Регентов Дмитрий Павлович
Посылка в Шанхай

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Размещен: 09/11/2006, изменен: 17/02/2009. 60k. Статистика.
  • Глава: Детектив
  • Иллюстрации/приложения: 1 штук.
  • Скачать FB2
  • Оценка: 6.64*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главы первой части трилогии из жизни китайского контрабандиста в период 20 - 40 годы. Основана на реальных событиях. В силу определенных обстоятельств немного изменены имена и чуть скорректированы названия некоторых мест.


  •    События в настоящей повести, имеют под собой некие реальные события, происходившие в не таком далеком революционном прошлом Дальнего Востока и Маньчжурии (Северо-Восток Китая). Места событий, а также имена некоторых участников событий, в силу определенных обстоятельств, были изменены.
      

    Регентов Д.П.

    (Чжоу Датоу)

      

    ПОСЫЛКА В ШАНХАЙ.

    (историческая детективная повесть)

       Глава первая. ВЕЧЕР И УТРО.
      
       Катер, пыхнув клубком черного дыма, толкнул пристань боком. Матрос, чумазый от угля или чумазый по жизни, запрыгнул на пристань и стал, вместе с причальным рабочим закреплять канаты, притягивая катер к пристани. Стоявший на краю красноармеец, сжимая ремень винтовки, внимательно смотрел на копошившихся матросов и людей, стоящих на правом борту катера. Сегодня это последний катер оттуда. Вот эти сойдут, а те, что стоят под присмотром другого красноармейца, сядут на катер, и всё - наряд на сегодня закончен. Можно будет поставить винтовку в козлы, поесть и завалиться спать.
       - Привета, капитана! - весело крикнул капитан катера, высунувшись в окно. - Моя последний раз идти.
       Не отвечая на обращение китайца, красноармеец кивнул ему, и прошел ближе к высаживающимся на пристань пассажирам. Двое русских, трое китайцев. Сзади подошли двое в кожанках. Из ЧК. Стоя и внимательно рассматривая пассажиров, вытягивающих свои баулы на пристань, они неспешно курили хорошие папиросы и перекидывались незначащими словами. Но их расслабленность была притворной. Красноармеец-то знал, что на самом деле, чекисты высматривали кого-то уже третий день. "Ходят и ходят, - бурчал про себя он, - мало им, что ли, работы в городе? Вон, жулья сколько. Нет, повадились к нам, на таможню. Медом намазано." Подошел старший наряда в сопровождении двух красноармейцев, и, проверив документы у высадившихся пассажиров, сразу отпустил русских. "Командировочные от "Дальторга" - определил красноармеец, и поправил винтовку. Дальторговцы всегда одевались лучше, чем другие. Равно как нэпманы. Только нэпманюги за речку не ездили, а эти ездили. Старший, поваляв для острастки тюки, посчитал каждому из китайцев сколько внести таможенных платежей, оформил бумаги и, собрав деньги, проставил штампы в паспорта. Сроки пребывания старший нещадно сокращал, старательно вписывая цифры в пустое место штампа. Нечего тут гулять. Отпустив всех прибывших, старший наряда махнул рукой, подавая знак красноармейцам, караулившим группу отъезжающих, столпившихся за неровно сбитым ограждением.
       - Пускай, - крикнул он, подтверждая, тем самым, поданный знак. Уже знакомые с процедурой, возвращающиеся домой китайцы и несколько русских выстроились в очередь, и по одному стали подходить к нему. Старший внимательно проверял документы, сверяя фотографию на паспортах и мандатах с предъявителем, спрашивал о квитанции на товар, об уплате налога или о цели и сроках командировки. Китайцем он не задавал вопросы о цели поездки, зато внимательно рассматривал поставленные в их документы штампы с цифрами сроков пребывания в России. 48 часов, 24 часа, 12 часов мелькали сроки. Не смотря на тщательность проверки, делал он свое дело быстро и споро. Некоторые китайцы, совсем не говорившие по-русски, для ответа на вопросы старшего наряда прибегали к помощи других китайцев, которые более или менее могли объясняться по-русски. От чего на пристани стало достаточно шумно, и образовалась некоторая толчея.
       Но, вот, наконец, все прошли проверку, погрузили свои баулы, сели сами, и катер, также натружено пыхча, оттолкнулся от пристани и побежал, разгоняясь, поперек речки.
       - Моя домой! - крикнул капитан и помахал рукой.
       Старший наряда ответил ему взмахом руки и подошел к чекистам. Те угостили его папироской, задали несколько незначащих вопросов, завязав негромкий разговор. Красноармейцы из наряда также свернули цигарки и курили, наблюдая как один из только что сошедших китайцев волок два больших тюка на тачке в гору.
       - Уронит, - предположил один.
       - Вот тебе уронит, - скрутил фигу ему в ответ другой красноармеец, - Эти никогда не роняют. Наши могут, эти мало когда роняют. Трехжильные они, что ли?
       Старший, докурил папиросу, и, завидя приближавшийся новый, вечерний наряд, построил свой наряд. Новый караул, приняв под охрану причал и небольшой пакгауз при нем, пошел дальше по берегу к лодочной стоянке, а старый наряд пошел неровным строем, разметая длинные полы шинелей, в казармы. Смена началась и закончилась без происшествий, чему все были рады. Чекисты же, докурив папиросы, также побрели куда-то в проулки этого небольшого города. Вечерело, и с речки стала подтягиваться сырость, которая вместе с низкой температурой выдавливала людей с причала и загоняла подальше от речки.
       Чжан Дэфу толкал тачку вверх по косогору, обливаясь потом. До лавки его торгового подельщика было еще далеко, а вечерние сумерки сгущались быстро. Но вот косогор закончился, и по торговой улице Дэфу покатил тачку уже быстрее.
       - Привет, Ли! - Окликнул его какой-то русский торговец, закрывавший лавку. - Иди быстрее, тебя Жуков ждет.
       - Спасибо, - откликнулся Дэфу. Он не пытался объяснить что его зовут не Ли, а Чжан Дэфу. Ведь, многие русские считали, что все китайцы носят фамилию Ли, плетут косу и курят опиум. Вместо этого он приналег на тачку и зашагал быстрее.
       Нет, не то чтобы здесь было опасно, но все-таки не хотелось лишних неприятностей. От этой небольшой торговли между двумя берегами кормились многие. От торговцев, державших свои лавки, до чиновников и прочих преступных элементов. Но, если в Китае, было все ясно и понятно, сколько и кому надо дать, чтобы решить вопрос, то здесь в Советской России все было как-то ново и не понятно. Таможенники внимательно осматривали товар, правильно считали и не брали взяток. Он сам был свидетелем, как одного из китайцев предложивших взятку таможеннику, тут же арестовали и посадили назад на катер, реквизировав весь товар - десять рулонов хорошей ткани. Говорил даже, что некоторых, которые пытались провозить спирт, сажали в тюрьму. Но какой дурак повезет открыто спирт? И контрабандисты-спиртоносы шли своими скрытыми тропами, работая тяжело, но прибыльно. И весь этот небольшой городишко, а также городки подальше, в глубине бывшей ДВР, пил неплохой китайский спирт, водку или сладкую настойку, сделанную на китайском спирте.
       И Чжан Дэфу контрабандист. И дела у него идут также не плохо, но, все равно, он сам регулярно ездит в этот городок менять ткань на косы, топоры, иголки и прочее, что очень хорошо продается у него в лавке на противоположном берегу. Дэфу не занимается спиртом, его бизнес был другой - более опасный и прибыльный. Он возит икру, коренья, медвежьи лапы, порубленные рога оленей, патроны, порох, иголки и швейные нитки. Причем, черная икра идет в Харбин, медвежьи лапы покупают торговцы из Пекина и Тяньцзиня, порубленные рога скупают японские и китайские компании с юга. А патроны, порох, иголки, нитки, ткани переправлялись на русский берег. Многие торговцы, которые покупают у него русский товар, уже давно его зовут перебраться в Шанхай или Гонконг. "Денег у тебя хватит не только открыть свое большое дело, но и купить дом и зажить как подобает уважаемому торговцу со связями". Но ему нравилось быть тут. Дела идут все лучше, да и что-то такое было в этом русском городе, что притягивало его. "Наверно, это из-за женщины, - думал Дэфу, толкая тачку, - Хорошая женщина, скромная. Жениться бы. Только все мои родственники будут против. Зачем нам длинноносая!?! Красивых китайских девушек из уважаемых семей мало? Но какая же она сладкая, эта русская. Заботливая, всегда волнуется за меня..."
       Так размышляя, он дошел до лавки Жукова. Приказчик, закрывавший ставни на лавке, увидев китайца, крикнул кому-то в глубине лавки и пошел ему на встречу.
       - Мы уж думали, что не приедете до ледостава, - сказал он и поправил напомаженный завиток на виске. - Степан Мефодьич, справлялся много раз о Вас. Как доехали-с?
       Степан Мефодиевич Жуков, державший эту лавку, был подельником Чжана по контрабандным делам, и обеспечивал его товаром всегда высшего сорта и, что не мало важно, во время. Вот и на этот раз Дэфу приехал обговорить последнюю до ледостава контрабандную ходку.
       На пороге появился сам хозяин. Небольшого роста, скромно одетый, он не бросался в глаза в общей толпе, обладая, вместе с тем, значительной, невидимой для простых жителей городка, силой и мог решить больше вопросов, чем новая власть. Но он предпочитал не выпячиваться, говоря: "Высунуться можно, но где потом голову найдешь?" И опасения его насчет этого были не напрасны. Он имел большой опыт общения с разными людьми. Во время гражданской в трактире, который он держал под Читой, попеременно останавливались то белые, то красные, то еще какие-то бандиты. Насмотрелся он и на тех, и на других, и на третьих. И сделал свой вывод. Перебравшись сюда, Жуков открыл лавку и занялся торговлей, как легальной, так и не легальной, которая и составляла его основной доход. С новыми властями он старался дружить и не сильно их раздражать. И не попадаться им на контрабанде. Несколько раз его контрабандистов ловили и в ходе короткой перестрелки уничтожали. Но каждый раз он вновь набирал проверенных людей из промыслового люда, которых новая власть стала выживать с золотоносных мест. Те кряхтели и косились, но "обух плетью не перешибить" и старались найти хоть какую-либо работу. Кто-то уходил обратно в деревню, кто-то шел работать на прииски к Советам, а кто-то, не желая терять свободу, шел в контрабандисты. А тех, кто никуда не шел, затягивала воровское болото, и они оканчивали свой путь либо в овраге с перерезанным горлом, либо на дороге с пулей от Советов. Бесшабашных новая власть очень сильно не любила, но справиться с ними полностью не могла. Не хватало сил, да и деньжат было маловато. У ворья-то их было поболее. Но золотые прииски и ящики с золотом Советы охраняли сильно и, с нападавшими на конвои, не церемонились. Равно как и с контрабандистами, оказавшими сопротивление при задержании.
       Самовар, поставленный экономкой Жукова, пыхтел и отдавал жаром, от которого появлялось желание прилечь поближе и заснуть. За окном была кромешная темнота, разрываемая только тусклыми окнами вторых этажей отдельных домов. На улице уныло тявкали собаки, стараясь спрятаться в будки от промозглости, наступавшей с речки.
       - Ты сам посуди, - обращался к Дэфу Жуков, - если мы сейчас получим больше ткани, мы переждем ледостав, и зимой можно будет привести больше рогов и женьшэня. Сам знаешь.
       Дэфу прекрасно понимал, о чем ему говорит Жуков. Да, если он сейчас переправит больше мануфактуры, то в начале зимы у него будет большая партия женьшэня, рогов, икры, которую он сможет выгодно продать даже перекупщикам, перебив всем остальным торговлю. И заработать очень хорошие деньги. Ведь спрос на рога, женьшэнь и черную икру стал расти вместе с налаживанием жизни русских и его торговли в Харбине, Пекине и Шанхае. Да, и японские компании из Даляня и Люйшуня все активней предлагают продавать им по очень даже привлекательной цене. Но для этого, он должен был взять почти весь свой мануфактурный склад и перевезти Жукову. А это было уже опасно. Вдруг что случиться. Но и упускать такой возможности было тоже глупо.
       Патефон, отчаянно шипя, выдавливал из пластинок песню за песней, но Дэфу не слушал его. В голове его выстраивались некоторые планы и расчеты, которые не были видны Жукову. В глазах же последнего Дэфу сидел, пил чай с сахаром, и блаженно щурился от света лампы.
       - Ну, так как, Дэфу? - поинтересовался Жуков, - Ты понял, что я предлагаю?
       - Понял, хоцзя, понял, - ответил тот и, поправив рычажок у самовара, продолжил, - думаю. Считать надо, много денег надо. Времени нет.
       - Это точно, - подтвердил Жуков, - времени осталось вот, совсем ничего.
       В это время внизу, в магазинчике, за прилавком сидел приказчик и сводил цифры продаж за два дня. Вроде все сходилось, и даже его небольшая потрата, также спокойно разошлась по дням и в общем балансе была не заметна. Все шито-крыто. Приказчик потянулся и взглянул на потолок. "Самовар гоняют, - подумал он, - китаец-то очень любит самовар и патефон. Каждый раз Жуков ему новые пластинки ставит. Видать, у него в Китае-то, нет своего". Сложив аккуратно записи и начисто переписав баланс товара в лавке и на складе, приказчик задумался. В голове его всё вставал разговор с одним из покупателей, по виду не местным, который приходил на днях и, покупая сахар, поинтересовался откуда у Жукова такая красивая "китайка". Приказчик, желая подать "залетному" "китайку" подороже, стал рассказывать о поставках китайца, который на себе возит хозяину несколько раз в месяц ткань и обменивает ее на всякое разное, в основном топоры, косы, ножи. Но когда покупатель ушел, так и не купив ткани, приказчик как-то призадумался. В разговоре незнакомец мимоходом, как бы невзначай, бросил фразу, от которой на приказчика и напала задумчивость. "Скоро все частники заработают на государство или вообще ... того. Нечего жиреть, когда многие макуху жрут"
       Приказчик прекрасно понимал, что так могли бы сказать большинство из живущих в этом городке. Но тон и та уверенность, с которой незнакомец произнес эту фразу, вызвали у приказчика не самые веселые мысли. Чутье подсказывало ему, что визит этого "залетного" не простой заход за сахаром. А чутье у него было. Ведь умудрился не замазаться ни перед белыми, ни перед красными и устроиться. И довольно-таки хорошо. Чутье спасало, а его умение писать и считать нужно было и при добровольцах, и при Советах. Прав был его отец, когда драл его в детстве, заставляя учить арифметику и грамоту. Писать он может даже очень красивым почерком, а его счетные способности заменяли в лавке двух продавцов и управляющего. За что Жуков и давал ему побольше, чем обычно. Особенно когда были праздники. Хозяин-то у него человек верующий и старается жить праведно. Когда получается. Ведь время-то такое сейчас, что... Эх!
       Он вздохнул и поднялся наверх. Жуков и китаец уже были красными и разомлевшими от самоварного жара и водки с чаем. Отдав выписанный баланс хозяину, приказчик получил распоряжения на завтра и, аккуратно закрыв за собой дверь в лавку на особую защелку (сам придумал - может открываться и закрываться, по-особому, снаружи), пошел домой. Благо, что дом его был через дорогу, наискосок от лавки.
       Заходя к себе в дом, он глянул на окна второго этажа над лавкой. Там еще звучал патефон, и маячили в окне две фигуры. "Отдыхают, - вздохнул он, - а завтра, чуть свет, мне за него работать и опять убирать. Он же только после обеда и проснется! Да еще ругаться будет. Буржуй чистой воды!" - неожиданно сам для себя заключил он. И удивился.
       ******
       А в комнате в этот момент Жуков и Чжан Дэфу обсуждали вопрос о последней ходке перед ледоставом. Льда на речке еще не было, но некоторые замершие сгустки снега и еще чего-то, что местные называли "шуга", уже шли по речке. Скоро кромка речки схватится и тогда лодке не выйти. А лодки-то с низкими бортами и, чуть что, зачерпнут воду и, того гляди, опрокинуться. Да еще было не очень понятно, что будут делать в тот день таможенники. Жуков предлагал сделать это в субботу - в этот день весь пост шел в баню и наряды на границе, как правило, были малочисленны. Дэфу же не хотел в субботу. В субботу должен был прибыть представитель японской компании для покупки рогов и жэньшэня. Дэфу хотел сделать ходку до его приезда, что бы предложить более свежий товар. Свежий товар и стоит дороже. Но доводы Жукова, который показал ему вычерченный на бумаге берег, место переправы и расчеты по перевозке сломили его, и он стал склоняться к предложению подельника. Дэфу все-таки решился отгрузить половину склада мануфактуры с патронами и взять побольше товара обратно. Конечно, это был риск, но этот риск покрывался всем товаром, который Дэфу планировал привезти в обмен на ткань. В голове его уже цифры все посчитались, и теперь он тянул время, давая Жукову выговориться. "Когда много говорят, больше узнаешь" - говорили древние и, как всегда, были правы.
       Наконец, Дэфу кивнул головой и, наклонившись к уху Жукова, выложил свое предложение. Жуков, сжигая лист с планом переправы, качал вправо-влево головой, обдумывая предложенное. Патефон шипел очередную песню, самовар все еще был теплым, на столе уже осталось мало, было поздно, а конечное соглашение еще не было достигнуто.
       - Товара хватит? - поинтересовался Дэфу.
       - Товара-то хватит, - протянул Жуков, - товар тут лежит, ко дню привезут. А вот объем-то большой. От тебя малый, от меня-то большой. Боюсь, что рога так быстро не успеют порубить. Ну, да ладно, сделаем. Так что, договорились?
       - Договорились, - Дэфу протянул руку, - итак, день без изменений. Я готовлю ткань, ты готовишь своё.
       - Лады, - ударил по руке Жуков, - а теперь, я хотел бы с тобой поговорить об одном деле.
       - Что за дело? - насторожился Дэфу. Он уловил в голосе собеседника какой-то оттенок, который ему совсем не понравился.
       - Тут надо двух людей через границу перевезти, - начал Жуков.
       - Нет, нет! - Дэфу замотал ладошкой. - Политические. Нет. Мы контрабандисты, а не политика.
       - Какая политика!? - возмутился Жуков. - Это мой друг, который жил в Чите. Сейчас перебирается в Харбин. Другой человек его жена. Третий брат ее.
       - Два не три, - Дэфу от волнения перепутал местами цифры. - Много. Они сами едут и вещи везут, за ними смотрят. Нет, опасно.
       - Какой опасно! - возмутился Жуков. - Они не политические, и не "лишенцы" какие-то! Просто у него в Шанхае родственники объявились, зовут к себе. Вроде устроились неплохо, вот и зовут их к себе. Все же лучше, чем одним.
       - А почему в Харбин? В Шанхае родственник? - задал вопрос Дэфу.
       - Родители у них умерли в гражданскую, - проигнорировав этот вопрос, продолжал Жуков, - вот тетка и зовет к себе. После такого, что здесь было, там, - он кивнул головой в сторону окна, - небось, не так шумно и более спокойно. Тем более, что новые что-то стали прижимать их. А потом, они же не бесплатно. Они заплатят.
       И Жуков не говоря, пальцем написал сумму на скатерти. Дэфу удивленно поднял брови. Он не ошибся?
       - Есть деньги? - только и спросил он.
       - Есть, - подтвердил Жуков, - они торговали, и торговали хорошо. Но хотят уйти торговать туда, в Харбине или Шанхае. И брата берут с собой. Не пропадать же тут.
       - Не политические, - повторил Дэфу и задумался. - А как платят?
       - Как все, сначала половина, по приезду вторая. Платят в долларах США или фунтах, пересчитав, конечно.
       Дэфу хихикнул. Да, в фунтах просто замечательно было бы. Тогда бы пару раз таких вот свозить и все, не работай, сиди в Лондоне и считай проценты в банке. Мда... И хочется получить эти деньги и не хочется путать с "чистой" контрабандой. Да, здесь многие контрабандисты возили и туда, и обратно людей. Но он не желал ввязываться во все это. Он торговец, а не шпион. Товар - да, но люди... Если задержат с людьми - все, как поговаривают, могут даже расстрелять. Смущенный таким предложением Дэфу откинулся назад и закрыл глаза. Его просто раздирали желания. С одной стороны, за эту ходку он получает в три раза больше, чем мог бы заработать за две ходки с Жуковым. С другой стороны, ввяжись в это дело сейчас, потом, он не сможет отказать Жукову, и будет возить людей. А это политика. Люди с их чемоданами и детьми, бегущие отсюда, это не желающие принимать новые порядки. Значит против властей, а если против, то это политика. В России по-другому не было никогда.
       - Подумай, - вновь сказал Жуков, - смотри, если мы с тобой перевозим их, то мы получаем канал продаж в Чите. Они хотят передать свое дело мне.
       Дэфу удивленно раскрыл глаза.
       - Они платить так? Тебе свое дело, а не деньгами? Мена?
       - Нет, нет, - успокоил его Жуков, - не мена. Это помимо оплаты. Ну, кроме этих денег. Лично мне дают две лавки в Чите, еще одну вблизи города на станции КВЖД.
       - А... - протянул Дэфу. - Понятно. На станции говоришь? Магазин?
       - Нет, буфет.
       - Буфет? - подобрался Дэфу. - Так значит...
       - Да, точно, - Жуков наклонился, - торговать можно будет... и очень хорошо.
       Дэфу кивнул в ответ. Он уже понял выгодность предложения от знакомого этого русского. Да, буфет на железнодорожной станции для сбыта спирта важнейшее условие. Многие из контрабандистов с радостью заплатили большие деньги за такой буфет.
       - Почему давать дело тебе? - спросил Дэфу.
       - Помог я им в свое время, - уклончиво ответил Жуков и потер лицо ладонями, - в гражданскую еще... Спрятал и помог документы выправить... Вот они и решились сейчас...
       - Хорошо, - перебил его Дэфу, - только деньги надо платить перед. Половина тут, половина городом.
       - Что? - не понял Жуков
       - Город Харбин, - уточнил китаец и потянулся. - Мы везем товар станция и потом поездом Харбин. Шанхай сами едут. Документы не мои.
       - Конечно, - согласился Жуков, - документы не наша головная боль. Мы только перевозим. А Шанхай, или Токио нам без разницы.
       - Да, да, - поддержал его Дэфу. - Так готовь товар. День решили. А людей повезем последних. Теперь мои сигналы и "водных драконов", - и они наклонились над столом.
       ********
       Сумерки обхватили его морозной сыростью. Закутавшись в шинель, Дэфу проскользнул по улице и свернул в проулок. Теперь осторожно пройти мимо двора, где жила злая собака, которая всегда сопровождала его злобным лаем. Потом стенка какого-то склада, а там и ее дом. Осторожно стукнув в окошко, Дэфу подошел к крыльцу. Невысокая фигурка слилась с темным навесом.
       "Кто?" - шепотом спросили из открытой двери и охнули, увидев, вышедшего из темноты, Дэфу.
       Под утро, когда туман накрыл городок, и на протянутую руку ничего не было видно, Дэфу проскользнул обратно к дому Жукова. Жуков спал и Дэфу, перехватив кусок колбасы и выпив холодного чая, также завалился спать. Не смотря на усталость, спать ему не хотелось. Чувства переполняли его и мешали спать. Но, повертевшись с бока на бок, он все-таки задремал с улыбкой на лице.
       ******
       Приказчик, пришедший рано утром, поднялся на второй этаж и застал разгром за столом. Опрокинутые бутылки из-под "монопольки", разлитый чай, разбросанные баранки и сахар, остатки колбасы, патефон с кучей пластинок. В воздухе витал запах спирта, пота и гари. Жгли бумагу. Вот только какую? Приказчик, как бы невзначай, заглянул под стол и обошел стол. В одном месте он увидел маленький кусочек бумаги, обугленный до черноты. Но прочитать что-то на нем было вообще нельзя. Вздохнув, приказчик бросил его обратно на пол и стал составлять бутылки, и складывать чашки, тарелки. Появившаяся вскоре в доме экономка быстро собрала со стола, постелила на чисто и поставила самовар. Хотя Жуков и был одиноким мужчиной прекрасного поведения, и считался завидным женихом по городку, экономкой у него была молчаливая и строгая тетка Ульяна. Хозяйство она вела аккуратно и экономно, полностью оправдывая смысл свой должности. На многочисленные вопросы заинтересованных и женихастых девок городка тетка Ульяна отвечала скупо и довольно резко, сопровождая свой ответ краткой характеристикой сути вопроса и заинтересованности спрашивающих. Что не раз вгоняло в краску интересующихся, и вызывало громкий смех у слышавших заданный вопрос и полученный ответ. Даже о происходящем в доме с работниками Жукова тетка Ульяна ничего не говорила, и не комментировала. Вот и сейчас, на замечание приказчика о запахе гари, она ответила просто: "Дом не сожгли и на том спасибо. А что жгли, то не наша забота". Приказчик, явно разочарованный ответом экономки, буркнул что-то неразборчиво и пошел в лавку - начинался новый торговый день. Но что же все-таки они у себя жгли? Этот вопрос терзал приказчика весь день.
      
       Глава вторая. ГОРОДОК НАШ НЕБОЛЬШОЙ...
      
       Утро следующего дня было на удивление чистым и прозрачным. Ветер, поднявшийся с утра, разогнал туман и лениво толкал по небу реденькие облака. Над речкой и городками по обоим берегам желтой темноводной реки тянулось синее глубокое небо, которое исчезало вдалеке в тонком мареве изломанного сопками горизонта.
       Городок оживал и наполнялся своей жизнью. Новая власть, хотя и пришла бурно сюда, и, похоже, навечно, но что-то кардинально изменить во внешнем облике и укладе жизни местных горожан она не смогла. К пейзажу городка только прибавилось казарм, кумача, да и местная власть заселилась в особняк, конфискованный у компании "Чурин". На крыше особняка теперь развивается красный флаг, и у входа стоят два красноармейца с винтовками. Появились в городке также несколько новых домов, новые названия улиц, новые слова и новые порядки, от которых старики плевались, а молодые осторожно увиливали. Кроме всего этого, появилась также еще одна власть, которую боялись больше Советской. За высоким забором на одной из главных улиц стоял дом купца Лысюка, бежавшего, вместе с остатками Белой армии, в Харбин. Сам дом был неплохим, видным, но вот слава у него уже была худая, и обходили горожане этот дом сторонкой. Поговаривали, что ночью из ворот выезжали подводы и увозили куда-то людей. Но чьи подводы, каких людей, куда и зачем увозили, так никто и не знал. Вроде, в городке людей не убывало, никто не пропадал. Каждый своего соседа знает и, если бы увозили, как в контрразведку Добровольческой армии, то сразу бы все знали. Вот и шептали торговки на базаре, что, мол, хватают людей вокруг где на дороге, где в тайге и возят туда, а потом... То ли увозят на тайные золотые прииски, где они работают под землей, то ли топят в болоте, то ли отправляют их дальше в губернский ЧК. По городку ходили слухи чудней один другого, но никто ничего конкретного не знал. И все жители городка, опасаясь чего-то непонятного, обходили этот дом за забором как можно дальше. Редко кто сам приближался к нему. Даже собаки, как бы поддаваясь общему настроению, не часто подбегали к забору, чтобы задрать ногу.
       В городке знали только трех работников из Дома, которые всегда ходили в кожаных куртках и с маузерами. Они, то все, то по одному всегда присутствовали на общих митингах, собраниях лесопилки и прочих общественных мероприятий новой власти. Но поговаривали, что их больше и все они незаметные, живут среди жителей и всё слушают, и всё вызнают. Странно, кто ж они, ведь вокруг все свои - знакомы не первый год.
       Даже охрану дома несли странные красноармейцы стрелкового полка, расположенного чуть дальше, на окраине городка, можно сказать, уже в тайге. Они приезжали, уезжали, не проронив ни слова. Подслушав раз их разговор между собой, торговки ничего не поняли. "Иностранцы, - решили они - наверно, французы". Хотя по городку хорошо прошлась гражданская война, и здесь побывали японцы, китайские и американские вояки, были даже чехи, но никто никогда не слышал такой речи. "Французы. Как есть, - толковали между собой торговки, - только чего им тут делать?" И, не находя ответа на свой же вопрос, затихали, отчего пелена таинственности все больше окутывала дом за забором.
       Наиболее же веселым местом в городке была центральная площадь с несколькими ресторанами. Там постоянно гулял народ, трещали пролетки, кричали мелкие торговцы, торговавшие папиросами и прочей мелочевкой с носимых лотков. По вечерам в ресторанах, ранее бывших большими трактирами, гуляла местная богатая публика - от торговцев, детей новой политики, до председателя Совета с друзьями. Торговая же улица, с разбросанными лавками различного товара, жила более спокойной и размерной жизнью. На нее и приезжали люди из тайги за товаром, обменивая пушнину или что другое, а иногда уже платя новыми советскими деньгами. Рабочие с приисков также захаживали на эту улицу, но только за водкой или спиртом. На прииске работал свой магазин, где рабочие и семьи отоваривались по низким ценам, но вот водки там не было. А русский без водки... Вот и шли сюда рабочие и промысловики, а также бабы и детишки и каждый находил здесь свой товар.
       Конечно же, зачастую в лавки приходило и золотишко. Как краденое с прииска, так из тайги - "самонамытое". Но кто и по сколько скупал золото, то знали всего несколько человек. Да и ЧК. А это известно, что где золото, там и всё остальное. Поэтому, на улицу уже три раза приезжал отчаянно дребезжавший грузовик с солдатами и тройкой в кожанках. Торговцев, замазанных "золотым промыслом" арестовывали и проводили обыск. И во всех случаях находили золото, контрабандный спирт, оружие и многого чего другого из запрещенного. От чего бледный арестованный не мог сам идти к машине, и его вели под руки. Голосили бабы, переговаривались негромко мужики, лаяли, как бешеные, собаки, бегали любопытные дети. Но солдаты молча выводили арестованного, также молча выносили собранные тюки или ящики и уезжали. В дом за забором. Вернулся из всех арестованных только один Прокоп - бывший красный партизан и трудящий хозяин, который и имел что лавку, да огород. Похудевший и молчаливый, он очень скоро, как-то вечером, собрал всех своих и, заколотив избу, исчез. В людях поговаривали, что отпустили Прокопа только тогда, когда он переписал на советскую власть часть свою в золотом прииске "Слюдяная" и этот дом. В гражданскую войну прииск сгорел, шахта обрушилась, и, видать, только сейчас у новой власти дошли руки до нее и до владельцев. Главный-то хозяин бежал, после поражения Добровольческой Армии, сразу в Париж, а вот Прокоп, работавший на том же прииске мастером, остался и помогал красным отрядам. И воевал с ними как против белых и Унгерна, так и против японцев с китайцами. Наверно, зачли там ему это героическое прошлое и отпустили. Ну, а Прокоп в бега, от греха подальше. Россия - то большая, потом пойди, найди, кто, откуда и куда. А избу его потом отдали под общую библиотеку, куда снесли книги из магазина Чурина, дома Лысюка и заготконторы пушной компании "Братьев Чугуевых", также живших уже в Китае.
       Отдельно, чуть дальше мостиков через небольшую речку, на косогоре, стоял базар. Небольшой, как и сам городок, базар, тем не менее, был важным центром жизни и всегда был полон всякого товара и слухов. И чего только не найдешь на этом базаре. Все было, только вот глаз, да глаз нужен был. Чуть недосмотрел и не то, что кошелек унесут, товар гнилой подсунут. А потом и спросить не с кого. Сам брал, смотрел, где глаза были? Но многие шли на базар, для того чтобы хоть не купить, так потолкаться и обменяться сплетнями и слухами. Или продать чего из завалявшегося. Много всякого еще на чердаках валялось с неспокойных времен Гражданской войны. Книги там всякие, зеркала, а то и венские стулья с красивыми тканевыми сидениями. Говорили, что на чердаках даже оружие лежало... Да разве кто сознается, что попало в руки прижимистых даурских хозяев?
       Дэфу ходил по рынку, щупал материю на новых шинелях иностранного покроя (видать от старых времен запас остался), приценивался к зеркалам, стульям. Но, так ничего не купив, сел покушать в трактир. Так, средненький, без пианино, зеркал и чучела медведя на входе - атрибутов настоящей ресторации. Зато на стойке у хозяина стоял здоровенный, начищенный до слепящего блеска, самовар с медалями, символизирующий своим блеском покой, стабильность и респектабельность заведения. Обслуга была проворной, и не успел Дэфу сесть за чистый стол, как возле него возник человек с карандашом в руках и маленьким блокнотом.
       - Чего изволите? - приятным голосом по-русски спросил "человек" и повторил вопрос, хоть и коряво, но по-китайски.
       Изумленный Дэфу сначала даже не понял вопроса, и некоторое время просто смотрел на официанта, соображая, не ослышался ли он. Тот занервничал и повторил вопрос, уже медленно произнося слова по-китайски.
       Дэфу очнулся от оторопи и, похвалив того за знание китайского языка, заказал. Едва официант, получив заказ, отошел от него, как столу сразу подошел хозяин. Справился все ли устраивает почтенного гостя, понял ли он официанта, говорящего по-китайски, посоветовал прийти вновь вечером на выступление артистки. "Вечер русского романса с петербургскими артистами" уверял он и китайский в устах русского шипел, рыкал неестественно искажая голос хозяина. Это было смешно и грустно, но Дэфу важно кивал головой. Он его понимал, когда тот говорил, и это было главным.
       Повар здесь оказался достаточно умелым, и обед получился прекрасным. Откинувшись на спинку стула довольный Дэфу, потянул портсигар из кармана и вспомнил слова отца. "Главное для живущего человека, - говорил он маленькому Дэфу - это вкусная еда, надежная крыша над головой и удовольствие. Не имея одного из этого, человек не живет, он существует".
       Довольный и разморенный вкусной едой, Дэфу вышел на улицу, дав официанту большие чаевые. "В следующий раз пойдем сюда вместе с Жуковым" - решил он и пошел, греясь в лучах не жаркого осеннего солнца, вдоль улицы. Дел было немного, спешить никуда не надо было, а сытость располагала к благодушию. Не спеша, он перешел через мостки и пошел на центральную площадь городка. За ним серой тенью скользнул невысокий и не приметный мужчина. Помятые штаны и пиджак, замызганная рубашка, не менее мятый картуз, не бритая физиономия - такого в толпе сразу потеряешь, взгляд не задержится. Пошатываясь, как пьяный, он пересек улицу, свернул в проулок. Там он внезапно перешел на бег, перескочил в конце переулка несколько плетней, и через пару минут уже сидел на лавочке у магазина "Мясных деликатесов Суровцева", который располагался как раз посреди ресторана "Яр" и синемой "Иллюзион" на центральной площади. Быстро стащив картуз, скомкав пиджак, он вытащил из кармана кулек с семечками и, устроившись по удобней, стал их лузгать. Спустя некоторое время на площадь вышел китаец и медленно пошел по магазинам, рассматривая товар через витрины. Если бы кто-нибудь взглянул сейчас в глаза мужика, то он или она удивились бы. Хотя от того сильно несло перегаром, глаза его были трезвы и ясны, и цепко следили за продвижением китайца по магазинам. Картуз, вновь водруженный на голову, тенью козырька скрывал внимательные глаза, и придавал ему вид бездельника и богодула, которых развелось в городке в последнее время большое количество. Несколько прохожих, споткнувшись о вытянутые ноги мужика, выругались, помянув его и его длинные ноги. Стараясь не привлекать к себе внимания, тот собрался и вновь медленно пошел за китайцем, который уже миновал большую часть магазинов. По дороге его окликнул какой-то такой же богодул и они уже вдвоем пошли дальше, лузгая семечки и лениво перебрасываясь замечаниями по поводу какой-то Маньки, которая уже совсем потеряла стыд и не отпускает в долг, и берет слишком много за свой самогон.
       ******
       В это время Жуков, проспавшись после вечерних посиделок, хозяйничал в лавке. Сегодня приехали покупатели из отдаленной деревни, казацкого хутора, носивший громкое название "Гремячий ручей", но известный больше как "Гремячий", и покупали они много. Пребывающий в прекрасном расположении духа от этого и вчерашней договоренности с китайцем, Жуков помогал покупателям упаковывать товар, советовал какой отрез, марку гвоздей или свинца лучшие взять, одновременно шутил с дочкой одного из приехавших. Невинные шутки Жукова вгоняли ее в краску и вызывали дружный и добродушный смех мужчин.
       Нет, что ни говори, а Жуков правильный торговец, шустрый, не крохобор, не льстец и весельчак. Поэтому и приезжают только к нему. С товаром не обманет, да и цену возьмет правильную, по-божески. Да, хоть и не казак, а правильный мужчина и богобоязненный. Вон, в углу лавки, на видном месте икона. И это то при нынешней власти. Когда такое твориться, что..., упаси господи! Обмениваясь мнениями, хуторяне погрузили целый ворох покупок на телегу, и поехали на базар - потолкаться, да послушать последние сплетни. Будет что рассказать по возвращению на хутор.
       Аккуратно сосчитав полученные с хуторян деньги и обсудив с приказчиком вопрос, где выгодней продать полученные от казаков шкурки, Жуков поднялся к себе и занялся бухгалтерией. По всему выходило, что в этом месяце он заработает в три раза больше чем за два прошлых. Неплохо разворачиваются дела, ох, неплохо. Тут и о переезде в Читу спокойно подумать можно, если так с полгодика еще поторгуем. Но смутное чувство, которое овладело им недели две назад, не давало ему радоваться и навевало ощущения чего-то такого. Нет не опасного, а тревожного и беспокоящего, того, от чего уходит сон, и в душе поселяется не высказанная настороженность. С приходом и окончательным укоренением в городке новой власти, которая за последний год всё больше набирала силу и уже показывала зубы, покой, которым он наслаждался в этом городке, стал уходить. Прошедшие недавно аресты среди скупщиков золота только добавили смуты в душе. Да, к тому же, пропали его рабочие, которые мыли для него золотишко на тайном месте в тайге. Не пришли из тайги в обговоренный день и всё. А ведь все пятеро бывалые люди, с малолетства в тайге, пережили много чего. Не могли они просто так пропасть. Но Жуков гнал плохие мысли и решил еще несколько дней подождать, пока они, или кто-то из них, не выйдет из тайги.
       Жуков, сложил полученные деньги в большую жестяную коробку, поставил её на полку в железный ящик, а сверху положил толстую бухгалтерскую книгу и книгу с корешками квитанций уплаты налогов на предпринимательство, хозяйственный налог и еще бог весть какие налоги. Он платил аккуратно и полностью все мыслимые и не мыслимые налоги, вводимые советской властью. Не надо дразнить гусей, итак жизнь преподносит сюрприз за сюрпризом. Но все же береженного сам бог бережет. Поэтому, деньги, золото и Маузер надо убрать из дома уже сегодня. Так спокойней будет. И предупредить Татьяну, чтобы держала узелок с вещами наготове. С этими мыслями он запер ящик, поправил ковер, закрывавший "банк" в стене, и спустился вниз, в лавку. Там вновь пришли покупатели. Торговля сегодня шла как никогда хорошо.
       ********
       Дефу пришел к лавке Жукова уже к вечеру, держа в руках пару пактов и свертков. Он устал, но Жуков не дал ему и присесть. "В ресторан, в ресторан!" - потянул он его, - "Сегодня Петербургские артисты выступают в одном из ресторанов. Будем слушать романсы! Идем, идем, а свертки твои в лавке останутся. Не пропадут. Вон, Михаил, мой приказчик, посмотрит" - уговаривал Жуков, одновременно смотрясь в зеркало. Михаил согласно кивал головой и улыбался. Зная ведь, что Жуков умеет уговаривать, и что китаец пойдет, он преследовал свою выгоду. Пока они будут гулять в ресторации, а тетка Ульяна у подружки будет выпивать сладкую настойку, которую он ей подсунул сегодня как "призент", он закроет лавку пораньше и утечет к подружке. А перед этим по верхнему этажу пробежится. Вдруг Жуков оставил что-нибудь интересное?
       Дефу, который хотел провести этот вечер у Ольги, ничего не оставалось делать, как согласиться и пойти вместе с Жуковым в ресторан.
       - Но, после ресторана я сам пойду гулять, - предупредил он Жукова, - девушка ждет.
       - Знаем, знаем, - заверил его Жуков, - Ольге презент, опять же, принесешь.
       И с этими словами он, как цирковой фокусник, вытащил из-за прилавка платок невиданной красоты. Яркие красные розы и бахрома на концах платка так и играли. Дэфу крякнул, махнул рукой и, упаковав его в маленький пакетик, вышел с Жуковым на улицу. Умеет уговаривать этот русский, ловкий торговец!
       *****
       В это время недалеко от лавки Жукова, сидевший в зарослях чертополоха, мужик аккуратно обирал с рукава впившиеся репья. Пока пробирался вокруг огородов вывалялся в грязи и репьях. Всё! Пора уходить. Ведь вечерело и холодало, а его пиджак не самая лучшая защита от сырости и холода. Глянув еще несколько раз на лавку, он было собрался выйти из засады, как дверь лавки распахнулась и на улицу вышел китаец и хозяин лавки - Жуков. Пригнувшись, мужик внимательно смотрел, как они, попрощавшись с приказчиком лавки Михаилом, двинулись вдоль улицы в сторону базара. "Петербургские артисты, - громко разглагольствовал Жуков на всю улицу, - в такой городок не так часто заезжают. Наверно, из Читы едут в Хабару. Вот у нас и встали. Подкормиться, да отдохнуть". Мужик подобрался и, пятясь, нырнул в наступающие сумрачные тени заборов. Нужно было успеть быстрее их.
       Если сказать, что ресторан был полон, то это значит, ничего не сказать. На каждом свободном месте стоял стол, за которым сидели посетители. Стоял гул, вился дымок от папирос, стучали вилки и звенели бокалы. Официанты носились как угорелые, стараясь быстро и точно поднести то, что было заказано в ожидании выступления артистов. Хозяин ресторана стоял на входе, встречая гостей и раздавая указания по рассадке. Он был горд собой. Только в его ресторане всего два дня будут выступать артисты Петербургского театра. Правда, он не знал точно какого, но сами слова "артист Петербургского театра" были магическими для всех проживавших в этом городке. Как для господ бандитов, так и для представителей советской власти, которых в ресторане было больше.
       Хотя до выступления было еще время, посетители уже заняли все свободные места, и хозяину с большим трудом удавалось устраивать желающих послушать артистов. Но он старался, как и старались официанты, понимавшие выгоду такого наплыва посетителей. И все же ресторан был не резиновым. Поэтому, когда Жуков и Дэфу переступили порог ресторана, хозяин, замотал головой и, приложив руку в груди, стал уговаривать их прийти завтра, так как сегодня уже все места заняты. В ответ Жуков достал записку с номером стола и подписью хозяина. "Стол заказан! - обрадовался увиденной записке хозяин, - чудесно! Заранее побеспокоились! Сразу видно хорошего хозяина. Как хорошо. Проходите, ваш стол свободен". Действительно, среди этого моря лиц, заполнивших ресторан, свободными оставались несколько столов, расположенных непосредственно рядом с импровизированной сценой, на которой стоял рояль, несколько стульев, выщербленная колона из папье-маше, прикрытая тонкой и полупрозрачной тканью, большой футляр какого-то инструмента. И хотя стоявшие наборы сверкали и призывно манили к себе посетителей, официанты стойко отваживали желающих сесть за эти столы или позаимствовать что-нибудь со столов. Столики заказывали, как правило, люди уважаемые, и даже маленький непорядок на столе означал для официантов беспокойство на следующее утро, а то и "усыхание" денежного вознаграждения, если не увольнение. А где официанту в таком городке найти работу? Не идти же в нищенскую столовку при прииске?
       Жуков, проходя мимо столиков, кивал знакомым лицам, обнимался со вскакивающими людьми, выпившими уже не по одной "господарьке", шутливо помахивая шляпой, отгоняя крутившихся в дыму мух. Сев на стул, лицом к сцене, крепко по-хозяйски хлопнул рукой по соседнему стулу, призывая Дэфу сесть рядом. Место действительно было правильно выбранным. Вся сцена была видна, свет полностью освещал сцену и небольшое пространство вокруг нее.
       *****
       В наступающих сумерках, окутывающем городок промозглым туманом, изба с теплом от печки и накрытом столом была самым приятным местом, где тревоги и волнения уходили куда-то далеко, и хотелось нежиться в уюте и покое, наполнявшем гостеприимный дом. У печки хлопотала высокая статная женщина, посмеивающаяся над шутками мужчин, сидевших за столом в "зале". Женщина быстро и сноровисто накрывала на стол. Гости ей нравились. Тем более, что не так часто заходил к ней Владимир, а сегодня еще и с гостем из края.
       В сенях хлопнула дверь, кто-то споткнулся о поставленное ведро и громко чертыхнулся. По двери пошарили, и в горницу вошел, чуть не набив синяк о притолок, мужчина. Сняв кепку и помятый пиджак, мужчина положил крест, поклонившись иконе в углу, и произнес приветствие голосом, хриплым или от сырости, или от алкоголя и злого табака: "Мир дому".
       - Здравствуй, Яков, здравствуй, - вынырнула из-за печки женщина, - не ушибся о ведерко-то? Сколько ходишь, все об него бьешься.
       - Дак, оно почитай прямехенько, холера, на пороге стоит, - буркнул в ответ Яков. - В такой темени разве заметишь?
       - Проходи, проходи, - позвала женщина и засобиралась. - Вот кулема! Соли нет! Пойду к соседке сбегаю. А вы тут пока за картошкой посмотрите.
       - Посмотрим, Лизавета, посмотрим, - кивнул Владимир, - и воду сольем. Ты иди милая, иди. Без соли-то как картошку есть?
       - Так я пошла, - сказала Елизавета и нырнула в темноту сеней.
       Мужчины проводили глазами статную фигурку, подчеркнутую коротким полушубком и красной шалью. Ох, хороша Елизавета Петровна, хороша! И хозяйственная, и красивая. Клад, а не вдова!
       - Ну, Яков, с чем пришел? - сказал Владимир, указав на лавку у стола. - Это уполномоченный товарищ из губернии. При нем можно говорить как при мне. Понял?
       - Как не понять, - ответил Яков, скосив глаза на стоявшие на столе пару бутылок "монопольки", - ваш товарищ, проверенный.
       - Точно, - подтвердил Владимир, подтягивая к себе бутылку и сбивая сургуч с горлышка. - Так что там нового?
       - Да, ничего, - угрюмо буркнул Яков, наблюдая жадными глазами за тем как Владимир разливал водку. Сначала товарищу уполномоченному, потом себе и ему. - Он как приехал, так у Жукова сидел, по городу ходил, на базаре был, в ресторане кушал, ну в том, что на базаре. Потом по магазинам, купил кое-что. И опять к Жукову. Теперь, вот, сидят в том же ресторане. Артистов слушуют. И китаец этот там, вместе они.
       - А когда китаец по городу ходил с кем-нибудь разговаривал? - поинтересовался товарищ из губернии.
       - Да нет, - подумав, ответил Яков. - Он все больше по магазинам, смотрел там товар, цену спрашивал.
       - Да он по-русски говорит? - удивился товарищ.
       - Говорит, говорит, этот китаец, - подтвердил Яков, - нормально говорит. Только вот по губам его читать трудно. Не по-нашему губы поворачивает. Будто коверкает. Трудно понимать.
       - Ну, так давай за твое умение, - предложил Якову Владимир, и пододвинул рюмку. - Ты у нас один такой. По губам читаешь.
       - Картошка, - Яков скосил глаза на печку, где шкварчал чугунок с картошкой. - Я мигом, не вставайте.
       Действительно, Яков скоро управился с картошкой и аккуратно вывалил её в приготовленную большую миску, чем завершил настольный натюрморт. Мужчины выпили, занюхали хлебом и степенно положив себе картошки, не спеша закусили солеными огурчиками и квашенной капустой. Налили по второй. Яков, отогревшись от тепла и принятой водки, расслабился и оперся о край стола локтем.
       - Тут, почитай, всякого много, - продолжил он тему китайца, - в основном, мелкие покупатели оттуда. А этот китаец не простой. С деньгами. Обстоятельный.
       - А откуда знаешь? - поинтересовался товарищ.
       - Так, это. Видно же! - удивленный Яков посмотрел на Владимира, потом на товарища. - Приезжают сюда, и если идут по магазинам, то стараются покупать чего-то не большое и не очень дорогое. Ну, то, что можно спрятать и если отнимут, то не жалко. А этот по магазинам пройдет и купит что-нибудь дорогое, а если не дорогое, то обязательно по несколько. Думаю так, что на подарки. А дорогое кому-нибудь одному. Жене? Нет, он не женат.
       - Почему так думаешь? - спросил Владимир, потягивая папироску. - Говорил с ним что ли?
       - Я что? Первый день? - обиделся Яков, - Правил не знаю? Не женат он и все тут. На баб наших заглядывается.
       - Ну, так и мы заглядываемся, - товарищ из губернии протянул пачку папирос. - Курите.
       - Да нет, мы-то не так смотрим, - затянулся Яков, - а он ... как товар смотрит. Так словно требуется ему жена, ладная, да здоровая. Словно выбирает, какая получше.
       Хлопнула калитка. Мужчины переглянулись.
       - Ну, я пошел, завтреча работать надо, - Яков взял кусок хлеба, положил на него пару картофелин, луковицу, соленый огурец и накрыл сверху другим куском. И вопросительно посмотрел на не открытую бутылку водки. Владимир кивнул. Бутылка перекочевала в карман брюк Якова. Со словами "Бывайте здоровы!" он нырнул в сени.
       - Мда, - протянул товарищ, - сказал... "из губернии".
       - Так им понятней, - Владимир аккуратно спустил курок у нагана и засунул его обратно за голенище сапога. - Попробуй им объяснить, что сейчас как называется. Тайга!
       - Не скажи, - возразил ему товарищ, ставя на предохранитель браунинг, зажатый между ножкой стола и своим коленом, и отправляя его за поясной ремень, - надо все-таки объяснять изменения. И не дремучие они - вон Яков и по губам читает, и наблюдательный. В Москве таких поискать надо.
       - Ну, как мужчины? Живы? С голода не померли тут, соль ожидая? - на пороге появилась Елизавета.
       - Живы и соскучились! - Владимир наклонился вперед, - Вот, уже хотели идти тебя искать. Где? Куда запропастилась?
       - Да, ладно! - шутливо отмахнулась Елизавета. - А варнак этот уже ушел...
       - Да, прямо перед тобой, не встретились? - удивились мужчины. - Вот дела...
       - Ушел и ведро прихватил, варнак! - продолжила Елизавета и засмеялась, видя лица сидевших мужчин, - да ладно, все равно дырявое было. Ой, он и бутылку унес! Вот варнак! Ну, я сейчас!
       С этими словами она нырнула куда-то в буфет и на свет керосиновой лампы появилась бутылка с красноватой жидкостью.
       - Домашнее, специально для такого случая, - пояснила Елизавета, ставя на середину стола бутылку.
       - А, домашнее у Лизаветы почище, чем "монополька", - Владимир сощурил глаза, - когда успела!? Ведь говорил, чтобы не гнала. Не положено...
       - Моя матушка тоже такое домашнее делала, что царскую в ряд не поставишь! - товарищ толкнул Владимира локтем. - Хозяйка старалась, от души! Грех не употребить.
       - Вот, верно, товарищ говорит, - Елизавета шутливо махнула полотенцем на Владимира, - никакого уважения женщине.
       В печке трещали подброшенные новые поленья, стаканы наполнились домашним. Вечер уже накрыл городок, так что работа будет завтра, а сегодня вечером все культурно отдыхают. Как прочие, так и товарищи уполномоченные. Тем более такая красивая хозяйка накрыла такой щедрый стол.
       ***********
       Промозглое осеннее утро нехотя заползало на улицы городка серым рассветом и пронизывающим до костей ветром с речки. Собаки тявкали из будок, стараясь не выскакивать на этот ветер. Только торговцы, таможенники и "выезжающие" шли в лавки, строем шли к постам и стягивались к причалу. Там уже стоял старший наряда, который, ежась под порывами холодного ветра с реки, клял все на свете. В том числе, и "въезжающие", и "выезжающие". А сами "выезжающие" собираясь, толкались в огороженном месте и осторожно перешептывались. Как пройти такого сердитого русского контролера? Одна надежда, что тот не захочет стоять на ветру лишнего.
       Катер, хлопая волнами о свои борта, толкнул пристань левым боком, обдав водяными брызгами рабочего пристани, стоявшего на краю и принимающего канат. "Выезжающие", стоявшие за заборчиком и кутавшиеся от пронизывающего ветра в пальтишки, зашевелились и стали выстраиваться в неровную нить очереди. С китайской стороны никого не было и старший наряда, сокращая время пребывания на ветру, быстро провел проверку документов и багажа убывающих. У всех документы, накладные и таможенные платежи были в порядке, что было правильным. Тщательная подготовительная работа с "выезжающими" сокращает время пребывания на таком ветре. Проследив за посадкой и погрузкой багажа в катер, старший наряда махнул рукой капитану катера и, подняв воротник, попытался закурить. Часовой, поставленный у пристани, сплюнул и побрел под защиту стен пакгауза. Тут он уже не нужен, так как все "выезжающие" уже покинули территорию РСФСР. А пост ему охранять еще пару часов, и стыть на ветру попусту ему не хотелось.
       За погрузкой и посадкой в катер, кроме наряда, наблюдали также и другие люди. Жуков, сидя в угловой избе за широким столом, пил чай и внимательно смотрел за тем как Чжан Дэфу прошел проверку документов, погрузил товар и встал под стенкой рубки катера, пытаясь спрятаться от пронизывающего ветра.
       Внимательно смотрели за погрузкой и оба уполномоченных ГПУ, засев в конторе складов снабжения, выходящей окнами на пристань и речку. В конторе было хорошо натоплено, и оба уполномоченных сидели, сняв верхнюю одежду и расстегнув воротник форменки. Все служащие, под предлогом проверки складов, были аккуратно выставлены начальником, и никто им не мешал. Они молча курили папиросы и наблюдали как их "знакомец" стоял в очереди, как, получив документы и багаж, садился в катер и пытался найти место, где можно было спрятаться от, нападающего со всех сторон, ледяного ветра.
       Следил за отъездом и Яков. Укутавшись в тулуп, и натянув поглубже шапку, он внимательно смотрел, как китаец тянул свой багаж, проходил контроль на причале и садился на катер. "Скорей бы уматывал! Холодно... Косоглазый черт..." - ругался про себя Яков. Выпитое вчера и драка с собутыльником не настраивало с утра его на хорошее настроение. Хотелось опохмелиться, поесть и поспать в тепле, а не сидеть тут, на холодном речном ветре, и смотреть как этот "косорылый" толчется тут. Ведь у него есть дела поважней. Но, памятуя последний нагоняй от "товарища начальника", Яков не уходил, а терпеливо ждал, когда катер пыхнет трубой и уйдет в свою Манчжурию.
       Как только катер, пыхнув черным дымом, отвалил от причала и достиг середины реки, все, смотревшие за китайцем, поднялись и пошли. Уполномоченные, затушив папиросы, запахнули куртки, и молча вышли из конторы. Яков, смачно сплюнув, подобрался и, почти рысью, побежал в куда-то проулки. На месте остался только Жуков. Он не торопливо пил чай, перебрасываясь короткими фразами со своим помощником по контрабандным делам Петром. Они обсуждали предстоящую переправу. Им предстояло сделать много и в короткий срок.
       Старший наряда, оставив попытки закурить на ветру, забрал, стоявший под стенами пакгауза, наряд и быстро повел его в казарму. В тепло. Сам же он был сердит и встревожен. Командир роты и комендант два дня назад уехали в полк, и до сих пор не вернулись. А ведь они должны были уже вернуться с материальными средствами. Наступала зима, а у большинства красноармейцев еще нет теплых портянок и теплого белья. Эх, служба тыловая, дождется она у него.
      
       Глава шестнадцатая. ТИШИНА.
      
       В углу комнаты горела настольная лампа, выхватывая зеленое сукно стола, несколько стопок папок, чернильный набор, стакан с подстаканником и руки человека, старательно пишущего на листах бумаги. В кабинете уполномоченного ОГПУ, как и в коридорах управления, стояла чуткая тишина, прерываемая только скрипом пера, дыханием человека и треском табака куримой папиросы. Плотные шторы закрывали окна, не давая пробиться свету извне и наружу, и поэтому нельзя было определить какая сейчас на улице погода. Но это не интересовало человека, сидящего за столом. Он писал отчет. Писал уже несколько часов, он ему надоел, но упустить что-то в этом отчете, значит подвергнуть опасности других товарищей, которые будут пользоваться его отчетом потом. Даже самая малая неточность или упущенная деталь может привести потом к промахам в работе и, может быть, даже к гибели. Поэтому, он сидел и старательно писал отчет, продумывая каждое предложение. Операция была завершена, задача, поставленная руководством, была выполнена, что заложило основу для дальнейшей работы. Но это потом, а сейчас... Человек потер уставшие глаза, потянулся, глотнул остывшего чая, поморщился и вновь склонился над бумагой. Дописав последнее предложение в отчете, уполномоченный поставил дату, подпись и, аккуратно сложив листки в стопку, положил их в папку с надписью "На доклад". Теперь осталось дописать постановление о закрытии дела на погибшее лицо заинтересованности и отношение по передаче дела в архив.
       Макнув перо в чернильницу, человек, сверяясь с последним листом в деле "Журбина", принялся писать. Некоторые фразы он проговаривал вслух, как бы пробуя на слух сочетания:
       "...указанное лицо, имея возможность и связи среди контрабандистов, рассматривался...", ".. таким образом, использование "Журбина" в качестве перевозчика в операции "Тракт" привело к успеху. Учитывая видимые результаты работы с ним, "Журбин" расценивался как важное лицо...".
       Дописав очередное предложение, человек встал, и подошел к окну. Просочившееся в промежуток распахнутых штор мглистое утро разогнало тьму в кабинете. Ударили часы в углу. Следовало торопиться, так как надо еще успеть поспать. Закурив новую папиросу, уполномоченный быстро дописал постановление, и отношение, завершив последнюю бумагу краткой, но емкой фразой: "В силу гибели "Журбина" в Харбине от рук людей "Туземца" дело считается закрытым и направляется в архив для хранения установленным порядком". Всё. Был человек, была напряженная работа, а теперь всё. Папка, прошитая и спеленанная, ляжет на полку в архив, и будет лежать, пока вновь кому-то не потребуется. Звякнула дверца сейфа, проглотившего кипу тяжелых папок, погасла лампа. "Все. Дело идет в архив, а я иду спать!" - произнес вслух уполномоченный и, закутавшись в плед, умостился на диване с большой спинкой, обитой кожей. Рядом на стуле повисла портупея, и на полу примостились сапоги. У него было три часа, что бы поспать, так как уже в восемь тридцать идти на доклад.
       Засыпая под шум просыпающейся Москвы, уполномоченный, прокручивая в уме всю историю "Журбина", нередко вздыхал. "Даже как-то уже привык к нему, что ли? Да ладно, надо спать... Один ушел, другой появится. Свято место пусто не бывает". С этой мыслью он заснул. И снилось ему теплое Черное море, жаркий Крым с его виноградниками, Ялта и Феодосия, друзья-однополчане, погибшие при форсировании Севаша, какие-то китайцы, лодки, немцы с короткими усами и большой тульский самовар с медалями, стоявший в доме его детства на кухне.
       В тишине тикающих напольных часов на улицы советской Москвы входил новый рабочий день.
      
       ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
      
       За воротами порта, на площади, шумной и кишащей рикшами, конными повозками, машинами и людьми, Дэфу остановился и вдохнул полной грудью. От чего у него закружилась его голова. Запах моря, портовый запах, который не возможно спутать с каким-нибудь другим запахом, шум и толчея предпортовой площади как бы вернули его в детство, на пристань Люйшуня. Новая волна воспоминаний накатила на него и понесла его дальше, на стекающие с сопок улички города. Там, на этих уличках Люйшуня началась его жизнь, на предпортовой площади он повзрослел, и теперь, вновь на площади перед портом начинался новый этап его жизни. Но уже не как Чжан Дэфу, сына аптекаря и ученика русской начальной школы, свободного контрабандиста из Маньчжурии, а совершенно другого человека с другим именем и, вероятно, даже с другой историей.
       Выдохнув, сбрасывая напряжение и невидимый груз, Дэфу подхватил чемодан и сумку. У него много дел здесь. Надо найти приятеля Сюй, устроиться и разобраться, что же все-таки с ним произошло и как из этого выпутаться. Оглянувшись назад и скользнув глазами по муравейнику из громад судов, механизмов и людей, он уверенно шагнул в толчею торгового Шанхая, сделав первый шаг в новый мир и новую жизнь.

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 60k. Статистика.
  • Глава: Детектив
  • Оценка: 6.64*6  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.