Регентов Дмитрий Павлович
Мост на Цикоугоу

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 10/07/2019.
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Обновлено: 20/09/2009. 338k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая книга цикла "Копьеносец". Шанхай, лето, жара и тайны, приводящие к новым приключениям.

    • "МОСТ НАД ЦИКОУГОУ"

      

    ОГЛАВЛЕНИЕ.

      
       Введение
       12 декабря 1928 года. Мукден.
       ... 2
       Глава первая
       Москва-Шанхай
       ... 3
       Глава вторая
       Монастырь
       ... 9
       Глава третья
       Беглец по неволе
       ...16
       Глава четвертая
       По дороге к реке
       ...21
       Глава пятая
       Роща
       ...27
       Глава шестая
       9 июля 1929 года
       ...33
       Глава седьмая
       События, волнения и загадки 10 июля
       ...38
       Глава восьмая
       Телеграмма.
       ...44
       Глава девятая
       А теперь наоборот
       ...50
       Глава десятая
       "Ювелир"
       ...56
       Глава одиннадцатая
       Визит
       ...62
       Глава двенадцатая
       Два Вана
       ...69
       Глава тринадцатая
       И вновь вне закона
       ...75
       Глава четырнадцатая
       Тот же день. Вечер.
       ... 82
       Глава пятнадцатая
       Мост. Вот только какой?
       ... 87
       Глава шестнадцатая
       Мост над Цикоугоу
       ... 93
       Заключение
       Август
       ... 100
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    12 ДЕКАБРЯ 1928 ГОДА. МУКДЕН.

      
       Мороз, объединившись вместе с ветром, старались содрать кожу с лица, заставляли ежиться, пробираясь в самые мелкие щелочки в одежде. Стоять на открытом месте было просто невыносимо, но войска все же стояли. Стояли, построенные в парадном расчете полки, бригады, батальоны, над которыми поднимались столбы пара от теплого дыхания солдат и офицеров. Морозный декабрьский день не самое лучшее время для торжественного построения, но событие того стоило. Торжественность момента подчеркивали искусственные цветы, обрамлявшие выстроенную широкую трибуну, широкое присутствие гражданских лиц, расположившихся, справа и слева от трибуны. То там, то здесь вспыхивали фотокамеры журналистов, фоторепортеров, спешащих запечатлеть важный исторический момент в жизни страны.
       В толпе гражданских, над которой также стояло не меньшее облако пара, то и дело вспыхивали аплодисменты, появлявшимся на трибуне военным, представителям торговых ассоциаций. Многие из стоявших в толпе, открыто рассуждали, громко спорили обо всем. О перспективах развития Китая, об обретении единства, противодействию давления Советской России и Японии, возрождении былого экономического, политического веса единого Китая в мире. Ведь повод для этого был. Маршал Чжан Сюэлян, в результате переговоров с республиканским правительством в Нанкине и руководством партии Гоминдан, положил конец разобщенности китайского общества, страны. И сегодня, 29 декабря 1928 года, в Мукдене будет поднят новый флаг Республики Китай - красное полотнище со стилизованным белым солнцем с двенадцатью лучами, в центре. Сегодня символически завершится период раздробленности, противостояния Севера и Юга. И сделал это сын генерала Чжан Цзолиня, трагически погибшего от рук убийц в августе этого года. Правда, вот, до сих пор не понятно от чьих рук пал генерал. То ли японцев, то ли англичан. Поговаривали даже, что русские большевики со своим "Коминтерном" так же не остались в стороне. Опять же немецкая компания мелькала в череде компаний, выловленных очередной версией преступления, обильно публиковавшихся в газетах. Не мудрено, что под подозрение попадали разведки многих стран. Ведь "старый маршал" в последнее время что-то уж часто стал посматривать в сторону Америки, стараясь привлечь в подвластный ему район побольше компаний из Североамериканских Соединенных Штатов. Так что, "кровавый карлик" мог встать костью в горле кому угодно из "обиженных" стран. К тому же, он был слишком не сговорчив с Республикой. А сынок его и пост главкома Северо-Восточной Армии получил, и стал губернатором Манчжурии, провинции Жэхэ, Внутренней Монголии, сохранив, при этом, всё, что награбил его папаша, за собой. Но, не смотря на всё это, сегодня знаменательное и хорошее событие. Главное, что страна теперь объединена, хоть и под флагом Гоминдана, со страны снято позорящее клеймо "разваленного хозяйства", а с Республики Китай "нерадивого хозяина".
       Но вот народ заволновался, по толпе пошла волна, грянул оркестр, послышались приветственные возгласы. На трибуну поднялись почетные гости, делегация правительства Республики, свита маршала и сам Чжан Сюэлян. Церемония поднятия флага Республики Китай в Мукдене началась.
      
      
      
       Глава первая. МОСКВА - ШАНХАЙ.
      
       Сидевший за столом, потянулся, встал с удобного кожаного кресла, сидя в котором, он уже в течение трех часов разбирал доклады зарубежных агентов, источников. Вступая в права такого большого хозяйства, он впервые столкнулся с обилием такой информации, поэтому в конце каждого рабочего дня у него начинала болеть голова. В первые дни, недели он нередко сидел по вечерам над грудами бумаг, обхватив от отчаяния голову руками. Но, помня напутственные слова, услышанные в кабинет САМОГО, он старался вникнуть в передаваемую ему информацию. Все тут важно, вся информация первостепенной важности. Вокруг молодой Республики враги сужали невидимый узел, сходя в сговор со всеми контрреволюционными силами, вне зависимости от их сущности.
       За окном, по раскисшему мартовскому снегу хаотично, подчинясь ведомым только им правилам, сновали автомобили, конные повозки, потрескивали редкие трамваи. Среди них мелькали фигурки людей, которые, игнорируя движущиеся машины, трамваи, повозки, переходили улицу именно там где им, по их мнению, надо было перейти. Вчера вечером и ночью в Москве дул резкий ветер, разогнавший висевшие серые тучи, очистивший небо от пелены дыма печных, заводских труб, поэтому сейчас над этой суетной улицей стояло солнечное, голубое бездонное небо. Фрамуга поддалась с трудом, но усилия того стоили. В кабинет ворвался ветер, принесший свежий весенний запах, которым хотелось дышать и дышать.
       В дверь кабинета постучали, потом скрипнула дверь, раздался голос помощника: "Разрешите?" Вздохнув, то ли от досады, то ли стараясь запастись побольше свежим воздухом, начальник управления вернулся за стол, закрыл открытую папку, переложил, к не разобранным докладам, в левую стопку. Справа высилась другая стопка, поменьше, с уже разобранными докладами, с его визами, замечаниями, предложениями. У помощника видно было что-то срочное, если он вошел в это время.
       - Вы просили доложить немедленно при получении информации от "Джантимира".
       - Так, так. - Оживился начальник, принимая папку у помощника, кивнул на стул. - Садись. Пока читаю, чая выпьешь?
       Секретарша внесла поднос с чаем, аккуратно расставила чашки, блюдца с небольшими бутербродами, заполнив пространство запахами копчености, лимона. Начальник, углубившийся в чтение полученного сообщения, не обращал внимания не нее, хотя она старательно вкладывала перед ним салфетку, ставила чашку с блюдцем. Проводив взглядом фигуру секретарши, помощник дождался, когда щелкнет замок второй двери, повернулся к начальнику.
       - Какая? А? Где ты их находишь? - Скрывшийся за бумагой начальник поднял глаза, по которым можно было сказать, что сейчас он находится в Китае, наблюдая глазами агента ситуацию на месте. Помощник показал на сервированный чайный прибор.
       - Заботливых или фигуристых? - Чуть усмехнувшись, уточнил начальник. - Если первое, то ей положено это знать. А если второе, - тут он подмигнул, - в человеке все должно быть прекрасно.
       Улыбнувшись в ответ, но, ничего не сказав в ответ, помощник принялся размешивать сахар в чашечке. Новый начальник, придя со стороны, не произвел обычных кадровых перестановок. Только привел с собой троих - свою секретаршу, двух работников низового уровня. С одной стороны это было понятно. Человек новый, у него еще нет своих людей. Да и опыт работы у нынешних работников управления был богатый, так что их было трудно заменить кем-то. Но вот с другой стороны, оставлять на ключевых постах не "своих" людей было чревато для нового начальника. А это он понимал, если судить по тому внимательному изучению личных дел сотрудников. Помощник также это понимал, а поэтому старался каким-нибудь образом узнать мнение нового начальника о взглядах на ситуацию.
       - Итак, у нас появляется некоторая определенность в положении с резидентурой в полосе КВЖД, а также сдвиги в положительную сторону в работе с местными китайскими товарищами. Вместе с тем, появляются некоторые проблемы.
       - Да, особенно последняя, указанная им, - согласился помощник, - мы и раньше подозревали, что привлекаемые нами люди с китайским языком или сами китайцы либо переводили как могли, либо частично упускали то, что говорилось. Наличие в сети человека, владеющего языком, значительно снижает риски. - Помощник глотнул чая, поставил чашку обратно, взглянул на начальника. - Только вот где брать таких?
       - Где, где..., - буркнул тот, вытаскивая из правой кипы папок, папку помощника, - известное дело где. Твои соображения по плану развития работ одобряю. Только вот что. - Начальник поманил его к себе пальцем, заговорив потише. - Ты, пожалуйста, убери пункты о курсах. После курсов "эспиранто", ну ты понимаешь, там, на верху никто и пальцем не пошевелит, чтобы начать организацию такого дела. Так что нам только и остается что Восточный факультет, Лазаревский институт, да КИТВ, которые не дадут нам в достаточном объеме специалистов. Тем более, у них направленность слегка того, - он пошевелил пальцами над крышкой стола, - очень узкая. А нам нужны специалисты широкого профиля, если можно так сказать.
       Оба замолчали, допивая чай маленькими глотками. На лице начальника помощник никак не мог прочесть никакой эмоции. Просто сидит человек, пьет чай с другом за одним столом.
       - Вы смотрели другие гражданские заведения? - Поинтересовался начальник.
       - Смотрели, - с вздохом ответил помощник, - еще как смотрели. Есть определенные проблемы. Например, у большинства студентов, обучающихся на языковых курсах или факультетах соответствующего направления, происхождение того. - Пояснил помощник.
       - Чего того? - Начальник откинулся в кресле. - Ты поясни.
       - Ну, большинством, выходцы из семей интеллигенции, родные или родственники "бывшие", а у некоторых, вообще, многие в эмиграции.
       - Значит так. - Начальник встал, вышел из-за стола, заходил по кабинету. - Доставай свой блокнот, пиши. Сейчас высказываю тебе общие мысли по "Джантимиру". Оформи их в письмо и завтра покажешь. На сегодня у меня работы, - он кивнул на стол, - выше всякого. Итак, пиши...
       Когда Помощник решил, что начальник закончил диктовать всё свое письмо, тот остановился, подумал, сделал знак рукой.
       - Постарайся сделать два письма. Одно пойдет к нашим товарищам на местах, а другое в соседнее управление, как информация к размышлению. Разницу сам понимаешь. У них такая же проблема. В этом письме рассмотреть вопрос, чтобы соответствующие службы управления обратить внимание на подбор кандидатов среди студентов в местных учебных заведениях. Основные критерии - активная и правильная политическая позиция, высокая успеваемость, здоровье, правильное понимание момента. Второе. Местным органам шире привлекать таких лиц к работе, отбирая в ее ходе достойных кандидатур для последующего обучения в нашей школе. Третье. В отношении происхождения. В каждом отдельном случае проводить индивидуальное разбирательство. При чем, - начальник остановился, поднял палец к верху, - особое внимание уделять не происхождению, хотя это важная деталь, а общему уровню эрудированности, отношению к Советской власти, опять же обязательна активная и правильная политическая позиция. Да! Не забудь добавить, что желательно членство в РКСМ или кандидатский стаж в РКП (б). Для таких товарищей требуется характеристика, рекомендации комсомольской или партийной ячейки. И персональные рекомендации не менее трех человек. На сегодня всё.
       Когда за помощником закрылась дверь, начальник вернулся за свой стол, вновь перечитал сообщение "Джантимира". Чувство досады, даже какого-то внутреннего беспокойства зашевелилось у него в груди. Работы много, людей просто нет, а руководство делает вид, что это временные трудности. А ведь, Чан Кайши вместе с сынком "старого маршала" явно что-то затевают. Ясно прослеживается возня вокруг полосы отчуждения КВЖД со стороны Гоминдановского правительства, видна активизация японской агентуры по всему Китаю, несмотря на эвакуацию Японией войск из Шаньдуня, растущая "революционная нетерпеливость" китайских коммунистов, вызывающая только раздражение, хотя какие они там, к черту, коммунисты? Всё это нависает над нашим Дальним Востоком, где только-только началась налаживаться нормальная жизнь Советской власти. А тут еще политические моменты в руководстве и в стране. Да, в интересном положении приходиться работать. Но работать надо, задачи поставлены конкретные. Он наклонился над бумагами в папках с карандашом. От ручки на пальцах оставались чернильные пятна, которые не выводились ничем.
       *******
       На набережной Шанхая кипела жизнь. Мелкие лодки, "фанпаны", небольшие грузовые пароходики, причаленные к берегу, покачивались на неспешных волнах Чжуцзян. Орды "кули" муравьиными цепочками вились по шатким доскам, перетаскивая баулы, ящики, кипы товара с пароходов, лодок, "фанпанов" на берег, загружая в кузова машин, повозок, а иногда просто сваливая в кучу в указанном месте, человеком нанявшим их.
       На крыше одного из зданий европейской архитектуры, выстроившихся на набережной, за столиком в кафе сидел молодой японец, лениво потягивающий лимонад со льдом. Жара была изнуряющая, причем солнце не жарило, оно варило всякого попавшего под его лучи. Единственное спасением было находиться в тени, на ленивом теплом ветерке, потягивать лимонад. Тут же, в кафе, от жары спасались другие иностранцы, вынужденные по торговым или служебным делам находиться во влажном и раскаленном, как большая сковорода, городе. Несколько немцев, англичане, американцы, французы, еще какие-то посетители, трудно определимой национальности, лениво перекидываясь словами, смотрели через марево на кипевшую внизу работу. Неожиданно снизу, прорываясь сквозь какофонию городского шума, грохота импровизированного причала, донеслись пистолетные выстрелы, негромкий, трудно различимый женский визг, нарастающая лавина трелей свистков полицейских. Привлеченные этим шумом любопытные посетители кафе, вынырнув из-под тени зонтов, подбежали к парапету, свесились через перила. Среди них был японец, до этого спокойно тянувший лимонад, читая "Шанхай телеграф" на французском языке. От его резкого движения стакан с лимонадом опрокинулся, залив пачку сигарет и газету. Он, быстрее всех подошел к перилам, нашел глазами место происшествия, но не стал никому показывать, а внимательно смотрел на происходящее. На углу улицы, выходившей на набережную, лежало тело в форме офицера портовой таможни, второй его товарищ, зажимая рану, здоровой рукой держал револьвер, стреляя в ответ. Напротив него уже лежал один из нападавших, второй же, китаец, одетый в западный костюм, убегал в сторону набережной, отстреливаясь, абсолютно не заботясь о том, что пули могли попасть в находившихся рядом прохожих. Застигнутые на открытом месте улицы, они, пригнувшись, разбегались, пытаясь спрятаться хоть за какое-то укрытие. К месту происшествия, громко свистя, бежали полицейские, развертываясь полукругом, стараясь обхватить убегающего бандита, прижать к речке. Но бандит, ничуть не останавливаясь, проскочил откос набережной, пробежал по шаткой доске, служившей трапом, ловко вскочил на какой-то катер, который тут же, развивая скорость, понесся сквозь суетящиеся на речке лодки, буксиры, баржи, "фанпаны".
       "Совсем обнаглели эти бандиты! Что за бандитский город! Варвары! Куда смотрят власти!? Прямо в центре города! Скоро только в своих районах будем вынуждены жить!" - зашумели иностранцы, разобравшиеся в происшедшем. Японец также возмущенно обсуждал происшедшее, подсев к французам. Хотя французский у него немного хромал, французы благосклонно отнеслись к этому. Японец говорящий по-французски, это тоже самое, что англичанин, играющий в "були" (шары нац игра французов). Удивительно, невероятно, но факт.
       Спускаясь потом вниз, в коридоры, продуваемые теплыми потоками воздуха, выгоняемые потолочными вентиляторами, Икито еле сдерживал себя. Этот китаец дождется у него. Нанял просто бездарных сволочей! Даже устранить человека не могут быстро, тихо, без спектакля. Устроили в центре Шанхая перестрелку! Прямо выезд пекинской оперы на гастроли! Сев за стол в душной конторе, он вернулся мыслями к своей работе в Харбин. Нет, все-таки южные китайцы это не северные. Жадны, бестолковы, стараются ухватить побольше, поработать поменьше.
       Вздохнув глубоко теплый воздух конторы, Икито открыл книгу учета с колонками цифр. Японская импортно-экспортная компания все больше наращивала свои торговые обороты, и помощник управляющего должен успевать вовремя готовить отчеты по статьям бюджета.
       ************
       По улицам Москвы, заполненным снующими машинами и людьми, не спеша тащилась небольшая пустая повозка, в которой на борту сидел молоденький парнишка, ловко управлявший запряженной лошадью непонятной окраски с мокрым и грязным животом. Он болтал ногами в такт движения повозки, оглядываясь по сторонам. В Москве он уже был несколько раз, но все равно ему было интересно всё. Начиная от милиционеров, в высоких белых шлемах, регулирующих взмахами рук, одетых в белые краги, движение на больших перекрестках до тренькающих трамваев, стремящихся задавить зазевавшихся прохожих. Высокие дома, сверкавшие стеклами фасадов, представлялись ему теми горами, которые он видел на черно-белой картинке в одном журнале, попавшим ему в руки с месяц назад. На картинке какие-то мужики в волосатых бурках, высоких и таких же лохматых папахах держали в руках посохи. Подпись под картинкой была краткой, но вместе с тем волнующей: "Пастухи-кавказцы на склонах горы Эльбрус". Если с пастухами было всё ясно, то гора Эльбрус вызывала у него восхищение и желание увидеть её. В этом журнале было также много еще чего интересного и не менее увлекательного. Например, рассказ о персах, когда-то живших в империи, которая погибла от завоевания Александра Македонского. Рассказ о фараонах, оказывается, живших еще до пришествия Христа на Землю. Но особо заинтересовали его фотографии и рассказ об императорском дворце в Китае, состоявшем из множества дворцов поменьше. Как город в городе, возвышавшийся над всеми в уже бывшей столице империи. О нравах во дворце, строгости императоров. Всё там было чудно и не понятно. А что не понятно, то для него всегда было интересно. Но больше всего его поразило то, что китайцы пишут не так как все нормальные люди - буквами. Пишут они сверху вниз, справа на лево, а то чем они пишут называются "и-е-рог-ли-фа-ми".
       Заинтересованный Иван теперь каждую субботу ходил в избу-читальню, зачитывая до дыр все газеты, доставлявшиеся в их деревню раз в неделю. Он старался успевать прочесть их до того, как смышленые мужики растащут их на махорку. Он читал о выступлениях китайских пролетариев, о неспешном выводе японских войск из провинции Шаньдун, о боях реакционного маршала Чан Кайши (имена, как и названия мест, он специально учил назубок) с революционными войсками. Он радовался, когда в Китае, в революционном районе, был принят Земельный закон, по которому вся земля передавалась в руки крестьян, он переживал, когда после 3-х дней ожесточенных боев 5-й корпус Красной Армии начал прорыв из окружения в горах Цзинганшан. Ему хотелось знать всё больше о Китае, о людях, живущих там. Ему хотелось знать.
       Поэтому, стараясь не отвлекаться на соблазны большого города, постоянно появляющиеся на его пути, в виде синемы с рекламами фильма о приключениях американца в стране большевиков, Иван Смольников ехал в магазин книг, где, как ему сказали на базаре, можно купить книгу о Китае. "Там много книг, всяких. Учебники, справочники, просто книги. Наверно, о Китае тоже есть". - Заверял его такой же молоденький учетчик базы, принимавший у него хомуты, сделанные деревенской артелью. Именно продажа хомутов, сделанных их деревенской артелью, позволяла ему накопить деньги для покупки красивого костюма. А вот деньги на покупку книги Иван собрал в тайне от отца, складывая копейку к копеечке. Хотя денег у него было много, три рубля пятьдесят копеек, но в душе все-таки копошилась мысль, обдававшая холодом "А вдруг не хватит?"
       ***********
       В крошечной каморке старого Ма всегда пахло горькой травой, лекарственными сборами. Хоть он сам был уличным сапожником, чинившим латанную и перелатанную обувь бедных кварталов этого района, здесь никогда не пахло дратвой, кожей или гуталином, которым он подторговывал. Лежавший на его топчане молодой китаец, не спал, тревожно прислушиваясь к уличным шумам, сжимал в руке револьвер. Нет, он не боялся полиции, от нее ему было не мудрено уйти. Тем более, что крыши этого района были ему хорошо знакомы. Он боялся "старшего брата" Куня, его бандитов, тех, кто нанял его, "пятого младшего брата" Куня, для убийства таможенника, а также бандитов .....
       После этого неудачного покушения, спасшись от полиции на набережной, он сразу вернулся к "старшему брату". Но, вместо помощи, даже не выслушав начала рассказа, Кунь с ходу разрядил в него револьвер. "Старший брат" был, как всегда немного под "кайфом" от кокаина, поэтому, промахнувшись, просто запустил ему в след пепельницей, крича что-то неразборчивое. Спасаясь, ему пришлось прыгать со второго этажа, а потом, увиливая от пуль "старшего брата", других "братьев" бежать по узкой извилине тупика, перебираться через высокую глухую стенку этого тупика.
       Тогда он бросился к своим друзьям, которые всегда выручали в самые тяжелые времена. Но сейчас, они, как один, отказались помочь. "Тебя ищет не только полиция. Теперь ты "кальмар для жарки". - Честно сказал ему вчера вечером старый приятель. - "Никто сейчас не поможет тебе. Единственный выход бежать далеко или покончить с собой. Это смотря на что тебе хватит смелости". Но дал немного денег. Осознав в какой тупик он загнал себя, молодой бандит, дождавшись вечера, бросился к старику Ма, к последней своей "соломинке", человеку, который знает всё, умеет находить выходы из самых сложных ситуаций.
       Старик, выслушав его, сначала отказался помочь ему, но, услышав имя того, кто его нанял, заинтересовался. Стараясь расположить к себе старика, трясущийся от страха бандит выложил всё, что знал, даже собственные домыслы. Хотя, можно ли было назвать это домыслами? Сам ведь грузил ворованные ящики, сам видел "продавца" ворованного. К тому же их "старший брат" как-то, по пьяни, сболтнул лишнего о "заказчике" убийства таможенника. Внимательно выслушав его, старик пообещал подумать, как ему помочь, оставил у себя, покормил. Теперь, он лежит на топчане старика, в каморке под самой крышей, которая с каждой минутой нагреваясь, наполняет её горячим влажным воздухом, превращая каморку в камеру пыток. Лежит, ожидая возвращения старика, прислушиваясь к уличному шуму, сжимая в руке револьвер с оставшимися тремя патронами. Лежит, ожидая, когда вернется старик Ма, когда его судьба повернется к нему. Вот только чем повернется она к нему сейчас?
      
      
      
       Глава вторая. МОНАСТЫРЬ.
      
       Солнечные лучи пробивались сквозь листву, оставляя на колышашейся воде размытые светлые пятна. Зелень деревьев, растущих вокруг, блики отраженного света, прохлада воды, тень от большой скалы убаюкивали, уговаривая прилечь, устроиться поудобней, погрузиться в сладкий летний сон.
       Озеро, спрятавшиеся под защитой большой скалы, источала прохладу и негу, столь необходимую в такую жаркую погоду. Период "большой сковородки" в Шанхае пережидать было не выносимо, так как духота, копоть, влажный морской ветер с дельты реки заставляли истекать струями липкого пота, мигом пропитывая одежду. Богатые торговцы, чиновники, да и люди со средним достатком старались на этот период покинуть жаркий, разогретый до немыслимой температуры, город. Многие, не желая отдаляться от дел на это время, выезжали из города недалеко. На природу, к сохранившимся вокруг города водоемам, в тень небольших рощиц. Уезжали с вечера пораньше, чтобы переждать в прохладе душную ночь, а потом утром попозже приезжать в конторы и банки.
       Это озеро при монастыре было идеальным местом для отдыха от жары. Даже дневной. Настоятели монастыря, в свое время уловившие повышенный спрос на проживание вокруг этого озера, предприняли меры. Монахи освободили один из длинных бараков, разгородили его на небольшие комнаты, обставили простейшим наборами плетеной мебели, превратив, таким образом, прежний барак в гостиницу. И уже года три как в монастыре сдавали комнаты. К тому же, монастырь располагался недалеко от Шанхая, на пересечении шоссейной, железной дороги и судоходной реки, что делало его привлекательным местом для отдыха состоятельных шанхайцев. Поэтому многие из состоятельных господ города стремились попасть сюда сами или посылали своих родных.
       Вот именно в этом озере плескался, наслаждаясь прохладой и после обеденной тишиной на озере, мужчина лет 30-35, спортивного телосложения, с небольшими щегольскими усиками. Проплыв несколько раз вдоль озера, он выбрался на осколок сколы примыкавший тонким концом к большой скале. Промокнув тело полотенцем, Чжан Дэфу устроился на нем, вытянув ноги. Как прекрасно, что в это время на озере он был один. Завтра, во вторник, ближе к вечеру, вокруг озера начнут собираться гуляющие пары, купающиеся поднимут муть со дня, дети начнут, визжа, носиться по милой бамбуковой рощице, сбивая встречных с ног. Нет, он ничего не имел против отдыхающих, но одиночество имело свои преимущества. Можно было посидеть, подумать, даже помечтать. Тем более причины для этого есть. Уже три года он живет в Шанхае. Хотя не удалось ему наладить свой прежний бизнес, зато он довольно не плохо зарабатывает на решении сложных и запутанных вопросов, постоянно возникающих у торговцев. Возврат долгов, улаживание конфликтных ситуаций, слежка за супругами - работа нервная, но приносящая достаточно хорошие средства, которых хватает не только на жизнь, но и на кое-что ещё. Нет, он не примкнул ни к одному из преступных кланов Шанхая. Просто его приятель Сюй работает в городской службе общественной безопасности, что обеспечивает ему постоянную клиентуру. К тому же, после того как, кто-то взорвал генерала с его свитой в прошлом году, охотиться за ним было некому. У новых правителей Северо-Востока, и без него, из-за своей глупости и жадности было навалом проблем.
       Со скалы сорвался камень, пролетев через молоденький бамбук, закрепившийся невероятным способом на уступах сколы, плюхнулся в воду. Брызги сверкнули на солнце, волны ровными кругами разошлись по поверхности, и на озере опять наступила тишина.
       Все, пора сползать, идти переодеваться, обедать. К вечеру он должен вернуться в город. Сюй, перед его отъездом, намекал на какое-то важное дело, что-то там опять с супругами, делами семейными. Потянувшись, Синьмин, скомкал полотенце, перебросил его на берег, потом ласточкой прыгнул в воду, разломав спокойное зеркало воды. Вынырнув, Синьмин несколько раз кувыркнулся в воде, а потом поплыл, пофыркивая к берегу.
       Тропинка неспешно вилась вокруг бамбуковой рощицы, но Синьмин, как постоянный посетитель этого "Эдема", сократил дорогу, проскользнув сквозь неё. Завернутый в полотенце как в тогу, он со стороны напоминал монаха в махровом одеянии, спешащем на молитву. "Гостиница" располагалась в выгодном месте, в самом конце монастыря, возле огородов и задней, "малой" калитки, подальше от молитвенных мест монастыря. Рощица вечнозеленого бамбука близко подходила к монастырскому забору, так что Синьмин, проскользнув в калитку, сразу попадал на веранду, а оттуда к себе в номер.
       В это время дня во дворе монастыря, как правило, никогда никого не было. Даже порой казалось, что монастырь покинут своими обитателями. И если бы не вившийся над крышами дымок из монастырской кухни, то это ощущение было бы на все сто процентов верным. Вот и сейчас, во дворе никого не было, двери свободных номеров были открыты, на веранде не было никого. Разморенный от навалившийся духоты, Синьмин, щелкнув ключом, толкнул дверь своей комнаты.
       "Амитофу!" - невольно зашептали губы. Нет, он, конечно, образованный человек, не верит в рассказы о приведениях, лисах - оборотнях, но вот эта обнаженная девушка, лежащая на его кровати, поигрывающая маленьким шелковым платочком. Она так хороша, так нежна, а её фарфоровый цвет кожи вместе с изящными чертами лица, волнующими изгибами тела, одновременно скрывающими и показывающими красоту тела... Нет! Не может быть! Для оборотня слишком рано, вечер еще не наступил. Да, к тому же, лисы-оборотни никогда не появляются, если вблизи есть монахи. Стоп! Какие лисы-оборотни?
       Девушка махнула платочком, изогнулась, показав правильную линию бедра, присела, устремив на него взгляд. Синьмин, дернул шеей, закрыл за собой дверь, глазами поискал свои вещи.
       - Так, Вы меня боитесь? - Голос у этого "оборотня" был подстать телу. Приятный, легкий, как ласковый ветерок, который залетает в комнату в момент наивысшего наслаждения. - А, Вы, не бойтесь. Сегодня я не ем мужчин.
       Синьмин в душе плюнул, произнес пару раз оберегающую молитву, готовясь заговорить с ней. Ведь известно, что если ты заговорил с лисой-оборотнем, то все, пиши, пропало. Заговорит, замутит, уведет в сторону. Но внешне ни один мускул не дрогнул на его лице. Если бы кто-то в этот момент взглянул на него, то, кроме крупных капель пота, стекавших по вискам, не заметил бы ничего особенного. Стоит мужчина, напряженно смотрит на обнаженную девушку, призывно помахивающую платком, и даже немного улыбается.
       - Значит, Вам захотелось немного поразвлечься. Душно, скучно, а прочие развлечения уже надоели. Вот Вы со своим другом или друзьями поспорили, что соблазните соседа.
       Девушка прекратила помахивать платком, перевернулась на живот, уложив свою аккуратную головку на сцепленные пальцы рук, построенных мостиком.
       - И с чего Вы взяли? - практически промурлыкала она, но Синьмин уже уловил в её голосе нотки сомнения или колебания.
       - Хотите знать? - Синьмин подтянул к себе одежду, накинул рубашку. - Всё очень просто. Вчера вечером, кроме меня тут не было никого. Уехала большая компания. Рано утром я ушел на озеро, а когда вернулся, то двери комнат справа и лева были закрыты, а на стенке рядом висела табличка "Занято". В монастыре женщин нет, компания с девушками уехала. Через станцию у монастыря из города проходят три поезда - утренний, обеденный, вечерний. Таким образом, Вы приехали утром, после того как я пошел на озеро, или в обед. Проживаете в одной из комнат. Приехали Вы одна, иначе бы в одной из комнат стоял бы гвалт или было шумно. Но комнаты заняты две, значит, приехав сюда, Вы, заняли одну комнату, заказав вторую для кого-то. Для кого? Для мужа? Вряд ли. Тогда бы не лежали бы тут. Для друга? Вполне вероятно, потому что Ваше поведение показывает, что вопросы морали Вам не волнуют.
       - Хватит! - прервала его девушка. Соскочив с кровати, она наклонилась, ища что-то рукой под кроватью. Синьмин не смог отвести взгляда от аппетитной попки, тонкой талии и красивых ног. Как не старался он сосредоточиться на её действиях, глаза невольно возвращались к волнующим изгибам её тела.
       Наконец, найдя под кроватью брошенное комком платье и бельё, девушка выпрямилась. Синьмин, не давая ей возможности что-то сказать, продолжил.
       - Вы не робкого десятка, если днем, в монастыре, решились проскользнуть к мужчине. А потом так, - он сделал рукой движение, словно показывал волну, - эффектно продемонстрировать себя незнакомому мужчине. Так могут поступить только безрассудные сексуально озабоченные маньячки, а также в конец проспорившиеся девчушки.
       - Да, я не робкого десятка, но тут только по своей воле. - Девушка накинула на себя платье, застегивая большие пуговицы спереди. У неё определенно был вкус, а также деньги, так как платье было в английском стиле, модном сейчас среди шанхайских модниц, из тончайшего легкого материала, стоившего хороших денег. - И, как не странно, я теперь знаю кто Вы. Вы тот, кто мне нужен.
       - Вот как? - иронически спросил он, натягивая штаны. Он уже не церемонился, как не церемонилась она, надевая перед ним нижнее белье с платьем. - Нужен? Для чего? Для забавы?
       - Вы, Ван Синьмин. - девушка откинула голову, собрала волосы, сделав "конский хвост". - "Старший братец" мне Вас так и описывал. "Он наш китайский Шерлок Холмс" - часто говорит мне он. Это так. Теперь я вижу, что это действительно так.
       Синьмин застегивая рубашку, уже по-другому смотрел на девушку. Сюй Ма её "старший брат"? Кто же она такая и что ей надо от него? Ради чего такой спектакль? А девушка уже уселась в кресло, кивнув ему на свободную табуретку. "Императорские замашки". - Отметил про себя Синьмин, доставая веер из-за зеркала. - "Может быть, это по делу о котором упоминал Сюй перед моим отъездом сюда?" Протянув веер девушке, Синьмин сел на табуретку.
       - Так что же привело Вас ко мне? - спросил он, не давая ей открыть рта. Он должен был сначала её подавить, а потом разрешить говорить. Иначе, ничего путного от девушки не узнать. - Вы же знаете, кто я, чем занимаюсь, сколько беру. За некоторые дела я, вообще, не берусь. Например, если Вы хотите уличить Вашего мужа в измене, оттяпав, на этом основании, денег побольше, то это не ко мне.
       - С мужем у меня отношения отличные, и поэтому я искала Вас. Именно Вас.
       - Хотите их испортить? - уколол он её посильней. Сейчас он отыгрывался за свое невольное попадание под её очарование. Это опасно для него. "Самая верная уловка для того чтобы сломить врага это красивая женщина!" - поговаривал его отец, отпуская ему подзатыльники за то, что он подсматривал за купавшимся во дворе соседнего дома девушками из прачечной. "Хочешь ударить в самое сердце? Ищи соратника красавицу!"
       - Нет. Я искала Вас, чтобы просить о помощи в защите моего мужа. - Синьмин видел, что, говоря об этом, девушка по настоящему волнуется. - Ему угрожает опасность. Я не знаю многого, только общие черты. Но ему угрожает смертельная опасность. И вторая комната для него. Он будет сегодня вечером.
       - Вы знаете меня, а я Вас нет. Может быть, представитесь?
       - Меня зовут Лян Чжу, друзья называют Цы Мэй. Можете звать меня так же.
       Синьмин кивнул головой, показывая, что он все понял. Имя полностью подтверждало её красивый цвет кожи, тонкость линий тела, черт лица. Друзья были правы на все сто. Настоящая "фарфоровая красавица". Но вот её поступки? На самом деле, он находился в некотором замешательстве. Так еще не начиналось ни одно из его дел в Шанхае, а тем более в "Саньдуншэн". Стараясь сохранить образ компетентного "наемника", а также подчеркнуть, что он не попал под её обаяние, Синьмин назидательным тоном продолжил.
       - Так. Многого не знаете, но знаете, что ему угрожает смертельная опасность? Так - так. Знаете сколько я беру?
       - Да, я, думаю, у меня денег хватит. - Девушка вскинула голову. Она специально сделала упор на слове "у меня".
       - Так это не он Вас послал? - теперь Синьмин совсем прекратил что-либо понимать. - Вы хотите сами заплатить? Поясните, чтобы не попасть потом в неприятную ситуацию.
       - Мой муж работает на таможенном пункте пятого грузового причала в порту. На днях, вернее недавно, он, осматривая прибывший груз, выпустил его за взятку. И именно с тех пор, за ним устроили настоящую охоту. Он храбрится, но я-то знаю, что они его убьют. В него уже стреляли!
       - Ха! - Синьмин прекрасно знал, что делается в порту, как там действуют банды. Может быть девушка ошибается? Портовая таможня может быть не самая уважаемая, но с ней никто не хочет ругаться. - Пускай обратится в полицию. Там быстро уладят дело.
       - Он не хочет. Говорит, что если в полиции узнают, то ему тоже ничего хорошего не будет.
       - Конечно. - Согласился с ней Синьмин, уставший уже отгадывать этот кроссворд. - А чего он такого выпустил? И почему Вы, сами, хотите заплатить?
       - Потому что он не пойдет на это. Я нанимаю Вас, чтобы вы защитили его, а также выяснили кто они.
       - Вы? - Синьмин посмотрел на девушку, наклонившую упрямо голову. - Мда. Впервые меня нанимает девушка, что бы защитить своего мужа! А если денег не хватит? Расходы ведь не шуточные. Тем более риск. В него уже стреляли? Не так ли? К тому же Вы желаете выяснить кто нападает. Это всё сложно. Возьму с Вас по полной.
       Девушка поджала губы, что-то соображая. А Синьмин быстро прокручивал в голове возможные варианты, попутно отмечая реакцию девчонки. Нет, девочка явно не сумасшедшая, прекрасно понимает о каких суммах идет речь, отдает себе отчет и о последствиях. Нет. Дело действительно реальное и сложное.
       - Если денег не хватит, - твердо сказала она, прекратив обмахиваться веером, - тогда я Ваша.
       - Это как? - Синьмин оторопел. - Как "Ваша"?
       - Вы будете пользоваться мною... когда захотите... - Девушка выпрямилась в кресле, сжав веер.
       - Только чтобы не узнал муж. - Внезапно покраснев, добавила она.
       Теперь он был в еще большем замешательстве и не знал что делать. С одной стороны она говорила искренне, дело было серьезным, а с другой стороны это все выглядело как какая-то дурная пьеса.
       - Итак, Вы станете у меня рабыней? - он решил сыграть до конца. Девушка кивнула, соглашаясь. - Даже если я буду отдавать Вас другим мужчинам?
       Вздрогнув, девушка в ужасе посмотрела на него, потом поникла головой, выдавив из себя еле слышное "да". Синьмин крякнул. Нет, положительно эта девушка любит своего мужа, до потери памяти!
       - Послушай, девочка! - Синьмин пододвинул табуретку к ней поближе. - Я ни за какие деньги не возьмусь за твое дело! Ты, понимаешь?
       - Почему? - Девушка подняла лицо, по которому лились слезы. - Разве я не хороша!? Если денег не хватит. - Добавила она.
       - Да что за женщина! - Синьмин разозлился. Он уже прокрутил в голове все возможные и допустимые варианты. Перспективы были самыми мрачными. Дело, видно, связано либо с опиумом, который тайно всё ещё ввозили через порт, либо с фальшивыми серебряными гонконговскими долларами, которые также ввозили, частенько, через порт. В обоих случаях, если он сунется туда, ему не сносить головы. А тут еще эта девчонка так глупо бросается словами. - Не возьмусь! Понятно!? И проваливай дурная девчонка отсюда!
       Происшедшее потом он помнил слабо. Даже через несколько лет, рассказывая о событиях этих лет, он морщил лоб, потирая виски. Все произошло мгновенно, в абсолютной тишине. Дверь его комнаты бесшумно распахнулась, в комнату влетели двое с замотанными платками лицами. Девушка в ужасе открыла рот, чтобы вскрикнуть, но тут же поперхнулась, так как один из ворвавшихся, схватив её за горло, с силой сжал его. Второй, приставив дуло револьвера ко лбу Синьмина, надавил, стараясь опрокинуть его на пол. Но у него ничего не получалось, так как Синьмин уже завел ногу назад за табуретку, собираясь опереться на неё и разогнуться пружиной. Он уже начал подниматься с табурета, как черная молния вспыхнула у него перед глазами, бросив его в угасающее забытье. Затихая, он слышал только хриплое мычание Цы Мэй.
       ************
       Икито медленно помешивая кофе, смотрел, как немец выкладывал на стол бумаги. Нет, он его не торопил, но события принимали очень негативный оборот, который они вдвоем должны будут разрешить. Хэльмут поправил бумагу, выбившуюся из стопки, положил, параллельно стопке, авторучку на стол, пригладил и без того гладкую прическу. Да, по документам все выходило нормально. Компания поставила партию, сгрузили в пакгауз, таможенник выпустил. Потом кто-то из местных "портовых крыс" ограбил пакгауз. Страховая компания, "своя, карманная" получив известие, прислала своего инспектора. Который, осмотрев место хищения, представленные документы, составил нужный акт, сообщил полиции, подготовил документы на компенсацию. Не придерешься, английская страховая компания, прежде чем выплатить деньги всегда проводит свое расследование, а документы на компенсацию свидетельствуют о том, что случай был действительно внезапным, совершенный местными бандитами, которые не имели ни грамма понятия что воруют. Иначе стали бы они красть столь опасный динамит? Вот попадись эти "крысы" ему! Живыми зарыл бы в землю! Нет, все-таки охрану нужно удавить за это! Но вроде все образуется.
       Единственно, что смущало японца, так это проблема с пропавшим, из поля его зрения, убийцей таможенника. После того как Кунь сообщил, что убийце удалось скрыться от него, а принятые меры по его поиску не дали результатов, чувство дела, сделанного не до конца, не давала покою ему. Немец, поддерживающий контакты с этой бандой "мусора", напротив был спокоен. Если тот китаец и остался жив после ранения, полученного во время бегства, то слова никому не сболтнет. Кому хочется получить расстрел? Что тоже было верно. Но всё же...
       Раскурив сигары, мужчины вышли на балкон смотреть скачки. Хотя они не играли в тотализатор, адреналин скачек сильно будоражил им кровь. Немец, большой любитель лошадей, комментировал каждый заезд, давая прогноз их исхода. "Куколка", сидевшая тут же в кресле, с красным, от плача, носом, тихо тянула виски, изредка бормоча какие-то проклятья в адрес "бесчувственного чурбана". Она была зла на очередное свое романтическое увлечение, из-за его холодного отношения к ней. Немец и японец, пользовавшиеся услугами, известной в свое время звезды "серебряного экрана", актрисы всячески выражали ей свое сочувствие. "Милая". - Обратился к ней Хэльмут на шанхайском, который у него больше походил на немецкий. - "Зачем тебе этот скотина бесчувственный? У тебя есть мы. А мы тебя ценим, обожаем, мы не покидаем тебя в трудный момент жизни. К тому же, в отличие от этой бесчувственной глыбы, мы стараемся доставить тебе удовольствие не только поцелуями ручек". На что она начала хихикать, явно смущенная таким поворотом фразы. Но мужчины и Хэльмут Керт, и Асуко Икито ласково улыбаясь, закивали головами, подтверждая свою привязанность к ней. Да, собственно, им нечего делить. Постоянная одна женщина на двоих - наименьший риск в этом "раскованном" по женскому вопросу городе. К тому же, наличие у неё телефона позволял быстро управлять своей небольшой группой боевиков.
       ********
       В себя Синьмин стал приходить от сильного шума в ушах. Звенело, ухало так, словно где-то рядом работает большой ковочный станок. Он пошевелил телом, которое сразу отреагировало раздирающей болью в спине, голове, левой руке. "Чем они меня так? Где они? Цы Мэй?" - мысли проскакивали в промежутках между вспышками боли. Ладонь правой руки что-то теплое, но тяжелое, холодило кожу. Морщась от боли, Синьмин повернул голову направо, с трудом разлепил глаза. Изображение, вспыхнув разноцветной палитрой, запрыгало, надвигая, отдергивая назад, в даль, контуры предметов. Он вновь закрыл глаза, сосчитал до двадцати, открыл один глаз. Ножка опрокинутого табурета, разорванный рукав рубашки, какие-то царапины на коже, взгляд медленно передвигался от плеча вдаль к ладони руки, в которой что-то лежало. Наконец, взгляд достиг цели, но увиденное повергло его в еще большее расстройство. На ладони лежал нож. Его нож, который он не оставил в Шанхае, взяв с собой в поездку. И нож, конечно же, был в крови. В чей крови Синьмин уже не сомневался. Превозмогая боль, от которой почему-то трещала не только голова, а ведь били только по ней, он повернул голову влево. Нога Цымэй с аккуратной пяточкой свешивалась с кровати, демонстрируя правильные формы икр, стройный ряд пальцев на ноге. "Готова". - Определил Синьмин её состояние. Состояние человека он уже определял на глазок. Тем более такое. Это не спутать ни с чем. Даже запах какой-то специфический при этом. Сцепив зубы, он перевернулся на живот, уперся руками в пол, отжался. Голова потащила его в сторону, мышцы рук, ног, спины взвыли от боли, требуя оставить их в покое. Но он зафиксировался в этом положении, дал телу прийти в себя немного, а потом резким движением поднял себя с пола. Голова вылетела куда-то вверх, тело замерло от боли. Но он уже стоял на ногах перед кроватью.
       Так и есть. Цы Мэй лежала на спине. Платье её было разрезано, белье порвано, обнажая красивое тело. По застывшему ужасу на лице Синьмин понял, что умерла она лишь после того как её изнасиловали. Рот закрывали подушкой, валявшейся тут же с разводами помады, заглушая её стоны и слегка душа, держали за руки. Их было трое. Вон следы на запястье обеих рук, раскинутых по обе стороны кровати. Двое держали, третий насиловал. А потом убил его ножом, вложив в руку владельца. Мда. Если бы кто-то обнаружил его до того как он пришел в себя.... Но главное уже сделано. Теперь он подозреваемый, полиция будет долго копаться, допрашивать, проводить следствие, а за это время супруг Цы Мэй, а также другие улики, случайно, совершенно самым нелепым способом, благополучно погибнут, исчезнут, растают, испарятся. Ловко, но грубо. Впрочем, как-то по-другому тут не получается работать. Только зачем он оставлен в живых?
       Синьмин, осторожно наклонившись, подвинул ногой к себе табурет, держась за спинку кровати, сел на него. Надо, во-первых, прийти в себя, во-вторых, решить что, как делать, куда идти. Но сначала надо сделать так чтобы его не застали в этом виде. Короткая дорога до двери заняла какое-то невероятно длинное время. Поворот ключа, крючок на скобу, засов. Всё, теперь никто не попадет сюда случайно. Только когда он откроет дверь. Тело постепенно стало приходить в себя, осознавать указания хозяина, адекватно реагировать на команды. А это уже великое дело.
      
      
      
       Глава третья. БЕГЛЕЦ ПО НЕВОЛЕ.
      
       Николай Куропаткин, сгорбившись над столом, писал очередное донесение. Делал он это практически каждый день, так как важной информации было столько, что он не мог как-то отложить или попробовать её задержать. Каждый день его источники и китайские товарищи приносили всё новые данные, которые нужно было собрать в единую мозаику и сообщить на родину.
       С началом кризиса в руководстве Гоминьдана, начавшегося со снятия маршала Фэн Юйсяна и отставки Ян Сишаня в мае, события всё больше принимали угрожающий характер. С постов увольняли людей, имевших доступ к информации крайне ему необходимой, среди коммунистического подполья арестовывали проверенных, надежных людей. Последние сообщения от нескольких источников вызвали у него ощущение начала охоты за существовавшей сетью информаторов. В его сети предатель?
       Но он ошибался. Руководство Гоминьдана, принимая решение на ужесточение позиции с Советской Россией, стремилась заполнить свой аппарат и правительственные органы преданными партии людьми. Большевики просто откровенно угоняли в Россию подвижной и локомотивный парк КВЖД, даже не ставя правительство Китая, совладельца КВЖД, в известность. Агенты советской разведки с каждым днем все больше наглели, в некоторых случаях откровенно, открыто занимаясь шпионством! К тому же успехи коммунистических войск, поддерживаемые большевиками с Коминтерном, распространение их идей всё больше беспокоили руководство Гоминьдана. Эта большевистская зараза стала проникать во все места, во все города, вызывая волнения, бунты, забастовки. Все больше людей стали роптать на главенство одной партии Гоминьдан, высказывать сомнения в необходимости проводимой политики. Только за апрель-июнь последователи Маркса и Ленина, воспользовавшись борьбой Гоминдана с сепаратистами из гуансийской клики значительно расширили территорию своего района в горах Цзинганшань, заняв города Жуйцзинь, Линсян, Гуйдун, Чэнкоу, Юйду, Наньсюн. Они устраивались там надолго, проводя свои земельные, административные реформы, чем заводили ситуацию в тупик. Ведь, таким образом, на территории страны существовало два государства с разным политическим строем. А этого позволить Республика уже не могла. Китай должен быть един, должен быть объединен только под руководством партии Гоминьдан, "партии народного государства".
       Дописав донесение, Николай аккуратно свернул его. Устало, потерев лицо руками, отгоняя наваливающийся сон, он открыл тайник, положил туда донесение. Завтра придет связной, информация пойдет по каналу, и, вполне вероятно, что через полторы - две недели его донесения лягут на стол руководству. Конечно, не так скоро, как хотелось бы, но всё же.
       За окном его квартиры на Авеню Жозеф, засыпали последние бодрствовавшие жители французского концессии. Кусочка далекой европейской Франции на берегах китайской реки с желтой водой, в окружении воющих за власть военных туземных князьков, опиумных картелей, продажных "шэньши" и бедноты. Правда, в последнее время сеттльмент стал превращаться в нечто непонятное, в эдакий единый полурусский, полуфранцузский район. Эмигранты "первой волны" революционной волны, второй "малой" волны двадцать пятого года из Харбина, всё больше заполняли этот район, занимая все более или менее пристойные места проживания, а так же должности.
       Занимая промежуточное место в рабочей иерархии между "ниже иностранца, но выше туземца" русские активно шли на все возможные рабочие места в городе, зачастую выступая в роле подмены бастующим туземцам. Когда в июне 1925 в городе вспыхнула забастовка китайских рабочих, 970 русских встали на их места. Китайцы скрипели зубами, а работодатели были довольны, так как русские были в стороне от "туземной политики", не боролись против местных властей. К тому же, набор осуществлял Комитет по защите прав и интересов русских, который гарантировал, что приходящие от него рабочие "полностью аполитичны и лишены большевистской заразы".
       Особым местом службы, "денежным", считалось место в муниципалитете или служба в отрядах международной полиции Шанхая, охранявшие сеттльменты от нападения агрессивных туземцев и обеспечивающие порядок на улицах сеттльмента, районах прилегавших к ним. Вслед за Русской Волонтерской ротой в 1922 году, при подступлении Кантонской коммунистической армии к городу, в 1927 году в сеттльменте была организованна "вспомогательная" рота, давшая работу еще 270 русским.
       Живя в Шанхае в роле свободного француза - торговца, Николай активно разъезжал по городу, стране, зачастую сталкиваясь с русскими в самых неожиданных местах. О, великий русский дух, подталкиваемый обстоятельствами! Порой ему трудно было поверить, что стоявший перед ним русский действительно побывал там, откуда он вернулся. Торгуя всякой всячиной они пробирались даже туда, куда нога "цивилизованного" европейского торговца никогда не вступала и не вступила бы. Действительно, "Голод не тетка, пирожка не поднесет!"
       ************
       Ощупывая себя, Синьмин все больше убеждался, что мышцы его болят не просто так. Никто его не бил, на теле не было ни одного синяка. Только маленькая точка на сгибе руки, как от укола шприцом. Его укололи, когда он был в бессознательном состоянии. Но тогда вопрос, чем и зачем?
       Он оттер кровь, в которой он был заляпан с головы до ног, переоделся в чистое. Почему он так заляпан, ему было понятно. Вот он, убийца, весь в крови. Не понятно было чем думали нападавшие, когда насиловали девушку, если хотели его подставить. Доказать его невиновность в этом было бы проще простого. В полиции ведь не дураки служат, тем более старина Ма приложил бы соответствующие усилия. Нет, тут что-то другое. Подставляя его, нападавшие, очевидно, не имели понятия кого они подставляют. Значит, эти ребята со стороны. Резкое движение головой на шорох за дверью, свело мышцы шеи, ударив вспышкой черного света по глазам. Чуть не лишился сознания. "Плавно, плавно двигаться. Не надо резко дергаться, тогда всё будет в порядке" - говорил сам себе Синьмин, вставая с табуретки.
       Окровавленную одежду, которую он уже скрутил в узел, надо было утопить. Но не у монастыря. Лучше всего у речки, там, где поблизости есть переправа. Если она и всплывет, то уже где-нибудь в Шанхае. А просто одежда, плывущая по течению, прекрасная добыча для "мусорных" рыбаков.
       Вздохнув, он подошел к трупу девушки. Красивые изгибы тела, тронутые уже не живой белизной, вместе с фарфоровой кожей придавали особое очарование лежавшей. "Эх, не повезло девочке!" - прошептал Синьмин, стараясь не оставлять на белой коже следов, осторожно обмотав руки полотенцем, поправил её тело на кровати. Сложив руки и ноги, выправив голову, он закрыл ей глаза. Свежая простынь, лежавшая на этажерке рядом с кроватью, полностью накрыла всю кровать, очертив только контур "фарфоровой куколки". Произведенный быстрый осмотр тела, дал ему полную картину. Её немного придушили за горло, синяки от пальцев остались явными пятнами на горле, потом стукнули кулаком в лицо, повалили на кровать. Двое сильно схватив, развели ей руки, не давая возможность сопротивляться. Третий или кто-то из двоих сильно давил на лицо подушкой. Подушка вся в помаде, видно, что она вертела головой, стараясь схватить воздуха или крикнуть. Потом порезали платье, белье разорвали. На животе, груди, шее остались следы от ногтей убийцы, рвавшем белье. Мда. Скоты. Хоть сам Синьмин прошел жесткую школу жизни в Манчжурии, такие случаи ставили его в тупик. Он не мог понять "почему"? Наверно, так и до конца жизни не поймет. Но вот что удивительно, ей тоже сделали укол. Маленькую, еле заметную красную точку укола на белой коже руки было не трудно найти. Но ей зачем, если её убили? Или убили, потому что укол не подействовал? Мда, вопросы.
       Окинув взглядом комнату, Синьмин еще раз взглянул на кровать. Прощай "фарфоровая куколка", бессмысленно бесстрашная спасительница своего мужа. В твоем маленьком, прекрасном теле действительно билась большая любовь. Ну, всё, пора.
       Теперь пора подумать о главном. Что теперь делать? Первое, это попасть в город. А перед этим - незаметно, если получится, выкрасть книгу постояльцев монастыря, потом уйти без шума, утопить в речке одежду, переправиться через реку, не переходя мост, на котором стоит полицейско-военный пост, проверяющий документы у всех проходящих к станции, купить билет на поезд, сесть на него. Программа минимум на сейчас. А второе, найти этих уродов, подключив сюда всех - старину Сюй, его связи и своих информаторов. "Всякое зло должно быть наказано. Таков закон существования людей". - Так говорил ему в свое время отец. К тому же, полиции для суда нужны преступники по этому делу.
       Проверив содержимое собранного саквояжа, Синьмин посидел на табуретке еще минут пять, давая телу привыкнуть к прежним ощущениям и выйти из нового своего состояния. Мышцы по-прежнему болели сильно, но двигаться, ворочать головой уже можно было спокойно. Крутя головой, разрабатывая застывашие мышцы шеи, Синьмин невольно несколько раз прошелся взглядом по полу, ножкам кровати, паре туфель Цы Мэй, поставленных аккуратно рядом с кроватью. Стоп! Они были аккуратно поставлены не его рукой. Это сделали бандиты. Синьмин встал с табуретки, подошел к этой паре, присел, стараясь рассмотреть их поближе. И только тогда рассмотрел, что какой-то предмет лежал между туфлями. Заинтересованный этим, он вытащил уже спрятанный нож, отклонил одну из туфель. Шприц! Между туфлями, зажатый каблуками лежал шприц с остатками какой-то жидкости. "Вот этим, наверно, кололи нас" - подумал Синьмин, выкатывая ножом шприц. Что же это такое? Стараясь не капнуть еще оставшейся жидкостью в шприце, закатил его на полотенце, завернул и сунул в саквояж. В Шанхае старина Ма даст своим экспертам посмотреть и тогда будет понятно, чем их кололи, почему у него так раскалывается голова, болят мышцы.
       ********
       В отличие от обыкновенной гостиницы, где существовал жесткий тариф, в монастыре оплата за комнаты не была установлена. Ведь монахи не могут преследовать мирские цели - получать прибыль. Поэтому плату за проживание называли пожертвованиями, не ограничивая её размер. Теперь каждое лето монахи получали хороший довесок к монастырским доходам, так как пожертвования, зачастую, во много раз превосходили тарифы самых богатых гостиниц для отдыха. А если сюда прибавить свечки, благовония, мази, другие предметы культа и поделки монахов, раскупаемые богатыми отдыхающими для совершения обрядом, да и просто на память об отдыхе, монастырь далеко не бедствовал. Отсюда и была такая неспешность, благодушное настроение в отношении отдыхающих. Даже четкой регистрации не было. Записи обо всех пожертвованиях вносили в общую книгу, которая лежала в домике у входа в монастырь у монаха с лицом, изрытым после оспы. Каждый из выезжающих вносил свое пожертвование, а монах записывал его. Но иногда вместо полного имени он вносил только фамильный иероглиф, тем более, если это был постоянный посетитель. Если полиция заполучит эту книгу, у него не будет времени на того чтобы, добравшись до города, связаться с Сюй Ма.
       Монаха на месте не было, как не было и книги на привычном месте - на маленькой конторке у самого входа. Окинув взглядом маленькую комнату, Синьмин лихорадочно стал соображать, куда мог спрятать свою книгу монах. В этот момент монах сам зашел в комнату. Синьмин, не дав ему слова сказать, просто приставил нож к горлу. Побледневший монах трясущимися руками вытащил из-под кровати книгу с большим кожаным мешочком, выполняющим функцию кошелька. Последовавшее за этим удивило монаха еще больше, чем, как он считал, ограбление. Сунув книгу в саквояж, Синьмин бросил кошель обратно на кровать, демонстративно добавив в него несколько ассигнаций крупного номинала. Потом он приложил палец к губам. Монах закивал головой, мол, понимаю, тихо, сам же развернулся спиной к нему, показывая тем самым, что он даже не видел его. Но Синьмину это было не важно. Он тихонько ударил монаха кулаком в нужное место, подхватил оседающее тело, плавно опустил на пол. Упади тот сам, поднял бы грохот упавшими кувшинчиками, свечами, светильниками и прочим товаром, который занимал практически всё свободное место в комнате. Пока тот очнется или его найдут, пройдет какое-то время. А время сейчас ему нужно было как никогда.
       Синьмин, как ни в чем не бывало, прошел мимо служек, обсуждающих какое-то важное для них событие. На хозяйственном дворе, рядом с кухней, кто-то из монахов рубил пожухлые стебли кукурузы на мелкие кусочки для топки. Звенели ведра у колодца, громко плескалась, набираемая в них, вода. Отдыхающие приезжали и уезжали, а жизнь в монастыре шла своим чередом. Он, не особо спеша, обмахиваясь веером, прошел вдоль жилого барака монахов, свернул за угол, вышел из ворот монастыря. Только зайдя за угол рощицы, росшей и с этой стороны стены монастыря, прибавил шага. Нужно было спешить, а к тому же и помнить о нападавших, которые не могли уехать далеко. Так что, до поезда ему еще нужно было добраться.
       ********
       В японском консульстве жара стояла везде, но воспитанные в самурайском духе работники консульства продолжали работать, не обращая внимания на жару. Хотя в каждой из комнат вертелся вентилятор, гонявший влажный разгоряченный воздух, он лишь на немного снижал давление раскаленного городского воздуха. В кабинете консула стояла не меньшая жара, но сидевшие за столом не обращали внимание на кативший градом пот. Резидент, внимательно изучал записку Икито по операции "Взмах веера", а тот сидел за столом напротив, ожидая его замечаний. Хотя какие могут быть замечания? "Товар" получен, спрятан в надежном месте. Таможенник и его жена так же "убраны". Или уже "убираются", верными людьми где-то в пригороде. Но в справке это не отражено, так как это мелочи, которые не могут быть указаны в общей справке по ходу операции.
       Резидент, поднял глаза, аккуратно промокнул платком пот со лба. Икито спокойно смотрел на него, ожидая, когда тот, сложив платок, скажет что-нибудь ему. Но резидент не спешил. Этот молодой "вояка", как он окрестил Икито про себя, работал очень эффективно, сколотив за короткое время довольно крупную сеть из нескольких групп для выполнения "особых" задач. Последняя, проведенная одной из руководимых им групп, акция по завозу "товара" в Китай, как и требовалось, прошла быстро, без шума. Вот только одно беспокоило резидента. Если "вояка" сделает это так же успешно, как та группа на Северо-Востоке, то, вполне вероятно, ему придется потесниться на своем "служебном Олимпе", получив "вояку" в заместители. А ему не хотелось ни с кем делить свою вотчину.
       Но сейчас требовалось что-то сказать ему. Вон, сидит, смотрит на него, ждет. А что сказать? Резидент не понимал особо в диверсионной работе, да и она, как-то, не очень жаловала его.
       - Операция прикрытия готова? Учитывая углубляющийся кризис в Гоминдане все должны принять..., - резидент сложил пальцы в щепотку, - это просто как результат внутрипартийной борьбы. Есть ли другие запасные варианты по прикрытию?
       - Так точно! - Икито вытащил два других листа из своей папки, положил перед ним. - Принимая во внимание растущее напряжение в отношениях Гоминьдана с большевиками на КВЖД, а также растущее недовольство Англией слабыми действиями Гоминьдана в отношении коммунистического движения в стране предлагается запасные варианты - месть английских агентов, русский след. Тем более, что на КВЖД частенько задерживают "русских" с динамитом, старающихся взорвать что-нибудь.
       Резидент хихикнул, кивнул головой, принимая версии Икито о "русских", не глядя в текст, надписал свою резолюцию на обоих листках.
       - Всегда должен быть запасной вариант, а лучше два или три. - Изрек он истину, прикладывая платок к вспотевшему лбу. - Сегодня просто не выносимо жарко. Как Вы думаете, не передумает ли он приезжать на заседание ЦИК? И что предусмотрено в этом случае?
      
      
      
      
      
      
       Глава четвертая. ПО ДОРОГЕ К РЕКЕ.
      
       Пыльная деревенская дорога вилась между лоскутков полей, разделенных небольшими, невысокими дамбами. В чеках, пробиваясь через густые и плотные заросли риса, поблескивала в лучах солнца вода. Вдали, за ними, шумел лес зеленой кукурузы, уходящий в горизонт зеленым морем. Синьмин шел по солнцепеку, стараясь как можно быстрей попасть к лодочной переправе, что была от моста ниже по реке. Хотя в такую жару поймать кого-нибудь с лодкой была проблема, но, все-таки, местные, зачастую, ленясь идти через мост, использовали эту переправу. Так что у него был шанс.
       Стремясь сократить дорогу, он свернул с пыльного полотна, зашагал по узкой тропинке, протоптанной крестьянами на невысоких дамбах меж ячеек. Зеленая трава, вольготно чувствующая себя на буграх и на стенках дамб, разогретая жестким солнцем, наполняла воздух вкусным запахом, перебивая вонь внесенных на поля удобрений. Синьмин быстро пересек поле, канаву с водой, которую местные крестьяне гордо называли "оросительным каналом", продрался сквозь небольшую полоску кукурузы и оказался перед небольшой рощей, в которой любили останавливаться все проезжавшие к монастырю отдыхающие, знавшие о ней. Вот и сейчас, в роще виднелся автомобиль, с выключенным двигателем. Он замедлил шаг, соображая как ему поступить в этой ситуации. Показываться на глаза отдыхающим или нет. Но в следующую минуту Синьмин понял, что ему не следовало волноваться. Ни водителя, ни пассажиров рядом с машиной не было видно. "Видно пара уединилась", - решил про себя Синьмин, стараясь обойти рощицу так, чтобы не потревожить пару, наслаждающуюся одиночеством в роще. Зачастую он и сам с подружками любил уединяться в таких рощах. Обходя автомобиль с боку, он издалека, невольно заглянул в салон. Ну, так всегда бывает, когда идешь мимо открытого окна, двери, то невольно заглядываешь внутрь. Но лучше бы он не делал этого!
       На переднем сидении, рядом с водительским сидением, завалясь набок полулежал или полусидел водитель. То, что водитель не спал, было явно. Его безжизненная рука свисала к полу, голова с отрытым ртом была запрокинута. "Готов". - Определил Синьмин. - "И кто на этот раз?" Ощущение, что убитый водитель был как-то связан с Цы Мэй, у Синьмина возникло сразу, как только он понял, что водителя убили. Причем жестоко - выстрелом в лицо. Местные крестьяне, трудившиеся в поте лица на своих ячейках, не могли совершить такого. Они трудяги, а не убийцы. Вообще, в Китае мало кто решается на убийство, если, конечно, он не окончательно порвал всякие связи с родными и близкими. А тут такое. Нет, очевидно, что эти из тех же кто убил Цы Мэй. А убитый может быть даже её муж.
       Осторожно приблизившись к машине, Синьмин заглянул внутрь. На стенке салона, напротив водительского места, виднелось отверстие от пули. Значит, в водителя стреляли в упор. На заднем сидении также были видны смазанные следы крови. Но во второго человека не стреляли. Отверстия от пули не было видно в салоне. Значит, его ранили ножом. Вероятно в правый бок, если судить по смазанному пятну на спинке сидения. Где-то в кустах, за машиной, раздался шорох. Синьмин присев, заглянул в салон. В перевернутом отражении от стекла было видно как из кустов, вороша ногой траву, рассматривая землю, вышел бандит. То, что это был бандит, один из тех, кто напали на машину, у него не было сомнений. Кто еще мог так идти, ища что-то, вороша ногой траву, с пиджаком за спиной, придерживаемый пальцем согнутой руки, абсолютно не обращая внимания на стоявшую машину? Только тот, кто знал, что машина стоит тут. Подпустив бандита поближе, Синьмин коротким ударом в ухо свалил его на землю. Для того нападение было совершенно неожиданным, поэтому очутившись на земле он замер, удивившись внезапному появлению кого-то из-за машины. Наступив левой ногой на горло лежащего бандита, Синьмин наклонился над ним. Ничего не понимающий, оглоушенный ударом бандит изумленно смотрел на нависающего над ним мужчину, моргая глазами. Солнце над головой мужчины резко било по глазам, заполняя всё, распадаясь с каждым взмахом ресниц на мелкие острые иголки света.
       - Где остальные? - спросил Синьмин, ослабляя давление.
       - А...ы-ы-ы..., - бандит заерзал на земле. Синьмин не долго думая, вскочил тому на грудь, перенеся тяжесть на левую ногу. Рука бандита, уже вытащившего из-за ремня брюк пистолет, вцепилась ему в брюки, но Синьмин стоял до тех пор, пока бандит не затих.
       Быстро обшарив убитого, Синьмин нашел пистолет, запасную обойму к нему, портмоне, нож в красивых, пижонских ножнах, пачку денег. Бросив все найденное в саквояж, Синьмин зарядил пистолет. Теперь он может дать бой бандитам. То, что этот не последний Синьмин знал однозначно. Только где они? Выглянув из-за машины, в ожидании появления следующего бандита, он несильно стукнулся о кронштейн багажной полки. Решив сменить эту не выгодную позицию Синьмин, подхватив саквояж, стал красться вдоль машины. Вот тут-то, в щель раскрытой двери, он увидел портмоне, лежавшее на полу, под самым сидением водителя. Его не было видно, если стоять в полный рост, но, согнувшись, было хорошо видно. Пассажир, вытаскиваемый бандитами из салона, успел, бросив портмоне на пол, загнать его под кресло водителя. То, что это было именно так, Синьмин уже не сомневался. Ему стала понятна картина происшедшего. Примерно, это произошло с час назад. Кровь у водителя успела свернуться, превратившись в коричневую корку, привлекавшую неизвестно откуда взявшихся мух. Не здесь, где-то по дороге сюда, машину остановили, водителя убили выстрелом в лицо, пассажира схватили, ранив ножом в завязавшейся борьбе в правый бок. Потом, приехали на машине сюда, вытащили пассажира, пошли дальше в рощу, вполне возможно, что к переправе. Главным для нападавших был пассажир, а не машина. Пассажир же знал, что интересующее нападавших было в портмоне. Поэтому, он выбросил его, решив протянуть время или надеясь выторговать себе жизнь. А может он надеялся, что кто-нибудь найдет машину с портмоне? Видно, что пассажир городской житель, раз думал, что в такую жару кто-нибудь из крестьян, а других тут жителей на десять ли вокруг нет, будет в поле.
       Не упуская из вида полянку ни на минуту, Синьмин выпотрошил портмоне. Так и есть! На одной из фотографий, лежавших в портмоне, Цы Мэй улыбаясь, обнимала за шею невысокого, но крепкого мужчину в форме портовой полиции. Значит, пассажиром был её муж, который спешил к ней в монастырь. Синьмин посмотрел на номер машины. Похоже, что даже нанял машину. Так спешил. Мда. Чем дальше в лес, тем больше хвороста. Вроде так русские говорят?
       Сунув в саквояж портмоне, он еще раз посмотрел на убитого им бандита. Хорошие ботинки, модная европейская соломенная шляпа, хорошие брюки, рубашка, костюм. Не богато, скромно, но не плохо. Столкнувшись с таким на улице Шанхая, не подумаешь, что встретил бандита. Он резко отличался от известных ему бандитов больших группировок преступного Шанхая. Бандиты как у , так и у ... зачастую имели самый неопрятный вид, за исключением, конечно, "старших братьев". Вот только татуировка. Такой у преступников Шанхая он не видел еще. На запястье тонкими синими линиями были выведены три точки, собранные в перевернутый треугольник, с вписанным в нее кругом. Занятно.
       Кстати, о бандитах. Он пришел сюда в поисках портмоне, даже не вспотев. Значит, они где-то недалеко отсюда. Если они ищут портмоне, то, возможно, что пассажир жив. И именно поэтому ему придется идти туда, в плотно сросшиеся кусты. Получив живым мужа Цы Мэй, он сразу гарантирует себе спокойную жизнь, автоматически снимая необходимость доказывать полиции свою невиновность. Чертыхнувшись про себя, Синьмин, перехватив саквояж по удобней, соблюдая осторожность, двинулся в кусты.
       *******
       На Авеню Жозеф в одном из небольших кафе, наполненным русско-французским говором, за стойкой стояла красивая девушка, мило улыбавшаяся каждому входящему в, обдуваемый потолочным вентилятором, зал. Хозяйка кафе "Мадам Ирэн", женщина лет 40, подтянутая, стройная, с красивым лицом аристократки, переходила от столика к столику, перебрасываясь короткими фразами с посетителями - завсегдатаями. "Мадам Ирэн" не только умела правильно сервировать, готовила замечательные маленькие парижские рогалики, вызывая ностальгию по далекой родине. Она уделяла внимание каждому посетителю, поднимая настроение легкой шуткой, неподдельным участием, скрашивала неприятности. Поэтому, к "мадам Ирэн" шли, что позволяло ей содержать и пекарню, и кафе, и ставить выносные столики под тень, высаженных ею же, пока еще не больших каштанов. Совсем как летом в Париже, таком далеком от Шанхая. Все в пяти кварталах знали, что здесь с утра могут найти чашку кофе с горячим рогаликом, но только пятеро человек знали, кто она есть на самом деле. Из них только трое знали, что в маленькой комнатке за пекарней, практически ежедневно, встречаются связники из Центра и резидент ОГПУ "Альбатрос". Но только одна хозяйка знала пути, по которым можно было незаметно и безопасно уйти из комнатки, минуя возможные риски. Первый, через "черный ход" в глухой тупик, где у кирпичного забора всегда лежат либо кирпичи, сложенные в небольшую пирамидку, либо стоят большие ящики. Второй, через комнаты второго этажа, на карниз и крышу соседнего дома, выходящего фасадом параллельную с Авеню Жозеф, улицу всегда полной народа. Третий, через небольшой подземный ход, двигаясь по которому на четвереньках, человек попадал в темный угол за большим ящиком, в самом дальнем углу дровяного и угольного склада "Месье Гормана". Конечно, в концессии не проводились облавы, не гонялись за шпионами, вламываясь в дома, но английская, французская, а также гоминдановская разведки охотились за коммунистами как местными, китайскими, так и приезжими, "посланцами Коминтерна". Поэтому, такая предусмотрительность "мадам Ирэн" была не лишней.
       И именно в этом момент, когда очередной посетитель с другом заказывал по чашечке кофе с пирожным "с кремом, что мы ели два дня назад" за пекарней, в маленькой комнатушке, "Альбатрос" встречался со связным. Хотя они виделись уже несколько раз, разговор у них был коротким. Обменявшись рукопожатием, они сели за стол. В течение нескольких минут связной выслушал резидента, вытащил из портфеля пенал, положил на стол. Резидент молча набрал код на пенале, вытащил из крышки капсулу с кислотой, отвинтил крышку. Вместо полученных бумаг в пенал легли плотно свернутые листы донесения, полученных от агентов документы. Проделав длинный путь, пролегавший через советское консульство, каюту капитана советского сухогруза, порты Шанхая, Тяньцзиня, Владивостока, они лягут на стол начальнику отдела в Москве, где будут переведены на русский язык. И только тогда они начнут работать, принося информацию, которая поможет Советской России выстоять в воинственно настроенном окружении стран капитала. А пока, они, свернутые в плотный свиток, закрывались в пенал, под защиту капсулы с кислотой, от несанкционированного вскрытия. Плотно закрыв крышку пенала и вставив капсулу, резидент перешифровал номер кода. Все, теперь любая попытка вскрытия капсулы приведет к уничтожению всех документов внутри.
       Пожав на прощание руки, связной, через "черный ход", вышел из кафе. Посидев какое-то время в комнатке, резидент вернулся в зал кафе. Даже наблюдательному глазу не пришло бы в голову заподозрить этого посетителя в чем-то запрещенном. Просто очередной посетитель вернулся из туалета за свой столик в углу. Все как обычно. Чашка кофе, рогалик, газета.
       Допивая остывшее кофе за столиком кафе, лениво перелистывая страницы газеты "Альбатрос" еще не знал, что завтра в торгпредство, а также консульство СССР не только в Шанхае, но и в Харбине, ворвутся отряды китайской полиции и военные. Что связной и еще несколько человек совслужащих, вставших стеной у кабинета консула, сдерживая напор полицейских, ломавших дверей кабинета, получат серьезные ранения. Что секретарь и консул, пользуясь заминкой атакующих перед дверями кабинета, будут, обжигая руки, бросать бумаги в пламя печи, крутить крышки пеналов, приводя механизмы уничтожения содержимого в действие. Они до последней минуты будут уничтожать документы.
       *******
       На набережной Шанхая, среди кишевших у импровизированных причалов лодок, небольших паровых катеров, барж, эта баржа ничем не выделялась. Такая же чумазая, как и команда на ней, полуржавая, с еле заметным номером, полустертым названием и портом приписки. Бандит, сидя в каюте, смотрел в иллюминатор как мимо них, расталкивая лодки, в беспорядке снующие по реке, поднятой высокой волной, сновали большие катера, небольшие пароходики. Старик Ма, приведя его на эту баржу, рано утром, когда туман еще окутывал фасады домов европейской архитектуры, выстроившихся вдоль реки, настрого запретил показываться на палубе. Да, и сам бандит, не очень горел желанием вновь появляться на глаза близко к месту преступления. Сейчас же, по мере продвижения солнца по небу к зениту, каюта все больше нагревалась. Молодой бандит, раздевшись по пояс, спасался от духоты, поливая себя водой из небольшого железного чайника с пробкой в носике. Казалось, что все, от молчаливого капитана до старика Ма, забыли о нем. Но это было не так. В тот момент, когда баржа внезапно вздрогнув, застучала мотором, по коридору к каюте кто-то подошел. Бандит, положив руку на револьвер, непрерывно смахивал со лба обильный пот, выступивший крупными каплями, то ли от жары, то ли от нервного напряжения. В дверь просунулась голова старика, который, подмигнув, кивнул - "выходи". Бандит, напялив на себя рубашку, комком подхватил пиджак. Короткий коридор, сжимая объем, вел куда-то в глубь баржи, от чего у бандита закружилась голова. На самом деле голова закружилась у него от качки. Баржа, покачиваясь на небольших волнах встречных судов, не сильно спеша, шла вдоль берега протоки реки, мимо набережной, каких-то складов, деревянных причалов. Наполненное до краев углем, судно проскользнуло мимо стоявшего на якоре полицейского катера, военных судов, вышла в дельту реки, оставив за кормой слева остров Пудун. Свежий ветер из открытого моря стал сдувать с баржи, выдувать из кают и укромных уголков, застоявшийся теплый воздух с перемешанным запахом железа и угля, наполняя всё истинным запахом прибрежного моря - немного перегнивших водорослей, канатной смолы, рыбы, а также какого-то неуловимого, свойственного только прибрежным водам, запаха.
       На корме баржи, у рубки с открытыми иллюминатором, стоял накрытый стол, над которым был натянут тент, создававший спасительную тень. За столом никого не было. Сев за стол мужчины стали ждать. Молодой бандит чувствовал, что ничего не говоривший старик не просто привел его сюда. К тому же куда его могли отвезти на угольной барже? Разве что в какой-нибудь небольшой неглубокий залив на побережье, оборудованный для приема таких мелких барж, что было равносильно выходу на улицу Нанкин роуд с плакатом на шее "Я младший из братьев Куня". Ведь у Куня и бандитов ... и .... везде есть люди по побережью. Не спрячешься.
       Из рубки вышел капитан, практически черный как негр, которого молодой бандит видел сегодня через иллюминатор на палубе одного из английских катеров. Кивнув старику с бандитом, капитан спустился вниз по крутой лестнице. Через минуту, вместе с ним на корму поднялся европеец, который, поздоровавшись на приличном шанхайском, уселся к ним за стол. Перед ними тут же появился чайник с маленькими не глубокими фарфоровыми чашечками. Капитан, плеснув немного каждому в чашечку, быстро поставил обратно на стол чайник. Ему не понравилось что-то в управлении баржей дежурным матросом, поэтому он, разразившись не очень приличными словами, нырнул в рубку. Через секунду, потирая ухо, из рубки вылетел молодой матрос. Быстро загремев ботинками по трапу, он скользнул вниз, пропав где-то в глубине люка. Следом на палубе появился боцман с новым матросом, которые, важно пройдя вдоль гор насыпанного угля, поднялись в рубку.
       - Итак, у тебя есть что рассказать, - начал старик, отпивая маленькими глотками чай, - нам. Не торопись, сынок, рассказывай медленно. Ничего не упусти. А как расскажешь, так и решиться твоя судьба.
       - Просто так не дамся! - Пообещал бандит, показав револьвер за ремнем брюк.
       - Так никто тебя не собирается убивать, - спокойно парировал старик, рассматривая море, - тем более патроны от твоего револьвера у меня в кармане.
       Схватив револьвер, бандит лихорадочно стал крутить барабан, стараясь увидеть уцелевшие патроны, но старик сильным коротким рывком вырвал револьвер из его рук.
       - Револьвер не игрушка, - назидательно сказал он, пряча револьвер куда-то в глубины своих штанов, - тем более, что тебя никто не собирается убивать. Если бы хотели, давно бы на корм рыбам отдали.
       Иностранец, улыбнувшись, кивнул головой, подтверждая сказанное стариком. Казалось, что появление револьвера, последовавшая короткая схватка ничуть не испугали его, а даже повеселили.
       - Итак, молодой человек, - обратился он к нему, - давайте рассказывайте. У нас мало времени. И, постарайтесь не пропустить ничего. Ни малейшей детали. Сейчас Вы сами делаете свою судьбу. А то, что её лучше всего не злить Вы прекрасно знаете.
       Бандит, посидел, наклонив голову к груди, потом, глубоко вздохнув, начал рассказывать. Старик и иностранец, слушали внимательно, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Ветер все больше охватывал баржу, теребя тент, ероша волосы, сбивая струю из чайника и остужая чай. За бортом баржи, в непонятной береговой дымке, исчезал, таял чертами Шанхай. Город, в который он так легко пришел. Город, из которого он с таким трудом вырвался на свободу.
       ********
       Книгу он все-таки купил. Спасибо Андрею, который вступился за него в книжном магазине. Продавец, свысока взглянув на бедную одежду Ивана, стал подтрунивать над ним, задавая непонятные ему вопросы: "А кто автор?", "Филологическая или историческая?". Поняв, что над ним издеваются, Иван засопел, набычился, руки невольно сжались в плотные кулаки. На деревне молодежь знала его кулаки, а поэтому старались не ссориться с ним, чтобы потом не сверкать новыми синяками на всё лицо. Позор, да и только. Иногда, по вечерам, больше всего по праздникам, когда выпившие мужики вываливали на улицу покурить и поговорить, приходилось биться ему со взрослыми парнями, которые также получали свое.
       Положение спас молоденький парнишка, выскочивший откуда-то сбоку. Застыдив продавца: "Стыдно, товарищ продавец! Не видите, что товарищ немного запутался и испытывает затруднения? Вместо того, чтобы помочь, издеваетесь над ним! Разве это по-советски? Это не старые времена!", он за руку вытащил насупившегося Ивана из магазина. Через минуту Иван уже узнал, что парня зовут Андреем, работает он в механических мастерских паровозного депо Московской железной дороги учеником слесаря, через год станет слесарем первого разряда, а необходимые ему книги нужно покупать совершенно в другом месте. Куда, через несколько минут общения, они отправились на повозке Ивана.
       Андрей не давал ему покоя. Завалив его кучей вопросов о жизни в деревне, о политической обстановке, о настроениях в деревне парнишка невольно растолкал его, а рассказом о механической мастерской вызывал у Ивана заинтересованность. Решив, что магазин не успеет закрыться, Иван вызвался посмотреть мастерские.
       Сами мастерские были как мастерские. Все тут гремело, стучало, где-то бранился мастер, давая кому-то нагоняй, но вот молодежь. Несколько парней, друзей Андрея, вышедших к ним по его просьбе, понравились Ивану своей простотой, вниманием, в котором не было напускной заботы или скрытой издевки. Ну, еще бы. Комсомольцы! Обсуждая его интерес к Китаю, они, услышав, что Иван на зубок знает названия всех деревень, городов, упоминаемых в газетных сводках из Китая, не поверили. Притащив обрывок какой-то газеты, они стали экзаменовать его, старательно коверкая названия, но были посрамлены Иваном, который четко, ясно произносил названия, а также давал комментарии о том, что там происходило.
       Потом, болтая ногами и рассказывая по переменно всякие истории, они доехали до магазина, в котором у Ивана разбежались глаза. Сколько тут было книг обо всем! Были об астрономии, геологии, еще каких-то науках. Но самое главное, тут были книги по странам. Выбрав с помощью Андрея необходимую книгу, Иван, с важностью достав собранные деньги, расплатился за нее. Аккуратно взяв книгу, завернутую в крепкую бумагу и перевязанную бечевкой, Иван уже не мог дождаться того момента, когда он откроет её. Когда страницы, пахнущие еле уловимым запахом типографской краски, начнут раскрывать тайны китайских императоров, историю секрета пороха.
      
      
      
       Глава пятая. РОЩА.
      
       Еле угадываемая тропинка в рощице вилась между островков кустов с переплетенными ветвями. Тонкие деревья, стремящиеся вверх, пропадали в кронах уже выросших деревьев, создавая ощущение заросшего леса. Яркие пятна солнечного света падали на траву, стволы деревьев, осветляя густые краски сочной зелени. Местами между кустов можно было видеть газоны из коротко постриженной травы с неровными краями. Но это не было причудой местных крестьян. Они просто косили сочную траву из рощи на корм скоту.
       Его Синьмин услышал издалека. Бандит шел, мурлыкая какую-то песенку из оперетки, совсем не прячась. Такую наглость он понимал. Кому придет в голову по солнцепеку переться в рощу? Тем более, что поезд из Шанхая будет только вечером. Крестьяне же, имевшие поля вокруг рощи, в расчет не брались. Эти, как всегда, ничего не видят, ничего не слышат. Спрятавшись в одном из островков-кустов, Синьмин прикрыл саквояж сломанными веточками, и затаился. По тропинке беззаботно прогулочным шагом шел крупный молодой человек, помахивая веточкой. Следом за ним шел второй, который теперь насвистывал песенку "Веселой И Мэй" из оперетки "Переполох в доме почтенного Му". Прикинув свои возможности и их комплекцию, Синьмин вытащил оба ножа. Как только с его засадой поравнялся "певец", он выскочил, метнул нож в спину прошедшему, свалив "певца" на землю ударом ногой в бок. Не успел упасть на землю передний, как Синьмин уже сидел на втором, зажимая ногой шею. Для большего испуга он, блеснув лезвием, подвигал ножом перед глазами лежавшего бандита. Видя, что бандит понимает его намерения, Синьмин ослабил давление колена на горло. Ему нужны были ответы.
       - Итак, сколько вас?
       - Шесть.
       - Где?
       - Недалеко, тут. - Бандит глотнул воздуха, поморщился. - Больно.
       - Будет еще больней! - Пообещал Синьмин, постучав лезвием по его носу. - Таможенник с вами?
       - Ты за таможенником? - Скосил глаз бандит, стараясь рассмотреть сидевшего на нем. - Откуда ты?
       Небольшой шлепок по глазам, заставил его закрыть глаза.
       - Жить хочешь? - Задал вопрос Синьмин, в душе зная, что в живых бандит не останется. - Если да, то скажи кто вы? Кто ваш хозяин?
       - Хозяина не знаю. У нас "старший брат" Кунь, а у него связной от хозяина - "длинноносый". Кто не знаю. Отпусти. - Заканючил бандит, стараясь надавить на жалость. Если сразу не убил, задал вопросы, еще спросил, хочет ли он жить, то чем чёрт не шутит? Может быть, удастся живым выбраться?
       - Поговори. - Пригрозил Синьмин, стукнув еще раз бандита по глазам. - Я тебе не тетка, чтобы заботиться о твоих "нефритовых драгоценностях". Говори, где кто?
       - Один ушел искать к машине, мы вдвоем пошли его поторопить. "Второй старший брат" остался с таможенником. А ты кто?
       - Посланец небес. Ангел. - Хмыкнул Синьмин, придавливая горло бандита. - А ты говорил, что вас шесть? Где еще два?
       - На том берегу. - Прохрипел бандит. - Лодку поехали искать. Через пост на мосту не провести ведь таможенника.
       - Правильно думаете. - Поощрил его Синьмин, освободив зажим. - Так на кого работаете?
       Он увидел движение руки бандита, первым выбросив на встречу свою руку с ножом. Лезвие ножа прорвало плотную ткань рубашки, впилось в мышцы руки. Бандит взвыл, нож выпал из ослабевшей руки. Синьмину пришлось, захватив пучок травы, с силой вдавить его в рот бандита. Тот, кривясь от боли, семенил ногами, мычал, но двинуться не мог.
       - Вот же скотина! - Деланно удивился Синьмин, поигрывая окровавленным лезвием перед выпученным от боли глазом бандита. - Ему жизнь обещают, а он пытается зарезать благодетеля. На кого работаете?
       Он подкрепил вопрос легким уколом ножа и ударом рукояткой ножа по ребрам. Бандит прекратил мычать, затих, согласно кивнул головой.
       - Работаем, тьфу, - выплюнул бандит остатки травяного кляпа, - на одного японца. Я думаю, что на японца. Как-то слышал как "длинноносый" говорил с ним на японском. Знаю, что "длинноносый" любит скачки. Видел газету с подчеркнутыми номерами заезда. Может быть играет. Не знаю. У "длинноносого" много помощников.
       - Таких же как вы? - уточнил Синьмин, соображая какую мозаику выкладывает ему бандит. Не врет ли?
       - Да. А еще у нас есть связь с ним по телефону. Сам звонил ему, сообщал о нашем месте нахождения.
       - Чем еще занимаетесь, кроме того, что убиваете женщин и похищаете таможенников? - Продолжал допрос Синьмин. Раз уж разговорился "певец" нужно его трясти до конца.
       - Каких женщин? - Удивление бандита было не поддельным. - Никого мы не убивали.
       В этом момент лежавший неподвижно передний бандит зашевелился. Синьмин с жалостью вогнал нож в горло допрашиваемому, потом подскочил к бандиту, пытавшемуся приподняться на руках. Он молча добил его. Его допрос в таком состоянии бы ничего не дал. А оставлять у себя в тылу раненного бандита, способного двигаться, значит оставлять для себя возможную смерть.
       Пыхча и обливаясь потом, Синьмин затащил трупы обоих бандитов в свою засаду, подобрал шляпы, оставшиеся на тропинке. Отдышавшись, он быстро обыскал трупы. Найденное крайне удивило его. Во-первых, у всех троих были одинаковые пистолеты - бельгийские "Браунинги". Во-вторых, все трое имели одинаковые ножи, в пижонских ножнах. В-третьих, все трое имели одинаковые татуировки в виде круга, вписанного в треугольник из трех точек. В-четвертых, что его особенно удивило, одинаковые шляпы, ботинки. Они были одеты, не сказать что хорошо, но достаточно прилично для простых рядовых бандитов. Побросав все найденные пистолеты, ножи, деньги и документы в свой саквояж, Синьмин присел, обдумывая свой дальнейший ход. Общая картина, с чем он столкнулся тут, ему была понятна. Кто-то, предположительно японец, вместе с "длинноносым", говорящим по-японски, через порт обделывает свои "делишки". При этом, содержа банду, а возможно даже не одну, которую, как армию, вооружает однотипным оружием, снабжает одеждой. И это в Шанхае, под носом у других крупных группировок? Невероятно!
       ***********
       Резидент лениво подтянул к себе стакан с виски, добавил туда лед. На веранде большого ресторана на краю английского сеттльмента, откуда открывался красивый вид на речку со снующими лодками, пароходами, в это время было не так много народа. Что, в принципе устраивало резидента. Его встреча с агентом из окружения "самого", которое он планировал провести еще неделю назад, пришлось отложить по просьбе агента. Вот и сейчас, прошло уже больше двадцати минут, а "Рыбак" все еще не появлялся. Резидента раздражала манера китайских офицеров и правительственных чиновников опаздывать на встречи, как не формальные, так и официальные. Он то прекрасно понимал, что китайцы тем самым, иногда сами того не понимая, демонстрировали свое хозяйское положение. "Вы в нашей стране, мы хозяева здесь, а хозяин всегда приходит во время". Но он прощал им это. Игра, которую начал он, подхвачена МИДом, получила одобрение сверху, а посему не стоило портить отношения с будущими партнерами. Только вот этот Икито. Его активность могла нарушить планы резидента. Но отменить операцию сам резидент не мог. Эта задача была поставлена сверху, а они тут, как известно, только солдаты, выполняющие приказы императора. Но все же, "Взмах веера" мог сломать тонкую пелену игры на страстях, жадности, высоком самомнении окружения "самого", который в последнее время все больше выглядел как "антибольшевик", чем его окружение.
       Наконец, появился агент. Усевшись рядом с резидентом, "Рыбак" заказал себе тоже виски, а также стэйк по-английски, чашечку кофе с ромом. С первого взгляда резидент понял, что агент задержался не просто в силу своей "значимости". Дождавшись, когда официант отойдет на расстояние, "Рыбак" произнес только одну фразу: "Завтра пройдет операция против Советов. В Шанхае, Харбине. Ему надоели большевистские шпионы, кража паровозов. Он открыто меняет свою позицию по отношению к Советам". Услышанное взволновало резидента, но он, не подав вида, предложил тост за эффективное сотрудничество двух великих наций.
       Вернувшись в консульство, резидент срочно затребовал к себе шифровальщика. Закрывшись в кабинете, резидент, шагая вокруг стола, диктовал сообщение чрезвычайной важности. Через час уже шифрованная телеграмма ушла телеграфом в Токио. Хотя информация, полученная на встрече с агентом, только подтверждала его выводы о возможности резких выпадов маршала против Советов, резидент отправил телеграмму с пометкой "особо срочно". Во-первых, информация была упреждающей, что было важно для его товарищей в Харбине, Дайрене. Во-вторых, резидент вновь напомнил о своих предложениях об изменении или отмене операции "Взмах веера", как операции способной нарушить затеянную игру по обретению агента влияния в окружении "самого". Соответственно, при положительной реакции он пододвигает резвого Икито. В-третьих, лишний раз напомнил руководству, что он работает как вол, заботясь о благе империи. Эта срочная телеграмма лишь подчеркнула важность его работы тут, намекая, что он годится на большее.
       Подставив голову под поток воздуха из вентилятора, он расстегнул ворот рубахи, стараясь охладить разгоряченное тело. Только бы услышали и приняли его мнение. Только бы услышали.
       ********
       Он чуть не наткнулся на них. Среди пышно растущих на берегу кустов эта маленькая полянка напоминала скорее протоптанную скотиной проплешину, чем поляну. Поэтому Синьмин чуть не выскочил на нее. Он вовремя замедлил шаг, уловив не ритмический всплеск воды у берега. Бандит сидел у самой воды, закрытый кустом с торчащими во все стороны ветками, полоскал руки в воде, оттирая их от крови. Таможенник, связанный по рукам и ногам, сидел прислоненный к тонкому дереву. Весь правый бок его был в крови, и, как было видно, никто не собирался его перевязывать. Наоборот, его еще пытали. На груди через разорванную рубашку были видны не глубокие порезы, черные точки ожогов от сигарет. Осторожно двигаясь в кустах, Синьмин стал обходить эту проплешину, одновременно соображая как убить бандита, не задев пленника, и спасти таможенника. Ведь живой муж Цы Мэй сразу снимает все обвинения с него. Сидевший за кустами бандит был вне досягаемости для его ножа, а стрелять нельзя было. Оставшиеся бандиты могли бы заподозрить неладное, и тогда ему с раненным таможенником далеко не уйти. В тот момент, когда Синьмин, уже считай, миновал заросль кустов за деревцом, за ствол которого был привязан пленник, бандит прекратил полоскать руки, вытер их куском рубашки пленника. Удовлетворившись видом чистых рук, бандит уселся перед пленником, вытащил портсигар, чиркнул спичкой. Пустив струю дыма в лицо связанного таможенника, он радостно заржал, видя как морщится тот.
       - Ну, что? Весь из себя правильный... портовая крыса? Говорили тебе, не рыпайся? Сиди на месте, получай деньги, выпускай товар. Всех делов-то! Так нет, решил в честного поиграть. А как деньги брал в первый раз? А?
       Бандит ткнул ногой пленника в раненный бок. Тот застонал. Бандит сплюнул.
       - Даже головой своей не подумал. Куда ты денешься? Бежать задумал. Девку свою к детективу направил. Думал, что не узнаем. А мы всё знаем. Сейчас её вместе с этим детективом, в монастыре. Того. - Бандит выразительно провел по горлу пальцем. - Конечно, девку по правильному сделают. Куда же такому добру пропадать? Ведь лакомый кусочек. Чего задергался? Раньше думать надо было. А детектива на кусочки. На не крупные, но и не на мелкие. Чтобы опознать могли.
       - А я и так, целым куском хорош. - Сказал, выпрыгивая из-за кустов, Синьмин.
       Под ногу Синьмина подвернулась коряга, он споткнувщись, покатился, стараясь не попасть спиной к бандиту. Тот же вскочил, выхватил нож, бросился на пытавшегося подняться с земли Синьмина. Таможенник дернулся, выгнулся, успев ткнуть бандита в колено связанными ногами. Упав на бок, бандит, не раздумывая, бросил нож в таможенника, потянул из-за пояса пистолет. Но этой секунды хватило Синьмину чтобы выправиться и атаковать полулежащего бандита.
       Схватившись, они, катались по этой проплешине, стараясь овладеть ситуацией. Бандит, потеряв от удара Синьмина пистолет, вцепился в его руку с ножом, стараясь вонзить при удобном случае его в грудь нападавшего. Синьмин, встретив сильное сопротивление, выгадывал момент, когда он сможет нанести удар коленом в пах бандиту, а потом ударить ножом. Наконец ему удалось, ударив связкой их рук по попавшей коряге, ослабить хватку бандита. Воспользовавшись его мимолетной слабостью, Симньмин нанес удар коленом и, без замаха воткнул нож прямо в сердце бандита. Бандит, отпрянул, удивленно посмотрел на торчавший нож в груди, вновь бросился на него. Он умер в рывке, упав как мешок на вытянутые вперед руки Синьмина. Отвалив от себя труп, тот, тяжело дыша, подполз к таможеннику. Нож, брошенный бандитом, попал прямо в грудь, пробив легкое. Синьмин, взглянув в глаза таможенника, понял, что пленник не выживет. Рана в боку не была перевязана, он потерял много крови, а теперь этот нож, пробивший легкое. Всё это в такую жару! Он аккуратно освободил рот пленника от повязки, удерживавший кляп. Таможенник задышал часто, хватая ртом воздух. В его груди зашумело так громко, что это услышал Синьмин.
       - Спасите Цы Мэй! Спасите её! - зашептал пленник, обмякая. - Она поехала в монастырь к детективу, я её не успел предупредить. Они меня перехватили.
       - Знаю, уже видел водителя. - Ответил Синьмин, разрезая веревки на ногах и руках пленника. - Я и пришел по их следам. Скажите, что за товар Вы выпустили? Кто хозяин груза. Кто эти люди?
       - Выпустил оружие. Много. За большую взятку. Не один, с напарником. Потом решили, когда узнали, что это было оружие, сообщить. Они убили напарника, я смог отбиться. Пошел в полицию, а там, на входе, меня встретил один из них, сказал, что моя жена в монастырь к детективу поехала. Что её убьют. Я поехал следом, но не успел. Меня перехватили.
       Таможенник закашлялся, кровавая пена закипела на губах.
       - Кто их хозяин? - Синьмин подхватил заваливающегося на бок таможенника. - Кто ввез груз?
       - Два Вана. Там был "длинноносый". Немец. Спасите мою жену. Спаси... - Не договорив, таможенник обмяк, голова его поникла, дыхание сделалось прерывистым с характерным хлюпающим свистом.
       - Умирает! Вот же незадача. Что же тебе так не везет! А? - Заговорил сам с собой Синьмин. - Просто сплошной "дом без надежды"!
       Таможенник открыл глаза, зашептал. Синьмин наклонился к его губам, стараясь расслышать его тихий шепот. "Бума...Бумаж...Порт..." - шептали губы. Он пытался что-то сказать, но силы уже оставляли его, губы не слушались. Тогда он сделал последнее усилие, чуть ли не выгнулся, но сказал: "Фото". Потом обмяк, голова повисла, раздался хрип со свистом. Наконец, таможенник затих, тело внезапно стало непомерно тяжелым, таким, что Синьмин невольно опустил его на песок. Готов. Умер, оставив еще больше загадок.
       Забирая свой саквояж из укрытия, а затем, складывая пистолет, документы убитого бандита, Синьмин все прокручивал в голове последние слова таможенника. Два Вана. "Длинноносый". Немец. Фото. Бума... Бумаж... Порт.... Мда. Что же он хотел сказать последними словами? Бумаги? Бумажки? Какие? В порту? Или о порте? Какое фото? Фото немца или Цы Мэй? И что там на этом фото? Одни загадки, вместо разгадок. А тут еще придется доказывать в полиции, что это не он убил Цы Мэй, её мужа и водителя наемного такси. Просто напасть какая-то!
       Но что-то все-таки прояснилось. В схему "японец-немец-бандиты" вписываются каких-то два Вана, к тому же, становятся понятны причины убийства Цы Мэй, таможенника, и попытки убить его. Оружие. Банда ввозила оружие. Только вот какое, сколько и для кого? Тайный ввоз оружия это преступление на уровне наркотиков и подделки денег, но оно еще несет и политическую окраску. Поэтому эти вопросы надо решать вместе со стариной Ма и его службой. Одному ему такой сложный ребус не разгадать.
       Окинув взглядом место схватки, Синьмин решил все-таки дождаться лодки с бандитом, чтобы перебраться на тот берег. Идти через полицейский пост на мосту, когда в монастыре, наверно, уже подняли тревогу? Нет, спасибо.
       Пристроив тела убитых за естественной стеной из кустов, сам уселся ждать у самой воды, под прикрытием того самого "лохматого" куста. Ждать в теньке, у воды было можно. На открытом же месте полуденное солнце невыносимо пекло, выжигая кожу до бронзового цвета. Летняя жара июля 1929 года была просто невыносима.
      
      
      
       Глава шестая. 9 ИЮЛЯ 1929 года.
      
       Ждать ему пришлось не долго. Вскоре послышалось шлепанье весел о воду. Гребли старательно, но бестолково, от чего волны были большими, а лодка продвигалась медленно. Приготовив ножи, Синьмин сжался в комок, стараясь слиться с песчано-глинянным берегом. Вот, наконец, нос лодки ткнулся в берег, с неё спрыгнул бандит в такой же шляпе как у остальных убитых. Встряхнув руками, уставшими от гребли, он пошел через кусты, тихонько зовя оставленного тут друга: "Старина Су", "Старина Су, выходи, "императорский дракон" стоит, ждет тебя и твою даму". Зовя своего друга, он подхихикивал, довольный придуманной им самим шуткой об "императорском драконе". Когда Синьмин вырос у него с боку, бандит успел только схватиться за пистолет. Нахлобучив на голову его шляпу, пришедшей ему как раз, Синьмин спокойно засунул за пояс брюк пистолет бандита, решив положить все остальное в холщовую сумку, лежавшую в лодке. Мельком взглянув на содержимое сумки, он невольно присвистнул. Видать, что эти бандиты совсем потеряли чувство опасности, если возят с собой толовую шашку с детонатором. Хотя они были хорошо упакованы, лежали отдельно, завернутые в мягкую ткань, носиться с таким везде, а тем более по городу, было крайне опасно. Если не взорвется, так при обычной полицейской проверке обнаружат, что так же гарантировало много проблем.
       Оттолкнув лодку от берега, Синьмин погнал её уверенными ударами весел на противоположный берег. Работа веслами, плеск воды в реке, налетающий речной ветер всё это вызвало ощущение возврата в Манчжурию на берега темноводной реки. Дав лодке немного подрейфовать вниз по течению, ведь напарник бандита ждал на том берегу, а Синьмин не хотел с ним сталкиваться, он направил лодку к появившемуся на берегу сходу к воде. Но не успел он спрыгнуть с лодки на берег, как сверху, сопровождаемый потоком разновеликих комочков сухого суглинка, скатился человек. Вернее сказать, съехал на пятой точке. Синьмину он сразу не понравился, едва он взглянул на него. На нем была такая же шляпа как и на тех бандитах и такой же пистолет за поясом. Видно, что бандит увидев лодку, дрейфующую по течению, стал преследовать её на автомобиле по берегу и теперь хотел получить ответы на свои вопросы. Синьмин не стал дожидаться, когда тот откроет рот, а просто метнул нож.
       Машина стояла в метрах ста от места причаливания. Синьмин не спеша оттряхнул брюки, лишь слегка запачканные суглинком, лениво поднял саквояж и сумку с земли. Со стороны было видно, что водитель с багажом, полученным от того, кто сидит в лодке, дрейфующей по течению, возвращается обратно к машине. Проводив лодку, заворачивающую за поворот реки, Синьмин повернул рычаг зажигания, поддал газа. Английский автомобиль взвыл, затрещал мотором. "Переборщил". - Отметил он про себя. - "За машиной механик ухаживал. Вон как заводится. С первого раза. Мда. Так кто же, все-таки, они такие?".
       Решив не рисковать с поездкой на поезде, так как местные полицейские уже могли его искать, он мысленно поблагодарил бандитов за "предоставленное" авто. Ведь первое место, куда бросятся местные полицейские в его поисках, это железнодорожная станция, вечерний поезд в Шанхай. А все дороги у них сил не хватит перекрыть. Усмехнувшись, Синьмин снял тормоз, переключил передачу, медленно двинулся в сторону дороги на Шанхай. Теперь до самого Шанхая не будет постов местных полицейских, а шанхайские полицейские еще не будут знать о преступлении в монастыре. Старина Ма всегда ругался с местными из-за медленного информирования шанхайского управления о происшествиях в пригороде. Проблема стара как мир. Бюрократия, недолюбливание городов деревней эти явления всегда живут при всех формах правления и, наверно, во всех странах.
       ********
       Старший сотрудник отдела криминальной службы Ван Чжуни с тоской смотрел на стопку бумаг, лежавшей перед ним. Уже две недели, как он, кадровый сотрудник контрразведки, сидит здесь, в полиции, "укрепляя" ряды борцов с преступностью, согласно решению Орготдела ЦИК Гоминдана. Кому, там "на верху", пришло в голову укреплять ряды борцов с ворами и убийцами работниками контрразведки? Просто нелепость с которой нельзя было согласиться. Да, конечно, в полиции существует много вопросов, проблем. Преступные группировки скупая полицейских, проворачивают свои темные делишки, но это же не повод загонять таких специалистов как он в эти дебри! Идиотизм! Будто он может решить вопросы низкой зарплаты, отсутствия жилья у полицейских, по его мнению, являющиеся основными причинами "ползущей коррупции" местной полиции.
       Перевернув пару листов, на которых были запечатлены кровавые ужасы ночной жизни трущоб вокруг порта, постоянного источника головной боли как полиции, так и контрразведки, Чжуни зацепился взглядом за фразу "...в количестве трех ящиков динамита". Динамит? Он оживился, надел очки, стал внимательно вчитываться в строчки донесения портовой полиции. Из партии динамита и прочего, поставляемого немецкой компанией для английской горнодобывающей компании, ведущей разработку месторождения где-то в глубине страны, портовыми воришками были украдены три ящика динамита. По всей видимости, воришки не знали, что они крадут, так как самый ценный груз в этой партии, с точки зрения подпольного рынка краденного, остался не тронутым. Просто сломали окно, вытащили первые попавшиеся ящики. Компания - владелец, вместе со страховой компанией, провели расследование, а потом вызвали портовую полицию. Интересно, а у этой компании есть лицензия на поставки динамита? Чжуни заинтересованно завозился в кресле. Хоть какое-то интересное дело. Похитили динамит. Ведь это же не кража повозки с овощами или ограбление на 50 юаней? По идее, если воришки украли, не зная, что крадут, то должны выбросить эти ящики всё в том же порту. А если знали, что крадут? Тогда дело плохо! Динамит в руках преступников очень опасная вещь! Отодвинув остальные бумаги в сторону, Чжуни положил бумагу в папку. Теперь надо известить своих ребят из отдела, сбегать в портовую полицию, не нашлись ли ящики. Если нет, то завтра зайти в прокуратуру, завести уголовное дело о краже особо опасного имущества. Он был возбужден, так как среди вала серой преступности, замаячило хоть одно, но стоящее дело!
       **********
       Синьмин проехал влажный от морского бриза мост, свернул на улицу с еле горевшими одиночными фонарями, медленно двинулся вдоль нее. Он боялся проскочить дом Сюй Ма, но еще больше боялся, что у него кончится бензин. Тащиться с саквояжем, сумкой по темным улицам, после такого заезда от моста к монастырю до Шанхая, было уже вне его сил. Он никогда не представлял каково это отсидеть несколько часов за рулем машины, лавируя между рикшами, грузовиками, да порой просто тупых пешеходов, пытавших попасть прямо под колеса его автомобиля. Только железная выдержка помогала ему сохранять спокойствие в ситуациях, когда очередной прохожий, рикша выбегал или выруливал прямо перед ним.
       Теперь, он сквозь темноту улицы, орошенную скудным светом одиноких фонарей, высматривал номер дома старины Ма. Номера были написаны невзрачной краской на стенах дома, которая в темноте сливались с цветом стен домов в единое целое. Но как он не высматривал нужный дом, он все-таки проскочил дом Ма. Синьмин выскочил из-за надоевшего ему руля, плюнув на автомобиль. Он бросил его прямо на обочине, так как разворачиваться в такой узкой улице ему никак не позволили бы столбики, поставленные на проезжей части или для украшения, или специально с умыслом ограничить движение машин по улице. Доволочив себя с багажом до дверей дома, Синьмин застучал рукояткой пистолета по крепким дубовым дверям. В доме уже спали. Если бы он поехал на поезде, то он уже бы час говорил с Ма, а так ему пришлось крутить тугую баранку, в поисках объезда дороги. То ремонт дороги, то мост рухнул под тяжестью въехавшего и застрявшего грузовика с товаром, то жители деревни, уставшие от постоянно пролетающих машин, перекрыли дорогу в знак протеста. Но все же автомобилем надо было ехать. Перефразируя русскую пословицу можно сказать "тише едешь, живей приедешь".
       Наконец, кто-то проснулся, зашуршали ноги, осторожно приблизившись к двери. Синьмин отошел чуть от двери, встав напротив "сторожевого" окошка. Оно действительно, приоткрылось на немного, в щели показался заспанный глаз охранника.
       - Тебе чего? Что долбишь дверь? - Неласково, хриплым ото сна голосом заговорил он. Видно, что охрана только что легла спать.
       - Ты что спишь? А кто охранять будет? Зови начальника! - Потребовал Синьмин, разозлившись не на шутку. Этот болван сидит здесь, в этом доме уже с полгода, и давно мог бы выучить лица всех посетителей. Или он так сильно изменился с позапрошлого дня? Синьмин подошел поближе к тусклой лампочке, чуть запрокинул лицо. Теперь охранник точно должен узнать его. Но этот болван только сопел.
       - Не узнал? - Синьмин понял, что бодрствующий вид охранника обманчив. Голова его всё еще спала. - Меня зовут Синьмин, я пришел к Сюй Ма, твоему начальнику.
       - Приема дома нет! - отрезал охранник, потирая рукой лицо. - Прием завтра в город...
       Договорить он не успел. Синьмин выхватив пистолет, сунул ствол между решеткой.
       - Теперь, урод, проснулся? - Спросил он остолбеневшего охранника. - Быстро буди начальника! Жду!
       "Урод", от вида пистолета, действительно проснулся. Застучали сапоги убегавшего прочь от двери охранника, забывшего в испуге закрыть дверку "сторожевого" окошка. "Охрана, твою мать!" - сердито бросил ему в след Синьмин. В последнее время он все больше ругался по-русски. Русский мат, удивительным образом, помогал ему снять напряжение, зафиксировать какую-нибудь ускользающую, трудно уловимую мысль. Удивительно, но после крепкого слова, напряжение уходило, оставляя усталость или, наоборот, у него появлялись новые силы. Все что надо запоминалось, делалось, выражалось. Удивительно.
       В "сторожевом" окошке мелькнул глаз старины Ма, который уже стучал засовом. Впустив друга внутрь двора, он попытался завязать болтающиеся концы пояса халата. Но руки его дрожали, поэтому узел не получался. Синьмин решил сразу перейти к делу.
       - Извини, вижу, что уже спал. Пошли в кабинет есть разговор.
       Проходя мимо охранника, он погрозил ему кулаком, от чего тот надулся, но никак не ответил ему. Ответь, а вдруг этот полуночный визитер серьезная шишка. Вон как, посреди ночи ломиться в дом? Да еще и пистолетом в нос сует.
       В кабине Ма сел в кресло, потянулся, сбрасывая с себя остатки сна. Ночной визит Синьмина взволновал его, но не удивил. Дело, которое хотела с ним обговорить Цы Мэй, действительно, было удивительным. Никто из известных ему бандитских группировок Шанхая никогда не нападал на портовых таможенников. А тут. Среди бела дня, на набережной, при стечении народа. Прямо показательный расстрел. Только вот показательный для кого? Для таможенников или для кого другого?
       Синьмин молча раскрыл саквояж, выложил на стол все "Браунинги", ножи. Документы, как и деньги, он оставил себе. Пока сам не посмотрит, никому не отдаст. Слишком все в этом деле было наворочено, чтобы, вот так, сразу лишаться документов, несущих возможную ниточку. От увиденного у Ма прошел остаток сна, глаза его заблестели. Взяв в руки пистолет, он осмотрел его, разрядил, заглянул в ствол.
       - Новые. - Подтвердил ему Синьмин. - Посмотри на дату изготовления. А теперь посмотри на ножи.
       - И, что это такое? - Поинтересовался Ма, убедившись, что ножи также импортные.
       - Это то оружие, которое я собрал с убитых мною бандитов. - Ответил Синьмин, вытягивая натруженные ноги в грязных полуботинках. - Шесть человек, как один. А также мертвая Цы Мэй и её муж.
       - Ого. - Ма присел на край стола, положил пистолет. - Меня заинтересовало. Расскажи.
       - Еще бы! "Заинтересовало"! Меня, кстати, тоже!
       Ма спохватился, выкатил минибар на колесиках, придумка "заморских чертей", модная сейчас в Шанхае, особенно в домах, где имеются деньги.
       Рассказ Синьмина занял не так много времени, но активно прихлебываемое виски кончилось быстрее. Они достали еще одну бутылку виски, под которую разговор уже пошел более медленно, с прорисовкой деталей, нюансов, высказыванием предположений. Дослушав его до конца, Ма поднял трубку, вызывал дежурного по полицейскому управлению, продиктовал краткую сводку, попросил связаться с местными полицейскими, уточнить детали.
       Но Синьмину уже было все равно. Алкоголь сделал свое дело. Напряжение отхлынуло, усталые мышцы рук, крутивших упрямую тугую баранку автомобиля, ноги, жавшие педали, теперь нестерпимо ныли, требуя покоя и отдыха. Синьмин промямлил, что завтра с утра у него есть вопросы, которые он должен срочно решить, а также разобрать привезенные с собой документы бандитов, но Ма, отобрав только удостоверения личности из бумажников бандитов, погнал его спать. Он устроил его, тут же, в кабинете на диване, пообещав с утра узнать всё по подробней о владельце машины, о портовом таможеннике, о татуировке на руках бандитов, о веществе, которым укололи его и Цы Мэй, а так же о самих бандитах и к какой банде они принадлежат.
       ********
       Вторник 9 июля 1929 года. В Москве, под лучами заходящего июльского солнца на бульварах нежились, никуда не спешащие, прохожие. Кто один, кто парами или небольшими группами они проходили мимо сидящих на лавочках людей, игравших в шахматы, читавших газеты, а то просто глазевших во все стороны. По улицам от фабрик и заводов в город шли потоки людей. Рабочий день кончился. Наступающий вечер, после жарких цехов, духоты контор манил своей прохладой. Свободное время заманчиво вертелось обещающей свободой действий, скрывая от потерявших бдительность уставших людей затаившиеся необходимые, важные домашние, бытовые дела.
       Но рабочий день закончился, трудящиеся люди отдыхают. Кто как может, а также на что хватает денег. В кафе и ресторанах, на открытых площадках при них музыканты проверяли инструмент, терпеливо настраивая их, готовясь повеселить уставших после работы жителей Москвы.
       Так же терпеливо, сантиметр за сантиметром, движение за движением, механики в отдаленном ангаре на аэродроме проверяли системы на самолете АНТ-9 с революционно-поэтическим именем "Крылья Советов". Завтра, 10 июля 1929 года экипаж летчика Громова с восьмью пассажирами начнет свой круговой перелет по столицам Европы (Москва - Берлин - Рим - Лондон), доказав, что РСФСР, вместе с другими братскими республиками, имеет передовую авиацию и готова делать самолеты не хуже, а даже лучше чем у империалистического мира.
       Разгоняя наползавшую вечернюю серость светом настольных ламп на столах, чиновники министерств заканчивали свое обоснование революционного изменения календаря СССР. Уже в октябре вся страна начнет жить по новым ритмам, при которых каждый месяц революционного календаря будет состоять ровно из 30 дней. Оставшиеся же 5 или 6 дней будут "безмесячными каникулами", но зато будут иметь собственные имена. Так, День Ленина будет следовать за 30 января, два Дня труда за 30 апреля, а два Индустриальных дня за 7 ноября. Революционировалась и неделя, превращаясь в рабочую пятидневку.
       Но этот революционный порыв затронет и рабочий класс. Все рабочие будут разделяться на пять групп, названных по цветам - желтый, розовый, красный, фиолетовый и зеленый. Каждая группа будет иметь свой собственный выходной день в неделю. По такой системе выходных дней станет больше, отдохнувшие рабочие смогут выполнять план значительно эффективней!
       Возвращались в бараки, после трудного дня, заключенные Соловецкого Лагеря Особого Назначения, грустно шутившие, что они живут, вопреки теории Дарвина, в "СЛОНе". Контрреволюционеры, оппортунисты, "вредители", священнослужители, уголовники всех мастей текли к лагерю с мест работ, предвкушая отдых до утра, когда над лагерем застучит небольшой, снятый с монастырской церкви, колокол, поднимающий на работы.
       Уставшая после трудовой смены московская молодежь растекалась по общежитиям, комнатам, чтобы через некоторое время выплеснуться на улицы города. Кто-то пойдет гулять в парк, подзадоривая друг друга, кто-то, сбиваясь в небольшие группки, пойдет на стадион тренироваться или обсудить последние игры любимой команды 6 числа в Ленинграде, где московский "Пищевик" одержал важную победу 3:1 над своими одноклубниками из Ленинграда, завоевав кубок. Старостин, Канунников, Филиппов. Имена лучших из "Пищевиков", занесенных в список 44 лучших игроков 1928 года, действовали в споре о преимуществах той или иной тактики как железный аргумент, таранящий любой довод, не подтвержденный авторитетным именем.
       Но были и такие, кто спускался в полутемные подвалы, собирался в освободившихся институтских лабораториях, стараясь не только придумать что-то свое, революционное, но и впитать в себя осколки от старого классического образования, несшего положительное и конструктивное. Именно немногие из них, выживших после нескольких волн репрессий, кровавых лет Великой Отечественной Войны, стали основой Советской культуры и науки, достижениями которых восхищались и восхищаются до сих пор. Но пока они, недосыпая, обжигая пальцы кислотой, тратя деньги, отложенные на костюм или распределенные на еду, с фанатическим упорством покупали необходимые материалы, книги. Впереди, перед ними были открытые, уходящие в головокружительную даль, горизонты, которые они хотели достичь. Сами. Сейчас. Немедленно.
       ********
       В это же время, за тысячи километров от Москвы, в Китае, в темноте ночи посыльные, проклиная свою работу, неслись по городским и поселковым улицам, месили грязь проселочных дорог. При отправке каждому из посыльных, разбуженных посреди ночи, офицер, вручавший им пакеты, напоминал о срочности доставки всех пакетов до часа ночи 10 июля. Выходя из дверей канцелярии, посыльные качали головой, так как за пару часов они должны были успеть преодолеть большие расстояния. Поэтому, кто на велосипеде, кто конный, а кто и на мотоцикле, торопились они, неся в плотно застегнутых планшетах несколько пакетов. Эти пакеты, полученные в военном управлении дубаня, были опечатаны сургучом и на каждом из пакетов кроме грифа "Совершенно Секретно" был указан получатель, срок вскрытия - 10 июля 1929 года, 1 час ночи. Что в них посыльные не знали, но понимали, что просто так посреди ночи их бы не подняли.
       Налетавший ветер старался ослепить посыльных, забрасывая придорожной пылью, цепляясь вязкой размокшей глиной проселочных дорог, но они все равно двигались вперед, продвигаясь по указанным маршрутам вдоль КВЖД и приграничных с СССР поселков, колеся по улицам Харбина, Шанхая. Всего через несколько часов, командиры воинских частей и полицейских управлений, получившие эти пакеты, вскроют их, а потом, ознакомившись с приказами, поднимут свои части и подразделения по тревоге. Гоминдановское правительство решило, нарушив все ранее достигнутые договоренности, занять саму дорогу и полосу отчуждения КВЖД, разрушить всю систему шпионско-подрывной сети Советов, сложившейся на КВЖД. Доказав тем самым и себе, и другим странам, что с Правительством независимой Китайской Республики нельзя обращаться как в старые колониальные времена, игнорируя неоднократные гласные и негласные предупреждения.
      
      
      
      
      
      
      
      
       Глава седьмая. СОБЫТИЯ, ВОЛНЕНИЯ И ЗАГАДКИ 10 ИЮЛЯ.
      
       Засыпавший Синьмин, долго ворочался на диване, бормоча, мешая китайский с русским и вкрапливая некоторые английские слова. Последний он учил уже около двух лет, но особого прогресса у него не было. Конечно, говорить он мог, даже мог поддержать несложный диалог, но вот говорить свободно ему было тяжело. Не давался английский ему, заставляя мучаться с произношением. Репетитор, учительница английского языка из гимназии для мальчиков, хвалила его, поощряя его упорство, но Синьмин и без её поощрения, сам налегал на язык. Как и во всех других случаях, Синьмин был полон решимости покончить с английским, лишь после того как достигнет приличного, по его мнению, уровня знаний.
       Заснув, он крепко спал, не обращая внимания на подъехавший автомобиль, громкий стук в дверь, громкие голоса, поднявшийся шум и топот в прихожей. Не слышал он и того, как Сюй Ма громко отдавая приказы, старается успокоить взволнованную жену. Проспал он и прибытие грузовика с солдатами, которые, с грохотом выгрузившись в самом начале улицы, стали сооружать из мешков с песком небольшую укрепленную точку, превращая начало улицы в пропускной пост.
       Во сне же ему виделись ставшие родными сопки Манчжурии, речка, "водные драконы", одноглазый Фан с неизменной трубкой в зубах, крутивший весло, звонко покрикивающий на зазевавшихся рыбаков. Все это перемежалось со сценами прошедшего дня, грохота орудий, топота солдатских ботинок. От чего голова просто распухала и тяжело скрипела, когда он пытался повернуть её на подушке. Кошмары молча выскакивали откуда-то из темноты, отправляясь обратно туда же, но уже с таким грохотом, словно рушилось высокое здание.
       Он проснулся от скрипа двери. Затуманенная алкогольными парами голова не давала ему возможности двинуться, но мозг, в доли секунды спрессовано прогнав картинки действий за прошедший день, приказал действовать. Синьмин соскользнул на пол, выхватив из-под подушки оставленный им один из бандитских "Браунингов", передернул затвор.
       На пороге кабинета стояла жена Сюй Ма - Ван Шу или Шэйла, как она себя называла на западный манер. Одетая в шелковый пеньюар нежного персикового цвета с прекрасными черными волосами, небрежно подобранными в большой пучок, она, только что проснувшаяся "утренняя Аврора", крутила в руке длинную женскую папиросу. Увидев, что Синьмин нацелил на нее пистолет, она, взвизгнув, бросила папиросу, быстро выскочив назад. Оглянувшись вокруг, мужчина, наконец, проснулся и громко чертыхнулся. Быстро поднявшись с пола, он поставил пистолет на предохранитель, стал натягивать одежду. Теперь предстояло найти Шэйлу и всё ей объяснить. Старина Ма мог бы его понять, но Шэйла? Ох, как же крайне не удачно начался этот день! Да еще и голова трещит от этого виски. Видно, совсем плохое купил старина Ма.
       ***********
       Сидевший дежурный на аппаратной группе "Америка" краем глаза следил за лентами, безвольно висевшими над приемниками, сам же старательно выводил запись в книге учета. Старший смены аппаратного зала, каждую смену шпынял его за недостаточно четкое заполнение граф. В последний раз даже пообещал лишить карточек. Ну, карточек, например, он черта с два его лишит, а вот проблем создать по службе, затянув какое-нибудь разбирательство, проверку, он очень даже может. Так что лучше не злить его. Его группа аппаратов, связанная с Америкой еще молчала, что было ему понятно. Сейчас в Америке ночь, люди спят как сурки. Не то, что у соседа. У него аппараты из Азии просто надрывались, выплевывая гибкие змеиные ленты. Дежурный молча бегал от аппарата к аппарату с книгой, фиксируя время начала передачи, кодовый знак передачи. Вот прёт! Успевай только фиксировать. Появился старший смены. Посмотрев на ситуацию, подключился, стал помогать оператору, сворачивая змеи-ленты, раскладывать их в специальные конверты. Что-то там такое случилось, что вся сеть активизировалась? Дежурный проверил все свои аппараты. Нет, всё в порядке, всё работает. Просто спят еще люди. Ночь у них. Но только он отошел к столу, чтобы положить книгу учета, как один, потом второй, третий аппарат в его группе застучал, выдавливая ленту в приемник. Нет, определенно что-то случилось важное! "Дежурный по Америке" засуетился между аппаратами, занося данные в графы книги учета. Теперь смотри, не зевай! Крути ленту, засовывай в конверты, подписывай, запечатывай, регистрируй! Подходи курьер, забирай запечатанные конверты, тащи на расшифровку! Нечего математикам спать, когда в "машинном" такая жара! Хорошее окончание ночного дежурства!
       **********
       "Альбатрос" проснулся от ощущения какой-то беды. Он еще не знал, что произошло, но твердая уверенность, что происшедшее очень и очень плохо скажется на его работе, он понимал. Наспех умывшись, он спустился на улицу, прошелся своим обычным утренним маршрутом, угол Авеню Жозеф, далее по границе французской концессии, до газетного ларька, оттуда в кафе очаровательной "Мадам Ирэн". Чашечка кофе, горячий круассан, улыбка и утро начнется хорошо.
       Увиденное на границе концессии, ему сразу не понравилось. Полицейский наряд со стороны китайцев был усиленный, патруль от "Волонтерской роты" концессии с винтовками. Определенно что-то случилось. Только у газетного ларька, где сгружали пачки газет, он понял, что произошло. На первой странице каждого местного издания крупными буквами виднелись заголовки: "Конец советскому КВЖД!", "Налет на КВЖД предлог для войны?". Купив пару газет, "Альбатрос" на ходу прочел краткие заметки о налете в Харбине на Торговое представительство СССР, отделения Госторга, Текстильсиндиката, Нефтесиндиката, Совторгфлота, захвате телеграфа КВЖД силами военных и полицейских подразделений, усиленных блиндерными автомобилями. В этих кратких заметках сообщалось также о сосредоточении вооруженных сил вдоль КВЖД, а также выдвижении частей в сторону манчжурско-советской границы.
       В кафе уже сидели утренние посетители, живо обсуждавшие последние новости. Многие русские из присутствующих в кафе, с воодушевлением воспринявшие весть о захвате китайскими властями КВЖД, высказывались о необходимости посылки добровольцев из числа членов РОВСа на помощь китайским войскам. Некоторые возмущенно спрашивали, почему только РОВС должен посылать своих людей, когда в Шанхае есть и "Казачий Союз" и другие организации, способные послать людей. Один из спорящих, вскочив на стул, стал обращаться ко всем присутствующим русским с призывом, наконец-то, отбросить все свои политические пристрастья и объединиться для возвращения в Россию, которое последует после начала войны между Китаем и Советами.
       Сидевшие заулюлюкали, зашикали на выступавшего. Недовольно ворча, со стульев поднялись французы. Ладно, что русские все больше заселяли концессию, привнося свой русский колорит в устоявшийся европейский быт концессии. Так они еще привнесли сюда свои политические страсти, сюда в такой нестабильный кусочек мирной Франции, окруженный со всех сторон неспокойным, опасным Китаем. Чем же тогда лучше тут, чем за границами концессии, если уже и тут устраиваются политические манифестации, шумят политические страсти? Недовольство французов не пришлось по вкусу русским, которые сопроводили их уход довольно не лестными тихими репликами в след. Как не крути, а французы тут определяют многое, так что ссориться с ними никто не хотел открыто. Едва те ушли в кафе споры вспыхнули с новой силой.
       "Альбатрос" переглянулся с хозяйкой. Ситуация действительно была критической, как для хозяйки кафе, рискующей потерять постоянных клиентов, так и для подготовленной шпионской сети резидента. Не имея четких инструкций на случай войны, так как такого хода от Гоминдана мало кто ожидал, резидент самостоятельно должен был принять решение. Только вот какое?
       **********
       В редакции эмигрантской газеты "Россия" полковник Колесников в кругу друзей срочно писал передовицу к экстренному выпуску газеты по случаю занятия КВЖД китайскими войсками. Передовица получалась бойкой, обличительной, будоражащая мысль каждого честного русского, призывая к борьбе против большевистского режима сионистов. В единственном месте вспыхнул спор между участвующих при написании передовицы. По вопросу отношений с Казачьим союзом. Мнения разделились. Одни предлагали вообще не упоминать их или заклеймить позором, за отсутствие позиции, другие предлагали протянуть руку дружбы, забыть вражду и ради святого дела выступить единым фронтом. Колесников был не согласен с предложенными вариантами.
       - Поймите, - горячился полковник, - этот Шендриков фигура сомнительная. Даже принимая во внимание, что он председатель Казачьего Союза, организации включающей в себя немало людей, он сторонник социал-демократических преобразований "а ля Плеханов". Это полностью идет в разрез с политической линией нашего движения. К тому же, его публикации в своей газетенке "Русское эхо", в которых он поливает грязью светлую память, упокой его душу Господи, императора и видных деятелей белого движения! Они просто оскорбительны, невыносимо гадки эти измышления! С таким нечистым человеком иметь дело просто невозможно!
       Но, как не упирался Колесников, в "Воззвании", а именно так решили назвать передовицу, убрали всякий намек на противостояние политических группировок, ограничившись призывом к единению всех русских, страдающих в удалении от дома, во имя спасения многострадальной России.
       В другом конце квартала на складе при погрузке тюков с товаром артель "русских" грузчиков присела отдохнуть. Машина была практически полностью загружена, осталось только перехватить гору тюков веревками, укрыть толстым брезентом, опоясав эту гору снова веревками. В артели самих русских было не так много, в ней работали и татары, и армяне, и грузины, но все они соглашались с тем, что их звали "русскими". Какая разница? "Ты меня хоть горшком назови, только в печь не сади". Вытащив дешевые папиросы, они потягивали их, пуская струйки дыма вверх, наблюдая, как сизый дымок исчезал в нагревающемся летнем воздухе. Внезапно прибежал сын одного из грузчиков. Стараясь отдышаться, запыхавшийся мальчик в кратких словах передал сообщение матери о случившемся в Манчжурии. Услышав об этом, мужчины заволновались, но глава артели шикнул на них. "У нас есть работа, - сказал он, стоявшим полукругом грузчикам, - нам платят денег. Мы работаем тут давно, и хозяева нам доверяют. Если мы сейчас уйдем, то мы потеряем это место. Я так думаю. Советы, китайцы потаскают друг друга за уши, да и успокоятся. А когда паны дерутся, то чубы трещат у хлопцев. А нам, если уйдем сейчас, потом работу найти будет трудно. На улице много желающих устроиться сюда. Так что будем делать?" Постояв еще немного члены артели, почесали в затылках, обменялись краткими фразами, да и остались. Действительно, КВЖД вопрос не простой, будет ли война Китая с Советами еще не известно, а вот семьи держать надо было. Тем более, что цены на муку опять взлетели так, что мама не горюй!
       ********
       Синьмин нашел Шу в верхней спальне, где она закрылась изнутри. Он сначала постучал в дверь, потом заговорил, прильнув к замочной скважине. Он долго убеждал её, что с ним всё в порядке, что ему приснился плохой сон, что вчера он и приехал к Ма только для того, чтобы тот рассудил его сомнения. Наконец, ему удалось её уговорить открыть дверь и выйти, убедив её в своей полной безопасности. Главным аргументом, от которого вера Шу в то, что Мин, напившись вчера вечером, еще добавил с утра и находится в состоянии непонимания кто он и где он, рухнула, было упоминание об охраннике стоявшем на дежурстве снаружи. "Даже если я сошел с ума", - разглагольствовал Синьмин, сидя на полу под дверями спальни, - "дежурный сразу прибежит на шум. Тем более, смотри, пистолет кладу на виду, на противоположном конце коридора. Ну, теперь выйдешь?"
       На это дверь спальни тихонько скрипнула, в коридоре появилась Шу, державшая в руках небольшой револьвер. Внимательно посмотрев на лицо Синьмина, она успокоено вздохнула, помахала в воздухе револьвером, приглашая войти в спальню.
       - Наверно, я дура! - Категорически заявила она, кидая револьвер на кровать. - Если решила, что ты сошел с ума. Да еще от виски. Уж кто, кто, а ты никогда в пьянстве замечен не был. Не то, что эти пьяные морды из Управления. Ты скажи, когда они лопнут от своей водки, виски, джина? Но ты меня испугал. Честно.
       - Ну, да. - Протянул Синьмин, мучительно соображая, что ему делать дальше. Ситуация была достаточно пикантная. Шу, в полурастерзанном пеньюаре, растрепанными волосами, с револьвером на кровати и он, одни в спальне. И в доме никого - ни прислуги, ни дежурного, торчавшего, как правило, в прихожей.
       - А где все? - Решил он перевести тему разговора с Шу, обратив внимание на тишину. - Что случилось-то?
       - Как что? - Спокойно ответила Шэйла, которая, сунув в его руку револьвер, принялась поправлять волосы перед зеркалом, невольными движениями открывая полы тонкого халата пеньюара, под которыми сверкали белые стройные ножки. - Ночью, после того как суслик вернулся ко мне, приехали со срочным пакетом из управления. Теперь вот, он на службе с ночи, на улице, перед дверью, два полицейских с винтовками, а на перекрестке полицейские и солдаты строят что-то вроде небольшой крепости. Прислуга, видно, побоялась прийти. В доме только ты и я.
       - А что случилось? - Озадачено переспросил он, решив не замечать плавных движений рук Шу, которая, совершенно не стесняясь, поправляла на себе одежду. Она, распахнув халат и двигая телом, одергивала и проглаживала, выпрямляя, почти прозрачную короткую рубашку, туго облегавшую её стройное тело. Её "сусликом" был старина Ма.
       - Да, действительно, что случилось? - Шу запахнула халат, вновь подпоясалась широкой шелковой лентой, охватив узкую талию. - Он так спешил, что я подумала, что война. Или восстание. Но он сказал, что ни то и не другое. Да, и, вообще, какая разница что происходит? С утра завтрак готовить некому! Вот в чем проблема.
       Шу была образованной девушкой, владевшая французским языком и игравшая на пианино. Состоятельные родители не пожалели денег на её воспитание. Она даже училась за рубежом. В Гонконговской высшей школе для девочек. Только вот беда. Она совершенно ничего не умела делать по дому. К тому же, как поговаривали злые языки, любила посплетничать и ставить мужчин в неловкие положения. Например, попросив поправить выбившуюся из-под платья лямочку нижнего белья. В последнее Синьмин охотно верил, так как сам видел как та, на одном из вечеринок, устроенной ею в этом доме, смутила приглашенного на вечер иностранца, попросив поправить ей шляпку, придав ей "европейский шик". Старина Ма только похохатывал, стоя и тайно наблюдая из застекленной галереи, как иностранец, смущаясь и краснея, поправляет ей шляпку. На удивленный взгляд Синьмина он просто махнул рукой, сопроводив это замечанием, чем-то вроде: "Чем бы детя не тешилось, лишь бы не плакало".
       - Хм. Интересно. - Неопределенно ответил Синьмин, наблюдая в окно спальни, как пикет, завершив строительство небольшой огневой позиции, разматывал моток колючей проволоки, натягивая её на сооружение в виде парных рогаток. - Но вот завтрак отменять, никому не позволено. Пойдем, я приготовлю что-нибудь поесть.
       Спустившись на кухню, Синьмин растопил печь, в которой еще осталось немного горячих углей, поставил чайник с водой, разболтал несколько яиц, выложил остатки поджаренных пампушек. Когда сковорода нагрелась, он бросил на нее предварительно мелко нарубленные кусочки пампушек, взбитые яйца зашипели, поглощая зарумянившиеся кусочки и наполняя кухню со столовой аппетитным запахом готовой пищи. Привлеченная вкусным запахом, в кухню заглянула Шу, восхищенно поцокала языком наблюдая как Синьмин управляется с посудой, сковородой, чайниками. Восторг её был не поддельным. Когда они завтракали, она, пробуя приготовленные им блюда, всё переспрашивала как их готовить, сопровождая каждый рецепт неизменными фразами "Как просто, как забавно!".
       *********
       "Альбатрос" принял решение. Учитывая, что все учреждения СССР в Шанхае были захвачены, а некоторые работники были расстреляны при налете, создавалась опасность провала всей сети агентов и информаторов, созданная им за долгие годы сидения тут. Неизвестно, что попало в руки Гоминадана, какой информацией обладает контрразведка. Поэтому, он принял решение перевести всю сеть на нелегальное положение, свернув на время постоянные встречи. Сидя в маленькой комнатке за пекарней, "Альбатрос" курил папиросу за папиросой, подписывая условными словами открытки в адрес своих людей. Чтобы разобраться со списками контрразведке потребуется как минимум пару дней, а этого хватит, чтобы нужные люди исчезли, растворились в миллионном Шанхае, не потеряв при этом с ним прочную связь. Дописав последнюю открытку с видами Парижа, он вышел из комнатки, кивнув встреченной на пути "мадам Ирэн". Через минуту из кафе выскочил племянник хозяйки и нанятый мальчишка, каждый тащивший пачку открыток. Следуя указаниями тетушки, они опускал открытки неравными частями в различные почтовые ящики, принадлежавшие разным почтовым станциям. Племяннику это было делать не впервой. Хотя он, конечно, понимал, что это не спроста, но тетушка платила за это, а лишних вопросов он не задавал. Уж кто, а он-то знает, что практически все коммерсанты концессии балуются контрабандой. И тетушка Ирэн тоже. Тогда на какие деньги она содержала это кафе, пекарню, если оно так убыточно? Ведь он сам слышал раз вечером, как тетушка жаловалась одному из постоянных посетителей, что "...кафе такое дорогое, что впору закрывать". Но вот загадка. Если она контрабандила, то где деньги? Ведь всем известно, что контрабандисты живут богато. Вот загадка!
       В кафе на видном месте в большую вазу был помещен букет цветов, подобранных в соответствии с триколором государственного флага Франции. "Мадам Ирэн" всем своим видом давала понять, что её кафе это французское кафе для порядочных людей, а все политические вопросы пусть обсуждаются. Но только чтобы это не мешало другим посетителям. Отметая последние аргументы, что кафе это место где вольны выражаться все, она грифелем на доске специально написала объявление следующего содержания: "Уважаемые гости! Прошу вас не шуметь и обсуждать политические новости в духе уважения всех присутствующих гостей! У нас не шумят, у нас разговаривают!" Это объявление было поставлено на видном месте, рядом с вазой, и, чтобы привлечь внимание, украшено бантом из красной ленточки. Входящие посетители, читая объявление, согласно кивали головами, полностью соглашаясь с мнением уважаемой "мадам Ирэн". Только вот мало кто из них знал, что бант из красной ленточки на объявлении сигнал тревоги для всей сети "Альбатроса", который сообщал: "Внимание! Существует опасность! Все соблюдать осторожность!"
      
      
      
      
       Глава восьмая. ТЕЛЕГРАММА.
      
       Немец кивнул головой на стул. Кунь, изначально не очень-то хотевший работать с "длинноносым", присел на краешек. Он чувствовал, что в воздухе носилось напряжение, которое выражалось в подергивании кончиков усов на лице "длинноносого". Признаться честно, то Кунь и сам был на взводе. Его люди должны были прибыть еще вчера вечером, а время сейчас уже полдень. Где их носит? Неужели попались? Тогда бы в газетах уже было бы сообщение, да и его информатор в тюрьме сообщил бы, если привезли бы их. Загуляли? Еще хуже. Ослушались приказа. Нет, действительно, было от чего волноваться.
       - Итак, - спокойным голосом начал немец на хорошем шанхайском, - сколько человек Вы отправили на ликвидацию таможенника, его жены и детектива?
       - Шесть человек за таможенником. Трех за девкой с детективом. Всё как Вы приказали. С девкой покончено, с детективом тоже. Вот-вот должны подъехать ребята с документами таможенника.
       - Так, значит с девкой покончено? Как и с детективом? - Задумчиво спросил его немец, глядя куда-то в угол комнаты. - А как планировали убрать их?
       - Что бы замести следы, оглоушить, уложить вместе в постель, сделать укол. Все под версию, что любовники, не рассчитав дозы наркотиков, умерли в одной кровати. Таможенника убрать, замаскировав под автомобильную аварию.
       - Угу. - Кивнул головой "заморский черт" и его глаза заблестели не здоровым огнем. - А что получилось?
       - Как что? - Удивился Кунь. - Девка и детектив в монастыре в одной койке сдохли. Ребята вот-вот с документами таможенника приедут. Все идет согласно договоренности. Так что денежки надо платить.
       - Деньги платить? - Как-то совсем гладко спросил немец. - А пинка под зад не хочешь, китайская свинья?
       Услышав такое, Кунь побагровел, схватился за рукоятку ножа, угрожающе приподнялся со стула. Два коротких удара, остановили его, бросили на пол, погрузив в туман.
       Очнулся он от того, что кто-то говорил на японском. Открыв глаза, он поворчал ими, стараясь прийти в себя. Но это мало помогло. Изображения расплывались, двоились, призрачно отступали, прячась друг за другом.
       - Hai. Hai. Hai.(Да, да, да) - японский в устах немца звучал совершенно естественно. Не то что шанхайский. - Itu, itu? (Когда? Когда?)
       Увидев, что китаец пришел в себя, немец, сказав в трубку "Sukosi matte kudasai" (Подождите минутку), махнул "Парабеллумом", которым он держал в руках.
       - Вставай. Вставай. Нечего валяться. Садись на стул. Разговор еще не окончен. - Холодно бросил он китайцу, брезгливо морщась.
       - Asu no Asa irassyai. Sayonara Yasuhsi-san. Sayonara. (Приходите завтра утром. До свидания, господин Ясуши. До свидания)
       Повесив трубку телефона, немец положил пистолет в ящик стола, посмотрел на качавшегося китайца, пытавшегося усидеть на стуле, упираясь спиной в его спинку.
       - Итак, скотина. Еще раз попытаешься не то, что дернуться, как сейчас, а даже косо посмотреть. Забью и спущу кормить рыб. Понял?
       Китаец кивнул головой. Говорить ему было совсем невозможно. Голова кружилась, слова никак не хотели выстраиваться, губы жили отдельной от тела и головы жизнью. То, что немец выполнит своё обещание, Кунь прекрасно осознавал. То, что немец забить может только руками, тоже понимал. Он сам, собственными глазами, видел как "длинноносый" забил насмерть беднягу Мао, когда тот попытался с друзьями ограбить его. Он видел впервые как люди от удара улетают на метр, два от того места где стояли, оставаясь потом лежать без движения минут десять-двадцать. А поэтому, лучше его не злить. Лучше подождать. Ведь не всегда же "заморский черт" будет в лучшем положении, чем он. А вот тогда-то он и отомстит. За всё и за всех.
       - Твои люди не бандиты, они даже хуже чем goton de cafИ chantan (девка из кафе-шантана)! - В раздражении немец последнюю часть предложения сказал по-французски. Китаец не понял, что это значило, но понял, что его ругают. Причем очень грязно. Он глотнул, в душе пообещав вырезать на лбу у этого урода их крест. Когда придет время. - Они умудрились завалить всё! Мне звонил мой источник из полиции. Знаешь, что твои люди наделали? Они подняли всю полицию и контрразведку Гоминдана! Почему? Потому что они китайские свиньи! Вот почему!
       Немец отошел к окну, дернул портсигар из бокового кармана пиджака, вернулся к столу. Протянув открытый портсигар китайцу, он щелкнул зажигалкой. Китаец вытянул сигарету, прикурил, озадачено соображая, почему тот дал ему закурить. Ведь он его ругает?
       - Да. Твои люди убили девку. Но как? Никакой картины смерти от передозировки наркотиком влюбленных голубков! Девку изнасиловали и убили, а детектив у них остался жив. Очнувшись, он отправился в Шанхай, а по пути перебил шестерых из второй группы. Ты понимаешь? Он один перебил шестерых! Вот его нанимать надо, а не твое стадо! Хорошо, что таможенник к тому моменту был мертв! И ничего не мог сообщить полиции. Только вот где гарантия, что он этому детективу ничего не сказал? А?
       Китаец согласно кивнул головой. Тут немец прав, гнев его правильный. Если всё, действительно, так как сказал немец, то этим троим, что были в монастыре, сегодня будет. Он с них, с живых, снимет их вонючие шкуры! Так обделаться! Он аж заскрипел зубами, представив себе, наконец, полную картину своего позора.
       - Теперь вот что! - Немец сел за стол, вытащил из ящика стола пачку денег. - Собирай оставшихся в живых из своей группы. Сколько осталось? С тобой пятеро? Прекрасно! - Отщипнув от пачки небольшую стопку, положил на стол перед китайцем. - Отправляетесь в пакгауз номер семь, зона три. Смените дежурящих там людей. Купите себе поесть, попить. Сидеть придется долго. И без спиртного! Узнаю, - немец стукнул ногтем по столу, - пожалеете. Играйте в мацзян, карты, во что хотите! Но! Глаз с груза не спускать днем и ночью! Сторожить. Если объявится кто-то живо интересующийся грузом, поймайте. Не сможете поймать, убейте. Но тихо, без стрельбы! Нам там еще стрельбы не хватало! Кстати!? Тот "меткий стрелок", безжалостный убийца таможенников еще не найден? Я так и думал! Для смены людей на пакгаузе назовите пароль: "Вам передает привет заморский дядюшка". Ответ: "Надеюсь со здоровьем все у него хорошо". Не забудь. Ошибешься, убьют.
       Уже уходя, Кунь бросил взгляд в приоткрытый ящик стола. В нем, под пистолетом лежали несколько толстых пачек республиканок, йен, фунтов. У бандита защемило сердце. Такие деньги в руках такой скотины! Они бы нашли лучшее применение этим деньгам!
       **********
       Резидент с утра был на ногах. Как только присланный дежурным посыльный вручил ему небольшую записку, в которой было только одно слово: "Началось". Он ходил по возбужденным кварталам вокруг советских учреждений, прислушиваясь к обсуждаемым в толпе темам, настроениям. Уставший от ходьбы и встреч с агентами, вызываемыми по срочной связи, перед которыми ставились конкретные задачи по добыванию конкретных документов, из того моря документации, захваченной в совучреждениях, резидент ввалился в свой нагретый солнцем кабинет с единственной мыслью присесть, вытянуть ноги и отдохнуть. Хотя бы минут двадцать. Но ему отдыхать не пришлось. Едва он снял промокший от пота пиджак, включил вентилятор и расположился в кресле, как в дверь постучали. На пороге возник начальник шифровального отдела, который молча положил на стол перед ним папку. Резидент подтянулся, вытащил авторучку, открыл папку. ЕСТЬ! Ответ из Токио на его телеграмму с пометкой "Срочно"! Кивнув начальнику на стул, резидент стал вчитываться в ровные строки иероглифов аккуратно ползущих сверху вниз. Он знал этот почерк. Молодой шифровальщик, присланный из Токио этой весной, был худощав, стеснителен, носил круглые очки в тонкой оправе и писал изумительные по красоте каллиграфические надписи. В основном, стихи старых японских поэтов, любимых императором. Увидев какой у него почерк, начальник, ни минуты не сомневаясь, усадил того на выписку расшифрованных телеграмм. Поэтому, шифровальщики день и ночь трудились, шифруя и расшифровывая приходящие сообщения, и только день работал молодой шифровальщик, быстро и каллиграфически аккуратно выписывая все расшифрованные сообщения. Зато работавшим в консульстве уже не приходилось, нервничая, разбирать корявые почерки, которыми прежде были написаны телеграммы.
       В телеграмме была дана высокая оценка его информации. Кроме того, в свете происходящих изменений было предложено задержать, под благовидным предлогом, выполнение операции "Взмах веера" до приезда посланника с особыми полномочиями. О сроке прибытия которого будет сообщено дополнительно.
       Резидент расписался в прочтении телеграммы, напомнил начальнику шифроотдела о необходимости следить за сообщением на его имя с указанным криптовым ключом. "При получении сообщения с таким ключом Вы немедленно ставите меня в известность. Даже если я нахожусь в городе. Где я буду находиться будет знать помощник. Но это сообщение должно быть срочно мне передано. Вам понятно?" - Убедившись, что его правильно поняли, резидент уселся поудобней и откинулся назад, подставив потоку воздуха из вентилятора разгоряченное тело. Внешне спокойный, он ликовал внутри. ЕСТЬ! Он победил! Он пододвинул этого выскочку, папенького сыночка, лейтенанта Икито! "Операцию "Взмах веера", под благовидным предлогом, отложить до приезда посланника с особыми полномочиями! Как звучит!? А? Нет, все-таки он талантлив в умении плести свои интриги, разыгрывая только ему подвластные комбинации. Убедить руководство изменить ход операции, утвержденной сверху? Кому такое удавалось? Мало кому! И среди этого малого количества он, верный слуга императора, пекущийся о благе империи. Резидент подтянул сифон, налил воды в стакан. Надо бы вызвать этого Икито, заморочить его документами, да и пощупать как у него с мировоззрением. Ведь толкнув его в бок, потеснив, нельзя оставлять рядом с собой обиженного и такого активного Икито.
       Только вот какие благовидные предлоги можно придумать, что бы заставить Икито снизить темпы? Точно! Развернуть операцию прикрытия основной операции в сторону русских. Заставить его более глубоко "подработать" русский след, пустив его вместе с английским. Пусть потом разбираются кто, откуда, да и было ли это вообще. Резидент протянул руку к звонку. Пусть помощник вызовет этого мальчика на вечер.
       *********
       Синьмин отправился в кабинет, из окон которого была видна улица с постом, кусок проспекта, к которому примыкала улица. Сидя спиной к двери, он мог смотреть в окна и контролировать дверь за спиной в отражении оконного стекла. Шу, пошла в ванную, напевая какую-то песню на английском. Там она включив воду, стучала всякими банками, чем-то шуршала. Успокоенная Синьмином и накормленная завтраком она уже не знала забот, принявшись за традиционную процедуру - наведением красоты и уходом за собой. "Как минимум на час" - про себя отметил Синьмин, - "а может быть и больше". Но это-то его устраивало и было немаловажно для него. Ведь он принялся разбирать собранное "богатство" по пути сюда, а чужих, лишних глаз ему не хотелось.
       Выложив на стол бумажники, портмоне и прочие бумажки, попавшиеся под руки, во время обыска карманов бандитов он задумался. Что он ищет? Ответа на этот вопрос он не знал. Но он был твердо уверен, что в этой куче он найдет какие-то ответы на простые вопросы мучившие его: "Кто эти бандиты и их хозяева", "Что за оружие провезли". Портмоне таможенника он отложил в сторону. Его он посмотрит самым последним. Ведь вся погоня бандитов была за тем, что было в портмоне. Конечно, его тянуло сразу приняться за это портмоне, но он себя сдерживал. "Не нарисовав гор вокруг, не возможно нарисовать озеро с горами в нем", - так обычно говорил художник Ван, а по совместительству учитель рисования, живший недалеко от них. И ведь был прав!
       Выкладывая на стол содержимое бумажников, он старался запомнить каждую бумажку, каждый кусочек бумаги представлявший, по его мнению, хоть какой-то интерес. А интересного было много. Такие бумажки он откладывал в сторону, стараясь сформировать аккуратные кучки. В конце сортировки на столе остались три кучки. Одна состояла из выпотрошенных бумажников, вторая из ненужных бумажек, клочков бумаг, и третья, самая важная, с интересными, заслуживающими внимания бумагами.
       Бросив в корзину для бумаг выпотрошенные бумажники, Синьмин разложил на столе третью кучку. Внимательно рассматривая каждую, он также пересортировал их. В итоге у него перед ним на столе остались следующие бумаги. Три постоянных пропуска на территорию порта, два длинных счета из ресторана, расположенного рядом с портовой площадью, обрывок грузовой накладной, в которую была завернута пригоршня конопли, две визитки. Одна от адвокатской конторы, известной в Шанхае тем, что защищала интересы группировки ...., вторая английской страховой компании, занимающейся страхованием морских перевозок. Мда. И много, и мало одновременно. Синьмин отодвинул разложенные бумажки повыше и приступил к изучению бумажника таможенника.
       К его удивлению в портмоне было совсем мало бумажек. Две фотографии, одна вместе с Цы Мэй, вторая с другим таможенником на фоне какого-то большого иностранного парохода, три визитки, одна из которых была от той же страховой компании, что у бандитов, две других каких-то импортных экспортных компаний, пару билетов в кино, краткая записка извещающая милого, что она поехала в монастырь, написанная, как видно, рукой Цы Мэй. Негусто. Так что же так нужно было бандитам в этом портмоне.
       Он еще раз поворочал портмоне, рассматривая внимательно швы на портмоне. Он слышал как-то об уловке одного торговца, который долговые записи зашивал в разные предметы, в том числе и в портмоне, что бы у него их не могли выкрасть должники. Но это ему не помогло. Швы были целыми, без следов вмешательства. Озадаченный Синьмин отложил портмоне в сторону, вернувшись к разложенным бумагам таможенника. Вновь разложив их веером по столу, он стал рассматривать бумаги, стараясь найти какой-нибудь зацепку. Но на первый взгляд ничего не бросалось. Кроме визитки страховой компании. Но это было так нелепо явно, что Синьмин отложил её в сторону, сосредоточившись на других бумагах.
       Когда под окном зашуршали шины автомобиля старины Ма, часы пробили четверть шестого. Он просидел за столом, рассматривая бумаги свыше пяти часов. Сейчас ему, примерно, что-то было понятно, но все равно ощущение того, что он что-то пропустил в этой мозаике отрывков, визиток, фотографий скребло на душе. Хватит! Нужно отдохнуть, а потом надо рассмотреть все бумаги вместе со стариной Ма. Одна голова хорошо, но одна уставшая и одна свежая лучше.
       **********
       Резидент встречал посланника в порту. В разношерстной толпе моряков, вывалившихся из портовых ворот, трудно было рассмотреть того, кого он ожидал. В порт пришло сразу четыре судна, моряки которых пожелали выйти в город. Возбужденно разговаривая, небольшие группки мужчин, по пять-семь человек, проходя узкие ворота порта, рассыпались на пары, тройки, прибавляя шаг в предвкушении выпивки и продажной любви. Улицы предпортового квартала были полны уличных проституток на любой вкус, а количество притонов, борделей, а также просто забегаловок с сомнительным спиртным, было значительно даже больше, чем на самой опасной, восточной окраине города. Но если полиция на восточной окраине не очень вмешивалась в повседневную жизнь преступных кланов, предоставляя возможность самостоятельно решать возникающие проблемы, то в этом квартале полиция жестко наводила порядок. Давая некоторые послабления проституции, полиция властной рукой давила торговцев опиумом, грабителей, "портовых крыс", несшим с портовых пакгаузов всё, что попадалось под руки. Жалобы иностранных компаний на потерю груза и ограбления иностранных моряков рассматривались в первую очередь, с последующим скорым и суровым судом. Даже главы двух крупнейших криминальных группировок Шанхая постарались свернуть тут "не профильную деятельность", переключившись на контроль проституции и продажи спиртного. Тем более, что в первом, что во втором случае товара было навалом. Проституток поставляла в изобилии деревня и русская эмигрантская среда, а большая часть спиртного варилось тут же, в порту, на тайных плавучих минизаводах. Полиция только недавно смогла захватить несколько таких заводов, расположенных на списанных баржах, дрейфующих по территории дельты реки и по территории порта.
       Резидент уже стал сомневаться в правильности полученной телеграммы о дате приезда посланника, когда спокойный голос сзади произнес пароль. Если бы резидент встретил посланника где-нибудь на улицах Токио, он бы ни за что не подумал, что этот человек с видом бухгалтера средней руки японской компании вершит судьбами людей одним словом. Вплоть до консульства посланник не проронил и слова, внимательно рассматривая улицы Шанхая и людей на них. Пройдя в кабинет, посланник сел на место резидента, кивнув тому на стул напротив. "Хозяин приехал" - саркастически заметил про себя резидент, но, как и подобает настоящему самураю, занял указанный стул со смирением и вниманием на лице.
       - Прогресс удивительная вещь, - неожиданно начал посланник, раскрывая свой портфель, - только десять часов назад мы сидели за своим столом в Токио, а сейчас уже в Шанхае.
       - Да, да. - Поддакнул резидент, не зная к чему тот говорит это, на что намекает. Но про себя отметил "мы". Если он не один, то где остальные? - Всё быстро развивается.
       - Сначала на самолете на Окинаву, потом на гидросамолете к группе авианосца "Акаги" под управлением господина Ямамото, который любезно предоставил самый быстроходный гидросамолет и, как результат, на японском корабле, вышедшем за пять дней до распоряжения о поездке, прибываем на следующий день в Шанхай. Фантастические передвижения, не правда ли?
       - Да, да. - Закивал головой резидент, в душе пытавшийся понять, зачем этот "кабинетный писака" затеял этот разговор, совершенно не касающийся основной темы. К тому же множественное число показывает, что с ним прибыла группа "инспекторов", которые будут действовать отдельно от него. А это уже опасно для резидента. - Развитие нашей авиации позволяет говорить нам о возрастающем значении Японии как промышленной державы в этом регионе. Настанет день, когда все ограничения Вашингтонской конференции и других не правомерных решений сами собой отпадут и Япония распространит своё влияние на всю Азию.
       Посланник смотрел на простодушное лицо говорящего резидента, помогающего себе рукой, кивая в ответ головой, как бы соглашаясь с каждым словом. На его лице, также спокойном и безмятежном, не было ни тени эмоций. Только глаза, полные властной силы, которая чувствовалась через линзы "очков-велосипедов", внимательно следили за говорящим резидентом. Едва тот закончил, посланник пододвинул кресло к столу, вытащил из портфеля небольшую коробку.
       - На срочном совещании, созванном Политическим Советом, на котором присутствовали оба руководителя наших ведомств, - спокойным голосом начал посланник, - было принято решение принять точку зрения полезности нашего "подопечного" как инструмент решения вопроса в Манчжурии. Завоевание умов требует значительно меньших средств, чем военные действия, не так ли?
       Резидент молча кивнул головой. Его предложения по использованию агентов влияния в свите "подопечного" рассматривались на Политическом Совете? Он так высоко шагнул?
       - Рассмотрев все вопросы, связанные с деятельностью вашего "подопечного" и обсудив последствия, Политсовет общим решением признал Ваши предложения рациональными. Это было достаточно легко сделать, так как среди членов Совета много сторонников Вашей концепции работы с нынешним политическим руководством этой страны. В этой связи, позвольте вручить Вам этот скромный подарок как знак признательности за верную службу императору и Японии. Полагаем, что вся Ваша последующая деятельность будет также высоко оценена руководителями наших служб и правительством.
       У резидента защемило в горле, на глаза изнутри стала давить слеза. От волнения он вскочил по стойке "смирно", полуобернулся к портрету императора, сделал два церемониальных поклона в его сторону. В своем волнении он не заметил слегка снисходительную полуулыбку, полугримасу промелькнувшую на лице посланника.
      
      
      
       Глава девятая. А ТЕПЕРЬ НАОБОРОТ.
      
       - Итак, решено? - Резидент потянулся за сигаретой. - Операцию сворачиваем, под предлогом излишнего внимания со стороны контрразведки китайцев, активизации английской разведки, а Икито возвращается в Токио?
       - Да, ситуация вынуждает поступить именно так. К тому же, Ваши доводы, подтвержденные развитием ситуации, как Вы уже знаете, сыграли далеко не последнюю роль. - Посланник чиркнул спичкой, дав прикурить собеседнику, сам затянулся. - Конечно, с сочувствием отношусь к молодому Икито, но... Он молод, амбициозен, "роет землю". Он сделает карьеру, несмотря на "провал" первой своей операции. По крайней мере, я постараюсь проследить, чтобы "исход" этой операции не повредил сильно его карьере. Япония набирает силу, столкновение в Китае наших интересов с интересами "жирных котов" неизбежно. У него еще будет возможность проявить себя неоднократно. Тут я спокоен.
       - Так Вы думаете, что все-таки война будет? - Резидент аккуратно задал вопрос, стараясь не выдавать своей заинтересованности. В последнее время он чувствовал себя как в тесной комнате. Куда он не пробовал двинуться, везде сидели сынки генералов, полковников. Ему простому офицеру, выходцу из небогатой самурайской семьи было не возможно двинуться вверх по служебной лестнице без покровителя или без крупных финансовых "подпорок". Война была единственным способом продвинуться вверх, заслужить столь необходимое ему, и не меньше его родственникам, положение в армии. Ведь война дает шанс сделать карьеру многим.
       - Конечно, - посланник прочертил на лаковой крышке стола очертания Китая, положил три пальца на место, где располагались "саньдуншэн", - будет. Русские большевики, используя КВЖД, всё больше проникают в Китай, перекрашивая в красный цвет все большую территорию. Зачем нам "красный" Китай? К тому же "новые генералы" показывают свою полную несостоятельность в борьбе с "красной угрозой", теряют экономический вес. Нет, порядок и процветание в таких районах возможно только при главенствующей роли японской империи, императора, мощи нашей армии. А потом, - он вновь начертил контур Китая, - разве не прекрасное место для нашей промышленности эти пространства, рынки, людские ресурсы? Добровольно, как мы знаем, китайцы просто так не пойдут на уступки. А вот тут-то и будут нужны такие люди как мы - я, вы, Икито, знающие их, умеющие играть их жадностью.
       - Да, точно. - Согласно кивнул головой резидент. - Только Япония способна водворить порядок и процветание на местах беспорядка и хаоса.
       - Кстати, - отвлекая его от этой темы, перевел посланник разговор, - изменения подготовлены?
       - Да, полностью. В "террористической группе" подрывник наш человек. К тому же отряд полиции, который непременно направят к месту, будет возглавлен нашим агентом, завербованным еще года четыре назад. До момента занятия им своей нынешней должности. Так что все участники "террористического нападения" будут убиты на месте, а при осмотре обнаружат все важные улики.
       - А если осечка? Сейчас нам не нужен никакой скандал, даже косвенно задевающий нас. Это негативно скажется на нашей работе с окружением "самого". Вы понимаете?
       - Да, конечно! - Резидент выпрямился в кресле, подчеркивая понимание важности. - Все улики будут указывать на англичан. Это создаст неразбериху. Конфликт с русскими, английская разведка, еще и неясные внутри партийные отношения. Думаю, разбираться будут тщательно. "Подопечный" очень мнительный человек. А пока они там между собой разберутся, остынут, возобновят сотрудничество, все инструктора-иностранцы на полгода - год будут нейтрализованы, по крайней мере, в разведке, точно. А подрыва не будет. Все детонаторы будут "сечеными", которые будут подменены на рабочие нашим человеком - подрывником. Его же решено использовать как основного свидетеля.
       - А? - Посланник сделал неопределенное движение пальцем.
       - Свидетеля, который в камере совершит самоубийство, не выдержав мук предательства и проведенного допроса. - Разъяснил ход дальнейших событий резидент.
       - Хорошо. - Посланник потянулся, глотнул виски, покрутил в руках стакан. - Так какой, Вы говорите, сейчас самый модный ресторан европейской кухни в Шанхае?
       ***********
       Старина Ма приехал не один. Вместе с ним в прихожую вошел интересный молодой человек в цивильном костюме с характерной армейской выправкой. Синьмин улыбнулся в душе. "Как не крась колоду, она не станет столом". Ван Шу, выскочившая навстречу им, бросилась обниматься с мужем, пошевелив пальчиками в качестве приветствия вновь пришедшему. Молодой человек, стеснительно сделал полупоклон в сторону Шу, потом протянул руку Синьмину.
       - Ван Чжуни. - Представился он, крепко пожимая руку. - Работаю в управлении полиции по делам связанным с особыми случаями.
       - Такими, как твой. - Оторвался старина Ма от жены, которая уже успела насплетничать ему насчет не пришедших утром служанок, поварихи, предложив уволить таких ленивых слуг. - Я специально пригласил его вместе со мной. Ему есть что послушать, да и рассказать тоже.
       Заинтересованный Синьмин, пошел вместе со всеми в столовую, в которой уже был накрыт стол. Занятый своими изысканиями, он совершенно не слышал, когда пришла прислуга. Не слышал он также того, как госпожа Ван Шу громко ругалась, грозясь вышвырнуть таких "расторопных" слуг на улицу, с такими рекомендациями, что даже последний бандит с восточной окраины не возьмет их на работу.
       За обедом - ужином они не затрагивали вопросы по делу Синьмина, но зато живо обсуждали происходящее в Манчжурии и Шанхае. Известие о том, что произошло с совучереждениями и там, и тут очень изумило Синьмина. Нет, то, что делали большевики на КВЖД достойно осуждения, но нападать в нарушении всех договоренностей!? И еще приводить войска в готовность и перебрасывать их к границам, угрожая нападением, а по-другому это истолковать нельзя, это было через чур. О чем Синьмин и сообщил за столом. Чжуни, вместе с Ма, выступили за действия генерала, в результате чего состоялся интересный политический разговор в ходе которого Ван Шу узнала, что думает сам Чан Кайши по этому поводу, что говорят солдаты в Шанхайском гарнизоне, как отреагировали на это русские эмигранты в Шанхае и Харбине, сколько килограмм документов было изъято у этих шпионов и как они сейчас валяются в коробках, ящиках, просто связанные в пачки, во всех кабинетах, вытесняя из них сидящих там чиновников и работников контрразведки. От всего услышанного в голове госпожи Ван Шу образовалась такая каша, что её фраза, прекращающая этот непонятный политический спор, вызвала только хохот мужчин. Обиженная, она показала язык мужу, хлопнула салфеткой по столу, выскочила из-за стола. Её каблучки простучали вверх по лестнице, а хлопнувшая дверь наверху, подтвердила правоту слов древних: "Если хочешь запутать дело, расскажи об этом женщине".
       Насмеявшись вдоволь, мужчины пошли в кабинет, где Синьмин, вооружившись бокалом с виски, выложил всю картину происшедшего, вместе с версией и вариантами, сложившимися в его голове за время с того момента, когда он очнулся на полу в своей монастырской комнате.
       Связка отношений "таможенник - бандиты - иностранец, вероятно немец, - хозяин, вероятно японец" и банда, "таскающая" в Китай оружие, обросла еще большими подробностями. В частности, Синьмин предположил, что бандиты имеют свободный доступ в порт, так как оформлены от какой-то компании, которая имеет свой склад в пакгаузной зоне порта. Они проводят большой компанией много времени в порту, так как счета за ужин в одном из припортовых ресторанов очень большие и выписаны вечером, когда у всех нормальных людей ужин. К тому же постоянные пропуска в порт не могли оформить просто так. Обязательно должен быть склад и владелец склада. Ведь кто-то должен был снимать помещение, где живут бандиты? Суммируя всё выше сказанное, можно предположить, что в порту, вероятно, в пакгаузной зоне, у бандитов "свой" склад. На котором, может быть, они живут, и на котором может находиться ввезенное, по утверждению таможенника, оружие.
       Чжуни внимательно слушал Синьмин, кивая головой, подтверждая услышанное, сам же, чисто автоматически, ворошил разложенные на столе бумаги. Одна из визиток, отложенных Синьминем как явно нелепый вариант, заинтересовала его. Держа её в руке, он покопался в своем тощем портфеле, вытащил из него толстую тетрадь с записной книжкой. Чжуни быстро справился со своими записями в них, откинулся на спинку стула. В этот момент Синьмин как раз излагал свои мысли по поводу своих дальнейших действий. По его мнению, требовалось посетить ресторан, район пакгаузов и попробовать определить, путем опроса, примерное место расположения банды. А потом, исходя из её расположения, вычислить немца, японца или кого-то там еще. И всех задержать.
       Налив себе еще, Чжуни рассказал свою часть истории, предупредив, что события, абсолютно не связанные с собой, самым неожиданным образом выстроились в единый ряд.
       Недавно в предместьях Шанхая была задержана партия оружия иностранного производства. Как, предполагают в полиции, она предназначалась для коммунистического движения на западе страны. Среди этой партии оружия были так же пистолеты "Браунинг". Когда Сюй Ма в обед показал ему пистолеты Синьмина, то сравнение номеров показало, что пистолеты в партии и пистолеты убитых бандитов из одной произведенной на заводе партии. Сравнение маркировки патронов в обоймах пистолетов бандитов и в ящиках, задержанных полицией, также подтвердило вывод о том, что банда занимается контрабандой оружия для продажи на рынке Китая. Это косвенное подтверждение последних слов таможенника. Но, это еще не все. Одна из визиток отложенных Синьмином позволяет ему, Чжуни, сделать заявление о том, что таинственный "управляющий" банды определен.
       На удивленный возглас сидевших за столом, он, ведя пальцем по своим записям, быстро зачитал текст. Английская страховая компания подтверждала, что со склада немецкой компании поставлявшей в адрес английской горной компании, ведущей разработки в глубине страны, всякое оборудование, в том числе, и динамит, были украдены три ящика динамита. Составлен страховой протокол, под которым подписался владелец груза представитель компании в Шанхае господин Хэльмут Керт. В дополнение к своим выводам, Чжуни рассказал о том, что портовые полицейские подтвердили, что немец ведет дела в порту не так давно, но начал очень активно. Склад, принадлежащий этой немецкой компании, находится в третьей зоне, пакгауз номер семь. В самом удаленном и "темном" месте. У немца есть "свои люди", которые выполняют у него роль грузчиков и "охранников" его груза на складах в порту. Полицейские закрывают глаза на существующую практику использования "грузчиков-охранников" частными компаниями, так как бороться только своими силами с "портовыми крысами" они не в состоянии.
       В разговор вмешался Ма. Он выложил свою информацию, которую удалось, в течение этого очень суетного дня, узнать. Авто принадлежит гаражу Беркенштайна, который сдает машины в наем. Пригнанное Синьмин авто было взято под залог известной в артистических кругах города бывшей примой кинематографа. Про бандитов с такой татуировкой никто не слышал. А вещество в шприце наркотик, но очень сильно разведенный. Поэтому он не действовал на Синьмина и девушку.
       - Так вот, если сложить всё вместе, - начал подводить итог старина Ма, - то получается, что мы имеем дело хорошо организованной бандой, занимающейся контрабандой оружия в интересах коммунистов. Во главе банды, сформированной совершенно недавно, стоят иностранцы - немец, предположительно Хэльмут Керт, и некто, говорящий по-японски. Предположительное место нахождение банды порт, один из пакгаузов третьей зоны. Там же, вероятно, лежит и ввезенное ими оружие.
       - Остается только прийти и взять их. - Продолжил Синьмин, постукивая фотографией Цы Мэй и таможенника по крышке чайного столика, за который он пересел. - Тянуть не надо. Уйдут.
       - Оружие, может быть, и возьмем, а вот иностранца нам не взять. А даже если бы и взяли, то ничего ему не сделаем. Принцип экстерриториальности. - Буркнул Чжуни. - Сколько говорили, чтобы пора потребовать отмену экстерриториальности иностранцев, а там наверху, все игнорируют этот вопрос.
       - Всё, пора расходиться. - Старина Ма поднялся с кресла. - Завтра с утра поедем в управление. Там, ты, Синьмин дашь показания по монастырю, бандитам, а ты, Чжуни, начнешь слежку за этим немцем. Поставки оружия это угроза не только криминальная, но, учитывая последние события, и политическая.
       **********
       - Принимая во внимание последние действия и выступления нашего "подопечного", - резидент ухмыльнулся, - складывается впечатление, что он еще больший антибольшевик, чем все нынешние руководители Гоминдана. А это нам выгодно, если он будет с нами. Что Вы думаете, господин Икито по этому поводу?
       Икито выпрямился на стуле, поджал губы. Да, он прекрасно понимал, что события июля на КВЖД, а также последовавшие выступления в печати, меняют гамму существующего отношения к "объекту". Но! Как не поворачивай, он по-прежнему опасный для них лидер, вокруг которого могут сплотиться, противодействующий политике Японии в Китае.
       - Я, разделяя мнение уважаемого профессора, вместе с тем полагаю, что операция "Взмах веера" должна быть закончена в сроки, которые уже утверждены. Мы солдаты, которые выполняем приказы.
       - Это точно. - Резидент посмотрел на портрет императора. - Но в нашем деле мы должны следовать логике пользы для империи, императора. Как Вы полагаете, в последствии наши действия не приведут к еще большему противостоянию двух держав, не выльется ли это очередные нападки на правительство, императора?
       Икито улыбнулся про себя. Провокационное разговоры, вызывающие на откровение, практиковались и в училище, и в школе разведки. Причем, с таким разговором мог выступить и начальник, и сосед по казарме. Но тут спрашивали о его операции, ответственность за которую персонально несет он. И тут следует быть внимательным. Такие рассуждения есть сомнения в правильности проводимой политики императора в Китае, сомнение в истинности и непогрешимости императорской власти. Если ответить положительно? Тогда могут вмешаться в операцию, чего он допустить не может. На карту поставлено многое. Отрицательный ответ покажет его недальновидность. Надо выбрать третье.
       - Смею обратить внимание уважаемого старшего товарища на то, что все наши действия тут, в Китае, и так подвергаются нападкам со стороны европейских, североамериканских правительств. Как не поступи мы тут, многие постараются атаковать нас обвинениями. Поэтому, мною разработана новая операция прикрытия основной операции. Я могу предоставить Вам краткое изложение её уже завтра с утра. Сегодня уже поздно. А наш "подопечный", - улыбнулся Икито, употребив термин старшего товарища, - фигура значимая, способная объединить и объединяющий вокруг себя большую массу китайской буржуазии, самой продажной в истории, организовав противодействие нашей политике.
       Резидент захихикал, подмигнул, поднял свое худое тело из кресла. Пройдясь вдоль длинной стенки кабинета, на которой висели карты Китая, Японии, Шанхая, остановился напротив Икито.
       - Доклад завтра с утра. Время обговорите с помощником. У всех должно складываться впечатление, что к этому причастны русские или англичане. Хотя логичней сделать упор на русских, учитывая последние события.
       - Слушаюсь. - Икито встал, выпрямился по стойке "смирно".
       - До завтра. - Резидент недвусмыленно сделал кивок головой. - До утра. И не забудьте Ваши соображения по развитию на базе Вашей группы отряда особого периода. Как мы говорили. Просто, так, просмотрим еще раз, на всякий случай. - Добавил он, хотя понимал, что Икито не проглотит его объяснений. Но он и не собирался ему ничего объяснять. В голове вертелся недавний ночной разговор с посланником, в котором тот, не стесняясь в выражениях, охарактеризовал позицию МИДа в отношении Китая. И как понял резидент, на верху не делали ставку на решение вопросов по центральной части Китая, концентрируясь на Манчжурии. А то, что "особый период" наступит вскоре после Манчжурии, резидент хорошо понимал. Икито способный молодой человек и ознакомление с его видением этого вопроса поможет ему представить позднее более "правильный" доклад по этому направлению. Тем более, что времени для подготовки доклада и его воплощения, после решения "вопроса" с Манчжурией, будет совсем ничего.
       *********
       "Альбатрос" уничтожал свои бумаги, отправляя их в огонь печи небольшой пекарни при кафе "мадам Ирэн". Как выяснили его агенты, в руки контрразведки Гоминдана попали списки китайских товарищей, работавших на представителей разведорганов СССР. Это был сильнейший удар по сети, крушение всей деятельности за последние годы. Конечно, он предпримет усилия по уничтожению этих списков, но нужно быть готовым к любым неожиданностям, которые он так не любил. Он готовился уйти в подполье. Многие из его агентов уже перешли на нелегальное положение, осев в английском сеттльменте и французской концессии. Но еще оставались те, кто в силу своего положения не могли просто так, внезапно, без видимых причин, уйти со сцены. Те, самые важные, самые интересные источники, которые давали такую важную для СССР информацию.
       "Альбатрос" смахнул пот со лба, глотнул воды из стоявшего тут же ковшика. Всё, последняя пачка. Бумаги, вспыхнув, завернулись в пламени горевшего угля, заскрипели. Дождавшись, когда они сгорят полностью, он поворошил оставшийся пепел, перемешивая его с угольной золой. Теперь только сам господь бог или черт сможет возродить эти записи. Он, вновь смахнул пот с лица, посмотрел усталыми глазами на сереющее окно. Скоро придут пекари, надо уходить.
       За дверями пекарни его встретила "мадам Ирэн". Она молча подала ему небольшой пакет, прикоснулась к плечу. Он наклонился к ней, прошептал на французском: "Мы будем жить. К тому же, мы еще не гуляли по ромашковому полю". "Мадам Ирэн" обняла его, поцеловала, и, сдерживая слезы на глазах, перекрестила. Он поклонился ей, вновь обнял. Так бы и стоял бы он в обнимку с ней, не двигаясь, ощущая сквозь тонкую ткань одежды биение её сердца, теплоту тела. Но время, самый неумолимый распорядитель и беспристрастный свидетель, подталкивало их к расставанию.
       Он шагнул в сереющий провал двери, обернулся, махнул на прощание рукой. Теплый и влажный воздух утренних улиц Шанхая охватил его, заставив вытащить спрятанный в задний карман платок. Идти надо было быстро. К шести он должен быть уже на набережной, где его должна ждать баржа китайских товарищей, которые обещали доставить его в Гонконг. Там он должен был встретиться с резидентом, получить дальнейшие инструкции по своей деятельности тут, в Шанхае. Но для всех свободный коммивояжер просто отправляется в Гонконг за очередной партией товара.
      
      
      
      
      
      
       Глава десятая. "ЮВЕЛИР"
      
       В то время когда резидент обсуждал с посланником варианты превращения операции устранения в операцию прикрытия, Хэльмут Керт сидел за столом в уютном немецком ресторанчике, на самом углу Нинкин роуд и Набережной. Как всегда невозмутимый немец внимательно читал журнал из Германии, покачивая головой узнавая новости недельной давности из политической жизни соотечественников. Немецкие журналы проделывали определенный крюк по земному шару, прежде чем попасть сюда, поэтому все сплетни берлинской политической кухни узнавались в Шанхае с задержкой в неделю. Газета на немецком языке, выпускавшаяся в Шанхае, не могла удовлетворить интерес немцев к событиям, происходящим в Германии, так как освещала местные события. О которых, волей или не волей, знали все в немецкой диаспоре. Перевернув следующую страницу в журнале, Хэльмут хотел продолжить изучение статьи о новых социалистах в политической жизни страны, как в дверь его отдельного кабинета постучали. Три раза. Как правило, официантки вносили заказ, стукнув в дверь лишь раз. А тут. В двери появился метрдотель, из-за спины которого виднелась чья-то лысеющая макушка, прикрытая редкой пеленой черных волос.
       - Господин Керт, к Вам посетитель. - Объявил он, словно в кабинет вот-вот войдет одно из важнейших лиц Германии. Хотя он был человеком не плохим, чувствуя настроение того или иного посетителя ресторана, старался ему угодить, но был немного туповат и амбициозен. Откуда и вытекала его, порой удручающая, пафосность.
       Хэльмут никого не ждал. Тем более, здесь, в ресторане, в своем отдельном кабинете. Тем более этого, появившегося из-за спины метрдотеля китайца, вернее сказать, полукитайца-полуяпонца, определить четко его национальность мешал безукоризненный костюм европейского покроя, модные полуботинки, прическа как с каталога Шварц. Кивнув метрдотелю в знак благодарности, Хэльмут жестом предложил "нарушителю спокойствия" сесть в кресло напротив. Даже если это обыкновенный прохиндей, которых, в последнее время, по Шанхаю развелось даже очень много, с предложением очередной "выгодной сделки" Хэльмут не должен был уронить перед соотечественниками из ресторана свой образ спокойного, достойного делового человека. Тем более, что вошедший азиат каким-то образом уговорил метрдотеля провести себя к нему в кабинет.
       Полуяпонец-полукитаец сел напротив, закинул нога за ногу, вытащил пачку сигарет. "Японец" - решил про себя немец, внимательно рассматривая аккуратные, плавные движения сидящего, круглые очки, перстень с черным камнем.
       - Итак? - По-немецки начал разговор Хэльмут, желая сразу поставить нарушителя его спокойствия в неловкое положение. - Вы хотите предложить мне что-то выгодное?
       - Наверно, это так. - Немецкий у японца был превосходным, даже чувствовался небольшой берлинский акцент. - Хотя, правильней было сказать, как посмотреть на мое предложение.
       - Интересно, - отложил в сторону журнал немец, удивленный его хорошим немецким, - а, Вы, простите кто?
       Вместо ответа японец подтолкнул к немцу вытащенную пачку сигарет с изображением хризантемы.
       - Японские цветы, а особенно хризантемы, очень красивы, не правда ли? - Незнакомец перешел на японский язык, абсолютно не заботясь о том, понимает ли собеседник его или нет.
       Немец, положил руку на пачку, внимательно взглянул на японца, ответил:
       - Особенно красивы они в руках светлого японского императора на восходе.
       - Превосходно, Kusi (Гребень). - Подытожил краткий диалог японец, бесцеремонно забирая пачку обратно. - Я - Hosekisyo (Ювелир).
       "Ювелир" перед ним!? Немец подобрался. Этого он никак не ожидал. Перед ним самый главный за всю его историю отношений с японской разведкой. Он тот, чьи указания выполняет Икито и он. В голове у немца пронеслось черт знает что, но остался только один вопрос. Что же случилось, если сам "Ювелир" приехал в Шанхай, и сидит напротив него? Хэльмут сделал сдержанный полупоклон в сторону японца, приветствуя его, но не больше чем нужно. Не смотря на то, что перед ним сидел его непосредственный начальник, он, все-таки, уважающий себя "белый человек", знающий правила японской иерархии.
       - Расскажите мне всё о ваших, с известным Вам лицом, действиях и положении на данный момент. - Потребовал "Ювелир", проигнорировав движение Хэльмута, располагаясь в кресле поудобней. - Да. Когда придет официантка, закажите мне баварских сосисок с капустой. А так же пива. Хорошего, доброго немецкого пива.
       **********
       В отделении РОВС (Российского Общевоинского Союза) кипели не шуточные страсти. Дальневосточный отдел РОВС, имея отделения в Мукдене, Харбине, Тяньцзине, Шанхае, решал один основной вопрос - "О посылке отрядов добровольцев в полосу КВЖД, для поддержания действий отрядов Харбинского и Мукденского отделения". Хотя сама посылка была сопряжена с целым ворохом проблем с покупкой билетов, провизией и прочими сопутствующими проблемами, решение послать отряд добровольцев было твердым. Многие из сидевших за единым столом, исходя из своих политических пристрастий, предлагали варианты формирования и посылки отряда. Но основная часть, трезво подходившая к этому вопросу, предлагала сначала получить информацию от отделений в Харбине, Мукдене, а лишь потом рассматривать вопрос о посылке отряда.
       "Не известно даже, принимают ли участие в этом конфликте отряды нашего союза? Или Семенов со своими казаками полностью все там занял?" - говорил один из них, опираясь на свой опыт жизни в Харбине, откуда он перебрался сюда после событий 25-го года. - "Всем известно, что и китайцы, и японцы, и всякие там крутят политические шашни с Семеновым, который только берет деньги, а реальных дел не делает. К тому же, если наш отряд прибудет в Харбин, получит ли он оружие? Китайские власти, к их чести надо сказать, осторожны, крайне внимательно подходят к русским. Они не любят видеть оружия в наших руках, подразумевая возможность разворота этого оружия против них же, в условиях не дружественных им. Не имя ответов на эти и другие вопросы не имеет смысла посылать людей!"
       Собравшиеся громко заспорили, ожесточенно куря папиросы, так что через полчаса в помещении из-за сизого тумана папирос стало трудно дышать. Даже распахнутые окна и принесенный вентилятор не спасли положения. Мужчины все больше раздражались, стали говорить громко, нередко переходя на крик, стараясь доказать правоту своей позиции.
       Сидевшие внизу другие русские, слушая доносящиеся из окон отделения РОВС споры, тихо обсуждали последние новости из Манчжурии. Многие вопросы, порожденные скупостью поступающих новостей, оставались без ответа. Как отреагировали Советы на требования дубаня дороги Люй Чжунхуана? Что сделал комиссар Емшанов? Особенно их интересовало, что все-таки обнаружили в тайных комнатах совучреждений, о которых так много писали русскоязычные эмигрантские газеты в последнее время. Действительно, что среди эмигрантов так много агентов НКВД? Даже здесь, в Шанхае?
       *********
       Разбирать захваченный в совучереждениях материал было очень трудно. Полицейские и военные, не понимая ничего по-русски, просто сваливали в кучу всё, что попадало под руки, зачастую мешая простые бланки с телеграммами и отчеты агентов. К тому же, желая захватить всё, они притащили даже подшивки газет советских газет, теперь мешавшие проходить к столам, перегораживая проходы высокими конусообразными горками. Привлеченные к разборке материалов проверенные члены РОВС терпеливо перекладывали бумаги, стараясь рассортировать их по значимости. В комнате постоянно находился кто-нибудь из китайской разведки, к которому следовало обращаться к просьбой выйти покурить или там еще по каким-нибудь нуждам. Не проветриваемое помещение скоро наполнилось туманом бумажной пыли, испарений от размокших документов и пота работающих. Понимая, что в такой атмосфере работать совершенно не возможно, после короткого совещания, решили работать по сменам.
       В первую такую смену и попал "Гвоздиков". Стараясь глубоко не вдыхать эту смесь из пыли и испарений, от которой возникал глубокий и тяжелый грудной кашель, он раскладывал бумаги, вытаскивая по одной из большой груды, в которую их свалили, когда принесли сюда. Работа была не сложной, даже интересной, так как он читал вскользь разбираемые бумаги. Даже отсутствие "ять" и прочей "старорежимностей", как называли в СССР дореформенные буквы и правила, он понимал, что писалось в них. Уже ближе к концу смены из груды показались корешки трех больших бухгалтерских книг. Он потянул одну из них, стараясь вытащить, но, увидев начало надписи на наклеенном квадратике, тут же задвинул её обратно. Он даже не стал читать продолжение увиденной надписи. Одного начала было достаточно, чтобы понять, что это то для чего он вызвался работать тут. Какими немыслимыми ухищрениями книги учета агентов всех секретных агентов ОГПУ в Шанхае попали в бумаги бухгалтерского отдела? Этого никто не узнает, кому удалось это сделать, чего этого стоило и как это произошло. Теперь же перед ним стояла задача по сложности не уступавшая, наверно, самым сложным математическим задачам века. Вынести эти амбарные книги не представлялось возможным, тем более, он не собирался их сохранять. Среди этих страниц, заполненных убористыми аккуратными почерками, есть и его имя. Поэтому уничтожение книг было единственно возможным выходом для него. Но, вот только как? Любую бумажку взятую тут сразу обнаружат. Поджечь? Порвать на мелкие кусочки? Нет, все варианты не пройдут. Другие члены РОВС копаются в таких же кучах. Тем более, китайский офицер, постоянно выходящий в коридор покурить, не спускает с них глаз. "Гвоздиков" быстро окинул взглядом полуподвальное помещение. Спрятать, а потом вернуться, забрать? Невыполнимая задача. Что же делать? Он переступил на месте, и чуть не поскользнулся на расползшихся по полу советских газетах. Есть! Он знает как можно уничтожить эти книги! Делая вид, что подбирает расползшиеся по полу газеты, он вытащил все три книги, быстро завернув в газетные листы, сунул в ближайшую стопку газет "Известий". "Господин офицер!" - позвал он китайского военного, в очередной раз зашедшего из коридора в комнату. - "У нас тут есть предложение!" Военный долго соображал, обдумывая услышанное от русского, но потом, соглашаясь, кивнул головой. Действительно, какая польза от этих большевистских газет? В печку их, что бы ни мешали раскладывать более важные документы. Скоро рекрутированные русские, держа по пачке газет, выстроившись цепочкой, пошли к истопнику.
       Старый китаец истопник, черный от угольной пыли, годами въедавшейся в его кожу, сидел рядом с металлической дверью в свой угольный ад, философски рассматривая как, в этом липком летнем воздухе, птички старательно носились по небу, стремясь нахватать как можно больше насекомых для своих птенцов. Пришедший офицер в двух словах объяснил задачу, предупредив, что все бумаги, не похожие на газеты, должны быть переданы ему лично. Старик утвердительно кивал головой, издавая не членораздельные звуки, подчеркивая тем самым понимаемую важность задачи. Привычными движениями он быстро растопил свою печь, подготавливая топку под сжигание. Действительно, скоро к нему потянулись русские, тащившие кипы газет.
       "Гвоздиков", держа в охапке свою пачку газет, стоял, придерживая дверь истопницкой, куда из подвала муравьиной цепочкой русские тащили пачки подшивок советских газет. Китайцы, довольные, что русские взяли на себя уничтожение этого никому не нужного мусора, даже не пришли сопроводить русских к месту уничтожения. Какой толк стоять и глазеть как горят газеты? Если что, так истопник, проверенный и не раз человек, работает уже не первый год. Сообщит. К тому же, температура в кочегарке просто невыносима.
       Истопник, показав место, куда сбрасывать кипы подшивок, сидел в темноте полуподвала, на скамейке рядом с выходом, лениво бросая взгляд на стоявшего у входа "Гвоздикова". Пропустив в полуподвал последнего русского с пачкой газет, старик, кряхтя, поднялся и взялся за кочергу. Искры от разворошенных красных углей взвились столбами, разогревая и без того накалившийся чугун двери печи. "Гвоздиков" последним спустился в серый полусумрак полуподвала, бросил свою пачку сверху на кучу советских газет. Китаец, безучастно, невидящими глазами посмотрел на него, снова дернул кочергой в топке. "Сейчас или потом будет поздно!" Бросив взгляд на полуоткрытые двери котельной, "Гвоздиков" выдернул из стопки газет, завернутые в газетный лист, книги учета агентов. Подойдя к открытой дверце, он торопливо, с размаху швырнул пакет в огонь. Пакет влетел в разгоряченную печь, но, ударившись о выступающий край полу обсыпавшегося кирпича печи, сразу упал у самого края топки. "Гвоздиков" даже невольно крякнул, заворочав глазами вокруг, ища чем бы подтолкнуть столь важный пакет подальше в огонь. Но, не найдя подходящего предмета, потянулся рукой. На помощь пришел истопник, ловким движением кочерги отправивший пакет в дальний угол печи в резвящиеся языки распалявшегося пламени. Пакет ухнул прямо в середину, занявшись малиново-желтыми языками. Агент благодарно кивнул головой, китаец также молча кивнул в ответ, потом подхватил его пачку газет и ловко отправил следом за книгами в печь. Закрыв за ней чугунную створку, он отряхнул мозолистые руки от угольной пыли и сажи, протянул агенту правую руку. "То-ва-ли-са, Ле-нин, хо-ло-со" - серьезно, с выражением сказал он, уверенно твердо пожимая руку. И кивнул головой, подтверждая свои слова.
       *********
       Сосиски он ел медленно, налегая, в основном, на пиво. Пиво японец пил большими глотками, как настоящий немец, но расплачивался как настоящий японец. Расплачивался японец новыми банкнотами. Хрустящие английские фунты, звенящие пенсы он отсчитывал как заядлый бухгалтер-кассир, быстро, четко, но проверяя каждую сумму два раза. Сначала сумма счета, потом чаевые официанту, как в Германии.
       После того как японец вышел из его кабинета, Хэльмут просидел какое-то время без движения, постукивая пальцами по столу. Услышанное от "Ювелира" повергло его в глубокий шок, который он с трудом преодолевал. Так цинично расправляться со своим сотрудником, переворачивая всё сделанное тем с ног на голову! Причем делая виновным в этом самого же работника. Это верх цинизма. Это было через чур, даже для него. На такое способны только азиаты. Японцы с их извращенным сознанием островитян и своими понятиями о долге, чести, преданности.
       Нет, он был далеко не неженкой, но.... Хэльмут Кэрт прошел жестокую школу жизни в Китае. Он вступил юношей на землю Китая в немецкой колонии в Шаньдуне, куда их, вместе со старшим братом, предчувствуя надвигающуюся Мировую Войну, отправили родители. Сами родители, занимавшиеся своим мыловаренным делом, не спешили покидать насиженное место в Европе. Где застала их Мировая Война. Но Мировая Война достала их семью и в Китае. Старший брат Вильгельм, работавший на одной из торговых немецких компаний в немецкой колонии в Китае, при вступлении Великобритании в войну, был арестован в Гонконге и интернирован там же. Где вскоре пропал без следа. От родителей, при всем старании Хэльмута, пытавшегося связаться с ними даже через Красный Крест, не было никаких известий, что наводило на самые мрачные мысли. Таким образом, Хэльмут остался один далеко от родины, родителей, без поддержки, без денег. Те небольшие сбережения, что он успел сделать, работая в лавке хозяина Вильгельма, быстро кончились, а пришедшие потом японцы особо не церемонились с доставшейся ей колонией. Вот тогда-то он прошел жесткую школу выживания, в которой на его пути повстречался господин Усуи, торговец и контрабандист. Привлекая Хэльмута к небольшим контрабандным поставкам всякого потребительского барахла в Китай, он через некоторое время, видя его пунктуальность, хладнокровие, четкое исполнение приказов, подпустил его к основному своему бизнесу, поставкам оружия воюющим сторонам в Китае. Старое оружие, накопленное в ходе перевооружения сражавшихся мировых армий, легло в арсеналах без движения, сильно давя на экономику стран, ослабевших от потерь Мировой войны. Тем более, что оружие побежденных Империй, Германской и Австро - Венгерской, трофеи победителей, складированное в тех же арсеналах, требовало сбыта. Сбыта в тех районах, в которых шла война, и каждый хотел укрепиться с помощью силы. В Китае шла именно такая война, поэтому оружейная контрабанда в Китае процветала, полностью игнорируя любые моральные и духовные запреты, давая работу контрабандистам, военным, таможенникам, механикам, оружейникам.
       Цинизм, с которым они поставляли оружие одновременно местным генералам, социалистам, анархистам и коммунистам, был просто ужасающим. Пистолеты, винтовки, пулеметы, патроны к ним и гранаты продавались всем, кто мог предложить за них деньги. Партия оружия могла сменить владельцев по несколько раз на день, переходя то к коммунистам, то к генералам, то просто к бандитам, которые платили сразу и золотом. Не брезговал господин Усуи сотрудничеством с японской разведкой, которая очень быстро проникла в этот бизнес, имея свой специфический интерес. Когда продаешь смерть, то какой разговор может быть о морали? Но даже при этом, предложенный "Ювелиром" план был в несколько раз циничней того, что "Гребень" делал до этого.
       Хэльмут вызвал официантку, заказал небольшую бутылку виски. В голове все еще звучал спокойный голос "Ювелира": "Вы, Хэльмут, настоящий представитель немецкого народа. Аккуратный, пунктуальный, исполнительный, умный. Не мало важно так же и то, что Вы умеете быстро найти язык с этими тупыми китайцами. А также управлять ими, играя на их самых простых чувствах, а порой и силой заставляя их делать, что нам нужно. Ваша работа здесь достойна самых высоких похвал. После завершения этой операции мы предложим Вам работу, от которой Вы не сможете отказаться в силу её привлекательности и выгодности. Но сначала нам необходимо сделать так, что бы наша совместная работа пошла по нужному нам руслу. Отныне всей операцией буду управлять я. Все действия и мероприятия согласовывать со мной. Остальные распоряжения, указания, приказы, поступающие к Вам помимо меня, не действительны".
       Дождавшись когда за пухленькой официанткой, женщиной - мечтой одинокого мужчины в другой ситуации, Хэльмут отодвинул поставленную перед ним небольшую рюмку. Первый стакан он выпил практически залпом, стараясь заставить себя быстро напиться. Но и второй стакан не оказал нужного эффекта. Он оставался трезвым, от чего в душе у него стал ворочаться ком отвращения к самому себе. Икито хоть и был его недавним знакомым, но он ему нравился за деловитый, уважительный подход в деле. И поступить с ним, так как хотел "Ювелир" Хэльмут не мог. Вернее сказать, не желал бы поступить так, но... Он играет в те игры, жестокие правила которых пишет не он. Раз, ввязавшись в эти хитросплетения политики, открытой жажды наживы, цинизма и полного отсутствия морали выпутаться из такой липкой паутины невозможно. За любые деньги. Здесь только так - либо тебя, либо ты, до поры до времени, пока есть силы. Все равно найдется тот, кто лучше тебя, кто обладает значительно лучшими возможностями. Так что...
       Расплатившись за ужин, Хэльмут взял в ресторане еще пару бутылок виски с собой. Если напиваться, то лучше всего хорошим пойлом, а не этой крашеной травой самогонкой с "плавучих заводов". Хотя какая разница, что пить, если хочешь напиться?
       Вечер очень медленно переходил в ночь.
      
      
      
      
       Глава одиннадцатая. ВИЗИТ.
      
       Это утро выдалось на редкость каким-то шумным, беспокойным и абсолютно бестолковым. До управления они добирались дольше чем обычно, так как протестующие какой-то небольшой ткацкой фабрики, выкрикивая лозунги и требования, перекрыли улицу к управлению. Только с помощью клаксона и взвода полицейских им удалось прорваться сквозь толпу возбужденных мужчин и женщин, требовавших выплаты зарплаты за прошедшие три месяца и наказания виновных в такой задержке. Перед толпой разъяренных рабочих и ткачих стоял с виноватым видом управляющий, невысокий мужчина в тонких круглых очках на таком же круглом лиц, с тощим портфелем в руках. Он старался что-то сказать, но его тихий голос тонул в хаосе толпы. Сам хозяин фабрики, пожилой и толстый мужчина, с неприятным задыхающимся голосом, отсиживался в управлении, настойчиво требуя послать полицейских для разгона этой толпы коммунистов, и постоянно порывался дать взятку заместителю Сюй Ма. Застав фабриканта в своем кабинете, считающим деньги в толстой пачке, Сюй Ма выпроводил того за дверь, строго предупредив появившегося заместителя, что они занимаются только уголовными преступлениями, но для обеспечения порядка выслать еще один взвод на грузовике все же следует.
       Потом они прошли в криминальный отдел, в котором был еще больший шум, крики, суета. Кто-то диктовал в телефон название ресторанов, кто-то ругался из-за не посланной во время машиной с рядовыми для проведения обыска склада наркотиков, в результате чего их практически все растащили местные жители. Полицейский, снимавший показания с Синьмина всё постоянно путал, переставляя имена, время, записывая только то что, по его мнению, было важно, напрочь отметая высказанные предположения Синьмина. Когда тот указал на то, что полицейский выпустил несколько предложений, по мнению Синьмина, очень важных для понимания картины происходивших событий, офицер обиделся. Раздувая щеки, офицер стал высказывать свою точку зрения, по которой это Синьмин убил, изнасиловав прежде, девушку, её мужа - таможенника, а также отдыхающих в рощице, с целью завладения автомобилями. Но, поняв, что на двух автомобилях ему не уехать, взял только тот, что был на берегу. От услышанного у Синьмина перехватило дыхание, и только приход Чжуни спас этого тупого офицера полиции от крепкой взбучки, которую намеривался задать ему он. Чжуни также спас Синьмина от еще больших проблем, так как офицер в управлении был известной скотиной, метко стрелявшей без предупреждения и не разбираясь. Забрав дело у такого тупого полицейского, Чжуни провел Синьмина, пыхтящего от избытка чувств, к себе в кабинет, в котором, кроме него, сидело еще трое полицейских. Там они детально восстановили картину происшедшего, записали, составили протоколы приобщения к делу вещественных доказательств в виде шприца с сильно разбавленным наркотическим веществом, патронов из одной обоймы, одного пистолета "Браунинг", одного ножа в пижонских ножнах, документов убитых бандитов, включая пропуска на территорию порта. Как не старался Синьмин рассказывать все обстоятельно, но быстро, освободился он только уже после обеда. Выходить на разгоряченные солнцем улицы города ему не хотелось, но одежду требовалось сменить, да и душ, слегка прохладный душ, ему не помешал бы. Он заглянул к Ма, который уже справился с ситуацией бастующих рабочих фабрики, и разбирал ворох бумаг, поступивших из канцелярии мэра города. Увидев Синьмина, он только махнул рукой, показывая, что занят выше крыши. Поставив его в известность, что он направляется сначала в банк проверить счет и положить деньги, а потом отправится домой, где, в принципе, до вечера и пробудет, Синьмин вышел из здания управления. Солнце обхватило его влажными горячими лучами, стрельнув по глазам отблесками стекол магазинов и авто. Зажмурившегося Синьмина кто-то не сильно толкнул в бок. Он оглянулся, стараясь найти не очень вежливого прохожего. Вокруг него шла обыкновенная жизнь управления полиции города, со всеми вытекающими моментами. От здания управления то и дело отъезжали и подъезжали машины с полицейскими нарядами, выскакивали, как угорелые, отправленные куда-то посыльные, полицейские вели задержанных ими на улицах города воришек, хулиганов, из окон доносились чьи-то крики, ругань. Обыкновенный дурдом, если посмотреть со стороны. Прикрывая голову какой-то газеткой, купленной у юркого мальчишки тут же на ступеньках управления, он поймал на улице пешего рикшу с зонтиком. Нырнув в призрачную тень, отбрасываемую зонтиком из прохудившейся соломки, Синьмин назвал улицу, на которой расположен его банк. Истекая потом, он стал обмахиваться газетой, одновременно отбиваясь от невесть откуда взявшихся мушек. Рикша, поправив на крепкой шее серую тряпку, раньше бывшей полотенцем, с выдохом налег на поручень. Столкнув с места коляску, рикша, покрикивая на зазевавшихся прохожих и других рикш, привычно покатил её вдоль по улице под палящим солнцем.
       ********
       В кафе "мадам Ирэн" на Авеню Жозефф постоянные посетители с удовольствием рассматривали журналы с фотографиями девушек, занявших первые места в конкурсе "Мисс Европа", самом престижном конкурсе Старого Света. Проводимый парижскими газетами Le Journal и L'Intransigeant конкурс неизменно пользовался большим спросом. Светские журналы потом долго печатали фотографии не только первой красавицы, но и целые фоторепортажи с конкурса. Среди русских особым спросом на этот раз пользовался эмигрантский журнал "Иллюстрированная Россия" из Парижа, который, удерживая пальму первенства проведения конкурса красавиц, поместил ретроспективу фотографий участниц всех конкурсов в русской колонии. Хотя, если честно признаться, их и было-то всего два. В 1926 сам журнал провел конкурс, по результатам голосования выбрав "королеву русской колонии". Второй конкурс под названием "Мисс Россия" прошел 27 января этого года и опять в Париже. Шанхайская община русских также хотела провести такой конкурс и новая публикация во влиятельной "Иллюстрированной России" лишь подлила масла в огонь.
       Перекидываясь короткими фразами, русские комментировали заметки под фотографиями. Некоторые из пожилых русских, пивших знаменитый по всей французской концессии "холодный чай мадам Ирэн" вместе с супругами, ворчали о падении нравов и полной деградации общественного сознания. Внезапно в одном из уголков кафе возник спор, в который довольно скоро были вовлечены все присутствующие русские и французы. Тема оказалась для всех такой захватывающей, что газеты с сообщениями из Манчжурии были отложены в сторону.
       Известный в эмигрантской среде художник, громко разглагольствовавший о красоте женского тела, поддержал саму идею конкурса обнаженного красивого тела, вызвал возражения пожилого эмигранта, который возмущенно стал упрекать того в развращении сознания и потери национальной гордости.
       "Какой русский, истинно русский человек пойдет на выставление красоты женского тела? Как в борделе? Красивое на показ? Да, господа, не будем ханжами, красивое женское тело прекрасно, спору нет. Но, когда оно становится открытым всем, оно теряет свою священную, да, господа, священную таинственность. Что будем чувствовать мы, если это европейское увлечение "сверхоткрытостью" поразит умы наших детей? Если по улицам мужчины и женщины начнут разъезжать и ходить, как в красной Москве, голыми? Если объявится "сексуальная революция"? Господа, мы-то знаем, что такое революция! Господа, это же моральная деградация!" - восклицал этот пожилой человек, периодически в критические моменты, поправляя на носу велосипеды-пенсне, - "Красивое гармоничное тело это античный идеал! А сейчас, простите, до древних греков, в этом смысле, и нам, и, так называемым, "цивилизованным" европейцам грязь еще хлебать и хлебать!"
       Присутствующие в кафе, разделившись на два лагеря, сторонников конкурса красоты и противников конкурса, стали по очереди выступать, приводя в качестве аргумента все возможные доводы. Вполне скоро политические пристрастья присутствующих стали вклиниваться в разговор о прекрасном. То тут, то там мелькали искорки от соприкосновения либерального и консервативного. "Мадам Ирэн" видя, что ситуация накаляется, решительно вмешалась в спор, стараясь погасить накал страстей. Успокаиваемые хозяйкой посетители частью стали расходиться, щедро расплачиваясь за кофе и пирожное, частью разбились на группки спорящих, продолжая спор. Но уже за рюмочкой напитков более крепких, чем кофе и чай.
       Сидевший в это время за столиком в кафе журналист одной из парижских газет, с трудом улавливавший смысл тирад русских, сбивавшихся с французского на русский, лихорадочно записывал что-то в свой блокнотик. При этом он приговаривал своему соседу, корреспонденту американской газеты, полушепотом: "Просто изумительно! У русских большая проблема, они тут на грани выживания. Их женщин вывозят как рабынь по всему миру, а они спорят о моральности конкурсов красоты и значении красоты! Немыслимо!"
       *********
       На зеленом сукне стола перед ним лежала пачка донесений. Из Пекина, Тяньцзина, Австралии. Все они были срочными и сообщали только об одном. В полосу отчуждения КВЖД правителем "сандуншэна" генералом Чжан Сюэляном введены войска, консульство СССР и другие совучереждения, как и управление КВЖД захвачены китайцами и отрядами белой эмиграции. Есть сведения о формировании отрядов среди эмигрантов в Австралии, в Шанхае, Гонконге для посылки на границу с СССР, куда планируется стягивать воинские части белокитайцев. Некоторые из агентов сообщали даже численность передислоцирующихся частей и формируемых отрядов. Силы получались не малые. Он взъерошил волосы. У него очень серьезные проблемы. За которыми могут последовать оргвыводы. Хотя, некоторые агенты сообщали об усилении антисоветской антикоммунистической риторике Цзян Цзяши, усилении влияния проанглийской и прояпонской группировок в его окружении, все-таки не верилось, что он пойдет на такие явные действия. Уж очень он был занят войной с войсками китайских коммунистов, в которых видел основную угрозу своей власти. А тут? Резидент глубоко вздохнул, вытянул сигарету, чиркнул спичкой. Он решился на такое не просто так. Одно дело Коминтерн с его не уловимыми шпионами - оборотнями, другое собственность другого государства, с которым есть договор на нее. Значит, ему что-то пообещали. Только вот что и кто - англичане или японцы? Или сразу скопом? Надо тут принимать меры. Экстренные меры. И как можно быстрее получить на это "добро" из Москвы.
       Он подтянул чистый лист бумаги, обмакнул перо, стряхнув лишние чернила, быстро набросал краткие тезисы своей срочной телеграммы по мерам в новой ситуации. Выправляя не до конца прописавшиеся буквы, он вновь пробежал глазами список мероприятий. Вроде предусмотрел основное, а мелочи будут дорабатываться по ходу. Звонок вызвал дежурного шифровальщика, которому он со словами "Срочно, передать в первую очередь" передал написанные сейчас и ранее телеграммы. Теперь надо собрать всех товарищей для обсуждения плана действий в новых сложных условиях на несколько недель вперед. Эффективно работать они должны при всяких условиях.
       *********
       Синьмин, обмахиваясь веером, вступил на лестницу, ведущую на второй этаж, где он снимал трехкомнатную квартиру. По пути в банк он так изнемог из-за жары, что, доплатив немного рикше, свернул в другую сторону. В сторону своей квартиры. Он чувствовал, что, если он не примет душ, не оденет свежую рубашку, не полежит, хотя бы с полчаса под вентилятором, жара доконает его. Мягко ступая по ковру в полусумрачном коридоре, он с каждым шагом приближался к своей квартире, предвкушая прием душа. Он уже чувствовал, как вода тонкими струйками обдает его разгоряченное тело, смывая этот пот и жар, расслабляет напряженные мускулы тела. Наконец, звякнув ключом, он переступил порог квартиры. Бросив саквояж на кушетку перед платяным шкафом, он стянул с себя всё, оставшись голым. Теперь полотенце, смена белья, чистая рубашка, носки. Собираясь под душ, он замурлыкал какую-то песню под нос. Все-таки как прекрасно, когда можно прийти, вот так, домой и принять, пусть даже немного теплый, душ. Сквозь мурлыкание в его уши пробился посторонний металлический звук. Как фальшивая нота, взятая неумелым певцом при исполнении хорошей песни. Синьмин выглянул из-за угла в прихожую, откуда доносилась эта фальшивая нота, и убедился, что у него со слухом все в порядке. Кто-то из коридора осторожно, но быстро вскрывал дверь его квартиры. Подхватив саквояж и брошенное на пол белье, он нырнул в платяной шкаф. Еще два года назад, заселяясь в эту квартиру, он сделал себе в углу платяного шкафа импровизированное убежище с выходом на крышу. Откуда он мог попасть на крыши соседних зданий, а потом затеряться на улицах города. В принципе это убежище ему было не нужно, но привычка всегда иметь запасной вариант взяла вверх. Эта привычка, как и многое другое, приобретенное еще в годы контрабандной юности, страшно довлели над ним, и с каждым годом он всё больше убеждался, что от них ему не избавиться никогда.
       В шкафу было очень жарко и тесно. Синьмин толкнул одну из панелей в стенке шкафа, открывая глубокую нишу в стене. Здание перестраивали несколько раз, и в результате чей-то ошибки в этой квартире появился "не учтенный", лишний угол, который никак не застраивался. Чем он воспользовался, устроив тут свою "лисью нору". Он только успел закрыть за собой дверцы шкафа и взять трусы в руки, как в среднюю комнату вошли двое. Один из них сразу бросился в ванную, второй сначала подошел к окну гостиной комнаты, дал рукой сигнал кому-то внизу, потом прошел в спальню. Синьмин стоял среди костюмов и пальто, щекотавших ворсом его голое потное тело, не шевелясь. Если бандит услышит хоть малейший шорох - ему конец. Его пистолеты и ножи были надежно спрятаны в тайнике у ниши, а достать бандитский пистолет или нож из саквояжа он бы не успел. Оглядев комнату беглым взглядом, бандит чуть прикрыл двери комнаты, подставил под них кресло, оставшись вне поля зрения Синьмина. Второй бандит проверил ванную, кухню и третью комнату, о чем сообщил своим гнусным голосом. "Великий Будда! Неужели у всех поддонков одинаково противные голоса?" - подумал про себя Синьмин, услышав голос молодого бандита. Видно было, что они были сорваны с какого-то обеда, так как не прошло и минуты, как младший бандит стал жаловаться на то, что им даже поесть некогда.
       - Заткнись братец, - оборвал его старший бандит, - хочешь жить, не вякай. Ты, вообще, в последнее время очень много стал спрашивать, интересоваться, говорить. Многим это не нравится. Так что, сейчас, сиди и жди.
       Молодой бандит замолк, захлюпал носом, сморкаясь в платок. "Интересно сколько продлится это сидение?" - думал Синьмин, истекая потом. - "Понятно, что они ждут меня. Иначе тут уже все вверх дном перевернули. Только вот как они узнали, что я должен прийти? Никто не знал об этом. Стоп! В управлении я сказал об этом только старине Ма. Рядом не было никого. Нет, был. Его помощник. Значит, помощник Ма человек банды. Мда, в интересных условиях работает старина Ма. Но что же делать с этими уродами сейчас?"
       Старший бандит встал с кресла, прошелся по комнате. Походка его была легкой, практически не весомой. Половые доски, всегда предательски скрипевшие под ногами Синьмина, сохраняли молчание, благосклонно разрешая бандиту прогуливаться по ним. Он подошел к столу, поднял трубку телефона, крутанул ручку.
       - Девушка, номер Би 1829. И подержите звонок. Телефон стоит в прихожей. Пока до него добегут. Да. Жду. - Бандит положил на стол пистолет, вытер о бок вспотевшую ладонь. Жарко, все порядочные люди за город выехали. А тут сиди в душной комнате как дурак, жди, когда этот пижон соизволит придти. Прибить его у банка вернее было. Нет, живым, видите ли, нужен. Этот длинноносый совсем очумел от жары. Таких, как этот детектив, по всему Шанхаю хоть пачками бери, а он: "Нет, привезите мне его живым. У меня к нему вопросы". Давить таких, а не допрашивать. Бандит поковырял пальцем ткань на столе, ожидая, когда на другом конце провода кто-нибудь поднимет трубку.
       - Босс, - это слово он произнес по-английски самым довольным голосом, - мы уже в доме. Ждем гостя. Да, приготовили небольшую встречу. Думаю, что будет доволен. Да, конечно, помню. Да. Да. Слушаюсь.
       Повесив трубку, бандит сунул пистолет за ремень, смахнул пот со лба. Ждать по его подсчетам надо было примерно еще полчаса. Эх, закурить бы!
       - Лаобаню звонил, старший братец Ван? - Молодой бандит не вытерпел, снова завязал разговор. - Так ты еще и по-английски можешь говорить? Смотрю и прямо удивляюсь на тебя. Все знаешь, умеешь. Вот бы мне так.
       Довольный от услышанной бесхитростной лести "старший брат" хмыкнул, заскрипел креслом. Похвала и зависть его умению радовала. Еще бы! Поживи с его среди таких людей как Кунь или Ван Суаньтин и останься в живых. Не каждый так сможет.
       - Ты, младший брат Ван, не можешь понять одной простой вещи. Если ты решил пойти в братство, то научись слушать и понимать. Отсюда всё и появится.
       Вместо ответа у сидевшего напротив молодого бандита округлились глаза, он приподнялся на полудиванчике, хватая ртом воздух. "Старший брат" не успел отреагировать на шорох сзади. Скрутившись в комок от удара, он юзом соскользнул с кресла, ткнувшись лицом в ковер. Удар небольшого подсвечника в висок был настолько сильным, что он застрял в пробитой ране, уйдя на пару миллиметров вглубь. Другому бандиту Синьмин с криком "Держи, упадет!" швырнул свой саквояж. Тот автоматически выполнил команду, схватил летевший в его лицо саквояж и завалился на полудиванчик от инерции удара. Синьмин перескочил через кресло, дернул из-за пояса умирающего, но еще шевелящегося бандита нож, нанес несколько ударов в бок. Вытащенный им пистолет бандита полетел под кресло. Оставлять за спиной кого-либо, даже умирающего, с пистолетом значит оставлять себе смерть.
       Молодой бандит рухнул с полудивана на пол, стараясь выпутаться из-под посыпавшихся на него из саквояжа вещей, денег, бумаг. Размахивая одной рукой, он освобождал себе лицо, другой рукой лихорадочно шарил по поясу в поиске пистолета. Он так испугался безмолвному появлению голого человека из-за спины "старшего брата" и последовавшим за ним молниеносным развитием событий, что невольно сделал в штаны. И наряду с мыслью, подогреваемой животным чувством страха, "Его надо убить!", в его голове вертелась еще одна мысль "Только бы не узнали об этом. Только бы не узнали! За всё жизнь не отмоешься!" Поэтому, когда он нащупал рукоятку пистолета, его голова уже думала только об одном. "После этого пойти в ванную, вымыться, сменить белье". Но Синьмин оказался проворней. Как только рука бандита коснулась рукоятки пистолета, зажатого поясным ремнем, он насел на него с верху и слегка ткнул острием ножа в лицо. Несильно, так чтобы тот почувствовал. Кровь "старшего брата" капельками соскользнула с лезвия ножа, попав на верхнюю губу и в глаз барахтающегося бандита. От вкуса крови и сладковатого её запаха молодому бандиту стало очень плохо. Он почувствовал, что через полсекунды его вывернет прямо на оседлавшего его голого мужика. Какой позор! Мало того, что пропустил появление нападавшего, не защитил "старшего брата", испачкал штаны, так он был готов показать какой он слабый! Бандит схватил воздуха ртом, стиснул зубы, выпучил глаза. Братья говорили, что помогает. Но не помогло. Отвернув голову на бок, бандит конвульсивно дернулся раз, другой. Синьмин привстал, давая тому возможность повернуться на бок, дернул из-за пояса его пистолет, о котором бедняга уже позабыл. Дождавшись момента, когда побледневший бандит откинется схватить воздуха, Синьмин нанес завершающий удар в голову. Нокдаун! Ослабевший от рвоты полусидевший бандит от мощного удара смешно хрюкнул, дернув головой, рухнул на спину. Не теряя времени, Синьмин схватил со стола подвязки для штор, которыми они закреплялись на крюках в стенках, придавая европейский вид комнате. Быстро связав руки бандиту, стонавшему в полубеспамятстве, он перешел к ногам. Вот тут он и почувствовал этот запах. Поморщившись от неприязненности, Синьмин закрутил подвязкой ноги, завязав крепким узлом. Всё. Теперь это "чудо" не дернется. Какой же хлипкий пошел бандит! Даже можно сказать школьники начальных классов! Синьмин встал, легонько пнул лежавшего бандита в бок. Тот застонал, вновь перевернувшись на бок, задергался в конвульсии. Так сколько же в нем? Ладно, пусть поваляется, ведь ему все-таки надо натянуть брюки.
       **********
       Дежурный по группе "Азия" воспаленными глазами только фиксировал начало работы своих аппаратов. Руки и тело автоматически выполняли необходимые действия, составлявшие его работу. Суточное дежурство, переданное ему сменщиком, вымотало его. Сменщику повезло больше. Начавшийся утром 10 июля поток сообщений превратился в вал. И самый накал кошмара пришелся именно на его смену. Весь день он принимал ленты, заносил в книгу учета, запечатывал в конверты, вновь аккуратно заносил номера в книгу учета. К вечеру у него от мелькания лент, цифр, стрекота аппаратов, духоты в зале разболелась голова. Которая болела и сейчас. На стойке у длинного ряда аппаратов уже давно стыл, подрагивая в подстаканнике от тряски аппаратов, стакан с чаем. Рубиновая искра скользила по граненым стенкам стакана, призывно маня к себе дежурного. Но ему было не до чая. Тут бы не допустить ошибки, все во время зафиксировать, записать. И не ошибиться в раскладке по пакетам.
       В аппаратном появились новые люди, которых вел старший смены. Дежурный, не отвлекаясь от стрекочущих аппаратов, скользнул по ним взглядом. Усиление. Окружив полукругом старшего смены, они внимательно слушали его инструктаж, рассматривали показываемые им книги учета, пакеты, ленты. Полчаса на всё про всё. Овладеть премудростями аппаратной "кухни". Но, нет такой преграды которую не мог бы преодолеть советский человек! Тем более комсомолец или партийный. С подмогой дежурной смене всё же полегче будет. В зал вошли еще несколько человек. Этих он уже знал. Это его сменщики, которых, как видно, вызвали по тревоге. А это значит, что сидеть им тут, не пересидеть. Главное, чтобы дали хоть с минутку отдохнуть и глотнуть чая. Хотя бы остывшего. Все ж стало бы веселей! Очередной аппарат стрекотнул, замигал лапочками. Скоро пойдет лента. Дежурный быстро заклеил пакет, вписал регистрационный номер. Теперь книгу в руки и бегом к аппарату, ловить первые знаки на ленте.
      
      
      
      
       Глава двенадцатая. ДВА ВАНА
      
       Сероватый туман клочками поднимался из низины, растворяясь в еще темнеющем небе. Ночной дозор прошел, считай без происшествий. Осталось только дождаться когда встанет солнце, осветит этот сложный участок болотистого берега непроходимого болота на левом фланге заставы. Солнце, луна самые лучшие друзья пограничников. При них всегда всё видно на многие километры. Был бы бинокль. Но ночью, в сумерках, когда луна слабая или её вообще нет, нарушители стараются проникнуть в РСФСР. Поэтому, не смотря на кровожадных комаров, злостно и яростно поющих свою изводящую песню на их ушами, дозор из трех пограничников и собаки лежал в засаде. Выдвинувшись в полной темноте, они незаметно заползли в заранее подготовленное укрытие, откуда просматривалась лощина, ведущая от болота в тыл. Хотя болото считалось не проходимым, местные говорили, что давным-давно существовала одна тропка, о которой знали только в семье охотника Мельникова. Но сам Мельников ушел с белыми, а его семья уехала не известно куда, не сказав никому где эта тропка. Начальник заставы, учитывая международную обстановку, факт занятия китайцами и белыми бандитами КВЖД, рассудил, что шпионы, диверсанты пойдут незнакомыми путями, минуя уже известные пограничникам. Но видно ошибся. Собака, дернув головой, клацнула зубами, лишив еще пару комаров жизни. Ей доставалось больше всех. Пограничникам же помогала мазь, которую дала им бабка из деревни. Хоть мазь и воняла как дегтярное масло, но не так много комаров решалось попробовать крови. Старший наряда ласково погладил собаку по голове, окинул взглядом наряд. Один лежит, смотрит с восточного склона, второй с западного склона. Вроде все тихо. Поправив лежащую кобуру с сигнальным пистолетом, старший наряда перекатился поближе к собаке, почесал её за ухом. Не грусти лохматый друг! Скоро солнце встанет, высушит взмокшую от росы шкуру, жизнь станет веселей. Собака, лизнув в ответ ласкающую руку, внезапно насторожилась, вытянулась, повела ушами. Подав наряду словный сигнал, старший стал вслушиваться в утреннюю тишину. Ничего. Может быть, собака ошиблась? Хотя вряд ли, она всегда лучше всех других собак заставы слышит. Подполз второй номер с немым вопросом в глазах. Почти бесшумно старший дал указание усилить наблюдение, а сам выполз на кромку выемки, в которой была устроена засада. Тихо. Только со стороны болота усилились чавкующие звуки "танцующей" трясины. Все как обычно. Хотя что-то слишком часто "чавкает" трясина у берега. Старший наряда вытащил бинокль, навел на болото, выступающее из пелены серого тумана. Точно, есть. Идут. В километре - полуторе от них по полотну непроходимого болота, изогнутой подковой шла вереница людей. Старший навел бинокль на резкость. Точно. Банда. И конца вереницы не видно. Он соскользнул обратно вниз выемки. Засунув наспех написанную записку о банде в плотно затянутый мешочек, привязанный к ошейнику собаки, старший шепнул "Домой, ДоРев, Домой". Удивленная собака, названная им торжественно "Дорогой Революции", посмотрела на старшего, тряхнула головой, но не двинулась с места. Тогда старший пошел на уловку. Он наклонился к уху собаки и прошептал: "Где Тура? Где Тура? Ищи Туру. Приведи её ко мне!" Турой звали лошадь старшего наряда, оставленную им на заставе. Он уже не раз тренировал собаку подводить ему лошадь, устраивая небольшой "цирк" для скучающих детей и жен комсостава. С удовольствием смотрели на выступление и деревенские, посмеиваясь над фыркающей лошадью и рывками тянущей за уздечку собакой. Теперь это помогло ему отослать записку раньше, чем начнется бой. А это значит, что помощь придет раньше. На пять минут, но раньше. А пять минут в бою трех против, как минимум, двадцати становятся "золотыми". Собака, весело толкнув носом в лицо старшего, выскочила из засады, скатилась незаметным комком вниз, растворясь в остатках тумана. Теперь надо было организовать оборону. Им бы продержаться минут тридцать, до момента, когда подойдет помощь с заставы. Лошади ведь все оседланы, оружие готово, патроны выданы. Только сигнал и все будут на конях. Главное протянуть время. Старший выглянул за кромку выемки. Банда была где-то в метрах в семистах от раскисшего, но твердого берега. "Подпустим до ста и ударим" - думал про себя старший, выкладывая гранаты из сумки, готовя их к бою. - "Они сильно-то не разбегутся на трясине. Не дать им вступить на берег. Эх! Пулемет бы сюда!".
       Он еще раз выглянул из укрытия. Туман еще обхватывал некоторые участки болота, путаясь в чахлых ростках травы, низких, изогнутых стволах березок. Передние уже были видны не вооруженным взглядом, а конца вереницы не было видно. Ого, крупная банда. Справимся ли мы? Ладно, чего раньше времени себя хоронить? Он одобряюще подмигнул подползшим пограничникам. "Ну, что? Дадим им жару?" - шепнул он. - "Они думают, что их не ждут, а мы им "здрастье!". А каково? Попляшут белые сволочи у нас. Если они вырвутся на берег, ты смотри за тылом, а мы будем их с фронта держать. Как только начнем бой, сразу давай ракету красную. На вышке её точно увидят. Да и собака добежит уже. Так что надо держаться. Удачи!". Пожав руки друг другу они расползлись на заранее подготовленные ячейки для стрельбы. Все что делается на границе, делается правильно, даже если выглядит это совершенно не нужным. Как, например, эти стрелковые ячейки на границе болота и тайги, если наткнешься на них в простой день. А сейчас, выкопанные когда-то темной ночью не их руками, они сослужат им хорошую службу. Старший наряда поправил фуражку, снял винтовку с предохранителя. Его немного трясло, но он не подавал вида. Ведь он старший наряда, а значит пример для всех кто рядом. Дрогнет он, дрогнут все остальные.
       ********
       Бандит приходил в себя очень долго. Синьмин успел не только быстро ополоснуться, одеть трусы, штаны, рубашку, но и выпить залпом стакан теплой воды, от чего вмиг покрылся крупными каплями пота. Смахнув очередную порцию пота, он обшарил лежащего в луже крови старшего брата. Так и есть. Опять треугольник с кругами, опять "Браунинг", хорошие модные полуботинки. Когда же они успокоятся? На обыск "младшего брата" ушло больше времени. Тот был в беспамятстве, но реагировал на прикосновения, дергаясь телом, что страшно злило Синьмина. Дав разок ему по голове кулаком, чтобы успокоить, Синьмин обшарил его карманы. Ничего интересного. Деньги, пропуск в порт, правда, временный, такой же пистолет, нож. И ничего больше. Значит, надо его приводить в чувство и выспросить всё, что тот знает. Только где его допрашивать? Синьмин окинул взглядом комнату. Лужу крови, с трудом, но отмоют, полудиванчик быстро починят. А вот если он тут этого "школьника" начнет допрашивать, все кровью забрызгает. Мда. Он еще раз осмотрел комнату. Стой! А почему бы и нет? Синьмин встал, схватил бандита за шиворот, поволок к ванной комнате. В ванной кафель, отмывать, если что, проще.
       От грубого перемещения, при котором голова его несколько раз стукнулась в дверной косяк, бандит пришел в себя быстро. Вращая вытаращенными глазами, он пытался понять, где он и что с ним хотят делать. Завязанный рот дернулся пару раз, глухо издал несколько звуков, но, убедившись, что на него не обращают внимания, успокоился. Синьмин, тем временем, спокойно дополнял ванную водой, представляя как удивятся полицейские, когда найдут бандита плавающим тут. Заметив, что бандит пришел в себя он лучезарно улыбнулся, присел к нему. Покачав перед глазами затихшего бандита окровавленным ножом, Синьмин кивнул на ванну и с улыбкой подмигнул. Бандит, увидев это, забился в конвульсиях, стараясь что-то сказать ему, но Синьмин, попробовав рукой воду, с удовольствием зажмурился. "Кипяточек" - произнес он с расстановкой, хотя вода была чуть теплая. - "Заваришься, как хороший чай. Слыхал ведь о "воздушном чае"?" Услышав это, бандит задрожал всем телом, громко замычал, по его лицу потекли слезы. Решив, что со "школьника" довольно Синьмин ослабил повязку, затягивающую рот, заботливо осведомившись "Не тянет?". Бандит, глотая слова, тут же стал нести всякую чушь о деньгах, о трудном детстве, умерших родителях, но все было зря. Получив увесистый тумак по голове, он, прикусив язык, затих, смотря преданно в глаза стоявшему над ним незнакомцу. "Только бы выжить! Любым способом! Ведь утопит в кипятке! О, небеса, за что?" - мысли вырывались сквозь стену страха, об которую бился он сейчас. - "Всё что угодно, лишь бы жить!" Незнакомец не спешил заговорить с ним, а внимательно изучал его лицо. "Я понял!" - Осенило вдруг бандита. - "Передо мной маньяк, о котором рассказывали в порту! Который сначала вырезает глаза, потом язык, а потом бросает в кипяток! О, небеса! Не хочу умирать!".
       Синьмин ткнул бандита ножом в бок, шмыгнул носом. Ему казалось, что так будет более страшно для бандита. От этого бандит действительно опять сильно испугался, о чем свидетельствовал запах. Опять! Нет, это нужно кончать!
       - Слушай, ты сын крысы, - начал Синьмин, поигрывая ножом перед лицом окаменевшего бандита, - как ты полагаешь, лучше сначала тебя языка лишить?
       - Не... не... не... - заблеял тот.
       - Что "не..." - передразнил его Синьмин. - Говори!
       - Что? - Внезапно для Синьмина переспросил тот. - Всё что хочешь, всё расскажу, только не убивай!
       - Тогда рассказывай о вашей банде всё! А там я посмотрю, что с тобой и твоими братьями делать.
       - А что мы тебе сделали? - заныл бандит, стараясь сесть со связанными руками. - Мы не трогали никого. Сидим, контрабанду возим, всё! Ни одного рыбака не тронули. Даже денег давали.
       - Да? - Задумчиво поигрывая ножом, Синьмин присел перед бандитом, больно прижав тому ногу. - А какой вопрос-то был?
       - Ой. - Бандит испуганно уставился на палец Синьмина трогающий лезвие. - Нас всего тридцать человек. Руководит нами старший брат Ван Суаньтин. С ним бандой руководит немец. Зовут его Хелемут Келете. - Бандит переврал нещадно имя иностранца, так как все время забывал, как правильно того зовут. У этих заморских чертей такие не удобные имена. - Мы занимаемся тем, что возим всякую контрабанду. В основном, оружие, а также немного динамита, другие промышленные машины. Но это уже официально. Для одной английской горной компании. А тут на днях "портовые крысы" стянули у нас три ящика динамита. Вот тут все приехали. И англичанин, и немец, и японец даже приезжал. Все беспокоились по этому поводу. А еще у брата Куня недавно один из его младших братьев украл деньги и теперь его ищут все.
       - Не отвлекайся, целей будешь! - Порекомендовал ему Синьмин, дав затрещину. - Кто у кого украл, меня не интересует. Кто, где находится? Как узнать старшего брата Куня?
       - Так я всё расскажу! - Заюлил бандит. - Всё, всё что знаю. Вы только меня не убивайте!? А?
       - Говори. - Затрещина была более увесистей, чем прежняя. - Или тебе понравилось? Добавить?
       - У нас три больших пакгауза в порту. Номер семь, три, двенадцать. Зона три. На складе номер "три" - "чистый" груз. На складе "двенадцать" - оружие. На складе номер "семь" никогда не был. Но братья говорили, что там что-то странное. Что, не знаю. У нас есть баржа, капитан которой часто помогает вывозить оружие. Баржа называется "Два Вана". Смешно, да? Потому, что у него есть брат, который тоже на барже работает. Так вот. Перегружаем покупателям мы в протоке у правой стороны острова Пу. Для связи в банде есть два телефона, по которым мы звоним, чтобы получить указания. "Старший брат Ван" знает, ой, знал, - поправился бандит, - немца лично. Его номер телефона записан у него в шляпе. Второй я знаю. Это Ай1239. Спросить господина Ма. Пароль: "У нас кончается солома для кирпичей" Ответ "Соломы не дам, а вот тростник могу продать дешево". Ему можно передать всё, что хотел бы передать "старшему брату" Кунь или Ван Суаньтин или узнать, какие будут указания. Всё.
       Бандит ожидающе уставился на Синьмина. Тот видел, что перед ним ценный источник, готовый рассказать всё что знал. Но он чувствовал, что бандит что-то не договаривает. Почему он так думал? Глаз, вернее кожа века правого глаза несколько раз дернулась. А это верный признак, что он врет или не договаривает. Синьмин покивал головой, как бы соглашаясь, что это всё. Потом протянул руку к ванне, попробовал рукой набранную воду. Чуть теплая. Обдувая пальцы, словно обоженные кипятком, Синьмин весело хмыкнул. Если он маньяк, этот страшный портовый маньяк, варивший в кипятке людей, а потом выбрасывающий их на задворках порта, то свою роль он должен довести до конца. Иначе бандит не расскажет, то, что знает, но скрывает, не желая говорить ему.
       От увиденных красных палец Синьмина бандиту стало плохо. Пот потек градом, одежда, сохранявшая еще вид одежды, в мгновение стала мокрой. "Скоро кончится" - подумал про себя Синьмин, заботливо подталкивая кляп обратно в рот бандита.
       - Нет, нет. Я еще знаю. - Задергался тот. - Знаю, что немец и японец, они вместе собираются у одной знатной китаянки, которая подживает и с немцем, и с японцем. Живет она где-то у ипподрома. Красивый дом у ипподрома. Они любят сидеть вместе на балконе с американским виски и смотреть за лошадьми. Старший брат Ван был у них. Рассказывал. Красивый дом. Как её имя не знаю, но знаю, что они еще зовут её "куколка". Представляешь? Куколка. А еще, - заторопился бандит, видя как нахмурился Синьмин, - у немца кто-то работает в полиции. Всё сообщает. Кто-то из начальников. Знаю, что немец постоянно большие деньги тому передает. Это точно. А еще они что-то задумали такое, что узнал таможенник, которого они убили. Убили также его жену, детектива, а также еще кого-то. Кого не знаю.
       - Где вся банда сейчас? - Синьмин легонько ткнул ножом в бок бандита. - Кто где?
       - Часть по складам, часть поехала куда-то. Взяв зачем-то несколько форм железнодорожника. У нас на третьем складе форм разных куча. Полицейской, железнодорожной, военной. Какую надо, ту и одеваем.
       - Понятно. - Протянул Синьмин, хотя ему было ничего не понятно. Кто же они такие? Простые контрабандисты оружейники? Вряд ли. Зачем тогда форма, переодевания? Тут еще член банды в полиции. Полный кавардак. Ну, да ладно, разбираться будет постепенно.
       - Под окном, на улице еще один. Даст сигнал если что. - Бандит совершенно по-другому воспринял легкую задумчивость незнакомца. Видно, что маньяк сейчас убьет. Лучше говорить. Пока говорю, у него глаза не задумчивые. Интересно, а у всех маньяков глаза задумчивые?
       - Как его узнать? - Синьмин прикинул, что оставлять свидетеля приезда полиции на улице не желательно.
       - Вы его тоже убьете? - Упавшим голосом спросил бандит.
       - Нет, дам чая. - Оскалился Синьмин, навернув воротник рубашки на руку. - Как вызывать сюда!? Говори! Ну!?
       Задыхающийся бандит прошипел про шторку, которую следует три раза поднять. По этому сигналу наблюдатель с улицы поднимется.
       Аккуратно заткнув рот бандита, оглоушенного ударом в голову, Синьмин проверил узлы на ногах и руках. Теперь надо заняться наблюдателем на улице. А потом вызвать полицию.
       *********
       Когда у них кончились гранаты, бандиты бросились вперед. Не обращая на выстрелы, они карабкались на эту небольшую горку, просто рыча от ненависти. Потеряв в болоте сразу пятерых, они смогли дотянуться до берега и залечь на твердой земле. Задняя часть банды, чего-то испугавшись, развернулась и исчезла вместе с туманом в глубине болота. Выбравшиеся на берег сорок человек обложили наряд, но пройти мимо них было не возможно. Заняв господствующую высоту, наряд обстреливал каждого, кто пытался прорваться от болота в тайгу. Когда на третьей атаке у них кончились гранаты, озверевшие офицеры РОВСа решили взять их, просто навалившись скопом на наряд. Но только офицеры добрались до середины, как из тайги по ним ударил пулемет, раздались крики "Ура", на опушку выскочили красноармейцы в зеленых фуражках. Пограничники. Отстреливаясь, банда бросилась в рассыпную вдоль болота, ища спасительный выход, которого не было. Навстречу им выскочил конный отряд, сабель в десять, который завершил разгром банды, пришедшей из Манчжурии. Пограничники особо не церемонились, добивая банду. Сдаться удалось только нескольким уцелевшим офицерам, да и то, потому что они, посеченные осколками гранат, уже лежали перевязанными под кустами и не могли двигаться. "Лежачего не бьют!" - заржал один из ГПУшников, беря их на мушку - "Ну-ка, осколки старого мира, быстро оружие на землю! И не дурить! Даже патрона пожалеем. Просто в болоте утопим!"
       *********
       Он лежал в мутной болотной воде, вцепившись в мягкую ткань кочки, вжимаясь в нее из всех сил. От напряжения его руки ходили ходуном, а по спине тек холодный пот. Свалившись в эту воду, он окончательно потерял самообладание, и если бы не ударился головой об эту кочку, то утонул. Теперь же, он сжимал её волокнистую ткань, считая её спасительной соломинкой между красными пограничниками и ужасом болотной мглы. Растрепанные волосы его смешались с растрепанными клочками травы, торчавшими из всех мест этого нелепого комка. Болотная студинистая вода заполнила все сапоги, набухший френч тянул ко дну, но он не выпускал из рук кочку. Что же с ним? Что с его жизнью? Ему всего тридцать пять, а у него ничего нет. Ни Родины, ни семьи, ни детей. Только кровь, кровь, старуха Смерть. Сегодня Смерть, до сих пор щадившая его за игры с ней на фронтах Мировой войны, гражданской, хмуро пригрозила ему пальцем, предупредив, что больше она не будет с ним церемониться. Он это знал верно, как знал он в гражданскую, а потом у Унгерна, что не погибнет на этом поле, на просторах монгольской степи. Ужас, кровь, убитые им люди проносились сейчас перед закрытыми глазами, от чего голова его стала легкая и туманная, как в детстве, когда в публичном саду они с сестрой крутились на разрисованной карусели под звуки духового оркестра.
       Послышались чавкующие звуки шагов. Он замер, стиснув зубы. Сейчас. Сейчас все решится. Большевики не будут церемониться. Все просто. Пуля, и нет еще одного контрреволюционного элемента. Они остановились недалеко, чиркнули спичкой, пыхнули разом, весело негромко перекинувшись непонятными отсюда словами, пошли дальше по берегу. Они особо и не смотрели в сторону болота. Какому дураку придет в голову прятаться в болоте, из которого никто живым не выходил? Это равносильно самоубийству.
       Только когда солнце вышло в зенит, он вытянул себя из засасывающей его болотной жижи. Студинистая вода, легко принявшая его, не желала отпускать, задерживая каждое его движение, цеплялась за каждую складку на его френче. Уткнувшись лицом в твердую землю, он тяжело дышал, стараясь делать это не громко, чтобы не спугнуть птиц, занятых своими беззаботными повседневными делами. Отдышавшись, он перевернулся на спину, с наслаждением посмотрел на голубое небо с небольшими тучками, бегущими нестройными кучками куда-то вдаль. Хорошо жить и видеть эти беззаботные тучки, слышать стрекот беззаботных птичек. Нет. Всё! Он прекращает эти игры в патриотов, жертвенных бойцов на непонятно каком алтаре и не понятно во имя чего. Надо жить, как все нормальные люди. Только где сейчас нормальные люди?
       Вылив уже не опасную болотную жижу из сапог, выжав портянки, он положил их сушить в глубине кустов, расположившись рядом. В кустах издалека его нельзя было видеть, а если подойти ближе, то виден был только контур. И то только когда он пошевелится. Налипшая на френче и штанах тина, болотная трава делали его практически не видимым. Но он об этом не знал, а потому лежал смирно, стараясь как можно меньше шевелиться, хотя комары, набросившиеся на него несчетными облаками, как специально, не давали ему покоя. После того, как обсохнет, он один пройдет этот путь по этому страшному болоту и вернется обратно в Манчжурию. А из Манчжурии он уйдет или в Гонконг, или в Австралию, а лучше всего в Канаду. Ведь там также как в России есть такие же леса. Говорят даже с березами. Там он обязательно найдет девушку, обязательно русскую, жениться на ней и обязательно у них будут красивые дети. А работать он всегда хотел. К тому же его образование и навыки работы, полученные за годы сидения в Манчжурии, должны сыграть решающую роль при поступлении на работу. Но к войне он больше не вернется. Никогда. Так он решил для себя окончательно, лежа в болотной жиже ранним утром 11 июля 1929 года.
      
      
      
      
      
      
       Глава тринадцатая. И ВНОВЬ ВНЕ ЗАКОНА.
      
       Старина Ма успел вовремя. Не смотря на то, что Синьмин не сказал ему, где он будет обедать, старина Ма уселся напротив него с довольным видом. Синьмин усмехнулся, дружище знал свое дело очень хорошо. К тому же, он получил удовольствие от эффекта внезапного появления. Но пришел он к нему с не очень веселой новостью. По настоянию местных полицейских Синьмина все-таки объявили в розыск. Даже его заступничество не помогло. Решением высшего начальства на Синьмина разослана телефонограмма по всем полицейским постам с его приметами, а в типографии отдали портрет, сделанный полицейским художником со слов монахов. Конечно, на этом рисунке он сам на себя не похож, но все же, если Синьмин попробует выйти за пределы города и его схватят, то дальше придется прикладывать значительные силы для его вызволения. Чжуни, со своей стороны, связался со своими друзьями в контрразведке, тоже старается что-то предпринять. Явно, что кто-то влиятельный старается устранить Синьмина руками самих полицейских.
       - Короче говоря, дружище, теперь ты разыскиваемый преступник. На которого мое начальство имеет "зуб", щедро сдобренный чужими деньгами. - Обратился Ма к Синьмин, подхватывая палочками гриб. - Хочешь ты того или нет, но придется тебе прятаться или вести себя поосторожней.
       - Кхе, не в первый раз. - Отмахнулся тот. - Ты мне лучше скажи, что делать с бандой будем? Когда будете брать? Наверно уже узнали об аресте своих.
       - Знаешь, - Ма отвел глаза в сторону, - на этот вопрос я не могу тебе ответить. Сам понимаешь. Но могу сказать, что вечерами люди имеют привычку ложиться спать. А бандиты, как правило, собираются на ночлег. Помощник тоже. - Предупредил он вопрос, открывшего было рот Синьмина. - За ним числиться несколько грешков, за которые мы его и возьмем. А там, спросим, даже настоятельно порекомендуем, рассказать про свои отношения с "арсенальными" бандитами.
       - Ого, вы даже их уже обозвали? - Они чокнулись небольшими чарками, выпили. Не спеша, загрызли выпитое креветками "мася" в перце. - А скажи-ка мне, что делать с длинноносым будете? И с японцем? И когда?
       - Боюсь, что они, как только узнают о захвате складов, сразу исчезнут. А найти их сейчас не трудно. Вернее сказать, немца не трудно, а вот японца... Мы даже не знаем как его зовут. Да и без перспектив это. Они иностранцы. А в отношении иностранцев принцип экстерриториальности еще никто не отменял. Так что... Давай-ка лучше еще по одной и я побегу. К вечеру приготовиться надо.
       Синьмин проводил взглядом спешащего на выход друга, вновь налил себе "маотай". Еще вчера он передал пойманных бандитов в их руки, а они даже не почесались найти "куколку" и арестовать тех, что на складе. Ладно, пусть берут этих на складе, а он наведается в район ипподрома. Найти "куколку" надо непременно. Она ключ к поимке "таинственного" японца, а также хороший источник информации. Только бы найти её до того момента, когда главари уйдут.
       *********
       В дверь кабинета просунулась кудрявая голова секретарши. Секретарша боялась его как огня, особенно когда он сердился. В этот момент она боялась переступить порог кабинета, предпочитая общаться с ним на расстоянии. Эх, хороша девушка, фигуристая, в его вкусе, но он дал обещание жене не доводить до очередного разбирательства в профкоме. Хотя оно, как правило, всегда проходило между председателем профкома и им, но об этом знали многие в конторе. А ему, руководителю одного из управлений Нефтсиндиката, не пристало быть постоянной темой для пересудов в курилках.
       - Чего? - строго спросил он, зачеркивая очередную строчку доклада подготовленного к чтению с трибуны собрания объединенной партийной организации. - Я же сказал - меня, не тревожить!
       - Так это, там... - замялась секретарша.
       - Что у тебя "ТАМ"? - Решил немного поерничать он. Ему нравилось, как у девушки становились испуганными глаза, и как она трепетала под его взглядом.
       - У нее там посетитель, которому Вы не откажите. - Отодвинув в сторону девушку, в кабинет вошел высокий мужчина, в кожаном плаще. - Спасибо милая. Иди. - Обратился он к ней. - И приготовь-ка нам пару чая с лимоном, с сахаром. И баранки не забудь.
       Незнакомец распоряжался как у себя дома. Такое мог позволить себе только вышестоящий начальник, но их он знал всех в лицо, как и их жен с детьми. А этот кто? Напустив на себя серьезный вид, он решился на атаку.
       - Вы кто? Почему распоряжаетесь как у себя дома? Ваши документы! - Пыхнул разом он, приподнимаясь с кресла. На нахала надо было надавить.
       - Сядь, "Барклай". Не дергайся. Что-то ты нервным стал таким. Начальник большой? - Незнакомец нахально ухмыляясь уселся в кресло, вытянул ноги. - Чертовски устал, пока тебя нашел. Что? Гостю не рад?
       "Барклай"! Сколько лет он не слышал этого! Получив это имя - кличку в контрразведке, перед самым уходом "Белого воинства" из Омска, он уже почти забыл о том периоде жизни, когда он еще молодой студент, вместе с офицерами контрразведки носился по городу, выслеживая, арестовывая большевиков и их приспешников. А вот сейчас через девять лет, когда он сделал такую стремительную карьеру в Нефтсиндикате, женившись на дочери крупного начальника из Кремля, старое, в виде нахального незнакомца, постучало в двери его безбедной жизни.
       - Какой "Бардай"? - он напыжился. Если есть шанс отвертеться, то надо биться до конца. Лишаться сладкой жизни уж никак не хотелось. - Что-то Вы, гражданин, путаете.
       - Ладно, не маскируйся! - Отмахнулся незнакомец, нехорошо улыбнувшись. - Привет тебе от Куропаткина Николая. Забыл?
       - Не знаю никого Николая Куропаткина! - Возмутился он, стараясь быстро придумать, что же ему делать дальше. - Если Вы не прекратите этот балаган, вызову милицию.
       - Ага, вызывай. А заодно расскажи-ка им как ты топил в реке их красных партизан, а также расстреливал семьи большевиков. Расскажи, расскажи. И не забудь добавить рассказ о личном гареме из молоденьких дочерей большевиков.
       Услышав про гарем, он сник. Об этом знал только он, Николай Куропаткин, частенько пользовавшийся услугами этого скромного, из трех девушек, "гарема", и сами девушки. Но они уже никогда никому ничего не расскажут, а вот Николай....
       В кабинет проскользнула секретарша с подносом. Сделав приветливое лицо, он стал приглашать к столу незнакомца попить чая.
       - Представляешь? Старый боевой товарищ приехал. А я его и не узнал. Очень изменился с тех пор. Просто, что делает время с людьми. - Поделился он с секретаршей наспех придуманной легендой о том, кто так нагло ворвался в его кабинет. - Совсем плохой стал. Забывать друзей самое последнее дело! Ну, ты иди, мы тут уж сами.
       Проводив глазами фигурку девушки, незнакомец подмигнул ему.
       - Что? Успокоиться не можешь? Все по бабам "шастаешь"?
       - Я женат. - Отрезал он. - У меня скоро родится ребенок.
       - Прекрасно. Поздравляю! - Обрадовался незнакомец. Как ни странно, радость его была не поддельная. Он, действительно был рад, что родится ребенок. Уж, что-что, а эмоции он чувствовал на расстоянии. Безошибочно. Что помогало улавливать нюансы эмоций начальства, предупреждая их безошибочное выполнение.
       - Итак, с кем имею честь? - Задал вопрос он, наливая гостю из прошлого чай из красивого заварного чайника.
       - Зовите меня просто, Евгений. Евгений Шапкин, бывший Конармеец, получивший образование в Рабочем Университете по специальности "нефть и добыча нефти". Могу работать мастером на скважине или на заводе по перегонке.
       - А? - Он пристально посмотрел на незнакомца.
       - А вот про "А", "Барклай" мы сейчас и поговорим. - Пальто легло на спинку кресла. - Тем более, что, как я понимаю, Вы не могли сидеть, сложа руки. Ведь это так, не правда ли? Ну, не могли Вы просто так сидеть.
       *******
       Синьмин обвел взглядом стоявшие возле ипподрома дома, мучительно соображая, каким способом он вычислит дом "куколки" босса. "Красивый дом возле ипподрома", "Сидя на балконе, смотреть на забеги, потягивая американский виски" - под эти определения бандита попадали все дома с тыльной стороны улицы Нанкин Роуд. Конечно, можно было бы пройтись, под каким-нибудь предлогом по всем домам, но он не хотел показывать своего лица. Тогда, не смотря на то, что установит он эту "куколку" или нет, его лицо будут знать. Если полиция ведет работу правильно, а не спустя рукава, как обычно, то вполне возможно, что все мусорщики, дворники этого и других не бедных районов будут только ждать момента, чтобы позвонить в полицию. За поимку, наверно, рука полицейского писаря уже прописала сумму. Хотя в объявлениях о поиске преступников, отпечатанных типографским способом, сумма вознаграждения вписывалась от руки, его розыскной лист должен находиться еще в печати. Бюрократия играла на его стороне.
       Перейдя на противоположную сторону улицы, в тенек, Синьмин потянул портсигар, когда увидел сидевшего тут же в тени чистильщика обуви. Как правило, чистильщиками были маленькие мальчики, стремящиеся заработать на хлеб для себя, а нередко и для всей своей семьи. Тут же на тротуаре, поджав ноги глубоко под себя, сидел мужчина лет под 50,с просмоленными до черноты руками, живыми глазами на таком же черном лице. Не смотря на свою работу, одет он был чисто, с широким фартуком, чистой была и его голова. Разительное отличие от представителей своей профессии завораживало, будило интерес. Заинтригованный, Синьмин подошел близко к нему. Чистильщик, рассматривавший до этого газету, сложил её, аккуратно спрятал за фартук, подмигнув ему, зычно крикнул. "Чистим до солнечного блеска только обувь, а не шнурки! За чистку шнурков отдельная плата!" Низкорослая лошадь, до этого вяло тянувшая свою повозку, нагруженную какой-то непонятной утварью, прянула в сторону, проснулась, резко прибавила шага. Погонщик, оскалив желтые от крепкого табака корешки стесанных зубов, перехватил вожжи, буркнул что-то вроде ругательства, припустил вслед за ней. Синьмин, не беспокоясь, подошел к чистильщику.
       - Желаем почистить? - спросил с ехидством тот, указывая на чистые штиблеты Синьмина.
       - Почистим! - так же ответил Синьмин. - Даже попросим обработать водостойкой пастой.
       - Которая, при такой погоде, особенно необходима сейчас. - Чистильщик смахнул невидимую пыль с сидения, стукнул щетками. - Садитесь.
       Видно было, что работу свою он знал хорошо. Внимательно осмотрев ботинки клиента, чистильщик покопался в ящичке, достал нужный крем, причем именно той марки, которой Синьмин сам чистил свои ботинки, пару щеток с большим ворсом. Усевшись на сидение, Синьмин оставил в поле зрения улицу, дома, в одном из которых жила "куколка", несколько проулков, выходящих на эту удивительно тихую улицу.
       - Так чистим? - поинтересовался снизу, изготовившийся со щетками, мужчина. - Или господину хочется поговорить?
       - Откуда ты такой догадливый? - Между пальцами Синьмина сверкнула монета. - И давно здесь работаешь?
       - Кхе, - откашлялся чистильщик, делая вид, что рассматривает его обувь, - работаем давно, а догадливый с детства. Тем более, если кое-кто уже час бесцельно пялится на дома у ипподрома. По лицу и одежде не бандит, не воришка, а также и не влюбленный юноша. - Хохотнул он. - Так чего надо? Частный детектив?
       - Ага. Это за твою догадливость. А вот это, - в пальцах сверкнул второй гонконгский доллар, - за то, что скажешь, где в этих домах живет артистка.
       - Хи-хи-хи, - захихикал чистильщик, выдраивая пыль, забившуюся в прошитый кант лаковых полуботинок, - когда гуляешь по городу, лучше всего не заходить в порт, а тем более бродить по грузовым молам. Хорошая обувь быстро портится от промасленных канатов.
       - Какой глазастый! - Подхватив обе монеты в кулак, ответил Синьмин. - Но вопрос был об артистке.
       - Так, тут, что ни дом так артистка. Вот, тот дом, с красными лентами на входной двери. Артистка. Каждый год заболевает в одно и тоже время, отправляется на лечение. На воды. А муж поехать не может, как раз в городе ремонт мостовых. А он ответственный за это. Она же, возвратясь, весело обсуждает с подружками, как провела "курс лечения" со своим новым любовником. И так из года в год. А, чем не артистка?
       - Согласен, артистка. - Ухмыляясь, согласился Синьмин, - А другие?
       - Другие? Вот тот дом, что с балконом, сюда на улицу. Там тоже артистка. Ревность возвела в ранг искусства. Как только муж возвращается с работы, такой скандал, что даже тут слышно. Один раз даже стреляла в него. Из его же револьвера. Приезжала полиция, но он сам важный полицейский чин, поэтому все сошло ей с рук. Рядом с ним, с синей дверью, там живет бандит, бывший помощник ...уже на пенсии, с молодой женой. Как только он уезжает к друзьям, она сразу к соседке, пианистке бежит. Там встречается со своим молодым человеком.
       - А пианистка? - Синьмин сознательно дал выговориться чистильщику.
       - А что пианистка? Выходит гулять, гуляет тут по улице, иногда со мной разговаривает. Приятная молодая девушка, интеллигентная. Не то, что эта бывшая маленькая звездочка "театра теней". Всегда с высокоподнятым носом, пахнет, что лошади чихают, курит. Вот недавно, завела шашни сразу с двумя, с каким-то японцем и усатым немцем. Они попеременно, а то и вместе к ней ездят. Сидят на балконе, смотрят бега, курят, ну, само собой, пьют. Только когда она выпьет, она так кричит противно своим визгливым голоском, что лучше не слышать. Если бы не её телефон, который прежний её, так сказать, "поклонник" провел к ней, давно бы все ей тут устроили. Но, телефон только у неё и есть.
       - А начальник полицейский? - Удивленно спросил Синьмин, соображая как бы "невзначай" узнать в каком из домов живет эта "звездочка".
       - Он чего без телефона? Да, телефон снял, чтобы жена с ревностью не доставала, не звонила на работу с претензиями.
       Посмеявшись вместе с чистильщиком над бедным полицейским и его женой ревнивицей, Синьмин направился вдоль по улице, сверкая зеркально начищенными ботинками за два серебряных гонконговских долларов. На его удачу, бывший матрос, попавший в чистильщики из-за потери обеих ног, оказался очень внимательным и словоохотливым. Теперь он знал не только, где живет эта, теперь уже не мифическая, "куколка", но и когда к ней приезжают её кавалеры, сколько времени проводят у неё, где черный вход, куда выходят окна спальни. Узнал он также немаловажную для него деталь. "Куколка" напивалась до полной "отключки" по вечерам в определенные дни месяца. А сегодня, как не удивительно, но как раз такой день.
       *******
       Владимир перевернул последний лист сборника для служебного чтения, заглянул в оглавление. Всё что угодно, кроме того, что надо. Какая-то Международная конвенция по борьбе с подделкой денежных знаков, принятая в апреле. Опять не то. Статьи ЦИК Коминтерна, статьи по "шахтинскому делу". Нет, не то. Видно ему показалось. Но он же отчетливо помнил эту статью. Может быть в другом сборнике? Надо будет в библиотеке взять более поздний выпуск. В этом нет интересующего его материала.
       Владимир потянулся, сладко зевнул. Работа на сегодня была переделана, если можно было так сказать. Осталось только проверить некоторые бумаги, но это работа пары часов. Таким образом, у него образовывалось свободное время. А это было здорово. Он отложил сборник к другим брошюрам, лежавшим в стопке на краю стола. Не смотря на постоянную занятость, Владимир старался не потерять нить с прежней своей работой, внимательно следя по газетам, сводкам, да и по информационным письмам в сборниках для служебного чтения. "Вредители", "троцкисты" и прочие антисоветские элементы, конечно же, важный участок работы, но все же его тянуло обратно к своим китайцам, корейцам и прочим "узкоглазым". Он даже стал похаживать в китайскую прачечную, что на соседней улице. Несколько китайцев, как специально, были из разных мест и общались между собой на дикой смеси своих языков. Так что языковая разговорная практика была богатая. Только не хватало ему просторов тайги, живой работы. Вот как же вернуться обратно?
       Владимир встал, прошелся по кабинету. Конечно, перейдя работать в это управления, он занял освободившуюся должность, которая для него была значима. Как никак, заместитель. Квартира, машина, паек, зарплата, опять же. А с другой стороны, вся эта грязь, доносы, склоки и наушничество уже стали утомлять. Интересно, а куда девается честность человеческая, когда партийный, недавний партизан или герой Гражданской войны, попадает на руководящую должность? Куда пропадает партийное сознание? Владимир спрятал в сейф брошюры, вытащил очередное дело. Ладно, он должен работать, а не размышлять.
       Дверь без стука отворилась, в кабинет вошел "Саныч", который, как понял Владимир по его счастливой улыбке, был "на взводе", то есть напился в служебное время. Окинув кабинет взглядом не сулящем ничего хорошего, "Саныч" плотно закрыл первую, а потом и вторую дверь. Только потом он вздохнул глубоко и задал идиотский вопрос:
       - Ну, ты тут один?
       Владимир, перевернул документы лицом вниз. "Саныч" был хорошим человеком, но кто-то в управлении "информировал", вернее сказать "стучал". Поэтому, "береженного бог бережет".
       Не дожидаясь ответа, "Саныч" уселся на диван с большой кожаной спинкой, зашарил по карманам. Владимир взял коробку с папиросами, зажигалку и подсел к копающемуся в карманах "Санычу".
       - О! - Обрадовался "Саныч" папиросам. - Я, понимаешь, где-то свои посеял.
       - Откуда ты такой "хорошенький"? - Владимир чиркнул колесиком, дал прикурить папиросу в гуляющей руке сослуживца.
       - Ты, понимаешь, какая тут штука получается? - Неожиданно "Саныч" стал трезвым, в глазах его блеснул прежний огонек. - Льва Давидовича, этого Бронштэйна, уже полгода как нет в СССР, а до этого два года в Алма-Ате просидел. А его друзья и соратники, как черви, плодятся, прогрызая нашу советскую жизнь. А? Каково?
       - Ты чего? - Владимир тряханул за плечо "Саныча". - Ты где нажрался-то? Да, еще в служебное время.
       - Ты думаешь, что он, как последний "потц", будет жить в Турции, куда его направили на пароходе с таким гордым именем "Ильич"? Ни шиша. Подался к своему братцу в Североамериканские Штаты. А его соратники...
       - Слушай, ты можешь толком объяснить, что случилось? - Владимир понимал, что тирада по поводу Троцкого и соратников вызвана какими-то событиями. Вот только какими?
       - Пахомова арестовали. Как агента "троцкистской" банды.
       Владимир в изумлении смотрел, как "Саныч" затягивался угасающей папиросой. Пахомова арестовали? Вот дела! Какой он "троцкист"?
       "Саныч" недовольно крякнул на потухшую папиросу, дернул из руки Владимира зажигалку, снова прикурил. Выпустив струю вверх, он покачал головой, вновь обратился к сидевшему рядом.
       - Вот я и говорю. Расстреливать таких как Троцкий надо. Чтобы все видели, что бывает с врагами. А это хрен из "следилки". "Шахтинское" дело еще ему вспомнится. - Неожиданно озлобился "Саныч". - Всё припомню при случае. Бетон будет зубами рвать, пережевывать и есть.
       - Ладно, ладно. - Владимир видел, что алкоголь совсем вывел его из нормального состояния. Сейчас пойдет к тому "следаку" и мало что морду набьет, может и пристрелить. С "Саныча" станет.
       - Ты, мил человек, давай-ка ложись у меня. Полежи, отдохни, поспи. А потом домой поедем. Хорошо? А Пахомова отпустят. Разберутся и отпустят. Какой он "троцкист"? "Саныч", не журись! Поговорим с ребятами, если надо в партийный комитет пойдем. Ты, главное сейчас, не натвори глупости.
       - Эт, ты, Володя, верно сказал. Сейчас полежу, отдохну. Нельзя "Пахомыча" подводить. Ты прав. Люблю я тебя, Володька, душевный ты человек, простой. Понимаешь момент. Не то, что там всякие якобы интеллигенты, "не добитые остатки старого мышления"! Ты глубоко берешь! Не скачешь по верхам. Нам же такие кремни, как ты нужны. А не эти молоденькие студентишки и недоучившиеся рабкоры.
       Бормоча еще какие-то глупости "Саныч" устраивался на диване, наполняя кабинет винными парами. Владимир пересел на стул, поставленный рядом с диваном, закурил. Поправив стянутые с "Саныча" сапоги, портупею, он покачал головой. Вот, еще один не выдержал. Ведь может же пойти вместе с начальником как соучастник. "Следак"-то сволочь известная. Недаром его к делу горных инженеров притянули. Хотя не так чисто там изначально было. Были, конечно, какие-то там и политические вопросы. Хотя, кто знает, может быть, кто-то из них и вредил тайно, прикрываясь другими. Просто так "дыма без огня не бывает".
       "Саныч" захрапел. Владимир хмыкнул, вспоминая, как он провел один раз с ним в командировке несколько ночей в одной комнате. Ужас. "Саныч" был настоящим "соловьем в ночи". Так что, весь день потом хотелось спать.
       А насчет Пахомова надо подумать, что делать. Не виновен он. А уж что не "троцкист", точно.
      
      
      
      
       Глава четырнадцатая. ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ВЕЧЕР.
      
       Синьмин соскользнул с подоконника в полутьму коридора. Не смотря на то, что верхние этажи были ярко освещены горевшими электрическими лампами, внизу был полумрак. Стараясь не скрипнуть петлями Синьмин, прикрыл окно, придерживая рукой оконную раму. Теперь надо было найти место, где он мог бы спрятаться и осмотреться. Осторожно ступая по каменному полу, Синьмин прошел мимо стойки с телефоном, завернул в тень под лестницу. Там он остановился, прислушался к доносившимся сверху звукам. На фоне звучащей музыки, откуда-то раздавались не понятные трудно различимые звуки. Синьмин напрягся, прислушиваясь, и чуть не свалил припрятанную под лестницей метелку. Обхватив руками, он прижал её к себе, мысленно ругая себя за неловкие движения. Если бы она грохнулась бы на пол, ему бы пришлось спасаться бегством. Но вроде никто не услышал шороха под лестницей. Фу! Пронесло. Аккуратно положив метелку на пол, Синьмин скользнул за портьеру. Во время! Телефон разразился дребезжащим звонком, перебивая все звуки в доме. Откуда-то сбоку послышались торопливые шаркающие шаги. "Прислуга!" похолодел Синьмин. Вроде вся прислуга ушла. Он сам, своими глазами это видел. Вжавшись в стенку и затаив дыхание, Синьмин нащупал рукоятку пистолета. В случае чего, это будет неудавшимся ограблением. Вернее попыткой вооруженного ограбления, так как грабитель, наткнувшись на прислугу, испугается и убежит.
       Шаги быстро приближались, через секунду Синьмин увидел, что со стороны кухни, пошатываясь, идет полуодетый немец. Подойдя к телефону, он потер лицо, откашлялся, поднял трубку, прекратив его противное дребезжание. Произнеся приятным баритоном "Алло", немец, придерживая трубку плечом, застегнул ремень сползающих бридж. Выслушав сообщение, он очень вежливым тоном попросил немного подождать. Затем, закрыв рукой микрофон, подал знак зажатой трубкой кому-то в кухне, сопроводив это фразой, которую Синьмин понял, как приказание кому-то пригласить господина Наяму к телефону. Шанхайский у немца был таким немецким, что Синьмин невольно ухмыльнулся. Заморским чертям китайский язык учить не под силу. Их горло с трудом воспроизводит китайский язык. Вверх по лестнице, стуча туфельками, взбежала служанка, на бегу поправляя наспех одетое платье. Но пуговицы плохо слушались дрожащих рук, поэтому платье норовило соскользнуть, оголяя то одно, то другое плечо. Борясь с платьем, служанка исчезла в коридоре второго этажа, а немец, почесав трубкой голову, тяжело вздохнул. Видно было, что телефонный звонок оторвал его от очень важного дела. Через секунду наверху грохнула дверь, послышался противный высокий женский голос, раздраженно что-то выговаривающий служанке. Но по лестнице, запахивая халат, уже спускался японец. Обменявшись с японцем краткой шуткой по поводу неурочности звонка, немец передал трубку, а сам сел на диван, стоявший у портьеры, за которой прятался Синьмин.
       Японец, ставший по команде "Смирно", односложно отвечал на вопросы. Основным словом было "да". Разговор оказался крайне коротким, через минуту трубка висела на рычагах, а сам японец присел к немцу на диван.
       - Что? - поинтересовался немец. - Разговор был необычайно коротким и насыщенным.
       - Меня вызывают, срочно, к нашему общему другу. - Спокойным голосом ответил японец. - Кроме того, просят захватить с собой бумаги по мосту.
       - По мосту? - Немец, повернувшись к японцу, кашлянул. - Для чего?
       - Не знаю. Для меня загадка. Хотя, это может быть проверка готовности. На днях пришло наше судно в порт. Могли прийти новые указания или инструкция. Вот и дергают. Ладно. Ты делаешь всё по плану, а если будут изменения, то я с тобой свяжусь. Хорошо?
       - Так точно. - Немец говорил по-японски значительно лучше, чем на шанхайском. - Будет всё сделано. Тем более это уже завтра и что-то изменить уже не возможно. Группа уже начала действовать.
       - Да. - Японец встал, пожал руку немцу. - А служанку ты лучше у себя дома. - Он сделал выразительный жест пальцами. - А то "куколка" уже сердится. Похоже, ты её "зацепил", если она ревнует тебя к ней.
       - Да, ладно! - Отмахнулся немец, подхихикнув. - Эта дура ко всем ревнует. Знаешь, мне кажется, что она еще и кокаином балуется.
       - А вот это плохо. - Покачал головой японец. - Нам этого совсем не надо. Ладно. Будем об этом думать потом.
       В следующие двадцать минут в доме прошли в небольшой суете. На первом этаже загорелись все лампы, освещая каждую деталь. Синьмин сжавшись, присел в угол, где замер, стараясь не двигаться. Между прихожей и лестницей, ведущей наверх, забегала служанка, успевшая привести себя в прежний образцовый вид, на верху лестницы появилась "куколка", расслабленно прохныкавшая немцу о том, что такой вечер испортили. Через минуты две спустился японец с кожаным портфелем в руках. Проверив пистолет, крепко сжав портфель под мышкой, японец исчез в надвигающейся темноте ночи. Немец, хлопнув "куколку" и служанку ниже спины веселым голосом быстро раздал указания кому готовить кофе, а кому идти наверх. Дождавшись, когда женщины уйдут, немец немедленно позвонил по телефону. "Где-то в районе порта" - определил Синьмин номер. Номера телефонов в порту и предпортовом районе он прекрасно определял по букве и первым цифрам. Сказав какую-то непонятную и не уместную фразу, немец быстро дал краткие указания - "Он вышел. Встречайте. И не забудьте, что портфель отдаете сразу мне. Всё, жду".
       Повесив трубку телефона, немец постоял, покачиваясь с пятки на носок, чуть слышно бормоча что-то себе под нос. Потом тряхнул головой, поправил рубашку, заложил руки в карманы бридж. Сделав несколько шагов вокруг телефона, он по всему собрался позвонить, но не решился сделать это. Подхватив проходившую служанку под бока, он что-то зашептал ей на ушко, потом перехватил поднос. Засмеявшись тихим дробным смехом, служанка, игриво стукнув его по плечу, убежала, чуть ли не в припрыжку, на кухню. Немец же, балансируя подносом, быстро поднялся наверх. Там вновь зазвучал патефон, послышался женский смех, а первый этаж погрузился в полутьму. Пора было выбираться из своего укрытия. На сегодня хватит. Он только что чуть не провалился. Но желание узнать о каком мосте говорили только что тут, тянуло его наверх. Может быть, там он узнает еще что-нибудь интересное?
       ********
       Посланник крутил в руках сигару, готовясь прикурить её. Пароход, на котором он со своей группой прибыл как член команды, уходил завтра в обед. У него оставалось еще время отдохнуть в уголке западной жизни дикого Китая. Но сейчас надо было завершить самое важное дело, ради которого он сюда так срочно добирался. Только что, минут пятнадцать назад, от него вышел оставляемый вместо Икито агент. Полученные Посланником инструкции в Токио четко ставили задачу по наращиванию их агентуры в центральной части Китая, но требовали избегать резких и активных действий, способных вызвать волнения, дисбаланс сил в складывающейся политической конъюнктуре Китая. Активный Икито с его боевиками был сейчас не удобен, но его опыт был важен. Тем более в свете последующих планов правительства. Посланник вздохнул, чиркнул спичкой, запыхтел сигарой. Прекрасная сигара! Нет, англичане, все-таки знают толк в этой жизни. А вот как поступать с Икитой? Еще надумает и сделает себе харакири! А ему такую запись в послужном списке иметь не хотелось. Он вновь глубоко вздохнул, бросил взгляд на часы. Икито скоро должен прибыть.
       За годы работы в секретной службе он выполнял всякие задания. Порой он сам удивлялся, как он мог выйти живым из этого ужаса. Но каждый раз, когда вопрос касался отзыва сотрудника или агента, тем более срочного, посредине уже начатой операции, он нервничал. Он прекрасно понимал, что значит для сотрудника такой отзыв назад. Но приказ есть приказ. Посланник встал, подошел к окну, зашторенному бамбуковыми занавесками, взглянул на улицу, погружающуюся в полутьму ночи. Такие же шторки висят в кабинете у резидента в консульстве. Там, тонкая, практически невесомая, бамбуковая шторка отгораживает кабинет от невидимой паутины противоборства. Стоит только кому-то в кабинете тронуть тонкие рейки шторки, раздвинуть рейки или приподнять край, как на противоположной стороне приходят в движение несколько человек. Один, сидящий в квартире с постоянно зашторенным окном, вопьется в бинокль, стараясь рассмотреть что-нибудь в полутьме окна, другой, сидящий на обочине улице, в роли чистильщика, стукнет щетками, привлекая внимание третьего, просиживающего с неизменной чашкой чая и газетой в чайной лавке напротив входа в консульство. Посланник усмехнулся, представив как китайские "наблюдатели" "оживают" и приходят в движение. Что ж китайцы хорошие ученики, старательно выполняют домашнюю работу и учатся. Они уже знают расположение комнат, какая кому принадлежит, в каком крыле работают разведчики. Да, всем всё известно, все прекрасно знают что, где, но не знают когда и именно кто, являясь сотрудником или агентом разведки, выполнит ту или иную задачу. И вот тут-то мы, как хотим, водим этих китайцев. Мы учителя, а они ученики. И ученику никогда не одолеть учителя. Опыт, умение, правильная комбинация в планировании вот истинные составляющие успеха японской разведки. Он повернулся к часам, отбившим четверть. Через пять минут в эту дверь должен войти Икито с портфелем. Посланник сел в кресло, наслаждаясь сигарой, прищурил глаза. Надо будет взять таких сигар с собой в Токио. Себе и на подарки старшим товарищам, как делали те, в свое время. Традиция основа преемственности.
       По коридору застучали каблуки. Кто-то не твердой походкой приближался к двери кабинета от лестницы. Посланник еще раз затянулся, выпустил облачко дыма, выпрямился в кресле, поправил портфель с ничего не значащими бухгалтерскими бумагами. Пусть видит и запоминает, что старшие товарищи, даже в неурочный час, работают. В дверь негромко стукнули. На пороге открытой двери стоял, ухватившись за косяк, бледный Икито. На светлой ткани легкого пиджака расплывшееся кровавое пятно напоминало распустившийся пион кровавого цвета. "На меня напали. Документы похищены. Они ждали меня рядом с Вашим домом. Вам может угрожать опасность" - Проговорил Икито, оседая на пол. - "Это не простые бандиты. Они знали, что им надо".
       Посланник, оцепеневший сначала, подскочил к раненому, помог зайти внутрь, убедившись, что коридор пуст. Уложив истекающего кровью Икито на пол и зажав ему полотенцем рану, он начал действовать быстро, решительно. Ведь одно дело отзыв, другое дело целенаправленное нападение неизвестных. В диких странах, как правило, ситуации кардинально меняется именно так. В одно мгновение.
       ********
       Владимир перелистнул страницу брошюры с постановлением ЦК ВКП(б) "О командном и политическом составе РККА". Принятое в феврале оно многое ставило на место, снимало те острые противоречия, которые накопились во время строительства РККА. Эти противоречия были видны не вооруженным взглядом. Хотя, честно говоря, конфликты зависели от боевого настроя командира и комиссара. Если они не делил власть, а вместе работали, то никакого конфликта не было. Ведь всё зависит от людей, от их характера. Владимир закрыл брошюру, положил к другим документам в сейф. Эх, сейчас бы холодного кваса или пива. Он взглянул на часы. Время обеда прошло. "Потерплю до вечера" - решил Владимир, поправляя стопки документов в сейфе.
       В дверь постучали. Закрыв дверцу сейфа на два оборота и спрятав связку ключей в глубокий карман бридж, Владимир открыл дверь. На пороге стоял тот самый "следак", которому "Саныч" обещал припомнить. Владимир не удивился визиту. В управлении между тихо собой шептались, что этот, чуть гнусавый, не очень умный "следак" повздорил с "Санычем" и теперь ищет предлог, чтобы накатать на того "телегу" с верхом. А то, что "Саныч" и Владимир имели приятельские отношения, в управлении все знали.
       - Проходи. Чего на пороге стоять? - Предложил Владимир "следаку" кивая на стулья. - Садись. Дело какое?
       - Да. Есть одно. Сами знаете, как идет дело в деревне. Вот тут у нас есть несколько бумаг, которые я никак... - Он покрутил пальцами в воздухе. - Никак не могу понять, что мне с ними делать. Вы же зам начальника. Может, Вы подскажите?
       - Ну, давай. Если это по моей части. Ты же знаешь наши специализации. - Владимир специально подчеркнул, что если эти бумаги входят в его компетенцию он поможет, а вот если нет, то "нет". Он, как заместитель начальника, не мог допустить нарушение служебных инструкций.
       - Да. Да, конечно! - засуетился "следак". - Знаю. Думаю, это по Вашей линии. Вот они.
       На стол перед Владимиром легли три бумаги. Первая, сообщение какого-то Любишина о вреде, наносимом артелью скорняков его деревни колхозному строю. А проще говоря "донос". Другая справка от сельсовета об этой артели. Третья бумага была записью пространных рассуждений какого-то Варсичука о колхозном строе и кулаках.
       Владимир, прочтя все три документа, поднял голову и посмотрел удивленно на "следака". Такой бред, не связанный с их работой! Но "следак" истолковав этот взгляд по-другому, закивал головой.
       - Вот и я удивился. Как такая подрывная деятельность могла быть пропущена? Уж не кулацкие это проделки? Нет ли кого в управлении кто этому потворствует.
       - Гм... Тут надо разбираться. - Протянул Владимир. В свете последних указаний усилить борьбу с саботажем в экономической области, эти бумаги могли вырасти в настоящее дело. Вот только ему с трудом верилось, что эти артельщики спят и видят, как подорвать колхозный строй. Тем более, что линия партии в отношении частных артелей, товариществ и коопераций была нейтральная. Рассматривая частников крестьян как составную часть экономики в сельском хозяйстве, партия не давила их. Хотя засилье кулаков во всех органах сельской власти, партийных ячейках факт признанный, с которым необходимо бороться. Какой шум наделала статья в партийной "Правде" в феврале. И в последнее время всё больше сигналов о таком положении дел поступало с мест.
       Владимир откинулся назад, взял бумаги в руки. Полистав еще немного, он бросил их на стол. Надо отделаться от "следака", да и крестьян не погубить. Тут надо хитростью.
       - Интересное дело. Обрати внимание. - Владимир подтащил к себе лист с рассуждениями Варсичука. - Тут говорится о том, что председатель совета не однократно старался закрыть эту артель, как разлагающий фактор колхозного строя. А у самого? Сколько человек вступило в колхоз? Четыре двора и худая корова? Так ведь?
       "Следак" кивнул согласно. Он уже придумал, что ему делать и с бумагами, и с Владимиром. Теперь он просто ждал, когда Владимир отошлет его с этими бумагами. Чтобы потом пойти наверх и "проинформировать" соответствующих лиц о покровительстве кулакам, засевшим в артели.
       - А вот тут-то начинается самое интересное. - Владимир карандашом подчеркнул несколько строк. - Прочти. Да, то, что я подчеркнул.
       "Следак" скользнул глазами по тексту. Фраза, как фраза. О председателе как крепком хозяине, который может, что угодно сделать. Он вернул бумаги, пожав плечами.
       - Ты не видишь? "Крепкий хозяин, способный не только колхоз вести, но и свое хозяйство доброе иметь". А колхоз тогда почему такой худой, если хозяин добрый? Не потому ли, что сначала о своем дворе заботится, а уж потом об общественном? Артель старается, спасает бедноту, давая им работу, а он их извести хочет. Вот кто виновник, что коровы дохнут, а люди разбегаются. Не артельщики, давшие работу, а председатель сельсовета. Ты прочти, сам дальше, что этот "председатель" пишет. Прочти.
       "Следак" прочел подчеркнутые слова, потом еще раз прочел. И похолодел. Действительно, безобидные слова справки председателя, ничего не значащие сначала, превращались в сильный аргумент против самого председателя сельсовета, если посмотреть на них в новом свете. Тут можно не только докладную написать, а дело завести. Ох, и голова этот Владимир. Не зря заместитель начальника! За такими простыми словами раскопать такое! Действительно, чутьё у него на эту подрывную "контру"! Он вытянул шею, наблюдая, как Владимир накладывал обширную резолюцию на донос. Мысли о необходимости "информировать" соответствующих лиц о поведении Владимира у "следака" исчезли напрочь. От нетерпения он даже немного завозился на стуле, ожидая, когда ему отдадут бумаги. Теперь у него есть настоящее дело по деревне, которое он постарается не упустить, чтобы показать начальству какой он в работе.
      
       Глава пятнадцатая. МОСТ. ВОТ ТОЛЬКО КАКОЙ?
      
       Синьмин скользнул вверх по лестнице, стараясь не упускать из виду кухни, где была служанка. Коридор был освещен хорошо, поэтому Синьмину пришлось сначала определиться куда идти, чтобы он смог спрятаться или отступить в случае внезапного появления кого-нибудь в коридоре. Наиболее подходила небольшая комната с приоткрытой дверью. Куда Синьмин тут же проскользнул, так как снизу стала подниматься служанка, неся поднос с какой-то едой. Оставив небольшую щелочку, из которой был виден этот конец коридора, он затаился за дверью. Служанка уже приближалась к его двери. Пройдя до соседней двери, она с силой стукнула в дверь кулаком два раза. Музыка прекратилась, за стенкой послышались шаги, словно несколько человек быстро ходили по комнате. Потом дверь открылась, оторопевшая служанка ойкнула, но была вместе с подносом втянута в комнату. Через стенку было слышно, как она сначала возмущенно что-то говорила, потом уже не так возмущенно отвечала, затем замолкла.
       Заинтересовавшись увиденным, Синьмин приложил ухо к стенке, стараясь уловить больше звуков от происходящего за ней. Но сквозь тонкую стенку просачивались только неразличимые шорохи, скрипы, неясные голоса. Внезапно раздавшийся громкий стон заставили Синьмина выхватить пистолет, взвести курок. Этот звук раздался как будто рядом. За спиной. Он стал крутить головой, стараясь в полутьме комнаты найти того, кто так стонал. Но последовавший второй, третий и другие не менее громкие и надрывные стоны бросили его в краску. Беззвучно плюнув с досады, он выскользнул из убежища, на цыпочках прошел по коридору. Все двери были закрыты. Он вернулся обратно в небольшой кабинет с балконом. За стеной уже звучали три голоса, поднимаясь в амплитудах звучания всё выше и выше. Стараясь не скрипнуть, не зазвенеть стеклом Синьмин открыл балконную дверь, примерился к высоте. Если прыгать, то, если он сначала повиснет на руках, а потом спрыгнет, он сможет без последствий ступить на землю. Под завершительные аккорды из-за стенки Синьмин быстро обшарил все возможные места нахождения сейфа. Ведь, именно из этой двери выходил японец, неся свой портфель. А секреты всегда хранят в сейфе, тем более сам дом такой, что подразумевает наличие сейфа в кабинете. Но поиск ему ничего не дал. Затаившись в наступившей тишине, он присел на край дивана, мучительно соображая, как ему дальше поступить. Находиться в доме уже дальше все опасней, а сейфа, в котором много чего интересного есть, он всё еще не нашел. Его вечерний визит сюда поставил всё на свои места. Японец и немец подельщики, причем немец работает против своего подельщика. Они имеют вышестоящего шефа, который тоже японец. Очень может быть даже японская разведка или еще кто-нибудь там. Ведь с кораблями инструкции могут послать только "государственные люди". К тому же, они что-то замыслили сделать с каким-то мостом.
       С "куколкой" так же теперь всё ясно. "Девушка - двуствольное ружье". Обыкновенная дура, имеющая большие запросы, скверный характер и кучу любовников. Поэтому знать она, в принципе, ничего не может. А это значит, что надо брать этого немца и японца вместе с их сейфом и всем, что там есть. А для этого надо бежать к старине Ма или Чжуни. Хотя, получится ли? Они же иностранцы.
       Его размышления прервал раздавшийся внизу мелодичный сигнал дверного звонка. Потом второй, третий. Кто-то упорно дергал за шнурок, заставляя захлебываться звонок. За стенкой заметались, послышались тихие возбужденные голоса женщин, чуть более громкие проклятия на немецком, за которыми в коридор вылетел танцующий на одной ноге немец, старавшийся одновременно натянуть на себя халат, а второй ногой поймать ускользающий шлепанец.
       Синьмин спрятался за шкафом в выемке, прикрывшись манекеном, стоявшим тут неизвестно зачем. От открытой балконной двери его отделяло расстояние не более метра, на дороге ничего не было, а уж быстро выскользнуть из убежища ему хватит и секунды. Плюс внезапность появления, шум от выстрела в потолок, так что он успеет спокойно убежать. Если придется убегать.
       В кабинете вспыхнул свет, вошел немец, за ним следом вошел другой человек. Захлопнув дверь за собой, он откашлялся, заговорил, вернее даже сказать зашептал.
       - Всё как договаривались. Вот портфель. Всё что в нем, цело.
       - Понятно. Как человек? - Немец говорил теперь на шанхайском чисто, чем сильно удивил Синьмина. Зачем он притворялся внизу, изображая, что плохо говорит на шанхайском?
       - Когда уходили, лежал без движения. Мой младший брат смотрел, кажется, что умер.
       - Мне "не кажется", мне точно нужно знать. - Раздраженно сказал немец. - Я же дал четкие инструкции. Его не оставлять живым. Что не понятно?
       - Так он и мертв. Мертвее не бывает. - Заверил бандит, чиркая спичкой. - Когда расчет?
       - Не кури тут. Сейчас.
       Хлопнула дверь шкафа, зашуршали деньги. Немец, отсчитав сумму, вытащил книгу, потребовал расписаться. Бандит, сострив что-то по поводу бухгалтерии и цифр, поставил закорючку. Оставив портфель на столе, немец пошел провожать ночного гостя, закрыв за собой дверь на ключ. А это значит, что этот портфель важен для него. А если он важен для него, то он особо важен для Синьмина. Открыть портфель, замазанный кровью, ему не доставило никаких забот. В портфеле, помимо каких-то счетов, списков, других бухгалтерских документов он нашел кроки местности с выделенным мостом. Что-то знакомое было в этом расположении моста, реки, каких-то ирригационных каналов, деревень. Но вот что? Покрутив в руках листок с кроками, Синьмин отложил его в сторону. Прошуршал по другим бумагам. Ничего примечательного. Мда. Так что же все-таки важного в этом портфеле? Запихав обратно в портфель вытащенные бумаги, Синьмин занял прежнее место. Немец, вернувшись в кабинет, закурил сигару, забормотал что-то по-немецки, оттирая полотенцем портфель. В закрытую дверь постучала "куколка", которой он тут же веселым голосом пообещал сейчас же вернуться и "удивить двух сладких пташек". Удовлетворенная услышанным, она вернулась в соседнюю комнату, откуда сразу донесся её противный голос, требовавший не медлить. Немец, выругавшись, подошел к висевшему на стене барельефу со сценой охоты, надавил его и повернул два раза направо. Из боковой стенки шкафа, за которым прятался Синьмин, выдвинулась панель. "Вот где сейф! Никогда бы не додумался!" - удивленно отметил про себя Синьмин. Положив портфель внутрь, немец взял пакетик с кокаином, задвинул сейф обратно, выключил свет, закрыл на ключ дверь. Его ждали две женщины, которые уже звали его нетерпеливыми голосами. Мда. Прав был его отец, говоря, что если хочешь человека лишить разума, дай ему слишком много наслаждений. Синьмин выскользнул из укрытия. Теперь надо быстро бежать к старине Ма.
       *********
       Произнеся в телефонную трубку "Katamiti-kippu" (билет в один конец), обозначавший срочную эвакуацию, Посланник действовал быстро, без промедления. Первое и самое главное, надо срочно эвакуировать Икито, увезти отсюда на корабль и вывезти в Японию. Полученная им рана опасна, сразу видно, что стреляли наверняка. Если нападавшие узнают, что он выжил, эти неизвестные организуют охоту за ним. Хотя почему неизвестные? Это явно дело рук англичан. Пуля, извлеченная из тела Икито, врачом консульства, привезенного тайно на одну из конспиративных квартир, была английская. Потом, пропал портфель с документами о составе и деятельности созданной Икито боевой группы. Если бы это были простые грабители, то они оставили бы портфель, ограничившись бумажником и дорогими ботинками. К тому же, местные "босяки" не могли позволить себе английские патроны, предпочитая действовать проверенным ножом. Второе, надо вывести свою группу в Японию. Одновременно с Икито, опасности подвергался сам Посланник и его группа. Если совершили нападение на агента, с целью завладеть портфелем, то наверняка знали куда, к кому и с чем он идет. А это значит, что над его миссией нависла угроза провала. Этого он допустить не мог. Дать англичанам шанс получить козырь в их противостоянии по вопросу соблюдения интересов Японии в Китае, равносильно игре на стороне противника. А он никогда не предавал свою страну, своего императора. В третьих, при правильном использовании похищенных документов китайское правительство по некоторым важнейшим для Японии вопросам могло занять далеко не ту позицию, на которую рассчитывали в руководстве МИДа, во дворце и над которыми он, вместе с другими службами, работал. Это значительно осложнило бы работу всех служб в Китае, а Япония бы "потеряла лицо" перед Китаем. И вообще, кому хочется, чтобы его имя склоняли в кабинетах высоких лиц в негативном плане? Ведь издревле известно, что "у победы много родителей, а у поражения один виновный".
       Икито и Посланник уже были на корабле, когда личный агент из порта доложил Резиденту, что в грузовой зоне проводится полицейская операция. Идет повальная проверка пакгаузов. В пакгаузах 3, 7, 12 уже блокированы несколько человек, которые отстреливаются. В порт стянута полицейская рота с винтовками. Говорят, что схвачены несколько человек, членов банды поставщиков оружия коммунистам. Выслушав доклад и дав агенту дополнительные инструкции, Резидент с довольным видом положил трубку на рычаги. Провал этого выскочки Икито невольно работал на его план! В Токио теперь будут советоваться с ним, прежде чем посылать сюда кого-нибудь. Провал канала поставки оружия Генерального Штаба также ему на руку. Как не намекал он куратору, что с ним делиться необходимо, тот игнорировал его замечания. Теперь этого толстого полукровку отодвинут в сторону, а уж он постарается, чтобы получить задание на возобновление канала поставок оружия, от которого Генеральный Штаб получал деньги на необходимые зарубежные мероприятия. Нет, только работая головой и толкаясь локтями можно продвинуться простому самураю среди этих избалованных детей "верхушки". Так и только так. И никак по другому.
       Вытянув лист из стопки, он быстро набросал проект сообщения в Токио о событиях в Шанахе, стараясь выставить себя в наилучшем свете. Но не явно, так, вскользь, небольшим штрихом. Практически взмахом крылышка комара. Допишет и отправит этот доклад он завтра, а сегодня у него есть более важные вопросы. И один из них его волновал больше всего. Кто же похитил портфель Икито? Если он узнает ответ этот вопрос, то Токио не отвертеться от предоставления его к награде. Этот же ответ даст ответы на многие другие вопросы, вставшие вместе с провалом группы Икито. В том числе, о роли Посланника в этом провале. Ведь Икито "прихватили" именно тогда, когда он шел с документами к Посланнику. До этого он работал без единого сбоя. А это значит, что с момента прибытия Посланник был под наблюдением или среди его "свиты", а то что "свита" у него была, Резидент уже не сомневался, завелись двойные агенты. И вот это уже существенно, очень существенно.
       Резидент просмотрел набросок, добавил еще несколько слов, но остался недоволен. Что-то он упускает, так как сообщение получается не достаточно четким. Скомкав в раздражении написанное, Резидент поджег бумажный комок. Глядя на танцующий язык пламени, он все больше убеждался, что если писать, то писать не сообщение, а доклад. Подтянув к себе белые листы бумаги, свинтив колпачок с авторучки, он поправил вентилятор так, что бы струя воздуха не ворошила листы. Да, писать надо именно доклад, с кратким анализом происшедшего, выводами и предложениями. Нужно написать так, чтобы он стал основанием, на котором со временем выстроится большое здание благосостояния семьи Абе. И отправить следует вместе с Посланником, отбывающим завтра пароходом, на котором прибыл сюда. Как говорили древние? "Самым лучшим посланником является не знающий об этом".
       *********
       Синьмин добрался до управления быстро. Рикша, мирно дремавший после дневной духоты, по более прохладному ночному жару довез его очень быстро. На улице не было много людей, машин, повозок. Даже перекресток двух самых оживленных улиц они проскочили не останавливаясь. Бросив рикше пару монет, которых хватило бы нанять трех рикш, Синьмин взлетел по лестнице. Если Сюй Ма уже берет бандитов в порту, то немец и японец могут исчезнуть из города уже к утру. Следует брать их вместе в теплом гнездышке у "куколки". Только бы Сюй Ма был на месте. Но его не было на месте. Дежурный офицер, справившись о фамилии Синьмина, передал записку, оставленную для него стариной Ма. В ней он предлагал подождать его возвращения, так как он подозревает, что Синьмин опять принесет ему много работы. Ухмыльнувшись, Синьмин уселся на скамейку перед стойкой, за которой сидели дежурные полицейские. Старина Ма, как всегда, прав в отношении него. Может быть, ему переквалифицироваться в полицейские? Вон, как он быстро, без напряжения, попадает из одной перипетии в другую.
       Вся черная изнанка ночной жизни Шанхая была в приемнике управления. Хныкающие смазливые проститутки, задержанные за приставание у ресторана господина Франца, ничего не соображающий наркоман, накурившийся и гулявший голым по улице, какие-то темные личности, угрюмо проводящие взглядом каждого, кто приближался к ним ближе, чем на два шага. Всё это приправлялась гамом, издаваемым толпой оборванных и чумазых то ли крестьян, то ли погорельцев, задержанных за попытку заночевать прямо на набережной, напротив конторы английской торговой палаты. Веселье сумасшедшего дома, да и только!
       Синьмин оживился, когда в приемную, уже битком наполненную разношерстным сбродом, вбежал Чжуни. Завидев лейтенанта, Синьмин встал, взмахнул рукой, привлекая его внимание к себе. Перепачканный с ног до головы, в какой-то тине, мазуте, ссадиной под правым глазом он подхватил своей грязной рукой Синьмина под локоть, поволок за собой.
       По пути в туалет, где был необходимы ему кран с водой, Чжуни кратко рассказал о ходе операции. Действительно, на указанных бандитами складах они нашли оружие, динамит, а также много чего интересного. Но самое главное, они захватили с десяток бандитов. Конечно, была перестрелка, они сопротивлялись. Но рота полицейских с винтовками сделали свое дело быстро и с минимальными потерями. Всего двое раненых. А Сюй Ма из порта отправился брать своего помощника, а также заедет "навестить" одного знакомого, который недавно попался на покупке части именно этой партии оружия. Благо, пойманные в порту бандиты не стали упираться и быстро разговорились.
       В свою очередь Синьмин рассказал о доме "куколке", о своих соображениях, о портфеле, кроках местности. Короче, он рассказал, всё что знал, а также что у него в итоге получилось. Слушая его рассказ и соображения, Чжуни умывался, разбрызгивая капли воду вокруг себя. В какие-то моменты он останавливался, чтобы из-за шума воды не пропустить интересное, а потом вновь тер лицо. Уже вытираясь полотенцем, принесенным одним из рядовых полицейских, он посетовал, что не может переодеться, так как эта вонючая жижа из канавы, в которую он свалился в порту воняет так, словно он побывал в слоновнике.
       На этих словах Синьмин замер прямо на пороге туалета. Слово "канава" как дуновение ветерка сдуло с мозаичной картины песок, закрывавший до этого сложный рисунок. В его голове сразу всё сложилось. Кроки с карты обрели реальные очертания ландшафта, названий местности, а странность бандитов сразу стала понятна. Удивленный Чжуни потряс Синьмина за плечо, чем вывел того из оцепенения. Захлебываясь, Синьмин выложил перед Чжуни всю картину, что только что появилась у него в голове, сложившись из раздельных частей мозаики.
       Он уверен, что бандиты намериваются взорвать либо железнодорожный мост через речку, либо маленький мостик через оросительный канал известный среди местных как Цикоугоу. Всё это не так далеко. Всего в часе езды от города. Почему? Первое. Бандиты делали кроки с карты, на который нанесли самое главное - большой и малый мосты. Второе. У бандитов была железнодорожная форма. Об этом говорил вчерашний молодой бандит. Кроме того, есть баржа, капитан которой член банды. Она с низкой осадкой и может заходить в такие реки, как та, на которой стоит мост. Отсюда можно предположить, что бандиты, переодевшись в форму железнодорожников, на барже подойдут к мосту, проникнут на него и спокойно взорвут. А взрывать его будут сегодня ночью. Когда какой-то важный чиновник поедет через мост на поезде. Ведь всё ими делалось именно с этой целью.
       От услышанного Чжуни затряс головой. Очень глупая идея. Зачем взрывать мост? Цель подрыва того или другого моста какая? Ведь сейчас не война. Зачем? Но, сказав это, он сам осекся. Обдумав что-то в доли секунды, мокрый, с полотенцем в одной руке и портупеей с кобурой в другой он потащил за собой Синьмина на верхние этажи здания. Там он, оставив Синьмина ждать в коридоре, недолго переговорил с кем-то в кабинете. Пригласив следом в кабинет Синьмина, он заставил того вновь пересказать всю историю кратко, останавливаясь только на значимых фактах. Сидевший за столом офицер сначала со скучающим видом кивал головой, как бы соглашаясь со сказанным, но к концу рассказа он уже теребил телефонистку, требуя соединить его с каким-то "Ульем".
       Через двадцать минут перед подъездом остановился автомобиль и мотоцикл. Синьмин, рассказав о доме "куколки", сидевшему за рулем водителю, попытался сесть в машину, но Чжуни задержал его. Автомобиль сразу нырнул в темноту ночи, расталкивая её лучами фар.
       "Поехали за твоими иностранцами" - Пояснил ему Чжуни. - "Сегодня ночью в Шанхай должен вернуться генерал Чан Кайши. Послезавтра заседание ЦК партии, на котором он участвует. А эти иностранцы - видно агенты зарубежной разведки. Может быть даже русской. Коминтерна. Сам знаешь, что в "сандуншэне" творится. А на мост позвоним. Там рота охраны. Они знают свое дело! Теперь тебе надо отдохнуть, остальное сделают те, кто должен это сделать"
       - А если не большой мост главная цель? - Синьмин взглянул на Чжуни, усаживающегося на мотоцикл. - Ты об этом думал? Цель маленький мост. А большой мост прикрытие. "К сторожевой башне можно проскочить только под её тенью". А, немец сказал, что остановить группу не возможно. Она ведь уже действует!
       Лейтенант замер на мотоцикле. Мотоциклист, в своих очках банках, безучастно сидел на переднем сидении, выставив вперед руки, одетые в перчатки с белыми крагами. Ему, поднятому среди ночи, было совершенно наплевать на какую-то там "башню", мост. Поспать бы до утра спокойно, а там уже можно было бы ездить куда угодно и сколько угодно. Толчок в бок вывел его из оцепенения. Местечко Цикоугоу? Там еще две деревни? Знает. Туда, вернее сказать, на большой мост через реку, ездили дня три назад. Самый кратчайший путь туда он знает. Потянет ли мотоцикл еще двоих? Смерив взглядом фигуру Синьмина, мотоциклист утвердительно кивнул головой. Немцы делают хорошие мотоциклы, которые, конечно, выдержат троих.
       Чихнув облаком едкого дыма, мотоцикл натружено заревел, но выкатился из ворот управления. Дрожащий одинокий луч выхватывал из темноты куски дороги, по которой несся немецкий мотоцикл с тремя седоками. Не имея возможности говорить из-за громкого тарахтения мотоцикла, стука амортизаторов на колдобинах Синьмин и Чжуни молча держались друг за друга и за выступающую на седле ручку. Предупрежденные дежурные по управлению свяжутся с ротой охраны, которые должны выслать к маленькому мосту усиленный наряд. Если, конечно, Синьмин не ошибся и бандиты, действительно, решили взорвать этот мостик.
       Вжимаясь в резко пахнущую ткань френча Чжуни, Синьмин с тоской думал о том, что жизнь его, начавшаяся под орудийные раскаты японской армии, осаждавшей Люйшунь, так и продолжается в сплошных волнениях, перипетиях, достойных детективных романов. И если в детстве эти волнения были страшными, то сейчас для него они были не более чем утомительными. Шпионские страсти были не по нему, политической жизнью Синьмин также слабо интересовался. "Социалисты", "коммунисты", "левая буржуазия" всё это сплошь "сыху" - фантомы, которые ведут за собой только одно - горе, войну, разбой.
       Для него же сейчас главное, чтобы с него сняли обвинения по убийству Цы Мэй и её мужа. И чтобы больше никто не трогал. Нет, действительно, с него хватит. Вот кончится эта заварушка, он откроет торговлю. Свою, как хотел. С красочными витринами, с полками, заваленными товаром. Так он и скажет Сюй Ма, когда вернется в Шанхай. Но не знал он, что именно сейчас Сюй Ма, кашляя кровью, умирает на полу гостиной в доме своего помощника, заставляя приведенного доктора еще беспомощней суетиться вокруг него. Он успел приехать сюда раньше контрразведки, а помощник был метким стрелком.
      
      
      
       Глава шестнадцатая. МОСТ НАД ЦИКОУГОУ.
      
       Они падали два раза. Один раз на самом выезде из города, поскользнувшись на непонятно чём, второй раз уже у самой развилки дорог, уходящих на деревни. Большой мост через речку, а так же Цикоугоу были впереди в пяти - шести ли от них. Оставив мотоциклиста возиться с внезапно заглохшим мотоциклом, перепачканные Синьмин и Чжуни, зарядив пистолеты, двинулись по дороге. Они понимали, что помимо моста диверсанты, а то, что это были диверсанты-террористы, они уже не сомневались, могли взорвать железнодорожную насыпь. И если искать их, то надо понимать, куда они направились. И были ли они тут вообще?
       Синьмин покрутил головой, осматривая местность. Одна глухая темная деревня виднелась, вернее сказать угадывалась, в темноте справа, вторая, не менее темная была где-то дальше с левой стороны. Разделившись, они пошли в сторону деревни. Каждый в свою сторону. Синьмин влево, Чжуни вправо. Издревле в каждой деревне община выбирала на ночь сторожа, который должен был ходить по деревне и вокруг нее, отпугивая воров стуком в деревянную колотушку, поблескивая фонарем на шесте. Но, ни в одной, ни в другой, не было видно даже намека на бдящего сторожа. Оставалось только дойти до деревни и расспросить сторожа, что тот видел, если он видел кого и если он не спал, конечно.
       Синьмин наткнулся на сторожа, едва он перешагнул через канавку с вяло текущей водой на самом краю деревни. Вернее сказать, наткнулся не он, а ствол винтовки сторожа уткнулся в его спину. Подняв руки вверх, Синьмин объяснил причину своего прихода, но сторож молча толкал его в спину, заводя дальше в деревню. Завернув за угол очередного дома, Синьмин, подталкиваемый сторожем, уперся в троих крестьян, державших в руках копья и изогнутые мечи. Один из них, с выглядывающим из-за широкого пояса рукояткой револьвера, важно потребовал доложить, кто он и почему ночью шляется один.
       Синьмин вновь объяснил старшине деревни причину своего прихода, но староста, подозрительно рассматривая его, стал вновь повторять одни и те же вопросы. Через минуту Синьмин уже был готов взорваться от злости к этим тупым крестьянам, как мотоцикл, внезапно грохнув, выскочил из-за угла, осветив стоявших вокруг него кучкой людей. Побросав от страха копья и мечи, крестьяне бросились в рассыпную. Синьмину в последний момент удалось ухватить старосту, пытавшегося вытащить на бегу из-за пояса револьвер, чтобы выстрелить в мотоциклиста и Чжуни, размахивающего "Маузером". После некоторой борьбы, последовавших за тем объяснений на повышенных тонах, демонстрации Чжуни своего удостоверения со всеми возможными печатями, поиска среди сбежавших сторожа, они, наконец, смогли задать ему свои вопросы.
       И тут их ждала удача. Сторож, виновато пряча за спиной старую винтовку, подтвердил, что только что, примерно с часа три-два назад, сразу, как только он заступил на стражу, мимо деревни проехал обоз из двух повозок с людьми, наряженными крестьянами. Почему наряженными? Сторож, засунув руку в удивительно длинный карман брюк, извлек под свет фонарика вещественные доказательства. Во-первых, крестьяне не курят заморские сигареты - такие легкие и такие ужасно дорогие. Во-вторых, если курят, то скуривают до конца, а не оставляют половину. Окурок, извлеченный из помятой пачки сигарет "Кэмэл", действительно был выкурен только на половину. В третьих, потеряв пачку сигарет, любой крестьянин остановится, чтобы найти упавшую пачку. А в четвертых, крестьяне ночами спят, а не шляются, везя неизвестно что в ящиках неизвестно куда. Довольный своими объяснениями, крестьянин сунул новую сигарету из пачки в рот, закурив её от пламени фонарика.
       Логика сторожа была железная. Направление указанное им также указывало на мостик через канал. Надо было срочно действовать. Отряд самообороны, указание по созданию которого было разослано по всем деревням еще два месяца назад, в деревне был. Но староста, призывая в немые свидетели своего отца, ушедшего в лучший мир, клялся, что на деревню у них всего три винтовки и под счет десять патронов. Все остальные вооружены только пиками и мечами. Но, глядя на слишком честные глаза старосты, Синьмин уловил в них небольшую искорку. Аргументировав свои подозрения обещанием доложить всё в управление полиции, а также двумя банкнотами по 50, Синьмин собрал отряд в шесть винтовок с достаточным запасом патронов. Заспанные лица крестьян свидетельствовавшие, что они крайне разозлены, мгновенно менялись, как только они видели стоявшего Чжуни в форме и Синьмина, обсуждавшего со старостой действия, используя вместо карты нарисованный на земле схематичный план местности. Солидности добавлял мотоциклист, не покидавший свое кресло на мотоцикле, приставлявший деревянную кобуру к рукоятке "Маузера". Для их деревни это было событием, которое по серьезности стояло значительно выше осеннего периода борьбы с ворами риса на полях.
       *********
       "Саныч" поставил аккуратную точку в своей пространной записке. Вновь просмотрел написанное. Вроде всё правильно. Чиркнув внизу размашисто подпись и дату, подул на поблескивающие в электрическом свете чернила, суша их. Вроде всё было готово. Он окинул взглядом круглый стол в гостиной, на котором были разложены все его достижения короткой жизни. Именное оружие, мандат, подписанный самим Лениным. Удостоверение, партийный билет, два ордена придавили записку сверху. "Саныч" подтянул графин, налил себе небольшую рюмку, выпил, занюхав корочкой черного хлеба. В квартире стояла непривычная тишина. Маша с детьми уже часа три как должна была ехать на поезде к троюродной тетке в Саратов. Когда он ей сказал об этом, какие слезы были! Но, времена не те, чтобы реветь. Тут надо сообразно моменту действовать. " Ты, пойми", - увещевал он жену - "закончится вся эта кутерьма с расследованием. Отпустят Пахомова, Свиридова. Ты и вернешься. А сейчас, давай-ка, собирайся с детьми и к тетке в Саратов. На первое время денег хватит. Устройся там работать, ты и машинопись, и счет знаешь. Тетка точно поможет тебе устроится. Зря что ли ей помогали? Я, как смогу, тебе напишу". Хотя в душе он уже прекрасно понимал, что написать ей в ближайшее время он не сможет. Сборы были не долгими. Два чемодана, небольшой саквояж, вот и всё, что они нажили за свою совместную жизнь.
       "Саныч" опять налил себе водки, но отставил рюмку в сторону. Что-то мутное, душащее ворочалось в его душе. "Саныч" поправил расстегнутый ворот гимнастерки, которую он хранил еще с Перекопа. Залатанные дырки от пуль, выцветшая материя, тот не уловимый, трудно выветриваемый, запах пороха всё это возвращало его в недавнее прошлое. В то время, когда всё было ясно, понятно. Вот они, а вот "белая контра". "Как же будут жить они после моего ареста?" - эта мысль вновь пронзила его. Он выпил отставленную рюмку, вытер ладонью каплю на подбородке, окинул взглядом гостиную. Оружия и патрон хватит, чтобы наряд перестрелять. Только вот стоит ли это делать? Ведь, свои же. Им приказали, они поехали. "Саныч" с тоской кинул взгляд на открытое окно. Вечерело. "У тебя есть время до вечера". - Голос друга из "следаков" звучал в его голове. - "Но только я тебе об этом не говорил". Да, да. Он не выдаст своего друга никогда. Он взял в руки именной револьвер, подаренный по случаю десятой годовщины Пролетарской Революции, покрутил барабан. Эх, прекрасная вещь этот "Наган".
       Внезапно в груди появился тянущий холодок. Он узнал этот холодок. Так холодило его перед атакой Перекопа, перед выходом на Сиваш. Когда никто не знал, что их ждет там, кто встретит день, а кто останется в гнилом Сиваше, на береговых заграждениях. Значит, сейчас тоже неизвестно, что его ждет. "Саныч" встал, подошел к бельевому комоду, стал копаться в белье. Он упорно искал, прекрасно помня, как Маша, перекрестившись, спрятала это среди белья. Должен быть в комоде. Образок от бабушки, полученный им в ту краткую ночь, когда он с двумя товарищами завернули в родной хуторок. "На спас и от пули" - Морщинистые руки бабушки надели ему в темноте сеней образок на шею. "Ты спрячь его, под рубашку, чтобы новые товарищи не видели. Она тебя от всего защитит. Она же заступница для всех".
       "Саныч" вытащил образок, развернул платок, в который был завернут небольшой образок Божьей матери Нерушимая стена. Поставив его перед собой на комод "Саныч" внимательно смотрел в глаза изображенной Матери, стараясь понять, что его потянуло найти этот образок. Но, не найдя ответа на свой немой вопрос, он перекрестился, опустился на колени перед ним, горячо зашептал, обращаясь как умея к образку. Он не молил о спасении, не вымаливал защиту от надвигающегося ареста, обвинений несправедливых, он просил о защите своих детей, жены. Стоя на коленях перед этим маленьким образком он просил истово, со слезами на глазах, как некогда просил в детстве, когда вся семья молила о защите и возвращении отца, брата с Империалистической. "Владычица небесная! Не себе милость твою испрашиваю. Для детей моих и жены моей, любимых мною. Не обойди их своей защитой и покровительством. Утешь в скорби, ободри в трудный час. Спаси их и сохрани!" - Последнюю фразу, произнесенную "Санычем", заглушил шум заезжающей во двор машины. Стряхнув с галифе невидимую пыль, "Саныч" кинул взгляд через шторку. Это за ним. Один сотрудник остался внизу, у подъезда, трое пошли наверх. Он кожей почувствовал как внизу грохнула дверь лифта, зашаркали подошвы сапог в кабине. За ним. "Саныч" подошел к столу, взял за изогнутую спинку стул, поставив его так, чтобы была видна дверь в прихожей. Потом сел на него, зажав "Наган" в потеющей руке. Хлопанье крыльев от окна оторвало его от напряженного ожидания. На подоконнике окна сидел белый голубь. Увидев, что "Саныч" смотрит на него, голубь, ничуть не боясь, шагнул с подоконника вглубь, крутанулся два раза вправо-влево, заворчал, поклонился три раза. Затем, легко стукнув крыльями, взмыл вверх, сразу пропав в наступающей серости ночи. "Благодарю тебя, Заступница" - прошептал "Саныч" деревенеющими губами. От вида голубя на душе его внезапно стало ровно и покойно. Тело, до этого напряженное донельзя, ослабло, став легким, приятным. Он усмехнулся, подошел к двери, скинул цепочку с двери, отпер засов, вернулся обратно к стулу. Именной "Наган" привычно лег в руку. Матерь Божья обережет его детей и жену, а уж он столько за свою жизнь натворил, что помучаться за это следовало бы. Но этого он не боится. "За деяния твои и воздастся тебе". Выстрел совпал с прибытием клетки лифта на этаж. Наряд быстро выскочил из кабины на площадку, держа револьверы наготове.
       *********
       Карабкаясь по откосу, Синьмин старался не шуметь гравием, сыпавшимся из-под его ног. Его он заметил сразу, еще до того как выбрался на полотно. Железнодорожник, двигавшийся вдоль колеи, периодически накланялся, поправляя что-то у шпал. "Поправляет детонаторы!" - догадался Синьмин, от чего его сердце забилось так сильно, что словно рвалось наружу. Прильнув к шпалам, обдавшим его терпким запахом пропитки, он вытянул пистолет. Сможет он с такого расстояния убить минера? Вероятно, что нет. Синьмин стал подкрадываться ближе, держа спокойно передвигающегося террориста на прицеле. Он не смотрел, как крестьяне расползлись в зарослях кукурузы, продвигаясь к каналу. Его целью был минер, поправлявший провода у детонаторов.
       Пуля ударила в шпалу прямо перед его лицом. Бандиты, сидевшие на другом берегу канавы заметили его. Уже не скрываясь, Синьмин выпустил практически всю обойму в сторону железнодорожника и еще одного бандита, внезапно появившегося как из-под земли. Точный огонь бандитов заставил Синьмина броситься между рельсами. Они разозлились, а это значит, что он кого-то убил. Пули стучали по рельсам, посвистывали поверх, не давая возможность ему двинуться дальше к зарядам, один из которых он уже видел. "Где эти крестьяне?" - со злобой подумал он, представив "баоань", которые, трясясь, подползают к берегу канавы или, еще хуже, бегут обратно в деревню. Тогда он прекрасная беззащитная мишень для бандитов. Ведь под таким огнем даже пистолет перезарядить не получится. Сплюнув в сердцах, Синьмин пополз вперед, обдирая живот об острые камешки щебенки. Лучше ссадина на животе, чем пуля в голове. Бандиты, поняв, что так его не достать, стали выползать на полотно, намериваясь расстрелять неизвестно откуда появившегося полицейского. А то, что это полицейский они уже не сомневались. Вон как стреляет. Сразу убил двоих.
       Крестьяне дали дружный залп из четырех винтовок, позволив трем бандитам выползти на открытое место. Потеряв сразу троих, бандиты заволновались, стали обстреливать крестьян, тут же залегших в ячейках поля. Воспользовавшись ослаблением внимания Синьмин на четвереньках, сдирая кожу на коленях, пробежал несколько метров, рухнул рядом с первым зарядом. Вынуть детонатор, отсоединить провод дело одной минуты. Но как попасть к другим зарядам? Его попытку перекатиться на другую сторону насыпи пресек довольно меткий выстрел бандита, засевшего с той стороны. Они с обеих сторон полотна. Здорово! Это значит, что ему придется ползти между рельсами. Следующие несколько метров он прополз словно уж, каждый раз кляня на чем свет стоит свою удачливость. Его все-таки подстрелили, когда он попытался перекатиться. Рана на ноге уже давала о себе знать, сковывая движения болью. Но заряды все еще были на местах и их могли взорвать.
       Впереди на насыпи закопошились фигуры. Минер стал подтягивать провода к взрывной машинке. Надо действовать. Вскочив, Синьмин бросился вперед, подпрыгивая на одной ноге, стреляя в направлении минера. Крестьяне, к его удивлению, быстро сориентировались, прикрыв его рывок двумя дружными залпами по кустам и насыпи. Плюхнувшись с размаху на острые камни, Синьмин взвыл, но с удовольствием выдрал еще два детонатора из зарядов. На полотне заряды кончились. Остались только на самом начале мостика. Он их видел. Два. Всего два, а времени уже не было. Рельсы задрожали, передавая тяжесть идущего по ним поезда далеко вперед. Надо успеть, пока поезд не подошел! Ну, где же Чжуни, отправившийся с мотоциклистом, за помощью на большой мост? Где эта рота мостового охранения? Видно, самому придется все делать. Крестьяне, словно почуяв напряжение Синьмина, открыли недружный, но меткий огонь по кустам, заставив залечь бандитов. Рванувшись изо всех сил вперед, Синьмин поскользнулся на чем-то, с размаху полетел в пролет между шпалами. Это его спасло. Несколько пуль лишь продырявили полы его пиджака. Но нога, его вторая нога была сломана. Что она сломана Синьмин понял чуть не потеряв сознание от боли. Держась руками за шпалу, он висел на расстоянии всего лишь вытянутой руки от зарядов. Замутненным от боли взором он смотрел как, торопясь, минер накручивал провода на клеммы машинки. Дернув ручку, минер, радостно оскалив зубы, нажал кнопку. Синьмин ожидал огненного шара, сильного удара и конца всего, но вместо этого увидел удивленные глаза минера. Что-то не получилось у них. Гул приближавшегося поезда нарастал. Обрадовавшийся, что остался в живых, Синьмин с силой качнулся пару раз и прыгнул, метя на свисавшие провода. Последним, что ему запомнилось были детонаторы, медленно выползавшие из гнезд запалов, мутная вода канавы, тупые удары пуль в тело. Погрузившись в воду с зажатыми проводами в руках, он не мог видеть, как из-за поворота вывернула мотодрезина, толкавшая впереди себя платформу с пулеметом, обложенный мешками с песком. Он не видел и не слышал как солдаты роты мостовой охраны, прыгая на полотно, расстреливали отступающих бандитов, как Чжуни увидя, что он погружается все глубже, прыгнул с моста в воду. Он ничего этого не видел, так как уже потерял сознание от накатившей волны боли.
       *********
       - Разрешите, господин генерал? - в кабинет вошел начальник личной охраны.
       Зная, что тот не будет отрывать его по каким-то пустякам, когда через два дня заседание ЦК, генерал отодвинул листы со своим выступлением в сторону. Раз пришел, то у него действительно что-то срочное.
       - Нами раскрыто подготовленное покушение на Вас. Вчера прошла операция по ликвидации террористической группы. Вот краткий доклад.
       На стол перед генералом легли пять страниц. Он внимательно прочел их, перекладывая прочитанные страницы белой стороной наверх. Все было дико, удивительно, даже не вероятно, но факты говорили, что это действительно так. Генерал взглянул на начальника охраны. Мда. Сколько лет его знает, он все время удивляет генерала, каким-то невероятным чутьем угадывая опасность. Если бы он не послушался бы его уговоров, то, наверно, увидел бы этих диверсантов из окон железнодорожного вагона, проезжая через этот мост. Он еще раз переложил листки доклада, вчитываясь в столбики иероглифов. Мда, неприятный сюрприз перед ЦК.
       - Отметьте сотрудников, отличившихся в этой операции. Там есть погибшие, как я вижу. Как его?
       - Сюй Ма, начальник... - стал представлять погибшего тот.
       - Да, вижу. Семья у него есть?
       - Только мать и жена.
       - Назначьте хорошую пенсию от моего имени. Помимо причитающейся.
       - Слушаюсь. - Начальник сделал пометки в блокноте, который он извлек словно из воздуха.
       - Кроме того. Там, этого офицера...
       - Ван Чжуни, офицер полиции. - Подсказал вновь начальник.
       - Да. Он. У нас полиция такая расторопная?
       - Он сотрудник контрразведки, господин генерал. Был переведен в полицию для усиления рядов полиции.
       - А... Теперь понятно. Внеочередное звание.
       - Слушаюсь. - Ручка вновь скользнула по блокноту.
       - Этого детектива...
       - Ван Синьмин. - Сообщил начальник имя.
       - Да, его. Хорошенько подлечить. Наградить медалью.
       - Слушаюсь. - Начальник сделал пометку в блокноте.
       Генерал потянулся, откинулся на спинку и смерил взглядом начальника охраны. Не часто у него есть время, вот так, откинуться и посмотреть на всё другим взглядом. Кашлянув, генерал поправил письменный прибор, взял ручку, набросал несколько строк на небольшой бумажке. Служебная переписка стала занимать так много времени, что генерал перешел к кратким приказаниям на коротких листочках, стараясь сократить этот бумажный ужас, приводивший его, зачастую, в отчаяние. Всё остальное за него делал секретарь, приводивший указания в нужный вид.
       Внезапно генералу пришла странная мысль в голову. Отложил в сторону ручку, он с прищуром посмотрел на начальника охраны. Тот, уловив изменение настроения, впился глазами в лицо генерала.
       - Знаешь, что, дружище, давай-ка сделаем вот так. Я не хочу, чтобы кто-то узнал об этом происшествии, а тем более мои соратники. Всем участникам событий, этому офицеру, детективу, а также жене, матери убитого язык держать за зубами. Не болтать. Офицера, повысив в звании, дать вознаграждение, послать на службу подальше. В Синьцзян, например. Детектива отблагодарить деньгами, отправить на лечение на Тайвань, в Макао или Гонконг. Но подальше отсюда. Сделайте паспорт на выезд, если у него нет. Желательно, чтобы он и осел там. Я хочу, чтобы они разъехались и долго не возвращались в Шанхай. Словно тут их не было. Понятно?
       - Так точно, всё понятно. Сделаем, как положено. - Начальник охраны делал пометки в блокноте, удивляясь про себя услышанному. Никогда генерал не был так "щедр" на награды, заминая дело. И, правда, зачем лишний шум? Пойдут разговоры, перешептывания, соратники, опять же, за спиной начнут какую-нибудь возню. Они только ждут удобного момента.
       - Прекрасно! - Генерал поправил листы доклада, передавая записку секретарю, появившемуся сразу по звонку. - Оформить и назначить награждение на завтра. - Бросил он краткое распоряжение, не глядя на секретаря. Орден начальнику охраны необходимо вручить сразу, но тихо, по-домашнему, не привлекая внимания. - Всё остальное Вам расскажет начальник охраны. Всем спасибо.
       Когда за ними закрылась дверь, генерал расстегнул ворот френча. Душно тут, душно. Вентилятор, продукт "хитроумных янки", не спасает. Но кто же все-таки за этим покушением стоит? Японцы, как предполагает начальник охраны? Мало вероятно. Генерал достал черную папку, снова пробежал глазами строчки письма, полученного вчера от японского консула. Предлагаемое ими, уж никак, не подразумевало его устранения. Может быть кто-то сам, например, кто-то из военных, решил устранить его? Может быть, может быть. Но такой подход к делу на них не похоже. Постоянно конфликтуя "дипломаты" и "вояки", вместе с тем, очень тщательно координировали свои действия. Уж он-то знает это точно.
       Это покушение больше всего похоже на дело рук англичан и русских. Но англичане не пойдут на такое. Да и что им это даст? Какую такую выгоду? Устранив меня, они получат свору группировок, дерущихся за власть. Нет, это русские. Тем более, его позиция по КВЖД им, конечно же, не по вкусу. Вероятней всего это русские. Такой простой подход и незамысловатое покушение в стиле русских. Гм. Хотя и это странно. Агенты "Коминтерна" в Шанхае занимаются терроризмом? Не похоже на них. Они больше народ мутят, местных коммунистов облагораживают, пытаясь из них "идейных" бойцов сделать. А тут сплошная уголовщина. Хотя. Мда, непонятно. Все же надо будет обсудить это дело с ближайшими советниками.
       Генерал, спрятав черную папку с написанными его рукой иероглифами "Япония" вместе с докладом начальника охраны в сейф, подтянул к себе листы доклада, с которым он должен выступить 15 июля на заседании ЦК Гоминдана. Некоторые положения теперь придется усилить так, чтобы там, на севере, в России, поняли, что он с ними шутить не собирается.
      
      
      
       Заключительная. АВГУСТ.
      
       Владимир налили себе воды из графина, залпом выпил. В такой жаре пить хотелось через каждые пять минут. Но, понимая, что это не выход Владимир установил для себя норму. Стакан воды через час. Обмахиваясь китайским веером, он смахнул ладонью пот, выступивший на лысом черепе крупными каплями. Как ни старался вентилятор прокачать воздух в кабинете, он оставался таким же теплым и противным. Запах мастики, которой два раза в неделю старательно натирали паркет в коридорах и кабинетах, стоял везде, от чего казалось, что полотеры только что закончили свои танцы. От этого всепроницающего запаха побаливала голова, появлялось острое желание выйти из кабинета и отправиться куда-нибудь в зеленый сад или парк.
       Но Владимира сейчас беспокоило другое. Ему нужно было принять решение и ответить на один вопрос. Решение было ответственным, как и ответ на вопрос. Засыпая вчера поздно вечером дома, он думал об этом. Встав с утра, тоже думал об этом. Все его мысли были заняты только этим. Даже привычная утренняя пятиминутка отдела, на которой, как правило, много говорили и подначивали друг друга, за размышлениями прошла как-то очень быстро и незаметно.
       Откладывая принятие решения, Владимир откладывал и ответ. Хотя тут он немного хитрил перед самим собой. Ответ он уже знал и без принятого решения. Но умышленно увязывал ответ и принятие решения.
       Сев за стол, Владимир подтянул к себе стопку писчей бумаги, разгладил белое поле верхнего листа. Постучав пальцами по столешнице, он глубоко вздохнул, обмакнул перышко ручки в чернильницу. Посмотрев на свет, не прилипло ли чего-нибудь к перу, Владимир в правом верхнем углу быстро написал шапку, а сверху посредине листа написал крупными буквами с завитушками: "Заявление". Отложив в сторону ручку, он еще раз вытер платком свою чисто выбритую голову. Жара была изнуряющей, но еще больше его изнуряла борьба с самим собой. Он метался между "НАДО" и "СТОИТ ЛИ?". Ужасное чувство. С одной стороны он понимал, что "НАДО", а с другой стороны, все мы люди, все мы имеем свои слабости, допускаем ошибки, имеем, как говорят англичане, свои "скелеты в шкафу". Имеет ли он право делать это? Ведь сам не безгрешен. Но с другой стороны, если посмотреть, факт был вопиющим и выпирающим. Любой пристальный взгляд споткнется об это, и факты выплывут наружу. Тогда ни виновному, ни потворствующим ему не будет пощады. А он слишком многое поставил на карту, перебравшись с Елизаветой в Москву. И теперь он не собирался терять всё заработанное махом за один раз за то, что пожалел явного головотяпа. Тем более, что "следак" в последнее время очень рьяно взялся за искоренение "троцкистских элементов". Поэтому, всё же писать надо. Он вздохнул, обмакнув перо, вновь стал писать заявление, выводя буквы. Закончив писать, он решительно размашисто подписался, промокнул промокашкой исписанный лист. Конверт, в который Владимир положил, сложенный на английский манер, лист заявления, был положен в папку.
       Теперь можно было приступать к рапорту. Он несколько раз переписывал рапорт, пока не остался доволен составленным текстом. Последнее предложение особенно ему понравилось: "Принимая во внимание вышеизложенное, прошу Вас удовлетворить мою просьбу о командировании меня в распоряжение командования Особой Дальневосточной Армией". Кратко, четко, настоятельно. Как и должно быть. Главное для него сейчас выйти обратно на Дальний Восток и там закрепиться. А потом посмотрим, кто кого пересидит. Ведь не будут охотиться за теми, кто, как в ссылке, уже находится в такой глуши?
       Рапорт лег к конверту в папку. Теперь, ближе к вечеру, он пойдет и опустит конверт в неприметный ящик на известном этаже. А потом он пойдет к начальнику управления и запишется на прием на завтра, четверг 8 августа. Тем более, что завтра у него приемный день и Владимир может с ним переговорить лично. И убедить его в том, что его место в боевых рядах Особой Дальневосточной Армии. Обладая таким богатым опытом, он будет способен обучить молодых работников, командированных туда, всем премудростям настоящей, боевой работы. К тому же, все места ему знакомы, не раз хожены собственными ногами. Только таким как он обучать молодежь, предостерегать от ошибок, ведущих к серьезным провалам и поражениям. "Красная Рабоче-Крестьянская Армия непобедима, в силу своей народности. Она умело преодолевает происки всех врагов благодаря всемерной поддержке народа, успешной боевой и политической учебе, успешному овладению современной военной наукой". Вроде так говорит главком? Так что с его курсами, да еще и знанием языков прямая дорога в разведупр ОДА.
       ********
       - Сидишь? - Ван Чжуни присел рядом на импровизированную лавку.
       - Сижу. - Синьмин здоровой рукой поправил загипсованную ногу, вздохнул. - Понимаешь, сижу здесь, думаю. Некоторая неувязка получается. - Увидев удивленно поднятые брови, продолжил. - Когда мы на мосту разряжали заряды, детонаторы были "сечеными". Не работающими. Я понял это теперь. Последние, которые я выдернул когда прыгнул, не сработали. Ты смотри, всё просто. - Стал объяснять Синьмин не понимающему Ван Чжуни. - Если ты держишь детонатор, а у него все подключено, тебе пальцы должно оторвать или на худший случай кисть руки. А я ведь сам видел как бандит крутил ручку, нажимал кнопку. Целых два раза.
       - Провод перебит был. Наверно. - Предположил Чжуни, внимательно рассматривая Синьмина. - Так ведь все детонаторы ты в воду бросал? Вот в воде они не сработали. Вода проникла внутрь.
       - А последние, в руке? И те что, остались висеть на проводах? Тоже намокли? Нет, тут совершенно другое.
       - Что? - Чжуни протянул сигареты. - Кури. Прав был Сюй Ма называя тебя "китайским Шерлок Холмсом".
       - А! - отмахнулся "Шерлок Холмс" то ли от сигарет, то ли от своего прозвища. - Сдается мне, что мы поучаствовали в спектакле с непонятным сюжетом, которым руководили совершенно другие люди. Не англичане, не русские, а, наверно, японцы. Только вот зачем им это надо было? Тратить столько денег, тратить время, губить своих людей. Что бы их там, на берегу всех перестреляли? Это же трата таких денег! В пустую! Не понимаю.
       - Так, схваченный бандит во всем признался. К тому же все детонаторы английские, взрывная машинка тоже. Даже провода - английские. И русские, сам понимаешь, тоже могли пойти на такое. Причина есть.
       - Ага. Все английское, причина русская. А бандит, рассказав всё, что знал, взял и повесился. Интересный бандит, получается. С совестью. Страдающий, что своих выдал. Бандит, который сначала спас свою жизнь, а потом сам же, добровольно, с нею расстался. Мда.
       - Да, мы тоже думали так. - Протянул Чжуни, попыхивая сигареткой, рассматривая изломанные камнями, травой тени автомобилей с охранниками. - Но тут много чего происходит, чего мы сами понять не можем. Мы не доросли еще, а сверху нам ничего не говорят. Когда речь идет о политике, все набирают в рот воды, ставя нас уже перед фактом. Тошно, противно, а порой даже мерзко. Но это уже другая история.
       Они еще какое-то время посидели молча, наблюдая как в воздухе, над их головами, носились какие-то птички, заливая всё вокруг своими песнями. Солнце стало постепенно удлинять тени на земле.
       - Ну, что пора? - Ван Чжуни протянул Синьмину толстый пакет. - Тут паспорт, метрики. Всё на новое имя. Там же все твои деньги, переведенные в чеки на предъявителя. Некоторая сумма наличных. Рекомендательные письма в наши отделения в Гонконге и Макао, на случай, если в Гонконге не понравится. Наше отделение в Гонконге предупреждено. На пограничном пункте тебя должен встретить наша общая знакомая. Да, Ван Шу. Она уже перебралась в Гонконг и заверяет, что будет рад тебе помочь, чем сможет.
       - Подлечусь и обязательно вернусь. - Синьмин осторожно спустил загипсованную ногу на землю, подобрал костыль. - Только уже никаких секретов, динамита, перестрелок. Я торговец. Мне торговать нравится.
       - Да, да. - Соглашаясь с ним, Чжуни помог встать ему, закрепить руку в повязке. - Тут еще есть одно.
       - Что?
       - Японец и тот немец, ты помнишь? Так вот, они все исчезли из Шанхая. Японец отплыл в вечер раньше пароходом в Японию. Немец на следующий день купил билет на поезд, но так и не появился. Думаем, что ушел, как и японец, по морю, но только в Гонконг или Макао.
       - Ладно. Думаю я с ними никогда не встречусь. Хотелось бы, конечно, плюнуть японцу в его противную морду. Но... Хотя, "мы полагаем, бог располагает", не так ли? А?
       Ковыляя по узкой тропинке, они спустились по холму вниз, к разморенным от долгого ожидания охранникам, где сев в разные автомобили, разъехались в противоположные стороны. Облака пыли, поднятые ими, сначала сместились немного в сторону, потом, зависнув, стали худеть, медленно осыпая траву, камни у подножия горы маленькими желтыми крапинками. Безветренный конец августа - начало сентября, последний период шанхайской "большой сковороды", где пыль как приправа, украшение, кипящей в этой сковороде, мешанины из страданий, чаяний, судеб, событий конца лета 1929 года.
       ********
       Летним днем 1931 года из здания секретариата Московского университета на Моховой, на улицы, умытые быстрым веселым летним дождиком, вышел Иван Смольников. Шагая прямо по лужам, Иван шел, прижимая к груди книжку с историей Индокитая, в которой между страниц были зажаты несколько бумаг, среди которых для него сейчас важными были две. В первой говорилось, что рабочий механических мастерских паровозного депо Московской железной дороги Иван Смольников выдержал вступительные экзамены и зачислен на первый курс Восточного Факультета Университета.
       Последние слова постоянно вертелись в голове у Ивана, вызывая ощущения невысказанной радости, как при получении первой зарплаты, которую он частью растратил на себя, купив одежду и книжки, а другую часть отослал в деревню, отцу. Хоть потом он и перебивался с хлеба на воду, но Иван был доволен собой. Пусть отец видит, что он теперь стоит на своих собственных ногах.
       Вторая справка была тоже очень важная. В ней говорилось о том, что слушатель Восточного Факультета Иван Смольников получает койку в общежитии, которую следует получить не позднее 28 августа, до начала занятий. И это тоже было большой победой для него. Вместо теснения в рабочем общежитии, где наряду с комсомольцами, передовиками жили и не сознательные рабочие, устраивавшие пьянки и дебоши, он переселяется в общежитие к слушателям, такими же как он, стремящимся овладеть знаниями.
       Шагая по тротуару в мареве поднимающегося пара от жарких мостовых, Иван представлял себе как он вместе со своими новыми друзьями встречается с теми кто учится в Коммунистическом университете трудящихся Востока, как они беседуют и он все понимает. Переходя одну суетную столичную улицу за другой, в своих видениях он продвинулся совсем далеко, представляя себя стоящим на стенке Императорского дворца в Пекине, проходящим среди высоких пагод на Юге Китая. Наверно, он бы дошел и до беседы с последним императором Китайской Империи молодым Пу И из маньчжурского рода Айсин Горо, но пролетевший автомобиль, окатив его с ног до головы веером грязной уличной воды, вернул парнишку в реальность.
       Отряхиваясь от воды у стенки какого-то учреждения студент Смольников не чувствовал ни досады, ни обиды на пролетевший автомобиль. Действительно, мечтать можно, но не на улице, среди беспорядочной столичной суеты. Ему не хватало лишь попасть под трамвай или авто! И вся его жизнь за эти два года пойдет впустую. Ведь за те два года, что он живет в Москве, ему пришлось многое преодолеть. В том числе себя. Только придя в мастерские к Андрею, он понял как он отстал от своих сверстников. И не только по знаниям. Но у него была цель, которую, шагнув за порог отцовской избы, он поставил перед собой. Поэтому, все эти два года, после работы в мастерских, он шел заниматься в школе рабочей молодежи, а потом, оставаясь один в общежитии, допоздна занимался. Гулянка, а тем более прочие удовольствия, которые многие соседи по общежитию себе позволяли, ему были недоступны. У него просто не было ни денег, ни времени, которого порой даже на сон не хватало. До недавнего времени в обеденный перерыв в мастерских он просто падал на кучу ветоши и засыпал, вскакивая с красными глазами по звонку, извещавшему о конце обеда. Но зато! Он экстерном сдал экзамены за полную среднюю школу, от ученика слесаря вырос до слесаря второго разряда, два раза стал победителем соревнований в депо по подтягиванию, а теперь, вот, поступил на Восточный Факультет. И он закончит его, во чтобы-то ни стало! Вот только бы времени хватило, а то без него в Китае произойдет все самое интересное и важное.
      
      
       Москва. 2007 год.
      
      
      
      
      
      
      
      

    Мост над Цикоу стр. 103 из 103

      
      
      
  • Комментарии: 1, последний от 10/07/2019.
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Обновлено: 20/09/2009. 338k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.