, не употребляющего спиртное и мясное, и твердо продолжил по существу. - Где реликвия? Отвечать немедленно.
       - Я не знаю, что вы за фрукты и с какого дерева свалились, только в моем заведении никто не указывает мне, что делать и что не делать.
       - Фройляйн, редкий человек отказывается сказать мне всю правду, - похвастал гость и вынул из очага раскаленную кочергу. Кочерга была нетяжелой, но сочетание щуплого, интеллигентного на вид мужчины и явного орудия пытки так изумило Лилиан, что она не заметила, как в тыл забрался один из азиатов, который мигом вывернул ей руки назад.
       - Отвали, - рявкнула женщина, да только напрасно: очкарик уже приближался с раскаленной кочергой в руке и сладкой улыбкой на физиономии. Поэтому она резко сменила тактику, залепетав:
       - Полный порядок, партайгеноссе. Я буду благоразумна, вам понравится.
       - Это время прошло, - со скорбью в голосе заявил немец.
       - Я точно все расскажу и покажу.
       - Я знаю, что вы покажете, - не стал отрицать немец, медленно приближая покрасневший чугун к лицу женщины.
       И в тот момент, когда сердце Лилиан подпрыгивало, казалось, до самых зубов, в глазах потемнело, а душа уже смотрела на происходящее со стороны, щелкнул кнут - и раскаленная железяка вылетела из рук мучителя. Прямо на штору, которая сразу занялась огнем.
       Перед отвратительными гостями стоял Индиана Джонс с укороченным "М-1917" в руке.
       - Я хорошо владею этой штуковиной с семнадцати лет, - спокойно предупредил он, и дуло его револьвера пристально посмотрело в живот очкарика. - Господа, стыдно, отпустите даму.
       Очередь разорвала воздух над задницей археолога в то мгновение, когда он прыгал через стойку. Доктор Джонс обладал отменной реакцией и успел заметить пистолет-пулемет, возникший из плаща второго немца.
       Посетители ресторана разом кинулись на пол, принялись расползаться кто-куда под стульями и столами.
       Следующая очередь перекрошила все стеклянное, что на стойке имелось. Улучив момент, Индиана привстал из-за деревянного укрытия и метким выстрелом срезал немца. Но тут же угодил под обстрел другого боевика. Пули прошивали стойку, как картонный коробок. Профессор кувыркнулся, чтобы укрыться за столбом, придерживающим потолок.
       Теперь очереди безуспешно лущили толстый брус. Впрочем, археолог открылся азиату с винтовкой, который уже с первого выстрела чуть не продырявил профессора. "М-1917" ударил пулей по карнизу, горящая штора упала и накрыла противника, который, осознав собственные проблемы, стал с воем носиться по залу. Не давая передышки, на Индиану сбоку бросился другой азиат, однако Лилиан, проползавшая мимо с горящей головешкой, привстала и огрела его по голове. После этой маленькой победы, случилась большая неприятность. Полки с бутылками, а также с загадочным ларцом, рухнули, изгрызенные огнем и пулями.
       Пока Лилиан переживала потерю, третий из наймитов-азиатов, обогнув харчевню по периметру, ворвался сзади. Он схватил профессора за шиворот, протащил чуть вперед, шмякнул его головой о стойку, а потом стал душить. Лилиан, копошащаяся с другой стороны стойки в обломках своего богатства, встретилась взглядом с Индианой. Глаза бывшего друга набрякли, горло было сдавлено крепкими руками.
       - Виски, - натужно прохрипел он.
       - Сейчас-то зачем?
       - Бутылку...
       Наконец до Лилиан дошло, она протянула отличного "Джонни Уокера", и в последнем усилии удушаемый приложился бутылкой ко лбу душителя. Тот опрокинулся назад и больше не вредил.
       Неожиданно из дыма вынырнул еще один гость с револьвером в руках - погонщик, судя по одежде; Индиана едва успел нырнуть под ствол и перехватить вражескую руку. Погонщик силился подвести оружие к виску доктора Джонса, вдобавок со стороны спины приближался ковыляющей походкой немец, который, как оказалось, не был сражен наповал, а лишь слегка ранен в предплечье. Что мешало ему прицелиться из пистолета-пулемета. Археолог пытался уворачиваться, делая танцевальные движения вместе с первым противником.
       По ходу танго археолог ухитрился положить свой палец на спусковой крючок чужого револьвера и изогнуться назад. Дуло направилось точно в сторону немца, и в этот момент спусковой крючок был дожат.
       Используя свое падение назад, доктор Джонс оторвал короткие ноги погонщика от пола и в развороте швырнул соперника. Прием мог называться "броском на стулья". Далее - легкий излом вражеского запястья, и револьвер оказался в полной собственности археолога. Вновь пригодились уроки казацкой борьбы, взятые у одного есаула в конце восемнадцатого года.
       Пока шли разборки с настырным погонщиком, немец-очкарик заметил поблескивание среди угольков, оставшихся от бутылочных полок. Составной диск из желтоватого сплава с насечкой и крупным кристаллом кварца посередке. Рука стремительно направилась к желанному предмету, достигла цели - и воздух был потрясен ревом, не слишком соответствующим тщедушному телу. Металл, раскаленный пожаром, прожег немцу ладонь. Напоминая подбитый самолет, он вылетел из харчевни на улицу, где спикировал в первую попавшуюся лужу.
       Лилиан, тоже заметившая реликвию, учла чужие ошибки. Ценная вещь была аккуратно изъята из раскаленного пепелища с помощью палки и тряпки. Едва женщина вернула свое имущество, как перекрытия сарая утратили остатки крепости и стали валиться вниз.
       Профессор действовал оперативно. Галантно помог женщине со скоростью спортивного ядра вылететь на улицу, и направил собственное тело следом. Обреченная на смерть харчевня трещала в огненных конвульсиях.
       - Ну что, Джонс, по крайней мере ты не забыл, как развлекать даму! - закричала Лилиан, от возбуждения не чувствуя порывов студеного гималайского ветра. - Однако учти, если даже я получу пять тысяч долларов, этого будет мало! Я жадная и хочу быть твоей компаньонкой!
       - Как это пять? - переспросил Джонс, увлекая женщину прочь от летящих искр и головешек. - Почему не три?
       - Потому, потому...
       Голос женщины сливался со звериным воем ветра, срывающегося с гор.
      
      
      
      
       4. БЕГ РАДИ ЖИЗНИ
      
       Шелудивая лошадка, очевидно, сбежала в горы. Если бы не выпавшая из окна штора, Лилиан бы не удалось добраться до гостиницы без пневмонии. Когда беглецы попали в номер, она чувствовала себя неплохо - в отличие от Индианы, который не только вымерз, как ранний фрукт в саду, но вдобавок страдал из-за ушибленного лба и передавленного горла. Да еще эти дополнительные две тысячи долларов, которые потребовались жадной стерве сверх оговоренной суммы, - они всерьез вышибали командировку из сметы.
       Его гостиничный номер, в отличие от той конуры, которую снимал Питерс, по местным меркам мог показаться шикарным. Окно, естественно, с видом на горы. И клопы довольно скромно ведут себя. В подобные номера Индиана водил девушек, когда получал увольнительную еще во время службы в морской пехоте.
       - Сколько дней как из Стамбула, Лилиан? - внезапно спросил он, в то время как женщина спешно разогревала себя с помощью графина, полного ячменной водки. К всеобщему сожалению, бутылка "Бифитера", захваченная у разведчика, пала смертью храбрых во время боя в таверне.
       - Инди, у тебя мозгов хватает только на археологию, - нагрубила в ответ женщина. - Разве у меня найдется лишняя сотня долларов, чтоб скатать в Турцию? Мне Непала хватает за глаза и за уши.
       - А кто же тогда навещал Орлоффа в стамбульском отеле "Энвер-паша"? Ты ведь известная любительница кавалеров второй свежести.
       И тут доктор Джонс понял, что самое время взять другую ноту. Мисс Кэмден ясно давала понять своим видом, что еще одно слово, и она приложит графин к чьей-нибудь черепной коробке. Кто его знает, какой из двух предметов окажется крепче.
       - Лили, почему все-таки Орлофф собирался навестить тебя в Непале? На это можно ответить без воплей?
       - Наверное, чтобы забрать свой "кулон". По крайней мере, я так поняла его первое письмо месячной давности. Спустя пару недель, правда, он направил новую бумагу, в которой отложил визит на неопределенный срок. А пять дней назад телеграмма, теперь из Стамбула, - что спешно выезжает сюда...
       Джонс сел, закинув ноги на стол, и покивал в такт своим мыслям:
       - Одновременно он заявляется в консульство, собираясь что-то переслать в Штаты, причем на мой адрес. После чего пропадает с концами... Он вообще кто, американец?
       - Нет, британский джентльмен, не чета тебе, жлобу.
       - Так что ты все-таки напела ему про меня, Лили? Признавайся. Не у тебя ли он выведал мой адрес?
       Реакция женщины опять была крайне нервозной, графин из толстого стекла опасно задергался в ее ладони. Профессор вынужден был переключиться на другое.
       - Ладно, показывай "кулон". Думаешь, я не заметил, как ты что-то выскребла из костра?
       Лилиан, не капризничая, протянула ему вещицу, выудив ее из весьма интимного места. Выпавшие при этом деньги она суетливыми движениями заправила обратно.
       Разговор был прерван томительной паузой.
       В самом деле, древнеегипетская, думал доктор Джонс, прощупывая мыслью изделие неведомых мастеров. Пожалуй, на все семь тысяч тянет, но это главная тайна. Что-то похожее я видел в одной книжке. Ага, проклевывается... Головной убор бога Ра. Наверняка из раскопок в Пер-Рамзесе или Танисе (что одно и то же) - городе, основанном по велению Рамзеса Великого. Сдается мне, в честь этого головореза было названо и заведение Лилиан, ныне упокоившееся в руинах, - также, как и сам Танис. Забавное совпадение... Зачем мог понадобится так называемый кулон нацистам? Следуя логике, он им ни к чему. Хотя, в голове у них каша вместо логики... Если апокриф Питерса известен этим группен- и труппенфюрерам, то...
       - Слушай, Лили, дорогая, - спросил Джонс, - а твой Орлофф не нацист случаем? Он как здоровался, "хэлло" или "хайль"?
       - Ну, ты чудак! - хохотнула в ответ женщина, этим и ограничилась. Наверное потому, что снова хлебнула из графина с ячменной водкой.
       - А не говорил ли твой закадычный дружок слова "ковчег", "скрижали Завета"?
       - Ты о чем, Инди?
       - О Ковчеге со Скрижалями Завета, который был похищен солдатами Шешонка I из Иерусалимского храма в 929 году, разумеется, до Рождества Христова. Сам фараон был правителем ниже среднего уровня, хотя явно желал примазаться к славе Рамзеса Великого. Оттого резиденцию себе устроил в Пер-Рамзесе. Сразу протягивается ниточка к "кулону", снятому с головы Ра именно в этом городе.
       - Надоели мне твои фантазии, - недовольно произнесла женщина. - Знаю лишь то, что его в наших крайях интересовал какой-то камушек.
       - Камень с Божественным Светом, - мигом включился доктор Джонс. - Опять веяние апокрифа... Кстати, где письма и телеграмма этого типа?
       - Сам ты "тип", - беспечно отозвалась мисс Кэмден.
       Индиана разозлился. Невнятица давно бы прояснилась, веди себя Лилиан поразумнее.
       - Придуриваешься? Да у тебя с этим самым "профессором" статеечка на пару состряпана! По египтологии, между прочим, о взаимоотношениях фараонов ливийской династии с храмом Амона.
       - Я давно не занимаюсь взаимоотношениями с храмом Амона, - солидно произнесла женщина, а потом честно призналась: - Здесь, знаешь, не до египтян, и так в мозгах сплошной туман... Послания Орлоффа, между прочим, сгорели.
       Тут раздался стук в дверь. Довольно вкрадчивый, но все равно мисс Кэмден вздрогнула.
       - Не надо так дергаться, дорогая. Я полагаю, это мой друг Питерс.
       Или нет. Майор должен был стучать иначе: два подряд и еще один чуть погодя.
       - Лилиан, сместись в сторону от дверного проема, не повредит.
       Она испуганно, однако послушно примостилась слева от косяка.
       - Эй, кто там?
       - Служащий гостиницы. Я принес вам посылку, - ответил удрученный голос на плохом английском.
       - Оставьте ее внизу, у администратора.
       Те, кто хоронились за дверью, не унимались. Вмешался другой голос, говоривший по-английски столь же отвратительно, только резкий и властный.
       - Откройте, это полиция. Мы должны осмотреть номер.
       - Сомневаюсь, что у вас имеется ордер на обыск.
       Индиана рванулся к серванту и придвинул его к двери. Слишком легкий! Надо бы еще диванчик притиснуть. И тут назойливые люди принялись стрелять в дверь, затем крушить дерево чем-то железным, похоже, топорами и ледорубами. У Индианы даже зачесалась голова от близкого соседства со столь неделикатными инструментами. Несколько секунд - и те, кто ломятся, окажутся внутри, со всеми вытекающими последствиями!
       Доктор Джонс, как всегда, действовал, не сомневаясь. Он распахнул окно, на мгновение перегнулся через подоконник, чтобы разведать обстановку внизу. Колючий ветер, явившийся с гор, закружил по комнате.
       - Лилиан, нам придется выйти здесь, - сообщил он неприятную новость.
       - Я не умею прыгать из окна.
       - Я тебя научу.
       Чтобы легче было принимать решения, Индиана подхватил даму под локти и, хотя она кричала: "Я вполне молода, ой, как не хочется умирать!" - выбросился с ней из комнаты.
       Где нет тонкого расчета, там не будет и везения. Два тела пролетели от третьего до первого этажа свободно, то есть с ускорением свободного падения, затем воткнулись в крышу глинобитной пристройки и пробили ее, как сухое печенье. Были сотрясение и пыль, из-за которых на какое-то время наступило затмение. Когда наступило прояснение, и глинобитная пристройка, ставшая развалинами, уже не мешала смотреть на улицу, Индиана увидел мальчишку-возницу. Тот восседал на козлах небольшого тарантаса, запряженного двумя мохнатыми конягами, и был юным гималайским азиатом, каких множество снует повсюду в этих краях.
       Мальчишка, в свою очередь, хоть и с удивлением, но без особого испуга пялился какое-то время на археолога, потом вдруг заорал:
       - С приземлением, мистер. Такси, мистер. Дать вам щетку, чтоб почиститься? - Пацан вполне сносно изъяснялся на английском.
       Индиана закинул все еще пораженную событиями Лилиан в тарантас и прыгнул следом.
       "Этот пацан - все, что осталось нам для спасения", - мелькнуло в голове Индианы. А где же разведчик Билл? В Дамаске, в чалме и туфлях без задников? Или, может, в Москве и в валенках?
       - Гони, малыш, гони. Если это слово в данном случае уместно.
       - Хорошо, мистер, вы не пожалеете, мистер.
       И коляска довольно стремительно понеслась по узким улицам Кхорлака, что-то сметая на своем пути. Едва она тронулась с места, как из окон гостиницы выскочили несколько человек и открыли пальбу по улепетывающим мишеням. Потом в погоню увязалась группа всадников, но скакать на коротконогих лошадках им пришлось недолго: коляска опрокинула торговые палатки с тряпьем и прочей ерундой, и лошадки застряли. Однако, на одной из улиц пошире, словно бы из стены какого-то дома выкатился автомобиль и припустил за тарантасом, стремительно сокращая расстояние. Сидящий рядом с водителем человек выстрелил, и пуля свистнула над головами, вжавшимися в плечи. Это уже была серьезная заявка на убийство.
       Несмотря на то, что повозку страшно бросало, Индиана попробовал взять на мушку водителя. Вначале ничего не получалось. Но профессор вспомнил первую заповедь лучших стрелков древности - таких как Арджуна. Надо видеть одну лишь цель, больше ничего. Когда все, кроме переносицы преследователя, покрылось туманом, когда она соединилась светящейся ниточкой со стволом "де люкс" калибра 0,45, тогда археолог дожал спусковой крючок. Возможно, за секунду до того, как сам заработал бы пулю.
       Обмякшее тело водителя упало на руль, и автомобиль врезался в стену, примерно такую же, из которой появился.
       - Тормози, мелкий. Нашим скакунам пора отдохнуть, - скомандовал Индиана и подбежал к автомобилю - для проведения диагностики.
       Опавший под руль водитель надавил коленом на тормоз, а глинобитная стена смягчила удар. Все в порядке, можно ехать дальше. Индиана выбросил тело на мостовую, затем уселся на освободившееся место, переключил коробку передач на заднюю скорость и отъехал от стены. Вдруг стал мешать стрелок, который выглядел по меньшей мере мертвым. Он не только воскрес, но и рубанул Индиану ребром ладони по горлу - с полуоборота. Археолог успел сместиться, вернее, упасть на бок, потому что всегда ожидал какого-нибудь подвоха; он вообще привык не доверять так называемым бесчувственным телам, в том числе и трупам. И, воспользовавшись своим лежачим положением, выпихнул вредного пассажира из машины. Затем подкатил к тарантасу.
       - Пересаживайтесь, пока из-за того угла не появился танк.
       - Можно, я порулю? - неожиданно попросил мальчик. - Я умею, вам понравится. Кроме того, вы даже не знаете, куда мчаться.
       - Действительно, - несколько растерялся человек в шляпе и обратился к женщине. - Где тут дорога на Катманду?
       - Я же вас отвезу! Попадете куда надо, - вновь встрял активный ребенок.
       - Это тебе не гужевой транспорт, возникают новые проблемы, малыш. Например, ноги до педалей не достанут, - выразил сомнение Индиана Джонс.
       - Это предусмотрено. - Пацаненок показал большие деревяшки, приделанные к пяткам.
       - Ну, тогда ты и впрямь сгодишься.
       Новый водитель - довольный, нетерпеливо ерзающий, - уселся за руль под возмущенные вопли Лилиан:
       - Но этот карлик не может управлять автомобилем!
       - Малыш знает, о чем говорит. Мне так кажется, - утешил женщину доктор Джонс. - Он такой забавный, даже интересно, чем это закончится.
       И автомобиль лихо рванул с места. Через двадцать минут беглецы очутились на небольшой взлетно-посадочной полосе, похожей на простую лужайку, где расположился двухмоторный самолет скромных размеров. Летательный аппарат прогревал двигатели.
       Из ближайших кустов вылез Билл Питерс.
       - Доктор Джонс, я ожидал неприятностей, поэтому отправился нанимать самолет, но не думал, что они начнутся так скоро.
       - И вы называете это "неприятностями"? - ядовито осведомился Джонс.
       Не обращая внимания на яд, разведчик буднично пояснил:
       - За кем-то из нас ведется плотная слежка... Что, впрочем, теперь не столь уж важно. "Кулон" у вас? Я его изымаю.
       - Это еще зачем? Я не привык так быстро делиться. Кроме того, я должен за него еще две тысячи долларов.
       - Но мы же договаривались! - искренне возмутился майор.
       - Только не с тем, с кем надо, - выступила вперед Лилиан. - Пять бананов, и ни монетой меньше.
       - Ладно, ладно. Это мы потом обсудим, - торопливо сказал Билл Питерс и, замяв вопрос, переключился на более важные дела. - Слежка, скорее всего, ведется за вами, господа, я же, напротив, пока в тени. Из этого следует, что реликвия побудет у меня.
       Заметив огонь протеста в глазах археолога, майор поставил точку:
       - Три тысячи долларов, которые вы за него отдали, мистер Джонс, получены от правительства Соединенных Штатов. Приятного путешествия, леди и джентльмены.
       Разочарование в связи с утратой реликвии было смыто волной удивления.
       - Мы разве отправляемся не вместе? - спросил Индиана.
       - Опять же по соображениям конспирации. Сейчас вы летите в Дели, там вас встретят. С вами отправится Клопик, он везде пригодится.
       - Какой еще "клопик"?
       Майор ответил дребезжащим смехом.
       - Это главный номер нашей программы... Ага, вы так и не поняли, что мальчишка - тоже наш агент?
       Агент скромно ковырял землю носком своего ботинка.
       - Тогда не возражаю, - Индиана кивнул Лилиан, и она послушно рассталась с "кулоном". После встречи с нацистом-очкариком даже представители родной спецслужбы вызывали у нее оторопь. Затем Питерс обратился к мальчишке.
       - Ты опознал кого-нибудь в гостинице?
       - Да, сэр. Того типа в очках, которого вы называли Хорхером.
       - РСХА не дремлет... Ну, вперед с ветерком, доктор Джонс. Не расстраивайтесь, вам предстоит еще повстречаться с "кулоном" в Стамбуле. Так же, как и со мной.
       Это последнее, что услышал Индиана, прежде чем очутиться в салоне самолета вместе со своими попутчиками.
       Там уже находились другие пассажиры, а именно - куры в клетках, для перевозки которых, собственно, и предназначался воздушный транспорт. Оказывается, в ипостаси бизнесмена Билл Питерс увлекался и этими полезными птичками.
       Вскоре после взлета Индиану сморило, то же случилось с Лилиан и юным агентом Клопиком. Все они погрузились в сон под занудливое хоровое кудахтанье, которое способствовало расслаблению мозга.
       Очнулись же пассажиры из-за сильной болтанки и, кроме того, из-за перьев, лезущих в лицо. Мисс Кэмден сразу рванулась в кабину, чтобы вздуть пилотов за беспечность и низкую квалификацию.
       - В кабине никого нет! Пилоты удрали с этого дерьмолета!
       Женский визг окончательно вырвал доктора Джонса из морфейных объятий.
       Вот так номер! Он бросился вперед, упал в свободное кресло левого пилота и схватился за рулевую колонку. Крепко, как за бейсбольную биту.
       Самое главное для начала - угомонить женщину, мечущуюся из носа в корму: мол, ничего страшного, Лили, просто полет временно осуществляется без участия пилотов.
       Нелепые слова, как ни странно, усадили мисс Кэмден в кресло правого пилота.
       Теперь надо удержать курс, указатели дифферента и горизонта. Эти сведения выползли из дальнего уголка памяти, похожей на огромную захламленную квартиру. Как раз приборные стрелки удачно попались на глаза.
       - Инди, ты разве умеешь водить самолет? - спросила Лилиан, надеясь неизвестно на что.
       - Нет. А ты?
       Наверное, это не так уж и трудно. Вот альтиметр, вот указатель скорости. Ага, есть понимание! Высота и скорость очень быстро падают. Раз это ясно, уже неплохо. Киль и рули высоты нужно поставить так, чтобы сигнальные лампочки на верхней панели прекратили мигать. Они прекратили! Появился повод для оптимизма. Далее - индикатор горючего...
       - Ну, дерьмо! - Мысли не удержались внутри и выскочили наружу в виде грубых слов.
       Стрелка дрожала около нуля. Буквально на глазах винты пропеллеров стали задыхаться.
       - Похоже, у нас большие проблемы, - пришлось признать археологу, что в его устах звучало почти синонимом смертного приговора.
       - Парашютов нигде нет, - подскочил с очередной плохой новостью Клопик. - Наверное, пилоты взяли их с собой.
       - Значит, из транспортного средства даже не выйти.
       Превратить самолет в планер? Если бы кто-нибудь и умел это делать, то ничего бы не добился. Внизу только заснеженные склоны, нет ровной горизонтальной площадки размером даже в два на три ярда. А высота стремительно тает. Минуту назад самолет был на тысячу футов ближе к небу и дальше от земли. И скорость - сто тридцать узлов. Индиана с неудовлетворением вспомнил, что когда скорость падает ниже ста двадцати узлов, то самолет просто заваливается.
       - Я нашел спасательный плот, - запищал Клопик, и в этот момент самолет со всеми пассажирами чуть не впилился в скалу, торчащую вверх наподобие шпиля.
       - Какой спасательный плот? Здесь нет моря! - забилась в истерике Лилиан.
       - Может, и пригодится, - осторожно произнес профессор, еще не понимая смысла своих слов.
       Впрочем, его тут же осенило.
       - Клопик, тащи наши вещи в плот! Только кур не надо.
       - Мы же не тонем, - еще раз попробовала запротестовать Лилиан. Кажется, она решила, что мужчина с мальчиком на пару ополоумели.
       Рулевая колонка дрожит в руках, поворот на пять градусов, крохотный самолетик в указателе горизонта клонится на левое крыло. Самолет снижается... или уже падает?.. Главное - не дать ему клюнуть носом и уйти в штопор, из которого возврата нет.
       Вот там, милях в десяти впереди, - широкий снежный склон. Надо не упасть, а снизиться, то есть лететь на бреющем, впритык к поверхности, чтобы... выброситься на плоту.
       Благодаря своей бредовости идея казалась достаточно привлекательной.
       Скорость сто двадцать, сто десять... Выравниваем руль поворота, чуть поднимаем нос, устраняя дифферент рулем высоты. Получился почти горизонтальный полет, вернее полуполет-полупадение. Ну, пора...
       Индиана Джонс рванулся из пилотского кресла, подхватывая по дороге очумевшую Лилиан, а Клопик уже был ко всему готов, вернее, наготове.
       Горе-пассажиры прыгнули в развернутый, похожий на матрас плот. Индиана оттолкнулся сильно, как на соревнованиях по санному спорту, и одновременно дернул за тросик газового наполнителя.
       Матрас выскользнул в распахнутый люк. Пути профессора с группой товарищей и гибнущего самолета с глубоко несчастными курами разошлись.
       И вот уже начинающие планеристы оказались в состоянии свободного падения, в невесомости. Иначе говоря, перестали давить на подставку и натягивать подвес.
       Продлись, продлись мгновенье. Или, наоборот, закончись, ибо с каждым мгновением скорость неотвратимей и страшней. Наконец - удар, кости стремятся к центру земли, а следом за ними и мясо. Но, кажется, упавшие с неба не превратились в пюре, кажется, живы. Только что это дает? Плот с угнетающим свистом мчится вниз по гималайскому ледяному склону - с ускорением, которое не снилось ни одному горнолыжнику.
       Где-то вдалеке грохот. Наверное, воткнулся в гору самолет - его путь закончился. Неуправляемый плот съезжает по Непалу. Там и сям выпрыгивают из-под снега деревья. Они напоминают метеориты. Одно столкновение - и от ездоков останутся лишь половинки. Или четвертушки. Вот невольные саночники наехали на одно из них боком - резкий толчок, который, однако, никого не высадил, команда осталась в полном составе. Вот закончилась полоса снегов, дальше мох, снизу что-то дерет днище, достаточно двух-трех острых камушков, чтобы превратить шесть ягодиц в месиво.
       А это еще что?
       Наверное, конец земли, обрыв, пропасть. И нет никакой надежды, не в чем проявлять волю и мастерство. Преодолен край. Опять - свободное падение. Опять в падающих телах накапливается энергия, которая при первом удобном случае освободится и расплющит их.
       Помолиться бы. Жаль, в голове все спуталось и скаталось: неоплаченные счета, письма кредиторам и меценатам, а также христианские, вишнуистские, шиваистские молитвы. Какую же предпочесть? Ох, как визжит Лилиан. И вдруг. Взрыв. Очень много света. Тот свет или этот?.. Этот! Не осталось никаких сомнений, потому что в лицо лупят струи ледяной воды, а внизу холодно и зыбко. Со всех сторон бесится пена. Пошел сплав по горной (других здесь нет) реке. Причем, без весел и руля.
       - Я ненавижу воду! - кричит Лилиан, избавившись от ступора.
       Такое купание ненавидит и профессор. Уже через пару минут они не просто вымокли, но пропитались холодными брызгами.
       - Опять не везет... - сострадал сам себе упавший с неба: все вещи, с любовью собранные в дорогу и провезенные через половину земного шара, утрачены! Кроме кнута, револьвера и шляпы. - Вот непруха...
       - Я ненавижу тебя, Джонс! - развивает тему Лилиан. - Я не люблю погибать по десять раз на дню!
       - Можешь выйти и идти спокойно пешком!
       Часа три спустя течение становится куда слабее, декорации из серебристых елок и сосен по берегам сменяются дубами и кленами, а потом начинают мелькать первые магнолии и фикусы. В реке уже плещутся и булькают рыбы. Голосят, создавая шумовой фон, дрозды, где-то маячит головенка фазана, махнула хвостом лиса, не ставшая еще горжеткой.
       Несколько раз вдали показывались двуногие существа. Путешественники махали им, те удивлялись, но особого желания познакомиться не проявляли. Индиана понял, что спуск происходит по одному из многочисленных притоков Ганга, который по кратчайшей соединяет царство вечного холода и султанат вечной жары.
       Течение сделалось совсем хиленьким. Берега принялись зарастать бананами и лианами, источать шакалий лай, испускать резкие противные крики. Затем появились и авторы криков - обезьянки, замелькали красные фонари их задниц. Над самой шляпой профессора пролетел зеленый попугай. Подгребая ладошками, можно причалить в тихой заводи...
      
      
      
      
       5. ВСТРЕЧА С ТРУДЯЩИМИСЯ ВОСТОКА
      
       На этот раз была организована встреча. Высокий по южным меркам старикашка в рваном дхоти, откровенно похожий на чучело, застыл у кромки воды безо всякой улыбки. Но Индиана Джонс сразу понял: застыл тот по его душу.
       Предчувствия вскоре стали оправдываться. Старик, не говоря ни слова, махнул длинным пальцем в сторону зарослей. Означает ли это что-нибудь? Пристальный взгляд позволил рассмотреть в зарослях тропу, куда-то ведущую.
       - Будем считать это приглашением на бал, - провозгласил Индиана, и вся группа путешественников двинулась в неизвестном направлении.
       Когда они выбрались из прибрежных зарослей, перед глазами обозначилась местность, типичная для индийских тераев, где о джунглях напоминали только чахлые останки прежнего великолепия. Все было вспахано-перепахано тысячу лет назад, редкие деревья скудно оснащали пейзаж, пеньков оказалось больше, чем деревьев. Вялые буйволы со скучным видом отрабатывали свои трудодни, тощие коровы, окруженные аурой из мух, уныло лежали в грязи и о чем-то думали, наверное, о своей связи со сверхъестественными силами. Кое-где виднелись крестьяне, не слишком энергично двигающиеся или вовсе застывшие, словно бы от полного оскудения сил. Профессору было ясно, что сезон муссонных дождей кончается, впереди сухая зима, уже пожелтели фикусы, они же баньяны. Ясно, что живут здесь не буддисты, а индуисты, скорее всего шиваиты.
       Среди соломы показалась деревня, ничем не отличающаяся от сотен других деревень, усеивающих плодородную полосу тераев. Глинобитные стены, вместо окон дырки, тростниковые крыши. Только круглые белые башенки на сваях - хранилища зерна - несколько живописали вид.
       То ли оттого, что любого белого человека принимали здесь за начальство, то ли оттого, что селяне уже друг другу надоели, все местные жители, и стар, и млад, потянулись к вновь прибывшим. Обступили с разных сторон и стали жаловаться на жизнь, применяя один из диалектов бихари. Индиана, худо-бедно знавший санскрит, различал лишь отдельные слова. Было заметно, что причины для жалоб имеются, деревенские дела находилось явно не на подъеме. Лица больше походили на обернутые папиросной бумагой черепа. Ноги казались позаимствованными у голенастых птиц. В воздухе пахло бедой, потому что в нем почти не присутствовали запахи еды, отбросов, навоза.
       Скоро внимание народа стало переходить все рамки приличия, а сами путешественники очутились на покрытой пылью площадке, где, как понимал профессор, умещается целиком поголовье деревни и работает сельский совет, прозываемый в этих краях панчаятом. Аборигены норовили потрогать гостей, причем, женщины щупали преимущественно доктора Джонса, маленькие же грязные мужчины активно гладили мисс Кэмден.
       Наконец гостей усадили на драную подстилку под навес, стали угощать. Угощение состояло из нескольких разваренных зерен на больших листьях и чего-то похожего на саранчу, обжаренную в масле.
       - Я это не буду, - зашептала Лилиан. Она повернулась к народу, который пристально наблюдал, выстроившись полукольцом. - Спасибо, я отказываюсь в вашу пользу.
       - Это больше, чем они съедают за неделю, - пристыдил ее доктор Джонс. - Ты же видишь, они сплошь голодные. Но своим отказом ты оскорбляешь их и ставишь меня в неловкое положение.
       Напрягшись, Лилиан сумела, почти не скривив физиономию, проглотить свое угощение под веселое жужжание мух. И окружающие радостно заулыбались. Однако проницательный Клопик процедил:
       - Готовьтесь к плохим новостям.
       Индиана и без того понимал, что надо действовать в темпе. Он обратился к ближайшему старичку, улыбающемуся и чистенькому, скорее всего, деревенскому старосте.
       - Я - профессор, мне пора возвращаться в университет. Вы дадите мне проводника до ближайшего города?
       - Санджи проводит вас до Билаури, - отозвался старичок на вполне приемлемом английском.
       - Спасибо.
       - По дороге в Билаури вы остановитесь в Дхангархи, - вклинился предыдущий старец.
       - Дхангархи не совсем по дороге в Билаури, то есть совсем не по дороге, - Индиана вежливо попытался отклонить странное предложение мудреца. И сам удивился тому, что мысленно назвал этого человека "мудрецом". Он не верил во всякие там озарения, приходящие к безграмотным говночистам. Но этот человек явно не был безграмотным, хотя бы потому, что имел шнурок брахмана.
       - Вам надо остановиться во дворце раджи, - уточнил брахман.
       - Насколько мне известно, сейчас дворец пустует.
       - Уже не пустует, - непреклонно произнес старый брахман. - Там поселился молодой раджа. - Взгляд его полетел куда-то вдаль. Помедитировав чуток, брахман добавил: - Дворец властвует над черными силами. Темнота изливается через дворец на мир, и мир-пракрити*[18] становится таким, каким его хочет видеть дворец. Похожим образом действуют те стеклянные глаза, что лежат у тебя в кармане. Тебе понятно?
       - Ясно, что вам открыты тайны моих карманов. Лежат там очки, если уцелели, - Индиана поежился от прозорливости старца. Также как и от его параноидального упорства. - Вы всерьез, достопочтенный? Какие еще "черные силы"? Насколько мне известно, согласно вашей прекрасной вере, злом являются лишь оковы материального мира. Наш мир целиком - зло, поскольку мешает соединению личной души-атмана* со вселенской душой Шивы*, танцующего на вершине Кайласы*. И лишь отрешившись от мира, можно обрести добро.
       - Дворец властвует над черными силами, - упорно долбил старец и тогда Индиана понял, что деревенскому брахману не до высот религиозной философии, народные массы требовали от него не пропаганды потустороннего образа жизни, а борьбы с неурожаем и голодом. Естественно, что малоприятный и просто вредный раджа тянет в глазах старичка-брахмана на роль черного демона-ракшаса*.
       - Дворец собрался погубить мой народ. Ты пойдешь в Дхангархи. Иначе наступит тьма...
       Старец провел ладонью по глазам для наглядности, и доктору Джонсу показалось вдруг, что от брахмана повеяло во все стороны мистическим дурманом.
       - ...иначе тьма охватит всю страну.
       - Этот ваш дворец, значит, помощнее дальнобойной артиллерии, - сыронизировал Индиана, пытаясь стряхнуть чары.
       - Я же говорил про плохие новости, - стал похваляться своей прозорливостью Клопик. - Эх, почему сразу не удрали?
       - Они пришли из дворца и забрали Шива-лингу* нашей деревни, - развил тему старик.
       - Что забрали? - вмешалась Лилиан.
       - Учиться надо было, а не проводить время с теми, кто ставит оценки... - огрызнулся недовольный происходящими событиями Индиана, однако педагогическое начало возобладало в нем. - Это священный камень, который охраняет местность, потому что источает животворную энергию Шивы.
       - Ага, ага, я в курсе. Фаллический культ? Вспомнила, камень изображает фаллос! - У женщины некстати прорезались вдруг знания. - Тот профессор, который толковал про него, показывал...
       - Стоп, не сейчас, - вовремя нажал на тормоза профессор. - Потом расскажешь.
       - Вас прислал Шива - спасти нас. - Старик засмеялся, довольный.
       Индиана тревожно подумал, что если собравшаяся куча доходяг подчиняется брахману, то управиться с ней будет сложновато.
       - Нас никто не присылал сюда, мы направлялись совсем в другую сторону, - гость постарался как можно убедительнее растолковать старцу ситуацию. - Наш самолет разбился.
       Лилиан разжевала еще популярнее:
       - Да, самолет разбился. Бам и бух. Это такая большая железная птица.
       - Нет, нет, - со смехом возразил старец, как будто разговаривал с несмышленышами. - Мы молились Шиве, приносили ему фрукты и сладости, чтобы он помог вернуть камень. Шива смилостивился и заставил вас упасть в этот поток, бегущий с Крыши Мира, из его дома... Вы отправитесь во дворец Дхангархи, найдете Шива-лингу и вернете нам.
       Старик махнул сучковатой рукой, словно приглашая на экскурсию. Индиана знал, куда поведет их брахман - к деревенскому святилищу, постройке из кирпича-сырца, или вообще к древнему дереву с большим дуплом, в котором раньше хранился Шива-линга.
       - Доктор Джонс, что это за "черные силы" такие, что за "зло"? - поинтересовался по дороге Клопик, который сызмальства занимался бизнесом и агентурной работой, потому таких слов даже не слыхал.
       - Да сказки это, не волнуйся, парень.
       Брахман подвел Индиану к стене святилища, где действительно пустовала ниша.
       - Плохие люди забрали камень вот отсюда.
       - Он был гладкий, как галька, то есть такой, как будто его вынули из реки. Еще на нем были три полоски, - не смог не проявить эрудицию археолог Джонс.
       Старец усиленно закивал.
       - Но зачем люди раджи забрали его? Им не хватало чего-то для богослужения?
       - Они велели, чтобы мы отныне поклонялись злой богине. Иначе нас уничтожат. Но мы сразу сказали "нет" и не стали делать дурного.
       - А как они собирались уничтожить вашу деревню, почтенный? - полюбопытствовала Лилиан.
       - Засохли посевы, обмелела река, передохла почти вся скотина. Однажды ночью в полях начался пожар. Мужчины отправились туда, в это время на деревню налетели люди раджи, связали и увели наших детей.
       "Да, лучше бы он этого не говорил, - тоскливо подумалось Индиане. - Раньше я был уверен, что ни за что не ввяжусь в эту историю. А теперь?"
       Южная ночь быстро набрасывала свое покрывало. Лилиан улеглась в какой-то хижине, не желая зря терять время. Нет, скорее всего это был самый приличный дом в деревне, кирпичный и с дранкой на крыше вместо соломы. Клопик куда-то задевался, но Индиана, зная ушлого ребенка, пока не волновался - играет, наверное, с каким-нибудь слоном или питоном.
       Археолог расположился неподалеку от костра, возле которого несколько зачуханных женщин пекли лепешки чуть ли не из паутины. От их противней ветер доносил весьма неприятные запахи.
       Индиана считал себя загнанным в угол. Ни эти камни, ни эти дети никак не укладывались в схему его движения. Ему надо было в Дели, в Стамбул, где его ждал "кулон"... вернее то, что носил на себе каменный Ра из города Пер-Рамзес. Закружились в голове фразы из апокрифа Питерса и возникло острое желание немедленно приступить к раскопкам в Египте. Ведь если всё правда, если Ковчег будет изъят из подземной мглы, то свершится археологическое открытие тысячелетия... Немцы. Неприятное воспоминание пересушило глотку. Какой-то труппенфюрер собрался нагло перехватить "кулон" и уволочь в Берлин... Берлин, осененный паучьими знаменами, и Божьи Заповеди - совсем это не сочетается... Выкинуть бы эту деревню из подкорки и коры - вместе с приставучим мудрецом, который даже штаны не носит. Пусть с раджой разбирается британский вице-король, а если они дружки, пусть святотатца покарает сам Шива, не прибегая к помощи чикагского археолога...
       Рядом с задумавшимся профессором что-то зашелестело. Он вскочил, потянул из кобуры кольт, будучи уверенным, что подбирается пантера или змея.
       То был всего лишь изможденный чумазый мальчишка, валящийся от усталости. Археолог подхватил ребенка на руки. Слабо шевелящиеся губы выводили непонятные слова, но удалось разобрать лишь одно: "Шанкара, Шанкара"*.
       Из хилого кулачка выпал какой-то комочек, прежде чем глаза ребенка закатились. Пока подбегали галдящие женщины, Индиана нашел пульс на детской ручонке. Тот прощупывался слабой, но непрерывной ниточкой. Однако вывести мальчонку из бесчувствия не удалось. Женщины с кудахтаньем выхватили и уволокли его.
       Комочек, оброненный маленьким беглецом, оказался скатанной мокрой тряпицей. Когда археолог развернул ее, то первым делом опознал характерное изображение многорукого синешеего бога Шивы, непринужденно танцующего целую вечность, а рядом с ним гостя-человека. "Шанкара", - разобрал санскритские письмена Индиана. Шанкарой звали того, кто побывал на приеме у бога. И тут из кромешной тьмы появился Клопик.
       - Подлинный разведчик шпионит всегда, даже в малолетнем возрасте, - похвалил археолог мальчика. - Как успехи, мой юный друг?
       Взволнованный Клопик стал несвязно объяснять, что сидел по-вороньи на ветке высокого дерева и видел, как за дохленьким парнишкой гнались ражие мужики в красных тюрбанах, которые явились со стороны Дхангархи. Маленький беглец только тем и спасся, что свалился в речку - преследователи посчитали его утопшим. А он уцепился за плывущий ствол и в результате прибился к противоположному берегу.
       - Благодарю за агентурные сведения, - доктор Джонс остановил оживленно жестикулирующего рассказчика. - Только давай так. Пока ты работаешь у меня, а не у мистера Питерса, то станешь заранее извещать, когда соберешься на ужин к какому-нибудь ночному зверю. Даешь честное скаутское?
       - Ладно, в следующий раз оставлю записку, - пообещал мальчик, чтобы от него отвязались. - Лучше скажите, мистер Джонс, вы додумались до чего-нибудь?
       На очень точный вопрос, сформулированный устами младенца, надо было отвечать.
       - Тот, кто спер якобы магические камни, придавал им столь же большое значение, как и те люди, что их потеряли. Шанкара в представлении местных - это олицетворение богатства и славы, а камни - сгустки энергии Шакти.
       - Что, взаправду будет много денег? - бесхитростно спросил мальчик.
       - Для меня, конечно, подобные представления кажутся вздорными. Но вера других людей должна всегда приниматься в расчет...
       Доктор Джонс подумал о том, что любые представления являются по большей части вздором, и все-таки они движут людьми - как в сторону хорошего, так и плохого. Однако добавить по существу было нечего.
       Утром путешественники двинулись в путь. На слонах. Индиане уже приходилось управляться с этими животными, и он более-менее благополучно взобрался на спину живого транспортного средства.
       Лилиан же прыгала на слона со всех сторон, и в итоге уселась на него головой к хвосту. Всем видом она показывала, что не расположена ехать в зловещий и таинственный Дхангархи. Но Индиана смирился с тем, что судьба его как-то связана с этим подозрительным местом.
       Путь пролегал через самый что ни на есть настоящий тропический лес. Над головами довольно плотно реяли плотоядные и кровопийные летучие мыши. Их сопровождали эскадрильи комаров.
       Лилиан не слишком правильно вела себя со слоном. То не нравился его запах, то манеры. Кончилось тем, что на водопое грубое животное смахнуло ее со своей спины фонтаном воды из хобота. Когда она свалилась в реку, мимо проплыл гавиал, безобидный такой остроносенький крокодильчик. Совершенно мимо, но Лилиан начала биться в истерике. Индиана для разрядки решил устроить привал и дал ей пожевать корень валерианы.
       Мисс Кэмден успокоилась лишь внешне, она нервно выжимала шмотки, занавесив свои прелести тряпкой, и при этом крикливо вспоминала спокойное, размеренное кхорлацкое житье. Индиана же с Клопиком сели перекинуться в картишки, если точнее, в покер. Комплект игральных карт, как ни странно, нашелся в кармане у мальчика. "Это мне для пасьянсов. Или там для гаданий..." - непринужденно соврал малолетний игрок. Женщина активно мешала. Через пять минут, когда она развешивала исподнее на веревке, раздался ее первый вопль. Как она объяснила - на нее спикировала летучая мышь с кровососательными целями и клацнула зубами возле самой яремной вены. Еще через десять минут она повстречалась с какой-то змеей, большой, но вялой, как мокрое белье. Перед тем, как мисс Кэмден закричала во второй раз, Индиана стал выведывать у Клопика, где и как его нашел майор Питерс.
       - Доступ к этим сведениям ограничен, - отозвался маленький разведчик, однако добавил. - По правде говоря, мы познакомились, когда я пытался выудить бумажник из его кармана. Первый раз в жизни осечка случилась.
       - Надеюсь, Питерс занимался твоей переквалификацией. - Рука археолога машинально проверила содержимое внутреннего кармана.
       Потом Лилиан кричала еще несколько раз. Когда наступила на лапку маленького шакала, который хотел с ней пообщаться, и когда ей на спину упала и безобидно побежала дальше ядовитая сколопендра.
       - Почему здесь все ползает и движется? - возопила мисс Кэмден над самым ухом и окончательно сорвала игру картежникам.
       Впрочем, Клопик изрядно жульничал; как заметил Индиана, даже спрятал карту в рукав. Однако и взрослый дядя от мальчика не отставал, полагая, что дети не должны учить взрослых жизни.
       - Лилиан, таковы джунгли. Они любят людей выдержанных.
       - Зачем ты нас тащишь в этот дворец? Богатства и славы захотел? Если ты к сорока годам не разжился собственными тремя тысячами долларов, тебе ничего не отломится у раджи.
       Женщина прямо-таки рвалась в бой. Однако волны скандальности разбивались об Индиану, как об утес. Был чудесный вечер, и настроение было благостным.
       К тому же хотелось получше разобраться с теми письменами на тряпочке, которая попала к нему от беглого пацана.
       - Вот послушай, Лили. Тут написано, что один человек по имени Шанкара встретился с Шивой на горе Кайласа*, и тот подарил ему камни. Пять волшебных камушков, чтобы бить и побеждать злых демонов разных калибров: асуров, ракшасов и пишачей*... Шанкара, друзья мои, согласно историческим сведениям, - философ, для которого вообще не существовало ни демонов, ни людей, все это было какой-то рябью на поверхности божественного сознания. По его мнению, конечно. Но народ приспособил значительную личность под свои нужды.
       - Волшебные камушки, - съехидничала женщина. - Мой дедуля, тоже профессор, всю жизнь собирал камушки, потом перешел на перышки, соринки и какашки. В итоге, его заперли в одну чикагскую психушку.
       Индиана предложил без всяких задних мыслей:
       - Ладно, пора вздремнуть. Лили, подкладывайся ко мне.
       - Да я скорее улягусь поближе к ядовитой змее!
       После такого высказывания к Лилиан быстро заскользил с ветки ленточный крайт. Однако разгоряченная женщина обращала внимание только на себя. Когда рептилия "понюхала" ее ухо багровым жалом, та, не глядя, с криком: "До чего мне надоел этот слон!", схватила любопытного аспида за горло и швырнула в сторону Индианы. Лишь отменная реакция позволила профессору всадить пулю в разъяренную змеюгу. От грохота выстрела джунгли еще с полчаса не могли прийти в себя и, естественно, не давали никому смотреть сны.
       На следующий день к десяти часам путешественники увидели три холма. Вместе они образовывали рельеф местности, несколько смахивающий на огромную извивающуюся змею. Подчеркивая сходство, третий холм имел заметный издалека скальный выступ - получалось что-то вроде змеиной головы. На этом самом высоком холме стоял дворец, а если точнее, крепость в стиле раджпутских твердынь - ведь многие феодалы из Раджастхана перебрались под натиском мусульман поближе к горам. Все это автоматически всплыло на поверхность сознания у профессора археологии.
       Вскоре после того, как показался дворец Дхангархи, "всплыло на поверхность" еще коечто, менее приятное. Под манговым деревом с крупными аппетитными плодами стояло каменное изваяние. Не просто изваяние, а жертвенник. И жертвы здесь приносили не те, что обычны для пуджи* - цветы, сладости и фрукты, - а кровавые. Судя по количеству запекшейся крови и крупным костям - не птичек и зверьков. Здесь убивали людей для удовлетворения божества. А изваяние принадлежало богине Кали*. На это указывало характерное ожерелье из черепов, вполне настоящих, и воротник из каменных змей.
       Доктор Джонс продолжал мысленно прокручивать информацию. Кали, согласно индуистскому пантеону, - супруга бога Шивы, вернее, гневная ипостась супруги Шивы, дословно Черная, известная также под малоприятными именами Дурга-Недоступная, Чандики-Жестокая, Бхайрави-Страшная. Узок круг тех верующих, что поклоняются Кали, еще меньше тех, кто приносит ей человеческие жертвы...
       Официально таких нет вообще.
       Пока Индиана рассматривал заляпанное багровыми пятнами изваяние, раздались крики и другие немелодичные возгласы. После этого Клопик доложил, что проводники, едва завидев Кали, дружно сбежали вместе со слонами, несмотря на все попытки Лилиан силой слова задержать людей и животных.
       - Ничего, они нам больше не понадобятся, - медленно произнес Индиана. - Надеюсь, я выразился не слишком страшно.
      
      
      
      
       6. БАНКЕТ У РАДЖИ
      
       Через полчаса путешественники прошествовали через раскрытые ворота мимо двух молчаливых стражников-гурков на территорию крепости. От ворот вдоль безглазых стен вела пустынная улица. Завершилась она площадью и красивым зданием, явно относящимся к дворцовому комплексу.
       Причудливая колоннада, вся в резных фигурках. Сверху крытая галерея, еще выше - множество куполов-маковок, часть из которых представляли собой беседки, увитые цветами, - прихлебывай чай с ароматами да посматривай на горы. Из дверей, возле которых недвижно торчало двое часовых в белых тюрбанах, внезапно выскочил смуглый человек в европейском костюме.
       - Вы, должно быть, заблудились, хотя я не знаю, как тут можно заблудиться, - начал он на безукоризненном английском.
       - Мы пробираемся в Билаури. Я - профессор Джонс. Это - мисс Кэмден, а это - мистер Клопик.
       - Мистер Клопик Лопсанг, - поправил ребенок.
       - Доктор Джонс, археолог из Чикаго? - улыбнулся многознающий человек.
       - В это трудно поверить, - кольнула Лилиан.
       - Я кое-что слышал о вас, еще когда учился в Оксфорде. Я - Ананд Лау, управляющий делами у раджи Дхангархи... Прошу во дворец, господа.
       Хотя место было достаточно экзотическим, ничто не намекало на таящееся зло.
       Всем трем нежданным гостям отвели палаты каменные, где стены были задрапированы шикарными тканями, а мыться приходилось в мраморно-перламутровых ванных, где стояли бронзовые вазы с золотой и серебряной насечкой (само собой, набитые цветами); многочисленные столики, стулья, шкатулки из розового или красного дерева были инкрустированы слоновой костью и пластинками полудрагоценных камней.
       - Ничего особенного, так живут обыкновенные раджи, - успокоил себя Индиана.
       В его покоях неслышно возник слуга, похожий на заводную игрушку, расшаркался и попросил драгоценного гостя пройти в пиршественную залу. Незадолго перед этим появился другой слуга, доставивший безукоризненно выглаженный смокинг и накрахмаленную белую рубашку - подарки точно подходили по размеру.
       Третий слуга провел Индиану на пир, где гостей, как видно, услаждали двадцать четыре часа в сутки. Столы и столики ломились от яств, половину которых даже искушенный доктор Джонс не мог назвать по имени. Скользила быстрая челядь с подносами, сновали мальчики с кувшинами, извивались и гнулись во все стороны танцовщицы. Сменяющие друг друга члены музыкальной команды услаждали слух и поднимали настроение битьем в бубен, щипанием цитары и дудением в разные трубы. Судя по несметности обслуживающего персонала и перенасыщенности интерьера украшениями, судя по многоярдовым коврам из цветов, труд здесь стоил дешево. Как и жизнь, наверное.
       В числе гостей был капитан Блом-Барт из одиннадцатого королевского полка, а возможно из армейской разведки, который, надо полагать, проверял, не затевается ли в этом районе что-нибудь супротив Британской империи.
       - Капитан надеялся обнаружить мощную крепостную артиллерию или базу по подготовке партизан, поэтому привез в своем багаже взвод солдат, - уязвил британца мистер Лау и заодно поддел Индиану. - Однако партизанский вид в наших краях имеет лишь доктор Джонс.
       Внимание трех мужчин переключилось на появившуюся мисс Кэмден. Она сменила обычную свою гимнастерку на индийский наряд из шальваров и довольно смелой кофточки, обнажавшей пуп. Лилиан, видимо, считала, что голый живот украшает ее. И трое мужчин единогласно согласились с женщиной.
       Мисс Кэмден, преодолев некоторую робость, стала уточнять: женат ли раджа, нравятся ему блондинки или, наоборот, брюнетки? Но все, к кому она обращалась, немедленно краснели и старались уйти - как от ответа, так и от самой Лилиан.
       Ударили в большой бубен, и гости стали быстренько подгребать к главному столу. Некая разноцветная персона в перьях и жемчугах громогласно, торжественно провозгласила:
       - Его божественное Величество, хранитель традиций Дхангархи, Зелим Сингх Рана!
       Раздвинулись цветочные ковры на стене, и появился парнишка лет двенадцати, росточком еще меньше Клопика. Расфокусированный взгляд и блуждающая по лицу улыбка заметно отличали раджу от гималайского сироты. Лишь когда шкет, сверкающий драгоценными каменьями, важно прошествовал к столу и угнездился в куче подушек, все бросились занимать свои места - расшитые золотом бархатные пуфики.
       Индиана уселся рядом с капитаном Блом-Бартом, а напротив них сотрапезничал управляющий Лау. Капитан заметил между прочим:
       - Один из прежних раджей Дхангархи "отличился" во время событий 1857 года, усиленно помогая мятежникам бойцами и оружием, отчего Корона натравила на него правителя из соседнего княжества.
       - Сейчас в Дхангархи у власти другой род, - возразил управляющий. - Да и в Индии никто не собирается восставать, раз во главе патриотов встал голый факир Ганди, который предлагает бороться против наших британских друзей методами. гражданского неповиновения.
       - Но я слышал кое о чем, что происходило еще до индийского национального восстания, - вклинился Индиана Джонс, преследуя собственные цели. - На протяжении многих столетий Дхангархи был культовым центром Фаги, где собирались поклонники Кали и отправляли свои не самые цивилизованные ритуалы.
       В этот момент внесли на подносе большую змею, разумеется, искусно приготовленную. Лилиан затрепетала: новое блюдо напомнило ей тех насекомых, которых недавно пришлось скушать, чтоб не обидеть голодающее население. Она хотела быть отважной, однако сидящая рядом персона в большой чалме и в больших усах радостно проурчала, что, мол, намечается сюрприз. Официант ловко надрезал большую змею и оказалось, что она нафарширована трехдюймовыми змейками. Начинка была живой, расползающейся (но, разумеется, безвредной) более того, нежной и вкусной, в чем можно было удостовериться, глядя на пирующих, которые уминали тварюшек, запихивая их в рот, будто макароны. Особенно отличался в застольных подвигах сосед Лилиан.
       Процесс поглощения живой еды довел женщину до столбняка. Даже у бывалого Клопика выпала маслина изо рта. Хотя, доктор Джонс напомнил своим друзьям, что молодь браминского слепуна почитается деликатесом даже у самых избалованных людей в этих краях.
       Пока Лилиан пыталась выстоять в борьбе со страшной гастрономией, управляющий Лау заявил с подчеркнутой обидой в голосе:
       - Доктор Джонс, вы прекрасно знаете, что этот, с позволения сказать, "культ" полностью отринут нашими подданными. Ничего подобного в последние пятьдесят лет не происходило.
       - Да, ритуалы были ужасны, и, более того, отвратительны, - подтвердил капитан Блом-Барт с британской невозмутимостью, как будто речь шла о плохой погоде. - Человеческие жертвоприношения в честь богини Кали есть не что иное, как квалифицированные убийства. Благодаря нам с этим делом было покончено, мы расправлялись с проявлениями такого злодейства по всему Индостану...
       - Если бы вы так расправились с голодом и нищетой, которые благодаря вам расползлись по всему Индостану, - не слишком громко сказал управляющий Лау.
       - И, кстати, доктор Джонс, все цивилизации, усердно практиковавшие человеческие жертвоприношения, в один прекрасный момент рушились, порой от малейшей угрозы. Словно бы накопившиеся грехи вдруг вызывали на них кару Господню. Ранние римляне раскурочили до последнего камушка великий Карфаген, кучка евреев времен Иисуса Навина без труда расправилась с царствами густонаселенного Ханаана, триста оборванцев Кортеса стерли с лица земли империю ацтеков, отряд Писарро ликвидировал могущественное государство инков.
       Доктор Джонс, к своему сожалению, не мог полностью согласиться с офицером.
       - Писарро действовал подло и принес в жертву своей жадности великую цивилизацию. Кроме того, кровавые культы, имеющие локальный характер и не претендующие на государственный ранг, довольно живучи. Они на протяжении тысяч лет прекрасно существуют не только у папуасов и негров Центральной Африки, но и в просвещенной Европе. Вы, наверное, слыхали о "черной мессе". Я уж не говорю о тех регионах, где наблюдается стойкая нехватка белков и где вынужденное людоедство тоже приобретает ритуальную окраску. Короче говоря, на Индостане о так называемом культе Фаги до сих пор ходят слухи.
       - По-моему, вы нас перепутали с неграми и папуасами, - голос Лау стал лающим. - Между прочим, наши мудрецы заявили о пагубности насилия, о всеобъемлющей мировой душе, еще когда ваши предки незатейливо крошили друг другу черепа дубинами. Наши ремесленники, разоренные английскими мануфактурами, умирали миллионами от нехватки этих самых белков, но не преступили запрета на насилие. Вы забыли бенгальский голод, когда равнины некогда чудесной страны белели от костей?
       - Британцы не отличаются хорошей памятью. Тем не менее, в одной деревне мне сказали, что в этом вот дворце пробудилось древнее зло, - меланхолически произнес Индиана.
       - Крестьянам надо как-то себя развлекать, - с натугой улыбнулся управляющий. - Вы, доктор Джонс, начинаете беспокоить капитана. Я-то думал, что знаменитые ученые умеют отличать фольклор от жизненной правды.
       - Нет-нет, я не обеспокоен, мистер Лау, - вяло прореагировал капитан. Он отпихнул от себя змейку, настойчиво пытающуюся познакомиться. - Неужели эта тварь хочет, чтобы я ее проглотил?
       Прокатился радостный гул, когда гостей стали обносить жареными пауками.
       - Вы такая несмелая за столом, мне жалко ваше истощающееся тело, - сосед по пиршеству галантно посочувствовал Лилиан и принялся смачно хрустеть членистоногими. Слегка удовлетворившись, он показал незаурядное знание философии: - Мы кушаем их, они кушают нас. Мир един. Ура.
       - Эти зверьки смотрят на меня укоризненно, - отозвалась безрадостная мисс Кэмден и неожиданно попросила у Клопика кепку. Тот вовремя отдернул лучшую часть своей одежды, догадавшись, на что потянуло белую женщину.
       Индиана не унимался, хотя рисковал показаться своим собеседникам назойливым:
       - Я услышал в этой деревне, господа, будто люди из Дхангархи коечто отняли у них.
       Лау, еще растягивая щеки в улыбке, сверлил взглядом на лице профессора дырки.
       - Доктор Джонс, в нашей стране не приняты сомнительные шутки.
       - Прошу прощения. Я-то думал, мы обсуждаем фольклор, коллективное бессознательное, так сказать.
       - И что, как им кажется, у них отняли? - вежливо поинтересовался британский офицер.
       - Священный камень.
       - Вот видите, капитан, - сказал, размягчаясь, Лау, - всего лишь камушек. Может, у них вдобавок цветочек отняли? Или травинку?
       Тем временем мисс Кэмден принесли настоятельно затребованный ею "простой супчик". Она, с упоением поводя носом, подняла крышку, жадно сунула ложку и тут же жалобно пискнула. Важную роль, как оказалось, в кушанье играли глаза - большие, карие, похожие на человечьи...
       Между тем, не слишком приятный обмен мнениями - внешне спокойный, но внутри бурлящий - продолжался.
       - Чуть не забыл, мистер Лау. Священный камень из деревни не просто Шива-линга, которому привыкли поклоняться крестьяне. Он имеет отношение к легенде о камнях Шанкары, то есть, согласно повериям, обеспечивает хорошую жизнь.
       - Доктор Джонс, к вам удивительно прилипают всякие байки. Из какого клейкого материала вы сделаны? Кстати, про вас тоже говорят малоприятные слова. Например, что вы в Канджуре на самом деле не производили раскопки, а просто грабили могилы.
       - Ну, знаете, газетчики любят подбавить красок для яркости, - вынужден был уйти в оборону Индиана. - Действительно, грань между ограблением и археологическими раскопками порой тонка. Все зависит от того, претендует ли кто-нибудь еще, кроме археологов, на имущество, которое пролежало тысячи лет в земле. Что касается соблюдения покоя мертвых, то все мы, без исключений, форменные некрофилы. Особо не задумываясь, мы существуем за счет останков некогда живших существ, из которых состоит верхний слой почвы, нефть и газ. Согласны?
       - А султан Мадагаскара пообещал, что отрубит вам голову, едва вы попадете в его владения, - продолжал весьма информированный мажордом Лау.
       - Отнюдь не голову, - отразил выпад Индиана.
       - Тогда, значит, руки.
       - Если бы руки... - профессор смущенно закашлялся, глядя куда-то вниз. - Ладно, это неважно. Мы с султаном не поделили вовсе не археологические ценности. Я его кое в чем опередил. Хотя, надо признаться, получилось недоразумение.
       - Также как и сейчас, - закрыл вопрос Ананд Лау.
       Разговор неожиданно возобновил молчавший до той поры малец раджа.
       - Я тоже слышал о Фаги. И долгое время считал - это лишь сказки, которыми пугают детей, чтобы они не бегали далеко от дома. Но потом выяснил, что культ Фаги действительно существовал. Воистину отвратительный культ для всех, кто поклоняется и Шиве, и Вишну. Мне стыдно за то, что происходило здесь несколько столетий. И я уверяю вас - это никогда не повторится в моих владениях.
       - Если я обидел вас, то прошу прощения, Ваше Величество, - торжественно объявил Индиана. Малыш Зелим показался ему совсем непохожим на тех, кто приложил руку к кровопусканию в окрестностях Дхангархи.
       После того, как инцидент был исчерпан вмешательством правящей особы, наступило время десерта. Возбужденно хихикнул сосед Лилиан, гурман внушительных размеров. Измученная женщина встревожилась, морально готовясь к очередному удару по психике.
       Подготовка не слишком помогла. На десерт вместо сливочного мороженного подали... похоже, это были охлажденные гениталии какого-то довольно крупного животного. Лилиан не выдержала и свалилась в обморок. Ее тут же унесли в покои, чтобы не портить картину пиршества.
       После завершения праздничного обеда-ужина Индиана решил навестить сраженную гастрономическими ужасами компаньонку.
       - Расскажете потом, как утешали даму, - напутствовал его бывалый Клопик.
       Когда Индиана постучал в высокую дверь из красного дерева, "больная" почему-то открыла сразу, как будто дожидалась его на пороге.
       - У меня есть кое-что для тебя, Лили.
       - У тебя нет ничего такого, что могло бы меня заинтересовать, - надменно произнесла она.
       - Напрасно ты так думаешь, - многозначительно возразил Индиана.
       Он достал из-за спины тарелку с нормальными фруктами и хрупнул яблоком. Лилиан бросилась на сочную мякоть, как летучая мышь, чуть не отхватив Индиане палец.
       - Пожалуй ты не такой уж и плохой человек. Если я выйду замуж за какого-нибудь раджу, ты можешь смело претендовать на пост главного придворного раба. Обещаю пороть тебя нечасто.
       Лилиан смотрелась хорошо в индийском халате. Совсем не так, как в Кхорлаке. Голос ее стал почти мелодичным, волосы светлыми и мягкими, глаза прояснились и набрались яркой голубизны. Индиана отметил, что мисс Кэмден пробуждает в нем недвусмысленные чувства. Кроме того, на ее шее откуда-то появилось и поблескивало ожерелье из крупных изумрудов.
       - Это тебе тот жирняга в чалме подарил?
       - Жирный не жирный, а подарки даме он делает на свои доходы.
       Оказалось, кое-какие вещи доктора Джонса все-таки задевали.
       - Для феодала доход не проблема, милая, надо только лишний раз пройтись плеткой по худым задницам своих подданных, тем более, что в местных копях добываются эти самые изумруды. По большей части они реализуются на лондонских аукционах, но кое-что местные властители оставляют и себе. Как все южане, они любят блестящие побрякушки. Между прочим, мой дедуля в Гражданскую, во главе негров...
       - Знаю, грабил плантаторов-южан, а на вырученные средства пил, не просыхая, "бербон" до конца своих дней, - в грубой форме перебила "милая". - А какой-нибудь твой дедуля по маминой линии со своей казачьей сотней чистил дворец бухарского эмира, тоже южанина и рабовладельца. Меня тот дядька в чалме, между прочим, в гарем приглашал. Обещал кормить птичьими языками и сдувать пылинки.
       - Работа в гареме опасна. Соглашайся, если тебе оказали доверие, только не забудь застраховать свою голову. На случай отделения ее от тела... Ты спать, что ли, в этом ожерелье собираешься?
       - В нем, и больше ни в чем. Это тебя шокирует, мистер Джонс?
       - "Больше ни в чем". Жалко тебя, вдруг какая-нибудь многоножка по телу проползет. От нее след на всю жизнь, который даже после смерти останется... - Несмотря на страшные слова Индиана думал о другом, более приятном. - А вообще, меня ничто не может шокировать. Ведь я ученый. Озадачить - другое дело.
       - Как ученый, ты получаешь знания из опыта?
       - Всегда, Лили.
       - И какой опыт ты хочешь поставить на мне сегодня, десять лет спустя после того, первого? - Женщина несколько подалась вперед бюстом.
       - Среди прочего я исследую ночную жизнь животных, - скромно определился ученый.
       - Иначе говоря, ты хочешь узнать, что я кладу на подушку, голову или ноги, на каком из боков сплю? - все таинственнее улыбаясь, промурлыкала Лилиан.
       - Нет, я изучаю способы привлечения самок и самцов, брачные игры, виды оплодотворения...
       - Уверена, что в собачьих свадьбах у тебя большой опыт, - неискренне осудила мисс Кэмден.
       Они поцеловались впервые за десять лет. Это понравилось доктору Джонсу, который достаточно долго не участвовал в боях на сексуальном фронте. Не десять лет, конечно, и не со времен визита в султанат Мадагаскар, но все-таки... Похоже, и ей понравилось. Во всяком случае, она сказала:
       - Извини, что я была неласкова, бранилась... Со мной, наверное, трудно.
       - Ничего-ничего. У меня бывали эпизоды и похуже, - простодушно признался археолог. - Однажды в доме терпимости на Капокабана... ладно, об этом потом.
       Женщина почти не обращала внимания на суть слов, она уже плыла в сладком тумане грез.
       - Зато ты не знаешь, может ли быть лучше. И без меня это вряд ли станет тебе известно.
       - Как ученый, я ничего не могу утверждать заранее, априори. Твое предположение, Лилиан, надо проверить эмпирическим путем. Пожалуй, к утру все станет ясно.
       Индиана решительно закрыл за собой дверь номера, вернее, покоев. А Лилиан, напротив, тут же распахнула закрытые было створки.
       - Ну ты, орангутанг! Я не так доступна, как тебе кажется.
       - А я, получается, доступен? - доктор Джонс задался риторическим вопросом, после чего направился на выход, развивая тему. - Обычно я устраиваю конкурс среди претендующих на меня женщин, чтобы узнать, какая самая достойная. Между прочим, очень серьезный конкурс.
       - Ты просто не хочешь признаться, что заплесневел, прожив без меня эти десять лет.
       Индиана решил быть твердым, но в меру конечно.
       - Если я очень понадоблюсь, тебе известно, куда бежать.
       - Через пять минут ты будешь ломиться в мою дверь. Мы оба это знаем, - веско предупредила Лилиан.
       - Через пять минут я буду сладко спать. Хр-р-р-р...
       Индиана вернулся к себе. Даже переоделся, запихнув чужой смокинг под кровать. Но вместо того, чтоб отходить ко сну, принялся смотреть на часы. Если не пять минут, то сколько надо для приличия? Семь? Нет, это еще неприлично. Однако же - "придворный раб", чуть ли не евнух. И кто это говорит Индиане? Забулдыга мисс Кэмден, пьющая на спор с шерпами! Вполне вероятно, что она не знала меры и в половом вопросе. "Орангутанг"... Кстати, орангутанги - очень милые и скромные животные... Нужно проучить жадную распущенную бабенку. Напрячь волю и проучить. Йога должна в этом помочь: вначале глубокое расслабляющее дыхание, затем энергия направляется снизу вверх. Снизу вверх... Нет, совсем не то поступает в голову снизу. И в правое, и в левое полушарие, и в спинной мозг. Необходимо тщательнее контролировать ментальные образы.
       Наконец, профессор понял, что йога бессильна, как туман, а мисс Кэмден, скорее всего, сейчас общается с бутылкой. Возбуждает это ее или, наоборот, успокаивает? Пока он тщательно взвешивал разные доводы, случилась неприятность.
       На его горло легла удавка.
       Фаги! Душители, которые душат не абстрактную свободу, а конкретное тело. Это их прием: накинуть на горло шелковый шнурок - и оп-ля. Гость раджи успел подумать об этом, потому что шея у него была крепкая. Он сумел протащить врага вперед, а потом, резко присев, бросил его приемом греко-римской борьбы набок. Увы, здоровяк-убийца не отпустил удавку - видимо, хорошо поднаторел в душительском мастерстве. Он даже смог подняться. Еще немного, и все... В бессмысленно мечущиеся руки археолога попался металлический кувшин стиля "бидри" с серебряными аппликациями, которым он и влепил душителю в лоб. Тот немного обалдел, тогда Индиана, приподняв его локти, попробовал швырнуть приемом джиуджитсу через себя. Но душегуб был цепким, как бульдог, и ловким, как пантера. У более худого борца подкосились ноги под массой бросаемого тела, и он упал на ковер. Подлый незнакомец вновь оказался за спиной у доктора Джонса.
       Сквозь запертую дверь прорвались гневные слова Лилиан.
       - Ну, мистер Джонс, эту ночь ты никогда не забудешь! Я просочилась у тебя между пальцев! Спи спокойно, надеюсь тебя не будут мучить кошмары! Я могла быть самым интересным твоим приключением!
       Доктора Джонса кошмары не только мучили, но уже добивали, поэтому вместо слова "помоги" из его передавленного горла вылетело лишь слабое "и-и-и-и".
       Палец, засунутый под шнурок, помогал все хуже и хуже. Голова наливалась тяжестью и пухла, в глазах темнело и темнело... Незадолго до наступления непроницаемой ночи, Индиана удачно двинул назад затылком и попал душителю в переносицу. Это называется у чикагских гангстеров "датским поцелуем". Удавка ослабла, тогда Индиана, чуть развернувшись, врезал душегубу локтем в солнечное сплетение и тылом кулака - по горлу.
       Враг чуть-чуть раскис, не более того. Возможно, поединок продолжался бы долго и неизвестно чем закончился, если бы не прекрасная ваза. Это очередное произведение искусства было нахлобучено на голову неприятеля. Размеры обоих предметов прекрасно сочетались. Оставалось повернуть вазу вместе с головой налево, и еще налево - до хруста. Душитель пал.
       Индиана поспешил в покои мисс Кэмден. Это было недалеко - напротив. Она подпрыгнула на постели и закудахтала с неприкрытой радостью:
       - Наконецто! Будь нежен со мной, будь аккуратен, как с фарфоровой статуэткой...
       Но сейчас совсем другая задача стояла перед долгожданным гостем. Новый душитель мог прятаться в этой комнате или же в любой момент пожаловать сюда через потайной ход. Однако мисс Кэмден явно не понимала сути метаний профессора по ее покоям. Возможно, она посчитала его слегка поддатым или обкурившимся опия.
       - Да вот же я, Инди. Ку-ку!
       - Здесь никого нет, - хрипло сказал доктор Джонс.
       - Я здесь, - ласково возразила женщина.
       И тут ему показалось, что мелкие цветы в приземистой вазе у изголовья кровати слегка колышутся, будто от сквозняка. Однако окно было плотно закрыто, чтобы комнату не навещали противные южные насекомые и зверюшки покрупнее, вдобавок оно находилось в стороне.
       Тогда внимание переключилось на шикарную кровать. После тщательного осмотра профессор несколько раз прыгнул на нее, даже попробовал оторвать от пола.
       - Инди, все в порядке, - забеспокоилась мисс Кэмден. - Крепкий станок. В крайнем случае, мы можем перебраться на ковер.
       Настойчивый археолог опустился на колени, его взгляд остановился на ножках кровати. Они представляли собой голых бронзовых дамочек и тоже нуждались в проверке.
       - Эй, отпусти их! Вот я, ну вот же я, - несколько раз напомнила удрученная женщина, сделанная из живой плоти, и поманила к себе рукой. Ей казалось, что дела доктора Джонса совсем плохи. Но стоило повернуть одну из бронзовых фигурок вокруг оси, как кровать вместе с частью пола вдруг двинулась вниз.
      
      
      
      
       7. КОШМАР АТАКУЕТ
      
       Спуск кровати в подполье оказался недолгим. Открылась шахта, футов на шесть в глубину, в которую стал глядеть Индиана.
       - Чего менято не позвали? - звенящим от восхищения голосом упрекнул Клопик.
       Оказалось, что он тоже присутствует в женских покоях! Наверное, потому что Индиана забыл от нетерпения запереть дверь за собой.
       - Ну и чутье у этого парня! - тревожно оглянулся доктор Джонс. - Постучался хотя бы.
       - Вы тоже не постучались, - уличил малыш. - Ввалились без спроса.
       - Мне, наверное, можно.
       Индиана осторожно глянул на притихшую Лилиан и понял, что она не возражает.
       - Что вы такое нашли? - не унимался настырный мальчик.
       - Ничего особенного. Обыкновенный потайной ход...
       Археолог отправился вниз, и вскоре наверх пошли сообщения:
       - Тут коридор какойто. Ого, надпись на санскрите! "Душу нельзя рассечь на куски оружием, сжечь огнем, смочить водой, иссушить ветром". Это вдохновляет.
       Лилиан как всегда ничего не поняла:
       - Помоему, бессмысленные слова.
       - Они означают, Лили, что, пока мы не наложим в штаны со страху, все будет хорошо... Эй, Клопик, несика наши вещички сюда.
       Решение созрело вмиг. Возможно, оно было ошибочным. Возможно, трагическим. Но доктор Джонс придерживался принципа: или думаешь, или действуешь. Покрайней мере, интуиция подсказывала ему, что обычные пути для него и его спутников уже отрезаны. Лау или ктото вроде него собрался покончить с непрошенными гостями, чтобы никто больше не портил аппетит в пиршественной зале.
       - Лилиан, ты останешься наверху, - распорядился командир маленького отряда. - Пока тебя не позовут, не дергайся. А мы с мистером Лопсангом сходим на экскурсию по местным достопримечательностям... Клопик, двигайся за мной след в след.
       Мальчик спрыгнул вниз и шел след в след, сколько мог. Но ярдов через тридцать он потрогал странный выступ в стене, отчего открылась ниша, из которой вылетело два мертвеца с длинными волосами.
       - Я буду ступать туда же, куда и вы, доктор Джонс. Я ничего не буду трогать, честное слово, - пообещал изрядно струхнувший агент, еле ворочая заледеневшей челюстью.
       Ярдов двадцать спустя стало совсем темно. Индиана пожалел о том, что своевременно не соорудил факел.
       Чтото отчаянно хрустело под ногами. По мнению Клопика это было сухое печенье. Он погрузился в сладкие мысли о том, откуда здесь взялось печенье, да еще в таких количествах. А Индиана пытался откопать пару спичек, затерявшихся в бездонных карманах куртки. Наконец появилось слабое освещение.
       Весь пол был густо залеплен насекомыми. Тысяченожки и сколопендры, тарантулы, муравьи, термиты, скорпионы и жуки. Некоторые из них уже резво взбирались по ботинкам путешественников и пытались внедриться под штанину, отчего ноги самопроизвольно заплясали "степ". Твари питались друг другом, о чем свидетельствовала шелуха из хитиновых покровов, густо усеивающая пол. Можно было предположить наличие подкормки, либо притягивающих запахов, либо влияние демонической силы. Последнее доктор Джонс оставил вне рамок серьезного рассмотрения, но решил все-таки учитывать.
       - Это не печенье! - Клопик распрыгался, как чертик на пружинке.
       - Давай-ка выбираться отсюда, покуда какой-нибудь местный житель не засадил нам ядовитый хобот, - предложил в ответ Индиана.
       Путники заторопились вперед. Коридор несколько расширился, превратившись в сумрачную камеру с высоким потолком, входом сзади и выходом спереди. Когда мужчина и мальчик попали на ее середину, здоровенное колесо, выкатившись из какой-то щели, перекрыло вход, а следом и каменная плита, опустившись сверху, отсекла выход.
       В помещении было много скелетов и более свежих мертвецов, оставшихся от прежних посещений. У одного в костяных пальцах даже имелась плошка с фитилем и остатками масла, которая стала источником слабого света для двух новых заключенных.
       - Пожалуй, нам не стоило торопиться, - заметил мальчик.
       - Клопик, застынь у стены и ничего не трогай, - предупредил искушенный доктор Джонс.
       Мальчик послушно застыл. Более того, он прислонился к стене, нажав спиной на что-то. И подземелье откликнулось, дрогнуло. Какой-то огромный механизм заявил о себе неприятным скрежетом. Пол вдруг наклонился, а вдоль стены появилась щель, из которой потянуло неприятным холодком. Мистер Лопсанг с воплем отпрыгнул на середину камеры, но пол неумолимо продолжал вращательное движение, проворачиваясь вокруг некой оси. Как отдельные кости, так и целые мертвецы покатились и заскользили в разрастающуюся прореху у стены. По звуку было понятно, что падение их заканчивается далеко внизу.
       - Вы же сами велели стоять у стены, значит, я не виноват! - заорал Клопик.
       Однако старший товарищ не думал над вопросом "кто виноват?", гораздо больше его интересовало "что делать?".
       Пленники уцепились за противоположный вздымающийся край пола, но было ясно, что это средство не спасет от падения в пропасть. Несмотря на нервную обстановку, Индиана попытался расслабиться и узнать у своей памяти, не запечатлела ли она чтонибудь интересное перед входом в камеру смерти. Нет, ничего. Вход не был оформлен - ни дверями, ни замком, ни косяком.
       - Клопик, ты не углядел чтонибудь любопытное, когда мы сюда входили?
       - Да я под ноги смотрел... Только какойто каменный цветочек на глаза попался, барельеф со множеством лепестков. На стене, справа от входа.
       - Это же лотос, - мигом прикинул археолог, - символ Голоки Вриндаваны, источника творения. А вся наша камера изображает умирающую и воскресающую Вселенную.
       Для общения с внешним миром оставалась лишь небольшая щель в задней стене, через которую доктор Джонс и затрубил громовым голосом. Громкому воплю он некогда учился у японских самураев и таежных охотников.
       - Лилиан! Давай сюда, у нас неприятности! Светильник не забудь!
       - Хорошо, что мы оставили ее в резерве, - отметил Клопик.
       И мисс Кэмден услышала призыв тонким слухом женщины. Через минуту послышался ее ответный истошный визг.
       - Ой, два мертвых человека! Ты почему не предупредил?
       - Лилиан, если ты не поторопишься, здесь появится еще два мертвых человека!
       - Как вы мне надоели!
       Затем женщина вступила в мир насекомых, которые стали спешно с ней знакомиться.
       - Лилиан, ну где ты?
       - Пусти меня, Инди, они ползают по мне! Открой дверь! Дура я, нашла кому помогать...
       - Справа от входа на стене каменный цветок, покрути его или надави как-нибудь.
       Через несколько секунд Лилиан откликнулась.
       - Я и покрутила, и надавила. Открой сам, Инди!
       - А какогонибудь выступа или углубления у цветка нет? - почти безнадежным голосом уточнил доктор Джонс.
       - Ну, есть. Только в этой нише какая-то гадость. Ползает, копошится.
       Пока Лилиан бранила профессоров и насекомых, пол пришел уже в вертикальное положение, сделался пятой стеной. Джонс с Клопиком просто висели, уцепившись за ее верхний край.
       Мальчик хныкал, мужчина из последних сил подыскивал психологически верные слова.
       - Ты можешь, Лили. Это же элементарно. Представь себе, что там копошатся заводные цыплята и зайчики.
       Внушение сработало, потому что женщина все-таки просунула руку и нажала на рычаг. После чего коварный пол стал возвращаться в более подходящее для него горизонтальное положение.
       Вскоре через открывшийся вход вбежала Лилиан с ревом:
       - Снимите с меня это! - подразумевая, конечно, насекомых, ползающих по ней с ознакомительными целями.
       Однако прежде чем доктор Джонс подоспел к мисс Кэмден, она успела наклониться, чтобы стряхнуть с себя страшных и назойливых тварей. При этом надавила симпатичным - особенно в индийском одеянии - задним местом на стену и попала на тот самый рычаг, который уже был опробован Клопиком несколько жутких минут назад. Мальчонка вскинулся:
       - Это все она! Она!
       Но Индиане было не до оправданий, потому что колесо моментально перекрыло вход. Плита закрывала выход более плавно. Спастись мог лишь тот, кто не страдал сомнениями и всякими рефлексиями, поэтому археолог вытолкнул компаньонов в быстро сужающуюся щель, затем бросился туда же сам.
       Назад дороги не было, оставался только путь вдаль. Коридор полого шел вниз, сужался и довольно скоро превратился в пещерный ход. Тоннель несколько раз становился лестницей. Высеченные из камня стены были украшены фресками, пестрящими сценами из индийского пандемониума.
       Демоны-ракшасы, насылающие бурю, пожирающие плоть и пьющие кровь, рвущие на части различные живые существа, которым и удрать никак. У одного здоровяка демона было огромное разверстое в районе пупа брюхо, в которое он просто загребал животных, урожай и крестьян.
       Демоны преты, дурманящие людей, посылающие пехоту и кавалерию на вечный бой, заставляющие толстяка жрать еще больше, ростовщика повышать ставку кредита, властолюбца резать и отравлять действительных и мнимых соперников, а сладострастника забирать к себе в гарем все, что движется.
       Танцует на трупах черная богиня Кали, однако нет радости на ее лице, она питается энергией зла, но не в восторге от происходящего. Это еще не ее. Танец продолжается, гдето появляется маленький и невзрачный Шива, не вечный супруг, а подкаблучник. Танцуют все, действие идет от периферии к центру. Зарядившись энергией разрушения и распада, кружатся развоплощенные души, лишь изредка подкрепляясь свежей кровью. Наконец материальный мир стирается, отдав свою энергию черной богине, и начинается ее царство. Только ее...
       Хоровод простых энергий, показанных одноцветными красками, а посредине одинокая Кали... Кали-юга* становится Кали-локой*...
       Примерно через час блужданий по подземельям, которые были, собственно, выработанными изумрудными копями, Индиана Джонс и его спутники оказались на балконе пещерного храма.
       Тот представлял собой гигантскую полость, ярко освещенную факелами. Свод поддерживали колонны из тесаного камня, имелась площадка для молящихся с одной стороны, и алтарь в виде внушительного изваяния Кали - с другой. Обе части храма разделялись ямой, в которой полыхал огонь. И еще на алтарной стене выделялся барельеф свастики, повернутой, как отметил Индиана, в ту же сторону, что и у нацистов.
       Кали, как и положено, была украшена множеством человеческих черепов, словно генералиссимус орденами. У ее подножия стояла большая каменная голова, в глазницах и ноздрях которой мерцали огни, придавая ей весьма заинтересованный вид.
       - Я ничего подобного в жизни не видела, - прошептала ошеломленная Лилиан.
       Доктор Джонс еле скрывал восхищение.
       - Никто этого не видел уже сто лет. Это культ Фаги.
       Под барабанный бой творился ритуал. Какой именно - пока непонятно, но явно нехороший. Заправилой был жрец в рогатой тиаре, которую венчала сморщенная человеческая голова. Последняя принадлежала белому человеку, судя по расчесанным рыжим волосам. Еще одна голова висела у жреца на шее в виде медальона. Служителя культа, как можно было понять из возгласов и здравиц, звали Калидаса.
       С другой стороны ямы находилось человек сто молящихся, которые то послушно простирались ниц, то энергично вскакивали.
       Присутствовали и две совершенно неожиданные персоны. Вопервых, раджа Зелим Сингх Рана - хоть и малолетка, однако вполне сложившийся брехун. И...
       Нацист Хорхер. Он вырядился в узкие штаны чуридар, потешно смотревшиеся на его тощих ножках, и брахманскую куртку со стоячим воротником. Впрочем, немецкого визитера легко можно было опознать по поблескивающим очкам. Только зачем ему понадобились белые перчатки? Может быть, для замены черной лайки, которую он привык натягивать во время работы у себя на родине?
       Меж тем мероприятие текло своим чередом. Два ражих молодца со смоляными усами ввели человечка, украшенного цветочными гирляндами. В течение нескольких секунд тот был прикован за руки за ноги к вертикально стоящей раме, похожей на кровать. К нему, пританцовывая, подобрался рогатый жрец и довольно ласково погладил по щекам.
       Калидаса обратился к Кали с молитвой на ломаном санскрите, пересыпанном выражениями на майтхили, так что Индиана смог разобрать лишь несколько слов. Богиню просили принять благодарственную жертву и исполнить свой танец, разрушающий оковы материального мира-пракрити, возвращающий души-атман к их источнику, детородному органу-йони* богини.
       Затем человечек сыграл свою незавидную роль. Рука жреца легла на его грудную клетку. И вошла в нее, как в масло... Ошибки быть не могло, это видели не только накрученные ночным бдением молящиеся, не только Индиана, но и вполне трезвая Лилиан, взметнувшаяся от ужаса, и Клопик, который присвистнул от удивления: "Эх, и мне так надо было по карманам лазать". Филиппинские врачеватели умеют это делать, мелькнуло в голове Индианы, однако онито врачуют.
       Рука жреца поработала в грудной клетке и выбралась оттуда с приобретением. Человеческое сердце, еще дрожащее, было сразу продемонстрировано публике. Вероятно, рогатым фокусником применялся незаурядный трюк. Во всяком случае, рана на груди у жертвы в глаза не бросалась, сам человечек пока был живехонек и отнюдь не находился в предсмертной агонии.
       Тем временем рама, висевшая на железных цепях, была переведена из вертикального в горизонтальное положение. Затем поблизости открылся колодец; туда и стали опускать жертву с помощью ручной лебедки, состоящей из штанги и вертящегося барабана. Не простой был колодец, в нем булькал расплавленный металл, похожий на свинец. И с каждым поворотом барабана, стравливающего цепь, вырванное сердце дымилось все больше, оно уже горело, и копоть от него втягивалась прямо в нос каменной Кали. (Опять трюкачество? Или коллективный гипноз?)
       Индиана Джонс был ученым, следовательно, не мог давать антинаучных объяснений, однако и не позволял себе игнорировать факты. Когда он говорил студентам, что не верит в колдовство, то немного лукавил. Действительно, он не верил, но знал, что некоторые вещи происходят по иным законам - законам резонанса и взаимодействия скрытых пока от науки сил.
       Жертва вспыхнула от сильного жара, еще не достигнув поверхности жидкого металла, и в тот же момент языки пламени вырвались из сердца, лежащего в правой руке жреца Калидасы. Что было хорошо заметно с балкона. Молящиеся немедленно пали ниц и застыли. А когда раму подняли наверх, она была красна и пуста.
       Помощники главжреца внесли три камня, которыми оснастили глазницы и нос каменной головы Кали - той, что лежала у ног изваяния. Камни вдруг засочились светом.
       - Это то, что мы ищем, - Индиана подмигнул сотоварищам. - Камни Шанкары.
       - В них лампочки, что ли, вставлены? - задал резонный вопрос Клопик.
       - По преданию, когда камни Шанкары соединяются вместе, они начинают изливать Шакти - энергию Шивы. Потому-то их и сперли из окрестных деревень.
       - Может, всетаки там брильянтики светятся? - помечтала Лилиан.
       Тем временем поклонники Кали, получив необходимую дозу ритуала, а также заряд бодрости и хорошего настроения, стали поспешно расходиться.
       - Сидите здесь, - распорядился доктор Джонс. - Причем, тихо. Клопик, приглядывай за Лилиан, она у нас баламутка.
       - А вы куда? - всполошился мистер Лопсанг.
       - Я - вниз. Я не уйду отсюда без камушков.
       - Ах ты, засранец! - взвилась "баламутка" Лилиан. - Да эти фанаты мгновенно почуют тебя! Поймают, дадут по шее саблей, и башка укатится. Вот тебе будет и слава, и богатство.
       - Я не привык уходить с пустыми руками, - Индиана поцеловал Лилиан, вспомнив, что иногда это помогает от страха.
       Он пополз по балкону, который вскоре преобразовался в скальный выступ, по направлению к алтарю. Затем поработал "Пацифистом": закинул конец кнутовища на какой-то каменный зуб, торчащий из стены, и, как на качелях, спустился вниз. К нижней голове Кали, той, что с камнями Шанкары. Голова вскоре осталась с носом, а камни перекочевали в сумку археолога. И ничего существенного, как отметил доктор Джонс, не произошло. Сверхъестественная сила не швырнула молнии из ноздрей, не испепелила огнем, брызнувшим из глаз. Теперь предстояло осмотреться и подумать о том, что собственно дальше. Здесь был еще один проход, не тот, через который удалились идолопоклонники. Даже не проход, а вентиляционный тоннель, который начинался во рту страшненького каменного ракшаса, подпирающего стену.
       Тоннель, протыкающий скальную толщу, закончился в другой пещере, более объемной, чем первая. Голова Индианы показалась в отверстии, расположенном ближе к ее своду, чем к полу.
       В этом подземелье явно находилось горнодобывающее производство. Правда, весьма примитивное. Да вот только работали здесь одни худосочные детишки. А здоровенные мужики "трудились" надсмотрщиками. Нечто схожее можно было увидеть в Англии времен промышленной революции. Точно под окошком, из которого выглядывал профессор, какойто паренек с тяжеленной корзиной на голове запнулся от изнеможения и рухнул, рассыпав щебенку. Тут же плеть надсмотрщика припечатала его. Казалось, она рассекла мальчонку пополам, тот даже и кричать не смог для облегчения. Но надзирателю показалось мало. И он снова стал заносить свой инструмент, столь непохожий на справедливый кнут Индианы.
       Археолог, как ни крепился, все-таки сдержать себя не смог и удачно брошенным камнем угостил верзиле по темечку. Мальчик поднял глаза на неожиданного союзника, впрочем, и ушибленный надсмотрщик вперился взглядом в нежданного-негаданного врага. С надзирателем, увы, ничего особенного не случилось, просто усатый рот раскрылся и испустил вой, распространившийся по всему подземелью. Непрошенный гость спешно отступил, но что-то насторожило его в вентиляционном тоннеле. Что-то, похожее на порывистое дыхание и клацание невтянутых когтей.
       Внушительный багаж знаний и скорость реакции нередко позволяли Индиане делать очень правильные выводы. Сейчас вывод был таков - путь отрезан, потому что в тоннеле какието твари. То ли шакалы, то ли собаки. Едва он заметил мерцание глаз, как окончательно все понял. Декханские псы. Наверное, полуприрученные, уважающие человечинку. Сейчас источником мясной пищи станет он сам.
       Археолог, высунувшись из окошка, попытался нащупать носками хоть какуюнибудь щербинку в скальной стене. Может, и нашел бы. Но на уровне его лица возникли две морды, выдувающие слюну, и первым делом атаковали нос и пальцы. За миг до того как звериные клыки оторвали бы столь важные детали, Индиана упал вниз.
       Он неоднократно падал в последнее время, поэтому пролететь пятнадцать футов не представляло особого труда. Тем более, он рухнул сразу на трех надсмотрщиков. Правда, остальные молодцы накинули на него сеть, и потащили как зверя. К тому же пара гурков, свирепо раздувающих усы, готовы были искрошить его вместе с сетью своими саблями. В результате археолог не столь брыкался, пока его несли куда-то, сколько разглядывал производственный процесс.
       Из шахт по хилым лесенкам карабкались ребята с корзинами, наполненными кусками скальной породы. Малолетние трудяги махали кирками и в углах пещеры, еще более расширяя ее. Водяной поток, спешащий по лотку, вращал большое колесо, которое приводило в действие бегущую дорожку-транспортер и несколько дробильных катков. Под ними располагались трясущиеся сеточные фильтры и центрифуга. Пройдя через эти механизмы, порода становилась мелкой щебенкой, затем сбрасывалась в вагонетки. Доверху груженные составы под управлением кондуктора следовали куда-то за пределы пещеры...
       Перетаскивание доктора Джонса закончилось тщательным обыском и сбрасыванием в колодец.
      
      
      
      
       8. ЦАРСТВО ТОРЖЕСТВУЮЩЕЙ СМЕРТИ
      
       Колодец, вернее трещина в скале, использовался на подземном заводе в качестве отстойника для вредных людей - пока решалось, что с ними делать дальше. Вездесущий Клопик, разумеется, был уже там и сделал вполне справедливое замечание:
       - Вы так все устроили так, доктор Джонс, чтобы здесь оказаться.
       И взрослый, умудренный жизнью человек не мог не согласиться с истиной, изрекаемой младенцем.
       В сущности, все последнее время приходилось заниматься импровизацией на чужую тему. В его мозгах не осталось места для логики и заблаговременного обдумывания. Он был так заморочен затейником-брахманом из деревни, что запросто втравил женщину и ребенка в эту сомнительную историю.
       Клопик рассказал огорченному профессору, чем кончилось сидение на балконе. Они с Лилиан тихо шушукались, никому не мешали, ничего не трогали. Вдруг из тоннеля возникли три головы в черных тюрбанах, весело скалящиеся и подмигивающие. Когда надо было закричать, крепкие пальцы схватили за руки, шею, рот, не дали даже пикнуть. Так что право голоса осталось лишь на бумаге.
       - Слушайтесь меня, доктор Джонс, и жить вы станете много лучше, чем сейчас, - подытожил Клопик торопливый обмен печальными сведениями. - Майор Питерс вам же советовал никуда без меня не шляться.
       Мальчик по-прежнему не унывал. Судя по всему, не существовало в этом мире вещи, способной опечалить гималайского сироту.
       Куда отвели Лилиан, Клопик не знал, потому что на него сразу после задержания накинули мешок. Неизвестно было также, каким образом враги их обнаружили.
       - Вот если бы нам сразу отрезали головы, тогда стоило бы расстраиваться, - тщетно утешал юный агент старшего товарища.
       Доктору Джонсу было ясно, что случилось. Покои Лилиан во дворце посетил очередной душитель, и обнаружил, что она, как и другие непрошенные гости, отправилась в подземелье на поиски приключений. Поднялась тревога, и по следу беглецов двинулась стая преследователей.
       Чтобы как-то унять волну переживаний, Индиана переключился на другую тему.
       - Давно хотел тебя спросить, Клопик. Где твои родители? Ты, что, удрал из дому?
       Мальчик охотно ознакомил доктора Джонса с началом своей биографии. Группка тибетских монахов-тантристов напала на дом его родителей, где занялась своими гнусными ритуалами. У этих людей были знаки свастики на халатах. Они вытянули всю жизненную силу из матери, после чего опустошенная женщина заползла в овин и там встретилась с Чистым Светом, то есть умерла. Отец Клопика, примчавшийся с пастбища, бился с монахом-предводителем на берегу горной реки. Оба они упали в поток. Через полчаса два тела вынесло к берегу. Только предводитель остался жив-здоров, а отец разбился о камни. Монахи съели его печень и не отпускали его сознание к милосердному Авалокитешваре. Они заставляли труп бродить по ночам еще целую неделю.
       Содрогнулся даже такой испытанный слушатель, как Индиана.
       - Прости, малыш, мне и в голову не приходило...
       Впрочем, мальчик не выглядел грустным.
       - Я все равно ничего такого не видел, мистер Джонс, сразу к соседке удрал. Потом ко мне дух отца приходил, рассказал, как было. Он меня попросил, чтобы я уронил на предводителя камень покрупнее. Я папину просьбу выполнил. Когда монахи шли по тропе, забрался повыше и устроил обвал... А в соседку потом злой демон вселился, она меня выгнала взашей. Пришлось заняться воровством. Это у меня в общем-то неплохо получалось...
       В отстойник спихнули нового арестанта - подростка из местных. Лопотание дрожащего зверька трудно было разобрать. Выяснилось только, что паренек молил Шиву о смерти, но тот не взял его к себе. Теперь придется испить черную кровь Кали, и душа тогда достанется гневной богине. Жизнь станет кошмаром по имени Калимайя.
       - Доктор Джонс, а что это за "черная кровь Кали"? - поинтересовался Клопик. - Может вино такое?
       - Скорее наркотик. Впрочем, из соображений экономии им вряд ли угощают того, кого приносят в жертву. Будем надеяться, что месячный план по жертвоприношениям на этом заводе уже выполнен. - Профессор вдруг внушительно зевнул, все-таки наверху была ночь. - Теперь я хочу заснуть и увидеть не сон-кошмар "калимайя", а чтонибудь более веселое. И тебе желаю того же, пользуйся возможностью.
       Пробуждение было резким - археологу накинули петлю на руки, выдернули из трещины и потащили куда-то так быстро, что несколько минут его башмаки только чертили две полосы на пыльном полу. Конечной точкой оказался пещерный храм, точнее, место возле алтаря. Присутствующая в подземелье публика томилась в нетерпении, ожидая большого праздника. Казалось, сама каменная Кали находится в зловеще-возбужденном состоянии, как следователь перед допросом.
       - Тебя поймали, когда ты пытался украсть камни Шанкары.
       Это произнес на вполне приличном английском, хотя и с акцентом, жрец Калидаса - тот самый, командовавший жертвоприношением и вырвавший у человечка отнюдь не лишнее сердце.
       - Если быть точным, то поймали несколько позже, - вежливо отозвался Индиана Джонс. - И применять термин "украсть" к уже украденному, наверное, не очень правильно.
       Здесь же находились юный подлец Зелим Сингх Рана с представителем далекой европейской страны Хорхером. Вся компания была в сборе, и Клопика не забыли привести.
       - Здравствуйте, герр доктор, - Хорхер радостно поприветствовал профессора, даже помахал ручкой. - Должен заметить, что вы особенный человек по части везения. Однако же мы повстречались снова, там, где никто и ничто не помешает нам спокойно общаться. Куда вы спрятали "кулон"?
       - Меня ведь обыскали, - подмигнул Джонс оппоненту. - Часы забрали, наверное и "кулон" тоже. Признайтесь, что вы сами его потеряли. Поищите у себя в чемоданах, что ли...
       Хорхер в свою очередь совсем не огорчился.
       - Приятно, что у вас хорошее настроение. Надеюсь, вы и нас порадуете, доктор Джонс.
       - Не знаю, чем я смогу вас развеселить. Вряд ли беседой на тему сакральных предметов древних инков.
       - И этим тоже. Нам еще предстоит насладиться вашими рассказами. Даже вашу подружку было приятно послушать. Как вы понимаете, она успела дать нам показания.
       - Надеюсь, вы ее покормили, - вспомнил о бедной женщине Индиана.
       - О ней можете не беспокоиться. Ей предстоит много интересного...
       Слова немца встревожили Индиану, но он не имел права нервничать.
       - Вы, надо полагать, здесь на стажировке, Хорхер.
       - Вы знаете мое имя? - мигом встрепенулся очкарик. - Откуда?
       - К сожалению, мне вообще приходится очень много знать... - Индиана уклонился от ответа, да и немец не стал настаивать, отложив на потом. - Итак, вы здесь перенимаете опыт?
       - Арийская общность, доктор Джонс. Наши предки тоже пришли с этих гор. Мы поклонялись тем же богам, что и Калидаса, пока нас не испортили иудейские проповедники. Вы, доктор Джонс, надеюсь, ариец?
       - Безусловно. Если не считать якутскую бабушку, на которой пришлось жениться моему русскому дедушке-казаку, но он, что говорится, сам того хотел. Вы уверены, что наши предки спустились с этих гор? Почему тогда я так не люблю гористые местности? - парировал Индиана.
       - Вы все поймете, доктор Джонс, вы способный, - продолжал объяснять Хорхер, весело щурясь. - Мы находимся в центре сил, Скрытых Сил, подвластных мощному сознанию великих и пока неизвестных нам Сущностей. Эти Силы могут нас всех, имеющих здоровые арийские корни, сделать другими людьми - откровенно говоря, сверхлюдьми. Сейчас срабатывает шарнир времени и наступает новая эра. Чтобы войти в нее, надо отказаться от мелкого, суетного и незначительного... - Хорхер светло улыбнулся. - Я знаю, это трудно. И потому передаю вас в руки своего коллеги, благочестивого Калидасы. Уверен, мне предстоит занимательное зрелище.
       - Вначале у нас имелись все пять камней Шанкары, - пророкотал "коллега". - Три из них похитили такие воры, как ты, доктор Джонс. Оставшиеся были утрачены в те времена, когда англичане завоевывали Индию. Сто лет назад наемники англичан взяли приступом эту крепость, и жрец кинул последние два камня в катакомбы.
       Пленник не мог не высказать свое отвращение.
       - Спасибо за "вора", мистер Калидаса. Любое слово из ваших уст звучит как комплимент. Теперь ясно, почему вам нужны рабы. Похищенные детишки из окрестных деревень ищут для вас камушки. Это удобно, им не нужно платить, толстомясые дяди выжимают из них последние силенки.
       Обвинения в использовании труда несовершеннолетних нисколько не задели жреца.
       - Дети скорее взрослых могут отыскать камни Шанкары, - бестрепетно объяснил он. - Их карма чище, не отягощена еще удовольствиями и страстями этой жизни. Кроме того, они добывают изумруды, которые с большой выгодой перепродаются британскими компаниями на европейском рынке. Поэтому за последние восемьдесят лет к нам не было никогда никаких вопросов со стороны англичан. Когда дети найдут недостающие камни, мы, слуги великой черной богини, сделаемся всемогущими.
       Он пробубнил какую-то молитвенную формулу, взгляд его сделался светлым, как недавно у Хорхера.
       "Натуральные фанаты, без каких-либо примесей разумности", - сплюнул профессор, вслух же издевательски похвалил:
       - Люблю людей с богатым воображением. Мне всегда нравились раскованность и непринужденность тех, кто хочет покрутить земной шарик.
       - Мне не верят? - оскорбился жрец. Он поскреб присутствующих шершавым взглядом, от которого даже "коллега" Хорхер поежился. - Наверное, наш ученый гость просто стесняется поверить. Или университетское образование мешает? Придется ему помочь.
       Калидаса засмеялся густым театральным смехом. Индиана поддержал его, хотя понимал, что мяч перехватила команда врагов.
       После сеанса общего смеха к археологу приблизился тот самый надсмотрщик с окрашенной бородой, который получил булыжником по темечку и остался невредим.
       - Привет, - сказал Индиана. - Если вы на меня не сердитесь, тогда присоединяйтесь к нашей содержательной беседе.
       Когда связаны руки, иной линии поведения, кроме максимально дружелюбной, не остается. Однако верзила не вступил в беседу, а сжал здоровенной пятерней лицо доктора Джонса, причем челюсти профессора от бокового сдавливания разжались. Едва рот раскрылся, в игру вступила засохшая скукоженная физиономия трупа, то есть попросту отрубленная голова. Ее поднес помощник жреца, собираясь по-своему порадовать археолога. Впрочем, мертвая голова вела себя несамостоятельно - использовалась в качестве сосуда. Из него полилась прямо в рот доктора Джонса тошнотворная, с какими-то сгустками жидкость, откровенно напоминающая рвоту.
       - Немедленно выплюньте эту дрянь! - донесся предостерегающий вопль Клопика.
       Доктор Джонс тоже знал, что надо выплюнуть, иначе его просто вырвет. И он вернул жидкость прямо на роскошную бороду надсмотрщика.
       В дело вмешался малый, но вредный Зелим. Раджа подошел к столбу, где висел смокинг, в котором археолог присутствовал на банкете - доктор Джонс узнал свою парадно-выходную одежду по желтой гвоздике в петлице. После чего ребенок взял маленький молоточек и заколотил гвоздик в этот самый смокинг.
       Новое необычное ощущение внезапно пронзило доктора Джонса. Будто бы клинок невесть откуда взялся и проколол его грудь. Дьяволенок в розовой чалме, мило улыбаясь, продолжал забивать в одежду гвоздики. Боль, соответственно, пропорола Индиану еще в нескольких местах, вызвав судорожные сокращения мышц.
       Подлецу радже этого показалось мало, и он просто поджег ткань факелом. Отчего впечатления Индианы максимально обогатились. Не иначе как расплавленный металл влился в его кровеносные сосуды и, спалив их, распространился по всему телу, проник в каждую клеточку. В итоге археолог превратился во внутреннюю раскаленную поверхность шара, в центре которого полыхал огонь.
       - Напрасно ты пытался отказаться! - назидательно заметил жрец.
       Обессилевшего из-за магической атаки пленника стали незатейливо лупцевать плетью. Занимался этим, к своему удовольствию, уже знакомый надсмотрщик, которого Индиана так неосмотрительно обидел. Тем временем, перенимая эстафету у старшего товарища, феодал Зелим порол розгами агента Клопика. "Главное не напрягать тело, - своевременно вспомнил профессор слова нищего с Шанхайского базара, - иначе удар пойдет в нутро. А если расслабишься, тогда только шкура попортится, кровь будет выходить наружу и прочищать мясо". Хороший совет по борьбе с гематомами. Однако боль бороздила доктора Джонса во всех направлениях, отчего он на миг отключился. Тут и была влита ему в желудок противная жидкость. После чего пленник окоченел и потерял чувствительность, хотя продолжал видеть и слышать.
       Жрец вещал.
       - Никто и ничто не может осилить нашу богиню. Скоро бог иудеев падет и бог христиан будет низвергнут. Над миром воцарится Кали, она очистит мир от скверны, от чувств и привязанностей, от жалких потуг разума, от дешевых достижений ремесла. В мире восторжествует бесстрастная ясность, саттва воинов. Тех воинов, которые, даже убивая, не омрачают свою карму страстями. Им не понадобится дом, жена, коза на привязи, мастерская, лавочка, поле. Они сольются с Солнцем, с ветром, с волнами...
       Хорхер смотрел на профессора исследовательским взглядом, как на препарируемую лягушку. Он по-своему поддержал "коллегу":
       - Семитский бог уже низвергнут в Германии. Скоро вся Евразия окажется под властью свастики. А там, Джонс-младший, настанет очередь твоей Америки. Миллионы простых американцев уже поддерживают нас - ведь почти у всех белых в твоей стране есть германские корни, наверное, поэтому они не смешались с низшими расами, индейцами и неграми. И ты тоже будешь с нами. Ты поможешь нам найти Скрижали Завета и уничтожить их силу. До встречи, герр Джонс...
       Герр Джонс утратил слух, хотя продолжал видеть. Только видел он странным образом: взгляд его принялся воспарять. Пространство над головой будто разорвалось, открылось некое зарево, в которое стало втягивать сущность Индианы. Он казался самому себе похожим на быстрое мерцающее облачко. Со стороны изваяния Кали протянулся темный тоннель, похожий на хобот. И облачко-Индиану потащило во тьму, как он ни сопротивлялся. Он и в самом деле сопротивлялся, однако силы были неравны.
       Наступила мгла, нечто без дна и верха, где не было ни левого, ни правого, ни приятного, ни неприятного, ни хорошего, ни плохого. Только падение под действием бездушных сил, - и тоска.
       Потом снова забрезжило. Мир вернулся, по крайней мере, вырисовался подземный храм. И еще была полная ясность во всем.
       Да, мир осквернен привязанностями, чувствами, стремлениями, жалостью, ревностью, завистью, тягой к разделению и расколу. Пора очистить его пламенем. Когда мир станет чистым, то сможет слиться с сознанием Кали и претвориться в Калимайя, схожую с прозрачной рекой и безоблачным небом.
       Существо по имени Джонс должно сделать все необходимое для этого. Сначала - что-то не слишком важное, а потом очень большое, почти вселенское.
       - Калимайя охраняет нас. Она близка. Мы ее порождения, - говорил бывший археолог присутствующим на обряде в храме. - Мы преданы только ей. Мы уничтожили ради нее наши привязанности и приносим ей жертвы, нам ничего не жалко.
       Рядом стоял Хорхер. Он был свой, воин Кали. Чуть поодаль - другой воин Кали, управляющий Ананд Лау. Ввели Лилиан в цветочных гирляндах.
       - Что вы делаете, идиоты? - кричала она. - У вас мозги-то есть?
       Разумеется, ей не понять. Она будет жертвой и одновременно победительницей, потому что близится ее освобождение. Она вырвется из пут материального, и Кали возьмет ее душу себе, чтобы избавить от бесконечной череды перевоплощений.
       - Я про вас англичанам такие гадости наговорю! - забавно грозит она. - По тебе, Калидаса, тюрьма плачет!
       Жалкие угрозы. Какие англичане, когда рядом блаженство! Да и не узнает капитан Блом-Барт ничего. Англичане и раньше не особо старались выяснить, что происходит во владениях раджи, потому что имели хороший навар от перепродажи местных изумрудов. Утром капитану сказали, что доктор Джонс с дружками сбежали, по своему обыкновению прихватив с собой пару золотых украшений и выковыряв несколько крупных изумрудов из вазы.
       - Твоя приятельница слишком много знает, - говорит мудрый Калидаса.
       Он прав.
       Но все же что-то мешает Индиане - воину Кали, - что-то екает и зудит в мозгу.
       Женщину приковывают к раме...
      
       * * *
      
       А в этот момент недопоротый Клопик разбивал и плющил кайлом цепь, которой его приковали к рабочему месту. Он уже подпилил ее маленькой пилочкой, хранившейся до поры в башмаке. Вот хрупнуло звено, парнишка напрягся, натянул железную привязь... и, сорвавшись с места, припустил по одному из боковых коридоров...
      
       * * *
      
       Жрец рядом с Лилиан, ласково гладит ее по щеке. Нет у него ненависти, с удовлетворением отмечает новообращенный Индиана. Сейчас Калидаса вырвет сердце мисс Кэмден, и это будет правильно...
       - Инди, проснись, - шепчет она. - Спаси нас. Зачем ты подражаешь им? Ты ведь не такой, ты профессор, а не дикарь. Индиана, вернись, не бросай нас...
       Она подначивает воина - хочет растревожить его гордыню. Она специально хнычет и стонет - пытается пробудить жалость к себе. Специально вертит бюстом - чтобы взволновать похоть. Себялюбивыми словами она цепляется за эту жизнь. Если бы она знала, как все напрасно.
       Индиана, воздав хвалу Святой Разрушительнице, приковал к раме свободную правую руку Лилиан. Женщина плюнула в его улыбающуюся физиономию. Что ему плевок, если он - воин Кали. Раб Той, что станет властительницей Вселенной.
      
       * * *
      
       Мальчик пробегает мимо малолетних каторжан. На их запыленных лицах ничего, кроме усталости. Вот он карабкается по лестнице, перебирая лапками. За ним лезет стражник с ножом в зубах. Добравшись до конца, юркий пацан оказывается на скальном выступе. Охранник уже почти настиг его. Тогда парнишка снова прыгает на лестницу, и вместе с ней выписывает дугу, оттолкнувшись от скалы.
       За секунду до приземления он перемахивает на канат, который свисает со свода пещеры. Вопящий стражник валится вместе с лестницей, вопль завершается хрустом костей. Мальчик раскачивается на канате. Раз-два - и соскок прямо в вентиляционный тоннель.
      
       * * *
      
       Железная рама с Лилиан перевернута в горизонтальное положение. Женщина кричит, надрывая горло:
       - Этого не может быть, это мне снится! Проснись, Лилиан!
       Нет, засни, Лилиан. И тебя охватит сон Кали. Мы все, так или иначе, попадем в него.
       Рама с жертвой повисает над колодцем. Тот открывается, и женщина теперь видит кипящую внизу энергию Кали. Чистую энергию, поглощающую без остатка бренное тело.
       - Не бойся, тело исчезнет, а душа не пропадет, она уйдет к богине, - говорит Индиана женщине. Такие слова вроде бы должны ее успокоить, но она заходится криком. Зачем? Что это может изменить?
       Под пение молящихся жертва медленно отправляется вниз, навстречу мукти-освобождению*. Вдруг перед Индианой появляется мальчонка, маленький шпион Клопик, приставленный к нему демоном по имени майор Питерс. Клопик - злой, как хорек. Он хватает факел и сперва отгоняет того, кто заведует лебедкой, прекращая тем сам спуск жертвы в кипящее свинцовое варево. Затем эта мелкая тварь с криком: "Вы мой лучший друг!" прижигает голый бок Индианы.
       Ох, как больно. Индиане Джонсу больно, хоть он и раб Кали, находящийся под ее защитой. Что уж говорить о других, не поглощенных пока сознанием богини... И как больно должно быть человеку, которого опускают в расплавленный металл. Например, Лилиан. Оказывается, есть-таки одинаково плохое для всех и одинаково хорошее...
       Кстати, почему грубая каменная баба Кали должна истребить тело Лилиан, ее мягкие волосы и ее нежную кожу? Ведь не Кали же вылепила такую сложную красивую конструкцию из кислорода, азота, углерода и прочих элементов! Значит, посягать на нее не имеет никакого права. А Клопик хоть шпион, но свой, и помощник из него отличный. Кали хочет заполучить неоскверненный мир, между тем полная чистота - это смерть...
       Что-то включилось в мозгу Индианы Джонса. Словно прожектор, который выхватил участок сознания из мглы. Для начала надо... спасти Лилиан. Но стражник уже приставил широкий кривой кукри к горлу Клопика.
       - Дай гаденыша мне, - гаркнул Индиана воину. - Я сам!
       Не дожидаясь определенного ответа, он выхватил пацана из чужих рук.
       Впрочем, Калидаса кивком бритой головы одобрил инициативу в таком вопросе, и стражник отдал добычу.
       - Полный порядок, малыш, я очухался, - шепнул Индиана мистеру Лопсангу, подмигнув для ясности.
       На самом деле до полного пробуждения было еще далеко. Работали только рефлексы, но какие рефлексы! Они заставляли доктора Джонса делать то, чем он занимался всю жизнь - бороться со злом.
       - Ну, вы даете, док... - только и смог вымолвить Клопик.
       Впрочем, лучше было молчать, потому что завязалась драка. Вернувшихся рефлексов оказалось вполне достаточно для обработки вражеских организмов. Бокс... Не рафинированный олимпийский вариант, а традиционный, применяемый матросами из Лондона и ковбоями из Канзаса.
       Апперкот в челюсть, удар кулаком по затылку, головой в пах (от Клопика), и трое стражников выключилось из процесса.
       Но остальные не мешкали. Помощник жреца с лицом, раскрашенным под череп, отжал рычаг стопора, и лебедка принялась отматывать трос, на котором была закреплена рама с жертвой. Индиана воспользовался его увлеченностью и свалил усердного кретина, коротко рубанув ладонью по загорелой шее.
       Стопор встал на место, рама с недовольным лязгом закачалась над багровой трясиной.
       Еще один тип в скелетном камуфляже хотел опробовать свой изогнутый меч на голове археолога, но тот перехватил поднятую на него руку чуть пониже локтя. Удар, пробивающий солнечное сплетение, был проведен одновременно с подножкой. Соперник рассыпался костями по полу.
       Следом набежал новый "скелет" с копьем, и профессор любезно помог ему стать натуральным мертвецом - применил подкат, принятый в американском футболе. Человек, не игравший никогда в футбол, отправился в яму с жидким огнем, оставив копье на память. Доктор Джонс колоть людей не любил и того настырного человека, который собрался вновь отжать стопор лебедки, просто огрел древком поперек спины.
       Одного взгляда на прихожан подземного храма было достаточно, чтобы понять - они вполне довольны заменой мрачного ритуала на веселую потасовку, и ведут себя соответственно. Словно на каком-нибудь чикагском шоу делают ставки, свистом и криками подбадривая непосредственных участников.
       Далее профессору снова пришлось сменить вид борьбы. Теперь надо было проявить себя в сражении на шестах, а когда они обломались - и на палках. Помогли те два урока, которые ему преподал на бамбуковых мечах знаменитый сэнсэй Вырвихари из Иокогамы.
       Управившись с последней парочкой стражников, профессор заметил Хорхера и швырнул в него только что отобранное копье. Много лет назад казачий есаул показывал юному Джонсу, как пользоваться метательным оружием. Очкарик, проявив завидную прыть, скрылся от греха подальше в щель, открывшуюся возле каменной ступни Кали. Главный жрец уже воспользовался этим выходом. Копье лишь кольнуло богиню в каменный палец. Обидно...
       Теперь Лилиан. Индиана кинулся к лебедке.
       Спасая ненаглядную (не видел десять лет, да еще десяток без нее бы прожил), он стал натужно вращать рукоятки барабана. Устройство не было приспособлено для подъема рамы вместе с непрожаренной жертвой. Чтобы спускать вниз, хватало силы тяжести, а наверх пришлось тянуть груз в двести фунтов как минимум.
       И опять возникли дополнительные проблемы! Управляющий раджи, скандалист Ананд Лау, участвовавший в ритуале, кинулся к широкой спине профессора с твердым намерением воткнуть в нее кривой нож кукри. Индиана почувствовал недружественное приближение в самый последний момент, когда неожиданно сильно зачесалось под лопаткой.
       Он успел в полуобороте перехватить давешнего оппонента за запястье, собираясь далее выкручивать конечность до выпадения ножа.
       Однако рука, вспотевшая от жары и напряжения, не удержала верткого противника. Лау вывернулся и даже попытался пырнуть археолога. Отпрыгнув, тот спас себя, но упал, потеряв равновесие.
       Поверженного сразу добей - таково основное правило теории конфликтов. Хорошо, что господин управляющий был выдрессирован на исполнение других правил. Прежде всего он с чиновничьей принципиальностью отжал стопор лебедки, а уж потом направился к археологу. Но опоздал. Профессор, поднимаясь, возвращал себе устойчивость. Новый удар ножом был блокирован, затем сам нападавший был взят "на корпус" - попросту говоря, его толкнули. Индиана тянул фунтов на двадцать больше, чем Лау. Чиновник опрокинулся на барабан, медленно опускавший Лилиан в жидкое пламя, проехал полкруга и застрял в огромном редукторе. Механизм, заклиненный человечьей тушкой, крякнул и прекратил работу.
       - Паскуде - паскудная смерть, - подытожил Индиана, глядя на то, что торчало из редуктора.
       Поклонники Кали, кажется, полностью перешли на сторону доктора Джонса, выражая шумное одобрение. Но ему было не до аплодисментов публики. Женщину пришлось вытягивать ценой запредельных усилий. Да, Калимайя чуть не унесла Индиану в свое мрачное зазеркалье, зато дала ему десять минут невероятного упорства. Впрочем, возникни сейчас хоть самый крошечный неприятель - и песенка профессора была бы спета.
       Рама поднялась над уровнем пола, герой отвел ее в сторону от огненной глотки, повернул "лицом вверх". Клопик отжал стопор, чуть стравил трос, и рама с несостоявшейся жертвой звякнула о камень. Можно было раскрыть обжигающие стальные захваты и поставить на ноги пышущую жаром Лилиан.
       Мисс Кэмден явно ничего не соображала. Но едва чтото забрезжило в ее сумеречном сознании, как она выписала профессору нокаутирующую пощечину - наверное, вспомнила скверную часть его поведения. Обидно, конечно, однако женщину следовало извинить. Десять минут назад он был еще тот фрукт.
       - Я проснулся, точно проснулся, Лилиан! - зарычал Индиана, разминая пострадавшую щеку. - Особенно после такого шлепка. Можешь мне поверить, как собственной бабушке.
       Тогда мисс Кэмден посмотрела более-менее осмысленно, и это пошло профессору на пользу. Женщина из последних (или первых) сил бросилась ему на шею и стала жарко (в прямом и переносном смысле) целовать. Он еле ее оторвал, хотя, в общемто, был не против.
       - Клопик, ты в следующий раз бери все-таки факел поменьше, - оглядывая свой поджаренный бок, заметил Индиана.
       - Хорошо, доктор Джонс, только вы в следующий раз поменьше пейте разных соков.
       После чего камушкам Шанкары, всем трем, настала пора перекочевать в сумку археолога - он их вполне заслужил.
       - Инди, пора сваливать отсюда, - предложила Лилиан.
       Это было дельное предложение.
      
      
      
      
       9. ПОДЗЕМНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
      
       Чтобы перебраться из пещерного храма в подземную каменоломню, беглецы в третий раз воспользовались вентиляционным туннелем. Времени было в обрез. Очевидно, сейчас гвардия раджи перекрывала все проходы из подземелья во дворец.
       Первого надсмотрщика Индиана высмотрел со скального выступа. Тот столь увлеченно порол какого-то мальчишку, что позволил спрыгнуть себе прямо на холку. Башмаки профессора мгновенно сломали профессионального садиста, а его грязную душу втянула раскаленная глотка ада.
       Индиана Джонс заполучил первый ключ от кандалов и тут же освободил десяток малолетних рабов. Впрочем, те не торопились к свободе, они были раздавлены каторгой: постоянная покорность отпечаталась в их мозгах.
       Как "включить" детей, как стряхнуть с них вялость? Опять выручил Клопик, сновавший в толпе пацанов.
       Из-за подземного угла вырулили три стражника и помчались на археолога, словно носороги с фитилем в заднице. Дети разлетались в разные стороны, как сухие листья на шквальном ветру. И тут Клопик, высунувшись из толпы, вмазал киркой по ногам одного из бегущих. Враг удачно (не для себя) упал - физиономией в бак для тряпок.
       Размотав с тела кнут, профессор успокоил своим "Пацифистом" следующего. Однако третий боец потряс воздух угрожающим криком, от которого дети зажали уши. Серебристые молнии сабельных ударов рассекли полумрак, насыщенный масляным перегаром. Сначала стражника поразил Клопик - киркой сзади, по мягким тканям. Не смертельно, зато неожиданно, позорно и больно. Когда, человек, надувая ноздри, обернулся, чтобы разрубить помеху напополам, доктор Джонс регбистским приемом полетел ему в ноги и дернул за щиколотки.
       Наглядное посрамление мучителей словно разбудило малолетних зэков. И понеслось! Все четыре ключа поскакали по рукам, врезаясь в кандальные замки, камни посыпались на головы новых стражников, вагонетки переворачивались, образуя баррикады. Визг и крик стоял страшный. Психологический прорыв был налицо - лагерь восстал. Толпа устремлялась на волю, сметая все на своем пути, - туда, где нет конвоя.
       Но на личном пути Индианы оказался старый знакомец с крашенной бородой, которого археолог когда-то огрел булыжником, и который, в свою очередь, влил в профессорский рот черный яд Кали.
       На сей раз враг получил кувалдой, однако отразил удар мясистым предплечьем и вырвал железяку резким крутящим движением. Вырвал и выбросил! Профессиональный палач хотел раздавить профессионального археолога голыми руками. Индиана Джонс в прыжке нанес пинок ногой, принятый в окинавской борьбе, но будто столкнулся со стеной. Потом стена упала на него - это могучий противник обрушил кулак на его несчастные ребра.
       Затем оставалось только констатировать факты. Археолога, подняв за шкирку и за штаны, куда-то швырнули. Свет померк. Издалека доносились едва слышные голоса.
       - ...Лилиан, надо выручать доктора Джонса...
       - ...Сдается мне, ему уже ничем не поможешь...
       Очухался профессор на дне вагонетки, и очень вовремя. Шкаф-надсмотрщик влезал следом, весьма удобно при этом подставившись. Враг получил каблуком в кадык, кулаком - в зубы, и шансы противоборствующих сторон выровнялись.
       Но вдруг невыносимая боль пробила Индиану - сверху вниз, насквозь. Тут же отпустила.
       Причина этому обнаружилась на каменном балконе возле главного двигателя каменоломни (подземные воды, прирученные древними мастерами, вращали большое деревянное колесо, соединенное с валопроводом). Итак, на возвышении, откуда просматривалось все поле боя, появился маленький негодяй Зелим Сингх. Раджа...
       Раджа демонстративно вонзал что-то острое в большую фотокарточку. А на фото (сделанном, вероятно, во время банкета) красовался сам доктор Джонс, между прочим, в смокинге и с бабочкой. Гомеопатическая магия![19] Едва профессор это заметил и осмыслил, как вагонетка вывалила его вместе с надсмотрщиком на рольганговый транспортер камнедробилки. Дорожка ползла к здоровенному катку, который все измельчал, за исключением, наверное, самых твердых материалов. Внутри археолога, к сожалению, ничего особо твердого не имелось.
       Между тем, отмычка к надзирателю нашлась. Подземный демон не владел техникой боя, его козырями были зверская сила, огромная масса и широкие кости. Короче, валить его надо было ударом в челюсть. И вот после одного внушающего оптимизм хука, Индиану снова пронзила острая боль - на этот раз в районе шеи. Должно быть, раджа попал в бабочку. Чем моментально воспользовался соперник, вломив ему в скулу широченным кулаком.
       "Хоть бы кто-нибудь убрал гаденыша раджу!" - взмолился археолог. Он осел на дорожку, как тряпичная кукла. Голова и руки бессильно свесились вниз. Тут ему в распахнутые ладони вложили ломик:
       - Попробуй этим, Инди.
       Лилиан! Иногда всетаки от нее есть толк...
       И доктор Джонс попробовал. Кажется неплохо получилось. Он оседлал посланного в нокдаун соперника, занося ломик для решающего удара.
       И опять недрожащая детская рука воткнула острие в фотокарточку, очевидно, угодив изображению пониже талии. Индиана не хотел верить в колдовство, поэтому назвал происходящее приступом радикулита. От которого он упал. Противник, наоборот, поднялся и придавил сапогом поверженного. Археолог вывернулся, едва боль поутихла; однако она была рядом, караулила каждое движение, вдобавок сопящая глыба, пуская слюни от нетерпения, хотела увидеть цвет человеческих потрохов.
       А каток уже рядом, гремит в пяти футах от головы Индианы. Успеет ли Клопик подняться на лопасти водяного колеса - туда, где стоял и вершил свое черное дело маленький колдун? Успел! Даже выбил фотокарточку из рук гаденыша. Да только и раджа успел распороть стилетом предательский кусок картона...
       Волна боли была запредельной, миллионы иголок вонзились в миллионы клеток. Это спасло археолога, порог был превзойден и сознание заблокировало болевой центр.
       Индиана сумел повернуть голову, увидеть рычаг рубильника на пульте управления транспортером и показать на него пальцем. В первую очередь его жест поняла Лилиан и дернула рукоятку. Инерционные силы свалили толстомясого садиста прямо под каток. Когда же доктор Джонс рванулся с транспортера и тяжело распростерся на полу, женщина снова дернула рубильник. После чего завизжала. Но ее тоненький визг был перекрыт ревом бородача, у которого двинувшийся каток захватил пояс.
       Неизвестно, почему доктор Джонс пытался удержать своего врага. Может, потому, что поймал его взгляд, излучающий ужас перед непреодолимой силой, чуждой всему человеческому.
       С потолка свисал блок, через который была перекинута веревка, - в один ее конец вцепился гибнущий надсмотрщик, на другом повис профессор. Однако каток тянул с такой мощью, что уже через несколько секунд огромного мужика уволокло, а доктор Джонс под хруст его костей взмыл на ту самую площадку, где издевался над ним мелкий, но вредный колдун Зелим. И где спасал его храбрый верный воин Клопик.
       Индиана не успел приблизиться к своему маленькому другу, когда раджа, оскалив по звериному мелкие зубы, пошел в атаку, протыкая воздух стилетом.
       - Эй, - Клопик растеряно пятился, - ты что, того?
       Зелим Сингх Рана беспрестанно облизывался, будто готовился к еде. Взгляд его был неразумным и в то же время сосредоточенно-хищным. К счастью, секретного агента можно было удивить, но не запугать. Поскольку враг не воспринимал слова, оставалось одно - драться с применением любых подручных средств. И в раджу полетел масляный светильник. Мишень была поражена.
       О, чудодейственный эффект прижигания и болевого воздействия! Зелим Сингх Рана застыл, уронив оружие и беззвучно разевая рот. По его рубахе расплывалось масляное пятно, под ключицей багровел след ожога. Он посмотрел несчастным взглядом и всхлипнул:
       - Дурак, больно же.
       Лечение огнем вырвало раджу из Калимайя, в которой он, конечно же, до сих пор пребывал. Черная богиня отпустила его душу...
       - Клопик! - крикнул Индиана. Он отвлекся, чтобы уронить с балкона набегающего на него стражника (тот споткнулся о собственную пику). - Хватит возиться с этим мальчишкой! Мы давно злоупотребляем его гостеприимством...
      
      
      
      
       10. АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ
      
       На первый взгляд поездка напоминала аттракцион. Был вагончик, который, возбужденно дергаясь, летел под уклон или же тратил накопленную энергию на подъем в гору. Были пассажиры - мужчина, женщина и ребенок. Они повизгивали, когда в животе образовывалась пустота, ухали, когда кости пытались отделиться от более легких элементов тела.
       В нормальном аттракционе каждый, кто бросит монету в кассу, знает, где он в конце концов окажется. В нашем случае пассажиры, сэкономив свои центы, не имели понятия, чем кончится их развлечение.
       - У тебя такой деловой вид, Джонс, будто ты знаешь, куда мы мчимся, - раскапризничалась женщина.
       - По крайней мере, следующая остановка будет далеко от наших друзей в тюрбанах, - огрызнулся Индиана. - И это для меня главное.
       - Подземка превратится в надземку, а мы окажется с наружной стороны холма, - высказался вечно бодрый Клопик. - Породу из каменоломни обязательно должны куда-то выбрасывать, верно, мистер Джонс?
       - Может, ее скидывают в какуюнибудь пещеру, - проворчала Лилиан, неудовлетворенная объяснениями. - И вообще, надо было раджу с собой прихватить.
       - Если он даже и является тут главным инженером, я все равно заложников не беру, - гордо возразил профессор.
       - Ничего умного ты не сказал, Джонс. Зелим хотя бы знает, на какой свет мы торопимся.
       Индиана отдавал все душевные силы трассе и поэтому не мог активно участвовать в перепалке. Ему надо было высматривать крутые повороты и вовремя притискивать к колесам тормозные колодки.
       - Не понимаю, зачем мы решили прокатиться? - не унималась женщина. - Удрали бы за компанию с этими доходягами...
       - От дуры и слышу, - не выдержал Джонс. - Ты же сама видела гурков! Целая свора из главного входа высыпала, пока я был занят с надсмотрщиком! У них, между прочим, не сабли, не плети и прочие финтифлюшки, но солидные английские карабины.
       - Пореже бы дрался. Тогда бы успели смыться до появления твоих гурков.
       Некоторое время был слышен лишь скрежет колес на поворотах; пассажиры старались удержать свои ребра, которые очень хотели вылезти наружу.
       - Тормозить надо меньше, - вдруг высказал пожелание Клопик. - Вот они, прутся будто по прямой! - он потыкал пальчиком назад.
       Да, свирепые усатые солдаты быстро нагоняли беглецов. Наверное, пилотировал их вагонетку настоящий профи. Если он и тормозил, то делал это совсем незаметно, не мешая скорости.
       Вначале расстояние между охотниками и добычей преодолевали лишь малопонятные ругательства, затем их сменили грохочущие свинцовые плевки.
       Пули свистели над головами, заставляя сжиматься все тело, от макушки до ануса. Они звякали о борта вагонетки и рикошетом отправлялись по тоннелю, помечая путь снопами искр.
       Индиане удалось подсечь лопатой какой-то навес. Доски рухнули на вагонетку с преследователями, отвлекая их от стрельбы. Впрочем, доктор Джонс тоже изведал, что такое падающий груз, - едва не заработал черепно-мозговую травму. Все-таки перехватил бревно, которое тут же (с максимальной аккуратностью) опустил на рельсы. Вагонетка с вражескими солдатами, уткнувшись в неожиданное препятствие, красиво взбрыкнула и потеряла связь с опорой. Несколько секунд она летела в подземном пространстве, как космическое тело, разбрасывая в разные стороны пестрые фигурки. На стенах тоннеля появились большие кляксы - жаль, что этого не видел художникабстракционист...
       - Минус один, - сказал Джонс, сбрасывая костяшку на бухгалтерских счетах. Мысленно, конечно.
       На параллельной колее появилась еще одна команда врагов. Срезав угол, она помчалась рядом, на расстоянии не более ярда. Один из гурков уже наводил ружье, прищуривая глаз. Перегнувшись через борт, Индиана схватил за ствол и дернул в сторону. Неудачливый стрелок не ждал такого коварства и потерял равновесие. Он упал вниз, но оружие оставил в наследство. Доктор Джонс выключил прикладом еще одного солдата.
       Пока он разбирался с этими двумя, третий гурк схватил Клопика, который, оказывается, тоже участвовал в бою - высовываясь из вагонетки, кидал камушки. Жизнь парнишки стала умещаться на крохотном отрезке пути - до ближайшего расхождения вагонеточных путей или же до первого столба.
       Отключив рассудок, Индиана перемахнул в транспортное средство гурков. Попавшийся под руку тюрбан был воткнут прямо в борт - сверху вниз. В тюрбане находилась волосатая голова, что было кстати. После чего сильные добрые руки подхватили мальчишку и помогли перебраться в захваченную вагонетку.
       - А как же я? - возмутилась Лилиан, оставшаяся в одиночестве.
       Своевременное упоминание, учитывая, что она двигалась в тупик. Вернее, к глубокому обрыву. Оставалось десять секунд, не больше.
       - Прыгай! - профессор раскрыл объятия, готовясь к приему тела.
       - Боюсь!!! - завизжала, но прыгнула. Вовремя, потому что покинутая людьми вагонетка направилась в бездонную яму...
       Пришло время тормозить - впереди обозначился запрещающий знак.
       - Что за ерунда? - Индиана Джонс напрасно подергал рычаг. - Болтается, как сопля.
       Он выглянул, пытаясь разглядеть тормозной механизм.
       - Тросик оборван.
       - Оборван? - ужаснулась Лилиан. - А как же они сами собирались тормозить?
       - Я думаю, Калидаса смертников послал. Вряд ли он дорожит человеческим материалом.
       - Каков будет наш ответ? - деловито уточнил Клопик.
       - Ну-ка, поддержи, - передал ему Индиана драгоценную сумку с камушками Шанкары.
       Он вылез со стороны переднего бортика и приложился башмаком к колесу. Подметки у него были крепкие, ковбойские, но уже через пять секунд в башмаке наступило лето - сто двадцать градусов по Фаренгейту. Впрочем, доктор Джонс держался и при ста шестидесяти, поэтому вагонетка стала замедлять ход. Она застыла в пяти дюймах от запрещающего знака. Теперь можно было забрать назад сумку с камнями.
       - Водички бы сейчас не помешало, - сказал Индиана, прыгая на одной ноге. - Для охлаждения тормозного ботинка.
       Далеко позади что-то грохнуло. Тоннель вдруг странно задрожал, наполнился легко узнаваемым шумом.
       - Вода... - прошептал археолог.
       Он мгновенно оценил ситуацию. Внутри холма протекала подземная река; ясно, что была она перекрыта шлюзами, а теперь стихию выпустили на свободу при помощи динамита. Жрец Калидаса, неистощимый на подлости, подготовил еще один сюрприз.
       Доктор Джонс взорвался воплем:
       - Вода!!! - и, схватив кого-то за шиворот, кого-то за шею, потащил вперед.
       Ярдах в тридцати сияла дыра, в которой был солнечный день, пение птиц, ласковый ветерок. А сзади уже катила волна; обезумевшая, кипящая, она вырвалась из-за поворота, сметая все.
       Никогда еще Индиана так не бегал, не говоря уж о Лилиан и Клопике. Они достигли финишной ленточки, на секунду-полторы опередив мокрую смерть. За ленточкой был узкий скальный карниз над пропастью. Мужчина оказался слева от дыры, справа примостились женщина с ребенком. А между - рванулась на волю вода, чтобы обрушиться вниз с высоты пятидесяти ярдов, вымывая из чрева скалы всю гадость.
       Со стороны Лилиан и Клопика была видна гибкая лесенка, свитая из лиан. Если сделать десятка два приставных шагов, можно перебраться на нее. Она вела на вершину холма, а также вниз, к реке, причем не выделялась на фоне вьющейся растительности, которая озеленяла склон.
       - Мистер Джонс, мы на лесенку! - крикнул Клопик и не услышал сам себя.
       Поток взбесившейся воды размывал дыру, крушил скальную стену. Когда несколько многотонных глыб бросили свой многовековой пост и нырнули в реку, Индиана понял, что через секунду придет его черед. Выход был один - пробираться наверх альпинистским образом. Прижимаясь к вибрирующему камню, искать пальцами трещинки и скрестись ботинками, чтобы как-нибудь закрепиться. Доктору Джонсу уже приходилось заниматься альпинизмом, правда, при помощи крючьев, веревок и других полезных приспособлений. Сейчас же оставалось лишь молиться да надеяться на цепкость собственных конечностей.
       Несколько раз камень под пальцами оказывался обычной грязью, тогда Индиана начинал соскальзывать вниз. С помощью бранных слов он вышибал из себя страх, сохраняя волю к победе. И победа пришла. Плетеная лесенка показалась ему идеалом надежности по сравнению с ровной поверхностью скалы.
       К этому моменту друзья-товарищи уже скрылись из виду, добравшись до самого края обрыва.
       - Встречайте дядю Джонса! - прокричал археолог, желая шуткой приблизить конец кошмара.
       И вдруг оттуда вынырнуло несколько физиономий. "Дядю Джонса" встречал жрец Калидаса в сопровождении плечистых бойцов, хищно выдувающих воздух через ноздри, - еще немного, и дым пойдет.
       - Здравствуй, профессор, как самочувствие, профессор? - заботливо осведомился враг. - Кстати, у твоих друзей хорошее самочувствие. Пока что.
       Солдаты наклонили над обрывом Лилиан с Клопиком, которые, естественно, в такой ситуации не брыкались.
       - Убедился, профессор?
       - Калидаса, если ты не отпустишь моих людей, я швырну камни в реку, - крикнул вверх Индиана.
       - Швыряй. Их найдут, а вот твоих людей нет.
       Джонс попытался размышлять, хоть большая часть его мыслительных способностей осталась на скале.
       - Ты бы меня давно свалил пулей, если бы понадеялся на подводные поиски, - нашел он неотразимый аргумент. И даже засмеялся от облегчения. - Внизу, к твоему сожалению, бурный поток. Вряд ли твои ребята любят купаться в такой воде. А чуть ниже по течению барахтаются крокодилы, они окажут достойный прием купальщикам.
       Индиана еще раз заглянул вниз и обнаружил у подножия холма лодку. Ее нос торчал из прибрежного грота. Кто-то приберегал дополнительное транспортное средство на крайний случай, догадался археолог. Только кто и зачем?
       - Джонс, у тебя нет другого выхода, - занервничал жрец. - Если ты сейчас поднимешься и отдашь камни, я же всех вас отпущу! Даже получишь в дорогу провизию и проводников. Даю честное слово брахмана.
       - Спасибо, ты мне уже подарил смокинг, - откровенно не поверил собеседник. - Пожалуй, мы с тобой заключим другое соглашение, подходящее действительно честному брахману. Мои друзья сейчас спустятся вниз, к лодке. Потом на этой самой лесенке, столь похожей на нашу жизнь, ты получишь свои камни и засмеешься, довольный. По рукам, ваше преосвященство?
       Препирательства продолжались бы долго, не завяжись наверху стрельба. Причины этого были совершенно непонятны, однако все люди, беседовавшие с Индианой или просто смотревшие на него, вдруг куда-то скрылись. Он забеспокоился: ну что еще там случилось?
       - БломБарт!.. - зарычали наверху. - Получай, английская собака!..
       Несколько воплей немного прояснили ситуацию. Неужели капитан пришел на выручку со взводом своих солдат? С чего это вдруг?
       До хэппи-энда, увы, было еще далеко. Пара гурков во главе с Калидасой заторопились вниз по лесенке из лиан. Да, маленький отряд бесстыдно бежал с поля боя. Жрец так усердствовал, что наступил одному из своих подчиненных на руку - тот с отдавленными пальцами отправился навстречу реке, громко возмущаясь по пути. Второй примерился было срезать Индиану из ружья, но начальник шлепнул его по затылку, приказывая вступить в рукопашный поединок. Сумка, висевшая на плече археолога, по-прежнему возбуждала нездоровый интерес поклонников Кали. Солдат спустился пониже и попытался припечатать археолога прикладом. Скользящие удары были чрезвычайно болезненны, как ни уворачивайся. К тому же они приводили в ярость. Кончилось это тем, что доктор Джонс поймал приклад - в области спускового крючка. Солдат принял пулю бородой и больше не задирался.
       Теперь встреча с невменяемым служителем отвратительного культа стала неизбежной. Для начала Калидаса, ухватившись одной рукой за сумку с камнями, принялся ее выдирать.
       - Это все равно тебе не поможет, вместилище кала, - прошипел профессор, потерявший от злости человеческий облик. - Ты же предал Шиву! Ты изменил великому Шиве, который воплотил тебя в брахмана! Ты, неблагодарный, ненавидел его дхарму*, ты убивал живое, ты плодил невежество и ложь. Ты полыхал страстями, стремясь к власти над миром...
       Доктор Джонс вбивал разящие слова в голову жреца. Однако даже тень раскаяния не касалась разума мерзавца, тот лишь тупо сопел, вырывая сумку.
       Ткань трещала, но служитель Кали не мог добиться своего - противник держал добычу, как бульдог. Начался странный бокс: одна рука судорожно цепляется за перекладину, вторая машет. От удара никак не уклониться, остается только надеяться на крепость мозга. Рефери тоже отсутствует, и победа "по очкам" не предусмотрена правилами.
       Жрец был жилистым мужчиной. И вдобавок колдуном. Поэтому, пропустив пару квалифицированных ударов в челюсть, он решил, по своему обыкновению, вырвать из жертвы сердце. Растопыренная рука потянулась к главному мотору Джонса, пальцы смяли рубашку вместе с грудной мышцой. Трепыхающийся профессор пытался удержать и отвести страшный хирургический инструмент. Однако статическая сила у жреца, как и у любого йога, была что надо. Индиана уже чувствовал - тонкие твердые нити проникают ему под ребра, пережимают сосуды и тянут трепетный комок плоти наружу. Заметалось ошалелое сердце, мозг заволокло тяжелой мутью. Палач радостно скалился, предвкушая отчленение от жертвы столь важного органа.
       Но тут воля мощным потоком выплеснулась откуда-то из позвоночника, разорвав колдовские сети. Огненные ручьи влились в мускулы, и Индиана, застонав от ненависти, нанес удар первым, что попалось под руку. Это оказалась сумка с камнями. Бритая голова отозвалась глухим деревянным звуком. Жрец, утробно крякнув, ослабил хватку. Джонс, однако, не собирался проявлять жалость, тем более, сумка оказалась отличным оружием, не хуже кистеня. Второй удар, третий - голова врага покрылась ссадинами, нос хрустнул, пустив красную струйку. Из сумки же, прощально сверкнув на солнце, выскочил один из камней. От четвертого удара голова Калидасы покорно мотнулась, а взгляд потух. Служитель хищной богини, потеряв остатки воли и разума, перестал цепляться за жизнь и отправился в бездну.
       Его душу всосал черный кошмар Кали, а тело сожрали крокодилы.
       Доктор Джонс еще с минуту приводил в порядок свои сердечные ритмы с помощью дыхательной гимнастики йогов.
       Вцепившись в лестницу, он думал, что если попробует сделать хоть одно движение, то обязательно сорвется вниз. Как ни странно, эта мысль не вызывала у него никакого протеста. Возможно, так и случилось бы, если бы солдаты Блом-Барта не втянули всю лестницу наверх...
       Несколько глотков скотча вернули интерес к происходящему. Рядом была Лилиан, которая неумело массировала археологу виски. Клопик тоже суетился - щекотал перышком его ноздри и подбадривал рассказами про что-то подобное из собственной биографии.
       Бой уже благополучно окончился: солдаты Блом-Барта сбивали в колонну оставшихся в живых бандитов, а те с готовностью тянули руки вверх.
       Сам капитан стоял возле расслабившегося героя и что-то объяснял истерично смеющейся леди. Ситуация постепенно прояснилась.
       Оказывается, бушующие толпы детей, прорвав всякие заслоны, выплеснулись прямо во дворец. А возглавлял бегство сам Зелим Сингх Рана - прозревший раджа, собственно, был единственным, кто знал дорогу к свободе. Капитан Блом-Барт, еще в сеточке на голове и ночном халате, вышел на шум. Несчастный раджа уткнулся головой в его живот и успел только прошептать, мол, доктор Джонс внизу, помогите ему, он хороший. После чего упал без чувств на руки перепуганных слуг.
       Неторопливый британец на сей раз проявил должную сообразительность. Таинственное исчезновение американцев вчера вечером, маловразумительные объяснения этого факта со стороны управляющего Лау, застольные разговоры о культе Фаги родили в мозгу офицера естественное желание. Его долг - броситься на выручку белым людям, угодившим в руки дикарей. Он и раньше догадывался, что не все ладно с добычей изумрудов во владениях раджи, но чиновники из британской администрации в Дели не раз намекали: не стоит там особенно "копать", поскольку влиятельные люди вполне довольны ситуацией...
       Поднятый в ружье взвод подавил огнем "спрингфилдов" очаги сопротивления, потом обнаружился и жрец Калидаса с пленниками...
       Кошмар завершился на хорошей ноте.
      
       --------
      
       Оставшийся камень Шанкары археолог отдал. Тому брахману из деревни, который подбил его на поход в Дхангархи. Хотя и понимал, что камень этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Ведь не зря же рядом с ним вертелся и терся некий Хорхер. Нацист вовремя улизнул, оставив вопрос о причине своего пребывания во дворце раджи открытым. Если камень Шанкары интересует немцев, то наверняка пригодился бы в качестве экспоната Художественному институту города Чикаго. А может, расколупай его - и найдешь внутри алмаз? Однако присваивать чужое имущество было не в правилах археолога Джонса; другое дело, если бы у реликвии не было владельцев, а у владельцев - прямых наследников...
       Короче, он остался без поживы. Это было не вполне ясно с точки зрения арифметики. Первый камень выпал из разодранной сумки во время боя на висячей лестнице, второй - торжественно вручен деревенскому начальству. Где третий?
       Этот вопрос был не слишком мучителен. Третий камень, очевидно, также улетел в реку, чего Индиана просто не заметил, не до того было.
       - Мы знали, что ты вернешься, и тогда вернется жизнь в нашу деревню, - сказал на прощание старый брахман. - Теперь ты видишь, что не случайно попал к нам.
       - Да, я почувствовал силу, скрытую в Камне. Хотя... - Индиана обратился к Лилиан и капитану Блом-Барту. - Мистика, друзья мои, это дело не для дурных голов. Поэтому широкой публике я всегда буду твердить, что потусторонние силы никакого касательства к нам не имеют. Возьмем, к примеру, нацистов. Их действия, по-моему, вылезают за рамки логики и даже целесообразности, а все почему?
       - Присутствие немца на человеческом жертвоприношении в подземном храме выглядит довольно странно, - признал капитан. - Однако эти немцы - такие чудаки. Они до сих пор считают, что здесь сплошные сокровища, которыми питается вся Британская империя.
       - А разве не так? - заметил доктор Джонс. - Разве лорд Клайв не похитил казну бенгальского набоба, разве английские офицеры не растащили драгоценности Великих Моголов? Брук Адамс[20] полагает, что до трети английских капиталов времен промышленной революции выкачено из Индии.
       - Все это в прошлом, господа, - с чисто английской убедительностью сказал капитан. - Сегодня Индостан убыточен для Короны. Посудите сами, нефть отсутствует, содержание войск становится все дороже, ну а рынки сбыта... много ли сбудешь тщедушным крестьянам?
       - Если крестьян сотни миллионов, не так уж мало. Нацисты - не такие уж чудаки...
       Спорить дальше не хотелось. По деревне разливалось умиротворение, от кумирни доносились славословия великому Шиве, ощутимый запах еды тянулся меж хижин (раджа прислал гуманитарную помощь оголодавшему народу), небо выглядело океаном покоя, а зло представлялось таким неустойчивым, таким мимолетным... Индиана Джонс не заставлял себя думать о плохом, нет. Он просто почувствовал, как мало погожих радостных часов окажется на том пути, который предопределен ему.
      
      
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
      СТАМБУЛ. НОЯБРЬ. КРАТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
      
      
      
      
       1. ОКРЫЛЯЮЩЕЕ СЛОВО "ПРОЧЬ"
      
       Кошмар сгинул, окончательно оставил мозги, растворился в прозрачной бездне неба. Кошмар стремительно уходил на юго-восток, потому что DC-3 - знаменитый моноплан корпорации "Дуглас эйркрафт" - летел на северо-запад. Профессор Джонс вместе со своими спутниками покидал гостеприимную Индию, воспользовавшись услугами авиакомпании "Бритиш Эйруэйз", и надеялся, что судьба никогда больше не забросит его в эти цветущие края.
       Несколько дней назад они все-таки добрались до Белаури, затем - до Дели, уже самолетом. В Дели их действительно ждали и были изрядно удивлены задержкой. Впрочем, "удивлены" - не то слово. Сотрудник посольства, ответственный за встречу и за организацию дальнейшего перемещения путешественников, был в панике, взвинченный до предела нескончаемыми телеграммами из Катманду, из Стамбула, из Вашингтона. О путешественниках тревожились на самом высоком уровне, и сотрудник посольства предполагал, что их исчезновение катастрофически скажется на его собственном служебном положении. Очевидно, призрак Великой депрессии витал и над этим приятным человеком.
       Итак, самолет уносил компаньонов в сторону Старого Света. Лилиан была счастлива - если можно так назвать ее тяжелое невротическое возбуждение, грозившее затянуться до самого Стамбула. Клопик, у которого, как выяснилось, было вполне нормальное имя Дорджи, или попросту Джи, также на время потерял спокойствие и выдержку секретного агента. Чтобы скрыть душевный трепет, он со знанием дела расспрашивал доктора Джонса, что произойдет, если "дуглас" будет подниматься все выше и выше, пока не окажется сверху неба. И доктор Джонс объяснял любознательному мальчику, что "сверху неба" нет воздуха, а значит, пассажиры обречены задохнуться, потому что корпус самолета, увы, не герметичен. Гражданский самолет с герметичным фюзеляжем еще только разрабатывается - компанией "Боинг", - и называется он, если верить газетам, "Стратолайнер".
       Доктор Джонс просматривал газеты впервые за прошедшие полтора месяца. Англия и Франция, с одной стороны, Германия и Италия - с другой, еще в конце сентября заключили в Мюнхене странное соглашение, в результате чего немцы получили Судеты. Похоже, англичане решили обеспечить безопасность своих колоний, скармливая нацистам Восточную Европу, кусок за куском. Вопрос только в том, насытится ли волк. Оживились и другие любители чужого пирога. Поляки захватили север Чехословакии, а недавно, уже в ноябре, венгры оккупировали западную ее часть. Несчастная Чехословакия потеряла треть своих земель. А ведь французы имели с чехами договор о взаимопомощи. Нехорошо получилось, нечестно... Другая новость - в Германии были организованы небывалые по масштабам еврейские погромы.[21] Масса леденящих душу подробностей... Испанским антифашистам не помогает никто, кроме русских...
       Когда стюард пошел с подносом между креслами, Лилиан с девчоночьим восторгом сообщила:
       - А вот и обед!
       Компаньоны летели вторым классом, то есть полагались им только кока-кола и пачка карамелей. Это не обескуражило женщину - ее предвкушение новой жизни было глубоким, по-настоящему выстраданным.
       - Во всяком случае, карамели лучше, чем порция змей на десерт, - заявила она. - Джонс, из-за тебя я теперь буду ненавидеть змей всю жизнь.
       - Что ж, пусть у нас будет хоть что-то общее, - оторвался от газеты профессор. - Я этих тварей тоже не выношу, мисс Кэмден.
       - Между прочим, Инди, ты заметил, в каком месте стоял дворец раджи?
       - На высоком холме. Замки вообще строят на возвышениях, к вашему сведению, так уж принято.
       - Там была целая цепь холмов, милый, почти горная гряда. Которая, вспомни-ка, извивалась, будто змея.
       - Ну да, - встрял мальчик. - Дворец - это змеиная голова, я сразу подумал.
       - Короче, сплошные змеи, - подытожила Лилиан и глотнула кока-колы. - Ни за что больше не поеду в Индию.
       - Приятного аппетита, - сказал доктор Джонс им обоим, возвращаясь к "Таймс" недельной давности.
       Чтение больше не лезло в его утомленные мозги, и он решил вздремнуть. Однако заснуть также не удалось. Сначала были мысли о Стамбуле - зачем они туда летят? Конечно, там их ждет майор Питерс, бомбардируя Дели телеграммами. Конечно, именно там пропал этот чертов Орлофф. Но при чем тут доктор Джонс?.. Затем были мысли о майоре Питерсе. Каким образом этот "профессионал" умудрился отправить самолет без горючего? Да еще с экипажем, который несколько нетрадиционно понимает свои обязанности? Понятно, что о курятине майор не беспокоился. А как насчет пассажиров?.. Затем были мысли о... Наверное, профессор все же заснул на мгновение-другое, потому что явственно увидел отвратительную гигантскую рептилию, в лобной части которой - там, где у людей находится третий глаз, - горел алмаз размером с два "Куллинана".[22] Он вздрогнул и очнулся, бормоча: "Голова Змея... Голова Змея..."
       У профессора была прекрасная память, фотографическая. Он, разумеется, хорошо помнил текст средневекового апокрифа, показанного ему майором Питерсом. Без камня, отмеченного Божьим Светом, не найти скрижалей Завета, а камень тот лежит у Головы Змея. Профессор похолодел. Затем его бросило в жар. Камень, отмеченный Божьим Светом, - в Голове Змея. Камень Шанкары...
       - Вот дерьмо! - вырвалось у него. Получилось несколько громко, пожилые дамы обернулись, поджав губы.
       - В чем дело? - мурлыкнула заботливая Лилиан. - Тебе приснилась я?
       - Главное, сам отдал! - сказал Джонс уже потише. Сказал, и от досады завертелся в кресле, будто "заводной апельсинчик".
       - Что отдал?
       - Ну почему, почему мне так не везет? Он ведь именно их собирался искать в Индии! А нашел я. Нашел и отдал этому чокнутому старику-брахману...
       - Кто собирался искать? - начала сердиться мисс Кэмден. Она не любила ничего не понимать.
       - Кто? Твой Орлофф, - резко ответил Джонс. - Ему нужны были именно камни Шанкары, я уверен.
       - Орлоффу? - с сомнением улыбнулась женщина. - Зачем они ему?
       - Ты у меня спрашиваешь?
       - Ни у кого я не спрашиваю. Старичок - чистая библиотечная душа, не в пример тебе, драчуну. Короче, не полез бы он ни в какие джунгли, ни за какими камнями. Я-то знаю...
       - Ты-то знаешь, - со значением подтвердил Индиана.
       - Почему ты на меня так смотришь? - поджалась Лилиан.
       - Обыкновенно смотрю.
       - Нет, плохо смотришь. Я не люблю, когда на меня так смотрят.
       - А я не люблю, когда мне голову морочат! - зашипел Индиана по-змеиному, наклонившись к самому лицу своей компаньонки. - Кто он такой, твой профессор? Долго ты еще намерена молчать?
       Она попыталась отодвинуться, что в самолете было трудновато сделать. Настроение ее вдруг скисло, створожилось, рассыпалось мокрыми комками. Ее лицо погасло - словно иллюминацию выключили, словно воздух из праздничного шарика выпустили.
       - Меня укачало, - заявила она и отвернулась к окну.
       - Что за тайны, дорогая? - давил доктор Джонс. - Мое терпение скоро кончится, предупреждаю, - он действительно еле сдерживался.
       - Не понимаю, о чем ты.
       - Например, о том, откуда у тебя взялась часть головного убора бога Ра, которую эти идиоты назвали "кулоном". Например, о том, почему твой ресторан называется "Двор Рамзеса II".
       - Ну, положим, название ресторана тут совершенно ни при чем! - возмутилась Лилиан. - Про Рамзеса посоветовал профессор Орлофф, шутки ради, подумаешь!
       - Прекрасно. Значит, профессор Орлофф. А что было не шутки ради?
       Она помолчала. Ответила после паузы:
       - Ну и пожалуйста, сам просил...
       Однако не стала продолжать.
       - Что просил?
       - Короче, мне плевать, как ты теперь к этому отнесешься. И раньше было плевать, можешь не сомневаться. Мне вообще плевать и на тебя, и на твоего папашу, провалитесь вы со своими заскоками. Джонсы проклятые, всю жизнь мне испоганили...
       - Мой папаша? - опешил Индиана.
       - А ты как думал? Почему я тебе боюсь говорить, кто он такой, "Орлофф"? Да потому, что он не "мой", а твой!
       - Профессор Орлофф - мой отец? - это было последнее, что смог произнести взволнованный сын.
       Слишком взволнованный, чтобы обрадоваться.
       - Что такое, а? - Клопик встал на переднем сиденье, перегнулся через спинку кресла, демонстрируя полное отсутствие воспитания. - Ну, вы, о чем вы там говорите?
       А ситуация была проста. После нелепого разрыва с сердечным другом по имени Индиана мисс Кэмден уехала в Европу. Но с отцом Индианы, то есть с профессором Генри Джонсом, связи не прервала, продолжала быть его ассистенткой. Собственно, и с Индианой ведь они познакомились благодаря отцу - молодой сотрудник Чикагского университета не мог не обратить внимания на прелестную студентку с ужасным характером, подрабатывающую на кафедре. Итак, мисс Кэмден работала с профессором Генри Джонсом в Чикаго, что было всем известно, затем и в Европе, куда тот постоянно приезжал для архивных изысканий - вот об этом как раз никто не подозревал. Потому что в Европе Джонс-старший непонятно по каким причинам взял себе псевдоним "Александер Орлофф" - и публиковался под этим именем, и жил под ним. Даже паспорт себе новый сделал в Коста-Рике, так что его настоящее имя знала только верная ассистентка Лилиан Кэмден. Потом она вышла замуж за шотландца Фергюссона и переехала в Непал. Но перед отъездом мистер Джонс-Орлофф подарил ей "кулон" на память о себе, и вообще - в благодарность за все.
       - В благодарность за что? - прорезался голос у Индианы. Хмурый неприветливый голос.
       - Опять ты за свое! - вскипела Лилиан. - Ты параноик или просто дурак?
       - Клопик, сядь на место, - скомандовал доктор Джонс. - Тебя все это не касается.
       - Почему? - искренне возмутился мальчик.
       - Потому что мистеру Джонсу и самому стыдно! - объявила Лилиан, прямо скажем, излишне громко. Пожилые дамы опять укоризненно повернули шляпки.
       Мистер Джонс надвинул собственную шляпу на лоб, откинулся на спинку кресла и агрессивно сунул руки в карманы.
       - Мне льстит такое внимание к моей личной жизни, - язвительно продолжала женщина. - Ведь столько лет прошло, Инди, неужели до сих пор не можешь успокоиться?
       Доктор Джонс молчал.
       - Я была слишком молода и романтична, чтобы не влюбиться в своего шефа, в знаменитого гениального профессора. Да, я была близка с твоим отцом. До того, как познакомилась с тобой, Индиана. Не во время нашего знакомства, и даже не после, обрати особое внимание - даже не после! - а только до.
       - Какая разница? - буркнул Индиана.
       - Он не видит разницы! - захохотала женщина. - А твой старый дурак тоже устраивал мне сцены. Джонсы чокнутые... Ты же отбил меня у него, разве не понимаешь?
       - Клопик, сядешь ты на место или нет! - зашипел, брызгаясь слюной, профессор археологии.
       - Сам сядь на место, - мальчик стал неожиданно груб.
       - Прибью, - сказал профессор.
       - А я тебя.
       - Почему ты сразу мне не сказала про Орлоффа? - резко повернулся мужчина к спутнице. Его шляпа едва не пошла на взлет, пришлось схватиться за нее обеими руками.
       - А ты не догадываешься? Мало мы выясняли отношения еще тогда, десять лет назад. На всю жизнь хватило. Я хорошо помню, как ты взбесился, узнав, что когда-то у меня был роман с твоим папашей, как ты пошел по всем университетским девкам... И чтобы я снова заговорила о старом Джонсе? Да ни за что! Один раз я уже сбежала от вас в Непал. Больше бежать было некуда.
       Настала пауза.
       - Прости, - угрюмо признал Индиана. - Извиняюсь в очередной раз. Но все-таки я не понимаю. Неужели ты не призналась только из-за того, что...
       - Сказано же, испугалась. Тебя.
       - Я думаю, на самом деле причина гораздо проще, - доктор Джонс уже успокаивался, возвращаясь в прежнее состояние, когда абсолютно все ясно - и про жизнь, и про женщин, и вообще.
       - Какая причина?
       - Твой характер. Твой дрянной, неисправимо вредный характер, плюс к тому - полное отсутствие мозгового вещества.
       - Мерзавец, - откликнулась Лилиан. Она, кстати, тоже успокаивалась. - Ненавижу...
       Крепкие слова потребовали паузы. Собеседники молчали, занятые каждый своим делом. Доктор Джонс, утомленно прикрыв глаза, изображал, будто дремлет. Лилиан, глядя сквозь стекло наружу, якобы восхищалась открывавшимся видом. Наконец женщина вновь повернулась к Индиане и вполне мирно созналась, даже с некоторым стеснением:
       - На самом деле я была уверена, что ты и так все знал про псевдоним "Орлофф". Вот почему и не говорила ничего.
       - Я? - изумился Индиана. - Все знал?
       - Ну да. Ты так часто подкалывал меня "старыми профессорами", обвинял, что я их люблю, уродов...
      
      
      
      
       2. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГАРЕМ
      
       Была и другая веская причина, по которой Лилиан столь долго не раскрывала известные ей обстоятельства. В письмах, подписанных фамилией "Орлофф", Генри Джонс-старший настойчиво просил свою бывшую ассистентку быть осторожнее, усиленно намекал на то, что древнеегипетская реликвия представляет собой исключительную важность. Писем, собственно, было всего два, и оба пришли летом. В первом Генри Джонс сообщал о своем намерении отправиться в экспедицию в какой-то из районов Тибета, правда, не указал, в какой именно, и предлагал Лилиан присоединиться по старой дружбе, то есть попросту просил помочь. Лилиан в ответном письме заранее соглашалась на все. Затем пришло второе письмо, в котором Генри Джонс отменял экспедицию, поскольку у него вдруг появилось неожиданное дело, точнее сказать, новый проект невероятной важности и сложности, требующий всех его творческих сил. У профессора Джонса-старшего, впрочем, любой проект был невероятной важности и сложности, поэтому Лилиан не особенно удивилась. Но затем, уже в конце августа, пришла телеграмма, где профессор Джонс извещал о том, что немедленно выезжает к мисс Кэмден в гости. Телеграмма была полна извинений, несмотря на дороговизну каждого слова. Не дождавшись своего старшего друга и учителя, Лилиан забеспокоилась, попробовала навести в посольстве справки ("Через второго секретаря?" - уточнил Индиана с угрюмым удовлетворением), ну и так далее, результат обращения Лилиан в посольство известен - появился сынок старого профессора, материализовавшийся, очевидно, из ночных кошмаров одинокой женщины.
       - Все ясно, - сказал доктор Джонс, когда перелетели через горный хребет Тавр. - Отцу срочно понадобился "кулон", наверняка он собирался забрать обратно свой подарок, иначе зачем бы ему извиняться?
       - Ой! - взялась Лилиан руками за лицо. - А я продала "кулон"... - она тут же переместила руки на другие части своего тела, машинально выискивая что-то под одеждой.
       Да, отец все-таки вляпался в какое-то дерьмо, продолжились сыновьи размышления, когда вдали замаячило море, кроваво-красное в лучах заката. Чистая библиотечная душа, называется. В экспедицию по Непалу собирался... Шиву-лингу ему подавай, старому сморчку, камень Шанкары ему вынь и положь... "Немцы", - вспомнил Индиана. При чем здесь немцы? Не может же профессор Генри Джонс сотрудничать с нацистами? Конечно, не может - ведь он искал чашу Грааля для Бьюкенена из Чикагского художественного института! Чаша Грааля - наверняка и есть тот проект, из-за которого он отменил экспедицию на Тибет... "Немцев тоже должен интересовать святой Грааль, - подумал Индиана, - если хоть капля правды содержится в материалах, собранных высокообразованным сержантом. Еще как должен интересовать! Почему бы нацистам не пронюхать о сумасшедших мечтах старого профессора? Тут они и подключились к поискам, желая, очевидно, помочь чикагской школе археологии..."
       Вот теперь стало ясно, зачем Индиане лететь в Стамбул. Конечно, не потому, что этого захотел майор Питерс. И уж тем более не потому, что никому не ведомый Александер Орлофф обратился там в американское консульство... "Да, но ведь отец пропал не в Стамбуле, а в Венеции! - вспомнил доктор Джонс. - По крайней мере, так считает менеджер Бьюкенен. Что, кстати, отцу могло понадобиться в Венеции, в темной фашистской Италии?"
       Пролетели над Босфорским проливом.
       Азия кончилась, настала Европа. Вечерний Стамбул сверху походил на бесформенный песочный городок, брошенный детьми на сумеречном обезлюдевшем пляже. Кое-где горели робкие огоньки, кое-где ощущалось осторожное движение. Но в целом город уже спал. Город был азиатским, что по ту, что по эту сторону Босфора, - населенный азиатами, живущий по азиатским законам. Темные кучи песка, которые при свете дня непременно окажутся памятниками Османской империи, остались под крылом - самолет уже летел кромкой Мраморного моря. Потрудившийся "дуглас" плавно заходил на посадку.
       В аэропорту Ешилькей героев встречали. Без марша и ковровой дорожки, но все-таки. Майор Питерс, разумеется, кто же еще, - опять совершенно не похожий ни на "майора", ни даже на "Питерса". Маленький американец был как-то по-особенному черняв, а нынешний его наряд идеально соответствовал стране и обычаям. Шальвары, рубашка, жилет, кушак. На голове - традиционная феска из красного фетра, украшенная синей кисточкой.
       - Вот это маскарад! - развеселился было доктор Джонс, но Клопик вовремя дернул его за куртку: "Тихо, мистер, здесь повсюду чужие уши!"
       Джонс машинально огляделся. Никаких ушей, кроме мальчишечьих, не увидел, однако на всякий случай придержал свои чувства.
       - Я так рад нашей встрече! - сказал майор Питерс по-английски, но с кошмарным акцентом. Его лицо сияло истинно турецким гостеприимством. - Позвольте представиться, господа. Я - Вели Мелих Бирет, представитель местного бизнеса, смею надеяться, достойный.
       - А мы, это... - растерялся доктор Джонс.
       - Пройдемте, автомобиль ждет нас, - предложил разведчик, беспрерывно улыбаясь во все стороны.
       "К чему такая конспирация?" - удивился Джонс, без удовольствия играя навязанную ему роль дорогого гостя, но послушно проследовал в указанном направлении. Лилиан Кэмден и Джи Лопсанг семенили рядом, с откровенным восторгом озираясь, - их ничуть не беспокоила нелепость происходящего, они ловили жадными взглядами детали чужой культуры.
       Вместе с автомобилем гостей ждал водитель турецкой национальности. Завидев приближающуюся компанию, он засуетился, открывая двери в салон, забормотал что-то неразборчиво приветливое. Уильям Питерс, то бишь Вели Мелих Бирет, обратился к нему на беглом турецком, отдавая распоряжение, и тот ответил, через каждое слово не уставая вставлять подобострастное "эфенди". Машина оказалась гигантским "опелем" - с тремя рядами кресел, со стенкой, отгораживающей водителя от пассажиров. Откуда-то возникли еще два молодых человека неопределенной национальности, одетые, впрочем, так же традиционно. Один сел рядом с водителем, другой помог гостям забраться в салон, тщательно огляделся и влез следом. Двинулись в путь.
       - Прохладно, - начал доктор Джонс.
       - Плюс сорок шесть по Фаренгейту[23], - возразил майор Питерс. - Для второй половины ноября - тепло.
       - В Кхорлаке было - ну как холоднее! - вставил мистер Лопсанг.
       - О погоде поговорили, - зевнул доктор Джонс, - можно поговорить о смысле жизни. Майор удивительно органично смотрится в роли "эфенди", ты не находишь, Лили?
       - А что такое "эфенди"? - она прекратила глазеть по сторонам.
       - "Господин" по-турецки.
       - Не знаю, Инди, решай сам, - и отвернулась.
       - Куда мы едем, майор?
       - В мой собственный дом, мистер Джонс. Вы, главное, расслабьтесь и успокойтесь, пока все идет по плану. Я - преуспевающий бизнесмен, перебрался в Стамбул из Измира, живу здесь уже пять лет. Владею импортно-экспортной компанией, а значит, беспрерывно в разъездах по всему миру, что очень удобно. Идеальное прикрытие, зря вы иронизируете.
       - Ну что вы, - пожал плечами Джонс. - Не мое это дело, рассуждать о том, куда наше правительство девает деньги налогоплательщиков.
       - Опять мимо! - ухмыльнулся разведчик. - Моя фирма приносит Штатам хорошую прибыль. В Стамбул везем мясо, ширпотреб - у них здесь начинается мода на все заграничное, - из Западной Турции экспортируем хлопок, табак, фрукты. Особенно хорош бизнес, связанный с фундуком - вы, кстати, знаете, что на Турцию приходится половина мирового сбора этого ореха? Дела идут, мистер Джонс.
       - Да-да, понимаю, - согласился тот. - Из Непала - курятину... Отличный бизнес. Но последний рейс принес большие убытки, не правда ли?
       - Нет, отчего же. И груз, и самолет были застрахованы.
       - А пассажиры? - спросил доктор, с трудом сдерживая злость. - Пассажиров забыли застраховать.
       - Что вы имеете в виду?
       - Послушайте, Питерс! Или как вас там - Бирет! В вашем самолете не было горючего, а пилоты, подняв машину в воздух, прыгнули с парашютами! Жду не дождусь, когда вы это прокомментируете.
       Майор помолчал, скорбно кивая головой.
       - Плотно они вас держали, все предусмотрели, ублюдки, - вздохнул он. - Прозевали мы это, просто позор... Собственно, из-за вас и меня расшифровали, вот почему мой самолет оказался с сюрпризом. Я и сам-то еле выбрался из Непала, с такими приключениями, что не при ребенке рассказывать.
       - Я не ребенок! - попытался вскочить Дорджи.
       - В Турции юноша должен спросить разрешения, если хочет что-то сказать, - улыбнулся майор. - Недопустимая для профессионального агента ошибка, Клопик.
       - И что теперь? - напомнил Джонс, поутихнув.
       - Теперь - о'кей, - удовлетворенно ответил разведчик. - Немцы потеряли ваш след, это очевидно, ну а мой - тем более...
       Пустынное шоссе кончилось как-то сразу, вдруг. Сначала автомобиль вонзился в кварталы геджеконду (в переводе с турецкого "выстроенных ночью") - трущоб, в которых жили самовольно обосновавшиеся в Стамбуле. Нищие действительно строили эти убогие лачуги по ночам, потому что в дневное время начальство уже не имело законных прав выселить их. Затем пошел Дерседет с его мечетями и узкими улицами, больше похожими на овраги, где громоздкому "опелю" было тесно, как индийскому слону на манеже цирка. Затем по Галатскому мосту переправились через бухту Золотой Рог, и, миновав портовый район Галата, выбрались в Пера.
       Город, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, вовсе и не думал спать. Сумрачные женщины, кутаясь в ткани, подпирали глиняные стены, подозрительного вида мужчины, зигзагами бродившие от одной женщины к другой, шарахались прямо из-под колес, откуда-то неслась музыка, отчетливо пахло разнообразной едой.
       - Почему вы сегодня без своего сына? - спросил Индиана. - В самом деле, где ваш интеллектуал сержант?
       Он чуть было не употребил слово "горилла", но вовремя спохватился.
       - Чак во Франции, - ответил майор. - Важное задание.
       - Ага, значит его зовут Чак, маленький Чарльз... Долго нам еще ехать?
       - Уже почти приехали. Мой дом возле дворца Долмабахчи, если вы знаете, где это.
       - Я все знаю, - сказал доктор Джонс. Что, впрочем, не было таким уж сильным преувеличением. Через минуту он тронул майора за полу жакета. - Пожалуйста, прикажите остановиться вот здесь, возле отеля.
       - Зачем?
       - Наверняка почта отеля еще работает. Мне нужно дать телеграмму в Штаты.
       - Вы не станете давать никаких телеграмм, - ровным голосом произнес Вели Мелих Бирет.
       Джонс в упор взглянул на собеседника.
       - Слушайте меня внимательно, эфенди, - так же спокойно отозвался он. - Вам не понравится то, что я скажу. Правительство Соединенных Штатов содержит разведку и майора Питерса, но не дало ни цента профессору археологии Индиане Джонсу. Не видно на горизонте и других меценатов. До сих пор упомянутый мною профессор не получил за свое старание ничего, кроме оплаты переездов и питания. Мисс, которая сидит рядом с нами, продала "кулон" за пять тысяч, между тем получила на руки три. Так что, как видите, профессору археологии ничего не остается, как заняться своим делом с достойной его квалификации оплатой.
       - Финансовые вопросы мы отрегулируем завтра же, с утра, - напряженным голосом сообщил майор. - Нет, сегодня же.
       - Да я чего, я подождать могу, - повернулась сияющая Лилиан.
       - Кому вы хотите телеграфировать? - продолжил майор.
       - Сотруднику музея, с которым я сотрудничаю. Кстати, мой отец также работал на его проект, и если учесть, что Орлофф и Генри Джонс - один и тот же человек, то я не вижу другого способа...
       - Александер Орлофф - ваш отец? - свистяще выговорил Билл Питерс.
       - Увы, - пожал плечами Индиана.
       Разведчик открыл сетчатое окошко в перегородке, застучал ладонью, закричал на скверном английском: "Дорогой, слушай, останови машину, да?", тут же повторил фразу на турецком и откинулся обратно на сиденье.
       - Ваш отец? - сумасшедшими круглыми глазами он оглядел гостей.
       - Спасибо, что выполнили мою просьбу, - вежливо ответил Индиана и решительно вылез из автомобиля.
       Он дал Джеймсу Сайрусу Бьюкенену телеграмму следующего содержания:
      
       "СОГЛАСЕН УЧАСТВОВАТЬ ПРОЕКТЕ ЧАША ЖДУ УСЛОВИЯ СТАМБУЛ ПЕРА ЦЕНТР ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ИНДИ".
      
       "Сейчас в Чикаго два по полудни, - подумал доктор Джонс, - Джи-Си как раз на работе..." Когда он вернулся в машину, разведчик пребывал в деловом возбуждении.
       - Мисс мне все рассказала. Над каким проектом работал профессор Генри Джонс?
       - Чаша Грааля. Фантастично звучит, не так ли?
       - Чаша Грааля... - Майор встретил сенсационную новость достойно, как полагается. - Имеется абсолютно достоверная информация, леди и джентльмены: нацисты также ищут некую чашу Грааля. Координацию поисков осуществляет археологический отдел института Аненэрбе, лично Райнхольд фон Урбах, руководитель отдела. Все это очень интересно.
       - Вы мне говорили в Чикаго об Урбахе, - кивнул Джонс. - Какой-то никому не известный ученый, без имени и без работ.
       Машина двинулась дальше.
       - Вы правильно решили, Инди, - возобновил беседу Питерс после недолгого молчания. - Поддерживайте контакт с вашим музейщиком, я не против. Генри Джонса необходимо найти, если, конечно, он жив.
       - Вы шутите! - отозвался Индиана. - Что значит "если жив"? Кому нужна жалкая неудавшаяся жизнь моего отца? - Он даже засмеялся от нелепости подобных предположений.
       - Не слушайте вы его, - вступила Лилиан. - Индиана волнуется за своего отца, что бы он там ни говорил. Меня не обманешь, я еще в самолете это поняла, даже удивилась. В железном археологе, оказывается, что-то человеческое сохранилось... - Женщина на мгновение прижалась к милому другу детства, нежно взявшись рукой за его колено.
       - Волнуется, не волнуется, какая разница? - не понял ее мысли майор. - Доктор Джонс совершенно прав в том, что его отец - ключ к нашим замкам.
       - Насчет ваших замков я знать ничего не желаю, пока мы не утрясем кое-какие денежные формальности, - жестко напомнил археолог. Лилиан взглянула на него с восхищением. - А про чашу Грааля можете поговорить с вашим сыном Чаком, он наверняка изучал это в воскресной школе.
       Разведчик рефлекторно напрягся, но ничего не ответил.
       Так и доехали. Частный дом преуспевающего бизнесмена Вели Мелих Бирета был двухэтажным. Второй этаж чуть выступал вперед, вроде балкона, и поддерживался круглыми гладкими колоннами. "Добро пожаловать!" - с громким радушием воскликнул хозяин. Шофер помог отнести вещи; хотя какие там вещи, - все ведь осталось в Кхорлаке, а что не осталось, то погибло вместе с самолетом в горах Тибета. Гости проследовали в дом, "опель" уехал. Крепкие молодые люди, сопровождавшие бизнесмена, слаженно растворились - один в черном дворе дома, другой - в прихожей. Однако их незримое присутствие продолжало ощущаться, успокаивающе действуя на нервы.
       - Снимем обувь, - сказал майор. - У нас, в Турции, по дому ходят без обуви, - и он подал всем вошедшим пример. Башмаки у него были с подвернутыми задниками - очевидно, чтобы легче снимались с ноги.
       - "У нас в Турции"... - проворчал Джонс. - Вы хорошо вжились в роль, эфенди. Как там насчет гарема?
       - С гаремом всё о"кей. Сейчас вас покормят, и вы пойдете отдыхать. О делах поговорим завтра. И я настоятельно прошу контролировать свой язык, если рядом с нами еще кто-то окажется, даже в этом доме. Вы с чем-то не согласны?
       - Где здесь спят? - спросил Клопик, с неудовольствием озираясь. В помещении почти не было мебели, пол устилали циновки.
       - Здесь едят, - укоризненно сказал хозяин. - Эта половина дома, малыш, называется селямлык, комнаты для всех. Жить вы будете в гареме, во второй половине дома. Туда никто, кроме меня, не имеет права заходить. И работаем мы там же, чтобы не подвергать опасности себя и дело.
       - В гареме? - умилилась Лилиан. - Прелестно!
       - Что такое гарем? - заинтересовался Клопик.
       - И сколько у вас жен? - нахмурился доктор Джонс.
       - К сожалению, кемалисты запретили многоженство. Строго карают, если кто-то нарушает запрет. Я прекрасно понимаю реформаторов и всецело одобряю их ориентацию на цивилизованные страны, но, строго между нами, это сильно затрудняет нашу деятельность.
       - Эй, вы, что такое гарем? - Клопик был настойчив.
       - Тебе же объяснил дядя Билл, - обернулся Джонс. - Это место, где живут и работают... Послушайте, майор, неужели вы серьезно?
       - Не называйте меня "майором", помните о моей просьбе.
       - Неужели вы и в самом деле обзавелись тут женой?
       - Вот, собственно, и она, - объявил Питерс.
       В помещение вошло нечто закутанное, тоненькое, очень изящное.
       - Она понимает по-нашему? - поинтересовался Индиана.
       - О Азиза, свет очей моих, - подчеркнуто на восточный лад обратился к женщине хозяин дома, но тут же скомандовал: - Вольно, можете расслабиться. Здесь только свои.
       - Добрый вечер, - на идеальном английском произнесло существо. После чего часть ткани, покрывающая голову, была сброшена, и гостям предстала означенная Азиза. Совсем еще молодая женщина - той же вненациональной породы, что и сам Уильям Питерс.
       - Знакомьтесь, это Азиза, лейтенант ВВС, - представил господин Бирет свою, так сказать, жену. - Ни за что не подумаешь, правда? Мой секретарь-радист. Настоящее имя вам знать, разумеется, незачем.
       - Лейтенант... - восторженно прошептал мальчик. - А я, когда вырасту, буду капитаном.
       - Жена мне полагается в единственном экземпляре, - вздохнул господин Бирет, вновь становясь озабоченным, смертельно уставшим майором. - Хотя, будь такая возможность, министерство содержало бы четырех. Нам нужен отдельно секретарь и отдельно радист. Кроме того, не помешал бы аналитик, ну и, конечно, специалистка особого профиля, назовем это "оперативной работой"... Азиза, дорогая, разбуди повара, пусть гостей покормит.
       - Есть, сэр, - ответила "жена" и удалилась.
       - Гадючник... - скривился доктор Джонс.
       - Ужасно хочу спать, - во всю ширь зевнула Лилиан. - Где тут у вас гарем?
       На том первое знакомство с частным домом шефа подразделения "Сигма" завершилось. Далее все шло по плану, как и мечтал майор Питерс. Гости были голодны до неприличия, но спать хотели гораздо больше, поэтому ели вяло, только ради успокоения взволнованных желудков, не обращая внимания на ассортимент и вкусовые качества пищи, чем сильно обидели местного повара. Впрочем, самого повара они так и не запомнили.
       Затем был короткий переход в другую половину дома. Гарем, к счастью, оказался обставлен нормальной мебелью. Индиана боялся, что их заставят спать на паласах и тюфяках - нет, на интимной территории конспирация не заходила столь далеко. Кровати после самолетных кресел и сидений автомобиля казались облаком Эдема.
       Первым заснул Клопик, едва пробормотав: "...Лучше не капитаном, а полковником, как сам полковник Фэйрстоун... а жена тогда может быть капитаном...".
       Мисс Кэмден презрительно сказала: "Тоже мне, "свет очей"... а размер бюста нулевой......", попав щекой точно в подушку. После чего хотела еще что-то добавить, вероятно даже - хотела что-то предложить, сфокусировав на Индиане полный счастливых воспоминаний взгляд, но не успела. Жаль, подумал тот, некоторое время слушая ее сопение.
       Доктор Джонс заснул позже всех. Перед тем как лечь, он привел в порядок револьвер. Во избежание каких-либо сложностей с таможенниками, оружие было оформлено и провезено как коллекционное - с просверленным стволом и сточенным курком. Археолог движениями опытного оружейника заменил бутафорские детали на работоспособные и лишь затем...
      
      
      
      
       3. РАЗВЕДКА КОРМИТ И ПОИТ
      
       ...открыл глаза.
       Было утро. Кричали муэдзины и торговцы, гремели повозки и автомобили. Утро было поздним, все-таки на три часовых пояса сместились путешественники. Точнее, разница во времени составляла не три, а два с половиной часа, потому что в Индии местное время отличалось от поясного на полчаса. Лилиан и мальчик еще крепко спали, в тех же самых позах, что и легли, так и не сняв одежды, - приходили в себя после изнурительных тибетских приключений.
       В соседнем помещении бубнили голоса. Индиана энергично сбросил себя с кровати, ощущая с удовлетворением, что тело его свежо и полно сил, а душа... впрочем, о душе он не думал. Итак, он встал и вышел на голоса.
       - Есть какая-нибудь информация от союзников? - спрашивал господин Бирет. Эфенди восседал в углу на большой подушке, поджав волосатые ножки. Одет был по-домашнему, в халат. Кроме него и секретаря-радистки Азизы в комнате находились еще две подчеркнуто восточные женщины.
       - Англичане ничего не заметили, - ответила одна из незнакомых. - Французы видели транспорт, но проследить его не смогли.
       - Ловим рыбу в воздухе, - раздраженно прокомментировал майор. - Как говорят наши русские коллеги - толчем воду в ступе.
       - Шеф, - твердо сказала Азиза, - транспорт прилетел. Наши ребята его тоже пронаблюдали.
       - Да, я понимаю... Лейла, что у вас?
       - Русская резидентура спокойна, - вступила вторая из незнакомых женщин.
       - Конкретнее, пожалуйста.
       - У них серьезные внутренние проблемы, шеф. По непроверенным данным, товарищ Барковский отдал приказ приостановить строительство подземных этажей в новом здании консульства. Товарищ Измайлов вылетел в Европу, забрав с собой почти всех известных нам оперативников. Дело в том, что сбежал Бояров...
       - Второй секретарь?
       - Да, скрылся в неизвестном направлении. Москва неожиданно вызвала его - якобы для награждения, ну и... Сами понимаете, что может означать такой вызов.
       Вели Мелих Бирет понимающе кивнул:
       - Англичане завербовали Боярова, с собой он прихватил рабочие чертежи подземных уровней нового здания. Это хорошо... Что японцы?
       - Японцы сами пытаются выяснить, чей был самолет. Зато резко активизировались немцы и итальянцы.
       - Немцы и итальянцы... - пожевал майор губами. - Значит, кто-то из них?
       - Однако по известным нам адресам террористы не появлялись, шеф, - вновь включилась в беседу супруга хозяина дома.
       - Мы знаем далеко не все адреса, мэм. Что ж, придется поработать...
       - Доброе утро, - улыбнулся доктор Джонс всем присутствующим.
       Господин Бирет развернулся к нему:
       - Доктор Джонс, познакомьтесь, это прислуга моей жены, - он указал на присутствующих дам. - Отличные сотрудники. А с Азизой вы, кажется, уже знакомы.
       - У Америки все отличное, если только речь не идёт о продукции с конвейеров, - еще шире улыбнулся гость. - Что-нибудь случилось?
       - Не волнуйтесь, доктор, обычное рабочее совещание. Засекли самолет, на котором в Стамбул прибыл отряд курдских боевиков. По чьему заказу и с какой целью осуществлена переброска, пока неясно. Да вас, собственно, это никак не касается...
       - Я спокоен, как Мраморное море в штиль, - сказал Джонс.
       Он выглянул в окно. Открывался изумительный вид на Босфор - паромы, лодки, тишь и гладь. Действительно - штиль. На той стороне была Азия: ничем не отличимая от этой стороны.
       - Почему вы здесь обосновались, в европейской части? - продолжил Джонс. - Вон какие там виллы, красота. Имиджу вашему, по-моему, больше бы подошло.
       - Там слишком много казарм. А Пера - вполне респектабельное место... Вы вовремя проснулись, мистер Джонс, сейчас будем обедать.
       Обед состоялся на общей половине дома, в том же помещении, где вчера вечером был ужин. На тех же циновках. Прямо на полу, как и полагается в респектабельных домах. Мисс Кэмден и мистер Лопсанг присутствовали - они поднялись сразу, едва запахло едой. А еда была хороша: студенистая пача, сделанная из коровьих ног и всевозможных приправ, плов с бараниной, лаваш домашней выпечки, ледяной айран, бьющий в самый мозг. Так называемые "прислуга" и "жена" остались на своей половине дома, то есть никто не мешал трапезе разговорами о семейных проблемах турецкого бизнесмена. Ели за большим металлическим подносом круглой формы, стоящим на смехотворно низкой деревянной подставке. Ели с помощью рук и кусков хлебной лепешки...
       - Что это? - спросил доктор Джонс, указывая на одно из блюд. - Похоже, птица?
       - Индейка, сэр, - с нескрываемой гордостью ответил хозяин. - Обратите внимание, а вот это кукуруза. Вы, господа, забыли, какой сегодня день?
       - Какой? - мгновенно поджался доктор Джонс.
       Подвох? Очередная неприятность? Оказалось - нет, даже наоборот.
       - Сегодня День благодарения, - с улыбкой напомнил майор. - Забыли?
       - Точно! - воскликнула Лилиан.
       - Да уж, - согласился Джонс. - Работая на вас, эфенди, про любой праздник забудешь. К вашей индейке и кукурузе, пожалуй, не хватает бататов и тыквенного пирога, чтобы почувствовать себя, как на родине.
       - Зато вся семья в сборе! - захлопала в ладоши Лилиан. - Тысячу лет не праздновала День благодарения!
       - Что за "благодарение" такое? - тревожно спросил Клопик, просыпав изо рта непроглоченный плов.
       - Ничего страшного, парень, - Джонс положил руку ему на плечо. - Чисто американская блажь. Всенародная благодарность за щедрость земли, еще от первых европейских поселенцев перешла. Не уверен, конечно, что индейцы полностью разделяют наши чувства, "щедрая земля" когда-то принадлежала им. На обед готовят традиционные блюда, и обязательно собирается вся семья, где бы кто ни находился.
       - А почему сегодня? - удивился Клопик.
       Присутствующие разом заулыбались, умиленные детским вопросом.
       - Потому что сегодня четверг, - терпеливо объяснил профессор. - Последний четверг ноября - День благодарения, так уж заведено, ничего против этого не сделаешь, парень.
       Он откинулся на локти и подумал: вот и заканчивается ноябрь. Как быстро бежит время. Последний четверг ноября. Америка, Америка, далекая земля... конкретно штат Иллинойс... Страна у пяти озер... Он вскочил, чуть не опрокинув пачу.
       - Что случилось? - майор стремительно сунул руку за пазуху.
       Доктор Джонс сел обратно.
       - Ерунда, - сказал он. - Просто вспомнил о документе, который вы нашли у Орлоффа.
       - Вы имеете в виду вашего отца, доктор?
       - Какая разница! Александер Орлофф или Генри Джонс, как вам угодно. Питерс или Бирет - тоже разница небольшая. Я говорю о средневековом апокрифе, который вы мне показывали в Непале. Почему-то в последнее время он слишком уж часто мне вспоминается.
       - Мне тоже не дает покоя эта бумажка, - задумчиво покивал майор. - Похоже, что немцы придают ей большое значение. Нам удалось найти дом, который снимал резидент германской разведки в Катманду...
       - В Непале у немцев есть резидентура?
       - О, еще какая! Клопик не даст соврать: настоящая сеть, в отличие от нашего детского сада. Да вы, кажется, лично знакомы с резидентом по Непалу. Его фамилия Хорхер, припоминаете?
       Лилиан чуть не поперхнулась: очевидно, ей было что припомнить.
       - Но я продолжаю. Мы нашли дом Хорхера и в отсутствие хозяина обыскали его. Так вот, помимо прочих интересных предметов ребята изъяли фотокопии того самого "апокрифа". Улавливаете мою мысль?
       - Ваши мысли ясны даже этой жареной индейке, господин Бирет, - непринужденно пошутил Джонс.
       Господин Бирет захохотал - так, что в комнату заглянул крепкий молодой человек из вчерашних попутчиков.
       - Люблю людей с юмором, - сообщил хозяин дома, просмеявшись. - С вами интересно общаться, мистер Джонс, вы очень похожи на моего сына.
       - На сержанта? - весело уточнил Джонс. - Если сравнивать, например, с вами, то на меня он больше похож, что да то да.
       Майор вдруг перестал жевать. Он медленно отставил свою миску в сторону и поднял на собеседника глаза. Взгляд его был полон гнева. Он смотрел долго, решая, взорваться или нет. А Джонс что - ел себе, глядя по сторонам, ничего такого не замечал... Разведчик опустил голову.
       - Поздравляю, еще одна удачная шутка, - горько заговорил он, разглядывая свои пальцы. - Жена у меня, кстати, маленького роста, пять футов со шляпкой вместе, - я говорю о настоящей жене, которая в Вашингтоне. Хотя, и к Азизе отношусь практически с тем же уважением, что и к моей далекой малышке... И вообще, нет у нас в роду высоких. Рыжих тоже нет, а Чак почему-то рыжеватый и конопатый, как ирландец. В кого он уродился?.. Не поверите, Инди, всю жизнь об этом думаю! Я, кадровый разведчик, за двадцать лет не смог решить простую задачку. То ли квалификации не хватает, то ли решимости...
       - А может, веры? - предположила мисс Кэмден с нескрываемым сочувствием.
       - Откровенно говоря, дорогая вы моя, только вера и спасает. - Уильям Питерс налил себе полную чашу айрана и залпом выпил. - Но хватит о грустном, - решительно встряхнулся он. - Раз уж мы заговорили о деле, доктор, давайте продолжим. Упоминал ли ваш менеджер из музея о том, где и когда пропал Генри Джонс?
       - В Венеции. Двадцатого августа.
       - Отлично. Двадцать пятого августа он звонил в американское консульство - здесь в Стамбуле...
       - Двадцать пятого я получила от него телеграмму, что он вылетел в Непал, - вставила Лилиан.
       - Значит, из Венеции отец зачем-то прилетел в Стамбул, - Индиана оглядел присутствующих. - Странное поведение, особенно если учесть, что он собирался переслать какой-то пакет мне в Чикаго, имея при этом наглость называть меня своим ассистентом.
       - У вас нет никаких идей насчет того, что могло быть в пакете? - спросил майор.
       - Не имею понятия. Ясно только, зачем ему понадобилась мисс Кэмден. Он собирался забрать обратно часть головного убора бога Ра.
       - Это и нам ясно, профессор.
       - Кстати, где мой "кулон"? - осторожно поинтересовалась Лилиан. - Он здесь, в доме?
       - Реликвия переправлена в надежное место, нет причин беспокоиться.
       - Я просто думала, что...
       - Мисс обеспокоена совсем другим, - вежливо объяснил Индиана. - А именно - кредитоспособностью американского правительства.
       - Да получите вы свои деньги, - раздраженно ответил майор. - Сколько можно вас успокаивать? Три тысячи, надеюсь, вы еще не потеряли?
       - Три тысячи? - спохватилась женщина и вдруг стал лихорадочно себя ощупывать. Все мужчины деликатно отвели взгляды. Кроме, разумеется, Клопика.
       - Оставшиеся две тысячи я передам вам сегодня или завтра. Санкция из Вашингтона уже поступила.
       В комнату торжественно вошел мужчина турецкой наружности и что-то произнес. Господин Бирет, моментально принявший подобающий вид, коротко ответил, также по-турецки, затем перевел гостям:
       - Повар спрашивает, можно ли подавать десерт.
       - И вы разрешили? - заволновался Клопик.
       - Да.
       - Правильно.
       Повар удалился, а Лилиан оповестила всех:
       - О'кей, они при мне.
       - Что? - никто ничего не понял.
       - Ну, деньги, - обиделась женщина. - Сами же спрашивали.
       - Держи крепче, - посоветовал Индиана, - не урони в айран.
       - Есть еще кое-какая информация, - повернулся майор к доктору Джонсу. - Вам знакомо имя Маркус Броуди?
       - Конечно, - удивился тот. - Почему вы спрашиваете?
       - Этот человек настойчиво разыскивает вас, неоднократно звонил вам в университет, а потом даже приехал. Утверждает, что вы просто позарез ему нужны. Кто такой?
       - Хороший старикашка. Друг отца, тоже бывший археолог. Они вместе учились, какое-то время работали вместе...
       - Маркус очень привязан к профессору Генри Джонсу, - добавила Лилиан. - В отличие от сына Генри Джонса. Настоящий друг.
       - Никогда не понимал, чем это мой отец мог ему так понравиться, - пожал плечами Джонс-младший.
       - Вопрос в другом, - майор нетерпеливо отмахнулся. - Чем вы лично понравились ему, ведь он специально приехал в Чикаго и, по моим сведениям, до сих пор там находится, ожидая вас. Наш сотрудник под видом старшего клерка из службы ректора пытался его расспросить, но мистер Броуди так ничего и не объяснил. Не помогло даже то, что сотрудник довольно убедительно притворился вашим другом. Что ему может быть нужно от вас, мистер Джонс?
       - Понятия не имею.
       - Никаких идей?
       - По его словам, дом отца в Старфорде был чуть ли не перевернут вверх тормашками. Очевидно, теперь произошел поджог или, например, землетрясение. Если вам интересно, вызовите его сюда, в Европу. Оплатите ему дорогу, вам же это не трудно. Или вы хотите, чтобы я сам к нему слетал?
       Майор нахмурился.
       - Зря иронизируете, доктор, денег у нас как раз вечно не хватает. Те крохи, которые выделяет министерство ВВС, и деньгами-то назвать нельзя... Обыск, говорите, был? Ладно, мы поможем Маркусу Броуди встретиться с вами лично, если ему так нужно.
       - Я сейчас собираюсь идти на почтамт, - сообщил Индиана. - Бьюкенен мог уже ответить на мою телеграмму. Заодно попробую связаться с Броуди. Правильно?
       - Вы совершенно правы, дорогой друг, - неожиданно громко провозгласил господин Бирет. Так же неожиданно к нему вернулся пронзительный, ужасающий акцент. И дальнейшие его слова оказались более чем неожиданными. - Да-да, вы правы! Именно реформы нашего великого Мустафы Кемаля-Ататюрка позволили Турции достойно войти в Европу. Султанаты треснули, как гнилой орех, муллы больше не смеют соваться в дела государства, система современного права ниточка за ниточкой рвет паутину шариата. Демократия - это моя власть. Я все отдам за нее, дорогой друг.
       Индиана молчал, обескураженно почесывая подбородок. Сообразил, в чем причина такой перемены, только когда перед ним поставили новый поднос. Просто принесли десерт. Просто повар и его помощник, очевидно, по каким-то причинам не являлись сотрудниками американской разведки.
       - Но, признайтесь, в глубине души вам жалко, что отменили многоженство? - невинно спросил Джонс.
       - Гораздо больше мне жаль, что аннулировали иностранные концессии, - парировал господин Бирет, вновь становясь майором. - Однако продолжим разговор о делах. Итак, вы собираетесь выйти в город?
       - Да! - с вызовом ответил доктор Джонс. - И я предполагал, что вы захотите мне воспрепятствовать...
       - Ни в коем случае, - Билл Питерс не забыл улыбнуться. - Аненэрбе не знает, что вы в Стамбуле, поэтому прямой опасности нет. Но я все-таки прошу вас быть аккуратнее на улицах. Вы ведь, если не ошибаюсь, уже испытали на своей шкуре, что такое Третий рейх.
       Некоторое время все молчали. Возможно, вспоминали - каждый о своих испытаниях. Возможно, наслаждались вкусом щербета, разлитого по хрустальным вазочкам. Беседу возобновил Клопик:
       - Эй, а что такое Третий рейх? - спросил он, сыто отрыгнув.
       - Не задавай глупых вопросов, - одернула его мисс Кэмден, воспитанная в викторианском духе.
       - Отчего же глупый? - вступился за мальчика майор Питерс. - Между прочим, я и сам не знаю, что означает Третий рейх, почему нацисты так именуют свое государство. И буду очень благодарен, если присутствующие здесь специалисты мне это объяснят.
       - Пожалуйста, - сказал доктор Джонс, допив свою порцию лакомства. - Ответ и прост, и одновременно сложен...
       Завершить мысль ему не дали. Неслышной тенью вплыла супруга господина Бирета, она склонилась к мужу и что-то зашептала. Лицо у того посуровело.
       - Друзья, - объявил он, - эта новость касается и вас. В аэропорту Ешилькей видели Отто Хорхера.
      
      
      
      
       4. ГОСТЕПРИИМСТВО ПО-ТУРЕЦКИ
      
       Майор Питерс все-таки отпустил их прогуляться по городу, несмотря на грозную новость. Но не сразу. Профессору Джонсу пришлось испытать несколько малоприятных минут, прежде чем он убедил разведчика в своем праве быть свободным человеком. Впрочем, те же минуты были для разведчика ничуть не более приятны. Он согласился, лишь когда Азиза предложила свои услуги в качестве сопровождающего лица: очевидно, такая охрана показалась ему достаточно надежной. Кроме того, нечего было возразить на решающий аргумент профессора: мол, Стамбул гигантский город, а штаб американской резидентуры прекрасно законспирирован усилиями шефа, замечательного профессионала майора Питерса. И еще состоялся такой обмен репликами:
       - Вы же утверждали, майор, что Хорхер - главный шпион на Тибете. Что он делает в Турции?
       - А я, по-вашему, что делаю в Турции?
       - Вы, по-моему, занимаетесь импортно-экспортными операциями. А вот Хорхера, значит, повысили в должности. В отличие от вас.
       - Думаю, мистер Джонс, наши сведения относительно истинной должности этого немца просто-напросто неточны...
       Супруга господина Бирета оделась подобающим образом: поверх обязательных шальваров и рубахи - длинное, до пят, платье-энтари с тремя разрезами от талии до подола, двумя боковыми и одним передним. По случаю прохладной погоды женщина утеплилась богатым жакетом, надетым поверх платья. На голове у нее была женская феска, украшенная золотом. Она хорошо смотрелась, в отличие от Лилиан, которая не имела возможности сменить вечерний наряд на утренний, а утренний на дневной.
       Дом преуспевающего турецкого бизнесмена так же хорошо смотрелся при свете дня. Вчерашним вечером была не видна отделка керамической плиткой - голубой и зеленой, национальных цветов турок.
       Гости, ведомые хозяйкой дома, удалились в сторону центра. Навстречу тянулись многочисленные мечети с заостренными, похожими на карандаши, минаретами. Караван-сараи, фонтаны, сводчатые базары, бани. Остатки крепостных стен, сохранившиеся с византийских времен. Снова мечети... Профессор Джонс, увлекшись, рассказывал Азизе - ну и Лилиан с Клопиком заодно, - о достопримечательностях города и страны. О том, что плохой Стамбул раньше был хорошим Константинополем и что большинство местных мечетей - это переделанные христианские храмы; о том, что вон там, через бухту, на мысе Сарай находится султанский дворец Топканы, в музее которого собрана одна из богатейших в мире коллекций древностей; о том, что неподалеку, на азиатской территории Турции, когда-то стоял легендарный город Троя, одним из символов которого была свастика... Когда профессор Джонс заговорил о богатствах царя Креза, правителя древней Лидии, мисс Кэмден заявила, что ее тошнит от теории и она желает практики. Путешественники как раз проходили мимо банковского отделения "Чейз Манхэттен Бэнк", и Лилиан с ходу зарулила туда. Индиана подумал и остался на улице. Азиза подумала и осталась с Индианой. Клопик успел побывать и там, и там.
       Отделение банка состояло из двух подозрительных комнат, арендованных на первом этаже отеля европейского типа. На другой стороне улицы молодой турок, встав коленями на молитвенный коврик, творил один из пяти намазов, не обращая внимания на прохожих.
       - Вы шефу рассказывали что-то о Третьем рейхе, - начала светскую беседу супруга господина Бирета. - Мне давно интересно...
       Однако доктор Джонс вновь не успел поделиться знаниями с людьми, потому что Лилиан уже вышла.
       Все было в порядке. Она положила свои три тысячи долларов в надежный американский банк, и когда приедет погостить в Соединенные Штаты, снимет их со счета. Джонс проверил выданные ей документы - действительно, все было в порядке.
       Затем обошли трехэтажное здание кругом, и выяснилось, что это, собственно, тот самый отель, в котором Джонс вчера вечером воспользовался услугами почтового отделения.
       Теперь уже Джонс пошел внутрь, а все прочие остались снаружи.
       Точнее, было не совсем так. Прежде чем отпустить Индиану разбираться с делами, мисс Кэмден отвела его в сторону от попутчиков и сказала, откровенно глядя ему в глаза:
       - Этот лейтенант ВВС слишком молод для тебя.
       - А может, слишком умен, - предположил Индиана.
       - И это тоже. Короче, тебе нужна совсем другая женщина, твоего круга.
       - Конечно, - согласился Индиана. - Поглупее и постарее. Я, кстати, давно присматриваюсь к тебе, и мне начинает казаться... - он замолчал, мучительно вспоминая, что говорят в таких случаях.
       - Ты хочешь сказать, что я достаточно страшна, чтобы подойти такому ничтожеству, как ты?
       - Еще немного, и я испугаюсь, что ты тоже слишком умна.
       Они неотрывно смотрели друг другу в глаза.
       - И вообще, мне надоело бродить по этому дурацкому Стамбулу, - капризно заявила женщина. - Я хочу лечь на часок в кровать и отдохнуть.
       - Ты же вроде бы выспалась за ночь.
       - Естественно, я наконец-то выспалась, иначе какой смысл ложиться отдыхать? И чтобы нам с тобой никто не мешал.
       - Я быстро, - невпопад ответил ей мужчина.
       Только после этого короткого эпизода он пошел на почту.
       Лилиан и Клопик остались снаружи - беседовать с лейтенантом ВВС о Третьем рейхе и вспоминать недавнюю лекцию профессора Джонса о проблемах эклектичности в местной архитектуре.
       Напротив входа в отель молился на коврике другой молодой человек, застигнутый в пути положенным часом, - точная копия предыдущего, который был позади здания.
       Ответ из Чикаго уже поступил. Джи-Си Бьюкенен радостно сообщал, не скупясь ни на слова, ни на эквивалентные им центы, что согласен на любые условия дорогого Инди, а вся необходимая информация по проекту находится у доктора Шнайдера, ассистента пропавшего Генри Джонса. Доктор Шнайдер в настоящий момент работает в Венеции. Вот адрес, а вот денежный перевод на билет до Италии. Доктор Шнайдер будет с нетерпением ждать прибытия своего нового шефа. "В какую авантюру я ввязываюсь!" - подумал археолог, рассматривая текст телеграммы. Чаша Грааля... Сначала отец попался на эту удочку, а теперь, похоже, и сына зацепило... "Доктор Шнайдер". Немец, надо полагать? Опять немец. Всюду они, представители чистой породы, надежда и опора трухлявого человечества, никуда от них не деться... Индиана составил текст собственных телеграмм и отдал их клерку. Он отправил сообщения двум адресатам. Первым был менеджер Бьюкенен, а вторым - Маркус Броуди. Другу отца Индиана предложил удобный вариант: тот может послать письмо в Венецию, на имя Джонса, до востребования, если же позарез нужна личная встреча, то через две недели, также в Венеции, Маркуса Броуди будет ждать на главной почте города конверт с адресом Джонса.
       Покончив с делами, профессор с некоторым томлением в членах вспомнил, что его ждут. Что он обещал быстро. Что давно пора лечь отдыхать - если уж привалило счастье как следует выспаться. Он удивился сам себе: откуда это нетерпение? Словно двадцатилетний мальчишка университетского периода проснулся в нем. Улыбаясь, профессор Джонс поспешил на улицу, и только тогда услышал крики.
       Не крики - вопли. Сквозь стекло было видно, как четверо восточных мужчин совсем с не восточным гостеприимством тащат вырывающихся Лилиан и Клопика. Женщина и мальчик тоскливо визжали. Еще двое пытались скрутить Азизу, но, похоже, не на ту напали. Похоже даже, что лейтенант ВВС их избивала, собираясь вот-вот прийти на помощь двум другим жертвам нападения.
       Негостеприимные стамбульские мужчины были одеты в халаты с ярко вышитыми павлинами.
       - Эй, - заторможено сказал профессор, - вы чего, парни?
       Не ожидал он такой подлости, совершенно не был готов.
       Тут закричали сзади него - это клерк привстал над стойкой, чтобы посмотреть, и вдруг исказился юным лицом:
       - Курды! Террористы! - после чего исчез среди стульев.
       Через секунду профессор был уже на улице. Через две секунды он обо что-то споткнулся и обо что-то ударился грудью. Вот ведь не везет! Краем глаза он успел заметить, что споткнуться ему помогла нога в потрепанных, давно не стираных шальварах, а удариться - предусмотрительно подставленная дубинка. Затем дубинку уронили ему на голову, и профессор временно забыл, что нужно делать в подобных ситуациях. Он расслабился на пыльных камнях, отдыхая от суеты, разглядывая ботинки рядом со своим лицом, затем, когда его перевернули, увидел небо и облака. Еще он увидел молодого человека, заботливо склонившегося над ним, обшаривающего карманы его куртки. Молодой человек был тем самым образцовым мусульманином, самозабвенно молившимся рядом с отелем...
       "Индиана!" - визжала Лилиан. "Мистер Джонс!" - сходил с ума Клопик? И тогда упавший человек вяло повернул голову. Мисс Кэмден и мистера Лопсанга нигде не было, зато в поле зрения профессора попала Азиза. Тренированная супруга господина Бирета как раз утянула одного из наглецов на землю, уперевшись изящной ножкой тому в живот, и совершила задний кувырок. Бросок через голову, - автоматически прокомментировал профессор. Чисто исполнено. С переходом на удушающий - то есть захват ногами шеи соперника. Второй из наглецов, напавших на лейтенанта ВВС, слабо шевелился, вытирал халатом землю - очевидно, тоже прилег отдохнуть. Искусно вышитый павлин навсегда потерял свою красоту. Секта езидов, - подумал профессор. Символ - павлин. Курды... Молодой террорист, забывший Аллаха вместе с ковриком, сиротливо лежавшим на противоположной стороне улицы, уже закончил исследовать куртку профессора и решил проверить, не найдется ли чего под курткой. Тогда профессор его и ударил. Ногой в пах - просто, без лишнего эстетства. Этого вполне хватает, если точно.
       Профессор был точен.
       - Лили! - крикнул он, мучительно поднимаясь.
       Нет ответа. Равно как и Лилиан.
       - Азиза! - крикнул он. - Где Лилиан?
       Та была занята. Впрочем, как выяснилось, удушающий прием был лишним эстетством, потому что возник второй молодой человек - тот, который молился на коврике позади отеля. Возник у девушки со спины, опять подло. Ударил дубинкой - с размаху, с оттяжкой. В голову. И доблестный боец американской разведки, коротко пискнув, рухнул на поверженных врагов, будто рассыпался на части.
       Нападавший, не задерживаясь, побежал дальше.
       - Стой! - страшно зашипел доктор Джонс. - Куда!
       Он отпихнул парня, который корчился рядом, и побежал следом. Его ноги выписывали странные зигзаги. Ужасно раздражали люди. Мирные пестроцветные турки метались по узким улицам и протяжно голосили: "Курды! Курды!" Была паника. Сгустки чужих воплей лезли в уши и в рот, мешали слушать, дышать и кричать. Мелькали ботинки убегающего террориста - только их видел профессор, только за ними следил. "Инди! - раздались далекие звуки. - Мистер Джонс!" Охотничья радость мгновенно вскипятила кровь. В несколько яростных прыжков он догнал убегавшего и выключил его из жизни - парень даже оглянуться не успел. Звонко покатилась дубинка по булыжникам. Профессор оторвался от костлявого тела врага и осмотрелся.
       Осмотрелся и тут же увидел...
       Мужчины в павлиньих халатах закатывали связанную Лилиан в роскошный персидский ковер и делали это, прямо скажем, несколько небрежно. Рядом лежал другой ковер, уже скатанный. Клопика, очевидно, упаковали, поскольку его видно не было. Похитители предусмотрели и грузовой фургон, скучающий с включенным двигателем. Зарычав, доктор Джонс возобновил кросс по пересеченной местности, раскидывая уличных торговцев, носильщиков, чистильщиков обуви, разносчиков кофе, чая, воды, сметая все, что путалось у него под ногами.
       Кто-то очень хотел, чтобы он опоздал. Кто-то бородатый, ухмыляющийся, огромный. От которого пестрая толпа бросилась в рассыпную, как тараканы от зажженной спички. Который весело сбросил халат на землю, свободно поиграл мышцами - каждая размером с кегельный шар, - и снял с пояса гигантскую саблю дамасской работы. Именно этот породистый атлет преградил дорогу Индиане Джонсу. И тому пришлось притормозить, потому что клинок порхал в умелых руках веселого бородача, как невесомый лепесток тюльпана, потому что бешеный азарт горел в глазах воина. Впрочем, притормозил профессор только на миг - чтобы вытащить из-под куртки старый добрый кольт.
       Он был слишком раздражен, не склонен к пустым забавам, он просто застрелил назойливого террориста.
       От толпы не осталось уже ничего. И ковров уже не было - их успели погрузить в фургон.
       - Лилиан! - застонал профессор.
       Нет ответа. Грузовик рванулся, разворачиваясь в тесном пространстве, и помчался навстречу Индиане. Водитель был вовсе не азиат, а европеец. Белобрысый веснушчатый мужчина почти упирался лицом в лобовое стекло, вцепившись белыми ручонками в рулевое колесо; он что-то орал, щедро разинув рот. Трилистник фирмы "Даймлер-Бенц" на капоте грузовика приближался, стремительно набирая скорость. И мишень, и мушка одновременно. Профессор стрелял в эту мишень, пока барабан револьвера не провернулся вхолостую. Какая-то из пуль нашла нужную траекторию. Прежде чем остановиться, автомобиль своротил глиняную будку, в которой уличный писец помогал составлять прошения неграмотным гражданам Турции. Сейчас будка была пуста - очевидно, у писца неожиданно появились другие важные дела.
       - Мутти... - сказал водитель, глядя на подбежавшего Индиану потухшими глазами. - Вердаммте шайсе...[24]
       Немец!
       Профессор попытался продолжить диалог на хорошем немецком языке:
       - Тебя кто послал, свинья! Отвечай, швайнефрессе[25]!
       Водитель молчал по объективной причине, Индиана не сразу это понял. Прекратив допрашивать труп, он двинулся дальше. И опять опоздал. Фургон был пуст - ковры исчезли вместе с похитителями. Террористы превратились в носильщиков, догадался Индиана, лихорадочно озираясь. Куда? Куда они потащили Лилиан?
       Он побежал вдоль глухой стены без окон. Очень вовремя: машина сзади взорвалась, лопнула сгустками бензинового огня. Куда? - метался профессор.
       Конечно, вон туда, через неприметный поперечный проход!
       Там была площадь. Настоящий Стамбул, дикий. Центр здешнего мира. Бублики, жареные каштаны, шашлыки. Инжир, финики, рыба, халва. Маслины, миндаль, фисташки, фрукты, снова рыба... "Шарап! Шарап[26]!" - тащили профессора под тент. "Шаурма! Шаурма!" - тащили под другой тент. "Барбар! Барбар[27]!" - настойчиво хватал за руки уличный цирюльник. На площади было все, кроме Лилиан. Профессор пронзил пространство насквозь - по ногам, по товарам, по споткнувшимся телам, - и оказался в кварталах ремесленников...
       В общем, прогулка по осеннему Стамбулу закончилась печально. В кварталах ремесленников нашлась целая улочка, где выстроились готовые для вывоза восточные ковры, точно такие же, как и те, в которых унесли Лилиан и мальчика. Археолог устроил здесь безобразную сцену, раскидал все, до чего смог дотянуться, размахивая револьвером и кнутом, грязно ругаясь и взывая к небесной справедливости. Испортил людям месячную работу. А друзей так и не нашел.
       Он остался один. Он всю жизнь бродил в одиночестве по дорогам планеты и, как видно, не суждено ему было изменить устоявшийся порядок вещей. Он вспомнил глаза Лилиан, в которые смотрел всего лишь полчаса назад, и, чтобы не заплакать, откинул барабан кольта и принялся перезаряжать оружие - прямо на улице.
      
      
      
      
       5. КОНЕЦ ПЕРЕДЫШКИ
      
       - Значит, они вас не тронули?
       - Странно все это. Такое впечатление, что я им был не нужен, только Лилиан.
       - И Клопик.
       - Да, и мальчик.
       - Вы когда возвращались сюда, ко мне, не заметили, следил ли кто-нибудь за вами?
       - Я не возвращался, майор, а мчался, не чувствуя ног. По сторонам, знаете ли, не смотрел. Я, знаете ли, надеялся на вашу помощь...
       Мужчины сидели в доме. Женщин не было: Азиза лежала в госпитале с сотрясением мозга, а ее прислуга выполняла задания вне дома. Кроме Питерса и Джонса здесь находились только повар и двое охранников. Джонса в госпиталь не взяли: его мозг оказался значительно крепче женского, что, впрочем, было не удивительно. За годы увлечения археологией профессор имел много возможностей потренировать свой мыслительный аппарат в дискуссиях с оппонентами различных весовых категорий, вооруженных аргументами различных размеров и форм.
       - Паниковать пока нет причин, - мягко сказал майор Питерс. - Вы не расстраивайтесь так, Инди, мы ведь и за обоими аэропортами следим, и за морским портом, и за дорогами. Ваших друзей, правда, могут увезти на лодке или катере, потом пересадить на судно. Пытаемся отследить и этот вариант. Людей, конечно, не хватает...
       - Что, если им выкуп нужен? - с надеждой предположил Индиана. - Лилиан, кстати, как раз успела от денег избавиться.
       - В каком смысле "избавиться"?
       - Нападение произошло практически сразу после того, как она вложила деньги в "Чейз Манхэттен Бэнк". Может, эти ублюдки решили, что перед ними богатая леди?.. Сидели себе на ковриках, наблюдали за клиентами...
       - А водитель фургона? - напомнил майор. - Немецкий солдат?
       - Не знаю, - честно признался Индиана. - Те, которые сидели на ковриках, выглядели обыкновенными магометанами, тихими незаметными суннитами. Те, которые похитили женщину и мальчика, были езидами...
       - Как?
       - Это секта такая у курдов, в которой чего только не намешано, взято все черное из многих религий. И язычество, и иранский зороастризм, и иудаизм, и несторианство, и, конечно, ислам. Их доктрины изложены шифрованными записями в книге, которая так и называется: "Черная книга".
       - Нацисты любят черное, - кивнул майор. - Сходится.
       - Бросьте, - поморщился Джонс. - Езиды - мирные люди, и их дьяволопоклонничество является таковым только с точки зрения европейцев, во всяком случае, людей они не режут. Гораздо больше нацистам подходят, например, мусульманские фундаменталисты. Тем более, что езиды не дьяволопоклонники, а нормальные дуалисты, признающие и светлое, и темное...
       Майор продолжал кивать, будто хоть что-то понимал.
       - Вам виднее, док. Мне ясно одно: нападение совершили наемники, поэтому их верования не имеют никакого значения. Возможно, это были именно мусульманские фундаменталисты, изображавшие... как вы их там назвали... езидов, да? Переоделись, чтобы заодно скомпрометировать неверных.
       - Очень вероятно, - подумав, согласился Джонс.
       - Вы не знаете внутриполитическую обстановку в Турции, - продолжал майор, - а я знаю. Грязные дела невыгодно делать местными руками. Гораздо удобнее привезти курдов, которых здесь сильно не любят. Якобы курдов, а на самом деле обыкновенных бандитов, солдат удачи. Настоящие курды - это несчастный, проклятый всеми народ... Меня знаете что беспокоит?
       - Вас, оказывается, что-то беспокоит, майор? - раздраженно осведомился Индиана. - А мне казалось, вы абсолютно спокойны. Безмятежно рассуждаете о внутриполитической обстановке, когда, понимаешь ли... - он отвернулся.
       - Вы несправедливы, - поджал губы господин Бирет. - Мои сотрудники работают на пределе возможного. Я, между прочим, из-за вашей прогулки по Стамбулу рискую самим существованием нашей резидентуры, вы это понимаете?
       - Прошу прощения. Но и вы меня поймите...
       - Так вот, возвращаясь к немцу-водителю, - настойчиво произнес майор. - В связи с этим обстоятельством, да и вообще, в связи со многими известными обстоятельствами, не кажется ли вам, что ассистент вашего отца в Венеции вызывает определенные подозрения?
       - Доктор Шнайдер?
       - Судя по фамилии, немец. Я запросил спецархивы - агент с такой фамилией не зарегистрирован, если точнее, агентов с такой фамилией очень много. Да еще это может быть псевдонимом.
       - Я согласен, - Индиана нетерпеливо поерзал по циновке. - Я уже думал об этом. Бьюкенен, простая душа, наверняка не подозревает ничего о грозящей его проекту опасности, совершенно неожиданной, с его точки зрения, опасности. Поэтому мне, мягко говоря, не хочется в Венецию. Мне хочется просто найти отца. А теперь вот и Лилиан с Клопиком добавились...
       Майор сочувственно помолчал. Затем сказал:
       - Начало этой ниточки, док, только в Венеции. Собственно, я вас не уговариваю, вы все решаете сами, но знайте, мы всегда рядом.
       - Как в храме Кали, да? - доктор Джонс одним неловким движением смазал торжественность момента. - Или как сегодня, да?
       Майор мужественно не обратил внимания на его слова.
       - Насчет вашего отца. Есть сведения, что он где-то в Австрии, по собственной ли воле, по чужой ли...
       - Значит, все-таки жив?
       - Похоже на то.
       - Так, - сказал Индиана. - Австрия, - он вдруг наполнился энергией, лихорадочной суетой, неподобающей его званию. - Замечательно, тогда едем в Австрию... Билл, но ведь это территория, контролируемая Германией! - и сразу сник. - Давно уже не существует никакой Австрии... Вы мне поможете, надеюсь?
       - Паспорт и виза готовы. Для поездки в Италию, мистер Джонс. Пакет ждет вас в консульстве, но пойдете за ним не вы, естественно. Если же вы хотите "легенду" для поездки на германскую территорию, то это не скоро, это может сделать только полковник Фэйрстоун. Я с ним обязательно свяжусь. Все-таки решаюсь обратить ваше внимание... - голос майора стал вкрадчиво-тусклым, аккуратно-ненавязчивым. - Между Италией и бывшей Австрией прозрачные границы. Надеюсь, вы учтете эту информацию и выберете правильный маршрут.
       - Полковник Фэйрстоун? - переспросил Джонс. - Кто он такой?
       - В некотором роде мой начальник. До определенных рамок, конечно, в большинстве вопросов я сам начальник. Почему вы заинтересовались?
       - Клопик упоминал это имя.
       - Клопик - хороший агент, - нахмурился майор. - Но иногда он бывает болтлив. Плохое качество, когда попадаешь в руки врагов.
       - Он во сне проговорился, нечаянно. Лилиан гораздо болтливее. Вы, кстати, помните об этом, находясь здесь, в так называемом частном доме? Какой-то вы сегодня слишком уж созерцательный, майор. Извините.
       - Если вы не видите собственными глазами суету и бешеную деятельность, это не значит, что ее нет, - зевнул Уильям Питерс. - Я не хуже вас понимаю, что штаб провален. Работой по его сворачиванию и переводу в другое место занимаются те, кому положено. Мой адвокат, например. Это ведь больше юридический процесс, а не механический, - он посмотрел на часы и добавил. - Осталось минут пятнадцать, доктор. Должна прийти машина. Мы погрузимся и уедем, после чего дом будет выгодно продан. Все ясно?
       - Как вы узнали, что мой отец в Австрии?
       - Чак сообщил.
       - Ваш сын? - уточнил Джонс, опять чуть не ляпнув "эта горилла".
       - Сержант Питерс, - серьезно поправил его майор. - Из Франции.
       - Вы что, послали сержанта искать моего отца? - поразился Индиана. - Впрочем, откуда вы вообще узнали, что Орлофф - мой отец, если я только вчера сообщил вам эту новость? Тьфу, я запутался...
       - Чак не искал вашего отца, у него были другие задачи. В частности, он встретился во Франции с нашим германским резидентом и получил подборку бухгалтерских документов по Аненэрбе. В одной из расходных статей был упомянут объект под названием "Орлофф" - на его содержание, кстати, ушли солидные средства. Ведомость пришла из австрийского отделения. Немцы очень аккуратны в ведении бухгалтерского учета, в отличие от русских. Это облегчает нашу работу.
       - А где находится австрийское отделение? - хищно подался вперед доктор Джонс.
       - Мне нравится ход ваших мыслей, - одобрительно покивал майор. - Но вынужден огорчить. Во-первых, на территории бывшей Австрии не один и не два филиала института Аненэрбе. Во-вторых, местоположение филиалов, не только точное, но и даже приблизительное, является тщательно охраняемой тайной. Чуть ли не главной тайной - после, разумеется, профиля и результатов работ. Выяснение координат конкретных отделов этого чудовища - важнейшая задача нашей резидентуры, с которой, прямо скажу, она не справляется.
       - Если не поиск Орлоффа был основной задачей сержанта Питерса, тогда что? - осведомился Джонс. - Если не секрет, конечно. Я по наивности полагал, что в настоящий момент подразделение "Сигма" интересуется этим больше всего.
       - Очевидно, я болтлив так же, как ваша Лилиан, - усмехнулся Уильям Питерс. - Однако вы настолько обаятельный собеседник, что мне трудно удержаться и не разболтать служебную тайну. У него было задание выяснить как можно больше про альбигойскую ересь и орден тамплиеров.
       - Что? - опешил профессор.
       - Вам повторить? Пожалуйста - орден тамплиеров. У меня профессиональная память не хуже вашей, доктор Джонс. Я дословно запомнил ваш непальский комментарий к обнаруженному мной апокрифу.
       Индиана захохотал, не сдержался. Но быстро прекратил.
       - Майор, вы же могли спросить у меня! Я бы объяснил, мне не жалко! Зачем было посылать парня во Францию?
       - Причин две. Первое: в отчете аналитиков, изучивших печатные труды Орлоффа, был перечень тем, которым тот уделял наибольшее внимание. Одним из пунктов стояли тамплиеры. Когда я в очередной раз просмотрел отчет, то припомнил ваши мельком оброненные слова. Но вас под рукой не оказалось, чтобы проконсультироваться. Это, собственно, вторая причина.
       - Значит, моя консультация уже не требуется?
       - Чак возвращается как раз сегодня, но я был бы рад услышать мнение настоящего специалиста.
       - А я буду рад продемонстрировать вам, что такое память профессионального археолога, майор. Слушайте и запоминайте. Потом проверите у своего Чака. Тамплиеры - значит храмовники. Орден основан в 1119 году Гуго де Пэйном и его семью товарищами. Гроссмейстер имел резиденцию в Иерусалиме. Имелись центральные и провинциальные капитулы, то есть управления. В начале четырнадцатого века при Филиппе IV Красивом, был такой король во Франции, орден прекратил свое существование. Сначала арестовали Жака де Молэ, магистра - верховный руководитель уже назывался магистром, - а в 1314 году его сожгли вместе с другими видными представителями ордена. Обвинение было серьезным - идолопоклонство и дурные нравы. А имущество конфисковал в свою пользу король, поскольку в повестке дня значилось уничтожение феодальных привилегий. Впрочем, знаменитые сокровища тамплиеров так и не нашлись, сгинули.
       - Замечательно, - похвалил лектора слушатель. - Все это я уже прочитал в учебнике по истории. Объясните теперь про альбигойскую ересь, если вам еще не надоело общаться с таким профаном.
       - В учебнике... - проворчал Джонс, чуть смутившись. - Сами же когда-то просили изъясняться попроще, Билл. Что касается религиозных воззрений тамплиеров, то члены ордена, возможно, придерживались дуализма. Дуалистическое учение утверждает, что Темное начало не уступает по своей силе Светлому, а в мире происходит их вечная борьба. Подчеркну: борьба не только в душе человека, но и в материальном мире. А вот это уже - чистейшая ересь с точки зрения христианства. Дуалистические секты неоднократно образовывались внутри христианства - например, альбигойцы. У славян - богомилы... Что вас еще интересует?
       - Связь, - четко выразился майор. - В чем связь того, что вы рассказали, с апокрифом?
       Доктор Джонс опять стал раздраженным, колючим, словно спешил куда-то.
       - Генри Джонс, оставивший на память о себе обрывки апокрифа, оказывается, интересовался, помимо всего прочего, и тамплиерами. Вот вам и связь. По-моему, это вы сами обнаружили, не так ли? Я же только высказал предположение о происхождении документа.
       - На чем основаны ваши предположения, доктор?
       - Вы что, плохо слушали в прошлый раз? А говорите - дословно, дословно... Цитирую по памяти: "И нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским, и посланцы Антихриста возьмут много мирской власти..." Сверьте со своей бумажкой, чтобы не сомневаться. Такие фразы - это и есть дуализм, которому были подвержены тамплиеры. Вот как возникло мое предположение относительно этого ордена, совершенно случайное предположение.
       - Спасибо, - сказал майор с неожиданной теплотой в голосе. - После ваших объяснений проясняется в голове, будто лампочка включается... Вы, серьезно, не волнуйтесь по поводу вашей подруги. Ее могут выпотрошить и отпустить, а уж мальчишку - тем более.
       - Что значит "выпотрошить"?
       - Ну, допросят. Судя по вашим словам, физические воздействия и прочие особые способы ей не грозят, она и так ответит на все вопросы. Следует волноваться мне, сэр, а не вам. Хочу надеяться, что мисс Кэмден знает о деталях моего бизнеса поменьше вашего.
       Джонс встал с циновки, прошелся к окну и выглянул. Окно было на втором этаже и выходило на улицу.
       - Где же ваша машина? - спросил он. - Жду еще пятнадцать минут. Если за это время вы не займетесь делом, начну действовать самостоятельно. Не могу больше, надоели разговоры...
       Майор ничего не ответил. Усмехнулся: мол, ну-ну, парень, - и взял из вазы яблоко.
       - Хотите, дам вам совет? - продолжил Джонс. Собеседник сосредоточенно вгрызался во фрукт, то есть не возражал. - Поручите вашему сержанту поискать в архивах упоминания о воине-монахе Х. Иоаносе. Был ли такой среди казненных, причастен ли к "делу тамплиеров". Предсказатель, написавший апокриф, мог ради достижения сиюминутных целей указать реального человека, своего современника, а то и самого себя. Чтобы поддержать или, наоборот, навредить. Вам трудно представить, майор, какой общественный резонанс могли в те времена иметь предсказания, особенно если они носили политический характер. Кстати, "дело тамплиеров" было насквозь политическим, то есть, попросту, грязным. Король польстился на чужую собственность, а орден был очень богатой организацией, и заодно расправился с политическими противниками, имевшими большое влияние.
       - А зачем нам нужен этот монах? - подал голос майор, с интересом выслушав.
       - Чтобы убедиться в подлинности документов. Если такой человек реально существовал, значит, находка действительно пришла к нам из того времени. Хотя лично я склоняюсь к тому, что это фальшивка.
       - Почему?
       - Потому что слишком много в тексте апокрифа указывает на наше время и на наши реалии. Во всяком случае, Темная Сила и Владыка Гуннов персонифицируются в нашем сознании вполне определенно. Так же, как и страна у пяти озер, в которой якобы живет герой по имени Иоанос. Каким образом житель тринадцатого века мог узнать о существовании штата Иллинойс? И при этом утверждается, что упомянутый герой Иоанос поможет силе Божьих Заповедей справиться с Антихристом. Я не верю в ясновидение, майор.
       - Вероятно, вы правы, - согласился разведчик. - Неясно только, что это за женщина-птица из стеклянной страны и почему немцы придают этому документу большое значение. И ваш отец, между прочем, тоже...
       - Автомобиль, - резко сказал доктор Джонс. Он все еще смотрел в окно. - Даже два. Очевидно, ваши?
       - Так, - сказал майор и рывком поднялся. - План действует.
       - Повар якобы случайно стоит на улице, воздухом дышит, - продолжал комментировать Индиана. - Он не помешает? Вы ему, кажется, не доверяете?
       - Повар - никто, просто прислуга. - Питерс бросил недоеденное яблоко на пол. - Хотя, теперь это не имеет значения. Уходим.
       Джонс послушно отошел от окна.
       Когда мужчины покидали комнату, церемонно путаясь друг у друга под ногами, на улице закричали. Там кричали: "Йок!"
       И снова: "Йок, йок, йок!"
       Они разом остановились.
       - Что это? - спросил Джонс.
       - Голос повара.
       - Что такое "йок"?
       - По-турецки "нет".
       Несколькими прыжками майор перебросил свое маленькое тело к окну - туда, где только что стоял Индиана. Его босые ноги звучно шлепали по полу. На улице лопнул выстрел, и полное ужаса "й-о-о-к!" вдруг перешло в одну сплошную гласную.
       - Эй, вы что делаете! - заорал майор, выдирая из шальваров револьвер.
       Тоскливый вой повара плавно стихал.
       Очевидно, к дому подъехали не те машины, которых ждал майор Питерс, потому что через секунду он оглушительно удивился:
       - Курды!
       Тут ему что-то кинули с улицы, что-то продолговатое, размером чуть меньше мяча регби. Он среагировал, машинально поймал спортивный снаряд руками, прижав его к своему животу, и мгновение разглядывал. Затем майор честно пытался закричать, но не смог, впрочем, доктор Джонс и сам все понял. Доктор Джонс ласточкой выбросился из комнаты в коридор - он успел, а кадровый разведчик нет, - и был звук, будто ударили в гигантский медный таз, и дом как бы подпрыгнул, но сразу вернулся на место, и голова некстати оказалась туго забинтованной, придавленной к полу ватными подушками. Профессор встряхнулся, решительно сбрасывая вату, усилием воли разрывая бинты. Он подполз на четвереньках к комнате и заглянул. Майор отсутствовал. Зато стены и оконный проем были чем-то сильно испачканы. Почему-то вспомнились башмаки господина Вели Мелих Бирета, оставшиеся одиноко стоять возле выхода на улицу. Хорошие дорогие башмаки с подвернутыми задниками - чтобы легче было снимать с усталых натруженных ног, когда приходишь с работы домой...
       - Идиот! - раздалась с улицы визгливая немецкая речь. - Что ты сделал?!
       Голос был знаком - до спазмов в кулаках. Отвратительный ненавистный голос.
       - Вам что, бомбу жалко? - отвечал грубый бас. - Он бы пристрелил меня!
       - Это был тот самый американец, из Кхорлака! - продолжал кричать Хорхер. - Ты мне все дело загубишь, скотина!.. - впрочем, Джонс уже не слушал.
       Джонс уже бежал на ту половину дома, где гарем. Нет, совсем не оттого, что надеялся получить каплю ласки в свой последний час, а потому, что окна там выходили во дворик.
       На улице началась стрельба - это молодые охранники наконец разобрались в ситуации. Американские "машин-ганы" показались гостям настолько убедительными, что те запустили свои. Кроме автоматных очередей звучали и одиночные выстрелы из винтовок и пистолетов - очевидно, не все гости были укомплектованы по полному армейскому образцу. Дом содрогался, крошился, разваливался.
       Когда Индиана цеплял кнут за оконную раму, коротенький бой уже закончился, и голос Хорхера заполнил помещения:
       - "Кулон" где-то здесь! Всем искать!
       Спустившись со второго этажа, Индиана обнаружил, что во дворике тоже есть посторонние, и ему пришлось убить двоих. Посторонних было много, и все - в халатах с павлинами. Он убил еще двоих, выскочивших из кустарников, после чего объявился европеец с громоздким "рейнметаллом"[28], требовательно вопя: "Лиген! Шнель!"[29] Джонс убил и этого паренька, не допуская в свое сердце жалость, потому что тот явно собирался помешать ему перелезть через ограду. Затем, уже в боковом проулке, какой-то араб в головном платке хотел застрелить его, но слишком тщательно целился, да обласкают его в раю.
       Затем профессор перезаряжал опустевший кольт, спрятавшись в какой-то пахнущей козьим пометом канаве, - одним залпом экстрактировал отработанные гильзы и вставил две дуги обойм, по три патрона в каждой, - затем бежал, бежал, бежал, распугивая мирных турецких граждан...
      
      
      ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
      ВЕНЕЦИЯ. ДЕКАБРЬ. ЛЮБОВЬ И ГРЯЗЬ
      
      
      
      
      1. ИСХОДНЫЕ УСЛОВИЯ
      
       Вольтеровский Кандид хотел в Венецию, как в чудесную страну свободы. Но не попал. Археолог Индиана Джонс не хотел в Венецию, но оказался здесь с неизбежностью добротного приключенческого романа. Словно бы незримому романисту понадобилось именно это место действия. Индиана Джонс хорошо знал, что от средневековой патрицианской республики, управляемой ушлыми торговцами, которые покупали и продавали рабов Золотой Орды и сокровища разграбленной Византии, остались только сваи, вздымающие над крохотными песчаными островами мраморные воспоминания о былом.
       Морской путь, который Индиана Джонс проделал, описывать бессмысленно. Кто хоть раз в жизни не ходил от мыса Сарай через Мраморное море, пролив Дарданеллы, мимо вулкана Санторан, огибая Балканы, через Ионическое море и Адриатику в воды знаменитой лагуны? Кто хоть раз не погружал себя в это путешествие, удивительное по количеству и качеству впечатлений? Нет таких. Судно, на котором плыл археолог, принадлежало "Италиен лайн". Обычное судно, уступающее по всем параметрам, к примеру, знаменитому "Рексу" той же кампании, вмещающему две с четвертью тысячи пассажиров. Так или иначе, он добрался благополучно.
       А до того - благополучно взял билет и оказался на пароходе, и ничто ему не препятствовало. А до того - метался по Стамбулу, пытаясь своими силами отыскать Лилиан и Клопика, обращался в полицию и даже почему-то к главному раису[30]. Еще он взял из консульства пакет, приготовленный для него заботливым майором Питерсом (позвонил в секретариат, сообщил, что лично зайти не может, и попросил прислать курьера, резонно опасаясь, что за консульством следят). Курьера прислали, поскольку господин готов был оплатить услуги. Таким образом, путешественник получил документы, необходимые для поездки в фашистскую Италию.
       Итак, он добрался до Венеции в комфорте и мире. Правда, без душевного спокойствия. Вспоминалась Лилиан. Вспоминался отец. И занозой торчала в памяти картина: Чак Питерс стоит, закрыв лицо волосатыми ручищами, бросив на землю невзрачный чемодан... Индиана видел сына майора возле фонтана, что напротив консульства, - совершенно случайно, издалека, но не подошел, не поддался импульсу. За прошедшие два месяца он крепко усвоил закономерность: свяжешься с американской разведкой - тут же получишь неприятность с участием немцев. Создавалось обидное впечатление, что нацистские спецслужбы работают лучше американских. Или между ними существует какой-то далеко не телепатический контакт.
       ...С борта корабля Индиана отправил телеграмму на имя доктора Шнайдера - по тому адресу, который дал Бьюкенен. Получил в ответ подтверждение и даже номер причала, где его будут встречать. Поэтому он пересел в порту на морской катер местных сообщений, а затем, спускаясь по трапу на городской причал, шарил взглядом по толпе встречающих, недоумевая, как два ученых могут узнать друг друга, если раньше никогда не виделись. Доктор Джонс ничуть не заблуждался насчет своего внешнего облика: лично он, в своих видавших виды куртке и брюках, был похож на профессора археологии не больше, чем на китайского императора. Только шляпа слегка исправляла положение... Именно в этот момент он познал, что такое закон сохранения.
       Закон сохранения распространяется на все, в том числе на судьбу отдельного человека. Если судьба что-то дарит, то одновременно что-то забирает, и наоборот, если забирает, то обязательно дает взамен.
       - Синьор Джонс! - выдернул его из толпы мелодичный голосок.
       Он обернулся. Окликали именно его, причем вовсе не наугад.
       - Вы невероятно похожи на своего отца, - приветливо улыбалась ему незнакомая женщина. - А я, представьте, боялась, что мы не встретимся.
       Она поразительно, ошеломляюще соответствовала вкусам сорокалетнего профессора.
       - Фрау Шнайдер? - деревянно спросил он.
       Именно так - подозрительный ассистент пропавшего отца оказался женщиной.
       - Фройляйн, - поправила она, мягко подавая ему руку. - Или мисс, как вам больше нравится. В общем, Эльза.
       О, как она улыбалась!
       Он взял ее руку, не зная, что делать дальше - целовать, не целовать? Если целовать, то пальцы или кисть? Черт их разберет, как у них тут принято, не опозориться бы. Такая изысканная, утонченная - аристократка... Индиана неловко ответил на ее жест мужским рукопожатием и озабоченно огляделся, как бы предлагая двигаться в путь, как бы напоминая, что их ждут важные и срочные дела.
       - Моя квартира неподалеку, - поняла его доктор Шнайдер. - Можно дойти пешком.
       - Вы снимаете квартиру?
       - Фирма оплачивает.
       - А где жил Генри Джонс?
       - В гостинице, а моя квартира была, кроме прочего, и местом нашей работы, чем-то вроде офиса.
       Мужчина и женщина уже шагали, пропуская встречных, по узкому тротуару, тянущемуся вдоль канала. Мужчина медленно приходил в себя от неожиданности. Женщина что-то рассказывала о погоде и здешней жизни; он слушал, задавал вопросы, и с каждым произнесенным словом проходило смущение, и даже как-то стыдно становилось, что совсем недавно он готов был подозревать неведомого "доктора Шнайдера" в связях с германской разведкой.
       Эльза говорила по-английски без всякого акцента.
       Точеное личико, светлые волосы, рельефная фигурка, - буквально все в этой женщине вызывало позабытое с годами волнение. Изумительное создание, способное посоревноваться с красотками эпохи Возрождения. Просто родилась она с немецкой фамилией - ну, не повезло человеку... "Такие глаза не могут лгать", - отвлеченно думал профессор, поминутно пропуская даму вперед.
       Кстати, о глазах. Когда идти стало чуть просторнее, фройляйн Эльза взяла спутника под руку и мило заглянула ему в лицо:
       - Восхитительно, у вас такой же взгляд, как у вашего отца, - сообщила она между прочим.
       - Это единственный мой недостаток, - успокоил тот собеседницу. - Когда мы познакомимся поближе, вы убедитесь сами.
       Она неожиданно засмеялась, звонко и искренне:
       - На что вы намекаете, доктор Джонс?
       - Я ни на что не намекаю, я всегда говорю прямо и откровенно, - небрежно соврал Индиана.
       - Нет, намекаете, - погрозила она пальчиком. - У вас, оказывается, и характер такой же, как у отца.
       Теперь Джонс чуть было не обиделся.
       - Характер мне перешел от нашей собаки. У нас была прекрасная собака, кстати, немецкая овчарка.
       - Почему "кстати"?
       - Потому что очень преданная и умная. От отца я получил только слабую дальнозоркость, это к вашему замечанию о моем взгляде.
       Перестав смеяться, доктор Шнайдер сказала, словно удивляясь:
       - Похоже, у нас действительно есть шанс познакомиться поближе, мистер Джонс.
       - Инди, - уведомил тот, уверенно взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. - Мой замечательный характер полностью в вашем распоряжении. Так же, как и все прочие части астрального тела.
       - Фу, - сказала она и остановилась.
       - Простите, - смутился Джонс. - Я, вероятно...
       Она внимательно смотрела на него.
       - Нет, мне как раз нравятся грубые шутки. Особенно в устах моего патрона. Но мы уже пришли, Инди.
       Жилище Эльзы, оно же офис, располагалось на третьем этаже типичного венецианского особняка. Возле церкви Сан-Дзаккария. С видом на остров Сан-Джорджо-Маджоре, что напротив канала Сан-Марко. Три комнаты, обставленные без излишеств. Все удобства.
       - Начнем с вопроса о моем отце, - энергично начал гость. - Он не давал о себе знать?
       - Увы, нет, Инди. Вы не представляете, как я вам сочувствую.
       - Вы в курсе, что заставило его влезть в эту авантюру? Неужели он серьезно верит в сказочки насчет чаши Грааля?
       - Ваш отец показался мне увлекающимся человеком. Как и вы сами.
       - Меня никогда не смогли бы увлечь призраки, являющиеся из средневековой литературы, милая Эльза, не думайте обо мне так плохо.
       Мужчина и женщина расположились за столом в гостиной. На столе, аккуратно сложенные, лежали несколько фотографий большого размера, проложенные папиросной бумагой.
       - Генри Джонса увлекли вовсе не призраки, доктор Джонс, а достоверная научная информация, - сухо сказала Эльза. - Может быть, вы сначала ознакомитесь с нашими находками?
       - Давайте закончим с Генри Джонсом. Расскажите, пожалуйста, как он пропал?
       - О-о, Инди, все это очень странно! Он пропал давно, еще в августе. Последний раз я видела его в библиотеке, которая, кстати, расположена здесь неподалеку, я вам покажу ее завтра. Ваш отец неожиданно отправил меня на Пьяцетту, ему срочно понадобился древний план города, а сам остался. Когда я вернулась, его в библиотеке уже не было, валялась только маленькая бумажка...
       - Что за бумажка? - хищно перебил ее доктор Джонс.
       - Вот она, - Эльза выдвинула ящик стола и достала требуемое, словно предмет был специально приготовлен для показа новому руководителю проекта. Впрочем, вероятно, действительно приготовлен специально - как и фотографии на столе.
       Там оказались только цифры. Ничего, кроме трех римских цифр: III, VII, X.
       - Ладно, потом разберемся, - пообещал Индиана. - Чем он занимался в библиотеке?
       - Ваш отец, судя по всему, вплотную приблизился к разгадке тайны того самого захоронения. Последние дни перед исчезновением он был возбужден, как мальчишка. Простите за несколько двусмысленное сравнение...
       - Ничего страшного, мисс, то есть фройляйн. Я как раз люблю двусмысленности, особенно в устах столь прелестных подчиненных. - Профессор снова взял ее руку в свою и поднес к губам. - Что касается моего отца, то я на своей шкуре испытал, как сильно его возбуждает все, к чему он бывает близок... О каком захоронении речь, Эльза?
       - Вы хотите перейти к деталям проекта? - предупредительно склонила голову доктор Шнайдер.
       - Пожалуй, я созрел для этого.
       Женщина без суеты, с изысканным изяществом разрушила пачку фотографий, разложив их на столе.
       - Расскажу все по порядку, доктор Джонс. Вы, конечно, знаете, что после распятия Христа чашу доверили Иосифу Аримафейскому, а затем Грааль исчез. Целую тысячу лет эту реликвию не могли найти, и только во время Первого крестового похода, в 1099-м, его обнаружили три рыцаря...
       - Еще одна легенда, - прервал стройную речь Индиана. - Боже, сколько легенд накручивается вокруг любой нерешенной загадки! Неужели вы думаете, Эльза, что я не знаком с этой историей?
       Женщина вежливо молчала, поглядывая то на шефа, то в окно. Как истинная аристократка, она не отвечала на риторические вопросы.
       - Ну, так разрешите мне поразить фройляйн эрудицией. Рыцари были братьями, правильно? После того как Грааль был найден, двое из них сто пятьдесят лет шли через пустыню, и только один вернулся во Францию. Красивая сказка.
       - На самом деле они шли не сто пятьдесят лет, а гораздо меньше, - возразила фройляйн.
       - На самом деле?
       - Посмотрите, пожалуйста, фотокопии, - она подала одну из фотографий. - Этот манускрипт, Инди, ваш отец обнаружил в одной из библиотек Парижа. Очень давно. Странно, что вы об этом не знаете. Неужели Генри вам не рассказывал?
       - Мы с ним редко встречаемся, - смутился доктор Джонс. Он взял фотографию и стал внимательно ее разглядывать. - "...и небо сомкнется с землей...", - перевел он с латыни первую попавшуюся фразу. - Судя по оформлению, двенадцатый век?
       - Двенадцатый век. Документ написан неким монахом, которому единственный из вернувшихся братьев рассказал свою историю. Ваш отец сделал перевод и выяснил, что братья-рыцари высекли надпись на плите, где указали местоположение Храма Чаши. Храм они нашли в горах, по пути из Палестины. Про первого брата ничего не известно, очевидно, погиб на Ближнем Востоке, так и не дойдя до Европы. Второй умер уже в Европе, но где - не указано. В месте его захоронения лежит половина той самой плиты, упомянутой в манускрипте...
       - Разбили плиту, чтобы никому не было обидно, - понимающе покивал Джонс. - А третий?
       - Тот, который исповедовался монаху, умер от старости в городе Ангер.
       - Не Ангер, а Анже, если быть точным. Город французский, значит, Анже... - профессор все еще просматривал листы манускрипта. - А где оригинал документа?
       - Вероятно, в Чикаго, у господина Бьюкенена, - пожала плечиками женщина.
       - Почему же он мне его не показал! - вспыхнул Индиана. Он становился горяч - если дело касалось археологии.
       - Вероятно, потому, что вы поначалу не захотели принять участие в проекте? - она снова дрогнула нежными плечами.
       Индиана поднял голову и посмотрел на нее. Некоторое время коллеги молча смотрели друг на друга.
       - Да, я совершил ошибку, - согласился профессор. - Если бы я тогда не отказался, то познакомился бы с вами гораздо раньше... Итак, мой отец нашел манускрипт и вприпрыжку побежал к Джею?
       - О, нет. Сначала он поехал в Ангер... то есть в Анже. К развалинам монастыря. И нашел там плиту...
       - Он нашел плиту? - чуть не подпрыгнул Индиана. - Где... - он стал лихорадочно ворошить фотографии. - Где тут у нас плита!
       - Пожалуйста, - Эльза аккуратно вложила кусок картона в его суетящиеся пальцы.
       Действительно - часть каменной плиты с высеченным на ней крестом. Высечен также и текст - латынь, разумеется.
       - "... и путь твой продолжится по Спине Черепахи, сквозь Зубы Дракона, к ущелью Рога, к Храму, где бьет источник Господень, источник вечной жизни, коснуться которого лишь ты, слуга Его, сможешь", - перевел доктор Джонс, водя по фотографии пальцем. Затем поднял голову и встретился с внимательным взглядом Эльзы.
       - Источник вечной жизни, Инди, - прошептала она. - Вы сами только что сказали. Вечная жизнь даруется каждому, кто выпьет из Чаши.
       - Сказочка... - прошептал в ответ доктор Джонс. Он тут же встряхнулся и сказал нарочито громко: - А вы мечтательница, Эльза.
       - Вечная жизнь - мечта любого нормального человека, - твердо улыбнулась она ему. - Ваш отец, Инди, не был исключением. Вот вам и объяснение, зачем он ввязался в эту, как вы выразились, авантюру. Учитывая, что здесь детально описывается место, где находится чаша...
       - Чепуха, - решительно сказал Индиана. - Отличительная черта легенд подобного рода - полный туман во всем, что касается конкретных координат. Спина Черепахи - это, судя по всему, какое-то горное плато, потому что Зубы Дракона - какие-то горы. Какие? Плато, горы, ущелья... Несерьезно.
       - Плита доказала, что манускрипт - не выдумка, - терпеливо возразила женщина. - Кроме того, в ней не хватает верхней части.
       - Я понимаю. Есть окончание, но нет начала. Кстати, где сама находка?
       - Здесь, в Венеции. Генри Джонс хотел сложить обе части воедино, и мы решили пока не увозить ее.
       - Итак, - подытожил Индиана, - мой отец искал в Венеции недостающую часть плиты. Почему именно в Венеции?
       Эльза вдруг смутилась. Рассеянно посмотрела в окно, побарабанила пальцами по столу и неохотно призналась:
       - Видите ли, Инди, ваш отец не посвящал меня в детали. Я ведь только числилась ассистентом, а на самом деле была кем-то вроде администратора. Так что бесполезно спрашивать меня, например, что он искал в библиотеке, зачем ему понадобился древний план города, и так далее...
       - Не волнуйтесь, Эльза, я все выясню, - в который раз пообещал профессор и накрыл ее ладонь своей. - Моему отцу, как видно, втемяшилось, что он может завершить поиски, которые длятся вот уже почти две тысячи лет. Старый дурак... Ладно, придется и нам искать Грааль. Если, конечно, небо не сомкнется с землей...
       Снаружи вдруг грохнуло. Он вскочил, автоматически сунув руку под пиджак. Прыгнул, пригибаясь, к окну. Эльза осталась сидеть, спокойная.
       - Здесь тоже?! - прошипел археолог.
       Он увидел канал. Разбегающихся людей - падающих, наступающих друг на друга. И горящий полицейский катер, исторгающий из промасленных глубин багрово-черные сгустки огня. По палубе катера катались, визжа по-поросячьи, два горящих тела в красивых синих формах. Впрочем, тела нашли наиболее эффективный способ снять с себя хоть немного нестерпимого жара - попрыгали в воду, прямо в холодный декабрьский канал. Другие фигуры в синем, здоровые, упругие, целеустремленные, с автоматическими укороченными винтовками в руках, слаженно рассыпались по обоим берегам, радуя глаз профессиональными экономными движениями.
       По кокетливо выгнувшемуся мостику бежали двое оборванцев. Впрочем, интерес вызывали отнюдь не их бедные костюмы, которые, скорее всего, являлись маскарадом, а "беретты", болтающиеся за спинами. В руках одного было даже грозное противотанковое ружье - похоже, именно из этого оружия и подпалили полицейский катер. Очевидно, карабинеры блокировали канал, имея целью познакомиться с этими людьми поближе.
       - Что у вас тут происходит? - спросил Джонс, успокаиваясь. - Будто в Чикаго попали, честное слово.
       - В газетах пишут, что эфиопы никак не могут смириться с поражением в войне, - объяснила Эльза, позевывая. - Нанимают боевиков, чтобы отомстить или чтобы запугать, не помню.
       - Газеты... - презрительно скривился археолог. - Сладкоголосая фашистская пресса. Не люблю я "официальные мнения", исходящие от мелких тиранов. А вы, милая Эльза?
       - А мне все равно, - сказала женщина и тоже встала.
       Когда неподалеку лопнули пулеметные очереди, она всё-таки вздрогнула.
       Индиана устало вздохнул:
       - Тихая провинциальная Венеция...
      
      
      
      
      2. КАНАЛЫ И МОСТЫ
      
       Рассказывать о Венеции еще более глупо, чем о пути из Босфора в Адриатику. В этом полуреальном городе, которого не может быть, любой побывал хоть раз в жизни, не правда ли? Город, как материализовавшийся сон, будто сошедший с шизофренических картин Босха, веками насмехался над здравым смыслом и законами природы. Врут завистники, живущие в других странах: мол, где-то есть Северная Венеция, стоящая на далекой реке Неве, где-то есть голландская Венеция на реке Амстел... Врут! Венеция - одна.
       Гондольер, неторопливо работая шестом, говорил по-немецки:
       - То, что вы видите, синьоры, когда-нибудь уйдет под воду, и с этим нужно смириться. Но останутся три принципа, три девиза, на которых вырос этот город. Культура, как познание мира - первый. Сосуществование всех наций - второй. Мир без насилия - третий...
       - Бога ради, помолчите, - попросил доктор Джонс, - и так тошно. Мы не заказывали экскурсию.
       Он посмотрел на сопровождавшую его Эльзу и через мгновение ему перестало быть тошно. Зря он отказался от заманчивого и, разумеется, совершенно невинного предложения, сделанного ему доктором Шнайдер. Одна из трех комнат в ее квартире пустует. Почему бы вам не пожить здесь, спросила она, зачем связываться с отелем? Он выбрал отель. Он честно сказал Эльзе: я боюсь у вас оставаться. Она вся прямо так и вскинулась: вы меня боитесь, Инди, но почему? Тогда пришлось объяснить: не за себя он боится, а за нее, потому что соседство с научными руководителями вроде профессора Джонса слишком опасно, - проверено не раз. Она мило посмеялась. Удивительная женщина. И вот теперь его везут в отель "Грандиозо", бывший до двадцать девятого года "Грациозо". Эльза посоветовала - место не из дорогих. Там же, кстати, жил и Генри Джонс.
       Гондола была избрана средством передвижения исключительно ради экзотики. Нормальные люди, не туристы, ездят по Венеции на лодках с моторчиками.
       - И эти люди еще говорят о культуре, - проворчал Индиана. - После участия Италии в Мюнхенском соглашении. Они говорят о сосуществовании наций после пакта "ось Берлин - Рим", а о мире - во время совместной с Германией интервенции в Испанию. Смешно...
       Он произнес все это по-английски, и гондольер никак не отреагировал. Наверное, не понял.
       - Эльза, а как вы относитесь к доктору Ренару? - продолжил Индиана.
       - Почему вы спрашиваете? - удивилась она.
       - Он ведь тоже работает на Джи-Си Бьюкенена. Или совместно с Бьюкененом. Не знаю, какие у них отношения. Мне было сказано, что Ренар также принимает участие в проекте "Чаша".
       - Неужели ревнуете? - погрозила пальцем Эльза. - Так быстро?
       - Вас бессмысленно ревновать, потому что вы недосягаемы, как богиня.
       - Спасибо, Инди. Ваши роскошные комплименты - моему бы жениху. Поучили бы вы его, как следует обращаться с женщинами.
       - У вас есть жених?
       - О, у меня хороший жених. Прямой, как вот эти шесты, - она показала на длинные полосатые (красное чередуется с белым) палки, торчащие из воды возле домов. К этим палкам были привязаны лодки, чтобы не уносило течением.
       - Познакомите? - с фальшивым равнодушием осведомился Индиана.
       - Если будете на материке, обязательно познакомлю.
       - У вашего жениха, Эльза, прекрасный вкус, если он выбрал вас, так что я вряд ли смогу ему быть полезным. И все-таки что вы скажете насчет Ренара? Я серьезно спросил, мне же, наверное, работать с ним придется.
       - Я практически не знакома с этим человеком. С ним общался в основном ваш отец. Кстати, именно Ренар свел его с Бьюкененом, после чего, собственно, проект "Чаша" и был запущен. А в настоящий момент, насколько мне известно, Ренар у себя во Франции. Он работает в архивах, пытается восстановить некоторые документы, которые пропали вместе с Генри Джонсом.
       - Какие документы пропали вместе с моим отцом?
       - У сэра Генри Джонса был дневник с выписками из различных источников. А в дневнике - карта местности, где находится Храм Чаши.
       - Карта? - возбудился Индиана. - У отца была карта?
       - Да, я сама видела.
       Археолог надолго замолчал, и женщина через какое-то время отвернулась. Мимо вереницей проплывали дома в стиле ренессанс, крытые красной черепицей. В Венеции все средневековые особняки строили в три-четыре этажа, так же как во Флоренции, тогда как в других городах Северной Италии пришедшие из далекого прошлого здания были двухэтажными. Изъеденные временем стены с многочисленными пятнами обвалившейся штукатурки ясно дали понять, что начался район трущоб. Дряхлые лодки с белыми цифрами на красных бортах, обвешанные автомобильными покрышками, дремали в символических загонах, сделанных при помощи кольев и веревок. На многочисленных балконах сушилось белье. Бледные дети глазели в окна. "Неужели гостиница с громким названием "Грандиозо" расположена в этих экзотических местах?" - мельком подумал доктор Джонс. Экзотика, откровенно говоря, ему уже изрядно надоела за годы профессиональных занятий археологией. Оказалось, нет - вскоре пошли типичные венецианские пейзажи с гнутыми спинами мостов, с живописными тротуарами и лесенками, с цветными праздничными фасадами. А затем, миновав несколько дворцов и церквей, щедро украшенных мраморной мозаикой и бесчисленными львами, гондола выплыла в Большой канал.
       - Я все думаю о том, что вы мне сказали, - возобновил разговор доктор Джонс.
       Эльза обратила к нему приветливую улыбку:
       - Я много чего вам говорила, Инди. Но самое приятное пока не решилась сказать, придержала до более удобного случая.
       Ее воздушное шелковое платье, выбившись из-под пальто, эффектно трепетало на ветру. Ее голубые, в тон неба, глаза завораживали.
       - Я имею в виду дневник с картой, эта новость не дает мне покоя. Может ли инцидент со взрывом полицейского катера и стрельбой быть связан не только с карабинерами, но и с нами?
       Брови женщины взлетели едва ли не до шляпки:
       - Вы что, так шутите?
       - Я не верю ни в какие эфиопские происки, - твердо произнес Индиана. - Совершенно нелепое объяснение.
       - Я только сказала, что так пишут в газетах, - обиженно пожала плечами женщина.
       - Вы разрешите, синьоры? - неожиданно подал голос гондольер, который, казалось, твердо решил молчать до конца прогулки, выполняя волю пассажиров. Доктор Джонс даже забыл о существовании этого человека, свыкшись с мерным мельканием шеста перед носом.
       - Пожалуйста, - перешел археолог на немецкий.
       - Нефть, синьоры.
       - Что нефть?
       - Вы простите, что я слушаю ваши разговоры, но мне некуда деть мои уши...
       - Вы понимаете по-английски? - спросила Эльза.
       - Я все понимаю, синьорина. В бухточке возле Арсенала, откуда мы плывем, появилась нефть. Почему на воде? Вода - не место для нее. Почему возле Арсенала? Вопросы. Правительство запасается, боится, что нефть когда-нибудь кончится. Но люди чести тоже хотят запастись, чем они хуже правительства? А наш великий могучий дуче не любит воровства. Вот так, сеньоры.
       Умело действуя шестом, он развернул гондолу и направил древнее плавсредство в один из тесных боковых протоков. Сразу стало темно, будто в каньоне.
       - Вы уловили хоть какой-нибудь смысл, Инди? - после минутного молчания спросила Эльза.
       - В целом картина ясна. Этот человек утверждает, что мафия занимается хищением нефти. Вероятно, какая-нибудь из многочисленных групп, наподобие неаполитанской "каморры". А карабинеры с этим доблестно борются. Заодно он напомнил нам, что правительство Италии усиленно проводит автаркические мероприятия, поскольку это официальная экономическая теория фашизма. Вы знаете, что такое автаркия, Эльза?
       - Я не имею к фашизму никакого отношения, - надулась женщина. - Я историк, к вашему сведению.
       - Это означает полную самоизоляцию. Защищенность внутреннего рынка, независимость от внешнего рынка с его пертурбациями, колоссальные стратегические запасы. Дела в итальянской экономике в общем идут неплохо. А Венеция - самый крупный порт Италии, через который приходит в страну практически вся нефть с Ближнего Востока... Эй, парень, - окликнул он гондольера, - если все понимаете, то правильно ли я говорю?
       - Люди шепчутся, что у них есть подземные цистерны, - серьезно кивнул тот. - Тайные, о которых никто не знает.
       - У правительства или у мафии? - уточнил профессор.
       - Я человек маленький. Никто не знает, и я не знаю. И вам не советую. Но слышали бы вы, какие бои шли на прошлой неделе! Под землей, синьоры. Когда плаваешь, землю очень хорошо слышно, земля сквозь воду дышит. К Арсеналу теперь лучше не подплывать, лодку изгадишь.
       - Вот так, Эльза, - объявил доктор Джонс. - А вы говорили - газеты. От народа ничего не утаишь, народ все видит.
       - Вы ужасный зануда, - проворчала женщина и отвернулась. - В точности как ваш отец. Вон, кстати, отель, наконец-то приехали.
      
      
      
      
      3. АРХЕОЛОГ БЕРЕТ СЛЕД
      
       Отель располагался неподалеку от площади Сан-Тома. Это заведение не дотягивало не только до "Грандиозо", но и до "Грациозо" - короче, оно было именно таким, в каких привык обитать профессор Джонс.
       Отпустив исполнительную и радушную ассистентку Эльзу, профессор занялся делами. Прежде всего он отправил гостиничного мальчишку, сына администратора, на главный почтамт, чтобы тот оставил на имя Маркуса Броуди письмо с приглашением зайти в гости.
       Затем он распаковался (при нем не было ничего, кроме шляпы и прочей носимой одежды, кнута и экземпляра коллекционного американского револьвера); обустроился (заглянул в лавку на площади, где купил себе некоторое количество вещей); привел себя в порядок (ванна, бритье, стирка носков). Когда он укладывал волосы, чтобы голова и без шляпы выглядела как надо, пришел Маркус Броуди.
       - По-моему, здешние люди сходят с ума, - объявил гость, по-детски удивленный. - До Рождества еще полмесяца, а они уже елки выставляют на улицу. В смешных таких вазах - с песком.
       - Дорогой Маркус! - искренне обрадовался Джонс. - Давно вы в Венеции?
       Он счастливо смотрел на гостя. Признаться, он успел соскучиться по рациональной чикагской жизни, ему не хватало хоть одного нормального человека в бесконечных метаниях по планете, и этот старичок, явившийся из самого детства, был как нельзя более кстати.
       - Я в Венеции... - мистер Броуди пожевал губами, размышляя над вопросом. - Четыре дня, Инди.
       - Я не ждал вас так быстро. Едва успел письмо отослать.
       - А я познакомился с почтовым клерком. Симпатичный человек, он мне сразу позвонил в отель.
       Индиана Джонс закончил с волосами и тщательно надел шляпу.
       - Дорогой Маркус, - он протянул руку гостю, - я был почти уверен, что вы не приедете, и собирался вечером сам идти на почту, получать послание от вас. И вдруг - такой сюрприз. Вы садитесь вот сюда, отдыхайте...
       - Я бы, конечно, не полетел в Европу, - согласился Маркус. - Но ко мне явились вежливые молодые люди и дали денег на билет. Наверное, твои друзья, Инди? Одного из них я знал, это клерк из университета, который все выспрашивал, зачем мне нужен профессор Джонс.
       - Я бы таких друзей... - сказал профессор Джонс медленно. - Ладно, замнем. Искренне поздравляю вас с прибытием на родину фашизма.
       - Родина фашизма? - неожиданно озадачился старик. - Разве не Германия?
       Индиана засмеялся:
       - Браво, Америка! Читайте "Чикаго трибюн", Маркус, и будете знать не только археологию. Не хочется плохо говорить о незнакомых людях, но некий Бенито Муссолини двадцать лет назад был социалистом. Сотрудничал с красной газеткой "Аванти". Потом ему надоело впустую работать языком, и он решил применить свои организаторские способности на практике, для чего с несколькими товарищами придумал партию с красивым латинским названием и стал опираться на древнеримские традиции... Будете что-нибудь пить?
       - Молоко, если можно.
       Индиана выглянул в коридор и крикнул тучной особе, дремавшей в конце коридора:
       - Синьора, могу я попросить у вас стакан молока?
       Маркус бормотал:
       - Фашисты... Нацисты... Фалангисты... Кейнсианцы... Империалисты... Как их различать?.. Ненавижу политику, Инди. Как ты ориентируешься во всей этой бессмыслице?
       - Профессия такая. Пока гоняешься за тем, что любишь, головой приходится расшибать то, что ненавидишь. Кстати, народ Италии тоже не жалует политику, выставленные на улицах елки в вазах это наглядно показывают. Бога народ любит больше, чем дуче. Местные фашисты, к их чести, вполне дружелюбно относятся к христианству, ведь Италия подарила миру не только цезаризм, но и папизм...
       Пришла девочка из обслуги и принесла на подносе стакан, наполненный белой жидкостью.
       - Йогурт, синьоры, - сказала она и зачем-то сделала книксен. Наверное, чтобы понравиться гостям.
       - Я же просил... - начал было Джонс, но девочка уже исчезла. - "Грандиозо"... - горько подытожил он и подал йогурт Маркусу. Тот покорно принял и отпил.
       - А теперь к делу, - предложил доктор Джонс. - Не то время, чтобы болтать. У вас в запасе, я предполагаю, есть новости из нашего милого сердцу Старфорда?
       - Странная история, Инди... - начал Маркус.
       Как оказалось, ничего странного. Новости были не столько из Старфорда, сколько от Генри. От Генри Джонса, отца Индианы. Вскоре после того, как фамильный домик Джонсов подвергся незаконному обыску - еще в сентябре, помнишь, Инди? - Маркус Броуди получил бандероль. Как раз от Генри. Почему-то не из Венеции, а из Стамбула. А в бандероли был дневник с некоторыми научными результатами и крохотная сумасшедшая записка, где Генри умолял не только никому не показывать дневник, но даже не рассказывать о его существовании. Что Маркус и делал с послушанием идиота, непрерывно выставляя себя на посмешище, потому что помимо просьбы молчать в записке была и другая просьба - во что бы то ни стало передать научные записи его сыну, Индиане. И никаких объяснений! Впрочем, кое-что Маркусу стало ясно, когда он разобрался с содержанием присланных ему записей. Неужели это правда, Инди, неужели Генри собирается найти такое - даже язык не поворачивается назвать, что собирается найти этот безумец...
       - Дневник? - спросил Индиана. - Где?! - спросил он. - Где, Маркус, где дневник!!!
       - Что с тобой? - отпрянул гость. - Да вот он, пожалуйста.
       И вытащил из внутреннего кармана потертого старомодного пальто тетрадь небольшого формата.
       - Осторожно, - предупредил Маркус, - страницы вываливаются.
       Индиана уже лихорадочно листал. Были выписки из манускрипта, оставленного французским монахом, снабженные многочисленными комментариями, плюс различные варианты перевода текста, выбитого на каменной плите. Ничего нового - дальше, дальше... Был аккуратно снятый на кальку рисунок - библейский сюжет, икона двенадцатого века. Были цифры, те же самые, что на брошенной отцом бумажке - III, VII, X. Крупная надпись, и на латыни, и на старофранцузском: "ИСКАТЬ ГДЕ КРЕСТ". Что искать? Ладно, дальше...
       Карта!
       Действительно, карта существует, - пустыня, горы, ущелье в форме рога. Отправная точка маршрута - город, обозначенный кружочком. Что за город? Неизвестно. Также неизвестна страна, район, континент, иначе говоря, нет абсолютно никакой географической привязки к местности, как Джонс и предполагал...
       Он упал на стул.
       Авантюра чистейшей воды. Сказочка, мистификация. Полный туман во всем, что касается конкретных координат; смешно было ожидать чего-то другого. Но Боже правый! Какую огромную работу отец проделал, чтобы разыскать город, где умер и был захоронен второй из братьев-рыцарей. Подробно описана методика поисков: по всем маршрутам, которыми могли возвращаться домой участники Первого крестового. Множество документов, выкопанных, вычисленных, буквально вырванных из цепких лап забвения, отобранных у архивов и затем очищенных от налипшей словесной шелухи. Слишком тяжкий труд для авантюры. Только безумец решился бы на него. Правда, Маркус уже предположил, что его "дорогой Генри" не вполне нормален... Очевидно, отец надеялся на недостающую часть плиты, которая была захоронена со вторым братом, - ожидал, что там он найдет недостающую географическую привязку.
       - Ну, как? - поинтересовался Броуди, допив свой йогурт. - Стоило ради этого пересекать океан?
       - Вам как ответить, вежливо или честно? - уточнил Индиана с тоской.
      
      
      
      
      4. БИБЛИОТЕЧНЫЙ ДЕНЬ
      
       Визит в библиотеку, откуда исчез Генри Джонс, был запланирован на следующий день. И, как сказал бы майор Питерс, все шло по плану. С небольшим дополнением: за экскурсантами увязался Маркус Броуди, примкнувший к компании на правах старого друга Генри Джонса, кроме того - как человек, пересекший океан. Доктор Шнайдер восприняла это с некоторым непониманием, ясно читавшимся в ее глазах, однако внешне держала себя с аристократическим радушием. Разумеется, она не понимала причин присутствия постороннего человека, поскольку ни о дневнике, ни о роли Маркуса в обнаружении этого документа ей никто не сообщил: воля сгинувшего автора выполнялась строго.
       Отправились из квартиры Эльзы. Пункт назначения был недалеко - возле древних верфей Арсенала.
       - Мало похоже на библиотеку, - отметил Индиана, подозрительно и даже неприязненно оглядев здание. Массивное, высокое, с выступающей вперед апсидой, оно подавляло окружающие его маловыразительные постройки.
       - И архивы здесь небогатые, - дополнила картину Эльза. - В центре города есть библиотеки с гораздо большими собраниями. Однако ваш отец только здесь и бывал, просиживал целыми днями, а в центр приходилось бегать мне.
       - Сочувствую вашим туфелькам, - вежливо откликнулся профессор, после чего осмотр был продолжен внутри здания.
       Маркуса, чтобы не мешал, отправили переписывать наименования материалов, которые когда-либо запрашивались на имя Джонса. ("И на имя Орлоффа", - добавил Индиана, вспомнив о блажи отца.)
       В главном зале был уютный полумрак, рассеиваемый только светом, проникающим сквозь полуовальные окна центрального нефа. Настольные лампы не горели, ибо столы пустовали без посетителей. Индиана озирался, пробираемый охотничьим азартом, сладостным чувством, что след взят.
       - Здесь когда-то была церковь, - гулко сказал он. - Слишком много арок и аркад. Вон триумфальные, целых три, полуциркулярных вообще не сосчитать. Столбы с капителями... Смотрите, а там наверняка был алтарь - как раз обращенный на восток, то есть к восходу...
       - Мне тоже казалось, что здесь не библиотека, а церковь, - призналась женщина. - Я всегда удивлялась, что здание состоит из апсид.
       - К тому же фундамент в форме креста, - Индиана удалялся от возвышения, которое явно служило когда-то амвоном, а сейчас было уставлено стеллажами. - Вы когда-нибудь обращали внимание на этот витраж? - он нырнул в средний неф и остановился, указывая пальцем.
       - Да, красиво.
       Сюжет, изображенный на витраже, Индиана уже видел. Не далее как вчера. В дневнике отца была маленькая, тщательно сделанная копия.
       - При чем здесь "красиво"! - возмутился профессор. - Это икона, разве не видите?
       - Я вижу столько же, сколько и вы, доктор Джонс, - уничтожающе вежливо ответила Эльза.
       - Это же Святая Троица, как вы не понимаете! Икона византийская, а не католическая, времен Первого крестового похода! Западная культура начиналась с больших заимствований на православном Востоке, причем сделанных не всегда мирным образом. Икона, очевидно, привезена крестоносцами из Византии.
       - О, конечно! - наконец загорелась и компаньонка.
       Доктор Джонс, наоборот, успокоился.
       - Где были ваши глаза, фройляйн? Как вы могли не заметить цифры?
       - Действительно... - прошептала женщина. - Грандиозно...
       На иконе, внизу, по углам и по центру стояли три римские цифры: три, семь и десять. Те же, что на клочке оставленной отцом бумажки. Те же, что в отцовском дневнике.
       - Вот вам и "три", - торжествуя, объявил Индиана. Он показал на один из рядом стоящих столбов. На столбе было выбито: "III".
       - Вот и "семь"! - объявил он через мгновение, выйдя из бокового нефа обратно в средний. На противоположном столбе обнаружилось: "VII".
       - Отец искал здесь вовсе не документы, Эльза, - буднично подытожил доктор Джонс. - Само захоронение. Теперь вы поняли?
       Не в силах ответить, женщина просто кивнула.
       - Плоский потолок, - продолжал доктор. - Деревянные балки. Базилика двенадцатого-тринадцатого века... В этом городе, в этой тесноте хоронили под полом церкви, вот зачем отцу понадобились древние планы, которые он вам поручил добыть. Он хотел лишний раз убедиться, что ищет правильно. Но должен вам сказать, что эту бывшую базилику неоднократно перестраивали, вот почему она не очень похожа на церковь. Не случайно здесь устроили библиотеку, а не музей, к примеру...
       - Зачем перестраивали?
       - В стране, где премьер-министр объявляет себя дуче, то есть вождем варварских племен, а затем неожиданно провозглашает республику империей[31], в такой стране, Эльза, не говорят слово "зачем".
       Женщина потерла виски.
       - Простите, Инди, я что-то стала плохо соображать...
       - Ищите десятку, - нетерпеливо напомнил ей Индиана. - Не стойте, как один из окружающих вас столбов.
       Сам он метался между арками, изучая подпирающие их колонны.
       - Конечно, - спохватилась Эльза. - Однако вы не находите, что из меня получилась бы достойная деталь местного интерьера?
       Ее искусственное, не вполне подходящее ситуации кокетство служило средством вернуть себе уверенность, утвердиться в собственных глазах. Индиана отвлекся на секунду, чтобы поддержать ее:
       - Вы самая прекрасная кариатида, которую я когда-либо видел...
       Он замер. Он отвлекся уже не на секунду, прекратив поиски, забыв, собственно, чем занимался. Падающий сверху луч отражался от мраморного пола, заставляя светиться невозможно стройные ножки в чулках. Прозрачное шелковое платье, как бы не существовало. Женская фигура словно светилась, находясь в центре колдовского готического луча. Кокетливая Эльза, конечно, знала, о чем говорила, предлагая себя в качестве украшения интерьера... Мраморный пол, - подумал Индиана. Плиты. Мозаика выполняет декоративные функции... Эльза стояла как раз в том месте, где был узор.
       "Сейчас увидим, - бормотал Индиана, взбегая по витой чугунной лесенке, ведущей на галерею, - сейчас разберемся с вашей красотой, господа..." Лесенка содрогалась, гремела пыльным металлом, но терпела. Человек остановился, поднявшись футов на десять, и свесился через перила. Сверху было прекрасно видно, что в центре мозаичного узора...
       Римская десятка. Крест.
       - Вы стоите прямо на цифре, Эльза! - крикнул он и, не сдержавшись, захохотал. - Что бы я без вас делал?
       Когда он спустился обратно, ассистентка спросила его вполголоса:
       - И что теперь, Инди?
       - "Ищите, где крест", - процитировал тот и легонько топнул ногой в пол. - Есть такая подсказка - специально для нас. Обратите внимание, узор расположен строго между столбами, на которых "три" и "семь"...
       - Я имею в виду, что вы намерены предпринять?
       - Мой отец, даже если и нашел эту цифру, просиживал здесь целыми днями, пытаясь попасть в склеп. У нас нет того времени, что было у него. Мы поступим по-другому.
       - Как? - наивно поинтересовалась доктор Шнайдер.
       Дальнейшие действия археолога были просты и понятны. Он всегда поступал, руководствуясь исключительно здравым смыслом - в тех случаях, разумеется, когда это возможно. Он сходил за Маркусом Броуди, который совместно со служащим библиотеки (таким же безмятежным старичком) копался в каталогах. Судя по всему, эта парочка уже успела подружиться, поскольку была разбита только после нескольких минут вежливых препирательств. Индиана сообщил служащему, что они вынуждены уйти, что они не нашли ничего полезного для своей работы, и удалился, подталкивая перед собой пожилого соратника.
       Перед тем, как вернуться к Эльзе, доктор Джонс отдал дневник отца Маркусу. "Мало ли что случится в ближайшее время, - объяснил он, - поэтому пусть эта семейная реликвия Джонсов побудет у вас, вы-то при всех вариантах останетесь только зрителем".
       Впрочем, дальше читального зала гости не ушли. Они поднялись по винтовой лестнице на галерею и стали ждать закрытия библиотеки, наблюдая сверху за мучительно медленными перемещениями световых лучей по безмолвному пространству бывшей базилики.
       - Вам все-таки удалось поразить меня, доктор Джонс, - прошептала Эльза. - Признаюсь, я не очень верила в легенды, сложенные про вас, как вы не верите в Грааль, - она со странной серьезностью смотрела на Индиану. - Я раскаиваюсь и полностью покоряюсь вашему гению.
       - Обязательно расскажите это своему жениху, - прошептал он в ответ и весело подмигнул. - Жених по достоинству оценит ваш вкус.
      
      
      
      
      5. В ОГНЕ НЕ ТОНЕТ, В ВОДЕ НЕ ГОРИТ
      
       - Вот как мы поступим, - сказал Индиана Джонс обществу. - Просто, зато эффективно. И не надо унылых речей о защите культурных ценностей, не люблю.
       Он приподнял небольшую стальную лесенку, за которой специально сходил к стеллажам (до последнего момента ни Эльза, ни Маркус не могли понять, зачем она ему понадобилась), примерился и ударил в перекрестие римской цифры X. То есть попросту - в пол. Стены подпрыгнули, воздух тяжко загудел. Но мраморная плита устояла. Индиана попробовал еще раз, и еще раз, все более распаляясь. За культурные ценности никто из присутствующих не решился вступиться, да и не успел бы, если б захотел, потому что на третьем ударе плита с громким треском провалилась вниз вместе с ножкой от лестницы. Археолог втащил лестницу обратно и заглянул в пролом.
       Эльза подошла и встала рядом.
       - Грандиозно, - восторженно сказала она. - Ваш отец никогда бы не сделал такого.
       - Именно поэтому теперь я ваш руководитель, а не он. Ну что, в путь?
       - Я подожду вас здесь, - сразу откликнулся Маркус.
       - Если что, крикните нам, дружище, - улыбнулся Индиана. - Где лампа?
       Маркус посветил керосиновой лампой, которую он позаимствовал со стола библиотекаря.
       - Невысоко, - удовлетворился осмотром руководитель проекта, решительно снял шляпу и без лишних раздумий полез в пролом. Помогая себе руками, он спрыгнул на мягкий от вековой пыли пол подземелья.
       - А я? - обиженно напомнила Эльза.
       - Маркус, помогите женщине спуститься, - распорядился доктор Джонс.
       Сам же принял ее внизу, испытав при этом не подходящее случаю удовольствие. Эльза, скорее всего, тоже, хоть и пыталась суетливыми движениями придерживать края платья. Затем доктор Джонс поймал брошенную Маркусом лампу, и на том удовольствия закончились.
       - Мистер Броуди, охраняйте мое пальто и куртку Инди, - пошутила женщина на прощанье.
       - И шляпу! - крикнул Джонс. - Шляпу берегите!
       Подземелье было как подземелье, археолог повидал таких десятки. Простой цилиндрический свод, раздвинув стены, словно давил всей массой стоящего наверху здания. Осмотревшись, Индиана двинулся вдоль стен. Скудный свет не позволял рассмотреть пространство склепа. А то, что это именно склеп, подтверждали кости, ковром покрывавшие пол. Кости равнодушно хрустели, рассыпаясь под ногами. "Что здесь было, братская могила?" - удивился Индиана. Эльза, бредущая сзади, вдруг зачихала - то ли от пыли, то ли от впечатлений.
       - Подземелье, безусловно, раннего романского периода, - подал голос археолог, чтобы успокоить ее.
       - Что это за знаки на стенах? - произнесла она спокойно.
       - Рыбы. Древний христианский символ.
       - Почему рыбы?
       - Фройляйн, в каком университете вы обучались? - спросил Джонс. - Первые две буквы греческого слова "ихтиос" совпадают с инициалами Иисуса Христа.
       - Наверное, их оставили рыцари крестовых походов?
       - Нет, шестой-седьмой век.
       Некоторое время они молчали. Потом Джонс остановился и сообщил:
       - Стенные захоронения.
       - Вы уверены?
       - За этими стенами - сплошные ниши с костями, можете не сомневаться.
       - Которое же из них нам нужно?
       - Сейчас посмотрим.
       Сделав яркость лампы максимальной, он принялся изучать надписи. Наконец сказал коротко:
       - Вот!
       В камне была выбита цифра III. Доктор Джонс провел пальцами - камень покорно крошился.
       - Осторожно, - предупредил он. - Отойдите на шаг. И подержите, пожалуйста, лампу.
       Затем, стиснув зубы, яростно толкнулся в стену плечом, точно в указанное место. Преграда неожиданно легко подалась, вытолкнулась в пустоту, и доктор Джонс вместе с обломками покинул помещение.
       - Инди! - вскрикнула сзади Эльза.
       - Все в порядке, - сказал профессор, с кряхтеньем принимая вертикальную стойку и гадливо отряхивая руки. - Новое подземелье, на этот раз с водой.
       В нос бил запах. Своеобразный запах, сильно отличающийся от нормальной затхлости подобных мест. Будто бы машинным маслом пахло, тяжело и густо. И руки никак не очищались от жижи, в которую профессор влип.
       - Эльза, - пригласил он даму, - пролезайте, не стесняйтесь. И посветите, если вам не трудно.
       Через мгновение все стало ясно. Вода была с нефтью, тончайшей пленкой покрывавшей поверхность. Откуда здесь нефть?
       Эльзу, оказалось, удивило совсем другое:
       - Почему вода, Инди? Куда мы вообще попали, в канализацию, что ли? Мне не нравится бродить по уши в... - она поискала приличное обозначение того, в чем ей не нравится бродить, но не нашла.
       - Если бы мы попали в канализацию, то запах был бы другой, - успокоил ее Индиана. - И в воде плавала бы вовсе не нефть. Скорее всего, это дренажная система, отводящая от зданий воду, все-таки мы в Венеции. Меня больше нефть беспокоит. Неужели местные идиоты в самом деле устроили под землей нефтеналивную станцию?
       - Вы полагаете, гондольер говорил правду?
       - Приходится верить своим глазам. Он намекал, что полиция проводила крупную операцию против организованной преступности. Вероятно, в результате был поврежден какой-то из резервуаров, находящихся поблизости... Ничего не видно, проклятая лампа почти не светит!
       Доктор Джонс пошарил руками вокруг себя и наткнулся на проломленную нишу. Там лежал хорошо сохранившийся костяк далекого предка - не скелет, а именно костяк, если следовать устоявшейся археологической терминологии, - и доктор Джонс нашел этому предмету достойное применение. Он выворотил берцовую кость, самую большую кость в человеке, стряхнул все лишнее, затем обмотал один конец лохмотьями не успевшей истлеть тряпки, взятой оттуда же, из ниши, и аккуратно окунул в нефтяную пленку.
       - Вот и факел, - сказал он, поджигая от спички тряпку. - Вы держите лампу, Эльза. Крепче держите, иначе мы с вами окажемся двумя кусками пережаренного мяса.
       - Куда идем? - спросила она. - Налево или направо?
       - Ищем знак. Здесь должен быть знак. Смотрите в той стороне, я в этой... - он тщательно вглядывался в стены.
       Римскую семерку нашли быстро, в двух шагах от прохода, и направление движения было задано...
       Между тем наверху происходили по-своему любопытные события. Смуглолицые люди, одетые в европейские костюмы, странно сочетающиеся с головными уборами типа "феска", - туристы, как видно, - уже давно и тревожно поглядывали на дверь библиотеки. Сначала они наблюдали из окна дома, выходившего на площадь, потом вышли на воздух. Они видели, как один за другим библиотеку покинули оба служащих, закрыв за собой двери. Но из здания вышло меньше людей, чем вошло, - они знали это точно. Поэтому, не выдержав, туристы в фесках подошли к библиотеке и с завидной простотой вскрыли запоры - словно у них имелись ключи...
       Мужчина и женщина двигались по тоннелю, пригибая головы, вжимаясь в стену, долго и мучительно выбирая каждый шаг. Внизу была жижа, играющая красивыми радужными отсветами, вокруг была мертвая каменная толща. Если закаленному археологу тяжело давался этот участок маршрута, то каково же приходилось хрупкой фройляйн, обутой в изящные лакированные туфельки? Впрочем, в одиночестве непрошенные гости были всего лишь первые мгновения пути, всего пару шагов успели совершить, прежде чем их атаковали крысы. Крысам надоело питаться отбросами, нестерпимо захотелось свеженького, поэтому они лезли в щели, в трещины, давясь и отчаянно пища, приманенные изумительным запахом чего-то живого и теплого.
       Эльза Шнайдер заорала совсем не по-аристократически. Из глубин ее прелестного тела исторгся невероятный по частотным характеристикам визг. Она разбрасывала во все стороны конечности, исступленно отбиваясь от тварей.
       - Держи лампу! - заорал Джонс.
       Он прыгнул в воду, не жалея единственный костюм, схватил свободной рукой обезумевшую женщину и перекинул ее себе через плечо - будто вязанку дров. Та отбивалась некоторое время, но потом затихла.
       Воды оказалось чуть выше колена.
       - Ненавижу крыс... - бормотал профессор археологии, тяжело, но целеустремленно передвигая ноги. - Ну почему так всегда бывает? То крысы, то змеи... Пауки, скорпионы, черви, мухи... Аллигаторы, акулы, пираньи...
       Вода была холодная, жутко холодная.
       - Отец здесь ни за что бы не прошел... - продолжал бормотать профессор. - Шагу бы не сделал, струсил бы, чистюля...
       - Чем это пахнет? - осмысленно произнесла Эльза и пошевелилась на плече Индианы. - Ты чувствуешь, Инди?
       - Дерьмом, - без затей ответил тот. - Странно.
       Стены неожиданно раздвинулись, открыв боковой проход. В свете факела было хорошо видно, что представляет собой новое помещение.
       - Неужели добрались? - отдуваясь, сказал Индиана. - Прости, Эльза, но я не могу всю жизнь носить тебя на руках... - он установил женщину вертикально.
       - Склеп, - сказала она, ступая внутрь. - Настоящий склеп.
       Рядами шли саркофаги, поменьше и побольше, сохранившиеся и полуразрушенные. Были видны слова молитв, выбитые на стенах. Какие-то гербы, имена, названия городов. И удушливо, пронзительно пахло... чем, доктор Джонс уже сформулировал.
       - Все-таки промыло канализацию, - словно бы радуясь, объяснил он. - Я знаю, фройляйн этого не любит, но придется потерпеть. Кстати, Эльза, забываю тебя спросить - ты фройляйн или мисс? А может, мадемуазель? Откуда ты родом?
       - Очень кстати, - согласилась Эльза. - Я из Швейцарии.
       - Обожаю Швейцарию, там нет ни одной крысы.
       Доктор Джонс аккуратно отстранил ее, чтобы самому пройти вперед, разгребая коленями воду.
       - Ну и запах, - простонала ассистентка ему в спину, - даже мысли путаются...
       Наверху тем временем становилось все интереснее. Маркус Броуди, сидевший на библиотечном стуле возле дыры в подземелье, вероятно, задремал, поэтому не услышал шагов. Очнулся он только когда мясистая ладонь зажала ему рот. Пока он соображал, что к чему, сильные руки уложили его на мраморный пол, другие руки скрутили конечности гибкими шнурами от электрических ламп, а рот заклеили противной клейкой лентой. Маркус так и не успел понять, что происходит, потому что его затолкали под стол и оставили, дав возможность досмотреть сон. После чего наверху перестало быть интересно: туристы в фесках оловянными солдатиками попрыгали в пролом...
       - Как ты собираешься искать нужный саркофаг? - спросила Эльза. - Сколько их здесь, ужас...
       - Я уже нашел, - буднично сообщил Джонс.
       В том месте, где он стоял, вода была по пояс, а убийственный запах сгущался, потому что нечистоты плавали по всей поверхности, мирно уживаясь с нефтью.
       - Что? - издала доктор Шнайдер хриплый крик.
       Доктор Джонс посмотрел на нее:
       - Стой там. Не волнуйся, я сам справлюсь.
       Ни секунды не колеблясь, она прыгнула в воду и побрела, расталкивая нежным телом концентрированную пакость. Доктор Шнайдер оказалась истинным археологом.
       - Подожди меня, - потребовала она. - Ты уверен?
       Уверен ли он? Индиана провел рукой по влажной холодной поверхности. По цифре "Х", - знаку, указавшему, что поиск завершен. По кресту, по фигурке воина с мечом... "Хик якет... - зашептал он, и сам начал переводить. - Здесь покоится... какое длинное у него было имя... милитарум Кристи, то есть воин Христов..."
       Доктор Джонс дождался Эльзу - вдвоем они сняли тяжелую каменную крышку. Костяк, меч, щит. Обломок плиты, продавивший истлевшие мощи...
       Тот самый обломок! Недостающая верхняя часть!
       Мужчина и женщина, соприкоснувшись щеками, склонились над латинскими буквами.
       - "...ты выйдешь из Александретты..." - прочитал Индиана. - Александретта - отправная точка.
       Суетливыми движениями он вытащил из пиджака кальку, накрыл ею плиту и принялся закрашивать поверхность угольным мелком. Выбитый текст отпечатывался на бумаге.
       - Александретта... - замирающим голосом повторила Эльза.
       И в этот момент была брошена спичка. Просто спичка - что может быть символичнее? Смуглолицые южане обнаружили тайный ход в древнюю дренажную систему, обнаружили разлившуюся нефть и поступили наиболее логично. Горящая спичка - именно то средство, которое уничтожает любой замкнутый мир.
       Сначала побежали крысы. Хозяева подземелья, они первыми почувствовали гибель. Сердитый гул родился в недрах камня, стремительно обретая мощь, и вместе с ним - ослепительные всполохи заплясали по стенам тоннеля.
       - Что это? - закричала женщина.
       Доктор Джонс не размышлял, что это.
       - Ложимся в воду! - заорал он в ответ, усилием тяжелоатлета снимая крышку саркофага. - Накроемся этой штукой!
       Неукротимая огненная лавина уже вкатывалась в склеп, и тогда он безжалостным толчком сбил Эльзу с ног, по шею погрузив ее в жуткую смесь сливных отходов. Спасительная крышка гроба закрыла торчащие из воды головы людей, и в то же мгновение мир вокруг горел.
       Эльза кричала что-то по-немецки, неподвижными безумными глазами глядя Индиане в лицо. Тот не понимал - не знал таких слов. Она отплевывалась и судорожно упиралась руками в нависающую сверху поверхность.
       - Держи крышку, - выдавил Индиана. - Я поднырну.
       Сказал и сделал. В дерьмо - с головой. Сложнее было заставить себя открыть глаза, но он справился и с этим. Было удивительно светло, невероятная для подобных условий видимость - хоть какую-то пользу приносила пылающая над головой бездна. Роскошным крупным планом мелькали ноги Эльзы и все, что выше ног. Однако Индиану заинтересовало совсем не это. Он увидел - ясно увидел дыру в стене. Он вынырнул обратно под крышку саркофага и зашипел, теряя остатки дыхания:
       - Я нашел, где выход в канализацию!
       - Не бросай меня! - взвизгнула Эльза, хватая его за волосы.
       - Дура! - отдал он последний воздух и ударил женщину по лицу.
       - Что станем делать? - спросила она, разом стихнув.
       Джонс жадно дышал.
       - Там не пролезть, очень узко. Будем долбить, - решил он. - Вот этой крышкой.
       Передвигаться на четвереньках было невыносимо трудно, тем более, таща с собой половину саркофага. К счастью, с каждым шагом становилось все глубже. Эльза мешала чрезвычайно, хотя и ей приходилось не легче. Вода быстро нагревалась, это в общем-то было приятно. Если забыть о том, что через несколько минут вода может закипеть. После первых ударов о стену партнеры приноровились, сработались, и дело пошло. Но в каменной крышке быстро появились угрожающие трещины. Огонь, торжествуя, уже готовился принять строптивые жертвы, когда один из кирпичных блоков рядом с дырой вывалился наружу.
       - Ныряй за мной! - скомандовал Индиана.
       И кошмар закончился. Встретивший их тоннель, сотворенный современными гидротехниками, был заполнен не просто дурно пахнущей водой, а сточными массами. Однако эта смрадная, скованная бетоном река показалась людям сказочным уголком Эдема - в сравнении с бушующим адом, оставшимся позади.
      
      
      
      
      6. ВОДНО-МОТОРНЫЙ СПОРТ
      
       Индиана нашел люк, выводящий на поверхность. Помог женщине выбраться, буквально выволок ее, трясущуюся от холода и обилия впечатлений. Они возникли на площади перед библиотекой, распугав прохожих. Казалось бы, приключений на сегодня вполне достаточно: они надеялись, что сейчас войдут обратно в здание, завернутся в пальто, куртку и шляпы, заберут скучающего Броуди, - и домой, под душ, в чистое райское тепло.
       Они жестоко ошибались.
       Многоопытный профессор археологии понял это вовремя - едва увидел шестерых людей в фесках, появившихся один за другим из дверей библиотеки. Трудно было не сообразить, поскольку двое из южан торопливо прятали под верхнюю одежду что-то стальное, холодно блеснувшее в лучах предзакатного солнца.
       - Бежим! - дернул он Эльзу.
       Шестерка туристов соображала медленнее археолога. Любой бы на их месте не сориентировался, ибо нормальный мозг очень трудно воспринимает нелепые предположения - вроде того, что кто-то может уцелеть в тотальном подземном пожаре. Когда же вороненая сталь снова возникла из-под плащей, беглецы уже покинули зону прицельного огня. Туристов не смутили подобные трудности - оба из имевшихся у них в наличии пистолетов-пулеметов заработали на полную мощность, разом выплюнув вслед удаляющимся мишеням половину магазинов.
       - Когда же это все кончится! - простонал Индиана, утаскивая Эльзу за угол.
       Убегать в компании с женщиной - хуже, чем с гирей на ноге. Особенно если женщина обута в туфельки вместо спортивных тапочек. К тому же гиря не станет беспорядочно метаться по улице и от шальной пули не распластается на мостовой, отдавая декабрьскому воздуху жизненные силы... Впрочем, Эльза старалась не отставать. Она быстро согрелась, а если до сих пор и дрожала, то уже не от холода. Очень кстати была паника, волной прокатившаяся по улицам. Бежали все. Общий страх подогревался не только стрельбой, но и столбами огня, неожиданно вырвавшимися из-под земли сразу в нескольких местах. Горела бухта в районе Арсенала - нефть просочилась по подземному стоку и туда... И все-таки непонятные преследователи знали свое дело. Они разделились на три группы, блокируя возможные пути отхода.
       Индиана остановился на одном из крошечных мостиков, выполненном в стиле барокко. А может, рококо. Внизу, в идиллических водах канала, покачивалась моторная лодка. В лодке вольготно расположился человек, наверное, владелец, который ел пиццу, отрешенно двигая челюстями.
       - Прыгаем! - сказал Индиана и тут же полез через ограждение. Мостик был на уровне второго этажа. Эльза полезла следом без возражений, и доктор Джонс, крепко взяв спутницу в свои руки, шагнул вниз.
       Лодка была вместительная, в такую не промахнешься. Она яростно заколыхалась, заходила ходуном, но устояла. На дне лежали тюки с чем-то мягким, что оказалось очень кстати. Сидящий на корме владелец перестал жевать, замерев с поднесенной ко рту рукой. Пауза не затянулась. Человек свободной от пиццы рукой дернул за веревку, запуская двигатель, и невозмутимо спросил:
       - Куда едем, синьоры?
       - Вперед! - прохрипел Индиана, подымаясь.
       Когда на мостике появились неудачливые убийцы, размахивая бесполезным оружием, лодка была уже вне пределов досягаемости.
       - Куда едем, синьоры? - повторил итальянец.
       - Хочу домой, - надрывно сказала Эльза. - К церкви Сан-Дзаккария.
       - Мы только что оттуда отчалили, синьорина.
       - К площади Сан-Тома, пожалуйста, - поправил ассистентку Индиана. - Гостиницу "Грандиозо" знаете?
       - Я все знаю, сеньор.
       - Неужели мы живы? - вдруг удивилась женщина. - Рассказать кому-нибудь - не поверят.
       - В каналах много лодок, - с той же невозмутимостью сообщил итальянец, не сообщил даже, а словно бы возразил.
       - Он прав, - нервно согласился Индиана и запустил руку куда-то под пиджак.
       - В чем он прав?
       - Так просто эти ублюдки нас не отпустят.
       Из-под пиджака появился кольт. Итальянец укоризненно поднял брови, но ничего не сказал.
       - Мокрый, - с сожалением констатировал доктор Джонс, изучая оружие. - Совершенно промок.
       Эльзу колотило и мотало, будто простыню на ветру. Она закричала:
       - Кто это был, Инди?! Я сейчас с ума сойду!!!
       - Главное, не сойди с лодки.
       Итальянец неодобрительно покачал головой.
       - В Стамбуле были курды, - продолжил Индиана, подымая на нее взгляд. - Здесь, наоборот, уже турки какие-то. Ты не волнуйся так, Эльза, я и сам пока ничего не понимаю.
       - Я абсолютно спокойна! - взвизгнула женщина.
       - Странно. Если это опять немцы, то они просто идиоты. Наняли придурков...
       - Вы что-то имеете против немцев, уважаемый мистер Джонс?
       Индиана не ответил. Он смотрел назад - напряженно вглядывался, слегка привстав. И владельца лодки наконец проняло:
       - Давайте я вас высажу где-нибудь здесь, синьоры. Обратите внимание, какие вокруг прекрасные места, мы ведь входим в центр города... - он тоже на секунду оглянулся и почему-то прибавил ходу.
       - Нас преследуют, - звеняще выговорил Индиана. - Я вижу три лодки.
       - О-о, мама... - севшим голосом отозвалась Эльза.
       - У меня другое предложение, - обратился археолог к итальянцу. - Почему бы вам не продать эту посудину? А на вырученные деньги не открыть пиццерию?
       - Послушайте... - угрожающе начал человек, но тут сзади что-то негромко застучало - будто детская трещотка.
       - У них автоматическое оружие, - честно предупредил Джонс. - Когда они подойдут ближе, вы и сами в этом убедитесь. Я, правда, не разглядел, какой марки, далековато было.
       Преследователи действительно приближались. То ли моторы у них оказались мощнее, то ли лодки меньше нагружены.
       - Сколько дадите? - человек уже полностью растерял свою безмятежность, непрерывно оглядывался.
       - Признаться, я плохо разбираюсь в ваших лирах. Назовите свою цену.
       - Зачем мне лиры? Вы деньги давайте, сами же обещали!
       - Доллары устроят? Доллары - это деньги?
       Индиана вытащил все, что было у него в карманах.
       Вдоль борта взметнулось с десяток фонтанчиков - одна из очередей чуть не попала в цель. Владелец лодки выхватил доллары из протянутой руки и, пробормотав: "Счастливой прогулки", боком опрокинулся в воду. Окружающий мир вильнул, вздрогнул, сырые фундаменты домов надвинулись, но Индиана уже был на корме - схватил рукоятку управления и выправил лодку.
       Приключения не прекращались, пропади они пропадом!
       Канал стремительно скользил навстречу.
       - Ложись на дно!
       - Нет! - крикнула Эльза.
       - Тогда держись, сейчас будет слалом!
       Индиана убавил обороты, почти заглушил двигатель. Лодка стала замедляться, а враги приближаться, чему-то нехорошо радуясь. Они шли на катерах - мощных, страшных красно-белых машинах.
       - Ты рехнулся! - завизжала Эльза фальцетом, переходящим в ультразвук. - Не останавливайся!
       - От трех катеров можно оторваться, только если рехнешься.
       Он вывернул рукоятку руля на максимальный угол. Лодка пошла по невероятной дуге, черпая бортами воду, но не перевернулась. Как раз в этом месте был мыс - два канала, между ними площадь, - Индиана свернул из широкого канала в узкий. Катера были не такие поворотливые, к счастью. Для кого-то - к сожалению. Передний сразу же принялся повторять маневр, но ведь скорость он не успел снизить, да и квалификация была не та, что у пилота преследуемой лодки, короче говоря, катер не вписался в отведенное ему пространство. Сначала был хруст ломающихся шпангоутов, заглушаемый воплями ужаса, затем взрыв горючего. Изумительно красивое зрелище, жаль, что поблизости не оказалось режиссера, который снял бы это на пленку. И дворец, в который катер врезался, был изумителен - инкрустированный голубым и белым мрамором, с ажурной галереей, узорчатыми окнами. Здесь же, на другой стороне широкого канала, стояла церковь Санта-Мария деи Мираколи - казалось бы, очень удобно для тех, кто остался в живых, если они, конечно, христиане. Однако товарищи погибших не поспешили заказывать молебен. Только притормозили, застопорив моторы, чтобы осуществить разворот по всем правилам. Это дало убегавшим возможность вновь оторваться от преследования, без помех выскочить в Большой канал и помчаться в направлении лагуны.
       - Надо где-нибудь высадиться! - закричала Эльза.
       Они давно уже разговаривали только криком.
       - Я не вижу причалов! - в тон ей ответил Индиана. - Еще куда-нибудь свернем!
       Пока он искал, куда можно спрятаться, вдалеке опять появились проклятые красные точки. Останавливаться было поздно.
       - Не успели! - всхлипнула Эльза.
       Гонка продолжалась, теперь уже по Большому каналу. Водно-моторный спорт - очень впечатляющее зрелище. Трассой служила Венеция, вместо буев и других знаков были местные суденышки, часть которых сама шарахалась в стороны, часть приходилось огибать. На первом месте, как ни странно, шла лодка с подвесным мотором, экипаж которой составляли мужчина и женщина с обезумевшими лицами. Прекрасные суда со стационарными двигателями типа дизель пока отставали. Рекорды никто не регистрировал (по явному недосмотру организаторов), и вообще неизвестно было, где финиш.
       - Один остался! - сообщила Эльза пораженно. - А где второй?
       Индиана обернулся, крепко сжимая рукоятку управления. Секунды хватило, чтобы убедиться - в погоне действительно участвовал только один катер.
       Не доходя до моста, Индиана совершил новый маневр, свернув направо, потому что катер опять нагонял их. Таким образом срезался мыс со знаменитой церковью Санта-Мария делла Салуте, зато терялась возможность выскочить к пристаням Пьяцетты, где всегда полно людей и полиции. Преследователи опять приотстали, хоть и продолжали держать свою жертву в поле зрения. Еще минута движения на рекордных скоростях - и лидер гонки вырвался на просторы Ла-Джудекка.
       Напротив, вдалеке, длинная полоса острова. Налево - центр города. Направо - порт. Налево или направо? И куда подевался второй катер? Если они не идиоты, то отправили второй катер именно к центральным пристаням, значит, налево нельзя, значит, к порту... Вдоль берега потянулась железная дорога. А сзади, гневно взрыкивая, подпрыгивал на волнах неотступный красно-белый болид. "Пора сворачивать, - подумал Индиана, - в первый же проток..."
       Как это ни смешно, но из намеченного для маневра канала уже выворачивал второй, потерянный катер, прямо из-под железнодорожного моста. Все-таки враги оказались идиотами. А вместе с ними и доктор Джонс. Катер по касательной шел к моторной лодке, неумолимо приближаясь, и смуглолицый человек неторопливо вытаскивал откуда-то снизу автоматическое оружие. Теперь доктор Джонс разглядел, какая модель. Самое обидное, что это был знаменитый американский "томпсон" двадцать первого года. Калибр 0,45. Магазин коробчатый, судя по размерам, малой емкости, рассчитанный на двадцать-тридцать патронов. Так же неторопливо человек поднял свой "машин-ган"... Дальнейшие его действия Индиана не видел, поскольку уже лежал на дне, бросив управление и заодно уложив рядом Эльзу.
       Выстрелов не было. Индиана осторожно высунул голову и обнаружил, что оба находящихся в катере боевика заняты тем, что лихорадочно перебирают магазины, одновременно ругаясь друг с другом на незнакомом языке. Судя по всему, они искали хоть один неизрасходованный патрон. И не находили. Слишком щедро тратили боезапас, гоняясь в черте города, - идиоты, они во всем идиоты. Доктор Джонс сел, хватаясь за рукоятку мотора. Он выправил лодку, однако два плавсредства сблизились настолько, что можно было идти на абордаж. Индиана за руку подтащил к себе Эльзу:
       - Держи лодку! - и пополз на нос.
       Злодей, вытащив кривой нож, готовился к прыжку. Индиана рванул рубашку, размотал с тела кнут и бесстрашно встал. Это не испугало людей на катере: цель была рядом, только руку протяни, только шаг сделай... Сделавшего шаг соперника доктор Джонс встретил тычком рукоятки доблестного "пацифиста". Еще в полете, на выдохе. И попал в солнечное сплетение. Лекарство помогло: соперник застыл, растерянно разинув рот, уронив нож на дно лодки. Затем сам упал туда же. Профессор поднял его и ударил, желая одним красивым жестом выкинуть негодяя за борт. С первого раза не получилось, человек опрокинул складное сиденье и упал на тюки с чем-то мягким, тогда археолог, распаляясь, снова поднял его. И тут заметил, что лодка движется вдоль длинной причальной стенки - точно к свайным пирсам.
       - Отворачивай! - повернулся он к Эльзе. - Не вздумай плыть между сваями!
       Оглушительно ревели моторы.
       - Не поворачивать? - надсадно переспросила ассистентка. - Плыть между сваями? Да вы правда рехнулись!
       Джонс не стал больше мальчишествовать, просто подтащил к борту мягкую вялую куклу, которая до сих пор не могла закрыть рот, и несильно толкнул, экономя силы. В лодке вновь остались двое.
       Водитель несущегося рядом катера что-то гортанно закричал, голос его был полон боли и ярости. Он бросил руль, явно собираясь повторить поступок товарища, даже нож приготовил. Но доктор Джонс достал вместо хлыста кольт. Револьвер был непригоден к употреблению, но враг этого не знал. Он вдруг присел и гимнастическим махом вернулся за руль. И катер как-то сразу приотстал.
       Свайный пирс надвигался неотвратимо.
       - Куда! - заревел Джонс в унисон с двигателем. - Куда плывешь!
       Он выдернул Эльзу с места водителя, чтобы сесть самому. Та упала руками на сиденье и бешено обернулась:
       - Это же вы мне сказали плыть к сваям!
       Разворачиваться было поздно. Еще несколько мгновений нормальной воды - и вокруг выросли внушительные железобетонные столбы. Стало темно. Пирс нависал сверху угрюмыми неопрятными плитами. А столбы, увы, были расставлены не только вокруг, но и прямо по курсу. Вот когда начался настоящий слалом, настоящий спорт, пропади все пропадом... Эльза закрыла лицо руками. Индиана, стиснув зубы, смотрел вперед. Назад не смотрел. А жаль, потому что водитель бело-красного катера также не смог отвернуть, также вынужден был попробовать силы в водно-моторном слаломе, но не справился с первым же препятствием. Маленький взрыв оживил затхлую атмосферу порта. Не оглядываться, приказал себе Джонс, огибая очередной столб. Вперед, только вперед. И все-таки минус два! - не отказал он своему мозгу сделать арифметический подсчет, когда жаркое дыхание бензиновой вспышки коснулось его спины. Остался один...
       Третий катер огибал пирс по дуге. Скорость его была несравнимо больше, поэтому он успел раньше. Единственное, чего враги не учли, это что профессор археологии всегда старался поступать в соответствии со здравым смыслом. Увидев оппонентов, Индиана решил отменить встречу. Или по крайней мере перенести ее в более подходящие условия. Перед тем как лодка должна была появиться из-под пирса, он тщательно нацелил ее в опрометчиво подставленный бок катера, а сам прыгнул в воду, утащив с собой отчаянно отбивающуюся Эльзу.
       Убийцы в катере закричали, закричали! И руками замахали, и "томпсоны" свои освободили от остатков патронов, и поскорее отплыть попытались, но это им мало помогло. Острый, обитый железом нос лодки сочно вошел в крашеное дерево, крепко застряв там. Винты обоих судов продолжали крутиться, вспенивая воду, как бы споря друг с другом, куда двигаться. Дизель катера был сильнее, но и лодочный мотор не сдавался. Компромисс был найден - конструкция из двух судов торжественно пошла к берегу со всевозрастающей скоростью. Как раз гигантская баржа осуществляла плотную швартовку к другой гигантской барже, борт к борту. Водитель катера пытался маневрировать, чтобы отвратить неизбежное, его товарищ перепрыгнул в лодку и пытался дать задний ход, но результат был уже ясен - их сносило в щель между вздымающимися к небу бортами. На баржах работали подруливающие устройства, и кипящие водовороты, образованные подводными винтами, помогали деревянным песчинкам избрать правильное направление, не давали сбиться с курса. Человек, метавшийся в лодке, прыгнул в воду и лихорадочно забил конечностями, отплывая подальше. Он отплыл, а все остальное через мгновение исчезло. Тиски сжались. Был короткий посторонний звук, похожий на треск сминаемого картона, и еще был странный, еле слышный воплик...
       Археологи ничего этого не видели, занимаясь решением собственных проблем. Некоторые из столбов оказались обкручены толстыми железными цепями, что было фантастически кстати. Хватаясь за цепь, затем за столб, Индиана выбрался из воды и встал коленями на скользкое качающееся железо.
       - Я больше не могу! - плакала внизу Эльза, держась за его ботинки.
       Он прилип грудью к шершавому бетону и нащупал рукой ее голову. Тогда Эльза схватилась за его руку. Индиана напрягся, и общими усилиями ассистентка была выдернута из воняющей гнилыми водорослями жижи.
       Вверх по свае ему помогла взобраться ненависть. Край настила был прямо над головой - Индиана уцепился за него пальцами, повис, качаясь над поверхностью лагуны, затем подтянулся, завершив тем самым гимнастический этюд. Перелез через ограждение и упал, хватая ртом воздух.
       - Инди! - жалко напомнила о себе ассистентка.
       - Сейчас, - прошептал он, - ну подожди немного... - и тут же пополз обратно к краю. Держась одной рукой за стальной прут решетки, он перегнулся, вновь опасно зависнув над портовым болотом, и спустил Эльзе отсыревшее кнутовище. Рукоятку закрепил в ограждении пирса. Эльза с воплем: "Я же упаду!" схватилась за протянутую ей веревку, а профессор временно стал лебедкой подъемного крана. Огромные портальные краны, журавлиными клювами склонившиеся над морем, равнодушно следили за титаническими усилиями крохотного собрата. Эльза, впрочем, и сама пыталась карабкаться по веревке, ее подгонял страх. Профессору помогал чугунный кнехт, в который он упирался ногой.
       И все кончилось, наконец-то все кончилось...
       - Библиотечный день, - слабо сказала доктор Шнайдер, лежа на спине и глядя в небо. - С вашим отцом, Инди, как-то спокойнее работалось.
       - На сегодня вы свободны, коллега, - откликнулся доктор Джонс, стоя рядом на четвереньках. - Я вас больше не задерживаю.
       Закат был изумительно, волшебно красив.
       - Что это? - спросил доктор Джонс. - Вон там, возле берега?
       Через мгновение он уже бежал по пирсу.
       - Вы куда? - обиделась женщина.
       Возле причальной стены плавал человек. Он пытался за что-нибудь уцепиться, но накатывающие волны раз за разом сбрасывали его, относили в лагуну. Феска отсутствовала, курчавые некогда волосы слиплись неопрятными мокрыми комьями. Было видно, что человек обессилел, сражаясь с ледяным декабрьским морем. Казалось, здесь невозможно выбраться самому - слишком высоко.
       - Вам помочь? - поинтересовался доктор Джонс.
       Южанин молчал, слабо двигая руками.
       - Вы утонете, приятель. Вам осталось несколько минут, не больше.
       Ответа не было. "Может, он не понимает по-английски?" - предположил доктор Джонс и повторил то же на других известных ему языках. Человек приподнял голову, обратил наверх полные смертельной тоски глаза и крикнул на ужасном английском:
       - Зачем вам Грааль, сэр?
       Индиана кинул ему конец кнута и ответил:
       - Мой совет - хватайтесь за веревку. Впрочем, выбирайте сами, как поступать, я не настаиваю.
       И тот действительно принялся выбирать! Судя по выражению лица тонущего, этот процесс был мучителен. Минута безмолвного барахтанья - и человек решил не умирать, схватился за узел на конце кнутовища. Вновь доктор Джонс выполнил нелегкие обязанности берегового крана; тут и Эльза подошла.
       - Кто это? - спросила она с ненавистью.
       - Пока не знаю.
       - Вы меня убьете? - подал голос незнакомец.
       - Чтобы вас убить, приятель, мне достаточно было не подходить к берегу.
       - Зачем вам Грааль?
       Доктор Джонс наконец рассердился:
       - Мир сошел с ума! Я не ищу Грааль, я отца своего ищу!
       - Отца... - эхом отозвался человек и прикрыл глаза.
       - Да, отца. И еще одну женщину.
       - Зачем вы спускались в хранилище памяти, зачем разбудили вечный сон тайны?
       - Он бредит, - предположила Эльза.
       - Он говорит о захоронении под библиотекой, - возразил Индиана. - А в настоящий момент пытается нас допросить... Милый друг, я просто шел по следу моего отца. Имя Генри Джонс вам случайно не знакомо?
       - Генри Джонс нашел хранилище в Анже. Мы обнаружили это, но поздно. И тогда стали охранять хранилище в Венеции...
       Индиана схватил человека за ворот, яростно приподнял:
       - Вы убили его, ублюдки?
       - Мы не трогали его, - незнакомец не сопротивлялся. То ли силы еще не вернулись, то ли понимал сыновьи чувства собеседника.
       - Где он?
       - Мы не трогали его... - повторил человек и замолчал.
       В разговор вступила Эльза:
       - Кто вы такой, объясните или нет? Вы же нас чуть не... - и тоже замолчала, не находя слов от избытка сильных чувств.
       - Меня зовут Касым.
       - Приятно познакомиться.
       - Спросите себя, господа, - торжественно продолжил Касым, - для чьей славы вы делаете это - Его или своей? Зачем вам Грааль?
       Доктор Джонс устало посмеялся.
       - Наш друг рассуждает так, будто много раз за день видит Чашу, - сказал он Эльзе.
       - Чаша в Храме, - еле слышно ответил человек. - Вы украли эту тайну из хранилища. Но в Храм не может войти никто, даже мы.
       - Парень заговаривает нам зубы, - Джонс продолжал беседовать с Эльзой. - Вполне вероятно, что их все-таки наняли немцы.
       - Нас никто не нанимал, - повысил голос незнакомец. Он неожиданно обиделся, это было видно. - Нас невозможно нанять, - и зашевелился на бетонном покрытии причала, явно желая подняться.
       - Тогда почему вас так интересует чаша Грааля? Вы что, христиане? Гораздо больше вы похожи, например, на турок, а с Турцией, признаюсь вам, у меня связаны не самые лучшие воспоминания.
       Человек встал на ноги.
       - Я ухожу, - сказал он. - Если вы с этим не согласны, столкните меня обратно в воду.
       - Прощайте, - кивнул ему Индиана. - Надеюсь, мы больше не встретимся, потому что в следующий раз я найду чем ответить на неумелую пальбу грязных наемников.
       Доктор Джонс повернулся к нему спиной и подошел к самому краю причала. Однако южанин не уходил, словно бы размышлял о чем-то.
       - Инди! - не выдержала Эльза. - Осторожно!
       - Вы действительно сын Генри Джонса? - спокойно спросил человек.
       - Так же, как и вы - потомок какого-то не уважаемого мной господина.
       - Я вас прощаю, сын Генри Джонса. Я знаю, где сейчас находится ваш отец.
       - Ну? - крутанулся Индиана.
       - В замке Грумм, к северу от Италии. Владельцы этого замка также ищут Грааль, поэтому мы следим за ними тоже. Мы видели, как вашего отца привозили туда.
       Вот теперь человек пошел, слегка покачиваясь.
       - Мистер Джонс, - сухо позвала Эльза.
       - Да, дорогая?
       - Мистер Джонс, мне не нравится, каким тоном вы употребляете термин "немцы", - подчеркнуто официально проинформировала она. - И впредь я бы попросила...
       - Вы же из Швейцарии, - сразу нашелся он. И улыбнулся.
       Она не стала спорить. Ее трясло так, что, казалось, берег трясется вместе с ней, тогда Индиана предложил:
       - Давайте-ка совершим пробежку. Во-первых, согреемся, во-вторых, давно пора покинуть эти места, а то в любой момент могут появиться люди, которые начнут задавать множество вопросов.
      
      
      
      
      7. ЛЮБОВЬ КАК ФОРМА РАБОТЫ
      
       К сожалению, многочисленные вопросы гостям Венеции все-таки были заданы, поскольку с их внешним видом трудно было незамеченными добраться до дома, пересекая весь город. Сначала объяснялись с полицией, затем с карабинерами, затем к разговору подключился незаметный молчаливый господин с офицерской выправкой. Этот последний чем-то неуловимо напоминал майора Питерса, и Джонс догадался, что он из итальянской "секуреццы".
       Гости Венеции вели себя достойно. Они от имени всех американцев и швейцарцев страшно возмущались тем, что террористы свободно разгуливают по цивилизованной Италии и нападают на мирных иностранцев. Им объяснили, что против иностранных граждан предпринята провокация с целью дискредитировать в глазах мировой общественности правительство Империи и лично дуче, но виновные - как исполнители, так и организаторы, - вскоре будут схвачены и примерно наказаны. Пострадавшие удовлетворились объяснениями, сочтя все сказанное извинениями, и инцидент исчерпался.
       Индиана и Эльза к тому времени уже смогли переодеться - в первой же лавке, откуда, кстати, их и забрали в полицию по сигналу законопослушных граждан. Поэтому, освободившись, они поспешили в библиотеку.
       Маркус Броуди был жив и в определенном смысле невредим. "В определенном смысле" - поскольку, когда Индиана нашел его, вытащил из-под стола и развязал, выяснилось, что тот на грани помешательства. Сильнейшая нервная встряска привела к вегето-сосудистому кризу гипертонического типа. Но это бы ничего, криз и в гостинице можно снять. Но от долгого лежания на холодном полу у Маркуса резко обострился радикулит. Его прострелило сразу на обе стороны поясницы, так что пришлось Индиане с Эльзой отвозить и оформлять беднягу в больницу.
       Больница, разумеется, была бесплатной, то есть общей, десять человек на одну палату. Но научная истина и, тем более, законы старой дружбы всегда требовали от порядочных людей немалых жертв, - Индиана, как умел, объяснял это пострадавшему. Только в палате (чтобы Эльза не видела) дневник отца вернулся к сыну. Храбрый Маркус сохранил реликвию, потому что нападавшие по явному недосмотру его не обыскали.
       Осталась жива и драгоценная шляпа, столько времени проскучавшая на холодном чужом стуле.
       Когда голодный и измученный доктор Джонс провожал по вечерней Венеции свою ассистентку, пребывавшую не в лучшем состоянии, до ее квартиры возле Сан-Дзаккария, экстренные выпуски однопартийной прессы вовсю лягали эфиопских террористов, которые разлили и подожгли нефть в лагуне возле древних верфей...
       Добравшись до места, заботливая Эльза предложила:
       - Зайдите, отдохните хоть немного. Куда вы в таком состоянии?
       И доктор Джонс принял приглашение, предупредив, что отдыхать он не намерен. Он был уверен, и не скрывал этого, что поздний вечер - самое время для работы. Например, для обсуждения научных результатов похода в библиотеку и дальнейших планов действия.
       Эльза тут же побежала в ванную мыться. Она очень извинялась, но не могла откладывать это дело. Джонс остался в одиночестве - по другую сторону двери.
       Что ничуть не мешало общению.
       - Вы ищете какую-то женщину? - спросила Эльза, сопровождая реплику выразительным плеском воды. - И ничего мне не говорили.
       - Вам ее имя ничего не скажет, - пробормотал Индиана, падая в кресло, растекаясь по мягкой гобеленовой обшивке.
       - Что? - мурлыкнула Эльза. - Боже, как хорошо... Генри Джонс жаловался, что его сын до сих пор холост, а вы, оказывается, какую-то женщину ищете...
       - Не волнуйтесь, кто бы она ни была, она ничему не сможет помешать.
       - Что? - донеслось сквозь дверь, и на том разговор дал сбой.
       Через несколько минут молчания доктор Джонс сказал, задумчиво глядя в черное окно:
       - Фантастика... Начальная точка для поисков действительно указана, значит, карта привязана к местности. Карта, значит, вполне конкретна. Кто бы мог подумать?..
       Он сообщил это в пустоту, еле слышно, - очевидно, разговаривал сам с собой, - однако в ванной вдруг стихла вода, послышались странные звуки, звон и шлепанье, и в комнату выскочила Эльза. Обмотанная халатом, не успевшая вытереться.
       - Вы видели карту, нарисованную Генри Джонсом?
       - Отец что, самостоятельно разработал эту карту? - рассеянно удивился Индиана. - Я полагал, что она дополняла французский манускрипт...
       - Где вы видели карту, Инди?
       Халат все норовил распахнуться, и Эльза раздраженно поправляла его после каждого вопроса. Джонс вежливо поднялся навстречу:
       - С вас капает, дорогая, прямо на паркет.
       Ее настроение стремительно менялось - от возбужденного изумления к истинной, рафинированной ярости. Прямо на глазах, минуя стадию холодности. Она спросила, ввинчивая в гостя слова-шурупы:
       - Давно хотела уточнить, мистер Джонс. Каким образом вы узнали, что захоронение следует искать в том месте, где цифра десять?
       - Устал я сегодня, просто сил нет, - вздохнул Индиана и принялся медленно массировать виски, опустив голову. - Пожалуй, отложим деловые разговоры на завтра, фройляйн Шнайдер. Спокойной ночи... - и недвусмысленно нацелился удалиться.
       - Итак, вы знакомы с дневником профессора Генри Джонса, - отчеканила женщина. - Нет, подождите! - Она схватила его за лацканы пиджака. - Нет, вы не посмеете так просто уйти! - Халат ее все-таки распахнулся, высвободившись из нежных пальчиков.
       У Индианы вытянулось лицо.
       - Знали, и ничего мне не сказали? - звенела Эльза. - Вы мне не доверяете? Я оскорблена, доктор Джонс! Вы представить себе не можете, как я оскорблена!
       Он поцеловал ее. Не промахнулся - точно в изломанные обидой губы.
       - Как ты смеешь... - осеклась она, отстраняясь. И тут же вспомнила о некотором беспорядке в своем внешнем виде - нервно запахнулась.
       - Разве ты не знаешь, - невинно заговорил Индиана, - что у мужчин тоже иногда бывают тайны от женщин? Я, разумеется, понимаю, что каждая из вас хотела бы, чтобы всегда было только наоборот...
       - Ты не собираешься объяснить мне хоть что-нибудь? - спросила она тише, вновь приблизившись к доктору Джонсу вплотную.
       - Я устал, - напомнил тот. - У тебя, кстати, найдется еда? Меня устроит любая. - Он начал озираться, шаря по комнате голодными глазами. - Можно жареных сколопендр, можно моченый кал тибетских козлов... - заметив, что ассистентка по-прежнему с ним рядом, он нанес ей второй поцелуй, короткий, деловитый. - Пошли на кухню, Эльза. Я уверен, разговор там получится без нервов. Аппетитный, приятный разговор...
       - Мерзавец, - брезгливо сказала она. - От тебя самого моченым калом пахнет. Не удосужился помыться, явившись к женщине.
       - У меня есть оправдание, - возразил он. - Я целый день был занят тем, что спасал жизнь одной бессовестной красотки.
       - Может, ты хотя бы шляпу снимешь?
       - Нет, только не шляпу, ее я снимаю в последнюю очередь... Твой жених, кстати, всегда ли моется, являясь к тебе в гости?
       - Грязный янки, - она неожиданно начала стаскивать с Индианы пиджак. - Мой жених, к твоему сведению, не позволяет себе так со мной обращаться. Он вообще не целовал меня ни разу, у нас не принято до свадьбы, мы не признаем вашу грязь... Да иди же ты наконец в ванную! - Она уже расстегивала ему рубашку. - Кухню им подавай! Все по-свински, о-о, как вы любите, чтобы было по-свински...
       Эльза яростно втолкнула гостя в ванную, продолжая сдирать с него шелуху из тряпок, пуговиц, подтяжек, ремней, ворча:
       - Ужас, какой грязный, просто невыносимо, чудовищно, дикари проклятые...
       Она торопливо включила в душе воду, а затем, чтобы не замочить свой халат, была вынуждена от него освободиться.
       - Может, я сам? - попросил Индиана, не собираясь, однако, двигаться.
       - Подожди, - ответила доктор Шнайдер и, присев перед ним на корточки, стянула на пол последние атрибуты мужской одежды.
       Она задержала взгляд, одобрительно понаблюдав за неким процессом, происходящим точно на уровне ее глаз.
       - Эльза... - не удержалось в мускулистой груди. - Ах, Эльза...
       - О-о! - подняла она полное восхищения личико. - А говорил, что устал. Невероятный, грандиозный мужчина...
       Она хозяйски потянулась руками, подарив научному руководителю две секунды домашней ласки. Но для того, чтобы впиться в гостя трепещущими губами, все-таки встала, все-таки поднялась в полный рост. Жаль...
      
       * * *
      
       Если бы этот эпизод присутствовал в каком-нибудь популярном фильме, то кинокамера стыдливо отъехала бы в сторону - прочь из распахнутой ванной, - и выглянула бы в окно. После чего прекрасный вид на подсвеченный огнями остров Сан-Джорджо-Маджоре озвучился бы стоном влюбленного мужчины:
       - Ах, Венеция!..
       Пусть так и будет.
      
      
      
      
      8. УТРО ГРЯДУЩИХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
      
       Утро настало поразительно скоро. Ночь будто сжалась, усохла, выгорела вместе со столбами нефтяного пожара. Утро настало, и вновь он закрутился, этот странный нескончаемый сюжет.
       Прежде всего доктор Джонс поехал к себе в гостиницу, оставив Эльзу досматривать картины их общих снов. Он поехал за своими вещами, поскольку перебраться на жительство к ассистентке казалось теперь таким естественным. Но выверенные планы обладают загадочным свойством - насмехаться над теми, кто их строит.
       Гостиничный номер господина Джонса был обыскан. С беспощадностью гуннов, с тщательностью немцев. Разумеется, никто ничего не видел, не слышал - ни владелец, ни администратор, ни дежурные по этажу, и глупо было даже пытаться хоть о чем-то расспрашивать гостиничных служащих, поскольку люди словно забыли все иностранные языки, оставив себе только родной, и твердили с упрямством патефона: "Вам возместят убытки, синьор Джонс, обязательно возместят..." Когда же Индиана пожелал беседовать с мальчишкой, сыном администратора, мать парня забилась в истерике: "Только его не трогайте, умоляю вас, лучше меня, меня возьмите!" Перезрелая супруга администратора была Индиане совершенно ни к чему, и он помчался в гостиницу, где остановился Маркус Броуди.
       Он помнил, что друг отца находится в больнице, но его одолевало предчувствие, что такая последовательность визитов правильна. И предчувствие не обмануло.
       Номер Маркуса также подвергся обыску.
       Им был нужен дневник отца, - понял доктор Джонс. Кому - им? Ясно, что не тем загадочным фанатикам, которые подожгли нефть в подземелье, а потом гонялись на катерах по каналам. Тогда кому?
       Он заторопился в больницу, заметно волнуясь. Старик Броуди был дорог Индиане: этот добрый наивный человек присутствовал в лучших воспоминаниях его детства. Воспоминания детства всегда были дороги доктору Джонсу - за исключением тех, где фигурировал его отец. И сейчас он проклинал себя за слабохарактерность. Вчерашний вечер надо было тратить не на отдых с Эльзой, а на дела. Например, навестить Маркуса. И ночевать надо было в гостинице, чтобы лично поприветствовать любителей потрошить чужие дома. Впрочем, очень даже вероятно, что ночные посетители были вооружены чем-то повесомее древнего шестизарядного кольта, и незапланированный визит к даме спас археологу жизнь.
       К счастью, Маркус Броуди нашелся там, где его вчера оставили. Он моргал и приветливо улыбался вошедшему в палату посетителю, то есть пребывал в порядке.
       Но, как вскоре выяснилось, больничный покой - вещь обманчивая.
       - Я им все сказал, - в первой же реплике признался старик. Голос его еле тлел, прерывался, и был предельно, невыносимо виноватым. - Прости меня, Инди, как я мог им не сказать? Я ведь еще после библиотеки не успел оправиться, и я очень испугался...
       - К вам кто-то приходил? - выговорил Индиана, потемнев взглядом. Кулаки его с хрустом сжались.
       - Вскоре, как вы с Эльзой уехали. Они были в белых халатах, будто бы врачи. Никто из больных ничего и не понял. Они разговаривали со мной по-английски. Вежливые... Я не хотел им говорить, Инди, поверь мне!
       Доктор Джонс положил свою руку поверх его.
       - Не волнуйтесь, Маркус. Я знаю, вы вели себя достойно, иначе и быть не могло.
       - Они меня пытали, Инди, - старик скупо заплакал. - Изображали, будто это врачебный консилиум. Поднимали мне ноги, переворачивали меня со спины на бок... - Его лицо исказилось пережитым ужасом. - Это очень больно, мальчик. Радикулит - подлая вещь, жуткая. Береги себя, не доводи дело до радикулита...
       - Что им было нужно?
       - Спрашивали, зачем я сюда приехал и что нас с тобой связывает... Они тебя обокрали, да?
       - Дневник со мной, - Индиана похлопал себя по карману. - Так что они просчитались.
       - Вот и хорошо, - облегченно вздохнул пациент, как-то даже расправился, распрямился. - А то я всю ночь плакал... Кто это был, Инди?
       - Идиоты вроде моего отца. Мечтают найти чашу Грааля.
       - Кстати, - совсем уж бодро заговорил Маркус, - я не спросил тебя вчера, совсем из головы вылетело...
       - Конечно, - улыбнулся доктор Джонс.
       - Каковы результаты вашей подземной экспедиции?
       - Если коротко, то теперь известна точка, к которой привязан маршрут к Храму. Город Александретта. Помните, в дневнике отца была карта?
       - Александретта? Это в Сирии?
       - На территории нынешней Турции. Где только Александр Македонский не понаставил своих городов.
       - Насколько я помню, - задумчиво изрек Маркус, - Александретта была полностью разрушена крестоносцами, а затем...
       - Сейчас на этом месте город Искендерон, - нетерпеливо сказал Индиана. - Опять Турция. С этой проклятой Турцией у меня сплошные неприятности. Да и вы тоже вчера пострадали от каких-то турок, которым мы все почему-то сильно не понравились.
       - Я пострадал от турок? - Маркус обескураженно заморгал.
       - То турки, то немцы... - подтвердил археолог. - Вы простите, Маркус, но я должен идти.
       - Удачи тебе, мальчик.
       - Надеюсь, мы с вами видимся не в последний раз.
       И ушел.
       - Что? - переспросил пациент непонятно кого и растерянно посмотрел на дремлющих соседей. - Почему он так странно сказал?
       Доктор Джонс не вернулся к себе в гостиницу, поскольку все его вещи были при нем. Не стал навещать и Эльзу. Хотя бы в отношении этой женщины он надеялся сломать дикую, необъяснимую закономерность, проявившуюся в последние месяцы: каждый из попутчиков, с кем сводила его нескончаемая дорога, обязательно попадал в яму. Доктор Джонс не хотел новых жертв. Он отправился на железнодорожный вокзал Санта-Лючия и тихо уехал - ни с кем не попрощавшись, не сообщив никому о своих планах.
       К сожалению, остался также без ответа вопрос, заданный неким Касымом. Для чьей славы все происходящее? Что вообще мирская слава в сравнении с Его Именем? И можно ли, думая о себе, служить одновременно Ему, и правильно ли, верно служа Ему, ждать в награду чего-то большего, кроме одного этого счастья?
       Есть люди, которые искренне пытаются разговаривать с Вечностью - некоторых из них называют археологами, некоторых писателями, - им прежде всего следовало бы задать себе подобный вопрос.
       Однако мы не делаем этого.
       Потому что ответ очевиден...
       Поезд нес доктор Джонса над лагуной - по мосту, соединяющему Венецию с материком. Впереди был город Местре, затем Центральная Европа, затем конец зимы, весна, лето...
      
      
      ЧАСТЬ ПЯТАЯ
      ГЕРМАНИЯ. ЯНВАРЬ. ГОТИКА И РЕНЕССАНС
      
      
      
      1. ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
      
       Керосиновая лампа давала больше тепла, чем света, потому что стекло давным-давно закоптилось. Влажная земля обжигала пальцы холодом. Атмосфера лишь наполовину состояла из воздуха, вторую половину составляла вековая гниль. Человек полз на четвереньках: плоский низкий свод не позволял ему распрямиться, не давал возможности двигаться по-людски. Бесконечный узкий тоннель будто сдавливал мозг, непроницаемая чернота, обступавшая жалкий огонек лампы, рождала призраки. И все-таки путник упорно шел к цели, борясь с назойливыми иррациональными видениями, убеждая себя, что подземный ход выведет его не в египетское царство мертвых, не в греческий Аид или христианскую преисподнюю.
       Он изо всех сил надеялся, простая душа.
       Человек любил подземелья ничуть не больше, чем, например, тварей, в них обитавших, однако так уж складывалась его нелепая научная карьера, что половину своего рабочего времени он проводил именно в подземельях. Пирамиды Месоамерики, мавзолеи Малой и Средней Азии, пещерные храмы Индии, гробницы Египта - куда только не заманивали его ослепительные сны. И в какие только кошмары эти сны затем не превращались.
       Впрочем, сейчас все было мирно и скучно. Подземный ход оказался истинно европейским, никакой вам экзотики. Легенды не обманули. Известняковый свод, остатки недогнивших подпорок и перекрытий - каждый штрих подчеркивал суровую простоту древнего замысла. Каменная кишка постоянно забирала влево, выводя в самое сердце холма. Тайный ход имел имя собственное "Волчья глотка" - очень похоже, - и был сооружен во времена германо-венгерских войн в середине десятого века. Это местечко вообще из века в век притягивало к себе любителей строить и разрушать: в силу выгодного стратегического положения. Холм стоял в излучине реки Марх, левого притока Дуная, оставалось только прорыть с другой стороны ров, чтобы получился остров. И это, разумеется, было сделано - древними баварами, еще до образования собственно маркграфства Австрия. После разгрома венгров у реки Лех германским королем Оттоном Первым остров был отдан графу Конраду, одному из Бабенбергов, с мягким пожеланием построить здесь настоящее укрепление, неприступное для будущих гостей с востока. И встал на холме замок-крепость, хвастливо названный Шверт-на-Мархе[32], соответствующий всем требованиям оборонительной науки. Символом и гербом Конрада Бабенберга являлся спящий волк, вот откуда взялось название, данное тайному ходу...
       Отвлеченные мысли прервались, потому что человек, ползущий по тоннелю, уперся в дверь.
       Просмоленные доски, окованные железом. Смех. Былая неприступность обернулась блефом: дерево сгнило, металл проржавел. Путник имел с собой ломик и воспользовался инструментом без всякого уважения к седой древности. Небольшого усилия хватило, чтобы преграда слетела вместе с петлями.
       И тесные ссохшиеся недра кончились. Пространство раздвинулось, позволяя поставить лампу на пол, встать, потянуться, разминая слипшиеся мышцы. Человек на мгновение оперся о стену, приходя в себя, превращаясь из безмозглого земляного червя в профессора археологии.
       "Инди, - сказал он себе, - а ведь ты, кажется, почти дошел..."
       Отсюда начинался нормальный тоннель - с каменными, укрепленными люнетами перекрытиями крестовой формы. Эта часть подземелья была более поздней постройки, а наверху, очевидно, начиналась территория, ограниченная остатками внутренней крепостной стены.
       Профессор археологии продолжил путь. Мысли его обрели простор и свободу - вместе с телом.
       В замок не так-то просто было попасть. Да, ограждение и стены разрушены, от большинства башен остались только фундаменты - этим необратимым процессам изрядно помогла длившаяся столетиями борьба городов с феодалами, а феодалов - друг с другом. Да, ров давным-давно высох, поскольку река заметно обмелела за девять веков. И сама грозная цитадель, начиная с шестнадцатого века, была брошена под безжалостные подошвы времени, когда частично, а затем и полностью утратила свое стратегическое значение в связи с изменением способов ведения войны. И все-таки, чтобы сейчас проникнуть в нее и вернуться обратно, давалась всего одна-единственная попытка. В самом деле, не постучишься же с улицы и не скажешь нынешним владельцам, предварительно сменив шляпу на берет, что тебя интересуют старинные гобелены, а сам ты - шотландский граф? На тебя в лучшем случае спустят собак. Вышколенных немецких овчарок. Потому что нынешние владельцы - о-о, они не просто бароны или банкиры. Слишком уж много у них автомашин и катеров, слишком уж заметна военная выправка у прислуги.
       Когда пала династия Бабенбергов, эти земли перешли чехам, затем Габсбурги вернули их Австрии, а уже в семнадцатом веке холм вместе с руинами был отдан одному из ландграфов по имени Грумм. Пресловутый Грумм построил на месте жалких остатков готической крепости шикарный охотничий замок в стиле позднего ренессанса, дорушив при этом то, что мешало строительству, и пощадив то, что не мешало. Груммы владели замком до восемнадцатого года нашего века, затем он несколько раз менял владельцев, в среднем каждые пять лет.
       Кому бывший Шверт-на-Мархе принадлежал теперь?
       Путник прошел еще ярдов шестьдесят, прежде чем тоннель кончился. Пол превратился в лестницу, ступеньки которой упирались прямо в потолок. Оставалось подняться и просочиться сквозь толщу камня... Спокойно, сказал себе археолог, здесь должен быть люк. И люк нашелся, следовало только внимательно осмотреть поверхность камня над головой. В агонизирующем свете лампы ясно обозначился квадрат. Человек уперся в плиту обеими руками и поднатужился, призвав в помощники собственное нетерпение. Что-то хрустнуло - нет, не в камне, а в человеческой спине. Он опустился на ступеньки, покачнувшись, едва не упав. Озабоченно подумал: "Не сорвать бы поясницу. Радикулита мне только не хватало". Затем взглянул вверх и энергично поднялся. Ощупал щель пальцами: камни плотно пригнаны друг к другу. Что же делать? Рисковать или не рисковать? Путник взял поудобнее ломик и ударил в щель. Замер, прислушиваясь. Вторично ударил, уже смелее, сильнее, и пошел обивать плиту по периметру. Одно из размеренных движений дало неожиданный результат - то ли удар оказался точнее, то ли преграда дряхлее, но острие лома пробило щель насквозь, выскочив наружу. Человек втянул инструмент обратно, и в тот же момент...
       Сквозь дыру хлынула какая-то жидкость.
       Он отскочил, рассматривая испачканное пальто. Пиво! Из потолка щедро лилось прекрасное черное пиво, мгновенно наполнив подземелье неуместным сладко-кислым запахом. Человек отступил еще на шаг, давая дорогу вырвавшемуся на свободу продукту. Липкие струи стекали по ступенькам, жизнерадостно пенясь, и в утомленном мозгу путника родилась безумная мысль: что если этот поток не кончится? Что если наверху гигантский заводской чан, чудо бродильного производства? Ужасная картина представилась ему: пиво неудержимо поднимается, до краев наполняет тесный тоннель, человек отчаянно барахтается под самым потолком, ловит ртом остатки воздуха... Поток на глазах терял силы, иссякал. Последние капли гулко упали на ступеньки - конец, можно продолжать работу.
       Человек снова надавил руками на плиту - и она подалась!
       Наверху был погреб. Вдоль стены рядами выстроились бочки с пивом, и одна как раз стояла на люке, вот почему камень оказался столь неуступчив. Излив из чрева все запасы, бочка утратила не только смысл своего существования, но и массу. Человек выполз наружу, расталкивая стянутые железными обручами деревянные бока...
       Замок Грумм!
      
       --------
      
       Неужели добрался? Невозможно поверить. Месяц поисков позади, месяц выживания во вражеском тылу, без денег и без связей, в условиях жестокой конспирации. Хоть и года не прошло, как Австрия была захвачена Германией, мирная эта страна стремительно преображалась, теряя остатки свободы... Он жил в Вене, проводя все отпущенное ему время в библиотеках и открытых архивах. Одна из пожилых библиотечных фрау приютила его за символическую плату - расплачиваться приходилось главным образом своим обаянием и разнообразными обещаниями. Ведь археолог, согласно документам, прибыл из Италии, и не просто из Италии, а из самой Венеции, где работал консультантом знаменитой галереи Академии. Бедный в денежном отношении ученый прибыл в Австрию по личным делам, то есть командировку ему никто не оплачивал, и женское сердце не могло не сжалиться. Тем более, он честно и от всей души обещал принять фрау в Венеции. И вообще он был мил, очень мил.
       Первым большим успехом итальянского ученого стало то, что ему удалось раздобыть зимнее пальто. Он получил этот необходимейший для местной жизни трофей благодаря меткой стрельбе. Нет, никого не убивал, просто некий азартный австриец, сосед доброй фрау, затащил его однажды в тир и предложил соревнование. Представитель чистой расы, очевидно, хотел посмеяться над библиотечным хлюпиком. Откуда бедняге было знать, что перед ним стрелок с двадцатилетним стажем? Короче, археолог поставил свою осеннюю куртку против пальто развлекающегося оппонента и победил, разумеется. Откровенно говоря, пальто было старым, ношенным, но все же... Затем он выяснил местонахождение замка Грумм и, взяв след, побежал по нему, уткнув острый тренированный нос в каталоги и древние книги. Интересовавший его объект располагался практически на границе бывшей Австрии со Словакией, да и расчлененная Чехия была совсем неподалеку, из чего следует, что археолог не мог себе позволить даже короткое время болтаться в тех местах. Он прекрасно понимал, что попытка ему давалась всего одна, а лжеитальянцу "засветиться" в провинциальном городке проще, чем фотопластине в погожий день. Необходимо было приехать, вооружившись максимально большей информацией - чем он и занимался, кочуя из одного книжного хранилища в другое.
       Прибыв в Шверт-на-Мархе, он сразу взялся за дело - едва сойдя с поезда. Он нигде не останавливался и ни у кого ничего не спрашивал. Он отправился к холму и в лесочке, по эту сторону высохшего рва, остановился. Согласно картам, там было кладбище. И там действительно обнаружилось кладбище - средневековое, брошенное. Прочесав территорию, археолог нашел, что искал. Прямо возле рва была могила, на которой помещался гранитный памятник в виде лежащего волка. Местные жители всерьез полагали, что под изъеденным временем куском гранита, который больше напоминал бесформенный валун ледникового периода, покоился сам Конрад Бабенберг. Прибывший из Вены исследователь был другого мнения. Точнее, у него имелись обоснованные сомнения, вызванные кропотливым разгребанием архивов, поэтому он сковырнул спящего волка вместе с постаментом, желая проверить красивую рыцарскую легенду, и начал копать. Остатки крепостной стены по другую сторону рва, а в особенности круглая башня-донжон, вдохновляли его. Нескольких бросков земли оказалось достаточно, чтобы лопата наткнулась на каменный люк. "Волчья глотка" раскрылась, приглашая прыгнуть в жуткий земляной пищевод...
      
       * * *
      
       Индиана Джонс (а это был именно он, о чем кто-то из читателей уже догадался) встал и осмотрелся, подняв повыше лампу.
       Четырехлепестковый свод монастырского типа, стены из бутового камня. Несомненно, это нижний уровень древней башни, так называемого донжона - единственного сооружения, сохранившегося с рыцарских времен. Более поздний замок Грумм был пристроен к ней, образовав замкнутый прямоугольник, состоящий из башен, башенок и домов с фронтонами... Отлично. Что дальше?
       Джонсу не пришлось долго над этим размышлять, поскольку события уже влекли его за собой, неудержимо и властно - как он любил. Послышались далекие голоса, затем бодрый смех. Он затаился, закрутив лампу до нуля. В подвал спускался человек, осторожно ставя ноги на ступеньки - лестница была крутовата. В руках вошедшего подрагивала лампа, яркая и чистая. Человек был один, без товарища.
       - Чем пахнет? - спросил он в пустоту, принюхиваясь. По-немецки спросил, разумеется. Ничем особенным не пахло: ну, разлитое пиво, ну, погашенная керосиновая горелка, что ему не понравилось в этих невинных запахах? Доктор Джонс не дал гостю времени поудивляться всласть. Секунды хватило, чтобы зажать ладонью беззащитный рот, еще секунды, чтобы другой рукой взять выбритую прыщавую шею на захват и сдавить, прижимая трепыхающееся тело к своей груди. Враг недолго разгонял пыль хаотической пляской конечностей, - археолог нежно уложил его на холодные плиты, чтобы тому удобно было наслаждаться тишиной и покоем.
       Гость, собственно, таковым не являлся. Наоборот, он, очевидно, представлял расу хозяев. Черный мундир, галифе, пилотка. Петлицы отсутствуют, значит, просто солдат. Солдат СС. Что ж, профессору археологии не привыкать быть просто солдатом, низшим по званию, не обласканным милостью начальства, - из тех, на которых держится мир, - и он без колебаний принялся раздевать безвольное тело.
       Мундир был немного мал в плечах, зато свободен в талии. Раздетый эсэсовец, очевидно, не слишком усердно занимался физическими упражнениями. Но выбирать не приходилось, и профессор, приведя новый наряд в порядок, поправившись и заправившись, собрался было на выход. Ему не терпелось посмотреть, с кем бывший обладатель эсэсовского мундира разговаривал, прежде чем спустился в подвал.
       Однако события развивались по своему сценарию.
       - Гюнтер! - раздался властный оклик. - Ты что там застрял!
       И скрип двери.
       И шаги.
       Когда новый посетитель появился в подвале, Индиана был уже готов к встрече. Эсэсовец с опрометчивым спокойствием преодолевал ступеньки, как вдруг замер, увидев своего подчиненного - тот лежал среди мешков с овощами, трогательно белея исподним, - но дотянуться рукой до кобуры не успел.
       - Тихо, - попросил Индиана, толкая его к стене. - Кроме тебя, еще есть кто-нибудь?
       Человек устоял на ногах. Однако впал в невменяемое состояние - косил взглядом на приставленный к его голове кольт, открывал и закрывал рот, будто вытащенный из Дуная сом. Индиана освободил немца от парабеллума и прошипел в самое его лицо:
       - Ты кто?
       - Заукер, - откликнулся тот, плохо владея голосом.
       - Звание? Должность?
       - Шарфюрер... Кто вы?
       - Здесь я спрашиваю, свинья, - продолжал шипеть профессор. - Кому принадлежит замок?
       - РСХА.
       Шарфюрер Заукер был усат: усы его обвисли, словно начали стекать. Наверное, вспотел от страха. Он завороженно смотрел в отверстие револьвера и откровенно трясся.
       - Ясно, что не армии спасения, - усмехнулся Индиана. - Кто тут у вас главный?
       - Фон Урбах. А что вы собираетесь со мной...
       - Урбах! Что ж, я попал, куда надо... Где Генри Джонс?
       - Кто?
       - Ну, иностранец, пожилой человек. Почти старик. Говорит по-английски.
       - Я ничего не знаю, - человек запаниковал. - Я из хозчасти, у стажеров сегодня праздник, им выпивка скоро понадобится, а ключи от арсенала только у меня и у повара, честное слово...
       - Да, фельдфебель вроде тебя вряд ли мне поможет, - задумчиво согласился Джонс, разглядывая младшего чина СС. - Придется поискать кого-нибудь другого... Кстати, у вас тут есть тюрьма?
       - Подопытных содержат в питомнике. В этой же башне, но на последнем ярусе.
       - Подопытных? - поднял брови Джонс. - А где начальник тюрьмы? Он уже лег спать, наверное?
       - Штурмбанфюрер сейчас на празднике. А что вы со мной сделаете?
       - Праздник какой-то, - археолог мысленно перебрал даты. - Не знаю я никаких праздников в конце января. Не день же смерти Ленина вы отмечаете...
       - Да и нет в башне стариков, - гнул свое шарфюрер. - В замке таких не содержат. Вот в Дахау есть старики и дети, да, но тот лагерь не мы придумали, матерью клянусь, это Гиммлер с Гейдрихом. Не надо меня, умоляю вас, меня-то за что...
       - Ладно, - решил Джонс. - Достаточно поговорили.
       - Нет! - всхлипнул человек. - Ой, нет! - Еще немного, и подвал начал бы трястись вместе с ним. - Что вы задумали? Только не меня!
       - Почему не тебя? - доктор Джонс улыбнулся широко, плакатно. - Чем ты хуже Гюнтера? - он указал на неподвижное тело.
       - Вы один не дойдете до третьего яруса, - клацая зубами, заговорил Заукер. - Эти умники как раз на втором сейчас празднуют, мимо них вам никак, они вас сразу обнаружат, вот увидите. А Курт Коппи, дежурный по питомнику, он мой приятель.
       - Ты хочешь предложить помощь?
       Человек кивнул, шаря отчаянным взглядом по лицу собеседника, и на всякий случай еще раз горячо кивнул, и рот открыл, чтобы подтвердить словесно, но ничего больше выжать из себя не смог.
       - Имей в виду, - сказал тогда Индиана, - при первом же неправильном жесте или звуке я перешибу тебя, слизняка, кулаком. Хотя могу и пулю не пожалеть. Ты предпочитаешь из моего кольта или из своего парабеллума?
       Он взял шарфюрера за воротник и толкнул к выходу.
       - Не забывай ни на секунду о том, что я очень опасен для тебя, - добавил он. - И перестань ты дергаться, все дело испортишь, трус!
       - Надо пиво с собой взять, - воодушевившись, ответил эсэсовец. - Будто бы для попойки тащим...
       Через несколько минут два сотрудника хозчасти покинули подвал, прихватив один из бочонков. Они понесли пиво старшим товарищам. Точнее, младший офицер распоряжался маршрутом, а работу выполнял человек в форме солдата СС - именно он нес на плече ношу, прикрывая лицо от случайных взглядов.
       До второго яруса они никого не встретили. Повсюду горел тусклый электрический свет. В башне кроме подвальных помещений было три яруса, как и полагалось, причем на каждый следующий вела только одна лестница, чтобы легче было защищаться в случае проникновения врагов. Жилые помещения обычно устраивались на последнем. Древнее сооружение вообще хорошо сохранилось, даже штукатурка, которой были залиты стены из бутового камня, не везде осыпалась. Башня имела внушительные размеры, особенно для тех времен, когда строилась: толщина внешней стены не менее двадцати пяти футов, диаметр пятьдесят пять ярдов.
       Когда послышались гулкие звуки человеческой речи, шарфюрер Заукер замедлил движение и пугливо сообщил:
       - Нам все равно не пройти к той лестнице наверх! Посмотрите сами, они рядом свой алтарь поставили.
       Впереди был зал, состоящий из готических крестовых сводов на нервюрах. Низкие толстые столбы держали нависающие над головами подпружные арки. Профессор археологии, который вполне достойно смотрелся в черном мундире, поставил бочку на пол и выглянул из-за столба.
       Зрелище впечатляло. Висели штандарты, как привычные, со свастикой, так и красно-бело-черные полосатые знамена средневекового рейха. Центральный свод украшал гигантский круг, размещенный горизонтально, - рунический лунный календарь. А точно под этим календарем было устроено возвышение в виде каменного надгробия с многочисленными барельефами. Эсэсовцы торжественным полукольцом окружали надгробие, они стояли неподвижно, сосредоточенно. Все без головных уборов. Они слушали. С возвышения им вещал человек...
       Хорхер!
       - Почему мы верим нашему фюреру? - бросал Хорхер в публику отрывистые слова. - Потому что в нем - германский дух! Дух Водана и Тора! Фюрер - воплощение германского духа!..
       В своем одеянии - черно-красная мантия со свастикой в белом круге, - с поднятой вверх правой рукой, он выглядел как священник. Рука, разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик, садист и убийца...
       - Что это за клоун? - зашептал Индиана Джонс, притянув шарфюрера за шиворот.
       - Из Шестого отдела РСХА. Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не ему...
       - ...Чего достоин народ, осквернивший германский дух? - спрашивал между тем оратор. И аудитория слаженно откликнулась грозным рыком:
       - Смерти и забвения!
       - Имя! - потребовал "священник". - Дайте нам его имя!
       - Израиль!
       - Еще?
       - Рабы Израиля!
       Доктор Джонс неслышно прокомментировал: "Иными словами, все человечество".
       - Предки слышат вас, солдаты! - возгласил Хорхер. - Предки видят кровь наших героев. Все ли предки здесь? Зигфрид?
       - Здесь! - откликнулся кто-то.
       - Какой Зигфрид? - не понял Джонс. - Из "Песни о Нибелунгах", что ли?
       - Да, - подтвердил Заукер. - Вы не обращайте внимания, они тут все сумасшедшие.
       "Фридрих Барбаросса!" - выкрикивал тем временем оратор. "Здесь!" - отвечала аудитория. "Оттон Первый!" - "Здесь!" - "Готард Кетлер!" - "Здесь!.."
       - Что происходит? - спросил Индиана. - Ты можешь объяснить?
       - Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.
       - Какой-такой "памяти"?
       - Ну, Памяти предков. Умники из университета, не люблю я их. Чины получили и думают, что теперь чернее свастики.
       "Память предков, - пробормотал Джонс. - Память предков..." И вдруг вспомнил.
       Аненэрбе[33]! Тот самый таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло - в один из законспирированных филиалов; вот, значит, кому в действительности принадлежит замок... Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
       - Ты не переживай, приятель, у тебя ведь тоже чин есть. Маленький, но все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
       - Они посвящают только тех, у кого есть списки родни до 1648 года. Я такую родословную не могу представить.
       - Да, весело живете, - согласился Индиана. - 1648-й, говоришь? Вестфальский мир, конец Тридцатилетней войны... А кого они теперь вспоминают?
       Хорхер называл уже совершенно незнакомые имена, на что массовка исправно отвечала: "Здесь, здесь, здесь..."
       - Это жертвы "пивного путча", - скорбно сообщил Заукер. - Они всегда с нами.
       - Наследники Зигфрида! - сказал Хорхер, форсировав голосовые связки. - Клянемся быть достойными славной памяти предков!
       - Клянемся! - рыкнул зал.
       - Честь и доблесть! - сказал Хорхер.
       - Честь и доблесть!
       Наступила пауза. Оратор медленно опустил руку, поправил мантию, слез с возвышения.
       - Прячемся, - заспешил Индиана. - Они закончили.
       - Еще нет, - отозвался Заукер нервно. - Послушайте, а что вы со мной сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
       - Поцелую. А потом возьму к себе в ассистенты. Да не бойся ты так, твои зубы на весь зал слышны.
       Странный ритуал и в самом деле еще не закончился. Хорхера сменил другой "священник", отличающийся тем, что на голове его громоздился рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве выделялся шеврон с необычным рисунком. На шевроне был рунический знак, похожий на букву "А", повернутую набок.
       - Чем скрепляется рыцарское братство? - очень спокойно, тихо спросил он.
       - Кровью! - хором ответили ему.
       - Сколько рун "Зиг" в сердце рыцаря?
       - Зиг хайль! Зиг хайль!
       Вверх взметнулись кинжалы - чистой пробы, гордость СС. В руках у нового оратора появилась ваза, точнее, чаша. Больше речей не было, все дальнейшее происходило без единого слова.
       "Стажеры" царапают кинжалами свои левые руки.
       "Священник" ставит чашу на надгробие: все присутствующие поочередно подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови...
       - Кто это? - спросил Индиана, пораженный до глубины археологической души. - Который в шлеме - это Урбах?
       - Урбах не из СС, - покорно ответил Заукер. - Он научный руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
       - Тогда - кто?
       Шарфюрер до сих пор не предпринимал ни малейших попыток убежать, привлечь внимание или, например, промолчать, спасая служебные тайны от посторонних посягательств. До сих пор он выполнял любой каприз захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его. Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл и закрыл рот, затем робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
       - Меня убьют, если скажу.
       Еще немного, и он бы заплакал.
       - Тебя обязательно убьют, - подтвердил Джонс. - Но раньше, чем ты думаешь, - он притянул труса к себе и взял его стальными пальцами за подбородок.
       - Вы не понимаете... - еле слышно шепнул тот. - Это же Мертвая Голова...
       - Кто?
       - Я не знаю его имени. И никто не знает. Наверняка Урбах и Вольфганг тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более...
       - Идиоты, - сказал доктор Джонс. - Язычники проклятые.
       Ритуал завершался очень красиво. "Священник" по имени Мертвая Голова обходил строй будущих солдат Памяти и рисовал на лбу каждого кровавую свастику - при помощи маленькой кисточки, смоченной в чаше. Стажеры в ответ пригубляли чашу, пробовали на вкус собранную там жидкость, в результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными, бесформенно красными. После такого причастия логичным выглядел финальный жест жреца - он клал свой кинжал на язык каждого из стажеров. Кинжал вместо облатки - неплохо придумано...
       И это был конец ритуала.
       Немцы расходились без церемоний, разговаривая свободно и весело. Обнаружив бочонок с пивом, обрадовались, загорланили, дружно обступили неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать, куда здесь можно спрятаться, он остался стоять, готовясь принять последний бой, однако никому не было решительно никакого дела до младших товарищей по партии. Возможно, их просто не заметили, приняв за дополнение к интерьеру. Что ж, все логично: раса хозяев естественным образом разделяется на собственно хозяев, разговаривающих с богами, и слуг, недостойных их мимолетного внимания. Так было, есть и будет. "Очень удобно быть ничтожеством", - не столько подумал, сколько почувствовал Индиана, надвинув пилотку до бровей.
       Мимо проследовала пара нацистских жрецов. Хорхер и его таинственный шеф удалялись, не обратив высочайшего внимания не только на впечатанных в стену солдата с фельдфебелем-шарфюрером, но и на "посвященных". Они вполголоса беседовали.
       "...Искендерон..." - расслышал Индиана, что заставило его вздрогнуть. И еще раз: "...Искендерон..." - от этого слова злое напряжение пошло в мышцы.
       Неужели пронюхали? Неужели и до Эльзы добрались? Или снова Маркуса допросили, применив изощренные готические пытки?
       Своего нелепого шлема Мертвая Голова так и не снял, поэтому Индиана не увидел его лица, зато разглядел на отвороте красно-черного плаща зловещий значок со стилизованным черепом.
       Эсэсовцы между тем уже скрутили у бочонка крышку и, толкаясь, дурачась, припадали к благословенному напитку оскаленными, хохочущими мордами. Кровавый узор на губах сменила белая липкая пена. Как нельзя вовремя здесь оказалось пиво, фантастически вовремя. И пусть никто не отдавал приказа: в такой день можно забыть о формальностях. Рабы из обслуги на то и существуют, чтобы угадать невысказанные желания хозяев. Прихватив бочонок, новоиспеченные рыцари ушли вслед за вождями, оставив только двух скучающих охранников возле надгробия.
       Злость в очередной раз помогла доктору археологии. Приветливо улыбаясь, не отпуская от себя проводника Заукера, он спокойно приблизился к охранникам и выключил их в два движения. Затем добил лежащих их же кинжалами. Бесконечный стресс, в котором пребывал шарфюрер, вновь сменился паникой, тоскливым причитанием: "Не меня, умоляю, только не меня...", и доктор Джонс сказал ему:
       - Заткнись, свинья.
       Трупы были оттащены к стене и спрятаны в нишу, с глаз долой.
       Когда поднимались по лестнице на следующий ярус, Джонс бормотал: "Значит, говоришь, дружеская попойка будет? Как обязательное завершение ритуала? Как неотъемлемая часть рыцарского празднества? Ох, язычники, настоящие язычники..." Затем он спросил перепуганного проводника:
       - У вас что, все праздники такие?
       - Сегодня праздник не большой, - ответил тот, преодолевая пережитый минуту назад ужас. - Вот в конце декабря был День зимнего солнцестояния. Видели бы вы, что тут делалось. Жгли во дворе костры, голыми по снегу бегали, шлюх из Вены навезли.
       - День солнцестояния? - в который раз поразился рациональный археолог. - Что за игры в архаику! Я всегда считал, что СС - это всего лишь охранные отряды, жестокие, но очень современные.
       - Я не жестокий, нет, вы не думайте, я ведь из хозчасти...
       - Пришли, - сказал Джонс. - Стой, куда прешь.
       Они поднялись до решетки заграждения.
       - Зови своего приятеля, - скомандовал солдат шарфюреру. И встряхнул его для ясности. - Вперед, пехота!
      
      
      
      
      2. НАУКА ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ
      
       Дежурного по имени Курт Коппи не пришлось долго уговаривать, достаточно было показать ему взведенный кольт. Он заглянул в наставленное на него дуло и сразу впал в состояние гипнотического транса - эта типичная для местных сотрудников реакция была уже знакома доктору Джонсу. Точно так же реагировал некоторое время назад и шарфюрер Заукер. Они вообще были друг на друга похожи, два пугливых эсэсовца, даже тряслись с одинаковыми частотой и амплитудой. Что ж, иметь дело с простыми рабочими парнями всегда удобнее, чем с рыцарями, отягощенными вековой спесью. Парни повиновались, не вступая в утомительные споры. Вот с начальником "питомника", окажись он на месте, пришлось бы, наверное, изрядно повозиться, а времени на пропагандистскую деятельность у археолога не было.
       Ни о каком Генри Джонсе дежурный не знал, хотя искренне старался вспомнить, подбадриваемый нетерпеливыми движениями револьвера. Он жалобно скулил: мол, среди подопытного материала только представители низших рас: евреи, цыгане, славяне, даже одна турчанка, здесь не может быть никаких англосаксов и других арийцев, - тогда гость, отбросив церемонии, сам пошел вдоль каменных ниш, выкликивая: "Отец!.. Отец!.." В нишах темнели двери с полуовальными завершениями в верхней части.
       - Инди! - вдруг отозвалась одна из дверей - звенящим женским голосом.
       Археолог остановился, заткнувшись.
       - Кто там? - повернулся он к дежурному.
       - Не старик, нет, - засуетился тот, - я же говорил, турчанка какая-то...
       - Инди! - заголосила женщина, срываясь на знакомый до боли визг. - Боже, Инди! Выпусти меня, Инди!
       - Это материал для опытов? - поинтересовался гость и окинул взглядом общество. Как-то нехорошо он поинтересовался, слишком спокойно.
       Шарфюрер Заукер взволнованно напомнил:
       - Слушайте, я же из хозчасти, я только одежду отсюда забираю...
       А шарфюрер Коппи заколыхался на подгибающихся ногах, будто маятник Максвелла, и ответил более развернуто:
       - Нет, ничего такого, она просто живет здесь. Даже гулять мы ее выводим, и питается она из столовой для младших офицеров - согласно приказу партайгеноссе Урбаха... - дежурный бормотал и бормотал, не в силах остановиться. - ...а я, кстати, давно понял, что она нужна начальству, это ведь странная турчанка, ругается по-английски...
       - Открывай, - сказал ему доктор Джонс. - Сейчас я устану ждать.
       Ключ не с первого раза попал в замок. Дверь открылась, и на свет шагнула Лилиан Кэмден. "Инди, Инди, Индии", - всхлипывала она, и темные слезы катились по ее лицу.
       - Ты как? - спросил доктор Джонс, будто вчера расстались. - Здорова?
       - Я ждала тебя! - застонала женщина и впилась в него руками, губами - всем, чем смогла дотянуться. - О, я была уверена, ты за мной придешь!
       - Потом, потом... - сказал он, безумно глянув на эсэсовцев. И резко выдрался из ее объятий. - Стоять! - гаркнул он немцам, хотя они и не пытались двигаться, заторможенно слушая малопонятную английскую речь. Вместо них остановилась Лилиан - вдруг успокоилась, только плечи слабо подрагивали.
       - Как ты здесь оказалась? - задал Индиана глупый вопрос.
       - Сначала меня в Стамбуле держали, все время допрашивали. Сюда перевезли, когда сообразили, что я полный ноль.
       - Что им от тебя нужно?
       - Как что? "Кулон".
       - Ах, да, - вспомнил Индиана. - Часть головного убора бога Ра. Эта безделушка почему-то интересует немцев не меньше, чем Грааль... А где Клопик?
       - Клопик удрал. Почти сразу. Мальчишка исключительный, на тебя чем-то похож.
       - Кто только на меня не похож... Ладно, позже поговорим, - решил Джонс. - Ты моего отца случайно не видела? Он где-то здесь, в замке.
       - Видела, - обрадовалась Лилиан. - Мне с ним очные ставки несколько раз устраивали, про "кулон" и еще про какую-то ерунду из области египтологии. А я давно уже квалификацию потеряла...
       - Где видела?
       - Чтоб я запомнила! Меня водили через двор - наискосок. А потом поднимались, поднимались...
       Индиана представил план замка. От древнего донжона - наискосок через двор. Значит, центральная башня. Прекрасно, путь продолжается... Но как найти отца в огромной центральной башне?
       И вдруг его осенило.
       - Эй, ты, - обратился он к дежурному по питомнику. - Есть списки заключенных, поставленных на довольствие?
       Тот кивнул:
       - У шефа есть.
       - Сюда их, быстро.
       - Так ведь, это... - затрепетал человечек, - В столе. Там заперто...
       - Идем, - распорядился Индиана. - Покажешь. - Кольт в его руке напрягся, ожил.
       Двух ударов рукояткой хватило, чтобы выбить мебельный замок. Ящик начальского стола был перевернут, всевозможный хлам рассыпался по кожаной обивке.
       - Ищите, - приказал доктор Джонс обоим фельдфебелям.
       - Между прочим, я и Ренара видела, - сообщила мисс Кэмден. - Помнишь, ты мне рассказывал про такого?
       - Ренара? - произнес Джонс и словно поперхнулся этой фамилией. - А этот дурак здесь при чем?
       - Его содержат там же, где твоего отца, в той же башне. Только он сломался, в отличие от Генри Джонса, согласился работать на немцев. Меня к нему водили, чтобы он рассказал, как это здорово - служить Третьему рейху, как вкусно за это кормят, а если докажешь свое рвение, то и деньги приличные заплатят.
       - Ренар... - повторил Индиана. - Кое-что начинает прояснятся. Обнадеживающий признак.
       - Знаешь, - сказала Лилиан внезапно изменившимся голосом. - Я должна тебе признаться... - Она опустила голову.
       - Да? - рассеянно спросил он.
       - Меня ведь тоже уговаривали сотрудничать с археологической службой СС. Еще в Стамбуле начали.
       - Ну, и...
       - Уговорили.
       - И что от тебя требуется?
       - Пока никаких заданий не давали.
       - Поздравляю, достойная работа.
       - Насмехаешься! - пронзительно крикнула она со страстью человека, жаждущего переложить свой стыд на кого-нибудь, кто поближе. - Да как ты смеешь! Я такое вынесла, такого наслушалась...
       - Брось, - поморщился Индиана. - Я не насмехаюсь, мне давно уже не до смеха. Это я так разговариваю. Если бы ты не согласилась, тебя бы просто убрали и бросили в одной из стамбульских канав.
       - Меня? - запнулась Лилиан. - Уб... убрали бы?
       - А как бы ты на их месте поступила?
       Ответа не было. Она вновь изучала шахматный рисунок пола. Ее лицо покрылось красными пятнами - очевидно, так проявлялись сокрытые в хрупком теле эмоции.
       Эсэсовцы усердно рылись в бумагах, стараясь угодить дорогому гостю, и очень быстро нашли искомое. Профессор торопливо просмотрел копии бухгалтерских документов, но вдруг расхохотался, в очередной раз напугав публику.
       - Конечно! - объяснил он свою реакцию. - Не Джонс, а Орлофф! Не того я здесь искал, не то-го... - он отчеркнул одну из строчек пальцем и указал Лилиан. - Некоему Орлоффу каждый день носят жратву в комнату 511, видишь?
       Женщина счастливо улыбнулась ему в ответ - ее настроение менялось, как порывистый ветер над водами Марха.
       - Ты знаешь, где комната 511? - спросил Джонс у дежурного.
       Тот закивал:
       - Так точно!
       - Пойдешь с нами, - объявил Джонс и шарфюрер Коппи просиял, переполненный счастьем.
       Археолог задумчиво посмотрел на шарфюрера Заукера:
       - Что же теперь с тобой делать?
       Немца залихорадило. Колени подкосились, он осел на пол, и заскулил, глядя снизу вверх:
       - Ой, нет! Ой, нет! - с тоскливой собачьей обидой. В глазах его стояло искреннее непонимание причин такой несправедливости.
       - Встань, позорище, - Джонс поднял его за шиворот. - Пойдем. - И потащил за собой.
       - Куда?.. - беспрерывно оглядывался тот. - Ой, куда...
       Однако ничего страшного не произошло. Его затолкали в камеру, где раньше сидела Лилиан, и заперли ключами, отобранными у дежурного. Иногда он бывал добрым, этот доктор Джонс.
       Затем два бравых эсэсовца, деловитый шарфюрер из "питомника" и свирепого вида солдат повели турецкую шпионку на допрос. Кабинет фон Урбаха, оказывается, также располагался в центральной башне, на пятом этаже. Почему бы главному начальнику не захотеть повидаться с завербованной заключенной? Для того, например, чтобы дать, наконец, важное задание? Индиана рассудил, что это лучший способ добраться до комнаты 511, а новый проводник Курт Коппи не рассуждал, мечтая еще пожить. Итак, три человека спустились вниз, на воздух, благополучно преодолели прямоугольный двор со сквериком посередине и вошли в центральную башню.
       Замок представлял собой типичный образец позднего ренессанса, с четырьмя башнями по углам, только одна из которых явилась из раннеготических времен. Достаточно было одолеть сотню ярдов открытого пространства, чтобы переместиться на шесть столетий. Путников встретили прямые лестничные марши, украшенные парными пилястрами, просторные лестничные площадки с балюстрадами, высокие кессонированные потолки, росписи и фризы. И нигде никакой охраны - мирная страна за окнами, мирное время, чего бояться мирным феодалам со свастикой на щитах? Шарфюрер Коппи несколько раз поздоровался со встреченными по пути товарищами, пребывавшими либо в полусонном, либо в подвыпившем состоянии, - этим и ограничились препятствия.
       Дверь, на которую указал проводник, не имела номерной таблички, точно так же, как и все остальные двери пятого этажа, однако ему можно было верить, поскольку он отвечал за свои слова головой. Более действенной формы ответственности человечество пока не придумало. Кроме того, именно к этой двери была подведена сигнализация. Индиана очень вовремя заметил датчики, а то выдрал бы преграду вместе с петлями - в очередном приступе болезненной грубости.
       Ломик, кстати, был у него с собой. Прежде чем покинуть донжон, он прихватил инструмент, заботливо спрятанный возле спуска в подвал. Очень полезная вещь. Без ломика было бы труднее вскрыть дверь, соседствующую с 511-й.
       Правда, еще и Коппи попытался встрять:
       - Туда нельзя, там же лаборатория...
       Но Индиана просто зажал ему рот ладонью. Если вход находится под сигнализацией, а стены - толщиной в половину вытянутой руки, то остается только один способ проникнуть в комнату. Поэтому археолог без колебаний отжал запоры соседнего помещения и ворвался внутрь.
       Лаборатория, хоть и была плотно закупорена, отнюдь не пустовала. Люди работали, невзирая на поздний час. Яркий электрический свет пропитывал просторный зал. Свет концентрировался в двух точках: там, где стояли операционные столы, оборудованные специальными лампами с рефлекторами. Очевидно, лаборатория была медицинская.
       Столов насчитывалось всего два. Сотрудники в белых халатах вскинулись, подняли удивленные лица. Их также было двое: пожилой и молодой, причем трудились они порознь, каждый за своим верстаком.
       - Что вы себе позволяете! - вне себя от гнева крикнул пожилой. - Из-за вас я материал испортил!
       Пациент, лежащий перед ним, рванулся вверх, странно выгибаясь, и через мгновение обмяк. Ноги и руки человека были крепко схвачены кожаными петлями, а сам он был гол, абсолютно гол.
       - Как это "испорчен"? - Лилиан, скривившись, отвернулась.
       - Умер, фройляйн! - возмущался старичок. - Пальцы из-за вас дернулись, и я дал запредельное напряжение!
       Область половых органов лежащего на столе мужчины была утыкана большими окровавленными шилами, от которых тянулись многочисленные провода к современного вида электрическому агрегату.
       - Может, бедняге пошло это на пользу? - предположил Джонс. В отличие от Лилиан, он не собирался отворачиваться. - Может, бедняге повезло, что он умер?
       - Как вам не стыдно, - укоризненно покачал головой хозяин операционной.
       - Чем вы, кстати, заняты?
       - Мы делом заняты, молодой человек, а вы мешаете.
       Мисс Кэмден вдруг затошнило - она зачем-то рассмотрела то, что лежало на противоположном столе. Второй обнаженный мужчина был еще жив. Он отчаянно трепыхался в точно таких же кожаных ремнях, пытаясь высвободиться, он выворачивал голову и смотрел на вошедших безумным взглядом, он в муках выдавливал из себя неразборчивое мычание и пускал изо рта коричневую пену. А по всему его телу торчали, колыхаясь от движений, длинные иглы - похожие на спицы, только с небольшими рукоятками на концах. Никаких проводов здесь не наблюдалось.
       - Я спрашиваю, что вы делали с этим парнем? - зловеще осведомился доктор Джонс, указывая на умершего.
       Ответил пожилой медик, кипя возмущением:
       - Кто вас уполномочил?
       - Урбах.
       - Не сметь лгать! Райнгольд отбыл сегодня утром в Вену.
       - Тогда меня уполномочило вот это, - Индиана показал револьвер. Затем прицелился для наглядности.
       - Тему исследований утвердили герр Хорхер и герр Вольфганг, лично, - заволновался ученый. - Что вам угодно?
       - Вы хирурги? От чего вы лечите этих людей?
       - Я историк, - с достоинством ответил ученый. - Я синаист. Специалист по древнему Китаю профессор фон Ойленбург, к вашим услугам...
       - Историк? - удивился археолог. - Неужели коллега?
       Времени было мало. Следовало поторапливаться. Доктор Джонс это прекрасно понимал, однако он не мог не задержаться на минуту-другую, чтобы поболтать с неожиданно встреченным коллегой. Тем более, суть проводимых профессором фон Ойленбургом исследований прояснилась очень быстро. Оказывается, тому удалось обнаружить, а затем и расшифровать один из тайных трактатов по чжень-цзю - это область медицины, которая посвящена выявлению биологически активных точек организма и воздействию на них. Именно отсюда вышли иглотерапия, точечный массаж и прочие китайские штучки. Трактат был составлен в монастыре Южного Гуаньчжоу, где занимались выявлением "психических меридианов" человеческого тела. Особенно профессора Ойленбурга заинтересовали сведения о том, что предположительно в районе паха существуют "точки воли", воздействуя на которые можно полностью лишить человека способности сопротивляться - не только физически, но и, самое главное, морально. Древние ученые исследовали эти точки грубо, варварски, и знали небольшое их число. Кроме того, в монастыре не имели возможности пользоваться электричеством. Современный же ученый предположил: если применять электроток разной степени интенсивности, удастся получить более широкий спектр реакций, в том числе и противоположных - то есть невероятное усиление воли. Но, к сожалению, "точки воли" пока не обнаружены, приходится искать их вслепую...
       Выстрел прервал короткую и увлекательную беседу. Рассказчик как бы случайно дотронулся до телефонного аппарата, а может, действительно случайно, - так или иначе, доктор Джонс автоматически отреагировал. Историку-китаисту повезло, он умер без мучений, в отличие от его пациента.
       - Ой, - Лилиан схватилась руками за щеки. - Сейчас сюда прибегут...
       - Спокойно, - сказал Индиана. - Выгляни в коридор. Всем остальным - стоять на местах.
       Нет, на случайный выстрел никто не прибежал. Ночь, толстые стены, закупоренные окна - все было, как в хорошем кино.
       - Так будет с каждым, кто захочет поиграть в героя, - предупредил Индиана и посмотрел в глаза молодому сотруднику. - Ты тоже профессор, да?
       Тот попятился:
       - Я ассистент профессора Ойленбурга...
       - Твой Ойленбург был шизофреником, а не профессором, - брезгливо бросил Джонс. - В этом замке, по-моему, одни шизофреники собрались. Я вижу, парень, ты тоже исследователь. И какая у тебя "тема"? Ты убедился в моих полномочиях, чтобы ответить?
       Ассистент забормотал:
       - Под руководством профессора, честное слово... Тот же самый трактат, но мне поручили заняться "болевым меридианом"... Вот, пожалуйста, атлас точек, это я сам составлял... - он попытался взять дрожащими руками какие-то бумажки, но выронил их на пол. - Тема называется: "Исследование порога болевой чувствительности", отдельно по каждой точке. Вот диаграммы... - он рассыпал новую порцию бумажек. - ...Замеры времени до наступления шока... относительные характеристики, соотношение значимости точек, комбинации из точек...
       - Они не шизофреники, а садисты, - выдохнула Лилиан.
       - Нет, фройляйн, мы не какие-нибудь изверги, - с достоинством возразил человек в белом халате. - В других институтах, особенно медицинского профиля, исследования гораздо жестче. Я слышал, там ставят опыты по медленному обескровливанию организма, по переохлаждению, по перенагреванию. Существует какая-то программа "камасутра казни", о которой я ничего, кроме названия, не знаю. А наш институт занимается прикладными вещами - только в применении к древности.
       - Ты где учился? - полюбопытствовал доктор Джонс.
       - В Оксфорде, Гейдельберге и Сорбонне...
       - Сочувствую, - прервал его Джонс. - Лилиан, развяжи наконец несчастного. Вон скальпель лежит. Что он так странно мычит, не понимаю?
       Женщина, преодолев тошноту, взяла скальпель и подошла к столу.
       - Он не может разговаривать, - подал голос дежурный Коппи. - Это мой клиент. Его вчера забирали, чтобы голосовые связки подрезать.
       - Подрезать? - изумился Джонс. Сколько лет занимается прикладной археологией, а до сих пор не потерял способности удивляться.
       - Ну, да. Хотя, может, не голосовые связки, кто их разберет, умников. Здесь в лаборатории что-то делают против крика, они же без наркоза работают. А когда летом окна открывали, герру Урбаху все было слышно. Его это сильно раздражало, вот он и приказал принимать меры против шума.
       - Встань рядом с операционным столом, - кивнул Джонс шарфюреру. - Нет, с другой стороны, рядом с теоретиком-практиком.
       Лилиан уже вспорола ремни, державшие жертву на столе, и вернулась к Индиане. Пациент неуверенно зашевелил освободившимися конечностями. Индиана демонстративно достал парабеллум, - так, чтобы видно было каждое его движение, - освободил предохранитель и дослал патрон. Лица у немцев вдруг обвисли, колени резко ослабли, однако время для кары еще не наступило.
       - Держи, - Индиана протянул оружие Лилиан. - Достаточно нажать на спусковой крючок... - Затем обратился к поджавшим мошонки собеседникам: - При малейшем вздохе она вас застрелит, и я не советую сомневаться в моих словах. Эта женщина - просто зверь, женщина-монстр. Гораздо страшнее меня, я сам ее побаиваюсь.
       Он снова обратился к Лилиан, уже по-английски:
       - Ты, главное, не психуй, я скоро. Держи этих ублюдков на мушке, ни на что не отвлекайся... - и прощальная речь была закончена.
       Доктор Джонс открыл окно и без колебаний покинул комнату, встав ногами на наружный подоконник. Из-под его одежды появился на свет верный "Пацифист". Рукоятку удалось закрепить в раме, а веревку доктор взял с собой, постепенно разматывая. За спиной была пропасть высотой ровно с пятиэтажную башню. Он двигался осторожными мелкими шажками - лицом к стене, держась крепкими пальцами за детали орнамента.
       На карниз подоконного парапета, в нишу со скульптурой кариатиды, обогнув полуколонну, снова в нишу, теперь со скульптурой герма, снова на карниз и - вот он, наружный подоконник заветного окна... Верхолаз позволил себе пару секунд отдохнуть, ощущая спиной ледяное дыхание Марха. После чего побарабанил пальцами по стеклу.
       Рамы открылись мгновенно.
       Мгновенно же из тьмы комнаты вынесло руку с зажатой в ней вилкой. Импровизированное оружие было приставлено к горлу Индианы, а недовольный голос спросил:
       - Что надо?
       Вслед за рукой высунулся призрачный белый рот, обрамленный седой щетиной, который выдал в пространство новый возглас:
       - Младший? Это ты?
       - Да, сэр, - севшим вдруг голосом откликнулся доктор Джонс.
      
      
      
      
      3. ВСТРЕЧИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
      
       Столько времени искать эту встречу, заготовить для нее столько справедливых, едких, точных слов, которые следовало бы швырнуть все разом, как колоду засаленных карт в лицо бесчестного шулера, - наслаждаясь и торжествуя, - и не придумать ничего лучшего, чем сказать почтительное: "Да, сэр"! Что это, привычка? Слабохарактерность? Издержки воспитания? Словно сама собой выскочила эта проклятая фраза из мутных глубин несчастливого детства, и точно как в детстве - постыдный трепет пронзил душу.
       - Я за тобой, - ненавидя себя, сказал Индиана. - Вылезай, надо уходить.
       - Неужели это ты, младший? - с неожиданной нежностью спросил отец. - Не могу поверить.
       - Не называй меня "младшим", сколько тебя просить.
       Отец недоуменно разглядывал вилку в своих руках, не зная, что с ней делать. Затем бросил вниз, в крону дерева.
       - Как ты здесь оказался?
       - Шел по запаху. У меня отличный нюх, от нашей овчарки передалось.
       Джонс-старший озадачился:
       - Что ты имеешь в виду, малыш? Что за запах? Вообще-то меня здесь водили в баню. Или ты шутишь?
       Джонс-младший не ответил. Он крепко привязал конец кнутовища к торчащей из ниши ноге каменного герма и только тогда возобновил разговор:
       - Иди за мной. Старайся ступать шаг в шаг, держись за веревку.
       - Мы же испортим скульптуру, - возразил отец. - Семнадцатый век. Как ты обращаешься с культурными ценностями?
       - Вы предпочитаете упасть, сэр? - кротко спросил Индиана.
       И беглецы двинулись в путь. "Немцы совсем с ума посходили, - бормотал отец, - уже и стреляют по ночам. Ты слышал, Инди? Где-то здесь, рядом. Только я засыпать начал - разбудили, варвары. Я теперь, Инди, плохо сплю, страхи всякие появились. Вот и тебя чуть вилкой не ткнул..." Джонс-младший молчал, напряженно наблюдая за неуверенными перемещениями своего попутчика. Прямо скажем, незавидным членом пополнилась команда, но, к сожалению, выбирать не приходилось.
       Путь закончился благополучно. Сын помог отцу вскарабкаться на подоконник, пихая его локтями и плечом в грузный зад, после чего тоскливо посмотрел на тянущуюся вдоль стены веревку. Чтобы развязать узел, нужно было возвращаться. Нет, возвращаться археологу не хотелось, поэтому он изо всех сил дернул кнут на себя. И узел освободился, оторвав у скульптуры часть стопы. Некоторые детали герма оказались сделанными из штукатурки. Семнадцатый век...
       Как раз когда Индиана влез в лабораторию, ворвались эсэсовцы.
       Их уверенность в своем праве подтверждалась автоматическим оружием.
       - Всем стоять! - вразнобой гаркнуло несколько глоток.
       Короткие стволы, защищенные толстыми кожухами, взяли под контроль каждого из присутствующих в зале. ""Остеррайхи", принятые на вооружение в люфтваффе, - профессионально подметил археолог. - Хотя нет. Рожок с патронами справа, значит, система Бергмана-Мюллера. Калибр 9 миллиметров, фирма Вальтера..." Забавные мысли, особенно когда тебя обыскивают.
       Джонса-младшего решили обыскать первым - ухмыляющийся громила, стянутый мундиром максимального размера, подошел вразвалку и принялся последовательно изымать у пойманного шпиона все металлическое.
       Лишь одно живое существо продолжало заниматься тем, чем занималось и раньше. Жертва нацистских экспериментов, не обращая на окружающее ни малейшего внимания, вытаскивала из своего тела иглы, превращаясь в нечто похожее на мужчину. Мужчина уже не лежал, а сидел, скорчившись, на операционном столе. Каждая игла давалась ему с мукой, которую он не мог выразить иными звуками, кроме мычания. Вероятно, он испытывал и столь же сильное наслаждение, выкладывая эти инструменты один за другим рядом с собой. Жутковатые штуковины больше напоминали портновские шила - только острие длиннее и ручки короче.
       - У девки был парабеллум! - счастливым фальцетом прокричал "исследователь" болевых китайских точек. - Ее обыщите, ее!
       Зря он напомнил о себе. Мужчина на столе встрепенулся, словно вспомнив о чем-то, взял в горсть сразу три шила и с удовлетворенным клекотом вонзил их в горло своему мучителю.
       И тут же тяжкий грохот потряс пространство лаборатории. Эсэсовцы возле двери не растерялись, запустили смертоносные машинки, направив их в сторону операционного стола. Строптивую жертву отшвырнуло к окну - его пытка кончилась. Зато не повезло Курту Коппи, он ведь до сих пор послушно располагался около стола. Дежурного по питомнику убили не мгновенно, он успел понять, что произошло.
       Индиана также не растерялся: короткого удара было достаточно, чтобы обыскивающий его громила согнулся в низком поклоне, а оружие перешло в руки профессора. Рычажок-предохранитель был спущен, система полностью готова к работе. Бергман-Мюллер имеет оригинальное спусковое устройство - нажимаешь на верхнюю часть крючка - стреляешь одиночными, нажимаешь на нижнюю - стреляешь очередями. Чтобы убрать с дороги тех, которые загораживали дверь, Джонс-младший нажимал на нижнюю часть. Затем направил свинцовую струю на тех двоих, которые осматривали в противоположном углу тело профессора Ойленбурга. А для громилы, хватающего воздух на полу под ногами, хватило одного выстрела - последнего.
       Сладко пахло порохом. Лилиан повизгивала, сев на корточки и закрыв голову руками. Прерывисто сипел выпускник Оксфорда, Гейдельберга и Сорбонны, специалист по древнему Китаю, медленно умирая.
       - Что ты наделал? - смятенно спросил Генри Джонс-старший. - Ты же их всех поубивал!
       - А чтобы впредь не нарушали международных обязательств! Я им не британское правительство[34], - легко оправдался Индиана, хватая отца за руку и увлекая за собой. - Согласно Версальскому договору Германии запрещается производить оружие калибром девять миллиметров, и уж тем более машин-ганы.
       Попутно он перехватил, мечущуюся перепуганную Лилиан. Группа из трех крайне возбужденных беглецов вывалилась в коридор. Лучшим способом выбраться из нацистского замка был все тот же подземный ход, даже не лучшим, а единственным, однако обратный путь сразу не заладился.
       Навстречу спешила другая группа. Трое вооруженных мужчин, впереди которых - женщина. Индиана, конечно, без колебаний принял бы бой, поскольку на его стороне была внезапность и воля к победе, но...
       Женщиной оказалась Эльза Шнайдер.
       "И ее поймали! - заметалась мысль археолога. - Ведут на допрос к кому-то!.." Секунды промедления хватило, чтобы немцы сориентировались. Мужчина, шедший по центру, схватил Эльзу, прижал ее к себе, закрывшись от возможного огня, и приставил к ее шее пистолет.
       - Инди! - заверещала женщина. - Инди, спаси меня!
       Двое других эсэсовцев угрюмо прижимали к бокам приклады, а стволы направляли на одинокого воина.
       - Вы Джонс-младший? - спокойно уточнил главный из немцев - тот, который держал Эльзу. Это был офицер явно не мелкого чина.
       - Здесь нет младших, - выцедил Индиана.
       - Как угодно. Вам все равно придется положить пушку на пол, иначе фройляйн умрет сейчас, а вы - сразу за ней.
       - Инди, пожалуйста... - всхлипнула Эльза.
       Вдруг вмешался сэр Генри:
       - Она же эсэсовка, Инди! Что за спектакль?
       - О, Инди... - тряслась доктор Шнайдер. - О, пожалуйста...
       И доктор Джонс опустил оружие.
       Напряжение встречи несколько спало.
       - А теперь вы нам скажете, Джонс, где спрятали дневник своего отца, - надменно заулыбался немец. - Скажете, не правда ли? - он нежно повел стволом пистолета по прелестной женской шее и пошевелил пальцем, лежащим на спусковом крючке.
       - Инди, - встревожился отец, - она эсэсовка, не верь им!
       Доктору Джонсу не часто в жизни хотелось заплакать. Сейчас - как раз тот случай. Эльза ведь из-за него попала в плен к изуверам-нацистам, потому что она любит его. Да, любит, пусть и безответно. Настоящая женщина, абсолютно преданная - помчалась вслед за любимым в Австрию, очевидно, на поиски неведомого замка Грумм, тут ее и схватили...
       - Где дневник? - напомнил офицер.
       Что есть бумажки против жизни дорогого человека? Ответ на подобные вопросы очевиден. Доктор Джонс, не колеблясь, достал из-под мундира вожделенную тетрадь.
       - Ты привез мой дневник сюда? - заорал отец вне себя от гнева.
       Эльза отреагировала не менее бурно:
       - Он всегда таскал дневник с собой! - она захохотала, неожиданно и гулко. - Вот, оказывается, как просто!
       Индиана потерял способность дышать. Доктор Шнайдер воспользовалась этим. Сыгранный немцами этюд на тему "Заложник в руках убийцы" обрел неожиданный финал: женщина, сделав два шага, вынула тетрадь из обмякших пальцев героя.
       - Мы полагали, что вы прячете эти документы в каком-нибудь надежном месте, - добродушно объяснил офицер. - Нам в голову не приходило, что вы настолько глупы, чтобы...
       - Ты осел! - снова заорал Джонс-старший. - Для чего, спрашивается, я убегал в Стамбул, для чего переправлял записи в Штаты?!
       И снова заговорила Эльза - холодным, незнакомым, словно чужим голосом:
       - Вы мне жаловались, Инди, на свое невезение. Оказывается, это правда. Вы, конечно, не предполагали, что солдат в подвале старой башни может очнуться...
       - Гюнтер очнулся? - обрел голос и доктор Джонс. - Не может быть, я же его...
       - Нет, он жив. Бедняга замерз на холодном полу, вы зря его голым оставили.
       - Мы вам очень благодарны, профессор, за подземный ход, который вы обнаружили, - откровенно забавляясь, добавил офицер. - Надо признать, вы прекрасный специалист. Как начальник всего этого заведения, я искренне сожалею, что вы не мой сотрудник.
       - С архивами работать не умеете, - буркнул Индиана. - Значит, вы и есть Урбах?
       - Оберштурмбанфюрер Вольфганг, - представился эсэсовец. - Фон Урбах отвечает за всю научную часть, так что с подземным ходом - его недоработка. Не поверил он в древнюю легенду. А моя компетенция - люди и техника.
       Эльза вернулась к оберштурмбанфюреру Вольфгангу и изящным жестом отдала ему дневник Генри. Затем улыбнулась, глядя Индиане в глаза, - ее улыбка предназначалась только ему:
       - Кстати, Инди, это и есть мой жених, - она обняла Вольфганга за стянутую черным сукном талию. - Это мой Вернер. Вы, кажется, хотели с ним познакомиться?
       - Кто вы, Эльза? - хрипло спросил Индиана. - Что вы за дьявол?
       - Ты слышишь, Вернер? - подтолкнула она офицера, в ее немецком языке не было и тени швейцарского акцента. - Вот это настоящий комплимент даме, учись! Нет, Инди, я не дьявол, а всего лишь обершарфюрер СС.
       - Мы тебя обязательно повысим, - сказал Вольфганг, рассеянно листая тетрадь. - Господа, пройдемте ко мне в кабинет, в коридоре как-то неуютно беседовать.
       Солдаты окружили пленников и грубо подтолкнули их прикладами. Солдат к тому времени изрядно прибавилось: кто-то выносил трупы, кто-то осматривал разбитое оборудование, кто-то бегал с ведрами и шваброй. Замок наполняла нормальная деловая суета.
       - Жених, значит... - пробурчал Индиана по-английски. - Красавец. Особенно хороша фуражка...
       - Руководство дало разрешение на брак, - мило подтвердила Эльза. - Месяц пришлось ждать, так у нас принято.
       Кабинет был здесь же, на пятом этаже. Когда входили, Индиана продолжал размышлять вслух:
       - Без разрешения руководства, значит, случки здесь не допускаются...
       - Что вы сказали? - вежливо обернулся Вольфганг.
       - Я сказал, что теперь мне ясно, зачем вы обшаривали Старфорд, Чикаго и Венецию.
       - Это не мы, - обиделся начальник замка. - Такими вещами занимается Шестой отдел.
       - Хорхер, - скривился Индиана. - Ненавижу.
       Эльза улыбнулась, входя следом:
       - Вернер ревнует меня к Шестому отделу РСХА. Ему трудно смириться, что он не распоряжается мной безраздельно, поскольку мой шеф не партайгеноссе Вольфганг, а партайгеноссе Хорхер. Правда, дорогой?
       - Надеюсь, после бракосочетания все изменится, дорогая? - самоуверенно предположил Вольфганг. Он вновь повернулся к пленникам. - Итак, вам уже что-то ясно, герр Джонс-младший?
       - Вы гонялись за картой, - сказал "младший", постаравшись не заметить оскорбительного обращения. - И вы ее добыли. Отправную точку маршрута вы также знаете, благодаря усилиям одной обворожительной сотрудницы, так что счастливого пути. До встречи в Храме Чаши.
       - Шутите, - понял оберштурмбанфюрер. - Люблю огорчать достойных соперников. А теперь смотрите, сэры, что я делаю.
       Посмеиваясь, он вытащил из кармана зажигалку. Дневник старого профессора он взял за уголок - вытянутой рукой, не обращая внимания на посыпавшиеся листики, - а свободной рукой извлек из зажигалки огонь.
       - Зачем! - в ужасе вскрикнул старик. - Не надо!
       Он хотел броситься вперед, но те, кому положено, схватили его за локти.
       Тетрадь загорелась неохотно, сонно, однако пламя настойчиво стремилось вверх, и через несколько секунд разбуженная бумага задвигалась в предсмертном танце. Офицер следил за этой агонией взглядом хищника, а когда пальцам стало горячо, бросил чадящий сгусток на каменный пол.
       - Столько лет работы... - прошептал Джонс-старший.
       - Не позорься, отец, я тебе другой дневник подарю, - спокойно сказал сын, глядя почему-то на Эльзу. - Лучше прежнего, не интересный для этого сборища воров и невежд.
       - Какой же? - перестал улыбаться герр Вольфганг.
       - С чистыми страницами. Уверен, вам не понравятся жесткие листы нового дневника, потому что мягкая туалетная бумага намного приятнее. Кстати, я, как и мой отец, не понимаю причин вашего поступка.
       - Очень просто, Джонс-младший. Дневник разыскивался вовсе не для того, чтобы получить информацию, а наоборот, чтобы подобной информации нигде и ни у кого больше не было.
       - Варварство! - наконец догадался Индиана. - "Готический" в переводе означает "варварский", а вы ведь поклонники всего готического. Как я забыл? Культ разрушения, мощи, культ огня в руках героя... Знаете, меня всегда удивляла и забавляла любовь нацизма к архаике, постоянное обращение к древним символам.
       - Культами занимаюсь не я, а другая служба, - хмуро возразил Вольфганг. - У вас еще будет возможность подискуссировать на эти темы с Урбахом или, например, с Хорхером. Хотя дискуссии с добрейшим Отто обычно плохо заканчиваются... Я, пожалуй, сделаю себе приятное, раскрою служебную тайну. Дело в том, что ваш отец попал в поле зрения наших специалистов гораздо раньше, чем он предполагает.
       - Речь обо мне? - вскрикнул Генри, оглядывая присутствующих. - Инди, ты что-нибудь понял?
       - Они твой дневник давным-давно скопировали, - объяснил Индиана. - В том числе разработанную тобой карту. А теперь уничтожили оригинал, вот такая служебная тайна. Только как быть с остальными оригиналами, господа, с настоящими - в архивах, в музеях?
       - Все уже уничтожено, Инди, - виновато сказала Эльза. - Не сердитесь, сэр Генри, но так было надо.
       Лицо старика посерело:
       - Что, и плита? - В горле его заклокотало.
       - Обе плиты, Генри, уничтожены обе плиты. Мы с вашим замечательным сыном нашли недостающую вторую часть.
       Наступило неожиданное затишье. Джонс-старший с трудом глотал горячие новости, одну за другой, и запить их было нечем. Джонс-младший ни на мгновение не выпускал из поля зрения охранников, напрягая и расслабляя мышцы. Лилиан с ненавистью смотрела на Эльзу, крепко сжав губы.
       - Ты сделал это, Инди? - тихо спросил отец. В его голосе дрожал недоверчивый восторг. - Ты сделал?..
       Ради подобного вопроса стоило сорок лет месить грязь на дорогах, сражаясь с навязчивыми воспоминаниями детства, беспрерывно доказывая что-то себе и научной общественности.
       - Александретта, - просто ответил Индиана.
       - Александретта! - прокричал Генри Джонс, чуть ли не подпрыгнув. - Ну, конечно, Александретта! - словно в его голосовых связках крутанули рукоятку громкости.
       Оберштурмбанфюрер поморщился.
       - Кстати, почему молчит ваша спутница, Инди? - вдруг поинтересовалась доктор Шнайдер, резко меняя тему. - Это и есть та самая женщина, которую вы искали?
       - Она слишком хорошо воспитана, что разговаривать с подобными... - сказал Индиана, - с подобными...
       Доктор Шнайдер обошла Лилиан кругом, скептически разглядывая ее.
       - Ну-ну, продолжайте. Меня начинает терзать любопытство: неужели она более темпераментна в постели, чем я?
       - Ты что, с ней спал? - Лилиан наконец не выдержала. Впрочем, голос ее был ровен.
       Эльза холодно засмеялась:
       - Итак, это ВАША ЖЕНЩИНА, доктор Джонс... Нет, милая мисс, он со мной не спал. Все наоборот: то я не давала ему спать, то он мне. Сейчас трудно вспомнить детали, потому что моя бедная голова в тот момент была как в тумане, настолько сильные я испытывала ощущения. Мне было хорошо с вашим Инди, милая, и ему со мной тоже...
       Герр Вольфганг неуловимо дрогнул лицом.
       - Кот! - взвизгнула Лилиан. - Похотливый кот! - она уже не смотрела на Эльзу Шнайдер - только на доктора Джонса, только в его трусливо забегавшие глазки. - Каким был, таким и остался! Что десять лет назад, что сейчас! Тварь ты, каких свет не видел! А я еще ждала его, думала о нем, плакала, дура, о-о, как я ошибалась!..
       Эльза не прерывала ее, слушая с явным удовольствием, и продолжила, когда вновь стало тихо:
       - А вам, Инди, я вот что скажу. Ваша мисс Кэмден до сих пор жива по одной-единственной причине: она чем-то приглянулась фон Урбаху. Вижу, вы понимаете правильно. Да-да, вкусы у него такие же плебейские, как у вас. К сожалению, Райнгольд чрезвычайно занятой человек, ему всегда не хватает времени на женщин, но когда он хоть чуть-чуть освободится, ваша шлюха получит долгожданную порцию грубоватых тевтонских ласк, все эти щипки и шлепки по заднице.
       - Сама ты шлюха! - захлебнулся яростью Индиана. - Думаешь, я не догадываюсь, для чего ты затащила меня в свою квартиру? Чтобы твои коллеги-псы могли спокойно допросить Маркуса и обыскать номера гостиниц!
       Доктор Шнайдер не обратила на это обвинение никакого внимания.
       - Уведите ее обратно в "питомник", - скомандовала она солдатам, указав на Лилиан.
       - Увести! - нервно подтвердил Вольфганг, демонстрируя, кто здесь начальник.
       Мисс Кэмден покинула кабинет со словами:
       - Пожалуй, я с радостью отдамся садисту Урбаху. После того, что ты со мной сделал, Индиана Джонс, знать тебя больше не желаю. Надеюсь, Урбах найдет для меня ящик-другой виски, чтобы я покрепче про тебя забыла.
       Не просто сказала, отчеканила каждое слово - с выстраданным презрением. В общем, красиво ушла.
       А доктор Шнайдер плавно подплыла к своему жениху, чтобы сообщить утомленным шепотом:
       - Надеюсь, ты не поверил, любимый, что я была близка с этим янки?
       В очередной раз она преобразилась, деловая, подтянутая, недоступная женщина.
       - Ты их поссорила, - криво усмехнулся тот. - Поздравляю с успешным выполнением задачи.
       И почему-то посмотрел на младшего Джонса - внимательно, оценивающе, словно на соперника перед боксерским поединком.
       - Все для твоего друга Урбаха. Недурной был спектакль?
       - Ты дьявол, - нежно прошептал Вольфганг ей в ответ.
       - О, как приятно это слышать...
       Нежность оберштурмбанфюрера была натянутой, не слишком естественной.
      
      
      
      
      4. РАЗГАДКА ВСЕХ ТАЙН - ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО ОТ СОНЛИВОСТИ
      
       Отца и сына заперли в комнате без окон, что было истинным актом гуманизма. Ничто так не мешает жить, как искушения. Семейству Джонсов не оставили ни одного искушения, которое могло бы толкнуть свободолюбивых ученых на необдуманные поступки: дверь была под сигнализацией, а снаружи кто-то дежурил, несмотря на глубокую ночь.
       Гуманизм новых владельцев замка проявился и в том, что пойманному в плен лазутчику отдали его же одежду, брошенную в подвале башни-донжона. Мало того, просто-таки заставили переодеться в цивильное, забрав черную эсэсовскую форму. Даже шляпу принесли. Вместе со шляпой к Индиане вернулась часть душевных сил, а то ведь совсем тоскливо было. Он даже прервал свои размышления о том, как ему не везет, и принялся беседовать с отцом.
       Вопросы его были точны и логичны. Да и суть происшедшего оказалась проста и легко понимаема. Отец случайно раскрыл, что ассистентка Эльза Шнайдер связана с нацистами, после чего понял вдруг, что за ним следят. Он растерялся, не зная, как поступить. Он ведь всегда опасался, что немцы когда-нибудь обратят внимание на его персону, поскольку проводимые им изыскания напрямую затрагивали их интересы. Опасался, но раздраженно гнал от себя подобные мысли, чтобы не отвлекали от работы. И вот это случилось.
       Для начала отец решил спасти дневник. Разумеется, он и вообразить себе не мог, что немцы уже скопировали самые секретные его записи...
       ("Они все сожгли, Инди! - взгрустнул отец. - Все пропало, я ничего не сумею восстановить!" "Отнюдь нет, сэр, ничего не пропало, - раздраженно отмахнулся Индиана. - Я помню содержание дневника дословно. Что касается карты, из-за которой ты переживаешь больше всего, то вот здесь находится ее детальнейшая копия, - он постучал себя по лбу. - У меня фотографическая память на такие вещи...")
       Итак, отец отправил Эльзу из библиотеки со сложным поручением, чтобы она не скоро вернулась, а сам сбежал из Венеции на остров Лидо, в аэропорт. Там он сел на первый же рейс и отбыл. Рейс оказался в Стамбул.
       Он собирался переправить дневник через американское консульство, даже позвонил секретарю, проконсультировался, но вовремя передумал - такой способ привлекал слишком много внимания. В результате просто послал бандероль по почте. Не теряя взятого темпа, из того же почтового отделения он отправил телеграмму в Непал, на адрес Лилиан Кэмден. Потому что вторым пунктом в его плане стояло спасение части головного убора бога Ра, иначе говоря, "кулона", который хранился у его бывшей ассистентки. Заодно он рассчитывал по приезде в Непал заняться поисками одной штуковины ("Камня, отмеченного Божьим Светом", - кивнул Индиана...). Давно Генри Джонс об этом мечтал, даже материал кое-какой собрал по этой любопытной проблеме. Однако немцы не позволили реализоваться ни одному из намеченных пунктов плана: буквально через час после возвращения в гостиничный номер к отцу пришли гости, и следующим его воспоминанием был уже замок Грумм... ("Отец, почему ты сначала решил, что камни следует искать в Сирии, а потом понял, что это индуистские камни Шанкары?") Простой вопрос, и несложный ответ. Сказано: "Камень находится в Голове Змея", то есть, очевидно, в головной части какого-то географического объекта с изгибающимся рельефом. Таким объектом может быть, например, река. Отец начал поиски неведомого "Змея" с Ближнего Востока, и вскоре наткнулся в одной из древних карт на речушку с названием Офидия, что по древнегречески как раз и означает "змея". Река располагалась на территории нынешней Сирии, сменила название на Аль-Кахир и полностью высохла, сохранилось только потрескавшееся русло. Так появился "сирийский вариант". Но отца смущало одно обстоятельство: в Сирии никогда не существовало культа камней. Червячок сомнений постоянно точил профессора Генри Джонса. ("Точнее, Орлоффа", - отметил Индиана; но о столь странном псевдониме следовало поговорить отдельно.)
       Однажды к Генри Джонсу зашел в гости некий Фергюссон, муж Лилиан, - тогда еще муж. Профессор был с ним знаком, поскольку имел возможность лично наблюдать начало красивого романа мисс Кэмден с бравым офицером Его Величества. Этот истеричный человек заявился к нему якобы просто так - попрощаться, отправляясь к месту нового назначения. Он принялся жаловаться на свою жену, которая отказалась ехать с ним в Родезию (позже обнаружилось, что все с точностью до наоборот), и, мало того, обобрала мужа чуть ли не догола. Тут стала ясна истинная цель визита: шотландец просил денег в долг. Дело, кстати, было в Париже. Профессор пожалел человека, выписал ему чек (с тех пор не видел своего должника), угостил его виски - и потекла задушевная беседа двух одиноких мужчин. Подробности ее совершенно неважны, кроме одной. Продолжая жаловаться, теперь уже на свою гималайскую жизнь, Фергюссон упомянул в числе прочих диковинок о поездке по делам службы на север Индии, в гости к новому радже Дхангархи. И достаточно ему было описать место, где расположен дворец раджи, как в мозгу профессора будто что-то включилось...
       (Увлекшись рассказом, отец не сразу сообразил, что сын слишком уж компетентно задает вопросы. "Постой, младший, откуда ты знаешь про Сирию и про камни Шанкары?" - "Ты же сам сделал пометку на французском апокрифе. И не называй меня младшим!" - "Так ты и про апокриф тамплиеров знаешь?" - "Гораздо хуже, что о нем знаю не только я". - "Чепуха, у немцев нет точного текста, я вовремя выбросил свою копию в Стамбуле. Они всего лишь знают о его существовании и о примерном содержании - с моих слов". - "Я понимаю, что Хорхер вытряс из твоей головы вместе с песком и все остальное, отец. Но Вольфганг ясно сказал: они очень давно за тобой следили. Значит, у них была возможность украсть все, что им нужно. Не обольщайся, отец, у немцев есть текст твоего апокрифа, и, кстати, об этом самом средневековом документе...")
       Разговор об апокрифе не получился - ни кстати, ни некстати. Сэр Генри Джонс в этой части ночного выяснения отношений говорил невнятно, отвечал уклончиво, ссылался на плохую память, в общем, странный маразм вдруг одолел его голову. Правда, человек он был пожилой, к тому же невыспавшийся... Однако Индиана слишком хорошо помнил своего родителя, чтобы не увидеть очевидное - тот что-то недоговаривал, а попросту скрывал. Наверное, старый дурак в очередной раз трясется над научным приоритетом, понял Индиана. Иначе как объяснить его сдержанность, да еще в такой ситуации? Профессиональное недоверие к коллеге-сопернику, что может быть естественнее?
       Да, профессор Генри Джонс проявлял большой интерес к ордену тамплиеров, американская разведка не ошиблась. Потому что эта тема была впрямую связана с происхождением древнего документа. Ну, прежде всего сформулируем с предельной ясностью - текст документа подлинный. Известный в прошлом профессор не позволил бы себе связаться с фальшивкой, и не надо ухмылок, не надо! Во-вторых, написал его ясновидец - настоящий, без дураков. Только не будем называть имен, договорились? Как ни относись к проблеме так называемого ясновидения, но тот парень, автор апокрифа, при жизни почитался именно как прорицатель, что есть установленный научный факт. Он не принадлежал к разгромленному ордену тамплиеров, хотя и разделял их дуалистические взгляды на мир, искренне веря в вечную борьбу двух начал, доброго и злого. Однако его казнили, поскольку в религиозные взгляды на мир органично входили и политические взгляды. Вот такой средневековый сюжет... Короче говоря, Индиана решительно не понял, чем же сочинение ясновидца так заинтересовало отца. Даже если предположить, будто отец поверил в истинность древнего предсказания, отнеся его к новейшей истории двадцатого века - что само по себе странно для столь рационального человека, - все равно поступки старшего Джонса необъяснимы. Утверждение ясновидца, будто "Сила Божьих Заповедей" сокрушит "посланца Антихриста", принявшего облик вождя гуннов, есть иносказание, нельзя же это понимать буквально! Но ведь нелепый интерес отца носил отнюдь не теоретический, а явно практический характер... Краткие объяснения закончились неожиданной репликой:
       - Жаль, что немцы получили "кулон".
       Голос Генри был полон душевной муки.
       - Немцы в Непале ничего не получили, - спокойно возразил Индиана.
       - Как не получили? - старый профессор на мгновение вспыхнул безумной надеждой. - Лилиан же схватили!.. - и вновь погас. - Не утешай меня, мой мальчик, я прекрасно знаю, по чьей вине бедняжку привезли из Непала в Германию. Я же им все выложил, Инди. Они так долго и нудно выспрашивали... Гадость какую-то заставили выпить...
       - Тебя опоили?
       - Кошмарное какое-то вещество. Наркотик какой-то, из-за него я полным болваном сделался... (Индиана не стал шутить по этому поводу, только счастливо заулыбался, ведь улыбка была не видна во мраке камеры.) Я плохо помню тот период, Инди, с рассудком что-то непонятное происходило. Всего пару глотков сделал, и немцы сразу хорошими показались. В общем, тогда я и рассказал им все, что знал, добровольно. Пришел в себя постепенно, через месяц...
       - Немцы в Гималаях ничего не получили - повторил Индиана со сдержанной гордостью. - Ни "кулон", ни Лилиан, ни даже камни Шанкары. Я успел раньше, неизвестно почему. Возможно, они просто включились в орбиту моей хронической невезучести.
       - Что-то я не понимаю, Инди... - сказал отец после паузы. - Ты был в Непале?
       - И в Индии тоже. Это долгая история, не хочется вспоминать. Но ты зря переживаешь. Когда ты все выложил немцам - не знаю, правда, что именно, - мы с Лили были уже далеко от Кхорлака. Спасибо майору Питерсу, царство ему небесное. А Лили они нашли вовсе не из-за того, что ты стал болваном, а потому что следили за мной от самого Чикаго, это очевидно.
       Индиана замолчал, закончив свои признания. Он так и не сообщил, что держал Шиву-лингу в руках, да не в единственном экземпляре, а комплект из трех камней. Нечего ему было сообщить. Индиана не терпел хвастливых рыбацко-охотничьих историй, в которых рассказчику для большей убедительности не хватает размаха рук. Если бы он мог не рассказать, а показать - другое дело. Сунуть отцу под нос хотя бы один из "камней, отмеченных Божьим Светом" - красивый был бы жест. А так... Нет научного результата - нет и ошеломляющей истории.
       Отец также молчал некоторое время, размышляя. Наконец из темноты послышался его выразительный голос:
       - Вот ты сказал "следили", и я вспомнил кое-что. Живя в этой тюрьме, я имел хорошую возможность проанализировать свои ошибки. И я понял, что мою борьбу раскрыли именно в то время, когда я целиком погрузился в раскрытие секретов, связанных с местонахождением чаши Грааля. То есть не так уж и давно.
       - Твою борьбу? - переспросил Индиана. - Какую борьбу?
       - Мою борьбу с нацизмом, - веско ответил отец. Он был серьезен. Серьезен с большой буквы. Очень Серьезен. Однако сын не пожелал принять торжественность момента:
       - "Моя борьба"?.. - выдавил Индиана, - "Майн Кампф" Генри Джонса... - смех не давал ему нормально говорить. - Не слишком ли большую ношу ты на себя взвалил?
       Отец с поразительным смирением воспринял непочтительную реакцию сына. И даже вдруг согласился:
       - Да, Инди, ты прав. Столько лет отдано всему этому. Можно сказать - жизнь. Забросил работу в университете, о чем иногда жалею, оставил официальную науку. Они там, в Чикаго, наверное забыли про меня. Псевдоним был вынужден взять, потерял свое имя...
       - Ты не только работу забросил, - сказал Джонс-младший. - И не только имя потерял. Вспомни про жену хоть раз. Испоганил моей матери жизнь, а потом убил ее... это ведь, ты ее убил! И теперь ноешь.
       Не хотел он этого произносить. Крепко держал в себе, стискивал во рту зубами. Вырвалось.
       Рука отца пронзила окружающий мрак и безошибочно нашла щеку сына, выдав ему звонкую пощечину.
       - Зачем вообще было жениться, если уж решил зарыться по лысину в книги? - спросил Индиана, потирая ушибленное место. - А в перерывах между занятиями гоняться, как петух, за молодыми доверчивыми курочками. Небось, обещал им хорошие оценки на экзаменах.
       - У меня тогда не было лысины, - невозмутимо сказал Генри. - И я прошу тебя помнить, хотя и не настаиваю, что если бы не моя женитьба на твоей матери, ты бы не появился на свет.
       На такой резонный довод возразить было нечего. Сын вновь замолчал, проклиная собственную слабость. Кто-кто, а он хорошо знал, что пытаться прошибить броню отца с помощью словесных упреков - пустая трата творческих сил. Старик наверняка уже забыл о брошенном ему обвинении и вернулся к мыслям о вечном - прошедших секунд вполне достаточно.
       Оказалось, все не так.
       - Знаешь, ты прав, к сожалению, - с тихой горечью признал Генри. - Я... как бы тебе объяснить... Когда я привез ее из России, я должен был уделять ей больше внимания. Но я даже представить себе не мог, что она так страдает - молодая, сильная, как медведица. Что она начнет решать наши проблемы кулаками...
       Индиана ждал, застыв от удивления.
       - Думаешь, она только меня побивала? Да она просто излупцевала одну из моих... как бы сформулировать... тогдашних пассий! На больничную койку уложила. И в придачу - ее родню, сбежавшуюся на крик... в также двух полисменов... Кто мог подумать, что даже небольшое тюремное заключение закончится быстротечной чахоткой...
       - Ты должен был подумать, отец. А ты был заурядным бабником.
       - Отчего же заурядным...
       - Мама спасла тебя там, в Сибири, когда ты искал Золотую Бабу и чуть не погиб в тундре. Она доверилась тебе, когда покинула родину, сопровождаемая одним лишь кузеном. И для нее, привыкшей к просторам, существование в клетке, конечно, было невыносимым.
       - Мой мальчик, я хочу тебе сознаться... В общем, я жестоко виноват перед твоей матерью. И прошу у нее прощения. Я знаю, она меня сейчас слышит... Мария, Маша, прости!
       Старый Джонс произнёс последние слова по-русски.
       И в камере как-то сразу стало уютно. И как-то сразу возобновилась задушевная беседа близких родственников, не беседовавших по душам ни разу в жизни...
      
       * * *
      
       - Кстати, о псевдониме. Зачем было усложнять себе жизнь?
       - А как же иначе? Включаясь в этакую гонку, бросая все, сжигая за собой мосты, необходимо подумать о безопасности и себя, и дела.
       - Отлично! Твое инкогнито было легко раскрыто черными силами, с которыми ты решил бороться, зато оказалось непреодолимым препятствием для друзей и соратников.
       - Да, неловко получилось.
       - "Неловко"! Почему Александер Орлофф? Что за блажь такая - присваивать имена умерших родственников?
       - Возможно, мой мальчик, это была одна из самых серьезных ошибок. Когда тревожишь умерших, дело может принять самый неожиданный оборот... Знаешь, Инди, в последнее время я сделался ужасно суеверным, самому иногда стыдно...
       Отцу было стыдно. Ну, просто не придумалось ничего другого, какие имена ни перебирал - все казалось фальшивым, непристойным. Да и не было желания тратить время на такой пустяк, как придумывание псевдонима, вот и взял первое имя, которое на ум пришло. Эл Орлофф был отличным парнем - имеется в виду настоящий Александер Орлофф, двоюродный брат миссис Джонс, владелец магазинчика игрушек в Старфорде. Талантливый механик, обладатель изумительных рук. Жаль его, умер он плохо, спился от несчастной любви...
       - Бывает же, - посочувствовал Индиана Джонс, который, разумеется, никогда бы не спился из-за какой-то там любви. - Он был ей совсем безразличен, да?
       - Я подозреваю, - сказал отец, - что эта женщина тоже была к Элу неравнодушна, весьма неравнодушна.
       - Так в чем же дело! Даже если женщина замужняя, не вижу препятствий, чтобы...
       - Все не так просто, мой мальчик, - оборвал его отец. - Орлофф как раз и запил в тот год, точнее, в тот месяц, когда с твоей мамой случилось это... Если точнее, запил всерьез. Как русский, он основательно пил и до того, вспоминая покинутую родину. Видишь ли, твоя мама и была той женщиной, которую он любил, и, кроме нее, у Эла здесь не было близких людей.
       Индиане внезапно расхотелось задавать вопросы. Почему-то ощущалось, как толкается сердце - напряженно, торопливо. Мозг помимо воли принялся сопоставлять дату родительской свадьбы с датой рождения малыша Джонса...
       Чтобы отогнать вырвавшиеся на свободу призраки прошлого, Индиана поинтересовался: как появилась статья по египтологии, подписанная фамилиями Орлофф и Кэмден.
       Ну, статья. А что особенного? Ассистентка оказала профессору большую помощь. ("Все понятно... - скорбно вздохнул сын. - Интересно, какими способами молодые девушки помогают пожилым мужчинам?" "Стыдись, мальчик! Она же мне несколько ночей учетные карточки перебирала...") И хотя в статье нет ни одного слова, написанного рукой Лилиан, а материал был подготовлен к печати уже после того, как она уехала с мужем в Непал, научная этика не позволила обойтись без ее фамилии. Во всяком случае, свадебный подарок в виде части головного убора статуи бога Ра, принесенный профессором своей ассистентке, выглядит гораздо более странно...
       Кстати, зачем вообще нужен "кулон"? В чем его ценность - кроме, конечно, исторической?
       - "Кулон" нужен для того же, для чего и "камень, отмеченный Божьим Светом, - загадочно объяснил отец. - Без обоих этих предметов не отыскать другой предмет, куда более ценный.
       Отец полагал, что "объяснил загадочно". Но Индиана мгновенно вспомнил: "...без камня, отмеченного Божьим Светом, не найти сокрытого от глаз Ковчега со Скрижалями Завета...". Вспомнил и развеселился - неужели ты собираешься разыскать ТАКОЕ? Вот, значит, откуда взялась наивная скрытность, вот что питало болезненный интерес к апокрифу тамплиеров? Ну и мечты! Ну и размах! Сначала Чаша, а потом, потом...
       - Перестань паясничать, - устало попросил отец. - Тебе только бы посмеяться, когда все рушится.
       - Как же так? - спросил Индиана, перестав паясничать. - Затеваешь дело невероятной сложности и доверяешь совершенно посторонним людям.
       - Ты имеешь в виду себя?
       - Ренара. Помнишь такого француза, этого ничтожнейшего из научных консультантов?
       - А что Ренар? Квалифицированный и порядочный историк, не понимаю...
       - Как вы познакомились?
       - Случайно. Мы с ним заказывали одни и те же наименования в парижских библиотеках. Ренар ведь тоже был увлечен тайной Грааля. Но манускрипт монаха из Анже обнаружил я, только я!
       - Ты обнаружил манускрипт, - сердито согласился Индиана. - Зато Ренар, тварь продажная, обнаружил тебя, и неизвестно, кому повезло больше.
       Отец не стал спорить. Он зашевелился на полу, кряхтя и почмокивая, затем спросил, сменив неприятную ему тему:
       - Давно хочу услышать твой рассказ: каким образом ты проник в подземелье, где было захоронение второго брата-рыцаря?
       Индиана ответил неохотно:
       - Ничего интересного, сэр. Через вход проник, как же еще.
       - Я никак не мог открыть этот проклятый вход. Очевидно, где-то был спрятан механический стопор. Ты догадался, где?
       - Пол продолбил, вот и все.
       - Что? - поперхнулся Генри Джонс.
       Наступила театральная пауза.
       - Про-дол-бил? Изувечил такое прекрасное сооружение? - Он вдруг пронзительно закричал: - Как ты посмел, щенок?!
       - А ты! - полыхнул фамильной яростью Индиана. - Как ты посмел называть меня своим ассистентом? Это же надо додуматься! Мало тебе было Лилиан и Эльзы?
       Несколько мгновений комната беззвучно кипела, однако до рукоприкладства дело так и не дошло. То ли силы у собеседников иссякли, то ли воспитание остановило. Молчаливый поединок проиграл сын, поскольку он подал голос первым:
       - Кстати, о докторе Шнайдер. Как ты расколол, что она нацистка?
       - А? - переспросил отец, будто не понял вопрос.
       - Я спрашиваю, - терпеливо повторил Индиана, - как ты догадался, что она...
       - Эльза разговаривает во сне, - ответ был бодренький.
       Хороший удар, настоящий апперкот. От таких ударов отнимается речь, а полушария мозга меняются местами. Старик между тем продолжал, трогательно стесняясь:
       - Она, когда спала, редко разговаривала, только если плотно ужинала. А я ведь плохо сплю, ты знаешь... Ты что-то сказал, я не расслышал?
       - Я сказал, что хочу виски, - пошевелил Индиана одеревеневшими губами. - Чувствую, пора и мне спиваться, чтобы плохо умереть. Вслед за твоим другом Элом...
      
      
      
      
      5. ДРУЗЬЯ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ
      
       Пленникам не дали насладиться обществом друг друга: распахнули дверь, скомандовали: "На выход!", скрутили руки. "Куда нас?" - удивлялся младший из Джонсов, перемещаясь под высокими потолками со звездообразными кессонами. В другую камеру? На допрос? На расстрел? Он тщательно отслеживал направление, сверяясь с подробным планом замка, запечатленным в его фотографической памяти. Сомнений не было: их вели к Гостевой башне, расположенной в одном из углов прямоугольника. Что там теперь - банкетные залы или пыточная?
       Оказалось, ничего плохого мирным археологам не готовили. Просто дружное семейство Джонсов было приглашено в гости. Спустившись с пятого этажа Главной башни, пройдя по третьему этажу корпуса, добрались до места, а именно: до библиотеки. В этом святом для каждого настоящего ученого помещении их и ждали.
       - Джей! - ошеломленно воскликнул Индиана. - А вы как здесь оказались?
       Высокопоставленный сотрудник Чикагского художественного института мистер Бьюкенен, сияя улыбкой, смотрел на вошедших. Точнее, на введенных. Руки его почему-то были свободны, в отличие от рук Джонсов. Присутствовавшие здесь же молчаливые эсэсовцы, похоже, являлись для него отнюдь не конвоирами. Да и костюм мистера Бьюкенена был привычно шикарен - прекрасный белый костюм преуспевающего бизнесмена.
       - Приветствую вас, друзья! - раскрыл он объятия, однако сам не двинулся с места.
       Индиана нахмурился:
       - Извините, не имею возможности поздороваться с вами, как положено, - он кивнул назад, на свои стянутые ремнями запястья. - Вы не ответили, Джи-Си, как здесь оказались.
       - Я возглавляю проект "Чаша", вы же знаете, Инди. Между прочим, завтра мы отправляемся в экспедицию. Сначала в Искендерон, а уж потом в горы Аманус. В строгом соответствии с вашей картой, уважаемый Генри.
       - Понимаю, - зловеще выговорил Индиана. - Теперь я многое понимаю...
       Предательство. Боже, какое дикое, нечеловеческое лицемерие!
       Он напряг мышцы слишком заметно, Бьюкенен даже счел необходимым встревоженно напомнить эсэсовцам:
       - Эй, следите за ними, не отвлекайтесь! Особенно за этим, в шляпе! - и вновь обратился к своему другу. - Что же вы так близко к сердцу все принимаете, Инди? А я как раз хотел попросить, чтобы вас развязали... - в его голосе сквозило искреннее огорчение.
       - Это вы нас вытащили из камеры?
       - Я очень обрадовался, когда узнал, что вы в замке. И я не мог уехать, не повидавшись с вами, дорогие друзья. Хотя, должен честно признаться, вас пожелал увидеть еще один человек, без санкции которого встреча бы не состоялась.
       - Кто? - поджался Индиана.
       - Он придет, не волнуйтесь.
       Еще один человек, внутренне содрогнулся археолог. Неужели опять кто-нибудь из старых добрых знакомых?.. В самом деле, создавалось странное впечатление, будто все, знавшие Джонса люди, слетелись в это каменное гнездо... Надеюсь, не декан исторического факультета Чикагского университета, мельком усмехнулся гость.
       - Но пока мы одни, - продолжал Бьюкенен, - у нас есть возможность поговорить. Перед отъездом я намеревался встретиться с профессором Генри Джонсом, теперь вас двое, и это вдвойне приятно. Приступим, господа. Я информирован, что Генри Джонсу делали предложения о сотрудничестве на весьма выгодных условиях, однако он неизменно отказывался. К сожалению, до сих пор с ним вступали в контакт люди, которым он по понятным причинам не мог доверять. Я - другое дело. Инди знает меня давно и преотлично, не правда ли?
       - Вы предатель, - кратко выразил Инди свое отношение и к собеседнику, и к его будущим предложениям.
       - Я понимаю вашу спонтанную реакцию неприятия, друзья, - улыбнулся Бьюкенен еще шире. - Но вспомните, что первое движение души, как правило, бывает ошибочным. Я не шпион и не диверсант, продавший нашу с вами общую родину. И тем более - не нацист. Я нормальный бизнесмен. Денег у меня достаточно, чтобы не "продаваться" - я читаю это слово в ваших глазах, Инди. Что касается моих отношений с немцами, то я связан с их археологической службой давно. Но не в коем случае не работаю на них. Мы равноправные партнеры.
       - Вы или дурак, или притворяетесь, - Индиана улыбнулся так же тепло. - Как можно быть равноправным с СС?
       - Элементарно. Наши интересы не пересекаются. А если где-то пересекаются, то не противоречат друг другу.
       - И каковы ваши интересы?
       - Меня всегда интересовали источники биологической энергии, откуда бы они не пришли: из древности, из космоса, из современных лабораторий. В связи с этим, кстати, я хотел попросить нарисовать мне план с указанием точного места, где было потеряно Золотое Солнце...
       - Удачная шутка, - похвалил Индиана.
       - Но не сейчас, позже. Мы вернемся к этому вопросу, когда договоримся о главном... Так вот, чаша Грааля - самый грандиозный из таких источников биоэнергии, если верить легендам.
       - Мечтаете стать бессмертным?
       - Я здравомыслящий человек, Инди. Бессмертие - это сказка. Но что-то в Чаше есть, я не сомневаюсь, - не может не быть. Я мечтаю только о здоровье, только о продлении своего срока, и не больше.
       - Вы рассчитываете, что СС позволит вам оставить Чашу у себя?
       - Полагаю, мне достаточно будет подержать ее в руках, выпить из нее, попросить ее о помощи...
       - Да вы романтик, Джей! А говорили - бизнесмен, психически здоровый... - Индиана продолжал ухмыляться. - Нас вы тоже хотели попросить о помощи?
       Бьюкенен осуждающе покачал головой. Он поправил выбившиеся из-под пиджака накрахмаленные манжеты рубашки, стряхнул с плеча что-то невидимое. Затем сказал:
       - Не геройствуйте, Инди, не стоит. Вы в скверном положении. Я не собираюсь уговаривать вас принимать чью-нибудь сторону, становиться под какие-либо знамена, я предлагаю вспомнить, кто вы такой. Вы ученый. И не просто ученый, а исследователь новой формации, каких не знала отмирающая ханжеская наука прошлого. Надеюсь, дорогой Генри не примет мой выпад на собственный счет. Вы, Инди, солдат науки - буквально. Вы олицетворяете собой двадцатый век.
       - Хорошая речь, - отметил Индиана с удивлением. - Даже жаль, что не имеет ко мне никакого отношения.
       - Почему же не имеет? Вы считаете допустимым продавать свои находки, зарабатывая таким способом деньги не только на сытую жизнь, но и на финансирование следующих экспедиций. Вы весьма успешно пользуетесь насилием для решения сложных научных проблем. Разве не так? Откровенно говоря, я вижу различия между вами и нацистскими учеными только в границах допустимых средств, которые вы для себя устанавливаете, но не в самих средствах. То есть разница-то на самом деле невелика. Вы, Инди, яркий представитель того типа ученого, какой нужен новому международному порядку. Так пользуйтесь этим для решения собственных задач! Как, например, делаю я. Займите собственную сторону, Инди, выбросьте из вашей гениальной головы мелкие политические пристрастия. Будет ужасно обидно, если из-за никчемных эмоций, вызванных непониманием, погибнет такой уникальный специалист.
       - Неужели вам все равно, - спросил Индиана, - в чьих руках окажется чаша Грааля?
       Бьюкенен кивнул:
       - Для меня главное, чтобы чаша Грааля побывала в моих руках.
       - Инди! - впервые подал голос Генри Джонс.
       - Да, сэр?
       Отец строго смотрел на сына:
       - Это правда, что ты приторговываешь предметами старины?
       - Я? - смутился Индиана. Вопрос застал его врасплох. - Позже, отец, давай позже все обсудим... - он повернул голову к Бьюкенену. - Вы мне разрешите, Джеймс, произнести ответную речь?
       Тот вернул привычную улыбку на уста:
       - Валяйте.
       - Для начала спрошу: знаете ли вы, как немцы именуют свое государство?
       - Третий рейх. Я, правда, не очень понимаю, почему не первый, я ведь не историк...
       - Вы типичный американец, сами же признались. По-моему, никто из американцев этого не знает, так что не стесняйтесь. Рейх - это, разумеется, царство в переводе с немецкого. Первым рейхом была Римская империя. Вторым - так называемая Священная Римская империя германской нации, или попросту Германская империя, основанная в девятом веке королем Оттоном Первым. Этот рейх формально просуществовал до восемнадцатого года двадцатого века, а фактически распался еще в семнадцатом веке во время Тридцатилетней войны.
       Бьюкенен осклабился, он был явно доволен:
       - Спасибо за лекцию, Инди! Я чувствую, вы склоняетесь к принятию правильного решения, вот и консультации уже начинаете давать!
       - Не торопитесь, Джи-Си. Обращали ли вы внимание, что чаще употребляется другое название здешнего государства? Не Третий, а Тысячелетний рейх. В этот термин нацистских боссов вкладывают крайне забавную мысль: что нынешняя Германия закладывает тысячелетнее царство Христа на земле, которое наступит, согласно Евангелию, после Второго пришествия. Таким образом, немцы утверждают, что их государство и есть Царство Духа...
       - И это замечательно, - нетерпеливо перебил его менеджер. - Какой христианин не захочет поучаствовать в построении Царства Духа?
       - В последнее время я сильно изменился, Джей, - задумчиво сказал Индиана. - Да, я был таким, как вы описали, но прошедшие месяцы что-то со мной сделали. И та забавная мысль, которую я только что изложил, уже не кажется мне забавной. Я начал испытывать страх, увидев, как дьяволопоклонники, как вооруженные пушками безбожники растаскивают библейские святыни на свои символы. Мой страх - это страх ученого-историка. А мой вопрос "Кому достанется чаша Грааля?" является не проявлением политических пристрастий, а целиком относится к сфере фундаментального знания. Потому что настоящему ученому прежде всего следует определить, что за "Дух" устанавливает на земле свое тысячелетнее царство, и только потом выбрать, на чьей стороне быть. Вот так, Джи-Си.
       - Браво, сынок, - с восхищением откликнулся отец. - Я готов простить все твои маленькие шалости.
       Менеджер Бьюкенен, наоборот, как-то вдруг потерял веселость, сделался раздраженным и неприятным.
       - Пустое, Инди! Заморочили себе голову красивыми словами! Дьяволопоклонники, безбожники... Что это за лексикон такой, вы же не в одиннадцатом веке.
       - Вы правы, - с обманчивой кротостью согласился Индиана. - Давайте говорить на современном деловом языке. Когда я назвал вас предателем, мистер Бьюкенен, то имел в виду не Соединенные Штаты.
       - Послушайте, Инди...
       - Нет, вы послушайте! - громыхнул "солдат науки", не справившись с вульгарным гневом. - Вы предали меня лично! Я проговорился вам о "кулоне", из-за чего за мной проследили от Чикаго до самого Кхорлака и вышли на Лилиан Кэмден! Я доверчиво послал вам телеграмму из Стамбула, из-за чего была устроена засада на почте и похищена моя невеста мисс Кэмден.
       Бьюкенен, обнаружив вдруг складки на своем пиджаке, начал озабоченно разглаживать дорогую ткань.
       - Не совсем так, - возразил он. - Следить за вами стали гораздо раньше и совсем по другой причине.
       - Да, подслушивающее устройство появилось в моем доме раньше... - вспомнил Джонс. - И все-таки без вашей помощи немцы не узнали бы, что я уезжаю в Непал. Кстати, как насчет Стамбула? В Стамбуле меня не тронули, согласен, но только потому, что по простоте душевной я взялся доделать работу отца. Зато женщину и ребенка, которые могли утолить ваше любопытство, жалеть было незачем, правда?
       - Красивые слова, - Бьюкенен хозяйским жестом шлепнул ладонью по столу. - Все сказанное - слова. Вы должны мне деньги, Инди, причем обещали вернуть их еще четыре месяца назад, и вот это уже не пустое выдувание звуков. Деньги - лучший тест на порядочность. А вы, Генри, сбежали, едва получив аванс. Так что не вам меня стыдить, господа, не вам.
       Он отправился к выходу, ни на кого не глядя, ступая жестко и прямо. Менеджер Художественного института был высоким мужчиной, он хорошо смотрелся в интерьерах замка позднего Ренессанса. Перед тем как покинуть помещение, остановился:
       - Я разочарован, господа. Я не сомневался в вашем здравом смысле, был уверен, что вы согласитесь принять участие в прогулке к Храму Чаши, даже попросил своих друзей, чтобы вас привели именно сюда, в библиотеку. Думал, успеем перед отъездом поработать, скорректировать планы...
       Тут вошел новый участник разговора, помешав прощальной речи американского бизнесмена.
       - Впрочем, вот и он, - с радостью прервался Бьюкенен. - Приятных вам минут, не буду мешать.
       Вошедшим был всего лишь Отто Хорхер. Опасения Джонса-младшего относительно неожиданных встреч не сбылись.
       - Приятно встретиться с вами снова, герр Джонс, - кивнул офицер Индиане.
       Его лицо морщилось в улыбке, его маленькие глаза поблескивали сквозь круглые стекляшки очков. И сам он весь словно бы поблескивал, отражая электрический свет. То ли человек вспотел, спеша на свидание, то ли это черное существо, вечно настроенное на борьбу с врагами, постоянно выделяло слой защитного вещества, как какое-нибудь насекомое. Он был липким, лоснящимся, болезненным, он мгновенно вызывал ощущение гадливого сочувствия. "Насекомое..." - мысленно посмаковал Индиана точное определение, а вслух сказал:
       - Мы с вами мало знакомы, чтобы радоваться каждой случайной встрече.
       - Все равно приятно, - возразил Хорхер, с явной симпатией рассматривая гостя. Он уже сменил нелепый красно-черный плащ "священнослужителя" на хрустящий офицерский мундир, и вместе с полагающимися по должности регалиями к офицеру вернулся привычный нацистский облик. Его рука в кожаной перчатке торжественно держала нечто, завернутое в тряпку.
       - Подготовить их! - отвлекшись на мгновение, Хорхер дал короткую команду своим подчиненным. - Обоих! По схеме "бутерброд"! - затем вернул свое внимание пленникам. - Я ненадолго задержу вас. Только что состоялся разговор с Веной, мы обсуждали с фон Урбахом неотложные дела, а заодно пришли к соглашению относительно вашего будущего...
       Он говорил, а эсэсовцы между тем выполняли полученное от начальства распоряжение. Пленники были грубо усажены на стулья, поставленные друг к другу спинками, и примотаны к этой деревянной конструкции с помощью дополнительного количества ремней. Руки назад, ноги вместе - не шевельнуться. Поза вызывала некоторое неудобство, однако огонек светской беседы, милосердно поддерживаемый хозяевами замка, не позволял разуму расслабиться, а воле раскиснуть.
       - Вы мне сразу понравились, герр Джонс, - продолжал говорить Хорхер, обращаясь исключительно к Индиане. - Мне вообще нравятся сильные мужчины. Тренированные мышцы, несгибаемый характер - нет большего наслаждения, чем работать с таким материалом. Настоящая жуть охватывает, когда привязанный к станку атлет пытается освободиться, сбросить кислотные повязки или, например, стряхнуть сухой лед. А с каким упрямством атлеты сражаются с ременными захватами, не щадя суставы и сухожилия, не желая принять очевидное! Когда, например, работаешь сверлом, кажется, вот-вот все взлетит на воздух вместе со станком... Сильные мужчины не умеют проигрывать, герр Джонс. Знаете, я был уверен, что мне удастся с вами побеседовать. Я очень ждал этого, и, думаю, мы оба не разочаруемся. Но не сегодня. Увы, не сегодня. Меня срочно вызвали в Вену, я вынужден уехать.
       - Вы тоже мне понравились, мистер Хорхер, - прокряхтел Индиана, пробуя растянуть ремни. - Особенно в скальном храме Дхангархи. Помните, где я чуть не попал в вас копьем?
       - Правильно, что вы напомнили про храм, - ясные наивные глаза нациста вдруг заволокло нехорошей мутью. - Я не должен забывать этот эпизод ни на секунду, - голос его дрогнул, сломленный ненавистью. - И не забуду. Я сам напомню его, если мне разрешат расспросить вас, как полагается. Я так тщательно готовил изъятие и вывоз в Германию магических камней, столько средств и времени потратил, а вы за один день сумели все испортить. Разве забудешь такое? Поэтому единственным моим вопросом будет: где камни?
       - Потерял, - Индиана улыбнулся и тщетно попытался пожать плечами. - Камни упали в реку, вам же доложили подробности.
       - Вы идиот, - Хорхер вновь сделался ласковым. - Жаль, что я никак не могу доказать это начальству, иначе давно бы получил вас в подарок.
       - Я идиот, - согласился Индиана, имея в виду что-то свое.
       - В реку упали не три камня, герр Джонс. Потому-то мы решили, что жадничать в такой ситуации глупо. Смотрите, какой замечательный напиток я вам принес...
       Была аккуратно снята тряпка, и в руках Хорхера появился стеклянный сосуд крайне неопрятного вида. Грязный лабораторный стакан.
       - У химиков отнял, последний образец, так что цените. Фон Урбаху вы тоже чем-то нравитесь, он сразу согласился с моим предложением.
       - Что это? - всерьез встревожился Индиана, поскольку жидкость, колыхавшаяся в стакане, вызвала у него живейшее воспоминание. Жидкость была густая, неопределенно темная. По комнате распространился знакомый до спазм в горле запах - запах рвоты.
       - Да-да, вы правильно догадались, это "кровь Кали" индийского производства.
       - Не надо! - визгливо вскрикнул отец Индианы. - Я уже пил, вы мне эту гадость уже давали! - возможно, впервые в жизни большой ученый стал обычным маленьким человеком.
       Хорхер не обратил на помеху внимания:
       - Кровь богини Кали в подлиннике, герр Джонс, можете мне поверить. Привезли из Индии. Я это к тому говорю, что мы ведем исследования, чтобы синтезировать полноценную замену. Пока безрезультатно, но успех обязательно придет, ведь за этим напитком светлое будущее. Мы назовем синтезированный препарат "сывороткой веры" или "глотком веры". Вы не способны представить, какое будущее ждет наш препарат!
       - Вот, значит, чем опоили моего отца, - оборвал Индиана эти сладкие мечтания.
       - Время действия препарата ограничено, такой вот недостаток. И еще дороговизна. Думаете, так просто раздобыть его у жрецов и привезти в Европу? Вашему отцу хватило одной порции, чтобы поделиться самым сокровенным, и больше мы решили не тратиться. А теперь и для вас не пожалеем, герр Джонс. Хотя, вы вряд ли оцените это, все люди с примесью низших рас отличаются генетической неблагодарностью. А в вас ведь течет славянская кровь, нам известно всё.
       Улыбаясь, Отто Хорхер подошел к стульям вплотную.
       - Эй, подождите! - торопливо сказал Индиана, зачарованно глядя за неумолимыми перемещениями стакана. - Я и так могу признаться, кому отдал этот проклятый камень, мне не жалко. Если дело только в нем...
       - Ага, Шиву-лингу вы все-таки отдали кому-то! - обрадовался Хорхер. - Люблю убеждаться в своей правоте. - Взгляд его устремился куда-то вдаль, в неведомые просторы Вселенной, и было ясно, что он уже заранее полюбил того несчастного человека, которому герр Джонс сдал магический камень на хранение, что он отыщет нового владельца камня, где бы тот ни находился, - отыщет и расспросит, долго и подробно, как положено...
       - Разумеется, дело не только в том, где находится украденный вами Шива-линга, - гадко радовался офицер разведки. - Будет также очень любопытно сравнить, что вы скажете сейчас и потом, после приема лекарства. Я слушаю, вы собирались в чем-то признаться.
       - Я не хочу, чтобы мой отец слышал, - доверительно сообщил Индиана. - Не могли бы вы наклониться поближе?
       Хорхер погрозил затянутым в лакированную кожу пальчиком:
       - Знаем, знаем! Вы признанный мастер рукопашного боя. Кстати, это вы, наверное, научили своего мальчишку-азиата таким приемам?
       - Клопика? - доктор Джонс с готовностью подхватил новую тему. - Вы говорите о Дорджи Лопсанге?
       Дегустация крови Кали временно откладывалась.
       - Я говорю о том подростке, который сопровождал вас в пещерном храме Дхангархи. До сих пор никому и никакими средствами не удавалось вывести человека из состояния "калимайя", пока не кончался срок действия препарата. Мы даже специальные эксперименты ставили - холод, огонь, кислота, электричество. А мальчику это удалось, причем дважды. Хотелось поэкспериментировать с его участием... Как вам не стыдно, профессор, чему детей учите?
       - Значит, Клопик сбежал?
       - Да просто повезло желтенькому. Врезал охраннику на чердаке - точно таким же гнусным приемом. А все потому, что гроза в тот день была - просто кара вашего Господа. Признаться, одно время мне вообще казалось, что у вашей компании есть защитник где-то там, наверху. Но замок Грумм, к счастью, явно не в Его ведении...
       - Хоть кому-то везет в этом мире, - с удовольствием констатировал Индиана. - А что за прием, мистер штурмбанфюрер?
       - Да ваш прием, ваш! - счастливо захихикал Хорхер. - Безмерно подлый, достойный только низших рас! Тот, который вы только что собирались на мне опробовать. Чугунным лбом двинуть в чью-либо физиономию, угадал? В мою не получится, и не надейтесь... - Он упивался своей догадливостью, он стоял, торжествующе покачиваясь, благосклонно поглядывая на жертву сверху вниз. - Вы уж простите нас, герр Джонс, но мои люди вынуждены будут крепко подержать вашу несговорчивую голову в четыре руки, чтобы вам легче было смириться с неизбежным. Сейчас, обратите внимание, я величаво щелкну пальцами...
       На этой триумфальной ноте Индиана и поймал оратора.
       Он всех поймал, никто не ожидал такого способа воздействия на аудиторию. Эсэсовцы разом подпрыгнули, хватаясь за оружие. Археолог использовал особенный прием - бесконтактный, акустический. Попросту говоря, он крикнул. Но крикнул особенным образом, - пронзительно, резко, нечеловечески странно. Знающие люди утверждают, что так переговариваются лешие в русских лесах, - Индиана слышал этот звук, когда был на раскопках в городе Мангазея, что на реке Таз в Западной Сибири. Воспроизвести его не очень трудно, достаточно потренироваться несколькими темными вечерками. Сжав губы и раздув щеки, нужно гулко извергнуть из себя весь воздух - в течение доли секунды и обязательно фальцетом, в полную силу задействовав высокие голосовые связки. Высвобожденный звук "П-па!" чем-то похож на многократно усиленный выстрел бутылочной пробки. Далеко разносится, неудержимо. Потрясающий эффект...
       А научил Индиану этому способу звукоизвлечения один русский геолог. Не только мифические лешие так перекликаются, но и вполне реальные таежники в бескрайней Сибири.
       Хорхер уронил стакан.
       Стекло, правда, не разбилось, зато дьявольская жижа разлилась по ковру, устилавшему пол библиотеки. Разлилась и мгновенно впиталась, оставив после себя только навязчивую вонь.
       - Что вы наделали! - завопил офицер с искренней обидой. - Вы же натуральный идиот!
       Он едва не упал на четвереньки вслед за стаканом, но вовремя сдержал свой порыв. Помолчал, горестно разглядывая пятно на ковре. Затем выцедил, потеряв всякую приветливость:
       - Я ведь не поленюсь, еще раз схожу в лабораторию. Надеюсь, химики припрятали пару кубиков от начальства. Но даже если ничего не осталось, не советую вам радоваться, герр Джонс, потому что в лучшем случае выходка обернется для вас двумя-тремя днями ожидания. Скоро прибудет очередной контейнер с образцами, и мы снова наполним ваш бокал. Зато если контейнер задержится, вот тогда мне вас жалко. Вы сами будете умолять меня, чтобы я как можно скорее раздобыл кровь Кали, потому что я буду допрашивать вас проверенными дедовскими методами. Вы меня хорошо поняли, герр Джонс?
       Герр Джонс-младший не успел ответить. В помещение вплыла доктор Шнайдер, покачивая бедрами. Она успела переодеться, и вместо шелкового платья красовалась теперь в суровом наряде обершарфюрера. Впрочем, женский вариант нацистской формы - белая рубашка, черные юбка и пиджак, - шел ей ничуть не меньше, поэтому все присутствующие мужчины обратили к ней взгляды разной степени пылкости. Кроме Хорхера, конечно, Хорхер все еще смотрел на ковер.
       - Разрешите, я попробую побеседовать с пленными, господин штурмбанфюрер, - звонко сказала она.
       Офицер медленно развернулся к ней. В его глазках прокручивались цветные картины мести, всевозможные варианты дедовских методов допроса, он явно не понимал, что обращаются именно к нему.
       - В самом деле, - помог человеку Индиана. - Ступайте в лабораторию, добудьте для меня поскорее новую порцию вашего дерьма. Вы мечтали, чтобы я вас умолял? Я вас умоляю, мистер Хорхер.
       - Мне известно, Эльза, что вы с непозволительной благосклонностью относитесь к этой твари, - штурмбанфюрер упер палец в плечо Индианы. - Однако пока вы состоите в нашем ведомстве, никаких рапортов с моей стороны не последует. Надеюсь, партайгеноссе Вольфганг осведомлен меньше меня?
       - Я выполняю все приказы моего шефа, - сказала фройляйн Шнайдер излишне громко. - Ваши, Отто. Надеюсь, партайгеноссе Вольфганг не осведомлен, что это за приказы и от кого исходят, а то он бывает неадекватен и попросту опасен, вы же его знаете.
       - Ладно, ладно, Эльза, мы с вами в одной лодке... Попрощайтесь со своим дружком перед отъездом. Может, он расколется от большой любви к вашим ароматам. Прежде всего меня интересует камень, он что-то знает про него, кому-то отдал. Так что работайте. Используйте все средства, - он вдруг пакостно хмыкнул.
       - Не торопитесь возвращаться, - снова встрял младший Джонс, - а то случайно споткнетесь.
       - Ты! - эсэсовец обжег ученого безумным взглядом. - Ты помни о моем предупреждении. Я вернусь скорее, чем тебе бы хотелось.
       Он удалился.
       - Слушай, кто это был? - спросил Индиана. - Никак не могу в нем разобраться - то ли шпион, то ли гестаповец?
       - Отто Хорхер, - сказала Эльза. - Есть такой зверь в нашем зоопарке. Руководит отделом, который занимается организационным обеспечением особых археологических работ.
       - Ты сотрудник этого отдела. И не отнекивайся, доктор Шнайдер. Кстати, ты ученый или что-то вроде интенданта?
       - Что-то вроде советника, - улыбнулась женщина. - Кстати, я действительно доктор философии.
       Она подошла к конструкции из стульев и остановилась возле, затем присела на край стола, сплетя ноги перед самым носом Индианы.
       - Как вы могли, Эльза? - горько спросил Джонс-старший, пытаясь повернуть голову и посмотреть на бывшую ассистентку.
       - Простите, Генри, - виновато откликнулась та. - Простите, если такое прощают. Я понимаю, вы оскорблены в лучших чувствах, но ваш сын мне слишком понравился, чтобы я могла устоять перед ним. Ведь он был так похож на вас...
       - Господи, да я совсем не об этом! - затряс старик головой. И вдруг осекся. - Хотя, вероятно, об этом тоже... - он замолчал, ужасаясь сам себе, загипнотизированный бездной собственного падения.
       - Что ж ты за дрянь, Эльза, - согласился с отцом Индиана. - Из-за тебя я не пошел в больницу к бедняге Маркусу. Его там, между прочим, пытали под видом врачебного осмотра.
       - А я никогда не забуду эти ночные часы, подаренные мне судьбой, - страстно зашептала немка, наклонившись к самому лицу Индианы. - У меня в жизни не было более роскошного мужчины, мистер Джонс!
       - Ну что вы, милая... - неожиданно очнулся от тягостных мыслей отец. - Право, я не достоин таких слов... - и вновь замолчал, смутившись до крайности. Повернуть голову ему так и не удалось.
       Некоторое время все молчали. Затем Индиана продолжил стыдить любвеобильного обершарфюрера:
       - Не понимаю, зачем тебе понадобилось разыгрывать это представление в кабинете своего жениха? Поссорила меня зачем-то с Лилиан...
       - Потому что мне не понравилась твоя старуха, - решительно заявила Эльза, отстраняясь. - Ну, не возрастом, конечно, мы уважаем старость. Она так нагло на меня смотрела.
       - Старуха? - обескураженно переспросил Индиана.
       Доктор Шнайдер, впрочем, уже потеряла интерес к этой теме. Пока Джонс-младший вспоминал подругу своего детства - тридцатитрехлетнюю, помятую жизнью женщину, которая, безусловно, проигрывала перед блестящей моложавой немкой, Эльза обратилась к охранникам, энергично взмахнув рукой:
       - Всем выйти! Будьте в коридоре, в полной готовности!
       Ее распоряжение было выполнено беспрекословно. Иного она и не ожидала - привыкла командовать.
       - Что, применишь ко мне "особые средства", рекомендованные Хорхером? - поинтересовался Индиана, нахально кивая на ноги в нежных шелковых чулочках.
       Зря он так подробно рассматривал сидящую перед ним женщину. Воля его всё-таки вышла из-под контроля. Вскипевшая некстати фантазия принялась суетливо растворять ткань одежды, обтягивающей эти соблазнительные формы, - начав с юбки, услужливо высвобождая застрявшие в памяти розовые картинки... Воспоминания жаркими токами наполнили обездвиженные члены...
       - Я была бы счастлива повторить нашу ночь, Инди, - сказала Эльза. - Но для этого надо развязать тебя, а я, к сожалению, не имею такого права. Ужасно жалко.
       Ее рассудительный голос помог одолеть безумные видения. Индиана грубо оборвал очередные признания в любви:
       - В таком случае, о камнях Шанкары ты не станешь меня расспрашивать. Давай-ка лучше я тебя спрошу. Почему экспедицию за чашей Грааля возглавляет Бьюкенен? Разве не Урбах отвечает за все, разве не он начальник Бьюкенена?
       - Экспедицию возглавляет не Бьюкенен, а Вернер Вольфганг. Формально, разумеется. Я - его заместитель по науке и одновременно представитель Шестого отдела Управления имперской безопасности. Бьюкенен сопровождает нас в качестве почетного гостя. Впрочем, он также имеет большое влияние, поскольку является близким другом Урбаха.
       - Короче говоря, за главную получаешься ты, - усмехнулся Индиана. - Это правда, что вы отправляетесь завтра?
       - Да.
       - А Хорхер? Почему он с вами не едет, чтобы вынюхивать измену и расспрашивать дедовскими методами всех провинившихся?
       - Мы хорошая команда, - ответила Эльза. - Вольфгангу и Бьюкенену доверяют ничуть не меньше, чем тому же Хорхеру. Что касается Урбаха, то у него есть дела поважнее, он срочно вылетает из Вены в Египет и Хорхера с собой забирает, вот почему господин штурмбанфюрер так с тобой торопится.
       - Египет? - оживился отец. - Простите, вы сказали - Египет?
       - Странно, - удивился Индиана. - Бьюкенен меня в Чикаго спрашивал: что, мол, может быть важнее Чаши Грааля? И правда, что может быть важнее поисков Грааля? Не понимаю...
       - Подожди, младший, - раздраженно воскликнул отец. - Они что, копают в Египте?
       - В Танисе, - неохотно подтвердила Эльза и добавила: - сэр.
       - В чем срочность их отъезда? - продолжал волноваться Джонс-старший. - Что-то нашли в Танисе, не так ли? Копают Пер-Рамзес? Отвечайте, не щадите меня! О, Господи, если они найдут Камеру Карты, вполне могут найти Обитель Умерших Душ, и тогда...
       - Проблема, отец? - спросил Индиана.
       - Они же ковчег ищут, Инди! - воскликнул Джонс-старший полным отчаяния голосом. - Ковчег со скрижалями Завета, принадлежавший пророку Моисею, как ты не понимаешь!
       - Это я как раз понимаю. Я тебя не понимаю, старший. Кто-то ищет смысл жизни, кто-то изобретает вечный двигатель, кто-то катит камень на гору. Пусть люди работают, а мы посмотрим и посмеемся.
       Отец еле слышно всхлипнул в ответ.
       Эльза задумчиво сказала:
       - Урбаха и Хорхера больше всего на свете интересует Сила. А нас с Бьюкененом - Бессмертие. Вот такая между нами разница. Инди, к счастью, не верит ни в то, ни в другое, ему только позавидовать можно.
       - И сила, и бессмертие достанется тем, кто сидит в бункерах Берлина, - возразил Индиана. - В конце концов, кто вас дергает за ниточки?
       - И кто же, по-твоему?
       - Шизофреники, придумавшие свой собственный мир и стремящиеся затащить в него как можно больше народу. Это же видно и без специальной медицинской подготовки. Ох, Эльза, как я устал от вашего вывернутого мышления!
       Женщина загадочно засмеялась.
       - Вывернутое мышление... - со вкусом повторила она. - Нет, Инди, ничего-то ты не увидел. Что касается археологии, то и здесь ты ошибся - вовсе не доктор Урбах отвечает за все.
       - Мертвая Голова, - небрежно уронил Джонс-младший. - Праздники посвящения, тайны мадридского двора...
       - Тихо! - вдруг зашипела Эльза.
       - В чем дело?
       - Не произноси этого имени! - она явно испугалась.
       - Почему?
       - Инди, мы не будем об этом говорить. Он же все чует, он страшное существо, маг высокой ступени...
       - Послушай, Эльза...
       - Только не называй имени! Он рядом, практически за стеной, - немка осторожно указала головой в сторону камина. - Его всегда размещают на гостевой половине башни.
       - Дети маленькие, - раздраженно сказал Индиана. - В игры играете... Сначала я думал, что Мертвая Голова - это Вольфганг, несколько минут назад меня терзало нелепое подозрение, что это Джи-Си Бьюкенен, а теперь мне просто смешно...
       - Инди! - взмолилась Эльза.
       - Ладно, сменим пластинку. То, что ты мне сказала про отношение Урбаха к Лилиан, - тоже был спектакль, чтобы нас поссорить?
       Собеседница вновь взглянула на стену, за которой, возможно, находился кто-то страшный. Взглянула мельком, последний разок, обретая прежнюю устойчивость. Поправила задравшуюся юбку и кокетливо погрозила пальцем:
       - А ты все о своей старухе беспокоишься? Как я ей завидую! Вообще-то ей невероятно повезло, поскольку Хорхер добивался разрешения допросить ее с пристрастием, сам не свой был, так хотел заполучить эту пожилую красавицу. Но фон Урбах неожиданно запал на нее. Две службы теперь грызутся из-за какой-то пленной алкоголички. Между прочим, штурмбанфюреру Хорхеру мало просто убить твою Лилиан, ему обязательно нужно сделать это как-нибудь по-особенному. Даже и не знаю, из-за чего он так взъелся на нее?
       - Из-за неумения проигрывать, - мрачно объяснил Индиана. - Лилиан дважды попадала в руки к этому параноику, и оба раза я успевал вмешаться... Где она сейчас?
       - Там же, где и была, - брезгливо пожала плечами Эльза. - В "питомнике".
       - Значит, шарфюрера Заукера уже выпустили и допросили. Или она в другой камере?
       - Если ты надеешься с ней встретиться, то напрасно, - женщина вновь обрела хорошее настроение. - Хорхер увозит ее с собой.
       - Увозит? - напрягся Индиана. - Куда, зачем?
       - У тебя слишком много вопросов, любимый. Будь осторожен, еще секунда, и мне наскучит эта милая прощальная болтовня... Кстати, Инди, насчет того кретина, которого ты запер в камере мисс Кэмден. Он ведь умер со страху, когда наши вскрывали дверь. Так что очередная смерть на твоей совести, убийца.
       "Убийца", - мысленно повторил Индиана. Серьезно это было произнесено или нет? Впрочем, какая разница, если она права - именно убийца... Прозвучавшее слово подсказало археологу новую тему.
       - Помнишь странных турок, которые устроили нам войну в мирной Венеции? Тот парень, оставшийся в живых, говорил, что они и за замком Грумм следят. Вы, конечно, пытались что-то выяснить...
       - Да, Вольфганг выловил в местном городке какого-то типа неясной национальности, но тот покончил с собой. А второй успел сбежать.
       Из коридора донеслась чеканная речь: один из охранников докладывал кому-то обстановку. Очевидно, вернулся Хорхер. Эльза вдруг заторопилась:
       - Все, пора прощаться. Жалко, столько времени о ерунде проболтали, вместо того, чтобы... - она соскользнула с библиотечного стола, наклонилась к самому лицу Индианы затем, не сомневаясь в своем праве, поцеловала его в губы.
       Поцелуй неприлично затянулся.
       - Возможно, я не смогу забыть вас, доктор Джонс, - вампирски улыбнулась Эльза, оторвавшись от жертвы. - Это ужасно...
       Тут выяснилось, что на них внимательно смотрят. Некто, начальственно беседовавший с охраной в коридоре, уже был внутри, застав трогательную концовку допроса. Не Хорхер, нет - оберштурмбанфюрер Вернер Вольфганг.
       - Я знал, что ты здесь, любимая, - без тени любви в голосе сказал жених. - Подсказало тоскующее сердце.
       - Мне выйти? - как ни в чем не бывало осведомилась она.
       - Если тебе не трудно.
       Холеные руки офицера сжимали... Кнут! Верный спутник археолога, отобранный у Индианы Джонса в коридоре Главной башни. Очевидно, Вольфгангу очень понравился этот трофей, если уж он не поленился принести его сюда.
       Когда женщина освободила мужчин от запаха своих духов, оберштурмбанфюрер спросил, зловеще постукивая рукояткой кнута по голенищу сапога:
       - Итак, что вас связывает с фройляйн Шнайдер?
       - Долго объяснять, - ответил Индиана. - Я вам советую, задайте тот же вопрос моему отцу, его признание услышать гораздо любопытнее.
       - Значит, что-то все-таки есть... - кивнул Вольфганг. Он недолго размышлял, цепляясь колючим взглядом за пленников, затем надменно сообщил: - Мы с Эльзой на некоторое время покидаем Восточные Марки[35], но я постараюсь, доктор Джонс, чтобы вы не смогли забыть меня до самой смерти.
       Сказал и принялся разматывать кнут, продолжая стоять в отдалении. Зачем ему было приближаться к грязным узникам, осквернять прекрасный чистый гнев рукоприкладством? Существовал проверенный веками способ доказать свое моральное превосходство. Хозяин порет провинившегося раба - что может быть символичнее?
       Прежде чем ударить, господин оберштурмбанфюрер сказал с холодной ненавистью:
       - Прав наш рейхсфюрер - слишком уж большое количество людей является существами более низкого уровня, чем животные. Глядя на вас, нельзя с этим не согласиться.
       После чего яростно взмахнул рукой. Двенадцать футов плетеных волокон неуклюже взвились, звучно шлепнув о стеллаж с книгами. Офицер еще раз попробовал. Нет, снова не получилось - оружие требовало умения, которого не было. Тогда, вспылив, он швырнул кнут на пол, шагнул и с ходу ударил кулаком. Вот это господин Вольфганг явно умел делать - попал точно в скулу. Голова Индианы мотнулась, ощутимо стукнув о затылок сидящего сзади отца.
       Старик бурно вздрогнул:
       - Да, Инди?
       Оказывается, он спал, убаюканный разговорами, в которых ему не было места. Задремал - незаметно для себя и для увлеченных сладкими воспоминаниями молодых людей, а вот теперь его разбудили...
       Зато отключился Джонс-младший. Хороший ему достался удар, профессиональный. Он отключился, и сознание перестало противиться напору расторможенной памяти: вокруг был вовсе не оккупированный врагами замок, а чудесная страна Венеция, поздний вечер, струящаяся из душа вода. Рядом - дьявольская женщина, слаще которой нет на свете... Кинокамера, стыдливо отъехавшая в сторону по воле трусливого ханжи-режиссера, вдруг взбунтовалась и вернула кадр зрителю. Сумасшедший эпизод продолжился, потому что ни популярное кино, ни истинная жизнь археолога не могут обойтись без любви. Эльза с немецкой дотошностью отмывала пахнущего канализацией мужчину, наслаждаясь его нетерпением; Эльза тащила человека из ванной, не позволив ему вытереться и сама оставшись мокрой; но до постели Эльза не добралась, обрушила спутника прямо на пол, не удержала кипевшую в ней страсть, оседлала, вобрала тугое мужское нетерпение в себя, слабо вскрикнув от внезапного счастья, - она все сделала сама, реализуя свой же сценарий романтической сцены... Она обезумела, вслед за потерявшим голову мужчиной, она кусала его губы, терзала пальцами сильное тело под собой, вела себя так, будто после пожилого Генри у нее не было мужчин (может и вправду не было?), потом она прыгала, прыгала, прыгала, не щадя своих коленей и чужого торса - все и всегда эта женщина делала сама. Партнер быстро иссяк, поскольку у него женщин не было много месяцев подряд. Скачки прервались - к жестокому разочарованию хозяйки. Коллеги молча пришли в себя, лежа на полу, затем перебрались на сухую чистую перину, оставив на полу неопрятную лужицу, и... Чем сильнее было разочарование Эльзы, тем глубже был ее восторг, потому что нетерпение гостя восстановилось уже через минуту; о-о, еще как восстановилось! И вновь эпизод продолжился, скручивая венецианскую ночь в моток нечетких, наслаивающихся друг на друга кадров. И вновь изголодавшаяся самка, сбросив шелуху аристократических манер, овладевала прирученным деморализованным зверем.
       Той призрачной ночью несгибаемый Индиана Джонс впервые в жизни был изнасилован, однако без колебаний отдался бы насильнице снова...
       Он очнулся.
       Лишь мгновение пребывал он в нокдауне, но мгновения ему хватило, чтобы заново пережить свое падение. Это мираж, решительно сказал он себе, рывком выкарабкиваясь из мира грез. Ничего этого не было... И все-таки - странно получается! Прошлое повторилось. Второй раз сын сблизился с женщиной, с которой когда-то был близок отец. Получается, стоит какой-нибудь женщине понравиться Индиане, как оказывается, что ее уже "проверил" профессор Генри Джонс. Нелепость, варварство, хамство... А если взглянуть с другой стороны? - ухмыльнулся Индиана. Например, с точки зрения отца? Едва Джонс-старший сойдется с какой-нибудь хорошенькой девочкой, как немедленно появляется невоспитанный Джонс-младший и все ломает... Засмеявшись, он очнулся окончательно.
       Вольфганга в помещении уже не было. Вообще, никого, кроме пленников, здесь не было: жених и невеста громко ругались в коридоре. За дверями метались возбужденные голоса, обсуждая единственный вопрос - когда убивать Джонсов, сейчас или попозже? Вольфганг настойчиво предлагал застрелить одного из этих псевдолюдей - желательно, до отъезда в Искендерон. Его пытались успокоить и образумить. Мол, Джонсы могут понадобиться в качестве консультантов, а чтобы они работали, нужно шантажировать каждого угрозой пыток, примененных к другому, то есть нужны они именно вдвоем; в конце концов это ведь идея Бьюкенена, который знает их психологию лучше всех остальных, и сам Урбах согласился, добавив к этой схеме Лилиан, которая, похоже, дорога этим обоим дегенератам, и пусть Хорхер злится, это ведь так прекрасно, когда Хорхер злится, правда, милый?.. Охрана, разумеется, не вмешивалась в семейный конфликт, ожидая конкретных указаний.
       Джонсы были оставлены в одиночестве! Поразительная беспечность.
       - А хорошо я вздремнул, - удовлетворенно изрек старший, пытаясь потянуться. - Знаешь, сразу полегчало...
       Индиана не дал ему времени понежиться в сладком бездействии:
       - Некогда языком болтать, отец! Попробуй залезть ко мне в карман пальто. В правый. Дотянешься?
       - Зачем, Инди?
       - Затем, что пора делать ноги, - торопился сын. - Делай, что тебе говорят!
       Руки у обоих пленников были сзади, за спинками стульев. Но старого археолога привязали не так тщательно, как молодого. Он чуть сдвинул под ремнями локти и уцепился пальцами за полу чужого пальто, затем, перебирая суконную ткань, добрался до кармана.
       - Там зажигалка, вытаскивай, - скомандовал Индиана.
       - А что дальше?
       - Подпали ремень. Только аккуратно, руку мне не сожги.
       Профессор неуклюжими движениями онемевших пальцев нажал на кремень и, разумеется, обжег сам себя. Ойкнув, он выпустил зажигалку. Та упала на ворсистый ковер, продолжая давать маленькое уютное пламя. Шерсть тут же перехватила инициативу, и через пару секунд возле стульев пылал маленький костер. Который, кстати, быстро расширялся, расползался, рос ввысь. Особенно охотно, как выяснилось, горело пятно, оставшееся от пролитой "крови Кали".
       - Что я наделал... - с безмятежным смущением пробормотал старик.
       - К камину! - не растерялся Индиана. - Спокойно, отец! Упрись ногами в пол и на счет "два" приподымайся на носках!
       Камин был прекрасен, его действительно стоило рассмотреть поближе. Огромных размеров очаг - высотой по грудь человека. Боковая часть, состоящая из пары смотрящих друг на друга герм. Карниз, украшенный лепкой, а также гербовым картушем с орнаментом в виде лилий.
       - Раз, два, - командовал сын отцу. - Раз, два...
       Конструкция из стульев конвульсивно дернулась в заданном направлении и плавно повалилась на бок. К счастью, обошлось без грохота. Падение было мягким, - на выступающие плечи связанных людей. Старик растерянно застонал, но этого в коридоре также не услышали. "Попали точно на пятно! - вспыхнуло в голове Индианы. - Все-таки погубит меня это зелье, вот ведь не везет!.."
       И вернулась ненависть - привычное чувство, рабочее. Ремни оказалась наименее огнестойким материалом из всех, попавших в огонь (если не считать человеческую плоть), они поползли мгновенно. Помогая себе мычанием, Индиана вырвал руки, выдрался из лопающихся пут и пополз, оттаскивая отца. Затем он вывинтился из начинающего тлеть пальто, сбил убийственный жар с куртки Джонса-старшего и уже осмысленно прошипел:
       - В камин, я же сказал - в камин!
       - Почему в камин? - слабо удивился отец.
       Индиана не ответил. Он метнулся, перепрыгнув через пылающую полосу, в другой конец библиотеки, схватил свой верный кнут, к которому уже подбирался огонь, и вернулся. Он грубо затолкал отца в каменную нишу, влез сам и шепотом предупредил:
       - Держись за стену, сейчас поедем.
       Пошарил рукой по шахте дымохода и нащупал толстый стальной стержень. Небольшое усилие - и стержень выдернут. А сбоку обнаружился рычаг, который можно потянуть на себя: теперь усилие потребовалось большее, ведь система слишком давно не использовалась.
       - Ой, - жалобно пискнул отец, когда ниша вместе с людьми начала поворачиваться, уходя прямо в стену. - Что это?
       - Ничего особенного, нормальный потайной ход, - сказал Индиана, налегая на рычаг. - Только не вздумай совать пальцы в щель!
       Ниша повернулась на сто восемьдесят градусов и замерла, прочно встав в пазы. По ту сторону стены был устроен точно такой же камин, с такими же гермами по бокам. Но интерьер оказался другим: здесь была гостиная.
       - Как интересно! - восхищенно прошептал отец. - Для чего понадобился такой странный потайной ход?
       - Все в порядке, сэр, мы попали на спальную половину Гостевой башни, - невпопад ответил сын. - Первый из Груммов был большой чудак, придумал целую систему, чтобы втайне от жены посещать ее подруг, гостящих в замке. Якобы в библиотеке засиживался...
       - А ты как про это узнал?
       Индиана помедлил, осторожно оглядывая помещение.
       - Гостевая башня подробно описана в воспоминаниях архитектора, который строил замок. Я нашел в архиве венской ратуши неопубликованную рукопись этого несчастного человека. Я очень хорошо подготовился к визиту, отец.
       - Моя школа, - старого профессора переполняла гордость.
       - Иди и помалкивай, - сказала Индиана.
       - Куда идти?
       - За мной. Там дальше должна быть анфилада из трех комнат. В самом конце - еще ход, на винтовую лестницу, а лестница выводит прямо к реке...
       Они двинулись. Им действительно пришлось одолеть несколько комнат, расположенных анфиладой: роскошный кабинет, роскошная ванная, наконец, непосредственно будуар. Именно в последней комнате и возникло досадное препятствие, едва не сорвавшее решающий бросок на свободу.
       Бескрайнюю постель с шелковым балдахином занимал один человек. Он сидел в позе "лотоса". Голый до пояса, в укороченных белых подштанниках, а на голове почему-то - круглая шапочка сочного черного цвета, украшенная золотыми рунами. С шапочки свисала красная вуаль, закрывавшая человеку лицо до губ.
       На ковре лежали рогатый шлем и мантия нацистского священника, а также китель без погон, галифе и мундир с серебристыми околышками на лацкане в виде двух зловещих рун "Зиг", похожих на молнии. Фуражка с черепом на кокарде валялась на подоконнике - по-простому. Две руны "Зиг" - это СС. Знак Небесного Огня, мостик между Богами и Истинными Потомками. "Ар-Эр-Ис-Ор-Ур", - отчетливо выговаривал нацист, разделяя звуки быстрыми движениями рук: он водил ладонями перед своим лицом, прикладывая их поочередно к шее, к груди, к животу. "Ар-Эр-Ис-Ор-Ур..." - монотонно шептал он, пробуждая сакральную формулу Вечности, Бессмертия, Вечного Солнца... "Зиг хайль! - усмехнулся Индиана, бросаясь вперед. - Ну, держитесь, язычники!"
       Человек глубоко медитировал, но появление гостей мгновенно вывело его из столь беспомощного состояния. Он вздрогнул, очнувшись, как бы почувствовав присутствие посторонних душ. Он вытолкнул вперед сжатый кулак и спокойно сказал:
       - Стоп!
       На среднем пальце сжатой в кулак руки поблескивал серебряный перстень с кинжалом.
       Индиана остановился. Почему, и сам не понял. Он собирался ударить рукоятью кнута - наотмашь, не жалея чувств. Но что-то ему помешало. Соперники молча смотрели друг на друга, один сквозь вуаль, другой открыто. И вдруг - словно туман вполз в спальню, словно вязкая пелена сковала мысли и движения. Человек на кровати начал медленно приподнимать вуаль...
       - Ай! - истерично вскрикнул сзади Джонс-старший. - Уберите, мне страшно!
       Индиана пытался рассмотреть лицо соперника, однако не получалось, никак не получалось. Творилось какое-то безумие. Здравомыслящему археологу неожиданно показалось, что его накрывают грязным, засиженным мухами стаканом, и от понимания столь чудовищного факта к горлу подступила тошнота, и тогда, чтобы сбросить наваждение, он заставил себя разлепить непослушные губы:
       - А я тебя знаю, маска...
       Очевидно, это было не совсем то, чего ожидал нацист. Неуступчивость гостя заставила его занервничать. Он не выдержал первым - сунулся под подушку, выдернул пистолет, сбросил оружие с предохранителя, - но именно такое простое и разумное поведение разорвало паутину. Стена, возведенная чужой психикой, рухнула, грязное стекло разбилось. Индиана освободился. Точнее, сначала Индиана чисто рефлекторно взмахнул кнутом, среагировав на пистолет, и только затем обрел себя. До стрельбы дело не дошло - кнут удачно перехлестнул руку врага, и плоский вальтер (модель 38, укороченный, какие особенно любят гестаповцы) совершил красивый пируэт, утонув в складках перины.
       Археолог вновь бросился вперед, распираемый яростью и стыдом. Но сила нациста, оказалось, не ограничивалась практической парапсихологией: он сделал кувырок прямо из сидячего положения, и нападавший промахнулся. Схватка длилась еще несколько секунд. Гость снова пытался достать хозяина спальни, тот непринужденно ушел от удара, затем уже хозяин пытался вразумить невежливого гостя босой ногой, выполнив балетное фуэте, и определенно попал бы пяткой в висок, если бы опытный ученый не отскочил назад. Воспользовавшись заминкой, нацист рванулся прочь, и уже через мгновение он шлепал босиком по кафелю ванной комнаты.
       Преследовать или не преследовать?
       Жаждой мести горели ладони, но рядом был отец, который сползал на пол, привалившись к драпированной бархатом стене, который хныкал, судорожно закрыв шляпой лицо: "Не надо, уберите факел, горячо!", и упущенной секунды хватило, чтобы погоня потеряла смысл.
       - Бежим! - сын нетерпеливо поднял отца на ноги, разжал ему скрюченные пальцы, отодрал руки от лица, водрузил стариковскую шляпу на привычное место. Тот слабо вырывался. В помещении было тихо, совсем не страшно, и здравый смысл вернулся к знаменитому профессору.
       - Что это было, Инди?
       - Успокойся ты наконец! Просто гипноз, никаких тебе факелов.
       - Значит, это гипнотизер был? - безумно обрадовался отец. - Не Томас Торквемада[36]?
       - Торквемада? - в свою очередь выпучился Индиана.
       - Хотел хворост вокруг меня поджечь... - неуверенно объяснил старик и вдруг трусливо оглянулся. - За то, что апокриф у меня в кармане нашел... - он потряс головой и робко улыбнулся.
       Сын неприятно хохотнул.
       - Занятные страхи у тебя в мозгах, отец, не сравнить с моими... Нет, аутодафе для тебя пока не предусмотрено. Актера в подштанниках звали не Торквемада, он имеет другой сценический псевдоним.
       Джонс-младший торопливо собрал разбросанные по комнате части эсэсовской формы, решив, что все это может пригодиться в пути. Нацистские регалии, обильно украшавшие мундир, были незнакомы профессору археологии. Впрочем, некто Мертвая Голова принадлежал явно к не простым офицерам, если судить по покоям, которые он занимал...
       - А куда бежать? - спросил Генри Джонс.
      
      
      
      
      6. ЧТО ЕСТЬ СВОБОДА
      
       На лестницу беглецы попали через платяной шкаф. А что? Способ не менее традиционный, чем, например, через камин или нору спящего волка. И уж, конечно, гораздо более простой: вышиб ногой хлипкую деревянную дверцу, толкнул стальную стену, и ты на свободе.
       Впрочем, до свободы было еще три этажа утомительного спуска по крутому серпантину, спрятавшемуся в толще камня. Ступеньки пугающе крошились под ногами. Почти абсолютная темнота и морозный воздух. Свет проникал сквозь редкие круглые оконца, в которых не было стекол. С улицы доносились странные звуки: вопли, хохот, нестройное пение, - и Джонсы не выдержали, выглянули. Оконца глядели во двор замка. Там, во дворе, происходило нечто забавное: десяток мужчин, одетых только в кальсоны и фуражки, водили хоровод вокруг бочонка с пивом. Какой это был по счету бочонок - затруднился бы сказать и сам Бахус.
       - Что происходит? - удивился отец.
       - У них сегодня праздник, их посвятили в археологи, - Индиана презрительно фыркнул. - Это бывшие студенты. Ты до сих пор не понял, что в замке находится кафедра археологии при историческом факультете университета, именуемого "Шутц-Штаффельн"[37]?
       - Красный Орел!.. - пьяно орали "посвященные". - Феникс восстал!.. Пепел - это новая жизнь!.. Вечность - это молодость!..
       - Буянить-то зачем? - продолжал удивляться отец.
       - А как же иначе? Так положено. Дружеская попойка есть непременная составная часть красивого рыцарского ритуала.
       Любопытство было удовлетворено, и беглецы вспомнили, что они собирались делать. Больше препятствий не оказалось. Соблюдая технику безопасности, то есть стараясь не прыгать, а ступать, они спустились по каменному серпантину до самого подножия. Лестница вывела археологов к пристаням, и наконец-то они оказались вне замка! Здесь располагались ангары с лодками, мастерские и гаражи, что было как нельзя более кстати. Индиана ворвался в беспечно распахнутые ворота, застав двух механиков врасплох.
       Механики не спали по простой и понятной причине: завтра ожидался массовый выезд, поэтому возникла необходимость подготовить машины господам Хорхеру и Вольфгангу. Впрочем, беглые археологи слишком торопились, чтобы вдаваться в технические детали. Индиана решил не угонять автомобиль, это выглядело бы совсем уж невежливо, а во-вторых, было бы большой глупостью, поскольку громоздкий "хорьх" обнаружить на дорогах Австрии так же легко, как и Луну в ночном безоблачном небе. Он выбрал мотоцикл сопровождения. Тяжелый двухцилиндровый трицикл - иначе говоря, трехколесный, с коляской. Объем двигателя пятьсот с лишним, ручное переключение скоростей, карданная передача вместо цепи. Настоящее чудовище, изготовленное в цехах "Баварских моторов". Механики, суетясь и всячески выказывая свою лояльность, до отказа заполнили бак мотоцикла горючим. Другие варианты поведения, кроме как выполнить все капризы похитителя, им в голову не пришли, потому что выражение лица Индианы было ничуть не менее страшным, чем гестаповский вальтер в его недрожащей руке. Затем в коляску был засунут узел с нацистской формой, следом усажен Генри Джонс, и беглецы стартовали, доверившись надежной немецкой технике.
       Погоня что-то запаздывала. То ли немцы совершенно ничего не знали про тайные ходы, устроенные первым владельцем замка Грумм (очередная недоработка Урбаха, загруженного проблемами египтологии), то ли у них появились другие неожиданные заботы, например, в виде пожара.
       Пожар, кстати, начинался всерьез. Со стороны было видно особенно хорошо: почти весь третий этаж Гостевой башни уже охватило пламя, молча выбивающееся сквозь почерневшие рты окон, рвущееся вверх и в стороны. В соседних окнах суетились безликие фигуры - высовывались на улицу, нервно перекликались.
       - Трудно им будет справиться с этим, - сочувственно пробормотал Индиана, выруливая на аллею. Аллея уверенно выводила беглецов прочь с холма. К счастью, замок позднего ренессанса был окружен не средневековыми крепостными стенами, а полосой прекрасного ухоженного парка, так что солдатам науки ничто не мешало сменить тему исследований.
       - А как же Лилиан? - с укоризной спросил отец, повернув на сына белеющее в темноте лицо.
       Тот на секунду обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на замок. Одновременно он попытался снизить скорость, желая продлить трогательные секунды расставания. Но рукоятка акселератора, которую обхватывал вспотевший от напряжения кулак археолога, действовала не совсем так, как он привык. Раньше он ездил только на "харлее", где газ прибавлялся вращением рукоятки от себя. Здесь же следовало крутить на себя, поэтому мотоцикл рванулся вперед, зато отец упал хребтом на край коляски, - спинка сиденья здесь отсутствовала. Генри Джонс обиженно замолчал, приняв этот выпад на свой счет. А Джонс-младший сказал после нескольких минут тягостных раздумий:
       - Ты прав, отец, Лили мы бросили. Но теперь, наверное, она и сама бы не захотела принять мою помощь. Истеричка проклятая. Дура, алкоголичка, старуха... В конце концов, я приходил за тобой, а не за ней, так что задача выполнена. Не все же сразу?
       Некоторое время он молчал - неотрывно глядел на дорогу, разрезаемую светом мощной фары. Затем горько добавил:
       - Ох, Лили, Лили... Ну до чего же мне не везет...
      
       * * *
      
       Нет, задача еще не была выполнена.
       Свобода не так просто дается людям. Ни одна ценность не требует стольких убийств, как свобода, потому что слишком много людей по обе ее стороны - и защитники, и душители, - искренне полагают, будто ценность эта реально существует.
       Как бы там ни было, но гостям не дали спокойно отбыть по своим делам. Когда угнанный мотоцикл выезжал с гравиевой дороги на асфальтовую, сзади замелькали фары преследователей - как глаза волков, возбужденных азартом охоты.
       Немцы быстро догнали убегавших. И водители у них опытнее, и местность они знали куда лучше. Было три мотоцикла: один точно такой же, с коляской, и два обычных.
       - Держи! - Индиана сунул вальтер отцу. - Стреляй!
       - Я же не умею, - упрекнул тот сына.
       - А что тут уметь? Я снял с предохранителя. Нажимай на крючок и старайся не попасть в меня.
       Сэр Генри точно выполнил инструкции. Но выстрелить сумел только раз: пистолет вдруг выпрыгнул из его руки и растворился в ночи.
       - Ой! - сказал он, застенчиво хихикнув.
       Немцы тут же приотстали. Сами они огонь не открывали - очевидно, получили приказ брать дичь живьем. Вокруг мелькали двухэтажные дома, окруженные либо заборами, либо сквериками; черный асфальт стремительно стелился под колеса. Скорость возрастала: Индиана выжимал из железного коня все, на что тот был способен. Через несколько минут погоня осмелела и снова настигла убегавших, приблизившись на расстояние плевка, а затем, не дождавшись выстрелов, пошла в атаку. Надсадно ревели моторы. Слепили фары. От встречного ветра слезились глаза. Редкие фонари выхватывали насупленные лица эсэсовцев, на которых ясно читался страх не выполнить приказ, смешанный с желанием остаться в живых.
       Один из мотоциклов завис справа и начал нахально прижимать Джонсов к обочине. Это было такое же трехколесное чудовище, в коляске которого сидел солдат с ручным пулеметом. Солдат знаками приказывал остановиться.
       - Стукни их чем-нибудь! - крикнул Индиана.
       - Чем? - возмутился отец.
       - Поищи, в коляске полно хлама!
       Отец старательно зашарил у себя под ногами. Некоторое время мотоциклы неслись рядом, а водители нервозно поглядывали друг на друга.
       - Лопатка! - сообщил отец. - Маленькая только. Годится?
       - Не дотянется! - Индиана, стиснув зубы, вывернул руль вправо, и машины с треском соприкоснулись. Вреда это не принесло никому: нога немца-водителя была защищена щитками, а руки крепко удерживали взятый курс. Зато пассажир во вражеской коляске чуть привстал, поднял оружие и начал недвусмысленно целиться в боковое колесо.
       - Удочку нашел, - удивился отец. - Спиннинг. Надо же, рыбачат они тут, что ли...
       - Скорей! - зарычал Индиана.
       Генри Джонс, пожав плечами, вытащил со дна две гибкие палки, вставил их одну в другую, и получилось удилище с катушкой. Тонкая часть была обмотана снастями, а на самом конце болталась блесна. Когда немцы вновь пошли на сближение, старик махнул рукой, будто бы отгоняя назойливую муху. Он даже не посмотрел, каков был результат, а зря, потому что конец спиннинга попал как нельзя более точно. Блесной - в глаз. Водитель схватился за лицо руками, забыв про руль, в этот момент солдат в коляске и выстрелил. Пулеметная очередь ушла в небо. "Что ты делаешь, идиот!" - закричал пулеметчик и сам вцепился в руль, желая удержать мотоцикл на дороге, но получилось еще хуже, преследователей лихо увело вправо, и через секунду устойчивость была невозвратимо утеряна. Попросту говоря, машина совершила серию боковых кувырков - уникальный трюк. Затем был взрыв - где-то далеко сзади, зрители и участники его не увидели.
       Место выбывших героев тут же заняли новые. Оставшиеся мотоциклы расположились по бокам, слева и справа, они были хоть и двухколесными, но ничуть не менее грозными. Мощные эскортные машины, массивные и мускулистые - настоящая жуть. И водители были под стать - безжалостные рыцари, озверевшие после гибели своих друзей. Особенно агрессивно вел себя правый, он орал что-то откровенно некультурное и доставал из кобуры пистолет, управляя одной рукой, поэтому Индиана сначала пошел на него. Всадник вынужден был взяться за руль обеими руками, чтобы удержаться в седле. И он удержался, когда Индиана долбанул его коляской, только пистолет свой выронил, растяпа. ("Инди, прекрати!" - воскликнул отец, которому явно надоело биться о ржавеющие края люльки.) Правый немедленно отстал, решив подобрать оружие: все-таки солдату рейха не подобает разбрасывать такие игрушки на мирных дорогах Восточных Марок, да и начальству потом не объяснишь пропажу. Зато вдруг потерял самообладание левый, это было некстати, потому что парабеллум он уже достал и, вероятно, успел снять с предохранителя. Тогда приотстал Индиана, чтобы не искушать рассерженного воина. Отстал, но сразу пристроился догонявшему в хвост, колесо в колесо, не давая тому повторить маневр.
       - Лопатку мне! - гаркнул Индиана. - Быстро давай!
       Эсэсовец, вконец взбесившись, пытался повернуться, выстрелить назад, и он пострелял в свое удовольствие, но пули ушли безнадежно вбок - в чьи-то заборы. Отец без лишних вопросов передал сыну лопатку. Тот взял ее, как саблю. И через секунду, когда всадники вновь сровнялись, изо всех сил рубанул соперника по шлему. Разумеется, это было в высшей степени бесчестно, зато эффективно. Кроме того, возможно, человек остался в живых, хоть и съехал на максимальной скорости в канаву...
       - Теперь давай сюда удочку! - скомандовал Индиана, резко тормозя.
       Последний маневр в этом недолгом сражении оказался прост до банальности. Конец лески был обвязан вокруг дерева, катушка спиннинга размотана и закреплена на противоположной стороне улицы. И все это быстро, очень быстро - бегом. Как в хорошем фильме про плохих индейцев. Дальше нужно было только вернуться в седло мотоцикла и неторопливо продолжить путь, приглашая преследователя догнать и покарать.
       Ревущее чудовище, разъяренно сверкая фарой, вырвалось из мрака. Джонсы смотрели назад, дружно обернувшись. Неуловимое мгновение - и стальной монстр оказался без всадника, что, впрочем, не помешало ему пронестись ярдов пятьдесят, прежде чем завалиться набок.
       Индиана развернулся и подъехал к месту аварии. Он проверил, не осталась ли леска в натянутом состоянии (мешать движению мирного транспорта не входило в его планы). Затем он нашел тело и подобрал парабеллум (ведь оружие могло попасть в посторонние руки).
       И все-таки свобода еще не настала.
       - Что ты намерен делать дальше? - строго спросил отец, когда Индиана переодевался в офицерский мундир - второй раз за эти несколько часов.
       - Я намерен прокатиться вдоль Марха вверх по течению, найти какую угодно лодку и переправиться на другую сторону, в Словакию. И сделать все это за сегодняшнюю ночь. В Вену нельзя, там нас быстро найдут. Или у тебя есть другой план?
       - А дальше, что дальше? - нетерпеливо повторил Генри Джонс. - Ну, попадешь ты в Словакию...
       Джонс-младший усмехнулся:
       - Хочу посмотреть на рожу Бьюкенена, когда он придет в Храм Чаши и обнаружит, что Грааль уже забрали. Правда, я пока не решил - подождать ублюдка в Храме или оставить ему записку.
       Отец восторженно стукнул руками о борта коляски:
       - Молодец! Я боялся, что ты вернешься за Лили в замок Грумм или попытаешься выкрасть ее где-нибудь по дороге. Привязанность к женщине, мой мальчик, противопоказана настоящему археологу да и вообще любому талантливому человеку. Твоя мать это понимала...
       - Вот, значит, почему ты ее довел до чахотки? В награду за ее понятливость?
       Водитель рванул с места так резко, что пассажир вынужден был вцепиться руками в скобу перед собой. Некоторое время оба молчали. Ночь била в лица холодом и безнадежностью. Индиана гнал по шоссе, идущему вдоль реки, и угрюмо всматривался в темноту. Но все-таки не выдержал, сказал с горечью:
       - Лили ничего серьезного не угрожает, если не считать нездорового интереса фон Урбаха, так что спасать ее не обязательно. Волей-неволей займешься археологией, отец.
       Сказал, а сам почему-то вспомнил про Эльзу, которая имела твердое намерение посетить Храм Чаши.
       Старый Генри все молчал. Наверное, вспоминает свою незадавшуюся жизнь, с некоторым раскаянием подумал Индиана. Наверное, ему стыдно за то зло, которое он принес близким людям... Оказалось, вовсе нет.
       - Я тут размышлял о наших дальнейших планах, - заговорил отец, перекрикивая шум двигателя. - И вспомнил, что забыл сообщить тебе кое-что очень важное. В моем дневнике были не все сведения. Я нашел в Венеции записи второго из братьев-рыцарей, и хорошо, что не успел сообщить об этом мисс Шнайдер, иначе бы она этот документ украла. Так что немцы ничего не знают о содержании рукописи.
       - Ничего не знают? - неподдельно восхитился сын. - Ты что, скрыл от них это?
       - Да, сынок, я им ничего не сказал.
       - Каким образом?! Тебя же кровь Кали заставили выпить!
       - Видишь ли... - Генри Джонс смущенно опустил взгляд. - В дневник не записал, а сам забыл, так уж получилось...
       - Ты ничего не сказал ничего немцам просто потому, что забыл содержание документа? - догадался Джонс-младший.
       - Нет, ну почему же. В целом я помню те отрывочные записи, в них не было ничего нового. Кроме, правда, упоминаний об испытаниях-ловушках, которые ждут каждого, кто захочет проникнуть в Храм.
       - И что за испытания?
       - Вот частности я как раз и не запомнил.
       Индиана вскипел:
       - Дьявол побери, и этот человек - мой отец! Ты хоть понимаешь, о каких "частностях" говоришь?
       - Не горячись, Инди, я все понимаю. И не поминай попусту дьявола. Главное, что немцы тоже не знают, какие ловушки их ждут, разве не так?
       - Ты же оригинал им оставил! Запросили из архива и сами прочитали, проще некуда.
       Отец радостно захихикал.
       - Шифры каталогов я тоже забыл. И вообще - все координаты для осмысленного поиска. Я ведь специально не искал этот манускрипт, случайно его нашел. В той же библиотеке, кстати, под которой захоронение находится, в бывшей базилике. А там, если не ошибаюсь, сотни тысяч единиц хранения. Пусть ищут.
       - Теперь ясно, зачем Эльза столько времени торчала в Венеции, когда тебя в клетку посадили, - постепенно успокоился Индиана. - Кроме захоронения она продолжала искать манускрипт. Вероятно, немцы так ничего и не добыли, иначе Бьюкенен обязательно бы похвастался. Бездари, доктора липовые...
       - Я вот еще о чем думаю, - надсаживался старик. Голос его осип от постоянного крика. - Если найдут мотоцикл на этой стороне реки или лодку на той, сразу догадаются про нас...
       Вираж его мысли был слишком уж крут. Джонс-младший среагировал на перемену темы медленно и утомленно, после минуты вдумчивого созерцания дороги:
       - И мотоцикл, и лодку я утоплю, не беспокойся. Отдыхай, отец. Все будет в порядке.
      
      
      ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
      ГОРЫ. ВЕСНА. ДРЕВНЯЯ МАГИЯ
      
      
      
      
      1. ПАРТИЗАНСКОЕ БРАТСТВО
      
       Очень живописен был открывающийся с дороги вид. Во-первых, долина. Крутой склон уползал вниз прямо из-под ног, терялся в головокружительной бездне и тут же строптиво задирался вверх, образовав в точке минимума игрушечный рай. Во-вторых, небо - меняющее цвет от ослепительно белого до темно голубого, словно раскрашенное исполинской малярной кистью. Столь впечатляющий эффект, возможно, рождало Средиземное море, плескавшееся милях в двадцати отсюда. В-третьих и в-четвертых, были горы. Бурыми верблюжьими горбами они вылезали из чахлой зелени, лениво выгибали плешивые спины - повсюду вокруг придавленного солнцем плоскогорья. Горы были невысокие по международным меркам, до полутора миль в высоту.
       Жаль, что археолог Индиана Джонс не имел возможности полюбоваться пейзажем массива Гявур-Даг. Точнее, возможность была, поскольку глаза ему не завязали, но желание отсутствовало полностью. Плен не способствует романтическому состоянию духа.
       Генри Джонс был привязан к другому деревцу, растущему примерно в тридцати ярдах, так что переговариваться пленники могли, только утомительно напрягая голосовые связки.
       - Что это за люди? - прокричал отец.
       - Я не знаю! - криком же ответил Индиана.
       Пустой был разговор. Что за мерзавцы напали на мирных путников, откуда и зачем они появились в безлюдной и совершенно непригодной для жизни местности, оставалось неясным. Атака была подлой, внезапной - подстрелили лошадей, повыскакивали из-за кустов... В общем, два профессора ничего не успели противопоставить бандитам. Да и бандиты странно себя вели: грабить ненавистных европейцев они явно не собирались. Хорошо хоть не убили сразу, и на том спасибо...
       Однако поговорить отцу с сыном не позволили. Один из нападавших, молодой парень в длинной рубахе и платке, неспешно подошел к Индиане, легонько стукнул себя пальцами по губам, затем коснулся кинжала на поясе и провел ребром ладони по шее. Очень выразительные были жесты, поэтому археолог решил помолчать. Тем более, за спиной парня висел на ремне промасленный ухоженный "томпсон", снабженный пятидесятизарядным магазином. Все правильно: американское оружие пользовалось заслуженной популярностью в среде бандитов и представителей других свободных профессий. На грязной рубахе парня выделялось маленькое стилизованное изображение корабля - такое же, как и у всех остальных его товарищей.
       Действительно, странные какие-то бандиты. Внешне выглядели, как типичные выходцы с Ближнего Востока, адская смесь арабов и греков: носатые чернобровые красавцы. Однако не мусульмане, поскольку несколько человек из самых нетерпеливых уже увлеченно свежевали подстреленных лошадей - явно с кулинарными целями. Тогда как стоял апрель, заканчивался рамазан, иначе говоря, девятый месяц лунного календаря, в течение которого запрещено пить и есть от утренней до вечерней звезды - этот месячный пост самый строгий из всех предусмотренных исламом...
       Бандит отошел. Некоторое время длилась добротная театральная пауза. Поддавшись слабости, Индиана отключился от окружающего его пейзажа и увидел мираж в образе ореады, то есть горной нимфы, которая выплыла из слепящей солнечной дымки и принялась легонько трогать веревки, словно пробуя их на прочность. Нимфа имела лицо Лилиан и тело Эльзы... Очнувшись, Индиана обнаружил рядом двоих зрителей, наряженных в такие же рубахи с корабликами. Поверх рубах у них были вязаные безрукавки. Вместо головных платков вновь подошедшие красовались в черных фесках с красными кисточками. Один был незнакомым пожилым человеком, таким же смуглым и чернобровым, как все, а второй... Касым!
       Парень, которому Индиана подарил в Венеции жизнь.
       Именно Касым проверял, бесцеремонно дергая и без того тугие путы, надежно ли пленник прикручен к дереву.
       Первым заговорил старший:
       - Вас оставили в живых только потому, что брат Касым узнал тебя и твоего отца, - объяснил он на сносном немецком и плавно указал на своего молодого спутника.
       - Значит, этот чокнутый - ваш брат? - догадался доктор Джонс.
       - Здесь каждый брат мне, и я брат для каждого.
       Лица у обоих арабо-греков сделались вдруг одинаково торжественными. Было видно, что последнее утверждение с удовольствием повторил бы и Касым, но остановил себя, полный мудрой сдержанности. "Фанатики... - тоскливо подумал археолог. - Братство чокнутых, пропади все пропадом..."
       Опытный Индиана не любил иметь дело с фанатиками и был, разумеется, прав. С бандитами хоть договориться можно, купить, запугать или обмануть...
       - Кто вы? - задал он сакраментальный вопрос.
       - Мы - служители Чаши.
       - Да уж, - горько согласился археолог. - Достаточно увидеть вас, чтобы поверить в то, что Грааль реально существует.
       - Мы охраняем Его Источник от таких, как ты. От грязных, испачканных кровью рук.
       Профессор издевательски покивал, ухмыляясь:
       - Теперь понятно, во имя кого вы убиваете, ради чьей славы пачкаете собственные руки. Я-то жалкую жизнь свою спасаю, потому и бываю иногда груб с врагами. Я, конечно, в ад попаду, а вам все простится, даже завидно... - Его реакция была проявлением отчаяния.
       "Братья" быстро переглянулись.
       - Мне говорили, что ты и твой отец не похожи на других алчущих бессмертия, - продолжал старший. - Теперь я вижу это сам.
       - Так как же насчет крови? Ваша вера, значит, позволяет вам резать любопытных людишек, оставляя руки чистыми?
       - Наша вера - вера Иисуса. Мы - солдаты Храма, но мы не знаем, простится ли нам кровь, пролитая ради сохранения тайны. Мы молимся за это.
       - Герои, - насмехался Индиана. - Приносите в жертву свои души, сочувствую. Интересно бы теперь послушать, кто вас уполномочил работать охранниками.
       - Нас уполномочило Тысячелетие, - улыбнулся старик. - Ты очень храбро уводишь беседу в сторону, но я все-таки задам тебе вопрос, из-за которого пришел. Зачем вам Грааль?
       - Лично мне Грааль не нужен, - Индиана в ответ также сменил усмешку на улыбку. - До последнего времени я вообще не верил в него. Что касается моего отца, то спросите у этого маразматика сами, я за других не отвечаю.
       - Если Чаша тебе не нужна, зачем ты встал на дорогу, ведущую в Храм? Зачем ты разыскивал эту дорогу?
       - Меня интересует одно, - честно признался пленник. - Чтобы чаша Грааля не попала к немцам. Немцы - они живут в Германии, есть такая страна в Европе... Вы что-нибудь знаете про Европу?
       - Напрасно, - еще шире улыбнулся предводитель отряда фанатиков. - Унизить - еще не значит быть выше.
       - Кто вас разберет! Может, вы пещерные люди... с "томпсонами" в руках...
       - Нас не так много, но среди нас есть хорошие специалисты в разных сферах мирской деятельности. Так что мы достаточно знаем, в том числе про Европу. В том числе и про тебя, Джонс. Итак, ты утверждаешь, что твоя цель - не дать Грааль врагам. Но ведь ты сам помог им найти Чашу.
       - Не по своей же воле!
       - А какая разница?
       Действительно, подумал доктор Джонс, какая разница? Безумцы, заразившие шизофренией целый континент, хотят не просто власти, а Вечной власти. И какими словами не оправдывай недомыслие и беспечность, результат от этого не станет другим - вожди гуннов как никогда близки к достижению заветного рубежа. Правда, неприметные археологи с плебейской фамилией на шажок опережают их... до сегодняшнего дня опережали... иметь фамилию Джонс - всё равно, что не иметь никакой...
       Вслух он спросил:
       - Любопытно, что вы про меня знаете?
       - Это также не имеет никакого значения, - ответили ему. - Гораздо важнее, что ты сам о себе расскажешь. Ты сражаешься с Темными, пытаешься не дать им завладеть Святыней, и мы приветствуем твою великую борьбу, но избранный тобой способ нам не может понравиться. Чтобы Темным не достался Грааль, ты решил взять Грааль себе. Правильно ли я понял?
       - Во-первых, не себе! - возмутился археолог. - Если Грааль существует, то я переправлю его через океан и сдам правительству, таким образом, немцы никогда не смогут дотянуться до реликвии. Во-вторых, разве есть альтернатива? Немцы разнесут ваш Храм по кусочкам, и ничто не остановит эту машину.
       - За океаном нет Темных? - без тени иронии уточнил старик. - Ты в этом уверен? Абсолютно уверен?
       В очередной раз Индиана был поставлен в тупик. Разве можно быть уверенным в том, что Светлое не превратилось в Темное и на Капитолийском холме... Разве не Капитолий принимал закон об изгнании индейцев[38], разве не он нарушал договоры с индейскими племенами...
       Но где тогда выход?
       - Перепрятать, - сказал пленник. - И желательно поскорее. Нацисты дышат нам в затылок. Почему вы сидите тут, как на пикнике! Пошлите людей к Храму, заберите оттуда Чашу...
       - Нам не дано заходить в Храм, мы всего лишь охраняем его.
       - Тогда меня пустите! Я вынесу и подарю вам.
       - А в себе, значит, ты уверен абсолютно?
       Индиана растерянно помолчал.
       - Послушайте, джентльмены, - заговорил он, кратко обдумав нелепую ситуацию. - Я пока не разобрался, к чему вы клоните, но мне почему-то кажется, что моя казнь откладывается. В таком случае, может, веревки хотя бы ослабите?
       - Может, и вовсе развяжем, - удачно пошутил старик. - Повторяю, все зависит от того, что ты нам расскажешь. В Венеции ты уверял брата Касыма, что ищешь не Грааль, а своего отца...
       - Вашего брата Касыма, кстати, я спасал, из воды зачем-то вытаскивал, - укоризненно напомнил Индиана. - Вот и делай после этого людям добро.
       - А он спас тебя сегодня, остановив карающий меч Братства, - возразил старик. (Касым до сих пор молчал, ни единым звуком не вмешиваясь в разговор старших, - тщательно соблюдал обычаи предков). - Отца, как мы видим, ты нашел, но Грааль искать не прекратил. Что изменилось с тех пор?
       - Я, - честно сознался доктор Джонс. - Изменился я сам, к сожалению. Меня вдруг стала беспокоить судьба человечества, как ни смешно это звучит.
       - Это не смешно, - кивнул главный из братьев. - Но прости, я перебил тебя.
       - Вас интересует, что произошло после наших с вами приключений в Венеции? - пленник наконец осознал, чего от него хотят.
       Да, их интересовало именно это.
       Доктор Джонс-младший посмотрел на горы, посмотрел на небо. Затем посмотрел на лица слушателей и глубоко вздохнул, насколько ему позволяли веревки... Чем этих фанатиков можно было удивить? Шутками по поводу ежегодного фестиваля, в который семейство Джонсов вынуждено было окунуться три недели назад, едва прибыв на юг Турции? Впечатлениями от соревнований ашиков (то есть поэтов), призванных со всех гор и пустынь с помощью бесчисленного числа объявлений? Так ведь эту экзотику братья-хранители наверняка освоили лучше гостей.
       Или, спускаясь по нити времени в прошлое, подробностями второго путешествия в Венецию? Уже после бегства из замка Грумм... Да, Джонсы из Словакии поехали в Италию, чтобы отыскать и скопировать воспоминания умершего там брата-рыцаря - хотели разобраться с загадочными ловушками Храма Чаши, - в результате чего, собственно, задержались непосредственно с экспедицией к Храму. Но в этом эпизоде так же нечем было похвастаться, поскольку бывшая базилика с подземными захоронениями, в которой размещалась библиотека, сгорела во время нефтяного пожара - вместе с манускриптом. А нефть под библиотекой, между прочим, подожгли именно вы, господа фанатики, так что не нужно строить из себя культурных...
       Или порадовать новых знакомых информацией о том, что пожар в замке Грумм, устроенный неловким профессором Генри, чуть не уничтожил этот прекрасный памятник архитектуры целиком? Строение, к счастью, спасли, зато необратимо пострадали подготовленные нацистами экспедиции - обе, и за Граалем, и за Ковчегом. Сроки отправки были неопределенно отдалены, что как раз и позволило Джонсам спокойно съездить в Венецию...
       А может, поделиться со слушателями последней информацией о событиях в мире? Например, о том, что четырнадцатого марта националисты объявили Словакию независимым государством, что в марте Германия оккупировала часть Литвы и все чешские территории, назвав их протекторатами Богемия и Моравия, что седьмого апреля Италия оккупировала Албанию...
       Слушатели ждали, и пленник начал вспоминать вслух. В любом деле, даже в таком сложном, главное - начать. Очень быстро выяснилось, что "братьев" больше всего интересует замок Грумм. Они ведь потеряли возможность постоянно следить за этим объектом, поскольку немцы с некоторых пор стали регулярно проверять близлежащие поселки на предмет появления посторонних. Таким образом, двое из внедрившихся героев были раскрыты (одному удалось скрыться, другому пришлось лишить себя жизни), и на том наблюдение за замком прекратилось. Впрочем, незримые хранители Чаши усилиями других оставшихся в Германии героев-мучеников держали ситуацию под контролем (или полагали, что держат). Например, для них не было новостью, что немцы все-таки сумели организоваться заново и, легко договорившись с дружественной Турцией, переправили в Искендерон группу мирных археологов Третьего рейха. Мирные археологи состояли из взвода солдат СС и двух единиц бронетехники, но Анкара с сочувствием отнеслась к стремлению германских ученых защитить научные ценности от разного рода неожиданностей. Не было новостью также и то, что для увеличения пробивной мощи археологического отряда немцы купили десяток-другой местных наемников и заранее подружились с прочей местной властью, упреждая возможные эксцессы по возвращении из гор. Что же касается филиала Аненэрбе в замке Грумм, то "братья" и так были осведомлены о структуре и задачах этого гадючника.
       Создавалось впечатление, что Индиана вообще не мог сообщить слушателям ничего нового, поэтому он оборвал сам себя через несколько абзацев своего увлекательного рассказа, чтобы задать резонный вопрос:
       - Послушайте, чего вы от нас хотите?
       Старик внимательно смотрел на него, не отвечая.
       - По-моему, вы не хуже меня понимаете, что Грааль не должен попасть к нацистам! - вскипел профессор. - Если реликвию нельзя доверить ни в чьи руки, значит, ее нужно просто уничтожить! Почему вы молчите?
       "Братья" вновь переглянулись. Старший кивнул младшему, разрешая тому сказать, и тот сказал:
       - Есть третий путь, доктор Джонс. Умереть, но не пустить Темных к Храму.
       Старший одобрительно улыбнулся.
       - В мои планы пока не входит умирать, - улыбнулся и пленник. - Или у вас насчет меня другие планы?
       - Я выслушал тебя, - торжественно объявил старик. - Благодарю за откровенный и правдивый рассказ, который я позже попрошу тебя продолжить. Касым, развяжи наших гостей!
       - Вы предлагаете мне вступить в ваше войско?
       - Я тебе верю, странник, хоть твоя голова и полна нелепостей. Мне сказали, что ты прекрасный воин, и это, очевидно, так. Помоги нам, и ты поможешь человечеству.
       Брат Касым уже распутывал узлы на веревках, выполняя распоряжение своего шефа. А тот продолжал неторопливо рассуждать:
       - Бежать вам некуда. Мы оставили вас без лошадей - ты уж прости возмутительный акт негостеприимства, - а долгий пеший переход твоему отцу не под силу. Да и незачем вам бежать. Соединим наши цели в одну, друзья.
       - Умирать я все равно не намерен, - предупредил Индиана. - Предлагаю не геройствовать попусту, а взорвать Храм - простой и логичный выход. Чтобы никто и никогда его не нашел...
       Старик повернулся и зашагал развязывать Генри Джонса.
      
      
      
      
      2. НИ ШАГУ НАЗАД
      
       Дорога в этом месте закружилась между двумя грядами холмов, уходя затем вглубь гор. Холмы были невысокими, пологими, поросшими жестколистным кустарником, однако стратегам Братства показалось, что именно здесь удобнее всего встретить врага. Засаду устроили по всем правилам: в обеих колеях закопали по заряду взрывчатки большой мощности (нашелся специалист по взрывным работам), а рядовые бойцы рассыпались по склонам, прячась в естественных укрытиях.
       Итак, назревала новая битва при Фермопилах. К сожалению, среди оборонявших проход не было спартанского полководца Леонида; оставалось надеяться, что и враги не были персами. Кроме того, союзному войску не угрожало предательство - в отличие от союза греческих войск две с половиной тысячи лет назад. И все-таки, и все-таки...
       Индиана Джонс беспокоился, если не сказать - нервничал. Братство со времен Венеции явно обнищало: вероятно, потери в Германии и Италии были слишком велики. Из солдат Храма лишь несколько человек имели на вооружении автоматическое оружие, остальные довольствовались магазинными винтовками - главным образом английскими ("Ли-Энфилд"), либо русскими карабинами системы Мосина, невесть как оказавшимися в этих краях. Тогда как немцы имели бронетехнику.
       - Да вы хоть знаете, что такое танк! - кричал археолог, пытаясь образумить новых соратников. - Вы хоть представляете себе, что это за чудовище! К тому же не один, а целых два!
       - Знаем, - спокойно отвечал ему старик. - Но их уже не два. Первый мы вывели из строя, так что остался только второй...
       - Вывели танк из строя? - был поражен Индиана.
       Оказалось, доброволец-смертник из числа "братьев" сумел ночью пробраться в лагерь немцев и бросить гранату в топливный бак спящего механизма. Герой погиб мгновенно, так что допросить его Темные не успели...
       - Ну и что с того, что не успели допросить! - совсем уж безобразно кричал археолог, распаленный чужой глупостью. - Зачем вы это сделали? Они не ждали неприятностей, зато теперь будут наготове!..
       Доктор Джонс не выносил дилетантизма ни в чем, даже в столь нехитром деле, как выстрел из-за угла или удар в спину. Он был многословен и убийственно прав, он был изобретателен в доводах и груб в оценках, но все же - не получилось... Не получилось убедить безумцев. Не могли члены странного Братства отказаться от ханжеского благоговения перед Святыней, чтобы просто уволочь ее из-под носа у немцев, вынуждая и гостей принять участие в массовом самопожертвовании.
       Бред.
       Вдобавок, никаких связных объяснений относительно происхождения самого Братства - в качестве ответной откровенности - гости так и не получили. Бред в квадрате...
       Скверное настроение было у Джонса-младшего. Отец донимал всяким вздором - вроде того, что кораблики на рубахах и безрукавках небритых солдат Храма изображают ни что иное, как Ковчег (тоже свихнулся, мифотворец престарелый). Касым доблестно молчал, не вступая в отвлеченные разговоры (жалко парня, задурили ему голову). Пожалуй, порадовать могла бы только погода, временно превратившая неприветливое плато в горный курорт, если бы не понимание того факта, что дождь или, скажем, туман были бы гораздо полезнее вжимавшимся в землю организмам.
       Потому что немцы уже приближались.
       Прежде идущей по дороге колонны в ущелье вкатился гул. Впереди всех следовал конный разъезд, прокладывая путь прочим участникам каравана, затем появился танк, затем - автомобили. Колонну составляли, в основном, грузовики - четыре единицы. Сразу вслед за танком шел легковой кабриолет с открытым верхом, в котором размещалось начальство. Эльза, с удовлетворением отметил доктор Джонс. Мистер Бьюкенен, оберштурмбанфюрер Вольфганг и... Кто-то еще сидел в машине. Кто-то явно знакомый - издалека трудно было разглядеть.
       - Не может быть! - прошептал старик Генри. Он всматривался, сняв очки. У него была дальнозоркость - очень удобно для военных операций в горах.
       - Ну? - нетерпеливо спросил Индиана.
       - Что здесь делает Маркус?
       - Маркус Броуди?
       - Да, это он. Ты что-нибудь понимаешь?
       Вопрос был риторическим, и ответа не последовало. Тем более, через мгновение всем присутствующим стало не до вопросов и ответов. Новые Фермопилы, равно как и новый подвиг спартанцев, не заладились с самого начала, поскольку всадникам что-то не понравилось на дороге. Причем именно в том месте, где была зарыта взрывчатка. Они вдруг заволновались, жестикулируя, показывая друг другу руками, затем развернулись и поскакали обратно, крича и яростно размахивая фесками. Разъезд состоял из местных жителей, из наемников, шайтан их побери.
       Танк остановился, и вся прочая техника остановилась. Засада срывалась. Бред набирал силу. Нацисты оказались опытными, осторожными, пугаными... "Вы умные, а я дурак, - пробормотал доктор Джонс, прицеливаясь, удобно положив цевье карабина на камень. - Это вы зря встали, я ведь не промахнусь..."
       Первые две пули он послал в водителя кабриолета. Следующая пуля отправилась в кузов последнего из грузовиков, замыкающего колонну. В эту мишень трудно было не попасть - там помещались баки с горючим, пузатые, очень аппетитные. Взрыв, потрясший дорогу и холмы, словно разбудил дилетантов-фанатиков, разорвал пелену секундного оцепенения, и грянула пальба.
       Нападавшие не учли, что взвод эсэсовцев был отборным, прошедшим школу Испании. Их оцепенение длилось меньше секунды: фигуры в черной форме посыпались с бортов, словно спелые сливы, рассредоточиваясь вдоль подножия холмов, и завязался кровавый обмен свинцовыми оплеухами.
       Пассажиры кабриолета также не растерялись, повыскакивали в дорожную пыль.
       - Эльза, Маркус! - страшно заорал доктор Джонс. - Сюда, ко мне!
       Он замахал бойцам в платках:
       - В женщину и старика не стрелять! Не стрелять!
       Интересно, услышал его хоть кто-нибудь? Броуди жалко корчился на земле, прикрыв руками то ли голову, то ли уши. Герр Вольфганг бежал к танку, таща спутников за собой. Однако Эльза вырвалась и вернулась к машине - выбросила тело водителя, заняла место за рулем, рванулась вперед - тут и мистер Бьюкенен на ходу вскочил обратно, боком упав сначала на заднее сиденье, затем спрятав длинное костлявое тело глубоко на дне.
       - Эльза! - бесновался Индиана. - Никому не стрелять!
       Касым, подчиняющийся только голосу долга, уже целился в сторону удиравшего автомобиля, зло и тщательно, тогда Индиана кинул в него камнем - времени подползти не оставалось. Воин выронил от неожиданности "томпсон" и вскочил, пылая гневом. Предательство! - ясно говорило его мужественное лицо.
       - Прости, друг, - жалко улыбнулся Джонс, - она же не виновата, что родилась шлюхой, эта чертова кукла...
       Касым зря встал в полный рост, потому что очередь из станкового пулемета не прошла мимо. Парня жестоко опрокинуло на спину: он перевернулся на бок, разглядывая дыру в своей безрукавке...
       Кабриолет, ведомый Эльзой, объехал танк и помчал дальше. Вольфганг что-то прокричал ей вслед, карабкаясь на башню, но махнул рукой и исчез в раскрытом люке. Вдогонку за легковым автомобилем рванулся и грузовой, следовавший в колонне сзади - очевидно, водителю понравилась идея героической женщины. В кузове грузовика оставались еще солдаты, кроме того, некоторые из выпрыгнувших вернулись обратно, таким образом, был организован грандиозный побег.
       - Мина! - задыхался от отчаяния Индиана. - Стой, взорвешься!
       Но доктор Шнайдер и без него знала, как ей жить дальше - на полной скорости она объехала опасный участок по склону, и следующий сзади грузовик в точности повторил ее маневр.
       Теперь можно было заняться делом.
       - Сиди, не высовывайся, - скомандовал Индиана отцу. - Я скоро вернусь.
       - Куда ты, малыш?
       - Дельце одно осталось, сэр. Пусть они пока сами разбираются друг с другом.
       - А как же с ним? - указал тот на раненого.
       Брат Касым умирал. Глядя в небо, солдат Храма бормотал: "... я иду к ним... именем Трех... они ждут меня - Трое, они видят меня - Трое...", - и еще что-то говорил, пузырящееся, неразборчивое.
       - Утешь его, если сможешь, - сказал Джонс-младший.
       Наемники, замыкавшие колонну, мгновенно сориентировались в ситуации: развернули лошадей и поскакали прочь. Но тем из них, которые шли перед танком, не повезло. Оказавшись в гуще боя, их лошади перепугались, заметались между машинами, дополняя звуковую палитру паническим ржанием. Не меньше минуты понадобилось всадникам, чтобы справиться с обезумевшими животными и задать правильное направление. Этого времени хватило Индиане Джонсу. Для начала он подстрелил одного, когда тот думал, что уже спасся. Лошадь, потеряв всадника, сразу перешла с галопа на шаг, не особенно обеспокоившись, скорее обрадовавшись. Затем и вовсе остановилась, сойдя с обочины в траву.
       Профессор археологии, скрываясь за кустами, бежал по холму, удаляясь от места событий, а добежав - скатился вниз, на дорогу. Он знал, как обращаются с верховыми животными. Еще бы ему не знать этого, уроженцу Среднего Запада, предки которого по материнской линии веками сидели в казачьем седле! Достаточно было показать жеребцу большой кусок душистого экмека[39] (лошадь оказалась жеребцом), и немедленно настала дружба. Оставалось надеяться, что животное столь же резвое, сколь и голодное. У Индианы вообще никогда не было проблем, связанных с нестыковкой характеров лошади и всадника. Тонко организованные существа с первого взгляда понимали, что этот человек имеет полное право запрыгивать к ним на спины, что он все сделает правильно, поскольку он - свой.
       Жеребец оказался дурно езжим, то есть не реагировал на посылы шенкелями[40]. Что, впрочем, было вполне естественным для провинциальной крестьянской выездки. Пришлось достать кнут и бить животное по крупу, чтобы заставить его сначала двигаться рысью, а затем и галопом. Лошади очень не любят бегать, - хитрющие ленивые твари, - но доктор Джонс учел эту особенность, и требуемая скорость была набрана быстро. Вскоре показались скачущие впереди силуэты: он нагонял беглых наемников.
       Они приостановились сами, ожидая, когда археолог приблизится. Они, очевидно, предвкушали легкую расправу. Это были настоящие бандиты, в отличие от членов Братства, поэтому доктор Джонс не колебался: набрал рукой повод, замедляя движение, после чего тремя выстрелами свалил троих седоков на дорогу. Остальные, всё вдруг осознав, превратились в стремительно исчезающий в пыли мираж - мстить за погибших товарищей было не в традициях этих здравомыслящих людей. Тогда доктор Джонс собрал освободившихся лошадей, держа их за уздечки, и погнал обратно.
       Он спрятал добытый гужевой транспорт на противоположной стороне холмов, привязав концы поводов к крепенькому приземистому деревцу. Лошади предназначались для отца, для Маркуса Броуди и, в перспективе, для Эльзы Шнайдер - ровно три. Больше, по его мнению, эти средства передвижения никому не могли потребоваться.
       Бой между тем заканчивался. Немцы, хоть их осталось мало, героически пытались перейти в атаку. Членов Братства осталось и того меньше, однако они пытались героически защищаться. Танк, взобравшись на склон, безжалостно подавлял из имеющихся на борту пушек последние очаги сопротивления - как на одной, так и на другой стороне гряды. Генри Джонса нигде не было видно, ни живого, ни мертвого. Всадник промчался вдоль линии фронта маленьким грозным смерчем, разбрасывая в обе стороны вопль:
       - Отец, отец, отец!
       Ответа не последовало, зато оживился танк. Все правильно: внутри командовал господин оберштурмбанфюрер Вернер Вольфганг. Благородная ненависть нациста к личному врагу удачно совпала с ненавистью к врагам рейха, поэтому танк прекратил расстрел обреченных солдат Храма и начал сползать с холма обратно на дорогу. Индиана, так и не обнаружив Джонса-старшего, поскакал обратно, вот тут-то и пересеклись траектории соперников.
       Танк был настоящим чудовищем. Чем ближе к нему находишься, тем яснее это понимаешь. Модель Т-II - не из новых, но тоже впечатляет. Тридцатимиллиметровая броня, пушка калибром 37 миллиметров. Трудно представить, чтобы человечество придумало что-нибудь более страшное и совершенное.
       Они неумолимо сближались, рыцарь и монстр. Дернулась малокалиберная боковая пушка, отрыгнув снаряд. Промах! Рыцарь на несколько мгновений покинул дорогу, чтобы зачерпнуть, не слезая с коня, горсть грязи в кулак - продемонстрировав таким образом красивый прием джигитовки, взятый из русских цирков. И два вихря помчались параллельно, сблизившись на расстояние поцелуя. Выдержав паузу (попросту собравшись с духом), Индиана прыгнул, изо всех сил стараясь не задеть гусеничную ленту. Он смотрел на раскрытый люк, он стремился именно туда - изнутри взорвать этого зверя, - но сначала требовалось сделать кое-что другое. Он вскарабкался по броне, помогая себе одной рукой, сохраняя подготовленную для диверсии грязь, после чего замазал смотровую щель водителя.
       Ослепший монстр затормозил, потеряв ориентировку.
       Пока совершалась эта мелкая пакость, из люка танка появилась рука с парабеллумом, затем и сам владелец парабеллума. Поймав краем глаза постороннее движение, Индиана среагировал раньше, чем стрелок сообразил, куда целиться. Трофейный пистолет не дрогнул в его руке. Убитый член экипажа молча сполз обратно. Следующий боец выскочил из чрева танка, как пробка из шампанского, - два выстрела прозвучали одновременно. И обе пули ушли мимо: танк резко развернулся. Очевидно, водитель пытался нащупать дорогу, руководствуясь указаниями командира. Вторую смотровую щель Индиана не успел замазать. В результате враги попали в объятия друг другу - буквально! - и огнестрельное оружие куда-то подевалось. Драться на дергающемся танке очень неудобно, достаточно одного неловкого движения, чтобы навсегда потерять равновесие. Немец оказался менее ловок. А может, ему помог упасть прямой левый в голову, который удачно провел археолог. Так или иначе, но солдат рейха зацепился ботинком за клепаную деталь неясного назначения и рухнул на дышащие пылью траки.
       Неуловимое мгновение - и трепыхающееся тело уехало вместе с гусеницей. Разинутый в крике рот исчез под опорным катком...
       - Инди! - позвал чей-то голос.
       Доктор Джонс оглянулся.
       Он замер. И танк тоже вдруг остановился, успокоившись.
       Из люка выглядывал отец.
       - Что ты здесь делаешь? - ошалело спросил сын.
       - Я хотел увести Маркуса с дороги, - виновато объяснил Генри, - но они забрали нас обоих.
       - А что здесь делает Маркус?
       - Его заставили быть консультантом, вместо меня. Вывезли из Венеции, вот почему мы не нашли его там. Он ведь хороший специалист, Маркус...
       - Дети! - закричал Индиана. - Дети вы малые! Ну что вы суетесь-то во все, под ногами путаетесь!
       - Они просили тебя спуститься к ним в танк, - обиделся старик. - Сказали почему-то, что ты обязательно выполнишь их просьбу, я не понимаю только почему. А вообще, ты грубиян, младший.
       - Я должен спуститься, потому что иначе они убьют вас, сэр, - выцедил Индиана. - Пусти, дай мне залезть.
       - Убьют? - озадачился Генри, отступая.
       Сильные руки приняли гостя и грубо усадили на рифленый настил. Встретивший его немец, очевидно, был командиром экипажа - на это указывало суровое, взмокшее под шлемом лицо воина. Вернер Вольфганг располагался здесь же, в верхнем отсеке. Из нижнего моторного отсека выглядывал водитель, с таким же суровым потным лицом. Больше в экипаже живых немцев не осталось, обоих стрелков доктор Джонс вычеркнул из списка. По углам жались два старика. Труп солдата лежал на решетке. Было жарко и тесно.
       - Как поживаете, Маркус, - не вполне приветливо буркнул Индиана.
       Броуди ничего не ответил, загнанно глядя на всех сразу и держась руками за радикулитную спину.
       - Со мной не поздороваетесь? - весело поинтересовался Вольфганг. - Ну, как хотите.
       Он уверенно направлял в цель офицерский вальтер, готовый к немедленному употреблению. Именно этим и объяснялось его хорошее настроение.
       - Правильно Эльза говорила! Пока вы, Джонсы, вместе, с каждым из вас можно делать, что угодно.
       Командир танка также был вооружен и, судя по нездоровому огню в глазах, очень опасен для пойманного врага рейха. Так и оказалось. Стоило Вольфгангу лишь легонько кивнуть подчиненному, как тот с наслаждением обрушил пистолет на голову пленника - рукояткой в теменную область. У танкистов, значит, было принято мстить за погибших товарищей...
       Мир разломился.
       Отец крикнул: "Инди!", но сын этого не услышал. Отец поднял голову и странным долгим взглядом посмотрел, играя желваками, на удовлетворенно ухмыляющегося офицера, но потерявший сознание герой не мог ощутить вскипевшей в старом профессоре ярости. Оберштурмбанфюрер, уже не обращая на поверженного соперника никакого внимания, приказал командиру танка:
       - Вот что, обер-лейтенант. Придется тебе очистить смотровую щель. Потом соберешь всех наших, кто остался...
       Через несколько минут, когда подчиненный исчез, унося в сердце приказ, а начальник обратился к водителю танка: "Чего стоишь, езжай к грузовикам!", Индиана еще не очнулся.
       Он очнулся чуть позже. К нескольким минутам приплюсовалась одна, решающая, и сознание вернулось. Все-таки удивительной головой обладал профессор Чикагского университета! Танк равномерно двигался куда-то, тяжело гудел, поэтому стон очнувшегося: "Эй, жених..." едва не затерялся. Однако Вольфганг услышал, даже дернул от неожиданности пистолетом.
       - Куда едем? - спросил Индиана. - К нашей общей шлюхе или пока нет?
       - Ну, ты... - угрожающе начал господин оберштурмбанфюрер, приподымаясь. Он вдруг потерял самодовольное выражение лица.
       - А я вас понимаю, Вернер. Не поделить девку с мишлингом[41] - что может быть естественнее для истинного арийца?
       Офицер изволил психануть. Он шагнул к лежащему без движения телу, поправляя перчатки, - чтобы поучить обнаглевшего плебея правильным манерам.
       Но повторения сцены, имевшей место в библиотеке замка Грумм, не получилось. Индиана Джонс на этот раз не был связан, и нацист во гневе упустил из виду столь очевидное обстоятельство. Иначе говоря, была совершена роковая ошибка, потому что пока оскорбленный жених готовил удар, склоняясь над жертвой, ненавистная живучая тварь ударила его первой. Без замаха, коленом в голень. Драка в тесноте сильно отличается от драки в нормальном пространстве, обычные приемы тут не годятся. Вольфганг этого не знал, зато знал Индиана. Нацист упал, перевалившись через доктора Джонса - головой в раскрытый люк нижнего отсека. Джонс взгромоздился на своего партнера, попросту лег на него, обнял одной рукой за шею, второй попытался вырвать пистолет. В результате случилось несколько выстрелов, и все ушли в нижний отсек. Водитель что-то громко и коротко произнес, - непонятно, что именно.
       Индиана рявкнул, вывернув голову на пассажиров:
       - Вылезайте отсюда, быстро!
       Первым вскарабкался по трапу мистер Броуди, впитав разрешение, как кожа младенца впитывает детский крем. Отец спросил:
       - Помочь тебе чем-нибудь, Инди?
       Вольфганг, озверев, попытался перевернуться и приподняться. Оружие выпрыгнуло из его руки, совершило пируэт и с лязгом грохнулось на железный ящик с боезапасом. Генри Джонс аккуратно взял вальтер и вновь спросил:
       - Подать тебе пистолет?
       - Беги, кретин, не мешай! - прошипел сын-грубиян.
       - Лестница у них какая-то влажная, скользкая, - пожаловался отец, взбираясь вслед за Маркусом по трапу.
       Но вылезти на волю так просто не удалось: навстречу скатывался обер-лейтенант. Он возвращался в танк, отшвырнув уже вылезшего мистера Броуди:
       - Остановитесь, куда прете! Вы с ума сошли!
       Генри вздрогнул и, сказав: "Ой!", спустил курок вальтера. Грохнул очередной выстрел. Обер-лейтенант тоже вздрогнул, бесконечно удивившись, затем попытался что-то произнести в ответ, но не сумел - повалился на клепаный пол.
       - Я не хотел! - во всю мощь голосовых связок оповестил мир профессор Генри Джонс. Он вывалился из люка на волю. С громкими загадочными стонами: - Случайно получилось! Случайно! - он скатился по броне назад, в кипящую дорожную пыль.
       Беспокойство командира танка было вполне объяснимо. Водитель сидел в своем отсеке, абсолютно равнодушный к происходящему. Он навсегда прекратил шевелить органами управления - как собственными, так и вверенного ему механизма. Точнее, водитель лежал, обмякнув, на педали главного фрикциона. Танк несся с максимальной скоростью - точно в стоящий на дороге грузовик. Воткнулся, с хрустом смял капот, опрокинул и некоторое время толкал изуродованный автомобиль перед собой.
       Вольфганг, выкрутившись из объятий археолога (сильный был мужчина, тренированный), рухнул в нижний отсек и схватил труп за шиворот:
       - Смотри, куда едешь, свинья!
       Тот послушно перевалился с одного рычага поворота на другой, заняв новое положение. Фрикционы отработали команду: монстр развернулся, опрокинув следующий грузовик - последний из оставшихся, - и помчался в обратном направлении.
       Индиана прыгнул следом за нацистом. Враг ждал его, приготовился, даже ударил, но ведь кулаки в такой тесноте совершенно бесполезны, только грязные приемы здесь годятся, только подлые. Например, такие: просунуть руку вниз и схватить цепкими пальцами все, что найдется в паху соперника. Взять в горсть, вместе с проймой форменных штанов, и сжать, не жалея сил. Ну как, жених, нравится?.. Вернер задохнулся, округлив глаза, застыл в неестественной позе. Очень удобно, чтобы взять свободной рукой его за волосы и приложить головой о стену. И еще раз - о стену. И еще раз...
       В смотровую щель, очищенную от глины, было видно, что танк двигается... двигается как раз туда... как раз к тому месту на дороге, где "братья" зарыли...
       - Инди! - кричал Генри Джонс, упав с танка. - Вылезай! - Он смотрел вслед удаляющемуся облаку пыли и кричал. Кричал и смотрел.
       А потом был взрыв. Дорога взбрыкнула, как норовистая лошадь, подбросив модель T-II вверх. Мир дрогнул и оцепенел. Через долю мгновения раздался второй взрыв - это сдетонировал боезапас, хранившийся в командирском отсеке, - и танка не стало.
       Старик, приподнявшись на четвереньках, продолжал смотреть - теперь уже на гигантскую грязевую тучу, закрывшую путь вперед. Он отчетливо понимал: никто после него не вылезал из раскрытого башенного люка, а значит, никто из оставшихся в танке не спасся...
       Подошел, качаясь, Маркус Броуди, упал рядом, но Джонсу-старшему было это безразлично. Затем вокруг пленных собрались оставшиеся немцы, которые после коротенького совещания решили стариков прикончить и уже приложили к их затылкам стволы, но это так же было безразлично Джонсу-старшему.
       А затем из тучи, медленно оседающей на дорогу, выполз некто страшный, некто черный от копоти. Палачи вскинулись, прервав казнь, однако несколько выстрелов закончили их приключения. Джонс-младший не разучился стрелять.
       - Инди! - всхлипнул старик. - Ты жив?
       - Не знаю, - сипло ответил некто.
       - Как это может быть? Ты не контужен?
       - Выполз через люк механика, прямо на дорогу. Я выполз, а Вернер остался. Танк прет, а я в пыли так и лежу... - он словно бредил. - ...Вернера больше нет, а Эльза есть... - он упал рядом с отцом на колени.
       - Инди, - заплакал старик и обнял героя.
      
      
      
      
      3. ХРАМ
      
       Через полчаса путешественники нашли спрятанных лошадей, заняли места в седлах и двинулись в путь. Старики вполне удовлетворительно владели верховой ездой - все-таки они были уроженцами прерий. Генри Джонс еще вчера это доказал. (Вчера, когда воины Братства подстрелили под археологами коней, он грамотно упал, успел расслабиться, ничего не повредил. Правда, и конь его не споткнулся, сделал по инерции несколько шагов на подгибающихся ногах...) Да и Маркус Броуди сразу забыл про свой радикулит, едва ощутил задницей деревянную лавку седла, а перед тем со знанием дела проверил амуницию лошади, подергал пряжку подпруги, поправил оголовье уздечки...
       Поход к Храму продолжался.
       - Друзья мои, - объявил Генри, - я должен вам кое-что сообщить. Видите ли, Касым перед смертью рассказал мне много интересного...
       - Ты что, умудрился допросить его? - удивился Индиана. Реплика стоила некоторого труда: герой поморщился, потянулся рукой к голове и в который раз потрогал вздувшуюся под шляпой огромную шишку.
       - Что ты, нет, конечно. Несчастный мальчик бормотал, а я просто слушал. Иногда задавал вопросы... Не перебивай меня, Инди, это действительно очень интересно. Дело в том, что...
       Дело в том, что Братство хранителей Чаши основали крестоносцы, участники Первого крестового. Точнее, отряд, ведомый Тремя. За девять веков оставшиеся в здешних горах европейцы полностью ассимилировались, их потомки практически сменили национальность, поскольку в жены, за неимением других, брались местные женщины. Зато была свято сохранена Вера и Тайна. Непосредственно Храм Чаши построили не крестоносцы, он стоял в ущелье, вырубленный, очевидно, еще первыми христианами. Иосиф Аримафейский сохранил святой Грааль, а его последователи за сотни лет смогли надежно спрятать реликвию от мира. Крестоносцы обнаружили Храм и укрепили его. Вполне вероятно, что они также сделали и неведомые ловушки. Нынешние члены Братства не могут войти в Храм, секрет входа давно утрачен. Они искренне верят предупреждениям своих предков насчет магии, скрытой в горе, - магии, которая древнее самого человека. ("Фантастика, Инди, не правда ли? Но боюсь, как бы и нам, друзья мои, не пришлось в это поверить...") Лишь изредка отдельные счастливчики - из числа особо отличившихся воинов Братства, - получают право попробовать войти в Храм. Пока никто не возвращался. Никто, друзья мои. "Вы не понимаете, с какой силой столкнулись..." - так говорил умирающий воин...
       - Голова болит, просто со страшной силой, - пожаловался Индиана, вежливо выслушав отца. - Танкист проклятый, за что он меня так?
       Маркус Броуди отнесся к прозвучавшей информации с большим уважением. Он поразмыслил минуту-другую и тоже подал голос:
       - А я все понял, Генри. Кроме одного. Кто такой Касым?
       Гонка продолжалась - в строгом соответствии с текстом высеченного на плите указателя. "...И путь твой продолжится по Спине Черепахи, через Зубы Дракона, к ущелью Рога, к Храму, где бьет источник Господень, источник вечной жизни, коснуться которого лишь ты, слуга Его, сможешь..." Город Александретта-Искендерон, отправную точку маршрута, путешественники оставили далеко позади. Прошли также и плато с красивым названием Спина Черепахи, теперь, вот, просочились и сквозь зубы Дракона. Оставалось найти ущелье.
       И ущелье нашлось - с неизбежностью крепко сколоченного фильма. Правда, жизнь не кино, поэтому последний из ориентиров вовсе не напоминал рог. Разве что сверху, но кто мог подняться над этими местами, кроме самого Творца?
       Узкий разлом в скале получился, очевидно, в результате землетрясения умопомрачительное количество лет назад. Скала состояла из вулканических пород, как, впрочем, и все горы вокруг. Разлом был настолько тесен, что никакая техника не могла здесь пройти. Только пешком, и еще, пожалуй, верхом на лошади (очень, очень правильно Индиана выбрал вид транспорта!). Легковой и грузовой автомобиль нацистов стояли тут же, брошенные хозяевами.
       - Мы нашли, Инди! - радовался отец, будто ребенок, поймавший на асфальте оброненную кем-то долларовую бумажку. - Ты только представь, Инди, нашли!
       - Впереди немцы, - успокоил его сын. - Побереги нервы, они тебе наверняка понадобятся.
       Судя по всему, на подступах ко входу в ущелье недавно произошел бой. Следы этого были повсюду: дырки от пуль в стеклах обеих машин, пробитые скаты грузовика, лежащие без движения тела. Братство Чаши, как видно, не ограничилось засадой при местных Фермопилах, а устроило здесь последний свой форпост. Кто победил в неравной схватке, не приходилось сомневаться: немецких солдат осталось лежать гораздо меньше, чем чернобровых храбрецов с трогательными корабликами на рубахах.
       - Езжайте за мной, - пригласил Индиана своих компаньонов, которые, замолчав, тревожно озирались по сторонам.
       В ущелье было холодно и темно. Однако света хватало, чтобы видеть постоянно попадающиеся по пути тела защитников Храма. Нацисты шли вперед без потерь. Возможно, Темные вели с собой пленных и уничтожали время от времени самых строптивых - для устрашения оставшихся. Лошади отказывались бежать, настороженно двигали ушами и сбивались с рыси на шаг, - даже им было страшно.
       Хотя, внешне Храм (до которого добрались не более чем за пятнадцать минут) оказался совсем не страшным. Он и на Храм-то не был похож. Доктор Джонс ожидал роскошный портал, вырубленный прямо в скале, украшавшийся неизвестными фанатиками-мастерами в течение долгих столетий, скрытых от глаз историков. Он собирался подняться по ступеням - мимо колонн в уступах, наслаждаясь орнаментом на гигантских архивольтах, разглядывая изумительной красоты барельеф, вписанный в полукруглую люнету над дверями, - он надеялся увидеть произведение искусства наподобие знаменитых романских Золотых ворот. Он надеялся стать первооткрывателем доселе неизвестного произведения архитектуры... Реальность в который раз не дотягивала до красивой киносказки.
       Никаких излишеств, никаких Золотых ворот. Зияла прорубленная в скале дыра, больше похожая на вход в пещеру, ведущая куда-то в глубь горы. Дыра была правильной прямоугольной формы. Но без дверей, даже символических. Единственное, что совпало с ожиданиями, - это ступеньки: они были такие же прямоугольные, такие же правильные, унылые, аскетичные...
       Индиана спешился. Два других всадника, дуэтом кряхтя, спешились тоже.
       - Нашел! - исступленно бормотал отец. - Неужели нашел? Сбылось! Неужели сбылось?
       - Что сбылось? - спросил Индиана.
       - Предсказание сбылось! - отец повернулся, обжег раскаленным взглядом. В глазах его не было разума.
       - Тихо, тихо, - сказал сын и взял старика за плечо. - Не сходи с ума, рано еще...
       Храм и вправду оказался пещерой. Доктор Джонс-младший прокрался внутрь, ступая неслышно, как кошка. Попутчиков он оставил снаружи, чтобы не мешали, приказав им быть тише и незаметнее, чем гуляющий по ущелью сквозняк. Скользнул в нишу, осторожно выглянул: внутри были факелы и фонари. Несколько солдат в черных формах - последние из оставшихся в живых. Плюс Эльза Шнайдер и Джи-Си Бьюкенен. Неужели это и есть Храм, неужели здесь покоится святой Грааль?
       Странно все это. Неожиданно и даже как-то обескураживающе. Обман какой-то. Где же ловушки? Враги есть, живы и бодры - вон они, суетятся, озабоченно переговариваются, по-хозяйски расхаживают по пещере, - враги есть, а ловушек нет... На полу сразу возле входа была нарисована линия. Белого цвета, ясно проступавшая сквозь вековую пыль. Тонкая линия, будто мелом начерченная от руки - неровная, неаккуратная. Доктор Джонс присел и потрогал, потер пальцами. Нет, мел не стирается, краска впиталась в камень.
       Бьюкенен между тем толкал в спину молодого "хранителя Чаши", одетого в стандартные безрукавку и феску:
       - Иди, иди!
       Тот послушно пошел, сопровождаемый немигающими взглядами эсэсовских пистолетов-пулеметов. Бьюкенен и Эльза напряженно следили за его перемещениями. Парень вышел из поля зрения доктора Джонса - было не видно, куда его посылали. Вдруг раздался противный короткий вопль, и все стихло.
       - Что там происходит? - гулко спросила Эльза, очевидно, уже не в первый раз. Голос ее нервно вибрировал.
       - Следуйте за мной! - скомандовал Бьюкенен четверым солдатам и зашагал к выходу. - Посмотрю, не идет ли Вольфганг. Сколько можно ждать? Все пленные кончились...
       Зашагал прямо к нише, где стоял незваный зритель! Что делать? Быстро - что-то придумать... Мысль доктора Джонса заметалась. Стрелять - не стрелять? Бежать - не бежать? Голова его болела все сильней, отказывалась соображать, каждое усилие отдавало в лоб тупым толчком боли, поэтому он опоздал с решением. Не повезло, как всегда. Обстоятельства решили за него - пришлось драться. Сразу с четырьмя охранниками Джеймса Бьюкенена. Это немало для измученного воина, а тем более, для профессора археологии. Менеджер Чикагского художественного института, наоборот, не растерялся, выбежал наружу. Из ущелья донесся удивленный вопль отца:
       - Инди, что он делает?
       Затем - выстрел.
       Ба-бах! - грянуло в ответ разъяренное эхо, и звук этот вошел в доктора Джонса, напитал его бездонной энергией. Кого-то убив, кого-то расшвыряв, он выбежал из Храма.
       Отец лежал, повернувшись набок. Над ним стоял, хищно оскалив пасть, Джи-Си Бьюкенен - с пистолетом в руке.
       - Он в Генри выстрелил! - возмущенно крикнул Маркус Броуди. - Зачем вы это сделали, молодой человек?
       И что-то оборвалось в душе Индианы. Все навыки рукопашного боя оставили разжавшееся тело, кулаки разжались, словно из них выпустили пар. Ошалело глянув на своего бывшего работодателя и друга, он склонился к отцу... Ранение в грудь. Сквозное. До врачей - десятки миль, мучительная смерть неотвратима. Безнадежно... Отец виновато улыбался и тщетно старался поджать ноги.
       - Берите его на руки, - скомандовал Бьюкенен, тряся пистолетом, - несите в Храм.
       - Зачем вы это сделали? - растерянно повторил Индиана уже прозвучавший вопрос.
       - Делайте, что говорят! Вы спасете своего любимого папашу, если поторопитесь.
       - Как?
       - Это очень просто, Инди. Вода святого Грааля вылечит его.
       Доктор Джонс прекратил задавать никчемные вопросы - бережно поднял старика из пыли (какой же он, оказывается, легкий, высохший, нематериальный) и пошел, торопясь, спотыкаясь о предательские камни. Отец на руках сына вдруг зашептал:
       - Я вспомнил, Инди...
       - Молчи, - задыхаясь проговорил тот. - Тебе нельзя, береги силы.
       - Я вспомнил про ловушки, младший. Манускрипт как перед глазами стоит. Ты только послушай...
       - Не называй меня младшим.
       В рану со свистом засасывался воздух - при каждом вдохе. А при выдохе, так же шумно, воздух выходил обратно. Сомнений не было - пробито легкое, открытый пневмоторакс...
       - ...это не ловушки, а испытания. Сначала "Сердце киринеянина". Грааль спросит: кто Он тебе? Инди, я не знаю, что это означает, но ответить нужно правильно. Потом "Спасение верой". Святая кровь спросит: зачем Он тебе? Это проверка на искренность, проверка твоих мотивов, паломник. И последнее...
       Голос отца кончился, уменьшился до нуля. Лицо исказилось. Тело его давно уже била мелкая судорога, передаваясь рукам несущего. Даже смотреть на раненого было больно. Что же тогда испытывал он сам? Пробито легкое...
       - Молчи, - повторил Индиана, врываясь в пещеру. - Где тут у вас Чаша! - заорал он, озираясь. - Где она!
       Чаши не было. Была только Эльза. Ведьма, шлюха, проклятье доктора Джонса... Мужчина и женщина посмотрели друг на друга. Крепко сцепились взглядами, не в силах оторваться. Вот и встретились, мельком подумалось герою. Снова вместе, без ненависти, но и без любви... Он спросил в отчаянии:
       - Это ведь Храм?
       - Здесь нет Чаши, - сказал сзади Бьюкенен, - в том-то и дело, Инди. Это не Храм. Судя по всему, Храм дальше, но нам никак не пройти тоннель. Мы запускаем туда чернозадых придурков, которые зачем-то напали на нас, так они мрут, как мухи. И вообще, всех пленных мы уже использовали.
       Индиана положил отца на пол пещеры. Старик терпел, пытался не стонать, а может, стонать попросту не хватало сил. Рот его корчился в незнакомых до сих пор страданиях.
       - И последнее... - зашептал Генри Джонс. - Третье испытание называется "Подножие Креста". Проверяется, достоин ли паломник Грааля. Ты все запомнил, Инди? Первое - это "Сердце киринеянина"...
       - Каким образом погибали ваши пленные? - повернулся доктор Джонс к Бьюкенену.
       - Взгляните сами, - любезно предложил Бьюкенен, указывая направление. - Мы обвязали веревкой одного из бандитов, потом вытащили обратно.
       Индиана, сжав свои чувства в кулак, осмотрелся осмысленно, очень собранно - как он умел. Вход в тоннель можно было бы не заметить, если бы не большой крест, врубленный в поверхность скалы рядом.
       Что-то отвратительное валялось рядом с тоннелем - то, с чего закаленные нацисты не решились снять веревку.
       - Раздавлен, - сказал Индиана.
       - Мы пытались понять, что там происходит. Нет нормальных фонарей, и вообще вся аппаратура у Вольфганга осталась... Тоннель загибается под прямым углом, метрах в десяти от входа. Люди погибали, скрывшись за поворотом. Неясно только, мгновенно или успевали сделать шаг-два. Я бы сам пошел, чтобы убедиться своими глазами, но знаете, Инди, не хочется рисковать попусту. Думайте, Инди, думайте скорее...
       Сын непроизвольно посмотрел на отца. Старик шептал что-то - со страстью обреченного на смерть человека.
       - Сердце киринеянина... - повторил сын, поднимая взгляд. Теперь он посмотрел на тоннель. Точнее, на крест возле входа в тоннель. Точнее, он уже шагал в требуемом направлении.
       - Ты пройдешь, у тебя получится, - ободряюще улыбалась Эльза ему вслед.
       Крест был вставлен в специально вырубленную нишу. Он был деревянным, почерневшим или от времени, или от того, что подвергся в свое время особой обработке. Сделан из самшитового дерева - прочнейший, легендарный материал. "Грааль спрашивает... - бормотал Индиана. - Грааль спрашивает меня: кто Он тебе?" Археолог провел по кресту пальцами. Затем взялся за гладкую холодную поверхность обеими руками...
       Человек по имени Симон, уроженец Киринеи, помог Иисусу, когда Он устал. Когда Он не просто устал, а совершенно выбился из сил. Иисус шел на Голгофу и нес крест на себе. Он упал, не выдержав чудовищного напряжения. Римские солдаты, эти сверхчеловеки Первого рейха, разумеется, не собирались помогать ничтожному иудею. Зрители, пришедшие поглазеть на представление, получали бесплатное удовольствие. Симон вышел из толпы и положил крест Иисуса на себя. В сердце киринеянина горели любовь и сострадание, хоть и не знал он, Кто сейчас страдает, Кого люди скоро потеряют...
       Индиана взялся покрепче и дернул за бревно, упершись ногой в стену. Самшитовый крест медленно вышел из ниши, но не упал, принятый в сильные руки.
       Только так, думал археолог, взгромоздив изделие древнего мастера себе на плечи. К Граалю - со своим крестом. Как это правильно, как точно - хочешь служить Ему в большом, послужи и в малом.
       Но можно ли служить Ему, не будучи верующим, думал археолог, совершая шаг за шагом. Я ведь ни во что такое не верю... С другой стороны, атеистом меня тоже нельзя назвать. Я ни тот, ни другой, я просто живу. Главное, способно ли мое сердце на любовь и отчаяние, когда Он проходит мимо...
       Индиана брел по тоннелю, сгибаясь под нечеловеческой тяжестью. Не видел стен, видел только свои драные колени, равномерно перемещающиеся во мраке. Когда наступило время поворачивать, он почувствовал это, приостановился и выглянул из-за угла. Тьма рваными кусками прилипала к камням. Далеко впереди тлел еле угадываемый источник света, давая чутким глазам возможность хоть что-то разглядеть. Пол покрывало невозможное кровавое месиво, к счастью, различимое не в деталях. Это были многочисленные останки тех особо отличившихся воинов Братства, которые получили право войти в Храм - как свежие, так и давным-давно истлевшие. "Счастливчики... - думал Индиана, возобновляя движение. - Получившие право войти в Храм... А мне все не везет и не везет..."
       "А ведь я грешник, - сжимался он от ужаса, тщательно выбирая место, куда ставить ноги. - Что если таких сюда тоже не пускают?"
       Пол провалился именно тогда, когда нужно. За мгновение до неизбежного. Невезучий паломник упал в яму, и тут же сработала ловушка: потолок рухнул, сомкнулся с поверхностью земли, сплющив все, что там находилось. Все, кроме паломника с тяжеленным крестом.
       Рухнул не потолок, конечно, а всего лишь один из огромных каменных блоков, его составляющих.
       "Спасся! - гулко застучало в голове Индианы. - Прошел!"
       Прошел ли? Он ощупал яму руками: сплошной камень, снизу, сбоку, сверху. Каменный гроб, крышка которого захлопнулась. Он уперся руками в нависающую над головой поверхность и надавил изо всех сил, беснуясь, захлебываясь криком:
       - Что же вы делаете, ублюдки! Я же крест ваш тащил!
       Кого он имел в виду, неясно. Очевидно, никого конкретно, просто давал свою оценку сложившейся ситуации. Однако археолог недооценил предусмотрительность древних мастеров, потому что плита легко пошла вверх. Слышно было, как гудят невидимые подъемники, как шумит падающая вода, отдавая накопленную энергию.
       Прежде чем вылезти, доктор Джонс осмотрел спасительную яму. Неужели пол провалился исключительно под тяжестью креста? Но ведь тогда любой человек, несущий на себе что-нибудь тяжелое, или, например, толкающий перед собой тележку с аппаратурой, мог случайно преодолеть эту ловушку! Он исследовал пальцами поверхность стенок и обнаружил, что под провалившейся верхней частью расположены две толстенные створки, которые в настоящий момент были разомкнуты.
       Люк!
       Очевидно, створки открылись, когда из скальной ниши был вытащен крест. А сам пол, расположенный выше створок, наверняка рассчитан таким образом, чтобы выдержать тяжесть одного человека, если, предположим, паломник по каким-либо причинам крест вытащит, но оставит его в пещере. "У них тут все просчитано, - с уважением подумал Индиана. - Никакой "древней магии", одно лишь творение рук человеческих..."
       Он махом выбрался обратно в тоннель. Было как-то неуютно находиться между створками, которые явно могли сомкнуться вновь. Еще более неуютно было под нависшим каменным блоком, падающим на головы всех любопытных.
       - О'кей! - крикнул он. - Они здесь прессовочную машину устроили! А в полу есть ниша, в которую нужно прятаться!
       Тоннель оказался коротким и заканчивался лестницей. Широкие каменные ступени, стиснутые по бокам скалой. Лестница вела вверх, задиралась футов на сто в длину и упиралась... в окно! А в окне, представлявшем собой большую круглую дыру, сияло ясное мартовское небо.
       "Спасение верой", - вспомнил Индиана. Второе испытание. Святая кровь спросит: зачем Он тебе...
       Стоило лишь сделать шаг по этим ступеням, чтобы понять - лестница далеко не проста. Странная лестница - хоть и каменная, она шатко раскачивалась, дышала, будто примитивный мостик, сплетенный из лиан. Индиана успел подняться ступеней на десять, когда наткнулся на свисающую сверху веревку.
       Зачем здесь веревка?
       Прочный кожаный канат, способный выдержать вес человека. Будто приглашает ухватиться за него и карабкаться - подниматься неизвестно куда, покинув непрочные камни лестницы. Путник поднял голову, пытаясь рассмотреть, куда его зовут. Виден был то ли крюк, то ли колесо подъемного блока, к которому веревка привязана... И вдруг послышался грохот. Страшный раскатистый звук, от которого лестница заходила ходуном. Индиана заметался взглядом - вперед, назад, - пытаясь что-нибудь понять. Грохот повторился, уже громче, уже страшнее, словно стал ближе. А через мгновение - превратился в неудержимо накатывающую лавину ударов.
       Объяснение нашлось немедленно. Объяснение было чудовищным в своей простоте: лестница рушилась. Свет, проникавший сквозь дыру, давал возможность полюбоваться этим редкостным явлением. Широкие каменные ступени осыпались в бездну, одна за другой, поочередно. Катастрофа началась наверху, но стремительно распространялась от оконца книзу.
       Индиана оглянулся. Бежать назад, к тоннелю? Можно успеть - всего лишь десять ступенек. Или хвататься за веревку?.. Голова решительно отказывалась соображать, толкавшаяся там боль давно уже выросла до размеров вырубленных в скале помещений... Проверка на искренность, подумал археолог. Проверка мотивов, спасение верой... Что важнее - жизнь или служение Граалю? Нет, не так! Можно ли жить, не служа Ему? Нет, нет, опять не так! Зачем жить, как не для того, чтобы можно было служить Ему...
       Индиана закрыл глаза, оставшись неподвижным.
       Когда стих гул и отголоски гула, когда улеглась вековая пыль, когда успокоились остатки лестницы, он увидел, что процесс разрушения замер возле самых его ног. Ступенька, на которой он стоял, была теперь вершиной пирамиды. Процесс разрушения явился в то же время чудом созидания, поскольку рухнувшие камни легли поразительно ровно, с невероятной упорядоченностью. Часть лестницы, бывшая подъемом, сделалась спуском - все очень просто. Сработал очередной механизм, рожденный гением неизвестного мастера, и никакой вам магии... Прошел! - возликовал доктор Джонс. Он оглянулся на выход из тоннеля, в этот раз - ликуя. А ведь была секунда, когда он чуть было не струсил, чуть не бросился обратно!
       Из тоннеля опасливо выглядывала Эльза Шнайдер и Джи-Си Бьюкенен.
       - Грандиозно! - воскликнула немка. - Я знала, что ты справишься!
       - Пресс пока не работает, - не менее радостно объявил менеджер музея. - Мы тоже прошли через тоннель.
       - Он заработает, когда закроются створки люка, - Джонс, прищурившись, поочередно взглянул в глаза каждому. - Не боитесь остаться здесь навсегда?
       - Идем, - Эльза решительно сделала шаг вперед.
       Нет, не успела.
       - Стой!!! - заорал Индиана, но женщина и сама заметила, отпрянув в ужасе.
       Едва она тронула ногой камень, желая поскорее подняться к герою-первопроходцу, как лестница вновь пришла в движение. С шумом обвалилось сразу несколько ступеней, открыв колодец шириной почти в три ярда. Вот, оказывается, что ожидало струсившего паломника, попробуй он побежать назад... Индиана с интересом, скорее даже с уважением взглянул на свисавшую веревку. Вполне возможно, что второй способ спастись был не намного безопаснее... Он сказал равнодушно:
       - Придется вам, фройляйн, отпустить меня одного. А вы лучше возвращайтесь, за сэром Генри поухаживайте. Фонарь только киньте, темновато здесь.
       - Ваш отец пока жив, не беспокойтесь, - откликнулся Бьюкенен. - Работайте, Инди, не отвлекайтесь. Ловите фонарь...
       Доктор Джонс не собирался отвлекаться. Открывшийся ход упирался в арку. "Вадэ ветро", - было выбито над входом, что означало по-латыни "Уходи". "Ну, нет... - пробормотал археолог, спускаясь вниз. - Не отделаетесь от меня так просто..."
       Затем следовал короткий коридор, украшенный другой надписью: "Туо номинэ", а выражаясь современно - "Твое имя". Путник ответил:
       - Индиана Джонс, - в пустоту, неловким стесненным голосом.
       Он ждал, он готовился, он попросту боялся третьей ловушки, о которой говорил отец. Коридор упирался в новое помещение - последнее. Дальше ничего не было, путь заканчивался.
       - Можно войти? - спросил на всякий случай паломник, переступая порог.
       Очередная надпись, теперь уже на полу, спрашивала: "Кэ воле", то есть "Чего хочешь". Вместо ответа вошедший поднял фонарь, осматриваясь.
       Он попал в Храм.
       Помещение, вырубленное в скале, было намного меньше пещеры, где остались отец с Маркусом. Стоял стул, похожий на табурет с квадратным сидением, ножки которого пересекались буквой "Х". Стол - абсолютно такой же, как стул, только больше, с такими же перекрещенными ножками. Вдоль стен - скамьи. На стенах - барельефы со сценами распятия. И были три ниши, каждая из которых имела собственное, отличное от других назначение. Одна выполняла функции алтаря: на каменном возвышении в ней покоилась Библия. Бесценная вещь - пергаментные страницы, обтянутая кожей деревянная обложка, очень впечатляюще. В другой тихо струился источник воды, выходящий прямо из скальной породы. А в третьей...
       Третья ниша была спальней. Пол устилало подобие постели: солома с тряпьем, - и на постели этой лежал единственный обитатель Храма. Точнее, то, что от него осталось. Скелет на удивление хорошо сохранился - вместе с одеждой, которую человек когда-то носил, - да и тряпка, постеленная на солому, выглядела прилично. Похоже, человек умер не так уж давно, не далее прошлого века.
       Доктор Джонс склонился над останками, внимательно рассматривая их. Одна рука отшельника обхватывала круглую керамическую шкатулку, и гость, осторожно разжав сухие фаланги пальцев скелета, взял предмет в свои руки. Ничего особенного, простенькая керамика умопомрачительной давности. Открыл хрупкую крышку, стараясь не испортить находку - края шкатулки и так уже были отбиты. Внутри лежал кожаный мешочек с каким-то порошком. Доктор Джонс сразу потерял интерес - не то, явно не имеет отношения к решению поставленной задачи. Возле стены белел аккуратно свернутый лист пергамента, придавленный другой рукой отшельника, и вот это было действительно интересно, потому что там имелся какой-то текст.
       Да, но где же Чаша?
       В комнате имелось огромное число посуды, всевозможной, на любой вкус. Повсюду - на столе, на полу, в нишах. И главным образом чаши, от золотых до медных, от роскошных византийских, украшенных цветной эмалью, камнями и филигранью, до обычных литых, обработанных только канфаренных дел мастерами. Откровенно говоря, каждый экспонат из этой коллекции утвари заинтересовал бы самые авторитетные музеи мира... Спокойно, приказал себе доктор Джонс. "Кэ воле", таков был вопрос, поэтому - все по порядку, без суеты, не отвлекаясь... Он вернулся к нише с останками отшельника и бережно вытащил лист пергамента, второй раз потревожив хозяина.
       Когда он просматривал документ, в келью вошли его коллеги: фройляйн Шнайдер и мистер Бьюкенен. Археолог пусто взглянул на них и произнес:
       - Забавно...
       - Мы подтащили крест и положили на колодец вместо мостика, - объяснила Эльза свое чудесное появление, решив, что прозвучавшая реплика относилась к ней.
       - Забавно, говорю. Похоже, этот парень родом из одиннадцатого-двенадцатого века. Однако умер он недавно, что очевидно. Взгляните сами...
       - Где Грааль? - перебил его Бьюкенен. Музейный работник хищно озирался.
       - Да подождите вы, Джей! Я не понимаю... Время здесь затормозилось, что ли? Деревянная мебель, между прочим, тоже замечательно сохранилась, можете проверить.
       - Я же вам пытался втолковать! - возбужденно ответил Бьюкенен. - Грааль - это мощнейший источник биологической энергии! А вы мне не верили, Инди.
       - Да верю я вам, верю.
       - Вообразите, насколько он может быть востребован, каков будет спрос со стороны людей, обладающих неограниченными финансовыми возможностями, - не унимался бизнесмен.
       - Подождите, каких людей? - включился Индиана, сообразив, что его бывший работодатель несёт какую-то чушь. - Вы говорили, что представляете только себя.
       - Есть люди, как не быть... Но где они теперь - все они?!
       - Кто - все?
       - Все, кто строит планы и принимает решения. Наполеоны хреновы! Джи-Си для них - лакей второсортный. Найди то, принеси это... ненавижу...
       Попав в Храм, менеджер растерял весь свой лоск.
       - Хорошо же вы изображали чокнутого охотника за бессмертием.
       - В замке, когда вокруг были эсэсовцы, я не мог сказать всего. Фройляйн Шнайдер я, конечно, не отношу к их числу, она - молодая профессионалка, способная сделать карьеру в любой стране.
       - Кем был этот человек? - спросила "молодая профессионалка", указывая на соломенную постель со скелетом.
       - Он ничего не написал о себе, - Индиана вновь уставился в рукописный латинский текст. - Зато он написал, что...
       - Это крестоносец, - опять встрял Бьюкенен. - Готов держать пари, это рыцарь Первого крестового, проживший здесь несколько веков и умерший от старости. Чаша Грааля, оказывается, не всесильна, господа. Вы не допускаете, Инди, что он может быть одним из трех братьев, который остался охранять святыню? Ведь до Европы дошли только двое.
       - Теперь это уже не проверишь, - возразил Джонс. - Я давно созрел для того, чтобы начать верить в подобные сказки, но пока все чудеса, с которыми я столкнулся, были сотворены человеком. Каким-то гениальным механиком. Разве не так?
       - О чем он написал, Инди? - напомнила Эльза.
       - Здесь что-то вроде короткой инструкции, специально для меня.
       - Для тебя?
       - Для того, кто придет ему на смену. Например, рассказывается, как возобновить работу ловушек, как снова запустить пресс, поставить лестничные ступени на место...
       - Чепуха, - нетерпеливо заявил Бьюкенен. - Ловушки - чепуха. Надеюсь, возобновлять их работу нам не понадобится. Вы не верите в сказки, Инди, однако я вынужден ткнуть вас носом в очевидное. Рыцарь прожил в Храме невероятное количество лет, без еды, на одной воде. Как ему это удалось? Очень просто: он пил воду из Чаши. Где Грааль, Инди, почему вы не ищете его?
       - Еще там написано, - терпеливо продолжал доктор Джонс, - что Грааль нельзя выносить за черту. Я думаю, имеется в виду та белая линия возле выхода из пещеры. Иначе, как я понял, произойдет что-то плохое.
       - Нельзя выносить?.. Что ж, водичку можно и местную попить. Будем приезжать раз в год, как на курорт. Понять бы только, которая из них - та самая... - Бьюкенен одну за другой брал в руки чаши, стоящие на столе, и задумчиво их рассматривал. - Вы не подскажете мне, господа? В конце концов, кто из нас специалист?
       - Вот! - неожиданно вскрикнула Эльза. Нагнувшись, она подняла с пола большой серебряный кубок. Кованый, золоченый, с крышкой - необыкновенной красоты изделие. Она что, с ума сошла, подумал доктор Джонс. Какой же это Грааль, это же средние века, изготовлен не раньше девятого века... Поймав острый взгляд немки, он решил промолчать.
       - Дайте, - скомандовал Бьюкенен.
       - Нет! - всхлипнула Эльза, прижимая кубок к груди, отступая на шаг.
       Бьюкенен покрутил в руках браунинг, взвешивая ситуацию. И раскатисто хохотнул, пряча оружие:
       - Доверять женщине вроде вас - все равно, что доверять еврею, торгующему антиквариатом, - сказал он, хитро погрозив пальцем. - Обмануть хотели, да? Разумеется, ваш серебряный кубок не может быть чашей Грааля. Я уверен, что Чаша не имеет никакого отношения к роскоши, это должно быть что-то очень простое, продававшееся тогда в каждой лавке... - Он заглянул в нишу с Библией. - Например, что-то такое. - Он взял с каменного возвышения небольшую пиалу, сделанную из дерева.
       Деревянная чаша...
       - А действительно... - прошептал Бьюкенен, завороженно разглядывая находку. Тягуче струилась пауза. Свидетели его триумфа молчали, давая человеку возможность насладиться удачей. - Вещь работы плотника, все сходится... - быстрым взглядом он обежал келью. - Деревянных чаш здесь больше нет!
       Ни мгновения больше не колеблясь, он шагнул в нишу с ключевой водой, подставил пиалу, подождал, пока туда нацедится достаточное количество жидкости, и начал пить.
       Пил он медленно, смакуя каждый глоток. Он с наслаждением прикрывал глаза и говорил в редких промежутках:
       - Мое тысячелетие... Моя энергия... Они не верили, идиоты... Я провел немцев, теперь они у меня на побегушках... Даллес будет, конечно, недоволен, что я нарушил соглашение с Берлином, но где будет Даллес через пятьдесят лет?.. И где будут те "денежные мешки", которые заключали это соглашение?.. Они думали, по Граалю можно заключить такой же контракт, как по постройке автомобильного завода или инвестициям в сталелитейную промышленность...
       Зрители по-прежнему молчали, наблюдая. Эльза, правда, попыталась двинуться, подалась вперед, но Индиана жестом удержал ее. Индиана был абсолютно спокоен. Бьюкенен меж тем доделал то, к чему стремился всю сознательную жизнь, после чего вернул чашу на возвышение и замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
       - Странно, - взволнованно удивился он. - В животе что-то такое...
       Вдруг согнулся в поясе и сообщил напряженным голосом:
       - Ой!
       Снизу вверх он посмотрел на молчащих зрителей, вывернув голову, и закончил мысль:
       - Не понимаю.
       И только затем закричал. Он закричал и повалился набок, на пыльный безжизненный камень, он рванул, разбрызгивая пуговицы, пиджак и рубашку, задрал нательное белье, комкая ткань дрожащими пальцами, и вцепился себе в живот, не переставая кричать.
       - Что с вами? - спросила Эльза, отпрянув.
       Бьюкенен собрался с силами и героически ответил:
       - Со мной что-то такое!
       Доктор Джонс, наоборот, шагнул ближе, посветив фонарем. Лежащий на полу человек размашисто дергал ногой и старательно драл обнаженную кожу ногтями. В области пупка у него было большое темное пятно, и чернота эта расползалась на глазах.
       - Выньте из меня это! - умолял Бьюкенен, лязгая челюстью.-- Инди, вы же были мне другом, выньте это!
       Вскрыть живот пальцами никак не получалось, тогда несчастный схватил с пояса кинжал (под пиджаком у него обнаружились ножны), - а кинжал был непростой, характерной эсэсовской формы, - и помог сам себе, ничего больше не сказав. Лишь кричал, кричал, кричал...
       - Что он делает? - ужаснулась женщина. - Что с ним?
       - Он обретает бессмертие, - хладнокровно сказал доктор Джонс. - Очевидно, процесс оказался слишком болезненным.
       Бьюкенен недолго занимался вскрытием. Крик оборвался, кинжал остался в животе. Из нескольких глубоких разрезов почему-то ничего не вытекало - ни капли крови. А тело под рубашкой стало уже сплошь черным.
       - Уйдем отсюда! - взвизгнула женщина. - Мне страшно, Инди!
       - Успокойся, - доктор Джонс взял ее за плечи и легонько встряхнул. - Он отравился, поняла? Это всего-навсего яд.
       - Яд?
       - Возможно, в источнике, а может, в этом деревянном стакане. Мне кажется более вероятным, что в воде... У него кровь начала свертываться, вот и все объяснение. Я, правда, про такие яды ничего раньше не слышал...
       Эльза прижалась к Индиане и прошелестела:
       - Его Чаша убила, да?
       - Его убил яд, - терпеливо повторил тот. - Каким образом эта штука подействовала на кровь через слизистую желудка, да еще так быстро, я не могу объяснить, но это не меняет дело. А Грааль, дорогая, не убивает, Грааль дает жизнь. Только достойным. Джеймс Сайрус оказался недостойным, не выдержал третьего испытания...
       Индиана отстранился и медленно пошел по комнате, перешагивая через стоящую на полу посуду.
       - Джей зря не дослушал то, что я хотел рассказать про текст на пергаменте. Там как раз есть грозное предупреждение насчет поспешного выбора. Он просто неправильно выбрал, Эльза. Чаша вряд ли деревянная, для Палестины это материал редкий, не характерный. Чаша скорее всего керамическая, купленная Иосифом у какого-нибудь уличного торговца.
       Эльза с надеждой посмотрела на его широкую спину.
       - Ты все знаешь, Инди. Ты - достоин.
       - Яд в воде, - продолжал размышлять археолог. - Яд в воздухе. Мы тоже отравлены, Эльза, и уходить отсюда, не найдя Чаши, нельзя. Только Грааль может нас спасти...
       Взгляд его случайно наткнулся на лежащее под ногами тело. Уже и руки, и лицо Джи-Си Бьюкенена сделались неестественно темными - весь он сделался Темным, на этот раз буквально. Впрочем, он и был таким всю жизнь. "А я? - подумал археолог. - Темен ли я? Достоин ли, выдержу ли?"
       "Подножие Креста", - подумал он. Что бы это могло значить? Теперь, когда добрались до Храма, когда другие ловушки пройдены, когда остается только взять Грааль в руки... Вот оно! Третье испытание - это сделать выбор. Перенестись на девятнадцать веков в прошлое, чтобы понять, чтобы увидеть, как ЭТО происходило. Мало знать, нужно чувствовать...
       Индиана закрыл глаза. Нужно увидеть Его так, как видел Иосиф, нужно поставить себя на место Иосифа. Грааль - у подножия Креста. Грааль - это истинная кровь, святая кровь. Как можно собрать Его кровь? Распятие охраняется равнодушными животными, вооруженными пиками и мечами. Кровь стекает по телу, смешиваясь с потом, капает и капает, передавая Его силу земле. Посуда - это нелепо, золотая ли, деревянная ли, керамическая ли, - посуда не поможет собрать с умирающего тела святой кровавый пот, не поможет подобраться к охраняемому месту казни. А кровь все капает - к подножию Креста...
       - Чаша - это не чаша! - оглушительно вскрикнул доктор Джонс.
       Эльза увидела его исказившееся Пониманием лицо, поймала безумный, вырвавшийся из Прошлого взгляд, и попятилась, струсив окончательно.
       - Не бойся, я не сошел с ума! - засмеялся Индиана. - Грааль - не посуда, не чаша, вообще не предмет! Это горсть земли. Горсть земли, Эльза, смешанная с кровью! - он заметался по келье. - Но в чем Иосиф хранил ЭТО?
       И тут же вспомнил.
       И тут же оказался в нише, где спал вечным сном последний и единственный жрец Храма, взял глиняную шкатулку, посмотрел на кожаный мешочек...
       Мешочек, возможно, был когда-то кошельком. Иосиф вытряхнул находившиеся там деньги, которые потеряли всякий смысл с Его уходом, и наполнил тем, ради чего отныне стоило жить. Вот она, святая кровь, подумал Индиана, благоговея. Истинная, в отличие от темной крови бьюкененов и вольфгангов.
       - Но ведь из этого нельзя пить, - растерянно сказал он. - А как же отец? Как отца-то спасти?
       Забыв про все, он бросился прочь из Храма.
      
      
      
      
      4. ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ
      
       Боль, свирепствовавшая в ушибленных мозгах, отпустила доктора Джонса через минуту - хватило короткой пробежки между Храмом и пещерой. Был ли тому причиной предмет, который бегун нес в руках? Он не задумывался над этим. Он не заметил даже, что головной боли теперь не существует...
       Отец был еще в сознании. Маркус поддерживал его в полусидячем положении, чтобы хоть немного стихла острейшая боль в груди. Дыхание раненого было прерывистым, едва заметным, лицо побледнело до цвета Луны, в полумраке это особенно пугало. Похоже, он уже проваливался в шоковое состояние.
       Отцу хватило нескольких слов: "...возьми, здесь земля от подножия Креста...", чтобы понять и принять случившееся. Подарить умирающему долгий рассказ Джонс-младший не смог: нелепые угловатые фразы ранили горло.
       - Прости, у меня нет для тебя другого лекарства, - вымучилось у сына скорбное признание.
       Отец молча прижал шкатулку к груди и закрыл глаза. Вот она, сбывшаяся мечта - в слабых агонизирующих руках. Он счастливо улыбнулся, дыша мелко, но шумно... Сын отвернулся, не в силах смотреть.
       Сзади была Эльза.
       - Пусть хоть подержит ЭТО в руках перед тем, как... - сказал ей Индиана, моргая влажными глазами. - Перед тем, как...
       Эльза не собиралась его утешать: подобное естественное движение, очевидно, было не в стиле чудовищной женщины. Она впитывала жадным взглядом лишь ТО, что лежало на груди раненого, не расходуя своего внимания на страдающих героев.
       Именно ее безобразное равнодушие и успокоило Джонса-младшего. Вернулась привычная ненависть. Вернулись не заданные до сих пор вопросы.
       - Зачем вы столько времени держали отца в плену?
       - Чтобы отстранить его от самостоятельной деятельности.
       - Проще было расстрелять.
       - Старый профессор мог понадобиться, пока не закончены поиски Чаши и Ковчега, - была откровенна Эльза. - Потом бы его, конечно, убрали.
       - Кое-кого я успел убрать раньше! - вспылил Индиана. - Например, твоего любимого Вольфганга!
       Задеть этой новостью женщину не удалось, она только плечиками пожала. Жених интересовал ее не намного больше, чем страдающий от раны Генри, поэтому тема импровизированного допроса резко вильнула: зачем вообще было врать, что отец пропал?
       В самом деле - зачем?
       Ответ ничуть не менее прост: археологический отдел Аненэрбе хотел взять под контроль сына гениального ученого. Нацисты рассчитывали, что Джонс-младший поработает на Тысячелетний рейх, сам того не подозревая.
       - И это вам удалось, - горестно согласился Индиана...
       Что ж, тайны таким образом полностью разъяснились. В Чикаго, значит, за ним следили с самого начала, то есть ни знакомство с майором Питерсом, ни встреча с Джеймсом Бьюкененом не явились причиной столь оскорбительной ситуации.
       - Кстати, мой милый, ты понравился шефу, - с наслаждением дополнила Эльза печальную картину.
       - Шефу? Которому из них, у тебя их так много.
       - Урбаху, конечно, кому же еще.
       - Меня показывали Урбаху?! - поразился Индиана. - И я об этом не знал?!
       Именно так, милый, веселились ее глаза. Чего только в жизни не бывает, любимый, говорила мерцающая на ее губах улыбка.
       Он вернул собственным губам презрение:
       - С вами все ясно, господа. Любите вы в щелочку подсматривать.
       Разговаривать стало решительно не о чем.
       - Инди! - ясным голосом позвал Генри Джонс.
       - Да, - обернулся сын.
       - Возьми обратно, мой мальчик. Ты имеешь на ЭТО такое же право, как и я.
       Индиана механически принял протянутую ему шкатулку. Короткое движение, совершенное отцом, было крепким, уверенным. Руки его не тряслись, речь не обрывалась на полувдохе, свистящее дыхание сделалось ровным, размеренным.
       Ему полегчало...
       Не может быть! - вскипела в душе сына отчаянная надежда. Рану живой водой не поливали, пить живую воду не давали, что же тогда помогло? У отца, наверное, последний всплеск энергии - перед тем, как...
       - Очевидно, мне придется умереть, - спокойно продолжал старик. - Это будет хорошим наказанием за того мальчика, которого я в танке... случайно, помнишь? Прости меня, Инди.
       - Перестань, отец, о чем ты говоришь?
       - Я знаю, о чем говорю. Разрушил собственную семью. Довел жену до могилы, испоганил жизнь сыну. Прости, если сможешь.
       - Я давно тебя простил, - честно признался сын вдруг задрожавшим голосом. - Еще тогда, в замке Грумм...
       - Не плачь, мой мальчик, не надо, я сам во всем виноват. Апокриф этот проклятый... Апокриф тамплиеров изломал линию моей судьбы, Инди, и я не сопротивлялся, покорился зову своего предназначения.
       Бредит? - напрягся Индиана.
       - Опять ты об этой бумажке, - вырвалось у него. - Ну, апокриф. Ну, ценный исторический документ. Только зачем с ума из-за него сходить, высокие слова выдумывать?
       - Ты пока не понимаешь главного, - мягко возразил отец. - А ведь это так просто... - он замолчал.
       Он молчал долго. Сын ждал. Все чего-то ждали, завороженные беседой гениальных археологов.
       - Нет, не могу я тебе этого сказать, - отец закрыл глаза. - Не готов. А ведь это так просто...
       Бредил он или не бредил, было совершенно неважно. Потому что сомнений уже не оставалось - ему действительно стало легче. И не имело никакого значения, в чем причина такого чуда - совершенно никакого значения.
       - Хватит болтать! - заспешил Индиана. - Держись за меня, - он склонился над лежащим. - Надо скорей в Искендерон, в какой-нибудь госпиталь.
       - Грааль, - напомнил Джонс-старший, открыв глаза.
       Джонс-младший обратил внимание на предмет, находящийся в его руках, и растерялся:
       - Там написано, что ЭТО не должно пересекать Черту...
       Он протянул шкатулку Эльзе:
       - Подержи. Отца на воздух вынесем, а потом вернем Грааль обратно в Храм.
       - Стоять на месте! - раздался грубый окрик.
       В пещере кроме ученых находились трое солдат - последние из вооруженного отряда Аненэрбе. Индиана, увлекшись решением научных проблем, упустил это обстоятельство. Точнее, солдат осталось двое, третий был кем-то из младших офицеров. Хмурые, изнуренные приключениями немцы недвусмысленно наставляли на американцев стволы своих "фольмеров".
       - Послушайте!.. - Индиана угрожающе распрямился.
       - Господин обершарфюрер, - обратился старший к женщине, - я не имею права отпустить пленных.
       - Разумеется, шарфюрер, - улыбнулась она. - С чего вы взяли, что я собираюсь их отпустить?
       Пленник обжег ее бешеным взглядом. Эльза была из тех, кто по другую сторону фронта, и никак не получалось смириться с этим, признать ошибку окончательно. Индиана сказал, расправив плечи:
       - Вы можете меня застрелить, но я вынесу отца наружу. Отцу нужен воздух, разве непонятно?
       - У меня приказ господина Бьюкенена, - твердо сообщил эсэсовец, положив палец на спусковой крючок.
       - Застрелить доктора Джонса никогда не поздно, - философски заметила Эльза. - Пусть о Генри позаботится мистер Броуди, они ведь, кажется, старые друзья? Мистер Броуди, я к вам обращаюсь. Вы друг профессору Джонсу или нет?
       Пришла очередь Маркусу вступать в действие, напрягать волю и проявлять мужество. Не удалось ему незамеченным простоять всю главу этого нескончаемого романа - как бы не существуя. Он взял друга детства под мышки и потащил, кряхтя и постанывая, прочь из пещеры.
       - У Маркуса радикулит, - возразил Индиана в вакуум. - Ему нельзя носить тяжести.
       Когда пещера освободилась от двух немощных героев, Эльза сочла уместным возразить:
       - Между прочим, Инди, если у твоего отца действительно задето легкое, в чем можно сомневаться, глядя на его бодрое состояние, то, чем носить его с места на место, я бы советовала как можно скорей сделать перевязку. И обязательно закрыть рану чем-нибудь плотным, например, кожей - чтобы воздух не засасывался. Это опасно, очень плохо для сердца. Особенно, у пожилого человека. Тебе вообще не следовало трогать отца, чтобы избежать кровоизлияния. Оставил бы его в ущелье...
       - Что же ты сразу не предупредила! - в отчаянии спросил археолог. Он рванулся к выходу, и остановил его только вид оружия в руках эсэсовцев.
       - Не сказала, потому что мне в голову не могло прийти, что твоя медицинская подготовка столь слаба. Чем вы там в Америке в университетах занимаетесь? У нас в великой Германии каждый подросток разбирается в подобных вещах. Попросил бы у меня спирта, смочил бы в нем тряпку вместо бинта...
       - Змея! - закричал доктор Джонс. - Ну какая же ты змея!
       И нацистка перестала тратить время на пустые разговоры. Досадливо махнув рукой, она подошла к коллеге шарфюреру, чтобы уладить все текущие вопросы.
       - Кстати, чуть не забыла, дружок, - улыбнулась она офицеру. - Насчет господина Бьюкенена. Джи-Си просил прислать кого-нибудь, и поскорее. Мы гробницу нашли, там копать надо, долбить. Сам он сейчас тексты на плитах разбирает. Вы меня хорошо поняли, дружок?
       Ее голос был изумительно искренним. Эта дрянь явно что-то задумала. Шарфюрер вытянулся струной, поняв ситуацию, как положено.
       - Штром, Зигель! Пойдете с коллегой Шнайдер, поможете господину Бьюкенену. С позволения обершарфюрера, я останусь здесь. Я отвечаю за пленных.
       Два молодых парня неохотно, но все же исполнили приказ своего начальника. Эльза пропустила их вперед и также скрылась в тоннеле. Дальнейшие события не заставили себя ждать: вдруг послышались выстрелы, крики, автоматные очереди. Шарфюрер рванулся к тоннелю, забыв про приказ. Эльза выбежала ему навстречу, обезумевшая, визжащая:
       - Ловушка! Там новая ловушка!
       Младший офицер схватил ее в руки, желая защитить от неведомой опасности - и погиб мгновенно, без мучений. Потому что доктор Шнайдер попала в цель с первого раза. Она выстрелила товарищу по партии в голову - в упор. Этак запросто, хладнокровно. В правой руке у нее обнаружился плоский маленький "вальтер", модель 38 - точно такой же, как у нацистского колдуна в замке Грумм...
       Левой рукой женщина крепко держала шкатулку с Граалем.
       - Вот мы и одни, Инди, - сказала она, переступив распластавшееся под ногами тело. - Уходим отсюда. Ты рад?
       В голосе ее не осталось и следа того визга, что сотрясал пещеру секунду назад. Нормальный уставший голос хорошо потрудившегося научного сотрудника.
       - Зачем! - выплеснул доктор Джонс. - Сколько можно смертей?
       - Нам не нужны свидетели, - удивилась Эльза. - И вообще. Ты бы хотел, чтобы они прикончили вас, как приказал Бьюкенен? Кто-то должен был сделать это, Инди.
       - Не думал я, что ты стреляешь так же легко, как занимаешься любовью. Теперь, наверное, моя очередь получить пулю в лоб?
       - Дурак! - скривилась она. - Ну что за безмозглый мужик. До сих пор не понял, что ради него я на все готова... Так же, как и ради ЭТОГО. - Женщина подняла Грааль на вытянутую руку и с неожиданной яростью крикнула: - Инди, разве ты не понял, что мы с тобой ЭТО нашли!
       - Признаться, я даже предположить не смел, что ты умеешь убивать. Какую "ловушку" ты устроила бедным мальчикам в тоннеле?
       - Перестань, что за дурацкие вопросы?
       - И все-таки.
       - Вот только не надо делать из меня дьявола! - Она раздраженно рубанула пистолетом воздух. - Не время для комплиментов, Инди. Ты сам, по-моему, ничуть не хуже меня, мы с тобой друг друга стоим. Если нам повезет, с ЭТОЙ ШТУКОЙ в изголовье кровати мы проживем с тобой еще лет полтысячи... - она принялась с бесстыдной откровенностью прятать оружие в кобуру, скрытно носимую под юбкой.
       Впрочем, зрителя не интересовали подробности ее белья. Индиана подошел и протянул раскрытую ладонь:
       - Давай сюда Грааль.
       Она подняла к нему загнанный взгляд, оправляя по инерции одежду. Затем тихо спросила:
       - Ты хочешь владеть им один?
       - Хочу отнести обратно в Храм. Отдай сама, пока я еще джентльмен.
       Она отдала шкатулку, надменно оттолкнула археолога с пути и зашагала к выходу из пещеры, быстро набирая скорость. Индиана коротко глянул ей вслед - без сожаления. И медленно, аккуратно поднял крышку шкатулки...
       - Стой, - удивленно сказал он. Вновь поднял взгляд на удалявшуюся женщину. Заорал: - Остановись!..
       Тогда она побежала. Она сорвалась на бег, словно только и ждала этого момента. Ничего не оставалось, кроме как рвануться за ней следом, продолжая раздвигать камни не вмещающимся в пещеру ревом:
       - Не пересекай Черту! Нельзя пересекать Черту!
       А в недрах земли между тем давно уже что-то происходило. Люди, занятые решением своих проблем, не замечали этого, не хотели замечать. В недрах земли что-то двигалось и угрожающе урчало.
       За несколько мгновений до того, как Эльза выскочила в ущелье, мир содрогнулся, прыгнул вверх, упал на колени, корчась в припадке ярости. Вселенский грохот гигантской лапой придавил все живое, что трепыхалось на дне этого мира.
       "... И сомкнется небо с землей", - одна мысль заполнила пещеру, одна на двоих...
      
       * * *
      
       "И сомкнется небо с землей", - вспомнил Индиана предостережение старофранцузского манускрипта. "Вы не понимаете, с какой мощью столкнулись", - вспомнил он последние слова брата Касыма.
       Если я могу еще что-то вспомнить, догадался Индиана, тяжко приподымаясь, значит, я жив.
       Я жив... А Эльза?
       - Эльза? - позвал он, выхаркнув пыль из горла.
       - Да? - откликнулся не вполне живой голос.
       - Зачем ты это сделала?
       - Я так и знала, что ты захочешь отнять у меня Грааль. Все из-за тебя, предателя... - Женщина ожила и наконец испугалась. - Что это было?
       - Древняя магия, дерьмо вам в зубы... Нас завалило, фройляйн.
       Висела абсолютная тьма. Факелы погасли, фонари разбились. Люди нашли друг друга на ощупь, передвигаясь на четвереньках.
       - Отдай, - повторил Индиана сказанное когда-то. Характеристики его голоса были таковы, что Эльза не спорила, не изображала непонимание, она молча нашарила мужскую руку и вложила кожаный мешочек. Только потом выговорила со смертной тоской:
       - Мы останемся здесь навсегда, Инди.
       - Может быть, - жестоко согласился он, укладывая Грааль обратно в шкатулку.
       - Будем жить вдвоем, ты и я. Очень романтично - век за веком. Если нельзя ЭТО выносить наружу, пусть подарит нам долгую жизнь здесь. О чем еще мечтать женщине?
       - Да, сила Грааля заперта в Храме, Эльза. Обрести долгую жизнь можно, только служа Ему, другого пути нет.
       - Ты меня любишь?
       - Неужели для тебя это важно?
       - Боюсь, что теперь нет ничего важнее этого. Обними меня. Какой ты теплый. Раз уж закончилась жизнь, я расскажу тебе кое-что, смешно в нашей ситуации скрывать от тебя хоть какие-то тайны...
       - Помолчи немного, дай собраться с мыслями.
       - Нет, ты послушай! Мы же их всех обманули, всем им кислую капусту в бумажники напихали!
       - Кого? Кому напихали?
       - Нет, ты не смейся! - потребовала Эльза, хотя никто в бывшей пещере не смеялся. - Я же сама в этом участвовала, я точно знаю...
       Она точно знала: вожди Великой Германии вовсе не шизофреники, как полагает доктор Джонс, вовсе не живут они в вымышленном мире. На самом деле все происходящее есть грубая реальность. Она лично участвовала в нескольких сеансах Прикосновения к Памяти, понимаешь, лично! Она прошла несколько ступеней посвящения, поэтому ей доверяли. До Высшего общества посвященных, конечно, ей было еще далеко, но она целеустремленно шагала вверх. С улыбкой слушала она, как шепчутся ее пугливые неуверенные товарищи по партии о возможном существовании в рамках СС особого Круга - Высшего Внутреннего, - слушала и молчала, потому что она точно знала. О чем? О взаимоотношениях "группа магов - один медиум" и о практической реализации подобных отношений. Ну, например, Гитлер есть медиум, аккумулирующий энергию группы... И не фантастика это вовсе, и не сметь фыркать! Именно поэтому у них все удается. Именно поэтому Гитлер был зарегистрирован под номером семь в списке основателей национал-социалистической рабочей партии - единственный, оставшийся в живых из этого списка. Ему все удается и будет удаваться впредь - шансов спастись у человечества нет. Один гениальный "медиум" и при нем несколько "магов" - Неизвестные из Высшего Внутреннего Круга. Мертвая Голова, кстати, как раз из них - курирует археологию. Археология, к твоему сведению, сфера повышенного интереса Высших...
       Откуда Эльза все это знает? Ха-ха, и еще раз ха-ха! Ее отец был близким другом фон Либенфельдца, имел контакты с обществом фон Листа, был знаком с фон Зеботендорфом - ничего не слышал о таких?.. - о, разумеется, не слышал! - а насчет "Германен орден" или насчет общества "Фуле"? - ах, о "Фуле" что-то слышал?.. Короче, именно ее отец, парапсихолог Герберт Шнайдер, с бесконечно далекого двадцать третьего года носит гордый псевдоним Мертвая Голова... Вот это новость так новость! Да, Мертвая Голова - ее отец, но не надо дергаться, Инди, не надо нервничать, поскольку дочь и отец давным-давно живут собственными жизнями. Что еще она знает? Многое. О тайных догмах, разработанных куда лучше, чем элементарные, примитивные положения "Майн Кампф" или "Мифов двадцатого века". О том, что национальная идея используется только по соображениям тактики, она лишь прикрытие, и вожди партии знают временную ценность этой идеи. Придет время, когда даже в Германии мало что останется от так называемого "национализма". По всей Земле - строжайшая иерархия. В основании нового порядка - рабы, имеющие признаки низших рас, духовные и биологические. Выше - корпорации свободных тружеников, включающие как рабочих, так и предпринимателей. Затем - члены партии, у которых собственная иерархия. И выше всякой иерархии - абсолютные в своей чистоте хозяева мира... Неужели Эльза может верить в такое? Неужели Эльза - сама такая! О, нет, разумеется. Эльза верит только себе, живет только ради себя, а рассказывала она все это, чтобы Индиана уяснил: неспроста были даны директивы на поиски Чаши и Ковчега. Причем апокриф тамплиеров, обнаруженный Генри Джонсом, сыграл далеко не последнюю роль. Руководители государства, как видимые, так и невидимые, спешат нейтрализовать энергию Ковчега, - нет, не перепугались, но ведь там сказано, что воин-монах Иоанос освободит Силу Заповедей и тем самым не даст Антихристу получить полную власть над миром. И если вожди нации поверили в подобное, это вовсе не означает, что они шизофреники. Собственно, Грааль искали и раньше, до знакомства с исследованиями Генри Джонса, но лишь благодаря гениальному чудаку поиски сделались сколько-нибудь осмысленными и серьезными. Теперь же... Не видать им Грааль никогда! Ох, хороша кислая капусточка в их шикарных кожаных бумажниках...
       - Подожди, - сказал Индиана. - Помолчи хоть чуть-чуть. - Он разжал руки, оторвавшись от дрожащего тела женщины, и привстал. - Чувствуешь, откуда-то воздухом веет?
       - Нет, - она тоже привстала. - То есть да.
       - Это, наверно, из тоннеля. Тоннель не завален!
       - Ну и что, Инди? Хочешь скорее в Храм, на солому?
       - Хватит валяться без дела, достаточно отдохнули. Лично я не собираюсь здесь оставаться на всю жизнь, в отличие от тебя...
       Он действительно не собирался здесь оставаться. Во-первых, в недрах горы продолжалось глухое движение, грозя новыми потрясениями. Во-вторых, он все-таки сумел сосредоточиться и понять, что нужно делать дальше. А в-третьих, не давала покоя одна из фраз, брошенная обезумевшей Эльзой пару минут назад.
       "Значит, вы считаете, господа, что шансов у человечества нет?" - бормотал он, нашаривая слепыми руками вход в тоннель. "Значит, вы уверены, что у вас все получится, господа хозяева мира?" - с отвращением шевелил он губами, волоча за собой нацистскую дочку. "Тоже мне, абсолютно чистые...", - выцеживал он из груди остатки услышанной мерзости. Он лихорадочно ловил зрачками свет, изо всех сил ждал появления этого чудесного вестника свободы, и дождался.
       Подход к Храму и сам Храм не пострадали, практически не изменились. Тот же колодец с положенным сверху самшитовым крестом, та же лестница, обрушившаяся под ногами паломника. То же сияющее оконце - в недосягаемой выси...
       - Попробуем добраться до этой дырки, - объяснил Индиана свой замысел, указывая на оконце. - Подержи пока ЭТО, я осмотрюсь получше.
       Он сунул женщине шкатулку.
       Она взяла Грааль, хоть и ясно было, что теперь ей не по себе от такой ноши. Доктор Джонс спустился по лестнице вниз, ко входу в келью хранителя Грааля, и принялся изучать механизм, с помощью которого приводилась в действие вторая ловушка. Оконце располагалось как раз над головой, под самым куполом зала.
       - Я, вероятно, смогу туда залезть, - задумчиво сказал археолог. - Но как быть с тобой? И еще непонятно, что делать дальше, ведь снаружи неприступная скала. Веревку бы нам, с веревкой бы не было проблем...
       Он не оглядывался назад, не видел, чем занята его коллега. И зря. Эльза возбужденно сообщила:
       - Инди, а вот тут какая-то веревка висит!
       Он обернулся с криком:
       - Не трогай! Убьет!
       Опоздал...
       Женщина уже дергала за канат, пытаясь сбросить столь необходимый предмет с крюка. И то, что не сработало в первый раз, нашло применение во второй. Индиана смотрел с оборвавшимся сердцем, как четко и надежно функционирует древнее "Испытание Верой", - смотрел, не в силах предотвратить неизбежное. Он убедился воочию, что случилось бы с ним самим, если бы он в свое время струсил и воспользовался коварным приглашением вознестись над рухнувшей лестницей.
       Нет, ничего изощренного строители Храма не придумали. Просто открылся новый колодец, а веревка услужливо сорвалась. Просто с потолка рухнуло несколько каменных глыб - для надежности. Индиана смотрел и кричал, затем бежал вверх, понимая, что Эльзы больше нет, и уже стоя возле завала, он тщетно выкликал ее имя, не получая ответа, затем нашел конец предательской веревки и тянул, тянул, тянул, но вытащил только саму веревку...
       Святой Грааль погиб вместе с женщиной.
      
      
      
      
      5. РАЗУМ УХОДИТ В ОТПУСК
      
       Долго рассказывать, как доктор Джонс выбирался из плена. Карабкался к оконцу, цепляясь за пазы, по которым каменные ступени должны были подниматься обратно в случае необходимости, затем, уже снаружи, слезал при помощи веревки со скалы - высота оказалась не очень большой, да и Джонс был неплохим альпинистом.
       Он размышлял о том, что дьявол в юбке обрел достойную могилу, а Грааль - прекрасное новое убежище. А может, он вспоминал о том, что у человечества нет шансов спастись. Или только о том он думал, как бы не сорваться?
       Он тщательно выбирал место, куда ставить ноги, без устали работал сильными пальцами и глотал свежий горный воздух.
       Он выбрался.
       Не представляет также интереса и то, как доктор Джонс вытаскивал отца из ущелья. Собственно, ущелье практически перестало существовать - вместе со входом в Храм. Хорошо, что верный Маркус успел оттащить друга Генри на достаточное расстояние, потому что дальше теперь шел сплошной завал, безнадежное нагромождение тысячелетних вулканических пород. Скала сомкнулась. Мало того, подземная геологическая деятельность, такая странная для здешних давно заснувших гор, отчетливо продолжалась, вынуждая доктора Джонса спешить.
       Отец между тем передумал умирать. Ему становилось легче прямо на глазах, он начал капризничать, просить пить, хотя пулевое ранение никуда не исчезло. Правда, когда-то оно было сквозным и стремительно кровоточащим. Но когда Индиана втащил отца на заднее сидение нацистского кабриолета и наложил ему крестообразную повязку на грудь (в автомобиле нашлась полная фляга шнапса, который вполне годился в качестве антисептика, а бинты Индиана сделал из белой рубашки убитого немца), кровотечение уже почти прекратилось. Мало того, и входное, и даже выходное отверстие выглядело как-то неубедительно, пустяшно.
       Что помогло умиравшему Генри? Ведь он не принимал никаких чудодейственных эликсиров, не пользовался никакими магическими штучками. Всего лишь прикоснулся с святой Истинной Крови. Что ему помогло? На этот вопрос очень просто ответить, сформулировав мысль по-другому: КТО ему помог? КОМУ не нужны знахарские манипуляции с живой водичкой, чтобы спасти и сохранить?
       Маркус также был усажен на заднее сидение - с ответственным заданием придерживать раненого на ухабах и следить за его состоянием.
       Всю дорогу до Искендерона отец принимал Индиану то за призрак, то за плод своего воображения. Никак не мог поверить, что сын вылез из завала, поэтому общался с ним соответствующим образом. Он каялся. Он плакал и смеялся. Он непонятно шептал: "...Я исполнил предназначение...", радовался тому, что сбылось одно из предсказаний апокрифа тамплиеров. Грааль надежно похоронен в скале, Грааль не достался и не достанется Темному Владыке, вождю гуннов... Еще отец безостановочно говорил о Пер-Рамзесе, о Ковчеге и Гневе Господнем, о древнем Египте и древнем Израиле - пытался что-то втолковать призраку сына, но Индиана сидел за рулем и больше следил за ямами на дороге, чем за логикой его бреда.
       Вообще, дорога плохо запомнилась Индиане. Что-то происходило с его крепким доселе рассудком. Ему стало вдруг казаться, будто он в самом деле плод чьего-то воображения. Может быть, собственного, может быть, чьего-то еще. Оно и понятно: силы человеческие конечны, а усталость в немереных дозах - страшный яд, поражающий мозг... Движущиеся картинки беспорядочно наслаивались одна на другую - Эльза, отец, Лилиан, - смешиваясь с реальными пейзажами мирной Турции.
       Вдобавок, чудилось ему, что с какого-то момента в машине появились новые люди... или он сам оказался в чужом автомобиле? Загадка. Кто-то его о чём-то спрашивал, назойливо жужжал возле уха, - он только отмахивался. Задача была одна - домчать отца до госпиталя. И сын справился... вроде бы.
       Спасибо мощной немецкой технике.
       А еще, вроде бы, осмотревший отца врач ни на секунду не поверил россказням о "тяжелейшем пулевом ранении в грудь" и все удивлялся, как пациенту удалось избежать не только сепсиса или рожистой инфекции, но и обычного нагноения. По его мнению, с момента получения травмы прошло не менее недели-двух. Общение с врачом осложнялось тем, что кто-то опять мешал Индиане, встревал в разговор с идиотскими репликами, а до того - ворвался следом за ним в госпиталь...
       Было ли все это?
       Ясно одно: оставив отца долечиваться, доктор Джонс вернулся к себе в гостиницу.
       Вернулся - и слег сам.
       Обступающие его миражи окрепли, сделались если не полностью реальными, то полуреальными точно. Только тематика этих видений постепенно изменилась, круто уйдя в прошлое. Уже не конкретные события из собственной, насыщенной бредом биографии его одолевали, а почему-то древний Египет, древний Израиль, дворец Святости, Царские ворота... Короче, герой-одиночка заболел. Вероятно, не выдержал напряжения - ведь нервы есть и у таких людей, а все болезни, как известно, от нервов.
       Или, может, не болезнь это была?
       Руки его хранили прикосновение к Истинному - к тому, что было в кожаном кошельке Иосифа из Аримафеи. Вихрь этих прикосновений распространялся из рук по всему телу, ширился, вбирая все вокруг, лишая окружающий мир материальности. Человек метался головой по подушке, то открывая, то закрывая глаза - он не имел сил вырваться из засосавшего его безумия...
      
      
      
      ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
      ЕГИПЕТ. НАЧАЛО ИСТОРИИ
      
      
      
      
       ЕГИПЕТ И ИЗРАИЛЬ
      
       Первый народ перенял характер от Нила, стал таким же медленным и правильным, последовательным, плодородным и насыщенным сокровенными знаниями. "И родилось слово на сердце и языке Пта..." Все родилось в стране бога Пта*. Маат*, мать истины и порядка, вылетела из его Сердца. Боги влаги и суши, неба и земли, боги солнца и боги преисподней вышли из его уст. Око его стало Хором*, богом возделанной земли. Язык - Тотом*, богом меры и числа.
       Здесь родилось государство, искусство согласовывания людей. Здесь было выпестовано бессмертие духа и души, вечных странников Ка* и Ба*. Здесь заботились о бессмертии тела. Вслед за Паро-фараоном, земным солнцем, все - и великие и малые - отправлялись на ладье Ра-Озириса навстречу воскрешению. Это была сытая страна неторопливо текущих жизней.
       Второй народ оказался порывистым и импульсивным, он метался между Аккадом и Египтом и в конце концов отверг всех богов. Кроме одного. Такого же одинокого, как и человек. С которым невозможно войти в соглашение, которого нельзя умаслить. Этот Бог требовал полного напряжения телесных и душевных сил в отвержении зла. Он редко помогал, чаще карал...
       ...Отринь других, менее суровых богов, богов стихий и людских страстей, не поклоняйся ни человеку, ни зверю, ни красоте, ни величию. И к Господу своему тоже не взывай лишний раз. Но работай, плодись и размножайся...
       С каких-то пор Израиль стал занозой у Египта. Потомство Иакова было единственным племенем, которое, придя в Египет за счастьем, не растворилось в нем бесследно, как сахар в теплой воде. Израиль разбивал размеренный порядок растительно-речной жизни страны Кеме напряжением новой веры.
       Первым не выдержал Аменхотеп IY, Эхнатон, который не смог поклоняться старым близким и понятным богам и обратился к далекому потустороннему Атону*. Владыку не понял ни народ, ни знать, - никто, за исключением родной сестры-жены, известной в вечности как Нефертити.
       Затем могучие воители, Тутмос III и Рамзес Великий, нарушили мудрое многовековое затворничество Египта и даже волю богов, противопоставив им свою волю, свою энергию.
       Потом примкнули к Израилю сотни тысяч отверженных и возглавлен был новый народ воспитанником Паро по имени Мосес. Они ушли из благодатной страны на восток, напоследок обрушив на неё поток несчастья.
       И вот Шешонк Неукротимый, подпитываемый тем же беспокойством, решил уничтожить сам источник тревоги. И обрушился на Израиль...
      
      
      
       ВЗГЛЯД 1
      
       Правогласный Питхор Иосепт, приняв отчет "властелина жатвы" и прописав ему десяток палок за невыполнение задания, собрался в заросли Дельты поразвлечься охотой. Бегемоты его не интересовали. Что за радость сражаться со зверем во главе целого войска? А вот срезать из длинного эфиопского лука утку или журавля, взлетающего из папирусов, совсем другое дело.
       Именно в момент сборов посланец Большого Дома передал сановнику из уст в ухо, что Величество немедленно требует его к себе.
       Перед тем как направиться в пер-рамзеский дворец Святости сановник навестил домашнюю молельню. Он был смешанной крови, и разными были его боги. От отца он принял начальствование над полком Пта, идущим в бой под сенью желтых знамен с изображением длиннорогого быка.
       И отец по имени Петр, и собственно все бойцы Пта были с другого берега Срединного моря.
       Их смех не походил на тихое хихиканье египтян, а смахивал на ржание жеребцов. А шерсть на груди и клочные бороды придавали им звериный облик в глазах исконных жителей Кеме. Исконные к тому же отличались ненавистью к ратному труду. Бои и захваты не укладывались в египетский миропорядок (ведь неизвестно, какой из сторон повезет), неистовство не входило в число египетских добродетелей. Если на то пошло, среди египетских богов не было ни одного военного. Ничего похожего на громовика и воителя Зеуса. Это бородатое и глазастое божество как раз и стояло во главе угла домашнего капища у Питхора Иосепта.
       А по матери он был из потомственных бюрократов, "казначеев бога" и "заведующих закромами". Причем, происходил от самого визиря-чати Иосефа, который первый стал закупать для Большого Дома излишки зерна по приличной цене (в голодный год они продавались еще дороже). Материнские божества отсутствовали в молельне. То есть не было там никаких материальных следов ее Бога.
       Ее Бог был творцом (как Пта), сокровенным живительным солнцем (как Амон), но не терпел товарищей и двойников, запрещал свои изображения, не имел воплощений и предшествовал даже хаосу. Он хотел быть один на один с тобой и при этом налагать на тебя тяжкие вериги своих законов.
       Питхор Иосепт никогда не обращался к Богу матери, он понимал, что это может плохо кончиться. Поэтому сейчас он просто попросил богиню Маат укрепить и насытить ясностью его дух-Ка.
       Указав начальникам рабочих отрядов, распорядителям рыбаков и птицеловов, как распределять трудовые усилия, сановник вступил на палубу своей парадно-выходной барки. Судно с высокой кормой и широким парусом прошло мимо берегов, где крестьяне, как заведенные, вязали снопы, а вездесущие царские хранители ведомостей, мерщики и счетчики, исправно вели контроль и учет. К вечеру Апис-Нил* доставил Питхора Иосепта на своей широкой спине к пристани Пер-Рамзеса.
       Придворные рабы провели сановника сквозь трое ворот, мимо зыркающих глазами, но недвижных стражей, в гостевую резиденцию. Утром предстояла радостная встреча со Святостью. Только надо еще проснуться. Бывает, что душа не может вернутся из страны снов и тело начинает терять тепло жизни. Всякое случается во дворце Владыки, где каждый камень дышит его Мощью.
       Величество принял Питхора Иосепта в непарадные часы, в Палате Утренней Свежести, выложенной лазуритовыми изразцами. Совсем недавно Владыка приказал дневному светилу подняться, а ветру задуть с моря. Однако Его голову, подобную алмазу, венчала не двойная корона Верхнего и Нижнего Египта, а всего лишь повязка со священным змеем, сам он был облачен в простую набедренную повязку, украшенную только львиным хвостом. Курящаяся мирра приятно возбуждала восставшие ото сна члены властелина. Всего три наложницы в прозрачных тканях без устали наводили легкий ветерок опахалами из павлиньих перьев. Всего двое хранителей тела искусными движениями пальцев помогали течениям его божественных энергий. И лишь десять "провожатых Владыки", опершись на длинные прямые мечи, застыли в стенных нишах.
       Властелин, воплощение Амона, чья небесная душа-Ах* пребывает в районе полярных Звезд, начал просто и вполне дружественно:
       - Какой-то Соломон распространяет о себе массу нелепых россказней и слухов. Якобы он повелевает духами, имеет в гареме пятьсот наложниц, пишет притчи и любовные стихи, да еще построил храм своему богу из чистого золота. Какой-то Израиль вдруг возникает меж нами и Аккадом и начинает кричать повсюду о своем избранничестве. Да, было в наших пределах при Меренпте, Сыне Ра, сборище низких людей, обязанных трудится камнетесами и носильщиками. Не имелось у них единых предков и были они кочевыми азиатами, искавшими у нас пропитания. Себя называли они - иври, "перешедшие реку", потому что в кочевьях своих пересекали то Нил, то Ефрат. Недостойный воспитанник нашего Дома по имени Мосес смутил их недостойные Ба, научил колдовству и посвятил в выдумки Аменхотепа Свихнувшегося о сокровенном боге. Затем Мосес стал их вождем и воровски увел от работ шляться по пустыне. С тех пор некоторые Сыновья Ра попустительствовали и потворствовали бесчинствам этого подлого люда, и вот что из того получилось. В конце концов низкий сброд возомнил себя избранником высших сил и даже бога своего назвал царем Вселенной. Что ты на это скажешь, столп мой, правогласный Питхор Иосепт?
       - Что я могу сказать Сыну Солнца? Лишь повторить, что наша страна Кеме исполнена собственной мудрости, предана мировому порядку, хранимому предвечными богами, и вряд ли смутится от дерзких выкриков каких-то голозадых дикарей, не слишком отличимых по облику от обезьян.
       - Так-то оно так. Но мы полагаем, что зарвавшимся дикарям надо показать их место. С некоторыми их царьками у нас есть соглашения, и мы их не тронем. Пока что. Но того, кто нескромно зовет себя помазанником божьим и царем Израиля, общипаем сильно. Тебе, наш дорогой и правогласный Питхор Иосепт, предстоит решить задачу как раз в твоем вкусе - увезти все, что есть ценного, из главного храма в главном их городе. Но для начала придется, конечно, храм этот взять нашей Мощью и велением Семи Хатхор*. Мы велим дать тебе три сотни верблюдов и столько же сильных лошадей. В твоем распоряжении будет полк Пта и два десятка глинобитных машин в придачу.
       - Но я хочу недостойными устами сказать Сыну Солнца... - обеспокоился столп Большого Дома.
       - Все, иди. Мы знаем, что твой прародитель Иосеф принадлежал к тем самым иври, с которых нынче полагается строго спросить. И все же он усердно служил Большому Дому. Ведь Сын Ра своей благодетельной силой может любого выходца из смутных земель очистить от подлости и низости его происхождения...
      
      
      
      
       ВЗГЛЯД 2
      
       Город Иерушалаим должны были брать полки Амона и Ра. Полк Пта находился в резерве.
       - Вот он, Ровоам, бездарь, шапка блестит на солнце, - показал рукой штабной офицер.
       Штаб полка Пта расположился на холме, поросшем масличными деревьями. Светило застыло почти в зените, растительность источала тяжелый аромат, лениво жужжали мухи, недвижные знамена, казалось, налились каменной тяжестью. Солдаты, в основном северные варвары, расположились под кустами в непринужденных позах.
       Полковник Питхор Иосепт выбрался из приземистого желтого шатра и направил взор на далекую фигурку.
       - Значит, ты говоришь, Ровоам - царек племени иехуди, которого остальные израильские племена за властителя не признают. И даже послали его подальше реки Иордан, когда он пообещал хлестать их скорпионами, дабы ускорить поступление налогов. Сведения-то надежные? Вдруг на нас сзади налетит конница его союзников-бедуинов? Раз-два - и головы нет, ни у вас, ни у меня.
       Штабной офицер мигом отреагировал на размышления военачальника.
       - Сведения поступили от человека, который служит виночерпием у Ровоама, и заодно, как скрытый амонопоклонник, работает на Совет фиванского храма.
       - А, храмовая разведка... Они ведь передают Большому Дому лишь то, что посчитают нужным. Я бы предпочел, чтобы этот виночерпий получал свои сребреники у Совета Большого Дома. На всякий случай выставьте заграждения у подножия холма и устройте засаду вот на той дороге...
       Тем временем полки Амона и Ра являли чудеса дрессуры. Цепи метателей, выскакивая из-за больших деревянных щитов, швыряли через городскую стену копья с намотанной на острия горящей паклей. Лучники, приподнимаясь из-за тех же щитов, пытались попасть в бойницы и ссадить обороняющихся с верхотуры. Чуть подальше стояло два десятка баллист, похожих на большие ложки, а подле них начальники - с большими змеевидными жезлами. Механизмы размеренно отправляли здоровенные камни на расстояние в три полета стрелы, те шлепались где-то далеко в городе, являя Мощь Владыки и наполняя ужасом население. Еще дальше от стен были установлены катапульты, что угощали город Иерушалаим стрелами размером с бревно, тоже обмотанными горящей паклей. Такие посланцы Владыки должны были устраивать поджоги в разных частях города и вызывать бестолковую беготню животных и людей с ведрами и бочками.
       Штурмовые группы располагались среди виноградников. Там тяжело обвисли из-за безветрия хоругви с изображением крупнорогатого барана - животного, любимого Амоном. Там же работала группа жрецов из фиванского храма. Белые одеяния, бритые раскрашенные головы. Рабы божьи гон-нутеры задавали ритм битьем в большой барабан, чтецы гор-гебы повторяли победные формулы вслед за главным заклинателем - уэбом. Жрецы возились с изваянием Амона, статуей получеловека-полубарана в длинных, шитых золотом одеждах, возле которой дымились сухие травы. Через это изваяние Сила бога переливалась в Отвагу солдат.
       Защитники города тоже не зевали, швыряя со стен горящие широкие колеса, которые неслись вниз по склону, вызывая смятение и вопли на своем пути. Городские стрелки метко садили из луков и пращей. То и дело кто-нибудь с нападающей стороны шмякался с расквашенным черепом или запачканным кровью нагрудником.
       Но вот пропели горны, послышались там и сям барабанные дроби, и полк Амона ринулся на приступ в том месте, где из-за стены валил особенно густой дым. Набирая скорость, как "дыхание огненное", амоновцы с лестницами мчались к стенам. А через ров в мгновение ока были переброшены мостки.
       Далее были показаны четкость и слаженность. Боковые бойцы-латники широкими щитами прикрыли спины и головы солдат, несущих лестницы. Затем передние носильщики, опираясь на те самые лестницы, резво взбежали по стене. Оказавшись наверху, они стали лихо махать железными мечами, купленными за золото у заморских ахеян. Тут же у лесенок выстроилась очередь из штурмовиков, которая быстрой гусеницей поползла наверх. Когда передовые меченосцы рухнули с выпадающими внутренностями, очередь уже ворвалась на стены и стала разбегаться по пристенным мосткам, кромсая защитников города секирами и изогнутыми клинками.
       - Дальнейшее - дело техники. Нашей, египетской, - проговорил с долей отвращения Питхор Иосепт. - Пусть израильтяне и сноровистые драчуны, недурные в ближнем бою, но кто они есть - дикари, Люди Мглы. Куда им сдюжить против египетского боевого порядка, который предвечный Пта влил в умения и души Настоящих Людей? К тому же наших больше раза в три... Колесница Ра преодолеет не такую уж большую дистанцию на небе, когда подключится желтознаменный полк Пта...
       И в этот момент бессильно распахнулись Царские ворота.
       Полковник чуть повернул голову в сторону штабного офицера, который сразу согнулся, показывая полную готовность исполнить волю высшего начальника.
       - Правогласный Джедефхор, передай чутким ушам начальников отрядов, что пора заняться построением в походный порядок. В город войдем стройной колонной, внушающей страх и зависть. И прикажи, Джеди, чтоб подвели ко мне мою любимую лошадь Пирамиду. Она не любит скакать, и это мне в ней нравится.
       Когда построение было исправно завершено, полковник, осененный стягами, в окружении самых крепких и испытанных воинов возглавил колонну. Но перед тем приподнялся в стременах, чтобы увидеть весь полк.
       - Солдаты Пта! Владыка вдохнул в вас Мужество и возложил на вас почетную задачу - исполнить веление Семи Хатхор и установить в этом варварском городе египетский порядок. Занять Царские и Левитские ворота. Содействовать тушению пожаров, предотвращать поджоги, надзирать, чтобы низшие воины не теряли голову от грабежа, и самим не усердствовать. Резню останавливать. Безоружных жителей из города выпускать... Ибо бесполезное убийство не признается владычицей порядка Маат за добродетель. Помните, что вы египетские солдаты, а не ассирийцы какие-нибудь. Но не это главное. Своей Волей Большой Дом обязывает вас вынести все ценное из главного храма этого города: и золото, и медь, и сосуды, и щиты, и ткани, и изваяния, если таковые найдутся.
       - Рады служить Большому Дому, - рявкнули в ответном слове солдаты и шмякнули мечами и копьями о щиты.
       Действительно, колесница Ра не одолела и двадцать четвертой части дневного пути, когда Питхор Иосепт и его полк оказались в городе. Грабеж был в полном разгаре, работа спорилась. Картину составляли клубы дыма, падающие головешки, давка, солдаты, снующие по домам, как крысы по корзинам с хлебом, лязг металла и визги, стенания, вопли.
       Женщины в разорванных одеждах с выпростанными грудями. Их тоже много. Женщинам в такие дни приходится несладко. Но египетские воины знают меру в насилии, никто не хочет навлечь на себя гнев Исиды - заступницы жен и дев.
       ...Храм, построенный царем Соломоном, не мог равняться с Карнакскими или Луксорскими махинами в городе Амона - Фивах. Был это просто большой дом, двадцати локтей в ширину и шестидесяти в длину. Да, иехуди довольно наглое племя, согласился Питхор Иосепт с совершенно правильным изречением Величества. Их Ба спит, и Ка молчит, они не признают Маат. Растрезвонили бесчинно, понимаешь, о своих липовых достижениях.
       Когда подоспел полк Пта, солдаты Ра уже подпалили притвор и без особого успеха пробивались внутрь храма. Однако свежие и не участвовавшие в бою бойцы Пта мигом разогнали их и первым делом оцепили иерушалаимское святилище. Затем часть солдат проникла с помощью лестниц на крышу, через которую просочилась на веревках внутрь храма. Одновременно с помощью глинобитных машин в стенах твердыни были пробиты щели, достаточные для проникновения плечистых бойцов. Защитники святилища оказались под ударом со всех сторон. Однако они были ловкими, крепкими и вооружены короткими, но закаленными железными мечами, поэтому, прежде чем дать перебить себя, забросали трупами бойцов Пта весь храм.
       А потом защитников не стало. И закипела другого рода работа. Солдаты рьяно выламывали кедровые доски, обшитые золотыми пластинками, из стен; сшибали позолоченный орнамент и барельефы; вытаскивали массивные золотые гвозди; укладывали в мешки кадильницы, чаши, лампады, подсвечники; сдирали шелк и виссон, закрывающие ниши; сноровисто скатывали ткань в рулоны.
       - Солдаты Пта! - протрубил полковник в суматоху, царящую в бывшей молельне. - Все эти ценности принадлежат Большому Дому, не пробуйте прятать их даже за щеку или выносить за заграждение. Только сдавать писцам-счетчикам. И убереги бог ваши руки и ноги от сомнительных поступков. Еще раз повторяю для тех, чья душа-Ба до сих пор пребывает в потемках: сдавать писцам, находящимся подле верблюдов, справа от главного входа в храм.
       А потом он заметил приземистого солдата, который, прихватив золотой семисвечник, пытался проскочить под покровом пыли в какую-то щель в левом приделе храма.
       - Эй, парень, неужто Амон наступил тебе на ухо? Или твой родной Зеус щелкнул молнией по твоей голове? Такая шутка может плохо для тебя кончиться, - окликнул командир рядового, а потом добавил несколько слов на родном для бойца крито-микенском диалекте: - Пакуро[42], куда ты прешь, как таурос[43] с перцем в заднице. Лучше отнеси эту покатама[44] дяде с ведомостью.
       Вор не откликнулся, лишь прибавил ходу. Тогда начальник полка кинулся вслед за потерявшим стыд воином. За щелью в стене была сумрачная пыльная комнатка. Полковник ничего не успел разглядеть, только чуть присел, почувствовав приближающееся лезвие, и все равно демон боли впился в плечо. Солдат, от которого, видно, отвернулись все благие боги, чуть не зарезал своего командира. Питхор Иосепт отскочил в сторону, однако не удержался на ногах и рухнул на пол. Он едва успел перевернуться на спину и заметить быстро надвигающуюся тень. Когда вор наклонился к нему, чуть замерцало лезвие меча. И того было достаточно, чтобы зацепить вора одной ногой за щиколотку, другой толкнуть его в живот. "Пакуро" грузно разложился по полу.
       Но когда полковник поднялся, вор уже утвердился на своих крепких ногах. Его расплывчатая мощная тень, похожая на злобного демона пустыни, повергала в смятение душу-Ба, заставляла ее нашептывать, что все пропало. Питхор Иосепт, рассердившись, мысленно надел на нее колпак, как на птицу, и ощутил тяжелую волну, прокатившуюся от противника - будет укол слева под диафрагму! Левая рука полковника двинулась от лица по кругу вниз и там встретила предплечье врага. Затем еще пол-оборота телом, Питхор Иосепт примкнул боком к противнику, его правая рука проникла за спину вредному "пакуро". Командир и солдат почти обнялись, а затем последовал бросок через бедро из арсенала крито-микенской борьбы. "Пакуро" рухнул мешком на пол, попытался еще поднять голову, но нога полковника припечатала его низкий лоб. Тем самым поединок был окончен, беззаконие покарано, и семисвечник перекочевал в руки правогласного.
       Однако Питхор Иосепт почувствовал чье-то присутствие в помещении и начал суетливо нашаривать меч, оброненный солдатом.
       - Я стар и безоружен. Я - священник этого храма Элиезер, - раздался не слишком бодрый голос.
       - Все сразу становятся старенькими и безоружными, когда продувают битву. Если ты, служитель этого храма, просишь моей защиты, ты ее получишь. И я поступлю согласно предписаниям Маат. Если же ты захочешь остановить разрушение храма, ты не сможешь этого сделать. Такова уж Воля Большого Дома, не ведающая преград, таково веление Семи Хатхор.
       - Я, молодой человек, не прошу защиты, мой дух-руах* не крепче держится в теле, чем венчик одуванчика на стебельке. И не прошу я остановить разрушение Храма, потому что этого хочет Господь. Мы грешили пред очами его, и он послал на нас Владыку Мицраима.
       В комнате будто стало светлее. Питхор Иосепт явственно различил собеседника - беленького чистенького старичка с носом-клювиком и головой, скрытой под платком.
       - С этим утверждением трудно спорить. Весьма сожалею, что ваше верховное божество ничего лучшего вам не пожелало. Однако меня разбирает здоровый смех при мысли о том, что Сын Ра получал указания от вашего господа.
       - Нашему Господу подвластны не только обитатели Мицраима, но все страны и народы. Всякая тварь создана им и поддерживается его дыханием каждый миг.
       - Ты, ветхий днями, волен прошамкать что угодно, ведь душа твоя окутана мраком старости и испарениями невежества.
       Старичок взял паузу, потом произнес вопросительно-утвердительно:
       - Владыка Мицраима вознамерился уничтожить Ковчег со Скрижалями Завета*, которые вскоре будут вынесены твоими воинами из Святая Святых.
       - Мой повелитель - воплощение бога мудрости Тота, великий бог Пта живет в его духе-Ка. Владыка - тонкий собиратель реликвий чужих народов. Но если он, исследовав своим Ка то, что называешь ты Ковчегом, найдет его источающим зло и захочет уничтожить, ничто воспрепятствовать Воле Величества не сможет. Ведь ей подвластен даже Священный Нил.
       - И все-таки ты, военачальник, спрячешь Ковчег и сохранишь его, и много поколений сменит друг друга на земле, прежде чем он будет найден, а тогда Сила Скрижалей спасет народы, погрязшие в грехах и почерневшие от беззаконий.
       - Речь твоя, старец, красива, но бесполезна. Зря ты пытаешься смутить меня и толкнуть на преступление. Если даже у нас общие праотцы, то кровная связь для меня ничто в сравнении с ревностным служением Большому Дому, с долгом перед Владыкой - Хранителем Кеме, с порядком, установленном благими богами...
       Проговорил это Питхор Иосепт и почувствовал, что остался в комнате один, как перст, а старец то ли скользнул в потайную дверь, то ли испарился, будучи всего лишь призраком.
       Не успел правогласный начальник воинов вернуться в храмовый зал, как его обступили солдаты, не смеющие показать лица.
       - Господин наш, прогневали мы этого бога бесчинствами в его доме...
       Храм, где были ободраны даже стены, мало чем напоминал святилище, которое нашли они здесь утром.
       Алтарная завеса была разорвана, за ней в полумраке проглядывался лишь какой-то ящик. Украшенный крыльями и поблескивающий золотом, а еще источающий смутную угрозу.
       - Почему это не вынесено до сих пор? - полковник свел брови воедино.
       - Так вот же, господин, - офицер Джедефхор махнул рукой.
       То, что совсем недавно было солдатами полка Пта, теперь представляло месиво, негодное для сохранения в виде благородных нетленных останков. Неведомая сила подбросила воинов вверх, а по пути они вскипели и лопнули, так что на пол вернулись жалкие ошметки.
       Джедефхор едва продавил в закостеневшее горло:
       - Здесь мощная магия. Нужны жрецы, которые смогут разрушить ее силой Пта.
       - Ну, так тащите сюда полковых жрецов!
       Страх набухал в полковнике на дрожжах недоумения - как всемогущий Пта допустил такое?! Происходящее никак не укладывалось в его планы бодро рапортовать Большому Дому о том, что Ковчег уже движется в сторону Кеме для вечного упокоения в каком-нибудь из храмов Амона.
       Жрец - уэб Хардедеф - заставил себя поискать, однако когда он разглядел красноречивое месиво, то побледнел, даже позеленел ввиду изрядной смуглоты.
       - Ну, работайте, отец святой, - напористо сказал полковник. - Вам и четки в руки.
       - Мне кажется, надо пригласить войсковых жрецов...
       - А мне не кажется.
       - Сегодня мой теменной тысячелепестковый лотос может и не раскрыться, чтобы принять лучи Пта, - Хардедеф попробовал квалифицированно увильнуть.
       - Чтобы ожидать, когда наступит просветление, не надо быть жрецом. Тем более, главным полковым. Дело ведь в знаниях. Насколько я понимаю, сила Пта в тех священных именах, которые вы призовете своими устами...
       Жрец почти обреченно хлопнул в ладони. И тут же дьяки гон-нутеры подхватили ритм. Пта, в отличие от чинных Амона и Ра, любил энергичное служение. Хотя любому египетскому богу были бы мерзки непристойные телодвижения, выкрики и визги, которыми отличаются поклонники азиатских божеств, финикийской Астарты и аккадского Мардука.
       Немного погодя, казалось, заклинательное дело пошло на лад, дьяки были в ударе, курильницы активно дымили ладаном.
       - ...Пта - драгоценность в лотосе, Пта - свет небес, Пта - хранящий наши Ка в Сердце своем, Пта - милующий и спасающий...
       Гор-гебы стройно вторили уэбу. И вот Хардедеф сокровенными словами отверз свой Ка, который поймал луч Пта, и теменной тысячелепестковый лотос озарился божественным светом. Жрец взмыл на цыпочках - словно воздушные элементы его тела потянулись к небесной Нут из оков Геба... и упал на невидимую завесу алтаря.
       - И полный порядок, - обгоняя события, шепнул Джеди.
       Хардедеф будто бы прошел уже сквозь завесу и... удар был настолько силен, что жрец в миг превратился в лужу горячей дымящейся слизи на полу.
       - Ну и ну! - осталось произнести присутствующим.
       Гор-гебы и гон-нутеры бросились врассыпную из чуждого им святилища. Стали поодиночке сматываться и солдаты.
       - Давайте-ка все вон отсюда! - поторопил их начальник полка и пожаловался неизвестно кому: - Только на желчь мне действуют, бестолочи.
       Немного погодя в храме не осталось никого, кроме Питхора Иосепта и Джедефхора.
       - Что мы пока имеем с разорения храма, кроме небольшого количества золота, которого и в Египте за глаза хватает? - задумчиво произнес Джеди. - Железо - и то нам пригодилось бы больше...
       - Я сделаю все сам, - наконец приговорил сам себя Питхор Иосепт.
       Подчиненный испугался:
       - Что вы, господин мой полковник? Вам что, злой Сет свистнул в ухо? Нельзя...
       - Можно. Если бог израильтян не испепелил всех нас, едва мы сунулись в храм, значит, он хочет, чтобы египтяне забрали Ковчег. Но только не как победители, не как крутые гордецы.
       - Я думаю, господин мой полковник, подойдете вы к завесе как гордец или как человек, уподобившийся по скромности скарабею, вы все равно превратитесь в квашню. Самое плохое тут, что никаких благородных нетленных останков из вас уже не получится, и великий Озирис никогда не возьмет ваш Ка в свою лодку, плывущую в вечность. И станет ваш Ка бесприютным духом, питающимся кровью...
       - Это не слишком вдохновляет, Джеди, но и тебе неплохо бы подышать свежим воздухом.
       Подчиненный не без облегчения вымелся из чужого святилища, где не осталось никого и ничего, кроме военачальника и сурово блестящего ящика.
       Питхор Иосепт призвал помогать ему всех известных богов, затем обреченно сделал шаг через завесу. И ничего. Еще шаг - и как будто пространство сзади потончало, побледнело, стало зыбким, но Ковчег не желал делаться ближе. А сверху принялись заглядывать баран-Амон, павиан-Тот и бык-Пта. Звериные ноздри жадно втягивали ароматы этого мира.
       Еще вперед. То, что за спиной, - потекло, заструилось, и вскоре уже напоминало стаю разноцветных переливающихся пузырей, которые разлетались, слетались, сливались и делились. Но Ковчег не стал ближе ни на локоть. Головы Амона, Тота и Пта утратили четкие очертания, обернулись вихрями, смерчами пустыни, втягивающими и вновь выбрасывающими переменчивые образы этого мира.
       Один шажок - и пузыри сзади полопались, осталась игра каких-то сияний. Но Ковчег будто оттолкнулся от человека. Амон, Тот и Пта растеклись струями, не слишком отличимыми от остальных переливов.
       Питхор Иосепт понял, что исчезает, как туман на холмах Ханаана поутру. В этих переливах не было ничего собственного, ничего, имеющего отношение к нему. Оказалось, что мир нарисован кем-то ради забавы. И тут он вспомнил: одинокий человек - Один Бог. Есть лишь два источника напряжения, которые творят жизнь.
       Лишь тогда он смог подступиться к Ковчегу. И пока шел навстречу чужой святыне, чувствовал, как поселяются упорство и сила в ногах, руки насыщаются мощью, уши - многозвучием, глаза - пестротой красок, как родится новая воля в сердце и желание понимать в голове. Первое, что он понял - те сущности, что играют миром, играют и им. Рано или поздно, когда от их власти освободится достаточное множество душ, игроки пожелают сыграть последнюю партию, партию на уничтожение. И тогда людям особенно понадобится Ковчег.
       Для Ковчега должен быть создан тоннель через время.
       У жителей Кеме и Аккада времени нет. В обитаемой части земли Владыка и благие боги с необходимой повторяемостью дают тепло, плодородный ил и влагу, а люди, снабженные необходимым навыками, предпринимают соответствующие усилия. Всегда был Большой Дом, всегда мерщики и счетчики учитывали плоды труда, а большие и маленькие властители направляли движения людей. Но сейчас Питхор Иосепт ощутил, что время у него появилось. Как у всех, кто поклоняется Скрижалям Завета, это время будет потрачено на то, чтоб вырваться из чужой игры.
       Вскоре полковник возник в снесенных наполовину воротах Храма и сказал своим солдатам, которые, ощерившись копьями, замерли в молчаливом напряжении, изнуряющем все мускулы и члены тела.
       - Четыре парня покрепче ко мне. Вы понесете Ковчег.
      
      
      
      
       ВЗГЛЯД 3
      
       - Лев, охотящийся для себя! Покровитель Обеих Земель! Золотой Хор! Сын Ра, дающий плодородие Обеим Землям, воссиявший, как отец своей Девятки*, питающийся золотом и драгоценными камнями! Да будешь ты жив, невредим и благополучен, бог благой... - провозгласил хранитель титулатуры.
       Святость стоял под балдахином с колоннами-лотосами, сжимая в скрещенных руках жезл и бич. Сын Ра, родственник богов, в таком же виде он уплывет когда-нибудь в ладье саркофага через бренный мир в звездные жилища. Подойти ближе чем на пять локтей, даже на четвереньках, не позволяли правила приличия. Однако Питхор Иосепт был выделен из чинной толпы приглашенных в пер-рамзесскую обитель Владыки.
       - Ты, Питхор Иосепт, начальник полка Пта, правогласный, столп Большого Дома, хорошо выполнил свою работу, - сказал Величество. - Стань ближе.
       И начальник воинов приблизился на четвереньках к сияющему одеянию, к лицу, припудренному золотом, к двойной короне Пехепту, которую надевали все Владыки - вечность, вечность и вечность, - и которая неизменно внушала благоговение всем подданным.
       - Да позволит Сын Ра своему рабу задать вопрос: что станет с племенами израильскими и ковчегом их бога?
       - Мы позволим себе ответить на вопрос любезного нашему сердцу друга. С племенами израильскими покончено раз и навсегда. Без силы, заключенной в так называемых Скрижалях Завета, они просто кучка варваров, которых скоро развеет ветер пустыни. А сами Скрижали... тут вопрос богословский, надо посоветоваться с верховным служителем Амона. Мы полагаем, к заходу великого солнца он уже прибудет из Фив. Да, мы знаем, ты бы предпочел, чтобы изрек свое слово и совет Мемфисского храма Пта, но таков порядок.
       "А это означает, что главный фиванец постарается разделаться с Ковчегом как можно скорее, - когда отполз от престола, подумал Питхор Иосепт и уже не понял, от духа-Ка или Сердца-Ба явилась эта мысль. Он прощупал придворную толпу оценивающим взглядом, задержавшись на одной знакомой физиономии. - Птахотеп, член Совета Большого Дома, Южные Уста Владыки, занимающийся сношениями с фиванским храмом. Вот ты мне и нужен".
       Было время, когда все храмы пресмыкались перед Большим Домом и Владыкой как верховным жрецом. Но при Тутмосе III и Рамзесе II, изливавшими свою божественную Мощь за пределы Кеме, жрецы, оставшись без присмотра, налились большой и самостоятельной силой. Воители требовали крепкого тыла, и храмы содействовали, во-первых, благонравию, во-вторых, внушению превосходства египетской веры и порядка перед запредельными, варварскими. Естественно, что и храмы тогда померились силой меж собой, орудуя магией, подкупами и отравой. И в итоге фиванский храм Амона уделал все остальные. Наверное, потому, что давно наложил руку на золото, серебро, слоновую кость и магические растения, поступающие из Нубии и Эфиопии.
       При Владыке Меренпте, кстати, сыне Рамзеса Великого, фиванский храм Амона, ревностно лелеющий превосходство египетского миропорядка, настоял на изведении иври посредством принудительных работ. Мосес и его компания показались верховному служителю бога опасными последышами свихнувшегося еретика Эхнатона, который безумно и бесчинно возжелал уничтожить все божьи дома.
       Владыки, все более ощущая силу и угрозу храмов, старались не противоречить им. Храмовые "девы радости" пробились на уровень "невест бога", и в таком качестве сделались великими супругами Величеств. Дело дошло до того, что жрец Херихор сам стал Владыкой.
       Но при Владыках Бубастидах, на чьих хоругвях красовалась кошкоголовая Бастет, Совет фиванского храма удовольствовался мирской властью лишь в Верхнем Египте, и только духовным авторитетом в Нижнем.
      
       * * *
      
       Питхор Иосепт нашел Птахотепа в плавнях, где тот бил острогой огромных сомов ради своего развлечения. Конечно, полковник выдал это за совершенно случайную встречу.
       - Ого, ваши сомы, о Южные Уста Владыки, видимо, питаются моими утками.
       - Дорогой родственник! Хвала Тоту, что он пересек наши пути. Я слыхал, вы весьма отличились перед Большим Домом, доставив в резиденцию Владыки колдовской ковчег израильтян.
       - Мы, кстати, больше родственники, чем вам кажется, поскольку чати Иосеф был и вашим предком. Недаром же вы замазываете черной краской рыжину волос, столь не свойственную египтянам, однако имеющую прямое отношение к иври.
       - Или ливийцам, или ахейцам, - несколько встрепенулся Птахотеп. - И вообще, у верных слуг Большого Дома различие кровей утрачено, в их жилах течет одна лишь светлая преданность...
       - Тем не менее Сердце-Чати* подсказало мне, что я найду в вас соучастие, правогласный Птахотеп.
       - Моя Ба говорит мне, что помощь, оказанная вам, станет зерном, брошенным в благодатную почву, - аккуратно высказался сановник.
       - С вашей Ба трудно спорить. О, родич Птахи, я благодарю Семь Хатхор за то, что именно вы заведуете в Совете Большого Дома перепиской с фиванским храмом Амона.
       - Какая сила вдохнула в вас такую проницательность? - попробовал выяснить ушлый Птахотеп.
       - Переписка властителей - есть кровеносные жилы государства. Сама благодетельная Маат намекнула мне, что такой Столп Большого Дома, как вы, обязательно должен поддерживать Владыку в столь ответственном деле. Ведь от равновесия Большого Дома и Храма Амона зависит порядок в стране Кеме. Лиши вас Владыка этой работы, и вы вскорости исчахнете от желчи, переполнившей ваши благородные внутренности.
       - Слова Сердца вашего, Питхор Иосепт, проникнуты мудростью Тота, - согласился Птахотеп.
       - Я хотел узнать, не направлялось ли донесение из Большого Дома в Храм Амона о скорой перевозке трофейного ковчега в какое-либо известное или потайное место?
       И тут Птахотеп запыхтел от внутреннего жара, несмотря на достаточно свежий ветер, задувающий с моря.
       - Из ваших глаз, начальник полка Пта, выглядывает злой демон, - наконец произнес он.
       - Вы происходите от Иосефа, поэтому и вам, и вашему Ка не должна быть безразлична судьба израильской святыни.
       - Я - египтянин и Страж Южных Врат Большого Дома, - отчеканил напряженный Птахотеп.
       - Да, и Столп Большого Дома. Но если вы не поможете мне, то Бог Израиля непременно поразит вас своим гневом. А я уж нагляделся на то, как в Храме Соломона он превращал людей в квашню, совершенно негодную для изготовления даже самых посредственных священных останков.
       - Я вынужден немедленно расстаться с вами, Питхор Иосепт. Ваша Ба замутнена дыханием злого Сета.
       - Надолго ли мы расстанемся? Ничто сейчас не освежает вашу память? Я стану вашей второй Ба и напомню, что храм смог заполучить каменоломни Пер-Неб-Она именно благодаря вам. И не с вашим ли живым участием храм Амона подсунул колдунью-жрицу в женский дом нашего Владыки?
       - Я все равно оставляю вас наедине с вашими демонами. Сет вошел в ваше Сердце, - Птахотеп махнул рукой гребцам и плюхнулся под балдахин, барка же под резкие выкрики "кхе-ху" стала удаляться от ладьи Питхора Иосепта.
       Тут и Ка, и Ба хором заорали полковнику, что Птахотеп заложит его, и тогда, в лучшем случае, светит ссылка в крепость Чар на границе со страной Ретену, причем нос и уши провинившегося будут отделены от головы. А в худшем - ему пропишут сотню палок и дыхание жизни покинет его ноздри. Недовольный Ка-хранитель навсегда оставил Питхора Иосепта и вернулся в дом Пта, даже Ба шмыгнула прочь темной тенью.
       - Ну как теперь, Господь Израиля? - сокрушенно прошептал военачальник. - Это ведь ты разлучил меня с богами Египта. Может, вера в тебя правильна и благостна, но раб твой становится жуком на дороге, по которой марширует отряд солдат. Упорхнул мой Ка. И Ба стремглав убежала. Благая Маат с небесной Хатхор теперь не обратят в мою сторону свои светлые лики, лишь скверные демоны пустыни совьют мерзостное гнездо в моем опустевшем сердце.
       И вдруг Питхор Иосепт понял - между ним и Богом нет ничего, ни божеств, ни демонов. Все они, и дарители, и упыри, оказались рябью на воде. Питхор Иосепт сам был полюсом напряжения, но бесконечно бОльшим полюсом являлся Господь, и вот между ними проскочила молния.
       - Слушай, Израиль, Господь Бог Наш, Господь Един...
       В этот момент перед баркой Птахотепа вспенился бурун, будто со дна заторопилось к поверхности животное размером с пять упитанных бегемотов. Бурун ударил в борт, и трое гребцов кувырнулись за борт. А затем жуткое водяное явление приподняло барку и закружило ее.
       - Вода промыла мои глаза! - донесся жалкий голос Птахотепа. - Я вижу, что был неправ, когда не слушал своего мудрого Ка, дарованного богами... какой-то вредный демон сидел в моей утробе и нашептывал дурное...
       Тут волна плюнула ему в рот, и он поперхнулся, но немного погодя бурун спрятался под поверхность воды, и барка стала замедлять свое вращение.
       Используя момент раскаяния, Питхор Иосепт пошел в наступление:
       - Похоже, уста моего друга выплюнули вредного демона и дышат сейчас одной лишь правдой. Я знаю, что правогласный искусно владеет тайнописью, которой Большой Дом пользуется для сообщения с фиванским храмом.
       - Но этой тайнописью не составлялись никакие послания, в которых имелся бы хоть один знак о ковчеге израильского бога. Клянусь Тотом, создателем тайных слов.
       - Вы явно находитесь сейчас в благой власти Маат. Так отверзните еще раз свои уста, чтобы голая правда беспрепятственно текла из вашего Сердца. Не проходили ли через вашу Палату донесения, составленные какой-то незнакомой вам тайнописью?
       - Да, было одно такое донесение, - после паузы, заполненной мучительным кряхтением, Птахотеп все-таки выпустил правду наружу. - Его сразу же изъял начальник личных писцов Владыки. Я не смог понять в нем ни одного знака.
       - А какое имя у этого достойного человека?
       - Мериамон. Но он никогда не покидает обитель Владыки.
       - Я сам появлюсь там. Вы должны только заманить моего будущего друга Мериамона на гостевую половину. Там я угощу его соком одного эфиопского растения, и его Сердце-Ба раскроется, как орех, а дух-Ка вознесется высоко в объятия небесной Нут.
      
      
      
      
       ВЗГЛЯД 4
      
       На аудиенции у начальника кавалерии Питхор Иосепт безуспешно выпрашивал конницу для укрепления полка Пта, но ему объяснили, что одна лошадь стоит дороже десяти солдат. Затем дворцовый раб должен был провести военачальника через Двор Услады Ра к Воротам Добродетельного Служения, сквозь которые впускались-выпускались все чиновники средней руки.
       Они шли по дорожке, усыпанной красным туфом, среди двух рядов аккуратно подстриженных магнолий, ниже которых ветвился густой тамариск. Раб с жезлом чуть впереди, полковник на шаг позади.
       И вот на прямом отрезке дорожки никого кроме них нет.
       - Эй, достойный слуга своего властелина, сила моего зрения ослабла из-за песка пустыни, но мне кажется, там под кустом покоится тело, принадлежащее благородному человеку. Вдруг в нем еще струятся жизненные соки? А если нет, то оно нуждается в превращении в священные останки, - заботливо произнес полковник.
       - Где оно, господин? - задался вопросом провожатый.
       - Да вот там.
       Подневольный человек стал вначале вытягивать голову, потом туловище. И в какой-то момент получил удар в основание черепа, после чего сам был заброшен в кусты.
       - Не было тела, так будет, - пробормотал Питхор Иосепт, забирая себе набедренную повязку, сандалии и парик доверчивого раба.
       Теперь - по правой дорожке, мимо водоема, заросшего белыми лотосами, мимо плещущихся золотых рыбок, затем вдоль галереи, что охранялась гранитными изумрудоглазыми кошками... Тут злоумышленник (которым, несомненно, являлся Питхор Иосепт) и повстречался некстати с дворцовым служителем.
       - Ты, плевок Сета, куда тащишься? - прицепился мелкий начальник внушительной комплекции.
       - Хранитель Восточных Палат послал меня к Воротам Служебной Добродетели встречать гостя, - слабым голосом, выражающим покорность, отозвался Питхор Иосепт.
       - Но эти ворота после полудня закрыты!
       - Боюсь, мой господин, я что-то перепутал. Небесный огонь напек мою тощую голову.
       - Возвращайся к Хранителю Восточных Палат и передай, чтобы тебе выписали двадцать палок по пяткам за глупость.
       - У вас лямка на сандалиях развязалась, - нашел что сказать злоумышленник, и когда служитель наклонился, вмазал кулаком по правой части его складчатого затылка. Однако промахнулся, задел лишь ухо. Жирняга тут же врезался ему в живот головой, увесистой, как медный котел. Питхор Иосепт плюхнулся на дорожку, а его неожиданный противник широко распахнул рот, чтобы заорать.
       Трепетные слова не сорвались с языка, потому что служитель получил порцию песка в глотку. Тогда он захотел садануть дерзкому злоумышленнику ногой под ребро, но лежащий полковник ухватился за жирную щиколотку и пинком в живот уронил дородного человека на туфовую дорожку. Затем отвесным ударом в лоб заставил Ка служителя временно отделиться от тела. Однако само тело надо было срочно куда-то девать.
       Ближайшая колонна в галерее изображала лотос, имела множество каменных лепестков, на них и был своими подмышками надет служитель - со стороны, противоположной дороге. Но прежде его парик с набедренной повязкой перекочевали к злоумышленнику.
       Далее путь некогда правогласного Питхора Иосепта пролег через террасу, крытую малахитовыми плитками с лазуритовыми сфинксами в четырех углах. Стражники впустили его со двора, даже не моргнув. И вот полковник, притворившийся служителем, оказался уже в канцелярском крыле и заторопится вдоль ряда дверей и боковых переходов. Управление закромов, палаты начальника закромов, начальника матросов, управление гонцов... В дальнем конце галереи замаячили две фигуры: Птахотеп и Мериамон. Укрыться можно только за статуей Амона, стоящей в нише.
       Сандалии шлепают все ближе и ближе, топчут мраморный пол совсем рядом. Мериамон останавливается... и оборачивается спиной к статуе, лицом же к изваянию расположился Птахотеп. Сановники беседуют о мерах по улучшению службы гонцов. И тут две крепкие руки протягиваются к Мериамону, притискивают его к каменному Амону, одна ладонь разжимает челюсть, другая вливает магический сок. Хрип чередуется с бульканьем. Сок проливается в нутро, резво проникает в жилы и достигает сердца. В нем рождается демон, который набрасывает темное покрывало на Ба и изгоняет Ка туда, откуда оно явилось.
       - Кто это? - голос Мериамона походил на скрип двери.
       - Земная Тень Амона хочет говорить с тобой, о правогласный Мериамон, - смело представился Питхор Иосепт.
       - Что нужно Владыке Небесному от его смиренного создания?
       - Соблюдения любезного ему порядка... Служители Амона из фиванского храма сокрыли от великого бога свое Сердце, они затевают недоброе, хотят внести в алтарь храма Ковчег израильского демона и поклоняться ему...
       - Но служители Амона всей своей Ба возжелали уничтожить Ковчег, они сразу решили утопить его на излучине за крокодиловым бродом. Благая Маат свидетельница моим словам.
       - А когда? - стала уточнять "тень".
       - Сегодня после захода, неужто господину моему Амону неведомо это?
       - Он испытывает тебя, глупыш.
       - Но я всегда был верен...
       - Да ну тебя, надоел. - И Питхор Иосепт, надавив на сонную артерию, прервал оправдывания Мериамона, отправил его в глубокий обморок. - Куда теперь бедолагу засунуть-то?
       Впрочем, выбирать способ устранения тела пришлось недолго. Поблизости находилась большая фаянсовая ваза из Фаюма, куда и был опущен не слишком крупный Мериамон.
       - Два человека, которых я отправил по пути Озириса не слишком далеко, могут вскоре вернуться назад, - обратился Питхор Иосепт к Птахотепу. - Поэтому я должен срочно покинуть Обитель Владыки. Хотя мне тут нравится.
       - Я провожу вас кратчайшим безлюдным путем, чтобы вам не надо было следовать через присутственные места, - сказал Птахотеп, заводя Питхора Иосепта в маленькую дверцу, за которой начинался узкий коридор, почти лаз. - Но Ужас живет во мне с тех пор, как мы повстречались с вами там, на Реке. Чего хочет ваш повелитель, могучий демон из страны иври?
       - Он хочет, Птахотеп, много страшного и неприятного для нас. Чтобы мы не убивали, не крали, не прелюбодействовали, не лжесвидетельствовали, не желали жены и имущества ближнего своего...
       - В убийстве, краже и лжи мало пользы для Большого Дома и для людей высокородных, - согласился столп Большого Дома. - Им и так все принадлежит по велению Семи Хатхор. Поэтому Владыка и правогласные карают за беззакония в основном подлый люд, не знающий своего места. Конечно, не всегда еще возмездие настигает виновного. Ведь страна Кеме велика, а у Большого Дома столько других забот - направлять Нил, поднимать утром солнце, сажать его вечером... И, кстати, стоит ли порицать слабого человека за желания, которые внушаются богами?
       - Скрижали Ковчега говорят, что за злые поступки и желания кара неотвратима как для высокородных, так и для низкого люда, и кара будет от Бога. Кроме того, там сказано: не имей богов кроме него, не твори кумира и не поклоняйся образу, не прельщайся величием солнца, луны и звезд, не взывай к Богу всуе.
       - Какая нелепица! Что-то дикое, - Птахотепа даже передернуло от отвращения. - Несообразное Ка и Ба, противное Истине и Порядку, хранимым Маат.
       - Просто Он хочет, чтобы мысли и чувства не вкладывались в наши души высшими сущностями, чтобы сонмы богов утратили власть над частями и членами нашего тела, чтобы мы сами отвечали за свои намерения и дела. Он забирает у божественной Девятки весь мир и отдает его нашему исследованию и нашей работе.
       - Но для этого всего человек должен обладать великими силами, даже большими, чем у Владыки!
       - Мы сотворены по его образу и подобию, и этого достаточно.
      
      
      
      
       ВЗГЛЯД 5, ПРЕРВАННЫЙ
      
       Пока Питхор Иосепт пробирался к Воротам Добродетельного Служения, ему все мнилось, что шагает он слишком поспешно, чем выдает себя, что вот-вот забегают служители и стражники с воплями: "Святотатец в Доме Владыки!".
       Но обошлось, "святотатец" покинул ворота и заторопился, насколько это было возможно, не переходя на бег, по мощеным мрамором улицам Пер-Рамзеса...
      
      
      ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
      ЕГИПЕТ. ЛЕТО. КОНЕЦ ИСТОРИИ
      
      
      
      
      1. РАЗВЕДКА ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ
      
       После похода в храм крестоносцев Индиана Джонс лежал пластом в номере убогой искендеронской гостиницы, поднимаясь лишь для того, чтобы укусить лепешку, глотнуть виски или раскурить сигару. Обморочный сон сменялся жутковатыми видениями и наоборот. То тебе картинки из древнеегипетской жизни: парадный выход фараона, кормление мумии, звериноголовые боги и все такое прочее; то кошмары на тему Первого крестового похода: скачущая лава арабской конницы, режущий уши визг, оскаленные зубы и сабельный свист. Потом хруст костей и пространство под веками заполняется красноватым сиянием. И снова провал...
       Сил не хватало даже на то, чтобы снять шляпу.
       Откуда-то в его комнате появлялись бутылки любимого виски "Джонни Уокер", довольно свежая еда, кто-то платил за его проживание и забирал пустую стеклотару. Это происходило как бы само собой, что вполне устраивало доктора Джонса. Ему не хотелось думать о мелочах. Иногда больному казалось, что кто-то стоит рядом с его койкой и о чем-то настойчиво спрашивает. Но именно в это время Индиана находился в забытьи и слова долетали до него лишь в виде неясного рокота.
       Течение его болезни было, конечно, странным, но не более, чем все происшедшее с ним раньше.
       Когда череда провалов и кошмаров прекратилась, когда доктор Джонс очнулся настолько, что даже решил побриться, то обнаружил у себя в номере...
       Клопика! Которого сейчас за незначительный вес можно было прозвать Микробиком. А еще сержанта-гориллу вместе с холмами плеч и невыделяющейся на их фоне головой. Похоже, Чак Питерс был приставлен к мальчику в провожатые.
       - Клопик, ты по-прежнему жульничаешь при игре в покер?
       Это был первый вопрос выздоравливающего Индианы, а второй звучал так:
       - Где мой папа?
       - Мистер Джонс в госпитале, где же ему еще быть.
       Обезьяночеловек Питерс все-таки умел разговаривать, и голос у него был совсем не грозный бас, а тихий скромный тенорок. Тщательно подумав, сержант добавил:
       - Все у вашего отца не как у людей. Пуля пробила ему правое легкое навылет. Однако пневмоторакс был минимальный и никаких сгустков крови. Обошлось без инфекций и даже нагноения, хотя в руках у докторов мистер Джонс оказался лишь спустя двенадцать часов после ранения. Но врачи меня уверяли, что после ранения прошло не меньше двух недель, и, должно быть, пациента уже лечили опытные хирурги, ведь входное отверстие успело стать махоньким розоватым рубчиком. А выходное отверстие сократилось с трех дюймов до одного! И это у дряхлого в общем-то человека... Вы что, мумие прикладывали?
       - Есть многое на свете, друг мой Питерс, что и не снилось вашим мудрецам, - Индиана машинально перефразировал Шекспира. - Но к сожалению, у меня в голове полный нуль насчет того, что случилось с нами на двенадцатом часу перехода. Помню только, отец бредил. Он хихикал и спорил сам с собой о причинах возвышения храма Амона при Рамзесе Великом. А полуобморочный Маркус просто болтался на сиденье... Еще помню, как отец вдруг заявил: "Соотечественники. Братья, а также сестры. В этот знаменательный день лишь дебилу покажется остроумным пускать солнечные зайчики". После таких слов я отрубился...
       - Наверное, мистер Джонс заметил блики на переднем стекле моего автомобиля, - без особого восторга поделился сержант.
       - Так это вы были? - догадался Индиана.
       - И я там сидел, - вклинился Клопик, - это я заметил голову мистера Броуди, только принял ее сначала за тыкву. (Чак укоризненно взглянув на мальчика-озорника.)
       - И в госпиталь - это вы со мной ходили?
       - Вы что, меня не заметили?
       - Да как вам сказать... вас, конечно, трудно не заметить, но...
       Сержант Питерс ухмыльнулся.
       - То-то вы мне всё на ноги наступали и не отвечали, когда я извинялся... Насчет вашего отца, мистер Джонс. Врачи говорят, через три дня мы можем его забирать. Тем более, он позволил себе некие шалости с медсестрой из немецкого Красного Креста. Этого даже мусульмане себе не позволяют.
       - Значит, он на верном пути к выздоровлению, - подытожил Индиана. - Ну и все-таки, мистер Питерс, как ваш пускающий зайчики автомобиль повстречался с нашей живописной тройкой?
       - На самом деле мы следили за Бьюкененом, - принялся вежливо объяснять сержант. - Вначале ФБР заинтересовалось его обширной перепиской с немецкими учеными довольно сомнительной репутации. Потом этот лягушатник Ренар возник словно из тумана и кинулся скупать раннехристианские реликвии. Ренар - приятель Бьюкенена, между прочим. Якобы доктор, но ничего, кроме нескольких маловразумительных статей в германских журналах трехлетней давности, мы не нашли. И все они были о прародине немцев на Гобийском Алтае. Бредятина полная, тьфу на нее. Ираноязычные племена там действительно обитали, но какие ж это предки немцев? Существовал, правда, еще египтолог Ренар, только бельгиец, которого задушили придурочные феллахи во время раскопок в Абидосе конца двадцатых годов.
       - А что потом?
       - Потом мы перестали следить за Бьюкененом, поступила такая команда сверху.
       - Все-таки наша родная разведка самая ленивая разведка в мире, - без особой радости заметил доктор Джонс. - Куча аналитиков и полторы ищейки. К вашему сведению, предатель Бьюкенен успел совершить все дурнопахнущие дела, которые планировал.
       - Было бы неплохо, профессор, ознакомиться наконец с подробностями. Вы всё молчите и молчите. А с меня скоро вместо отчета кожу снимут.
       - Никуда подробности не денутся... Джи-Си перед смертью упоминал про какого-то Даллеса и какие-то "денежные мешки". С Уолл-стрит, что ли? Которые стояли за ним. Врал, наверное.
       - Врал, - согласился сержант.
       - А фамилия Даллес вам что-нибудь говорит?
       - Первый раз слышу.
       - Послушайте, мистер Питерс, я всегда презирал шпиономанию и особенно конспирологию. И мне бы ужасно хотелось отмахнуться от той нелепости, будто наш крупный бизнес ведет дела с Берлином не только в области торговли и инвестиций, но в данном случае...
       - Мистер Джонс, я доложу, куда следует. Вашу информацию проверят. Только не перепутали ли вы страну и континент? Давайте спишем ваши... кх-кх... эксцентричные подозрения на вашу болезнь. О"кей?
       - О"кей. В любом случае Бьюкенен сейчас рапортует о перевыполнении плана одному большому начальнику по имени Вельзевул. И мисс Шнайдер тоже... - Индиана прерывисто вздохнул. - Эльза, Эльза, угораздило бы тебя родиться в Старфорде, штат Иллинойс. Твой папа у нас торговал бы средством от клопов и другими колдовскими товарами.
       - Эльза Шнайдер... - сержант словно попробовал имя на вкус. - Из Аненэрбе? Попадала нам такая на заметку... Получается, и Бьюкенен работал на это шарлатанское гнездо? Надо же, выглядел серьезным бизнесменом...
       - А что, разве деньги пахнут? - мудро изрек профессор.
       - Деньги не пахнут, карьера, говорят, тоже, - согласился сержант, и стало ясно, что он несколько стесняется своего звания. - Хорошо, что вы, сэр, и мистер Джонс-старший, так сказать, живы и можете давать показания, то есть расскажете обо всем.
       - Да уж, мой папаша вам расскажет и покажет... Чак, давай оставим церемонии, без "сэров" обойдемся. Так проще.
       Сержант кивнул, несколько зардевшись от смущения.
       - Если ты не против, Чак, я отработаю затраты министерства ВВС на поиски и содержание семьи Джонсов только устным рассказом. По рукам?
       ...И в течение следующего часа Индиана излагал то, чему был свидетелем после расставания с родной разведкой в городе Стамбуле. Естественно, опуская интимные подробности.
       Как ни странно, остросюжетная повесть из жизни археолога особого впечатления на сержанта Питерса не произвела. Он даже казался разочарованным, как человек, который купил билет на полицейский боевик, а посмотрел любовную драму.
       - Так чего ж тебе надо, Чак? - озадачился доктор Джонс.
       Сержант клонил свою аккуратную головенку то на одно мощное плечо, то на другое. И наконец произнес ключевые слова:
       - Я был уверен, как и полковник Фэйрстоун, как и мой отец, вернее, майор Питерс, что деятельность так называемого института Аненэрбе и его археологов всего лишь прикрытие, очень хитрая крыша для серьезных разведывательных операций Германии по всему миру. Я в этом уверен до сих пор. Гляньте, в каких районах немцы занимаются изысканиями? Индия и Непал - как раз то место, где в будущей войне должны соединиться немецкие армии, наступающие через Переднюю Азию, с японскими частями, двигающимися через Китай. Само собой, нацисты хотят войти в доверие к различным антибританским силам, пусть даже и поклонникам Кали. Или возьмем южную Турцию...
       Сержант, прервавшись, жестом отправил Клопика к дверям - прислушаться, - сам же осторожно отодвинул занавеску на окне и обозрел улицу.
       - Именно сюда придется удар англо-французских войск, базирующихся в Сирии и Палестине. Немцам надо проверить, насколько прочен их союзник, где бы неплохо врыть доты и устроить опорные пункты. Иначе просто не может быть, ну не психи же руководят великой державой Германией!
       Индиана Джонс не без удовольствия раскурил сигару и ограничился репликой:
       - Что ж, Чак, по-своему ты прав.
       - А мы к вам в гости ходили все время, - звонким голосом заявил Клопик. Он давно пытался встрять между взрослыми и наконец у него получилось. - Хотя вы нас не узнавали и называли какими-то подозрительными именами: Птахотеп, Мериамон...
       - Так это вы меня кормили?
       - И поили тоже, - вредно хихикнул мистер Лопсанг. - Вы, доктор Джонс, умеете пить виски даже в спящем состоянии.
       - Ты мне и в могилку пару бутылок опусти. Авось пригодятся, - заранее попросил археолог. - Кстати, откуда ты взялся, Дорджи?
       И Клопик поведал историю Клопика...
      
       * * *
      
       Ему удалось удрать из немецкой резидентуры, что располагалась неподалеку от Стамбула и была замаскирована под дом богатого бая. Причем после того, как он проторчал там почти неделю в роли важного пленника.
       Почему немцы не пристукнули мальчонку? Доктор Джонс догадывался, каков ответ на этот вопрос.
       Они были заинтригованы тем, что пацану удалось выдернуть из состояния "Калимайя" двоих человек. Ничего подобного нацистам, экспериментировавшим с огнем и кислотой в своих концлагерях, достичь не удавалось. Очевидно, простодушные люди Гиммлера поверили, что ребенок связан с тибетскими центрами сокровенных сил - Шамбалой и Агартхи.
       Клопик смылся через чердак резидентуры во время грозы. Красивый кипарис был срезан молнией, в падении раскурочил забор и уронил крону прямо на крышу дома. Клопик не был бы собой, кабы не воспользовался такой "упавшей с небес" возможностью.
       На чердаке, правда, присутствовал охранник, но мальчик крупно озадачил этого человека. Удар детской головенкой был точным и выверенным, как мазок японского каллиграфа, и пришелся на самую уязвимую деталь у мужчины. (Просто рост не позволял нанести более честный удар.)
       Избавившись от опеки, пацан выскочил в окно, пробежался по веткам и стволу прямо на волю - туда, где нет конвоя и трехразового питания.
       "Пруха есть пруха", - так охарактеризовал свой побег мальчик. Наверное, прав был штурмбанфюрер Хорхер, когда считал, что Индиане и его дружкам сопутствует удача гораздо чаще, чем полагается по теории вероятности.
       Мистер Лопсанг пешим ходом, бегом и на запятках добрался до Стамбула. Однако после геройской гибели майора Билла Питерса не сработала ни одна старая явка, ни один тайник не лелеял в себе никаких указаний для юного агента. В американском посольстве мальца просто отвадили пинками.
       Оставалось последнее - связаться с полковником Фэйрстоуном в Вашингтоне, который являлся начальником Билла Питерса, а следовательно, и самого мистера Лопсанга. И если майор Питерс гималайскому беспризорнику заменял папу, то далекий полковник явно тянул на роль дедушки. К тому же работавший в Вашингтоне "дедушка", в отличие от остальных друзей и соратников, никуда не мог исчезнуть. Чтобы воспользоваться услугами международной почты, надо было разжиться несколькими монетами. Клопик прибег к своим старинным навыкам и пытался почистить на базаре одного торгаша. Но воровство ради дела мира и прогресса не состоялось. Когда детская ручонка уже пробралась в чужой карман, маленького разведчика вспугнул похожий на немца покупатель. Над самым ухом прозвучал противный голос: "Хороши малшик так не поступаль", Клопик дернулся и попался.
       Торговец, как выяснилось, по большому счету был незлым человеком. Он и его холуи колотили мистера Лопсанга пятками и ладонями в пределах десяти минут. К тому же торговец оказался караванщиком и взял воришку к себе на должность шута.
       Но в Ираке налетели бедуины, шлепнули караванщика и забрали Клопика в рабство. Бедуины давно кочевали, с деньгами у них сделалось худо, поэтому они заставляли мистера Лопсанга тибрить для себя на базарах разные полезные вещи, начиная от сигарет и кончая леденцами. Эти люди с винтовками и саблями хороши были лишь тем, что невольно обучили Дорджи арабскому языку.
       Бедуины добрались до Палестины, там, по своему обыкновению, пытались совершить квартирную кражу и влезли в один крестьянский дом, стоявший на отшибе. Но дом оказался полон бойцов еврейской партизанской армии Хагана. Дело приняло серьезный оборот, и бедуины получили по дырке во лбу. Клопик тем временем смылся с места действия и добрался на перекладных до Иерусалима. Там его заметил офицер из английского штаба, признал в нем тибетскую национальность, и, заинтересовавшись таким этнографическим казусом, забрал парнишку к себе на должность "боя".
       Наконец Клопик заработал честным трудом слуги несколько шиллингов, на которые смог отправить телеграмму далекому "дедушке" Фэйрстоуну. Каково же было удивление англичанина, как вытянулось его и без того лошадиное лицо, когда в один прекрасный момент к Клопику явился здоровенный американец. Заокеанский гость имел паспорт на имя Роберта Хэмфри, но являлся по сути сержантом Чаком Питерсом.
      
       * * *
      
       Сержант, уставший от обилия слов, стал собираться.
       - Куда? - полюбопытствовал Индиана.
       - К папе вашему. Сейчас его сторожат двое курдов, и все-таки... Это ж ключевой человек.
       Доктор Джонс хотел было оскорбиться подчеркнутым невниманием к собственной персоне, но тут сержант снова повторил "к папе", и его твердое лицо вдруг как-то обвисло.
       - Чак, знаешь, - произнес Индиана, - в свое время я не смог тебе кое-что сказать, а теперь уже вроде поздновато. Но все-таки... В общем, прими мои соболезнования.
      
      
      
      
      2. РОДИТЕЛЬСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ
      
       Присутствующие в комнате помолчали, уткнувшись взглядами в серую гладь стены. Наконец сержант оборвал паузу и поинтересовался - вероятно, для того, чтобы расстаться наиболее культурным образом:
       - Чем вы собираетесь заниматься, Индиана?
       - Тем, чем стоило бы заняться американской спецслужбе. Я собираюсь найти Лилиан Кэмден.
       Сержант принял упрек близко к сердцу и, весьма разгорячившись, стал распространяться о том, что Америка, согласно международному праву, не может в чужом государстве заниматься облавами и прочесываниями. Что были сделаны через Госдепартамент все необходимые запросы турецкому правительству. Что собирали информацию через... ну, сами понимаете, через кого... Наконец, что разведка в состоянии и сейчас посодействовать Индиане. В Стамбуле осталось в заначке несколько крепких ребят и вдобавок есть выход на начальника городской полиции.
       - Стамбул годится для поисков не более, чем Аман, Париж и Рим! - нетерпимо отозвался доктор Джонс. - Лилиан должны были отправить вместе с багажом Урбаха в Египет. Поступили так нацисты или не так - неизвестно... Но зато доподлинно известно, что мне понадобится пара тысяч долларов, которые я остался должен мисс Кэмден - вместе с правительством Соединенных Штатов.
       Сержант Питерс вздохнул, грустно, как тень из преисподней.
       - Правительство Соединенных Штатов может вам предоставить сейчас тысячу долларов и... потолковать с руководством университета, чтобы у вас не возникли проблемы с трудоустройством по возвращении в город Чикаго.
       И горилла Питерс выписал чек на имя Джонса для предъявления в любое из отделений "Чейз Манхэттэн бэнк".
       - Да, негусто, если не сказать большего, - протянул разочарованный археолог.
       - Но зато у вас есть мистер Лопсанг. Разве он не стоит тысячи долларов?..
       Чак Питерс закруглился на этой эффектной фразе и заторопился в госпиталь. Следом за ним вприпрыжку отправился мистер Лопсанг.
       Волевой импульс был полностью истрачен на общение. Индиана Джонс скоренько направился к койке и перевел свое тело в спасительное лежачее положение. При этом его рука случайно попала под подушку. Или нет, его рука, следуя детской еще привычке, сама направилась под подушку. И кончикам пальцев стало больно, потому что они уткнулись в какую-то твердь, непонятным образом оказавшуюся в мягком объеме постели. Озлившийся профессор из последних сил отшвырнул подушку... и увидел камень.
       Шива-линга. А если точнее, камень Шанкары.
       Именно он. Непонятно каким образом обработанный и отполированный обсидиан со спиралевидной насечкой. Но ведь два камня Шанкары утопли в реке, где крокодилов было больше, чем болельщиков на футбольном матче! А третий - сгоряча, из ложно понятого гуманизма, - был возвращен в деревню.
       На мгновение доктору Джонсу показалось, что он выпил кварту виски, потому что в умственном пространстве головы не было ни идей, ни предположений, лишь стойкий, почти вещественный гул.
       Индиана покатал камень между ладоней, гул унялся, и в мозги смогла постучатся первая мысль.
       Камень Шанкары кто-то засунул под подушку, когда голова профессора, - вернее, кастрюля, полная бреда, - елозила по подушке. Первая мысль потянула и вторую. Что, если сам бред на историческую тему, все эти кошмары, видения, мороки, связаны с присутствием магического камня в постели?
       Услужливая память выдала справку. Камень Шанкары - это не просто Шива-линга, а Шива-линга в квадрате, это не только предмет фаллического культа, но и символ творческой энергии. Однако, если верить Эйнштейну, мощная энергия способна сжимать время. Если бы кто-нибудь носился вокруг Земли со световой скоростью и смотрел бы на события сверху, в мощный телескоп, то вся наша многовековая история сжалась бы в один день. Конечно, лишь для этого сверхскоростного летуна...
       Утомительные рассуждения по поводу теории относительности неожиданно сыграли роль снотворного.
       ...От вполне здорового сна Джонса отвлек Чак Питерс. Он возник в комнате с неожиданностью летучей обезьяны из сказок Фрэнка Баума и протянул письмо. Индиана хотел было поинтересоваться у гостя насчет появления Шива-линги, но догадался, что серьезному и ответственному разведчику Питерсу, конечно же, не до розыгрышей и мистификаций. Поэтому просто принял из огромных лап сержанта запечатанный конверт и заодно - вот это номер! - "кулон", часть головного убора бога Ра.
       - Ваш папаша отписал, - по-доброму усмехнулся Чак Питерс. - Сочинил заранее, но с таким волнением торопил, что мне пришлось по солнцепеку топать.
       - Разведка прочитала? - задал необязательный вопрос Индиана.
       - Пришлось по долгу службы, - признался виновато вздохнувший сержант, несмотря на то, что конверт выглядел вполне заклеенным.
       - Ну и как?
       - Жалко мне вас, археологов, все-таки проглядывает сходство меж вами и наркоманами.
       А в письме значилось следующее:
      
      
       "Дорогой сын. К сожалению, за то время, что мы были с тобой знакомы, мне не представился удобный случай ввести тебя в курс своих научных интересов. А ведь они в конце концов поставили меня в центр событий, влияющих на ход мировой истории. Некоторое мое отчуждение от твоей жизни было связано с нежеланием подвергать тебя опасностям, вытекающим из моего положения. Однако я отчасти заблуждался, мои представления были упрощенными - ведь те силы, что влияют на меня, неизбежно вовлекли в свой круговорот и тебя.
       Я знаю, ты частенько без спросу рылся в моих книгах и наверняка тебе попадалась моя статья в журнале Национальной исторической ассоциации, посвященная раскопкам в Танисе середины двадцатых годов.
       А раз она тебе попадалась, ты должен был отложить сведения из нее в дальнем уголке своей памяти. Я знаю, ты ничего не забываешь - ни сведений, ни обид.
       Часть украшений статуи Амона-Ра* тогда настолько поразила меня, что я не удержался от публикации статьи о ней в открытой прессе. Увы, сей факт принес мне немалый вред впоследствии. Эта вещица, напоминающая кулон, имела, помимо кварцевого кристалла в середине, сотню букв еврейского алфавита на ободке. И только часть из них складывалась в осмысленные слова, а остальные скорее всего представляли собой некую шифровку.
       Распознанные слова образовали такие вот фразы: "Образ солнца, утвердившись на посохе идола над образом города, в час свидания с небесным огнем пустит сияющую стрелу в образ Сокрытого Сокровища. Человек, который имеет Силу, данную свыше, сможет извлечь Сокровище из Обители Умерших Душ".
       Долгое время я считал этот фрагмент неким отголоском хтонических мифов, но потом догадался - речь-то идет о самом настоящем кладе. Очевидно, в некоем помещении, имеющем проем двери или окна, имеется макет или карта города Таниса, вернее, Пер-Рамзеса. Когда солнечный свет пройдет через этот проем и угодит в кулон, водруженный на шест, то кристалл преломит луч. Преломленный луч и высветит точку нахождения так называемого Сокровища на карте или макете города.
       Я догадался и о том, что под Сокрытым Сокровищем надо понимать скрижали Завета. Ведь они по логике вещей должны находиться как раз в Пер-Рамзесе. Но это понимание пришло ко мне лишь пять лет назад. У меня до сих пор нет четких научных доказательств, что все обстоит именно так, однако и нацисты со мной вполне согласны.
       И я, и люди Гиммлера заметили, что после разорения Иерусалима фараоном Шешонком никаких упоминаний о величайшей святыне Израиля в Библии нет.
       Скрижали Завета были не просто сводом правил хорошего поведения и мышления, они являлись Импульсом, который изменил весь мир и избавил его от нового потопа. Так и сейчас - лишь новый божественный Импульс может остановить грехопадение всей планеты. И покоится Сила в песках Пер-Рамзеса, в Обители Умерших Душ. Археологическое чутье подсказывает мне, что эта Обитель символизирует загробное царство и представляет собой ни что иное как храм Ра-Озириса*.
       Открыт пока вопрос о местонахождении камеры с макетом или картой города. Я думаю, что откопать ее помогут не только знания, но и - стыдно писать это слово - магия. Камень, отмеченный Божественным Светом - вот отмычка к Камере Карты. Это недвусмысленно следует из апокрифа тамплиеров.
       А теперь, сын, перехожу к самому главному. Много лет я готовился к тому, чтобы поднять из тьмы веков ковчег Завета. Однако сейчас я повержен, в то время как решающая битва может разразиться в любой час, любую минуту. По всему миру с оружия снимают чехлы. Между тем Сила Скрижалей должна быть выпущена в мир "не позднее, чем через три дня после того, как вождь страны гуннов двинется в великий и кровавый поход". Так сказано в дотоле неизвестном тебе фрагменте тамплиерского апокрифа. (Жаль, что тебе не довелось прочитать этот документ до конца, в чем, естественно, нет твоей вины.)
       Три дня, Инди, всего три дня после начала великой войны - таков последний срок, чтобы освободить Свет, сокрытый в Ковчеге. Поэтому я хочу (как ни больно мне это писать), чтобы мою работу исполнил ты, сын, причем с максимальной скоростью".
      
      
       - Значит, изменить ход истории я должен за тысячу долларов? - всерьез поинтересовался доктор Джонс у сержанта Питерса.
       - Моисей поднялся на вершину горы Синай, чтобы получить инструкции у Господа Бога, не взяв у своего племени ни одного доллара, - совершенно справедливо заметил Чак Питерс, хотя и пошутил. А затем продолжил безо всякой иронии, сочувственным голосом психиатра: - Вот ты и заразился, Инди, очередной блажью. Надеешься, что выудишь из танисского песка Ковчег Господа Бога и заодно встретишь в солнечном Египте распрекрасную Лилиан? Сам-то старый профессор, небось, никуда не помчится... Да, я согласен, есть у нас сведения, что нацисты вовсю ведут раскопки в Танисе...
       - Уже?! - Индиана встрепенулся так, будто его приласкал скат-хвостокол.
       - Вот именно "уже". Закогтили здоровенный кусок территории, обнесли колючей проволокой, оформили это вполне законным образом, как археологические работы. Да только не Ковчег они там выкапывают, наверняка проводят рекогносцировку местности, чтобы строить во время будущей войны аэродромы.
       - И как, американская разведка навострила в Танис свои лыжи?
       - Скорее британская контрразведка. А у меня вот что, - сержант помахал какой-то бумажкой. - Шифровка из Вашингтона, только-только прилетела. Группа "Сигма" расформирована из-за малой эффективности работы. Всем домой. Поэтому я тебе и отдал кулон. Незачем ему в архиве пылиться, пусть работает.
       После горьких этих слов сержант съежился, как проколотый шарик, и понуро скользнул из комнаты.
       "Майор Питерс геройски пал, "Сигма" расформирована", - обиженно подумал Индиана. Сержант ушел... Благоразумные, очень трезвые дяди из Вашингтона не разобрались с тем, что клубится в гнилых мозгах нацистов, и оставили доктора Джонса один на один с немецкой археологической машиной... А может они никогда и не хотели с этим разбираться? Может, их волнуют только рынки сбыта для стиральных машин? Или нацисты смогли с кем-то договориться в Вашингтоне, упирая на общие "германские корни" и общую борьбу против большевизма? В любом случае, теперь он воин-одиночка...
       Воин несколько раз подпрыгнул на койке. Потом, словно подкачав откуда-то силу, бодро тронулся к шкафу. Куртка, ботинки и даже верный кнут оказались на месте.
       Когда доктор Джонс был настолько одет, что оставалось только поправить шляпу, дверь приотворилась и в щели показалась голова Клопика.
       - А как же я, мистер Джонс?
      
      
      
      
      3. ЗАВТРАК В КАИРЕ
      
       На причале в Искендероне их провожал ветер из Сирийской пустыни, который подметал грязные-прегрязные припортовые улочки большой-пребольшой метлой. В Порт-Саиде встречал ветер из Аравийской пустыни, такой же тяжелый и грязный. Путь до Каира вился по усыпанной щебенкой дороге между мрачноватых гранитных скал, а потом через плато, иссеченное ущельями, будто резаными ранами. Когда-то, в благословенные времена фараонов, здесь зеленели платаны, дубы и сикоморы; и, полные ила, мягко текли плодородные воды многочисленных рек; сейчас же оставалась только игра света и тени. За бортом грузовичка мертвые каменистые равнины помаленьку превращались в орошаемые хлопковые поля, от белизны которых быстро уставали глаза. Там и сям с водосточными канавками и водоподъемными журавлями-шадуфами упорно возились пыльные крестьяне. Все говорило о приближении Нила.
       И вот начались узкие кривые улочки, запутанные, как кишки в желудке барана, толчея немытых тел, ругань злых и голодных людей. Значит, это уже Каир.
       Индиана направился прямиком к единственному человеку, которому он доверял в Египте. Салех был бородатым пузатым дядькой и к тому же коптом-христианином, прямым потомком самых древних насельников египетской земли.
       Снаружи дом Салеха выглядел, как и тысячи других домов в Каире - глухие, выжженные солнцем стены, и все. Но внутри...
       Внутри имелся маленький уютный дворик, парочка финиковых пальм, деревцо с апельсинами, деревце с мандаринами. Завтракали на террасе, увитой цветами, потому что солнце еще не распалилось. Бойкий Клопик потешал многочисленных детишек Салеха. Каирский воздух был чист и свеж.
       - Сейчас город похож на земной рай, - Индиана положил в рот финик и зажмурился. - Меня совершенно не тянет на кровавый бифштекс и даже на стаканчик "Джонни Уокера".
       - Откуда взялась эта тварюшка? - хохотнул Клопик, хватая за шкирку невесть откуда взявшуюся обезьянку в красных "революционных" шароварах.
       Животное, слегка цапнув мальчика, перебралось на Индиану и, покрутив ему уши, попыталось нахлобучить на себя его шляпу.
       - Это не "тварюшка", а обезьяна по имени макака магот. Вообще-то ее братья и сестры обитают западнее, вплоть до Гибралтара. Она нанесла сюда визит, наверное, чтобы посоперничать с тобой в шутовстве, мистер Лопсанг.
       - А почему тогда она так похожа на вас, доктор Джонс? - успешно отразил выпад Клопик.
       - Да, да, когда она в шляпе доктора Джонса, то просто одно лицо, - бесхитростно подтвердила упитанная жена Салеха. - Поэтому мы приветствуем это создание в своем доме.
       - Не надо ее приветствовать только из-за меня, - скромно отозвался Индиана, забирая главную деталь своего туалета у назойливого примата.
       Потом мужчины, то есть Индиана и Салех, уселись за стол, в то время как женщины, животные и дети, к которым был отнесен агент Клопик, удалились во двор.
       И потекла неспешная беседа - под кофе, фрукты и шербет, как принято в здешних краях.
       - Итак, Салех, немцы разыскали и наняли тебя. Чего и стоило ожидать. Ты ведь лучший специалист в Египте.
       - Да что ты, Инди, в моих услугах у них нет особой нужды. Они завербовали в Каире всех, кого можно и кого нельзя. В Танисе немцы затеяли раскопки с очень большим размахом.
       - Салех, они ищут наугад или по плану?
       - Скорее, наугад. Ты знаешь, в немецкой команде ни одного умного человека нет. Впрочем, есть один приличный археолог. Кажется, француз.
       - И как зовут этого француза? - спросил Индиана, уже предчувствуя ответ.
       - Ренуар вроде. По-моему, дурацкая фамилия.
       Индиана хмыкнул. Он хмыкнул дважды.
       - Не Ренуар, а Ренар. Но этот парень не так умен, как кажется на первый взгляд. По-крайней мере, умный с нацистами не свяжется. Хотя, может, он несколько облагораживает этот немецкий десант. А очкарик в черном пальто там есть?
       - Нет, такого чудища я не видел.
       - Значит, Хорхер пока отсутствует. Наверное, повышает квалификацию в Берлине. - Индиану передернуло из-за весьма физиологических воспоминаний.
       - Инди, немцы обладают одним несомненным преимуществом. Пер-Рамзес занимает не такую уж большую территорию. Нацисты рано или поздно перекопают ее целиком и найдут Ковчег. Думаю, месяца им хватит за глаза.
       - Я найду раньше их... - Джонс накрыл шляпой стакан с легким греческим вином. - Что ты скажешь по поводу этих знаков?
       Он протянул "кулон", до поры хранившийся в большом внутреннем кармане кожаной куртки.
       Салех, зажмуривая то один, то другой глаз, повертел странный предмет в руках.
       - Это не иероглифы, не иератика, не демотика. Похоже на раннеивритские письмена. Что ж, ничего удивительно, Амарнский архив весь состоит из аккадской клинописи.
       - Это не просто письмена, но еще и шифровка.
       - Есть один человек, реб Элиезер из каирской генизы[45]. Я сведу тебя с ним, он наверняка разберется. Другое обстоятельство тревожит меня, Инди.
       Профессор Джонс отогнал мух, разрезвившихся под плывущим вверх солнцем.
       - Интересно, Салех, совпадают ли причины твоего и моего беспокойства?
       - Если Ковчег в Танисе, то люди не должны тревожить его. Ковчег не принадлежит нашему миру. Господь забрал его у нас.
       - Это не означает, что Господь не может снова дать нам его. Скрижали Завета* вручены были нашему миру, когда он утопал в идолопоклонстве, душегубстве и прочей дряни. По-моему, дряни сейчас выше головы.
       И на этой оптимистической ноте беседа закончилась.
       Минул час, напоенный сытым жужжанием мух. В полдень на Востоке либо спят, либо дремлют, прислонившись к дереву или стене. Доктор Джонс не был исключением. Правда, сначала привел в порядок оружие. Свой новый кольт, который он выменял в Порт-Саиде на трофейный вальтер, оставшийся от похода в Храм Чаши. Араб, заполучивший шикарный немецкий пистолет, был уверен, что обхитрил простоватого гяура. Он не знал, что настоящие стрелки предпочитают привычное оружие... Один Клопик не унывал в компании резвой макаки. Индиана передвинул шляпу с носа на лоб и позвал мальчугана.
       - Салех пошел договариваться насчет грузовика и команды землекопов, а мы с тобой, пока суть да дело, отправимся на базар. Посмотрим там курагу и другие сухофрукты. В экспедиции я всегда питаюсь ими.
       - Отлично, я люблю базар, - поддержал задумку как всегда бодрый Клопик.
       - Только не потворствуй там своим нехорошим привычкам. Шаловливые ручонки держи в карманах.
       - Обижаете, доктор Джонс. У меня нет карманов.
       Вопрос был исчерпан и гости Каира двинулись за съестным в сторону главной городской достопримечательности - базара.
       - А ее ты звал? - спросил Индиана, показывая на обезьянку в красных шароварах, которая пристроилась на спине у мальчика.
       - Она сама.
       - В таком случае тебе придется следить за ней, чтобы она тоже оставалась в рамках закона.
      
      
      
      
      4. БАЗАРНЫЕ СТРАСТИ
      
       Горы фруктов, ковры, сосуды, кальяны, чеканы, рубахи до пят, туфли без задников, но с загнутыми носами. Никто ничего не покупает, тысячи мужчин бесцельно слоняются, смотрят в пустоту, лениво почесываются. Иногда скандалят, пронзительно вереща и взмахивая руками, на что непременно сбегаются посмотреть другие мужчины.
       Пузатые личности в чалмах степенно попивают чай, лежа на подстилках; люди, украшенные орлиными носами и фесками, мелко глотают кофе, сидя на вышитых вязью подушках.
       Изредка видна работа. Чеканщик позвякивает молоточком, то и дело утомляясь и глядя на облезлую собаку, валяющуюся в пыли. Иногда гончар поскрипит своим кругом, но потом застынет, опустив руки в глину. Чего стараться, продукции и так понаделано на десять лет вперед. Жара. Вдобавок от работы сильнее хочется кушать...
       Имя всему этому - восточный базар.
       Европеец тут вызывает благоговейный интерес, но не оттого, что рыж и светлокож, а потому, что может приобрести какую-нибудь подернутую плесенью штуковину и дать за нее один-два доллара. На эту сумму можно будет сытно кормить целую неделю себя, пару жен и пятерых-семерых ребятишек.
       Раздался мелодичный посвист, практически неразличимый в базарном гвалте. Собственно, Индиана с Клопиком обратили на него ноль внимания. А вот обезьянка неожиданно сделала ноги. К которым у нее относились и руки. Побежала по рубахам, по чалмам, по висячим коврам, по телам и товарам, обильно представленным на базаре, - непринужденно побежала, будто по земле, - затем свернула за какой-то большой кувшин и исчезла.
       - А если потеряется? - забеспокоился Клопик.
       - Не потеряется, она тут своя.
       Жаль, что доктор Джонс не видел, как трогательный зверек вскарабкался на спину одноглазого типа и зажестикулировал.
       Знаки были вполне понятными, поэтому тип сразу куда-то заторопился и, пробежавшись трусцой полквартала, встретился с двумя мужчинами европейской наружности. Одноглазый поприветствовал их словами "зиг хайль" и соответствующим жестом руки, который повторила и обезьянка. На такое приветствие двое мужчин поспешно отозвались, из чего доктору Джонсу стало бы ясно, что европейцы были не просто европейцами, но еще немцами и даже нацистами.
       Потом одноглазый произнес какие-то невнятные фразы, на что нацисты удовлетворенно кивнули, и местный житель опять нырнул в базарную гущу. Там он снова взял под надзор Индиану и Клопика.
       А неподалеку, за невзрачной стеной, двое нацистов проводили смотр своих сил. Шесть представителей национально-освободительного движения прослушали беглую политинформацию о том, чем немецкий расизм лучше англосаксонского, после чего получили конкретные указания.
       Меж тем Индиана и его напарник, ничего такого не ведая, мирно прогуливались по базару. И доктор Джонс как бы невзначай произнес:
       - Я ведь знаю, малыш, что это ты любезно уложил под мою подушку камень Шанкары. Чудной способ делать подарки.
       Клопик, вертящий головой по сторонам, откликнулся только полминуты спустя.
       - Вы что-то сказали, доктор Джонс?
       - По правде говоря, ты был не слишком любезен в один из индийских эпизодов нашей совместной борьбы. Помнишь, в подземелье Дхангархи, когда мне нужно было затормозить вагонетку собственным башмаком, я дал тебе подержать сумку с Шива-лингами. И ты, мистер Лопсанг, спер один камень.
       - Чего-то у меня живот стал побаливать, - Клопик попробовал переключиться на другую тему, но потом вынужден был согласиться: - Ну, взял я один камушек. Всего один из целых трех.
       - Сколько раз я тебе объяснял, что "взять" можно только ничье имущество, например, череп из старинной могилы. А камень принадлежал жителям одной из окрестных деревень. Крестьяне молились на него.
       - И я на него молился, доктор Джонс. В Стамбуле эту самую Шива-лингу в водосточную трубу сразу спрятал. Поэтому он к немцам не попал. Я, когда из немецкой резидентуры бежал, все пятки исцарапал. Потом камешек из тайника достал, к царапинам машинально приложил, через часика три гляжу - они у меня ровненько затянулись. А у бедуинов как он меня выручал! Ночью жрать хотелось по-черному, но только положу камень на живот - и сытость приходит.
       - Чудодейственный, стало быть, камень, - подытожил доктор Джонс.
       - Ага, поэтому я вам его под подушку и сунул, чтобы вы поменьше бредили.
       - Только не говори сейчас, что свистнул его в Индии, чтобы полечить меня в Турции.
       - Ну, если честно... Загнать его хотел. Не сейчас, а позже. И стать как вы, доктор Джонс. Таким же денежным, как все американцы.
       - Во-первых, отнюдь не все американцы при деньгах. Во-вторых, те наши парни, которые падки на чужое, много времени проводят в тюрьме. А в-третьих... я знаю одного американца, он занимается вещами, которые не приносят ему ни денег, ни степеней, ни должного признания в ученых сферах, где у него скорее негативная известность.
       Клопик моментально уловил личные мотивы в педагогической речи Индианы.
       - И почему, доктор Джонс, вы занимаетесь такими вещами?
       - Очевидно, я хочу по количеству и качеству всяких глупостей превзойти своего странного папашу.
       - Но уж скучно-то вам не бывает, - мальчик как мог утешил старшего товарища. - Кажется, и сейчас что-то назревает. - Клопик ткнул куда-то пальцем.
       И в самом деле, перед двумя посетителями базара выстроилась цепь, состоящая из пяти местных жителей и двух лиц европейского происхождения. Цепь достаточно густая для узкой улочки.
       - Мой папаша частенько говорил, что я жлоб и никакого ученого из меня не получится, - отчего-то вспомнил Индиана. - Но весь фокус заключается в том, что я ученый жлоб.
       Перед доктором Джонсом возник человек в белом бурнусе, который поливал всякими нехорошими словами "неверных собак" и "осквернителей могил". Создавалось впечатление, что у него дурные намерения.
       - Что-то скучно стало. - Археолог ударил первым.
       Обличитель перестал стоять на ногах. Тут же другой деятель национально-освободительного движения нанес косой удар палкой, но профессор присел, и деревяшка свистнула над шляпой. Продолжая движение, Джонс нырнул головой вперед и поразил мягкое вражеское пузо. С помощью инерции он кувыркнулся и, оставшись на спине, отбросил ногами следующего по очереди неприятеля. Лежать было рано. Вскочив, профессор встретил кулаком физиономию одного вражеского бойца и локтем - печень другого. Тут Клопик стал путаться под ногами, поэтому пришлось спешно забрасывать его на какую-то арбу.
       Однако враг не только не сдавался, а даже не унимался. Следующий оппонент пустил в ход более существенные инструменты. Сабельное лезвие было направлено опытной рукой прямо в живот археолога, и только природная уклончивость спасла ему жизнь. Однако другую жизнь клинок этот все-таки погубил. За спиной Индианы стоял некто, нацеливая кастет на знаменитую шляпу. Некто изумился сабле, оказавшейся у него в брюхе, и откинул туфли.
       Многоборство быстро пошло к концу, когда профессор достал главный свой козырь по имени "Пацифист" и угомонил кнутовищем двоих наиболее весомых противников. Изувеченные люди рухнули на лотки, взорвав их наподобие пушечных ядер.
       Одного, впрочем, Индиана не учел - арба тронулась, увозя Клопика. Когда пацан спрыгнул с нее, вблизи оказалась какая-то сомнительная личность с большим ножом. Клопик позаимствовал сковородку на ближайшем лотке, но понял, что не дотянется до головы малосимпатичного господина, тогда, не взирая на протесты, прихватил еще здоровенный ночной горшок. И забежал в подъезд со словами:
       - А вот детей обижать не надо.
       Человек с ножом последовал за ним, секунду спустя его нога ступила в чашу для малых нужд. Когда голова поскользнувшегося злодея опустилась до нужного уровня, то получила сковородкой.
       Клопик весело выскочил из подъезда, вернул счастливому владельцу сковородку и горшок. Но, заметив мельтешение на базарной площади, юркнул в одну из множества плетеных корзин, накопленных непосильным трудом бесчисленных поколений ремесленников.
       А через десять секунд табунчик, состоящий из немцев и их местных холуев, оставил на поле боя с профессором археологии только павших. Враги промчались мимо убежища Клопика - вполне благополучно для парнишки. Однако бегство замыкала шкодливая макака, которая затормозила около корзины и заголосила, несмотря на то, что мальчик всячески просил ее уняться, шепотом обещая конфеты и шоколад. Обезьяна стала еще визгливее. Тут уж весь табун резко развернулся, чтобы прихватить корзину, содержащую в себе мистера Лопсанга.
       Пришла очередь самому Клопику испускать отчаянные трели:
       - Выпустите меня, засранцы!.. Полиция, сюда!.. Я - подданный непальского короля!.. Вы еще не знаете нашего короля, он не прощает обид... Доктор Джонс, макака нам изменила!..
       Археолог рванул по базару, заглядывая в каждую арбу. Крик явно удалялся: "Я - гражданин королевства Непал!.. Именем короля отстаньте от меня!.. Вы еще пожалеете!.." Казалось, возгласы доносятся из корзины, которую резво тащат два черноногих носильщика.
       Опять похищение! Опять удар исподтишка. Этот кошмар, словно зверь, шел по следу - и вот, улучив момент, снова стал явью. Повторялся стамбульский киднэппинг, только в еще более изощренном исполнении...
       Он кинулся на зов о помощи, но путь ему преградил огромный магрибец в черном бурнусе.
       - Вы ко мне? - несмотря на спешку, профессор был вежлив.
       Вместо ответа магрибец мастерски завращал длинным кривым мечом.
       Толпа зааплодировала такому искусству. Профессор узнал зловещую волосатую физиономию противника. Именно этот человек пытался помешать в Стамбуле, когда надо было спасать похищенных друзей. Только облачен был тогда меченосец в курдский халат. Но ведь в тот раз злодея шлепнули из кольта сорок пятого калибра!
       Профессору вдруг показалось, что он смотрит на ситуацию со стороны, как зритель на экран, где демонстрируется фильм ужасов.
       Злодей на экране избавился от бурнуса, показав восхищенной толпе перекатывающиеся бугры мышц. Мастерски рассекая воздух, меченосец поднял мощную руку, и стал заметен шрам от пулевого ранения под мышкой.
       Индиана срочно переместился из зрительского зала на экран.
       Неужто в Стамбуле не попал или недострелил мерзавца? Дрогнула рука или был введен в заблуждение широкими проймами курдского халата? Ну ничего, это можно сейчас поправить...
       Доктор Джонс был гуманным человеком, лишний раз никого не убивал, но сейчас он очень торопился. Поэтому снова выхватил свой новый кольт, еще не опробованный в деле. Нет, не выхватил. В кобуре было пусто. А вот магрибец выудил из-за кушака этот самый револьвер, брезгливо, как таракана, и уронил в базарную пыль.
       - Шайтан оставил тебя, Джонс, - заметил радостный меченосец и начал подступать к Индиане, выписывая клинком восьмерки. - Я тебя рассеку на четыре куска... нет, на восемь кусков...
       - Подожди, подожди, - обеспокоенный археолог полез в карман. - Ну, если ты, подлец, еще и деньги свистнул... А нет, извини, все на месте.
       Неожиданно на сцене появилось новое действующее лицо. Высокий статный воин в белом бурнусе, тоже с кривым мечом, красиво отделился от толпы.
       - Аллах не хочет, чтобы этот магрибец обидел безоружного чужестранца. Если магрибец ищет достойного противника, то ему повезло, - провозгласил воин. Он принял начальную боевую стойку - со смещенным назад центром тяжести. Его меч, широкий и утолщенный на конце, засвистел, пластая воздух. Публика снова восхищенно зааплодировала.
       А Индиана сразу же воспользовался моментом. Подхватив кольт, он заметался по базару, пытаясь поймать слуховыми перепонками крик мальчика. И вот он снова уловил пронзительный голос мистера Лопсанга. Но при этом совершенно заплутал в закоулках базара. Наконец Индиана выбежал на сравнительно свободное место, где увидел целую кучу корзин, которые перемещались на плечах целого полка носильщиков. Археолог врезался в их ряды и стал бросаться на корзины, как спортсмен Национальной баскетбольной ассоциации.
       Однако ничего это не принесло, кроме всеобщего возмущения и громкой брани. Индиана отбивался от быстро оправившихся и перешедших в атаку аборигенов, когда наконец определил корзину, источающую вопли. Но едва он, расшвыряв обиженных работников базара, двинулся в ее сторону, путь преградили фонтанчики из пыли. Автоматная очередь прошивала дорогу. Археолог с трудом увернулся от свинцовой стежки - упал и откатился в сторону, за лоток.
       Пока он катался, кричащую корзину запихнули в кабину открытого автомобиля, который вдруг вырвался из дворика, имея стрелка на подножке. Профессор метким выстрелом снял человека с "фольмером". Но большего сделать не смог. Автомобиль попытался задавить его и загнал на какой-то балкон. Индиана невольно вспомнил, как недавно его сравнили с макакой, но спустился вниз, когда от машины остался лишь аромат выхлопных газов.
       - Клопик, Клопик...
       Индиана понял, что лишился самого верного и преданного друга. Во второй раз и, может быть, навсегда.
      
       * * *
      
       Спустя час доктор Джонс сидел на какой-то подстилке, пропитанной ослиной мочой, на том же злосчастном базаре, и пьянствовал, чтобы меньше страдать.
       Пил он в компании одной лишь обезьянки, которая явилась невесть откуда, чтобы утешать его. В желудке уже плескалась как минимум кварта виски, нижняя губа несколько отвисла, когда к нему подвалили двое немцев и вежливо предложили пройти в соседнюю кофейню:
       - Коммен зи битте мит унс.
       Индиана вяло, но послушно отправился вслед за ними. После всего происшедшего его охватило безразличие, можно сказать, тупость. Пусть ведут куда угодно, не то что немцы, самураи даже.
       Немцы проводили доктора Джонса, у которого на плече восседала макака, до входа в кофейню и куда-то скрылись. На пороге, подбоченясь, стоял толстый неприбранный мужик в переднике.
       - Это я тебе, что ль, нужен, жирный? - окликнул его Индиана.
       Мужик с густым смешком сдвинулся в сторону и освободил проход. За ближайшим столиком расположился господин в элегантном белом костюме.
       - Ренар, я не склонен сейчас к беседам на отвлеченные темы. - Индиана не удивился такой встрече, однако был недружелюбен. - Вы работаете на Германию. И этим все сказано.
       Обезьянка при слове "Германия" сделала характерный жест нацистского приветствия, но крепко поддатый Индиана этого не заметил.
       Обвинение нисколько не подействовало на француза, а также на его отутюженный костюм и вычищенные до блеска штиблеты.
       - Этим не все сказано, мистер Джонс. Немцы - культурная нация, у них сейчас большие возможности, которые должны использовать и мы.
       - Кто мы?
       - Археологи, - скромно отозвался Ренар.
       - А может быть, "мы" еще и нацисты? Если я обнаружу, что вы имеете к этим нехорошим людям слишком прямое отношение, то скормлю вас нильским крокодилам. Их длина, между прочим, достигает двадцати трех футов, то есть семи метров, в верхней челюсти не более девятнадцати зубов...
       - Плохое место для убийства вы выбрали, доктор Джонс. Здесь вокруг полно зевак.
       - Этим арабам наплевать на наше самочувствие, - напомнил мрачный Индиана. - Если мы прибьем друг друга, то лишь доставим им большое удовольствие.
       Из глаз Ренара засочилось презрение старой лощеной Европы к неотесанному янки.
       - Послушайте, Джонс, я человек тонкий, а не ковбой, и выяснения отношений такого сорта мне претят. Давайте попробуем вести себя как цивилизованные люди. Тем более, мы с вами слишком похожи. Наша религия - археология. И мы оба археологи наступательного склада, то есть методы наши, увы, грязноваты... Сейчас вы смотрите не на меня, а на свое зеркальное отражение.
       Он вытащил из кармана часы.
       - Это дешевка, красная цена ей десять долларов. Но если положить ее в песок лет на тысячу, то она сделается величайшей ценностью. Так и Ковчег.
       - Примитивное суждение. - Индиана сплюнул и едва не попал Ренару на сияющий штиблет. - Значит, фюрер послал вас сюда откопать ему что-то вроде часов трехтысячелетней давности?
       На слово "фюрер" обезьянка тоже отреагировала, радостно подпрыгнув.
       - Он, разумеется, получит Ковчег, но вначале с находкой поработаю я. Ведь это передатчик, с помощью которого можно поговорить с Богом. Коллега, Господь наконец стал досягаем!
       Индиана не разделил оптимизма, а наоборот почувствовал раздражение. В пьяном организме оно распространялось беспрепятственно.
       - Итак, вы хотите говорить с Богом так же просто и непринужденно, как смотрите на циферблат своих часов. Нет никаких возражений. Для этого даже не надо ковыряться в песке. Я сам помогу вам выйти на связь. - И рука профессора потянулась к кольту.
       С ближайших десяти стульев немедленно повскакивали люди, щелкая затворами винтовок и курками револьверов. Индиана почувствовал, как вся кварта виски куда-то мигом испарилась.
       Приближался момент торжественной защиты бледного изящного француза от плечистого бандита в кожаной куртке, но внезапно в кофейню вбежали многочисленные дети Салеха и обступили его плотной толпой.
       - К моему прискорбию свидание закончено, и мы должны расстаться, месье Ренар... Макака, за мной. - Индиана виновато развел руками и направился к дверям.
       - У вас отвратительные манеры, Джонс, поэтому вы нас больше не интересуете, - подытожил оппонент. А затем протявкал в удаляющуюся спину, подрастеряв лоск: - И советую для спасения задницы запастись вместо выводка детей чем-то более существенным.
       На улице Индиану встретил Салех на потрепанном грузовичке. Рука археолога потрепала кудрявые пять-шесть головенок:
       - Морская пехота прибыла вовремя.
       - Инди, я нашел норку, где проживает наш полезный старичок, тот самый каббалист из каирской генизы.
       - А я потерял Клопика, Салех.
       - Ай-яй-яй, - друг сочувственно поцокал языком.
      
      
      
      
      5. ВЕРНЫЕ СВЕДЕНИЯ ОТ КАББАЛИСТА
      
       Каббалист реб Элиезер бен Цви являлся, безусловно, ученым, но таких ученых, как он, в Европе и Америке уже не существовало лет триста. Правильнее его было назвать мудрецом, потому что он знал все. Он знал все обо всех вещах, достойных размышления.
       С помощью его знаний нельзя было построить самолет или даже пушку. Но зато он много мог порассказать: что, например, представляло из себя безвидное и пустое "тоху-ва-боху"*, которое Господь Бог сотворил перво-наперво. И кому сказал Всевышний: "Да будет свет". И на каком из девяти небес-шемаим* находилась ваша душа-нефеш*, прежде чем пройти божественными каналами-сефирот* и в мире воплощения* вдохнуть жизнь во все шестьсот семнадцать жил и частей вашего тела...
       Каббалист занимал комнатку по соседству с лавкой своего брата. В трех ярдах от него сисястая жена брата пыталась каркающим голосом всучить какое-то барахло случайно забредшему туристу, но реб Элиезер был отделен от нее не столько глинобитной перегородкой, сколько дополнительным измерением пространства. Однако эта ворчливая женщина не забывала вовремя кормить мудреца, причесывать его бороду и стирать ему рубаху. А сейчас при виде важных гостей даже выбежала на улицу купить у разносчика фунт фиников.
       Доктор Джонс и Салех устроились на двух уцелевших стульях, в то время как реб Элиезер за холмом из свитков и книг всматривался выцветшим старческим глазом в кулон, созданный еще во времена непутевого царя Ровоама. Который хоть и был сыном Соломона, но потерял Ковчег и навлек много бед на Израиль. "И делал он зло, потому что не расположил сердца своего к тому, чтобы взыскать Господа" (2-ая Парап. 12, 14).
       - Не понимаю, Салех, откуда взялась у Ренара копия "кулона", - произнес недоумевающий Индиана. - Никто никогда не делал с этой вещи оттисков и дубликатов. По крайней мере, мне так кажется.
       - Но я видел ее вот этими вот глазами! - воздев руки, египтянин призвал небо в свидетели. - Перенесенной на бумагу, с несколько размытыми краями, однако с такими же письменами вокруг кристалла. Там еще было характерное изображение глаза в треугольнике. Балбесы немцы почему-то скопировали только одну сторону кулона. Они уже провели подсчеты и неделю назад показали работягам точки, где надо копать. Сразу в трех местах - и поблизости, и вдали от центрального храма Ра-Хорахти*. Я в немецком слаб, но вроде слышал, как Ренар говорил главному начальнику такие слова: "Камера Карты".
       - Разумеется, им известно, что существует помещение с картой или макетом Пер-Рамзеса, и что "кулон" надо водрузить на посох! Боюсь, Камеру Карты они уже откопали, это не проблема при их размахе. Уж не потому ли Урбах торопился в Египет? - Догадки были неприятными, как зубная боль, и археолог даже поморщился. - Что же может затормозить нацистов?.. Салех, а точно немцы скопировали лишь одну сторону кулона?
       - Похоже, что да. Хотя я, конечно, не ручаюсь бородой.
       - Значит, немцы не знают высоты посоха. На той стороне, где нарисован глаз в треугольнике, то есть "Око Пта", она не указана. Впрочем, и нам высота покамест неизвестна... - Закончив мысль, ученый отвлекся на любопытную тему: - Между прочим, это самое египетское "Око Пта" превратилось во "всевидящий глаз Господа", символ, употребляемый в иудаизме. А позже - благополучно перекочевало в христианство и, в конце концов, стало любимым знаком масонов. А уже масоны в американском руководстве нарисовали его на долларе, от которого тоже никуда не скроешься.
       Обрадованный небольшим научным открытием, Индиана взял с тарелки финик, подбросил и поймал зубами, как цирковой морж. Но тут бесцеремонная обезьянка, сидевшая у него на плече, выдернула сладкий плод прямо изо рта человека и повторила цирковой номер. Подбросила, ухватила пастью и проглотила.
       - Ну, ладно, зверь, кушай на здоровье. Хотя, я вижу, по сравнению с тобой манеры у меня не такие уж дурные, как посчитал Ренар, - мягко упрекнул профессор своего хвостатого приятеля.
       Тут из-за бумажного холма стал слабенько попискивать реб Элиезер.
       - Посмотрите! Предупреждение не беспокоить Ковчег!
       - Вам удалось определить высоту посоха, реб Элиезер? - бросился доктор Джонс на каббалиста.
       - Да, здесь очень древняя тайнопись, известная еще повелителю духов великому Шломо бен Давиду. Посох идола имеет в длину двадцать два локтя или, по-вашему, двадцать футов. Он приведет вас к Сокрытому Сокровищу. Но Сила Скрижалей поразит того, кто не поклоняется им и противостоит им. Изведать милосердие Господа сможет лишь тот, кто чист пред всевидящим Оком Его...
       Доселе внимательный слушатель неожиданно поднялся, шагнул бесцельно вперед и взмахнул руками, как эквилибрист на канате. Раскололся об пол задетый его ладонью кувшин.
       - Я проваливаюсь, привяжите меня к чему-нибудь... - вырвалось у доктора Джонса, с трудом преодолевающего тошноту.
       Обеспокоенный Салех подскочил к другу, чтобы поддержать, но тот уже рухнул, уронив с головы шляпу.
       - Застопори лифт, нажми какую-нибудь кнопку... - голос Индианы осекся, а пальцы заскребли пол, как будто хотели зацепиться за что-нибудь.
       Еще несколько судорожных движений - и сознание археолога утратило связь с реальностью...
      
      
      
      
      6. ЕГИПЕТ. НАЧАЛО ИСТОРИИ. ВЗГЛЯД 5
      
       ...Пока Питхор Иосепт пробирался к Воротам Добродетельного Служения, ему все мнилось, что шагает он слишком поспешно, чем выдает себя, что вот-вот забегают служители и стражники с воплями: "Святотатец в Доме Владыки".
       Но обошлось, "святотатец" покинул ворота и заторопился, насколько это было возможно, не переходя на бег, по мощеным мрамором улицам Пер-Рамзеса. Мимо домов, источающих довольство, чьи стены были украшены фаянсовыми облицовками, алебастровыми плитками и инкрустированы бронзой. Мимо медных оград с изображениями кошек и скарабеев, за которыми шумели мандариновые сады. Миновал он несколько чинно прогуливающихся сановников, обитателей этих домов, за каждым из которых семенило три-четыре нубийца с зонтиками и опахалами из павлиньих перьев. Так добрался он до Реки, обрамленной множеством пристаней на резных сваях. Питхор Иосепт разрешил своим ногам бежать, когда уже показалась его ладья, остойчивая и быстроходная, однако по вместительности и красоте много уступающая стоящим у берега баркам.
       - Поднять парус, - закричал он с дистанции в двадцать локтей, и двое ловких парней с Крита стали натягивать канаты. Питхор Иосепт быстро сдернул швартовые концы с причальных кнехтов и перепрыгнул в свою лодку.
       - Лукос, постреленок, проснись, отталкивайся шестом... Керано, лысый ты бугай, и Памако, начинайте грести. Косоуто-балбес, сейчас как дам, быстро садись на весла. Ну вот, есть порядок, надеюсь, не только египетский.
       Ладья вышла в фарватер, а гребцы вошли в ритм. Всех своих людей Питхор Иосепт послал на весла, многоопытного Лукоса, бывшего пирата, на парус, сам занялся кормилом и, конечно же, навигацией. Затерялся сзади пер-рамзеский створ, затем растаял маяк Око Хора, и вот ориентиров почти не осталось, даже берега расплылись в камышовых зарослях.
       Полковник не раз предавался охотничьим забавам в этой местности, поэтому не растерялся. Ориентиры все-таки имелись, хотя и незаметные постороннему глазу. Водяная растительность, камышовые вырубки, гнездовья птиц и, конечно же, крокодилы. Чем ближе к броду, тем больше этих священных животных, выполняющих волю бога Собека*.
       А Ра-Хорахти сползал по небосводу за горизонт, сочась кровавыми лучами, будто порезался о его острые края.
       Вот и брод, мелководье, о днище трутся крокодильи шкуры. К ночи у тварей просыпается аппетит - в здешнюю неласковую воду даже палец опускать боязно.
       - Памако и Косоуто, сушите весла.
       Пора слушать воздух, напоенный ароматами вечера. Уже виднеются залысины на водной поверхности - где нет зелени, там дно уходит вниз. Если Ковчег сброшен в омут, то слуги зубастого Собека уже никогда не отдадут его.
       - Керано, табань. Мариней, толкай шестом. Лукос, спускай парус. Постарайтесь не проморгать бритоголовых ребят, тогда мы первыми успеем сказать: "Мир вам".
       Налетел ветер с моря, и шелест камышей заполнил уши. Никаких намеков на постороннюю лодку. И вдруг:
       - Начальник, вы, кажется, что-то высматриваете? Я вот, например, замечаю примятые камыши - вон там.
       - Мариней, за это ты получишь пропуск в храм Исиды* без очереди. Ну, кто еще хочет попасть на прием к девам радости?
       - И мне пропуск. Вот пузырьки, здесь шла плоскодонка, довольно крупная, - отличился пучеглазый Лукос. - И лилии притопленные.
       - А теперь движемся в полном беззвучии и торжественности, как будто уже очутились в загробном царствии.
       - Это не слишком вдохновляет, - пробормотал Керано. - Хотя, может, мне и там придется сидеть на веслах.
       Питхор Иосепт нутром чувствовал, что они вот-вот напорются на барку со здоровяками жрецами, которых окажется не меньше дюжины. А у него всего пятеро, смехотворные силы для нападения.
       - Парни, доставайте свои клинки. Мариней, хватай копье. Только запомни, сейчас тебе придется швырять его не на дальность, а на меткость.
       Сам полковник потянул из ножен, покрытых кожей бегемота, свой железный меч по имени Хлеборез - с крупной гардой. Оружие приобретено было в финикийском Библосе, но купец нахваливал: мол, привез острый товар из некой далекой страны, находящейся за Аккадом и даже за Эламом. Дескать, там меч куется из нескольких полос металла, которые перед тем вылеживаются в земле по десять лет, избавляясь от порчи. На закаленном лезвии была насечка с изображением какого-то сомнительного многорукого бога. Узоры придавали клинку вид застывшей водяной струи, хотя образовались после травления растительными кислотами.
       И все-таки столкновение со жреческой баркой оказалось внезапным. Ладья ткнула носом ее где-то посреди левого борта. Водоплавающие жрецы как раз с помощью полос крепкой ткани поднимали ковчег, чтобы швырнуть его в глубокую воду. Дьяки от соударения выронили израильскую святыню, отчего она раздавила ногу одному из их команды. Вслед за первым воплем последовал второй - Мариней довольно удачно швырнул копье, и проткнутый насквозь жрец улетел за борт. Им, конечно, сразу стали закусывать крокодилы. Однако Питхору Иосепту было пока не до зрелищ.
       - Бей "навозников"! - испустил антиегипетский, антискарабеевский клич бывший пират Лукос и первым рванул на абордаж, прикрываясь плетеной корзиной. В ней как раз и застряло копье ближайшего жреца, который тут же получил клинком по яремной вене.
       Однако Лукос поскользнулся и упал, образовав что-то вроде мостика между двумя суденышками. Какой-то боевой дьяк нацелил дубинку с шипами на его голову, но Керано, отломав в запальчивости большой кусок от кормила, грубо взмахнул им - и человек с дубинкой остался без черепной крышки. Тут уж по живому "мостику" устремился на вражескую барку Питхор Иосепт, с одного бока его стал прикрывать Мариней, с другого Памако.
       Хотя дьяки были опытны в рукопашном бою, однако, в отличие от уроженцев Крита, никогда не бывали в морских сражениях.
       Полковник откинул направленное на него копье, тут же выписал лезвием восьмерку и срезал голову у одного из противников. Памако завалился с раной в бедре, но из игры не вышел - ухватил зубами какого-то жреца за палец ноги. Тот взвыл и тут же затих, потому что Керано угостил его своим поленом.
       Питхор Иосепт собрался было проткнуть черного верзилу, однако выпад оказался неудачным. Толстомясый нубиец заблокировал удар широким клинком, которым и принялся отжимать Хлеборез в сторону полковника. Тот, впрочем, не растерялся, а притиснулся к здоровяку, одновременно оборачиваясь боком. Еле удерживаемый меч нубийца уже стал делать пилящие движения возле самой грудной клетки, однако Питхор Иосепт успел ткнуть врагу локтем в подвздошие, а потом и в подбородок. И верзила тоже отправился угощать собой крокодилов.
       Однако до финала в этом кровопускательном состязании было далеко. Полковник вытаскивал из кого-то меч, когда почувствовал направленное на него лезвие. Сзади. Он успел лишь присесть и откинуться назад. Клинок не рассек его, а оказался впереди, по плечу же влепило лишь предплечье противника, облаченное в кожаный щиток. Питхор Иосепт поймал широченное запястье боевого дьяка, но тот двумя руками стал подтягивать лезвие к горлу святотатца.
       Тогда полковник сделал разворот и попытался бросить противника через бедро. Нет, не совладал с внушительной массой - свалился сам. Прямо на борт барки, которая еще больше накренилась, отчего головы дерущихся оказались на расстоянии пальца от воды. И как раз из этой самой воды вылезла зубастая пасть крокодила, который выбирал, какую бы башку отхватить первой.
       - О, великий Собек, ну давай же, поскорее карай нечестивца! - молил дьяк.
       - Господи Боже, прикажи водному гаду цапнуть жреца-лжеца, - говорил о своем полковник.
       Все ближе усаженная зубами пасть. Не в силах что-либо предпринять, Питхор Иосепт словно покинул тело и увидел свою рыжую голову со стороны, вместе с бритой башкой жреца. И даже выбрал в качестве угощения "не свою".
       Раздался хруст шейных позвонков, мускульное напряжение пропало, а на щеку брызнуло что-то теплое и соленое. Хрустящие шейные позвонки все-таки оказались не его, чужими.
       Полковник обернулся - рядом валялась туша дьяка, у которой была откушена самая важная деталь. Тогда Питхор Иосепт глянул в другую сторону. Крокодил, хрупнув жреческой головой, как орехом, намеревался продлить удовольствие второй порцией мозгов. Неизвестно, чем бы закончилось состязание в скорости, если бы Керано не воткнул кормило в глотку разожравшейся твари.
       - Спасибо. Не крокодилу, а тебе, дружище Керано. Хотя и ему тоже, - полковник искренне благодарил.
       К этому времени бой уже затухал: на корме осталось лишь трое боеспособных жрецов, вернее, двое. Третий был щуплым начальником, который доставал своим подчиненным едва ли до подбородка. Полковник подхватил еще один клинок и, раскачивая лодку, ринулся к неприятелям. Они встретили его двойным выпадом, и оба колющих удара были парированы. Питхор Иосепт оказался между двух дьяков, так что и колоть им было не с руки, а чтобы нанести рубящие удары, надо было отвести клинки... и открыться. Тут они оба и получили, один локтем в кадык, другой - гардой в челюсть. Два человека выпали за борт, так сказать, ушли со сцены, и ими тут же занялась благодарная публика с большими зубами.
       Вся водная поверхность вокруг барки стала тяжелой и медленной из-за крови, клочков ткани, щепок и пузырей.
       - Теперь твоя очередь, ревностный служака Амона, - обратился Питхор Иосепт к мелкому человеку. - Прыгнешь сам за борт или тебе помочь?
       Однако начальничек деловито залопотал.
       - Господа крокодилы уже сыты и довольны. А если у вас нелады с Амоном, то давайте не будем меня называть его служакой, служителем, слугой и так далее. Договорились?
       - По-моему, твоими устами сейчас говорит отнюдь не Ка, подвластная великому Амону, - заметил Питхор Иосепт. Жрец пока не вызывал никакого доверия и явно годился крокодилам на десерт.
       - Мое имя Аменемхет. Аменемхет и говорит сейчас. Вам зачем-то понадобился трофейный Ковчег, я угадал? Ну, так смело берите его. Вы наверняка захотите его спрятать или переправить куда-нибудь. Вот тут я незаменим. Своему начальству я доложу, что Ковчег по велению Семи Хатхор и по воле великого Амона утоп вместе с баркой и с этими божьими рабами, которым и так уже ничего не поможет. Да, им крупно не повезло по части священных останков.
       - И ты не боишься, мелкий, что Амон тебя покарает?
       - А ты?
       - Не слишком-то это вежливо - отвечать вопросом на вопрос, бритая башка. Но впрочем, я эту стрелу ловлю. Я считаю, что в мире действуют другие законы другого Бога.
       - А я считаю, что в мире, по крайней мере в этом, не действуют никакие законы.
       Глазки жреца перестали метаться, лобик разгладился: видимо, Аменемхет осознал, что не пойдет на ужин любимым животным Собека.
       - Ты опасный парень. Так где же мы спрячем Ковчег?
       - Я покажу тебе подходящее место сегодня ночью, о удачливый грабитель. Мне, кстати, знакомы способы приваживания змей, и это должно показаться тебе интересным. Сейчас я переберусь на твою ладью вместе с Ковчегом бога пустынь, и мы поскорее распрощаемся с гостеприимными обитателями этого омута.
       Питхор Иосепт заметил изворотливость Аменемхета, но посчитал, что тот может пригодиться, если останется на коротком поводке. Понятно же, что Большой Дом не сочтет его свидетельства более убедительными, чем показания заслуженного военачальника. Управление Истины добивается правдивости уст приложением огня к пяткам, и вряд ли ушлый жрец понадеется на помощь благого Амона.
       Двенадцать жрецов отправилось в омут вместе с баркой, у которой крепыш Керано пробил дно. Единственной потерей в команде Питхора Иосепта был Лукос. Как уверял его приятель Мариней, именно так мечтал оставить сей мир бывший морской разбойник. "Жизнь мигом вышла через его ноздри, даже зависть проникла в мое сердце при виде столь славной и легкой кончины".
       ...Той же ночью Ковчег был спущен в шахту Обители Умерших Душ на окраине Пер-Рамзеса, на расстоянии двух полетов стрелы от воздвигаемого храма дневного Ра-Хорахти. Утром отряд строителей был пригнан Распорядителем Земляных Работ, чтобы дальше копать храм в честь ночной жизни великого Ра-Озириса, но люди были ошарашены неисчислимым количеством змей, сползшихся в Обитель, наверное, со всей округи.
       - Значит, Великий Ра не хочет, чтобы это место было потревожено, - совместно решили Распорядитель и будущий настоятель храма. И шахту замуровали.
       Аменемхет побоялся донести до ушей Храмового Совета правду и исправно рассказывал, что громадный крокодил, посланный Амоном, утянул на дно барку вместе с Ковчегом. А самого начальника дьяков вышвырнул на берег для доклада вышестоящим. Вышестоящие жрецы, важно кивая, соглашались: отчего же Сокровенному не поразить гневом чужого демона.
       Камера Карты, обычная для храмовых комплексов, была уже устроена к тому времени - как и принято, между храмами Ра-Хорахти-Дневного и Ра-Озириса-Ночного. А в головной убор Ра-Дневного, в солнечный диск, спустя год была внесена тайнопись и вставлен кристалл, дающий луч-указатель. Насечку на ободке диска сделали и кристалл обточили работники из мастерской Луксорского храма в Фивах, которой заведовал Аменемхет.
       А спустя четыреста лет страна Кеме была покорена персами, которые мало что тронули, лишь повысили налоги. А спустя шестьсот лет - греко-македонцами, которые были заносчивыми, наглыми, задиристыми и много сделали для уничтожения старого порядка. А спустя девятьсот лет римляне превратили Египет в зерновой придаток империи. А спустя тысячу лет соединилось несоединимое, религия Пта-Творца Имен и умирающего-воскресающего Озириса скрестилась с иудейской верой. Начало мемфисского трактата ("И возникло Слово на сердце и языке Пта") сделалось первым абзацем одного из евангелий - "В начале было Слово, и Слово было у Бога". Умирающий и воскресающий бог искупил грехи людей. А египетский крест-анк превратился в символ новой религии.
       Сама же новая религия была одинаково враждебна к обоим своим родителям. Она господствовала в гнездовьях древних цивилизаций, Египте и Палестине, пятьсот лет, пока не была изгнана своим побочным отпрыском, приобретшим заряд огромной мощности в Аравийских пустынях. А спустя еще тысячу четыреста лет...
      
      
      
      
      7. ФИНИКОВОЕ ОРУЖИЕ
      
       - Эй, доктор Джонс, открывай глаза, - раздался сочный голос Салеха. - Я же вижу, что ты жив.
       - А вот я еще не вижу.
       Индиана оторвал голову от пыльной кучи книг. Муть постепенно стекала к краям глаз. Вначале археолог различил врача - носатую личность в белом с желтыми пятнами халате. Затем свою ладонь, которая сжимала разогревшийся сверх всякой меры камень Шанкары. А нос различил не украшающий комнату рвотный запашок.
       - Мы пытались выудить камешек из вашей руки. Как бы не так, железная хватка... - Врач хихикнул и взялся за запястье Индианы. - Пульс слабоват еще, но ровен... Пожалуй, я больше здесь не нужен.
       - Нужно еще сказать, что со мной случилось. Я ведь не юная барышня, которая хлопается в обморок от избытка надежд на очередного кавалера.
       - Похоже, что невестка Элиезера купила не очень хорошие финики. - В качестве доказательства Салех поднял за хвост дохлую макаку.
       - Симптоматическая картина не ясна, - добавил врач. - Вскрытие, как говорится, покажет, но всерьез заняться обезьянкой могут только полицейские медики. У них и лаборатория соответствующая.
       - А если финики были отравлены? - Индиана Джонс встал и зашатался из-за слабости членов, как тонкое деревцо на сильном ветру. - Например, вымазаны в яде. Добрая женщина, желая нам услужить, выбежала на улицу, тут ей и попался на глаза немецкий агент, замаскированный под разносчика.
       - Немецкий агент?.. Молодой человек, если бы финик был выпачкан в немецкой отраве вроде цианистого калия, вы бы сейчас тут не рассуждали. Блокировка дыхательного центра и мгновенный капут обеспечивается каким-то миллиграммом яда, - напомнил врач, снисходительно улыбаясь. - Я думаю, вас всё-таки поразили пищевые токсины. Ладно, промывание я вам сделал, еще посоветую денька три полежать, питаясь одной лишь овсяной кашей.
       Врач уложил свои инструменты в чемоданчик из крокодиловой кожи и удалился. Доктор Джонс мрачно икнул, провожая взглядом его сутулую спину.
       - Я думаю, это результат беседы с месье Ренаром, - сказал Индиана своему египетскому другу. - Ему так не понравились мои манеры, что он попросил немецких друзей преподать мне урок хорошего поведения.
       - Но лекарь же объяснил тебе про яд. Кто лижет финики, отравленные немцами, гарантированно переселяется на тот свет и там встречается с замечательными историческими персонажами, от Рамзеса Великого до царя Соломона. - Салех искренне пытался создать атмосферу покоя.
       - Земля от подножия Креста Господня заживила рану моего отца и спасла ее от нагноения. Я тоже ведь держал ее в руках...
       - Инди, неужто и ты подался в маги и колдуны? - удивился старый друг.
       - Я не вызываю по чуланам злых духов. Но, как ученый, должен считаться с фактами.
       Индиана больше ничего не стал втолковывать Салеху, это оказалось бы пустой тратой времени. Он сам еще не до конца разобрался. Контакт с Граалем неясным образом укрепил организмы обоих Джонсов. А вот Камень Шанкары, этот отполированный обсидиан, ведет какие-то игры с его мозгами, когда те находятся не в лучшем состоянии. Первую серию древнеегипетского сна он просмотрел в искендеронской гостинице, вторую - в комнатке каббалиста. Сюжеты их состыковались полностью.
       Если энергия Шива-линги позволила сжать время и добыть верные сведения из прошлого, тогда...
       - Я знаю, где искать Камеру Карты, - провозгласил доктор Джонс, стараясь подавить болезненную икоту. - Если, конечно, сон был вещим... К утру нам нужно быть в Танисе.
       - Тебе не искать, а лежать надо! - в отчаянии возопил добрый египтянин.
       Археолог угрюмо произнес:
       - Ты же меня знаешь.
       - Да, я тебя знаю, - с некоторым испугом подтвердил Салех.
       - Значит, пора двигаться. Покемарим в машине.
       Старикашка Элиезер что-то шамкал в своем углу. Индиана выудил из кармана десятидолларовую бумажку.
       - С него хватит и пяти баксов, - вмешался Салех. - Все равно ему ничего не надо.
      
      
      
      
      8. ГЕРМАНСКИЙ ДУХ В ПУСТЫНЕ
      
       Ранним утром следующего дня Ренар и штандартенфюрер Мюллер обходили территорию раскопок в Танисе.
       Мюллер командовал особым инженерным подразделением войск СС, которое отряжено было на археологические работы распоряжением рейхсфюрера СС Гиммлера. На личном составе этого подразделения сейчас не красовалась черная форма, эсэсовцы довольствовались робами песочного цвета, однако все поголовно были оснащены пистолетами-пулеметами системы Фольмера. На полсотни немцев приходилось пятьсот египетских рабочих, для которых инженер Мюллер тоже был главным начальником.
       Ренар считался его заместителем по научной части, хотя (как ни странно) штандартенфюрер делал именно то, что предлагал француз и лишь ворчанием мог выражать свое неудовольствие.
       - Я вас предупреждал, штандартенфюрер, не надо отправлять шифрограммы в Берлин, пока мы не добьемся однозначно положительного результата, - раздраженно выговаривал Ренар. - Запомните, Мюллер, археология не является точной наукой. У нее нет формул и уравнений. По большому счету она вовсе не наука, а лишь набор определенных навыков. Теперь же Берлин чуть ли не каждый день радирует: что, где, когда?
       - Но фюрер требует постоянных донесений, - оправдывался Мюллер. - Ну и, конечно, непрерывного движения вперед. Германский дух не может топтаться на месте.
       - Я не обещал германскому духу выдать объект к такому-то числу в стопроцентно готовом виде. Может, мы вообще насобираем тысячи осколков, которые придется кропотливо склеивать с десяток лет! Я лишь сказал, что все сложится благополучно. Ковчег бесспорно покоится в Танисе. Несмотря на неудачу с Камерой Карты, мы действуем по плану, который рано или поздно приведет нас к нему...
       Руководители миновали цепь фильтровальных установок. По мосткам то и дело пробегали оборванные рабочие с тачками, наполненными грунтом, который ссыпался в бункеры фильтров. Грунт доставлялся от ряда раскопов, где орудовали лопатами другие оборванцы. Все рабочие были местной национальности, тогда как начальники... Командовали, орали, надзирали и присматривали - немцы.
      
       * * *
      
       У этой картины, полной кипучего труда, нашлись и другие зрители.
       - С размахом. Разошлись они тут не на шутку, - подытожил Индиана, осмотрев окрестности в бинокль. - Мощно, тупо, в лоб. Много порядка, но мало ума и совести - в общем, по-нацистски.
       Пока немецкое начальство планировало труды и заботы своим подчиненным на день, доктор Джонс с Салехом пробирались к Камере Карты. Вернее, к тому месту, где, согласно обморочному видению Индианы, она располагалась. Профессор был облачен в стандартную арабскую рубаху до пят системы "галабия", которая скрывала все ту же кожаную куртку, а под каноническим головным платком таилась фетровая шляпа.
       Нацисты крепко стерегли городок в пустыне. Чтобы попасть внутрь, незваные гости оставили грузовик со своими землекопами далеко за барханами, откуда немцы не могли заметить машину, затем аккуратно перерезали колючую проволоку и пролезли под пустыми консервными банками, насаженными для звона на железные шипы.
       - Когда солнечный луч попадет в эту самую каморку? - спросил Салех, который до сих пор был озадачен странным озарением Индианы. Впрочем, согласно традициям Востока, легкие формы помешательства вызывали в нем только уважение - как свидетельство того, что слабого человеческого разума коснулась Божья рука.
       - В девять утра, если Камера окажется именно там, где я ожидаю ее увидеть.
       - Не так уж много у нас времени, Инди.
       - Времени всегда мало, дружище Салех. Вот та легкая возвышенность - не заинтересует ли тебя? Похоже, подарки внутри нее.
       - Да только, Инди, поросята немцы уже расковыряли ее своими пятачками. Неделю назад.
       Однако, как выяснилось, немцы, раскопав Камеру Карты - полость типа бутылки с отверстием наверху, - так и не смогли применить ее по прямому назначению и даже не выставили часовых.
       - Похоже, в этом подвале нам действительно ничего не отломится, - гулко сказал Салех, сунув голову в щель.
       - Все подлежит опытной проверке.
       Индиана уронил в отверстие посох, потом стал спускаться по веревке, которую стравил египетский друг.
       Внизу не было ничего, похожего на макет и даже карту. Просто дно. Песчаное дно, пыль веков. Однако, когда Индиана потоптался немного, оно показалось более твердым, чем должно быть. Тогда археолог опустился на четвереньки и начал раскидывать песок руками. Открылась плита, по которой надлежало пройтись кисточкой. Еще немного усилий - и очистилось несколько смежных монолитов.
       На плитах, помимо иероглифов и многочисленных изображений богов, ничего другого не обнаружилось. Доктор Джонс застыл в замешательстве. И вдруг дошло - здесь высечена карта храмового комплекса! Разумеется, исполненная по законам древнеегипетской картографии, то есть без соблюдения масштаба, пропорций и какого-либо нормального изображения предметов. Сплошная символика. Несколько минут работы мозга - и зашифрованные объекты были распознаны, в том числе храм Ра-Хоратхи... Путешествие во времени оказалось удачным - результат налицо.
       - У вас что, колбаса вместо мозгов? - Индиана задал немцам риторический вопрос.
       В самом деле, отсутствие подлинных египтологов решающим образом подвело конкурентов. Нацисты умудрились не догадаться, какое замечательное помещение раскопали. Да уж, на фоне таких идиотов легко блеснуть собственными познаниями...
       Перебрав варианты, он решил, что посох лучше воткнуть именно там, где на каменной карте прокарябаны знаки храма Ра-Хоратхи. Где, кстати, даже углубление имелось. Вставив в эту дырочку посох с "кулоном", профессор стал ожидать чего-нибудь хорошего. Вот первый луч проник через верхнее отверстие и уткнулся в стенку. Солнце взбиралось выше и выше, неугомонный Ра не тормозил свою колесницу. Индиану пробрал жар - не только из-за продвижения луча к "кулону", но и от возможного приближения немцев с пистолетами-пулеметами.
       Он не любил это оружие. Любой дурак, не умеющий даже целиться, мог полоснуть веером от живота и срезать искусного стрелка.
       Наконец солнечный луч ткнулся в кварцевый кристалл посреди кулона и, преломившись, вылетел чрезвычайно узкой и яркой спицей, которая вонзилась в какую-то точку на карте. Индиана сразу прикинул, что место, соответствующее этой точке, находится уже за пределами немецкого лагеря. Очень удачно. Оставалось только сделать отметку в план-карте, до поры лежавшей у археолога в кармане.
       - Салех, дело в шляпе! В моей, конечно! - Индиана, как мог, утаивал свою бурную радость. - Бросай веревку.
       Он удивился, когда вместо каната упало вниз длинное полотенце, связанное из нацистских красно-свастичных стягов.
       - Глазам больно, - вздохнул Индиана и, сломав посох об колено, полез наверх. Там его встретил Салех.
       - Меня, Инди, к сожалению, ненадолго забирали немцы и, конечно, отняли веревку. Поругали и погнали в шею, чтобы не занимался в рабочее время собственным антикварным бизнесом. Они ведь постоянно обыскивают наших на предмет археологических ценностей... Пришлось воспользоваться подручным материалом. Только вот пока я его собирал около плаца, уловил обрывок одного интересного разговора.
       - Что за разговор? - мгновенно насторожился археолог.
       - В одной из немецких палаток некто голосом Ренара вежливо обращался к особе, которую называл "мисс Кэмден".
      
       * * *
      
       Охрана возле палатки отсутствовала. Немцы, видимо, не слишком беспокоились, что сквозь лагерное ограждение - колючку и часовых - пролезут посторонние персоны.
       А внутри палатки...
       Первое впечатление оказалось малоприятным. Человек был привязан к столбу, как цепная собака, то есть лишен права движения. Рот, заткнутый кляпом, говорил об отсутствии права голоса. Роба тюремного типа означала отсутствие права на красивую одежду. От такого зрелища у Индианы даже зашевелилась где-то слезинка.
       Он вытащил кляп изо рта женщины и постарался быть веселым:
       - Лили, привет. Я вижу, ничего страшного с тобой не произошло. Свежа, румяна, и тебя навещают мужчины, которые говорят: "Ах, Лилиан".
       - Кончай трепаться и режь веревки, Джонс, - прошептала мисс Кэмден.
       Она уже приучила себя не удивляться внезапным появлениям Индианы как бы из ничего. Но сейчас она вспыхнула от близости друга, от близости свободы.
       В то же время Индиана воображал себя каменным столбом, чтобы не кинуться ей на помощь.
       - Я рад бы уважить твою просьбу, но сейчас нельзя. Не время, товарищ, как говорят в России. Если я тебя выпущу, нацисты тут же прочешут все окрестности со столь присущим им рвением.
       Доктор Джонс поцеловал ее в сухие, потрескавшиеся из-за африканского зноя, губы.
       Она подалась вперед, хоть веревки и впились в ее запястья. Не страсть, а жалость пронзила тело Индианы, будто душа его стала большой и ранимой. Но воин - а так поступить мог только воин, - заставил свою душу съежиться и затвердеть. После чего решительно вернул кляп на прежнее место.
       - Сиди тихо, Лили, я вернусь за тобой, и все будет хорошо. Мы с тобой отправимся в ночной клуб и протанцуем до утра. Я буду заказывать только танго... Надеюсь, ты меня поняла.
       Она приглушенно взвыла, но было уже поздно.
      
       * * *
      
       В голосе Ренара сквозь нарочитое терпение сквозили нервные нотки:
       - Мы проверяем все точки, имеющие археологические признаки, на территории Пер-Рамзеса. А это означает, что, несмотря на неудачу с Камерой Карты, мы в течение месяца с вероятностью девяносто девять процентов заполучим Ковчег.
       Штурмбанфюрер Мюллер, владелец вечно сияющих сапог и красных ушей, изъяснялся просто и грубо:
       - Месяц?! Через две недели Берлин уберет отсюда и вас, и меня, как полностью обделавшихся. Может, все-таки фройляйн Кэмден от нас что-то скрывает? Что-то очень важное? Ведь этот "кулон" хранился у нее в течение многих лет!
       Ренар не преминул осадить солдафона.
       - Вы открываетесь мне, как завзятый фантазер. Кроме того, вы все-таки вторгаетесь в область моей компетенции.
       Штандартенфюрер был задет и тоже нанес укол.
       - Кто же осмелится посягнуть на нее, учитывая, что вы путаете названия археологических инструментов... Впрочем, хочу вас порадовать. Час назад из Каира, а вернее из Берлина, прибыл опытный эксперт, который берется решить некоторые наши проблемы.
       - Опять прислали Хорхера? - догадался Ренар и несколько сник.
       - А вы сообразительны... - раздался знакомый голос.
       Из-за спины французского археолога с едким хихиканьем вынырнул человек в черном плаще и очках. Он казался демоном пустыни, внезапно сгустившимся из тяжелого знойного воздуха.
       - Хайль Гитлер! - Его рука взметнулась в традиционном нацистском приветствии, и ладонь показала миру отпечаток кулона, образовавшийся в результате сильного ожога. Клеймо, которое "эксперт" носил уж несколько месяцев после непальской неудачи, источало ядовитый огонь позора.
       Это действительно был Отто Хорхер, штурмбанфюрер СС из Шестого отдела Управления имперской безопасности.
      
       * * *
      
       Индиана, оказавшись за проволочным заграждением немецкого лагеря, установил теодолит на одном из барханов и занялся рекогносцировкой местности.
       - Вот он, я его засек. В этой точке находится ярко выраженный холм, что меня немало вдохновляет. Салех, я отправлюсь пешком. Ты сажай своих друзей в грузовик и гони туда по дуге большого круга.
       ...Солнце, а может Ра в своей ладье, уплывает за горизонт для работы во вторую, ночную, смену. Доктор Джонс, Салех и вдобавок десять землекопов торопятся к холму. Если им повезет, они совершат величайшее археологическое открытие...
      
      
      
      
      9. НА ПОГОДЕ ТАЙНЫ
      
       Четыре часа усиленного махания лопатами после заката. На северной части неба не было видно звезд, там куролесила гроза, столь редкостная для этого времени года. Молнии озаряли согнутые спины и напряженные руки землекопов, а также наморщенный лоб доктора Джонса. Через четыре часа сталь ударила о твердь камня. Спустя еще полчаса с огромной плиты был снят весь грунт.
       - Я не слишком хорошо разбираюсь в иератике. Но тут предупреждающие знаки "берегись гнева Ра". И вот еще упомянута ярость богов, львиноголовая Сохмет. - Салех непроизвольно поежился.
       - Мы сами достаточно гневные и яростные, - успокоил присутствующих Индиана. - Ну-ка, могучие воины, берите свои заступы и своротите эту плиту набок.
       "Могучие воины", несколько ослабевшие от вида прыгающих с неба атмосферных разрядов, воспряли духом и окружили страшную плиту со всех сторон. Несколько минут кряхтения, вскриков, скрипа сухожилий, и плита подалась. Внизу открылась непроглядная и какая-то активная темнота. Зев, глотка, бездна.
       - Такое впечатление, что публика снова приуныла. И совершенно напрасно. Тяжкий беспросветный труд позади, а самое интересное, слава и доходы, впереди, - подначил соратников археолог. - В обстановке неизведанного у каждого есть возможность отличиться и заработать пару лишних долларов на конфеты.
       Особенно яркая вспышка на мгновение залила напряженным светом подземную полость, откуда глянул громадный змей. А грому предшествовал вопль ужаса, рожденный Салехом.
       Впрочем, египтянин тут же поправился:
       - Извини, Индиана. Я понимаю - это священный Урей, любимое животное бога Ра, причем, в виде совершенно безопасной статуи.
       - Кинь, пожалуйста, лишний факел вниз. Я хочу разглядеть, что там еще имеется помимо любимого животного.
       Огонь, оказавшись в подземелье, выхватил из тьмы что-то непонятное, напоминающее бурление. Лишь немного погодя Индиана разобрался и трагически откинулся на спину.
       - Ну почему же змеи? Ну, зачем набивать подземелье змеями, а не тараканами, например. Или, на худой конец, тарантулами.
       - И при том очень ядовитыми змеями, - добавил Салех.
       В мозгу ученого пролистывался справочник по зоологии.
       - Те, что подлиннее - это египетские кобры, гая, прототип священного Урея. Яд исключительной силы, смешанного действия - нейротоксичного и гемолитического. Тут они какие-то мутантные, белесые. А те, которые похожи на колбаски, - земляные гадюки с огромными ядовитыми зубами, такие кусают при первой же возможности...
      
       * * *
      
       Примерно в это время Ренар, уловив, что Хорхер опять начал подбираться к фройляйн Лилиан, решил поскорее навестить пленницу в ее палатке-темнице. В голове его зароились весьма откровенные образы.
       - Я вижу, вы хорошо поерзали на этом столбе, - заметил он с порога. - Зачем вы пытаетесь удрать, мадмуазель Кэмден? Учтите, едва вы покинете меня, как встретитесь с эсэсовцем Хорхером. И будьте уверены, он - мастер своего дела, сами понимаете какого. Или с пустыней встретитесь, что немногим лучше - пески, камни и змеи на три дня вокруг.
       Лилиан поторопилась огрызнуться:
       - Я чего-то не врубаюсь в ситуацию, Ренар. Если я "при вас", то почему никак мне не дождаться ни стакана вина, ни приличной еды, ни даже прогулки? Ведь все тут ваши дружки.
       - Они не друзья мне, а уж скорее неизбежное зло в моей работе. Грубые, необразованные люди. Этот партайгеноссе Хорхер - профессиональный революционер и партработник в прошлом. Организовывал митинги, понимаете, забастовки и беспорядки... Древоточец такой... И надо же, он теперь мне "помогает".
       Мужчина пожевал губами, пытаясь совладать со справедливым возмущением.
       - А Мюллер чего стоит?! Пусть он умеет рыть окопы и устраивать блиндажи, но здесь нельзя так просто копать и рыть! Потому что под ногами в любом месте - прошлое. Прах великих царей, их достижения - то, чему истово поклонялись и во имя чего много убивали. У Мюллера же в голове только кубометры изъятой породы. И к такому человеку я принужден обращаться по каждому поводу! Этот тип еще меня погоняет: давай-давай, мол.
       - Ну, а вы-то чем отличаетесь от них? - задала резонный вопрос Лилиан.
       - Надеюсь, за время нашего знакомства я показал себя достаточно обходительным и интеллигентным человеком. Таковым я остаюсь даже в этой части света.
       Ренар вышел из палатки и через мгновение вернулся с двумя коробками. Первую он сразу, но несколько театрально раскрыл и вытянул из нее нечто белое, полувоздушное. Чудесное бальное платье, которое не грех надеть на каком-нибудь приеме в Чикаго или в Париже!
       - Я очень хотел бы видеть это на вас, Лилиан.
       С этими искренними словами он рассек ножом веревки, опутывающие руки мисс Кэмден.
       - А еще чего бы вы хотели? - отозвалась грубоватая женщина, но сразу пошла на попятную. - Ну, ладно, ладно. Сделаю вам одолжение.
       Она выхватила платье и упорхнула в угол:
       - Интеллигентные люди как минимум отворачиваются, когда дама меняет одежку.
       - Конечно, конечно, - Ренар охотно продемонстрировал даме свои хорошие манеры, поскольку мог наблюдать за процессом переодевания с помощью зеркальца, стоящего на тумбочке.
       Месяцы заточения в нацистском плену пошли Лилиан, как женщине, тольку на пользу. Вынужденно обходясь без веселящих напитков и кровавых бифштексов, она улучшила цвет лица и фигуру. Голос сделался куда менее каркающим, даже обрел волнующие обертоны. Кроме того, по тюремному обычаю у нее давно забрали бюстгальтер.
       Обозревая ее спину и так далее, археолог Ренар испытывал искреннее волнение.
       - Эй, что у нас во второй коробке? - окликнула его Лилиан.
       Ренар толкнул ногой тару, в которой что-то приятно зазвенело.
       - "Мерло" и "Масон-Виллаж", - торжественно объявил француз.
       - Ну, это меня вдохновляет!
       - Еще бы, - глаза Ренара заискрились мужской гордостью. - Лилиан, времени на общение у нас в обрез. Буду предельно откровенен, руководство близко к тому, чтобы применить к вам особые методы дознания. Поэтому вы должны рассказать мне все. Естественно, чтобы я мог защитить вас. Откуда такая преданность Джонсу? Насколько я в курсе, он был не слишком порядочен с вами.
       - Я не имею ничего общего с шарлатаном и прохвостом по кличке Индиана, - сурово отрезала Лилиан. - У меня от него сплошные неприятности. Кроме того, я все рассказала вашим товарищам уже сто раз.
       Она прошлась по палатке в новом платье, туда-обратно, с каждым шагом все грациознее поводя попкой.
       - Вы бесспорно прекрасны, Лилиан, - не смог удержаться от комплимента Ренар.
       - И я придерживаюсь того же мнения, - сказала "бесспорно прекрасная" мисс Кэмден и едва уловимым движением сбросила кисейную шаль на стол. Материя прикрыла большой нож, которым Ренар рассек путы и вскрыл коробку с вином. После чего элегантно присела на стул. - Ну, угощайте даму, месье.
       Недолго задержавшись на проблемах археологии, микенских находках и загадках критского диска, разговор стал легким, напоминающим то бордосское вино, которое доставил галантный ухажер. Лилиан вспоминала о своей чикагской жизни, о том, как седые почтенные профессора оказывались похотливыми рукосуями, щупающими коленки у студенток во время сложного экзамена. Ренар вспоминал о своей парижской жизни, упирая на количество и качество своих любовниц.
       Когда собутыльники заканчивали вторую поллитровку "Мерло", стало очень смешно. Особенно после того, как Ренар сказал, что у него было в общей сложности сорок восемь любовниц. Из них двенадцать с университетским образованием, в том числе три доктора философии, герцогиня, которая могла заткнуть за пояс любую выпускницу парижских домов терпимости, амурный коллектив из пяти африканских пигмеек и русская пианистка с татуировкой "Ильич на броневике" на одном интимном месте.
       Лилиан чувствовала, что она уже не та, какой была раньше. От длительного алкогольного воздержания перед глазами плыло, а Ренар казался добрым и милым. Внезапно до нее дошло - еще минута, и она раскиснет. Поэтому вскочила, выхватила нож из-под тряпки и сверкнула им над головой беспечного археолога.
       - Вы пьяны, Ренар. Советую срочно свалиться под стол и захрапеть.
       Француз гордо заржал:
       - Да не могу я свалиться под стол, милая девушка. Никак мне не захрапеть от пустякового винца. К вашему прискорбию, мои родители как раз занимаются виноделием, и я научился обращаться с алкоголем раньше, чем сидеть на горшке.
       Лилиан представила себе грудничка Ренара и его кормилицу с бутылками "Мерло" вместо налитых титек, отчего тоже обхохоталась.
       - Ладно, мне пора идти. Адье, Ренар. Хотя, надо признаться, вы - обаяшка. Встретимся как-нибудь в более цивилизованной обстановке.
       И она прянула, как молодая лань, к выходу из палатки.
       Далеко уйти поддатой "лани" не удалось. Проход заслонили три фигуры в черных плащах и шляпах, нелепых на фоне пустыни. Это был штурмбанфюрер Хорхер и двое его подручных.
       - Я же предупреждал... - устало выдохнул Ренар.
       А штурмбанфюрер Хорхер схватил своей ледяной ладонью разгоряченное запястье женщины.
       - Ну вот, фройляйн Лилиан, мы снова вместе. Надеюсь, разлучить нас сможет только смерть. Сами понимаете, чья.
       После таких зловещих слов мисс Кэмден вырвалась из страшных эсэсовских рук и, слабо визгнув, укрылась за спиной Ренара. Хорхер тем временем скинул плащ на руки помощникам и достал из кармана нечто железное, с цепями. У Лилиан сдавило горло. Однако железное приспособление не имело отношения к пыткам, а оказалось всего лишь вешалкой, предназначенной для верхней одежды.
       Хорхер уселся за стол и проговорил будничным голосом:
       - В ближайшее время мы с вами, фройляйн, будем тесно общаться. Я знаю, что вы расскажете мне все. И вы знаете. Еще когда вы находились в пределах рейха, я настаивал, чтобы вас подвергли особо эффективным методам дознания и нарушили в какой-то степени вашу целостность. Но мое чрезмерно гуманное начальство посчитало, что вы будете полезнее в неразъятом виде, якобы для вербовки отца и сына Джонсов. Большие чины из Управления имперской безопасности не поняли простой вещи - оба Джонса неуправляемы. В силу того, что младший из них является мишлингом, а старший обладает склонностью к женщинам низших рас, оба они - безусловные дегенераты.
       Ренар попробовал вмешаться, ибо перед его глазами до сих пор маячили талия и попка мадмуазель Кэмден.
       - Может быть, Хорхер, оставим это дело до утра?
       Лицо штурмбанфюрера расплылось, а голос сделался сладким.
       - Такое дело не терпит отлагательства. Ночь, как известно, нежна, - затем специалист из Берлина взял весомую паузу, во время которой посуровел и насупился. - Вам известно, кто обязал нас сотрудничать и определил наши полномочия. Я ведь не лезу в вашу работу, зачем тогда вы пытаетесь вредить мне?
       - Ладно, ладно, - быстро сник Ренар. - Я ухожу.
       И он действительно покинул палатку. Светало. Головной убор приходилось придерживать рукой, потому что свежий ветер задувал с той стороны, где бушевала гроза, столь необычная для этого времени года. На севере будто стояла темная стена.
       Из своей палатки выбрался позевывающий Мюллер и собрался было промаршировать бодрым шагом в сортир, но, заметив Ренара, направился к нему. Чтобы утешить - по-своему, по-солдатски.
       - Ну, не дуйтесь, дружище, от девчонки теперь будет хоть какая-то польза. Она ведь в руках мастера.
       - Вы, штандартенфюрер, во всем такой прямолинейный, - с неудовольствием заметил Ренар. - И в археологии вы так же норовите использовать бульдозер, чтобы найти фарфоровую чашку.
       - А вы любите щеголять своими слабостями, господин археолог. Невооруженным глазом видно, что эта слегка заплесневевшая фройляйн Лилиан вам весьма по вкусу.
       Ренар хотел возразить, но вместо этого вдруг вперился в даль.
       - Взгляните, Мюллер, - он интенсивно потыкал пальцем. - На холме, том, которого сейчас коснулось солнце, какое-то мельтешение.
       Офицер рванулся в свою палатку и вернулся через мгновение с биноклем.
       - Действительно, там люди... Ага, чернозадые что-то копают! Может, бедуины роют могилу своему товарищу?
       - А мне кажется, это роют могилу нам. Вы забыли о конкурентах. - Ренар осунулся на глазах. - Ну, что стоите, Мюллер, как памятник? Это ваша ведь обязанность голосить: "В ружье!"
      
      
      
      
      10. ЯДОВИТАЯ ТЬМА
      
       Когда Индиана Джонс съезжал вниз по канату, то с каждым футом, сближающим его с рептилиями, испытывал все более пронзительный страх. Он не любил этого противного чувства и на протяжении своей жизни самоотверженно боролся с ним. Он научился не бояться высоты и глубины, пули и ножа, извержения вулкана и наводнения, носорога и льва, каракурта и сколопендры. Но змеи безошибочно находили в его мозгу кнопочку "Ой, боюсь".
       Несмотря на напряжение всех душевных и физических сил, Джонс приземлился неудачно, на четвереньки. Ближайшая кобра моментально встала перед ним в классическую стойку, шипя и раздувая воротник, похожий на физиономию бодренького черта.
       Археолог лихорадочно подпрыгнул и задрожавшими руками взялся за работу - вместе с ним спустилась канистра с керосином и маленький насос.
       Пшик, пшик - хиленькие струйки огнеопасной жидкости окропили население подземелья.
       Затем доктор Джонс бросил горящую спичку.
       Ему сразу захотелось закрыть глаза и уши. Горящие змеи надрывно шипели, бешено крутились и извивались, раскидывая песок. Происходящее напоминало какие-то пиротехнические фокусы. Доктору Джонсу казалось, что вся рептильная орава вот-вот скопом бросится на него и дружно вопьется в тело. Однако не тронутые огнем аспиды с гадюками предпочли расползтись по темным углам и попрятаться до поры до времени в щели.
       - Салех, спускайся. Вдвоем здесь будет веселее.
       - Ты думаешь, Инди? Ладно, если ты очень хочешь, чтобы нас похоронили вместе...
       Вдвоем исследователи прошлись на цыпочках по дорожке, устланной печеным змеиным мясом и остановились перед стеной, в центре которой выделялся камень-гематит.
       - Там Ковчег, за этой стеночкой, - уверенно проговорил Индиана.
       Он надавил на краеугольный камень, что дало нулевой результат.
       - Тогда надо так, - профессор взял ломик и ударил по гематиту десять раз, что соответствовало количеству Божьих Заповедей.
       И действительно стена стала утопать в полу. А когда препятствие самоустранилось, Салех с Индианой разглядели в порывистом свете факелов каменный саркофаг.
       Оба метнулись к прикрывающей его плите и, поддев фомками, сбросили на пол.
       - Я думаю, это нам простится, - медитативно, сразу забыв о каких-то там змеях, пробормотал Индиана, потому что глаза его уже уловили золотой блеск.
       В саркофаге покоился не слишком большой ящик. Сделанный, очевидно, из очень крепкого и правильно обработанного дерева, которое было к тому же покрыто золотыми пластинами и опоясано венцом, кованным из золота. А сверху ящик украшали и будто возносили два херувима с сокрытыми лицами. По четырем же его углам имелись кольца. Также золотые.
       - С их помощью переносили Ковчег левиты. И мы будем действовать по той же схеме. Хотя наши шесты отнюдь не из дерева ситтим.
       Сброшенные сверху две жерди были продеты через приспособления. Затем компаньоны оторвали Ковчег от днища саркофага, причем, реликвия оказалась куда легче, чем представлялось на вид. Археологи без особой натуги извлекли ее из саркофага и гордо прошествовали под отверстие в своде, оснащенное бледнеющими звездами. Сверху упали канаты, Индиана и Салех протянули их через кольца, и рабочие стали потихоньку вытягивать Ковчег из подземелья. Лишь в тот момент, когда золоченый ящик опустился на поверхность пустыни, напряжение отпустило Индиану. Однако сил оно успело высосать немало - слабость и испарина поползли по спине.
       Следующим был выужен из подземного храма Салех.
       - Вы только не подумайте, что мне тут очень нравится, - волновался внизу профессор, пытаясь подстегнуть своих помощников. - Факелы почти сдохли, а рептилии ведут себя, как болельщики перед финальным свистком футбольного матча.
       Несмотря на жгучий интерес к хранилищу скрижалей Завета, он не собирался задерживаться здесь даже лишнюю минуту.
       Но вдруг канаты целиком упали вниз, а в дыре, уже подмазанной рассветом, появилась голова... Ренара!
       - Ау, мистер Джонс! Что вы делаете в столь ранний час в таком откровенно ужасном месте? - Голос врага трепетал от ликования.
       Индиану поразил легкий столбняк, в то время как некая упитанная гадюка с превеликим вниманием елозила жалом по его ботинку. Правда, уже через десять секунд доктор Джонс нашел что предложить удачливому сопернику.
       - Спускайтесь, все расскажу и покажу.
       - Спасибо за приглашение, но мне и отсюда видно.
       - А не передумаете, Ренар?
       - Нет, нет, спасибо, мне нравится наблюдать за вами сверху. Вы такой маленький, как на ладони. С одной стороны, сочувствую горю, мистер Джонс, ведь то, что недавно казалось вашей находкой, стало моим открытием... - Счастливчик или поперхнулся, или попытался совладать с нахлынувшими чувствами. - Но с другой стороны, есть чем утешиться. Я с благодарностью сохраню ваш светлый образ в своем сердце. Кроме того, вам предстоит включиться в антураж этого древнего храма и стать достоянием истории. Да, да, согласно моей теории, через тысячу, нет, спустя пятьсот лет вы приобретете археологическую ценность. Постарайтесь сохранить улыбку на лице, и потомки поймут, что мы были веселыми, добрыми людьми.
       Следом в дыре появился еще один "веселый и добрый" - Хорхер. Вернее, его голова.
       - О, змеи! Аспиды, гадюки! Яркие представители местной фауны, - образцовый нацист не смог удержаться от потирания ладошек. - Это мне подходит... Извините, доктор Джонс, нам срочно нужно улетать, нас ждут не дождутся в Берлине. Свой шанс вы упустили. И все-таки, руководствуясь соображениями гуманности, мы решили не оставлять вас в одиночестве.
       В конце его реплики на краю дыры появилась Лилиан, которую подручные Хорхера тут же спихнули в подземелье. Женщина упала не отвесно вниз, а вначале зацепилась за нос змеиного изваяния, потом скользнула по его изгибам и наконец, оторвавшись от Урея, угодила прямо в руки Индианы. Однако тут же рванулась из объятий.
       - А ну, отвали от меня, Джонс! Убери руки, кобель!
       Мужчина послушно разжал руки, Лилиан рухнула на пол и встретилась с немигающим взглядом оказавшейся рядом кобры.
       - Видишь, на этот раз тебе действительно стоит искать близости со мной, - пробормотал Джонс.
       Женщина поняла это очень буквально и, когда кобра сделала предупредительный выпад, запрыгнула на профессора.
       Процедура сбрасывания жертвы в подземелье завершилась огорченным замечанием Ренара:
       - Вы превысили свои полномочия, штурмбанфюрер.
       Хорхер хихикнул - как мальчонка, углядевший что-то неприличное в замочную скважину.
       - Ну, полноте. Крутить любовь с фройляйн Лилиан тоже не входит в число ваших обязанностей... Как представитель имперской безопасности, здесь я определяю, какой человек полезен для рейха, а какой вреден. Эта бабенка нам больше не нужна.
       Ренар ненадолго смутился, но потом направил свою неприязнь в более правильное и безопасное русло.
       - Да, коллега Джонс, вам везло. Но везет всегда до определенного предела. Вам явно не доставало таких немецких качеств, как аккуратность и четкость.
       - Ренар, вы же сам "лягушатник", французик из Бордо, - напомнил Индиана. - Причем тут немецкие качества?
       - Я не французик, хотя неплохо изъясняюсь, бывая на Пляс-Пигаль и в "Мулен-Руж", - неожиданно объявил тот, кто до последнего момента считался Ренаром. - Это всего лишь маска. Я - Райнгольд фон Урбах, член партии с 1933 года, начальник отдела археологии института Аненэрбе, который замыкается лично на нашего фюрера.
       - Урбах? - вскинулся Индиана.
       - Приятно было познакомиться.
       - Надо же, всех провел - и в Вашингтоне, и в Чикаго... Какая же ты зараза!
       - Благодарю за комплимент, коллега.
       - Так что ж ты, Урбах-ублюдок, если такой великий и ужасный, позволил Хорхеру швырнуть меня в эту змеиную яму?! - завизжала Лилиан.
       - Гораздо выше чувств и прочих слабостей стоит партийная и государственная дисциплина, - объяснил Урбах. - Если я в чем-то ошибся, товарищи по партии всегда могут поправить меня, указать на ошибки, - и закончил разговор напутственными словами: - Всех загробных благ, коллеги.
       Под неумные, чисто немецкие сальности Хорхера подземелье было закупорено массивной плитой. Раз - и перерезан последний солнечный луч. Наверху ликующие нацисты купались в море света, внизу приговоренные к смерти пытались хоть немножко разогнать факелом густую тьму.
       - Возьми мой факел и прижигай любую тварь, которая направится к тебе, пусть с самым добрым выражением лица, - предложил доктор Джонс. Но заметив, что женщина метнулась к нему, добавил: - Прошу внимания, мисс Кэмден! То, что болтается у меня на боку - это всего лишь кнутовище.
       Пока Лилиан суетливо отмахивалась факелом от наглеющих гадов, Индиана пытался что-нибудь разглядеть в окрестностях и давал инструкции.
       - Змеи нападают первыми лишь в трех случаях - когда вы можете на них наступить, потревожить кладку яиц или застанете во время гона.
       - Джонс, нам этих трех случаев вполне хватит.
       Пытаясь немного разрядить обстановку, мужчина поинтересовался:
       - Платьице-то кто подарил?
       - Можешь не беспокоиться, явно не ты.
       - Неужели Ренар? Тот самый, что в девичестве Урбах? Странный у тебя поклонник.
       - Помолчал бы, Джонс! Ведь из-за тебя приходится здесь пропадать. Оставил меня, понимаешь, на привязи, и отправился ковыряться в змеюшнике.
       Индиана не стал оправдываться, вместо этого оторвал подол платья у Лилиан. Женщина целомудренно взвизгнула, но потом поняла, что поступок был совершен не в эротических целях, а для того, чтобы убрать лишние удобства для змей. Впрочем, даже в такой обстановке Индиана зафиксировал, что ножки у мисс Кэмден по-прежнему отменные.
       - По-моему, нам еще есть над чем помозговать, - ободряюще произнес он. - Вот, например, из дырок в левой стене рептилии прут одна за другой. Почему?
       Индиана зацепился кнутовищем за зуб змеиного изваяния и начал карабкаться вверх, как заправский скалолаз.
       - В темном месте не принято даму оставлять одну, ты всегда был невежей! - упрекнула вдогонку Лилиан.
       Двигаться приходилось фактически под змеепадом, Индиана то и дело отшвыривал руками валящихся на него гадов. Брезгливо, но деловито. Спасало лишь то, что и змеи не ожидали встретить археолога. Одна из отброшенных рептилий угодила на шею Лилиан, вызвав визги и дикий вакханский танец. Впрочем, на макушке Урея повстречалась весьма боеготовная кобра, видимо, отложившая только-только кладку яиц. Унять злую наседку удалось с помощью знаменитой фетровой шляпы.
       Джонс постучал по стене и та показалась достаточно хлипкой. Вдобавок изваяние Урея было как раз вделано в эту глинобитную переборку. Тогда археолог уперся плечами и головой в свод, а ногами стал отжимать скульптурного гада. Несколько толчков - и никакого отклика. А потом Урей отозвался скрипом, показав, что все-таки не железный! Тогда доктор Джонс попытался взорваться. В точке высшего напряжения древняя и ценная скульптура медленно, без особого желания вывалилась из стены, попутно ее раскурочив. Тело профессора рухнуло в груду щебенки.
       Лилиан пошла куда-то, чихая и кашляя в густой пыли, которая заволокла подземелье. Что-то попалось ей под руку, а затем упало в объятия. Когда пыль немного рассеялась, женщина поняла, что обниматься к ней полезла стоячая мумия. Слабо всхлипнув, она отшвырнула назойливого мертвеца. Но за этим "беспокойником" как на ниточках потянулась целая вереница мумий разной сохранности. Они плотно обступили мисс Кэмден, словно поклонники знаменитую певицу, и все пытались пообщаться. Причем изо рта самого рослого и красивого мертвеца на манер языка потянулась к Лилиан упитанная бледная змея.
       Тут уж женщина зашлась криком и в результате быстро охрипла. По счастью для ее психического здоровья, к ней, расшвыривая настырных мертвецов, пробился Индиана и схватил за руку.
       - Я нашел ход, который, правда, ведет невесть куда. Но это лучше, чем торчать на месте. Потому что место чересчур пыльное и ядовитое.
       Действительно, в проломе за горой обломков начинался тоннель.
       - Ты уверен, Инди? Это то, что нам нужно? - засомневалась женщина.
       - В любом случае, погулять мы можем только там. Постарайся внушить себе профессиональный интерес, ведь ты находишься в святилище Ра-подземного, анти-Солнца. Значит, тут много чего занимательного найдется для археолога и просто любознательной личности...
      
       * * *
      
       Шагов примерно через тридцать коридор разветвился.
       У одного хода занимала свой пост бараноголовая глазастая статуя Амона-Ра, у другого - сияющий обезьяньей красотой Тот, у третьего - изваяние Пта-Озириса с головой тельца. У четвертого хода, самого узкого и невзрачного, ничего интересного выставлено не было.
       - Ну и куда теперь? - своевременно спросила Лилиан.
       - Да, перед нами кое-кто поставил проблему выбора. И это хорошо. Но если мы решим ее неверно, то нам устроят веселую жизнь.
       - Ты хочешь сказать, быструю смерть? - поправила женщина.
       Джонс не отозвался, он как раз ворошил свою безразмерную память в поисках чего-нибудь полезного. Ворошил недолго - подхватив спутницу, он увлек ее в четвертый коридор.
       - Ну, почему сюда?
       - "Да не будет у вас других богов, кроме Меня". Заповедь первая. Поэтому мы выбрали ход без изваяний, - кратко пояснил археолог.
       - Несмотря на соблюдение заповеди, факел гаснет, Индиана, - унылым голосом напомнила Лилиан.
       Еще шагов двадцать впотьмах - и оказалось, что дальше путь отсутствует. Мужчина и женщина оказались в тупиковой комнате, где при каждом движении приходилось на что-то натыкаться.
       - Хочу не хочу, а придется расходовать неприкосновенный запас, - Индиана подсветил свою керосиновую зажигалку, больше напоминавшую паяльную лампу.
       Выяснилось, что застряли они в помещении неописуемой красы, забитом археологическим и всяким прочим богатством.
       Статуи богов и священных животных - разноцветные, усыпанные камнями от изумрудов до алмазов, целиком выполненные из малахита и лазурита, окованные и увитые золотом. Священные скарабеи - знаки Ра, - сработанные из рубинов и оникса. Сосуды и светильники из платины, красного золота и сплава электрона. Папирусы, шуршащие от древних изначальных знаний, в круглых футлярах из эбенового дерева. Золотые посмертные маски для отпугивания демонов. Ларцы из слоновой кости, в которых таились баночки и бутылочки цветного стекла с лекарствами, а может, с парфюмерией. На стенах яркие фрески, изображающие культовые мистерии - отверзание уст у нетленных останков фараона, священный брак с крокодилом, скитания души в загробье. И спеленутые мумии, не меньше двух десятков, отлично сохранившиеся, с довольно радостными физиономиями.
       Похоже, комната использовалась в качестве кладовки для целой цивилизации.
       - Здесь все, чем может похвастать Египет и вообще древние культуры, - с нарастающим душевным жаром заговорил Индиана Джонс. - Это добро стоит такую кучу долларов, что у меня просто позеленело в глазах. Здесь неизвестных нам сведений о древности больше, чем пыли. Вот они, ворохи знаний - пропущенные главы историй, фармакологические секреты, мистические кладези. Здесь истоки многих мировых религий. Я просто снимаю шляпу...
       - Что-то сыплется на голову, - отрезвляюще сказала Лилиан.
       - Штукатурка, наверное... или погоди.
       Из щелей в потолке нарастали потоки песка и трухи. Не прошло и минуты, как мусора стало уже по щиколотку.
       - Надо бы вынести какие-нибудь ценности в коридор! - археолога залихорадило.
       - По-моему, ты собрался организовать здесь музей. Ну, ладно, давай попробуем, - согласилась Лилиан, которая не разделяла всех восторгов по поводу знаний, однако с благоговением отнеслась к драгоценностям. - Давай выносить только самое дорогое. Договорились?
       Индиана подхватил выполненную из золота и сапфиров ладью Ра, а Лилиан - две симпатичные статуэтки жены и мужа, Исиды и Озириса, - золотые, с агатовыми глазками. Но уже на пороге комнаты Джонс застыл с возгласом прозрения:
       - "Не сотвори себе кумира"! Вторая заповедь. То есть, бросаем все и удираем. Да не тем путем, которым пришли сюда... - он мучительно заозирался. - Вижу щель под самым потолком, размером с голову.
       - Джонс, ты обалдел? - в грубой форме возмутилась мисс Кэмден. - Какая щель "с голову"? У меня, например, кроме башки много чего другого имеется.
       А мужчина с содроганиями сердца, правда, затухающими, уже сваливал в кучу статуи, шкафчики, ларцы, мумии - все более стервенея, стремясь поскорее воздвигнуть холм и добраться до потолка. Строительство возвышенности было завершено в сжатые сроки, заодно и сокровищница оказалась целиком порушенной.
       - Лилиан, давай сюда порезвее. Я тебя подсажу.
       Мисс Кэмден в страхе перед ситуацией взлетела по холму из непреходящих ценностей, подпрыгнула, уцепилась за что-то и стала протискиваться в щель. А археолог тем временем прикладывал усилие к ее задней части (кстати, по-прежнему мягкой, несмотря на все передряги).
       - Не получается, Инди... Да не толкай меня так сильно в это место, ведь неприлично!
       - Выбрось скарабеев, они мешают.
       Растерявшую богатства женщину удалось пропихнуть в узкий лаз.
       - Как там, Лилиан?
       В дыру с трудом протиснулись слова мисс Кэмден:
       - Я выбралась, Инди. Не знаю, куда... Здесь как-то странно звенит.
       Груда под ногами Индианы неожиданно стала разъезжаться, мумии принялись предательски рассыпаться, и археолог понял, что не успевает. Оставалось последнее.
       - Лили, держи рукоятку кнута, зацепишь ее там за что-нибудь подходящее.
       Рука произвела метание, а уши приняли ответ женщины.
       - Зацепила, Инди. Надеюсь, это пойдет тебе на пользу.
       Спасительная рукоятка была засунута в пасть огромного хрустального крокодила. Ноги археолога заболтались в воздухе, а сам он стал подтягиваться, пытаясь пройти сквозь "игольное ушко". Комната утопала в песке и обваливалась, когда Индиана, карабкаясь по веревке, наконец одолел щель. А чтобы это удалось, пришлось скинуть кобуру вместе с неуспевшим проявить себя кольтом.
       Оказались путешественники в стеклянном зале. Пол, стены, занавеси, изваяния, шкафчики, чаши, вазы на полках - все стеклянные. Стекло и хрусталь были разноцветными - желтыми, зелеными, красными, ультрамариновыми. Откуда-то проходил свет, насыщая их, преломляясь и распадаясь на пестрые букеты пятен, которые снова преломлялись и распадались.
       - До чего красиво, Господи, - произнесла мисс Кэмден взволнованным голосом, и сразу зал откликнулся, задребезжал, резонируя, задрожало все, от стен до статуэток.
       Индиана резвым и ловким движением запечатал ей рот мозолистой дланью. Тихо!
       "Сейчас стекло рухнет и превратит нас в красную кашу с блестками", - кричали ее глаза.
       "Не произноси имя Господа своего напрасно", - билось в его мозгу. Третья заповедь. Здесь очередная ловушка...
       - Туфли сними, - прошелестел он, воткнув губы в ее ухо. Отчего она скривила лицо, то ли щекотно стало, то ли задета была эрогенная зона. А доктор Джонс еще показал жестом, как надо двигаться - плавно, крадучись, по-кошачьи.
       Пространство каверзной комнаты покрывалось на цыпочках, с обильным потоотделением. Индиана даже внутри вспотел. От каждого неосторожного шага весь интерьер не просто сотрясался, но и входил в резонанс. От каждого мелодичного звяканья тревожно екало сердце.
       Неприятность случилась только у самого выхода, где Лилиан поскользнулась от нетерпения. Индиана едва успел вытащить ее из ловушки, где, устрашая слушателей звоном и грохотом, начался стеклопад.
       Дальше была лестница, которая вела вверх футов на шесть.
       - Похоже, переходим на другой уровень, где нас с нетерпением ждут новые заготовки древних мастеров, - вздохнул привычный к сюрпризам археолог.
       - Слышишь, шуршит, Инди, - сказала Лилиан, когда они поднялись, и довольно-таки судорожно сжала его руку.
       Индиана вновь затеплил зажигалку, после чего разобрался с источниками подозрительных звуков.
       - А вот и местное население, радостно встречающее заморских гостей. Мыши и крысы, нелучшие представители семейства грызунов.
       - Всего-то грызуны, - Лилиан расслабилась, шумно вдыхая и выдыхая.
       В отличие от фройляйн Шнайдер, мисс Кэмден не питала особых чувств к этим зверькам. На мгновение в спинном мозгу Индианы воскресли чувства, которые он испытал, когда мокрое тело Эльзы прижалось к нему в подземелье базилики...
       Мышей и крыс было действительно изрядно, хотя вели они себя весьма робко, стараясь бегать не по открытому месту, а вдоль стеночки. При этом некоторые крысиные экземпляры достигали преогромных размеров, чуть ли не двух футов в длину.
       - Значит, змеям есть что покушать. Подполз и выбирай крысу пожирнее. - Индиана поставил себя на место рептилии и оттого враждебность к пресмыкающимся тварям почти испарилась. - Не зря тут Микки-Маусы какие-то запуганные.
       - Местным грызунам надо не только трусить да бояться, но и иметь что пожевать, - здраво высказалась Лилиан.
       - Во-первых, можно друг друга кушать. Благодаря бесконечным дракам и естественному отбору вон какие здоровяки появились. А во-вторых...
       Индиана наклонился и отколупнул что-то от пола.
       - Ты чего там нашел, Инди? Крысиное дерьмо для коллекции фекалий в Художественном институте?
       - Нет, пара соломинок и шелуха от зернышек. Похоже, зверьки кормятся зерном, которое...
       - Кто-то засыпает через щели сверху, с поверхности, - проявила догадливость Лилиан. - Немцы, что ли, стараются?
       - Скорее, в роли кормильцев выступают местные жители. Приносят как бы жертвы, чтобы змеи, довольные количеством мышей и крыс, не вылезали на поверхность для отхожего промысла.
       Вскоре скитальцы уткнулись в массивные двери, а то и ворота. Индиана задумался, даже присел на корточки.
       - Чего мы ждем, Джонс? Торжественного приглашения?
       - Просто вспомнилось. "Чти субботу" - заповедь четвертая. То есть надо отдохнуть телом и поразмыслить о вечном.
       Минут через пятнадцать он все-таки попробовал распахнуть устрашающего вида створки. Двери оказались незапертыми, может, щеколду расковыряло время, может, они заманивали визитеров.
       Немного пройдясь по переходу, украшенному гематитовыми изваяниями змей, посетители подземного храма повстречали что-то, напоминающее...
       - Ветхий кожаный сапог, - предположила Лилиан.
       - Или старую змеиную кожу. А змея-то немаленькая была. И кожу свою она сбросила недавно. Так что мой отдых у двери был необходим, хотя и не достаточен, для сохранения наших собственных шкурок.
      
       * * *
      
       Тем временем, неподалеку от места, где находились Индиана и Лилиан, только гораздо ближе к небу, беседовали Урбах и Мюллер.
       - В чем дело, старина? - спрашивал штандартенфюрер у личного археолога Гитлера. - Ковчег в наших руках. Через три часа самолет будет готов ко взлету. К сожалению, мы все-таки в пустыне, и бензин придется перефильтровывать, да и кое-какие самолетные узлы почистить надо от песочка и пыли.
       Ученый в ответ выплескивал свой невроз.
       - Меня беспокоит то, что я не видел трупа доктора Джонса! Эта хитрозадая бестия чрезвычайно живуча, а главное - везуча. Я уверен, что эти Джонсы - масоны. И не последних степеней.
       - Масоны? - Мюллер даже оглянулся по сторонам, услышав название страшных осквернителей германского духа.
       - А также коммунисты, - добавил гущи Урбах.
       - Ком... коммунисты?!!
       - А вы как думали, штандартенфюрер, если жена старого Джонса и мать молодого Джонса - это русская по фамилии Орлофф? Я предлагаю повторно вскрыть Обитель Умерших Душ и убедиться в том, что этот человек действительно обезврежен... или, если потребуется, добить его.
       - Если честно, я не вижу в этом никакой необходимости. Похоже, дело в вашей мнительности. А может, вы надеетесь, что фройляйн хорошо сохранилась в этом змеюшнике и хотите выудить ее, пока Хорхер дрыхнет в своей палатке после ночной работы? - Офицер хохотнул в лицо археологу с непосредственностью городских низов. - Ладно, так и быть, выделю вам отделение во главе с обершарфюрером Кемпке, он у нас не боится рептилий. Лично при мне поймал живую гадюку, кажется, гюрзу. Более того, закусал ее до смерти и слопал, как сосиску.
       И вот плита, которая, казалось, навечно отгородила от мира Обитель Умерших Душ, была поднята снова. Первый же солдат, который спустился вниз, сообщил, что гадов полно, но свежих трупов не видно, к тому же статуя большого змея рухнула, а в стене зияет внушительный пролом.
       - За ними! - отчаянно затрубил Урбах. - Прикончить!
       Несмотря на кирпичного цвета загар, его щеки обесцветила бледность, смахивающая на плесень.
       - Да никуда они не денутся в этом подземелье, - досадливо поморщился Мюллер. - Будь они хоть трижды масоны, все равно сдохнут от голода или змеиных поцелуев... Ну, ладно, давайте для очистки совести поищем ваших друзей.
       У развилки с четырьмя ходами Кемпке направил по два солдата в каждую щель. Остальных оставил пока с собой. Из коридоров, перед которыми установлены были изваяния языческих богов, вскоре донеслись душещипательные вскрики. Или просто - ни ответа ни привета. Явились обратно только те двое, что отправились по коридору, не предваренному божественным изваянием. Эта пара эсэсовцев добралась до глухого завала и на том их путешествие закончилось.
       Когда раздосадованный обершарфюрер сунул голову в коридор, находящийся под покровительством бараноголового божества, то в пяти шагах от себя заметил тело своего солдата, нанизанное на что-то, напоминающее большой рог.
       - Вот дерьмо, - отпрянул командир и, особо не ломая голову, принял решение. - Ребятки, слушай меня. Мы посидим здесь немного, покурим, а потом вернемся и доложим Мюллеру, что все тщательно обшарили и лично видели этих американцев в трупном виде. Ну, в самом деле, сохранить себе жизнь и здоровье здесь может только пресмыкающийся гад.
       Пятеро оставшихся эсэсовских ребяток рады были повиноваться столь мудрому распоряжению.
      
       * * *
      
       Индиана и Лилиан между тем добрались до камеры, в которой ничего не имелось, кроме трех больших саркофагов да фресок весьма устрашающего содержания. Две емкости для тел были пусты и как будто кого-то ожидали.
       - Лет через двадцать я от такого ящика не отказался бы, - мрачно пошутил доктор Джонс и сковырнул крышку со среднего саркофага.
       И тут же откатился назад со всей возможной скоростью. С каменного ложа поднималась змея невообразимых размеров. Причем, ядовитая. Кобра, чье тело было толщиной с канализационную трубу, а шипение достойно паровозного свистка. Размеры быстро раздувшегося воротника превышали габариты зонта, две пары верхнечелюстных зубов по длине тянули на хорошие эсэсовские кинжалы. Окрас же аспида-монстра был грязновато-белым.
       Ужас жаркой тяжелой волной прокатился по всему телу закаленного археолога, что уж говорить о бедной женщине. Змея потрепетала раздвоенным языком и, уловив запах страха, источаемый людьми, отвела назад голову для нанесения удара.
       - Так вот кто здесь питается крысами, мышами и рептилиями послабже. А нажравшись отдыхает в саркофаге, - прошептал Индиана.
       Успокоившись от своих же бодрых слов, он заметил, что змея отказалась от немедленного броска и даже решила присмотреться щелевидным зрачком к столь странным посетителям.
       - Остается пожелать себе недолгих мучений, - закончил он мысль. - Эх, имелась бы дудочка под рукой...
       Как-то вдруг доктор Джонс оказался не то, что под гипнозом, но, по крайней мере, лишенным воли. Белое нескончаемое тело, струящееся из саркофага, отупляюще действовало на все двигательно-решительные центры мозга.
       - А может, она и не кусает ядом вовсе, а просто душит кольцами, - понадеялась Лилиан, которая явно была не в себе.
       Кобра не торопилась, она явно желала произвести впечатление; наверное, оттого, что была сыта. Возможно, у нее даже имелись творческие наклонности. По-крайней мере, свое тело она укладывала в незаурядный орнамент.
       Индиана всячески пытался разогнать сгущающийся в мозгу туман и очень кстати вспомнил первую заповедь. Это неожиданно помогло. Он понял - цветок благоговейного ужаса распускается по той причине, что гадина-переросток играет в его округлившихся глазах роль божества. Он поклоняется ее величине, диковинности, смертоносности. Но ведь ее рептильные мозги представляют собой довольно примитивную машинку...
       Доктор Джонс воспрял и осмотрелся.
       С противоположной стороны камеры имелся выход, однако бдительное животное не пропустило бы людей туда. Если так, остается отступать по прежней дороге, находясь в зоне досягаемости с одного броска.
       - Надеюсь, Лилиан, мы настолько приглянулись хозяйке салона, что она всё-таки не станет душить нас кольцами, а угостит хорошей порцией яда. Если у нее в слюнке преобладают нейротоксины, то смерть будет легкой и даже приятной. Но мое утверждение еще нуждается в опытной проверке. Правда, хороший экспериментатор старается опыты ставить не на себе... - лопотал Индиана успокоительную ерунду и заодно давал инструкции: - Не делай резких движений, не психуй, перебирай ногами к выходу...
       Когда Лилиан собралась последовать этому совету, кобра слегка возбудилась. Джонс не растерялся - успел закурить и выпустить струйку дыма в сторону рептилии. Та насторожилась, активно заработала жалом, покрутила мордой, на которой выделялись терморецепторы (позади ноздрей). Небольшой паузы хватило, чтобы шмыгнуть обратно в коридор и захлопнуть дверь за собой. Засов, сохраненный благоволением времени, легко встал на место.
       Едва беглецы отгородились дверью, как голова змеи ударила в преграду, которая содрогнулась, несмотря на очевидную крепкость.
       Индиана скинул куртку, потом рубаху и снова облачился в куртку. С освободившимся предметом гардероба он сбегал в Палату Битых Стекол и вернулся через десять секунд с импровизированным мешком, полным битого стекла. Голова змеи (или змея?) уже вышибла несколько двухдюймовых досок, передние зубы-кинжалы кромсали дерево. Очередной удар - и сплюснутая башка проникла в образовавшуюся дыру, попутно разевая пасть - влажную, полную слизи, смрадно и мокро дышащую.
       Тут и археолог подоспел.
       Он бросился вперед, как вооруженный гранатой боец бросается на танк, и зашвырнул в разверстую глотку стеклянную бомбу. Затем резво отдернул руку, потому что челюсти мигом захлопнулись. После чего голова твари конвульсивно спряталась в дыру. Из комнаты с саркофагами донесся шум бросков и ударов мощного тела. Змее было больно.
       - Скоро ей конец, а нам, значит, зеленый свет, проход свободен, - оптимистически выразился археолог. Но тут некая благая сила посоветовала ему обернуться. Индиана послушался и увидел, что с противоположной стороны коридора направляется к людям еще одна рептилия. И поздоровее, чем первая, - двадцати футов в длину - вдобавок, белее снега. Скорее всего, она спустилась через какую-то трещину в потолке, привлеченная аппетитным ароматом человеческих организмов.
       Лилиан захрипела, как простуженный петух, да еще растопырила перед лицом пальцы. Индиана стал аккуратно разворачивать ее за плечи в сторону камеры с саркофагами.
       - Спокойно, мы сейчас поменяем здоровую кобру на очень больную. - Он лязгнул засовом и распахнул дверь.
       Зрелище было жутковатым. Змея прыгала, билась о потолок и валилась вниз.
       - Когда я скажу "три", мы бежим вперед. Я - вплотную к первому саркофагу, ты - рядом с третьим.
       Сказать было легко, но уже на полпути Индиана догадался, что не суждено ему успеть. Он оттолкнулся от пола, пытаясь перемахнуть через змеиное тело, работающее, как скакалка, и попал прямо в белое кольцо. Тяжелы и судорожны были тиски. Профессор оценил, что, несмотря на все свои усилия, он секунды через три будет задушен. Или наколот на зуб... Голова гада уже повернулась к нему, обиженный взгляд животного протыкал почти вещественной яростью, с клыков брызгала смертельная слюна. Змея сделала еще бросок вверх, а потом пасть ее метнулась в сторону Индианы...
       Ой, какой большой зев... Доктор Джонс сомкнул веки.
       И вдруг тиски ослабли. Человек выскочил из кольца, упал на четвереньки, побежал дальше - на коленках и локтях. Только на самом выходе он посмел оглянуться и узнать причину внезапной милости.
       Оказывается, местные рептилии-переростки были змееедами. И отнюдь не дружили друг с другом. Сейчас больший гад, явившийся со стороны коридора, не в гости наведался, а уцепился зубами за хвост меньшего и обвился кольцами вокруг его тела. После чего принялся поглощать собрата. Конечно же, этот второй гад не знал, что вместе с едой поглощает и мешок со стеклом. Впрочем, ему могло повезти - когда меньшой брат (или сестрица) окажется полностью внутри, осколки будут достаточно истолченными и облепленными пищеварительными ферментами.
       Потом начались блуждания Индианы и Лилиан по подземным закоулкам. Коридоры, в которых не разогнуться, сменялись довольно просторными камерами. Неровное пламя зажигалки изредка выхватывало из мрака изваяния хтонических богов, от которых портилось настроение. Или освещало фрески, изображающие мытарства астрального двойника Ка в подземном царстве, где на него то и дело посягали недружественные чудовища. (Дух, оказывается, тоже съедобен.) А под подметками то и дело хрустели древние кости.
       - Старайся не давить скелеты ногами, - профессионально предостерег археолог свою напарницу и поднял с пола изгрызенную коррозией бронзовую пластину с сохранившимся профилем бараноголового существа. "Амон-Сокрытый", - сразу же определил смотрящий.
       Суетились грызуны, тыкались вполне дружелюбными мордочками в щиколотки, пискливо возмущались, когда им наступали на лапки. Это вызывало душевное волнение, потому что нервная система каждую секунду ожидала куда более ужасного соприкосновения. Уши болезненно напрягались, пытаясь уловить шипение, похожее на шум, возникающий при продуве трубы среднего диаметра.
       И вдруг - показалось или взаправду?
       - Лилиан, не дыши, - скомандовал мучительно прислушивающийся археолог. - Теперь дыши. Как бы стать похолоднее, ведь эти змеи, похоже, реагируют на тепло.
       - Инди, жуть меня пробирает, даже в ухе зачесалось. Мне кажется, она где-то рядом. Пожалуйста, включи зажигалку.
       - Нельзя, огонь мы прибережем на самый последний момент, - неловко выразился мужчина.
       - Вот он приближается, твой последний момент, ты разве не чувствуешь? - зашлась мисс Кэмден истерическим шепотом.
       Доктор Джонс вдруг устал бояться. "Чти субботу", - значит, отрешайся от суеты. И когда Отрешение свершилось, он соприкоснулся с чужим сознанием, однако не своим мятущимся рассудком, а чем-то высшим, лишь наполовину имеющим отношение к человеку.
       Находись доктор Джонс в более академической обстановке, у него бы наверняка сработала эрудиция.
       Которая бы поведала, что египтяне называли это Ка, греки - даймоном, римляне - гением, что оно считалось мыслящим организмом, связывающим человека с иными духами. Что древние израильтяне полагали этот организм частью психики, духовным органом, общающимся со сверхъестественными силами, и дали ему название "руах".
       Именно "руах" Индианы Джонса проник в дух Змея, Защитника Сокровищ, а потом спустился до конкретного сознания конкретной рептилии.
       Она сейчас видела его, Индиану, красноватым расплывчатым пятном, причем снизу. Тварь не была голодна, но она любила охотиться и не хотела возвращаться с охоты без победы и приятной тяжести в пищеводе.
       - Змея где-то тут, около башмаков, - Индиана торопливо щелкнул зажигалкой и стал шарить светом огонька рядом с полом. Потом схватил и потащил ничего не понимающую Лилиан. Не успели они отбежать ярдов на пять, как в том месте, где они только что топтались, взорвался пол. И показалась голова подпольщицы.
       Не просто голова, а ГОЛОВА.
       Она была размером с хорошую табуретку - даже при закрытой пасти. Когда же пасть раскрылась, то оказалась она такой непомерной величины, что человек мог без особых проблем проскочить внутрь и отправится в увлекательное (для гадины) путешествие по ее пищеварительной системе. Зубы, соответственно, достигали сабельной длины.
       Змея, впрочем, сообразила, что поторопилась. Она прикрыла пасть и стала выползать из щели, напоминая при этом молочный фонтан. Телу - толщиной с приличное дерево - не было видно конца. Все эти сведения поступали к Индиане мельком, на бегу. Змея-рекордсменка двигалась за живой едой по спирали, ввинчиваясь в коридор, как штопор. И двигалась намного быстрее, чем подземные странники.
       Коридор сужался, бег становился все более затруднительным, у змеи же никаких трудностей не возникало. Казалось, она дышит прямо в затылок.
       Неожиданно доктор Джонс и мисс Кэмден оказались в еще одной камере, опять-таки погребальной. Только здесь упокоены были не египтяне: никаких саркофагов, лишь две ниши в стене, в которых лежали не мумии, а простые скелеты, вдобавок при оружии. "Наемники с севера, ахейцы или какие-нибудь другие протогреки", - мелькнуло в эрудированной голове Джонса. Египтяне не считали, что в загробных владениях благого Озириса им понадобится холодное оружие. Вместо клинков они брали в последний путь харчи.
       Индиана выхватил из костяных пальцев прямой меч, который на зависть хорошо сохранился (истлела лишь древесина рукояти). Обследовать странную находку не успел, потому что на пороге возникла змеиная морда, хоть и знакомая, но по-прежнему противная. Он самым нелюбезным образом отшвырнув задрыгавшуюся Лилиан, сделал колющий выпад и поразил тварь меж двух головных щитков...
       Там что-то хрустнуло, прыснула кровь. Змея чуть ли не зарычала, сильно мотнув мордой. Клинок вылетел из монстра, ударился о потолок и, звякнув, затих где-то на полу. Пасть раскрылась - еще один бросок, и все, кранты профессору... Маленькая тень, подхватив меч, метнулась наперерез гадине! Рекордсменка влупила головой в эту странную, незапланированную никем "тень", но, наткнувшись на лезвие, инстинктивно отдернула рассерженное мурло.
       - Доктор Джонс, я знаю, куда бежать!
       Это был Клопик. Не слишком вероятное появление, но все же это был он.
       Маленький разведчик повел за собой Индиану и Лилиан по тесному коридору.
       - Клопик, что ты делал в погребальной камере? - несмотря на спешку, спросил Индиана.
       - Я в третьей нише спал, - затараторил мальчик на бегу. - В других комнатах крысы надоедают, щекочут очень. А двое воинов - они добрые, хоть и скелеты. Поэтому я поближе к ним держался, змеи отчего-то их побаиваются.
       Коридор закончился в камере с очень низким сводом и крысиным столпотворением. Клопик провел старших товарищей в пещеру повыше, где все трое разместились на скальном выступе, согнав с него писклявых хвостатых квартирантов.
       - Все, можно передохнуть, - объявил Клопик.
       - Что, отстала от нас подлая тварь? - Индиана вложил в эти слова чувство глубокого удовлетворения.
       - Нет, такая никогда не отстанет; особенно если обижена. Обязательно отомстит. Мы подождем ее здесь.
       - Почему здесь? - спросила Лилиан. - Такая вонища, полная антисанитария...
       - Потому что здесь крысиный король. Змея как приползет, сразу захочет его съесть, и тогда вся крысиная рать бросится на нее.
       - И где же этот калорийный король?
       Клопик ткнул пальцем в угол, где копошилось что-то весьма непонятное, смахивающее на огромного паука. Индиана подпалил зажигалкой тряпицу... Зрелище было поистине отвратительным: десятка три здоровенных крыс, сцепившихся хвостами. "Может, на них действительно замыкается сознание всей орды?" - подумалось археологу.
       - Значит, теперь это наши союзники, - Джонс не мог не согласиться с задумкой мальчугана. - Ты что, такого вот короля уже встречал где-нибудь?
       - Конечно. В Кхорлаке, возле кладбища. У нас же, знаете, покойников не закапывают, животным скармливают, ну и вообще...
       - Ничего себе союзнички, - неодобрительно прошептала Лилиан, - гадость какая.
       Наступила томительная пауза, которую профессор прервал давно назревшим вопросом.
       - Ну, все-таки, что ты здесь делаешь, Клопик?
       - Я здесь прятался от немцев, после того, как перепилил веревки и удрал. А попал сюда через щель рядом с их аэродромом.
       - Аэродромом? Ты видел взлетно-посадочную полосу? - всполошился Индиана.
       - Видел и трогал даже. Не беспокойтесь так, я вас туда отведу. Но вначале еще предстоит помахать этой штукой. - И мальчик протянул мужчине меч, который был утрачен в погребальной камере.
       Доктор Джонс машинально окинул оружие "археологическим" взглядом. Изогнутое лезвие, прекрасный металл, похоже, настоящая нержавейка - качественная сталь с добавлением никеля или молибдена. Возле хвостовика насечка с изображением многорукого танцующего бога. Неужели Шива? Значит, клинок индийский. А вот еще одна насечка. Ивритскими буквами, но, кажется, на раннегреческом. Более-менее понятно, что означает.
       "Даруй крепость Твою рабу Твоему Питхору Иосепту".
       Питхор Иосепт...
       Замысловатый расклад получается с этим мечом.
       Доктора Джонса внезапно охватил приступ дурноты, схожий с тем, что мучил его в каморке каббалиста после отравления. Но, по счастью, более слабый. Гнусное ощущение, что проваливаешься куда-то, потом свет впереди и просверки по сторонам. Полет продолжился среди пузырей, каждый из которых лопался и показывал сценку из древнеегипетской жизни...
      
       * * *
      
       При свете полной луны рабочие в замызганных набедренных повязках спускаются в какую-то нору и выбираются обратно с корзинами, полными земли.
       Неподалеку город. Сквозь жесткую листву акаций можно различить храм Ра-Хорахти и вереницу жрецов, тянущихся с дарами к ночному молебну. А на реке и при факельном свете разгружаются барки; по сходням, на холках грузчиков, выплывают чередой пузатые приземистые сосуды с маслом и корзины с хлебным зерном.
       Несколько начальственных, судя по золоченым посохам, людей наблюдают за работами. Они вооружены, в шлемах со смешными гребешками и кожаных нагрудниках с бронзовыми пластинами. У одного на перевязи знакомый меч, длинный и изогнутый, столь непохожий на короткие клинки египтян.
       Покрытые пылью мужики где-то под землей пробивают тоннели в осадочных породах, долбят скалу, устанавливают крепежку, обмазывают глиной стены.
       И вот солдаты с характерными профилями Амона на нагрудниках прутся на четвереньках в подземелье, их встречают люди с гребешками на шлемах, в короткой сече опять отличается длинный меч.
       Порубленные воины бараноголового бога навеки остаются в темных коридорах, но и среди бойцов подземелья потери. Трое из них укладываются в ниши погребальной камеры. Руки вытянуты вдоль тела, полное боевое облачение - таков заморский ахейский обряд. Среди этих трех один мертвец сжимает в костенеющих пальцах клинок с надписью: "Даруй крепость Твою рабу Твоему Питхору Иосепту".
       Между телом воина, упокоившимся в одном конце обители, и золоченым ящиком, находящемся в другом, пролегла светлая дорожка. От этого энергетического шнура искорки разлетались по подземелью и придавали стойкость всему тому, что находилось в нем. Почти всему. Страж навсегда соединился с охраняемым сокровищем. Он надежно защитил Ковчег от дерзких расхитителей и не забыл обеспечить свое многотысячелетнее уединение. Змеи охраняют вход от непрошенных гостей, и только тот, кто нужен Ему, сможет проникнуть к святыне. Если же путь назад будет отрезан, вошедший спасется, пройдя через подземелье к тайному выходу, - если вера его правильна и крепка.
       Однако же чьей волей, небесной или человеческой, ловушки были устроены так, что ключом к ним стало выполнение заповедей? Древние строители словно бы предвидели обстоятельства сегодняшнего дня. Чьей волей?
      
       * * *
      
       Накатила свистящая волна, разметав череду видений. Когда из соседнего подземелья рванули скопом крысы, сознание Индианы немедленно всплыло в реальном мире.
       Мстительница вторглась в крысиную цитадель. Вот уже "молочный фонтан" забил в пещере. Как и планировалось, первым делом на глаза ей попался ни в чем не повинный крысиный король. Она - будучи все-таки животным - решила подкрепиться им по ходу дела. Такой наглости верноподданный крысиный народ не стерпел и, забыв внутренние распри, кинулся на битву с жуткой гостьей.
       Зрелище было малоприятным. Даже древние римляне, которые, жуя печенье, наблюдали в Колизее за поеданием идейной оппозиции дикими зверями, не вытерпели бы такого шоу и убежали к гетерам. Или в буфет. Однако поблизости не было буфета. Крысы отчаянно хватались за мощное тело, которое резкими изгибами сбрасывало их и давило об пол, расплющивало своими витками. Пасть змеи работала, как ковш экскаватора, сгребая живую еду и проталкивая ее в бесконечный пищевод.
       Крысы проявляли чудеса героизма, поэтому белокожий мускулистый враг вскоре сплошь покрылся красными крапинками укусов. Но уже через минуту стало ясно, что грызунам в одиночку не управиться с агрессором.
       - Что ж, пора открывать второй фронт, - решил Индиана, преодолев естественное отвращение.
       Он хлестнул "Пацифистом", и кнут завязался узлом на монстре чуть позади сплюснутой головы. Профессор был сдернут со скалы и улетел в гущу побоища, но, оттолкнувшись от пола, перемахнул прямо змее на спину. В те гадкие мгновения, пока древний клинок добирался до горла твари, она шмякнула археологом три раза об разные детали пещерной обстановки.
       Однако древняя сталь внесла решающий вклад.
       Крысиная армия в дружной атаке докончила смертельно раненную гадину, после чего пошел пир горой. Сотни изголодавшихся глоток так чавкали, что заложило уши. Не в силах терпеть такую эстетику, гости подземелья поспешно двинулись навстречу солнцу, едва сдерживая рвотные позывы.
       Тем временем подруга той кобры, которая пала в борьбе с Индианой, почувствовала, что понесла утрату. Уловив прощальное излучение сестрицы - которую нахально сожрали чужие вместо своих, - сильно озлилась и решила отомстить первому встречному. Гадина спустилась на ярус и очутилась в коридоре неподалеку от шахты, ведущей в Обитель Умерших Душ. Первыми встречными были обершарфюрер Кемпке и его пять оставшихся бойцов.
       Двумя бросками змея пробила грудные клетки пары солдат - так быстро, что не успела даже произвести на них впечатление в лучах фонарей. Смертельно пострадавшим показалось, что их сокрушила тьма. Третьего эсэсовца гадина шлепнула хвостом, когда тот стрельнул, но с испугу промазал. Нацист, получив мощный импульс, улетел в стену, где его череп треснул, как голубиное яичко. Четвертый солдат не промахнулся, но все-таки угодил в змеиную петлю и его язык вылез наружу под хруст позвонков.
       Обершарфюрер Кемпке добил гадину тремя очередями из "фольмера", но она успела перед кончиной царапнуть его ногу своим зубом. Чуть-чуть задела. Поэтому эсэсовец смог на карачках добраться до шахты, где змеи помельче активно обработали его, как будто желая потрафить вышестоящим товарищам. А когда Урбах и Мюллер заглянули вниз, то ознакомились с раздувшимся сизым телом, где только пряжка ремня говорила о былом фельдфебельстве.
       Руководство с чувством удовлетворения приказало затворить отверстие, ведущее в подземелье. Уже навсегда. Опытным путем было доказано, что жизнь в Обители Умерших Душ невозможна.
       А Индиана, Лилиан и Клопик тем временем обозревали из щели солдат, суетящихся на немецком аэродроме.
      
      
      
      
      11. ОТМЕНЕННЫЙ ВЫЛЕТ
      
       Бензин был профильтрован, авиационные узлы прочищены и смазаны, Ковчег подготовлен к погрузке в бомбовый отсек двухмоторного боевого самолета "Хейнкель-111". А пилот как раз прогревал моторы.
       - Давайте смочим уста за очередной успех германского духа, - провозгласил Мюллер, поднимая рюмку со шнапсом. - За Ковчег.
       Штандартенфюрер располагался напротив Урбаха - за столиком, откуда открывался вид на аэродром. Работы там благополучно заканчивались, солдаты отсуетились и теперь попивали пивко в тени под навесом. В голове офицера царила полная ясность, спина отличалась совершенной прямотой.
       - У вас саранча в рюмку упала, - возразил не слишком веселый Урбах. - Знаете, я употребляю только сухое вино, бордосское или рейнское. Кроме того, мне кажется, возлияния будут уместны уже в другой части света.
       Действительно, личный археолог фюрера, который полчаса назад был убежден, что человеческая жизнь в Обители Умерших Душ невозможна, теперь крепко сомневался. Несмотря на то, что трупы шарфюрера Кемпке и его товарищей не давали повода для сомнений. Одновременно Урбах сознавал, что нервы у него похожи на натянутые струны.
       "Ох, до чего живучи масоны! - с нарастающей тревогой думал он. - Если еще у них кровь низших рас и связь с коммунизмом, то они практически неуничтожимы".
       Конечно же, личный археолог Гитлера страдал болезненной мнительностью. Но именно в минуту его страдания некий злоумышленник - легок на помине! - выскользнул из щели и на полусогнутых добежал до ряда бочек с бензином. Потом, улучив момент, нырнул под крыло самолета, стараясь оставаться подальше от работающего винта. Покрутил головой, пытаясь определить, попал ли к кому-нибудь в поле зрения. Вроде никто не шарил по нему грязным взглядом. Тогда он перескочил на крыло и пополз с недобрыми намерениями прямо к кабине, где пилот работал за приборной доской...
       Принести зло нацистской экспедиции мог только один человек - Индиана Джонс.
       Увы, пообщаться с летчиком археолог не успел. Невесть откуда на том же крыле появился еще один немец, с большим гаечным ключом в руках. Очевидно, механик, который прежде находился внутри бомбового отсека и, высунувшись из люка, принял Индиану за вороватого араба. Но не смог угостить воришку гаечным ключом по затылку, потому что Джонс, обладавший отменным задним зрением, вовремя обернулся. Бдительный человек заработал носком ботинка в челюсть и съехал с крыла на землю. Индиана не отставал, потому что свидетеля нельзя было упускать. Механик слишком сильно размахнулся своей железякой и хорошо подставился. А профессор с помощью бокового удара в челюсть надолго успокоил потенциального ябеду.
       Можно было чуток передохнуть и спокойно заняться летчиком. Однако очень некстати возник новый недоброжелатель. Эталон эсэсовца, квадратный мужик с бритой головой, похожий на джинна. Обогнув самолет, он застал конец боксерского поединка.
       - Гут, комм цу фати, майн юнге[46], - воскликнул эсэсовец, сразу оживившись. Под его курткой песочного цвета заходили ходуном огромные бицепсы.
       - Ах ты, нечистая сила...
       Индиана потянул из-за пояса меч, что было, по-видимому, лишним. Пока тянул, пропустил удар в скулу и закачался в легком нокдауне. А немец пинком вышиб из его руки клинок, который усвистал куда-то в пыль.
       - Бокс, бокс, - эсэсовский джинн довольно вежливо предлагал встряхнуться и продолжить поединок.
       Индиана ожил, взялся за кнут, но пудовый немецкий кулак выбил рукоятку "Пацифиста". Тяжелое оружие археолога тоже скрылось в пыли.
       Доктор Джонс быстро прокрутил в голове ухватки и приемы разных народов, после чего нанес противнику окинавский удар ногой по среднему уровню. Кованый ботинок встретился с мощным прессом эсэсовца, и профессор просто отлетел. Тем не менее приземление было удачным. Он задорно подскочил к боксеру-нацисту и послал левую руку в его массивную челюсть. Бритоголовый легко ушел от удара, ответив прямым в голову. Доктор Джонс нырнул под чугунный кулак, но опоздал, поэтому опять оказался в нокдауне и теперь уже распростерся на земле. Ужасно захотелось отдохнуть, звон и шум распространились по всей голове. Настырный джинн не давал покоя - вздергивал спарринг-партнера за шиворот, чтобы закончить краткосрочный бой одним тычком в челюсть и бросить рассопливившееся тельце на взлетно-посадочную полосу.
       Кулаки эсэсовского джинна пахли смертью. Горе-боксер очнулся. Оставался последний прием, из НЗ: укусить мощную немецкую руку за запястье... Бычий рев потряс воздух, пробил плотный гул моторов и достиг ушей пилота.
       Выкормыш Геринга, не зевая, включился еще одной неизвестной величиной в задачу, над которой ломал голову доктор Джонс. (За неверное решение - неудовлетворительная оценка в виде могильного бугорка.)
       Пилот высунулся из кабины, чтобы применить оружие системы вальтер по бандиту в кожаной куртке, однако широкая спина соотечественника мешала произвести выстрел.
       Археолог все-таки попал на мушку и вот-вот должен был схлопотать пулю, однако владелец вальтера неожиданно заболел. Дело в том, что его двинули по шлему "стартовым башмаком" - колобашкой, выдернутой из-под самолетного шасси. Летчик, уронив пистолет на взлетную полосу, обмяк телом на рулевую колонку, в результате чего самолет двинулся с места. Вернее, машина начала движение по кругу, потому что одно из шасси осталось заблокированным.
       А долбанул пилота Клопик, который незамеченным прокрался к кабине. Мистер Лопсанг лично собрался подготовить самолет к старту. Видимо, непальский полет произвел на пацана неизгладимое впечатление.
       И в этот момент к аэродрому сыпанули немцы. Часть из них бежала, другая мчалась на грузовике. Ребенок, однако, не растерялся и воспользовался турельным пулеметом, установленным тут же, в кабине. Вращение машины дало ему хорошую возможность обстреливать все окрестности простым нажатием гашетки, отчего пешие враги залегли, а моторизованные выпали из подбитого грузовика, который перевернулся и вспыхнул, как спичечный коробок.
       Не слишком управляемый самолет задел крылом автозаправщик и пробил цистерну. Горючее, рванувшись из заточения, принялось заливать аэродромную площадку.
       От соударения с заправщиком фонарь кабины не только упал, но вдобавок его заклинило.
       - Мистер Джонс, я попался! - донесся крик пацана.
       Укушенный бугай уже оправился. Для него время игры закончилось, пора было приступать к обычному убийству. Поэтому было обещано на корявом арабском:
       - Твой тощий шея хрустнет, как солома.
       Гора мышц пришла в движение, чтобы ударом в лоб сломать шейные позвонки сидящего на земле археолога. И тогда Индиана использовал последний прием из НЗ - сыпанул в зоркие глазки соперника горсть древнего египетского песка.
       Между тем подросток, попавший в плен к самолету, одной из пулеметных очередей запалил огнеопасную лужу. Пламя пошло гулять по аэродрому. Оставались считанные секунды до всеобщего взрыва.
       Носок профессора достал пах ослепшего боксера. Эсэсовец "поплыл". Оттолкнувшись руками и ногами, доктор Джонс по-звериному прыгнул к своему археологическому мечу. Немец мужественно проморгался и схватил пистолет, оброненный летчиком. Упреждая выстрел, профессор швырнул меч в эсэсовца - как казачий дротик, острием вперед. Лезвие легко и сочно внедрилось в гору мышц...
       Мгновение спустя Индиана подхватил вальтер, выпадающий из некогда крепкой руки; двумя мгновениями спустя пропеллер превратил голову нациста в брызги; три мгновения спустя Индиана вскочил на крыло, отстрелил заклинивший замок фонаря и вытащил Клопика.
       В четвертое мгновение мужчина и мальчик неслись прочь со взлетно-посадочной полосы, которая взрывалась вместе со всем горючим и самолетом в придачу.
      
       * * *
      
       Суматоха и паника прокатились по немецкому лагерю. Сотни арабов бежали и скакали в разные стороны. Кто-то торопился посмотреть на полыхающий аэродром, кто-то пытался удрать, полагая, что гяуры собираются их уничтожить, чтоб не выплачивать зарплату. В свою очередь многие немцы считали, что арабы взбунтовались и, когда местные жители оказывались слишком близко, стреляли в воздух или на поражение.
       Урбах впервые не смог удержать себя в рамках приличий и сорвался. Брызгая слюной, он орал Мюллеру в ухо:
       - Говорю вам, Джонс - не человек! Это демон, проклятый большевистко-масонский демон!
       - Не волнуйтесь так, партайгеноссе Урбах. Отправим Ковчег в Каир наземным путем, на грузовике. А уже оттуда самолетом в Берлин. Ни одна тварь не сможет нам помешать. Даже масону Джонсу не справиться с взводом моих солдат.
       Ковчег вынули из тщательно охраняемой палатки и загрузили в мощный "даймлер-бенц". В кузов уселось восемь эсэсовцев. Вслед за грузовиком двинулся в путь джип сопровождения с установленным в кабине крупнокалиберным пулеметом фирмы "Генель" и пятью солдатами. Впереди, поднимая тучи пыли, ехало двое мотоциклистов. Кортеж возглавляли Урбах, Хорхер и Мюллер, разместившиеся в легковом "порше" с отрытым верхом.
      
      
      
      
      12. ТРАНСПОРТНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
      
       Друзья повстречались уже за ограждением лагеря. Салех обнял Индиану, Лилиан и Клопика по отдельности и всех вместе.
       - Вот это да! Я с содроганием ожидал увидеть тяжкие раны, но вы все пребываете в добром здравии.
       - Мы ведь спортом занимались, - резонно напомнил разукрашенный синяками археолог. - Ты-то сам как?
       Оказалось, под шумок Салеху удалось смыться от немцев весьма непринужденным образом. Его держали в яме (вырытой под будущий сортир) с момента пленения у Обители Умерших Душ, но охранник вдруг куда-то побежал, напропалую строча из "фольмера", а на египтянина неожиданно свалилась сверху длинная доска, которая и сыграла роль лестницы.
       - Немцы уже погрузили Ковчег?
       - При мне, Инди, они выезжали с ним через южные ворота лагеря.
       - Салех, держи тысячу долларов, - отдал последнее профессор. - На эти деньги вам всем надо добраться до Александрии и договориться с каким-нибудь капитаном, чтобы он взял на Англию груз в виде одного скромного ящика.
       - А как же ты, Инди?
       - Я беру твой грузовик, Салех. Надеюсь, он у тебя застрахован.
       - Мой грузовик? - друг в легкой растерянности шевелил губами. А потом глянул на комок из купюр в своей руке и расслабился. - Ну, если еще и страховку загребу...
       Считая, что взаимопонимание установлено, Джонс вскочил в чужой автомобиль и, газанув, растворился в знойном мареве каменистой пустыни.
       - Эй, Инди, - послал вдогонку Салех. - Осторожно, я только в прошлом месяце чинил задний мост.
       Через полтора часа отчаянной погони показался хвост немецкого каравана.
       Догонять его по дороге - очищенной от камней узкой полосе - означало подставить себя под опасный обстрел из многих стволов. К счастью, доктору Джонсу повстречался бедуин на коне. В течение какого-то времени всадник азартно состязался в скорости с автомобилистом. Житель пустыни и археолог мчались бок о бок, задорно скалясь друг другу и не желая отдавать пальму первенства. Внезапно из кабины протянулась рука, которая, зацепив араба за рукав, без хлопот устранила его со спины коня. Само ездовое животное было схвачено за уздечку и затормозило вместе с автомобилем. Оставалось только перескочить с сиденья в седло и поручить бедуину заботы о железном коне. Правда, в тот момент дитя пустыни, сидя в пыли и посылая нехорошие слова, не понимал еще своего счастья.
       А теперь - в погоню, петляя среди окружающих дорогу камней, которые, по-видимому, натаскали еще древние египтяне. Конник, то есть Индиана верхом, внезапно выскочил из-за большой глыбы и пристроился в хвост "даймлеру". Немцы, дотоле бесхлопотно путешествовавшие в джипе, какое-то время не могли поверить в это, да и стрельба по всаднику означала бы одновременный обстрел собственного грузовика. Индиана воспользовался смятением и, "поддав газу" лошади, добрался до самой кабины. Перескочив на подножку, он распахнул дверку, ухватил за шкирку автоматчика, растекшегося в полудреме рядом с водителем, и выкинул вон, как драного кота.
       - Пешком ходи, соня, здоровее будешь!
       Далее завязалась борьба с водителем за руль и педали. В результате поединка грузовик едва не врезался в придорожный камень, и тогда оба претендента резко надавили на педаль тормоза. Машину занесло. Джип не смог отвернуть в сторону и поцеловал грузовик. Благодаря силам инерции из кузова "даймлер-бенца" унеслась по воздуху парочка ближайших к борту солдат, а джип покинуло еще двое бойцов, также на бреющем полете.
       Индиана с водителем ответственно надавили на газ, рванули вперед, дружно вырулили на правильный курс, чуть ли не заулыбались друг другу и попутно сшибли затормозившего мотоциклиста в придорожную канаву.
       После краткого перемирия битва за руль возобновилась. Шизофренирующий грузовик промчался по краешку строящегося у дороги дома и легко смахнул хлипкие леса. На ветровом стекле появился возмущенно-удивленный араб, который заклеймил хулиганов словом "шайтан" и тут же исчез. Следующим исчез водитель. Индиана наконец поразил его внушительным ударом в ухо и выпихнул немца вон.
       Теперь можно было распоряжаться машиной по своему усмотрению. Первым делом "даймлер-бенц" толкнул бортом джип, который как раз пошел на обгон, пытаясь достать врага рейха пулеметной очередью. Джип слетел с дороги, и с тех пор его никто не видел, поскольку он упал в глубокое ущелье, по-местному прозываемое "вади".
       Подошла очередь второго мотоциклиста, который собирался, поравнявшись с грузовиком, выстрелить в стекло. Этот человек, получив от борта внушительный тычок, покинул мотоциклетное седло, сделал сальто через придорожные пальмы и скрылся за горизонтом.
       Список опасностей на этом не был исчерпан. Оставшиеся в кузове эсэсовцы выступили в поход на водительскую кабину. Они лезли вдоль обоих бортов. Индиана прижался к левому краю дороги, где густо росли финиковые пальмы. Листья поработали как мечи, срубая с машины смельчаков. Левый борт был очищен. А вот человек, пробиравшийся с другой стороны, благополучно достиг кабины и пальнул из "парабеллума"... За мгновение до выстрела угонщик краем зрения уловил движение за правым стеклом и успел тормознуть.
       Пуля угодила в шляпу. Правда, не в жизненно важную ее часть, а в тулью. И сбросила ни в чем не повинный головной убор на грязное дно кабины.
       - Шляпу-то за что? - доктор Джонс разъярился и ударом ноги вышиб подлого немца вместе с дверцей.
       К сожалению, угонщик не располагал перископом. И это его подвело. Один из эсэсовцев, сильный, смелый и ловкий дядька, сумел пробраться по крыше и внезапно запрыгнул в кабину ногами вперед. Индиана получил под ребра, затем в челюсть. Защищаться было не с руки, потому что извилистая дорога между скал требовала внимания, а руль - управления.
       Избиение закончилось тем, что угонщика схватили за шиворот и швырнули головой в лобовое стекло. Череп бы треснул, как орех фундук, если бы лобовое стекло не было уже покрыто сеткой трещин. Полная знаний голова профессора пробила стеклянную преграду, а сам он вылетел на капот - немец придал ему хорошее ускорение. Чтобы не упасть под колеса, пришлось схватиться за фирменный трилистник "даймлер-бенца". Жаль только, немецкое украшение не захотело держать большевистко-масонского демона и тут же погнулось, собираясь вот-вот оторваться. Решетка радиатора тоже не разрешила цепляться за себя, тонкие ее прутья рвались под руками. "Почему немцы разучились работать качественно?" - сетовал падающий человек, а ноги его уже бороздили дорогу. К тому же эсэсовец, занявший место водителя, поддал газу, чтобы раздавить профессора о бампер пылящего впереди автомобиля с начальством.
       Выход из этой ситуации имелся, но лишь на тот свет. Однако Индиане пришел на ум еще один вариант.
       Волочась телом по земле, руками хватаясь за неподвижные детали под днищем, он начал перемещаться от переднего бампера к заднему. Задница прыгала на отвратительной египетской дороге, спинные позвонки плясали канкан. Кожаная куртка и кожаная вставка на штанах пока еще спасали собственную кожу профессора от сдирания, но щебенка, усеивающая дорогу, мигом исколошматила его. Тело жалобно просило: "Отпусти ты, мистер Джонс, этот грузовик, не будь дураком..."
       Он все-таки добрался до заднего бампера. Уцепился за него вначале руками, потом кнутовищем. Многострадальное тело было вынесено из-под автомобиля, напряжение подошло к пределу прочности организма, а упрямство - к границе с безразличием... Немыслимый ковбойский курбет позволил археологу сначала встать на колени, а потом, в одно мгновение вскочив на ноги, махануть на задний борт машины.
       В кузове помимо ящика с Ковчегом находился эсэсовец. Участь этого человека была печальна...
       Продолжая движение, запорошенный дорожной пылью ковбой вскарабкался на крышу. Пробежался на полусогнутых, повторяя маневр своего недруга. Грубо ввалился в кабину, припечатав немца тяжелыми башмаками. Развивая успех, схватил его за шиворот и ударил лбом о переднюю панель. Оставалось только завершить процедуру возмездия и выбросить здоровяка через разбитое ветровое стекло.
       Недавний соперник не удержался на капоте.
       - Я вернусь, - успел пообещать он, прежде чем его утащило под брюхо грузовика.
       А спустя секунду машина неприятно подпрыгнула...
       Вытолкнутый в кусты автомобиль с эсэсовским начальством поставил точку в затянувшейся дорожной битве. Одно омрачило радость победы - то, что для Урбаха и компании не оказалось вблизи какой-нибудь пропасти. Кабриолет уткнулся в пальму и замер, пустив дым из мотора.
      
       * * *
      
       Доведенный до нервного срыва немецкий археолог заколотил лбом о переднее сиденье.
       - Все пропало! История мне этого не простит! Что скажет Германия?
       - Германия нас восславит, - произнес хладнокровный пруссак Мюллер. - Джонсу надо еще вывезти Ковчег из Египта. Судя по убогому оснащению, финансами он не блещет, поэтому попробует погрузиться на пароход. Вот в море мы и перехватим еврейскую реликвию.
       - Что вы такое говорите, штандартенфюрер? - завопил Урбах от избытка истерических чувств. - Думайте хоть иногда! Из Александрии каждый день в разных направлениях уходят десятки судов!
       Штурмбанфюрер Хорхер, поблескивая стеклами очков как ледышками, успокоил эту бурю в стакане:
       - У нас свои люди и в портовой администрации, и в таможне, и в стивидорной компании[47]. Ни один груз не проходит мимо нас незамеченным, партайгеноссе Урбах.
      
      
       * * *
      
       Доктор Джонс вытащил из-под ног шляпу - истоптанную, истерзанную, - и бережно положил на соседнее сиденье, как раненого товарища.
       Через семь с половиной часов грузовик с Ковчегом в кузове въехал в город-порт Александрия.
      
      
      
      ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
      ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ. СЕНТЯБРЬ. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
      
      
      
      
      1. "БРОНЕНОСЕЦ" ВЫХОДИТ В МОРЕ
      
       - Все, Ковчег на борту "Броненосца". Если точнее, в твиндеке второго трюма, - торжественно подытожил Салех, стоя на причале возле ржавого и обшарпанного, но довольно крупнотоннажного судна со столь странным именем. - Загружайся и ты, Инди. Надеюсь, от тебя что-то осталось после сухопутной части путешествия.
       - Все будет исполнено в точности, мистер Джонс, - торжественно поклялся верный Клопик, который тоже оставался на причале.
       - Ты стоишь десяти кадровых разведчиков, малыш. - Археолог потрепал мистера Лопсанга по жестким вихрам. - Только тебе я могу доверить препровождение моего дурноватого папаши из Искендерона в Чикаго. Ведь сержант Питерс - это много мышц и куча эрудиции. Больше ничего за душой у него нет.
       - Понял, доктор Джонс, сержанту Питерсу я ничего сложного поручать не буду.
       - Мистер Катанга, это мистер Джонс и мисс Кэмден, - остановил Салех торопившегося куда-то человека в свитере и фуражке, по виду явно капитана. - Мои лучшие друзья. Надеюсь, их не обидят на вашем судне?
       Сам вопрос был проигнорирован, однако моряк пробубнил мясистыми губами:
       - Наслышан, наслышан, мистер Джонс. Вы вполне соответствуете тем анекдотам, которые мне рассказали о вас.
       Капитан больше не удосужил вниманием пассажиров и направился к судовому трапу. Судя по ллойдовской фуражке с большим козырьком, был он подданным Его Величества, а внешность моряка выдавала помесь цейлонского сингала с негритянками, малайцами, португалками и, возможно, голландцами.
       - Мы разве похожи на людей, которых можно так просто обидеть? - мисс Кэмден несколько возмутилась.
       - Дело вот в чем, - Салех прокашлялся. - Солидные компании не возьмут какой-то ящик от людей с улицы или уж столько заломят... В общем, судно я нашел из дешевых, с несколько подмоченной репутацией. Сам Катанга его владелец.
       - Понятно, контрабандист, - Индиана был как всегда догадлив.
       Мужчины на прощание весомо пожали друг другу руки, Лилиан и Салех обменялись крепкими поцелуями.
       - Именно так целуют гурии в мусульманском раю, - авторитетно оценил египтянин и добавил: - Будем считать, что я получил страховку за свой грузовичок.
       Салех с Клопиком, весело посвистывая дуэтом, отправились в ближайшую кофейню, а Индиана с Лилиан в отведенные им каюты на корме. Впрочем, сперва доктор Джонс навестил штурманскую рубку.
       - Мастер, сколько времени займет у нас переход до Лондона? - обратился он к капитану.
       - Неделю, мистер Джонс. Будем там шестого сентября.
       - Так долго? Почему не торопимся?
       - Мы торопимся. У нас не только грузы на Лондон вроде вашего драгоценного ящика, но и кое-что для одного испанского порта. Кстати, мы выгрузимся в Ла-Корунье довольно резво. Чем резвее, тем целее, - скаламбурил Катанга.
       - Ла-Корунья... - Необходимый участок крупномасштабной карты мгновенно появился перед мысленным взором доктора Джонса. - Значит, вы работаете на франкистов-фалангистов?
       - Что, не нравится? Я и на Гитлера потружусь, и на любого другого черта, если он прилично заплатит... Вы против?
       - Не спорю, бизнес тем и хорош, что стоит вне политики и идеологии, - легко согласился Джонс и попробовал выведать. - Но все-таки, что вы везете в Ла-Корунью?
       - Я же не спрашиваю, что лежит в вашем ящике, - отразил капитан, меланхолично покусывая резинку.
       На том разговор и закончился.
       Индиана спустился в свою каюту и улегся на койку. Рука наткнулась на номер "Таймс" недельной свежести. Газетные заголовки клеймили сговор Гитлера и Сталина, оформленный двадцать третьего августа в виде пакта о ненападении. Если бы с такой же прытью газеты клеймили сговор англичан и французов с Гитлером в прошлом году, вяло усмехнулся Джонс. Сталин сейчас воюет со вторгнувшимися в Монголию японцами и таскать каштаны из огня для англичан и французов, конечно, не хочет. Это вам не Николай II. Тем более что все переговоры между Лондоном, Парижем и Москвой о "коллективной безопасности" закончились ничем. Поляки сказали, что не пропустят русские войска через свою территорию даже в случае большой войны с Гитлером, а прибалты поспешили заключить свои пакты с немцами. Гальдер и Канарис недавно съездили к ним и вели переговоры...
       Надежно урчал четырехцилиндровый двигатель "Бурмайстер ог Вайн", проходящий неподалеку от переборки гребной вал усыплял крупной вибрацией, легкая бортовая качка тоже развивала сонливость. Дремота затягивала умаявшееся тело, приглушала повсеместную боль, и оставалась только огромной величины усталость. Все силы были отданы на какое-то не слишком понятное дело и, казалось, уже никогда не восстановятся даже на треть.
       Веки Джонса тяжело смежались, когда в каюте возникла мисс Кэмден.
       - Я сейчас поставлю тебе примочки, - бодро объявила она.
       - Какие-такие примочки? - страдающим голосом спросил Индиана.
       - Катанга велел. Он еще посоветовал мне, когда я лягу спать, запереть дверь и задраить иллюминатор. Это чтобы его мохнорылые пираты не влезли. Но сначала я буду тебя спасать.
       Тут крутая волна ударила в борт. Лилиан, утратив равновесие, села прямо на разбитое тело Индианы. И тут же вскочила, испугавшись страшного воя пациента.
       - Да ладно, Инди, не придавай такого значения. Это же я, хрупкая женщина, а не бегемот какой-нибудь.
       - Из-за бегемота меньше бы мучиться пришлось.
       Лилиан стащила куртку с профессора, рубаха же на нем отсутствовала со времен экскурсии в подземный храм. Затем, несмотря на стенания Индианы, стала тыкать своей примочкой в его сизо-багровое тело.
       - Сдал ты, профессор, - уязвила женщина, никогда не забывающая обид. - Мало чем напоминаешь того "качка", которого я, разумеется случайно, однажды видела в голом виде.
       - Правильно, эти десять лет я не лежал как рыбка в маринаде... Лили, здесь ты не найдешь спасенья от людей в тельняшках. По известным тебе причинам я сегодня тих и слаб. Иди лучше и запрись в своей каюте. Или наоборот, отопрись, и тогда секс-пираты Катанги покажут тебе все свои способности.
       - Я - твое спасение от страданий, - пропела Лилиан, не обращая внимания на грубости.
       - Но мне не нужна "скорая помощь"... Ай, больно. Не трогай там.
       - А тут, Инди?
       - Очень больно, отвяжись!
       - Ну, не вертись... А здесь, зайчик?
       - Вроде не так мучительно. Знаешь, не очень больно еще вот тут, - профессор, кряхтя, показал на губы.
       Женщина присосалась к этой совершенно беззащитной части мужского лица.
       - Ну что, гордишься своей победой? Снова окрутил меня, да? Я даже не спрашиваю, что у тебя было с той немкой, у которой нос длиннее корабельного бушприта! Вот дура.
       Джонс нашел в себе силы качественно удивиться.
       - О чем ты? Немки какие-то мерещатся...
       Лицо его разгладились, под закрывшимися веками заструились приятные картины из былой жизни.
       - Она, видите ли, многое умеет, более темпераментная, - мстительно припомнила гостья. - Она, конечно, профессионалка в этом деле. Ну, и меня ты еще не знаешь! Тебе еще предстоит меня узнать... - Она хихикнула. - Не бойся, я буду осторожной, ласковой.
       Индиана с трудом приподнял одно веко и даже успел заметить, как слетает сброшенная женщиной рубаха, после чего сон окончательно победил его.
       Это получилось нечаянно, естественным образом. Лилиан, еще не веря дурным предчувствиям, позвала:
       - Джонс, кончай придуриваться... Эй, бери меня.
       Она осторожно пощипала мужчину, потом довольно крепко встряхнула. Ничего кроме жалобных стонов из него выжать не удалось.
       Лилиан бессильно уронила себя на койку...
       А во сне Индиана был вместе с ней. Только не нынешней, а десятилетней давности, еще студенткой. Да и сам он в сновидении оказался куда более юным - свежеиспеченным профессором Чикагского университета.
       Она отвечает ему на вопрос по древнегреческой мифологии и рассказывает ерунду, мол, Зевс, вступил в интимную связь с Ледой в виде воробья, а с девушкой по имени Европа - в виде быка. Профессор слушает и благосклонно кивает: бык так бык, потому что девичья коленка в фельдиперсовом чулке касается его ноги. Неуместный сладкий озноб пробирается снизу вверх. Левая рука, прямо на экзамене, спускается на гладкую коленку и (фу, срам!) принимается ползти туда, где чулок кончается и начинается нечто, похожее на теплый шелк. Какой приятный сон...
       В тот момент, когда правая рука ставит высший бал в зачетку, левая немедленно отбрасывается в сторону. "Все, профессор, вы мне больше неинтересны", - чарующий и воркующий голос становится резким и каркающим. Сон превращается в гулкий кошмар, наполненный хохотом, воем, искривленными рожами...
       Когда Индиана открыл глаза и пошевелился, то понял, что ему много легче, чем вчера. А во-вторых, что рядом с ним Лилиан - настоящая. Она источала самое обычное тепло, которое, однако, все более щекотало нервные окончания поздоровевшего мужского тела.
       В то время как женщина притворялась спящей, а рука мужчины уже занималась ее бюстом... двигатель вдруг замер. Судно, утратив устойчивость поступательного движения, закачалось на волнах.
       Доктор Джонс сразу переключился на серьезный лад. Взгляд, брошенный в иллюминатор, ничего не прояснил - поблизости не обнаружилось ни порта, ни даже берега.
       Когда мужчина стал спешно надевать шляпу, бдительная женщина распахнула глаза.
       - Куда ты, бестолковый?
       - Двигатель заткнулся.
       - Ну, а тебе какое дело? Двигатель помолчит, наши уши отдохнут...
       Но Индиана не слушал женские глупости. Он бежал, застегивая ширинку, по трапу на капитанский мостик.
       - Что нас затормозило, мастер? - кинулся пассажир к капитану, так и не заметив ничего особенного в море.
       Катанга не спеша стянул наушники.
       - Немецкая подводная лодка в трех кабельтовых по левому борту. Угрожает торпедировать, если мы не предъявим себя к осмотру.
       - Что за чертовщина, мистер Катанга? Эти заразы ведут себя, как будто началась война!
       - Так война и началась, - буднично и даже блекло известил капитан. - Сегодня, первого сентября, в четыре сорок пять утра. Поляки якобы разорили какую-то немецкую радиостанцию, нацисты за это вторглись в Польшу, англичане с французами вот-вот кинутся защищать поляков, но пока ничего не делают... Давайте-ка прячьтесь, мистер Джонс, немцы пристроятся к нашему борту в течение нескольких минут.
       Индиана скатился по трапу обратно в каюту. Лилиан там отсутствовала - так же, как и в своей собственной. А когда он вспорхнул на главную палубу, то выяснил, что немцы уже лезут на абордаж. Оставалась последняя возможность сыграть в прятки, и он юркнул в вентиляционную трубу трюма. "Вождь страны гуннов... - бормотал Индиана, пытаясь закрепиться башмаками на грубых сварных швах. - Двинулся-таки в поход, паскуда... И что же, остается всего три дня, чтоб освободить Силу Заповедей?.."
       Наконец удалось угнездиться и, слегка высунувшись из трубы, организовать наблюдение за событиями. Немецкий десант состоял из нескольких моряков и команды черномундирных эсэсовцев, в которых можно было признать людей Мюллера. Эсэсовцы рассыпались по всему судну для проведения большого шмона, моряки принялись открывать люк трюма, оперативно шуруя лебедкой. Того самого трюма, в верхней твиндечной части которого находился Ковчег Завета!
       Сразу была осознана ошибка огромной величины. Нацистские ищейки смогли взять след Ковчега лишь по одной-единственной причине! В порту Александрия работают или деятели национально-освободительного движения, или просто продажные людишки, - в общем, предатели.
       Двое немецких моряков скользнули по трапу в люк, сверху упали стропы, опять зажужжала лебедка, и через полминуты Ковчег навсегда покинул трюм "Броненосца". Грузовая стрела развернулась, драгоценный ящик проследовал над коммингсом, над фальшбортом и плавно опустился на палубу подлодки.
       Все пропало...
       Дело, которому Джонс-отец отдал полжизни, завершилось полным провалом. Хищники закогтили и потащили в свое логовище величайшую реликвию. А если прав отец и Ковчег настолько непрост, что играет особую роль в мировой истории? Особенно сейчас, когда "шарнир времени", о котором вещал Хорхер, повернулся и в бурлящий котел мировой битвы должны ухнуть многие страны и народы?
       Тут к вентиляционной трубе стали подбираться немцы. Индиана вынужден был съехать вниз, удерживаясь от падения упором спины и башмаков. Лишь когда прекратился топот и гомон в непосредственной близи, он высунулся снова.
       Лилиан. Ее тащили двое кряжистых эсэсовцев, она упиралась, поджимала ноги и пихалась бедрами. Конечно же, тщетно, вызывая оглушительное ржанье немецких жеребцов. Через борт очень кстати перебрались и Урбах с Мюллером.
       - Здравствуйте, милочка. - Нацистский археолог победно сиял. - Ничто нас, оказывается, разлучить не может. Отныне вы - мой талисман, договорились?.. Однако где же эта глиста Джонс! В какую щель он заполз на сей раз?
       Райнгольд фон Урбах напряженно огляделся.
       - Индиана Джонс на дне морском, - выступил вперед невозмутимый Катанга. - Я его туда отправил, чтобы он не мешал мне отдыхать с девчонкой. Она представляет определенную ценность, особенно после длительного воздержания в рейсе.
       Моряк подошел вплотную к Лилиан и понюхал ее волосы.
       - Джентльмены из Германии, оставьте ее мне - в качестве компенсации за тот ящик, который вы уволокли.
       - Ну-ка прекратить эти негритянские штучки! - гаркнул Мюллер в ухо Катанги. - Раскомандовался, хитрая морда! Мы заберем все, что нам нужно. А тебя, губошлеп, чтоб я больше не слышал, не то прогуляешься за борт.
       - Девчонка - это компенсация мне за расстроенную нервную систему, - объяснил ласковым голосом археолог Урбах. - Я думаю, фюрер не будет против. А жив доктор Джонс или сдох, сейчас действительно не имеет никакого значения. Силы, хранящие Германию, вернули Ковчег.
       И мисс Кэмден была затащена на подводную лодку вслед за скрижалями Завета.
       Вторая страшная потеря за одно утро.
       Тут уж завозмущалось в Индиане не общественное начало, а самое что ни на есть личное. Но выпрыгнуть сейчас из трубы - значит заработать автоматную очередь в живот или попасть на операционный стул к Хорхеру. Значит показать, что доктор Джонс устал от борьбы...
       Он распрощался с убежищем, когда был уверен, что с субмарины его не заметят. Подводный корабль вскоре покинул морскую поверхность, оставив лишь пенистый след нырка.
      
      
      
      
      2. АКУСТИКА РЕШАЕТ ВСЁ
      
       - Куда немцы могли направиться? Куда, Катанга, куда? - профессор упорно долбил капитана "Броненосца". - Не прямо же в Берлин!
       - Вероятно, на какую-нибудь итальянскую военно-морскую базу. Немцы ведь в союзниках с макаронниками, у них даже пакт[48] заключен. - Катанга с прежней ленцой жевал резинку.
       - Послушайте, мастер, а нельзя ли эту подлодку выследить? - ляпнул доктор Джонс, наверное, потому, что страшно было прекращать бесполезное толковище и идти мучиться в каюту.
       Капитан прекратил жевать и показался задумчивым, даже отрешенным.
       - Вблизи нет ни одного военного корабля Его Величества...
       - Вы же морской волк, морскую собаку съели! Ну же, раскиньте мозгами. - Впервые в жизни Индиана взывал о помощи, причем к совершенно непонятному человеку. - Осталось два дня, всего два!
       Капитан сделался чуть менее вялым.
       - Не убивайтесь так, док. На свете много хороших девушек, да и вряд ли немцы серьезно навредят мисс Кэмден. Так, какие-нибудь половые забавы, не более.
       Доктор Джонс стал мерить палубу тоскливыми шагами, голова поникла, и сзади казалось - шляпа лежит прямо на плечах.
       - На свете скоро останется мало чего хорошего, мистер Катанга. Владыка гуннов двинулся в поход, и я не представляю, что может застопорить его, кроме... меня.
       - Если гунны - это немцы, то в прошлую войну с ними разобрались и без вас, док, - терпеливым, даже ласковым голосом внушал моряк.
       Наступило тягостное молчание, обрамленное плеском бьющей в борт воды. Судно с пока что отключенным двигателем тяжело приминало волну. Не раз Индиане приходилось плясать в скользких тапочках на краю могилы, но сейчас хотелось выть от полного отсутствия идей.
       - Предположим, не довезем мы его, - неожиданно проговорил Катанга. Он помедлил, а потом обратился к невидимым грузополучателям: - Весьма сожалею, господа, но произошла потеря груза по независящим от судовладельца и капитана причинам. Действие непреодолимой силы, форс-мажор... - Несколько изменив тон, капитан переключился на судью: - Зона боевых действий, ваша честь. Немцы изъяли и затопили катер, не стали даже разбираться в том, что он предназначен их испанским друзьям.
       - ? - Помутневшие глаза доктора Джонса быстро прояснялись, наливались надеждой, электрические искры воли вырывали тело из состояния разжиженности, а руки уже трясли моряка за плечи. - Эй, что вы имеете в виду?
       - Из суда я выйду победителем. Грузовладельцы ничего не добьются. Военные риски, ничего не попишешь. А какими угрозами нацисты заполнили эфир - их слышали на многих торговых судах, греческом "Мемноне", аргентинском "Сан-Епифанио", норвежском "Тронхейме", в общем, на здоровенном куске Средиземного моря.
       - Да не темните вы! - с нетерпеливостью согнутой пружины проорал археолог. - Какой такой груз вы не довезете?
       - Особый. Абсолютно секретный. Сумма фрахта получена вперед, еще и премия по прибытии. Выгодный контракт... грязный, конечно, некрасивый... На борту, мистер Джонс, имеется боевой патрульный катер, оснащенный гидроакустикой. Это то, что мы везем франкистам в Ла-Корунью.
       - Катер с гидроакустикой? - засуетился Индиана. - Что ж вы раньше-то молчали? Срочно спускайте его на воду!
       - Не торопитесь, сэр, - внушительно произнес капитан. - Меня вот что интересует - та штука, которую уволокли немцы, действительно ценная?
       Индиана придвинул свои глаза к недоверчивому моряку. Их взгляд был тяжел и убедителен, некоторые бы назвали этот взгляд гипнотическим.
       - Слушайте очень внимательно, мастер. Украденный у меня груз НЕ ИМЕЕТ ЦЕНЫ.
       Заметно было, как в голове Катанги что-то включилось, некая волна прокатилась по губастой физиономии. И язык его заработал куда оперативнее:
       - Без настоящего специалиста оборудование катера будет простым металлом, док. А я некогда служил акустиком на линкоре Его Величества. Чувствуете, куда вас кривая выводит? Но надо еще меня уговорить, чтобы я бросил ненадолго собственное судно и передал командование алкашу-старпому.
      
       * * *
      
       Подводная лодка "U-46" серии YII-B шла на погружение. Она крупно завибрировала, когда в цистерны главного балласта ворвалось море, заставляя ее проваливаться вниз. Одновременно горизонтальные рули помогали выйти на нужную глубину в шестьдесят футов. В следующие пять часов ей предстояло двигаться в погруженном режиме со скоростью порядка двенадцати узлов. О том, что происходит наверху, можно будет догадываться лишь с помощью гидрофонов и шумопеленгаторов, самописец эхолота станет показывать, что происходит внизу. И следовала лодка отнюдь не в итальянский порт. Штурман уже проложил сложный курс на восток, который включал отвороты от районов патрулирования британских военных кораблей, базирующихся на Крите.
       Тем временем моряки "Броненосца" выудили из главного трюма пятидесятитонный катер, задействовав сразу две лебедки. После заправки и проверки двигателя суденышко отправилось, выписывая зигзаги, на запад со скоростью тридцать узлов. На катере были установлены примерно такого же сорта гидроакустические приборы, что и на немецкой субмарине, хотя, конечно, гидрофонных мембран имелось поменьше.
       Катанга поставил Индиану к штурвалу, показав, как выдерживать курсовые показатели, сам же надел наушники гидрофонов.
       - Эй, мастер, кто там побулькивает внизу? - минут двадцать спустя прокричал профессор. - Немец не пускает пузыри?
       - Нет, доктор Джонс, только одна большая зубастая рыба передает вам привет и надеется на скорую встречу. Если серьезно, никаких намеков на подводную лодку. Выруливайте на курс десять.
       И вместе с поворотом штурвала катер двинулся уже не на запад, а на север.
       Спустя полчаса Катанга обреченно скинул наушники:
       - Такое впечатление, что немецкая лодка растворилась, как сахарная голова.
       - А что если они отправились не в сторону Италии, а, например, Греции или Турции, то есть на северо-восток.
       - Ну, и что им может понадобиться на северо-востоке? - несколько заносчиво высказался Катанга.
       - Вы не слишком похожи на командира немецкой лодки, чтобы знать, какие у него надобности, - осадил компаньона доктор Джонс.
       - Ладно, будем делать то, что заказывает клиент, - капитан ограничился красноречивым взглядом и улыбкой, скользнувшей по щеке. Впрочем, бывший акустик Его Величества остался на боевом посту.
       Наверное, поэтому настал момент - минут через сорок, - когда он подкинул наушники в воздух.
       - Есть, Джонс! Я ухватил ее за хвостик!
       Индиана не отказал себе в удовольствии приложить наушник к своей голове. Действительно, из резинового кругляша с дырочками доносились слабые звуки, смахивающие на частое поплевывание. Но они говорили о близости Ковчега и Лилиан.
       - Это точно лодка, а не какая-нибудь рыба-кит, прочищающий глотку? Да и откуда вообще эти звуки приплывают?
       - Мистер Джонс, так шумит "рыба-кит" с работающим винтом и подрагивающим стальным корпусом, - терпеливо разъяснил Катанга. - А приплывают звуки со стороны правого борта. Пеленг пятнадцать. Так что ложитесь на курс сто.
       Теперь можно было прикинуть, куда направляется немецкая субмарина. Примерно, конечно. Похоже, она собиралась пройти южнее Крита к Спорадским островам или к западному побережью Турции.
       - Эх, было бы у нас десятка два глубинных бомб, - помечтал Катанга.
      
       * * *
      
       Небосвод крутился к ночи, и, как предполагал капитан, субмарина вскоре должна была всплыть. Так оно и случилось, однако поглазеть на нее из-за темноты не пришлось.
       На рассвете, а это было второе сентября, лодка снова нырнула, с катера же можно было увидеть британский крейсер, который, впрочем, не обратил на крохотного собрата никакого внимания.
       "U-46" в это время подвсплыла на перископную глубину и тоже разглядела крейсер.
       - Какая прекрасная мишень, - заметил командир лодки, пребывающий на центральном посту. - Пора уже отрывать Британии ласты.
       Он решил запросить Берлин о возможности атаки. На перископной глубине коротковолновая радиостанция могла принести пользу, связист срочно взялся за свою работу и передал шифровку. Но Берлин велел не отвлекаться. По личному указанию фюрера "U-46" надлежало следовать в порт Измир дружественной Турции, откуда знатная добыча должна была отправиться в Германию воздухом. Впрочем, имелся и запасной вариант: если англичане начнут перехват, то ценный груз надлежало переправить на судно под нейтральным флагом - за эту часть операции отвечали друзья великой Германии.
       Лишь два человека всеми фибрами хотели, чтобы Ковчег не попал так просто в Германию - Индиана Джонс и Райнгольд фон Урбах.
       Хотения доктора Джонса, конечно, понятны, а вот Урбах мечтал запустить свои руки в объект, прежде чем тот будет ликвидирован. Немецкий археолог доподлинно знал, что Ковчегу предстоит торжественное уничтожение в замке Вевельсбург в присутствии самого Адольфа Гитлера, рейхсфюрера СС Гиммлера, других высших чинов из партии, СС и института Аненэрбе. Поэтому Урбах не возражал против неприятностей со стороны англичан. Прежде чем интересный предмет будет переправлен на судно друзей, он успел бы покопаться в его начинке...
       Ближе к полудню следующего дня акустик Катанга, оценив курс немцев, склонился к кандидатуре Измира как порта их назначения:
       - Там у турков крупная военно-морская база и аэродром, которые могут пригодиться команде соперника.
       Спустя полчаса катер-следопыт был замечен турецким патрульным кораблем и получил приказ остановиться. Этот момент капитан Катанга выбрал для окончательного выяснения отношений:
       - Доктор Джонс, что все-таки таилось в трюме "Броненосца" и затем перекочевало на немецкую подводную лодку? За какой-такой драгоценностью мы тянемся со столь завидным упорством?
       - Вы очень своевременно задали этот вопрос, мистер Катанга, учитывая, что нас вот-вот посадят голым задом на сковородку.
       - От вашего ответа зависит то, насколько я буду склонен к рискованным поступкам, - объяснил капитан. - Если ящик нашпигован какими-нибудь блестящими штучками-дрючками, я соглашусь поставить на кон свою жизнь - при условии, что и мне отломится. Половина, док. Я честный человек и требую всего лишь половину.
       - То есть делим поровну? Да вы, я смотрю, любитель социальной справедливости... - американец хмыкнул. - Когда вы пустились в эту морскую прогулку, то уже проявили недюжинный нюх. Примите мои аплодисменты. Кто-то конечно, заявит, что ваши мотивы были корыстны. Тут я намерен твердо возразить - корыстны все мотивы без исключения, особенно подозрительна любовь ко всему человечеству и так далее. Но вернемся к ящику. Хотя присутствует в нем и золото, интересен он отнюдь не этим. Капитан, немцы унесли с вашего судна Ковчег Завета.
       - Я совсем "того" или не совсем врубаюсь? - Катанга даже потер лоб, будто пытаясь что-то вспомнить. - Как прикажете вас понимать? Может, это приборчик физический так кличется?
       - Может, и прибор, только очень древний. Но он работает не на физической, а на Божественной энергии. Понимайте меня буквально, Катанга, это те самые скрижали Завета, которые Моисей высек со слов Господа Бога, это тот самый Ковчег, что находился в Святая Святых Иерусалимского Храма. Надеюсь, произнесенные мною звуки имеют для вас какой-то смысл, то есть помимо ложки с вилкой вам в руки уже попадало Святое Писание.
       - Невероятно. Я поражен, - дотоле вялый и циничный голос Катанги задрожал из-за внутреннего кипения. - Мои предки были людоедами, но я - католик.
       - Так каков ваш положительный ответ? - настаивал Индиана.
       - Значит, вы нашли Ковчег, мистер Джонс? Или как?
       - Да, земляные работы - моя профессия. Я откопал, а нацистские воришки забрали. Догадываетесь, зачем фюреру понадобились Божьи Заповеди?
       - Чтобы уничтожить их, - шоколадное щекастое лицо Катанги даже посерело.
       - И я все больше склоняюсь к тому же мнению.
       Тем временем турки оказались на расстоянии слышимости. Было у них не какое-нибудь корыто, а патрульный корабль явно немецкого происхождения. И сейчас два многоствольных пулемета смотрели, внушая минорное настроение, на жалкую команду катера.
       Турецкий командир обратился с мостика через мегафон на еле доступном английском языке:
       - Слюшай, кыто башкан этого судна, а?
       - Гюн айдын, бай. Ну, я башка, а в чем дело? - откликнулся Катанга.
       - Асмотр. Панятна, да?
       - Но мы не находимся в пределах турецких территориальных вод.
       - Какой грубый чэловэк. Нам извэстна лючшэ, в каких вы водах. Глуши матор. Панятна, да?
       Вскоре несколько турецких гостей рылись там и сям, причем один из них быстренько уронил к себе в карман лежавшие на планшете часы. Другой поднял гидрофонные наушники и проорал что-то своему командиру. Тот недобро рявкнул в ответ, после чего турки немедленно окружили Джонса и Катангу, отняли у них револьверы и кнут да еще стали подталкивать и пихать, как бы приглашая на выход.
       При личной встрече турецкий капитан, украшенный густой растительностью под носом, сказал задержанным:
       - Ваш катэр шпионски. Паэтому вы арэстованы, ваш судно канфисковано и будэт атбуксировано в дураджак Анталья.
       - Я - американский гражданин, а вот он британский. Понятно, да? - попробовал раздуться Индиана Джонс. - И никакого дураджака нам не надо.
       - Вы нэ являться гражданин дружэствэнных Тюркии стран, - возразил офицер. - Абэщаю амырыкански гражданин сэмь лет тюрьмы, брытански - десять.
       После такого щедрого обещания граждан недружественных стран засунули в тесненькую каюту, достаточно просторную лишь для болонки.
       И опять вернулось ощущение давящей, распластывающей беспомощности. "Еще вчера были гражданами дружественных стран, а сегодня уже нет", - переживал Катанга, а доктор Джонс понимал, что турки чутко держат нос по ветру и хотят угодить новым "повелителям вселенной".
       Второе сентября, второй день войны догорает, а завтра, если верить апокрифу, последний подходящий день для спасения мира. И провести столь знаменательные часы придется в этой консервной банке.
       Или нет? Ровно над дверью тянулась проводка...
       - Гляньте, мистер Катанга, как вам эти проявления немецкой электротехники?
       Без особых рассуждений бывший акустик королевского флота крепкими пальцами сорвал зажимы, потянул проводку вниз, потом стал аккуратно обкусывать изоляцию. Капитану повезло, он не задел медную жилку проводника.
       Ну, пора. Индиана забарабанил в дверь.
       - Открывайте, я семь дней не ел! Кушать хочу, бастурму давай, бишбармак давай, люля-кебаб давай!
       Битье в дверь продолжалось минут десять, наконец она отворилась и показались два турка. Передний с пистолетом, задний с ружьем.
       - Устал от тэбэ, - произнес тот, кто с пистолетом, пропуская вперед того, кто с ружьем. Человек с ружьем ударил доктора Джонса два раза прикладом.
       - Вот тэбэ бастурма, вот тэбэ бишбармак.
       Удар прикладом страшен, это Индиана знал со времен мексиканской кампании. Однако и некоторая сноровка у него имелась с тех пор.
       Первый удар был нацелен на грудную клетку, но археолог успел полуобернуться и толкнуть приклад плечом. Второй удар направлялся в эрудированную голову, но стоящий боком доктор Джонс заслонил ее, резко подняв руку. Мозговое вещество не пострадало, при этом сам Индиана улетел в стенку.
       Решив, что еды на первое время достаточно, турки пошли прочь из каюты-темницы. Первым удалился человек с ружьем. Затем тот, что с пистолетом - он и начал закрывать дверь, держась за ручку с той стороны. На эту медную ручку быстро порезвевший Катанга надел петельку оголенного провода. Щелкнуло, полетели искры. Дверь снова отворилась, и поперек порога легло слегка подрагивающее тело. А над пострадавшим склонялся в некоторой растерянности человек с ружьем. Склонялся он недолго и тоже улегся. Археолог после всех обид врезал душевно, кулаком по затылку.
       Оба бесчувственных тела были втащены в каюту, где лишились вдобавок униформы и оружия. И вот уже два новоявленных турка выскочили в коридор.
       - Эта дверь ведет в машинное отделение, - показал Катанга на клинкетку. - Я думаю, есть смысл туда зайти.
       Беглые пленники съехали вниз по поручням трапа. Индиана съезжал первым, поэтому спрыгнул как раз на колупавшегося внизу вахтенного моториста. Тот получил ногами по ушам и надолго прекратил работу.
       - Ну, как у них машина, мастер? - поинтересовался Джонс.
       - Болеет, вся раздолбанная. Вот, например, вместо того, чтоб на маслопровод уплотнитель надеть, просто баночку подставили под протечку.
       Катанга несколько раз ударил молотком по маслопроводу, потом квалифицированно трахнул кувалдой по кривошипно-шатунному механизму.
       - Через десять минут турки начнут терять обороты, - пообещал он. - Пойдемте, экскурсия в машинное отделение закончена, мистер Джонс.
       Они вскарабкались по трапу и в дверях столкнулись с низеньким замызганным турком. Этот человек, не разглядев чужаков, что-то спросил про Ярдымджы, наверное, про того самого вахтенного моториста.
       Но Катанга пухлым кулачком ткнул вопрошающего под дых. Тот согнулся и схлопотал удар по шее, дополненный пинком от Индианы, после чего скатился кубарем вниз и составил компанию Ярдымджы.
       Теперь можно было закрыть машинное отделение на обед и двигаться к выходу на корму. А там помимо пулемета со спаренными стволами пребывало два матроса и офицер. Два матроса не успели среагировать должным образом. Одного из них подстрелил доктор Джонс, другого тюкнул прикладом трофейной винтовки Катанга. Офицер, правда, спрятался за пулеметный щит и принялся разворачивать оружие в сторону возмутителей корабельного спокойствия. Индиана принял меры - в кувырке закатился под стволы. Потом из пистолета шлепнул офицера через прицельное отверстие щита.
       Тут уж тишина окончательно была растревожена, и на мостик высыпали турецкие офицеры. Их срезал пулеметный огонь. Как и тех моряков, что пытались выскочить через дверь, ведущую на корму из надстройки. Крупнокалиберные пули отбрасывали турков на несколько футов, вышибали кровавые фонтаны, кромсали мундиры, превращали древесину в стружку, металл - в крошку.
       - Держите всех под обстрелом, Джонс, делайте дырки во всем, что пытается двигаться, ползать, дышать! - орал Катанга. - Я сейчас нырну к нашему катеру, заберусь на борт и подведу впритык к турку! Прихватим пяток глубинных бомб, которые отдыхают тут на корме... - После этих слов он действительно сиганул в воду.
       Доплывет ли капитан куда надо - было непонятно. По нему вовсю стреляли турки, которые высовывались из бортовых иллюминаторов. И, к сожалению, головы моряков не попадали в сектор обстрела профессорского пулемета.
       Капитан двигался быстро, как камушек-голыш, пущенный по воде. Уже через несколько минут противолодочный катер стал прижиматься к корме турецкого корабля. Турки что есть мочи лупили из открытых иллюминаторов, но и Катанга особо не высовывался.
       Наконец нос катера пристроился к борту. Вовремя ожил оглушенный прикладом матрос: Индиана втолковал ему, куда надо таскать глубинные бомбы, используя вместо указки дуло пистолета. Увлажнивший штаны турок с большим рвением взялся за предложенное дело. Он перекинул на катер мостик и с жалобными стонами "вах-вах" покатил тяжеленные цилиндры. Когда переправка глубинных фугасов закончилась, Индиана последний раз прошелся из стволов по надстройке. В завершение сцены он выстрелом из пистолета раздолбал казенник пулемета и, прихватив винтовку, перемахнул на катер. Верткое суденышко резко отчалило от патрульного корабля.
       И хотя турки принялись разворачиваться в сторону дерзких беглецов, дистанция между ними резво увеличивалась. Наверное, потому, что двигатель патрульного корабля кашлял и сдавал обороты.
       Восточные люди слали мощные проклятья, плевали за борт и рвали пуговицы на мундирах. Индиана же старался держать на мушке подходы к носовому пулемету патрульного корабля и уложил несколько турецких моряков, которые хотели надавить на гашетку. Когда пулеметный расчет все же занял свое законное место, катер окончательно вышел из сектора обстрела, отгородившись надстройкой турецкого корабля от напрасно стрекочущих стволов.
       - За что ребята боролись, на то и напоролись, - принес Катанга соболезнования турецкому флоту и приладил гидрофонные наушники к ушам.
      
      
      
      
      3. УЛОВ КАПИТАНА КАТАНГИ
      
       День второго сентября миновал. Наступила третья ночь сентября, за которой должен был последовать решающий день.
       Где-то при первых рассветных лучах усталый Катанга произнес:
       - Ну, кажется, я слышу нашу рыбку. Слегка побулькивает и попикивает слева по борту, глубина футов двадцать-тридцать. Сейчас попробую взять ее пеленг.
      
       * * *
      
       Тем временем на центральном посту немецкой подводной лодки гидроакустик обратился к командиру.
       - Господин капитан, нас опять преследует маломерное надводное судно. Я могу ошибиться, но, скорее всего, то самое, вчерашнее.
       Командир лодки оторвался от репитера гирокомпаса.
       - Всплываем под перископ.
       И трюмный старшина, торчавший неподалеку у распределительной колонки сжатого воздуха, получил команду на частичный продув цистерн.
       - Не ваши ли друзья увязались за нами? - поинтересовался командир лодки "U-46" у Райнгольда фон Урбаха.
       Лучший археолог фюрера заглянул в окуляр перископа и отшатнулся, заметно изменив цвет лица.
       - Джонс! Не может быть.
       Он вновь приник глазом к оптике, а голос его стал густым, театральным:
       - Этот большевистско-масонский демон просто неистребим!
       Капитан лодки за время перехода уже достаточно насладился чудачествами личного археолога фюрера.
       - Вы что, действительно узнаете парня, который стоит на палубе, различаете черты его нахальной физиономии?
       - Нет, не различаю, - вынужден был признаться Урбах. - Но я требую, чтобы вы немедленно уничтожили это суденышко. Торпедами или из пушки.
       - Сейчас мы плещемся в греческих территориальных водах, господин Урбах, а с Грецией у рейха пока мир-дружба, поэтому такие резкие движения нам противопоказаны. Мы следуем прежним курсом на Измир, а отловом этого катера пускай занимаются греки или турки.
       И перископ спрятался снова. Исчез и небольшой бурунчик, торопившийся по поверхности моря. Доктор Джонс оторвался от бинокля.
       - Кажется, мы не заинтересовали рыбку.
       ...Солнце давно преодолело верхушку неба, однако не убавило палящей силы. Стояла самая жаркая пора в этих краях, и практически все острова с островочками архипелага Южные Спорады превратились в кучи выжженного камня. Катанга, не снимающий наушников гидрофона, находился в мире подводных бесед, монологов, криков и прочих глубинных звуков. Индиана, желая быть немного полезным, крутил ручки радиостанции и вдруг наткнулся на какую-то итальянскую передачу...
       - Мистер Катанга, в одиннадцать по Гринвичу Британия объявила войну Германии, то же самое проделала Индия, Австралия и Новая Зеландия.
       Даже из-за такой сногсшибательной новости моряк не стал отрываться от наушников.
       - Удивительно лишь то, что папуасы еще ничего не объявили.
       - На носу мировая война, Катанга!
       - Это уж точно. И мы с вами, док, растолкав локтями всех англичан, первыми ринулись в бой. В вашу честь на родине будет обязательно посажен дуб, а в мою - пальма. А англичане еще полгодика подождут, не повоюют ли за них еще какие-нибудь дураки.
       Не обращая внимания на подкол, профессор прокричал:
       - Мой папаша был прав! Все сходится! Надо открыть Ковчег не позднее трех дней от начала боевых действий!
       Капитан поморщился, он не любил, когда ему что-то объясняли на повышенных тонах. Особенно на борту судна.
       - Я понимаю, док, у вас перенапряжение всех сил, возможно, нервный срыв, но зачем меня-то пугать? Давайте сейчас хлебнем из фляжки, посмотрим на облака и угомонимся.
       Капитан достал откуда-то сосуд с утешительностью жидкостью, вытащил пробку большими зубами, доставшимися от деда-людоеда, и припал к горлышку. Стало ясно, что Катанга - чувствительный парень.
       Джонс действительно попытался зарядиться от небесного спокойствия, чтобы избавиться от болезненной крикливости.
       - Я понимаю, - сказал он, - что если меня слушает человек со здоровым мозгом, то вряд ли уловит какую-либо связь между Ковчегом и боевыми действиями. Отдаю себе отчет в том, что буду сейчас говорить бездоказательные вещи, но... Эта каша заварилась первого сентября. Сейчас пять пополудни третьего сентября, значит, в запасе у нас всего семь часов.
       Было заметно, что Индиана все-таки попал в цель честным предупреждением о "бездоказательности слов". Поерзав, моряк не выдержал:
       - Мистер Джонс, вы разбираетесь куда лучше меня во всех этих страшных пророчествах и прочих фокусах. Однако единственное, что нам по силам в пять вечера третьего сентября - это попить чайку с кексами, которые еще не засохли. Еще мы можем проводить субмарину до какого-нибудь порта, а это, скорее всего, будет Измир. Там уж и попробуем перехватить реликвию.
       Катанга сунул в рот сигару, пытаясь сосредоточиться. Затем хотел вернуться к спокойной работе акустика. Но Индиана не дал ему трудиться. Потому что суп из слов кипел в нем и требовал выхода наружу.
       Апокриф - правдив!
       Владыка страны гуннов, посланец Антихриста, готов проехаться по всему миру на своем бледном коне. И вот уже увеселительная прогулка началась в Польше. Отец поверил апокрифу не потому, что был параноиком или юродивым. Он просто работал с фактами, которые не лезли в общепринятые схемы и другими учеными отшвыривались как мусор. Чаша Грааля чуть было не насытила жизненной силой коричневую нелюдь. А сила эта, между прочим, поразительна - вылечила старика от смерти, когда тот лежал с пробоиной в груди. Хватило одного соприкосновения со Святой Кровью, чтобы рана, через которую со свистом выходил воздух, превратилась в несерьезную болячку. Так вот, гунн-Антихрист остался без Чаши и, соответственно, бессмертия лишь благодаря прозорливости Джонса-старшего. Папаша Генри, точно следуя апокрифу, искал камень, отмеченный Божьим Светом. И действительно, без камня Шанкары сынку его, Индиане, вовек бы не попасть в Камеру Карты. Именно энергия этого камня сжала координату времени и позволила проникнуть в тайны давно минувшего. А теперь сила скрижалей Завета, которую давно уже почувствовал старший Джонс, должна вырваться и сжечь плотное облако зла, окутавшее Землю...
       - ...но если мой отец и есть воин-монах Х. Иоанос из страны у пяти озер, тогда кто такой я? - искренне возмущался Индиана. - Почему меня авторы апокрифа не предусмотрели, зато написали о какой-то женщине-птице?
       Катанга пялился на вдохновенно разглагольствующего археолога, как на некоего диковинного зверя. Постепенно в глазах слушателя-зрителя стали распаляться огоньки религиозного возбуждения, которые отличают настоящих католиков. Красивые малопонятные слова и образы, льющиеся из чудака-археолога, успешно размачивали суровую морскую душу, отчего мгновенно прорастали зернышки, зароненные еще в невинном детстве.
       Тяжелый воздух джунглей, копья, стрелы, дубины, клыки, колючки, крючки, хоботки, челюсти, яйцеклады, - все норовит ударить, оглушить, впиться, ужалить, отравить, отложить яички. Малыш Катанга бежит от этого безобразия под сень храма, туда, где легко дышится прохладой и не замечаешь своего болящего живота, расчесанной кожи, саднящих пяток. Где неземные лики уносят в мир золотистых грез, к небесному граду, который весь до последнего кирпичика создан силой Его заповедей.
       Капитан, правда, еще пытался переключить мозг в нормальный логический режим работы.
       - Может, и беспокоиться нечего? Наверное, Божественным промыслом изначально предопределено, что посланцу Антихриста ничего не светит и он получит по заднице. Насколько до меня дошло, в вашем священном апокрифе уже записано, как там все случится в далеком будущем.
       - Вряд ли, мистер Катанга! Люди, составившие апокриф, были уверены, что война неба и преисподней, сил "этой" и "другой" стороны идет в мире без паузы и антракта. Что не будет ни мира, ни дружбы между теми, в кого вложены души ангелов, и теми, в ком сидят бесы. Короче, ни одной команде не гарантирована победа.
       Наконец капитан Катанга взорвался, застучал кулаком по борту:
       - Не знаю, псих вы или нет, но я за вас! Раз в Измире будет поздно, мы уничтожим лодку сейчас! Затопим ее, и Ковчег не достанется берлинскому Антихристу!
       Индиана тоже застучал кулаком, только не от радости, а от душевных содроганий. Лилиан! Она обречена утонуть вместе с субмариной!
       Убить свою женщину фактически ради идеи - вместо того, чтоб при любой войне жить счастливо, спрятавшись где-нибудь на Лимпопо или в Гренландии?
       Но, скорее всего, счастливо бы не получилось. Ведь в то же самое время бесы кромсали бы и раздирали мир, как стая гиен. И в какую щель не заползи, мысль о том, что это происходит по ТВОЕЙ ВИНЕ, жгла бы мозг.
       - Приступим немедленно, - надтреснуто произнес Индиана Джонс. - После наступления темноты, когда немец всплывет, с ним уже не управиться.
       По правилам охоты на подводного зверя бомбы должны лечь так, чтобы ему некуда было деваться. Пяти фугасов для этого совершенно недостаточно. Но расчет делался на эффект неожиданности. И вот, когда солнце стало прощаться с небосводом, изливая розово-изумрудные реки, черные цилиндры принялись довольно кротко плюхаться в воду.
       Спустя пятнадцать-двадцать секунд снизу поднимались не слишком большие буруны, а Катанга болезненно морщился в своих наушниках.
       - Все, я не слышу винта! - заорал вдруг он. - Накрыли, накрыли лодку!
       - Лилиан... - только и выдохнул Индиана.
       Чайки роняли сверху не то крики, не то всхлипы, уходящее солнце расстелило кровавую дорожку, катер совершал круг почета вокруг морской могилы. И тут оказалось, что торжественное мероприятие было слишком поспешным. Жутковатой глыбой навстречу смутному сумеречному воздуху всплыла подводная лодка "U-46".
      
       * * *
      
       Немецкий капитан никак не ожидал, что с невзрачной посудинки вдруг начнут сыпаться глубинные бомбы, но он был опытный подводник, ходивший в торпедные атаки еще в Первую мировую. Были отданы единственно верные маневровые команды старшинам, которые управляли горизонтальными и вертикальными рулями. Четыре раза лодку всего лишь тряхнуло, однако на пятый раз этим не обошлось.
       Дурные известия проскочили по линиям внутренней связи:
       - Поврежден носовой горизонтальный руль... Пробоина в носовой уравнительной цистерне... Поступление воды в первый отсек... Лодка клюет носом...
       Ложиться на дно было нельзя, такая лежанка могла оказаться последней. А раз так:
       - Продуть цистерны главного балласта! - скомандовал капитан.
       Лодка всплыла на расстоянии полкабельтова от катера, и ее пушка сразу же стала разворачиваться.
       - Прыгайте, Джонс, - напористо скомандовал Катанга. - Хватайте спасательный круг и за борт. Мы в трех милях к западу от островка Устика.
       - А вы, капитан?
       - Повожу немца за нос. Если меня не накроют, я вас подберу.
       Когда первый снаряд вонзился в воду неподалеку и лица обдала плотная водяная пыль, Катанга просто швырнул Индиану за борт, следом отправил спасательный круг и тут же пошел на маневр. Но катер не муха. Джонс видел, как следующий снаряд плюхнулся перед носом суденышка. Вот Катанга выполнил поворот...
       И превратился в огненный столб.
       Индиана плыл и плакал. Что-то надорвалось внутри. Он плакал впервые за последние тридцать лет, по Катанге и сотням других отличных парней, которых тьма забирает каждую минуту...
      
       * * *
      
       Урбах, чьи щеки украсились красными истерическими пятнами, почти что набросился на командира лодки:
       - Ну, и какие у вас теперь планы?
       - А у вас? У меня, например, самые разумные. Поскольку ваш большевистско-масонский друг Джонс превратился, так сказать, в брызги шампанского, я собираюсь подвести лодку поближе к острову Устика. После чего мы переберемся на берег и будем ждать помощи от наших друзей, а доблестную "U-46" затопим. Сейчас я свяжусь с Измиром...
       И Райнгольд фон Урбах не проронил больше ни слова, так как понял - все сложилось донельзя удачно. Сегодня ночью ему представится возможность пообщаться с Богом.
      
       * * *
      
       Индиана Джонс тем временем плыл в сторону заката...
      
      
      
      
       4. НОЧЬ ГНЕВА
      
       Вечернее купание в сентябрьских водах Эгейского моря.
       Есть мало вещей на свете, которые превосходят по приятности эту процедуру. Слегка колышется поверхность воды, разделяя неясной границей ласковый воздух и нежную воду, пробуждая смутные воспоминания о морской прародине всего живого, о богине любовных дел, поднимающейся из волн...
       Он плыл легким брассом. Его жизни не угрожали медузы, как в Индийском океане, скаты-хвостоколы, как в Атлантическом, акулы, как в Тихом. До берега оставалось меньше трех миль. В такую благожелательную погоду - смехотворное расстояние для человека, послужившего в морской пехоте и занимавшегося подводной археологией.
       Еще год назад, в безмятежном сентябре 1938 года, он был вольным игроком, у которого на доске вместо пешек, ладей и королев находились джунгли, клады, царские могилы, нецивилизованные дикари и весьма цивилизованные охотники за сокровищами.
       Теперь он стал солдатом, хоть и получал приказы вовсе не из уст свирепого сержанта или капитана, а из глубин собственной совести.
       Потому что сегодня, третьего сентября 1939 года, германо-польская война превратилась в мировую. Земля стала пить кровь и есть плоть. Тени простреленных, разорванных, сожженных людей уже носились над полями брани, как потревоженные чайки. Красивые слова о национальном величии, воинской доблести и реванше за проигранные битвы, очаровав горячие сердца и невежественные умы, обернулись демонами уничтожения...
       Когда до острова оставалось еще с милю, пловец различил вблизи ощерившегося скалами берега... нет, не немецкую подводную лодку. Сухогруз типа "Либерти" под удобным[49] греческим флагом. И, хотя сухогруз выглядел мирно, придется сделать крюк на полмили в сторону. Легкий поначалу заплыв превращался в изматывающий. К ночи морская поверхность потеряла покой, и вода куда настойчивее и напряженнее шумела среди скал впереди. Все перегрузки и побои, последнюю порцию которых воин получил совсем недавно, сейчас заявляли о себе.
       Вот и скалы. Обрамленные пеной и оттого еще более смахивающие на зубы огромной акулы, они предлагают побороться с собой. Причем, на своих условиях, заведомо неравных. Пловец углядел было подходящую расселину, но за секунду до того, как ухнуть в нее вместе с водяным потоком, заметил, насколько далеко и извилисто тянется она меж сужающихся отвесных скал. Нет, попадать туда не стоило.
       Поэтому он, яростно толкнувшись босыми ногами, изменил курс и отправился вдоль большой скальной глыбы, гладкой и скользкой. Волны колотили в нее, отскакивали в разные стороны, буруны и водовороты сбивали правильный ритм плавания. Пена так и норовила попасть в носоглотку, отчего случался кашель, тоже забирающий силы. Пловца приняла бы скверная водяная могила, если бы скрюченные пальцы не наткнулись на достаточно глубокую выемку в камне. Босая нога нашла щербину в скале, потом за выступ ухватилась и другая рука. Вскоре воин полностью выбрался из воды и достиг впадины, в которую уместилась задняя часть его тела.
       Несколько минут он расслаблял изнемогшие от бесконечного напряжения мускулы и пытался дышать по китайской системе цигун, которая позволяет брать энергию из ничего.
       Когда ему показалось, что тело накопило достаточно сил, он отправился вверх, к краю обрыва. Неожиданный порыв ветра загнал несколько слов ему в уши. Слова были на плохом английском, который принят на судах под удобными флагами. Воин замер, напрягая слуховые органы. Ему было далеко до летучей мыши, но все же он догадался, что владелец одного голоса удаляется от него. А вот вторая глотка, изрекшая несколько слов на ломаном английском, движется как раз в его сторону.
       Он продолжал подъем, пока его глаза не стали различать помимо скальной стены еще и небо, то есть оказались на уровне тропы. По ней уверенно топал немец. Этот человек мог говорить на каком угодно языке, мог носить потрепанную робу морячка с задрипанного "Либерти", но его выправка выдавала в нем представителя вооруженных сил великой Германии. Наверное, это был матрос с немецкой подводной лодки, Ах ты, притворщик!
       В тот момент, когда башмак проносился мимо высунувшегося лица, воин рванулся вверх - словно дельфин на представлении. Немец только и успел заметить, как мокрая тень выскочила откуда-то снизу, из шумной тьмы, и ухватила его за ноги. Упитанный мужчина грузно повалился, заодно вытащив диверсанта на тропу.
       Дальнейшее происходило крайне быстро. А вернее, очень медленно. Так, по крайней мере, казалось воину, чей мозг переключился в другой скоростной режим.
       Немец вставал, одновременно наводя пистолет-пулемет на пришельца из тьмы. Тот успевал лишь приподняться на локте, опереться левым коленом о камень и выбросить правую ногу в нужную сторону, - и босая пятка выбила оружие из вражеской руки.
       Затем удача повернулась к герою задом: разозлившийся немец влепил носок ботинка ему в ребра. Матросу бы сейчас поднять свое оружие, но он решил вторым ударом ноги доконать закашлявшего противника. Однако этот второй пинок удалось блокировать предплечьем, а следом перехватить кованый ботинок и дернуть на себя. Шнуровка была крепкой, нога осталась в обуви, поэтому бьющий не удержался на влажной тропе и неуклюже сел - как на горшок.
       Вот тогда воин поступил совершенно правильно. Он обеими руками накинул кнут на беззащитную шею. Матрос, почувствовав мокрую веревку на загривке, рванулся к сопернику, который, в свою очередь, ускользнул от тяжелого неуклюжего удара и оказался сзади.
       - Ферфлюхтер... - выдавил немец, хватаясь за горло (сейчас ему было уже не до испорченного английского). Впрочем, долго мучиться человеку не пришлось - веревочная петля надежно перекрыла кровоток. Тягучая тьма почти мгновенно поглотила разум проигравшего.
       Тело моряка без возражений поделилось с более удачливым противником моряцкой робой и оружием, а потом отправилось в море. На корм рыбам и ракообразным. (Тут, очень некстати, желудок воина запел голодную песню. Отчего родилась шальная мысль, что неплохо хоть иногда становиться немножко людоедом. В самом деле, ближайшая еда находилась лишь в немецком лагере, который, наверное, уже раскинулся на берегу.)
       Уже в моряцкой робе, с громоздким пистолетом-пулеметом за плечами, он продолжил путь вверх. Минут через пятнадцать обнаружилось местечко, откуда можно было обозреть прибрежную полосу. С вершины скалы, помимо мирного "Либерти", виднелся черный корпус подлодки, обозначенный лунным светом. Подраненная хищница качалась на волнах, сильно задрав корму - как поплавок великанской удочки. Плоты шли от нее к кромке воды, где суетились мелкие фигурки врагов. Человек тридцать окружали невзрачный ящик не слишком внушительных размеров.
       Реликвия!
       А еще воину-одиночке показалось, что он различает светлое платье Лилиан...
       Лодка все больше кренилась на нос, но вода вдруг хлынула в центральные отсеки, поэтому последней канула в мокрую могилу все-таки рубка. "U-46" навсегда покинула списки Райхсмарине. Далее немецкие моряки продолжат свой путь на судне под очень удобным греческим флагом.
       "Вперед", - скомандовал воин сам себе. И даже не шелохнулся. Он почувствовал, как тяжелы его веки, как ему хочется смежить их и хоть на миг уйти из этой холодной напряженной тьмы в уютное и спокойное прошлое годичной давности. Вернуться в мир лекций, восхищенных студенческих глаз и безопасных ристалищ с начальством. Отпрыгнуть всего лишь на год - больше ему не нужно, - в скучные будни, в ясный чикагский сентябрь...
       ...Воин открыл глаза, сбросив пелену воспоминаний. Исчез Чикаго, заодно пропали Непал со Стамбулом, и даже Венеция. Год пролетел, как страницы бульварного романа. От сентября до сентября. От мира к войне.
      
       * * *
      
       Отряд во главе со штандартенфюрером Мюллером направился вглубь острова. В единой колонне оказались матросы с затопленной "U-46", взвод эсэсовцев, пленница Лилиан, немецкий археолог Урбах-Ренар и вечно бдительный Хорхер. Все матросы были уже в простых робах гражданских моряков, среди них даже отыскалось несколько лиц африканской и азиатской наружности, обеспечивающих маскировку. Эсэсовцы также переоделись - курортниками (белые шорты, тенниски, соломенные шляпы); однако эти выдавали себя чеканным шагом. А также в голове колонны шагал, выделяясь ростом...
       Не может быть.
       Быковатый интеллектуал Чак Питерс!
       Доктор Джонс застонал от обиды. Мозг отказывался верить в ТАКОЕ предательство... однако глаза не лгали. Да, бывший сержант бывшей службы "Сигма" нашел себе новое место службы, где он мог реализоваться, как профессионал. Похоже, именно его усилиями было обеспечено гражданское прикрытие этой разведывательно-диверсионной операции. Чьими же ещё? Именно он привел сухогруз под греческим флагом и обеспечил присутствие лиц неарийской наружности...
       ...Солдаты, конвоирующие Ковчег, не знали, что из темноты, слегка разреженной лунным светом, чужие глаза наблюдают за ними, посверкивая злыми огоньками. Не знали, что налившиеся ненавистью руки сжимают трофейный пистолет-пулемет. Даже Урбах в предвкушении археологического чуда отрешился от страха перед неуничтожимым большевистско-масонским демоном.
       - Ну, сколько нам еще переться? - капризно выпытывал у Мюллера личный археолог фюрера.
       - Если разведданные не врут, до пещеры Врата Аида осталось где-то с полкилометра, - отозвался штандартенфюрер. - Меня другое беспокоит. Вот этот намечающийся еврейский или там древнееврейский ритуал. Неужели нельзя без него обойтись?
       - Неужели обязательно соваться в чужие дела? - противным скрипучим голосом спросил Урбах. - Наукой здесь занимаюсь я и только я! У вас другая работа. Меня, например, очень интересует, почему мы так плетемся? Из солдат будто выпустили воздух.
       - Ну, успокойтесь, старина... - несмотря на мирные слова, Мюллер выглядел довольно недружелюбным, и Урбах почел нужным объясниться перед товарищем по партии:
       - Мне всякие еврейские процедуры нравятся не больше, чем вам. Но, в отличие от вас, я - ученый. Поэтому мой долг перед Германией - изучить явление со всех сторон. Хотя бы для того, чтобы знать, как его полностью и окончательно уничтожить. Скрижали Завета - это еврейская дверь, ведущая к Богу, нам предстоит или заколотить ее или воспользоваться ею. Ковчег столь же опасная вещь для нас, какой она была для арийцев-филистимлян.
       В беседу вступил как всегда строгий штурмбанфюрер Хорхер:
       - Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что вся ответственность в случае неуспеха ложится на вас?
       Высокие чувства переполняли Урбаха, принуждали задирать подбородок и порывисто дышать.
       - В любом случае - мне отвечать перед фюрером. Пусть неуспех случится здесь, на островке Устика, а не в Берлине или Вевельсбурге. Вы, кажется, запамятовали, чем кончилось для археологов вскрытие единственного уцелевшего погребения фараона, весьма слабого владыки Тутанхамона, - двадцать четыре трупа в течение нескольких лет. Вот поэтому я готов пожертвовать собой. А вы?
       - Боюсь, археологам подпортили жизнь радиоактивные материалы, - предположил трезвомыслящий Мюллер. - Мы не забыли проверить Ковчег счетчиком Гейгера, полный порядок.
       - Тем не менее, - Урбах достал из кармана Библию, - когда воины с Ковчегом несколько раз обогнули стены города Иерихон, те с треском рухнули. Более того, когда Ковчега касался кто-либо помимо левитов, то был немедленно поражаем огненной смертью. А если израильтяне отправлялись в бой без скрижалей Завета - продували битву вчистую... Вынужден сейчас признать, что у нас в подземном храме могли возникнуть крупные неприятности с изъятием реликвии, если бы не содействие покойного Джонса.
       - По-вашему получается, фон Урбах, что израильтяне использовали Ковчег Господа, как мы используем артиллерию, - опять подал голос штурмбанфюрер Хорхер. - Неувязочку не замечаете?
       Выходец из народа с неприязнью поглядывал рыбьими глазками на ученого аристократа. Археолог утомленно вздохнул:
       - Отто, мы не на партийном собрании. Мы, между прочим, занимаемся тонкой исследовательской работой.
       - Вы допустили две ошибки, Райнгольд. Во-первых, на партийных собраниях куется воля нации, во-вторых, мои воззрения куда больше соответствуют германскому духу, чем ваши. Поэтому мне близки взгляды древнегреческих гностиков, Маркиона и прочих, которые верно считали, что еврейский бог под стать самим евреям. Разве не Иегова порушил все великие империи, которые якобы обидели израильтян: Ассирию, Вавилонию и Рим?
       - Ну, а что Господь сделал с самим Израилем? А что, в Ассирии и Вавилонии разве не семиты жили?-- сопротивлялся Урбах.
       "Надеюсь, Господь также разотрет в порошок и Третий рейх", - поддержал мнение штурмбанфюрера Индиана Джонс. Мысленно, конечно.
       Он находился чуть сбоку и выше от беседующих на философские темы нацистов. До него долетали обрывки нацистских речей, весьма неприятные для его просвещенного уха. Смехотворно выглядели разглагольствования о том, что Иегова и его подручные вытеснили древних богов и духов, которые раньше жили во всем, и в камне, и в дереве, смирение любили и доблесть, героям помогали и земледельцам. Вот отчего, оказывается, весь мир опоганился, покрылся шахтами, нефтяными скважинами и лесопилками. Именно благодаря Иегове евреи расползлись повсюду, опутали планету торговлей, банками, кредитами, процентами, разрушили патриархальное хозяйство. Раньше крестьянин кормил только себя и своего защитника-господина, теперь еще с десяток тунеядцев и умников в городах...
       Похоже, и Чаку Питерсу, то бишь Чарльзу (которого теперь следовало звать не иначе как Карлом Петерсом), нацистские разговоры были мало интересны. С высоты своего роста он бросал на новых товарищей полные пренебрежения взгляды. Сын, осквернивший память об отце, солдат, забывший присягу... Небось, с нетерпением ждет не дождется - в унисон со всеми этими властолюбцами, - когда можно будет ухватиться волосатыми руками за Божественные рычаги...
       Жди, жди!
       Доктор Джонс мог прямо сейчас открыть пальбу по процессии. И начал бы, честно говоря, с того, что влепил бы пулю в голову рыжего ублюдка. Однако эсэсовская команда была опытной и, даже немного поредев, все равно бы прикончила его в качестве ответной меры. Поэтому ставка делалась на хитрость. Индиана улучил момент и пристроился в хвост колонны. Ведь был он в самой что ни на есть моряцкой парусиновой робе. А чтобы моряки не смогли его узнать, профессор сместился в сторону эсэсовцев, четверо из которых, изображая левитов, несли Ковчег на шестах.
       Процессия приблизилась к тому месту, которое с замшелых времен прозывалось Врата Аида. В самом деле, вслед за отверстием, смахивающим на арку, имелся тоннель с уступами, а может и ступенями, которые сделали трудолюбивые древнегреческие циклопы. Ступени полого вели вниз, сам тоннель постепенно расширялся. В итоге получилось что-то вроде зала, с внушительным плоским камнем в дальнем углу, напоминающим жертвенник. Вероятно, некогда он и выполнял соответствующие функции. За этой глыбой пещера не кончалась, напротив, там начинался жутковатый разлом, уходящий невесть куда.
       Ковчег Завета был как раз водружен на удобный камень, после чего с него сдернули покрывало. Ярко светили фальшфайеры, и Индиана не отказался от того, чтобы еще раз полюбоваться своей находкой. Особенно херувимскими крыльями. Ангелы подчеркнуто не хотели глядеть на творящиеся мерзости и направляли свои лица вниз, к крышке.
       Солдаты и матросы довольно бесцельно бродили по подземелью, некоторые столпились вокруг Ковчега, и, вероятно, их обуревали разные чувства. Эсэсовцы Мюллера, окончившие военные училища системы НАПОЛА, были в курсе, что перед ними еврейский магический предмет, враждебный германскому духу и истинно тевтонским богам, Водану и Тору. Матросы считали, что в ящике вылеживаются драгоценности, стратегические материалы или секретное оборудование. Некоторые из них слышали, что раскопаны какие-то еврейские скрижали, но даже будучи христианами, не очень-то понимали, что в позолоченном ящике с крылышками находится величайшая их святыня. Лица африканской и азиатской наружности просто зарабатывали деньги на тарелку риса и бутылку пальмовой водки, им было глубоко плевать на странные забавы белых людей.
       Индиана аккуратно подобрался к Мюллеру, притиснул к его спине вороненый ствол и проговорил без особых интонаций:
       - Никаких резких движений, иначе выстрелю. Как вы понимаете, без промаха. Я - Индиана Джонс.
       - Что же вам угодно, герр Джонс? - осведомился штандартенфюрер, тоже весьма тихо и ровно.
       - Чтобы все солдаты с матросами убрались из пещеры, и мне был доставлен работающий радиопередатчик. Здесь мне нужны только вы, недоносок-Хорхер, балбес Урбах и мисс Кэмден. Трех заложников, надеюсь, хватит.
       - А если этого не произойдет? - решил прощупать Мюллер.
       - Тогда и вам, и тем, кто гуляет поблизости, придется немедленно отправиться за пределы нашего мира, туда, где вы за все ответите. Не спорю, при таком раскладе у меня тоже возникнут трудности со спасением души.
       - Понял, - отозвался эсэсовский офицер и немедленно распорядился. - Зебург, уведите свой взвод из пещеры. И матросов захватите, шарфюрер.
       - Слушаюсь!
       Эсэсовский фельдфебель рявкнул на лжекуротников и лжегражданских моряков. Личный состав резво, без толчеи, направился к выходу, демонстрируя отличную выучку. Почуяв, куда дует ветер, вымелись и азиаты с неграми.
       Когда в пещере стало куда безлюднее, Хорхер отметил:
       - Рядом с этим ящиком я бы спокойнее чувствовал себя в присутствии германских солдат и матросов. В чем причина такого неожиданного решения, господин штандартенфюрер?
       - Вот она, в нашей робе и при оружии, - Мюллер показал большим пальцем на стоящего за его спиной человека.
       - Джонс! - вскрик Урбаха был похож на всхлип.
       - Да, мои хорошие, это я. - Индиана Джонс отошел в сторонку. - Нам пришлось повстречаться снова, потому что я еще не сделал последнего хода. Мюллер, уроните-ка свой пистолет.
       Едва штандартенфюрер опорожнил кобуру, как в руках Райнгольда фон Урбаха появилась граната. Причем, палец его был пропущен через чеку. Личный археолог фюрера, после стольких воскрешений своего врага, пришел явно в параноидальное состояние.
       - Джонс, тебе не достанется Ковчег! Он будет уничтожен, если ты не бросишь "фольмер"!
       Индиана оттолкнул Мюллера, мешающего прицеливанию, и развернул ствол. Но поздно, Урбах успел скользнуть к камню и выдернуть чеку, теперь лишь его палец придерживал рычажок.
       - Спокойно, коллега, дышите глубже, - янки примирительно улыбнулся и даже опустил дуло. - Какая бешеная муха вас укусила?
       - Ну что, Джонс, раскусил я тебя? Боишься, демон? Без скрижалей Завета ты лишишься колдовской силы, а заодно вся твоя большевистско-масонская братия!
       Взгляд немецкого археолога был очумелым, неразумным, в краях рта скопилась слюна. Даже присутствовавшие в пещере немцы взирали на него с удивлением и опаской, как на диковинного зверя.
       - Ну, полноте, - Индиана попробовал угомонить осатаневшего коллегу. - Все убедительно, вы произвели сейчас на меня сильное впечатление и достигли своей цели. Нам, конечно же, есть о чем потолковать. Ценность нашего, подчеркиваю, НАШЕГО открытия такова, что ее вполне хватит на двоих. Я даже предлагаю подружиться и написать совместную статью по этому поводу...
       Однако воспаленный взгляд и багровые пятна, расползшиеся по физиономии Урбаха, выдавали одержимость, которая наконец прорвалась сквозь тонкий налет лоска и цивилизованности.
       - Заткнись, демон! - Нетвердая рука фанатика с бьющейся в пальцах гранатой стала подыматься. - Сейчас, сейчас я превращу в пыль весь ваш мир...
       Вселенная содрогнулась, и Индиана Джонс это почувствовал.
       - Стоп, Урбах! Вы меня переиграли... Тьфу, еще ученого из себя корчил!
       Он отшвырнул оружие, а штандартенфюрер Мюллер тут же схватил свой пистолет и направил на профессора.
       - Сейчас вы тоже станете бывшим ученым, герр Джонс. Я вас разжалую в простые трупы.
       Мюллер зычно гаркнул, и пещера мгновенно заполнилась его подчиненными. Урбах, шумно сопя, опустил руку и вернул чеку на место. Затем неожиданно вступился за гостя.
       - Сделать труп мы всегда успеем. Я думаю, доктору Джонсу небезынтересно будет понаблюдать, как я общаюсь с Богом.
       - В самом деле, мы его расстреляем чуть погодя, - решил дать отсрочку озабоченный Хорхер. - За компанию с фройляйн Лилиан. Пожалуй, при докторе Джонсе будет безопаснее вскрывать ковчег его демона, иудейского бога.
       - На полчаса раньше, на полчаса позже, какая разница, - согласился Мюллер и скомандовал своим солдатам. - Свяжите этих американских обезьян и бросьте их в угол, чтоб не портили вид!
       - Мюллер, как вы можете, - поморщился Урбах. - Белые американцы, такие, как наш коллега герр Петерс, вовсе не обезьяны.
       Чарльз, вернее Карл, довольно гоготнул.
       - Что ты здесь делаешь, Чак? - выкрикнул Джонс, которого в этот момент опутывали веревками. - Ты что, той же породы, что и Бьюкенен?
       - У меня нет никаких симпатий к нынешней немецкой идеологии, если вы это имеете ввиду, - отозвался свежеиспеченный Петерс. - Ничего личного, как говорится. Бизнес есть бизнес, прибыль превыше всего. "Форд", "ИБМ" и многие другие наши фирмы ведут дела с немцами. А это, Инди, то высшее начальство, которое никто никогда не выбирает.
       Мюллер бросился было вперёд, желая прервать столь внезапный обмен любезностями, однако Хорхер придержал его за рукав.
       - Тихо, пусть пощебечут, - сказал очкарик, сладко щурясь. - Любопытно же.
       - Гниль ты продажная! - продолжал кричать Индиана. - Когда только успели сговориться с этими тварями? Неужели ты причастен к налету на ваш штаб в Стамбуле и к гибели собственного папаши?
       - При чем тут Стамбул и мой папа?
       - При том. Билл Питерс сомневался, его ли ты сын. Теперь ясно, что не зря сомневался.
       - Слушайте, дела моей семьи никого не касаются, даже вас.
       - Кто такой Даллес? Предатель, как и ты?
       - Это посредник между корпорациями и спецслужбами. Очень могущественный человек. Бьюкенен совершенно зря вам проговорился, и, если б он вернулся из Храма Чаши, вероятно, пришлось бы его... хотя, что теперь кулаками махать. Кстати, убрав Бьюкенена, вы обеспечили бесславный конец группы "Сигма".
       - Я - обеспечил? Что за чушь ты несешь, Чак!
       - Стал бы я нести чушь человеку, минуты которого сочтены... Когда Бьюкенен не смог выполнить условия сделки с немцами, Даллес взял под контроль группу "Сигма". Для исполнения новых функций она была преобразована в группу "Омега". Это произошло уже после смерти моего отца. После, Инди, так что засуньте свою мораль обратно. Да и вряд ли бы мой отец стал исполнять поручения Даллеса. В отличие от меня.
       - Значит, ты и вправду той же породы, что Бьюкенен. И какую сделку хотят провернуть твои хозяева? А-а, догадываюсь. Они помогают немцам вывезти реликвию из контролируемого англичанами Средиземноморья, а немцы, наверное, пообещали Уолл-стритовским тузам доступ на рынки захваченных ими стран.
       - По Ковчегу было достигнуто соглашение о разделе, так сказать, продукции, - ответил Чак Питерс, позевывая. - Нам принадлежит ровно половина того, что будет найдено внутри. Иначе говоря, одна из двух скрижалей Завета.
       - Бездари. Ничего вами "внутри" не будет найдено, - сказал Джонс, прежде чем его швырнули в скрученном виде на холодный каменный пол. - Вот идиоты, двоечники... - он засмеялся.
       Впрочем, никто его уже не слушал. Развлечение закончилось.
       ...Рядом была теплая, хотя и связанная Лилиан. Опять бывшим влюблённым представилась возможность (может быть, последняя) объясниться в своих чувствах.
      
       * * *
      
       - Ты действительно обезьяна, Инди. Ухитрился потопить эту дерьмовую лодку, и не заметил, как превратил Урбаха в натурального психа. С гранатой в кармане.
       - Давай о чем-нибудь другом, Лили... Я все-таки рад, что мы с тобой еще раз встретились.
       - Чудак ты, доктор Джонс. Да нас же кокнут вместе. Одной пулей.
       - Когда я приставил "фольмер" к спине Мюллера, было двадцать минут двенадцатого, значит, не все потеряно. Лишь бы они не медлили со вскрытием Ковчега.
       - Чудак в квадрате. Отключись ты от этого сокровища, доигрался уже.
       - Я не могу отключиться, потому что именно сейчас, когда мне вынесли смертный приговор, все утряслось в голове и прояснилось... Извини меня, крошка.
       - Сам ты "крошка". Горбушка. Он еще имеет наглость извиняться.
       - Помнишь, я тебе рассказывал и показывал апокриф? На данный момент почти каждая буква в нем обрела смысл. Мой отец давным-давно все понял. За исключением одного слова, которое он не учел из-за двух лакун в тексте, ну и своей гордыни. Эта лакуна соседствовала с именем Х. Иоанос и с упоминанием женщины-птицы. Так вот, выпало из документа слово "fili", то есть, сын. Выходит, сынок вышеупомянутых персонажей - и есть главный герой. Мой папаша Генри Джонс согласно лингвистике - не кто иной, как Х. Иоанос. А женщина-птица из стеклянной страны - это моя мать, ведь ее девичья фамилия Орлофф. "Орел" означает на русском языке всем известное пернатое. Да и стеклянная страна - это северо-восточная Россия, край льда, который кажется южанам похожим на стекло. Именно там, в казачьем поселении Походск, и родилась мама. Улавливаешь мысль?
       - Надо понимать, главный герой - ты, Инди. Герой, на попе с дырой... Еще скажи, что являешься на самом деле не парнем из Иллинойса, а древним греком... Вообще-то с твоей трепотней легче помирать, поэтому говори, я тебя не ограничиваю.
       - Я не древний грек, а тот самый воин-монах из апокрифа. В полном соответствии с пророчеством проживаю, то есть имею квартиру, в стране у пяти великих озер.
       - Это кто монах? Ну, ты себе льстишь!
       - Десять лет тому назад ты отбила у меня охоту к законному браку. В итоге ни с одной дамой я больше одного раза в одной кровати не лежал. А вот мой отец был официально женат, чему я свидетель и одновременно вещественное доказательство.
       - Очень интересно, монах и прелюбодей одновременно... Да не прижимайся ко мне так, не щекочи своей дурацкой бескозыркой... От папаши ты во всем ума-разума набрался, кроме одного - не научил он тебя детишек делать.
       - Папаша только подготавливал поиски, и, можно сказать, руководил процессом. Но отмечу без ложной скромности: кто, как не я, пер на рожон, когда надо было что-нибудь отнять у немцев - Камень, Чашу или Ковчег?
       - А пока ты пер - с упорством, достойным лучшего применения, - то окончательно сбрендил, Инди. Почему глупость заразна? Вначале твой одаренный папаша и Урбах, потом ты...
       К лежащим подошел личный археолог фюрера, уже облаченный в одеяние иудейского священника.
       - О чем вы столь увлеченно шушукаетесь?
       - О своем, личном, мы же собираемся пожениться, - отозвался Индиана. - А костюм вам, как ни странно, по фигуре.
       - Спасибо за комплимент, доктор Джонс. Пожалуй, ваша кончина меня растрогает. Вы изрядно потерзали мои нервы, но в конце концов все, что вы натворили, пошло нам на пользу. Вот почему я сохранил вам жизнь на ближайшие двадцать минут, и вы сможете поприсутствовать при том, что называется историческим событием.
       - Спасибо за отсрочку, Райнгольд. Тем более, у вас в СС не любят тянуть время.
       Урбах благодушно поморщился. К этому моменту он полностью обрел экспортный цивилизованный вид.
       - Я не эсэсовец, хотя член партии. Если честно, мне не слишком по душе то, что втолковывается рядовым партийцам, простым эсэсовцам, да и массам. Мы, ядро партии, вовсе не считаем, что своя порция величия причитается любому толстяку, который имеет немецкую фамилию, пьет пиво и жрет сосиски с капустой. Мы жаждем поворота к чистым истокам нашей расы, мы возвращаем эру богов и героев.
       - Ага, возжаждали после того, как прочитали папин апокриф, - подколол Индиана.
       - Куда раньше, доктор Джонс. С начала этого века германский дух стал ощущать приближающийся излом времени, - немецкий археолог явно вошел в роль Вершителя, голос его был величав. - Апокриф обрисовал лишь конкретику. Излом уже начался, недаром наши заклятые враги делают все необходимое для нашей победы. Мы напортачили лишь в том, что слишком много времени потратили на старого Джонса. Ведь его отпрыск носит то же имя, однако отличается куда большей пронырливостью и везением. А теперь, с вашего позволения, я приступлю.
       И под сводами древнегреческой пещеры из уст нациста зазвучала иудейская молитва. Древние слова, объемно отразившись от каменных сводов, поступали в уши эсэсовцев.
       - Шма Исроэйл, Адэйной Элэйхэйну, Адэйной Эход. Борух Шейм Квэйд Малхусэй Лээйлом Воэд...
       Никто из немцев, кроме личного археолога фюрера, не понимал сказанного, да и сам он не вникал сейчас в смысл молитвы, хотя означали гулкие звуки следующее: "Слушай, Израиль, Господь Бог Наш, Господь Един. Благословенно Имя Твое, Владыка Вселенной..."
       Двое кряжистых эсэсовцев, играя желваками на волевых физиономиях, сняли крышку Ковчега.
       - Давайте, герр Петерс, - распорядился Урбах.
       "А он не утратил осторожности, - подумал Джонс. - Вот для какого сомнительного дела им понадобился начинающий бизнесмен Питерс".
       Чак заглянул внутрь, затем запустил туда руку, пошарил. На лице его отразилось тягостное недоумение, а небольшой лоб как будто съежился из-за поднятых бровей. Обернувшись к нацистам, он отрицательно покачал головой. Те восприняли его мимику, как свидетельство безопасности.
       Урбах тоже запустил руку в Ковчег. Мгновение спустя его ладонь поднялась, однако в ней не оказалось ничего, кроме горстки песка.
       - А где скрижали? - глупо спросил он.
       - И все? - Хорхер хихикнул, тоже ухватил песок в горсть и сыпанул им. - Столько усилий потрачено на эту пыль. Мне теперь даже совестно расстреливать герра Джонса и фройляйн Лилиан.
       - По крайней мере, хорошо, что нам не придется тащить эту пыль дальше, - заметил расслабившийся Мюллер.
       - Эту пыль при хорошей рекламе можно распродать по сто долларов коробочка, - возразил Чак Питерс. - Я обеспечу реализацию.
       - У нас не универсальный магазин, и вы с нами больше не работаете, - гадливо сказал Хорхер.
       Нацист выстрелил в Питерса, почти не глядя, - но попал.
       Удачно попал - в горло.
       Учёный сержант упал на колени, потом на спину. Он жил ещё с полминуты, прежде чем захлебнулся кровью. Успел даже сказать, точнее, пробулькать:
       - Я, кажется, не давал повода...
       И всё. Для него - всё.
       Индиана Джонс захохотал. Лилиан Кэмден отвернулась...
       Несмотря на появившийся труп, по толпе солдат и матросов прокатилось расслабление: они ничего не понимали, но чутко реагировали на флюиды, испускаемые начальством.
       - Я, кажется, что-то вижу, - вдруг произнес по-прежнему напряженный Урбах. - Словно искорки мелькают.
       - Вам явно пора отдохнуть. Мой совет, обратитесь к врачу, чтобы он погасил все ваши искорки, - господин штандартенфюрер устало зевнул, показывая, как намучился с капризным археологом.
       - В самом деле - какое-то световое излучение, - объявил Хорхер, присмотревшийся своим проницательным глазом.
       - Шайссе! И у меня в глазах какие-то просверки, - вынужден был признать Мюллер. - Не хватало нам вернуться в Берлин с диагнозом "коллективный психоз".
       Потом и связанные пленники, и военнослужащие увидели переливчатое облако, поднявшееся из Ковчега и быстро распространившееся по пещере.
       - Я чувствую опасность, - насторожился штурмбанфюрер Хорхер. - Наверное, нам лучше сделать отсюда ноги.
       - Счетчик Гейгера скромно помалкивает, - откликнулся Мюллер. - Немецкий офицер не должен бояться оптического обмана, миража, игры света и тени.
       - Это не опасно, это - прекрасно, - Урбах просто звенел от восхищения. - Получилось! Мы будем общаться с Богом, мы уже общаемся с Ним! Еврейское колдовское орудие служит и нам!
      
       * * *
      
       Как бы в подтверждение радостных слов каждый из присутствующих в пещере почувствовал себя на вершине блаженства или, по крайней мере, весьма недурственно. Сладостное ощущение распространялось из позвоночника на все тело. Потом наступил черед привлекательных видений. Кое-кто узрел распрекрасные девичьи лики и более волнующие детали женской фигуры, кто-то разглядел ажурные зАмки, окруженные висячими садами, кому-то привиделось, что он принимает парад бесконечных солдатских шеренг, отлично чеканящих шаг, кому-то показалось, что он на горной вершине и все вокруг залито золотом восхода. Один Джонс скромно нашел себя во главе каравана, уныло бредущего через пустыню. А Лилиан увидела себя на берегу тихой речушки где-то в Иллинойсе во время вечернего клева.
       - Какое великолепие... поразительно... ради этого я бы бросил пить... - звучало то тут, то здесь.
       Индиана первый услышал рокот, далекий, но мощный, быстро заполняющий пещеру.
       И в одно неприятное мгновение все перевернулось. Женские лики обернулись оскаленными черепами, замки и сады превратились в дым и смрад пожарищ, марширующие войска стали грудами гнилых облезлых трупов, горы обрушились в бездонные трещины...
       Вопль прокатился по пещере. А следом струи огня вылетели из залившегося ослепительным светом Ковчега.
       - Не смотри, Лилиан, закрой глаза! - только и успел выкрикнуть Индиана.
       И они не видели, как Огонь пожирает немцев, находящихся в пещере. Матросов Он умертвил почти мгновенно, продырявив их пламенными стрелами. Урбаха, Мюллера и его эсэсовцев Он рассек на половинки. Хорхера Он вскипятил, отчего полопались глаза, вылезли кишки и вытекли мозги... Насыщенные Огнем трупы светились и потрескивали, превращаясь в пепел.
       Глыба вместе с Ковчегом какое-то время постояла спокойно, потом пространство вокруг нее сделалось неустойчивым. Массивный камень и золоченый ящик, словно потеряв плотность, покрылись рябью, стали зыбкими, колеблющимися. Пылевой вихрь очертил границу, за которой исчезала сила гравитации. И вот, обратившись в пучок оранжевых лучей, Ковчег и глыба на световой скорости исчезли в разломе.
       Когда все стихло, Индиана минутку полежал спокойно, потом спросил:
       - Лилиан?
       - Да, Инди. Что это было?
       Доктор Джонс поднялся, и веревки, прогоревшие в нескольких местах, свалились сами собой. Вокруг - пещера как пещера. Никаких намеков на скрижали Завета. Можно подумать, что ничего особенного не случилось, если бы не тридцать четыре трупа, вернее, то, что от них осталось. Угольки остались, да и только.
       - Что это было? - переспросил Индиана. - Это был Гнев Божий. Сила Заповедей вырвалась в наш мир. Такое происходит не чаще, чем раз в три тысячи лет.
       - Давай, мы тоже выскочим отсюда, - предложила Лилиан. - Переночуем где-нибудь на травке...
       - В самом деле, ночи тут теплые, дождик не капает. Хотя, травка выгорела от солнца пару месяцев назад.
       Они выбрались из пещеры Гнева Господнего и уж затем обнялись.
       Ничего не понимающие азиаты и негры с недоумением смотрели на них, а один даже спросил, будет ли выплачена премия в размере пяти долларов.
       Небо было огромное, звездное и ясное. Все свидетельствовало о Его величии. Все говорило о той свободе и том просторе, которые Он давал Индиане, Лилиан и другим людям с Его искрой в душе.
      
      
      ЭПИЛОГ
      
      
      
      
       Истории бывают настоящими и вымышленными. Также короткими, чуть ли не в одно словцо, и длинными, почти вечными. Но любая из них когда-нибудь кончается. Рано или поздно они надоедают Сочинителям - и бледным двуногим, сидящим по пыльным щелям огромного мира, и самой Жизни, держащей весь мир на своей ладони. Это так естественно, ведь Финал любой истории - есть начало следующей. Исчезнет сочинитель, распадется мир, а закон Финала пребудет во веки веков, рождая новое из праха старого...
       Город Чикаго пока не собирался никуда исчезать. Город, похожий на огромную турбину, превращал незначительные усилия человеческих частиц в тягу огромной мощности. И тяга эта уверенно толкала мир по неизвестному курсу, одновременно совершенствуя и разрушая его. Город, смутивший разум планеты странными железобетонными миражами, пока еще стоял.
       Была осень - ветреная нездоровая пора. Ветры в этой местности дуют всегда, весь год напролет. Озеро Мичиган то втягивает послушные массы воздуха, то выплевывает обратно, наполнив их влагой и тоской. Но именно осенью, когда летняя жара неожиданно сменяется прохладой, ветры становятся особенно заметными, внедряя в бронхи хрип, а в нос - респираторные заболевания.
       Было начало - опять Начало! - очередного учебного года. Впрочем, с некоторых пор учеба, как и великое множество других вещей, перестала играть какую-либо роль. Возвышенные планы на будущее были отравлены трупным запахом. Люди окончательно превратились в живую силу, в черные и красные стрелки на военных картах, в колонки цифр стратегических исследований...
      
       * * *
      
       Мужчина и женщина совместно проводили ночь.
       - Все-таки ты недоразвитый. Тебе никогда не придет в голову, например, взять меня на руки и отнести куда-нибудь, - сказала она, сладко потягиваясь. - Зверь ты мой дикий...
       - Зачем тебя нести? Ты и так идешь.
       После недолгой паузы, заполненной чмокающими звуками, "дикий зверь" добавил:
       - И потом, один раз я тебя уже носил на себе - аккуратно, как мешок с картошкой.
       Женщина проверила ладошкой температуру лба у мужчины.
       - Ты чего, бредишь?
       - Крыс в подземелье было больше, чем квадратных дюймов... - блаженно вспоминал он. - Ты испугалась, завизжала мне в ухо. Я перебросил тебя через плечо и потащился по колено в воде - с этаким кулем в руках. У меня чуть пупок не надорвался...
       - Точно, сбрендил! - возмутилась она. - Я ничего против крыс не имею. Да и не было в Танисе никакой воды! Много чего другого было - змеи, мертвецы...
       - Я про Венецию.
       - Венеция? Да ты чего, я одной Индией твоей сыта по крышку черепа!.. Вот, помню, было еще подземелье со скорпионами, сколопендрами и этими, от которых щекотно...
       - Каракуртами, - услужливо подсказал мужчина.
       - Ага, мохнатыми паучками. Но там ты даже не пытался перебрасывать меня через свои плечи!
       Он, помедлив, осознал ошибку:
       - Подожди-ка, это у меня что-то с головой... - и сразу сконфузился. - Я, наверное, действительно носил какой-нибудь мешок, а не тебя.
       - Кот похотливый, - ласково сказала женщина и потерлась щекой о его волосатую руку. - Знаю я, кого ты таскал.
       - Посмотрел бы я, что осталось в твоей черепной коробке после таких нокдаунов, - начал он защищаться. - У того ганса кулаки были размером с арбуз и твердые, как кирпич...
       - Давай об этом мы с тобой утром потолкуем, - она откинула одеяло. - Фу, жарко.
       Коттедж был тих и уютен, словно отделен от территории университетского кампуса незримым колпаком забытости. Именно то, что нужно уединившимся любовникам. Горел только китайский фонарик, неназойливо подкрашивая оголенные тела красным и желтым. Радиоприемник наполнял комнату приглушенными порциями простенького джаза. Редкие минуты свободы, когда делаешь не то, что нужно, а то, что хочется спинному мозгу.
       Двое лежали в постели.
       - Не подошло ли время вылезти тебе из шляпы? - поинтересовалась ехидная женщина. - Куртку ты уже отдал чучелу на чьем-то огороде. Кнут повесил на стенку. Ну, поддайся мне еще разок, и станешь немного похож на нормального.
       - Далась вам всем моя шляпа... - недовольно пробурчал мужчина.
       - Целоваться мешает, разве непонятно? В глаза лезет, в рот.
       Нежная рука сделала короткое движение - и головной убор покатился в угол. Герой на этот раз не успел среагировать, только дернулся, сверкнув от неожиданности глазами.
       - Вот так гораздо лучше! Думаешь, я не понимаю, почему шляпа у тебя, как гвоздиком приколоченная? Перестань дурить, мне твоя проплешинка даже нравится. Рядом с ней я выгляжу такой молодой и свежей...
       В порыве радости она притиснула его голову к своему бюсту.
       - Да отвяжись ты с этой проплешинкой! - сердито высвободился мужчина. - Просто волосы временно поредели из-за истощения сил.
       До семейной ссоры дело не дошло. Уютная обстановка погасила стремление к раздору и укрепила тягу к единению. Кто-то кого-то случайно поцеловал, после чего начались объятия, переходящие в продолжительные совместные ласки.
       Когда за окном раздались странные пронзительные звуки, женщина не вздрогнула, не забилась от страха обратно под одеяло. Она была дома - в мирной и совершенно безопасной стране. Лишь спросила шепотом, отвлекаясь от шершавых обветренных губ героя:
       - Что это?
       - Щенок по имени Монтана. Сосед кобелька выпустил размяться. Породы такса.
       - Чего он так развизжался?
       - По молодости. Выписывает сейчас круги, за пятки всех хватает, жизни радуется. Даже завидно иногда...
       - Может, нам тоже кого-нибудь завести со скуки?
       Некоторое время герой отдал размышлению. Затем ответил с сожалением:
       - Не люблю я маленьких собачонок. В детстве я дружил с одной немецкой овчаркой - совсем другое дело. Вот такую можно бы завести, будь наша квартирка пообъемнее.
       - Это та самая немецкая овчарка, у которой ты имя "Индиана" украл?
       - Откуда знаешь про имя? - напрягся он.
       - Да кто же этого не знает!
       - Ну, ясно, - догадался человек, носящий имя собственной собаки. - Папаша треплет языком направо и налево, болтун неисправимый... Кстати, замечательная была овчарка, обожала рукописи отца грызть, особенно статьи. Если он и ненавидел кого-нибудь в жизни, то именно это животное. Я ни секунды не сомневался, когда имя себе выбирал.
       - Если ты не любишь маленьких собак, давай кого-нибудь другого маленького заведем, - этак невзначай предложила женщина.
       - Кого еще?
       - Да ты не волнуйся, пеленки я сама стирать буду. И кормить тоже сама. От тебя ничего и не потребуется, только домой иногда заходить. Назовем парня Монтаной, в честь собаки нашего соседа...
       - Ты с ума сошла! - испугался он, даже вскочил, промахнувшись мимо обуви. - Какого "парня", что ты задумала?
       - А что? У всех женщин есть, я тоже хочу. Ты такой красивый, Инди, когда вылезаешь из своих профессорских тряпок. Особенно ниже пояса. Ну, чего ты разволновался?
       Индиана увидел себя в зеркале шкафа и обнаружил, что на нем действительно нет ни единой тряпки, даже самой маленькой. Он мысленно согласился с тем, что действительно красив, но все же сел, прикрывшись одеялом.
       - Пеленки... - с ненавистью выговорил он. Затем осторожно похвалил. - От твоих шуток, дорогая, вспотеть можно. Значит, говоришь, от меня ничего и не потребуется?
       - Иди ко мне, - позвала она, спихнув одеяло на пол. - Я тебе дам "не потребуется"!
       - Иду, - вздохнул он. - Как-то странно Монтана лает, ты права, Лили...
       В дверь позвонили за несколько секунд до наступления откровенного счастья. В очередной раз тонкая паутинка духовной близости была грубо разорвана. Джонс завернулся в простыню, прошлепал босиком к выходу с упреком неизвестно в чей адрес:
       - Ну почему, почему мне так не везет?
       - Потому что ты избран судьбой для великих дел, - пошутила ему в спину Лилиан, беззаботно разметавшись горячим телом по постели.
       Постель была, мягко говоря, в беспорядке.
       - Кто там? - поинтересовалась женщина, когда хозяин квартиры вернулся.
       - Посыльный, - удивился тот в ответ. - Письмо принес. - Профессор держал в руках нечто заклеенное, завязанное, бумажное.
       - Может, от Генри? Или от Клопика?
       - Глупости, им сейчас не до нас. Они никак в школу поступить не могут. Джи моего отца совсем не слушается, гангстер... - Профессор уже разорвал конверт. - Интересно, кто про меня вспомнил?
       Внутри был листочек бумаги. Записка, просто записка.
      
       "Я ТЕБЯ ВИЖУ, ДЕМОН. СЕГОДНЯ ТЫ ЕСТЬ, ЗАВТРА ТЕБЯ НЕТ"
      
       Вместо подписи - напечатанный в уголке вензель, изображающий череп, под которым вместо свастики расползлась руна "Гюфу". Паучья руна "Гюфу" - прообраз фашистской свастики...
       - Все-таки это Дорджи, - легкомысленно предположила Лилиан. - Писать научился и теперь развлекается.
       - Тотенкопф, - угрюмо сообщил Индиана, с усилием тыкая пальцем в череп. - Мертвая Голова.
       - Мертвая Голова?
       Страшное слово мгновенно рассеяло завесу, отделяющую влюбленную парочку от свихнувшегося мира. Словно вихрь пронесся по комнате. Ласковая музыка в радиоприемнике, оказывается, давно смолкла, сменившись возбужденной человеческой речью. Репортеры, захлебываясь слюной, сменяли друг друга, выплескивали в эфир кипящие крики - о погибшем в одночасье линкоре "Индепенденс", о кровожадных японских субмаринах, расстреливающих из пулеметов экипажи потопленных судов, о раскрытой и обезвреженной группе вражеских смертников, готовивших покушение на Рузвельта, о кровопролитной битве, которую вели несгибаемые русские за свою столицу. Москва, Москва, как много в этом звуке...
       Вечерние новости, пропади они пропадом вместе с радиоприемником.
       - Вспомнили, значит, обо мне, - сказал человек. - Они меня, значит, "видят". А что, демоном быть даже почетно, некоторые из духов вполне ничего...
       Опять мужчина был собран, скуп на чувства.
       - Что теперь будет? - тревожно спросила женщина. Она рывком встала и обняла человека, вернувшего ей кусочек молодости, прижалась к его сильному надежному телу. - Что с нами будет, Инди?
       ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?..
      
      КОНЕЦ
      
      
       * * *
      
      
       ...с низкорослым круглощеким студентом по имени Джек Ли он повстречался на одной из аллей парка. Маршрут, которым профессор ходил по утрам на службу, был традиционен, как шляпа на его голове, поэтому организовать эту якобы случайную встречу молодой человек сумел легко и непринужденно.
       - Вот, - со сдержанной гордостью сказал студент, протягивая профессору характерного вида футляр. - Вы советовали не гнаться за дешевкой, сэр, и я купил настоящую вещь.
       В коробке лежал револьвер.
       - Смит-Вессон, - машинально отреагировал археолог. - 38-й калибр, третья модель... - он осторожно вытащил оружие. - Неужели я советовал вам купить что-нибудь подобное?
       - Да, сэр. Давно, правда. У меня все денег не хватало, но зато теперь...
       - Понимаю, - сказал профессор. Револьвер лег в его ладонь послушно и естественно, покоряясь безукоризненным движениям виртуоза. - Вы купили самый популярный из карманных револьверов, молодой человек, поздравляю... - Неуловимым движением он переломил оружие, откинув ствол вниз, и с любопытством заглянул внутрь. - Я бы рекомендовал вам не держать патроны в барабане, по крайней мере до тех пор, пока не получите разрешение. У вас ведь нет разрешения носить такую игрушку, правильно?
       Джек Ли скромно потупил взор:
       - Я получу, честное слово...
       Профессор вернул револьвер в исходное состояние и широким жестом вложил его в руку ученика.
       - Да вы не бойтесь, я не из тех, кто докладывает в полицию об увлечениях своих студентов.
       - О, разумеется, сэр, мы все это знаем.
       - Однако я хотел бы, чтобы вы научились ответственности прежде, чем научитесь запросто дырявить "десятку". Вы меня понимаете, мистер Ли?
       Молодой человек поднял голову. Взгляд его вновь был крепок и мужественен. Он спросил:
       - А в каком тире вы упражняетесь, сэр?
       - Обычно я упражняюсь на природе, - усмехнулся профессор, - в полевых условиях... Вы хотите, чтобы я опробовал вашу покупку?
       - Если это возможно, сэр.
       - Приходите сегодня вечером в "Заячью нору". Знаете такой бар? По глазам вижу, знаете. Там в подвальчике прекрасный тир - скажете, что ко мне, и вас пропустят. Часов в восемь.
       - Спусковой крючок тугой, - пожаловался мистер Ли. - Так и должно быть? Палец приходится напрягать.
       Профессор пришел в хорошее расположение духа.
       - Тренировать надо пальцы, мячики теннисные мять! Или будете всю жизнь только со взведенного курка стрелять, как дама какая-нибудь.
       - Со взведенного курка - вот так? - спросил студент и ребром ладони утопил стальную детальку в затылочной части оружия.
       - Эй, осторожнее! - заволновался доктор Джонс. - Соскочит случайно... Дайте-ка я на место поставлю.
       Однако разрядить популярный Смит-Вессон не получилось. Рука преподавателя замерла на полпути, потому что лицо ученика внезапно скомкалось, как бумага, - невидимыми пальцами страха.
       - Это он зачем? - Джек Ли с трудом пошевелил челюстью, глядя доктору Джонсу за спину.
       - Кто? - ничего не понял тот.
       - Да вот этот, - парень указал рукой.
       Вернее, зажатым в пальцах револьвером. И вдруг грохнуло. Безволосая рука юноши дернулась, струя пороховых газов вырвалась на волю. Доктор Джонс обернулся, пригнувшись.
       - Я - случайно! - пронзительно объяснял Джек Ли, временно сойдя с ума. - Палец дернулся!
       А на дорожке парка, буквально в двух шагах, валялся декан исторического факультета. Он волчком крутился, лежа на боку, и цеплялся скрюченными пальцами за бедро. Повизгивал, похрюкивал, как боров, ожидающий заклания. Впрочем, нож был вовсе не у бойцов скотобойни, нож был как раз в пухлой руке декана - огромное кухонное оружие крайне неэстетичного вида. Очевидно, толстяк вышел из-за кустов и незаметно подобрался к собеседникам, имея ясную и простую цель.
       - ...Он сказал мне, иди... - выл раненый. - Я сказал ему, боюсь... А он меня прямо за позвоночник - ухватил и тянет, как клещами... И сейчас - снова! Вы видите, видите?..
       - Вам приказали меня убить? - поразился доктор Джонс.
       - ...я говорю ему, что Инди мой друг, а он мне в лицо какой-то гадостью дышит... - бормотал обезумевший администратор. - Он же из меня хребет выворачивает! Гадина! Убейте меня... Прикончите его...
       Студент Джек Ли пятился, уронив револьвер на землю.
       - Я не хотел! - всхлипывал юноша. - Декан первый на нас напал! Я же только дотронулся, а оно взяло и сразу выстрелило...
      
      
       ОТ АВТОРОВ
      
       В силу не вполне естественных причин в текст эпилога оказался включен единственный сохранившийся фрагмент романа "ДОКТОР ДЖОНС ПРОТИВ МЕРТВОЙ ГОЛОВЫ". Роман этот на данный момент не существует, потому что был уничтожен. Не авторами.
      
      
      ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ
      
      
      
      
       1. А.Гитлер, "Моя борьба". (Брать в руки только истинным демократам.)
       2. Образ археолога в шляпе и с револьвером, созданный Игорем Косталевским в фильме "Тегеран-43" (1980).
       3. Образ, созданный заслуженным артистом США мистером Х. Фордом (1981).
       4. "Камасутра" (В любовной сцене между И. Джонсом и Э. Шнайдер.)
       5. Л. Повель, Ж. Бержье. "Утро магов". (Сокращенный вариант бледной ксерокопии плохого перевода перепечатки с парижского издания.)
       6. Мемфисский трактат "О сотворении мира". Мемфис.: Изд-во Храма Пта. 2346 г. до н.э.
       7. Атлас мира. М., 1940.
       8. Телепередачи из Москвы, музыка в FM-диапазоне, энциклопедические справочники и словари, водка, еда, седуксен.
       9. А. Тюрин, А. Щёголев. "Заимствование как инструмент высокого искусства" (Настольная книга писателя).
      
      
      ГЛОССАРИЙ
      
      
      
      
       ***Боги и духи Египта***
      
       Амон - букв.: сокрытый. Главное божество и небесный правитель города Фивы, находившегося в Верхнем Египте. Считался одной из сил, действовавших еще в первобытном хаосе. В образе Амона-Ра выступал как творец мира. В иконографии часто имел голову барана с большими рогами.
       Апис - божество Нила, изображалось в виде быка, который наглядно представлял оплодотворяющую силу реки.
       Ах - высшее духовное начало, связанное с человеком. Находилось по более ранним воззрениям в области Полярных звезд, позднее переместилось в потустороннее царство Озириса.
       Ба - одно из духовных начал, в большой степени независимое от собственно человека. Представляло, по сути, левополушарное, рассудочное мышление и помещалось древними египтянами в область сердца.
       Геб - одно из начальных творений. Мужское божество, порожденное Шу-воздухом совместно с Тефнут-влагой и персонифицирующее землю.
       Девятка или Эннеада - группа из девяти старших богов, правящая миром.
       Исида - божество, порожденное Гебом-землей и Нут-небом, олицетворявшее живые создания, супруга Озириса.
       Ка - одно из духовных начал, мудро руководящее человеком и одновременно независимое от него. Считалось единосущей божественным силам и называлось, например, Ра-мое-Ка или Пта-мое-Ка. Изрядно напоминает супер-эго из фрейдистского психоанализа.
       Озирис - божество, рожденное от Геба-земли и Нут-неба, брат и супруг Исиды, отец Хора. Согласно мифам был погублен злым богом Сетом, но воскрес благодаря стараниям Исиды. В роли умирающего и воскресающего божества олицетворял природные ритмы. Впоследствии соединился с образом Ра, путешествующего по обратной стороне Земли, и стал выполнять функции властителя загробного царства.
       Маат - женское божество, первоначально ответственное за идеальный порядок и равновесие, позднее за истину и справедливость.
       Нут - женское божество, рожденное Шу-воздухом и Тефнут-влагой, и олицетворяющее небо. Сестра и супруга Геба-земли. В саркофагах изображалась на внутренней стороне верхней крышки, как бы бережно обнимающей нетленные останки.
       Ра - согласно Гелиопольской системе, творец, создающий мир из первобытной грязи своими живительными лучами. Божество солнца. Ра-Хорахти представлял собой дневное светило. Ра, совмещенный с образом Озириса, стал анти-светилом, солнцем обратной стороны земли, обители мертвых.
       Пта - согласно Мемфисской системе, демиург, сотворивший мир Словом. От имени этого божества происходит греческое название страны Айюгиптос и русское - Египет.
       Сах - мумия, нетленные останки, столь необходимые человеку для сохранения Ка и Ба после убытия в загробное царство.
       Сердце - согласно представлениям древних египтян, мыслящий орган человека, играющий роль мудрого визиря-чати.
       Сет - изначально божество Нижнего Египта. Впоследствии был введен египтянами в старшую Девятку богов и стал сыном Геба-земли и Нут-неба, братом Исиды и Озириса. Олицетворял силы, враждебные труженикам полей, ассоциировался с пустыней.
       Собек - очевидно, тотемное божество, связанное с нильскими крокодилами, которые в Древнем Египте почитались из-за внушительной длины и агрессивности за священных животных.
       Сохмет - букв.: могущественная. Гневная, карающая богиня, представлявшая разрушительные силы. Изображалась в виде женщины с головой львицы.
       Хатхор - богиня плодородия, имела влияние на судьбу человека. Характерно представление в виде коровы.
       Хор - изначально божество Верхнего Египта, позднее был назван сыном Исиды и Озириса и вошел равноправным членом в старшую Девятку богов. Олицетворял обитаемую, возделываемую и искусственно орошаемую землю.
       Тот - согласно Гермопольской системе, творец мира. Божество-даритель, снабдившее людей различными культурными ценностями - письмом, арифметикой, системой счисления, а также магическими знаниями. Изображался в виде человека с головой павиана или ибиса.
      
      
      
      
       ***Индуизм***
      
       Асуры - космические демоны, изгнанные из божественных миров, в то же время приходящиеся богам-дэвам братьями. Древние индусы возлагали на них ответственность за глобальные катастрофы.
       Атман - душа каждого человека, которая вполне тождественна Абсолюту-Брахману, заполняющему собой весь мир.
       Дхарма - первоначально бог справедливости, позднее абстрактная совокупность общественных устоев.
       Йони - букв.: источник, женский детородный орган, символизирующий Дэви, супругу Шивы и иконографически связанный с Лингамом.
       Кайласа - священная гора, резиденция Шивы, на которой он пребывает в состоянии глубокой медитации. По народным представлениям находится высоко в Гималаях.
       Кали - букв.: черная. Одна из ипостасей супруги Шивы, которая олицетворяет разрушительные, гневные, смертоносные силы, действующие в мире. Поклонение Кали является одновременно почитанием активного злого начала. Тайные секты, состоящие из ее приверженцев, отличались жестокими ритуалами.
       Калимайя - здесь: состояние измененного сознания, в котором значительно ослаблены левополушарные центра мозга, ответственные за критическое восприятие действительности.
       Кали-лока - здесь: мир, находящийся во власти богини Кали.
       Кали-юга - век господства всевозможных страстей, грехов и пороков. Эта нелучшая эпоха началась три тысячи лет до н.э. и продолжается до сего момента.
       Карма - совокупность деяний души в прошлых существованиях, определяющая настоящее и будущее человека. Лучший способ избавиться от отрицательной кармы - это ничего не делать.
       Лингам или Шива-линга - букв.: фаллос, символ оплодотворяющих сил Шивы. Гладкий камень, имеющий вид мужского полового органа, часто с нарезкой. Иконографически сочетается с Йони. Для шиваитов лингаитского толка Лингам является основным объектом культа.
       Мукти - букв.: освобождение, уход из сансары. То есть прекращение странствования души, новых рождений, страданий, смертей. Этот процесс зависит от состояния Кармы.
       Пракрити - материальный мир.
       Пуджа - приношение богам в индуистских храмах. Совершалось цветами, фруктами, иногда мелкими зверьками и птичками.
       Ракшасы - демоны - пожиратели человеческого мяса, нападающие на людей в темное время суток.
       Пишачи - демоны, специализирующиеся на пожирании трупов.
       Саттва - букв.: ясность, преобладание ее в душе приводит к образованию интеллекта.
       Шанкара - великий индийский философ VIII века н.э. Основатель адвайта-веданты, учения о недвойственности, представляющего материальный мир лишь в виде иллюзии, майи, которая возникает из-за омрачения сознания.
       Шива - божество со сложной родословной. Очевидно, имеет доарийские корни. Уже на Хараппских печатях найдены изображения божества в характерной йогической позе. Позднее Ш. впитывает многие черты Рудры (букв.: ревущий), бога индоарийского пантеона, олицетворяющего грозные атмосферные явления. В развитом индуизме Ш.-- член Тримурти, троицы высших начал, в которой Брахма занимается творением, Вишну - сохранением, а Ш. - разрушением. В шиваизме Ш. - верховное божество, совмещает функции и творца, и разрушителя, его танец уничтожает Вселенную и затем возрождает ее. Дэви, супруга, или, вернее, женское соответствие Ш., имеет множество ипостасей. Как Шакти она представляет чистую энергию, как Ума, Гаури, Парвати - плодоносящие силы, как Кали или Бхайрави - разрушительные силы.
       Фаги - секта поклонников Кали. Из исторических источников известно, что члены этой секты бросались сзади на ничего не подозревающих людей, душили их шелковым шнурком, а затем грабили. Таким образом, как полагали сектанты, они не только приобретают средства к существованию, но и действуют во славу своей богини.
      
      
      
      
       ***Иудаизм***
      
       Израиль - букв.: борющийся с ангелом Божьим, это имя получил один из библейских патриархов - Иаков.
       Мир Воплощения или "олам асия" - согласно каббалистическим представлениям, самый нижний и вещественный из миров.
       Нефеш - согласно каббалистическим представлениям, одна из трех душ человека, связанная с Миром Воплощения.
       Сефирот - согласно лурианской каббале, это система энергетических каналов, с помощью которых Всевышний проявляет себя во всех мирах.
       Скрижали Завета - каменные таблички с текстом десяти основных Заповедей, полученных Моисеем от Бога на горе Синай. Они легли в основу Завета, то есть Договора, заключенного между Богом и Израилем. Этот Договор поставил благоволение и гнев Божий в зависимость от нравственного состояния людей. Он также требовал, чтобы люди не связывали природные и психические явления с различными божествами и духами, перестали поклоняться им. Заповеди провели революцию в человеческом сознании в последующие тысячелетия, в результате чего возникли так называемая общечеловеческая мораль, научный подход и началось индустриальное освоение мира.
       Руах - букв.: дыхание. Понятие, встречающееся уже в первых строчках Библии, в книге Бытие. "И Дух Божий (Руах Элохим) носился над водной гладью". Согласно каббалистическим представлениям, Р. - одно из высших духовных начал человека, находящееся в Мире Творения, там, где создаются образы всех вещей.
       Шемаим - букв.: небеса. В первой главе Библии сказано, что "Вначале сотворил Бог небо (досл. "шемаим" - небеса) и землю". Таким образом, Ш. означает нематериальный мир со всеми его градациями-небесами.
       Тоху-ва-боху - букв.: безвидно и пусто. "Земля же была безвидна и пуста...". То есть, согласно книге Бытие, созданная Всевышним земля являлась первоначально скопищем бесформенной материи.
      
      
      
       ***Фашизм как религиозный культ***
      
       Фашизм - синкретический культ, собранный из элементов различных религиозных и мистических течений, несовместимых с системой ценностей авраамических религий.
       Наиболее заметными являются поверхностные заимствования из древнегерманского язычества, особенно касающиеся добродетелей воина-героя - безжалостности, преданности, честолюбия. Но куда большую роль сыграли элементы восточных тайных культов, особенно тибетских и индийских: шаманской системы бонпо, тантрических течений буддизма и индуизма. Они учили нацистов тому, как овладеть мировыми энергиями путем произнесения магических словесных формул (мантр), воспроизведения магических жестов (мудр), медитации на магических образах (мандалах) и снискания помощи темных божеств за счет человеческих жертвоприношений.
       Так, например, мантрами могут считаться бессмысленные звукосочетания, произносимые в эсэсовских школах и кличи "зиг хайль". К мудрам относятся характерные жесты, применяемые фашистскими вождями при больших скоплениях народа. Знак свастики представляет собой мандалу. А массовые иррациональные убийства являются ни чем иным, как жертвоприношением владыкам тайных сил.
      
      
       СНОСКИ
      
      
       1 Отвал - земля, которая отбрасывается из раскопа в сторону; в ней можно обнаружить предметы, оставшиеся незамеченными при снятии верхних слоев грунта.
       2 Чикаго расположен в штате Иллинойс, столица штата - город Спрингфилд.
       3 День, отмечаемый в последний понедельник мая; введен после окончания гражданской войны 1861-1865 годов в память обо всех погибших солдатах.
       4 Процветание (англ. ).
       5 16-этажное здание "Монаднок", 1889-1991 годов постройки, проект Д. Бернэма и Дж. Рута
       6 4237 мест, 1887-1889 годы постройки, архитектор Луис Генри Сэлливен.
       7 Офис страховой компании "Home Insuranse", 1885 год постройки, 10 этажей.
       8 Памятник древних ацтеков.
       9 Город в провинции Оран, Алжир.
       10 Марк, гл. 14, стих. 23-24.
       11 Построен в 1909 году Фрэнком Ллойдом Райтом (1867-1959 годы), крупнейшим архитектором в истории США, который, разумеется, также жил и творил в Чикаго.
       12 Органическая часть почвы, образовавшаяся в результате биохимического превращения растительных и животных остатков. Интересующие археологов предметы обычно лежат выше этого слоя.
       13 12 сентября 1938 года.
       14 Прибор для точной привязки местоположения к магнитному азимуту (по оси "Север").
       15 Fleshy - толстяк, толстуха (англ. ).
       16 Модель М-1917 или "Арми", - длина ствола 5 1/2 дюйма (140 мм); модель "Де люкс", - длина ствола 2 3/4 дюйма (70 мм). Калибр 0.45 дюйма составляет 11,43 мм в метрической системе
       17 Около килограмма.
       18 Здесь и далее значении слов, помеченных знаком "*", смотри в глоссарии в конце книги.
       19 Магия, основанная на принципе воздействия "подобным - на подобное".
       20 Известный американский историк, автор "The Laws of Civilizations and Decay. An Essays on History".
       21 10 ноября 1938 года, так называемая "Хрустальная ночь".
       22 Крупнейший из найденных алмазов, масса 3106 карат.
       23 +8 град. по Цельсию.
       24 Мамочка. . . Чертово дерьмо. . . (нем. ).
       25 Свиное рыло (нем. ).
       26 Вино, вино (тур. ).
       27 Стрижка (тур. ).
       28 Модель пистолета-пулемета производства Германии.
       29 Лечь! Быстро! - (нем. ).
       30 Судья (тур. ).
       31 9 мая 1936 года.
       32 Шверт - меч (нем. ).
       33 Наследие предков (нем. ).
       34 Британское правительство, хотя и было гарантом Версальских ограничений на вооружение Германии, легко согласилось с фактической их отменой со стороны Гитлера.
       35 Статус оккупированных австрийских земель в составе фашистской Германии
       36 Видный деятель испанской инквизиции пятнадцатого века, отличавшийся незаурядной жестокостью.
       37 "Охранные отряды" (нем. ), из первых букв составлена аббревиатура СС.
       38 Имеется ввиду "Indian Removal Act", принятый Конгрессом США в 1830 году. Согласно этому акту индейцы восточного побережья были выселены в Оклахому, где вымерли в отрыве от традиционных источников питания.
       39 Хлеб круглой формы.
       40 Внутренние части бедер всадника.
       41 В нацистской терминологии человек смешанной крови.
       42 Толстячок.
       43 Бык.
       44 Золотую штучку.
       45 Самая старая каирская синагога.
       46 Иди к папочке, мой мальчик (нем. ).
       47 Организация, занимающаяся погрузо-разгрузочными работами.
       48 Договор от 22 мая 1939 года - так называемый "Стальной Пакт".
       49 "Удобный флаг" означает принадлежность судна к флоту тех стран, которые обеспечивают минимальный контроль и налогообложение.
  • Комментарии: 1, последний от 24/11/2018.
  • © Copyright Тюрин Александр Владимирович (alexander-tyurin@inbox.ru)
  • Обновлено: 01/06/2011. 1136k. Статистика.
  • Роман: Альт.история
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.