Стояла звездная, августовская ночь. От того, что я должен был идти через лес пешком, ночь казалась еще темнее, а лес неприветливее. Чувствовал я себя жутковато. То и дело, чудились какие-то шорохи, я вздрагивал от хруста веток и тревожных криков совы. Когда же я вынужден, был сойти с железнодорожного полотна на тропинку, что вела к домику лесника, то и вовсе оробел.
Было уже около полуночи, когда меж ветвей показались огни лесной сторожки. Знакомо залаял пес лесничего, затем скрипнула дверь, и я услыхал хриплый голос старика:
- Чего же ты понапрасну брешешь, Трезорка?.. - тут старик застыл, напряженно вглядываясь в темноту.
- Это я, Архипыч! - выходя на свет, успокоил я лесника.
- Фу, ты, думал опять нечистый попутал! - заворчал Архипыч, пропуская меня в сторожку.
- Ты уж прости меня, пес шелудивый! - старик потрепал Трезорку за ухом и закрыл дверь.
В избушке лесника со времени моего последнего визита ничего не изменилось. В глаза бросились лишь следы обильного ужина - на столе стояли тарелки с недоеденной дичью, маринованными грибочками и стаканы с недопитой водкой.
- Какими судьбами, ваше благородие? - наводя на столе порядок, громко спрашивал Архипыч. - Как супруга, как детки?
- Слава Богу, все живы, здоровы... - пробормотал я, слегка недоумевая. - А ты, как я посмотрю, не один?
- Господа уже почивать изволили, в гостевой комнате, - чуть тише сообщил лесник.
- А кто такие?
- Да Бог их знает... Поди, сейчас много вашего брата сюда понаехало.
- Мне Семен сказал: опять этот "леший" в вашем лесу объявился... - понижая голос, сказал я.
- Кто его знает... Мужички-то совсем спиваются, вот им оборотни теперь на каждом шагу и чудятся. Чуть хватил лишку, вот тебе и черт, и леший, и оборотень... - Архипыч хитро покосился на дверь в гостевую комнату и приложил палец к губам.
- А, что это за господа у тебя ночуют? - шепотом спросил я.
- Из города один дохтур охотой тут балуется. Я его уже годков пять знаю. А с ним грек какой-то. По нашему едва лопочет...
- Грек, говоришь? - я старался не выдать своего волнения.
- А кто его знает? Может и не грек... Не крестится, не пьет... Бусурман, одним словом... - Архипыч нарезал хлеб, налил водки в чистый стакан, выставленный специально для меня, потом, подумав, добавил малость и в свой стакан.
- И давно они у тебя, - как бы невзначай спросил я, выпив с лесничим.
- Второй день, намедни... Семен, как бусурмана этого увидал, так и затрясся весь... - Архипыч обернулся на дверь, ведущую в гостевую комнату, и продолжил шепотом. - Про оборотня он все что-то калякал... А когда мы с ним еще малость выпили, он и Трезорку мово архангелом Гавриилом кликал... А меня лешим обозвал, прости, Господи, душу грешную. Трезорка ему за это штаны ободрал...
Архипыч перекрестился и высушил свой стакан до дна.
Только после этого он дошел до кондиции и начал свой рассказ о последних событиях.
Говорил старик длинно и сбивчиво, но я не перебивал его, чувствуя, что приехал сюда не зря.
- Так я чего говорю... - Архипыч закусил водочку белым грибочком и, пригнувшись ко мне поближе, продолжил: - Хоть Семен мужик и непутевый... - старик выразительно покрутил пальцем у виска, - да, знать, на этот раз и он приврал лишь самую малость... Я ведь и сам чуть не свихнулся, когда вчерась всё увидал...
Архипыч замолк и вновь покосился на дверь в гостевую комнату.
- Да не тяни ты душу! - не выдержал я. - Ежели что путное расскажешь, отблагодарю, ты меня знаешь...
- Ну... пошел я, как положено, поутру в обход, - рассказывал старик. - Утро то выдалось хорошее, роса так под солнцем и блестит... Трезорка мой от счастья не своим голосом заливается, только что из кожи не вылазит, окаяный...
Ну, идем мы, значит... Птички поют, Трезорка как оглашенный по лесу носится...
Только не по себе мне что-то...
Надо сказать, ночью я спал плохо; Трезорка все брехал, да и мне, кажись, треск сучьев слышался, ночью-то...
Однако идем мы... Вдруг смотрю - Трезор мой уши вострит, а весь так и напрягся. Прислушивается, значит. А сам весь прямо, аж, сжался и поскуливает, едва слышно.
Ну, я тоже, значит, прислушиваюсь... И чувствую, следит кто-то за нами. Я ведь тут всю жизнь провел, каждый кустик и шорох понимаю, но вчерась - хоть убей - не пойму то ли человек это, то ли медведь, какой.
Ну, делаю вид, что не замечаю ничего - иду себе дальше.
Гляжу, Трезор ко мне жмется и притих совсем.
Ну, думаю, дело нечисто. А сам чувствую - кто-то сзади по пятам крадется...
Прошел я маненько, а сам ружьишко-то свое наготове держу... Прошелся ещемалость, да ка-ак вдруг обернусь, и мушкой-то верчу для испугу...
И показалось мне, будто мелькнул кто-то в кустах. Только не разобрать кто. На медведя вроде бы не похож, да и повадки не медвежьи...
Пальнул я разок-другой, для храбрости, а сам весь дрожу.
Вдруг, думаю, Семен и впрямь оборотня видел?!
Иду, а самого зуб на зуб не попадет. И вдруг... - старик уставился на меня почти протрезвевшими глазами и замолчал.
- Ну, чего же ты, Архипыч? - ласково спросил я.
- Да ты, барин, все равно не поверишь... Я и сам не поверил бы, коль всего своими глазами не разглядел бы...
Я хотел, было еще поспрашивать лесника, но, к счастью, вовремя понял, что настойчивостью лишь напугаю старика и не услышу продолжения его рассказа.
- Ну, ладно, - бодро сказал я. - Выпьем напоследок, да и спать пойдем...
Выпили мы еще по стаканчику, смотрю, - Архипыч мой готов.
- Ты, барин, - говорит, - думаешь, что это я спьяну... Да вот разрази меня гром, ежели вру! Эх, была, не была! Все равно, что сказку слушай!.. - Архипыч для храбрости выпил еще полстаканчика и, убедившись, что бутыль пуста продолжил.
- Значит, иду я дальше, а у самого, аж, все поджилки трясутся. Страшное, думаю дело, ворочать надо! И Трезорка, смотрю, со страха повизгивает. Но не оставаться же в лесу! Повернул я, значит, да не той тропинкой, а совсем рядышком обратно иду. Подхожу к тому месту, где из ружьишка свово палил, и слышу вроде бы, как стон. Что делать? Хоть помирай на месте, но боле шагу, со страха, не могу ступить. Только слышу - и точно, вновь стон раздается. И боязно мне, и посмотреть жуть как хочется, кого же я ненароком подстрелил?! Иду, в конце концов, дальше... И вдруг вижу, ползет впереди что-то лохматое и бесформенное... Вроде бы и медведь, а голова - человеческая... Меня будто столбняк хватил... - Архипыч уставился на меня совершенно трезвыми глазами.
- Это видать нас, и спасло, - продолжил старик, через некоторое время. - Я так думаю: не заметило оно нас с Трезоркой. Выползло это чудище на поляну и ну кататься!.. На што я перепуган был и то рот разинул. А Трезорка мой и не скулит даже. Покатался этот леший маненько, да и разлегся посредь поляны. А я из кустов смотрю, не дышу даже. Вдруг гляжу и глазам своим не верю: он линять стал. Прямо на глазах моих!.. И не то чтобы линять... Шерсть с него не отпадала вовсе, а как бы короче становилась. Зато на голове - волосы в рост пошли. А морда, ну, что у того барина... Мигнуть я не успел, а у него и тело все меняться начало: ноги вытянулись, плечи расправились, ну мужик голый, да и только. Правда шерсти было еще многовато, но она быстро укорачивалась. Срам один, да и только...
И тут мой Трезорка, чтоб ему неладно было, как на грех отходить стал. Я ему кулак кажу, а он, сукин сын, зубы скалит. Пока я Трезорку успокаивал, глядь, а оборотень-то уже в одежке. Ума не приложу, откуда она на нем появилась. Да одежка-то не простая, не мужицкая, а самая что ни на есть барская. У нашего барина точь в точь такая... Да вот пока я рот разевал на чудеса такие, Трезорка не будь дураком, такой шум поднял!.. Не успел я оглянуться, а оборотня уже и след простыл...
Архипыч с тоской посмотрел на пустую бутылку.
- Такие вот дела, барин, - лесник пригнулся и прошептал мне в самое ухо. - Я ведь не хотел о том говорить, да уж больно тяжко все одному в душе-то держать... Барин-то этот, ну, который оборотень, уж больно на бусурмана мово смахивает! Ну, того, что в гостевой нынче почивает... Он ко мне после полудня пришел, вместе с дохтуром, знакомцем моим. Я как глянул на бусурмана этого, так меня всего, аж, передернуло. Вида, однако, не показываю, держусь молодцом. А дохтур мне и говорит: "Это друг мой хороший, заботься о нем, как обо мне..." А сам на бусурмана пальцем тычет. Правда, говорит, он по нашему не калякает, да я, говорит, по ихнему, по англицки, значит, все понимаю...
А я что? Мое дело - маленькое... Проходите, говорю, люди добрые, гостям завсегда рад. Смотрю, а бусурман на меня своими бельмами так и зыркает, так и зыркает.
И совсем плохо мне стало, барин, от этих его взглядов...
Ну, прошли они в гостевую и заперлись. И слышу - калякают что-то не по нашенски. По счастью, к вечеру Семен ко мне завалился. И тоже, вторит, что бусурман это оборотень и есть. Он его видел, когда тот, по малой нужде, на двор ходил.
Господи!.. И попутал же меня нечистый, на старости лет!.. Ну, я Семену и говорю: езжай-ка ты, Сеня, к барину, да расскажи все как есть. Так что, барин, насилу тебя дождался... - Архипыч выжидающе посмотрел на меня.
Я задумался. С одной стороны, конечно, глупо было верить россказням пьяного мужика, но с другой, слухи об оборотне уже неделю расползались по округе.
Значит, что-то за всеми этими рассказами кроется. Ведь дыма без огня не бывает.
Конечно, проще всего было постучать в соседнюю комнату, да спросить у городского доктора, что это с ним за человек. Однако, вдруг Архипыч прав? Так мне доктор этот все и расскажет...
Так я размышлял несколько минут и все больше меня охватывал самый элементарный страх.
Между тем на дворе вдруг залаял Трезор и Архипыч пошел выяснять причину беспокойства старого пса. Пару минут я сидел один. Вдруг мне почудилось, что в соседней комнате раздаются неясные звуки, слегка напоминающие уханье совы. Мне стало жутко, но, пересилив страх я подошел к стене, отделявшей меня от постояльцев, и, приложил к ней ухо. Некоторое время я прислушивался. За стеной о чем-то приглушенно говорили на непонятном мне языке. Вскоре я разобрал несколько слов, отдаленно похожих на русские. Изредка были слышны звуки, похожие на английские или французские слова, но большая часть их ассоциировалась с языками Востока. К сожалению, я не силен в них, но мне показалось, что преобладали индийские и китайские слова. Разговор иногда заглушался странными звуками, описать которые я просто не берусь.
Неожиданно я услыхал дребезжание оконных стекол. Затем на дворе протяжно заскулил Трезор.
Подбежав к окну, я застыл от ужаса: все пространство перед домом светилось розоватым светом. Я не могу сказать, откуда лился этот свет. По-моему, светился сам воздух.
На крыльце в нелепой, испуганной позе застыл Архипыч. Он, кажется, что-то шептал. Молился, скорее всего.
У ног старика, поджав хвост, скулил его верный пес...
Эта картина навсегда врезалась в мою память. Часто по ночам я отчетливо вижу поляну в розоватом мерцании и застывшие фигуры Архипыча с Трезоркой.
Через несколько мгновений свет стал сиреневым, затем фиолетовым и, наконец, - ослепительно голубым. И еще он неведомым образом начал концентрироваться и принимать форму шара.
В это время сзади меня раздался скрип открываемой двери, и я увидел в отражении крохотных оконных стекол две высокие человеческие фигуры, облаченные в светло серебристые облегающие одежды.
У меня не было сил пошевелиться, и я продолжал следить за приближающимися фигурами лишь по их отражению в темных участках оконного стекла.
Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но мне показалось, что форма тела и даже черты лица человека, который был повыше ростом, непрестанно менялись. Это просто невозможно описать. Вся фигура этого "бусурмана" казалась крайне неустойчивой, готовой в каждое мгновение принять любую форму. Тот, что был пониже, слегка поддерживал более высокого, постоянно меняющегося человека.
Когда эти странные люди (а это были, несомненно, люди, а не призраки, так как я слышал скрип досок, прогибающихся под тяжестью их тел) поравнялись со мной, более низкий господин остановился, глядя на меня, словно в нерешительности.
За эти несколько мгновений, что он смотрел на меня, я пережил больше, чем за многие годы. Я вдруг понял: несмотря на то, что все видимое мною - явь, несмотря на то, что я не брежу, никогда и никому мне не рассказать об этой жуткой ночи.
- Да, вы правы, вам никто никогда не поверит... - на чистом русском языке сказал тот, что был пониже ростом.
Потом он вывел своего компаньона из дома, и не обращая внимания на Архипыча с Трезоркой, оба вошли в светящийся шар.
Сияние шара вскоре уменьшилось, он вновь налился фиолетовым огнем, а фигуры в нем начали расплываться, пока вовсе не растворились в призрачном фиолетовом сиянии.
Еще некоторое время шар светился, наливаясь попеременно всеми цветами радуги, затем, сделавшись красным, медленно погас. Через две-три минуты от шара и таинственных незнакомцев не осталось и следа. Лишь круг тлеющей травы, да слабый запах гари подтверждали, что все происшедшее не было сном.
Несколько минут я стоял как зачарованный, пока громкий лай Трезорки не вывел меня из странного оцепенения.
Выйдя из дома, я осторожно спустился с крыльца на тлеющую траву. Еще через пару минут ко мне присоединился Архипыч, потерявший, казалось, дар речи.
Вот, собственно, и все... Об этой страшной ночи я почти никому не рассказывал. Таинственный незнакомец оказался прав: даже те немногие, что были посвящены в эту загадочную историю, не верили мне. Но я твердо знаю: это была не галлюцинация. Наутро мы с Архипычем увидели, что обгорела не только трава, но и ветки ближайших деревьев.
Вскоре я написал этот рассказ, надеясь, что моя история может заинтересовать специалистов...
... Тициус закончил чтение и передал листки Янину.
- Где ты это откопал? - листая рукопись, спросил Янин.
- Пришлось еще раз вернуться в начало двадцатого века... - Тициус вдруг понял, что Янин помнит далеко не все и решил рассказать более подробно.
- После изучения материалов о твоей инверсии выяснилось, что один из пятерых местных жителей, видевших тебя, оказался сотрудником местной газеты. Хронотронные спецы опасались, что он может дать материал о твоем приключении в свою газетенку... Да ты ведь его видел, - вкрадчиво добавил Тициус. - Этот господин стоял у окна, спиной к нам, когда мы уже шли в зону инверсии. Я боялся, что мы можем опоздать, и ограничился лишь коротким внушением. Откуда я мог знать, что он писатель. Неужели совсем не помнишь его?! - Тициус с тревогой смотрел на Андрея.
- Помню только старика бородатого... - неуверенно сказал Янин. - По-моему, это он стрелял в меня... А писателя этого помню смутно... - Янин поморщился, напряжение памяти вызывало головную боль. - Признаться, четко я помню лишь начало телепортации... Я очень удивился, когда очутился не в порту "Сириус - 48", а в земном лесу. Конечно, я понял, что вместо П-П-Перехода произошла временная инверсия, но от этого мне было не легче. Тело едва контролировалось, и вообще чувствовал я себя отвратительно. Скорее всего, произошли непредвиденные мутации в блоке управления моей генетической системой. К счастью, вскоре сработал защитный рефлекс, выбросивший меня обратно, на Землю. Но, увы, почти на двести лет назад. Поняв, что я на Земле далекого прошлого, я, признаться, слегка растерялся. А тут еще мужик этот появился. Странный он был какой-то...
- Он пьяный был, - пояснил Тициус. - В те времена наши предки увлекались разными отупляющими и веселящими веществами и даже наркотиками. А звали этого мужика, если верить рассказу, Семеном...
- Представь меня в коже космической защиты... - Янин вновь поморщился. - Я, конечно, попытался превратиться в подобие медведя, да видно не очень получилось... Увидев меня, мужик этот остолбенел, побелел, а потом весь затрясся. Видимо, он впервые видел процесс управляемых мутаций. Короче, пришлось ретироваться...
- А почему ты сразу не принял человеческий облик?
- Надо ведь было понять, в какие я попал времена. Я же не историк, откуда мне было знать костюмы, язык, обычаи той эпохи?! Потому я и решил принять на первых порах звериный облик. Беда в том, что я не мог толком управлять своей формой. Постоянно возникали побочные мутации, и приходилось здорово напрягаться, чтобы сохранить более-менее приличный вид. Потом, увидев того... пьяного мужика, я решил все-таки принять человеческий облик, синтезировав одежду из наружных слоев защитного эпителия. Но надо было уточнить кое-какие детали одежды, и я пробрался к тропинке, чтобы понаблюдать за проходящими людьми. Кто-то, кажется, меня и впрямь видел, а один даже стрелял из этой... как ее...
- Винтовки, - подсказал Тициус.
- Хорошо, что ты подоспел, - Янин грустно усмехнулся.
- Да, пришлось мне на время превратиться в "дохтура", знакомца лесника, стрелявшего в тебя. Твое счастье, что я неплохо знаю начало двадцатого века... Кстати, почему до прибытия представителя КИЧС ты не остался в медвежьем облике?
- Думаешь, я толком знал, какой он, медвежий облик? По вымершим животным второго тысячелетия у меня в Академии была дохлая тройка... Ну, конечно, в детстве я мишек в зоопарке видел, но это когда было!..
- Ладно, хватит на сегодня... - Тициус поднялся с кровати больного. - Тебе надо поспать, ты еще не совсем окреп...
- А долго я был без сознания?
- Почти три дня. Я успел еще раз побывать в двадцатом веке. На этот раз в роли редактора. Помню, здорово этот писака удивился, когда я забраковал его рассказ, как свидетельство очевидца. Правда, в России тех времен уже появился фантастический жанр, и рассказ значительно позднее был опубликован под рубрикой "фантастика"...
Геннадий Тищенко
ОБОРОТЕНЬ.
Фантастический рассказ
(из цикла рассказов об инспекторе Янине).
Стояла звездная, августовская ночь. От того, что я должен был идти через лес пешком, ночь казалась еще темнее, а лес неприветливее. Чувствовал я себя жутковато. То и дело, чудились какие-то шорохи, я вздрагивал от хруста веток и тревожных криков совы. Когда же я вынужден, был сойти с железнодорожного полотна на тропинку, что вела к домику лесника, то и вовсе оробел.
Было уже около полуночи, когда меж ветвей показались огни лесной сторожки. Знакомо залаял пес лесничего, затем скрипнула дверь, и я услыхал хриплый голос старика:
- Чего же ты понапрасну брешешь, Трезорка?.. - тут старик застыл, напряженно вглядываясь в темноту.
- Это я, Архипыч! - выходя на свет, успокоил я лесника.
- Фу, ты, думал опять нечистый попутал! - заворчал Архипыч, пропуская меня в сторожку.
- Ты уж прости меня, пес шелудивый! - старик потрепал Трезорку за ухом и закрыл дверь.
В избушке лесника со времени моего последнего визита ничего не изменилось. В глаза бросились лишь следы обильного ужина - на столе стояли тарелки с недоеденной дичью, маринованными грибочками и стаканы с недопитой водкой.
- Какими судьбами, ваше благородие? - наводя на столе порядок, громко спрашивал Архипыч. - Как супруга, как детки?
- Слава Богу, все живы, здоровы... - пробормотал я, слегка недоумевая. - А ты, как я посмотрю, не один?
- Господа уже почивать изволили, в гостевой комнате, - чуть тише сообщил лесник.
- А кто такие?
- Да Бог их знает... Поди, сейчас много вашего брата сюда понаехало.
- Мне Семен сказал: опять этот "леший" в вашем лесу объявился... - понижая голос, сказал я.
- Кто его знает... Мужички-то совсем спиваются, вот им оборотни теперь на каждом шагу и чудятся. Чуть хватил лишку, вот тебе и черт, и леший, и оборотень... - Архипыч хитро покосился на дверь в гостевую комнату и приложил палец к губам.
- А, что это за господа у тебя ночуют? - шепотом спросил я.
- Из города один дохтур охотой тут балуется. Я его уже годков пять знаю. А с ним грек какой-то. По нашему едва лопочет...
- Грек, говоришь? - я старался не выдать своего волнения.
- А кто его знает? Может и не грек... Не крестится, не пьет... Бусурман, одним словом... - Архипыч нарезал хлеб, налил водки в чистый стакан, выставленный специально для меня, потом, подумав, добавил малость и в свой стакан.
- И давно они у тебя, - как бы невзначай спросил я, выпив с лесничим.
- Второй день, намедни... Семен, как бусурмана этого увидал, так и затрясся весь... - Архипыч обернулся на дверь, ведущую в гостевую комнату, и продолжил шепотом. - Про оборотня он все что-то калякал... А когда мы с ним еще малость выпили, он и Трезорку мово архангелом Гавриилом кликал... А меня лешим обозвал, прости, Господи, душу грешную. Трезорка ему за это штаны ободрал...
Архипыч перекрестился и высушил свой стакан до дна.
Только после этого он дошел до кондиции и начал свой рассказ о последних событиях.
Говорил старик длинно и сбивчиво, но я не перебивал его, чувствуя, что приехал сюда не зря.
- Так я чего говорю... - Архипыч закусил водочку белым грибочком и, пригнувшись ко мне поближе, продолжил: - Хоть Семен мужик и непутевый... - старик выразительно покрутил пальцем у виска, - да, знать, на этот раз и он приврал лишь самую малость... Я ведь и сам чуть не свихнулся, когда вчерась всё увидал...
Архипыч замолк и вновь покосился на дверь в гостевую комнату.
- Да не тяни ты душу! - не выдержал я. - Ежели что путное расскажешь, отблагодарю, ты меня знаешь...
- Ну... пошел я, как положено, поутру в обход, - рассказывал старик. - Утро то выдалось хорошее, роса так под солнцем и блестит... Трезорка мой от счастья не своим голосом заливается, только что из кожи не вылазит, окаяный...
Ну, идем мы, значит... Птички поют, Трезорка как оглашенный по лесу носится...
Только не по себе мне что-то...
Надо сказать, ночью я спал плохо; Трезорка все брехал, да и мне, кажись, треск сучьев слышался, ночью-то...
Однако идем мы... Вдруг смотрю - Трезор мой уши вострит, а весь так и напрягся. Прислушивается, значит. А сам весь прямо, аж, сжался и поскуливает, едва слышно.
Ну, я тоже, значит, прислушиваюсь... И чувствую, следит кто-то за нами. Я ведь тут всю жизнь провел, каждый кустик и шорох понимаю, но вчерась - хоть убей - не пойму то ли человек это, то ли медведь, какой.
Ну, делаю вид, что не замечаю ничего - иду себе дальше.
Гляжу, Трезор ко мне жмется и притих совсем.
Ну, думаю, дело нечисто. А сам чувствую - кто-то сзади по пятам крадется...
Прошел я маненько, а сам ружьишко-то свое наготове держу... Прошелся ещемалость, да ка-ак вдруг обернусь, и мушкой-то верчу для испугу...
И показалось мне, будто мелькнул кто-то в кустах. Только не разобрать кто. На медведя вроде бы не похож, да и повадки не медвежьи...
Пальнул я разок-другой, для храбрости, а сам весь дрожу.
Вдруг, думаю, Семен и впрямь оборотня видел?!
Иду, а самого зуб на зуб не попадет. И вдруг... - старик уставился на меня почти протрезвевшими глазами и замолчал.
- Ну, чего же ты, Архипыч? - ласково спросил я.
- Да ты, барин, все равно не поверишь... Я и сам не поверил бы, коль всего своими глазами не разглядел бы...
Я хотел, было еще поспрашивать лесника, но, к счастью, вовремя понял, что настойчивостью лишь напугаю старика и не услышу продолжения его рассказа.
- Ну, ладно, - бодро сказал я. - Выпьем напоследок, да и спать пойдем...
Выпили мы еще по стаканчику, смотрю, - Архипыч мой готов.
- Ты, барин, - говорит, - думаешь, что это я спьяну... Да вот разрази меня гром, ежели вру! Эх, была, не была! Все равно, что сказку слушай!.. - Архипыч для храбрости выпил еще полстаканчика и, убедившись, что бутыль пуста продолжил.
- Значит, иду я дальше, а у самого, аж, все поджилки трясутся. Страшное, думаю дело, ворочать надо! И Трезорка, смотрю, со страха повизгивает. Но не оставаться же в лесу! Повернул я, значит, да не той тропинкой, а совсем рядышком обратно иду. Подхожу к тому месту, где из ружьишка свово палил, и слышу вроде бы, как стон. Что делать? Хоть помирай на месте, но боле шагу, со страха, не могу ступить. Только слышу - и точно, вновь стон раздается. И боязно мне, и посмотреть жуть как хочется, кого же я ненароком подстрелил?! Иду, в конце концов, дальше... И вдруг вижу, ползет впереди что-то лохматое и бесформенное... Вроде бы и медведь, а голова - человеческая... Меня будто столбняк хватил... - Архипыч уставился на меня совершенно трезвыми глазами.
- Это видать нас, и спасло, - продолжил старик, через некоторое время. - Я так думаю: не заметило оно нас с Трезоркой. Выползло это чудище на поляну и ну кататься!.. На што я перепуган был и то рот разинул. А Трезорка мой и не скулит даже. Покатался этот леший маненько, да и разлегся посредь поляны. А я из кустов смотрю, не дышу даже. Вдруг гляжу и глазам своим не верю: он линять стал. Прямо на глазах моих!.. И не то чтобы линять... Шерсть с него не отпадала вовсе, а как бы короче становилась. Зато на голове - волосы в рост пошли. А морда, ну, что у того барина... Мигнуть я не успел, а у него и тело все меняться начало: ноги вытянулись, плечи расправились, ну мужик голый, да и только. Правда шерсти было еще многовато, но она быстро укорачивалась. Срам один, да и только...
И тут мой Трезорка, чтоб ему неладно было, как на грех отходить стал. Я ему кулак кажу, а он, сукин сын, зубы скалит. Пока я Трезорку успокаивал, глядь, а оборотень-то уже в одежке. Ума не приложу, откуда она на нем появилась. Да одежка-то не простая, не мужицкая, а самая что ни на есть барская. У нашего барина точь в точь такая... Да вот пока я рот разевал на чудеса такие, Трезорка не будь дураком, такой шум поднял!.. Не успел я оглянуться, а оборотня уже и след простыл...
Архипыч с тоской посмотрел на пустую бутылку.
- Такие вот дела, барин, - лесник пригнулся и прошептал мне в самое ухо. - Я ведь не хотел о том говорить, да уж больно тяжко все одному в душе-то держать... Барин-то этот, ну, который оборотень, уж больно на бусурмана мово смахивает! Ну, того, что в гостевой нынче почивает... Он ко мне после полудня пришел, вместе с дохтуром, знакомцем моим. Я как глянул на бусурмана этого, так меня всего, аж, передернуло. Вида, однако, не показываю, держусь молодцом. А дохтур мне и говорит: "Это друг мой хороший, заботься о нем, как обо мне..." А сам на бусурмана пальцем тычет. Правда, говорит, он по нашему не калякает, да я, говорит, по ихнему, по англицки, значит, все понимаю...
А я что? Мое дело - маленькое... Проходите, говорю, люди добрые, гостям завсегда рад. Смотрю, а бусурман на меня своими бельмами так и зыркает, так и зыркает.
И совсем плохо мне стало, барин, от этих его взглядов...
Ну, прошли они в гостевую и заперлись. И слышу - калякают что-то не по нашенски. По счастью, к вечеру Семен ко мне завалился. И тоже, вторит, что бусурман это оборотень и есть. Он его видел, когда тот, по малой нужде, на двор ходил.
Господи!.. И попутал же меня нечистый, на старости лет!.. Ну, я Семену и говорю: езжай-ка ты, Сеня, к барину, да расскажи все как есть. Так что, барин, насилу тебя дождался... - Архипыч выжидающе посмотрел на меня.
Я задумался. С одной стороны, конечно, глупо было верить россказням пьяного мужика, но с другой, слухи об оборотне уже неделю расползались по округе.
Значит, что-то за всеми этими рассказами кроется. Ведь дыма без огня не бывает.
Конечно, проще всего было постучать в соседнюю комнату, да спросить у городского доктора, что это с ним за человек. Однако, вдруг Архипыч прав? Так мне доктор этот все и расскажет...
Так я размышлял несколько минут и все больше меня охватывал самый элементарный страх.
Между тем на дворе вдруг залаял Трезор и Архипыч пошел выяснять причину беспокойства старого пса. Пару минут я сидел один. Вдруг мне почудилось, что в соседней комнате раздаются неясные звуки, слегка напоминающие уханье совы. Мне стало жутко, но, пересилив страх я подошел к стене, отделявшей меня от постояльцев, и, приложил к ней ухо. Некоторое время я прислушивался. За стеной о чем-то приглушенно говорили на непонятном мне языке. Вскоре я разобрал несколько слов, отдаленно похожих на русские. Изредка были слышны звуки, похожие на английские или французские слова, но большая часть их ассоциировалась с языками Востока. К сожалению, я не силен в них, но мне показалось, что преобладали индийские и китайские слова. Разговор иногда заглушался странными звуками, описать которые я просто не берусь.
Неожиданно я услыхал дребезжание оконных стекол. Затем на дворе протяжно заскулил Трезор.
Подбежав к окну, я застыл от ужаса: все пространство перед домом светилось розоватым светом. Я не могу сказать, откуда лился этот свет. По-моему, светился сам воздух.
На крыльце в нелепой, испуганной позе застыл Архипыч. Он, кажется, что-то шептал. Молился, скорее всего.
У ног старика, поджав хвост, скулил его верный пес...
Эта картина навсегда врезалась в мою память. Часто по ночам я отчетливо вижу поляну в розоватом мерцании и застывшие фигуры Архипыча с Трезоркой.
Через несколько мгновений свет стал сиреневым, затем фиолетовым и, наконец, - ослепительно голубым. И еще он неведомым образом начал концентрироваться и принимать форму шара.
В это время сзади меня раздался скрип открываемой двери, и я увидел в отражении крохотных оконных стекол две высокие человеческие фигуры, облаченные в светло серебристые облегающие одежды.
У меня не было сил пошевелиться, и я продолжал следить за приближающимися фигурами лишь по их отражению в темных участках оконного стекла.
Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но мне показалось, что форма тела и даже черты лица человека, который был повыше ростом, непрестанно менялись. Это просто невозможно описать. Вся фигура этого "бусурмана" казалась крайне неустойчивой, готовой в каждое мгновение принять любую форму. Тот, что был пониже, слегка поддерживал более высокого, постоянно меняющегося человека.
Когда эти странные люди (а это были, несомненно, люди, а не призраки, так как я слышал скрип досок, прогибающихся под тяжестью их тел) поравнялись со мной, более низкий господин остановился, глядя на меня, словно в нерешительности.
За эти несколько мгновений, что он смотрел на меня, я пережил больше, чем за многие годы. Я вдруг понял: несмотря на то, что все видимое мною - явь, несмотря на то, что я не брежу, никогда и никому мне не рассказать об этой жуткой ночи.
- Да, вы правы, вам никто никогда не поверит... - на чистом русском языке сказал тот, что был пониже ростом.
Потом он вывел своего компаньона из дома, и не обращая внимания на Архипыча с Трезоркой, оба вошли в светящийся шар.
Сияние шара вскоре уменьшилось, он вновь налился фиолетовым огнем, а фигуры в нем начали расплываться, пока вовсе не растворились в призрачном фиолетовом сиянии.
Еще некоторое время шар светился, наливаясь попеременно всеми цветами радуги, затем, сделавшись красным, медленно погас. Через две-три минуты от шара и таинственных незнакомцев не осталось и следа. Лишь круг тлеющей травы, да слабый запах гари подтверждали, что все происшедшее не было сном.
Несколько минут я стоял как зачарованный, пока громкий лай Трезорки не вывел меня из странного оцепенения.
Выйдя из дома, я осторожно спустился с крыльца на тлеющую траву. Еще через пару минут ко мне присоединился Архипыч, потерявший, казалось, дар речи.
Вот, собственно, и все... Об этой страшной ночи я почти никому не рассказывал. Таинственный незнакомец оказался прав: даже те немногие, что были посвящены в эту загадочную историю, не верили мне. Но я твердо знаю: это была не галлюцинация. Наутро мы с Архипычем увидели, что обгорела не только трава, но и ветки ближайших деревьев.
Вскоре я написал этот рассказ, надеясь, что моя история может заинтересовать специалистов...
... Тициус закончил чтение и передал листки Янину.
- Где ты это откопал? - листая рукопись, спросил Янин.
- Пришлось еще раз вернуться в начало двадцатого века... - Тициус вдруг понял, что Янин помнит далеко не все и решил рассказать более подробно.
- После изучения материалов о твоей инверсии выяснилось, что один из пятерых местных жителей, видевших тебя, оказался сотрудником местной газеты. Хронотронные спецы опасались, что он может дать материал о твоем приключении в свою газетенку... Да ты ведь его видел, - вкрадчиво добавил Тициус. - Этот господин стоял у окна, спиной к нам, когда мы уже шли в зону инверсии. Я боялся, что мы можем опоздать, и ограничился лишь коротким внушением. Откуда я мог знать, что он писатель. Неужели совсем не помнишь его?! - Тициус с тревогой смотрел на Андрея.
- Помню только старика бородатого... - неуверенно сказал Янин. - По-моему, это он стрелял в меня... А писателя этого помню смутно... - Янин поморщился, напряжение памяти вызывало головную боль. - Признаться, четко я помню лишь начало телепортации... Я очень удивился, когда очутился не в порту "Сириус - 48", а в земном лесу. Конечно, я понял, что вместо П-П-Перехода произошла временная инверсия, но от этого мне было не легче. Тело едва контролировалось, и вообще чувствовал я себя отвратительно. Скорее всего, произошли непредвиденные мутации в блоке управления моей генетической системой. К счастью, вскоре сработал защитный рефлекс, выбросивший меня обратно, на Землю. Но, увы, почти на двести лет назад. Поняв, что я на Земле далекого прошлого, я, признаться, слегка растерялся. А тут еще мужик этот появился. Странный он был какой-то...
- Он пьяный был, - пояснил Тициус. - В те времена наши предки увлекались разными отупляющими и веселящими веществами и даже наркотиками. А звали этого мужика, если верить рассказу, Семеном...
- Представь меня в коже космической защиты... - Янин вновь поморщился. - Я, конечно, попытался превратиться в подобие медведя, да видно не очень получилось... Увидев меня, мужик этот остолбенел, побелел, а потом весь затрясся. Видимо, он впервые видел процесс управляемых мутаций. Короче, пришлось ретироваться...
- А почему ты сразу не принял человеческий облик?
- Надо ведь было понять, в какие я попал времена. Я же не историк, откуда мне было знать костюмы, язык, обычаи той эпохи?! Потому я и решил принять на первых порах звериный облик. Беда в том, что я не мог толком управлять своей формой. Постоянно возникали побочные мутации, и приходилось здорово напрягаться, чтобы сохранить более-менее приличный вид. Потом, увидев того... пьяного мужика, я решил все-таки принять человеческий облик, синтезировав одежду из наружных слоев защитного эпителия. Но надо было уточнить кое-какие детали одежды, и я пробрался к тропинке, чтобы понаблюдать за проходящими людьми. Кто-то, кажется, меня и впрямь видел, а один даже стрелял из этой... как ее...
- Винтовки, - подсказал Тициус.
- Хорошо, что ты подоспел, - Янин грустно усмехнулся.
- Да, пришлось мне на время превратиться в "дохтура", знакомца лесника, стрелявшего в тебя. Твое счастье, что я неплохо знаю начало двадцатого века... Кстати, почему до прибытия представителя КИЧС ты не остался в медвежьем облике?
- Думаешь, я толком знал, какой он, медвежий облик? По вымершим животным второго тысячелетия у меня в Академии была дохлая тройка... Ну, конечно, в детстве я мишек в зоопарке видел, но это когда было!..
- Ладно, хватит на сегодня... - Тициус поднялся с кровати больного. - Тебе надо поспать, ты еще не совсем окреп...
- А долго я был без сознания?
- Почти три дня. Я успел еще раз побывать в двадцатом веке. На этот раз в роли редактора. Помню, здорово этот писака удивился, когда я забраковал его рассказ, как свидетельство очевидца. Правда, в России тех времен уже появился фантастический жанр, и рассказ значительно позднее был опубликован под рубрикой "фантастика"...