- Определенно, Лондон уснул. Весь мир спит. Всеобщее царство сна, - Холмс педантично присоединил "Таймс" к стопке других сегодняшних газет.
Все это мне не понравилось: аккуратное обращение с газетами предвещало Большую Хандру со всеми ее атрибутами - раздражительностью, револьверной стрельбой в комнатах и ночным музицированием под кокаин.
- Холмс, вы немилосердны к бедным обывателям. Могут же они хоть недолго пожить без сенсационных убийств, грабежей, краж и исчезновений?
- Могут, дорогой Ватсон, разумеется, могут. Я не могу. А я - не меньший лондонец, нежели остальные, - он внезапно смолк, дотянулся до каминной кочерги и начал бесцельно вертеть ее в руках.
Сказать мне было нечего. Отсутствие громких дел означало отсутствие клиентов, а нет клиента - нет и гонорара.
Мои читатели, боюсь, получили превратное впечатление о мотивах деятельности Холмса. Некий скучающий джентльмен в поисках острых ощущений. Отчасти вина лежит на мне, отчасти - на условностях: воспитанные люди не обсуждают на публике денежные вопросы, а джентльмену и вообще не к лицу зарабатывать на жизнь сыском. Детектив-любитель - так характеризуют Холмса и отдел криминальных новостей, и литературная критика. И характеризует неверно. Холмс - профессионал до мозга костей. Ни одно значительное преступление, будь оно в Королевстве или на континенте, не прошло мимо его внимания; новейшие труды по криминалистике проштудированы им от корки до корки, внимательно, въедливо, с пристрастием; наконец, сложнейшие, запутаннейшие дела, раскрытые им самим - разве это не доказательство высочайшего профессионализма?
Но Холмс - профессионал и в ином, обыденном смысле. Расследованием преступлений он зарабатывал себе на жизнь. И, констатирую с горечью, состояния себе не сделал. Он даже не имел своего дома и по-прежнему квартировал у миссис Хадсон - "недорогое жилье для джентльмена" нашей молодости. Значительная часть посетителей приходила на Бейкер-стрит в полной уверенности, что не только не придется платить гонорар, но и все издержки по ведению дела мистер Шерлок Холмс возьмет на себя. Изредка так и случалось - если случай выдавался особенно загадочный, интригующий, бросающий вызов гениальному уму моего друга. Но зачастую, сталкиваясь с необходимостью вознаградить услуги Холмса, посетитель мялся, говорил, что подумает, и исчезал навсегда.
Когда работы было много, Холмс являл собой образчик деятельного, бодрого, активного человека, но стоило наступить паузе, и настроение его в корне менялось. Он страшился оказаться ненужным: это влекло за собой нужду, нищету. И с годами беспокойство росло.
Это чувство знакомо и мне. Чего скрывать, преуспевающего врача из меня не получилось. Люди с удовольствием (надеюсь!) читают мои рассказы, но лечиться предпочитают у других, не отвлекающихся на посторонние дела, врачей.
Купленную практику я растерял моментально - что это за доктор, постоянно оставляющий пациентов ради участия в расследовании жутких преступлений?
Не застав меня на месте раз и другой, они быстренько перебежали к моим коллегам. Но я ничего не мог поделать - литература требовала все больше и больше времени, а писательские гонорары я находил слаще врачебных.
Мое участие в расследованиях Холмса объясняется не только связывавшей нас дружбой. Подлинные случаи служили основой моих рассказов, питали фактами мою фантазию и воображение; в свою очередь, благодаря этим рассказам известность Шерлока Холмса распространилась далеко за пределы Королевства, что обеспечивало более-менее постоянный приток клиентов. Но порой, увы, выпадали и дни штиля, как сейчас. Десять дней - и ни одного стоящего дела.
- К вам посетитель, мистер Холмс, - заглянула в гостиницу Мэри, племянница миссис Хадсон, помогавшая ей по хозяйству - годы брали свое.
- Хорошо, - Холмс не выказал особой радости. - Дело о пропаже любимого кота.
- Полноте, Холмс, - укорил я его.
- Здравствуйте! - перед нами предстал молодой румяный человек, средний средний класс, таких в нашем районе двенадцать на дюжину. Пожалуй, спортсмен, - я попробовал на посетителе методу Холмса.
- Позвольте... Позвольте мне самому... - молодой человек напряженно переводил взгляд с Холмса на меня.
Холмс молчал. Я тоже.
- Вы - мистер Шерлок Холмс, - наконец, решил вошедший, шагнул к Холмсу и затряс его руку. - А вы - доктор Ватсон.
- Совершенно верно. Так что же привело к двум английским детективам - о, Холмс! Он знал, что званием детектива я гордился еще больше, чем званием литератора, и никогда не упускал случая польстить мне, - к двум детективам проницательного студента-химика? Вероятно, выполняете поручение родных? Получили телеграмму из России?
- Как... Как вам это удается? - студент выглядел скорее восхищенным, чем озадаченным. - Я, конечно, много читал о вас, но... Это непостижимо!
- Всего лишь умение видеть и делать выводы, - Холмс порозовел от удовольствия. - Россия - у вас определенно славянский тип лица, затем произношение - слишком безупречное, академичное; Наконец, шнурки не заправлены в туфли. Студент - галстук и возраст; химик - пятна от реактивов на руках, в свое время у меня было довольно таких отметин.
- А родственники? Телеграмма?
- Вы не производите впечатление человека, у которого случилось несчастье, значит, вы выполняете чье-то поручение, Вы не юрист, следовательно, поручение, скорее всего, от родственников. Срочные поручения обыкновенно передают телеграфом, и порез на вашем указательном пальце свидетельствует о том, что вы недавно распечатывали депешу - с некоторых пор их очень неудачно заклеивают липкой лентой с острыми, как бритва, краями. Шотланское изобретение. Кстати, рекомендую впредь пользоваться ножом. Порез, конечно, пустячный, но если на края ленты нанести культуру бацилл азиатской лихорадки...
- Да? - студент осмотрел свой палец, затем поспешно опустил руку. - Позвольте представиться: Фадеев, Константин Фадеев.
- Так что же привело вас сюда?
- Вы абсолютно правы - телеграмма, - и он достал из кармана лист бумаги. - Я получил ее сегодня от дяди. То есть, он мне не дядя, а крестный, но... Впрочем, это неважно. Разрешите, я зачитаю?
- Сделайте одолжение, - Холмс откинулся в кресле, прикрыл глаза. Старый конь чуял битву.
- "Константин, постарайтесь убедить мистера Шерлока Холмса приехать в наш летний замок по весьма важному вопросу. Дело крайне срочное. Браун уполномочен оплатить расходы. Подпись - П". Браун - представитель дядиной фирмы в Лондоне. Конфеты и сахар.
- А сам дядя?
- О, дядя... Он - принц Ольдбургский, Петр Александрович.
- Принц?
- Самый настоящий. И праправнук императора Павла.
- Высшие сферы.
- Еще бы. Его жена, принцесса Ольга - великая княжна, - русский выдержал паузу, - кузина ныне царствующего императора Николая Второго.
- Бывает, - Холмс не был склонен восторгаться или выражать какие-либо иные чувства. Принц, ну и принц. - Что именно послужило причиной обращения ко мне, вы, полагаю, не знаете?
- Совершенно нет. Ничего. Телеграмма - единственное, чем я располагаю, за исключением чека. Он - ваш, если вы согласитесь ехать. Само собой, дорожные и прочие расходы оплачиваются отдельно.
Холмс, проглядев чек, положил его на столик. Я скосил глаза. Сумма была не безумная, но более, чем удовлетворительная.
- Следовательно, принц ждет, что я поеду в Россию, не имея представления о сути дела?
- Получается, так. Вы и доктор Ватсон.
- Обо мне в телеграмме нет ни слова, - мне казалось, что парень знает больше, чем говорит.
- В этой - нет, но дядин поверенный Браун получил указания оплачивать расходы двух человек.
- Ваш дядя предусмотрителен, - что еще оставалось сказать?
- Где вы остановились? Я... Мы дадим ответ завтра, - Холмс вернул чек посетителю.
- Очень хорошо. Вот мой адрес. Мы могли бы отправиться, если вы, конечно, примите предложение, завтра вечером.
- Вы тоже едете в Россию?
- Да. Вакации. К тому же вам потребуется переводчик, не так ли? Я и буду этим переводчиком.
Константин Фадеев откланялся.
- Боюсь, в моей картотеке Россия остается белым пятном.
- Самое время вывести его, Холмс, - я видел, что мой друг колеблется.
- Ватсон, Ватсон... Десять лет назад я бы без раздумий тронулся в путь, - он взял кочергу, отложенную на время визита русского. - Я, как эта кочерга, еще годная в дело, но далеко не новая. Помните, нам её попортил доктор Ройлотт? Тогда я выправил её довольно небрежно, а сейчас... - он напрягся, и едва заметное искривление исчезло.
- Вот видите, Холмс!
- Пустое, - но видно было, что Холмс доволен.
- Так мы отправляемся, Холмс?
- Ватсон! Я не решался вас просить. Россия далековата, это не Ливерпуль.
- Пустое, - вернул я словцо Холмсу. - Если едете вы, еду и я.
- Тогда собирайте чемодан, Ватсон. Едем туда, где мы нужны! - хандра исчезла. Холмс вновь был заряжен бодростью, лучшим видом энергии. Он нужен! Его позвали на помощь!
Я радовался вместе с другом. Господи, если бы его пригласили на Южный полюс искать пропавшего Скотта, пришлось бы покупать шубу.
*
Описывать подробно дорогу я не стану. Поезда двадцатого столетия променяли романтику на комфорт. С точностью хороших часов пролетали мимо города и страны, пролетали и уходили в прошлое, во вчера.
Холмс, верный своему правилу не ставить телегу впереди лошади, не строил предположений, не имея фактов по делу, а отдыхал - спал, с аппетитом ел, опять спал, а, бодрствуя, отказывался от газет, предпочитая оттачивать дедуктивные способности на незнакомцах, гуляющих на остановках по перрону. Я скучал - газеты были одни и те же, мы везли их с собой, а континентальные, особенно после того, как нас миновала Франция, вернее, мы её миновали, прочесть мог разве полиглот. Поэтому я немного писал, а оставшееся время пытался подражать Холмсу.
Наш Вергилий, Константин Фадеев, рассказывал о работодателе. Мы действительно направлялись в самые высокие сферы русской аристократии. Итак, "дядя" - принц Ольдбургский Петр усердно занимается свекловодством и сахароварением в поместье матери, Евгении Максимиллиановны, великой княгини, племянницы Александра Первого, принцессы по мужу. Муж ее, отец нашего клиента, принц Александр Ольдбургский - любитель и покровитель наук, известен в ученом мире как археолог, химик и оптик. Жена "дяди", принцесса Ольга - кузина ныне царствующего императора Николая Второго. Имение Рамонь - это семь тысяч десятин пахоты, около пятнадцати тысяч акров; лес, замок, сахарный завод, кондитерская фабрика. Ольдбургские-старшие живут в замке, Ольдбургские-младшие - неподалеку в имении "Ольгино". Разумеется, помимо Рамони семья владеет огромными угодьями, дворцами, и многим, многим и многим во всех уголках громадной России.
На Холмса перечисление титулов, земель и богатств впечатления не произвело - до отъезда он внимательно просмотрел Готтский Альманах.
Тогда Константин перенес внимание на меня: несколько раз он робко намекал на то, что ощущает непреодолимую тягу к сочинительству, пробует себя в литературе, не мог бы я дать какой-нибудь совет начинающему автору. Я не люблю давать советы, даже медицинские, и отговорился тем, что русская литература мне, как иностранцу, недоступна. Пусть Константин обратится к своим великим соотечественникам.
- Великие умерли, - вздохнул студент, но более мне не докучал.
На четвертые сутки мы добрались до места. Почти добрались. На небольшой станции мы покинули экспресс.
- До имения десять миль, - Константин огляделся. К нам спешили двое. - Это за нами.
Встречающие подхватили наш багаж.
- Как же мы будем добираться? - от долгой езды мне казалось, что все вокруг так и норовит сорваться с места - вокзальчик, деревья, сомнительное строение, пахнущее лизолом.
Холмс поддержал меня за локоть.
- Кружится голова?
- Спасибо, Холмс. Проходит.
Мы шли вслед Константину.
- Надеюсь, идти не десять миль?
- Что вы. Уже пришли, - он подвел нас к небольшому составу, паровозик и вагон. - Дядя построил ветку до Рамони.
Вагон оказался роскошным салоном - специально для встреч дорогих гостей, пояснил Константин. Его одного бы так не встречали.
- Как-то будут провожать, - рассмеялся Холмс.
Лес подступал прямо к полотну, еще немного, и ветви деревьев заколотят по вагону.
В салон вошел слуга.
- Он спрашивает, не угодно ли чего господам, - перевел Константин.
- В каком смысле - не угодно? - поинтересовался я.
- Чаю, водки, закуски.
- Но ведь имение рядом.
- Точно так-с.
- Мы, пожалуй, обойдемся.
Лес отступил, посветлело.
- Еще минут пятнадцать, - Константин глянул в окно.
Потянуло дымом, гарью.
- Никак, пожар, - я тоже выглянул наружу. Невдалеке горел подлесок - трава, кустарник, а несколько мужиков пытались сбить огонь ветками.
Константин поговорил со слугой.
- Засуха. С Мокия нет дождя.
- С Мокия?
- Народная традиция - отмечать дни именами святых православной церкви. С середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, плакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.
Пожар казался невелик, я предположил, что с ним управятся.
- Потушат, барин, не впервой, - переводом своим Константин доказывал, что литература так просто от него не отделается.
Поезд замедлил ход.
- Вот и приехали.
Экипаж стоял напротив вагона. Нам не пришлось даже касаться багажа: все сделали слуги.
- Где же завод, замок? - я сел рядом с Холмсом, Константин - напротив.
- На правом берегу реки. Туда идет узкоколейка, уголь, серу, известь возят, свеклу, а обратно - сахарок, конфеты.
Кучер тряхнул вожжами, и мы тронулись. Меж деревьев голубела река.
- Это наша речка, Воронеж. Проблемы с мостом - надо строить каменный, под тяжелый состав.
Мост и вправду был неказист: деревянный, на сваях, выкрашенный в темно-зеленый цвет, он напоминал замшелого дракона, притворявшегося спящим, в надежде на рассеянного путника, который примет его за настоящий добропорядочный мост.
А дальше, дальше и выше, стоял замок детских снов - с кокетливыми зубчатыми башенками, стрельчатыми окошками и всеми прочими финтифлюшками времен Короля Артура.
- Замок Ольдбургских, - сообщил Константин делано-равнодушно, даже не поворачиваясь к замку лицом. У нас-де этих замков - девать некуда.
Нам удалось миновать непроснувшийся мост. Деревья правого берега быстро надвинулись, заслоняя собой добрую старую Англию, на смену видению пришел аромат - тоже из детства, аромат сластей, рождественских даров, счастья.
- Конфетная фабрика. Видите, между ветлами, трехэтажная. А дальше - завод. Завод осенью заработает, а фабрике круглый год нет роздыху. Золотые медали Парижской и Лондонской выставок имеет.
Мы с Холмсом переглянулись, улыбаясь - столько в этой небрежной фразе чувствовалось затаенного хвастовства.
У развилки экипаж повернул налево, в гору. Направо - это к фабрике, к сластям. Увы, нам не туда.
Лошади с рыси перешли на шаг, кучер для вида покрикивал на них, легонько стегал, но путь был крут, а лошади - мудры.
Дорога серпантином взбиралась вверх, огибая замок, и когда мы, в конце концов, выехали на ровное место, пришлось еще катить по аллее, тенистой, прохладной, вдоль каменной ограды.
Широко распахнутые ворота стерегли башенки, одна пониже, а другая - высокая, с курантами, которые как раз вызвенели музычку, а потом ударили трижды. Местное время.
Экипаж въехал во двор. Фонтан перед замком бодро шипел водяными струями, а сам замок вблизи обретал объём, вес, сущность, и уже ненастоящим, сказочным не казался.
*
Нас поселили не во дворце, а рядом, в большом флигеле, называвшемся "Уютное". И действительно, жилище наше было весьма милым, более того - роскошным, но роскошью не броской, а добротной и скромной - если такая роскошь возможна вообще. Дубовые панели, ковры, красное дерево. Ничего удивительного, объяснил Константин, дом строился и обставлялся для молодых, но принцесса Ольга купила имение неподалеку и построила усадьбу по своему вкусу, проще, но просторнее. "Уютное" же осталось для дорогих гостей. Великого князя Михаила, например. Или вот для Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Тем лучше для нас. Самого Константина поселили в третьем доме, тоже рядом, сорок шагов от флигеля, в "свитских номерах". Ничего, очень даже неплохо. Свитские номера - значит, для лиц, сопровождающих высоких гостей, для свиты. Хоть в печь клади, лишь горшком не зови, привел русскую пословицу Константин.
Мажордом передал, что принц Петр ждет нас через три часа, желая, чтобы мы сначала отдохнули и обвыкли с дороги. Ужин в семь пополудни, по случаю лета одеваться без формальностей.
- Дачная пора, сельский отдых, - комментировал Константин. В Петербурге - куда, шалишь. Строго. А здесь, средь мурав и дубрав попроще. И с мужиком в поле принц Петр за руку может поздоровкаться. Не со всяким, понятно, а с работящим, справным.
Смывая в ванной дорожную пыль, я гадал о характере дела, ради которого нас пригласили сюда. Пригласили Холмса, если быть точным. Сильные мира сего не часто прибегают к его услугам. Но - прибегают. Что-то будет на сей раз?
Я раздумывал над тем, что надеть, когда в дверь постучали.
- Ватсон, вы в нерешительности, - Холмс был в светлом полотняном костюме.
- Да, Холмс. Смокинг?
- Нет, нет, ни в коем случае. Во-первых, вы слышали: "без формальностей". Во-вторых, облачаясь в смокинг или во фрак, вы претендуете, хотя бы чисто внешне, встать с хозяином на одну ступень, в простой же одежде вы даете ему возможность снизойти до вас. И в-третьих, в России от иностранцев ожидают экстравагантности, она придает больший вес. Будь у вас костюм для игры в гольф...
- У меня нет костюма для игры в гольф.
- Тогда наденьте вот этот, клетчатый.
Я по-прежнему колебался, но решил довериться Холмсу. В конце концов, его принимали в Виндзоре.
- Не в этом дело, - словно прочитав мои мысли, рассмеялся Холмс. - Вызывая водопроводчика, вы ведь не ждете, что тот заявится во фраке, достаточно, если его одежда опрятна. Так вот, мы - те же водопроводчики.
Довод ошеломил меня, и я поспешил с переодеванием, согласно рекомендации моего друга.
И вовремя - Константин стоял на пороге.
- Господа, вы готовы?
Студент был в белой фрачной паре. Однако.
Заходящее солнце било прямо в фасад замка; струи фонтана казались игристым розовым вином, а сам замок светился огненно.
- Сколько лет замку? - спросил я студента.
- О, много. Двадцать пять, кажется.
- Двадцать пять?
- Да.
Мелкие водяные брызги настигли нас у ступеней парадного хода. На миг стало зябко. Холмс поежился, но жаркое континентальное лето поспешило вернуться.
- Вода - артезианская, - сообщил Константин, - водонапорная башня скрыта деревьями, но она под стать замку. Красивая. И высокая. С обратной стороны дворца - каскад, вода идет вниз, на сахарный завод и фабрику. Не зря тратится.
Лакей - ливрейный, в парике, повел нас внутрь замка, к принцу Петру. Константин остался у фонтана коротать время до ужина.
Несколько переходов по мрачноватым коридорам, и мы оказались в кабинете его высочества.
Принц встретил нас радушно.
- Располагайтесь, пожалуйста, - он указал на кресла.
Мы сели, а его высочество зашагал по ковру, большому, но изрядно вытертому.
- Благодарю вас, господа, что вы смогли откликнуться на мою просьбу и приехать сюда. Дело, которое заставило прибегнуть к вашей помощи, на первый взгляд может показаться мелким и пустячным, но поверьте, для меня, для всей нашей семьи оно имеет исключительно важное значение. Сигару? - спохватился принц Петр.
- Я предпочитаю трубку, - Холмс полез в карман.
Сигару взял я, уж не знаю зачем. Последнее время я отвратился от курения, а сигары вообще пробовал редко. Однажды, если мне не изменяет память. Наверное, действовала атмосфера: принцы, замки, Россия.
- Здесь, в этом кабинете - наш рабочий сейф. Неделю назад я заметил, что из него исчезли драгоценности моей жены, кольцо с бриллиантом и пара рубинов. Пропажа неприятна и сама по себе, но особенно из-за некоторых обстоятельств, связанных с камнями.
- Каких же? - Холмс наслаждался своей трубкой, а я безо всякого удовольствия пускал дым в потолок - тоже не простой, облицованный деревом, по которому были выжжены десятки миниатюр. Просто Шахрезада, тысяча и одна ночь.
- Камни - приданое жены, и весьма редки. Бриллиант - шестнадцать карат, а рубины просто уникальны - они светятся в темноте. По преданию, это очень древние камни, из сокровищницы египетских фараонов, и их потеря крайне огорчительна.
- В сейфе хранились только эти драгоценности?
- Да. Собственно, жена держит свои украшения в нашем имении Ольгино, а эти камни я принес исследовать на радиоактивность. Я предполагаю, что свечение является следствием содержания в рубинах примеси радия, и хотел повторить опыт доктора Беккереля - положить на фотопластинку, обернутую черной светонепроницаемой бумагой. Так вот, я их принес, а на следующий день, когда я вознамерился провести эксперимент, они пропали.
- А почему вы решили поставить опыт здесь, а не в своем имении?
- Хотел воспользоваться лабораторией отца. Да и ему было любопытно проделать с камнями некоторые эксперименты из области оптики. Собственно, это была его идея - насчет радия.
- Следовательно, о том, что драгоценности были здесь, в сейфе, знали вы и ваш отец, принц Александр. Кто-нибудь еще?
- Жена. Я, разумеется, взял драгоценности с ее согласия.
- Позвольте взглянуть на сейф.
Принц подвел Холмса к стене.
- А, сейф Майера. Солидный ящик. - Холмс осмотрел дверцу. - Сколько ключей от этого сейфа?
- Один. Потеряйся он, пришлось бы обращаться в фирму.
- Где он хранится?
- Здесь, в конторке, - принц открыл ящичек. - Вот он.
- Вам не кажется бессмысленным заводить отличный сейф, а ключ держать там, где его способен отыскать и ребёнок?
- В сейфе обычно не хранится ничего ценного. Ключ же лежит в секретном отделении конторки. К тому же в наше отсутствие кабинет всегда заперт.
- Заперт? Но ведь его когда-то убирают?
- Да. Разумеется, да. Но в доме никогда не было краж.
- Позвольте ключ.
Холмс подошел к окну, под увеличительным стеклом рассмотрел бородку.
Дверца, толстая, огнестойкая, бесшумно открылась. В глубине виднелись бумаги, конверты, папки.
- Где находились драгоценности?
- В дополнительном отделении, с шифром.
Действительно, в правом верхнем углу был еще один ящичек, сейф в сейфе, с четырьмя рукоятками.
- Камни хранились в нем?
- Да. Как видите, опасаться чего-либо причины не было.
Холмс рассмотрел рукоятки.
- Буквенный шифр. Свыше двухсот тысяч комбинаций. Кому известно слово?
- Мне. И отцу.
- Оно где-либо записано, слово?
- Нет, мы его помним, оно простое: "зеро".
- Бумаги представляют ценность?
- Не для воров. Семейные документы, письма, старые рукописи.
- Ничего не пропало?
- Кроме драгоценностей - ничего.
- Они застрахованы?
- Драгоценности? Рубины - нет.
Холмс несколько минут внимательно изучал сейф.
- Видите ли, мистер Холмс... - принц положил в пепельницу сигару, не искуренную и наполовину. Нервничает. Годы, проведенные рядом с Холмсом не прошли впустую: я подмечал и беспокойное шевеление пальцев, и бледность лица. Пульс, наверное, под восемьдесят. - Главная неприятность заключается в том, что камни - рубины - просит на время Александра Федоровна.
- Простите, кто?
- Это я должен извиниться. Снобизм - называть запросто Её Императорское Величество. Но она - жена шурина. К тому же произносить титул - верный способ привлекать внимание посторонних. Мы стараемся этого не делать.
- Видите ли... Сейчас при дворе увлекаются оккультными науками. Спиритизм, мессмеризм, что там еще. А рубины якобы упоминаются в "Книге Мертвых", древнеегипетском папирусе. Возможно, это действительно те самые камни. Императрице они понадобились для спиритических сеансов. Ольга, конечно, согласилась исполнить просьбу. Поэтому я и поспешил с опытами, кто знает, на какой срок рубины понадобятся Александре Федоровне. И вот они пропали. Очень неудобно, неловко.
- Когда вы получили просьбу императрицы?
- Письмо от нее передал полковник Гаусгоффер, он свой человек при дворе. Полковник и должен был отвезти камни.
- Гаусгоффер? Я где-то слышал это имя.
- Он полковник германской армии, сейчас в длительном отпуске. Известен путешествиями в Гималаи.
- Да, да, вспомнил. Экспедиция восьмого и одиннадцатого годов, - Холмс прикрыл дверцу сейфа. - Когда полковник прибыл в имение?
- Неделю назад.
- А камни пропали...
- На следующий день.
- Полковнику известно о пропаже?
- Нет. Никому не известно, кроме нас с отцом. Я очень рассчитываю на вашу помощь.
- Я приложу все силы.
- Только... Дело предельно деликатное, вы понимаете?
- Я приложу все силы, - повторил Холмс. - Кстати, почему вы решили обратиться именно ко мне?
- Мистер Холмс, даже здесь, вдали от Англии, вы известны, как крупнейший эксперт в своей области. О вашем таланте много рассказывал доктор Мортимер.
- Вы знакомы с доктором Мортимером?
- Да. Год назад отец пригласил доктора Мортимера на раскопки захоронений древнего человека. Неолитического, кажется, так. Отец страстный поклонник науки, и когда оказалось, что в меловых пещерах нашей реки тысячелетия назад жили первобытные люди, он пригласил доктора Мортимера, которого давно знает по публикациям.
- Верно, Холмс, - подтвердил и я. - Помнится, я получил письмо от Мортимера. Благодаря поддержке сэра Генри он оставил врачебную практику и полностью посвятил себя любимой науке.
- Любопытно, любопытно, - пробормотал Холмс. - Мне необходимо поговорить с принцем Александром, а, возможно, и с другими людьми, проживающими в замке.
- Разумеется, - принц посмотрел на часы, напольный "Анхейм".- Сейчас будет ужин, и вы познакомитесь со всей семьей и полковником Гаусгоффером.
*
Ужин, верно, по случаю лета, имел место быть на террасе, откуда виднелись река, станция, лес и невесть какая даль за лесом.
Все проходило довольно мило - нас представили их высочествам - ее императорскому высочеству принцессе Евгении, ее императорскому высочеству принцессе Ольге, принцу Ольдбургскому Александру (без титулов, без титулов, у нас в Рамони запросто), молоденькой девушке Лизе, воспитаннице принца Александра, и полковнику Гаусгофферу. С Константином мы уже были знакомы. Разговор завязался оживленный - о ланкастерской системе взаимообучения, о сравнительных достоинствах немецкой и французской метод извлечения сахара из свеклы, о полифонических мотетах (по-моему, реверанс в сторону Холмса), и еще, еще и еще. Беседа шла на очень недурном английском, и Константин мог не утруждаться. Он и манкировал обязанностями, ведя приватную беседу с молоденькой, лет семнадцати, воспитанницей. Остальные относились к этой парочке благосклонно - я продолжал совершенствоваться в искусстве наблюдать и делать выводы.
Признаться, я был несколько разочарован, не найдя роскоши арабских сказок - золотой посуды, гор икры, танцующих невольниц, гуляющих павлинов и медведей на вертеле. Довольствоваться пришлось мейсенским фарфором, стерлядью по-казацки (среда, пояснил Константин, а причем здесь среда?) и игристыми донскими винами. Где-то неподалеку слышались препротивные крики, и студент уверял, что это павлины.
Время шло плавно, похоже, все чувствовали себя прекрасно, даже Холмс оживленно объяснял принцессам особенности исполнения кельтских напевов. Пытались вовлечь в разговор и меня, я потел, отвечал невпопад, поперхивался вином, отменным, нужно признать.
Когда дамы покинули нас, стало полегче. На смену игристому пришел серьезный портвейн. Холмс раскурил трубку. Я не замечал никаких признаков погруженности в раздумья, казалось, мой друг просто отдыхал, наслаждался вечером. Впрочем, порой я замечал и признаки неудовольствия, легкие, едва заметные даже для меня, проведшего бок о бок с Холмсом многие (и лучшие!) годы. Я бы сравнил настроение Холмса с настроением хирурга, которого спешно пригласили к августейшей особе удалить бородавку.
Журчала вода каскада, бежавшая вниз, я, благодушный, умиренный вином, следил за прихотливым разговором.
- Материализм, идеализм - слова, ярлыки. Наука отличается от суеверия прежде всего терминологией, - старый принц вел главную тему, остальные подыгрывали ему, впрочем, не без изящества. - Возьмем открытия медицины. Материалисты, если не ошибаюсь, объясняли раньше природу холерины дурными испарениями, миазмами. Не так ли, доктор Ватсон?
- Э... Совершенно верно.
- Колдуны же и знахари считали, что дело в демонах холеры. Теперь, после открытий профессора Коха, наука установила: причина холерины - микроб, невидимое глазу существо, вселяющееся в человека и доводящего до болезни. Чем отличается, в таком случае, микроб от демона? И где они, миазмы?
- Но, выше высочество, - полковник не забывал титуловать принца. Наверное, и потому, что обращаться по имени и отчеству, как это принято у русских, гораздо труднее. - Вы не станете отрицать того, что наука являет собой могучую силу.
- Именно. Именно, Herr Oberst. А у нашего народа есть поговорка: сила есть - ума не надо. Ученые все более используют руки, а не голову, наука бьет тараном там, где нужно найти ключик, вставить в скважину и провернуть.
- Найти! То-то и оно! Они, ключики, под ногами не валяются.
- И не должны валяться, Herr Oberst. Ибо втопчут их во грязь. Или того хуже, откроют дверь.
- Почему же хуже?
- Дверь пропускает в обе стороны.
Я сидел и слушал знаменитую русскую беседу. Солнце успело закатиться, принесли лампы, на свет которых летели мотыльки, летели и кружились, не в силах одолеть стекло, не пускавшее к огню.
- К счастью или несчастью, дверь эта потаенная, непостоянная, покажется и исчезнет надолго, на всю жизнь, превращая ключик в безделицу, в ничто - до следующего раза в другое время, другое поколение.
Длинная дорога, незнакомое место, новые люди, вино - все это вместе создало во мне странное состояние - благости, восторженного покоя. Я потягивал портвейн, постепенно пьянея, но ничуть не тревожился этим. Такие милые люди, такой спокойный, уверенный Холмс, да и дело выходило хоть и загадочным на мой искушенный взгляд, но не страшным, не кровавым. Приятное дело, приятное место, приятные люди.
- Ах, что это я разболтался, - перебил сам себя принц Александр. - Время позднее, а вы с дороги. Доброй ночи, доброй ночи всем. А завтра, мистер Шерлок Холмс, я уверен, все трудности разрешатся.
Холмс вежливо поклонился. Все поднялись.
- Всего... Всего восьмой час! - запротестовал я.
- В Лондоне, Ватсон, в Лондоне, - Холмс взял меня под локоть и настойчиво повлек по дорожке вокруг замка.
Яркая полная луна светила лучше дюжины фонарей.
- Я... Я вполне трезв, Холмс.
- Не сомневаюсь.
- Но я действительно трезв. А вот вы, Холмс, не пили почти ничего. Ни вы, ни остальные, - сейчас я осознал, что стаканы, кроме моего, оказались лишь пригубленными.
- Отдаю должное вашей наблюдательности, Ватсон.
- Тогда почему мы ушли?
- Потому, что с нами попрощался хозяин.
- Ах, да. Водопроводчики, верно? - мы успели дойти до нашего пристанища, когда Холмс, наконец, отпустил мою руку.
В холле нас встретил слуга. На странном французском он объяснил, что предоставлен в наше распоряжение и не будет ли чего угодно. Холмс отправил его отдыхать, и слуга ушел, оставив колокольчик: только позвоните, и он тут как тут. Очень удобно.
Мы сели в кресла около столика, Людовик Шестнадцатый.
- Наши хозяева заботливы, - Холмс указал на бутылку. - Столь любезный вашему вкусу портвейн. Желаете?