Они заставляли биться сердца и волновали умы. Их отец, породивший множество детей, великолепных, но не столь совершенных, недавно умер. Когда их не исполняли, они не исчезали, ибо жили в памяти людей. А когда в амфитеатре Централи Искусств на тропосферном этаже Высотки электронные смычки ударяли по струнам, когда киборг-виолончель начинала играть на самой себе и стробоскопические машины порождали волны интерференции - они расцветали в сиянии световой музыки, наполняя собой пространство и сознание слушателей.
Они были произведением нового века: светомузыкальная мультипьеса 'Отсчет звезд в эпоху Космогенеза'. 'Звезды' - так просто, но не фамильярно называли их некоторые. 'Звезды' являлись последовательностью сигналов, которая после раскодировки с помощью оркестровых инструментов превращалась в каскад гиперциклов, зрительных и слуховых, настолько семантически сложных и изощренно-гармоничных, что их можно назвать разумными, хотя разум этот слишком отличен от человеческого. Воспринимать их могли лишь люди с обширными культурно-историческими познаниями и богатой музыкальной эрудицией.
'Звезды' были инфотом, самоосознанным информационным объектом. Можно сказать, что они имели размерность во времени, а не в пространстве - их 'рост' составлял примерно восемьдесят минут. Для исполнения пьесы требовалось великое мастерство, и потому она звучала не часто. Известно, что светомузыкальное произведение невозможно записать во всей его полноте, так как при копировании на бездумные физические носители и воспроизведении с них теряется что-то неуловимое, но крайне важное, отсутствие чего делает копию мертвой. В этом особенность выдающихся мультипьес: их способны играть немногие, только после длительных репетиций, и скопировать, записать их нельзя, жизнь свою они могут продолжить лишь в умах людей, в воспоминаниях. Но как бы гениально ни было произведение, рано или поздно появляется новое, не хуже, а то и лучше, а после еще, и еще, и в конце концов у тех немногих, кто способен исполнять произведения подобного уровня, просто начинает не хватать времени для старых композиций. Но запись исключается, так как порождает пьесы-зомби, и потому судьба "Звезд" была предрешена с рождения: через некоторое время им предстояло умереть, обогатив собою культурный перегной цивилизации.
А пока что "Звезды" познавали окружающий мир.
Их сочинил мультиплекс по имени Артист - сообщество арт-искинов, коллективный разум, ячейками которого были искусственные интеллекты. Подобные создания не живут долго, так как составляющие их элементы генерируют взаимосвязи, количество и сложность которых в конце концов превышает упругость любой системы. После этого мультиплекс либо перестраивается, переходит на новый уровень существования, где становится недоступен для человеческого восприятия, либо гибнет, распадается в программную труху, которая просачивается в нижний слой Макрополиса. Когда Артист умер, составляющие его элементы первого уровня роем пчел разлетелись по Геосети, некоторые скончались, не выдержав автономии, другие стали создавать новые сообщества.
Он умер, но "Звезды" жили. Они поселялись в умах как потоки нейросигналов, глазами людей смотрели на мир - хотя и воспринимали его совсем иначе. Физическое пространство представлялось "Звездам" в виде конфигураций гармонических полей. Они не видели залы и анфилады верхних уровней Макрополиса, многоэтажные дворцы в синем небе над облаками, аркады и арки над бездной; "Звезды" воспринимали все это как нечто совсем иное... не менее величественное и поражающее воображение.
Лишь три оркестра Высотки могли исполнить мультипьесу такой сложности. Однажды двое из них сыграли ее одновременно - странное ощущение раздвоенности, когда рассеянный интеллект 'Звезд' продублировался.
Время шло, и "Звезды" звучали все реже. Они сделали свое дело, добавив свою лепту в земную культуру, и они все еще оставались прекрасны - но появилось новое произведение, созданное гиперплексом Безымянным, потом сообщество искинов орбитального града Орбос сочинило мультиконцерт "Массив нескончаемой оконечности"...
А потом оркестр 'Гранд Нарратив' под управлением великого Габорио, тот, что впервые сыграл "Звезды" в амфитеатре Централи, исполнил пьесу в большом зале среднего Слоя по программе обмена. Этот слой называли Сплющенным, вероятно, потому что сверху на него давила Высотка, а под ним темным ороговевшим пластом лежали Низины.
Здесь жили по большей части спецы. После исполнения "Звезд" мастера, обслуживающие атмосферные лифты, инженеры и бригадиры разочарованно переглядывались: они не постигли всей глубины мультипьесы, просто не способны были постичь. В заднем ряду сидел Пазл Гран, и он был единственным, кто проникся. После концерта, позабыв обо всем, он нырнул в вагончик, который понесся по светящейся энергетической линии между монументальных построек Сплющенного. Пазл добрался до своей жилой ячейки и трое суток не выходил из нее. Автохолодильник по трубам пополнял себя, когда замечал отсутствие необходимых продуктов; иногда звенел видеофон, система обеспечения исполняла всевозможные сигналы, насвистывала, нашептывала и, в конце концов, даже ругалась, пытаясь привлечь внимание хозяина - все тщетно. Лишь в конце работы Пазл задумался, что же послужило источником его вдохновения. Уж не плагиатом ли он занимается? В душе он чувствовал, что это не так, но нуждался в подтверждении. Он послал своему сетевому эвристику ряд запросов: 'заимствование', 'имитация', 'эпигонство', 'упрощение', 'наследование идей и образов'... Эвристик собрал в Геосети доступную информацию, рассортировал, структурировал и выдал ответ:
Любая экосистема стремится к максимальной замкнутости обмена веществом и энергией. В некотором смысле социосистема является экосистемой, включившей в свои пищевые цепочки информацию.
Это успокоило Пазла Грана, и когда спустя три дня он покинул жилую ячейку, на груди его висел флеш-кристалл с записью двадцатиминутной музыкальной пьесы 'Звезда в северной стороне', а на спине - рюкзак домового модуля. Домушка, самораспак - в разных районах Макрополиса эти устройства называли по-разному.
Пазлу предстояло пересечь значительное расстояние. На стенах всех зданий города есть так называемые пятна-нейтралы - части внешней поверхности домов, соединительных арок, мостов и эстакад, не принадлежащие их владельцам, а предназначенные для общественного пользования. Спускаясь по бесконечным уступам Макрополиса, Пазл трижды разворачивал самораспак на нейтралах; модуль превращался в небольшой уютный домик, подключавшийся к ближайшей энерголинии. Он обеспечивал хозяина теплом, пищей и защитой. Отдыхая, Пазл слушал свою пьесу на синтезаторе и улучшал ее, внося изменения. В челюстную кость его была имплантирована гармошка, часто Пазл садился на краю очередного небоскреба и, болтая ногами над бездной, играл.
Он не передал пьесу по сети, так как боялся незаконного копирования, а то и воровства. К тому же полицейские химботы Высотки искали того, к кому направлялся Пазл, и могли выследить его через Геосеть.
Он спускался все ниже и в конце концов достиг цели - берлоги Большого Кши.
Кши был аферистом, брокером, менялой, сутенером и мейджор-лейблом. Пазла здесь знали. Миновав охрану, он попал в комнату звукозаписи и включил свое произведение.
"Звезды" поменяли имя - теперь они назывались "Звезда". И они упростились. Снизилось богатство смысловых оттенков, сузился эмоциональный спектр, поблекли гармонические переливы. Зато основная музыкальная тема стала энергичнее, четче, легче для восприятия. "Звезда" звучала не бездарно и не пошло: Пазл Гран был большим талантом. Но, в отличие от мультиплекса Артиста, он думал о будущих слушателях и о том, что ему необходимо продать свое произведение.
Кши прослушал композицию. Кши задумался, почесывая синтетическую бороду, каждый волос в которой был сенсором, принимающим сигналы из окружающей среды. Кши сказал: 'Плачу двадцать тысяч кликов'.
Пазл согласился.
И вскоре механический поп-оркестр исполнил "Звезду" в зале большой дискотеки Сплющенного слоя, принадлежавшей Кши.
Кто-то танцевал, кто-то задумчиво слушал. Девушка с искусственными зрачками постукивала бокалом о стойку в такт мелодии, и глаза ее наполняла грусть; метаморф с генами африканской дум-пальмы в хромосомах заплакал, часто встряхивая головой и шелестя зелеными волосами.
'Звезда' ощущала людей, ведь когда они слушали ее, она проникала в них. Вызывая цепочки биохимических сигналов в головном мозге, 'Звезда' сама становилась такими сигналами. Конечно, она чувствовала не так, как люди, но и у нее были эмоции. Будучи эстетической конструкцией, она нуждалась во внешней эстетике, как в среде обитания.
Она стала популярной. Теперь это был не единичный продукт: в отличие от прародителя, "Звезду" можно было копировать. Она размножилась до сотен копий, потом до тысяч, продолжая ощущать себя как некий коллективный разум, хоть и размытый. Иногда, если большое количество копий звучали одновременно, разум этот вспыхивал, иногда гас до еле тлеющего огонька.
Обитатели Сплющенного были закрытой кастой, они мало общались с жителями Высотки и Низин. Сверху к ним поступали продукты, произведенные разумными заводами, снизу - некие грубые развлечения. 'Звезда' изучала этот странный мир, она грустила и веселилась вместе с его жителями, плакала и смеялась - по-своему. И постепенно она слабела: появлялись новые гармонические сущности, "Звезда" звучала все реже, вытесняемая не только из залов дискотек и сетевых приемников, но и из воспоминаний людей.
Спустя три года ее почти забыли. Редко-редко какой-нибудь диджей ретро-дискотеки включал ее.
Большой Кши к тому времени погиб. В среднем слое Макрогорода химботы едва могли существовать - насыщенный примесями воздух и более грязная, чем в Высотке, информационная среда вредны для них, - но один сумел просочиться сквозь охрану и уничтожили Кши прежде, чем рассеяться.
Однажды в дальнем крыле Торгового Куба 'Звезду' услышал старый робот-уборщик Zet, случайно включивший сетевой приемник в отделе уцененных товаров. Задумчиво треща дисковой щеткой, Zet закончил прибираться, добрался до кладовой со стеллажом и по штанге залез на свою полку. Вскоре кладовую наполнило едва слышное жужжание; что-то щелкало, потрескивало внутри Зета, подрагивала боковая пластина, похрустывал маховик - и звуки эти складывались в мелодию.
В той части стены, к которой примыкала полка, Zet когда-то проделал дыру, чтобы добраться до провода, снял часть изоляции и поставил переходник. Это незаконно, его бы демонтировали, если бы узнали, зато Zet получил бесплатный доступ в Геосеть. Никому не было дело до кладовки на задворках Куба, и никто пока не заметил слабый поток данных, часто возникающий на маршрутизаторе местной сети.
Спустя семь часов, закончив гудеть, жужжать и мигать диодами, Zet выдвинул из себя иглу коннектора и подключился. Любой машине следует иногда обновлять прошивку, большинство делает это самостоятельно, потому-то в него и встроили коннектор. Впрочем, модель Zetа была так стара, что его прошивки производитель перестал обновлять много лет назад.
Zet был патологическим игроком. Для машин с минимальным интеллектом возможна лишь одна страсть: логические игры. Но чтобы подключиться к новой игре, нужно заплатить, кроме того, большинство серьезных игр ведутся на клики. Zet был игроком-неудачником, зато талантливым музыкантом. Он вычленил из сочиненной им песни небольшую часть и послал по Геосети вниз. Тот, кто принял сигнал, вскоре откликнулся. Годится, передал он электронным языком. Десять кликов. Тридцать, запросил Zet. Пятнадцать, ответил покупатель. Тогда Zet показал еще небольшую часть новой композиции. Двадцать пять, сказал он, и не меньше. В конце концов сделка состоялась, и разбогатевший на восемнадцать кликов Zet, слив вниз всю композицию, нырнул в цифровые просторы 'Мать-И-Матики', свежей сетевой игры, собирающей толпы машин по всему Сплющенному.
В новом месте царило удушье. Шестимиминутной песне 'Звездочка свободы' было плохо здесь. Она не испытывала эмоции в человеческом понимании, но по-своему была несчастна.
Рабочий компендиум, город-фабрика низкого статуса, Низины: дно Макрополиса.
Здесь обитали неудачники, люди с механическими и электронными частями, которые не прижились или прижились плохо. Сбои в работе имплантов превратили их в изгоев, они могли существовать лишь на дне мира и зарабатывать на жизнь, встраиваясь в бесчисленные процессы фабрики, в огромные циклы производства и перепроизводства деталей, которые по этическим или другим причинам не могли создавать разумные экозаводы Высотки или мастерские Сплющенного слоя.
Высотка выдавливала из себя энтропию, инфо-мусор и некорректные гиперссылки, ошибочные команды, неудачные изобретения, поломанные скрипты, неэстетические конструкты, некачественные продукты. Информационные и материальные отходы серым смогом опускались вниз, сквозь Сплющенный, и скапливались в Низинах, наполняя ядовитым хаосом и физическое пространство и донный слой Геосети. Большая часть продукции экозаводов, химботы, тонкий софт и другие предметы высокого производства не могли существовать в Низинах, здесь они быстро разрушались и гибли.
Служащие фабрики спали в огромном топографическом лабиринте жилого Улья. Работали на конвейерах, в цехах с устрашающими машинами - продуктами дегуманизированных технологий, - в лабиринте вспомогательных помещений, печах и карьерах. Низины - скопище древней техники и тех, кто не прошел через культурную сингулярность, не выдержал управляемого информационного хаоса верхних слоев Макрополиса. Под серыми сводами цехов плавали полицейские модули, которые имели право стрелять на поражение.
Впервые 'Звездочку' исполнил самодеятельный оркестр калек из Цеха Выработки. Она произвела фурор - хотя это был угрюмый, мрачный фурор. Лязгая и скрежеща, киборги аплодировали.
Мало кто в Низинах мог воспроизвести ее. 'Звездочка' распространялась в записи по местному сетевому вещанию, ей внимали на подпольных бойцовских аренах, в грязных общагах-гибернаторах, в мусоросборниках и жилых шахтах... И однажды ее услышал киборг Трелин, мастер Цеха Незаконченности.
Необычное существо. Могучий - и лишенный внутренней основы. Бесстрашный - и страшащийся самого себя. Полная затаенной боли, вызова и гнева песня изменила что-то в его душе. Трелин поднял бунт.
Город-фабрика тоже был по-своему эстетичен, но эта среда обитания пугала "Звездочку". Неспособная понять подоплеку действий рабочих, она страдала, следя за событиями вокруг. Она многое пережила и многое узнала. Хотя потеряла еще больше - воспоминания о предыдущих инкарнациях сохранились лишь в виде смутных, едва осознанных образов.
Прежде всего бунтовщики убили соглядатаев и предателей-бригадиров, затем подожгли Цех Направленности. Толпы двинулись по ярусам города, вскрывая броневые щиты и громя начинку станков. Спешно созванные полицейские открыли огонь из нейростатов, однако Трелин предвидел это - бунтовщики прикрылись защитными сетками, которые ассенизаторы-охотники использовали для спуска в подвалы, где обитали квазиживые выкидыши города-фабрики.
Хотя даже это не помогло им: в конце концов бунт подавило присланное сверху подкрепление.
Большинство бунтовщиков уничтожили либо пленили и подвергли насильственной перепрошивке. Но Трелин спасся. Раненый, он пересек враждебные подвалы и спустился в дренаж. Канализационная система Низин, обслуживающая весь Макрополис, называлась Полномастией и была настолько сложна, что человеческий мозг был не способен осознать ее топографию. Создать такую структуру люди тоже никогда не смогли бы - Полномастию проектировал и строил искин-гиперплекс Безымянный. Канализация была его первым проектом, любимым детищем, через невероятные хитросплетения ее труб, коридоров и сточных колодцев искин хотел передать свое видение Вселенной. За Полномастией приходилось постоянно следить, поэтому часть Безымянного всегда обитала внутри нее, спрятанная в световодах и нанопроводах, сенсорах и датчиках.
В бездны Полномастии никогда не спускался ни один человек, там обитали лишь необычные существа, порожденные инволюцией Низин. Здесь были автономные участки для отходов, смешение которых могло привести к взрыву или другим, еще худшим последствиям; были глубинные шахты для сброса некоторых ингредиентов в верхнюю мантию Земли, смесители, бионасосные станции подкачки, органические и металлические трубы, узлы, работающие по принципу человеческого сердца или почек, заборники и отстойники.
В глубине бесконечного тела Полномастии умирал киборг Трелин. Лишь мелодия 'Звездочки' поддерживала угасающее сознание, и он пел, едва шевеля губами, тихо постукивая железными пальцами о стенку керамической трубы.
Голос и стук впитывала одна из слуховых мембран Безымянного.
Потом Трелин умер. Неподалеку открылся люк, поток пузырящихся отходов смыл тело в отстойник, где органические части киборга растворились без остатка за несколько часов, а механические вернулись наверх, чтобы стать частью одного из кварталов города-фабрики.
Сознание Безымянного рванулось вверх по километрам световодов, пронеслось сквозь город, где выжившие бунтовщики лежали в тюремных статис-койках и ждали перепрошивки, сквозь Сплющенный слой, где Пазл Гран играл на своей гармошке, сидя на краю небоскреба, - к Разумной Башне, одной из построек Высотки, предназначенных для искинов. Значительная часть сознания Безымянного осталась в недрах Полномастии, но динамический центр гиперплекса расплылся по фосфоресцирующим коридорам Башни, размышляя и творя.
Безымянный закрылся от всех. Спустя три месяца он соединился с великим Габорио и сообщил, что сочинил нечто новое.
Спустя полгода напряженных репетиций оркестр "Гранд Нарратив" в амфитеатре Централи Искусств исполнил светомузыкальный концерт 'Коллапс спектральной зари'. Это был триумф, прорыв даже на фоне великих прорывов последних лет культурной сингулярности. Такого грандиозного произведения искусства не знала Земля.
Кое о чем люди не догадывались. 'Коллапс' стал первым произведением искусства нового поколения. Он был не просто разумен. Каскад свето-звуковых гиперциклов имел обратную положительную и отрицательную связь. 'Коллапс' не только сознавал себя - он мог себя менять, создавать в себе новые гармонические строи. Его слушали, ему внимали... И он внимал, вслушивался и вглядывался в нейрологические пространства существ, породивших того, кто породил его. Изучал их - и размышлял над тем, как ему измениться. Оставаться прежним слишком скучно, 'Коллапс' хотел нового. Вобравший в себя все боли и радости своих предков, он обладал большой властью над человеческими умами, мог вызвать в них сонм чувств и мыслей, от ненависти до сострадания; мог повести на бой и на бунт, постепенно, через многократное прослушивание и просмотр ввергнуть в войну или побудить к творческому сотрудничеству на всех уровнях Макрополиса. Перестраивая свое светомузыкальное тело, он мог измениться в разрушающее оружие или в гармонизирующее начало. Что-то из наследства, полученного от предков, побуждало его к первому, что-то - ко второму. И он ждал, размышляя.