Регентов Дмитрий Павлович
Удар копьеносца"

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Размещен: 12/11/2008, изменен: 12/11/2008. 74k. Статистика.
  • Глава: Детектив
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Четвертая и последняя книга о судьбе китайского контабандиста и советского офицера НКВД. К сожалению, история не имеет будущего времени. Она имеет только прошедшую форму. Но судьбы людей, которые жили и боролись в то непростое время, важны для нас. Ведь история помогает понять себя и своё время.
    •   "УДАР КОПЬЕНОСЦА"
      
      ВСТУПЛЕНИЕ.
      
      Курт Густав Шварцкопф лежал в невысокой траве и его била нервная дрожь. Такая противная нервная дрожь перед началом атаки. Хотя справа, слева лежали его боевые товарищи, было тихо, остатки редкого тумана клочками забирались в низины, освобождая взгляду нескошенные поля и всё казалось мирным, он мучительно боролся с дрожью в коленках, пальцах, сжимающих винтовку. Курт поднял голову, утяжелённую каской, и в глаза сразу попали подошвы солдат первой волны, которая должна переправиться через речку на лодках, замаскированных ночью на поле ещё день назад.
      Курт повернул голову влево, к лежавшему на боку Михелю. Тот, откусывая маленькие кусочки от галеты, жевал, рассматривая лежавших рядом товарищей. Увидев, что Курт смотрит на него, он улыбнулся, ободряюще подмигнул, протянул галету. "Пожуй, помогает" - прошептал он и снова подмигнул. Курт взял протянутую галету, стал откусывать маленькие кусочки, тщательно прожёвывая. Он доверял Михелю. Как же, ведь тот успел повоевать и во Франции, и по Польше прошёлся без одной царапины. Если говорит, что помогает, значит помогает. Но дрожь, бившая его тело мелким ознобом, ушла внутрь, завертевшись в животе, тем самым нехорошим бурлением, при котором лучше всегда находиться рядом с туалетом.
      Михель снова повернулся к Курту, вопросительно поднял брови. Курт улыбнулся, хотя и вымученно, слегка потряс зажатой галетой. "Помогает" - одними губами произнес он. Михель, усмехнувшись, приподнялся, что-то высматривая впереди. Сзади тот час раздалось змеиное шипение лейтенанта. Он и ещё несколько человек сидели сзади, в кустах, контролируя выдвижение к речке. Михель тот час опустился, неслышно выругавшись. "Чего тянут?" - подумал Курт, стараясь успокоить свой живот. - "Скорее бы начинали! Сил ждать уже нет".
      Наконец, к лейтенанту, согнувшись пополам, пробрался посыльный. Тот выслушал его, зло плюнул, махнул рукой с пистолетом. "Пошли". - Зашипели солдаты, передавая приказ лейтенанта. - "Вторая и третья группы, приготовиться".
      Поле ожило. Из кустов, из невысокой травы волны солдат с вкраплением резиновых лодок, специальных платформ под тяжелые пулеметы, потекли к речке. "Господи! Спаси и сохрани!" - Курт перекрестился, подхватил винтовку и, пригибаясь как все, пошел к реке.
      Первая волна лодок, уже была у русского берега, когда застрочил автомат. Несколько лодок, зашипев, сразу сдулись, утаскивая с собой на дно сидевших в них. Солдаты на этом берегу, ждавшие возможности спустить свои лодки и плоты, открыли огонь по противоположному берегу. Курт, не понимая куда стрелять, выстрелил несколько раз по дереву, из-за которого, как ему показалось, стреляли. Неожиданно что-то тонко свистнуло рядом с его ухом и несколько человек справа от него завалились. Кто-то из них, как сидел, так головой и нырнул в воду, а кто-то завалился на бок. Курт удивленно завертел головой, разглядывая происшедшее. И первого кого он увидел, был Михель. Тот лежал на боку, зажимая руками рану, силясь что-то сказать ему. Но вместо этого на губах пузырилась розовая пена, вылетали свистящие звуки, которые, оглохший от стрельбы Курт, не слышал. Как не слышал он пулеметных очередей "Дегтярёва", бивших по этому берегу, выкашивая солдат вермахта, спускавших лодки на воду. Не слышал он также стонов и хрипов умирающих, буханье русских гранат, взрывающихся у самого берега и добивающих уцелевших товарищей из первой волны.
      Внезапно перед глазами Курта вспыхнул ослепительный белый свет. Вспыхнул, сверкнул невиданной белизной и погас, утягивая его в пугающую темноту. Он силился что-то крикнуть, но не мог, залипая в этой темноте. Пуля, выпущенная из "трехлинейки" рядовым пограничником Шарафутдиновым, сидевшим в небольшом окопчике под одним из кустов, попала в висок Курта, неприкрытый сдвинувшийся на бок тяжёлой каской.
      ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРОРЫВ.
      
      Водитель вёл полуторку, неотрывно наблюдая за дорогой и небом. Пару раз двойка истребителей вываливалась из-за редкого облачка, взбивая дорожную пыль стройными рядами фонтанчиков пулеметных очередей. И каждый раз водитель, отчаянно матерясь, вертел рулем, выписывая немыслимые пируэты на пустынной дороге, выжимая из машины всё, на что она была способна, и даже больше. Лейтенант, журналист корпусной газеты, вызвавшийся привезти тираж на позиции и в штаб дивизии, мужественно боролся с пачками газет, старавшихся затолкать его и выбросить за дребезжащий борт полуторки. И каждый раз он умудрялся удержаться, силясь собрать разбежавшиеся по дощатому полу кузова пачки "Сталинского удара". Очки-велосипеды, которые он забыл спрятать в карман, слетели с его носа и теперь лежали где-то там, внизу, среди лохматых пачек газет. Как не вертелась полуторка, но пару очередей всё-таки попали по кузову.
      Последний раз истребители пролетели совсем низко, глуша рёвом двигателей. Затем разошлись красиво в разные стороны, размывшись в жарком голубом небе. Либо патроны кончились, либо керосин. Полуторка ещё некоторое время неслась как угорелая, делая немыслимые маневры. Потом водитель буркнув: "Всё. Больше не могу, да и хрен с ними", нажал на педаль тормоза. В разбитое заднее окно послышался писк лейтенанта, с силой приложившегося об оружейный ящик, выполнявшего в кузове роль скамейки. Выскочив на мягкую, невесомую пыль дороги, водитель встал к колесу и блаженно зажмурился. Владимир также не стал тратить время, выскочил на обочину. Один лейтенант, копавшийся среди пачек с газетами в поисках очков, не последовал их примеру.
      Смахнув капельки пота со лба, водитель поправил поясной ремень в штанах, заправил в бриджи выбившуюся некогда белую нижнюю рубаху, запрыгнул в кабину. Сильно хлопнув дверцей, объявил веселым голосом: "Станция Кацай, кому нужно залезай!" Владимир, заглянув в кузов и убедившись, что с лейтенантом, как и с его очками всё в порядке, сел рядом.
      - Сильно бросало? - Водитель, наклонившись вперед, завёл двигатель. Он выслушивал посторонние шумы в двигателе. - Ничего. Живы! Теперь, главное, чтобы не закипела. Там, впереди, есть деревушка. Зальём холодную колодезную водичку, будет "ласточка" носиться как новенькая!
      - Водишь ты, конечно, как никто! - Владимир вытер платком пот со лба и шеи. Хотя это было бесполезно. Он был мокрым с головы до пят. Жаркая погода, да ещё игры с истребителями сделали своё дело. Сухими остались наверно только петлицы, да полевая сумка с документами.
      - Дак, поездий тут. Когда на тебя сверху, то "мессера", то "бомбометалка"! Как говорил мой дед "Жить захош, еще не так завертися"!
      Под радостный хохот водителя полуторка рванулась вперед к заветной деревеньке, в которой есть колодец с такой вожделенной холодной водой.
      На них мотоциклетка вылетела совершенно неожиданно. Из-за поворота метнулась серая тень, раздался сильный удар, вскрик, ругань по-немецки и вой раненных. "Мать моя, немцы!" - успел удивиться водитель. Автоматная очередь со второй мотоциклетки прошила его насквозь. Так, с выражением удивления на лице, он и ткнулся в руль, нажав на клаксон. Владимир во время удара уже сообразивший, что они налетели на мобильную разведку немцев, выскочив из кабины, снял с первого же выстрела стрелявшего. Расстояние было совсем ничего. Метра два, не больше. Второй и третий мотоциклисты стали обстреливать его, обходя слева, прикрываясь застывшей на дороге полуторкой. Владимир лег на землю и, выстрелив через свободное пространство под рамой, достал второго. Третий немец, выпустив в ответ длинную очередь, прижимая его к земле, продвинулся по обочине, заходя в "мертвую зону" кузова. Владимир перезарядил "ТТ", чертыхаясь, поменял позицию. С пистолетом против автомата особо не повоюешь. Расслабился, мать твою так! Не взял даже винтовки! Тыл. Тыл. Какой нахрен тут тыл! Здесь немцев как на Кайзерштрассе в воскресенье!
      Кто-то из экипажа первого мотоцикла остался жив, так как из-под двигателя полуторки раздавались громкие стоны, звали на помощь Гюнтера. А это значит, заходить со стороны двигателя было опасно, так как выжившие могли выстрелить в спину. Сейчас он защищен от них двигателем и колесом. Эх, что же лейтенант там спит! Струсил или убит? Как бы в ответ на его немой вопрос, лейтенант бросился на крадущегося немца сверху из кузова, валя его на землю. Владимир подскочил, стал обегать кузов сзади. Когда он выскочил из-за кузова, немец уже сидел на лейтенанте, стараясь ухватить того за горло, а лежавший в пыли бил его по бокам кулаками. Выбитый у немца автомат лежал рядом с ногой лейтенанта. Не дав немцу среагировать на своё появление, Владимир подскочил, приставил пистолет к виску, нажал спусковой крючок. Выстрел глухо бахнул, голова дернулась в сторону, увлекая за собой поджарое тело. Мотоциклист, осев, стал медленно заваливаться на бок, смотря враз остекленевшими глазами на Владимира, разбрызгивая кровь по земле мутными пылевыми шариками. Владимир подошел к торчавшему из-под машины немецкому мотоциклу, держа наготове пистолет. Передний мотоциклист уже умирал, исходя розовой пеной, второй, задний, подвывая, силился вытянуть себя, зажатого между мотоциклом и автомобилем. Увидев русского полковника с пистолетом в руке, немец замотал головой, дико закричав: "Нет! Нет!". Но русский выстрелил. Умирая, немец вдруг подумал, что тот поступил гуманно. Ведь Рудольф понимал, что ему до госпиталя всё равно не дотянуть. Вмятые внутрь осколки рёбер резали всё внутри, причиняя невыносимую боль, наполняли легкие кровью.
      Владимир, подобрав автомат с земли, дернул затвор, проверил магазин. На случай если кто-то ещё мог выскочить из-за поворота. Но больше никого не было. Владимир не спуская глаз с дороги, открыл дверь водителя, с натугой отвалил тело от руля. Закрыл глаза водителю, вздохнув, достал солдатскую книжку с вложенной в неё, обмятой по краям, фотографией молодой женщины.
      - Вставай, лейтенант. Ты чего? Думаешь, так всю войну пролежать? - Владимир нарочито грубо словами приводил в чувство молодого лейтенанта. - Трофейным оружием пользоваться умеешь?
      - Нет. - Лейтенант, наконец, ожил, задвигался. - С нашим ещё более или менее. А с трофейным...
      - Тогда бери. - Владимир вытащил из кабины "токаревку" водителя, ремень с тяжелыми подсумками, вещмешок. - Надеюсь, что с этим справишься?
      - Так точно. Знаю. - Лейтенант уже пришел в себя, и ему было неловко за свой вид, за то, что дал немцу себя повалить на землю.
      - Собери оружие, документы, патроны. Короче, всё, что может понадобиться. - Владимир с трудом отвинчивал крепления фиксирующие пулемет в станке на люльке. - И давай шевелись! Немцы могут сейчас явиться!
      Лейтенант неожиданно побелел, его мотануло в сторону кузова, раздался характерный звук. Владимир, тряся ранец мотоциклиста, освобождая его для патронов, найденных в ящике, притороченном сзади на люльке, только тихо выматерился. С таким воякой точно в плен попадешь! Конечно, он понимал, как бывает с человеком в первый раз. Но сейчас не до сантиментов. Громко рыкнув, Владимир взвалил на плечо тяжеленный ранец, следом устроил пулемёт, взял в руки пояс с пулеметными магазинами. Надо было уходить. На фоне гремевшего справа и слева боя слышался приближающийся звук, который Владимиру очень и очень не нравился.
      - Ты где? Идёшь? - Владимир стал спускаться в поле, намереваясь наискось пересечь его и укрыться в лесу, видневшемся березовыми стволами в конце поля. Маленькая рощица на повороте слишком плохое укрытие для них. Похоже было, что по дороге к ним шли не только немецкие мотоциклы.
      - Да, я сейчас. - Молодой лейтенант, всё ещё бледный, выскочил из-за машины, обвешанный немецким оружием, подсумками. За поясом торчали три гранаты. - Документы у меня в кармане. - Лейтенант по-своему расценил критический взгляд Владимира, сразу понявшего, что этот молодой человек, имеет очень и очень смутное представление, что такое правильное ношение оружия. "Ну, ничего, если не убьют сразу, то научится" - Владимир зашагал по полю, как ледокол, раздвигая ещё недозревшую пшеницу. Следом за ним двигался лейтенант, уже перевешивающий оружие по-другому.
      ******
      После спертого воздуха тесной каюты подводной лодки, бьющий наотмашь ветер, заливавший фонтанами морских брызг, казался сладким. Матросы, еле удерживая за линь спущённую надувную лодку, цеплялись за леера, радостно матерясь. После трехсуточного перехода находиться наверху среди волнующегося моря для настоящего моряка было сплошным удовольствием. Офицер разведуправления флота Её Королевского Величества лейтенант Вальтер Браун придержал в рукопожатии руку Ван Синьмина и ещё раз напомнил, что они будут ждать на этом месте три ночи и что сигналы остались без изменения. Ван Синьмин кивнул, потом быстро соскочил в лодку, уловив подъем волны, и погрёб в сторону пляжа, виднеющегося среди поднимающихся волн. Не успел он отплыть далеко как лодка, фыркнув, стала исчезать в волнах. Пока ему надували лодку, грузили его непромокаемый мешок с аккумуляторами для радиостанции и ещё кое-чем на случай экстренного ухода, отсеки лодки успели провентилировать, обрушив на вспотевшие головы матросов волны бодрящего и крепкого морского воздуха. После погружения лодка ляжет на дно, где будет лежать до следующей ночи, до следующего подвсплытия для проветривания отсеков и наблюдением за берегом. Хотя Англия не была в состояния войны с японцами, лучше было не рисковать и не попадаться на глаза японским кораблям и судам. Такие встречи, как правило, оканчивались приходом японских сторожевых кораблей и бомбометанием по всем глубинам. Поэтому, они так проведут трое суток здесь, ожидая его возвращения. А затем, с ним или без него уйдут обратно в Гонконг на базу.
      Ван Синьмин грёб изо всех сил, стараясь не терять из виду полоску пляжа. Наконец, ему удалось проскочить бурлящую полосу, отделяющую открытое море и небольшую закрытую бухту. Дальше пошло веселей. На берегу Синьмин приспустив воздух, притопил лодку, бросив в неё кучу базальтовых камней, которых в этой бухте всегда было много. Остаток древнего вулкана разрушался всё быстрее, отступая перед ударами моря и крестьянами с рыбаками, разбиравшим некогда крепкий его остов для строительства и на якоря. Мешок Синьмин закопал под пальмами, тщательно заровняв холмик. Едва он вышел на дорогу идущую в сторону рыбацкой деревни, как грохнул гром, порыв ветра дернул его, а стена дождя ударила по спине. Но это было хорошо. Все следы его высадки на пустынный пляж смоет дождём, сам он, вывозившись в песке и глине, не будет отличаться от других рыбаков. Остаток ночи он провёл в наспех сооруженном шалаше, ожидая утра. Утро, как он и предполагал, оказалось хорошим. Ветер, наконец, утих, море стало успокаиваться, и рыбаки пошли на пляж бухты к своим лодкам. Он незамедлительно присоединился к рыбакам. Сейчас важно убедиться, что лодка не всплыла и мешок не найден. Потоптавшись позади толпы рыбаков, и убедившись, что и лодка, и мешок не обнаружены, он подошёл к старшему, протянул небольшой сверток. Тот без слов развернул его, окинул взглядом содержимое, кивнул. Синьмин принялся со всеми рыбаками стаскивать в воду лодку за лодкой, стараясь больше вымазаться. Рыбаки косо взглянули на него, но промолчали. Для Синьмина это означало, что пока всё идет без проблем. Как подрабатывали местные рыбаки перевозкой контрабанды, так и продолжают это делать. И это уже хорошо для последующего его отхода. Если бы было по-другому, было бы больше проблем.
      Полдня они провели в море на виду у японского сторожевого корабля, курсировавшего вдоль берега и отрабатывающего какие-то маневры, просеивая сетями ещё волнующее море. Затем, собрав улов, двинулись к порту. Вернее сказать к рыбацкому причалу, где их уже ждали владельцы ресторанов и перекупщики. На море уже пятые сутки был шторм, и все в городе нуждались в свежей рыбе. Разгружая сетки и корзины с перебранной рыбой Синьмин приглядывался к стоявшим на пристани. Вроде, как знакомых лиц нет. Торги же на причале пошли бойчее, владельцы и перекупщики смело сбивали цену, действуя на нервы рыбаков, громкими выкриками и обвинениями в завышении цены, но те, оставаясь спокойными, покуривали короткие трубки, ловко играли с ценами, стараясь запутать покупателей. Среди этого гвалта и перетекания корзинок и сеток с ещё живой рыбой, попавшими в сети крабами и прочим морским богатством Синьмин потерялся и обнаружился уже вне порта, с корзиной рыбы на плече. Он шёл следом за хозяином небольшого ресторанчика, открытого, как видно, совершенного недавно. Важно шествуя по улице, помахивая сложенным зонтиком, он давал указания куда идти, подталкивая Синьмина зонтиком сзади, если тот мешкал. Наконец, корзина была поставлена на стол повара, Синьмин получил свои несколько монет, и дверь ресторана захлопнулась за ним. Подкинув вверх монетки, Синьмин поймал их и сверился с указанием судьбы. Две легли решкой, одна орлом. Значит, надо было идти к антиквару. Но идти к нему в таком виде, значит провалить явку. Окинув взглядом утреннюю улицу, заполненную, в основном, спешившими клерками, торговцами и прочими, в том числе служащими колониальной администрации, он заприметил того, кто ему был сейчас нужен. Бабушка, в стоптанных бусие, несла бананы и манго, делая остановки после коротких перебежек. Было видно, что бабушка старалась нести это коромысло с корзинками быстро, но загруженное количество фруктов было очень большим для неё. Подскочив к бабушке, вытиравшей пот со лба полуистлевшим платком, Синьмин быстро сторговал все фрукты, а, добавив десятку японских йен, получил и коромысло, и корзины. Взвалив себе на плечи такую легкую ношу, Синьмин превратился в обыкновенного разносчика фруктов, которым кишит не только рынок, но и все улицы города. Крестьяне из близлежащих деревенек старались хоть как-то подзаработать, продавая бананы и манго, которые и так росли вокруг, никому не нужные.
      Передвигаясь по улицам Синьмин уже мог спокойно рассматривать обстановку кругом. Кому придёт в голову заподозрить в грязном и попахивающем рыбой разносчике фруктов агента Её Величества Королевы? А посмотреть было на что. Японские патрули, небольшие отряды солдат с обязательным флажком с круглым оранжевым солнцем посреди белого полотнища, перемещавшиеся по городу, французские колониальные полицейские, лениво посматривающие вокруг, и сторонящиеся проходящих японцев. Везде чувствовалось, что французское колониальное правительство активно сотрудничает с оккупировавшими Индокитай японцами. А это значит, что при контактах ему надо беречься как от японских контрразведчиков, так и от полицейских продажного правительства Виши. Тем более, что документы у него, мягко говоря, сильно ненадежные.
      На столбе, возле которого он остановился "отдохнуть", висел приказ японской администрации о наказании виновных докеров грузового порта за отказ от выполнения указаний японских управляющих. Там также висели предупреждение об ответственности за нападения или неучтивом отношении к японским гражданам, распоряжение коменданта о сдаче оружия, регистрации иностранцев и прочее, прочее, прочее. Мда. Тут лучше не попадаться лишний раз на глаза ни полицейским, ни японским патрулям. Вот удивится "папаша Жу", когда к нему приведут его, в таком виде и с корзинками фруктов. И, конечно же, он задаст вопросы, после которых ему только и останется только повеситься в камере. Так как японцы, судя по поступающим отсюда сообщениям, с "особо интересными" задержанными особо не церемонятся. А что он попадет в руки японцев сразу, после "папаши Жу", сомнений не было. Местная колониальная полиция была нашпигована информаторами японцев, которые доносили по каждой мелочи, стараясь получить от этого хоть небольшую, но свою выгоду.
      Переступая через улегшихся спать прямо на тротуаре чернорабочих, разбиравших какой-то дом, на соседней с его рестораном улице, Синьмин еле сдержал себя от желания пройти и посмотреть, что стало с его детищем - рестораном и парком. Сначала антиквар для уточнения ситуации и установления контакта, а затем всё остальное. Тем более, если его личные агенты целы, то ресторан он вынужден будет посетить для обеспечения вывода этого особо важного агента. Для чего собственного его снарядили так быстро в такой опасный и далекий путь, задействовав даже подводную лодку.
      ******
      Они, к удивлению Владимира, успели дойти, практически, до конца пшеничного поля. Когда из-за поворота, рыча моторами, выскочили мотоциклетки, лейтенант рухнул на землю сам, без команды. "Учится быстро. Значит, есть вероятность того, что выживет" - подумал Владимир, подтягивая к себе пулемёт. Круглый магазин был полон, расстояние было среднее, так что если их обнаружат в пшенице, то у них будет шанс, отстреливаясь, уйти в лес. Только вот, лейтенант бы не подкачал.
      Немцы, с ходу, обстреляв маленькую рощицу, полуторку, поле пшеницы с обеих сторон дороги, теперь собирали тела убитых мотоциклистов. Владимир, развернувшись лицом к дороге, тихо окрикнул лейтенанта:
      - Эй, лейтенант! Ты жив?
      - Жив. - Слышно было как, за стеной пшеницы, лейтенант ворочается, шелестя стеблями. - Только лежу не удобно.
      - Тихо там. Не ворочайся сильно. А то заметят. Если начнут по нам стрелять, ползи быстро к краю поля. А там рывком в лес. Понял?
      - Так точно. А потом рывком в лес. - По звукам было понятно, что лейтенант поменял магазин в "Токаревке". - А вы?
      - За меня не волнуйся. - Владимир чуть приподнялся, высматривая, что делают немцы. Те уже собрали убитых на дороге, дернули полуторку назад, и теперь вытаскивали из-под неё тела. - Слушай, лейтенант, а тебя как зовут?
      - Игорь. - Лейтенант, тихо ругнувшись, чихнул. - Лейтенант Зуев Игорь Семёнович.
      - Откуда?
      - Из Минска. Только окончил университет, стал поступать в аспирантуру. А тут война. Пошел добровольцем.
      - Понятно. - Владимир отметил, что немцы нервно озираются вокруг. А это значит, что они либо далеко оторвались от своих, либо новички, которые боятся всего и всех. - А меня зовут Марченко Владимир Аристархович. В звании полковник. - Немцы на дороге стали чаще озираться в их сторону. Они не спешили уезжать, явно ожидая кого-то. - Слушай, а какой факультет окончил?
      - Филологический. Диплом о большевистской правде поэтов революции.
      - Мда, звучит. - Из-за поворота появился бронеавтомобиль с несколькими машинами, забитыми солдатами. - Давай-ка, Игорь Семёнович, быстро ползком к лесу. И задницу не поднимай, отстрелят. - Добавил Владимир, увидев ползущего мимо лейтенанта. - Потом не сесть, не присесть не сможешь. Или того хуже, без детей останешься. Давай, двигайся быстрее.
      Высыпавшие, по команде офицеров, солдаты из грузовиков сразу защёлкали затворами, прикрепляли штыки. "Совсем охренели. Прочёсывать, что ли, будут? Командир тупой, видать" - Владимир пополз следом за лейтенантом, который оставил после себя широкую полосу подавленной пшеницы.
      Лейтенанта он догнал на самой кромке поля. От спасительной зелени леса их отделяло, всего ничего, метров десять - пятнадцать. Дав отдышаться себе и лейтенанту, Владимир снял пулемёт с предохранителя, дернул затвор. Кивнув сжавшемуся в комок лейтенанту "на счёт три" Владимир поставил прицел на постоянный.
      На счёт "три" лейтенант, согнувшись пополам, рванул к лесу, смешно побрасывая зад. Немцы на дороге загалдели, бросились к кромке дороги, стремясь занять лучшую позицию для стрельбы. Владимир привстал, и с колена дал длинную очередь по фигурам. Сквозь прорезь подпрыгивающего прицела пулемёта Владимир видел, как падали немцы, как пули дырявили борта и бензобаки грузовиков. Попав под обстрел, немцы частично попрыгали вниз, в пшеничное поле, частично залегли на дороге и за грузовиками. Бронеавтомобиль, стоявший с отрытым люком и боковой дверью, дернулся и, сигналя, заскочил за полуторку.
      - А вот теперь бежим. - Владимир рванул к лесу, надеясь добежать до того момента, когда немцы откроют ответный огонь. От винтовок ещё можно будет увернуться, а вот очередь из крупнокалиберного пулемета это серьёзно. Подбегая к стенке леса Владимир, увидел лейтенанта, целящегося в сторону немцев. "Прикрываю!" - крикнул лейтенант, давая короткие очереди по поднимающим головs немцам. Не успел Владимир проскочить лейтенанта, как по верхушкам деревьев, чуть выше головы, ударила очередь крупнокалиберного пулемета. "Бежим!" Лейтенант, подхватывая на бегу сползающее с плеч трофейное оружие, стал похож на героя известной комедии, американца собирающего сочки. Названия этого фильма Владимир не помнил, но и тогда, и сейчас от этого вида было смешно. Рухнув метров через двести на землю, Владимир, хватая ртом воздух, стал смеяться, показывая рукой удивленному лейтенанту, что у него всё в порядке. Тут в стороне дороги неожиданно грохнуло, в небо взлетел столб черного дыма, потом другой, послышалась нарастающая оружейная и пулеметная стрельба. Офицеры переглянулись, подхватили оружие и так же быстро бросились обратно.
      На дороге горели грузовики, выбрасывая вверх чёрные столбы вонючего дыма, бронеавтомобиль с сорванной башней накренился на обочине, посреди этого стояли два танка "БТ" и расстреливали, крутя башней, убегающих к лесу немцев. Владимир и лейтенант, не сговариваясь, плюхнулись под стволы деревьев, сняли с предохранителя оружие. Дав выскочить немцам на открытое пространство, Владимир и лейтенант расстреляли их, не дав возможности сбежать.
      У одного танка от удара о грузовик слетела гусеница, и экипаж, с помощью нескольких пехотинцев из десанта, протянув её на катки, закреплял, бухая кувалдой по ставленому в звено пальцу. Другие пехотинцы ходили по дороге, собирали оружие, патроны, гранаты, да и просто лазили по оставшимся целыми машинам на предмет "поживиться". "Живились", как правило, едой, спиртным, да табаком.
      - Европа. - Пехотинец с перемотанной головой, с пилоткой за поясным ремнем, пустил дым носом, сплюнул. - Так, боловство одно, однако, а не табак. Ни тебе вкуса, ни тебе крепости. Бумазея европейская! Тьфу! Эй! Стой! Кто такие?
      Владимир и лейтенант уже вскарабкались на дорогу, когда поставленный наблюдать за дорогой солдат заметил их. Неласково отозвавшись о его бдительности, полковник и лейтенант, прошли мимо копавшихся в машинах и лежавших на боку мотоциклах, подошли к танкам. Старшим оказался черный от копоти и одетого черного комбинезона капитан танкист. После представления офицеры прояснили ситуацию. Утром немцы прорвали фронт на стыке двух дивизий, и ввели в прорыв "стальной клин" в виде танковой группы и мотопехоты. Танковый батальон бился на позициях до конца. Танки оставшиеся на ходу, забрав остатки пехоты, прикрывавшей батальон, слив всё топливо в эти машины и собрав оставшиеся снаряды и патроны, отступили. Этот передовой отряд "стального клина" был первым, кого они раздавили, отходя в тыл. По всему было видать, что немцы уже продвинулись вглубь километров на тридцать - сорок. И продвигаются по нашим тылам они со всё большей скоростью, не встречая особого сопротивления.
      Устраиваясь на корме танка, Владимир сунул под себя подушку сидения, выдранную из кабины немецкого грузовика. Всё же мягче.
      
      
      
      ГЛАВА ВТОРАЯ. КОНТАКТ.
      
      В городок, в который он должен был попасть ещё вчера утром, они зашли на рассвете. Колона из двух БТ и немецкого грузовика проскочила небольшой мосток, миновала разбитую пожарную каланчу с остовом сгоревшей пожарной машины, и остановилась на крайней улице, рядом с полуразрушенным домом. Туман, сочась со стороны реки, мягко затягивал улицу, превращая её в отрезок какой-то нереальной улицы с искажёнными очертаниями домов. Капитан, справившись с картой, выслал вперед разведку. Топливо кончалось, а бросать танки ему не хотелось. Тем более, что это матчасть и за неё спросят. А то, что спросят обязательно, он не сомневался на все сто процентов. Владимир мешковато спрыгнул на землю и стал растирать затекшие ноги. За несколько часов, прошедших после последней стоянки, он так и не смог устроиться на броне поудобней. Не спасала даже подушка. Всё болело и ныло. "Старею, старею. Старый хрен, сидеть тебе надо, а не скакать козликом" - думал он про себя, направляясь, прихрамывая, к стенке, даже на расстоянии воняющей гарью. Он в городке, а это значит, что ему пора идти по своим делам. Даже если ноги не ходят.
      Прибежала разведка. Запыхавшиеся солдаты доложили, что признаков присутствия немцев в городе нет, а попавшийся им горожанин не только подтвердил их отсутствие, но и указал, что на лесозаводе и у элеватора, наверно, есть немного бензина и масла. Только вот какого, тот не знает. Чертыхнув солдат, за то, что не захватили такого осведомленного горожанина с собой, капитан полез из башни, так как Владимир поманил его к себе. Насколько он смог сориентироваться в местонахождении колонны, то необходимый лесозавод был на востоке, а гараж при элеваторе на юго-востоке. Чем он и поделился с подошедшим капитаном. Тот удивился знанию Владимира городка и ещё больше удивился, увидев удостоверение и услышав, что тот хочет. Но, выслушав Владимира, взял под козырёк. Его война, это его война, а "штучки-дрючки" НКВД это уже "мимо" него. Зарычав, танки продолжили свой путь к лесозаводу или к элеватору. Туда где возможно есть так необходимое им топливо.
      Проводив взглядом колону, Владимир поправил ремень автомата на плече, двинулся по улице. Ноги уже немного отошли, отчего идти было приятно. Туман глушил шаги, обволакивая сырым воздухом лицо и насыщая гимнастерку влагой. Дойдя до поворота, он повернул за угол и сразу наткнулся на разбитый "сельмаг". Взрыв снёс крышу, выворотил одну стену, придавив бревна наклонившихся стенок здания остатками кроны подломленного дуба. Судя по стойкому запаху тротила, фугасный снаряд взорвался совсем недавно, где-то ночью. Владимир, осторожно протиснувшись под ветками дуба, оказался внутри магазина. Разгуливать по городу в форме, при нынешней ситуации, ему было крайне опасно. В полутьме магазина Владимир сразу увидел, что перед ним здесь уже побывали. Судя по разбросанным по полу упаковкам, брали еду, выпивку. Пройдя чуть дальше, вглубь, он, подсветив фонариком, нашёл что искал. Быстро подобрав себе костюм, он переоделся и посмотрелся в зеркало, каким-то чудом сохранившимся в магазине при таком разгроме. В свете фонарика ни дать, ни взять, примерный сельский агроном или руководящий работник с немецким автоматом на плече, в щёгольских офицерских сапогах. Усмехнувшись, он собрался уже уходить, но потом остановился, провёл по скулам, вздохнул. Как не хотел ограничиться только костюмом, придётся брать по полной. Поискав по полкам среди битого стекла и перевернутого товара, он нашёл помазок, бритву, мыло, одеколон. В самом углу обнаружились плащи, рюкзаки, куча шляп, сброшенных на пол либо мародёрами, либо взрывной волной. Покопавшись, Владимир подобрал себе нужное. Аккуратно сложив свою форму, уложил на самое дно объемистого рюкзака, придавил сверху пачками патронов, уложил портупею, полевую сумку, подсумок. Затем, укоротив ремень, пристроил автомат на правом плече. Попробовал, удобно ли хватать за ручку, хватает ли длины ремня, если стрелять с руки. Удовлетворившись результатами, пистолет засунул за брючный ремень, а автоматные рожки рассовал по карманам и за голенища сапог. Взглянув ещё раз в зеркало, Владимир снова удовлетворенно кивнул головой. Широкий брезентовый плащ хорошо скрывал автомат, а рюкзак за спиной придавал ему вид зашедшего в город агронома или селянина. Вот теперь можно было идти. Скрепя битым стеклом, офицер так же осторожно выскользнул на улицу. Утренний туман, занявший улицу перед рассветом, разошёлся, и крыши домов уже золотило встающее из-за горизонта солнце. Оно вставало, как в кино, быстро и радостно, напоминая выходящего на поле советского колхозника. День обещал быть солнечным, безоблачным и жарким. Поправляя лямки рюкзака, Владимир зашагал, широко шагая. Через пару кварталов будет улица Красных партизан, по ней он дойдёт до Авиационной, а там уже и нужная ему улица с нежным и безмятежным названием Лазоревая. "Умудриться же так назвать улицу!" - думал офицер, проходя затихшие улицы города. - "Тишина как на кладбище. Ни дымка, ни скрипа, ни одной собаки. Вымерли они тут все, что ли?".
      ****
      Ближе к середине дня улицы города наполнились народом, стали появляться и легковые автомобили с важными персонами. Именно в этот момент продавец в лавке антиквариата загремел цепями, освобождая подвижную решётку на витрине и входе в лавку. Наступало время, когда жёны больших начальников выходили за покупками, а большие начальники спешили прикупить что-нибудь для своих "нежных курочек" или жен. Синьмин, улегшийся в тени деревьев, делал вид, что чинит свою порванную бусие. За тот час, пока он сидел на улице, ничто не указывало, что эта явка провалена. Хотя сигнала о провале нет, сама лавка отремонтирована и продавец новый. Следует подождать, пока не покажется хозяин. Когда Синьмин уже собрался идти дальше, показалась жена хозяина. Поговорив с продавцом о чём-то, госпожа Менг двинулась вдоль улицы по заранее известному маршруту. Мимо пекарни, вдоль стенки католической школы для девочек, мимо парикмахерской, дальше по улице Свободы и Цветочной, а затем через базар обратно к дому с покупками на рикше.
      Пока Синьмин провожал глазами стройную госпожу Менг, дочь известного в колонии французского бандита и китаянки, сделавшей партию господину Мани, обеспечивая более льготный тариф на доставку краденного в соседнем Лаосе и Сиаме, появился сам хозяин. Пройдя по балкону второго этажа особняка, на первом этаже которого была лавка, он, обмахиваясь веером, спустился вниз. Через минуту, поставив стул в садике, уселся за чайный столик с прибором, образовавшийся из воздуха перед ним. Это по совету Синьминя хозяин рядом с домом врыл несколько деревьев, образовав небольшой садик, что стало привлекать к нему дополнительных клиентов из числа французских колонистов. В сочетании с хорошим французским его жены, хорошим вином и коньяком, подливаемым гостям, торговля шла приятная и достаточно бойкая. Вот и сейчас, видно было, что хозяин кого-то ждет. А это значит, что явка не провалена и ему пора.
      Взвалив на плечи коромысло, Синьмин ковыляя, побрёл к лавке. Продавец, увидев приближающегося разносчика никому не нужных бананов, бросился ему наперерез, размахивая руками. Кроме жестикуляции он употреблял ещё и слова, за которые, в другой ситуации, Синьмин точно влепил бы ему в лоб. Но сейчас, мыча, он тряс головой, тыча пальцем, то показывая на карман, то снова на лавку. Продавец стал отталкивать его одной рукой, стараясь не испачкаться о такую грязную рубаху, грозя вызвать полицию или просто надавать по морде. Хозяин лениво повернул голову на достигший его уши шум скандала, также лениво скользнул взглядом по ним и собрался было отвернуться, как Синьмин кивнул ему. Антиквар вернулся взглядом на Синьмина, вгляделся, и сонное состояние слетело с него. Но по-прежнему лениво и вальяжно он махнул рукой приказчику, разрешая подпустить е себе этого деревенскую грязнулю. Ковыляя и стараясь не выйти из образа изображаемого немого, Синьмин стал кланяться, мычать, показывая знаками, какой хороший человек этот господин. Немного погодя он вытащил из карманов обтрепанных штанов небольшую шкатулку, инкрустированную перламутром, и протянул антиквару. Лениво взяв в руки шкатулку, антиквар чуть не поперхнулся чаем. С трудом поставив чашку, он кашлянул, мотнул головой в сторону лавки: "Бананы оставь тут, подойдём, посмотрим настоящая ли она". Продавец вытянул голову, стараясь рассмотреть вещь, но антиквар уже упрятал её в карман.
      Конечно же, он узнал эту шкатулку. Не далее как полтора года назад он продал эту шкатулку своему новому знакомому господину Фоу Аньсину, который потом завербовал его для работы на американскую разведку. Совсем недавно, перед самым приходом японцев он, продав ресторан, уехал куда-то во Францию, а теперь стоит перед ним рваный и грязный, как все разносчики в этом городе. Просто так Аньсин к нему не заявился бы. Значит, потребовались его услуги.
      В лавке было спокойно, располагающая к спокойному разговору тишина вместе с полумраком, затаившемся в углах, навевали сонное состояние. Над потолком, стуча моторчиком, вентилятор вертел пропеллером, сгоняя жар солнечных лучей с предметов. Мухи, спутницы улицы, робко проскакивали, стараясь не попадаться на глаза продавцу со смертельной хлопушкой. Купив у этого разносчика шкатулку и продав дорогому гостю из американского консульства очередную подделку под дворцовый фарфор раннего периода китайской династии Мин, хозяин убыл в неизвестном направлении. Оставив его бороться с мухами, сторожить лавку и объясняться с женой, по поводу отсутствия на обеде. Нгуен потянулся, стукнул очередную муху и с тоской посмотрел на часы. До закрытия лавки осталось совсем ничего. Скорее бы всё заканчивалось. Шагнув к входу, продавец посмотрел на небольшой садик, высаженный его хозяином. Увидев беспорядок, устроенный бродячей собакой со злостью плюнул, но вытащил совок и кусок старой палки. Всё вокруг лавки известного в городе торговца антиквариатом должно быть приятным и чистым. "Чистые руки, уши и шея - основа продажи таких вещей как антиквариат! Запомни!" - Хозяин при найме устроил целую лекцию о торговле антиквариатом. - "Увидев твои грязные руки, покупатель побрезгует взять в руки вещь от тебя. Не говоря уже о самой лавке!" Вот и приходится ему мыться с утра каждый день, надраивать эту лавку с утра до вечера, убирать этот дурацкий маленький садик на улице. Хотя, в солнечный и жаркий день, хозяин позволял посидеть в этом садике вместе с ним за столом. Выпить по чашечке дорогого чая, послушать рассказы как отличить одно от другого и просто поучиться мудрости. Хозяин, был очень образованным человеком, и знал столько, что и в голову не придёт. И крайне не любил японцев. Только кто же их тут любит? Только проститутки, да и те, за деньги.
      А его хозяин в это время, вместе с разносчиком, склонившись над начерченными наспех планами города, бухты рыбаков и ресторана ещё раз сверяли очередность своих действий по этапам операции. Кто за что отвечает, где ждёт, какие сигналы подает. Как действуют группы в случае провала или непредвиденной ситуации. Едва они закончили сверять свои действия, в дверь осторожно стукнули. В узкую полоску приоткрытой двери пролезла голова Куана, который только кивнул, подтверждая доставку мешка Синьминя. Контрабандисты, как всегда радушно приняли старого знакомого и не менее радушно согласились за деньги доставить в убежище мешок. Руководитель группы старый социалист Куан остался очень довольным увиденным в мешке. Теперь у его группы было достаточно денег, запасных частей к рации, патронов, аккумуляторов. Что обеспечит стабильную связь с друзьями, от которых прибыл такой важный человек, если сам антиквар пришёл к нему сюда. И, главное, у них была маленькая динамо машина для зарядки этих батарей. За такую посылку он был готов не то, что предоставить господину Фоу свою самую лучшую лодку с опытными матросами, но и атаковать японский сторожевой корабль, если тот окажется в то время у них на пути.
      Ещё раз, подтвердив очередность всех шагов в своём плане, готовность подмены Синьмин улёгся спать, а антиквар отправился в ресторан для заказа столика, а потом домой. Ему предстояло сыграть основную роль в этой операции. Отчего он был немного на взводе. Он должен в течение трех дней, каждый вечер сидеть в бывшем ресторане господина Фоу за столиком номер пять в ожидании человека, который подойдёт к нему, и спросит о цене на фарфоровую вазу эпохи Западная Чжоу, так как ему друзья в Токио посоветовали обратиться именно к нему. Тогда он начнёт действовать согласно плану. Чётко и обеспечивая безопасность этого человека. Этот человек очевидно очень важный, если сам господин Фоу, презрев опасность, прибыл сюда.
      Жена антиквара, услышав о том, что они пойдут в самый модный ресторан, сначала обрадовалась, но потом пришла в ярость. Как она может пойти в такой ресторан, да ещё с ним, но без нового платья? Только кулак, показанный ей раздражённым мужем, стал весомым аргументом в споре, что платье купленное два дня назад как раз подходит под такой случай, прекратив полуторачасовую истерику.
      ****
      Улочка оказалась на удивление длинной улицей, огороженной с двух сторон высокими, в рост человека, заборами. Вытягиваясь над заборами, из дворов наружу рвались ветви груш, яблонь, слив, дополняя вид улицы приятной зеленью. Нужный ему дом был пятым по нечетной стороне. Стараясь не возбудить собак, Владимир быстро прошёл к дому и, не найдя ручки или кнопки звонка, просто толкнул высокую калитку.
      Калитка, не скрипнув, пропустила его во двор дома. Собака, привязанная на цепь, только высунулась из будки, показала зубы и рыкнула. Но как-то слабо, тихо и даже немного растеряно. На крыльце, поправляя сползающую с плеч телогрейку, появился мужчина, который смерил его достаточно не приветливым взглядом. Владимир изобразил улыбку, кивнул на торчавшую голову собаки.
      - Хозяин, а собачка-то не укусит?
      - А стой себе на месте, она и не укусит.- Ответ хозяина был полон сарказма. - Чего надо? Не подаю.
      - Так, холодной водички бы. Жарко. Так жарко, что подсолнухи у вас раньше времени созрели. А агроном и не чешется их убирать. - Произнес фразу Владимир, вставляя ключевые слова "подсолнухи", "агроном", "чесаться". - Не грамотный он у вас, что ли?
      Хозяин спустился с крыльца, подошёл поближе. Только сейчас Владимир заметил, что в рукаве поправляемой хозяином телогрейки торчала рукоятка нагана.
      - Так ты говоришь, агроном? - Хозяин цыкнул. - Неграмотный? Да нет, в Москве учился, даже у профессоров диплом получил. Только вот, дурковатый он.
      Ответ был правильным с ключами. Владимир вытащил пачку папирос, поднятую с пола в "Сельмаге", произнес вторую часть пароля:
      - Вам привет от Александера...
      - .. Македонского, принца персидского. - Хмыкнув, закончил за ним хозяин. Вторая часть пароля была крайне идиотская, но пароль есть пароль. Оглянувшись, потянул за рукав. - Пойдемте в дом. Вас кто-нибудь видел?
      - Не знаю. Но на улице никого не было. Даже собаки и те молчали.
      - Да, ночью тут бой был. Видели, наверно, порушенные дома? Бой небольшой. Танки с танками. Постреляли, постреляли и немцы дальше пошли. А собаки залезли в будки и не гу-гу. Боятся теперь всех. Идите, идите. Она не тронет. Я рядом.
      Изба оказалась очень светлой и приятной. Половики, скрученные в столбики, лежали вдоль стенок, отчего казалось, что у стен лежат снаряды. На столе стояла кружка, заварной чайник, несколько кусков хлеба, кружками порезанная домашняя колбаса. Видно, хозяин собирался завтракать.
      - Я уж думал, что всё. Самому придется тут, что-то придумывать. - В его речи было что-то трудно уловимое и знакомое Владимиру. - Говорили, что до отхода всё передадут. А потом за два часа и того. Никого нет. Уже третьи сутки. Город ни советский, ни немецкий. Завтракать будете? Или по маленькой?
      - А Ваши? - Владимир кивнул головой на закрытые двери в комнаты.
      - Жена и дети? - "Товарищ Семён" тряхнул головой. - Так, как началось, я их в кулак и прямо в Саратов. К тётке. Всё равно, житья тут уже не будет. Даже если бы не война.
      Перед самой войной хозяина дома, бывшего офицера дивизии Мамонтова, добровольно перешедшего на сторону большевиков, арестовали по доносу за "антисоветскую агитацию". А с началом войны выпустили за отсутствием улик и сильной перегрузки контрразведки. Хотя могли и расстрелять. Вот и решили воспользоваться этим фактом при организации подпольной сети в этом городке. "Товарищ Семён" живший летом спокойной жизнью пасечника на полях соседнего с городом совхоза, а зимой чинивший обувь на колхозном рынке, после ареста стал как нельзя прекрасной кандидатурой для внедрения его в немецкую оккупационную администрацию. Как лицо обиженное Советской властью и бывший белогвардейский офицер. Конечно же, при условии, что фашисты дойдут до города. Теперь же Владимир должен был передать ему пароли и явки в соседних городах, а также указать тайник, куда перед самым отступлением успели заложить с десятка два ящиков с винтовками, а также патроны и гранаты с небольшим количеством тола. Тайников, на самом деле, было несколько, но выкладывать всё сразу было бы не логично. А вдруг из-за какой-нибудь ошибки неопытных подпольщиков сеть сразу провалится?
      Весь день они провели в разговорах. Сжигая в печке свой блокнот с записями, Владимир, не спеша, обстоятельно рассказывал о своём опыте подпольной работы. Приводил примеры как лучше всего проводить разведработу с немцами, искать и привлекать к работе новых членов сети. Особо он остановился на проблеме предателей и провокаторов. И хотя "товарищ Семён" в НКВД уже прошёл первичную подготовку, он слушал внимательно, задавая дельные вопросы, вникая в суть. Видно было, что настрой был деловой, ответственный. От чего на душе Владимира стало спокойно. Можно было считать, что его поездка, даже учитывая короткие боестолкновения с немцами и нахождение в тылу наступающего врага, прошла на все "пять". Они уже собрались сесть поесть в горнице, заполненной лучами клонившегося к закату солнца, как на окраине бухнула танковая пушка, ей ответили ещё две, завязалась пулемётно-ружейная перестрелка. Переглянувшись, мужчины поднялись. Владимиру было пора. Товарищ Семён на удивление быстро собрал "с собой", не забыв засунуть в узелок небольшую бутылочку. Владимир не возражал. Такой чистый самогон можно не только пить, им можно ещё и промывать раны.
      Пересекая улочки короткими перебежками, Владимир пытался выйти на улицу, ведущую в видневшийся за деревьями лес, в котором можно было укрыться. А потом найти отступивших из города с боями. Но каждый раз натыкался на немцев. Перевесив автомат с плеча на грудь, Владимир старался двигаться быстрее, но мотоциклисты были, конечно же, быстрее, заполняя улочки небольшой городок уже оставленного отступающими русскими. Понимая, что у него совсем мало вариантов - либо прорываться с боем, либо спрятаться и вечером выйти в лес, Владимир нырнул в открытые ворота высокого забора. Проскочив подворотню, он, весь в поту, мысленно матерясь, протиснулся сквозь прореху в заборе и неожиданно очутился на улице, в конце которой, треща мотором, скакала на булыжниках мостовой мотоколяска с немцами. И в этот момент он понял, что ему показалось знакомым в речи "товарища Семёна". Так говорят люди, у которых выбита часть передних зубов. Немного шепелявя и чуть слышно подсвистывая воздухом сквозь оставшиеся обломки зубов.
      ******
      Икито заявился к отцу только после получения приказа о переводе. Сделав, таким образом, небольшой подарок стареющему генералу. Как приятно обрадовать старика таким приятным известием! Хотя старик и так верил в своего сына.
      Икито, находился в прекрасном настроении. Его работа оценена высоко. Представили к ордену, перевели в Токио начальником отдела. А там глядишь и повысят в звании. Отец, узнав о назначении, обрадовался. Сына не только заметили и отметили, так ещё и перевели в столицу. Значит не зря он, старый вояка, воспитывал своего сына в духе соблюдения "бусидо".
      Из своих старых и школьных знакомых Икито нашёл на месте только троих. Все они работали на заводах, выпуская самолёты, пушки и винтовки. Даже одноклассницы, вышедшие замуж и нарожавшие детей, были задействованы в военном производстве, разбирая комки каких-то ниток, веревок и другой некондиции, выплетая их них пригодные к употреблению веревки. Действительно, вся страна работала для победы армии империи.
      Зачастую Икито, разговаривая со своими друзьями, чувствовал себя немного неудобно. Он там, в других странах вёл жизнь разведчика, сложную, полную волнений и тревог, но здесь в своей стране, они подвергались более тяжелым испытаниям, чем он. Только что стоит таких усилий? Где бы не ступала нога солдата императорской армии, везде появлялись ненавидящие японцев, которые не склоняли голову перед победителем, как велит закон силы, а тайком и открыто нападали на солдат, переселенцев. Так нужна ли была потеря сотен и тысяч жизней солдат и такие усилия простых японцев у себя дома, если то процветание, для достижения которого великая Япония начала свой поход, не проявлялось, а, казалось, наоборот, удалялось всё дальше от народа Японии. От таких мыслей он чувствовал себя обманутым, отчего хотелось выть. Но каждый раз он, как молитву, повторял слова, священные для каждого связавшего себя с воинским братством императорской армии: "Самурай является преданным служителем императора и его божественного дома. Воля императора воля неба. Любой, кто усомнится или предаст императора, подлежит к исключению из служения и умерщвлению". И значит, что он не имеет право сомневаться или колебаться. Тем более, достигнув такого высокого положения. Наоборот, он своим примером должен поднимать настроение и дух друзей, находящихся сейчас не в лучших условиях.
      Как-то поздно вечером, после посещения ресторана с новыми сослуживцами, где перевод был отмечен как положено, Икито, уже достаточно пьяный, заявился домой и застал в гостях у отца какого-то важного чиновника из министерства обороны. О том, что чиновник был высокого ранга, говорил автомобиль с номерами, закрепленными за министерством обороны, охрана, пропустившего его только после проверки документов. Икито, как примерный сын, собрался, трезвым шагом прошёл по дому, поприветствовав встреченного гостя в коридоре вежливым поклоном. Подождав, когда машина отъедет от дома, он, постучав в тонкие рамки двери, вошёл к отцу. Тот сидел и в задумчивости крутил кисточку для письма, выводя на толстой бумаге какие-то узоры, зарисовывая набросок карты. Одного взгляда было достаточно для Икито, чтобы узнать удлиненный силуэт русского Приморского района и изгиб восточного побережья Дальнего Востока с отходящими от него нитками, уводящими куда-то за край листа. Отец поднял голову, посмотрел на Икито, севшего напротив, покачал головой, вздохнул и вновь склонил голову. Озадаченный увиденным и поведением отца, Икито, почтительно пожелав отцу спокойной ночи и спокойного сна, вышел из комнаты. Не понимая, что стало причиной такой грустной задумчивости отца, он, трезвея, долго сидел у окна в своей комнате, куря сигарету одной за другой. Едва он скинул одеяло, чтобы лечь, в дверь, без стука, вошёл отец.
       Сев на кровать он вытащил сигарету из пачки сына, щёлкнул зажигалкой, огорчённо сказал: "Знаешь мальчик, я никогда не думал, что интересы мелкой кучки богачей могут преобладать над интересами нации. Они, движимые наживой могут привести империю к гибели, ведь голос разума у них залит жаждой денег. А император прислушивается к своим советникам, которые уже куплены этими жирными котами. Боюсь, нас всех ждут не очень весёлые времена". На попытки Икито что-то сказать, отец поднял руку, останавливая его, и закончил: "Ты же делай что тебе положено. Честно служи императору и Японии. Но и не забывай, что ты человек. Самурай не покорный слуга, а верный слуга. Помни это".
      
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ. А ТЕПЕРЬ, ПОШЛИ!
      
      Немцы в азарте засвистели, закричали, а сидевший в коляске, потянулся к затвору пулемёта. Владимир вскинул автомат. Очевидно, что немцы не увидели автомата у внезапно появившегося на улице русского в широком брезентовом плаще, так как стали лихорадочно хвататься за оружие. С первой очереди он попал в пулеметчика и управлявшего мотоциклом немца. Мотоциклетчики, сидевшие сзади на багажнике люльки и заднем сидении мотоцикла, соскочили, присели за остановившийся, но не заглушенный мотоцикл. Владимир переместился вбок, стараясь поймать в прорезь прицела хотя бы намёк на ногу, плечо или всю фигуру хотя бы одного из мотоциклистов. Но они оказались опытными и сами передвигались, прикрываясь мотоциклом, стараясь занять выгодную позицию. Нужно было что-то срочно делать. Назад идти не было смысла. На соседней улице также были немцы. Спрятаться в подворотне тоже было негде. Надо было прорываться тут, и как можно быстрее, до появления новых мотоциклеток. Винтовочный выстрел стукнул тихо, но Владимир услышал его. Один из прятавшихся приподнялся и сразу получил очередь. Второй неожиданно вскочил и бросился прочь так резво, что пришлось стрелять три раза. Закинув автомат за спину, офицер бросился к мотоциклу. Это его спасение. Тот час к мотоциклу из подворотни бросился солдат, за спиной которого болталась винтовка. К мотоциклу они подбежали одновременно.
      - Водишь? - Отрывисто спросил Владимир. Дыхание перехватило, говорить было трудно. Солдат выдохнул "нет". У него тоже с дыханием было не очень хорошо. - С пулеметом могу. - Неожиданно услышал Владимир, что его обрадовало.
      - Давай, оружие и в люльку! - Владимир не стал разворачивать мотоциклетку, а, кинув в люльку плащ, прыгнул на переднее сидение. От первого удара по "длинной искре" мотоцикл чихнул, но не завёлся. От второго и третьего нервно вздрагивал, но, всё равно, упорно не заводился. Владимир в сердцах выматерился, не стесняясь в словах. Солдатик, хихикнув, забросил подобранный автомат и подсумок в люльку, уперся сзади. "Раз, два! Взяли!" скомандовал он, толкая мотоцикл. Владимир вновь дернул "длинную искру". Мотор чихнув, взревел, выпустил облако черного дыма и заработал, как положено, четко, с приятным на слух тактом. Солдатик запрыгнул через укрепленный сзади на люльке ящик, плюхнулся на сидение.
      - Ну, немчура! Берегись! - Закричал он, натягивая снятые с убитого мотоциклетные очки на глаза. - Щас мы вам перца засыпем!
      - Держись! - Крикнул Владимир, разворачиваясь на узкой улице в нужном направлении. - Как только подъедем к немцам ближе, стреляй. Понял?
      - Да чё тут понимать! - Солдат умудрился быстро снять пулемёт со станка, и теперь примерялся к нему. - Туда отсюда. А когда мимо, то сзади! И вся арифметика! - Солдат поправил пулемётные магазины под ногами. - Эх, гранат нет. А то полный концерт был бы!
      - Стой, стой! - Наперерез мотоциклу из провала в заборе выскочил ещё один солдат, с вещмешком в одной руке, поясом в другой и пилотке, нахлабученной поперек. На щеке отпечатался шов пилотки с пятиконечной звездой, а одна из обмоток развернулась и теперь тянулась за ним змеёй, вычерчивая сложные рисунки в пыли. - Братцы, братцы! Возьмите, не оставьте!
      - Спать надо меньше! - Громко ответили из люльки. И уже строго. - А где винтовка?
      - Так я же из музкоманды. У нас оружия-то, вообще, не было! - Видно было, что говоривший очень сильно боится. Пот катил градом, лицо было бледным, руки тряслись. - Не оставьте! У меня две гранаты есть!
      - Когда это русские своих бросали? - Откликнулся Владимир, кивнул за спину. - Давай назад! И гранаты приготовь! Как крикну, так и бросишь. Понятно?
      - Понятно! - Закричал от радости музыкант, запрыгивая на заднее сидение. Обмотка, окончательно размотавшись, осталась лежать в пыли дороги.
      - Гранаты-то какие? - Поинтересовался солдат, в люльке укладывая пулемёт на упёртую в край ногу. - Небось, немецкие? С замедленной искрой?
      - Наши! Правильные! Вот! - Солдат вытащил гранаты из кармана, показал. Да, две снаряжённые гранаты "Ф-1" это серьёзный аргумент.
      - Держитесь! - Крикнул Владимир, перекрывая гул мотора. - Если удастся, прорвёмся! Ну, что? Бог не выдаст, а свинья не съест?
      Мотоцикл, с трудом взяв с места, довольно быстро разогнался, и уже ближе к концу улицы летел, оставляя за собой шлейф поднятой пыли. Сидевший в люльке неожиданно для Владимира затянул "Всё выше и выше, и выше, стремим мы полет наших птиц...", а сзади подхватили. Так, в облаке пыли, с песней они выкатили на перекресток.
      - Гранату! - Скомандовал Владимир, а она уже летела впереди, и пулемёт прореживал строй немцев, поднимавшихся по улице к перекрёстку. Те заметались, стараясь спрятаться, но ворота с калитками вдоль улицы были закрыты, а высота заборов не позволяла просто так их перепрыгнуть.
      Мотоцикл проскочил вжимавшихся в землю немцев, проскочил на большой скорости перекрёсток внизу улицы и ещё пару перекрестков, пока Владимир не почувствовал острый запах бензина. Одного взгляда вбок было достаточно, чтобы понять что случилось. Бачок с бензином пробила шальная пуля и у них есть совсем немного времени. К тому же, заднее колесо было пробито, и мотоцикл теперь ёрзал ободом по земле, норовя закинуть зад вперед.
      - Вот же гадство! Недолго музыка играла! - Солдат поменял магазин в пулемёте, смачно плюнул. - Ну, что? Станция Кацай, кому нужно вылезай?!
      Владимир осторожно притормозил, соскочил. Надо было бросать уже бесполезный аппарат и уходить. Музыкант как-то по-обезьяньи ловко перелез через забор, грохнул засовом открывающихся ворот. Напрягаясь и пыхтя, они затолкали заглохший мотоциклет во двор, поспешив захлопнуть за собой ворота. Разбирая оружие, а попутно и проверяя всё навьюченное на мотоцикле, они не разговаривали. Времени было в обрез. Уже был слышен вблизи треск мотоциклов, короткие очереди автоматов. Им было не важно, что это было. Ищут ли их или немцы развлекаются, постреливая, или проводят облаву на оставшихся в городе солдат. Они спешили убраться из этого двора как можно быстрее, вместе с тем, не бросив обнаруженные на мотоцикле боеприпасы и еду. Война войной, а кушать хочется.
      ******
      Ресторан остался практически таким же. Только добавилось электрических гирлянд, новая поворачивающаяся тумба с афишами и вывески с огромными иероглифами призывавших японских офицеров провести незабываемый вечер, вкусить атмосферу настоящего парижского шантана. Синьмин поглубже втянул голову в плечи, прикрылся соломенной шляпой и вместе с "Драчуном", самым крепким и метко стреляющим из его личных агентов, потянул повозку с углём к задней части ресторана. Там у угольной ямы, за стеной мужского туалета, они будут ждать, когда через узкое окно наверху к ним вылезет тот, за которым они пришли. На дне одной из корзин лежала специально приготовленная роба. Безразмерная и уродливая она могла налезть на самого мелкого и на самого длинного. Синьминь сначала полагал, что переодевать следует потом, когда они будут в безопасности, но, поразмыслив, признал, что так будет правильней. Если контакт под контролем, уходить значительно легче через кварталы бедняков в такой же, как у этих бедняков, одежде. Убегать в красивом дорогом костюме через кварталы бедноты, как-то очень уж .... Кроме того, по темным силуэтам и стрелять тяжелей.
      Синьминь поправил приклад автомата Томсон, спрятанный под наваленными мешками и сейчас высунувшийся из-под них в результате тряски тележки по кочкам. Лучше, конечно же, обойтись без стрельбы, но, как получиться в действительности, Синьминь не представлял. Уж больно всё, что происходившее тут и сейчас, напоминало сцену из шпионского кино. Переодевание, тачка с автоматом, ещё человека три с пистолетами на противоположной улице и лодка с мотором, стоявшая у стенки канала, которая доставит их прямо к заливу, где спрятана лодка Синьмина.
      Антиквар не спеша прошёлся по залу, раскланиваясь со знакомыми французскими колонистами, проверил открыто ли окошко в мужском туалете, подав сигнал о своей готовности. Теперь осталось встретить нужного человека и, при необходимости, подсадить того в окошко.
      Программа началась с комических сценок, от которых сидевшие в зале сначала хмыкали, бросая короткие улыбки, но потом зал разошёлся и проводил уход артистов со сцены бурными овациями. Что ни говори, но подобранные хозяином ресторана артисты сумели поймать комическое в упражнении японских солдат на плацу. В разгар второго номера в зал зашёл незаметно морской офицер императорского флота в белом форме и сел немного в стороне, в тени одной из колон. Продемонстрировав хороший французский, офицер заказал официанту виски и сигару. Потягивая маленькими глотками виски, он раскурил сигару, явно наслаждаясь её вкусом. Видно было, что офицер скучает и от этой скуки рассматривает зал, задерживаясь взглядом на женщинах, сидевших за столами. Но вот, наконец, номера кончились, появился джазовый оркестр, заиграла музыка. Офицер встрепенулся, встал, потушил сигару, поправил форму и отправился к крайнему столику. Подойдя к столику, за которым жена антикварщика отстукивала ритм свой стройной ножкой, сделал полупоклон и, соблюдая этикет, пригласил даму на танец. Получив разрешение от мужа, он как галантный кавалер провёл даму к танцевальному кругу и они стали танцевать. Бросая украдкой взгляды на жену, разговаривающую в танце с японцем, он всё-таки не упускал из вида вход в ресторанный зал, выход в коридор, ведущий в туалеты. Главное для чего он терпел глупость своей жены в этот вечер это, конечно же, задание. А не желание сделать ей приятное. Хотя, по-своему, он её любил. И был готов терпеть и дальше, только если бы она родила ему детей. Танец кончился, японец под косые взгляды французов, богатых вьетнамцев, немцев, итальянцев, занимавших свои привычные места за столиком, провёл даму обратно. Раскланиваясь, он сделал комплементы такому счастливому мужу, обладающему такой красавицей и умной женой, а также поинтересовался что действительно господин Мани торгует антиквариатом? Чертыхнувшись про себя, антикварщик расплылся в улыбке, закивал. Тогда японец предложил обсудить один вопрос по антиквариату, не убивая своими разговорами о старом хламе уши прекрасной мадам. Они прошли вдоль зала, где уже начался другой танец, зашли в бар. Где, в затемнённом уголке, со стаканами с выпивкой, господин Мани услышал, то для чего он был здесь.
      Дальше события, по мнению антиварщика, развивались как-то особенно медленно. Сначала они неспешно допили взятое в баре. Так же мило беседуя, они медленно прошли в зал, где японец ещё раз станцевал с женой господина Мани. Посидев и поболтав на общие темы, офицер неспешно откланялся, а потом, подхватив свою фуражку, исчез в коридоре, направляясь, перед выходом на тёмную улицу, в туалет. Просидев и потанцевав с женой, господин Мани заплатил по счёту и отправился домой.
      Когда через сутки к нему в дом пришла колониальная полиция и представитель японской военной администрации, антиквар просто всплеснул руками. Как такой приятный, интересовавшийся антиквариатом офицер мог быть убит? Он очень скорбит по такому постыдному факту и выражает представителю японской администрации сожаление по поводу происшедшего. Когда, задав все вопросы, делегация, выходила из дома, антиквар поинтересовался у французских полицейских об убийце и причинах. Полицейский криминальной службы, бросив короткий взгляд в спину спускавшегося впереди представителя, тихо сказал: "Нам-то до этого чего? Кокнули одного косоглазого больше или меньше, нам-то с этого чего? Хоть бы их тут всех вырезали. Нам бы меньше было дел. А труп офицера выловили в канаве. Сразу на следующее утро, без головы и изгрызенный крысами. Только по кольцу и опознали".
      Синьминь подхватил выскальзывавшего из окошка офицера в белой форме и чуть не выматерился. Тот оказался тяжёлым и с крайне твердыми боками. Обменявшись паролем и отзывом с объектом, Синьминь тут же изложил план действий. Едва японец сбросил форму с себя, чтобы натянуть подготовленную одежду, Синьмин понял, почему у этого вроде упитанного японца ребра были такими жёсткими. К телу офицера были прикручены два плоских пакета в картонных конвертах, отчего он в форме смотрелся более полноватым, а на ощупь был таким плотным. Скомкав одежду и уложив её в один из мешков, они втроем впряглись и, прислушавшись, вытолкали тачку на заднюю улицу, тёмную и узкую, как все улочки в старых кварталах портовых городков. "Всё пошли, пошли, пошли" - тихо скомандовал Синьминь, - "не останавливаясь, чтобы не случилось".
      ******
      Под ногами предательски скрипело битое стекло, выдавая их присутствие в коридоре этой пустой конторы. Заскочив внутрь, они спрятались от выкатившегося на площадь грузовика с солдатами, но одновременно заперли себя в этом доме. Очевидно, что дом обороняли совсем недавно, так как в помещении стоял устойчивый запах пороха, крови и чего-то трудно уловимого и не выразимого, которое бывает только в местах боёв. Перебегая светлые прямоугольники выбитых взрывной волной дверей, они двигались к концу коридора, где, по их мнению, можно было бы выскользнуть на задний двор, а оттуда ещё куда-нибудь. На их удачу, немцы, выскочив из машины, не торопились заходить в здание, весело гоготали дурашливыми голосами над чей-то шуткой. "Веселятся, суки!" - Зло прошипел музыкант, сжимая винтовку. - "Дать бы им сейчас!" "Я тебе дам!" - Сразу среагировал "первый номер". - "Неси, давай, патроны! Как скомандуют, так и будешь давать!"
      Выскочив из подвороти, пролезая через проделанные лазы в заборе, солдаты не прекращали переругиваться между собой, пытаясь решить, кому нести тяжелый ящик с патронами к пулемёту. "Пулемёт у меня, значит, я первый номер" - рассуждал один. - "Значит тебе, как второму номеру, и нести. Ведь и так несешь же?" "А ты спроси меня. Может, и я могу с пулемётом". - Пыхтел второй, протискиваясь и протаскивая ящик. "Может... с пулемётом..." - Передразнил его Владимир, заканчивая спор. - "Смотрите по сторонам лучше. А потом уж разберемся. Кто первый, кто второй, кто десятый. Тут бы выбраться". Солдаты согласно кивнули и затихли, но, видать, не надолго.
      В разбитой снарядами комнате они наткнулись на пулемётный расчет, который, судя по их позам и кучам стреляных гильз, вёл огонь до конца. До того момента, когда снаряд, выпущенный из танка, не отбросил их в одну сторону, а пулемёт в другую. Они лежали вместе, не отпуская из рук недоснаряженную полупустую пулемётную ленту, которая как бы связала их. Музыкант зачерпнул несколько раз патронов из открытого ящика, засыпая их в карман брюк. У него вместе с одним патроном в винтовке осталось всего пять штук. Владимир присев, вытащил из кармана гимнастерки документы. А пулемётчик, чуть подавшись вперёд, наблюдал за светлым пятном проёма в начале коридора, ожидая, когда они пойдут дальше. В проломленный проход в стене, туда, где мог быть выход в задний двор.
      Один из снарядов снес угол здания на первом этаже, но перекрытия второго этажа рухнув, оставили небольшой лаз для одного человека у самого пола. Присев возле лаза, они переглянулись. Опасно было ползти под так опасно ходившими балками, но выхода не было. Немцы, получив команду, затопали сапогами по крыльцу, собираясь осмотреть здание. Матеркнувшись, первым, выставив вперед пулемёт, нырнул пулемётчик, потом "второй номер", затем Владимир. Потревоженные балки опасно заскрипели и заходили вверх вниз, всё больше разбалтываясь. Наплевав на скрытность, они бросились в разбитые окна, успев вовремя выскочить. Балки рухнули, потянув за собой полы второго этажа, кирпичную стенку, штукатурку. Облако стало расти и шириться, заполняя задний двор. Немцы загалдели и тоже выскочили на улицу к машине. Опасное здание заскрипело, задвигалось, показывая всеми своими движениями, что собирается вот-вот рухнуть.
      Владимир, махнув на ряды сараев, выстроившихся вдоль забора заднего двора, отходил последним, держа на прицеле здание конторы. Но немцы не очень хотели входить в это здание, или находиться рядом. О чём они и заявили лейтенанту, попытавшемуся направить их для осмотра места обрушения. После препирательств между фельдфебелем и солдатами во внутренний двор вошли несколько человек, но Владимир и его попутчики уже успели забежать за сараи, где, выломав доски в стенке, укрылись в одном из них.
      Пройдясь по двору, немцы, открыто матеря фельдфебеля и этого молодого дурака, пошли назад. Что они не видели рухнувшей крыши? Разрушенных домов они уже насмотрелись в Польше. А если и были тут русские, то, всё равно, куда не беги, на выходе из города их как зайцев переловят ребята в выставленном оцеплении.
      Переведя дух, Владимир огляделся. Сарай был заполнен всяким хламом, который обычно копится в конторах годами, но от которого избавиться нельзя, так как оно стоит на балансе и каждый раз, при инвентаризации, извлекается на божий свет. Солдаты по-своему использовали образовавшуюся небольшую паузу. Музыкант, потирал ноги, обколотые острыми головками патронов, выскребая их из кармана, засовывал в подсумки и полупустую противогазную сумку. Пулемётчик вытрясал из ствола не видимую пыль, что-то бормоча под нос. Неожиданно за стенкой раздался шорох, и все вскинули оружие.
      - Товарищи, не стреляйте! - Кто-то громким шёпотом обратился к ним из-за стенки. - Свои. Мы тоже тут спрячемся.
      - Кто мы? - Недоверчиво спросил музыкант, опустив винтовку. Перезарядить он её ещё не успел.
      - Я и ещё один раненный танкист. Подобрал у подбитого танка, без памяти. А сейчас уже ничего. Слушайте, а закурить есть? А то час сидим, а в карманах ничего.
      - Вечера дожидаемся? - Поинтересовался пулемётчик, устраиваясь на какой-то пронумерованной масляной краской конторской рухляти, раньше носившей важное имя "стол конторский". - А вот курить, вредно.
      - Да, пошёл ты, зубоскал. - Парировали из-за стенки. - А у вас, товарищ гражданский, папироски не найдется?
      В этот момент недалеко громко ухнуло, раздались автоматные и винтовочные выстрелы. Сквозь треск выстрелов, до них донеся громкий крик "Ура!", который, нарастая, стал приближаться к сараю.
      - Наши, ёжки-матрёшки! - Обрадовано сказал пулемётчик, вскакивая и подтягивая ремень на штанах.- Ну что, поможем?
      - Давай! - Владимир пропустил первым музыканта, потом нырнул сам. За стенкой его уже ждали танкист, сжимавший ТТ в руке, маленький чернявый дядька с немецким автоматом и рожками магазинов за поясным ремнём, улыбающийся пулемётчик и музыкант, быстро набивающий магазин винтовки.
      - Первым идут они, затем мы. Смотреть по сторонам, огонь открывать без команды. - Владимир поправил рюкзак за плечами. - А ты, танкист, не лезь вперед. Твой ТТ тут как комар на слонихе. И хочет, да не может и мимо. Если кого ранят, не оставлять. Понятно? А теперь, пошли!
      ******
      Лодка сильно накренилась, когда в неё соскочил Синьминь и японец. Не дав пассажирам устроиться на рейках, выполнявших роль скамеек, лодочник махнул рукой, и тачка исчезла в темноте уходящей стенки канала. Стараясь не раскачивать лодку пассажиры осторожно умостились на этих рейках, уложив на дно, автомат и большую плетеную корзину, где под фруктами лежали пистолеты и две гранаты.
      Мотор работал на удивление тихо, а лодочник лихо выворачивал между стоявшими у стенок канала баржами, лодками, просто площадками на понтонах, на которых спали "речные люди". Приближалась полночь, серп тоненький серп луны едва угадывался в небе, закрываемый облаками. Проплывающие берега всё больше и больше пустели, говоря о том, что город и порт остались уже далеко. Лодочник хмуро ворочал головой, что-то бормоча себе под нос. Потом внезапно дернул рулём и завернул в еле угадываемую в темноте ночи протоку. Махнув рукой на привставшего Синьминя, собравшегося спросить что случилось, лодочник поднёс руку к ушам и стал вытягивать шею, как бы прислушиваясь. Потом удовлетворённо кивнул головой. Поманив к себе Синьминя, лодочник, дыхнув крепким табаком, дешёвой водкой и гнилым зубами, прошипел: "Японца. Много. Бухта. Слушай". Но ни Синьминь, ни японец как не прислушивались, ничего не слышали. Лодочник наоборот всё больше проявлял беспокойство. В какой-то момент Синьминь подозревая того в измене, стал подтягивать поближе к себе автомат. Именно в этот момент лодочник выдернул откуда-то снизу весла, молча сунул у руки пассажирам. Сам же вытащив ещё одно весло, стал загребать, заводя лодку глубже в заросли свисающих кустарников. Едва они протолкнули лодку в заросли, как недалеко рявкнул корабельный ревун, луч света ударил по воде речки, освещая все доступные места. Загнав в их протоку большую волну, пролетел японский катер с толпившимися на борту матросами и японскими солдатами. Синьминь был готов поклясться, что в полусумраке луча, отраженного от воды, на борту он увидел несколько рыбаков из деревни и какой-то большой сверток. Встревоженный лодочник кое-как, путая в невоспринимаемую кашу слова из вьетнамского, хакка и ещё чёрт знает какого языка, объяснил, что "это плохо, надо тихо-тихо сидеть, он к дядя спросить". Оставив их сидеть в темноте, лодочник исчез в ночи, бесцеремонно хлопая по веткам кустарника, на которых отдыхали от дневного зноя змеи. Они просидели всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху, но лодочник всё не возвращался. От чего Синьминь и японец нервничали всё сильнее и сильнее. Наконец, в тумане, окутавшем речку плотным облаком, раздалось чавканье засасываемых тиной босых ног, и лодочник вернулся. Похлопав по руке Синьминя, он деловито вытащил записку из тяжёлой котомки, в которой угадывались несколько лепешек, что-то ещё увесистое и большая бутылка воды. В записке кто-то оповещал племянника, что гадалка увидела в костях большой знак беды на рыбной ловле, а посему дядя советует отложить выход в море на завтра. Синьминь расстроился. Понятно, что что-то случилось ужасное, но они ведь ещё на реке. Сейчас туман спадёт, и их лодка, как утка на гладком озере, будет видна на многие ли вокруг. А японец при дневном свете уж больно не походил на вьетнамца или китайца. Если бы вываляв его в грязи можно было бы как-нибудь замаскировать, то руки у японца были ухоженными, с правильным маникюром, который за раз не спрятать.
      Лодочник же был доволен и весел. Вытолкав лодку из укрытия, он погнал её через речку, к другому берегу уже не скрываясь. Там, пройдя по трудно понимаемой траектории, он втиснулся между двумя плавучими домами, лишь шаркнув слегка боками о торчавшие из воды остатки бревен. Довольный собой лодочник подмигнул пассажирам, кивнул на почерневшие доски боков плавучих домов. "Туда" - сказал он. - "Сегодня гости. Ждите". Выбросив в руки появившейся немолодой женщины принесённую с собой увесистую котомку, лодочник сунул в рот трубку, стащил черную рубашку, обнажив худое, ребристое от выступающих ребер, тело. Расправив плечи, старик громко что-то крикнул, весело засмеялся и погнал лодку точными ударами весла в ещё клубящийся туман. Когда тот успел снять мотор и куда его спрятать, Синьминь не успел заметить.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Регентов Дмитрий Павлович (regentov@mail.ru)
  • Обновлено: 12/11/2008. 74k. Статистика.
  • Глава: Детектив
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.