Англичанин и француз

     Герберт Джордж Уэллс (или, в более правильной транскрипции, Херберт
Джордж Вэллс) прожил долгую и насыщенную жизнь.  Начало ее,  впрочем, не
сулило  ничего  необычного:  сын  лавочника  и  экономки,  родившийся  в
лондонском пригороде Бромли в тихом и спокойном 1866 году, казалось, был
обречен на  судьбу  заурядного английского обывателя.  В  юности он  был
учеником торговца мануфактурой и  работал  в  аптеке;  впрочем,  будущий
писатель окончил также Кингз-колледж Лондонского университета и был одно
время помощником знаменитого биолога Томаса Хаксли. Биология занимала не
последнее место в  его жизни;  в  возрасте 27 лет Уэллс выпустил учебник
биологии, а в 55 - популярную книгу "Наука жизни". Однако круг интересов
этого  человека,  не  считавшего  себя  ни  ученым,  ни  даже  серьезным
писателем -  скорее,  журналистом - был намного шире. Самым важным своим
трудом он считал книгу по политэкономии "Труд,  богатство и счастье рода
человеческого", две его книги по всемирной истории разошлись миллионными
тиражами по  всему миру,  он  писал также на  темы философии,  политики,
социологии,  физики,  вооружений и  т.д.;  из-под  его пера вышло даже 3
книги  для  детей.  В  общей сложности Уэллс написал 110  книг  и  более
пятисот статей на  различные темы;  среди  этих  книг  -  четыре десятка
романов  и   многие  тома  рассказов,   далеко  не   все  из  которых  -
фантастические. В отличие от Жюля Верна, который работал, практически не
выходя из кабинета и  обложившись книгами,  Уэллс путешествовал по всему
миру, побывал в Китае, Японии, Австралии, Индии, Бирме, Франции, Италии,
Испании,  Германии,  Швеции и  других странах,  в  том числе -  в России
вскоре  после   отябрьского  переворота.   Советская  пропаганда  любила
вспоминать об этом визите и встрече Уэллса с Лениным,  то утверждая, что
знаменитый англичанин был  восхищен "вождем мирового пролетариата",  то,
напротив,  иронизируя  над  буржуазным  писателем,  который-де  не  смог
оценить  по  заслугам  величия  ленинских  идей  и  чей  скептицизм  был
посрамлен историей. Сам Уэллс по своим политическим взглядам принадлежал
к  так  называемым  фабианцам  -   был  умеренно-левым  и  полагал,  что
капитализм должен постепенно и мирно приобретать социалистические черты,
а наука и просвещение помогут людям построить разумное общество.  Ленина
он  назвал  "кремлевским  мечтателем",   а   книга,   написанная  им  по
возвращении из  Москвы,  носит  вполне красноречивое название "Россия во
мраке" (Russia in  Shadows).  Теперь мы знаем,  кто именно был посрамлен
историей:  ленинский "эксперимент",  унесший  десятки  миллионов жизней,
окончился крахом,  а  идеи  фабианцев во  многом нашли свое воплощение в
виде  так  называемого "шведского социализма" (черты коего  присутствует
ныне не только в Швеции, но и во многих других странах Европы). Впрочем,
и  Уэллсу случалось переживать серьезные разочарования в своих взглядах;
Вторая  мировая война  сильно  подорвала его  веру  в  человечество и  в
возможность разумного устройства человеческого общества.  В  своей книге
"Разум на  конце своей узды" (Mind at  the End of  Its Tether,  1945) он
предсказал вымирание человечества;  впрочем,  и  в  более  ранних  своих
романах,  начиная уже с  самого первого -  "Машины времени",  Уэллс чаще
предстает пессимистом,  нежели оптимистом.  Парадоксально,  но  один  из
самых оптимистических романов Уэллса -  "Освобожденный мир"  (The  World
Set  Free,  1914) -  это  первый в  истории литературы роман об  атомной
войне.  (А  вот  мирное  применение атомной энергии -  кстати говоря,  в
двигателях корабля марсиан -  за  5  лет не  только до Уэллса,  но и  до
Резерфорда,   создавшего  планетарную  модель   атома,   впервые  описал
российский фантаст А.Богданов, опубликовавший в 1908 году роман "Красная
звезда".)  Вряд  ли  можно  упрекнуть  Уэллса  за  технические ошибки  в
описании атомной бомбы,  сделанном в  1913 году (он  недооценил скорость
цепной реакции - в "Освобожденном мире" она разгорается постепенно, а не
носит  почти  мгновенный,   взрывной  характер),  но  не  сбылся  и  его
социальный прогноз о создании нового, разумного и справедливого мирового
порядка на  руинах старого,  опаленного ядерным огнем.  Уэллс  дожил  до
боевого применения ядерного оружия (кстати,  то,  что  это  произойдет в
1945 году, еще в 1926 предсказал русский фантаст Никольский) и убедился,
что оно не сделало мир лучше -  одни тираны были повержены,  но ценой за
это  стало еще большее возвышение других.  Впрочем,  сделанное в  том же
романе предсказание относительно "мирного атома" оказалось куда  точнее:
Уэллс писал,  что первая атомная электростанция вступит в  строй в  1953
году,  и  ошибся лишь на несколько месяцев.  Однако убедиться в точности
этого  прогноза ему  было  уже  не  суждено:  Герберт Уэллс  скончался в
Лондоне  13  августа  1946,  не  дожив  чуть  больше  месяца  до  своего
восьмидесятилетия.

     При  всем  многообразии своих занятий,  современному читателю Уэллс
известен в первую очередь как писатель-фантаст - и, более того, как один
из создателей (на пару с  Жюлем Верном) самого жанра научной фантастики.
На самом деле фантастику писали и в прошлые столетия, начиная с античных
и средневековых утопий (тех самых, над которыми иронизировали Стругацкие
в своей замечательной книге "Понедельник начинается в субботу"),  причем
среди старинной фантастики попадалась и такая (не содержащая волшебства,
божественного вмешательства и  прочих необъяснимых сил),  которую вполне
правомерно относить  к  научной.  Чем  не  НФ,  к  примеру,  путешествия
Гулливера?  Достаточно заменить  парусный  корабль  на  космический -  и
истории о  визитах на  планеты лилипутов и  великанов зазвучат вполне на
современный лад (заметим, кстати, что концепции лилипутов и великанов не
раз использовались в  НФ  ХХ  столетия);  а  уж  летающий остров Лапуту,
приводимый в  движение  гигантским магнитом,  описан  Свифтом  не  менее
дотошно,  чем жюльверновский "Наутилус" или уэллсовский межпланетный шар
мистера  Кэйвора.  Разумеется,  для  авторов прошлого научно-технические
аспекты, даже если таковые и вводились в повествование, обыкновенно были
важны не  сами по себе,  а  лишь как прием,  позволяющий порассуждать об
ином  устройстве  общества  или  же  в  гротескной  форме  покритиковать
существующее.  И  здесь  проявляется принципиальное различие между Жюлем
Верном и Уэллсом.

     Французский писатель именно  что  отказался от  традиций прошлого -
для  него  главный  интерес  представляли  научно-технические  идеи  как
таковые.    Причем   лишь   такие,   которые   выглядели   принципиально
осуществимыми с  точки зрения науки его  времени (и  подводные лодки,  и
воздушные шары уже существовали в  те  времена,  когда о  них писал Жюль
Верн  -  пусть и  намного менее совершенные,  чем  в  его  романах);  на
открытия же  фундаментального плана,  вроде  путешествий во  времени или
аннулирования гравитации,  он не замахивался. Поэтому главными "героями"
его книг являются именно инженерные достижения,  а  люди служат лишь для
того,   чтобы  их   демонстрировать.   Персонажи  Жюля  Верна  такие  же
"картонные",  как в американских комиксах:  чаще всего это "правильные",
благородные  герои,  отважно  и  хладнокровно  преодолевающие трудности;
иногда попадаются столь же канонические злодеи,  но и  тех порою удается
перевоспитать (к примеру,  Айртон - Бен Джойс из "Детей капитана Гранта"
и   "Таинственного  острова").   У  жюльверновских  героев  бывают  свои
слабости,  иногда милые и забавные, как рассеянность Паганеля, иногда не
очень,  как жажда мести капитана Немо или честолюбие капитана Гаттераса,
однако даже ревностный поклонник французского писателя не  найдет в  его
романах  глубокого  психологизма или  сложной  социальной  проблематики.
Поэтому,  при всей занимательности и познавательности его романов,  Жюль
Верн  остался в  мировой литературе не  столько как  настоящий,  большой
писатель,  сколько как популяризатор науки XIX столетия,  книги которого
устарели вместе с  его эпохой и ныне представляют интерес в основном для
подростков. Те, кто говорят, что классическая научная фантастика умерла,
потеряла актуальность или вообще не является литературой,  имеют в  виду
именно научно-техническую,  научно-инженерную фантастику жюльверновского
типа и не понимают, что произведениями, в которых главным героем и идеей
является некое техническое изобретение, жанр НФ отнюдь не исчерпывается.

     Уэллса порою пытаются списать в архив по той же статье,  что и Жюля
Верна, но это совершенно не правомерно. И не только потому, что фантазия
английского писателя была  куда  раскованней,  чем  у  его  французского
коллеги (а потому, хотя некоторые из его идей оказались весьма наивными,
а  другие,  напротив,  воплотились в  реальности,  осталась еще и третья
категория - идеи, истинность которых еще предстоит проверить в будущем).
Но  и  потому,  что  хотя в  своих романах Уэллс и  заботился о  научном
правдоподобии (в рассказах,  напротив, он далеко не всегда давал научное
объяснение происходящему,  а порою не брезговал и откровенной мистикой),
наибольший интерес для него как для писателя представляли не  достижения
прогресса как таковые, а то, как они могут повлиять на отдельных людей и
общество в  целом.  Пожалуй,  общественное интересовало его  даже больше
личного - недаром столько своих работ он посвятил политике и социологии;
так  что,  особенно в  ранних своих романах,  рисуя впечатляющие картины
социальных катастроф и потрясений,  Уэллс далеко не всегда уделял особое
внимание  психологической проработке  отдельных  персонажей.  Порою  они
выходили даже  более "картонными",  чем  у  Жюля Верна (разве что  менее
похожими на лубочных суперменов).  Характерный штрих -  ни главный герой
"Войны миров",  от  лица которого ведется повествование,  ни  его жена и
брат,  ни  другие люди,  с  которыми сводит его бегство от  марсианского
нашествия,  в романе даже не имеют имен!  Имена,  точнее,  фамилии, даны
лишь нескольким совсем уж второстепенным персонажам,  гибнущим в  первых
же  главах.  (Заметим,  что  в  более поздних и  особенно реалистических
произведениях Уэллса образы героев проработаны более  тщательно.)  Можно
предположить,  впрочем,  что  изначально замысел "Войны миров" был более
масштабным,  однако затем  автор предпочел поскорей завершить работу над
книгой и  отдал  в  печать фактически промежуточный вариант (может быть,
потому,  что  уже  охладел к  прежнему замыслу -  Уэллс вообще не  любил
подолгу развивать одну тему -  и  был  полон идеями для новой книги).  В
пользу такого предположения говорит,  например,  название второй части -
"Земля  во  власти  марсиан",  хотя  на  самом  деле  во  власти марсиан
оказывается лишь  Англия (каковая является лишь  частью Великобритании -
без Шотландии, Уэльса и Ирландии, и уж тем более без заморских колоний),
да и то,  видимо,  не вся - после чего все очень быстро (чересчур быстро
для  романа,  пусть  эта  быстрота  и  обоснована логически) закончилось
(причем не слишком характерным для Уэллса "хэппи эндом").

     Вообще говоря,  название не только второй части,  но и всего романа
не  слишком соответствует сюжету!  О  какой войне может идти речь,  если
сопротивление  земной  (точнее,   британской)  армии  было   сломлено  в
считанные дни (с минимальными для марсиан потерями), после чего началось
попросту  истребление беззащитных?  Впрочем,  если  трактовать  название
буквально -  именно как войну миров, со всеми их биосферами, а не просто
как войну их разумных обитателей - тогда оно обретает смысл.

     "Война   миров"   -    это    четвертый   роман   Уэллса   (как   в
научно-фантастическом жанре,  так и вообще), увидевший свет в 1898 году,
после   "Машины  времени"  (1895),   "Остров  доктора  Моро"   (1896)  и
"Человека-невидимки"  (1897).  Роман,  открывший  в  мировой  фантастике
длинную череду произведений об  инопланетном вторжении.  Но  надо отдать
должное его автору -  он  не  только открыл эту благодатную тему,  но  и
подошел к  ней  без  махрового антропоцентризма,  столь характерного для
большинства писавших об  этом позже.  Иными словами,  он не считал,  что
инопланетяне -  злобные и  гнусные твари  уже  только  потому,  что  они
инопланетяне,  а люди всегда правы потому, что они люди. Несмотря на то,
что именно марсиане выступают в  романе в качестве агрессоров,  и притом
безжалостных,  и  симпатии героя  (и,  как  подразумевается,  читателя),
естественно,  не  на их стороне,  автор неоднократно подчеркивает,  что,
хотя люди и  реализуют свое законное право на  самооборону,  у  них  нет
никаких оснований испытывать моральное превосходство над марсианами. Ибо
сами они ведут себя ничуть не  лучше и  даже хуже,  истребляя не  только
виды,  стоящие ниже их на эволюционной лестнице,  но и своих собственных
сородичей, например - аборигенов Тасмании, полностью уничтоженных белыми
колонизаторами.  (В своем следующем фантастическом романе,  "Первые люди
на Луне" (1901),  Уэллс повторяет эту мысль еще более развернуто: мудрый
правитель древней и  миролюбивой цивилизации селенитов приходит в  ужас,
узнав,  сколь неразумно и  жестоко ведут себя  люди даже по  отношению к
самим себе,  и распоряжается принять меры,  дабы новые пришельцы с Земли
не   смогли  попасть  на  Луну.)   Фактически,   рассказывая  об  ужасах
марсианского нашествия,  людям попросту предлагают взглянуть на  себя со
стороны. И эта мысль едва ли не более важна, чем сюжетно неожиданная, но
вполне  очевидная уже  при  тогдашнем уровне медицины идея  о  том,  что
микроорганизмы чужой расы могут оказаться куда более смертоносными,  чем
ее армии.

     Тайны Красной планеты

     Планета Марс издавна будоражила человеческое воображение;  по числу
созданных за многие годы всевозможных фантастических произведений разной
степени научности,  так  или  иначе  связанных с  Красной планетой,  она
существенно опережает своих соседей по Солнечной системе. На самом деле,
даже странно, почему такое внимание уделялось именно Марсу; казалось бы,
куда  логичнее отдать пальму первенства Венере,  у  которой было намного
больше шансов оказаться похожей на Землю. В самом деле, и по массе, и по
размеру (а значит, и по плотности, что позволяет предположить сходство и
в  геологии) Венера лишь  незначительно уступает Земле  -  в  отличие от
Марса,  чей  радиус почти  вдвое меньше земного (объем,  соответственно,
составляет лишь 15% от объема Земли,  масса меньше земной почти в 10 раз
(а не в  7,  как у Уэллса),  а сила тяжести на поверхности (зависящая от
массы и радиуса планеты) -  в 2.6 раза); венерианская орбита еще ближе к
идеальной окружности, чем земная (эксцентриситет составляет 0.007 против
0.017 у Земли, в то время как у Марса - целых 0.093), а наличие у Венеры
плотной атмосферы обнаружил еще Ломоносов;  к  тому же  Венера находится
ближе к  Солнцу,  чем  Земля и,  тем  более,  Марс -  все  это позволяло
надеяться на ровный и теплый климат.  Это сейчас мы знаем,  что планета,
названная именем богини любви  -  самое  непригодное для  жизни место во
всей Солнечной системе, где царят температуры до 500 градусов и давление
в  сотню атмосфер,  а  облака состоят из серной кислоты;  по сравнению с
венерианским адом  холодный и  крайне  разреженный воздух Марса  кажется
просто райскими условиями.  Но  до первых полетов космических аппаратов,
открывших нам  эту  истину,  были все  основания считать Венеру "сестрой
Земли".  К тому же Венера ближе к Земле и в самом буквальном смысле. Тем
не менее,  хотя вторая планета и не избежала внимания фантастов, суровый
и холодный Марс привлекал их больше.

     Впрочем,   для   этого   были   причины  -   и   не   только  чисто
психологического характера, вроде тех, что вызывают интерес к викингам и
полярникам;  нет,  если  Венера  прятала свои  тайны  под  непроницаемым
облачным  покровом,  то  Марс  периодически подкидывал астрономам весьма
интригующие загадки.  Вероятно, самая знаменитая из них (и в то же время
- одна  из  самых знаменитых ошибок в  истории науки) -  так  называемые
"каналы",  обнаруженные на  Марсе  в  1877  году  итальянским астрономом
Джованни   Вирджино  Скиапарелли;   его   наблюдения  подтвердили  также
Персиваль Ловелл  (позже  "на  кончике  пера"  открывший девятую планету
Солнечной системы за  15  лет до  того,  как эта планета,  Плутон,  была
обнаружена в  телескоп)  и  другие  авторитетные астрономы того  времени
(впрочем,  были  и  не  менее авторитетные ученые,  опровергавшие теорию
каналов уже тогда). Разумеется, в целой сети прямых линий на поверхности
Марса   трудно   было    не    заподозрить   искусственные   сооружения;
предполагалось,  в  частности,  что марсиане борются с водным дефицитом,
снабжая засушливые районы водой  из  тающих летом  полярных шапок.  Этой
гипотезе  существовало  дополнительное  подтверждение:   с  наступлением
марсианской весны цвет поверхности планеты меняется,  темнея от  высоких
широт к экватору,  а осенью происходит обратный процесс.  Считалось, что
талая  вода  полярной шапки,  распространяясь по  каналам,  пробуждает к
жизни растения.  Неоднократно наблюдались в телескопы и странные вспышки
на  поверхности Марса,  которые  также  считались  следами  деятельности
марсиан  (в   "Войне  миров"  этой  деятельностью  оказывается  создание
гигантской пушки для запуска на Землю марсианских сил вторжения).

     Сейчас  мы  знаем,  что  эти  загадки получили весьма  прозаические
объяснения.  Вспышки  -  не  более  чем  отражение  солнечных  лучей  от
скоплений  мельчайших  кристалликов  льда,  периодически  образующихся в
марсианской атмосфере.  Что же  до  каналов,  то  они и  вовсе оказались
оптической  иллюзией,  вызванной  недостаточной разрешающей способностью
тогдашних телескопов - вблизи хорошо видно, что никаких каналов на Марсе
нет.  Ну а "оживающая растительность" -  это просто перенос мертвой пыли
сезонными  ветрами.   Но  это  мы  знаем  теперь.   А  для  того,  чтобы
представить, как воспринимался роман Уэллса его современниками, не будем
забывать,  что  в  те  годы  наука  не  просто  допускала  существование
марсианской цивилизации -  как мы сейчас допускаем существование жизни в
других   звездных   системах   -   а   располагала  достаточно   вескими
свидетельствами этого (приведенными выше).  И более того -  в отличие от
нынешних голливудских сценаристов, у которых инопланетяне обычно злобные
исключительно в силу собственной злобности, Уэллс привел вполне разумную
причину  для  вторжения марсиан  на  Землю:  суровость условий умирающей
планеты  вынуждает  ее   разумных  обитателей  искать  более  подходящее
пристанище.  Так  что  для  современников Уэллса  "Война миров" была  не
просто сказочкой для развлечения,  а жутким пророчеством, которое вполне
могло сбыться.  И хорошо известно, что уже спустя много лет после выхода
романа его  радиотрансляция в  США  вызвала панику:  американцы (не  без
помощи,  впрочем, радиостанции, стилизовавшей трансляцию под репортажи с
места событий) решили, что вторжение началось.

     Итак,  в  конце XIX  столетия,  когда была  написана "Война миров",
ученые,  хотя и  предполагали наличие жизни на Марсе,  в то же время уже
имели представление,  что  условия для  жизни там не  совсем подходящие.
Каков же реальный Марс по сравнению с описанным в романе?

     В  популярной литературе нередко можно  встретить утверждение,  что
Марс намного старше Земли; такая концепция фигурирует и в "Войне миров",
и  в  "Марсианских хрониках" Брэдбери,  и  даже в  некоторых современных
произведениях,  порою вместе с  тезисом "Венера -  это прошлое Земли,  а
Марс - будущее". Тезис этот в общем-то верен, но лишь как аналогия, а не
в  буквальной трактовке.  Согласно  современным представлениям,  планеты
Солнечной системы  образовались примерно одновременно.  Однако  Марс,  в
силу его значительно меньшей силы тяжести, терял атмосферу быстрее Земли
(увы,  на нашей планете этот процесс тоже идет,  хотя и  медленней;  при
движении в  пространстве любая планета с  атмосферой оставляет за  собой
невидимый  газовый   "хвост"  из   слишком  быстрых  молекул,   сумевших
преодолеть ее тяготение -  именно в этом смысле Марс и является "будущим
Земли").  К тому же -  вероятно,  из-за меньшей массы -  на Марсе раньше
угасла    активная    вулканическая   деятельность    (по    современным
представлениям,  именно  газы,  выбрасываемые  при  извержениях,  служат
основным источником атмосферы планет земного типа -  поэтому исходно эти
атмосферы состоят преимущественно из  углекислого газа (что верно и  для
Марса,  и  для  Венеры),  и  лишь появление фотосинтезирующих организмов
может  превратить  часть  углекислого  газа  в  кислород).   Однако  еще
сравнительно недавно по геологическим меркам - несколько сотен миллионов
лет назад -  тектонические процессы на  Марсе были весьма бурными (и при
этом отличными от  земных -  на  Марсе,  судя по всему,  никогда не было
"дрейфа континентов",  приводящего к  образованию складчатых гор,  и все
движения коры происходили лишь вверх-вниз).  По сравнению с  гигантскими
вулканическими кратерами Марса,  такими, как гора Олимп (высота - 24 км,
диаметр  основания  -  около  600  км,  диаметр  кратера  -  60  км;  на
сегодняшний день  это  самая большая из  известных человечеству гор) или
немного уступающие ему  Арсия  и  Павонис,  любой земной вулкан выглядит
попросту  кротовой  норой.  Хватает  на  Марсе  и  иных  следов  "бурной
молодости",  куда более впечатляющих,  чем  особенности земного рельефа;
это и  колоссальная система разломов долины "Маринера" глубиной от  двух
до  семи километров,  протянувшаяся более чем на 4000 км (фактически это
четверть  марсианского экватора),  и  исполинское "вздутие"  марсианской
коры -  Тарсис,  достигающее в поперечнике тех же 4000 км,  а в высоту в
центральных областях -  10  км  (не  считая вздымающихся над  ним Арсии,
Павониса и  еще  нескольких крупных кратеров),  и  циклопическая круглая
Хелласская низменность глубиной в  6  км и  диаметром в  2000 -  по всей
видимости,  кратер  от  столкновения с  крупным астероидом.  Для  Марса,
которому и без того "не повезло" с массой и размером, такое столкновение
должно  было  иметь  ужасающие последствия -  не  только  разрушительное
землетрясение и воздушную ударную волну,  прокатившиеся по всей планете,
"дождь"  из   раскаленных  обломков  и   эффект  "ядерной  зимы"   из-за
поднявшейся в  воздух пыли,  но  и,  возможно,  потерю части  атмосферы,
изменение характера вращения планеты и  даже  ее  орбиты.  Если  к  тому
времени на  Марсе существовала жизнь,  лишь  самые примитивные ее  формы
имели  шанс  пережить катастрофу.  В  южном  полушарии Марса  хватает  и
кратеров помельче,  и  это  вполне  понятно  -  его  хилая  атмосфера не
способна служить таким  противометеоритным щитом,  как  земная  (кстати,
такой  же  ненадежной  защитой,  на  сей  раз  от  космической радиации,
является магнитное поле Марса - настолько слабое, что оно даже покрывает
планету не  целиком,  а  лишь отдельные ее  районы;  это обстоятельство,
также  затрудняющее жизнь на  Марсе,  во  времена Уэллса было,  конечно,
неизвестно). Интереснее другое - почему таких кратеров практически нет в
северном полушарии и  почему оно  вообще имеет совершенно другой рельеф:
вместо  каменистых высокогорий и  трещин  -  обширные  песчаные равнины,
лежащие намного ниже.  Некоторые ученые полагают, что северное полушарие
может быть  результатом еще  более страшной катастрофы,  нежели та,  что
породила Хеллас -  в результате этого космического столкновения половина
Марса попросту расплавилась и застыла заново...

     Однако могла ли на Марсе вообще существовать жизнь?  Уэллс полагал,
что  "на  Марсе есть  воздух,  вода и  все  необходимое для  поддержания
жизни".  Как мы знаем теперь, это не так, по крайней мере, если говорить
о современных реалиях Красной планеты.  То есть воздух там действительно
есть, но, во-первых, даже Уэллс отмечает, что он очень разрежен - однако
в  те  времена  еще  не  было  известно,  насколько именно.  Реально его
плотность его  составляет менее одного процента от  земной;  давление на
высоте,  принимаемой за нулевую (на Марсе нет "уровня моря",  а  рельеф,
как уже отмечалось, варьируется очень сильно, так что выбор этой высоты,
вообще говоря, достаточно условен), составляет всего 7 миллибар (700 Па;
на Земле такое давление наблюдается на высоте около 35 км);  при этом на
вершине горы Олимп оно не  выше 1  миллибара,  а  на  дне самых глубоких
марсианских впадин  достигает  10  миллибар,  что,  конечно,  все  равно
слишком мало  для  дыхания сколь-нибудь  сложных организмов.  Во-вторых,
дышать на  Красной планете нечем не  только в  количественном,  но  и  в
качественном смысле:  Уэллс опять-таки верно отмечает,  что кислорода на
Марсе гораздо меньше,  чем на Земле (а вот аргона хотя и  больше,  но не
"гораздо": 1.6% против 0.93 земных), но не знает, насколько. Реально 95%
марсианской атмосферы -  это углекислый газ,  2.7% -  азот, и лишь 0.15%
приходится на  кислород (то есть его в  процентном отношении более чем в
100 раз меньше,  чем на Земле,  а если учитывать и разницу давлений,  то
более чем в  10 000 раз!)  Впрочем,  наличие кислорода вовсе не является
необходимым условием зарождения жизни -  напротив,  свободный кислород в
заметных  количествах может  появиться лишь  там,  где  жизнь  уже  есть
(кислород -  химически активный элемент,  и потому большинство реакций в
неживой природе идут с его поглощением,  а не выделением).  Первые формы
жизни на  Земле были анаэробными,  то есть не нуждались в  кислороде,  и
лишь  с  появлением фотосинтезирующих растений  состав  атмосферы  нашей
планеты  начал  меняться  (что,  кстати  говоря,  было  первой  и  самой
масштабной  в   истории  Земли  экологической  катастрофой,   фактически
уничтожившей  всю   прежнюю   биосферу:   аэробные   организмы  попросту
перетравили своими  ядовитыми  выделениями анаэробных предшественников -
ибо для тех кислород был смертельным ядом). Могли ли события развиваться
сходным образом и  на Марсе?  В последние миллионы лет -  едва ли,  но в
более ранние эпохи,  когда марсианская атмосфера была плотнее,  такое не
было невозможным.  Но если бы и существовали организмы, способные выжить
в условиях современного Марса, нам нечего было бы бояться вторжения с их
стороны,  ибо Земля была бы  для них не  многим лучше,  чем для человека
Венера:  огромное давление и  ядовитая атмосфера (почти лишенная родного
углекислого  газа,  зато  насыщенная  едким  кислородом),  убили  бы  их
мгновенно.

     С  водой на  Марсе дела обстоят несколько лучше,  чем с  воздухом -
хотя опять-таки гораздо хуже,  чем полагал Уэллс,  писавший, что "океаны
покрывают только  треть  марсианской поверхности".  На  самом  деле  так
называемые марсианские "моря",  как  и  "моря" лунные -  просто пустыни,
покрытые пылью более темного цвета.  (Кстати говоря,  совокупная площадь
поверхности Марса  примерно равна площади земной суши.)  Тем  не  менее,
вода  на  Красной планете есть.  Во-первых,  она  есть -  разумеется,  в
замороженном виде -  в полярных шапках (хотя зимой, когда температура на
соответствующем полюсе  падает ниже  точки  замерзания углекислого газа,
значительную часть полярных шапок составляет сухой лед;  на  южной шапке
он не тает до конца даже летом).  Во-вторых, недавние исследования Марса
с  помощью зонда Mars Odyssey,  а также марсоходов Spirit и Opportunity,
практически неопровержимо доказали наличие воды и в более низких широтах
- причем если  ныне  эта  вода,  очевидно,  пребывает в  виде  льда  под
поверхностью,  то в далеком прошлом,  во времена более плотной атмосферы
и,  соответственно,  более  благоприятного  климата,  она  была  жидкой.
Последнее обстоятельство,  впрочем, стало хотя и сенсацией, но сенсацией
ожидаемой, ибо странные (и, в отличие от мифических "каналов", абсолютно
реальные) геологические образования,  которые вряд ли  могут быть чем-то
иным,  кроме долин и  русел рек,  присутствовали на  снимках уже  первых
посетивших Марс  зондов.  Трудно представить себе что-либо,  кроме воды,
способное сотворить такой  рельеф:  лава  слишком  быстро  застывает,  а
углекислый газ при низких марсианских (и  даже земных!)  давлениях может
превращаться в лед,  но не в жидкость.  И более того - не исключено, что
жидкая вода существует на Марсе и  сейчас!  Расчеты показывают,  что она
могла сохраниться под слоем льда толщиной от  десяти до тридцати метров.
И  как знать,  не  являются ли такие подледные озера последними оазисами
марсианской жизни...

     А вот в том,  что касается температуры Марса, оценка, приведенная в
"Войне миров",  оказалась пессимистичнее реальности.  Марс действительно
получает вдвое (точнее,  даже в 2.3 раза) меньше солнечной энергии,  чем
Земля.   Более  того,  хотя  его  атмосфера  состоит  почти  целиком  из
углекислого газа, из-за ее разреженности парниковый эффект выражен слабо
и  повышает температуру в  среднем лишь на  5  градусов (в  то время как
Земле этот эффект -  естественный,  а  не  та  его ничтожная часть,  что
порождена человеком - добавляет 35 градусов тепла, а Венере - все 400!).
Но  при  этом  средняя  _дневная_  температура  в  экваториальном  поясе
соответствует не "самой холодной английской зиме",  а  вполне приличному
лету,  превышая  +20  градусов.  Однако  _среднесуточная_ температура  -
совсем другое дело,  ибо ночью даже на  экваторе может холодать до -50 и
сильнее.  Температура в полярных районах колеблется от +10 летом до -135
зимой.  Средняя температура планеты -  около -55.  Впрочем,  марсианские
времена  года  отличаются  от  земных  не  только  большей  суровостью и
протяженностью (марсианский год  составляет 687  земных  суток,  кстати,
марсианские сутки лишь  на  41  минуту длиннее земных).  Марсианская ось
наклонена почти под тем же углом, что и земная, а вот орбита, как мы уже
отметили,  заметно более вытянутая;  при среднем расстоянии от  Солнца в
228  миллионов  километров  разница  между  перигелием и  афелием,  т.е.
минимальным  и  максимальным  расстоянием  от  светила,   составляет  42
миллиона  километров  -  не  так  уж  намного  меньше,  чем  минимальное
расстояние от Солнца до Меркурия,  и более четверти расстояния от Солнца
до  Земли!  В  результате разница марсианских температур на  аналогичных
широтах между  перигелием и  афелием может доходить до  30  градусов,  а
времена  года  оказываются несимметричными:  в  северном  полушарии лето
дольше,  но холоднее,  а зима короче,  но теплее,  чем в южном.  Большие
перепады температуры между  днем  и  ночью,  севером и  югом  порождают,
несмотря на низкую плотность воздуха, достаточно сильные ветры. На земле
ветер такой скорости -  до  180  км/ч  -  был  бы  страшным ураганом;  в
разреженном марсианском воздухе он  куда менее разрушителен,  и  все  же
достаточно силен  для  того,  чтобы вздымать пыль  на  высоту до  десяти
километров.  Пыльные  бури  могут  бушевать  неделями  и  охватывать всю
планету;  в  такую  пору  над  сплошным  маревом  бешено  несущейся пыли
выступают лишь вершины наиболее высоких вулканов.  И тем не менее,  хотя
погодные условия Марса  мало  похожи  на  курортные,  при  наличии более
подходящей атмосферы жизнь там была бы вполне возможна.

     И все же - как ни удивительно, точного ответа на пресловутый вопрос
"Есть ли жизнь на Марсе?"  мы не знаем до сих пор.  Конечно,  теперь уже
ясно,  что уэллсовских марсиан там нет; нет даже каких-нибудь ящериц или
жуков.  Однако шансы обнаружить на  Марсе микроорганизмы остаются до сих
пор, и шансы эти - не чисто теоретические. Еще в 1976 году эксперименты,
проведенные  американскими зондами  "Викинг-1"  и  "Викинг-2",  показали
удивительные результаты -  в  пробах грунта,  помещенных в  своеобразный
инкубатор,  росло содержимое кислорода и  углекислого газа и  поглощался
углерод;  в  целом  картина весьма  напоминала ту,  что  наблюдается при
питании и дыхании микроорганизмов,  обитающих в земной почве.  Позже эти
процессы прекратились,  что, впрочем, можно объяснить гибелью организмов
в  нетипичных для них условиях.  Увы,  ни один из зондов,  садившихся на
Марс,  не был возвращаемым (это намного сложнее, чем вернуть космический
аппарат с  Луны),  а потому взятые ими образцы не попадали в руки земных
ученых  -   им  приходилось  довольствоваться  лишь  сигналами  бортовой
аппаратуры,  не слишком совершенной в те годы.  Впрочем, кое-какие куски
Марса все же оказались в руках людей.  В Антарктиде, чьи вековечные льды
являются настоящим кладбищем (или  хранилищем) метеоритов,  было найдено
несколько обломков марсианского происхождения. Надо полагать, они попали
в  космос  в  результате  мощного  извержения или  столкновения Марса  с
астероидом.  Ничего  живого  после  путешествия  через  космос  на  них,
конечно, не сохранилось. Однако один из этих метеоритов, исследованный в
1996 году,  содержит органические вещества и,  как  полагает ряд ученых,
следы микроорганизмов. Проблема в том, что простейшие - не динозавры, от
них не остается скелетов.  Распознать их былое присутствие можно лишь по
косвенным   признакам,   которым,   в   принципе,   можно   придумать  и
небиологическое  объяснение.   К   тому   же   нельзя   исключить,   что
микроорганизмы попали в  метеорит уже  на  Земле,  хотя для раскаленного
камня,   врезавшегося  в  антарктический  лед,   это  кажется  не  очень
вероятным.

     Но даже если жизни на Марсе нет сейчас,  мы не можем исключать, что
она  была  там  в  прошлом  -   в  том  числе,  быть  может,  достаточно
высокоразвитая,  хотя таковая должна была исчезнуть задолго до того, как
на  Земле вымерли динозавры.  Так что отыскать ее следы под марсианскими
песками будет непросто.  По  страницам различных "уфологических" изданий
до  сих  пор  кочует  фотография "марсианского сфинкса",  или  "лица  на
Марсе", сделанная с орбиты "Викингом-1" - однако это такая же оптическая
иллюзия,  как и "каналы": более крупные и четкие фотографии, сделанные в
2001  г.   зондом  "Mars  Global  Surveyor",   показали,   что  странное
образование в  области Сидония -  ничто иное как столовая гора,  имеющая
совершенно  естественный  облик  и   схожая  с   лицом  лишь  на  мелком
некачественном снимке при определенном освещении.

     Однако  шансы  отыскать на  Красной  планете  жизнь,  или  хотя  бы
неопровержимые   доказательства   существования   таковой   в   прошлом,
по-прежнему есть.  И  пусть даже эта жизнь окажется крайне примитивной -
все  равно  значение  подобного открытия  было  бы  огромным.  Ведь  оно
означало бы,  что возникновение жизни в хоть сколь-нибудь подходящих для
этого условиях -  не уникальная случайность,  а  закон природы,  и тогда
наши шансы на  встречу с  "братьями по разуму" из других звездных систем
намного  возрастут.  Вот  только  будет  ли  эта  встреча  действительно
братской, или и в самом деле приведет к межпланетной войне?

     Вопросы жизни и смерти

     Предположим,  однако,  что  условия на  Марсе  оказались бы  именно
такими,  как думали ученые во времена Уэллса.  Могли ли в таком случае и
дальнейшие события романа  стать  реальностью?  Чтобы  ответить на  этот
вопрос, надо рассмотреть три аспекта: биологию марсиан, их технологии, а
также стратегию и тактику, избранные ими для покорения нового мира.

     Согласно Уэллсу,  марсиане являются продуктом длительной эволюции -
существенно более длительной,  чем эволюция людей. Стадия, на которой мы
находимся сейчас,  для  марсиан  осталась в  далеком прошлом;  на  этапе
обретения разума они походили на  нас,  однако,  поскольку для разумного
существа главное -  это его мозг (с органами чувств, доставляющими мозгу
информацию),   а  второй  по  важности  орган  -   это  рука  (или  иной
манипулятор),   позволяющий  мозгу  взаимодействовать  с   материальными
предметами внешнего мира,  то  далее  у  марсиан развивались только  эти
органы,  прочие же  (за  исключением сердца и  легких) атрофировались за
ненадобностью.  Среди исчезнувших органов оказались и пищеварительные (а
также,  видимо,  кроветворные);  марсиане превратились,  по существу,  в
паразитов, напрямую впрыскивающих себе в вены кровь своих жертв со всеми
ее питательными веществами.  В  природе утрата органов и  целых систем -
вполне   обычная  эвоюционная  стратегия;   правда,   обычно  переход  к
паразитизму  является  деградацией,   то   есть   получившееся  существо
оказывается  во  всех  отношениях  примитивней  своего  самостоятельного
предка;  однако,  если паразитизм не полный,  то есть существо не просто
поселяется в организме "хозяина", питаясь его соками, а вынуждено решать
и более сложные задачи -  оно, утрачивая одни органы, может одновременно
развивать другие. В какой-то мере таким "частичным паразитом" является и
человек,   чей   организм  не   способен  производить  многие   жизненно
необходимые ему вещества - те же витамины - и может получать их только с
пищей.  По  этой  причине,  кстати,  люди,  решившие колонизовать другую
планету - пусть даже имеющую биосферу, похожую на земную - скорее всего,
не  смогли бы питаться местными формами жизни и  вынуждены были бы везти
сельскохозяйственных животных и  растения с Земли или синтезировать пищу
искусственно.

     Удивительное дело,  но  марсиане,  продвинувшиеся по  части  утраты
"лишних" функций гораздо дальше людей, с такой проблемой не столкнулись!
И более того - они даже не _питаются_ кровью землян, а напрямую заливают
ее  себе  в  вены,  используя  вместо  своей  собственной!  Вот  уж  что
совершенно невозможно. Сейчас мы знаем, что даже между существами одного
вида  успешное переливание крови возможно далеко не  всегда (причем если
раньше считалось,  что  кровь  первой группы можно  переливать всем,  то
сегодня медики  предпочитают переливать кровь  строго  той  же  группы и
резус-фактора).  Что уж говорить о существах не просто разных видов,  но
вообще не  имеющих между собой ничего родственного!  Все  формы жизни на
Земле происходят от общих предков и имеют общие гены;  даже у человека и
бактерии их  около  50%  (а  у  человека и  шимпанзе -  около  99%).  Но
инопланетяне,   являющиеся   продуктом   своей   собственной   эволюции,
генетически абсолютно чужды людям (хотя и  могут походить на них внешне,
как походят друг на друга,  к  примеру,  относящиеся к совершенно разным
биологическим классам  рыбы  и  дельфины).  Вероятность,  что  существа,
зародившиеся  на   разных   планетах,   случайно   окажутся  генетически
совместимыми,  не  выше,  чем что они окажутся говорящими на одном языке
(как  это,  кстати,  нередко  случается  в  голливудских  поделках,  где
обитатели  иных  миров  при   первой  же   встрече  приветствуют  героев
по-английски).  Вместе с  тем  нельзя исключить,  что в  ходе длительной
эволюции марсиане могли приспособиться использовать, как свою, кровь тех
существ, на которых они паразитировали у себя дома.

     Но  насколько вообще  корректно распространять законы биологической
эволюции  на  высокоразвитых разумных существ?  Как  известно со  времен
Дарвина,  "три  кита"  эволюции -  это  наследственность (передача детям
качеств  родителей,  определяемых  их  генами),  изменчивость (появление
новых  генетических  вариантов  и,   соответственно,   новых  качеств  в
результате мутаций) и естественный отбор (отсеивающий из всех комбинаций
наиболее подходящие к условиям среды).  Первые два фактора действуют для
любых организмов (во  всяком случае,  появляющихся на  свет естественным
путем,  а  не  синтезируемых искусственно),  однако появление медицины и
других  технологий,  позволяющих выживать не  только  самым  совершенным
физически,   фактически  ликвидируют  естественный  отбор.  Что,  кстати
говоря,  создает большую проблему,  ибо вредные мутации,  не отсеиваемые
отбором,  накапливаются с каждым поколением,  ухудшая здоровье биовида и
приводя,  в  конечном  счете,  к  его  генетическому  вырождению.  Перед
человечеством,  кстати,  эта проблема стоит уже давно, причем меры по ее
решению не предпринимаются.  А  мер тут,  собственно,  может быть только
две:  либо в  каждом случае исправлять ошибки природы на генном уровне -
но  для  этого  нужна  высокоразвитая генная инженерия -  либо  заменить
естественный  отбор  искусственным,   попросту  не   позволяя  оставлять
потомство тем,  чьи гены содержат вредные,  ведущие к  болезням аномалии
(для чего, кстати, нет никакой необходимости убивать носителей дефектных
генов  или  как-то  ограничивать их  политические права -  им  просто не
следует  позволять размножаться,  как,  например,  слепым  не  позволяют
водить машину).  К сожалению,  в современном мире евгеническим мерам - и
генной  инженерии,  и  простому  искусственному  отбору  -  препятствует
политическая  истерия,   разжигаемая   малограмотными  ортодоксами,   не
способными и  не  желающими понимать разницу между  наукой  и  религией,
между  сохранением (и  улучшением) генофонда человечества и  фашистскими
расовыми  теориями.  Законам  природы,  однако,  нет  никакого  дела  до
политических демагогов,  и  постепенный рост числа врожденных и  детских
болезней - лишнее тому подтверждение...

     Уэллсовские марсиане,  вероятно,  вели  себя  более разумно (иначе,
учитывая,  сколь длинна их история,  генетическое вырождение погубило бы
их задолго до их попытки захватить Землю).  Но в этом случае их эволюция
была уже не естественной,  а искусственной,  евгенической.  Евгенические
меры  могут быть  направлены как  на  сохранение вида  неизменным (когда
отсекаются любые мутации -  как вредные,  так и  потенциально полезные),
так  и  на  его  целенаправленное изменение.  Марсиане,  как  мы  знаем,
изменились очень сильно,  значит,  они сделали это целенаправлено.  И  в
результате  искусственной  эволюции   вполне   возможно  получить  таких
"головоруких" существ, какие описаны в романе (хотя, конечно же, никакая
евгеника  не  позволила  бы  им  использовать в  своем  организме  кровь
инопланетных видов).

     Пока что все логично.  Однако в этом случае поведение марсиан (даже
закрывая глаза на вопрос их питания на Земле) оказывается крайне глупым.
Если  они  целенаправленно изменяли  собственный  биологический вид,  то
почему  ограничились  лишь   наращиванием  мозга  и   совершенствованием
гибкости рук,  но совершенно не уделили внимания главной задаче эволюции
- приспособлению к  окружающей  среде?  Потеря  атмосферы  и  глобальное
похолодание происходили на  Марсе  постепенно,  у  его  обитателей  было
время,  чтобы приспособиться к  меняющимся условиям и чувствовать себя в
них вполне комфортно.  Не хуже, чем белые медведи в Арктике, например. А
в  этом  случае во  вторжении на  Землю  не  было  особого смысла (белым
медведям вряд ли захочется завоевывать Африку).  И даже если марсианские
умы  пришли к  выводу,  что рано или поздно их  планета станет полностью
непригодной для жизни,  а  потому переселение неизбежно -  им  следовало
прежде заняться выведением породы,  адаптированной к земным условиям,  а
не посылать в авангарде вторжения существ, еле ползающих при земной силе
тяжести  и  тяжело  дышащих в  земной  атмосфере.  Машины  машинами,  но
постоянная перегрузка в 2.6 g (конечно,  марсинаских, а не земных "g") и
затрудненное дыхание отнюдь  не  способствуют высокой работоспособности,
столь  необходимой  колонистам  вообще  и   уж  тем  более  -   десанту,
выброшенному во  вражеский мир.  Кстати,  высокое содержание кислорода в
атмосфере Земли, на которое ссылается Уэллс, тоже не обязательно благо -
у  непривычных к  нему существ,  да еще в сочетании с высоким давлением,
оно может вызвать своеобразное опьянение...

     Но к  вопросу о  том,  насколько разумно марсиане организовали свое
вторжение, мы еще вернемся, а пока обсудим еще один биологический аспект
- собственно,  одну  из  главных идей романа:  гибель марсиан от  земных
микроорганизмов.  Уэллс  пишет,  что  на  Марсе  либо  никогда  не  было
бактерий,  либо  же  таковые  были  уничтожены  марсианской медициной  в
незапамятные времена  -  а  потому  пришельцы даже  и  не  подозревали о
грозящей им опасности.

     Первое предположение выглядит совершенно невероятным (и  тем  более
странным,  что  Уэллс знал  и  признавал положения эволюционной теории).
Микроорганизмы - первая, самая ранняя форма жизни, от которой происходят
уже  более  сложные виды,  и  низшее звено  биологических цепей.  Крайне
трудно  представить  эволюцию,   которая  могла  бы  сразу  же  породить
многоклеточных,   минуя  фазу  простейших.  К  тому  же  далеко  не  все
микроорганизмы болезнетворны и  вредны;  напротив,  без многих из них мы
просто не  смогли бы существовать.  Одни,  образуя микрофлору кишечника,
помогают    высокоразвитым   организмам   переваривать   пищу,    другие
обеспечивают разложение трупов  и  других  органических отходов...  Этот
аспект романа выглядел бы  маловероятным,  но  не  все же  не  полностью
неправдоподобным,  если бы  Уэллс писал,  что  марсиане не  знали именно
болезнетворных бактерий,  благодаря то ли милости природы, то ли успехам
науки имея дело только с полезными.  Однако он прямо подчеркивает, что в
телах марсиан не было найдено никаких бактерий,  кроме земных, и что, по
всей видимости,  бактерий,  обеспечивающих разложение,  на Марсе тоже не
было.   Но  это  значит,   что  мертвые  организмы  и   иные  отходы  не
перерабатываются в  гумус и  не насыщают почву веществами,  необходимыми
растениями. Таким образом, несколько поколений растений - той же красной
травы -  должны были  полностью истощить марсианские почвы и  погибнуть.
Гибель  марсианской флоры  привела бы  и  к  гибели  фауны,  ибо  именно
растения образуют нижний  этаж  (или,  если  угодно,  фундамент) пищевой
пирамиды.  Сперва вымерли бы травоядные,  потом хищники.  Таким образом,
без микроорганизмов жизнь на Марсе была бы попросту невозможна.

     И,  кстати говоря,  если  бы  марсиане были лишены иммунной системы
(или она у  них атрофировалась),  они были бы  обречены на скорую гибель
даже  и  без  всяких земных бактерий.  Ведь  иммунная система борется не
только с внешними,  но и с внутренними врагами -  собственными клетками,
переродившимися в раковые. Именно поэтому умирают больные СПИДом. Уэллс,
однако, полагал, что рак тоже вызывается микробами...

     Вместе  тем,  если  отбросить неправдоподобную идею  об  отсутствии
бактерий у марсиан,  сама по себе биологическая опасность при высадке на
другую планету вполне реальна.  Правда,  утверждение,  что марсиане были
обречены с самого начала, все же чрезмерно: земные микроорганизмы совсем
необязательно окажутся опасны для  инопланетных форм жизни.  Даже разные
виды  животных одной  планеты  болеют  разными  болезнями,  внеземные же
организмы тем более могут оказаться слишком чуждыми для наших бактерий и
вирусов (и  наоборот).  И  все же недооценивать опасность нельзя,  и  во
время  первых  полетов  космических аппаратов к  другим  планетам к  ней
отнеслись со всей серьезностью:  несмотря на то, что на Луне нет никаких
признаков жизни  (и,  по  всей  видимости,  никаких  условий  для  нее),
американские астронавты проходили после возвращения оттуда трехнедельный
карантин.  Причем надо отдать людям должное - они позаботились не только
о  безопасности Земли,  но и  о  том,  чтобы не занести земную заразу на
другие   планеты,   тщательно   обеспечив   стерильность  автоматических
аппаратов, садившихся на Марс и Венеру. Вряд ли, конечно, на принимавших
эти решения повлиял прочитанный когда-то роман Уэллса, ибо биологическое
оружие в те годы было не фантастикой,  а пугающей реальностью...  Но тут
мы переходим от темы природы к теме технологий.

     Из пушки на Землю

     Одна из идей "Войны миров",  кажущихся в наше время крайне наивными
- это способ осуществления космических полетов.  Уэллс, как и Жюль Верн,
запускали свои  межпланетные корабли из  пушки;  тремя  годами позже,  в
романе "Первые люди на Луне" Уэллс предложил и более экзотический способ
космических  путешествий  -  с  помощью  антигравитации (точнее  говоря,
экранирования гравитации на  одних  направлениях и  ее  использования на
других), однако ни один из прославленных фантастов не додумался до идеи,
которая   сейчас   представляется  нам   совершенно  очевидной  -   идеи
космических полетов  с  помощью  реактивного двигателя.  Это  тем  более
странно,  что в  то время ракеты были уже давно и хорошо известны -  они
появились за тысячу лет до пушек!

     Первые ракеты применялись в  Китае еще в  III веке н.э.  (были они,
правда,  совсем маленькие и использовались не как нечто самостоятельное,
а  как  ускорители для стрел,  выпускаемых из  обычного лука;  "огненные
стрелы" летели на 100 метров дальше обычных). В VIII столетии ракеты уже
вовсю  применялись как  самостоятельное оружие,  и  неким  Марком Греком
(подлинное  имя  которого  осталось  неустановленным) был  даже  написан
своеобразный учебник для ракетчиков - "Огненная книга или книга об огне,
служащем для сжигания врагов" (до наших дней дошел ее  латинский перевод
XII  столетия).  В  XIII  веке  боевыми  ракетами  пользовались китайцы,
монголы (перенявшие технологию у покоренных ими китайцев - кстати, нечто
подобное произошло и  в  новейшей истории,  когда победителям во  Второй
мировой войне достались ракетные технологии Германии),  японцы, корейцы,
индийцы,  яванцы и  арабы (кстати,  последние применяли пороховые ракеты
против  крестоносцев Луи  IX).  В  Европе  развитие ракет  долгое  время
сдерживалось папским запретом на использование пороха, но в 1400 они все
же появились в  Италии -  первоначально лишь для фейерверков,  но вскоре
настал черед и боевого использования; первым европейским военачальником,
массово применившим ракеты в бою,  стала никто иная как Жанна Дарк (было
это  при  снятии осады Орлеана в  1429 году).  В  середине XVI  столетия
ракеты  уже  применялись и  в  Восточной Европе  ("первопроходцем" здесь
оказалась Румыния). Конечно, все эти старинные ракеты не играли решающей
роли в военных действиях, ибо были невелики (масса полезной нагрузки, то
бишь боеголовки, не превышала нескольких килограммов), летали не слишком
далеко  (сотни,  максимум тысячи метров) и,  главное,  отличались крайне
низкой точностью,  ибо  не  были снабжены стабилизаторами.  Удивительный
пример   человеческой   близорукости  -   имея   многотысячелетний  опыт
применения  оперенных  стрел,  люди  не  догадывались сделать  хвостовое
оперение  и  ракетам!  Впрочем,  история  вообще  знает  много  подобных
примеров,  когда даже  выдающиеся умы  оказываются неспособны оценить по
достоинству  лежащую,   казалось  бы,  на  поверхности  идею;  так,  два
тысячелетия отделяют игрушечную паровую турбину Герона  Александрийского
от  паровой  машины  Уатта  (а  первую  игрушку,  приводимую в  действие
реактивной струей  пара  -  и,  по  сути,  первую  машину  с  реактивным
двигателем -  почти за 200 лет до Герона,  в 360 г.  до н.э.,  смастерил
другой  эллин,  Архитас Тарентийский);  аэростаты и  планеры тоже  могли
появиться на  много столетий раньше,  чем это произошло в  реальности...
Однако есть в  истории и  обратные примеры -  людей и идей,  опередивших
свое время на столетия. Так, в в 1591 г. бельгиец Жан Биви (Jean Beavie)
описал    принцип   и    сделал    набросок   многоступенчатой   ракеты,
предназначенной  для  преодоления  притяжения  Земли!   Опередив,  таким
образом, не только Циолковского, Королева и фон Брауна, но даже Ньютона,
сформулировавшего законы,  лежащие в основе реактивного движения (Ньютон
также  впервые  рассчитал скорость  и  высоту  подъема,  необходимые для
вывода ракеты на геостационарную орбиту).

     Увы,   Герберт  Уэллс,   не   раз  предвидевший  научно-технические
достижения,  на сей раз не сумел не только сам прийти к идее космической
ракеты,  но  даже  воспользоваться  появившимися  за  столетия  до  него
наработками.  Видимо,  отчасти это можно объяснить тем,  что в последней
трети XIX века интерес к  ракетной технике заметно упал.  Хотя начинался
этот  век  с  больших  успехов  в  ракетной  области,  когда  британский
полковник сэр  Уильям Конгрив (Sir  William Congreve),  изучив трофейные
индийские  ракеты,   создал   теорию   проектирования  и   строительства
твердотопливных ракет,  включающую  технологию  поддержания  устойчивого
процесса  горения  топлива  и  методику  управления  полетом  с  помощью
хвостовых стабилизаторов.  В  1815 году ракеты в  составе артиллерийских
частей  применяются британцами  в  битве  при  Ватерлоо,  после  чего  в
европейских   армиях    начинается   формирование   отдельных   ракетных
подразделений,  а  ракеты становятся обязательной и  равноправной частью
всех военных арсеналов развитых стран. В 1863 году, во время Гражданской
войны в США, конфедераты осуществили запуск первой баллистической ракеты
(из Ричмонда в штате Вирджиния на Вашингтон).  Конечно,  эта ракета была
не чета нынешним,  расстояние до цели составляло всего 150 км по прямой,
масса пороховой боеголовки -  лишь 4.5 кг, да и, что самое главное, цели
она не достигла.  И  все же это было сделано почти за сто лет до первого
космического полета и за сорок лет до первого аэроплана! Однако в тех же
1860-х  годах  на  смену  гладкоствольной  артиллерии  пришла  нарезная,
вытеснив менее надежные и  эффективные на  тот момент ракеты с  поля боя
(впрочем,  для фейерверков они по-прежнему использовались).  К  военному
применению ракет  вновь  вернулись лишь  во  время  Первой мировой войны
(французскими  ракетами  Ля  Приера  (La  Prieur)  оснащались  некоторые
французские  и   британские  истребители,   такие,   как   "Ньюпор  16";
использовалось это оружие главным образом против аэростатов противника).

     Правда,  марсианские ракеты в  "Войне миров" все же  упомянуты,  но
лишь в  качестве средства доставки отравляющего вещества на расстояния в
несколько  километров.  Возможность  космических  путешествий с  помощью
ракет Уэллс даже не рассматривал.

     Тем не  менее,  так ли уж нелепа идея запуска космических аппаратов
"из пушки на Луну"? Прежде всего отметим, что технически такой проект не
только осуществим, но и более прост в инженерном отношении; уже в 20-е -
30-е  годы  ХХ  столетия  человечество  располагало  всеми  необходимыми
технологиями,  чтобы построить пушку,  способную запустить снаряд если и
не к другим планетам, то по крайней мере на околоземную орбиту. При этом
снаряд  имеет  перед  ракетой существенное преимущество:  как  известно,
основную массу ракеты составляет топливо,  плюс емкости для его хранения
и  двигатели (для  полета  в  безвоздушном пространстве,  помимо  самого
топлива,  необходимо брать с  собой и  окислитель,  без  которого оно не
сможет  гореть -  например,  сжиженный кислород или  пероксид водорода).
Таким  образом,  масса полезного груза ракеты составляет лишь  несколько
процентов от  массы ракеты в  целом,  и  основная часть топлива тратится
лишь  на  то,  чтобы  разгонять топливо,  которое будет использовано для
дальнейшего разгона.  Снаряд же, разгоняемый внешней силой, представляет
собой фактически полезный груз в  чистом виде,  а значит,  даже в первый
момент полета весит намного меньше и требует меньше энергии для разгона.
Выстрел снаряда можно уподобить "покупке сразу",  в  то время как запуск
ракеты - это "покупка в кредит под гигантские проценты".

     Правда,  не все так просто. Ракета, запускаемая в космос, достигает
максимальной скорости уже в  безвоздушном пространстве или,  по  крайней
мере,  в  разреженных слоях атмосферы,  а  снаряд -  в  момент вылета из
ствола пушки.  Даже если построить пушку высоко в  горах,  это все равно
плотные слои  атмосферы,  где  сила  трения  о  воздух максимальна.  Это
означает, что, во-первых, недостаточно просто выстрелить снаряд с первой
(если цель -  просто выход на орбиту) или второй (если цель - достигнуть
другой  планеты) космической скоростью;  начальная скорость должна  быть
заметно  выше,   чтобы  скомпенсировать  потери  от  трения  о   воздух.
Во-вторых,  всякое тело,  движущееся с  такой скоростью в  плотных слоях
атмосферы,  раскаляется из-за трения до огромных температур, сравнимых с
температурой на поверхности звезды. Большинство метеоритов, попадающих в
атмосферу на  подобных скоростях,  просто сгорают,  не долетев (к нашему
счастью) до земли.

     Правда, если запускать снаряды не с Земли, а с Марса, где плотность
атмосферы меньше земной более чем в сто раз, а сила тяжести - в 2.6 раза
(и,  соответственно,  более чем вдвое меньше первая и вторая космические
скорости),  задача становится легче.  Последующее торможение в атмосфере
Земли можно облегчить,  если входить в нее не вертикально, а полого, как
это и делают современные космические корабли.

     Бесспорно, что для снижения остроты этих проблем космический снаряд
должен  иметь  очень  обтекаемую  форму,   о  чем  Уэллс,   однако,   не
позаботился.  Его марсианские корабли -  просто цилиндры,  не снабженные
обтекателями. Можно, однако, предположить, что конический обтекатель был
на той стороне цилиндра,  которая втыкалась в  землю -  в  тексте это не
сказано,  но  не  сказано и  обратное -  хотя в  подобном случае едва ли
корректно называть такие объекты цилиндрами.

     Однако  главная  проблема  снарядов,   делающая  их   принципиально
непригодными для космонавтов - это даже не трение о воздух, а гигантская
перегрузка,  которую испытывает любой снаряд (а тем более выстреливаемый
с  космической скоростью) при  выстреле.  Перегрузка,  которая мгновенно
расплющит любое живое существо на  борту -  подобно тому,  как если бы в
это существо попало гигантское ядро,  летящее со скоростью, более чем на
порядок превосходящей скорость обычного пушечного ядра;  разница лишь  в
том,  что в  случае пассажира на борту удар будет нанесен не внешней,  а
внутренней поверхностью ядра.  Очевидно,  что  сила  этого удара слишком
велика,  чтобы  от  него  могли  спасти какие угодно амортизаторы внутри
корабля-снаряда. И вот каким образом это простое соображение, вытекающее
из  известных со времен Ньютона законов классической механики,  осталось
неведомым широко образованным Уэллсу и  Жюлю  Верну -  решительно трудно
понять.

     Кстати   говоря,   помимо   чудовищной  перегрузки  при   выстреле,
межпланетный  снаряд  ожидает  и  второй  страшный  удар,   в  прямом  и
переносном смысле -  при  приземлении.  Атмосфера,  особенно при пологом
спуске,  позволяет  погасить  существенную  часть  скорости,  и  все  же
фатальные последствия падения с  неба  без  парашюта или  иной тормозной
системы очевидны. (Подобным образом погиб советский космонавт В.Комаров,
когда парашют его  спускаемого аппарата не  раскрылся.)  Уэллс,  кстати,
понимал,  что  удар  при  приземлении будет очень сильным -  таким,  что
огромные  марсианские  цилиндры  целиком  зарываются  в  землю;   однако
почему-то  не  сделал  из  этого  никаких  выводов.   Действительно,  до
появления парашюта в  реальности оставалось еще  два десятка лет,  но  и
здесь идея лежала на поверхности задолго до того, как до нее додумались.
Ведь люди столетиями использовали паруса,  а  парашют -  это,  по  сути,
ничто иное,  как парус наоборот! Парус использует попутный поток воздуха
для разгона,  парашют - встречный для торможения. Хотя, конечно, никакие
посадочные парашюты все равно не  спасли бы марсиан,  поскольку их убила
бы перегрузка при старте.

     На фоне этих фундаментальных соображений следующая проблема кажется
мелкой и  чисто технической,  однако она  делает применение межпланетных
снарядов невозможным с той же гарантией,  что и предыдущие. Это проблема
точности "стрельбы" на гигантские расстояния. По Уэллсу, марсиане смогли
решить  ее  благодаря  математике,  намного  опережающей земную.  Однако
никакая математика не  сможет  обеспечить идеально ровный взрыв  заряда,
выбрасывающий снаряд из пушки -  равно как и дальнейшее движение снаряда
через  атмосферу без  малейших  отклонений от  рассчетной траектории.  В
космосе есть свои переменные факторы -  такие,  например,  как солнечный
ветер: давление потоков испускаемых Солнцем частиц лишь на первый взгляд
может  показаться  чем-то   пренебрежимо  слабым,   на   самом  же  деле
единственной солнечной бури достаточно,  чтобы изменить орбиту спутника,
а  за время полета на межпланетные расстояния такая буря может случиться
даже не единожды...  Даже реактивные аппараты, куда лучше контролирующие
начальную  фазу  своего  полета,   при  путешествии  к  другим  планетам
нуждаются  в  периодических  коррекциях  траектории;   неуправляемый  же
снаряд,  запущенный с  Марса,  может НЕ  пролететь мимо  Земли разве что
чисто случайно (и  уж конечно такое чудо,  как кучное приземление десяти
снарядов в считанных километрах друг от друга,  еще менее вероятно,  чем
десять крупных выигрышей в лотерею подряд).

     И  все же  -  значит ли все это,  что на космических пушках следует
поставить окончательный и  бесповоротный крест?  Нет,  не  значит.  Хотя
главная  проблема,   связанная  со  стартовой  перегрузкой,  может  быть
преодолена лишь сугубо фантастическим способом - с помощью искусственной
гравитации,   компенсирующей  перегрузку  (равной  ей   по  модулю,   но
направленной  в  противоположную  сторону,  то  есть  к  носу  снаряда).
Подчеркнем,  однако,  что  способ этот,  хотя и  фантастический,  но  не
антинаучный -  а  значит,  не  невозможный (во  всяком случае,  пока  не
доказано обратное).  Физики до  сих пор весьма смутно представляют себе,
что  же  такое  гравитация,  и  не  знают  законов природы,  запрещающих
создавать искусственные гравитационные и  даже  антигравитационные поля.
(Правда,   идея  антигравитации  противоречит  принципу  эквивалентности
гравитации  и  инерции,   изложенному  в  Общей  теории  относительности
Эйнштейна;  однако  сама  Общая  теория  -  в  отличие  от  Специальной,
подтвержденной практическими экспериментами - пока что остается не более
чем  теорией,  пусть  и  весьма  солидной и  уважаемой.)  Впрочем,  если
соответствующие технологии появятся,  их можно будет использовать не для
уравновешивания перегрузки при  взрыве  заряда,  а  для  самого  разгона
корабля; никакой взрыв при этом не понадобится (а пассажиры, как и любые
тела,  движущиеся под  действием одной лишь  гравитационной силы,  будут
пребывать  в  блаженном состоянии невесомости).  Пушка,  таким  образом,
превратится из обычной в  гравитационную,  и все же по принципу действия
это будет пушка, а не ракета.

     Однако,  даже  если  гравитационным  технологиям  суждено  навсегда
остаться фантастикой,  это  закрывает путь на  борт космического снаряда
лишь для  живых существ.  Создать же  аппаратуру,  способную выдерживать
подобные перегрузки,  вполне возможно.  И  более того -  со временем эта
аппаратура может  стать настолько сложной,  что  превратится в  носитель
искусственного разума.  Таким образом,  на  космических снарядах все  же
смогут  путешествовать  разумные  существа,   хотя  и  не  биологической
природы.

     Сопротивление  воздуха  перестает  быть   серьезной  проблемой  при
запуске с  планет с  сильно разреженными атмосферами и вовсе исчезает на
планетах без  атмосфер типа Луны.  Торможение при  посадке на  планету с
атмосферой  можно  осуществлять  традиционными  способами  -  с  помощью
парашюта или выдвигаемых из  корпуса крыльев.  Ну и,  наконец,  никто не
мешает космическому снаряду все же иметь на борту и реактивные двигатели
- для коррекции и торможения.

     Кстати говоря,  никто не  обязывает пушку быть  либо  традиционной,
использующей для  выстрела давление образующихся при взрыве заряда газов
(таковы и  стартовые пушки уэллсовских марсиан),  либо  фантастической -
гравитационной.  Есть еще один принцип, давно применяемый на практике, а
именно -  в ускорителях элементарных частиц:  электромагнитная пушка (ее
же,  впрочем,  можно именовать электромагнитной катапультой).  Суть ее в
том,  что магниты,  расположенные в стволе один за другим, включаются по
очереди, притягивая к себе снаряд, а затем передавая эстафету следующему
магниту.   Разумеется,   таким   образом  можно   разгонять  не   только
элементарные частицы, но и макрообъекты, включая и космические аппараты.
Такой разгон все  же  более постепенный,  чем  при  взрыве,  что заметно
уменьшает стартовую перегрузку,  хотя и  не  вводит ее в  допустимые для
человека рамки (чтобы удержать ее в  пределах нескольких g,  понадобился
бы ствол длиной в сотни километров; разгон по кольцу, как в ускорителях,
тоже  не  выход,  ибо  там  к  направленной назад  перегрузке прибавится
направленная вбок,  вызванная  центростремительной силой  и  растущая  с
ростом скорости).  Вместе с тем,  электромагнитная пушка может оказаться
весьма  эффективной для  запуска зондов  и  грузовых кораблей-снарядов с
планет  типа  Луны,  где  нет  мешающей атмосферы,  зато  много  даровой
солнечной  энергии,  преобразуемой  фотоэлементами в  электрическую  для
работы магнитов.

     Увы,  нельзя  исключить  и  традиционного  для  понятий  "пушка"  и
"снаряд"  применения  -   в  качестве  оружия,  теперь  уже  бьющего  на
космические расстояния.

     Боевая техника марсиан

     Но  если со средствами доставки марсиан на Землю Уэллс промахнулся,
то по части технических средств, используемых ими уже на планете, у него
имеется несколько замечательных попаданий.  Фактически "Война  миров"  -
это первый роман, в котором реалистично описано применение роботов. Речь
не  о  шагающих треножниках марсиан,  которыми управляли водители,  а  о
других их машинах, которые работали автоматически. В принципе, сама идея
робота  появилась  намного  раньше  -   по   сути  роботами  являются  и
металлический великан Талос,  созданный Гефестом в мифах древней Эллады,
и  Голем  из  средневековых легенд  чешских евреев  (а  вот  сам  термин
"робот",  происходящий от  чешской формы слова "работа",  появился уже в
20-е годы ХХ века,  в пьесе Карела Чапека "РУР"). Но все эти роботы (как
и   большинство  их   собратьев  в   более   поздней   фантастике)  были
"механическими людьми" -  антропоцентризм и  тут правит бал.  В то время
как реальным роботам (занимающимся настоящей работой,  а не развлекающим
гостей на  выставках и  презентациях японских компаний) человекообразная
форма совершенно не  нужна и,  более того,  только мешает (в  частности,
хождение на  двух ногах -  далеко не самый простой,  удобный и  надежный
способ передвижения; достаточно вспомнить, сколько приходится овладевать
этой наукой ребенку и сколько раз в своей жизни падает, порою с тяжелыми
последствиями, уже взрослый человек). Конечно, марсианам совершенно не с
чего    создавать    человекообразных    роботов,    но    и    излишней
"марсианообразностью" их  машины тоже не  страдают.  Как  и  современные
роботы,   используемые  в  промышленности,   они  строго  функциональны,
"заточены" под выполняемые ими функции,  а  не  под чей-то внешний вид -
хотя и кажутся герою "более живыми, чем сами марсиане".

     Кажутся,  впрочем,  неспроста  -  ибо  марсиане  не  стремятся тупо
копировать природу во  всем (да и  сам их  облик,  как мы  уже выяснили,
наверняка является результатом искусственной,  а не природной эволюции),
но  заимствуют  ее  "изобретения"  там,  где  это  разумно.  Большинство
современников  Уэллса,   если  бы  им  пришлось  описывать  механические
манипуляторы,  наверняка представили бы себе жесткие рычаги с шарнирными
сочленениями; собственно, и современные роботы обычно строятся по той же
схеме.  Но  автор  "Войны миров" предложил замечательное конструкторское
решение   -    гибкие   искусственные   щупальца,   образуемые   изнутри
последовательным набором дисков,  края  которых могут притягиваться друг
другу.  Эта  идея,  простая и  эффективная одновременно,  имеет  хорошие
перспективы в робототехнике,  когда на смену роботам, ориентированным на
строго  определенные последовательности действий,  придут универсальные,
многофункциональные машины.

     Марсианские треножники тоже  весьма  интересны.  Не  столько  самой
идеей шагающей боевой машины -  она-то  как раз восходит к  классической
концепции животного со всадником на спине -  сколько той ролью,  которую
играют эти  и  подобные машины в  жизни марсиан.  Для  жителей Марса это
больше   чем   просто   технические  приспособления;   фактически,   это
продолжения их  тел,  но  при  этом  выбираемые и  легко сменяемые,  как
одежда.  Именно поэтому существа,  оставившие себе  от  всего тела  лишь
голову и  руки  (щупальца),  не  являются жалкими беспомощными калеками;
напротив, используя сменные механические тела, они становятся куда более
могущественны и  совершенны,  чем  люди,  повязанные по  рукам  и  ногам
жесткими  ограничениями неизменяемой  "конструкции" своих  биологических
тел.  Тот факт, что марсиане образуют с управляемыми ими машинами единое
целое,   неоднократно  подчеркивается  текстуально:   "марсианин   шел",
"марсианин  остановился"  и  т.п.,  а  не  "треножник  шел/остановился".
Фактически Уэллс предсказал киборгизацию,  полный симбиоз биологического
организма и машины,  при котором они сливаются в один организм.  Правда,
уэллсовские марсиане все же не совсем киборги,  их слияние с  машиной не
полное - управление осуществляется все же с помощью рычагов, а не прямым
подключением нервной системы к управляющим контурам.  И все же для конца
XIX  века это замечательное предвидение,  начинающее сбываться у  нас на
глазах -  американские конструкторы уже  создают для  солдат своей армии
"экзоскелеты",   этакие   гибриды  одежды   и   транспортного  средства,
позволяющие быстро бегать,  прыгать на  большую высоту и  т.п.  Конечно,
размером  экзоскелет с  обычный  скафандр,  а  вовсе  не  с  марсианский
треножник, но то ли еще будет.

     Удачно  предвидел  Уэллс  и  оружие  марсиан,   то  самое,  которое
обеспечило им абсолютное превосходство над человеческими армиями. Сейчас
ни одна "война миров" в фантастике не обходится без лучевого оружия,  но
легко же  писать об  этом современным фантастам,  наслышанным о  лазерах
(правда,  часто не вполне представляющим себе, чем реальный лазерный луч
отличается от  с  визгом летящего со  скоростью даже не пули,  а  стрелы
цветного дрына  из  "Звездных войн")!  Совсем  иное  дело  -  конец  XIX
столетия.  Конечно,  Уэллс не предвидел реальной конструкции лазера,  он
описал  лишь  фокусировку инфракрасных лучей  с  помощью параболического
зеркала (кстати,  то,  что, согласно законам оптики, зеркало должно быть
именно параболическим,  а не гиперболическим,  знал и А.Н.Толстой, много
позже обратившийся к той же теме,  но он решил, что "гиперболоид" звучит
лучше,  чем  "параболоид").  Любопытно,  что  "генератор теплового луча"
Уэллса  мог  работать в  разных  режимах  -  обычно  он  просто  вызывал
воспламенение,  но  при  необходимости мог "пройти сквозь стальную броню
миноносца, как раскаленный железный прут сквозь лист бумаги".

     Однако лучевое оружие все  еще  остается делом будущего;  при  всей
своей  эффектности  оно  требует  слишком  много  энергии,  и  пока  что
непонятно,   откуда  можно  взять  ее  в  количествах,  необходимых  для
достижения  описываемой  фантастами  мощности.   Американская  программа
"Стратегическая  оборонная  инициатива"  предполагала  использовать  для
уничтожения советских баллистических ракет лазеров с  ядерной накачкой -
попросту говоря, источником энергии должен был служить небольшой ядерный
взрыв.  Понятно,  что  такой лазер мог  быть лишь одноразовым.  Впрочем,
серьезность подобных проектов под  большим вопросом,  ибо сама программа
СОИ была ничем иным, как одной из самых блестящих в истории операцией по
дезинформации,  заставившей ущербную  советскую  экономику  окончательно
надорваться в непосильной для нее гонке вооружений.  Воплощение же СОИ в
реальность  было  не  под  силу  и  самой  Америке.   В  своих  нынешних
разработках в  области противоракетной обороны США  ориентируются не  на
лазеры, а на перехват ракет ракетами (пока что, кстати, и это получается
у  них не  очень хорошо).  Реально же лазеры используются в  современной
войне не как оружие, а как средство целеуказания и наведения.

     Но  если  будущее  лучевого оружия  еще  под  вопросом,  то  другое
предсказание Уэллса -  боевое применение отравляющих газов - исполнилось
менее чем через двадцать лет после написания романа,  а именно 22 апреля
1915  года,  когда  германская армия  применила химическое оружие против
французской в  ходе Первой мировой войны.  (Правда,  есть сведения,  что
попытки  травить  противника  едким  дымом,   выделяющимся  при  горении
различных веществ,  предпринимались и  раньше,  начиная еще  с  античных
времен;  а  во  время Крымской войны британский адмирал лорд  Дэндональд
предлагал   отравить   защитников   Севастополя   дымом    от    горения
серно-угольной смеси, но британское командование сочло этот план слишком
чудовищным.  Уэллс,  однако,  не  мог  знать об  этом,  ибо информация о
"меморандуме  Дэндональда" просочилась  в  печать  лишь  в  1908  году.)
Марсиане в  романе используют в  составе своего газа  некий  неизвестный
химический элемент;  сейчас  нам  известны уже  все  устойчивые элементы
(таблица Менделеева пополняется лишь за счет сверхтяжелых радиоактивных,
которые  крайне  нестабильны и  распадаются за  очень  короткое  время).
Однако в  реальности не  потребовалось совершать никаких фундаментальных
химических открытий:  германцы использовали давно  известный хлор.  Что,
однако,  любопытно  -  в  описаниях первой  газовой  атаки,  оставленных
очевидцами,  упоминается, что ядовитое облака надвигалось на французские
позиции, "подобно кучам черного газа из 'Войны миров'" (хотя оно было не
черного, а зеленовато-желтого цвета).

     Абсолютным это оружие,  однако,  не оказалось. Предохранить от него
могла простая повязка,  смоченная раствором соды или даже обычной водой.
Поэтому   следующая   атака   с   предварительным   применением   хлора,
предпринятая германцами уже  24  апреля -  на  сей раз против канадцев -
захлебнулась:  канадцы  хотя  и  понесли потери,  но  незначительные,  и
встретили  двинувшуюся  следом  за  газом  кайзеровскую  пехоту  плотным
винтовочным и  пулеметным огнем.  Так  что Уэллс был не  так уж  неправ,
вводя неизвестный науке газ,  от которого,  соответственно, неизвестны и
средства  нейтрализации.  Впоследствии  совершенствовалось и  химическое
оружие (за  годы  Первой мировой было  перепробовано около 60  различных
веществ и  соединений различного действия,  среди них фосген,  дифосген,
хлорпикрин, иприт и люизит), и средства защиты от него. В Первую мировую
химическое  оружие  применялось всеми  сторонами  (страны  Антанты  даже
переплюнули по этой части Германию и  ее союзников),  в  результате чего
погибло не  менее 800  тысяч человек (около 8%  от  всех погибших в  той
войне),  а  многие выжившие потеряли здоровье.  В сороковые годы ХХ века
появился новый  класс отравляющих газов -  нервно-паралитические (зарин,
зоман,  табун и т.п.), однако применять их на поле боя ни одна из сторон
уже не решилась. Хотя химическая гонка вооружений продолжалась вплоть до
последнего времени,  и  лишь недавно ведущие мировые державы согласились
отказаться от химического оружия и  ликвидировать его арсеналы,  история
показала,  что и в этой области,  как и во многих других, противостояние
"щита и  меча" рискует никогда не  выявить победителей,  лишь увеличивая
число жертв среди мирного населения,  в то время как солдат всегда можно
облачить в скафандры.  Уэллс,  в принципе, мог бы додуматься до костюмов
химзащиты,  взяв  за  основу  существовавший в  ХIX  столетии водолазный
скафандр, но увы. (Впрочем, сухопутные костюмы надо было еще разработать
и  внедрить,  что в  условиях охваченной хаосом и паникой Британии было,
мягко  говоря,  проблематично;  однако  оставались еще  другие  развитые
страны, до которых марсиане не успели добраться.)

     Еще  одна  технология,  отчего-то  проигнорированная автором "Войны
миров" -  это радиосвязь,  которой марсиане почему-то не владеют.  Между
собой на близких расстояниях они общаются телепатически,  но, находясь в
кабинах своих  машин и  вдалеке друг  от  друга,  вынуждены обмениваться
громкими звуковыми сигналами!  Прямо скажем -  не  самый удобный способ,
особенно в условиях войны.  Не говоря уже о том,  что им нужна связь и с
родной планетой... А ведь роман написан уже после успешных опытов Попова
и Маркони.

     Наконец,  еще одно техническое достижение марсиан - это летательная
машина (очевидно,  тяжелее воздуха). О ней, правда, известно совсем мало
- "появились какие-то  огни  и  в  воздухе что-то  носилось" и  далее  -
"большая,  плоская, причудливых очертаний". Здесь Уэллс, впрочем, ничего
нового не  придумал -  в  конце  XIX  столетия идея  аэроплана буквально
носилась в воздухе.  В отличие,  правда,  от самих аэропланов,  которым,
несмотря на усилия различных энтузиастов, никак не удавалось подняться в
небо.  Виной тому  было сперва отсутствие подходящего двигателя (паровые
были  слишком тяжелыми,  только  что  появившимся бензиновым не  хватало
мощности), а потом, когда двигатели все же достигли нужной эффективности
- незнание  самодеятельными конструкторами аэродинамики.  Ближе  всех  к
цели подошли француз К.Адер (в  1890 году ему удалось пролететь более 30
метров на  необычной форме  аэроплане "Эол"  массой в  300  кг,  имевшем
крылья,  похожие на крылья летучей мыши, и паровой двигатель мощностью в
20 лошадиных сил, вращавший четырехлопастной винт) и англичанин Х.Максим
(прославившийся  другим  своим  изобретением  -  знаменитым  пулеметом),
построивший настоящего парового монстра массой  в  3.5  тонны,  с  двумя
винтами,  каждый  из  которых приводился в  движение 180-сильной паровой
машиной  (для  сравнения,  мощность двигателя первого  аэроплана братьев
Райт составляла всего 12  л.с.  при  взлетной массе около 330  кг).  Что
самое интересное,  самолет Максима вполне уверенно отрывался от земли, и
ему с запасом хватило бы мощности на достаточно длительный полет. Однако
испытания проводились в  специальном коридоре из  четырех рельсов -  два
сверху,  два снизу.  Аппарат также имел колеса снизу и  сверху и  сперва
катился по  нижним рельсам,  а  когда отрывался от  них  и  поднимался в
воздух (на три дюйма),  то прижимался верхними колесами к верхним. Когда
же  подъемная сила начала ломать верхние рельсы,  аэроплан сразу потерял
равновесие,  продемонстрировав свою  неуправляемость,  и  пилот счет  за
благо  остановить двигатели и  совершить аварийную посадку.  Успех,  как
известно,  пришел лишь к  братьям Райт в  1903 году (славы вместе с ними
достоин и механик Чарльз Тейлор,  создавший по заказу братьев бензиновый
двигатель с уникальным в то время отношением мощности к массе).

     Впрочем,  ниоткуда не  следует,  что марсианская летательная машина
была  подобна знакомым нам  самолетам.  Уэллс  даже  после их  появления
относился к  ним  с  изрядной долей  скепсиса;  в  своем романе "Война в
воздухе" (менее известном,  но  отнюдь не  менее интересном,  чем "Война
миров" - возможно, это первое в фантастике описание гибели цивилизации в
результате  мировой  войны,   правда,   пока  не  ядерной)  он  пишет  о
многолетних   неудачных   попытках   сделать   аэропланы   надежными   и
устойчивыми,  о том, что это направление оказалось фактически тупиковым,
и  неуклюжие германские аэропланы в  этом  романе однозначно проигрывают
японским махолетам и "машине Баттериджа", основанной вообще непонятно на
каком принципе (судя по всему,  дублировавшей полет пчел и жуков). И это
в 1908 году, когда модель "А" братьев Райт уже производилась серийно! На
самом   деле   построить  надежный  орнитоптер  намного   сложнее,   чем
традиционный самолет,  а  энтомоптер ("насекомолет") вообще  практически
невозможно.  Не  только из-за  намного более сложной аэродинамики,  но и
потому,  что  крылья такой  машины скоро  (чем  быстрее они  машут,  тем
скорее) выйдут из строя.  Птиц и насекомых выручают их маленькая масса и
размеры и, соответственно, куда меньшая нагрузка на крыло...

     Но, как именно летала машина марсиан, мы не знаем. Зададимся другим
вопросом: почему они начали строить и испытывать ее (а ведь все отличия,
связанные с  большей плотностью земной атмосферы,  можно было просчитать
заранее -  не  могут  же  марсиане,  столь опередившее людей,  не  знать
аэродинамики) так поздно?

     Как проиграть межпланетную войну

     И  вот здесь мы переходим к самой слабой стороне романа,  еще менее
простительной,   чем  жизнь  без  микроорганизмов  в  книге,  написанной
специалистом по  биологии -  к  стратегии и  тактике  марсиан.  В  конце
концов,  и биологические, и технические недочеты можно списать по статье
"фантастические  допущения".   Но   никакой  фантастикой  не   объяснишь
откровенную глупость поведения существ,  которых автор позиционирует как
намного превосходящих людей по  интеллекту,  и  вдобавок не подверженных
разрушительному влиянию страстей.

     Прежде всего,  почему они выбрали для вторжения рубеж XIX-ХХ веков?
Условия на  Марсе начали портиться не вчера.  И,  судя по тексту романа,
марсиане наблюдали за Землей достаточно внимательно,  чтобы мочь оценить
уровень развития ее  аборигенов.  Всего на несколько столетий раньше,  и
они  не  встретили бы  вообще  никакого сопротивления.  Никаких пушек  и
миноносцев "Гремящий",  максимум - рыцарская конница и арбалетчики, да и
те,  скорее всего,  разбежались бы в ужасе, завидев первый же треножник.
Неужели космическая пушка и  прочие необходимые технологии еще  не  были
развиты  в  то  время?   Маловероятно,  учитывая  древность  марсианской
истории...

     Ладно,   допустим,   нечто  им  мешало.  Но  вот  решение  принято.
Планируется захват целой планеты и  война на уничтожение с  аборигенами,
коих на тот момент около миллиарда.  Вполне очевидно,  что,  загнанные в
угол,  они  будут сопротивляться.  И  какая армия отправляется для столь
грандиозной   миссии?    10   цилиндров,   полсотни   марсиан.   Правда,
предполагается,  что  марсиане  собирались  послать  больше,  но  что-то
случилось с их пушкой. Действительно, отстутствие ракетных технологий не
позволяет сперва собрать флот вторжения на орбите, а потом отправить его
к  цели сразу весь.  А из пушки можно стрелять лишь в тот момент,  когда
она повернута (очевидно,  вместе с  планетой) в  нужную сторону.  Но  во
всякой операции, тем более столь внушительной, должны быть предусмотрены
возможные  внеплановые  помехи.  Как  следует  вести  себя  марсианскому
авангарду на  Земле?  Прежде  всего  -  связаться с  родиной (даже  если
марсиане не  знают радиосвязи,  уж  телескопы у  них должны быть не хуже
земных?   значит,   им  можно  сигнализировать  вспышками  на  Марсе)  и
убедиться,  что подкрепление уже в  пути.  Либо -  что оно не в пути,  и
тогда   отложить  первоначальный  план   и   стараться  продержаться  до
устранения неполадок,  не провоцируя аборигенов на конфликт. Собственно,
это следует сделать даже в том случае, если подкрепление уже на подлете.
Войну  следует начинать не  раньше,  чем  будут  скоплены и  приведены в
готовность основные силы (либо если земляне нападут сами, но они, как мы
помним, поначалу были настроены миролюбиво).

     И  кстати -  что  за  странный выбор  места высадки?  Все  цилиндры
приземляются в окрестностях Лондона. Понятно, что для истинного британца
викторианской эпохи  Лондон -  это  центр  мироздания,  а  в  случае его
захвата можно считать,  что уже вся Земля во власти марсиан.  Но ведь на
самом деле это не  так.  Перед марсианами -  необъятные просторы Евразии
(да  и  Африки  впридачу),  значительная часть  которых нецивилизована и
почти  необитаема.   Туда  легко  приземлиться,  и  там  можно  основать
великолепную базу  и  месяцами копить  силы  и  строить  боевые  машины.
Астрономы,  конечно,  отметят странно-регулярное падение метеоритов,  но
пройдет много времени,  прежде чем в сердце тайги или джунглей доберется
первая исследовательская экспедиция -  и еще куда больше времени, прежде
чем  на  поиски  пропавших  экспедиций отправятся войска.  Вместо  этого
местом   высадки  выбирается  крохотный  остров   к   западу  от   этого
благодатного континента.  Прежде  всего  в  него  очень  трудно попасть,
стреляя с  расстояния в  40 миллионов миль -  а ошибка всего в несколько
десятков километров,  причем почти в любую сторону, приведет марсианский
цилиндр  на  дно  океана.  А  в  случае  удачного приземления встреча  с
цивилизованными аборигенами (а при первых недружественных действиях -  с
их войсками) произойдет почти сразу, и более того - вести об этом тут же
разнесутся по всему миру.

     Более  того,  даже  завоевав  этот  остров,  марсиане  столкнутся с
дополнительными  трудностями  в   дальнейшей  экспансии.   Им   придется
преодолевать водный  рубеж.  Ла  Манш,  конечно,  не  океан,  однако  на
протяжении истории этот пролив неоднократно защищал Британию от врагов с
континента (в  последний раз это случилось уже во  время Второй мировой,
когда ни  авиация,  ни  флот  не  смогли обеспечить Германии достаточные
условия для  высадки на  Британские острова).  Судов  у  марсиан нет,  а
строительство их -  дело долгое и ресурсоемкое, в то время как противник
уже располагает мощным броненосным флотом (и "Гремящий",  пусть и  ценой
своей гибели,  доказал, что этот флот не совсем бесполезен). Разумеется,
летательные аппараты - опять-таки после того, как марсиане их построят и
доведут до  ума (раз уж  им  требуются испытания) -  дают им  абсолютное
превосходство   в   воздухе,    но   самолеты   сильно   ограничены   по
грузоподъемности,   а   подлежащие  транспортировке  машины  у   марсиан
немаленькие. И кто сказал, что люди, уже имеющие развитую артиллерию, не
додумаются до зениток?

     О минных заграждениях пишет сам Уэллс,  правда,  охваченные паникой
британцы ставят их  мало и  бессистемно.  Но  у  жителей континента есть
время,  чтобы собраться и  мобилизовать все силы.  Сплошные линии минных
заграждений вдоль  побережья и  вокруг  городов создадут марсианам очень
серьезные проблемы.  А  тем  временем люди  будут создавать газозащитные
скафандры и  рыть  системы подземных коммуникаций (а  также использовать
уже имеющиеся,  как предлагает артиллерист в  романе),  по которым,  вне
досягаемости тепловых лучей,  можно перебрасывать в  тыл марсианам целые
армии и устраивать внезапные атаки и диверсии.  Несомненно, потери людей
все равно будут огромны,  но терять-то им нечего. Что, кстати, открывает
еще один способ ведения войны -  с помощью камикадзе, которые специально
позволяют марсианам себя поймать,  а  в последний момент перед тем,  как
стать марсианским обедом, принимают таблетку с сильным ядом. Собственно,
вполне  реально  организовать раздачу таких  таблеток всему  населению -
даже если кто-то  попадает в  челюсти марсиан против своей воли,  он все
равно вряд ли откажется от возможности прихватить на тот свет и врага...

     В   общем,   даже  без  помощи  бактерий  малочисленные,   медленно
развертывающиеся и  избравшие  неудачное  место  высадки  марсиане  были
обречены в войне против миллиарда людей, сражающихся на своей территории
и не имеющих другого выхода,  кроме победы. Марсианам следовало начинать
войну не раньше,  чем на Землю прибудут очень значительные их силы, и не
только  прибудут,  а  будут  полностью развернуты,  со  всей  техникой и
работающей промышленностью;  желательно, чтобы такие базы были созданы в
различных  районах  Земли.  До  этого  следовало  избегать  контактов  с
цивилизованными аборигенами, а если такие контакты состоятся (и их будет
трудно скрыть) -  всячески изображать свое миролюбие и  даже полезность,
одаривая  туземных  вождей  марсианскими эквивалентами стеклянных бус  и
"огненной воды".  "Огненная вода", кстати - наркотик, подрывающий земную
цивилизацию изнутри - была бы особенно сильным ходом.

     Да и вообще -  так ли уж нужна была марсианам война на уничтожение?
Намного  разумнее  было  последовать примеру  тех  белых  колонизаторов,
которые  покоряли  туземцев,   не  истребляя  их.  Конечно,  вооруженное
сопротивление следовало подавить -  а далее править Землей,  опираясь на
коллаборационистские правительства и полицейские силы, сформированные из
самих землян.  Естественно,  питаясь людьми,  сложно рассчитывать на  их
сотрудничество -  но  в  том-то  и  дело,  что в  подобной диете не было
никакого смысла!  Человек -  самая неудобная дичь на планете.  В  корове
крови намного больше,  а оказывать серьезное сопротивление,  тем более -
осмысленное,  вооруженное и организованное, она не способна (даже бежать
и  прятаться у нее получается намного хуже).  Единственным аргументом "в
пользу" людей было их сходство с существами, которых марсиане высасывали
у себя дома.  Но это же просто нелепо! Мы уже выяснили, что это сходство
не могло быть генетическим;  значит,  оно было чисто внешним.  Вы можете
себе представить людей,  развязывающих войну с многократно превосходящим
по  численности противником только  ради  того,  чтобы  питаться круглым
печеньем,  когда вокруг в изобилии имеется квадратное? Подобное возможно
разве что на почве каких-нибудь диких религиозных предрассудков. Но ведь
марсиане,  по  Уэллсу,  намного  разумнее людей  и,  стало  быть,  таких
предрассудков у них быть не может...

     Вообще представление о  том,  что от излишней жестокости удерживают
мораль  и  эмоции,  а  холодный  разум  не  остановится ни  перед  каким
злодейством,   в  корне  неверно.  Причинами  самой  большой  жестокости
являются как  раз  эмоции  и  догмы  морали  (например,  религиозной или
"классовой"),  рациональным же  такое поведение совершенно не  является.
Сотрудничество, как правило, выгоднее драки.

     Заключение

     Итак,  роман  Уэллса  содержит  как  ряд  интересных  идей,  так  и
откровенные ошибки (как  с  научной,  так  и  с  чисто  логической точки
зрения).  Впрочем,  в  этом нет  ничего удивительного:  многие прогнозы,
сделанные весьма умными людьми своего времени, сегодня вызывают в лучшем
случае улыбку. И нет ни одного фантаста, сумевшего предсказать будущее с
безупречной точностью.  Но ведь это и хорошо!  Представьте,  как было бы
скучно жить в  мире,  расписанном наперед.  А  так нас ожидает множество
сюпризов и открытий.  И насколько приятными они будут,  зависит в первую
очередь не от инопланетных цивилизаций, а от нас самих.