Аннотация: Рассказ был опубликован июльском номере журнала "Лит. Азербайджан" за 1981г.
Геннадий Тищенко
Этот рассказ, посвящённый двадцатилетию полёта Гагарина, был опубликован в июльском номере журнала "Литературный Азербайджан" в 1981 г.
АНОМАЛИЯ КОМАНДОРА.
Научно-фантастический рассказ.
Свежий осенний ветер гнал жёлтую листву. На площади перед памятником ветер, вырвавшись из тенистых аллей, бушевал с особой силой. Он раскачивал деревья, окружавшие площадь и срывал плащ с одинокого человека, стоявшего перед памятником. Человек не замечал ветра. Он вглядывался в гранитное лицо и губы его время от времени беззвучно шевелились. Он разговаривал сам с собой.
А может быть с памятником?
Человек был не молод. Ветер перебирал пряди седых волос над высоким лбом, а сетка морщин рассекла на множестве сегментов, создававших впечатление мозаичности, бледную кожу лица, давно не видевшего солнца.
"Пожалуй, он выглядел тогда моложе, - думал человек, всматриваясь в гранит. Или я старею слишком быстро? Впрочем, прошло столько времени. Сейчас я уже старше его, ведь тогда ему было чуть больше шестидесяти. Неужели прошло сорок лет?! - человек незаметно огляделся по сторонам и осторожно расправил плечи. Словно пытался сбросить тяжесть прошлых лет. - Да, жизнь прожита и нечего уже нельзя изменить..."
Мысли его перенеслись к временам, когда ему не было и тридцати. "Тогда здесь было море..." - человек недоверчиво посмотрел под ноги. Плиты, которыми была вымощена площадь, казались многовековыми. Из трещин пробивались тонкие светло-зеленые травинки. Несмотря на осень.
...И, тем не менее, тогда здесь было море. Приморский парк расширился лет тридцать назад, вскоре после того, как Каспий вновь начал мелеть. С тех пор уровень воды оставался постоянным. Но сорок лет назад здесь плескались волны и развились дельфины, переброшенные сюда, по чьему-то глупому велению, из Черного моря. Несмотря на возражения экологов.
Человек вновь огляделся по сторонам и твердой, слегка напряженной походкой отошел от памятника. В тени раскидистого платана он сел на скамейку. Несмотря не то, что шел октябрь, под открытым солнцем было ещё довольно жарко. Но в тени можно было сидеть даже в плаще.
Памятник был хорошо виден и отсюда. Человек смотрел в сторону грандиозного изваяния и мысли уносили его в прошлое...
. . .
Ему повезло: его юность совпала с началом межпланетных полётов. Корабли с экипажами на борту впервые достигли Марса, Венеры, спутников Юпитера и Сатурна... Человечество даже отправило звездолёт, чтобы познавать миры иных звёзд. Это было время романтиков и героев. Время, когда искали и ошибались, но не останавливались на достигнутом.
"Per aspera ad astra. Через тернии к звездам"...
"А может, я тогда просто был молод? - человек потер морщины на лбу. - Может быть, лишь потому так восторженно воспринимал я окружающий мир? Ведь позднее пришло так много сомнений и разочарований! Даже слишком много. Или всё естественно? Просто с годами появилась трезвость. И усталость. Юности свойственен эгоцентризм и переоценка собственных сил. В те годы я считал, что дело, которым занимаюсь, самое главное на свете, что все обязаны понимать это и помогать мне. Даже в ущерб своим делам...
Но ведь так оно и было!.."
Человек недовольно поморщился. Дело в том, что и сейчас он думал по-прежнему.
Ему не было и тридцати, когда он вплотную приблизился к главному в жизни открытию. Главному не только в его жизни, а, пожалуй, в жизни всего его поколения. Его имя когда-то пользовалось всепланетной, хоть и несколько скандальной известностью. Многие возлагали на него большие надежды. И не безосновательно.
Он занимался гравитационной физикой. То есть наукой, без которой Эпоха Великих Галактических Открытий просто не началась бы. Возможно, его талант и заключался с том, чтобы заниматься самыми актуальными проблемами, нащупать самое интересное и перспективное в науке. Основной темой его работ была "теория аномальных искривлений пространства". Теперь каждый школьник знает, что без создания этой теории невозможны были бы переходы в подпространство и межзвездные полеты, плодами которых могли бы пользоваться современники, а не далёкие потомки. Однако, тогда, сорок лет назад, в реальность таких переходов верили не многие. Нужно было иметь упорство и мужество, чтобы заниматься тем, что осмеивалось не только в научных статьях, но и в анекдотах, передававшихся из уст в уста.
Для доказательства его теории необходим был решающий эксперимент. Большой и дорогостоящий космический эксперимент. Это предприятие было рискованным, поэтому, на первых порах, он даже в мечтах своих не надеялся на его проведение.
Но, к счастью, нашлись люди, разделявшие его убежденность, верившие в верность его теории.
Именно они и познакомили его с командором.
Первая встреча с этим человеком поразила его. Не таким он представлял себе легендарного межпланетчика, о котором уже десятки лет ходили самые фантастические легенды.
Командор оказался неожиданно мал ростом. И очень, очень стар. По портретам, знакомым с детства, он представлял командора высоким, могучим и, конечно же, более молодым. Однако портреты знаменитого космонавта не появлялись в газетах уже лет десять, и за это время командор успел очень сдать.
Разговор с ним был краток и скучен. Межпланетчик не задал ему ни одного вопроса, и у него сложилось мнение, что командор абсолютно не понял его объяснений. Да и что мог понять космонавт, путь даже легендарный, если эту его теорию понимали даже не все физики-теоретики, занимавшиеся проблемами гравитации.
Или не хотели понять...
Он уже почти забыл о встрече с командором, когда неожиданно его вызвали в ЦИК (Центр Исследований Космоса) и предложили заняться подготовкой к межпланетному полёту. Однако даже тогда он не понял, что это первый шаг к осуществлению его мечты.
И этот шаг ему помог сделать командор.
Он узнал обо всем много лет спустя, когда командора уже не было в живых.
Быстро пролетели месяцы тренировок, и вот он уже включён в состав экспедиции. Конечно, он был рад. Кто в юности не мечтал о космических полётах, о романтике освоения далёких планет? Но когда поползли месяцы однообразных тренировок, и жизни, не предвещавшей никаких неожиданных открытий, он затосковал.
Это была девятая экспедиция в систему Юпитера, и он согласился участвовать в ней лишь потому, что близ самой гигантской планеты Солнечной системы можно было проверить кое-какие положения его теории.
Вспомнив, с какой неохотой отправлялся в экспедицию к Юпитеру, он невольно усмехнулся. Впрочем, его тогда можно было понять. Система Юпитера была исследована вдоль и поперёк. Интересными считались полеты к Нептуну, к Плутону, к облаку Оорта. Планеты ближе Урана были оставлены новичкам. Штурман корабля Стас Семенов и не скрывал своего снисходительного к нему отношения. Да и какого еще отношения к себе мог ожидать он, стажер, в тридцать лет бросивший парения в высотах теории и отправившийся "бороздить старушку Солнечную" - как говаривал Семёнов.
Лишь надежда на то, что Командор добьется разрешения на экспериментальный полет к недавно открытой гравитационной аномалии, вселяла в него силы. Иначе он не вынес бы скуки и насмешек и не получил бы положительной характеристики, без которой не мыслим был следующий полет.
Ему всегда было трудно ладить с людьми. Характер ли у него такой, или это было следствием добровольной изоляции, без которой, как он думал, невозможно абстрагирование от окружающей суеты? А может быть, его отношение к людям объяснялось тем, что его мало кто понимал?.. Замкнутость и неуживчивость, возможно, и были причиной тому, что у него с каждым годом становилось все меньше друзей и соратников. Однако тогда он действительно думал, что без отрешенности от всего мелкого и суетного он ничего не добился бы.
Хотя не исключено, что воспринимаемое им как мелкая суета - и было жизнью.
Он жертвовал всем: молодостью, личной жизнью, увлечениями, здоровьем, встречами с близкими людьми, которые, становились все менее близкими...
"Неужели был другой путь? - подумал он вдруг. - Неужели я мог достичь того же или даже большего, живя обычной жизнью? Нормальная человеческая жизнь!.. Как у всех остальных... Как у него... - он посмотрел в сторону памятника. От таких мыслей можно было дойти до самоубийства. А они, эти мысли, посещали его с каждым годом все чаще. - Неужели вся жизнь могла быть совершенно другой, более полной и радостной?! И при этом дать те же плоды, без нечеловеческих усилий?.."
К гранитному пьедесталу подошла молодая женщина и мальчик лет семи. В руках у женщины были цветы. Большой букет алых гвоздик. Некоторое время женщина что-то тихо говорила мальчику, затем передала ему цветы, которые ребенок осторожно положил на полиро-ванный гранит.
"Его память чтут, - подумал он. - И, конечно, Командор заслужил это. А я?.. Разве десятилетия упорного труда, открывшего людям путь к звездам, значат меньше?.."
Да, Командор всего добился: к гравитационной аномалии был отправлен самый совершенный по тем временам ионолет. Полет был рекордным по дальности, но, несмотря на это, Командор настоял на его участии в полете, хотя многие были против включения новичка в состав столь сложной и опасной экспедиции.
Полезная нагрузка ионолета была минимальной, так как большую часть массы корабля составляли заќпасы плутония, для реактора, и цезия, служившего рабочим телом ионных двигателей. Поэтому экономили даже на весе книг и кроватей, в которых было бы легче коротать дальний путь. Конечно, в компьютерной сети корабля можно было найти буквально любую книгу, изданную когда-либо на Земле, но чтение с экрана монитора не дарило тех ощущений, которые возникали от обыкновенной бумажной книги, которую можно было полистать, пометить что-то карандашом, положить закладки...
Кроме него и Командора, в полете участвовал всё тот же штурман Стас Семёнов. После того как состав экспедиции был утверждён, Стас был вынужден смириться с "присутствием никчемного теоретика".
Семенов оказался незаменимым рассказчиком анекдотов и невероятных историй, большую часть которых, несомненно, выдумывал на ходу, для разрядки гнетущей атмосферы, царившей на корабле. Ведь Командор, также как и он, теоретик, был угрюм и молчалив. В этом они были похожи: обоих сжигало фанатичное желание вырваться из Солнечной Системы, с её безжизненными планетами, и открыть реальный, короткий путь к мирам далёких звёзд, с неведомыми формами жизни.
В том числе и разумной...
За долгие месяцы полета ему удалось внести существенный вклад в свою теорию. Он смог теоретически доказать, что в Солнечной Системе, или в её окрестностях могут быть найдены своеобразные аналоги микроскопических черных дыр. Главным в его теории являлся вывод о том, что в определенной ситуации можно было, скользнув близ сферы Шварцшильда такого невидимого объекта (то есть близ зоны гравитационного коллапса) уйти в иное пространство, или перенестись за сотни и тысячи световых лет.
Это было неслыханно дерзко, ведь по теории Эйнштейна близ черной дыры ничего, кроме эффекта замедления времени, не ожидалось. Да и являлась ли вообще гравитационная аномалия чем-то хоть отдаленно похожим на коллапсар, или пресловутую подпространственную червоточину? Многие даже не удосуживались разобраться в его теории, которая взрывала старые представления о пространстве-времени. Он и сам иногда сомневался в верности своих выкладок и рассуждений, поэтому его так удивляла уверенность Командора в правильности выводов его теории.
Последнее слово оставалось за экспериментом, который они должны были провести в окрестностях гравитационной аномалии. Эксперимент этот, как, впрочем, и весь полет, был крайне рискованным. Дело в том, что для возвращения в центр Солнечной системы должно было использоваться поле тяготения гравиќтационной аномалии. Малейшая ошибка в расчетах могла привести к гибели, ибо цезия ни на торможение в окрестностях аномалии, ни на самостоятельный разгон для возвращения к Земле не хватило бы. Оставалось лишь удивляться, как Командор добился разрешения на столь рискованный полет. Видимо, прежде всего, сказался его авторитет. Кроме того, разгадка сущности гравиќтационной аномалии волновала многих ученых. Изучение природы аноќмалии могло стимулировать дальнейшее развитие физики, космогонии и астронавтики.
И, наконец, если бы подтвердились выводы новой теории, то началась бы эра межзвездных гиперпространственных полетов.
...Сигнал тревоги раздался за два часа до того, как они должны были "скользнуть" вдоль невидимой границы зоны, в которой их уже не спасло бы никакое чудо. Такого не мог предвидеть никто. Это было именно то открытие, ради которого они отправились в полет. Резкие непредвиденќные скачки напряженности гравитационного поля, совершенно фантастические свойства пространства-времени и поразительные флюктуации в распространении электромагнитных волн в окрестностях гравитационной аномалии превосходили все ожидания. Никакая теория не могла такого предсказать, и никакой межпланетчик не мог этого предвидеть.
А тем более найти выход из создавшегося положения.
Открытие, подтверждавшее теорию и открывавшее новые перспективы для ее развития, несло им, первооткрывателям, смерть.
Больше того, они не могли послать сообщение на Землю, так как даже свет в искривленном пространстве распространялся по законам, ранее неведомым, вследствие чего невозќможно было сориентировать на Землю луч передатчика.
- Если в течение часа не включим тормозные двигатели, будет поздно, - сказал Стас, просмотрев показания бортового компьютера.
- Но тогда у нас не останется цезия на обратный разгон? - спокойно спросил Командор.
- Да... - штурман еще раз взглянул на расчеты. - Корабль будет перемещаться в направлении созвездия Большого пса и примерно через шестьдесят тысяч лет достигнет окрестностей Сириуса.
- Сможем ли мы передать сообщение на Землю? - Командор казался совершенно спокойным, и можно было лишь догадываться, чего стоило ему это спокойствие.
- Боюсь, что нет... Борьба с полем аномалии потребует форсирования работы реактора.
- Так... - Командор внимательно посмотрел на Стаса, затем перевел взгляд на него, продолжавшего лихорадочно изучать показания приборов. - Какие будут предложения?
Штурман молчал, а он, лишь на мгновение оторвавшись от приборов, извиняюще улыбнулся. Действительно, чем он мог помочь? Он был, прежде всего, ученым, исследователем. Он и сейчас изучал то, к чему стремился столько лет. Его ничтожный опыт астронавигатора вряд ли мог сравниться с опытом штурмана, а тем более Командора. Своей извиняющейся улыбкой он как бы говорил, что всецело полагается на них, вручая им свою судьбу. И еще он этой улыбкой как бы отстранялся от ответственности и просил не отрывать его от дела. Собственно говоря, до него даже толком и не доходила опасность положения.
- Показания приборов записываются, - сказал Командор. - Если выберемся, у вас будет достаточно времени, что бы проанализировать их.
- Да, конечно... - он вновь улыбнулся и заставил себя сесть спиной к приборам.
- Какие будут предложения? - обыденным голосом повторил Командор.
- Можно демонтировать защиту реактора, - предложил Стас.- Это четыре тонны свинца...
- Ты предлагаешь весь обратный путь проделать в скафандрах? - Командор с сомнением покачал головой. - Боюсь, и они не спасут нас от лучевой болезни, ведь мы будем находиться под облучением около семи месяцев.
- Если мы облегчим корабль на шесть тонн, то сможем не только вырваться из ловушки, но и послать сообщение на Землю...
- Шесть тонн... - задумчиво повторил Командор. - Значит, даже демонтаж защитной плиты недостаточен...
- Можно катапультировать аварийные запасы пищи, воды, кислорода, - неуверенно предложил Стас, искоса взглянув на показания приборов.
Напряженность гравиполя продолжала увеличиваться.
- При многомесячном радиационном облучении лишь нормальное, или даже повышенное питание дает шанс выжить, - напомнил Командор. - К тому же все аварийные запасы имеют массу менее тонны...
- Если не начнем торможение через сорок минут, то будет поздно, - напомнил Стас, взглянув на бортовой хронометр и шкалу гравиметра.
- А если демонтировать и выбросить кресла? - предложил он. - Вместе они весят не менее полутонны:..
- А перегрузки при торможении? - хмуро спросил Командор.
- Можно на пол лечь, - неожиданно поддержал его Стас. - К тому же можно демонтировать фальшпанели и некоторые дублирующие системы.
- Итак, слушайте мой приказ! - Командор резко встал и подошел к люку, ведущему в шлюзовой отсек. - Аварийные запасы - в контейнеры и за борт! Штурман демонтирует дублирующую систему и амортизационные кресла, физик складывает все это в контейнеры и передает мне в шлюзовой отсек. Я отправляюсь облачаться в скафандр. По местам. Дорога каждая секунда...
- А защитную плиту? - растерянно спросил Стас.
- Потом... А пока выполняйте приказ!
...Через двадцать минут около двух тонн грузов уже находилось в шлюзовом отсеке.
- Несите еще пару контейнеров с продуктами! - тоном, не терпящим возражений, приказал Командор. Он был уже в скафандре и готовился к задраиванию люка, ведущего из орбитального отсека в шлюзовой.
- Но ведь уже достаточно! - пробормоталСтас.
- Приказы старшего не обсуждаются, - внезапно изменившись в лице, проговорил Командор.
- Не пускай его!!! - закричал вдруг Стас, не своим голосом и бросился к шлюзовому отсеку.
- Мощный удар бронированной перчаткой скафандра отбросил штурмана назад, в орбитальный отсек. Ударившись затылком о пульт, Стас мягко осел на пол.
- Время! - крикнул Командор. - Через восемь минут будет поздно!!!
И такая была убежденность в голосе Командора, что он не мог не повиноваться. Он был словно в полусне. Перешагивая через распростертое на полу тело Стаса, он помогал Командору вытаскивать в шлюзовой отсек все новые и новые контейнеры с пищей, водой и кислоќродом.
Прошло три минуты, потом еще столько же...
Стас уже начал стонать и шевелиться, а они продолжали вытаскивать в шлюзовой отсек запасы, предназначенные для одного из них. Несмотря на свое состояние, он понимал, что это был единственно правильный выход. Кто-то должен был пожертвовать собой ради жизни остальных. Иначе они погибли бы все... А запасы пищи, воды и кислорода, необходимые для одного человека на время обратного полета, весили как раз около шести тонн. В этом случае отпадала необходимость в катапультировании проќтиворадиационной защиты...
Позднее, вспоминая эти восемь минут, он пытался понять, как он мог смалодушничать?! Ведь не страх, не трусость были тому причиной... Вернее, не столько они?.. Ведь в эти минуты он думал и об открытии, которое только еще начало сформировываться в его мозгу. Вряд ли кто-нибудь, даже изучив записи показаний приборов, смог бы сделать выводы и прогнозы, которые позднее привели к созданию гиперпространственных звездолетов. Ведь он работал в этом направлении многие годы почти в абсолютном одиночестве. Если бы он погиб, если бы погиб его мозг...
Впрочем, может ли даже создание теории подпространственных переходов служить оправданием?..
С необыкновенной, ясностью он вспомнил последние мгновения жизќни Командора...
... Стас уже стоял на своем месте. Ему было легче. Он сделал все, чтобы помешать Командору, и не его вина, что в роковые минуты он был без сознания.
- Простите меня за первый и последний в моей жизни обман... - раздался усиленный громкоговорителем голос Командора. - Вы же понимаете, что иного выхода не было... На дискуссии о том, кто должен был жертвовать собой, просто не хватило бы времени. Я уже достаточно пожил... - из громкоговорителя послышалось тяжелое дыхание Командора. Видимо, он вытаскивал из шлюза в открытый космос последние контейнеры.
- Вот и все... - послышался вздох облегчения. - Успел... До начала торможения осталась почти целая минута...
Стас, слегка покачиваясь, подошел к пульту управления и включил обзорные экраны. Орбитальный отсек погрузился во тьму, а на экране засверкали яркие немигающие звезды.
- К сожалению, должен покинуть вас, - раздался голос Командора, и на экране с изображением открытого люка шлюзового отсека появилась фигурка человека в скафандре.
На мгновение Командор замер на краю бездны, затем, сделав прощальный жест рукой, резко оттолкнулся от люка и начал быстро удаляться.
Через несколько секунд он превратился в едва заметную светлую точку.
- Слушайте мою последнюю команду, - внезапно громко сказал Командор. По-видимому, он решил использовать для последних секунд связи всю энергию, запасенную в скафандре.
- До пуска двигателей шесть секунд, пять, четыре, три... - с каждым словом голос Командора становился все тише, но слово "пуск" Стас, державший палец на клавише включения двигателей, все-таки услышал.
Повинуясь властному голосу Командора, палец его как бы сам собой вдавил клавишу, и из могучих аварийных двигателей исторглись струи ионизированного цезия, унося корабль из опасной зоны...
... С тех пор прошло тридцать пять лет... Никто, в общем-то, и не обвинял его. В конце концов, он тогда выполнял приказ Командора и действовал в полном соответствии с инструкциями. Но он не мог забыть долгих месяцев возвращения, за которые Стас не произнес ни одного слова. Они оба выполняли свои обязанности молча. Это было страшнее любого суда и любого приговора. Впрочем, нет... Суд собственной совести был еще мучительнее.
Все эти долгие годы работой он пытался заглушить внутренние сомнения и искупить свою вину.
Если она была.
Лишь много лет спустя, когда о Командоре были написаны десятки книг, которые он перечитал не раз и не два, он начал понимать логику поступков легендарного космонавта.
Да, Командор не разбирался в теории аномальных искривлений пространства. Но он разбирался в людях. Встреча с молодым творцом теории пространственных переходов нужна была Командору для того, чтобы выяснить степень его убежденности в верности выводов.
Впрочем, молчание Командора, во время той встречи, оказывается, вовсе не означало его некомпетентности. С удивлением он узнал, что Командор уже десятки лет содействовал всему, что могло приблизить эру межзвездных полеќтов. Больше того: к выводу о том, что лишь в случае пространственных скачков межзвездные перелеты будут иметь смысл, Командор пришел задолго до появления первых работ по теории аномальных искривлений пространства. Этим и объяснялась та энергия, с какой он добивался разрешения на полет, который стал для него последним...
...Ветер немного стих. Солнце постепенно спускалось к горизонту, и теперь скамейка под чинарой уже не была в тени. Человек с удивлением увидал, что на приморской аллее появились люди.
Тяжело поднявшись со скамейки, он подошел к парапету, за которым едва слышно плескались волны, и некоторое время наблюдал за чайками, парящими над водой.
Неподалеку мальчишки кидали корм двум дельфинам, выпрыгивавшим из воды. Улыбнувшись детям и дельфинам, он медленно побрел домой. Возле памятника он не остановился, лишь взглянул напоследок в волевое лицо Командора и прошел мимо. И сегодня он не пришел к ответу - верно ли он поступил в те роковые минуты у аномалии, оказавшейся первым обнаруженным входом в гиперпространство. Аномаќлия эта носила теперь имя Командора...