В малом зале было дымно и шумно. Весело было. Это наверху, в господских палатах, где хозяин замка принимал короля, полагалось вести себя чинно и чопорно. А здесь, среди давних товарищей по оружию, благородные мессеры чувствовали себя свободно: драли дичь голыми руками, проливали брагу мимо глоток и заливисто хохотали, когда сосед по столу, сморившись, валился на пол. Гам и гогот стоял по всему крылу, отведённому бравым рыцарям сэйра Годвина, чтоб потешились всласть, не рискуя потревожить венценосных гостей своего сюзерена. Они и тешились, как было велено, но только у некоторых временами щемило на душе.
И ведь правильно, что щемило.
- Выпьем, братья! - заголосил один из рыцарей, новоиспечённый сэйр Валис, пожалованный титулом в честь окончания войны и радый тому сверх всякой меры. - Выпьем за нашего сюзерена сэйра Годвина, за мудрость его и отвагу!
- Выпьем! - заорали рыцари, всегда готовые поддержать подобное начинание. - За мудрость и отвагу сэйра Год-вина! Слава!
Орали рыцари от души, так что у сэйра Годвина был шанс услышать эти восхваления даже сквозь толщу замковых стен и порадоваться... "Или побагроветь от стыда, если есть у него хоть капля чести и совести", - подумал Марвин и встал.
Пировали сидя, не считая тостов за короля, Святого Патрица и Единого, а потому гул немного утих. Полсотни взмыленных, потасканных вояк, последние полгода изо дня в день проливавших кровь на западной доле Предплечья, смотрели на молодого рыцаря, поднявшегося со своего места с полной кружкой в руке. Тостующий сэйр Валис располагался по другую сторону стола, и они застыли друг против друга, будто противники перед схваткой.
- А завтра на турнире мальчишка задницу-то новому сэйру надерёт, - хмыкнул один из рыцарей своему соседу, и тот покивал, благо оба они сидели достаточно далеко и от того, и от другого.
- Хочу поддержать меткое наблюдение благородного мессера, - сказал Марвин; голос его звучал негромко, но в повисшей вдруг над столом тишине отдавался чеканным звоном. - Выпьем, братья, за отвагу нашего сюзерена, поджавшего хвост перед большей силой. И за его мудрость, с которой он эту силу умалил. Воистину, слава! Выпьем, друзья... за мир!
Он опрокинул кружку над задранной головой, тугая струя ударила по языку, горло вздрогнуло. В полной тишине Марвин залпом выпил брагу - до капли, выдохнул и, не глядя, отшвырнул кружку. Звон разлетевшейся вдребезги посуды будто подал сигнал, оборвавший затянувшееся молчание. Рыцари снова загалдели, выпивая, кивая сэйру Валису, насуплено смотревшему с другого конца стола.
Горло Марвина снова вздрогнуло. Но теперь он лишь смачно плюнул на стол перед собой и, оттолкнув соседа, вышел вон. Вслед ему никто не смотрел, только благородные рыцари, у которых всё так же щемило внутри, перебросились тревожными взглядами.
И ведь правильно, что тревожились.
Входная дверь грохнула о стену. Замешкавшаяся служанка пискнула, прижалась к стене, в страхе глядя на мессера, промчавшегося мимо неё, будто смерч. Мессер полыхал от ярости, и даже глупой сельской девушке, подававшей вино к столу господской солдатни, было ясно: от такого стоит держаться подальше.
И ведь не так-то глупа была эта девушка.
Марвин размашисто прошёлся по двору, потом остановился, рванул ворот рубахи, открывая всё вздрагивающее горло промозглому ветру поздней осени. Небо было низким и давящим - не то к грозе, не то к снегу, хотя в эти места настоящая зима придёт ещё нескоро. Времена года на Предплечье всегда запаздывали: в начале зимы не холодно, в начале лета не жарко, а как дождь и слякоть, чтоб дороги размыть и грязи понамесить, - так всегда пожалуйста. Именно здесь, на Предплечье, Марвин почти поверил в то, что место в самом деле определяет нрав его уроженца. Потому что нрав благородного сэйра Годвина один в один походил на эту дрянную погоду: слякоть да размазня.
"Будь ты проклят, пёс шелудивый", - подумал Марвин в сердцах и тут же осенил лицо святым знамением - от лба к подбородку, раскрытой ладонью, - наскоро бормоча покаянную молитву. Конечно, он, вассал, не смел ни говорить, ни даже думать так о своём сюзерене, назначенном ему самим Единым, - но сил уже просто не осталось держаться. Он так надеялся, что его слова в малом зале хоть кого-нибудь вызовут на драку, - но даже поганец Валис прятал взгляд. И не в том дело, что они боялись Марвина, - просто в глубине души им нечего было ему возразить. И вот это-то было хуже всего.
Марвин снова подёргал ворот рубахи, отчаянно вглядываясь в чёрное небо. Ему было трудно дышать, и, несмотря на все старания, он даже не был пьян - ледяное прикосновение ветра вкупе с яростью выветрило весь хмель. От тоски хотелось выть, да только ночь выдалась слишком пасмурной - и луны-то не видать. Марвин горько усмехнулся. Что проку выть, когда и не на что, и услышать некому? Хотя... щупленькая девушка с ясными глазами, вжавшаяся в стену... Марвин круто развернулся, окидывая двор цепким взглядом. Никакой уже девушки - только пара пьяных вдрызг рыцарей бредёт через двор, обнявшись и невнятно бормоча песню. Марвин скрипнул зубами и со злостью врезал кулаком в раскрытую ладонь.
Он чувствовал себя преданным.
Да, он знал, что сэйр Годвин поступил точно так, как поступил бы на его месте любой владетельный рыцарь, не желающий потерять всё, что имеет. Знал, что такие, как он, всегда идут на попятную, когда их охотничий азарт привлекает вмешательство самой короны. Знал, что, прекратив междоусобицу, сдавшись и возблагав королевской милости, сэйр Годвин спас всем им жизни и состояния.
Вот только Марвину на таких условиях не нужны были ни состояние, ни жизнь. Его позвали драться за своего сюзерена - он дрался, видит Единый, и готов был сложить голову, но не оружие. И вдруг оказалось, что его сюзерен требует именно второго. Всё складывалось отменно, сэйр Годвин уже вытряс своего склочного кузена из его земель и готовился закрепить оборону. Но тут его величество соизволил обратить сиятельный взор на междоусобную распрю, погрозил пальчиком... Вот война и кончена, а враждующие родичи пируют под крышей вчерашнего победителя, и венценосная семья взирает на их лицемерные объятия с умилением. Турнир этот треклятый затеяли, вон, вся долина пестрит шатрами, ещё бы скоморохов позвали.
И вот теперь, пьянствуйте, мессеры... Радуйтесь миру. А Марвину не нужен был мир. Ему было двадцать два года, он уже не раз отличался и в боях, и на турнирах, и в постелях прекрасных дам, и он хотел драться. Это был его долг и, больше того, - его святое право. А сэйр Годвин отнял у него это право.
"Пёс шелудивый", - подумал Марвин с ненавистью, глядя на ярко сиявшие окна верхних этажей, и привычно провёл по лицу раскрытой ладонью.
В стороне, от галереи, соединявшей южное крыло замка с главными покоями, послышался шум. Марвин обернулся, обуреваемый надеждой: пьяная драка была для него слишком мелким поводом, но, может, там королевская солдатня повздорила с недавними врагами?.. Качнулся факел, подвешенный над аркой у входа в галерею; в неровном свете терзаемого сквозняком огня выступила щетинистая физиономия в обрамлении кольчужного капюшона с красными звеньями по кайме. Точно, королевская гвардия! Сердце Марвина забилось в радостном предвкушении. Он шагнул вперёд, преграждая солдатам дорогу.
- Что-то угодно, мессеры?
Предводитель отряда (всего гвардейцев было человек пять) окинул его неприязненным взглядом. "Помнишь ещё, как мы вас в хвост и в гриву гоняли", - удовлетворённо подумал Марвин, и от мысли, что времена эти ушли неизвестно насколько, его снова захлестнула смертельная тоска.
- Здесь сидят рыцари сэйра Годвина? - спросил гвардеец.
- Здесь, любезный, здесь. Только это, знаете ли, пирушка для своих, а вас мы вроде не приглашали.
- Нам нужен сэйр Марвин из Фостейна, - холодно перебил гвардеец и добавил: - Именем короля.
Марвину неистово захотелось схватить его и расцеловать. По-братски, в обе щеки - остановило лишь то, что кто-то из ребят в зале мог увидеть и неправильно понять.
- А зачем? - спросил он.
Гвардеец бросил на его радостное лицо недоумённый взгляд.
- Арестовать велено, - отчеканил он, не особо смутившись. А следовало бы смутиться: гвардейцев пятеро, ребят Годвина - полсотни. Если бы дошло до общей драки, её исход был бы предрешён.
Но Марвин не собирался доводить до общей драки. Вот ещё - делиться с кем попало таким удовольствием!
Он шагнул к двери, взялся за неё, не глядя, толкнул. Дверь захлопнулась. Льющийся из проёма гул и свет будто ножом срезало. Стало почти совсем темно, только ветер вязал узлами продолговатый огонёк факела над аркой.
- Мессер, могу я узнать ваше имя? - спросил Марвин.
- Я сэйр Тайвонг, старший сержант гвардии его величества, - выпятил грудь тот.
- Милостивый сэйр Тайвонг, - произнёс Марвин, обнажая меч, - отныне вы мой лучший друг и брат. Если я сейчас не убью вас, после непременно напою допьяна. Я сэйр Марвин из Фостейна, валяйте, арестовывайте.
Гвардейцы засопели. Видимо, о нраве Марвина они были предупреждены заранее. Сержант вздохнул.
- Сэйр Марвин, мне бы не хотелось...
- А мне бы хотелось! - заявил Марвин и легонько кольнул сержанта остриём меча в живот. - Начнём, мессеры, ну же! Я тут без вас едва не подох со скуки!
Сержант решил более не полагаться на своё сомнительное красноречие и, сделав знак солдатам, отступил к арке.
- Эй, да вы трус, мессер! - крикнул Марвин, отбивая обрушившийся на него град атак. - Предложение поставить вам бражки снято!
После лютой тоски, съедавшей его минуту назад, он будто попал прямо в рай. Правда, ощущение это длилось всего несколько мгновений - пока он не понял, что они не собираются его убивать. Это уничтожило большую часть удовольствия. Марвин страшно расстроился и с досады ранил двоих, а потом сдался. То есть они не знали, что он сдаётся - им казалось, что они зажали его в угол и удачно уловили момент, чтобы повалить. Ну, пусть так и дальше считают. Хоть потешит немного бедолаг - тоже ведь, небось, скучают.
Кто-то из рыцарей выглянул за дверь, когда всё уже было кончено - счастье, что не раньше, а то, не разобравшись, вмешались бы и всё испортили. Хотя, в общем, и портить почти нечего.
- Эй, Марвин, куда они тебя?! - ошарашено крикнул рыцарь.
- Говорят, под арест, - бросил Марвин через плечо.
- Чей?!
- Королевский!
- О! Расскажешь потом!
Ответить Марвин не успел, потому что его уже волокли прочь. Ну, волокли так волокли - он расслабился, не давая себе труда перебирать ногами. Его конвоиры запыхтели, но делать было нечего. Сержант шёл впереди, освещая тёмную, как погреб, галерею факелом - который, вдруг понял Марвин, спёр из-под арки. Вот гад, а? Будто в своём крыле не нашёл. Он не оборачивался, кажется избегая смотреть на арестованного. Марвин надеялся, что ему стыдно.
В господской части замка Балендор он никогда не бывал, поэтому оглядывался с интересом. Впрочем, смотреть особо было не на что: его вели в основном галереями и переходами, сплетавшимися в недрах замка тесно, будто змеиный клубок. От планировки веяло навевающим зевоту однообразием, и поэтому Марвин слегка оторопел, когда его наконец втолкнули в огромный, залитый светом зал. Он ждал, что его отведут в какой-нибудь подвал, и удивился вдвойне, поняв, что находится в одном из главных залов замка. Сей факт позволял сделать некоторые выводы, поэтому лица, в этом зале находившиеся, уже не вызвали у Марвина такого удивления. И это было хорошо, потому что выглядеть перед венценосными особами обалдевшим провинциальным увальнем ему вовсе не хотелось.
- Идите, мессер, - процедил сэйр Тайвонг и подтолкнул Марвина в спину.
- А вас, мессер, я завтра убью, - ответил Марвин и пошёл вперёд.
Зал был длинный и широкий, с огромными балконами под самым потолком, по всему периметру. Балконы пустовали, зато нижний ярус зала был битком набит людьми: попадались среди них и вассалы Годвина, но большинство Марвин не знал. Выглядели они прилично, если не сказать лощёно; мужчины щеголяли кто парчовыми плащами, кто парадными доспехами, женщины пестрели шелками и сверкали драгоценностями. На этом фоне всклокоченный и взмокший после драки Марвин в своих полотняных штанах и рубахе с рваным воротом выглядел по меньшей мере непредставительно. Видимо, по этой причине на него все и вылупились: рыцари кривили губы, их дамы хихикали, как полные дуры. Марвин не прошёл ещё и половины пути до тронного помоста, находившегося в конце зала, а ему уже сделалось неуютно. Его сапоги оставляли на изрядно потёртом бархатном ковре вереницу грязных следов.
Дойдя наконец до трона, Марвин под всеобщее шушуканье опустился на одно колено и склонил голову. Потом, не поднимаясь, осмелился скосить глаза в сторону помоста, на котором расположились главные особы королевства.
Венценосную семью он видел впервые - хотя доводилось раньше лицезреть издали его величество короля Артена Благоразумного, как его именовали ныне здравствующие летописцы и придворные лизоблюды. Прямо скажем, совсем некоролевского вида человечек: невысокий, щуплый, осанка никуда не годится, бородёнка реденькая, глазки бегают, корона на лысеющей, несмотря на молодые лета, голове сидит кое-как. Простонародье, правда, говорило, что у короля доброе лицо и что он в самом деле редкой души человек, но с этим Марвин мог бы и поспорить - с его точки зрения, куда милосерднее (и, если уж на то пошло, благоразумнее) было снести буяну Годвину голову, чем вынуждать его прилюдно лобызаться с кузеном, растравляя в обоих ещё больше ненависти. Сэйр Годвин, кстати, был тут же, вместе со своим родичем, - похожие, как родные браться, оба рослые и рыжие, они сидели по левую руку от королевы и давили из себя улыбки. Годвин, поймав взгляд Марвина, тут же отвернулся и непринуждённо заговорил с её величеством, нарочито громко, и его могучий голос загудел под сводами зала:
- Ну вот, моя королева, рыцарь, упоминание о коем так вас встревожило. Осмелюсь только вновь напомнить, что рыцарь сей - мужества и силы беспримерной. Извольте же проявить милость...
- И не подумаю, - звонко сказала королева. - Милость тут мой благоразумный супруг изволит проявлять, а я только казнить умею, это всем известно, - добавила она и одарила собравшихся мелодичным переливом серебристого смеха.
"Мегера, судя по всему, - подумал Марвин, - но до чего хороша". Королеву Ольвен он никогда раньше не встречал, а жаль: и впрямь дивно хороша. Королева была маленькой и хрупкой - как раз во вкусе Марвина, и он всегда трепетал при виде таких кукольных, капризных мордашек с надутыми губками и надменно изломанными бровками. Ему нравилось смотреть, как менялись эти лица, когда он подминал под себя их своенравных обладательниц, вынуждая кричать в глухой ночи, кричать и кричать: "Ещё! Ещё! Ещё!"
- О чём вы задумались, беспутный мессер? - улыбаясь, спросила королева.
- О причине, коей я обязан счастьем оказаться столь близко от ваших величеств, - без запинки ответил Марвин.
- Отчего же не спросите прямо?
- Не смею, - нагло сказал он.
- А я бы на вашем месте спросил, - хмыкнул король. - Так, может, и голову сохраните. Хотя это вряд ли.
- Я призвала вас, неблагородный мессер, - мягко сказала королева, глядя Марвину в глаза, - дабы вершить над вами скорый и справедливый суд. Суд не по закону человеческому, но по закону великой госпожи нашей Любви, которую вы горько и жестоко обидели.
"Ну всё, - подумал Марвин, - вот я и влип". Надо было всё-таки поубивать тех щенков, что явились его арестовывать. Других бы, небось, и не прислали - забыли бы к тому времени, а теперь точно казнят. Если и впрямь правда то, что говорят об это прелестной сучонке Ольвен, а это, кажется, правда, - по крайней мере, насчёт её красоты люди не врут.
Судя по всему, Марвин стал случайной жертвой забавы, которой любила предаваться королева Хандл-Тера: выслушивая пустячные жалобы, она разыгрывала фарсовое судилище, порой назначая смехотворную расплату вроде поцелуя дамской ножки, но чаще отправляя подсудимого прямиком на плаху. Особенно часто эта незавидная участь постигала известных бабников, обманутым любовницам которых удавалось пробиться к королеве и тронуть её своей историей. Немало давних кровавых счётов было сведено таким образом: придворные сделали королевские капризы практически неотразимым орудием убийства; королеве же, казалось, до этого не было никакого дела. Ох уж эти придворные - всё сплошь крысы и гадины, Марвин был счастлив, что ему всегда удавалось держаться от них подальше, - а они держались подальше от грязных дорог и полей брани, которые его привлекали. Впрочем, и это его не уберегло.
"Кто ж меня так подставил?" - подумал он, украдкой оглядываясь в поисках ответа. Но ни одного знакомого лица ему так и не попалось. "Подвёл под нож - и прячется теперь, скотина. Выясню - убью, - привычно пообещал себе Марвин. - Если успею, конечно..."
А пока надо выкручиваться.
- Чем же мог я прогневить эту сиятельную месстрес? - невинно поинтересовался он. - Мне казалось, напротив, я всегда был её преданным слугой.
- Ах, бросьте! - капризно сказала королева Ольвен и швырнула в него яблоком. Целила, кажется, в грудь, но немного промахнулась. "И впрямь гневается", - подумал Марвин, удерживая желание потереть занывшее плечо. - Это вы её сделали своей слугой, и обращались прескверно, как с последней посудомойкой! Сколько сердец прекрасных месстрес вы разбили, негодник?
- Не считал, - честно признался Марвин. Король хихикнул и тут же закашлялся в кулак, потупившись под уничтожающим взглядом королевы. Сэйр Годвин разглядывал свои ногти, его паскудный кузен довольно ухмылялся, радуясь посрамлению братова вассала, а следовательно - и самого брата.
- Вы только подумайте, он не считал! И они, вообразите, тоже не считали, сколько слёз из-за вас пролили!
- Моя королева, сознательно я никогда не причинил обиды ни одной благородной месстрес, - вполне чистосердечно сказал Марвин.
- Отчего же тогда они так рыдают, отчего так безутешны, отчего требуют для вас кары?
- Кто именно? - перешёл к делу Марвин. - Поймите меня правильно, ваше величество, если бы я точно знал, о какой из благородных месстрес идёт речь...
- Вы обидели её совсем недавно, - озорно улыбаясь, заявила королева.
Так, начинается. Она ж не просто палачу отдаст - поиграет ещё сперва, как кошка с мышкой. Вот и придворные уже хихикают. Забавно им, видите ли. Хотя, чего уж там, Марвину на их месте, наверное, тоже было бы забавно...
- Недавно - понятие столь относительное, моя королева, - извернулся он. - Порой то, что равнодушному кажется недавним, для страждущего сердца оборачивается веками...
- Не особо-то вы страждете, как я погляжу, - оборвала его королева. - Хотя теперь я понимаю, какими речами вы смущаете умы благородных месстрес.
"А может, и пронесёт", - подумал Марвин, осмелившись поднять взгляд. Королева по-прежнему улыбалась, но в её улыбке теперь было на порядок меньше яда и на порядок больше - удовольствия. Марвин снова представил, каким стало бы её лицо, если бы...
- Но я снова вам подскажу. Эта месстрес встретилась вам здесь, в Балендоре, и вы дали ей некое обещание, которого не сдержали.
"Да сколько ж их тут было таких!" - мысленно взвыл Марвин. Ну в самом деле - разумеется, он что-то да обещал каждой девчонке, которой задирал юбку, это обычное дело. И уж королева Ольвен это наверняка понимает как никто.
- Не припомните? Коротка же у вас память, мессер!
- Длиною не памяти измеряется сила рыцаря, но меча его, - кротко ответил Марвин.
Тут уж король не выдержал и расхохотался в голос. Вернее, хохотом это высокое побулькивание назвать было трудно, но не приходилось сомневаться, что государю весело. Годвин тоже улыбался. Марвин счёл это хорошим знаком.
- У неё самые дивные белокурые локоны, какие мне доводилось видеть, мессер, - лукаво сказала королева.
"Ого как, - подумал Марвин. - А уж не сама ли ты по этой части?.. Но нет, невозможно. Слишком утонченна и женственна".
- Вы не похожи на других женщин, моя королева, - вырвалось у него.
Король перестал смеяться, Годвин - улыбаться, зал притих, а королева удивилась.
- Почему?
- Обычно женщины не любят тех, в ком отмечают красоту. И только вы одна можете сочувствовать им и защищать их честь. Впрочем, это можно понять: с вашей красотой нет нужды опасаться соперниц.
- Казнить, - с упоением сказал король. - Немедленно. Прилюдно.
Но Марвин видел, что он шутит, и всё сейчас зависит от королевы. Не то чтобы он боялся смерти - но не хотелось умирать так глупо, а ещё больше - вызвать немилость королевы Ольвен. Хотелось, можно сказать, совсем обратного...
Внезапно счастливая догадка пронзила Марвина. Он удержал победную улыбку и, не поворачивая головы, твёрдо сказал:
- Впрочем, не могу отрицать, что в вашем лице месстрес Бьянка из Кудиона обрела поистине могучего защитника.
"Угадал или нет?" - напряжённо подумал Марвин и по засиявшей улыбке королевы понял, что угадал. Точно, Бьянка. Маленькая белокурая Бьянка... которая хохотала, когда он увещевал, что в её неприлично юном возрасте нельзя клеиться к каждому встречному мужчине и что отец убьёт её, если узнает. На это она отвечала: "Нет, милый, это тебя он убьёт!" - и снова хохотала, так очаровательно, что Марвин не устоял, хотя девчонке едва стукнуло шестнадцать. Отец, видимо, всё-таки узнал. Марвин помнил его смутно - вроде сморчок какой-то, так что не удивительно, что кинулся к королю просить заступничества, ну а Бьянка, видимо, подыграла... а что ей оставалось? В монастырь-то, поди, неохота. Марвин ни в чём её не винил. Главное - чтоб теперь жениться не пришлось. Ну и чтобы не казнили.
- А не так-то уж и коротка ваша память, мессер, - сказала королева.
- Стараюсь, как могу, - признался Марвин.
- Выйди сюда, дитя моё! Вот твой обидчик. Правда ли, что вы обещали сей прекрасной и благородной месстрес жениться на ней и под этим предлогом обесчестили?
"Да это же ты её сама сейчас на весь свет бесчестишь, стерва", - подумал Марвин, а вслух сказал:
- Неправда!
По толпе придворных прошёл ропот, король засопел, королева нахмурилась, а прелестная маленькая Бьянка, вынырнувшая из толпы, залилась краской и умоляюще посмотрела на отца. Тот топтался рядом - странно, что Марвин сразу их не заметил, - весь пунцовый от стыда. "Сам напросился, - мстительно подумал Марвин, - это не я тебя сюда за шиворот приволок, а как раз наоборот".
- Так вы говорите, неблагородный мессер, - произнесла Ольвен, и в её голосе зазвенели стальные нотки, - что не обещали этой месстрес повести её под венец?
- Не обещал, попросту не мог обещать, - уверенно ответил Марвин. - Потому как с младенчества обещан другой, и никогда не нарушил бы обет.
- О, - лоб королевы разгладился. - Вот как? Какой же бедняжке так не посчастливилось?
- Месстрес Гвеннет из Стойнби, моя королева.
- Стойнби? - оживился король. - Это те Стойнби из южной доли?
- Истинно, мой король.
- Славный род, - покивал Артен. - Славный и миролюбивый. Душа моя, - тонкая монаршья ладонь легла за запястье супруги. - Мне кажется, брак с девицей столь спокойных и чистых кровей охладит буйную голову этого неистового мессера.
"Ох, какой же вы дурак, ваше величество", - подумал Марвин и поспешно осенил себя святым знамением. Королева удивлённо приподняла брови. Марвин тут же нашёлся и сказал:
- Клянусь Единым, так и будет, мой король.
Ольвен покусала пухлые губки. Годвин скучал, старый Кудион пыхтел от возмущения, Бьянка ковыряла ножкой пол.
- Полагаю, - наконец изрекла королева, - что лучше всего эту буйную голову можно охладить, сняв её с плеч. Однако было бы несправедливо лишать благородную девицу жениха, с которым она обручена с младенчества. С другой стороны, - продолжала королева, перекрывая поднявшийся недовольный гул - а как же, такое развлечение сорвалось, - я полагаю, что и месстрес Бьянка, лишившаяся сатисфакции, и все мы, лишившиеся забавы, вправе требовать возмещения. Не так ли, благородные мессеры?
- Так! - заорали благородные мессеры; одуревший от ужаса Кудион старался больше всех. Королева подняла руку, требуя тишины.
- Посему, - сказала она так, чтоб слышали все, - повелеваю сэйру Марвину из Фостейна завтра непременно участвовать в турнире, затеянном нашим смиренным вассалом сэйром Годвином, и показать нам удаль, о которой мы столько наслышаны. Его дамой на завтрашний день будет месстрес Бьянка, которая по завершении празднеств отправится с нами в столицу ко двору, где мы подыщем ей супруга, достойного её благородства и красоты. Дитя моё, сделайте милость и одарите беспутного сэйра Марвина знаком своего внимания, дабы завтра он вдохновился им на ристалище.
Король зааплодировал, толпа завопила от восторга, старый Кудион утёр со лба пот, а маленькая месстрес Бьянка подошла к коленопреклонённому Марвину и, вытянув из волос голубую ленту, повязала ему на шею. Смотрела она на него при этом так, что Марвин забеспокоился, как бы она его этой лентой не удушила.
- Я тебя предупреждал, - шепотом сказал он и тут же смолк под её пылающим взглядом. Темпераментная девочка, о да.
- А мог бы и жениться, - прошипела она. Марвин перехватил её ладонь и поднёс к губам. Она хотела вырваться, но он не позволил. Краем глазом он уловил взгляд Ольвен - долгий, пристальный... одобрительный.
"Я выиграл, - подумал Марвин. - Верно, моя королева? Я никогда не проигрываю".
Внизу было шумно и слишком светло; впрочем, сейчас по всему замку галдели и бесчинствовали если не придворные короля, так рыцари Годвина, и побыть в относительном покое было решительно негде. Не считая галереи в Большом тронном, конечно. Балендорский замок был одним из древнейших в Хандл-Тере - говаривали, что его возвёл Бален, рыцарь Святого Патрица, позже ставший одним из первых монахов его ордена. Замок, соответственно, отличался сомнительной грацией древнейшей архитектуры - и галереей над тронным залом. В давние времена туда пускали простолюдинов, жаждавших поглазеть на короля, - эту практику прекратили ещё триста лет назад, когда Артен Светозарный был убит с такой галереи выстрелом из пращи. С тех пор галереи пустовали, а чаще использовались вместо подсобных помещений, и их вечно заваливали всяким хламом.
Зато тут было пусто и спокойно, а ничего другого Лукасу сейчас и не требовалось.
Он стоял возле стрельчатой бойницы, заменявшей в верхнем ярусе окна, и ждал. От бойницы тянуло сквозняком, от стены - холодом, но его не смущало ни то, ни другое - и не к такому привык. Неуютность этого места обеспечивала куда больший душевный комфорт, чем надушенные дворцовые хоромы. Лукас давно понял, что шпики всех сортов - твари на редкость изнеженные, прямо как клопы: им бархат да пух подавай, к голому камню никогда не присосутся.
Дерек тоже это знал - уж он-то как никто. Лукас верил его чутью и опыту и ждал, согревая дыханием стынущие пальцы. Надо было всё-таки перчатки прихватить, ну да бес с ними.
На нижнем ярусе бедняга Годвин развлекал короля и полчище его прихвостней. Лукас ему откровенно сочувствовал. Он и в юности-то не особенно любил свет, а теперь и вовсе избегал всеми силами. Иногда это становилось трудно, но чаще всего - получалось. Его и сейчас бы здесь не было, если бы не Дерек... а вот, кстати, и он.
- Я заждался, - опуская руки, сказал Лукас.
- Извини, никак не мог вырваться, - ответил тот, и в его глазах промелькнуло мимолётное облегчение.
Лукас окинул его взглядом - там, внизу, где он случайно встретился с Дереком глазами, было слишком пёстро, чтобы он мог рассмотреть старого друга как следует. Постарел, конечно, ("Все мы стареем", - без сожаления подумал Лукас), но держится молодцом. Пожалуй, даже всё ещё красив, и чёрно-белое одеяние патрицианца ему всегда было к лицу. Когда оба они были моложе, Дерек по пьяни частенько уговаривал Лукаса вступить в их ряды. Бабы, дескать, так и млеют при виде рослого рыцаря в белом плаще и чёрных латах с ярко-алой эмблемой на кирасе - раскрытой ладонью, будто чья-то огненная рука оставила на железе отпечаток. А к чёрным волосам, да бледной коже, да огню в глазах - ох, Лукас, они все твои, смеялся Дерек. Да они и так мои, отвечал ему Лукас, и они смеялись уже вместе, легкомысленные, беспечные, молодые... Теперь Дерек прятал под кирасой намечающееся брюшко, а Лукас слишком хорошо знал, чем приходится расплачиваться за эффектное одеяние рыцаря-патрицианца. Например, десятилетней разлукой с тем, кто когда-то был другом.
- А ты действительно почти не изменился, - сказал Дерек.
Лукас усмехнулся:
- Врать ты всегда умел, это я помню. Тогда и я тебе верну комплимент. Поверишь?
Дерек приподнял уголки губ в ироничной улыбке. Лукас подумал, что теперь он похож на патрицианца куда больше, чем десять лет назад: появилась наконец холёность и отстранённость, холодность и лёгкая снисходительность во взгляде и жестах. Таковы были его старшие братья по ордену, с которыми Лукасу когда-то приходилось иметь дело и которых он временами ненавидел. Но Дерека ненавидеть не мог. Не потому, что не хотел - просто забыл уже, как это делается.
- Во всяком случае, я вижу, у тебя всё хорошо, - сказал он. - Ты всё-таки стал патрицианским магистром...
- Да. А вот ты так и не стал владетельным рыцарем. Хотя, уверен, возможности были.
- И не одна.
- Как ты здесь оказался?
- К Годвину заехал. Надо было кое-какие дела уладить.
- Дела? - брови Дерека вопросительно приподнялись. Лукас заметил, что они почти совсем поседели - странно, в волосах седины не виднелось. - Какие у тебя могут быть дела с этим деревенщиной?
- А какие у меня могут быть дела с магистром-патрици-анцем? - вздохнул Лукас. - Ровным счётом никаких.
- Это только от тебя зависит.
Лукас поднял голову. Лёгкая тревога, точившая его всё время ожидания, усилилась, и это ему вовсе не понравилось.
- Только не говори, что тебе... - начал он и умолк.
Дерек отвернулся, запахнул плотнее плащ - не традиционный белый, а чёрный с белой подкладкой, - сделал несколько медленных шагов к поручням балкона. Галдёж внизу чуть притих - видно, придумали новую забаву и сейчас вели приготовления.
- Да нет, я помню, ты больше этого не делаешь, - произнёс Дерек, не глядя на него. - Я просто хотел тебя предупредить.
"Проклятье", - подумал Лукас. Помолчал, раздумывая, стоит ли задавать вопрос, который терзал его с того самого мгновения, как он увидел Дерека в толпе придворных. Наконец, чувствуя, что этого всё равно не избежать, негромко спросил:
- Будет война, да?
- Да, - кивнул Дерек.
То, как он это сказал, объясняло многое - больше, чем Лукасу хотелось знать.
- Скоро?
- Очень скоро.
- Поэтому в Балендоре сейчас и нет герцогини?
- Герцогиня уже едет.
- Вот как, - протянул Лукас. - Так она всё-таки решилась...
- Сама она бы никогда не решилась, - коротко сказал Дерек.
Лукас помолчал, обдумывая услышанное. Потом дважды хлопнул в ладоши.
- Браво, ваше преподобие, - проговорил он. - Вот, значит, как далеко вы забрались. Гражданская война между королевскими особами. А начинали, подумать только, с мелких междоусобиц.
- Надо же было на чём-то тренироваться, - неожиданно желчно ответил Дерек, и Лукас подумал, что прежде в нём не было этой желчи.
Повисла минутная тишина, потом Дерек, не выдержав первым, раздражённо сказал:
- В жизни не поверю, что ты меня осуждаешь.
- Тебя? Да что ты, - удивился Лукас. - Напротив, я всегда тобой восхищался.
- А я тобой, - пристально на него глядя, сказал Дерек. Лукасу не понравился этот взгляд - глухое недовольство снова заскреблось в нём, но он заставил его стихнуть и насмешливо сказал:
- Но я-то просто живу как живётся, а ты, вижу, годами развивал свой талант. Оно и понятно - прибыльное дело, должно быть. Не так-то много у нас мастеров по развязыванию войн. Я всегда голову ломал - и как ты только это делаешь?
- На самом деле всё просто. У каждого человека есть слабости и уязвимые места. И если постараться, всегда можно отыскать давно брошенное зерно будущей вражды. Люди глупы, они думают, что старые обиды забываются.
- Но они ведь и правда забываются, - улыбнулся Лукас.
- Говори за себя, - улыбнулся Дерек в ответ.
Это были очень нехорошие, гадкие улыбки. Дрянные улыбки давних врагов. Хотя они ведь никогда не были врагами.
Какое-то время они смотрели друг на друга. Дерек отвёл взгляд первым и сказал с показной беспечностью:
- Впрочем, ты сам знаешь, эта война давно уже зрела. Не спровоцируй мы, спровоцировал бы кто-нибудь другой, случайно, в куда менее подходящий момент.
- И кто победит? - вполголоса спросил Лукас - он не сомневался, что патрицианцы это уже решили.
- Сначала - герцогиня.
- А потом?
Дерек скрестил руки на груди. В его голосе повеяло далёким холодком.
- Лукас, ты прекрасно понимаешь, что для твоего собственного блага тебе следует знать об этом как можно меньше.
- Я и не настаиваю. Просто не могу понять, зачем ты назначил мне эту встречу. Только, прошу, не говори, что хотел меня повидать. Мы с тобой оба уже не мальчишки.
- Да, - медленно кивнул Дерек и добавил: - А знаешь, я иногда об этом жалею.
- Ну ещё бы, - усмехнулся Лукас.
- Мы тогда... ни в чём не сомневались.
- А теперь ты сомневаешься?
Должно быть, удивление в его голосе было слишком явным: Дерек напрягся и, кажется, лишь усилием воли заставил себя не обернуться.
- Мне порой кажется, что магистром патрицианцев должен был стать ты, а не я, - проговорил он.
- И дать обет целомудрия?! - возмутился Лукас. - Вот ещё. А денег у меня и так больше, чем мне надо.
- Денег... Да, я знаю. Более десяти тысяч у ростовщиков по всей стране. Несколько земельных наделов. Дома в разных городах, хотя родовым замком ты так и не обзавёлся. Почему, кстати? Тебе ведь давным-давно пожаловали титул.
- Родовой замок тянет слишком много средств, - коротко сказал Лукас. - Я вижу, ты наводил обо мне справки, Дерек. Что ещё расскажешь?
- Ты так и не женился, хотя наплодил немало бастардов. Никем из них не интересовался. Кстати, если захочешь, я расскажу тебе о некоторых. Они уже подросли.
- Благодарствую, - холодно ответил Лукас. - Если бы я хотел, я бы сам выяснил. Что ещё?
- Успокойся, - Дерек обернулся, продемонстрировав свою патрицианскую улыбку - уголками губ. - Я не собираюсь на тебя давить. По правде говоря, на тебя и не особо надавишь. Ты в самом деле умудрился построить свою жизнь так, что у тебя почти не осталось слабых мест...
- Не почти, мессер магистр.
- У всех есть слабые места, - мягко сказал Дерек.
- Тогда почему ты всё ещё не заставил меня сделать то, что тебе нужно?
Дерек вздохнул, но тут же улыбнулся снова.
- А ты и впрямь почти не изменился. Седина не в счёт.
- Если ты говоришь о моём подходе к жизни - то, разумеется, нет.
- Ты когда-то неплохо служил ордену.
"О, - с раздражённым облегчением подумал Лукас, - наконец-то к делу".
- Да, - терпеливо сказал он. - И орден неплохо мне платил. Но теперь мне ничего не нужно.
- Лукас, я могу задать тебе личный вопрос?
- Ты ещё спрашиваешь, - рассмеялся Лукас - и смех вышел почти не натянутым.
- Ради чего ты живёшь?
Лукас знал, что его лицо не изменилось - умением контролировать внешние проявления своих чувств и мыслей он овладел давно. Но он подумал, что совершенно не зря давным-давно избавился от пагубной привычки иметь друзей.
- Это и есть твой вопрос? - любезно поинтересовался он.
- Спасибо, - кивнул Дерек - так, будто получил ответ, и эта мысль неприятно покоробила Лукаса.
- Ты хочешь, чтобы я участвовал в этой войне, - резко сказал он. - Причём на стороне герцогини. И не собираешься говорить, зачем. Я и прежде никогда не делал того, цели чего мне не удосуживались объяснить, и ты это прекрасно знаешь.
- Ты всё равно не поверишь, если я назову тебе причину.
- Уверен?
- Я просто забочусь о тебе, - прохладно сказал Дерек. - Эта война перевернёт всё с ног на голову, и не один раз. Не зная подноготной, будет трудно сделать правильный выбор. А от него зависит многое.
- Что именно, Дерек? Если ты печёшься о моём состоянии, которое может отобрать новый монарх, - так для меня это не столь уж страшная утрата.
- Но это будет страшной утратой для меня, - вполголоса сказал тот.
Лукас сухо усмехнулся.
- И слова эти принадлежат магистру патрицианцев, а вовсе не Дереку Айберри?
- Да, - легко согласился Дерек.
Лукас улыбнулся - на сей раз без тени иронии.
- Сразу бы так и сказал. Но это напрасная забота, Дерек. Я... не тот уже. Поверь на слово.
- Прости, но не поверю. Просто ты устал.
- Я никогда не устаю.
- Значит, утратил азарт.
Лукас приподнял уголки губ, копируя усмешку Дерека. Сходства, видимо, удалось достичь, потому что тот слегка нахмурился.
- Полагаешь, сможешь мне его вернуть? - поинтересовался Лукас, и тут уж Дереку нечего было ответить.
Сквозняк вдруг опротивел окончательно. Лукас поёжился, потёр ладони и отошёл к балюстраде, туда, где горели огни факелов. Там он приник к поручням, лёг на них верхней половиной тела, крадя тепло нагретого камня.
- Ты даром потерял время, Дерек, - бросил он, не оборачиваясь. - Я благодарен тебе за заботу, но передай своим братьям, чтоб на меня не рассчитывали.
- Ты можешь потерять всё.
- Пусть. Не впервой. А если и так - награблю новое, вот и появится охотничий азарт, о котором ты толкуешь.
Дерек за его спиной вздохнул. Лукас легко улыбнулся и окинул взглядом нижний ярус Большого тронного зала. Ага, они уже и забаву начали. Королеве Ольвен снова неймётся испить кровушки. Жертвой на сей раз стал молодой человек, видимо, из рыцарей Годвина - всклокоченный и неважно одетый. Похоже, его вытащили прямо из-за стола.
- Бедняга, - посетовал Лукас вслух, на деле не испытывая ни малейшего сочувствия. Королева Ольвен, конечно, бабёнка вздорная, но, прямо как Дерек, всегда бьёт в уязвимое место. И если казнит, то за дело.
- Кто? - Дерек подошёл к нему, тоже взглянул вниз. - А! Снова судилище устроили. Но этому парню повезёт.
- Откуда ты знаешь?
- Это же Марвин из Фостейна. Ему всегда везёт.
- Правда? - Лукас посмотрел на рыцаря. Тот стоял к балюстраде вполоборота, лица его Лукас различить не мог, но видел, что рыцарь молод - совсем ещё щенок, высокий, светловолосый, хорошо сложенный. Не слишком крупный, но и не тщедушный - золотая середина, идеальная для битв с противником почти любой комплекции, гарантирующая к тому же успех у большинства женщин. Лукас смотрел на него с симпатией - пятнадцать лет назад он сам был таким.
- А за что его?
- Кажется, девицу обесчестил.
- Наш человек, - одобрительно кивнул Лукас. - Ольвен его казнит.
- Вряд ли. Он как раз в её вкусе.
- Значит, отымеет, а потом казнит, - усмехнулся Лукас и, потеряв к мальчишке интерес, развернулся к залу спиной. - Я был рад видеть тебя, Дерек.
- Я тоже. - Он помолчал, потом как бы между прочим добавил: - Ты завтра будешь участвовать в турнире?
- Единый сохрани! - передёрнулся Лукас. - Делать мне больше нечего.
- Ты бы побил их всех.
- Конечно. Ну и что?
- Тебе не любопытно проверить свою форму?
- Дерек, - вздохнул Лукас. - Ты же вроде бы согласился, что мы уже не мальчишки.
- Это да, - вздохнул тот в ответ. - Прости. Ты прав. Турниры, как и войны, выигрывают молодые щенки.
- И это их право.
- Согласен. К слову, можешь обернуться и посмотреть на щенка, который победит завтра.
Лукас бросил беглый взгляд через плечо.
- Этот Марвин? Думаешь?
- Знаю. Он всегда выигрывает.
Лукас снова посмотрел вниз. Судилище, похоже, завершилось: нежная блондиночка повязывала на шею рыцаря свою ленту. Что бы это значило? Всё-таки женили, небось. Ну, не худший вариант.
Рыцарь принял дар своей месстрес, почти насильно поцеловал её ладонь и встал с колен. Лукас увидел его лицо.
Будто почувствовав это - хотя сейчас за ним наблюдало не меньше сотни человек - Марвин поднял голову и встретился с Лукасом глазами. На одно мгновение, не задержав взгляда, - но Лукасу хватило этого мгновения.
- Какой занятный... волчонок, - проговорил он, глядя, как юный рыцарь под всеобщее шушуканье идёт к двери - с победной ухмылкой и гордо расправленными плечами. - Расскажи мне про него.
- Ничего интересного. Вассал Годвина, средней знатности и достатка. Родных нет, не считая семьи невесты - тоже какая-то мелкота, из южной доли, кажется. Горячая голова, быстрая рука, много гонора, много спеси. Вряд ли доживёт до двадцати пяти.
- Мы с тобой дожили.
- Мы другие были. Знали, чего хотим. А этому - лишь бы драку пожарче.
- Потому он и побеждает, - сказал Лукас и выпрямился. - Думаю, ещё увидимся?
