Романецкий Николай Михайлович
Чародей Свет-2. Утонувший в кладезе

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 11, последний от 18/04/2024.
  • © Copyright Романецкий Николай Михайлович (dodola@mail.ru)
  • Размещен: 11/04/2006, изменен: 17/02/2009. 624k. Статистика.
  • Роман: Фэнтези, Альт.история, Детектив
  • Скачать FB2
    • Оценка: 6.69*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман издавался в авторском сборнике "У мертвых Кудесников длинные руки" (АСТ, 2000г., ЗМ). В июне 2006 года переиздан питерским издательством "Крылов" (сборник "У мертвых Кудесников длинные руки").

    •    Ник. РОМАНЕЦКИЙ
      
      

    ЧАРОДЕЙ СВЕТ.

    СЛОВЕНСКИЕ ЛЕТОПИСИ

    Летопись вторая. УТОНУВШИЙ В КЛАДЕЗЕ

    (Фантастический роман)

      
      

    Утонувший в кладезе

    на печи не погреется.

    --------------------

    Словенская поговорка

      
      
       Часть первая. СМЕЛОСТЬ ЧАРОДЕЯ
      
       1. Накануне. Клюй Колотка.
       - Ступайте с миром, муж-волшебник! - Сувор Нарышка протянул Клюю десницу. - Да пребудут с вами Сварожичи!
       В последнее время, если не было дождя, оба отпускали кареты - Сувор личную, а Клюй принципатовскую - и отправлялись домой пешим порядком.
       Ныне дождя не было.
       - Ступайте с миром, сударь! - Клюй крепко пожал приятелеву руку.
       Князь Сувор заторопился к воротам фамильного особняка, в семейный уют, под крылышко к родителям, молодой жене да младшим сестрам. В ауре его вовсю сияли голубые перуновы цвета - любой волшебник за версту мог видеть, что парень уже успел стосковаться по бабьей плоти.
       Клюю Колотке спешить было не к кому. Дома его не ждали ни родители, ни молодая жена, ни братья с сестрами. Разве лишь слуги да служанки... А уж по бабьей-то плоти Клюй и вовсе ввек не тосковал.
       Правда, Снежана Нарышкина, восемнадцатилетняя сестрица Сувора, заглядывалась на братова соратника-приятеля, когда тот приезжал в дом Нарышек, но то проявлялся естественный бабий инстинкт: Снежану брала в оборот Додола. А в общем-то, девица была образованной - и потому прекрасно ведала, что в личных отношениях с волшебником ей ничего не светит. Хоть ежа проглотите, Снежаной Колоткиной вы станете токмо в собственных снах. Скорее рак на горе свистнет!..
       Клюй вздохнул. Сожаления в этом вздохе не было и на каплю - большую часть из прожитых тридцати лет Клюя готовили к полному отсутствию женщин в его судьбе. Должен же волшебник хоть чем-то платить богам за свой Талант! Если жизнь без баб вообще можно считать платой...
       Впрочем, в последнее время среди словенских колдунов пошли слухи, будто бы несостоявшийся кандидат в новые Кудесники чародей Светозар Сморода, якобы, открыл некое заклятье, придающее, якобы, корню волшебника нормальную, якобы, мужскую силу.
       Но слухи суть слухи - от них корень, вестимо, и на мизинчик младенческий не отвердеет. А сам Светозар Сморода и вовсе ни гу-гу, буде и открыл что-то подобное, так помалкивает себе в тряпочку.
       Правда, волшебников его открытие не особенно и занимает. Это женщины лишились бы от новости сей умишка последнего, с их неумирающими бабьими предрассудками, а мы, знамо дело, и без оного заклятья прекрасно обойдемся. Жили ведь допрежь братья-волшебники без него, и ни один век жили...
       Клюй сплюнул - душа требовала разрядки - и зашагал к дому.
       Сумеречное небо, еще недавно накрывавшее город пепельным зонтиком, теперь обратилось в плотный черный полог. Шустрые ключградские фонарщики успели завершить свои ежевечерние хлопоты: вдоль ночных улиц протянулись цепочки чугунных перстов, в стеклянных колбах которых печорский болотный газ безо всякого колдовства оборачивался уютным желтоватым сиянием.
       Говорят, наши литейщики - лучшие мастера в подлунной; изготовленные ими фонари отличаются не только изрядной прочностью, но и особым изяществом. Словно танцовщицы в кордебалете - такие же стройные. Вот токмо насчет балетных танцовщиц, вестимо, привирают людишки. Скорее уж фонари похожи на зубцы гребня. Такие же одинаковые... Ишь выстроились!
       Клюй снова сплюнул. Однако припозднились они с князем ныне. Уже и на улицах нет ни души.
       И в самом деле - улицы Ключграда были пусты. Лишь время от времени попадались на росстанях дежурные квартальные, провожали запоздалого прохожего цепкими взглядами. Ауры у них пылали что ваши фонари: служба стражника во все времена тревожна, а подобной ночью - и в особенности.
       Мысли Клюя вернулись к событиям нынешнего дня.
       А день нынешний оказался, как и ночные квартальные, тревожным. Едва Клюй прибыл в принципат, его тут же пригласили в зал собраний.
       Войдя туда, Клюй удивленно присвистнул: промеж сотрудников-ключградцев мелькали тут и там обветренные, темные с устатку лица, принадлежащие воеводам линейных отрядов. Совет оказался общим, а о подобном сборе ему следовало бы ведать заранее. Впрочем, хозяин, известное дело, барин. А наш, с его отношением к волшебникам, и вовсе голубая кровь!..
       Когда все расселись, вошел принципал министерства безопасности по Северо-Западному рубежному округу, и зал тут же утонул в тяжелой, душной, наполненной ожиданием тишине.
       Порей Ерга был введен в должность совсем недавно, весной, однако успел показать себя вполне грамотным и требовательным начальником. Родом он был из вологжан, изрядно поокивал, и первое время воеводы рубежных участков - все как один родившиеся и выросшие на чухонских землях - за глаза посмеивались над говором нового принципала. Но уже через месяц им стало не до смеха. В общем-то, варяжская граница и так не позволяла рубежникам впадать в спячку. Однако Ерга нашел дополнительные возможности по ужесточению рубежного режима.
       Тем более странным показалось то, о чем он поведал собравшимся ныне. Впрочем, начал он издалече:
       - Воеводы! Мужи-волшебники! Судари! Всем вам известно, что перед Паломной седмицей число засылаемых в Великое княжество Словенское лазутчиков резко увеличивается. Со своей стороны, мы принимаем все оперативные меры для того, чтобы в сии дни увеличилось и число лазутчиков разоблаченных. Меры эти вам хорошо ведомы, и останавливаться на них я не намерен. - Принципал обвел присутствующих строгим взглядом. - На днях министром были подведены итоги нашей работы в нынешнюю Паломную седмицу. Что же оные итоги показывают? - Ерга сделал паузу и продолжал: - А показывают они следующее. Если в былые лета число разоблаченных варяжских лазутчиков среди паломников по сравнению с обычным временем увеличивалось в пять-семь раз, то ныне возрастание оказалось всего лишь двойным. Это первое.
       По залу разнесся сдержанный ропот.
       Ерга поднял десницу, останавливая шум:
       - Второе. Полтора месяца назад наша закордонная агентура сообщила, что в начале серпеня будет осуществлен переход словенских рубежей специальным отрядом лазутчиков. К сожалению, участок, где планируется нарушение границы, агентура установить не сумела, как не смогла сообщить и более точного времени перехода. Вестимо, мы тут же привели линейные отряды в полную боевую готовность. Тем не менее в обусловленный период ни одного нарушения границы обнаружено не было. - Принципал вновь обвел присутствующих суровым взглядом. - И я вовсе не считаю, что министерство безопасности в столице и рубежники Северо-Западного округа проспали супротивника... Третье. Исходя из кое-каких данных, в том числе и агентурных, есть все основания предполагать, что, в отличие от прошлых лет, в нынешнем червене варяги не слишком активизировали заброску своих лазутчиков в нашу страну. Что же касается событий последнего месяца, существует возможность того, что нашей агентуре подбросили дезинформацию, и на самом деле лазутчиков след ждать несколько позднее. Скажем, ныне. Или завтра...
       В отличие от воевод, Клюй не был взволнован: для него в выступлении принципала не прозвучало ничего сногсшибательного. Разве что несколько натужной выглядела ссылка на возможность дезинформации. Он индо пожалел, что его Талант не способен различать в ауре цвета лжи: было бы любопытно проверить принципала на умение врать не краснея.
       Совет продолжался обычным чередом. Воеводы клятвенно заверяли начальство, что мимо их колдунов и мышь не проскользнет. Ерга встречал оные клятвы ледяным молчанием. Клюй помаленьку скучал. Наконец Ерга дал воеводам соответствующие моменту напутствия и завершил совет:
       - Докладывайте о любых происшествиях, особенно, буде они покажутся вам хоть чем-то странными. Все свободны... - Он повернулся в сторону Клюя. - Колотка! Попрошу вас ко мне.
       Вот сейчас в его ауре наверняка не было следов лжи.
       Клюй пошел за принципалом. Войдя в приемную, кивнул секретарю, получил ответный кивок. Ерга предупредил секретаря, что его для посетителей "категорически нет", и проследовав в кабинет, указал Клюю глазами на кресло справа от стола. Сам же подошел к окну. Отдернув тяжелую плюшевую штору, некоторое время смотрел на улицу. Что он там разглядывал, Клюй не знал. Впрочем, похоже, принципал и не видел за окном ничего, просто размышлял. Наконец, он задернул штору, отошел от окна, плотно прикрыл дверь в зеркальную и сел за стол.
       - Вот что, Колотка... - Ерга почему-то ввек не называл Клюя в беседе "мужем-волшебником". - То, о чем я вам сейчас поведаю, не могло прозвучать на общем совете с линейными воеводами. Однако допрежь мне хотелось бы узнать, как вы сами оцениваете сложившуюся ситуацию.
       Для того, чтобы узнать мою оценку, необязательно собирать общий совет, подумал Клюй. Впрочем, у новой метлы всегда шершавые прутья...
       - Нынешняя ситуация в нашем районе особенно выдающейся мне не представляется. А вот то, что во время паломничества не наблюдалось активной заброски лазутчиков, я бы назвал подозрительным.
       - Да-да, - сказал Ерга. - Елочки-сосеночки, именно так! Мне подобное событие тоже кажется подозрительным...
       С чего бы такое волнение? - подумал Клюй. И заметил:
       - Однако это головная боль руководителей министерства в столице, а не наша с вами.
       Принципал энергично вскинул квадратный подбородок:
       - Не скажите, Колотка, не скажите! Столичные дела, вестимо, без нас обойдутся... Однако мне ситуация в нашем районе кажется странной. - Он сделал ударение на слове "мне". - Ведь ввек не было такой тишины. Такой сомнительной тишины... Елочки-сосеночки, люди сбиваются с ног. Вы видели сегодня их лица?.. А результата нет.
       Клюй поморщился - он по-прежнему не понимал, куда клонит принципал, - и сказал:
       - Ваша версия относительно дезинформации не кажется мне убедительной. Я знакомился с материалами нашего варяжского агента. Он сильный волшебник и не...
       - То, что я говорил о дезинформации, - перебил его Ерга, - предназначено лишь для линейных воевод. Чтобы они по-прежнему сохраняли бдительность. На рубеже возможны инциденты, и в самом деле уготовленные для дезинформации. С целью отвлечения наших сил совсем от других событий...
       - Что-то я вас не понимаю, - признался Клюй. - Вы полагаете, мы способны...
       - Я полагаю, что заброска лазутчиков состоялась именно в те самые сроки, о которых сообщил наш агент.
       - Не думаю, - сказал Клюй. - Конечно, существует вероятность, что рубежники пропустили отдельных лазутчиков. Но чтобы не поймали вообще никого!.. Нет, это невозможно.
       - Елочки-сосеночки, а буде они и не могли их поймать?! - Голос принципала откровенно дрогнул. Ерга встал и прошелся по кабинету. Остановился перед Клюем, в упор посмотрел на подчиненного. - А буде наши рубежники были не способны поймать этих лазутчиков?!
       - Среди рубежников много колдунов, - возмутился Клюй. - Они выявят любые оставленные следы.
       - А буде они не сумели выявить эти следы? Ведь колдовская наука не стоит на месте.
       Клюю ничего не оставалось, как ошарашено захлопать ресницами.
       - Вы имеете в виду, что наших колдунов на время лишили Таланта?..
       - Я имею в виду, что лазутчики могли воспользоваться новейшими достижениями колдовской науки и именно потому наши рубежники не поймали их. - Принципал вернулся за стол. - Сам я, увы, не волшебник. И потому не способен даже догадываться, что могло быть использовано врагом при переходе границы. Этим должны заняться вы. Безотлагательно. Если вашей квалификации не хватит, немедленно подготовьте обращение в канцелярию Кудесника. Разработайте план противодействия лазутчикам с привлечением к работе всех местных колдунов. Если потребуется моя помощь, обращайтесь в любую минуту - я предупрежу секретаря. - Ерга встал. - Вопросы есть?
       Встал и Клюй:
       - Покудова нет, принципал. Но будут.
       Ерга кивнул:
       - Привлеките к работе Сувора Нарышку. Елочки-сосеночки, я уверен, вам потребуются не токмо колдуны.
       Озадаченный Клюй отправился к себе...
       Весь оставшийся день они с Сувором выполняли полученное задание. Вскоре Клюй и сам убедился, что сомнения принципала в его, мужа-волшебника Колотки, способностях справедливы: квалификации не хватало. Клюй даже приблизительно не мог себе представить, чем были способны прикрыться воображаемые лазутчики. Пришлось заняться обращением в канцелярию Кудесника. Курьер с соответствующей бумагой отбыл в столицу после обеда...
       Клюй ступил на Синицын мост. Зодчий Любомир Синица построил шесть мостов через Неву, но Синицыным называли почему-то именно этот - не первое сооружение мастера и не последнее; и не самое красивое, кстати. На мосту было ветрено. В круге света под центральным фонарем торчал одинокий городовой. Клюй кивнул служителю порядка - городовой был знакомым, встречались как-то по служебным делам. Правда, имени его Клюй, сколь ни старался, не вспомнил.
       Перейдя на Межневье, двинулся по Княжеской набережной. Здесь тоже было пустынно. Свист ветра напрочь заглушал шаги, и Клюй обернулся: ему показалось, будто за ним кто-то идет.
       Сзади вправду маячила фигура запоздалого прохожего.
       Однако тот находился довольно далеко - саженях в пятидесяти - и, похоже, отнюдь не стремился догнать Клюя. А потом и вовсе прислонился к ограде одного из особняков - то ли, пользуясь безлюдностью набережной, решил справить мелкую нужду, то ли попросту пребывал в изрядном подпитии. Во всяком случае, вздумай он догнать Клюя, шаги бегущего человека тот бы услышал - все-таки ветер был не настолько силен, чтобы заглушить топот. Да и что, собственно говоря, запоздалый прохожий сумел бы сделать мужу-волшебнику Колотке? Вестимо, он мог использоваться в качестве отвлекающего объекта, прикрывая собой кого-либо более серьезного... Но колдовское чувство тревоги у Клюя молчало.
       Клюй дошел до угла Белореченской, снова оглянулся. Шатающегося пьяницы и след простыл. Клюй раздраженно сплюнул и свернул за угол.
       Фонарь у особняка ключградского посадника сиял, аки полная луна. Говорят, лучший кузнец княжества потратил на его изготовление целую декаду, а обошелся он посаднику в месячный доход. Возможно, и не врут - взрачный фонарь. И решетка вокруг особняка тоже великолепна, вся в остриях, шарах и завитушках. А за решеткой - столь же великолепные розовые кусты. Не один парень мечтал нарвать для своей любушки букет посадских роз, но за решеткой ночью всегда бегают собаки. Вон одна из них сидит возле куста, недовольно косится в сторону замедлившего шаги прохожего.
       Клюй вдохнул аромат роз и пошел дальше. До дома осталось шагать всего полквартала. На ужин ныне, кажись, вареники с вишней. И рагу из баранины... Миновав круг света от посадникова фонаря, он еще раз оглянулся. Позади никого не было.
       И тут его свалили с ног.
       Падая ничком, Клюй успел сгруппировать Талант, чтобы Силой отразить нанесенный удар. Однако отражать его было не в кого - супротивника рядом не ощущалось. Тогда Клюй перевернулся на спину. Вокруг - пустота. Тем не менее он тут же почувствовал, как полоснули острым по горлу. Попытался крикнуть, но захлебнулся горячей кровью.
       Страха не было. Клюй еще успел услышать раздавшийся невдалеке тоскливый собачий вой. А ведь она завыла по мне, сообразил он.
       И канул во тьму.
      
       2. Век 76, лето 3, 1 день вересня (1.09.1995 A.D.)
       Когда Свет вошел в купе экспресса "Нева", следующего из Новагорода в Ключград, Буривой Смирный уже был на месте. Колдовской баул его и чехол со шпагами занимали часть багажной полки, а на койке лежал знакомый темно-синий чемодан. Сыскник, наклонившись, копался в его чреве.
       - Здравы будьте, чародей! - Смирный повернулся к вошедшему.
       - Будьте и вы здравы, брате!
       Свет посторонился, пропуская в купе носильщика. Тот быстренько сориентировался, угнездил на багажной полке немногочисленную кладь, замер в ожидании. Свет открыл кошелек, расплатился, и облагодетельствованный чаевыми носильщик принялся отвешивать поклоны.
       - Премного благодарен, чародей! - Поклон. - Счастливого пути, судари волшебники! - Еще один поклон. - Как говорят моряки, сажень вам под килем! - Снова поклон.
       Наверное, собственная буйная фантазия утвердила носильщика в мысли, что он похож на ваньку-встаньку.
       Свет ответил ему коротким кивком, и ванька-встанька, поняв всю тщетность дальнейшего своего лицедейства, выкатился из купе. Через секунду уже было слышно, как он гундит что-то в коридоре. Наверное, жаловался Мокоши на скупердяйский характер обладателей колдовских баулов. Знамо дело, его мало волновали интересы государственной казны: ведь он ни разу в жизни не встречался с Великокняжеским казначеем. Да и финансовые отчеты о командировках ему составлять вряд ли приходилось.
       Свет скинул с рамен плащ, пристроил на вешалку. Опустил столик и, подобравшись к открытому окну, провел по краю рамы перстом. Удовлетворенно хмыкнул: рама оказалась безупречно чистой.
       По перрону сновали туда-сюда торговцы всех сортов и мастей, предлагая отъезжающим разнообразную снедь. Едва Свет выглянул в окно, к нему тут же устремилась с лотком на животе и пестерем за раменами пышная разбитная бабенка в голубом платке. Поверх накрытого белой тканью лотка рвались из платья объемистые, весьма смахивающие на пару кроватных подушек перси.
       - Не хотите ли жареную курочку, сударь?
       Привлеченный звуком ее голоса, к окну подошел Смирный. Свет посторонился, мотнул головой.
       - Возьмите курочку. Недорого отдам. Опосля курочки и с женой краше спится! Силушка немереная... Ой! - Бабенка, окинув взглядом потенциального покупателя, заметила на его руке Серебряное Кольцо и смущенно прикрыла ладошкой чувственный ротик.
       - Не нужна мне курочка, молодица, - сказал Свет. Ему вдруг захотелось схулиганить. - Я бы кое-что другое у вас взял... - Он выразительно посмотрел на обтянутые ситцем перси лоточницы и подмигнул.
       Бабенка смутилась еще больше, зарделась, словно маков цвет, как-то нерешительно прыснула в кулак и немедленно сбежала к соседнему вагону.
       Свет поморщился: все женщины реагировали на произносимые им двусмысленности совершенно одинаковым образом. Знамо дело - не привыкли молодицы слышать подобного рода намеки из уст обладателя Серебряного Кольца.
       - Странно от вас слышать такое, чародей! - Смирный смотрел на Света с неподдельным изумлением.
       Свет скрыл готовую родиться усмешку: она бы показалась сыскнику не менее чудной, чем услышанная минутой ранее чародеева глупость. А как бы поразился Смирный, если бы узнал, что Светозар Сморода делит постель с собственной служанкой!.. О Сварожичи, да сыскника бы, наверное, удар хватил!
       - Чему только жизнь не научит! - Свет изобразил на своей физиономии некую мину, отдаленно похожую на смущение лоточницы. - Дабы вызвать на разговор женщин, брате, иногда вполне подходят как раз такие вот, глупые на первый взгляд слова. Ну, я и тренируюсь понемногу. Правда, сейчас потерпел неудачу...
       Смирный похлопал ресницами, раздумывая над Световым объяснением, и согласно кивнул:
       - Пожалуй, вы правы, чародей... Странно, что мне это не приходило в голову - я ведь в сыске намного дольше вас. Надо будет взять сей метод на вооружение.
       Возьмите, подумал Свет. Да только ничего у вас, брате, не получится. В сказанных вами двусмысленностях не будет ни малейшего намека на правдоподобие, а женщины очень справно чувствуют, привлекательны они для вас или нет.
       Мысли его обратились к дому.
       Забава, едва он сообщил, что отправляется в Ключград, почему-то взволновалась. Можно подумать, он прежде не ездил в другие города. Можно подумать, ей ждать его впервые...
       - Скажите, чародей, - продолжал Смирный. - Что за пожар случился с этой ключградской командировкой? У меня остались незавершенные дела. К тому же, сегодня первый день месяца. Отчет, сами понимаете...
       Свет пожал раменами:
       - Личный приказ Кудесника, брате. Ключградской службе безопасности потребовалась срочная помощь. На вокзале нас встретит Клюй Колотка. От него-то, думаю, мы и услышим все необходимые разъяснения.
       Однако, когда через три часа они прибыли на Центральный вокзал Ключграда, их встретил совсем другой человек, назвавшийся Сувором Нарышкой. А необходимые разъяснения прозвучали следующим образом:
       - Здравы будьте, судари! К сожалению, у нас произошла трагедия. Ныне ночью муж-волшебник Клюй Колотка был найден на улице с перерезанным горлом. Вас ждет принципал министерства по Северо-Западному рубежному округу Порей Ерга. Но допрежь визита в принципат вам надлежит немедленно осмотреть место убийства. Таково распоряжение принципала.
      
       3. Взгляд в былое: век 76, лето 2, червень.
       Откуда-то появилось ощущение присутствия наблюдателя. Свет обернулся, глянул в заднее окошечко. Позади его кареты тащился новомодный, пришедший из Аглиции и широко распространившийся в последнее время по городам Словении экипаж. В Аглиции такие экипажи назывались кебами, местные же остряки с самого начала нарекли их "трибунами".
       Свет попросил Петра повернуть налево, потом, через квартал, направо, а потом вернуться на набережную. Все сомнения тут же исчезли: трибуна явно преследовала его карету. Свет велел Петру остановиться, спустился на тротуар и зашагал в сторону преследователя. Тут же возникло ощущение смертельной угрозы. Свет вскинул руку с Серебряным Кольцом и сотворил мысленное заклинание. Несомненно, в трибуне находился маг, ибо Свет немедленно уловил сопротивление. Длилось оно всего пару секунд, но для мага это было достаточное время. И подходя к трибуне, Свет уже знал, что увидит.
       Извозчик, заметив Серебряное Кольцо, тут же остановился:
       - Что прикажете, чародей?
       Свет открыл дверцу, заглянул внутрь.
       Он помнил, что должен увидеть. Мужчина лет тридцати, мертвые глаза смотрят в никуда, изо рта тянется бледно-зеленая струйка рвоты. На полу под ногами - пистолет...
       О Свароже, как это? Почему!?
       Действительно, мужчина лет тридцати в трибуне присутствовал. А вот мертвыми глазами и не пахло. Наоборот, очи мага были живыми и колючими, взгляд их оказался откровенно-насмешлив. Неожиданный оказался взгляд. Пистолет, правда, на поле недавней битвы тоже имелся. Маг преспокойненько и преаккуратненько засовывал его в правый карман серого аглицкого плаща.
       Зачем ему плащ? - подумал Свет. Ведь ныне тепло. Да и дождя вроде бы не ожидается...
       И тут же понял, что не этот вопрос должен сейчас занимать чародея Смороду.
       Между тем маг разобрался с пистолетом, снова улыбнулся и прогромыхал:
       - Ну вот и конец, сударь волшебник. За все приходится платить. В том числе и за любовь. Тем паче столь квалифицированному колдуну, как вы.
       Он неспешно, по-хозяйски - словно покидал собственную постель, - выбрался из кареты на тротуар.
       Свет попятился:
       - Кто вы такой?
       - Семаргл Сварожич, собственной персоной, - громыхнул маг. - Не ждали, брате чародей?.. А зря! Прошу любить и жаловать. Явился за вашим Талантом.
       Вот и конец, сударь волшебник, мысленно повторил Свет. За все приходится платить...
       И тут Семаргл толкнул его в плечо:
       - Свет!
       - Да, - сказал Свет, внутренне холодея. Зажмурился. - Я понимаю, боже...
       Сердце зашлось от жалости к самому себе. Сейчас произойдет непоправимое, сейчас!..
       Его снова толкнули в плечо. Потом еще раз. И еще.
       И тогда Свету ничего не осталось, окромя как проснуться.
       - Свет! - В плечо его толкала Забава - осторожно, мягко, по-кошачьи. Ласкала, а не толкала...
       - А?.. Что?..
       - Мне след идти, Светушко.
       Свет непонимающе захлопал ресницами. Забава была одета, смотрела на него с любовью и нежностью, так, как смотрела уже не единожды. Но присутствовало на этот раз в девичьем взгляде и что-то новое, странное, доселе невиданное.
       - Выпустите меня, Светушко. Пожалуйста! Меня, должноть, уже вовсю дядя ищет.
       Свет бездумно совершил привычные и непривычные волшебные манипуляции. Охранное заклятье на дверях гостевой исчезло, все еще твердый корень обмяк.
       О Свароже, поразился Свет. Как так?!. Оказывается, Сила-то меня покудова не бросила.
       Забава расценила его потрясение на свой лад, виновато улыбнулась, поправила перед зеркалом волосы и, кинув еще один нежный взгляд, вышла. А он принялся одеваться - медленно, раздумчиво, со вкусом. Его почему-то изрядно донимало то новое, невиданное, что он заметил в глубине Забавиных глаз. Впрочем, какое там, к лешему, невиданное!.. Ведь именно такими взорами одаривала иногда Берендея Станислава. А на него самого, Света, недавно так же вот смотрела Криста.
       И потрясение исчезло. Вернулась привычная способность мыслить логически.
       Ладушки-оладушки, сказал себе Свет. Не будем суматошиться, брате чародей. Все случившееся уже случилось, и ничего не вернешь. Теперь самое время подумать, как жить дальше.
       Он закрыл баул и отнес его в кабинет.
       Думать оказалось столь же легко, сколь заниматься с Забавой любовью, - мысли бежали свободно и стремительно. Аки облачка по свежему ветерку. Чудными и неожиданными были оные мысли.
       Выходит, то, что ему внушали последние тридцать лет, оказалось враньем. Таланта он не потерял... Впрочем, сие еще следует хорошенечко проверить. Все ли колдовские способности остались при нем и в полном ли чародейском объеме? Охранное-то заклятие с двери гостевой он снял без проблем, а вот что будет с другими манипуляциями?
       Он сел за стол, судорожно потер ладонью чело. В душе вновь зародилось волнение.
       Нет, брате, сейчас главное - отнюдь не проблема собственных способностей. Это мы успеем обдумать позднее... Что там говорила Криста про Репню Бондаря?.. Нет, и это сейчас не самое главное. Самое же главное - то, что она, Криста, исчезла. Растаяла, как снег в неожиданную цветенскую жару... И не сегодня-завтра об исчезновении паломницы проведают те, кому положено знать такие вещи. И тогда Кудесник обязательно призовет чародея Смороду к ответу. И никуда от него не деться... Вот вам, брате, главное!..
       Свету стало жутковато.
       Какие выводы сделает Остромир из приключившегося? Может быть, никаких. А может, и самые надлежащие... В любом случае будут вопросы. И как тогда себя вести? Можно, вестимо, пойти напролом - зарезать, так сказать, правду-матку. Только кто ей, правде-матке, поверит? Историей про рожденную вашим Талантом богиню вы, брате чародей, попросту пытаетесь прикрыть собственное беспардонное разгильдяйство! К слову, а почему бы вам не использовать для этого сказочку про белого бычка? Она, на мой взгляд, более пригодна. Потому что более правдива... Э-э-э, постойте-ка, а с чего это вдруг вы взялись за столь несерьезное дело как сочинительство? Почему другим чародеям для разрядки вполне хватает обычных занятий фехтованием, вам же потребовалось вымысливать литературные писания?.. Нет, не поймет его Кудесник, ни коим образом не поймет! Значит, придется объявить, что кандидатка в новые матери ясны попросту сбежала из чародеева дома. Не спросивши разрешения хозяина... В подобном ответе тоже радости маловато, но, по крайней мере, он не вызовет у Остромира сомнений в психическом здоровье чародея Смороды. Возникнут, правда, изрядные сомнения в квалифицированности оного чародея, но тут уж ничего поделать не удастся. Выше головы, как известно, не прыгнуть! А с сомнениями в квалифицированности справиться можно. Если не снизился уровень Таланта... Нет, об этом потом... Что еще? Конечно, Кудесник, узнав, что проверяемая девица обвела чародея вокруг перста, будет раздражен вдвойне. Во-первых, сие означает, что она достаточно сильная колдунья, дабы и в самом деле оказаться новой матерью Ясной. А во-вторых, толку с этого ни крошки, ибо оная колдунья пропала и пропала бесследно...
       Свет покачал головой.
       Да, куда ни киньте - везде клин! Хотя есть у чародея Смороды и определенные достижения. Убийцу академика Барсука-то, как-никак, поймали не без его помощи. Это вам не фунт изюму!.. Поимка сия дорогого стоит! Буня-то Лапоть не где-нибудь, в задрипанной прирубежной щели окопался, а у Путяты Утренника, в самом сердце министерства безопасности. Кто знает, может, Буня убил электронщика вовсе не своею волею, а по прямому заданию варягов или ордынцев?.. Так что разоблачение Лаптя чародею Смороде, знамо дело, зачтется.
       Свет снова покачал головой.
       Есть лишь одна малая загвоздочка, брате... Вышата Медонос приложит все свои силы, чтобы затушевать успехи чародея Смороды, но выпятить на первый план его промахи. По сусалам конкурента, по сусалам, Велес его забери, проклятого Светозара Смороду!.. Конечно, так случится, буде Вышата получит об оных успехах и промахах соответствующую информацию. А вот здесь все уже зависит от одного и только одного Кудесника: пожелает Остромир раздуть скандал или не пожелает... И он, Свет, повлиять на главу Колдовской Дружины в нужном направлении сейчас не способен. Впрочем, надо полагать, время до конца Паломной седмицы у него имеется, может быть, удастся что-либо придумать...
       Есть, к слову, еще одна непростая проблема. Как теперь вести себя с Забавой? Впрочем, тут-то существует масса вариантов. Все ж таки девица - простая служанка и полностью зависит как от собственного дяди, так и от своего хозяина. И если она не дура - а Забава далеко не дура, - то прекрасно должна понимать: член Палаты чародеев не может резко переменить свой образ жизни. Вестимо, леший их ведает, всех этих влюбленных женщин, что у них на уме! Дети, наверное... По крайней мере, теоретически вроде бы должно быть именно так...
       Свет встал из-за стола, прошелся по кабинету, выглянул в окно, на прогулочные пароходики и парусные ушкуи, неторопливо перевозящие по Волхову туристов и новогородцев. Снова сел, тупо уставился в лежащие на столе бумаги.
       Как вести себя с Забавой, он понятия не имел. И посоветоваться не с кем! У волшебников не бывает подобных проблем...
       Он вспомнил все, что произошло в гостевой. Нет, с Забавой было совсем не так, как с Кристой. Того, острого наслаждения, пронзившего тело и душу, с Забавой и близко не получилось. Было очень странно и чуть-чуть волнительно. И физические нагрузки изрядные. Не меньше, чем при работе со шпагой - движения-то непривычные.. Но с Кристой была радость. Здесь же - нет! А ведь именно Забава имела полные основания назвать его любодеем, своим мил-сердечным другом. У паломницы-то были совсем другие намерения. Любовь она использовала отнюдь не для любовных целей... Впрочем, ладно, с Забавой время тоже терпит. И что бы она себе ни возомнила, дальнейшую судьбу чародея Смороды в любом случае решит Кудесник. Эх, если бы квалифицированные волшебники обладали практическим даром заглядывать в будущее! Но увы... Ладушки-оладушки, за неимением гербовой пишут на простой. Так займемся пока проверкой своих способностей.

    * * *

       Проверкой он занимался до обеда.
       В трапезной Забава вела себя вроде бы по-старому. Но, видно, что-то изменилось в ней, что-то, незаметное одному лишь Свету, ибо домашние время от времени бросали на нее откровенно удивленные взгляды.
       После обеда Свет продолжил проверку.
       Все оказалось как нельзя лучше: Талант присутствовал в привычном чародейском объеме. И злоба к вечеру накатила чародейская, так что ужин тоже прошел в привычной атмосфере. Свет злился на домашних, а домашние, с свою очередь, скрывали свое раздражение выходками хозяина. Лишь Забава смотрела на него с жалостью, но эта жалость бесила Света еще больше.
       Вечер тоже катился привычным порядком. Разве что никто не вызывал его по зеркалу, но ведь Паломная седмица всегда вносила в сложившийся распорядок дня свои коррективы.
       Затем пришла ночь, и Свет понял, что ему пора за письменный стол. Однако, поднявшись в кабинет, он вспомнил не о самом мире без волшебников, а о россказнях Веры-Кристы.
       Нет, не то чтобы он очень ей верил. По здравым размышлениям девица вполне могла соврать, как врала ему не раз. Но по тем же здравым размышлениям всякому чародею становилось понятно, что она вполне могла оказаться правой. Если Семарглова Сила дает вам возможность совершать недоступные не только простым людям, но и мужам-волшебникам манипуляции, почему эта Сила не способна создать вашей волей целый мир?.. Тем паче что Светозар Сморода - далеко не всякий чародей...
       Если же оный мир и в самом деле был создан оным чародеем - пусть и по собственному неведению, - то... то получается аховое дело. Ведь беспричинно приносить вред людям означает заниматься Ночным колдовством. А с точки зрения волшебной этики обитатели созданного Светом мира в общем-то ничем не отличаются от обитателей мира, созданного Сварогом и Сварожичами. Вывод, судари мои, прост как дважды два - четыре!..
       Однако сейчас вывод этот не радовал. Слишком уж Свет привык к работе над своими опусами! Слишком уж часто опусы помогали ему в разрядке! К тому же, бабушка надвое сказала - способен ли теперь чародей Сморода быть властителем созданного мира... А разрядка нужна! Иначе-то вам, брате, худо придется, сами ведаете!..
       К счастью, до сочинительства дело не дошло, ибо тут же явилась Забава. В руках у нее был поднос со свежезаваренным чаем, а под полурасстегнутым халатом - шелковая ночная сорочка. В эдаком виде она к нему раньше не приходила. И очень скоро получилось так, что Свет оказался не за столом, но на оттоманке, а Забава уже лишилась не только подноса, но и халата. И даже ночной сорочки в придачу.
       Свет сотворял формулу охранного заклинания, потом накладывал заклятье на корень, а Забава всячески мешала его манипуляциям с Волшебной Палочкой. Потому что так и льнула к рукам. И опять это было волнительно, ибо выяснилось, что можно иметь полную власть над другим человеком безо всяких колдовских манипуляций. Вон как она! И на бок повернется, и на четвереньки встанет - все, что хотите... И Ночного колдовства не нужно - лишь обнажите тело!.. И, в конце концов, не велик сей труд - несколько десятков монотонных движений, если с их помощью можно привести другого человека в столь безудержную покорность!
       Восхищенный этим неожиданным открытием, Свет вздохнул, совершил уже знакомое восхождение на знакомую вершину и принялся энергично двигать тазом. Вскоре он обнаружил, как тает в его душе злоба. А позже - когда Забава, перестав тихо постанывать и бурно содрогаться под ним, удовлетворенно засопела (Свет специально посчитал: для этого ему потребовалось двинуть тазом ровно сто восемьдесят три раза) - обнаружилось, что злоба и вовсе исчезла.

    * * *

       А наутро обнаружилось, что времени до конца Паломной седмицы у него нет - Кудесник призвал чародея Смороду к ответу немедленно.
       В резиденции Остромира были тишь и пустота. Лишь торчали в коридорах безжизненными манекенами охранники, да в приемной сидел за своим столом обремененный извечными секретарскими заботами Всеслав Волк. Поздоровавшись с чародеем кивком головы, Волк тут же без слов указал ему на дверь Остромирова кабинета.
       Когда Свет вошел, Кудесник, по примеру своего секретаря коротко кивнув, вернулся к изучению некоего важного документа. Свет тихонько вздохнул: ему стало ясно, что аудиенция окажется не слишком приятной. Впрочем, особенных приятностей от нее он и не ждал. Все возможные приятности закончились вчера. Ныне - в расплату - начинались неприятности. И, знамо дело, исполать Семарглу, если ныне же они и завершатся.
       Между тем Кудесник завершил-таки знакомство с более важными, чем аудиентор, бумагами. Поднял седовласую голову:
       - Прошу, чародей, присаживайтесь.
       - Здравы будьте, Кудесник! - Свет подошел к столу, сел в кресло.
       Остромир некоторое время смотрел на гостя странным взглядом. Словно приценивался к весьма нужному, но вызывающему сомнения своим качеством товару. Потом сказал:
       - Труп вашей подопечной нашли ныне в гостевом доме на Шимской. Как сие могло приключиться?
       У Света отвалилась челюсть. Однако голова от потрясения работать не перестала.
       Оказывается, подумал он, Криста произнесла фразу об убийстве претендентки на новую мать Ясну вовсе не в переносном смысле!.. Но как такое вообще могло произойти?.. Впрочем, об этом мы поразмыслим позже. Сейчас надо пользоваться моментом. Раз есть труп, есть и убийца. А убийство предполагаемой колдуньи - это вам не бесследное ее исчезновение. Здесь есть за что зацепиться. Однако я вчера явно дал маху. Надо было все же сообщить о том, что Криста исчезла. Вернее, Вера...
       Кудесник расценил его молчание по-своему.
       - Вы что же, чародей, индо не заметили, как подопечная ушла из вашего дома?
       Вот она, спасительная ниточка, подумал Свет.
       Он с шумом втянул в себя воздух и закрыл рот. А потом открыл:
       - Что значит "ушла"? Как она могла от меня уйти? По-моему, она весь день просидела в своей комнате. И сейчас там сидит. Погодите-погодите... О Свароже! Неужели она меня... Хотя чему удивляться? Ведь она и в самом деле была колдуньей. В этом я убедился еще позавчера.
       - Вы хотите сказать, что она вас закляла? - Кудесник в сомнении пожевал губами.
       - Разумеется! - воскликнул Свет. - Каким еще образом она могла покинуть мой дом?! Похоже, дал я маху в этом деле. Я не хотел вчера вас беспокоить. Думал - теперь-то уже не горит. Ах, я осел безголовый...
       Главное - самому признать свои ошибки, помнил он. Главное - признать их вовремя и в нужном месте...
       Кудесник молча смотрел ему в лицо, потом прикрыл десницей глаза, и Свет почувствовал, что ментальная атмосфера в кабинете резко изменилась. Похоже, Остромир решил сразу прощупать своего чародея на ложь.
       - Да, ну и дал же я маху!
       Свет знал: для Остромира наибольший отпечаток на ауру собеседника производит последняя фраза, и в ней лучше всего не врать. Вообще!.. Об этом как-то заикнулся Всеслав Волк, когда кто-то назвал его "самым правдивым колдуном Великого княжества Словенского".
       - Ну и дал же я маху, - горестно повторил Свет, качая буйной головой.
       Кудесник открыл глаза. Однако заклятье продолжало действовать - это чародей чувствовал всем своим существом.
       Чувствовал, но не волновался. В нем родилось какое-то странное спокойствие. Словно и не глава Колдовской Дружины сидел сейчас перед ним - так, мелкая сошка из неудачников-щупачей.
       А фактически я до сих пор ни в чем почти и не соврал. Разве лишь по мелочи...
       - Когда вы обнаружили исчезновение паломницы?
       - Да я вообще не думал, что она исчезла, - сказал Свет. - Как можно?..
       Ведь она и сейчас во мне, добавил он про себя. И всегда будет рядом. Тут уж заклинание на ложь не поможет. Ибо это самая настоящая правда.
       По-видимому, выбранная им тактика поведения оказалась правильной. Во всяком случае Кудесник ничем не проявлял своих сомнений в словах чародея Смороды.
       - А где нашли труп? - Чародей Сморода уже знал, какой ответ он услышит.
       - В гостевой комнате, которую снимает щупач по имени Репня Бондарь. Вернее, снимал, потому что он тоже мертв.
       - Бондарь?! - Свет постарался, чтобы удивление в голосе не получилось наигранным. - О Сварожичи! Ведь он же и выявил эту девицу среди паломников! Точно! Он потом еще приходил ко мне, кажется, в пятницу... Да, в пятницу.
       Кудесник встрепенулся:
       - Зачем?
       - Предлагал устроить проверку паломнице с помощью своих сексуальных инструментов. Проверка сия, правда, закончилась полной неудачей...
       Кудесник снова встрепенулся:
       - Почему?
       И тут на Света снизошло вдохновение. Он почувствовал себя сидящим в родном кабинете за родным письменным столом. Перед ним лежал девственно-чистый лист бумаги, на котором требовалось отобразить то, чего никогда не происходило в реальной жизни. Задача чародею Смороде куда как знакомая, и выполнить ее можно с надлежащим упоением и не менее надлежащим успехом...
       Кудесник слушал очень внимательно, изредка жевал губами, словно сомневался в излагаемом. Но закончив невольное сочинение на вольную тему, Свет сразу почувствовал, что ментальная атмосфера в кабинете Остромира вновь изменилась. И понял: эту схватку с планидой он выиграл. Окончательно и бесповоротно!
       - Так-так-так, - проговорил Кудесник. - Теперь я понимаю сложности, перед которыми вы оказались... Однако ясности ваш рассказ не добавляет. Ибо рождаются целых две версии. По одной Бондарь и паломница выполняли некое задание супротивника. Задание, к слову, нам неведомое... Теперь же, опосля вашего рассказа, получается, что он вполне мог нанести ей девять ударов ножом из обычной ревности.
       - А чем она ему ответила? - спросил Свет, потому что не задать этот вопрос было нельзя.
       - Чем она ответила, мы не ведаем. Однако опосля оного ответа Бондарь ввел себе внутривенно смертельную дозу дигитоксина.
       - И когда все это произошло? - спросил Свет, потому что и этот вопрос тоже нельзя было не задать.
       - Вчера утром.
       - Как вчера утром?! Это что же, получается, ее не было у меня весь вчерашний день?
       Кудесник кашлянул, и Свету показалось, что этот негромкий звук призван скрыть испытываемое Остромиром смущение.
       - Ничего не понимаю!
       - Да, темное дело, - проговорил Остромир. - Впрочем, с какой стати мы уверовали в то, что наша наука до конца познала и самое волшебство, и волшебников?
       - А может быть, здесь ошибка?.. Может, их обоих убил кто-то третий?
       - Сыскники так не считают.
       - Сыскники! - Свет, не удержавшись, фыркнул. - Могли бы и меня...
       И тут же замолк, поняв, что слегка зарвался: не могли его привлечь к сыску. Попросту не имели права. Это стало бы нарушением законов сыска. Ведь чародей Сморода должен был считаться одним из подозреваемых. И даже не одним из, а, пожалуй, наиболее вероятным.
       Отворилась дверь. На пороге бесшумно возник Всеслав Волк. Аки очнувшееся от дневной спячки привидение...
       - Кудесник, только что прибыл посыльный от стражников. С тем самым пакетом.
       - Давайте сюда.
       Волк прошел к столу, положил перед Остромиром уже вскрытый пакет, застыл в выжидательной позе. Кудесник движением руки услал его прочь, вытащил из пакета несколько листов бумаги. Внимательно ознакомился, хрюкнул и передал один лист Свету.
       Свет взял бумагу в руки.
       Судя по всему, это был рисунок, сделанный художником стражи. Стремительные уверенные штрихи справно прорисовывали искаженное смертным ужасом девичье лицо. Художник был мастером: с первого же взгляда становилось понятно, что перед вами лицо неживого человека. Паче того, со второго взгляда становилось понятно, что перед вами лицо человека, убитого другим человеком.
       Свет содрогнулся: до него вдруг по-настоящему дошло, что когда Криста обучала его любодейству на Торговой набережной, в гостевом доме на Шимской уже лежал ее остывающий труп. А в том, что на рисунке изображена именно Вера-Криста, не было ни малейших сомнений. Даже будучи мертвыми, эти глаза оставались ее глазами. По-видимому, в работе справных художников тоже присутствует какое-то волшебство...
       - Это она? - спросил Кудесник.
       Да, хотел сказать Свет, но горло сдавило, как бывает при внезапно нахлынувшей злобе, и он нашел в себе силы лишь кивнуть.
       - Рисунок сделан Святославом Боровиком, - заметил Кудесник, отбирая у Света бумагу.
       Свет снова кивнул - теперь он узнал манеру художника. Боровик был известным в стране портретистом, рисовал членов великокняжеской семьи и даже самого Святослава XI Рюриковича, своего тезку. Однако Свету и в голову не приходило, что столь даровитый мастер иногда работает на государственную стражу. Чего ради?..
       - Ему нравится рисовать убитых, - сказал Кудесник. - Он считает, у них удивительно выразительные лица. А стражники, вестимо, с удовольствием пользуются услугами Боровика. И ему интерес, и сыску польза... Ну ладно! - Кудесник аккуратно сложил листы в пакет. - Сыск будет идти своим чередом.
       - А кто занимается убийством паломницы?
       - Волшебник-сыскник Буривой Смирный. - Остромир произнес имя таким тоном, что Свет сразу понял: начальство решило не посвящать в проблемы, возникшие вокруг чародея Смороды, лишних людей. Это было добрым знаком. Тем паче что глава Колдовской Дружины нашел время лично поинтересоваться обстоятельствами свершившегося убийства. Впрочем, чему удивляться? Личность убитой подобного внимания стоила...
       - Ну ладно, - повторил Кудесник, пряча пакет в ящик стола. - Говорите, паломница все же была колдуньей?.. Жаль!
       Было ясно, что он действительно сожалеет о смерти перспективной девицы, но, с другой стороны, оная же смерть и вычеркнула ее из поля дальнейших интересов государственного лица. У Кудесника есть и другие заботы.
       - Представьте мне подробный рапорт о своей работе с паломницей, - продолжал Остромир. - Копию отправите министру Путяте Утреннику... А теперь перейдем к событиям позавчерашнего дня. - Он открыл одну из лежащих на столе папок. - Отчет министерства безопасности по этому делу у меня имеется. Однако волшебник-сыскник Смирный, судя по всему, оказался слишком потрясен случившимся и вряд ли был способен по прошествии столь короткого времени описать события точно и беспристрастно. Поэтому в дополнение к его отчету я бы хотел послушать и вас.
       По сердцу Света резануло беспокойство. Видимо, Кудесник решил сравнить рассказ Смирного с рассказом Смороды. Кажется, зря он, Свет, с головой уйдя в личные проблемы, не связался вчера с сыскником. Но времени на раздумья не оставалось. Ясно, правда, одно - Смирный вряд ли сумел придумать объяснения, которые потрясли бы его более, чем само случившееся.
       Поэтому Свет снова сделал честные глаза и поведал Кудеснику обо всех событиях позавчерашнего дня, связанных с опекуном Буней Лаптем и паломницей, в особенности напирая на чудесные способности Веры - ведь оные способности вполне оправдывали его промах в глазах Кудесника.
       И, похоже, он опять выиграл.
       Все повторилось. Вновь дважды менялась ментальная атмосфера в кабинете Кудесника. Вновь Остромир пристально вглядывался в лицо своего чародея, вновь жевал губами. А потом сказал:
       - Я удовлетворен. Сыскник Буривой Смирный поведал в своем отчете чистую правду.
       Свет отметил про себя, что Кудесник сумел подать все таким образом, будто проверял именно Буривоя Смирного, а вовсе не Светозара Смороду.
       Это был добрый знак.
       - Да-а-а, - сказал Остромир после некоторого молчания. - Мы и сами должны были бы догадаться, что кто-нибудь из наших волшебников озаботится сохранением статус-кво между традиционной и нетрадиционной науками. Неудивительно даже, что вплотную озаботился этим опекун министерства безопасности. С его точки зрения, труды Барсука несли реальную угрозу могуществу княжества. - Остромир убрал папку в стол и встал: - Ладно, брате чародей. В определенной мере я удовлетворен полученными от вас объяснениями. Однако вы должны понимать, что подобная неудача не может остаться без последствий. Поэтому властью, данной мне Великим князем, я решаю: с завтрашнего дня вы начнете работать непосредственно в министерстве безопасности. Ваш Талант принесет стране немалую пользу и на такой работе. Ступайте с миром, брате! - Он протянул Свету десницу.
       Пожав ее, Свет быстренько убрался из кабинета.
       Всеслав Волк попрощался с чародеем Смородой точно таким же рукопожатием, как и Остромир. А Свет подумал, что секретарь Кудесника чувствует отношение своего начальника к посетителям даже сквозь стену. Вот уж всем секретарям секретарь!..
       Он прошел по пустым коридорам и лестницам резиденции, миновал охрану и вышел на улицу.
       И только тут до него по-настоящему дошло, что все случившееся вчера действительно не лишило его Семаргловой Силы.
      
       4. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Кучер чуть ли не беспрерывно нажимал грушу тревожного гудка, и карета двигалась по заполненным пешеходами улицам с достаточной скоростью. Стучали по мостовой копыта, поскрипывали рессоры, кучер что-то напевал себе под нос.
       - Кто нашел Клюя Колотку? - спросил Свет сидевшего напротив молодого ключградца.
       Честно говоря, этот парень его раздражал. Не может сотрудник министерства безопасности быть столь вызывающе красив. Лет двадцати пяти, голубые глаза, пшеничные волосы, волевой подбородок, прямой нос. Исполать богам, хоть особых примет нет!.. Впрочем, погодите-ка, ведь он назвался Нарышкой... А Нарышки - известная великородная фамилия, дальние родственники самих Рюриковичей. Тогда все с вами ясно, мил человек, - особая примета у вас хоть куда!.. И к серьезной оперативной работе вас, красавчик, на пушечный выстрел не подпустят, заниматься вам общим руководством всю жизнь...
       - Колотку нашел ночной квартальный, - сказал красавчик. - Во время очередного обхода. Убитый лежал в луже крови - судя по всему, собственной. Впрочем, судари, сами увидите... Место преступления содержится в неприкосновенности. Наши сыскники-волшебники пытались произвести магическое проявление, но, похоже, в этом не преуспели. Принципал очень надеется, что вы окажетесь в силах нам чем-нибудь помочь.
       - Понятно, - сказал Свет, переводя взгляд в боковое окошко.
       Карета двигалась по мосту, под которым стыла мертвым волшебным зеркалом серая невская вода.
       Принципал, видите ли, очень надеется, подумал Свет с раздражением.
       Магическое проявление на открытом воздухе было занятием безнадежным. Вестимо, кое-какие следы могут и сохраниться - на уличной ограде, к примеру (буде она деревянная), или ближайшем столбе, - но информации в этих следах, скорее всего, дохлый кот наплакал, а выявить их и вовсе практически нереально: малейший ветерок, и ее величество Спектрограмма радостно заявит вам: "Ступайте, сударь, с миром!" Будь вы хоть муж-волшебник, хоть чародей, хоть сам Кудесник! Спектрограмма на уровни квалификации не смотрит... Впрочем, кое-какие возможности у столичных сыскников имелись, но Сувору Нарышке, которого боги обделили Семаргловой Силой, знать все эти подробности было совершенно ни к чему. И потому Свет лишь переглянулся со Смирным.
       - Орудие преступления, надеюсь, обнаружили? - спросил тот, но в голосе надежды не прозвучало.
       Сувор Нарышка коротко мотнул головой. Однако после некоторой паузы добавил:
       - Довольно близко от места убийства расположены розовые кусты. Их, чтобы не потревожить до вашего осмотра, еще не обыскивали... Хотя вряд ли нож валяется в кустах. Скорее всего он уже с ночи покоится на дне Невы.
       - Розовые кусты, говорите? - Буривой Смирный сразу оживился. - Розовые кусты, сударь, - это весьма и весьма справно. Это такая удача, которая выпадает лишь в каждом десятом деле!
       Свет снова глянул в окошко: теперь экипаж несся по набережной, и набережная эта показалась Свету знакомой. Однако табличек на домах не было - не столица, - а вспомнить название он не успел: карета завернула за угол и вскоре остановилась.
       - Прибыли, судари, - сказал в переднее окошко кучер.
       Сувор Нарышка выбрался на мостовую, столичные волшебники последовали за ним.
       Карета стояла возле ограды особняка, который Свет сразу узнал: у ключградского посадника чародею Смороде бывать однова уже приходилось. Впрочем, особняк не был сейчас целью путешествия, цель была огорожена невысокими барьерчиками, от которых стоявшие в оцеплении стражники, увидев прибывшее начальство, тут же принялись отгонять многочисленных зевак. Свет удовлетворенно кивнул: барьерчики были установлены по всем правилам - в пяти саженях от темного пятна на тротуаре, - а потому повлиять на ментальную обстановку, связанную с местом преступления, зеваки были не способны. Если они не колдуны...
       Стражники установили барьерчики и внутри усадьбы посадника, окружив несколько розовых кустов, тянувшихся рядком на расстоянии полусажени от ограды. Аромат осенних роз ощущался в воздухе явственно, как будто над улицей только что прошел обильный дождь из духов.
       Теперь Свет вспомнил название набережной: Княжеская. А улица, на которой они остановились, называется Белореченской. А ключградского посадника, помнится, величают Вороной Кудряш.
       К начальству тут же подбежал стражник, доложил Сувору Нарышке о происшествиях. Вернее о полном отсутствии оных - никто на место преступления не покушался, зеваки задавали обычные при таких обстоятельствах вопросы и распускали жуткие слухи. Вплоть до того, что, якобы, здесь, возле собственного особняка, зарезали самого ключградского посадника. Женщины уверяли друг друга, что совершили это неугомонные любители роз, для коих своя любовь дороже чужой жизни. Посадника, вестимо, жалко, но сам виноват, сударыня. Выращивал бы что-нибудь попроще!..
       Сувор Нарышка прервал городового:
       - Пропустите этих двоих к месту преступления!
       Городовые отодвинули один из барьерчиков, и, сопровождаемые восклицаниями оживившихся зевак, волшебники приблизились к темному пятну на тротуаре. Пятно было немалым: видно, труп Клюя Колотки пролежал тут достаточно долго.
       Свет быстро огляделся. Конечно же, о Спектрограмме в данных условиях и речь идти не могла. По-видимому, Буривой Смирный пришел к аналогичному выводу, поелику, крутанув головой, негромко сказал:
       - Остаются розовые кусты.
       Подошли к ограде. Розы пахли просто одуряюще, у Света индо возникло желание сорвать бутончик. Наверное, такое желание возникало у всякого, кто проходил мимо ограды. Однако сквозь ограду до роз было не дотянуться, а для желающих пробраться внутрь посадник наверняка держал собак. Впрочем, сейчас собак видно не было.
       Свет мотнул головой, отгоняя посторонние мысли, и, сотворив формулу С-заклинания, включил Зрение.
       Розы были как розы. Ни малейших следов психического шока, сопровождающего любую пагубу. Если же при нападении на Клюя Колотку использовали магию, то это была очень странная магия, не оставившая на розовых кустах никаких волшебных отпечатков.
       Свет повернулся к Смирному:
       - Ваши впечатления, брате?
       - Ничего не вижу, чародей... Муж-волшебник Колотка умер не здесь. Магия тоже не использовалась. Разве что супротив убитого применили заклятье, недоступное моему Зрению.
       - И моему тоже. Правда, таковыми владеет разве лишь Кудесник... Может быть, Колотку убили в другом месте и привезли сюда труп?.. Но тогда откуда на тротуаре столько крови?
       - Не знаю, брате Свет, не знаю... - Буривой пожал раменами. - Думаю лишь, что тут нам с вами больше делать нечего. Следов нет!
       Сувор Нарышка ждал их возле отодвинутого барьера, взгляд его был полон надежды. В ауре переливались агрессивные цвета - похоже, парень дорого бы дал за возможность отомстить неведомому убийце.
       Толпа зевак вокруг барьерчиков состояла из совершенно дюжинных людей, болтливых, шумных и глупых.
       Свет мотнул головой:
       - Мы ничего не обнаружили, сударь.
       Откровенная надежда в глазах Нарышки сменилась не менее откровенным разочарованием.
       - Полагаю, слуг посадника уже опросили? - осведомился Буривой Смирный. - Может быть, кто-нибудь заметил что-либо странное. Или кого-либо... Экипаж, к примеру, ночью возле дома остановился, а потом быстро уехал...
       - Опросили. - Нарышка устало вздохнул. - Никто ничего странного не заметил. Разве лишь садовник слышал, как вечером, ближе к ночи, выла собака. Но выла - не лаяла... Во всяком случае, вой этот садовника не озаботил. Да и выла она, по его словам, очень недолго. Не дольше минуты. Другие собаки молчали...
       - Ладно, - сказал Свет. - Больше нам здесь делать нечего. Поехали к принципалу. - Он оглянулся на стражника, поедающего начальство преданными глазами. - Полагаю, оцепление теперь можно снять. Да и кровь смыть, если врачи с нею уже поработали.
       Свет со Смирным направились к карете, а молодой ключградец принялся отдавать распоряжения. Кучер его, такой же светловолосый красавчик, что и хозяин, - разве лишь глаза серые да нос картошкой - бурчал себе под этот самый нос какую-то мелодию (кажется, "Я у мамочки платочек утащила...") и с интересом разглядывал снующих среди зевак молоденьких девиц. Видать, не впервые привозил Нарышку к месту убийства...
       - Странное преступление, - сказал Смирный, когда они очутились в карете. - Никаких магических отпечатков. Словно брат Колотка позволил убить себя дюжинному человеку и при этом, скажем, наложил на себя С-заклинание, дабы не осталось следов шока. Я, правда, не слышал о существовании подобных заклинаний, но ведь когда волшебник умирает, все его заклятья тут же начинают терять силу.
       - Или следы шока умудрился уничтожить сам убийца, - пробормотал Свет, мысленно ухмыльнувшись.
       - Что вы сказали, чародей?
       - Нет-нет, брате... - Свет махнул рукой. - Это размышления вслух. Не обращайте внимания.
       Ему очень хотелось ухмыльнуться в открытую, но ухмылка чародея показалась бы Буривою Смирному явлением не менее экстраордионарным, чем отсутствие магических отпечатков на месте убийства волшебника.
       Все-таки большинство членов Дружины воображением не отличаются, подумал Свет. Увы, они попросту не способны представить себе, что в подлунной может существовать волшебник, гораздый обойтись без следов своего активного пребывания! Впрочем, два лета назад чародей Сморода обладал столь же "развитым" воображением... Нет, воистину, дабы колдуны хоть чуть-чуть изменились, мир должен вывернуться наизнанку. И как жаль, что у нас не сыскалось покамест второго академика Барсука!.. Уж он-то мир бы вывернул. С ног бы на голову поставил. Не зря же Буня Лапоть пошел на все, дабы отнять у него такую возможность!..
       Появившийся в карете Нарышка прервал его размышления. Ключградец уселся на скамейку без слов. Теперь разочарованием были переполнены не только его глаза, но и каждое движение. Свету индо стало жаль парня: уж слишком тот надеялся на столичных специалистов. Хотя, что с него спрашивать?.. Молод покудова, верит в безграничную силу волшебников... Ну, а это дело поправимое, пообтерхается еще, поймет, что колдуны-то колдуны, да мы и сами не болтуны.
       Карета тронулась. Свет оглянулся в заднее окошко. Да, молодость работе не помеха... Во всяком случае, дело у разочаровавшегося в столичных колдунах парня было поставлено справно. На месте преступления уже появилась запряженная парой муругих пожарная цистерна с водой, один из стражников тянул от нее к темному пятну на тротуаре брезентовую кишку, а другой шагал туда же со щеткой.
       - Вот и все, - сказал глухо Нарышка. - Жил-был Клюй Колотка, и нет его. И хваленое волшебство не защитило!..
       Свет повернулся к нему. Разочарование на лице ключградца сменилось глубокой печалью. Похоже, Колотка был для этого парня не только коллегой по работе, но и другом-приятелем.
       - Мы с Клюем дружили, - подтвердил Нарышка Светову догадку. - О Сварожичи! Да я бы его убийцу голыми руками задавил! Ведать бы - кто!..
       Свет опять про себя ухмыльнулся. Колотка был для вас, сударь, другом-приятелем, но вы-то для него - вряд ли. Или я совершенно не разбираюсь в колдунах... Впрочем, он тут же не согласился с самим собой. Ибо вспомнил, как во времена его молодости некий новоиспеченный муж-волшебник по имени Светозар Сморода находился со своими коллегами по работе в несколько иных отношениях, чем ныне. И неожиданно для самого себя нынешний Светозар Сморода положил десницу на плечо молодого ключградца и легонько пожал его. Двадцатипятилетний обычный человек по имени Сувор Нарышка воспринял сей жест как должное, но сверстник чародея, сыскник-волшебник Буривой Смирный глянул на брата Света с некоторым удивлением.
       - Мы обязательно найдем убийцу, сударь, - проговорил Свет. - Правда, брате Буривой?
       И брату Буривою не осталось ничего, окромя как согласно кивнуть:
       - Вестимо, найдем!
       Но удивления во взгляде брата Буривоя не убавилось.
       Ключградец, однако, на его удивление и внимания не обратил. На смену тоске-печали вновь пришла надежда. И, по-видимому, не только надежда, ибо Нарышка сказал:
       - Судари волшебники, я приглашаю вас обосноваться у меня. Батюшка и матушка будут очень рады принять в своем обиталище таких гостей.
       Свет со Смирным намеревались поселиться в местном гостевом доме Колдовской Дружины - как и положено волшебнику, находящемуся в служебной командировке. Но чародею Смороде вдруг до смерти не захотелось, чтобы надежда на лице этого парня вновь сменилась разочарованием. В конце концов краса и молодость не могут быть поставлены человеку в вину. И потому Свет сказал:
       - Благодарим за оказанную честь, княже. Мы с мужем-волшебником, в свою очередь, будем рады разделить хлеб-соль с вами и вашими уважаемыми родителями. Я прав, брате Буривой?
       И снова брат Буривой согласно кивнул. Но удивлением на его лице теперь и не пахло.

    * * *

       Порей Ерга явно ждал их с нетерпением, потому как секретарь проводил столичных волшебников в кабинет принципала, едва оные перешагнули порог приемной.
       Кабинет был обычный: массивный, аки постамент Бронзового Всадника, стол, покрытый изумрудным сукном; вдоль стены ровным ратницким строем вытянулись заклятые на ментальность хозяина шкафы; на окнах - казенного вида зеленые шторы; слева от стола сейф, а справа еще одна, малозаметная дверь - по-видимому, в зеркальную. Перед столом-постаментом расставлены несколько зеленых же кресел.
       С чародеем Смородой принципал министерства безопасности по Северо-Западному рубежному округу был знаком ранее, а мужа-волшебника Смирного чародей ему представил. Опосля представления заезжие гости расселись в кресла, и Ерга тут же в них вцепился:
       - Ваши впечатления о деле, судари?
       - Впечатления весьма и весьма смутные, - признался Буривой Смирный. - Мы только что с места преступления. Магическая атмосфера там постижима мало, а уж если быть правдивым до конца, так и вовсе непонятная.
       Ерга перевел хваткий взгляд на чародея Смороду, но тот промолчал.
       - Единственным полезным объектом на месте убийства должны были стать розовые кусты, - продолжал Смирный. - Однако, как ни странно, розы ничего не смогли нам поведать. Словно убийство было совершено в другом месте, а к нынешнему месту преступления привезли уже мертвое тело. Вот токмо крови многовато натекло... Словом, чушь какая-то получается.
       Сувор Нарышка поднял руку:
       - Вы упомянули о магической атмосфере. Значит, подозреваете колдуна. А буде Клюя убил вовсе не колдун?..
       Буривой Смирный пожал раменами:
       - Дело в том, что никому из простых смертных... - Он глянул на Сувора и поправился: - Никто из не имеющих Таланта не смог бы утаить своего присутствия от роз, а мы бы, разумеется, эту информацию из растений вытащили. Даже каждый поодиночке... Однако информации там круглый ноль. В моей практике такого еще не встречалось!
       Ерга снова глянул на Света.
       - Брат Буривой прав в своих выводах, - сказал тот. - И тем не менее существует версия, способная объяснить сию чушь.
       Брат Буривой удивленно распахнул глаза, и Свет поспешил объясниться:
       - Эта версия пришла мне в голову секунду назад, брате... А заключается она все-таки в том, что Клюя Колотку убил волшебник. Либо волшебник прикрыл своими чарами непосредственного убийцу из не обладающих Семаргловой Силой. Вот только оный волшебник имел очень справную квалификацию.
       - Неувязка по времени! - воскликнул Смирный. - Кто бы решился торчать столько времени возле убитого? Мне бы, например, для того, чтобы столь чисто снять с растений следы болевого шока, потребовалось бы не менее получаса. А буде при этом оставаться невидимым, то и вовсе два часа.
       - Мне примерно столько же, - согласился Свет. - Разве лишь Кудесник проделал бы это быстрее... Но если объявился Талант, способный совершить такое, скажем, за минуту, то моя версия очень многое объясняет. И невидимость в этом случае не нужна. Постороннего колдун почувствует задолго до того, как будет обнаружен. Ему вполне хватит времени, чтобы закончить работу и скрыться.
       Сувор Нарышка молча переводил взгляд с одного гостя на другого. Принципал тоже молчал, усиленно размышляя.
       - Елочки-сосеночки, - сказал он, вздохнув, - ваша версия лишь подтверждает мои худшие подозрения. Похоже, варяги сумели-таки забросить к нам своих лазутчиков. И эти лазутчики обладают столь высокой квалификацией, что наши волшебники-рубежники попросту не сумели обнаружить следов нарушения границы. Судари, вы читали документ, который мы вчера отправили в канцелярию Кудесника?
       - Да, - сказал Свет. - Кудесник предоставил нам возможность ознакомиться с вашей бумагой. Я, правда, не вполне представляю, чем, исходя из содержания оной записки, мы способны помочь вам практически. Даже если мы с мужем-волшебником Смирным пройдем вдоль всего рубежа, что, как вы сами понимаете, невозможно, то и в этом случае нам вряд ли удастся обнаружить на местности следы колдуна с таким Талантом.
       Порей Ерга вскинул на него глаза:
       - То есть вы считаете, что мы оказались беззащитны перед нарушителями.
       Свет поморщился: все-таки тяжело разговаривать с дюжинными людьми. Слишком многого они не понимают... Да и ни к чему пугать принципала раньше времени.
       - Столь однозначно я бы утверждать не взялся, - сказал он. - Дело в том, что у варягов вряд ли имеется большое количество альфаров, обладающих Талантом подобного уровня. Как вы считаете, муж-волшебник?
       Буривой Смирный не был дюжинным человеком, и ему ход мыслей чародея Смороды стал понятен сразу.
       - Я тоже сомневаюсь, чтобы колдовская наука Скандинавской империи достигла подобных успехов, - отозвался он. - Иначе наша закордонная агентура наверняка бы сумела выявить этот факт. Большое количество волшебников столь высокой квалификации от чужих глаз не скроешь. У них должна быть несколько иная аура, чем у обычных колдунов. Если бы вы могли видеть наши с чародеем ауры, вы бы сразу обнаружили разницу.
       - Теория, правда, допускает возможность того, что свою ауру можно кардинально изменить, - сказал Свет, - но на практике действующие подобным образом заклятья нам не известны. Поэтому я думаю, что если и сумели варяги достичь подобного уровня, то оных магов может быть лишь несколько человек. Два-три, не больше. Скорее всего - и вовсе один!.. А в такой ситуации самый простой путь выхода на лазутчиков - это поиск убийцы. Насколько мне известно, никто из ключградских волшебников в одиночку справиться бы с Колоткой не сумел. Или надо допустить возможность существования внутри Колдовской Дружины заговора, направленного против сотрудников министерства безопасности. Впрочем, официальным порядком никто из чародеев в Ключград в последнее время не выезжал. Надо, конечно, проверить - не предпринял ли кто такое путешествие частным порядком.
       Ерга посмотрел на Сувора Нарышку, и тот, достав из кармана записную книжку, тут же сделал в ней пометку.
       - Одним словом, - продолжал Свет, - я считаю, что чисто теоретически смерть Колотки вполне может быть связана с гипотетическим нарушением границы.
       - А вот я так в этом просто уверен, - воскликнул Ерга. - Возможно, была подготовлена неглупая провокация. Отвлечь наше внимание на убийство, а покудова мы будем разыскивать преступника или преступников, произойдут гораздо более серьезные по последствиям для Словении события.
       Свет снова поморщился.
       Нет, принципалу не понять волшебников. Ему не понять, что для подготовки колдунов высокой квалификации требуется целая государственная служба, да и та еще не гарантирует вам успеха. Потому что оная служба должна быть вооружена соответствующими достижениями науки и иметь для работы достаточный - и, к слову сказать, весьма немалый - период времени. Да и эти факторы еще ничего не гарантируют. Надо еще, чтобы пестуны работали с соответствующе одаренным материалом. Да еще, чтобы оный материал прошел пресловутое испытание Додолой. Так устроен богами мир. Во всяком случае, до последнего времени было именно так. А что касается колдовской науки, то уровень ее развития приблизительно одинаков во всех цивилизованных странах. Конечно, время от времени кто-то где-то вырывается вперед, но не надолго и не намного, ибо скрыть большие рывки попросту невозможно. Да и не бывает в науке больших рывков - для каждого шага вперед требуется немалая подготовка. И все эти шаги постоянно публикуются в научных журналах. Ибо любое умолчание само по себе станет достаточно красноречивым фактом и тут же привлечет внимание к данному направлению. Это вам не электроновая энергия, о которой известно с гулькин нос! Да и в этой науке успехи, в конечном счете, не утаишь... По крайней мере, именно на паритете научных знаний держится мировое политическое равновесие в течение последних десятилетий.
       - Вы не рассматривали случившееся под таким углом зрения, чародей? - спросил Ерга, и в его голосе прозвучало тщательно скрываемое ехидство.
       Ответить Свет не успел.
       Стремительно открылась дверь. В кабинет ввалился взволнованный секретарь.
       - Прошу прощения, принципал! Только что прибыл курьер от врача-сыскника. Он привез срочный пакет. Магическая печать на пакете не нарушена.
       - Извините, чародей! - Ерга повернулся к секретарю. - Пригласите курьера ко мне.
       Секретарь вышел, через несколько мгновений на его месте возник курьер, быстрым шагом подошел к столу, положил перед Ергой опечатанный пакет. Ерга расписался в получении и, когда курьер удалился, взломал сургучную печать.
       - Елочки-сосеночки! - пробормотал он, прочитав сообщение. - Оказывается, Клюю Колотке горло вовсе не перерезали. Оказывается, его загрызла собака.
       - Это невозможно! - сказал Буривой Смирный. - Животные, даже зараженные бешенством, ввек не нападают на квалифицированных волшебников.
       - А волшебникам неизвестны заклятья, с помощью которых можно было бы управлять животными, - добавил Свет. - Разве что обычные методы дрессировки... Впрочем, отсутствие заклятий вовсе не означает, что оные в принципе невозможны...
       По-видимому, Порей Ерга и сам имел представление о взаимоотношениях волшебников и животных. Во всяком случае, он снова задумался. А подумав, сказал:
       - Что ж... Теперь я склонен согласиться с вами, судари волшебники. Стало быть, вам придется заняться поисками убийцы.
       - Мы займемся, - сказал Свет. - Однако порядка ради сообщите о случившемся Кудеснику Остромиру и министру Утреннику. Поелику наши задачи изменились кардинальным образом, мы, прежде чем приступать к сыску, хотели бы получить письменное подтверждение полномочий.
       - Елочки-сосеночки! - Ерга хлопнул десницей по столу. - Вы получите свое подтверждение! Я отправлю курьера в столицу ближайшим же поездом!

    * * *

       Всю дорогу от принципата до дома Сувора Нарышки кучер бурчал под нос мелодию "Я у мамочки платочек утащила...". А Свет усиленно размышлял, верно ли они со Смирным поступили, согласившись поселиться у молодого ключградца. В самом деле, с точки зрения элементарных законов сыска они совершали очевидную ошибку - ведь Сувор, будучи знакомым с Клюем Колоткой, автоматически должен входить в число подозреваемых. Тем паче что он оказался последним, кто видел мужа-волшебника в живых...
       Однако интуиция говорила Свету, что подобное подозрение сродни летошнему снегу. Нет, не мог этот красавчик убить своего начальника, ну никак не мог. Иначе он, Свет, ничегошеньки не понимает в людях! Да и Буривой слова против не сказал, а уж он-то сыскник дошлый - с большим стажем и все законы знает будь здоров.
       Конечно, гостевой дом Колдовской Дружины для командированного волшебника куда как подходящ. Там и уклад жизни привычный, и все нужные заклятья наложены, и персонал вышколен, и тренировочное поприще оборудовано соответствующим образом. И, кстати, соглядатаев не бывает. Во всяком случае, не должно быть. По замыслу...
       Но вот последнее-то обстоятельство Свету и не нравилось. Там, где нет соглядатаев, жизнь, вестимо, течет поспокойнее. Но спокойная жизнь - в сыске преступников помощник аховый. Наоборот, убийц успешно отыскивают именно в те поры, когда жизнь достаточно тревожна, когда приходится бесперечь следить за своим и чужим языками, когда должно всякую секунду наблюдать за своей и чужой аурами. Правда, вполне вероятно, что нынешнее дело не даст спокоины и в гостевом доме... И тем не менее жизнь "по грозовому режиму" с оперативной точки зрения более перспективна.
       Свет посмотрел на Сувора Нарышку. Тот был погружен в раздумья, и, судя по лицу, раздумья сии оказывались для его души весьма и весьма тяжелыми. Но следов страха в ауре молодого человека заметно не было. Нет, определенно этот парень нравился Свету все больше и больше.
       Свет перевел взгляд на Буривоя Смирного. Сыскник тут же поднял голову. Свет подмигнул и кивнул в сторону Нарышки. Буривой, в свою очередь, ответил столь же легким кивком. Глубоко задумавшийся ключградец сих тайных переговоров не заметил.
       А вот это уже из рук вон, подумал Свет. Сотрудник министерства безопасности не должен так сильно поддаваться личным переживаниям. Даже в случае смерти друга, если оный сотрудник был способен считать волшебника своим другом.
       Чародей проверил состояние экранирующего заклятья, наложенного на стенки кареты еще возле вокзала, и сказал:
       - Полагаю, надо бы осторожно проверить слуг и домашнего колдуна у посадника. Нет ли среди них человека, который появился в доме Вороноя Кудряша совсем недавно?..
       Приведенный звуком Светова голоса в чувство, Сувор Нарышка поднял голову, непонимающе глянул на столичного гостя, тряхнул пшеничными волосами. Было ясно видно, что он не расслышал и половины фразы, произнесенной чародеем.
       - Простите, сударь! Я задумался...
       Свет повторил сказанное.
       - Вы думаете, убийца может оказаться среди слуг посадника? - удивленно воскликнул Сувор. - Но ведь перед приемом на такую работу наши щупачи проверяют их самым обстоятельным образом!
       - Может оказаться, а может и не оказаться. - Свет вздохнул: все-таки разговаривать о волшебниках с дюжинным человеком крайне затруднительно. Уж лучше сослаться на что-либо банальное. - В любом случае, мы с вами обязаны отработать любые теоретически возможные версии.
       Нарышка вновь задумался: похоже, ему реальность проникновения лазутчиков в окружение ключградского посадника теоретически возможной не казалась. Неужели он настолько глуп? Или просто сказывается потрясение?..
       - Долг обязывает нас, - заметил Свет.
       - Долг обязывает нас, - повторил Нарышка странным тоном. Словно сомневался в справедливости последней Световой фразы. - Хорошо, чародей, я распоряжусь.
       - Если среди слуг посадника будет выявлен новичок, - быстро сказал Буривой Смирный, - вы должны тут же поставить нас в известность. Самостоятельно свой интерес к новичку не проявлять! И никаких оперативных действий не применять! Ни в коем случае! Вам ясно?
       Кажись, на ключградца и в самом деле снизошло, наконец, понимание, потому что он сокрушенно вздохнул:
       - По-моему, судари, от меня в этом деле будет не слишком много проку.
       Конечно, он был прав, но согласиться с ним означало испортить настроение своему будущему хозяину еще больше. И потому Свет возразил:
       - Вы недооцениваете себя, княже. А между тем от вас зависит очень многое. Ведь вы - житель Ключграда. Так что мы без вас, честно говоря, как без рук.
       Комплимент подействовал: Нарышка благодарно глянул на Света, улыбнулся Буривою Смирному. Ответной улыбки он, естественно, не дождался, но она ему и не требовалась.
       Между тем карета замедлила бег и остановилась.
       - Мое обиталище, судари волшебники, - сказал Сувор Нарышка, открывая дверцу. - Прошу вас! Князь и княгиня Нарышки будут рады столь почетным гостям.
       - Благодарим, сударь! - Свет взялся за баул. - Есть лишь одна маленькая просьба. Мы отправили свои вещи с вокзала в гостевой дом Колдовской Дружины. Как бы их доставить сюда?
       - Я немедленно распоряжусь, судари. Через полчаса вещи будут у вас.
       Обиталище Нарышек оказалось весьма величественным сооружением. Конечно, в столице встречались особняки и более монументальные, но то в столице, а не в провинциальном городе - пусть и является сей провинциальный город морскими воротами Словении в Европу. Три этажа, под черепицей, с парадной лестницей белого мрамора, по углам островерхие башенки с разноцветными петухами-флюгерами.
       В одной из башенок и разместились комнаты, предоставленные хозяевами столичным волшебникам. К гостевой на втором этаже, куда поселили Света, вел недлинный коридорчик с зашторенным окном. Сама гостевая была не слишком большой по размерам, однако оказалась достаточно удобной; без излишков мебели, но со всем необходимым (даже письменный стол имелся). Комната Буривоя Смирного отличалась от нее лишь цветом обоев да тем, что располагалась выше этажом. Предоставили гостям и ванную - правда, одну на двоих, но в гостевом доме Колдовской Дружины ванная приходилась и вовсе одна на пять номеров.
       В расположении комнат имелся лишь один недостаток - они находились слишком близко друг от друга, а блокирующего заклятья, как в гостевом доме Колдовской дружины, между ними не было. Но, во-первых, волшебники бесконтрольно мешают друг другу лишь во сне. А во-вторых, и чародей Сморода, и сыскник-волшебник Буривой Смирный обладали достаточной квалификацией, чтобы самостоятельно наложить блокирующее заклятье. В конце концов, можно иногда поработать и за красные глазки! Не обеднеем!..
       Ждать вещей пришлось недолго. Вскоре раздался звон колокольчика, и светловолосый кучер Сувора Нарышки внес в комнату чемодан и чехол со шпагами.
       - Ваши вещи, сударь чародей.
       Взгляд любителя "Мамочкиного платочка" показался Свету странноватым, и он тут же проверил ауру кучера. Но обнаружил, что на этот раз ошибся - ауру переполняло дружелюбие вперемешку с голубыми красками Перуна.
       Ну и пусть ошибка, подумал разочарованный Свет, в сыске подозрительность излишней не бывает.
       - Благодарю вас! Поставьте на пол возле стола. Я сам разберусь с ними.
       "Мамочкин платочек" удалился.
       Едва Свет привел себя в порядок, гостей позвали к обеду.
       Вся семья Нарышек уже находилась в трапезной.
       Семья оказалась под стать своему особняку. Отец Сувора, князь Белояр Нарышка, грузный бородатый мужчина лет пятидесяти пяти, уже изрядно поседевший, молча, но с чувством пожал гостям руку. Жене его Цветане, голубоглазой блондинке, сохранившей, несмотря на выношенных и выкормленных ею детей, достаточно тонкую талию и изящной формы перси, можно было с успехом дать и тридцать. Княгиня, в отличие от супруга, оказалась женщиной весьма словоохотливой и приветствовала гостей целым потоком изысканных выражений. Пришлось и Свету поупражняться в велеречивости. Затем столичным волшебникам были представлены молоденькая жена Сувора Купава и его еще более юные сестры.
       - Вот и вся наша семья, - сказала Цветана. - Нет токмо старшенького, Найдена. Он служит в министерстве ратных дел, у вас в столице.
       - Я встречался с ним по службе, - соврал Свет. - Очень толковый молодой человек. Думаю, любезная княгиня, вашего сына ждет весьма завидная карьера.
       Княгиня, оправдывая свое имя, расцвела, а старшая из трех сестер, уже оформившаяся телом девица, тут же выстрелила в Света откровенным вопросом:
       - Вы нашли убийцу Клюя Колотки?
       - Пока еще нет, сударыня, - ответил ошарашенный такой прямотой Свет.
       - Сне-жа-на! - проговорила предостерегающим тоном хозяйка дома.
       - Да, мама?! - сказала княжна. - Разве нельзя, садясь за стол с человеком, поинтересоваться, справно ли он выполнил свои обязанности?
       Мать и дочь некоторое время поедали друг друга глазами. По-видимому, для них это занятие было привычным.
       А Свет, включив Зрение, столь же привычно изучал ауры новых знакомых. Ауры были нейтральные - без опаски, ненависти или страха, но с некоторой долей дружелюбия. Словом, нормальные были ауры. У хозяев, невестки и троих хозяйских детей.
       А вот в ауре княжны Снежаны явно наличествовали цвета неприязни. Словно девица заранее подозревала столичных гостей в каком-либо непотребстве. К примеру, ждала от них жестоких посягательств на свои дух и тело. Хотя, если бы ее знакомили сейчас не с волшебниками, то основания для подобных подозрений у Нарышкиной дочки определенно имелись. По крайней мере, в отношении тела. Княжна уродилась весьма красной девицей - уложенные пышной башней пшеничные материны волосы, большие отцовские карие глаза и длинные ресницы; с трудом запрятанные под платье высокие перси, в сочетании с тонкой талией долженствующие производить на мужчин самое неотразимое впечатление. Рядом со Снежаной младшие сестры-подростки Светлана и Любомила выглядели почти дурнушками. Впрочем, судя по всему, через пару лет они обещали превратиться в не менее яркие, чем старшая сестрица, бутоны. А вот молодой княгине Купаве бутоном уже не стать - не та порода. Видно, князя Сувора, как часто водится у великородных, оженили по договоренности между главами семейств. Пусть серая мышка - до своего поля ягода...
       За столом княжна Снежана уселась напротив Света. И тут же с прежней прямотой спросила:
       - Стало быть, вы, судари волшебники, приехали в наш город зря?
       Свету жутко захотелось улыбнуться - столь мила была ее полудетская непосредственность. Но терять над собой контроль члену Колдовской Дружины не пристало даже в компании подобной девицы. Поэтому он лишь заметил:
       - С момента нашего приезда, сударыня, прошло столь мало времени, что определить, зря или не зря мы сюда приехали, попросту невозможно.
       В отличие от волшебника княжна улыбнулась, и улыбка ее оказалась откровенно ехидной.
       - Вообще-то я считала, что братовы коллеги в первую очередь занимаются делом, а уж опосля ходят по гостям.
       - Вообще-то, - сказал Свет, - мы пришли к вам не в гости. Мы будем здесь жить.
       Она распахнула очи:
       - Вы будете жить у нас? О боги!.. Надо будет попенять брату за то, что он не спросил моего согласия... И сколь долго мне предстоит терпеть ваше присутствие?
       - Как распорядится Мокошь! - Свет поджал губы, дабы не рассмеяться. - В следующий раз, приехав сюда, я самым обязательным образом настою на том, чтобы князь Сувор испросил вашего согласия на подобное приглашение. Впрочем, надеюсь, сударыня, к тому времени вы уже успешно выскочите замуж, и вас будут волновать совсем другие печали.
       Княжна вспыхнула и открыла было рот. Но промолчала. Мать ее негромко разговаривала с сидящим рядом сыном, не забывая поглядывать в сторону старшей дочери.
       Свет подумал о том, что в любой другой семье такого гостя, как чародей Сморода, непременно посадили бы одесную от хозяйки. Правда, та, "любая другая" семья не принадлежала бы к изначально великородным. А посему в неуемном желании Снежаны Нарышкиной уколоть столичного волшебника не было ничего сногсшибательного: для изначально великородных колдуны - всего-навсего люди второго сорта, которые лишь по странному волеизъявлению Великих князей допущены к кормилу государственной власти. Впрочем, сам Белояр Нарышка, по слухам, дядька весьма умный и, вестимо, так не думает. А что мыслит о положении колдунов в словенском обществе его старшая дочь, для чародея Смороды не имеет ни малейшего значения.
       Слуги принялись разливать первое. Судя по аромату, это была грибянка по-вятски - то есть суп, сваренный исключительно из шляпок молодых боровичков.
       - А вот интересно, - Снежана вновь обратила свое внимание на гостя, - почему волшебники трапезничают, как дюжинные люди? Это, должно быть, весьма унизительно - ждать, пока вам наполнят тарелку, не так ли, чародей?
       Княжна явно напрашивалась на ответную грубость, но волшебник, грубящий обычной (пусть и великородной) девице... Вот это была бы поистине унизительная картина. Нет, подобного поведения от Смороды ни один простой смертный ввек не дождется!.. Поэтому Свет состроил самую высокомерную гримасу, на какую был способен, и принялся откровенно рассматривать сидящую напротив девушку.
       Княжна встретила сей наглый взгляд смело и открыто, но потом все-таки не выдержала, опустила глаза. Ланиты ее слегка порозовели.
       А Свет неожиданно для себя обнаружил, что она чем-то похожа на летошнюю лже-Додолу. Нет-нет, черты Снежаны были более тонкими и изящными, против Веры-Кристы она была как блистающий диамант рядом с неограненным камнем. Но что-то общее в их лицах имелось. Правда, Вера-Криста ввек бы не стала разыгрывать из себя этакую глупышку-скромницу!..
       Скромница вновь подняла на Света очи. Скромности там не было и в помине. Зато присутствовали откровенный вызов и явная неприязнь.
       - Вы меня так рассматриваете, чародей, словно способны понимать разницу между женщиной и мужчиной! Словно для вас мои перси не просто два бугра из плоти!.. - По губам Снежаны зазмеилась ехидная усмешка. - Чем на меня таращиться, сударь, лучше бы своим прямым делом занялись!
       Похоже, последние ее слова услышали все сидящие за столом, ибо в трапезной повисла напряженная тишина. Потом Цветана Нарышкина сказала:
       - Краса моя, перестаньте докучать чародею своими глупостями! - И обратилась к Свету: - Кушайте, сударь волшебник, кушайте... Справное ли здоровье у Великого князя?
       Это было завуалированное приглашение поведать хозяевам свежие столичные сплетни.
       И если бы Светозар Сморода являлся обычным великородным, опосля такого вопроса он бы занялся столичными сплетнями немедленно. Брат Великого князя, сударыня, намедни такое отчебучил. Вы не поверите! Еле-еле скандал замяли... Однако член Палаты чародеев позволить себе подобного легкого поведения не мог, он мог позволить себе лишь фразу: "Исполать Сварогу, справное!" - и взялся за ложку.
       Хозяева встретили чародеево немногословие без удивления, и вскоре над столом вновь повис присущий званым обедам разноголосый гомон.
       Молчал лишь Свет. Он подозревал, что Нарышкина дочка сопроводит колкими замечаниями любую его реплику, и потому надеялся своим молчанием добиться, чтобы его оставили в покое.
       Однако княгиня-мать оставить в покое гостя не пожелала и нашла новую тему для разговора.
       - Вы где проводили этим меженем отпуск, судари волшебники? - спросила она, мило улыбаясь чародею. - Мы всей семьей отдыхали на Русском море. У нас есть немного земли в Булгарии, в районе Солнечного Берега.
       Буривой Смирный тоже глянул на Света и подхватил тему:
       - А я ездил на родину, в Нижний. Не люблю я эти морские ванны. То ли дело - лес и речка! Взять корзину и за грибами. Или с удой на Волгу...
       Цветана тут же возразила:
       - Не скажите, сударь, не скажите... Море - очень чудесная штука! Тем паче Русское. Это вам не наш Чухонский залив с его холодами и штормами... Нет, море морю рознь! Варяжское создано богами для того, чтобы по нему перевозили грузы, а Русское для отдыха. - Она улыбнулась своей нехитрой шутке и повернулась к Свету: - А вы, чародей, где нынче отдыхали?
       Далее молчать было бы просто невежливо.
       - Я провожу отпуск в Таврии, - сказал Свет. - У Колдовской Дружины там справный дом отдыха, в Ливадии. Правда, последний раз я был там ровно два лета назад.
       - А почему?
       - Не знаю... - Свет пожал раменами. - С возрастом отдыхать стало скучно. Работать интереснее!
       - Кто как работает, тот так и отдыхает, - пробурчала чуть слышно - чтобы не услышали родители - Снежана.
       - Кхм, отдыхать тоже надо, - не согласился с гостем Белояр Нарышка. - Кстати... - Он встал и официальным тоном объявил: - Завтра мои младшие дочери Светлана и Любомила покидают родной очаг, дабы продолжить обучение в Институте великородных девиц. В честь оного события мы даем ныне вечером бал. И мне бы очень хотелось, чтобы судари волшебники почтили оный бал своим непосредственным участием.
       Пришлось Свету отложить ложку, подняться и поблагодарить хозяина за приглашение. И определенно пообещать, что судари волшебники оный бал своим непосредственным участием всенепременно почтят. В обязательном порядке, княже, это большая честь для нас и огромное удовольствие, весьма и весьма благодарны...
       - Знамо дело, они благодарны, - вновь негромко пробурчала Снежана. - Как бы не работать, абы не работать. Потому-то у нас людей на улицах и убивают! Ох уж эти мне хваленые столичные чародеи...
       Краски неприязни в ее ауре усилились.
       Свет не мог взять в голову, чем он насолил Белояровой дочке. В общем-то с ним в подобном тоне разговаривали крайне редко, и он срезал бы всякого (опричь, конечно, Великого князя да Кудесника), кто позволил бы себе в беседе подобный тон. Следовало бы срезать и эту белокурую кикимору. Но почему- то не хотелось. Или, скорее, не моглось...
       А вот что очень даже моглось - так это бросать стремительные взгляды на выглядывающие из платья перси. А что очень хотелось - так это дабы обладательница оных персей не в коем случае оных взглядов не заметила.
       Однако обладательница взгляды, знамо дело, прекрасно замечала. И, заметив, всякий раз вперивала в сидящего напротив татя взгляд свой - обвиняющий и возмущенный. Правда, от ехидных реплик теперь почему-то воздерживалась. То ли, несмотря на все свое возмущение, смилостивилась-таки над гордостью лиходея, то ли напрочь потеряла к нему всякий интерес, лишь ради этикета притворяясь возмущенной...
       И неожиданно для себя лиходей проникся к кикиморе чувством благодарности.
       Это было уже слишком!
       Свет встал из-за стола, пробормотал что-то насчет ахового самочувствия и, произнеся соответствующие извинения, поспешно удалился в отведенную гостю комнату.
       И наплевать, что они обо мне подумают, сказал себе он. Снежана-то наверняка ничего хорошего не подумает. Дяденька волшебник по странной прихоти играет с нею в странные игры... А и вправду, что это за прихоть на меня нашла? Знамо дело, знания, полученные из художественной литературы, нужно проверять, но не на великородной же девице!.. Ладушки-оладушки, пусть они обедают. А мы пока блокирующим заклятьем займемся!..
       Судя по всему, его уход званого обеда не испортил. Во всяком случае, шумно отдувающийся Буривой Смирный появился в комнате Света лишь через полчаса.
       - Уф! - произнес он с удовольствием. - Хлебосольные нам достались хозяева, брате чародей... Ого, вы уже и блокировку сотворили!..
       - Не замечал я раньше, - ядовито сказал Свет, - чтобы вы, брате сыскник, так радовались чревоугодию. Тем паче когда в сыске у нас сплошные проблемы.
       Буривой помрачнел.
       - Вы правы. - Он не удержался, сыто рыгнул. - Именно оные проблемы и привели меня к вам.
       В его голосе прозвучала настолько нескрываемая обида, что Свет смутился.
       С какой стати я на него набрасываюсь? - подумал он. Разве это брат Буривой, забыв об убийстве собрата, заглядывал хозяйской дочке в вырез платья?
       - Извините меня, брате...
       Смирный кивнул и продолжал уже без обиды:
       - Официально мы к сыску еще не приступили. Надо полагать, курьер с подтверждением полномочий прибудет из столицы токмо ночью. - Сыскник сел на стул. - Но вот что мне пришло в голову, брате чародей... Если ваша версия справедлива, нам будет противостоять Талант изрядной мощи. И сдается мне, что против подобного Таланта я окажусь бессилен. К слову, нет никаких гарантий, что убийца уже сейчас не положил на нас свое око - ведь двух столичных волшебников на месте преступления не заметил бы токмо ленивый. А посему, полагаю, вам придется поставить мне сейчас магический защитный барьер. Как в прошлое лето...
       Свет тут же напрочь забыл о хозяйской дочке.
       Наконец-то и до Буривоя по-настоящему дошло, с кем они могут столкнуться! Безответные розовые кусты за оградой... Собака, впервые в истории Колдовской Дружины загрызшая квалифицированного волшебника... Если во всем этом действительно участвовал Талант, то это был Талант не просто "изрядной", а такой мощи, что индо оторопь берет. Это вам не Буня Лапоть с его ножом...
       Но показывать свой страх коллеге стало бы распоследним делом - сродни загляду в вырез девичьего платья, - поэтому Свет лишь пожал раменами и сказал спокойно:
       - Возможно, собака, напавшая на Клюя Колотку, была больна какой-либо неведомой формой бешенства... Впрочем, возможно, вы и правы, брате. А посему на этот раз я не стану напоминать вам о требованиях закона.
       Буривой запер дверь на задвижку - накладывать отвращающее заклятье в чужом доме было неприлично. А Свет проверил целость магической печати на своем бауле, снял с него охранное заклятье, достал Серебряный Кокошник, баклагу с Колдовской Водицей и коротко бросил:
       - Надевайте!

    * * *

       Когда они спустились вниз, празднество пребывало в полном разгаре. С хоров звучал быстрый германский вальс (Свет, к своему удивлению, понятия не имел, как называется этот очередной музыкальный подарок Вены остальной Европе), и по облитой сиянием газовых фонарей гриднице вовсю кружились пары.
       Похоже, в особняк Белояра Нарышки явился весь цвет ключградского высшего общества. Тут и там среди партикулярных разноцветных камзолов и пышных дамских кринолинов мелькали зеленые мундиры воевод и синие с белыми кружевами одеяния мужей-волшебников. Встречались в толпе и алые балахоны представителей Сварожьего волхвовата. Партикулярные и ратники танцевали с дамами, волшебники же и волхвы, коим этикет не позволял тешить себя дрыгоножеством и рукомашеством, беседовали - с теми же партикулярными, ратниками и дамами либо друг с другом.
       Столичные волшебники, также одетые согласно этикету (Свет - в голубое, а Буривой Смирный - в синее с кружевами), легко растворились в этой пестрой толпе, но были мгновенно изловлены хозяйкой дома. И начался обряд обоюдных представлений. Родовые имена и названия занимаемых должностей сыпались градом, так что вскоре Свет уже устал кланяться и пожимать крепкие да целовать изящные десницы.
       Приметливая княгиня Нарышкина заметила изменение в настроении гостя и, воспользовавшись тем, что очередной представленный оказался давним знакомым Буривоя Смирного (а давним знакомым всегда найдется, чем занять друг друга), тут же увлекла чародея Смороду под хоры с наяривающими изо всех сил игрецами, к задней стене гридницы, где, аки редуты на поле боя, расположились столы с закусками и напитками. Устроены редуты были на варяжский манер - подходите, наливайте, пейте и закусывайте чем душе угодно. Впрочем, словенский манер гостеприимными хозяевами тоже не был забыт - по гриднице, среди танцующих и беседующих, сновали с подносами многочисленные одетые в коричневую униформу слуги.
       - Что вы предпочитаете из напитков, чародей? - спросила Цветана, мило улыбнувшись. - Сливянка? Клюквенная? Армянский коньяк?
       - Честно говоря, я бы предпочел самую обычную словенскую медовуху, любезная княгиня.
       Медовухи на столе не наблюдалось, но, повинуясь хозяйкиному жесту, к Свету тут же подлетел слуга, наполнил разлатую серебряную чарку. Цветана остановилась на франкском шампанском в кубке уральского хрусталя.
       - За вас, любезная княгиня! За ваше гостеприимство! Счастья и богатства вам и вашим детям, и всему вашему роду!
       - За вас, чародей!
       Чокнулись, выпили. Медовуха оказалась разымчивой и превосходной, шампанское, надо полагать, тоже не подвело - в таком доме дешевых напитков наверняка не держали.
       Потом княгиня сказала:
       - Чародей, я бы хотела извиниться перед вами. Я имею в виду поведение моей дочери за трапезой. Надеюсь, обида, которую княжна вам нанесла, будет жить в вашей душе не слишком долго.
       - Оная обида, сударыня, даже и не родилась. - Свет церемонно поклонился хозяйке. - Не в моих привычках обижаться на молоденьких взбалмошных девиц!..
       - Да! - Княгиня покивала. - В последнее лето она стала порой просто невыносима. Думается, замуж пора. Сразу голубушка станет как шелковая!
       - А который ей?
       - Девятнадцатый идет.
       - Тогда конечно. Самая пора к венцу.
       Настроение столичного гостюшки, судя по всему, улучшилось, и хозяйка, помня, что с волшебниками не сплетничают, а о работе сотрудника министерства безопасности расспрашивать и вовсе бессмысленно, препоручила чародея заботе подошедшего кстати супруга, а сама умчалась по главным хозяйским делам - приветствовать и представлять друг другу прочих гостей.
       - К-хм, - сказал князь Белояр, разглядывая пеструю толпу. - Почти все на приглашение отозвались.
       Аура его была прежней - приветливо-доброжелательной.
       - Превосходный праздник, княже, - отозвался Свет. - Давно я не видел более славного общества...
       - К-хм, - продолжал князь. - Я работаю в местном принципате мореходного министерства. Мы тут, в Ключграде, весьма и весьма обеспокоены международной обстановкой. Не ждать ли нам новой войны со Скандинавией? Что думают в столице?
       Свет ухмыльнулся про себя. Конечно, князь Нарышка и без столичного чародея прекрасно знал, какова международная обстановка. Но, видно, представления не имел, о чем еще можно поговорить со своим гостем. Отношения с варягами - дежурная тема в любой беседе. Как погода...
       - Полагаю, нет, - сказал он. - Сорок лет назад мы крепко щелкнули скандинавов по носу. Но ухо, вестимо, след держать востро. Тайная-то война не прекращалась. Лазутчики присно были, есть и будут.
       - Совершенно справедливо, сударь! - Князь покивал чародеевой банальности. - Кстати, ходят упорные слухи, будто к нам заслали банду террористов, которые с помощью убийств намерены посеять в Ключграде панику. Говорят, мужа-волшебника Колотку зарезали именно варяжские лазутчики...
       Свет поморщился. От проклятой работы нигде не спрятаться!.. Впрочем, обеспокоенность князя вполне понятна: раз уж убили волшебника, дюжинный человек - индо великородный! - и вовсе должен чувствовать себя беззащитным. Но слухи никогда и никому не приносили добра...
       - Я даже хотел было отменить нынешний бал, - продолжал Белояр, - но княгиня настояла. Говорит, лишать детей праздников - последнее дело...
       - Княгиня абсолютно права, - сказал Свет. - Слухи же всегда носят преувеличенный характер, и если на них обращать внимание, жить станет невозможно. Кто бы ни покусился на жизнь Клюя Колотки, мы безусловно отыщем убийцу.
       - Однако я все же попросил своего домашнего колдуна, начиная с сегодняшнего вечера, обновлять охранные заклятья на дверях и окнах ежедневно.
       - Вы совершенно правы, князь, - сказал Свет, мысленно содрогаясь от глупости собственных реплик. - Осторожность еще никогда никому не мешала.
       - К слову, чародей, не хотите ли с ним познакомиться? Сейчас я его приведу.
       И не успел Свет индо глазом моргнуть, как Белояр Нарышка исчез в веселящейся толпе. Впрочем, он почти тут же вновь оказался рядом. Его сопровождал абсолютно лысый сухощавый мужчина лет пятидесяти в синем с кружевами одеянии мужа-волшебника.
       - Лутовин Кузнец, - сказал Нарышка. - Мой домашний колдун. Прошу любить и жаловать!
       - Здравы будьте, брате чародей!
       - Будьте и вы здравы, брате!
       - Я оставлю вас с глазу на глаз, - сказал Нарышка и вновь растворился среди танцующих пар.
       А Свет вновь поморщился. Все-таки от проклятой работы действительно не спрятаться!.. Значит, прятаться и не стоит. Тем паче если излишняя обеспокоенность хозяина вам, чародей, кажется вполне понятной...
       - Поведайте-ка мне, брате Лутовин, не заметили ли вы в последнее время каких-либо странностей в доме? Необычных посетителей, к примеру... Присутствия не вами наложенных заклятий... Потревоженных магических печатей на приходящей к хозяину корреспонденции... Сами знаете, как это бывает!
       Брат Лутовин пожал сухими раменами:
       - Нет, брате чародей. Ничего странного не наблюдалось. Чужих заклятий я не обнаруживал, а свои, как и положено, проверяю каждое утро. Они присно оказывались такими, какими я их накладывал вечером, с обычной поправкой на разряжание. Все было в полном порядке...
       Однако голос Лутовина показался Свету подозрительно дрогнувшим, и он тут же включил Зрение: не скрывает ли чего от столичного чародея провинциальный волшебник? Ненависти, к примеру. Или любви...
       Как выяснилось, провинциальный волшебник, действительно, кое-что скрывал. Однако от ненависти в его сокрытии и следа не было. От любви, знамо дело, тоже. А вот что присутствовало в ауре Лутовина Кузнеца - так это страх. И не легкие оттенки, сопровождающие, скажем, боязнь ответственности за совершенную в работе ошибку или опасение потерять оную работу, а густые тона страха, присущего всему живому, - полновесного ужаса перед Велесом и Мареной.
       Открытие оказалось для Света совершенно неожиданным - не привык он встречаться с перепуганными намару волшебниками.
       - Что ж, брате Лутовин, - поспешно сказал он. - Продолжайте аккуратно выполнять свои обязанности, и все будет справно.
       Лутовин Кузнец удалился, а Свет вновь включил Зрение и обвел Взглядом присутствующих в гриднице гостей.
       Увиденное потрясло его - у многих гостей в аурах имелись различные тона опасений, но самый настоящий, пронизывающий душу страх присутствовал лишь у обладателей синих с белыми кружевами одеяний.
       Волшебники боялись.
       Это было ужасно. И сразу становился ясным смысл вчерашнего преступления. Убийство Колотки - удар, направленный в самое сердце словенского общества. Социальная структура, один из столпов которой парализован смертным ужасом, разумеется, очень быстро потеряет свою устойчивость.
       Вот она, еще одна оборотная сторона Семаргловой Силы, подумал Свет. Мы оказались слишком избалованными осознанием мощи собственного Таланта. И едва стоит возникнуть хоть малому сомнению в этой мощи, мы тут же превращаемся в трусливых зайцев... Впрочем, здесь он не совсем прав - трусливым зайцем никто из присутствующих на балу волшебников пока еще не стал (а у Буривоя Смирного в ауре и вовсе нет страха, но Буривой - сотрудник министерства безопасности, он-то как раз к некоторому риску привычен), но буде завтра где-нибудь убьют еще одного клюя колотку, то в зайцев превратятся уже многие. А после третьего убийства - все. Такие вот складываются дела!..
       Перед Светом вновь появился Белояр Нарышка:
       - К-хм... Как вам показался мой домашний колдун, чародей?
       Скрытый смысл этого вопроса был вполне понятен, и потому Свет заверил:
       - Прекрасный волшебник, княже, вполне квалифицированный. Полагаю, при нем у вас не было ни краж, ни других подобных происшествий.
       - Да, не было. - Успокоенный Нарышка воссиял. - Благодарю вас, чародей. Вам не скучно?
       - Нет, не скучно. Я привык.
       Белояр Нарышка кивнул и, рассыпавшись в извинениях, вновь куда-то умчался. Наверное, к более интересным гостям.
       А перед неинтересным Светозаром Смородой возникла Снежана Нарышкина.
       По меркам дюжинных людей она была великолепна. Одетая в сильно открытое сверху, с длинным - чуть ли не до полу - кринолином лазоревое платье и изящной формы, на высоких каблуках, синие туфельки, она передернула оголенными раменами, тряхнула пышной прической и, смиренно-смущенно глянув на чародея, произнесла:
       - Боги велят нам уважать желания родителей... Я прошу вас, сударь, извинить меня...
       Сказано сие было таким тоном, что сразу становилось ясно - слова девицы соответствуют ее мыслям не больше, чем уверенному в себе колдуну - чувство страха. В мыслях у княжны Нарышкиной обреталось вовсе не смирение или смущение. Не воображайте себе, сударь чародей... Если бы не въедливость маменьки, я бы пред вами ввек не извинилась. Будь вы хоть сам Кудесник Остромир!.. Рылом вы, голубчик, еще не вышли, извинения великородной девицы выслушивать! И вообще...
       Что - вообще, Свет придумать не успел, потому что Снежана, расценив молчание столичного гостя как стремление унизить оную великородную девицу, вновь - и на этот раз уже гневно - передернула раменами:
       - Почему вы молчите, сударь? Нешто перед вами никогда не извинялись?
       Серебряная с диамантами гривна, украшавшая шею княжны, засверкала в сиянии светилен, а полуобнаженные перси слегка колыхнулись из стороны в сторону.
       Как ни странно, колыхание это вызвало в душе Смороды какое-то смутное ощущение, незнакомое и диковинное. Сердце его обмерло, а по телу внезапно разлилось слабое томление. Словно хворь пришла. Или некий могущественный волшебник наложил на чародея неведомое заклятье...
       Все присутствующие в гриднице унеслись за тридевять земель. Дамы, с их глупой потребностью обязательно понравиться кавалерам; ратники, с их идиотским желанием непременно блеснуть перед дамами статью, удалью и остроумием; колдуны, с их проклятым противоестественным страхом...
       А вот это уже никуда не годилось! Это ясно давало понять, что полуобнаженные перси взбалмошной девчонки стали вдруг для чародея Смороды важнее государственных забот. Такого ввек не было и быть не могло. Во всяком случае, перси Забавы - что бы там ни воображала себе сама Забава! - у него никакого томления не вызывали. Почему бы тогда не начать томиться, глядя на красиво изогнутую гарду доброго клинка?.. О тех же чувствах, что родила прошлым летом в его душе Вера-Криста, он давным-давно постарался забыть. Не следовало вспоминать о них и сейчас - чародея ждут государственные заботы. Серьезные и неотложные... Поэтому он тоже передернул раменами и сказал:
       - Не волнуйтесь так, княжна. Я с удовольствием принимаю ваши извинения. В свою очередь, извините и вы, ибо у меня есть к вам один маленький вопросик... Откуда вам ведомо, что я должен искать убийцу Клюя Колотки? Я, по крайней мере, в вашем присутствии об этом не говорил...
       Она вдруг зарделась, прикусила нижнюю губку:
       - Брат тоже не говорил, не думайте! Однако любому мало-мальски соображающему человеку не сложно догадаться, зачем вы приехали в наш город. Ночью убили Клюя, а уже через несколько часов здесь появились вы...
       Логика в ее словах имелась, тем паче что столичные гости были представлены Нарышкам в качестве "работников министерства безопасности". Во всяком случае ясно одно: княжна - далеко не дура. Ладушки-оладушки, учтем на будущее, но не дадим ей в этой схватке одержать победу над чародеем. Кстати, а с чего это она вдруг назвала убитого по имени?.. Впрочем, мне-то какая разница?!
       - Я принимаю ваши объяснения. - Свет смиренно поклонился. - Надеюсь, впредь интерес к моему делу больше не будет заставлять вас соваться не в свое.
       Снежанины ланиты просто взорвались алым. И даже шея пятнами пошла.
       Свет включил Зрение - в ауре девицы полыхала теперь одна только ненависть.
       - Старый самодовольный козел! - пробормотала княжна вполголоса, показала чародею язычок и тут же исчезла среди танцующих.
       А Свет почувствовал несказанное удовлетворение.
       Здорово он отбрил эту наглую девчонку! Будет знать, голубушка, как связываться с чародеем!.. Странные они все-таки существа, эти молодые девицы, считают, раз Додола наградила их привлекательной мордашкой да точеной фигуркой, значит им все дозволено. Вот и Забава, отдавшись ему, вдруг возомнила, что может командовать чародеем. Где вы были, Светушко-медведушко? Почему вечор так поздно вернулись? А я вас ждала!.. Ну, с Забавой-то "медведушка" разобрался быстро. Вылетела из кабинета, будто пробка из бутылки с шампанским!.. А с этой кикиморой и разбираться нечего, встретились, сказали друг другу пару ласковых и разбежались. Никакого следа в его жизни она не оставит... Однако, откуда же у кикиморы такая ненависть?
       Он огляделся.
       Бал шел своим чередом. Дамы, сияя разноцветными глазами, по-прежнему изо всех сил стремились понравиться кавалерам; ратники, выпячивая богатырские груди, все так же красовались перед дамами; братья-волшебники продолжали бояться неведомого... Тоска смертная! В Забавиных книгах бал - праздник души, а тут...
       Нет, надо бы все-таки понять, что порождает в княжне Снежане столь сумасшедшую ненависть. Ведь он ничего плохого ей не сделал. Может быть, ненависть порождена страхом? Но с чего бы ей, этой девице, бояться чародея Смороду? А может, страх порожден нечистой совестью?.. Да, надо бы к ней, пигалице ядовитой, приглядеться получше, ох надо!.. Чем леший в лесу не играет, зазывая на ложе кикимору!
       - Ну, как вы тут, чародей? Не утомило вас наше бурное празднество?
       Свет очнулся от размышлений.
       Рядом, дружелюбно улыбаясь, стояла раскрасневшаяся хозяйка дома. По-видимому, только что откружила вальс с очередным кавалером, изо всех сил стремясь понравиться. Да и ему, Свету, она сейчас понравиться не прочь, пусть он и стоит перед нею истукан истуканом. Ох уж эти мне женские штучки!..
       - Все справно, сударыня. Праздник просто великолепен. Такие милые люди!..
       - Я видела, к вам подходила Снежана... Надеюсь, она не докучала сударю чародею своими глупостями?
       - Что вы, сударыня, у вас прекрасная дочь.
       Нет ничего приятнее для любящей матери, чем услышать добрые слова о своем ребенке. Румяное лицо княгини просто расплылось в счастливой улыбке.
       - Благодарю вас, сударь! Вы очень любезны! Не обращайте на выходки Снежаны внимания. Мне кажется, она была неравнодушна к Клюю Колотке и очень переживает его смерть. Вы же ведаете, как молоденьких романтических девиц иногда тянет к волшебникам. Она мне, правда, ничего о том не говорила, но ведь материнское сердце не обманешь...
       Ага, обрадовался Свет. Вон тут в чем дело! Убили любушку, а преступника не ищут... Здесь не только столичных волшебников - богов возненавидишь!
       - Простите, сударыня!
       Свет обернулся.
       Сзади стоял Буривой Смирный.
       На взгляд обычного человека, он казался абсолютно спокойным, но Свет сразу понял, что соратник весьма и весьма напуган. Включил Зрение и убедился: аура Буривоя теперь мало чем отличалась от аур перетрухнувших ключградских колдунов.
       - Простите, сударыня! - повторил Смирный. - Мне след поговорить с вами, чародей!
       Над верхней губой Смирного блестели капельки пота - будто он секунду назад оторвался от дрыгоножества и рукомашества с какой-нибудь неутомимой плясуньей.
       Хозяйка удивленно посмотрела на столичного мужа-волшебника, с трудом погасила счастливую улыбку:
       - Что-нибудь случилось, сударь?
       Тот пребывал в явном затруднении, и Свету пришлось прийти к собрату на помощь.
       - Извините нас, сударыня! Мы должны немедленно поговорить с мужем-волшебником.
       Княгиня Цветана, по-видимому, сообразила, что муж-волшебник нарушил правила этикета вовсе не потому, что у него были в детстве дурные воспитатели.
       - Я понимаю, судари колдуны. Вы ведь и во время праздников на работе. - Она отступила на шаг, поймала за руку пробегающую мимо младшую княгиню Нарышкину: - Купава, подождите, пожалуйста! Извините, судари колдуны. Я вас на минуточку покину. Мне нужно побеседовать с невесткой...
       Свет благодарно кивнул ей и, едва свекровь и невестка отдалились, спросил, понизив голос:
       - Что вас так обеспокоило, брате?
       Буривой облизнул губы:
       - Айда в вашу комнату, чародей.
       Выходя из гридницы, Свет машинально обернулся и быстро оглядел присутствующих. Судя по всему, неожиданным бегством волшебников никто особенно не заинтересовался. Лишь княжна Снежана, делая вид, будто слушает словоизлияния какого-то ратника, посматривала в сторону столичных гостей. Впрочем, нет, показалось - девица очей не отводит от своего собеседника. Что-то вы, чародей, ныне слишком мнительны стали...
       Смирный уже исчез за дверью, и Свет поспешил следом. В коридорах и на лестнице сударям волшебникам никто знакомый не встретился, а потому они без помех добрались до покоев, предоставленных Нарышками чародею Смороде.
       - Давайте наложим совместное экранирующее заклятье, - сказал Смирный, едва затворившаяся дверь отрезала их от коридора.
       Свет удивился, но подчинился. А потом, когда парное заклинание было сотворено, спросил:
       - Что же все-таки случилось, брате? Чем вы столь обеспокоены?
       - Случилось, брате чародей. Еще как случилось! - Теперь и невооруженным глазом было видно, как перепуган Смирный. - Несколько минут назад меня пытались прощупать!
       Свет подобрался:
       - Кто? Где?
       - Кто - не ведаю. На балконе... Я вышел подышать свежим воздухом.
       Началось, подумал Свет.
       - Рядом с вами кто-нибудь находился?
       - Ни единой души. Лишь в гриднице, около открытого окна, щебетали две хозяйские дочки. Как же их величают?.. Ах да! Снежана и Светлана... Внизу, под балконом, я тоже никого не заметил. - Буривой содрогнулся. - Думаю, вам следует немедленно проверить сохранность магического защитного барьера. Не нравится мне все это!..
       Мне "все это" тоже не нравится, подумал Свет. Да и вряд ли найдется в Словении хоть один колдун, которому бы "все это" могло понравиться.
       Он достал из баула Серебряный Кокошник:
       - Надевайте, ложитесь на кровать.
       Смирный, громко вздыхая, снял ногавицы, напялил Кокошник и улегся на Светово ложе.
       - Все было, как в прошлое лето, когда меня прощупывал опекун Лапоть. Помните?..
       - Никто вас тогда не прощупывал, - устало сказал Свет. - Вам показалось.
       - Нет, не показалось. Вы так говорили лишь для того, чтобы меня успокоить. Я прав?
       - Чушь! На чуши сидит! И чушью погоняет!
       - Нет, не чушь!..
       Спорить было бесполезно. Свет сотворил заклинание, и Смирный засопел.
       Следы вторжения в его ментальную оболочку обнаружились сразу. Впрочем, обнаруженное Светом можно было бы назвать "следами" только для успокоения перепуганного соратника. В ментальности Буривоя присутствовали не какие-то там "следы вторжения", а самый настоящий защитный барьер. Но это оказался вовсе не тот барьер, который несколькими часами ранее возвел Свет. Да, он выглядел очень похожим, но плохим бы чародеем был Светозар Сморода, не сумей он обнаружить отличий. А отличия имелись немалые - в структуре барьера ощущались многочисленные рыхлости и несплошности. Сквозь подобный, с позволения сказать, "барьер" проникнуть в мозг Смирного не представляло никакого труда даже волшебнику менее квалифицированному, чем тот же Буня Лапоть.
       И тут Свет попросту обрадовался. Нет худа без добра!.. Сколь удачно получилось, что за нынешний день они так ничего и не узнали о предполагаемом убийце Клюя Колотки! Ну, а как сложись все иначе... Хороши бы оказались чародей Светозар Сморода и муж-волшебник Буривой Смирный, хваленые сыскники министерства безопасности, в мгновение ока и без собственного ведома выложившие убийце всю информацию, которую сумели о нем раздобыть!.. Нет, воистину правы говорящие: "Что ни делается - все к лучшему"! Поневоле возьмете да и поверите, что боги присно на вашей стороне... Но и боги в этом деле без посторонней помощи не обойдутся. А значит, им надо подсобить!
       Свет разбудил Буривоя.
       - Ну и что вы обнаружили? - вскинулся тот.
       Врать на этот раз не было смысла. Наоборот, Смирный должен всецело осознать серьезность произошедшего. Конечно, он еще больше испугается, но зато будет вынужден согласиться с новым предложением Света.
       - Ничего хорошего, брате, я не обнаружил. - Свет развел руками. - Вас и в самом деле прощупали. Магический защитный барьер взломан, причем взломан очень квалифицированно.
       У Смирного задрожали губы. Как в прошлое лето...
       - Сколь времени вы находились на балконе? Впрочем, нет. Вопрос надо ставить иначе... сколь времени вы ощущали, что на вас производится воздействие?
       - Не ведаю... - Смирный судорожно потер лоб. - Я был в странном оцепенении. Наверное, не более минуты.
       Теперь испугался Свет. Он потратил на постановку защитного барьера около пяти минут, и вдруг нашелся волшебник, сумевший сломать оное ментальное сооружение в течение каких-то шестидесяти секунд... Да еще успевший возвести новое, свое сооружение - за те же самые шестьдесят секунд. Здесь поневоле затрясешься!..
       Но показывать испуг Буривою значило бы ввергнуть соратника в еще больший страх. Поэтому Свет, привычно поморщившись, сказал:
       - Полагаю, теперь у нас с вами есть лишь один выход, брате. Вы должны немедленно отойти от дела, и пусть злоумышленник прощупывает вас сколь его душе угодно. Ничего полезного для себя, во всяком случае, он при всем своем желании не нащупает. Да, он узнает, что теперь мы убедились в его существовании... Ну и на здоровье! Ведь ему и так было известно, что мы обнаружим взлом барьера.
       Соратник смотрел не мигая. Губы его по-прежнему дрожали, но страх, судя по всему, владел им не настолько, чтобы муж-волшебник Буривой Смирный обрадовался неожиданному предложению чародея Светозара Смороды.
       - Сдается мне, это весьма и весьма смахивает на трусливое бегство! - Он тоже поморщился.
       - Скорее уж на планомерное отступление, брате, - возразил Свет.
       - Планомерное отступление происходит в тех случаях, когда больше нет сил сдерживать напор супротивника, - не согласился Буривой. - Сдается мне, преступник мгновенно поймет, насколько он сильнее нас.
       Он и так это прекрасно понимает, подумал Свет. Но вслух свою мысль не высказал.
       - Впрочем, наверное, вы правы, - продолжал Смирный. - Я не должен вникать в сыск. - И все же было бы полезным, чтобы я остался неподалеку от вас. Хотя бы с целью магического прикрытия.
       Свет вздохнул.
       Конечно, толку от Буривоева прикрытия будет, как с козла молока... Впрочем, надо полагать, брат Буривой и сам сие превосходно понимает. А ежели не понимает, то волшебником, который прояснит ему реальное положение вещей, станет кто угодно, но только не Светозар Сморода. Случившееся и так должно представляться брату Буривою в достаточной степени унизительным... Ладушки-оладушки, для финансового отчета в канцелярию Кудесника и в родное министерство мы что-либо придумаем, а княжеская казна ожидаемые непродуктивные расходы как-нибудь да осилит!
       - Хорошо, - сказал Свет. - С завтрашнего утра вы станете прикрывать меня, не принимая непосредственного участия в сыске. Конечно, убийца сразу сообразит, что мы обнаружили его близкое присутствие, но, думается, он и с самого начала прекрасно понимал, что надолго от нас не затаишься. Впрочем, нам его понимание тоже не без пользы.
       Смирный по-прежнему смотрел не мигая, но страха в его ауре явно поубавилось. Взял себя в руки человек... Свету даже пришло в голову, что умей брат Буривой улыбаться, он бы непременно показал сейчас свое умение.
       - А теперь отправляйтесь спать, брате, - сказал Свет. - И забудем о приличиях для гостей... Я наложу на вашу комнату охранное заклятье снаружи. Вы же сотворите заклинание изнутри.
       Смирный отправился спать немного окрыленным и слегка успокоенным.
       Закончив волшебные манипуляции с его дверью, Свет хотел было спуститься вниз, но потом решил, что гости бала с успехом обойдутся в своем времяпрепровождении и без столичного чародея. Княжна Снежана-то, во всяком случае, точно обойдется. А он, в свою очередь, с удовольствием обойдется без ее выходок!.. И вообще накануне завтрашнего дня не мешало бы отдохнуть. День вполне может оказаться весьма и весьма нелегким. Кстати, утром стоит отправиться в фехтовальное поприще - хотя активная магическая разрядка душе еще и не требуется, надо полностью соответствовать званию чародея. А полностью соответствовать званию означает в нашем случае - соответствовать привычкам прочих чародеев. И не давать никаких поводов для рождения слухов. Кстати, надо будет взять с собой Смирного - тому разрядка окажется гораздо более полезной... Чтобы брату Буривою не пришлось в вечеру снова почувствовать себя униженным.
       Он спустился на второй этаж.
       Хозяйка дома, по-видимому, поняла желания своего гостя на расстоянии. Во всяком случае, форточка в комнате была открыта для проветривания, а горничная застилала кровать.
       Горничная была молодая, черноволосая и симпатичная. Белая блузка туго обтягивала пышные перси.
       До чего же они все в этом доме полногрудые, подумал Свет. Как там было у сочинителя Легостая? "Налитые живительными соками"... Еще как налитые! Впрочем, мне-то какое до оных персей дело?..
       Горничная между тем, достав из комода постельное белье, глянула на чародея с любопытством и явным ожиданием. Наверное, рассчитывала, что столичный волшебник снизойдет до того, чтобы перекинуться парой слов с приятной глазу прислугой. Но столичный волшебник, увы, не снизошел - аура девицы оказалась совершенно заурядной, - он просто с удовольствием смотрел на ловкие движения горничной, на ее гибкую, пышущую здоровьем и молодостью фигурку.
       Девица снова кинула взор на гостя, мило улыбнулась.
       И тут столичному волшебнику возжелалось, чтобы на ее месте оказалась хозяйская дочка. Конечно, княжна Снежана вряд ли когда-либо застилала даже свою собственную постель, но несомненно ее движения при этом оказались бы не менее ловкими, а фигурка не менее гибкой, чем у горничной. И удовольствие, наверное, оказалось бы не меньшим...
       Увы, сие желание столичного волшебника было абсолютно несбыточным. Что ж, буде Нева не течет к Волхову, Волхов течет к Неве!.. Поэтому столичный волшебник снизошел наконец до разговора с прислугой.
       - Не спешите, голубушка, - сказал он. - Ложиться я пока не собираюсь.
       И вышел. Спустился по лестнице. Однако, подойдя к дверям, за которыми звучал очередной венский вальс ("Ласковый Дунай"), решил, что на этот раз Волхов протечет мимо Невы. И мимо "ласкового Дуная". Самое время сейчас Волхову не толкаться промеж танцующих пар, а отправиться на небольшую прогулку. Подышать, так сказать, свежим воздухом, развеяться...
       Возле особняка, вдоль подъезда и по обеим сторонам улицы, выстроились многочисленные кареты, украшенные самыми разнообразными гербами. На гербах красовались медведи и лисицы, белки и горностаи, волки и бобры. Целый зоопарк... Ожидающие своих хозяев кучера беседовали друг с другом о дворовых девках и хозяйской милости.
       Саженях в пяти слева от парадной лестницы, между кустами сирени и стеной особняка, стояла каменная скамья, и Свет незамеченным спустился к ней. Посидел минут десять, удивляясь своему равнодушному отношению к тому, что случилось с Буривоем Смирным, и ожидая от Мокоши неведомо чего. Впрочем, он-то прекрасно знал, чего именно ждет. А вдруг его начнут искать!.. Однако не менее прекрасно он знал и то, что ничего не дождется. Искать-то его в конце концов начнут. И в конце концов сии долгие поиски, разумеется, увенчаются успехом, но отыщет его вовсе не обладательница гибкой фигурки, пшеничных волос и ядовитого языка. Как бы столичному чародею этого не хотелось...
       По кустам пронесся прохладный ветерок, прошелестел листьями, и в шелесте этом послышалось тихое: "Забудьте о сокровенных чаяниях! Сокровенные чаяния вовек несбыточны!" Так вроде было у Легостая...
       Свет вздохнул, встал, поднялся в дом. Наступив на горло собственным желаниям, снова прошел мимо дверей, за которыми по-прежнему разносилась музыка и шаркали по паркету ноги, и отправился наверх.
       Едва шагнув в коридорчик возле своей комнаты, он сразу почувствовал присутствие посторонних. А потом услышал громкий шепот:
       - Да будет, Радомира! Экая вы, право, недотрога! Ужель я вам нисколечко не нравлюсь? Чего ж вы вчера не сопротивлялись?
       Тяжелая, синего бархата, штора, закрывающая окно в конце коридорчика, шевельнулась. Потом послышался характерный чмокающий звук - за шторой явно поцеловались. А потом взволнованный девичий голос тихо произнес:
       - Оказывается, вы бойкий парень! А прикидывались таким тихоней. Вот уж не думала!.. - Звук нового, на этот раз долгого поцелуя. Судорожный вздох. - Вы мне очень нравитесь, Ярик, но буде хозяйка проведает... - Еще один судорожный вздох. - Она же выгонит нас обоих!
       Свет включил Зрение.
       Знамо дело, любодеев он за шторами не видел, однако ауры сияли вовсю. Знамо дело, аур было две. И знамо дело, одну переполняли интенсивные цвета Додолы, а другую - Перуна. Вот только свечение Перуна было интенсивным настолько, что его вполне хватило бы и на двоих молодых парней.
       Слуги, понял Свет. Играют в обжимашки, пока хозяйского глаза рядом нет. Другого места не нашли...
       - Не бойтесь, Радомира, - снова донесся громкий шепот. - Откель хозяйка может проведать? Нешто лишь вы сами ей проговоритесь... Все на балу, никто нас здесь не увидит. А буде вы думаете, что я просто так, то ошибаетесь. Я ведь и жениться на вас готов с дорогой душой!
       Штора опять шевельнулась. Неведомая Свету Радомира пискнула, но в писке этом прозвучал не протест - откровенное удовольствие. Так же вот пищала Забава, когда Свет стискивал ее в медвежьих объятиях...
       - Вы мне не верите?
       Цвета Додолы и Перуна в аурах запылали гараже.
       - Я вам верю, Ярик. - Девичий голос журчал весенним ручейком. - Но не могу я так, понимаете? То за шторами, то в бельевой...
       - Да-а-а! - В голосе Ярика прозвучала нескрываемая досада. - А с Олегом-то, небось, могли? И за шторами, наверное, и в бельевой?.. Вот токмо он теперь нигде не сможет! Отвоевался, добрый молодец!
       - Экий вы, Ярик... - Весенний ручеек превратился в гадючье шипение, а цвета Додолы сразу потускнели. - С Олегом у меня ничего не было. Я сразу дала ему по рукам. И зря вы так!.. Негоже так о больном человеке! Он выздоровеет!
       - Счастливы живущие надеждами! - сказал с усмешкой Ярик. - Но надежды не всегда исполняются...
       Цвета Додолы потускнели еще больше, и Свет понял, что неведомая Радомира сейчас возмутится и выскочит на белый свет. А выскочив, застукает подслушника на месте преступления. Как Легостаевская героиня Урса Ниу-Гел - своего младшего брата Симмонса, тайно следящего за любовными похождениями сказочно повзрослевшей сестры... А значит, оному младшему брату не остается ничего иного, окромя как срочно кашлянуть.
       И Свет срочно кашлянул.
       Девица тихонько вскрикнула, из-за шторы высунулось юное личико, обрамленное растрепанной иссиня-черной гривой. Распахнутые глаза, перепуганный взгляд, красок Додолы след и вовсе простыл. Зато страха - хоть отбавляй! Давешняя горничная...
       А потом выглянул не менее испуганный Ярик. Его Свет тоже узнал - это был пшеничноволосый кучер, любитель "Мамочкиного платочка", возивший их к месту преступления и в принципат.
       Почему-то беленьким очень часто нравятся черненькие, подумал Свет, и мысль эта показалась ему столь неожиданной, что он удивился. Еще вчера чародею Смороде и в голову бы не пришло задуматься - кто кому и по какой причине может понравиться. Впрочем, нет, вчера бы - пришло. А вот еще в прошлое лето... Ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь в другом уголке дома, там, где он не мог бы помешать влюбленной парочке.
       Леший меня сюда понес, подумал он. Зашел бы в гридницу, поглядел, как танцуют, об кого кикимора свой язычок чешет...
       Он снова кашлянул и, сделав вид, будто не заметил целующихся, скрылся в своей комнате.
       Кровать была до сих пор не застлана. И форточка - по-прежнему открыта.
       Наверное, целеустремленный Ярик специально подкарауливал момент, когда столичный чародей спустится вниз, и тут же принялся мешать Радомире исполнять ее служебные обязанности. Хорошо, хоть в коридор выйти догадались. Наверное, думали, там они услышат чужие шаги. Но слишком уж увлеклись друг другом... А если бы Свет пришел чуть позже? Интересно, можно ли работать корнем стоя или сидя? Надо будет как-нибудь предложить Забаве такой способ...
       Зазвонил колокольчик.
       - Прошу! - крикнул Свет.
       Вошла давешняя служаночка, замерла, едва перешагнув порог. Растрепанные волосы наспех уложены в некое подобие прически и для маскировки украшены ослепительно-белой кружевной наколкой, блузка застегнута на все пуговицы. Вот только обтянутые блузкой перси все еще бурно вздымались.
       Быстро она привела в порядок одежду, подумал Свет. А вот себя - оказалось, сложнее!
       - Я застелю постель, чародей? - Голос снова звучал весенним ручейком.
       - Да, конечно, Радомира, застилайте.
       Шагнувшая было к кровати девица замерла.
       - Ой, вы, наверное, все слышали...
       - Что я слышал? - прикинулся непонимающим Свет.
       - Ну там, в коридоре, за портьерой, нас с Яриком. - Она вдруг всплеснула пухлыми ручками и взмолилась: - Я прошу вас, чародей, токмо не говорите ничего хозяйке! Ярика накажут, а то и выгонят. И меня могут... Мы ведь не делаем плохого!
       В глазах ее не было зелени, и потому Цветану Нарышкину не ждали неприятные сюрпризы, приводящие к поиску новой служанки. Впрочем, ему-то, Свету, какое до всего этого дело? Пусть бы даже хитрые девичьи глазки и заволокло зеленой тиной!..
       - Да я, собственно, ничего и не слышал... - Свет ухмыльнулся про себя. - И в любом случае хозяйке о вас не скажу.
       - Правда? - Мольба в голосе Радомиры сменилась безудержной радостью.
       - Клянусь Семарглом! - Свет приложил десницу к сердцу.
       Ему вдруг показалось, что не будь он волшебником, горничная не удержалась бы и рассказала ему, как сильно она любит своего милого Ярика.
       Тем не менее, когда девица, застелив постель, закрыв форточку и выслушав указание, в какой час разбудить гостей, удалилась, он проверил сохранность заклятья на колдовском бауле. Баул пребывал в полном порядке.
       Можно и укладываться, но ведь ныне пятница.
       А посему Свет заставил себя взяться за привычные тренировочные занятия.
       Тренировка, к его немалому удивлению, оказалась весьма продуктивной. Заклинания творились как никогда легко. Привычная злоба же - почему-то не просыпалась. Наверное, именно по этой причине настроение стремительно улучшалось, а недавние желания переставали теснить душу.
       Вот вам, разлюбезная княжна Снежана, подумал он, стягивая с себя чародейский балахон. Не очень-то и хотелось! Оттачивайте свой злой язычок, кикимора, на каком-нибудь красавце-ратнике. Он примет ваши безудержные дерзости за скрытые авансы. Мы же ныне - ляжем баиньки. А завтра, на свежую голову, еще поразмыслим над тайными причинами вашего странного поведения. Не ваших ли рук дело - ситуация, в которой брат Буривой почувствовал себя униженным?
       И только укрывшись одеялом, Свет вдруг понял: раньше мысль о том, что муж-волшебник Буривой Смирный может в определенных ситуациях почувствовать себя униженным, чародею Смороде бы и в голову не пришла.
      
       5. Взгляд в былое. Снежана.
       Снежана Нарышкина с детства не любила волшебников. Вернее, она была к ним абсолютно равнодушна.
       Девочка с младых ногтей знала, что принадлежит к великородной словенской семье. Род Нарышек в стародавние времена происходил из тех же корней, что и великокняжествующая династия. И подобно Рюриковичам придерживался испытанных веками традиций.
       В семьдесят шестое лето, в теплый осенний месяц вересень, двадцативосьмилетний отпрыск рода Нарышек по имени Белояр обвенчался с представительницей не менее древней словенской фамилии, девятнадцатилетней девицей Цветаной Лопухиной. Поелику брак сей был заключен договорно между главами семей, то новоиспеченной жене потребовалось определенное время, чтобы привыкнуть к своему супругу и влюбиться в него. Потом, как заведено богами, к молодой княгине пришел зеленец, и Цветана тут же понесла. В крепкие сеченские морозы семьдесят восьмого она благополучно разрешилась от бремени первенцем. Нарекли первенца дедовым именем - Найден.
       А почти ровно семь лет спустя (правда, зима восемьдесят пятого была, по словенским понятиям, не в меру мягкой) в семье Нарышек родилась и первая дочь. Отец Снежаны, у коего к тому времени было уже два сына, в дочурке души не чаял. И хотя вскоре любезная супруга принесла ему еще двух девочек, старшая дочь навсегда осталась для князя Белояра самой ненаглядной. Тем паче что Снежана первой из дочерей и ушла из родительского дома, переселившись в орешекский Институт великородных девиц.
       Вестимо, колдуны существовали в жизни Снежаны всегда. Они окружали ее в стенах родительского дома. Они вертелись пред очами девчушки в загородных поместьях Лопухов и Нарышек. В Институте без них, знамо дело, тоже было не обойтись. Подобно всем детям великородных, Снежана относилась к волшебникам, как к обычным слугам или ремесленникам. Ну чем, скажите пожалуйста, колдун отличается от кузнеца или портнихи?.. Только тем, что один работает с металлом, вторая - с парчой или канифасом, а третий - с разнообразными заклятьями. Отличка невелика!.. И в конце концов, все они обеспечивают свое существование деньгами ее отца.
       Постепенно, правда, по мере получения знаний о жизни родного княжества и устройстве подлунной, Снежана стала понимать, какое место волшебники занимают в структуре общества, но это случилось много позже, а детское отношение к ним осталось неизменным. Впрочем, она понимала и другое: действительно огромную роль в существовании страны играют лишь несколько десятков наиболее квалифицированных чародеев, огромное же большинство колдунов способны лишь накладывать охранные заклятия, оберегать Снежану от сглаза да связываться друг с другом через волшебное зеркало. Были, правда, в семье Нарышек образцы и другой волшебной техники, для работы которой требовалась магическая поддержка обладателей Семаргловой Силы, но Снежана ввек оной техникой не интересовалась и, поедая свеженький эскалоп, индо вопросом не задавалась, приготовил ли повар сей эскалоп на обычной плите или с использованием колдовской помощи. И токмо к пятнадцати летам, когда институткам начали преподавать основы ведения домашнего хозяйства, девица узнала, что мясо, поджаренное с применением волшебных чар, получается вкуснее, чем приготовленное без оных. Вкуснее и для здоровья полезнее - организм получает много меньше злотворных жиров.
       На лето раньше Снежана получила чуть-чуть иные знания. Среди институтских пестуний насчитывалось несколько тайных додолок - Орден дочерей Додолы раскинул свои сети по всему словенскому обществу. Учительницы сии, разумеется, не обошли вниманием и представительницу рода Нарышек. Так была сделана попытка бросить в душу Снежаны семечко сокровенного желания.
       Увы, древо из семечка не выросло. Волшебники для княжны Нарышкиной по-прежнему оставались чем-то вроде мебели. Или сродни паровозу. Да, везет себе - чух-чух-чух! - и везет. Но ведь для того и создан, чтобы перевозить людей.
       В семнадцать Снежана, получив положенное всякой великородной девице образование, вернулась в родительский дом. Через два дня опосля этого события Белояр Нарышка устроил в честь возвращения дочери великосветский бал. На этом балу Снежана и повстречалась с братовым начальником и приятелем, мужем-волшебником Клюем Колоткой. И Клюй Колотка, вестимо, был тут же представлен Сувором родимой сестричке.
       Гремела музыка, кружились по гриднице пары, говорились изысканные комплименты... Клюй Колотка комплиментов княжне Нарышкиной не говорил - не изысканных, не гожих лишь для челяди. Однако росток, взлелеянный пестуньями-додолками в душе Снежаны и подпитанный собственными желаниями просыпающейся в полудетском теле женщины, пробил, наконец, твердую почву великородной неприязни да равнодушия и превратился в древо. Вестимо, древо оказалось таким же крохотным, как еще не оформившаяся грудь юной барышни. Таким же крохотным и таким же горячим...
       Потом были иные балы и иные встречи. Впрочем, встречи происходили и без балов: Клюй Колотка часто посещал дом Нарышек. С каждым посещением древо неуклонно разрасталось. Рост его был трудным и мучительным - мешали полученные Снежаной знания и воспитание. В отличие от древа любви девичья грудь росла гораздо быстрее. К следующей весне она превратилась в полновесные взрослые перси.
       Снежана часто запиралась в комнате, донага скидывала одежду и с удовольствием разглядывала в зеркале свое меняющееся тело - посмотреть уже было на что. Вот токмо Клюй Колотка не замечал ни пышнеющих персей Снежаны, ни созревающих в ее сердце тайных желаний. "Здравы будьте, княжна Снежана!" да "Оставайтесь с миром, княжна Снежана!"...
       Вестимо, Снежану подобное отношение волшебника изрядно задевало - девица, как и большинство дочерей великородных, выросла самолюбивой да избалованной излишним вниманием. Однако, ко всему прочему, она была и терпеливой. А то, что терпение - добрая половина любого успеха, Снежана поняла еще в институтские времена. Приложили к этому свою настойчивую длань и додолки. Поэтому Снежана умела ждать. И готова была ждать до тех пор, покудова Клюй не прозреет. Или покудова папенька своей рукой не прекратит сам процесс ожидания - Белояр уже поговаривал о выгодной партии для дочери. И даже имя будущего жениха называл: Сила Кабан - тоже из великородных.
       Скорее всего Снежана подчинилась бы отцовской воле. А может и нет - она сама еще того не ведала. Однако как бы то ни было, сокровенных желаний Снежаны имя будущего жениха изменить уже не могло.
       Желания зрели и зрели. Зрели и перси. По всему получалось, что вскоре к тайно влюбленной девице должен был прийти страшный для неразделенной любви первый зеленец.
       Но на пороге осени 7503 лета Мокошь рубанула по желаниям княжны Нарышкиной палаческим топором.
      
       6. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Наутро заняться фехтованием не удалось.
       Ключградские сыскники, по-видимому, накануне поработали справно, потому как, едва в семье Нарышек закончился завтрак (участия в котором, окромя Сувора, никто из хозяев не принимал), из зеркальной примчался дежурный колдун и, с трудом переводя дыхание, доложил, что принципал министерства безопасности по Северо-Западному рубежному округу Порей Ерга срочно вызывает столичных волшебников на совещание.
       К принципалу отправились в сопровождении князя Сувора, воспользовавшись вчерашней каретой, коей управлял вчерашний же кучер - Радомирин любодей Ярик.
       Садясь в карету, Свет подмигнул ему, но кучер сделал вид, будто не заметил чародеева легкомыслия.
       Сувор Нарышка, судя по всему, не выспался, то и дело зевал, деликатно прикрываясь ладонью, и дорога прошла большей частью в молчании. Свет с Буривоем лишь переглядывались - опосля случившегося вечор на балу нынешняя бессловесность молодого князя их вполне устраивала.
       Ерга принял столичных сыскников без задержки. В кабинет вошли втроем.
       После коротких приветствий принципал сказал:
       - Я получил приказ об изменении ваших задач. - Он достал из стола украшенную гербом бумагу. - Вам предписывается остаться в Ключграде и принять непосредственное участие в сыске убийцы.
       Свет взял документ в руки, прочел.
       Под приказом стояла подпись самого Путяты Утренника. Причем министр безопасности не только предписывал столичным колдунам оставаться в распоряжении принципала Порея Ерги, но и выражал уверенность, что работа в Ключграде волшебников с таким уровнем Таланта и таким опытом работы как у сударей Смороды и Смирного приведет к быстрому и успешному завершению сыска.
       Свет хмыкнул про себя, расписался в приказе и передал бумагу Буривою Смирному. Когда тот в свою очередь ознакомился с распоряжением непосредственного начальства, Свет сказал:
       - Все ясно, сударь принципал! Приказ министра мы, разумеется, выполним. - И после небольшой паузы добавил: - Однако мне бы не хотелось всуе тратить время нашего молодого хозяина, занимая его совещаниями.
       У Сувора Нарышки отвисла челюсть.
       Не будь Ерга стреляным воробьем, он бы последовал примеру своего подчиненного. Однако стреляный воробей позволил себе лишь похлопать глазами - челюсть его осталась на месте.
       - Думаю, у князя Сувора найдутся более важные занятия, нежели слушать, как мы тут обсуждаем уже известную ему информацию, - заметил Свет, понимая, что столь неожиданный поворот может быть и не постигнут с первого раза.
       Порей Ерга перевел взгляд на Нарышку.
       Повинуясь молчаливому распоряжению принципала, тот поднялся и направился к двери. На лице его жила нескрываемая обида.
       - Помощь нашего радужного хозяина нам понадобится еще не единожды, - сказал ему в спину Свет. - Я в этом абсолютно уверен.
       На этот раз стреляный воробей по имени Порей Ерга глазами не хлопал.
       - Княже, вы мне очень скоро понадобитесь. Не покидайте своего кабинета!
       Сувор Нарышка исчез в приемной.
       Принципал дождался, пока дверь затворилась, и с нескрываемым раздражением произнес:
       - Надеюсь, судари волшебники, ваши объяснения окажутся достаточно серьезными, чтобы оправдать подобное обращение с сыном князя Белояра.
       Через пять минут Светова монолога, в коем чародей упомянул и о перепуганных ключградских колдунах на балу, Ерга сам счел услышанные объяснения достаточно серьезными, чтобы оправдать содеянное с его подчиненным. Паче того, он счел оные объяснения серьезными настолько, что индо не смог скрыть своего ужаса. Столичные сыскники-волшебники деликатно не заметили его секундного замешательства, а когда Ерга нахмурился и стиснул перстами десницы волевой подбородок, Свет сказал:
       - Полагаю, брату Смирному тоже не след занимать свое внимание дальнейшим разговором.
       Буривой тут же поднялся и, коротко кивнув принципалу, вышел из кабинета.
       - Ужель вы подозреваете Сувора Нарышку! - воскликнул Ерга, когда они остались со Светом один на один.
       - Конечно, нет, - сказал Свет. - Но после того, что произошло вчера с моим соратником, чем меньше князь Сувор будет знать, тем лучше для дела. Он ведь не волшебник, он даже понять не сможет, что его прощупали. И все его знания тут же станут известны предполагаемому лазутчику. Понимаете?
       Ерга понимал. Но он понимал не только это.
       - А где гарантия, что не прощупывали вас, чародей?
       - Я бы почувствовал, - сказал Свет. - К тому же, принципал, я более квалифицированный волшебник, чем сыскник Смирный. Вполне возможно, что я окажусь лазутчику не по зубам.
       - А буде окажетесь по зубам?
       Свет пожал раменами:
       - До нынешнего дня, принципал, со мной способна была справиться лишь столичная Контрольная комиссия. Полагаю, это кое-что да означает... Впрочем, для пущей гарантии Буривой Смирный будет прикрывать меня своей Силой. Не вникая в смысл дела и не получая никаких конкретных сведений. Надо сказать, что вчера лазутчик извлек из его сознания мало для себя полезного. Сегодня к вечеру, например, он бы получил информации гораздо больше. Если бы не поторопился... На мой взгляд, это означает, что противостоящий нам варяжский альфар не обладает достаточным оперативным опытом.
       - Так вы согласны со мной, что он - варяг?
       - Да, сия версия представляется мне теперь самой вероятной. Ведь среди словенских волшебников Талант подобного уровня неизвестен. Разве лишь Кудесник...
       А истинный уровень Остромирова Таланта известен лишь самому Остромиру, добавил Свет про себя. Впрочем, так оно и должно быть...
       - Да, похоже, я не ошибся, чародей, - сказал Порей Ерга. И вдруг грохнул кулаком по столу: - Но как же можно работать в подобных условиях?!
       Свет развел руками:
       - Условия, увы, задаем не мы. А работать тем не менее можно. След лишь самым максимальным образом ограничить доступ людей к информации. Каждый работник должен выполнять мелкие конкретные поручения, причем такие, чтобы он не мог сделать на их основе определенных выводов. К слову, всех неволшебников от расследования требуется отстранить немедленно и бесповоротно. Информация должна стекаться лишь к нам двоим. Если лазутчик начнет прощупывать колдунов, думаю, у нас появятся дополнительные возможности для его обнаружения. На основе элементарного логического анализа... Правда, чтобы осложнить супротивнику жизнь, необходимо всем, кто занят следствием, поставить защитный магический барьер. В том числе и мне. Барьеры поставим по закону - коллективные. Насколько я знаю, в Ключграде должно найтись достаточное количество волшебников соответствующей квалификации. - Свет помедлил. - Есть, правда, еще одна сложная проблема...
       - Какая?
       - Эта проблема - вы, принципал.
       - Но ведь меня всегда прикрывает кто-нибудь из членов Колдовской Дружины!
       - Думаю, ныне этого будет недостаточно...
       - Вы предлагаете сделать прикрытие коллективным?
       - Нет. - Свет поморщился. - Боюсь, даже коллективное прикрытие в нашем случае стопроцентной гарантии не даст. Нужно поступить иначе... Полагаю, вам придется некоторое время пожить в этом здании. Стопроцентной гарантии, правда, и такой вариант не даст, но шансов пробраться сюда у лазутчика гораздо меньше. Иное дело - захватить вас врасплох где-нибудь в городе. Вкупе с вашим прикрытием.
       Ерга задумался.
       Свет молча ждал - предложения, действительно, были слишком неожиданными, их требовалось переварить.
       Наконец Ерга сказал:
       - Что ж, по-видимому, вы правы, чародей. Я немедленно прикажу вызвать всех наших волшебников, способных ставить защитные магические барьеры.
       - И вот еще что... Поговорите с Сувором Нарышкой, принципал. Мне будет очень жаль, буде обида и непонимание надолго поселятся в его душе.
       - Да, вестимо. - Ерга посмотрел на Света с откровенным любопытством. - Может быть, вам со Смирным следовало бы и вовсе съехать от Нарышек?
       Свет соорудил понимающее лицо:
       - Следовало бы. Но есть у меня ощущение, что нам стоит пожить там еще немного.
       И вовсе не ради игр с Нарышкиной дочкой, добавил он мысленно, сделав вид, будто говорит самому себе правду, одну только правду и ничего, опричь правды.
       - Что ж, вам виднее, чародей, - задумчиво произнес Ерга. - Значит, отныне всей информацией по убийству Клюя Колотки будем владеть токмо мы двое?
       - Да, - решительно сказал Свет. - Токмо мы двое. И никто более!

    * * *

       Последующие часы прошли в привычной сыскной круговерти.
       Перво-наперво Порей Ерга вызвал к себе смертельно обиженного Сувора Нарышку. О чем они меж собой беседовали, осталось неизвестным, но от принципала молодой князь вышел с просветленным лицом. И больше никаких вопросов столичному чародею не задавал.
       В свою очередь Свет объявил Буривою Смирному, что отныне главной задачей сыскника становится магическое прикрытие своего соратника. Буривой коротко кивнул, и с этой минуты Свет ощущал постоянное присутствие на себе чужого защитного заклятья.
       Потом Ерга вновь пожелал побеседовать с чародеем Смородой.
       - Пора нам ознакомиться с собранной информацией, - сказал он. - И обговорить дальнейшие оперативные действия.
       К принципалу цепочкой потянулись сыскники, весь вчерашний день занятые поиском убийцы.
       Доклады их оказались скупыми.
       Среди домашних Вороноя Кудряша новых лиц не обнаружено. Прислуга работает у ключградского посадника по десять-пятнадцать лет. Все они не раз и не два проверялись местной службой безопасности, в подозрительных связях и дурных поступках не замечены...
       Частных визитов, кои столичные волшебники произвели бы в Ключград на протяжении минувшего серпеня, не обнаружено. Правда, шесть седмиц назад сюда приезжал на похороны отца некий Снегирь Отжимок...
       Свет знал Снегиря Отжимка - встречались как-то по служебным делам. Так, мелкая сошка из министерства ратных дел, способен разве что проверять сохранность магических печатей на курьерских пакетах да дежурить у волшебного зеркала.
       Впрочем, тут же выяснилось, что в течение последних трех седмиц и поныне в Ключграде проводят очередные отпуска члены Колдовской Дружины брат Томило Метелица из Полотеска и брат Балда Пинай из Великих Лук, однако проверка показала, что квалификация брата Метелицы соответствует второму, а брата Пиная - третьему уровням. Клюй же Колотка, как известно принципалу, имел пятый, так что подозревать оных братьев в причастности к его убийству - все равно как рассчитывать на то, что мышка способна закусить матерым котярой...
       Следующий сыскник доложил еще о нескольких волшебниках, находящихся в Ключграде частным порядком, однако по квалификации все эти братья были сродни Снегирю Отжимку. Таланты означенного уровня, даже ступив на зловещую тропу Ночного колдовства, с убийствами - тем паче себе подобного - не связываются. Овчинка выделки не стоит...
       Все люди самого Клюя Колотки - а было их четверо - работали еще у его отца, знали своего хозяина с малолетства и перешли к нему в услужение, едва Клюй закончил школу волшебников.
       Свету такой поступок убитого показался странным. Он, Свет, конечно бы не стал нанимать слуг из своего детства, это пахнет сентиментальностью... Впрочем, у каждого волшебника свои странности. И странность Клюя Колотки была вовсе не той ненормальностью, которая должна вызывать подозрения определенного толка.
       Порей Ерга, выслушав доклады подчиненных, тут же делил сыскников на две группы. Те, кто не обладал Талантом, получали от принципала задания, и близко не связанные с происшедшим убийством. Обладателям Семаргловой Силы предписывалось, не покидая принципата, ждать постановки магического защитного барьера, опосля чего поступить под непосредственное руководство столичного чародея Светозара Смороды, прошу любить и жаловать, судари мои разлюбезные...
       Пообедали в трапезной на первом этаже. Кое-кто из обедавших присутствовал на вчерашнем бале у князя Нарышки и теперь вовсю делился впечатлениями. Свет с Ергой слушали разговоры, о делах помалкивали.
       После трапезы прибыли местные волшебники, квалифицированные в постановке магических барьеров. Каждому из сыскников, определенных под начало чародея Смороды, был немедленно поставлен коллективный защитный барьер. Чтобы снять такой барьер в одиночку, Свету потребовалось бы не меньше часа.
       Потом сыскники-волшебники получили приказ ждать дальнейших распоряжений, а чародей Сморода и принципал Ерга вновь уединились в кабинете.
       Через четверть часа волшебников опять позвали к начальству. Инструкции им давал чародей Сморода. Волшебникам было заявлено, что ныне они свободны. Всем след ждать дальнейших приказаний. А покудова уделить особое внимание ежедневной разрядке. Словом, утром все обязаны быть готовы к тяжелой магической работе. Когда удивленные неожиданным отпуском колдуны покидали кабинет принципала, Свет включил Зрение.
       Краски вчерашнего страха в аурах ключградских волшебников сгустились.
       Свет выключил Зрение и вздохнул. Тут он помочь собратьям по Дружине ничем не мог - страху перед Велесом и Мареной, как известно, всяк противостоит один на один...

    * * *

       И дальше все катилось привычным порядком.
       Стратегическое совещание с Пореем Ергой завершилось единственным решением - повторить пройденный вчера путь на новом уровне квалификации. Иных вариантов сыска покудова найдено не было. В результате Свет, Буривой Смирный и Сувор Нарышка в сопровождении незнакомого гостям молодого волшебника, коему была уготована роль срочного курьера, отправились в дом Вороноя Кудряша.
       Посадник хоть и не был рад посетителям, но оказался достаточно любезным, чтобы, окромя надоевших ему накануне ключградских сыскников, позволить беседу со своими слугами еще и столичному чародею.
       Свет разговаривал с оными слугами в отдельной комнате, с каждым и каждой поодиночке.
       Работа была скучной и монотонной. Приходилось систематически накладывать на комнату и периодически подновлять защитное заклятье, приходилось задавать одни и те же вопросы и внимательно следить, не коснется ли ментальной атмосферы в комнате след чужого, неизвестного Таланта...
       Словом, сыскному процессу любезность посадника никакой пользы не принесла. Ауры у слуг оказались самыми что ни на есть обыкновенными. И если кто-то из прислуги Кудряша и стал вдруг таинственным убийцей Клюя Колотки, то Таланту чародея Смороды он был явно не по зубам. Впрочем, сам Свет в подобную возможность ничуть не верил... А поелику посадник, в свою очередь, испытывал совершенное удовлетворение от невиновности своих слуг, то и расстались Свет Сморода с Вороноем Кудряшом, пребывая в совершенно противоположных настроениях.
       От посадника Свет, сопровождаемый все тем же эскортом и под прикрытием все того же Буривоя Смирного, отправился в дом погибшего.
       Увы, и здесь его ждало полное разочарование. Слуги Клюя Колотки были совершенно нормальными людьми, ни сном ни духом не ведавшими, кому могла понадобиться безвременная кончина их любезного хозяина, и очень скорбевшими по убитому - ауры их переполнялись черной тоской и обидой на судьбину.
       Волшебные манипуляции постепенно брали свое: душа Света тоже стала переполняться. Только не тоской - привычным раздражением... Все понимающий Буривой Смирный, препровождая в кабинет погибшего хозяина очередную прислугу, бросал на соратника сочувственные взгляды. К сожалению, тут сыскник чародею Смороде помочь ничем не мог. Он, правда, предложил привезти шпаги и устроить небольшую разрядку, но Свет, вестимо, отказался. Фехтование в доме, где занавешены все зеркала - в том числе и волшебное, - не было бы кощунством разве лишь у поганых ордынцев.
       А потом в доме появились родители погибшего.
       Свет узнал о них от Буривоя.
       В общем-то, отец и мать Клюя вряд ли могли помочь следствию: как известно, планида любого волшебника - служить обществу, и от этого служения его ничто не должно отвлекать. В том числе, и сыновняя любовь. Тем паче, если ведомо, что всякая любовь может стать угрозой Таланту. А посему волшебники редко общаются со своей семьей... К тому же, старики Колотки наверняка убиты горем. Ведь дюжинным людям человеческие эмоции не возбраняются.
       Одним словом, Свет решил с Клюевыми родителями не беседовать. И продолжал тратить время впустую, приступив к повторному опросу прислуги. Все тщетно - никто на противоречиях не попадался.
       Чародей помаленьку сатанел. Наконец перед ним оказалась последняя служанка. Снова привычные вопросы, набившие оскомину ответы. Не ведаю, не заметила, не видела, да нешто бы я молчала, сударь колдун...
       И тут на пороге комнаты появился Буривой Смирный:
       - Мать Клюя Колотки хочет поговорить с вами, чародей. Пригласить?
       Свет поморщился:
       - Извините, сударыня! - И когда служанка покинула комнату, спросил Буривоя: - Кто она такая?
       Буривой пожал раменами:
       - Булочница. Живет в Парфино, недалеко от Старой Руссы. Сорок семь лет.
       С Новогородчины, подумал Свет. Землячка... И неожиданно для себя изменил решение.
       - Пригласите ее, брате!
       Женщина, давшая жизнь Клюю, выглядела гораздо старше своих сорока семи лет. Седые волосы, собранные в узел на затылке; круглое, полное, но какое-то пепельно-серое лицо; фиолетовые, полные тоски глаза, окруженные сеточками преждевременных морщинок. Наверное, Клюеву мать состарило обрушившееся на семью горе. А может, вся судьба сына была для нее сплошным горем - встречаются у отмеченных Талантом и такие матери...
       - Садитесь, сударыня! Примите мои глубочайшие соболезнования! Муж-волшебник Колотка был прекрасным колдуном и справно послужил родине...
       Женщина вскинула голову:
       - Бросьте, сударь чародей!.. Возможно, он и прекрасный колдун, но сыном он был бессердечным. Как и все вы, волшебники!..
       Ненависти в ней не было, но на Света тут же обрушился новый приступ раздражения. Тем не менее он сдержался.
       - Зря вы так, сударыня... К волшебникам не применимы обычные моральные требования. Наше главное дело - забота о благе страны, и вам след гордиться своим сыном.
       Глаза женщины наполнились слезами. Она опустила голову:
       - Я бы гордилась, буде бы у меня имелись другие дети. Но Клюй оказался единственным. Поэтому я им не гордилась, я его просто любила...
       Она заплакала навзрыд, как плакала в последний раз, наверное, в далеком детстве. Впрочем, вряд ли. Наверное, она рыдала и позже. Ведь Клюй Колотка был ее единственным сыном. Как Свет Сморода - для своей матери. Во всяком случае, Дубрава Смородина плакала так все тридцать два последних лета. А Свет об этом узнал чуть более полугода назад, в морозный сеченский день. Когда впервые за свою взрослую жизнь побывал дома...
       Между тем мать Клюя справилась с собой, утерла слезы, подняла голову.
       - Простите меня, чародей!.. Я, должноть, отнимаю у вас время. Я просто хотела вас попросить... - Вот когда ней проснулась ненависть, ненависть, заметная и безо всяких С-заклинаний. - Найдите убийцу моего сына, чародей. Найдите, и я век буду благодарить вас.
       Светово раздражение переродилось в черную злобу, но это была злоба вовсе не на сидящую перед ним женщину. Это была злоба на всю подлунную, на ее устройство, убивающее детей и заставляющее рыдать матерей. И от этого - казалось бы, знакомого - чувства не освободила бы чародея никакая разрядка...
       Свет встал.
       - Я найду его, сударыня, обещаю вам!
       Мать Клюя вышла, а Свет даже не попытался ее задержать, чтобы задать свои, важные для сыска и ничего не значащие для этой женщины вопросы. Он задал их вернувшейся в комнату служанке.
       Он прекрасно знал, что не получит от нее удовлетворительных ответов - их не было да, скорее всего, и не могло быть у оплакивающей любимого хозяина, недалекой, простой словенской бабы, - но продолжал задавать ненавистные ему самому вопросы. Наверное, этим способом он пытался искупить вину, которую почему-то ощущал перед седой, преждевременно состарившейся женщиной, родившей некогда Клюя Колотку. Ибо ему ввек было не искупить вины перед другой женщиной - родившей сорок два лета назад Светозара Смороду.
      
       7. Взгляд в былое: век 76, лето 3, сечень.
       О том, что умерла мать, Свет узнал в ясный морозный день. Сообщил о случившемся один из дежурных колдунов министерства.
       Работы было выше головы, и потому времени раздумывать над этой смертью не имелось. В общем-то, он уже несколько месяцев не вспоминал о собственных первородителях (в последний раз это было, кажется, еще при Вере-Кристе) и гораздо больше взволновался бы, сообщи ему дежурный колдун о внезапной кончине Кудесника Остромира... Что делать: старорусская посадница Дубрава Смородина давно уже (он даже не помнил - когда) стала для него одной из множества прочих словенских посадниц - коих, как известно, в стране гораздо больше, чем чародеев... Да, время от времени он связывается со Смородами по волшебному зеркалу, но не потому, что ему этого хочется, а потому что так его приучил в школьные лета отец Ходыня. Со временем это превратилось в некий ритуал - ну вроде ежеседмичного служения в храме Семаргла... Словом, день прошел обычным порядком.
       Однако ночью домовой дернул Света рассказать о случившемся Забаве.
       Что тут началось!..
       И вы столь спокойно восприняли смерть родной матери!.. Да вы, Светушко, опосля этого и не сын вовсе. Нешто так можно? Это же не по-человечески! Нешто так относятся к своим родителям?..
       Пришлось девицу успокаивать. Вы несправедливы ко мне, сударыня. Мои родители - отец Ходыня с матерью Ясной, и других мне не надобно. Не тот отец, который родил, а тот, который воспитал. Не зря же есть такая народная мудрость!.. И кто вам сказал, что чародеи должны вести себя по-человечески?
       Рыдающая Забава ушла, ничего не добившись.
       Однако что-то она в Свете затронула. Иначе почему - хоть и после некоторых колебаний (не принято среди чародеев ездить на похороны бывших близких) - он все-таки решил отправиться в Старую Руссу?..
       Начальство, правда, отнеслось к просьбе чародея Смороды о кратковременном отпуске без особого восторга, но отпустило. Благо путь недалек и недолог...
       И Свет поехал.
       Отец встретил сына слезами.
       - Большое лихо, сыне, стряслось! Большое лихо...
       Все-таки волшебные зеркала, реагируя на колдунов, искажают внешность дюжинных людей. Вот и видишь своего собеседника таким, каким помнишь. А в живую нынешний Владимир Сморода оказался совсем не тот удалец-молодец, коим его помнил Свет. Он согнулся и как-то иссох, венчик седых волос обрамлял гигантскую плешь на макушке, десница, протянутая посадником сыну, мелко-мелко тряслась. Тряслись у посадника и губы...
       Слез вообще было много.
       Рыдали мамки и няньки, которых Свет совершенно не помнил. С плачем приходили к покойнице соседи - так, во всяком случае, их представляли Свету. Голосили какие-то неизвестные старушки весьма сомнительного вида...
       Гроб стоял на столе в трапезной.
       Трапезную Свет, к своему удивлению, помнил. Как помнил и собственную комнату. Вид их вызвал в душе чародея странное ощущение нереальности происходящего - по-видимому, заметное со стороны, ибо посадник вдруг вытер слезу и воскликнул:
       - Вы все воспомянули, сыне! А мне говорили, для волшебников родной дом и не родной вовсе...
       Дубрава тоже оказалась совсем не тем, что Свет помнил и видел в зеркале. Эта исхудавшая старушка с желтым лицом никак не могла быть его мамой. Его мама - живая, красивая и молодая, с громким певучим голосом. "Поработать надо, Светушко, коль хотите кушать хлебушко..." Она - словно мать Ясна в день испытания Додолой. "Мы будем мыться вместе"... "А как же вы писаете?"... Она - словно Забава по ночам. "Люба мой, я ведь нравлюсь вам такою?"...
       Нет, эта желтая старуха с закрытыми глазами и отвалившейся челюстью никак не может быть мамой.
       Ощущение нереальности жило в нем весь день. И все следующее утро.
       Нереальным было то, что Свет доднесь помнил дорогу на погост. Он даже помнил, в каком именно месте расположены семейные усыпальницы Смород. Все-таки правду говорят: отдельные детские впечатления сохраняются в памяти на всю жизнь. Могила деда, к примеру. Старые березы вокруг... Две каменных десницы - черная и белая... И мама, держащая его за руку, - живая, красивая и молодая... Нет, старуха с желтым лицом не может быть его мамой!
       Он беспрестанно шептал эту фразу, шагая рядом с посадником за погребальной колесницей.
       Играл оркестр. Плакали женщины. Мороз пощипывал нос. Все было нереально.
       Ибо это не его мама...
       Процессия перешла мост, расположенный рядом с местом, где Порусья впадает в Полисть (он помнил его, этот мост, - кажись, его величают мост Мокоши, ведь справа от моста стоит храм богини судьбы), повернула налево и двинулась по берегу.
       И мост, и храм, и берег были нереальными.
       Ибо это не его мама...
       Мамы появляются неожиданно, моются с вами в бане и исчезают - так же неожиданно и в никуда. Как мать Ясна...
       Процессия свернула на улицу, ведущую к погосту, и улица тоже была нереальной.
       Ведь они хоронили не его маму.
       Наверное, именно поэтому Свет и не пошел дальше. Вот если бы в гробу лежала мама, какую он помнил - или мать Ясна (пусть даже Забава!), - он бы плюнул на все чародейские условности. И выслушивал бы погребальные речи; и поцеловал бы ледяное чело перед тем, как заколотят гроб; и бросил бы в могилу комочки промерзшей земли, специально набитые могильщиками из крупных заледенелых глыб - наверное, дюжинных людей хоронят так же, как и волшебников...
       Он узнал бы точно, как хоронят дюжинных людей. Если бы пошел дальше... Но он, шепча все те же слова, покинул процессию и, сопровождаемый удивленными взглядами окружающих, повернул обратно.
       Ведь это не его мама!..
       Какое-то время (Свет и сам не знал - какое) он бродил по городу, ничего не замечая вокруг. Кажется, оскальзывался и падал. Кажется, к нему подходил городовой. Кажется, происходило еще что-то, но вся подлунная сжалась для него в одну фразу - "Это не моя мама"...
       Когда он нашел дом старорусского посадника, там уже сидели за столом - тем самым, где еще совсем недавно стоял гроб с желтолицей старухой.
       Владимир Сморода индо не глянул в сторону припоздавшего на тризну гостя. И не вышел попрощаться, когда припоздавший гость неожиданно собрался на вокзал.
       Все по-прежнему было нереально. И пребывало в нереальности, пока Свет не вернулся в Новгород.
       Знакомая суета привокзальной площади вытолкнула его в явь. От нереальности осталось лишь непроходящее ощущение, будто он побывал в совершенно незнакомом доме на похоронах совершенно незнакомой женщины.
       Свет пришел в себя. И садясь в трибуну, ощутил вдруг непостижимую, бесконечную, мучительную вину. Словно воспользовался при сыске грязными методами Ночного волшебства.
       И лишь Забава - да и то уже ночью, в постели - сумела совлечь с него эту муку.
      
       8. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Когда они покинули дом Клюя Колотки, на улицах уже начали зажигать фонари.
       Курьер отправился к Порею Ерге с донесением о потерянном времени - эта информация никакой особенной защиты от лазутчика не требовала. К тому же она могла быть и дезинформацией.
       Свет молча поглядывал в окно кареты и жалел, что он не фонарщик.
       Вот уж работа так работа! Газ зажигается безо всяких заклинаний. И не требует от фонарщика постановки магической защиты... К счастью, путь до дома Нарышек был достаточно коротким, и потому напряженная атмосфера в карете не успела натянуться до предела.
       Едва вошли в дом, откуда-то появилась княжна Снежана. Наверное, специально подкарауливала гостей у окна. Поцеловала Сувора, сообщила, что младшие сестры уехали перед обедом и теперь, наверное, уже укладываются спать в пансионатские кровати. А потом обратила свое внимание на столичного чародея:
       - Как, сударь, успехи?
       - Лучше некуда, - сказал Свет, изо всех сил стараясь, чтобы настроение не проникло в голос.
       Ему свое старание показалось достаточным, но Снежана тут же заявила:
       - То-то вы злой, как собака цепная!..
       О Сварожичи! - взмолился мысленно Свет. Ну что этой кикиморе нужно? От безделья, что ли, мается целый день, яд змеиный копит...
       Но вслух лишь произнес:
       - Оставьте меня, сударыня, в покое! Пожалуйста!..
       Голос, правда, чуть дрогнул, и кикимора, по-видимому, уже хотела вцепиться в эту дрожь, но тут за гостя вступился Сувор, накинул на своевольную сестрицу стальной недоуздок. А потом и мамочка явилась сынку на подмогу.
       Благодаря их совместным усилиям Свет остался галантным столичным волшебником, а норовистая кобылка по кличке Снежана была схвачена, скручена и не мешкая сослана в свое стойло. Опосля чего кобылкина мамочка спросила:
       - Желаете вечерять, судари?
       Судари, оказывается, желали. Да так, что Свет даже злобу свою позабыл.
       Поднялись наверх, привели себя в порядок, переоделись, отдали слугам в чистку платье, спустились в трапезную.
       Стол был уже накрыт. Во главе его восседала хозяйка дома. Этакий капитан на мостике семейного корабля... Хозяина в пределах видимости не наблюдалось.
       - Надеюсь, судари волшебники простят моего супруга и княгиню Купаву. Супруг занят делами и не может составить нам компанию, а невестка отправилась навестить родителей.
       Вестимо, судари волшебники князя Белояра Нарышку и княгиню Купаву простили. Во всяком случае, Свет даже обрадовался их отсутствию, потому как поддерживать хотя бы видимость застольной беседы не был расположен категорически. Похоже, хозяйка хорошо понимала состояние гостей, и ужин начался в молчании.
       Но через пять минут в трапезной появилась кикимора.
       - Мама, мне бы тоже хотелось разделить ужин с волшебниками.
       Было видно, что маме-то подобного разделения вовсе бы не хотелось, но отказать девице - значило организовать при гостях еще один семейный скандальчик. Поэтому мать лишь кивнула дочери, бросив однако в ее сторону испепеляющий взгляд.
       Дочь сделала вид, будто оного испепеления не заметила. Дождалась, покуда слуги отодвинут стул, села.
       На ней было вчерашнее, открытое сверху платье, и Свет тут же поймал себя на том, что ему снова хочется начать вчерашнюю игру. Якобы, оголенные девичьи рамена неудержимо притягивают его взор...
       К счастью, княжна уселась напротив матери, и, чтобы посмотреть на нее, надо было повернуть голову. А повернуть голову - не поднять глаза, такое движение вполне можно проконтролировать и вовремя остановиться.
       - Краса моя, с какой это стати вы разоделись, аки на бал? - сказала княгиня. В голосе ее прозвучало явное неудовольствие.
       Опосля подобного вопроса физиономии всех вечеряющих немедленно обратились в сторону "красы моей", и Свет тоже воспользовался представившейся возможностью посмотреть на оголенные рамена кикиморы.
       Рамена выглядели отменно.
       - А с такой! - Девица передернула предметами чародеева интереса. - Мне это платье больше нравится... И гостям, думаю тоже... Правда, чародей?
       Чародей почел за благо отмолчаться.
       - Молчание волшебника - тоже знак согласия, - заметила кикимора. - Брат, когда похороны Клюя?
       - Завтра в полдень, - сказал Сувор. - На Смоленском погосте.
       Кстати о похоронах, подумал Свет. Надо будет обязательно поприсутствовать. И не только для того, чтобы проводить убитого в последний путь.
       - Вот уже и хоронят Клюя, - сказала княжна, - а преступник по-прежнему гуляет на свободе.
       Свет поперхнулся и закашлялся. Прикрыв лицо салфеткой, выскочил из трапезной. Еще не хватало, чтобы эта ядовитая стервочка видела, как он мучается!..
       Когда, наконец, справившись с кашлем, он вернулся, княжна возмущенно говорила:
       - ...ест нашу пищу, пьет наши лучшие вина, спит на нашей постели. - Она повернула голову в сторону вошедшего Света и смерила его ненавидящим взглядом. - Я имею в виду вас, сударь волшебник. Вас и вашего напарника. По-моему, вы не заработали сегодняшнего ужина.
       Буривой Смирный сидел на своем месте с багровым лицом и смотрел в черное окно.
       - Краса моя! - сказала княгиня. - Если вы не угомонитесь, на похороны завтра не поедете. Я вам обещаю!
       Теперь Снежана смерила взглядом мать. И, похоже, убедилась, что та не шутит.
       - Хорошо. - Она отложила вилку и встала из-за стола. - Я не только угомонюсь, я даже покину ваше изысканное общество. И не просто покину, а с превеликим удовольствием!
       Она неторопко двинулась к выходу, надменно вздернув подбородок и намеренно громко шурша кринолином. Стоящий на пороге Свет был для нее пустым местом и потому поспешил убраться с дороги. Однако, проходя мимо, она вновь смерила его взглядом, на сей раз презрительным и насмешливым, и от взгляда этого сердце Света неожиданно сделало перебой. Он даже замотал головой. Но играть так играть...
       - Попутного ветра в паруса, сударыня!.. - сказал он негромко.
       Ответом сударыня его выходку не удостоила.
       А потом снова начались хозяйкины извинения. Сыскник Смирный по-прежнему молча смотрел в окно (наверное, пока напарник сражался со своим кашлем, основная доза Снежаниного яда досталась брату Буривою), и потому активно принимать сии извинения пришлось чародею Смороде. Равно как и успокаивать княгиню.
       Наконец извинения были приняты, а княгиня - вроде бы успокоена. Ужин опосля столь острых приключений продолжался в молчании и завершился достаточно быстро. Настроения, понятное дело, он ни Свету, ни Буривою не улучшил.
       Когда волшебники поднимались в комнату Буривоя, тот сокрушенно пробормотал:
       - Ну и девица, брате!..
       - Та еще змеюка! - не скрывая раздражения, заметил Свет. - Яду в ней на семерых хватит!
       - Да, неукротимая бестия! - В голосе Буривоя тоже явно прозвучало раздражение. - Чем будем заниматься завтра утром?
       Будь я дома, сказал себе Свет, кое-чем я бы занялся прямо сейчас. Позвал бы Забаву... Впрочем, Забаву-то и звать бы не пришлось! Сама бы прибежала...
       - Заутра пораньше, часов в семь, обязательно поедем в фехтовальное поприще, - сказал он. - Не ведаю, как вам, брате, а мне самое время браться за шпагу.
       Буривой скрылся за дверью.
       Свет наложил на нее охранное заклятье и, поразмыслив немного, отправился на поиски князя Сувора - надо было попросить карету для утренней поездки. Договорившись с молодым человеком, он двинулся к себе. И опять обнаружил на фоне зашторенного окна краски Перуна и Додолы. По-видимому, окно возле гостевой чародея Смороды казалось Радомире и ее любодею наиболее безопасным местом для свиданий. Самое странное, что оного чародея это по-прежнему совершенно не возмущало...
      
       9. Взгляд в былое: век 76, лето 2, червень.
       Свет сидел за столом в своем кабинете и раздумывал над чистым листом бумаги.
       Накануне он к столу и близко не подходил (то есть подходил, вестимо, но совсем с другими целями) - душа все еще пела от осознания сохранившейся Силы. Ныне же настроение было хоть вешайся. И не только из-за оборотной стороны Таланта.
       В четверницу, сразу опосля аудиенции у Кудесника, он отправился к министру безопасности. Путята Утренник был откровенно доволен нынешним поворотом в судьбе чародея Смороды, улыбался и время от времени удовлетворенно потирал руки. Улыбки его были понятны и ежу - буде посейчас заполучить оного чародея для сыскных работ можно было, лишь обратившись непосредственно к Кудеснику Остромиру (а Остромиру, знамо дело, требовалось доказать, что конкретный сыск не пойдет далее без помощи Смороды), то теперь Свет попадал к Утреннику в прямое подчинение. Со всеми вытекающими из этого события последствиями... Честно говоря, Свет полагал, что опосля разговора с министром, опосля знакомства с предложенной работой он будет назначен на место сгинувшего Буни Лаптя. Будучи опекуном министерства безопасности, он мог бы продолжать труды и в родном Институте теории волшебства - хотя и не столь активно, сколь прежде. Однако Утренник тут же поставил его в пару к сыскнику-волшебнику Буривою Смирному и под завязку загрузил созданную структурную единицу текущими делами.
       А ныне утром, едва Свет завершил свои фехтовальные единоборства с Гостомыслом Хакенбергом, курьер вручил ему срочный пакет из канцелярии Кудесника.
       Официальная бумага, подписанная самим Остромиром, доводила до сведения чародея Смороды, что с этого дня и впредь, "в целях обеспечения надлежащей безопасности Великого княжества Словенского", он освобождается ото всех задач, кои решал в Институте теории волшебства. Преемнику дела надлежит сдать ныне же, крайний срок - первица послепаломной седмицы. Опосля чего с надлежащим тщанием поучиться качественной работе у Буривоя Смирного. Последних слов на бумаге, знамо дело, не было, но между строк они читались отчетливо.
       Преемником оказался патлатый Тур Розвальня, товарищ принципала кафедры теоретической левитации, и дела ему Свет сдал за полдня. Можно было, конечно, и не торопиться, но жгучая обида на Кудесника, вопреки Светову желанию, перебросилась и на Розвальню. А потому видеть лишний раз эту подчеркнуто-виноватую - тот еще лицедей! - физиономию не было ни малейшего желания. Обойдется, друг любезный! И разберется в обстановке самостоятельно - не маленький! А не разберется, так нечего было согласие на переход давать!.. Впрочем, расстались они по-доброму. В конце концов, Тур Розвальня-то в чем виноват?!
       На новую работу Свет боле не поехал - проявлять надлежащее тщание ныне тоже не было ни малейшего желания. Связался с Буривоем Смирным, предупредил его и отправился прямиком домой. Там, не удержавшись-таки, сорвал черную злобу на Берендее. Пришлось извиняться... Потом наложил на двери спальни отвращающее заклятье и провалялся несколько часов в постели, размышляя, что за муха укусила Кудесника. Мухи этой он так и не отыскал и к ужину вышел мрачным как никогда.
       Прислуга, похоже, уже обо всем откуда-то узнала и вела себя соответствующим образом. Даже Забава молчала, лишь покусывала губы да поглядывала с жалостью, ничем не показывая переполнявшего ее в последние два дня счастья. А может быть, также ощущала себя смертельно-несчастной. Кто в них разберется, в этих влюбленных девицах?.. Персями-то прикоснуться к плечу Света она все равно сумела.
       Зря старалась, голубушка, - настроения ему это прикосновение не добавило. Наоборот...
       После ужина он поднялся в кабинет, занялся тренировками Таланта. Однако скоро угомонился - энтузиазма не было и в помине.
       Ему вдруг показалось, что сейчас откроется дверь, войдет Забава - и проблема решится сама собой. Вроде бы позавчера Забава помогла ему разрядиться...
       Однако дверь не открывалась. А звать служанку для такого рода помощи было попросту унизительно. Это ведь не чай подать хозяину!.. И не осталось ничего, кроме как снова обратиться за помощью к сочинительству. В конце концов, чему быть - того не миновать!
       Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу. Сейчас на бумагу ляжет первая, совершенно случайная фраза. Потом, в окончательном варианте текста, от проклятой этой фразы и следа не останется, но для того, чтобы творение началось, первая фраза должна быть обязательно случайной.
       "Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги"... И совершенно не важно, отчего ее ноги оказались босыми. Как не важно и то, с какой стати она на них посмотрела и почему непременно с вызовом. Пока не важно... Потом, когда станет ясно, где она находилась и что делала, она, вполне возможно, и не станет смотреть на ноги. А вздумает, к примеру, счастливо улыбнуться сидящему напротив Твердиславу... Впрочем, нет, не Твердиславу, скорее уж Виктору. Это имя больше подходит к небылям о Кристе. "Виктор" с латинского - "победитель", и ему найдется кого победить. В жизни всегда находится кого побеждать, но об этом мы подумаем потом. А пока же - "Криста с вызовом посмотрела на свои босые ноги"...
       Свет снова обмакнул перо в чернильницу, поднес его к бумаге. И понял вдруг, что не напишет сейчас эту фразу. Ни в коем случае!.. Вот какую-нибудь другую напишет. Запросто!.. Скажем, "Кудеснику Колдовской Дружины Остромиру от чародея Светозара Смороды"... Хотя он вовсе не собирается писать означенному Остромиру. Но - может. А вот про Кристу с ее босыми ногами и вызывающим взглядом - не может. Словно десницу его поразил вызванный чужим заклятьем паралич.
       Странным оказался этот паралич. Отложить перо в сторону или почесать сим инструментом бровь он нисколь не мешал, а вот написать про Кристу...
       Сила солому ломит. Свет почесал бровь, отложил перо, прислушался к своим ощущениям. И понял вдруг, что острое нежелание писать про Кристины ноги идет откуда-то изнутри, из собственной ментальной оболочки.
       Конечно, прощупывать самого себя - занятие бессмысленное. Это известно любому ученику. Ничего вы внутри не найдете, окромя того, что вам и так известно. А потому получается бесполезная трата волшебных сил.
       И тем не менее что-то подвигнуло Света на эту бесполезную трату. Он выругался, прилег на оттоманку, сотворил С-заклинание и углубился внутрь себя.
       На первый взгляд все пребывало там в полном порядке. Вот острая обида на Остромира, вот удовлетворение от общения с Буривоем Смирным, вот холодное равнодушие к Забаве и всем остальным женщинам подлунной. Опричь Веры-Кристы... Вот что-то связанное с самой Верой-Кристой, бархатисто-теплое на ощупь, сладковатое на вкус. Тут и вовсе разная чепуха - легкая сонливость, нарождающееся желание облегчиться... И над всем этим - злоба, злоба, злоба!
       А вот и Темный сектор, неподвластный ни одному волшебнику, непроницаемый даже для Кудесника. Так, по крайней мере, утверждает сам Куд...
       Свет замер - парализующее десницу нежелание писать про Кристу проникало в сознание именно оттуда.
       Чушь какая-то!.. Волшебная теория ментальностей говорит о Темном секторе лишь одно - пройдите, судари, мимо. И ничего оттуда ввек не исходило, окромя сигнала к окончанию агонии на смертном одре. А опосля оного сигнала волшебнику остается одна дорога - на погост, к Марене... И потому исполать богам, что Темный сектор непроницаем для Таланта! В противном случае последствия чужого проникновения в оную область было бы страшно представить...
       И тем не менее нежелание исходит именно оттуда!
       В Свете мгновенно проснулся исследователь. Они могут отлучить меня от официальной науки, но запретить изучать самого себя - вот им!!!
       Решено - сделано!
       Свет попытался проколоть размеренно пульсирующую оболочку Темного сектора, применив "тройной удар иглой". Ничего не получилось - оболочка стояла как каменная стена перед деревянным тараном. Надо было бы отступиться, но отступление перед самим собой - это не просто трусость!..
       Свет собрал все силы своего Таланта и...
       Очнулся он от рыданий.
       Рыдала Забава.
       - Светушко! Что с вами, люба мой? Очнитесь!
       Поднял голову. Он лежал навзничь в родном кабинете, а Забава орошала слезами его лицо.
       Впрочем, рыдания тут же стихли. А уже через мгновение девица залилась счастливым смехом:
       - Жив! О Додола-заступница, он жив!
       - Конечно, жив... С какой стати мне умереть, в собственном-то доме?
       - А мне показалось, вы и не дышите...
       Что со мной случилось? - подумал Свет. Чем я тут занимался?
       И вспомнил. Глянул на часы - оказывается, он провалялся без сознания около двух часов.
       - Иногда я просто ненавижу ваш Талант, - сказала между тем Забава. - Он вас когда-нибудь в гроб загонит!
       Чуть было не загнал, подумал Свет. Но объясняться с Забавой не стал. А ей объяснения такого рода и не требовались. Те же, что требовались, не могли сейчас прозвучать из уст чародея Смороды.
       Впрочем, через пять минут выяснилось, что оказаться с девицей в постели можно и безо всяких объяснений вообще.
       А еще через пять минут Свет окончательно убедился, что монотонные движения тазом разряжают его душу не хуже фехтовальных выпадов.
      
       10. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Как и вчера, гостя разбудили в тот самый час, когда он просил. Едва Свет отозвался, колокольчик перестал звонить, а тоненький Радомирин голосок весенним журчащим ручейком проструился из-за двери. Доброе утро, сударь чародей!.. Ваши ногавицы вычищены... Карета в распоряжении сударей волшебников будет через полчаса. А через пятнадцать минут, буде волшебники пожелают с утра перекусить, их ждут и к завтраку.
       Свет поблагодарил горничную и рывком поднялся с постели.
       Денница едва-едва заглянула в окно, облив весь восток нежно-розовой краской. Словно над окоемом встала аура полностью созревшей для детородства девицы...
       Накинув на рамена халат, Свет вышел из комнаты, поднялся этажом выше. Внимательно проверил заклятье, наложенное вечор на обиталище Буривоя Смирного. На первый взгляд заклятье казалось нетронутым. И на второй - тоже. Свет подергал за ленточку звонка.
       Через мгновение хриплый со сна голос Буривоя опасливо спросил:
       - Кто там?
       - Это я, брате.
       За дверью послышался легкий шум.
       Свет почувствовал, как Буривой проверяет охранное заклятье со своей стороны. Потом дверь отворилась.
       - Здравы будьте, брате! Как спалось?
       Буривой прикрыл глаза, прислушался к себе.
       - Вроде все было спокойно. А у вас?
       - У меня тоже, исполать Сварожичам!.. Мы собирались в фехтовальное поприще...
       - Да-да! Фехтовать я поеду с большим удовольствием, брате чародей! - Буривой явно приободрился.
       Свет оставил коллегу одеваться, а сам спустился вниз, прошел в ванную.
       Что ж, думал он, плеская в лицо приятственно-холодную воду, ночь все-таки прошла спокойно. И это радует. Ибо вступать в схватку с супротивником, не имея представления о том, кто он из себя таков и чего добивается, было бы попросту глупо. А теперь начинающийся день дает нам определенную отсрочку - темные силы обычно и время для своих действий выбирают самое что ни на есть темное. Проблема лишь одна - всего-навсего надлежащим образом воспользоваться предоставленной отсрочкой...
       Он вернулся к себе, проверил состояние шпаг, протер бархоткой гарды. Потом спустился в трапезную. Там его ждал заказанный с вечера стакан апельсинового сока. Пока неспешно, глоточками, пил сок, пришел Буривой Смирный. Тот, будучи в командировках и отправляясь утром в фехтовальное поприще, всегда съедал вареное в мешочек яйцо. Не изменил он своим привычкам и ныне.
       Затем они прихватили чехлы с оружием и вышли на парадную лестницу.
       На улице уже совсем рассвело. Восходящее солнце золотило верхушки деревьев на противоположной стороне улицы.
       Карета стояла прямо перед лестницей, кучер держал поводья. Ныне это был вовсе не Ярик.
       Свет шагнул на широкие мраморные ступеньки. И вдруг почувствовал за спиной угрозу. Угроза была смертельной, поэтому он резко бросился в сторону, выхватывая из чехла шпагу.
       Мимо него пролетел с обнаженным клинком Буривой Смирный, едва не скатился по ступенькам, но все-таки, застыв в немыслимой позе, удержался на ногах. Отбросил в сторону пустой чехол, повернулся лицом к Свету.
       Снизу, от кареты, донесся предостерегающий крик кучера. А над головой безмятежно пели птицы.
       - Что с вами, брате?
       Свет опустил шпагу. И тут же едва не был заколот коротким выпадом, нацеленным в грудь.
       Исполать Сварожичам, рука, выдрессированная многолетними упражнениями, хорошо помнила, что нужно делать, и убийственный выпад был своевременно отбит вправо.
       - Опомнитесь, брате! - крикнул Свет. И замолк: сквозь него смотрели глаза абсолютно слепого человека.
       Однако десница брата Буривоя рукой слепого отнюдь не была. Уколы шли короткими взрывными сериями, с выпадами и отскоками, с флешами, нырками за спину и обманными финтами. С кем бы в своем странном ослеплении ни схватился сейчас брат Буривой, дрался он яростно и энергично. Ни на жизнь, а на смерть.
       Так же требовалось драться и Свету - хотя бы для того, чтобы попросту остаться в живых. И пусть что-то мешало ему, отвлекало, путало ощущения - он дрался. Вот только, в отличие от соперника, позволить своей руке нанести смертельный удар не мог. Потому что Буривой дрался не с ним. Вернее, с ним дрался вовсе не Буривой. Знакомыми руками мужа-волшебника Буривоя Смирного, руками приятеля и соратника, в схватку со Светом вступил супротивник незнакомый - это было ясно, как народившийся день. Супротивник превосходно понимал, что чародей Сморода не станет убивать своего коллегу, потому и пользовался напропалую безоглядными флешами. Но потому же оставалось надеяться, что флеши подведут - ведь управлять чужим телом, наверное, тяжелее, чем своим собственным.
       И надежда оказалась не напрасной. Поймав клинком очередную бездумно-неудержимую флешь Буривоя, Свет качнулся в сторону, развернулся на каблуках и ударил пролетевшего мимо соперника концом рукоятки по затылку. Ударил несильно, вдогонку, но Буривой ничком распластался на каменных ступенях, дернулся и затих.
       Мягкими шагами - аки кошка - Свет приблизился к коллеге, концом клинка отбросил подальше шпагу Смирного. Потом опустился на колени, перевернул мужа-волшебника лицом кверху. На первый взгляд Буривой был безнадежно мертв, но, присмотревшись, Свет обнаружил, что первый взгляд его на этот раз подвел - грудь мужа-волшебника определенно вздымалась. Свет расстегнул камзол Буривоя, приложил ухо к его сердцу.
       Сердце билось.
       А кучер все еще вопил.
       Привлеченная шумом битвы и криками, на крыльцо высыпала челядь. Тут же появилась хозяйка в ночном халате, без лишних расспросов принялась отдавать распоряжения. Буривоя Смирного подняли на руки и унесли в недра особняка. Побежали будить домашнего колдуна. И лишь потом княгиня Цветана позволила себе вопросы:
       - Простите, чародей... Что произошло?
       Конечно, ей была нужна правда. Но тут ее интересы и интересы чародея Смороды расходились. И всю правду Свет позволил себе от хранительницы очага Нарышек утаить.
       - Мой напарник, кажись, заболел. У колдунов иногда случаются странные хвори. Боле, сударыня, сказать вам сейчас я ничего не могу.
       Он извинился, подобрал шпаги, спрятал их в чехлы и, отвесив княгине поклон, отправился в свою комнату. Оставил оружие, взял баул и поднялся этажом выше.
       Там уже вовсю хозяйничал Лутовин Кузнец. Буривой Смирный был раздет, уложен в кровать и заботливо укрыт одеялом. Лутовин Кузнец, поблескивая лысиной, накладывал ладони на его голову. Тут же, испуганно глядя на больного и тряся черной гривой, крутилась горничная Радомира.
       - Странный обморок, брате чародей, - сказал домашний колдун Нарышек. - Я совершенно не чувствую в муже-волшебнике опасных заболеваний.
       Свет выставил обоих Нарышкиных слуг за дверь, включил Зрение и аккуратно обследовал сыскника. Отклонений в ауре не было. Зато едва он надел на голову коллеги Серебряный Кокошник, как сразу стало ясно, почему брат Лутовин ничего не почувствовал. У Буривоя присутствовал защитный магический барьер, но это был совсем не тот барьер, какой ему поставили вчера ключградские колдуны. Природа нынешнего ментально образования оказалась совершенно незнакомой, внешняя граница его была чрезвычайно плотной, а когда Свет сделал попытку хотя бы чуть шевельнуть барьер, ничего из этого не получилось. Наложенное на Буривоя Смирного заклятье было неснимаемым. Во всяком случае, не снимаемым усилиями члена Колдовской Дружины чародея Светозара Смороды.
       Оному чародею ничего не оставалось, кроме как, скрипя зубами, отступиться.
       И он отступился.
       Потом удивился, почему не воспользовался при неожиданном нападении отраженным магическим ударом - ведь это был прием защиты, полученный чуть ли не с молоком матери.
       А еще через мгновение он сообразил, что именно отвлекало его во время поединка. Все было просто - в одном из окон второго этажа он краем глаза заметил личико княжны, с интересом следящей за ходом поединка.
      
       11. Взгляд в былое. Порей Ерга.
       Порей увидел свет на Вологодчине.
       Впрочем, имея такого отца как Любим Ерга, он с равным успехом мог не увидеть света и вовсе.
       Любим, полностью оправдывая свое родовое имя, мотался по княжеству подобно перелетной птичке. Непокойная служба заносила красавца-воеводу Словенской Рати то к болотам Полесья, то за Сибирские увалы. Бывал он и в горных тундрах Хибин, и в лесостепях на южных склонах Жигулей, и во многих-многих других местах. На рубеже шестидесятых лет прошлого века он прошел всю Чухонскую войну, в конце ее командовал одним из полков, обеспечивших победоносность Лаппенрантского прорыва и с ходу взявших Гельсингфорс. Будучи преданным Перуну до мозга костей, воевода, знамо дело, более чем равнодушно относился к семейной жизни и попадаться в любовные сети охочих до ратников молоденьких словенок не собирался.
       Однако в самый канун Чухонской войны Мокошь привела Любима Ергу в городок с названием Великий Устьюг. Городок был весьма древним и наверное в былые времена вполне соответствовал первому слову своего названия. С тех пор его величие, правда, изрядно поблекло. Наверное, утонуло в многочисленных окрестных болотах... Тем не менее здесь тоже жили люди. А у людей, как полагается, имелись семьи. А в семьях, вестимо, рождались и подрастали охочие до ратников дочери.
       Любим Ерга провел в Устьюге всего-навсего шесть месяцев. Однако этого недолгого времени с лихвой хватило на то, чтобы в молодцеватого воеводу влюбилась Злата, единственная дочь устьюгского купца Недели Клада. Этого времени хватило и на то, чтобы к плененной Додолой девице пришел положенный богами зеленец. А Любиму Ерге этого времени с успехом хватило на все прочее. В том числе и на безумие, в результате коего он поддался чарам Златы и даже заронил в ее распаленный хотимчиком кладезь свое драгоценное семя.
       Правда, к тому моменту, когда у понесшей Златы народился сынушка, Любима Ерги и след простыл - устьюгская командировка его прервалась еще в разгар Златова зеленца. Молодцеватого ратника перевели на Северо-Запад, поближе к будущему театру обещающей вот-вот разразиться войны.
       А потом она - как любая война - выполнила свое обещание и разразилась в самом деле.
       Бои среди голубых озер Перешейка и Суоми, при осаде варягами Ключграда, Корелы и Борисова-на-Онеге отличались изрядным кровопролитием, но красавец-сотник Любим Ерга умудрился в этих страшных боях остаться невредимым и к началу наступательной кампании дорос в чине до полковника.
       События, разворачивающиеся в Великом Устьюге, всячески способствовали успешному развитию его карьеры. Неделя Клад, правда, пытался было разыскать заезжего лиходея, совратившего единственную наследницу батюшкиной мошны, однако в условиях военного времени никто особенно заниматься этим розыском и не пробовал. Ну а втюрившаяся в лиходея-воеводу по самые уши Злата и вовсе не желала, чтобы у любушки и отца ее ребенка были какие-то неприятности. Так что пришлось Неделе Кладу отступиться.
       Между тем, задачи, стоящие перед доблестными словенскими ратями оказались выполненными. Наступление победоносно завершилось. А с ним окончилась и война. Противники засели за стол переговоров - торговать своими и чужими интересами.
       Героя-победителя Любима Ергу наградили орденом Ратибора Елецкого с золотым бантом, опосля чего он был переведен для дальнейшего несения службы в столицу. И поспел как раз ко времени зревшей среди новогородских ратников крамолы.
       Изначально крамола родилась промеж вонючих тыловых крыс. Чуть позже к ней присоединился кое-кто из великородных, весьма недовольных усилившимся за время войны влиянием, оказываемым на Великого князя со стороны Кудесника. В конце концов не устояла и часть недавних доблестных победителей - аппетит, как водится, пришел во время трапезы. По столичным кабинетам и гостиным палатам поползли глухие слухи о том, что роль волшебников в Чухонской войне всячески превозносится, а роль кадровых ратников - наоборот! - замалчивается; что помощь ратникам от членов Дружины была вовсе не настолько важна для исхода боевых действий, как утверждают летописцы; что успехи наших колдунов объясняются вовсе не чрезвычайной их силой, а исключительной слабостью варяжских альфаров. Объявись сильный маг - наши дружиннички в штаны наложат. И вообще - Перун могутнее Семаргла во веки веков!..
       Что ж, так оно и было, покуда крамола жила на уровне пустопорожних разговоров. Но едва токмо воры-крамольники перешли к планированию конкретных действий, тут же выяснилось, что - не ведаем-не ведаем, как там меряются силушкой у себя на небесах Перун с Семарглом, но на земле- матушке слуги Семаргла-батюшки будут помогутнее служителей громилы Перуна. Ко всему прочему, родное словенское министерство безопасности оказалось напрочь не заинтересованным в одностороннем усилении Рати...
       Виноватые головы, правда, не полетели - замышляемая крамола еще не успела перейти на ту стадию, когда появляются кровавые жертвы, - полетело общественное положение... Среди уволенных в окончательную отставку оказался и полковник Любим Ерга. Как герою Чухонской войны, благодарное отечество назначило ему изрядную пенсию, но дело жизни стало для Любима отныне недоступным - и это в тридцать с лишком!..
       Ненависть, родившаяся в душе Любима, по размерам полностью соответствовала его пенсии. Отныне и вовеки веков волшебники стали главными врагами отставного воеводы, и возможно, он отправился бы к Марене быстро и безболезненно - с плахи на лобном месте, из-под палаческого топора.
       Но тут подоспел розыск, возобновленный опосля войны Неделей Кладом. Вестимо, Любим плевать хотел с горы и на самого Клада, и на его похотливую дуру-дочь, однако известие о том, что у него, Любима, есть, оказывается, сын...
       Словом, отважный полковник склонил буйную головушку перед злокозненными происками Мокоши и не мудрствуя лукаво, подобру-поздорову отправился в Великий Устьюг. Тут же сыграли свадебку - вопреки желаниям Недели Клада скромную, словно уродица, и тихую, аки белая ночь. Тем не менее обрадованный свершившимся-таки счастьем дочери Неделя готов был тут же уступить зятю часть своего дела. Одно лихо - не чувствовал Любим никакой тяги к купеческим занятиям. И тогда на бойницу папашиных дебетов-кредитов бросилась молодая Любимова жена.
       Вскоре выяснилось, что Злата хоть и похотлива, но вовсе не дура. Она решила и в лавке дело наладить, и в семье поставить все таким образом, чтобы рана, нанесенная душе мужа благодарным отечеством, навсегда осталась в прошлом. С первой задачей она справилась довольно споро - еще до рождения дочери, - со второй же провозилась несравненно дольше, однако через несколько лет осилила и ее.
       Так думала ослепленная счастьем Злата.
       Любим не стал раскрывать ей глаза. Да, ненависть отставного полковника под любовным натиском жены в конце концов пригасла, погрузилась в самые глубины души, но тем не менее тлела там, аки подземный пожар на торфянике...
       Когда Порея познакомили с дядькой, коего он должен был называть папой, мальчишке стукнуло три.
       Сначала папа ему не понравился. Он оказался совсем не таким, каким его представлял себе Порей. Мальчик думал, что папа похож на деда Неделю. Что у него будет большая рыжая борода и круглая плешь на макушке. Но ни рыжей бородой, ни плешью у папы и не пахло - зато имелись длинные смоляные усы, колючие, как солома в сарае, где жили дедовы лошадки. Еще у папы был громкий голос, большие черные ногавицы и странная металлическая штука. Штуку бы эту Порей потрогал, но папа, едва приехав, тут же запер ее в сундучке, который привез с войны.
       Не нравился папа мальчишке полдня. Ибо Пореевой мамочке он понравился сразу.
       И жизнь самым чудесным образом изменилась. Еще седмицу назад Порея не выпускали на улицу - "Охтеньки, вдруг малыш ноженьку переломит!" - а теперь он уже вовсю играл с соседскими детьми, безудержно хвастаясь, какой взрачный папа вернулся к нему с войны. Настоящий герой, пацаны!..
       Вскоре мальчик проведал, что громкий папин голос называется "воеводским", большие черные ногавицы - "ратницкими сапогами", а странная металлическая штука, запертая в сундуке, - "наградным пистолетом".
       - Запоминайте, голубчик, с первого раза! - сказал папа строго. - Боле вам повторять не стану! У будущего воеводы, елочки-сосеночки, должна быть справная память.
       А потом Порей обнаружил, что и папе он тоже начал нравиться. Правда, это было уже ближе к осени, когда "голубчик" вдруг неожиданно превратился в "сынища" да в "сыночку".
       Через год папа начал брать Порея с собою в лес за грибами и на Сухону, где любил посидеть с удочкой, покуривая длинную невкусно пахнущую трубку и время от времени вытаскивая из воды то окуня, то подлещика.
       - Видите, Пореюшко, как лихо мы с вами рыбку дергаем! - говаривал он в такие минуты. - И все колдуны подлунной нам в этом деле не помога! Сами с усами!.. А буде и без усов - так все равно сами! Вот так-то, елочки-сосеночки!..
       Потом папа собственноручно взялся за образование сына. Школа школой, а мой сын должен уметь стрелять и быть выносливым. Так что - бегать и стрелять, стрелять и подтягиваться, подтягиваться и бегать. Меженем - по лесным тропинкам, зимой - по лыжне... А вашей маме ведать об этих занятиях совсем не обязательно. Пусть у нас с вами будет тайна, одна на двоих. Ибо одна на троих - это уже не тайна!..
       И когда Порей научился сбивать с тридцати шагов шишки на соснах, папа смеялся:
       - Терпенье и труд все перетрут! Тяжело в ученье - легко в бою! Теперь, Пореюшко, вы и безо всякой колдовской помощи справитесь с супротивником!..
       Папа вспоминал колдунов часто. И присно недобрым словом. Говорил, что они нахлебники, усевшиеся добрым людям на холку, что без них подлунная стала бы краше, чище и правдивей.
       Мама с папой не соглашалась и продолжала иметь "дела с Семаргловым охвостьем", в результате чего промеж родителями часто возникали бурные скандалы. Быстро вспыхнув, эти скандалы так же быстро и гасли. Наскандалившись, папа и мама шли в спальню целоваться, но и опосля целовательства каждый оставался при своем мнении.
       Порей относился к колдунам по-разному. Обычно они и вовсе не занимали его мыслей, но оставшись наедине с папой, он тут же начинал их не любить.
       Так было удобнее и безопаснее. Так нравилось папе.
       А потом папа захворал и умер.
       Угасание его было долгим и мучительным. Покудова он хворал, мама неоднократно пыталась привести к нему врача-волшебника, но папа наотрез отказался от любой помощи со стороны "Семарглова охвостья". Умер он в полном сознании. Перед самой кончиной попросил у мамы прощения - "за легкомыслие и упрямство". А потом сказал, что во всем виноваты проклятые колдуны, что именно они напустили на него порчу. И что он ни о чем не жалеет.
       Через много-много лет, когда Порей уже превратился в юношу, мама, всплакнув в очередную летовщину смерти мужа, сказала, что папу погубила хроническая ненависть. Она произнесла эти слова с осуждением, но вторично замуж так и не вышла - а претендентов на ее сердце, Порей ведал, было хоть отбавляй. (Лишь когда у нее зеленели глаза, к маме ходил целоваться кто-нибудь из собственных приказчиков, но едва ее глаза снова становились серыми, приказчика увольняли...)
       - Хорошо, что отец не сумел заразить ненавистью души своих детей! - сказала в тот раз мама. - Волшебников создали боги. Значит, так было нужно. Правда, сынушко?
       - Истинная правда, мама, - сказал Порей.
       Он почти не соврал.
       В его душу неизбывная папина ненависть действительно проникнуть не успела. А в том, что она родила в нем недоверие к волшебникам, особого худа не было. Ведь осторожность еще ввек никому не мешала.
      
       12. Взгляд в былое. Забава.
       Забава беззвучно плакала у себя в светлице.
       Вестимо, рыдать в голос было бы легче - не надо было бы сжимать зубами угол подушки, не надо было бы прислушиваться к звукам за дверью, не надо было бы сдерживать себя. Но тогда бы к ней явились дядя Берендей и тетя Стася.
       В чем дело, племяша? Почему вы опять льете слезы? Чего вам снова не хватает?
       А и вправду, чего ей не хватает? Казалось бы, на что жаловаться?..
       Она влюблена. У нее нет соперниц. Смазливая лахудра Вера с замашками великородной зарезана типом, который как-то приходил к чародею, поедал ее, Забаву, наглыми бельмами, многозначно подмигивал... Тот еще кобелина, Забава сразу поняла. Из ухажеров, что на любую юбку готовы броситься, аки кот на воробья. Но, должно быть, Вера накрепко присушила его сердце, буде, зарезав ее, он сгубил и самого себя. А присушивать Вера умела. И Забаву влюбила в собственные речи. Правда, оная любовь жила, покудова жила Вера. А потом словно занавеску с окон сдернули... Впрочем, леший с ними обоими - и с куклищей, и с кобелем! Забава даже сказала бы ему спасибо за содеянное, буде бы опосля этого не пострадал Светушка-медведушка.
       А Светушка-то пострадал. Принципалы рассердились и заставили его заниматься другой работой. И в результате Забава стала видеть любимого намного реже.
       Вестимо, жаловаться все равно грех. Да, Светушка возвращался домой токмо вечером. Да, как всегда, злой и хмурый, поедал ужин. Но если раньше он уединялся перед сном в кабинете, ходил от окна к двери, писал что-то на бумаге, зачеркивал, равнодушно или раздраженно поглядывал на Забаву, когда она приносила ему чай, то теперь все изменилось.
       Да, он по-прежнему уединялся в кабинете, но с бумагами теперь работал мало, а больше читал. И читал он теперь не те толстенные фо... форлиранты, полные странных знаков и рисунков (Забава как-то заглянула в такую и чуть не обомлела), а обычные человеческие книжки - про жизнь и про любовь. Даже выслушивал ее советы, что почитать и расспрашивал о неясных местах. Ему почему-то было непонятно, по какой причине Люба Казакова из "Счастья на двоих" бросила своего толстяка-мужа. Смех да и только!.. Или вдруг интересовался, какие слова нравятся ей больше всего. А какие слова могут нравиться девице? "Я вас люблю" - и больше ничего не надо. Но с этими глупыми вопросами он стал больше походить на дюжинного человека. И Забаву с вечерним чаем встречал совсем иначе. В глазах его загорались радость и ожидание. Нет-нет, он ввек не позволял себе хлопнуть ее по круглому заду, как делал первый хозяин в Борисове-на-Онеге. Хотя теперь Забаве часто этого хотелось... И не целовал он ее в кабинете. Но когда она мимолетно касалась его персями, он вздрагивал. И улыбался.
       А вот улыбка его была подарком, который предназначался одной токмо Забаве - больше он не улыбался нигде, никому и никогда.
       Эта улыбка становилась началом. А продолжением была Светушкина спальня.
       Забава приходила к нему, когда все домашние ложились спать. Ей нравилось делать себе прическу с двумя косичками-хвостиками (Светушка любил расплетать бантики), нравилось красться по лестнице на второй этаж (впрочем, она всегда держала в руках поднос с бутербродами и чаем). Ей нравилось тихохонько открывать дверь его спальни, а потом, изнемогая от нежности и желания, скоренько сбрасывать с себя платье.
       Светушка накладывал на двери спальни какое-то заклинание.
       А потом начиналось то, чем Забава жила изо дня в день, о чем все время думала и мечтала. Светушкины губы и руки становились горячими и настойчивыми. Забава упивалась ласками суженого и ласкала его сама. Возможно, Светушка не был знающим любовником, но у Забавы он был первым и единственным, и потому ей индо в голову не приходили подобные мысли. Она целовала его уста и очи, обнимала крепкое мускулистое тело, покудова внизу живота не начинал пылать жаркий костер. И тогда, по-прежнему изнемогая от нежности и желания, ничего не слыша и не видя вокруг, она валила его на себя и со стоном принимала своим пылающим лоном его упругий корень. А потом на нее обрушивались волны бесконечного блаженства, и она беззвучно кричала, благодаря Мокошь за это счастье.
       А потом они просто лежали друг возле друга, укрывшись одной простынкой. Светушка молчал, теребя Забавины волосы, а она сказывала ему, как прошел нынешний день. И это тоже было бесконечное счастье...
       Но, наверное, счастье не бывает бесконечным.
       В Словению пришла промозглая, дождливая осень. Серые дожди многое изменили в чувствах Забавы - ей сделалось мало тайных ночей с возлюбленным. Ей стало казаться, что, любя ее, Светушка попросту исполняет некий, одному ему известный ритуал. Словно участвует в богослужении своему Семарглу. Или преподносит дар Мокоши на площади Первого Поклона...
       Да и что это за любовь, буде нет детушек?.. И Забава затаилась, с нетерпением принялась ждать зеленца.
       Нет, она по-прежнему приносила чародею в кабинет вечерний чай и по прежнему кралась перед полуночью в его спальню. И по-прежнему на нее накатывали волны бесконечного блаженства, когда она ощущала в себе его корень.
       Но для счастья этого было уже мало.
       Наконец, дедушка мороз сковал волховские воды ледяным панцирем. А к Забаве пришел долгожданный зеленец. Это произошло в тот вечер, когда Светушка, наградив ее привычной уже усладой, сказал: "Какими прекрасными стали ваши глаза, люба моя!" Спустившись в свою светлицу, она тут же глянула в зеркало. И поняла, что время настало.
       Зима брала свое.
       Забава тоже добивалась своего, добивалась с великим упорством и прилежанием, поднимаясь на второй этаж каждую ночь. Светушка был неутомим, его хватало и на работу, и на фехтование, и на дом, и на Забаву. Но его ласки все чаще стали казаться ей жертвенным ритуалом. Наверное, в отличие от Забавы, каждонощная любовь необходимостью для него не была.
       Время шло.
       Додола делала с Забавой то, что она делает в зеленец с каждой женщиной - главной печалью Забавы этими днями и ночами был Светушкин корень. И по-видимому, - как всякий мужчина в зеленые месяцы своей возлюбленной - Светушка попал во власть Перуна. Силы его в постели были бесконечны, а корень послушен, крепок и могуч. Но зеленец у Забавы не прекращался.
       Наконец, глаза ее вновь сделались синими, а Светушка опять сказал: "Как прекрасны ваши глаза, люба моя!"
       Прошло еще несколько седмиц. Запахло весной.
       Забава, ежечасно молясь Додоле, с нетерпением ждала результата. Тщетно: в должный срок глаза ее так и не утратили синевы, не подернулись новой зеленью. Впечатляющая Светушкина неутомимость оказалась бесполезной, аки незасеянное поле, - девически порожний живот Забавы доказывал это красноречиво.
       Забава была потрясена. Чем она могла согрешить перед Додолой? За что богиня напустила на нее порчу бесплодства?.. Ужель ее ждет тетина Стасина планида? О Додола-заступница! Зачем ей лоно, не способное зачать, и перси, к соскам которых ввек не прильнет жадный ротик ребенка?
       Забава была потрясена настолько, что чуть не проговорилась тетке. Но все-таки устояла. Молчание - золото, говаривала, бывало, мать Заряна, и Забаве уже доводилось убеждаться в правоте ее слов. Истина открывает нам глаза на многое, говаривала мать Заряна вдругорядь, но она требует от нас смелости.
       Смелости Забаве было не занимать. И потому, втайне от домашних и от своего любимого, она отправилась к врачам. Назвалась замужней, пожаловалась на беду. Большей смелости ей не потребовалось. Врачи проверили жалобщицу. И быстро выяснили, что она плодовита, аки кошка в березозоле. Додола - исполать ей и всем Сварожичам! - одарила вас, сударыня, материнскими способностями в полной мере. Причина вашего бесплодства, по-видимому, в вашем муже. Должно быть, он наказан Перуном.
       Это было не просто потрясение.
       Забава шла домой, не замечая, что вокруг уже вовсю поют птицы, что Хорс помаленьку растапливает на улицах снег. В сердце у Забавы по-прежнему властвовала лютая зима. Ибо мечты рухнули, и от нее самой больше ничего не зависело.
       Вечером знакомой дорогой она опять пошла к Светушке-медведушке. И ее опять захлестывали неудержимые волны услады.
       Но с этого дня уделом Забавы вновь стала давно, казалось бы, забытая, глухая, как мерзлая грудненская ночь, тоска.
       И потому, запершись ото всех на замок, она плакала ныне в своей светлице.
      
       13. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Случившееся лишило занятия фехтованием всякого смысла. В самом деле, для чего теперь махать шпагой?.. Разрядка Свету после столь ожесточенной схватки больше не требовалась, а пускать пыль в глаза стало некому. Во всяком случае, до поры до времени...
       Подумав, Свет решил связаться с принципалом. Поелику хозяева были на ногах, добраться до Сувора Нарышки - а с ним и до зеркальной - не составило ни малейшего труда. Растерянный князь Сувор удалился из зеркальной без напоминаний, а дежурный колдун принялся разыскивать Порея Ергу. Поиски много времени не отняли - принципал, как и договорились, провел нынешнюю ночь в родном кабинете.
       Поздоровались. Свет в коротких, но емких выражениях сообщил о происшедшем. Похоже, Ерга был потрясен пуще вчерашнего. Во всяком случае, молчал он достаточно долго.
       - Честно говоря, я не вполне понимаю, что произошло, - сказал он наконец.
       Свет объяснил. И добавил:
       - Поэтому я не склонен дальше пользоваться зеркалом. Нам нужно встретиться с глазу на глаз.
       - Хорошо, - сказал Ерга. - У меня в принципате?
       - У вас. И на всякий случай усильте охрану здания. Лучше всего добавить к членам Колдовской Дружины магический кристалл. Хотя гарантий, разумеется, все равно нет. - Тут Свету пришло на ум, что от подобных речей принципалу ничего не остается, окромя как вовсе потерять голову, и он быстро добавил: - Впрочем, полагаю, главной мишенью являетесь не вы. Иначе бы лазутчик добрался до вас еще третьего дня.
       - А кто, по-вашему, является главной мишенью?
       - Думаю, мишенью... Нет, об этом с глазу на глаз.
       Ерга кивнул:
       - Когда вы будете у меня?
       Он явно ждал, что чародей Сморода воскликнет: "Немедленно!". Однако ситуация требовала предварительного осмысления, поэтому Свет сказал:
       - Позавтракаю и приеду.
       Ерга с трудом, но все-таки скрыл свое разочарование. Волшебное зеркало лишилось глубины, посерело.
       Свет вышел из зеркальной и спросил князя Сувора:
       - Не трудно ли будет подать завтрак мне в комнату?
       - Да, конечно. Я распоряжусь.
       - А потом мы с вами отправимся к принципалу.

    * * *

       Завтрак горничная Радомира принесла через четверть часа. Омлет с ветчиной, кофе со сливками, бутерброды с костромским сыром. Стакан апельсинового сока - на кухне уже неплохо разбирались во вкусах столичного гостя.
       Поедая омлет, Свет размышлял.
       Теперь версию о том, что Клюя Колотку убил волшебник, можно было считать доказанной окончательно. Иначе происшедшее оказалось бы слишком невероятным совпадением. Два нападения в одном городе на двух разных колдунов не могут быть произведены разными людьми. Так что, думается, Порей Ерга был прав с самого начала. Ну а если Ерга прав не только с самого начала, но и до самого конца, то Колотку действительно убил варяжский альфар. Причем не простой альфар, а именно обладающий Талантом невероятной квалификации. Во всяком случае, явно превосходящим Талант чародея Смороды. Чародей Сморода, как известно, брать под полный контроль тело и сознание другого волшебника не способен. Вестимо, от случившегося изрядно попахивает Ночным колдовством, но в нынешней ситуации это уже не имеет значения. Потому что такое преступление как убийство само по себе может быть совершено лишь Ночным колдуном. Дневные колдуны убийствами не промышляют. Разве только на войне, по приказу. Да и там - лишь в открытых схватках между собой, а не из-за угла... Таковы нравственные критерии членов словенской Колдовской Дружины.
       Но не это главное. Главное случилось ныне. И становится понятно, что мишенью неизвестного мага является вовсе не Порей Ерга и не ключградские волшебники, а он, Светозар Сморода. Вернее не мишенью - в истинном значении этого слова... Ибо сегодняшнее нападение совершалось отнюдь не с целью сакраментального убийства. Это были всего-навсего недвусмысленный сигнал и откровенное предупреждение врагу. Предупреждение о том, что Талантом чародей Сморода много слабее своего супротивника. А сигнал таков - бояться оному чародею Смороде за свою жизнь покамест не следует. Если бы его хотели убить, уже бы убили - защититься от подобного врага ему попросту нечем. И убьют, вестимо, буде Сморода окажется несговорчивым. В чем же именно он должен оказаться сговорчивым, прояснит будущее. По- видимому, не очень далекое...
       Свет отложил вилку и выругался.
       Положение складывалось аховое. Ведь супротивнику, похоже, глубоко плевать на то, что чародей Сморода не привык быть псом на коротком поводке. Это личное дело оного чародея Смороды. Не привык - так привыкнет, коли жить хочется!.. И помощи, по большому счету, ждать неоткуда. Уж если супротивник способен преодолеть защитный барьер у такого волшебника как сыскник Буривой Смирный, барьер, поставленный целой группой колдунов, среди которых присутствовал такой волшебник как член палаты чародеев Светозар Сморода, то сознание дюжинного человека для него - и вовсе раскрытая книга. К слову, Ерга прав и тут: бабушка еще надвое сказала, закрытая ли для супротивника книга - сознание самого чародея Смороды... Впрочем, последнее-то рано или поздно выяснится. Главное, чтобы оно не выяснилось без моего ведома...
       И тут ему стало предельно ясно, что у него есть лишь один-единственный метод сыска. Ясность пришла озарением, а стало быть заслуживала самого пристального внимания. Не тронув бутербродов, Свет залпом проглотил кофе, взял в руку баул. Самое время было позвать Радомиру, чтобы унесла остатки завтрака, и наложить на двери охранное заклятье, но тут ему на ум явилась еще одна любопытная мысль.
       Он убрал в стенной шкаф чехол со своими шпагами, скатал из бумаги маленький шарик и запихал его в узкую щель между дверцей шкафа и косяком. После чего наложил на шкаф отвращающее заклятье и вышел из комнаты.

    * * *

       Поелику кучером сегодня был не Ярик, то "Мамочкиного платочка" в переднее окошко кареты не доносилось. Напуганный недавней схваткой, кучер пребывал в безнадежном унынии.
       Сувор Нарышка тоже был уныл. Не смея мешать чародею, он молчал в течение всего пути до здания принципата, и Свет потратил это недолгое время на шлифовку своего нового предложения.
       Проходная принципата встретила их во всеоружии принятых охранных мер. Магический кристалл, спрятанный от посторонних очей за фанерной ширмой, действовал безотказно - едва Свет с Сувором шагнули в двери, перед ними тут же выросла невидимая обычному людскому глазу стена. Пришлось ждать, пока охраняющие вход волшебники разберутся с нарушителями пропускного режима и настроят магический кристалл на чародея Смороду и князя Сувора Нарышку. Впрочем, ждать оным чародею и князю пришлось не более пяти минут.
       Ерга, на обычный человеческий взгляд, казался совершенно невозмутимым, однако аура его была под завязку наполнена страхом. Присутствовало там и нечто другое, но страх забивал все напрочь, и Свет так и не сумел разобраться, какие еще эмоции живут в непокойной душе ключградского принципала.
       А все же прискорбно, подумал он, что Семаргл лишил нас возможности жить с постоянно включенным Зрением. Мы бы давно научились различать малейшие оттенки человеческих эмоций. Говорят, правда, что в истории подобные Таланты встречались...
       Едва Свет разместился в знакомом кресле, Ерга энергичным движением десницы отправил Сувора Нарышку за дверь и резко повернулся к чародею:
       - Поведывайте подробно обо всем случившемся!..
       - С вашего позволения, принципал, сначала я наложу на кабинет экранирующее заклятье, - сказал Свет.
       Ерга нахмурился:
       - Елочки-сосеночки, вы полагаете, лазутчик может находиться рядом с моим кабинетом?
       - В стенах этого здания - вряд ли... Но кто сказал, что он не стоит сейчас под окнами на улице?
       Ерга привстал со своего стула, словно хотел подойти к окну и тут же проверить слова столичного гостя. Потом сел, помолчал. Буркнул:
       - Накладывайте ваше заклинание.
       Свет ухмыльнулся про себя. Простые смертные, леший их возьми, так никогда и не научатся отличать заклятье от заклинания. Для них это - одно и то же. Как будто солнце и солнечный свет ничем не рознятся друг от друга...
       Он вскинул десницу с Серебряным Кольцом на персте и сотворил акустическую формулу заклинания.
       Вдоль стен, потолка и пола повис тонким слоем легкий туман. Возле окон туман серебрился, как снег в лунную ночь.
       Ерга, вестимо, увидеть сей туман не мог и потому смотрел на Света с откровенным ожиданием. Страха в ауре принципала больше не ощущалось.
       - Теперь нас не услышит ни один колдун, - сказал Свет.
       Ерга кивнул, переложил на столе перед собой какие-то документы, потом убрал часть их в ящик.
       - Поведывайте, чародей!
       И Свет принялся поведывать.
       Когда он закончил, Ерга впал в глубокие раздумья. Лишь персты его по-прежнему нервно теребили бумагу.
       Свет ждал.
       - И чем вы, чародей, можете объяснить случившееся? - спросил наконец Ерга.
       Теперь Свет принялся объяснять. Объяснял он увлеченно и, похоже, увлекательно. Во всяком случае, Порей Ерга слушал его с нескрываемым интересом. А вот верил или нет, по ауре разобрать было, увы, невозможно.
       - Думаю, исходя из сказанного мной, вы понимаете, что целью неведомого супротивника на самом деле является никто иной как чародей Сморода, - заключил Свет.
       Ерга снова задумался. Страха в нем по-прежнему не ощущалось - судя по всему, принципал в сложные моменты прекрасно умел держать себя в руках.
       - Елочки-сосеночки, я не вполне понимаю, чем мы при такой ситуации можем вас защитить, - сказал он. - Нешто лишь дать в поддержку нескольких ключградских колдунов... Но где гарантия, что вам не придется опасаться нового удара в спину? Теперь уже их руками?.. И что на сей раз оный удар не окажется для нашего супротивника более удачным?..
       Ерга созрел, и наступило самое подходящее время для того, чтобы частично познакомить его с задуманным. Свет встал с кресла, потирая десницей подбородок, прошелся по кабинету. Ерга не сводил с него внимательных глаз. Когда пауза сделалась достаточно продолжительной, Свет повернулся к принципалу:
       - Вы правы, сударь! Ваши волшебники мне ничем не помогут. Паче того, насколько я разбираюсь в колдовстве, мне не поможет ни один волшебник Словении. Окромя разве что самого Кудесника Остромира... Но рисковать Кудесником, как вы понимаете, никто из нас не имеет права! Может быть, в стратегическом смысле он и является главной целью лазутчика... - Свет снова сел к столу. - Нет смысла рисковать дальше и вашими колдунами. А потому, я полагаю, лучшим выходом будет оставить меня с супротивником один на один.
       - Как один на один? - Ерга опешил. - Что вы имеете в виду?
       - Я имею в виду, что отныне и впредь я должен заниматься этим сыском совершенно самостоятельно. Вы ведь знакомы с методом "волк-одиночка"...
       Принципал снова задумался. Потом спросил с кривой ухмылкой:
       - Елочки-сосеночки, а вы не боитесь оным методом отправиться прямиком к Марене?
       - Не боюсь, - соврал Свет. - Я супротивнику не по зубам. Если бы он мог меня одолеть, он бы сделал это ныне утром. К тому же, для всех, опричь вас, я принимаю участие в сыске прежним порядком. Внешне все останется, как было вчера и позавчера. Вы по-прежнему будете получать мои донесения, но только теперь в них заведомо не будет истины.
       Ухмылка неторопко стекла с физиономии Ерги.
       - Вам виднее, чародей. Однако меня беспокоит, каким образом мы с вами станем поддерживать связь, несущую истину.
       - А никаким!.. Связь может оказаться тем самым тонким местом, которое наверняка приведет к поражению. Если мне вдруг потребуется помощь, я найду способ снестись с вами. Вы узнаете моего посланника по ключевым словам. Он объявит, что у девушки по имени Вера начался зеленец. Если же я сумею связаться с вами по зеркалу, то мои слова о плохом самочувствии оной Веры будут означать, что мне грозит смертельная опасность.
       - Смертельную опасность для себя вы все же не исключаете? - заметил принципал с прежней ухмылкой.
       - Если бы я вздумал ее исключать, мне бы не следовало работать в министерстве, - сказал Свет. - Самоуверенность способна повредить и волшебникам.
       - А какими должны быть мои действия, буде вы сообщите о том, что ваша Вера заболела?
       Свет поморщился.
       Это был еще тот вопрос, и удовлетворительного ответа на него у чародея Смороды не имелось.
       - Не знаю, - сказал он. - Боюсь, вам придется ориентироваться по обстановке.
       - Понятно. - Ерга подпер голову кулаками. Взгляд его улетел в бесконечность.
       Свет включил Зрение. Страха в ауре собеседника по-прежнему не было, зато теперь там появились какие-то совершенно незнакомые темно-зеленые цвета.
       - Ладно, - сказал Ерга. - Елочки-сосеночки, все это мне очень не нравится, но... Пусть будет по-вашему, чародей. Я немедленно распоряжусь, чтобы человека, который упомянет о девушке Вере и ее зеленце, тут же доставили ко мне. - Он встал. - И да помогут нам боги!
       Встал и Свет:
       - Сейчас я отправлюсь на похороны Клюя Колотки. Хотелось бы, чтобы князь Сувор сопровождал меня.
       Ерга понимающе кивнул:
       - Хорошо. Пусть князь зайдет ко мне. Я подтвержу его вчерашнее задание. Он будет в безусловном вашем распоряжении.

    * * *

       Свет с младшим Нарышкой встретили похоронную процессию на Олонецкой улице.
       Олонецкая начиналась от Большой Невы, пересекала все три Прорезные и упиралась в ворота Смоленского погоста, которые ключградские архитекторы выполнили традиционным образом - в виде Рук Двух Богинь.
       На Смоленском и должен был упокоиться прах убиенного колдуна Клюя Колотки.
       Процессия, двигавшаяся от храма Семаргла на Кривуше, где состоялось заупокойное богослужение, растянулась в добрых пять десятков саженей. Перед погребальной колесницей, воздавая хвалу Марене, неторопливо вышагивал один из местных волхвов-волшебников; за украшенным цветами гробом, стеная и разрывая на себе траурные одежды, брели служительницы Карны и Жели; за ними, с цветами же в руках, шли родственники и знакомые покойного, потом колонна одетых в официальное синее мужей- и отроков-волшебников.
       Завершали процессию многочисленные пестро разодетые зеваки.
       Согласно ритуалу, военные оркестры в похоронах волшебников не участвовали, и потому звуковое оформление траурной церемонии свелось к молитве волхва, монотонному шарканью ног по мостовой да воплям женщин. Ауры всех присутствующих, окромя плакальщиц, переполнялись разными красками, среди которых Свет выделил и печаль.
       Большая часть участников процессии была ему неведома, но время от времени в колонне мелькали и знакомые лица. Прошли Нарышки, сопровождаемые слугами - по-видимому, глава семьи решил отдать долг памяти другу своего младшего сына.
       Княжна Снежана, державшая в деснице букетик роз, казалась убитой горем - во всяком случае стоящего на тротуаре столичного чародея она не заметила, - однако печали в ее ауре было не больше, чем у многих зевак.
       Свет глянул на князя Сувора:
       - Не присоединиться ли вам, княже, к своей семье?
       Тот ответил чародею удивленным взглядом, но промолчал и скрылся в колонне. Свет, дождавшись, пока шествие пройдет мимо, пристроился в хвост.
       Да, здесь печалью и не пахло. И цветов в руках не было. Зеваки шаркали ногами, громко переговаривались друг с другом. Разговоры шли соответствующие.
       - Кого хоронят, не ведаете?
       - Какого-то волшебника.
       - А отчего помер?
       - Кто ж его ведает... Волшебники иногда мрут от своего собственного Таланта. На все воля богов!
       - Исполать Марене!
       - Исполать Марене!..
       Боги часто искушают убийц взглянуть, как жертву предают земле, и далеко не все убийцы способны с таким искушением справиться. И если преступник решился на такое, он должен был находиться здесь, среди зевак. Поэтому Свет, включив Зрение, внимательно изучал ментальную обстановку.
       - Эх, все мы под богами ходим - хоть волшебник, хоть великородный, хоть я или вы.
       - И не говорите, сударыня. У моего соседа недавно жена умерла при родах. А мальчонка-то взял да и выжил. Пришлось кормилицу искать.
       - Нашли?
       - Нашли. И очень скоро. Справная девонька - молока на троих хватит...
       - Знамо дело, скоро. Ныне, исполать Сварожичам, много рожают. Пройдешь по улице - сплошные животы вокруг!..
       - А чего ж не рожать, коли сытно да спокойно! Была бы молодуха здоровая, а дите себя долго ждать не заставит. Абы очи позеленели... Вот когда война с варягами шла, не очень-то можно было разродиться.
       - Так откель же нам было рожать, Доброслава, раз мужья на фронте?! Зеленец зеленцом, а ветром ребеночка себе в утробу не надуешь!
       - Ну-у, Вера, некоторые ведь и без мужей-то забрюхатеть умудрялись.
       Свет вздрогнул, оглянулся. Однако Вера оказалась всего-навсего седой морщинистой старухой, сухой, как палка, и с бородавкой на правой ланите.
       - Так мы ж, Доброслава, не додолки, у коих ни стыда ни совести. Те-то под убийцу отца родного улягутся, абы токмо понести! - Старуха с удивлением посмотрела на обернувшегося незнакомца: - Здравы будьте, сударь!
       - Извините, сударыня, обознался, - пробормотал Свет, недовольствуя собой.
       И в самом-то деле, подумал он. Что это со мной? Мало ли Вер живут в Словении!.. Да и Кристы, как известно, тоже иногда встречаются.
       Между тем процессия, покидая Олонецкую, втянулась между Рук Двух Богинь.
       Ключград - морские врата в Западную Европу - был сравнительно юным городом. В середине прошлого века ему исполнилось пятьсот лет. Уже по одной этой причине он сильно отличался от старинных словенских городов.
       Однако погосты везде одинаковы - что на Волге, что на Чусовой, что на Неве. Во всяком случае Смоленский, расположившийся возле реки Смоленки, делящей Межневье на два неравных острова, был похож на любой другой погост княжества: над собранными в ровные ряды могилами шелестели желтеющими листьями высоченные березы и тополя, а в их кронах перекликались друг с другом и хлопали крыльями постоянные сожители умерших - вороны. Голоса их звучали хрипло и недовольно. Наверное, вороны приняли плакальщиц за своих конкуренток.
       Процессия неторопливо двигалась по центральной аллее, стремительно уменьшаясь в размерах. С обоих сторон тянулись неогороженные - в отличие от киевских кладбищ - могилы. Склепы встречались только возле ворот - великородных на Смоленском не хоронили уже около века. На каждой могиле белая рука Мокоши перекладывала стилизованное человеческое сердце в черную руку Марены. Тонкие пальцы Мокоши уже разжимались, а мощная длань Марены неотвратимо стискивала сердце в кулаке - мечтающий вырваться, оставь надежду.
       Процессия повернула направо, и с левой стороны потянулись могилы, увенчанные вместо Рук Двух Богинь затейливыми крестами распятия, - на Смоленском хватало места и христианам. В хвосте процессии кое-кто истово крестился, а Свет изо всех сил заставлял себя не глазеть на таблички с датами - привычное занятие заглянувших к месту вечного упокоения.
       Ментальная обстановка вокруг оставалась неизменной.
       Свернули налево, перешли неширокий мост через Смоленку. Перила моста были так же выполнены в виде Рук Богинь - разве что Рук было не две, а несколько десятков. Перед мостом зеваки отстали окончательно, разбрелись по могилам родственников и знакомых, и взгляд Света теперь упирался в синие спины членов Колдовской Дружины. Спины, согласно ритуалу, горбились. Свет снова включил Зрение: над собратьями, окромя ритуальной печали, висел знакомый страх. Как ни странно, ныне страх этот почему-то оказался заразительным - у Света гулко-гулко заколотилось сердце. Наверное, оно почувствовало возле себя Руки Двух Богинь. Пришлось выключить Зрение и заставить сердце успокоиться.
       А потом начался участок, где хоронили волшебников. Здесь на могилах, вместо Рук Двух Богинь, стояли гранитные изображения сов - по преданию Семаргл явился к первому колдуну Словении Любомыслу Треуху, приняв обличье мудрой птицы.
       Шестеро колдунов в синем сняли гроб с погребальной колесницы, поставили на Постамент Последнего Прощания, и начался ритуал собственно похорон.
       Свет остановился поодаль, дабы траурные речи не отвлекали его от главной задачи.
       Волхв прочитал свои молитвы, начали говорить добрые слова волшебники и сотрудники принципата.
       Свет сотворил С-заклинание и принялся прощупывать присутствующих. Волшебников он не трогал: ни к чему было устраивать на похоронах панику. Собственно не трогал он по-настоящему и остальных, лишь слегка касался их ментальной оболочки - ему требовалось обнаружить, кто из неволшебников почувствует его прикосновение. Это и стало бы подозрительным. Настоящий неволшебник, как известно, ничего подобного почувствовать просто не способен...
       К гробу вышел князь Сувор Нарышка.
       Свет поморщился: парню не следовало привлекать к своей персоне внимание. Впрочем, он тут же одернул себя - Сувор скорее привлек бы к своей персоне внимание, если бы отказался молвить другу и прямому начальнику прощальное напутствие.
       Печальный князь Сувор говорил, а Свет продолжал обследование присутствующих.
       К Нарышкам он обратился, когда все прочие были проверены. Волхв отпел прощальную, гроб уже подняли, поднесли на полотенцах к свежевырытой могиле, и Свету пришлось смешаться с толпой, для отвода глаз взять в десницу горсть мягкой земли.
       - Да взлелеем в сердце своем Семаргла! - запел волхв. - Да убьем в себе Додолу!
       Гроб принялись опускать в могилу.
       Княжна Снежана стояла спиной к Свету, ее шея была красиво изогнута, десница теребила подол черной простой юбки.
       Свет хмыкнул, коснулся ментальной оболочки кикиморы, и девица вдруг дернулась, оглянулась, вперила в чародея широко раскрытые удивленные глаза.
       Неожиданно налетел ветер, зашумел кронами тополей и берез, сорвал с головы княжны шляпку, дробно простучал комочками земли по крышке гроба.
       В глубине девичьих глаз было такое, от чего у Света опять гулко-гулко заколотилось сердце. А потом - столь же неожиданный, как и порыв ветра, - в душу Света вновь хлынул страх. Волна его была так мощна и глубока, что Свет захлебнулся. Последнее, что он успел увидеть, были - теперь уже совсем большие и круглые - глаза княжны Снежаны.
       А потом на него навалилась кромешная тьма.

    * * *

       В себя он пришел от того, что рядом пели. Все тело - от пяток до макушки - переполняла непривычная слабость. Под боком и ланитой было мягко. Поднял голову, огляделся. И понял, что находится в карете. Карета была не та, на которой они с Сувором приехали к погосту, однако баул его стоял на переднем сиденье.
       Свет, кряхтя, сел, с трудом потер ладонями лицо. Карета стояла на месте, лишь чуть подрагивала, когда лошади переступали с ноги на ногу. А пел кучер. Унылая песня его оказалась такой же сумрачной, как душа чародея Смороды.
       Я же был вроде на погосте, с трудом вспомнил Свет. Кого-то будто бы хоронили...
       И память тут же вернулась. Вернулись мудрые птицы на могилах волшебников. Вернулись круглые от испуга глаза кикиморы. И страх тоже вернулся. Но теперь со страхом вполне можно было справиться.
       И Свет с ним справился. Шевельнул все еще непослушными руками и ногами, сел.
       Кучер тут же прекратил унылую песню, глянул в открытое переднее окошко.
       - Очухались, сударь? Вот и славно!
       - Где мы? - спросил хрипло Свет и откашлялся.
       - А возле погоста, ждем, покудова похороны закончатся и господа вернутся. В первый-то раз поминают еще возле могилы, сами ведаете...
       Так это же Ярик, сообразил вдруг Свет. "Мамочкин платочек"...
       Снаружи раздались летящие шаги, распахнулась правая дверца. В карету, подобрав подол юбки, влезла запыхавшаяся кикимора со стеклянным пузырьком в деснице.
       - Ой, вы уже очнулись, чародей?! А я тут нашатырный спирт принесла...
       Свет потупил взор. Не мог он сейчас смотреть на эту девицу, ну никак не мог. Чувствовал, что через секунду на него нахлынет новая волна невыносимого страха, и опять он позорно потеряет сознание.
       - Вы бы еще полежали, сударь, - сказала кикимора, поставила пузырек на сиденье и коснулась десницей чародеева плеча.
       Свет вздрогнул, вскинул на нее глаза.
       Княжна резко отдернула руку:
       - Вы боитесь моего прикосновения, чародей?.. - Было видно, что ей изо всех сил хочется ляпнуть что-нибудь насмешливое, но она сдержалась. - Сейчас мы с Ярославом отвезем вас домой. Клюя уже похоронили. Мама с папой и Купава поедут на тризну.
       - С каким Ярославом? - хрипло спросил Свет.
       - Ярослав - это я, - сказал кучер.
       - На тризну поедут в карете брата. - Кикимора изобразила неудачную попытку улыбнуться и снова потянулась десницей к плечу Света. - А мы на этой - она пошире и поудобней... Вы не хотите прилечь?
       - Нет, - сказал Свет, резко отодвигаясь.
       Он страшился прикосновения девичьей руки и ничего не мог с собой поделать.
       - Не бойтесь! - Княжна обиженно поджала губы. - Я не стану до вас дотрагиваться!
       Вновь распахнулась дверца, в карету заглянул князь Сувор.
       - Как вы тут, чародей? Пришли в себя?..
       - Да, спасибо.
       - Я вам сейчас нужен? Мне бы хотелось препроводить жену на тризну. Надолго не задержусь.
       - Поезжайте, поезжайте, княже! - поспешно сказал Свет. - Я обойдусь. Мне след отдохнуть.
       Сувор поблагодарил и, кивнув сестре, исчез.
       О Сварожичи, подумал Свет. Что они все сейчас обо мне думают! Хлопнулся чародей в обморок! Как красна девица от радости, что возлюбленный разделяет ее пылкие чувства...
       Ему снова стало не по себе.
       Но что же это со мной произошло? - подумал он. Неужели все-таки кикимора? Нет, не может быть!.. Чтобы дочка князя Нарышки оказалась волшебницей, работающей на Скандинавию... Да что ее может связывать с варягами?! Самая обыкновенная великородная девица, думающая лишь о том, как выйти замуж и продлить чью-то родовую линию. Простите, но ей бы просто не удалось столько лет скрывать свой Талант. Тем паче что оный Талант должен быть непостижимого уровня... И все-таки многовато странных совпадений случилось за эти дни. Слишком много... Похоже, разместившись в доме Нарышек, мы с Буривоем угодили прямиком в осиное гнездо. В конце концов, кто их знает, этих великородных, что у них на уме? Может, у княжны есть собственные интересы, связанные со Скандинавией... Может, она без памяти влюблена в кого-либо из варяжских конунгов... Любовь, как известно, зла. И не раз приводила людей к предательству.
       Он поморщился - мысль о том, что кикимора может быть в кого-то влюблена, неожиданно вызвала у него в душе бурю протеста. И от оной бури ему стало не по себе еще больше.
       - Вам больно, чародей?
       Он коротко глянул на Снежану. Княжна смотрела на него с явным сочувствием. Пузырек с нашатырным спиртом она снова держала в деснице. Свет протянул руку и отобрал пузырек. От прикосновения княжна вздрогнула, смущенно потупила очи.
       Откуда это смущение? - подумал Свет, опуская пузырек в карман камзола. Вчера бы она не преминула съязвить. Можно подумать, она действительно влюблена. Только не в какого-то там варяжского героя-конунга, а в меня.
       И почувствовал, как приятно ему сделалось от этой неожиданной мысли. Словно огонек зажегся внутри. Согревая, очищая, радуя...
       - Нет, мне не больно, - сказал он. - Но за сострадание, сударыня, спасибо!
       Он вновь не дождался язвительной реплики.
       Кикимора сидела, все так же потупив очи и стискивая персты. Грудь ее бурно вздымалась.
       Свет аж головой замотал. Происходящее сейчас между ними было совершенно невозможным. Не должна она молча терпеть, когда он так вот смотрит на ее перси, ну никак не должна!.. Иначе это совсем не та Снежана, какую он знал до похорон Клюя Колотки.
       И тут до него дошло.
       Видать, совсем у меня с головой плохо стало, подумал он. Просто кикимора изменила характер своих выходок. Для разнообразия...
       - А все же вы меня бои-и-итесь, чародей! - сказала вдруг кикимора, и в голосе ее прозвучало странное - не самодовольство или возмущение, не насмешка или желание подразнить, а самая настоящая обида. Словно она жаловалась батюшке - на брата, отвесившего ей совершенно незаслуженный подзатыльник. Или муженьку - на то, что он не заметил ее новой модной прически...
       - Какая, право, чепуха! - ответил Свет. - Почему вы решили, будто я вас боюсь?
       - Так это и слепой заметит! - В голосе кикиморы зазвучала знакомая язвительность. Но тут же исчезла. - Если же не боитесь, - голосок дрогнул, - значит, я вам нравлюсь.
       - Какая, право, чепуха! - деревянно повторил Свет. - Я ведь волшебник...
       И понял, что любым их словам цена теперь - полушка в базарный день. Отныне они, слова эти - как осенние листья, уносимые ветром, - еще ярко окрашенные, еще не тронутые тлением, но уже неотвратимо обманывающие всех лишь кажущейся жизнью. Ибо Мокошь только что определила дальнейшую судьбу этих двоих - чародея и великородной, определила через странное - для молодой девицы! - сочувствие великородной к неожиданной слабости чародея и через странный - для волшебника! - взгляд чародея на перси великородной, и от судьбы этой, при всем своем желании, уже никуда не денешься. Как ни старайся...
       И тем не менее он постарался - когда карета тронулась, он стиснул руки, отвернулся к окну и решил, что за всю, пусть и недолгую, дорогу до особняка Нарышек не бросит на великородную ни единого взгляда.

    * * *

       Увы, посоветоваться о случившемся на погосте Свету было не с кем.
       Из Буривоя Смирного советчик ныне получался неважный. К тому же, если он и пришел в себя, его должны были увезти в госпиталь. Князь Сувор Нарышка поминал похороненного друга-начальника и не был волшебником. Таков же был и Порей Ерга - пусть он никого и не поминал. Хотя поминал, наверное, - в собственном кабинете... И получалось, что Свет должен был советоваться исключительно сам с собой.
       Впрочем, по зрелому размышлению, все шло как нельзя лучше. По зрелому размышлению, супротивник на погосте снова проявил себя. И вновь получалось, что главный удар должен быть направлен на чародея Смороду. А еще получалось, что самой подозрительной фигурой в непонятной возне вокруг чародея Смороды все-таки оказывалась Снежана Нарышкина. Пусть чародею Смороде и не хотелось верить в реальность такого супротивника.
       Подозрительная фигура советоваться с собой ему не мешала - сидела всю дорогу, вперив взор в собственную юбку. Наверное, разрабатывала очередные злокозненные планы... Правда, когда карета подъехала к особняку Нарышек, Свету показалось, что кикимора не прочь продолжить свои выходки. Во всяком случае, выходя из кареты, она посматривала на чародея с явным ожиданием. Наверное, рассчитывала, что он заговорит.
       Однако у чародея на такой подвиг не было ни сил ни желания. Вернее, желание-то как раз было (и немалое!), но признаться себе в оном желании и реализовать его - значило, при зрелом размышлении, пойти на поводу у супротивника. А чего еще ради с кикиморой произошла такая разительная перемена?.. Нет, судари мои, на чародея Смороду явно насторожен медвежий капкан, и его первоочередная задача - оный капкан обойти.
       Поэтому, подхватив свой баул, он тут же сбежал от княжны в отведенную ему гостевую.
       Гостевая пребывала в полном порядке. Отвращающее заклятье, на первый взгляд, казалось нетронутым. Однако в этом деле Свету уже не раз пришлось убедиться, что первый взгляд не всегда является надежным. А посему Свет подставил к шкафу стул, взобрался на него и аккуратно приоткрыл дверцу. Бумажный шарик тихо-мирно возлежал на прежнем месте.
       Удостоверившись в его отменном самочувствии, Свет внимательно ознакомился и со структурой заклятья. Оно явно было наложено чародеем Смородой. Присутствия других заклятий вокруг шкафа не ощущалось.
       Свет спустился на пол, проверил по кругу всю комнату. Потом вновь вернулся к стулу, оседлал его и задумался.
       Вестимо, существует возможность, что он просто не сумел обнаружить чужие заклятья. Но эта возможность маловероятна - он проверял гостевую тщательно, не секунду и не минуту. Думается, объяснение в другом. Комнату никто, опричь прислуги, не посещал по одной простой причине - потому что в оной комнате все это время не было чародея Смороды. А шпаги оного чародея сами по себе супротивнику без надобности. Шпага - буде она не найдена в археологических раскопах - всего лишь мертвый кусок металла. Это вам не Ритуальный Нож, с которого можно снять кое-какую магическую информацию. Да и найденная археологами шпага разговорчива не со всяким. Буривою Смирному, к примеру, она не скажет ни полслова. Как и всей прочей колдовской братии. Опричь чародея Смороды...
       Ладушки-оладушки, моя ловушка не сработала. Но неудача вовсе не означает, что в этом деле нет для ловушек дичи. Иначе бы не расставляли капканов на чародея Смороду...
       И тут ему пришло в голову, что он зря сбежал от княжны. Глупо все как-то получилось и непрофессионально. Уж буде вы, сударь, сами превратились в дичь, вам след помнить: обходя расставленные капканы - пусть и медвежьи, - вы, может статься, спасете свою жизнь. Но никогда и ни в чем не разберетесь.
       Зазвонил колокольчик.
       - Войдите! - отозвался Свет.
       На пороге появилась княжна Снежана, уже переодетая в домашнее платье. Тронувший ее ланиты легкий румянец придавал девице какое-то особое очарование.
       - Чародей, не желаете ли трапезничать?
       Военные действия продолжаются, сказал себе Свет. Нет, действительно все изменилось. Вчера бы я ее здесь не увидел. Вчера бы она попросту прислала сюда горничную... Надо думать, я прав: капкан на столичного чародея уже изготовлен, поставлен и насторожен. Что ж, самое времечко - в оный капкан угодить. Будь, сударыня, по-вашему!..
       - Желаю!
       - Обед будет накрыт через пятнадцать минут... Или, может, вы желаете отобедать у себя? - Было хорошо видно, как напряглась княжна в ожидании его ответа.
       Свет включил Зрение.
       Вчерашней ненависти не было, но это его уже не удивило. Его удивило другое - вместо ненависти в ауре девицы пылали цвета Додолы, и цвета эти были абсолютно натуральными. Ни малейшего следа стороннего наведения...
       Совсем интересно, подумал Свет, испытывая странную радость. И сказал:
       - Нет, зачем же, сударыня?.. Я пообедаю вместе с вами.
       Лицо княжны начало расплываться в улыбке, но она - хоть и не без труда - справилась с непослушными мышцами. Бросила на него подчеркнуто-строгий взгляд:
       - Не забудьте помыть руки, чародей!
       И, все-таки улыбнувшись, вышла.
       Помыть руки Свет не забыл. А заодно и переоделся. Оставил в ванном шкафчике пузырек с нашатырным спиртом - княжна напрочь забыла о нем. Поболтался из угла в угол. Выглянул в окно... Наконец раздался долгожданный удар гонга, и он со всех ног бросился в трапезную.
       Княжна сидела за столом в гордом одиночестве. Как подобает хозяйке дома, встала, едва гость появился на пороге. На этот раз улыбнулась открыто:
       - Прошу вас, чародей!
       Свет сел напротив. Пока слуги разливали первое, исподтишка разглядывал Снежану. Снова и снова убеждался: ныне с нею в самом деле что-то произошло. Во всяком случае, перед ним сейчас сидела совсем не та кикимора, которая раньше цеплялась ко всякому слову. А главное - нынешняя девица к тому, что чародей откровенно ее разглядывает, относилась не только без ехидства и ненависти, но даже с явной благосклонностью.
       Почему вы так переменили ко мне свое отношение? - хотел напрямую спросить он. Но не спросил. Вчера бы сей вопрос - как реплика в пикировке - прошел. Ныне - Свет чувствовал - это был удар ниже пояса. А ниже пояса не бьют индо женщин. То есть тем более женщин...
       Он привычно включил Зрение, ожидая обнаружить все те же пылающие цвета Додолы. И обомлел: розовой зарей в ауре княжны на этот раз и не пахло. И вообще ничем не пахло - сплошной серенький туман вокруг головы. Как над утренним болотом...
       Это была уже откровенная бесовщина. Впрочем, от слуг Велеса всего можно ожидать...
       В том, что слуги Велеса тут ни при чем, он убедился сразу. Происхождение тумана объяснялось просто - едва ткнувшись в ментальную оболочку девицы, Свет нарвался на защитный барьер, и плотность барьера оказалась столь велика, что он, как и утром, опешил. Потыкался с разных сторон, подобно слепому котенку, и отступил - похоже было, что на преодоление оного барьера чародею Смороде потребовался бы не один час. Хорошо хоть структурой сие образование помягче, чем то, что поставил неизвестный Талант брату Буривою!.. А впрочем - чего в этом хорошего?..
       - Жалко Клюя Колотку, - смиренно сказала княжна.
       Завлекает? - подумал Свет. Или наоборот, запугивает?.. Однако, единожды дерзнувши, в капкан должно ступать смело и решительно, и потому он согласился:
       - Да, жалко. - А сняв с себя С-заклинание, добавил: - Еще более жалко, что я пока так и не нашел убийцу.
       Как ни странно, острые капканьи челюсти в его тело не вцепились.
       - Вы еще найдете, чародей, - сказала княжна. - Ведь вы... - И вдруг смутилась, заалевшись, опустила глаза. - Извините меня за то, что я над вами насмехалась...
       Свет крякнул. Капкан капканом, но как ему вести себя с этой новой девицей?.. И решил, что самое мудрое будет предстать перед нею этаким добрым дядюшкой. А заодно направить разговор в нужное ему русло.
       - Да будет вам, хозяюшка! Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы же были близко знакомы с убитым.
       Взялся за ложку. На первое сегодня были зеленые щи с яйцом и забелкой.
       - Не так уж и близко, - возразила княжна. - Ведь он был колдун. Ни с одним колдуном близкого знакомства не заведешь. - Она выжидательно глянула на Света. - Так, во всяком случае, утверждает людская молва.
       - Молва не всегда бывает права, - сказал Свет.
       И не стал боле ничего добавлять. Пусть разумеет как ей на душу взбредет. То ли, якобы, существуют волшебники, с коими можно завести близкое знакомство, то ли чародей произнес дежурную банальность с исключительной целью поддержать светский разговор.
       Однако Снежана ждала продолжения. А не дождавшись, понимающе кивнула и отослала слуг из трапезной. Едва слуги удалились, она вновь выжидательно вперилась в чародея.
       Однако чародей сосредоточенно и со вкусом изучал содержимое своей тарелки и отвлекаться от сего увлекательного занятия вроде бы не собирался. Желудок, мол, допрежь всего...
       Княжна нетерпеливо заерзала на своем стуле, но Свет и ухом не повел.
       Пусть-ка понервничает, подумал он. Любому охотнику известно, что в капкан иногда вместо звериной лапы попадает обыкновенная палка. К примеру, упавший с дерева сук. Или брошенная кем-нибудь дубина... Но откуда об этом знать капкану? Щелкнул, сцепил челюсти - и все в порядке!..
       Обед продолжался в абсолютном молчании.
       В конце концов княжна не выдержала:
       - Вы ныне удивительно разговорчивы, чародей! - В голосе ее зазвучали знакомые нотки. - Или на вас так сильно подействовал неожиданный обморок?
       - Да, - сказал Свет. - Я человек, и все человеческое мне свойственно.
       - Все ли? - Княжна ехидно улыбнулась.
       - Без сомнения все.
       - Даже любовь?
       И тогда Свет решил запустить в капкан не сучок. И не коготок - всю лапу:
       - Даже любовь, сударыня.
       Аура княжны не изменилась - все тот же серебристый туман. А улыбка стала гораздо шире. Наверное, она получила от гостя нужный ответ, ибо тут же позвонила в колокольчик.
       В трапезной вновь появились слуги, подали следующие блюда. Больше княжна к гостю не приставала, и обед завершился в благостной тишине. Оная тишина в исполнении Снежаны была настолько необычным произведением искусства, что на Света снизошло умиротворение. Какие еще капканы? С чего он взял? Дюжинная девица сидит напротив... Нет, недюжинная, ибо красна. А также - ибо не трещит как сорока... Словом, никакая она не кикимора, брате! И не змеюка!
       После обеда умиротворенный Свет поднялся к себе. Не раздеваясь, прилег на постель. И не заметил, как уснул.

    * * *

       Сон был странным.
       Сон и не сон. Снословие...
       Свет со Снежаной скакали куда-то верхами. Странно так скакали. Копыта не просто постукивали, а вроде бы напевали. Не то - по долинам и по взгорьям не по дням, а по часам. Не то - средь безжизненной пустыни стал кладезь на радость нам...
       Свет смотрел на себя со стороны и видел. Не человече есть на кони - лапа без когтей! А рядом не человечица есть - капканица егозливая! Егозливая да недюжинная... Нет у той капканицы ни растянутой пружины, ни ждущих толчка рычажков, ни остро наточенных, алчущих пищи клыков.
       Зато - растянутые ноги без ногавиц. Зато - ждущие губы в кровавой помаде. Зато - алчущий пищи кладезь...
       И - на перепутье - камень стопудовый. А на камне - слова словенские. Не слова - предупреждения...
       Направо поскакать - коня утерять...
       Прямо пойти - себя обрести...
       Налево повернуть - в кладезе утонуть...
       Коня пока жалко, себя уже не нужно, а кладезь... Что нам, брате, кладезь? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет! Значит - налево!..
       Шли, шли - дошли.
       Особый кладезь. Не выкопан. Не срублен. Крышей от мусора не перекрыт. И - без журавля. И - без ворота... Хотите напиться: нырк! - и с головой. А уж выплыть - как доведется...
       Нет, брате, нас жажда не мучит. Нам нырять туда - не с руки! Мы и мимо проехать горазды.
       "Ошибаетесь, путник!"
       Кто это сказал?
       "Ошибаетесь, любезный! Проехал бы мимо - да сказка не велит... Кто налево повернул, тот в кладезе утонул!"
       А вот и табличка с названием. Как на мосту. Мост бывает Синицын или Вечевой. А кладезь - Олегов или Задорожный. Этот же прозван - "Додолин". Знать, соорудил его какой-то тип по прозвищу Додола. И не для желающих напиться, а для жаждущих утопиться...
       Странное прозвище у кладезных дел мастера... Скакать вам, брате, до дола, а за долом - юдоль без доли... И сплошная недоля...
       Как там было сказано у сочинителя небылей Платона Вершигоры?.. "Она была желанна, как кусочек простого ржаного сухаря в голодный год..."
       Нет, Платон Вершигора подобную фразу придумать не мог - неведом ему был истинный смысл слова "желанна". Так мог бы сказать Светозар Сморода, буде бы продолжал сочинительство. И то ныне - когда прочел "Сень на твердыне" сочинителя Рыбаря, когда одолел "Счастье на двоих". И еще "Что-то на чем-то"... "Капкан на кладезе"... Кладезь-капкан... Нырк! - и с головой... Нет, если нырк, то без головы! А мы - с головой, мы пройдем мимо.
       Скачь-поскачь.
       Прыг да прыг...
       Сон и не сон.
       Снословие.
       Суесловие...

    * * *

       Разбудила его горничная Радомира. Сказала, что вернулись хозяева и скоро будет подан ужин. Попеняла чародею за то, что он спит в одежде и на неразобраной кровати.
       Свет оправдался тем, что не захотел отвлекать ее от других дел, и Радомира оставила его в покое.
       Свет же умылся, переоделся и, когда прозвучал гонг, спустился вниз.
       Нарышки уже сидели в трапезной. Не было Купавы и Снежаны. Кивнули чародею: князь Белояр - хмуро, княгиня Цветана - с дежурной приветливой улыбкой. Похоже, она держала себя в руках получше супруга. И много лучше сына, потому что Сувор и вовсе был мрачен, как промозглая дождливая ночь в листопаде. Он даже не поднял на чародея глаз.
       Свет тут же включил Зрение. Аура младшего Нарышки очень походила на утреннюю ауру Порея Ерги - те же темно-зеленые цвета. Что они означали, оставалось только догадываться, и Свет не стал тратить сил - выключил Зрение.
       - Добрый вечер!
       Свет обернулся.
       На пороге стояла княжна Снежана.
       Сейчас на ней было обтягивающее, без кринолина, закрытое черное платье, прошитое какими-то сиреневыми блестками. По сравнению с позавчерашним балом, прическу она сотворила себе очень и очень простенькую - две косички-хвостика с вплетенными в них сиреневыми же бантиками.
       Свет пожал раменами: такую прическу частенько делала себе в последнее время Забава - ей казалось, что Свету нравится расплетать бантики. И она не ошибалась. Было в процессе расплетания некое таинство - словно заклятье творится... Забаве хвостики шли. Снежане, впрочем, - тоже.
       - Мне, пожалуйста, токмо какой-нибудь салат... Что вы грустите?
       - А чему мы, собственно, должны радоваться? - ответил сестре Сувор. - Смерти Клюя?
       Снежана мелко закивала:
       - Да-да, смерть сударя Клюя - это грустно. Очень грустно.
       Свет удивленно посмотрел на девицу. Днем она строила из себя влюбленную, а вечером, похоже, решила строить дурочку. Во всяком случае, грусти в ней было не больше, чем за обедом.
       Княжна стрельнула в Света шустрыми глазками, и он вновь включил Зрение. И чуть не выронил из рук бокал с крюшоном. Ауру девицы вновь переполняла интенсивная розовость Додолы.
       Княгиня поведением дочери была удивлена не менее гостя. Но она аур не различала и потому лишь кивнула:
       - Садитесь, краса моя. Да прикусите язычок. Мы едва-едва с тризны. Купава вон просто разбита, сразу легла...
       То, что они едва-едва с тризны, было заметно не только по настроению. Князь Белояр с князем Сувором, как и Снежана, отказались ото всех блюд, кроме салатов. Княгиня и вовсе ограничилась крюшоном. Свет, у которого после дневного сна живот тоже отнюдь не подводило, решил присоединиться к большинству.
       А потом Белояр Нарышка сказал ни на кого не глядя:
       - Кхм, который уж раз участвую в похоронах волшебников, но столь молодого ввек не провожал...
       Свет тяжко вздохнул - ему показалось, что в словах старшего Нарышки звучит скрытый упрек, адресованный лично ему, чародею Светозару Смороде.
       - Уже и тело земле предано, а убийца гуляет на свободе, - продолжал князь Белояр.
       А вот это уже был упрек неприкрытый.
       Конечно, подумал Свет, все взяли моду считать, будто Колдовская Дружина находит преступника быстро и неотвратимо. Ибо о неудачах в сыскном деле дюжинные люди попросту не осведомлены... К тому же, столичный сыскник так странно себя ведет - не рыщет по оставленным следам, аки голодный волк, спокойно спит себе и ест, ведет светские разговоры, присутствует на балах. Странно все это...
       Ему вдруг пришло в голову, что поведение чародея Смороды должно вызывать у окружающих самое настоящее недоверие. И вполне вероятно, что темно-зеленые цвета в аурах Порея Ерги и Сувора Нарышки и означают ничто иное как это самое недоверие.
       - Убийца Клюя Колотки будет найден, - сказал он.
       - Ах бросьте! - Князь Белояр махнул рукой. - Вы еще скажите, что давно нашли преступника, а ведете себя так спокойно в силу важных и одному вам известных причин. К примеру, чтобы не спугнуть соучастников...
       - Едва я найду преступника, мне тут же станут известны и его соучастники...
       - Ах бросьте! И зачем токмо Великий князь содержит такую прорву бездельников...
       - Белояр! - предостерегающе воскликнула княгиня.
       Свет включил Зрение.
       В ауре Белояра Нарышки сияли те самые цвета, что переполняли вчера ауру его старшей дочери. Глава рода Нарышек ненавидел сейчас чародея Смороду всей душой и, похоже, не собирался скрывать от оного чародея своей ненависти.
       Но тут на защиту волшебника бросилась княжна Снежана:
       - Папочка, вы не правы! Чародей все время работает! Или вы полагаете, сегодня на погосте он упал в обморок от безделья?!
       Она снова стрельнула в Света шустрыми глазками, и он выразил ей свою благодарность легким кивком.
       Князь Белояр непонимающе посмотрел на дочь, потом тряхнул головой:
       - Извините, чародей! Не ведаю, что на меня нашло. Наверно, переволновался на похоронах...
       И в самом-то деле, подумал Свет. С какой это стати великородный опустится до упреков какому-то колдуну. Пусть даже чародею... Разве лишь на оного великородного действительно "что-то нашло".
       Он сотворил С-заклинание и прощупал ментальную атмосферу в трапезной. Однако чужих заклятий не обнаружил. Правда, ему показалось, что от Снежаны исходят к отцу какие-то токи. Словно тоненькие серебристые ниточки протянулись по-над столом. Впрочем, продолжалось это всего лишь мгновение. А может, ему и в самом деле показалось.
       И тут же Белояр Нарышка встал:
       - Кхм, извините, чародей! Я, с вашего разрешения, оставлю вас. У меня еще есть дела.
       Свет, в свою очередь, встал и учтиво поклонился хозяину. Однако учтивых слов произносить не стал. Обойдутся...
       Белояр Нарышка покинул трапезную.
       Снежана смотрела на Света с таким откровенным восторгом, что мать встревожено кашлянула и уставилась на дочь, пытаясь поймать ее взгляд.
       Свет решил, что самое время и ему покинуть великолепное общество. А то как бы буйный восторг великородной девицы не поставил всех присутствующих в неудобное положение. Учтивые слова на этот раз он произнес.

    * * *

       Свет снова лежал на койке. И снова размышлял.
       Размышления шли по замкнутому кругу, но он ничего не мог с собой поделать. Вроде бы он уже отказался от той, главной мысли... А она снова и снова возвращалась.
       Все-таки нынешнее поведение Снежаны было слишком уж странным. Неужели обыкновенная - пусть и великородная - девица способна так быстро изменить свое отношение к столичному чародею?! Вчера - откровенная ненависть, сегодня - буде не любовь, то уж явный интерес. Конечно, у женщин часто бывают семь пятниц на седмице. Взять хотя бы ту же Забаву - Додола и не в такое введет! Но чтобы произошла столь резкая перемена - да еще у великородной, - должны существовать очень веские причины... А потому странно все это, судари мои, ой как странно!.. Да еще те серебристые ниточки. И чем бесы не шутят, может, настоящая Снежана давным-давно мертва, а ничего не подозревающие Нарышки пестуют в своем доме варяжского альфара, прикидывающегося их дочерью! В Институте великородных девиц было бы не трудно произвести подстановку. И даже какие-либо перемены в поведении дочери не показались бы Нарышкам странными - дочь растет, характер ломается... Правда, история ввек не знала таких подстановок, но кто ведает, на что способен Талант, с легкостью убивший мужа-волшебника?.. Нет, пора определиться с этой красой однозначно!
       И тут мысли вырвались из круга.
       Проверить сию красу отнюдь не столь трудно, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, странное нынешнее поведение княжны само по себе изрядно облегчает чародею Смороде эту задачу. А прикинуться-то чародей Сморода сумеет. И буде окажется прав в своих подозрениях... Что ж, как ни крути, рано или поздно ему все равно придется столкнуться с супротивником нос к носу.
       Стоп!.. А буде он окажется не прав, и в придачу его застукают возле Снежаниной комнаты?.. Тогда княжна окажется скомпрометированной в глазах домочадцев... Нет, такого "подарка" от судьбы, при всех своих выходках, она не заслужила. Придется потратить силы на невидимость...
       Свет произвел необходимые волшебные манипуляции, вышел из гостевой и отправился к комнате девицы. Силы оказались потраченными зря - никто ему по дороге не встретился. Чародей снял с двери охранное заклятье Лутовина Кузнеца (значит, внутри посторонних нет), вошел и тут же сотворил формулу отвращающего. А потом снял с себя невидимость.
       Обои цвета весенней травы, неразобранная постель с откинутым пологом. Княжна в желтом платье - одуванчик на лугу!.. - сидела в кресле, держала на коленях толстую книгу. И похоже, была совершенно не потрясена появлением чародея.
       - Добрый вечер, сударыня! - сказал Свет.
       Сударыня встала, выпрямила рамена. Перси ее отчетливо прорисовались под платьем.
       - Чему обязана, чародей? - Лицо княжны на миг осветилось радостью, но она тут же взяла себя в руки, разыграла удивление и неудовольствие. - С каких это пор чародеи взяли моду заявляться к девице да еще ночью?
       - По-моему, сейчас еще не ночь, - бодро сказал Свет. - А если вы опасаетесь, что нас застукает ваша матушка, то весьма ошиблись. Я - достаточно квалифицированный волшебник, чтобы избежать оной оказии.
       Удивление и неудовольствие тут же исчезли, остались тщательно скрываемые радость и ожидание. Однако великородная есть великородная.
       - А почему вы решили, чародей, что у вас вообще есть какое-то право приходить ко мне и предупреждать мои опасения?
       Свет не ответил - он искал следы волшебной манипуляции, способной изменить внешность. Вестимо, он не знал, какой бывает подобная манипуляция, но любое неизвестное заклятье враз оказалось бы подозрительным.
       - Ну? - Княжна быстро превращалась в кикимору. - Или вы от собственной наглости язык проглотили?
       Следов на ней не было.
       Тем не менее Свет продолжал поиски - кто ведает, каким оно вообще должно быть, это гипотетическое заклятье!..
       - Сие уже неслыханно! - Голос княжны налился гневом. - Пришел незваным и молчит! Ужель пара слов требует от вас таких усилий?
       Свет почувствовал, как по лицу заструился пот. И тут усилия увенчались успехом.
       Подозрительное заклятье имелось. Правда, располагалось оно совершенно в неожиданном секторе ментальности - там, где обычно никакие заклятья вовсе не работали.
       Свет облегченно вздохнул и шагнул к девице. Положил руки ей на рамена.
       Княжна словно того и ждала, прильнула к нему стремительно, повисла на шее. Перси ее оказались упругими, как резиновые мячи. Но это еще ничего не значило - они вполне могли оказаться именно резиновыми мячами.
       Свет привычно приблизил уста к ее лицу.
       Забава в этот момент обычно закрывала глаза.
       Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея - снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.
       Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.
       Разочарование постигло его незамедлительно - левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного - перунова корня там не было и в помине.
       Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица - корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею - по-девичьи - с явным удовольствием.
       А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.
       Именно по этой причине он ее и оттолкнул.
       - Что вы, чародей?
       Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.
       И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.
       Вернувшись в гостевую, он снова задумался.
       Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже... Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.
       Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму - слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием...
       А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того - полноценное удовольствие... Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.
       Словом, понятно одно - если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.
       Конструированием этой западни он и занялся.

    * * *

       В дверь постучали очень тихо.
       Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник - странно, вроде бы он его не гасил - и подойти к двери.
       - Кто там?
       - Откройте, сударь волшебник, - донесся умоляющий шепот. - Это я... Пожалуйста, откройте!
       Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.
       Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи - цвет Додолы.
       - Зачем? - шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.
       - Откройте, чародей! - снова взмолилась она. - Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.
       Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.
       К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой - отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.
       Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..
       Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.
       Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки - ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.
       - Это я, чародей - сказала она и переступила босыми ногами.
       - Да, я заметил, - сказал Свет.
       Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.
       - А больше вы ничего не заметили? - спросила она.
       - Заметил, - сказал Свет. - Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой...
       - Я вам не забава! - Княжна сверкнула очами. - Я девица серьезная!
       - Это я тоже заметил, - сказал Свет. - И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.
       Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером...
       И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей...
       - Да какая там ненависть! - сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. - Я же вас люблю, чародей! Без вас - хоть в петлю...
       И тут в дверь снова постучали - осторожно, несмело, тайно.
       Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.
       С прошлого лета это сугубо женское движение стало Свету хорошо знакомым. И чтобы воспрепятствовать оному движению, Свет схватил ее за талию.
       С таким же успехом он мог попытаться остановить смерч. Рубашки на талии уже и в помине не было, пальцы коснулись обжигающе-холодной упругой плоти. А коричневые пуговки на персях уже нацелились в него пистолетными дулами. Вот-вот раздадутся выстрелы из обоих стволов...
       В дверь опять постучали, уже громче, уверенней и настойчивей. По-хозяйски постучали, прекрасно зная, что именно ждет их в защищенной отвращающим заклятьем гостевой.
       - О боги, - сказал Свет шепотом.
       И проснулся.
       Поднял голову от подушки. Конечно же, никаких пистолетных стволов рядом с ним и в помине не было. Как духу не было и предстоящего опосля таких дел скандала.
       - О боги! - повторил он облегченно. Уже в голос.
       Однако стук вместе со сном не исчез, он жил в реальности. Как жесткая постель под боком. Или привычное охранное заклятье на двери. Впрочем, стучали, оказывается, вовсе не в заклятую дверь, стучали в окно.
       Угрозы не ощущалось.
       - Велес вас подери! - сказал Свет. Встал, достал из шкафа свечу, зажег ее от ночника.
       Стук повторился.
       Свет подошел к окну, отдернул тяжеленную штору.
       Из-за стекла на него смотрела жуткая образина. Мертвое черное, как у африканца, лицо, безо рта и носа, обрамленное пшеничными волосами. Из двух глубоких ям светят блестящие глаза, живые, человеческие. Карие... Больше ничего не видно, потому что луна уже убралась за угол дома.
       И только тут Свет осознал, что окно находится на втором этаже, в семи аршинах от земли.
       Видимо, напуганное его осознанием лицо исчезло.
       Свет тут же бросился открывать створку. К счастью, задвижка оказалась справно смазанной. Поэтому он успел заметить, как оседлавшая помело, наряженная в черный балахон светловолосая фигура растворяется в лунном сиянии, бьющем из-за угла башенки.
       В воздухе прозвенел тонкий смех.
       Увы, в гостевой было только одно окно. Поэтому Свет не смог проследить, куда исчез таинственный ночной гость. Дом, во всяком случае, по-прежнему пребывал в тишине. Нигде не скрипнула дверь, никто не прокрался на цыпочках по пустым коридорам, ни залаяла во дворе ни одна собака.
       Окно в комнате было единственным. Но и сквозь него в окружающей ментальной атмосфере явственно ощущалось присутствие заклятья на левитацию.
       Свет разочарованно вздохнул: постановка такого заклятья потребовала бы от него не менее четырех минут напряженной работы. А след таинственного гостя простыл бы и за две. Бегать же в ночи по чужому дому стало бы занятием и вовсе глупым.
       Угрозы по-прежнему не ощущалось. Поэтому Свет вздохнул, закрыл окно, погасил свечу и снова лег в постель.
       Однако заснуть ему удалось нескоро.
      
       14. Взгляд в былое. Порей Ерга.
       Когда подошло должное время, мама начала привлекать сына к семейному делу. То есть к семейному - буде брать в расчет занятия деда Недели и его дочери. Однако торговля не вызвала у Порея ни малейшего интереса. В душе его - как-то незаметно для матери - в семейное дело превратилась профессия отца.
       Злата немного посопротивлялась, но очень скоро убедилась, что сын ее, оказывается, достаточно упрям, чтобы настоять на своем.
       - Весь в папочку! - сокрушенно сказала она деду Неделе и отступилась от Порея.
       А потом выяснилось кое-что поважнее. Оказывается, Любим занимался с сыном не токмо рыбной ловлей да сбором черноголовиков. Злата с удивлением узнала, что сын ее владеет кое-какими ратными науками. А когда Порей в одном из крупных разговоров (раздраженная мать уже начала метать в сына молнии) заявил, что защищать Родину - не самое последнее занятие в подлунной, Злата вынуждена была сдаться.
       Вскоре подошло еще одно должное время, и Порей убедился, что сын за отца не в ответе! Во всяком случае, на нем прошлые "подвиги" Любима не сказались, и, пройдя соответствующую подготовку в одной из учебных дружин министерства безопасности, Ерга-младший был направлен в Ключград.
       Молодой рубежник оказался очень сметливым и внимательным работником, быстро проявил себя в службе, и вскоре никто уже не удивлялся, что карьера недавнего новичка так быстро пошла в гору. Не минуло и года, а он, быстро проскочив пару и секрет, уже командовал двадцаткой рубежников.
       Непосредственное начальство всячески отмечало молодого человека, и вскоре Порея вызвал к себе командир линейного отряда. Напоил свежезаваренным чаем и поинтересовался, не желает ли устьюжанин связать с охраной рубежей свою дальнейшую судьбу.
       Чутье подсказало оному устьюжанину попросить три дня на размышление, и подобной обстоятельностью он предрасположил командира к себе еще больше.
       Через три дня Порей дал согласие, а еще через седмицу, срочно сдав служебные дела преемнику, уже катил экспрессом "Ключград - Псков" в школу младших воевод.
       Через два лета встречным экспрессом он вернулся назад и тут же получил должность командира линейного отряда в Гельсингфорсе, городе, который в Чухонскую войну победоносно брал Любим Ерга. Те, кто помнил Любима, встретив Ергу-младшего, поражались, насколько сын похож на отца - так же красен; та же косая сажень в раменах; тот же густой бас, от которого заходилось в сладкой муке сердечко не одной девицы...
       Впрочем, сын был похож на отца во всем, и оные сердечки быстро оказывались разбитыми, а впадавшие в зеленец претендентки на руку молодого ратника едва не накладывали руку на себя. Одна, впрочем, наложила, но Порей об этом даже не узнал - он и видел-то несчастную лишь однова, на каком-то балу, не обратив на нее ни малейшего внимания. Однако определенные выводы из отношений Любима Ерги и Златы Кладовой их отпрыск сделал, и ни одной из претенденток так и не удалось заполучить в распаленный зеленцом кладезь хоть толику воеводского семени - в отличие от отца Порей был осторожен и девиц с зелеными глазами к себе в постель не таскал.
       И еще в одном сын оказался похож на отца - Порей, как и Любим, ни на грош не доверял словенским волшебникам. Он, правда, никогда не высказывал своего к ним отношения вслух - это было бы глупо, при существующей-то общественной структуре словенского общества, - но при любом служебном проколе волшебников на рубеже составлял рапорт для начальства таким образом, чтобы оные проколы были обязательно замечены. Получалось это у Порея само собой - как дышать или, к примеру, справлять мелкую нужду, - и буде бы его вздумали обвинить в предвзятости, младший Ерга был бы чрезвычайно возмущен. И тем не менее оная предвзятость существовала и в рапортах отчетисто проглядывала. Однако, судя по всему, подобное отношение линейного командира к волшебникам вполне устраивало руководителей министерства, потому как никто на нем Пореева внимания не заострял.
       С годами, когда поднявшийся до должности принципала Ерга начал вдруг замечать, что у него имеются всякие печенки-селезенки (юные-то живут как бы без внутренних органов; синяки с царапинами - наружная мелочь, да и за болезнь не принимаются), появилась и новая причина для недоверия. Рубежник вдруг обнаружил, что хваленые лекари справляются с его обычными болячками не без труда и с полным напряжением своих скудных сил. А лекари, как всякому известно, суть несостоявшиеся волшебники, и вывод здесь напрашивается сам собой...
       Поэтому, когда убили Пореева непосредственного помощника, волшебника Клюя Колотку, он не очень удивился случившемуся. А неспособность разобраться в деле столичных сыскников - один из которых оказался чародеем - и вовсе воспринял как должное. Прав был все-таки отец: Семарглово охвостье даром ест свой нескудный хлеб. Ишь сразу хвосты поджали. Ну что токмо Рюриковичи в них нашли?..
       И не подозревай принципал, что к убийству Клюя Колотки приложил руки кто-то из варягов, ему бы и в голову не пришло слишком опасаться за свою жизнь. Ведь риск пасть от руки супротивника ходит рядом с рубежниками всю жизнь. Так устроен мир. И дошлых пасечников иногда кусают пчелы, а мастера-кузнецы обжигаются. Индо женщины время от времени умирают при родах, а ведь боги сотворили их тело исключительно приспособленным для детородства... Поэтому Порей сразу принял предложение чародея Смороды. До поры он понаблюдает со стороны. В общем-то Сморода ему нравился, изначально видно - уверен в себе человек (а Порей любил уверенных). Но одно другому не мешает; пусть побудет приманкой, а когда рыбка клюнет - поглядим...
       Но вскоре ему тоже стало жутко. С дюжинным врагом он бы справился без труда. Но варяжские альфары - не чета словенским колдунам!.. Неведомый супротивник оказался крепким орешком, и не верить в его силу у Порея не было никаких оснований.
       Эта вера все и решила.
      
       15. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Свет оделся к завтраку и ждал гонга, когда еще раз прозвонил колокольчик.
       - Входите, Радомира. Я одет.
       Открылась дверь.
       На пороге стояла вовсе не горничная - в гости явилась сама княгиня Нарышкина.
       - Извините, чародей! Нам след поговорить.
       Свет не дал удивлению владеть собой слишком долго.
       - Слушаю вас, сударыня.
       - Дело вот в чем, чародей... Не посчитайте меня негостеприимной, но мне представляется, что вам пора съехать из нашего дома.
       На этот раз удивление владело Светом намного дольше, и княгиня, так и не дождавшись от гостя ответа, продолжила:
       - Надеюсь, вы понимаете мою озабоченность... - Она замялась. - Наверное, вы и сами заметили странное поведение моей дочери. Снежана - девочка увлекающаяся, как и все в ее возрасте. Я желаю ей токмо счастья. А на какое счастье может рассчитывать девица, явно влюбленная в волшебника?
       Неожиданно Света бросило в краску, и борьба с собой заняла у него еще несколько секунд. Одержав же над стыдом победу, он включил Зрение.
       Аура у княгини была переполнена розовым - наверное, князь Белояр, в своем вчерашнем расстройстве, не уделил ночью супруге должного внимания, - но ничего особенного в ней не было. Ни ненависти, ни злобы...
       - Думаю, теперь вам понятно, чародей, чем вызвана моя неучтивая просьба.
       В голосе Цветаны зазвучало неудовольствие, рожденное молчанием гостя, и Свет поспешил ответить:
       - Я хорошо понимаю вас, княгиня. Я и сам вчера заметил... - Что заметил, он не договорил. Вместо этого соврал: - Ныне же перееду в гостевой дом Колдовской Дружины.
       По-видимому, Цветана прекрасно понимала пикантность положения своего гостя, ибо по-мужски протянула ему десницу и сказала:
       - Я была уверена, сударь, что вы сразу все поймете. Еще раз прошу меня извинить! А теперь пойдемте завтракать.

    * * *

       После завтрака Свет отправился к Порею Ерге - надо было расставлять супротивнику ловушку.
       По обычаю, молчаливый Сувор Нарышка сидел рядом и хмуро смотрел в окно кареты.
       Зачем Свет ехал к Ерге, он и сам не знал. Ведь он так и не решил, делиться ли ему с принципалом подозрениями, возникшими по поводу Нарышкиной дочки. После вчерашней "проверки" он было решил, что Снежана сродни пресловутой жене Цезаря. Однако ночные события показали, что он поторопился. В конце концов, совсем не обязательно, чтобы лазутчик был именно заслан со скандинавской территории. А может, варяги завербовали его прямо здесь, среди ключградцев. И ни один человек в мире не способен гарантировать, что завербованной не могла оказаться Нарышкина дочь-ведьма. Конечно, странно, каким образом колдунья столь высокого уровня Таланта до взрослых лет проскальзывала сквозь сети Колдовской дружины... Но, с другой стороны, кто их знает, этих великородных, на что они способны!.. Может, Нарышке совсем не хотелось докладывать Кудеснику об открывшихся вдруг возможностях своей дочери. Сам промолчал и дочке запретил открываться перед кем бы то ни было. Тем паче что она в любом случае потеряет Талант, едва оказавшись на супружеском ложе. А от ложа она, знамо дело, никуда не уйдет - род надо продлевать... Варяги же каким-то образом выявили тайную ведьму-самоучку и решили использовать в своих неблаговидных целях.
       Свет глянул на Сувора.
       Тот по-прежнему хмуро смотрел в окно и даже не догадывался, в каких жутких преступлениях столичный чародей подозревает его разлюбезную сестрицу.
       А почему бы и не подозревать? Некая соль в этой версии, знамо дело, имеется... Но Порей Ерга, с его ограниченным взглядом на волшебников, наверняка поднимет Света с оной версией на смех. Да что вы такое говорите, чародей! Князь Белояр ввек бы не стал скрывать, что Семаргл одарил его старшую дочь Талантом. Такое просто и вообразить-то себе невозможно! Ну в самом деле, чародей, зачем великородному подобный скандал?..
       Соваться же со своими подозрениями к Путяте Утреннику или Кудеснику - без серьезных-то доказательств! - значит нарваться на неприятности посильнее летошних. Это вам не безвестная паломница со странным рисунком загара на теле! Тут могут оказаться затронутыми интересы самой великокняжествующей фамилии... А тронуть интересы Рюриковичей - не баран начихал, это попахивает государственной изменой. И вообще такого поведения в Словении никто не одобрит. Вот и получится, что, сам того не желая, он, Свет, подставился. И возможно, даже пошел на поводу у супротивника.
       С другой же стороны, и Порей Ерга, и Путята Утренник, и Кудесник Остромир - государственные мужи и, стало быть, умные люди. Они поймут, что собрать серьезные доказательства против мага подобной силы - это вам тоже не баран начихал. Серьезные доказательства требуют серьезной, кропотливой работы, а подобную работу в одиночку не осилишь. Да еще оказывается, что ни один словенский волшебник в эту самую одиночку противостоять подозреваемому не способен!.. Собрать же в единый кулак несколько квалифицированных колдунов Кудесник не позволит до тех пор, покудова у него не будет убойных улик. Извините, чародей, не все так просто, дело ведь касается великородной фамилии, брате, так что сами понимаете...
       Вот и получается заколдованный круг.
       Есть, правда, еще один путь - дождаться, пока супротивник укокошит кого-нибудь в дополнение к Клюю Колотке. Да хорошо бы, не одного... Тогда и Кудесник, и Путята Утренник сразу зашевелятся. Но подобное ожидание тоже сродни предательству... Словом, пока придется выложить Ерге свое новое предложение. Иначе им ввек не отыскать супротивника. А там посмотрим...
       - Странное творится в нашем доме, - сказал вдруг Сувор Нарышка. - В двадцать четвертый день серпеня заболел Олег. Вчера что-то случилось с вашим напарником. А потом и вы на погосте в обморок упали...
       Свет вскинул глаза:
       - Какой Олег?
       - С месяц назад мы взяли нового слугу. Через агентство по найму. Звали его Олег Лощина. В позапрошлую четверницу он вдруг заболел, прямо в трапезной потерял сознание. И больше в себя не пришел. Его отправили в центральную ключградскую больницу.
       - Велес вас возьми! - взорвался Свет. - Почему я об этом узнаю только ныне?!
       Сувор Нарышка захлопал ресницами:
       - Но, чародей... Мне и в голову не приходило, что тут есть какая-то связь с убийством. Просто-напросто у парня случился приступ падучей.
       Свет взял себя в руки. В конце концов Сувор - не волшебник. А вот Лутовин Кузнец, домашний колдун Нарышек, должен был упомянуть о болезни слуги.
       - Связи, может быть, и нет... Где сейчас этот самый Олег Лощина?
       - Думаю, по-прежнему в больнице. Можно спросить у мамы...
       - Связи, может быть, и нет, - повторил Свет. - Но осмотреть больного я должен. Спрашивать у вашей мамы мы ничего не будем. Поехали прямо в центральную больницу.

    * * *

       Лечащий врач, сухой, аки щепка, с неукротимой шевелюрой, присыпанной пеплом ранней седины, и такой же пегой бородой-лопатой, встретил Света нескрываемо ревниво. Наверное, один из тех, кто в свое время не совладал с буйно вызревшим перуновым корнем - пленившись женскими красами матери Ясны, сорвался на испытании Додолой и, как водится, никогда уже не простил более крепких, даровитых и удачливых...
       - Чего ради вам его осматривать, сударь! - бурчал он. - Самая обыкновенная morbus comitialis. Нешто лишь очень тяжелая форма. С момента госпитализации больной пребывает в глубочайшей коме. Питаем внутривенно...
       - Тем не менее я хотел бы на него взглянуть, - нажимал Свет. - И вовсе не потому, что сомневаюсь в вашей, сударь, бесспорной квалификации.
       Можно было, вестимо, сразу поставить несостоявшегося коллегу на место, но Свету не хотелось лишний раз демонстрировать свое превосходство.
       Наконец Сувору Нарышке надоело слушать их вялую распрю. Он достал из кармана собственное служебное удостоверение, сунул врачу под нос.
       - Вам придется допустить нас к больному. Дело государственной важности.
       Врач заглянул в документ, развел руками, подтянулся.
       - Воля ваша, судари. Следуйте за мной.
       Слуга Нарышек содержался в отдельной палате. Светловолосый парень с прекрасно развитой мускулатурой, высокий лоб, нос слегка крючковат, но впечатления не портит. Даже смертельная бледность лица, направленный в потолок пустой взгляд серых глаз и полная расслабленность объемистых мышц не могли отобрать у больного былую красу.
       Так это же тот самый Олег, сообразил вдруг Свет, о котором говорили, тискаясь за портьерой, кучер Ярик и горничная Радомира. Добрый молодец, прямо скажем!.. И если его мужская сила соответствует силе физической, то Радомиру понять не трудно. Как девице не влюбиться в подобного красавца! С таким и в бельевую пойдете, и за портьерой спрячетесь, абы на вас внимание обратил. Додола тоже не глупа, ей надо, чтобы словенские женщины рожали сильных, здоровых и взрачных детей. Желательно, отмеченных печатью Таланта. Потому оные женщины и сохнут по волшебникам. А убедившись, что волшебники в любви, увы, несостоятельны, прилепляются сердцем к сильным, здоровым и взрачным мужчинам - пусть и без печати Таланта. Подобным вот этому парню. Инстинкт продолжения рода, знаете ли... Так почему же Радомира дала ему по рукам? И что с ним такое приключилось дальше?
       Лечащий врач безучастно стоял у двери. Наверное, он не мог простить любого волшебника, даже занимающегося в настоящий момент важным государственным делом.
       Свет включил Зрение. Аура у больного была чисто серого цвета, отсутствовали даже краски, присущие самым примитивным, животным инстинктам. Словом, полный распад личности... И полное отсутствие заклятий. Аура натуральная, похоже, не наведена. Но никаких следов шока...
       Свет повернулся к врачу:
       - Больным кто-нибудь интересовался?
       - Опричь дворецкого князей Нарышек, ни один человек!
       - Что ж, больше нам здесь делать нечего. Благодарю вас, сударь.
       Врач лишь пожал раменами.
       Когда они сели в карету, Свет спросил:
       - Родственники у вашего слуги есть?
       Сувор, подобно врачу, пожал раменами:
       - Не ведаю, чародей. Надо задать этот вопрос дворецкому.
       - Задайте, Сувор, обязательно задайте. И выясните через агентство по найму, откуда этот парень появился. Где он работал до вашей семьи? Кто дал ему рекомендательное письмо для агентства?
       Я же после встречи с Ергой вернусь в ваш дом, добавил Свет про себя, и сам задам кое-какие вопросы вашему колдуну.
       Сувор Нарышка кивнул, а Свет вновь углубился в размышления.

    * * *

       - Приехали, судари! - Голос кучера прервал Световы размышления.
       Свет раздраженно мотнул головой. Увы, он так и не принял окончательного решения, как себя вести с Ергой. Что ж, придется положиться на интуицию. Не впервой... Познакомимся для начала с нынешним настроением принципала.
       Входные двери принципата по-прежнему охранялись в усиленном режиме, но сегодня магический кристалл пропустил Света и Сувора без задержки.
       В приемной молодой князь занял кресло, а Свет, кивнув секретарю, прошел в кабинет.
       Хозяин кабинета сидел за родимым столом, без форменного кафтана, в рубахе с закатанными по локоть рукавами. Вид Ерга имел далеко не блестящий - круги вокруг глаз, набрякшие вены на руках, слегка подрагивающие над бумагами персты... В общем-то, к подобному режиму работы принципал на таком посту должен быть привычным. Видать, сказывалась обеспокоенность состоянием сыска и страх... Страх-то перед подобным супротивником обязан присутствовать. Уж если волшебники боятся...
       И Свету пришло в голову, что Порею Ерге явно не помешал бы сейчас кое-какой отдых. А за неимением возможности на оный - хотя бы небольшая помощь чародея Смороды, имеющего способности к некоторым врачебным манипуляциям. Снять головную боль, к примеру...
       Такое предложение он и высказал.
       Ерга отнесся к предложению без особенного энтузиазма:
       - Не знаю, не знаю. Медики не слишком властны над моим здоровьем. Во всяком случае наложение рук мне не помогает. Нешто лишь лекарства...
       - Вам, наверное, попадались малоквалифицированные врачи, - предположил Свет. И сам подивился своему предположению: с каких это пор принципала министерства безопасности лечат неквалицированные?!
       - Не знаю, не знаю, - повторил Ерга. - Другим помогают, мне нет.
       Так не бывает, подумал Свет. Похоже, вы просто не хотите, чтобы я влез к вам в ментальную оболочку. Странно... С чего бы это вдруг?
       - Давайте попробуем... Я, вестимо, не обучался серьезным лекарским приемам, но кое-какими манипуляциями владею. Головную боль-то снять способен.
       - Ну ладно, - согласился Ерга. - Все же таки вы чародей... А голова и в самом деле просто раскалывается... Пройдемте в заднюю комнату. - Он встал и открыл дверь справа от стола.
       За дверью и в самом деле располагалась зеркальная. Там сидел дежурный колдун. Ерга успокаивающе кивнул ему и открыл еще одну дверь, теперь кивнул Свету - приглашающе.
       За этой дверью оказалась еще одна комнатка с диваном и трапезным столиком. Да, похоже, принципалу министерства безопасности по Северо-Западному рубежному округу и в самом деле ночевать на работе приходилось часто.
       - Ложитесь, принципал.
       Ерга угнездился на диване, закрыл глаза.
       Свет приложил ладони к его вискам, сосредоточился. Бросил в обе ладони по плотному пучку энергии. Никакого отклика. Повторил манипуляцию и окончательно убедился, что ничего не выходит - пульсации не ощущалось.
       Похоже, Ерга был прав в своих утверждениях. Но ведь это странно вдвойне.
       Свет раскрыл баул, достал Серебряный Кокошник:
       - Наденьте.
       - Не поможет, - сказал Ерга, морщась. Но Кокошник все-таки напялил.
       Первым делом Свет обнаружил у принципала защитный барьер.
       Интересно, подумал он. Ерге-то ведь мы, помнится, барьер не ставили. А почему, кстати? Я как-то и внимания не обратил...
       Сотворил исследовательское заклинание, он углубился в ментальную оболочку.
       Барьер оказался удивительным - чрезвычайно плотным и с абсолютно непонятной структурой. Словенские волшебники таких в своей практике не применяли. Еще минута манипуляций, и Свет обнаружил: барьер ему недоступен. И неподвластен. Как у Буривоя Смирного...
       Страх обрушился на него, едва он осознал последнее открытие. Впрочем, это был не страх, это был самый настоящий смертный ужас, ужас, от которого заходится сердце, отнимаются ноги и умирают все мысли, опричь одной: "Вот и пагуба пришла!"
       Однако годы тренировок сработали: угрозы жизни не ощущалось, и потому мгновенного ответного удара не произошло. В результате Порей Ерга остался жив. А потом Свет справился с собой, загнал безотчетный ужас в самую глубину души, туда, где ужас мог сидеть потихоньку - покусывая сердце, но не разъедая мозг.
       Непослушными руками Свет содрал с головы принципала Кокошник, запихал в баул.
       Ерга зашевелился, сел. Зевнул:
       - Ну что, убедились, чародей?
       Свет обнаружил в себе силы лишь на легкий кивок.
       Они пересекли зеркальную, шагнули в кабинет.
       На деревянных ногах Свет прошел к столу принципала и чуть ли не плюхнулся в кресло, посмотрел на свои руки. Руки больше не дрожали, но мысли разбегались, как норовистые телята у неумелого пастуха.
       Ерга сел за стол, удивленно глянул на столичного гостя.
       - Что это вас так напугало, чародей?
       Свет поднял глаза на принципала.
       Насмешки в словах того не было, был самый настоящий интерес. Но за интересом проглядывало... не то понимание, не то опасение, не то раздражение... Как у измученного магической работой волшебника.
       - Напугало? Меня?.. Вам показалось, сударь принципал. Чародея ничто не способно напугать. И никто не способен. Опричь Сварожичей. Да и то не всех. Додола, к примеру, надо мной абсолютно не властна...
       - Оставим богов! - решительно прервал его Ерга. - По вашей милости я сутки безвылазно просидел в своем кабинете. Безвылазно и безрезультатно. - Теперь в голосе принципала звучало уже нескрываемое раздражение. - Подчиненные начинают удивляться... Вот и весь результат. А каких успехов в сыске добились за вчерашний день вы?
       Свет бездумно включил Зрение. Бездумно отметил: перед ним сидит дюжинный человек, но в ауре его опять что-то не то. Шероховатость какая-то. Словно первый желтый лист, упавший на зеленую траву. Или как непонятный страх в душе чародея. Или как само наличие ауры у человека с подобным барьером!..
       - Похоже, вам нечем похвастаться, - ехидно сказал принципал.
       О Сварожичи, да ведь это же не Ерга вовсе, понял вдруг Свет. О Сварожичи, это же он! Я искал его вчера на погосте, я искал его в Снежане, а он вот где окопался. В центре раскинутой на самого себя паутины. И время от времени подбрасывал мне дохлых мух. Как ныне ночью... Уж с его-то квалификацией он вполне мог незаметно покинуть эти стены и разыграть перед моим окном спектакль с помелом. И я снова начал подозревать девицу! Погодите-ка, погодите-ка... Наверное, Колотка каким-то образом обнаружил у него этот барьер, заподозрил неладное. Потому и был убит... И настоящий Ерга тоже мертв!
       - Странный вы ныне, чародей, - сказал лже-Ерга. - Что напугало вас на этот раз? Как будто вы меня в первый раз видите, и я вам откровенно не нравлюсь.
       Самое время уносить ноги, подумал Свет. И снова взял себя в руки.
       - Увы, никаких успехов я не добился. Побывал на погосте. Безрезультатно. Если убийца и был там, мне его обнаружить не удалось. Вечером проверял кое-какие свои подозрения. Они оказались неверными. А ночью перед моим окном летала самая настоящая ведьма. Увы, поймать я ее не успел. Как и не успел разобраться, кто она такая...
       Лже-Ерга криво усмехнулся:
       - Да, успехи ваши и в самом деле невелики. Эдак мы долго еще будем на месте стоять. Каковы ваши планы на нынешний день?
       Так я вам и сказал, подумал Свет. Держите карман шире!.. Сделаем, как тогда, у Кудесника.
       - Новых планов нет. Думаю, след еще некоторое время продолжать поиски прежним методом. Если к завтрашнему утру сыск окажется на том же месте, придется обратиться к Кудеснику и министру безопасности, расписаться в собственном бессилии и попросить помощи.
       Ментальная обстановка в кабинете оставалась неизменной. Но кто сказал, что лже-Ерга не способен прощупать чародея Смороду, и не меняя ментальной обстановки?..
       - А может стоит уже ныне попросить оной помощи?
       Свет пожал раменами:
       - Вы принципал. Вы возглавляете сыск. Вам и решать.
       А мы посмотрим на ваше решение, добавил он про себя.
       Лже-Ерга помолчал, пожевал губами.
       Но ведь он должен был почувствовать, что я раскрыл его, подумал вдруг Свет. И поступить со мной, как с Клюем Колоткой. Или то, что происходит, вполне соответствует его планам?..
       - Ладно, - сказал наконец лже-Ерга. - Я согласен. Подождем еще денек... Но завтра нам с вами придется принимать кардинальные решения.
       А может, это все-таки настоящий Ерга, подумал вдруг Свет. Просто ему поставили барьер... Нет, словенские волшебники не умеют ставить барьеры подобной структуры.
       - Как дела у моего напарника, принципал? Я не успел его навестить.
       - Вечор был без сознания. Его поместили в госпиталь Колдовской дружины.
       А может, оный барьер поставил ему Кудесник, подумал Свет. Разве я знаю, на что способен Кудесник? Может, он еще и не такие барьеры ставить умеет.
       - Надеюсь, его отправят в столицу?
       - Да, как только его удастся вывести из нынешнего бессознательного состояния. Если же не удастся, новогородских светил вызовут сюда.
       Ладно, подумал Свет. Пока мне досконально ясно лишь одно - чародей Сморода зачем-то нужен предполагаемому супротивнику. Из этого и станем исходить!
       - Понятно... Я могу идти, принципал?
       - Вы можете идти, чародей.
       А любимого присловья Ерги я так и не услышал, подумал Свет. Верно говорят, что излишняя замусоренность речи для сыска только на пользу...
       Едва он вышел из кабинета, страх сжимавший его сердце, исчез.
       Что ж, подумал он, видимо, этого и следовало ожидать.
       Увидев чародея, Сувор Нарышка, беседовавший о чем-то с секретарем принципала, встал.
       - Идемте, Сувор!
       Они вышли из принципата и сели в карету.
       - Куда мы теперь? - спросил Нарышка.
       До отхода ближайшего поезда в столицу было еще два часа, и это время надо было убить, не вызывая подозрений. Но не только поэтому Свет сказал:
       - В госпиталь Колдовской Дружины. К Буривою Смирному.
       По дороге заехали на ближайший рынок, купили фруктов для больного.
       К Буривою их сначала не пропустили. Лишь после того, как Свет, потрясая документами, дошел до главного врача, двери палаты открылись.
       Смирный вторые сутки пребывал в бессознательном состоянии. Главный врач знал об уровне Таланта чародея Смороды и не препятствовал оному чародею, когда тот попытался еще раз прощупать больного. Однако попытка снова оказалась бесплодной. Как любовь словенки к волшебнику... Свету удалось понять лишь одно - по структуре это ментальное сооружение отдаленно похоже на барьер, обнаруженный у лже-Ерги.
       Главный врач считал, что на Смирного наложено заклятье. Он намеревался подождать денек, а потом обратиться к академику Бабуре.
       Пришлось оставить фрукты больным волшебникам, находящимся в сознании.
       - Куда теперь? - спросил Нарышка, когда они покинули госпиталь.
       - На Лиговскую.
       Мимо Центрального вокзала они проехали, когда до отхода поезда осталось полчаса.
       Свет изображал интенсивные размышления еще в течении семи минут, потом велел кучеру повернуть карету назад. А когда снова проезжали мимо вокзала, велел остановиться. Без объяснений вылез из кареты и двинулся на вокзал. Ничего не понимающий Нарышка последовал за ним. Свет подошел к кассе, купил билет первого класса до Новагорода и только после этого сказал:
       - Мне нужно срочно уехать в столицу. Принципалу я о своем отъезде доложил. Вас же прошу позаботиться, чтобы мои вещи с курьером переправили ко мне домой. - Он достал из кармана записную книжку и черкнул несколько строк. - Вот мой новогородский адрес. Счет я оплачу.
       Пусть-ка лже-Ерга теперь попробует задержать меня, подумал он. Для этого ему - ни много ни мало! - придется остановить поезд. И если существуют заклятья подобной силы, то я по крайней мере узнаю об этом.
       Направляясь к перрону, он оглянулся.
       Сувор Нарышка так и стоял возле кассы, потрясенно глядя ему вслед.
      
      
      
       Часть вторая. СТРАХ ЧАРОДЕЯ
      
       16. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Смерть Клюя Колотки поразила Снежану аки громом небесным и в самое-самое сердце. Конечно, девица ведала, что в подлунной гибнут не токмо дюжинные люди, но и волшебники. К примеру, хотя бы на поле брани. Либо в иные тревожные времена. Однако обычной порой насильственная смерть колдуна была сродни саженному сугробу в разгар липеца. Снежане, во всяком случае, подобные пагубы были неведомы. Да и вообще в ее жизни досель не случалось настоящего горя...
       Сувор сообщил заспанной Снежане о смерти Колотки утром в первый день вересня, едва его самого известили о происшествии. Сообщил, правда, безо всяких подробностей, на бегу, и тут же умчался с кучером Ярославом в свой разлюбезный принципат. Знамо дело, окажись убитым кто-либо иной, брат бы ей о случившемся и слова не обронил - дома он о работе ввек не рассказывал, - но об отношении сестры к его другу Сувор был прекрасно осведомлен. Пусть оное отношение никогда и не одобрял...
       Разумеется, Снежана ожидала, что виновник гибели Клюя будет найден непременно и очень быстро. Ведь как бы она, с высоты своего фамильного положения, ни относилась к членам Колдовской дружины, ей было прекрасно известно, сколь велики в своем могуществе лучшие словенские волшебники. Это она поняла еще из уроков отечественной истории, что преподавалась в Институте великородных девиц. Оное могущество, по мнению Снежаны, обязательно должно было проявиться в сыске убийцы.
       Все утро она места себе не находила. То ей вдруг начинало казаться, что братовы сослуживцы поднапутали, что вечером Клюй будет на балу, и ей, как третьего дня, опять доведется, стоя рядом с ним, сдерживать нервическую дрожь... То приходило в голову, что она сама во всем виновата - ведь именно она, задумавшись однова о своей будущей судьбе, прокляла тот день, когда Клюй появился в доме Нарышек. И день тот прокляла, и самого Клюя Колотку. Оно и понятно - из любви великородной к волшебнику, знамо дело, не может получиться ничего справного... То была слабость и слабость минутная, ибо Снежана сразу пожалела о своих проклятьях. Но вот боги, похоже, их услышали. И не забыли!..
       А затем к ней явилась и вовсе жуткая мысль. Жуткая настолько, что Снежану индо в жар бросило от стыдобушки и она тут же попыталась забыть оные думы. Однако мысль забываться не пожелала, свербила потихонечку, донимала Снежану - словно кто-то силой вбивал ее в девичью голову. И чем больше Снежана мучилась ею, тем больше стыдилась. Да и как не застыдиться, коли вам вдруг приходит на ум, будто случившееся-то является для вас как раз самым наилучшим выходом. Да, вестимо, любушка ваш преставился, но ведь мама не раз говорила, что двадцатая вода все унесет. И в первую очередь - неразделенную любовь... Унесет!.. А коли не унесет, мама? Что тогда? Может, тогда мне лишь одна дорога - в петлю...
       Перед обедом Снежанина горничная Радомира сообщила, что в доме появились именитые гости. Оказывается, из Новагорода прикатили двое "высококвалифицированных" (Радомира трижды споткнулась на этом слове) волшебников, и молодой хозяин предложил им кров, постель и трапезу. Ничьего согласия на это братец, знамо дело, не испросил.
       Снежана тут же смекнула, с какой такой целью столичные колдуны пожаловали в Ключград. Все ведь просто, знаете ли... Ночью убили волшебника, и тут же в город заявляются подобные гости. Столь удивительных совпадений, знаете ли, не бывает! И теперь уж убийцу сыщут всенепременно.
       Но волшебники Снежане сразу не понравились. В особенности тот, что помладше.
       Пожилой-то был колдун типичный - стальные пронизывающие глаза, малоподвижное лицо, не способное родить не то что улыбку, а индо мерзкую ухмылку. Фигурой, правда, похож на медведя, но ведь не всем же жить худющими да стройными.
       Второй волшебник выглядел совсем по-иному. Лет сорока, долговязый, светловолосый, кареглазый. Прямой, аки минуту назад дрын проглотил. И лицо... Вроде бы тоже малоподвижное, но все время кажется, что он изо всех сил пытается не допустить на смурную физиономию незваную усмешку. Чудной тип. И высокомерный, как все волшебники. Вестимо - чародей, знаете ли, не кухонный колдунишка, озабоченный лишь вкусом приготавливаемых к трапезе шницелей. И разумеется, ни в грош не ставящий дюжинных людей. Даже великородных. Клюй-то был много мягче...
       Нет, не понравился Светозар Сморода Снежане, пусть бы он был хоть сам Кудесник. А с теми, кто ей не нравился, Снежана привыкла обращаться предельно просто. След сразу дать им понять все, что вы о них думаете, и дело с концом. Скушают, голубчики, не подавятся!
       Мама, правда, говорит, что показывать свое истинное отношение к людям скудоумно, но на то она и мама, чтобы "воспитывать" дочь. Воспитательница наша мама, знаете ли!.. Папенька-то Снежану ввек не "воспитывал"...
       Скушал и Сморода поданное Снежаной блюдо, скушал, не подавился. Хоть и пронизал девицу убивающим взглядом. Токмо врете, сударь, не убьете! Не на такую напали, знаете ли! Тем паче, что еще перстом о перст не ударили, а уже за один стол с Нарышками усаживаетесь. Да еще и любимую Снежанину горничную в служанки заполучили! Будто в доме мало прислуги!.. Словом, она сказала непрошеным гостям все.
       А за столом специально села напротив столичного чародея, дабы еще раз дать понять незваному гостю свое к нему отношение. Впрочем, на Смороду ее острые шпильки не слишком подействовали. Отговорился, что опосля приезда было мало времени... Как будто на обед к Нарышкам их Сувор арканом тащил. Занимались бы своими прямыми делами, может, много времени для сыска бы и не потребовалось... А тут еще папа решил хлебосольство фамильное проявить - пригласил столичных волшебников на бал. Им же и в голову не пришло отказаться. Видать, те еще работнички!
       А потом она обнаружила, что Сморода внимательно ее изучает. Правда, взгляд его показался Снежане странным. Эдаким вот образом Сувор поглядывал на горничных, когда рядом не было Купавы. Впрочем, на свою супружницу он поглядывал еще жарче. А ее, Снежану, одаривали подобными взглядами молодые люди на балах и приемах...
       Ну, с Сувором-то и молодыми людьми это понятно, мужчины есть мужчины, у них известно что на уме. Они не токмо смотреть способны - и обнять могут, и с поцелуями пристанут, клещами не оторвешь. Им ведомо, что именно вам любо... Да и есть у княжны Нарышкиной на что посмотреть, знаете ли! Уж это-то ей хорошо известно - достаточно обратиться к зеркалу. Аж раздеваться не потребуется... А вот о чем своим взглядом хотел сказать чародей?
       Тем не менее Снежана сразу почувствовала, что ей оный взгляд нравится. И от чувства сего возненавидела Смороду еще больше. Ясное дело, что в обычном смысле на чародея девичьи прелести подействовать не могли. И тем не менее он исподтишка все время разглядывал ее грудь. Ощущение было, словно персей касались чужие потные лапы. Пришлось поделиться с чародеем еще одной парочкой "изысканных" выражений.
       И, как ни странно, подействовало - Сморода с позором бежал. Однако нарадоваться Снежана не успела - опосля обеда изрядно досталось от матери. Отчесала мама дочку и в хвост и в гриву... Вы, краса моя, совсем белены объелись! След же думать, люба моя, допрежь чем такое говорить! Это вам, душа моя, не домашний колдун, это столи-и-ичный чароде-е-ей! И тому подобное... Интересно, что бы сказала мама, если бы заметила, каким взглядом "столи-и-ичный чароде-е-ей" ощупывал перси ее дочери?
       А ничего бы, надо думать, не сказала. Как она крутилась возле гостя на балу! Тьфу, смотреть противно!.. Конечно, в голубом чародейском одеянии Сморода выглядел очень импозантно. Ведает, гусь, как на обед себя подавать... Но чего перед ним этак расстилаться! Хоть Нарышки обитателям Городища Ярославова и седьмая вода на киселе, но все ж таки великородные. След же известное достоинство иметь. И не заставлять родственницу Рюриковичей - пусть и дальнюю - извиняться перед каким-то волшебником, без роду без племени! Да еще и грубияном хоть куда. Она, видите ли, не в свое дело лезет! Старый самодовольный козел!.. Исполать богам, столичные гости не задержались на балу, удрали по своим комнатам, отсыпаться после труды многая!
       И исполать богам, отсутствовали весь следующий день! Хоть не путались под ногами, когда пришло время прощаться со Светкой да Милкой! К вечеру, правда, заявились, голубчики. Злые как собаки цепные!.. Вестимо, никого они за целый день не нашли. Преступников искать, знаете ли, не медовуху на балах попивать!
       И тут ей дурость в голову забрела да такая, что хоть стой хоть падай. Приспичило, знаете ли, вновь ощутить на себе тот чародеев взгляд. Жутко приспичило!.. Оная дурость и погнала ее в трапезную, где мама кормила волшебников. Специально надела вчерашнее бальное платье, лазоревое, сильно открытое сверху, прекрасно подчеркивающее линию персей. А еще захотелось осложнить чародееву взгляду работу, потому и села напротив мамы. Та, правда, сразу все поняла, сделала дочери выговор, ну да выговор пережить можно - не первый, знаете ли, и не последний!..
       Однако ныне Сморода на нее не пялился. Наверное, переживал неудачу в розысках преступника. Или злился на всю подлунную...
       Как ни странно, равнодушие его Снежану задело. Пришлось вставить безразличному злюке очередную шпильку и вновь обратить в бегство. Затем и второму волшебнику выложила все, что она о них, голубчиках, думает. А заодно и маму с Сувором поблагодарила за веселых гостей.
       На сей раз, правда, Сморода в своей комнате не прятался, вернулся в трапезную быстро. А получив еще одну острую шпильку, индо огрызнуться соизволил. "Попутного ветра в паруса, сударыня!.." Грубиян несчастный!.. Это вам, сударь, попутного ветра из нашего дома!..
       Но связываться больше не хотелось, ни к чему совсем расстраивать бедную мамочку. Тем паче что тот, вчерашний взгляд Смороды на своих персях Снежана все-таки поймала. И, что удивительно, ныне он ей потными лапами вовсе не показался. Было, как ни странно, приятственно. Захотелось даже вернуться к честной компании, но для уважающей себя девицы путь назад был отрезан.
       А следующим утром и вообще все изменилось.
       Проснулась она ранешенько. Как, бывало, в Лопухино, меженем, в загородном доме. Встать себе тихохонько - покудова все еще спят. И айда на Оредеж, прямо так, босиком, простоволосой, в ночной рубашке до пят. Солнце еще не показалось из-за ближнего леса, на лугах туман лежит - словно лилейная кисея. Пользуясь тем, что берег безлюден, скинуть рубашку и голяком бросить в воду. В первую секунду вода обжигает тело кипятком. Особенно горячие со сна перси. А потом как парное молоко... Ух справно! Будто обнимают вас нежными руками, да такими огромными, что вы в них помещаетесь вся... И рождаются в душе необъяснимые желания. Чтобы кто-нибудь увидел, как вы плещетесь, подошел бы и спросил, почему вы тут одна-одинешенька... А потом прыгнул в воду и коснулся вас. Как, бывало, в детстве, в Паломную седмицу, окунались в тот же Оредеж. И мальчишки, нырнув с головой, щипали под водой за попу. А иногда и не токмо за попу... И не найдешь - кто. Любят они залезть куда не положено. Это вам не чародей Светозар Сморода, с его непонятными взглядами!..
       За окном разговаривали - видно, на самом деле было вовсе не так ранешенько, как ей сперва показалось.
       Снежана вскочила с постели, потянулась, глянула в зеркало, сунулась к окну.
       Солнце уже золотило верхушки тополей у дома Поспелов. А внизу стояла папенькина карета, черная, с фамильным гербом Нарышек - алый медведь на сине-белом фоне.
       Странно, подумала Снежана, вроде бы папа никуда не собирался в такую рань. И тут же обнаружила, что собрался куда-то в оную рань вовсе не папа. Из дверей вышли оба столичных гостя. Энергичный шаг, в руках чехлы с оружием, Сморода впереди, второй колдун (вроде бы по родовому имени Смирный) следом. Ну и имечко, знаете ли! Наверное, потомок бывших чьих-то холопов.
       И тут этот Смирный показал себя отнюдь не смирным.
       Как Сморода избежал пагубного удара в спину?! Снежана успела токмо вскрикнуть, когда второй гость бросился сзади на чародея. А вот чародей... Впрочем, говорят, волшебники чувствуют угрозу. Сморода, во всяком случае, прекрасно почувствовал, отскочил в сторону, выхватил шпагу. В глазах его была растерянность, но в руках и ногах растерянности не было. Справился он со Смирным быстро.
       Еще что-то вопил перепуганный намару кучер, а пожилой волшебник уже лежал себе ничком на ступеньках.
       Тут же прибежали слуги, появилась неодетая мама. Смирного быстро унесли. Мама со Смородой перекинулись парой слов. Потом чародей тоскливо оглянулся по сторонам, подобрал чехлы с оружием и ушел в дом.
       Снежана, стиснув руки, отошла от окна. С нею что-то происходило. Ее била дрожь, в ушах все еще звучал вопль перепуганного кучера. Она бросилась на постель, забралась под одеяло, укрылась с головой.
       Наконец дрожь прекратилась. И наступила тишина. Зато перед лицом теперь стоял чародей Сморода, растерянный, с поникшими раменами и тоскливыми глазами. И стало вдруг понятно, что, при всей своей колдовской силе, при всем своем высокомерии, при всей мощи стоящей за ним Колдовской дружины, этот человек глубоко, неизмеримо, жутко одинок. Тоска его и растерянность казались столь несвойственными чародею, что Снежане стало его жаль. И эта жалость словно бы перевернула душу. Еще вчера Снежана ненавидела Смороду, а сейчас всем сердцем презирала самое себя. Вчера она говорила чародею колкости, а сейчас невыносимо захотелось сказать ему слово утешения.
       А потом у нее заболело сердце.
       Снежана обмерла под одеялом, затаила дыхание. Боль была необычной, совсем не той, когда, к примеру, вы шьете на пяльцах и в перст вопьется иголка. Но и с этой болью Снежана уже была знакома. Вот так же шесть лет назад она обмерла, едва увидела Ратибора Поспела. Захотелось, чтобы он погладил ее по голове, но не как папенька, а... Она и сама не ведала - как.
       Ратибору было двадцать три, через несколько месяцев он женился на Предславе Тополевой, и Снежана быстро забыла его. А несколько месяцев назад вот так же заболело сердце, когда она взглянула на Клюя Колотку. Еще вчера она могла пробежать мимо братова приятеля, буркнув на ходу короткое приветствие. Или вовсе в рот воды набрать, не удостоить волшебника даже мимолетным взглядом. Или подпустить ему шпильку и посмеиваться, глядя, как потешно он злится. И вдруг...
       То же самое случилось сейчас.
       И Снежана расплакалась.
       Потом пришла мама. Села рядом, прижала к груди дочкину голову, принялась шептать те самые слова утешения, что Снежана так хотела сказать Смороде... Нет, не Смороде! Его ведь величают Светозаром.
       Под мамину воркотню Снежана прошептала новое имя. Раз, другой, третий... Словно языком покатала во рту. Вверх-вниз-вверх. Вверх-вниз-вверх.
       Све-то-зар. Све-то-зар... И Снежана!.. Светозар и Снежана... Свет и Снежа... Светушка и Снежечка!
       Два имени стояли рядышком. Как дети, взявшиеся за руки... Как две негаснущие свечки перед кумиром в храме Додолы... Как голубь с голубицей... Сочетание их звучало жутко непривычно, но Снежане оно нравилось. Не зря же они оба начинаются на "с". Свет и Снежа... И плевать, что между ними нет и не будет ничего общего! И пусть колдуны не женятся! В конце концов, можно к нему в секретарши пойти. У чародеев, наверное, есть секретарши. Ведь чародеи - не простые волшебники. И можно будет сидеть с ним рядом...
       - О боги! - со стоном воскликнула она. И добавила про себя: "О чем я думаю в день похорон! Ведала бы мама..."
       - Ничего, краса моя, - сказала мама, участливо погладив дочку по макушке. - Двадцатая вода все унесет. Может, оно и к лучшему, что Клюй умер. У любви великородной девицы к волшебнику нет ни настоящего, ни будущего.
       Еще вчера Снежана бы возмутилась, оборвала бы мать. "К лучшему, что умер?.. Как можно говорить такое, мама!"
       А сейчас промолчала. И вовсе не от того, что сердце снова сжало тисками.
       До отъезда на похороны она ходила как в воду опущенная. Но такой она была и вчера, посему это никого не удивило.
       Белое лицо мертвого Клюя повергло ее в смертный ужас. Но не надолго. Еще читал заупокойную молитву волхв-волшебник, еще голосили плакальщицы, а душа Снежаны уже пела. Как бы ни стыдно было себе в этом признаться... Клюй неотвратимо тонул в уходящем, а то чувство, что обрушилось на нее сейчас, устремлялось в грядущее и совершенно не походило на любовь к мертвому ныне волшебнику, лежащему с забинтованной шеей в гробу. Это было что-то нетленное и необъятное. Это был одетый в розовое платье утренний Оредеж с водой как парное молоко. Это был похожий на лилейную кисею туман над заливными лугами. Это были шальные мальчишки, по незнанию своему щипавшие девчонок там, где надлежит лишь нежно поглаживать.
       Вокруг Снежаны шептались переполненные печалью люди, а она думала лишь о том, как бы не запеть от невыносимого счастья. И токмо одно ее огорчало - среди провожающих в последний путь погибшего волшебника не оказалось Светозара Смороды. А сколь было бы хорошо, находись он рядом!.. Ну да ничего, вечером она так и так его увидит. И пусть он смотрит ныне на ее перси, сколь душа пожелает. Сиротливая душа одинокого чародея...
       От жалости к нему она чуть не заплакала. Но продолжалось это недолго - счастье вновь взяло верх. И она вновь боролась с непрошеной улыбкой. Она боролась с нею до самого погоста. И уже стоя возле могилы, почувствовала, что он на нее смотрит. Оглянулась.
       Это и в самом деле был он.
       Сердце ее распахнулось навстречу. "Придите, придите, желанный, я ваша и больше ничья!.." А он упал, упал как подкошенный. Словно Снежанин взгляд сразил его наповал. Боги, до чего же она испугалась!..
       Потом он лежал в карете, бесчувственный и безответный. А она, сидя рядом, тряслась от ужаса и желания расцеловать его. Однако трястись и целоваться было не время - было время приводить его в чувство. И она сбегала за нашатырным спиртом - у мамы в ридикюле всегда имелись лекарства. Когда вернулась, он уже пришел в себя, и все изменилось. Он смотрел с недоверием и страхом, а на нее аки столбняк напал. Куда делись безумные желания!?. Впрочем, желания-то никуда не делись, просто язык не слушался и голова была словно в тумане...
       Чародея решили везти домой.
       Снежане претило покидать его. И сказавшись уставшей, она не поехала на тризну, а напросилась сопровождать заболевшего волшебника. Маме, похоже, это не понравилось, но разрешение тем не менее было получено.
       А потом случилась безмерная жуть.
       Снежана хотела коснуться его плеча, и он отшатнулся от нее, как от прокаженной. Словно она ударила его. Или захотела сделать подножку... Большей обиды Снежана в своей жизни не испытывала. И притихла, затаилась в своем углу, сидела и глаз не поднимала, хотя желалось сказать ему очень и очень многое. Не сказала, промолчала всю дорогу.
       Но если будешь молчать, ввек своего не добьешься. И потому она - аки простая горничная - пошла в гостевую, звать его на обед. Он смотрел на нее с откровенным подозрением, а ей сделалось все равно. Будто жизнь прошла, и впереди ничто уже не ждет... Хорошо было лишь то, что он, кажись, оправился.
       Потом они сидели в трапезной. Она, как дура, бесперечь смущалась, а он пялился в никуда. За весь обед перекинулись едва лишь парой слов. От досады она опять начала его задирать, а он и вовсе понес какую-то дичь. Мол, он человек, и ничто человеческое ему не чуждо... Нешто можно говорить сидящей рядом с вами девице столь идиотские слова?
       Опосля обеда она заперлась в своей комнате и расплакалась. Не из-за того что он обидел ее и не из-за того что вновь спрятался в гостевой - просто так ей захотелось. Почему бы и не поплакать человеку, когда ему настолько хорошо?..
       Наплакавшись всласть, она принялась одеваться к ужину. Никогда еще она так тщательно не наряжалась. Платье надела совсем закрытое, черное - не в знак траура (какой там знак траура, коли все на вас блестит?), а потому что оно очень справно облегает фигуру. Пусть он сегодня смотрит не на одни лишь перси... И прическу соорудила необычную - два хвостика с вплетенными в них большими сиреневыми бантами. В жизни не носила таких причесок - не служанка, чай! - но ей почему-то казалось, что эта прическа ему обязательно понравится.
       А потом вернулись родители и Сувор с Купавой. И был ужин.
       Увы, ужин не удался. Родители опосля похорон да тризны устали, есть явно никому не хотелось, настроение у всех, опричь Снежаны, было аховое. В конце концов даже отец принялся придираться к гостю.
       А Светушка сидел, весь нахохленный, взъерошенный, напряженный. Словно ждал подвоха сразу со всех сторон. И тогда Снежана бросилась на защиту.
       Своего она добилась: гостя оставили в покое. Но мама тут же все поняла.
       И состоялся очередной "воспитательный" разговор. Впрочем, состоялся вовсе не разговор - говорила одна лишь мама. А Снежана помалкивала себе в тряпочку. Ибо думала о чародее. Ибо хотела быть рядом. Ибо безумно желала его.
       И чародей почувствовал ее безумство, пришел - ближе к ночи.
       Вестимо, для Снежаны его приход был неожиданным. Наверное, поэтому на нее нашел еще один приступ дури - встретила гостя в штыки, как подобает великородной. Однако гонору хватило ненадолго...
       А затем началось то, о чем она столь страстно мечтала все последние часы. Его руки оказались смелы и неугомонны, и она таяла в них, как восковая свечечка. Его колено проникло между стегон. Она, судорожно вздохнув, замерла в ожидании.
       Но не дождалась...

    * * *

       Если и существовали заклятья, способные остановить экспресс "Ключград - Новгород", то лже-Ерга либо ими не владел, либо занимался в настоящий момент другими, более серьезными проблемами. Как бы то ни было, а через три часа экспресс беспрепятственно прибыл в столицу.
       Всю дорогу Свет безвылазно просидел в купе.
       За окном, саженях в семи от насыпи, стояла живая стена, уже, впрочем, изрядно пожелтевшая - осень ныне была ранней. Время от времени в просветах меж деревьями мелькали сжатые поля, похожие на облезлые басурманские ковры. Кое-где вовсю копали картошку и убирали капусту - там понукаемые мальчишками гладкобокие лошадки, помахивая хвостами, неторопливо свозили к дорогам горы четырехпудовых мешков и крепких светло-зеленых шариков. Многочисленные станции проносились мимо, с окрашенными в серое служебными зданиями, с форменными синими мундирами и желтыми флажками вытянувших шеи дежурных, с пестрой толпой на платформах, ожидающей очередного пригородного поезда.
       Картины эти почему-то навевали тоску.
       Страх окончательно покинул Света, и теперь он жалел, что не взял билет в купе второго класса. Беседовал бы сейчас с попутчиком. Буде бы им оказался селянин - о собранном урожае, буде ратник - об уроках Чухонской войны или о положении на ордынской границе, буде купчина - о ценах и состоянии рынка. Спутник бы говорил, а он слушал... Окажись попутчиком женщина, незаметно спрятал бы Серебряное Кольцо, сказал ей пару любезностей - может, правдивых, может, лицемерных - и выслушал в ответ нехитрую семейную историю: каков постреленок сын, сколь красна и своенравна дочь, а уж муженек, сударь... И как она с ними счастлива! Или несчастлива... Под перестук колес у людей всегда развязываются языки (собеседник ведь - случайный человек, и ввек с ним больше не встретишься), а Светозар Сморода теперь умеет слушать, работа за последний год многому научила...
       Но попутчиков у пассажиров первого класса, как известно, не водится, коридор же был пуст, и потому Свет лишь терзал себя сомнениями, правильно ли он поступил, удрав из Ключграда. Теперь, когда портовый город, с его гигантскими мостами и серыми реками, с его неведомыми сверхубийцами и малоквалифицированными трусами-волшебниками, с его заботливыми матушками-княгинями и сумасбродными дочерьми-княжнами, становился все дальше и дальше, принятое решение уже не казалось единственно верным. И имей экспресс хоть одну остановку, Свет, возможно, вышел бы и сел на ближайший встречный поезд...
       Отвлек его от тягостных раздумий стук в дверь. Гостем оказался вагонный провожатый, разносивший чай с лимоном. Свет было встрепенулся, но провожатый находился при исполнении и к посторонним разговорам был категорически не расположен. Погода как погода, сударь... Чай у нас из Шри-Ланки... Если хотите поесть, трапезная двумя вагонами далее... Еще чего-нибудь желаете, сударь?.. Вафли, булочки с кремом, баранки с маком, сухарики с орехами... Тогда с вас полторы гривны... В столице будем строго по расписанию и ни минутой позже...
       И снова мелькающие поля и станции за окном, монотонный перестук колес под полом, тоска и сомнения - в душе...
       Чухонский вокзал встретил Света привычной суетой - одни люди, как водится, приезжали и уезжали, другие встречали приезжающих и провожали уезжающих, третьи пытались осчастливить и тех и других, норовя сбыть им свой разнообразный товар.
       Привычная обстановка убила тоску так же неотвратимо, как солнце утреннюю росу.
       Свет вышел на привокзальную площадь, поймал трибуну - набросьте полтину, сударь, с ветерком прокачу! - и отправился домой, на Торговую набережную.
       Новгород тоже казался прежним. Во всяком случае, в аурах столичных волшебников не наблюдалось и капельки страха. Это, конечно, радовало. Вот только продлится оное бесстрашие, надо полагать, недолго. Если Свет прав в своих подозрениях...
       Дом его тоже был прежним. И встретили хозяина привычным порядком.
       Берендей попенял Свету за то, что тот не сообщил о своем приезде, в результате чего Петр прохлаждается без дела. А обязанности Петра, чародей, заключаются и в том, чтобы встречать вас на вокзалах. Иначе зачем мы ему такие деньги платим? И прочее в подобном духе...
       Станислава сразу умчалась на кухню. Однако допрежь также попеняла чародею. Потому что должным образом накормить вас, хозяин, удастся не ранее чем через час. Предупредили бы о приезде, мы бы пораньше взялись за стряпню. Пришлось заверить Стасю, что гость-хозяин обойдется самым малым и простым. Пусть, скажем, подадут ситный хлеб, стакан сметаны, чашку кофе. Ну и пяток ломтиков холодной ветчины не помешают...
       Остальные слуги тоже изрядно суетились, всем своим видом показывая, сколь рады они возвращению хозяина - пусть и неожиданному, но, видят боги, долгожданному. А где ваш багаж, чародей?.. Здравы ли вы, хозяин?.. Лицемеры велесовы!.. Впрочем, он не прав. Почему лицемеры? Нешто он столь плох, чтобы его не любить?..
       И лишь лицо Забавы, озарившись на мгновение привычной радостью, тут же погасло. Все-таки научилась девица скрывать свои, допрежь неукротимые чувства. Правда, Свету сейчас было не до нее. С Забавой мы разберемся ближе к ночи.
       Первым делом он поднялся в зеркальную. Хотел было связаться с Путятой Утренником, но, подумав, решил, что в нынешней ситуации прежде всего надо доложить о случившемся Остромиру. А министр безопасности подождет. Там, где дело касается волшебства, его слово второе... Поэтому Свет вызвал канцелярию Кудесника и, поговорив с Всеславом Волком, велел Петру приготовить к выезду карету. Потом, наскоро приняв душ, переоделся. Сметана с ветчиной у Касьяна давно поспели, и Свет, не мешкая, направился в трапезную.
       Подавала ему Забава. Сунулся и Берендей - доложить о разрешенных за время хозяйского отсутствия экономических проблемах, - но Свет отмахнулся от него и услал прочь.
       Лицо Забавы не расцвело и тогда, когда они остались в трапезной с глазу на глаз. В последнее лето такое было в диковинку, и Свет не мог промолчать. Да и велик ли труд требуется, чтобы доставить девице немного приятности?..
       - Здравы будьте, люба моя! Вы как всегда прекрасны!
       Забава улыбнулась, но улыбка у нее получилась необычная - будто наспех, вкривь и вкось, выкрасили радостью холст, дотоле загрунтованный одной лишь смертной тоской.
       Это тоже было ново, и Свет сотворил С-заклинание. Нет, аура у Забавы выглядела привычно - сплошные додолины цвета.
       - Можете не проверять меня, чародей! - Забава села напротив, сложила руки на фартучке под грудью. - Я очень соскучилась. Довольны?
       - Что с вами, люба моя? - сказал Свет. - Вижу, в доме вы единственная, кто мне не рад.
       - Я вам рада, - заявила Забава, но особенного энтузиазма в этом заявлении не прозвучало. - Как съездили?
       - Прекрасно! - соврал Свет. - Дела щелкал, как белка орехи. И оказался, знамо дело, на должной высоте. По обыкновению...
       - Хвастунишка! - На этот раз улыбка у Забавы получилась почти обычной. - У меня было нехорошее предчувствие...
       - Оно вас не подвело. Заболел муж-волшебник Буривой Смирный. Мне пришлось оставить его в Ключграде.
       - Заболел ли?
       - Заболел, заболел. Жив он.
       Наконец чело девицы озарилось счастьем. А в ауре вспыхнул запоздалый страх. Страх был знакомый - за Светушку-медведушку. Оную разновидность страха у Забавы Свет научился различать еще в прошлое лето.
       - Не волнуйтесь, мне ничего не угрожало.
       Страх пошел на убыль, но появились странные темно-зеленые краски. Как у князей Нарышек и Порея Ерги.
       - С девицами познакомились?
       Свет чуть не поперхнулся.
       Это был новый вопрос, раньше Забава его ввек не задавала, хоть с девицами сыскная работа сводила Света не раз и не два. На них он учился взаимоотношениям со слабым полом. С Забавой-то не слишком поучишься...
       - Познакомился. С тремя великородными. Старшей аж целых девятнадцать лет. - Свет мягко улыбнулся. - Поразительная язва и ненавидит волшебников.
       Забава на его улыбку не ответила:
       - Красная?
       - Обычная великородная - платье до пят, а под ним три пуда спеси и гонора.
       Забавино недоверие не умирало.
       - А опричь спеси и гонора, что еще есть?
       - Люба моя, да никак вы меня ревнуете!? - Свет всплеснул руками. - У меня такая работа, что надо встречаться и с дедушками, и с девушками. Раньше вы относились к этому спокойно. Что случилось теперь?
       - Я уже сказала. - Забава встала, поставила на поднос опорожненный стакан, налила в чашку кофе. - У меня было нехорошее предчувствие.
       - Но ведь я вернулся!..
       - Вы вернулись. - Она вздохнула. - Но предчувствие осталось. Не будем об этом.
       - Хорошо, не будем... Сейчас я должен поехать к Кудеснику. А ночью все должно быть как прежде.
       Конечно, она просияла. Темно-зеленые краски в ауре пропали. Но под лучезарным счастьем явственно проступала тоска.

    * * *

       Он доложил Кудеснику почти обо всем. Окромя собственных подозрений. И не то, чтобы пожалел подозреваемых... Просто со вчерашнего дня ничего не изменилось. Подозрение без доказательств - что лекарь, практикующий без государственной лицензии. Вестимо, барьер в мозгу Порея Ерги вполне можно расценить как неотразимую улику. Если вы без лета седмица в сыске. И уверены, что постигли в волшебной науке все... Нет, такая улика - не для Кудесника. И не для чародея Колдовской Дружины...
       - Так-так-так, - сказал Кудесник, когда Свет закончил доклад. - И чем вы, чародей, можете объяснить все эти странности?
       В Остромировом "так-так-так" Свету почудилась некоторая толика страха, однако последняя фраза собеседника прозвучала абсолютно спокойно. Свет пожал раменами и тут же почувствовал, что ментальная атмосфера в кабинете изменилась - Кудесник решил проверить своего чародея.
       - Мне поставлен защитный барьер, - напомнил Свет. - Коллективный...
       Остромир не удостоил сию реплику ответом. По-видимому, для него барьер барьером вовсе не был.
       Свет задумался. Конечно, можно воспользоваться испытанным летошним способом и, выложив Остромиру полуправду, самое главное утаить. Очень даже можно... А еще лучше было бы, сотворив С-заклинание, определить, какие эмоции испытывает сейчас сам предводитель Колдовской дружины... Однако это был бы необратимый и ко многому обязывающий поступок. Что дозволено Сварожичам, не дозволено смердам... Во всяком случае, что дозволено Кудеснику, не дозволено чародею! Кудеснику разрешается контролировать чародея, а наоборот - нет. И посему остановимся на недомолвках.
       - Мы с принципалом Ергой пришли к выводу, что нам противостоит альфар весьма высокой квалификации, - сказал он. - И что оному альфару для каких-то неведомых целей очень нужен чародей Светозар Сморода. Потому я и решил уехать из Ключграда. Если я прав, альфар последует за мной. Тут мы его, голубчика, и встретим.
       Остромир пожевал губами:
       - У вас есть предположения, под какой именно личиной скрывается предполагаемый супротивник?
       - Увы, нет! - Свет развел руками. - Иначе бы я остался в Ключграде.
       Похоже, эта ложь прошла, ибо Кудесник покивал головой и поднял взор к потолку, погрузившись в размышления. Ментальная атмосфера в кабинете приняла первоначальный вид.
       Свет тоже задумался. Ему вдруг пришло в голову, что он ни в какой мере не заманивает в ловушку варяжского мага. Все проще: один высококвалифицированный чародей сбежал от одной весьма обычной - разве что великородной - девицы. Впрочем, он тут же с негодованием отмел эту мысль. Бегство - поступок, присущий разве что начинающему ученику. Чародеи, как всякому известно, от простых людей - даже великородных - не бегают. Иначе Колдовская дружина давно бы приказала долго жить...
       - Хорошо, - сказал Кудесник. - А как вы представляете себе дальнейшее развитие событий?
       - Смутно, - признался Свет. - Ясно одно. Раз я зачем-то ему нужен, он непременно приедет в Новгород и рано или поздно попытается со мной встретиться. Полагаю, мне эта встреча ничем не грозит, в противном случае я бы давно уже был мертв. Как бы то ни было, узнать о его намерениях другим путем вряд ли удастся...
       - Чем мы сможем вам помочь?
       - Боюсь, ничем... Боюсь, любая помощь в самый неожиданный момент может превратиться в собственную противоположность. И обернется лишь дополнительными потерями.
       - Да, - сказал Остромир. - Случившееся с Буривоем Смирным доказывает возможность такого превращения. И тем не менее, думаю, будет полезно, чтобы мы постоянно ведали хотя бы, где вы в каждый конкретный момент находитесь. Я попрошу Утренника немедленно приставить к вам охрану.
       Вряд ли это что-нибудь даст, подумал Свет, но возражать не стал: должен же Кудесник принять хотя бы видимость активных мер. Иначе он распишется в собственном бессилии, а начальству такие ситуации, как горчица на шоколад...
       Остромир снова задумался.
       Свету вдруг пришло в голову, что Кудесник размышляет сейчас вовсе не о судьбе чародея Смороды. В общем-то, подобные размышления не были удивительными - чародей Сморода всего лишь винтик в машине Колдовской дружины и министерства безопасности. Пусть винтик и очень важный, но не главный же... И тем не менее мысль сия Света задела.
       Наверное, именно поэтому он изменил вдруг свое первоначальное решение и сообщил о защитном барьере в ментальной оболочке ключградского принципала.
       Кудесник и бровью не повел:
       - Барьер поставлен мною, чародей... А почему вы сразу не рассказали мне о возникших подозрениях?
       - Потому что оный барьер - сам по себе не улика. Мне и самому приходило на ум, что он может быть поставлен вами.
       Остромир пожевал губами, обдумывая услышанное.
       - А почему же все-таки рассказали?
       Свет пожал раменами:
       - Не знаю... Вы бы все равно почувствовали, что я о чем-то умолчал.
       И пусть эта лесть вышла слишком явной, подумал он. Вкуснее покажется...
       Кудесник опять впал в размышления. Лицо его было гранитной глыбой, но Свету вновь почудилось, будто Остромир боится. И опять это продолжалось какое-то мгновение, а потом Кудесник встал, давая понять об окончании аудиенции.
       - Вы свободны, чародей... Теперь вам след написать подробный отчет о ключградской командировке. Передадите его секретарю. Что же касается ключградских событий... - Он глянул Свету прямо в глаза. - Мне бы не хотелось, чтобы о барьере у Порея Ерги ведал еще кто-либо, опричь нас с вами. В том числе и министр безопасности с опекуном Медоносом.
       Свет кивнул:
       - Я понял, Кудесник!
       Остромир вызвал Всеслава Волка.
       - Предоставьте чародею Смороде свободный кабинет.
       И Свет пошел писать отчет.

    * * *

       Настала пора нанести визит собственному начальству.
       - На Смоленскую площадь, - сказал Свет Петру, выйдя из резиденции Кудесника и садясь в карету.
       Отчет отнял у него два часа.
       Свет подробно расписал свои подозрения в отношении Порея Ерги, но о Снежане все-таки почел за доброе умолчать. Ключградский рубежный принципал - это одно, а княжна Нарышкина - совсем другое... Великородная в качестве варяжского лазутчика - это, действительно, страшно, а объятый страхом Кудесник вполне мог наломать дров... Впрочем, нет, не мог, конечно, Остромир - Кудесник, а не лесник... Да не важно - почему! Умолчал и умолчал! В конце концов, любые подозрения - это мое личное дело, вот выводы из оных подозрений - дело уже государственное, но до выводов пока не дошло. И неизвестно еще, дойдет ли...
       Интересно другое - и без упоминаний о Снежане Кудесник испугался. Вопрос - что его напугало? Вроде бы страхом за свою жизнь Остромир никогда не страдал. Как говорят, столько лет на этой работе... За жизнь Рюриковичей бояться тоже нечего. Кодекс чести не позволяет супротивникам закулисно организовывать убийства членов правящих фамилий. Это по всему миру принято. То есть убийства-то, знамо дело, время от времени происходят, но это дело рук внутренних оппозиций. Оппозиционерам, вестимо, можно помогать, но непосредственное участие своего подданного в убийстве монарха соседней страны... Нет, такого еще не было. Такое не одобрят ни короли аглицкий и франкский, ни императоры германский и италийский, ни сидящий в Киеве царь русский... Уж буде хотите убить Великого князя Словенского, так объявите Новугороду войну и вызовите Святослава XI на поединок. Осилите - и желание реализуете, и честь императорскую сохраните. Не осилите - честь тоже сохраните...
       Так чего же, в таком случае, испугался Кудесник?.. Разве лишь ответственности перед Великим князем. Больше-то нечего!.. Впрочем, ответственности Кудесник никогда - и не перед кем! - не боялся, это вам любой муж-волшебник скажет. Потому и простоял Остромир столько лет во главе Колдовской дружины, потому и пользуется таким авторитетом в стране... Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее. Душа Кудесника - потемки, и не мне пока разгонять их... В конце концов, Остромир уже старик, и возможно, теперь он жизнь воспринимает иначе, чем раньше. Правда, в этом случае ему пора отправляться на вечный покой... Но не я буду тем человеком, который сделает ему такое предложение...
       В душе вдруг шевельнулось беспокойство.
       Свет очнулся от дум, проанализировал ощущение. Полновесной тревоги не было. Значит, и смертельной угрозы не существовало. Впрочем, с этой мыслью, хоть она и была непривычной, Свет уже сжился. Было даже интересно знать, что ныне вас ни в коем случае не убьют. Разве лишь под колесо на улице угодите - от случайной смерти не застрахован индо Кудесник... Но тут ведь надо умудриться, чтобы вас задавили сразу и намару. К примеру спать на ходу, чего чародей Сморода - при всем своем Таланте - делать не умел... Однако с беспокойством стоит разобраться. И немедля!
       Свет обернулся, глянул в заднее окошко. Позади, саженях в двадцати, тащилась обыкновенная трибуна. Вопрос, правда, - обыкновенная ли?.. Свет попросил Петра покрутиться по улицам и скоро убедился: трибуна от его кареты не отставала. Вот и соглядатаи пожаловали... Вопрос только - чьи? Возможно, обещанные охранители, если Кудесник сразу же распорядился. В этом случае министерство безопасности, при соответствующих указаниях собственного начальства, успело бы провернуть свои шестеренки... Может, глянуть на сих охранителей?
       Свет попросил Петра остановиться. Тут же остановилась и трибуна. Свет вылез из кареты, шагнул в сторону соглядатая. Лицо того было по самый нос замотано шарфом.
       В эдакую-то теплынь!.. Странно! К чему бы охранителю прятаться от охраняемого?
       Подойти ближе Свет не успел.
       Трибуна тронулась, не останавливаясь, прокатила мимо. Номера на дверце и задней стенке не было, а значит, к государственной службе пассажирских перевозок экипаж никакого отношения не имел. Ага, а нижний номер заляпали грязью. Где только грязь нашли в центре Новагорода!.. Да, ищите его потом, свищите!.. Чародей бросился следом. Трибуна тут же добавила ходу, через квартал свернула на Мещанскую.
       Бегать за нею было бессмысленно. Свет вернулся к своей карете, велел Петру ехать прямиком в министерство. Минут через пять он обернулся.
       Трибуна снова маячила позади - правда, теперь уже саженях в сорока, пропустив меж собой и каретой чародея Смороды пару - надо думать, посторонних - экипажей.
       Можно было бы попытаться догнать соглядатая, но двухколесная трибуна движется быстрее четырехколесной кареты. Поэтому Свет махнул рукой и успокоился. В конце концов, никуда они не денутся. В конце концов, буде очень потребуется, он прибегнет к Семаргловой Силе. И пусть потом его тащат на Контрольную комиссию!..
       Он попросил Петра, обогнув квартал, подъехать к министерству по Березовой. И снова задумался.

    * * *

       В министерских дверях у Света появилось необычное ощущение. Как будто его озарили газовой светильней небывалых размеров и, не таясь, самым внимательнейшим образом изучают. Так маленький мальчик по имени Светушка рассматривал когда-то с маменькой черную тлю, сидящую на листике березы. "Видите, сыне, какая она маленькая. А вреда может принести очень много"... Впрочем, длилось это странное ощущение недолго - вахтеры тут же пропустили чародея Смороду. Наверное, он вреда принести не мог. Не тля, знамо дело!..
       В министерстве царила привычная легкая суматоха. Свет шагал по коридорам, здоровался со знакомыми.
       В приемной Путяты Утренника сидело с десяток посетителей в партикулярном и мундирах стражи. Свет попросил секретаря доложить министру о явившемся с докладом чародее Смороде.
       Через пять минут его позвали. Ауры дожидающихся своей очереди посетителей тут же наполнились тщательно скрываемым от секретаря недовольством.
       Путята пребывал в кабинете один-одинешенек, но покудова начальник с подчиненным пожимали друг другу десницы, леший принес Вышату Медоноса. Свет пожал и его десницу, но поморщился - Вышата, назначенный опосля смерти Буни Лаптя опекуном министерства безопасности, был ему неприятен. Исполать богам, до нынешнего дня дела, которые вел чародей Сморода, оказывались не слишком серьезными, чтобы требовать вмешательства опекуна, а потому встречались Сморода и Медонос лишь на общих совещаниях. Впрочем, злые языки бесперечь утверждали, что медонос собирает свой медок и со смородинных кустов...
       - Поведывайте, чародей! - распорядился Утренник, когда Вышата присел к столу.
       Свет поведал начальству то же, что Кудеснику, и словом не упомянув о своих подозрениях. Правда, в кабинете министра безопасности говорить полуправду было проще. Все-таки Вышата Медонос - не Остромир, сколь бы много опекун не воображал о своем Таланте...
       - Хм-м, - сказал Утренник, когда Свет завершил доклад. - И как, по-вашему, чародей, будут развиваться события дальше?
       - По-моему, лазутчик явится в столицу. У него нет другого выхода, буде я ему нужен...
       - А для чего вы ему нужны?
       - Покудова не имею ни малейшего понятия... Но, думаю, это выяснится очень скоро.
       Утренник глянул на опекуна. Тот внимательно рассматривал сидящего напротив чародея. Глаза Вышаты были выпуклыми, а аура - совершенно нейтральной. У министра же проглядывали хорошо знакомые по ключградскому принципалу Ерге зеленоватые цвета - что бы они не означали, Утренник, похоже, не доверял сыскнику-чародею.
       Свет пожал раменами. Верят они или нет, все равно им придется согласиться с его предложением.
       - Полагаю, брат Свет прав, - проскрипел Вышата. - Однако я удивлен столь великими успехами сыскников Смирного и Смороды. - В голосе опекуна зазвучал неприкрытый сарказм. - Один валяется без памяти в госпитале, другой уплыл в тихую заводь.
       Свет скрежетнул зубами, но промолчал. Пусть поизгаляется!.. Все равно без чародея Смороды они с этим делом не справятся. Каким бы шустрым не представлялся себе опекун Медонос, но лазутчику потребовался не он, а сыскник Сморода.
       Утренник барабанил пальцами по крышке стола, размышляя. Свет старательно избегал Вышатова взгляда.
       - Вы не правы, опекун, - сказал наконец Путята. - Буривой Смирный квалифицированный волшебник и весьма дошлый работник. Если супротивник сумел так легко вывести его из игры, было бы глупо вступать в схватку на чужой территории. Умнее будет отойти на заранее подготовленные позиции и встретить врага во всеоружии. - Он повернулся к Свету. - Я согласен с вашим прогнозом, чародей. Чем мы можем вам помочь?
       - Полагаю, особенно ничем... Разве лишь приставить ко мне охранителей. На всякий случай...
       Министр согласно кивнул:
       - Да, Кудесник уже попросил меня об этом. Начнем охоту с приманкой... Впредь вас будет сопровождать экипаж с охранителями. - Он повернулся к Вышате Медоносу. - Охрана скрытая, под видом наблюдения. Внутри экипажа двое, один из них обязательно волшебник. Плюс возница. У всех троих огнестрельное оружие.
       Вышата кивнул.
       - Думаю, прикрытие достаточное, - сказал Утренник Свету. - Не тридцать же человек к вам приставлять!
       Так, подумал Свет. "Впредь вас будет..." Оказывается, таинственная трибуна не имела никакого отношения к нашему ведомству. Любопытно, любопытно!.. Похоже, супротивник уже вылез из своей норы. Почему же я не ощутил тревоги?
       - Мне бы хотелось, чтобы меня сопровождали охранители, которых я знаю в лицо, - сказал он. - А на экипаже должен быть какой-нибудь отличительный знак. Пусть, скажем, возница повяжет желтый шейный платок.
       - Годится!.. - Путята Утренник пожевал губами. - Таким образом вы сразу обнаружите посторонних соглядатаев.
       Я их уже обнаружил, подумал Свет. Но вам, судари мои, я об этом не скажу. Есть у меня предчувствие, что вам, судари мои, о них знать не надо. А то ведаю я эту вашу охоту с приманкой! Самому в такой участвовать приходилось... И дичь вспугнули, и виноватых не найти - все, знамо дело, хотели как лучше...
       - Хорошо, - продолжал министр. - Значит, отныне вы передвигаетесь по городу токмо под прикрытием. А еще лучше вам было бы посидеть дома. Хотя бы завтра и послезавтра.
       - Завтра и послезавтра - согласен. Но буде гость не объявится, оное сидение станет бессмысленным...
       - Простите, министр, - вмешался Вышата Медонос. - Мне думается, нам след усилить охрану Городища Ярославова. Кто ведает, какова настоящая цель предполагаемого лазутчика? Может, происходящие события, связанные с чародеем Смородой, - лишь отвлекающий маневр...
       Утренник кивнул:
       - Это в вашей компетенции, опекун... - и вновь повернулся к Свету: - Поскучаете немного, чародей. Впрочем, думаю, найдете, как убить время...
       - Найду, - пообещал Свет.
       - Кстати, - спохватился Путята. - А как станем держать связь? Через зеркало?
       - Никак не станем, сударь министр... Буде лазутчик ко мне явится, я найду способ передать вам информацию.
       - Согласен! - Утренник встал. - Итак, из дома выходить токмо в крайнем случае... А сейчас отправляйтесь к себе, напишите подробный отчет о командировке. Мы же покудова организуем вам охрану... Распорядитесь, опекун!
       Свет перебрался в собственный кабинет. Однако прежде чем сесть за отчет, подошел к окну.
       В обе стороны от здания родного министерства раскинулась Смоленская площадь. Березовая, устремляясь к Детинцу, отходила от нее прямо перед окнами Светова кабинета.
       И ни на площади, ни на обозримой части Березовой таинственного экипажа не наблюдалось.

    * * *

       После ужина Свет провел легкую магическую тренировку. А затем засел в кабинете над счетами, квитанциями и прочими унылыми бумагами, с которыми время от времени вынужден сталкиваться хозяин собственного дома. Тем паче если оный хозяин только что вернулся из командировки...
       Дорога от министерства безопасности до дома принесла токмо одну новость: таинственный соглядатай действительно оставил его в покое. Либо стал гораздо осторожнее... Во всяком случае, как Свет не оглядывался, подозрительной трибуны в транспортном потоке он не приметил. Впрочем, поток ближе к вечеру оказался плотным, и какие-либо конкретные выводы из неудачных наблюдений делать было рано. Разберемся завтра...
       Забава пришла к хозяину за час до полуночи. Как заведено, принесла чай.
       Свет глянул на нее и с удивлением обнаружил, что девица изрядно похорошела. Странно, все вроде бы по-обычному. Легкое желтое, в зеленый цветочек, платьице без рукавов, на лице свежий макияж, волосы - двумя косичками-хвостиками. Такой он видывал ее не однажды... Но брови ныне - как два натянутых лука, а под ними - бездонные синие озера. Свет отложил в сторону бумаги, подготовленные Берендеем, взял в руки чашку, удивился необычным ощущениям. Было ли такое, чтобы он подумал о Забавиных бровях, как о натянутых луках, а о глазах, как синих озерах?.. Да ввек, прямо скажем, не было! И быть, добавим, не могло!
       Однако, будучи и похорошевшей, Забава все равно умудрялась выглядеть грустной. Хотя, кто сказал, что грусть не способна быть красной?..
       - Я вам не помешала, чародей? - спросила девица, наливая чай.
       Свет мотнул головой, закинул руки за голову, потянулся - затекшие члены требовали движения. Взял с подноса чашку, прихлебнул.
       Между тем Забава, вздохнув, умостилась на краешке оттоманки. От девицы веяло тоской, и Свет поневоле вспомнил летошние события. Похороны Веры-Кристы, состоявшиеся сразу после окончания Паломной седмицы. Как ни странно, печали в нем сии воспоминания не вызывали. Он до сих пор не понимал, каким образом гостья учила его любви в тот самый момент, когда ее остывший труп уже покоился рядом с телом Репни Бондаря. Впрочем, он не очень и задавался сим вопросом...
       Было и было! Ну кто из нас может быть хоть чуть-чуть уверенным, будто мы постигли все законы волшебства? Пути Сварожичей неисповедимы. Неисповедимы и пути Семаргла... В конце концов, ведь способны же мы защитить заклятьями мертвое тело от порчи тлением. Потому и удается прожить Паломную седмицу без похорон... А последователи Иешуа, даже зная оное заклятье, все равно хоронят своих мертвых на третий день. Обязательно. Такова традиция. У нас другие традиции - не хуже и не лучше, просто другие... А вот бы найти заклинание, которое бы мертвых воскрешало!.. Кстати, христиане считают, что душа человеческая бессмертна. Может, они и правы... Хорошо бы, окажись они правы... Хотя бы изредка... Во всяком случае, любовь с Верой-Кристой ему тогда не приснилась. Может, это была любовь с ее бессмертной душой... Кто знает?
       - О чем задумались, Светушко? - Забава пристально смотрела на своего любодея.
       Свет открыто улыбнулся ей. Забаве его улыбка давно уже не казалась чем-то сногсшибательным, и он был благодарен своей служанке за возможность хоть эдак чувствовать себя дюжинным человеком. А дюжинным человеком почувствовать себя хотелось. Поначалу, правда, крайне редко. Потом - чаще. И всегда - неожиданно. Ну вот как, к примеру, сейчас...
       Нет, дюжинным человеком быть весьма и весьма неплохо. Не надо ни от кого скрывать своих взаимоотношений с женщиной. Говорят, среди мужиков аж принято хвастать своими победами в любовных схватках. Среди побежденных полным-полно служанок. И даже великородные встречаются... Однако в тех схватках у победителя с побежденной есть общее будущее. Не то что у чародея со служанкой. Или великородной...
       Он вспомнил Снежану Нарышкину. Ее гордо посаженную головку с двумя хвостиками, перевязанными сиреневыми бантами. Ее насмешливые вострые глазки. Ее ехидный голосок. И стиснутые лазоревым платьем полуобнаженные перси...
       - О чем задумались, Светушко? - повторила Забава, перебирая десницей правый хвостик. В голосе служанки прозвучала явственная тревога. - Аль вспомнили кого?
       Свет обнаружил, что смотрит в потолок, и перевел взгляд на Забаву. Губы ее неудержимо подрагивали. Вот-вот расплачется...
       - Никого я не вспомнил!..
       Леший меня возьми! Что я себе придумываю, в самом-то деле!.. Ну чем, скажите мне пожалуйста, перси Снежаны могут отличаться от Забавиных. Столь же упругие, столь же круглые, столь же горячие... И соски наверняка одинаковые... Вот только воспоминания о Забавиной груди почему-то ввек не заставляли стучать мое сердце так громко. Забери меня Велес, со всеми потрохами!.. Что я себе придумываю?
       Ответа на последний вопрос не было. Но зато он знал, чего от него ждут. Опыт - дело наживное, и оный опыт он уже давно нажил. Поэтому он замотал головой, отставил чашку, встал. Подошел к Забаве, подхватил ее под мышки и крепко прижал к себе.
       Вот же они, перси эти, такие же твердо-мягкие, как у Снежаны Нарышкиной!.. Одновременно и упираются, как чужой локоть в бок, и плющатся, как подушка под головой... В чем же разница?
       Забава затрепетала, повисла у него на шее, зашептала горячими губами:
       - Люблю вас, Светушко! Люблю! Не бросайте меня, прошу вас!..
       Он отстранил ее, глянул в лицо.
       Глаза Забавы лихорадочно блестели, а ланиты алели, словно маков цвет.
       - С чего вы взяли, люба моя, будто я решил вас бросить? Вроде бы я не давал вам повода так думать...
       Она не слушала. Замотала головой, простонала:
       - Не бросайте, Светушко! Я ведь ни в чем не виновата... Молю, позвольте мне быть рядом с вами.
       Он снова притянул ее к себе, и она, зарыдав в голос, спрятала у него на груди мокрое от слез лицо.
       Свет дождался, пока она выплакалась. Достал из баула Волшебную Палочку. Взял Забаву за руку, вывел из кабинета. Привычно наложил отвращающее заклятие на лестницу и инициирующее на собственный корень. Забава молча ждала, пока он довершит манипуляции. Корень послушно превратился в ствол. Свет удовлетворенно хмыкнул и двинулся по коридору. Забава шла следом, низко опустив голову. Словно поднималась к эшафоту. И только когда они оказались в спальне, вскинула на него глаза. Там снова стояли слезы.
       Он погасил светильню, а она что-то зашептала. Он подошел, привычно поцеловал ее в шею. И понял: она молится Додоле.
       Она молилась, пока он стаскивал с нее одежду. Она молилась, пока он развязывал банты в хвостиках и распускал по раменам волосы. Она продолжала молиться, когда он всем телом прижал ее к ковру и раздвинул коленями стегна. И замолкла лишь, когда он вошел в нее.
       А Свет привычно начал считать: один, два, три, четыре... десять, одиннадцать, двенадцать...
       Корень его раз за разом погружался в привычно теплое и мокрое. Забава уже не молчала - извивалась под ним и постанывала. И тут он сбился со счета. Что-то изменилось. Нет, Забава, вцепившись в кудри любодея, по-прежнему извивалась и постанывала. Но ему казалось, что он стискивает в объятиях не эту, мягкую и податливую, а другую, гордую, ехидную, своенравную. Это Снежана запрокидывает голову, это Снежана кусает его плечо, это Снежана сжимает стегнами его талию. Это Снежанины перси расплющены его грудью, это в Снежанины соски впивается он губами, это Снежанины персты судорожно царапают его спину.
       - Я люблю вас! - прошептал он непослушными губами. И зарычал: - Я люблю вас!!!
       Снежану затрясло, она испустила какой-то негромкий утробный звук - смех не смех, плач не плач - и ударила пятками в поясницу любодею. Там у нее стало еще более мокро и еще более жарко. А потом - туго...
       И вдруг Света тоже затрясло. Что-то острое и горячее прострелило его корень, во всю длину, от живота до самой вершины, словно бритвой прорезало - скрючивая персты на руках и перехватывая дыхание, распарывая душу мучительным наслаждением. Свет выгнулся дугой, в последний раз пронзая нежно обнявшую его ствол теплую плоть, вскрикнул. Наслаждение умирало, чары стремительно рассеивались. И, как подрубленный, он обессилено рухнул на уже обмякшее Снежанино тело...
       Через несколько мгновений он пришел в себя.
       И тут же услышал шепот:
       - Вы не со мной сейчас занимались любовью, Светушко! Но все равно спасибо! Этой ночи я ввек не забуду.
       Забава поднялась с ковра, зашуршала в темноте одеждой.
       Все еще задыхающийся Свет сообразил наконец, что все окончилось.
       Оставалось привычно наложить обратное заклятье, чтобы придать корню нормальный вид, и привычно отправиться под душ. А потом привычно лечь спать - в одиночку. А как хотелось, чтобы рядом устроилась Снежана...
       Обратное заклятье не требовало сложных манипуляций - задействуется лишь язык да взметнувшиеся вверх руки с танцующими перстами.
       Свет горестно вздохнул, сотворил акустическую формулу заклинания, взмахнул руками. Ствол послушно уменьшился, обмяк, повис. Можно было отправляться в ванную.
       Забава все еще шуршала, борясь во мраке с непослушной одеждой.
       Могла бы и огонь зажечь, недовольно подумал Свет. Коли так справиться не способна...
       Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу и снова прислушался, на этот раз к себе. Странно, привычный шорох Забавиных тряпок на сей раз вызвал в нем странную истому. Душа словно скукожилась, а потом развернулась во всю ширь. Истома рождалась в левой стороне груди, под соском, волной катилась по телу. Вот она достигла самого низа живота. Откликнулись внутри какие-то мышцы. Запнулось о неведомую преграду едва-едва успокоившееся сердце. И Свет почувствовал, как его обвисший корень вновь начал расти.
       Забава продолжала шуршать, и всякий ее шорох отзывался у Света стуком в висках. Корень неудержимо поднимался, не было в подлунной сил, способных его остановить. Разве лишь вновь шептать да махать руками. Но ведь я не накладывал на себя инициирующего заклятья...
       Впрочем, стало уже не до заклинаний.
       Его бросало то в жар, то в холод. Потом холод исчез - остался один жар.
       Перед глазами заплясали цветные пятна, и Свет зажмурился.
       А корень воздвигся во весь свой рост.
       Забава как будто почуяла происходящее с хозяином, перестала шуршать, затаилась во мраке. Лишь становившееся все более бурным дыхание выдавало ее присутствие в спальне.
       Цветные пятна по-прежнему кружились в неудержимом танце. Свет открыл глаза, потер ладонями виски. Не помогло - истома расширяла свои владения. Вот уже и ноги откликнулись, вознамерились убежать куда-то. И тогда он сделал шаг в сторону затаившейся девицы, коснулся чего-то обнаженного... кажись, руки... Забава и дышать перестала - то ли от нахлынувшего страха, то ли от необоримой смелости, но - как ни странно! - он прекрасно слышал стук ее вновь заколотившегося сердца. Словно бьющая в виски кровь прочистила ему уши...
       И тогда он понял, что все-все-все изменилось; что чародей Светозар Сморода стал совершенно другим, незнакомым ему волшебником; что собственное открытие оному чародею впредь никогда не потребуется. Между ними словно искра проскочила. И, восхищенный и ошарашенный родившейся в нем неукротимой и незнакомой силой, подгоняемый раздирающей грудь истомой, он ринулся в новую - отныне больше не лживую - атаку. Теперь уже не на далекую Снежану - на близкие и неудержимо манящие прелести Забавы.
       Разумеется, защитница и не подумала оборонять свою главную крепость. Правда, к полному удовлетворению Света, на сей раз не кинулась ему на шею; осторожно, словно не веря в реальность происходящего - или боясь вспугнуть бросившегося на приступ супротивника, - провела ладонями по его ланитам, по груди, по животу. А потом, когда он коротким движением десницы разодрал на персях ее любимое желтое платье, не менее удовлетворенно вздохнула и тут же выбросила белый флаг, сдаваясь на милость сударя победителя...

    * * *

       Свет спал и не спал.
       Он ощущал спиной лежащее рядом девичье тело, горячее, аки грелка в зимнюю ночь, и доверчиво прижимающееся к нему своими упругими выпуклостями. Это было совершенно неиспытанное ощущение - досель Забава, получив от любодея желаемое, всегда спускалась в свою комнату, - и оно создавало в Световой постели какой-то странный уют, допрежь незнакомый, но оказавшийся восхитительно-приятным. Не надо было вставать и одеваться, не надо было выходить в коридор и снимать с лестницы отвращающее заклятье. Раньше, правда, он относился к этой необходимости с совершеннейшим равнодушием, но вот сейчас бы сии действия оказались бы совсем некстати. Хотелось просто лежать и ощущать всей кожей жизненосное тепло...
       В то же самое время он отчетливо понимал, что прижимающаяся к его спине девица - отнюдь не та, что ему хотелось. Да, она прекрасна, да, она готова откликнуться на любое его желание, но будь здесь другая, уют сделался бы еще более странным и еще более восхитительным. Более своим... И это понимание вносило в сон некую обеспокоенность и неудовлетворенность. Словно Свет получил за праздничным столом кусок торта без розочки - а Забаве мама дала с розочкой! - и изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать от обиды и негодования...
       Одновременно ему казалось, что и он, и лежащая рядом Забава - лишь малая толика чего-то гигантского, радостного, прежде недостижимого и непозволительного... Ему казалось, что от него по всему миру протянулись некие скрытые от человеческого взора нити, легкие - подобно пушинке, - но прочные, как пеньковый канат. Словно он расположился в центре огромной паутины, и вся подлунная откликалась на его произволения - с восторгом, равнодушием, нежеланием. И с болью...
       Вот одна из паутинок, протянувшаяся далеко-далеко, в целый мир, столь похожий и столь непохожий на Светову подлунную; в мир, лишь чуть-чуть тронутый счастьем и радостью, но до краев переполненный горем и злобой; в мир совершенно чужой, но созданный желаниями и нежеланиями самого Света; в мир, за который он несет безраздельную ответственность демиурга...
       А вот другая. Она заброшена гораздо ближе, в город на сотне островов, в знакомый трехэтажный особняк с островерхими башенками и знакомую комнату с обоями цвета весенней травы. На постели под пологом спит хозяйка, одуванчик на буйном лугу, и паутинка прилепилась к ее душе... Да нет, чародей, не спит она вовсе - у спящей сердце не может стучать так гулко. Не спит она, чародей, - мечтает о ком-то желанном и недоступном, хорошо вам, брате, знакомом. И безутешно плачет от горя...
       А вот и третья паутинка. Она протянулась совсем недалеко - но туда же, к скрытому под девичьей персью сердцу. Это сердце, правда, стучит размеренно и негромко - его обладательница спит, сопит себе покойно и удовлетворенно, безмерно счастливая и умиротворенная близостью своего ненаглядного. Но внутри у нее - то же горе, просто оно скрыто пока, отодвинуто напором недолгого блаженства, рожденного телесным наслаждением. Вот оно, в глубине девичьей души, Свет прекрасно его различает. Скоро блаженство исчезнет, и горе всплывет на поверхность, неподъемное, как река, и вязкое, как трясина... И нет возле нее солнца, способного высушить эту влагу, а выплакать не выплачешь - всей жизни не хватит... Как же она выносит такое?..
       Широко раскинулась паутина, и Свет любовно перебирал трепещущие под перстами ниточки, одну за другой, одну за другой. Пока не коснулся незнакомой. На ощупь она представлялась абсолютно своею, близкою его душе, но, едва открыв глаза, он сразу обнаружил разницу.
       Да, над миром раскинулась еще одна сеть, но сеть инородная, совершенно непохожая на Светову: его паутинки казались слабыми, гладкими и серебристыми, будто присыпанными мелким жемчугом - наверное, от горючих девичьих слезинок, - а те, чужие, шершавыми и густо-черными, словно вытканными из плотного ночного мрака. И от них исходили токи безмерной, чудовищной, нереальной силы.
       Свет хорошо различал центр этой сети, но сколь не приглядывался, паука-хозяина так и не увидел...
      
       17. Взгляд в былое. Лейф Солхейм.
       Лейф Солхейм вырос в Клетке.
       Учитель Андерс, правда, всегда именовал ее "комнатой", но Лейф предпочитал более точное словечко. В самом деле, как еще может называться помещение, из которого невозможно выбраться?.. Клетка и только Клетка!..
       Итак, Лейф вырос в Клетке. Как детеныш зоосадовского льва (судя по прочитанным книжкам: в настоящем зоосаде Лейф никогда не был)... Возможно, в Клетке он и родился - альфар не помнил своего раннего детства, а потому не знал и собственных родителей. Ясно лишь одно: львом и львицей они не являлись. А жаль!..
       С тех же самых пор, какие Лейф помнил, его всегда окружали каменные стены. В одной стене "комнаты" было окошко, забранное толстой металлической решеткой. Сквозь это окошко альфар видел небо - иногда серое, иногда черное, иногда голубое. Впрочем, то, что заоконное полотнище называется небом, он выяснил много позже. Зато о Клетке знал с самого начала. И не понимал, для чего она создана. Ведь каменные стены с металлической решеткой и так не выпустили бы его из "комнаты"!.. Впрочем, Клетку он, кажется, обнаружил несколько позже, чем каменные стены и решетку. Или нет?.. Он и сам не знал, когда точно это произошло. Просто однажды стало очевидным, что стены и решетка неизменны, а Клетка то постепенно уменьшается, то вдруг - всего за одну ночь! - возвращается к первоначальной толщине.
       "Комната" была невелика, но уютна. Напротив окошка находились две двери - одна всегда запертая, железная, а за другой, деревянной, располагались туалет и умывальник. На третьей стене висело волшебное зеркало. В зеркале юный альфар каждый день видел учителя Андерса. Именно учитель Андерс обучал его искусству магии. Справа от зеркала стояла кровать. Вдоль четвертой стены тянулась движущаяся лента, по которой в Клетку приезжал поднос с завтраком, обедом или ужином. По ней же Лейф получал многочисленные магические атрибуты и книги. Для них на стенах висели полки.
       Книги были очень разные, но в равной степени интересные.
       Одни назывались "Общая теоретическая магия", "Введение в лабораториум по практической магии", "Магу-ученику о волшебных аксессуарах" и тому подобное - их Лейф должен был читать после завтрака и обеда, периодически прерываясь на работу с атрибутами.
       В вечерних же книгах рассказывалось о жизни богов и приключениях викингов. Скандинавские боги были могущественны, а викинги - прекрасные витязи и добрые люди. Предводимые отважными конунгами, викинги постоянно воевали с многочисленными врагами и почти всегда одерживали победы. Чаще всего им приходилось воевать со сварожниками-словенами. Те тоже были хорошими воинами, и время от времени кровопролитные битвы заканчивались полным поражением скандинавов. В таких случаях многочисленные враги пленили уцелевших и сажали их в тюрьму, чтобы позднее вернуть родственникам за большие деньги. С годами конунгов в книгах сменили короли, но плен и словенские застенки с этой переменой не исчезли.
       Утром и днем Лейф учился, а по вечерам играл. Сегодня, назвавшись Тором и взяв в руки чудесный молот Мьёлльнир, он защищал богов и людей от грозных великанов и жутких чудовищ. А назавтра становился ярлом Рагнаром Лодброгом и вместе со своим другом Оле Ксенком захватывал Париж. Или превращался в берсерка Эрика по прозвищу Веалокин (что означает Смертоносный) из дружины Олафа Покорителя и врывался в словенскую неприступную крепость Орье-Шек, где уложив сотни врагов, попадал-таки в плен и долго-долго томился в тюрьме, а сладкоголосые скальды сочиняли о его подвигах многочисленные саги...
       Однажды, после такой вот игры, Лейфу вдруг пришло в голову, что его "комната" очень смахивает на словенскую тюремную камеру. Открытие впервые заставило его задуматься над своей жизнью.
       Судя по всему, с ним творилось то же, что и с героями любимых книжек. Похоже, он был сыном викинга, и его взяли в плен... А потом родственники не захотели или не смогли его выкупить... Правда, сам он ничего такого не помнил, но вдруг его ранили в битве, после чего он попросту лишился памяти?..
       Собственная судьба мучила Лейфа несколько дней, и в конце концов он задал учителю Андерсу прямой вопрос.
       В зеркале было видно, как удивился учитель.
       - Ты ошибаешься, мой мальчик. Это не тюрьма. Клянусь Тором, все гораздо сложнее! - Учитель помолчал, над чем-то размышляя. - Я не могу рассказать тебе сейчас всей правды, мой мальчик, но судьба дала тебе множество врагов, и приходится от них прятаться. Здесь они тебя не найдут.
       - А почему у меня множество врагов, учитель? Я - славный викинг?..
       Андерс вновь задумался:
       - Видишь ли, мой мальчик... - И махнул рукой: - Ладно, расскажу тебе все! Дело в том, что ты не варяг.
       - А кто же я? - Потрясенный Лейф даже не заметил, что позволил себе перебить учителя.
       - Ты - словен. Твой отец был не во всем согласен с правителем Новгорода. В результате отца убили сами же словене. Но тебя удалось спасти. Об этом долго рассказывать, и не все ты поймешь, а многое окажется и вовсе слишком для тебя тяжелым. Во всяком случае, именно поэтому ты почти все забыл о своем детстве - слишком страшные события произошли вокруг твоей семьи. Когда ты станешь постарше, все узнаешь. А пока достаточно и того, что я рассказал. - Андерс кивнул Лейфу. - Но бояться нечего. Сюда твои враги не проникнут. Когда же вырастешь и сумеешь защитить себя, сам решишь, прятаться дальше или нет. Но чтобы защитить себя, надо учиться магии. Словенские волшебники - сильные альфары, их так просто не одолеешь...
       После этого разговора жизнь Лейфа коренным образом изменилась.
       Нет, внешне все протекало так же, как вчера или месяц назад - принятие пищи, чтение и занятия с атрибутами. Но отныне Лейф Солхейм уже не был Лейфом. Как не был он и львиным детенышем в зоосаде. Нет, конечно, его родители - не лев и львица. Но и не люди. Теперь его отцом стал сам великий Один, покровитель военных дружин и альфаров, а матерью - великанша Грид. Теперь Лейф был Видаром, молчаливым богом, будущим мстителем. И пусть с ним все произошло не так, как в любимой книжке. Но придет время, когда он отомстит проклятому волку Фенриру за смерть отца. А потом пусть наступает конец света! Все равно Лив и Ливтрасир выживут в роще Ходдмимир...
       Но чтобы справиться с волком Фенриром, надо еще очень многому научиться.
       И Лейф учился - с утра до вечера. А вечером погружался в знакомые притягательные миры, из которых его вырывал только сон. Но и во сне все возвращалось на свою колею...
      
       18. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Проснулся Свет со странной легкостью в душе.
       Забавы рядом не было, но это не могло испортить настроения. Умная девица даже опосля подобной ночи справно помнила о репутациях - своей и хозяина - и под утро, как всегда, перебралась в собственную кровать - на спускающегося по лестнице отвращающее заклятье не действовало.
       За окном уже вовсю чирикали воробьи, чирикали не по-осеннему - громко и радостно. А в остальном подлунная пребывала в благостной тишине.
       И ключградская командировка казалась ныне чем-то далеким, чужим и не заслуживающим ни малейшего внимания. Ночные же события, наоборот, были близкими и важными. О них хотелось вспоминать - снова и снова, еще и еще. Как в давние уже времена - об испытании Додолой...
       Чудное было ощущение, совершенно не свойственное чародею, и в нем немедленно следовало разобраться. Ведь ни фехтовальные схватки, ни былые ночи с Забавой такой легкости ввек не приносили. Да, уходили раздражение и злоба; да, тяжесть покидала сердце... Но избавление от тяжести - еще не обретение легкости. Во всяком случае, такой легкости...
       Торопиться было некуда. И волшебные силы с утра экономить - не для чего. Поэтому Свет сотворил С-заклинание и углубился внутрь себя.
       Там все оставалось прежним.
       Вот полумертвая обида на Кудесника... Надо же, год прошел, а все еще жива!
       Вот страх перед неведомым супротивником... Совсем слабенький и неопасный - с ним мы справимся без проблем!
       Вот острое, режущее чувство стыда перед умершей мамой... С ним мы справляться не будем, его должно нести всю оставшуюся жизнь. Это та тяжесть, избавиться от которой - значит потерять самого себя...
       А вот холодное равнодушие к Забаве и всем остальным женщинам подлунной. Окромя Веры-Кристы...
       Стойте-ка, а где оно, равнодушие-то? К Забаве-то - вот, никуда не делось. Только не холодное, а бархатисто-теплое на ощупь, сладковатое на вкус... Такое же, что жило к Вере-Кристе... Но совсем иное! А вот рядом - что такое? Горячее... Большое... Ослепляющее... Не было тут доднесь ничего!
       О боги, а с Темным сектором-то что произошло? Он словно бы вырос и еще больше потемнел!..
       Свет ткнулся в непроницаемую поверхность, и она отозвалась, затрепетала, обожгла его горячим дыханием...
       А потом Темный сектор запульсировал и раздулся, поглотив внутри себя и обиду, и страх, и стыд. И то самое - бархатисто-теплое на ощупь, сладковатое на вкус... И горячее, большое, ослепляющее...
       За пределами сектора остались лишь желание облегчиться, пробуждающийся голод да прочая ерунда.
       Свет опешил.
       Волшебная теория ментальностей не предусматривала для Темного сектора подобного поведения. Сектор появлялся у каждого волшебника в момент инициации Таланта и всю жизнь оставался неизменным. Ведь смерти незачем меняться...
       Неужто теория ментальностей - фундаментальная, разработанная многими поколениями ученых наука - ошибается?
       Света так и подмывало применить "тройной удар иглой", но он прекрасно помнил, чем закончилась для него предыдущая попытка пробиться за пульсирующую поверхность. И потому рисковать не стал.

    * * *

       Завтрак ныне подавала Ольга. Свет сам завел такой порядок, чтобы Забава могла выспаться опосля ночных бдений. Были времена, когда Ольга в такие утра бросала на хозяина любопытные взгляды, но человек ко всему привыкает. Да и справную работу терять никому не хочется...
       После завтрака Свет отправился в кабинет и отыскал на полке "Волшебную теорию ментальностей" под редакцией академика Торбы: согласно вчерашней договоренности с Путятой Утренником, надо было убивать зверя под названием "время".
       Однако убивать оного зверя не потребовалось - едва Свет открыл оглавление, вошел Петр:
       - К вам гость, хозяин.
       - Кто? - вскинулся Свет.
       Волшебная теория ментальностей утонула в обрушившемся на него волнении. За нею последовал и Темный сектор.
       - Некий Мотовило из Ключграда. По личному делу...
       Мотовило? - удивился Свет. Не помню такого!.. Ну-ка, ну-ка... Нет, не помню... Ладно, кем бы он ни был, этот Мотовило, дело, кажется, пошло. И успокойтесь, брате чародей!
       - Незнакомый гость, но... Пригласите!
       Петр вышел.
       Свет тут же сотворил С-заклинание и снял с предохранителя заряженный пистолет. Прикосновение к оружию помогло - волнение улеглось, персты стали послушными.
       "Этот Мотовило" оказался очень даже знакомым - Ярик, кучер Нарышек. Однако без кучерской ливреи на раменах. И без "Мамочкиного платочка" на устах. В кабинет он вошел с опаской, словно ждал от хозяина подвоха.
       - Здравы будьте, чародей!
       - И вы будьте здравы, Ярослав! Присаживайтесь...
       Ярик некоторое время подумал, осторожно шагнул вперед, все так же опасливо примостился на краешек стула для гостей. Вид он собой являл достаточно странный: всклокоченные волосы, диковатые блуждающие глаза, не знающие покоя руки. В ауре явные признаки страха и интенсивные, просто ослепительные перуновы цвета - видимо, вечор ему не удалось побывать ни за портьерой, ни у Радомиры в бельевой.
       - Слушаю вас!
       - Э-э-э... - Кучер вдруг подобрался, глаза его перестали блуждать, угомонились и руки. Как будто сомневающийся в чем-то человек принял однозначное и окончательное решение. - Я к вам от князя Сувора, сударь чародей. Он велел мне привезти ваши вещи. Я оставил их внизу, у вашего эконома. Вкупе со счетом.
       - Благодарю вас, Ярослав! Передайте мою благодарность и князю Сувору... Он ничего не просил мне сообщить?
       Кучер помотал головой.
       - Тогда еще раз благодарю вас... И счастливого пути!
       Ярик продолжал сидеть. Будто вокзальный носильщик, ждущий чаевых. Разве лишь не кланялся, аки ванька-встанька...
       - Что-нибудь еще, Ярослав?
       - Да... - Лицо кучера сделалось таинственным. - Я к вам еще от княжны Снежаны, сударь чародей. Она не понимает, почему вы так неожиданно покинули Ключград.
       У Света трепыхнулось сердце. Но он и ухом не повел.
       - То ли вы уже нашли человека, убившего волшебника Колотку, - продолжал гость, - то ли сдались и полностью отказались от этого намерения. Она просила передать, что в первом случае она будет всю жизнь благодарить вас, а во втором - век проклинать. Конечно, ей бы хотелось изнемогать от благодарности к вам, но она способна выжить и с проклятьями...
       - Секундочку, - оборвал Свет. - Я бы хотел задать вам несколько вопросов.
       - Ради Сварожичей! - Ярослав Мотовило пожал раменами: в нем уже не было ни малейшего следа страха. - Но княжна разрешила мне ответить токмо на те вопросы, что будут касаться непосредственно ее самой.
       - Значит, она предполагала, что я стану расспрашивать вас?
       - Разумеется... Княжна Снежана так и сказала: "Чародей станет задавать вам вопросы, Ярослав. Велю отвечать токмо на те из них, которые будут касаться лично меня. Любые другие чародей должен был задать вам еще раньше - покудова находился в Ключграде".
       - Интересно, - сказал Свет. - А буде я все-таки задам вопрос, который не касается княжны?
       Кучер заерзал на стуле:
       - Смотря какой вопрос, чародей...
       - Ну хотя бы такой... Вы вчера были лишены объятий красы Радомиры, не так ли?
       Ярослав Мотовило улыбнулся, а аура его просто полыхнула голубым заревом.
       - Чародей все видит... Да, объятий меня лишили. И всего прочего - тоже... Княжна Снежана позвала Радомиру к себе и не отпускала ее аж до самой ночи. Я заснуть успел...
       - А что делал вечор домашний колдун?
       - Домашний колдун-то? - Ярослав Мотовило сразу съежился, в ауру его вернулись цвета страха; правда, страха малого - не за жизнь, за благополучие. - Не ведаю того, чародей. Мы с Лутовином редко разговариваем. Он все ж таки волшебник, а я дюжинный человек....
       - Значит, не хотите мне сказать?..
       Кучер съежился еще больше:
       - Чародей, вы ведь понимаете... Любой из слуг, начавший болтать о хозяевах и доме, надолго в оном доме не задержится. Меня работа у князя вполне устраивает, так что...
       Свет потянулся к шнурку:
       - Сейчас я вызову стражу и велю вас арестовать!
       Кучер выпрямился. Глаза его недобро сверкнули.
       - Воля ваша, чародей!.. Токмо тут же сообщите о моем аресте князю Белояру. Покудова не приедет его судебный заступник, я ни на какие вопросы отвечать не стану!
       Свет пристально посмотрел на гостя.
       Конечно, челядь князя Нарышки прекрасно знала законы Словении и свои права. Кучер, работающий в великородной семье, это вам не отшельник с какой-нибудь всеми забытой пасеки, знакомый лишь с тем, когда мед качать да как окуривать пчел дымарем...
       - Ну хорошо, - сказал он - В какой час княжна Снежана узнала, что я уехал?
       - Ей сказал об этом молодой хозяин. Вечером, едва вернулся домой.
       - И как она отнеслась к этой новости?
       - Княжна сделалась не в духе, чародей. Очень не в духе...
       - Сделалась не в духе, - пробормотал Свет и почувствовал несказанное удовольствие. - Что ж, у меня нет больше вопросов. Вы свободны, Ярослав.
       Гость привстал, но тут же снова сел:
       - Простите, сударь чародей, но что мне передать княжне? Благодарить ей вас или проклинать?
       Свет усмехнулся про себя:
       - Княжна вольна в своих эмоциях поступать, как ей заблагорассудится. Мне ли, старому, самодовольному, бессердечному колдуну, чинить ей какие-то препятствия?.. Так ей и передайте. Слово в слово... - Он дернул за шнурок и сказал вошедшему Петру: - Проводите гостя!
       Ярослав отвесил хозяину поклон и последовал за Петром.
       А Свет вновь раскрыл "Волшебную теорию ментальностей".

    * * *

       Опосля Ярикова визита не минуло и часа, как к Свету пожаловал второй гость. Вернее, теперь уже гостья...
       - Радомира Карась из Ключграда, - объявил Петр. - По личному делу.
       Родовое имя гостьи было Свету неизвестно, но по личному имени он сразу понял, кто сейчас появится на пороге. И не ошибся.
       - Здравы будьте, сударь чародей!
       - И вы будьте здравы, сударыня! Милости прошу, садитесь... Что привело вас ко мне?
       Горничная Нарышек выглядела самым обычным образом: никаких диковатых блуждающих глаз, черные волосы убраны в прическу (хотя и слегка небрежную), руки тут же упокоились на прикрытых подолом дорожного платья коленях. И аура визитерши не переполнена - не то что голубым, а даже розовым... Впрочем, кто знает? - возможно, Радомира прячется в бельевой не только с любезным Яриком. Или не столь чувственна, как Забава. У той-то аура вечно горит, аки Денница...
       - Меня прислала к вам хозяйка, чародей. Она просит, чтобы вы вернулись в Ключград и сняли с нее заклятье.
       - Какое еще заклятье? - опешил Свет. - Что с нею случилось?
       - Она сказала, вы ведаете. Раз уж сами его наложили...
       Стоп, сказал себе Свет. Это у нас нечто новое!
       - Погодите-ка, Радомира!.. Я хочу задать вам несколько вопросов.
       Горничная вздернула покатые рамена:
       - Задавайте, сударь!
       - И вы ответите?
       - Смотря что вас интересует... Вы же понимаете, чародей, я не могу слишком много болтать о своих хозяевах. Иначе быстро останусь без работы.
       - А хозяйка не предупреждала, о чем вам можно говорить? Ведь она знала, что посылает вас к сыскнику, а где сыскники - там и вопросы...
       Радомира помотала головой:
       - Она меня вообще ни о чем не предупреждала. Лишь сказала: "Передайте чародею, что я настоятельно прошу его вернуться и снять заклятье, которое он на меня наложил".
       - А буде я не откликнусь на ее просьбу?..
       - Она сказала: "Чародей вряд ли столь недобр, чтобы создавать мне такие сложности, но если он откажется, я буду вынуждена прибегнуть к помощи супруга".
       - Супруга?! - У Света отвалилась челюсть. - Но ведь княжна Снежана не замужем...
       - Княжна Снежана?! - теперь опешила Радомира. Но тут же сообразила: - Вы не поняли, чародей! Меня прислала вовсе не княжна, меня прислала сама княгиня Цветана.
       Свет аж головой замотал:
       - Как княгиня? Почему княгиня?..
       - Не ведаю, чародей. - Горничная вновь пожала раменами. - Вам лучше знать! - В глазах ее зажглись колючие огоньки.
       Стоп, сказал себе Свет. А не врете ли вы, голубушка?..
       Он снова проверил ауру. Страха у гостьи не было - ни за жизнь, ни за благополучие. Увы, другими способами проверить человека на ложь чародей Сморода не обладал!..
       - Так что я должна передать своей хозяйке?
       А чем я обязан княгине Нарышкиной? - подумал Свет. Тем паче что не накладывал на нее никаких заклятий... К тому же, на отказ должна последовать определенная реакция. Вот и дождемся этой реакции...
       - Передайте ей, что я не могу сейчас пожаловать в Ключград. Буде просьба ее так срочна, пусть княгиня сама ко мне приезжает. Ей будет оказано надлежащее гостеприимство. У меня в доме уже жили великородные...
       Радомира распахнула от удивления глаза. Она явно не ожидала такого ответа на просьбу княгини Нарышкиной. Обычно великородным так не отвечают. Индо волшебники...
       - Тогда я свободна, чародей?
       - Да. - Свет встал из-за стола. - Впрочем, нет, подождите... - Он обновил С-заклинание. - Скажите, вы добирались до столицы в одиночку?
       Гостья вновь удивилась:
       - А с кем это я могла сюда добираться? Знамо дело, одна... Наверное, сударь, хозяйка не хотела, чтобы о моей поездке знал еще кто-то.
       Страха в ней так и не появилось.
       Свет дернул за шнурок:
       - Вы свободны! Счастливого пути!
       Едва ушла гостья, к Свету явилась Забава.
       - Подать чаю, Светушко?
       - Чаю?.. - пробормотал Свет. - Чаю... Подать.
       Забава удалилась и через несколько минут вернулась с подносом.
       Занятый своими мыслями Свет хлебнул из стакана, даже не почувствовав вкуса.
       - Красная девица у вас сейчас была, Светушко.
       - Красная девица... - пробормотал Свет, - была... у нас... сейчас...
       Он мотнул головой, вернулся к действительности, глянул на Забаву.
       Та стояла перед ним прямая и напряженная, в белом фартучке и наколке, со вниманием ожидающая дальнейших распоряжений. Словно хотела подчеркнуть, что теперь она всего лишь горничная и ничего более.
       О Сварожичи, подумал Свет. Радомира, вестимо, красная девица, но как же вы ревнивы, люба моя!.. Даже после нынешней ночи...
       Ему вдруг показалось, что сие "люба моя" насквозь фальшиво, даже в мыслях, а после нынешней ночи - в особенности, и он поморщился от неуместности этой думушки.
       Забава как будто почувствовала, что недовольство Света связано с нею, опустила глаза.
       - Мне след поговорить с вами, хозяин.
       - Слушаю вас... люба моя!
       Забава села в кресло для посетителей, помолчала, по-прежнему не поднимая глаз. Персты ее безостановочно теребили край фартучка, сгибали и разгибали, сгибали и разгибали, сгибали и разгибали...
       - Мне бы хотелось уйти от вас, чародей.
       Свет чуть чашку не выронил.
       - Как уйти? Куда?. Зачем?.. Что вы еще выдумали, краса моя?
       Забава продолжала теребить фартучек.
       - Краса моя... Вы меня так ввек не называли.
       Называл, подумал Свет. Но спорить не стал.
       - Это не ваши слова. - Она подняла глаза, в них, как маленькие диамантики, искрились слезинки. - Я ходила к лекарю, Светушко. У нас не может быть детушек.
       Свет отставил чашку:
       - Ну уж!.. Мало ли как считает ваш лекарь! Он просто невежда! Найдем более квалифицированного...
       О боги, что я несу? - подумал он.
       Она вновь опустила глаза.
       - Вы не поняли, Светушко... Это от вас у меня не может быть детушек.
       - Подумаешь!.. Зачем нам дети... люба моя? Нешто вам плохо со мной?
       О боги, что я несу? Что я несу!..
       У нее задрожали губы. Было видно, как она изо всех сил пытается справиться со стоящим в горле комом.
       Свет безмолвствовал.
       Наконец она вновь заговорила, спешно, захлебываясь, словно боялась, что он прервет ее, а повторить рвущиеся из души слова она уже не сумеет.
       - Вы волшебник, Светушко, вы не ведаете женщин, вы думаете, мы такие же, как вы, а мы не такие, боги велят нам рожать, и я не смогу без детей, зеленцы будут учащаться, а я не хочу изменять вам, живя в вашем доме, ведь я люблю вас и в конце концов просто сойду с ума...
       Она замолчала и облегченно вздохнула - видно, неподъемная тяжесть с хрупких рамен была сброшена.
       - Так-так-так... - сказал Свет. - И вы уже нашли себе нового хозяина и будущего отца своих детей?
       Он чувствовал себя дурак дураком. Он сказал глупость и прекрасно понимал это, но что бы тут прозвучало умно - он не имел ни малейшего понятия. И не способны тут помочь ни "Сень на твердыни", ни "Счастье на двоих"...
       - Как вы можете, чародей! - Снежана вздернула подбородок. - Нешто я похожа на неблагодарную тварь!
       - А ведь прошлая ночь вам понравилась!
       Не то, не то, но - о боги! - где мне взять то?..
       И тут она схватила край фартучка, сунула в рот. И разрыдалась - бурно, исступленно, неудержимо.
       Так она не плакала ни разу.
       Свет вскочил из-за стола, растерянно потоптался, не зная, что делать, чем утешить. Слов по-прежнему не было, а прижать ее к груди он ныне почему-то не мог. Тогда он просто налил воды из графина, неловко сунул ей в десницу стакан и отвернулся.
       Рыдания прервались, и в наступившей звенящей тишине стало слышно, как она судорожно глотает воду.
       - Спасибо, чародей...
       Свет обернулся.
       Забава отставила стакан, вытерла фартуком лицо.
       - Простите меня! Какая я дура, да?..
       - Нет... - Он не смог произнести "люба моя", и она, похоже, поняла это.
       Встала, поставила на поднос чашку с недопитым чаем.
       - Я пойду?
       - Куда вы пойдете с зареванным лицом! Посидите здесь, сюда никто не войдет.
       Она вернулась в кресло.
       Свет вышел из кабинета, наложил на дверь отвращающее заклятье. Побродил по дому, поговорил о какой-то чепухе с Берендеем, заглянул на кухню. Вновь поднялся на второй этаж, снял заклятье.
       Забава уже успокоилась. Лишь синие глаза были грустными-грустными.
       - Раньше вас никогда не волновало мое зареванное лицо, - сказала она, и в голосе ее прозвучала непонятная для Света благодарность. - Так что вы мне ответите, чародей? Могу я искать новую работу?
       - А как ваш дядя к этому отнесется? - сказал Свет. И сразу осознал: опять не то. Но того не было - ни в сердце, ни на языке.
       - С дядей я сама поговорю. Главное, чтобы вы были согласны...
       И тогда Свет отважился:
       - Поступайте, как знаете. Я заранее согласен на любое ваше решение.
      
       19. Вечор. Снежана.
       Брат вернулся с работы в семь тридцать. Один-одинешенек.
       Томящаяся в ожидании Снежана не удержалась, выбежала в сени, навстречу:
       - А где наш чародей?
       Сувор снял шляпу, пристроил на вешалку зонтик, отряхнул штаны. И лишь опосля этого хмуро произнес:
       - Уехал в столицу ваш чародей. Еще до полудня. Какие-то срочные дела у вашего чародея...
       Снежане словно ушат ледяной воды на голову опрокинули. Сглотнула слюну. Привычно чмокнула брата в колючую ланиту. И двинулась прочь. На лестницу, в коридор... Вернее, должна была двинуться. Ибо напрочь не помнила, как добралась до своей комнаты. Пришла в себя, споткнувшись о порог. Ухватившись за спинку стоящего возле двери стула - откуда он здесь?.. - удержалась на ногах. Отлетел в сторону другой, ни в чем не повинный стул, но Снежана его и не заметила. Пронеслась по комнате и, разрыдавшись, бросилась на кровать, уткнулась в подушку.
       Уехал! Взял и уехал - ни слова не сказав, не попрощавшись. Как будто и не было ничего.
       А впрочем, ничего и не было. Не было!.. Но могло бы быть. Вестимо, могло - ни к чему лгать самой себе... Если бы хоть глазом моргнул, если бы дал понять... Как она вечор обрадовалась ему! Гонор - не в счет, это так, от излишнего воспитания... А на самом-то деле не удержалась бы, никак не удержалась, сказала бы все. Что обожает, что жить без него не может, что готова ради него на любое...
       И была готова.
       Любить - так любить, бежать - так бежать...
       Но он, индо дав волю рукам, вел себя, как вымороженный истукан. Словно и не искал ее. Вернее - не ее искал. Пришел вот: вроде бы и к ней - да не к ней. И когда тискал перси - словно не ее он тискал. И когда колено вдвинул между стегон - какой огонь в животе воспылал! - разочарованно вздохнул, будто обнаружил вовсе не то, что требовалось. Пара дежурных банальностей, и сбежал. Осталось лишь ощущение гигантской, невообразимой ошибки. И невыносимая, как стыд, тоска...
       В грудь колотили изнутри чем-то тупым и неотступным. Персты судорожно сжимали подушку. А мысли метались, как вспугнутая неудачливым охотником птица.
       Не мог он так... может, мама руку приложила... "какого запаха любовь, какого цвета?"... с нею, Снежаной, - не мог... мало ей оказалось воспитательной беседы с дочерью... "и как она тепла иль холодна?"... или вправду заботы уехать заставили... и должен вернуться... "когда сжечь сердце проще - в знойный межень"... пусть завтра, пусть через год... как больно, о боги!.. "в мороз иль буде на дворе весна?"... все равно стану ждать и дождусь... пусть и волшебник, пусть чародей...
       Мысли вдруг споткнулись. Как она давеча - о порог собственной комнаты...
       А что, буде именно в этом все дело? Ведь чародей не просто волшебник, а... как они меж собой выражаются?.. "волшебник высшей квалификации"... Погодите, погодите, голубушка! Ведь если присушивать сердце горазды ведьмы, то почему на такое не способен чародей?.. И разве не могло случиться, что он присушил к себе сердце несчастной девицы Снежаны Нарышкиной?.. Скажем, в интересах их проклятого сыска...
       Слезы мгновенно высохли. В теснящуюся грудь изнутри стучали по-прежнему - неотступно и безостановочно, но теперь уже другим - острым и жгучим. Персты сжались в кулачки.
       Погодите, погодите, голубушка!.. А чем же еще объяснить, что токмо позавчера вы изо всех сил ненавидели его, а ныне умираете от любви? Нешто так в жизни бывает?..
       Вестимо, Снежана догадывалась, что бывает, но с нею - с нею! - так быть не могло. И плевать, что ей нравились те взгляды. Если он собирался присушить девицу, наверное, и следовало бросать такие взгляды. Откуда ей знать - она ведь не чародей. И даже не ведьма...
       Зато теперь становится понятным... нет, не понятным... и не объяснимым... скорее, теперь выглядит возможным его вчерашнее поведение. Если он ее в чем-то подозревал, вполне мог вести себя таким странным образом. Вот только в чем ее можно подозревать? В убийстве Клюя?.. Какая, право, чушь!
       Ладно, это не главное. Главное - что с присушкой можно справиться. Пойти, скажем, к какой-нибудь ведьме. Деньги у меня на счету имеются. Папа, правда, проверит - расспрашивать начнет... Ну да папе можно и соврать. Не в первый раз!.. Вот токмо не очень мне хочется идти к ведьме. К ведьме - это было бы слишком просто, слишком не...
       И решение вспыхнуло, неожиданное и ослепительное. Как первая молния в ночную грозу.
       Что ж, сударь чародеюшко, будь по-вашему!.. Ныне я, так и быть, помучаюсь. Но завтра ждите меня в столице. И вы мне за все заплатите! Уж не обессудьте!.. Впрочем, нет, скандала она, вестимо, устраивать не будет. Не к лицу княжне Нарышкиной устраивать свару. Унизительно это... Просто попросит его снять любовную присушку.
       Снежана бурно вздохнула, успокаиваясь. Встала с постели, поправила подушки и покрывало. И села в кресло - обдумывать свою завтрашнюю поездку.
       Ибо токмо в этом сейчас было ее спасение.
      
       20. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       После разговора с Забавой Свет сидеть дома не мог.
       Это было все равно что справлять свадьбу на погосте. Так же нелепо. И так же бесстыдно. Как отказаться хоронить собственную мать...
       Мысль о вчерашней таинственной трибуне пришла настоящим спасением.
       Велел Петру запрягать. Переоделся. Подумав, положил в карман плаща пистолет. Предупредил об отлучке Берендея.
       Тот явно что-то почувствовал, но, как и положено эконому, промолчал. Лишь проводил прошмыгнувшую мимо Забаву пристальным взором.
       - Готово, чародей! - Петр уже ждал хозяина.
       Выйдя из дома, Свет посмотрел налево. Охранители министерства были на месте: желтый шейный платок у возницы сигнализировал об этом со всей определенностью. Таинственной вчерашней трибуны поблизости не наблюдалось, но та вполне могла скрываться за углом Ратной улицы. Свет глянул по сторонам. Экипажи государственной службы пассажирских перевозок раскатывали по набережной в обоих направлениях.
       - Куда вас везти, чародей? - Петр выжидательно смотрел на хозяина.
       Все равно надо попытаться, подумал Свет.
       - По набережной, в сторону Гзеньского моста... А там посмотрим.
       Он забрался в карету, прилепился к заднему окошку.
       Тронулись. Желтый платок двинулся следом.
       Минут через пять Свет понял, что таким образом обнаружить слежку не удастся: трибун на набережной было слишком много.
       - Петруша, можем мы найти улочку, не слишком длинную и достаточно свободную от транспорта?
       Петр за последний год научился воспринимать подобные задания без лишних вопросов.
       - Отчего же не найти, чародей? Есть такие. Но до ближайшей минут десять справного хода.
       - Едем туда! Справного хода не надо. Вроде бы прогуливаемся!
       На росстанях Петр свернул направо, а Свет обратился мыслями к Забаве.
       Честно говоря, сейчас он не очень верил в истинность ее намерений. Не может быть, чтобы девица захотела променять свою нынешнюю жизнь на неизвестность. В самом деле, чего ей еще требуется?.. Работа - не то что у ткачих или швей; под началом - у родного дяди; хозяйская постель - для нее в любую ночь открыта. Был бы хозяин дома... Но с другой стороны - если бы ее такая жизнь полностью устраивала, она бы не завела нынешнего разговора. Кто бы мог помешать ей обрести еще одного любодея и время от времени встречаться с ним. К примеру, когда хозяин уезжает в очередную командировку... Знамо дело, рано или поздно до Света это бы дошло, но он... А интересно, как бы он поступил в этом случае?
       И вынужден был себе признаться, что еще седмицу назад оказался бы к такому повороту безразличным. Ну отругал бы служанку - для острастки. И отдал бы Берендею. Пусть разбирается!.. То ли замуж, то ли... Но это - седмицу назад. А вот сейчас...
       А сейчас трудно сказать... Ну и дела! Неужели женщине в самом деле так нужен ребенок, что она готова совершить глупый поступок?.. Ладушки-оладушки, поживем - увидим, вдруг образумится!
       - Добрались, чародей. Улица Зеленая. Здесь движение в этот час редкое..
       Свет приоткрыл левое окно, выглянул.
       Улица и вправду меженем была зеленой - проезжую часть от тротуаров отделяли два строя высоченных тополей, сквозь которые едва просматривались небогатые дома, обитатели которых вряд ли имели собственный выезд. Но теперь эту улицу следовало бы назвать Желтой.
       Он оглянулся назад.
       Карета охранителей тащилась следом. Знакомый шейный платок развевался вымпелом. А на росстанях выворачивала из-за угла не менее знакомая трибуна.
       Ясно, подумал Свет. И скомандовал Петру:
       - В министерство безопасности.

    * * *

       - Мы ведь вроде договорились, что ныне и завтра вы не выходите из дома, - проскрипел Вышата Медонос, когда Свет ввалился к нему в кабинет.
       - Я бы и не выходил, но с нашего последнего разговора кое-что изменилось. - Свет сел. - Вчера вечером, по дороге домой, я обнаружил за собой слежку. Я имею в виду вовсе не ваших охранителей...
       - Что вы говорите! А ну-ка поведывайте!
       И Свет принялся сочинять небыль, как он обнаружил за экипажем с охранниками таинственную подозрительную трибуну. А потом рассказал правду, как сегодняшняя проверка подтвердила его подозрения.
       - Я все понял, - проговорил Вышата Медонос, когда небыль и быль подошли к концу. - Странно, правда, что они оказались позади наших охранителей, а не сразу за вами, ну да ладно... Думаю, чародей, мы разберемся, кто преследует вас. А теперь расскажите-ка мне, что за гости посетили вас ныне. - Он заглянул в лежащую на столе папку. - Молодой мужчина, по виду простолюдин, лет двадцати трех - двадцати пяти, высокий, волосы светлые. И девица лет восемнадцати, по виду простолюдинка, стройная, со справной фигурой, волосы черные...
       Что ж, сказал себе Свет, никуда от подобных открытий не деться. Согласившись на присутствие охранителей, этих вопросов и следовало ожидать. Впрочем, не согласившись - следовало ожидать того же...
       Врать не хочется, но сказать правду - значит, открыто вовлечь в сыск всю семью Нарышек. Уж Вышата всяко не удержится, вцепится как клещ, абы за спиной чародея Смороды насолить оному чародею побольше! Его в нынешней ситуации скандал не остановит... И как потом глядеть в глаза княжне Снежане?..
       - Про мужчину мне эконом докладывал. Приезжий, явился наниматься на работу, какая-то ошибка вышла в агентстве по найму. Эконом отправил его назад, в агентство... А о девушке я вообще впервые слышу. Может быть, подружка кого-нибудь из прислуги?..
       Вышата не мигая смотрел на чародея. В выпуклых глазах опекуна играли странные тени.
       Свет включил Зрение.
       В ауре Вышаты присутствовали знакомые по Порею Ерге темно-зеленые краски, правда, довольно мягкие. А Свет окончательно убедился, что краски эти вовсе не принадлежность ауры лазутчика, что они всего-навсего отражают отсутствие веры к нему, чародею Смороде. Иначе слишком уж много лазутчиков околачивается вокруг! У министра-то вчера аура была такая же...
       - Ну в самом деле, - пробормотал он. - Неужели я должен интересоваться, с кем проводит время моя прислуга...
       - А стоило бы поинтересоваться, сударь! - Глаза Вышаты Медоноса по-прежнему смотрели не мигая. - Потому что мужчина не пошел в агентство по найму. Он отправился в противоположную сторону и по дороге очень профессионально ушел от наших соглядатаев. Тоже самое, к слову, чуть позже повторила и девица, токмо совсем уж при странных обстоятельствах. Как будто растворилась... Должно быть, применила заклятье на невидимость. К сожалению, соглядатай оказался дюжинным человеком. Удивительные гости заходят в дом чародея Смороды...
       Вышате явно хотелось еще больше утопить потенциального конкурента. Поэтому Свет покивал и сказал:
       - Я обещал докладывать об этом деле лично Кудеснику и лично министру. - И повторил: - Кудеснику и министру, лично.
       Медонос некоторое время молчал, все так же не сводя с него глаз. Потом пожал раменами:
       - Хорошо, чародей. Мы займемся вашей таинственной трибуной. Попрошу вас погулять с часик по городу. В экипаже и пешком. Там где не слишком много народу. Но и не на пустых улицах. Сами понимаете...
       Распрощались в самых изысканных манерах. Только что ланиты друг другу не облобызали.
       И Свет поехал гулять по городу.

    * * *

       С прогулки он вернулся к обеду. Спросил Берендея:
       - Гостей больше не было?
       Гостей больше не было.
       В трапезной опять распоряжалась Ольга.
       - Забава ушла по делам, - сказала она удивленному Свету. - Отпросилась у эконома.
       Наверное, отправилась искать нового хозяина, подумал Свет. Ну и пусть!..
       - Хорошо!.. Подавайте.
       После обеда он вновь взялся за "Волшебную теорию ментальностей". Но ненадолго - интерес к собственному Темному сектору куда-то пропал. Должно быть, поглотился оным сектором. Как старая изношенная ногавица бачком для мусора...
       Взялся перечитывать "Счастье на двоих", вновь пытаясь разобраться, по какой причине Люба Казакова ушла от своего мужа.
       Перечитал искомую главу. Темный лес!.. Ясно лишь одно - разлюбила. Это прямым текстом сказано. Но почему ушла?.. Умен ведь Сила Казак, умен и богат. Как чародей Сморода... Говорила, что ради сынушкиного счастья готова на все - и ушла! Аж сына бросила... А жизнь закончила под колесами поезда!..
       Ему чудилось, будто, поняв Любу Казакову, он постигнет и Забаву Соснину. И наверное, постиг бы. Кабы не заснул.
       Проснулся уже ближе к вечеру. Спустился вниз. Есть не хотелось. Отправился на кухню, сказал Станиславе, что обойдется ныне вечерним чаем. Забавы на кухне не было. Спрашивать, вернулась ли, не стал. Не под поезд же она бросилась! Сидит, наверное, в своей комнате, глаз не кажет. Можно было включить Зрение и проверить сквозь стену, но зачем?.. В последнее время девица, похоже, научилась ощущать, когда он ее прощупывает, возомнит еще себе, что хозяин беспокоится... Как Сила - за Любу, когда она со своим разлюбезным воеводой миловалась... Обойдется!
       Заглянул к Берендею, подписал пару срочных счетов, предупредил, чтобы о всяких гостях докладывали немедленно. Особенно, коли из Ключграда... Вновь поднялся на второй этаж. И, проходя мимо кабинета, почувствовал инициацию волшебного зеркала.
       Вызывал его Вышата Медонос.
       - Уф, чародей, минут пятнадцать вас дожидаюсь.
       Свет пожал раменами:
       - Связались бы с другим зеркалом. Где дежурный колдун...
       - А у вас все еще имеется дежурный колдун? Справно живете...
       Шпилька!.. Ладно, брате опекун!
       - Ну из палаты чародеев-то меня пока еще вывести не удалось. Так что платит казна.
       Вышата проглотил ответную шпильку без внешней реакции.
       - Вам, чародей, след немедленно приехать ко мне. Я выполнил обещанное. Для вас есть новости.
       Да неужели, удивился Свет. Что же это за новости, буде вы решили враз их мне выложить?
       Однако виду не подал:
       - Сейчас же выезжаю, опекун!

    * * *

       В коридорах министерства в этот час уже царила полутьма, которую не могло рассеять уютное желтоватое сияние немногочисленных горящих светилен.
       Вышата Медонос сидел в приемной собственного кабинета, за столом собственного секретаря.
       - А вот и вы, чародей... Добрый вечер. - Вышата был сама любезность, и Свет сразу решил, что надо держать ухо востро.
       - Добрый вечер, опекун!
       Вышата наложил на двери приемной охранное заклятье.
       - Пойдемте в кабинет, чародей.
       Прошли в кабинет, расселись.
       - Я разобрался с вашими таинственными соглядатаями.
       Свет привстал:
       - И кто же они?
       - Мы организовали за вами еще одну слежку, чародей. Прямо за вами шли наши открытые охранители, потом ваш таинственный незнакомец, а ему на хвост сели еще трое наших. Довели всю кавалькаду до вашего дома, стали ждать. Пришлось, правда, немного потерпеть, но дождались. - Вышата встал, прошелся по кабинету.
       Света съедало острое нетерпение, но показывать оное чувство опекуну министерства безопасности было бы непрофессионально.
       - Таинственный незнакомец торчал на углу Торговой набережной и Ратной улицы. Там есть небольшой скверик, и сквозь кусты сирени хорошо просматривается участок набережной перед вашим домом. Наши люди ждали до четырех часов пополудни и не обманулись. Ровно в четыре к таинственному незнакомцу прибыла смена. И он отправился... Куда бы вы думали?
       Свет пожал раменами:
       - Не имею ни малейшего понятия, опекун!
       - Да уж, вестимо, не имеете. Ваш таинственный незнакомец отправился прямиком в резиденцию главы Колдовской Дружины.
       У Света перехватило дыхание:
       - Вы хотите сказать, что Кудесник... что Кудеснику...
       - Да, за вами следил человек Остромира. О причинах оной слежки - вам знать лучше.
       - Но погодите, опекун... - Свет все еще никак не мог справиться с дыханием. - Разве у Кудесника есть своя тайная стража?
       - Есть ли стража - не ведаю... Но следил за вами человек Кудесника. Это установлено точно. Кто еще мог пожаловать в резиденцию в такое время?.. Остромир его тут же принял, а ведь приемные часы для обычных посетителей с утра и до полудня.
       О боги, взмолился Свет. И вдруг почувствовал, что страх, только что обрушившийся на него яростной лавиной, исчез. Секунду назад сжимал ноющее сердце душными, клейкими объятиями - и нет его!.. Как после неукротимого - с грозным Перуновым рыком и резвыми стрелами Маланьицы - ливня в жарком червене, духота спала, дышать стало радостно, легко и вольно. Будто ласковые мамины руки промыли полученную в игре ссадину, и боль стихла, убралась, затаилась где-то...
       А вкупе с легкостью пришла уверенность в своих силах и в правильности избранного пути. И хотя было совершенно непонятно, откуда она могла взяться, эта уверенность, но ведь взялась же!.. И больше Света не покидала.
       Выпуклые глаза Медоноса смотрели на него с неподдельным изумлением, и Свет опомнился, взял себя в ежовые рукавицы, соорудил каменную физиономию. Изумление стерлось с лица опекуна - перед Вышатой снова сидел опальный чародей.
       - Вот, собственно, и все, что я хотел вам поведать. А у вас нет новостей?..
       - Нет! - коротко сказал Свет.
       И ушел.
       Вдоль улицы уже горели тонкие свечи фонарей. Экипаж охранителей ждал шагах в тридцати левее - оттуда доносились громкие смешки, которые стихли сразу, едва Свет появился на ступеньках министерства.
       Трибуны Остромирова соглядатая видно не было. Наверное, как обычно, прятался за углом.
       - Домой!
       Петр тряхнул повод. Тронулись.
       Через минуту Свет попросил Петра занять второй ряд и обернулся. Трибуна уже маячила за каретой охранителей. Те же и в ус не дули. Впрочем, их заданием был тот, кто впереди, а не тот, кто сзади. Проехали пару кварталов. Третьего хвоста не наблюдалось.
       Значит, вы, сударь опекун, решили мне помочь, подумал Свет. А с какой стати, позвольте спросить? Не для того ли, чтобы еще больше вбить клин между мной и Кудесником?.. Ну, знамо дело, обиженный чародей Сморода кинется к Остромиру, выяснять отношения. Ведь сколь можно издеваться над человеком! Любимую работу отобрали, задвинули на вторые роли, а теперь еще и слежку приставили... Ох, не выдержит Сморода, сорвется!.. Черта с два я вам сорвусь! Скорее рак на горе свистнет!.. Вдоль Весенней, кажется, растут густые кусты...
       - Черта с два я вам сорвусь! - Он с удовольствием произнес киевское выражение вслух.
       - Что, хозяин? - обернулся Петр.
       - Все в порядке! - негромко сказал Свет. - Задача, Петр, такая. На ближайших росстанях сверните на Весеннюю. Едва скроемся за углом, притормозите. Как только я соскочу, тут же гоните, прямиком домой. Не останавливаться ни в коем случае, разве лишь стража осадит.
       - А вы, хозяин?
       - Я доберусь, не беспокойтесь. У меня встреча назначена, со старым закадычным дружком.
       Через минуту карета свернула на Весеннюю, остановилась. Свет выскочил на мостовую, бросился в кусты, затаился. Петр хлестанул лошадей, и карета понеслась вперед. Через полминуты другой кнут хлестанул по спинам других лошадей, и охранители устремились за умчавшимся Петром.
       А еще через полминуты на Весеннюю вывернула трибуна.
       У соглядатая была аура дюжинного человека. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что добыча уходит. Еще мгновение было нужно на то, чтобы ринуться в погоню.
       Но этого мгновения Свет ему не предоставил. Чтобы не разбрасываться, выключил Зрение. Стрелой выметнулся из кустов, взлетел наверх, к кучеру, шуйцей ткнул в бок ствол, десницей осадил испугавшуюся лошадь.
       Кучер замер.
       Свет приложил перст к губам - льдисто сверкнуло Серебряное Кольцо, - прислушался. В трибуне было тихо.
       - Спокойно, - прошептал Свет на ухо кучеру. - Напарники внутри есть?
       Тот сглотнул слюну, оторопело помотал головой. В глазах его все еще бился ужас.
       Свет спрятал пистолет в карман плаща:
       - Спускайтесь! Только без шуток! С волшебниками не шутят!
       Спустились на мостовую.
       - Внутрь!
       Соглядатай открыл дверцу, шагнул на ступеньку. Свет втолкнул его в трибуну, заскочил следом.
       - А теперь рассказывайте! Кто поручил вам следить за чародеем Смородой?
       - Я же не могу! - Умоляющий хрип в ответ. - Не имею права!
       - Можете!.. Так кто же?
       Неизвестный слегка привстал и снова сел. Обмяк.
       - Не прикидывайтесь! - веско сказал Свет. - Не пособит. Чтобы развязать вам язык, я не остановлюсь даже перед Ночным колдовством. Вы знаете, что это такое - Ночное колдовство?..
       Неизвестный молчал.
       Свет толкнул его в плечо.
       Соглядатай покачнулся, завалился на левый бок. Проникающее сквозь окошко сияние уличного фонаря упало на искаженное, с пустыми глазами, лицо.
       Свет включил Зрение.
       Аура над головой соглядатая быстро темнела. Неизвестный был мертв.
       А в ментальной атмосфере внутри трибуны быстро рассеивалось неизвестное заклятье.
       Свет удивленно принюхался. Заклятье было странным - оно пахло. Поднял десницу. Словно кисея коснулась перстов, легкая, невесомая, исчезающая.
       А потом воздух заколебался вокруг, закрутился, обратился скрипучими паутинками. Паутинки коснулись сердца. Это было никогда не испытанное ощущение, но Свет почему-то понял: его тайный ворог, варяжский лазутчик, уже в столице. И на все происходящее им наложена пудовая хозяйская лапа.

    * * *

       Домой Свет вернулся через черный ход.
       Сидя в трибуне, рядом со свеженьким трупом, он сначала решил было скрыться с места происшествия, но приобретенные за последнее время привычки взяли свое: Свет наложил на дверцы кареты отвращающее заклятье, придал покойнику позу задремавшего человека и задумался.
       В общем-то, скрыться сейчас представлялось очень удобным выходом. Никто, окромя Петра, не видел, где именно Свет покинул собственную карету. Дошлый же Петр заедет прямо во двор, и никому даже в голову не придет, что чародея Смороды в карете нет. Точно так же никому не придет в голову следить за запасным выходом, о котором никто, опричь Берендея, не знает, и Свет легко проникнет в дом незамеченным.
       Далее... Труп обнаружат достаточно скоро, и уже завтра начнется сыск. И тут никакому сыскнику, аж самому умному, не придет в голову, что эта пагуба связана с чародеем Смородой. Так что все вроде бы шито-крыто. Но...
       Но что, если Вышата Медонос сказал правду и соглядатай в самом деле принадлежит к числу Остромировых агентов? Тогда Кудесник обязательно наведет сыскников на Света. Пусть проверят. Допросят Петра, и связь трупа с чародеем Смородой тут же возникнет. Это с одной стороны...
       А с другой, если Свет позовет сейчас стражников и погибший в самом деле принадлежит к числу Остромировых агентов, то может сложиться очень любопытная ситуация. Разумеется, Света опосля случившегося будет ждать Контрольная Комиссия. Но оная Комиссия не собирается каждый день, а по закону до контроля чародея Смороду должны отстранить ото всех государственных дел, в том числе и от сыска варяжского лазутчика. И вот тут будет очень интересно, как поведет себя Кудесник. А по его поведению вполне можно будет догадаться о многом. Если люди Кудесника следят за мной с какой-то другой, не связанной с нынешним делом целью, то Кудесник должен немедленно организовать заседание Контрольной Комиссии. Если же я ошибаюсь, то все, что меня ждет - это несколько дней домашнего ареста. Которые тоже придутся кстати, ибо варяжский лазутчик - ведь и ему чародей Сморода явно нужен - будет вынужден проявить себя.
       Так что куда ни киньте, везде я в выигрыше!..
       Свет вылез из трибуны и, привязав лошадь несчастного соглядатая к ближайшему столбу, отправился искать стражника.
       Дальше все пошло своим чередом - сыскники, карета "скорой помощи" и все прочее...
       В ближайшем районном отделении стражи Света задержали ненадолго. Едва поняв, кто попал к ним в лапы, тут же доложили о случившемся опекуну министерства безопасности Вышате Медоносу. Пока же дежурный воевода извинился, попросил чародея немного подождать и напоил крепким свежезаваренным чаем.
       Вышата пожаловал в отделение уже через десять минут - благо Смоленская площадь находилась совсем рядом. Бросил на Света уничтожающий взгляд. Выслушал дежурного офицера и проскрипел:
       - Этим делом будет заниматься министерство безопасности. Завтра с вами свяжется наш сыскник, и вы передадите ему всю имеющуюся информацию. - Повернулся к Свету. - Вы свободны... брате!
       Из отделения они вышли вместе. Рука об руку дошагали до Березовой.
       - Я вправду могу быть свободен? - спросил Свет.
       - Пока да, - сказал опекун, едва разжимая зубы. Теперь это был совсем другой Вышата: наверное, у него был тяжелый день - раздражение, переполнявшее Медоноса, было заметно невооруженным глазом. - О дне заседания Контрольной Комиссии вас известят. Оставайтесь завтра дома. Кудеснику о случившемся я доложу немедленно.
       Медонос повернул налево, Свет направо. Оглянулся в поисках свободной трибуны.
       - Подождите, чародей! - Вышата вернулся.
       - Слушаю вас, опекун...
       Ноздри Вышаты злобно раздувались. Свет усмехнулся про себя: Медоносу следовало немедленно улечься в постель, под крылышко к какой-нибудь девице. Или - на худой конец! - хотя бы взять в руки шпагу.
       - Вы глупец, Сморода! Токмо сумасшедший мог применить активные действия против одного из агентов Остромира. Я поражен. - Вышата сплюнул на тротуар. - И это человек, который всерьез претендовал на должность Кудесника!..
       Свет отметил про себя прошедшее время глагола "претендовать" и сказал:
       - Я не применял активных действий, опекун. Там было неизвестное заклятье... А кроме того, откуда я мог знать, что передо мной агент Остромира? Кто, интересно, мог мне сообщить такое? Разве лишь тот, кто пытается держать под шляпой самого Кудесника...
       Выпуклые глаза опекуна недобро сверкнули, сузились.
       - Вы играете с огнем, Сморода! Не забывайтесь, ныне вы - всего лишь один из сыскников министерства. А в палату чародеев, с вашими последними успехами, можно на следующих выборах и не попасть. Место там не пожизненное!.. К слову, для начала след еще пройти через Контрольную Комиссию.
       Свет, в свою очередь, смерил Медоноса с ног до головы:
       - Не волнуйтесь так, опекун! На мне нет вины за смерть этого несчастного... Так что через Комиссию я пройду без проблем. - Он тоже сплюнул на тротуар. - А если вы будете слишком наступать мне на пятки, я найду способ известить Остромира о том, кто сообщил чародею Смороде об агентах Кудесника. Остыньте немного, а то как бы зад не припекло!..
       Вышата несколько мгновений постоял, с ненавистью глядя на Света, потом засунул руки в карманы плаща, повернулся и зашагал прочь.
       Свет включил Зрение. Удовлетворенно вздохнул: в ауре опекуна просматривались краски легкого страха. И принялся ловить трибуну.

    * * *

       Вечерний чай ему ныне принесла Ольга. Поглощенный мыслями о происшедшем Свет по первости не обратил на это никакого внимания, но затем спохватился:
       - А что, Забавы до сих пор нет?
       - Она плохо себя чувствует.
       - Плохо себя чувствует? - удивился Свет. Но тут же вспомнил дневной разговор и все понял. - Хорошо... Вы свободны. Я сам отнесу поднос на кухню.
       Ольга, бросив-таки на хозяина любопытствующий взгляд, вышла.
       Свет отхлебнул из чашки и поморщился: Забава заваривала чай лучше. Впрочем, наверное, он придирается...
       Мысли вернулись к вечернему происшествию.
       Интересно, доложил Медонос Кудеснику об очередном промахе чародея Смороды или нет? В общем-то, должен был, если погибший действительно являлся человеком Остромира... Может, вызвать по зеркалу Всеслава Волка, поговорить с ним?.. А впрочем, это не выход? Ну узнает он, что Кудеснику все известно, а дальше?.. К тому же, Волк хорошо чует, куда ветер дует. И буде Сморода впал в немилость, Остромиров секретарь наговорит ему все, что угодно. Окромя правды!.. Нет, чародею надлежит быть терпеливым и выдержанным. Тем паче если оный чародей работает в сыске...
       Теперь мысли перескочили на нынешних гостей.
       Странные гости и странные разговоры. Пожалуй, он бы мог поверить в любую чушь, но только не в то, что княгиня Нарышкина, замужняя великородная женщина, влюбившись в волшебника, пошлет к нему собственную служанку. Так и ославиться недолго!.. А с другой стороны, в литературе подобных примеров сколь угодно. Может, сочинители не знают жизни? Или ее не знает чародей Сморода?..
       И тут ему пришло в голову, что Ярик с Радомирой могли приехать сюда вовсе не по воле княгини и княжны Нарышкиных. А что если их прислал варяжский лазутчик? Ведь коли он был способен управлять в схватке телом волшебника, почему бы ему не сладить с парнем и девицей, кои далеко не волшебники?..
       Свет вспомнил свое недавнее ощущение. Колеблющийся и крутящийся вокруг него воздух... Скрипучие паутинки, касающиеся сердца... И полная уверенность в том, что ворог уже на берегах Волхова...
       Теперь Свет в этом так уверен уже не был: ведь с ним в тот момент произошло нечто доселе неиспытанное... А может, он всего-навсего попал под побочное действие заклинания, жертвой которого пал кучер таинственной трибуны... Кто знает?!
       Все-таки жаль, что волшебные зеркала - связь ближнего действия! Вызвал бы сейчас ключградский особняк Нарышек, поинтересовался, не знает ли князь Белояр, с какой целью его слуги пожаловали в столицу! А может, и Снежана бы случайно в зеркальной... Нет, не может! И нечего забивать себе голову дурью! Княжна Нарышкина - это вам не горничная чародея Смороды! Вы, сударь, даже Забаву-то ныне приболеть заставили! И вообще...
       Что "вообще" - Свет придумать не успел: накатило какое-то странное чувство. Словно он шел себе по гладкой и ровной дороге, а она возьми и оборвись. И вот перед ним - овраги да буераки, а как по ним ходить - неведомо. Не научен...
       И родилась в сердце злоба. Но это была не та злоба, порождение души не разрядившегося вовремя колдуна, это была злоба на чародея Смороду, на собственные незнание и неумение там, где миллионы дюжинных людей чувствуют себя как дома. И он понял одно: сию злобу постельными упражнениями со служанкой из души не изгонишь - она требует каких-то иных деяний. Вот только знать бы - каких?.. Наверное, кто-то знает. Да только не он...
       И потому остается ему немногое - допить чай. Отнести поднос с посудой на кухню. И отправляться спать.

    * * *

       Сон, увы, не приходил.
       Впервые за много лет Свет ворочался с боку на бок, вставал и пил воду, поправлял под собой простыню, пытался считать до тысячи, а потом и до двух тысяч. Аки человек с нечистой совестью...
       Ничего не помогало.
       Опосля получаса эдаких мучений он почти решился позвать Забаву. Но вовремя вспомнил, что муж Любы Казаковой, когда она вернулась от своего ратника, ее к себе в постель больше не приглашал. Наверное, он знал, что делал...
       А потом нагрянуло уже знакомое.
       Плотный мрак опустился на спальню. Вновь протянулись от Света через подлунную легкие, но прочные паутинки. Вновь он ощутил свою связь с неведомым миром зла. На этот раз ниточка между ним и оным миром больше походила на гигантскую трубу, и труба эта быстро очистила его душу от злобы. Пришло умиротворение. И сразу - мысль о том, что зла в мире зла сейчас добавилось...
       Это была неприятная мысль, обвиняющая его в бездумности и жестокости, и надо было тут же доказать себе, что он серьезен и сердоболен...
       Свет нащупал паутинки, ведущие к двум несчастным девицам.
       Почему бы этим паутинкам тоже не превратиться в трубы - только ведущие не от него, а к нему. И как из него высосали злобу, так он высосет несчастье.
       Тут его, однако, ждало разочарование. Быстро выяснилось, что если злоба представляет собой некую субстанцию, на которую можно воздействовать физически, то несчастье оказалось неуловимым. Похоже, оно складывалось из многих составляющих: то невозможности увидеть далекого и желанного, то - увидев его, наконец! - из невозможности поговорить, а все-таки поговорив, - из невозможности коснуться; и била несчастную нервная дрожь, и бросало в жар да в холод; и всякий раз, достигнув очередной ступени несчастья, жившего в девичьих душах, Свет обнаруживал новую, очередную ступень... Какая из них была фундаментом, он не знал, а чтобы вычистить все, не хватало сил. К тому же, он быстро начал подозревать, что вычистив все ступени несчастья, он попросту лишит вычищаемых жизни...
       А потом он обнаружил еще одну паутинку-ниточку, она уходила во мрак, столь плотный и далекий, что Свет, коснувшись ее, испугался. Ему показалось, будто тот, к кому идет паутинка, только и ждет, чтобы явиться сюда и начать терзать Света. Как паук муху...
       Наверное, поэтому Свет и потянулся к оному пауку - в конце концов, сколь можно бояться!
       В спальне кашлянули.
       Свет поднял голову:
       - Кто здесь?
       Ему не ответили, но паутина стала растворяться во мраке, а потом стал растворяться непонятно в чем и сам мрак. Словно чернила разводили молоком - по капле, по капле...
       - Забава, это вы? Идите сюда...
       Послышались легкие шаги. На кровать присели.
       Мрак стремительно исчезал - молоко хлынуло в чернила струей.
       Теплая ладонь коснулась его чела, и от прикосновения этого повеяло родным и близким, казалось бы, давно забытым, но вот воскресшим сейчас, словно и не было позади многих и многих лет.
       - Мам-ма!!!
       - Да, мой хороший...
       - Мама. - Он отшатнулся к стене. - Как вы сюда попали? Ведь вы... - Слово "умерли" застряло в горле, и получился какой-то полухрип-полувсхлип.
       Теплая ладонь нашла его ланиту. Мрак исчез окончательно и бесповоротно .
       Она сидела с краю, такая знакомая и такая молодая. Совсем не та старуха, что он видел на похоронах... Сиренево-черное платье, но не то, что носила Снежана, а давно забытое, мягкое, домашнее, прикосновение к которому родило ощущения уюта и защищенности. И никаких косичек-хвостиков...
       - Как я могла сюда не попасть, мой хороший? Ведь моему сыну плохо!
       Знакомая ладонь легла на затылок. Лицо Света ткнулось в теплое и мягкое. И слезы брызнули из глаз. Нет, ничто не было забыто...
       - Да, мама, мне плохо... мне ужасно... мне невыносимо...
       Слова рвались из души, но рыдания не пускали их.
       Она отпустила его голову:
       - Поплачьте, сыне, поплачьте. Слезы смывают не только грязь...
       И он плакал.
       А когда выплакался, она мягко проговорила:
       - Что случилось, сыне? Почему вы позвали меня?
       - Но я не... - Свет оборвал себя. Раз она говорит - позвал, значит так и есть. - Я не ведаю, мама... Происходит что-то странное. Кажись, я начинаю сомневаться в том, чему меня учили. Кажись, волшебство совсем не такое, каким я себе его представлял. Или я навоображал себе невесть чего, или против меня действуют силы, которые сродни богам.
       - Боги милосердны, сыне. Даже когда они допускают жестокость, ими движет допрежь всего милосердие.
       Он был не согласен с нею, но резко возражать не стал. Странно, однако мысль о милосердии богов слегка согрела душу.
       - Хорошо, - мягко сказал он. - Но буде против меня действуют не боги, а люди, то силы свои они все равно получили от богов. А если взять Перуна...
       - Перун тоже милосерден, сыне. К тем, кто погиб на войне...
       - От такого милосердия мне ни жарко ни холодно... Впрочем, о чем это я?
       Теплая ладонь вновь коснулась его ланиты, утерла слезы.
       - Сыне, сыне... Мне кажется, вы обманываете себя. По-моему, сейчас вас волнуют вовсе не волшебство и боги, а нечто совсем другое. Очень важное. Вы же пытаетесь уйти от него, и заняться более легкими вопросами...
       - Но разве может быть что-то важнее дела, которому посвятил всю жизнь?
       - Может! Человек, которому собираешься посвятить всю жизнь!
       - Мама! Я не намерен этого делать... Как можно посвятить жизнь человеку? Я волшебник и не собираюсь рисковать своим Талантом. Один раз у меня это прошло... Но похоже только потому, что я воспринимаю любовь с женщиной как физические упражнения. Иначе Семаргл давно лишил бы меня Таланта!
       Она улыбнулась:
       - Талант и существует для того, чтобы им рисковать... Знаете, сыне, по-моему, вы слишком легко жили все эти годы. Все ваши проблемы касались вас одного. Или вас и таких, как вы... Но есть в мире и другие люди. Те, кто не только ненавидит, но допрежь всего любит. Те, кто не столь уверен в себе, сколь вы. Те, кто присно вынужден жить рядом со страхом, зато находит в себе силы победить оный страх.
       - Но... - сказал Свет. И замолк.
       Она говорила странные вещи, о которых он ввек не задумывался, но получалось, что она попадала в самую точку. Именно так он и жил - без любви, но с ненавистью; с уверенностью, но без нерешительности, без страха... Но и без смелости, ибо все познается в сравнении. Ибо не зря боги все в подлунной поделили пополам и всему дали пару. Мраку - свет, силе - слабость, глупости - ум... А мужчине - женщину. Или женщине - мужчину, кому как нравится...
       И сами боги поделены на пары. Дажьбог с Мокошью, Марена с Велесом, Ярило с Костромой, Хорс с Купалой. Красавица Додола - с громилой Перуном - что может быть нелепее такой пары? И тем не менее она существует.
       Лишь Семаргл оказался один-одинешенек. Впрочем, Сварог - тоже без пары, но это лишь исключение, подтверждающее правило. Породителю не нужна пара - иначе он будет всего лишь одним из двух родителей, отцом, который без матери - совершеннейшее ничто... А вот Семаргл - это уже перевесок, это уже из ряда вон выходящее, то, чего попросту не может быть!
       Последняя мысль ужаснула Света. Знали бы о ней Кудесник и Великий Волхв... Хватайте еретика, братие! На дыбу его, братие, на кол! Помнит кто-нибудь, как сажают на кол? Нет?.. Ну ладно, летописцы отыщут...
       Но ведь даже в волшебной науке - есть парные заклятья. И Дневному волшебству сопутствует Ночное... Так почему же в среде колдунов этот фундаментальный закон, закон парности, нарушается? Почему в Колдовской дружине много волшебников и мало волшебниц? Ведь среди детей начатки Таланта встречаются примерно поровну - и у девочек, и у мальчиков. Но из тысячи девочек девятьсот девяносто девять волшебству предпочитают материнство. Не случайно ведь влияние додолок столь велико!.. Что это - грубое нарушение законов природы? Или просто законы ее несколько иные, чем нам кажется?..
       Всем ведь известно: Дневные волшебники уверены в себе, никого не боятся и всегда имеют кусок пшеничного хлеба с вологодским маслом.
       Так почему же девятьсот девяносто девять из тысячи готовы сменить уверенность и сытую жизнь без страха на сомнительное счастье родить ребенка? Добровольно готовы, а не потому что подверглись изнасилованию... Да, кстати... А почему боги устроили подлунную так, что перенесенное насилие полностью и окончательно ломает судьбу человека? Ведь даже биологической ответственности у изнасилованной - буде нет зеленца - не наступает! Так почему же наступает магическая? Я бы понял, если бы наказание в виде лишения Таланта наступало за прегрешения самой кандидатки в колдуньи... Так нет же, терпящая насилие тут же наказывается еще раз... Неужели для богов главным прегрешением является сам факт лишения девственности?.. Ну нет, тогда бы Мокошь не родила Дажьбогу Рюрика. И не стремилась бы тогда Додола отдаться всякому, кто попадается на пути... Нет, брате, есть тут какая-то логическая неувязка!
       Сытая жизнь против сомнительного счастья - и девятьсот девяносто девять выбирают второе... Или, может быть, это счастье выглядит сомнительным лишь с моей точки зрения?!
       - Мама, вы были несчастливы из-за меня?
       Она выпрямилась, задумалась. Взгляд ее ушел далеко-далеко, в никуда. В прошлое.
       - Когда вас, сыне, у меня забрали, я много лет считала себя самой несчастной женщиной в подлунной. Покуда однова не поняла: несчастье мое происходит вовсе не от того, что я лишилась сына. Несчастье мое - неспособность родить второго. Ведь появись у меня второй сын или дочка, жизнь моя вновь бы обрела смысл. Ибо возникло бы кого любить и о ком заботиться... Но ведь, с другой стороны, заботиться можно и о муже. А любить своего ребенка можно и на расстоянии. Главное, чтобы у него все было хорошо! А у вас, стрижик мой ясный, все было хорошо... И, поняв это, я перестала чувствовать себя несчастливой.
       "Стрижик мой ясный!.." Сердце Света вдруг зашлось от какого-то странного чувства. Вновь захотелось плакать - но теперь не от тоски и растерянности, а от... Свет и сам не понял - от чего. И чтобы избавиться от этого непонимания, он сказал:
       - А для нас матерью была колдунья Ясна. И не только матерью, но и первой любовницей. Не зря же говорят: "Не та мать, что родила, а та, что вспоила, вскормила да добру научила"!
       - Это неправильная поговорка, стрижик мой ясный. Ведь жизнь-то вам дала я. Не будь меня, вы бы не достались этой своей Ясне. И потребуйся моему сыну урок любви, я бы тоже стала вашей первой любовницей... Но ведь вам, как я понимаю, такие уроки не требовались. И Ясна вовсе не сделалась вашей любовницей. Чего мне, к слову, очень жаль!..
       - В последнее время я тоже иногда жалею об этом, - признался Свет. И не столько ей, сколько самому себе. - Но тут же ловлю себя на мысли, что, случись тогда такое, я бы жалел и о нем. И эта двойственность не дает мне покоя...
       Она вздохнула:
       - Вам не дает покоя вовсе не эта двойственность, сыне. Вам не дает покоя то, что ждет вас в будущем. И то, что вам не на кого опереться и не с кем посоветоваться. Потому вы и позвали меня!
       - Неправда, - сказал Свет. - О чем я могу с вами посоветоваться? Вы ведь ничего не понимаете в колдовстве и взаимоотношениях между колдунами!
       Она вновь вздохнула:
       - Сыне, сыне... Потребность в совете вовсе не означает потребность получить оный совет. Чаще всего человеку нужно, чтобы кто-то поддержал уже принятое им решение. А ведь вы свое решение приняли...
       Она была права, и вместо ответа Свет лишь потерся ланитой об ее ланиту, такую же гладкую, как у Забавы. И, наверное, как у Снежаны...
       - Ну а раз вы приняли решение, то самое время спать. - Она легла рядом, просунула шуйцу под его шею. - Спите, стрижик мой ясный. А я буду охранять ваш сон. Ведь ваша служанка на это не способна...
       - Откуда вы знаете, - пробормотал Свет.
       - Да уж знаю... Я ведь была такая же, покудова не родила. Девушки не способны охранить сон мужчины. Наоборот, они способны токмо на то, чтобы его отнять.
       Она мягко привлекла его к себе, и давно забытая персь коснулась его ланиты. Свет сразу вспомнил ее и удовлетворенно вздохнул: это был его дом, его трапезная, его колыбель... А колыбельная уже звучала.
       - Баю-баюшки-баю... не ложитесь на краю...
       - Мама, - пробормотал он, уже засыпая, - простите меня... Я не смог тогда пойти на погост. Не знаю, что со мной вдруг случилось...
       - Баю-баюшки-баю... не ложитесь на краю...
       Вокруг были тепло и уют - как в детстве.
       - Я простила вас еще... до того, как умереть...
       Вокруг были правда и честность - словно в юности.
       - Баю-баюшки-баю... не ложитесь на краю...
       Вокруг были ответственность и справедливость - будто в зрелости.
       - Придет серенький волчок... схватит Света за бочок...
       Вокруг были вера и надежда - точно в старости.
       Вокруг была мама.
       И мамина любовь...
      
       21. Взгляд в былое. Лейф Солхейм.
       Однажды учитель Андерс сказал Лейфу:
       - Вечером у тебя будет гость.
       - Какой еще гость? - испугался Лейф. - Зачем? Я не хочу гостей! Что я с ним буду делать?
       - Так надо! - В голосе учителя зазвучала привычная твердость. - А что делать, ты, думаю, разберешься быстро. Вспомни книжки, которые читал. Уверен, разберешься...
       Весь день Лейф ждал обещанного гостя. И оказалось, что ждать - это очень трудное занятие. Гораздо сложнее любых магических упражнений!..
       Но вот, незадолго перед ужином, отворилась всегда запертая дверь, и в Клетке появился весьма странный человек.
       Поначалу Лейф и сам не понял, чем именно гость показался ему странным. Человек как человек... Длинные светлые волосы, похожие на волосы самого Лейфа, - правда, перетянутые на затылке синей ленточкой, так что получался хвостик. Подобные хвостики носили некоторые берсерки, те, кто был уверен, что враг в схватке никогда не сможет схватить тебя за шевелюру... И одет гость был подобно Лейфу - рубашка и штаны. Но что-то в нем было необычное.
       Тем не менее гость есть гость. Его следует поприветствовать и предложить сесть. Обычно викинги угощали своих визитеров мясом и вином, но у Лейфа, увы, не было ни того ни другого. Пришлось ограничиться разговором...
       - Привет, уважаемый господин! - сказал альфар. - Садись, пожалуйста. Чувствуй себя, как дома!.. Меня зовут Лейф Солхейм. А тебя?
       Гость вдруг засмеялся, и смех его тоже показался Лейфу необычным.
       - А меня Труда Гульбрандсен. И я вовсе не господин. Это ты, наверное, господин. И немалый, раз тебя держат в замке Стуре. Или дворянин или маг... Я же самая простая девушка.
       Девушка! - изумился Лейф.
       Он читал о девушках. Викинги занимались с ними "любовью", после которой у девушек рождались новые викинги. Смысла этой самой "любви" он не понял, а учитель Андерс ничего не стал объяснять, сказал, что в свое время Лейф все узнает. Неужели "свое время" наступило?..
       - Зачем ты здесь?
       - Зачем я здесь? - Девушка Труда улыбнулась. - Наверное, для любви. Я живу этим.
       Последнюю фразу Лейф не понял, но переспрашивать почему-то не стал. Возможно, помешало неизвестно откуда возникшее в груди волнение...
       - Не знаю, правда, почему меня нарядили в мужскую одежду, - продолжала Труда. - Тебе не кажется, что она мне не очень идет?
       Этого вопроса Лейф тоже не понял. Разве одежда может куда-то идти?.. Поэтому он легонько пожал плечами и промолчал.
       - Я бы лучше надела юбку, но они мне не позволили...
       Точно, девушки в книгах носили юбки, вспомнил Лейф. Это такая разновидность брюк...
       - А разве сейчас на тебе не юбка? - спросил он.
       Глаза Труды сделались большими и круглыми.
       - Ты не знаешь, чем юбка отличается от штанов? - расхохоталась она. - Ну, ты меня уморил... - Она вдруг перестала смеяться. - Нет, пожалуй, ты не дворянин и не маг. Те прекрасно знают разницу между мужской и женской одеждой... Не зря мне сказали, что ты очень странный!
       - Кто сказал?
       - Люди, которые меня нанимали. Заплатили хорошие деньги, но предупредили, чтобы я не задавала вопросов. - Она вновь засмеялась. - А мне что? Я могу и без вопросов... Начнем?
       И вновь Лейф ее не понял. Но сообразил: если он сейчас что-нибудь скажет, Труда опять станет смеяться. Поэтому он лишь кивнул и сделал приглашающий жест.
       Девушка, лукаво поглядывая на него, сняла брюки и рубашку.
       Лейф замер: тело Труды не совсем походило на человеческое. Во-первых, оно оказалось необычно круглым, белым и не очень мускулистым. А во-вторых, на груди у нее покачивались две штучки, каких не имелось у Лейфа. Зато среди волосиков внизу живота у нее не было того, что у Лейфа всегда имелось.
       - Как же ты ходишь в туалет? - потрясенно воскликнул он.
       Девушка не менее потрясенно вытаращилась на него:
       - Очень просто... - И снова расхохоталась: - А-а, ты имеешь в виду, что у меня нет пениса?.. Какой ты смешной, господин! В туалете я вполне могу обойтись и без него. - Труда подняла округлые руки и поправила волосы. - Главное, пенис есть у тебя. И предназначен он не только для туалета.
       - А для чего же еще?
       - Какой ты все-таки странный! - Девушка снова засмеялась.
       И тут Лейф не выдержал, сжал кулаки.
       - Если ты будешь смеяться надо мной, я тебя поколочу!
       Труда не испугалась:
       - Поколоти, если тебя это возбуждает. А то я смотрю - ты холоден, как замерзший тролль!
       Желание ударить ее сразу пропало.
       - Что значит "холоден, как замерзший тролль"?
       - А то и значит!.. - Девушка опять улыбнулась, но на этот раз улыбка ее не показалась Лейфу обидной. - Мы так и будем играть в вопросы и ответы?.. Тогда теперь моя очередь спрашивать... Знаешь, зачем у меня есть вот это? - Она коснулась руками покачивающихся мешочков на своей груди, приподняла их.
       Лейф задумался, вспоминая все, что он читал. И вспомнил.
       - Знаю! - вскричал он. - Знаю!!! Чтобы кормить рожденных тобой детей!
       - Верно, - согласилась Труда. - Но не только для этого. - Она шагнула к нему. - Ну-ка, потрогай! - Она взяла его правую руку и положила на один из мешочков. - Сожми!
       Лейф сжал ладонь. Странное какое ощущение, подумал он. Похоже на...
       Додумать он не успел, потому что с ним что-то произошло. В голове зашумело - будто Тор угостил его богатырским ударом своего Мьёлльнира, - бросило в жар, невыносимо захотелось сжать и второй мешочек на Трудиной груди. Но, наверное, нельзя без спроса?.. А-а, будь что будет!..
       Он и оглянуться не успел, как его левая рука сама собой проделала желаемое.
       Труда тут же прижалась к нему всем телом.
       И ощущения стали настолько необычными, что Лейф испуганно отшатнулся.
       - Э-э, да ты же совсем невинный мальчик! - удивилась Труда. - Потрясающе!.. Ладно, сейчас я тебя научу. Пошли на кровать!
       Дальнейшее происходило с ним - и как бы не с ним.
       Вот Лейф плывет по Клетке, намертво вцепившись в мягкую руку Труды. Словно Од, вернувшийся из дальних странствий к златослёзой Фрейе... "Снимай одежду", - говорит Фрейя, развязывая ленточку на волосах, и он послушно раздевается... "Ложись!" - говорит Фрейя... Нет, конечно, жена Ода в книжках никогда не говорила таких слов - но Лейф не менее послушно ложится...
       А потом девушка проделывает с ним такое, от чего он чуть не теряет сознание... В этом должна быть какая-то магия, но в чем она заключается, Лейф не понимает. Впрочем, понимать он и не стремится. Главное, что лежать меж раскинутых ног Труды удивительно приятно. Что-то странное происходит с его пенисом, а потом Лейф и вовсе перестает воспринимать окружающее. Остается в жизни лишь одно - восхищение и наслаждение, восхищение и наслаждение, восхищение и...
       Когда Лейф пришел в себя, Труда, по-прежнему раздетая, полусидела на кровати и внимательно разглядывала его. Взгляд ее был каким-то новым, и альфар не нашел ему названия.
       - А ты симпатичный малыш! - сказала она. - В первый раз любовью занимался, что ли?
       - Так это и была любовь? - поразился Лейф. - В первый... Давай еще позанимаемся ею!
       - Подожди, - сказала Труда, опять усмехнувшись, но усмешка тоже была новой. - Мне обещали хороший ужин.
       И тут же лента у стены сдвинулась с места. На этот раз в Клетку приехали два подноса.
       Труда, не одеваясь, встала с кровати, сняла с ленты подносы и переставила на стол.
       - Для заключенного тебя неплохо кормят...
       Лейф с удовольствием наблюдал, как она ходит по Клетке, как берет в руки поднос, как наклоняется над столом. Удовольствие оказалось странным - в нем не было ничего общего с тем, что он ощущал в постели, но оно было не меньшим. Если не большим... Вспомнились вычитанные в книгах слова - "легко", "свободно", "изящно". Слова эти очень подходили Труде и ее движениям.
       - Садись.
       - У тебя теперь родится викинг? - задал Лейф вопрос, который мучил его. - И он будет похож на меня?
       - Викинг?! - Труда вскинула на него изумленные глаза, хлопнула в ладоши и снова расхохоталась. - Ой не могу! Уморил ты меня!
       - В книгах у девушек всегда родятся викинги, - сказал Лейф обиженно. У него больше не было желания ударить ее. Наоборот, он бы убил всякого, кто поднял бы руку на это существо. Даже берсерка Эрика по прозвищу Веалокин (что означает Смертоносный) из дружины Олафа Покорителя!..
       Труда перестала хохотать, тыльной стороной ладони отерла выступившие слезы.
       - Викинги у девушек родятся не всегда, - сказала она. - А если родятся, то не всегда викинги. Чаще просто дети. А порой и вовсе безродные ублюдки...
       - Не понимаю, - сказал Лейф.
       - Плевать! - Голос Труды стал жестким. - Я здесь не для того, чтобы учить тебя жизни. Я должна научить тебя кое-чему другому... Давай-ка поужинаем, и в кроватку. Ты хоть и младенец, но мне понравился, а времени для уроков у нас еще много.
       Они с удовольствием поужинали.
       Лейф все время говорил не то, и Труда беспрерывно хохотала. Но ему теперь и вовсе нравился ее неудержимый смех - поэтому он говорил не то с еще большим энтузиазмом.
       Потом Лейф сложил грязную посуду на ленту.
       Труда встала из-за стола, потянулась. Мешочки на ее груди от этого поднялись, став еще более красивыми.
       - А как называются эти твои мешочки? - спросил Лейф. Ему снова захотелось стиснуть их руками. И снова лечь на Труду.
       - Мешочки! - Девушка опять прыснула, но лениво и негромко. - Мешочки эти называются грудями.
       - Вот это да! - воскликнул Лейф. - А я всегда считал, что слово "грудь" имеет лишь единственное число!
       Она опять потянулась:
       - Ну! Так и будешь стоять, словно заколдованный тролль? Давай-ка, покажи, чему научился. Сделай мне викинга! - И вдруг покачнулась. - Ой, что-то голова кру...
       Она не договорила, уронила руки, еще раз покачнулась. И рухнула на пол.
       Лейф хотел ее подхватить, сделал шаг. Второго сделать не успел - почувствовал неодолимую сонливость. Сил дойти до Труды уже не оказалось, а до постели было еще дальше. И он тоже опустился на пол. Подумал, что времени для уроков у них, кажется, не осталось, и провалился в сон.

    * * *

       Очнулся он на кровати. Судя по гомону птиц за окошком, было раннее утро. Лейф приподнялся на локте, огляделся.
       Труда лежала рядом, лицом к нему. Волосы девушки разметались по подушке, подобно застывшим волнам неведомого желтого моря, а лицо словно было освещено солнцем - она улыбалась во сне.
       Лейф осторожно стянул с нее до пояса одеяло, посмотрел на обнаженное тело, на тяжелую левую грудь, из-под которой выглядывала вторая - по-видимому, более скромная - подружка; на чуть выглядывающий из коричневого кружочка маленький бугорочек, отдаленно похожий на его собственные соски. Вот только собственных никогда не хотелось коснуться губами...
       О боги мои, Тор и Один, как же она прекрасна!.. И как он жил раньше один! Спасибо тебе, учитель Андерс, ты знал, что может сделать ученика счастливым!..
       Ему захотелось стянуть одеяло полностью. И вновь заняться любовью.
       Но сегодня это желание не существовало само по себе - оно смешивалось с другими. Желаний было много. Хотелось смотреть, как она спит. Слушать, как она смеется. Чувствовать, что она рядом. А еще хотелось, чтобы она была рядом всегда. Очень хотелось. И чтобы любовь доставляла наслаждение не только ему, но и ей... Ведь вчера он так и не узнал, хорошо ли ей было...
       Лейф смотрел на Труду и словно распадался на части. Глаза жили отдельно от него, любовались гладкой девичьей кожей и больше знать ничего не хотели. Левая нога изо всех сил сдерживалась, чтобы не пощекотать шершавую Трудину пятку. А правая рука уже скользила под одеяло, туда, где сходились воедино крепкие гладкие бедра. Трудины бедра...
       Нельзя, сказал Лейф руке. Ведь она спит!..
       Ну и что, ответила рука. Как только я туда проберусь, проснется...
       Нет, сказал он. Мы теперь с тобой не одни. Нам надо думать о других.
       Но разве ты хочешь не того же?..
       Того же, согласился он. Очень хочу. И все же придется чуть-чуть подождать и дать человеку поспать.
       Но рука его не послушалась. Она скользнула под одеяло, коснулась шелковистых волосиков внизу живота и побежала дальше.
       - Подожди ты, неугомонный, - сказала Труда сонным голосом. - Я хочу принять душ.
       Глаза ее раскрылись, и Лейф потрясенно обнаружил, как они глубоки.
       - А можно, я приму душ вместе с тобой? - спросил он и сам подивился своему вопросу.
       Труда улыбнулась:
       - Конечно, можно, глупый.
       Улыбка была совсем необидной. А слово "глупый" имело совсем не то значение, к которому он привык.
       - Глупый, - пробормотал он. - Как хорошо быть глупым!
       - Да и я себя веду как последняя дура, - сказала Труда, и было непонятно, осуждает она себя или восхищается. - А ты ласковый, как теленок... Никогда не думала, что в замке Стуре встречу ласкового парня!
       Под душем они стояли вдвоем.
       Труда рассказывала ему, как называются различные части своего тела, и это он вытерпел.
       Сразу выяснилось, что многое у нее называется так же, как и у него. Это он тоже вытерпел.
       А потом он заметил, как странно вода струится по Трудиному телу - обтекая все выпуклости и скрываясь во впадинах.
       Этого Лейф вытерпеть уже не смог.
       И они немедленно занялись любовью.

    * * *

       Они любили друг друга днем перед обедом и вечером, перед ужином. А в перерывах Лейф рассказывал Труде о викингах, богах и войнах. "Какой ты умный!" - восхищалась она. Потом Труда рассказывала ему о своей жизни. "Какой ты глупый!" - удивлялась она. Потом она задумывалась, мрачнела, и, чтобы убрать грусть с девичьего лица, Лейф принимался ее целовать. И тогда они вновь начинали любить друг друга.
       По-видимому, такого количества любви человеку выдержать невозможно. Во всяком случае, после ужина они, как и вчера, сразу уснули.
       Зато на следующее утро сил было хоть отбавляй.
       И они вновь шептали друг другу слова, от которых громко стучало сердце.
       - Никогда не думала, что так в жизни бывает, - сказала Труда.
       И они вновь любили друг друга.
       А после ужина опять уснули.
       Так продолжалось пять дней. На шестой Лейф проснулся и, не открывая глаз, привычно потянулся к Труде. Было самое время положить ей руку на грудь и вновь заняться любовью. Рука его легла на пустой край постели.
       - Иди сюда, - позвал он шепотом. - Я хочу сделать тебе викинга.
       Эта фраза была паролем. А отзывом было:
       - Не сделаешь, глупый. У меня нет зелени в глазах.
       Лейф уже знал, почему и для чего зеленеют девичьи глаза. Но раз за разом повторял пароль - хотя бы для того, чтобы услышать, как девичьи губы произносят слово "глупый".
       На этот раз он отзыва не дождался.
       Тогда Лейф открыл глаза. И вскочил: труды в Клетке не было. Бросился к душу. Вода не шумела, однако он все-таки заглянул.
       Пусто.
       Дальше было так, будто он все еще занимался любовью. Только непонятно - с кем. Разве лишь с собственным ужасом
       Прыгало сердце, колотило в виски... Лейф метался по клетке, как зверь, сокрушая по пути стол и стулья.
       Наконец в зеркале появился учитель Андерс, мягко сказал:
       - Успокойся, мой мальчик... Что с тобой происходит?
       - Верните мне Труду, - взмолился Лейф. - Пожалуйста! Я люблю ее. Прошу вас, учитель...
       - Стоит ли беспокоиться о проститутке! - Учитель Андерс улыбнулся. - Скоро у тебя будет много девушек.
       - Когда?
       - Очень скоро!
       - Но мне нужна именно она!
       Лицо Андерса приняло обычное жесткое выражение.
       - Я не могу вернуть тебе Труду, мой мальчик. Я не хотел тебе говорить, но раз ты ее любишь, все меняется... - Учитель помолчал, будто собираясь с силами. - В общем, мой мальчик, Труду похитили. И умертвили!
       Под ногами Лейфа словно разверзлась пропасть. И чтобы не упасть в нее, он схватился за спинку стула.
       - Как похитили! - У Лейфа задрожали губы. - Кто?
       - Те самые люди, что убили твоего отца. То есть не те же персонально, однако... Словенские шпионы.

    * * *

       На следующий день всегда запертая дверь снова отворилась, и в Клетке появилась новая гостья. В отличие от Труды она была черноволосой и худощавой и сразу не понравилась Лейфу.
       Какая безобразная, подумал он. Зато теперь я знаю, что такое юбка...
       - Здравствуй, Лейф. Меня зовут Агнетта.
       Лейф молча отвернулся.
       Зашуршала одежда. Горячая девичья рука коснулась шеи Лейфа, пробралась к нему под воротник.
       - Уйди! - сказал он.
       - Почему? - удивилась она. - Неужели я тебе не нравлюсь?
       - Да, не нравишься.
       - А ты посмотри на меня получше! - Она повернула его к себе.
       Лейф хотел ее ударить.
       И не смог.
       Потому что тело ее оказалось очень похожим на Трудино.
       Нет, совершенно не похожим. Она была тоньше и ниже Труды, со впалым животом. И грудь ее в подметки не годилась Трудиной - два крошечных бугорка с торчащими сосками.
       Но бросив на эти бугорки взгляд, Лейф уже не мог оторваться.
       И оказалось, что она - пусть и по-другому, но прекрасна. И опять бил его по голове своим молотом Тор... Опять нарастали неодолимые желания...
       И оказалось, что узкие бархатистые бедра - ничем не хуже полных и гладких.
       И оказалось, что внизу живота и между бедрами - ничего нового. Те же курчавые волосики и та же притягивающая неровность...
       И оказалось, что любовь с Агнеттой - ничуть не хуже любви с Трудой.
       Все было похоже. И закончилось похоже - после ужина они заснули, а утром Агнетты и след простыл.
       Вернуть ее Лейф учителя Андерса не просил.
       Потом появлялись Фрида и Хельга, Брюнхильд и Анни. И еще двое, именами которых Лейф даже не поинтересовался.
       Все они были очень разными, но кончалось с ними очень одинаково.
       Лейф не хотел заниматься с ними любовью, и это нехотение наполняло его душу до краев. И до первого прикосновения... А потом все повторялось. Они вдруг становились красивы и желанны.
       Правда, Тор со своим молотом оставил его в покое. Лейф бросал девушек на постель, раздирал на них платье - у Труды бы он платье никогда не разодрал! - наваливался на них всем телом и быстро получал желанное наслаждение. А потом равнодушно слушал, как они стонут и вскрикивают под ним, как зовут мамочку и шепчут ласковые слова, каких он никогда не встречал в книгах. И думал, что он перестал быть викингом...
       Лишь Анни, девушка со странно мягкой грудью и очень широким тазом - ни у кого из гостий такого не было - лежала под ним, безмолвная и равнодушная, словно деревянная скамья. А когда он отвалился от нее, посетовала, что он испортил хорошее платье. Ну да ничего, на деньги, которые ей заплатят, она купит себе новое, очень красивое. Как у королевы. И пусть эти девки слезами умоются - она отобьет у них всех клиентов. И сумеет наконец досыта накормить Свена. Бедный мой сыночек, прости меня за то, что я так часто оставляю тебя одного...
       Лейф почему-то вдруг почувствовал к ней благодарность. Как будто она научила его чему-то неизвестному, но очень и очень важному...
       На следующий день он попросил учителя Андерса больше гостий к нему не присылать.
       - Ты по-прежнему любишь Труду, мой мальчик? - спросил тот.
       - Нет, - сказал Лейф.
       Он не соврал.
       Любовь его к Труде исчезла. Но ненависть к словенам осталась. Навсегда!..
      
       22. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Во середу утром Свет опять проснулся в абсолютном спокойствии. Как будто вечор ничего и не случилось. Душа снова пребывала в странном умиротворении, и казалось, приди ныне Марена, он встретит ее полностью подготовленным: все дела завершены, все долги отданы, а должников своих самое время простить...
       С Темным сектором он на сей раз связываться не стал, и потому умиротворение продолжало жить и за пределами постели.
       Однако жизнь его оказалась недолгой - пока Свет умывался и приводил себя в порядок. Потом пробудилась привычная за последние дни тревога. А вслед за тревогой явилось ожидание.
       Гостомысл Хакенберг встретил его в фехтовальном поприще.
       Размялись, скрестили клинки, нанесли друг другу несколько десятков уколов. Вернее, нанес Хакенберг, а Свет пропустил. Кольнув Света в очередной раз, тренер опустил оружие:
       - Вы ныне далеко отсель, чародей. Так негоже. Шпага не любит, когда к ней относятся с прохладцей.
       - Да-да, - согласился поглощенный своими мыслями Свет. - Извините, мастер! Я сейчас соберусь. Продолжаем...
       Продолжили.
       Ничего не изменилось.
       Получив еще с десяток уколов, Свет сказал:
       - Извините, мастер! Боюсь, придется на сем тренировку закончить...
       Хакенберг ушел, недовольно качая головой, а раздосадованный Свет отправился мыться. Стоя под душем, он размышлял о предстоящем дне и чувствовал, как нарастают тревога и ожидание. Ему казалось, что ночью он все решил и все понял, а, проснувшись, столь же успешно все позабыл. Как будто против него применили заклятье на амнезию... Он даже не был уверен теперь, в самом ли деле разговаривал с матерью или это был всего лишь один из тех редких снов, после которых не испытываешь ничего, окромя разочарования и горькой обиды на планиду...
       Но никакого заклятья вокруг не ощущалось. Впрочем, похоже, существуют колдовские действия, которых чародей Сморода и выявить-то не сумеет - не то что разобраться в их природе и принципе действия....
       Завтракать он явился - мрачнее тучи.
       В трапезной прислуживала Забава. Своего потрясения нынешним видом хозяина она скрыть не сумела. Да и то сказать - отвыкли домашние от подобного чародеева состояния, избаловались...
       - Что с вами, Светушко?.. - шепнула она, когда рядом никого не оказалось. - Если хотите, я поднимусь к вам в спальню опосля завтрака. Или аж прямо сейчас...
       Глупая курица, по-видимому, возложила вину за настроение своего бывшего любодея на себя!.. Леший их разберет! Ведь только вчера готова была удрать из дома куда глаза глядят, а ныне, эвон, как все повернула!..
       Но разбираться с нею у Света не было ни сил, ни желания. Не о ней сейчас след думать. И даже не о Снежане. Думать сейчас след о Контрольной комиссии и смерти вчерашнего соглядатая, о Кудеснике Остромире и Вышате Медоносе. На худой конец о том, имеет ли он право пойти на сегодняшнее ежеседмичное служение... Вот ведь как дело-то оборотилось! Раньше он размышлял, имеет ли право не пойти, а теперь - имеет ли право пойти!..
       Забава все еще смотрела на него с ожиданием. Из бездонной глубины круглых синих озер всплывала готовность на что угодно. Хоть жизнь отдать...
       - Все в порядке, - сказал Свет. - Вы тут ни при чем. Не волнуйтесь, наша с вами вчерашняя договоренность остается в силе.
       Забава вспыхнула, губы ее дрогнули.
       Обиделась, глупая курица!.. Неужели ждала от меня иного? Да, должно быть, ждала... Интересно, а Снежана обиделась бы?.. Впрочем, тут и сомнений нет - обиделась бы, еще как обиделась!.. Да ну их обоих!..
       Тем не менее он нашел в себе силы улыбнуться служанке, и Забава, изо всех сил пытаясь сохранить на лице недовольную мину, запрыгала вокруг стола, аки горная козочка. Разве что хвостиком от радости не помахивала да не бодалась, играючи...
       Опосля трапезы Свет пошел в кабинет.
       Волшебное зеркало не подавало признаков жизни: похоже, и Кудесник, и опекун министерства безопасности - прах с ними обоими! - напрочь забыли о чародее Смороде.
       Явилась откуда-то мысль связаться со Старой Руссой, но Свет тут же распрощался с нею.
       Интересно, что бы он сказал отцу? Я, мол, ныне ночью разговаривал с вашей упокоившейся женой... И она, мол, просила передать вам привет... Да бывший посадник расценил бы такое сообщение как самое настоящее издевательство. А скорее всего и вовсе бы к зеркалу не подошел... Нет, для отца он с семьдесят первого лета отрезанный ломоть, а теперь, после материных похорон, и вовсе не существует!..
       Ладно, раз уж мы такие, раз уж мы ныне никому не нужны, то займемся самообразованием. Что у нас там на очереди?.. "Императорский Рим в лицах" мы закончили перед отъездом в Ключград. Значит, на очереди "История культуры Древней Греции и Рима" Джованни Пескарони, перевод с италийского Векши Седака, триста пятьдесят одна страница с рисунками и таблицами...
       Однако прочесть он успел лишь введение. А потом в кабинет постучался Петр:
       - Хозяин, к вам гость...
       Ну наконец-то... У Света словно гора с рамен свалилась. Наконец-то я вам стал нужен, братие!
       - Кто?
       - Некий Лутовин Кузнец. Волшебник из Ключграда.
       Так, подумал Свет. Вас, брате, я не ждал. Кстати, теперь мне и самому непонятно, почему не ждал... Но выслушаю с превеликим удовольствием.
       - Просите!
       Через минуту домашний колдун Нарышек сидел в кресле для гостей.
       - Слушаю вас, брате...
       Диковатые блуждающие глаза, но страха в ауре нет. Зато присутствуют совершенно незнакомые коричневатые оттенки.
       - Вас ждут, чародей!
       Так, подумал Свет. Давление другой стороны продолжается...
       - Я не поеду в Ключград, брате. Кто бы меня там ни ждал!
       Коричневатые оттенки усилились.
       - Вам не надо в Ключград, чародей. Вас ждут здесь, в столице.
       - Кто и где?
       - Этого я вам сказать не могу. Но она ждет вас с нетерпением. - На слове "она" прозвучало ударение.
       - А как я ее найду? - Свет, в свое очередь, сделал ударение на слове "ее".
       - Буде вы сейчас пойдете со мной, я вас провожу...
       - А буде я сейчас не пойду?
       - Тогда назначьте время, и к оному времени я снова буду у вас. Особа, которую я представляю, вынуждена быть осторожной. Она не хочет, чтобы кто-либо знал место ее пребывания...
       - Подождите, брате, - оборвал Свет. - Ответьте на один вопрос. Почему вы при нашем разговоре на балу не сообщили мне о том, что в доме все-таки произошло странное? Я имею в виду некую болезнь некоего слуги по имени Олег Лощина.
       Коричневые цвета заполонили ауру Кузнеца чуть ли не полностью.
       - Мне было не велено говорить об этом.
       - Кем не велено?
       - Мне не велено говорить об этом.
       - А я вам велю!
       - Мне не велено говорить об этом. - Глаза ключградского волшебника уже не видели Света. - Мне не велено говорить об этом. Мне не велено говорить об этом...
       Свет вдруг понял, что Лутовин Кузнец находится под действием неизвестного заклятья. И кто знает, может быть, сейчас с волшебником произойдет то же, что вчера случилось с кучером таинственной трибуны!..
       - Подождите, брате! - поспешно сказал Свет. - Передайте ей, что я не могу прийти. Вам не велено говорить, а мне - покидать дом. Если она хочет, пусть приходит сама. Думаю, ей это не составит труда...
       Коричневые цвета стремительно пошли на убыль. Но совсем не исчезли.
       - Хорошо, чародей. Я все передам!
       Свет вызвал Петра и попросил проводить гостя.
       Не прошло и получаса, как все повторилось. На этот раз гостем оказался Сувор Нарышка.
       Свет уже ничему не удивлялся.
       - Я к вам от отца, чародей. Он просит передать, что очень удивлен событиями последних двух дней. Мой отец не привык, когда его слуги без разрешения покидают дом. И если вы не прекратите использование Таланта с незаконными целями, он обещает вам очень большие неприятности. То, что вы член палаты чародеев, не дает вам права использовать в сыске чужих слуг без разрешения хозяев...
       И так далее и тому подобное.
       Развеселившийся Свет с интересом наблюдал за изменениями, происходящими с аурой молодого ключградца. Как и у Лутовина Кузнеца, коричневые цвета налились силой и тут же ослабли, едва Свет сказал:
       - Я все понял, княже. Передайте своему отцу, что я немедленно отдам задание вашим слугам вернуться домой.
       - И моей сестре?
       - Ваша сестра тоже сбежала из дома?
       Лицо Сувора побагровело. А взгляд прояснился.
       - Простите, чародей, но я не потерплю такого тона по отношению к моей сестре. И буде вы немедленно не извинитесь...
       Похоже, тот, в чьей власти сейчас находился князь Сувор, утратил контроль над ним. Впрочем, Свету это ничего не приносило. Окромя новых неприятностей. Не хватало еще для полного счастья оказаться вызванным на великородную дуэль.
       - Я прошу прощения, княже. Я вовсе не хотел оскорбить княжну Снежану. Паче того, должен вам сказать, что и сам бы...
       Договорить Свет не успел: глаза у Сувора Нарышки вновь стали диковатыми, а коричневые цвета в ауре усилились.
       - Что я еще должен передать своему отцу, чародей?
       Свет пожал раменами:
       - Передайте вашему... кх-м, отцу, что давить на меня бесполезно. Если я ему нужен, пусть придет ко мне сам... или сама, и мы расставим точки над "и". - Им вновь овладело веселье. - Скажите, а Порей Ерга, случаем, не был вашим попутчиком по дороге в столицу?
       Князь Сувор помолчал. Словно дожидался решения неведомого кукловода...
       - Принципал-ехал-в-одном-поезде-со-мной! - выпалил он наконец. Будто сорвался с поводка кобель, обнаруживший метки пребывающей в течке суки...
       Свет удовлетворенно ухмыльнулся.
       С точки зрения стратегии такой ответ был глупым. Супротивник не должен знать, что его ждет впереди. Когда ваш следующий шаг становится супротивнику известным заранее, вы теряете стратегическую инициативу. Хоть в бою, хоть в острой беседе...
       Что ж, подумал Свет, по крайней мере я не ошибся: мой оппонент не слишком терт в делах подобного рода.
       - Ступайте, княже! Я жду его...
       Сувор покинул дом, а Свет принялся ждать нового гостя.
       Тот явился через полчаса. Однако новым гостем оказался вовсе не Порей Ерга.
       - Чародей, к вам муж-волшебник Смирный, - доложил Берендей.
       Свет был потрясен настолько, что аж забыл включить Зрение. Бросился к вошедшему в кабинет напарнику:
       - Здравы будьте, брате Буривой! Честно говоря я не ждал вас...
       - И вы будьте здравы, брате чародей! - Смирный выглядел слегка изможденным, но движения его были точными и уверенными. В руках он держал свой колдовской баул.
       - Как вы себя чувствуете? Ваша болезнь оказалась для меня весьма неожиданной... Положите баул на оттоманку и садитесь.
       Буривой сел в кресло, а Свет позвонил, чтобы принесли чаю.
       - Когда я пришел в себя, мне сказали, вы уехали в столицу. - Буривой нервно хрустнул перстами. - Что со мной случилось, брате?
       - Не знаю, брате... Но полагаю, что супротивник с помощью колдовства обрел над вами недюжинную власть.
       Буривой поежился:
       - Да, я оказался прав. Вы вовремя вывели меня из сыска...
       Светово потрясение прошло, и он вдруг понял, что по своей воле Буривой никак не мог явиться к нему. По своей воле, обретя сознание и вернувшись в столицу, Буривой тут же направился бы в министерство. И ни Путята Утренник, ни Вышата Медонос не позволили бы ему вот так, запросто, посетить напарника. Они бы сразу посадили Смирного под домашний арест. Или бы и вовсе задержали в подвале министерства. Во избежание и до выяснения...
       Вошла Ольга, подала чай, повинуясь кивку хозяина, без лишних слов покинула кабинет.
       А Свет спросил:
       - Вы уже были в министерстве, брате?
       Буривой прихлебнул из чашки:
       - Нет, чародей... Я сперва хотел узнать, что со мной такое приключилось, а уж после докладывать о своем возвращении начальству. Вы же понимаете, в каком я оказался положении... Покинув госпиталь, я допрежь всего нанес визит принципалу Ерге. Там сообщили, Ерга только что отбыл в столицу. А где, спрашиваю, чародей Сморода? Тоже, говорят, в Новегороде... Значит, и мне путь-дорога туда...
       - Подождите, Буривой, - перебил его Свет. - Вы сбежали из госпиталя?
       - Конечно, сбежал. - Буривой развел руками. - Кто бы меня оттоле выпустил!.. Вот и пришлось, так сказать, применить Талант не по назначению... - Он внимательно посмотрел на Света. - Слушайте, брате!.. А вы изменились. Я имею в виду вашу ауру. Там появились совершенно незнакомые мне цвета. - Он хлопнул себя по челу. - О боги!.. Вы же! - Он замолк, прикусив верхнюю губу.
       Свет отставил чашку:
       - Бедный, бедный брате Буривой!.. Наш супротивник быстро учится! Вы уже не прете напролом, как предыдущие мои посетители. Вы - справный актер и прекрасно разыгрываете порученную вам роль. Во всяком случае, последний эпизод исполнили превосходно. Вы, якобы, начали подозревать меня, будто я сам попал под контроль к супротивнику. А поелику я под контроль не попадал, то, опровергая ваши подозрения, могу что-нибудь и ляпнуть. Но... - Свет открыто улыбнулся. - Вот сейчас я включу Зрение и обнаружу в вашей ауре коричневые цвета. Те же, что у предыдущих моих гостей. Опосля этого любые ваши фразы не будут иметь никакого значения...
       Буривой вскочил:
       - Как вы смеете, чародей!..
       - Бросьте, сударь! Ваше возмущение бессмысленно. Все-таки я хорошо знаю настоящего Буривоя. Он никогда и ничем не возмущается, он привык все принимать в этой жизни как должное... А вы - просто кукла, сударь. И можете сделать сейчас одно - отправиться к вашему хозяину и передать ему, что вся эта игра бессмысленна. Я уже понял, как нужен ему. А потому давление на меня ничего не даст... Лучший для него выход - встретиться со мной один на один и побеседовать в открытую. Кто знает, возможно, и договоримся!
       А я посмотрю, добавил он про себя, сыграет ли какую-либо роль то, что на этот раз я ни словом не упомянул о "хозяйке"...
       Глаза Буривоя так и не стали диковато-блуждающими. Но возмущаться он перестал.
       А может быть, варяжский альфар способен переселяться в чужие тела? - подумал вдруг Свет. Я, правда, ввек не слышал о подобном, но такое умение было бы очень полезным. И многое бы объяснило в происходящем... Вот он сейчас возьмет да и скажет: "А я уже здесь, чародей! Побеседуем?.." В хорошем же я окажусь положении!
       Однако Буривой ничего не сказал. Он просто поднялся из кресла, взял свой баул и шагнул к двери.
       Свет двинулся следом. Спустились по лестнице. Дождались, пока Петр подаст гостю плащ. Вышли на набережную.
       Карета, отмеченная желтым шейным платком, стояла на месте. В правое окно смотрели на Света внимательные глаза охранителя. Или теперь, после вчерашнего - уже соглядатая?..
       Эти глаза не обратили на Буривоя Смирного ни малейшего внимания. Они его попросту не видели.
       Удивляться, впрочем, нечему. Подобный фокус Смирный был способен выкинуть и без посторонней помощи. Правда, охранители - вроде бы волшебники... Во всяком случае, вчера они были волшебниками.
       Свет включил Зрение.
       Разумеется, Вышата Медонос и ныне приставил к нему владеющих Семаргловой Силой. И тем не менее чародеева гостя они в упор не видят... А с другой стороны, Петр оной силой не владел, однако Буривоя прекрасно видел. Нет, что не говори, а способности альфара постепенно конкретизируются. И исполать богам! На бесптичье, как известно, и кастрюля - соловей...
       Свет кивнул волшебнику-охранителю-соглядатаю и вернулся в дом. Если он не ошибается, то в скором времени следует ждать нового гостя. И если варяжский альфар нуждается в Свете отчаянно, то он придет.

    * * *

       Новый гость пожаловал к обеду.
       Свет уже хотел распорядиться, чтобы накрывали стол, когда Петр доложил:
       - К вам посетитель, чародей.
       - Кто? - встрепенулся Свет.
       Сейчас самое время было бы выйти на сцену княжне Нарышкиной. Кем бы она ни оказалась...
       - Опекун Вышата Медонос.
       - Просите!
       Наверное, Кудесник решил организовать Контрольную Комиссию немедленно. Как в прошлом лете...
       Вышата был не один. Вместе с ним в кабинет вдвинулись еще двое гостей - судя по аурам, волшебников.
       - Вы арестованы, чародей! - Вышата достал из кармана пакет.
       Свет глянул на постановление о задержании.
       Бумага была в полном порядке: под стандартным, соответствующим закону текстом, на месте, предназначенном для визы, красовалась знакомая любому словенскому волшебнику закорючка самого Остромира. И ниже - не менее знакомая витиеватая подпись Великокняжеского прокурора.
       - А вот постановление об обыске.
       На новой бумаге красовались те же имена.
       Ну и ладно, подумал Свет. Хоть какая-то определенность появляется...
       - Сдайте оружие, Серебряное Кольцо и колдовской баул.
       Свет вытащил из ящика стола пистолет. Снял с перста Кольцо, аккуратно положил его в кожаный футляр, футляр спрятал в баул.
       Вышата проверил содержимое баула. Защелкнул замок. Наложил заклятье-печать.
       Оформили протокол об изъятии личного оружия и Колдовских атрибутов.
       - Что мне вменяют в вину?
       - Государственную измену, чародей.
       - Ну, разумеется!.. Ничего другого прокурор бы ввек не подписал. Даже по личной просьбе Великого князя...
       Вышата ныне был спокойно-монументален. Как гранитная глыба для кумира Перуну.
       - Не ерничайте, Сморода! Лучше велите своей прислуге добровольно отвечать на вопросы сыскников.
       Ну что ж, подумал Свет. Вот и станет тайное явным. По крайней мере, в отношении постельных дел чародея Смороды...
       Как ни странно, ему почему-то не было страшно. Конечно, обвинение в государственной измене - вещь серьезная, но откуда они возьмут доказательства? А доказательства в таких делах суду присяжных всегда требуются самые серьезные...
       - И куда меня сейчас?
       - В "Малов приют".
       "Маловым приютом" называли замок, построенный четыре сотни лет назад для Великого князя Мала, одного из немногих Рюриковичей, которых боги отметили печатью сумасшествия. Едва сев на Словенский престол, Мал озаботился собственной безопасностью, переложил государственные печали на брата-погодка и уединился в собственной крепости. Однако и там он не уберегся от всесильной Мокоши - в конце концов непроходящий страх свел-таки его в могилу. А из оставшейся не у дел крепости учинили тюрьму сурового содержания для государственных преступников - подобно Бастилии в Париже или замку Стуре в Стокгольме. Как утверждают летописцы, за три с половиной сотни лет из "Малова приюта" был всего лишь один удачный побег, да и то ненадолго - сыскники-волшебники быстро нашли беглеца... Впрочем, мысли о побеге должны заботить настоящих преступников, невинный же Светозар Сморода "Малов приют" покинет хоть и через центральные ворота, зато без барабанного боя. И с надлежащими извинениями от министерства безопасности...
       - Я должен поставить в известность об аресте своего судебного заступника.
       - Ему уже сообщили. Как положено по закону, вы встретитесь с ним в течение суток с момента задержания, то есть, по-видимому, завтра утром. А покудова вы имеете право не отвечать на вопросы, буде ваши ответы могут быть обращены против вас. - Вышата произнес обязательную процессуальную формулу сквозь зубы, словно она доставляла ему изрядную боль.
       - Ну спасибо! - с сарказмом сказал Свет. - Ключи от сейфа в левом верхнем ящике стола. Надеюсь, вернувшись, я найду все на своих местах. - И вышел из кабинета.
       Двое молчаливых волшебников последовали за ним, держа руки в карманах. С каждым из них по отдельности Свет бы справился, но сразу с двумя - наверное, вряд ли. Вестимо, можно было бы и проверить, но тогда он бы точно стал государственным преступником. Убийцей должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей... Лишение Таланта плюс уральские рудники - пожизненно. А то и лобное место...
       Прислуга стояла в сенях. Возмущенно переговаривались. Забава застыла чуть в сторонке, смотрела на хозяина, широко раскрыв глаза. В синих озерах купался откровенный страх.
       - Я отлучусь ненадолго, - сказал Свет. - Считайте, уехал в очередную командировку. Надеюсь, дом будет в полном порядке. Станут спрашивать - отвечайте. Мне скрывать нечего. - И легонько подмигнул Забаве.
       Страх в ее глазах сменился надеждой.
       - Мы будем ждать вас, хозяин, - сказал Берендей.
       И все наперебой загомонили:
       - Мы будем ждать!
       - Мы не верим в вашу вину!
       - Возвращайтесь!
       В грудь хлынуло странное ощущение, и Свет отвернулся - у него вдруг зачесались глаза. И тут же с ужасом понял, что, кажись, глаза не просто чешутся. Хорош будет чародей - со слезами на физиономии! Ввек такого не было!.. Он даже и не догадывался, что слезы у него могут выступить совсем не от ветра или пыли.
       Пришлось ускорить шаги.
       Тюремная карета стояла возле самых дверей дома. Впрочем, карета оказалась вовсе не тюремной: у нее имелись окна, а у кучера на шее был повязан знакомый желтый платок. Все-таки руководство Колдовской Дружины не решилось афишировать арест такого волшебника, как чародей Сморода. Слухи-то, ясно дело, все равно поползут, но на то они и слухи... А потом либо чародей Сморода окажется на свободе, либо... Нет, никакого другого "либо" не будет! Невинных в Великом княжестве Словенском на рудники не отправляют!
       Впрочем, в карету волшебники сели как положено - по бокам от арестованного.
       Тронулись.
       Света так и подмывало обернуться, посмотреть, не следует ли за ними таинственная трибуна. И он не выдержал - обернулся. Вздохнул: буде кто за ними и последовал, узнать его среди катящихся по набережной экипажей было невозможно.
       Долго ему смотреть в заднее окно не дали - мягко, но настойчиво взяли за руки, развернули лицом по ходу движения.
       Свет снова вздохнул. Надо было привыкать к новой роли - арестованного государственного преступника. Хотя бы на нынешний день...
       Теперь он смотрел в правое окно. Картина была привычной. Фасады, фонари, тротуары... По тротуарам прогуливались молодые мамаши и няньки с разноцветными детскими колясками. Все они вдруг показались Свету ужасно далекими - как будто события последнего получаса перенесли его в совершенно иной, на тысячи верст удаленный от Новагорода мир. В тридевятое царство, в тридесятое государство. Подите туда - не ведаю куда; принесите то - не ведаю что... Вот ему и принесли не ведаю что!
       Свет мотнул головой. Все происходящее было сродни сну. Или роману. Вот и волшебники по бокам сразу напряглись, вперили в сидящего между ними вострые, внимательные, озабоченные безопасностью государства очи. Как герои сочинителя, скрывающегося под шахматным псевдонимом Ферзь Белый...
       Свернули на Гзеньский мост, углубились в разночинные кварталы Кремлевской стороны.
       Кому же это я наступил на мозоль? - подумал Свет. И, знать, большая мозоль оказалась. И, знать, болезненная... Неужели самого Кудесника мозоль? Или это Вышатовы происки? Собрал себе медок со смородинных кустов, а теперь и сами кусты - под корень. К ногтю конкурента, к ногтю!.. Может, он сам и приставил ко мне таинственную трибуну. Вот только не слышал я, чтобы Вышата Медонос владел заклятьями, от которых умирают так, как умер вчерашний соглядатай. Подобных заклятий даже я не знаю. Разве лишь Кудесник. Он-то Контрольной Комиссией не проверяется. Жена Цезаря вне подозрений... Но тогда по теории он давно уже должен был разложиться... Ладно, брате Вышата! Все-таки мы еще поборемся, не на таковского напали, брате. Как там было у римлян?.. Ave, Caesar, morituri te salutant!.. И я буду не я, буде не дам обладателю большой болезненной мозоли последнего боя. Хотя бы в стенах справедливого Великокняжеского суда...
       Волшебники зашевелились. Свет глянул в окошко.
       Над остановившейся каретой возвышалась знакомая всякому туристу серая стена "Малова приюта".
       Кучер произнес несколько неразборчивых слов. Впереди заскрипело: по-видимому, открывались ворота. Карета вновь тронулась, въехала во двор.
       Послышались новые голоса. Правый волшебник открыл дверцу, выбрался наружу.
       - Выходите, чародей!
       Двор представлял собой каменный мешок, камнем же и замощенный. Перед каретой стояли пятеро в черных мундирах тюремной стражи. У четверых на поясе висели кобуры, у пятого - шпага в ножнах.
       - Примите задержанного! Вот постановление.
       Стражник со шпагой - судя по ауре колдун - взял у одного из сопровождающих бумаги, внимательно ознакомился с волшебными печатями, равнодушно глянул на Света.
       - Куда его?
       - В темницу.
       - Но в постановлении не сказано...
       - В темницу! Личный приказ Кудесника.

    * * *

       Узнав о бегстве столичного чародея с поля битвы, Порей Ерга индо обрадовался. Появилась наконец справная возможность жахнуть по волшебникам из крупного калибра... Струсил чародеюшка, испугался варяжского альфара!
       Однако поразмыслив немного, принципал понял, что все тут гораздо сложнее. В самом деле, Сморода вел себя при их последней встрече весьма странно. Поначалу-то Ерга принял все за чистую монету и лишь обрадовался, что столичному колдуну пришлось убедиться в собственном бессилии. Не на таковского напали, голубчик!.. Порей Ерга плевать хотел на колдунов. Его уже пытались одолеть - был такой случай осенью прошлого лета... И завершилось все благодарностью от самого Кудесника!
       А началось с подозрения в предательстве. Клюй Колотка доложил принципалу, будто есть все основания считать, что один из волшебников-рубежников работает на супротивника. Провели тщательный тайный сыск и убедились в справедливости подозрений. Клюй Колотка принялся разрабатывать операцию по использованию раскрытого агента. Дезинформацию, к примеру, можно через него варягам поставлять, ну и прочие возможности имелись. Вот токмо прокололся где-то Колотка - агент понял, что его раскрыли и попытался дать деру. Не удалось - обложили голубчика, аки медведя в берлоге. Колотка уже хотел вызвать из столицы волшебников посильнее, чтобы взять обреченного агента, но Порей Ерга отдал приказ столичных волшебников не беспокоить. И взял агента сам!
       Как был потрясен переметнувшийся к варягам колдунишка! У него аж губы затряслись, когда он обнаружил, что все его хваленое волшебство не оказывает на принципала никакого влияния.
       Опосля того случая Порея и вызвал к себе Кудесник.
       Ничего особенного во время их встречи не произошло: глава Колдовской Дружины задавал вопросы, Порей отвечал... Об отце с матерью, о службе, о жизни... Ему, правда, показалось, что у Кудесника не простой интерес. Кто их разберет, этих волшебников, чем они заняты, делая вид, будто внимательно вас слушают!..
       - Что ж, спасибо, принципал, - сказал перед расставанием Кудесник. - Продолжайте нести службу. Ваши возможности очень пригодятся в охране рубежей. Но... - Кудесник поднял перст. - Об оных возможностях, разумеется, никто не должен ведать. Токмо вы, я да муж-волшебник Колотка. Иначе вас попросту убьют. А Клюя Колотку я предупрежу...
       На том они и расстались.
       И вот теперь, раздумывая о странном поведении чародея Смороды, Порей вдруг понял, что дело пахнет керосином. Не чародей это был у него, елочки-сосеночки, а варяжский альфар под видом чародея. И в столицу он поехал не просто так...
       Хорошо придумали, подлецы! Убив Клюя Колотку, выманить из столицы кого-либо из волшебников, приближенных к властям, потом подменить его. И пожалуйста, агент внедрен в самое сердце Колдовской Дружины и министерства безопасности. А там - кто знает?! Можно и Великого князя убить... А еще лучше подменить его. С этих варягов станется! На поле битвы они с нами ничего сделать не сумели, так в тайных делах расстараются!..
       Он, правда, ввек не слышал, чтобы такое уже случалось. Но ведь Колдовская Дружина посторонних в свои секреты не пускает, а то, что пришло в голову обыкновенному принципалу, вполне могло осенить и варяжские спецслужбы. И уж буде словенские колдуны не способны справиться с дюжинным принципалом, то с варяжским альфаром они и тем паче не справятся. Не зря же все они так перепугались, опосля этого убийства! Семарглово охвостье!..
       А посему Кудесника следует немедленно предупредить. И лучше всего, явившись к нему лично - такие секреты бумаге и курьеру доверять негоже.
       Ерга вызвал к себе князя Сувора Нарышку, сообщил, что срочно отбывает в столицу, велел ни во что не вмешиваться - командиры линейных отрядов, княже, сами справятся со всеми возникающими проблемами (во всяком случае, за тот день, что я буду отсутствовать) - и отправился на вокзал.

    * * *

       Кудесник принял Порея, едва тот заявился в резиденцию.
       Выглядел Остромир не очень хорошо, но оно и понятно - возраст есть возраст. Лета ведь никаким волшебством не уменьшить - будь вы хоть принципал, хоть Кудесник, хоть сам Великий князь!..
       - Слушаю вас, сударь Ерга...
       Порей обстоятельнейшим образом доложил о развитии событий в ключградском деле и о собственных подозрениях по отношению к чародею Смороде.
       Когда он завершил доклад, Кудесник надолго задумался. По-видимому, не ожидал такого поворота... Тоже, наверное, тот еще волшебник! Охвостье Семарглово!.. Впрочем, вряд ли я прав... Должен же быть в княжестве хоть один приличный колдун! Иначе это была бы не страна, а мыльный пузырь...
       - Вы министру доложили? - спросил наконец Остромир.
       - Еще не успел...
       - И не докладывайте. В отличие от вас Утренник с чародеем Смородой не справится. - Кудесник глотнул из стоящей на столе чашки какой-то бурды и продолжал: - В общем-то, сударь принципал, ваши подозрения основаны на домыслах, но тем не менее я намерен отнестись к ним самым серьезным образом. В таких делах лучше перегнуть палку, чем не догнуть... Я велю немедля арестовать чародея. Пусть посидит в "Маловом приюте". А мы покудова проверим... Кстати, вы мне понадобитесь на пару дней. Ваши возможности могут оказаться весьма кстати...
       - Я должен известить министра...
       - Я сам извещу его. Скажу, срочно вызвал вас с докладом по ключградскому делу... Надеюсь, вы не оставили принципат обезглавленным?
       - За меня там князь Сувор Нарышка. Молодой, но многообещающий работник. Простите, Кудесник... - Порей от волнения привстал. - Не могли бы вы разрешить мне арест чародея Смороды?
       Задержать чародея - это вам не колдуна-рубежника схватить, подумал он. Это поступок, вполне достойный сына Любима Ерги. Отец бы одобрил...
       Кудесник пожевал губами:
       - Скажите, оружие при вас?
       - Разумеется!
       - Тогда вот что, сударь принципал... Смороду арестуют и без вашего участия. Вы же мне нужны совсем для других целей. - Остромир тоже встал, прошелся, приволакивая левую ногу, вдоль стены. - Я бы вообще не хотел, чтобы кому-либо стало известно, где именно вы находитесь. Думаю, вам следует поселиться здесь, в резиденции. У нас есть подходящие помещения. - Кудесник вновь сел, потянулся к звонку. - Я немедленно предупрежу секретаря, дабы вам подготовили комнату и доставляли пищу...
       Не арестовывают ли меня самого? - с тревогой подумал Порей. Елочки-сосеночки, за что?.. Да нет, вестимо! Слишком уж я стал подозрительным. Должно быть, принципал Ерга здорово нужен Кудеснику - и в делах не слишком благовидных... Ладно, поможем Остромиру. Авось, не забудет...
       - Что мне надлежит сделать, Кудесник?
       - В свое время я вам сообщу. А пока вам надлежит просто ждать.
       И Кудесник снова встал, теперь уже давая понять, что аудиенция закончена.

    * * *

       Непрошеные гости, надо сказать, вели себя вежливо. Серьезный обыск чинили токмо в кабинете и спальне хозяина. Поставец в трапезной осмотрели, как показалось Забаве, крайне поверхностно - несколько десятков ящиков при тщательном осмотре потребовали бы гораздо больше времени. По комнатам же прислуги сыскники и вовсе не лазали.
       Опосля обыска из кабинета чародея вынесли его баул - Забава сама видела.
       А потом в кабинет начали приглашать прислугу.
       Первым зашел Берендей. Пробыл он там недолго, вышел, достаточно удивленный. Но ничего не сказал. Токмо потребовал, чтобы за всеми этими делами служанки не забывали о делах других - домашних.
       Остальные, выходя из кабинета, тоже молчали. Лишь Ольга успела шепнуть: "Спрашивают всякую чушь..."
       Забаву вызвали последней.
       Главный сыскник сидел за Светушкиным столом, нагло так сидел, проходимец, по-хозяйски. Будто дом отныне принадлежал ему и токмо ему.
       Забаве такой гонор не понравился, и она решила, что ничего этот тип от нее не добьется.
       Тип, однако, оказался любезным, пригласил сесть. А потом спросил равнодушно:
       - Вас величают Забава?
       - Да. Забава Соснина.
       - А меня Вышата Медонос... Давно ли работаете в этом доме, сударыня?
       - Больше двух лет.
       - Ну и как, нравится вам работа?
       - Кабы не нравилась, так давно бы ушла. - Она вспомнила вчерашний разговор со Светушкой, помрачнела. - Моя работа вас не касается. Спрашивайте по делу.
       Сыскник смотрел на нее во все глаза. Словно голодный пес на кость... Глаза у него даже стали какими-то выпуклыми. Никогда подобных не видела...
       - Хорошо, спросим по делу... - Кость, похоже, была свеженькой и пахла просто одуряюще. У пса только что слюна из пасти не текла. - Скажите мне, Забава... Не появлялось ли у чародея в последнее время странных гостей?
       Забава фыркнула:
       - Гости к чародею, когда он не в командировке, каждый день приходят. А какие они из себя видом, я не приглядываюсь. Мне не за это деньги платят!.. Знамо дело, всякие ходят - и волшебники, и дюжинные.
       - А вчера и ныне какие приходили?
       Забава пожала раменами:
       - Откель я знаю? Это след у Петра спросить. Или у дяди... у эконома. Мне они не представлялись... На вид я волшебника от дюжинного не отличу, не колдунья. А Серебряное Кольцо с перста можно и снять... Вот у вас, к примеру, Кольца нет. Так откель мне знать - волшебник вы или простой человек?
       Сыскник по-прежнему смотрел на нее во все глаза. Но вот слушал не очень внимательно. Так, по крайней мере, показалось Забаве.
       - Так что за гости были? Мужчины, вы говорите? Сколь? Двое? Трое?
       Он явно хотел ее запутать. Наверное, новичок в своих делах, коли столь неуклюж...
       - Вы меня, сударь, не путайте! Я нынешних гостей вообще не видела. Целый день на кухне. Да еще комнаты надо прибирать... Чародей часто вещи раскидывает. Государственные заботы, я понимаю... Но убирать-то приходится мне!
       - А вчера какие были?
       - Вчера?.. Молодой парень и девица. По-моему, из Ключграда.
       Сыскник покрутил головой, словно воротничок мундира жал ему выю. Или ошейник мешал разобраться с костью.
       - А вы любите своего хозяина...
       Забава вздрогнула. Странно он так сказал... Ужель по ней все видно? Или сыскник - волшебник?..
       - Так за что же его не любить-то, сударь! Хозяин - каких поискать. Справедливый и не жадный. Платит хорошо, и работы поменьше, чем в больших семьях, с детьми... А то, что злой за ужином, так ведь волшебники, бают, к вечеру все такие. Мы же понимаем, и вообще... - Что "вообще" она и сама не ведала. - Его все любят. И дядя Берендей, и тетя Стася, и Ольга, и кучер наш...
       - Как величают ваших домашних, я знаю, - перебил сыскник. - Простите, вы бы не согласились проехать со мной?
       - Куда это?.. Если арестовать меня решили, то попрошу соответствующую бумагу. И нашего судебного заступника вызовите, я без него и слова не скажу.
       Сыскник поморщился:
       - Я вас не арестовываю, сударыня Забава. Просто с вами хочет поговорить один человек. Вы поймите, я вовсе не копаю под вашего хозяина... Я и сам не верю в то, в чем его обвиняют. Мы с ним прекрасно работаем на протяжении года, и я не менее вас заинтересован в его освобождении. Такими работниками не разбрасываются!
       Вот теперь он Забаве нравился. Понимал, понимал, человек, всю Светушкину цену!.. Что ж, тогда и она - с дорогой душой...
       - Впрочем, - продолжал сыскник, - буде вы не хотите помочь своему хозяину...
       - Я согласна, - поспешно сказала Забава. - Если это ненадолго... И след сказать эконому.
       - Я его предупрежу, сударыня.
       - Тогда я пойду переоденусь.
       - Да-да, ступайте!
       Выходя из кабинета, Забава оглянулась.
       Сыскник смотрел ей вслед, и лицо его прямо-таки переполнялось удовлетворением.

    * * *

       Здание, возле которого остановилась карета, было Забаве незнакомым. Ясно лишь, что не частный дом - возле дверей застыли стражники.
       Молчавший всю дорогу сыскник помог Забаве выбраться из кареты, сделал приглашающий жест.
       Стражники пропустили их без звука - наверное, очень хорошо знали Забавиного провожатого. И девице почему-то стало тревожно.
       Не подвела ли я Светушку, согласившись приехать сюда? - подумала она. Но теперь поворачивать поздно... Так что будьте осторожны, голубушка! Следите за своим языком!
       Стражники стояли и внутри здания.
       Забаву провели по каким-то коридорам и лестницам, завели в комнату.
       - Садитесь, сударыня! Я на какое-то время вас покину. - Сыскник ушел.
       Комната была почти пустой - лишь темно-зеленые шторы на окне, стол, покрытый такого же цвета сукном, да два стула. На один села Забава, повесив на спинку ридикюль, второй стоял за столом и, по-видимому, предназначался для хозяина. Ни шкафов, ни сейфа, ни оттоманки, ни бумаг на столе - совсем не похоже на Светушкин кабинет. Зато уборщице легче - протерла пол лентяйкой, смахнула пыль со стола да подоконника и гуляйте смело...
       - Здравы будьте, сударыня!
       Забава оглянулась.
       Хозяин кабинета оказался совершенно глубоким стариком. Только что песок не сыплется... Но в очах - жизнь и неукротимая энергия. Такие очи и у парней-то не всегда бывают. Наверное, лет тридцать назад не одна мечтала попасть к нему в постель. Но - волшебник, на деснице Серебряное Кольцо. И одет в голубое. Как у Светушки по парадным дням. Правда, с какими-то белыми кружевами, ввек не видела таких. Должноть, начальство...
       - Будьте и вы здравы, сударь!
       Да, настоящий старец. Идет - чуть не падает. Не идет, а бредет!..
       Волшебник, покряхтывая, добрался до стола, сел напротив Забавы, глянул на нее.
       Взгляд у него был такой, что Забаву оторопь взяла. Да, это - волшебник. Всем волшебникам волшебник!.. И, значит, не причинит вреда простому человеку.
       - Красные служанки у чародея Смороды!
       Забава чуть со стула не упала.
       - Сударь!.. Вы, колдун, разбираетесь в женской красоте?..
       Он по-прежнему смотрел на нее, и теперь в его глазах жило то, от чего Забаву присно в краску вгоняло. Даже Светушка на нее ввек так не смотрел. Нешто лишь Петр - изредка - да соседские слуги-подростки - всегда!.. Ну и многие встречные-поперечные, вестимо...
       По мужчине всегда видно, когда он вас желает. Даже буде он на вас не смотрит. А уж коли смотрит... Этот старик ее хотел. Да еще как хотел! Если бы она сейчас не сидела, то села бы - ноги затряслись... Вот токмо хотелка у него давно мхом покрылась и грибами поросла... О Додола-заступница, я думаю о нем, как о простом, а он ведь волшебник!.. Но, видать, и, опричь Светушки, среди волшебников встречаются мужчины.
       - В моем возрасте разбираться в женской красоте не опасно, - сказал между тем хозяин кабинета. - Вот раньше бы мне рядом с вами стало страшно.
       Забаве показалось, что он сдерживает себя, дабы не улыбнуться. Ну, ей-то в этом деле сдерживать себя не след!..
       - Спасибо, сударь! Вы умеете сказать девице приятное...
       - А ваш хозяин умеет?
       Забава перестала улыбаться - почва под ногами становилась скользкой, и требовалось не упасть.
       - Мой хозяин - чародей. Я его с девицами ввек не видела... - Забава спохватилась. - Хотя нет, жила у нас одна, прошлым меженем. Не ведаю уж, с какой целью. - Она прыснула. - Хозяин пытался ей говорить комплименты... Меня бы от эдаких комплиментов скрючило! Для него - что красна девица, что гнилое бревно во дворе. Так посмотрит - изнутри все наружу попросится... Одно слово - ча-ро-дей!
       Ей показалось, будто хозяин кабинета прислушивается к самому звучанию ее голоса. Ну, пусть послушает, мышиный жеребчик! Абы раздеться не попросил. Знает она этих великородных, сталкивалась! Не могли бы вы, Забава, мне пирожок принести? С семгой, если можно... А сам норовит задницу ущипнуть... Впрочем, о чем это я? С волшебником ведь говорю... И не прислушивается он, а проверяет меня. Как иногда Светушка. Светушка-медведушка...
       - Я вот для чего хотел встретиться с вами, сударыня... Мы намерены предложить вам работу. Станете рассказывать нам, с кем ваш хозяин встречается, о чем говорят. А мы вам платить будем.
       Забава перестала улыбаться, поджала губы. Ишь куда хватил, старый козел!
       - И много будете платить?
       - Не обидим. - Старец подмигнул. - Будете получать столько же, сколько вам хозяин платит.
       - Так ведь он же в тюрьме. Мне что, в тюрьме за ним следить?
       Волшебник пожал костлявыми раменами:
       - Все меняется, сударыня. Ныне вы в тюрьме - завтра на свободе. И наоборот...
       Похоже, это была угроза.
       Ах вот вы как, рассердилась Забава.
       - Я не буду шпионить за своим хозяином! И немедленно ухожу домой!
       - А буде мы удвоим цену?
       - Я не стану шпионить за чародеем! - Забава вскочила. - Мне не о чем с вами разговаривать!
       Мышиный жеребчик поднял руки:
       - Ну ладно, ладно... Не хотите - не надо. Настаивать не буду. - Он открыл ящик стола, черкнул в какой-то бумажке. - Вы свободны. Вот пропуск, покажете стражникам на выходе. И позабудьте о моем предложении, это я вам советую от чистого сердца.
       Назад ее никто не провожал. Пришлось руководствоваться пожарными табличками "К ВЫХОДУ". Заступивший дорогу стражник равнодушно глянул в пропуск, посторонился.
       Вестимо, карета ее теперь не ждала. Пришлось нанимать трибуну. Кучер, разбитной парень лет двадцати, заломил перво-наперво двугривенный, но сторговались на полутора. Парень был весел, всю дорогу насвистывал "Возле старого амбара, возле сада-огорода..."
       А Забава дрожала.
       Ей казалось, волшебник встречался с нею вовсе не ради предложения стать соглядатайкой, что разговор был совсем-совсем о другом. И будто она, не вымолвив ни единого словечка, рассказала старцу обо всем, что его интересовало.

    * * *

       Его провели по освещенным газовыми светильнями коридорам. Через каждые десять-пятнадцать саженей коридоры перегораживались литыми решетками. Прутья на решетках были толщиной не меньше чем в полвершка. Кругом висели замки, вызывающие своими размерами не только уважение, но и мысли о несбыточности побега.
       Надзиратель, сумрачный бородач, в раменах косая сажень - по ауре тоже волшебник - открывал замки не менее внушительным ключом и, едва процессия миновала решетку, тут же запирал.
       Заклинаний на замках Свет не ощущал, но они здесь и не требовались. Нет в подлунной колдуна, способного силой своего Таланта одолеть такие решетки и такие замки. Разве лишь варяжский альфар, убивший Клюя Колотку. Да и он, наверное, спасует. Буде не заставит потрудиться на свое благо бородача-надзирателя!.. Словом, неудивительно, что отсюда удалось уйти всего одному человеку. Впрочем, вряд ли беглеца вывела из этих застенков Семарглова Сила. Скорее всего, он воспользовался прозаической помощью со стороны. К примеру, подкупом...
       Проскрежетал засов, скрипнула дверь.
       - Входите, задержанный!
       Свет подчинился, шагнул во мрак, замер.
       Снова скрипнула дверь, проскрежетал засов. Донеслись быстро стихающие шаги. Потом чуть слышно звякнула решетка, и на Света обрушились мрак и безмолвие. Аж уши заложило!..
       Да, это была настоящая темница.
       Свет опустился на пол, привалился спиной к холодной двери.
       Наконец глаза привыкли, и темнота слегка разредилась, превратилась в сумрак. По-прежнему сидя на полу, Свет разглядывал свое новое обиталище.
       В дальнем углу невысокий топчан, в другом углу крохотный стол с табуреткой, на стене потушенный газовый рожок. Значит, иногда темница все-таки становится светлицей... Ага, под самым потолком небольшое отверстие. Оно и превращает мрак в сумерки. Ближе к двери правая стена переламывается, явно огибает какое-то дополнительное помещение.
       Свет встал, обошел выступ, наткнулся еще на одну - уже дощатую - дверь, открыл. Здесь царила настоящая ночь, безлунная и беззвездная. Пришлось разбираться вслепую.
       Ага, это, судя по всему, умывальник. Значит, должен быть и горшок. Пощупал ногой: вот он. Обнаружил над умывальником кран, повернул. Вода есть - правда, только холодная. Тут же откликнулся заполненный переживаниями последнего часа мочевой пузырь, настоятельно попросился наружу. Оказалось, что его просьбу можно прекрасно удовлетворить и в темноте.
       Что ж, до суда здесь жить можно. А дальше - уж не обессудьте! Невиновных словен в острогах не держат, не Орда...
       Вернулся в темницу, обнаружил возле двери вешалку. Повесил шляпу. Шагнул к топчану. Тюфяк; подушка; грубое, но, судя по всему, достаточно теплое одеяло.
       Сойдет, подумал Свет, мне здесь не зимовать!..
       Скинул ногавицы, снял и положил на табуретку камзол. Потом лег на топчан, заложил руки за голову и принялся думать.

    * * *

       Время в застенках течет странным образом - не то минута прошла, не то час.
       Зато размышляется справно.
       И чем больше Свет раздумывал над случившимся, тем больше убеждался: его арест не мог быть ошибкой.
       По ошибке чародеев не задерживают. И причина задержания - вовсе не смерть вчерашнего соглядатая. Там все ясно, убийства Свет не совершал. А значит его просто должны были посадить дома. До Контрольной комиссии... Так, по крайней мере, поступили бы с любым другим чародеем. Так, к примеру, поступили и с ним - прошлым меженем. И раз ныне все случилось иначе, значит чародей Сморода перестал походить на любых других чародеев...
       Свет пошевелил затекшей рукой, потом сел и привалился спиной к стенке. Задумался над последней своей мыслью.
       Ну а чем же чародей Сморода перестал походить на других? Тем, что спит с собственной служанкой?.. Несомненно, но кто мог об этом узнать? И откуда?..
       Спину холодило так, что пришлось снова лечь и укрыться одеялом.
       Способна ли Забава похвастать, что совратила с пути истинного своего хозяина?.. Честно говоря, вряд ли. Ведь главная ее забота - насколько он понял - зачать и родить от волшебника. А спать с ним - еще не значит заполучить в свой кладезь его семя. Тут-то Свет ничем ей помочь не способен - такое заклятье ему не известно. А если исходить из волшебных наук, то оного заклятья и существовать не должно!.. Словом, хвастаться Забаве пока что нечем. А опосля вчерашней своей странной просьбы девица и вовсе должна молчать в тряпочку. Правда, она могла проговориться раньше... Нет, не могла! И почему тогда его не арестовали прошедшей зимой? Уж к тому-то времени Забава бы всем раззвонила...
       Кто еще из домашних мог знать о ночных занятиях хозяина? Да ни один человек! Отвращающее заклятье накладывалось всегда и вовремя, так что подслушать или подсмотреть никому бы не удалось. А разговоры, скажем, Ольги о том, что Забава часто бегает наверх по ночам никто бы всерьез не воспринял... Ну бегает, и что с того? Может, чародей служанку лечит. Или заставляет писать под диктовку. Или выслушивает ее сплетни о домашних... Не спит же он с нею, что вы в самом деле!.. Да и не станет Ольга выносить мусор из родной избы. Где она еще столько заработает? Разве лишь на ткацкой фабрике?.. Но там восемь часов на ногах без передыху, да еще выучиться надо, да в столице ни одной ткацкой фабрики нет, тут вам не Ярославль... Впрочем, вряд ли там платят столько. Чародей Сморода - не глупец, знал, чем привязать к себе домашних. Так что даже Ольга - это несерьезно!.. Про Берендея же и Станиславу - и вовсе говорить нечего! А остальные - приходящие, перед полуночью давно у себя дома сидят...
       Ладушки-оладушки, вернемся к главному вопросу...
       Чем еще чародей Сморода перестал походить на других? Тем, что перси юной княжны вызывают в нем странное, необъяснимое для него самого томление?.. Без сомнения необычная реакция, но кто мог узнать об этом? Разве лишь сама княжна - говорят, девицы такое чувствуют... Но чувствовать - не значит знать! Да и зачем Снежане упрятывать его в острог. Разве лишь за тем, чтобы он не мешал ей, если она - и есть вражеский лазутчик... Стоп, брате, от этой версии мы с вами, помнится, отказались... Или все еще не отказались?..
       Свет встал, прошелся по камере, попил воды из-под крана - вода оказалась противной на вкус и чем-то пахла. Снова лег.
       Ладно, зайдем с другой стороны... Не мог ли Кудесник почувствовать, что чародей Сморода утаивает от него часть правды? Мог, вестимо! Истинные возможности Кудесника известны лишь самому Кудеснику... Но и в этом случае опять же разбиралась бы со Светом Контрольная комиссия. А с Ночным колдовством его проступок не связан... Впрочем, тут я даже не знаю, какова процедура. Ведь Кудеснику не лгут. По определению!..
       Стоп, а не может ли арест быть неким испытанием? Посмотреть, скажем, как поведет себя чародей Сморода в столь необычной и неожиданной ситуации... Ну и как он может себя в оной ситуации повести? Выбор-то невелик! Лежать либо ходить по камере из угла в угол... Бегать в нужник каждые десять минут... Орать, чтобы его немедленно выпустили, и требовать судебного заступника... Дичь какая-то!
       Ясно одно - Вышате Медоносу в настоящее время арест чародея Смороды невыгоден. Иначе с какой бы стати опекун стал предупреждать оного чародея, что за тем следят люди Кудесника? Вышате проще всего не вмешиваться и посмотреть, чем все закончится... Впрочем, люди Остромира могли следить за мной и в том невозможном случае, буде Кудесник решил предложить мне свой пост... Но в этом-то случае и беспокоиться не о чем! Зато появляется повод для великих беспокойств у Медоноса. Но у Вышаты нет никаких законных оснований добиваться ареста чародея Смороды...
       Леший меня возьми, да тут опять заколдованный круг какой-то!
       Ну а что могут мне вменить, исходя из предварительного обвинения? В чем может заключаться измена чародея Смороды Великому княжеству Словенскому?.. Не нашел вражеского лазутчика? Так дело еще не завершено, судари мои! И как раз выходило на заключительный этап. Не зря же незваные гости побежали ко мне косяком!.. Пришел бы и главный, долгожданный гость, да только вы помешали. Так что вас самих можно обвинить в государственной измене!.. Нет, выдвинутое против меня обвинение лишь повод для изоляции, а за самой изоляцией стоит совсем другое...
       Но что, Велес меня возьми?!
       Ну разговаривал я ночью с умершей матерью!.. Необычное занятие, согласен... Однако об этом узнать и вовсе никто не мог? И уверен ли я, что разговор происходил на самом деле, что это был не сон?.. Да ни в чем я не уверен!
       За пределами камеры послышался шум. Скрежетали засовы, звенели решетки. И приближались шаги.
       Свет включил Зрение.
       Так, идут. Двое. Первый - волшебник, защищенный магическим барьером. Уже успели поставить, надо же! Меня, что ли, опасаются?.. Наверное, тюремный стражник. А кто второй?.. О Сварожичи, у второго ауры нет. Совсем! Неужели он?..
       Скрипнула открываемая дверь.
       - Не прощупывайте меня, чародей! Бесполезно!
       О боги! Сам Кудесник пожаловал!..
       Свет выключил Зрение, поднялся с постели:
       - Простите, Кудесник, что не встречаю по этикету!
       Остромир издал какой-то звук, похожий на негромкое овечье блеяние.
       Засмеялся, что ли?.. Не может быть!.. А почему, собственно, не может? Кто вам сказал, брате, что в Колдовской Дружине вы один способны улыбаться?!
       - Зажгите-ка нам, сударь надзиратель, светильню.
       - Одну минутку, Кудесник. След включить газ.
       Волшебник вышел, но почти сразу вернулся. Открыл кран, чиркнул спичкой.
       Полумрак тут же умер, а ослепленный Свет зажмурился.
       - Вы покудова свободны, сударь. Мы с чародеем немного побеседуем.
       - Но, Кудесник... Я не могу оставить вас здесь одного. А вдруг чародей...
       - Не беспокойтесь, сударь! Чародей на меня не нападет. Ведь так, Сморода?
       Вопрос не требовал ответа, и потому Свет промолчал.
       - Идите, идите, сударь... Можете запереть нас. Побуду-ка я полчасика в роли арестованного. - Остромир опять заблеял.
       Свет приоткрыл глаза, вытер слезы.
       - Плохо встречаете собственное начальство, брате...
       Кудесник, покряхтывая, переложил Светов камзол на топчан, уверенно оседлал табуретку.
       Глаза наконец привыкли.
       - У себя на Торговой набережной я бы встретил вас с почетом, Кудесник...
       - Сидите, сидите... Ведь вы в тюрьме!
       Оказывается, он и шутить умеет, удивленно подумал Свет.
       Кудесник смотрел на него пристально и с интересом, но как-то... отстраненно, что ли? Как будто знакомился с неким любопытным природным явлением...
       - Вы уж, наверное, тут сто дум передумали... Не так ли?
       - Передумал, - согласился Свет. - И не сто, а всю тысячу!
       - Ну и до чего додумались?
       - Решил, что меня арестовали не по ошибке.
       - Верно...
       - Но какие у вас основания обвинять меня в государственной измене?
       Кудесник открыто улыбнулся, и Свет уже не удивился его улыбке.
       - Обвиняю вас не я, чародей. Обвиняет вас ключградский принципал.
       - Порей Ерга?!
       - Он самый. И знаете, каковы его умозаключения?.. Он считает, что вы вовсе не чародей Сморода. Он считает, что вашим телом завладел варяжский альфар.
       - Но это же невозможно! - Потрясенный Свет вскочил.
       - Почему невозможно? - возразил Остромир. - Если принять эту версию, сразу становится понятно, по какой причине вражеский лазутчик посейчас не найден...
       - Но я же вам все объяснил...
       Кудесник хлопнул ладонью по столу:
       - Объяснили, говорите?.. Объяснили да не все.
       - Что вы имеете в виду?
       - А вот говорят, будто к одному чародею стала заходить по ночам в кабинет служанка... Такое вы способны объяснить?
       Проболталась-таки, подумал Свет. Впрочем, она ведь обязана отвечать на вопросы сыскников. Я сам велел, а моего подмигивания она не поняла... Ладно, будем выкручиваться полуправдой.
       - Да, верно говорят... Я готовлю ее себе в секретарши, она пишет под диктовку, разбирается в моих делах.
       - Извините, сударь, но никому из волшебников и в голову не придет брать к себе в секретарши девицу. Проще сразу сдаться супротивнику... Вы лжете, брате. Не забывайте, кто перед вами! Причем вы лжете мне уже давно, с тех самых пор, как из-под вашего носа удрала неизвестная паломница, труп которой нашли рядом с трупом щупача Бондаря. Так почему я должен верить вам, а не Порею Ерге?
       Похоже, это была катастрофа... Свет оглянулся по сторонам, словно надеялся найти правдивое объяснение на каменных стенах.
       - Ну хорошо, - сказал он. - Все очень просто. Я открыл заклинание, делающее корень волшебника пригодным для занятий любовью, и опробовал его на практике. Девице нравится, а для меня это справная разрядка. Вполне заменяет фехтовальные упражнения. Что в этом плохого?
       - А почему вы не поделились открытием с братией? Оформили бы лицензию...
       Свет пожал раменами:
       - Мне и в голову не приходило, что кому-то может понравиться подобная замена фехтованию. А потому оная лицензия ничего бы не стоила.
       - Вот-вот! - Кудесник поднял тонкий крючковатый палец. - Никому из членов Колдовской Дружины подобная замена не понравится. Опричь чародея Смороды. Но не это главное... Главное в том, что никому из членов Колдовской Дружины и в голову бы не пришло работать над подобным заклятьем!
       А я над ним и не работал, чуть было не ляпнул Свет. Но сдержался. Слишком многое пришлось бы объяснять после такого ответа! И еще больше спрашивать! Ибо молчание будет хуже лжи..
       - Главное, - продолжал Кудесник, - причина, в силу которой именно вам пришло в голову разработать подобное заклятье...
       - Не знаю, Кудесник.
       - Зато я знаю! И эта причина мне очень не нравится. И обвинение, выдвинутое против вас Пореем Ергой, недалеко от истины. Вы - действительно угрожаете безопасности Великого княжества Словенского!
       - Но в чем моя вина?
       - На этот вопрос я не отвечу, чародей. Вернее, бывший чародей...
       Аж вот так, подумал Свет. Ну ладно, перейдем тогда из обороны в нападение...
       - Интересно, каким образом вы сможете доказать справедливость обвинения на суде?
       Кудесник ухмыльнулся:
       - Сударь, это не составит большого труда. Я заставлю вашу служанку признаться в том, что она варяжская лазутчица. И что завербовали ее вы... Найдутся и другие свидетели.
       - Но ведь это магическое насилие! - воскликнул Свет. - Вы же займетесь Ночным колдовством!
       - Ничего, Семаргл простит мне сие маленькое прегрешение. Абы не случилось гораздо большее лихо!..
       Мысли понеслись в голове чародея вскачь.
       Это что же получается?.. Выходит, Кудесник не боится изменения своей личности? А вот оставить меня на свободе он явно боится! Почему?.. Чем же я отличаюсь от других колдунов? Чем, о Сварожичи?!
       - Скажите, Кудесник, чем я так выделяюсь среди остальных, что вы меня боитесь?
       Остромир фыркнул:
       - Я вас боюсь?! И это говорит человек, сидящий в "Маловом приюте"!..
       - Боитесь, боитесь... Иначе бы вы не пришли сюда. Вы могли судить меня и разрушить мой Талант без нынешнего нашего разговора. Однако вы пришли...
       - Дичь!
       - Нет, не дичь... Вы установили за мной слежку... Ваш соглядатай умер, едва я попытался поинтересоваться причиной этой слежки... Причем умер он от заклятья, совершенно мне неизвестного...
       Остромир презрительно скривился.
       - А в ментальной оболочке Порея Ерги я обнаружил барьер с абсолютно незнакомой структурой, - продолжал Свет. - И я открыл заклятье, само существование коего необъяснимо с точки зрения волшебной теории... И почему-то вы пришли ко мне ныне, спрятав ауру... И вы способны улыбаться... Я, к слову, тоже теперь способен... И почему-то Кудесник не занимается фехтованием, но ему вроде бы не угрожают известные болезни колдунов... И вы боялись меня уже позавчера, когда я вернулся из Ключграда... Скажите, Кудесник, всеми ли азами волшебной теории я владею? Нет ли каких-то разделов, которые нам не преподавались в школе? И откуда, в таком случае, с оными разделами знакомы вы? Вы ведь заканчивали ту же школу, что и я, и были в свое время обычным чародеем. За какие заслуги у нас чародей становится Кудесником?
       Ему показалось, что Остромир испугался столь сильно, что еле-еле справился со своим лицом.
       А потом Свет почувствовал, как чужая лапа лезет к нему в мозг. Лапа грязная, корявая, поросшая грубой шерстью. Лапа, пахнущая нескрываемой угрозой...
       Ну нет, подумал он. Не выйдет.
       И тут же почувствовал, как внутри что-то изменилось. Открылись некие бездонные кладези, ударили из глубин неудержимые свежие ключи, наполнили душу живительной влагой Силы. Словно он забрался к маме на колени...
       Он не стал бить. Он легко, не задумываясь, перехватил лапу возле запястья, сжал.
       И пораженно замер - при угрозе жизни ответный удар обычно наносился инстинктивно. Потому дело и кончалось смертью нападавшего. Как прошлым меженем...
       Кудесник отшатнулся. Руки его затряслись, лицо исказилось, глаза вылезли из орбит. Словно его одолел душитель...
       Как бы не получился рядом со мной еще один труп, испугался Свет. Да еще труп самого Остромира! Тогда точно будет повод отправляться на рудники...
       И выпустил чужую лапу из захвата.
       Кудесник вцепился руками в крышку стола, судорожно вздохнул.
       - Вы благородный человек, - сказал он неохотно.
       - Я простой чародей, - возразил Свет. - А вы глава Колдовской Дружины.
       Это была глупая фраза, но Свету показалось, что именно сейчас в разговоре - нормальном человеческом разговоре, а не обмене волшебными манипуляциями! - ей будет самое место.
       Кудесник окончательно пришел в себя, отпустил стол.
       - Ладно, простой чародей. - Он попытался улыбнуться, но попытка оказалась неудачной - гримаса вынырнувшего из воды утопающего. - Кое в чем вы меня убедили. И я намерен предложить вам сделку.
       Так, подумал Свет. Интересный поворот! Это уже похоже на победу...
       - В чем заключается сделка?
       - Впредь вы не должны любодействовать со своей служанкой, - сказал Остромир. - Вы не должны искать ответы на свои вопросы. Взамен я кое-что вам предложу. И вы должны немедленно дать согласие на мое предложение.
       - На какое?
       - Я предлагаю вам сменить меня.
       - Вы предлагаете мне стать Кудесником? - потрясенно прошептал Свет. - Мне?!
       - Да.
       - Но я не должен узнавать ответы на свои вопросы?
       - Не должны!.. Хотя все равно узнаете.
       - Когда?
       - В свое время. Так же, как узнал их я.
       - А как вы их узнали?
       Кудесник покачал головой:
       - Нет, чародей! Перво-наперво вы должны дать согласие и принять от меня дела.
       А почему бы и нет, подумал Свет. Кто мешает мне дать согласие, а потом добиться-таки своего? Конечно, это будет нечестно, но, похоже, у Кудесников свои понятия о чести, не очень похожие на понятия чародеев...
       - Предположим, я соглашусь.
       - Тогда вы через четверть часа выходите отсель, возвращаетесь домой. Немедленно избавляетесь от своей служанки. К примеру, заключаете с нею договор, по которому она обязуется жить в Сибири, никогда не покидая ее, а вы, в свою очередь, обязуетесь обеспечивать ее пожизненным содержанием. Она должна... уехать из столицы, как можно дальше и навсегда.
       Свету вдруг показалось, что Кудесник хотел сказать: "Она должна умереть"...
       - Думается, будут и другие условия...
       - Да, будут. - Кудесник смотрел на него пристально, но попытки прощупать Свет не ощущал. - Впредь в вашей жизни ввек не должно быть никаких женщин! Как и положено волшебнику!
       - Сплошные "не" и "ни"...
       - Разумеется, сплошные "не" и "ни". Кудесник - государственный человек, и всю его жизнь след подчинять интересам государства. Там же, где появляются женщины, интересы государства зачастую отходят на второй план. Это простительно Великим князям - они дюжинные мужчины, - но не волшебникам. Надо же чем-то платить богам за свой Талант!
       Это я уже слышал не раз, подумал Свет. Вот только не покидает меня уверенность, что не слышал я многого, что услышать следовало бы...
       - А буде я не соглашусь, - сказал Свет.
       - Тогда вы останетесь здесь. Навсегда. История ведает много имен тех, кому довелось провести свои дни в "Маловом приюте". Князья, известные ратники... Были и волшебники... Вы, чародей, станете всего лишь одним из многих...
       Что-то не нравится мне пост, альтернативой которому будет тюрьма, подумал Свет. Но выйти отсюда надо и немедленно.
       - Хорошо, я согласен.
       - И согласны выполнить все условия?
       - Да!
       Ментальная обстановка в темнице вновь изменилась: Кудесник опять прощупывал своего чародея. Однако на этот раз все шло по-другому. Не было грязной, корявой, поросшей грубой шерстью и пахнущей нескрываемой угрозой лапы - в мозг к нему пробирались нежные, ласковые, откровенные и жаждущие встречной откровенности персты...
       Э-э, нет, черта с два они откровенные! Вот жаждущие - да!..
       Ладно, на ласку грубостью не отвечают. Держаться, пусть впереди идет добрая воля!
       Свет затаил дыхание. Собрал все свои силы, не думая о том, что разрядиться будет не с кем... Мгновения превращались в века, страстные желания переплавлялись в серое равнодушие, благие и злые намерения тонули в океане полуправды...
       Он расслабился, закрыл глаза.
       Чужие персты в ментальности слепо тычутся вокруг, легко касаются чего-то. Не Темного ли сектора?.. Вот их движения становятся целеустремленными - они нашли, нащупали то, что им нужно. Сейчас выключат...
       Свет открыл глаза, подобрался. Ни в коем случае не отвечать! Сейчас многое решится. Если не все...
       Лицо Кудесника помрачнело. Похоже, он нащупал в своем чародее совсем не то, на что уповал.
       - Я не вижу в вас лжи, - сказал он, нервно теребя бороду. - Ваше решение выглядит искренним. Но тем не менее я снимаю свое предложение.
       Свет опешил.
       Кудесник встал.
       А что мне теперь терять? - подумал Свет. И для начала включил Зрение.
       Аура у Кудесника сейчас была. Аура, переполненная страхом. Непонятный это оказался страх. В нем существовала малая толика опасения за собственную жизнь, но в массе своей это был неподъемный страх перед чем-то гигантским и неизвестным.
       - Чего вы так боитесь, Кудесник? - потрясенно прошептал Свет. - Неужели меня?
       - Вас?! - Кудесник обернулся. - Какая, право, чушь!
       - Почему же вы тогда изменили свое решение. Ведь во мне нет лжи...
       - Есть одна словенская поговорка, - проговорил Кудесник, по-прежнему теребя бороду. - Утонувший в кладезе на печи не погреется...
       Свет ждал продолжения, но Остромир молчал. То ли продолжение не приходило ему в голову, то ли оно было таковым, чего чародею от Кудесника и слышать не пристало...
       - Я не понимаю вас, - не выдержал наконец Свет.
       - Все дело в том, Сморода, что, с точки зрения закона, вы еще не утонули. По крайней мере до суда. Но я сделаю все, чтобы выплыть вам не удалось!
       Кудесник бочком подобрался к двери, постучал.
       А почему бы и нет? - подумал Свет. Теперь уже все равно!..
       И потянулся к Остромиру.
       Однако не тут-то было. Он тут же получил по рукам: Кудесник не зря был Кудесником.
       Дверь распахнулась и снова закрылась. А еще через несколько минут погасла светильня.
       И Свет понял, что эту схватку он все-таки проиграл.

    * * *

       Вернувшись от странного волшебника, Забава места себе не находила. Мысль о том, что она подвела Светушку-медведушку, пристала к ней как банный лист.
       Волновались и остальные домашние - Забава чувствовала это. Но у них-то совесть была чиста...
       Спасибо дяде Берендею - он опять потребовал, чтобы жизнь в доме протекала своим чередом. И Забава была ему благодарна. Ибо, возясь с домашними делами, можно было хоть чем-то занять руки... Она привычно убирала комнаты, привычно выполняла поручения тети Стаси на кухне, привычно накрывала стол в трапезной - а вдруг Светушка вернется к ужину!..
       А потом ее позвал колдун из зеркальной:
       - Сударыня, с вами хотят поговорить.
       В зеркальной Забава бывала часто, но зеркалом не пользовалась ни разу. К тому же, ей по-прежнему было жутко за Светушку, и потому вошла она со страхом.
       Колдун усадил ее на стул перед зеркалом и вышел.
       Через секунду в зеркале появился давешний старец-волшебник.
       - Сударыня, хотите повидаться со своим хозяином?
       У Забавы застучало сердце. Как в первый день, когда она едва появилась в доме и ее познакомили с чародеем Смородой...
       - Да... - прошептала она.
       - Я скоро поеду к нему. Могу захватить вас с собой. Через полчаса выйдите на набережную, встретимся возле памятника Станимиру Победоносцу. Токмо никому ничего не говорите!
       Зеркало посерело.
       Забава опрометью кинулась искать дядю Берендея, наврала ему что-то. Дядя Берендей отпускать не хотел. Вы, любезная племяша, у меня второй день подряд от работы лытаете! Не совестно ли?.. (А и вправду, она же бегала вчера полдня, задравши хвост, по улицам. Как курица, которой отрубили голову... Раны, видите ли, зализывала... Будто Светушка мог бы дать на такую дурацкую просьбу другой ответ...) Ей было совестно за вчера - но не за сегодня! И пришлось устроить скандал, заявить дяде, что у нее свидание, что он в ее личную жизнь вмешивается, что она ему ввек не простит и вообще... Дядя оного натиска не выдержал, для порядка побурчал еще минуту, но наконец отпустил.
       Забава, вне себя от радости, бросилась в свою комнату, быстро переоделась, напялила на голову соломенную шляпку, опоясанную белой лентой - эта шляпка очень ей шла - и выскочила вон.
       До памятника Станимиру Победоносцу было десять минут ходьбы. Забава долетела как на крыльях - прохожие оборачивались ей вслед.
       Страх пропал. Было лишь ожидание встречи...
       Карета подъехала через пять минут и не одна. За нею следовал второй экипаж.
       Прибыли они вовремя - начал накрапывать дождь. Еще бы пять минут, и Забавина шляпка превратилась бы в воронье пугало.
       - Садитесь, сударыня! - Старец выглядывал в дверцу, которую, соскочив с облучка, открыл кучер.
       Да, он явно не был простым колдуном. Наверное, тоже чародей...
       Забава вскочила внутрь, села напротив улыбающегося старца. Улыбка у него была доброй и приветливой.
       - Мы едем к хозяину? - зачем-то спросила Забава.
       - Да, сударыня.
       - А где он?
       - В "Маловом приюте", буде вам это название хоть что-то говорит.
       Название это говорило Забаве немного, но она вдруг встревожилась. Кажись, в оном приюте держат убийц, но ведь Светушка не мог никого убить!.. Он сам всегда сказывал, что он Дневной волшебник, а оные людей не убивают. Правда, эта ключградская командировка, похоже, оказалась сложной. Вон каким озабоченным он вернулся! Ей бы даже показалось, что он напуган, если бы она не ведала, что Светушка-медведушка никогда и никого не боится.
       Старец по-прежнему смотрел на нее с улыбкой.
       - Вы должны будете мне поцелуй! За добрые вести...
       - Да хоть три поцелуя, - сказала Забава.
       О Додола-заступница!.. Вот ведь мышиный жеребчик! Правду говорят: "Седина в бороду, бес в ребро"!
       - Ловлю на слове! Первый - прямо теперь!
       Забава привстала, коснулась устами его ланиты. Да, нельзя сказать, чтобы это было приятное прикосновение! Словно голенище на кирзовом сапоге чмокнула... И зачем токмо люди доживают до таких лет?!
       - Я, наверное, кажусь вам странным, сударыня...
       Забава не удержалась, фыркнула.
       Странным?.. Да такой же, как все. Врут люди про колдунов. "Они, Забавушка, живут совсем другими заботами... Для них наши дюжинные человеческие чувства - пыль под ногами..." Оно и видно, что за пыль!
       - Почему же, сударь волшебник? Всем, наверное, хочется тепла в жизни. И колдунам - тоже!
       Колдун покачал головой:
       - Нет, не всем. Большинство из нас - это машины для производства заклинаний. А я не такой. И ваш хозяин не такой. Правда?
       В его голосе было столько доброты и понимания, что Забава кивнула:
       - Правда...
       - А давно он не такой?
       - С прошлого лета. Когда исчезла Вера...
       С нею творилось что-то странное. Язык словно сам произносил слова. Но ведь какой душка, этот дед!
       - Вы его тоже целовали?
       - Целовала.
       - И еще вы что-нибудь с ним делали.
       - И еще мы что-нибудь делали.
       Она уже понимала, что негоже говорить такие слова. Но проклятый язык не понимал и понимать не хотел.
       К счастью, тут карета остановилась.
       Оказывается, они приехали к тому самому зданию, где Забава побывала днем.
       - Это же не "Малов приют"! - удивилась она.
       - Вашего Смороду должны были привезти сюда.
       Стражники распахнули над ними зонтики - дождь уже висел сплошной серой завесой. Вот и осень припожаловала... Поднялись по знакомой лестнице, прошли знакомыми коридорами. Правда, дверь, перед которой они в конце концов оказались, была совсем другой.
       - Входите, сударыня!
       Забава вошла.
       Комната тоже была совсем непохожа на ту, дневную - без окон, невелика. Из мебели - лишь кушетка да стул в углу.
       А вот Светушки здесь не было.
       Покудова удивленная Забава озиралась по сторонам, в дверь вошел старец, да не один. Его сопровождал пожилой мужчина с вострыми глазами. В руках пожилого был пистолет.
       - Вот эта девица, - сказал волшебник. - Отныне она на вашем попечении, принципал. Вы отвечаете за нее головой... Впрочем, сюда вряд ли кто войдет. Но буде кто войдет, вы должны немедленно застрелить его. Немедленно, поняли?!
       - Слушаюсь, Кудесник!
       Кудесник?.. Забава вытаращила глаза. Так этот мышиный жеребчик, оказывается, Кудесник! И это он причинял Светушке неприятности все последнее время. Светушка хоть и не говорил ей ничего, но она-то видела, как он озабочен. А кто еще мог озаботить чародея? Опричь Кудесника... И я его еще целовала! Да будь моя воля, я бы вам, старик проклятый, все глаза выцарапала, в ямку закопала и надпись написала. Эх, ведать бы раньше!..
       Забава опечаленно села на кушетку.
       - Не тревожьтесь, сударыня, - сказал Кудесник. - Некоторое время вам придется пробыть здесь. Спать есть где. А ужин принесут.
       Волшебник ушел. Востроглазый сел на стул и молча стал смотреть на Забаву.
       А та наконец поняла, что ее обвели вокруг перста. О Додола-заступница!.. Наклали в шапку мне... Как безмозглой, тупой, не нюхавшей жизни дуре...

    * * *

       В коридоре послышался негромкий шум. Скрежетнул в замке ключ, и тяжелая дверь неторопко отворилась.
       Хлынувший в темницу свет был все так же неярок, но с непривычки опять причудился ослепительным. А стоящему на пороге темница, естественно, казалась темной бездонной ямой.
       - Чародей, вы здесь?
       Знакомый скрипучий голос...
       - Я здесь, опекун!
       - Выходите! И побыстрее!
       Свет скинул одеяло, взял с табуретки камзол, нащупал пяткой ногавицы.
       Зачем тут Вышата Медонос? Выполняет новый приказ Кудесника?.. А что теперь мог придумать для чародея Смороды Остромир? Разве лишь способ умереть... Ничего иного и быть не должно!
       - Побыстрее, чародей!
       Свет оставил в покое камзол и ногавицы, снова лег.
       - Я никуда не пойду, опекун...
       Вышата ввалился в темницу:
       - Вы не хотите на волю?!
       Тревоги не ощущалось, но Свет тем не менее сказал:
       - Я не хочу к Марене!
       Вышата подождал, пока глаза привыкли к полумраку.
       - Может, это вас успокоит... - Подошел, протянул десницу.
       В ладонь Света ткнулось ребристое, металлическое, знакомое. Пистолет...
       - Выходите же, чародей! И побыстрее!
       Света снесло с койки. Словно пушинку со стола на сквозняке - опекун обладал немалой физической силой.
       А почему бы и нет?!
       Свет сунул пистолет в карман штанов, быстро оделся и обулся. Снял с вешалки шляпу и шагнул в коридор.
       Возле двери стоял громила-стражник со связкой ключей на поясе. Выглядел он столб столбом - широко расставленные ноги, невидящий взгляд, каменное лицо, грудь вздымается едва заметно. Вместо ауры - серое облако.
       Так, подумал Свет. Дождался я, наконец, гостя...
       Обернулся к лже-опекуну:
       - Почему вы раньше...
       И замолк: у "лже-опекуна" вместо ауры серело такое же размытое облако, что и у стражника. А вот там, за решеткой, перегораживающей коридор, еще один стражник без ауры.
       - Вперед, чародей! У вас не так много времени. В полночь меняется стража.
       - А сколь сейчас?
       - Десять тридцать.
       Они быстро прошагали по коридорам. Каменные стражники оживали, без лишних движений открывали ключами замки, потом закрывали их и тут же превращались в статуи.
       А Свет поражался силе варяжского альфара.
       Зачем эдакому гиганту Семаргловой Силы... нет, кто у них там в покровителях?.. Один, что ли? Словом, зачем столь сильному альфару какой-то там чародей Сморода? Или с некоторых пор оный чародей - вовсе не "какой-то там"?.. Да, друже, по всему видно, что вы не "какой-то там". И примем это к сведенью!.. В торговле, известное дело, след знать товару истинную цену. Иначе прогадаете... А торговля нам ныне, кажись, предстоит еще та! Не обмишулиться бы...
       Они вышли во внутренний двор "Малова приюта".
       Неба над головой не было. Ни звезд, ни луны - сплошная черная пелена. И дождь, нудный, мелкий. Осенний... Очень удобная ночь для побега... Неужели мой альфар способен еще и погодой управлять?! Тогда это уже не альфар, а кто-то из богов...
       Свет напялил шляпу на голову.
       - Вперед, чародей!
       Ожил стражник-статуя возле ворот.
       Скрежетнуло, скрипнуло, и мышка по кличке Светозар Сморода скользнула в образовавшуюся щель. Вышата Медонос скользнул следом, и снова скрежетнуло-скрипнуло.
       - Сюда, чародей! - теперь уже шепотом.
       Завернули за угол.
       Ага, тут нас ждет экипаж. Расположен умно - между кругами от фонарей, там, где потемнее. Больше-то спрятаться негде...
       Так, знакомая карета. Правда, желтого шейного платка у кучера нет. Как и самого кучера...
       - Полезайте внутрь!
       - Куда мы едем?
       - На свидание.
       Ясно, подумал Свет. Что ж, на свидание так на свидание!.. Лучше, чем в острог!
       Он забрался в карету. Снял уже мокрую шляпу. И тут же наткнулся на родной колдовской баул.
       Экипаж качнулся.
       Ага, судя по всему, за кучера ныне у нас сам опекун министерства безопасности. Немалая честь для опального чародея!..
       Тронулись.
       На улицах было пусто. Те, кому с утра на работу, спят. Остальные сидят по кабакам да трактирам. Гулять в такую погоду решится только сумасшедший. Или привычный к подобным прогулкам аглиец.
       Карета катилась быстро, но не настолько, чтобы привлечь внимание ночных городовых. То и дело поворачивали. Похоже, опекун-кучер очень старался скрыть от пассажира, куда они едут.
       Для работника министерства безопасности - расчет глупый!.. Впрочем, возможно, кучер лишь выполняет приказы со стороны. Кто знает?..
       Пересекли Гзеньский мост, углубились в кварталы Торговой стороны. Свернули на Тверскую. Остановились.
       - Выходите, чародей!
       Свет одел шляпу, взял в десницу баул, выбрался из кареты.
       Оказывается, дождь стих. Или альфар и в самом деле имеет власть над погодой?.. Чушь какая!
       - Идите прямо по улице, на первых же росстанях повернете направо. Там, шагов через пятьдесят, гостевой дом. Третий этаж, номер тридцать шесть. Вас ждут.
       - А вы, Медонос?
       - Я свое дело сделал. Надеюсь, когда станете Кудесником, вспомните...
       Карета укатила.
       А Свет зашагал к ближайшим росстаням, не забыв однако о заклятье на невидимость.
       Появившиеся на росстанях двое квартальных даже головы не повернули в его сторону.
       Вот и гостевой дом. "Обитель странников". Знакомая дыра, приходилось сюда захаживать. Чем громче название, тем мягче порядки. Суньте портье целковый, и никто интересоваться не будет ни вашим именем, ни вашими документами. Поселиться здесь - поступок не мальчика, но мужа... Учится альфар темным делам и споро учится!..
       Свет осторожно открыл дверь и быстро, чтобы портье не почувствовал сквозняка, шагнул в ярко освещенные сени. С петлями повезло - не скрипели. Это вам не Вышатов голос...
       Портье, мрачного вида парень с азиатскими скулами и глазами-щелочками - видно, папа его был ордынцем, - сидел за столом и раскладывал перед собой колоду затрепанных карт. Должно быть, коротал службу за пасьянсом...
       Можно было спокойно прошагать мимо, но тогда потребуется накладывать заклятье на следы мокрых ногавиц - пол в сенях оказался чистым. Видно, недавно убирали. Или после того, как начался дождь, не ходили... А потом следы снова проявятся. Ладно, подождем кого-нибудь из припозднившихся обитателей. В такие дома частенько возвращаются перед самым закрытием дверей. Подождем так, чтобы и здесь не мозолить глаза, и чтобы портье не платить "за беспокойство".
       Свет сделал осторожный шаг в сторону от двери и застыл. Пока он стоит на месте, портье и в голову не придет глянуть сюда.
       Расчет оказался верным. Не прошло и трех минут, как хлопнула дверь, и на пороге появилась пара мужчин в серых плащах - с виду, явные головорезы.
       Портье оторвался от карт:
       - Явились, полуночники!.. Я уже дверь собирался запирать на ночь, но, дай, думаю, подожду. В такую погоду долго не гуляют...
       Сейчас он их расколет, подумал Свет. И не ошибся.
       - Спасибо, Глебушко! - Один из головорезов тут же сунул портье свернутую бумажку. То ли не знал, который час, то ли платил за молчание. - Погода и в самом деле мерзопакостная. Хорошо, хоть дождь окончился!
       Свет подождал, пока головорезы шагнули на каменную, со стертыми ступенями, лестницу, и осторожно двинулся по их грязным следам.
       Светильни горели редко, и на третьем этаже царил приятный глазу полумрак. Освещенная щель под дверью тридцать шестого номера предупреждала, что обитатели не спят и ждут гостя.
       Свет вздохнул, справился с охватившей его вдруг нервной дрожью и негромко постучал.
      
       23. Накануне: Снежана.
       Снежана решила взять с собой в Новгород Радомиру.
       Вестимо, можно было выбрать и любую другую горничную, но на всякий роток платок не накинешь... А Радомире придется молчать, иначе мама быстро узнает, кто тискается с кучерами по бельевым.
       Однако, когда Снежана встала, выяснилось, что и Радомиру, и Ярослава братец услал куда-то по своим собственным делам. И сам с утра ускакал в свой разлюбезный принципат. Как будто они там без чародея Смороды что-то совершить способны!..
       Пришлось ждать вечера.
       Мама почувствовала неладное, ходила вокруг Снежаны, аки кошка возле кринки с молоком. Как вы, краса моя? Здоровы ли?.. Видите, сколь несерьезны они, эти чародеи? Уехал, даже не попрощавшись!.. Али мы его обидели? Али негостеприимны были?.. Забудьте его - он вам не пара!..
       И тут Снежану словно кто-то за язык дернул.
       - А вам?
       Что тут началось! Да вы, краса моя, белены объелись! Ишь чего выдумала! Виданное ли дело - заподозрить в подобном собственную мать!.. Вы меня, со своими глупостями, к Марене до срока отправите!..
       Покрути мама пальцем возле виска или высмей Снежану, та бы о "своих глупостях" и думать позабыла. Но воспитательный разговор лишь подтвердил народившиеся подозрения - душка-волшебник умудрился присушить к себе не токмо дочь Белояра Нарышки, но и супругу. А чего иначе мама вдруг покраснела?.. Тоже мне, любодейка-соперница! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней...
       И все-таки маму она успокоить сумела, задурила ей голову. Да я ничего такого и в мыслях не имела... А сама индо содрогалась от жгучей ревности.
       Это была новая сторона жизни, незнакомая и... Хотя где уж там незнакомая! Ревновала она когда-то Ратибора Поспела к Предславе Тополевой, но там все было как-то по-иному. Во всяком случае, Предславу ей побить не хотелось...
       Нет, след срочно избавляться от присушки - покудова не наломала дров, покудова не извелась вся.
       Впрочем, до вечера она дотерпела, больше не срывалась, но чего ей это стоило! Если бы не пришлось прогуляться до банка, чтобы снять со своего счета деньги на предстоящую поездку, она бы, наверное, не выдержала и вновь сцепилась с матерью. А так время миновало скорее. Да потом еще съездила на вокзал, купила два билета до Новагорода на завтрашний десятичасовой, в купе второго класса - чтобы не встретить случайно кого-либо из знакомых...
       Сувор приехал с работы в обычную пору. Вместе с ним вернулись и Радомира с Ярославом.
       Ужин прошел тихо, но опосля трапезы Снежана вознамерилась устроить брату скандал. А Сувор даже не огрызнулся, выслушал ее, извинился и ушел спать. Выглядел он совсем больным - лихорадочно блестящие глаза, не знающие покоя руки, - и потому Снежана оставила его. Видно, они совсем там закрутились с убийством Клюя...
       Она вызвала к себе Радомиру - опосля того, как чародей уехал домой, горничная вновь обслуживала молодую хозяйку. Радомира тоже выглядела больной и уставшей.
       - Чего желаете, княжна Снежана?
       - Завтра утром мы с вами поедем в столицу.
       - Как скажете, княжна Снежана... - Голос Радомиры звучал безучастно.
       - Маме о нашей поездке говорить необязательно!
       - Хорошо, княжна Снежана...
       Спать легла в ожидании завтрашней встречи.
       Снился ей всю ночь чародей. Она точно не помнила, что он с нею делал, но слезы катились из очей градом. Горе было таким великим, что она несколько раз просыпалась. Наконец проснулась и в последний раз - в семь утра.
      
       24. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       Дверь тридцать шестого номера открыла Снежана. Удивленный Свет застыл на пороге.
       А она не удивилась:
       - Что же вы, чародей! Чего испугались? Заходите!
       - Но... Но... - Свет переступил порог, остановился. - Исполать богам, вы, княжна, живы-здоровы!
       - А почему я должна быть мертва!
       На ней было все то же черное, с сиреневыми блестками платье. Закрытое... И сиреневые бантики в косичках-хвостиках.
       Свет огляделся.
       Номер - под стать постоялице. Салатовые обои в цветочек, хрустальная люстра, на окне - бархатные шторы золотистого цвета. Вешалка, шкаф для верхнего платья, новомодный бар с открывающейся книзу дверцей, небольшой стол орехового дерева, несколько темно-зеленых кресел, диван застлан темно-зеленым же с золотом покрывалом; окромя входной, еще пара дверей - по-видимому, в спальню и в ванную. Да, похоже "Обитель странников" знавала и лучшие времена. Теперь же вот из-под дивана торчат тупые носы коричневых ногавиц. Мужских...
       Снежана перехватила его взгляд:
       - Меня сопровождает Ярослав.
       - А как же Радомира? Она ведь ваша горничная.
       - Радомира?.. - Снежана улыбнулась. - В этой поездке Радомира оказалась мне не нужна. - Она сделала ударение на слове "этой". - Хватает и Ярослава.
       Свет вдруг ощутил укол какого-то странного чувства. Попадись ему сейчас Ярослав - ноги бы выдернул. Обстоятельный, гад, в поездки берет с собой запасную пару обуви. Будто не слуга, а...
       Стиснул зубы, борясь с собой. Наверное, это и есть ревность. Включил Зрение.
       Аура у княжны отсутствовала. Полностью!..
       Неужели все-таки она?.. Быть того не может!.. А впрочем, посмотрим...
       - Это вы, княжна, посылали за мной... своих людей?
       Она приблизилась к нему, но не коснулась:
       - Да, я. Садитесь, чародей!. Думаю, нам есть о чем поговорить. Мне, во всяком случае, - точно есть!
       Неожиданно для себя Свет успокоился, снял плащ и шляпу, пристроил на вешалку, сел в кресло.
       - Что будете пить?
       Глянул на нее. Ждет ответа. С интересом...
       - Разве лишь апельсиновый сок.
       Разочарованно скривилась. Неужели напоить его вознамерилась? Или, может быть, опоить?..
       - Впрочем, мне ничего не надо.
       - Тогда и я не буду. - Подошла к дивану, задвинула поглубже ногавицы, села, закинула руки за голову. - Что ж вы так неожиданно уехали, чародей? Аж не попрощались!..
       Платье обтянуло перси. Ауры у княжны по-прежнему не было, и Свет отключил Зрение. А потом не удержался, с шумом перевел дыхание, лизнул языком пересохшие губы.
       Слов не находилось. Как вчера с Забавой. Вот только причина была другая. Но эта причина оказалась настолько серьезной, что напрочь убила все мысли. В том числе, и о варяжском лазутчике... В живых осталась одна: "След уносить ноги!"
       Свет встал:
       - Я, наверное, пойду.
       Княжну снесло с дивана. На этот раз она схватила гостя за руку, заглянула в глаза.
       - Зачем? - В голосе ее прозвучала легкая хрипотца. - Вы ведь не желаете уходить! Вы желаете совсем другого!
       Я желаю поймать вражеского лазутчика, хотел сказать Свет. И не сказал - внутри сидел уже кто-то другой.
       - Я желаю вас... - проговорил за него этот кто-то, но Свет нещадным усилием воли изгнал самозванца. - Нет! Это непозволительно!
       - Непозволительно? - Она отпустила его руку, но зато прижалась грудью и животом. - Кем? Моей мамой?.. Вашей Колдовской Дружиной?.. Богами? - Голос ее стал еще более хриплым, и она кашлянула легонько. - Не стойте истуканом, глупый! Ужель вы не поняли, что я люблю вас!
       Самозванец не сдался, он снова влезал в душу. Руки и ноги стали на диво самостоятельными, они больше не подчинялись своему хозяину - они плясали под дудку самозванца. И делали то, чего ждала она.
       А она не просто ждала. Она провела ладонью по его ланите (Свет содрогнулся), потом коснулась губ.
       Самозванец уже вовсю распоряжался теми самыми мышцами, внизу живота, и Свет почувствовал, как ожил корень. Опять. Безо всякого инициирующего заклинания.
       - Что же вы стоите, глупый? - прошептала она.
       И Свет сдался.
       Руки тут же пустились в плаванье по ее телу. Как по горячему морю, безбрежному и бездонному, и чтобы спастись, следовало доплыть до ближайшего берега. Будь он хоть в сотне верст, хоть в тысяче миль!..
       И Свет проплыл эту сотню верст. А потом и тысячу миль проплыл. Но берега там не нашлось...
       Что происходило дальше, он толком не понимал и не помнил. Ясно было одно - такого с ним не происходило никогда. По сравнению с этим объятия Веры-Кристы были ильменьской отмелью в ясную безветренную погоду. А о Забаве и говорить нечего - лягушатник на Волхове!..
       Море же, по которому он плыл и плыл, плыл и плыл, оказалось слишком бурным, Света с головой захлестывали гигантские волны, и уже вовсю надвигался невообразимый девятый вал. В таком море ничего не стоило утонуть любому пловцу.
       И Свет, пловец воистину аховый, не выдержал - глубоко вздохнул, захлебнулся и утонул...

    * * *

       В себя он пришел от ощущения, будто на него пристально и неотрывно глядят. Впрочем, нет, не глядят - взирают. Со страхом, мольбой и надеждой. Повернул голову: обнаженная Снежана лежала рядом - бездвижно, лишь перси ритмично поднимались и опускались в такт дыханию.
       Приподнялся, оперся на локоть.
       Широко открытые очи Снежаны смотрели сквозь белый потолок. В никуда. Как у куклы...
       А странный взор впивался в него сразу с двух направлений.
       С одним из них все было ясно - Света разглядывал кто-то близкий, но чужой. С ним вполне можно было подождать... А вот второй взгляд шел изнутри и требовал немедленного вмешательства.
       Свет снова лег, сотворил С-заклинание...
       И в страхе вскрикнул.
       Дороги внутрь себя не было. Совсем. Знакомая пульсирующая оболочка Темного сектора охватывала теперь всю его ментальность; за ее каменной стеной скрывалось... Да кто ныне скажет, что там скрывалось?! Наверное, то, что ранее пребывало снаружи. Но сейчас снаружи не было ничего!..
       А потом отворилась дверь в спальню, и оттуда вышел кучер Ярик. Был он, как и вчера, без кучерской ливреи. Справно сшитый кафтан подчеркивал мощные рамена - такие впору иметь не кучеру, а кузнецу... Ярик с усмешкой глянул на чародея, перевел взгляд на свою хозяйку.
       Свет тут же слез с дивана, подобрал валяющееся на полу и почему-то разодранное пополам черное платье, как мог прикрыл девичью наготу.
       - Не старайся! - сказал по-варяжски Ярик. - Я видывал ее всякою. В том числе и голой...
       - Ты лжешь, - сказал на том же языке Свет. - Еще четверть часа назад она была девицей.
       Ярик снова усмехнулся:
       - Ну хорошо, пусть лгу! Тем не менее своего я добился, ты сюда пришел...
       Мог бы я и раньше догадаться, подумал Свет. И снова посмотрел на Снежану.
       Кукла оставалась куклой.
       - Отпусти ее! - Он взялся за одежду.
       Ярик продолжал усмехаться:
       - Ты же известный словенский чародей! Освободи ее сам!
       Свет сотворил С-заклинание, попытался тронуть ментальную оболочку девицы. Бесполезно, оболочку прикрывал такой барьер, что на его взлом потребовалось бы вдесятеро больше времени, чем на то, чтобы сделать девицу женщиной - со всеми любовными прелюдиями...
       - Ну?! - требовательно сказал Ярик. - Я жду!
       - Не стану! - Свет продолжал одеваться.
       - Не можешь! - Кучер показал Свету кукиш. - Конечно, в постельке валяться попроще будет. - Он подошел к креслу, сел. - Думаешь, ты с нею трахался?.. Нет, ты со мной трахался! Это я сидел внутри нее. Хорошо я управляю женским телом?.. И любовь ее к тебе сделана мною. Моим заклятьем. Стоит снять его, и от преклонения перед тобой даже пыли не останется. Она тут же скажет все, что думает о тебе в действительности... И что уже не раз говорила!
       Злоба ударила Света в самое сердце, но это опять была не та злоба, что накапливается в душе неразрядившегося колдуна. Сие чувство отличалось от нее, как огонек зажженной спички отличается от пламени гигантского пожара, сжигающего осажденный врагом город. Оным пламенем и наполнилось С-заклинание. Оное пламя кинжалом пронзило ментальную оболочку девицы. И та перестала быть куклой, вздрогнула, начала поднимать голову.
       - Кто здесь?.. Мама?
       - Э-э, нет, - сказал Ярик. - Она нам только помешает. Женщине нет места в мужском разговоре...
       Свет не почувствовал волшебных манипуляций, но в ментальной атмосфере гостиничного номера промелькнула молния, и Снежана вновь превратилась в тряпичную куклу с нарисованными глазами.
       Свет напялил ногавицы. Он был спокоен. Злоба ушла, но что-то в нем изменила, и теперь он прекрасно знал, что снимет заклятье со Снежаны в любой момент и уже без столь бурных чувств в своей душе.
       - Ну хорошо, - сказал он. - Я уже давно догадался, что очень нужен вашей милости.
       - В самом деле? - удивился Ярик. - Ты сразу разобрался во мне?
       - Конечно! - соврал Свет, ибо ему хотелось пусть хоть чем-нибудь досадить этому уверенному в себе красавчику.
       - Позволь тебе не поверить... - Ярик погрозил перстом. - Если бы ты разобрался, то не стал бы давать деру из Ключграда. И ко княжне бы не стал приставать. Чем, кстати, изрядно облегчил бы мне жизнь...
       - А почему это я должен облегчать тебе жизнь? Вроде мы с тобой не друзья. Ты, Ярик, - разведчик, я - контрразведчик...
       - Потому что я вовсе не разведчик! И не зови меня Яриком! Мое имя - Лейф Солхейм.
       Свет пожал раменами:
       - Ну а если ты не разведчик, то кто? И что делаешь у нас в Словении? Судя по имени, ты - варяг...
       - Да, я варяг, хотя мне всю жизнь внушали, что я словен. И к вам я явился, чтобы убивать колдунов. Так может показаться на первый взгляд... Но с некоторых пор это перестало быть всей правдой!
       Свет смотрел на него с подозрением, но понимал: если не "всю правду", то хотя бы ее малую часть он сейчас слышит. Слишком уж нелогичным было поведение варяжского лазутчика, чтобы здесь не оказалось какой-то особой сверхлогики, абсолютно не связанной с чистым лазутчеством.
       - А с чего ты взял, - спросил он, - что я тебе поверю?
       Ярик... нет, Лейф... скривился:
       - Ты можешь мне пока не верить. Это вполне естественно для человека твоей профессии и твоего возраста. Но выслушать-то ты меня можешь?.. А потом решай сам.
       - Выслушать я тебя, конечно, могу, да только не здесь и не сейчас! - Свет прислушался к шуму ветра за окном. - Кто знает, может, к нам уже полным ходом мчатся вооруженные до зубов сыскники...
       - Никто сюда не мчится. Новая дежурная смена сейчас только-только обнаружила, что стражники спят на своих постах. В суматохе потребуется не менее получаса, чтобы обнаружить исчезновение чародея Смороды. Да пока начнут поиски, а город большой... В общем, время у тебя есть... К тому же, я не собираюсь рассказывать всю историю. И потом... Уж если я сумел вытащить арестованного из тюрьмы, то, наверное, могу многое...
       Он не бросал слов на ветер - тряпичная кукла с нарисованными глазами подтверждала его правоту безусловно.
       И потому Свет сказал:
       - Какова же вся твоя правда?
       - А вся правда в том, что мне требуется помощь.
      
       25. Взгляд в былое. Лейф Солхейм.
       Учитель Андерс появился в волшебном зеркале, едва Лейф позавтракал.
       - Доброе утро, мой мальчик.
       - Здравствуйте, учитель.
       Андерс опустил глаза вниз - похоже, перебирал какие-то бумаги. Потом вновь посмотрел на ученика.
       - Настало время, мой мальчик, приступить к делу, для которого тебя готовили.
       Лейф подобрался. Наконец-то!
       - Слушаю вас, учитель, со вниманием.
       - Ты ведь не любишь словен?
       Лейф скрипнул зубами. "Не любишь словен..." Тоже мне выражение! Да он их не просто не любит, он их ненавидит. Ведь именно словенские шпионы убили его отца. Ведь именно словене из века в век терзали ставшую родной страну. И именно от их рук погибла Труда. Да будь его воля, он бы их голыми руками передушил.
       В этом смысле он и ответил учителю.
       Андерс удовлетворенно улыбнулся:
       - Голыми руками словен, мой мальчик, не передушишь. Слишком их много! К тому же, наш покровитель Один дал тебе другие возможности. Ведь ты альфар! И очень сильный. Ты способен одолеть и словенских чародеев, и мастеров-тауматургов Туманного Альбиона, и германских заубереров. А наравне с ними франкских соркиеров, кастильских магико и святых людей Ватикана. В общем, любого колдуна мира. - Учитель снова улыбнулся. - А выполнив свою миссию, ты сможешь занять надлежащее место в Лиге альфаров. И я первым поздравлю тебя!
       - Я готов, учитель!
       Андерс кивнул:
       - Другого ответа я и не ожидал. А предстоит тебе следующее. Ты проберешься в Словению, в Ключград. Там устроишься на какую-нибудь несложную работу. Убьешь кого-нибудь из местных волшебников...
       Лейф распахнул глаза:
       - Разве волшебника можно убить?! Я же буду сам уничтожен!
       - Ты не будешь уничтожен. Для того мы тебя и учили. - Андерс опять улыбнулся, но тут же лицо его стало строгим и серьезным. - Не перебивай меня!.. Для расследования совершенного тобой убийства пришлют кого-либо из чародеев-сыскников. Думаю, это будет Светозар Сморода или опекун словенского министерства безопасности Вышата Медонос. Их ты тоже убьешь. После этого по дипломатическим каналам мы предъявим Великому князю Святославу ультиматум. Если он откажется выполнить наши требования, ты убьешь Кудесника Остромира. Мы пригрозим Святославу, что уничтожим всю Колдовскую Дружину, и тогда рухнет экономика его страны. Но думаю, до этого не дойдет, после смерти Кудесника Великий князь Словенский наверняка выполнит все наши требования. После этого мы пришлем тебе сообщение, и ты вернешься в Империю. Подробности задания мы с тобой обсудим позже... Вот такая перед тобой стоит задача, сложная и, не побоюсь этого слова, почетная. Готов ли ты к ее выполнению? Я имею в виду твое внутреннее состояние...
       Да, хотел сказать Лейф. Но вместо этого задал давний вопрос:
       - Почему меня столько лет держали в тюрьме?
       Андерс поморщился:
       - Я бы не называл твое временное жилище тюрьмой. Скорее это убежище. - Он сделал ударение на последнем слове. - Все очень просто, мой мальчик... Ты не мог обучаться Искусству Одина в обычных школах альфаров. Стоящие перед тобой задачи настолько важны для Империи, что никто - понимаешь, никто! - не должен знать о существовании Лейфа Солхейма. Только в этом случае мы сумеем захватить словен врасплох. Когда ты выполнишь задание, тебе уже не придется скрываться. Ты станешь достойным и заслуженным гражданином Империи.
       - Когда я должен приступить к исполнению миссии?
       - Скоро, мой мальчик...
       Вечером ему подали на ужин мозги.
       А после ужина он - как уже не раз бывало - заснул.
       Проснувшись утром, он был уже не Лейф. То есть он был, конечно, Лейф, но внутри у него жил еще один человек. Этого человека звали Олег Лощина, и он оказался словеном.
       Ненависть в Лейфе вспыхнула мгновенно. Словена спасло лишь то, что в первый момент он не оказал никакого сопротивления. А потом до Лейфа дошло, что перед ним и не соперник вовсе. Разве может быть соперником существо, у которого нет ни собственной воли, ни мыслей, ни стремлений?.. Оно не может быть даже просто человеком.
       Поэтому Лейф скрутил врага и... отпустил его.
       - Привет тебе, о мерзостнейший из моих врагов!
       Ни слова в ответ...
       Наконец Лейф сообразил, что словен и говорить-то не способен. Зато сам Лейф приветствовал его на чистом словенском.
       А потом в зеркале появился учитель Андерс:
       - Ну мой мальчик, как ты себя чувствуешь?
       - Здравствуйте, учитель! Прекрасно, но...
       - Понимаю! - Андерс просто просиял. - Вчера вечером тебе на ужин были поданы приготовленные соответствующим образом мозги молодого словена. Теперь все его знания принадлежат тебе, и ты можешь спокойно ими оперировать.
       Поначалу Лейфа чуть не стошнило.
       Но потом он вспомнил, что он не только Лейф Солхейм, что он - Видар, молчаливый бог, а бог вполне может не только убить, но и съесть своего врага. Ну а с волком-то Фенриром и вовсе нельзя иначе. Либо ты его съешь, либо он тебя. Третьего, как известно, не дано!
       Тошнота ушла, явились спокойствие и сосредоточенность. Наверное, пора настала окончательно! Не зря же, в самом деле, ему организовали вчера подобный ужин!..
       Он оказался прав.
       - Период обучения полностью завершен, мой мальчик! - сказал учитель Андерс. - Альфара Лейфа Солхейма ждут великие дела! - В голосе его прозвучал откровенный пафос.
       - Я готов, учитель, - сказал Лейф просто, безо всякого пафоса.

    * * *

       Великий Альфар пожаловал в Клетку вечером. Это был седой, совершенно изможденный старец, костлявый и на вид немощный, но в глазах его ощущалась такая сила, что Лейф попросту опешил. Этот человек в былые времена вполне мог бы стать берсерком и победоносно биться со словенами. Этот человек был способен на легендарные подвиги.
       И Лейф тут же проникся к Великому Альфару не менее великой любовью.
       - Здравствуй, мой мальчик! - Старец говорил густым басом, от которого в сердце Лейфа возникала неудержимая дрожь. - Вот ты и вырос! И настало время отомстить людям, убившим твоего отца.
       - Да, Великий! - Дрожь из сердца проникла в глотку Лейфа, от чего "Да, Великий!" прозвучало писком новорожденного мышонка.
       Старец улыбнулся. Улыбка получилась холодной, как Клетка в морозную январскую ночь, когда приходится прятаться от стужи под тремя одеялами.
       Лейф прокашлялся и повторил:
       - Да, Великий! - И это уже вышло громом.
       - Ты хорошо уяснил свою задачу?
       - Да, Великий!
       - Расскажи мне весь план - от начала до конца! По-словенски!
       Лейф принялся рассказывать - новообретенным языком Олега Лощины.
       В какой-то из моментов ему показалось, что старец лишь делает вид, будто слушает, что прибыл он сюда с какой-то иной, неведомой Лейфу целью, но что эта цель не менее велика, чем Альфар. И не менее велика, чем сам Лейф.
       С ним происходило что-то неведомое. Душа распускалась, как полуувядший цветок, согретый чудодейственным дыханием Фрейи; лепестки тянулись к Великому Альфару, наливались светом, теплом и добром; и не было в мире никого важнее этого могучего старика, и не было никого роднее, и не было никого прекрасней...
       Вместе с этими чувствами в Лейфа вошла Сила, и Силу эту - да и саму Жизнь! - он был готов отдать за Отца, каким стал теперь для него Великий Альфар. Это не было изменой мечте - есть отец, и есть Отец! - за отца он отомстит, но эта месть будет лишь частью великого служения Отцу.
       И ради этого служения в нем открывались сейчас все новые и новые возможности.
       Потом он замолчал.
       А Клетка рухнула.
       Лейфа уже не интересовало, кто возводил ее по ночам столько лет. Главное - разрушил ее могучий старец. И именно он выпустил Лейфа на свободу. А Лейф умел быть благодарным.
       - Я думаю, ты легко справишься с любым незапланированным препятствием в исполнении твоей задачи, - сказал на прощание Великий Альфар. - Я не желаю тебе удачи, мой мальчик. Удача тебе не нужна. Твоя удача - ты сам!

    * * *

       Начиналось все, как было запланировано.
       Лейф спокойно перебрался через словенскую границу, перемахнул ее между двумя озерами Суоми, через два часа после первой августовской безлунной полуночи, в пятнадцати шагах от затаившегося в секрете словенского колдуна-рубежника.
       В Ключграде он с легкостью оседлал князя Сувора Нарышку - тот хиленький заборчик, который словенские колдуны гордо именовали "магическим защитным барьером", препятствием для Лейфа не был.
       С той же легкостью он устроился и в дом Нарышек - новый слуга Олег Лощина сразу понравился управляющему. Да и самой княгине Цветане... Попробовали бы они не полюбить Лейфа!
       Семья как нельзя лучше подходила Лейфу для исполнения запланированного. Сюда часто захаживал Клюй Колотка, один из самых квалифицированных колдунов портового города, работающий, к тому же, в местной службе безопасности. Более удачного кандидата в запланированные жертвы и пожелать было трудно.
       А потом Лейф встретил Радомиру.
       Горничная Радомира Карась и оказалась первым незапланированным препятствием в исполнении его задачи. Именно она убила в Лейфе великую любовь к Великому Альфару.
       Казалось бы, словенка была совсем не похожа на Труду Гульбрандсен - более плотная, более высокая, более пышная. И волосы, как у тролля в человеческом обличье - черные-пречерные. Каменный уголь, а не волосы... Куда им до Трудиных пшеничных локонов! Но глаза!.. В этих глазах Лейф утонул в первый же момент, а она даже и не заметила. Конечно, ведь пылкая словенка видела лишь Ярослава, кучера Нарышек, двухметрового громилу с раменами молотобойца - вот уж кому следовало бы родиться берсерком! Однако уродился громила изрядным мямлей и девиц боялся пуще огня...
       Наверное, поэтому Лейф и попробовал сразу добиться желаемого. Но получил жесткий отпор. Это его потрясло. Девица нарывалась на принуждение, и Лейф бы принудил ее. Если бы не нашлось иного решения...
       В результате тело нового слуги Нарышек угодило в госпиталь, а сам Лейф перебрался в кучера Ярослава.
       Однако девица подмену заметила - не в прямом смысле, конечно. Во всяком случае, Радомирина любовь к Ярославу быстро пошла на убыль.
       Пришлось все-таки принимать меры.
       Меры помогли - любовь к девице вернулась. Через два дня Радомира любила Лейфа в шкуре Ярослава так же страстно, как до того любила самого Ярослава. И слава Тору и Одину, что так произошло. Ведь именно эта любовь и спасла Лейфа от ловушки.
       Он взял горничную на пятый день после своего перерождения, взял силой - это потом до него дошло, что она не очень-то и сопротивлялась, но ведь в Клетке девицы и вовсе ложились под него сами! С нею было много лучше, чем с Трудой. Тело Радомиры откликалось на малейшее его желание не потому, что ее ждала оплата, - она была попросту не способна воспротивиться этому отклику. Лишь бы рядом никого не было!..
       А ночью он впервые почувствовал себя пауком.
       Впрочем, это слово вряд ли соответствовало сути происшедших с ним перемен. Нет, ощущал он себя, как и прежде, человеком, Лейфом Солхеймом, но паутина была. Как иначе еще можно назвать ту плотную сеть неведомых ниточек, которая раскинулась от него по всему миру?..
       В эту ночь он до конца и не понял, что перед ним открылось. Ниточки касались душ Нарышек и их прислуги, души бились, как мухи в паутине, а все существо Лейфа переполнялось ощущением власти над ними.
       К утру паутина умерла, и он тут же забыл о ней - сон и есть сон. Сны его не интересовали, его интересовала Радомира.
       На следующий день он вновь подстерег ее в бельевой. И вновь овладел девичьим телом.
       Паутина во сне вернулась. Она стала гуще, а Лейф сумел разобраться в эмоциях, которыми переполнялись попавшие к нему в лапы мухи. Оказывается, князь Белояр давно уже жил своей работой, а его более молодая душой супруга жаждала любви и в мыслях даже отдавалась своему сыну. А старшая из Нарышкиных дочек, Снежана, проливала слезы по тому самому Клюю Колотке, который был намечен в жертву...
       Дальше - больше.
       Вечер за вечером, теряя от любви разум, загонял Лейф своего разгоряченного нетерпеливого скакуна в изнемогавшую от желания горячую Радомирину конюшню, и ночь от ночи власть его над окружающими расширялась.
       Настала пора реализовывать запланированное.
       И в следующую ночь Клюй Колотка умер предназначенной для него смертью.
       А на следующий день в Ключград пожаловал чародей Светозар Сморода, очередная жертва Лейфа Солхейма. И чародей бы непременно стал ею, если бы в ночь после убийства не произошло главное.
       Первая кровь опалила сердце Лейфа гигантским костром и родила в душе силы не меньшие, чем рождала Радомирина любовь.
       В ночь после убийства его паутина впервые дотянулась до Великого Альфара. И Лейф познал ту ловушку, какую ему уготовил его любимый Отец. После этого пути Лейфа Солхейма и варяжских альфаров навсегда разошлись.
       Зато сошлись дороги Ярослава Мотовила и Светозара Смороды.
       Словенский чародей оказался прелюбопытнейшим типом. И вполне мог стать для Лейфа выходом из создавшегося положения. Вся беда была лишь в том, что Сморода все еще спал, хотя и был на грани пробуждения. А разбудив его, Лейф не был бы уверен, что чародей пойдет ему навстречу.
       Но подготовку он начал сразу.
       К счастью, Сморода и сам проявил интерес к старшей дочке Нарышек. Оставалось подкорректировать этот интерес в нужном Лейфу направлении.
       Княжна Снежана, правда, возненавидела чародея с момента первой же их встречи, но оказалось, что от любви до ненависти действительно один шаг. Так что усилия от Лейфа потребовались самые минимальные.
       Подготовка велась сразу по нескольким пунктам.
       Во-первых, следовало запутать Смороду, чтобы он не вышел на противника слишком рано.
       Во-вторых, чародею следовало дать понять, что лично ему, Смороде, ничего не грозит.
       В-третьих, в душе самого словенского колдуна следовало вызвать ответную любовь к княжне Снежане. Иначе из замысла не вышло бы ровным счетом ничего.
       С первыми двумя задачами Лейф справился легко. Окружающие уже находились под его плотным влиянием, и он делал с ними все, что хотел. Княжну Снежану на помеле он с успехом изобразил сам, а сопровождающий Смороду волшебник оказался слишком слабым, что противостоять столь сильному альфару.
       Но вот сам Светозар Сморода оказался Лейфу не по зубам. В ночную ведьму-то он поверил, но в остальном... Судя по всему, с ним тоже происходило перерождение. Кто явился инициатором перерождения, Лейфу разобраться не удалось. Как бы то ни было, подействовать на чародея до конца он не смог. И в страхе совершил несколько ошибок. Зря влюбил в Смороду княгиню Нарышкину, зря обратил против столичного чародея подозрения ключградского принципала Порея Ерги. Он почему-то рассчитывал, что Ерга поедет объясняться со Смородой, чем окажет на чародея дополнительный нажим, и Лейфу останется поставить волшебника перед выбором: либо неприятности со всех сторон, либо... Но принципал сразу накляузничал на чародея самому Кудеснику. Где-то Лейф его раскусить не сумел. И управиться с принципалом по-настоящему - тоже. Ергу можно было убить, но превратить в марионетку не удалось. А в причинах разбираться - времени не было.
       В результате ошибок княгиня, видевшая, что происходит с ее дочкой, и сгорающая от ревности, попросила Светозара Смороду покинуть ее дом. В результате Светозар Сморода уехал в Новгород. В результате Светозара Смороду арестовали.
       А вот с любовью все получилось гораздо проще.
       Кто бы ни инициировал перерождение чародея, Сморода уже вовсю обращал внимание на женщин. И сумасбродное поведение княжны Снежаны не могло не найти в нем отклика.
       Лейфу даже пришло в голову, что Сморода сбежал вовсе не от княгини Цветаны, а от испуга перед рождающимся в нем неизвестным чувством.
       Впрочем, и тут Лейф ошибся.
       Приехав в дом Смороды, он легко обнаружил там девицу-служанку, которая хранила о своем хозяине такие воспоминания, что Лейф даже опешил. Все ехало вкривь да вкось, и эта девица только добавила ему неуверенности в своих силах. Зато Сморода уже просыпался. Но чтобы он проснулся окончательно, ему требовалась теперь сама княжна Снежана. Ну со Снежаной-то Лейфу было разобраться нетрудно - она бы отправилась за Смородой когда угодно, куда угодно и с кем угодно... Но все эти пертубации отнимали много сил. Да еще жаркая ночь с Радомирой по возвращению в Ключград. А кроме того, он, похоже, еще не до конца владел открывшимися в нем возможностями. И в результате проворонил арест Смороды. К счастью, та же самая ночь с Радомирой подарила его паутине очередной выход - на словенского волшебника Вышату Медоноса.
       И теперь ему было глубоко наплевать на планы учителя Андерса и Великого Альфара.
       Они разбудили его Трудиной плотью.
       Потом они сделали все, чтобы любовь для него стала лишь переплетением двух жаждущих друг друга тел.
       К счастью, судьба приберегла для него Радомиру.
       А для Смороды - что бы у него там ни было со своей служанкой, ее плоть не разбудила чародея - судьба приберегла княжну Снежану.
       Словенский волшебник Медонос выпустил Смороду из тюрьмы. Кстати, может, каждый перед перерождением должен оказаться в тюрьме?.. Два случая - это почти система... Теперь Сморода едет сюда, а княжна Снежана изнемогает от желания увидеть его. Увидеть, обнять и...
       Она разбудит чародея.
       И все будет так, как запланировал Лейф.
       Он мог бы стать богом всего мира - не Видаром-мстителем, а самим Одином. Но проклятый Великий Альфар позаботился о том, чтобы этого не произошло.
       Что ж, значит, это произойдет вопреки замыслам Великого Альфара!
      
       26. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
       - И в чем я должен тебе помочь? - сказал Свет. - В убийстве Кудесника?.. Остромир доставил мне в последний год много неприятностей, но я - клянусь Семарглом! - не стал бы убивать его и при больших.
       - Такая помощь от тебя и не требуется. Я хочу, чтобы ты помог именно мне.
       - А почему ты думаешь, что я способен оказать такую помощь?
       - Я не думаю! - Лейф глянул на Снежану. - Теперь я в этом просто уверен. Ведь ты сумел снять с нее мое заклятье на бессознательность. Я был уверен, что так все и произойдет. Иначе бы я не пытался подложить эту девицу тебе в постель. Оказывается, женщины, отдаваясь мужчинам, дарят нам не только себя. Они награждают нас множеством способностей. В том числе и тех, о которых мы поначалу даже не догадываемся.
       Свет слушал и удивлялся. Ему, сорокадвухлетнему мужику, еще недавно все это и в голову бы не пришло. Да и сейчас бы пришло не сразу, а после долгих раздумий на вечные темы. Если бы вообще явилось... А тут - совсем молодой парень!..
       - И когда ты только успел понять такие вещи?
       - Когда любишь, понять это не трудно, - сказал Лейф. - Радомира мне многое дала...
       - Ты любишь Радомиру?!
       - Да!.. Если бы ты знал, какая это девушка!
       - А она тебя?
       Лейф скривился:
       - Вот то-то и оно! - Он стукнул кулаком по столу. - Сейчас она меня очень любит. Потому что я сам заставил ее любить себя. Но такая любовь мне не нужна!
       - И в этом ты ждешь от меня помощи?
       - Нет! - Лейф помотал головой. - С Радомирой я как-нибудь и сам бы разобрался. Если бы у меня было время... Видишь ли, за месяц, прошедший с моего появления в Словении, я не стоял на месте. И Радомира мне в этом хорошо помогла... Я пришел в дом Нарышек под именем Олега Лощины. И сразу в нее влюбился. А потом обнаружил, что она каким-то образом влияет на мои способности. Благодаря этим самым способностям, я обнаружил на себе неизвестное заклятье. Затем сумел в нем разобраться. И выявил - знаешь что?
       - Что?
       - Обман!.. Мои учителя мне врали. Проанализировав структуру обнаруженного заклятья, я понял, что меня послали вовсе не для политического шантажа. Меня послали убить чародея Смороду!
       - В самом деле? И на каком же основании ты сделал этот вывод?
       - Потому что, убив тебя, я тут же умру. Такое на мне лежит заклятье!
       - Ну так сними его!.. Насколько я понимаю, боги одарили тебя гигантским уровнем Таланта. Ведь ты сумел превратиться в Ярослава Мотовилу, так?
       - Да, захватил его тело. Я действительно способен на подобные захваты, хоть это стоит и немалых сил. Но наложенное заклятье я снять с себя не могу. Даже легкая попытка тут же вызовет смерть. Это можно сделать лишь со стороны.
       - Ну так заставь снять его того, кто поставил.
       Лейф грустно улыбнулся:
       - Они предусмотрели и такую возможность. Если я вернусь в Скандинавию без разрешения, заклятье опять же убьет меня... Применена типичная обратная связь. Скрыть правду от самого себя в принципе невозможно. Я ведь не могу внушить себе, будто получил от Великого Альфара разрешение вернуться!
       - И ты хочешь, чтобы такое внушение сделал я?.. Боюсь, это невозможно. Если даже не затрагивать моральный аспект относительно Ночного волшебства, я не способен ничего внушить волшебнику даже своего уровня... - Свет вдруг хлопнул в ладоши. - Слушай-ка! Но ведь есть совсем простой выход! Раз, убив меня, ты умрешь, так не убивай. И живи на здоровье!
       Лейф покачал головой:
       - Нет, не выйдет... Все дело в том, что заклятье действует еще и по времени. Если я не выполню задание в течение определенного срока, я тоже умру. И срок этот истекает завтра... нет, уже сегодня, на рассвете.
       - Вот оно что? - потрясенно прошептал Свет. Встал, открыл баул, достал Серебряный Кокошник. - Надевай! Куда бы тебя положить?
       - А вон рядом с нею. - Лейф кивнул на Снежану.
       Душа Света вновь воспламенилась злобой, но он сдержал себя.
       - Нет уж, извини. Кабы здесь лежала Радомира, я бы еще согласился... Пошли в спальню.
       Спальня была отделана не менее изыскано, правда здесь преобладали фиолетовые тона. Впрочем, Свет и ухом не повел.
       - Ложись!
       Лейф надел на голову Кокошник, устроился на постели, расслабился.
       Свет сотворил С-заклинание. Осторожно коснулся ментальной оболочки варяжского альфара. Почувствовал, как она раскрывается ему навстречу. Словно додолин кладезь разохотившейся до любви девицы... Подивился пришедшему на ум сравнению. Собрал Силу и проник глубже.
       Странная ментальность открывалась перед ним. Тут не было Темного сектора, а границы казались необъятными. Здесь жило много ненависти, но и бездонный океан любви плескался вокруг. Откуда эта необъятность?.. Как будто из взорвавшегося Темного сектора вырвался целый мир, напрочь заполонив душу Лейфа. И похоже, гигантские силы альфара пополнялись именно бурными водами этого океана.
       Открытие представлялось Свету невозможным. Темного сектора напрочь лишены дюжинные люди, но им-то он и не нужен. Ведь именно в Темном секторе боги скрыли Талант!.. Как может существовать волшебник без Темного сектора? Новая непонятность в череде открывающихся передо мной непонятностей... Ладно, а где же искомое заклятье? Ага, вот оно. Незнакомая структура, незнакомые связи... И Велес меня забери, если я способен снять такое заклятье! Это же настоящий айсберг, и большая часть его скрывается в водах... Что ж, нырнем!
       Он начал погружаться. Погружение длилось века, но ледяная стена все также тянулась перед ним, и не было ей конца... Пора назад, а то как бы не утонуть в этих глубинах!
       Вынырнуть удалось нескоро...
       Альфар тут же открыл глаза, но Свет без слов выскочил из спальни.
       Вид безмятежно лежащей Снежаны привел его в себя. Как хорошо, что она здесь! Пусть недвижна, пусть безмолвна, но остаться один на один с этим...
       Нет, но какая мощь! Неужели мы все бы стали такими, если раскрыть Темный сектор? Интересно, а Остромира он есть?
       - Ну, что ты обнаружил? - Альфар вышел из спальни, протянул Кокошник.
       Свет спрятал Кокошник в баул, прошелся по комнате. От него ждали ответа, но вовсе не того, какой он готов был дать. Однако деваться некуда!..
       - Я не способен снять это заклятье.
       - Не способен или не хочешь?
       - Не способен!
       И не захотел бы, если б мог, добавил он про себя. Потому что даже сама по себе мысль о том, что рядом со мной живет подобный волшебник, вызывает жуткий страх. Признаемся уж самому себе... Неужели Кудесники все такие. Да они бы могли править нашим миром безо всяких князей, царей и королей... И исполать богам, что варяги оказались не дураками, чего бы они там не добивались!
       - Мне жаль тебя, парень! Но не с моим уровнем Таланта снимать такие заклятья.
       - Ладно! - Лейф вновь скрылся в спальне. Через незакрытую дверь послушалось шуршание.
       Свет включил Зрение.
       Аура альфара пылала сквозь стену. В ней были и голубые цвета Перуна, и додолина розовость, и много чего еще. В том числе и страх. Не было в ней только ненависти.
       И вдруг аура пропала. Ее не блокировали и не скрыли защитным барьером. Просто ее не стало.
       А из дверей спальни вышел волк. Здоровенный такой лесной брат, дымчато-серый, помахивающий хвостом, с раскрытой пастью и свисающим на бок языком.
       Свет обмер.
       А волк неторопливо прокрался к дивану, встал на задние лапы и положил передние рядом со Снежаниной шуйцей.
       - Сейчас я разорву ее, - сказал он по-варяжски. - Перегрызу горло, как вашему Клюю Колотке. Убью, как убили мою Труду. - Волк наклонился к Снежаниной шее, провел по ней языком. - А потом и тебе придет конец. В последний раз спрашиваю - поможешь мне?
       Нет, волк не говорил. Голос его звучал прямо в мозгу у Света.
       - Подожди, - пробормотал Свет. - Подожди... Подожди...
       Остальные варяжские слова он забыл. И почему-то подумал по-словенски: "Так вот что за собака загрызла брата Клюя... Волкодлак!"
       - У меня нет времени ждать!
       Волкодлак разинул пасть, продемонстрировал Свету зубы, и тот понял, что оная пасть в один присест перекусит Снежанину шейку, такую тоненькую, такую изящную, такую любимую...
       Ступор прошел. И варяжские слова вернулись.
       Свет выхватил из кармана пистолет.
       - Еще одно движение, и я прострелю тебе башку!
       Волкодлак посмотрел ему прямо в глаза:
       - Давай-давай! Скорее уж ее заденешь... А оборотню пули не страшны!
       Свет нажал спусковую скобу.
       Грохнул выстрел.
       - Дурак! - сказал волкодлак. - Теперь здесь точно появятся стражники... Что ж, ты не оставил мне другого выхода! - Он стянул зубами обрывки платья с девичьей груди, коснулся носом ее левой перси, такой открытой, такой беззащитной, такой любимой... - Сначала я отгрызу ей вот это... Даю тебе одну минуту!
       Свет выронил пистолет.
       В мозгу его плавился страх за Снежану, и капли этого расплава прожигали душу. Кап-как-кап... Что-то стучалось изнутри, громко и настойчиво, но другое что-то не давало ему выхода. А капли падали...
       Волкодлак легонько прикусил Снежанину персь, скосил на Света круглые коричневые глаза.
       - Ну, решай!
       И тут внутри взорвалось.
       Понеслись во все стороны осколки, застывая на лету, превращаясь в тоненькие ниточки.
       Вот одна коснулась сердца лежащей на диване девицы, ждущего, горячего, безмятежного...
       Другая пронзила стены гостевого дома, стремительно пожрала городское пространство, миновала еще одни стены... - знакомые... резиденция Остромира?.. почему?.. - коснулась еще одного девичьего сердца, горячего, ждущего, тающего от страха...
       Третья умчалась далеко-далеко, в никуда... - зима... Руки Двух Богинь... прости, мама, я не смог... - коснулась сердца, познавшего материнскую любовь, горячего, простившего, ждущего...

    * * *

       Снежана пришла в себя, но что-то не давало ей пошевелиться. Оскаленная волчья морда нависла над нею, но страха не было. Ведь ему нужна ее помощь...
       Я с вами, мой!..

    * * *

       Сидящая с ногами на кушетке Забава вздрогнула так, что стороживший ее мужчина схватился за пистолет. Страха больше не было. Ведь Светушке нужна помощь...
       Любимый, я с вами!

    * * *

       Дубрава Смородина не приходила в себя, и страха в ней не было. Но сыну нужна помощь...
       Стрижик мой ясный, я с вами!

    * * *

       По пронзившим мир ниточкам хлынули силы в центр паутины.
       Светову ментальность наполнил бездонный океан, в котором невозможно было утонуть. А из океана - как Афродита из пены - родилось заклинание, невозможное, грозное, неотвратимое...
       Вытянулось лицо... Заострились зубы... Удлинились уши... Резко надвинулся пол... Со всех сторон понеслись резкие незнакомые запахи... А перед глазами возникли поросшие серой шерстью волчьи лапы.

    * * *

       Лейф понял, что снова ошибся, еще в тот момент, когда новоиспеченный волк Фенрир барахтался в куче чародеевой одежды.
       Хозяйкины глаза источали на Лейфа жгучую ненависть - наверное, Труда вот так же смотрела на своих убийц, - но теперь стало не до хозяйки, и альфар с сожалением спрыгнул на пол.
       Он не успел - Фенрир уже освободился от своих тряпок.
       За дверью что-то крикнул жуликоватый портье. И тут же замолк.
       Лейф даже не сообразил, кто из них двоих превратил Глеба в куклу.
       Вот и мой Рагнарёк, подумал он. Но, о боги, разве эта схватка была моей целью? Где же я ошибся? Неужели судьба наказывает меня за то, что я рассчитывал, получив помощь, тут же избавиться от помощника?.. Да, рассчитывал, как же иначе?.. Ведь в этом мире нет места нам двоим. Хватит с меня и Великого Альфара!..
       Да, подумал он, судьба не может быть так жестока ко мне! Ведь я только защищался... И потому боги помогут нуждающемуся... О вы, асы мои! Ты, великий Один, и ты, грозный Тор! Ты, добрый Тковчер, и ты, справедливый Сидналакс!.. Да пребудет со мной сила ваша! И тогда я легко справлюсь с этим юным щенком!
       Он хлестанул себя хвостом по бокам и зарычал.
       Фенрир ответил не менее мощным рыком.
       И Лейф понял, что опять ошибся - рычал не юный щенок, а матерый волчара, зубы съевший в схватках с другими волками, которому было глубоко наплевать, что перед ним Видар, молчаливый бог, будущий мститель. Потому что Фенрир видел перед собой всего лишь оборотня, посягнувшего на беззащитную женщину.
       И тогда Лейф понял свою главную ошибку. Следовало ставить на любовь, а он поставил на страх за самку. Но откуда ему было знать, если его первую возлюбленную безжалостно убили, а вторую он столь же безжалостно заставил любить себя сам? Там, где живет нежная страсть, нет места безжалостности. Но откуда ему было знать это? И если бы его сейчас выслушали, он бы высказал свое сожаление...
       Однако сожалеть времени уже не было. Его Фенрир неторопливой трусцой шел по дуге, сшибая на пути стулья, и центром этой дуги был Лейф.
       В коридоре испуганно вскрикнул ночной дежурный, наткнувшийся на бесчувственное тело портье. И тут же - без помощи Лейфа - превратился в очередную тряпичную куклу.
       Ждать было нечего. Помочь Лейфу могло только чародеево неумение управлять волчьим телом, а это неумение таяло с каждой секундой, с каждым новым движением Фенрира.
       И Лейф прыгнул.
       Он целил в горло и почти попал, но в самый последний момент Фенрир увернулся, подставился левой лапой, и Лейфу ничего не оставалось как вцепиться в нее. Он ощутил знакомый сладковатый вкус крови, а потом мощный удар правой лапы Фенрира опрокинул его на пол.
       Лейф попытался откатиться в сторону, но острые клыки стальными лезвиями располосовали горло.
       Вот и завершился мой Рагнарёк, успел подумать он. Но все равно Лив и Ливтрасир...
       Он захлебнулся горячей кровью.
       И канул во тьму.

    * * *

       Обратное превращение произошло мгновенно.
       И Света тут же захлестнула боль в левом предплечье.
       Наверное, Снежана почувствовала эту боль, ибо зашевелилась, подняла голову.
       - О боги! Светушко! Да вы весь в крови.
       Она вскочила на ноги, увидела валяющегося на полу волкодлака.
       - Оборотень?.. Вы все-таки отыскали его?! Исполать богам!
       И вдруг двинула труп ногой.
       - А вы, княжна, похоже не из пугли... - Свет, не договорив, застонал.
       - Чтобы я испугалась эту тварь, да к тому же мертвую! - Снежана фыркнула. - Давайте-ка, я вас перевяжу...
       Она схватила свою нижнюю рубашку, легко разодрала ее на полосы.
       - Не удивляйтесь, нас учили таким вещам в Институте великородных девиц...
       Подступилась к Свету. Пальцы ее были сильными и нежными, движения - стремительными и мягкими.
       Боль быстро стихала.
       На смену ей приходила боль другая.
       Он всем своим существом ощущал наложенное на княжну альфарово заклятье. Теперь, когда Лейф мертв, этому заклятью жить недолго. И тогда...
       Снежана ловко завязала импровизированный бинт узелком.
       - Ну вот! - глянула на повязку. - Ой да мы с вами еще посейчас голые.
       Взгляд ее скользнул по Световой руке, опустился ниже. Она вздохнула.
       Свет всем сердцем почувствовал вспыхнувшее в ней новое желание. А потом ощутил, как в нем загорается ответное...
       Ну нет, это не может продолжаться. Завтра или послезавтра она возненавидит его, и нечем будет оправдаться. Не объяснять же, что ее заставил полюбить волшебника оборотень!.. Не рассказывайте мне сказки про белого бычка, чародей! Это ваших рук дело, и нечего валить на другого.
       - Я не могу. Рука болит...
       Она подняла глаза, понимающе кивнула.
       - Давайте-ка одеваться. - Подобрала с пола наперсенник, взялась за платье, изумленно оглядела. - Зачем мне врали, что колдуны ни на что не способны? Придется надеть другое.
       Она скрылась в спальне. Дверь не закрыла.
       - Ярослав опять где-то болтается...
       Зашуршала одеждой. Свет тоже взялся за белье.
       - А ведь я думала, что вы заставили меня влюбиться в вас, - донеслось из спальни. - Я даже приехала сюда, чтобы вы сняли с меня свое заклятье.
       Она словно читала его мысли.
       - Какая я была дура, да?!
       Завтра вы тоже скажете: "Какая я была дура!", подумал Свет, с трудом натягивая штаны одной десницей. И ничего нельзя будет сделать. Не возобновлять же мне проклятое заклятье самому!.. Это все равно что не пойти на похороны собственной матери...
       - Я готова! - Снежана вышла из спальни.
       На ней было незнакомое коричневое платье, но и в нем она была прекрасна.
       И Свет не удержался - сказал ей об этом.
       Она накрыла его губы теплой ладошкой:
       - Вы мне повторите все потом. Когда заживет ваша шуйца... А то я сразу начинаю таять. Какое счастье!.. - Она помолчала несколько секунд. - Давайте, я вам помогу. След привыкать к этому.
       У Света сердце зашлось от тоски.
       Она помогла ему надеть рубашку и камзол, зашнуровала ногавицы. Не удержалась и поцеловала в уста.
       - Я теперь присно буду с вами.
       Если бы, подумал Свет, отворачиваясь.
       - Присно, присно! Верьте мне... - Она вдруг вскрикнула.
       Свет обернулся.
       - О боги! - Она смотрела на волкодлака.
       А тот неотвратимо менялся. Исчезала шерсть. Укорачивались уши. Втягивалась длинная морда.
       И только кровь оставалась кровью.
       - Это же... Это же... - Ее затрясло. - Это же Ярослав!
       - Пойдемте, - сказал мягко Свет, подхватывая ее десницей под мышку. - Соберитесь с силами, а то я не могу держать и вас, и свой баул...
       - Да... Да... - Она быстро закивала. - Я сейчас, сейчас. Боги! Какую же змею пригрели на своей груди князья Нарышки! Зачем он Клюя?
       - Не знаю, - сказал Свет. - Сможете нести мой баул?
       - Да... Да... - Она все кивала. - Сейчас я... соберусь с силами...
       С силами она собралась быстро. Во всяком случае, уже через минуту ей не требовалось опираться на Светову десницу, и Свет ей был только благодарен.
       Он сунул в карман пистолет, взял баул.
       - Откройте дверь и ничего не пугайтесь.
       - А как же мои вещи?
       - Мы придумаем потом! Сейчас нам след немедленно уйти отсюда!
       Снежана все-таки вскрикнула, увидев лежащих возле двери, вцепилась в его шуйцу. Услышав стон, отшатнулась.
       - Ой, простите меня!
       Свет превратил кукол в живых людей, отправил вниз. Вытер со лба испарину.
       Снежана исступленно целовала его в обе ланиты.
       - Простите меня!
       Поцелуи уменьшили боль.
       Они спустились по лестнице, подошли к столу, за которым снова сидел портье.
       - Дайте мне регистрационную книгу! - сказал Свет.
       Последняя запись напротив тридцать шестого номера означала: "Ефрем Полено, купец из Твери. С супругой", - поэтому вырывать страницу Свет не стал.
       - Я переезжаю в другой гостевой дом, - сказал он. - Через час сюда приедет человек, заберет мои вещи. Опосля этого вы навсегда забудете о нас обоих.
       Портье кивнул и бросился открывать двери.
       - Ступайте с миром, сударь!
       Они шагнули на улицу.
       - Он даже не посмотрел на меня! - пораженно прошептала Снежана.
       - Он вас не видел, - сказал Свет. - Никогда...

    * * *

       Через десять минут прогулки парочка забывших о времени влюбленных вспомнила наконец, что вокруг ночь, и остановила первую попавшуюся трибуну.
       - У вас есть деньги? - прошептал Свет, устраиваясь рядом со Снежаной.
       - Остались в номере, - ответила та восхищенным шепотом.
       - К Торговой набережной, любезный! А там покажу...
       Через пятнадцать минут поездки парочка припозднившихся влюбленных вылезла из трибуны возле нежилого дома на Ратной улице.
       - Свободны, любезный! - сказал кавалер. - Ныне ночью вы никого сюда не возили! А пока подождите возле скверика.
       Любезный укатил, даже не обернувшись.
       Парочка двинулась в сторону Волхова, прошла мимо остановившейся трибуны - любезный свирепо крикнул им: "Проходите, проходите, я нанят!" - свернула на Торговую набережную.
       Двоим соглядатаям, дежурившим возле особняка арестованного чародея Смороды, вдруг вздумалось отправиться по домам. Почему бы и не пойти, буде их пришли сменить двое. Сообразило начальство, подыскало в соглядатаи бабу. Знамо дело, мужику и бабе следить за кем бы то ни было гораздо сподручнее, тем паче ночью. Сидят себе на скамейке, тискаются... Влюбленные как влюбленные - никто не заподозрит...
       - А вы знаете, Свет, - восхищенно шепнула Снежана, - я бы не удивилась, если бы вдруг оказалось, что вы и в самом деле влюбили меня в себя.
       Свет аж зубами заскрипел.
       - Я никогда не делал этого, княжна. И никогда бы не сделал!
       Она только вздохнула.
       Открыл им Берендей.
       - Хозяин?! Вас отпустили? Я же знал, что это ошибка!.. - Он зажег лампу, обнаружил за спиной Света тоненькую фигурку. - Вы не один?.. А у нас Забава ночевать не пришла.
       - Я знаю, - сказал Свет. - Подними Ольгу. Пусть проводит девицу в трапезную, покормит. А потом в гостевую, уложить спать.
       Берендей умчался.
       - Я не хочу спать, - сказала Снежана, но Свет отмахнулся от нее:
       - Не прекословьте, сударыня! У меня нет времени заниматься вами. Я должен сейчас уйти.
       - А кто такая эта Забава?
       - Моя служанка...
       - Служанка? - В голосе Снежаны послышалось сомнение.
       Ну ничего, подумал Свет, завтра вас уже не будет интересовать, кто такая Забава...
       Мысль эта вновь пробудила в нем тоску.
       Появилась заспанная Ольга в ночной рубашке, потащила гостью за собой.
       - Но вы вернетесь? - воскликнула та, упираясь.
       - Вернусь, вернусь, обещаю. - Свет поворотился к Берендею. - Заложите карету... Хотя нет, лучше взнуздайте Звездочку, это будет быстрее. Возьмите с собой мешок и веревку. Гостевой дом "Обитель странников", номер тридцать шесть, вас ждут и впустят. В номере лежит труп, он вас не касается. Соберете все женские вещи и привезете сюда. Только ничего не пропустите!
       - А буде меня остановит стража?
       - Не остановит! - Свет наложил на Берендея заклятье. - Они вас не увидят.
       - У вас кровь.
       - Да, я ранен. Но это все потом. Накину что-нибудь другое...
       Берендей ушел на конюшню. А Свет, отыскав в кладовке свой старый плащ, вновь выскочил наружу. Немного поколдовал возле дома и бросился к Ратной.
       Любезный стоял на том же месте.
       - Вперед! - сказал Свет, забираясь в трибуну.

    * * *

       Он остановился за квартал до Остромировой резиденции.
       Забава ждала и боялась за него. За себя она тоже боялась, но много меньше.
       Возле резиденции было тихо. Похоже, руководство министерства безопасности по каким-то причинам не решилось ночью беспокоить Кудесника известием о побеге чародея Смороды. Вот найдем беглеца, судари, тогда и доложим. А не найдем - семь бед, один ответ!..
       Свет прошел мимо стражников, поднялся по лестнице.
       Так, Забава там, впереди и выше. Кажись, в кабинете Кудесника. Там же кто-то еще, будто бы знакомый... А самого Остромира нет!.. Спит, должно быть... Что ж, семь бед, один ответ!..
       Он прокрался к двери, за которой томилась Забава, взялся за ручку, повернул.
       - Добрая ночь, чародей! - раздался Остромиров голос. - Заходите, я ждал вас!
       Свет неторопко открыл дверь.
       Кудесник стоял возле стола. Царящий в кабинете полумрак делал его лицо зловещим и незнакомым.
       Что ж, подумал Свет. Тем лучше... Но почему же я его не обнаружил?
       Кудесник сделал приглашающий жест. Свет вошел, сел в знакомое кресло.
       - Я ждал вас, - повторил Кудесник. - Я был уверен, что вы сбежите.
       - Что ж вы не приняли мер против моего побега?
       - Я принял те меры, какие мог. Охрана была предупреждена. Нешто лишь самому устроиться при вас стражником... Не собираться же вокруг "Малова приюта" всю словенскую рать!
       - Меня освободил тот, кого мы все эти дни искали.
       - Понятно. - Кудесник пожевал губами. Словно ребенок пустил пузыри...
       Как же он стар, подумал вдруг Свет. Говорят, старики рано или поздно впадают в детство...
       - Теперь он, вестимо, мертв?
       - Вестимо, - согласился Свет. - Кстати, утром вы легко сможете найти его труп. Гостевой дом "Обитель странников", номер тридцать шесть.
       Кудесник снова пожевал губами:
       - И как же он умер?
       - Подобно брату Клюю Колотке. Его загрызла собака.
       - И вы, вестимо, не скажете, каким образом вам удалось натравить ее на варяга?
       - Вестимо, - согласился Свет.
       - Что ж, значит, мои надежды не оправдались... - Кудесник замер.
       Знакомые лапы коснулись Светова мозга, но он с легкостью изгнал их прочь.
       - Не старайтесь, Кудесник! Я был неподвластен вам в "Маловом приюте". Неужели вы думаете, что сможете одолеть меня сейчас?!
       Остромир судорожно потер плешь. У старика появилась аура. А Свет увидел в ней самый настоящий страх перед Велесом и Мареной.
       - Ладно, брате... Вы можете идти. Клянусь, я пальцем о палец не ударю в течение ближайших суток. Так что вы вполне успеете скрыться.
       - Мне нужна Забава!
       - С чего вы взяли, что она у меня?
       - Она у вас, в комнате за вашей спиной. Ваше заклятье не отвратит мое Зрение.
       - Так, - сказал Остромир. Глаза его заслезились. - Хорошо, значит будем играть в открытую. Стоит мне дернуть за шнурок, и вашу Забаву застрелят. Если вы войдете туда, ее тоже застрелят.
       Свет улыбнулся:
       - Мы не в карты играем, Кудесник. Ваш блеф бесполезен. Я справлюсь и с вами, и с тем человеком, который будет стрелять.
       Рука Остромира потянулась к шнурку, замерла, плетью обвисла в плече.
       Свет встал, шагнул к дверце, открыл ее.
       - Светушко! - Забава вскочила с кушетки, на которой сидела. - Я ведала, что вы за мной придете.
       Свет удивленно озирался вокруг.
       Небольшая камора - очень знакомая, знакомая и кушетка; в левом углу, на стуле Порей Ерга с пистолетом в деснице.
       - Сидеть, красавица!.. И вы, чародей, стойте на месте! Или я убью вас!
       Ожила память. Свет вспомнил, что именно тут тридцать два года назад он начал свою службу в Колдовской дружине. И посвятил его в эту службу сам Кудесник Остромир, тогда еще молодой и полный сил.
       Круг замкнулся.
       - Не убьете, принципал! Ни меня, ни ее.
       Глаза Ерги сузились.
       - Убью, охвостье Семарглово! Уже брал одного такого! Вы, судари колдуны, сильны, покудова в вас верят. А я в вашу силу ни на грош не верю! Пусть вы и чародей!.. Значит, завтра будут говорить, что Порей Ерга сумел взять чародея!..
       Свет шагнул к нему.
       - Убью!!!
       Пистолет взлетел на уровень Светова сердца, перст коснулся спусковой скобы. И тут же рука ключградского принципала обвисла подобно деснице Кудесника.
       - Если бы я оставался чародеем, вы бы уже были мертвы, - сказал Свет. - Прощайте! - Он вытащил из десницы принципала пистолет, повернулся к Забаве. - Пойдемте, краса моя!
       Забава вскочила с койки, потянулась, разминая затекшие мышцы, лукаво глянула на застывшего в недоумении Порея Ергу:
       - Прощайте, сударь!
       Кудесник все еще сидел за своим столом, пусто глядя в пространство.
       Свет подошел к нему, положил на стол принципалов пистолет.
       - Прощайте, Кудесник! Я не знаю, что со мной такое произошло, но, даю вам слово, разберусь.
       Они вышли в коридор, и Забава позволила себе расцеловать его. Как ни странно, она не коснулась раненой шуйцы, хотя крови на плаще не было. Наоборот, Свет сам, отвечая на ее поцелуй, дернул рукой и застонал.
       - Что с вами, Светушко?
       - Я ранен, - пробормотал Свет, стиснув зубы.
       - О Додола-заступница, тогда быстро домой! - В голосе Забавы прорезались былые командирские нотки. - Я быстро вас вылечу. - Командирские нотки сменились мурлыканьем.
       Да уж, подумал Свет. Хорошо бы быстро. Ибо времени у меня - от силы до утра. Даже буде Кудесник застрелится...
       - И я вылечу моего Светушку, - продолжала мурлыкать Забава. - И снова будет мой Светушка здоровым и сильным, как медведушка.
       Стражники не видели и не слышали ее.
       Они прошли квартал до ожидающей трибуны.
       - И будет медведушка любить Забавушку...
       Забрались внутрь.
       - И будет Забавушка любить медведушку...
       А может, так и надо? - подумал Свет. А может, пусть завтра произойдет то, чему след произойти...
       И велел любезному трогать.
      
      
      
       ПРИЛОЖЕНИЯ
      
       1. Пантеон Словенского волхвовата
       Сварог - бог-создатель Вселенной, породитель остальных
       словенских богов
      
       Сварожичи:
       Дажьбог - бог жизни, прародитель словен
       Перун - бог-громовержец, покровитель воинства
       Хорс - бог солнца
       Ярило - бог весеннего плодородия
       Велес - бог подземного царства
       Семаргл - бог колдовства
       Мокошь - богиня судьбы, жена Дажьбога
       Додола - богиня семьи, жена Перуна
       Купала - богиня тепла, жена Хорса
       Марена - богиня смерти, жена Велеса
       Кострома - богиня живой природы, жена Ярилы
      
       2. Месяцеслов Словении
       Сечень - январь
       Лютый - февраль
       Березозол - март
       Цветень - апрель
       Травень - май
       Червень - июнь
       Липец - июль
       Серпень - август
       Вересень - сентябрь
       Листопад - октябрь
       Грудень - ноябрь
       Студень - декабрь
       Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя (обращение римских гладиаторов к императору перед схваткой).
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Комментарии: 11, последний от 18/04/2024.
  • © Copyright Романецкий Николай Михайлович (dodola@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 624k. Статистика.
  • Роман: Фэнтези, Альт.история, Детектив
    • Оценка: 6.69*10  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.