Вернувшись в город, некогда бывший тебе родным, после десятилетнего
отсутствия,  испытываешь странные ощущения.  И вовсе не потому,  что все
вокруг так сильно переменилось. Как раз наоборот. Нет, кое-что, конечно,
снесли,  что-то построили, в бывшем кинотеатре, куда ты ходил в детстве,
теперь  автосалон,  а  проходивший мимо  твоего дома  трамвайный маршрут
отменили, и даже рельсы заасфальтировали - но все это, в сущности, такие
мелочи.  В  остальном же  город остался таким же,  как  был,  и  вот это
поражает больше  всего.  Прошло  десять  лет,  а  тебе  кажется -  целая
вечность,  ибо за эти годы в  твоей судьбе перевернулось решительно все,
ты  сменил страну,  континент,  полушарие,  чужое стало для тебя своим и
привычным,  а  прежнее свое -  отошло в область полузабытых снов,  порою
сливаясь с  ними  до  полной неразличимости,  да  и  мир  за  это  время
изменился до  неузнаваемости,  целые  страны  исчезли  с  карт  или  же,
напротив,  обрели  бытие,  и  многое  из  того,  что  десять  лет  назад
показалось бы немыслимым вздором, теперь - обыденная повседневность... а
на твоей почти уже забытой улице стоят все те же дома,  и  белье все так
же сохнет на балконах,  и летит,  неприятно щекоча нос, все тот же пух с
тополей, так и не вырубленных муниципальными службами, и мальчишки лупят
мячом об  стену трансформаторной будки.  Другие мальчишки,  конечно,  но
тебе кажется,  что - те же самые, что и в день твоего отъезда. Словно ты
вернулся не только в пространстве,  но и во времени -  причем не в самую
лучшую эпоху.  Или словно видишь призраки давно умерших. Впрочем, теперь
для этих мест призраком был, скорее, я сам...
     Это ощущение отнюдь не доставляло мне удовольствия.  Я не испытывал
ностальгии вдали от  родины и  уж  тем более не  испытывал ее сейчас.  Я
приехал с твердым намерением как можно скорее уладить дела,  связанные с
наследством,  и  сразу же вернуться домой -  в то место,  которое я звал
домом теперь.  Никаких друзей или знакомых,  о  разлуке с  которыми я бы
сожалел,  у  меня здесь не  осталось.  Родственников,  которых стоило бы
посетить, тоже. Вот разве что... разве что Лиза, моя кузина.
     На  самом деле с  ней мы  тоже никогда не были особенно близки.  Не
потому,  что между нами,  или нашими родителями,  вышла какая-то  ссора;
просто как-то так сложилось, что у нее была своя жизнь, а у меня своя. В
детстве  мы  виделись  почти  исключительно  на  каких-нибудь  помпезных
семейных торжествах, куда съезжались все родственники; наиболее активным
наше общение стало в  студенческие годы,  ибо  оба  мы  учились в  одном
институте, хотя и на разных факультетах, но на четвертом курсе (я на год
старше, поэтому к тому времени уже делал диплом) Лиза выскочила замуж за
субъекта, который сразу же произвел на меня скверное впечатление, вполне
впоследствии оправдавшееся.
     Нет,  Артур не страдал традиционными пороками, входящими в извечную
женскую формулу "все мужики -  сволочи". Он не пил (пара бокалов вина по
праздникам,  понятно,  не в  счет),  не гулял "налево" и ни разу в жизни
Лизу не ударил (последнее вряд ли и смог бы, даже если б хотел - он чуть
ли не на полголовы ее ниже и сложения отнюдь не богатырского).  И все же
он  относился к  одной  из  самых  неприятных человеческих категорий,  а
именно - к непризнанным гениям.
     Я,  разумеется, не имею в виду настоящих непризнанных гениев, какие
бывали  в  прошлом  и,   наверное,   встречаются  и  сейчас,  мыкаясь  в
безвестности где-нибудь  в  глуши,  где  интернет до  сих  пор  остается
роскошью.  Я  говорю  о  куда  более  распространенном типаже  с  хорошо
известными чертами.  Такой тип  всю свою жизнь пишет великий роман,  или
фундаментальный  философский  труд,   или   разрабатывает  революционную
физическую,   экономическую  или  еще  какую-нибудь  ...ическую  теорию.
Работать на  низменных и  презренных работах,  приносящих хоть  какие-то
деньги,  гений, разумеется, брезгует: ведь это отвлекало бы время и силы
от  Великого Труда.  При  этом работа над  Трудом с  годами обретает все
более вялый характер;  ну как же,  задача слишком обширна, ее невозможно
решать с наскока. Гений будет сутками лежать на диване, ничего не делая,
а на предложения хотя бы вынести мусор гневно отвечать,  что его сбивают
с мысли. При этом он и слышать не хочет о том, чтобы подготовить хотя бы
первую законченную версию Труда и  тем  более самому проталкивать ее  по
редакциям; он убежден, что в один прекрасный день ОНИ "сами придут и все
дадут",  и еще будут упрашивать, чтоб взял. Эта убежденность тем крепче,
чем  с  большим количеством зоилов,  коим он  по  неосторожности все  же
показал какие-то  фрагменты своего Труда,  ему уже пришлось столкнуться.
Борьба  с  этими  зоилами,  сводящаяся  преимущественно к  упражнениям в
сарказме и  брани в их адрес,  со временем все более подменяет глохнущую
работу над собственно Трудом.  Поскольку ни заработать себе на жизнь, ни
элементарно обеспечить свой быт  гений не  в  состоянии,  для  этого ему
нужна  женщина  (поначалу мать,  позже  жена),  которой регулярно дается
понять,  какая высокая честь ей  оказана.  О  том,  что Великий Труд так
никогда и  не  будет  дописан,  равно как  и  об  истинных масштабах его
художественной или научной ценности, полагаю, можно уже и не упоминать.
     Поразительное дело,  но  женщины довольно часто  клюют на  подобных
персонажей.  В  том числе и,  казалось бы,  неглупые женщины.  Не  знаю,
может,  это  такое  извращенное проявление  материнского инстинкта.  Или
надежда,  чем черт ни шутит,  в  одно прекрасное утро все-таки оказаться
женой нобелевского лауреата,  ведь "многих великих людей долгое время не
понимали"; во всяком случае, язык у непризнанных гениев подвешен хорошо,
и  произвести  впечатление уверенной  болтовней,  особенно  на  человека
неискушенного,  они способны. Или же все то же пресловутое "зато не пьет
и не бьет" и "от добра добра не ищут".  Или все, вместе взятое. В общем,
моя кузина тоже не  стала исключением.  Хотя я,  разумеется,  пытался ее
отговорить.  Нет,  как я уже сказал,  мы не поругались на этой почве. Но
общаться стали намного реже, тем паче что Лиза, обзаведясь мужем, уже не
нуждалась в  компании  двоюродного брата,  а  у  меня  не  было  желания
навещать  их  дом,  созерцать там  физиономию Артура  и  выслушивать его
самоуверенные монологи. Он, кстати, мнил себя писателем и наверняка рано
или  поздно -  скорее рано,  чем поздно -  подсунул бы  мне кусок своего
романа с  требованием как можно быстрее прочесть и оценить.  Поскольку я
терпеть не могу лицемерия,  то оценил бы его опус искренне,  что сделало
бы  меня  в  глазах  Артура  врагом на  всю  жизнь,  с  соответствующими
оргвыводами для  Лизы.  Да,  драться такие  субъекты не  способны,  зато
скандалы на  тему  "я  одинокий,  ранимый,  непонятый,  меня не  ценят и
предают те,  кому я доверился целиком и без остатка" устраивают диво как
хорошо.
     А потом Лиза забеременела и бросила учебу.  Кончилось все выкидышем
на  поздних  сроках,  но  институт она  так  и  не  закончила.  Пыталась
восстановиться через год,  но многое успела перезабыть, да и, к тому же,
молодая семья  остро нуждалась в  деньгах (не  представляю,  о  чем  они
думали,  когда пытались завести еще и  ребенка),  а  поскольку на Артура
надежды не было,  Лизе нужно было срочно искать работу,  диплом же в  те
лихие  годы  развала  империи не  был  ни  необходимым,  ни  достаточным
условием трудоустройства.  Несколько лет  спустя  она  все  же  окончила
какие-то скороспелые курсы, чтобы иметь хоть какие-то корочки; я к этому
времени,   уже  утвердившись  в  мысли,  что  в  этой  стране  достойных
перспектив нет и не предвидится, готовился к отъезду. С кузиной я своими
планами не делился,  мы к  этому времени почти совсем не общались,  и  о
том,  что я  обосновался в Америке,  она узнала уже после того,  как это
свершилось.
     В  первые годы  моей эмиграции мы  обменялись несколькими ничего не
значащими письмами,  но  затем и  это общение заглохло.  Лиза была не из
тех,  кто  любит жаловаться на  жизнь,  а  у  меня  хватало своих забот,
поначалу -  не слишком приятных,  а потом, по мере того как налаживалась
моя американская жизнь,  прошлое и  все,  что с  ним связано,  все более
отходило в  область теней.  И вот только приехав в свой бывший город,  я
понял,  что  не  имею никаких вестей от  единственной оставшейся у  меня
близкой родственницы уже... сколько? три года? четыре? еще больше? Я так
и не смог вспомнить.
     Я  позвонил ей,  совершенно не  будучи уверенным,  что  найденный в
чудом не выброшенной записной книжке телефон все еще актуален. И еще мне
очень не хотелось услышать в трубке голос Артура.  Я подумал,  что, если
он  меня не узнает -  а  наверняка так и  будет -  я,  пожалуй,  не буду
представляться.  С другой стороны, не устроит ли он тогда, чего доброго,
жене сцену, выясняя, что за незнакомые мужики звонят ей домой?
     Но трубку сняла Лиза.
     - А,  привет,  -  сказала она после того, как я назвал себя. Машина
времени продолжала работать:  по  ее  тону можно было подумать,  что  мы
расстались пару  недель назад.  -  Все-таки  приехал?  Тебя  не  было на
похоронах.
     Разумеется,  не  было.  Терпеть не  могу эти бессмысленные ритуалы,
которые ничем не могут облегчить участь умерших, зато травят душу живым,
и к тому же наполнены самой отвратительной пафосной пошлостью и фальшью.
     - Не будем об этом, - поспешно сказал я, не желая выслушивать еще и
соболезнования.  -  Я здесь по делам и ненадолго.  Но сейчас у меня есть
время...
     Я  предложил ей встретиться и посидеть в каком-нибудь кафе,  но она
возразила, что лучше это сделать у нее дома.
     - Гм...  а это не будет неудобно? - пробормотал я, и, поскольку она
не проявила понимания моего намека,  добавил:  -  Ну,  там,  Артур и все
такое...
     - Артура больше нет, - спокойно ответила она.
     - В каком смысле нет? - растерянно переспросил я.
     - Совсем нет. Мы развелись.
     - Поздравляю! - вырвалось у меня.
     - Это было давно. Четыре... уже почти пять лет.
     - Ну, тем лучше. Ты знаешь, что он мне никогда не нравился. Все еще
пишет свой роман? Впрочем, да, откуда тебе теперь знать...
     - Я с ним с тех пор не общалась, - подтвердила Лиза.
     - А дети?  - осведомился я; менее всего мне хотелось бы, чтобы наша
встреча  проходила  под   аккомпанимент  визга   и   беготни  малолетних
двоюродных племянников. - У тебя не...
     - Врач сказал, что я не могу иметь детей, - ее голос звучал все так
же спокойно. - Еще вскоре после твоего отъезда. Разве я тебе не писала?
     - Ммм...  должно быть,  нет,  - ответил я. Неужели забыл? Самому-то
мне,  как убежденному одиночке и,  соответственно -  как это называют на
Западе  -  childfree,  дети  никогда не  казались важной темой  -  но  я
понимаю,  что у Лизы другие взгляды.  Впрочем,  как я уже сказал, она не
любит жаловаться на жизнь, тем более - с расстояния в тысячи километров.
Психологи,  кстати,  считают,  что  это не  такое хорошее качество,  как
кажется  на  первый  взгляд.  Полезнее,  мол,  периодически плакаться  в
жилетки,  или даже ругаться,  нежели молча копить весь негатив в себе...
Не знаю.  Никогда не считал психологию наукой.  Люди слишком разные,  их
невозможно уложить в рамки каких-то общих стандартных схем.
     Так или иначе,  мы договорились о встрече,  и два часа спустя я уже
сидел на кухне ее квартиры.  В последний раз я был здесь,  наверное, лет
пятнадцать назад и,  конечно,  не  помнил подробностей и  не мог оценить
перемены.  Обратил  внимание  лишь  на  дорогую  и  современную кухонную
технику.
     А  вот  по  лицу Лизы прошедшие десять лет были очень даже заметны.
Здесь действие машины времени закончилось.  Я понимал, что и сам не стал
моложе,  но  к  лицам,  которые видишь каждый день,  в  том  числе  и  к
собственному в  зеркале,  привыкаешь.  А вот увидеть вместо оставшейся в
моей памяти юной девушки,  каковой Лиза казалась и  после нескольких лет
замужества,  усталую  женщину под  сорок...  тени  под  глазами,  первые
морщинки,  вяло опущенные уголки губ... кажется, даже и седой волос в ее
темных прядях,  а ведь ей только тридцать шесть...  Она явно не пыталась
"навести марафет" к  моему приходу,  то  ли  помня о  моем отрицательном
отношении к  косметике и  "раскрашенным куклам",  то ли просто не считая
нужным  стараться  ради  двоюродного брата.  Что  вполне  отвечало  моей
нелюбви к лицемерию.
     Мы сидели друг напротив друга уже минут пятнадцать,  и я все еще не
знал  никаких  подробностей  о  ее  нынешней  жизни.  Она  лишь  коротко
ответила, что у нее все нормально, и стала распрашивать меня об Америке.
Я рассказывал,  надеясь разговорить ее позже и с удивлением отмечая, что
периодически мне приходится вспоминать и  подбирать русское слово вместо
автоматически прыгающего на  язык  английского.  Прежде  я  считал,  что
забыть родной язык невозможно...
     - Машины даже у  безработных,  -  рассказывал я.  -  В первое время
нашим людям это кажется диким,  мы ведь привыкли воспринимать машину как
атрибут если не роскоши, то статуса... Но проблема не в безработных, а в
старых маразматиках,  которые садятся за руль и забывают, где находятся.
И отобрать у них лицензии,  ну то есть права,  не получается, потому что
это, видите ли, нарушение их гражданских прав...
     В этот момент открылась дверь, и на кухню вошел Виталий. Он никогда
не был мне даже приятелем, но я сразу его узнал.
     В  отличие от  Лизы,  одет он  был  не  по-домашнему,  в  костюме с
галстуком -  но вошел так,  как может входить только хозяин. Да и кто бы
открыл ему дверь, если бы у него не было собственного ключа?
     Классической немой сцены не последовало.  Двух-трехсекундная пауза,
не больше.
     - Привет,  -  сказала Лиза,  повернувшись к  нему.  Я не эксперт по
семейным отношениям, но она смотрела на него не так, как женщина смотрит
на любимого мужчину.  Не так,  как она смотрела в  свое время на того же
Артура,  черт бы его побрал.  -  Не слышала,  как ты вошел. Вот, видишь,
Серж  приехал,  -  свое имя  я  переиначил на  западный манер задолго до
эмиграции, еще в студенческие годы. - Ты извини, что не предупредила. Не
думала, что ты сегодня так рано.
     - Презентацию  перенесли.   Здравствуй,  Серж,  -  сказал  Виталий.
Интонация  была  неестественной  -   он,   должно  быть,  хотел  сказать
"здравствуйте",  но в последний миг сообразил,  что мы все-таки на "ты".
Во всяком случае, были в студенческую пору.
     Виталий был  тогда одногруппником Лизы  и  одно время безуспешно за
нею увивался.  Она не то чтобы активно гнала его от себя, но вела себя в
характерной девичьей манере "можешь быть моим приятелем, если хочешь, но
на  большее не  рассчитывай".  Принимала от  него,  как должное,  разные
мелкие услуги, приглашала пару раз на день рожденья (естественно, он был
там далеко не один),  но при этом твердо держала дистанцию.  В  какой-то
момент он  попытался сделать своим  наперсником меня,  как  кузена своей
пассии, но никакой помощи и поддержки с моей стороны не нашел. В отличие
от  появившегося позже  Артура,  активной антипатии у  меня  Виталий  не
вызывал,  но и  симпатии тоже.  Он был мне попросту безразличен,  а  его
любовные страдания - смешны; идейный одиночка, коим я был уже тогда - не
тот   человек,   у   которого  стоит   искать   сочувствия  влюбленному.
Единственное, что я мог ему посоветовать (и посоветовал) - это выбросить
глупости из головы и побольше думать об учебе.  "Make work,  not love" -
скаламбурил я тогда.
     Впрочем, употребляя слова "страдания", "пассия" и т.п., я несколько
сгущаю   краски.   Никаких   шекспировских   страстей   там   не   было.
Несостоявшийся  роман  протекал  вяло,  как  длительная  и  скорее  даже
символическая осада без единой попытки решительного штурма,  и  в  конце
концов самому Виталию все это,  похоже,  надоело,  и  он от Лизы отстал.
Артур стал для этого благовидным предлогом.
     Так, во всяком случае, я думал до нашей нынешней встречи.
     Не  буду пересказывать подробности состоявшегося незапланированного
ужина втроем.  В воздухе висела атмосфера неловкости и принужденности. Я
прекрасно понимал,  что в присутствии Виталия Лиза ничего не расскажет о
своих проблемах -  особенно если таковые с  ним и  связаны.  Он,  в свою
очередь,  тоже явно тяготился моим присутствием.  После нескольких вялых
реплик мы  сосредоточились в  основном на жевании (готовила Лиза хорошо,
что да,  то да).  Наконец Виталий поднялся из-за стола и, буркнув "пойду
покурю", вышел из кухни.
     - Давно вы с ним? - спросил я, как только дверь закрылась.
     - Четыре года.
     - И это... официально?
     - Да, мы поженились вскоре после того, как я рассталась с Артуром.
     - Но зачем? - вырвалось у меня. - Ведь ты с ним несчастлива!
     - Он  хороший человек,  -  пожала плечами Лиза.  -  И  у  него есть
деньги. Он бизнесмен.
     Да,  еще до своего отъезда я  слышал,  что Виталий занялся каким-то
бизнесом,  и вроде бы небезуспешно.  Впрочем,  времена тогда были такие,
что не было никакой уверенности не то что в том,  что он не прогорит, но
и что вообще останется в живых.
     - Не такие уж большие деньги, - желчно заметил я. - Раз вы живете в
твоей старой квартире, а не в элитных апартаментах в центре.
     - Да, у него есть трехкомнатная в центре, - спокойно ответила Лиза,
- но я отказалась туда переезжать. Я люблю свой дом... кирпичный, старой
постройки,  еще сто лет простоит,  не  то  что нынешнее "элитное жилье",
которое узбеки строят... И район этот тоже люблю. Сам знаешь, какой он у
нас зеленый,  и  пруд рядом...  а  там,  в центре -  вокруг ни травинки,
дышать нечем,  даже от  реки бензином воняет.  Ему отсюда далеко в  офис
ездить,  но  он согласился...  А  трехкомнатную мы сдаем.  Тоже неплохой
доход, между прочим.
     - К тому же он курит, - возмущенно заметил я. В юности, насколько я
помнил, за Виталием этого порока не водилось.
     - Только на лестнице,  в квартире ни-ни.  Я просила его бросить, но
он не может. Слишком работа нервная.
     - А сама ты, надо полагать, не работаешь?
     - Теперь нет.
     Ну что ж,  картина проясняется. Я, конечно, сам всегда говорил, что
лучший брак -  по  расчету...  но  все равно как-то неприятно,  что твою
двоюродную сестру купили,  как проститутку.  На самом деле, противоречия
тут нет:  правильный брак по  расчету предполагает взаимный рациональный
интерес, а интерес со стороны Виталия явно не был рациональным.
     - Ты  изменилась,  -  заметил я.  -  Прежде деньги не были для тебя
главным.
     - Дело не только в деньгах,  -  возразила она.  - За свою деньги он
мог бы завести себе какую-нибудь двадцатилетнюю девку, и даже не одну, а
не возиться с женщиной за тридцать и ее проблемами... Виталий - он очень
надежный,  понимаешь?  То, чего мне так не хватало с Артуром... А он, ну
то есть Виталий, он просто спас меня... точнее, нас обоих. Просто пришел
и  спас,  сам,  без всяких просьб и  тем более обещаний с  моей стороны,
ничего не прося взамен - понимаешь?
     - Не  понимаю,  -  искренне ответил я.  -  Ты  хочешь сказать,  что
Виталий спас от чего-то тебя... и Артура, своего, стало быть, соперника?
От чего именно? Рассказывай уж все сначала.
     - Ой,  ты  не  представляешь,  как  мы  тогда  жили...  что  вообще
творилось в стране...
     - Ну почему же, газеты я почитывал и в Америке.
     - Газеты...  Одно дело газеты,  а другое... В общем, это была самая
задница.  Ни денег,  ни работы, ничего. Меня отовсюду выперли и не брали
даже уборщицей никуда,  не помню почему...  Артур - ну, сам понимаешь...
он особо и не хотел что-то найти. Я кричала на него, требовала, чтобы он
искал хоть какую-нибудь халтуру...  а  он  с  каким-то  даже мстительным
удовольствием отвечал,  что вот,  мол,  обращался туда-то,  и  результат
нулевой.  Не знаю,  правда обращался или врал...  Хорошо,  еще была жива
мама,  подбрасывала копейки,  чтобы мы не померли с голоду - но много ли
она могла выделить со своей пенсии?
     - Почему ты не написала мне? - перебил я. - Если бы я знал, что все
настолько плохо...
     - То  что?  У  тебя,  как  видно,  своих дел хватало -  сам сколько
времени не писал? Как бы это выглядело, если б я вдруг стала клянчить на
жизнь? Да и знала я, что ты не Рокфеллер...
     Гм, что верно, то верно. В то время лишних денег у меня и впрямь не
было.  Я,  конечно,  не голодал, но наскрести мог бы разве что несколько
сотен долларов. Надолго бы их хватило?
     - И потом,  знаю я тебя, - твердо продолжала Лиза. - Небось, заявил
бы,  что мне денег пришлешь,  но только при условии, что ни цента из них
не достанется Артуру,  который должен работать и зарабатывать сам,  а не
сидеть паразитом у меня на шее. Я права?
     - Нуу... - окончательно смешался я. Сейчас, postfactum, когда я уже
знал, что она бросила своего никчемного мужа, такая идея не пришла мне в
голову, но в то время я бы, пожалуй, и впрямь...
     - Вот именно,  -  кивнула она,  словно ставя точку.  -  А тут еще у
Артура открылась язва,  а  он  не  хотел идти к  врачу,  идиот.  Лежал и
демонстративно страдал -  вот,  мол,  до  чего  ты  меня  довела  своими
придирками...  И  дошёл до  того,  что не мог даже пить -  его рвало,  и
только лежал в  позе эмбриона.  Почему я  не  вызывала скорую?  не помню
уже..  И денег буквально ни копейки не было,  как всегда.  И тут вдруг к
нам в гости зашел Виталий. Не знаю даже, почему. Я его не приглашала. Мы
с   ним  иногда  перезванивались,   но  я   не  говорила  ему  про  наши
обстоятельства, и уж, конечно, ничего не просила. Сам понимаешь, в каком
положении я бы оказалась,  если бы стала просить -  у него... И у нас он
сто  лет  не  бывал.   Потом  он  мне  говорил,  что  как  будто  что-то
почувствовал...  нет,  никакой мистики -  наверное,  просто голос мой по
телефону был уже такой,  что...  Короче,  Виталий пришел, увидел всю эту
картину,  вызвал меня на кухню и  говорит:  держи деньги -  на жизнь,  а
ЭТОГО я прямо сейчас увезу и положу в больницу, задействую свои связи...
     - И вылечил?
     - Ну  да.  То есть не сам,  конечно,  врачи...  В  какой-то частной
клинике за городом.  До сих пор не знаю,  скольких денег ему это стоило.
Не друга, не приятеля - мужа любимой женщины, понимаешь?
     - И  в  благодарность за  такое благородство ты выгнала исцеленного
Артура и вышла за его спасителя? - я не смог сдержать иронии.
     - Нет,  Артур сам ушел.  То есть я, конечно, уже давно чувствовала,
что наш брак был ошибкой - да, да, можешь торжествовать, я говорила себе
"Серж был прав"...  но  я  как-то  не видела для себя выхода.  Вроде как
взялся за гуж - тащи...
     - Глупо, - отрезал я. - Ошибки надо исправлять.
     - Понимаешь, Артур не был для меня одной лишь обузой. Нас связывало
и много хорошего... пусть в прошлом, но - я как-то не могла просто взять
и сказать ему -  все кончено,  уходи. С одной стороны, жалко его было, с
другой - боялась сцен, которые он устроит... Но, к счастью, он все понял
сам. Из больницы в этот дом он уже не вернулся. Только попросил прислать
ему его личные вещи на новый адрес...
     - Сам лично попросил?
     - По телефону. Так было легче нам обоим.
     - Погоди-погоди... ты и на суде с ним не встречалась?
     - Не было суда. Когда нет имущественных претензий, можно развестись
заочно.
     - Так ты, выходит, вообще его больше не видела?
     Ответить Лиза  не  успела:  открылась дверь -  вернулся Виталий.  Я
сразу  почувствовал табачную вонь.  О,  разумеется,  он  наверняка курил
какие-нибудь дорогие сигареты,  а не папиросы из ближайшего ларька -  но
я,  как говорится,  в  сортах дерьма не разбираюсь.  Одна из причин,  по
которым я  люблю  Америку -  там  я  почти  отвык от  этого ненавистного
запаха.
     Я вновь бросил взгляд на кузину и понял, что ответ на мой последний
вопрос,  судя по всему,  положительный. Хотя ничего странного она в этом
не  усматривает...  или нет?  Или в  ее глазах мелькнуло все же какое-то
беспокойство?
     Мы,  теперь  уже  все  трое,  обменялись еще  несколькими ничего не
значащими фразами,  и  я  распрощался.  Лиза спросила,  загляну ли я еще
перед отъездом,  я честно ответил -  как получится, и обещал, по крайней
мере, позвонить.
     Тем  же  вечером мне  позвонил мой  риэлтер и  сообщил,  что  нашел
подходящего покупателя на  унаследованную мною  недвижимость,  и  сделку
можно будет заключить уже завтра.  Таким образом, уже сутки спустя я мог
бы вылететь на запад -  теперь уже окончательно навсегда,  как с  самого
начала и  намеревался.  Но состоявшаяся встреча не шла у меня из головы.
Совершенно очевидно,  думал я, что Лиза Виталия по-прежнему не любит, но
ценит создаваемый им комфорт.  Что ж - это куда более прочная основа для
брака,  чем то, что полагают наивные романтики. Но что-то все же тяготит
ее...  осознание полной зависимости от  мужа?  чувство,  что она обязана
ему, что вышла за него, как бы отдавая долг? или же...
     Насколько она сама верит в ту красивую историю, которую рассказала?
У меня сложилось твердое впечатление, что она говорит правду - во всяком
случае,  ту, которую знает со слов Виталия. Но я-то уж в любом случае не
романтик.  И  я наслышан,  какими методами делался бизнес в этой стране,
особенно в  те  годы "самой задницы".  Тот  факт,  что  в  этих условиях
Виталий уцелел и  преуспел,  уже  сам по  себе говорит,  что благородным
идеалистом он не был. И уж тем более - этаким сказочным рыцарем, за свой
счет оказывающим услуги конкурентам -  не важно, в какой области... Увез
Артура за город, чтобы поместить в дорогую клинику? Ха-ха три раза. Куда
более вероятно -  чтобы закопать в  ближайшем лесу.  И если бывшего мужа
Лизы и в самом деле после этого никто не видел...
     А  телефонный  звонок,  а  подписанные  документы  на  развод?  Ну,
во-первых,  и  голос,  и  почерк можно подделать.  А во-вторых,  что еще
проще,  можно было не убивать Артура сразу,  а продержать его где-нибудь
достаточное время, чтобы получить от него все, что нужно...
     Но не слишком ли нагло?  Ну,  допустим, Лизе Виталий задурил мозги,
или  она  сама предпочла не  вникать в  детали,  интуитивно боясь узнать
страшную правду. Но все-таки исчезновение человека - это серьезное дело,
которое полагается расследовать.  Шанс,  что Артура кто-нибудь хватится,
все же был.  А тут налицо и мотив,  и свидетель, знавший, что обладатель
мотива на  собственной машине увез потерпевшего...  Если бы Артур просто
пошел погулять и  пропал,  я бы мог заподозрить Виталия,  но чтобы так в
открытую... С другой стороны, что я знаю о его связях, которые он обещал
задействовать?  В  этой стране и не такое сходило с рук!  Гм,  вот вам и
отсутствие шекспировских страстей...
     Нет,  я  по-прежнему не испытывал к несостоявшемуся светилу мировой
литературы никакой симпатии.  И  если бы  он  просто умер по собственной
глупости,  не желая обращаться к врачу при обострении язвы - я бы просто
сказал "так ему и надо". Но если речь идет об убийстве...
     И тут я понял кое-что еще. Показания моей кузины - теперь я думал о
ее словах именно в этих терминах -  все-таки неубедительны.  У нее вдруг
появились какие-то странные провалы в  памяти.  "Не брали на работу,  не
помню, почему... не вызывала скорую, не помню, почему..." А в самом деле
- почему?  Ну, допустим, телефон был отключен за неуплату... или не был?
они  же  перезванивались с  Виталием,  хотя,  возможно,  это было еще до
отключения... но в любом случае - всегда можно сходить к соседям. Или на
улицу к  автомату,  вызов экстренных служб бесплатный.  А вместо этого -
видеть,  как  твой муж реально загибается,  и  ничего не  предпринимать?
Пусть вся любовь осталась в  прошлом,  пусть Лиза была зла на него из-за
его идиотского упрямства -  но  речь шла о  его жизни!  В  таких случаях
вызывают "скорую" и  для  постороннего человека,  и  даже  для  раненого
преступника.  В конце концов, не сделать этого - уголовное преступление,
статья об  оставлении в  опасности...  и  Лиза не  настолько неграмотна,
чтобы этого не знать!
     Тогда что же?  Они в  сговоре?  Лиза сама подбила Виталия устранить
разделявшее их  препятствие?  "Артура больше нет" -  так  обычно говорят
вовсе не о разводе...  Нет,  невозможно,  только не моя кузина!  Да и, в
конце концов,  проще было бы развестись...  Однако при разводе возникают
те самые имущественные вопросы. В изложенной мне версии Артур благородно
не стал претендовать на квартиру -  а  ведь в  реальности очень даже мог
бы!  И ради того,  чтобы устранить подобную возможность... нет, в голове
не укладывается.  Когда она говорила,  что с Артуром ее связывало немало
хорошего, в ее словах не чувствовалось ни малейшего лицемерия... Однако,
так ли хорошо я  знал свою двоюродную сестру?  Ведь даже в  студенческую
пору нас нельзя было назвать близкими друзьями.  А  насколько сильно она
могла измениться за те годы,  в которые я не имел о ней никаких вестей -
годы, в которые так сильно изменилось многое другое?
     Нет. Не сходится. Слава здравому смыслу, все-таки не сходится. Если
это сговор,  то не нужна была бы сомнительная версия про язву. Просто то
самое "пошел погулять и не вернулся". Ну или, чтоб не числился пропавшим
без вести -  развелись и  с тех пор не виделись,  опять-таки без всякого
упоминания про язву и клинику...
     Непонятная история.  И,  чтобы  ее  распутать,  прежде  всего  надо
ответить на главный вопрос - жив ли еще Артур?
     В Америке я бы начал поиски с телефонного справочника. Как решаются
аналогичные задачи на моей исторической родине, я тоже знал. Базы данных
по  адресам  и  телефонам  можно  приобрести  на  любой  крупной  точке,
торгующей "пиратскими" дисками. Мимо ближайшей такой точки я проходил не
так давно и  теперь,  посмотрев на часы -  наверное,  еще не закрылись -
поспешил туда.
     Мне  повезло  -   я  отловил  продавца,   когда  он  уже  собирался
сворачиваться,  и за вполне скромную, в пересчете на доллары, сумму стал
незаконным  обладателем нескольких  десятков  мегабайт  конфиденциальной
информации о жителях родного города. Вернувшись в свое временное жилище,
я  раскрыл ноутбук и...  да,  но  кого  именно искать?  Фамилию Артура я
помнил хорошо, а вот отчество... вряд ли я вообще его когда-нибудь знал.
     Надежда на то,  что имя "Артур" в этой стране достаточно редкое,  и
без отчества можно будет обойтись,  не оправдалась.  Компьютер выдал мне
список на  целую страницу.  Если бы речь шла лишь о  том,  чтобы всех их
обзвонить,  это было бы терпимо,  но интуиция подсказывала мне,  что тут
нужна личная встреча.  Причем эту  встречу не  стоит предварять звонком.
Варианты могли быть самые разные.  По голосу я Артура спустя столько лет
уж  точно не  узнаю,  а  что,  если по его документам живет какой-нибудь
бандит?  Или Артур жив,  но  запуган.  Или не  захочет со  мной общаться
просто потому,  что ему неприятна тема его распавшегося брака и все, что
с ней хоть как-то связано...
     Как же,  черт побери,  его отчество?  Проще всего было бы позвонить
Лизе и  спросить.  И  да,  кстати!  -  она  же  должна знать его  адрес!
"Попросил переслать вещи на  новый адрес."  Может,  конечно,  уже  и  не
помнить точно, но хотя бы приблизительно - а там свериться с базой... Но
как  бы  я  объяснил кузине,  зачем мне это понадобилось?  Она прекрасно
знала, что он не вызывала у меня ни интереса, ни симпатии даже когда они
были вместе - с чего же вдруг теперь...
     Так  и  не  придумав убедительный невинный повод,  я  решил зайти с
другой стороны.  Может быть,  удастся отыскать Артура в  интернете через
его  роман?  Я,  разумеется,  ни  на  секунду не  верил,  что  его могли
напечатать -  но  на каком-нибудь из бесплатных сайтов,  где публикуются
графоманы...  туда,  кстати,  нередко выкладывают и  куски  неоконченных
вещей... Как же назывался сей magnum opus? Помнится, уже даже название у
него  было  на  редкость дурацкое (самому  Артуру  оно,  естестественно,
казалось чрезвычайно удачным).  Что-то про журавлей и  авиацию.  Нет,  в
самом романе, насколько я знал со слов Лизы, ничего про авиацию не было,
и  про журавлей,  кажется,  тоже.  Но  вот в  заглавии соединялось то  и
другое.  "Журавлям посадку запрещаю"?  Нет,  кажется, "Журавлям взлет не
разрешен"...
     Однако  никаких упоминаний такого текста в  интернете я  не  нашел.
Скорее всего,  как я  и полагал,  роман так и не был дописан.  Возможно,
впрочем, что не по вине автора...
     Может,  все-таки позвонить Лизе и задать мой вопрос?  "А зачем тебе
это?"  "Так,  есть  одна  мысль,  потом  объясню..."  Не  станет же  она
отказываться отвечать  из  принципа,  особенно если  она  ни  в  чем  не
виновна... а если наоборот?
     И  тут я  кое-что вспомнил.  Своего неродившегося сына -  когда УЗИ
показало, что это мальчик - она, точнее, они с мужем, собирались назвать
Николаем. В честь деда по отцовской линии.
     Значит,  Артур Николаевич...  Oops.  Ни одного совпадения в базе. В
этом городе такой не проживает.
     Похоже, мои подозрения подтверждаются.
     Я  сделал  запрос  и  в  интернете.  Нашлось  несколько  человек  с
соответствующими именем,  отчеством и фамилией,  но,  судя по контексту,
среди них не было того, кто мне нужен.
     Однако  все  это  еще  не   дает  оснований  предъявить  какие-либо
обвинения Виталию.  Он  спокойно ответит,  что  мало  ли  куда Артур мог
уехать. Разве я сторож предшественнику своему?
     Ладно.  Утро вечера мудренее.  Правда,  я  никогда не  понимал этой
пословицы, ибо по утрам хочу спать и туго соображаю. Но, в любом случае,
время уже слишком позднее...
     Впрочем,  утро  и  часть следующего дня  ушли  у  меня  на  продажу
квартиры.  Но  вот,  наконец,  со  всеми формальностями было  покончено;
однако вместо того,  чтобы взять билет на самолет,  я  отправился к  уже
знакомому ларьку и  поинтересовался базой данных по области (я рассудил,
что,  если бы  новый адрес Артура оказался еще дальше,  Лиза отметила бы
это в  разговоре со  мной).  Оказалось,  и  такая база имеется;  честный
продавец,  впрочем, предупредил меня, что каких-нибудь мелких деревень в
ней  может и  не  быть.  Мне трудно было представить,  чтобы Артур решил
заняться  сельским  хозяйством в  загнивающей деревне,  и  на  глазах  у
неспешно прогуливавшегося неподалеку толстого стража порядка я  совершил
еще одно противозаконное приобретение.
     На сей раз мне повезло больше.  Тот,  кого я искал - или, во всяком
случае,  его полный тезка -  обнаружился в  одном из областных городков.
Городок был ничем не  примечательный:  30 километров по железной дороге,
двадцать  тысяч  жителей,   текстильная  фабрика,  надо  полагать,  едва
сводящая концы с концами, пара сделанных местными энтузиастами страничек
в   интернете  с   видами  убогих  церквушек  XIX  века  и  вполне  себе
крестьянских изб  с  резными наличниками на  городских улицах...  Короче
говоря,  тоска и безнадега.  Для того, чтобы переселиться в такое место,
требуются веские причины...
     Я  посмотрел в сети расписание электричек.  К семи вечера могу быть
по  искомому адресу.  Если беседа не  затянется,  вернусь еще  засветло;
честно  говоря,   перспектива  пробираться  в  темноте  по  улицам  этой
провинциальной дыры меня совершенно не  вдохновляла.  Да и  вероятность,
что  под  личиной  Артура  может  скрываться какой-нибудь  находящийся в
розыске уголовник...  выглядело это,  конечно,  слишком по-киношному, но
кто знает.  Я пожалел об оставшемся дома,  в Америке,  пистолете. Но мое
желание узнать правду было сильнее гипотетических опасностей.
     Городишко оказался именно таким, какой я и ожидал увидеть. Выйдя со
станции,  я  миновал  местный  Мэнхэттен -  квартал  серых  пятиэтажек с
магазинами на  первых этажах,  перешел по бетонному мосту через цветущую
речушку,  полюбовался торчащей над берегом возле моста церковью (в жизни
еще более убогой,  чем на фото,  с  вылинявшим и пыльным синим куполом),
оценил торжество местной политкорректности - почти что подпирающий стены
церкви, так, что издали его даже можно было принять за часовню, памятник
советским солдатам под  красной звездой -  и  затем,  свернув за  мостом
направо,  углубился в так и не переименованную с коммунистических времен
кривую  улицу   Энгельса.   Улица  была   застроена,   главным  образом,
двухэтажными домами, многоквартирными (насколько слово "много" применимо
к  числам меньше десяти),  но  в  основном деревянными.  Нужный мне  дом
оказался почти в самом конце улицы;  вход в него был со двора. Я потянул
на  себя рассохшуюся и  облупившуюся дверь подъезда,  вдохнул неизменный
затхлый  запах  таких  строений,  сырой  и  пыльный одновременно,  и  по
деревянной лестнице поднялся на  второй этаж.  Дверь  квартиры выглядела
вполне цивилизованно, с большой металлической цифрой "7" и электрическим
звонком,  который не  взревел,  как я  опасался,  а  выдал довольно-таки
мелодичную  трель  внутри  квартиры.  Больше,  однако,  из-за  двери  не
донеслось никаких звуков;  я  позвонил еще  пару раз  и  понял,  что это
бесполезно.   Конечно,   приезжать  без   предварительного  звонка  было
авантюрой;  что,  если  хозяин уехал куда-нибудь на  несколько дней?  Но
будем надеяться,  что он все-таки вернется сегодня. Я решил подождать на
улице, возможно - благо было еще не поздно по летним меркам, и вечер был
солнечным и  теплым  -  даже  побродить немного по  городку,  в  котором
никогда раньше не  был и  в  котором совершенно точно никогда не окажусь
вновь.
     На  выходе со двора мне повстречался невысокий плешивый мужичок лет
пятидесяти,  в  длинной грязной ветровке и  облепленных глиной  сапогах;
из-за пояса у него торчала пара брезентовых перчаток,  также испачканных
землей.  Я  посторонился,  пропуская его  -  не  столько из  вежливости,
сколько из  инстинктивного опасения запачкаться -  и  лишь когда он  уже
прошел мимо, не столько даже узнавание, сколько догадка сверкнула в моем
сознании, и я обернулся:
     - Артур?
     Он тоже обернулся,  глядя на меня с явным недоумением.  Разумеется,
мы  виделись лишь  считанные разы,  и  это  было так  давно...  Надеюсь,
впрочем,  что я не постарел так сильно, как он. Артур был старше Лизы, и
сейчас ему должно было быть за  сорок -  но  никак не пятьдесят.  Должно
быть,  он выглядел старше из-за лысины и общего затрапезного вида. И все
же это был он, а не некто, присвоивший его документы.
     - Я Серж, - сказал я. - Двоюродный брат Лизы... помните?
     Мы с ним,  кажется,  так и не переходили на "ты". А если даже и да,
теперь это не имело значения.
     - Вы же в Америке,  - глухо откликнулся он через пару секунд. Голос
звучал  неприветливо  -   впрочем,   у   него  и   не  было  причин  мне
симпатизировать. - Неужели вернулись?
     - Я здесь по делам, - пояснил я. - Завтра улетаю... наверное.
     - А от меня вам что надо?
     Я вздохнул. С чего я, собственно, взял, что чужой человек, которого
я  к  тому  же  всегда  недолюбливал и  который,  вероятно,  платил  мне
взаимностью,  вдруг кинется рассказывать мне о  своих проблемах?  Может,
просто  извиниться,   сделать  вид,   что   эта   встреча  случайна,   и
распрощаться?  Никто его не убивал -  вот и  ладно,  прочее меня в самом
деле не  касается...  Но раз уж я  проделал этот длинный путь и  отложил
ради него свой отлет, я должен узнать правду.
     Я подошел к нему, чтобы не кричать на весь двор.
     - Понимаете,  Артур...  Николаевич,  Лиза  рассказала мне  странную
историю о  том,  как  вы  расстались.  А  мне необходимо знать,  что там
произошло на самом деле. Между ней, вами... и Виталием.
     - Что она сказала, то и произошло, - буркнул он.
     - Но вы ведь даже не знаете, что именно она сказала!
     - Почему не знаю?  Что было,  то и сказала.  Зачем ей врать? - и он
сделал движение в сторону двери.
     - Подождите!  -  я  обогнал его  и  заступил ему  дорогу.  -  Артур
Николаевич, я понимаю, что вас могли запугать. Но со мной вы можете быть
откровенным.  Я  гражданин США и  не  боюсь ни ваших бандитов,  ни вашей
коррумпированной милиции.  Скажите,  это  Виталий заставил вас подать на
развод? Он угрожал вам?
     - Виталий спас мне жизнь,  -  ответил Артур.  - А на развод я подал
сам, потому что наш брак закончился. Закончился по моей вине.
     - Спас вам  жизнь?  -  что  бы  ни  говорила Лиза,  надо сверить их
показания. - В каком смысле?
     - В прямом.  Устроил в хорошую больницу,  где меня выходили. Пока я
лежал там, многое переосмыслил...
     - И решили переехать сюда, в глушь? - я не сумел скрыть иронии.
     - Вы-то, небось, в Нью-Йорке живете? - усмехнулся он.
     - Нет.  Тоже в небольшом городе. Но наша провинция и это вот... - я
брезгливым жестом обвел обшарпанный и  замусоренный двор с  покосившимся
сараем и ржавым остовом давно сломанных качелей.
     - Что  "вот"?  Здесь  хорошая,  спокойная жизнь.  Нет  этой  вечной
толкотни и суеты,  все рядом.  Экология куда лучше, еда здоровее - мне с
моей язвой это, знаете ли, важно...
     - По-моему,  тут такие же магазины,  только асортимент беднее, - не
сдержался я.
     - Да, но у меня еще продукты с собственного огорода. Я, собственно,
как раз оттуда.  У нас за рекой участки...  поработать на свежем воздухе
тоже весьма полезно.
     "А выглядит он все равно старше своих лет, что бы он ни говорил про
свой здоровый образ жизни", - подумал я, а вслух спросил:
     - А помимо огорода, вы здесь где-нибудь работаете?
     - Да,  -  ответил он,  и  я  приготовился уже услышать что-то вроде
"истопником в котельной", но Артур с достоинством произнес: - Учителем в
местной школе.
     - Учителем?  -  я удивился только в первый миг,  а потом сообразил,
что ничего странного в этом нет: в провинциальных школах большой дефицит
кадров,  а непризнанные гении любят учить.  - Литературы? - на сей раз я
все же сделал усилие над собой и изгнал из голоса иронию.
     - Нет, физики, - ответил он и, видя мое немое удивление, добавил: -
Я ведь вообще-то физик по образованию.
     Этого я никогда не знал.
     В  этот момент дверь открылась,  и  из дома выкатилась классическая
такая провинциальная бабка в  платке -  еще  один типаж,  от  которого я
совершенно отвык в  США.  Американские старухи,  даже из небогатых слоев
общества,  так не выглядят.  Им вообще не придет в голову,  что женщина,
независимо от  возраста  и  состояния  здоровья,  может  позволить  себе
выглядеть - так.
     - Доброго здоровьичка,  Артур  Николаич,  -  приветливо проквохтала
она.
     - Здравствуйте, Анна Степановна, - с достоинством поклонился Артур.
Ну  да  -  учитель в  провинции все  еще человек уважаемый,  несмотря на
нищенскую зарплату.  Небось,  учит внуков этой самой старухи...  По лицу
бабки было заметно,  что ей  ужасно любопытно,  что за  гость в  дорогих
заграничных шмотках  приехал  к  их  учителю,  но  благовидного предлога
встрять в  наш разговор у  нее не  было,  и  она с  сожалением поплелась
дальше тяжелой старческой походкой.
     - И отношения между людьми тут другие, - заметил Артур, поглядев ей
вслед.  -  В  прежней  жизни  я  даже  не  знал,  как  зовут  соседей по
площадке...
     А  вот  что мне в  Америке как раз не  нравится,  так это соседская
навязчивость.  Впрочем,  privacy там уважают,  и когда даешь понять, что
предпочитаешь уединение, тебя оставляют в покое.
     - А как поживает ваш роман?  - не удержался я. - "Журавлям взлет не
разрешен"?
     - "У журавлей нелетная погода",  -  хмуро поправил Артур.  - Только
пустое это все.  Я, пока в больнице лежал, понял, что мой роман не стоит
того, чтобы отдать за него жизнь. А значит - какой я писатель...
     Ну что ж,  лучше поздно,  чем никогда,  подумал я,  а  вслух все же
спросил:
     - Что значит - отдать жизнь? Вам кто-то все-таки угрожал?
     - Нет,  нет.  Если кто  и  виноват,  то  только я  сам.  А  Виталий
действительно спас и меня, и Лизу. Ладно, заболтался я с вами. Счастливо
долететь до вашей Америки.
     Я понял, что больше от него ничего не добьюсь.
     И все же что-то в этой благостной картине не сходится,  думал я под
перестук колес  несущей  меня  обратно электрички.  Что-то  они  все  не
договаривают...  Надо  было  выспросить  у  Артура  подробности  про  ту
больницу.  Может быть,  его  лечили там вовсе не  от  язвы?  Может быть,
Виталий с  подачи Лизы упрятал его в  психушку,  чем и объясняются столь
существенные  перемены  в  мировоззрении  бывшего  непризнанного  гения,
который раньше не то что в  огороде копаться,  а  и в булочную за хлебом
сходить брезговал?  Ему объяснили, что иначе он оттуда просто не выйдет,
и что в случае чего всегда можно будет вернуть его обратно...  Что ж - я
не мог не признать, что подобная терапия пошла ему на пользу. И, похоже,
теперь с этим согласен и он сам.  Однако это не отменяет того факта, что
госпитализация была  незаконной...  Но  все  это  -  не  более  чем  моя
гипотеза,  которая может оказаться столь же  далекой от  истины,  как  и
предыдущая, об убийстве. Правды я так и не знаю...
     Ну что ж. В этом деле остался еще один фигурант, и, вероятно, самый
главный.  Теперь мне нужно поговорить с Виталием.  И,  естественно,  без
присутствия Лизы, а значит, не у них дома...
     Отыскать информацию о  нем было не в  пример проще,  чем об Артуре.
Успешный бизнесмен,  пусть и не из самых богатых - это вам не безвестный
провинциальный учитель.  После  нескольких минут в  интернете я  знал  и
местоположение его офиса,  и  время работы (хотя,  конечно,  генеральный
сидит у  себя не  "от сих и  до сих"),  и  контактные телефоны (впрочем,
наверняка не прямые,  через секретаршу), и даже марку его машины (черный
"Мерседес").
     Вечером следующего дня я  занял наблюдательную позицию за  столиком
кафе,  откуда открывался хороший вид  на  офис  Виталия и  стоянку машин
перед ним, охраняемую мордоворотом в черной униформе. Наверняка, подумал
я,  земля под стоянкой Виталию не принадлежит,  и фирма просто захватила
ее явочным порядком, а с точки зрения закона здесь может парковаться кто
угодно  -   для  того,   чтобы  отгонять  таких  наивных,   и  требуется
мордоворот... впрочем, это не мои проблемы. Поначалу на стоянке было два
подходящих "Мерседеса",  однако владелец одного из них - явно не Виталий
- вышел и уехал незадолго до семи.
     Виталий не появился ни в семь, ни в половине восьмого. Я чувствовал
себя  киллером,  сидящим в  засаде.  Заказанная мной легкая закуска была
давным-давно доедена,  и  официанты периодически бросали косые взгляды в
мою сторону -  впрочем, скорее сочувственные, чем раздраженные. По моему
облику они прекрасно понимали, что я - не бродяга, сидящий в кафе просто
потому,  что  ему  некуда пойти;  возможно,  они считали меня влюбленным
недоумком,  тщетно ждущим какую-нибудь вертихвостку. Ладно, главное, что
и впрямь не киллером...  хотя киллер вряд ли стал бы сидеть так долго на
глазах у кучи свидетелей...
     Восемь вечера -  Виталия все нет. Черт, не до ночи же он там сидеть
собрался...  Скоро мне,  между прочим, понадобится в туалет, и что, если
он  выйдет  как  раз  тогда,  когда  меня  не  будет  на  посту?  Авторы
детективов, описывая сидящих в засаде героев, стабильно упускают из виду
этот момент...
     Наконец в  8:18  он показался из дверей офиса и  быстрым шагом мимо
сыгравшего задом  некое  подобострастие мордоворота направился к  своему
автомобилю.  Я  вскочил -  с официантом я расплатился заранее -  и бегом
бросился из кафе, торопясь, пока он не уехал. Когда я выскочил на улицу,
он уже захлопывал дверцу машины. Ездил он, очевидно, сам, без водителя.
     - Виталий! - громко крикнул я.
     Дверца захлопнулась.  Должно быть,  он не расслышал, или не соотнес
мой  оклик со  своей персоной,  привыкнув,  что  в  этих  местах к  нему
обращаются исключительно по  имени-отчеству...  Мотор  зафырчал,  мигнул
поворотник.  Я  наддал и  достиг "Мерседеса",  когда тот  уже трогался с
места, чуть ли не упав ему на капот.
     - Стой!  Отойди от машины!  -  рявкнул голос слева от меня. О черт,
мордоворот целился в меня из пистолета!
     - Все в порядке,  Игорь, - Виталий опустил тонированное стекло. - В
чем дело, Серж? Что-то с Лизой?
     - Нет... то есть сейчас - нет... но нам нужно поговорить.
     - Почему ты не позвонил?
     Потому что в  процессе этого разговора мне нужно видеть твои лицо и
глаза.
     - Я все объясню, - сказал я вслух. - Но сначала пойдем куда-нибудь,
где мы сможем побеседовать без помех.
     Виталий изучал меня тяжелым настороженным взглядом.
     - Мы можем поговорить в машине, - сказал он наконец.
     - Это будет не слишком удобно, - твердо возразил я.
     - Ладно. Пойдем ко мне в кабинет.
     Я  запоздало подумал,  что  эта  идея мне  не  слишком нравится.  В
помещении фирмы,  кажется,  уже никого не осталось...  во всяком случае,
машин  на  стоянке  больше  нет,  и  в  кабинете этом,  небось,  хорошая
звукоизоляция...  Я как-то слишком легко успокоился,  узнав, что Виталий
не  убивал Артура -  но  ведь это ничего не  говорит о  других возможных
эпизодах его биографии.  Только что на  меня наставили пистолет прямо на
улице - что может произойти со мной внутри?
     Но отступать было поздно.
     - Идем.
     Мы прошли мимо Игоря,  затем -  мимо второго охранника уже в  самом
здании  и  поднялись по  лестнице на  второй этаж.  Виталий отпер  дверь
собственным ключом;  за дверью царил полный мрак, хотя на улице еще было
светло.  Мой спутник шагнул в темноту, щелкнул выключателем. Свет озарил
просторный кабинет с  плотно задернутыми шторами на  окнах.  Ясно,  меры
безопасности, чтобы ничего нельзя было подсмотреть снаружи...
     Виталий обошел монументального вида  стол  (почти пустой,  если  не
считать монитора с  клавиатурой и  офисного телефона) и уселся в высокое
кожаное кресло.  Я занял место в кресле напротив,  на вид почти столь же
удобном,  но  без высокой спинки;  впрочем,  когда я  опустился в  него,
сиденье  оказалось  слишком  низким.   Ну  как  же,  знаем  эти  дешевые
приемчики... все равно, позиция для допроса у меня - та, что надо.
     - Я нашел Артура. И побывал у него на улице Энгельса, - сообщил я.
     - И как он?
     Тщательно разыгранное равнодушие в голосе.  И переигрывания в стиле
"какого еще Артура?" тоже нет. Ну еще бы. Бизнесмен, ведущий переговоры,
обязан быть хорошим актером. Но ты уже прокололся, Виталий. Если бы тебе
действительно было все равно, ты бы спросил не "как он?", а "ну и что?"
     - Нормально. Работает учителем физики и копается на огороде. Он мне
все рассказал, Виталий, - добавил я без паузы.
     Мой визави хорошо владел собой. Гнев мелькнул лишь на долю секунды,
и  маска  безразличия вновь  заняла  свое  место.  Но  я  недаром  столь
внимательно всматривался в его лицо.
     - Что - все?
     Нет,  Виталий,  поздно  изображать удивленную невинность.  Теперь я
окончательно убедился, что у Артура было, что скрывать.
     - То, что произошло между Лизой, ним и тобой.
     - А он не забыл рассказать,  что я спас ему жизнь? - теперь Виталий
даже не пытался скрыть раздражение.
     - Нет, не забыл. Но он рассказал и кое-что другое.
     Человек напротив меня  некоторое время  молчал,  глядя  перед собой
тяжелым взглядом.
     - Ну и что дальше? - спросил он наконец.
     - Мой гражданский долг -  поставить в известность копов, не так ли?
- сыграл наудачу я. - В смысле, ментов.
     Мне послышалось, что он скрипнул зубами:
     - Ты хочешь погубить Лизу?
     Вот оно, значит, все-таки как.
     - Я никого не хочу губить,  -  вздохнул я. - Мне просто нужно знать
правду.  Я  выслушал версии  Лизы  и  Артура.  Теперь хочу  узнать,  как
все-таки все было на самом деле. Узнать от тебя.
     - Почему бы  тебе просто не оставить нас в  покое?  Ты не был здесь
десять лет.  Тебя не  волновало,  как  живет твоя сестра все это время и
есть ли  у  нее деньги хотя бы  на еду.  Ты даже не прилетал на похороны
собственных родителей -  а я там, кстати, был, хотя я им, по сути, чужой
человек. Какое тебе до нас дело? Возвращайся в свою Америку.
     - Вернусь,  -  пообещал я.  -  И,  кстати, если что-то помешает мне
вернуться, то с кем и где я встречался - известно...
     - Фильмов насмотрелся? - усмехнулся Виталий.
     - Береженого бог бережет,  -  спокойно ответил я,  хотя вообще, как
атеист,  не  люблю подобные поговорки.  Вот,  кстати,  что  мне  еще  не
нравится в Америке -  атеистов там мало...  -  Ну так что, ты расскажешь
мне всю правду? Или мне придется снова беседовать об этом с Лизой?
     И снова я попал.
     - Не вздумай,  -  на сей раз в  его голосе действительно прозвучала
угроза. - Я расскажу, но ее оставь в покое, понял?
     - Хорошо,  -  согласился я.  - И в милицию я не пойду - насколько я
понимаю,  трупов в этом деле нет. Я только хочу установить истину... для
себя.  В конце концов,  истина -  это единственное, что имеет значение в
мире... sorry за пафос.
     Виталий снова криво усмехнулся.
     - В тот день она позвонила мне, - начал он ровным голосом. - Вообще
после ее свадьбы мы несколько лет совсем не общались. У меня за эти годы
были,  ну,  всякие... но ничего серьезного, да и времени на это особо не
было -  как  ты  там  говорил,  make work,  not  love...  первоначальное
накопление капитала...  А  потом однажды она  позвонила -  ей  был нужен
совет по какому-то сугубо практическому вопросу...  ну или,  может быть,
это был благовидный предлог,  во всяком случае,  я  мог тешить себя этой
мыслью. Ну и с тех пор мы время от времени говорили по телефону. Так, ни
о чем особенном,  болтовня старых знакомых... если бы Артур и слышал эти
разговоры -  а  может,  какие-то и  слышал -  у  него не было повода для
возмущения. Хотя я догадывался, со временем все яснее, что это не просто
болтовня.  Что что-то у  нее неблагополучно -  но на все мои вопросы она
отвечала,  что все в порядке.  Я самонадеянно полагал, что дело только в
Артуре,  в смысле, в их отношениях... я даже не подозревал, как у нее на
самом деле все плохо.  Что никакой работы,  что буквально нет денег даже
на  еду...  она  всегда говорила таким  спокойным голосом,  даже  шутить
пыталась...  Но в тот день -  это был какой-то дикий звонок.  Я так и не
понял, что у нее стряслось, понял только, что что-то ужасное, и помчался
к ней прямо из офиса. Дверь квартиры была не заперта. Я окликнул хозяев,
но мне никто не ответил, только из большой комнаты донесся не то всхлип,
не  то  стон.  Я  вошел туда.  Артур лежал на  диване в  позе  эмбриона,
прижимая руки к животу. И в первый миг мне показалось, что на этих руках
- глянцево блестящие красные перчатки...  но  на  самом  деле  это  была
кровь.  Кровь впитывалась в обивку дивана,  и на полу тоже были пятна. А
посередине комнаты стояла Лиза  с  окровавленным ножом в  руке.  Знаешь,
здоровый такой кухонный тесак...  впрочем, ты его не видел, и от него, и
от того дивана я  избавился в  первую очередь...  Она так и сжимала этот
нож,  мне стоило большого труда разжать ей пальцы и вынуть его. Я видел,
что Артур еще жив,  и  кинулся искать аптечку,  какие-то медикаменты,  а
Лиза все  повторяла,  что  у  них ничего нет,  вообще ничего,  разве что
аспирин,  и тот, небось, с просроченной годностью... И я увидел, как она
жила  в  последнее  время.  Увидел  реально  пустой  холодильник  и  все
прочее...  Ну,  правда,  бинт и вата все-таки нашлись.  Я кое-как сделал
перевязку,  велел Лизе  сидеть и  ничего не  предпринимать,  пока  я  не
вернусь,  завернул Артура в клеенку и на руках отволок в свою машину. Не
знаю,  что бы  подумали свидетели этой сцены,  но,  на счастье,  никто в
подъезде и около не встретился.  Артур был в сознании, и я обрисовал ему
ситуацию.  Либо я  везу его в хорошую частную клинику,  где его спасут -
если   это   только   вообще  возможно.   Полностью  оплачиваю  лечение.
Обеспечиваю его квартирой в  области.  А  он взамен навсегда исчезает из
жизни Лизы и  никому никогда не  говорит,  что случилось.  Либо он  тоже
исчезает из  жизни Лизы,  но  другим способом.  И  мне для этого даже не
понадобится  делать  ничего  противозаконного.   Просто  ехать   немного
медленней. Сам понимаешь, что он выбрал.
     - И ты поверил ему на слово? - усмехнулся я. - Что бы помешало ему,
выйдя из больницы, отправиться прямиком в милицию?
     - Ну...  я посулил ему,  что,  если он нарушит свое обещание, я сам
доделаю  то,   что  не  доделала  она.  Не  обязательно  своими  руками,
разумеется.  А  кроме того,  у  Лизы будет лучший адвокат,  какого можно
нанять в этом городе.  И он докажет, как дважды два, что она действовала
в пределах необходимой самообороны.  В доме достаточно ножей, сковородок
и  прочих  предметов с  отпечатками пальцев  Артура,  которые  могли  бы
послужить ему орудием нападения...
     Я  не  стал уточнять,  насколько реальны были обе  угрозы,  и  лишь
спросил:
     - А  как  же  врачи?   Разве  они  не  обязаны  сообщать  обо  всех
криминальных ранениях?
     - Формально -  обязаны.  Но  для  того и  существуют уютные частные
клиники в лесу за городом.
     - Стало быть, на самом деле никакой язвы не было...
     - Ну,  -  хмыкнул Виталий,  - в каком-то смысле проникающее ножевое
ранение можно назвать и так.  Впрочем,  насколько я знаю от хирурга, там
все  благополучно зарубцевалось.  Хотя  поначалу  шансы  были  не  ахти.
Возможно, перемена образа жизни и впрямь пошла ему на пользу.
     - Он, кажется, тоже так считает, - заметил я. - Вот что, Виталий...
не  мсти ему.  На  самом деле он не нарушил слова и  не рассказал ничего
лишнего. Я просто сам догадался, что он что-то скрывает.
     - Выходит,  ты  взял меня на пушку?  -  это было сказано без злобы,
скорее устало. - Ну, поздравляю, мистер Пуаро.
     - Не такой уж и Пуаро,  - признал я. - Ни за что бы не подумал, что
Лиза...  нет,  даже не  что  она  может ударить ножом собственного мужа,
который вконец извел ее своей никчемностью и капризами.  А что она может
настолько талантливо врать,  тем  более мне.  Когда она рассказывала эту
историю про язву, я подозревал тебя, но не ее...
     - Ты так ничего и не понял? Все куда сложнее. Она не врала тебе.
     - То есть как? Ты же только что...
     - Она   действительно  верит  в   то,   что   рассказала  тебе.   Я
консультировался с  врачами.  Так бывает.  У  человека в  состоянии шока
воспоминания о  вызвавших шок событиях могут заместиться ложной памятью.
Это  не  значит,  что  она ненормальная.  Просто ложная память об  одном
конкретном эпизоде,  -  он помолчал и  добавил с  напором:  -  Теперь ты
понимаешь, почему ни в коем случае не должен говорить с ней об этом? Это
для  тебя важнее истины ничего на  свете нет.  А  ей  эта твоя истина...
представляешь, каково ей будет жить, зная, что она убийца? Пусть даже не
состоявшаяся... хотя - чудом не состоявшаяся...
     - Хорошо,  хорошо.  Я ведь уже пообещал.  Мне только интересно -  а
тебе-то каково так жить?
     - В смысле?
     - Не  страшно жить с  женщиной,  которая однажды уже  пырнула ножом
своего мужа, и даже не помнит об этом?
     - Я  не  доведу ее  до того,  до чего довел он,  -  угрюмо произнес
Виталий.
     - Но она не любит тебя. И никогда не любила.
     Я ждал возмущения в стиле "да что ты можешь знать, ты ее десять лет
не видел...", но он просто спокойно ответил:
     - Я знаю.
     Мы еще несколько секунд помолчали, затем я поднялся.
     - В гости не зову,  -  сказал Виталий,  - но и запретить тебе снова
увидеться с ней не могу.
     - Нет, - возразил я. - Я понимаю, есть и другие темы для разговора.
Но я  не хочу чувствовать себя фальшиво,  общаясь с ней.  Передай ей мои
извинения.  Скажи,  что мне помешали срочные дела. И что я не дозвонился
до нее - у вас ведь телефонная связь по-прежнему работает черт-те как? -
поэтому передаю через тебя.
     - Хорошо, - ответил он с явным облегчением.
     Утро следующего дня  я  встретил уже  над  Атлантикой.  Я  летел на
запад, чтобы больше никогда не возвращаться назад.