Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
|
Комментарии: 3, последний от 10/07/2019.
© Copyright Тюрин Александр Владимирович
(alexander-tyurin@inbox.ru)
Обновлено: 11/06/2012. 659k. Статистика.
Роман: Фэнтези
|
|
Аннотация:
Космическая держава Космика освобождает Землю от ига кибернетических систем. Так как технологические знания землян успели деградировать, то по всей планете идет варваризация, возвращающая феодализм. Земляне превращаются в крестьян, ведущих натуральное хозяйство, драчливых феодалов и воинственных кочевников. Бывшие менеджеры становятся светскими и религиозными властителями. В малонаселенных областях Земли развернуты секретные лаборатории Космики, которая ведет борьбу против повстанцев Сатурна, чья психика изменена новым религиозным культом. Объект их поклонения оказывается иноматериальным существом, паразитирующим на загнивающих цивилизациях и стремящимся приблизить конец света.
Одно из ранних произведений автора
|
АЛЕКСАНДР ТЮРИН
МЕЧ КОСМОНАВТА
или Сказ об украденном времени
(серия "Падение с Земли")
Возлюби самого себя, насколько сможешь.
Блаженный Ботаник, Низинная Проповедь
Ясень я знаю
По имени Игдрассиль,
Древо жизни, омытое
Влагою мутной,
Росы с него,
На долы нисходят,
Над источником судьбы Урд
зеленеет он вечно.
Прорицание Вельвы
АРХИВ I
БЛОК 1. О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ. Четкий прием. Симплекс.
"...Земля наша Темения велика, и рожь с овсом на ней колосятся изрядно, а соседние-то племена хлеба вообще растить не умеют, скотина наша умна да послушна, стоят у нас два больших города, Теменск и ТНК-на-Туре и множество мелких, а в Теменском море полно красной рыбы и тучных китов, бабы у нас обильны телом и плодовиты, войско бравое, лихое, посему с успехом отражает набеги катаев и ордынцев. Даже безбожный властитель Вынь Шэнь, насылающий лютые орды морских разбойников, не насытился победой над нами. Уже десять лет тому, как положен предел языческому поганству и земля наша стала обителью древесной веры. Небесным хотением был явлен Пророк и Учитель Блаженства по имени Ботаник. Он научил, как возлюбить самого себя на радость людям и Небесам. Лютые бесы из Храма Нечистоты изорвали его чистую плоть на тьму мельчайших кусочков, инда ничего крупнее пылинки и не сохранилось, однакоже вернулся он в виде Древа Жизни, каковое проросло к Небесному Престолу. Так открылась нам дорога в цветущий вертоград Вечности..."
"Книга для отроков и отроковиц". Словопечатная мастерская при дворе Его Президентского Достоинства Фискалия Второго. 10 год от Святого Одервенения Учителя нашего Ботаника.
БЛОК 2. ПРОИГРЫШ ПОБЕДИТЕЛЯ. АВГУСТ 2075 г. (месяц сытень 10 года от Св.Одервенения.) Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс
Яреющий ветер сбирал морщины на лице моря и подгонял крутобокие джонки к берегу. Тот имел облик пустынный, лишь коло кромки воды, в обширных лужах копошились пернатые, выискивая мелкую морскую живность, хиреющую на суше после отлива. Чуть поодаль, над невысокими скалами иные птицы хороводили в воздухе, но, в основном, важно стояли на часах подле своих гнезд. Чайки и гагары уже не суматошились, ибо свыклись с непрошенными, но смирными гостями. Те стыли на скалах почти не шевелясь, стараясь не громыхать доспехами и оружием. Лишь изредка доносился смущенный чих или виноватый кашель. Однако птицы относились к этим нездешним звукам как будто с пониманием.
Участок берега, к коему стремились корабли, образовывал вместительную бухту, защищенную от волн, с довольно узким проходом меж двух отмелей. Саженях двадцати от берега первая джонка бросила якорь, и прямо в воду с ее бака посыпались нездешние люди. Одновременно с бортов спускались ялики, протягивались длинные сходни, слетали бревна, из которых умелые руки вязали пристань. И вот уже крепкие кривые ноги моряков стали месить прибрежную грязь. И щебечущие звуки голосов, и халаты, и круглые шапки, и сапоги с загнутыми носами выдавали в них воинов владыки катаев Вынь Шэня.
Корабли приставали к берегу один за другим. Под скудными утренними лучами двух солнц носились и заполошно кричали птицы, пара грязных песцов, злобно кашлянув, почесала в болотистую даль. Никогда еще сей брег не знал столь кипучего движения двуногих. Здесь были и ратники в узорчатых шипастых панцирях, с мечами-секирами "квандо" в руках, и стрелки с большими щитами и длинноствольными ружьями на сошках, и легкая пехота с пиками-многозубцами, в когтистых перчатках и остриями на сапогах. На древках трепыхались стяги с иероглифами Шэнь - жизненного духа, каковой наполняет недолговечные сосуды человеческих тел. На те же древки насажены были высохшие головы могучих врагов, чья сила Ци теперь служит победителям. По чертам сморщившихся мертвых лиц, по обрывкам головных уборов угадывались и жители австралийских островов, и эбеновокожие гиганты Африки, и неукротимые туркийские воины, и даже ландскнехты верхнегерманского кайзера.
Погонщики выводили из воды на песок приземистых волосатых слонов; выплывали к берегу на мохнатых носорогах, чьи схожие с глыбами головы были защищены щитками, а рога окованы железом; по шатким мосткам силачи-звероводы направляли своими твердыми руками рыкающих саблезубых тигров, облаченных в кольчуги.
И вот уже на прибрежной полосе скопилось не менее трехсот воинов, вглубь суши двинулись следопыты на быстрых конях-единорогах, на скалы стали карабкаться разведчики, используя для камнелазанья "кошачьи когти" и цепы с якорьками.
Егда скалолазы должны были уже наткнуться на тех воинов, что стыли на камнях, загаженных птицами, грохнул залп из пищалей. Он смел разведчиков, следопытов и проредил толпу моряков. Следующий залп, к коему добавились ядра легких мортир и пороховые ракеты, затянул дымовой пеленой и прибрежные камни, и высадившихся шэньцев. Засим грянуло еще несколько залпов, отчего моряки частью ринулись вместе с обезумевшими носорогами в узилище между скал (каковое вело далее вглубь суши), другие стали карабкаться вверх по камням, гоня перед собой тигров, третьи суматошно бросились обратно к своим джонкам.
А со скал посыпались люди совсем иной наружности, коих было бы легко пересчитать - однако не гнездилось трусливое томление в их сердцах, не текло безволие в жилах. Скорее напоминали стаю ос, растревоженных огнем. Воины, ринувшиеся из засады, облачены были в высокие меховые шапки и красные сапоги, серые кафтаны или чекмени - одежда выдавала в них подданных теменского президента Фискалия Второго. Теменцы стреляли из широкоствольных ручных пищалей, а засим рубили неприятеля длинными слегка изогнутыми мечами. Те, воины, что помощнее, искусно орудовали бердышами. Одни шли вперед молча, стиснув горячие зубы, другие возносили истошные крики: "Вынь Шэнь - параша, победа наша!" Теменцев сопровождали крепколапые боевые псы и медведи в кожаных нагрудниках с пришпандоренными металлическими бляхами и шипами.
Тем временем теменские мортиры ударяли по кораблям, по мосткам временной пристани, по яликам. Ужо щепья, доски и разбитые снасти усеяли воду, там и сям мелькали головы шэньских моряков, пытающихся удержаться на поверхности и призывающих помощь жалкими словно бы птичьими криками. Некоторые джонки быстро подняли якоря и, преодолевая встречный ветер, направились к горловине бухты. Однако же к переднему из кораблей устремилось на веслах несколько теменских ладей, мгновенно выскользнувших из-за мыска. Моряки-катаи наслали на них облака пуль и ядер, но половина из утлых суденышек достигла бортов джонки. Ладьи уже горели, когда находившиеся в них теменцы вонзили крючья в обшивку шэньского корабля - дабы сцепить борта намертво. После того теменские воины попрыгали в воду и резво поплыли обратно, а ладьи взорвались, расплескав на много саженей вокруг ползучий огонь, именуемый напалмием. Получив зияющие пробоины, полыхающая джонка с треском и скрипом ломающихся снастей осела в воду, затем легла на дно, всё еще извергая языки адского пламени.
Над поверхностью осталась высокая корма, превратившаяся в громадное кострище, мачты с тающими в огне парусами и красноглазые пятна горящего напалмия. Другое судно, тщившееся проскользнуть между горящим остовом и отмелью, застряло в узости из-за сильного порыва бокового ветра и тоже заполыхало. Шэньские моряки с гибнущих судов кидались в воду, чая вплавь добраться до берега. Из-за их белых шапок казалось, что море покрылось пеной. Впрочем "пена" сия вскоре окрасилась красным. Головы несчастных резко уходили в пучину, а над поверхностью воды появлялись тугие животы бултыхающихся людоедов, привлеченных запахами крови и страха - касаток-убийц, морских медведей, коих еще прозывают белыми, спинорогих морских змеев.
После того всем шэньским мореходам, еще остававшимся на своих кораблях, ничего лучшего не придумалось, как устремиться на берег. Однако они высаживались на сушу не скопом, а волнами - по мере того, как гибли их товарищи, пытавшиеся вырваться из "котла". Впрочем, теменцам такоже приходилось не сладко. Многие катаи, обретя небесное спокойствие, применяли заученные с младенчества правила ратоборства, посылая свою жизненную силу на разрушение телесности противника. Шэньские воины стелились по земле, коля и подрубая снизу, взмывали в воздух, нанося удары сверху, скакали и прыгали, вращая мечами-секирами и исторгая из глоток жуткие рыки, с которыми могло соперничать толико рычание рассвирепевших тигров.
Усмирить секирного бойца сумела бы разве что пуля или цеп, захлестнувший его руки и ноги. А лютого саблезубого тигра удавалось остановить лишь стаей злобных псов. Они остервенело терзали его бока зубами и шипами, а он расшвыривал их сокрушительными шлепками или мгновенно умерщвлял своими клыками длиной в локоть - но тут поспевала к нему пуля или кроящий удар бердыша. Толстую волосатую шкуру носорогов пробивали колья, загодя врытые в землю, прикрытые кустарником или притопленные в ямках.
Воинами в серых кафтанах распоряжался невзрачного вида полководец, коего заслоняли от вреда ражие молодцы, ближние слуги и боевые холопы - к шапкам их в знак достоинства приторочены были лисьи или волчьи хвосты. К сему начальнику все обращались "княже". Пребывал он на почтительном удалении, так, чтобы не могла его достать прицельная пуля, и надзирал за ратоборством в подзорную трубу.
Вот шэньцы собрали кавалерийский отряд, и всадники на белых единорогах, облаченных в шипованные панцири, ринулись на прорыв из прибрежного "котла". Хитроумные животные огибали колья (на которые запросто напарывались носороги), ударом рогов вышибали кровавые потоки из ставших им на пути медведей и ратников. Но тут с боков, из узких проходов между скал, на них устремился кавалерийский отряд серокафтанников-теменцев на буланых единорогах. Те вонзали окованные сталью острия в бока белых "собратьев", пробивая их кольчугу ино сшибая с ног. Боевые звери вбивали друг в друга передние либо задние копыта, ломали панцири, рвали длинными желтыми зубами и шипами шкуру и жилы, иной раз, ухватив всадника, стаскивали его с седла и трепали, пока он не испускал дух. Воины с проломленными черепами и оторванными конечностями падали на песок, чтобы тут же стать месивом под могутными копытами. Не успела бы дважды прокуковать кукушка, како оба кавалерийских отряда полностью перекрошили друг друга.
Егда начальник теменцев увидел, что ярость и отчаяние шэньцев достаточны для того, чтобы прорвать окружение, то велел спустить с высоты особые бочки, которые помчались по склонам вниз, источая из щелей едкий серный дым. Кашель и чихание воцарились над прибрежной полосой, морские пришельцы терли мигом раскрасневшиеся похожие на сливы глаза и пытались спрятать лицо в ворот. Когда ветер уже разорвал и отогнал желтую пелену, а шэньцы еще купались в слезах и соплях, теменский предводитель со своей ближней дружиной и медвежьей ватагой выехал на бой. Он устремился прямо в середину плачущего вражеского войска, где находился шэньский предводитель вместе со своими слонами и драбантами, выстроенными в многоугольное каре. Медведи оборачивались к каре задом, в то же время с их спины дымно стреляли картечницы, расчищавшие дорогу вперед. Аще дело дошло до рукопашной, уцелел лишь один слон, но и тот оказался люто опасен. Теменский предводитель, уворачиваясь от копий-многозубцев, оказался в опасной близости от закованного в кольчугу хобота и был тут же схвачен. Еще немного и полезли бы потроха из князя. Токмо не оплошал ближний слуга его, вскочил на хобот слона, закрутившийся удушающим кольцом, перемахнул на огромную спину, ударами топорка расшвырял погонщиков и верховых воинов, засим пальнул животине в затылок из пистоля.
Сей воин с обгоревшим лисьим хвостом на шапке выказал ловкость и крепость воли такоже после спасения своего господина. Стоя на слоновьей туше, он споро рубил мечом древки обращенных к нему шэньских копий. Дождавшись наступающих товарищей, он возглавил клин и пробился к вражескому предводителю. Того обороняли искуснейшие бойцы, владеющие всеми видами боя, и тигриными перекатами и перескоками цапли; широкие изогнутые клинки катаев выписывали восьмерки и круги, ино заметить лезвие было затруднительно. Однако теменский воин увернулся от меча-секиры и попоной, сорванной со спины слона, накрыл лютых шэньцев, которые, впрочем, незначительны были ростом. Пара боевых медведей примяла катаев сверху, а следом прошлись теменские воины с шестоперами и бердышами, отмолотили и покромсали все, что трепыхалось под попоной, в месиво.
Брани подходил конец. Мортиры отправляли на дно морское одну джонку за другой, немалое число кораблей сгрудилось коло выхода из бухты и сейчас многоалчное пламя кидалось с борта на борт яко прыгучий зверь. Шэньцы частью уходили на утлых лодчонках прямо в волнующееся море, частью, прорвавшись сквозь оцепление на скалах, улепетывали по чавкающей грязи в сторону болот. Им вдогонку уже устремлялись всадники на ездовых баранах и своры боевых псов. Однако большинство катаев осталось лежать на прибрежном песке и у подножия скал; зеленые из-за водорослей волны лениво перекатывали мертвецов на мелководье. Все еще порёвывали издыхающие в грудах своих кишок носороги и храпели осиротевшие единороги.
- Произошло одно изменение - и возникло тело, произошло другое изменение - и тело исчезло. Лишь жизненная сила не знает времени и пределов, - предводитель повторил слова одного из шэньских мудрецов, глядя на мрачные следы побоища. Засим обратился к своему отличившемуся воину.- Что ты мыслишь о таковой философии, Адаптид?
- Дивуюсь, княже Петролий, с такой верой катаи бросаются на смерть. А ведь нет для них рая. Лишь людям нашей веры ведомо как произрастить в себе древо жизни и сподобиться вечной зелени.
- Не дорожащие жизнью, не боятся смерти. А, гликося, что за всадники замаячили вот на том холме?
Пока ближние слуги пытались разглядеть незваных гостей, князь Петролий уже приставил к глазу подзорную трубу и на лицо его словно упала тень.
- Се не катаи и уж, конечно, не ордынцы, а рейдеры президента.
Слуги еще не взяли в толк, почему возопечалился их господин, но верным сердцем уже почуяли неладное.
У Адаптида тоже заныло в груди. Но разве Фискалий может быть недоволен своим военачальником? Разве не князь Петролий побил войско кузнецкого хана, хлынувшее через реку Иртыш и сметающее все заслоны како пожар. Князь сыскал за кордоном умельцев, шибко сведущих в алхимии, те сготовили зелье, напалмием прозываемое, способное сжигать повозки ордынцев, движимые бесовской силой. Огненным составом можно было заполнять сосуды для последующего метания рукой или пушкой. Такоже получены были дымные снадобья, замутняющие глаза, и басурмане стали словно слепые котята. Заодно Орда Большая Алматынская, хитростью князя Петролия, подвинута была на вылазку против ставки кузнецкого хана. Хан Амангельды зарезан был нашим пластуном, проехавшим под брюхом белого верблюда в его дворец. Уже тогда поговаривали ушлые барышни, что Фискалию без князя Петролия Самотлорского не президентствовать...
Всадники в черных малахаях, не встречая никаких преград, подскакали прямо к полководцу и его ближним слугам.
- Княже Петролий, - заорал передний из них, заросший чуть ли не по глаза сивой бородой.- Господин мистер Президент требуют тебя в свой Яйцевидный Кабинет.
- Нам еще не ведомо, весь ли шэньский флот вошел в сию бухту, не случатся ли где новые высадки. Разве я не надобен здесь?- отвечал военачальник неожиданно дрогнувшим голосом.
- Ты нужен там, куда направит тебя воля народного избранника, - возгласил рейдер. Спокойствие сего неведомого малоприглядного человека лишь подчеркивала ту мощь, которая стояла за ним.- Найди, княже, себе замену, начальника, иже справится с твоими делами, и следуй за нами. Господин лучший президент желает говорить с тобой.
Князь глянул на своих ближних слуг и Адаптид впервые увидел растерянность в глазах господина.
- Мы с тобой, княже, в любую невзгоду, - прошептал он.- Изволь приказать - и мы утопим этих в их собственных соплях.
Но господин молчал, понуро теребя темляк своего чекана.
- Возьмешь с собой, княже Петролий, толико пятерых слуг, больше тебе не надобно, потому что мы с тобой, - распорядился сивобородый.
Не успело солнце Сварог отойти от солнца Ярило даже на двенадцатую часть небосвода, как князь Петролий в сопровождении пяти ближних слуг и тринадцати президентских рейдеров отбыл от войска в град престольный Теменск.
Первое, чему подивился Адаптид - не пороли горячки и спешки рейдеры, не гнали своих мощных единорогов, хотя и сорвали военачальника чуть ли не с рати. Сивобородый их предводитель, именем Правдоруб, не выискивал и пути посуше да поровнее, и советов не выслушивал. Можно было подумать, что он нарочно подбирает места топкие и низинные даже для ночлега.
Настала третья ночь, вернее пора сумерек, когда Сварог сошел с небосвода, а Ярило притомился и слабо светил своим глазом подле круга земного. Князь со слугами устроились на небольшом холмике, нарубив карликовых елок, чтобы хоть немного спастись от сырости. Да и в случае нападения быстротекущей клейковины имелось бы время, чтобы испугаться и чего-нибудь сообразить. Все вознесли молитву "Да произрастет Древо Жизни", а потом грамотный княжий холоп Конектид сотворил заклинание Ботаника, каковое должно было отпугнуть упырей-кровопийц и червей-мозгоедов. Рейдеры расположились по кругу возле слабеньких костров, став почти незаметными темными кучками. Точно как волки, которые в два счета могут вырвать тебе кадык, быстрой тенью выпрыгнув из укрытия.
- Навалиться бы нам сейчас на них и открутить им чресла,- Конектид пустил ветры в сторону рейдеров.
Адаптиду пришлось по нраву такое предложение.
- Княже, отчего нам не угостить каждого из этих чекушкой в лоб - и настанет спокой.
Князь молча смотрел на звезды, словно не слышал своих холопей.
- Аль не прокормимся на воле? - спросил Адаптид.
- Это как мы кормиться будем, холопы мои верные?- молвил унылый князь. - За медные деньги будем проводить ордынцев через теменские леса? Или наймемся таскать горшки с дерьмом у богатых шэньцев и сами воссмердим?
Беседа, еще немного продолжившись, затихла. Адаптид улегся чуть подальше от костра, чем ему хотелось. Он сгреб ельник в некое подобие перины, положил под голову седло, притулился к теплой спине своего ездового барана Барона и, как ему показалось, закимарил.
Сон был навязчивый, как бесы, липкий будто клейковина. Адаптид снова видел инаугурацию Фискалия: зима, Дворцовая площадь, толпы народа, заряженные безотчетной радостью. Всего лишь вчера процарапали они слово "Фискалий" на кусочке бересты и бросили в глубокую яму. Так свершилось голосование. Яма Фискалия оказалась заполненной с горкой, а ямы конкурентов в лучшем случае с едва присыпанным донышком.
Не закончилась еще усобица, войны Храма Чистоты против Властелина Железа и нефтяных князей. Тысячи боевых холопов вместе со своими господами сложили буйны головы. Со всех сторон приходили ордынцы и прочие поганые на землю теменскую и пустошили ее. Желая прекратить смуту и запустение, народ избрал на президентство молодого приверженца древесной веры Фискалия Чистые Руки, сына танкерного короля, который много помог народу после порушения нефтепроводов. Обменял Фискалий один танкер, наполненный смоляной горючей жидкостью, на вагон, забитый зелеными бумажками - зелень эту дал заморский колдун, именуемый Фед Резерв. И были эти бумажки не простые, а с удовольствием их взяли и поганые, и нефтяные князья. (Это уже потом они не знали не ведали, что с ними делати.) А князь Петролий как раз тогда забрал Адаптида, юного холопа, у одного из разгромленных храмовников...
Свежеиспеченных президент выходит из золоченных врат Храма Демократии к людям, на главе его сияющий венец, в руках зеленый посох, изображающий Древо Жизни. За ним нарядно разодетой толпой морские разбойники, ныне ставшие сенаторами и боярами. И верховный ревнитель древесной веры, Бурбулий Святоед, сжимающий в руках свою докторскую диссертацию о роли пиратства в становлении демократии.
Однако сновидение подернуто было пеленой тоски и мрака.
Люди кажутся истрепанными куклами, одежки их - совсем как ветхие тряпки, там и сям вылезли нитки. Люди еще живы, но руки их полуистлели, облезшие головы покрыты паршой и струпьями, величавый же Храм Демократии смахивает на полусгнивший покосившийся сарай. Над толпой полутрупов набрякло сизое небо, похожее на Преисподнюю. И вдруг снег начинает ложиться на уродливые тела, одежды, строения, на смену гнили и трущобам приходят прекрасные ледяные изваяния и сооружения: стрельчатые арки, гроздья легких башенок, соцветия высоких окон, галереи-паутинки, изящные портики - все словно сотканное из серебристых нитей. Посреди этой лепоты - президент, похожий на дивью статую из переливчатого хрусталя. И вместо зеленого посоха в его руках огромный ледяной хер. Свет стекает с поясневшего неба, на котором, однако, нет солнц и заставляет играть новый город и воздух, его насыщающий, всеми цветами. Парят существа совершенного величавого вида: по виду диски, сферы и многогранники, но живые. Они сливаются и разъединяются, перетекают друг в друга, нет на них ни греха, ни страха. А еще слышна чудная музыка хрусталя и серебра.
Адаптид почуял дьявольский соблазн и восхотел проснуться, но ничего у него не вышло. Ему мнилось, что сам он расползается ветхими гнилыми нитками. И руки, и ноги, и голова. Он дернул за какую-то нить и от сего действа расплелся весь его нос, отчего образовалась нелепо зияющая дыра посреди лица. И единственное, что могло еще спасти от тлена и расползания, то было превращение в ледяной столп.
Толико с большой натугой Адаптид сподвигся вырваться из пут поганого сна. Первое, что распознали глаза, был блеск устремленной к нему стали. Адаптид резко откатился в сторону, и там, где только что был его живот, вонзился в землю злой клинок. Чуть повернувшись набок княжий холоп подсек ногами то, что казалось наваливающейся грудой. Выхватя из сапога нож, он ткнул им в сторону хриплого дыхания и лишь по сопротивлению, передавшемуся руке, догадался, что попал в мясо. Потом, взявши клинок за зубчик, Адаптид швырнул его в другую метнувшуюся тень. По донесшемуся матерному крику понял, что угомонил еще одного ворога.
Ум быстро соотнес события, и стало ясно Адаптиду, что рейдеры кинулись резать княжих холопов. Но ездовой баран уже поднимался на ноги и отряхивался, заодно лягнул в лоб подбегавшего рейдера, аж сразил наповал, проломив кость. Адаптид вскочил на спину Барона - и впервые огляделся. Несколько покойных тел, лежащих на холме, явно принадлежали княжьим слугам. Конектид, тоже успевший запрыгнуть на своего барана, отбивался в низинке от наседавших рейдеров. Адаптид шенкелем кинул своего Барона в ту сторону, срубил первого попавшегося врага, выстрелом из пистоля сбил другого.
- Дуй за мной, - крикнул он сотоварищу и оба устремились в брешь, образовавшуюся среди рейдеров.
БЛОК 3. КОНЕЦ СИЛЬНЫХ. Четкий прием. Симплекс
Взгляд летел над болотами и негде ему было приткнуться, не на чем было задержаться. Сумели княжие холопы оторваться в сумерках от рейдеров, но к утру устали без седел, и бараны выдохлись от бешеной скачки. К тому же все более чахлой и зыбкой становилась почва под ногами. Грязной свалявшейся сделалась шерсть и у взмыленного Барона. Закопошились в ней болотные пиявицы, некоторые из них добрались и до кожи Адаптида.
Конектид молвил ему, что видел князя уже неживым. С неба-де стала опускаться какая-то штука, вроде большой миски; Петролий вскочил, словно ждал ее и тут рейдер отсек ему голову с одного маха.
Семь лет, с самого отрочества, Адаптид жил умом и чувствами своего господина, который заменял ему отца, мать, а может даже сына - токмо к князю одному имел холоп заботу. Сейчас разом были обрублены путеводные нити, и Адаптид словно погрузился в зябкую томящую пустоту.
Потом он попробовал вынырнуть из мрака, утвердиться на том единственном, что у него оставалось - ненависти к погубителям князя. А ведь президент изшайтанился, - подумалось Адаптиду. Не зря в кабаках его кличут - Фискал Загребущая Рука.
Кроме как Адаптиду и Конектиду некому будет поведать правду-истину об убиении светлого князя.
Воины, покинувши спины усталых баранов, месили грязь своими сапогами, выискивая, где потверже. Там и сям мшина разрывалась водяными зыбучими окнами, в коих то и дело бухали пузыри - близкая Преисподняя дышала смрадом. Пару раз замечал Адаптид узорчатые хребты и клыкастые морды ящеров-коркодилов. Это еще не беда, тварь-то заметная, коли не свалишься в воду - она к тебе втихую не подберется. Другое дело - живоедки, мелкие ядовитые ящерки. Одну такую гадину Адаптид едва-едва заприметил, когда остановился перекурить из чубука, и едва успел сбросить с плеча. Живоедка, если незаметно подкрадется, чиркнет двумя ядовитыми зубчиками почти что без болести. А како уснешь ты тяжелым сном, устроит в тебе кладку яиц. Им сугрев будет, а вылупившимся малькам - стол и дом, они тебя еще живого изнутри сгрызут. Ежели же живоедка не устроит в теле человеческом своей кладки, то гибнет она мерзкой смертью, ибо новорожденные тварюшки остаются во чреве и начинают питаться маманькой, сгрызая ее изнутри...
Князь Петролий не токмо умом и отвагой президента превосходил, но и своим высокородством. Нефтяной род его был знатен и в те времена, когда о предках Фискалия никто слыхом не слыхивал, и тем паче тогда, когда отцы и деды Загребущей Руки промышляли разбоем на Теменском море. Неужели червяк-мозгоед совсем лишил ума Фискалия - ведь не сдобровать ему без верного полководца...
- Рейдеры энти, верно, давно домой поехали. На кой ляд мы им вообще сдались?- заметил Конектид, уныло вытаскивая сапог из грязи.
- Сдались, не сомневайся. Ежели они нас не закопают, мы будем орать на каждом углу про убиение князя.
Конектид вытащив сапог, стал вытирать шапкой взопревший лоб.
- Да много чего кричат на углах, или даже поют, сопровождая пенье ладной пляской. Куда нам брести? Раньше мы путь держали в составе войска, кое вели искушенные следопыты. А ныне нам ведомо лишь, где стороны света, да и то приблизительно. Как добраться до тропок-дорожек, как сыскать сторожки и запасники? И вообще в здешних краях дьявол обитается. Да-да, он где-то здесь прописан. Кому удалось отсюда выбраться, всякие жуткие вещи сказывали. Что он превращает твою жизнь в сон кошмарный, а самый ужасный сон - в явь. Что душу вынимает, как семечко, и отправляет в Преисподнюю, где из нее растет Древо Смерти.
- Много чего по кабакам и трактирам сказывают, чтобы на черпак водки гроши наскрести, - устало отозвался Адаптид. Более всего желал он нынче не слышать и не видеть ничего, и токмо поминать славные деяния, кои совершал он под началом доброго господина.
Однако Конектид не унимался:
- У меня, друже, порохового зелья и пуль на пять выстрелов осталось. Како нам справится с медведем, не говоря уж о летучем упыре, по которому надоть залпом палить?
- Медведя ты изведешь нытьем, Конектид, а упырь-кровосос от тебя отравится и в понос изойдет. У меня запас еще на четыре выстрела. Можно и рыбу острогой бить, и птичьи яйца собирать. Так перебиваясь помаленьку, мы с Божьей помощью на зимник какой-нибудь наткнемся, где полно брашна <прим. пища, угощение> найдется. Как-нибудь проживем, коли не станем искать встречи с рейдерами.
- Да они уже забыли про нас. Мы сумеем еще возвернуться обратно тем самым путем, каким зашли сюда. Ну, иж напоремся на рейдеров, лучше быструю смерть принять, чем гнить заживо в болотах.
Адаптид не заметил в друге ни устремленности мыслей, ни матерости чувств, которые помогли бы тому стерпеть долгое изнурительное мучение.
- Конектид, у меня есть нужда пожить еще. Назад не пойду, так что прощай, товарищ.
Конектид повернул первым и Адаптид смотрел ему вослед. Друг и соратник становился все мельче, а небеса и болота все больше. Удалившись шагов на двести, он вдруг пропал. Баран его по-прежнему был на виду и что-то там искал на земле, и даже косился на Адаптида. А тот зараз ощутил, что случилось неладное. Потом насыпал порох на полку своего пистоля, загнал пулю в длинный ствол и двинулся туда, где только был его товарищ. Баран Барон неохотно поплелся следом...
Слева и справа от мостика из зыбкой почвы стояла гнилая вода с камышовыми зарослями и кочками, на коих теснились кривые березки-карлики.
С каждым шагом копилась тревога, а потом вдруг разом сменилась на отрешенность. Адаптид словно шествовал по большой зале, в каковой никогда еще не бывал, и просторы, залитые болотной жижей, становились просто бурой краской на ее стенах. Даль приблизилась и сделалась вполне различимой и близкой, хотя не слишком четкой. И когда отсчитал воин сто семьдесят шагов, что-то промелькнуло среди зарослей. Или даже не промелькнуло, а только дало знать о себе. Адаптид сделал несколько шагов в сторону и съехал в воду по пояс, ноги сразу стала подсасывать илистая няша <прим. жидкая топкая грязь, донная тина>, хотя и несильно. Умный Барон, имея собственные понятия о жизни, за ним не последовал. Воин старался воздеть повыше свою берендейку с пулечной сумкой и пороховым рогом. Еще двадцать шагов по вязкому дну - и Адаптид различил на поверхности водной две плоскодонные лодки, одну совсем близко, другую поодаль, на них плыли рейдеры, числом семь. А еще на воде лежало тело - Адаптид по чекменю сразу признал Конектида. Промежду глаз мертвеца торчала короткая стрела, рейдеры - большие любители бесшумных арбалетов. Сгустившаяся тоска навернулась под горло Адаптида, но ненадолго.
Княжий холоп выстрелил из пистоля и сбил одного из рейдеров в болото. Потом рванулся под водой, проплыл под днищем и вынырнул с другой стороны у плоскодонки - там, где враги не ожидали. Дернул за бортик и еще двое президентских псов упало в воду. Как они всплывали, Адаптид потчевал их мечом по голове - приемам боя на плаву его научил один пленный азиатец именем Масаеши Ояма. И что дивно, на разрубленной черепной кости одного рейдера, над выпученным глазом, блеснула звездочка о тридцати или сорока лучах. Адаптид запрыгнул в опустевшую плоскодонку, подхватил весло и айда грести изо всех оставшихся сил.
Те четверо, что плыли на втором дощанике <прим. плоскодонная лодка>, само собой припустили за ним и, естественно, общая силушка у них была побольше. Они стреляли вослед, мазали и вопили истошно: "Стой, ехида, не то промежность порвем."
Перед Адаптидом встала стена густых камышовых зарослей с несколькими узкими просветами. Куда грести, чтобы не заблукать в густых волосах болота? И тут обозначились полоски на воде - очередной коркодил без особых дум выбрал направление. Воин предпочел за лучшее следовать животной мудрости.
Греб княжий холоп за коркодилом, ажно пар из ворота шел, заросли все гуще делались, а у "поводыря" появлялись новые товарищи. Пока что они на лодку не бросались. Но коркодилы - хитрые твари, имеющие замыслы.
Несколько раз Адаптид миновал скопления ящеров, напоминающие передовые дозоры. Прямо перед носом его плоскодонки то и дело всплывала жуткая морда с вылезающими вбок зубами, которая будто испрашивала пароль. Однако же ничего не дождавшись, мирно тонула обратно. Тем временем ход лодчонки замедлился, понеже вода из узости вытекала на простор. А там Адаптиду уже казалось, что попал он в самую столицу коркодильего царства. Шибко много сгрудилось ящеров, терлись они боками, теснились, ползали по спинам товарищей, словно по бревнам. И тут на "просторе" появился дощаник с рейдерами. Адаптид подхватил ручницу, оставшуюся от прежнего экипажа, прицелился - почудилось ему, будто черты протянулись светящиеся, каковые соединили его и вражеское суденышко воедино, - и пальнул.
И пробитый выстрелом дощаник стал тонуть. Теперь уж рейдерам не погоню устраивать, а лишь воду вычерпывать шапками, кружками, чем попало. Коркодилы вовсю резвились близь дощаника, но и вокруг Адаптида кружили все гуще. Обе лодки сплывались все теснее и теснее, словно твари подталкивали их друг к другу. Дощаник стал черпать воду одним бортом, тому способствовали ящеры, лупившие в другой своими каменными мордами. Кто-то из рейдеров изловчился перепрыгнуть к Адаптиду. Бросил тело свое удачно, но все-таки чуток не долетел. Адаптид не рубанул мечом по его голове, показавшейся из воды, не стал и руку протягивать. И воробей не успел бы погадить, как коркодил схватил упавшего рейдера. Тот тонко взвизгнул и тотчас исчез снова. Красный пузырек, булькнувший на поверхности, стал последним напоминанием о нём.
А тем временем дощаник уже переворачивался. Одного рейдера ящер утащил не дожидаясь, буде обед окажется в воде - прянул вверх и зажав челюстями поперек тулова, плюхнулся обратно. Последний рейдер прыгнул ловчее других - и прямо в лодку к Адаптиду. Незваный гость ухватил княжьего холопа за запястье правой руки, держащей меч, и заодно попытался подпороть ножом. Нож вышло придавить коленом, но рейдер изогнувшись, ударил Адаптида башкою под дых. Княжий холоп полетел из лодки, однако же не забыл ухватить неприятеля за ворот и прихватить его с собой. В воде они недолго бились, не до того стало. Перемирие наступило, когда оба увидели, что к ним метнулись длинные смертоносные тела ящеров.
Плавание Адаптида было борзым, порывистым и нелепым. Коркодил почти уж схватил его за пятку, како вдруг взметнулись водяные заросли из белесых толстых стеблей. А за ними шевельнулось что-то, напоминающее большой, но мягкий колокол молочного цвета, внутри коего просматривались полупереваренные останки всякой живности и даже кости крупного четвероногого зверя. Пресноводная сорокалучевая медуза по прозвищу "белая смерть", догадался Адаптид.
Один из белесых "стеблей" мягко обкрутился вокруг ноги и выпустил для надежности еще десяток выростов. Но не время было их сечь, сперва надобно ножом ткнуть под челюсть нападающего ящера. Подколотый коркодил задергался и стал удаляться, показывая желтое пузо. Да тут Адаптида скрутила резкая боль - белесый "стебелек" запустил его в плоть стрекательную нить. Адаптид отсек ловчее щупальце, но тут голову его накрыло нечто мягкое и как будто нежное-ласковое. Воин, орудуя ножом, выдрался из ядовитых объятий и рванулся к берегу. Когда Адаптид доплыл до береговой тины, то собрав последние силы, попытался оторвать обрубок ветвистого щупальца, присосавшийся к ноге. Но прежде стрекательные нити еще раз ввинтились в ногу, отчего резко сократились уязвленные мышцы. Княжий холоп, мгновенно теряя власть над телом, упал, а вместе с тем нахлынула тьма, поглотившая боль и все прочие чувствования...
Очнулся Адаптид из-за больших комаров, чей размер превышал фалангу указательного пальца, а хоботок был дольше иглы портного. Болели все мышцы, ныли все хрящики с суставчиками. Голова лежала в лужице, и к ноздре подбиралась юркая зеленая мушка, собираясь отложить там яички. Пока что Адаптид помнил только одно - он от кого-то убегал. Или, может, догонял. Осколки памяти никак не складывались во единую мозаику. Ясно припоминалось лишь та невзгода, что пресноводная медуза ужалила его ядом своим аспидным. Вот из опухшей ноги доселе торчат пожухлые стрекательные нити.
Адаптид провел ладонью по зудящему лицу. Пальцы соскребли какую-то липкую белесую дрянь. Клейковина. Подобралась к нему, пока он валялся колодой бесчувственной. Адаптид понял, что клейковина наверняка успела запустить свои тонюсенькие щупики вкруг глазных яблок прямо в череп. Говорят, она мозг пьет. А может и не так, но может она память отнять, и добавить чужое памятование, и сделать так, что себя забудешь.
"Я - Адаптид, боевой холоп князя Петролия Самотлорского. Вместе с ним ратоборствовал в восьми битвах, в брани при Лысых Холмах прикрывал отход главных сил, стоя одесную от князя. Но меня еще звали... Меня звали Правдоруб, президент любил меня, посылал чашу хмельную, в битве при Лысых Горах я лихим рейдом в тыл ордынский спас теменское войско, по велению президентову и зову своего сердца выкорчевывал смуту, князьков душил за то, что они страну на части разрывали, за то, что не щадили они народ в своих усобицах, и множество людей в холопов обратили, и ордынцев приводили..."
Тьфу, что за дрянь оказалась в его голове? Ведь он - Адаптид, а не рейдер какой-нибудь.
Адаптид со стоном поднял свое тело, стараясь не опираться на левую ногу. Та казалась посторонней - лишь сквозь онемение томила душу тупая боль. Срубил карликовую березку, получился дурацкий кривой посох, сотворил древесное знамение, как велел Ботаник, и пошел... собственно, куда очи зрят. Брел он три дни по лядине, обмотав отравленную ногу травой-сосальщицей. Оная лучше пиявки оттягивала дурную кровь, меняя свой окрас со свеже-зеленого на грустно-коричневый. Кабы не отыскал травку сию, то умерла бы нога, а следом трупная зараза охватила бы все тело. Ну, а с сосальщицей к исходу третьего дня и багровая опухоль спала, и даже хромота стала малозаметной.
Впрочем, к тому времени забрел Адаптид в совсем неприютную местность. Исчез кривобокий березнячок, и торф вылез на поверхность. Тутошняя земля вся была в дивьих узорах - сплошняком круги, полосы, пятна, вмятины, рытвины, воронки, словно водились здесь недавно какие-то бесовские игрища. Чудные отметины образованы были спекшейся ино прогоревшей почвой, россыпями блестящих камушков и хрусталинок или же потеками стекла. Впрочем, егда беглец потрогал их пальцами, оказались они не твердыми, а мягкими пружинящими. Кой-где воронки были заполнены черным глянцевым камнем, в нем застряли проплавленные куски металла. Попадались и более жуткие находки - обугленные предметы, очертанием похожие на покалеченные человеческие тела.
Адаптид паче и паче разумел, что случилось здесь лютое побоище, где бились бесовские создания, а оружием им служили громы и молнии.
Набрел он и на остов бесовского корабля, иже сюда не по воде, а по воздуху. Все машины от дьявола, сказал Ботаник, так что Адаптид сотворил оттопыренным пальцем несколько защитных древесных знаков. Но внятно было, что корабль уже сломанный совсем, лишившийся своей сатанинской мощи; различимы и ребра, и балки, и обшивка, и нечто по виду как толстые волоса, валяются гроздья твердых пузырей, и огроменные диски, и какие-то большущие котлы с множеством отходящих трубок, и слизь течет, и блестящее крошево набросано, и всяческая дребедень, коей названия он бы не подобрал. Попадались ижна странные кресла, должные как будто обхватить тело со всех сторон - может то есть пыточные приспособления. Что-то в обломках и останках еще шипело по змеиному, сыпало искрами как шутихи, извергало дым и брызги, даже чавкало и булькало - туда близко Адаптид не подходил. В остове лежала пара мертвых бесов с жжеными дырами на теле. Облачением они имели пленку, меняющую окрас, от угольно-черного до бурого, под цвет земли, запястья их были охвачены браслетами с мерцающими глазками, головы упрятаны были в шеломы-горшки. Адаптид сдернул один шелом, стал вертеть в руках. Снаружи тот выглядел непрозрачным, но если напялить его на себя, то изнутря можно было глазопялить на окрестный мир и куда-то за окоем. Вдобавок бегали по забралу буковки с циферками и колдовские письмена-руны.
Рядом с одним из мертвых бесов валялась труба с рукоятью, несколько напоминавшая пищаль. Се, должно быть, бесовское оружие, смекнул Адаптид. А буде и ему попользоваться такой вот штуковиной, наверняка она извергает громы и молнии. Адаптид вооружился и двинул дальше. Прошел, наверное, с версту по измятой почве, покуда обломков и рытвин не сделалось поменее. К тому времени и Сварог закатился за край земли. Вместе с сумерками кручина пришла к Адаптиду, томление душевное, ведь утратил он все - господина, друзей-товарищей, стол, дом, верного барана Барона - а взамен ничем, кроме сей странной трубки, не обзавелся.
Где-то завыли волки. Воин подвигся развести костер, но хворосту не сыскал, поскольку и деревья в сем гиблом месте не росли, а от травы и мха маловато было толку. Вскоре появились и волчары, встали цепью в двадцати саженях от Адаптида. Каждый из них, вставши на широкие задние лапы, удобные для шастания по болоту, превысил бы человека ростом, были волки потолще и в брюхе, имел клыки в указательный палец длиной. Говорят, до Святой Чистки звери сии были гораздо мельче, глупее и безобиднее и нападали на людей разве что голодной зимой. Один из волков медленно двинул вперед, но шагах в пятнадцати припал на передние лапы - на тот случай, коли человек попробует выстрелить в него. Потом подвинулись вперед и остальные. Звери занимали позиции так, чтобы кинуться на Адаптида единовременно со всех сторон.
Адаптид наведя трубку на вожака, притопил какой-то выступ, имевшийся на рукояти. Никакого устрашающего грома и молнии, трубка пшикнула, словно заяц чихнул, и к мощной шее зверя прилепился мелкий цилиндрик. Следующего выстрела уже не случилось. Оружие ложное? Аль настоящее? Волк присел, затем провыл что-то жалобное, а серая братия отозвалась ему, тут он зашатался, закачался то на левой, то на правой лапе, затем и вовсе упал. Удивились звери да так сильно, что дозволили Адаптиду дать деру. Но егда он осилил с полверсты, волки все же припустили за ним следом. Они не торопясь догоняли его, а ужаленная нога опять давала знать о себе. Узрел Адаптид среди зверей и того волчару, коего недавно подстрелил.
Тут попался на глаза попался еще один бесовский корабль, застрявший в болоте и не слишком разбитый. Там и укроюсь, решил Адаптид, с новым упованием помчался вборзе <прим. быстрее> прежнего. Но вскоре запнулся о что-то длинное, как будто корягу, едва не упал, и перед ним с земли поднялся Правдоруб. Княжий холоп и президентский рейдер на сей раз не почали выяснять отношения, не бросились, оголя сталь клинков, друг на друга с ратными воплями: "За президента" и "За князя". Оба решили свести счеты вдругоряд. Уже вдвоем они припустили от многозубых тварей к упавшему кораблю.
К тому вела зыбкая тропа посреди двух болотных "окон", так что и волкам пришлось перестроиться из шеренги в цепочку. Большое неудобство чувствовалось, когда Правдоруб оказывался сзади и Адаптид ожидал, что ворог поразит его беззащитную спину. Наверное, подобное мнилось и рейдеру, егда княжий холоп оставался со стороны его спины.
Но добрались они до цели своей, не вонзая в спину острие. Одно крыло корабля, уткнувшегося в трясину, послужило как бы мостиком. Беглецы пронеслись по нему и протиснулись в дыру, похожую на разбитое окно. Еще несколько ерзающих телодвижений - и оказались оне внутри.
Сапоги заскользили на какой-то маслянистой жиже и люди скатились по наклонной палубе прямо в нос. Там их с готовностью приняли седалища - по бесовскому заклятью обхватили со всех сторон, даже щеки закрепили. Прямо в воздухе загорелась алым пламенем колдовская надпись: "Аварийный выброс". И тут на Адаптида съехал волчий вожак. Зверюга изготовилась было запустить свои клыки в горло человека, однако...
Адаптид и взять в толк не мог, что же случилось. Его словно из пушки стрельнуло в самое небо. Воин пришел в себя, когда уже летел по воздуху в том самом седалище, словно баба-яга в ступе. Летел и весь мир был словно расчерчен для него светящимися линиями на кубики. Мог Адаптид менять наклон и скорость полета, вначале мысленно, желанием, но тоже происходило и наяву. Волк же вцепился трехдюймовыми зубами в седалище и летел вместе. Неподалеку прочерчивал воздух и рейдер Правдоруб.
В одном из кубиков, каковыми был поделен весь окрестный мир, замерцал магический знак в виде маленькой дверцы. Адаптид, хоть и в смятении, но догадался, что его зовут, приглашают. А была не была - все равно лучшего пути не выберешь. Княжий холоп направил летучее кресло к таинственной дверце и когда до зеленой глади болота оставалось с десяток саженей, на ней вздулся вдруг большой пузырь. Оное вздутие сразу лопнуло и в появившийся колодец соскользнул и Адаптид с седалищем и волком, и Правдоруб окаянный.
Седалище еще летело в каком-то темном подземелье, озаряемым красными всполохами, потом заскользило по днищу и остановилось в зале, похожей на слоновий костяк: ребристые округлые стены и потолок весь в буграх, повсюду висят трубки и шнурки. Захваты седалища тут разжались, и можно было встать на ноги. Вслед за Адаптидом сделал несколько неуверенных шагов и Правдоруб. Поскуливая поднялся и волк.
Прямо в воздухе появились колдовские слова: "Идентификация личности. Не моргать, не дышать, руки развернуть ладонями наружу."
Не смели ослушаться ни Адаптид, ни рейдер, потому в воздухе возникла новая надпись: "Доступ разрешен. Присвоен гостевой статус. Подтверждаете контроль над животным со степенью разумности 3?"
Волк глянул на Адаптида словно просящим взором и тот откликнулся: "Подтверждаю, сатано, отчего нет."
Стена перед ними растянулась, стала прозрачной, а засим лопнула, и разверзшаяся дыра как бы пригласила вперед. Надо идти. Адаптид немало наслушался сказок в детстве своем и помнил, что в лоб бодаться с бесовской силой не стоит, ведь рано или поздно она сама подскажет, как укоротить ее.
Люди и зверь, превозмогая робость, двинулись по коридору, где над их головами по потолку скакала какая-то металлическая ящерица. С каждым шагом робость сгущалась. Механические и светящиеся твари сновали там и сям, едва не попадая в лицо или под дых, трубы и шнуры извивались как змеи и пытались уцепить за шею, призрачные слова и образы мелькали в глазах, голоса привидений бились в ушах. От чумового мельтешения Адаптиду казалось, что он совершенно безумен и теперь уже не сможет исполнить самых простых дел, таких как испить воды или откушать каши.
Но глянув на жалобно скулящего волка, он рассудил, что остался в своем уме, только вот бесовское подземелье перенасыщено колдовством. А еще непорядок тут творится. Оплавленные механизмы, порошок на полу, угольки, стекловидная гуща, какая-то слизь, труха и... изуродованные мертвецы, обожженные кости, куски льда, похожие на члены тела. Иногда встречалась пятна на стенах, имеющие человеческие очертания. Не только Адаптид, но даже Правдоруб растерялся. Он дергал княжьего холопа за рукав и бубнил:
- Эй, как там тебя, может возвернемся?
- Не докучай, злодей. Куда вернемся? Для меня лучше податься к бесам. А ты вали куда хочешь, шмалять в спину не стану, потому что нечем.
Правдоруб не повернул, а волк, который уже откликался на имя Пушок, уверенно пер вперед, как будто знал дорогу...
- Ты уж прости, что товарища твоего кончили, испугались, что это бес, егда он выглянул, - вдруг виновато сказал Правдоруб.