- Отродясь ненавидел, - Комаров взял со стола помповое ружье, на ходу передергивая цевье, плавно поднял его к плечу и выстрелил. Одну из бумажных мишеней, пришпиленных к древесным стволам в десятке метров от стола, разнесло в клочья. Комаров положил ружье на место.
- Чего по ней дробью-то садить? - лениво заметил Максимов, сидевший в парусиновом кресле, оставшемся от прежних хозяев. Глотнув холодного чаю из стакана, он взял свободной рукой со своего конца стола вороненый ТТ, неторопливо навел на чистую мишень и выстрелил в свой черед, но промазал, и вернул оружие на стол.
Стволы сосен, подсвеченные неярким осенним солнцем, красиво сочились смолой из многочисленных ранок.
На обитом жестью столе, похожем на прозекторский, помимо помпового ружья и ТТ лежали карабин "Сайга", АК-47 и пара старинных дуэльных пистолетов.
- Кого ты ненавидел? - Малкин, подойдя к столу, взял один из дуэльных пистолетов.
- Дебилов, - Комаров взял второй, - в том числе интеллигентных.
- А за что? - Малкин поднес дуэльный пистолет к глазам - зрачок дула при этом, правда, смотрел в сторону от присутствующих, и пояснил. - Мы тут столько валандались, весь порох с полки мог ссыпаться.
- За то, что они как дождевые черви.
- Это как это? - удивился Максимов.
- С одного конца жрут, с другого выходит, а потом из почвы все растет.
- Так это про кого угодно можно сказать. Круговорот merde в природе, - Малкин взвел курок.
- Они слепые. Никакого интереса к высшему. В результате высшее к ним теряет интерес. И к нам тоже, потому что слепых - громадное большинство.
- Сыграем? - Малкин с улыбкой посмотрел на Комарова. - Как раз две чистых мишени осталось. Я буду той, ты этой.
- Ладно. Дуэли тоже деградируют, не только люди.
- Стол будет барьером, Максимов считает.
- Один... Два... Три...
Бах... Ба-бах... Когда дым рассеялся, выяснилось, что Комаров попал в девятку, а Малкин промахнулся.
2
Обед был сервирован на теплой веранде. Шесть приборов на овальном столе: фарфор, серебро, хрусталь. На шестерых обедающих - двое слуг.
Слуги бесшумно скользили по паркету в своей подбитой войлоком обуви.
Философский спор о высоком продолжался и за обедом.
- Мы все друзья, мы все примерно на одном уровне, поэтому мы можем быть более или менее откровенными друг с другом, - Комаров продолжал энергично развивать свои мысли. - При каких обстоятельствах я буду говорить с низшим? Разумеется, я могу проинструктировать его о чем-то, дать ему поручение. Но он нисколько не интересует меня как личность. Чтобы я обратил на него внимание, нужно что-то исключительное. И точно так же обстоит дело с высшими - по отношению к нам самим. Не стоит закрывать на это глаза. Они могут обратить на нас внимание, только если произойдет что-то из ряда вон выходящее. Но по крайней мере во мне сохраняется какая-то готовность, какая-то надежда, что один из низших - да хоть из слуг, - он слегка кивнул в сторону Пантелеймона, с неподвижным лицом разливавшего портвейн, - сделает что-нибудь достойное моего внимания. И я сам в глубине души готовлюсь к тому, чтобы произвести впечатление на кого-нибудь из высших. Но дебилы все это разрушают. У высших всякий интерес пропадает - а вместе с ним пропадает смысл иерархии, потому что смысл иерархии в том, чтобы по ней можно было подниматься.
- Высшие редко рассказывают низшим о своих проблемах, - заметил Берман.
- А проблем, уверяю тебя, у них более чем достаточно, - добавил Максимов. - Можно подумать, у нас нет проблем. Мы что, рассказываем о них слугам?
Второй слуга, Геннадий, убрал закуски, сменил тарелки и принес осетра на блюде.
- Философия, это замечательно, - Сумбатов, хозяин усадьбы, постучал ножом по хрустальному бокалу, - но я предлагаю не забывать, зачем мы тут собрались. Как вы знаете, мы собрались для отдыха, и собрались в чисто мужской компании, а поэтому я предлагаю выпить именно за это.
- Элита, - то ли с иронией, то ли без, произнес Малкин.
До сих пор молчавший, похожий на медведя бородатый Губин провозгласил:
- Без баб-с!
Не глядя, протянул серебряную стопку Пантелеймону:
- Ты мне водки, братец, налей!
- Он хочет сказать, - Максимов показал вилкой на Комарова, - что каждый слой, это Слой с большой буквы. Ангельская иерархия.
- За нас! - Сумбатов поднял бокал к губам. После секундного рамышления - кто чуть дольше, кто короче - все присоединились. Все-таки Сумбатов был здесь хозяином.
3
После обеда Комаров поднялся к себе в комнату. Пощупал пистолетик-МСП. Двухзарядный бесшумный шедевр советской творческой мысли находился в специальной кобуре за поясом. С внутренней стороны. Понадобится он вряд ли, но береженого, как говорится, Бог бережет. Покачал головой. Скинул пиджак, прилег на кровать. На кровати, по его просьбе, было целых три подушки - ему не нравилось, когда голова лежит низко.
Он смотрел на дверь, на потолок. Все - из некрашеного дерева, с красивыми природными узорами. Ни думать, ни вспоминать ни о чем не хотелось, но это не значило, что не думалось и не вспоминалось.
Миллионы людей мечтают стать миллионерами. А миллиарды - миллиардерами. Не смешно ли это? Даже в Штатах по статистике из вновь созданных малых предприятий по-настоящему успешными оказывается 5-7 процентов. В остальных случаях - долги, кабала на всю жизнь. Ему вспомнилась злая шутка про экономический дарвинизм. По Дарвину, выживают наиболее приспособленные, а здесь случайно выжившие считают себя наиболее талантливыми и способными к успеху. От кого он слышал ее? От Малкина? Возможно, но вряд ли Малкин придумал это сам.
Сам он, как и пятеро остальных, был долларовым миллионером, но мог вполне отнести к себе известные слова: "Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу..." Образования хватало.
Половина могла означать и график роста состояния, но не это было главным. Почему, каким образом он стал миллионером? Как ни странно, об этом он знал на удивление мало.
Говорят, будто первая любовь запоминается на всю жизнь, но много ли о ней помнит тот, кто юношей напился до чертиков на выпускном вечере, а через неделю вынужден был впервые в жизни пойти к венерологу? Вот примерно столько же он мог рассказать о том, как заработал свой первый миллион.
И большинство последующих... Его не оставляло ощущение, что его судьбой руководят какие-то закулисные силы, а иногда - что все это вообще какой-то затянувшийся сон. Конечно, внутренняя цензура большую часть времени старалась отсекать неприятные сигналы - иначе как вообще можно было бы нормально функционировать?
В банк его устроил дядя. В то время дядя был подполковником - в тех самых структурах, или каких других, но почти таких же (в оттенках Комаров не разбирался). В двадцать два года его сразу сделали зам. начальника отдела инвестиций, и он, якобы, делал удивительно удачные инвестиции, что и объясняло первый миллион - но сам Комаров этому объяснению не верил. Это правда, он хорошо писал бизнес-планы, отчеты. Легко делал доклады, вел заседания - язык у него с детства был хорошо подвешен. Продвигался быстро - начальник отдела, один из директоров.
Время от времени Комарова посещала мысль, что его, может быть, предназначают на роль зиц-председателя, что его рано или поздно принесут в жертву, но пока от него, похоже, требовалось другое. Следующим этапом были оффшоры - но и здесь все шло неправдоподобно гладко. Пригодилось, конечно, прекрасное знание английского, освоенного с детства благодаря гувернеру-англичанину, природное умение сочетать вежливость и грубость, но разве этого достаточно? Он выбирал наиболее перспективные направления, играючи выстраивал финансовые цепочки. Но сомнения оставались. Почему никто и никогда не попытался всерьез ему помешать? И что бы было, если бы попытался?
Были и неприятные моменты, о которых не хотелось думать. Например, конкуренты, которые вовремя исчезали. Еще, кстати, вопрос, что означает "конкурент" в нашей системе. Но все это происходило где-то на периферии, за пределами поля зрения, у него никто никаких "заказов" не принимал. В конце концов, кровавые истории могли быть случайностью. Комаров, возможно, по складу своего характера, в большинстве случаев испытывал диффузные, неконкретные эмоции - неясную тревогу, диффузную ненависть.
Расплывчатые, но агрессивные, эти эмоции могли быть причиной того, что и в личном плане ему вспомнить было особенно нечего. Не вспоминать же девушек на корпоративах, с их ледяными глазами, от которых, если присматриваться, делалось страшно. В глаза таким девушкам он предпочитал не смотреть.
Может быть, самой большой тайной его жизни до сего дня оставалось то, что он иногда искал утешения у мамы. Парадокс: в фирмах, принадлежавших маме, как хорошо знал Комаров, ее за спиной называли "железной леди", но когда они оставались вдвоем, ее удлиненные, чуть египетские глаза, зеленые, как у богини Изиды, внезапно теплели, вытянутые в нитку губы приоткрывались в улыбке... Она была маленькая, черноволосая, ходила обычно в скромных на вид, но отлично сшитых брючных костюмах. Полная противоположность эффектным девицам с корпоративов с их ледяным взглядом. Он мог ей рассказать все. Она никогда не ругала его, и могла найти выход из любой, самой затруднительной ситуации. Как фея-покровительница из сказки.
В детстве она рассказывала ему сказки, которые Комаров помнил до сих пор. Про особую расу - людей высшего типа. Разумеется, по рассказам мамы, они сами принадлежали к этой древней расе, которая когда-то правила Египтом, а прежде - Атлантидой. Родная планета, откуда некогда на Землю прибыли их предки, находилась в системе священной звезды египтян и атлантов - Сириуса. Иногда оттуда прилетают межзвездные корабли - летающие тарелки. Один такой корабль когда-нибудь прилетит за ними...
- А как они нас узнают? - спрашивал маленький Комаров.
- Люди высшего типа всегда узнают своих, - говорила мама.
В детстве Комаров не задумывался, был ли он сам только наполовину потомком атлантов - ведь отец в этих сказках не появлялся вообще, подразумевалось, что он не принадлежит к их расе, и не допущен к ее секретам. Как могут отнестись жители Сириуса к полукровкам? Когда он вырос, ему не раз хотелось задать маме этот вопрос, но он не решался, даже в шутку.
К слову, его отец, как и дядя, брат отца, тоже был военным, но служил в каких-то более обыкновенных войсках, а сейчас оказался на подхвате у секретного родственника, несмотря на то, что был старше чином... Однако мамино состояние было значительно больше.
Конечно, с возрастом он научился думать о маминых сказках с долей иронии, но как ему хотелось, чтобы они оказались правдой - чтобы с далекой планеты прилетел космический корабль и наконец забрал их с мамой домой... Туда, где деньги не имеют значения. Туда, где, как рассказывала в детстве мама, даже природные силы подчиняются тебе просто потому, что ты - господин. Туда, где можно, как в детстве, быть рядом просто так, а не договариваться заранее о встрече, даже когда очень хочется повидаться.
К сожалению, сейчас от мамы ни совета, ни любви было не дождаться - уже больше недели она находилась по делам своего бизнеса в другом полушарии...
Конечно, слова Сумбатова, о том, что они собрались здесь для отдыха, не следовало понимать буквально. Решения деловых вопросов подготавливаются в неформальной обстановке через тонкое взаимодействие участников. Сегодня вечером по плану намечена сауна. Завтра за обедом Сумбатов должен сообщить о дополнительной эмиссии акций в своем "Западно-восточном энергосберегающем партнерстве". Короче, расслабляться нельзя. Еще эта чертова сауна - хорошо хоть, что без баб, как справедливо заметил Губин. И с мамой не посоветоваться... Последнее время ему даже начало казаться, что мама его избегает.
До сауны и последующего ужина оставалось еще больше двух часов, и Комаров решил прогуляться - парк при усадьбе был замечательный.
4
Солнце садилось, когда Комаров спустился по ступеням. Оружие со стола уже убрали, но сам стол и парусиновое кресло оставались на месте. Обрывки мишеней шевелил вечерний бриз. Под деревьями сгущались сумерки. Мама наверняка отсоветовала бы ему гулять одному вечером в малознакомом парке, но он знал, что парк хорошо охраняется. И потом... В его душе постепенно что-то менялось. Он уже не мальчик, нельзя же бесконечно зависеть от мамы. Иронический Малкин, возможно, заметил бы, что это в нем говорит тридцатый миллион.
Комаров обогнул сосновую рощицу и пошел по обсаженной могучими елями аллее. Парк, в отличие от дома, заново отстроенного Сумбатовым, существовал с девятнадцатого века, и новый хозяин еще не успел по настоящему им заняться. Заросший парк нравился Комарову куда больше, чем новый, с иголочки дом.
Ручей... Горбатый мостик... Перейдя через мостик, Комаров задумался. Издалека доносился шум несущихся по шоссе автомобилей.
Первым делом, еще до строительства новой усадьбы, Сумбатов распорядился окружить все поместье высокой, метров в пять высотой, стеной. Близко к стене, вероятно, лучше не подходить, чтобы потом не объясняться с охранниками.
За мостиком главная аллея продолжалась прямо, но были и ответвления. До стены, по его представлениям, было еще далеко.
Его внимание привлек голубоватый свет, пробивавшийся из-за деревьев. Он свернул на боковую дорожку. Дорожка вывела его к лощине, заросшей кустарником. На краю лощины белела полусгнившая беседка.
На лощиной курился туман. А в дальнем ее конце Комаров увидел летающую тарелку.
Тарелка никуда не летела. Она занимала всю ширину лощины. По ее матово светящейся бело-желтой поверхности (впрочем, не настолько яркой, чтобы совсем разогнать сумерки) пробегали сверху вниз, как по экрану телевизора, темные полосы.
Комаров присел на корточки прямо там, где стоял. Тарелка странно покачивалась, то немного приподнимаясь, то резко падая обратно. В ушах у Комарова звенело, но это не был обыкновенный звук - тарелка проделывала свои эволюции совершенно бесшумно - а что-то иное. В очередной раз тарелка приподнялась значительно выше, по телу ее пробежала широкая полоса - и вдруг из-под нее вырвалась, отлетела в сторону и зависла метрах в двух над водой ручья ярко-белая тарелочка.
На время поверхность большой тарелки потускнела, но затем разгорелась снова и по ней, как прежде, побежали полосы. И скоро рядом с первой новорожденной тарелочкой закачалась вторая.
На сей раз тарелка отдыхала долго. В лесу почти совсем стемнело, когда родовые схватки возобновились.
Внезапно Комаров понял, что что-то идет неправильно. Тарелка начала пульсировать, некоторые полосы, спустившись до самого низу, поворачивались и поднимались обратно, а затем исчезали, столкнувшись со встречной волной. На несколько секунд тарелка почти погасла, будто собираясь с силами.
Надо уходить, подумал Комаров. Но едва он заставил себя подняться, как тарелка полыхнула ослепительно-белым. В заросли кустарника уперлись два расходящихся луча, на которых, как на опорах, она поднялась метров на десять вверх. Снизу вылетело что-то овальное, красноватое и, жужжа, как камень из пращи, пронеслось невдалеке от Комарова. В чаще деревьев раздался негромкий взрыв. Яркое свечение большой тарелки почти сразу резко потускнело. В сопровождении двух новорожденных тарелочек она начала медленно подниматься вверх.
Комаров снова опустился на четвереньки, но это не мешало ему думать. "Боже мой, какие высшие цивилизации? Они - обыкновенные животные." С шоком от этого открытия было трудно сладить. В этот момент за деревьями послышались грубые голоса охранников.
Внезапно проснувшееся чувство смертельной опасности позволило Комарову наконец победить свой паралич и отбежать, как был, на четвереньках, за гранитный валун с противоположной стороны лощины.
5
Видели вы когда-нибудь разъяренную медведицу, которая защищает своих медвежат? А разъяренную летающую тарелку?
Охранники имели глупость открыть стрельбу по ней и по её маленьким тарелочкам. Так они Комарову и запомнились - здоровенный охранник со вздетым вверх ручным пулеметом, из которого вырываются длинные огненные вспышки, остальные трое с автоматами, из которых вырываются вспышки поменьше, отчетливо видимые искры, отлетающие от темного корпуса большой тарелки. Затем - навстречу пулям - ослепительный световой столб, стерший охранников и прорубивший стометровую просеку в запущенном парке.
Лицо Комарова опалило жаром. Некоторое время он не видел ничего, кроме оранжевого тумана с негативными зеленоватыми силуэтами.
Ударом по идиотам-охранникам, однако, разъяренная тарелка не ограничилась. Когда к Комарову частично вернулось зрение (перед глазами плавали цветные пятна), он увидел, что тарелка пока никуда не улетела, только поднялась повыше. Она снова светилась ярче. По ее поверхности опять скользили полосы, на сей раз образуя гипнотический спиральный рисунок. Казалось, что тарелка меденно поворачивается, оглядывая окрестность.
Возможно, так оно и было, поскольку вскоре тарелка cлегка наклонилась и понеслась в направлении усадьбы. Маленькие тарелочки полетели следом. Затем за деревьями что-то вздохнуло, ухнуло. Тугая воздушная волна, прокатившись по парку, опрокинула Комарова. Лежа на спине, он видел, как над зубчатой линией крон возносится к небу крутящийся огненный столб.
Переведя глаза, он успел заметить три светящихся диска - один побольше, два поменьше - стремительно удаляющихся и пропадающих в темной глубине неба.
6
Комаров шел вдаль по обочине шоссе. Из проносившихся мимо машин ни одна не останавливалась - и это было хорошо. Разговаривать ему не хотелось. Больше всего ему сейчас хотелось слиться с народом - и чтобы никто не спрашивал, кто он такой, и чтобы никто его не искал. Он не был уверен, что это осуществимо, но ему хотелось попробовать. Дойти до станции, купить билет на электричку...
У клубного пиджака его отсутствовал рукав. Брюки были разорваны в нескольких местах и вымазаны в глине. Бесшумный пистолет он выбросил.
Карман брюк слегка оттягивал бумажник, в котором находилось несколько кредитных карт и почти не было наличности.
Документы его сгорели вместе с усадьбой Сумбатова.
Мысленно он уже избавился от миллионов. Ему хотелось верить, что где-нибудь его уже ждет скромная двухкомнатная квартирка - на двадцать пятом этаже, от застройщика в ближнем Подмосковье, а может быть даже и любящая жена.
Ему пока не приходило в голову, что кто-нибудь может спросить, как он сумел избавиться сразу от пятерых друзей-миллионеров.
Правда, если он решил, что расстался с миллионами, почему бы заодно не расстаться и со своим именем? Замести следы? Найти обычную работу?
Комаров плохо представлял себе трудности, которые могли ждать его на этом пути, но в это мгновение нисколько не сомневался, что сумеет их преодолеть. Он ведь чувствовал себя обновленным - и не готов был сомневаться в очевидном.
Вскоре, однако, минуты дезориентации миновали. Шок от встречи с неведомым прошел. В голове Комарова, подобно первым лучам солнца, забрезжили новые идеи: бросить все - значит взять вину на себя. Обычного человека отыщут, обвинят, убьют. Друзей-врагов стало на пять человек меньше. Действовать необходимо решительно, не упускать случай, перехватывать инициативу - именно так становятся миллиардерами.
Истинные высшие силы, если они при этом незримо присутствовали, глядели на него с сожалением.