Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Комментарии: 9, последний от 26/09/2024.
© Copyright Тюрин Александр Владимирович
(alexander-tyurin@inbox.ru)
Размещен: 28/10/2011, изменен: 17/05/2013. 573k. Статистика.
Роман: Фэнтези
|
|
Аннотация: Сообщество корпораций, конкурирующих, но объединенных общим желанием господствовать над человечеством, овладевает самыми мощными силами - силами времени. В перспективе - уход из нашей "плоской" реальности, превращение в небожителей. Для оставшихся внизу - дезорганизация и хаос. Однако мир оказывается сложнее, чем представлялось свежеиспеченным олимпийцам. Им противостоит "всадник", наследственно способный взаимодействовать с сущностями, находящимися за пределами нашей реальности... Одно из ранних произведений автора.
|
Александр Тюрин
Вася-василиск, или Яйцо Цинь Шихуанди
Как бы пролог. Если на на гору залезть
Ночью вертушка высадила разведгруппу в горах, шли до рассвета. Затем целый день просидели в узком ущелье, под "плащом" из плюща - опасались не сколько джихадистских дозоров, сколько дронов западных "друзей". У западников с джихадистами какая-то интимная связь точно имеется и информация перетекает от одних к другим за считанные секунды; это при всех громогласных заклинаниях, что первые борются "против террора", а вторые "против неверных". И снова ночной марш-бросок по сложно пересеченной местности - уже через три часа Василий маршировал в полуотключке, слыша только свое хриплое дыхание и цепляясь взглядом за уверенную спину капитана, который уверенно лавировал среди зарослей, густо переплетенных обвойником.
В конце второго ночного перехода разведчики оказались на известковых скалах, зависающих над каким-то селением.
- Там, - махнул рукой капитан Лялин, - находится то, что нам нужно больше всего. Майков, не оплошай, а то съем.
И разве не ясно, что в самом деле съест - тигра видно по ухмылке. И откуда он взялся на нашу голову? Зачем разведчикам из сводного батальона морской пехоты дали командиром "варяжского гостя", капитана-грушника, и поставили задачу найти то, не знаю что? Этого старлей Василий Майков так и не понял. Но было не до посторонних раздумий, Майков занялся рекогносцировкой, перебираясь по узким скальным карнизам, заросшими крючковато-колючим держидеревом. Данные укладывались в память боди-компа, чтобы в конце концов стать интегральным изображением населенного пункта под названием станица Тарская, координаты такие-то, восточная часть Большого Кавказа. Справочная система Минобороны "Нестор" выдавала еще, что население по "последним" статистическим данным тридцатилетней давности порядка 500 человек, две трети из них русскоязычные. Однако добавляла, что вообще-то все русскоязычные покинули станицу в 1990-е, кто не сбежал, того убили. Теперь это, по мнению компетентных инстанций, логово джихадистов, выходцев из разных регионов: и Кавказа, и Ближнего Востока и Центральной Азии, каждой твари по паре. На то, что здесь пасутся непростые овцеводы, указывали и антенны спутниковой связи, расставленные на плоских крышах двух-трехэтажных особняков и крутые джипы, припаркованные на узких кривобоких улочках. Джихадисты, если исключить пешек, которых эмиры отправляют на убой, люди небедные и обычно появляются там, где Семь Горгон <прим. Семь Сестер или Семь Горгон - обозначение нескольких финансовых корпораций, действующих скоординированно в целях максимизации своей прибыли> решают свои дела, кому-то угрожают, кого-то разлагают, кого-то погружают в хаос, кого-то грабят. Несколько раз, за время наблюдения, в селение заезжали и "тачанки", внедорожники с пулеметными гнездами на крышах. Однако местные не выставляли патрулей, похоже посторонних здесь не ждали.
Успешно закончив свое дело, Майков психологически окреп и поинтересовался насчет того, что собственно ищет капитан Лялин в этих "гостеприимных" краях:
- Мы языка что ли брать пошли или какого гада-джигадиста пора ликвиднуть? Тут у многих русская кровь на руках. Мне в штабе батальона намекнули, что вы все расскажете.
Лялин посмотрел характерным взором - "уважаемый, а тебе какого хера?", - но всё же ответил:
- Мы за одной штукой идем. Она нам нужна больше всего. Это важнее ликвидации любого джихадиста.
- На что хоть похоже это, что "нам нужно больше всего", товарищ командир? А то мы схватим, к примеру, ночной горшок - он тоже бывает самый нужный.
Тон был шутливый, но получилось дерзковато:
- Именно я найду и возьму эту штуку, а больше никто,- рубанул грушник. - Остальным она не по зубам. И запомни, Вася-друг. Я - профессионал. А ты - и морпех условный, и уж тем более разведчик под большим знаком вопроса. Знаю, как в вас в батальон "сводили", сгребали с четырех флотов, и коков, и механиков, и каптерщиков. На бесптичье и попа соловей, так что знай свой шесток.
Зубастый капитан, зубастый. Да еще жилы веревками под кожей ходят, родом с Алтая, выносливый как черт. Когда Майков хотел примазаться к сибирякам, все-таки родился в Барнауле, то Лялин снова дал отлуп - "ты и в этом условный, раз в детский сад уже в Питере пошёл".
- Но мы все не вечны, что особенно заметно при исполнении ответственных заданий,- попробовал спорить Майков, хотя чувствовал себя неуютно. - А если с вами что-нибудь случится?
- Тогда командуешь ты как старший по званию; все возвращаетесь на точку высадки, оттуда вас забирает вертушка.
Ясно. Всё чисто человеческое, сомнения, нытье, смятение сердца и томление духа - Лялину чуждо.
Командир опять решил пропустить дневное время, и уж потом активничать. Майков протиснулся в щель меж двух известковых глыб, сжевал шоколадный батончик, начал мечтать о жарких девушках и холодном пиве, как вдруг на него уставился капитан Лялин. Смотрит своими ненормальными гляделками, то ли расфокусировано, то ли насквозь, и молчит. Наконец командир прервал затянувшуюся паузу:
- Ты со мной за этой штукой пойдешь - на тебя звезды указали, ха-ха.
- А кто же, как не я, срочники что ли?
И блин, что это за штука разыскивается такая? Времена нынче лихие, многим начальникам не до государственных задач; может, произволением какого-нибудь паркетного генерала ищет ответственный Лялин безделушку типа вазы китайского фарфора.
Когда от солнца остался только нежно-светящийся призрак возле какого-то утеса, Лялин легким птичьим посвистом подозвал всех и начал повторять то, что уже растолковал каждому в течение дня.
- Косарев и Жмайло спустятся вон по той тропе, далее вдоль обрыва прошмыгнут к двухэтажному дому рядом с чинарой и спрячутся за сараем, более никуда... Мухаметшин и Кальнишевский доберутся до противоселевой стенки на повороте дороги и заминируют ее... После всего мы будем отходить по дренажной канаве, что тянется левее дороги. Если начнется пальба, Косарев и Жмайло работают по огневым точкам противника. Когда я дам отбой по радиосвязи, отваливают в кустарник, начинающийся у северной окраины станицы. Это колючий боярышник, так что задницу не оголять. Мухаметшин и Кальнишевский сидят тихо, а по команде взрывают стенку, потом прикрывают отход остальных. Встречаемся через час возле обвалившегося мостика - все его видели? На карте он тоже есть... Жмайло, закрой рот, работай носом... Василий, тронулись.
Инфракрасный канал бимонов окрашивал пейзаж в мрачные темно-зеленые тона, придавая ему подводный вид. Однако Майков с удивлением отметил, что по мере спуска по склону мандраж убывает и не расслабон приходит ему на смену, а охотничий азарт. Еще на склоне начался фиговый сад. Деревья были низенькие, кривые, зато плоды здоровенные, налитые. Майков едва удержался, чтобы не впиться.
- Ну-ка фу, - прошипел Лялин как на собаку. - Помнишь, чем обернулся кусочек яблочка для товарища по имени Адам? А фига - это еще слаще яблока. Что у нас по карте?
- Выходим на точку "один",- приуныв, произнес Майков.
"Точкой один" оказался приземистый измученный жизнью глинобитный сарай, чудом уцелевший среди джихадистских особняков. На цифровой карте за ним показан был большой террасчатый двор. Впрочем и на убогой постройке стояла камера ночного наблюдения.
- Посмотрим, чего стоят разработки российских ученых, - Лялин, а следом и Майков натянули на лицо капюшоны; камуфляж-хамелеоновка всеми своими пикселями сравнялся по тепловому и оптическому рисунку с местностью.
- Потекли, - приказал командир при нужном развороте камеры.
Российские ученые, хоть и старички, не подкачали. Капитан подсадил Майкова на крышу сарая, а потом забрался сам - легко и непринужденно. Здесь он прицелился из своей бесшумной "Грозы"<прим. стрелково-гранатометный комплекс, исполненный по схеме "буллпап"> и мигом шпокнул здоровенную собаку, которая не успела залаять метрах в двадцати от них.
Спрыгнув во двор, пошли на полусогнутых вдоль бахчи. Лазерный дальномер выдавал на бимоны <прим. контактные бинокулярные мониторы, проецирующие изображение на сетчатку глаз и создающие "дополненную реальность"> расстояния до грубой каменной кладки.
- Выходим на точку "два", - рапортовал Майков, который постоянно подзаряжался уверенностью от моторного капитана.
Точка "два" располагалась на каменной ограде, что отделяла один двор от другого. С нее разведчики сразу попали на наклонную крышу интересующего их дома. С крыши спрыгнули на веранду второго этажа и здесь Лялин мгновенно снял часового, двумя быстрыми движениями рук - в реакции и решительности командиру нельзя было отказать. Внизу шумел густой сад, а на веранду выходили темные окна просторной комнаты. Ночной прицел вовремя показал, что из её глубины кто-то выдвинулся к окну и стал направлять ствол. Майков отреагировал четко, нажав спусковой крючок своей "плевательницы"<прим. короткоствольный автомат АК-74УБ>, также оснащенной глушаком. Человек со стволом повалился и замер.
Капитан Лялин просунул руку в форточку и, дернув задвижку, открыл окно изнутри, после чего перекинул себя в комнату. За ним последовал и Майков. Капитан быстро нашел лестницу, ведущую вниз, и нетерпеливо махнул пальцами.
Ступеньки проявили свою враждебность громким скрипом. Однако враг по-прежнему дремал . Разведчики спустились на первый этаж и оказались в помещении на полста квадратных метров, густо залепленном коврами. Чего тут только не было, помимо ковров: на стенах сплошняком висели сабли, щиты, колчаны-саадаки, хоругви с вышитыми сурами, на полках и в нишах густыми рядами стояли кувшины, кубки, блюда, кальяны и шкатулки. "Наверное, у джихадистов тут музей, - подумал Майков, - прав я был в сомнениях. Лялин и вся группа вслед за ним, похоже, обязана доставить господину генералу восточный раритет. Вон сколько тут антикварного оружия: ружья со стволами, украшенными чеканкой и инкрустациями, благородные булатные клинки в ножнах, шитых золотом, с изумрудами и топазами на рукоятках и эфесах, кинжалы, чеканы.
Кстати, одна из сабель выглядела не такой, как все. Головка не украшена самоцветами, а рукоять не инкрустирована золотом, но... Клинок был необычайной для Кавказа формы, с сильно расширенной елманью. К тому же, можно было удивиться, источал он какое-то пульсирующее, почти неуловимое сияние, причем в оптическом диапазоне. Из-за этого призрачного сияния немножко плыли очертания комнаты и ближайших предметов. Фосфором, что ли, намазанный?
- Кажется, тот самый гаджет, - шепнул Лялин.
- Кто бы сомневался, ищем раритеты для генералитета... А это что, засада? - Майков заметил, что различимые в инфракрасном диапазоне струи потянулись из разных углов комнаты и даже из подпола - прямо к Лялину. В тоже время расстояние до клинка увеличилось, это показал лазерный дальномер.
- Э, лазер-то случаем не бракованный? Или куда поплыл раритет?
Еще мгновение - и сабля оказалась в руках у какого-то типа, который словно вышел из стены. Нет, выполз или даже выплыл. Голова, руки, торс человека и далее змеящееся тело нечеловека. Майков увидел в своих бимонах, что лицо монстра разукрашено сеточкой прожилок, которые были градусов на пять холоднее тела. Вот так сюрприз!
Командир чуть попятился, наводя свой бесшумный автомат на третьего лишнего. Но за мгновение до выстрела монстр словно бы растекся, исчез в одном месте и появился в другом - сбоку от Лялина. Майков выпустил во врага очередь из своего "АК" именно в тот момент, когда сабля опускалась на командира. Монстр замерцал и снова исчез, но по тяжелому сдавленному дыханию Лялина стало ясно, что он ранен.
- Все, старлей, хрен с гаджетом, - произнес командир еле слышно. - Двинулись на точку четыре.
Майков подхватил Лялина и потащил из дома. Командир, судя по всему, мог орудовать только правой рукой. Но орудовал он ею отменно. Когда разведчики оказались в саду, по ним стали стрелять с обоих этажей дома. Вот Лялин и засадил в дом пару осколочно-фугасных гранат из своей "Грозы" - да как удачно. Стихли стрелкИ, набрали в рот кровавых соплей. Сотрясенная взрывными волнами голова Майкова сильно зазвенела и перестала рассуждать. Но рассуждать было необязательно. Он видел возникающие по углам сада фигуры, быстро брал цель, опережая электронную прицельную марку, выставляемую бимонами, и бил короткими очередями. Над головой проходили трассы с южной окраины селения. Это, наверное, поддерживали Косарев и Жмайло.
Командир висел на левой руке тяжеленным мешком, хотя продолжал метко садить из своей "Грозы". Срезал и душмана с ручным пулеметом у ограды. А за ней должна проходить та самая дорожка, сопровождаемая дренажной канавой. Там Косарев с Жмайло прикроют.
Однако, в десяти метрах сзади, из багрового, но холодного облака, возник монстр: частью человек с саблей, частью ящер со змеящимся телом. Да что там возник - выполз и конца его хвосту не было видно. Инфракрасный канал бимонов хорошо выделял клинок - похожий на язык пламени, только холодный.
- Этот гад за мной увязался, - севшим голосом шепнул капитан Лялин. - Ладно, пообщаемся. А ты, Вася, вали отсюда. Приказ, не обсуждать.
Когда Майков перелезал через ограду, то оглянулся. Зря он это сделал. Сцена навсегда врезалась ему в память.
Воин-монстр наносит клинком кроящий удар, однако в руке у капитана Лялина - "эфка" <прим. граната "Ф1">. Сабля входит в тело командира, отваливая ему руку с плечом вместе, из скривившегося рта вылетает струйка крови... И почти одновременно - взрыв, летят ошметья, уносится чья-то кисть с торчащей костью и сабля.
В этот миг холодное сияние клинка было настолько сильным, что его б заметили и за пятьдесят километров. Майкова несколько секунд мучило желание - вернуться. Быстро его поборол, Лялину уже не поможешь, он в раю, а антиквариат так быстро не найдешь, да вот и очередь гукнула рядом с левым ухом, попросив поторопиться.
Старлей спрыгнул и за оградой стало ясно, что он крепко лажанулся в этой суматохе, не помогла и цифровая карта.
Оказался он не возле дороги, а на соседнем дворе. Вскоре раздался взрыв, сопровождаемый грохотом камнепада, это Мухаметшин и Кальнишевский взорвали противоселевую стенку на повороте дороги - кто им мог команду дать, запаниковали, что ли.
Двор густо зарос виноградом. Майков вскоре потерял всякую ориентацию и бился в переплетениях лозы, словно муха в тенетах паука. Когда желание бороться уже стало иссякать и осталось только лечь да сдернуть чеку с гранаты, чтобы не даться басурманам в виде, пригодном для издевательств, послышался прерывистый шепот:
- Эй, парень. Я слышал ты матюгами сыпал. Никак русак?
Майков едва не откликнулся автоматной очередью, но тут сообразил, что голос без акцента.
- Я-то да, а ты кто такой?
- Живу здесь. Вернее жил. Это был дом моих родителей. Как-то приехал их навестить из Астрахани - я там в институте учился, а родители как в воду канули, а тут уже эти. Не отпустили. Пахал на них, чтобы не убили. Мне еще ничего... знаешь, сколько они местных русских покромсали? А ведь наши люди эту станицу поставили. Справедливо, да? Ну, тронулись, я тебя выведу.
Раб выглядел не только тощим и кособоким. Пропеченный солнцем и пропаханный работой до глубоких морщин, со свежими фингалами - такими яркими в инфракрасном диапазоне. Раб не испугался наведенного на него ствола и не стал ждать ответа; ухватив Майкова за рукав, потащил через виноградник, потом провел мимо каких-то злопахнущих чанов, втолкнул в дверь сарая, вывел через другую и подвел к месту в каменном ограждении, где осыпалась кладка.
- За ней тропа, ведет к рухнувшему мостику, а потом в горы.
Майков глянул вдаль - похоже на то.
- Давай со со мной, мужик.
- Не мужик я, а казак. И куда я такой скудный приду? Родственников нет, органам одно расстройство. А здесь место для меня родное. Мои отцы и деды тут похоронены и мне до полуночи пять минут осталось. Петр Алексеевич Прошкин я. Будь здоров.
Василий почувствовал, что не может потратить на уговоры ни одной лишней секунды, иначе сердце вылетит изо рта и само припустит по дороге.
Старлей Майков выбрался тогда целым и невредимым. Но в Тарской остался и мертвый Лялин, и живой Прошкин, да и Андрюха Косарев пропал без вести - отходил вслед за Жмайло, а потом раз и исчез, без единого звука.
А когда Майков вернулся в родной город Питер, оказалось, что здесь джихадистов куда больше, чем в Тарской.
Бомж
На грязную тощую руку уселся комар с зеркалящим брюшком мутанта, могучим хоботом вампира и аппетитом тираннозавра. Но убивать хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.
Членистоногий граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его дородное пузо, потом вторая, третья.
Потом он улетел, не сказав даже "спасибо". Из дырки, обильно смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой эскадрильей мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей, почему люди жрут друг друга?
Антон перевязал тряпкой длинные засаленные волосы и посмотрел на человека, лежащего по ту сторону огня. Впрочем, за языками фиолетового пламени - так странно, но жарко горит наноплант - не было видно и силуэта.
- А что было потом, Василий-су?
С той стороны огня послышался голос, низкий и хриплый. Такой голос мог бы принадлежать бандиту или охотнику на человеческие органы.
- "Потом"? Это было самое начало. Наверное, начало конца... Если считать вместе с Тарской, я в пяти рейдах участвовал. Собрали нас с четырех флотов, с бору по сосенке, сколотили сводный батальон морской пехоты и послали воевать против джихадистов в горы. И это правильно, наша морская пехота воевала в горной местности и в восьмидесятые, в Афгане, и в девяностые, на Кавказе. У потенциального противника - я имею в виду пиндосов - корпус морской пехоты также на всех ландшафтах воюет. В общем, зря Лялин нас недооценивал, по ходе делу мы стали настоящими "земноводными"; по чести с прежними морпехами, наверное, не сравнялись, но и особо её не уронили. Загвоздка в другом оказалась, гадов-то сперва в родном городе давить надо было. Да и что за сабля такая, я, в общем, не понял. Антиквариат ли с мистическим уклоном, прибор ли замаскированный.
- Вы в каком звании уволились, Василий Савельевич?
- Да какое там "вы". Я - простой бомж. Так и уволился, если точнее уволили, старлеем. Вернулся на побывку в Питер, а у Кронштадта уже вражий флот стоит, приплыл по просьбе прогрессивной общественности. А в городе взрывы и убийства, долбают всё подряд, детей, женщин; солдатики, конечно, бегают, но никого споймать не могут, будто киллеры и террористы - совсем невидимки. Ну, думал, сейчас морская пехота порядок наведет, мало не покажется. Начали было зачищать местность от джихадистов, вяжем подряд всю шантрапу со следами пороха и взрывчатки на ладонях; иногда с мордобоем и перестрелкой получается, но чаще тепленькими берем, из хороших авто, из кроватей с бабами. Тут правозащитники возбухли - нарушаете-де права гражданина. Мы им - вы же сами просили защитить, какие-такие права у террориста? А они нам - мы не вас просили защитить, а натовские войска, они сделают всё красиво и с политесом.
- И что, те разве не с политесом сделали? - подколол Антон.
- Ты слушай, что за политес случился. Командование нас, в самом деле, снимает с операций внутри города, потому что еще более высокое начальство хочет выглядеть паиньками в глазах "мирового общественного мнения", а нас пресса уже изобразила сборищем вурдалаков, "черной смертью", царистами-коммунистами и так далее. С пехотной службой кончено, возвращаюсь на корабль. Идем топить вражеские борта, один там западенский крейсерок очень хорошо подставился, однако опять начальство нас заворачивает, потому что еще более высокое начальство снова задрейфило. А в городе к тому времени совсем бардак наступил - эти так называемые ингерманландские демократы, среди которых полно заезжих "туристов" из Прибалтики и заморских стран, берут приступом последние оборонные объекты, вламываются даже в спецлабораторию ВМФ, где делают покрытия-невидимки для кораблей. В один непрекрасный момент, как и следовало ожидать, на улицах нате вам - америкакесы и прочие натовцы появляются, а над головами дроны их порхают и вертушки месят воздух. Супостаты сразу нас к "общечеловеческим ценностям" начинают приобщать. У меня друга-каплея застрелили, так сказать, за косой взгляд. Думал, нас наконец начальство спустит с цепи, мы пиратов этих порвем на куски, город-то ведь наш русский.
- Так это вам лишь казалось, - поддел Антон.
- Может и казалось, да только у меня дед под Ленинградом в Отечественную голову сложил, потому я его считал и считаю нашенским. Короче, командование погрузилось в кому, а толпа педиковатых "ингерманландцев" на Дворцовой площади орало "НАТО, защити от неэффективных российских властей и эффективных джихадистов" - их, конечно, показывали на весь мир, типа "глас народа". НАТО тут как тут, с их крейсера прибивает еще несколько рот морской пехоты США и теракты вдруг как рукой сняло. Натовская солдатня ходит в обнимку с девками и кривозащитниками, американским морпехам придают статус ооновских миротворцев, а мы - в жопе. Вот так на месте Питера появился ОПГГ, то бишь "Открытый Петербург - Ганзейский Город", а я был уволен без пенсии, как "враг свободы". Зато в параллельном измерении я уже капитан первого ранга - мне одна бабка-вещунья сказала.
- Но теракты-то действительно прекратились, а, Василий Савельич? - опять подколол Антон, не забывая ковырять палкой в своих лошадиных зубах.
- Прекратились, хотя натовские патрули больше по кабакам шастали. Весь город был сразу разделен между десятком ЧОПов<прим. частные охранные предприятия>, в которых, наверное, те самые киллеры и террористы нашли себе работенку почище. По прежнему кого-то резали и насиловали по ночам, но уже без взрывов и битого стекла. Джихадисты из невидимых сделались видимыми и занялись легальным бизнесом - нелегального бизнеса в ОПГГ вскоре не осталось. Продавать наркотики в любых видах, от героина до диффузных нейроинтерфейсов - пожалуйста, вырезать и вытаскивать органы - пожалуйста, хватать женщин и сплавлять их в гаремы по всему Ближнему Востоку и Центральной Азии - пожалуйста. Ну, разве что требуется от того, кого режут и продают, сдать подпись или кликнуть кнопку "согласен" на экране - при современных психопрограммных средствах это - как два пальца обоссать. И вся законность соблюдена, тем более что защищать нищего совка никто не будет, ни богатый адвокат, ни право- , вернее, кривозащитник.
- Утрируете, мил человек. Да и всё это иллюзия, майя, - утешил, как ему казалось, Антон.
Василий Савельевич замолчал, наверное задумался.
С тех пор, как его уволили со флота и родился Саша, прошло девять лет - лет, в течение которых любой неудачник из подающего кучу надежд молодого здоровяка превращается в серого никому не интересного желчного субъекта с учащенным мочеиспусканием и сердцебиением. В персональном случае Василия Майкова он вдобавок обратился из вполне элегантного морского офицера в тошнотворного иждивенца с брюшком и залысинами. Он не интегрировался в современное глобальное общество, не сдал экзамены и не получил ни одного сертификата Европейской комиссии, подтверждающего его либерально-рыночную ориентацию: "севропа"<прим. северный европеец>, "распа"<прим. Ruthenian Certified Professional> или "амраша" <прим. American Not Russian Certified Professional>.
Как многие неудачники Василий Савельевич попробовал стать сценаристом, но опять упустил свой шанс, когда ему предложили написать сценарий для компьютерной игры "Убей ветерана", а он не справился. И со сценарием для детского мультика "Спаситель Петрограда" о бароне Маннергейме <прим. командующий финскими войсками, участвовавший в создании блокадного кольца вокруг Ленинграда и пытавшийся замкнуть второе кольцо блокады наступлением через Свирь> тоже не совладал. Родной дед, тот, что сложил голову на Карельском перешейке и лежит в Агалатово, во сне явился и запретил.
Попробовал Василий Савельевич и коммерческие романы пописать; думал, раз у него все предки были мастера байки травить, таки получится.
"Ночные бабочки" рассказывал о том, как стая насекомых, сплоченная коллективным разумом, занималась сексом по телефону. "А вместо члена пламенный мотор" - здесь шла речь о том, как одна часть тела, отторгнутая хирургом от остального организма и брошенная в банку с некачественным спиртом, смутировала в злобную тварь и стала заниматься насилиями в подъездах и лифтах. Роман "Чужой в супермаркете" содержал такие строки: "Женщина, внутри которой сидел Чужой, то и дело воровала фарш в магазинах. Как увидит фарш, так сразу и сжирает, не заплатив. Чужому требовалось много. К тому времени, когда её должны будут разоблачить, он превратится в стокилограммового монстра." Потом один добрый издатель показал "писателю" пачку таких же текстов, сочиненных компьютером, только без орфографических ошибок, и Василий Савельевич снова стал читателем, читая, в основном, напоминания об оплате счетов.
Попробовал он стать программистом-аутсорсером, но тут сгубило его незнание иностранного языка, на котором говорит заказчик. Да еще, чтобы получить "свидетельство о доверии", которое выдают четыре ведущие транснациональные корпорации, занимающиеся производством программного обеспечения, надо было сдать электронные отпечатки мозга и внести залог в пять тысяч желтодолларов (залог возвращается в том случае, если анализ отпечатков не покажет преступных замыслов, направленных на подрыв "устоев демократического общества"). А без такого "доверия" ты не программист, а пропекинский хакер-вонякер.
Давно растаяли аплодисменты почитателей и улыбки друзей - почитатели и друзья вымерли и были сменены на новых жителей ОПГГ, "мало-мало" понимающих "руски език"; давно здоровый стул сменился бесконечной драмой, состоящей из запоров и поносов, давно всё, что льется потоком на стенные стереоэкраны, стало скучным и противным; давно деньги сделались мечтой, давно жена стала грымзой, переходящей в стерву, давно ребенок оказался двоечником, которому учеба пофиг.
Дерьму никогда не кажется, что его уже слишком много. Майкова начали вызывать в прокуратуру по ордеру, выписанному гаагским трибуналом по Кавказу. Кто-то сдал Василия Савельевича как участника боевых действий, а гаагцы старались дотянуться до всех, кто воевал за Россию против джихадистов, сепаратистов и тому подобных "борцов за свободу". Оказалось, тот Юнус из Тарской, которого подстрелил старлей Майков, был из такой уважаемой семьи, обильно представленной банкирами, учеными и бизнесменами. Помимо повесток наведались в гости и криво-право-защитники, в сопровождении представителей "уважаемой семьи" - судя по повадкам, "банкиры, ученые и бизнесмены" еще недавно грабили и насиловали беззащитное "совковое" население на Кавказе и в ОПГГ.
От первых набегов и наездов удалось отбиться. От кривозащитников - шваброй, от "ученых и бизнесменов" огромной рогаткой, стреляющей кирпичами и изготовленной по Сашкиному рецепту, однако надлежало по-быстрому замести следы. Продали квартиру и купили новую, более дорогую и маленькую в охраняемом районе. Адвокаты из конторы "Розенкранц и Гильденстерн" оказались бойкими ребятами, они сильно отсрочили выдачу Василия Майкова в Гаагу, где русских подсудимых обычно ждал скорый "сердечный приступ". Чтобы запутать преследователей, поменяли фамилию Майков на фамилию жены Маши, то есть Берг. Однако смена адреса, фамилии и добрые услуги адвокатов оказались дорогим удовольствием, и счета майковской семьи оказались в глубоком минусе.
Потом, уже на новый адрес и фамилию, стали приходить письма от неправительственной организации "Элизиум - Елисейские поля", ненавязчиво предлагающей мягкую эвтаназию. Появился и ее представитель, сказал, что ее спонсирует Сорос, Карнеги, Маккартуры и прочие высокоуважаемые фонды. Рассказал о том, как важно вовремя и красиво уйти из жизни, чтобы не мешать ближним и дальним. Механизм красивого ухода таков. Гражданин ОПГГ, very very sorry невписавшийся в рынок и неспособный к сертификации, страдающий из-за большой задолженности и низкого качества жизни, получает своего рода кредит. Если точнее, продает последний свой товар - фьючерс на жизнь. Стоимость органов, крови, зародышевых клеток и других "запчастей" обеспечивает высокий уровень потребления и замечательное качество получаемых услуг в течение целого года! Счастливый год исполнения всех желаний, затем утилизация тела покрывает расходы фирмы... Все крайне демократично и свободно. Вы можете связаться с вами и мы вам поможем с правильным оформлением ухода из жизни, которому будет предшествовать феерически веселое время на Карибском море. Нашими услугами уже воспользовались тысячи жителей ОПГГ!
Василий Савельевич с поджопником выпроводил представителя "Элизиума", но понял, что счетчик тикает. Что без него всем будет лучше, в том числе и семье. Не будь его, жена получала бы пособие от Европейского сообщества - для "лесбиянок-одиночек, воспитывающих асоциально настроенных детей противоположного пола". Жена не была лесбиянкой, но оформить "лесбиянство" было легко.
Единственное, что удерживало Василия Савельевича от того, чтобы сказать Элизиуму "да", была вера. Он мечтал не о памятнике в виде бронзового красавца с земным шаром в руках, где на граните высечено: "Прадеду - правнук" или о чем-то в таком роде. Пусть на могиле будет, как и водится, одна лишь табличка с нелепо процарапанной физиономией, а еще лучше православный крест, как у предков, но под ним будет лежать чел, осуществивший свое предназначение. Не герострат какой-нибудь, а четкий русский мужик, спасший прошкина, вытащивший лялина, утопивший вражеского пирата, поспособствовавший Родине снова стать единой и могучей. А пока ничего такого не сделано, надо жить и надеяться.
Мечты мечтами, но кольца змея свивались вокруг отставного морячка все плотнее и плотнее. В ОПГГ он попал в число самого неэффективного населения. А кто виноват? Кто мешал продать себя? Вертеться надо быстрее, на то вам и дали свободу, как сказала госпожа губернатор Гольдмахер. А еще она сказала: это автократы принуждали учиться и работать и загоняли в счастье, а мы вам свободу дадим, свободу испытать все несчастья, тогда вы к счастью сами побежите. Ну да, можно было выучив финский язык и биографию "великого Маннергейма - спасителя Петрограда", получить сертификат "северного европейца". Можно было сдать экзамен на знание голливудских фильмов, стать активным потребителем, правильно и своевременно отзываться на рекламу, собрать тысячу этикеток от коробок с попкорном, десять тысяч фантиков от жвачки, попасть в базы данных разных торговых сетей, получить от них тонны спама, показать, что твой труд и отдых принадлежит мировому рынку и сделаться амрашем. Но всё как-то не ладилось. И Маннергейм - гад, на котором половина блокадных смертей, и от Голливуда с попкорном тошнит, и в супермаркет не тянет.
Можно было, в конце концов устроиться в "Блюуотер", так называемую голубую полицию, или в какую-нибудь другой ЧОП - они же весь город поделили. Это ведь не выращивание прямо в себе органов на продажу в рядах "печёночников" (особенно быстро, при генной стимуляции, растёт печень и продавать ее можно ломтиками), это же не предоставление сексуальных услуг извращенцам (чем занимается большинство несертифицированного населения ОПГГ). Это хорошая работа для "настоящих мужчин", желающих защитить "свободу и демократию". Легко на сердце и тяжело в кошельке, когда у тебя есть лицензия на отстрел "комми"!
Но Василий Савельевич решил спасаться бегством. Линять из "открытого ганзейского города" в единственно возможном направлении, к российской границе, а там на Алтай, баранов пасти, или хоть на ближайшую Вологодчину, на лесопилку.
Да только уже оказалось поздновато. При попытке сесть на самолет или поезд, борт-компьютер считывал его индивидуальный боди-чип, в котором значилась сумма задолженности банку "Чейз Купчино бэнк". Стальная рука робостража разворачивала неудачливого беглеца в обратную сторону, а стальная рука давала ему под зад...
Месяц назад Василий Савельевич попытался удрать из ОПГГ на автомобиле жены. Город-то самый открытый, какие вроде проблемы... Ему удалось проехать по пятиярусному скайвею, проходящему над картинно-голубыми напичканными ПАВ <прим. поверхностно-активные вещества> водами питерской лагуны. Уже остались позади фаллосы-переростки, то есть громады наноплантовых небоскребов, уже были разогнаны мокрым ветром стаи макромолекулярных пузырей, несущих рекламу на своих боках... И тут система дорожного контроля потребовала от него немедленно оплатить проезд и через пять минут отключила автоматику на машине. А как платить-то, если нет своего счета в банке? Но штраф в триста желтодолларов <прим. желтые доллары - валюта Калифорнии, Малайзии и других государств тихоокеанского "желтого пояса", единственная, на которую свободно обменивается китайский юань> прибывшие дорожные полицейские приняли наличными. Еще двести "йеллов" взяли за буксировку обратно - как с куста, никуда не денешься. Жена, забирая ключи от машины, стукнула пару раз - больно было. Она ж ходит на курсы борьбы крав-мага, оплачиваемых Международной федерацией доминантных женщин.
Позавчера Василий Савельевич решил бежать на своих двоих...
Да, еще позавчера он стоял в теплой чистой комнатке, где нет ни комаров, ни мух. Поднявшись с кровати, смотрел в окно несколько осоловевшим взглядом. Город выглядел прекрасно - если точнее, его высотная часть, видимая через оконное стекло - все остальное заслонял биллборд на наружной стене. С искусственных облаков, представляющих аэрозоль из нанодисплеев - сияла реклама прокладок для мужчин и лились выпуски последних новостей мира потребления. Облачная красотка - рекламирующая искусственных женщин "Надуй себе сам" от фирмы Surreal Doll - настойчиво звала в сад наслаждений. Её спущенная с неба нога как бы поглаживала наноплантовые небоскребы питерской лагуны, смахивающие на кактусы-переростки.
Однако Василий Савельевич осознал, что настал предел и попросил Бога, который был однажды человеком, сделать чудо. Такое чудо, которое может быть явлено самому никудышному придурку, который не думает о своей душе, пьет, курит, смотрит порно и употребляет легкие наркотики, который не молится и не очень думает о ближнем своем, но все же хочет, чтобы ему перестало быть стыдно за свою жизнь, чтобы воспоминания не мучили его, а совесть не терзала.
Затем Василий покидал в вещмешок манатки типа автоматической мочалки-грязеедки и универсальной щетки, которой можно было чистить хоть зубы, хоть башмаки, набил котомку саморазогревающимися консервами, прилепил к животу дешевый боди-компьютер, от которого скоро начнет зудеть кожа, и направился к двери. Жена Маша промолчала. Кажется, она была не против, по крайней мере не отвлеклась от одновременного просмотра двух документальных и двух художественных сериалов: "Совковая пионерия. Кровавый галстук", "Транссексуал. Сделай себя сам", "Охота на ортодокса" и "Жизнь Мафусаила Борисовича", занявших все четыре стены. Она - после смены, ей надо отдохнуть. Это раньше отдохновение был личным делом каждого, а в постиндустриальном обществе время твоего отдыха, как и время твоего труда, принадлежит хозяевам жизни.
Жена-врач получила сертификат "северного европейца", была интегрирована в профессиональную, политическую и социальную жизнь ОПГГ и по праву ходила в супермаркет, а зарабатывала тем, что вытирала задницы престарелым демократам, приезжающим в город дешевых услуг даже из-за трех морей.
У двери Василий Савельевич еще раз оглянулся. На стенном трехмерном экране исключительно честный триллионер Мафусаил Федерковский праздновал свой пятисотый год рождения в окружении далеких потомков, которые с унылыми лицами все еще боролись за его наследство и в тысячный раз принялся рассказывать героическую историю становления крупного капитала в северной Евразии.
Сашка тут оторвался от своей любимой компьютерной игры в "Монтану Джонса", снял 3D-шлем и сказал солидным голосом: "Па, а ты кнут не забыл?"
Папа не забыл пакетик, в котором было сорок миллиграмм чистого наркода, то есть десять желтых пилюль диффузного нейроинтерфейса, где десять самых главных оттягов на свете, включая "ностальжи". Исполнено на языке психопрограммирования "Джамайка"! Ни один из наркотрипов не отличим от глубокого сна своей достоверностью! Так гласит реклама, которую несут на своих боках стаи пузырей, летящие через питерскую лагуну.
Делается это умное говно в Петронезии на основании суперсекретного "ноу-хау", свистнутого в лабораториях "Ваджрасаттва инк", лучшего в мире производителя психопрограмм. А принимается, так сказать, орально, а не как нейрокарта, которую нужно вставлять в разъем на башке - тот в полевых условиях легко загрязняется и вообще можно легко огрести стрептококковую инфекцию. Так что лучше поставить стационарную затычку и забыть о нем. Уж что-то, а выбор по части кибернаркоты в ОПГГ самый богатый. И вообще ОПГГ самый свободный город в свободном мире, Петронезия - самый свободный район в самом свободном городе свободного мира. Блошиный рынок Петронезии самый свободный рынок в самом свободном районе самого свободного города и так далее. В общем, дури тут любой предостаточно.
Большинство из землян, приехавших в экс-Петербург на зов ООН, Европейской комиссии и губернатора ОПГГ Гольдмахер, огласившей: "Здесь можно всё", осело или, вернее, приводнилось в Петронезии. Вполне вероятно, что среди них были не только земляне, но еще марсиане и юпитериане. Всем приехавшим Гольдмахер дарила по старой баржонке или какому другому плавучему гробу, а еще по пятьсот зеленых долларов - их брали, пока не стало ясно, что это пустые бумажки, которыми подтираться и то неудобно. Но всё было сделано, чтобы превратить Питер в самый открытый самый терпимый город мира.
Всё, чтобы вы хотели попробовать, но боялись потребовать; всё, что вы хотели отнять, выпросить, трахнуть, откусить, выкурить, вколоть, купить в остальном мире, но не имели такой возможности - встретит вас в Петронезии, представляющий слой списанных барж, танкеров, ролкеров, буксиров, тральщиков, эсминцев и крейсеров, которые встали на вечный прикол в самой грязной части питерской лагуны. Той, что возле плавучих мусороперерабатывающих заводов, куда привозят дерьмо со всего свободного мира. Таков был флот губернаторши Гольдмахер, лидера партии "Свободы и стремления к Счастью" (СС), избранной подавляющим большинством голосов сертифицированных граждан ОПГГ (а тот хакер, который выяснил, что мадам Гольдмахер прежде была мужчиной и служила наркодиллером в ЦРУ, всплыл на третий день из питерской лагуны в несколько подпорченном виде)...
За месяц до бегства Василий Савельевич выведал пешую дорогу у бывалых бродяг. До Купчино добраться по красной дорожке для пиццамобилей, или даже проехать на роликах , цепляясь за проезжающие автомашины гекко-липучками. Там, на пустыре, где находится рынок рабсилы, подконтрольный хасавюртовской группировке, пригородные баи покупают на день-два трудягу, делясь с хасавюртовцами. Бай погрузит рабсилу в виде Майкова в кузов своего внедорожника и отвезет в Тосно, куда сбрасывают подгнившую канцерогенную жрачку со всего мира, - требуется много людей на дезинфекцию, сортировку и переупаковку. Однако перед въездом в городок, на перекрестке, надо спрыгнуть, и проситься попутчиком до Новой Ладоги - там паромная переправа обслуживает финско-американскую базу на Валааме, и много дальнобойщиков дует туда прямо из Эстонии. Слезть надо у Погостья, потому что далее на трассе стоят сплошняком чек-пойнты пискиперов и патрули голубой полиции, которые шерстят и пассажиров и водителей - будут пробивать и по базе должников банковского коллектора и по базе данных на "врагов демократии". А Майков, хоть он и Берг, точно значится в первом, и, возможно, во втором. Если попадется, то отведает шокер, тизер и самозатягивающуюся сеть.
В общем, надо выйти и припустить пешим ходом. Вначале вдоль речушки Синеводки. Когда впадет она в болотистое озеро Горькое, преодолеть воду на плоту; затем дунуть через лес по едва заметной тропе. И к концу дня доберешься до поселка Камышинский. Там у Василия старинный кореш Егор, на одном корабле служили, был тот престарелый мичман, отчего его звали "дядей". У Дяди Егора старенький "жигуленок" - он подбросит до границы ингерманландской зоны у Киришей.
Гладко было в мечтах.
Доехать даже до Тосно не получилось. В Купчино Василия Савельевича купил как рабсилу лавочник с автофургоном. Посадил не в кузов, а в кабину, слушатель ему понадобился. Это тип называл себя "ингерманландцем", и все восхищался наноплантовыми дорогами, которые были протянуты за "американские деньги". "А до этого было одно дерьмо". Василий Савельевич не выдержал и напомнил, что во-первых, ранее Питер был городом знаменитым, с великой наукой, архитектурой и культурой, который отстаивали от всех врагов, а не отстойником, в который зазывают извращенцев со всего мира. Во-вторых, наноплантовые стежки-дорожки - это эксперимент с квазиживым материалом, который растёт сам и неизвестно, до чего дорастет. В-третьих, американскую "зелень" берут только проститутки в ОПГГ и жертвы гуманитарных бомбардировок, но даже обезьяны в джунглях предпочитают желтодоллары. В-четвертых... Тут "ингерманландец" его и высадил, придав ускорение хорошим пинком: "Чертов коммунист". Зря Василий Савельевич с ним связался, у севропов разговор короткий... Более всего жаль, что котомка с едой в кабине осталась.
Пришлось пробираться до Погостья пешком, 50 км по прямой, вдвое больше по кривой, по "ингерманландской демократической демилитаризованной зоне", как она кличется в документах ООН.
Брошенные поселки, пятиэтажки, глядящие пустыми глазницами вылетевших окон. Люди словно поглощены Бермудским треугольником.
Жизнь отсюда вытянул недалекий Запад. Население в ингерманландской зоне, в основном, вымерло и разбежалось, что резко контрастировало с быстрым разбуханием экс-Петербурга. Там за девять лет число обитателей увеличилось в два раза, только не за счет коренных. Федрезерв США и его верная ООН за это время уничтожили в Северной Африке, на Ближнем и Среднем Востоке все "кровавые" и "диктаторские" режимы, те самые, что могли за счет масштабных проектов дать трудягам работу в родных краях. Куда-то теперь надо девать три миллиона "людей в шлепанцах", с верхнего Нила, нижней Амударьи, восточного Кавказа и западной Нигерии - люди-то хорошие, хотят есть гамбургеры и вытирать своё лимпопо туалетной бумагой. Не платить же им приличную зарплату по месту традиционного проживания, что за дикость, тогда в этих странах будет невозможно вести бизнес, они станут неэффективными. Не в Европу же их везти, где в одной стране за другой приходят к власти правонационалистические режимы?
И Семь Сестер приняли мудрое решение. Пусть эти миллионы помогают строить свободу в ОПГГ. А когда высвободится еще десятка два миллионов, пристроим их строить свободу и в остальной России. Но подивившись на дела, творившиеся в ОПГГ, остальная Россия отнюдь не возжелала их повторить и отгородилась стеной повыше, да и вообще за ум взялась - отчего попала в число самых "кроваво-диктаторских" режимов...
Изредка кое-как оживляют "ингерманландский" пейзаж фабрички по выращиванию трансгенных свиней, - тех, которые без конечностей, но с трубками, закачивающими искусственные протеины да антибиотики. Сквозь оконные стекла можно увидеть лица индонезийских рабочих, скучающих по далекой родине, где небо и вода голубые-голубые.
На одной фабричке удалось обменять куртку на пять банок саморазогревающейся тушенки - у упитанного индонезийского юноши, вышедшего из цеха, чтобы попИсать на просторе. В Петронезии Василий Савельевич уже изучил по десятку слов на всех азиатских и африканских языках. "Анак лаки-лаки, сайя мау <прим. индонезийск. Сын, мне нужно>... - Майков наглядно облизнулся, отчего юнец сначала покраснел, если точнее побагровел, но потом все же догадался, какой гешефт намечается. Однако порадовать желудок не получилось. Голодный странник, открыв банку, испустил крик отчаяния. Свинину индонезийцы, как честные мусульмане, не употребляли, поэтому там лежало нечто, напоминающее по вкусу и цвету пластиковую взрывчатку. "Сделано в секторе Газа."
Иногда, в местах поживописнее, стоят особняки севропов и финские дома - колонисты из Финляндии и Швеции обживаются. Эти усадьбы заметны издалека благодаря заборам с динамической колючкой, похожей на скелет плезиозавра. Финно-шведы сильно боятся националистов из движения "За Пушкина", про которых с упорством, достойным лучшего применения, пишут газеты, подконтрольные Пяти Братьям <прим. медиа-корпорации, производящие основные потоки информации>.
Еще на трассе видны огромные голографические биллборды, показывающие вожделенные цели гражданина и потребителя - сертификат "северного европейца", сексуального партнера из квазиживых материалов "собери себе сам", бунгало в орбитальном городе "Нью-Голливуд", где живут клоны всех знаменитых артистов.
Иногда посреди пустыря попадается мечеть, пагода, баптистская молельня - конечно же , автоматическая, с роботом-проповедником и молитвенным барабаном. И снова - остовы домов.
В мертвом теле Ингерманландии тут и там проросли наноплантовые трассы, по которым катаются автомобили голубой полиции, так что лучше идти в сторонке, через пустырь, протравленный техноплесенью еще в то время, когда НАТО боролось за выполнение резолюции ООН о "демократизации лесопарковой зоны в окрестностях Санкт-Петербурга". И стараться к Ладоге не уклоняться, где летают американские дроны, украшенные финской свастикой - могут принять за "угрозу мировой торговле в районе фенноскандинавских озёр" и сверху ракетой - бамц. Для торжественных похорон придётся останки с камушков бритвочкой соскребать...
Вскоре после того, как колонист-свиновод обстрелял бродячего Василия Савельевича из немного устаревшего, но хорошего автомата "Steyr AUG", нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда бежать. Но сперва они вместе от пуль дёру дали. В отличие от Василия Савельевича, который числил себя добропорядочным семьянином, Антон считался вечным странником, бичом-интеллектуалом. Он вечно чего-то искал и взыскал: еще большей свободы, еще большего контакта с инопланетной цивилизацией, еще лучшего сочетания инь-янь, которое, как известно, можно найти в Шамбале. У него не было никаких долгов и никакого жизненного счета с большим минусом. Это вызывало здоровую зависть у Василия Савельевича. Антон вел зверино-дикарскую жизнь и проходил лишь по спискам живой природы. Его не было в базе данных банковского коллектора и в списках плохих потребителей сети супермаркетов, также как там не числились белочки и голуби. На что он жил, кроме сбора грибов и пустой тары - выяснить не удалось. Он охотно жрал как взрывч... тушенку из майковских запасов, так и грибы-мутанты, напоминающие человеческий мозг.
Это искатель незнамо чего познакомился на бегу с Василием Савельевичем, проговорив: "Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?"
Поскольку Антону было без особой разницы, где пробиваться в Шамбалу, то Василий Савельевич запросто сгоношил его на переход в Камышинский. Как в лесу-то без напарника? Ведь когда спишь, надо чтобы кто-то сидел на стреме. А то ненароком подвалит мишка и откусит "шишку". Впрочем в мертвом лесу, уничтоженном техноплесенью, распыленной с самолетов пискиперов, может подвалить только квазиживая слизь.
Несмотря на приличный рост и ширину плеч Антон показался безобидным, хотя он признался, что имелся в его биографии годичный срок отсидки. За то, что ударил своего дедушку поленом, а тот взял и помер. "Это как нахлынуло, - объяснял Антон, - дедушка стоял и ругал природу матом... а природа, то есть пракрити, как говорят ведантисты, защитилась моими руками." Потом настало время "ганзейской свободы" и Антона выпустили из тюрьмы, как жертву тирании....
Дойдя к вечеру до озерка, путники сделали очередной привал и пытались поджарить на костерке какую-то пиявковидную рыбешку, а может и вовсе жирную пиявку, которую Антон поймал ботинком. Последнюю банку палестинской взрывчат..., то есть тушенки, решили оставить на потом.
Перекусив "рыбкой" и вытянув после этого из зубов остатки чего-то резинового, Антон перетянул тряпицей сальные волосы и сказал:
- Люблю я природу, и она мне отзывается. Не причинит мне вреда ни комарик, ни гад...
- Гадушка, - поправил его Василий Савельевич.
- Ни гадушка, ни волчок, ни мишка, ни клещик энцефалитный. Потому что я источаю одне лишь вибрации любви. Я перенастраиваю даже самых зубастых зверьков на волну мира и благорасположения.
- Да уж твоей головушке энцефалит не помеха, - согласился Василий.
Общая дискуссия вдруг прекратилось, а лицо Антона слегка исказилось.
- Живот болит.
- Брат микробушка пошаливает, - смиренно отозвался Василий Савельевич. - Мало, значит, ты его любишь. Вот он и обижается.
Однако Антон быстро юркнул в ближайшие пластмассового вида кусты и после недолгого кряхтения затих.
- Хорошо-то как, - спустя минуту послышался его голос. - Стоило пострадать маленько, зато сейчас словно воспарил. Еще Лао Цзы говорил, что сильный понос - это уже не понос, а просветление.
Василий Савельевич на минутку задумался о том, как с утра придется плот вязать, чтобы через озерцо перебраться, а напарник по-преимуществу будет просветляться и воспарять, вместо того, чтобы махать топорком. Эта мысль крепко огорчила его, и Василий Савельевич принял пилюлю с наркодом - подействует, правда, через час.
Но Антон вылетел из кустов как перепел, лихорадочно застегивая штаны, не имея на лице и следа благости.
- Самый свободный юноша самого свободного города, почему вы не спустили после себя воду? - вежливо, но строго вопросил Василий Савельевич.
- Там чудище прется сквозь заросли! Я видел его очертания - оно в два раза выше человека. Это не зверь, потому что не откликается на мои вибрации любви. Ему надо не травку и не мышку, а человеческого мяса.
Василий Савельевич хотел было обсмеять напарника, позабывшего о гармонии с природой, но и в самом деле что-то стало ломиться сквозь ветки, сопя мощно и яростно.
Оба странника мигом подхватили свои вещмешки и давай удирать во все лопатки, надеясь к тому же не слишком оторваться от берега озерка.
И было полчаса страшного ночного кросса, когда все сучья направляли свои острия именно в глаза.
Пластиковые заросли готовы были разодрать беглецов, разнести их кишки по сучьям, а мозги по кочкам. Но бимоны Василия Савельевича проецировали в его глаза тепловую картинку местности, а боди-комп проставлял азимуты и расстояния до колющих-режущих предметов. Антон же, как большой малыш, бесхитростно цеплялся за рукав напарника.
Наконец Василий Савельевич прокричал сквозь натужное дыхание своему "малышу":
- Так почему бежим?
- Хозяин леса пришел,- отозвался Антон.
- И всё? - Василий Савельевич притормозил. - Для медведя тут экологической ниши нет, понял? Вот и для меня в Питере её нет. Какой это лес? После применения техноплесени лесонасаждение стало пластмассовым, да еще пискиперы перестреляли как "врагов демократии" всё, что движется и размером более пяти сантиметров.
- Может, тогда это... робот-охранник был? Мы, может, нарушили границы частного владения, вот он за нами и пошел.
- Это вполне, - согласился Майков. - Тогда вырождается Европа. Вместо того, чтобы самому пристрелить аборигенов, которые не признают священного права частной собственности, свиновод посылает терминатора. Интересно, кого он к жене своей пошлет?
Василий Савельевич и Антон остановились. Один стал восстанавливать дыхание, другой решил попИсать и в очередной раз попал себе на ботинки. Вокруг были заросли, тихо так, если не считать поскрипывания пластиковых веток.
Напарники решили переждать ночь до конца у поваленной ели, обходясь лишь самым хиленьким костерком. Никто из них уже не спал, а лишь напрягал мускулы, чтобы при первом же грозном намеке сорваться с места или запрыгнуть на дерево. Антон даже присмотрел себе какое-то дупло со всеми удобствами.
Когда наступил рассвет, стало ясно, что странники сильно заплутали. Никакого тебе берега озера Горького, лишь гуща мертвого ельника.
- Ну, давай, связывайся со своим окаянным спутником, - шутейно произнес Антон,- если вместо него не летает уже какой-нибудь демон-асур.
Да, пора было определять координаты с помощью GPS - этого-то и боялся Майков; пока ты вычисляешь положение, тебя самого вычисляют кредиторы.
Все же он встал на какой-то поваленный ствол и начал крутиться, помогая бодику - тот использовал тело как антенну.
- Ау, орбита. Я - земля.
Наконец Василий Савельевич сдвинул бимоны и покачал головой.
Антон же не преминул заметить:
- Я предупреждал, что спутник на космической орбите легко может стать добычей инопланетян.
- Он стал добычей банкира. Джи-пи-эс оплачивала жена; значит, она сняла все деньги со своего счета. Мы оказались в информационном вакууме, куда ж нам плыть?
- Любовь приведет нас к себе, - заметил напарник.
- Ты это брось, Антуан. Любовь нынче заканчивается крышкой в хосписе для спидоносцев.
Товарищи по постыдному бегству подобрали оставшиеся вещи и стали ориентироваться по солнцу и прочим сомнительным приметам. Притом роль следопыта играл Антон, который чувствовал, откуда и куда течет энергия "ци", где преобладает "инь" и где "янь". Полдня было потрачено на усиленное ориентирование, но берег озера так и не обнаружился.
Для поднятия настроения бич-интеллектуал половину дороги цитировал "Бхагавадгиту" и сказания племени догонов, а еще полдороги "Даодэдзин", добавляя из кое-каких сутр.
Василий Савельевич, в отличие от Антона, заметно приуныл, отходняк после наркода тоже усугублял картину.
От чувства зависти к эрудированному напарнику даже заныло под ложечкой. "Гастрит, - подумал Василий Савельевич,- организм сам себя съедает."
И вдруг, прямо в мертвом лесу, когда вроде ничто не предвещало неожиданностей, путники наткнулись на колючую проволоку. Колючка, создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы обозревающему глазу. За ней стоял точно такой же лес, что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она огораживает не только мертвые деревья.
Василий Савельевич нашел силы порадоваться забору, а вот Антон нет - колючка сразу уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Он предложил обойти ее с южной стороны. Предложение было принято, за неимением других. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и тянулась, как будто представляла собой земной меридиан. В конце концов, это надоело обоим странникам. Василий Савельевич нашел место, где забор накренился под воздействием упавшей ели. Если не бояться законсервированных иголок, можно без особых затруднений переползти на ту сторону. Что странники и проделали.
Пока они перебирались, ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и сломался. На оголившейся древесине стала заметна серая техноплесень, все еще грызущая покойную ель. Теперь путь назад был отрезан, по крайней мере здесь. Но назад, собственно, и некуда было возвращаться - разве что под лапу лесного чудовища или робота-бобота, дабы торжественно превратиться в кучку чего неаппетитного. Может, Антон и не сильно возражал против такого слияния с природой, однако Василий Савельевич был против категорически...
- Ну что ж, за вход рубль, за выход два. Оставь надежду всяк сюда входящий и ты найдешь что-нибудь получше.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженного пространства. Прошли около двухсот метров, а лес уже разрядился, потом и вовсе превратился в валежник, густо облепленный дезактивированной техноплесенью. На фоне этой "растительности" все чаще стали попадаться предметы индустриального происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
- Заброшенная обитель дьявола,- подытожил Антон свои первые впечатления.
- Здесь был наверное какой-то завод. - прикинул Василий Савельевич.
- В лесу-то? И если был, то сплыл. Здесь давно никого нет, кроме демонов, копошащихся во прахе.
- Но, скорее всего, где-нибудь во прахе ютятся десятка два гаитянских женщин и пара таджикских мужчин. Сидят сейчас в неприметном бетонном сарайчике и варят суп из сферической курицы-мутанта, которая решением ООН спасает третий мир от голода. Варят уже пятый час на огоньках контрабандных зажигалок, а курица лишь пукнула слегка. Но когда сварят, это будет лучше любого фуа гра и фондю.
Человек, смертельно уставший от палестинской взрывчатко-тушенки, потянул носом воздух.
- Гаитянки - сестры по вуду - это хорошо,- согласился Антон, - суп - плохо, потому что из убоины...
Напарник действительно упорно не ел убитых, зарезанных, расстрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев - ну если не считать эпизода, когда он поймал и на глазах Василия живьем загрыз какого-то кролика. Как объяснил напарник: "Эта тварь слишком злобно грызла травку."
- Хорошо, дружок, ешьте кал на первое, второе и третье.
И если по правде, то гастрономические мечтания Антона останавливались на слегка переработанных фекалиях с петронезийских мусоропищевых фабрик.
Закончив обсуждение на тему, странники двинулись далее вглубь непонятно зачем огороженной зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Еще полчаса упорного топанья и лазанья среди всякого металлического и пластикового хлама, но не обнаружились ни суп, ни гаитянки, которым можно было б сказать: "Je ne mange pas six jours".
Зато мусора стало не меньше, а больше. И был он каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
- Ай! - вдруг вскричал Антон, - эта штука вступает с нами в контакт. Моя голова раздувается, она сейчас взорвется.
Василий Савельевич уже понял, почему встрепенулся чувствительный напарник. Перед ними, шагах в двадцати, полулежала-полустояла какая-то полусфера.
- Похоже на локатор; получается, тут был не завод, а военная база, - оценил Майков. - Но и ее закрыли, после чего навезли ненужного добра со всей округи. Впрочем, локаторов таких я никогда не видел. Это ж разве решетка? Больше похоже на огромный щит.
- Эта штука действует, - сказал Антон.- Я и так чувствую, а ты подойди поближе и протяни руки.
Василий Савельевич нехотя согласился... уже через несколько шагов ладонь почувствовала какое-то течение, даже не воздуха, а словно бы невидимой жидкости; волоски на коже вообще дыбом встали. Еще ближе подошел - и эта "жидкость" уже вязкой сделалась, мешала даже руками двигать. И теперь не совсем она невидимая, а как будто серебристая. С поверхности кожи струйки этой жидкости, казалось, проникают вглубь, изучая начинку тела и струясь по сосудам. И что-то из глубины тела вроде откликалось на эти струи, росло им навстречу.
- Локатор штука вредная, но так воздействовать на организм не может, - Василий чувствовал, что, кабы не остаточное действие наркода, он бы сейчас запсиховал, поэтому попробовал выразить свое отношение к происходящему в одном логичном предложении.- Давай-ка тикать отсюда на всех четвереньках.
Скитальцы юркнули в ближайшую канаву, быстро проползли по ней, снова вылезли и оглянулись.
Ну, е-мое. "Локатор" развернулся в их сторону и вот от него отделился вихрь, полетевший навстречу словно летающая тарелка! Да еще он как клубок разматывал прямо в воздухе сеть из серебристых нитей.
- Похоже на испытания нового оружия, - решил экс-офицер. - Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякого хлама.
Но напарник стал вести себя странно.
- Я больше не стану удирать, Василий Савельевич. Мне кажется, ОНО пытается общаться с нами. Я не знаю, кто эту хреновину создал, но в ней есть что-то надчеловеческое. Это Сознание смотрит на нас.
Василий чувствовал что нельзя терять ни секунды, но бросать Антона не собирался, пусть тот и дурак.
- А зачем Сознанию смотреть на нас, чудак-человек?
- Чтобы создавать иллюзию того, что мы существуем.
- Запутано как-то. Если наше существование иллюзорно, то нет никакой гарантии, что и это Сознание не иллюзорно. Антон, дружище, давай перекрестимся и сделаем ноги.
- Не крестись, Василий Савельевич. Идем к нему, вдвоем. Нам все равно не убежать.
Напарник протянул мускулистую и волосатую руку, от которой Майков предусмотрительно попятился.
- Не бойся, друг мой, - продолжил Антон, - я отведу тебя к Нему и иллюзорный мир закончится.
- Не надо меня вести, я и сам умею ходить.
Василий Савельевич продолжал бояться и тогда в руках у самого свободного гражданина ОПГГ появился топор, которым он помахал словно ложкой, показывая, что лучше согласиться.
Василий Савельевич помотал головой, а Антон вдруг замахнулся - прицельно, раз и по кумполу попадет хорошо наточенной сталью...
- Ну, ты не дури, козел...
Василий Савельевич поймал себя на том, что в самый неподходящий момент слушает стук своего сердца. Все стало медленным, "летающая тарелка" зависла над ними и пространство вокруг оказалось пронизано серебристыми нитями. Рука Антона, озаренная сталью, на которую упал отблеск солнца, неторопливо, но неумолимо падала на Василия Савельевича.
Он рванулся - безрезультатно, никакого движения - он словно бы метался в узах своего неподвижного тела, а тело застряло в сети.
Вокруг всё было вязким и тугим. Словно бы потерявшим ход времени. Птички, листики, травинки - все увязли в киселе. Каждое движение шло рывками, выходя из плена замершего времени и снова попадая в него.
Василий Савельевич рванулся еще раз, стук сердца стал чаще, сделалось так больно, словно к серебристой сети прилипли не только кожа, но и внутренние органы. На какое-то мгновение он замер и попросил того, кто родился прежде века и воплотился, чтобы дать надежду, хотя бы один шанс и одну отсрочку...
Василий Савельевич почувствовал, как по позвоночнику пронеслась струя, пробуждая тело от крестца до черепа. Затем нахлынула невидимая волна, вырвав тело из клейкой сети. И время вдруг побежало с ошеломляющей скоростью, но только для него. Он это понял, потому что птицы в небе застыли. И само небо словно потрескалось.
Василий Савельевич пролетел под рукой Антона, успев ухватить ее за запястье, так что мгновение спустя кисть свихнувшего напарника была далеко за его спиной, а топор выскочил из нее как белка.
Василий Савельевич услышал биение крови в сосудах Антона и даже увидел их расположение.
Безумный напарник превратился в куст кровеносных сосудов, который венчало аметистовое пятно мозга. По сути, это был не сам Антон, а проект Антона, когда он еще не полностью материализовался - на пороге Реальности.
Топор перекочевал в руку Василия Савельевича.
Он оглянулся - сеть из серебристых нитей стала еще гуще, затянув окрестности как туман. Нити располагались неоднородно, в них просматривались узлы и пряди. И по этим прядям... скользило существо. По внешнему виду - членистоногое вроде паука или даже скорпиона, только большое. А безумный напарник безнадежно запутался в нитях тумана. Существо повертев Антоном, ударило его шипом. И напарник разлетелся на кусочки, словно рисунок в детском калейдоскопе. Только струйки крови, напоминающие тонкие веточки, и порванные струны сухожилий явно не соответствовали представлениям о детских игрушках.
Василий Савельевич видел, как пролетают, кружась, руки, ноги, уши, гирлянды кишок, ломти печени, другие органы и члены тела.
По дороге они посеребрились и обернулись прядями нитей. А в итоге втянулись в полусферу, в фокальную ее точку.
"Можно сказать, что наш буддист стал иллюзией,- автоматически подытожил Василий Савельевич,- за что боролся, на то и напоролся, получил майю по полной программе.
Но "локатор" не успокоился. Он стал разворачиваться в сторону уцелевшего странника, который поспешил прочь, шепча: "А мне этого не надо". Однако, серебристый туман легко догнал его, проращивая свои нити сквозь воздух. Над головой неотвратимо возник и бросил тень тот самый "скорпион". Обмирая, Василий Савельевич поднял голову - брюхо скорпиона бурлило жидким серебром и посверкивало гиацинтовыми капельками. А потом брюхо изогнулось и Майков увидел приближающийся к нему шип, который сиял словно расплавленный металл. Майков швырнул топор в гада, да что толку.
Но следующая волна ускоренного времени, - Василий Савельевич будто даже уловил её гиацинтовый окрас, - сорвала его с места и понесла вперед. В конце броска он остался в пустоте, странной, серебристой, рассеченной сияющими прожилками как мрамор.
Он висел в ней, не чувствуя тела, не слыша своего дыхания, вокруг были только смутные огромные тени незнаемого. Они омывались светоносными потоками, которые рождали новые и новые тени. От этой картины Василий Савельевич чувствовал себя беззащитной рыбкой в аквариуме.
В какой-то момент сфокусировавшееся зрение развеяло тени. У Василия Савельевича снова было тело, он влетел в дренажную трубу и свет сменился тьмой, что показалось весьма уютным. Но ненадолго, впереди забрезжил день - труба заканчивалась.
А когда Василий Савельевич снова вышел на свет, то увидел поваленную колючку и снесенные каким-то паводком столбы. Пожалуйте на волю, в пампасы. Василий Савельевич бежал по мертвому лесу, казавшемуся теперь таким родным и близким, и старался ни о чем не думать. Но потом он понемногу стал выдыхаться, останавливаться для отдыха, а в его голове принялся заседать дискуссионный клуб, который все-таки пришел к мнению, что это просто наркод поработал, пилюля с "Веселым кошмаром". Просто действовал тот необычно долго.
Почти всё, что увиделось сегодня, это - глюки. Наркод тем и славен, что создает виртуальную реальность, которую воспринимаешь некритически, в достоверности которой не сомневаешься. В то же время он, особенно "Ностальжи" и "Веселый кошмар", извлекает из подсознания всё то, что ты туда загнал. Что касается Антона - ну, парень явно рехнулся и дал деру незнамо куда. Что и следовало ожидать от долбанного буддиста-пофигиста. К тому же, он намедни какие-то мухоморы жевал.
Пару раз боди-комп пытался помочь советом и спрашивал, не поиграть ли сейчас в крестики-нолики или морской бой, не спеть ли караоке. Но Василий Савельевич посылал назойливый софт подальше. А к концу дня одинокий странник все-таки ступил на болотистый берег озера Горькое. Из его амуниции мало что сохранилось, только вещмешок с универсальной щеткой и миской, в которую нечего было класть. Электромочалка и то сломалась, отчего теперь только лупила током и бессмысленно скакала по спине. А еще сохранился пакетик наркода. Его Василий Савельевич без особого сожаления бросил в воду. Но потом, без особых колебаний, выловил снова и ограничился тем, что отсыпал в озеро половину ядовито-желтых пилюль.
С трудом двигая уставшие ноги, он собрал немного валежника и развел костер, тот украсился разноцветными огоньками и пустил токсичный дым - техноплесень в своем репертуаре. Странник улегся на бочок, поджарил на костерке одну половинку своего тела, повернулся и припек другую. И по счастью успел отодвинуться, прежде чем отрубился от изнеможения и дымного отравления. Снов не было, ни приятных, как наркодовский трип, ни поганых, как во время отходняка.
Когда он прекратил спать, то почувствовал, что лучше полежать еще немного без какого-либо движения. Ведь достаточно шевельнутся и сразу всё заболит, хором, и руки, и шея, и поясница, и желудок, и его брат - кишечник. Отходняк - дело серьезное, особенного у потертых мужиков...
Василий Савельевич переправился через озеро не на плоту, а на полусгнившей коряге. На большее у него не хватило бы последних сил. Во время"паромной" переправы ноги пассажира оставались в воде. Это было удобно, потому что пассажир по совместительству являлся и двигателем. Можно было грести в самом нужном направлении. С другой стороны, ослабленный организм не справился с переохлаждением и быстро пал в объятия простуды. Так что в Камышинском Василий Савельевич появился с температурой, весь в соплях - нос работал, как неисправный кран.
Дядя Егор встретил старого знакомого еще на тропе, ведущей к поселку, и сразу признал, несмотря на то, что они лет шесть не виделись. Был экс-мичман, как и положено, в тельняшке. Но ехал не на авто, а на телеге с лошадкой, так что доставил на хату с ветерком и уложил поближе к растопленной печке, из-за которой высовывали свои рыжеватые мордочки нелегалы-грызуны.
Печальная весть добила гостя - от "жигулей" лишь ржавый остов на огороде остался. Побегу гостеприимный хозяин никак поспособствовать не мог, зато стал потчевать всякими отварами да наварами, из которых особенно запомнилась спиртовая настойка из экскрементов молодого лося, приготовлению которой Дядю Егора научила одна шаманка еще во время срочной службы на Амуре. Из-за такого лечения-кормления Василий Савельевич вообще света белого не видел. У него всё плыло перед глазами и казалось, что температура тела подскочила минимум до ста градусов. Больной даже почувствовал, что испаряется. Однако моральных мучений никаких: полностью выложился на дистанции, показал себя настоящим спортсменом и джентльменом. К утру температура исчезла, почти совсем: и лишняя, и необходимая. Василий не только охладел, но вдобавок высох; само собой, от соплей и следа не осталось, также как от слюней и других внутренних жидкостей. Даже кожа потемнела и заморщинилась.
- Это поправимо. Много - не мало, - мудро изрек Дядя Егор и притащил ведро кваса, который был тут же выпит. Из-за этого бывший больной раздулся и покрылся отеками.
- Понятно, старлей, что оказался ты здесь не от хорошей жизни, поэтому привередничать не будешь, - приговорил Дядя Егор. - Но хорошая жизнь обнаруживается в нашем селении безо всякого микроскопа. Тракторов тут со времен Гайдара не наблюдается, так что воздух чист и свеж и никто на ногу не наедет. Выпить - всегда пожалуйста. Выйти с голым задом в огород - выходи, и никто выговора не сделает, кроме собственной совести. Бабы - вот тебе нате, от шестидесяти до девяноста лет, любых размеров и любой краски для волос, и даже жениться не обязательно, если конечно совсем бесстыжий. Если хочешь спеть что-нибудь нашенское - "врагу не сдается наш гордый Варяг" или "выпьем за тех, кто командовал ротами", так пой в полный голос, не опасаясь что соседи настучат в полицию. И я тебе подмогу - это вам не Питер, где за такие песни сажают. Эх, есть нам что вспомнить, командир. В общем, не придется тебе здесь кручиниться, Василий Савельич.
На берегу
Три года кручиниться в натуре не пришлось. Поселок Камышинский оказался редкой областью процветания в "ингерманландской демократической демилитаризованной зоне"; сюда никто не лез, считая его черной дырой, ни банкир, ни правозащитник, ни бизнесмен, это позволило уцелеть трем десяткам аборигенов, коим вполне хватало и подножного корма, и традиционной медицины в виде йода и мёда, и обносок, оставшихся от тех древних изобильных времен, когда еще работали фабрики "Большевичка" и "Скороход". Рыбалка, поиск грибочков, охота на призрак зайца - вот и вся трудовая деятельность, по сути не труд, а активный отдых. Вечером - отдых пассивный, "бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они", естественно не натощак - воспоминания под уху и грибочки, песни под яблочное вино. Музыкальное сопровождение - Дядя Егор с гармонью, подтанцовка - две соседние старушки-близняшки, знающие любой пляс, вплоть до брейка (или как они его называли, "взбрыка"). Ну и и самогон на сон грядущий, чтобы не переживать, как там семья. Боди-компу за неуплату счетов давно перекрыли выход в инет, но у одного местного жителя был стыренный на трассе мобильник с топливным элементом, то бишь работающий на самогоне, можно было попользоваться. Жена редко отвечала на письма Василия, да еще так кратко, односложно, будто это и не Маша вовсе, а какая-то мадам Берг. Имелась еще одна странность, тоже малоприятная.
Во сне Василий Савельевич постоянно ощущал тесноту. Будто нет у него ни рук, ни ног, зато... хвост с шипом, большой голодный рот, и адская пустота в животе. А вокруг еще сотни таких голодных ртов и хвостов с ядовитыми шипами. И надо постоянно сновать, ползать, дергаться, увиливать от шипов и сосущих-грызущих ртов. А самому разить-колоть и кусать, впиваться, грызть, сосать, размачивать едкой слюной, потому что голодно и тоскливо. В самом последнем сне стало еще холодно и страшно - он словно прорвал какую-то преграду и из теплой, теперь уже уютной полости вылетел в океан. Он был крохотной тварью, зубастой пиявкой, которую носят бурные потоки и разят мощные заряды, которую всасывают огромные водовороты и подбрасывают высоченные фонтаны...
В свою последнюю камышинскую ночь Василий Савельевич проснулся с ранья и с сердцебиением, как у него и раньше бывало после просмотра неприятных снов. В рассветных сумерках комната колыхалась, словно зыбь на воде. Даже цвет у нее был какой-то необычайный, ультрамариновый с фиолетовыми и гиацинтовыми отблесками. Как будто Василий Савельевич сожрал пилюлю наркода на ночь; однако ж оставшуюся пилюлю он не ел, а лелеял на крайний случай. Что ж, решил пока не паниковать. Может это так тоска по морю действует?
Когда Василий Савельевич потер ладони, те показались влажными, однако он снова принудил себя не обращать внимания, может вспотел, хотя печку не топил и ночь была прохладной. Василий Савельевич встал с кровати, зажег керосиновую лампу. Посмотрел в зеркало, висящее над тазом для умывания. Его передернуло от отвращения - на шее, груди и спине появились какие-то удлиненные красноватые вздутия. Глазные же радужки с чего-то порыжели и как будто искрили слегка.
- Что за говно? - горло сдавило, и слова получились какими-то шипящими. Не "говно", а "гуанооо". Так могла бы говорить рептилия.
Василий Савельевич судорожно сжал пальцы в кулак и почувствовал мылкую мокроту на коже. Так и есть - из-под ногтей сочилась слизь. Уже не получится не обратить внимание!
Нехорошо сделалось, гадко. И взгляд как будто мутью заволокло, все вокруг потеряло четкие очертания, стало размытым, акварельным.
И вдруг вспышка. Василий Савельевич даже заорал от ужаса и удивления, напомнив человека со знаменитой картины Мунка, соответственно именуемой "Крик". Комната, ее обстановка, вся изба размывались как лед или глина бурными потоками, будто оказались в волнах морских. В глаза ударил свет незнакомого фиолетового солнца и все предметы показались лишь бликами от его лучей на водной поверхности.
Василий Савельевич в панике выскочил из дома. Но и весь утренний пейзаж был похож на бледную акварель, нанесенную на колеблющуюся ширму, которая заслоняла от взглядов БОЛЬШОЙ НАСТОЯЩИЙ МИР.
Приехали. Свихнулся! Наверное, его поразила какая-то гнусная болезнь, объединяющая катаракту и шизофрению. Конечно же, смертельная. Достойный конец неудачника. Поучительный финал грешника. Теперь Василий Савельевич мог оценить все этапы своей бесславной биографии как ступени лестницы, неотвратимо ведущей вниз. За всю жизнь ни одного подвига, достойного восхищения и аплодисментов. Хотя мог бы. Из командировки в Тарскую вернулся, сознавая, что не спас двух человек. А во время петербургской заварушки не использовал идеальный шанс - да, командование не дало добро, но уже на следующий день командования не стало, а он мог влупить "Шквалом"