Шушпанов Аркадий Николаевич
Дендрарий

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шушпанов Аркадий Николаевич (sci-fi@inbox.ru)
  • Обновлено: 03/03/2017. 128k. Статистика.
  • Фрагмент: Фантастика, Детская Мир Дендрария
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман-финалист Международной премии им. В.П. Крапивина-2010. Здесь размещена первая часть новой редакции в том виде, в котором была опубликована в журнале "Октябрь", N10 - 2016.
    •   ДЕНДРАРИЙ
      
      - Заносчивый и высокомерный мальчишка! - сказал Крюк. - Готовься встретить свою судьбу.
      "Питер Пэн"
      
      Часть первая.
      Гурий. Школа пилотирования.
      
      Глава 1
      Уйма историй началась с того, что кто-то к кому-то пришел. Ко мне, например, Шпажник. Я его не приглашал. Даже не знал, кто он такой.
      Шпажник заявил о себе громкими щелчками по оконному стеклу.
      Сперва я подумал, в окно врезался жук. Хотя насекомые обычно летят на свет, а в моем было темно. Когда щелчок повторился в третий раз, я не выдержал. Жук попался слишком настырный. И вообще, все это больше напоминало стрельбу сухим горохом или, хуже того, галькой.
      Я подошел к окну и начал открывать. Решил: сейчас узнаю, кто там безобразничает. Наору как следует, а заодно проветрю. Было душно, словно я долго просидел внутри водолазного костюма с плохой подачей кислорода. Окно я задраил с вечера. Последние дни августа выдались холодные, не хватало еще заболеть перед началом учебного года. Несколько раз я промахнулся в темноте, нащупывая оконные задвижки. Мимоходом подумал, почему незаметно ни огонька в доме напротив. Да и самого дома не видно. Распахнул створку и тут же схлопотал в лоб. Снаряд отскочил, срикошетил от рамы и упал на подоконник. Орех. Обыкновенный лесной орех. Но кто стал бы вот так запросто разбрасываться лесными орехами?
      - Привет! - крикнул мне тот, кто разбрасывался.
      Я поднял голову.
      Исчез дом напротив. Куда-то подевалась вся улица. Зато появились огромные деревья со стволами в несколько обхватов. Мой дом стоял не в городе, а в лесу. Верхушки деревьев поднялись над крышей. Вот тебе и девять этажей. Звезды, казалось, раздвигали гигантские ветви, любопытствуя, что творится на земле.
      - Привет!
      По руке стукнул другой орех.
      В развилке ближайшего дерева-исполина расселся мальчишка. Я различал только силуэт. Снайпер взмахнул рукой и запустил в меня еще одним снарядом. Я вдруг понял: тот снова летит мне в лоб - и поймал. Если кто-то думает, что поймать летящий в темноте орех легко, пусть попробует, а я погляжу.
      - Класс! - выкрикнул мальчишка.
      - Ты чего кидаешься? - крикнул я в ответ и удивился, какой у меня тонкий голос. Почти такой же, как у возмутителя спокойствия.
      Чтобы вы знали - я человек взрослый. А учебный год послезавтра начинался не только у меня, но и у моих студентов.
      - Я думал, ты меня сразу не найдешь, - сказал мальчишка с дерева.
      - Нашел, - ответил я. - Чего надо?
      - Я за тобой, - сообщил метатель орехов.
      - А ты кто?
      - Шпажник.
      Ничего себе, подумал я. Это у него имя, прозвище или род занятий?
      - А тебя как зовут? - строго спросили с дерева, как отзыв на пароль.
      Вообще ни в какие ворота не лезет. Пришел за мной и еще спрашивает, как зовут.
      - Обухов Кирилл. - Я проглотил отчество. Выговаривать его моим нынешним голоском - просто смех.
      - Все правильно, - ответил Шпажник. - Только ты не Кирилл.
      - Не ври!
      - А ты проверь.
      - Как?
      - Обернись хотя бы. Ты один?
      Я обернулся. Глаза уже привыкли к темноте... даже слишком. Не скажу, что я видел, как при свете, но почти, почти. Кровати у меня не было, один диван. Старинный, перешедший по наследству, с пружинами, резной спинкой и полочками, чтобы держать там всякие мелкие штуки вроде стаканчика со вставной челюстью. Сейчас на диване кто-то мирно спал, не раздеваясь и подложив ладонь под щеку. На полу валялась раскрытая книга. Подойдя и заглянув спящему в лицо, я увидел себя.
      А ведь это я читал книгу. Только не помнил, что случилось потом.
      - Ну как? - донеслось с улицы.
      Я попятился, почему-то опасаясь, что тот, другой я вот-вот очнется.
      Снова выглянул наружу:
      - Тут два меня!
      - Еще бы, - отозвался Шпажник.
      - Если настоящий я - там, кто тогда я?
      Фраза получилась дурацкая, но я был уверен, что мальчишка меня поймет.
      - Вы оба настоящие. Ты вылезай, рассказывать долго, а нам до конца ночи надо будет вернуть тебя обратно.
      Что он имел в виду, я почему-то сразу догадался. Вернуть меня - чтобы я снова залез в человека. Стал с ним одним целым. Тут меня нехорошо осенило. Я что, своя собственная душа? Но прямо спрашивать об этом у Шпажника не решился.
      - Долго я тут сидеть буду? - поторопил Шпажник. - Я не кот ученый.
      - Как я тебе вылезу? - огрызнулся я. - Седьмой этаж вообще-то!
      - Ветку видишь? Слева от окна?
      Ветку я разглядел. Достаточно мощная. Она упиралась в стену, словно дерево хотело подвинуть дом.
      Я уже приготовился закинуть ногу на подоконник, как вдруг заметил... э-э... еще одну трудность. В таком духе выразился бы тот Кирилл Петрович Обухов, который спал на диване и отродясь не получал лесным орехом в лоб.
      Мне некогда было изучать свой нынешний облик. Я отметил лишь тонкий мальчишеский голос. Теперь же, уперев колено в край подоконника, осознал: колено-то голое.
      Опустив ногу на пол, я впервые осмотрел себя нового.
      На мне ничего не было. Только собственная кожа. А телосложение нормальное, как у людей. Точнее, как у мальчиков. По крайней мере, на бесплотный дух я точно не походил. Вот, оказывается, почему я промахивался мимо оконных задвижек. Просто я сейчас намного ниже ростом.
      Но являться в таком виде Шпажнику мне, конечно, не хотелось. Вылезать я передумал.
      - Эй! - крикнул я. - А чего ты вообще за мной пришел?
      - Гурий просил, - ответили с дерева.
      - Кто?
      - Гурий Викторов, - отозвался мальчишка. - Знаешь такого?
      
      Глава 2
      Моего лучшего друга звали Гурий Викторов. Я потерял его, когда нам было по десять лет. Девять из них мы провели на улице Луговой, в соседних домах. Срок достаточный, чтобы исследовать окрестности поперек и вдоль. Но Гурий всегда что-то искал, и каждый день мы находили новое, еще не изученное место.
      Летом это удавалось особенно легко. Улица так зарастала, что по вечерам напоминала жуткий лес. Если автомобиль двигался по самой середине, нахальные кусты все равно обшаривали его двери и стекла, как ночные разбойники обыскивают карманы прохожих. Дома тут стояли деревянные, одноэтажные и очень старые; по вечерам тени глотали их один за другим под тревожную дробь кузнечиков.
      В сумерках на Луговой начиналась таинственная и зловещая жизнь. Крадучись сновали юркие хищные динозавры. Из подворотни сгоревшего дома Басмановых скалил зубы тасманийский сумчатый волк. Каким ветром его к нам занесло, мы не знали, но были абсолютно уверены, что он там. Кружила над дворами огромная полосатая птица воронетка: наполовину ворона, наполовину птеродактиль. Птица крала все блестящее, но не брезговала и детьми. Еще рыскали по Луговой коварные марсиане. Они не все вымерли от земных болезней, когда в начале двадцатого века вторглись на нашу планету. Один экипаж сумел приспособиться. Свой поломанный аппарат марсиане прятали в заброшенном бомбоубежище, а по ночам ловили одиноких прохожих для экспериментов. Так ни за что пропал пьяница Вахрушин: его тело потом нашли в канализационном люке. С марсианами враждовали киборги - "проволочные гады". Впрочем, к людям "проволочные гады" относились еще хуже, чем к марсианам.
      Но с Гурием я ничего не боялся. Он многое умел. А еще постоянно придумывал новые игры. Стоило нам что-то начать, как сразу подтягивался народ и затея приобретала всеуличный размах. Гурий никогда не был особенно сильным или спортивным, но почему-то казалось, будто он, не слишком высокий, мог заглянуть через твою голову.
      А потом... Отец Гурия преподавал математику в технологическом институте. Здоровье у профессора Викторова всегда было неважным, а тут он разболелся еще сильнее. Врачи посоветовали сменить климат. Отец Гурия списался-созвонился с друзьями из южных городов и навел справки. Пригласили его работать в Севастополь. Семью профессор, разумеется, забрал с собой. Вот и все дела...
      - А ты Гурия откуда знаешь? - спросил я Шпажника.
      - Его тут все знают.
      Тогда это точно он, подумал я.
      - А зачем я ему?
      - Ты ведь его друг. Он так сказал.
      У меня ни с того ни с сего заныла правая рука. Хуже того, на ней обнаружился длинный рубец от запястья почти до самого локтя. Но я готов был поручиться: никогда у меня этого рубца не было. Впрочем, по сравнению с моим раздвоением это казалось пустяком.
      - Сейчас, - крикнул я и отвернулся от окна.
      - Жду, - милостиво разрешили с ветвей.
      Надо было во что-то одеться. Я снова посмотрел на второго меня, спящего на диване, и подумал, а какой сейчас Гурий? Такой, как я, который стоит спиной к окну? Или как тот, который дрыхнет?
      Я снова перегнулся через подоконник. Оказалось, Шпажник не терял времени даром и перебрался ближе к основанию ветви. Готовился меня страховать.
      - Слушай, - сказал я, - а через дверь и по лестнице нельзя?
      - Можно, - отозвался Шпажник. - Но так быстрее.
      - Понимаешь... Я не могу.
      - А чего? Ветка-то вон какая толстая.
      - Да я не про то. У меня одежды... нету.
      - А! Ну так поищи.
      - Где?! У меня вся одежда - для взрослых. Детей у меня нет, младших братьев тоже.
      - Поищи-поищи, - велел Шпажник. - Может, тебе помочь?
      - Спасибо, не надо, - торопливо отказался я.
      - Как знаешь. - Шпажник беспечно прислонился к стволу. Видимо, он примирился с мыслью, что придется ждать еще. - Свет включи!
      Он надо мной насмехается, решил я, и все же отправился к выключателю. Его я тоже почему-то нашел не сразу. Хотя кнопку в своей комнате мог отыскать даже с завязанными глазами. Ну, с поправкой на мой теперешний рост.
      А при свете я не узнал комнаты. Все было другим. Вещи, обои, мебель. Только приглядевшись, я понял, в чем дело. Это была моя комната в старом доме! Я жил там с родителями.
      От современного жилища остались диван и книга на полу.
      Плафоны люстры походили на планеты с кольцами орбит. На шкафу красовалась так и не доклеенная модель космической ракеты. Под стулом в углу, как находка археолога, смирно дожидались своего часа тронутые ржавчиной гантели. Помнится, я тренировался с ними регулярно, примерно раз в месяц. С плаката за мной следил Брюс Ли, а из-за его плеча - нарисованный китайский дракон.
      Две пары глаз напомнили мне: на улице, между прочим, ждут. Я двинулся к шкафу, вытащил трусы, футболку, джинсы и жилет со множеством карманов - во времена моего детства такие были большой редкостью. Затем пошарил в прихожей и раскопал кроссовки. Посмотрелся в зеркало. Там я увидел себя в возрасте лет двенадцати.
      - Наконец-то! - приветствовал Шпажник, когда я снова показался в окне. - Я уж думал, ты какой-нибудь взрослый костюм перешиваешь.
      - Это не моя квартира.
      - А чья?
      - Ну, она как у меня в детстве.
      - А! Здесь так бывает.
      - Что еще взять с собой?
      - Себя, - ответил Шпажник. - Остальное можешь бросить. Да, и свет выключи.
      - А этого... - Я махнул в сторону дивана. - Тоже тут оставить?
      - Ничего с ним не сделается. Потом опять в него вселишься.
      
      Перелезать по ветке было все-таки боязно. Один раз я посмотрел вниз, в темную бездну, и чуть не сорвался. Но в конце пути Шпажник протянул мне руку и втащил в развилку.
      Затем мы спускались. Шпажник лез сноровисто, как будто путешествовал тут раз по десять на дню, я полз за ним по стволу, то и дело замирая. Потом Шпажник сказал: "Прыгаем!", и я, не думая, прыгнул. Мне почудилось, мы падали несколько минут. Шпажник приземлился на ноги. Я кувырнулся.
      - Ничего. - Он глядел на меня сверху вниз. - Привыкнешь.
      Я устыдился тому, какой неуклюжий, и резво вскочил.
      На дереве у меня не было времени рассмотреть своего проводника. А сейчас появилось. Шпажник был ниже меня почти на голову, но выглядел ровесником. Носил коротенькую авангардную стрижку с вихром на лбу. Фигура крепкая, мускулы - позавидуешь, словно их обладатель только и делал, что занимался физкультурой. Вообще, Шпажника можно было принять за сына богатых туристов из далекой страны, который пустился в бега и проплутал по нашим лесам несколько дней. Такого костюма, как у него, я нигде не видел: карманы в неожиданных местах, головоломные застежки и сам крой необычный. Впрочем, я же не девчонка, чтобы разбираться в этих тонкостях.
      - Пойдем, - сказал мой проводник.
      Я его остановил:
      - А что там?
      - Дом. Соседний, - пожал плечами Шпажник - мол, неужели не видно.
      Точно. Дом двенадцать по моей улице. А мой - номер восемь. Куда остальные пропали? Этот вопрос я и задал Шпажнику.
      - Откуда я знаю? - ответил тот. - Может, им не время еще переходить.
      
      Глава 3
      Проводника мне явно прислали очень опытного. Шпажник находил совершенно незаметные тропы, пролезал, увлекая меня за собой, сквозь проломы в стенах, а один раз мы балансировали по ветхому мостику через заросший пруд. На пруду горланили лягушки. Я попробовал мысленно нарисовать по голосу их вид и размеры - и плюнул: слишком жуткие создания получились. Вообще, каких только шорохов и рычаний я не наслушался. А Шпажнику было хоть бы что. Одно слово - абориген.
      Нам нередко встречались здания. Большей частью разрушенные, иногда словно разрезанные пополам упавшим деревом. Попадались и вполне крепкие, но без единого светлого окна.
      - А Шпажник - это имя или прозвище? - шепнул я проводнику.
      - Имя.
      - А какие у вас еще есть?
      - Тимьян. Донник. Незабудка. Тис...
      - Они что, все означают какие-то растения?
      - Ну да. - Шпажник тоже говорил негромко.
      - А как тогда тут зовут Гурия?
      - Гурий.
      Мы шли по улице, застроенной двухэтажными домами. Оконные стекла были выбиты, крыши заросли травой. Ветви уже не сплетались над нашими головами и не скрывали звездной шапки космоса. Глаза настолько привыкли к ночи, что я даже прочитал вслух название под одной из крыш:
      - Улица Гоголя.
      - Деревня Гоголя, - поправил Шпажник. - Тут нет города. Улицы, которые остались, - они сами по себе.
      Я отлично знал улицу Гоголя, хотя бывал там нечасто. В этом странном измерении мой город существовал, но лес изменил его до неузнаваемости. За деревней мы ступили на неширокую тропинку. Справа поднимался склон холма, слева зиял заболоченный овраг и открывался вид на реку.
      - Кирилл, - вдруг позвал Шпажник, - у тебя кровь.
      Я сразу понял - это о моей руке. Все время, пока мы шагали от моего дома, рубец давал о себе знать. Откуда только взялся?
      - Порезался, наверно, - ответил я Шпажнику.
      - Сейчас. - Проводник наклонился и принялся что-то искать в траве вдоль тропинки. - Вот, - выпрямился и протянул мне два листа. - Приложи.
      Следопыт - он и есть следопыт.
      - Это что? - спросил я.
      - Как что? Подорожник. Мы до школы не дойдем, а уже заживет.
      - Так мы в школу?
      - В школу, в школу. Тише!
      Я недоверчиво приложил мокрые листья к руке, и они как-то сразу прилипли. Мы продолжали шагать под звездами. Я точно помнил: путь от моего дома мы начали по лиственному лесу. И вдруг переместились в джунгли, самые настоящие. Я почувствовал границу: стало вдруг намного теплее, а сильный холодный ветер подул в затылок. А когда ветер стих, звезды над головой уже подмигивали сквозь пальмовые листья. Невидимые звери даже рычали как будто на другом языке. Лианы паутиной затянули одинокие дома. Раз мы снова вышли на улицу - назвать ее деревней у меня бы язык не повернулся. Была она очень узкая, а остатки фасадов напоминали об архитектуре Италии или Испании. Из кустарника высовывалась статуя, накренившись, как Пизанская башня. Я не сразу ее разглядел: вьющиеся побеги одели скульптуру в маскировочный халат с капюшоном.
      Этой статуи больше нет на Земле, почему-то решил я. Джунгли взяли ее себе потому, что на нашей планете о ней забыли. Статуя ветшает, но держится и будет держаться еще очень и очень долго. Может, кто-то, вот как я теперь, побывает здесь, найдет ее, запомнит вид, а потом подскажет своей Оболочке сделать что-нибудь похожее. Тогда джунгли отступят, а на скульптуре затянутся все выбоины и восстановятся отколотые куски.
      Тут я даже отпустил листья подорожника, которые все же придерживал. Те упали под ноги. Мельком я увидел: все зажило больше чем наполовину. Шпажник сказал правду, хотя с чего бы ему врать.
      Что еще за Оболочки? Откуда я узнал про скульптуру? Ниоткуда. Не мог я знать. Даже думал про нее как-то не так, обычно у меня мысли иначе текут.
      Значит... Это не совсем мои мысли.
      "Ага", - отчетливо прозвучало в голове.
      - Я их читаю, - сказал я вслух.
      - Тише ты, - шепотом отозвался проводник.
      "Я читаю мысли", - сказал я уже про себя.
      "Внутренний голос", - снова раздалось в голове.
      - Тут мы его можем слышать. Друг у друга, - очень тихо, но вслух произнес Шпажник. - Но так мы только в джунглях общаемся. В школе - нет.
      - Почему?
      - Нельзя. Гурий говорит, надо развивать речь.
      М-да, порядки у них, подумал я. Интересно, услышал ли меня Шпажник? А вслух я тихо спросил:
      - А что это за место?
      "Дендрарий", - проводник снова перешел на беззвучный диалог.
      ...Повесть Шпажника я пережил, как бомбардировку. Мир вокруг содрогался и после каждого сотрясения возвращался на место уже чуточку другим. За дорогой я давно не следил: если Шпажник мог и рассказывать, и вести, то у меня получалось что-то одно. Я бы даже затруднился назвать, сколько времени мы так прошли. Может, порядочно, а может, совсем ничего.
      Дендрарий находится на границе сна и яви. Он как бы везде и нигде одновременно. Его нельзя считать отдельным миром, хотя все, кто здесь живет, любят говорить о Земле как о другой планете. Сюда можно попасть лишь во сне, да и то не в каждом. У некоторых такие сны случаются редко-редко, раз во много лет.
      Ходит легенда: однажды кто-то прибыл с Земли, вот как я теперь, а на нашей планете он работал ботаником. Огляделся - и назвал окружающее Дендрарием. Так оно и осталось. В древние времена, конечно, Дендрарий называли по-другому. Здешние растения - не совсем растения. То есть у них, с одной стороны, всё как у земных: корни, листья, клетки. А с другой - они все равно что аккумуляторы человеческих мыслей. Хорошие мысли для них - вода, плохие - удобрения. Или вроде углекислого газа: дендрарийские растения потребляют их, но вместо кислорода преобразуют в разные полезные вещества. Благодаря таким веществам местные лекарственные травы лечат в десятки, а то и сотни раз лучше наших.
      Свой Дендрарий есть у каждого земного города, поэтому тут много знакомого. Но только на первый взгляд. Все постоянно меняется. Одни земные дома появляются, другие исчезают. Вот почему я не видел зданий с моей улицы.
      С Землей тут все же больше различий, чем сходства. Нельзя почему-то путешествовать из одного города в другой. Закон какой-то, еще не открытый. Кто-то из местных даже придумал гипотезу, будто Дендрарий - он вроде галактики. На каждой планете есть только один обитаемый клочок, а на нем - только один населенный пункт. А Земля как бы центр этого мироздания. Но проверить гипотезу еще никто не смог. Есть ли другие города прямо на этой планете или их нет - так и осталось загадкой. Почти сразу за городской окраиной на юге начиналась непроходимая пустыня, на западе - горный массив выше Гималаев, на севере - тундра, которая скоро переходила в вечные льды, а на востоке - бескрайний океан. Никто из пилотов не одолел ни одной из преград. Не пересек, не переплыл и не перелетел на самодельном планере или воздушном шаре. Каждой экспедиции приходилось возвращаться несолоно хлебавши. Совсем маленьких надолго не отправишь, а тем пилотам, кто постарше, нужно отправляться в главное путешествие - на Землю. В урочный момент их тянет обратно в город, успеть перенестись в новорожденную Оболочку.
      Вот тут я Шпажника остановил. Даже заговорил вслух:
      - Подожди, какие Оболочки? Мы кто? Души людей?
      - Не-а, - ответил Шпажник. - Мы пилоты.
      - Пилоты чего?
      - Не чего, а кого! Человеческие пилоты.
      - У человека не бывает пилота. Он же не летательный аппарат.
      - Очень даже бывает. Ты же вот есть.
      Хороший довод, подумал я. Ведь в себя-то я верю. Значит, должен поверить и в пилотов, и в Оболочки.
      - А у тебя где Оболочка? - поинтересовался я у Шпажника.
      - У меня-то как раз нет. Я еще не родился.
      Час от часу не легче.
      - Кто такие пилоты?
      После ответа Шпажника мир опять содрогнулся.
      На Земле я слышал выражение "творческий дух". Только думал, это фигура речи. А оказалось - правда. И неудивительно, ведь фигуры речи людям подсказывают пилоты. Те самые "духи творчества" или "внутренние гении", про которых на Земле столько легенд. Справедливости ради - ими самими и созданных.
      Слово "пилот" обитателям Дендрария нравилось больше, чем "гений". Потому что для них быть гением - нечто само собой разумеющееся, как для человека - быть человеком, а для кошки - быть кошкой. У каждого из них - вернее, у каждого из нас - есть какой-то дар. Не превращать его во что-то реальное для пилота все равно что для легких человека не превращать кислород в углекислый газ, а для растения - не перерабатывать углекислый газ обратно в кислород. Но в Дендрарии особенно не развернешься. Пилот должен уходить на Землю. А на Земле ему нужна Оболочка. Как скафандр для космонавта. Иначе долго не протянешь, не та среда. Хотя без Оболочки некоторое время тоже можно путешествовать. Если вовремя возвращаться обратно в Дендрарий, это почти безвредно. Кое-кому из пилотов даже нравится от случая к случаю выбираться на Землю и там шалить. А в нашем мире тогда слагают истории о привидениях и полтергейсте. Его ведь так и называют - "шумный дух".
      Пилоты могут слышать внутренний голос. С его помощью они общаются со своей Оболочкой. Но при желании слышат еще и чужие. Внутренний голос тише обычного и быстрее теряет силу на больших расстояниях. Но этот голос и не создан для переговоров.
      Я вспомнил, что на Земле читал иногда книжки, где авторы норовили внутренний голос передать. На таких страницах не было точек и запятых, только набор слов. Ведь чтобы говорить, нам надо делать вдохи и выдохи. А внутренний голос от дыхания не зависит. Может болтать весь день без передышки. Хорошо пилоты ловили не всю эту трескотню, а только те отрывки, какими хотели поделиться. Но чтобы было понятнее, я нашу беззвучную речь описываю по-нормальному, с точками, запятыми и большими буквами.
      Услышав о земных привидениях, я спросил, почему они часто выглядят как взрослые люди, ходят в саванах и старинных костюмах. Судил я по фильмам, потому что ни одного настоящего призрака, разумеется, не видел.
       "А что, подурачиться нельзя?" - ответил Шпажник.
      Разве я сам никогда не играл в привидения, замотавшись в простыню? А пилоты - рыжие? В Дендрарии старинного барахла полным-полно. Чего только в пустых домах не найдешь: и платья с кринолинами, и парики напудренные, и камзолы.
      Вообще, именно Оболочка мешает на Земле увидеть Дендрарий как он есть. Потому что забирает слишком много ресурсов. Совсем маленькие дети, у которых Оболочка еще слабенькая, вполне его воспринимают. Но им никто не верит.
      Я тут же подумал обо всех созданиях, населявших Луговую нашего детства. Значит, они были не совсем выдуманными.
      "А что было раньше, Земля или Дендрарий?" - спросил я Шпажника.
      Точно никто не знал. Думали, скорее всего, Земля. Даже наверняка. Идет этакий круговорот. Пилот растет здесь. Потом рождается на Земле. Растит Оболочку. Вместе с ней строит дома, к примеру. И только после этого дома появляются в Дендрарии, никак не наоборот. Дендрарий не смог бы появиться без людей, Земля очень даже могла бы. И потом, Дендрарий для Земли - что-то вроде запасников музея. Сюда обязательно попадают земные произведения искусства и хранятся, даже если люди их давно разрушили, сожгли или просто потеряли. Но хранятся не просто так: забыли на Земле - и у картин блекнут краски, статуи теряют руки-ноги, на кинопленке появляются дефекты, а из книг пропадают страницы. Вспомнили - краски наливаются цветом, у скульптур вырастают новые конечности (да-да, из камня и бронзы), фильмы сами собой реставрируются, а книжные страницы возникают снова. Попадает сюда не все подряд, а только настоящие шедевры. Или очень близкие к ним вещи. Остальные... может, рассеиваются в пути или еще что. Тоже какой-то закон неоткрытый. На Земле не проходят испытания временем, а тут - вроде как пространством.
      Словом, люди ежесекундно создают Дендрарий своими мыслями. Но поскольку у многих землян в голове каша, то дендрарийская флора растет беспорядочно и город превратился не то в лес, не то в пустырь. Раньше, если верить летописям, здесь везде проходили красивые величественные улицы, а деревья росли в аллеях и живописных парках, потому что пилоты тренировались в архитектуре и строительстве. А теперь вот...
      "Больше не тренируются?"
      "Еще как! - ответил Шпажник. - На компьютере".
      Ничего себе, подумал я. У духов - компьютеры. Правда, и духи, получалось, были какие-то ненормальные. Можно даже сказать, ненастоящие.
      Я хотел еще порасспрашивать, но вдруг услышал:
      "Тихо!"
      Шпажник остановился, и я тоже замер.
      "За мной!" - Проводник уже исчезал в ближайших темных кустах. Я - за ним, как и было велено. Мы явно поменяли маршрут.
      "Что?" - спросил я, когда догнал.
      "Помощь, - коротко ответил Шпажник. - Пилот ранен".
      
      Глава 4
      Место я узнал. Не так уж далеко от моего дома, между прочим. А ведь шагали и шагали.
      Мы оказались на футбольном поле. В Дендрарии от него осталась небольшая площадка с воротами, которую почему-то не захватила тропическая поросль. Шпажник остановился на месте голкипера.
      "Вы где?" - спросил он.
      "Справа, - ответил чей-то внутренний голос. - Сейчас выйду".
      Что-то в голосе показалось мне непривычным. Вдруг осенило: да он же девчоночий! Надо же, без звука, а все равно есть различия.
      Сверху за нами надзирала дендрарийская луна, раза в полтора крупнее земной. Какие тут должны быть приливы, интересно?
      Кусты зашуршали, и оттуда по правде выбралась девочка. Светловолосая и коротко стриженная, а еще высокая, выше меня, с ладной фигурой гимнастки. Из-за спины торчали лук и оперение стрел.
      - Это Кирилл. С Земли. Друг Гурия, - негромко, но вслух представил меня Шпажник.
      - Мандрагора, - протянула мне руку девочка.
      Если Шпажник смотрелся растрепанно и диковато, то девочка выглядела аккуратной, хотя лицо разукрасил затейливый узор маскировочной краски. Ничего себе косметика. Костюм девочки тоже отличался от одежды Шпажника - я представил, как Мандрагора не пробирается, а просачивается сквозь джунгли и те сами раздвигаются перед ней.
      В Мандрагоре чувствовалась постоянная готовность двигаться. Даже сейчас она словно замерла на старте. Руку жала крепко - я решил, при желании могла бы ее сломать.
      - Может идти? - спросил Шпажник. Я сначала не сообразил и подумал, это обо мне.
      - Нет, - сказала Мандрагора.
      Повернулась и опять исчезла в кустах. Проводник устремился следом.
      Скоро я увидел раненого. Тот с закрытыми глазами лежал на самодельных носилках из двух длинных палок, ремней и лиан. Одежда разительно отличалась от той, что я увидел на Шпажнике и Мандрагоре: грубая, порванная в нескольких местах рубаха без рукавов и штаны до колен. На босых ногах много ссадин.
      Рядом находились еще двое мальчиков. Оба поднялись нам навстречу. Их костюмы напоминали одеяние Мандрагоры.
      - Лунник. - Девочка показала мне на того, кто постарше, лет девяти.
      Волосы пилота чернели под тезкой Луной. О ней же напоминал большой выпуклый лоб. Я зачем-то мысленно пририсовал Луннику очки.
      - Тюльпан, - кивнула Мандрагора на малыша лет семи, с темным ежиком на голове. - А это Майник, - указала на раненого.
      "Кто с тобой?" - внутренним слухом поймал я вопрос к моему проводнику. Никто из подчиненных Мандрагоры не открывал рта, но мне показалось, что спрашивал Лунник.
      "Кирилл. Он с Земли. Друг Гурия".
      "Тот самый?"
      Почему-то снова кольнуло правую руку. Выходило, в Дендрарии я был известной личностью.
      - Здравствуйте, - сказал я вслух.
      Мне кивнули.
      "Где?" - услышал я внутренний голос Шпажника.
      "Час ходьбы отсюда".
      Мандрагора, Лунник и Тюльпан обнаружили Майника случайно. Скорее всего, его ранили не там, и к ветле он пришел или приполз. Пилот успел сказать только два слова и потерял сознание. Два слова: "комендант" и "Гурий". Мандрагора с Лунником как могли обработали раны, потом соорудили носилки и понесли бесчувственного товарища в школу. Тюльпан еще слишком маленький и нести не мог. Зато у него, как у всякого новичка, внутренний голос более звучный. Вот он и докричался до Шпажника.
      Я готов был взорваться вопросами, но вместо этого предложил:
      - Давайте понесем мы со Шпажником. Мы все-таки посильнее...
      Запоздало припомнил рукопожатие. А Шпажник глянул на меня одобрительно:
      - Да, мы понесем.
      - Будем меняться, - сказала девочка.
      Мы подхватили носилки. Майник оказался совсем не тяжелым.
      В роли проводника теперь выступала Мандрагора. За ней шел Тюльпан, а Лунник замыкал нашу колонну.
      "Далеко до школы?" - спросил я, причем не Шпажника, а как бы всех сразу. Я уже различал, когда говоришь только одному и другие тебя не слышат, а когда говоришь для всех пилотов, что есть поблизости.
      "Двадцать кварталов", - сообщил Лунник.
      "Какие в лесу кварталы?!"
      "Это город", - напомнил Шпажник, как будто я сам не знал. Хотя впору было запутаться. То деревни, то кварталы.
       "Вы тоже проводники?" - спросил я Лунника.
       "Мы разведчики, - ответила за него Мандрагора. - Патрулируем территорию пилотов. Хвойный и лиственный лес. А еще ходим на разведку в джунгли".
      "С кем вы тут воюете?"
      "Мы не воюем", - хором заявили Лунник и Шпажник.
      "А как же раненый?"
      "Из концлагеря сбежал".
       Ничего себе! - не выдержал я. - Лагеря есть, а войны нет?
      "Говори про себя, - одернула Мандрагора. - Лагерь один. У нас перемирие с пустотелыми".
      "Это еще кто?"
      "Оболочки без пилотов..." - сказал Лунник.
      Он вводил меня в курс недолго. Но за это время мы успели перейти из тропического в обычный русский лес. На границе снова бушевал ветер. И я обрадовался, что мы так быстро унесли ноги из джунглей. Сейчас поймете почему.
      Людей в Дендрарии нет. Или еще не люди, или уже не люди. Бывает так, что у пилота не выходит применить свой дар на Земле. Ну там несчастные случаи и еще что-нибудь в таком роде. Тогда, если Оболочка умирает, пилот может вернуться, а затем попробовать снова. В нашем Дендрарии такое случается редко, а в индийских - сплошь и рядом. Вот и верят потом люди в переселение душ.
      Но куда чаще бывает по-другому. Оболочка, которая должна защитить пилота на Земле, порабощает его. Для начала - лишает воли. Пилот ни о чем не догадывается, ему кажется, все идет как надо. Только в Дендрарий он уже выходить не может. И не хочет. А потом вообще забывает, что он пилот. А потом Оболочка его просто-напросто переваривает. Он ничего при этом не чувствует, кроме душевной боли или, скажем, депрессии.
      Уничтожив пилота, Оболочка-скафандр делается пустотелым. Со стороны перемену часто и не заметишь. Даже видимость дара сохраняется. Но когда срок земного путешествия кончается, Оболочка переходит в Дендрарий. Земля отбрасывает ее, как отработанную ступень космического корабля. Только самого корабля уже нет.
      Сначала Оболочка, разумеется, ничего не понимает. Но затем она обязательно находит других пустотелых и те объясняют ей, что к чему.
       "А если Оболочка не переварит пилота - что тогда?" - перебил я Лунника.
      "Никто не знает, - ответила Мандрагора. - Они к нам не возвращаются, ни пилот, ни Оболочка... Давай я тебя сменю!"
      Наверное, она заметила, что я иду медленнее.
      - Шпажник, а ты? - спросил я вслух.
      - Не устал, - бодро ответил Шпажник. Чуть-чуть улыбнулся и заявил: - Я сейчас в полном расцвете сил. Мне скоро на Землю.
      - И я не того... - запротестовал было я, не желая выглядеть слабым при девочке.
      - Ты окрепнешь, - ответила Мандрагора. - Потом. Иди рядом с Лунником. Нам надо побыстрее уйти из ночи.
      "Что?" - хотел переспросить я, но промолчал. Фраза Мандрагоры вдруг сорвала завесу с моей памяти, и я понял, откуда у меня шрам на руке и почему он все еще болит. Вспомнил, как мы расстались с Гурием давным-давно, двадцать лет назад. Все, что пряталось от меня до того, как первые орехи ударили в стекло, теперь раскрылось и собралось из осколков в мозаику. Из небытия возникли пальмы под ярким солнцем и мраморные развалины, похожие на отбеленные временем кости древней цивилизации. А еще клинки с узорами на лезвиях - узорами в форме виноградных листьев.
      
      Глава 5
      Уйма историй началась с того, что кто-то к кому-то пришел. Ко мне, например, Гурий. Явился за день до своего отъезда в Севастополь. То есть я думал тогда, что за день.
      Он сказал дежурное:
      - Здорово!
      - Привет, - отозвался я. - Куда сегодня? На заводь?
      - Нет, - ответил Гурий. - На Луговую. Такое тебе покажу!
      Сегодня я рад был оказаться с Гурием где угодно. Понимал: наше путешествие - последнее. Мы, конечно, будем переписываться. Может быть, Гурий пару раз приедет к родственникам. А может, я сам побываю в Севастополе. Я даже завидовал, что Гурий скоро увидит этот знаменитый город, а я сам, кроме нашего, видел только Москву, да и то всего раз.
      Гурий вел меня и вел.
      Остановились мы напротив бывшего участка сварливой бабки Людмилы. Та славилась на всю улицу редкой болезнью - острой непереносимостью детей. Особенно когда они играли рядом с ее домом и пускали через забор мяч или стрелу из самодельного арбалета. Как Людмиле удалось за жизнь вырастить троих собственных - загадка. Ее дети долго где-то пропадали, но потом все же объявились, простили старые обиды и забрали бабку к себе жить.
      Про сходство нашей улицы с лесом я уже говорил. Так вот, на Людмилином участке лес был взаправдашний. Его вырастил покойный бабкин муж, дед Никанор. Вернулся домой, когда построил железную дорогу в Сибири, да и начал по мере сил творить на участке мини-тайгу. Высадил ели, сосенки, пихты, кусты разные. Можжевельник, к примеру, чтобы комаров отгонять. Привозил откуда мог. Деревья за годы поднялись выше корабельных мачт. И называлось место не иначе как Никаноров лес. Там даже грибы можно было собирать.
      Теперь лесок сильно одичал. И дом, и участок доживали последние времена. Но забор их окружал пока еще крепкий. Гурий примерился, явно собираясь прыгнуть и ухватиться за его край. Сказал:
      - Перелезем - иди прямо за мной. Чего бы ни увидел, иди за мной!
      Мне вдруг стало боязно. А он прыгнул, уцепился за верхнюю доску, подтянулся, ловко перекинул ногу - и нырнул на ту сторону.
      - Шевелись! - вылетело из-за забора.
      Одолевать препятствия так легко и весело, как Гурий, я не умел. Карабкался, больно упираясь коленками. Но влез.
      На той стороне приземлился в папоротники.
      - Запоминай дорогу, - бросил Гурий через плечо, и мы двинулись между соснами.
      Мне показалось, запоминать тут особо нечего. Вперед вела неизвестно кем протоптанная тропинка.
      Но спустя несколько десятков шагов у меня снова неприятно заскребло в груди. Никаноров лес можно было пройти из конца в конец за минуту, максимум за две. А мы шли и шли. Над головой переплелись ветви, словно мы пробирались по закоулкам огромного шалаша. Но через их сплетение за нами ласково приглядывали облака, и моя тревога спряталась до поры.
      Впереди показалась стена деревянного строения. Не дом, а сарай... вроде бы. Большой, неужели в два этажа?
      Гурий скользнул за угол. Я следом.
      За сараем открылся широкий луг. Вдали я увидел развалины. Остатки колоннады и арку. Тропинка уходила сквозь высоченные луговые травы. Кисточки тимофеевки щекотали нам подмышки. Вот за что, подумал я, нашей улице дали такое название. Только почему я никогда не слышал про этот луг?
      - Мы где? - спросил я на ходу.
      - Нигде.
      - Как нигде?
      - А так! У нас на Луговой это все есть?
      - Нет... наверно.
      - Значит, нигде.
      Развалины придвинулись. Я рассмотрел статую на постаменте, круглый фонтан. А зелень вокруг...
      - Гурий, там же пальмы!
      - Пальмы, - признал Гурий.
      - Откуда они тут?
      - Выросли.
      - Нет, правда?
      - А это откуда? - Гурий показал назад.
      Я оглянулся. Сарай ответил мне прищуром маленьких окон под островерхой крышей. По бокам его окружал терновник. Над крышей торчали верхушки сосен Никанорова леса, границы которого так странно расширились.
      Мы с Гурием побрели дальше. Под ногами шелестели травы. Все та же тимофеевка. Донник. Тимьян. Впереди непривычно кричали птицы. Так орут попугаи в зоомагазине.
      - А звери там есть?
      - Не бойся, - отозвался Гурий. - Не съедят.
      Я решил ему поверить. Но решил - одно, а поверил - немного другое.
      В траве начали попадаться обтесанные глыбы камней.
      - Смотри! Солнечные часы!
      - Не только, - сказал Гурий.
      Правда, у часов было сразу несколько циферблатов. Один большой, другие поменьше. Разглядеть их как следует я не успел: мы прошли мимо не останавливаясь.
      Еще через несколько шагов начиналась площадка, мощенная каменной плиткой. Кое-где плиток не хватало и виднелись квадратные травяные островки. В центре площадки расположились покрытая лишайником статуя и бездействующий фонтан с сухими листьями на дне. Кому тут поставили памятник, я не знал. Подумал, какому-нибудь римлянину - скульптор изобразил его в тоге и лавровом венке.
      То здесь, то там, будто спиленные и окаменевшие деревья, лежали поваленные колонны. Гурий перескакивал через них. Раньше я такой прыгучести за ним не замечал. Но попробовал сам - и почувствовал, как легко здесь оторваться от земли. Вот бы через забор так!
      Гурий зашел за арку и принялся что-то искать. Я решил еще раз себя проверить и полез по арке вверх, цепляясь за выщербины в камне. И опять вышло легко. А ведь верхолаз из меня всегда был никудышный.
      Наверху я вздохнул полной грудью. Здешний воздух по вкусу напоминал родниковую воду. Хотя та не бывает такой теплой.
      - Гурий! Дома! Как у нас, девятиэтажки!
      - Много? - отозвался Гурий, продолжая блуждать между колонн и заглядывать в кусты.
      - Нет.
      - И что? - не поднимая головы, спросил Гурий.
      - Мы же в джунглях!
      - А что ты еще видишь? - Гурий наконец-то выпрямился.
      - Вон там, правее, туча. Гроза, наверно, будет.
      - Это не гроза, - посерьезнел Гурий. - Это ночь.
      - Ночь?
      - Да. Слезай. Я его нашел.
      - Чего нашел?
      - Слезай!
      Я спустился еще легче, чем поднимался. Руки и ноги словно запомнили маршрут.
      - Вот, - сказал Гурий.
      По мраморным обломкам змеились лианы. Кокосовые пальмы обмахивали с колоннады пыль тысячелетий. Кромка джунглей встретила нас красивыми, пряно благоухающими цветами. А то, на что показывал Гурий, было здоровеннымлопухом. Выше нас. Синим. Да-да, лопухом с листьями синего цвета.
      - Это еще что? - спросил я.
      - Лопух.
      - Откуда он тут?
      - Вырос, - пожал плечами Гурий.
      Я потрогал листья. Пожестче, чем у обычного лопуха. Верхушки с гроздью острого репейника даже не хотелось касаться. Гурий раздвинул листья со своей стороны и сунул голову в глубину синего шатра.
      - Ага, - послышалось оттуда. - Созрели. Смотри!
      Я тоже просунул голову между листьями.
      - Осторожно! Можешь порезаться.
      Но я уже разглядел, обо что могу порезаться. Перед глазами заблестело. Рядом с мощным стеблем из земли торчали два длинных обоюдоострых лезвия.
      - Как раз, - оценил Гурий. - Можно рвать.
      - Что рвать?
      - Мечи! Не видишь, что ли?
      Я поднял глаза и заметил, что у каждого лезвия есть рукоятка.
      - Гурий, мечи не растут... вот так...
      - Знаю. А что делать, если эти растут?
      - Ты их держал в руках?
      - Да. Другие. Эти только-только созрели. Они сначала маленькие, как перочинный ножик. Когда растут, то превращаются сначала в кинжал, потом в короткий меч, потом в длинный.
      - А если не срывать?
      - Ну, осень приходит, лопух вянет. А они так и втыкаются в землю, ждут, пока кто-нибудь найдет. Сейчас...
      Он взялся за рукоятку и сильно-сильно дернул. Оказалось, рукоятка тонким и гибким стеблем соединяется с лопухом. Но Гурий сумел оборвать.
      Я выпрямился. Гурий держал в руках два меча и любовался, как солнце играет на лезвиях. Потом он попробовал помахать ими, сразу двумя, как в кино.
      - Держи, - протянул один мне.
      Узкий клинок походил на лист травы. По рукоятке вился выпуклый орнамент с изображением каких-то побегов. Орнамент как будто нарочно подгоняли под все изгибы ладони, и меч удобно ложился в руку.
      - Класс! - Я скользнул кончиками пальцев по гладкому металлу. Попробовал взмахнуть крест-накрест. Меч показался тяжеловатым. Я сделал выпад, держа оружие двумя руками.
      - Можешь сделать из него шпагу! - сказал Гурий.
      - А как?
      - Вот гляди.
      Гурий поднял свой меч острием к небу. Клинок на глазах сузился, а гарда, наоборот, раскрылась, как бутон, охватывая кулак сверху.
      Гурий направил шпагу на меня:
      - К вашим услугам, мсье!
      - Как ты это сделал? - Я протянул руку со своим мечом.
      - Представь, как он меняется! Вообрази!
      Я вообразил. Ничего.
      - Он сам хочет измениться. Разреши ему!
      Я напыжился изо всех сил, дышать стало трудно.
      - Представь, перед тобой мушкетер. Какая у него шпага? А у тебя?
      - У меня...
      Мне показалось: лезвие дрожит и кончик плавится, будто я держу свечу, а не клинок из стали. Но что же это за сталь, если появляется на свет плодом лопуха?
      - Вот! - крикнул Гурий.
      Этим криком он меня сбил, и меч вернулся к прежнему облику. Но я уже понял, в чем загвоздка. Пока я считал оружие железякой, с ним ничего случиться не могло. Но если думать о нем как о части растения, все делалось намного проще.
      Меч сам собой распустился в шпагу. Сколько-то стали будто перетекло с лезвия на рукоятку и превратилось в эфес. Тот делился на дольки, словно половинка апельсина, а на клинке тоже обозначилась лиственная вязь.
      - Защищайтесь, мсье! - Гурий встал в позицию.
      Мы отсалютовали, и он атаковал.
      Я первый раз сражался не деревянным, а железным оружием. Удивительно, но мы совсем не боялись пораниться. То ли не верили, что кто-то из нас дотронется острием шпаги до другого, то ли не принимали мечи за настоящие. Да мы и не старались друг друга ткнуть. Просто били лезвием о лезвие. Те звенели и роняли искры.
      Гурий теснил, я отступал. Мы веселились.
      Я не знал ни одного фехтовального приема, но все же, беспорядочно тыкая слева, справа и прямо перед собой, перешел в наступление. Гурий не ждал такого напора. За его спиной оказалась одна из поваленных колонн. Я думал, сейчас он споткнется, растянется на траве и мне останется только приставить шпагу к его груди и потребовать мольбы о пощаде. Но я забыл про нашу теперешнюю прыть. Гурий, не оборачиваясь, перелетел через колонну и опустился на бортик фонтана. Я скакнул туда же.
      - А ведь мы на другой планете, - высказал я как что-то само собой разумеющееся.
      - С чего ты взял?
      - Ну, просто... На Земле нет таких лопухов, и мечи не превращаются, и так не прыгается.
      - Продолжаем!
      Мы скрестили шпаги, ступая по бортику, как по фехтовальной дорожке. Тут Гурий получил преимущество. Он слишком хорошо владел клинком, хотя тоже никогда не тренировался.
      - Кто первым спрыгнет - проиграл! - объявил Гурий.
      И хитрым маневром чуть не заставил меня соскочить на квадратные плиты. Я замахал руками, восстанавливая равновесие, и случайно взглянул на небо.
      - Гурий, туча сюда идет.
      - Что? - Гурий опустил шпагу и обернулся. А потом сразу спрыгнул на траву.
      - Ага, проиграл!
      - Да, - сказал Гурий. - Пора нам. Ночь наступает.
      Я тоже спрыгнул и встал рядом. Туча приближалась широченным фронтом, громадной волной. В толще черноты я разглядел звезды. А вокруг все было по-прежнему светлым и безоблачным. Но некоторые цветы, мне показалось, начали закрывать чашечки.
      - Часы! - показал я.
      Диски без стрелок двигались. Бесшумно и медленно. Как будто глубоко под землей работал древний механизм: шестерни из базальта, рычаги из гранита, колеса из природного железа, а энергию им вместо батареи давала раскаленная магма.
      - Уходим. - Гурий понизил голос.
      - А шпаги?
      - Заберем с собой. В саду спрячем.
      Мы уже прошли обратно по тропинке шагов двадцать, когда Гурий вдруг остановился.
      - Ты чего? - спросил я.
      - Нельзя. Нельзя его там оставлять.
      - Кого?
      - Лопух. Пошли.
      Он повернулся и побежал обратно, я припустил следом. Наперегонки с нами скользила ночь. Длинные тени ползли от колонн и статуи. Воздух наполнился стрекотом - кто там, в джунглях, вместо кузнечиков, цикады?
      Гурий наконец-то добрался до лопуха.
      - Следи! - велел мне через плечо.
      Я хотел спросить, за чем следить, но Гурий уже размахнулся, в движении делая клинок саблей. Та свистнула и с глухим шорохом вошла в листья.
      - Ты что?!
      - Нельзя! Его! Оставлять! Тут! - Гурий рубил листья и стебель на мелкие кусочки.
      У моих ног в землю вонзился ножичек. Зародыш.
      Нас окружили сумерки. Джунгли и развалины из пугающе красивых стали просто пугающими.
      - Всё. - Гурий разбрасывал части лопуха по сторонам.
      Мне почудилось, заросли придвинулись.
      - Идем, - сказал Гурий. Пнул последний кусок синего стебля. Вытащил из земли ножичек-зародыш и бросил в фонтан, в сухие листья. Там коротко прошелестело.
      Я подумал, эти лопухи, что, и размножаются через такие вот ножи-черенки? А когда отвел глаза от фонтана, то увидел троих людей.
      - Гу...
      - Тихо!
      Они шли к нам по тропе, отрезая путь к сараю.
      - К спине! - негромко скомандовал Гурий. - Вставай к спине.
      Наши лопатки прижались. Я выставил шпагу, вцепившись в рукоятку обеими руками. Из джунглей, окружая нас, вышли еще люди. Темнело, будто незнакомцы вели ночь за собой.
      - Кто это? - прошептал я.
      - Неважно, - шепотом ответил Гурий. - Чуть что - сразу дуй к сараю. Дорогу знаешь.
      Я разглядел за плечами людей мешки, а на поясах - длинные ножны. Троица, что преградила нам путь к спасению, ступила из травы на мраморный настил.
      - Атакуем, - шепнул Гурий. - Громко ори и размахивай шпагой. Может, прорвемся.
      - А если не... - прохныкал я.
      - Да! - Гурий словно уже нанес первый удар, и его негромкое "да" прозвучало боевым выкриком.
      Незнакомцы подошли еще на несколько шагов. Я насчитал шестерых. Все - взрослые мужчины. В сумерках, которые эти люди, точно сеть, набросили на округу, было трудно различить лица. Незнакомцы походили на бродячих актеров. Один нахлобучил на голову шляпу с перьями, другой - шлем с пикой на макушке, какие я видел в кино про Первую мировую войну. Третий щеголял в камзоле до колен и белел разорванной кружевной манжетой. Большинство тащило на себе мешки, но у кого-то я различил вполне современный рюкзак, а еще у кого-то - чемодан с наклейками.
      На штанах у всех поблескивали стальные щитки.
      - Вы! - крикнул нам человек в шлеме с пикой. - Опустите шпаги! Вам нельзя здесь быть!
      - Опусти пока, - сказал мне Гурий. - На "раз-два-три" нападаем.
      - А может, ничего? Зашли мы просто куда-то не туда... Может, так отпустят?
      "Бродячие актеры" побросали скарб и тянулись к ножнам.
      - Они никого не отпускают. Раз... два... три!
      Гурий заорал - я никогда от него такого не слышал - и метнулся прямиком на оборванцев. Мне ничего не оставалось, как бежать следом и кричать, размахивая клинком.
      Незнакомцы опешили. Мы неслись на них двумя камикадзе. Крик не давал мне думать о страхе. Гурий в один длинный-длинный прыжок одолел фонтан и накинулся на человека в шлеме. Тот даже отступил. Как блик от шпаги, стрельнула надежда: прорвемся. Сейчас я тоже как налечу, все дрогнут, рассыплются, и мы с Гурием что есть силы двинем к сараю. Пусть-ка за нами побегают.
      Гурий уже фехтовал с троими. Фехтовал - не то слово. Разил направо и налево, не позволяя к себе приблизиться. Я тоже хотел перемахнуть через фонтан, но в последний миг испугался и побежал в обход. Думал, приду Гурию на помощь. Но она понадобилась мне. Сбоку подскочила фигура. Я повернулся и сделал выпад. Не стараясь дотянуться - просто отпугивал, вдохновленный примером Гурия. Нападающий всего раз махнул своей шпагой - и моя выскользнула из пальцев.
      В темноте я не рассмотрел лицо врага как следует. Но хватило и мимолетного взгляда. Узкое лицо было страшно, нечеловечески вытянуто. Белки такие крупные, что черные точки-зрачки терялись в них, как пятна на солнце. Спутанные волосы торчали из-под шляпы во все стороны.
      Я, наверно, всего полсекунды стоял безоружным. Краем глаза увидел, что к нам бежит кто-то еще. Ни о чем больше не думая, я бросился к тропинке - туда, откуда мы с Гурием пришли. Трава недобро шуршала под ногами. Сзади лязгало оружие и раздавались выкрики. За мной гнались, я слышал шаги. Впереди зловещим силуэтом вырос сарай. Я нырнул за угол и ободрал руку о какую-то железяку.
      В Никаноровом лесу царила кромешная тьма. Не знаю, как я нашел дорогу. На бегу врезался в забор, потом неожиданно оказался на той стороне.
      Ночь заполнила город, будто и она в погоне за мной выплеснулась через забор и полилась по улицам. Все окна были темными. Даже светофоры не горели. Эхо моего дыхания словно возвращалось с дальних переулков. Я бежал, как от своры волков. Сердце норовило выскочить и вприпрыжку мчаться передо мной.
      Двор крепостными стенами отгородил от опасностей. Здесь тоже не светилось ни окна, а я-то ждал, уж родители точно не спят, переживают. Влетел в подъезд, отсчитал, стуча кроссовками, десяток лестничных пролетов, с ходу вставил ключ в замочную скважину и остановился, только захлопнув за собой дверь в квартиру.
      Мрак и тишина приняли меня незваным гостем. Даже наш спаниель Джон не процокал к двери, а ведь обычно не упускал случая меня встретить. Я испугался, что сейчас из темноты квартиры ко мне шагнут те же силуэты в оборванных нарядах и широкополых шляпах.
      Так испугался, что потерял сознание.
      Или, наоборот, проснулся...
      
      Глава 6
      - Кирилл, - окликнула Мандрагора, - откуда у тебя шрам?
      Услышав, что нужно побыстрее уйти из ночи, я без споров уступил девочке место у носилок и теперь плелся чуть позади Лунника, предаваясь невеселым воспоминаниям. Пилот-лектор с внешностью второклассника сейчас молчавышагивал во главе отряда, а маленький Тюльпан - в арьергарде.
      Из полосы ночи мы попали в ярко освещенный березовый лес. Девочка увидела мою руку. Но и я теперь смог лучше рассмотреть спутников. Обыкновенные дети, если не знать, кто это на самом деле. Ну, для своего возраста слишком мускулистые и вообще развитые. У Мандрагоры глаза серые, у Лунника - карие, а у Шпажника - голубые.
      Судя по тому, что командирша перешла на словесную речь, опасность миновала.
      - Не знаю, - соврал я. Перепугался: вдруг Гурий им рассказал про мой бесславный побег, и потому спешно добавил, меняя тему: - Хотел подорожником вылечить, да не успел.
      - Бывает. Просто у нас душевные раны становятся физическими, - не упустил случая просветить меня Лунник. - Ничего, пройдет.
      - Гурий о тебе рассказывал, - сообщила Мандрагора.
      "Что?" - спросил я внутренним голосом, который, оказывается, тоже мог дрожать.
      - Говорил, у него есть лучший друг. Это ты.
      Мне захотелось провалиться сквозь теплую и влажную землю Дендрария. А Мандрагора добавила:
      - Я его не поняла. У нас нет лучшего друга. Мы все друзья.
      Честно говоря, и мне было нелегко понять Гурия. Ведь я вспомнил не только наше путешествие к развалинам и синему лопуху, но и то, что произошло на следующий день.
      ...Наутро после ночного бегства я первым делом позвонил Гурию.
      К трубке долго никто не подходил. Потом голос младшего Викторова произнес:
      - Алло!
      - Привет, - осторожно сказал я.
      - Привет, - ответили мне.
      Голос Гурия я не мог спутать ни с каким другим. Но тот никогда не говорил "привет". Только "здорово", и никак иначе.
      - Ты... ты вчера чего? - спросил я, отчаянно подыскивая слова, чтобы извиниться. Так горе-взломщик подбирает ключи, зная, что нужного в его связке все равно нет.
      - Да ничего, - равнодушно отвечал голос. - К тетке вон ходили.
      - Когда? - квакнул я.
      - Весь день. Часов до семи. - Интереса в Гурьевом голосе не прибавилось, но понял он меня правильно.
      - Мы же с тобой на Луговой были. Не помнишь? Ты же сегодня уезжаешь.
      - Я завтра уезжаю, - сказал Гурий. И замолчал. Хотя в таких случаях обязательно добавлял: "Тронулся, что ли?"
      А я дотянулся до календаря и придвинул к себе.
      Мое настроение обычно скакало, как шарик для пинг-понга. Вот и сейчас оно резко вылетело на светлую половинку теннисного стола, когда явилась мысль, что все развалины, синие лопухи и бандиты мне приснились.
      - Ты сегодня придешь? - спросил я Гурия.
      Точно решил: если он предложит прогуляться на Луговую, не пойду ни за какие пряники. Вообще больше никогда не пойду.
      - Нет. Зачем? - передала мне трубка.
      - Ты же завтра уезжаешь...
      - Уезжаю, - так же равнодушно ответил Гурий.
      - Тогда, может, я к тебе?
      - Нет, пожалуй... - ответили мне. - Не надо.
      - А проводить тебя завтра... можно?
      - Можно. Если хочешь.
      Почему-то я четко расшифровал эти слова как "лучше не приходи".
      Гурий повесил трубку. А я тогда почувствовал, как болит рука. Не сильно, но противно. Хотя ночной царапины не нашел.
      - Гурий что, сегодня не придет? - спросила мама, когда зашла в обед с работы и застала меня одного. - Вы поссорились?
      - Мам! - Я раскрыл глаза пошире, надеясь, как дурак, что навернувшиеся слезы провалятся обратно. - Мы никогда не ссорились! Ни-ког-да!
      Потом мама меня успокаивала. Спрашивала, что у нас случилось, и я не знал, что ответить. От этого делалось еще хуже. Неужели Гурий видел мой сон и решил: я ему больше не друг? Или все было на самом деле, только по странному закону вчерашний день кто-то вычеркнул и на его место поставил новый. Но кто или что могло такое сделать? Неужели те таинственные солнечные часы, которые видели мое предательство...
      Провожать Гурия на вокзал я не пошел. Побоялся даже взглянуть на него откуда-нибудь издали, высунувшись из-за угла.
      А назавтра рука уже не болела. Иногда кожу пощипывало, но и это прошло.
      За много-много лет Гурий не прислал ни одного письма. Ни разу не приехал в гости к родственникам. А я забыл все, что с нами было. Память, она тоже твой друг. Лишний раз не напомнит о плохом. Но чтобы всегда молчать - такого уговора нет.
      Сейчас многое прояснилось. Гурий нашел выход в Дендрарий. В тот раз мы во сне перешли в мир пилотов. Наши Оболочки были еще неразвитые, поэтому мы даже не заметили, как выскользнули из них.
      Вот почему наутро вчерашний день оказался сегодняшним. Вот почему город выглядел таким странным, когда я бежал, а шрам бесследно пропал с моей руки. Его и правда не было. На Земле. И с пустотелыми я тоже уже встречался. Понятно, с чего они показались мне такими уродливыми. Душевных ран от земной жизни у них выше крыши.
      Для меня все вставало на свои места. Кроме одного: зачем я теперь понадобился Гурию. И вообще, как он здесь очутился, если переходить из города в город - нельзя?
      
      Я остановился и оглянулся в сторону ночи. Ее границу очерчивал туман, белесый и неприятный, как чувство вины. А тьма, словно линза, искажала древесные стволы, придавала им жуткий изломанный вид.
      - Это все из-за пустотелых? - спросил я у Лунника, махнув рукой назад.
      Тот меня понял, но ответил резко:
      - Из-за пилотов! Никто не просит их сдаваться на съедение Оболочке.
      - Их слишком много, - неожиданно тихо, без командирских ноток сказала Мандрагора и уточнила: - Пустотелых.
      - Недоеденных пилотов тоже много, - заявил Лунник. - Им всего-то надо проснуться в Дендрарии.
      Я вмешался:
      - Если я проснулся так поздно... получается, меня чуть не съели?
      - Вроде того, - раздался голос Шпажника. - Потому ты ничего и не помнишь про Дендрарий.
      Я неприязненно вспомнил другого меня, оставленного досыпать в квартире. Этот субъект, такой безобидный с виду, чуть меня не слопал. Недопереварил. А мне, между прочим, опять придется в него залезать, всего через несколько часов. Ничего, я же все-таки выбрался. Посмотрим, кто кого теперь слопает.
      Березняк закончился, и мы шли по нормальным с виду улицам, разве что очень запущенным. Хотя ни свалок, ни мусора я не замечал. Лишь дома, стены, покосившиеся ограды и много-много поросли ясеня, шиповника и самых обыкновенных зеленых лопухов. Один раз заметил театральную тумбу с остатками афиш, но, может, это был всего лишь причудливый местный лишайник. А мусор могли скрывать буйные сорняки-разбойники - они явно чувствовали здесь особенную вольницу.
      Я покосился на Майника.
      - Он не умрет? - тихонько спросил Лунника.
      - Нет, - ответил Лунник. - Пилоты живучие. Пустотелые тоже. У нас вообще всё стремится жить.
      Окружающее было тому подтверждением.
      - Голос, - вдруг произнес Шпажник.
      - Школа близко? - догадался я.
      - Два квартала.
      - Да, идут, - откликнулся Тюльпан.
      Я впервые услышал, как он говорит.
      Мы продолжали шагать колонной. Лунник, я, затем носилки, потом младший из разведчиков.
      Строений кругом делалось все меньше, и вдалеке уже опять виднелся лес. Вдруг из-за угла дома с барельефами показались еще трое пилотов. Все - мальчишки. Тоже разведчики.
      - Отряд Багульника, - сказала Мандрагора.
      Лунник им махнул. Командиром отряда явно был самый рослый из троицы, рыжий паренек с таким же, как у Мандрагоры, луком и колчаном. Откуда они, интересно, берут наконечники? Тоже под лопухами выращивают?
      Наш отряд остановился, Мандрагора и Лунник опустили носилки. На улицу вышли новые пилоты. К нам бежали уже человек пять или семь. В руках у одного я увидел чемоданчик с красным крестом.
      Шпажник и Тюльпан сумели беззвучно докричаться до школы.
      Я искал среди подбегающих Гурия, но нигде его не видел.
      
      Глава 7
      Я обманулся. Думал, Гурий выберет настоящее здание какой-нибудь средней школы, у нас в городе их немало. Но тот поступил иначе. Устроил школу в музее. В детстве мы бывали там не раз и не два, но, оставшись без Гурия, я больше туда не ходил.
      Полтора века назад музей считался самым большим и помпезным зданием города. Если честно, музея тогда никакого не было, а был особняк банкира Крутова. Тот решил отгрохать дворец, чтоб не хуже, чем в стольном граде Питере. И отгрохал.
      Судя по всему, банкир был неплохим дядькой. Может, он своего пилота недопереварил или еще что. Покровительствовал искусствам, собрал картинную галерею, выстроил городской театр. Дети у него почему-то умерли еще маленькими, и в конце жизни одинокий Крутов завещал особняк городу. С тем чтобы в пристроенном здании разместили гимназию, а в главном - музей наук и искусств. Со временем гимназию перевели в другое место, а музей захватил пространство целиком.
      Дворец из красного кирпича, с эркерами, статуями на крыше и в проемах стен, несколькими башнями, из которых главная - обсерватория, был знакомым - и незнакомым. Пилоты - сколько поколений их здесь отучилось? - многое перестроили.
      Самое главное, в земном городе вокруг музея не возвели каменной ограды. Только фигурную решетку. А здесь стена - замку впору. Я знал, от кого она должна оберегать. Было заметно, что кирпич для ограды таскали из разных мест. Может, с соседних развалин, а может, даже разбирали стены безлюдных домов, что появлялись тут каждую ночь. И отстояла эта стена от бывшего музея намного дальше, чем прежняя ограда - пилоты расширили двор.
      По ограде и стенам школы вился плющ, над окнами кое-где навис густой дикий виноград, и все здание из-за этого было похоже на старое лицо с мохнатыми бровями и бакенбардами. Когда мы приблизились, школа, казалось, брови недоверчиво сдвинула и рассмотрела нас внимательнее.
      Мы шагали по открытому полю. Пилоты вырубили участок леса, так что расстояние от стены до ближайших деревьев, наверно, равнялось полету стрелы. На этом поле не росло ничего, кроме низенькой травы. Я сначала не понимал, как такое может быть. Ведь растительность Дендрария - я уже убедился - проникала всюду, куда могла. Но потом Мандрагора объяснила, что пилоты создали и распыляли тут особый препарат. Он надолго останавливал приближение леса. Вещество почему-то называли бродилом. А поле засеяли специально выведенным сортом травы. Та легко позволяла ходить мало весившим пилотам, а вот пустотелым цеплялась бы за ноги и всячески мешала.
      Из-за школьной стены вздымались древесные кроны: не иначе во дворе разбили парк. Даже на самой стене укрепились деревца. Я увидел и сторожевые башни. Впрочем, для наблюдения за окрестностями пилоты наверняка придумали и что-то похитрее.
      Во двор пропускали массивные ворота. Я уже знал: сделаны они больше для того, чтобы произвести впечатление на пустотелых. Те просто не уважали бы школу, не будь она похожа на крепость. Ворота начали открываться еще до того, как мы подступили. Раскрылись не слишком широко - чтобы четырем пилотам войти плечом к плечу. Во главе нашего сборного отряда, так получилось, шли Мандрагора, Шпажник и я. Мы-то первые и увидели фигуру, которая показалась за распахнутыми створками.
      Взрослый человек. Темноволосый, усатый и хмурый.
      Я замер. Попятился, готовый бежать и прятаться. Пока мы бродили по лесу, пока вызывали помощь, враги захватили школу. Сейчас ворота раскроются шире, и на нас ринутся вооруженные штурмовики. А со стены понесутся стрелы. И вообще нас уже окружили, поэтому из леса выскочат здоровенные головорезы.
      Я остановился, а пилоты ускорили ход. Шпажник повернулся только тогда, когда меня нагнали носильщики - их звали Иланг-Иланг и Девясил.
      - Ты чего? - спросил он.
      "Пустотелый", - ответил я неуверенно.
      "Какой пустотелый? Это же Гурий!"
      "Гурий?"
      "Здорово!" - сказал в моей голове знакомый голос. Знакомый, да не совсем. Низкий, напоминающий мой собственный - в нынешней земной жизни.
      "Привет..." - отозвался я.
      Честно говоря, я боялся того, что Гурий скажет потом. А еще больше - что скажет он это во всеуслышание. Но Гурий больше ничего мне не сказал, переключился на раненого. Из ворот выскочили несколько пилотов в костюмах, похожих на одежду земных врачей. Среди них выделялся крупный щекастый паренек. Я даже усомнился, а влезет ли он хоть в какую-нибудь Оболочку. Шпажник сообщил: это Женьшень, или просто Женька, - лучший медик Дендрария. Почему-то мне казалось, Женька прячет где-то в карманах своего одеяния механические часы-луковицу и старинный стетоскоп. Он походил не на врача будущего, а на доктора позапрошлого века.
      Наша процессия наконец-то проникла во двор. Ворота закрылись, я услышал, как зажужжали-задвигались замки в толще створок. Мандрагора вслух докладывала Гурию, где и как нашли Майника. Самого раненого уже несли к зданию школы.
      Пахло цветами и неведомыми травами. Воздух казался еще более насыщенным, чем в лесу. Еще бы, здесь и был концентрированный лес. Пилоты опять отловили двух зайцев. Даже трех. Они устроили во дворе мини-дендрарий. Наверняка в школе учились и будущие великие ландшафтные дизайнеры. Они-то и придумали, как разместить вокруг своей альма-матер едва ли не все растения города-леса. Школьный двор был одновременно и ботаническим садом, и делянкой, и хитроумным защитным сооружением. Врагу, прорвись он за стену, пришлось бы несладко. Война на территории двора неизбежно превратилась бы в партизанскую. Какие растительные гибриды вывели пилоты-селекционеры, чтобы сдержать пустотелых? Сколько ловушек, сколько укромных ходов пряталось в местных зарослях? И не скрывались ли в древесных кронах дозорные и арбалетчики-снайперы?
      Чего тут не было - так это голой земли. Даже тропинок. Пилотам не нужны были ориентиры в своем доме, как нам не нужны в квартире.
      Ни одно дерево не поднялось выше третьего этажа. Их рост тоже явно сдерживали загадочным бродилом. Из чащи прилетали звонкие голоса, слышалась возня и шорохи, кто-то мелькал между деревьев. Потом я увидел, как из кустов высунулась одна голова, вторая - и вот уже нас окружили местные школьники. Совсем как в те времена, когда мы с Гурием играли на родной улице. Только сейчас стало не до игр. Да и Гурий был другим.
      - Почему он сбежал? Завтра же день освобождения, - взволнованно говорил белобрысый пилот-медик, который не пошел вместе с Женькой-Женьшенем сопровождать носилки.
      - Узнал такое, что нельзя было сидеть и ждать, - шевельнул усами Гурий.
      Вокруг нас собиралось все больше и больше пилотов. Я уже настолько привык к их одежде, что слегка оторопел, увидев паренька в джинсах и красной футболке. Землянин. Такой же, как я. Хотя нет, не такой же. Друга он наверняка тут не бросал.
      - Старосты идут со мной. - Гурий окинул взглядом всех, кто подтянулся. - Кроме Шпажника. Через пять минут у меня в кабинете. Внутренними голосами пользоваться. - Он повернулся к разведчикам во главе с Мандрагорой. - Вы тоже ко мне.
      - А я? - спросил Шпажник.
      - Ты отведешь Кирилла домой.
      - Чего? - возмутился я.
      - Хорошо, что ты пришел. - Гурий смотрел мне в глаза серьезно и жестко. - Но сейчас надо вернуться.
      Вот тебе и раз. Сам меня позвал, а теперь...
      "Почему?" - Я перешел на внутренний голос, даже не заботясь о том, прочтут ли эту мысль другие пилоты или только Гурий.
      "Опасно. Уже давно не было раненых".
      "Гурий, я хотел..."
      "Дело прошлое. Ты пришел, это важно".
      Я не выдержал и опять сбился на словесную речь:
      - Мне нужно хоть немного посмотреть! Я ничего не помню об этом вашем Дендрарии. Ничего не помню о школе. А вдруг я еще двадцать лет не приду? - В сердцах я уже забывал о том, почему меня не было здесь так долго. И о том, что ни о какой школе я помнить не мог.
      - Гурий, пусть посмотрит, - вступился Шпажник. - Хотя бы камеру перехода.
      - Хорошо, - переменил решение Викторов.
      - Я ему покажу.
      - Нет. Ты на совет, а потом отведешь Кирилла. - Гурий вновь пошевелил усами, будто они служили ему стрелками компаса. Потом его глаза нацелились на кого-то за моим плечом. - Тим!
      - Ну я за него, - раздался насмешливый голос.
      Я обернулся. Говорил пилот с черными курчавыми волосами, чем-то похожий на юного Пушкина с картины, где тот читает стихи на лицейском экзамене.
      - Это Кирилл, - представил меня Гурий. - А это Тимьян, - кивнул на черноволосого.
      - Очень приятно, - все так же насмешливо сказал Тимьян-Тим и слегка поклонился.
      Его можно было принять за земного пилота, вышедшего из Оболочки. Штаны и обувь Тим носил местные, зато майку - такую, как "земляне". Рубашку обмотал вокруг пояса. Лет Тимьяну было, скорее всего, чуть поменьше, чем Шпажнику.
      - Покажи Кириллу школу, - сказал Гурий. Не попросил и не приказал - именно сказал.
      - У меня репетиция. Генеральная. А сейчас мы фехтование отрабатывали с Буком и Тисом.
      Лишь теперь я заметил - в опущенной руке пилот держал шпагу.
      - У вас два старосты играют. Так что все равно задержатся. А Бук и Тис справятся.
      - Ладно, - согласился Тимьян.
      Он повернулся к еще двум пилотам со шпагами. Я разглядел высокие воротники старомодных костюмов. Актеры?
      - Пройдите сцену еще раз, - распорядился Тим. - Мы быстро.
      Гурий, Шпажник и часть пилотов уже уходили. Я запоздало подумал, что мы не договорились с проводником, где и как найдем друг друга. Но вспомнил о внутреннем голосе. С него только что сняли мораторий.
      Пилоты словно растворились в зелени. Так, наверно, умели пропадать разбойники Робин Гуда. Но благородные разбойники - сказка, а пилоты существовали на самом деле.
      - Пойдем. - Тимьян повернулся ко мне и посмотрел сверху вниз - он был выше на полголовы.
      - Извини, - сказал я, уже пожалев, что напросился. Мне почему-то было неудобно перед этим ироничным пилотом, которому ради меня пришлось отказаться от репетиции. - Ты только скажи, куда идти. Если что, я сам посмотрю.
      - Нет уж, - ответил Тим. - Экскурсия так экскурсия.
      Он поднял шпагу острием вверх, словно показывал начальную точку нашего пути. Я увидел на лезвии вязь растительных узоров. Но только на мгновение: шпага увядала на глазах. Укоротился и истончился клинок, съежился эфес. Я почувствовал тепло. А Тим держал в руках ножик размером с перочинный. Ножик занял место в маленьком футляре на поясе - назвать это ножнами у меня не повернулся бы язык.
      - А как же репетиция?
      - Ничего. Кирилл, у нас, если о чем-то просят, никто не отказывается. Потому что никогда не просят зря.
      
      Глава 8
      С крыши вид открывался необыкновенный. Для землянина, конечно.
      Кроме нескольких флюгеров, тут зачем-то приделали розу ветров из жести. Благодаря этой розе я мог определить стороны света. На юге апельсиновым соком истекало солнце. На востоке небосвод темнел, и можно было разглядеть месяц и звезды. Мы со Шпажником пришли как раз с востока. А пока я сидел на крыше и слушал Тима, ночной фронт сильно приблизился.
      Если поворачивать голову дальше, взгляд приходил к сполохам северного сияния. Жалко, их нельзя было увидеть вблизи. Вот через три недели, говорил Тим, - пожалуйста, зима наступит в окрестностях школы. Времена года двигались по городу точно так же, как местные день и ночь. Это тоже влияние Земли. Неуютно темнело и на западе, но там уже не было ночи, ни полярной, ни простой, а столпились настоящие грозовые тучи. Я это понял, когда сверкнула молния. Тучи подпирал высоченный горный хребет.
      Город под разноцветным небом тоже открывал немало интересного. Одна стена леса вставала за другой. Во всех смыслах - другой. Прозрачные березовые рощи, недоверчиво ощетиненная тайга, обманчивые джунгли. Выпирали, как плато затерянного мира, участки с гигантскими деревьями. В нескольких кварталах западнее школы, у реки, раскинулось болото.
      И среди этого разношерстного ковра глаз выхватывал знакомые сооружения. Несколько высотных домов белели айсбергами на зеленых волнах. На западе виднелись корпуса бывшей ткацкой фабрики. А еще из леса, как грибы из травы, выглядывали крыши непонятных сооружений: китайская пагода, странные купола, полуразрушенные дворцы, каких отродясь не было у нас в городе. Ему же двести лет с хвостиком! Правда, археологи раскопали в окрестностях следы стоянки древних людей. Интересно, какие у древних людей были пилоты? И что тут было между этой стоянкой и селом, из которого потом вырос город?
      - А сколько лет Дендрарию?
      - Много тысяч, - пожал плечами Тим.
      ...Все оказалось просто. Земные города растут только в будущее, а Дендрарий - сразу в двух направлениях, вперед и назад. Как зерно - оно тоже прорастает вверх и вниз, и получаются стебель и корень. Потому ничего удивительного нет, когда в Дендрарии сплошь и рядом появляются дома и целые улицы намного древнее тех, что есть в земном городе. Появляются - и тут же начинают трескаться, крошиться и разрушаться, потому что время на них тоже действует задним числом. А притягивает сюда не только растения со всего мира. Потому среди обычных домов легко встретить развалины античного храма, а там, где сходятся горный хребет и пустыня, можно увидеть наскальные рисунки.
      - Пока школы не было, - рассказывал Тим, - мы жили в лесу. В деревнях заброшенных. Или дома строили на ветвях...
      Я вспомнил безлюдные улицы, съеденные и почти переваренные джунглями.
      - А ты тоже?
      - Не-а. - Тим беззаботно покачал головой. - Когда меня нашли в лесу, школа уже работала.
      Я слушал его, сидя на карнизе и свесив ноги. Высоты я всегда побаивался, а тут страх как рукой сняло. И то - боитесь ли вы падать во сне? На карниз кто-то насыпал цветных камешков. Разговаривая с Тимом, я подбирал один-второйи бросал вниз, в тот прирученный лес, который пилоты пустили во двор своей школы. Тим или не замечал моего хулиганства, или решил, что гостю позволено.
      Осваивался я быстро. Может, потому, что это был мой настоящий дом?
      - А откуда мы тут все-таки беремся? - спросил я больше самого себя.
      - Из леса, откуда еще. - Тим принял вопрос на свой счет.
      - Хорошо, а в лесу - откуда? Не растем же мы в какой-нибудь дикой капусте!
      - Никто не знает. Мы не помним. Выходим из природы. Главное, кто нас первым найдет: свои или пустотелые.
      - Неужели никогда не хотели узнать, как вы появляетесь в лесу?
      - Хотели! Но как-то все не до того. Кто из пилотов еще по джунглям прячется - им только бы выжить. А нам тут, в школе, некогда. Готовишься к жизни на Земле, воюешь с пустотелыми. А их все больше, и они хотят весь Дендрарий захватить.
      - Зачем?
      - Не знаю. Только у пустотелых бывают неестественные мысли.
      Сплошные "не знаю". А насчет неестественных мыслей... Вот мне сейчас на вид одиннадцать или двенадцать лет. А думаю я, как взрослый на Земле. Это - естественно?
      - А где концлагерь? - спросил я, окидывая взглядом горизонт.
      - Там. - Тимьян указал туда, откуда приближалась ночь и подминала синим брюхом верхушки деревьев и синих домов. Конечно, ничего разглядеть в этой стене тьмы было нельзя.
      - Он-то как появился?
      А с концлагерем вышло так.
      Сотни лет с переменным успехом пустотелые воевали с пилотами. Иногда были мелкие стычки, порой война ненадолго охватывала весь город-лес. К счастью, по какому-то неизвестному закону в Дендрарии не срабатывало никакое оружие, кроме холодного. Не стреляли пистолеты и ружья, не взрывались бомбы, не действовали отравляющие газы. Хотя добра этого в зарослях находили немало, старинного и не очень. Бактериологическое оружие было и вовсе бесполезно: пилоты ничем не болели, а страдали только от ранений. В лесу воевали по старинке: мечами, дротикам, луками да арбалетами.
      Пилотов брали в плен и заставляли трудиться: всё подряд чинить, а еще вырубать деревья. Хотя пустотелые закрепились в тропиках, местной флоры они не любили и старались уничтожить ее вокруг своих жилищ. Но за ночь она вырастала снова. Так что рабочие руки требовались всегда. Даже несмотря на то, что о пропитании и одежде заботиться не приходилось. Фруктов, злаков и дичи в Дендрарии изобилие, а безлюдные дома - рай для пустотелых-мародеров. Если вам приснилось, будто вы чего-то потеряли, можете не сомневаться: пока ваш пилот ночью уходил к товарищам, на его имущество покусились грабители. Хорошо еще, что украденные во сне вещи пропадают только в Дендрарии, на Земле они остаются с вами.
      И вот однажды кто-то из пустотелых решил собрать всех пилотов-невольников в один концлагерь. Это случилось не так давно - по крайней мере, не раньше, чем концлагеря появились на Земле. Скорее всего, догадливый при жизни даже работал в каком-нибудь из них. Теперь комендант лагеря - главный у пустотелых.
      Я тут же вспомнил два слова, сказанные Майником: "комендант" и "Гурий".
      "Кто сейчас комендант?"
      Тим ответил, что Готфрид. Самый старый и опытный среди врагов. Пришел сюда еще с тевтонскими рыцарями. Тогда его и убили. Если пилоты всегда стремятся в будущее, то беспилотные Оболочки - в прошлое. Верховенство у них держат те, кто раньше попал в Дендрарий.
      Пилотов, разумеется, концлагерь не обрадовал. Мало что на Земле их норовят поработить, так еще и тут, на родной территории... Бунты и массовые побеги случались не раз и не два. Борьба то вспыхивала, то снова превращалась в угли, но никогда не становилась пеплом.
      У врага, как ни странно, есть преимущество. Он уже никуда отсюда не денется. Хотя в Дендрарии тоже умирают и погибают, но и живут очень-очень долго, веками. Оболочки все прибывают и прибывают. А пилоты здесь проводят только несколько лет, а потом должны уйти на Землю. Где могут стать пустотелыми.
      Последний раз две стороны взялись за оружие, когда в Дендрарии объявился Гурий и устроил школу для пилотов. Никто не знал, откуда Гурий взялся. Пилоты-земляне оказывались в плену редко. Пустотелые больше ловили местных, а земных не трогали, оставляли на съедение Оболочкам. Пойманных землян быстро отпускали, хорошенько припугнув, чтобы Оболочке легче потом было с ними справиться. Но отпустить Гурия на все четыре стороны не успели. Тот быстро сориентировался, устроил бунт и массовый побег. Пустотелые, наверное, прокляли ту ночь, когда настигли его в джунглях. Если бы они умели поворачивать время вспять, то проводили бы Гурия назад в Оболочку с почетным эскортом, а напоследок отвесили бы хорошего пинка.
      Раньше, при всех талантах пилотов, управляться с ними было несложно. Они жили небольшими шайками на деревьях или в заброшенных домах, редко собирались вместе и занимались каждый своим. Фехтовать умели далеко не все. А чтобы ловить их было проще, пустотелые принялись уничтожать камеры перехода.
      Пилоты ничего с этим поделать не могли. Когда то одному, то другому приходит время рождаться на Земле, бороться сообща нелегко. Им удавалось оборонять только одну камеру перехода. Другую пустотелые оставили себе, а все прочие уничтожили.
      При такой расстановке сил Гурий и появился в концлагере. Наверное, его главным даром был дар собирать людей вместе. До того пилоты бунтовали, но не особенно: каждый хотел побыстрее оказаться на Земле. Может, многие люди на нашей планете так сильно стремятся к свободе и справедливости потому, что их пилоты знают, что такое плен.
      Гурий поднял крупнейшее восстание за всю историю лагеря. А потом с ударной группой беглецов примкнул к защитникам камеры. Но вернуться на Землю он не захотел. Вместо этого начал исследовать Дендрарий и додумался до простых вещей. Каждый пилот по земным меркам мог считаться гениальным. А на Земле таковыми оставалось народу с гулькин нос. Гурия осенила первая идея: нужно помогать пилотам уже в Дендрарии научиться жить на Земле, в человеческом виде.
      Только кто будет им помогать? Пустотелые точно не стали бы. И Гурий решил, что помогать друг другу должны сами пилоты. Он заметил, как быстро они учатся и как легко перенимают друг у друга разные умения. Что мог один, мог и второй.
      Так появилась школа пилотирования.
      Очень скоро о ней узнали пустотелые. Узнали на горьком опыте. Пилотов, которые не присоединились к Гурию, легко переловили. А вот школьники ловились все труднее и труднее. Старожилы, оборонявшие камеру - хотя какие они, если честно, "старожилы", - умели обращаться с любым оружием, какое росло на синих лопухах. Будущие гении-архитекторы и гении-инженеры придумывали хитроумные способы защиты школы.
      Тогда вспыхнула последняя война в Дендрарии. И конец ей положил опять же Гурий. Он не хотел, чтобы пилоты учились убивать и с такой наукой потом становились людьми. Гурий заключил с Готфридом, комендантом лагеря и вожаком пустотелых, этакий пакт о ненападении. Противнику отошли джунгли, куда пилоты не должны были показывать носа. Пилотам отошла школа и окрестности, куда тоже, по идее, не должна была ступать нога любого человекоподобного существа ростом выше метра двадцати сантиметров.
      Конечно, на практике соглашение почти сразу стали нарушать. Но по мелочи. И то - где вы на Земле встретите мальчишку, который не мечтал бы побывать в джунглях? Разве что такого, который там живет.
      Но главное - война сменилась игрой. Пилот, если оказался в плену, должен был вести себя смирно и быть послушным. А пустотелые обязывались выпустить пилота на Землю через камеру перехода, если тому наступал срок. А если не наступал, то раз в год освобождать всех пилотов из концлагеря. Не освобождались только те, кто бунтовал и нарушал режим. Но и таких надлежало выпустить еще через год. Однако возмутителей спокойствия охотнее выдворяли на Землю, когда приходило их время. В надежде, что там им развернуться не удастся и возвратятся они в Дендрарий уже пустотелыми. Тогда их приняли бы с распростертыми объятиями. Если же пилоты схватят мародеров, то могут обменять их на равное количество узников. Отловом мародеров тоже занимаются разведчики. В каждом отряде их трое. Старший - тот, кому скоро на Землю. Средний - тот, кто его заменит. И младший - тот, кто лишь недавно пришел в школу. Чтобы учился и привыкал...
      У концлагеря возник другой полюс. Хрупкий, но все равно - сила. А Гурий неожиданно для всех начал расти. В школе давно уже не учится никого, кто бы помнил его подростком.
      - Мы как раз пьесу ставим ко дню освобождения, - сказал Тим. - Мирт написал. Мы каждый год так делаем. На берегу океана, вон там, - он махнул рукой, - есть летний театр под открытым небом. Мы обновляем сцену, в этот день объявляется перемирие, и все приходят смотреть. И пилоты, и пустотелые.
      - А ты кто в этом спектакле?
      - Как кто? Режиссер. Я и на Земле режиссером буду. Театра и кино.
      Честно говоря, меня покоробила такая самоуверенность мальчишки, который еще даже не родился.
      - Только неизвестно, будет ли спектакль. - Тим помрачнел. - Майника вот нашли. Ради чего он сбежал? Из лагеря давно никто не бегал и не получал ударов в спину.
      Я не знал, что ответить. Подобрал с карниза гладкий камушек с красными светящимися прожилками и запустил, стараясь перекинуть через внешнюю стену.
      - У нас тоже учится один, - сказал Тимьян, - все приходит сюда и камешки бросает. Он, наверно, их тут и оставил. Его зовут Перец.
      - Что за интерес брать огородные имена?
      - Это еще что! - Тим вернул себе привычно беззаботный вид. - В летописях написано, что в прежние времена Дендрарий называли Эйдолон, а пилотов - эйдосами. Так вот, каждый эйдос носил имя какой-нибудь буквы греческого алфавита. Альфа там, Гамма или Омега, к примеру.
      - Так же неудобно!
      - Ну и что? А в Древнем Риме вообще было всего десять мужских имен и половина обозначала цифры. Потому, кстати, давали прозвища. Вроде Цицерона. Хотя он вообще-то не Цицерон, а Кикерон.
      - А Кикерон что значит?
      - Горох.
      Тим явно хотел сказать еще что-то ироническое, но вдруг замер, глядя в одну точку.
      - Ты чего? - осторожно поинтересовался я.
      - Гурий зовет. - Будущий режиссер повернулся ко мне. - Идем вниз.
      
      Глава 9
      Мы спустились по винтовой лестнице с крыши и зашагали по сводчатому коридору верхнего этажа. Я уже давно понял, что в школе интересен каждый закоулок. Пилоты сильно обогатили музей всякой всячиной, найденной в развалинах. Жалко, это нельзя было перенести обратно на Землю. Я замечал на стенах древнегреческие щиты и шлемы, индейские томагавки, скрещенные шпаги и сабли. Может быть, у них тоже было двойное назначение - и экспозиция, и арсенал. В нишах стояли принесенные из леса статуи и древние вазы. У лестницы в углу, точно привратник, замер безликий рыцарь, составленный из доспехов. Еще тут висели этюды, явно из жизни школы и Дендрария. Была даже батальная сцена - схватка нескольких пилотов с отрядом пустотелых-мародеров. Я поспешил отвернуться. Этюды ничуть не напоминали рисунки из какого-нибудь земного центра детского творчества.
      ...За пару часов, проведенных в школе, я увидел столько, что хватило бы на отдельную книжку. Когда мы еще только поднимались на крышу, Тим время от времени подводил меня к двери, приоткрывал и давал заглянуть внутрь. Долго смотреть не получалось: шли занятия.
      За одной дверью был танцкласс. Играла музыка, а по начищенному паркету вальсировали фигуры. Я сначала даже вздрогнул: фигуры были взрослыми, как Гурий. Мужчины - во фраках, дамы - в длинных красивых платьях. Затем пригляделся и понял: что-то с ними не так. И только через несколько секунд разобрался - лица были совершенно неподвижны. Не танцуют с такими физиономиями.
      - Мыльник! - раздался звонкий девчоночий голос. - Спину держи! Сутулишься, как пустотелый!
      Вальсирующие ненадолго раздвинулись, и я заметил саму девочку. Она и так была очень небольшого роста, явно ниже Мандрагоры, а на фоне танцоров выглядела совсем малюткой.
      Держалась невеличка как заправский командир.
      - Что они делают? - шепнул я Тиму, прикрывая дверь, чтобы не мешать.
      - Скафандром учатся владеть. А танцы это лучше всего развивают. Начнут потом учиться ходить - пригодится.
      Я вспомнил, как земные космонавты, привыкая к работе в открытом космосе, тренируются работать в скафандрах под водой. Тоже наверняка пилоты придумали. Больше некому.
      - А почему лица у всех... как будто рыбьи?
      - Так оболочки-то тренировочные! Ольха преподает хореографию, а мимика и пластика - это другие уроки.
      В другом классе... объяснялись в любви. Тоже в тренировочных скафандрах, хотя лица у тех были подвижнее. Тим объяснил, это предмет "Земные обычаи и культура". Чтобы пилоты научились не только изобретать, но и общаться, как взрослые. Мне стало и вовсе неловко, и мы быстро-быстро ушли.
      - Гурий сказал, что много людей становятся пустотелыми из-за неумения ладить с другими, - пояснил на ходу Тимьян. - А я ему сказал, что это ерунда. Оболочкой надо уметь управлять, а слова-то всегда найдешь.
      Спорить с Тимом я не хотел. Для себя же решил, что Гурий такой предмет затеял неспроста.
      Еще в одном классе шла литература. Но тоже какая-то не такая, как в человеческой школе. Там сидели всего три пилота за причудливыми пишущими машинками и сочиняли замыслы книг. Так мне объяснил Тимьян. Ничего материального на Землю перенести нельзя. А эти будущие писатели собирались пронести на Землю свои книги... в голове. Но чтобы книга была, ее сначала надо написать. Тим показал мне полки, закрывающие две стены класса. Там, переплетенные, стояли рукописи. Кое-что написали здешние школьники, кое-что нашли в лесу, в пустых домах. Большинство этих книг никогда не были написаны на Земле. Но школьные писатели читали их и что-то заимствовали.
      Вряд ли их кто-то мог бы упрекнуть в плагиате, включая авторов оригинала.
      - Подглядываете, парни? - раздалось сзади.
      Я вздрогнул, Тим - нет.
      Оказалось, у нас за спиной стоял еще один пилот. Выглядел он как заправский землянин, причем не слишком-то и современный. Старомодные брюки, белая рубашка с закатанными рукавами. Вообще, у меня появилось ощущение, что где-то я его уже видел - живые, чуть прищуренные глаза, короткие темные волосы.
      - Это Мирт, - усмехнувшись, представил его Тимьян. - А это Кирилл. Он с Земли. Друг Гурия.
      - Гурий меня только что вызвал, - сказал Мирт. - Чего-то там проверить надо. Слышал, Майника нашли. А я такой хороший рассказ писал...
      Он махнул рукой в сторону, и я увидел конторку в углу, а на ней - одинокую пишущую машинку под зеленой лампой. Стула рядом никакого не было: пилот явно предпочитал работать стоя.
      - Ты тоже писатель? - вырвалось у меня.
      - Забыл уже? - влез Тим. - Я тебе про него говорил. Это он пьесу написал, которую я ставлю.
      - Был когда-то, - согласился Мирт. - На Земле. Давно.
      Значит, он уже пилотировал. Вот почему лицо знакомо. Видел фото его Оболочки.
      - А какие книги написал? Ну, на Земле?
      - Разные, - улыбаясь одними глазами, ответил Мирт. - Ты, может, даже читал. Про бой быков, например. Про старика и море.
      Я чуть не сел на стопку фолиантов.
      - Пойдем-ка в коридор, - мотнул головой пилот. - Гурий уже второй раз зовет. Да и парням мешаем.
      Мы вышли.
      - Ты - это...
      - Не я, - сказал Мирт.
      Тимьян почему-то не вставлял никаких комментариев.
      - Я в нем жил, - продолжил Мирт. - Но давно. Это вы, земные, привыкаете, что Оболочка и вы - один человек. Тебя вот даже зовут Кирилл. А я уже отвык.
      - Я не помню, как меня звали в Дендрарии, - пожаловался я. И подумал, что Мирт все равно одевается, как одевался, наверно, в том же возрасте на Земле. Спросил: - А почему ты у нас?
      - Где у вас?
      - Ну, в нашем Дендрарии. А не... в американском.
      Я представил себе тамошний город-лес. Секвойи вровень с небоскребами. Глухие каньоны, реки со множеством рукавов. Пилотов-индейцев, пустотелых в ковбойских шляпах - вместо кольтов они орудовали саблями времен войны за независимость. Потом я представил песчаный берег кубинского Дендрария и зеленые холмы африканского. Потом Дендрарий города Мадрида. Пилотов, превративших зародыши мечей в бандерильи и регулярно устраивающих бой быков. На это действо собираются все-все, даже пустотелые. Объявляется перемирие и общий праздник - фиеста. Как здесь на день освобождения, только вместо спектакля - коррида. А быков не убивают. Это даже и не быки вовсе, а биороботы, их создают мадридские пилоты-техники.
      Почему Эрнест... то есть Мирт, пришел сюда?
      - Я теперь скиталец.
      - Кто?
      - Ты же знаешь наверняка, как я вернулся. С помощью ружья.
      Да, конечно, про это я тоже читал. Даже фильм видел по телевизору.
      - Камера больше не выпускает меня на Землю. Дисквалификация. Запрещенный вид перехода.
      - Но ведь это же не ты, - сказал я Мирту. - Он сам себя убил. И тебя тоже.
      - Ну и что. Все равно. Пилотировал-то я.
      Еще на Земле мы как-то обсуждали такие темы с Гурием, да и не только с ним. Что если, например, тебя возьмут в плен и будут выпытывать сведения, то лучше сразу застрелиться. Тебя ведь потом все равно казнят. А еще я подумал о самураях. Им же было положено, если что. Сколько таких дисквалифицированных в Дендрарии города Токио, который раньше назывался Эдо? Или у них там камеры перехода другие?
      - Таких, как я, камера не выпускает, - повторил Мирт. - Зато пускает в другие Дендрарии. Только нас. Почему-то. Вот я сюда и прибился. Пока.
      Меня все же дернуло спросить:
      - А ты... не жалеешь о Земле?
      Вместо ответа Мирт прочел наизусть:
      
      - Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник -
      Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
      О всех ушедших грезит конопляник
      С широким месяцем над голубым прудом.
      
      Я помнил это стихотворение еще по школе. Книги Миртовой Оболочки я читал не по программе, а для себя и, если честно, немного, потому что мне не очень нравилось. А вот Есенина приходилось учить. Надо же, в каждой школе его знают. И здесь, и там. Судя по стихам, он хорошо помнил свой Дендрарий.
      - Ты его встречал? Он тоже скиталец?
      - Не встречал, - сказал Мирт. - Ладно, чего там. Что было, то было. Я и Землю уже почти не помню.
      - ...Почему ты сразу не сказал, кто он? - спросил я у Тима, когда пилот-скиталец ушел.
      - Он сам говорит, - пожал плечами Тим. - Когда захочет и кому захочет.
      На первом этаже я увидел школьный спортзал. В одной половине фехтовали, причем без всяких тренировочных Оболочек, масок и вообще какой-либо защиты. Каждый поединок проходил всего в два-три удара. В финале кто-то из соперников задерживал клинок в опасной близости от горла, руки или ноги другого, а то и просто выбивал оружие. Тогда фехтовальщики расходились и начинали заново. А еще почти ни выпада пилоты не совершали одним и тем же оружием. Шпаги превращались в сабли, сабли - в палаши, те - в морские кортики, а кортики - в японские мечи-катаны.
      - Один пилот легко одолеет пустотелого, - сказал Тим. - Даже двоих или троих.
      - Они же сильнее, - не поверил я. Хотя с чего Тимьяну было врать? Но, может, он просто хвастался...
      - Сильнее, кто спорит. А мы быстрее. Это, кстати, Шпажник придумал тактику, когда клинки на ходу меняются. Раньше пустотелых в ноги кололи. Так они щитки стали цеплять на штаны!
      Меня снова как будто отбросило назад, в ночь, в развалины с фонтаном. Блеснули щитки мародеров, не то пришитые, не то привязанные ремешками.
      - Шпажник - лучший фехтовальщик школы, - говорил Тим. - А значит и Дендрария.
      В другой половине зала дрались без оружия. Но тоже как-то странно. Пилот в кругу товарищей-соперников выделывал что-то вроде комплекса восточной гимнастики. Товарищи почему-то стояли к нему спиной. Затем они повернулись и все разом напали. Только пилот в центре уже просто стоял, скрестив руки на груди, и смеялся, а потасовщики неуклюже падали, сталкиваясь друг с другом, как будто по полу кто-то незаметно разлил масло.
      - Темпо-каратэ, - сказал Тим, глядя на мою удивленную мину. - Искусство победить раньше, чем начнется бой. Он предугадывает, что будет! Только на пустотелых темпо не действует...
      - Почему?
      - У них фантазии нет. Мы одни верим, что можно применить прием раньше, чем другая сторона почешется ударить. А у них в голове не укладывается. Потому и не работает.
      - А зачем они тогда занимаются? - Я пораженно глазел на кучу-малу и довольного провидца-каратиста.
      - Интуицию развивают, - сказал Тим. - Тоже пригодится.
      Еще мы побывали в компьютерном классе. Я ожидал увидеть какую-то супертехнику, но был разочарован. Хм, даже в школе, где я без Гурия доучивался много лет назад, машины были посовременнее. Электронные органы неприкрыто топорщились наружу. Я замечал, что кибер-анатомия укомплектована деталями, словно выпаянными из разных временных пластов. Как и всё в этой ненормальной школе, городе и мире. Вот современные мне материнские платы, вот какие-то доисторические реле, тут вообще электронные лампы...
      Потом до меня дошло. Все это богатство пилоты по крупицам, по микросхемкам собирали в лесу и развалинах. Потому и рыскали по Дендрарию, забирались на недозволенные территории и выискивали то, что неведомый прилив выбросит на наш берег с Земли. Возвращались в школу и собирали из этого, что умели. А умели-то они почти всё! Заставить же все это работать, свинтив друг с другом, могли только здешние гении. Наверное, пилот академика Капицы, который устроил однажды лабораторию у себя в сарае, тоже учился в подобной "гимназии".
      Я начал смотреть по сторонам, выискивая, нет ли в зале кого-нибудь из моих коллег по университету. Почему-то я чувствовал неловкость от мысли, что мы можем столкнуться нос к носу. Сказывалось остаточное влияние Оболочки. Глупо, конечно. Нам друг друга и узнать-то было бы трудно, а на Земле даже и не вспомнили бы. Но я не хотел услышать вопроса, почему не появлялся тут раньше.
      Каждый компьютер облепили несколько пилотов, будто посетители игрового клуба. В основном, конечно, мальчишки. Но у стены я увидел девочку. Сперва мне показалось, что она рисует граффити, распыляя краску из серебристого баллончика. Потом я разглядел, что картинки перед ней движутся, там появляется и исчезает какой-то непонятный текст, а само изображение объемное, будто краска в баллончике проела дыру в соседнее измерение.
      Пока я процеживал взглядом лабораторию, мы почти поравнялись с художницей.
      - О! Привет, Незабудка! - сказал Тимьян. - Давно не виделись, - продолжал он, не дожидаясь, пока девочка отвлечется от своего виртуального рукоделия. - Часов двадцать.
      Незабудка обернулась, тряхнув темно-русыми волосами до плеч. Я почему-то решил, раз девочку так зовут, ее глаза должны быть голубыми. Ничего подобного. Оказались карими. Не большими, как почти у всех пилотов, и не маленькими. Вообще, Незабудка выглядела на удивление обыкновенной. На что ни посмотри - губы, прическа, костюмчик - все в ней было аккуратным и ладным. Среди группы пилотов я заметил бы ее в последнюю очередь. И если бы не этот самый костюмчик, то принял бы за землянку.
      - Здравствуйте, - сказала Незабудка мягким и тоже незаметно-ровным голосом. Именно голосом, а не голоском, как часто бывает у девчонок ее возраста. Но - какой тут возраст? Выглядела она примерно на год моложе Шпажника.
      - Здравствуйте. - Я зачем-то обратился к девочке на "вы", хотя уже привык, что здесь бросают коротенькое "привет".
      - Это Кирилл, - представил меня Тим. - Друг Гурия. С Земли.
      Меня что, теперь всегда так будут рекомендовать?
      - Очень приятно, - отозвалась девочка. - Я Незабудка.
      - Мне тоже приятно, - ляпнул я. Захотелось услышать от нее еще что-нибудь, и я спросил, едва вытолкнув из себя "ты": - А чем ты занимаешься?
      Вместо Незабудки ответил Тимьян:
      - Хочет познакомить своих родителей.
      - Вообще-то, я пытаюсь рассчитать их встречу, - уточнила девочка.
      - А... зачем?
      - Разве не интересно, кто это будет? А вдруг они приходят сюда и с ними можно познакомиться?
      - А просто договориться нельзя? Тут вон сколько народу с Земли. Наверняка у многих еще нет детей, - посоветовал я и вдруг понял, что сморозил глупость.
      - Думаешь, все так просто?! - хохотнул Тим.
      Я припомнил старую земную поговорку, что родителей не выбирают.
      - Есть какой-то алгоритм, - сказала Незабудка. - Должен быть.
      - Смотри, родишься раньше, чем найдешь, - отозвался Тим.
      - Другой найдет, - беззаботно улыбнулась Незабудка.
      - Другая, - парировал Тимьян. - Нам, мужчинам, ни к чему! Гурий что говорил? Нужно уметь пилотировать в любой Оболочке. В любых условиях!
      Мне показалось, Незабудка сейчас по-земному обзовет Тимьяна дураком. Я спросил:
      - А что это за язык?
      Ткнул в строчку на дисплее. Строчка шарахнулась от моего немытого пальца. А ведь к рукам Незабудки здешние символы, наоборот, притягивались.
      Но вместо девочки опять влез с ответом Тим:
      - Общий. Никогда не слышал поговорку: "Найти общий язык?"
      - Я думал, она про другое.
      - Это на Земле про другое. А у нас про самое то.
      - Все пилоты его знают, - добавила Незабудка, которая наконец-то смогла вставить слово. - Даже те, кто в школе не учился.
      - Стоп. А на каком языке мы сейчас говорим?
      - На русском, - ответила девочка.
      - Общий, конечно, лучше, - сказал Тим. - Но мы должны привыкать к тому, на каком будем пилотировать.
      У меня отлегло от сердца. Гурий в своей школьной программе был очень последователен.
      - Значит, общий язык - как бы для международного общения пилотов?
      Я почти угадал. Общий язык - основа всех языков. Он точнее любого из земных, но и беднее. Зато, выучив его, легко учить все остальные. Незабудка уже знала пятьдесят семь языков. Тимьян, который появился в школе на год раньше, - шестьдесят девять. Женька-Женьшень читал на ста восемнадцати, а говорил на ста четырех. Просто еще для четырнадцати не нашли аудиофайлов.
      Я вспомнил, что кроме русского не выучил толком ни одного. Стыд жег меня, как плазма. А вокруг собрались сплошные полиглоты.
      - А может, я тоже знаю? Знаю, но забыл?
      - Может-может, - подхватил Тимьян.
      - Люди под гипнозом иногда говорят на таких языках, которых вовек не учили, - продолжил я.
      - Совершенно верно, - поддержала Незабудка. - Они их помнили еще с Дендрария. А дети даже с разных континентов легко поймут друг друга. Потому что общий язык еще не до конца забыли.
      - Да ты сам, если будешь к нам ходить, их кучу выучишь, - подпевал Тимьян. - Мы же легко все впитываем. Книжку одну прочитал, даже без перевода, - и где-то с середины уже язык знаешь.
      Мне стало смешно. На Земле многие верят в переселение душ. А ученые гадают, как люди иногда вспоминают то, чего никогда не видели и видеть не могли. А ведь это просто - как все гениальное. То есть пилотское. Или пилотное?
      Но высказал я совсем другое:
      - Вы столько всего знаете. Неужели Оболочка так легко все стирает?
      Тим и Незабудка переглянулись.
      Девочка взяла опять баллончик, надавила сверху указательным пальцем - зашипела струя. Этой серебристой струей девочка начертила треугольник на стене под своими движущимися граффити.
      - Коснись ладонью, - сказала девочка.
      - Все пять - туда, - уточнил Тимьян.
      - Тим! - Незабудка укоризненно посмотрела на будущего гения режиссуры.
      - А чего я такого сказал? Надо привыкать к земной речи. Сама слышала! Не бойся, это сенсор такой для компьютера.
      Пока они препирались, я опустил ладонь на сенсор. Подумать только, компьютер-спрей! В мысли вдруг пролезла объемная картинка. Портрет меня-пилота. На Земле мне часто советовали думать о себе поменьше. Но теперь не выходило.
      - Настройка такая, - предупредила Незабудка, увидев мою гримасу.
      - Каждый видит себя, - добавил Тим. - Машина подстраивается под наши мысли.
      - Она и командовать, получается, может? - забеспокоился я.
      - Не может, - сказала Незабудка. - Это же проектор!
      - Телевизор у тебя дома тобой командует? - ехидно вставил искушенный Тим.
      Интересный вопрос, решил я, вспомнив, как иногда часами не мог оторваться от экрана.
      - А можно, чтобы не в голове?
      - Как хочешь, - сказала Незабудка.
      На трехмерном граффити-дисплее возникло изображение пилота, уже непохожего на меня. Вокруг пилота обрисовались растения, и тот оказался на полянке. Над головой свесились пальмовые листья - сами деревья были за границами дисплея. Появились и запорхали бабочки с мощным размахом крыльев.
      - Дендрарий, - начала Незабудка. - У нас здесь или то, чего уже нет на Земле, или то, чего еще нет. А между ними немножко того, что есть. Дендрарий - обратная сторона Земли и людей.
      Мне стало неприятно. На свою обратную сторону я, наверно, обращал внимание чаще, чем на хорошую.
      - А все же мы кто? Если я не весь Кирилл Обухов, то почему я чувствую, будто я - это он?
      - А человек не апельсин, - заявил Тимьян. - Его на кожуру и дольки не разделишь.
      Рядом с трехмерным пилотом из ниоткуда свесилась еще одна ветка со зреющими желтыми плодами.
      - Ага, - высказался я, как Шпажник. - Даже если одна долька где-то гуляет, пока всё остальное спит... Почему она считает себя апельсином?
      - Ты когда-нибудь видел голографические картинки? - спросила Незабудка.
      - Вот сейчас вижу. - Я указал на объемного пилота.
      - Здесь не то. А в голограмме каждая часть включает в себя целое. Так же и пилот. Ты живешь в Кирилле Обухове. Но и Кирилл живет в тебе.
      М-да, хотел сказать я. Только переварить его я не могу. А он - может.
      Но я промолчал. Незабудка продолжила рассказ:
      - У каждого пилота свой дар. Кто-то математик, кто-то лекарь, как Женьшень...
      - Кто-то режиссер, как я! - гордо провозгласил не отличавшийся скромностью Тим.
      Девочка посмотрела на него укоризненно.
      - А у меня какой? - спросил я. - Не помню, хоть убейте...
      - Мы с тобой потом как-нибудь в библиотеку сходим, - успокоил Тимьян. - Там в летописях про всех написано, кто тут родился. Это книги такие, мы их в лесу находим.
      - А кто их пишет?
      - Никто, они сами пишутся. Их поэтому некоторые зовут не "летописи", а "самописи".
      - Когда мы чувствуем срок, мы идем на Землю через камеру перехода, - продолжила рассказ Незабудка.
      Тропическая зелень и бабочки вокруг фигурки пилота исчезли, а сама фигурка окуталась радужным сиянием и принялась уменьшаться. Потом ее завертело вихрем и съежило еще больше.
      - Перед отправкой нового пилота камера сжимает его до одной клетки.
      - Зачем? - удивился я.
      - Но ведь человек-то в это время тоже всего несколько клеток! Пилот должен развиваться вместе с Оболочкой.
      Вопреки своей воле я представил, как Незабудка детально изучает процесс развития человеческого зародыша. Начиная с самых первых минут. Мне сделалось неловко, хотя - с чего бы? Незабудка только выглядела девочкой, а на деле не была ни ребенком, ни даже человеком. Пока не была.
      На бесплотном дисплее тем временем появилась культура клеток и начала стремительно делиться. Будто проектор все еще соединялся с моими мыслями, и те кочевали на объемную картинку.
      - От перегрузок во время перехода и сжатия мы теряем большую часть воспоминаний, - сказала Незабудка.
      - Ничего мы не теряем! - возразил Тим.
      - Да, - терпеливо согласилась Незабудка. - Память, она тоже... как будто сжимается. И потом нужно всю жизнь ее восстанавливать. Так же, как и дар.
      - Ага, а тут еще Оболочка, - мрачно сказал я.
      Ничего себе. Ты не просто выходишь в космос, надев неповоротливый и тесный скафандр. Ты еще забываешь, кто ты, откуда и что вообще делаешь. Чудненько.
      - Да, - повторила Незабудка. - Но одно средство есть.
      Вместо делящихся клеток перед нами опять возник человечек, который начал расти. Не по дням, не по часам, а по секундам.
      - Нужно делать то, чего еще нет. Тогда все быстрее восстанавливается.
      Фигурка принялась за дело. Сначала она непонятно из чего изготовила себе стул. Потом стол. Вокруг нее появлялось все больше и больше предметов. Пространство вокруг пилота заполнялось ими, как до того обрастало зеленью.
      - Дендрарий появился, как только люди научились делать то, чего еще не было до них.
      Я опять вспомнил нас с Гурием - еще до синих лопухов и школы пилотирования. Как Гурий придумывал новые игры. Как рассказывал о книгах, всегда что-нибудь присочиняя. Мы это знали, но слушать его все равно было интересно. Да, Гурий был мастер придумывать то, чего нет. А что такого придумал я? Разве что слова новые... Но это все дети умеют.
      - Дендрарий - копилка всего хорошего, созданного людьми.
      - А мечи?
      В руках фигурки тут же возник меч. А рядом вырос синий лопух.
      - Оружие тоже может быть красивым, - заявил Тимьян. - Ты же видел, какие там узоры. Мы в лесу нашли даже щит Ахиллеса. Со всеми кораблями!
      Мне, честно говоря, было стыдно: я не читал "Илиады" Гомера, только слышал, что у Ахиллеса там, и правда, имелся какой-то необыкновенный щит.
      - Зато огнестрельного у нас ничего нет, - сказала Незабудка. - Старинные ружья иногда появляются. Но даже они не стреляют.
      - А в лопухах растить не пробовали?
      Вместо Незабудки ответил Тим.
      - Мечи сами растут. Без нас. А мы никакого другого оружия придумать не можем. У нас же нет вредных мыслей. Одни полезные... блин.
      - Тим! - одернула Незабудка.
      - А что, я должен ругаться, как пустотелый?
      Фигурка на дисплее начала горбиться и вроде бы даже стареть.
      - А может, камеру перестроить? - предложил я.
      - Хорошо бы! - скривил губы Тим. - Только они сами по себе. Ес-с-стественного происхождения.
      Мы не стали больше отвлекать Незабудку, и Тим потянул тогда на второй этаж. По пути он кое-что рассказал о жидких компьютерах. Например, что баллончик и его содержимое - одно и то же, но в разных состояниях. Когда нужно прекратить работу, спрей просто-напросто впитывает напыленные монитор и сенсоры обратно в корпус. Ничего себе сохранение информации.
      Еще я только сейчас понял: все пилоты, даже со слегка несуразной внешностью - ну там уши торчат, или голова слишком большая, - в отличие от пустотелых, поголовно красивые. А всё потому, что лица у них улыбчивые и... одухотворенные, что ли?
      В коридорах уже не было тишины. Хотя, нужно сказать, и кипящую школьную перемену это напоминало лишь очень отдаленно. Пилоты выбегали из классов, но не галдели, а, скорее, походили на деловитых муравьев. Я уже давно сам разобрался: в школе не было учителей, кроме Гурия. Старшие пилоты тренировали младших.
      Все двери были раскрыты.
      - Занятия кончились? - спросил я.
      - Они никогда не кончаются, - сказал Тим. - Круглые сутки идут, чтобы время зря не тратить.
      - Вы что, не спите?
      - А зачем? У нас растущий организм! Можем вообще не спать, силы только копятся до перехода.
      Я не стал спрашивать, трудно ли им. И так все было ясно. Схватывают все на лету. Как дети. И они с такими возможностями, с такими знаниями и умениями позволяют лопать себя Оболочкам?!
      - Общая тревога, - сказал Тим. Моего внутреннего голоса он сейчас не слышал. - Занятия отменены. Первый раз, надо же... Бегом, Гурий ждет!
      Я рванул за ним. Мы резко выделялись среди других: пилоты спешили, но никто не мчался сломя голову, хотя один парнишка, похожий на Тюльпана, съехал по перилам стоя, как заправский серфер, и даже сделал сальто.
      "Чего стряслось-то?" - Я перешел на внутреннюю речь, чтобы не кричать Тимьяну в спину.
      "Майника обследовали".
      "Он жив?" - Я замедлил бег.
      "Жив, жив! Там другое..."
      Мы пронеслись навылет через вестибюль и выскочили во двор. Сумерки уже просочились сюда, как шпионы пустотелых. Я думал, что же такое здешняя ночь - время суток или погодное явление?
      Пилоты, выходя из школы, растворялись в зарослях. Мы словно вернулись в джунгли, и нас окружило какое-то племя. Со всех сторон раздавались шорохи и голоса. С момента, как я впервые ступил на школьный двор, оживление тут стало только сильнее.
      Оказалось, в этом "карманном" лесу пряталось еще одно невысокое здание. Библиотека возникла перед нами внезапно, как будто соткалась из наступающей темноты. По сравнению со школой она выглядела домом будущего: обтекаемые формы, овальные окна с мягким светом, сооружения на острой крыше, похожие на антенны космической связи. Хотя какая тут, на острове во вселенной, космическая связь? Может, и космос здесь совсем иной, не как у нас?
      А еще я вдруг увидел такое, от чего снова защипало правую руку.
      Рядом обосновалась целая плантация синих лопухов. Между ней и стеной библиотеки был оставлен только узкий-узкий проход. На плантации росли крупные лопухи, средние, маленькие. С листьями разной величины и гроздьями репейников. Некоторые репейники были размером с кулак, а грозди напоминали противолодочные мины времен Второй мировой.
      Синие листья чуть шевелились, как слоновьи уши. Сами по себе, потому что никакого ветра я не ощущал.
      
      Глава 10
      Я не сразу увидел Гурия, который стоял неподалеку, и не один, а со Шпажником. Но и Гурий не смотрел в нашу сторону. Он поворачивал голову туда-сюда, будто общался еще с несколькими пилотами сразу. Для разговора внутренним голосом не нужно стоять к собеседнику лицом. Но привычка, видимо, остается.
      Над входом в библиотеку висел необычный фонарь, похожий на живую шевелящуюся медузу.
      Из синих лопухов выбрался невысокий пилот. В руках он что-то держал. И как только не порезался? Там небось целый урожай лезвий поспел. Пилот подмигнул мне, легко распознав землянина, и скрылся в дверях библиотеки. Двери сами разъехались перед ним, и я так и не успел разглядеть, что же добыл этот ныряльщик.
      Гурий наконец-то заметил нас и сказал вслух:
      - Кирилл, тебе пора. Шпажник отведет.
      - Что случилось-то? - Я не понимал, откуда вдруг такая спешка. Слышал эхо внутренних голосов, но разобрать ничего не мог.
      - Вы ему не сказали? - Гурий посмотрел на Тима, а потом снова на меня. - Мы готовим школу к эвакуации.
      Ничего себе. Стоит мне только оказаться в Дендрарии, как тут обязательно что-нибудь приключается.
      - Это из-за Майника? - догадался я.
      - Да. Женька вынул из него две пули.
      Наверно, если бы сейчас Тим произнес "не может быть", мне было бы куда проще все принять. Но пилоты не умели бессмысленно удивляться. Две пули, значит, две пули. Значит, кто-то стрелял.
      - Может, кто-нибудь из них вспомнил формулу пороха? - высказался Тим, явно имея в виду пустотелых.
      Гурий протянул руку вперед и раскрыл ладонь. Там лежал сплющенный кусочек металла.
      - Вот одна. Женька даже баллистическую экспертизу сделал. А Мирт сверил по книгам. Земной пистолет. Или пистолет-пулемет. Настоящий, не самоделка. Одно из двух. Или они сами как-то научились выращивать оружие в лопухах...
      - Или? - не выдержал я.
      - Кто-то им его вырастил.
      - Ни один пилот не стал бы, - заявил Шпажник. - Да мы и не умеем.
      Я вспомнил, как однажды в школе нас учили разбирать и собирать автомат Калашникова. В тире даже плакат висел со схемой и перечнем деталей. Конечно, автомат был учебный, но все-таки.
      - Подождите, - сказал я. - Что значит вырастил?
      Гурий посмотрел на меня недоуменно, а потом на Тима - укоризненно.
      Оказалось, у синих лопухов есть любопытное и очень полезное свойство. Просто так на них растут одни лишь мечи. Но если рядом с лопухом фантазировать, ясно представляя себе какую-нибудь вещь, она тоже вырастет. Конечно, в пределах разумного, рояль под синим кустом не поместится. По размерам и массе предмет должен быть не больше меча. И вырасти он может лишь из завязи. Уже сформированный кинжал или меч может превратиться разве что в другое холодное оружие.
      - Если так... - протянул я. - Вдруг этот самый пистолет кто-то вырастил по одной детальке? Как вы свои приборы?
      - Лопух-то не обманешь, - ответил Тим. - Он хотя и называется "лопух", а на самом деле растение умное.
      - Правда, - сказал Гурий. - Да и патроны нужно было бы выращивать пачками, а не по одному. Только у пилота хватило бы фантазии.
      - Предатель? - вырвалось у меня.
      - Кто такой предатель? - спросил Тим.
      - Ты что, не знаешь?
      - Нет...
      Теперь уже пришла моя очередь смотреть недоуменно.
      - Исключено, - сказал Гурий. - Пилот никогда не перейдет к пустотелым. Как мышь не перейдет на сторону кошки.
      - А если кошка пообещает ее не есть? - давил я. - Это же концлагерь, в конце концов! Там, наверно, пытают?
      - Уже не пытают. Боли тут никто не боится. Да, кое-кого можно сломать. Но тогда пилоты просто уходят обратно в лес, от стыда. У них даже фантазия пропадает, так что пустотелым они бесполезны.
      - Но как-то же они пистолет получили!
      - Сейчас пока неважно. Разведчики выясняют. Незабудка!..
      Я вздрогнул.
      Девочка стояла позади нас. Наверное, бесшумно вынырнула из темных зарослей, как умели все здешние пилоты. Скорее всего, именно с ней Гурий беззвучно разговаривал, когда мы подходили.
      - Отряд Мандрагоры опять ушел туда, где нашли Майника. Может, смогут что-то узнать. Вы пойдете туда же с Тимом. Соберешь информацию с растений.
      - Хорошо, - девочка кивнула.
      "С растений?" - беззвучно спросил я у Тима.
      "Незабудка - будущий биолог", - пришел такой же беззвучный ответ.
      Как будто это что-то объясняло.
      - Выходите вместе. - Гурий показал на нас со Шпажником. - Кстати, познакомьтесь. Это Кирилл. Кир, это Незабудка.
      - Мы уже знакомы, - улыбнулась девочка. Мне почему-то было неудобно признаваться, что девочку я уже видел.
      - Вернетесь уже не сюда, а на заброшенный вокзал, - продолжил Гурий, никак не отозвавшись на эту новость. - Шпажник отправляется туда сразу, как только проводит Кирилла.
      - А я? - спросил я Гурия. - Когда я вернусь?
      - Когда время придет. За тобой опять явится Шпажник.
      - Зачем вы убегаете? ќ- не выдержал я.
      Кажется, одному мне еще не все было ясно. Тим, Шпажник и Незабудка дурацких вопросов не задавали. А я представил, как вереница пилотов-беженцев движется по ночному лесу. Как тащат в рюкзаках самое ценное, плоды своего дара: чертежи, замыслы книг, модели. Как позвякивают мечи-перевертыши.
      - Они вот-вот нападут, - сказал Гурий. - Против автоматов и винтовок мы почти бессильны. Потому они и выслали Майника.
      - Выслали? Он же сбежал!
      - Нет. Это было предупреждение. Очень в их духе.
      Мне вдруг сделалось страшно. Все войны, вторжения и теракты, о которых я слышал на Земле, - они всегда были далеко. А здесь Гурий спокойно и уверенно говорил о том, что должно начаться очень скоро. Уже началось.
      - Вы четверо идете немедленно, - распорядился Гурий. - А тебе, Кирилл, еще нужен меч.
      - Меч? Я же с ним... не умею!
      - Тебе так легче будет в Оболочке. Да и здесь потом пригодится.
      Значит, Гурий рассчитывал на то, что и я... хм... пригожусь. И обязательно вернусь в Дендрарий. Несмотря на тревогу, я сам очень хотел сюда вернуться как можно скорее.
      - Я возьму меч с собой?
      - Предметы нельзя брать в Оболочку. Но он будет с тобой в мыслях. А когда вернешься, опять станет просто мечом или шпагой.
      - Где его взять?
      - Где-где, - влез Тимьян. - В борозде! То есть в лопухах. Пойдем!
      Мы подошли к плантации. Из-под широких листьев выскользнули двое пилотов, обменялись взглядами с Гурием и исчезли в зарослях школьного двора. Я не заметил, что они несли.
      Лопухи продолжали шевелиться. Пилоты наверняка собирали преждевременный урожай. Неужели они потом уничтожат все эти чудо-растения, как однажды на моих глазах сделал Гурий? Мне почему-то думалось, теперь у него не поднялась бы рука.
      Сам я не очень хотел нырять под листья и в темноте резаться лезвиями. Здешних пилотов не пугала боль, но я-то - не они.
      - Вообрази, какой меч ты хочешь, - сказал мне Шпажник. - Вспомни, какой ты хотел в детстве. Ты ведь хотел?
      - Да... - ответил я, напрягая память.
      Шагнул к ближайшему лопуху, сунул руку, не проверяя даже, есть под ним что-то или нет. О порезах не думал. Мне уже приходилось срывать меч с лопуха. Это помогало.
      Один конкретный меч у меня вообразить не получалось. Я представлял себе разные. А еще шпаги, кортики, охотничьи ножи. Неужели я такой кровожадный?
      Пальцы обхватили рукоять. Я не стал вынимать находку сразу. Пощупал гарду, перешел на узкое лезвие. Подушечки пальцев заскользили по орнаменту. Наверняка он изображал вьющиеся побеги.
      Я наконец-то вытащил свой меч. Удобный, спору нет. Попробовал обратить его в шпагу. Как тогда, с Гурием, у солнечных часов.
      Все оказалось в порядке. Меч работал.
      - Что мне теперь с ним делать?
      - Сверни в нож, - сказал Шпажник. - Помнишь, как у меня?
      - Можешь еще меньше, - подхватил Тимьян. - И носи как брелок. Он потом развернется, стоит только пожелать.
      Я сделал из своего меча складной нож. А то вдруг карман порвет. Где еще я потом такие брюки достану, на Земле-то их уже нет. Нож нагрелся при метаморфозе, даже слегка обжигал руку. Но быстро остывал.
      - Этой штукой нельзя убить, - сказал Тим и поправился: - Насовсем.
      - А на сколько можно?
      - На один день, - вместо Тима ответила Незабудка. - Меч, превращенный один раз, уже не может убивать так, как обычный. Потому что мы передаем ему частицу воображения. Частицу нас.
      - А у пустотелых?
      - А пустотелые не умеют превращать мечи, - лишил меня надежды Тим.
      Но я уже думал о другом.
      - Пули... Раз они от лопуха и просто так не растут - они тоже превращены?
      - Правильно мыслишь, - сказал Гурий. - Но пока мы почти ничего о них не знаем. Можно ждать всего. Идите.
      Гурий словно опять вернул меня в реальный мир из воображаемой страны. Реально было то, что мне все-таки пора уходить. Нам всем пора уходить. По ночному недружелюбному лесу. По враждебным, чужим джунглям.
      - А через камеру перехода мне нельзя?
      - Нежелательно, - ответил Гурий.
      - Почему?
      - Условия нужны особенные. Идеальными они бывают лишь однажды: когда пилот вселяется в Оболочку. Отправлять его туда через камеру второй раз - очень большой риск. Можно попасть в чужую. В пустотелого. Можно просто вылететь на Землю. Призраком. Полтергейстом.
      - А еще перегрузки, - опять встрял Тим.
      - Да, перегрузки. Извини, ты еще слишком слаб. Ты давно не был здесь. Даже если мы направим тебя точно в Оболочку, можешь забыть и кто ты такой, и где был. Она тогда легко тебя одолеет. Так что лесом - лучше.
      - Тише едешь, дальше будешь. - Я стиснул в руке сложенный меч-ножик. Убирать его в карман не хотелось. - Ладно. - И спохватился, еще не сделав и шага. - А камеру что, пустотелым оставите? У вас же больше нет!
      - Важнее сейчас сохранить пилотов. А камеры... может, еще найдем. За пределы города никто далеко не выбирался. Отойдем к горам, там посмотрим.
      
      Я думал, Гурий проводит нас до ворот. Но он попрощался и растворился во тьме двора, как маленькое чувство вины иногда растворяется в большой беде. Мы так и не поговорили с глазу на глаз.
      На мое плечо легла рука.
      - Идем, - сказал Шпажник.
      Ворота уже были приоткрыты. Я успел заметить, как в отверстие скользнули двое.
      Пилоты с Земли покидали школу и Дендрарий. Я, наверно, оказался последним. Не хотелось шагать в темноту за воротами. Не хотелось лезть в Оболочку. Как будто предстояло идти и мириться с тем, с кем ты поссорился много-много лет назад и все еще чувствовал себя на него обиженным.
      Но все-таки за ворота я вышел первым, даже ускорил шаг. Шпажник, Тим и Незабудка - вслед за мной. Створки заскрипели, смыкаясь. Мне показалось, на самом деле пилоты держали их всегда хорошо смазанными или вообще изобрели что-нибудь от трения. А скрип включали специально, как сигнал "мы вас ждем".
      Ворота отсекли нас не только от школьного двора, но почему-то и ото всех его звуков. Стало прохладно. Я поежился. Из ночи мы со Шпажником вышли и в ночь возвращались.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шушпанов Аркадий Николаевич (sci-fi@inbox.ru)
  • Обновлено: 03/03/2017. 128k. Статистика.
  • Фрагмент: Фантастика, Детская
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.