Ханс-Дитрих сидит за столом. Электрический свет
Потушен. Колеблется бледное пламя свечей,
Его отражают шкафы и вощеный паркет
И лезвия скрещенных между шкафами мечей.
Размеренно маятник ходит за темным стеклом,
За окнами замка молчит предрассветная тьма.
Ханс-Дитрих, в парадном мундире с имперским орлом,
Кладет пред собою конверт и листок для письма.
Овальное фото, оправленное в серебро,
Стоит на столе, и Ханс-Дитрих глядит на портрет.
По белой бумаге скользит золотое перо:
"Entschuldige mich, meine Liebe, ich schreibe zu spät..."
О да, эти вечные наши мужские дела -
Война и политика, слава, достойная книг...
Я сделал, что мог. И я знаю, ты верно ждала.
Но Krieg не всегда, к сожаленью, рифмуется с Sieg.
Мы личную жизнь на потом оставляли, и в том
Не вправе я каяться, выбравший битву с Судьбой,
Но вдруг оказалось, что нет никакого "потом",
И не было даже минуты проститься с тобой.
Нестойкую плоть побеждает величием Дух,
И честь моя - верность, но я принимаю упрек:
В конечном итоге я в жизни любил только двух -
Тебя и Германию. И ни одну не сберег.
So viel muß ich sagen, so wenig Zeit habe ich schon!
За всю свою боль, если можешь, меня извини.
Но буду утешен, пусть даже не буду прощен,
Хоть тем, что отныне тебя не достанут они.
Я помню все наши прогулки и наши мечты,
Душистые липы и в небе над Эльбой луну,
И белые, в каплях росы, полевые цветы,
Что ты принесла в день, когда объявили войну.
Прости, что я был далеко от тебя в феврале,
Недаром ты так не любила промозглый февраль...
Но снова любимый наш май наступил на земле,
Хоть меньше всего он напомнит теперь пастораль.
Прости, что я так и не съездил с тобою в Тироль.
Man kann nicht die Zeit sagen doch weder "rückwärts!" noch "halt!"
И вместо уже неуместного больше "Leb wohl!"
Посланье венчает: "Wir werden zusammen. Schon bald."
Письмо запечатано. Пишет лишь имя одно
Ханс-Дитрих - конверт оставляет без адреса он:
Той улицы более нет, и уже все равно
Письма не вручит адресату земной почтальон.
Ханс-Дитрих опять вспоминает другую весну,
Смеющийся взгляд и волос золотой завиток...
Затем поднимается. Тихо подходит к окну,
За коим уже наливается кровью восток,
И лбом ощущает дрожание стекол в окне:
Во двор, не щадя ни ограды, ни клумб цветника,
Вползает приплюснутый танк со звездой на броне
И следом - два грязных раздолбанных грузовика.
Солдаты в уродливых формах, шинель на плече,
Сигают на землю, крича на своем языке.
Ханс-Дитрих подходит к столу и подносит к свече
Письмо, застывая с горящим конвертом в руке.
Огонь подбирается к пальцам. И, руку разжав,
Ханс-Дитрих письму позволяет упасть на паркет.
Тотчас занимается штора, а следом и шкаф.
Что ж - здесь он закончил. Пора покидать кабинет.
Пред зеркалом кратким движеньем поправив пробор
И галстук, Ханс-Дитрих берет со стола пистолет,
Спускается вниз, не забыв передернуть затвор,
Толкает тяжелую дверь и выходит в рассвет.

2014