Регентов Дмитрий Павлович
В сумерках войн

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 31/12/2019.
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Размещен: 10/11/2009, изменен: 10/11/2009. 382k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья книга о судьбах людей в сложный период перед Великой Отечественной войной для нас и Освободительной войны для Китая.

    • "В сумерках войн"

      
      
      

    Посвящается "Железному Феликсу". Спасибо за всё.

      
      
      
       Книга третья. История китайского контрабандиста, участника многих событий, на фоне исторических реалий 30-х годов прошлого века в сумерках войн, предвестников Второй Великой Войны двадцатого века.
      
      
      

      
      

    Регентов Д.П.

    (Чжоу Датоу)

      
      

    ОГЛАВЛЕНИЕ.

      

    Глава

    Наименование

    Страница

       Вступление.
       Пасьянс
       ... 3
       Глава первая.
       Жара
       ... 4
       Глава вторая.
       Дорога, пыль, жизнь
       ... 10
       Глава третья.
       Диверсанты
       ... 16
       Глава четвертая.
       Конец это начало
       ... 22
       Глава пятая.
       После заката солнца.
       ... 28
       Глава шестая.
       Двум не бывать, а одной не миновать
       ... 35
       Глава седьмая.
       Осеняя пора
       ... 42
       Глава восьмая.
       Новая роль
       ... 47
       Глава девятая.
       "Жаркое время"
       ... 52
       Глава десятая.
       "Дракон разворачивается для удара"
       ... 58
       Глава одиннадцатая.
       Зыбкий баланс
       ... 64
       Глава двенадцатая.
       Закат в багровых тонах
       ... 70
       Глава тринадцатая.
       Жаркие будни весны 1939 года
       ... 76
       Глава четырнадцатая.
       "Большая война уже стучит в дверь"
       ... 82
       Глава пятнадцатая.
       "Зимняя война" двух морей
       ... 88
       Глава шестнадцатая.
       "Сталинский удар"
       ... 95
       Заключение.
       Май
       ... 101
      
      
      
      
       ВСТУПЛЕНИЕ. ПАСЬЯНС.
       Он закрыл дверь на ключ. Небольшой кабинет - пять шагов вдоль и четыре вширь - приветливо обхватил его неброскими шторами, столом зеленого сукна, сейфом, мебелью с инвентарными номерами на самом видном месте. Постояв, вытащил из кармана брюк связку ключей, нашел нужный ключ. Сейф ответил ему обиженно тихим скрипом петель. Папка, переданная ему утром, лежала сверху, требовательно топорщась уголками бумаг, выглядывающими из-под твердой картонной корки. Ему предстояло написать отчет по событиям февраля в Токио, который от него ждали на третьем этаже. И не только краткое, описание путча и новую расстановку сил в стране. Ему также надо дать прогноз, что дальше будет в Японии. Какая группа сил будет определять политику и что ожидать.
       Бумаги раскладывались на сукне, ровными квадратиками, как карты в пасьянсе на ломберном столике. Ах, как же любила раскладывать пасьянсы бабушка Ксения. Зимними вечерами, она в круге света, очерченным на карточном столике ажурным абажуром, тонкими пальцами раскладывала пасьянсы, приговаривая вертевшемуся вокруг внуку: "Карты не игра, а лишь гимнастика для головы. Самая древняя из известных гимнастик для головы. И только низкие люди превратили их в греховный азарт".
       В пронумерованный блокнот, он стал делать пометки, готовя основу отчета. А отчет получался совсем не толстый и совсем не веселый.
       Путч 26 февраля 1936 года, группы до полторы тысячи солдат и офицеров, завершился фактически 29 числа. Видя, как сочувствующий им генералитет армии в течение трех дней пассивно наблюдает за путчистами, бездейственно сидевшими в Токио, император классически разыграл противоречие между армией и флотом. Вечером 29 числа флот вошел в залив, и "сухопутники" поспешил издать приказ о подавлении путча. Узнав об этом, солдаты частью разошлись домой, частью поспешили сдаться. Офицеры настаивали на проведении публичного суда, где они смогли бы изложить свои взгляды, побудившие их поднять мятеж. Таким образом, отказавшись от традиционного для самураев ритуала "очистки от позора" - харакири. Результат путча - три министра убито, премьер-министр Кейсуке Окадо ушел в отставку. Очередная коррекция в верхних эшелонах власти. Это то, что на виду.
       А вот что видно из сообщений агентов. Схватка двух группировок закончилась победой третьей. С одной стороны группировка, условно называемая "Токийская группа", рассматривающая СССР как один из объектов нападения, рассчитывающая при этом получить негласную и прямую поддержку со стороны западных стран. С другой, силы, представляющие мелкобуржуазные группы, в лице националистки настроенных "молодых офицеров", имеющих сильные позиции в армии и на флоте и борющихся против "партийных правительств". Крайне агрессивные, они грезили войной с Западом. Так что, "молодые" корпорации двинули по "дзайбацу" - "старым" корпорациям и проиграли. Император, усмотрев в требованиях путчистов посягательства на угрозу интересов лиц, входящих в его самый близкий круг, а значит ему и его интересам, призвал флот, полный сторонников "дзайбацу".
       А выгоду получила Квантунская армия, уже четыре года сидевшая в Маньчжурии, и точившая зубы. Которые уже стали прорезываться. За три недели до путча на границе произошли столкновения между советскими и японскими войсками. Небольшие перестрелки, взвод - рота, не более. Но если учесть, что в квантунские генералы рассматривают СССР как объект нападения, то картина получается невеселая. Хотя, среди них есть думающие генералы, которые понимают, что Япония, даже при поддержке стран Запада, не сможет одержать победы. Тем более, что партия стала укреплять Дальний Восток. Мда. Призрак войны стал всё явственней подниматься на Дальнем Востоке. И тут как не раскладывай пасьянс из бумаг, вывод один - Япония попробует на прочность страну Советов. И она к этому должна быть готовым.

      
       ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЖАРА.
      
       В кабинете жара чувствовалась меньше. Плотно закрытые шторы не пропускали жгучие лучи среднеазиатского солнца, а вентилятор, гонявший струями теплый воздух, давал иллюзию небольшой прохлады. Владимир рассматривал сидевших напротив него двух молоденьких лейтенантов в новенькой, со склада форме. Выпускники пехотного училища, после выпуска вновь пошли учиться. Но предварительно пройдя полный круг проверок и собеседований. И вот через год получили назначение на новое место службы, но уже в новом качестве. А сейчас ему необходимо ввести этих "малышей" в фасонных хромовых сапогах в курс дела. Провести их по участку, познакомить с общей ситуацией, показать особо опасные места, а потом передать их непосредственному начальнику - начальнику особого отдела дивизии. Дальше уже его работа.
       Владимир потянулся за графином. Жара все-таки доставала. Хотя он тут уже пятый год, но до сих пор жара была препятствием, с которым он продолжал безуспешно бороться. Многие, из отслуживших тут три - два года, уже привыкли, а он всё пыхтел, обливаясь потом. А вот жена и сын спокойно гуляют по такой жаре. "Медведь, как есть медведь" - зачастую говорит Елизавета и права. Медведи в такой жаре не живут.
       Налив себе стакан воды и кивнув молодым лейтенантом, "мол, навались", Владимир отодвинул стул к стене. Небольшой экзамен пройден обоими неплохо. Конечно, некоторые шероховатости есть, но, в принципе, всё покажет только практика. Многие "отличники" на деле оказываются никчемными, а "троешники" показывали разумную храбрость и отвагу. Что ж, посмотрим, кого на этот раз прислали. Толковых офицеров не так много, как хотелось.
       Владимир встал, поправил ремни. Выезжать после обеда самое милое дело. К вечеру будут уже в дивизии.
       - Так, ребята, давайте за своими вещами в общежитие. Через, - он взглянул на часы, - полчаса тут. Со всем своим скарбом и так далее. Всё! Свободны!
       Лейтенанты, лихо отдав воинскую честь, выскочили из кабинета в коридор, где, как слышал Владимир, один дал другому в бок, получив затрещину в ответ. "Хорошие, дружеские отношения у ребят". - Подумал Владимир - "Это поможет им в наших условиях". Открыв большой металлический шкаф, вытащил снизу продолговатую сумку из плотной парусины. Положив туда карабин, сунул еще несколько пачек патронов. Потом, подумав, положил свой любимый "Маузер" и несколько пачек патронов к нему. В дивизию дорога идет практически по передней линии, а получать штатный "Наган", расписываться в амбарной книге сдачи и выдачи оружия было, честно говоря, как-то было не с руки. Часто приходилось выезжать ночью, срочно, а толкаться в оружейной, будить дежурного по штабу, было не очень удобно. Вот и был у него в металлическом шкафе собственный "небольшой" запас. Нет, ничего незаконного. Все оружие числилось за отделом, как учебно-боевое для отработки стрелковых навыков. Хотя новый начальник штаба сделал попытку лишить их этого оружия, приказ комкора снял этот вопрос раз и навсегда. Сворачивая карту участка в аккуратный квадратик, Владимир старался не повредить карту, так как бумага была тонкой, отчего быстро рвалась. Чего только в Генштабе думают? Раз сложишь и всё, меняй на новую.
       Закрыв дверь, задергав за ручку, проверяя, закрыл ли он дверь, Владимир усмехнулся. Вот же до чего дошел. Стареть стал, наверно. По несколько раз проверяет - всё ли закрыл, всё ли убрал. Или просто стал осторожным? Закрыв клапан сумки, Владимир сел писать записку жене. "Лиза! Поехал по делам. Буду через три дня. Постарайся не скучать, а Арнольду скажи, чтобы не забыл закрыть свою тройку по математике. Я помню. Целую, твой муж Владимир". Прочитав еще раз записку, он сложил её, спрятал в конверт. Вызванный дежурный посыльный взял конверт, привычно сунул в планшетку, молча повернулся, исчезнув в проеме дверей. Эти малоразговорчивые посыльные, подбираемые самим Владимиром, жили отдельно в автороте, гоняя как сумасшедшие на немецких мотоциклах, которые, благодаря их усилиям, еще бегали по местным полупустыням и пустыням довольно резво. Все они были фанатами мотоциклов, но малоразговорчивыми, заметно оживляясь, только когда разговор касался мотоциклов. Ни жара, ни холод, пески и камни ни чего не могло остановить их. За что они получили шутливое прозвище "Группа "Летучий Голландец". А они не возражали, только бы не лишали их возможности гонять, сломя голову, по диким здешним местам, пугая диких верблюдов и стада баранов местных скотоводов своими черными кожаными куртками, деревянными колодками "Маузеров" и оглушительным ревом моторов. Как слышал Владимир, местные прозвали их "Кара гузел", что переводилось как "Черные хорошие".
       В дверь, постучав, просунул голову один из лейтенантов:
       - Разрешите? - Справился он, стараясь не ввалиться в кабинет, так как второй подталкивал его сзади.
       - Входите оба. - Пригласил Владимир, подхихикивая про себя над силящимся удержаться в дверях лейтенантом. - А то сейчас просто завалитесь на пороге.
       Покрасневшие от смущения лейтенанты поставили свои увязанные пожитки у стенки. Не густо. У каждого чемодан, матерчатый тюк, в котором угадывался неизменный матрас с подушкой и какое-то белье, спрятанное в чехол, плотно набитый вещевой мешок, распухшая полевая сумка и шинель. Типичный набор начинающего офицерскую жизнь.
       - А где ваше оружие? - Владимир обратил внимание, что кобуры у лейтенантов пусты.
       - А когда в округе нас отправляли, нам сказали, что оружие получим на месте. - Удивлено сообщили лейтенанты.
       Владимир кивнул головой. Всё правильно. В округе, как всегда, подстраховываются. Чтобы ничего не произошло, лучше направить лейтенантов без оружия и пусть те как хотят, так и выворачиваются. Когда тут каждый километр... Вот крысы тыловые!
       Пришлось вновь открывать шкаф. Достав два "Нагана" и по пачке патронов Владимир положил на стол перед лейтенантами.
       - Управитесь? - Спросил он, отметив, как загорелись от вида оружия глаза у парней. Эх, эти еще не натискались с оружием.
       - Так точно! - Одновременно ответили они, протягивая руки к оружию.
       - Но, только так. - Владимир прикрыл револьверы рукой. - Вы их спрячете, и никому не покажите. Только когда выедем за черту города, положите в кобуру. Договорились?
       - Так точно. - В сомнении лейтенанты потянули патроны. - А это уже наши?
       - Нет, это как раз то, что называется "запасом". - Многозначительно сказал Владимир. - Ведь, как понимаете, "запас" он всегда "запас".
       Лейтенанты понимающе улыбнулись, принялись споро заряжать револьверы. "Умеют обращаться". - Отметил про себя Владимир, - "Что ж посмотрим, как будут стрелять". Он решил остановиться где-нибудь в степи и посмотреть, как они стреляют. Так, чисто для себя.
       *********
       Гаошань перевернул последнюю страницу в газете, и устало зевнул. Обязательная английская газета прочитала, чай выпит, все отчеты по торговле за сегодня уже рассмотрены и даны указания на завтра. А теперь он сидит на морском ветерке, остужающий горячее тело. Сейчас хорошо, а ведь всего семь лет назад, Чжан Дэфу с новым паспортом и новым именем пересек границу между Китайской Республикой и Колонией Её Величества Королевы Англии Хонкон или, по другому, Сянган. Да, действительно "ароматная гавань", а именно так переводилось название этой колонии, заставляла влюбиться в неё. Не мудрено, что многие англичане жили здесь уже большими семьями с внуками, сыновьями, скарбом, недвижимостью и прочим чем обживается осевший на месте человек. Гаошань окинул взором гавань. Красота. Боевые корабли под британским флагом горделиво стояли на самых лучших местах стоянки, резко выделяясь на фоне торговых кораблей. На торговой части гавани стоял несмолкаемый грохот, гудки, гул человеческих голосов. Хотя это всё не доносилось до его дома, укрепившегося на склоне горы бухты Виктории. Слишком далеко. Но он-то знал, что там творится. Так как его склады были как раз в конце этой грузовой зоны. Конечно, не там где бы ему хотелось, но за пять лет, здесь в Гонконге, мало кому удавалось, начав, практически с нуля, получить свои склады в грузовой зоне. Хоть и в конце зоны. Он качнулся в удобной английской кресле-качалке. Все-таки эти длинноносые умеют делать комфортные вещи. Эх, надо сегодня вечером поужинать в Ассоциации, а затем с Чен Лань съездить в театр. Говорят, что приехала труппа Шанхайского классического театра.
       Гаошань прошелся по веранде, вновь бросил взгляд на бухту. В бухту входило очередное судно. Гаошань крикнул слуге, чтобы тот принес бинокль, а сам вновь пристроился в кресле. Через окуляры бинокля он разглядел флаг Японии, терзаемый морским ветром. Ага, значит сегодня вечером, в ближайших к порту кабаках опять будут драки. Портовые грузчики-китайцы будут бить японских моряков. За занятие Маньчжурии. Хотя при чем тут простые моряки? Все неприятности от политиков, которые только и думают как бы урвать своё. Он стал понимать, частично, этих социалистов и коммунистов, с которыми так усиленно воюет генерал Цзян Цзяши, хотя англичане упорно называют его Чан Кайши. Нет такого преступления на свете, на которое не пошли большие деньги при запахе очень больших денег. А в Японии, стесненной территорией, недостатком ресурсов и начавшейся индустриализацией все только и думают где получить необходимые ресурсы и рынки сбыта. В Китае же во главе нации одни продажные компрадоры, которые смотрят в рот этим англичанам и французам. Вот обе стороны и договорились с участием длинноносых. Тьфу! Где же их национальная гордость? Торгаши!
       А он? Что он? Торгует себе, потихоньку, регулярно помогает деньгами Ассоциации помощи китайским беженцам, участвует в благотворительных вечерах. Он законопослушный торговец, уважаемый местным правительством. Вот недавно, хоть и в результате взятки, стал подданным Её Величества королевы Англии. Другим, даже за большие деньги, не светит подданство. Теперь в его личном сейфе лежит выписанный на другое имя британский паспорт и выправленная метрика на рожденного в колонии от смешанного брака. Зачем? А так, на всякий случай. Ведь мы полагаем, а бог располагает. Да, и опыт прежних лет показал, что иметь такое "богатство" нелишне.
    Поставив бинокль на парапет, Гаошань вернулся в кресло. Он еще может посидеть тут, на ветерке, полчаса, прежде чем пойдет одеваться на обед в Ассоциацию. Гудок с бухты донеся напоминанием о прибывшем японском судне. Гаошань усмехнулся в ответ. Нет, точно вечер сегодня будет веселым для полиции.
       Ассоциация встретила его запахом дорогих сигар, нешумным гулом ресторана. Гаошань прошел за свой столик, уселся, развернул салфетку свернутую и продетую в ажурное кольцо-держатель. Ресторан, где сначала собирались только члены Ассоциации помощи беженцам, появившихся после занятия Японией Маньчжурии, постепенно превратился в своеобразный клуб, на манер английского торгового клуба. С уставом, членством, традиционной рюмочкой заморского вина после обеда или ужина. Сами англичане сторонились их Ассоциации, но некоторые видные английские торговцы активно помогали деньгами на обустройство беженцев, прибывающих в Гонконг. Конечно, небольшие суммы, но всё же жертвовали.
       А у англичан есть свои клубы, в которых они лелеют свои колониальные традиции, обсуждают сплетни колонии и торговые сделки. И китайцам входа туда нет. Кроме этого, китайцы не могут еще много чего. И это, законно, вызывает глухое раздражение к англичанам. Нет, всё-таки, социалисты и коммунисты, похоже, действительно ратуют за равноправные отношения. Требуют отказа от колониальных обязательств, возврата Англией и Португалией колоний, вывода Японией войск из Маньчжурии. Хотя их стремление обобществить всё и всех, диктатура над частным сектором, суровые наказания несогласных пугает очень сильно. Вон, в английских газетах такое пишут про то, что творится в СССР. Даже русские эмигрантские газеты Гонконга не пишут того, что пишут английские. А русских в Гонконге много и новости среди них распространяются очень быстро. Осев после исхода из России в 17-ом и 20-х годов из Харбина, они обзавелись своими ресторанами, барами, небольшими торговыми компаниями и всяческими ассоциациями. Создав в субтропическом порту уголок российского быта с посиделками за самоваром, рождеством, крестными ходами. Стараясь не потерять русский язык, Гаошань периодически посещал рестораны, где лакомился настоящими русскими блюдами и читал русские газеты. Пару раз ему удавалось получить советскую газету "Правда" с советских пароходов, на которые грузилась его австралийская шерсть. Он даже взял одного смышленого русского из эмигрантов, говорящего на понятном ему китайском языке. Хоть Гаошань прожил в Шанхае и говорил бегло на шанхайском, кантонский с трудом давался ему. Дело пошло веселей, когда полгода назад у него учительницей стала новая секретарша. Давая занятия по три часа в день, она скоро стала задерживаться у него до утра, а иногда и на несколько дней. Веселая, общительная, свободно говорящая на английском, местном и шаньдунском, она была очень красивой и очень умной женщиной. Это он смог оценить, когда через несколько недель, после воскресного завтрака у него на веранде, она, промокнув губки краешком салфетки, произнесла: "Полагаю, что наши отношения не скажутся на твоем отношении ко мне как к работнику?". Чем привязала к себе. Она не требовала украшений, отдельной комнаты, как обычно начинали требовать местные красавицы, после нескольких ночей. Просто проводила с ним вечера, стараясь развеять его появляющуюся грусть, которая наваливалась на него при воспоминании о своей прежней жизни. Как-то под утро, поглаживая её по волнам жестких черных волос, он рассказал ей всё о себе. Честно и без утайки о своей жизни - от аптеки отца в Люйшуне до появления в Гонконге. Она внимательно слушала, не перебивала, а когда он закончил свой рассказ, тихонько засмеялась: "Какая разница кем был тогда? Главное, ты сейчас есть!". От этого сердце его дрогнуло, и он стал серьезно задумываться о женитьбе. Ему уже 42 года, в его возрасте уже внуки должны быть. А он как был один, так и мотается. И пора эту ситуацию поменять. И Чен Лань самая лучшая кандидатура для его жены.
       *******
       Утрамбовав табак в трубке, он, попыхивая, затянул трубку. Надо отдохнуть. Итак, вон, сделал сегодня много. Надо сделать передышку. Но на столе лежала бумага. Как и положено бумаге особой важности, она была со всеми необходимыми печатями, с красной строчкой в правом углу и пометками с подписями. Единственного, что не хватало на этой бумаге так это его резолюции. Росчерка пера, которым он, возможно, по-новому разворачивал события в мире. Красиво звучит? Но дело обстояло именно так. Пыхнув трубкой, он еще раз прочел её от начала до конца. Вопрос уже не раз обсуждался с товарищами, высказаны все за и против, последствия, выгоды и возможные варианты развития просчитаны и прочитаны много раз. Теперь же требуется сделать только одно, подписать. Это потом завертится машина исполнения, полетят бумаги с грифом "Совершенно секретно", застучат аппараты, выплевывая ленты шифрограмм, пойдет работа кадровиков, совработников, партийных комитетов и прочих в учреждениях, воинских частях. А сейчас требуется подписать. Отложив трубку, он еще раз прошелся по кабинету. Ковровая дорожка заглушала его шаги, но он знал, что в приемной внимательно слушают тишину за двумя дверями его кабинета.
       Подойдя к столу, он взял карандаш из небольшой рощицы, торчавшей из стакана письменного набора. Секретарь всегда ставил отточенные карандаши, именно так как он любил, небольшой группкой, но обязательно, чтобы каждый был отдельно. Так удобней брать. Но бумагу подписывают чернилами. Вернув карандаш на его место в стройном ряду таких же образцовых карандашей, он взял в руки перо. Обмакнув в чернила тонкое перышко, рука привычно легонько им стукнула по краешку чернильницы, стряхивая чрезмерное количество чернил. Это невольное движение вернуло его в детство, когда учительница, сидевшая напротив его, показывала как нужно обмакивать перышко, как стряхивать лишние чернила, как освобождаться от внезапно приставшего неизвестно откуда появившегося волоска. Детство, как оно далеко было. И было ли оно?
       Посмотрев перо на свет лампы, не пристал ли на этот раз волосок к перышку, он размашисто подписал бумагу. Всё. Как говорили древние римляне? "Рубикон перейден"? Назад хода нет. По нажатию кнопки вызова в кабинете сразу появился секретарь. Он молча взял папку с подписанными документами, прихватив поднос с пустым стаканом. Ничто не должно отвлекать от работы - это его правила, которые никто не смел нарушать.
       Открыв другую папку, которая ждала своей очереди, он поморщился. Опять эти списки. Но это также необходимо, как и предыдущая бумага. Это работа. Часть Его работы. Карандаш привычным движением вновь был извлечен из стакана. Все-таки некоторые фамилии у него вызывали сомнения. Отмечая их галочками, он отметил для себя, что "компетентные органы" очень уж увлеклись. Вот, пожалуйста. Только год назад награждали товарища за его работу в китайском Синьцзяне, а он уже в списке. Надо разобраться по подробней. Он, подчеркнув фамилию, поставил пометку "Разобраться". Нет, определенно надо вызвать "компетентного" товарища для дачи пояснений. Слишком много включено людей известных, к тому же еще и орденоносцев. Слишком много.
       Жара, сводившая с ума людей, ходивших за стенами его кабинета, по пыльным улицам Москвы, здесь не чувствовалась. В кабинете царила комфортная для него обстановка и температура. Даже вода в бутылках "Боржоми" была приятно прохладная. Ответственная работа подразумевает соответствующую ответственность и вознаграждение за работу. Строго пропорционально по работе и ответственности. Хотя, некоторые товарищи, вернее сказать, их жены, в последнее время многое себе стали позволять лишнего. Даже через чур лишнего. Что допускать никак нельзя. Не забыть бы обсудить этот вопрос на ближайшем заседании. Необходимо, что бы все поняли, что они, слуги народа, они для людей, а не люди для них. И забывать об этом опасно, крайне опасно. Тем более им. Хотя, разве этих женщин когда-нибудь удавалось кому-нибудь перевоспитать? Вздохнув, он углубился в изучение списка, переводя карандаш от фамилии к фамилии в многостраничном списке.
       *******
       Капитан Икито нервно покусывал губы. Эти агенты - китайцы и монголы, кто их только набирал? Тупые, жадные, законченные алкоголики и убийцы! Конечно, он понимал, что подбор агентуры, тем более для диверсионной работы на советской территории ограничен небольшой прослойкой отщепенцев. Людей забывших стыд и честь. Но не до такой же степени! За три месяца это уже четвертое убийство! Получив сюда назначение, он не представлял, что ему поручают. Вернее сказать, не знал кого ему поручают.
       На плацу несколько групп проводили занятия японские инструктора. Хотя в Маньчжурии официально правил император Пуи из древнего маньчжурского рода Айсин Горо, возглавивший новый императорский дом маньчжуро-монгольского государства - Маньчжоуго под лозунгом Кандэ (великое единство), фактическими хозяевами были японцы. Для всего мира это звучало как "статус наивысшего благоприятствования". А проще говоря, всёдозволенности. На плацу этого удаленного военном городка, который когда-то занимала русская часть, верней даже сказать построенного русскими, тренировались разведывательно-диверсионные группы японской миссии. Для засылки на Советский Дальний Восток и в Монголию. А раз Икито удачно провел целую серию операций по устранению важных лиц и оказанию влияния в преддверии и во время операции по занятию Маньчжурии войсками императора, то назначение на эту должность воспринималось в Генеральном Штабе как естественное решение вопроса о провалах агентуры на советской территории. Только вот материал, с которым ему приходится иметь здесь дело, был из рук вон плохим. Можно даже сказать отвратительным. Годным только что на посылку в атаку на пулеметы в первых шеренгах. Не более того.
       Вот из бежавших по полосе препятствий группы выпал еще один. К нему сразу побежали медики. Жара была действительно убивающая. Даже ему приходилось обращаться в лазарет. Нет, полупустыня и пустыня только для местных. Японцы могут жить только в зеленых горах и равнинах, а не в этом песочном ужасе.
       Икито поднял трубку телефона. Дежурный ответил сразу. Через минуту группы, прекратив занятия, построившись, двинулись в сторону казарм. Каждая на свой этаж. До прихода Икито группы были смешанными - монголы с маньчжурами, бурятами. В результате, десять человек убитых в поножовщине, которые происходили чуть ли не ежевечерне. Только разведя их по своим группам, назначив командирами монголов к маньчжурам, а маньчжуров к бурятам, бурятов к маньчжурам, Икито удалось резко сократить стычки. Пересмотрел он и систему подготовки, введя новые дисциплины, от которых некоторые японские офицеры, преподававшие здесь этому сброду, только неодобрительно качали головой. Зачем этим отбросам математика, картография, знание зарубежного оружия? Но Икито шел на пролом. С большим трудом ему удалось выпросить в штабе армии несколько ящиков с русскими винтовками, револьверами и патронами к ним. С не менее большим трудом ему удалось найти хорошего картографа, который наконец-то научил этот сброд правильно ориентироваться на карте и делать кроки с местности. Ведь кроме диверсий, эти группы должны выполнять еще и разведывательные функции. Хотя, если будет война, от них будет нужно только одно - отдать жизнь за императора, спасти жизнь сотне или тысяче японских солдат.
       *******
       Хосе, крутанул два усика проволоки, скручивая их в крепкий завиток. Связка из двух гранат готова. Осталось только подождать когда пулемет, обстреливающий каждого кто покажется на улице, замолкнет. Восставший полк регулярной армии Республики Испании брали штурмом объединенные отряды коммунистов, социалистов и анархистов, сформированные по призыву местных партийных комитетов. Армия восстала против республики. И началось всё 17 июля, с марокканских владений Испании - городов Мелилье, Тетуане и Сеуте, где взбунтовавшиеся войска поставили ультиматум республике. А затем, на следующий день 18 июля, поднялись все части в Испании. Вернее, практически все. Из 140 тысяч, только 40 тысяч сохранили верность Республике. Поэтому, правительство обратилось к народу с призывом защитить завоевания 14 апреля. Так, Хосе, ученик школы матадоров, оказался в отряде рабочих механического завода, где он и получил свою тяжелую немецкую винтовку "Маузер", несколько пачек патронов, патронташ.
       Бросив взгляд на улицу, Хосе подхватил свою винтовку, изо всех сил бросился через открытое пространство. Пули зацокали по булыжнику, стараясь достать его. Но, не тут-то было! Хосе никому не догнать. Он был самым быстрым, ловким в их деревне, выигрывал все деревенские соревнования на главных праздниках года, что гарантировало ему почет мужчин и обещающие взгляды девушек его деревеньки. Но коррида! Ах, эта коррида! Она завладела умом Хосе, опьянила его, заманила в свои сети, лишив покоя. Вот поэтому он пошел в город, к знаменитому матадору в ученики, оставив довольно уважаемое в их деревне и прибыльное дело дровосека. Быстрые ноги, ловкие руки, точный глазомер, железная выдержка, холодный расчет и удача - вот основные качества мастера тореро. Хосе обладал частью из них, а вот другой не успел овладеть. Восстание военных выдернула его из напряженного ритма обучения жарким призывом анархистов, которым он сочувствовал. И когда он услышал от своего знакомого рабочего механического завода, что восстали военные, а анархисты, социалисты, вместе с коммунистами, собирают рабочие отряды для его подавления, Хосе не задумываясь, шагнул за порог школы матадора.
       Пробираясь вдоль улицы, используя каждый угол как укрытие, Хосе подобрался достаточно близко чтобы метнуть гранату. Никогда не бросавший гранат Хосе застыл за выступом стены, сжимая связку в руке, вспоминая всё, что сказал ему пожилой рабочий, участвовавший в Первой мировой. Главное, когда дернешь за веревку, сразу бросать и не держать в руках. Иначе взорвешь себя. Примерившись к дистанции, размеру окна, Хосе дернул за тонкую веревку в ручке гранаты и забросил связку в окно.
       Взрыв вывалил наружу мешки с песком, пулемет с разбитым прикладом, саданув с силой по голове куском кирпича, оглоушив Хосе. Падая, он старался удержаться за кирпичную стенку, избитую пулями, раздирая в кровь пальцы. Но свет померк, парнишка, не выпуская из рук винтовку, рухнул на мостовую. Бросившиеся в атаку рабочие, выбив дверь, которую прикрывал пулемет, ворвались в казармы восставшего полка. Через час бой был окончен. Офицеры были арестованы, солдаты разоружены и взяты под арест. Всюду, в арсенале, на продовольственных и вещевых складах, расставленные часовые от рабочего отряда отгоняли проникших в казармы желающих пограбить или, просто поглазев, обзавестись чем-либо. Хосе к этому времени уже пришел в себя, даже попытался встать с носилок, на которые заботливо уложили его новые друзья по отряду, но врач, осмотрев его, порекомендовал еще полежать. "Сотрясение мозга" - произнес врач непонятное для Хосе определение, - "После перевязки, потребуется покой, хотя бы, на дня два. И обязательно в прохладе, а не на этой сумасшедшей жаре". Пожилой рабочий, объяснявший Хосе как пользоваться гранатами, пояснил, что это мудреное слово звучит по военному короче, но от этого не проще - "контузия". Самому же рабочему не повезло. Уже в казармах пуля попала в правую ногу и теперь ему придется лечиться, как минимум, недели три.
       Лежа на носилках, которые тащили четверо, Хосе ощущал себя неважно с одной стороны из-за мутной головы, позывов вырвать и саднящей раны на голове, а с другой стороны был просто рад. Он сегодня почувствовал себя, как чувствовал только на соревнованиях в момент, когда решалось кто будет победителем. Нет, даже в несколько раз сильнее. И коррида с её внешней красотой, щекочущей нервы игрой с разъяренным быком, букетами на песке арены поблекла в сравнении с ощущениями боя.
       Медицинская сестра, обрабатывающая рану на голове, потрепала его по щеке, ободряя, а Хосе невольно задохнулся от красоты лица, нежности прикосновения и от запаха волнующей свежести, перебивший резкий запах медицинских лекарств, наполняющий этот прожаренный солнцем приемный покой частной медицинской клиники, реквизированный рабочим отрядом для раненных в бою. Поймав её руку и копируя как-то увиденное в кино, он картинно приложился к ней, сопроводив витиеватой фразой с благодарностями, восхвалением её красоты и благодарностью за проявленное внимание к раненому. К этому моменту голова его уже стала проясняться. Медсестра выдернула руку, и, оберегая честь испанской женщины, высокомерно хмыкнула, порекомендовав больному не двигаться. Но её глаза! Как они ярко блеснули, в ответ, красноречиво давая понять, что порядочная девушка никогда не покажет свои предпочтения на людях! И что слова Хосе ей очень понравились. Старый рабочий, сидевший, напротив, на кушетке, незаметно усмехнулся в седые усы. Нет, этот красавчик Хосе явно задержится тут не на два дня. Эх, молодость!
       Да. Война странная вещь. Сначала она напрочь выбивает всё, наполняя тебя таким объемом обостренных чувств, ощущений, что не остается сил на самое простое. А потом, после надрыва, в звенящей тишине, наступающей после боя, внезапно возникает такое желание жить, чувствовать, веселиться, что война, смерть бледнеют и уходят куда-то на задний план, лишь подчеркивая своим бледным фоном яркость чувств.
      
      
      
      
       ГЛАВА ВТОРАЯ. ДОРОГА, ПЫЛЬ, ЖИЗНЬ.
      
       На самом выезде из города Владимир остановил машину, небольшой грузовичок, переделанный силами корпусной авторемонтной мастерской под автобус. "Михалыч" один из водителей их отдела, служивший сверхсрочником уже пятый год, понимающе кивнул, когда Владимир попросил остановить у небольшого магазинчика практически на самой последней улице города. Через несколько минут Владимир вернулся с двумя бумажными пакетами, которые "Михалыч" заботливо припрятал в специально сделанный, рядом с водителем, большой отсек. Выезжая куда-нибудь, в полк или к местным, Владимир всегда останавливался у этого магазина, прикупая что-нибудь на подарки. Вот и сейчас в одном пакета угадывались три бутылки водки, в другом конфеты, вафли и еще что-то сладкое - для детей. "Без подарка приезжать плохой тон" - ответил "Михалычу" Владимир, когда в первый раз они завернули сюда за покупками. Если бы не работа, по которой они заезжали в такие места, где пригоршня простых конфет приводила детвору в восторг, "Михалыч" подумал бы, что основной причиной этих заездов была красивая заведующая магазином. Особенно в первые разы, когда она выходила провожать нового начальника отдела. Уж больно горели у нее глаза и румянились щеки.
       Дорога сразу превратилась в пыльную ленту, как только они выкатили с утрамбованных улиц города. На их удачу ветер в этот день дул прямо им в лицо, сдувая поднимаемую машиной тучу пыли назад. Через полчаса лейтенанты расстегнули воротники гимнастерок, сняли пилотки. Еще через полчаса они сняли портупею, уложив её рядом на сидение. Как не летел автобус, как не бился вольный ветер о борта автобуса, буйствуя в салоне, солнце нагревало корпус, потихоньку поднимая градус внутри салона. Автобус вертелся по дороге, объезжая неизвестно откуда образующиеся рытвины, горбы, показывая всё, на что была способна база грузовика, вытряхивая душу из вновь прибывших офицеров. Карабин, выданный "Михалычу" Владимиром, сразу за чертой города, покоился в специальных зажимах, рядом с сидением водителя, куда тот привычно поставил его. Попав с Владимиром несколько раз в переделки, "Михалыч" теперь всегда ездил с оружием. Когда его выдавали в роте. А когда комроты, по своим каким-то соображениям, не давал оружия, Владимир, как правило, давал ему этот карабин. Но это случалось так часто, что "Михалыч" даже пристрелял его под себя. Вот и сегодня, комроты, помянув всех штабных с их дурацким страхом под каждым кустом видеть диверсантов, отправил его в дорогу, отказавшись выдать винтовку.
       Владимир же сидел на втором ряду, упершись ногами в упор сидений первого ряда. Так меньше трясло, хотя на рытвинах он, также как и лейтенанты, подпрыгивал вместе с автобусом. Ближе к часам шести автобус остановился, чуть съехав на обочину, у небольшой, но звонкой реки, извилистой серебристой лентой крутящейся с синеющих справа гор. Перегретый радиатор машины требовал отдыха, свежей воды, время на подтягивание каких-то болтов и гаек в жарком нутре. Вооружившись брезентовым ведром, "Михалыч" отправился вниз к реке за водой, чтобы долить в, попыхивающий как самовар, радиатор. За ним увязался один из лейтенантов, второй же обойдя автобус, присвистнул от удивления.
       - Даже не мог себе представить, чтобы вот так переделать можно. - Признал он Владимиру, объясняя свое удивление. - Думал, какой-нибудь там "Форд" или что-то немецкое. А тут родное, самодельное. "АМО".
       - Да, тут много чего ... самодельного. Места тут такие. Тут главное, проявление выдумки и смекалки. - Владимир поправил ремень колодки "Маузера", переброшенное через плечо. - И бдительность. Вот где твое оружие?
       - В машине. - Потупившись, ответил лейтенант.
       - Вот. А если сейчас из этого оврага выскочат диверсанты? - Владимир заметил удивление на лице лейтенанта. - Да. Диверсанты. Хотя у нас и мир с Японией, надо помнить, что той стороне не только рис выращивают. Прибавь сюда банды атамана Семенова, остатки белых Унгерна, маньчжурских вояк с их японскими хозяевами. Так что, тут бдительности терять никогда нельзя.
       - Понял. - Лейтенант сбегал в автобус за портупеей с кобурой. - А часто тут бывает?
       - Что бывает? - Не понял вопроса Владимир, смотря как другой лейтенант, как ошпаренный, вылетел из речки.
       - Ну, эти диверсанты? - Лейтенант замялся.
       - Хех, - крякнул Владимир, - на ваш век хватит, ребята. Тут всякого есть. Такой компот своеобразный. Главное, чтобы в этом компоте вам голову сносить.
       - А нам говорили, что тут спокойно. - Удивленно протянул лейтенант. - Когда направление выбивали, просили в самое жаркое место. Самое боевое. Когда же сказали, что тут спокойно, даже в партком ходили, требовали переписать направление.
       - А это и есть самое жаркое, в прямом смысле слова, и самое боевое. Когда здесь, а не там. - Подтвердил Владимир. - Женат?
       - Никак нет. - Внезапно покраснел лейтенант, поправляя портупею.
       - Нет или не успел? - поинтересовался Владимир, вытаскивая папиросы.
       - Спасибо, не курю. - Отказался лейтенант от предложенных папирос. - Думаю, что через год всё станет ясно.
       - Значит не всё так гладко? - то ли спросил, то ли утвердительно сказал Владимир, потягивая папироску.
       - Значит так. - Согласился лейтенант.
       - Что ж это жизнь. - Философски заметил Владимир, кивнув на поднимавшуюся с речки пару. - А этот?
       - Вот и этот.
       - Ого. - Затушив папиросу, Владимир посмотрел на лейтенанта, вытирающего пот платком. - Значит треугольник страстей?
       - Да. Вот решили, кому первому напишет, тот и поедет первый в отпуск. - Признался молодой человек, не зная куда деть руки.
       - Она такая холодная! - Восхищенно закричал поднимающийся снизу с "Михалычем" лейтенант. - Просто аж зубы заныли!
       - Еще бы, - буркнул "Михалыч" неодобрительно покосившись на него, - говорил же. Горная и холодная.
       - "Михалыч", - обратился к нему Владимир, - пойми, пока сами не попробуют, не поверят. Молодежь.
       - Эт точно. Молодёжь. - Согласился с ним водитель, подходя к радиатору. - Ну-ка, молодёжь, помогите, подержите ведерко.
       ********
       За чайным столом в зале было уютно и не уютно одновременно. Большой самовар венчал накрытый стол с баранками, сухариками, конфетами и прочим русским угощением, выставленным атаманом. Солнечный свет заполнял зал, создавая радостное состояние, располагая к уютному чаевничиванию.
       Но напротив атамана сидели два японца, поднося, чуть ли не церемониально, чашки с чаем ко рту. Эти посланцы японской армейской разведки, приехавшие к нему на аудиенцию, сидел уже часа два, всё больше раздражая атамана своими мягкими манерами, неспешным разговором и железной хваткой. Что полностью нарушало уют чайного застолья.
       Японцы хотели одного, чтобы Семенов предоставил своих людей для работы с Советами. Но атаман прекрасно понимал, что русские в этом деле будут только пушечным мясом в играх этих узкоглазых с Советами. Будут ходить на ту сторону, как и прежде бывало, с налетами, шпионить, совершать диверсии. Вот только времена изменились. Советская Власть укрепилась, окрепла, навела, хоть и драконовский, но порядок, усилила границу войсками. Так что, совершать набеги, как прежде бывало, не возможно. Перестреляют. Да и мужики уже осели тут, в Манчжурии, обзавелись хозяйством, женились, расплодились. А кому охота не за понюх табака гибнуть? Да, еще за кого-то там дядю? Даже за хорошие деньги, которые обещают японцы. Нет. Только мы начали жить, обстраиваться. Как здрастьте, еще один добродетель. Мда. Хотя обстановочка в Манчжурии, после создания этой империи на деньги Японии, еще та, но русских особо не трогают. Пока не трогают.
       Семенов, кивая головой в подтверждение того, что он слышит, о чем ему говорят японцы, смотрел на танец пылинок в столбах солнечного света. Невольно на ум ему пришло сравнение, что пылинки это русские, выжатые из России революцией за границу, а порывы ветра это политическая обстановка, которая перемешивает русских, как пылинки, в одно большое облако, перемещая их по своему желанию. Эх! Податься бы в США, Англию или, вот, в Канаду. Там говорят, даже природа такая же, как и в России. Леса, озера, тайга. Только не получится уже сделать это. Везде он пузырь, ничто без своих денег, которые лежат в японских, и китайских банках, подконтрольные японцам. А обратно получить их просто не возможно. Кто же отдаст ему деньги, золото? Никто. Нет, они будут тянуть из него всё что можно, склоняя к сотрудничеству.
       Атаман перевел взгляд на японцев, рассуждавших о роли русской эмиграции в деле возрождения Великой России, и лично его, атамана Семенова, вкладе в восстановлении законного порядка в России. Кашлянув в кулак, атаман потянул баранку из вазы. Лучше занять рот, а то желание сказать, что он думает по этому поводу уже не выносимо. А хотелось ему сказать, что с Советской Россией вот так, с оружием в руках, не справиться. Не справиться с ней также и диверсиями, шпионством. Хотелось также ему сказать, что ему, как русскому человеку, глубоко противна мысль войны против России вместе с японцами. Нет, спасибо, уже попробовали. Наелись этого выше крыши. Что он не понимает, что они спят и видят Дальний Восток своим? И что он и его люди для японцев лишь наемники, которых не стоит жалеть или щадить.
       Но аудиенция затягивалась. Требовалось это прекратить, пока он не высказал им всё, что он думает по их поводу. Чего делать никак нельзя. Японцы сильны, они на подъеме сил, они хозяева в Манчжурии. Стоит им только захотеть, как русские враз потеряют свой статус, позволяющий жить им тут более или менее сносно. Тут надо потоньше, по дипломатичней.
       Атаман разгладил рукой морщины на скатерти, потер щеку, отхлебнул остывшего чая. Всё, что предлагали ему японцы, понятно, как понято и то, что, не дав им сейчас какую-нибудь надежду, вскоре он потеряет всё. Уж что-то, а чутьё атамана никогда не подводило. Набрав в грудь воздуха, он разразился длинной тирадой о политическом моменте, о положении русских в Манчжурии, о позиции эмиграции в отношении Советской России, его личной позиции по этому вопросу. Говорил он долго, зачастую уводя внимание японцев в сторону от основной темы, но если суммировать то, что было произнесено, и тщательно это рассмотреть, то получалось, что он атаман не сторонник массового привлечения русской эмиграции к борьбе с Советами, так как она, эта эмиграция, уже разложилась и потеряла свой боевой дух. Кроме того, многие уже имеют семьи и внуков, а, учитывая, что они не в состоянии войны с Советами, он не может приказать им жертвовать своими жизнями. Как не может и запретить, по своей воле, на свой страх и риск, участвовать в борьбе против Советов совместно с японской императорской армией. Пусть принимают решение сами, со своей стороны он препятствий ставить не будет.
       Откланявшись, японцы покинули дом атамана. В молчании они выехали со двора в сопровождении конвоя из трех машин. Хотя по Манчжурии действовала система жестоких наказаний за убийство японских граждан, лишние меры предосторожности не мешали. Тем более, что в последнее время участились случаи нападения на одиночные машины японских представительств и бюро.
       Только через пару километров старший по рангу начал разговор. Перекидываясь короткими фразами, представители японской армейской разведки штаба Квантунской армии обсуждали итоги разговора. Вердикт аудиенции был простым. Атаман устраняется от деятельности, не желая принимать на себя ответственность, но и не будут ставить палки в колеса. Уводить с политической арены такую важную фигуру не следует, так как не известно, как она еще может пригодиться. Даже не активный он выгоден им. А русских сманим деньгами. Тем более, если усилить давление на них. Не явно, а так, исподволь, действуя руками этих марионеток из правительства императора Манчжурии. Русский пойдет к ним работать, если ему предложить деньги, особенно если он женат и у него есть дети. А атаману следует немного прижать его денежный поток с процентов от размещенного в банках золота. Пусть этот русский почувствует кто тут хозяин и поймёт что они тут надолго.
       *******
       - Ну, как тебе это нравится? - Поинтересовался Щульц, тыча пальцем в окно, на марширующие под красными знаменами колоны рабочих батальонов. - Такое впечатление, что они сошли с ума. Они даже не понимают этого.
       - Мне это знакомо, - горько усмехнулся русский, туша сигарету в пепельнице, - даже больше чем тебе. Я такое видел в России и уже наперед знаю к чему это приведет. Они не сошли с ума, они просто отравились этой большевистской заразой.
       В конторе "Щульц и братья", укрепленный под потолком вентилятор гонял жаркий летний воздух, создавая видимость обдувания ветерком. Уже два дня торговая компания не работала из-за боев на улицах городка. Восставший полк регулярной армии был в течение двух дней разбит объединенными отрядами рабочих и жителей городка. На кораблях восстание не удалось, большинство кораблей сохранило нейтралитет, заняв выжидательную позицию.
       Поэтому, Шульц и его помощник русский эмигрант Анатолий Романовский просиживали в конторе, охраняя компанию от разграбления. На складах компании дежурили наряды, выставленные от полиции городка. Спасибо русскому, он через своего знакомого русского в местной полиции договорился о дежурстве за дополнительную плату. Конечно, это было накладно, но потерять весь товар со складов было еще накладней. Все-таки повезло Шульцу с этим русским. Приехав в Мадрид, с намерением начинать тут свой бизнес, немец даже не представлял куда пойти и как говорить, пока не попался ему этот русский. Работая переводчиком, он говорил не только на немецком, английском, испанском языках, но даже немного говорил на хинском языке, чем поразил Шульца до самого сердца. Благодаря этому русскому он в одно мгновение решил вопрос с китайцем, которому он продавал втридорога сельскохозяйственные удобрения. Стоило только русскому произнести пару фраз на их языке, как китаец так обрадовался, что купил даже больше, чем Шульц предлагал. Именно с тех пор, немец никуда не отпускал от себя русского, придерживая у себя высокой оплатой и свободным графиком присутствия в обыденные дни.
       А русский и не спешил куда-то деваться. Анатолий упорно работал, складывая копейку к копейке, копя деньги. Попав сюда, в Испанию, на английском торговом корабле он, заболев малярией, слег в больницу. На его долгом пути от берега студенистого болота на манчжуро-советской границе через английские колонии Гонконг, Сингапур до Европы он перебывал во всех ипостасях - от простого матроса до так называемой "трюмовой крысы", то есть нелегально пробравшимся на корабль пассажиром. Но в Испании он застрял надолго. На целых пять лет. Испанский оказался значительно проще, чем он думал, так что через год он уже спокойно переводил с немецкого на испанский и обратно. А знание им английского и китайского языков позволило зацепиться в конторе Шульца. Ведь никто не хотел связываться с личностью без документов, без паспорта. А Шульц рискнул. А чего от добра искать добро? Вот поработает на Шульца немного еще, знакомый "троцкист" в муниципалитете выправит испанский паспорт, пусть даже и липовый, но на настоящем бланке и поедет он в Канаду. Именно туда направился он в 29-ом году, начав свой путь на узкой, известной только ему и еще нескольким местным, тропинке по непроходимому болоту на манчжурско-советской границе. Попав и задержавшись в Испании, он решил было осесть тут, построив собственный дом, но начавшая революционная смута пресекла возникшее стремление к оседлости. Прошедшие недавно бои на улице городка лишь укрепили его, утихнувшее было, стремление перебраться в Канаду, за океан, подальше от этого революционного кошмара, охватывающего Европу всё сильней. Пусть они друг друга тут убивают, вешают, жгут монастыри, расстреливают монахов, партийных работников, революционизируются как хотят, освобождая кого хотят от чего хотят. С него довольно, он сыт этим. Он просто хочет жить. Жизни, вот чего у него нет уже долгое время. Простой человеческой жизни с семейными волнениями, заботами и хлопотами. Разве это плохо иметь что-то своё? Иметь детей, жену, возвращаться домой, где его кто-то ждет?
       *******
       Чэн Лань выскочила из подъезда своего дома такая свежая и искрящаяся, что Гаошань невольно затаил дыхание. "Счастье, счастье. Вот оно счастье!" - застучало у него в голове. Впорхнув в такси, Чен Лань чмокнула его в щеку, обдав волной свежести каких-то западных духов. В отличие от несметного количества местных красавиц, забеливающих себе лицо и рисующих красоту безмерную, Чен Лань умело использовала черты своего лица, подчеркивая их, не тратя при этом большого количества косметики. К тому же она пользовалась духами западных фирм, что было довольно смело для китаянки. А также она одевалась у известной русской портнихи, которая старалась порекомендовать самые модные парижские модели для её тоненькой и миниатюрной клиентки. На которой хорошо сидели практически все самые смелые модели.
       Родители Чен Лань, хоть и ворчали, но не противились её свободному поведению, устройству на работу, отсутствию дома по несколько дней. Они понимали, что той традиционной жизни в этом азиатском уголке Европы уже нет и, наверно, уже никогда не будет. Хотя они сами стали из простых рыбаков состоятельными торговцами рыбой и морепродуктами, имевшими свой небольшой флот, ловивший рыбу и креветок, по их мнению, Гаошань был не пара их дочери. Хотя своим положительным видом и отменными характеристикам, полученными у местных свах, он им нравился. Рассудив, что выбор друга это дело дочери и что такой положительный мужчина с деньгами лучше, чем какие-нибудь шалопаи богатеньких, которые тут и там попадали в колонки светской хроники со своими скандалами, они не противились их совместным походам в кино, оперу или просто прогулке на катере по заливу Виктории. Но вот мужа они выберут ей сами.
       Вот и сейчас в окне на втором этаже мелькнула фигура матери Чен Лань. "Бдит"- усмехнулся про себя Гаошань, но, высунувшись из окна, помахал приветственно рукой. Манера приветствия из окна авто, ставшей модной в Гонконге, была скопирована с какого-то американского фильма. Вообще, американские фильмы всё больше и больше заполняли экраны кинотеатров на острове и Новых территориях. Как и американские товары - сигареты, алкоголь, бытовые механизмы и станки.
       Авто, фыркнув, дребезжа, покатил по брусчатой улице, вниз к администрации колонии, рядом с которой стоял театр. Труппа артистов Шанхайской оперы должна была выступать там.
      
      
      
      
      
      
      
      
       ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДИВЕРСАНТЫ.
      
       Автобус, выбравшись из узостей на довольно широкую долину между сопок, резво понесся по дороге, выбрасывая из-под колес маленькие камешки на поворотах. Солнце, жарившее до этого времени сидевших в автобусе, устав выпаривать из них воду, отступило или это сказывалась прохлада ледников видневшихся на склонах гор, обступивших долину. Трудно сказать, но все сразу почувствовали себя легче, даже затянули какую-то бодрую веселую песню. "Михалыч" не упуская из виду дорогу, бросал взгляды на Владимира. Но тот уже и сам понимал, что до дивизии им не добраться к вечеру. Слишком долго остывал радиатор, и перекат они преодолели только с третьего раза. Стремительный поток менял место брода, поэтому каждый раз перед переправой искали новый брод. Построенные мосты поток сносил как пушинку во время очередного весеннего паводка. "Горный поток, стихия, так сказать" - пояснял "Михалыч" прыгающим на месте лейтенантам, отогревавшимся после очередного невольного купания в речке. - "А что вы хотели? Тут летом, на утро снег может выпасть. А в некоторых местах ночь можно пережить только в толстом халате или в теплой избе. Одно слово, Урга!"
       В лучах ослепительного солнца машина свернув с основной дороги, запрыгала по дороге уходящей куда-то за горизонт.
       - Куда ведет эта дорога? - Поинтересовался один из лейтенантов, придерживая свою пилотку, пытающуюся слететь с головы.
       - Тут нет дорог. - Прокричал "Михалыч", перекрывая шум мотора, приправленный дребезгом корпуса. - Тут есть только направления. Куда хочешь туда и едешь. Главное, знать куда тебе надо!
       Завернув за одну из сопок, машина чуть ли не уткнулась в несколько юрт, поставленных вблизи небольшой скалы, прорезавшей бок сопки. Навстречу им неизвестно откуда вылетели три здоровые собаки, злобно оскаливая длинные желтые клыки. Лейтенанты потянулись к револьверам, но Владимир остановил их движением руки. Действительно, скоро появился небольшого роста местный житель, неопределенного пола, который гортанно прикрикнул на подпрыгивающих в ярости собак. Услышав этот голос, собаки тут же прекратили лаять и подпрыгивать, намереваясь запрыгнуть в открытые окна автобуса. Отойдя немного в сторону, они расположились небольшой стайкой, готовые наброситься и тут же разорвать в клочья, внимательно наблюдая, как хозяин обнимает приезжего. Вышедшие следом за приезжим люди из машины боялись их, и собаки это чувствовали. Они недружелюбно постукивали хвостами по земле, провожая их пристальными взглядами до юрты. Но они были воспитаны в суровой кочевой дисциплине, в которой слово хозяина это закон, который не может нарушить не один из находившихся рядом с ним. Поэтому пожелание хозяина, выразившееся в коротком: "Пошли отсюда" на деле значившее: "Будьте рядом, но никого не трогайте!" выполняли строго. Тем более, при приезде этого странно пахнущего человека хозяин всегда резал овцу, и им перепадало костей со стола. Из юрт появились женщины, дети, на стоянке всё оживилось. Развели огонь на кострище, приволокли овцу. Облизываясь в предвкушении костей, собаки придвинулись поближе к юрте хозяина, где собирались кормить гостей.
       Кулек конфет, перекочевал в руки строгой жены из рук детей, пробывших схватить его сразу, как только он появился из бумажного пакета. Зыркнув глазами на детей, женщина, неспешно и аккуратно открыла кулек, выдала каждому по конфете. Потом также аккуратно закрыла кулек, унеся остальное в глубину юрты, там, где у неё хранились важные вещи и продукты. Много сладкого детям нельзя, а чай с конфетами в семье любили пить все.
       Пакет с парой водки перекочевал в руки хозяина, который тут же прикрикнул на жену, буркнувшую что-то недовольно в ответ на звонкий звук булькающих бутылок. Хотя Владимир говорил немного на монгольском, переводчиком выступал сын хозяина, комсомолец, отучившийся в русской школе. Молодой монгол, улыбаясь, по-русски пояснил, что отец напомнил, что в семье мужчины главные, а водка эта подарок. Ведь и лечиться тоже надо чем-то. Оставив себе бутылку, хозяин примирительно передал жене вторую.
       Ночь навалилась внезапно, сразу погрузив всё вокруг в непроглядную темноту. Было новолунье, поэтому на протянутую руку ничего не было видно. Только всполохи огня на кострище под большим казаном бросали неровные тени на стенки юрты, ярко вспыхивали желтые точки искр, и серебряные звезды на темном небосводе сияли своим холодным светом. В юрте зажгли лампу.
       Владимир не забыл о хозяйке. Вытащив из полевой сумки небольшой пакетик, он, улыбаясь, передал его с полупоклоном женщине. Платок, развернувшийся в тусклом свете керосиновой лампы "летучая мышь", поразил красотой всех. Женщины заохали, возбужденно зацокали языками, обступив, примерившую на себе платок, хозяйку.
       Через пару часов в юрте собралась вся семья, рассевшаяся, как и положено из начала времен, согласно старшинству. На почетном месте хозяин, гости, потом сыновья, жены, потом работники с женами. Дети же, крутившиеся вокруг, в счет не шли. Дети были вольны сновать по юрте, устраиваясь где им удобно. Единственными в их семье, кто обладал привилегией нарушать порядок рассадки рядом с хозяином, были два маленьких ребенка - внуки хозяина. Хозяйка усадила их рядом с собой и давала лучшие куски, следя, чтобы дети тщательно прожевывали мясо.
       Посреди пиршества, когда водка была выпита хозяевами и в ход пошла местная пьяная бражка, Владимир, под предлогом покурить на свежем воздухе, выскользнул из юрты. Зайдя за юрту, он присел на обрубок ствола дерева, невесть как оказавшегося в этом месте. Собаки, занятые брошенными им костьми, только констатировали его выход ударами хвостов по земле. Но уже не злобно, а чисто для порядка ради. Всё-таки хозяин с ним, вон, сидит в юрте и кормит его.
       Молодой монгол присел рядом с Владимиром. Он немного выпил, поэтому его русский язык стал немного путаться, в предложениях выскакивали монгольские слова, появлялись и маньчжурские слова. Он тут же сообщил все последние новости происшедшие вокруг. Кто куда поехал, куда пошли ламы из местного дацана, как идет объединение в колхоз местных скотоводов, какие последние слухи циркулировали в степи.
       Владимир вытащил из полевой сумки три пачки патрон, молча передал ему. Парнишка обрадовался. "Отдам две пачки старому Цыдыну. Совсем плохо у него. Денег нет, зверек мало, семья плохо живет. В колхоз тяну, упирается. А как бы хорошо ему было бы со всеми вместе!" - Парнишка засунул пачки за пазуху национального халата, расправил ткань на груди. "Цыдын тут говорил, что видел чужую отару. Маленькую отара. Всего десять - пятнадцать овец и пять мужчин. Чужие. Вчера он их видел у Черных камней. Костер был. Цыдын потом посмотрел их, но, наверно, ошибся. Геологи это, наверно. Много их здесь ходит. А овцы убежали откуда-то. Вон, у Жэндэргэла недавно пропал конь. Волки, говорит, наверно, из стада загнали. И овцы, испугавшись, тоже бежать могли". Владимир согласился с ним. Волки в степи хозяева. Особенно в ночное время. А Жэндэргэл известный в степи неудачник. Хоть богатый, а неудачник.
       *******
       Гаошань перевернул новую страницу учетной книги, быстро в уме складывая цифры в колонке. Торговля шерстью с СССР приносила значительно больше, чем продажа английского товара в Китай. Но ставить всё на торговлю с Россией Гаошань не желал. Его конкуренты, стараясь перебить ему торговлю сосредоточились только на ней, сбрасывая порой продажную цену до закупочной в Австралии. Но он держался на плаву, да еще и зарабатывал на их демпинге. Хотя стоило их снова проучить. Одного раза им видно было мало. Когда в очередной раз они, заключив большой контракт на поставку, обнаружили, что вся шерсть уже скуплена Гаошанем через подставных лиц, они пришли к нему. Тогда разошлись по мирному. А вот сейчас они опять забылись. Ну, ничего, он дождется момента и как следует проучит их. А пока надо найти еще какой-нибудь товар, который могли бы закупать у него. Желательно, как европейцы, так и американцы. Европейский и американский рынки восстанавливались после депрессии, и им много чего требовалось. Сверив конечный результат в книге со своими вычислениями в уме, Гаошань подписался внизу страницы, закрыв сегодняшний день продаж. Что ж, его лавки и торговля с европейцами принес еще один приятный день. Для него приятный день это когда в лавках товара осталось совсем ничего, а выручка подскочила в разы. Эх, если бы так каждый день!
       Ужинать он решил дома один. Отпустив слуг, он устроился на веранде, наблюдая за движением в бухте. Купленные у разносчика пампушки с горячим бульоном как нельзя хорошо грели в этом остывающей от дневного жара веранде. Там, внизу по чернеющей водной глади бухты сновали сверкая разноцветными огоньками катера, сампаны, неспешно пробирались по своим делам, шелестя парусами, важно прокладывал дорогу среди этого хаоса большой пароход, выходящий из бухты. Гонконг погружался в сумерки, расцветая разноцветными огоньками реклам баров, ресторанов, гостиниц и окнами домов.
       Средь этой идиллии созерцания Гонконга, готовящегося к ночной жизни портового города, раздался неприятный звук дверного звонка. Гаошань раздраженно дернул головой. К черту! Сегодня вечером он хочет побыть один. Но кто-то все-таки желал его непременно видеть, давя на уши длинными звонками. Раздраженный Гаошань спустился на первый этаж. Кто же это мог быть? Сяо Лань сегодня играет с подружками в мацзян, его помощник отправился на Новые Территории, чтобы поговорить с контрабандистами по устройству встречи с их главой, так что гостей он не ждал.
       На пороге стоял китаец в строгом европейском костюме со шляпой в левой руке и небольшим чемоданом в правой. Гаошань открыл было рот, чтобы посоветовать коммивояжеру постучать в столь неурочный час себе по голове, но не смог ничего произнести. Что-то знакомое было в этом лице, улыбающемся рядом белоснежных зубов.
       - Ну, что Синьмин? Не узнал? - Спросил незнакомец, обмахнувшись шляпой. - Тут, у вас так жарко, что еще минута и я растаю.
       - Чжуни!!!! - Подпрыгнул на месте Гаошань. - Вот так сюрприз! Давай входи!
       Втянув в прихожую Чжуни, он закрыл дверь и принялся обнимать уже снявшего пиджак гостя. После нескольких минут объятий, верчения и рассматривания друг друга, они поднялись на веранду. Гаошань выкатил новомодную в Гонконге тележку со спиртным и налил обоим, не забыв бросить лед в стаканы. Недавно купленный американский рефрижератор работал исправно, выдавая лед.
       - Значит, так. - Гаошань решительно поставил пустой стакан обратно на столик. - Сейчас мы еще немного выпьем, а потом поедем в Ассоциацию, где поужинаем. Затем отправимся к старому Фану, у него такие девочки, что просто слюнки текут. Где проведем полночи. А под утро пойдем на набережную в ресторанчик старика Лю, где и встретим рассвет. Надеюсь, за то время, пока мы не виделись, ты не заработал язву желудка?
       - Какой там желудок! - Чжуни, хохотнул, махнул рукой в ответ. - Живот наел на уйгурских шашлыках и лапше! Вон, как у настоящего начальника, живот впереди идет!
       - Отлично! Ох, и покутим мы с тобой сегодня! - Зацокав от удовольствия языком, Гаошань принялся наполнять вновь стаканы.
       - Знаешь, Синьмин, - Чжуни замялся, - тут есть одно затруднение...
       - Какое затруднение? - Удивился Гаошань. - Ты у меня гость! И никаких вопросов кто за кого платит!
       - Да, не в этом дело. - Удрученно покачал головой Чжуни. - Деньги не проблема. - Он толкнул чемоданчик ногой. - Тут другое. Мне нельзя появляться вместе с тобой.
       - Что? - Рука Гаошаня застыла в воздухе. Струйка виски тонкой ниткой текла в стакан.
       - Короче, сейчас меня зовут Ван Тиншу, я коммивояжер. Еду в Сингапур, Малайзию, Сиам в поисках товара. А сейчас я в борделе у проституток. И у меня всего девять часов. В семь мой пароход отходит в Сингапур.
       - Так. - Гаошань поставил бутылку обратно на столик. - Опять шпионство?
       - Да, теперь я шпион. - Ухмыльнулся Чжуни, поднимая стакан. - Ну, что за встречу?
       - Да, даже за такую. - Гаошань выпил залпом свой стакан. - Я тебе смогу чем-нибудь помочь?
       - У тебя есть знакомые среди контрабандистов тут, в Гонконге? - Чжуни вытянул ноги в кресле-качалке. - Нам понадобится канал переправки людей и оружия туда и обратно.
       - Это кому нам? - Гаошань ощутил как на него вновь пахнуло тем, уже забытым ощущением опасного бизнеса.
       - Это долго рассказывать, но если начинать, то надо начать с того момента как я поехал в Синьцзян.
       - Рассказывай. - Потребовал Гаошань, подливая в стаканы. - До парохода время есть.
       *******
       Они выехали с раннего утра. Позавтракав остатками вчерашнего пиршества, запив чудным чаем, сваренным на молоке, Владимир и его спутники попрощались с хозяином, хозяйкой, с сыновьями, их женами. Работники уже сооружали из приготовленных саманных кирпичей длинные кошары, в которых колхоз будет зимой держать овец. А ответственным за это будет семья почтенного Церенжапа, сознательного и самого умелого овцевода в здешних краях, добровольно и инициативно вступившего в колхоз. Хороший хозяин и в колхозе на почетном счету и в уважении.
       Собаки, забравшиеся под остывавший всю ночь автобус, дружелюбно помахивая хвостами, разрешили им беспрепятственно погрузиться в автобус. Автобус, вырулив на еле различимую нить дороги, направился прямо на солнце, встающее над горизонтом. Начинался еще один жаркий день, наполненный разгоряченным ветром дорог и запахом нагретой низкорослой колючей травы и полыни.
       "Михалыч" сразу среагировал на крик Владимира, ударив по тормозам. Осколки гранаты ударили только по радиатору, проделав несколько десятков отверстий разного калибра. Вырвавшаяся наружу горячая вода, встала паровой завесой, что позволило, сидевшим в автобусе, выскочить наружу. Огонь велся сразу несколькими нападавшими, но с одного направления. От большого камня, в виде скрюченного горбатого старика. Владимир, подтягивая за собой свою сумку, прополз чуть вперед и отвлек на себя огонь, давая возможность лейтенантам сообразить, что делать. И они сообразили. Один остался с Владимиром, прикрывая его, второй с "Михалычем" поползли вокруг автобуса, стараясь обойти нападавших с фланга, которые стреляли очень плохо, прицеливаясь, высоко поднимались. Владимир сразу убил одного из них, который был ближе к нему, а "Михалыч" с другим лейтенантом подстрелили еще двух. Видя, что засада провалилась, нападавшие бросились отходить за камень, но тут же потеряли еще одного. Пока Владимир перезаряжал свой "Маузер", лейтенант снял неосторожно подскочившего с земли бандита. Оставшись втроем, нападавшие бросились в рассыпную, но "Михалыч" и второй лейтенант отрезали им пути к отступлению, зажав в небольшой лощине двоих. Третий же успел добежать до камня, но, получив пулю от Владимира в ногу, вынужден был ползком спрятаться за камень.
       - Гадов брать надо. Хотя бы одного живым. - Крикнул Владимир, расстегивая пояс и оставляя его на земле. Без пояса удобней было бежать.
       - Так это мы живо! - Отозвался с бесшабашной беспечностью лейтенант, набивая патронами барабан "Нагана". - Никуда не денется. В ногу получил, далеко не уползет.
       - У него могут быть гранаты! - Владимир смахнул пот со лба. - Идем так. Сначала я бегу, потом на счет "и раз" бежишь ты. На счет "и три" падаешь. Понял?
       - Ха! Как не понять! - Блеснул глазами лейтенант. - Сейчас мы этого гада.
       И не успел Владимир что-то сказать, как тот вскочил и так припустил к камню, что зажатые в лощине диверсанты успели только два раза выстрелить.
       Когда к камню подбежал запыхавшийся Владимир, диверсант уже лежал связанными за спиной руками, а лейтенант уже сидел на нем сверху. Одной рукой утирая пот со лба, второй, захватив за волосы, он тыкал диверсанта лицом в землю, что-то приговаривая. Оставив ему диверсанта, Владимир стал ползком подбираться к краю лощины, в которой затихли двое других диверсантов. "Михалыч" и второй лейтенант также стали подбираться к лощине со своей стороны. Владимир быстро соображал. Получалось не очень приятная картина. Взять наскоком их не возможно. Людей, ты, да я, да мы с тобой. Тем более, если у диверсантов есть гранаты. Остается только брать "на испуг". Но делать надо это как можно быстрее, так как диверсанты могут опомниться и что-нибудь придумать.
       - Эй, там, в лощине! - Крикнул он, показывая рукой "Михалычу" что бы они залегли и были готовы к стрельбе на поражение. - Жить хотите? У нас гранаты. Закидаем сейчас. Одного вашего живым взяли, а больше нам, как понимаете, не надо. Просто не хочу брать грех на душу.
       - А чего добрый такой-то? А? - Отозвались из лощины.
       - Так, я ж говорю. - Владимир устроился за камнем поудобней, стал дозаряжать "Маузер". Все-таки, пуля или осколок задели его левую руку. Рана саднила, а рукав гимнастерки постепенно пропитывался кровью. - Не хочу брать греха на душу. Вот сейчас монголы прискачут, они вас без стрельбы возьмут. Ну, а что потом, сами понимаете.
       - А что нам монголы? - В лощине сменили тон. - Нам, что вы, что они - одинаково. Каюк.
       - Гарантирую жизнь, если сдадитесь нам. - Владимир приготовился к стрельбе. Лейтенант "успокоив" захваченного диверсанта, плюхнулся за ним, поигрывая "Наганом", показывая всем видом свою готовность нырнуть в лощину. Пришлось Владимиру, показав кулак, отправить его обратно к "тюку".
       - Дай подумать. - Откликнулись из лощины.
       - Понимаешь, времени нет. Стрельбу слыхали, до заставы, сами знаете, не очень далеко. Так что...
       - Ладно, сдаемся! - Крикнули из лощины и на бровку лощины, блея, выскочило с десяток овец. Погнав их вперед, диверсанты надеялись проскочить под их прикрытием. Но "Михалыч" с лейтенантом быстро среагировали, и уже через минуту всё было кончено. Один был убит, второй ранен и взят в плен.
       Оставив лежать плененных по разные стороны автобуса под охраной "Михалыча", Владимир послал лейтенантов собирать оружие и убитых. Сам же сел на землю и прислонился спиной к колесу. На душе у него было мутно. Нет, рана его не беспокоила. Дело было в другом. Сегодня он воочию увидел, как он сдал за последнее время. Бросок молодого лейтенанта был для него ошеломляющим. Он действительно стареет. И наверно надо что-то придумывать для себя другое занятие, чем бег по пустыням и степям.
       Всего диверсантов оказалось восьмеро. В ходе осмотра местности нашли восьмого в метрах в десяти от камня, слегка приваленного землей. Посиневший труп показывал, что тот умер от укуса ядовитой змеи. Оставшиеся в живых диверсанты молча лежали на солнцепеке, скрипя зубами, видя, как стаскивают убитых и потрошат их мешки. Ни карты, ни блокнотов и никаких записей у них при себе не было. Что ж, надо было допрашивать. Не могли же они прийти сюда только для того, чтобы напасть на их автобус, случайно оказавшийся на этой дороге?
       "Михалыч", матерясь, обошел автобус и, покачивая головой, вытащил из своего бардачка сигнальный пистолет. Пока он заряжал патрон красной звездочки, Владимир узнал, что радиатор восстановлению не подлежит, передние колеса и шины, также только на выброс, а про стекла и говорить нечего. Надо было просить помощи от монгольских пограничников.
       ********
       - Теперь вот всё. - Гаошань капал сургуч на закрытые клапана писем и придавливал своей личной печатью. - Не перепутай. Это в синем конверте - отдашь в Сингапуре. Тому торговцу старыми катерами. Розовый - в порту Паттайя Сиамского королевства, мадам Кван. Да, это у которой бордель "Зеленый листок". Зеленый отдашь в Куала-Лумпуре, адрес у тебя также записан. Остальные далее по списку. Все они мои торговые агенты, продают потихоньку кто - английское, кто еще что-то. Но все ужасно падкие на деньги. Учти это. Денег в руки не давать. Только после того как сделают. Так,... - задумался Гаошань, помахивая последним конвертом, в которое было уложено рекомендательное письмо для Чжуни, - Вроде всё, что мог приготовил.
       - Это и так очень много. Даже и не знаю, что и делал бы без тебя. - Чжуни смахнул пот со лба, потянул пустую бутылку. - Вот, незадача. Кончилась.
       - Чтобы у меня и кончилось? - Гаошань заржал. - У меня в подвале французского коньяка ящиков двадцать. В Китай отправить собрался. Да, пошлины хотят взять большие. Не выгодно. Буду через контрабандистов вывозить. А давай, я тебе один ящик подарю? Будет чем расплачиваться в портах, где иногда бутылка коньяка лучше, чем пачка денег. Особенно если говоришь с моряками, а не береговыми чиновниками.
       - Слушай, Синьмин. - Чжуни подтянул к себе чемоданчик, раскрыл его. - Вот тебе деньги...
       - Ты что? Обидеть меня хочешь? - Вскинулся Гаошань. - Ты серьезно хочешь меня обидеть?
       - Слушай! - Чжуни вытащил несколько пачек английских фунтов. - Ты меня не слышишь? Для работы нужны деньги! Ты из своих будешь платить контрабандистам? Нет же? Вот, так что держи. Но много не дам. И вообще, откуда у тебя такая русская щедрость?
       - К чертям пошёл! - Гаошань покачиваясь, ушел в комнаты. Чжуни, покачав головой, аккуратно пристроил несколько пачек на нижней полочке тележки, придавив их тяжелым блюдом с огрызками фруктов.
       - Вот, удостоверься. Настоящий французский коньяк! - Гаошань помахал перед лицом Чжуни бутылкой. В другой руке он держал поднос, на который свалил всё съестное, найденное на кухне. - Сейчас проверим, как оно с виски сочетается.
       Коньяк плюхнулся в стаканы, перемешиваясь с виски. Приятели, препираясь, выпили, снова налили. Большие часы в комнате громко пробили пять часов. В сереющем рассветном воздухе, над правильными газонами небольших английских садиков поплыла песнь китайского рыбака, столь же протяжная и щемящая душу, как его нелегкая жизнь на лодке.
      
      
      
      
       ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. КОНЕЦ ЭТО НАЧАЛО.
      
       Когда в полдень Чен Лань появилась у дверей его дома, Гаошань спал как убитый на своей большой кровати, сжимая в руке револьвер. В другой руке у него была зажата записная книжка, куда он записал, используя свой код, пароли и контакты людей с которыми он должен был связаться тут, в Гонконге. На звонки и удары хрупкого кулака Чен Лань по дубовой двери появился слуга, который молча, без вопросов, впустил её в дом. Так же молча, он указал на второй этаж, отвечая на взволнованный вопрос Чен Лань о Гаошане. Уже поднимаясь по лестнице, она сообразила, что на половину лица слуги расползся синяк, уже превращающийся из синего в какой-то другой трудноописуемый цвет. Встревоженная девушка задергала закрытые двери спальни, стараясь попасть внутрь. Но Гаошань отреагировал только на решительные удары каблуком в дверь. Шатаясь и бормоча что-то по-маньчжурски, он на ощупь открыл дверь и, держась за дверцу, встал на пороге. Чень Лань замерла на пороге, широко раскрыв глаза не веря своим глазам. Её Гаошань был мертвецки пьян, за пояс его штанов был заткнут револьвер, а из кармана торчала горлышко бутылки! И говорил он на совершенно не понятном ей китайском! Она была поражена и удивлена. Он ли это?
       Он! С трудом раскрыв один глаз, Гаошань мыкнул что-то вроде "А, это ты милая. Ну, проходи", боком пошел обратно к кровати. Растерянная девушка оглянулась, стараясь найти объяснение такому виду, но ничего не нашла. Все было аккуратно прибрано, спальня была в порядке. Спал он один, из дома никуда не выходил. Что же здесь произошло? Выглянув через дверь на веранду, она поняла, что самое главное происходило здесь. Три пустые бутылки из-под виски, две из-под коньяка, остатки еды, какой-то пепел, звездочки капель сургуча на досках пола, оплывшая и погасшая свеча, довершали вид перевернутых плетеных кресел, стола, покосившегося на сломанную ногу. Кто же тут с ним был? Но она пришла сюда не это выяснять.
       Гаошань фыркая, вскочил с постели. Вылитый на голову кувшин с водой на минуту отрезвил его. Мобилизовав все свои силы и выслушав от неё напоминание об австралийце, он нетвердой походкой подошел к карте Китая и Индокитая, закрепленной на стене, легким движением отодвинул её. В стенке заблестел ручками сейф. Не большой, но достаточно вместительный сейф, в который можно было упрятать не только бумаги. Прокрутив ручки в известном только ему порядке, Гаошань оттянул дверцу, открыв взору Чень Лань полки сейфа. От увиденного у девушки глаза раскрылись еще шире. Наряду с аккуратно уложенными на верхней полке документами, на средней полке соседствовала какая-то гора денег. Нет, даже не гора, а целый пик Виктории, который возвышался над заливом Гонконга. Никогда Чень Лань не видела столько денег, тем более что в этой горке лежали вперемежку фунты, доллары, йены. А уж оружия с пачками патронов, которое опасно поблескивало на нижней полке, и подавно.
       Покачиваясь, Гаошань твердой рукой отсчитал деньги, которые он должен был заплатить австралийцу за партию шерсти сегодня в обед. Внеся запись в книгу и что-то там посчитав в остатке, он захлопнул сейф, словно боясь, что что-то вырвется сейчас наружу.
       - Послушай, Сяо Лань, - обратился он девушке, которая держала в руках деньги и старалась прийти в себя от увиденного, - ничего не говори сейчас. И вообще никому ничего не говори. А вот лучше скажи, можем ли мы перечислить деньги из нашего банка на счета в банки Сиама, Сингапура? Ну, наверно, придется еще перечислить в какой-то там банк Французского Индокитая. Ик. Ну, как? Ик. Сможем, а? Фу!!!!
       Обмахиваясь рукой, Гаошань попробовал закрепить себя, уткнувшись спиной в стенку, но только стек по ней на пол. Вытянув ноги, он поправил револьвер, вытащил из кармана бутылку, поставил рядом. Подняв глаза вверх, он наткнулся на взгляд девушки. Поднеся палец к губам и зашипев как гусь, Гаошань стал заваливаться на бок. Ничего не понимая, испуганная и озадаченная Чень Лань в задумчивости вышла из спальни. Сегодня Гаошань очень сильно удивил её. И своим видом, и сейфом, и содержимом сейфа, и своими вопросами. Нет, определенно, здесь что-то такое произошло, от чего перспектива их с Гаошань отношений вообще смешалась и подернулась пеленой непонимания. Мимо неё вверх по лестнице прошел слуга, несший тазик с водой, полотенца. Синяк действительно был на пол-лица.
       К вечеру Гаошань сам пришел в контору. Он был мрачен, но молчалив и сосредоточен. Быстро посмотрев отчет бухгалтера, слегка попенял помошнику за нерасторопность отгрузки каких-то там товаров покупателям с Новых Территорий, подписал несколько бумаг, и лишь затем пригласил Чень Лань.
       *******
       - Там, за холмом туча пыли. - Крикнул лейтенант, поставленный на крышу автобуса с биноклем, наблюдать за местностью.
       - Ну-ка, давайте займем круговую оборону. На всякий случай. Если это еще диверсанты. - Скомандовал Владимир, подхватывая одну из винтовок диверсантов. - А этих, под автобус.
       Диверсанты, попытались сопротивляться, но, получив сапогами по бокам пару раз, затихли. "Михалыч", деловито свалив два трупа друг на друга, устроился за ними. А, заметив выражение лиц молодых лейтенантов, лишь пожал плечами. В голой степи, этой травяной пустыне каждый камушек, каждый выступающий бугорок уже прикрытие. А тут такая масса. Владимир махнул рукой "Мол, некогда объяснять. Привыкнут" занял свое место с другого конца автобуса. Две диверсионные группы в одном районе маловероятно, но всё же. "Береженного бог бережет".
       На кромку пологого склона выскочили трое кавалеристов, застыв на фоне ослепительно синего неба. Пронесло! Пограничники.
       Владимир, оставив винтовку, пошел на встречу всадникам. Поговорив о чем-то с ними, он пошел обратно к автобусу, а один из цириков громко и пронзительно вскрикнул. Тотчас же, недалеко от автобуса, как неоткуда встали монгольские солдаты, отряхиваясь и ставя винтовки на предохранители. Через пару секунд из-за кромки склона показался небольшой табун лошадей, ведомый двумя всадниками. Отряд монгольских пограничников, прибывший на звуки выстрелов и охвативший подковой автобус, стал собираться к нему. Через минуту вокруг продырявленного автобуса с разбитыми стеклами закипела работа. Диверсанты, оставленные под охраной одного из цириков, провожали глазами Владимира, с тревогой наблюдая, как он беседует с командиром отряда, с лейтенантами, водителем. Как автобус обвязывали веревками, крутя из них постромки, готовя для того, чтобы впрячь жилистых низкорослых монгольских коней. С приездом монголов, они ждали худшего.
       Владимир тоже знал, что диверсанты ждут самого худшего. Что их отдадут в руки монгольских пограничников. Ведь нападение произошло на территории Монгольской Народной Республики, а это значит, что все следственные действия, включая и допрос, должны вести монголы. Но он знал также и другое. Что диверсантам рассказывали, как проводят допросы монголы, какие они используют пытки, отбивая тем самым саму мысль о возможности сдачи в плен или явки с повинной. И сыграть на этом надо было сейчас.
       Подойдя к лежавшим на земле, он присел на корточки, и тихо, чтобы никто не слышал, начал говорить, бросая взгляды на монгола, командовавшего отрядом.
       - Тут, у нас дела такие. Монгол требует начать следствие сейчас. Я с ним попробовал поговорить, но он настаивает. Возразить не могу. Он тут хозяин. Так, что у вас есть два пути. Один - познакомиться поближе с "кухней" монголов, другой - начать говорить. Во втором случае, я вам гарантирую, что смогу отбить вас у него при приезде на заставу. Итак?
       - Иди к черту! - Один из диверсантов завозился. - Были бы руки свободны, удушил бы.
       - Ну, понятно. - Владимир встал, выпрямился, расправил ремни портупеи. - Хотел как лучше, славяне. Не дать вам погибнуть от рук азиатов под пытками. Но видно судьба вам такая. Бог вам в помощь.
       Командир, увидев, что Владимир встал, снова крикнул что-то гортанное и трудно уловимое. Тотчас один из цириков с руками по локоть, замазанный кровью разделываемой овцы, раненной в ходе перестрелки, пошел вразвалочку к ним. Владимир покачал головой, с вздохом произнес: "Упокой, господи, душу грешных рабов твоих". Услышав это, одни из диверсантов стал тихонько поскуливать, второй, сцепив зубы, стал бросать короткие злые взгляды то на приближающегося монгола, то на Владимира, отошедшего чуть поодаль. Подойдя к лежавшим, ухмыльнувшись, цирик смахнул вертевшуюся вокруг него муху, одним движением подцепил узлы веревок, которыми были связаны ноги диверсантов. Заведя оба конца на плечо, монгол улыбнулся, показав свои желтые от табака зубы, произнес на ломанном русском: "Давай?". От первого рывка оба диверсанты стукнулись головами о землю, от второго они наперебой закричали, что готовы рассказать всё, что знают и выдадут все тайники, заложенные ими по маршруту. Цирик прекратил тащить за веревку, с вопросом посмотрел на своего командира. Увидев его короткий жест, тут же бросил веревку, сплюнул, кивнул головой, дрожавшим от страха, диверсантам: "Командира хороший. Добрый". Видя вытянутые лица диверсантов, хитрые искорки в глазах отряд-дарга, стоявшего со зверским выражением лица, и не менее хитрые глаза цирика, старательно делающего дурковатый вид дикого степняка, Владимир еле-еле удержался, чтобы не расхохотаться. Ай, да, Цэрэн! Ай, да, актер! Так разыграть такой спектакль! Молодцы ребята! Природные таланты!
       Справившись с улыбкой на лице, Владимир достал из планшетки блокнот и сел рядом с одним из диверсантов, уже растащенных в разные стороны. Через полчаса, одного, самого разговорчивого развязали, напоили. Второй же, юлил и, не зная, что сказал другой, старательно врал. Но, после убедительного предупреждения и видя, как монголы из ничего разжигают не большой костер, сломался и стал рассказывать. Даже больше того, что знал первый диверсант. А Владимир, конспективно записывая сказанное, невольно подумал, что это, на самом деле, не конец, а начало. И что правы ламы, которые говорят, что нет конца. А есть начало, которое следует за концом. Вот и тут, конец одной диверсионной группы, дало начало новому этапу работы. Мда, тут крыть нечем. Многовековая философия. Тут и диалектизм не поможет.
       А на костре цирики быстро приготовили овечье мясо, которым монголы угостили и пленных. Даже к врагам должно проявлять снисходительность. Тем более, что ты победил.
       *******
       Хэльмут Кэрт вышел из парикмахерской с зеркальными стеклами в прекрасном расположении духа. Мадрид, даже в огне костра политических противоречий и гражданской войны, оставался всё тем же Мадридом. Ярким, доступным, живым и сочным. Да, именно сочным. С красивыми женщинами на улице, доступными не только за деньги, кафе, работающими, как и прежде, светлым и неунывающим народом, собиравшимся вечерами в этих кафе, пропустить по стаканчику, другому местного вина. Ему нравилось в Европе, которую не сравнить с удушающим ужасом Сингапура или Китая, где даже сама жизнь казалась кошмаром. Но, слава Всевышнему, ему удалось невероятным образом выкрутиться и удрать из Шанхая. Его знание Китая, связи с японцами помогли ему занять довольно высокое положение в новом немецком обществе. А практические навыки контрабандиста и нелегальной работы, полученные при работе резидентом японской разведки в Шанхае, сделали его одним из ведущих специалистов своего дела. Он даже читал лекции в Германии в соответствующих школах с великовозрастными учениками. Да. Представляете себе, что он - доктор Хэльмут Кэрт? Нет? А вот он. Идет по улице, тщательно выбритый, аккуратно подстриженный по последней европейской моде. С виду преуспевающий торговец продукцией немецкой тяжелой промышленности, поставляющей Республике какие-то станки, а на самом деле резидент широкой диверсионной сети по всему Югу Испании. Даже события последних недель, масштабные обыски и последовавшие аресты в "Аусландорганизацион" не повлияли на созданную им сеть. Вот что значит заранее предусмотренная автономность. Конечно, сейчас у его ребят серьезные времена, но после них они будут почивать на лаврах, а он продвинется высоко, получив свой отдельный кабинет с крепким дубовым столом и персонального водителя. Нет, жизнь идет именно так, как ему хочется. Торговля не принесет выгоды в наступающей войне Великой Германии с жидовствующими капиталистами Америки, Англии, Франции. Германия - великая страна, которая может управлять миром. И он сделает на этом большую карьеру, что обеспечит ему, его семье, его потомкам подобающее место в новом мировом обществе. Если, конечно, его не убьют. А вот тут всё зависело от него. Как он повернется, так и останется жить.
       Пока же всё идет как надо. Германия, верная данным испанским путчистам обещаниям, сформировало штаб "Вольф", морскую группу "Нордзее" и воздушный мост между Испанией и Марокко для переброски войск генерала Франко, который возглавил путч, после гибели генерала Санхурхо, возглавлявшего его сначала. Правда, вот обстоятельства гибели Санхурхо выглядят, как-то подозрительно. В беседе Хельмута с подполковником генштаба Бером, тот, узнав о гибели Санхурхо, лишь покачал головой. Как не рассматривай эту трагедию, но выглядело явно как устранение более удачливого соперника в гонке за власть. Как-то не очень чисто, немного топорно. Ну, что ж, это же испанцы! Абвер сработал бы более чисто.
       Великий дуче, также, тут как тут. Итальянские корабли и самолеты уже вошли в состав сформированных транспортных группировок, обслуживающих путчистов. А скоро подтянутся из Италии и сухопутные войска. Разве этот разглагольствующий макаронник усидит в стороне от заварушки, результатом которой станет доступ к необходимым природным богатствам Испании? Ответ - никогда! Тем более, что он рассчитывает на установление господства итальянского флота на Среднеземноморском направлении и превращение этого моря в "итальянское озеро". Но вот тут, Германия и Италия, отбросив политесы, забыв свои союзнические обязательства, займутся интригами, шантажом во имя своих целей. Но в Испании они действуют сообща. Остановить "красную заразу" в Европе - священный долг не только фашистов, но и правительств других цивилизованных стран, осознающих опасность очага этой заразы. Если не прямым участием, так уж не вмешательством и пассивной позицией. И вот в этом кипящем котле политических страстей и комбинаций Хэльмут сделает себе карьеру. Просто обязан сделать карьеру.
       Толкнув высокие и тяжелые двери подъезда дома, где он снимал квартиру и офис, Хэльмут прошел по прохладному полутемному подъезду на широкий дворик внутри. Из окон конторы доносилась какая-то ненавязчивая немецкая песенка, на окне стоял горшок с цветком, колыхался на ветру вывешенный флаг испанской республики и смешной бумажный чертик, висевший на самом конце длинной веревочки в проеме окна. Значит всё в порядке, и пришедшим на связь агентам можно было подниматься. А то, что скоро к нему пойдут агенты, Хэльмут не сомневался. У кого остались реальные рычаги воздействия на завербованных агентов в правительстве социалистов? У кого есть диверсионные группы, способные в нужный момент взорвать, убить, устроить диверсию, подтолкнуть к саботажу? У него. Так что, конец разведывательной сети, созданной на базе "Аусландорганизацион", означал конец его спокойной жизни и начало опасной, но прибыльной и выгодной работы. Как это у буддистов? Конец одного означает начало другого. Или что-то в этом роде.
       ******
       Придерживая за уголки бумагу от порывов ленивого ветра, иногда втекавшего в открытое окно, Икито вчитывался в строчки полученного по секретной почте приказа из Генерального Штаба и продублированного штабом Квантунской Армии. Нет, ну как это возможно!? Одновременно вести подготовку разведчиков-диверсантов для засылки в СССР и для засылки в другие районы Китая? При таком ограниченном финансировании и отсутствии баз для вербовки китайцев. Ладно, со снаряжением и подготовкой понятно, но откуда же ему брать людей?
       Встав из-за стола, Икито подошел к окну кабинета. На плацу группы курсантов, пыльные и уставшие, усердно бегали, прыгали, ползали, отрабатывали приемы рукопашного боя. Ни минуты без занятий, от подъема до отбоя. Введенная им система действовала безукоризненно, не давая сбоя. За прошедшую неделю ни одного происшествия. Что было прекрасно. Первую задачу, поставленную перед ним, при назначении на эту должность, он выполнил. Выполнит и другие. Но вот этот новый приказ. Как его выполнять? Генштаб и местные старшие товарищи не будут довольны, даже если будет замедлено выполнение директивы. Нужно хорошенько обдумать этот приказ и как его выполнять. Покрутив колесико сейфа, набирая установленный шифр, Икито убрал папку с приказом. Как и следовало самураю, в его кабине не было картин, гардин или каких-то других украшений. Портрет императора, портрет императора с семьей, карта Китая, Маньчжурии и части России, стулья, стол, небольшая полка с книгами, мощный сейф в углу. Ничем не захламленное, прекрасное место для обдумывания, в котором ничто не отвлекало. А задуматься было отчего.
       После путча в феврале в Токио у многих в руководящем аппарате армии изменилось положение. Большая часть ушла в отставку раньше времени с потерей всех льгот и выслуг, часть, с понижениями, пошла в войсковые части. А часть, на волне чисток и отставок в офицерском корпусе, вырвалась наружу. Вернее сказать в верхние эшелоны власти. И пошли из Токио различные указания, распоряжения и приказы, зачастую прямо противоположные. Как, например, инструкция по общению с местным населением и приказом по обеспечению безопасности японских граждан в Маньчжурии. Два документа с положениями взаимоисключающими друг друга. Полный сумбур. Нет, определенно это правительство скоро сменит другое.
       И вот теперь этот приказ, показывающий, что война с Китаем неизбежна, как восход солнца над Фуцзиямой. Приказ однозначный, по военному короткий, точный, что означает быстрое, полное выполнение приказа в указанные сроки. Но вот только как? Тут много "но". И эти "но" надо обсудить с ребятами из штаба и миссии. Им там, "приближенным" к командованию, видней. Они-то уж точно знают к кому обратиться за помощью, советом, поддержкой. Взглянув на настенные часы, мерно отстукивающие время, Икито засобирался. Пока он, трясясь по пыльным дорогам, доедет до штаба будет уже конец рабочего дня. И тут главное для него будет не упустить того, кто ему нужен. А уж выбрать ресторанчик, где они засядут и спокойно обсудят их вопросы дело техники. Тем более, что для офицеров штаба и разведки в Мукдене определены только три ресторана. Так что, особо не из чего выбирать.
       Икито протянул ключ дежурному, расписался в книге. К подъезду, в клубах желто-красной пыли, подкатил автомобиль с конвоем на мотоцикле. В очках консервах, замотанными лицами мотоциклисты, казалось, сошли с полотен древних художников, изображавших злых духов темных времен. Да, темные времена еще не кончились, если японец должен опасаться за свою жизнь. Когда только кончится этот ужас непонимания китайцами и маньчжурами своего проигрыша в противоборстве с Японией? Ведь конец противоборства означает для них начало периода новой жизни. Светлой и радостной, под управлением Японии, великой, могущественной и мудрой. Что ими так движет в своем противлении неминуемому? Поправив саблю, Икито нырнул вглубь авто. Дорогой он еще успеет подумать над этим.
       ******
       Комкор сидел как на гвоздях. Он чувствовал себя не очень уверенно, так как начальник особого отдела и политический руководитель обсуждали вопрос, который очень сильно волновал комкора. Этот вопрос, не то, чтобы напрямую затрагивал его, но касался перспектив. Вернее сказать, мог оказать негативное влияние на его карьеру.
       Неловко чувствовал себя и комиссар. Директивы и письма Главного политического управления Красной Армии (ГлавпурКА) за подписью Гамарника требовали усиления работы по воспитанию солдат и офицеров и беспощадного наказания выявленных сторонников и предателей всяких там мастей. Но сколько их не отправляй в цепкие руки Николая Ивановича, доносы продолжали приходить ему на стол. Они просто множились на глазах. Доносили на всех и по любому случаю. Да, он знает, что во многих полках боевая подготовка ведется только для отвода глаз, тренируются несколько экипажей или рот для демонстрации проверяющим из корпуса и армии. Знает также он и то, что воруют тыловики безбожно. И командиры заняты вопросами строительства жилья, казарм, другими хозяйственными вопросами, решая их, вместо тыловиков, отодвигая тем самым вопросы боевой подготовки на второй план. А попробуй тут прижать тыловиков, когда у них ответ один - расстояние от ближайшей железнодорожной станции семьсот километров. Автомашинами не навозишься. Вот поэтому нет того и того. И крыть нечем. Да, проблем выше крыши. А тут еще этот донос на Владимира. Честного партийца, настоящего офицера и просто хорошего мужика.
       Начальник Особого отдела также был в не лучшем состоянии. Когда комиссар дал ему почитать донос, он даже крякнул от злости. В кабине у него тогда сидели люди и более развернутый ответ на вопрос комиссара он не смог дать. И вот сейчас они, собравшись в кабинете у комиссара, должны были решить только один вопрос - что делать с доносом. Все они понимали, что даже если они положат его под сукно, то "доброжелатель" не оставит своих попыток "проинформировать". Но уже через их голову. И вот тогда им придется отвечать за то, что не разглядели в своих рядах "перерожденца" и "шпиона". Но какой из Владимира шпион? Короче говоря, театр полный абсурда!
       Поматерив этого "доброжелателя", с регулярностью сообщавшего о разных фактах нарушения дисциплины в корпусе, собравшиеся призадумались. По этой бумажке им надо было что-то предпринимать. Ничего не предпринять они не могли, тем более положить её под сукно. Нейтрализовать "писателя"? Даже если они вычислят этого "писаку", то сделать ему они ничего не смогут. А если и попытаются, то управу тот на них найдет быстро. Благо к "информации с мест о нарушениях" в Главном управлении стали относиться очень даже внимательно. И, после проверок, делали соответствующие, зачастую скоропалительные и не правильные, выводы.
       Когда уже была выкурена половина пачки папирос, комкор вдруг встрепенулся, окинул взором хмурых офицеров и щелкнул пальцами.
       - Придумал! Вот не поверите, придумал! - Он стал копаться в своем блокноте, сверяясь со своими записями. - Тут мне, на днях, пришла телеграмма из армии...
       - Так, ты что, её в блокноте носишь? - Удивленные офицеры даже откинулись назад. - Чардышев, ну, ты даешь!
       - Я что, совсем дурак, что ли? - Обиделся комкор, прекратив листать блокнот.
       Фамилия Чардышева стала нарицательной после того, как у этого нерадивого командира стрелкового полка, при рутинной сверке документов комиссией из корпуса, установили пропажу телеграммы с грифом "совсекретно". Копнув глубже, комиссия, в составе трех человек, ахнула. Такой безалаберности и наплевательского отношения к документам они еще никогда не видели. У этого Чардышева пропало свыше пятидесяти важных, секретных документов безо всякого следа. Как корова языком слизнула. После месячного разбирательства и допросов, большая часть документов, все-таки, нашлась дома у офицера, пачкой валявшейся среди писем жены, часть, как выяснилось потом, домохозяйка офицера, просто использовала для растопки печи. Конечно, офицер понес соответствующее наказание, равно как и его домохозяйка, а на самом деле, сожительница из столыпинских русских переселенцев, почему-то откочевавших сюда сразу после высадки на берег Амура. С тех пор в офицерской среде корпуса эта фамилия значила только одно. Поэтому, услышав эту фамилию, комкор обиделся. Но сильно дуться не стал, а изложил свою мысль, сверившись с краткой строчкой записи в блокноте.
      
       ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОСЛЕ ЗАКАТА СОЛНЦА.
      
       За окном поезда, неспешно докатывающего к небольшому зданию французской станции, клубы паровозного пара, заслоняли последние лучи, посылаемые заходящим солнцем. Из вагонов местного поезда, монументальные в своей неторопливости, выгружались французские крестьяне, какие-то пассажиры непонятного вида, очевидно служащие небольших компаний, семьи с вертлявыми детьми и кучей багажа. Вся эта толпа разом заполнила платформу вокзала небольшого французского городка, подняв невыносимый шум. Дежурный по станции, важно прохаживающийся по платформе, сверялся с часами, поигрывая вечерними солнечными зайчиками на надраенном до зеркального блеска станционном колоколе. Поезд прибыл по расписанию, по расписанию он и уйдет. Ничто не может нарушить покой и порядок на железнодорожном узле, на котором он и начальник, и бог.
       Прошедшие мимо "вагонные" заискивающе поприветствовали его. Он же лишь слегка кивнул, давая понять, что он принял их приветствия, но осмотр вагонов и колесных букс должен быть проведен как можно быстрей. До отправления поезда осталось не более чем семь минут. Дежурный прошел поближе к колоколу.
       В окнах вагонов то тут, то там торчали детские головки, которые вертелись во все стороны, стараясь как можно больше увидеть, пока вагоны стоят, а взрослые разрешили им выглянуть в отрытые окна. Кто-то из пассажиров вышел промять ноги, неспешно покуривая, двигался по пирону вдоль вагонов поезда. Обычная обстановка при прибытии поезда. Дежурный взглянул на часы. Пора давать первый звонок. До отправления осталось пять минут. Через пять минут этот паровоз пыхнет паром и поезд, оставив позади себя пирон, тронется, унося пассажиров к конечной цели своего трудного пути - порту на средиземноморском побережье Франции. Август месяц для отдыха на море самое приятное время. Дежурный не сильно, но громко ударил два раза, окинул взглядом пирон. Всё было как и положено. Пассажиры торопливо заскакивали в открытые двери вагонов, проводники двигались вдоль своих вагонов, проверяя плотность закрытия дверей, провожающие стали громче кричать, стараясь перекрыть шум вырывающегося паровозного пара. Наконец, дежурный поднял вверх жезл, паровоз дал протяжный гудок, провожающие замахали платочками и руками. Поезд медленно двинулся, как бы давая возможность оставшимся на пироне сказать то, что они забыли сказать или держали в себе до последнего момента.
       В одном из вагонов поезда, старательно проскакивающего в короткие туннели, пробитые в горах, несколько купе заняла группа молодых и средних лет мужчин. Все они неспешно почитывали газеты, книги или в полголоса что-то обсуждали. По всему было видно, что верховодит всем один пожилой мужчина, с чудесными усами "а ля Вильгейм" и короткой стрижкой. Пассажиры вагона, попавшие вместе с ними, уже после нескольких станций стали перемывать им косточки, стараясь угадать кто это. На станциях очень редко выходят, в коридоре не стоят, курят мало, и все слушаются этого пожилого мужчину. Кто-то даже сказал что это русские рабочие, едущие в поисках работы из Парижа в порт, основываясь на том, что он якобы слышал русскую речь. Но это было полнейшим бредом!? Было верней всего найти работу в Париже, чем в небольшом порту! Кондуктор с проводником, проверяя билеты у всех в вагоне, пожимали плечами в ответ. "Вас они беспокоят, мадам?" - Спросил кондуктор одну особо настойчивую даму. - "Они шумят, мешают вам? Если нет, то никто не имеет право интересоваться их документами. Ни я, ни начальник поезда, ни полицейский. Приятной поездки, мадам!".
       А в вагоне действительно ехали русские. Отец, бывший штабс-капитан, с сыном из Болгарии, два выпускника кадетского корпуса, молодые и еще безусые, из Югославии, два бывших поручика артиллериста-марковца, работавшие в Париже таксистами, и бывший полковник Шаталин, занимавшийся небольшим бакалейным магазином. Именно Шаталин дал денег на то, чтобы приехали во Францию из Болгарии и Югославии те, кто хотел бороться с "красной угрозой" не словами, а делом. А так же организовал тайную "колониальную" переправу через жаркие африканские колонии Франции и Испании.
       Разворачивающая трагедия в Испании живо обсуждалась в среде эмигрантов, разводя мнения в обществе на совершенно противоположные вектора. От восторженно-негодующего "дать по красной морде большевизма в Европе", до ехидно-пренебрежительного "а где были эти "несчастные" испанские банкиры и падре, когда мы шли в атаку под Тихорецкой и под Екатеринбургом?". На страницах эмигрантской прессы вести из Испании шли на первой полосе, на второй же печатались статьи "за" и "против" участия русских в этой войне. Подливали масла в огонь и различные общества эмигрантов, в которые неизменно сбивались проживавшие за рубежом русские эмигранты, мучимые жаждой "русского общения". Среди таких обществ, пестревших в политической жизни эмиграции, "Общество за возвращение на Родину" было не столь заметным, но довольно активным. Только в отличие от тех, кто звал на борьбу с "большевистской заразой", они звали на борьбу с фашизмом, который всё больше набирал силу в Европе. Поговаривали, что общество это НКВДэшное и после войны в Испании, те, кто воевал на стороне "красных", получат прощение и поедут в Россию. И даже получат какие-то деньги. Но доказать, что это именно так никто не мог.
       Многие из эмигрантов решили наблюдать за происходящим со стороны, а кто-то решил пойти воевать. Причем решение, неожиданное для понимания иностранцами, приводило русских на противоположные стороны. Кто-то, рискуя быть расстрелянным республиканцами, перебирался в Испанию через высокие горы из Франции и Италии, кто-то попадал окружным путем, через колонии - Алжир и Марокко с целью вступить в ряды фалангистов. А кто-то, открыто пересекая границу, сразу вступал в ряды республиканцев. Но и те, и другие шли с уверенностью священности и правильности принятого решения.
       Не смогли остаться в стороне от этой войны сторонники путчистов и республиканцев по всему миру. Американцы, англичане, шотландцы, французы, поляки, хорваты, сербы, болгары и прочие волонтерами, повинуясь зову своего сердца и политической направленности, стекались в Испанию на залитые кровью поля боев. Монархисты, фашисты всех мастей, просто искатели приключений воевали с анархистами, социалистами, коммунистами, и просто революционными романтиками, воюющими за "светлое будущее". Война, живя по своим законам, закручивала из всех, порой, в такие замысловатые сюжеты, где стороны менялись местами, оказываясь то по ту, то по другую сторону. Отчего в гражданской войне в Испании, и так сложной, труднопонимаемой, как все гражданские войны, замесилась невообразимая каша из национальных и интернациональных формирований различной политической окраски и человеческих судеб.
       *******
       Владимир как в тумане видел их новую квартиру в Ленинграде, подъезд дома, с вечно сидящими на скамейке бабушками, цепким взглядом провожавших каждого входившего и выходившего из подъезда. Видел, как бродила его Елизавета по квартире, с распахнутыми окнами, шум из которых совсем ему не нравился. Какой-то странный шум, подозрительно напоминающий одиночные выстрелы и короткие пулеметные очереди. Вот Елизавета, остановилась, откинув упавшие волосы со лба, вытерла руки о полотенце, улыбнулась и неожиданно зашептала мужским голосом: "Дон Валентино! Дон Валетино! Вставайте! Вставайте!"
       Крайне удивленный этим, Владимир подскочил на кровати и обнаружил себя сидящим с зажатым в руке пистолетом. Рядом с ним стоял, чуть согнувшись, Хосе, держа над ним керосиновую лампу.
       - Дон Валентино, дон Валентино, Вас зовет командир. - Лицо Хосе в свете прыгающего язычка лампы напоминало ожившее изваяние греческого бога. Кличка "красавчик Хосе" так и пришла вместе с ним из рабочего отряда, откуда Владимир набрал себе бойцов для своего разведывательно-диверсионного отряда.
       Еще не проснувшийся Владимир кивнул головой, бросил пистолет на кровать и стал растирать себе лицо ладонями, стараясь привести себя в чувство. Квартира, Елизавета - всё это было сном, от этого на душе было еще муторней.
       Командир бригады, осунувшийся от бессонных ночей, молча сунул ему в руку кружку с горячим сладким и крепким чаем, в котором плавал тонкий лимон. Владимир, глотнув несколько раз обжигающий чай, стал просыпаться. Оба отделения самого шикарного номера местной гостиницы были завалены и заставлены ящиками, столами, какими-то телефонными аппаратами. В "аппаратную" постоянно кто-то то вбегал, то выбегал, громкий голос, не торопясь, равномерно зачитывал какое-то указание по подсчету "цветочков", сопровождая комментариями качество связи на линии. Что вызывало ответную реакцию связистов. В этом же отделении номера было более тихо, но напряжение было не меньшее, чем в "аппаратной". Сидевшие за столами работники штаба быстро считали необходимое количество боеприпасов, необходимое время для их подвоза и количество транспорта, справляясь с расстеленной на столе карты, которая пестрела разноцветной мозаикой знаков и отметок. Да, обстановка, действительно, была сложная. Фалангисты напирали по всему фронту. Анархисты опять сдали позиции, отойдя на три километра назад. Тем самым, открыв для атаки фланг интербригады. Нужно было что-то предпринимать, и видно у комбрига созрел какой-то план выправления ситуации, пока фалангисты и итальянцы не накопили силы для удара.
       Комбриг в общих чертах пояснил свой план, тыкая карандашом в карту, позиционируя объекты на карте. Предложенный план, действительно, мог выправить ситуацию, и был набором простых действий, но требовалось, чтобы он со своими ребятами вновь отправился за линию фронта.
       - Знаю, что устали. Знаю, что вышли только вчера вечером с боем. Но обстановка складывается такая, что надо.
       - Надо так надо. - Владимир поправил колодку "Маузера", переместив её назад. - Тем более, что расстояния между занятыми холмами большое, можно проскочить ночью абсолютно незаметно. Сплошной линии фронта еще нет. Так что думаю, что к вечеру будем готовы.
       - Добро. Действуй. Да. И еще один момент. В том районе, - карандаш закрутился по карте, ища точку, - сегодня днем, сбили наш бомбардировщик. Как утверждают вернувшиеся экипажи, он разбился, а весь экипаж погиб. Но. На всякий случай. Выясни, там подробней, если будет возможно. Кто что видел, слышал. Ну, ты сам понимаешь.
       - Да, конечно. - Владимир всё понимал. Как не понять. В Москве требовали документального подтверждения факта гибели экипажа. И ребята из аппарата главного советника использовали все возможные пути, чтобы получить факты, подтверждающие или опровергающие, гибель летчиков. - Сделаю, всё что смогу.
       - Ну, и славно. - За окном ночь сменила цвет, вернувшись к серой мути вечерних сумерек. До наступления дня осталось всего пару часов. - А теперь, давай-ка еще раз пройдем по маршруту. Помни. Для нас главное - это нарушить снабжение итальянцев, лучше всего, разрушив эти чертовы мосты. И эта комендатура, как кость в горле. Задача максимум - разгромить комендатуру, взорвать все мосты. Задача минимум - мосты. Взрывчатку получишь ближе к вечеру. А теперь по маршруту...
       ******
       У него разболелся зуб. Просто взял и разболелся той самой, изнуряющей своим постоянством, болью, от которой хотелось выть, и руками выдрать ноющий зуб. Ван Гаошань с тоской подумал о зубном враче, которого никак избежать не удастся. Если только он доберется до этого зубного врача.
       Гаошань, высунув голову из воронки, кинул взгляд на изрытое воронками поле, усеянное остатками тел, амуниции и растерзанных заграждений из колючей проволоки. Да, бой был жарким. Наспех вырытые окопы, сооруженные пулеметные точки только подтверждают, что прорвавшихся японцев пытались сдержать сборные части, вооруженные только стрелковым оружием. Мда. Несладко тут было.
       Осмотрев внимательно местность, Гаошань короткими перебежками двинулся вперед. Через пять ли, вот за тем холмом, будет деревенька, в которой они с капитаном Сунь Тином оборудовали, перед его уходом в тыл к японцам, небольшой схрон с продуктами, лекарствами и оружием. Кроме того, там можно было спрятаться от дождя и переночевать. Даже если деревеньку разрушили, а это точно произошло, если судить по тому, что он сейчас видел на поле, схрон должен был остаться не тронутым. Опять же, если в него не попал снаряд. Ох, эти если.
       Вороны недовольно картаво крякали, подскакивая в воздух. За годы войны ворон расплодилось столько, что в некоторых местах боев, поднявшаяся на крыло стая закрывала полнеба. Корма для них на местах боев всегда было в избытке. Собирая своих убитых, японцы не торопились убирать тела своих врагов. Враг должен быть не только повержен, но и явлен местному населению как подтверждение мощи императорской армии. И лишь через пару дней, выгнанные японцами местные жители близлежащих деревень, похоронят останки погибших героев в поле. В одной большой безымянной яме. Тут же бой закончился только вчера днем. Так что, где-то тут по полю должны бродить похоронные команды японцев, на которые он не должен натолкнуться.
       В одной из воронок, в которую он скатился кубарем, сидел полуживой японец. Увидев скатывающегося по склону воронки китайца, перемазанного такой же рыжей глиной, солдат императорской армии по-собачьи взвыл и полез наверх. Но Гаошань дернул его вниз, на дно воронки, и, с сожалением, воткнул в него нож. Японец прятался тут от войны, и если судить по пустым консервным банкам, то просидел тут пару дней. Он просто хотел спрятаться от войны, но от войны нигде нельзя спрятаться. И сожалел Гаошань о том, что этот японец хотел остаться живым, увидеть своих родных, коснуться своих родителей, а ему пришлось убить его. Ведь стоило только этому японцу выскочить наверх, Гаошань уже некогда не добрался бы до своих. А ему необходимо добраться до своих живым. Полученная им информация требовала, чтобы он добрался живым. Во что бы то ни стало.
       Он поворошил груду консервных банок. Все пустые. Видать от страха японец съел свой сухой паек за пять дней. Мда, что только с человеком война не делает. Еще несколько лет назад он не поверил бы рассказу о том, что три человека, используя только свои руки и силу, могут перевернуть грузовой автомобиль. А сейчас он не удивился бы, если бы ему рассказали о том, что десять человек руками перевернули танк. За эти три года войны с японцами он насмотрелся такого! Одно слово - война. Так что эта гора банок его не удивила. У человека от нервов просто разыгрался аппетит.
       Недалеко недовольные вороны осуждающе закаркали, поднявшись в воздух плотной стаей. Подхватив карабин японца, Гаошань проверил магазин, отсоединил штык. Столкновение с похоронной командой была бы очень некстати! На выстрелы прибегут другие японцы, слабые силуэты некоторых из них он различал в сером сумраке по краям поля. И вот тогда ему не вывернуться. Готовый выстрелить, он осторожно выглянул из воронки. Ложная тревога. Просто стая собак вступила в спор с воронами за груду тел, лежащих вокруг одного из окопов. Чертыхнувшись, Гаошань ползком двинулся дальше по полю, к извилистой линии окопов. Ему надо добраться до схрона в деревне. Там еда, оружие, а также лекарства. О, небо! Как ноет этот зуб! Нет, этот зуб его убьет, прежде чем он доберется до своих!
       ******
       Серый вечер, медленно сгущавшийся в сумерки, навеивал грустные мысли. Грустные звуки завывающего ветра в невидимой щели, так же подталкивали к унынию. Через большое стекло его кабинета виднелась пустая контора с выключенными лампами, ровными рядами столов, шкафов, расставленных в ровную линию, стульями напоминающая ему казарму школы разведчиков-диверсантов, в которой он оказался, знакомясь с особенностями подготовки диверсантов.
       Но Хэльмут пребывал в прекрасном расположении духа. Он, покачивался на стуле, удовлетворенно рассматривая журнал с красотками. Дела шли хорошо. Недавно испанское правительство заплатила за поставленные станки для производства гранат, а они возьми и на второй день сгори, прям на складе. Вот незадача! Вернее сказать, наглая диверсия врагов Республики! Теперь ему надо еще раз закупать эти станки, опять страховать груз у англичан, а правительство опять с ним рассчитается. Что не говори, а так можно делать бизнес. Он кинул взгляд на качающегося в окне чертика на длинной резинке. В свете настольной лампы, направленной на окно, он должен быть особо четко виден с улицы. Хельмут ждал своего важного агента. Особого агента, который одновременно был правительственным чиновником, заказывающим у него те самые станки. Сегодня днем тот сам позвонил, назначил встречу. Якобы по вопросам скорейшей поставки станков. Но они-то оба понимали, что о чем пойдет речь на этой встрече. О плане военной компании Республики на конец 37 - начало 38 года. Вернее сказать, о планах по производству оружия и поставках его из-за рубежа. К этим данным у агента прямой доступ. Он, можно сказать, один из специалистов по производству оружия в республиканском правительстве. И эти цифры достоверны на все 100. Так что в Берлине быстро просчитают, что собираются устроить эти "красные иберийцы". А, сложив вместе с другой разведывательной информацией, увидят всё, все планы, которые так усиленно скрывают тут, в Мадриде. Вспомнив о станках, Хэльмут вновь замурлыкал себе под нос какой-то из маршей, услышанных по радио. Мда. Приятная всё-таки вещь разведка, совмещенная с бизнесом.
       Скрипнула винтовая лестница, ведущая на второй этаж, где была его квартира со спальней. Хэльмут, повернувшись к лестнице, с удовольствием посмотрел, как спускалась его секретарша. Полы халата приятного, какого-то розово-персикового, цвета, откидываясь, при спуске на очередную ступеньку, обнажали мраморную белизну её ножек, округлые коленки. Встав на нижней ступеньке, она спросила о госте тем самым бархатным голосом, от которого у Хэльмута всегда вмиг потели ладошки. Секретарша Ева, белокурая красавица с точеной фигуркой и тонкой кожей, ребенок испанки и немца, оказавшегося в Испании после Первой Мировой, конечно же, была давно завербована им. И помимо своей работы в конторе и выполнения отдельных щекотливых поручений в городе, она спала с ним. Из любви, как заверяла она. Но Хэльмут, хоть это и льстило ему, не особо верил ей. Тем более, она была фолькдойч, а не чистая арийка. А карьеру можно было сделать, только составив пару с "чистой кровью". Так что... Хэльмут отложил журнал. Зачем рассматривать какой-то журнал, когда рядом такая красавица?
       Агент появился с небольшим опозданием, что было редкостью для испанца. И за что Хэльмут выделял того среди других агентов - испанцев. К этому времени Ева успела привести себя в порядок, приодеться, поправить прическу, превратившись в недоступную красавицу-секретаршу. Заваривая, по просьбе Хэльмута, кофе на небольшой кухоньке, рядом с кабинетом, она невольно прислушивалась к разговору в кабинете. Испанец требовал свои деньги, настаивая на повышении гонорара из-за возросшей опасности быть арестованным. В его департаменте участились аресты чиновников. И, в основном, тех на кого он рассчитывал или привлекал к сбору информации. Он стал опасаться за свою жизнь.
       Ева поставила чашки на поднос, накрыла салфеткой сахарницу. Но не спешила идти в кабинет. Ей не нравился этот испанец с маслянистыми глазками, которые, казалось, грубо раздевали её до гола, каждый раз, как только она входила в кабинет. К тому же, он уже пару раз делал ей не двусмысленные предложения. Надо будет сказать Хэльмуту как ей неприятен этот человек, и упомянуть о тех предложениях. Ведь как никак, а они с Хэльмутом живут уже полгода, и она имеет право на его защиту. Как мужчины, которому она принадлежит. Или она ничего не понимает в мужчинах.
       ********
       От деревни остались лишь стены нескольких домов изломанной линией ограничивавшие направление улиц. Хозяйственные постройки, кумирня, трактир - всё было превращено в груды мусора из кирпичей, деревянных частей дома, битой черепицы. По деревне били из полевых орудий прямой наводкой, наверняка выбивая отступивших с позиций. Они держались до последнего. Перебегая от одной кучи мусора к другой, Гаошань видел вздувшиеся от такой жары трупы под развалинами домов, в наспех выкопанных окопах, застывших в порыве контратаки. Видно было, что деревня не раз переходила из рук в руки, так как следы рукопашных схваток были видны везде. Соскользнув близь развалин кумирни в овраг, Гаошань нащупал в стенке оврага деревянный люк, приваленный землей. Схрон, не смотря на жаркий бой, уцелел. Теперь можно было подкрепиться, отдохнуть и принять лекарства, что бы утихомирить этот ноющий зуб. Подвалив немного битого кирпича, он нырнул внутрь, прикрыв вход плетенкой из тростника. Со стороны казалось, что эта куча мусора, сползшая сверху, просто зависла, уткнувшись в землю. Удовлетворенный своей работой, Гаошань принялся расширять отверстие для наблюдения за деревней и близлежащей местностью. Контролировать ситуацию вокруг было важно, поэтому разжечь костер внутри схрона не получится.
       Запив лекарство водой из фляжки, он откинулся на кушетке и впервые за эти пять дней смог расслабиться. С того момента как он вышел из дверей конспиративной квартиры в городке, события вокруг разворачивались так стремительно, что казались одной сплошной лентой кинематографа. Попытка его ареста, уход из городка, перестрелка с японскими патрулями, предатели, провал явок, канала переправы ставили перед ним всё более сложные задачи, которые нельзя было не решать. И он решал их как мог. Единственное о чём он жалел, так это о том, что там, в городке, не застрелил предателя. Когда тот стоял и улыбался, смотря как к Гаошаню, за которым была высокая глинобитная стена, с трех сторон приближались японские солдаты с винтовками наперевес. Эх! Ему бы тогда гранату.
       Вскрыв банку консервов, Гаошань плотно поел, запивая тушёнку, сухие соленые английские крекеры простой водой. Закончив обед, который наверно медленно заменит ужин, он вытащил бутылку английского виски. После пары больших глотков, залег спать, положив рядом "Маузер". С винтовкой в схроне, если что, особо не повоюешь.
       Проснулся он от запаха свежеприготовленного риса и жареных овощей, проникший в его сон. Сначала ему казалось, что это сон, вернее явственное продолжение сна, в котором он, Чжан Дэфу, сидит вместе с отцом в обеденном зале, а их экономка вносит из кухни поднос с большими мисками варенного белого риса и жареных овощей. А отец, подмигивая ему, достает из буфета небольшую бутылочку с русской водкой. Экономка сердито хмурит брови, а отец озорно улыбаясь, наливает себе и, почему-то, ему, семилетнему.
       Но запахи, действительно, были наяву. Кто-то недалеко готовил "шаофань" и этот запах проникал ему в схрон. Не открывая глаз, он представил себе миску полную горячего риса с овощами, отчего в желудке его сразу заурчало. Прильнув к импровизированной амбразуре, Гаошань сразу понял, что возникшую мечту о миске со свежим рисом придется отложить. Еще на какое-то время. На полянке у разрушенной кумирни, в подвале которой был оборудован схрон, практически рядом с ним, расположилась полевая кухня японцев. Чуть поодаль ровными рядами стояли двенадцать орудий, снарядные передки, грузовые фургоны со снарядными ящиками, палатки, вокруг которых копошились артиллеристы. Лошадей, фыркающих и нервно перебирающих ногами, выстраивали в две линии, что бы напоить и покормить. Артиллерийский дивизион пехотного полка расположился на дневку на окраине, разбитой огнем артиллерии, деревни.
       Солдаты, в марлевых повязках на лицах, таскали воду из источника в овраге, наливая брезентовые поилки, в которые сразу тыкались мордами лошади. Гаошань внимательно рассматривал всех. Солдаты были в новом обмундировании, передки и щиты орудия блестели свежей краской. Каски, прикрепленные к ранцам, аккуратно сложенным у пирамидок, построенных из винтовок, также блистали своей новизной. Этот дивизион шел из резерва. Значит, сильно потрепали наши японцев в ходе последних боев. Гаошань, затаив дыхание, стал прислушиваться, стараясь расслышать о чем говорят солдаты, но кроме невнятного шума приправленного шумом пьющих лошадей, звоном упряжи, смехом солдат, командами сержантов ничего нельзя было услышать. Усевшись на пол возле замаскированного отверстия, Гаошань посмотрел на часы. Ого! Время! Путем несложных вычислений он получил двенадцать часов, которые он проспал. Значит, поэтому его бок так болит. Как лег в одной позе, так и проснулся. Отлежал. Потирая затекший бок, Гаошань потянул фляжку с водой. Так, воды, если её растянуть, хватит на двое суток. Главное, чтобы японцы не застряли тут на дольше. Если судить по тому как они устраиваются, то определенно будут ночевать. Он еще раз выглянул в тонкую амбразуру. Точно, будут ночевать, вон, уже посты расставляют. Ну что ж, тут ему прохладно, есть еда, вода. Даже выпить есть что. Посидим. К тому же надо немного отдохнуть перед броском через линию фронта. Только вот где сейчас она эта линия? И как ему эту линию перейти и остаться живым? Нащупав в подкладке пиджака зашитый документ, Гаошань вздохнул. Некогда щегольский костюм, который полагался по легенде успешному ловчиле-торговцу с "черного рынка", превратился в один комок заскорузлой грязи, из которого местами торчали оторвавшиеся лоскутки ткани. В таком виде особо не побродишь во фронтовой полосе. Надо что-то придумать. Иначе списки агентов японской разведки в глубоком тылу сражающегося Китая, полученные с такими жертвами, просто пропадет. А это жизни сотен и тысяч героев, вставших на защиту Родины. Нет, он обязательно должен добраться до своих.
      
      
      
      
      
       ГЛАВА ШЕСТАЯ. ДВУМ НЕ БЫВАТЬ, А ОДНОЙ НЕ МИНОВАТЬ.
      
       Икито успел. Он поймал нужного ему офицера оперативного управления уже на крыльце, когда тот, попрощавшись с друзьями, собрался идти домой. Выслушав Икито, офицер расплылся в улыбке, подмигнул. Конечно, он может поужинать с Икито, и вместе повеселиться. А вот поговорить, им надо успеть до ресторана и девок. Поэтому, им лучше всего совершить прогулку по саду "гармонии и природы", недавно разбитому силами японских солдат, по плану генерала, прямо рядом с Управлением. Там сейчас не так много народа и заодно Икито проветрится после своего "медвежьего угла". Все-таки, это собачья работа обучать этих недоразвитых монголов и китайцев. А Икито еще и каких-то успехов с ними умудряется достигать. Нет, место Икито с его способностями не в таком заведении. Это точно.
       Дорожки тихим хрустом белого песка скрадывали шаги редких посетителей парка, прогуливающихся в наступающих сумерках. Осень в этом году была какая-то не типично теплая, заставлявшая даже скучать по еще не наступившим холодам. Небольшой парк отсекал шум и уличную суету миллионного Токио, готовящегося к вечерней поре. Но Икито было наплевать на суету улиц, на эту красоту вокруг него, на красные листья каких-то деревьев высаженных таким образом, что ветви образовывали многоступенчатую пирамиду, мраморную белизну беседок. Ему требовалось одно - как можно быстрее обговорить с офицером вопросы его перевода из Китая в Японию. Даже на нижестоящую должность, но в управление по Индокитаю. Ему бы только вырваться из Китая, где душно, тесно, где деревенские выскочки всё время дают понять, что его происхождение и знания не играют никакой роли. Особенно после того, как его отца понизили в должности после путча этих дураков-лейтенантов в 36-ом. Тогда он скрепя зубами выдержал эти насмешки, но сейчас, когда в Китае императорская армия давила китайцев, громя их, его знания и умения, попросту, игнорировались высшими командирами, не получая достойного признания. Все подготовленные им диверсионные группы бездарно засылались в тыл, где они либо сразу проваливались из-за плохих документов, либо вели какую-то не понятную игру по планам тупых армейских разведчиков, которые, дальше трех дней и не думали-то! Тем самым, уничтожая то, что с таким трудом он создавал. А почему именно хочет в Управление по Индокитаю? Нет, он понимает, что император желает получить ресурсы Китая, а потом двинуться на Россию. Но лучше всего двинуться в Индокитай, там укрепиться, а потом выжить оттуда этих наглых французов, голландцев, американцев. Японии по праву самого сильного принадлежит вся Азия, в которую она принесет порядок, культуру и процветание. А Китай? В Китае много "быстрых и легких денег", много соблазнов и слишком сильно переплелись интересы многих влиятельных людей Японии. И это ещё одна из причин, почему ему хотелось бы вывернуться из этой удушающей паутины. До сих пор ему удавалось не принимать чью-то сторону, сохраняя некий нейтралитет, но он чувствовал, как его подталкивают к определению своей позиции. Что ему крайне не нравилось. Ведь если ты вступишь в какую-то из банд, то ты потом полностью будешь зависеть от успеха или проигрыша этой банды, а не от себя, своих знаний, умения, таланта. Да и жить в этом клоповнике уже не хватает сил. Короче, если не сейчас, то когда? Офицер, слушая Икито, кивал головой, поддакивая, задавая уточняющие вопросы. Сделав пару кругов по белым дорожкам, они остановились у выхода из парка. "Через неделю уже возвращаешься в Китай?" - Поинтересовался офицер. - "Отпуск всего две недели? Так, значит, говоришь еще и французским владеешь? Понятно. Хорошо. Скажи отцу, чтобы пришел к нам послезавтра. Ему генерал быстрей подпишет рапорт. Будем переводить. Как там говорили древние? Решив действовать, действуй. Два раза позора не бывает. А вот теперь, давай-ка, поедем к мадам Мариоки. Там девочки просто класс. Да, и о поваре ничего плохого не скажешь".
       ********
       Ночь была безлунной и оттого казалась еще более холодной. Завернувшись в прихваченные с собой одеяла его небольшой отряд, рассредоточившись, ждал возвращение из разведки "красавчика Хосе", который пошел в село уточнить ситуацию. Само село лежало перед ними в километр - полутора, слепо подмаргивая неровным светом в двух, трех окнах. Отчего казалось, что в поглощающей темноте ночи два - три оранжевых мотылька танцевали свой бесконечный танец на одном месте.
       Из кромешной темноты, весь в поту, выскочил Хосе. Броском, перескочив через небольшую бруствер канавки, он лихо съехал к ним вниз. Следом за ним, шурша пожухлой травой, скатился незнакомый мужчина, которого сразу прижали к земли, зажали рот и приставили нож к горлу.
       - Это свой. Свой! - Зашипел Хосе, отталкивая всех от не сопротивлявшегося мужчины. - Он местный. Он много знает и поможет нам.
       Владимир кивнул головой, разрешая освободить, но разоружить мужчину, а сам показал кулак Хосе.
       - Я тебя посылал на разведку! - Выговорил он ему, накрываясь куском брезента, заменявший им в жаркий летний день тент, а дождливый день навес. - Какого черта волочишь всяких? Откуда ты знаешь кто это?
       - У него старшего сына застрелили, а младшего и брата забрали в комендатуру. - Хосе аккуратно заправлял углы брезента. Предстояло рисовать схему поселка, а свет фонарика мог их выдать. - Он хочет отомстить итальянцам и местным полицейским. У него даже есть группа, которая ему поможет.
       - Ладно, давай докладывай. - Владимир устроил блокнот на земле, что бы удобней было рисовать.
       - Ситуация изменилась очень сильно. - Хосе взяв карандаш, стал делать пометки на чистом листе. - Вечером пришла колона грузовиков с боеприпасами и топливом. Потом, пришла маршевая рота. Но потом ушла. Это её мы видели на ночевке у асьенды, когда шли сюда. Остался только хозяйственный взвод. Заготовочные группы от взвода отправились по маленьким селам скупать лошадей и коров. Потом, уже ближе к вечеру прибыл какой-то важный чин. Немец с помощником. На большом броневике в сопровождении двух небольших броневиков. Постов не так много. Итальянцы совсем недавно успокоились и улеглись спать. Их примерно человек 50 - 60, не больше. Стоят тут для заготовки продуктов и обеспечения безопасности моста. Да, что я говорю. Вон, дон Кристобаль, лучше меня расскажет что где.
       Дон Кристобаль с трудом поместился с ними под брезентом. Он действительно не только четко обозначил на схеме кто где разместился на постой, где поставлены грузовики с боеприпасами, а где с бензином, расчертил маршрут движения часовых, периодичность смены, но и подсказал как незаметно можно проникнуть к тому или иному месту. Особо он остановился на комендатуре, которая разместилась в здании городского муниципалитета. И получалось, что все пленники, в том числе и пилот, находились в погребе, где раньше держали вина, который теперь был на скорую руку переоборудован в небольшую тюрьму. По его словам все арестованные местные жители, которые были обвинены бывшим управляющим поместья в помощи республиканцам, примерно человек 15, охраняются десятью местными полицейскими. Часть из них постоянно играют в карты в небольшой комнате перед входом в погреб, часть находится в комнате рядом. Офицеры - итальянцы занимают комнаты на втором этаже. Там же располагается кабинет коменданта, и здесь же ведутся допросы пилота, тем самым важным немцем, приехавшим сюда, чтобы забрать его куда-то дальше. О важности немца говорит то, что он приехал на большом бронеавтомобиле с пушкой и тремя пулеметами, а сопровождали его два небольших бронеавтомобиля. Все три машины стоят сейчас во дворе дома, под охраной часового из итальянцев. Нет, пилота не били, только вели разговоры. У дона Кристобаля тетка работает в этом доме, она и рассказала ему о пилоте сегодня вечером.
       Владимир быстро оценил ситуацию. Действовать надо было быстро, так как утро наступит очень скоро, а там, на свету, их просто перебьют. Нужно воспользоваться внезапностью. Он взглянул на Кристобаля. Глаза не бегают, губы и руки не дрожат, говорит неспешно, излагая четко, понятно. Держится с достоинством человека знающего себе цену.
       - Чего Вы хотите? - Спросил Владимир его.
       - Отомстить за старшего сына. И освободить младшего с братом и всех наших. Разве есть какая-то другая цель у отца, когда его семья в опасности? - Дон Кристобаль спокойно взглянул на Владимира. - А также уничтожить все дела на жителей деревни.
       - И убить управляющего? - Уточнил Владимир, в голове у которого уже стал складываться план нападения.
       - Да. И убить это ничтожество.
       - Хорошо. - Владимир поправил нарисованную схему. - Сколько вас человек и какое оружие у вас есть?
       - Нас..., - замялся дон Кристобаль, считая в уме, - примерно, шесть - семь человек. Три винтовки, одно охотничье ружье, два пистолета, шесть гранат.
       - Как скоро Вы сможете собрать своих людей? - Владимир прикинул, что такой отряд, даже в качестве раздражающего и отвлекающего фактора очень даже весомая добавка к его шести бойцам.
       - Через двадцать минут они соберутся у меня дома. Он самый первый по улице. Видно отсюда. Будем готовы через полчаса.
       - Превосходно. Теперь значит так. Дон Кристобаль, собирайте своих людей. Когда будете готовы, посигнальте лампой. Два раза поднимите вверх - вниз. Потом выдвигаетесь сюда. - Владимир ткнул карандашом на северную часть стены у здания комендатуры. - Там будет вас ждать Хосе. Это он привел Вас сюда. Верните ему оружие.
       Кристобаль деловито заправил "Люгер" за ремень брюк, прицепил ножны с длинным кинжалом. Заметив взгляд Владимира разглядывавшего красивые ножны, дон Кристобаль похлопав по ним, сказал: "Родовой. Его носил еще мой прадедушка. В нашей семье только глава семьи имеет право их носить". Затем, кивнув, исчез в темноте ночи.
       Теперь многое зависит от его ребят. Владимир бросил взгляд на своих, собравшихся вокруг него. Если всё пройдет удачно, и они действительно сделают, что он хочет, фалангисты надолго запомнят это.
       - Итак, товарищи, ваши задачи на сегодняшний бой.
       ********
       Гоашань быстро восстанавливал силы. Тем более, что обстановка невольно сама дала ему такую возможность. Артиллерийский дивизион стоял на отдыхе уже четвертые сутки, дразня запахами полевой кухни. Несколько раз срывался ливень, закрывавший обозрение на лагерь японцев стеной дождя. Каждый раз после этого японцы восстанавливали ровные ряды палаток, вновь прокладывали тропинку к кухне из досок и кирпичей, собранных на руинах. Даже кухню они установили на площадку, выложенную битым кирпичом. По хозяйски обустраивались.
       Кроме этого, уже второй день вне зависимости от погоды сержанты выводили своих людей на занятия. Солдаты ползали, занимались с винтовками, тренировались в развертывании орудий. Видно было, что офицеры и сержанты не давали спуску, гоняя всех в три пота.
       Гаошань обжился в своем убежище. Схрон был оборудован хорошо, дождевая вода не затекала внутрь, гора из остатков кумирни и дома монахов надежно накрывала его сверху. Хотя вода из родника уже кончилась, он собирал дождевую воду, приспособив высохший лист бананового дерева, в который был завернута кусок лепешки. Вода стекала по желобу и капала в подставленную флягу. Еды также было довольно, поэтому Гаошань особо не волновался. Не могли же японцы провести всё время на этом месте. Рано или поздно они покинут этот лагерь. День или пару дней и выстроившись в колону, дивизион двинется в путь, пробираясь по разбитой войной и раскисшей от дождей дороге.
       Используя неожиданную передышку, ему удалось, наконец, немного очистить свой некогда модный костюм от грязи. Осмотр очищенного костюма показал, что он восстановлению не подлежит, и Гаошань в нем как бродяга из большого города, раскопавший этот некогда хороший костюм в помойке. Требовалось что-то придумать. Помогая себе думать небольшими глотками виски, Гаошань пришел к выводу, что самым правильным и подходящим для него будет форма японского солдата или сержанта. На офицера со своим простым лицом Гаошань, по его мнению, никак не тянул. Остается сержант или солдат. Только вот как эту форму добыть? Да еще как сбрить недельную щетину выпирающую на лице? В императорской армии внешний вид солдата это вопрос номер один для офицера и сержанта. Да, вопросов много, а ответов пока не было.
       От размышлений его отвлекла поднявшаяся суета в лагере. Японцы быстро собирали палатки, запрягали лошадей, цепляли орудия к передкам. Явно они получили приказ выступать. У группы офицеров, стоявших чуть поодаль от этого муравейника, стоял автомобиль с укрепленным пулеметом на крыше. Офицер в заляпанном чем-то френче, расстелив карту на капоте, водил карандашом что-то показывая столпившимся вокруг него офицерам. "Похоже, ставит задачу" - подумал Гаошань, отметив, что этот офицер вел себя нервно, много жестикулировал, что совсем не похоже на японского офицера. "Значит где-то прорвались наши" - подумал он. "С чего бы тогда этот офицер так себя вёл? Тем более офицер старший по званию". Но для него это значит, что скоро он покинет схрон. И вполне вероятно, что скоро попадет к своим.
       Через полчаса хаотичной возни, дивизион снялся с места, двинувшись, к удивлению Гаошаня, не вперед, а назад. Подождав минут десять, он попытался выползти из схрона, но не смог. Дожди размыли стенку, придавив грунтом выход. Побившись минут пять, он смог выбить щит и выползти наружу. Забрать же подготовленную к переходу сумку было делом одной минуты. Аккуратно завалив вход в схрон, Гаошань старательно заляпал жижей видимые участки сухой рыжей земли, повторяющие контур щита. Убедившись, что замаскированный ход не отличается от окружающей его земли, он быстро пошел, стараясь не попадать в лужи, стоявшие в рытвинах на поле. Пройдя практически всю деревню, он вынужден был нырнуть в развалины. По дороге с винтовками в руках к деревне рысцой бежали два японца. Сержант на ходу сердито материл солдата за оставленный штык, обещая закопать его вместе с его тупой лошадью, вычесть стоимость штыка, если его не найдут, из его зарплаты, написать его родителям какой у них тупой сын. И тут произошло то, чего Гаошань никак не ожидал. Солдат молча, с размаху врезал прикладом сержанту в висок. Тот взмахнул руками, выпустив винтовку, полетел кубарем на груду битого кирпича. Не останавливаясь, солдат, подскочил к упавшему сержанту, вновь несколько раз с силой ударил прикладом по голове. Каска сержанта, свалившаяся на землю, еще крутилась, когда солдат, очистив приклад от крови, потащил тело сержанта в развалины. Дотащив безвольное тело подальше в руины, он снял с него пояс и засунул, вместе с винтовкой, в одну из груд кирпича, торчавших в руинах. Потом, осмотрел свою форму, очевидно ища капли крови. Удовлетворившись результатом, он побежал назад. Добежав до поворота дороги, солдат, поднял винтовку, выстрелил пару раз в воздух, после чего бросился бежать из-за всех сил.
       Гаошань не веря своей удаче, бросился в руины напротив. Сержант был жив, он стонал, шевеля руками, стараясь подняться. "Эх, солдат, солдат". - Подумал Гаошань, переворачивая сержанта, чтобы раздеть его. - "Не добил ты его. Как пить дать, расстреляют. Военно-полевым судом". Сняв форму и обувь, Гаошань перерезал еще дышавшему японцу шею. Зачем оставлять врага живым? Не успел он спрятаться со своей добычей, как на дороге появился отряд из десяти человек во главе с офицером и тем самым солдатом. Надо было выкручиваться, потому что начни они поиск в руинах китайских бандитов, напавших на сержанта и солдата, они непременно бы нашли его. А то, что солдат именно так представил картину происшедшего, он не сомневался. Стал бы тот тогда стрелять в воздух?
       Гаошань дернув гранату за веревку, с силой швырнул в приближающихся японцев. От взрыва сразу погибло трое. Остальные, осыпая руины деревни пулями, стали медленно наступать. Гаошань еще пару раз выстрелил с разных мест, перебегая в руинах, забирая вправо, заходя японцам во фланг. И на этот раз удача была на его стороне. Ему удалось убить еще одного японца, неосторожно поднявшегося для перебежки слишком высоко.
       Офицер, получив пулю в ногу, скомандовал отход, тем более, что китайские бандиты, двигаясь по руинам, стали обходить их слева, намериваясь отрезать отряд от дороги. Ведь солдат говорил о двадцати или тридцати бандитах, вооруженных копьями, мечами и старыми ружьями. А то, что они стреляли не так часто, но метко, лишь подтверждает, что им нужны их оружие и боеприпасы. Даже если они, семеро, займут круговую оборону в руинах, китайцы разом навалятся и перебьют их еще до подхода помощи. Этот Китай только тогда успокоится, когда этих бандитов всех перебьют, или, по крайней мере, девяносто процентов, оставив только немного для обслуги.
       Осыпая руины пулями, оставшиеся в живых артиллеристы, прихватив своих убитых, стали отступать к дороге. "Нам повезло", - говорил потом офицер, прогуливаясь по коридорам госпиталя, опираясь на трость, - "что эти бандиты не решились нас преследовать. Иначе бы наш дивизион, еще не вступив в бой, сразу бы потерял двенадцать человек с офицером в столкновении с бандитами. А так, только шестеро рядового состава".
       ********
       Разойдясь по двое еще на подходе к селу, отряд начал действовать. У них был всего ничего, минут сорок - пятьдесят до смены караула. За это время они должны были взять документы в комендатуре, освободить пилота и арестованных, заложить заряды в автомобили с боеприпасами и бензином, а также заминировать броневики. А если получиться, то взять и этого "важного" немца с помощником. А сейчас, в темноте, Хорхе с напарником минирует боеприпасы, Алехандро машины с бензином. Станислав занимается броневиками, Хосе ведет отряд дона Критобаля к входу в погреб. Через двадцать минут все должны быть готовы. И тогда Владимир с Францом должны начать действовать. Когда немец и бумаги будут у них в руках, они подадут знак остальным. Ох, какое же веселье начнется в спящем городке!
       Идти по саду в ночи было сущим наказанием. Деревья, большие черные силуэты которых угадывались в темноте, так и норовили хлестнуть или ткнуть сучковатыми ветками, целясь по глазам. Не менее враждебно были настроены кусты, цеплявшие колючими ветками за одежду. За садом, как видно, давно не ухаживали и разросшийся, он, создавая неудобства, давал им возможность незаметно подобраться к зданию комендатуры с задней стороны. Владимир шел первым, вытянув вперед руку. Даже если в темноте он встретит какое-то препятствие, то сначала почувствует его рукой. Справа от него, перебегая от дерева к дереву, скользил Франц. Пару раз он, запутавшись в стеблях высокой травы, молча падал. Так же молча вставал и шел за Владимиром дальше. Петляя по саду, они медленно приближались к балкону, который вел на второй этаж.
       Наконец они подошли к балкону, который нависал над садом, белея в черноте ночи перилами и нечастыми колонами. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что им придется лезть на балкон по дереву. Кивнув Францу, чтобы тот его прикрыл, Владимир потянул руки к суку, как в этот момент балконная дверь, звякнув стеклом, раскрылась, пропустив на балкон двух человек. Владимир замер за деревом, Франц беззвучно рухнул в гущу кустов. Вышедшие закурили, сделали несколько затяжек и, лишь потом, заговорили, от чего Владимир вмиг вспотел. Говорили по-немецки, быстро, употребляя какие-то новые слова. Это был "тот" немец и его помощник. "На ловца и зверь бежит!" - подумал про себя Владимир, сжимая автомат в руках. - "Только как еще этого зверя достать, да шкурку не попортить?"
       Вышедшие говорили о духе. О духе человеческом и духе нации. Хотя этот разговор был, наверно, просто отвлечением, но довольно скоро он перерос в спор. Один отстаивал позицию превосходства "тевтонского", "германского" духа нации над остальными нациями, что встречало возражение второго, который приводил в качестве аргумента примеры из литературы и истории, доказывающих, что и у других народов есть не менее "крепкий дух". Владимир, стоявший в укрытии за деревом, уже крыл про себя матом этих философов, так как драгоценное время идет, а они всё не успокаиваются. Наконец, один из них прервал спор и, сославшись на ранний выезд, отправился спать, посоветовав другому не задерживаться. Оставшийся на балконе немец затянулся и, чисто по-русски выстрелив окурком далеко в сад, произнес по-русски с явным наслаждением: "Кусок немецкого дерьма! Долдон хренов". Пройдясь по балкону, он прошуршал ветками на другом конце балкона, удивленно воскликнул также по-русски: "А тут еще и лестница есть! Да, накрутили местные архитекторы!". И ушел внутрь, оставив Владимира в полном изумлении. Так, что этот немец - русский?
       Лестница действительно была. По лестнице подниматься было лучше, чем лезть, обдирая руки и обливаясь потом, по дереву. Осторожно поднявшись по ней, Владимир подал знак Францу, чтобы тот быстро поднимался к нему. Времени из-за этих "философов" у них осталось совсем ничего.
       Балконная дверь была открытой, что значительно облегчало задачу проникновения на этаж. В коридоре было еще темней, чем на улице. Диверсанты остановились и присев, прижались к стенкам по обе стороны, давая своим глазам привыкнуть к темноте коридора. Двигаться дальше на ощупь, означало возможность что-то уронить на пол и разбудить всех в комендатуре. От сонного дежурного у телефона, радиста у посвистывающей радиостанции, отважно борющегося со сном в небольшой комнатке на первом этаже до покуривающего часового возле входа. Но и на этот раз удача улыбнулась им снова. Дверь в одну из комнат приоткрылась, и упавший луч света от керосиновой лампы подсветил коридор. Можно было действовать.
       Владимир, показав, чтобы Франц его прикрыл, скользнул в приоткрытую дверь комнаты. Пройти мимо неё дальше по коридору и не быть обнаруженными они не могли. Значит, эта дверь открыта не просто так. Это либо приглашение войти, либо кто-то насторожился.
       В комнате, на границе круга света от лампы на столе и ночной темноты, полулежал куривший мужчина. Увидев направленный на него ствол автомата, он лишь пожал плечами, кивнул, указывая на стол.
       - Мое оружие там. - Владимир скосил глаза на стол. Там действительно лежал пистолет и обе обоймы. - Я всё ждал, когда придете. - Русский язык у него был просто великолепным. - Откуда знал, что придете? Хм.. Летчика освободить надо. Всё просто... Русские своих не бросают. Сам, как говорится, погибай, а товарища выручай. Как увидел там, в саду ваши тени, так и на сердце отлегло. Увезут же его сегодня утром в штаб корпуса, а оттуда сразу в Берлин. А там....
       - Хватит балакать. - Владимир переместился поближе к кровати, взяв под наблюдение и дверь. - Русский?
       - Русский. Работаю переводчиком у немцев. - Заметив у Владимира поднятую бровь, вздохнул. - Чего не поднимаю шум? Не идейный я. Деньги тут платят, а так, всё надоело. Сволочи они, эти тевтонцы. Как были, так и остались. Славяне, видите ли, низшая раса! Слушайте, а давайте я с вами сбегу? А? Конечно же, не просто так. Помогу пилота освободить. Но надо сначала успокоить связистов, что бы шума не подняли. Потом часовые. В караулке тоже меня знают как немца, откроют. Войдем тихо, без шума. А потом на броневик и ходу. Или всех перестреляем. И немцев, и итальянцев. И будем свободны. Вы к себе, а я, к черту, отсюда? А? Как? Соглашаешься?
       Видно было, что он сильно возбудился от своей мысли. Возбужденно взъерошив волосы, сел на кровати, спустил ноги со шрамами от ранений. Владимир задумался над его словами. Без шума снять караул, получить рацию, документы? Интересно. А была, не была! Двум смертям не бывать, одной не миновать! Даже если поднимет шум этот "бывший", все равно пробьемся. Главное, пилота освободить живым. Владимир кивнул головой соглашаясь.
       - Только без дури! - предупредил он.
       - Я, что, враг себе? - огрызнулся Анатолий Романовский, быстро натягивая сапоги, и одновременно вытаскивая саквояж из-под кровати. Видно было, что он успел приготовиться. - Связисты сидят на первом этаже. Комната сразу за поворотом. Напротив дверь, там канцелярия местного главы. Там же списки задержанных, дела на них.
       - Давай, давай, - Владимир мотнул головой в сторону дверей, - там разберемся.
       - Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать. - Выдохнул русский, не попадая рукой в рукав плаща. - Господи, ну когда же будем жить-то нормально, спокойно?
      
      
       ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ОСЕНЯЯ ПОРА.
      
       Форма сержанта пришлась Гаошаню как раз. Только в пахе немного жало, да в ботинках нога немного болталась. А так ничего. Такой бравый японский сержант. Подобрав каску, Гаошань не прячась, зашагал по дороге. Он выучил все документы найденные у убитого, и теперь мог на зубок ответить на все вопросы относительно себя, части, имен командиров. Сержант был педантичным человеком и вел полевой дневник, в котором записывал происходившее с ним, день за днем. Не забывая записывать фамилии командиров, новых начальников, а также своих сослуживцев, получавших от него наряды. За что ему Гаошань сейчас был очень благодарен. Быть убитым партизанами он не боялся. Во фронтовой полосе партизаны не пытались действовать. Слишком плотными были здесь порядки японцев. Дальше, в тылу, они нападали на одиночные машины, небольшие группы солдат, подрывали колонны. А здесь слишком много было японцев. Вот и сейчас, только он успел удалиться от деревни на несколько ли, как его догнала колона пехотного батальона. Пройдя успешно ускоренный допрос на предмет, что он делает один на дороге во фронтовой полосе, Гаошань, с разрешения офицера, пристроился к колоне и зашагал в сторону фронта, куда ускакал "его" артиллерийский дивизион. Как он и предполагал, части армии Китайской Республики прорвали фронт чуть левее городка Синшу. Сейчас же они развивали наступление во фланг японской пехотной дивизии, стараясь смять её.
       На одном из поворотов этой разбитой гусеницами, колеса и ногами дороги Гаошань увидел стоявшие на обочине бронемашины. Экипажи обоих машин столпись возле одной, стараясь починить заглохший двигатель. Пулеметы грозно топорщились в башнях большой машины, в маленькой была всего одна башня с двумя пулеметами. Проходя мимо копошившегося в открытом капоте механика, Гаошань, поймав отскочившую пружину, вернул её механику, под хохот пехотинцев по поводу прыгающих пружин и бронедивизиона. Бросив озлобленный взгляд на колону зубоскалящейся пехоты, механик вместе с тем, вежливо поблагодарил Гаошаня.
       Свист падающих бомб вместе с истошными криками "Воздух!" привели доселе стройную колону в кипящий муравейник, разбегающихся во все стороны солдат в поисках укрытия. Бомбы легли как раз в голове колоны, разорвав командование батальона и ранив человек десять - двадцать. Сделав бочку над головами разбегающейся пехоты, самолет рванул вверх и исчез в синеве. Мимо Гаошаня пробежали несколько человек с повязками с красными крестами. Санитары. Отовсюду раздавались стоны, проклятия, истеричный смех, возникающий от вида друга, вывалянного в рыжей земле. От чего тот становился похожим на героя известной комедии.
       "Чертовы китайцы!" - орал лейтенант, стараясь собрать разбежавшихся солдат для ловли обезумевшей лошади, таскавшей по полю за собой повозку с боеприпасами. "Еще пару таких налетов и нас не дождутся на фронте! Да, ловите вы её, ловите, лентяи!"
       Механики со страху починили мотор и броневики, закашляв, стали выбираться на середину дороги, пробираясь среди хаотично бегающих солдат. Поравнявшись с Гаошань, дверь большого броневика открылась, из нее выглянул тот механик и, перекрывая гвалт и шум двигателей, крикнул ему:
       - Эй! Земляк! Садись, подвезу.
       - А как же командир? - подбежав к медленно ползущей машине, спросил Гаошань.
       - А я и есть командир. - Спокойно ответил механик, протягивая руку. - Садись.
       Подскочив, Гаошань ухватился за поручни, прижался к жаркой броне. Винтовка, соскользнув с плеча, попробовала сорваться на землю, но, повиснув на сгибе локтя, только стукнула прикладом о броню. Его подхватили сильные руки, затянули внутрь жаркого полусумрака. Он сразу покрылся крупными каплями пота. Тут было шумно и жарче, чем вблизи полевой кухни! Гаошань не удержавшись, выругался, утер лоб рукавом. Сидевшие в башнях стрелки весело заржали, а подающий боеприпасы, сидевший на закрепленных коробах с патронными лентами, крикнул ему: "Что жарковато? Это тебе не по полю тушканчиков ловить!" В такой полутьме он не разглядел, что в петлицах у Гаошаня были артиллерийские значки. Между артиллеристами и бронеотрядами была общая неприязнь к пехоте, а вместе они все недолюбливали моряков и летчиков. "Эй, эй! Черти! Это артиллерист!" - крикнул лейтенант, знаки различия которого рассмотрел Гаошань только вблизи. - "Тем более, если бы не его реакция, то сидели мы сейчас под бомбами. Вон уже вторая волна пошла". Действительно, с высоты спикировали еще три самолета, прицельно сбросив бомбы прямо на солдат, копошащихся на дороге. Броневики в этот момент уже отъехали достаточно далеко от колоны, так что им со стороны было хорошо видно, как пехотинцы вновь стали разбегаться с дороги, прячась в канавах и новых воронках. Броневики прибавил скорости, удаляясь от места бомбометания. "У этих китайцев появились зарубежные пилоты. Американцы и русские. Это точно известно". - Перекрывая грохот мотора, прокричал японец. - "Если бы не эти иностранцы со своими самолетами, наши бы пилоты давно разбомбили всю китайскую армию. Длинноносые поддерживают этих варваров оружием, самолетами. Хорошенькая компания - Америка, Англия, Советы и Гоминдан. Сплошные торгаши. Ну, ничего, мы их победим! Никто им не поможет".
       "Да здравствует император!" - крикнул Гоашань. Он не мог что-нибудь не сделать, так был сильно на взводе. Чуть не погиб от бомб своих, а тут еще японец такое говорит. "Да здравствует император!" - заревели в броневике - "Долгих лет императору и процветания Японии!"
       Лейтенант, кивнув ему на приступку, нырнул на свое место рядом с водителем, отодвинув в сторону приклад курсового пулемета. Стараясь не свалиться с небольшой приступки, которая оказалась сидением стрелка бокового пулемета, Гаошань уцепился в поручень. Хотя машины двигались быстро, от жары внутри бронемашины не спасали открытые боковые бронелюки и люки наверху пулеметных башен. Через полчаса тряски по дороге, Гаошань перезнакомился со всеми в экипаже. Придуманная им в руинах деревни легенда о сопровождении в госпиталь раненных солдат от подрыва неразорвавшегося снаряда сработала и на этот раз. Экипаж живо обсуждал проблему неразорвавшихся снарядов и мин, остающихся после боя, а также как уберечься от них. Так, за живым обсуждением он уверенно приближался к линии фронта.
       ******
       Итальянцы успели занять круговую оборону в доме, где ночевали, довольно успешно отразив первый натиск. Но серия мощнейших взрывов машин с боеприпасами, обсыпавшие здание остатками машин, горящими ящиками взрывающихся снарядов вынудили их выскочить и сдаться. Тем более, что разлившееся топливо из горящих бензовозов, огненными струйками уже стало затекать на первый этаж. Крестьяне, подбирая оружие, волокли пленных на главную площадь. То тут, то там во дворах вспыхивали перестрелки между местными и прятавшимися итальянцами. Население городка довольно быстро справилось с возникшей ситуацией смены власти и теперь Владимиру ничего не оставалось делать, как только наблюдать со стороны. Захваченный броневик, подготовленный к поездке, уже стоял во дворе дома алькальда с включенным мотором. Русский, помогавший им взять радистов и импровизированную тюрьму, и немецкий "специалист" так же уже сидели внутри, пассивно наблюдая за ходом боя. "Специалист", привязанный к скобе внутри броневика, всем своим видом показывал пренебрежение к захватившим его, вместе с тем, не пытался освободиться. Наверно, подействовала выразительная мимика Хосе, покрутившего перед носом у дергающегося немца, своим раскрытым альбацете. Сейчас же ребята дружно обливали из канистры два других броневика, готовясь поджечь их.
       Пилот, в кожаной куртке одетой на нижнюю рубашку, стоял рядом с ним, опираясь на винтовку. Он еще не верил в своё освобождение и нервно курил одну за другой сигареты, обнаруженные в кармане куртки итальянского лейтенанта интендантской службы. В последние дни он был как в тумане. Ему казалось, что всё происходит не с ним, а он, как сторонний наблюдатель, лишь фиксирует картины событий, калейдоскопом происходящих вокруг него. Именно с момента попадания зенитного снаряда в правый мотор их бомбардировщика события вокруг него стали развиваться стремительно, складываясь в непредсказуемый страшный калейдоскоп. Несколько снарядов размолотивших правое крыло, два других почти оторвавшие хвост. Вися под парашютом, он безучастно смотрел как, товарищей, выпрыгнувших следом за ним из самолета, расстреливает немецкий истребитель. Как по полю, размахивая винтовками, бегут итальянские пехотинцы, окружая его, оглоушенного сильным ударом о землю. Как несут его, стараясь не трясти, устраивают в кузове грузовика. А потом немцы, подвал, освобождение. Сплошная лента пестрых, ярких и страшных событий, в которых он наблюдатель. Просто наваждение какое-то.
       Владимир увидел дона Кристобаля выходящего, в сопровождении небольшой группы селян, из дымящего здания комендатуры и пошел навстречу. Встретившись на границе круга, освещаемого разгоравшимся пожаром, и ночной темноты мужчины пожали друг другу руки. Дон Кристобаль степенно, как и положено уважаемому отцу семейства, представил ему своего младшего брата, сына уже обзаведшимися итальянскими винтовками. Перебросившись между собой непонятными Владимиру фразами, группа разошлась, растворившись в нечеткой темноте ночи. Дон Кристобаль пошел проводить Владимира, который собирался покинуть эту деревушку, так как впереди были еще два моста, которые нужно было взорвать.
       - Что будете делать с итальянцами? - Поинтересовался Владимир, стараясь затянуть время. Хохре неожиданно куда-то пропал, а показывать, что это его сильно волнует, перед доном Кристобалем было как-то неудобно. Ну, не солидно, что ли. - И полицейскими?
       - Их будет судить народ на правах алькальда. И полицейских, и коменданта, и итальянцев. Мы сами разберемся. - Ответил тот, поправляя винтовку на плече. - Это война испанцев. И только испанцы могут разобраться между собой. И никакие иностранцы не помогут нам. - Покосившись на Владимира, продолжил. - Даже попавшие сюда с наилучшими намерениями. Это наше внутреннее дело.
       - Может быть Вы правы. - Согласился с ним Владимир, поправляя автомат. - Только вот как-то не получается. А вообще, Вы бы уходили отсюда. Придут каратели и...
       - Я понимаю. - Дон Кристобаль вздохнул. - Но, пока мы живы, ни одного иностранца не будет на нашей земле!
       - Что ж, было честью воевать вместе с таким благородным человеком. - Владимир увидел в темноте улицы Хорхе, тащившего что-то непонятное на своем плече. - Удачи и пусть Ваша семья живет в спокойствии.
       - Вы благородный человек. - Дон Кристобаль пожал руку крепко, как бы стараясь подкрепить свои слова рукопожатием. - И в другое время я с большим удовольствием провел с Вами не один вечер.
       Хорхе забросил в открытую дверь броневика свиной окорок и бутылку вина, связанные вместе для переноски на плече, показывая всем своим видом, что он готов отправляться и только ждет, когда дон Валентино закончит разговор.
       - Не ругайте его. - Неожиданно сказал в спину Владимиру дон Кристобаль. - Это от меня. Небольшой подарок. Такого окорока, который делает наша семья, в ближайших ста километрах не найти. И вино свое. Особое, которое поспевает именно к следующей осени.
       *****
       Дверь в палату распахнулась от сильного толчка рукой. На пороге появился Чжуни, позади которого выскакивала медсестра, в шапочке с красным крестом на лбу и смешно торчавшими из-под нее ушками, стараясь забежать вперед, преградить путь. При этом она что-то говорила ему, сердито и, вместе с тем, беспомощно. Но Чжуни, как ледокол, каждый раз проходил мимо, отодвигая её в сторону колодкой "Маузера". Отчаявшись его остановить, медсестра, фыркнув, скрылась в коридоре госпиталя.
       - За врачом пошла. - Сказал Гаошань, пожимая руку Чжуни. - Сейчас этот англичанин тут такое разведет.
       - Как разведет, так и соберет. - Чжуни уселся на край кровати. - Ну, герой, что тут у тебя?
       - Так, немного. Контузия, небольшие осколочные ранения спины. Короче, мелочи.
       - Когда услышал про смельчака, который по оккупированной территории протопал с важнейшими данными, а потом еще при переходе фронта умудрился три броневика спалить, сразу про тебя подумал. Ты знаешь, сколько я потратил времени разыскивая твою морду по всем полкам и фронтам? Как только ты подался на фронт, оставив всё на Чен Лань, которая, кстати, просто находка для нашего дела, я сразу стал тебя искать. Нет, с ней всё в порядке. Она жива, здорова, работает, принося деньги в твою компанию, и помогая нам. Порой, даже очень сильно помогая. Ну, об этом потом. Всё думал, ну куда он мог податься? К кому? Потом вспомнил про твоего одного знакомого. Приехал, а тут такое... Когда выписываешься?
       - Когда он выписывается решу я. - Недовольный голос с сильным акцентом вторгся в разговор. Пришел врач, в белом халате и довольно сердитым выражением лица. - Кто вы такой и почему врываетесь, не смотря на то, что везде есть предупреждения? Читать не умеете?
       - Во-первых, господин врач, читать умею. - Ответил по-английски Чжуни, наливая в каждое слово свинца. Гаошань знал, что Чжуни, с недавних пор, крайне невзлюбил "длинноносых" считая, что они корыстны, как последний правитель Западного Чжоу. Который, весной давая одну меру зерна, требовал возврата осенью четырех мер. - Во-вторых, больной в состоянии перенести дорогу. Это видно и не вооруженным взглядом. Поэтому я забираю его. В-третьих, я тут решаю, что, как и когда. Вот мои документы.
       Врач приподнял очки, изучая предъявленный документ. Потом хмыкнул, пожал плечами, вернул документ назад.
       - Вы, конечно, можете делать, что хотите. Но вся ответственность за последствия ложиться на Вас. Я умываю руки.
       - Когда его документы будут готовы? - Чжуни спрятал документ во внутренний карман френча. - Полагаю, что одного часа достаточно? И не забудьте сделать так, чтобы ни один человек не видел, как мы уходим. Вам понятно?
       Подождав, когда за врачом закроется дверь, Чжуни повернулся к Гаошаню. Подмигнув, он вытащил из внешнего кармана френча конверт, протянул лежавшему.
       - Сурово ты с ним. Он, вроде, ничего. - Гаошань сел в кровати. Конверт пах духами и был какой-то нереальный. Из той жизни, где не стреляют.
       - Все они длинноносые "барсуки с одного холма". - Сказал Чжуни, отходя к окну. - А это, как мне кажется, оздоровит тебя лучше всякого лекарства. Погода-то сегодня, какая приятная! Вообще, в этом году осень приятная. Не холодно, солнечно. Самая прекрасная погода для нашего с тобой путешествия. Ну, ладно, читай, читай. Я выйду. Потом поговорим о наших делах.
       ******
       Анатолий, прорвавшись через плотную стену кустов, уверенно направился в глубину рощицы. Пройдя с десяток метров, он остановился под одним из оливковых деревьев, скинул френч, стащил пропотевшую рубашку. Неужели вновь ему повезло? Так не по-человечески повезло? Когда этот большевик, остановив минут назад броневик на краю рощи, распахнул дверь и произнес "вали", он не поверил своему счастью. Но, видать, есть Бог на небесах, и он услышал его молитвы.
       Переложив документы в саквояж, Анатолий сел на землю, взъерошил волосы. Сейчас он передохнет, а потом переоденется в вытащенную одежду. Так как его френч, галифе и сапоги точно станут привлекать внимание. Что ему совсем не нужно. Ему нужна неприметность, полное отсутствие проблем по пути в Португалию. Только и всего.
       Этот щелчок Анатолий четко услышал среди шума, поднятого в роще ветром. Этот щелчок он мог бы уловить среди любого шума. Так взводится курок у "Маузера". Повернувшись на звук, он увидел стоявшего в нескольких шагах от себя большевика с поднятым "Маузером". "Всё кончено". - Промелькнуло в его голове мысль, от которой тяжелые капли холодного пота потекли по спине. - "И это правильно. Не может так везти. Постоянно везти. И поделом мне, поделом. Не соблазняйся простотой и быстротой денег!" Он кожей почувствовал, как смерть, игравшая с ним до сих пор, вцепилась в его тело холодными когтями, раскрывая свою темную бездонную пасть.
       Большевик сделал несколько шагов к нему. Анатолий встал, расправил плечи, перекрестился, зажмурил глаза. Он внутренне сжался, готовясь к резкой боли и чему-то неведомому. Сухой выстрел ухнув, тут же потерялся, растащенный ветром по веткам и листве рощи. Но Анатолий по-прежнему стоял под деревом, овеваемый холодящим телом ветром. Приоткрыв левый глаз, он с удивлением обнаружил, что большевика нет, а вместе с ним и его френча. Хотя раскрытый саквояж, с видимыми в нем деньгами и документами, по-прежнему, стоял на месте. Ничего не понимая, Анатолий сел на остывающую землю, уткнулся лицом в ладони. Смерть опять поиграла с ним, показав на доли секунды себя, безликую, в дуле "Маузера". Представив себя лежащим на земле с дыркой в голове, а он почему-то подумал, что большевик обязательно выстрелит в голову, Анатолий заплакал. Плакал он от жалости к себе, от жалости, что все лучшие его годы прошли в какой-то никому не нужной возне, от злости, что ни как ему не удается спрятаться от этой волны миропереустройства. Которая всё больше и больше захватывает страны Европы, не оставляя в стороне никого. Как бы ты не хотел увильнуть от этого.
       Владимир нырнул в открытую дверь броневика, молча сунул френч пилоту, хлопнул по плечу Франца. Заскрежетала передача, броневик дернулся, подминая под себя редкие кустики растительности на обочине. Хосе молча протянул Владимиру флягу с водой.
       - Почему? - Глухо спросил Хорхе, поглядывая через плечо. - Он же помогал нам?
       - Запомни, - Владимир говорил громко, так чтобы всё в броневике слышали его, - раз и навсегда. Враг, даже если он тебе помогает, всегда остается врагом. И ничто это не изменит. Ты его или он тебя.
       Пилот, державшийся за скобу, взглянул на френч чистый, еще сохранивший тепло носившего его, в своей руке, в ужасе замер. Только сейчас, видя с какой легкостью лишили жизни человека, помогавшего освобождать его, он очнулся, выпав из состояния нереальности. И всё происшедшее за эти месяцы обрело реальность, форму, цвет, запах. Страх обуял его. Глядя на спины бойцов диверсионного отряда, прильнувших к пулеметам и наблюдательным щелям броневика, обессиленный пилот опустился на разгоряченный пол рядом с немцем. Тот, увидев френч в руках пилота, дернулся, но потом затих, сильнее вцепившись в скобу. Владимир, смотревший в карту, обернулся к пилоту.
       - Френч одень, вечером станет холодней. Одна куртка уже не спасет.
       Броневик, ревя двигателем, быстро двигался по дороге, поднимая тучу пыли. Осень в этом году была очень сухая, дождей было совсем немного.
      
      
      
       ГЛАВА ВОСЬМАЯ. НОВАЯ РОЛЬ.
      
       Сигнал воздушной тревоги застал Хэльмута по пути в контору. Решив проигнорировать тревогу, он свернул в проулок и пошел против течения широкого потока жителей Мадрида, стремившихся в бомбоубежище. Но в результате, как не сопротивлялся он, поток подтащил его к большому универмагу, а бойцы гражданской обороны увлекли его в глубокий подвал универмага, переоборудованного под бомбоубежище. Вместе с ним с улицы бойцы затащили английского или американского журналиста, отчаянно ругавшегося матом. Милостиво разрешив им покурить у входа, рядом с мешками с песком, выложенными невысокой защитной стенкой, рабочие уставились в небо, ища глазами летевшие самолеты. Журналист терзал свой фотоаппарат, пытаясь сделать снимок, но руки его дрожали, отчего выдержка и резкость не ставилась. Запах крепкой раки перемешанный с одеколоном и крепким табаком говорил, что журналист, очевидно, хорошо выпил вчера вечером или принял уже с утра. Бросив возиться с фотоаппаратом, он, щедро раздав всем стоявшим бойцам свои сигареты, попытался закурить. Но спички ломались, руки тряслись, отчего он еще больше злился. Хэльмут, пожалев "пьянчужку", протянул ему зажигалку. Журналист, благодарно кивнув, затянулся пару раз, раскуривая сигарету, и руки прекратили так сильно дрожать. Облегченно вздохнув, он занялся фотоаппаратом, делая снимки бойцов с несколькими курящими жителями, стоявших у стены мешков.
       - Смотрите, смотрите! - закричал один из молоденьких рабочих, указывая в небо. - Они уже подошли, сейчас "Чатос" зададут этим фашистам!
       Высоко в синеве неба стройный порядок черных точек, до этого надвигавшихся на город, стал ломаться. "Чатос", а именно так испанцы называли советский "И-16", нападали со всех сторон, терзая строй. Бомбардировщики, то по одному, то небольшими группами, стали разворачиваться и уходить назад. Некоторые из них, маневрируя, снижаясь, продолжали продвигаться к городу, стремясь выполнить поставленную задачу. Вскоре на их пути стали вспухать редкими кустами небольшие комочки разрывов зенитных снарядов. Выпав из облаков, в бой вступили истребители сопровождения бомбардировщиков, отчего в воздухе завертелась неразличимая с земли круговерть. Бомбардировщики стали сбрасывать свой груз, стремясь облегчить своим маневры, не обращая внимания на то, что бомбы попадут в жилые кварталы.
       - Вот сволочи! Фашисты! - зашумели бойцы, став загонять куривших внутрь. - Товарищи, уйдите внутрь. Там безопасно.
       В этот момент одна группа бомбардировщиков, совершив немыслимый маневр, проскочила поставленный заслон артиллеристами и истребителями. Резко снизившись, она поднырнула под крутящимися самолетами и разрывами зенитных снарядов. Рассыпавшись, бомбардировщики направились к своим целям, выходя на курс бомбометания. Один из них уходя от настырного истребителя увязавшегося за ним, спикировал, сразу попав под перекрестный огонь малокалиберных зенитных орудий. Вывернувшись и на этот раз, пилот вывел самолет в горизонт прямо над кварталами, в которых располагался универмаг и квартира Хэльмута. Невозмутимый Хэльмут, докуривая сигарету, смотрел, как, дергаясь, самолет, оставляя за собой черный шлейф, боролся с огнем в левом двигателе. Внезапно рабочие заволновались, закричав что-то трудно различимое.
       Первый столб пыли непонятного цвета взметнулся еще далеко. Но вот вторая и третья бомба рванули совсем близко. Хэльмут инстинктивно попятился назад к входу в подвал, но тут же подался вперед. Он неожиданно для себя понял, что четвертая или пятая бомба рванут рядом с его домом или даже в его доме. Доме, где сейчас его Ева готовила ему обед! Но как же так может быть? Ведь была договоренность не бомбить этот район, отчего он и купил эту квартиру тут! Нет! Это же не справедливо! Не правильно! Как же это так! А Ева, конечно же, не спустилась в бомбоубежище! Её надо предупредить! Спасти! Хэльмут, растолкав всех, прорвался, и бросился бежать со всех сил вдоль по улице. Туда, где была Ева. В дом, где на втором этаже контора, на третьем его маленькая квартирка из пяти комнат с большой спальней. Туда, куда могла попасть одна из этих бомб, случайно сброшенных немецким пилотом из авиагруппы "Кондор", пытавшимся спастись от падения на землю. Туда, где на кухне копошилась красавица Ева, внезапно ставшей ему самым дорогим человеком на Земле. Он бежал, не обращая внимания на крики и вой сирен, не отводя взгляда от видной ему отсюда краешек трубы котельной его дома. Полы его плаща развивались, шляпа, зажатая в руке, вмиг стала мягкой и бесформенной.
       "Прекрасный снимок! Черт возьми! Пустите!" - американский журналист упал на мостовую, пристроился и сделал несколько снимков человека, в смешно развивающемся плаще, черной абстракцией бегущим навстречу разрывам авиабомб. Рабочие, обматерив этого безумного янки, подхватили его с земли, бросились в подвал. Опыт всех предыдущих бомбардировок подсказывал им, что бомбы станут рваться тут уже через минуту.
       Взрывная волна от разрыва, которого он не услышал, подхватила Хэльмута, подбросила как ватную игрушку, так высоко, что он увидел как печная труба, невообразимо увеличившаяся в размерах, стала оседать в столбе пыли, исчезая в разрыве авиабомбы. Бомба попала прямо в спальню, где Ева, не любившая спускаться в бомбоубежище, примеряла платье на сегодняшний вечер у консула Аргентины, уже завербованного её Хэльмутом. "Нет!" дико закричал Хэльмут, внезапно чувствуя внутри невыразимую боль от падающих там, невдалеке, кирпичей, балок, осколков лампы. Отраженная взрывная волна бросила обезумевшего человека на стенку дома, протащила немного, оставляя за ним кровавый след, и оставила висеть всё то, что от него осталось, зацепив штаниной за фонарный крюк в стене.
       Та же взрывная волна, как бы играя, развалила защитную стенку из мешков у входа в подвал, вложив в неё весь запас осколков. Затем, выворотив на углу тумбу с объявлениями и афишами, проломила ею стенку универмага.
       В воздухе еще крутились самолеты, стрекоча и выписывая сложные маневры, когда из рупоров зазвучала марш пятого полка народной милиции, колыбели "стальных батальонов". Сегодняшний массовый налет авиации фашистов на Мадрид был сорван.
       *******
       На узком причале, протянувшемся вдоль бортов громадных кораблей, среди груд ящиков, каких-то тюков, суетящихся портовых рабочих, с матерком затягивающих погрузочные сетки к этим горам, тонкой струйкой, кто налегке, кто с большим багажом, текли пассажиры. Они невольно ускоряли шаг, так как ветер, налетая с залива и с берега, бил мокрой волной дождя, торопя пройти в контору.
       Дежурный таможенный офицер был хмур и неразговорчив. Посмотрев одним глазом документы, билеты, предъявленные рекомендательные письма в адвокатские конторы Лиссабона он стукнул штампом в паспорт, вернул документы в окошко, пробормотав при этом что-то неразличимое. Осенний дождь, зарядивший с утра, держал в воздухе сырость, охлаждаемую ветром, налетавшим с моря. Эта холодная сырость, серое небо, давившее с утра, вызывало понимаемое желание спрятаться поглубже в квартире, рядом с теплым камином и греться виноградной водкой, потягивая её маленькими глотками. А ему предстояло отсидеть у окошка до конца смены еще пару часов. Так что, это никак не настраивало на хорошее настроение. А тут еще и этот пароход из Америки с пассажирами, толпой поваливших с него. Возись с ними!
       Владимир вежливо поблагодарил таможенника, отметив про себя, как вежливо его встречает Португалия, толкнул небольшую дверцу, ведущую на площадь перед зданием таможни. Таксисты, небольшой жужжащей толпой выскочившие из промокших машин на "ловлю" пассажиров, бойко покрикивали цены, обещая быстро и недорого, совсем даром довести, хоть до Мадрида.
       Выбрав более-менее приличную машину, Владимир проследил за погрузкой своего багажа, и только потом уселся в машину. Назвав дорогую гостиницу в центре, он вытащил сигару и затянул её, наполняя кабину ароматом гаванского табака. На возглас изумления водителя, он хмыкнул, но сунул в подставленную руку сигару, сопроводив комментариями на немецком, как надо курить такие сигары. Таксист закивал головой, блистая своим немецким вперемежку с португальским. Неудивительно, ведь немцы теперь здесь частые гости.
       Откинувшись назад, Владимир отсутствующим взглядом провожал дома, выстроившиеся вдоль узкой извилистой дороги, искажаясь в полосках дождя на стекле двери. Ехать было недалеко, но таксист старательно крутил баранку, накручивая километры. Португалия. Вот уж никогда не думал, что в Португалии потребуются его навыки и умения. Да еще и в таком качестве. Когда четыре месяца назад его срочно вызвали в Мадрид для передачи отряда, у него невольно дрогнуло в сердце. Нет, он не чувствовал за собой никакой вины, но быть отозванным из Испании, да еще быть невинно осужденным. Ведь он знал, что к марту 1937 года многие с кем он начинал или служил, уже сидели или были под следствием. А один из приезжавших "москвичей" даже обмолвился, что ИО и Особую группу, вместе с этими "террористами", в виде "саперно-маскировочных" взводов, так хорошо подчистили, что, вероятно, придется набирать 100% новых. Да, такое мало кому пожелаешь. Поэтому, когда ему без объяснения повезли в незаметный особняк, скрывшийся в переулках Мадрида, он напрягся. Бежать было бы глупо, но и просто так пропадать было обидно.
       Услышанное же предложение застало замкнувшегося Владимира врасплох. Не ожидавший такого поворота событий Владимир несколько минут думал. Но потом, решив, что "всё, что не делается, всё делается к лучшему" дал согласие. После двух месяцев упорных занятий, начинавшихся ранним утром и заканчивающихся, зачастую, далеко за полночь, он в марсельском порту ночью пересел на американский пароход. И теперь он американский гражданин, немец, владеющий компанией в Австралии, самый надежный поставщик овечьей шерсти, шкур и так далее. Конечно, если у него что-то тут купят.
       Но лучше всего заняться отправкой грузов и фрахтовкой судов. Война в Испании оживила жизнь портов Португалии, так как мощная поддержка Третьего Рейха "фалангистам" текла именно через них. В Испанию шли части "сельскохозяйственных машин", в которых, даже в разобранном виде, угадывались самолеты, орудия и танки, в обратную же сторону на корабли грузились продукты, вина, руды. Рейх рос, развивался и глотал все товары, не обращая внимания на происхождение поставок. Тем более, что немецкий капитал получил доступ через компании "Хисма", "Робок", "Сафни" к ртути, пириту, вольфрама, свинца и других минералов, которым так богата Испания. Устремились сюда и другие "дружественные" нации. Англичане, итальянцы, румыны. А про американцев и говорить нечего. Эти так и шныряют по Португалии, покупая всё, даже то, что отстает от немецких поставок. В Америке также подъем экономики. И там также необходимы железная руда, ртуть, свинец, вольфрам. Вот для них он и постарается. Услуги транспортной компании самый хороший бизнес при характере таких поставок. И самое главное это поможет быть ближе к объектам его задания - портам по всему восточному побережью страны.
       *******
       У них была хорошая погода и солнце, нежаркое, осеннее солнце, которое сушило полосу аэродрома, мокрые плащи механиков техслужбы, настраивая на позитивные эмоции. Этот небольшой скоротечный дождик простой отголосок того, большого и мощного, дождя, угадывающегося серой, еле уловимой, прозрачной тучкой на конце неба. И вот как раз из-за этой тучки они сидят тут, в ожидании, когда разрешат взлететь их рейсу. Гаошань потянулся, снова пригубил виски. Он не любил виски, но, чтобы не привлекать к себе внимание, заказал в небольшом баре именно его.
       Сингапур, крепость английской колониальной армии в Индокитае, обладал самым большим аэродромом, портом и был перевалочным пунктом всех передвижений в Индокитае. Как военных, так и пассажирских. Поэтому, удачный торговец Ван Аньсинь сидит и терпеливо ждет своего рейса английской авиакомпании во французский Индокитай. Сидя за столиком на небольшой рукотворной лужайке, в тени разросшихся пальм, среди таких же как он, пассажиров, ожидающих свой рейс. Основное правило из целого набора правил разведчика, которые он в течение прошедших трех месяцев узнавал, гласило: "Не привлекай внимание, будь как все". Вот он и не привлекает.
       Аньсин вновь глотнул виски, охладив губы кусочками льда. А что? Виски со льдом неплохо. Нет такого ощущения, что пьешь самогон. А коньяк лучше всего. Он опять вернулся мыслями к событиям прошедших трех месяцев. Если бы ему раньше, года три-два назад сказали, что он попадет в такой переплет, он бы посмеялся бы над этим. Уж больно всё было не реально. Его возвращение домой, в домик над бухтой, превращенный Чен Лань в уютное, домашнее логово. Хлопоты, связанные с оформлением отношений с разведкой Королевского Флота Её Императорского Величества. Как же плакала Чен Лань, пытаясь его отговорить от такого шага! Но на второй день, увидев пришедшего к нему домой фотографа и, поняв, что уже ничего не поделаешь, включилась во все хлопоты. Её родители, приняв их решение пожениться в штыки, противились до конца. И даже на свадьбу явились в боевом настроении. Еще бы! Выходит замуж, против их воли, за этого неизвестно где пропадающего торговца, занимающегося какими-то темными делишками! Это раз. Второе, свадьба тихая, без выезда, без большого количества гостей, да еще в каком-то незаметном ресторанчике где-то на закоулках Ванчая! Но, переступив порог ресторанчика, мать и отец сразу притихли. Еще бы! Со стороны жениха, все сплошь военные, как китайцы, так и англичане. А когда на свадьбе услышали о решении королевского суда предоставить молодоженам гражданство и покровительство Её Величества Королевы Англии в корне поменяли свое отношение к Гаошаню. Иметь такого влиятельного человека в родственниках значит для них многое. Тем более, вон какой герой. Обе медали, китайская гоминдановская и английская, лежали тут же, на красных коробочках, демонстрируя им, какую ошибку совершали они в отношении Гаошаня.
       А затем было вручение свидетельств и паспортов, в небольшом кабинете колониальной администрации, в присутствии двух высших чинов разведки, сборы и сам отъезд Гаошаня. И была разведшкола, затерявшаяся среди складок высоких гор Новых Территорий в которой он с раннего утра до позднего вечера овладевал новой для себя профессией. Вернее даже сказать, не овладевал, а получал более углубленные знания. Ведь вся его прежняя жизнь дала ему такой опыт, который нужно было только вооружить знаниями. Ему так и сказали в кабинете у начальника отдела Индокитая "Вы обладаете большим опытом, но действовали по наитию. Сейчас же Вы получите знания, которые вместе с имеющимся опытом превратят Вас в ценного для нашего общего дела работника". И они были правы. Узнанное им в разведшколе, объяснило и прояснило многое. Теперь же, он, как подготовленный агент едет во Французский Индокитай, чтобы создать там свою сеть, вовлечь в работу на Англию нужных людей. Как из местных контрабандистов, так из местной администрации. Только вот по-французски Аньсин не говорил. Но ему это и не надо было. Все китайцы, полукровки, они все его объекты. Он должен их изучить, подобрать и, по возможности, завербовать. Создав ни много, ни мало свою разведывательную сеть. Конечно, это трудно, но кто говорил, что это будет легко. А делать это надо. Серые, сумрачные облака Большой Войны, уже идущей в Европе, стали явственно клубиться над Индокитаем. Япония, завязшая в войне с Китаем, обратила взор свой на Индокитай, полный необходимых ей источников. И в первую очередь, конечно, нефть. Сырье, без которого не полетит самолет, не пойдет танк, не нырнет подводная лодка. А Англия, даже доверяя своим партнерам, Франции, Голландии и США, не может быть спокойна в этом плане. Ведь начнись война Германии с Францией, США сохранит нейтралитет, а Англия вступится и Япония, которая только и ждет повода, непременно атакует Индокитай, Гонконг, Сингапур, Таиланд. И тогда Китаю не позавидуешь. Всей мощью Япония навалится на Китай с нескольких сторон, имея в достатке нефть. Мда. Именно так думал и сам Гаошань, читая получаемые им газеты и говоря с японскими торговцами. Именно так и будет. Не возможность сразу решить вопрос с Китаем, недоступность его ресурсов, также требует ресурсов. Людских, техники, сырья, душевных. У японцев есть дух, есть люди, но нет сырья, из чего делать оружие и что заправлять. Если они получат сырье, то они завоюют всех. А кто такие японцы и как они относятся к другим, Гаошань хорошо знает. Поэтому он понял мотивы, которыми руководствовался Чжуни, дав согласие работать с англичанами. И поэтому он также дал согласие, тем более, что ему уже стало тяжело бегать по полям, воюя с японцами. Да и раны, полученные в последнем его "походе", так же уже не располагали к боям. А сидеть в стороне пассивным наблюдателем, не воевать за свободу своего народа он не мог.
       Очередной самолет, тяжело пробежав по полосе, грузно оторвался от земли. Проводив транспортный самолет, неожиданно быстро превратившийся в незаметную точку в небе, Аньсин поманил проходившего стюарда, показал пустой стакан. Стюард, местный китаец, работающий на колониальную авиакомпанию, понимающе кивнул головой, быстро зашагав по дорожке из белого песка в бар. Рейс, как сказали пассажирам, предстояло ждать еще часа два.
      
      
      
       ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. "ЖАРКОЕ ВРЕМЯ".
      
       Он чувствовал на своей спине глаза. Липкие внимательные глаза агентов службы наружного наблюдения. Они сопровождали его когда он ходил по рынкам, когда сидел в кафе, ругался с подрядчиками, в очередной раз перепутавшими материалы, обсуждал с нанятым французским поваром будущее меню на церемонии открытия увеселительного заведения. Вот только чьи были эти глаза? Агентов местного полицейского начальника, сразу накрывшего его сделки с контрабандой, но лишь погрозившего упечь в тюрьму, если он не прекратит этого. Или военных? У которых, наверно, от безделья руки просто чешутся. Или японцев? Которые, как он тут недавно выяснил, тоже не спят и активизировались в Индокитае.
       Попивая прохладный чай, что-то среднее между американским холодным домашним чаем и полуохлажденной композиции из черного и зеленого чаев, Аньсин беззаботно вертел головой, провожая проходивших по улице молоденьких женщин. Такой ловчила как он обязательно должен был интересоваться молоденькими женщинами. Но, на самом деле, он искал возможность как выйти из-под наблюдения не демонстрируя, что слежка обнаружена. Тем более, он видел, что связник уже сидит на стуле у бара, ожидая установленного сигнала. Наконец, Аньсин допил чай, закурил сигару и пошел по улице, покручивая веером в руках. Агент принял его сигнал, нырнув в проулок, уходящий в сторону порта. Даже если за ним пойдут, то дальше первого перекрестка они не пройдут. Люди из Сопротивления, а именно от них был агент, имели здесь своих друзей.
       Остановившись, что бы поболтать с парочкой знакомых ему колонистов, способных изъясняться на английском, он краем глаза видел "наружку", уткнувшуюся в стекло большого магазина с тканями. Ничем не примечательный вьетнамец, как всякий имеющий небольшой стабильный доход. Мелкий служащий. Но вот только одна деталь не вязалась с этим образом. Ремень с закрепленной на нём связкой ключей. С небольшой тонкой цепочкой. Гм. Ключи от шкафчика в ряде других таких же шкафчиков. Значит, "наружка" из полиции. Ни военные, ни японцы не работали со штатными "гуляками". И от этого у него на душе стал легче. Что ж, интерес со стороны уважаемого мэтра Жуни ему понятен. И Аньсин не даст мэтру разочароваться в нем. Он как образцовый, но провинившийся ученик, будет ходить по гостям, ругаться с подрядчиками, терзать, вместе с хореографом-французом русских танцовщиц и силовых гимнастов, заставляя по несколько раз повторять один и тот же номер, делать глазки молоденьким женщинам и посещать местный игорный клуб, чтобы потратить там немного денег. То есть, вести тот образ жизни, который Аньсин должен вести.
       Нгуен стоял перед витриной и пялился на чертовы ткани, которые ему совершенно безразличны. Но он рассматривал их, даже наклонялся, чтобы рассмотреть цену, не упуская расплывающиеся в витринном стекле контуры объекта и пары с которой он говорил. С утра, получив задание следить, он не успел перекусить, отчего сейчас в его желудке творилось такое! Нгуен сглотнул слюну, смахнул пот, выступивший на лбу, оперся о стекло, что бы остановить крутящийся мир вокруг него. Нет, к черту этого напыщенного торгаша, надо поесть, тем более обед уже прошел. Неожиданно по плечу кто-то похлопал его. Обернувшись, он увидел ухмыляющуюся морду "объекта". Отчего ему сделалось еще хуже. За контакт с объектом "Папаша Жу" ему такую взбучку даст, а то еще и оштрафует. А при его, и так низкой, зарплате это равносильно потере зарплаты. Объект улыбнулся, протянул руку.
       - Ты смотри, как "папаша Жу" не заботится о своих работниках. - Заговорил объект на хакка, абсолютно не заботясь, знает агент китайский или нет. - Так дело дойдет до того, что лучшие агенты будут умирать прямо на улице. Знаешь, а давай-ка сходим к "тетушке Кван"? Там никогда не бывают из полицейского управления, и повар, вроде, делает вкусную лапшу. А заодно и я поем. Давно не ел домашнюю лапшу. Ну, как?
       - Вы о чем? Я не понимаю, о чем Вы говорите. - Агент попытался отвертеться, но желудок выдал его с головой.
       - Да, именно, об этом. - Объект снова похлопал агента по плечу, подмигнув. - А "папаша Жу" об этом не узнает. Не могу видеть, как мучается китаец. Ведь китаец китайцу вдали от родины родной человек. Пойдем?
       - Только давайте пойдем раздельно. - Агент, вздохнув, тихо прошептал. - Если узнают об этом, то меня выгонят с работы. А у меня двое детей, жена не работает. Квартиру снимаем. А как вы узнали, что я китаец?
       - Так это просто. - Объект хмыкнул, оглядываясь, ища глазами рикшу. - Так это очень просто. Только китаец может носить такое нефритовое кольцо на шее. Ведь это кольцо на ниточке ты получил от отца?
       Трясясь в кабинке рикши по дороге в ресторан, Аньсин, хихикая, рассказывал последние анекдоты о японцах, а агент, смущенный ситуацией, только подхихикивал. Но Гаошаню было важно, что бы агент поехал с ним к "тетушке Кван". Для него это значит, что в полиции у него скоро появится информатор. Надежный источник информации. Хоть не столь важной, но информации. А там найдем подход и к "папаше Жу".
       ********
       Хосе крутанул баранку руля, резина колес противно завизжала на брусчатке. Маленький грузовичок, с драным парусиновым тентом, сделав крутой разворот, влетел в проулок, где, не останавливаясь, наполняя его грохотом и гулом мотора, понесся дальше. К границе города, к посту номер восемь, на который, даже при очень быстрой реакции полиции, невозможно было добраться быстрее их.
       Владимир, махнув рукой Карлосу, что бы тот был внимателен, забежал за импровизированное укрытие из пустых бочек с песком, стоявших для тушения пожаров. Аккуратно выкладывая гранаты на одну из дочек, Владимир поглядывал на часы. Они должны были успеть выйти на небольшой рыбацкой шхуне в прибрежные воды, до момента, когда пароход, на которой они должны были переправить эту группу, покинет воды.
       Не успел он положить последнюю гранату с отвинченным предохранительным колпачком, как из-за поворота вылетел автомобиль с включенными фарами. Погоня. Не раздумывая, Владимир дернул за фарфоровый шарик, торчавший из рукоятки, с силой бросив её навстречу машине. Эти немецкие гранаты первой мировой с длинной деревянной ручкой были надежными и безопасными в хранении и применении, но вот взрывались с большим запозданием. Вместо 4-5 секунд, они срабатывали на шестой - восьмой секунде. Но были безопаснее тех инерционных гранат, которые взрывались от удара о поверхность. Каждый бросок которых нужно было делать аккуратно. Одно неловкое движение, и ты весь нашпигован осколками от своей же гранаты.
       Вот и сейчас, взрыв приподнял зад автомобиля, развернув его поперек дороги. Взорвись она как раз перед машиной, как предполагал он, водитель и сидевшие на первом месте пассажир были бы уже мертвы. Вторая граната посекла осколками, попытавшихся вылезти из автомобиля, который уже был окутан серым дымом. От взрыва гранаты вспыхнул бензин, обхватывая корпус немецкого автомобиля языками сине-красного пламени. Кто-то попытался выскочить из пламени, но Карлос короткой очередью срезал его, уронив обратно в огонь. Второй автомобиль преследования чуть не врезался в этой костер. Уходя от столкновения, машина, вильнула в бок, ударилась о бордюрный камень, отчего высокого подпрыгнула, смешно крутя колесами в воздухе. В следующую секунду Карлос разрядил в нее весь магазин своего пулемета, не оставляя никому шанса уцелеть. Хлопнув о мостовую вмиг порвавшимися шинами, автомобиль заскрипел, упираясь в каменную тумбу, собрал в гармошку передний капот. Пока Карлос перезаряжал магазин у пулемета, Владимир короткой очередью добил агента, шевелившегося на мостовой. Единственного кто, выпавшего из этого покореженного автомобиля.
       Третий автомобиль преследования отчаянно завизжал тормозами, вертя лакированными бортами в подслеповатом свете одинокого фонаря. Водитель видно был очень опытным, так как ему удалось затормозить и не врезаться во второй, уже загоревшийся, автомобиль. Не думая долго, Владимир швырнул друг за другом оставшиеся три гранаты, После третьего взрыва, досчитав до двух, он выскочил из-за укрытия и пошел к автомобилю, шипящему паром, вырывающимся из пробитого радиатора. Из машины уже выбрались несколько человек, старавшихся спастись. Кто-то раненный в ноги, тянул себя руками в сторону от машины, кто-то оглоушенный, не двигаясь, тряс головой, стараясь прийти в себя. Владимир вскинул автомат. Тяжелый немецкий МП-34 деревянным прикладом сердито толкал его в плечо. Выбрасываемые гильзы отлетали куда-то вниз, пропадая в темноте. Владимир приближался к машине с агентами секретных служб, короткими очередями добивая уцелевших. Карлос, которому было не удобно стрелять с его места, сменил позицию и теперь расстреливал кого-то с другой стороны машины. Убедившись, что никто не остался в живых, Владимир махнул рукой Карлосу "Уходим". Не спуская глаз с поля боя, он побежал к проулку, где стоял, их с Карлосом, мотоцикл. Пропустив его мимо себя, Карлос негромко крикнул "повеселимся?" и забросил гранату в расстрелянную машину, которая тут же ухнула столбом пламени. Взлетевший в воздух необычайно высокий столб огня осветил эту улицу, представив разбитые и горящие машины, трупы агентов. Пора было уходить. Через пару минут сюда заявятся местные полицейские, а вступать в перестрелку с полицией Португалии им было уже не с руки. Итак, уже будут проблемы, ведь очевидно, что среди преследователей были агенты секретной службы полиции Португалии.
       Мотоцикл, как всегда, у Карлоса завелся с первого раза. Подставив летящему ветру разгоряченное лицо, Владимир прикрывал дерюгой, уложенные в коляску пулемет и автомат, при этом стараясь не выпасть из коляски на крутых поворотах. Карлос только весело что-то напевал, успевая вертеть головой вокруг себя и отпускать едкие замечания по поводу архитектуры зданий, мелькавших мимо. Недоучившись в архитектурном институте, куда его устроил отчим за большие деньги, Карлос ударился в революцию, пропитавшись духом студенческой свободы и идеями анархии. Но полученные знания по архитектуре так и бродили в нём, вырываясь периодически в виде эскизных набросков каких-то невиданных зданий и строений. "Талант". - Определил профессор института архитектуры, куда Владимир принес наброски Карлоса. - "Однозначно талант! Ему учиться надо!". Сейчас, смотря на счастливое лицо юноши, Владимир невольно позавидовал его энергии и задору. Если бы ему скинуть хотя бы пять - семь лет! Ух, тогда бы держись Франко и все остальные!
       Мотоцикл проскользнул по булыжной мостовой мимо церкви, перед которой стоял покосившийся фонтанчик с тоненькой струйкой воды, нырнул в очередной темный проулок. Пост номер восемь был уже недалеко.
       ******
       Ребята были немногословны и хмуры. Вчерашняя попойка по случаю дня рождения их фельдфебеля затянулась и эта внезапная тревога, выгнавшая их на прохладный воздух ночи, не настраивала на благодушие. Погрузившись на разбитый грузовичок караула, они, поеживаясь от прохлады, старались усидеть на лавочках, старательно отбивающих их и так тощие от казенной кормежки зады. Сам фельдфебель, такой же и даже еще более злой, чем они, вырванный из ласковых объятий донны Лизы, куда он направился после возлияний, сидел в кабине грузовичка, стараясь сообразить где бы им взять опохмелиться. А то, что им это надо сделать сомнений не было. Заметив церковь, перед которой покосившийся фонтанчик пытался изобразить из себя полноценный фонтан, толчками выталкивая из себя тоненькую струйку воды, фельдфебель оживился, подобрался, скомандовал остановиться. В кузове, услышав предложение фельдфебеля, приняли его за самое разумное решение общей проблемы, и уже через пару минут доверенное лицо наряда, сжимая в форменной кепке, накиданные ребятами деньги, вышагивал вместе с еще одним солдатом, у которого, как вспомнил фельдфебель, дядя держал небольшой продуктовый магазинчик. Как раз недалеко от этой церкви. Наряд же, проводив обоих посланцев мрачными шутками и описание того, что они с ними сделают, в случае если тем вдруг придет в голову спустить все деньги только на себя, продолжил путь к посту. Ведь какая разница, когда они прибудут к посту? Какому уважающему себя бандиту придет в голову, в такую рань совершать преступления, не говоря уже о чем-то еще!?
       Взрывы и выстрелы застали их уже на посту. Весь наряд спускал с крыши заграждения, заброшенные туда относительно недавно, стараясь не порезаться об уже ржавые колючки проволоки. В противном случае, уколы в живот и неделя визитов к доктору с его горькими таблетками и микстурами была гарантирована. А кому охота терять время зря, тем более что от такого пореза можно и умереть. Фельдфебель, выматерившись, стал греметь в укрепленной мешками с песком будке, шаря по углам в поисках телефонного аппарата, спрятанного от возможных воров, чтобы подключить его к черному проводу телефонной линии. Пока он искал этот аппарат, а ребята лениво обсуждали, чтобы эта стрельба в такое время значило, к посту подкатил небольшой грузовичок, из которого, высунувшись по пояс, водитель истошным голосом закричал, что только что они чуть не попали под обстрел каких-то бандитов, которые посреди ночи стали палить во всё что им попадается на пути. Фельдфебель, разозленный отсутствием аппарата, и провалом в памяти, куда он его в прошлый раз засунул, чертыхнувшись, послал водителя куда подальше, посоветовав убираться, пока он его с его грузовиком не арестовал. Что тот и сделал, оставив после себя запах бензина, столб пыли, медленно растворявшийся в ночи.
       Наконец, один из солдат умудрился подключить свет, и пост озарился светом, сделав ночь вокруг ещё черней. Фельдфебель дернул за тумблер небольшой, но мощной ламы, проверяя работоспособность. Луч, скользнул по дороге, выхватывая по пути участки дороги, скошенные постройки и лачуги бедняков, традиционно охватывающие большие города по окраинам. В таком ярком свете телефонный аппарат был сразу найден солдатами, но линия молчала. Вспомнив всех и всё, фельдфебель послал "электрика" найти порыв на линии, а сам уселся на скамейку у будки, обливаясь потом. Уставший организм организующего службу фельдфебеля требовал сытного завтрака и сна. Но ни первого, ни второго он себе не мог позволить. От чего настроение его совсем упало. Тарахтевший мотоцикл, подслеповато помаргивая одной фарой, приближался к посту, и это отвлекло его от таких печальных мыслей. Встав, положив руку на кобуру и придав своему лицу выражение решительности, он шагнул навстречу подкатывающему мотоциклу. На его удивление, позади мотоциклиста и пассажира в коляске, сидели их посланцы с двумя корзинками, набитыми продуктами. От их вида у фельдфебеля поднялось настроение. А бутылка вина, перекочевавшая от мотоциклиста в его руки с наилучшими пожеланиями по случаю прошедшего дня рождения, еще больше подняли настроение, настроив на благодушный лад. Какие могут быть вопросы к благородным людям в ночи подвезших солдат к месту службы, да еще так душевно поздравившие именинника? Не задавая вопросы, не смотря на вытащенные для предъявления документы, он махнул рукой солдатам, приказывая оттащить поставленные заграждения, а сам пошел в будку, соображая, успеет ли он после этого внезапного наряда на дежурство, заскочить к донне Лизе, перед домом, где его ждала куча детей и сварливая жена. Святая дева Мария! Ну, куда деваются эти ангелы, которые идут под венец во время свадьбы? И откуда появляются эти ворчливые жены? Не понятно.
       *******
       Мишель Жуни на первый взгляд воспринимался как конторщик, из небольшого городка на севере Франции, неведомыми путями попавший сюда. Пробковый шлем, немного кургузый белый костюм, слегка рассеянный взгляд скрывали от незнающего самого лучшего полицейского комиссара в колонии. Двадцать лет тому назад, молодой Жуни, подписывая контракт на службу в Индокитае, полагал, что трех лет будет достаточно, чтобы накопить на небольшой домик в своем родном городке, где он рассчитывал осесть местным полицейским. Но на третий год, он снова подписал новый контракт, особенно не стремясь вернуться в запустение северных городков Франции. Тут же, не смотря на все сложности с местными борцами за освобождение от французской тирании, сильными контрабандистами и прямо-таки провокационными действиями английских торговых компаний, способствующих продаже опиума, можно было не только жить, но и зарабатывать. Через четыре года он уже стал старшим полицейским, а через год, пройдя аттестацию, стал офицером полиции. На самом деле, он к концу второго года службы в душном Индокитае, уже знал столько, что мог сдать аттестацию еще тогда. Но, смог бы он тогда накопить столько денег и завести такие связи, которые сейчас работают только на него? Нет, конечно.
       Мишель перешел улицу, пройдя мимо нового развлекательного заведения, которое открыл появившийся совсем недавно китайский ловчила. Вернее сказать, китаец с паспортом англичанина. Когда тот появился у него в городе, Мишель сразу провел проверку. Англичане подтвердили действительность паспорта этого ловчилы и отсутствие криминального прошлого. Что, в принципе, не удивило Жуни. Каким наглецом нужно было бы быть, чтобы с поддельным паспортом сунуться в его город.
       Мишель, ставший комиссаром полиции в этом оживленном городе, с портом и аэродромом, сразу навел порядок, задавив торговцев опиумом, кокаина. Успешно боролся он и с политическими, не особо преследуя контрабандистов. Как человек он их понимал, да и многие из французских колонистов, владельцев плантаций прибегали к их услугам. А Мишель уважал многих из плантаторов, которые не только обогащались, но и обучали этих местных, недавних полудикарей, европейской культуре. Поэтому, контрабандисты могли возить для колонистов товары, так необходимые им, без захода на таможню. Но в пределах разумного, конечно. Он же официальное лицо, обеспечивающее защиту интересов Франции и её граждан в этой полудикой стороне.
       Из раскрытых окон заведения на улицу выплеснулась волна музыки. Оркестр репетировал вечерний номер.
       - Не так, не так! - Иступлено закричал хореограф-француз, очевидно, репетировавший с кордебалетом очередную новую программу. - Вы здесь как коровы! Вам только сено таскать! Где легкость? Где легкость? Еще раз!
       Мишель поправил очки велосипеды на своем мясистом носе. Этот ловчила, покрутившись, сначала пару раз сделал контрабанду на спиртном, но, вняв чуть ли не отеческому предупреждению Мишеля, переключился на новое поприще. Где показывал хорошие успехи. Этот китаец уловил потребность колонистов в таком заведении и сейчас многие из французов приезжали сюда из других городов. Вдали от родины французы неожиданно для себя получили отличный французский ресторан, приличное варьете из европеек и площадку для игры в булли. С традиционными воскресными стаканчиками вина, неспешными беседами в обустроенной части нового парка, разбиваемом на средства этого китайца и муниципалитета. Как он сумел их уговорить на такое безумство, никто не знает, но старый жук Пьер, ставший с легкой руки Мишеля главой муниципалитета в его городе, только покачал головой подтверждая, что это правда.
       Неторопливо Мишель прошел к парикмахерской Жозефа, стараясь не упустить из виду заведение. Его информаторы донесли, что к китайцу стали приходить какие-то новые люди, откуда-то издалека, из других провинций. Но расследование, тайно проведенное по всем правилам, ничего ему не дало. А то, что ему было непонятно, всегда волновало его.
       Прохладный зал парикмахерской располагал к стаканчику, но Мишель, усевшись в кресло, попросил его немного подравнять и побрить. Хотя его вьетнамская сожительница, родившая ему пару симпатичных парнишек, учащихся сейчас в монастырской школе, стригла и брила не хуже чем мэтр Жуф, сидеть в прохладе парикмахерской, и обсуждать с ним последние сплетни колонии было приятней.
       А обсудить было что. Опять в соседней провинции взбунтовались на плантациях рабочие, сожгли склады с подготовленным к отправке товаром. Японцы опять получили по морде в Китае. В Европе, не остывшей после войны в Испании, разворачивается, помахивая кулаками, Германия. А правительство Республики, как специально, идя на поводу у Англии, потворствует этому. Что, конечно же, приведет к войне. Эти боши не успокоятся, пока им не дадут хорошенько под зад. Как в Мировую войну.
       Их приятный разговор прервал звонок, подвешенный на входной двери. Новый посетитель, поздоровавшись на ломанном французском, продолжил на английском, высказав желание побриться. Мишель усмехнулся. Китаец, как чувствуя его интерес, пришел сюда сам. Ну, что ж, надо познакомиться.
       Обмахиваясь веером Гаошань, шел неспешно к снимаемому им дому, обдумывая сегодняшний разговор с комиссаром полиции, который на самом деле, был самым главным в этом городе. Ни глава, ни начальник местного гарнизона, ни начальник таможни не могли и пошевелиться без его помощи. Тем более, Мишель Жуни контролировал контрабандистов, получал дань со всех торговцев-вьетнамцев в это уезде и содержал негласный публичный дом, где заправляла его сожительница. А это значит, что он имел доступ к информации, в которой заинтересованы англичане. Поэтому, Мишель Жуни был нужен ему. Вот только какое слабое место у этого француза, на что можно было бы надавить или чем можно было бы его поманить? Разве что его сожительница?
      
      
      
       ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. "ДРАКОН РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ ДЛЯ УДАРА".
      
       Икито, довольный собой, крутил веером, то раскрывая, то складывая, то делая резкие выпады, имитируя удары. Он отрабатывал приемы с таким упоением, таким настроем, что к концу серии кат был мокрым насквозь и готовым сразиться с полчищем местных полудикарей. Нет, все-таки древние знания самураев обязаны знать только посвященные, а простым воинам достаточно занятий с физическими упражнениями, воспитывающие волю к победе и силу. Тонкость и изящество техники могут прочувствовать только обладающие высокой культурой. Одни названия движений дают понимание сути только посвященным - "Дракон разворачивается для удара", "Шаг цапли", "Взмах хвоста дракона".
       Обтираясь полотенцем, смоченным в настое из трав, Икито, обратился мыслями к событиям последних дней, последствия которых должны оказать значительное влияние на его дальнейшую судьбу и карьеру. Всё шло как нельзя хорошо. Чиновник из колониальной администрации, капрал интендантской службы, капитан судна Французской Республики это приобретения только укрепляли его позиции здесь. Удачный ход с привлечением проституток для работы с потенциальными кандидатами на вербовку позволил ему, играя на слабостях и темных пристрастиях, завербовать нужных ему людей. Что же касается местных, то тут работа идет более сложная и напряженная. Переданные в Японии ему, на контакт и в подчинение, люди никуда не годились. Сплошное отребье - ворьё и наркоманы. Не удивительно, что тут дела шли, вообще, из рук вон плохо! Единственно, что ему помогло, так это профессор местного университета и его монархический кружок, в котором он, выступая с небольшой лекцией о монархиях и роли монархий в развитии цивилизаций, сыскал уважение и приобрел нескольких знакомых. Вот через них он и получил выход к партиям и разношерстным политическим силам. Монархические группы, сторонники освобождения от французского ига - вот откуда он, соблюдая особую осторожность, подбирал себе людей в боевые группы.
       О том, что уже скоро они понадобятся, Икито не сомневался. Слишком короткие сроки готовности его групп были установлены в последней шифрограмме от Управления. Подготовить такое количество людей, обустроить склады, провести, хотя бы, первичное обучение - работы очень много. Так он и написал, в своем отчете о проделанной работе, указав необходимость ввоза оружия не привлекая контрабандистов. Местная колониальная полиция работала очень хорошо, контролируя практически каждую сделку контрабандистов. Рисковать в таких условиях всей сетью, пытаясь самим ввезти или купить на месте оружие, было просто безумием. А воевать старыми трехпатронными винтовками, которые заедали на каждом втором патроне, просто не прилично. Если пистолеты и взрывчатку еще можно было покупать понемногу, по несколько штук, не привлекая к себе внимания, то винтовки, гранаты и прочее было просто не возможно.
       Улица встретила его жарким солнцем, шумом толпы, снующей по своим делам. Влившись в этот поток, Икито деловито зашагал, помахивая небольшим парусиновым портфелем, в котором лежали накладные на товар. Представитель торговой компании из Японии, расширял бизнес, продавая всё больше товаров для колонистов по очень привлекательным ценам. Китайские же торговые компании не могли соперничать с ним, но поделать ничего не могли. Местный полицейский начальник, которого все колонисты звали почему-то "папаша Жу", быстро разобрался с фактами нападения групп китайцев на склады японской компании. После жесткого наказания участников нападения японские компании почувствовали себя более спокойно. Отчего китайцы сейчас смотрели косо издалека и переходили на другую сторону улицы, не желая идти по одной стороне с японцем. А ему было наплевать. Главное, что французы не мешали ему торговать, зарабатывать дополнительные средства на обеспечение себя и работы с агентурой. А когда войска великой Японии придут сюда, он вспомнит кто из них нападал на его склады. Всех, поименно!
       Толкнув тяжелую дверь банка, Икито нырнул в неожиданную прохладу помещения касс. Настало время перевода денег в центральную контору в Иокогаме. Порядок, соблюдение порядка в работе, приучит всех, что он каждый четверг появляется здесь. Скоро, привыкнув, они совсем не будут обращать внимания на него. Что значительно облегчит ему работу с банковской ячейкой. И вот только тогда он сюда положит те важные документы, которые сейчас хранятся над входной дверью в полом изображении мифического льва. Ведь кому из "длинноносых" придет в голову искать врага, в том, кто приносит им регулярно деньги?
       ********
       Они прибыли на место встречи раньше, чем Хосе и Алехандро. Карлос так гнал мотоцикл по узким тропам, что Владимиру иногда казалось, что от срыва в обрыв их удерживает только чудо. Камешки, вырываясь из-под колес мотоцикла, вылетая, пропадали в черной пропасти обрыва, вызывая очень сильные ощущения. Едва мотор мотоцикла, затих, обдавая сидевшего в коляске Владимира волнами тепла и бензина, из темноты кустов навстречу им выскочила Франка. Бросившись на шею Карлоса, она радостно что-то пискнула Владимиру, но тот ничего не понял. Дав им поцеловаться, Владимир негромко кашлянул в кулак, напоминая о своем присутствии. Оторвавшись от Карлоса, девушка кратко отрапортовала. Катер контрабандистов с мотором и парусом стоит внизу в готовности принять группу. За время после наступления темноты по дороге не прошел ни один человек. Всё спокойно. Проинструктировав её еще раз, он отправил Франку вниз к катеру. Потом, они заняли позиции на склоне холма, за которым был спуск к галечному пляжу. Если будет погоня, то они задержат их на некоторое время, что позволит группе сесть на катер и уйти в море. А чтобы поднять таможенный катер по тревоге потребуется много времени. Тем более, что часть катеров сосредоточена у порта, где портовая полиция, вместе с секретной службой проводят операцию по задержанию группы лиц, стремящихся выехать из страны нелегально. Получив вчера информацию от надежного источника о том, что одна из групп "портовых", получила предоплату за переправку "трюмных крыс" из пяти человек, стремящихся выехать в Америку или Англию, и что среди них женщина, секретная служба, по наущению немецких "советников", подняла на ноги всю портовую и городскую полицию, таможню. Стянув к порту все силы, они трясли каждый мешок, каждый ящик перед ввозом в порт. Все существующие и вероятные лазы, дырки были блокированы полицейскими. По территории порта ходили усиленные патрули. А стоявшие у причала два судна - советский сухогруз "Баку" и голландский "Вепрь" были взяты в кольцо полицейских, которые с особой тщательностью проверяли документы и грузы перед загрузкой на корабль. Стрельба и взрывы на окраине города лишь добавили нервозности в действия полиции. Конечно, кто-то старается отвлечь силы полиции и секретной службы от порта, чтобы в образовавшейся суматохе проскочить на советский или голландский сухогруз. Даже когда сообщили о прошедшем бое команданте полиции, руководившей операцией, с неохотой отправил часть своих людей на место разобраться с ситуацией. "Эти немецкие советники думают, что они у себя в Германии. Дай им это, помоги им с этим, разреши то. Чванливые сосисичники!" - думал про себя команданте, воевавший в Мировую и вынесший из нее не очень лестное мнение о немцах и австро-венгерских частях. Но, выполняя указание из министерства, он, скрипя зубами, давал им и это, и разрешал то. Сопровождая, правда, при этом, пожеланиями в душе подавиться или разбиться на выделенных им машинах.
       Грузовичок выскочил на сельскую дорогу, и понесся к холму, бросая свет на пыльную дорогу одной работающей фарой. Прогромыхав бортами мимо, он через несколько минут был уже за холмом, а столб пыли, поднятый им, быстро стал распадаться под напором ветра с моря. Подождав еще пару минут и убедившись, что за Хосе нет погони, Владимир, оставив Карлоса прикрывать, спустился вниз к грузовичку. Группа уже вылезла из него и Алехандро, стоя на коленях, бинтовал ногу лежавшему на земле мужчине. Остальные сидели на земле, стараясь успокоить себя флягой с виной, пущенной по кругу. Бисквиты, розданные Хосе, так же были встречены на "ура". Опасность обострила чувства голода, и теперь люди не могли остановиться, делая большие глотки из фляги.
       Владимир взглянул на рану, посоветовал Алехандро быстро заканчивать. Появившаяся из темноты ночи Франка требовательно махнула рукой. Группа поднялась и, помогая раненному во время погони, стала растворяться в темноте, шурша травой, срывающимися с тропы вниз комьями земли. Алехандро подхватив автомат, скользнул следом. Он доведет их до борта судна, поможет забраться, а потом вместе с контрабандистами вернется обратно.
       Теперь он и эта часть группы. Карлос, по сигналу Владимира, соскользнул вниз. Его горящие глаза красноречивей слов говорили о том, что он сейчас испытывает. Владимир, подождав, когда появится Франка, стал давать распоряжения. Прошедший бой в городе заставил внести некоторые коррективы в заранее подготовленный план. Как не жалко было расставаться с грузовичком, часто выручавшим их группу, с ним нужно было расстаться.
       - Карлос, Франка. - Владимир махнул рукой в ночь. Они вскочили на мотоцикл, струя пыли, поднявшейся из-под колеса мотоцикла, рванула вверх. Через минуту они уже неслись по дороге, удаляясь всё дальше на восток, подальше от места переправы. В том, что они доберутся до города без проблем, Владимир не сомневался. У кого хватит понимания, что эта парочка влюбленных катавшихся за городом всю ночь и возвращающиеся рано утром в город именно те, кого ищет вся полиция и секретные службы города?
       - Хосе, оружие спрячь в запасной тайник. А грузовичок придется утопить. Утром рейсовым автобусом вернешься в город. Найдешь где утопить?
       - Дон Валентино! Конечно! Тем более, рядом с домом друга есть такой небольшой утес, под которым самая глубокая расщелина на всем побережье. Всё будет чисто, как всегда.
       - Отлично! Подвези меня до перекрестка дорог, а там сам пойду.
       Трясясь в кабине, Владимир терпеливо смотрел как Хосе, управляя одной рукой, второй пытался закурить папиросу. "Ас-водитель, твою ети! Не хватало еще в лепешку разбиться" - думал про себя Владимир, готовый в любую минуту выскочить из кабины. Но замечаний не делал. Бесполезно. Свою манеру вести испанец никогда не поменяет. Спрыгнув с подножки в ночь, Владимир дождался, когда грузовичок исчезнет в ночи, и только потом быстро зашагал к черневшей вдали роще. Там его должен был ждать с оседланными лошадьми Фернандо - сын богатого местного землевладельца, начавшего сотрудничать с ним совсем недавно. Не смотря на то, что в голове у молодого человека образовалась довольно-таки пестрая каша из идей анархизма и положений программы социалистов, понимание опасности фашизма не только для Португалии, но и для всей Европы позволило Владимиру предложить ему сотрудничество. "Даже небольшая помощь группе действительно честных патриотов Германии, которым не нравится фюрер с его идей покорить вместе с Японией весь мир, уже ценный вклад в наше общее дело". - Говорил Владимир, вылавливая в просачивающихся через маску отчуждения, эмоциях нужную ему нотку, на которой он мог бы "развернуть" к себе юношу. - "Как не повернуться события в Европе, честные люди всегда будут бороться с фашизмом". А цитирование основоположников анархизма Кропоткина и Бакунина лишь ускорили согласие Фернандо, у которого сегодня было первое задание - встретить своего соратника в условленном месте с лошадьми и обеспечить ему алиби ночевки в охотничьем домике отца вместе с ним. Это на тот случай, если полиция начнет интересоваться им, на предмет где он был ночью этого дня.
       ******
       Икито не спал последних пять дней. Шифровка настоятельно требовала ускорить работу по подготовке сети к активным действиям в ближайшее время. Особое внимание приказано было уделить составлению списков возможных агентов спецслужб, сочувствующих колониальным властям, Англии, США, а также сотрудников колониальных органов. А оружия почти нет, связь между группами хоть и установлена, но работает с перебоями, из-за неорганизованности колониальной почты. Хорошо, что удалось распределить группы так, что бы можно было связаться с ними по телефонам. Икито хоть и устал, но чувствовал себя превосходно. Взамен "Шага цапли" идет "Дракон, разворачивающийся для удара", а затем, очень скоро последует "Взмах хвоста дракона". За которым последует сокрушительный, неудержимый "Удар хвоста дракона"! И вот тут-то Икито выступит со своими людьми в полную силу. Никто не сможет помешать ему выполнить свой долг перед родиной.
       Недавнее занятие императорскими войсками китайского острова Хайнань, что в 300 км от устья реки Кам, где расположен их порт, а также выход к границе северной провинции Вьетнама прибавило нервозности в работе американцев и англичан, поставлявших военную помощь китайцам. Было очевидно, что американцы и англичане осознавая, что китайцы не выдержат могучего напора японской армии, в кратчайший срок построили свою Бирманскую дорогу, через которую скоро пойдет вся помощь Гоминдану. Так как морские пути поставки англичан и американцев через Индокитай будут перерезаны. Но только это китайцев уже не спасет. И никакое современное оружие уже не поможет этим китайцам, ведь императорский солдат сильнее духом и умением трусливых китайцев, толпами, разбегающихся при атаке. Его агенты в порту и управлении перевозок колониальной власти сообщали, что планы увеличения поставок на ближайшие месяцы пересматриваются и многие в хайфонском порту потеряют работу. Что тоже на руку. Икито, через своих людей, сможет в нужный момент поднять эту толпу безработных, устроив такую неразбериху колониальным властям, что никакой "папаша Жу" не справится с нею.
       Икито подтянул японский журнал, перевернул пару страниц. Мда, новости были, как он и ожидал, неплохими. В Европе война в Испании шла к концу. Что ему давно было понятно по последним сообщениям корреспондентов французских, английских, японских газет и журналов. В ноябре завершилась битва на Эбро, где республиканская армия потерпела сокрушительное поражение, после которого она вряд ли восстановится. К тому же, правительства Франции и Англии признали правительство, сформированное генералом Франко. Нет, этим "красным" долго не протянуть. Тем более, что Германия и Италия уже открыто поставляли оружие, полностью игнорируя Лигу Наций.
       Недавний выход, в сентябре прошлого года, Японии из Лиги Наций, в ответ за объявление её агрессором за войну с Китаем, создал некоторые проблемы для японских компаний в Европе, но это, конечно же, временные трудности. Японские товары привлекательны по своей цене и качеству. А жадный европеец, конечно же, проигнорирует призывы в обществе игнорировать Японию, бойкотируя японские товары.
       Икито перевернул страницу статьи с фоторепортажем о частях императорской армии занявших острова Хайнань и потянулся, стараясь сбросить тяжесть усталости, навалившейся на него. После того как в январе правительство с принцем Коноэ ушло в отставку, уступив место правительству Хиранумы, работы прибавилось. Как и прибавилось активности в действиях в Китае. Некоторые слухи, долетавшие в этот удаленный от родины уголок, приносили истинные причины отставки. Император недоволен действиями принца Коноэ в Китае, где войска "забуксовали". Кроме того, поговаривали, что принц очень сильно изменился, стремился установить более тесные отношения с "длинноносыми". Даже предлагал вести с ними переговоры по вопросам поставок вооружений в Китай. Разве настоящий японец, не стремящийся "потерять лицо", пойдет на сговор с явно враждебными европейцами? Конечно, нет! Хотя Икито мог принять временный договор с европейцами по Китаю. Европейцы имеют свои виды на Китай, поэтому так стараются с поставками. Если дать им обещания соблюдать их интересы при разделе страны, то можно и добиться снижения объемов поставок. Но кто же пойдет на это? Если же даже это произойдет, американцы сократят поставки, то Советы увеличат поставки через Синьцзян. Благо им позволяет это делать общая граница с Китаем. Икито повертелся на стуле. Если бы не тупоголовые вояки в Генштабе давно бы подняли уйгуров, скупили бы местных китайских торговцев, прекратив, таким образом, поставки Советов. Ну и что у Советов там контрразведка, что стоят войска, что они там как у себя дома? Нет таких сложностей, которые не могли бы преодолеть японские самураи. Было бы понимание и поддержка в Генштабе.
       "Дракон разворачивается для удара", "Шаг цапли", "Взмах хвоста дракона", "Удар хвоста дракона". Так они завоевали половину Китая, так бы они завоевали бы и Синьцзян. Тем более, там есть на кого опереться. Уйгуры, таджики, которые спят и видят свой "Великий Туркестан". Государство от моря до моря, полное счастливых уйгуров и не менее счастливых таджиков. Бред, на котором можно было бы сыграть.
       *******
       Бумаги не тронутыми лежали перед ним на столе. Он понимал, что они требовали его визы, но он ждал. Когда в этот кабинет войдет человек, который принесет несколько листков бумаги. Эти бумаги были результатом совместной годовой операции всего зарубежного аппарата НКВД, Коминтерна и МИДа. Тем более, что они были не переписанными, а являлись третьей копией. С подписями первых лиц.
       Не выпуская из руки трубку, он обнял вошедшего, троекратно по-русски поцеловав его. Он был рад видеть этого человека. Тем более, что он принес кое-что, что он никак не надеялся увидеть.
       - Как доехали? - Поинтересовался он, усаживаясь рядом на стул. - Всё ли в порядке?
       - Спасибо, самолетом быстро добрались. - Рука говорящего нырнула во внутренний карман. - Вот.
       На зеленое сукно, выпорхнув из сложенного большого конверта, легли несколько страниц машинописного текста на двух языках. Готический шрифт крупными буквами расползался, покрывая белое поле витиеватым ковром. Английский выстраивался ровными колоннами, формируя стройный ряд абзацев. Как же он ждал этого документа. Какой же это ценный документ! Он прекрасно понимал сколько было потрачено сил, какому риску подвергались все те, кто был вовлечен в добывание этого документа. Внимательно рассмотрев подписи в конце текста, он пыхнул трубкой.
       - С такими подписями мы теперь многое можем сделать. - Он протянул руку, поднял телефонную трубку. И хотя он знал, где сейчас находится ему нужный человек, произнес. - Позовите товарища Молотова.
       - Товарищ Молотов сегодня на ближней даче принимает товарищей из Коминтерна. Если необходимо, то товарищ Молотов через полтора часа будет здесь.
       - Необходимо. Зайдите и захватите конверт для пакета.
       Сидевшие молча смотрели как помощник укладывал принесенные листки бумаги в пакет, капал сургучом, ставил печати. Удостоверившись, что все опечатано он, задув спиртовку, положил пакет на стол. Трубка вновь вернулась в пепельницу, рука твердо вывела красным карандашом "Тов. Молотову" на середине чистого пространства пакета. Тяжелая дверь сейфа, легко скользнула, пропуская пакет на полку с наиболее важными документами.
       - Товарищу надо отдохнуть и подлечиться. - Сидевший на стуле, чуть морщась, старался незаметно потирать ногу. - Говорят, что вы, возвращаясь, попали в переделку?
       - Да, за нами в Португалии так плотно шло гестапо, что если бы не те молодцы, которые устроили настоящий бой, уничтожив всех агентов, нам бы сейчас не говорить. У них еще был главный, они звали его "Дон Валентино". Он сам вместе с ними помогал нам уходить от погони. Если бы не он, не знаю, что было бы с нами.
       - Тем более, товарищу требуется лечение и отдых. Товарища должны лечить лучшие советские профессора. И очень хорошо лечить. А отдыхать лучше в Гаграх или Сочи. Проследите.
       Обняв уходящего, пожелав ему приятного отдыха, он вновь пошел за стол, бросив на ходу помощнику - "Узнайте про этого "дона" поподробней и доложите мне".
       Помощник кивнул и, стараясь не отпускать от себя далеко уходившего посетителя, поспешил за ним к выходу из кабинета. В его голове уже выстраивалась цепочка поручений, которые необходимо отдать по выходу из кабинета. А также вопросы, которые он должен задать про этого "дона Валентино". Если Хозяин желает, чтобы его посетителя лечили лучшие советские врачи, то они обязательно вылечат его. А про отдых и говорить нечего. Уж он постарается, чтобы и намека на тень разочарования не появилось на лице этого посетителя. А поисками этого "Дона Валентино" надо озадачить помощника Лаврентия Павловича. Их же епархия. Вот им и карты в руки.
       ********
       Начальник штаба грозно посмотрел поверх очков на притихший зал. Читка приказов затянулась, все устали, но это было священнодействие начальников, и куда-то деваться от этого было нельзя. Еженедельно в большой Сталинской комнате начальник штаба, или лицо его заменяющее, проводил "короткое" собрание офицеров штаба и подразделений, расположенных вместе со штабом, на котором зачитывались приказы и распоряжения вышестоящих начальников, награждали и наказывали отличившихся, обсуждали происшествия.
       "Офицерское собрание" располагалось в строгом соответствии с ранжиром. Начальники служб располагались на передних столах, затем шли начальники отделов, за ними сидели старшие офицеры, а за ними, "на Камчатке", сидели молодые лейтенанты. Которым эти чтения было настоящей мукой. От их критического взгляда не ускользало угловатость фраз и косноязычие некоторых офицеров отделов, служб, которые, как правило, давали обширные комментарии в практике того или иного приказа, распоряжения по отношению к присутствующим офицерам. Это невольно превращало данное скучное занятие в небольшое увеселительное выступление. От которого лейтенанты получали плохо скрываемое удовольствие. Они, конечно же, крепились, но порой улыбки проскакивали, нервируя выступающего, что непременно вело к новым "летучим цитатам".
       - Ещё раз напоминаю, - начальник штаба для весомости сопровождал каждое своё слово ударом ладони по столу, который жалобно потрескивая, стойко покачивался, приводя воду в графине в мелкую зыбь, - что все передвижения машин, даже чих машины, должно контролироваться начальником автоброневой службы. Любое передвижение, даже поездка от парка до дома офицерского состава. Всем понятно?
       Не услышав слов возражения, начальник штаба встал, поправляя портупею. Кто-то из начальников служб скомандовал "Товарищи офицеры!". В комнате загремели отодвигаемые вставшими офицерами стулья. За начальником штаба из комнаты повалили начальники служб, отделов и лишь потом истомившиеся долгим сидением лейтенанты. Выйдя на улицу, все дружно закурили, послышался смех, кто-то стал рассказывать смешную историю, а кто-то продолжил обсуждать вопрос не до конца обговоренный шепотом на этом "коротком" собрании. К одной группе молодых офицеров, решавших чем бы заняться сегодня вечером, так как кино сегодня нигде не показывают, подбежал запыхавшийся посыльный. Он искал лейтенанта Смольникова, но уже в третьей группе лейтенантов не мог найти его.
       Лейтенант Смольников только лег спать, как его стали трясти за плечо. С трудом открыв глаза, он увидел перед собой посыльного, который на одном дыхании, с быстротой достойной мотоцикла, выпалил фразу, из которой лейтенант мог разобрать два слова "отдел" и "срочно". Буркнув, что он сейчас будет, Иван заставил себя встать, плеснуть в лицо из умывальника, чтобы прогнать сон, надеть шинель и выйти в вечерние сумерки.
      
       ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ. ЗЫБКИЙ БАЛАНС.
      
       Николай Куропаткин, помахивая кожаным портфелем, свернул в переулок. Ещё пару таких же дурно пахнущих, кривых переулков, и он выйдет на паромную переправу "остров Гонконг - Новые территории", самое оживленное место в этой части Гонконга. Тут всегда, гам, шум, суета и много народа. Что было понятно. На острове всё меньше и меньше было свободного места, а на Новых Территориях было где развернуться. Поэтому, самые хитрые строили дома там, а работали тут, в офисной части Гонконга. Вот и сейчас Николай, отправив пакет в адрес почтового ящика Центра в Сингапуре, отправлялся на встречу со своим информатором из среды контрабандистов. С того момента, как практически десять лет назад, он перешагнул порог таможни в Гонконге, его жизнь ни в чем не изменилась. Всё такой же жесткий и изматывающий ритм работы, агенты, опасности, контрразведка и прочее малоприятное, что не раз заставляла его подумывать о возращении на Родину. Но новости, приходившие гласно, через английские, эмигрантские газеты, журналы, а также негласные новости, проникавшие только им известными путями, говорили ему, что это лучше не делать. Что-то много на родине внезапно объявилось предателей, "врагов народа", разоблаченных шпионских организаций. Как бы, там, по возвращению, под "горячую руку" советского правосудия не попасть. Обидно будет.
       Так что, надо было работать, урывая, при возможности, минуты отдыха. Его небольшое дело, аренда, продажа и перепродажа недвижимости на Новых территориях, неожиданно для него стало сверхприбыльным, ставя перед ним множество вопросов, от которых он отмахивался, не смея признаться себе в том, что всё больше и больше ему нравится заниматься бизнесом. Но Родина послал его вести разведку, и он будет её вести. Тем более, что ситуация была явно предвоенная. Война Японии с Китаем, которая шла тяжко, и как-то на надрыве, уже третий год, нагнетала обстановку в колонии. А недавнее занятие японцами острова Хайнань, расположенного всего в 150 километрах от Гонконга, совсем обеспокоило английских военных. Появление под боком такого не потопляемого авианосца, как остров Хайнань, с аэродромом способным принимать и отправлять бомбардировщики, позволяла японцам контролировать все морские и воздушные транспортные пути колониального транспорта. А в случае чего, приближала ударную мощь Японии к портам Гонконга и Сингапура. И вот это для англичан уже было совсем нежелательно.
       Паром подошел, гулко крякнув, предупреждая, что сейчас он двинет боком в качающийся на волнах залива дебаркадер. Что и сделал, качнув стоявших в ожидании посадки пассажиров. Матросы в когда-то белых робах, вместе с матросами дебаркадера, споро затягивали восьмеркой швартовочные канаты на кнехтах, притягивая паром боком к стенке. Наконец, паром, вздохнув, загремел цепями опускаемой рампы, как бы извещая об окончании перевозки суетящихся внутри него людей. А за время пока одни будут соскакивать на палубу дебаркадера, а другие карабкаться внутрь, он, большой и солидный паром, постоит и отдохнет за свои двадцать минут. Николай, по билету первого класса, пройдя на верхнюю палубу, уселся на деревянную скамейку. Даже налетающий влажный ветер не студил его. Голова немного болела, в висках стучало, по телу пробегал волнами жар. "Как бы не того..." - подумал про себя Николай, - "Не свалиться бы в койку. Работы-то! Таскай, не перетаскаешь!". В какой-то момент у него закружилась голова, унося его куда-то вбок. Но, вцепившись руками за скамейку, Николай затормозил бешеный бег, закрыл глаза, сделал несколько глубоких вздохов. Когда он открыл глаза, паром уже подходил к дебаркадеру Новых территорий. Николай облегченно вздохнул, встал со скамейки, непринужденной походкой вошел в теплую пассажирскую кабину пассажиров первого класса. Молоденькая женщина, придерживая прыгающую собачку, восхищенно смотрела на него. Николай учтиво, приподняв шляпу, сделал небольшой полупоклон в её сторону и прошел на выход. Сзади него пополз шорох замечаний. Пассажиры гадали, кто же он такой, что выдержал часовую поездку на таком ветру? Одни гадали, что он, наверно, практикует йогу, другие утверждали, что он, конечно же, из Канады, так как север Канады самое холодное место на Американском континенте, кто-то предположил, что он работал в Арктических экспедициях и холод ему нипочем. Но никто из пассажиров не мог и представить, что восхищавший их пассажир, просто был в обмороке, и не упал на палубу лишь потому, что успел вцепиться в дубовую скамейку и прижаться к спинке сидения.
       Пройдя до дома, Николай, приказав сделать горячую ванну, послал за доктором Цаем, который некоторое время назад помог ему вылечить за один день простуду, дав всего два отвратительно горьких порошка. Позднее, уже встав на ноги, Николай не раз думал о том, что еще не понятые возможности китайской медицины надо бы поставить на службу разведке. Но вот что и как?
       Оттолкнув дверь в кабинет, Николай взял со стола кипу подготовленных документов по недвижимости. Еще пять человек захотели купить особняки в новом строящемся, с его легкой подачи, районе. Хорошие особняки, с каминами, большими верандами, с видом на море, рядом строятся сразу два магазина. Дорога, опять же, проложена хорошая, в муссонные дожди не размоет. Добротно, дешево - живи, не хочу! Усевшись за конторку, Николай стал рассматривать специально сделанный для него план Новых Территорий, где было отмечено месторасположение этого района и где еще возможно построить другие "кампусы". Такие же хорошие и такие же прибыльные. Банк "Гонконг-Шанхай" уже проявил заинтересованность в совместной работе по этим домам. Эх! Если бы не разведка, на которую он тратит большую часть времени, он давно бы был богатым. Ну, не миллионером, но очень богатым.
       Но всё тут находится в таком зыбком положении, что он сам бы не стал здесь вкладывать. Рядом Китай, воюющий с Японией, в Европе ворочается Гитлер, того и гляди после Испании, последует Франция, Бельгия, Голландия и что там еще в Европе? А если это случится, то Япония рванется в Индокитай. Нефти у империи, даже с учетом китайских месторождений, которые с таким трудом разрабатываются японцами, осталось совсем ничего. На два года серьезной войны. Не больше. А, судя по ситуации в Китае, война для Японии затягивалась надолго. Америка же, всё больше недовольная действия Японии, потихоньку втягивается в общую заварушку. Поэтому, Николай сравнивал нынешнее положение с балансированием на грани войны. Которую развяжет либо Япония, жаждущая власти над Китаем и Индокитаем, либо Гитлер с Муссолини и этим "дон Пако" вместе взятые. Поэтому, недвижимость для него это прикрытие, используя который он может мотаться в Сингапур, во Вьетнам, даже в Японию, закупая какие-то строительные материалы для возводимых здесь домов. Он должен быть в курсе всего, что происходит тут, в условиях зыбкого баланса, чтобы сообщать в Центр всю информацию. Вот и сейчас, рассматривая план, он обдумывал услышанную от информатора новость. По всему получалось, что английская разведка, подготовив в Гонконге группу из китайцев, отправила их с какими-то заданиями во Вьетнам, Сингапур, Малайзию и Таиланд. Только вот с какой целью? Неужели готовятся к возможной войне с Японией?
       ********
       Владимир прошел мимо кафе, в котором за крайним столиком расположился связной. Пройдя неспешным шагом до конца улицы, Владимир устроился на скамейке в небольшом, но тенистом парке с несколькими выходами. Развернув газету местного немецкого общества, он углубился в изучение статьи какого-то писаки всерьез утверждавшего о превосходстве народов арийской крови над прочими и о великой миссии этих народов. Читать это было очень трудно. Не то что какая-то местная, центральная немецкая пресса вконец испортилась, и её читать стало совсем не возможно. Разве что только в качестве прикрытия. Одни лозунги, статьи каких-то сумасшедших писак, от которых веяло большой войной. Через некоторое время в парк вошел связной. Сделав знак, что всё в порядке, он прошёл по парку, полюбовался из беседки открывающимся видом на церковь, извилистыми улицами, продолжавшие свой вековой бег вниз, к морю, и только потом присел на скамейку к Владимиру.
       - Спешу сообщить, что племенники добрались до дяди в целости и сохранности. Отчего дядюшка очень доволен и просит вас поблагодарить. - Вместо привычного обмена репликами сообщил связной. - Дядя также просил передать, что принято решение о небольших изменениях в нашей семье. Принимая во внимание резонанс от небольшого концерта, который был устроен, некоторые члены семьи стали привлекать к себе внимание. Поэтому, Карлос и Франка, как муж и жена, отправляются в Бразилию, Алехандро и Хосе в Аргентину, Француа с сыном переберутся поближе к Америке. В Мексику. Крайний срок убытия до конца следующей недели. Паспорта на них можно будет забрать завтра в первом тайнике. Во втором тайнике вы возьмете пакет с деньгами для организации переезда. При прибытии они поступают в распоряжение местных резидентов. По устройству они должны будут сообщить о своем нахождении установленным образом. Во втором тайнике найдете открытки для этого.
       - А что в отношении меня? - Владимир сложил газету пополам, отметив про себя, что пальцы испачканы свинцовой краской. Местная типография не пожалела при печати краски на эту бредовую газету. Решив разбросать группу, они не могли оставить его просто так в стране. Отзовут или придется формировать новую боевую группу с "нуля"?
       - В отношении Вас дядя принял решение отозвать на Родину, дав Вам возможность отдохнуть и подлечить беспокоящую Вас рану. После убытия группы, Вы получите письмо из Австралии о приезде к Вам племянника и извещение о болезни Вашего дяди. Сам племянник приедет через неделю после письма. Ему и сдадите всё свое хозяйство, перед выездом в Австралию. - Заметив приподнятую бровь Владимира, утвердительно кивнул головой. - И дело тоже. Тем более, племянник получил очень хорошее торговое образование в Сиднее и будет более успешней вести дела компании. Жаль терять такой прибыльный бизнес в этой стране. Не так ли? К тому же он член ячейки сторонников НСДП в Австралии. Что значительно облегчит его диалог с местными немцами. К сожалению, у меня мало времени. Поэтому, пожелаю Вам и вашим людям удачи.
       Связной, закончив говорить, поправил отворот своего плаща, встал. Медленно, чуть, едва заметно, подволакивая правую ногу, он направился к выходу из парка на одну из улиц, ведущих к морю. Владимир же, откинувшись на спинку скамейки, стал обдумывать услышанную новость от связного. Да, действительно, шума они наделали много. Уже неделю как по всей стране проверяют владельцев небольших грузовичков и мотоциклов. Но, по-другому, в той ситуации поступить было нельзя. И "дядя" тоже хорошо подумал, прежде чем принять решение на разделение группы и отправку в разные страны. Что ж, значит, будем переформировываться. Ребята по странам на вживание, а он в отпуск - к жене и сыну. А после отдыха и лечения вновь в бой. А то, что так будет, он не сомневался. По всем признакам Европа дышит войной, в которую будут втянуты все. Возможно даже и СССР. Владимир тяжело вздохнул. Война это всегда боль и ужас. Только когда в Европе она разразится и где? И готовы ли мы к ней?
       Посидев еще на лавочке, делая вид, что читает газету, Владимир отправился в контору. После обеда к нему должен был зайти новый партнер, решившийся попробовать отправить руду из Испании в Англию. Что было крайне удивительно. Отправка при тотальном контроле за отправками руды из Испании со стороны совместных испано-немецких и испано-итальянских компаний, душивших каждую попытку отправки во Францию или Америку, не говоря уже об Англии? Храбрый и рисковый человек, ничего не скажешь. Хотя, наверно, такие рисковые и делают дело. Ну, а мы поможем ему с фрахтом. Тем более, что уже вернулся в порт знакомый капитан, который мог порекомендовать Владимиру, владельцу форвардной компании, надежного капитана с нужным судном. В этом деле связи решают многое. Связи, связи, как их передать новому человеку? И сможет ли он поддержать их? Сколько времени у него уйдет на вхождение в местную, очень не простую ситуацию? Эх, одни вопросы! Ну, да ладно! Это у тех, кто ничего не делает, не бывает проблем и вопросов.
       А вообще, это здорово. Не зря работал здесь, не зря подвергал себя опасностям. Воспитал хороших агентов и бойцов для дела. А теперь домой. Через какой-то месяц или полтора, он увидится с женой, сыном. Обнимет их! Ох, как же давно он не видел их. Считай целых три года, без малого. Нет, целую вечность.
       *********
       Ответив на приветствие дневального, Иван Смольников толкнул дверь в крыло барака на втором этаже штаба, которое занимал их отдел. Она заскрипела, но не поддалась. Иван пару раз стукнул ладошкой по двери, торопя дневального с той стороны. В комендантской роте наряд дневальным в это крыло считался самым трудным, так как ночью зачастую не удавалось подремать. Вот и сейчас, красные глаза дневального, отворившего перед ним дверь, обшитую снаружи металлическим листом, лишь подтверждали правильность такого утверждения. Десять вечера, а, в этом крыле штаба, работа, видно, только началась.
       На полу, сняв сапоги и протянув ноги, сидел Ким. Перед ним, посреди кабинета, высилась гора бумаг. Он с такой тоской посмотрел на входящего, что Смольников улыбнулся.
       - Мда, целая гора Фудзи! В период цветения сакуры! - Иван, подойдя к горе, разобрал, что в ней были бумаги, документы не только на китайском, но и на японском, монгольском языках. - Откуда же такая гора?
       - Откуда, откуда? Сорока на хвосте принесла. - Ким, подогнул ногу. - Вот, сижу, с утра разбираю. Присоединяйся. Скоро Марлен подойдет.
       - Мда, сорока, видимо, была размером с верблюда. - Пошутил Иван, снимая портупею. - И одним Марленом тут не обойтись. Разобрать - разберем, а вот перевод.
       - С переводом товарищи из округа помогут. - Ким хлопнул кипу подобранных бумаг на стол. - Вот тут, японские. Вон там, китайские. Здесь на монгольском. А вон там, на том столе прочее.
       - А что прочее? - Иван присел к шуршащей горе.
       - Как и положено. Прочее. На русском, французском. Даже на немецком попадаются. Но больше всего это страницы из газет, журналов. Так, мелочь. Ну, как, пострелялось?
       - Уши заложило. - Иван, подхватив часть бумаг из горы, подгреб к себе. - Из всего пострелял, даже из новой Токаревской винтовки. Знаешь, ощущения странные.
       - Это как? - Ким перевернул документ, рассматривая оборотную сторону. - Что "песни" поет?
       - Да, нет. Звук нормальный. Чуть громкий, но нормально. Необычно то, что уверенно один, два патрона в цель. Как не стреляй, все равно попадаешь. Вот бы такую, да всем.
       - Сколько патронов сожрет. - Ким поменял позу, чертыхнувшись. Нога затекла. - Лучше прицелиться точно, и точно попасть в глаз. Так правильно. Один выстрел - один враг.
       - Может ты и прав. - Иван перехватил протягиваемую пачку на китайском. - Только вот когда наступление, на тебя идет много врагов. Сколько из винтовки можно успеть убить? А? Не знаешь? И я не знаю. Но я понимаю, что из этой самозарядки можно убить значительно больше, чем из винтовки Мосина. Которая уже устарела.
       - Устарела? Да, нет, ошибаешься. Она надежная, простая, несложная в чистке. Опять же, при правильном обучении красноармеец её не только с закрытыми глазами знает, но и правильно стрелять из неё умеет.
       В дверь несколько раз сильно стукнули. Буркнув "Марлен пришел" Ким, кряхтя поднялся, откинул глазок, посмотрел. Засов грохнул, впуская в кабинет с открытой дверью свежий воздух. Марлен, улыбаясь, внес под мышкой сверток.
       - Ну, что? Землеройки? Роетесь? В истории окаменевшем дерьме? - Последнее, снимая шинель, он продекламировал, подстраиваясь под ритм Маяковского.
       - Ага, акын степей свободных. - Ким, потянул воздух, принюхиваясь. - Слушай, мне кажется или тут пахнет пирогами?
       - Нет, тебе не кажется. - Марлен кивнул на сверток. - Налетай. Пирожки в столовой сделали. Вот по пути забежал, купил. Знаю же, что голодные аки волки.
       - Да ты ж, наш спаситель! - Ким и Иван бросились к свертку. Пирожки пекли в столовой редко. Но пекли просто восхитительно.
       - Слушай, а случайно это не Фая пекла? - Ким с удовольствием откусил кусок пирожка. - Такие вкусные только она может спечь. А чего это они к вечеру стали печь-то?
       - Потому, что ты голодный. - Марлен уселся рядом с кучей. - Хватит болтать. Жуйте и вперед разбирать. Надо успеть не только всё разобрать, но ещё подготовить часть к отправке в округ. Часть наиболее важных тут сделаем, а менее важные в округ. Понятно?
       Ким и Иван, молча закивали головами. Конечно, понятно. Чего тут не понять. Им капитан Сапрыкин так же сказал. Что было естественно. Тут ближе к японцам, отсюда должна идти важная информация, которую, как надеялись сотрудники военной разведки, они могли получить, обработав эту гору бумаг, принесенную их агентом. А округ это округ. У них свои источники, своя информация.
       А информации надо было много, разной и важной. Конечно же, лучше самой важной. Как, например, планы японцев в отношении Советского Союза, появление которых в этой кучи бумаг маловероятно. Тут больше всего распоряжений японцев в отношении китайского населения, какие-то японские газеты, военные журналы, обрывки писем солдат, тетрадки с записями. Из которых мало чего можно было "выдавить". И это при том, что ситуация тут очень и очень сложная. Японцы с каждым днем наглеют. Банды с их стороны, лазутчики. Недавно, вообще, открыто обстреляли наряд пограничников, пытаясь спровоцировать перестрелку на границе. Ох, зыбкое тут спокойствие, очень зыбкое.
       А еще понятно им, что возможно скоро будет свадьба их друга Марлена, недавно получившего старшего лейтенанта, и Фаи, молоденькой и красивой поварихи из столовой, вольнонаемной. Почему? А потому, что пирожки вечером в столовой никогда не жарили и также потому, что Марлен стал каждый вечер допоздна задерживаться в городке. И видели их пару раз вместе гуляющих по берегу этой мелкой монгольской речушки. Так, что скоро, скоро они погуляют на свадьбе, поедят домашней готовки.
       *******
       Аньсин игриво потянул за тоненькую тесемку, свернутую в узел на плече танцовщицы. Получив по рукам, он огорченно покачал головой, но успел хлопнуть по попке ускользающей от него танцовщицы. За кулисами шла обычная сумасшедшая жизнь варьете перед началом представления. Кто-то растягивался, кто-то, шипя, выговаривал костюмеру за не подготовленный, по мнению ругавшейся, костюм, кто-то, собравшись в небольшие группки, болтал, ожидая начала представления. Рабочие, под присмотром старшего, ворча, усердно приводили сцену в порядок. Администратор сверял текст с конферансье, отговаривая того воздержаться от экспромтов. Аньсин же, прохаживаясь по сцене, делал замечания, сердито выговаривал старшему за не подготовленную во время сцену, заигрывал с танцовщицами, которые, хихикая, давали шутливый отпор и ускользали от него. Конечно же, он тут хозяин, бог и прямой отказ оскорбил бы его. Ведь как он пожелает, так и будет. Танцовщицы, как все умные женщины, уже поняли, что за всеми этими проказами холостяка у их хозяина ничего не последует. Другой бы уже не раз воспользовался своим положением, а этот даже на попытку вступить в более тесные отношения отвечал так, что становилось всё понятным. Ёще один шажок в его сторону и ты уже на улице с обратным билетом в скученные толпы безработных эмигрантов Гонконга. Так что, лучше судьбу не искушать. Поэтому кордебалетом была выбрана тактика шутливой игры, которую их хозяин принял и неукоснительно придерживался.
       Когда раздвинулся занавес, оркестр заиграл мелодию, Аньсин уже стоял в тени колоны ресторанного зала, наблюдая за собравшейся сегодня публикой. Хотя он это делал каждый вечер, когда давали представление, сегодня у него было особое настроение. Вчера приехал Чжуни с кучей новостей, письмом от Чен Лань и известием, от которого у Гаошаня упало настроение. Англичанами было принято решение об отзыве Гаошаня в Сингапур, где он поступит в распоряжение командования флота. Заведение и весь бизнес он должен был продать, конечно же, фиктивно, французу, приезжающему на замену. Ему же переходит вся сеть информаторов и агентов, созданная Гаошанем за это время. Нет, он не был против этого, но сможет ли этот европеец работать тут с китайцами, вьетнамцами, так же как и он? Аккуратно, с уважением и соблюдением всех не гласных правил и законов поведения? Поэтому, сегодня он как никогда внимательно смотрел на веселящуюся публику, снующих официантов, мелькающие аппетитные ножки кордебалета. Словно прощался со своим детищем.
       В кабинете, смахнув невидимую пыль со стола, он занес выручку от продажи билетов в кассовую книгу, быстро посчитав в уме примерную выручку. От полученного результата Аньсин очень огорчился. Дела шли до того хорошо, что оставлять его не хотелось. А может быть плюнуть на всё и остаться тут? Перевезти сюда Чен Лань, её родителей, открыть еще пару заведений в других больших портах французского и голландского Индокитая? Такие мысли периодически приходили ему в голову, вызывая горячее желание послать всех в преисподнюю, забиться в этом уголке спокойной жизни и заняться своими делами. Тем более, что он уже не мальчик. Но Гаошань прекрасно понимал, что это лишь мечты, так как суровое дыхание большой войны, отдающее японским душком, уже чувствовалось в колониях. Последние события в порту и требования забастовщиков, к которым ни Сопротивление, ни коммунисты, ни социалисты не приложили свои руки, показывали, что японцы уже дотянулись сюда. Японская армия, в последнее время так хорошо потеснившая китайскую армию на Юге, стояла живым напоминанием силы на северной границе французской колонии. И ему было понятно, что они стояли без движения лишь в ожидании команды. Вообще, тут всё так обостренно, что этот зыбкий баланс долго не может продержаться.
       Вздохнув еще раз, Гаошань вышел из зала, по пути погрозив пальцем гардеробщику, по его мнению, не столь тщательно смахивающего геккона со стены, вышел из ажурных дверей заведения на улицу. Теперь предстояло проделать то, к чему Аньсин готовился всё это время. Сейчас он отправится к "папаше Жу", чтобы, изобразив ужас, растерянность, смятение на лице, рассказать о случившемся с его родственниками несчастье, необходимости убыть отсюда, а также предложить ему часть заведения. Вернее сказать, часть своей доли в капитале, за, конечно же, умеренные отступные, о которых англичане не узнают. Так как для них глава полиции этого города уже вошел в капитал заведения с первых дней. Но с какой частью они не знали. А, в принципе, какая разница? Десять процентов, двадцать процентов? Главное, что мэтр Жуни очень чутко относится ко всем просьбам и нуждам этого заведения.
      
      
      
      
      
       ГЛАВА ДВЕНАДЦАТЬ. ЗАКАТ В БАГРОВЫХ ТОНАХ.
      
       Полковник потянул за шнурок звонка. Весенний ветер, ворвавшийся в открытое окно кабинета, похолодив руку, заворошил бумаги на столе. "Все-таки это прекрасное время года, весна" - подумал про себя он, кивнув на стул вошедшему секретарю. - "Как жаль, что жизнь проходит в усилиях, которые мы вынуждены делать".
       Встав у окна, полковник окинул взглядом плац, на котором тренировались ровные квадраты рот. Оставшись довольным увиденным, он повернулся к секретарю.
       - Запишите, закодируйте моим личным шифром и отправьте в канцелярию заместителя военного министра Тодзио фельдъегерской почтой. Итак, уважаемый друг, я вновь обращаюсь к тебе со своими соображениями по обеспечению нашей деятельности в известном тебе направлении. Как ты знаешь, мы полагаем, что Россия еще не готова к противостоянию с нашей Империей. Сделать такой вывод позволяет нам получаемая из СССР информация, а также данные местной разведки приграничных районов СССР и монголов. Их пограничные посты, в том направлении, разбросаны достаточно далеко друг от друга, а части русских, по их договору о взаимопомощи, находятся на расстоянии 400-500 километров. Кроме того, расстояние от ближайшей железнодорожной ветки к ближайшей части русских так велико, что мы можем только благодарить русских за их медлительность в инженерном обустройстве местности.
       Кроме того, как нам видится, все наши меры, предпринятые нами здесь и в Японии, для обоснования нашей деятельности, дают ощутимые и видимые результаты. Тем более, что настрой баргутской банды позволяет нам говорить о выстраивания именной той необходимой нам линии поведения, о которой мы говорили с тобой на нашей встрече на императорском приеме. К тому же, наша созидательная деятельность по улучшению дорожной сети, уже приводит нас к пониманию необходимости скорейшего движения в известном тебе направлении. В противном случае, опасность будет нависать над нашей дорогой и мешать нам свободно перемещать грузы.
       Cтоя у карты, равномерно покачиваясь, полковник продолжил диктовать письмо. Хотя он не назвал ни одного имени, ни одного конкретного места и писарь, и человек, которому предназначалось это письмо, как и многие, здесь в штабе, и там, в Токио, прекрасно понимали о чём идет речь. Формируя в Барге, северо-западной части Маньчжурии, группировку для удара из этого района в случае войны с Россией, Япония затеяла строительство железной дороги Халун - Аршан - Ганьчжур, которая, обходя труднопреодолимые отроги хребта Большой Хинган, пролегала на расстоянии до двух-трех километров от маньчжуро-монгольской границы, и практически параллельно с ней. Что создавало опасность прямого прицельного обстрела важной транспортной артерии с господствующих песчаных высот на восточном берегу Халхин-Гола. Кроме того, этот восточный выступ Монголии не только угрожал перевозкам, но и создавал опасность возможного удара в тыл Хайларского укрепленного района. "Подвинув" монголов с этого выступа, Япония сразу решала несколько задач стратегического характера и получала хороший плацдарм в случае войны с Россией. К тому же это прекрасная возможность втравить этого "последнего императора" в свару с Россией и полностью испортить его отношения с англичанами и американцами.
       Закончив диктовать, полковник уселся в кресло и вновь вытащил пакет с картами. Прежде чем сделать какой-то шаг, надо понять как его сделать. Тем более, что информация и "дружеские советы" от его друзей в Токио давали ему пищу для размышления. Император, отдавая дань преданности и активности командования Квантунской армии, обеспечивающих стабильный поток товаров, материалов, людей и денег из Маньчжурии в метроплию, вместе с тем, был крайне негативно настроен по вопросу войны с Монголей и Россией. Тем более, что "устная договоренность" между монголами и русскими уже привела к скоплению русских войск на территории Монголии на расстоянии 400 - 500 км. от границы. Одно неверное движение тут отзовется большими проблемами для Японии во всем мире. Если сейчас вспыхнет война с русскими, к ней присоединятся американцы, которые крайне негативно реагируют на движение японской армии в направлении Юго-Восточной Азии, где у тех нефтяные скважины и значительные плантации каучука. Да, и русских, на Тихом океане, уже появился свой флот, который уже значительно превосходил тот флот, что был в 1905 году. Как по техническим характеристикам, так и по уровню обучения. А русские драться умеют. Это он помнил еще со времен люйшуньской компании, когда молодым лейтенантом впервые пошел в атаку на русские позиции на батарейной горе, от которой у него остался на ноге глубокий след от русского штыка. Даже принимая во внимание некую дезорганизованность, вызванную проведенными в среде командного состава Сталиным "прочистками рядов", шаблонностью военной подготовки в частях, отсутствия опыта у командиров, русские еще способны дать отпор, при наличии личности, способной возглавить войска. Яркой и харизматичной личности, умеющей думать нешаблонно, не "по уставу". А именно так должен думать хороший командир и военноначальник, вставший во главе армии. Так ему говорил полковник Мацуи, сложивший голову на серых сопках этой Маньчжурии. А полковник имел опыт и знания, которые ему помогли дослужиться до полковника из простого солдата.
       Разволновавшись от посетивших его седую голову мыслей, полковник выбрал один из конвертов, вытащил подготовленный план, развернул листки с колонками цифр и наименований. Для него мелкие цифры, множась, складывались в роты, батальоны, полки, артиллерию, пулеметы и сабли, превращаясь в полномерную дивизию. Нет, такой подход в разрешении этого вопроса был бы опасен. Полковник аккуратно сложил бумаги в конверт, спрятал пакет в сейф, и закурил.
       Пуская дым в потолок, он прокручивал в голове все известные ему военные операции, проводившиеся в Китае, Японии и в мире. Но ни в одной из них он не мог найти пример для подражания. Эти операции проводились или уже в военное время, или приводили к объявлению войны. Разве что, применить вариант с провокацией? Два раза сработало, почему не может сработать третий раз? Тем более, кто там будет потом разбираться кто монгол, а кто баргут? И применить только часть дивизии, только в качестве вспомогательной силы, "подпирающей" сзади толпы этих дармоедов из армии Маньчжоуго. А из них сформировать подвижные части, способные быстро перемещаться, запустить в тыл монгольским пограничникам эскадроны баргутов, благо они ненавидят монголов, перерезать пути, создать панику, и до подхода русских, уже укрепившись на том берегу, поднять вопрос о нападении монголов на строителей дороги. Кто же выступит свидетелем, если всех перебьют? Полковник хмыкнул, довольный собой. Скоро, баргуты и маньчжуры, состоявшие на военной службе в армии "Империи", наконец, получат возможность доказать свою преданность великой Японии и отработать свой хлеб, который они так бездарно проедают, проводя время в пьянках и драках между собой.
       ******
       Мотоцикл, замедляя ход, скатился на обочину дороги. Позади была преодоленная пустынная местность, с чахлыми низкорослыми кустиками местной колючей травы, подъем на перевал по узким тропкам. Они сократили расстояние, не поехав по основной дороге, а свернули на "верблюжий след". Теперь же, выйдя на перевал, все трое почувствовали как они устали. Мотоциклист от управления в сложнейших условиях, Смольников от толчков, рывков, постоянных соскакиваний и толканий в гору ревущего мотоцикла, капитан Сапрыкин от всей дороги. "Дредноут" Михалыча был безнадежно поврежден в аварии, из которой Михалыч вышел живым, но со сломанной рукой, а новый грузовичок, а тем более автобус, надо было ожидать, как минимум, полгода. Вот и разъезжали они на старом немецком мотоцикле с коляской, который ещё так шустро бегал по местным кочкам.
       Молодой красноармеец, стянув краги, звякал привязанной к коляске канистрой, раскручивая веревки. Требовалось долить бензина, и они вновь могли пускаться в путь. Тем более, что до конечной цели их поездки осталось совсем немного. С перевала был виден военный городок монгольской части, куда они направились сегодня ранним утром.
       Потянувшись, Сапркин заскрипел кожаными ремнями, охватывающими теплую кожаную куртку, которую он удачно в начале зимы выменял у бронеотрядовцев на выделанную шкуру барана. Если бы не эти шкуры, он и Смольников, которому также досталась такая же куртка, только чуть большего размера, уже были бы сосульками, так как никакая шинель или ватник не спас бы их от пронизывающего ветра монгольских степей. Капитан покопался в коляске, переложил ППД на место снятой канистры, вытащил сумку с большим термосом.
       - Герасимов. - Позвал он мотоциклиста, старательно пыхтевшего, окоченевшим носом над мотором. - У тебя кружка есть?
       - Найдем, товарищ капитан. - Герасимов, не поворачивая головы, кивнул. - Там, в отсеке, среди тряпок.
       - А пить-то из нее можно? - Поинтересовался Смольников, делавший приседания, стараясь согреть застывшие ноги. - Или так же пахнет бензином, как ты?
       - Да это не я пахну. - Герасимов хихикнул. - Это мотор, зараза, где-то пропускает.
       - Ой, сгоришь, ты, паря, на этом драндулете! - Сапрыкин отвинтил крышку термоса. - Как закончишь своего коня кормить, присоединяйся.
       Кроме горячего чая, который свидетельствовал о своей температуре столбом пара в свежем воздухе, Сапрыкин развернул большой пакет с бутербродами. Смольников даже икнул от изумления. Масло, колбаса, ветчина. Он уже как неделю сидел на каше, сильно надоевшей ему. Но занимать или как-то пользоваться приглашениями к обедам он не хотел. Гордость не позволяла. Лучше подождет до выдачи зарплаты. А там, что привезут в "Военторг". Судьба у холостяка-офицера такая. Жизнь всегда строго относится к попыткам шикануть. Вроде, как и рассчитал всё. Часть отцу с матерью, часть на питание, часть на книги и новые сапоги. Ан, нет, где-то просчитался. И куда только деньги уходят?
       Герасимов, закончив заправлять и подкручивать что-то в моторе, достал кружку, которая изумила своей чистотой и отсутствием помятостей, столь характерных для кружек водителей, вечно лежащих среди ключей, промасленных тряпок. Все трое прихлебывая обжигающий чай, уставились на долину, растекавшуюся далеко за горизонт, исчезая в лучах кроваво-красного солнца.
       Герасимов хмыкнул.
       - Чего? - Сапрыкин, пододвинул бумагу, на котором лежали два бутерброда. - Это твои. Жуй.
       - Да, я о солнце, - Герасимов, как-то осторожно протянул руку, выбрал самый маленький по размерам бутерброд, - хмыкаю. Бабы на деревне говорили, что к войне это. Большой крови, такое солнце.
       - Ага. - Сапрыкин покачал головой. - А еще комсомолец, наверно? Верить всяким бабьим старорежимным выдумкам! Обыкновенное атмосферное явление.
       - Ага. - Согласился Герсимов, откусывая бутерброд. Но, не смотря на занятый рот, не вытерпел, спросил. -А как, Вы, думаете, товарищ капитан, война будет?
       - Далась она вам! - Сапрыкин крякнул. - Другой темы в курилке нет, что ли? А сам-то думаешь как?
       Герасимов проглотил остаток бутерброда, запил чаем и, набрав воздуха, разразился такой длинной речью с аргументами за и против, что Смольников удивился. Молодой красноармеец, начав от провокаций на маньчжурско-монгольской границе, вывел на события в Европе, где заканчивалась война с Испанией, хозяйничал Гитлер, с попустительства Англии и Франции, занявший несколько стран. А Япония с ними, фашистами, очень даже дружит.
       - И посему получается, товарищ капитан, что война будет. - Герасимов хмыкнул, прочищая нос, поискал у себя за пазухой папироску. - Если Гитлер в Европе не того, то Япония либо американцам даст леща, либо братскому монгольскому народу юшку пустит. Вот мы так и думаем.
       - Это хорошо, что вы думаете. Только вот немного неправильно. Война в Европе, если такая и будет, нас коснется поскольку - постольку, а вот японцы.... Тут нам ухо держать надо востро. - Сапрыкин скомкал бумагу, сунул вместе с термосом обратно в сумку. - Ну, что поехали, стратеги?
       Мотоцикл радостно рявкнул, вспугнув какого-то зверька, поспешившего спрятаться в россыпи камней, и повинуясь рукам мотоциклиста, лихо дернулся, выскакивая на дорогу. Оставляя за собой сизый дымок и шлейф серой пыли, мотоцикл, подкидывая коляску на незаметных рытвинах, устремился вниз, к военному городку в долине, залитой красноватым солнцем.
       ******
       Небо, ослепительно синее, затягивало своей бездонностью и необъятностью. Теплое солнце, нагревавшее жестяную крышу, на которой разлеглись подённые работники лесопилки в припортовой части городка Коквитлам, слепило глаза, заставляя щуриться. Весна в Британской Колумбии была очень теплой, даже через чур теплой. Но Анатолий Романовский был этому рад. Его дырявое пальто, порванное уже тут, на лесопилке, никак не предполагало холодной погоды. А денег на новое у него еще не было. Добравшись в один из португальских портов, путем сложным и опасным, через воюющую Испанию, и, не менее опасную для нелегальных беженцев, Португалию, Романовскому удалось сесть на пароход, уходивший в Южную Америку. Но, попав в теплый Рио, он не стал там задерживаться, а сразу двинулся к конечной цели своего опасного путешествия - сел на первый же пароход, отправляющийся в Канаду.
       На землю Канады в порту Коквитлам, что в районе славного города Ванкувера, он вступил с небольшим чемоданчиком, десятью американскими долларами в кармане, пустым желудком и настроем на работу. Но получить место в какой-нибудь конторе или более-менее приличном месте ему не удавалось. Все с подозрением относились к его испанскому паспорту и под благовидным предлогом отказывали. Он побывал даже в полиции, где ему указали на просроченные документы иммиграционного департамента, слегка пожурили и, покормив, отпустили. В обществе русских иммигрантов, куда он обратился, отчаявшись устроиться на работу, посочувствовали, но, показав длинный список ожидавших работу, покормили и также отказали в помощи. Помучившись с месяц, Анатолий махнул рукой на условности и пошел работать на лесопилку. Одновременно он обратился в иммиграционный департамент, стараясь выбить себе "правильные документы". В результате долгих препирательств, он лежит сейчас на крыше склада, греется с такими же "наемниками", в разодранном пальто, но с долларом на неделю и уже с правильными документами, дающими право на проживание в Канаде. Ничего, ничего. Английский его день ото дня лучше, с голода не помрет, спасибо китайцу, готовившему из ничего довольно сносную еду, с которым он тут сошелся, благодаря своему скромному китайскому. Так что, можно сказать, что жизнь налаживается. Он перевернулся на живот, подставив спину жарящим лучам. Внизу, перед складом сновали рабочие, укладывавшие на грузовик, купленные кем-то доски. Конечно, тут платили мало, зато, если что, кормили и позволяли жить в небольшом заваливающимся домике, стоявшем рядом с лесопилкой. И это была работа. В полудреме Анатолий скользнул взглядом по подъехавшей машине. Очередные покупатели лесопильных материалов. Расслабленно зевнув, он тут же проснулся и приподнялся. Русская речь. Там внизу были русские. Он соскользнул с крыши, подошел поближе. Так и есть, покупают доски для нового дома в Ванкувере. Хозяин, ласково улыбаясь, не стесняясь, давал высокую цену для сырой доски, приводя в подтверждение цены конкурентов, помещенные в газете. Улучив момент, Анатолий, стараясь не привлекать внимание, быстро продиктовал правильные цены на сухую доску. Хозяин вскипел, услышав встречное предложение по цене. Он поднимал руки вверх, закатывал глаза, морщился, крутил головой, печально отказываясь верить в предлагаемые покупателем цены, но всё же сдался. Русские, довольные сэкономленной суммой, незаметно для всех, сунули пару долларов Анатолию и попросили посмотреть, чтобы положили действительно сухую доску и доставили точно в срок. Анатолий, конечно же, согласился. Ведь при доставке он точно получит еще пару-другую долларов. А это, как не крути, а новое пальто и плюс новые ботинки со штанами. Лето-то, вон, не за горами. Довольный собой, Романовский прошел в цех, встал к станку. До конца работы осталось всего ничего - пять часов.
       ******
       Офицеры, стряхнув счеты, положили их сверху на стопку папок. На сегодня достаточно. Они уже пять раз считали объем боеприпасов, исходя из нормы расхода в боевое время. Но начальник штаба потребовал вновь пересчитать, учитывая внесенные изменения в количественный состав. Большой сейф, скрипнув дверью, принял на полки их папки и счеты. Молча, офицеры опломбировали сейф, поставили личные печати и спустились к дежурному, сдать ключи. За несколько лет совместной службы на Хоккайдо и здесь в Маньчжурии интенданты научились понимать друг друга без слов. Поэтому, когда от них вновь потребовали пересчитать, они не говоря и слова, сели за расчеты. Они оба понимали, что ведется расчет не простого мобилизационного плана на случай нападения России на японские части. Этих мобилизационных планов они считали, пересчитали уже несколько десятков, если не больше. Такой тщательный пересчет, да еще с учетом потребностей багутской кавалерии, с увеличением времени доставки нужен только для одного. Для стабильного и полного снабжения боеприпасами и прочим довольствием наступающих войск. Направление наступления для них тоже не было большим секретом. Обеспечение водой частей необходимо только на одном направлении - монгольском. У русских же с речками всё было нормально.
       Выйдя на крыльцо штаба, они закурили и не очень спеша, пошли по направлению к офицерскому городку. Ветер, постоянно дувший в любое время года, дергал их за полы длинных плащей на меху, старался задуть сигареты. Но офицеры, не обращали на это внимание. Вышагивая по дорожке, высыпанной из битого красного кирпича, они всё также молча медленно двигались мимо казарм, большого плаца.
       Аккуратные двухэтажные домики офицерского городка стройно выстроились кварталом, обнесенным высоким забором, что было немного неудобно для живущих там. Но, зато, спокойно и безопасно. Никакой китайский вор не проникнет внутрь. Но мужчинам, проводившим практически всё время на службе, это было как-то всё равно. Главное, что у каждого из них был собственный двухэтажный домик с шестью комнатами, против двух на Хоккайдо. Да и по деньгам тут было значительно лучше. В Японии они бы не смогли иметь собственного садовника, няню для своих детей. Всё-таки правильно они поступили шесть лет назад, вместе написав рапорт на отправку в далекую и враждебную Маньчжурию. Теперь же они пожинают плоды своей решимости.
       В этой дикой стране они, японцы, как терпеливые хозяева, учат этих диких китайцев как надо правильно жить и что надо делать, чтобы хозяин был доволен, а дешевые рабочие руки китайцев возводят для них дома, мостят дороги, обслуживают и улучшают условия жизни. Таков порядок, который дан с начала времен и никто из "низших" не может оспаривать это правило. Великая Япония расправляет крылья благоденствия над "дикими народами" и несет им процветание и высокую культуру.
       Остановившись у пруда, офицеры уселись в беседку, которая немного защищала от ветра. Они не торопились домой. Перешагнув границы дома, они попадали в зону ворчания жены, визга детей, поучений слуг и прочих крайне не приятных для настоящего мужчины дел. Тем более, что офицеры между собой поговаривали о какой-то новой системе прослушивания в домах, которую недавно привезли из Германии. И которую, конечно же, применят для контроля за разговорами офицеров штаба дома, чтобы не допускать утечки военной тайны. Они, конечно же, понимали, что это вранье чистой воды, если смотреть глубже. Опасаться стоило "незаметных друзей" среди слуг и нянь. Поэтому, тут, на "нейтральной территории", с просматриваемыми со всех сторон подходами, они могли спокойно обсудить то, что их волновало. Ведь известно, что каждая война для тыловиков несет с собой большие выгоды и большие риски. А вот как получить побольше выгоды от неё и при этом не рисковать без надобности - этот вопрос они должны были обговорить заранее. Но, как они не крутили, всё равно получалось, что лучше всего было сидеть в штабе и не показывать носа на передовой. И причин тому было много. От простейшей - ранения по глупости на передовой до сверхсложной - подачи нужной бумаги в нужное время и организация работы на глазах начальников. Если с первым всё было понятно, то вот со вторым надо было держать ухо востро и не ошибиться. Так что, "золотой серединки" никак нельзя было достичь. Хотя хотелось.
       К тому же, у них были сомнения в возможности "выдавливания" монголов с этого "аппендицита" небольшими силами военного округа в виде частей багутской кавалерии, маньчжурских вояк и некоторых частей шестой японской императорской армии. Если за монголов вступятся русские, то там потребуется значительно больше сил. Русские, хоть и находились в очень невыгодных условиях, всё-таки представляли серьезную силу, которую нельзя было не учитывать. Но понимали это в отделе оперативного планирования, когда разрабатывали "План  8"? Наверно, что-то понимали, а что-то нет. Им-то, как тыловикам, было понятно, что даже при удаленности железной дороги от места боев, русские могут наладить бесперебойную доставку грузов автомобилями. Благо бензина и автомобилей в их войсках было достаточно. Даже налеты авиации не смогут нарушить стабильность поставок. Но обсуждать открыто это они не могли. Вернее сказать, не решались. Только сейчас, на "нейтральной территории", они обменивались своими соображениями по балансу сил, стараясь предугадать куда подует ветер военной удачи. Ведь от этого зависит их дальнейшая судьба в штабе и карьерный рост.
       Докурив третью сигарету, мужчины поднялись, пожали друг другу руки. Жены давно ждали их домой.
      
      
      
      
      
       ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЖАРКИЕ БУДНИ ВЕСНЫ 1939 ГОДА.
      
       Куропаткин перевернул лист газеты с хвалебными статьями о наведении порядка генералом Франко в Испании и налаживании спокойной жизни в городах и селах. Читать такое он больше не мог. Его мутило от тона английской газеты в самом выгодном свете описывающей, какие меры принимает правительство "национального согласия". В феврале после признания временного правительства генерала Франсиско Франко Баамонде (среди своих "дон Пако") правительствами Франции и Великобритании предатели коммунистического движения лезли из кожи, стараясь заслужить одобрение своих хозяев. А почувствовавшие открытую поддержку фалангисты опубликовали в Бургосе, временной столицы фалангистов, условия капитуляции. В результате, предательство правых социалистов и сторонников заключения "почетного мира", поднявших 4 марта восстание в Картахене. А уже 5 марта пал Мадрид.
       Генерал Франко, ветеран нескольких марокканских военных кампаний, "дитя" национального позора от поражения в 1898 году в войне с США, в результате которой Испания лишилась Кубы и Филиппин, торжествовал и свирепствовал, расправляясь с революционерами и сочувствующими. Остатки интербригад в конце апреля, с боями отступив на территорию Франции, сразу попали в лагеря, услужливо приготовленные лживым французским правительством. Террор и смерть правили теперь в Испании.
       Николай потянулся, достал часы из кармана жилетки, сверил с ударами больших часов на башне администрации колонии. Ровно. Пора было идти в администрацию за подготовленным разрешением на строительство пристани. Ведь для удобства проживающих следовало открыть дополнительный рейс, а свободных мест для швартовки не было. Хорошо, что и банк, и руководство колониальной пароходной компании приняли во внимание доводы Николая и согласились отрыть дополнительный рейс, а также войти в состав владельцев этой пристани. Всё это, придавало солидности и стабильности его делу, которое развивалось и двигалось вперед семимильными шагами.
       Бросив взгляд на бухту, заполненную кораблями и сампанами с красными и желтыми флажками, Николай невольно вспомнил бухту в Ялте и ту первомайскую демонстрацию, на которой он познакомился с Екатериной. Господи, как же давно это было? Где сейчас она, что делает? Наверно уже вышла замуж, родила детей и ведет домашнее хозяйство, наваривая вкусные украинские борщи. Или нет? Подумав, Николай решил, что нет. Она была боевая девчонка, в домашнее хозяйство вряд ли погрузилась бы. А на первомайской демонстрации последний раз он был в 1924 году в Москве. Как же это было давно! Похоже, что целую вечность тому назад. Эх!
       Николай скользнул взглядом по проходящим мимо веранды кафе потоку. Один из разносчиков, семеня под тяжестью переносимых связок бананов, подошел к веранде и на ломанном английском стал предлагать купить бананы. После занятия японцами Гуанчжоу беженцев в Гонконге стало столько, что местная колониальная администрация просто махнула рукой на их устройство, заперев этот многотысячный вал беженцев на Новых Территориях. Вот и выживали они, кто как мог. Кто грузчиками в порту, кто торговал своими поделками на улице, кто, пробираясь на остров на маленьких лодчонках, таскал такие вот связки бананов, букеты цветов, торгуя у кафе и ресторанов. Николай, завернув пару монет в бумажку, бросил их торговцу, показав руками, что бананы ему не нужны. Торговец поставил на землю коромысло и, благодаря, стал кланяться. С веранды тут же спустился один из официантов и стал гнать торговца. У такого порядочного кафе не должно быть рядом таких оборванцев.
       Уже вечером, сидя под лампой в кабинете с наглухо зашторенными окнами, помешивая остывающий чай, заваренный несравненной Елизой, Николай аккуратно переворачивал страницы из рисовой бумаги, на которых его агент из колониальной администрации переписал статистику прохождения через Гонконг кораблей с грузом за прошедший квартал. Не обращая внимания на поставки в Австралию, Новую Зеландию, СССР Николай выписывал все корабли, шедшие в Японию, в порты Кореи, Китая, занятые японцами. Ровно прочерченные столбики быстро заполняли страницу, и скоро даже сам писавший с трудом мог разобрать эту шараду из треугольников, квадратиков, полосок, галочек и иных знаков. Закончив выписывать, Николай вооружился цветными карандашами. Еще через пять минут, Николай ошарашено уставился на полученные результаты. Он не верил своим глазам. Японцы с нарастающими усилиями массированно закупали авиационный бензин, алюминий, все виды стали, везя через подставные компании из Австралии, Новой Зеландии, Сингапура. Николай залпом выпил остывший чай и вновь прошелся по списку, сверяя каждую пометку в своей уже многоцветной шараде. Всё было верно, ни одной ошибки. Отложив в сторону этот листок, на обратной стороне которого он наспех свёл количество поставок по грузам с разбивкой по месяцам, Николай сел писать срочное сообщение в Москву. Такую информацию следовало в первую очередь донести до Москвы. Ведь по этим цифрам видно, что Япония собралась серьезно воевать. С применением большого количества самолетов, танков и кораблей. А это уже не Китай. Это либо СССР, либо США и Англия.
       *********
       Генерал Хигуси Киихиро, покручивая в руках авторучку, читал составленный специально для него доклад о проработке вопроса строительства новых поселений на севере Маньчжурии. Нет, он прекрасно понимал, что имеющимися людскими ресурсами, даже привлекая китайцев, построить такое количество домов было не реально. В любом случае начало операции "Фуга" опять оттягивалась. Генерал поморщился. Такой прекрасный план идет с таким скрипом! Они с полковником Йасуе Норихиро разработали такой прекрасный план, а низовые исполнители всё только тормозили. Если бы эти ленивые тыловики знали, чью волю он исполняет, то не вели бы себя так, представляя отписки. Но они не могли знать какие люди вовлечены в подготовку этой операции. А привлечены самые влиятельные силы. Даже сам император, проникнувшись идеей предложенной операции, послал своего второго сына, принца Чичибу, в Шанхай для изучения иврита под руководством раввина местной еврейской общины. Генерал откинул доклад, пододвинул карту с намеченными к строительству поселками.
       Приняв, гонимых в Европе, евреев и разместив их в Маньчжурии, Япония могла сразу решить несколько проблем. Первая, и основная проблема, привлечение значительных денежных средств. Без которых нормальное развитие в Маньчжурии просто не возможно. Даже ему, не экономисту, это видно и понятно. А его друзья из американского делового клуба однозначно дали понять, что, дав приют евреям из Европы, Япония может рассчитывать на значительную финансовую помощь еврейских деловых кругов Америки. Для обустройства и налаживания жизни переселенцев. Кроме того, политический резонанс мог бы значительно снизить нарастающее напряжение в отношениях Японии и этой сворой "старых" капиталистов во главе с США.
       Второй решаемой проблемой было бы заполнение пространства лояльными Японии людьми. Не китайцами, за которыми нужен глаз, да глаз. Не монголами, которые тоже ещё те субъекты. Спят и видят, как бы получить побольше, а поработать поменьше. А европейцами, лояльными японской администрации. Можно даже сказать, преданных императору за своё спасение. Или он уже прекратил понимать этих европейцев.
       Третьей проблемой, решаемой переселением выдавливаемых евреев, было оживление торговой и технической активности в Маньчжурии. Среди евреев много талантливых инженеров, торговцев, финансистов, а если правильно использовать этот получаемый ресурс, то на севере Маньчжурии появились бы рудники, угольные шахты, заработали бы большие фабрики, выстроилась торговля, принося ощутимый доход империи и закрепляя позиции Японии в Маньчжурии.
       К тому же, евреи не спешат ассимилироваться с другими народами, что сразу исключает прорастание в китайскую среду и снюхивание с местными. Монокультурная группа с единой религией, окруженная со всех сторон неродственными племенами, всегда испытывает страх. А это также один из важнейших рычагов управления новыми подданными империи. Или всё-таки оставить их статус без изменений, как и предлагал Норихиро? Простыми поселенцами, с правом на проживание и не более?
       Повернув голову к окну, генерал вновь взглянул на беспечно перескакивающих с ветки на ветку птиц. Вид зеленых веток с серыми птицами очень красиво смотрелся на фоне кроваво-алого заката и просился на холст, чтобы замереть там красиво навечно. А может быть бросить всё это, вместе с этими евреями, русскими, американцами и уйти в отставку? Пенсию он свою заслужил. Поселится где-нибудь подальше от столицы. Лучше всего в рыбацкой деревушке на Хоккайдо, среди лесов и первозданной природы, рядом с великим океаном, и заниматься детишками. Рассказывать им истории о Аматэрасу-омиками, о первых императорах, славных и мудрых, подвигах дедов и отцов.
       Кстати, о подвигах. Генерал развернулся к столу. Где-то под кипой бумаг на столе лежала папка со списками награждаемых. Её нужно было просмотреть. Герои, возносящие славу Японии на полях боев в Китае, должны чувствовать, что император и родина помнят о них.
       ******
       Смольников проснулся от того, что кто-то теребил его за плечо. "Вот, только лег, а уже будят!" - пронеслось у него в голове затуманенном сном. - "Так ведь, и помереть недолго! Вторые сутки не сплю! Да, какого черта!!?" Он сел, придерживая шинель, которую бросил сверху на одеяло. В окна палатки бил яркий солнечный свет, заполняя пространство палатки и высвечивая неясный танец пылинок, сказочно мерцающих при попадании в лучи. На краю кровати сидел лейтенант Иванов из Особого отдела и улыбался во весь рот.
       - Ты чего? Тут-то? - Смольников, моргая со сна, поискал глазами соседей. Никого не было. - А где все?
       - Уже проснулись. Один ты спишь. - Иванов шмыгнул носом. - Соня. Так мировую революцию проспишь. Вставай, нас ждут великие дела! Вроде так говорили в Риме?
       - Чего надо? - Смольников потянулся, сладко зевнул, крякнул. Действительно славно поспал. Теперь он чувствовал, что отдохнувшее тело наливает такой здоровой силой, от которой хотелось прыгать по барханам и скакать верхом, выслеживая диверсантов еще пару дней.
       - Тебя в штаб. Держи. Ваш "дедуля" передал. - Иванов протянул ему сложенную вдвое записку, взял в руки саблю. - Твоя?
       - А чья же? - Пробегая глазами записку, ответил Смольников, уже окончательно просыпаясь. - Даже наточена по особому. По-монгольски.
       "Дедулей" они между собой звали капитана Сапрыкина. Как-то после двухнедельного отсутствия он явился в штаб, загорелый, как подкопченный лещ, с короткой черной бородкой. Отчего сразу за ним прикрепилась кличка "Дедуля", сменив не менее приставучую кличку "Следопыт".
       - Да, ладно. - Недоверчиво протянул Иванов, подтягивая к себе СВТ, стоящую в изголовье кровати. - Ну, и как?
       - Рубит хорошо. - Смольников, наклонившись, быстро крутил портянки. - Как-то непонятно, но наша заточка какая-то не такая, что ли.
       - Да, нет. - Иванов хохотнул. - Ну, ты даешь, соня. Я о винтовке.
       Смольников не обижался на него. Как можно обижаться на соседа по офицерскому общежитию? Тем более, если в комнате он спит напротив.
       - Хороша, ничего не могу сказать.
       - Мда? - Недоверчиво покрутил её в руках лейтенант. - А у нас говорят капризная.
       - Винтовка хорошая. - Смольников перебросил ремень шашки через плечо. - Просто, как все механизмы любит уход и заботу. Вот вернулся из патрулирования, сразу почистил.
       - Стреляли? - Иванов встал, поправил портупею, перевел назад кобуру с "ТТ".
       - Приходилось. Много мелких групп диверсантов. По два-три человека. Вооружены слабо. Револьверы, гранаты. - Говоря, Смольников собирал вещь-мешок, вытащенный из-под кровати. - Но много. И нацеливаются на линии связи. Если бы не монголы, своими силами не справились.
       - Понятно, понятно. - Иванов хлопнул по полевой сумке. - А я вот, вместо тебя. На "прополку"! Так что твоя лошадь будет моей.
       - Да, ты что? - Смольников даже прекратил затягивать узел на собранном в кулаке горле вещь-мешка. - На конный патруль?
       Он прекрасно понимал, отчего так смущен Иванов. Для городского парня поездка верхом на лошади, да еще и по местным барханам? Местность тут, в отличие от других мест, была пересеченной. Было много балок с покатыми стенками, небольших горок, кустарник рос довольно скученно. Того и гляди оставишь на этом жестком кустарнике часть мануфактуры со штанов или гимнастерки, если зазеваешься, а конь у тебя заартачиться. В кустах было много змей, и кони их побаивались. Мда. Повезло парню! Ему-то, деревенскому, всё привычно верхом, а вот Петру предстоит много волнующих минут.
       - А как же ты? - Смольников сел на кровать. Он даже не знал, что сказать в ответ, поэтому, ни найдя ничего, просто спросил.
       - А молча! - Петр потянулся, взглянул на часы. - Слушай, давай в конюшню. Представь меня, так сказать, моему будущему боевому другу. И поспеши, колона машин через двадцать минут двинется обратно. "Товар" сгрузили, обратно повезут больных и раненных. Ты должен на этих машинах добраться до штаба затемно.
       - Понял. Пошли. - Закинув мешок, винтовку и взяв шинель в другую руку, Смольников первым вышел на нагреваемый майским солнцем двор заставы. - Наши кони там.
       Под навесом мирно хрустели сеном низкорослые монгольские кони. Рядом с ними, в тени навеса сидел цирик и, что-то тихо напевая себе под нос, точил шашку. Увидев подходящих офицеров, поднялся, отдал честь, широко улыбнулся.
       - Вот, застав дарга, товарищ шашка точить надо. - Сказал он. - Новый, хороший шашка надо.
       - Чего? - Иванов засунул руку в карман галифе, копаясь там, в поисках чего-то. - Что он сказал?
       - Перевожу, - Смольников сложив свое имущество рядом с монголом, пожал ему руку, - Товарищ точит тебе шашку. Ему сказал начальник заставы, что ты новый и тебе нужна хорошая заточенная шашка. А вот и мой, теперь твой, так сказать, боевой товарищ. Зовут Улдуз.
       - А вот Улдуз тебе от меня. - Петр протянул кусочек сахара на ладони. Конь прянул ушами, повел ноздрями, потом, выдохнув, принял губами сахар, сразу захрустев им. - Принял сахар, дружище. Значит подружимся. А сахаром ты его угощал тоже? То-то он так его ловко. - Раздался гудок машины. - Ладно, товарищ-друг, давай, дуй-ка к машинам.
       - Это она. Подруга.- Смольников не мог представить, как Иванов будет держаться на лошади. - Ты тут держись. А вот и наши товарищи подходят. Уже знаком? Тогда, ладно, бывай.
       Помахав вышедшим на крыльцо монголу начальнику заставы и трем русским офицерам, придерживая бьющую по ногам шашку одной рукой, второй прижимая к себе шинель и вещмешок, побежал к машинам, которые уже вытягивались в колонну.
       *********
       Генерал-лейтенант Камацубара считался в штабе армии крупным специалистом по русским и Красной Армии. Ведь, в 1927-30 годах он находился в России в качестве военного атташе и не понаслышке знал, что такое Красная Армия и какие у неё командиры. Поэтому, "План  8" создавался с учетом его мнения и теперь ему предстояло доказать, что Генеральный Штаб, командование Квантунской Армии, император не совершили ошибки доверив ему командовать войсками. К тому же, учитывая опыт боев на Хасане, в районе Хайлара сосредоточена крупная авиационная группа. Так что, стремление разгромить кавалерийские полки монголов еще до подхода русских силами 23-й пехотной дивизии и нескольких кавалерийских полков баргутов и выправить внешнюю линию обороны империи в Маньчжурии генерал не считал фантазией. Монгольские пограничные заставы до 50 километров друг от друга, регулярный войск в этом районе, вообще, нет. Русские стоят на значительном удалении от места предстоящей битвы. Порой до 400-500 километров. Пока монголы поднимутся, пока русские решат участвовать. Тем более, русские спустя рукава относятся к системе тылового обеспечения своих войск. Ведь до ближайшей железнодорожной станции 700 километров. Так что, пока в район боев прибудут необходимые им силы и средства от монголов уже мало что останется, решив они вступить с императорской армией в бой.
       Генерал поправил фуражку, посмотрел в окно автомобиля, за которым унылой полосой тянулся зеленовато-серый пейзаж маньчжурской степи. Весна, как не старалась не могла оживить безжизненный пейзаж. Мда, бесплодные эти земли, но и их надо использовать для пользы империи. Налетевший порыва ветра подхватил с обочины горсть, мягкой как пух, земли, обдал стекло машины. Да, почва была отвратительной, это генерал прекрасно знал, но усилиями местных китайских крестьян под руководством мудрых японских агрономов что-то росло. Докладывали, что в некоторых районах даже собирали приличный урожай.
       Эта поездка с инспекцией в войска только придала генералу уверенности в своей правоте. Хотя баргуты и подготовленные диверсанты чуть смазывали общую картину отличной подготовки частей и личного состава к военным действиям и готовности каждого офицера и солдата пожертвовать своей жизнью. Конечно, эти отбросы будут выполнять самую грязную работу войны - совершать диверсии в тылу и вести разведку, но всё-таки они могли бы быть более цивилизованней, что ли. Приятное впечатление произвел отряд русских диверсантов. Эти бывшие русские офицеры и казаки пришли воевать за идею и будут стойкими бойцами. Чего не сказать о монголах. Ну, ладно, хватит о них думать. После этой поездки, надо еще раз проверить подготовленные планы действий на случай втягивания в боевые действия новых частей императорской армии. Как это у русских? "На бога надейся, а сам будь на стороже"?
       Группа японских пилотов ввалились в ресторан господина Жукова с таким шумом, что рядом с ними тут же образовался метрдотель. У ресторана отменная репутация, в него ходят высшие чины, генералы и подвыпившая компания пилотов лишь недоразумение. Не обращая внимания на попытки метрдотеля что-то объяснить, пилоты заняли несколько столиков. Громко разговаривая и смеясь, они потребовали лучшее европейское вино, еды и побыстрей, пока они не задали хорошую трепку этой русской морде. Пилоты гуляли, так как зачем самураю на небесах деньги? Вон, сколько на полях боёв в Китае осталось денег, у убитых пехотинцев, не потраченных по собственной глупости? Нужны ли деньги героям, разве только что для посылки всех денег многочисленной родне?
       Один из молодых пилотов, уже с трудом державшийся на стуле, громко хлопнул по столу и, повышая голос, стал выговаривать стоявшему метрдотелю, не заботясь понимает ли он его или нет:
       - Как ты, морда, можешь что-то говорить нам? Ты, свиная голова, знаешь кто тут? Кто эти люди? - Он махнул рукой, указывая на сидевших за столами пилотов. - Это самые славные ребята! Это герои воздуха и беспощадные борцы с китайскими свиньями! Это самураи небес! И ты в чем-то пытаешься нам отказать? Да, мы набьем морду и тебе, и твоим красным дружкам. Скоро, очень скоро, вы, русские, почувствуете, что такое самураи небес!
       Эту тираду пилоты поддержали хохотом и аплодисментами. Посетители ресторана, недовольно морщась, перешептывались, решая покинуть ресторан. Метрдотель и официанты в панике метались, не зная, что делать. Отказать? Пьяные летчики устроят дебош, перебьют всё тут, а потом ответственных не найдешь. Японская военная администрация, как правило, покрывала зачинщиков, отказывая в возмещении ущерба. Дать что просят? Тогда точно побьют всё и уйдут не заплатив. Настроение у них такое, скандальное. Положение спас, как всегда, хозяин. Явившись на шум, Степан Мефодьевич Жуков, поглаживая бородку с проседью, степенно прошел к шумящим офицерам и, наклонившись к старшему по званию, что-то прошептал ему на ухо. Тот с секунду посидел, обводя глазами сидевших посетителей за столами, потом подхватился, шикнул на всех, потянул за шиворот молодого офицера, всё ещё разглагольствующего о величии самурайского духа в небе, и поспешил на выход. Компания, ничего не понимая, но, воспитанная в духе подчинения указаниям старших и не обсуждения их действий, поднялась и повалила за ним на улицу.
       На улице молодой пилот, поправляя воротник, обижено спросил старшего, выражая мнение остальных недоумевающих офицеров, уже столпившихся вокруг него:
       - Почему мы ушли? Отступили перед этим русским? Дали бы разок по морде, враз всё принес! Мы хозяева тут!
       - Ты или дурак, или совсем мозги пропил! - Грубо прервал его старший офицер, вытаскивая дрожащими пальцами сигарету из пачки. - Скажи спасибо, что мы унесли ноги и нас не закатали на гауптвахту! Если бы генерал сам вышел, нам бы всем пришлось сидеть на гауптвахте. Какой стыд бы был! А еще в деньгах потеряли бы! Причем этот "кривой чёрт" тут? Я увидел его водителя и телохранителей за столиками у входа в кабинеты. Так что, быстро уходим отсюда!
      
      
      
      
       ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. "БОЛЬШАЯ ВОЙНА СТУЧИТ В ДВЕРЬ".
      
       Машина вновь подпрыгнула на какой-то кочке, и генерал недовольно хмыкнул. Когда же эти инженеры приведут дорогу в норму, и по ней можно будет ездить без всяких таких не очень приятных "сюрпризов"? Сколько им китайцев не выделяй, им всё мало! Надо вновь рассмотреть подготовку саперов. Он фыркнул. Не хватало ещё, чтобы саперы не смогли навести мост на речке в установленные сроки. Адъютант, сидевший сбоку, с зажатой между коленями винтовкой, отметил это фырканье и улыбнулся про себя. Точно саперы получат сегодня. Что, в принципе, так и должны быть. А то в последнее время очень загордились. Ходят, задрав нос.
       Проводив взглядом кавалькаду машин, проскочившую мимо его отары, чабан мысленно пожелал свалиться им в ближайший овраг. Продолжая пасти овец, невозмутимый чабан отметил, что это уже пятая машина с офицерами. Они так и шныряют в эти казармы, неясно угадывающиеся на кромке горизонта. А ещё колоны грузовиков с орудиями, людьми, какими-то ящиками регулярно направлявшиеся в сторону этих казарм. А сегодняшний длиннющий караван машин полных солдат и каких-то больших бочек, колоны пехоты и артиллерии, периодически вытягивающиеся из казарм куда-то далеко в степь? Нет, японцы явно что-то затеяли. Так он и скажет сегодня вечером своему старинному другу Магуну, который умудряется приходить к нему в гости с той стороны, минуя все заставы японцев и баргутов. А почему не помочь старому приятелю? Тем более, степь большая. Если не он, так другие скажут ему. И тогда друг обидится на него, а этого он не хотел допускать. Прикрикнув на слишком строптивую овцу, попытавшуюся выбиться из отары, старый Чагар поправил пояс, опоясывающий его старый разваливающийся ватный халат. Надевать новый, недавно купленный на деньги оставленные другом он не решился. Могут и отнять. Если не японцы, то эти бандиты, которые себя называют "монголами". Ломать хребты, как в старину, таким надо, а не снимать перед ними шапку. Чагар, раздраженный от пришедших мыслей о разъездах баргутов, регулярно наведывавшихся к нему в юрты за своеобразной данью, зло сплюнул. Хозяин тоже на них зол, но ничего сказать не может. Как же, японцы и пальцем не пошевелят, что бы защитить их от этих бандитов. Интересно, а как там? На той стороне, где люди живут уже по-другому?
       **********
       Гаошань, сидел, вцепившись в борт грузовика, который, рыча мотором, пробирался по извилистой дороге, хитро петлявшей среди хребтов бирманских гор. Компания Сун, управлявшая дорогой Куньмин - Лашо, пускала по серпантину только мощные американские грузовики, которые, по её мнению, были пригодны и для перевозки людей. Размытая в прошлом году муссонами горная дорога Лашо-Куньмин, с приближением японцев к границам Вьетнама, стала одной из основных транспортный артерий, связывающей Китай и английские колонии в Индокитае. Именно по ней, по такой сложной и опасной дороге, в Китай текла военная помощь. В конце 1938 года триста тысяч китайских и бирманских рабочих вручную, можно сказать голыми руками, пробили заново эту дорогу в горах. Сколько человек погибло, умерло от болезней, Гаошань мог себе только представить, но уже в январе 1939 года дорога была объявлена всесезонной и компания Сун, в которую он подрядился поставлять дорожную технику для расширения некоторых её участков, купив тысячу американских автомобилей, приступила к эксплуатации. Не смотря на то, что на этой трассе компания теряла в день, зачастую, до трех-пяти машин, извоз того стоило. Ведь от Куньминя до Лашо нужно было потратить, всего ничего, семь-восемь дней. Пять от Куньминя и два-три до Лашо. Конечно, это "железка" Хайфон-Куньмин, где ты едешь в приличном вагоне. Но налеты японской авиации уже сводили на нет все преимущества железной дороги.
       Вообще, в Китае японцы безнаказанно бомбили всё, что им попадалось на пути. Особое внимание они уделяли мало-мальски значимым городам и промышленным объектам в них. Методично сравнивая с землей очередной квартал какого-нибудь китайского городка, они сбрасывали тонны листовок, прославлявшие мощь японской армии и увещевавшие "неразумных китайцев" подчиниться воли японского императора. Тем более, что речь шла о божественном императоре, прямом потомке Дзимму, принявшего власть от внука богини Солнца Аматэрасу. Большую часть таких листовок хозяйки, изворачивавшиеся в военное время как могли, пускали в дело, остальные гибли в грязи или огне. И самое обидное для Гаошаня было то, что топливо было американское, а сталь, из которой японцы делали бомбы, была английской или американской.
       На все его вопросы об этом английские офицеры лишь пожимали плечами и отводили глаза. Они не знали, что ответить. У них самих был тот же самый вопрос. Даже печать, открыто возмущавшаяся массовыми бомбардировками, перешла на агрессивно-обличительный тон. А сотрудник журнала "Тайм" Теодор X. Уайт в гневной статье назвал их "вехами в истории воздушного пиратства", в которых "бензин американский, бомбы английские, а пилоты японские".
       Конечно, Гаошань понимал, что большие деньги никогда не остановят кровь и страдания, но существовала опасность, что Япония, разделавшись с Китаем, попытается проглотить колонии Англии, Франции, США. Разве в Лондоне этого не видели? Или, всё-таки, правы коммунисты, говорившие о мировом капитале, действующем в едином сговоре против слабых и пробуждающихся народов Азии? С такими не веселыми мыслями он отправился в поездку с единственным заданием - проехать под видом продавца дорожной техники по "бирманской" дороге и дать отчет о реальном положении дел на местах. Если по территории Китая дорога шла в привычных условиях, от чего Гаошань себя чувствовал более или менее, то, перевалив через перевал, дорога запетляла так извилисто, что казалось, что они вертятся на одном и том же месте. Тем более, что вечером колонну, подходившую к стоянке, оборудованной в ложбинке между двумя горами, несколько раз обстреляли. Лишь по случайности никто не пострадал. А это для него значило лишь одно. Японцы дотянулись и сюда, в даль вотчины английской короны.
       Устраиваясь в густых вечерних сумерках на ночлег в барак забитый водителями, какими-то непонятными гражданскими командировочными, военными, Гаошань невольно вернулся мыслями к оставленному во Вьетнаме ресторану, своей сети. Как они там, в новой ситуации, которая с каждым днём накалялась? В печати всё чаще упоминалось имя вьетнамского принца Кыонга, жившего в изгнании в Японии, обращавшегося с воззваниями об освобождении от ига французских колонизаторов, клеймившего императорский дом Бао Дая за профранцузскую угодническую политику и объединении всех под единым флагом "азиатского содружества наций". Всё чаще вспыхивали забастовки и беспорядки, тайно поддерживаемые группировкой мандарита и разношерстными политическими партиями, за которым угадывалась рука японской разведки, щедро посыпавшая этот огонь стремительно "худеющей" йеной.
       Ночью на стоянке кто-то поджег стоявший с краю грузовик, и лишь быстрые действия дежурной смены, потушившей загоревшийся тент на грузовике, не привели к большим потерям. Разбуженный стрельбой, свистками, криками людей, гасивших огонь, и общим шумом Гаошань отметил про себя, что по возвращению обязательно укажет на необходимость усилить безопасность перевозок и мест стоянок. Если дела уже дошли до диверсий. С чем и лег спать. Ему нужны были силы. Впереди еще два дня по этому серпантину до Лашо.
       *******
       Смольников ворвался в коридор на втором этаже общежития с единственной целью, добраться до комнаты, помыться и поменять белье. Последние пять дней, после 11 мая, когда японцы внезапным ударом оттеснили монгольских пограничников вглубь страны, он мотался по таким местам, что если бы ему сказали пять дней назад, что он будет тут, он ни за что не поверил бы. Но сейчас же его единственным желанием было помыться и поменять белье. Проскочив коридор, он дернул незакрытую дверь и влетел в комнату. Пройдя к своей кровати, он поставил СВТ к изголовью, скинул шашку на кровать и только потом заметил дружка Иванова - лейтенанта Кудрявцева, который сидел на кровати перед закрытым чемоданом Иванова и постукивал по крышке пальцами.
       - Ты чего тут? Грабишь? - Смольников сбросил фуражку на кровать, стащил с себя гимнастерку, бросил на стул. - А как же друг - дружище Петька? Вот, скажу ему. - Он шутливо погрозил пальцем, пытаясь снять один сапог.
       - Эх..., - Кудрявцев стукнул по крышке еще пару раз, передернул плечами, зло ответил. - Скажешь! Лучше скажи, что на этой полке твоё, что Петькино.
       Смольников ослабел от внезапно пришедшего понимания, почему Кудрявцев сидит с Петькиным чемоданом. Он тоже сел на кровать, держа в руках снятый сапог, похлопал глазами и спросил:
       - Когда?
       - Да, сразу. - Кудрявцев глубоко вздохнул, передернул плечами. - В первый же день. Говорят, японцы налетели, закидали бомбами. Пропахали бомбами вдоль и поперек. Уцелели только те, кто был в дозоре. Вернулись на заставу... А там... Даже собаки и те... В клочья. Потом японцы подошли... Короче, считается погибшим смертью храбрых. А меня, вот, послали собрать его вещи. Так, какие твои, какие его?
       Смольников взял свой томик стихов Маяковского, пачку карандашей. Подумав, взял фотографию, где на переднем плане он с Ивановым, а позади нарисованные сопки с елками, тигр, олени и виньетка с надписью с еще дореформенной буквой "i" - "Борзiя, 1938 год".
       - Можно возьму себе? Мы сфотографировались, когда я приехал встречать новеньких на станцию.
       - Да, помню, помню. Вместе же приехали. Бери. - Кудряцев опять вздохнул, вытащил из кармана коробку папирос, вытащив одну, протянул Смольникову. - Курить будешь?
       - Давай. - Хотя Смольников не курил, но сейчас. Когда осознание потери друга заставляла сжиматься его сердце. Может полегче станет?
       Затянувшись, они еще посидели в тишине. На их этаже, этаже холостяков, никого не было. Все офицеры были в подразделениях или где в районе развертывания, и в этой мнимой тишине коридоров доносился плач ребенка, шум примусов с кухни этажа "женатиков", что этажом ниже, рычание танков в парке.
       Грохоча сапогами, разрушая эту неспокойную тишину, по коридору пробежал солдат, потом вновь вернулся, опять прошел мимо комнаты. Кудрявцев подошёл к двери, распахнул её.
       - Чего топочишь, как беременный таракан на тарелке?
       - А старший лейтенант Смольников тут? - Солдат вытянул шею, что бы заглянуть внутрь комнаты. Он часто моргал, так как в темном коридоре после солнечной улицы перед его глазами плавали желтые круги, через которые он смутно видел очертания говорившего с ним. - Его срочно капитан Сапрыкин. В штаб. Срочно.
       Натягивая на себя гимнастерку, Смольников огорченно чертыхался. Вот, дела. Петьку убили, Кудрявцева к монголам вместо Петьки. Сбегая вниз по лестнице, сквозь волны запахов вкусно пахнущего готового украинского борща, призывно льющихся с кухни жен младшего комсостава, он с тоской подумал, что ему не удалось помыться и поменять белье. Эх, надо было бы с собой взять. Вдруг где-нибудь, там, помыться удалось бы.
       *******
       Баров на портовой улице, тянувшейся вдоль береговой лини Новой Территории, было очень много. С того момента, как английская колониальная администрация позволила строить доки, склады и причалы на Новой Территории, многие суда вставили на разгрузку только тут. Во-первых, дешевле, во-вторых, куча кабаков, и, в-третьих, подальше от администрации, которая не стеснялась накладывать огромные штрафы на капитанов за драки и поножовщину устраиваемые сходившими на берег матросами.
       Николай прошел мимо открытых дверей бара "Чарка Нельсона" в котором английские моряки уже достаточно пьяные, дружно ржали так как, переиначив на мотив известной матроской хулиганской песни, пытались спеть национальный гимн. Но это у них слабо получалось, отчего веселье росло с каждой минутой. "Обязательно закончиться дракой с американцами" - подумал Николай, увидев у дверей соседнего бара вышедших покурить американских моряков. Как не странно, моряки, говорившие на одном языке, на дух не переносили друг друга и, при удобном случае, устраивали потасовки, в которых использовали всё, что попадалось в руки.
       Толкнув дверь бара "Белый Лебедь" Николай сразу прошел вглубь зала. За столиком сидел связной и просматривал подшивку утренних газет, которую хозяин всегда вывешивал у самого входа и у бара. Появившийся хозяин вместо приветствия просто кивнул, положил меню перед связным и пошел дальше.
       Проводив взглядом хозяина, связной тихо спросил:
       - Он всегда такой? Сосредоточено внимательный?
       - На днях ему пришло письмо из Маньчжурии. У него в боях на Халхин-голе погиб брат. - Пояснил Николай, поправляя салфетку. Этот бар и еще парочка были достаточно высокого уровня, для капитанов и старших командиров судов. И хозяин, как мог, обеспечивал им спокойные и привычные условия. Чистота, спокойствие, разнообразная выпивка, большое меню, вышибалы на дверях, отваживающие толпы матросов, стремившихся заглянуть на огонёк. А также девочки, некоторые из которых уже сидели в стойки бара со скучающими лицами в ожидании "клиента". - Был там в каком-то отряде белых, вызвавшихся воевать с нами. Ну, что и получили. Хотя, если честно, жалко Николая. Работает тут, не покладая рук. Несколько раз очень сильно помог мне. Говорит, что если бы не ошибки во время Гражданской, то вернулся бы.
       - Нет, уж. Пусть сидит тут. На своем месте. - Связной потянулся за положенным меню. - Так что?
       - В конверте новые данные по флотской группе англичан, состоянию аэродромов, составам грузов всех судов проходивших через Гонконг. - Николай подсунул конверт под меню. - На следующий раз пойдем в ресторан на Ванчае, на самом Гонконге. Соседство шумное стало.
       На улице свистели полицейские, слышалась отборная английская ругань, глухие удары, вскрики, звон разбиваемых стекол, женский визг. Английские моряки сошлись в рукопашную с американскими.
       - Ваша информация подтвердилась. Япония ускоренными темпами ведет закупку стратегических товаров. Центр благодарит Вас за полученную информацию и ориентирует на возможность получения информации по агентурной сетке английского флота в Гонконге и Китае. Понимаю тяжело, но ситуация складывается так, что надо. К тому же, возможно, нам придется работать с китайскими товарищами, минуя Гонконг. - Связной подозвал официанта, заказал себе английский стек, пива. - Япония, хоть и остановилась, но в состоянии перерезать один из каналов поставки. Железную дорогу Хайфон - Куньмин. Думаю, что к осени они займут её. А там.... - Связной сделал ударение голосом на слове "там". - В Европе все больше пахнет войной. И если она начнется, то Япония не будет церемониться. В этом случае нам надо быть готовым либо с англичанами, либо через Китай.
       Связной не сказал слова "уходить", но Николай понимал, что хотел ему сказать он. Недавно 16 июля США денонсировало торговое соглашение с Японией от 1911 года. В адрес Японии всё чаще звучали воинственные речи на Капитолии. Еще немного США и разорвет Договор о коммерции и мореплавании, также заключенный в 1911 году и тогда страны встанут друг напротив друга, сжав кулаки. Только вот кто первый начнет и когда?
       Но, не смотря на то, кто начнет первым, Гонконг превратится в осажденную крепость. Такой маленький островок с флагом "Юнион Джек" среди волн японской армии. И вот тогда им придется убираться отсюда как можно быстрее. Гражданам с английскими, американскими паспортами, а также тех стран, которые присоединятся к Америке с Англией против Японии, тут не будет места.
       За окнами стихала драка. Моряков грузили в прибывшие полицейские машины и отвозили в полицейский участок, огороженный высокой стеной с небольшими башенками по углам, бывшие казармы шотландских стрелков. Со стороны казалось, что английский замок, ощетинившись амбразурами, рядом колючей проволоки, мощными осветительными лампами, так и норовил ткнуть в глаза всем своим воинственным видом.
       Николай допил свой джин, пошел к бару. Хозяин, по-прежнему всё такой же сумрачный, многозначительно зыркнув, отогнал сидевших проституток у стойки, и протянул конверт. В конверте оказалось письмо жены брата. Николай, не отходя от бара, читал письмо, периодически качая головой. Как жалко Нинель! Осталась одна с ребенком, в этой дикой Маньчжурии, среди японских вояк. А эти косоглазые и пенсии не назначат. Тем более у них самих проблем полон рот. Надо бы помочь бедняжке. Он постарается замолвить словечко за нее, и получить разрешение на въезд. Постарается. Ведь в Исполнительном и Законодательном Советах при губернаторе не так много нормальных людей. В одном 11 человек, в другом 17 человек, а вот обратиться не к кому. Разве только к португальцу Шуарешу?
       Выйдя из бара, Николай просто не верил своей удаче. Только что он узнал, то, что следует срочно передать Центру. Японцы прекращают подводить войска к Халхин-голу из глубины Маньчжурии. Она так и написала "... вернувшийся Михаил, только ругается, что мол, опять эти косые обделались как под Владивостоком. Войска не подводят, даже и не собираются, воюют тем, что есть. Предали нас, говорит, как всегда, господа союзники..." Конечно, это проверять надо, но ведь пишет тот, кто находится в самой гуще. Что ж сообщим, а там пусть проверяют.
       ********
       Смольников сидел в кабине "полуторки", ловя все рытвины и ухабы еле различимой дороги, по которой неслись грузовики. СВТ, зажатая между ног, так и норовила стукнуть стволом в попадавшиеся части тела. Но Смольников увертывался, прижимал винтовку крепче, не убирая в свободные зажимы. Если что, то ему надо будет успеть первым открыть огонь.
       Сегодня полдня он потратил на то, чтобы получить всё по списку, переданным ему Сапрыкиным. Чего только тут не было. Такое впечатление, что Сапрыкин собрал отряд и теперь его вооружает. И если бы это было так, то зачем ехать в тыл?
       Впереди идущий грузовик стал прижиматься к обочине, из кабины высунулась рука капитана Сапрыкина, с зажатой фуражкой, вернее тем, во что превратилась его фуражка. Подкатив вровень с кабиной первой машины, водитель Смольникова высунулся по пояс, показав вытертый зад пропотевших шаровар. Выслушав указания, он кивнул, деловито сплюнул на пыльную дорогу, оглянулся назад. Еще четыре машины терпеливо стояли сзади, ожидая дальнейших указаний. Промахав руками указание, водитель юркнул обратно, уверенно завел мотор. В ответ на удивленно поднятые брови Смольникова он подмигнул. "Не робей "литеха"! Ребята с полуслова меня понимают. Вон, уже два года туда-сюда по этой чертовне мотаем. Все как родные, с полуслова!"
       Водители грузовиков, действительно, поняли. Они стали съезжать с дороги, направляясь к одиноко стоящему покосившемуся камню, невесть как попавшему в самую середину широкой равнины. Выскочив из кабина, лейтенант с удовольствием потянулся, разминая затекшие ноги, но, тут же, схватился за винтовку. Из-за дальнего холма изломанной струйкой вытекли конники, и стали, не спеша, приближаться. Капитан Сапрыкин, скомандовав "к бою", сам не стал вытаскивать автомат из кабины. Он словно знал, кто едет. Действительно, небольшая группка, в три человека, приблизилась, спрыгнула с коней и обнялась с Сапрыкиным.
       Подойдя к ним поближе, Смольников в закутанном по самые уши монголе с удивлением узнал Марлена. Так вот куда пропал их боевой друг! Они с удовольствием обнялись, хлопая по спине. Вскоре вокруг машин завертелось, закружилось многоцветное монгольское кружево, стаскивая с машин ящики. Получившие винтовки, сабли, подсумки монголы обстоятельно рассматривали оружие, со знанием дела щелкали затворами, смотря на свет стволы. Кто-то, сноровисто снарядив патронами винтовку, подсумки обоймами, садился точить сабли, которые, если честно признаться, Смольникову трудно было назвать саблями. Но монголы, получив их, радостно кивали головами, кивали, улыбались, показывая всем своим видом удовольствие от полученного оружия.
       В такой суматохе Смольников, улучив момент, поделился с Сапрыкиным своими мыслями по поводу шашек и винтовок. Выслушав его, капитан хмыкнул, подмигнул и заверил, что, наоборот, для монгола только та шашка хороша, которая побывала в бою, так как знает кровь. А новую еще и уговаривать надо.
       Озадаченный ответом и ничего не понявший лейтенант уселся на подножку кабины полуторки, наблюдая, как из этого большого, шумного и непонятного столпотворения, вдруг стали формироваться десятки, которые, выстраиваясь по-военному, потянулись за холмы. Последний десяток, с гиком и свистом, подхватившись, наметом пошел вдогонку, за скрывающимися за холмами, отрядами.
       - Бандиты, чистые бандиты, товарищ капитан! - не выдержал Смольников, кивая на уходящих вдаль конников.
       - Ага, точно. Угадал. Самые что ни на есть настоящие бандиты. - Спокойно ответил Сапрыкин, сворачивая карту, по которой он только что-то объяснял Марлену, копавшемуся теперь в своей переметной сумке.
       - Это как? - Удивленный лейтенант даже привстал с подножки кабины. - Это какие?
       - Да, те. Самые. Из монгольской конницы известного тебе врага Советской Власти барона Унгера. - Сапрыкин был спокоен, карта аккуратно закладывалась в планшетку. Чуть сильней нажмешь, сразу порвешь, а новую когда еще выдадут? - С тех времен. С тех.
       - А? - Смольников вообще прекратил чего-то понимать.
       - Не перейдут. - Успокоил его Сапрыкин, отвечая, наверно, больше сам себе, чем Смольникову. - Во-первых, Советская Власть новой Монголии дала возможность им реабилитироваться в глазах своих товарищей, перед Родиной. Кровью, так сказать, смыть позор. Во-вторых, многие имеют свои счеты к баргутам. Так сказать, некий кровный счёт. А в-третьих, - тут капитан как-то не очень добро усмехнулся, - у нас их родственники. И им бежать некуда. А ребята боевые. Вот они-то нам и помогут подчистить наш тыл от японских диверсионных групп. Коммуникация у нас, вон какие. Семь верст киселя хлебать! Так что, не дрейфь! Собирай, давай, ящики и мотаем обратно. У нас много еще работы.
       Марлен подошел к Смольникову, ведя за собой коня.
       - Передай Фае, если ты обратно сейчас. - В руки Смольникова лег тяжелый кошель с красивым витиеватым орнаментом.
       - Сказать что? - Смольников поправил ремень полевой сумки, враз потяжелевший от засунутого кошеля.
       - Скажи, что у меня всё в порядке, как все кончиться, сразу сыграем свадьбу. - Марлен подмигнул. - Вот тогда и наедитесь салата, голодные дети подземелья.
       - Мда. Это точно. - Согласно мотнул головой Смольников. - Но ты, того. Без нужды головы не суй, куда не надо. А то салатов не поедим.
       Засмеявшись, они обнялись. Вскоре, Марлен, взявший с места в карьер, превратился в точку, слабо различимую на фоне дрожащего марева, а старший лейтенант Смольников, проследив, как последний ящик забросили в кузов, махнул рукой. "По машинам! Возвращаемся!"
      
      
      
      
       ГЛАВА ПЯТЬНАДЦАТАЯ. "ЗИМНЯЯ ВОЙНА" ДВУХ МОРЕЙ.
      
       Дверь камеры со скрипом распахнулась, впустив внутрь волну свежего воздуха. Люди, стоявшие и сидевшие, затаившие невольно дыхание, когда стал греметь засов двери, расслабленно выдохнули. Одного взгляда на конвоиров, стоявших в проеме двери, было достаточно, чтобы понять - в этот раз на допрос. Старший конвоир порыскал глазами по камере, отыскивая кого-то. Увидев Владимира, он ухмыльнулся, поманил его пальцем. "Давай, шевелись. Тебя уже ждут. Под часами с цветами". - Бросил он, подхихикивая, довольный своей шуткой.
       Идя по длинным коридорам, Владимир вставал лицом к стенке, проходил по команде через открытые решетки. Пару раз ему по пути встречались конвоируемые арестованные, в которых он с трудом узнавал работников центрального аппарата кадрового управления. А это значит, что арестован не только он один. "Чистят" ряды. Только вот к чему эта чистка приведет в конце? И как ему в ней уцелеть?
       В комнате для допросов пахло свежей побелкой и краской. В полутьме ярким пятном светилась настольная лампа, направленная на стул, стоявший на расстоянии протянутой руки, напротив стола. Светлое пятно среди полутьмы. Следователя нельзя было рассмотреть в этой полутьме, но по голосу ему было совсем немного. Молодой.
       - Садитесь. Как понимаете, у меня есть несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы. Честные, полные, исчерпывающие. Вам понятно?
       - А представиться? - Переспросил Владимир, стараясь сбить следователя.
       - Представь меня. - Попросил следователь кого-то в темноте.
       Удар бросил Владимира в звенящий желтый свет. Он почувствовал жесткость бетонного пола, тепло ладони ткнувшей его в затылок так, что вновь вспыхнули желтые искры. Очутившись на стуле, он с трудом различал сквозь пелену контуры фигуры следователя появившейся на грани света и тьмы.
       - Ты мне тут еще поговори! - Рявкнул он, проявляя бас. - Где ты был с октября 36 по май 39 года? Говори! Кто тебя покрывал? Какие задания ты выполнял? Кто тебе эти задания давал? Говори!
       - В деле всё написано. - Еле разлепил враз опухшие губы Владимир. - Там всё есть. Все записи.
       - Кто тебя откомандировал в распоряжение управления "И"? Что это за управление? Кто еще был в этом управлении? Говори! Где ты встречался с Тутолминым? Он глава вашей террористической группы?
       Вопросы сыпались один за другим, в конце каждой порции вопросов он получал удар либо справа, либо слева. Бивший не старался выбить его сразу, растягивал момент отключки, профессионально нанося удары по болевым точкам. Владимир под конец третьей минуты уже ничего не чувствовал, находясь в состоянии близком к обмороку от боли. Внезапно дверь комнаты распахнулась, следователь недовольным голосом что-то рявкнул, но тут же осекся, вскочил, уронив стул. Владимир, удивленный реакцией следователя, попытался рассмотреть вошедшего. Шея его, превращенная в сплошной синяк, не давал ему возможность повернуть голову, поэтому он скосил левый еще не так оплывший глаз. Но ничего рассмотреть не смог, уловив лишь искорку блеска в пенсне от яркой лапочки лампы.
       - То.. то... Товарищ Народный Ко... - начал срывающимся голосом блеять следователь.
       - Хватит! - Властный голос прервал его попытки доложить. - Все пошли вон.
       Фигура следователя растворилась где-то там, в светящейся темноте. Кто-то неясный поднял стул с пола, пододвинул что-то в плотной темноте. В небольшую щелку заплывающего левого глаза Владимир увидел только часть брюк, лакированные полуботинки, появившиеся на грани света и тени. "Английские" - почему отметил про себя он - "Фасонит".
       Севший закинул ногу за ногу, покачал ногой, бросая искорки отраженной лампы. "Изучает дело" - понял Владиир, услышав, как читающий хмыкнул, переворачивая страницу.
       - Итак, значит, Вы и есть тот самый "Дон Валентино", о котором слухи ходят среди наших товарищей? - Голос был неожиданно мягким, дружественным. - Как мне говорили, Вы себя неплохо зарекомендовали себя. Особенно проявили в последний год командировки? Не так ли?
       - Наверно. - Еле прошептал Владимир. - Наверно.
       - Хм. Мне нравится Ваша скромность. - Почему-то развеселившись, заговорил сидевший, блеснув снова пенсне. - А скажи-ка мне герой Испании, кого ты спас в Португалии?
       - Не могу знать. - Владимир стал возвращаться в ощущения пространства вокруг себя, различая полутона и звуки. - Резидентом мне была поставлена задача, которую мы выполнили.
       - Ну да, ну да. - Полуботинок снова закачался. - А как сюда попал? За что?
       - Не знаю. Как сошел в Одессе с парохода, был арестован, попал сразу сюда. Пытаются убедить, что я член "троцкистско-зиновьеской" организации.
       - Убедить? - Хохотнули ботинки, мотнувшись взад-вперед. - А сами?
       - Никогда не поддерживал отход от идей товарища Сталина, Ленина. Считаю это вредным, даже преступным в отношении дела партии. - Владимир старался говорить четко, придавая интонацией каждому слово весомость.
       Ботинки вновь поменяли позицию.
       - Вы знаете, что СССР вступила в войну с Финляндией?
       - Так точно. - Владимир пошевелил пальцами обеих рук, заведенными за спину. Они слушались. - Даже обратился с рапортом о посылке на фронт.
       - Считайте, что Ваш рапорт рассмотрен положительно. Вы свободны. Обвинения сняты. Нам не хватает хороших командиров, а тем более, таких диверсантов как Вы.
       Владимир замер на стуле, не веря своим ушам. Его освобождают?
       Ботинки исчезли в темноте.
       - А в Испании же были троцкисты-анархисты? Насколько знаю, у тебя в группе был троцкист.
       - Анархист. - Поправил его Владимир. - Но этот анархист так бил фалангистов, что некоторым испанским товарищам нужно было у него поучиться.
       - Ну, да. Ну, да. Это точно. - Согласились ботинки, вновь появляясь в световом круге. - Значит так. С делом разобрались. Ошибочка вышла. Надеюсь, что Вы понимаете, что при такой напряженной борьбе с внутренним врагом бывают ошибки? Тем более, что товарищи старательно выполняют свою задачу. Хоть и через чур старательно.
       - Так точно. - Владимир сделал попытку встать, но смог только пошевелить ногами. - Простите, встать не могу.
       - Вставать не надо. - Сказал кто-то сзади, придержав его за плечо. - Сиди, как сидишь.
       - Да, вставать не надо. - Согласился с ним сидевший на краю света и тьмы. - Значит так. Включите свет и позовите сюда этих опричников.
       Комнату залил свет, ослепив Владимира хрустальной яркостью. В раскрытую дверь вошли следователь, начальник тюрьмы, еще два каких-то офицера. Вытянувшись, они замерли, ожидая указаний. На следователе была чья-то чужая фуражка, так как его фуражка, вместе с шинелью, висела на вешалке в углу комнаты.
       - Итак, я ознакомился с делом. Обвинения в отношении этого товарища беспочвенны, вышла ошибка. Чтобы через час все документы были оформлены. Вам ясно?
       - Так точно! - Громко ответил один начальник тюрьмы. - Через час все документы будут оформлены.
       - Вот то-то. И завязывайте вы тут с этим. - Толстячок сделал выразительный жест рукой. - Не увлекайтесь.
       - Товарищ Народный Комиссар. - Вперед выступил следователь. Старший лейтенант был бледен, было видно как бьется венка на его лбу. - Необходима Ваша резолюция.
       - Что? - Пенсне грозно блеснуло. - Какая резолюция?
       - Так, так, положено ведь... - Севшим голосом ответил лейтенант, бледнея еще сильней.
       - Нет. Ну, вы на него посмотрите!? А? Каково!? Самому Наркому подсказывает!! Бюрократы! - Негодующим голосом пенсне прокомментировали слова лейтенанта. Но папка была подтянута, рука твердо написала наискось несколько предложений, завершив подписью. - Достаточно?
       - Так точно. Достаточно! - Начальник тюрьмы выступил вперед, отодвигая лейтенанта в тень. - Больше чем достаточно.
       - А вообще, у тебя хорошие работники. - Неожиданно удовлетворенным голосом заявили пенсне, постукивая карандашом по папке. - Не побоялся сказать, что надо сделать. Молодец. Храбрый. Только еще старший лейтенант? Думаю, что пора ему капитаном ходить. Но! Чтобы в следующий раз я вот такого ..., - пенсне ткнул карандашом во Владимира, слепо щурящегося заплывшими глазами на свет, - не видел. Иначе выводы сделаю.
       - А Вы отправляйтесь в санаторий, отдохните. А потом в распоряжение Ленинградского управления. - Обратился он к Владимиру. Затем бросил порученцу, стоявшему с приготовленным блокнотом в руках. - Проследите, чтобы товарищу оформили все как положено, всё вернули, а также выплатили все причитающиеся деньги за всё время пока он здесь...гм... провел.
       Потом, встав, поманил пальцем к себе начальника тюрьмы. Шепнув тому на ухо несколько слов, Нарком первым засмеялся, хлопнул по плечу.
       - Ладно, ладно, пошли, посмотрим твою богадельню. А заодно на "этих", твоих шустрых, тоже посмотрим. Что, как и какие симпатичные. Да, и собери-ка ты всех "рапортников" в отдельную комнату. И дела их принеси. По памяти всех не упомнишь. Да, и мне чай.
       - Так точно! - Расцвел начальник тюрьмы, вытягиваясь в струнку. - Сделаем все как надо в один миг!
       Неожиданно Владимир оказался один в пустой комнате. Не веря своему счастью, он стал ощупывать себя распухшими пальцами.
       - Не бойся, ничего не повредили. - Появившийся откуда-то офицер протянул ему стакан с водой. - Ну, что готов?
       - Я всегда готов. - Ответил Владимир. - Я только сейчас тут...
       Офицер подхватил стакан из рук сползающего со стула Владимира, закричал в гулкий коридор - "Врача, скорей врача!". Придерживая осевшее тело на стуле, офицер вертел головой, тихо матерясь. Не хватало ещё, чтобы этот урод сдох у него на руках. Тогда точно шкуру спустят. За всё, и что было, и что ещё будет. Ну, где этот доктор?! Вечно они копаются!
       ******
       Джордж Уолден, глава компании "Станвак" нервно крутил сигару, не закуривая её. А было от чего нервничать. Ситуация разворачивалась именно так, как они с Элиотом, президентом отделения в Нидерландской Ост-Индии, и предполагали, сидя весной 1938 года в дорогом отеле в Гааге. Война в Европе всё-таки разразилась. На нефтяных скважинах в Индокитае, даже после увольнения немецких, японских и прочих там работников и служащих, вызывавших сомнение в надежности, положение было совсем не веселое. Разрабатываемые вместе с Элиотом планы осуществлялись медленней, чем им хотелось. Если внутри компании мероприятия проводить они были в силах, преодолевая тормозящий бюрократизм акционеров, гревших свои зады на теплой Кубе, то французские колониальные власти всё больше совали нос не в свои дела. А это уже было плохим признаком. Они оба уже тогда понимали, что японцы сделают всё, что бы получить все скважины в рабочем состоянии в случае своего вторжения в Индокитай. И очень вероятно, что сделают это, подкупив верхушку французской колониальной администрации.
       В это же время, на другом конце мира в душном помещении склада бурового оборудования, среди груд использованных труб, механизмов, ящиков, горами выстроившихся вдоль длинных стен, пару измазанных нефтью человека внимательно слушали такого же измазанного нефтью рабочего, шептавшего им довольно крамольные вещи. С одной стороны они понимали, что скважины это их источник пропитания, дающая жизнь им и их семьям, а, с другой стороны, не дать компании взорвать или демонтировать вышки и оборудование, значит вступить в прямой конфликт с компанией. А это, им, проработавшим уже три года на этих скважинах, было страшно. По-человечески страшно. Но еще страшней было остаться без денег, даже заработанных у японцев. Тем более, как говорит старина Хынг, японцы обязательно наймут их как специалистов. А при участии их в сохранении скважин и оборудования они могут занять и более выгодные должности, чем эти белые угнетатели из Америки позволяют им занимать. Нужно только и всего, что в назначенный час выйти и обезвредить белого инженера и инженера-сапера с командой, которые должны появиться, чтобы взорвать скважины. Ведь кто как не рабочий класс должен позаботиться о себе, когда колонизаторы заботятся только о себе?
       ******
       Он внезапно появился из-за куста, отчего красноармеец, спокойно покуривавший папироску, осматривая окрестности, привалившись к стволу дерева, удивленно вытаращил глаза. Потом, караульный, икнув, шагнул в сторону, прижимая к себе винтовку свободной рукой, автоматически потянул папироску, отчего чуть не подавился дымом. В следующую секунду он уже оказался на земле с приставленным к горлу прикладом своей же винтовки. Глядя на незнакомца расширенными от ужаса глазами, он только и смог, что пискнуть что-то не членораздельно-печальное.
       Незнакомец снял приклад винтовки с горла, протянул руку, помогая встать солдату. Испуганный красноармеец стал отряхивать шинель, не сводя глаз с того, кто так легко отнял у него винтовку с примкнутым штыком.
       - Зови начальника караула. - Незнакомец, подняв упавшую винтовку, снова прислонил её к дереву. - А курить в твоем возрасте вредно. Запомни это, если не хочешь умереть раньше времени.
       Дуя из всех сил в выданный в карауле свисток, красноармеец соображал, что ему за это будет. Курил на посту, проспал незнакомца, который еще и разоружил его. Точно ничего хорошего. На свист прибежал сержант, еще не проснувшийся караульный с отпечатанной звездой от буденовки на щеке. Незнакомец представился, протянув какую-то бумагу, от которой сержант вытянулся и откозырял. Караульный не расслышал, кем этот незнакомец представился, но то, что он был начальником было понятно. От чего настроение у караульного совсем упало. А когда прибежал капитан, начальник курсов, караульный чуть не расплакался. Стоя на вытяжку, он только глазами следил, как майор что-то говорил капитану, а тот, покачивая головой, соглашался с ним.
       Подхватив винтовку, капитан подошел к караульному с видом явно не предвещающим ничего хорошего для караульного. "Благодари бога, что новый начальник курсов ограничился только тремя сутками ареста" - Прошипел он, возвращая винтовку. - "Но я тебе это припомню. Клянусь, Матка Бозка! Надолго запомнишь свою сигарку!"
       Поправляя ремень винтовки на плече, караульный, зыркнув в спину, уходившего вслед за новым начальником и караульными, капитана, сухо сплюнул. "Пилсудский", а именно так прозвали между собой курсанты этих спецкурсов капитана-поляка, никогда не бросал слов на ветер. Красноармеец знал это по прежней совместной службе с "Пилсудским" в стрелковой роте, откуда их взвод откомандировали сюда на хутор для охраны и обеспечения учебы таких же, как он, красноармейцев разведывательно-диверсионному делу.
       Первого взгляда на составленный график учебных занятий было достаточно, чтобы понять, что этот капитан, как видно из пары фотографий на стенке угла, который отгородили в избе простой плащ-палаткой, поляк, может быть и хороший строевой офицер, не имеет не только практического опыта, но и никакого понятия, что такое разведывательно-диверсионное дело. Выйдя из "штабной" избы, в которой вкусно пахло свежевыпеченным хлебом, Владимир остановился посреди хутора. За сеновалом хриплым голосом повар гонял кого-то у полевой кухни, обещая оставить этого кого-то без обеда и ужина, если не будет в срок начищена картошка, караульная смена начала собираться на смену постов. Из окон изб, в которых, как утверждал капитан Бзежовски, ночевали курсанты, и где сейчас проходили занятия по матчасти винтовки, тактике, вился сизый дымок папирос. Владимир шагнул к первой избе. Тут откуда-то сбоку, как на пружине, выскочил кто-то небольшого роста в коротком тулупе, представившись старшиной курса.
       Толкнув дверь, он окинул взглядом людей, рассевшихся плотными рядами в избе полукругом вокруг стола, на котором лежала разобранная винтовка. Вскипев, но, не говоря и слова, Владимир вышел во двор хутора. Старшина курсов выскочил следом, чуя всеми своими ощущениями, что новый начальник шутить не будет. Вон, как блеснули у него глаза в этой прокуренной избе, где уже второй час шло занятие по материальной части винтовки. Что-то будет. Господи, хоть бы не зашел сейчас на кухню. Там повар, после вчерашнего вечернего приема "лекарства" с медиком из соседнего санбатальона, еле ворочался возле котлов полевой кухни, шпыняя помощника и наряд.
       - Боевая тревога. - Спокойно скомандовал начальник, отметив время на часах. - С полной выкладкой.
       - Боевая тревога! - Истошным голосом завопил старшина, подмигнув стоявшему на "вытяжку" за спиной начальника молодому лейтенанту. Мол, шевелись, не спи. - Курсы! Тревога!
       Через несколько секунд, покрытых истошными воплями старшины и лейтенанта, двор наполнился хаотично бегающими красноармейцами, сновавшими между избами забирая оружие, получая боеприпасы, вытаскивая свои ранцы. Начальник, стоя в стороне, спокойно наблюдал, как выстраивается неровными шеренгами курсы. Пятьдесят шесть человек, капитан и три лейтенанта. Посрамленный Владимиром караульный из-за стволов деревьев, со злорадством наблюдал за выстраивающимися. Он уже примерно догадывался, что сейчас будет. Уж больно спокойно стоял в стороне этот новый начальник курсов. Суетившийся перед строем старшина, получив от него какой-то приказ, вприпрыжку пробежал мимо караульного, вполголоса матерясь по поводу какой-то медицины, которую он должен был добыть. Хоть из-под земли. А это значит, что караульным, внутреннему наряду и наряду на кухню сегодня изрядно повезло.
       Приняв доклад капитана, окинув взглядом построившийся курс, майор вышел вперед.
       - По команде "Боевая тревога!" курсы строились в полтора раза больше норматива, отведенного наставлением для обыкновенного стрелкового подразделения. И это спецкурсы. Я, майор Марченко, с сегодняшнего дня принимаю командование курсами. Буду вас обучать премудростям военной науки. Учить буду всему тому, что сам умею, и буду спрашивать как самого себя. Так как время отведенного на подготовку крайне мало, то терять его не будем. Курсы, направо! В колонну по три! В направлении хутора у отметки 312,4. Бегом, марш!
       Курсы, зашумев, загремев оружием, касками, котелками, прочим, навешенным на ранцы, пояса, развернулись и двинулись бегом, по ходу перестраиваясь в колону по трое. Караульный прикинул расстояние до виднеющегося у высотки хутора. По дороге километра три - два с половиной, примерно. Туда в горку, а потом обратно под горку. Что туда и обратно точно. Не зря же старшину за медициной посылали. Обмороженных лечить. Итого, забег на пять - шесть километров. Да, серьезный пришел начальник. Спать не даст.
       ******
       Не смотря на поздний час, в штабе кипела работа. Стучали машинистки, связисты выясняли, кто "пригрел" машину с телефонным кабелем, кто-то, громко сморкаясь, обещал устроить "избиение младенцев" в случае если в срок не будут доставлены "огурцы", слышался здоровый смех взрослых мужчин. Поэтому появление Владимира в клубах морозного пара практически никто не заметил. Погрев ноющее колено, ушибленное веткой, во время занятий по обустройству на ночевку в лесу, о теплую стенку печки, он пошел к комкору.
       Комкор подтянул к себе бумагу, бросил вскользь взгляд на текст. Усталое лицо исказила гримаса. Он и без этого рапорта знал, что войска ни к черту не готовы к прорыву. А тем более эти "диверсанты" на двухнедельных курсах подготовки. Командование корпусом, составленным из разрозненных частей, разных по укомплектованности, уровню подготовки и оснащения вещь не приятная и крайне ответственная. Тем более, что в затылок дышат всякие "доброжелатели". Он поднял взгляд на стоявшего Владимира.
       - Ты чего хочешь? - Задал он вопрос угрюмо. - Задача поставлена, сроки определены. Ни ты, ни я, ни кто-либо здесь, в штабе, не может отменить приказа Генштаба. Мы люди военные. Наша задача в срок, быстро и с победой выполнить поставленные задачи. Тем более, что весь советский народ смотрит на нас.
       - Так точно! Смотрит! - Подтвердил Владимир, не шелохнувшись. - И наша с Вами задача наименьшими потерями выполнить поставленную партией задачу.
       - Ладно, - махнул рукой комкор, раздраженно дернув щекой, - садись, лучше. В ногах правды нет.
       Шел второй час ночи. Комкор знал, что в два он точно должен лечь спать, чтобы в шесть уже быть на ногах и чувствовать себя более или менее сносно. В этих карельских болотах, промороженных до самого дна, старые раны снова дали о себе знать. А тут еще надо носиться по частям, на месте, порой на пальцах, обучать бестолковых командиров полков, недучек-выдвиженцев, враз ставшими из заместителей командиров батальонов командирами полков. Хоть этот "диверсант", вон, видно по выправке и тону, старый перец из чекистов. Да и рапорт составлен грамотно, одни сухие факты, против которых аргументов нет.
       - Ты чего от меня хочешь, диверсант? - Устало спросил комкор, поправляя накинутую на плечи шинель. От мороза проникавшего в избу и стелющегося по полу стыли ноги, отчего казалось, что печка не греет.
       - Прошу Вас отчислить из числа обучаемых тех, кто по состоянию физического здоровья не способны выполнять такие задачи. Список подготовлен. Вот он. Кроме того, прошу Вас удовлетворить мою просьбу о выделении мне трофейного оружия для проведения занятий по технической подготовке. Вот рапорт. Также требуется теплое бельё, подшлемники, шапки-ушанки, валенки. Вот рапорт с указанием количества. К тому же, мне необходим квалифицированный специалист по минно-взрывной работе. Желательно имеющей опыт практической работы в военной области. Нынешний специалист - работал в шахте и не владеет необходимыми знаниями.
       - А как же Вы выходите сейчас из положения? - Поинтересовался комкор, подтягивая к себе переданные бумаги. Да, действительно, списки как по личному составу, так по вооружению и боеприпасам составлены четко, с расчетом расхода взрывчатых веществ и боеприпасов на весь курс.
       - Преподаю сам. - Владимир поправил ремень портупеи.
       Комкор поднял на него глаза, в которых светилось недоверие. Где он так успел? Он не помнил, чтобы в личном деле этого майора были записи об участи в боях с японцами. Хотя... За что тогда у него орден Боевого Красного знамени?
       - Испания, товарищ комкор. - Коротко ответил на его взгляд Владимир. - До самого конца.
       - Испания? - Переспросил он, кивнув на скрюченый палец на левой руке. - Тогда понятно. Ладно, майор. Давай твои бумаги. Насчет трофейного оружия и боеприпасов к нему, проблем не будет. Добра этого хлопцы натаскали много. Как равно и со взрывчаткой. А вот насчет специалиста, минера-подрывника, надо поискать. Сам понимаешь, в мирное время взрывать мосты и дороги никому не приходилось. Но поищем. Обязательно найдем. К флотским пойдем, если что. А ты уж подготовь своих ребят. Насколько сможешь. Пойми меня правильно, если не выполним поставленную командованием задачу, нам головы не сносить. Никому тут не сносить.
       - Понимаю товарищ генерал. - Спокойно ответил Владимир, не отводя взгляда от воспаленных глаз комкора. - Но из простых мальчишек за две недели не подготовить разведчиков-диверсантов. Тут требуется больше времени. Некоторые из них до армии не знали и даже не видели что такое винтовка. Не говоря уже о чём-то другом. Да, и физическая подготовка из рук вон плохо. На лыжах могут стоять единицы. А уж про броски на лыжах через лес и говорить не приходится. Не лучше и присланные командиры. Сплошь неопытная молодежь, только что окончившая училища.
       - Одни вопросы, проблемы. - Комкор стукнул пальцами по крышке стола. - Время, как всегда, крайне мало. Но мы коммунисты и должны решить их. Иначе не может быть.
       - Так точно. - Кивнул головой Владимир. - Но лучше чтобы ребятам преподавали специалисты. Например, найти для них инструктора по лыжному спорту. Желательно из местных. Знакомых с климатическими условиями, особенностями....
       - Стоп! - Прервал его комкор. - На днях тут одного взяли. Вернее сам пришел. Финн. Из лесных егерей. Социалист, из сочувствующих. Сейчас ребята из отдела с ним беседуют на предмет не шпион ли он. Не заслан ли он к нам.
       - Лучше и не придумать. - Поддакнул Владимир. - Если бы его привлечь к обучению...
       - Ага, дадут "особисты" его привлечь. Они жилы из него вытянут и закопают. - Бросил комкор и тут же осёкся. Он забыл, что разговаривает с таким же "особистом".
       - Если поговорить нормально, то отдадут. - Как будто не расслышал сказанного, продолжил Владимир тему. - Тем более, что человек сам пришел. А уж контроль за ним организовать дело техники. Позвольте поговорить?
       - Давай. Попробуй. - Комкор мельком взглянул на часы. Пора ложиться спать. - Я тебе напишу тут записку для начальника особого отдела, да и резолюции на твоих рапортах. Стой. Лучше вот так сделаем.
       Комкор позвонил в стоявший на столе колокольчик, попавший в штаб неведомыми путями из какого-то разбитого зажиточного хутора финнов. На звонкие удары в комнате появился адъютант, с помятой щекой. Полосы и завитушки говорили о том, что он спал, не раздеваясь, лишь положив голову на барашковую шапку.
       - Начальника тыла, кадровика срочно сюда. Знаю, что все они тут и спокойно себе спят. Через пять минут чтобы были. И не забудь Федора Власьевича пригласить. Он тут? Прекрасно. Есть обстоятельный разговор.
       Хоть спать придется лечь в три, зато с разведывательно-диверсионными группами у него проблем не будет. Вернее, он полагает, что не будет. Если из всех групп только двадцать - тридцать процентов "сработает", это уже будет хорошо. Добудут нужную информацию, дернут финнов сзади, пощиплют хвоста. Кроме того, можно будет привлечь их к ликвидации снайперов, диверсионных групп, забрасываемых в тыл корпуса. А то достали тыловиков уже эти "кукушки", "снежные люди".
      
      
      
      
      
       ГЛАВА ШЕСТЬНАДЦАТАЯ. СТАЛИНСКИЙ УДАР.
      
       Начальник особого отдела ввалился в избу как хозяин. Оттряхнув ноги от снега двумя энергичными ударами шапки, прошел к Владимиру и уселся на табуретку, заполнив пространство запахом мороза, крепкого табака, одеколона "Красный маяк". Старшина, забормотав что-то о срочном деле на кухне и вещевом складе, оставив накладные на подпись, растворился в облаках морозного пара открытой двери. Следом выскочил писарь, выправлявший общее расписание курсов, под предлогом уточнения темы. Последним ушел молчаливый шахтер, изучавший наставление по взрывному делу РККА. Поставив в известность Владимира о начале занятий, он, поправив скрипучие ремни портупеи, не спеша зашагал по двору совершенно не боясь холода.
       - Вот дает! - Удивился начальник особого отдела, наблюдая как тот спокойно подходит к дверям другой избы. - Ничего не боится! Прямо как железный!
       - Железный, не железный, а занятия проводит на улице весь день. - Ответил Владимир соображая зачем прикатил к нему он, да еще и на автобусе, полном людей. - Чай будете?
       - Да, нет. Только что от медиков. Там в батальоне такая красивая одна докторша есть, что мама моя дорогая. Но, не это главное. Помниться мне, ты дня три назад жаловался на нехватку специалистов?
       - Да. - Владимир поправил стопку с делами курсантов, которые он изучал, стараясь составить из них группы. - А что?
       - А народ разбежался. Меня испугался? - покрутил головой "особист".
       - Нет, у меня все в работе. - Владимир поправил уложенную на табуретку разболевшуюся ногу.
       - Так, вот! - На стол грохнулась командирская планшетка, из которой с победным видом были извлечены кипа листков, свернутых пополам. - Все, как один прошли подготовку в "саперно-маскировочных" взводах. Как заверяли меня, лучшие специалисты.
       Владимир, не показывая своего удивления, подтянул к себе развернувшиеся листки. На самом деле эти взвода уже были расформированы еще полтора года назад по распоряжению с "самого верха". И многие из подготовленных специалистов разведывательно-диверсионной работы пошли в лагеря по разным приговорам. А те, что остались, не захваченные широко заброшенной сетью, сменили свои места жительства и постарались затеряться на просторах Советского Союза. Так откуда же эти "специалисты"? Первого взгляда на бумаги было достаточно чтобы понять, что "особист" действительно привез Владимиру одновременно и специалистов, и большую проблему. Все пятеро прошли службу в "саперно-маскировочных" взводах, дополнительные спецкурсы, но были из "подследственных", арестованных и находящихся под предварительным следствием местных органов НКВД по Ленинградской области. Два сержанта, два рядовых и лейтенант.
       Владимир поднял голову. "Особист" не спеша, постукивал карандашом, взятым из стайки в обрезанной гильзе, по столу. По взгляду было видно, что он очень доволен собой - и специалистов дал, и "новенького" подвязывает крепко к себе. Примет подследственных, будет возможность подергать, не примет, опять же, возникает повод прийти к нему потом с вопросами. Федор Власьевич не любил этого, прибывшего из "глубинки", специалиста. Нет, не потому, что он был карьерист, строго охраняющий свое право на получение повышения за свою работу, не терпящий более квалифицированных специалистов. Просто было что-то в нем такое, что заставляло Федора Власьевича нервничать, чувствуя перед ним пацаном, сдающим экзамены. А он этого не любил. Перед начальником так чувствовать было нормально. На то он начальник, чтобы перед ним так чувствовать. Как никак, начальнику доверили "сверху". А тут, вроде, как "под ним", а работает самостоятельно. Даже завербованный в самом начале этих курсов старшина не давал гарантий спокойствия от полного контроля над ситуацией тут, на спецкурсах.
       - Ну, что? Берешь? А? - "Особист" поставил карандаш обратно. - Мне еще в санотряд заезжать. Там начальник "вошебойки" отравился местным самогоном и умер. Беседовать с ответственными лицами буду. Ну, как?
       - Беру, только давайте сюда постановление на прекращение дел в отношении их. Ведь так, просто, их Вы не могли забрать у местных товарищей. - Владимир откинулся назад, переворачивая очередной листок с мелконаписанным текстом. - К тому же, где их предписания? Книжки?
       - Постановление тут. - "Особист" стукнул по планшетке. - И предписания, и книжки тут. Только теперь они все рядовые. И помни, они были под следствием. Распишись.
       Владимир посчитал книжки, предписания, проверил правильность заполнения книжек и только потом подписался под постановлением. Удовлетворенный "особист" прочел документы, подул на чернила, потом аккуратно сложил пополам листы.
       - Да, кстати, забыл тебе сказать. - Он вытащил еще одну пачку бумаг из планшетки. - Тут еще один "фрукт" есть.
       - "Фрукт" или "картошка"? - Поинтересовался Владимир, которому не очень нравилась манера "особиста" выдавать информацию. Но удержаться не смог. Это слово само вырвалось. "Картошкой" между собой звали людей, намеченных на арест или уже арестованных.
       - Кхе. "Картошка", говоришь? - Хихикнул Федор Власьевич, потирая почему-то враз вспотевший лоб. - Интересно. Да, нет. Этот из разряда наших врагов. Финн.
       - Который из лесных егерей? - Подался вперед Владимир. Он не ожидал, что ночной разговор поможет так быстро получить этого финна.
       - Да, это он. Только как ты с ним будешь говорить? Он-то по-русски ни шиша! Только по-немецки. Но лопочет бодро и быстро.
       - Поговорим. - Убедил его Владимир, расписываясь в документах. - Найдем, как поговорить.
       - Ну, смотри. - "Особист" закинул планшетку через плечо. - Ну, что? Пошли принимать?
       Они выскочили из автобуса и выстроились, молчаливой пятеркой, шеренгой перед автобусом. Буденовки, шинели без знаков различия, обмотки, руки по швам по стойке "смирно", "глухие" глаза, устремленные вперед. Готовая группа диверсантов. Командир и четыре боевика. Мда. Даже если не были одной группой, им потребуется всего два дня чтобы стать ею. Пройдя перед шеренгой, Владимир подошел к отдельно стоявшему финну. Финн вытянулся, отдал воинскую честь. "Бодрячок. Это хорошо", - подумал про себя Владимир, ответив на приветствие. Стоявший за спиной финна конвоир - красноармеец уже приплясывал на месте от донимавшего его мороза.
       Автобус обдал стоявших облаком выхлопа, забуксовав на месте. Владимир, кивнув головой, положил руку на корпус. "Навались!" - скомандовал он, не заботясь о том, понимает ли его финн или нет. Семером они толкнули автобус, который, шурша шинами по гладкому, утоптанному сапогами, валенками двору, вихляво двинулся к воротам.
       - Резина плохая. Цепь одеть надо. - Прокомментировал один из диверсантов, провожая взглядом уходящий автобус. - А то так-то опрокинуться недолго.
       - Старшина! - Крикнул Владимир, который знал, что тот с самого начала курсов работает на Федора Власьевича, а посему, практически, каждую минуту был где-то рядом.
       - Здесь, товарищ командир! - Тотчас выскочил откуда-то старшина.
       - Всех накормить. Поставить на довольствие, выдать валенки, варежки и всё что не хватает. Разместить в отдельном помещении. Начальника караула ко мне. Потом по одному ко мне. Финна первым.
       - Так, где же это ... - Начала бурчать старшина, но осекся, увидев взгляд Владимира. - Слушаюсь! Пройдемте, товарищи!
       **********
       Листок с докладом лег на сукно. Начальник, кивнув заместителю на стул, взял листок, недовольно буркнув "ты бы еще его мельче написал, под микроскопом" полез в верхний ящик стола. На всех совещаниях, собраниях, конференциях и съездах он всегда выступал не по бумажке, заранее заучивая текст, так как ему было неловко пользоваться очками. В них он себя чувствовал мальчишкой, по ошибке вышедшим на трибуну. Только самые приближенные к нему люди знали об очках и могли видеть его в них, читающим документы.
       Достав очки-велосипеды, он, не спеша, нацепил дужки, и лишь затем внимательно прочитал бумагу, недовольно покачивая головой. Дочитав, он с раздражением бросил бумагу обратно на стол.
       - Так, значит, так? Освободил, значит? Вызов бросил, значит?! Всех, практически всех, кто по этому делу проходил, освободил. Так?
       - Так точно. - Податель бумаги, сидевший напротив на стуле, был само внимание. - А также дал распоряжение провести проверку последнего дела по ...
       - Знаю. Читал. - Прервал его начальник. - Так как это понимать? Война, значит. Моё мнение, вообще, ничего не значит? Самого главного, этого Марченко освободил. Ты посмотри на него! А? Каково?
       - Говорят, - сидевший на стуле, наклонился и понизил голос, - что это мнение .... - Он закатил глаза вверх.
       Они замерли на своих местах. Ладно, внутренние разногласия, шпильки и подножки. Они сами между собой как-нибудь разберутся. Но вот мнение "оттуда". За такое не то, что по головке не погладят. Даже подумать страшно, не то, что решиться.
       - Так, где он сейчас? В Ленинграде? Москве?
       - На фронте, в Карелии. Воюет, как и хотел. Командует двухнедельными курсами по подготовке диверсантов.
       - Двухнедельными, говоришь? - Хохотнул начальник. - Много же он научит. Но, каково! А? Но упускать их просто так нельзя. Иначе, что же мы здесь все ошиблись? Ну, да ладно. Теперь по нему. - Он постучал по листку. - У тебя есть проверенные люди?
       - Там? - Кивнув в окно, выходящее на большую площадь.
       - Да, там. Такой, что сделает как надо. - Начальник дернул большим пальцем чуть ниже подбородка.
       - А, как же? - Сидевший на стуле невольно покрылся потом. Идти против мнения самого "небожителя" и его опричника? Пуля в затылок самый легкий конец. За такое всю оставшуюся жизнь будешь мучаться по лагерям на северах, исходя кровью. И никто тебе даже не кивнет из старых друзей, под чью власть ты попадешь в лагере.
       - Не боги горшки обжигают. Тем более, что таких людей, как этот Марченко, следует устранять сразу, как особо опасных и важных фигур заговора. Иначе вред от них будет великий. Так, что? Есть? - Очки-велосипеды аккуратно сложены и убраны в верхний ящик стола.
       - Есть. Сделает всё в лучшем виде. Почему? Должок за ним есть. Крупный должок. Конечно, не сам, но точно и аккуратно.
       - Смерть должна быть геройской, и чтобы ни-ни. Ни тени, а тем более капельки на нас. - Последние слова он выделили голосом. Он не боялся говорить. Он сам простучал и прощупал все углы, шторы, заслонки выискивая микрофоны. Не слушали его, как и кабинет самого товарища Наркома. - Так, в атаке, на марше, во время артналета или что-нибудь ещё. Думаю, если не дурак, сообразит как лучше. А мы тут этих тараканов постараемся вновь повылавливать. Ну, учудить же такое! Отпустить без проверки арестованных шпионов! В такое сложное время!
       - Есть такой человек и сделаем всё в лучшем виде. Вернее, уже скоро сделаем. Мне нужно будет отъехать. - Заместитель заерзал.
       - Всё как положено. - Подчеркнул голосом начальник, пресекая дальнейшее обсуждение. - Командировка, печати на командировочном, план и так далее. Работа она должна быть на первом месте. Понятно?
       Закрывая за собой дверь кабинета начальника, заместитель заметил как тряслись его руки. На ватных ногах он едва дошел до своего кабинета, где, закрывшись изнутри, выпил махом две рюмки коньяка. Вцепившись в край дубового стола, он замер, нависнув над столом на котором лимоном, нарезанный тонкими ломтиками, аппетитно желтел на блюдце. Ему нужно было остановить мелкую дрожь, бившую всё его тело. То, что предстояло ему сделать, было из предприятий рода "пан или пропал". А пропадать ему очень и очень не хотелось.
       **********
       Федор Власьевич смахнул с кожанки осыпавшийся с елки снег, взглянул на часы. Капитан опаздывал. Хотя на данный момент никаких занятий и сложностей у него не должно было возникнуть. Чертов шляхтич, всегда у него что-то. Начальник Особого Отдела сплюнул. Время идет, да и сидеть, как неизвестно кто, под елочкой ему тоже мало хотелось. Наконец раздался хруст снега и на тропинке появился спешивший капитан Бзежовски. Он быстро шел, пар вылетая изо рта, тут же оседал инеем на воротнике шинели и левом клапане ушанки. Плюхнувшись на обломок елки рядом с Федором Власьевичем, капитан громко выдохнул. Ему крайне не хотелось идти на встречу, но когда "особисты" зовут, то идти надо.
       Услышанное поразило его. Он сначала не поверил своим ушам. Как убить? Не проще ли арестовать, судить? Аргументы, приведенные в обоснование такого задания, были, с одной стороны, понятны. Сеть шпионов в полку не должна заподозрить, что она раскрыта. И смерть одного из главарей, который уже очень сильно навредил, должна быть естественной. Во время атаки. А там уж ослабленной сетью займутся нужные люди, и наступление Красной Армии не будет сорвано, как на то рассчитывают финны. Но, вот с другой стороны. Новый начальник действительно дельный человек, военный, знающий и умеющий много. Такого и командиром полка поставить можно, не то что начальником курсов. Тут есть от чего прийти в смятение. Капитан задумался. "Особист" растолковав его задумчивость по-своему, хлопнул по коленям, поднялся.
       - Ну, что же, - сказал он, поправляя портупею, - если это задание вызывает такое ...
       - Минуту! - Капитан встал, тоже поправил портупею. - Я готов.
       - А вот это правильно! - Рука "особиста" нырнула за пазуху, вытащила "Зауер". Вынув обойму и показав, что она полная, он передал пистолет поляку. - Во время атаки, в суматохе боя никто не заметит. Понял? Теперь насчет брата. Я уже связался с нужными людьми. Освободить, конечно, не получиться, но вот жизнь ему сохранят. Дадут десятку и на работы. Честным трудом искупит свою вину.
       - Так он же не виноват. - Капитан, пряча пистолет в карман брюк, покачала головой. - Совсем не виноват. Это ведь ошибка.
       - Ошибка? А хранение книг Бухарина, Бакунина, Троцкого? Если они твои враги, то зачем тогда хранить, читать их книги? Нет. Тут не ошибка, а близорукость, опасная политическая близорукость. Но ничего, поработает, осознает, вернется, и будет жить как нормальный советский человек. Доказано, что трудовое перевоспитание мощное оружие борьбы с искривлениями в головах.
       "Особист" проводил взглядом уходившего тропкой поляка, быстро вышел на дорогу, сел в автобус. "Теперь до поворота на медчасть" - скомандовал он, растирая покрасневшие руки. Всё-таки тут варежки надо носить, а не фасонить в тонких перчатках.
       Тропинка от дороги, протоптанная солдатами, шедшими в медсанчать коротким путем, не самое лучшее место для встречи с агентом, но по другому встречаться времени не было. А вот и он. Стоит в красноармейской шинели, курит. "Особист" подошел, вытащил коробку достал папиросу, кивнул солдату. "Прикурим?" Вокруг не было ни души, а если бы и были, то увидели как офицер, прикуривает у солдата, что-то ему говорит, улыбаясь, а тот ему отвечает, улыбаясь также в ответ.
       В автобусе было значительно теплее, чем снаружи, из-за работающего двигателя. Довольный результатами дня, "особист" откинулся на спинку сидения. Итак, по пунктам. "Монгола" уберет затесавшийся в ряды офицеров славной РККА агент польской разведки, а бдительный красноармеец его убьёт. А потом сам пойдет под расстрел за участие в шпионско-вредительской организации на своём оборонном заводе. Предписание на арест уже лежит в полевой сумке. Славно всё получается. Одним разом и негласный приказ старшего начальника выполняет, и исполнителей ликвидирует, да ещё и выявляет "перевёртышей" с агентами среди красноармейцев. Эх, для полной красоты не хватает какого-нибудь офицера из штаба. Тогда все у него в штабе по струнке ходили, не артачились бы.
       **********
       В сумерках рассвета на КП второго батальона собирались все старшие офицеры полка и дивизии. Предстояла разведка боем, в которой должен участвовать отряд, прошедший специальную подготовку в течение двух недель. На его участии настоял начальник штаба корпуса, которому хотелось посмотреть на выучку отряда. Сам же начальник штаба не приехал, прислав пару "своих" офицеров.
       Кто-то сидел, ожидая начала боя, неспешно покуривая, кто-то толпился у карты, слушая повторно представленный командиром батальона план на проведение боя. Много вопросов, очень много. Некоторые части плана, вообще, не по уставу! Да, это военная хитрость, внезапность, но как же нарушение полевого устава РККА? По головке не погладят, если что. Это "если что", прямо-таки, витало в воздухе. Но командир второго батальона упорно настаивал на осуществлении своего плана. Тем более, что менять его уже поздно. Эти "диверсанты" уже ночью выдвинулись и, наверно, сейчас у второй линии заграждений, прямо перед передней линией траншей финнов.
       Сумеречное утро разорвали залпы полковой артиллерии. С первыми ударами артиллерии по финнам на КП поднялся такой шум, что посторонним было бы трудно понять, что происходит. На КП шла обыкновенная работа войны. Артиллерийский корректировщик, не отрываясь от трубы, давал уточнения, координаты выявленных новых огневых точек на переднем крае, теребя телефонный провод, кто-то материл связистов за пропавшую связь с "Варшавой", кто-то принимал информацию о продвижении роты к финнам, докладывая это громко и отчетливо. Многие офицеры, перебрасываясь короткими выразительными фразами, приникли к своим биноклям. Всё происходящее на поле так разволновало их, что они стали громко подбадривать наступающих. А бой разворачивался ожесточенный. На поле, вернее даже сказать, на промерзшем полуболоте, перед укрепленными траншеями финнов, разворачивалась рота, наступавшая по всем правилам полевого устава РККА. Первую линию колючей проволоки они преодолели по проходам, образовавшимся в инженерном сооружении. Просто внезапно разом рухнули колья, удерживающие клубки проволоки, и она разъехалась в стороны сама. Хотя если всмотреться более внимательно, то с боков были видны несколько человек в маскхалатах тянувшие с усилиями за привязанные к проволоке веревки. Как только артиллерийский налёт закончился, финская траншея сразу ожила пулеметным и ружейным огнём. Тут же перед второй линией как неоткуда появились люди в маскхалатах, которые, разделившись на группы, стали проделывать проходы в заграждениях и подавлять пулеметы, забрасывая гранатами огневые точки. Скоро все пулеметы замолкли, а "диверсанты" уже лезли в траншею. Финны ударили из минометов по передней линии, накрывая и наступающих красноармейцев, и свои траншеи. Корректировщик прокричал в трубку координаты и через пару минут финские минометы смолкли. В замерзающие от учащенного дыхания окуляры бинокля было видно, как поднимают залегших красноармейцев командиры и комиссар. Кого пинками, кого словом, но подняли, двинули вперед и уже бой идёт в передней линии окопов финнов.
       - Вот это атака. Настоящий сталинский удар! Молодцы! Вторая рота второго батальона туда! - комполка ткнул пальцем на окопы. - Задача: овладеть второй линией окопов! Развить успех. Связь вперед! - И уже в трубку. - Да не волнует меня как. Но чтобы через полчаса сюда стал прибывать третий батальон полка из резерва. Ты меня понял? Третьей и второй роте третьего батальона начать наступление на укрепленный пункт в этой деревушке и овладеть ею. Дам тебе три "коробочки", но за них отвечаешь головой, понятно? Возьмешь деревушку - откроешь дорогу во фланг финнам и прочную дорогу для "коробочек".
       Командир батальона с начальником связи выскочил в траншею. Командир полка, разгоряченный от хода боя, вновь схватил трубку и открытым текстом отдавал распоряжения, грозя и прибавляя отборные матерные слова для придания ускорения выполнения приказаний. Вскоре всё вокруг так закрутилось, что Федор Власьевич, также находившийся на КП, отметил про себя, что надо будет отметить в рапорте о ходе сегодняшнего боя комполка. Боевой молодой комполка. Таких как он побольше бы в Красной Армии. Тогда бы и не было бы неудач в этой компании.
       На поле засуетились фигурки, забегали собачьи и оленьи упряжки. Медсанбад приступил к сбору раненых. Несмотря на рвущиеся шальные мины и снаряды они грузили раненых, собирали оружие, накладывали повязки прямо на поле. Комполка рявкнув, выгнал писарей и тыловиков на поле собирать раненных. "Через полчаса уже никого не надо будет подбирать! Будут замерзшими! А вам тут сидеть и парить свои жопы в шубах!?"
       Когда связисты наконец-то дотянули телефонный провод и установили связь с захваченной траншеей, Федор Власьевич услышал, то, что он ожидал услышать. Командир роты и командир "диверсионного" отряда с заместителем погибли во время минометного налёта финнов, а общие потери составили до 60% атакующих. Что ж, главное сделано, а с исполнителем он теперь уже сам разделается. Довольный собой он скатился вниз к стоявшим машинам, крикнул водителя, сел на заднее сидение в заляпанную белой известью "эмке". Пора было возвращаться в штаб дивизии. Его ждали дела поважней, чем наблюдение за атакой в лоб на укрепленные позиции финнов.
       Не успели они тронуться, как из-за края леса выскочили несколько самолетов и без разворота посыпали бомбы на позиции батальона. Финны бомбили узкой полосой, стараясь уничтожить траншеи и КП, который они, вероятно, успели засечь. Разворотив немного траншеи, разбив выложенную саперами гать на застывшем болоте из леса до траншей, самолеты нырнули обратно за лес. Следом, из-за леса рявкнула несколько раз неразведанная артбатарея финнов. Но наводка не была столь точной и снаряды, в отличие от бомб, перелетев через разваленные траншеи, стали рваться в разнобой среди замаскированных в редком карельском лесу машин. Один из снарядов, чуть отклонившись вбок от траектории, перелетел невысокую сопку и упал за бело-серой пятнистой "эмкой", разгонявшейся на дороге в тыл. От взрыва машина, прошитая насквозь осколками, смешно подскочила, перевернулась и, крутясь на скользком укатанном полотне дороги, загорелась, выбрасывая вверх клубящий черный столб дыма.
       Прицельным ответным огнем советских артиллеристов батарея была разбита, а вторая рота второго батальона, подошедшая к остаткам третьей роты и "диверсантам", занявшим вражескую траншею, атаковала во фланг финнов, отходивших из деревни под натиском наседавших с фронта двух рот русских при поддержке трех танков. Вторую линию траншей финны оставили сами, отступив под защиту укрепленного пункта, легко остановившего наседавших русских точным, разящим огнем пулеметов и орудий из дотов, вырубленных в скалах. Но всё равно, ещё на два километра продвинулись вперед. А назначалось только с разведки боем. Так что, сегодняшняя атака действительно получилась крепкой и стала настоящим "сталинским ударом по врагу".
      
      
       ЗАКЛЮЧЕНИЕ. МАЙ ...
      
       Владимир шагнул в теплый сумрак надвигающегося вечера. Тяжелая дверь медицинского управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области медленно закрылась, отрезав его от целой недели постоянных хождений на комиссию. Как ни старался он убедить медкомиссию в своей пригодности, профессор, поправив пенсне, ехидно заключил, что такому нахальному и настойчивому военному можно было бы и пойти на встречу. Но! Его ранения не позволяют комиссии сделать это. Да, колено восстановилось, все осколки из спины вышли, все показатели испытаний в норме. А вот внутренние органы и, главное, не сгибающееся колено? Так что, уважаемому майору придется походить до следующей медкомиссии как с палочкой, так и на процедуры. А лучше всего в августе на воды. На Кавказ. И никаких перенапряжений. И поэтому в выписке он самолично укажет "ограниченно годен, допущен к преподавательской работе". Да-с, молодой человек, преподавательская работа. Восстанавливаться, минимум, месяцев шесть-восемь. А там, на новой комиссии, посмотрим.
       Оформление документов неожиданно заняло столько времени, что кадровик, промакивая написанное, сам удивился, взглянув на часы. Но все равно, он человек военный и раз ему приказано сделать документы сегодня, что бы завтра товарищ убыл в распоряжение управления, так он так и сделает.
       Вздохнув, сбрасывая тяжелый груз сегодняшнего дня, Владимир поправил портупею, зашагал по улице вдоль брусчатки, опираясь на костыль. Нога еще ныла, не давая нагружать себя, отчего он еще больше злился. Перейдя улицу, он углубился в парк. Одинокие пары ходили по дорожкам. Деревья стояли неподвижно, тихо засыпая в наступающем вечере. На площадке для духового оркестра несколько пар танцевали под патефон. Где-то на аллеях звучал девичий смех, гремели на рельсах трамваи. Хотя май месяц был, как обычно, переменчивым, но сегодня наступающий вечер был хорош. Он был тем самым теплым вечером, что располагает к неспешной прогулке. Что он и сделает. Вот вернется в дом, возьмет Елизавету, так как сын, наверно, где-то гуляет со своими новыми друзьями из авиакружка, и пойдет с ней на набережную. За последнее время уж больно мало времени он проводил дома. То Испания, то "сидение", то эта "зимняя война", доконавшая его колено, а теперь вот, эти "госпитальные хождения".
       Вот Елизавета обрадуется, когда узнает о том, что ему приписана "преподавательская работа". Это значит большой город, нормальная школа для сына, возможность работать и ей. Вот только, он - учитель? Смех, да и только. Хотя. А что? Разве его знания и умения не нужно передать другим? Тем более, он всё больше убеждался, что война неизбежна. Но уж лучше попозже. Мы сейчас еще не готовы. А подготовить хорошего бойца-диверсанта и группу нужно, как минимум, полгода, месяцев восемь.
       Ободрившись, Владимир бодро зашагал по алле, мурлыкая себе под нос "Если завтра война, если завтра в поход". Завтра выступление в училище перед готовящимися к выпуску лейтенантами, а потом перед первым курсом с рассказом о "зимней войне". Ничего, ничего. Преподавание это временно. Вот поправится и сразу в войска. Друзья в Центральном управлении, уцелевшие после всех перипетий, уже шепнули, что, если что, в Киеве есть для него местечко. Вот только эта комиссия из докторов. Ну, ничего, пробьемся. Нет ничего такого, что большевик не мог бы преодолеть. А болячки тем более. Занятия по особой программе, массаж, бокс, плавание. И через полгода посмотрим, как эти профессора откажут ему. Довольный собой Владимир даже попробовал пройтись без палочки, но тут же оперся на неё. Мда. Самонадеянно и рановато. Рановато еще.
       Подходя ближе к дому, он подумал, что может быть к черту этот Киев, а лучше всего попроситься в Сибирь? Как ни как, знакомое место, климат хороший, знакомые еще остались. Хоть немного, но остались. Опять же заветный чемоданчик, оставленный им в конце 20-х, перед убытием на службу в Москву, будет рядом. Как не крути, а этот чемоданчик, с золотыми монетами и украшениями, будет хорошим подспорьем для Елизаветы и сына на случай войны. Так что, где у нас там школы? Новониколаевск, переименованный в Новосибирск, лучший выбор для них. Наверно, он так и сделает. В понедельник поговорит тут в Управлении, а потом с ребятами из Центрального управления можно ли устроить перевод туда. Тем более, как он слышал, там, на базе одной из школ НКВД, стали организовывать курсы по его профилю.
       Подъезд встретил его прохладой, запахом кошек, стуком молотка где-то под самой крышей, музыкой из патефона, выставленного на подоконник одной из квартиры. Подойдя к двери, Владимир поправил фуражку, расправил плечи и приготовился постучать в дверь. Внезапно на него накатило волна такой тоски, что от неожиданности он опустил руку. Стоя перед дверью, за которой ждала его Елизавета, он с тоской подумал, что не послать ли ему всё это куда-нибудь подальше? Ведь он всё это время мог лишиться этого момента. Момента возвращения домой, к любимой жене, ребенку, мелодии "Рио-риты", шепелявому граммофону, старательно крутившего пластику, крикам носившихся по двору детей. Всему этому, что называется ЖИЗНЬ. Ощущая и переживая в себе это чувство, он так и стоял на площадке, опираясь на палочку, перед дверями с надписью "без выписки" над щелью почтового ящика.
       ******
       Гаошань, стоял на верхней прогулочной палубе пассажирского парохода, наблюдая, как тает в серости вечера очертания сингапурского порта. Сколько же сил он потратил, прежде чем смог отправить тещу и тестя к Чен Лань в Бомбей. Упорно не хотели уезжать из Гонконга, расставаться со своим бизнесом, созданным своими руками. Но доводы Гаошаня и Чен Лань, а также новый растущий быстрыми темпами бизнес в Бомбее перевесили их опасения. Отчего у него на душе стало спокойней. Родители присмотрят за Чен Лань, которая уже была с большим пузиком, помогут управлять его магазинами и рестораном европейской кухни, для которого он специально перевез из Гонконга с десяток русских поваров и официанток, вместе с их семьями, детьми. Дела, благодаря помощи английских друзей из разведки, сразу пошли в гору. Нужные разрешения, лицензии были получены враз, а поставки из Индокитая, Китая, Австралии наполняли его магазины товарами по приемлемым ценам. Что привлекало европейцев, как живущих в Бомбее, так и с проходящих судов, которых, в последнее время, все больше и больше стало заходить в Бомбей.
       Война уже стучала, ворчала возле границ Британской империи в Тихом Океане в виде японского солдата с "солнечным" флагом. И Гаошань был уверен, что Япония нападет если не в этом году, то в следующем. Война в Китае пробуксововала, Англия и Америка наращивали объемы поставок помощи Китаю, укрепляя и поддерживая сопротивление Гоминдана. Япония задыхалась от неуспеха, нехватки ресурсов, сложного состояния промышленности. Всё это она могла решить, лишь двинувшись за новыми ресурсами. Нападет ли она на Россию? Вряд ли. Япония уже "потеряла лицо" перед русскими в 1939 году. К тому же, там, у России нет нефти. А японцам особо нужна нефть, уголь, каучук. Так что Индокитай с американскими, голландскими нефтяными скважинами, станет первым объектом нападения японцев. А затем превратится в хороший плацдарм для нападения на Малайзию, Индонезию с их запасами нефти, каучука, масла. А путь к ним идет через Гонконг и Сингапур. И никак по-другому. Кто же оставит у себя за спиной врага, хоть и слабого?
       Налетевший порыв ветра дернул шляпу, но Гаошань схватил её, прижав к груди. Далеко впереди, в наплывающих вечерних сумерках, громоздились высоким нависающим горбом тучи. Майская гроза готовилась навалиться на судно, посверкивая молниями издалека, высылая вперед сильные порывы ветра. Пора внутрь, так как гроза на море не даст ему постоять на верхней палубе. Спускаясь по узкому трапу вниз, привычно ставя стопы ног на подножки, чуть наискось, Гаошань неожиданно затосковал. С раннего детства он беспрестанно скитается, ввязывается в какие-то авантюры, подвергает свою жизнь опасности. Когда же у него будет покойная, нормальная жизнь?
       Судно, заскрипев снастями и всеми заклёпками в бортах, выскочило на гребень накатившей волны. Где-то вверху и внизу захлопали дверь, застучали ботинки матросов. Надвигался достаточно сильный шторм, поэтому все иллюминаторы, двери, грузы должны быть задраены и крепко закреплены на своих местах.
       Хлопнув дверью в каюту, Гаошань плотно завинтил барашки иллюминатора, закрепил раскачивающуюся лампу, вытащил бутылку виски. Теперь достать закуску из чемодана, и он будет готов к шторму и к тоске. Эх, эта тоска! Устал он что ли? От тайн, опасности, постоянно держащей его в напряжении. А, может быть, послать всё к черту и, вернувшись в Гонконг, продать остаток бизнеса? А потом к Чен Лань в Бомбей?
       Волна хлопнула в иллюминатор, оставила капельки, стремительно закатившиеся, под давлением ветра, извилистыми путями куда-то наискось вниз. "Вот и я так!" - подумал Чжан Дэфу, устраиваясь на качающемся кресле. - "Великие мировые потрясения хлопают меня по стеклу жизни, а судьба, как ветер, выгоняет, как капельку, черт знает куда!" Дернув пробку на бутылке, Дэфу сделал большой глоток прямо из бутылки. Алкоголь, ворвавшись в его сознание, ударил не так сильно, постепенно наливая тело свинцовой тяжестью. Наконец, в полной темноте, под скрип судна, продиравшегося сквозь морские волны, бившие с явным удовольствием по иллюминаторам, он, успев поставить полупустую бутылку в специальный фиксатор, завалился спать на качающуюся кровать. Будет утро, и оно обязательно будет другим, отличным от предыдущего утра. Может лучше, а может быть и хуже. Но обязательно другим. И он также будет другим. Ведь, переступив в своей жизни уже через все границы традиционных запретов, он сам теперь устанавливал себе правила. Вот только лучше он от этого не стал.
      
      
      
       Москва - Пекин.
       Март 2007 - январь 2008 года.
      
      
      
      
      
      
      
      

    10

      
      
      
  • Комментарии: 3, последний от 31/12/2019.
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Обновлено: 10/11/2009. 382k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.