Нечай Дмитрий Валентинович
Детонатор

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Комментарии: 6, последний от 04/10/2021.
  • © Copyright Нечай Дмитрий Валентинович (sisistris@gmail.com)
  • Размещен: 11/05/2004, изменен: 17/02/2009. 885k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
  • Скачать FB2
  • Оценка: 6.23*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:


  • Д. НЕЧАЙ

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Д Е Т О Н А Т О Р

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    КИЕВ

    1998

       БКК 43
       А 14
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       В книгу вошли все произведения киевского фантаста Дмитрия Нечая, написанные им до 1998 года. Работы размещены в хронологическом порядке, начиная с самых ранних, что позволяет проследить развитие стиля и последовательную разработку некоторых идей.
       Данная книга является единственным изданием, в котором произведения Д. Нечая приводятся в оригинальном виде, без правок и изменений.
      
      
      
      
      

    Все права принадлежат автору.

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       No Д.Нечай "Детонатор"
      
      
       NST 234-5

    ПОВЕСТИ

    И

    РАССКАЗЫ

    1


    ЛУЖА

       Легкий утренний ветерок пронесся по освеженной предрассветным туманом поляне, заглядывая своим осторожным дуновением под каждый лист, заставляя скатываться серебристые капли росы. Надвигающийся день медленно загорался восходящим вдалеке между рядами сосновых стволов ярко-красным диском солнца. Первые его лучи, пронзая прозрачный воздух тесным сплетением золотых нитей, уже озаряли верхушки деревьев на противоположной стороне поляны. Мрак улетучивался с каждым мгновением, переходя в легкую дымку, смешанную с запахами мокрого леса. Обилие луж создавало на поляне иллюзию обмелевшего болотца со множеством холмиков, между которыми они просторно размещались. Не успев впитаться в землю со вчерашнего вечера, лужи создавали непередаваемо тонкое слияние с общим видом потрепанной ненастьем растительности. Согнутая трава клочьями свисала вниз, с одного из холмиков, касаясь своими концами одной из луж. Лужа была несколько глубже остальных из-за того, что находилась в углублении. Темная ее окраска свидетельствовала о довольно приличном объеме. Ломаные и гнутые травы образовывали и на ровном участке под холмом нечто, напоминающее гнездо, запирая лужу в тесное кольцо, придававшее ей скромные размеры. Наконец первый луч уже ослепительно яркого светила, медленно ползущий по поляне, вмиг нырнул с верха холма в кроящуюся за ним низину, уйдя в самую глубь водной глади лужи.
      
       Он проснулся так, как и намечал. Оставалось еще довольно много времени и можно было не спеша собраться, убрать за собой, приготовиться к сегодняшней церемонии. Им очень повезло - так считал он сам и многие, кому тоже повезло. С этого момента, точнее, оставалось совсем немного и можно будет сказать, что с этого момента, их жизнь станет гораздо красочнее - океан впечатлений, новых, не тех, что были прежде. Так везло не всем. Лишь те, кто появлялся на свет сразу, либо чуть погодя после наступления мрака, могли рассчитывать, что вторая половина их жизни будет проведена в свете, ибо период просветления пространства равняется средней продолжительности жизни нормального существа. Были, конечно, и уникальные случаи, он помнил их наизусть, этому учили их всех, это знал и каждый тот, кого не учили. Некоторые из этих стойких жили в периодах двух, а некоторые даже трех просветлений. Их окружали заботой и вниманием, они были уважаемы всеми, от главных до последних. В глубине души он завидовал таким, немного побаивался. Впрочем, как все. Даже возникала злость из-за вполне объяснимого чувства несправедливости. Ведь его скоро, очень скоро по сравнению с ними, не станет, а они увидят новую тьму и новый свет. Все же огорчатся сильно не было причин - он из средних. К тому же период его жизни пришелся на два этапа - тьмы и света, а значит, ему повезло больше, чем любым из тех, кто жил только в свете, либо только во тьме. Одной, особенно веселящей деталью его улучшившегося настроения было и то, что с наступлением сегодняшнего света начнется время, когда все резервы сообщества, уходящие в большинстве своем на поддержание жизни во тьме, будут брошены на развитие и прогресс. А это значит, что еще и уникальный период невиданных ранее открытий и достижений предстанет перед ним во всей своей красе. И кто знает, может перед наступлением следующей тьмы, когда наступит его час, он ничуть не пожалеет о прожитой жизни. Но будет счастлив тем, что существовал в исторический цикл, который потомки, может быть, назовут периодом глобального ускорения развития сообщества, или чем-то в этом роде. Длинные названия ему нравились может, а точнее и в самом деле оттого, что их так смалу учили. Постепенно привыкаешь, а потом уже как необходимая жизненная потребность. Иногда даже одни сокращения составляли целые фразы. Он глянул на свое отражение, вроде все вполне хорошо, по ритуалу, как положено, как предусмотрено. Ничего вызывающего, ничего анти и проти. Все как сказано и рекомендовано. Такой момент своей личной истории должен быть запоминающимся, а следовательно по всем правилам и предписаниям. Он взглянул - еще рановато. Прийти рано будет неприятно. Вот совсем другое дело - если в самый разгар торжества. Все на месте, главные у себя наверху, все остальные согласно местам. Пошумят, пообщаются, потом звук, призывающий к вниманию, и застыв в трепетных позах, все устремляют взор наверх. А там через долю мгновения вспыхивает, за миг озаряя яркими брызгами, бесцветный сияющий свет. Все преображается, становится не таким, каким было еще незадолго до этого и врезается в память до самого твоего часа. Так описывали ему эту картину. Рожденные во мраке всю жизнь носят эти слова в себе, трепеща от мысли, что когда-нибудь увидят это. И вот этот миг настанет. Сейчас он выйдет от себя и направится к центру, где будет скопление всех, кто живет у них в системе. Она небольшая - есть и больше. Они соединяются мощными путями, но когда в центре собираются все жители, а бывает это лишь в экстренных случаях, либо в такие моменты как теперь, то кажется, под тобой и над тобой кипят сплошные шевелящиеся массы. Они колышутся звуками внутри самих и вызывают святой трепет и уважение. Он присел - последний сбор сил и решимости. И хотя решаться не на что, ведь это не подвиг, сделал это, чтобы было спокойнее. Теперь вперед, туда, где ждут ему подобные, те, кто выше и те, кто ниже. Ждут потому, что им всем нужно одно - свет. Сегодняшний свет для будущего, для того, чтобы было что вспомнить, для того, чтобы жизнь стала разнообразней. То же, что и во тьме, смотрится в свете совсем иначе, и станет гораздо интересней и веселее. Всех охватит подъем и все сами себе помогут охватиться, чтобы вознести и вознестись до следующей тьмы. Длинная вереница путей системы преодолевалась как никогда медленно. Все было тускло и мрачно, но он знал, что идет к свету. "Это ерунда, что наши умы не могут пока твердо утверждать, откуда берется этот свет, и что есть его источник, - думал он, - ведь главное, что его ждут". Плавно изогнувшийся коридор резко оборвался, открыв гигантское пространство центра. Вот и множество путей - наверх, к главным, вниз, к последним. А вот и его дорога - к середине. Все вокруг шумело, ликовало. Все жило ожиданием.
      
       Большим усилием раздвинув сошедшиеся в единое целое ветви ели, Серов двинулся дальше. Солнце уже взошло достаточно высоко. Отбившись еще вечером от партии, он проклинал себя за это - теперь вот догоняй. Вдали, сквозь лес, показался островок света. Никак, поляна. Хоть свет божий увидеть в этих хвойных джунглях. И Серов двинулся к поляне. В этих гиблых местах, как он и ожидал, нет ничего нормального. Даже эта поляна - не то поляна, не то болото какое-то. Все во мху, комарьи тучи. Пробираясь по кочкам, обходя лужи, Серов то и дело щупал почву палкой, которую держал в левой руке. Попади сейчас в трясину - тут тебе и конец. Серов взглянул на небо - яркое зарево света, ни голубизны, ни облаков. Солнце набирало яркость с каждой секундой. Серов надавил пальцами на глаза, встряхнул головой. Шаг, еще один. Серов остановился, напрягая зрение, зажмурился, потом посмотрел вперед. Какая-то трава, слякоти вроде бы нет. Шаг, еще шаг - внезапно левая нога пошла вниз. Дна не было. Падение было столь внезапным, что Серова охватило чувство, будто внутренности остались сверху, а тело ушло куда-то вниз. Через секунду все стало на свои места. Большой глубины яма с водой была так густо обрамлена травой, что заметить ее края было невозможно, и теперь Серов стоял на левой ноге по колено в луже. Вторая нога вытянулась в сторону и погрузилась коленом в мокрый мох. Сжав зубы от боли, он стал выкарабкиваться. Его, на удивление, не засасывало. Это была вовсе не трясина, а обыкновенная лужа, отличавшаяся только глубиной. Вытянув из лужи ногу, он уселся на краю бугорка и стал выливать из резинового голенища мутную воду. В недрах лужи творился настоящий смерч. Миллиарды частичек ила закручивались в вихре, вздымаясь к самой ее поверхности. И даже уже сильные, несущие тепло солнечные лучи не могли пробиться через кромешный мрак иловой завесы, преломляясь и образуя на поверхности множество обломков световых нитей.

    1988 г.

    ПРОРЫВ

       В дверь негромко постучали. В появившемся просвете показалось растерянно улыбающееся лицо секретарши.
       - Сергей Павлович. Приехал сотрудник института контроля, хочет с вами побеседовать.
       - Пусть проходит, - не отрываясь от документов произнес Сергей.
       Дверь закрылась. И не успел он прочесть двух строчек, как, постучавшись, в кабинет бодро вошел молодой человек высокого роста в аккуратно выглаженном форменном костюме.
       - Добрый день, директор, - блестя хитрыми глазами сказал он. - Я Троин Михаил Витальевич. Будем знакомы. Прибыл для проверки отчетных документов.
       - Садитесь, пожалуйста, - с интересом глядя на молодого ревизора сказал Сергей. - Представляться вам не буду, вы и так, наверняка, меня знаете. Небось перед отъездом сюда знали о нас все.
       - Не так, чтобы все, - улыбнулся контролер, - но кое-что, вы правы, знаю. Поскольку я завтра должен быть уже в другой лаборатории, то у вас проверю сущие пустяки. Парочку отчетов об уже завершенных опытах. Ведь такие есть?
       - Разумеется есть, - ответил Сергей. - На выбор?
       - Пожалуй, на выбор, - произнес контролер и полез к себе в сумку.
       - Что еще желаете просмотреть из документов? - поинтересовался Сергей.
       Михаил Витальевич как-то уж очень любезно улыбаясь, поднял свои зеленые глаза на директора и шутливым тоном произнес, рассчитывая на то, что им обоим станет непременно смешно:
       - А подайте-ка все по текущим опытам, я выберу сам.
       В одно мгновение Сергея как молнией прошибло. Он даже открыл рот от удивления, и дыхание перехватило как при сердечном приступе. Человек этот вдруг показался до того знакомым, что подумалось - вот еще миг, и он разведет руки для объятия, и узнав какого-нибудь однокашника или сокурсника, кинется к нему с криками - "Сколько лет, сколько зим!" Но этого не произошло.
       Михаил Витальевич сразу перестал улыбаться, и серьезно глядя на Сергея, с недоверием произнес:
       - Уважаемый директор. У вас что, сгорел отдел накопления информации? Что это вы так вдруг ужасно изменились?
       Старательно маскируя внешние выражения уже прошедшего ощущения, Сергей постарался как можно более уверенным голосом ответить на вопрос.
       - Да нет, что вы, это я так, бывает, знаете ли, - при этом он покрутил кистью левой руки. - Сейчас я свяжусь с отделом и вам принесут краткий каталог исследований, проводящихся у нас. И все там, что еще есть интересного, что закончено, что нет.
       Сергей вызвал дежурного по отделу и заказал все обещанное на контроль.
       "А все-таки где-то я его видел, и не просто видел, а даже неплохо знал", - думал Сергей, глядя на рисовавшего чертиков в ожидании материала контролера. -"Где-то в лаборатории или раньше - в институте, но где-то точно видел. Не бывает таких ощущений на пустом месте - это уж точно."
       Прошло десять минут ожидания. Сергей напряженно смотрел на контролера. Молод, симпатичен, довольно крепок. Вид здоровяка неунывающего, энергичного. На вид - лет двадцать пять - тридцать, не больше. Но глаза какие-то уж слишком хитрые. Смотрят на тебя с этаким сожалением и умудренностью.
       Его размышления прервали - принесли документы. Худощавый дежурный разложил перед Михаилом Витальевичем длинную ленту отпечатанных данных, на которую тот сейчас же наложил свой бланк, и как автоматическая печатная машинка, поехал рукой вдоль рядов цифр. Процедура рядовой проверки занимала обычно не более получаса. Сергей отъехал с креслом к стене сзади и опять стал вспоминать - где он мог видеть этого парня? Он моложе как минимум на пятнадцать лет. Значит, работать вместе не могли. В институте контроля научных исследований Сергей в жизни не был. Остается случайная встреча, или их где-то кто-то представил друг другу. Но откуда такое неестественно навязчивое ощущение, что знакомы уже бог знает сколько лет.
       Ревизор поднял свои глаза от информационной ленты.
       - Уважаемый директор. Тут вот данные о мощности ваших агрегатов очень интересные. Вам давали право на пользование такими мощностями?
       Сергей очнулся.
       - Что вы говорите? Ах, да, конечно. Вот разрешение, - он достал из ящика стола лист приказа.
       Контролер прочитал, аккуратно положил лист на стол и опять углубился в изучение ленты, занося что-то в свой бланк. Лицо его выражало сосредоточенность и спокойствие. Сразу видно было, что он знал дело отлично. Легкие морщинки на лбу обозначались четче, когда он задерживался на столбиках семизначных чисел - результатов месячных испытаний. Он уже просмотрел три четверти ленты, когда вдруг прервал свое занятие. Расстегнул воротник и достал из сумки освежающую салфетку. Распечатывая ее тонкими длинными пальцами произнес:
       - Жутко душно у вас, уважаемый директор. После улицы просто невыносимо.
       Тщательно протерев лоб и щеки, он занес руку за голову и Сергея опять шарахнула та невидимая молния, от действия которой недавно он имел такой нелепый вид. Внезапно пришедшая мысль повергла Сергея в еще больший шок. Сергей почему-то вспомнил дни своей молодости. Послешкольные годы, когда он работал лаборантом в комплексе профессора Соргина. До вступительных экзаменов оставалось полгода и он решил, что работа у Соргина поднимет его авторитет при вступлении. Вспомнил он, как часами занимался всякой ерундой, мечтая стать великим ученым и оставить свой след в науке. Частенько приходилось носить Соргину отчеты и доклады. Сеть информационного накопления тогда была еще очень слабо развита. Часть этой работы делали сотрудники лаборатории. Да, пожалуй именно там, в этих глубинах памяти о том времени и всплыла у Сергея фигура этого ревизора. Именно тогда и именно в кабинете у Соргина он видел его. И, пожалуй, если бы не этот жест с салфеткой к затылку, может и не вспомнил бы то время. Запомнился он Сергею именно потому, что посещал лабораторию очень часто. Штат института контроля был тогда меньше и сотрудников не хватало. Поэтому посылали одних и тех же. Кабинет профессора не кондиционировался и контролер частенько вытирался от возникающей испарины. "Надо же, какая память!" подумал Сергей. Так ведь далеко лежало это все у него в голове, и вдруг - на тебе, взяло и всплыло.
       Контролер уверенным жестом расписался на ленте и спрятал свой бланк в сумку.
       - Ну, вот и все Сергей... , простите, не знаю отчества.
       - Павлович - добавил Сергей.
       - Сергей Павлович - окончил контролер. - Все у вас в норме. Приятно было вас посетить. Вот вам талончик о прохождении проверки, - он положил маленькую сиреневую карточку на календарь перед Сергеем. - Все никак не можем избавиться от этих бюрократических формальностей - улыбался контролер.
       Он застегнул сумку и направился к выходу. Пелена воспоминаний слетела от хлопка. Сергей уставился на дверь своего кабинета. "Так вот, значит, откуда это лицо. Но ведь этого не может быть, - тут же подумал он. - Это же было двадцать пять лет назад!"
       Сергей закрыл глаза, еще и еще раз вспоминая лицо того парня в кабинете Соргина. Да - это действительно он. Эти же зеленые глаза, эта фигура и волосы. Наконец эти салфетки. Он наклонился к мусорной корзине и вытащил порванную упаковку из-под салфеток. Так оно и есть. Упаковка именно такая же, как та. Красный квадрат с желтым обрамлением и надписью наискось. Черт знает, что за дела. Если это он, то ему как минимум лет пятьдесят. А уж так, как он выглядит, он выглядеть в пятьдесят никак не может. Ну, бодрый. Ну, лет под сорок. Но уж не на двадцать пять.
       Сергей встал и прошелся по кабинету. Все это ужасно интересно. Надо разобраться. Иначе останется ощущение какой-то идиотской навязчивой идеи об этом контролере. Сергей подошел к столу. "Как там его звали? Троин, кажется, Михаил Витальевич."
       Он снял трубку телефона. В институте контроля работал закадычный друг Пашка Стрегин и лучше, чем через него то, что интересует не узнать. Трубку долго не брали. Сергею пришлось ждать с минуту, пока наконец он услышал на том конце провода такую знакомую ему Пашкину интонацию.
       - Да! Говорите! Я слушаю.
       - Привет главному контролеру, - улыбаясь сказал Сергей.
       Пашка был близок Сергею и к нему он испытывал особое чувство дружбы, не такое, как к остальным друзьям. Стрегин всегда понимал его лучше всех, с полуслова. Да и вообще, давняя дружба сделала их во многом похожими и уживчивыми друг с другом.
       - Паша! Я тут заинтересовался одним вопросом. Без твоей помощи не обойтись, - продолжил, не дожидаясь ответа на первую фразу.
       В трубке хрипловато от помех на линии прозвучал голос узнавшего его Пашки:
       - Валяй. Что там у тебя? Если только это в моих силах.
       - Надеюсь, что вполне в твоих. Речь идет об одном человеке. Работает у вас в институте. Недавно тут у меня с контролем был. Фамилия Троин Михаил Витальевич.
       - Ну, и что же тебя в нем интересует? - осведомился Пашка.
       Сергей кашлянул и опершись о стол продолжил:
       - Я хотел бы узнать, сколько ему лет и, если это возможно, какие лаборатории он инспектировал двадцать пять лет назад.
       В трубке раздался хохот.
       - Серега! Ты что, спятил? Если я тебя правильно понял, то ты интересуешься каким-то стариканом, ушедшим на пенсию много лет назад. Ты ведь знаешь, что у нас с самого дня основания работают люди не моложе двадцати одного года, а на пенсию идет в сорок?!
       - Да, знаю, - немного растерянно произнес Сергей, присев на стол, о который опирался.
       - Я не склонен думать, что ты спятил, - произнес хрипловатый телефонный голос Пашки, - хотя ты вряд ли откажешься от того , что видел этого человека только что у себя, и, пожалуй, посмотрю картотеку. Не часто бывает, что директор подконтрольной лаборатории таким экстравагантным методом хочет проконтролировать своих контролеров. Вот только на роботу мне по этому поводу не звони. А то мало ли что.
       - Конечно, конечно, - поспешно проговорил Сергей. - Больше я тебя ни-ни. Только не забудь, я буду ждать.
       Сергей попрощался и повесил трубку. Теперь оставалось только ждать. Он сейчас уже не так интересовался самим этим контролером, как хотел выяснить отношения с самим собой. Со своей памятью, ранее никогда такого не делавшей.
       А если вдруг, что весьма вероятно, уж слишком много несовместимого в этой истории, выяснится, будто все это ему показалось?. Что он все перепутал, и это не тот человек, который был у Соргина двадцать пять лет назад, то это уже не смешно. Это старость, дающая себя знать понемногу. Именно этим опасная. И пора тогда всерьез подумать и о своей работе, и обо всем остальном. Сергей встряхнул головой. Что за мысли дурацкие? Вот подтвердится ошибка, тогда и думай, что угодно, а пока изволь не отвлекаться и бить в намеченную точку своей цели. Будет ужасно обидно, если на уже наметившиеся контуры его исследований надвинутся тучи всяких там побочных действий старости, неотвратимых, если сегодняшнее не реальность, а фантом. Он вдруг отчетливо представил, что так и не успел внести более-менее ясное обоснование в свою рабочую, даже жизненную тему. И оставшихся лет, при прогрессирующих явлениях старости, почти наверняка не хватит для разработки. И ему стало страшно. Тогда вся жизнь коту под хвост. Проклятая микроскопичность, ее всем не хватает в этом мире для настоящих дел. Только начал - а тут уже финиш. Оглянулся - а реализоваться так и не успел. Ни пользы, ни вреда - как мотылек.
       Мрачные мысли, как ни сопротивлялся Сергей, надавили всем своим весом и поглотили все остальные на целый вечер. Вернувшись домой, Сергей изменил привычный распорядок и сразу лег спать. "Сон - единственный способ избавиться от этого мрачного нашествия", - подумал Сергей, уже засыпая. Приятные сумерки накатились и накрыли его, погружая все глубже в самого себя.
       Резкий звонок разбудил Сергея окончательно. Находясь уже полчаса в состоянии, называемом им самим послесонным отдыхом, Сергей все думал - стоит ли вставать, или еще немного полежать. Протянув руку к аппарату, Сергей не дотянулся и сполз на пол. Теперь уж точно придется вставать. Он выпрямился и сладко потянулся. Телефон зазвонил еще раздражительнее. Выйдя из состояния приятного напряжения мышц, Сергей взял трубку. В голове было легко и пусто, как это обычно бывает с утра.
       - Привет, Серега! - раздался голос Пашки.
       - Привет, Паша! - приветливо откликнулся Сергей.
       - Я тут вчера на работе порылся, где ты просил, и должен заметить, что у меня довольно интересные друзья.
       - Это ты меня имеешь в виду? - спросил Сергей.
       - Именно тебя, - подтвердил Пашка. - Старикан, о котором ты просил узнать (я даже представить себе не мог), до сих пор действительно работает у нас. Когда четыре года назад произошло деление старых отделов по новым участкам, списки поменялись. Все люди перепутались, и найти твоего деда было не так просто.
       Сергей взял в руки аппарат и сел на диван.
       - Ну, говори, что там у тебя есть, не томи душу.
       -Стало легче дышать от этой новости. Значит, он прав, а память не подвела. Рано, рано списывать себя.
       - Этому твоему Троину уже шестьдесят. Однако, как ни странно, не в почете, не заслуженный. Все его поколение уже давно на пенсии, все в чинах. Я его, правда, не видел, только бумагами его ворошил, но, думаю, уже дряхловатый, хотя, наверное, и неплохо держится. Что же касается ревизий двадцатипятилетней давности, если можно так назвать ту показуху, что они делали, так вот, я глянул и двадцати шести и двадцати четырехлетней давности заодно. Все эти годы он инспектировал лабораторию Соргина, ты его, наверное, помнишь.
       - Да, конечно, помню, - задумчиво ответил Сергей.
       - Затерялся твой Троин среди нового персонала, еле-еле нашел. Институт разросся, как столетний дуб.
       Сергей внезапно пришел в себя.
       - Да, вырос ваш институт. Ну, хорошо, спасибо тебе, Паша. Если что - звони. Выручил меня. Пока.
       Сергей, не ложа трубку, бросил телефон на подушку. "Так, значит, ошибки нет - этому Троину шестьдесят. Но каков молодец!? Моложе, чем тридцатилетние. Это ведь судьба, сама судьба".
       Сергей стал быстро одеваться. - Надо взять над собой контроль, - резко остановившись, подумал он. - Хочешь достичь цели... будь хладнокровен.
       Сделав над собой усилие, Сергей продолжал одеваться. Все еще чувствовалась дрожь в руках, но уже скованная, подчиненная воле.
       Наскоро позавтракав, Сергей вызвал машину и в ожидании шофера стал набивать дорожную сумку. В его голове уже созрел план. Было похоже на то, что цель, к которой он шел десять лет, работая в своей лаборатории, была в двух шагах от него еще четверть века назад. Но взять, открыть было по ряду причин невозможно.
       Захватив еще пару тетрадей, он закрыл сумку и достал из стола деньги и директорское удостоверение. Машина приехала быстро. Не желая сбавлять уже набранный темп, Сергей попросил гнать как можно быстрее. Маршрут был краток. Сначала к себе в лабораторию. Десять-пятнадцать минут на всякие мелочи, а потом на вокзал. Комплекс Соргина, названный теперь в его честь, располагался в трех часах езды от города составом местного значения. Он находился в болотистой долине рядом с поселком, где жили преимущественно сотрудники этой же лаборатории.
       После доинститутской работы Сергей был там лишь один раз. Это было пять лет назад. Были показательные испытания нового поколения излучателя. Пригласили директоров всех лабораторий, занимающихся разработкой смежных тем. Вообще, оснащенность лаборатории Соргина была отменная. Ее авторитет, поднятый профессором, старательно поддерживался всеми учреждениями морально и материально. И хотя великих и даже в достаточной мере больших умов в комплексе уже не было, лаборатория регулярно была в центре внимания научной общественности. Великолепное оборудование, имевшееся там, иногда, в единственном, из-за своей уникальности, экземпляре, давало возможность делать просто удивительные вещи. С самого начала этой истории Сергей увязывал эту лабораторию со всем происходящим. И впоследствии , когда его план сформировался в теперешнюю систему, он ничуть не удивился, что центральное место рядом с контролером заняла эта лаборатория.
       Теплый ветер трепал волосы Сергея, врываясь через щель приоткрытого вагонного окна. Перед глазами с огромной скоростью проносились полоски леса и кустарники. За время, потраченное в поезде, Сергей решил довести свой план до полной ясности. Первые желания, продиктованные стремлением как можно быстрее достичь цели, смутно вырисовывавшейся в его голове, прошли. Уже не хотелось стремглав лететь в институт контроля и хватать этого Троина, предавая огласке его возраст и явно не соответствующий ему вид. Само по себе это еще ничего. А вот если бы этот феномен не оправдался, не вписался бы в тематику и в рамки его, Сергея, исследований? Вот тогда был бы, как называли это в старое доброе время, огромный конфуз. Мало того, что планы Сергей могли рухнуть, как карточный домик, так еще и человека, может, даже очень хорошего, поставил бы в идиотское положение. Да мало ли еще какие неприятности могли получится, сорвись Сергей в первый же момент. Замысел, пришедший позже, оказался куда практичнее. Правда, он не сулил мгновенных результатов, но, несомненно, имел смысл и логику. Именно его реализацией сейчас и занялся Сергей.
       Единственной неясностью для него оставалось одно. Посредством чего Троин законсервировался в двадцатипятилетнем возрасте? Как ученый, составной частью профессии которого является геронтология, Сергей очень ясно понимал, что означает остановка старения у любого человека, и даже его достаточно сильная задержка. Это означало, что, взаимозаменяясь, клетки возвратят любого из любого возраста в точку своего биологического апогея - двадцать пять лет. Исключение составляют лишь неизлечимо больные. Неподвластные таинственным силам, заставляющим организм изнашиваться и стареть, клетки заменят молодыми тканями отмирающие и будут обновляться бесконечное количество раз. Это то бессмертие, о котором человек мечтал на протяжении всей своей истории.
       Не будучи новичком, впадающим в мечтательность, Сергей ясно представлял и то, что Троин, вероятно, только затормозился на время, в силу уникальности своего организма. Но допустить, что он начисто освободился от оков природы, Сергей иначе, как мельком, на один только миг, не мог. И вот тут-то и появилась лаборатория Соргина. Заняв центральное место, она как магнит притянула все мелочи и догадки к себе, и Сергею осталось лишь выстроить это все в ровную цепь, ведущую к решению. Ехал же он сейчас за тем, что должно было сделать эту цепь прочной, - за фактами. Если же и в самом деле Троину помогли, то помощь эта была на достаточно высоком уровне. Оставалось лишь вспомнить, что подобной тематикой и опытами по ней занимались только Соргин, как основоположник идеи и рьяный ее защитник, да он сам - Сергей.
       После этого сразу становилось понятным, что впервые видя у себя Троина, Сергей, естественно, понял, что единственным, кто был (если был) вовлечен в это дело, оставался Соргин. Однако оставалось неясным, почему блестящий опыт и результат были скрыты. Множество, бесконечное множество причин могло быть тому, во всяком случае, для Сергея объяснением. Самое главное из них то, что, даже добившись успеха в беспрепятственной замене клеток и их изнашиваемости, профессор не мог бы считать опыт доведенным до конца, не убедившись в конечном результате. Это Сергей понимал, как ученик Соргина, знающий профессора, как самого себя, в области науки. Для подтверждения понадобились годы, а профессор в золотой век своих исследований был уже стар и до результата не дожил.
       Пахнувший в щель окна запах гари заставил Сергея пересесть в кресло, находившееся в начале вагона. Мысли о Соргине принимали несколько иной оттенок. А ведь он мог, убедившись, сделать что-либо подобное с собой. Ведь неестественно и глупо отказываться от жизни, имея к ней ключ. Вот тут-то и кроется противоречие, мешавшее всей схеме Сергея сформироваться в цель, оставляя все в прежнем хаосе. Соргин не мог сделать первый опыт на Троине, а не на самом себе. Закон против. Закон ученого, имеющего привилегию лишь в том, что он первым среди людей пробует свое изобретение на себе. Вот что противоречит тому, что Троин подвергся опыту. Факт смерти Соргина неоспорим, и за ним не надо никуда ехать. Винегрет догадок и более-менее логичных выводов так и остался в первоначальном разбросе. Тем не менее общая картина всего этого оставалась хоть и неорганизованной, но весьма целостной для того, чтобы не бояться развивать ее дальше.
       Сергей решил оставить дальнейшие теоретические изыскания до посещения комплекса. Окончательную ясность в дело должна была внести лаборатория. Сергей глянул на часы. До прибытия оставалось десять минут. Поезд сбавлял ход. Картина за окном изменилась. Вместо соснового леса, изредка прерываемого небольшими полями и низкорослым кустарником, появились березы и высокие ели. Местность была холмистая, поросшая мхом, присыпанная опавшими еловыми иглами. Небольшая промежуточная станция была уютна, чиста и довольно хорошо автоматизирована. Суеты, настолько привычной в большом городе, не было, людей было мало.
       От станции до комплекса лаборатории можно было доехать на автобусе, отправлявшемся в окрестные поселки. Но Сергей решил пройтись пешком. Близость окружавшей природы создавала в душе чувство радости. Лавина уже забывшихся в центре запахов ели, травы, лесных цветов и мхов повергли сознание в какое-то особое состояние. Голова закружилась, и думать о чем-нибудь, кроме, как обо всем этом, стало совсем невозможно.
       Сергей шел по узкой лесной дороге, радостно озираясь вокруг. Глаза блестели. Идти было недалеко. До обеда оставался какой-нибудь час. Сзади шумел двигатель машины. Обогнав Сергея, автобус поднял облако пыли и скрылся за недалеким поворотом лесной дороги. Сойдя с нее, чтобы не глотать пыль, Сергей пошел вдоль дороги лесом. Мох в изобилии покрывал землю, подступая прямо к стволам деревьев. Из него, раздвинув зеленую влажную массу, пучками, то тут, то там росли лесные цветы - мелкие, но очень красивые. Грибы встречались реже, но были настолько роскошные, что возле одного мухомора Сергей даже остановился, чтобы внимательней рассмотреть фантастический узор его шляпки.
       Впечатление дремучести местной флоры было неожиданным, ведь совсем рядом, рукой подать, проходит трасса современнейших поездов, местные автострады. Однако лес в здешних местах, видимо, уважали и относились к нему всерьез. Отношение вполне справедливое, но встречающееся все реже и реже. Тем приятнее было созерцать гармоничную идиллию природы, зная, что находишься в месте, пусть не уникальном, но редком по своей чистоте и первозданности. Будучи молодым, Сергей не обращал внимания на окружавшую лабораторию природу. Да и леса двадцать пять лет тому назад было куда больше.
       Пыль осела, и Сергей вышел на дорогу. Вскоре ее поворот остался за спиной, а перед глазами открылась гигантская воронка местной впадины. Дорога плавно спускалась в нее, превращаясь вдали в тоненькую ниточку множества строений, связанных друг с другом галереями. Это был комплекс Соргина. Уже подходя к корпусам, Сергей обратил внимание на звенящую тишину, стоявшую в округе. Даже изредка ее не нарушало гудение каких-нибудь генераторов или рев работающих механизмов. На секунду Сергею показалось, что комплекс безлюден и на его звонок в двери никто не ответит. Но, едва он коснулся кнопки, толстые железные двери въехали в стену слева, открыв серую лестницу, ведущую вниз. Из бетонного чрева пахнуло сыростью и холодом. Сергей шагнул в проем и стал спускаться.
       Лестница шла спирально, до самого конца набралось пять витков. Ступени упирались в еще одну металлическую дверь, сделанную по типу дверей в подлодках или убежищах. Большой овал с ручкой-кругом, откручивающимся влево. На дверях трафаретными буквами написано: ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН. Сергей поискал кнопку звонка. Она оказалась прямо в двери, в верхнем правом углу. Ждать пришлось довольно долго. Наконец диск ручки завертелся, и дверь бесшумно провалилась внутрь. В тусклом свете дежурной лампы стоял человек в белом комбинезоне.
       - Что вы хотите? - глянув на Сергея, спросил он.
       - Мне необходим ваш директор или начальник отдела информации, - сказал Сергей. Он развернул свое директорское удостоверение перед стоявшим. Тот внимательно посмотрел на фото, потом на Сергей, отступил в сторону и жестом пригласил войти.
       - Не знаю, как директора, по-моему он сейчас отсутствует, а вот начальника отдела информации повидать сможете, - сообщил дежурный, закрывая дверь. - Идите сейчас направо. Всюду, где указательные стрелки зеленые, это и есть прямо в отдел информации.
       Сергей поблагодарил и отправился по маршруту, указанному сотрудником. Внутри здания кое-где ощущалась мельчайшая вибрация, заметная лишь свежему, только зашедшему. "Все-таки отлично оборудована эта лаборатория, - еще раз подумал Сергей. - Такой системе шумопоглощения позавидует кто угодно". Звуки механизмов и аппаратуры не слышны даже в самом комплексе. Пройдя две галереи, Сергей вышел к небольшому залу, опоясанному темными овалами дверей. В центре зала, закрепленная на верхних подвесках, светилась небольшая зеленая таблица - ОТДЕЛ НАКОПЛЕНИЯ И ПЕРЕРАБОТКИ ИНФОРМАЦИИ. Обойдя по очереди три двери, Сергей, наконец, нашел ту, которую искал. Табличка информировала, что тут находится центральный пункт накопления. Внутри комплекса двери не оборудовались замками и звонками, поэтому, постучав костяшками пальцев по пластику двери, Сергей толкнул ее ладонью. Дверь поддалась, и он вошел в просторную комнату, заставленную аппаратурой. Стена справа была доверху заполнена экранами, высвечивающими ряды информационных поступлений. Перед ними в двух вращающихся креслах сидели люди, полностью погруженные в свою работу. Прямо перед Сергеем располагался длинный ряд приборных пультов, за которыми работали еще четверо сотрудников. Неожиданно один из них развернулся в кресле и, с любопытством глядя на вошедшего, спросил:
       - Чем интересуетесь?
       - Да я, вот, хотел бы видеть начальника отдела, - поборов невольное замешательство, произнес Сергей.
       Обернувшийся жестом указал налево и развернулся обратно. Сергей посмотрел налево. Левая часть комнаты, не привлекшая почему-то до сих пор его внимания, была заполнена шкафами накопителей. Рядом находился небольшой пульт, напротив которого и сидел тот, на кого показал сотрудник. С виду ему было лет тридцать пять. Густые каштановы волосы были аккуратно зачесаны назад. Выставив датчики, он встал с кресла.
       - Рад вас видеть, дорогой Сергей Павлович, у нас в лаборатории, - улыбаясь сказал он. - А вы меня совсем не помните?
       Сергей напряг память, но, видимо, без подсказки вспомнить не удастся.
       - Месяц назад, - продолжал начальник отдела, - вы были на базе, что-то получали и мы с вами познакомились.
       Едва Сергей услышал слово "база", он сразу вспомнил этого человека.
       - Да, конечно, - радостно произнес Сергей, - конечно, я помню. Вы тоже что-то получали.
       -Да, получал, - ответил начальник отдела, - А что сейчас - дела или просто, так сказать, на экскурсию?
       - К сожалению, у таких, как я, времени на экскурсию нет, - с грустью ответил Сергей. - У меня сугубо деловой визит и, думаю, нам с вами сегодня придется немного поработать. Дело, с которым я приехал, весьма сложное.
       Начальник отдела с интересом слушал, заложив руки за спину.
       - В целях подтверждения одной гипотезы необходимо поднять материалы двадцати шести, пяти и четырехлетней давности. Вы извините, но забыл ваше имя, - добавил Сергей.
       - Зовут меня Андрей, - сообщил начальник отдела. Лицо его стало немного скучным.
       - Как я понял, - произнес он, садясь в кресло, - будем рыть архив. Вам как - все до последнего дня или кусками.?
       - Да, с первого и до последнего дня, все, что есть - все и давайте, - бодрым голосом сказал Сергей.
       Андрей крутнулся в кресле и, немного подумав, сказал:
       - Значит так, Сергей Павлович! Сейчас вы пойдете в комнату просмотра, а я вам дам программу, так как вы просили. Придется, правда, подождать с полчаса, не меньше, пока я найду то, что вам надо. Надеюсь, что запрос или что там еще на это дело надо, вы оформите сами.
       - Конечно. Как только я найду то, что ищу, сразу все с вашим директором оформим, и этот архивный поиск тоже, - заверил Сергей.
       Начальник отдела встал.
       - Значит, договорились. Тогда идите в следующую комнату, там пульт и все, что надо, надеюсь, разберетесь. Включите на прием и ждите. Материала будет, насколько я помню, очень много. За сегодня не успеете. Устанете, отключите систему, подача тоже отключится. Включите, все пойдет с момента, где остановили. Счастливого поиска.
       Сергей поблагодарил и вышел в коридор. Комната оказалась довольно уютной. Большой видео-экран, расположенный на стене за пультом, отсвечивал голубизной. Настроив блок приема, Сергей включил экраны и стал ждать. Время шло медленно, казалось, каждая минута тянется бесконечно долго. В ожидании Сергей заполнил бланки запросов для директора комплекса, но экраны были по-прежнему пусты. Сергей поерзал в кресле. Было довольно жестко. Экраны зажглись, озаряя комнату. На малом пошла лента с кодоинформацией, а на большом появились рабочие залы комплекса, разложенные по экрану на множество квадратов. В каждом из них работали люди, не обращавшие, казалось, никакого внимания на камеру контроля, висевшую у них над головой. Сергей смотрел спокойно минут десять, потом поочередно увеличил каждый квадрат во весь экран и, поставив все на место, стал прокручивать вперед. Регулярно останавливаясь, он проделывал увеличение с интересующими его квадратами. Иногда запись прерывалась ориентирующими вставками о месте и числе, когда был снят материал.
       Прошел час. Сергей настолько увлекся просмотром, что не начнись острые боли в желудке, никогда бы не вспомнил о пище. Превозмогая противную желудочную боль, он заставил себя досмотреть первый год. И лишь когда на экране засветились цифры второго года, Сергей остановил просмотр и отправился на поиски столовой или буфета. В просторном зале столовой работали кондиционеры. Было прохладно и легко дышалось. Чистые столы занимали большую часть помещения, обедали лишь за тремя-четырьмя. Сергей заказал бульон и сок. На второе из жаркого и битков с рисом выбрал битки и, получив все это, принялся за обед. Впервые в жизни Сергею было жаль времени на еду. Ну, а вдруг там, в этом материале, не окажется ничего, вообще ничего. Тогда замыслу конец, и все напрасно. Это будет ужасное разочарование.
       Заглотнув последний кусок, Сергей запил соком и, оставив деньги на подносе, пошел в просмотровый кабинет. Коридоры, ведущие от столовой к залу информации, были пусты. Сергей поднялся по ступеням в следующую галерею. "А ведь так не должно быть, - подумал он, вспоминая свои сомнения по поводу поисков. - Если вообще что-то у этого Троина есть общего с его феноменом и Соргиным, то это что-то должно быть в этом материале. Если нет, то с практикующей наукой Троин не контактировал. Значит, он сам по себе такой уникум. А если так, то его надо исследовать самого по себе. Дело в этом случае невероятно усложняется."
       Сергей открыл дверь комнаты просмотра.
       "Не забыть бы завтра с утра бумажки эти проклятые у директора оформить", - садясь в кресло, подумал он. Экраны засветились и, показав еще раз цифру второго года, слегка потемнели и распались на прежние квадратики. Особое внимание Сергей уделял не экрану кодоинформации, а видео-экрану. Именно здесь мог он увидеть то, что искал. Троина он поймал в кадре еще в первом просмотренном году. Он посещал комплекс в марте и остался на пленке в двух залах. Но там он просто беседовал с Соргиным и лишь один раз подходил к аппаратуре, да и то неработающей. Удивительная вещь видеть на экране живого Соргина, лицо которого Сергей уже почти забыл, других людей, множество которых Сергей знал. Некоторые еще живы, некоторых уже нет. Странно, но он сам так и не попал в кадр, хотя ходил по лаборатории довольно часто и много. Объяснить это можно тем, что съемки велись лишь в помещениях, где велись опыты, а ходил Сергей преимущественно по коридорам. А что, если событие искомое им тоже не было снято. Да, вероятность такая есть. Тут-то и может крыться фиаско всей его затеи. И если сделать прикидку вероятности находки в процентах, то получится в самом идеальном варианте пятьдесят на пятьдесят, а то и хуже.
       Просмотрев два первых месяца, Сергей понял, что сегодня уже много не успеет. Во втором заказанном им году было очень много съемок. Видимо, с вводом новых мощностей посчитали нужным проследить за всем комплексом работ с новой аппаратурой. Снимали по 5, а то и по 7 часов в день. Нудные для длительного просмотра картины монотонной с виду работы персонала, однообразные движения и манипуляции повергали в уныние.
       Было восемь вечера, когда, закончив просмотр пятого месяца, Сергей выключил пульт и, закрыв дверь комнаты, пошел по галерее к выходу. Переночевать он решил в ближайшем поселке, до которого мимо лаборатории ходил автобус. Сергей очень устал, и думать о работе сегодня уже не хотелось. Он знал, что как бы там ни было, завтра решится все. В поселок Сергей приехал в десять. Гостиницы тут, конечно же, не было, и потратив час на поиски ночлега, он окончательно выбился из сил. Хозяйка небольшого коттеджа, одинокая пожилая женщина, брать деньги за одну ночь отказалась и выделила Сергею маленькую комнатку в углу дома. Мебели в комнатке почти не было, если не считать тумбу и большой диван старого стиля, на который и предстояло возлечь Сергею. Несмотря на прежнее намерение лечь не раздеваясь, Сергей, на удивление самому себе, нашел силы скинуть туфли и снять пиджак. На большее его, как он ни старался, не хватило и, съежившись у подголовника, Сергей моментально заснул.
       Проснувшись утром, Сергей первым делом посмотрел на часы. Было восемь. Солнце уже давно встало, и вся комната наполнялась ярким светом. Решив не тратить время на пустяки, Сергей обулся, натянул пиджак и, поблагодарив встретившуюся на пороге хозяйку, поспешил к остановке автобуса. Небо было безоблачным, и все вокруг стало ярким и красочным. Белоснежные коттеджи с разноцветными крышами, лес, зеленеющий неподалеку, небольшой ручеек, протекающий вдоль дороги.
       В лабораторской столовой было многолюдно. Сегодня Сергей попал в нее в то же время, что и все. Быстро справившись со своим молоком и булочкой, он направился к директору. На удивление Сергея, ожидавшего какие угодно препятствия, но не легкий путь, директор принял и выслушал его вполне спокойно. Человека этого Сергей не знал, его назначили директором всего полгода назад, но впечатление он произвел неплохое. Сергея директор тоже никогда не видел, но кое-что слышал о нем и его теме и проявил желание помочь. Подписав все бумаги, он выразил надежду, что Сергею повезет, и, прощаясь, пригласил Сергея, в случае еще одного ночлега, к себе.
       Все дела были улажены, и Сергей сгорал от нетерпения начать работу. Единственное, чего он боялся, это того, что, как всегда бывает в такие моменты, ему что-нибудь может помешать. Зайдя в комнату просмотра, он нашел ее такой же, как и вчера. Все было спокойно и не грозило срывом работы, чего он опасался с самого утра. Наладив приборы. Сергей включил остановленную вчера программу. Семь последующих просмотренных месяцев оказались такими же нудными, как и пять предыдущих. В течение всего года Троин ни разу даже не попал в кадр. Видимо, наведавшись, он лишь отметился в документах, не обходя ни одной комнаты комплекса, И, когда на экране появилась информационная вставка, что пошел третий из заказанных год, Сергей с облегчение вздохнул. Предыдущий показался ему больше, чем вечность.
       Первый месяц последнего года просмотра был насыщен различного рода испытаниями и проверками. На каждом из кадров люди прямо-таки сновали туда и сюда, передавая данные и перенося блоки с оборудованием. Начавшиеся во втором месяце и длившиеся до середины года плановые работы отличались от первоначальных авралов своей размеренностью и спокойствием. Ни в одном из этих месяцев Троин на экране не появился. Не считая возможности, что контролера могли и не снимать в момент предполагаемого Сергеем опыта, существовала опасность и того, что, регулярно прокручивая вперед запись, сам Сергей пропускает такой момент, даже если он и был снят. Учитывая это, Сергей прокручивал кадры вперед секундными нажатиями клавиши. При такой частоте, даже упустив начало самого кратковременного опыта, все равно попадаешь на его конец, и пропуск искомого момента сводится практически к нулю.
       На восьмом просматриваемом месяце последнего года в кадре появился Троин. Тишина, стоявшая в комнате, преобразовалась для Сергея в туман, который был везде, кроме видеоэкрана. Сосредоточение дошло до предела. Он уже не видел и не слышал ничего, кроме того, что его интересовало. Троин мирно разговаривал с Соргиным, листая журналы отчетов, и не спеша переходил из зала в зал. Он мало интересовался новыми приборами, в изобилии его окружавшими. Продолжая свой разговор с Соргиным, Троин прошел до дверей испытательных залов. Неожиданно кадр оборвался, сменившись другим, на котором четверо сотрудников перетаскивали шкаф информационного накопителя. Троин исчез с экрана. Его не было ни в одном из кадриков. Сергей почувствовал, как сильнейшее ощущение обиды и разочарования начало надвигаться на него. Внезапно под верхней линией экрана в центральном кадрике появился Соргин в белом халате и колпаке. Рядом с ним стоял Троин в синем костюме старого образца. Сергей увеличил кадрик во весь экран. Левой рукой он нажимал клавишу звука.
       - Вы молоды и не видите все так, как я, - послышался сипловатый голос Соргина. - Я привел вас показать то, что вы просили в прошлый раз.
       Они стояли в маленьком зале испытательных установок. Соргин продолжал.
       - Суть теории сложна. Боюсь, вы не сможете охватить всей проблематики сразу.
       - Все это очень интересно, и я бы, даже в случае непонимания, просил бы вас мне это показать, - ответил Троин, сделав шаг в зал. Соргин внимательно смотрел на него, засунув руки в карманы халата.
       - Принятая ранее теория переноса биоструктур была в корне ошибочна. Проведя первые опыты с неорганическими телами и убедившись, что они, исчезая, при обратной реакции возвращаются, почему-то стали считать, что с биоструктурами произойдет нечто подобное.
       - А в чем же ошибка? - спросил Троин, присев на стул возле экрана ЭВМ.
       Соргин стал серьезнее и продолжал.
       - Все дело в том, дорогой мой, что неживые тела для переноса есть как единое целое, как монолитная структура. Биологическая же структура обладает свойством многосоставности, какой бы единой она ни казалась с виду. Чтобы пояснить, приведу пример.
       Соргин стал перед пультом. Он напоминал учителя у доски, объясняющего ученику-недотепе элементарную для него задачку, и продолжал.
       - Какой-нибудь кусок металла, как вы его ни разложите, хоть по кусочку в каждую минуту, при возврате окажется таким же куском металла. А любая простейшая биоструктура, раздели ее хотя бы на две части, при сборе гибнет, ибо теряет целостность функционирования. Теперь хоть немножко поняли?
       Троил смотрел в пол и медленно водил ладонью у виска.
       - Это действительно жутко интересно, - тихо произнес он.
       - Кроме всего прочего, - продолжил Соргин. - Так вот, кроме всего прочего, даже сохранив целостность структуры при переброске, что возможно только при гигантских энергозатратах, вы не получите ровным счетом ничего интересного.
       - Но ведь это пока невозможно, - возразил Троин. - Такой мощности нет ни на одной в мире установке подобного типа.
       - Дорогой мой, - снисходительно улыбаясь, сказал Соргин. - Лично мне не нужно таких установок для того, чтобы понять, что, переносясь в еще вещественно не существующее будущее или в уже вещественно не существующее прошлое, вы окажетесь в некоей пустоте. И будете висеть в ней до тех пор, пока вас не вернут обратно, что, вдобавок, весьма проблематично при дальних перебросках.
       Троин встал.
       - Я, конечно, не специалист, - сказал он, - но мне кажется, что вы в чем-то правы, профессор.
       - Именно поэтому, - слегка кашлянув, заметил Соргин, - я считаю подобные опыты бесцельными для практики. А поскольку они бесцельны, то проводить их я не буду.
       Сергей почувствовал себя неловко. Именно к проведению таких опытов готовилась сейчас его лаборатория. Соргин же никогда не высказывал подобного мнения публично.
       - Что же теперь, вы намерены закрыть весь отдел? - спросил Троин, стряхивая прилипшую ниточку.
       Соргин подумал и сказал:
       - Я закрою все то, что связано с изысканиями того, что мне и так ясно.
       - Отличный ответ, профессор, - оживился Троин. - Ну, что ж, я надеюсь, вы мне все-таки покажете свои результаты?
       - Да, конечно, - роясь в кармане, ответил Соргин. - Я бы только хотел сходить за таблетками в соседний зал. Знаете, сердце что-то ноет. Вы меня здесь подождите пару минут.
       - Разумеется, профессор, я подожду вас, сколько вам надо, - с сочувствием на лице ответил Троин.
       Сергей уже настолько растворился во всем происходящем, что ощущал себя чем-то невесомым и невидимым, парившим в помещении, где происходило действие. Кроме сведений о мнении Соргина, ничего ценного в этом эпизоде он не нашел и продолжал смотреть из простого любопытства. Соргин вышел, и Троин остался один. Неожиданно Троин встал и, пройдя за пульт оператора, углубился в испытательный зал. Обойдя несколько резервуаров, он остановился перед круглым сосудом, наполненным подопытной биомассой. Троин нагнулся и, разглядывая происходящее в массе, замер на целую минуту. Эту минуту Сергей засек точно. С момента, когда Троин заслонил своей головой сосуд с массой от невидимого луча установки, Сергей испытывал недостаток воздуха. Дрожь, как и в первый миг догадки, пробежала по его рукам.
       За спиной у Троина стояла установка, распыляющая клетки подопытной биомассы во времени. Попасть под ее луч означало если не смерть, то, минимум, увечье на всю жизнь. Сергей прокрутил назад и, остановив кадр, провел на глаз ладонью линию от ствола установки. Ни один сыщик, даже найдя всех преступников мира, всех вместе, не испытал бы подобного по неоднородности ощущения. Луч установки шел прямо через затылок Троина. Оставаясь в подобном положении целую минуту, контролер имел верный шанс лишиться целого фрагмента своего мозга. Однако, по прошествии минуты, Троин отошел к столу у входа и благополучно дождался Соргина.
       Холодеющими от волнения пальцами Сергей прокрутил запись назад и, с готовностью вцепиться в каждый показатель, стал следить за экраном кодоинформации. Остановив информационную ленту в момент появления головы Троина перед сосудом, Сергей принялся списывать данные с экрана. Его всего трясло, и какой-то неконтролируемый озноб охватил тело. Во внутреннем кармане пиджака Сергей нащупал прибор расшифровки, предусмотрительно взятый из своей лаборатории. Заложив данные с экрана, Сергей нажал кнопку ответа и, сопоставив результат с видеоизображением, слетел с кресла, как подорванный взрывом бомбы. Распыляющий конец луча агрегата был отрегулирован неверно. Он не доходил до сосуда с биомассой своим рабочим участком, задевая его лишь слабым своим продолжением. Наиболее же активная его часть обрывалась где-то в голове Троина. Опираясь обеими руками о пульт, тяжело дыша, Сергей смотрел на экран и не верил своим глазам. Дополнительные измерения с накладкой на экран электронного измерителя были уже не нужны. Было понятно, что ухватив какой-то микроскопический кусочек мозга, луч агрегата лишил Троина того, чего не то, чтобы удалить, а даже найти не мог ни один ученый современности. Подобный случай в вероятных результатах в пользу Троина не взялся бы рассчитать ни один гений мира, ибо вероятность эта была равна единице успеха на суперастрономическое число неудач.
       Бессильно рухнул Сергей в кресло, оглушенный результатом своего поиска до невменяемости. А на экране вернувшийся Соргин, остерегаясь рабочей зоны излучателя, показывал подойдя сбоку, испаряющуюся во времени биомассу, держась рукой за ноющее сердце.

    1988 г.

    НЕОГРАНИЧЕННАЯ ЭКСПАНСИЯ

       Президент закурил сигару и подошел к столу, стоящему посреди комнаты. Первый заместитель сидел неподвижно, как манекен, скрещенные на коленях руки казались неестественно белыми.
       - Ну, и где же наш уважаемый Георг, - садясь напротив, поинтересовался президент. - Надо заметить, он не джентльмен, вполне позволяет себе опоздать даже ко мне.
       Первый заместитель шевельнулся.
       - Не придавайте этому значения, господин президент. Георг нужный и знающий специалист, и суть дела нисколько не пострадает, если он позволит себе некоторые человеческие слабости, вроде этой.
       Президент пустил в воздух маленькое облачко дыма.
       - Конечно, конечно, специалист прекрасный, но мне просто ужасно надоело ждать, я ведь тоже человек, не президент, а просто человек. Кстати, вы не в курсе, навел он какие-нибудь справки о том, о чем я просил его пару дней назад? Это может иметь сейчас большое значение.
       - Я думаю, господин президент, что ваш второй заместитель по исполнительности ничуть не хуже первого. Он может забыть позавтракать, немного опоздать, но что касается дела - это безотказный работник. Конечно же, навел, и вы можете даже в этом нисколько не сомневаться.
       Прозвенел звонок, и двери в стене за спиной президента отъехали в сторону. Первый заместитель поднял глаза и улыбнулся.
       - Дорогой Георг, Мы вас заждались, господин президент уже изнывает от вынужденного безделья, ну, наконец-то мы и начнем. Итак, сходу предлагаю поведать о ваших результатах и соображениях.
       Георг отодвинул стул и, не подвигаясь к столу, сел на него.
       - Ну, что ж, давайте сходу.
       Неожиданно вмешался первый помощник.
       - Вообще-то, я, честно говоря, не совсем понимаю, каким это образом вы намерены в одно, так сказать, заседание что-то тут решить. Это ведь даже не какая-то проблема, это концепция развития, которую надо вырабатывать, ну, если не годами, то хотя бы месяцами. Я, разумеется, полностью "за" и, кроме моих обязанностей, вникну и постараюсь быть полезным еще и по-человечески, лично, но вы уж тоже, будьте добры, объясните мне, что за экстренность и суета?
       Президент сел полубоком и расстегнул свой пиджак.
       - Я понимаю ваше недоумение моей спешкой, но не надо рассматривать это так элементарно, хотя оно и не сложно. Дело не в том, что что-то там горит, и надо как можно быстрее решить задачу, как тушить и предотвратить. Дело в том, что это я такой, не люблю я этих долгих раскачек и медлительности. Что ж, если не припекло, так и торопиться некуда, что ли?
       Когда нас припечет эта проблема, так уверяю вас, станет уже некуда торопиться. К тому же я, ей-богу, не вижу никакой особой сложности в этом вопросе. Всего-то навсего решить - да или нет, и если да, то как убедить всех, только и всего.
       Первый заместитель покачал головой.
       - Ничего себе, только и всего, а масштаб, а ресурсы. А если ошибемся, вы себе представляете, что натворим.
       - Да бросьте вы пугаться, - вмешался второй заместитель. - "Чего натворим, чего натворим..." - да ничего мы не натворим. Что за привычки такие странные - из пустяка вселенскую проблему делать. Я не имею в виду то, о чем говорим, я подразумеваю ваше отношение к нашей работе. Пора бы давно уже отвыкнуть от этой дурацкой привычки мусолить то, что можно решить за час, и делать вид, что это архиважное что-то, даже если оно таковым не является. Тут не перед кем важности нагонять для себя. Трое нас здесь, и давайте, ради бога, проще.
       Президент положил сигару в пепельницу и откинулся на спинку стула.
       - Не ссорьтесь, друзья мои, не стоит. Давайте-ка действительно займемся делом. Итак, насколько я понял, вы, Георг, за мое предложение, а господин первый заместитель категорически против. Ну, что ж, мои доводы и предложения вы уже слышали, нашего уважаемого первого заместителя тоже, а сегодня мы слушаем вас, Георг. Надеюсь, вы существенно дополните мою позицию аргументами, с которыми наш оппонент не сможет поспорить.
       - Я двое суток собирал материалы и тоже хочу надеяться, что у господина первого заместителя не найдется разумных возражений против моих доводов. Итак, я начну. Если я не ошибаюсь, мы остановились в прошлый раз на том, что как только мы решаем этот вопрос в пользу нашего с президентом плана, будет необходима коренная перемена направленности усилий в масштабах всей системы. Все научные, технические, изыскательские и еще тысячи ресурсов будет необходимо направить только на это и ни на что другое. В противном случае все усилия обречены на провал, и мы вряд ли успеем прорвать это кольцо недосягаемости с таким потенциалом, который имеем. Мы просто не уложимся в сроки, даже если до минимума ограничим внутреннее потребление вещества. Получится ситуация, когда мы исчерпаем себя изнутри, а нового не получим. Такое положение будет для нас апокалипсисным. Поэтому я предлагаю, если уж мы решимся на это, немедленно бросить все резервы, все, а не какие-нибудь две трети или пусть даже больше. Все, и только так. Пусть это потом окажется много, пусть мы перестрахуемся, но это ведь лучше, чем сожалеть о том, что не хватило какой-то малости. Тут даже если крах, то уж честный, и каждый себе спокойно сможет сказать, что он не потому не смог, что сам не смог, а потому, что не хватило того-то и того-то, от него, ну, уж никак не зависящего.
       Первый заместитель пригладил волосы и опять скрестил руки.
       - Повезло вам, господин президент, что такого, как он, имеете в штате. Ишь, как загнул. Целая философия смысл жизни и ее развития. Вижу, как стройно получается. Фундамент уже соорудил, теперь возведет здание своих фактов, и все это на головы народа в виде готовой, абсолютно непогрешимой доктрины. Умеете же вы стыковать факты так, как вам нужно, даже если они противоречащие, мастер. Ну, это все ерунда, это ваш талант, ваше желание и цель, а вот, между нами говоря, суть-то здесь причем? Вы не о том, как, это как-нибудь уж решим, вы о том, зачем и для чего, объясните.
       Президент посмотрел на Георга.
       Тот ничуть не смутился
       - Вы мне не втирайте, пожалуйста, грубо так говоря, ну, а если повежливее, не надо меня отвлекать. Я и не собирался об этом много говорить. Вот, в общем-то, и все. Так что вы прервали меня как раз на самом конечном пункте моей речи об этом. А теперь давайте о фактах и о том, с чем, я так думаю, вам, человеку здравого смысла, спорить будет несколько посложнее, чем с моими планами.
       Президент опять взял сигару и попробовал слегка затянуться.
       - А честно говоря, не покидает меня ощущение, что мы здесь, как монархи, вершим судьбу чью-то без его собственного на это согласия.
       Георг тоже закурил.
       - Извините, господин президент, но я думаю, что вы немного не о том, не та тема, это ведь несерьезно. Какие монархи, какие судьбы без ведома? Вам ведь лучше, чем мне, известно, что демократичнее, чем нас всех тут, никогда и нигде еще не выбирали. Это же вам не какие-нибудь четырех- или трехступенчатые выборы представителей, а потом представителей от тех представителей, а уж потом одного представителя, который вообще неизвестно кого представляет, но уж явно не тех, кто выбирал первых представителей. Да и как это, не спросивши мнения? Вы ведь тоже прекрасно знаете, как и я, что, чтобы мы здесь не решили, грош цена этому, если народ не утвердит. Не та проблема, которая только в нашей компетенции. Единственное право у нас в этом, так это убедить постараться, но вы же сами знаете, как они на агитацию поддаются. Вам будет казаться, что уже все, что все "за", а они раз, и все наоборот. Развесив уши, кивать головой нынче не станет никто, так что оставим эти речи.
       Президент отвел в сторону руку с зажатой в пальцах сигарой.
       - Конечно же, Георг, я просто пошутил, а вы такую полемику затеяли сразу. Давайте о том, что хотели уже было сообщать, но я вас перебил.
       Второй заместитель подвинулся к столу и облокотился о его край.
       - Ну, так начнем конкретнее. В процессе моей, так сказать, речи я буду обращаться к вам, господин первый заместитель, так как вы здесь являетесь единственным моим противником, но вы можете не отвечать, потому что я не спорю, а просто такая форма обращения у меня. Вы уж меня простите.
       Итак, я полагаю, что начать вполне можно с простых вещей и доводов. Констатируя тот факт, что мы (говоря "мы", я имею в виду все человечество) уже довольно продолжительное время находимся в стадии интенсивнейшего освоения нашей планетной системы, я не могу не заострить внимание на следующем.
       Прежде всего, мы уже давно перестали осваивать ее в целях познания и сейчас делаем это лишь из-за необходимости, обусловленной самой сущностью нашего развития, то есть, жить, чтобы осваивать. Подобная ситуация нисколько не является естественной, поскольку мы просто вынуждены делать это по причине нашей неспособности выйти за рамки этой системы. Ближайший космос кончился, господа, и вдруг оказалось, что его было, и есть по-прежнему, осваивать гораздо легче, если не сказать , элементарно, по сравнению с тем, что встало перед нами сейчас. Крохотные, в сравнении с окружающими, расстояния, необходимость не таких уж больших затрат - все это для человечества было не так уж и трудно, стоит лишь взглянуть на динамику и темпы колонизации.
       Но вот пришел и тот самый конец нашим радостям легких познаний. Благо, мы умеем, находясь сейчас на одной точке развития, видеть и предполагать, что может понадобиться спустя какое-то время. Можем, но и это не помогло, ибо мы остановились. Нет, не в прогрессе, мы остановились в освоении. Концепция более раннего периода развития была такова. Сперва захват, а уж потом осмысление. В связи с этим позволю себе некоторое философское отступление. Почему так происходило, и почему это уже не срабатывает?
       Это, оказывается, элементарно, господа. Все дело в том, что, веками накапливая научный и технический потенциал внутри себя, мы, сами себе не отдавая в этом отчет, готовились к прыжку в систему. И когда этот момент настал, когда наступил прорыв всего этого на почву космоса в масштабах нашей системы, мы влили в нее все, что раздувало нас изнутри, и овладели ею так быстро, что удивились сами. Что же о знаниях, подготавливающих основу для подходящих, так сказать, технических дрожжей, призванных вылезти через край и расползтись так далеко, как мы пока вообще способны, то они и подавно не много опережали и опережают все остальное.
       Ваши возражения нашей теории, господин первый заместитель, исходят из лично вашей теории и взгляда на вещи, а наши - из объективной реальности происходящего. Вы ратуете за нестремление дальше и предлагаете создать цивилизацию так называемого замкнутого типа. Она будет основываться на своей замкнутости и рациональнейшим способом перерабатывать ресурсы всего, уже отслужившие и опять годные для употребления. Так, мол, она и протянет дольше и не будет надрываться в объятии необъятного, что для нее, якобы, губительно и антиестественно.
       Но вот тут-то я с вами особенно и поспорю. Ваш главный аргумент - сегодняшнее положение человечества с его бессилием прыжка за пределы системы. Но это одновременно может являться и вашим главным антиаргументом. Не потому мы сидим сейчас в границах Плутона и не можем уйти дальше, что нельзя нам. А лишь потому, что сил пока, подчеркиваю, пока, не имеем. И, прошу заметить, сил технических, всего-навсего. Нет у нас таких двигателей, которые сделают возможным преодоление уже в сотни и тысячи раз превышающие внутрисистемные расстояния так быстро, как нам надо для освоения. Нет многих других мелочей, но ведь и только.
       Даже если не приводить в действие наш план централизованной искусственной подкачки прогресса, все равно, рано или поздно, такой проблемой наша цивилизация разродится. Но тут есть уже нюансы. Может быть поздно, ибо вопрос многосложный и не односторонний.
       Во-первых, может не хватить внутрисистемного вещества, мы ведь как гигантское животное поедаем его для своих кораблей, станций, экспериментов и всяких более или менее необходимых нужд. А, во-вторых, время играет против нас. Прошла пора, когда можно, а скорее не можно было, а просто не смотрели на часы из-за непонимания всей важности этого. Но мы не упустили время, даже не зная его хода, и это очень важно. Теперь, если же мы только возьмем его под контроль, то лично у меня нет сомнений, что мы победим.
       Ваши же теории, господин первый советник, чужды самой природе человечества и достойны существовать лишь для наглядности неординарности мышления да для тренажера, на котором будут утверждаться истинные цели и суть человечества. Мне кажется, что даже это само по себе достойное дело. Мы не можем быть замкнутой цивилизацией и тихо мирно поедать свои же испражнения, тщательно перерабатывая их в вид первоначальной пищи перед этим. Это противоречит заложенному в нас стремлению поедать все больше и быстрее. Это кастрирует нас и садит в псевдорайскую клетку, которую вы предлагаете соорудить для себя своими же руками.
       Максимум, что могут принести цивилизации ваши планы - это потерю времени, потому что все равно сущность наша возьмет верх над лжеучением. Наша натура вырвется, и, мне кажется, что даже поздно может не быть, потому что все это есть условия как нашего, так и общевселенского развития.
       Ну, вот, теперь, закончив с вашими возражениями, перейду к своим выводам.
       Что мы имеем на теперешний момент. Имеем наполовину исчерпанные ресурсы природного вещества и довольно приличный научно-технический потенциал. Наш план основывается на уже упомянутой сущности нашего развития и на реальных возможностях и перспективах. Также сюда можно включить необходимость сильного и разумного вмешательства с целью ускорения новых возможностей. Замкнувшись в пределах солнечной системы, цивилизация, естественно, начинает под влиянием внешних причин резко перестраиваться внутри себя самой. Сопровождающее перегруппировку сил исчерпание внутреннего своего ресурса, однако, не уходит впустую, оно сопровождается ростом уровня цивилизации. Пузырь внутриэнергетическо-потенциальных возможностей давит на оболочку, сдерживающую нас, и в один критический момент рвет ее, устремляясь занимать новые объемы пространства и его вещества для дальнейшего развития и захвата. Вы неверно оценили ситуацию, но это не беда, рядом с вами есть мы, и мы вам поможем.
       Я ни в коем случае не хочу заявить, что вот, мол, мы умнее и видим единственно верную обстановку.
       Нет, но мы исходим из окружающих событий и логики предшествующего развития. А она - за нас и бесспорно доказывает модель, только что описанную мною. Наступило время, когда надо подумать, перед тем, как протягивать руки вперед. Подумать прежде всего, как эти руки протянуть и как ими дотянуться до тех ресурсов и веществ, которые от нас гораздо дальше, чем первые. Без этого нам их не достать, а достать надо, просто необходимо. Для этого у нас есть все. Здесь почти, как в бизнесе. Часть имеющегося тратишь на расходы, связанные с достижением, часть уходит на освоение и преобразование, а часть остается на повышение своего собственного уровня. Процесс бесконечный и отнюдь не бессмысленный, как кажется некоторым. В результате получается та самая мощь, наращиваемая от захвата к захвату, которая и есть наша с вами сущность и цель, пусть даже мы о ней и не подозреваем. В результате получается развитие, естественное и полноценное, непрерывное и необходимое.
       Первый советник поводил пальцем по стрелке своих брюк.
       - Теоретик, ничего не скажешь. Ну, что ж, пусть я консерватор, пусть я плохой, а вы все хорошие. Но я честный человек. А поскольку я честный, то, оставаясь при своих взглядах, тем не менее вам уступаю.. Может, кто-то бы на моем месте принципами и не поступился, но я логике не соперник, неразумно это. Согласен я с вашей линией, точнее, не с линией, а с первенством, с тем, что это все, что вы мне сейчас изложили, достойно гораздо в большей степени для стратегии цивилизации, чем мое воззрение.
       Молодо, оптимистично, энергично, и прочее, и прочее. Дерзайте, я поддержу.
       Президент, глубоко вдохнул воздух.
       - Вот и прекрасно, значит, самое время кое-что уяснить в деталях. Хотя и так ясно, что с подобным законопроектом мы выйдем по одной простой причине, что даже без деталей он верен в главном, в определении стратегии поведения цивилизации. Все же следует перед этим затронуть некоторые вопросы, касающиеся внутренних резервов и их перспектив на ближайшее время. Основополагающим также является и определение областей, в которых следует наиболее сконцентрировать усилия для скорейшего преодоления невозможности нашего роста. И хотя это, может и скорей всего, задача, которую решать уже не нам, ту основу, которую мы заложим, считаю способной дать цивилизации именно то, в чем она нуждается. Цель и пути ее достижения.
       Георг потушил сигарету и оставил ее в пепельнице.
       - Ну, что, теперь к мелочам. По последним сводкам содержание оставшегося в планетном веществе железа на следующих планетах в процентах таково. Если первоначальные залежы, к примеру, на Марс составляли двадцать пять процентов содержимого его недр, то теперь этот показатель упал до десяти. Выработка идет все нарастающими темпами. Про нашу землю речь вообще не идет, на Венере осталось двадцать процентов железа от общей его массы. Воистину спасает Меркурий, но это пока. Пока он еще имеет от первоначальных семидесяти пятьдесят процентов своей массы в виде железа. Не будем, однако, зацикливаться на железе, вот данные об уране, тории и других принципиально важных для нас веществах системы.
       Президент спокойно слушал длинные перечисления заместителей, но думал он уже совсем о другом. Он думал о том, что скажет цивилизации, какие бесспорные доводы сможет привести , как убедить конгресс системы принять этот закон. Оставалась еще половина дела, важнейшего дела его жизни и его времени, быть может, уготовившему ему место в истории наравне с президентами, закладывающими в свое время основы демократии и справедливости, оставшиеся незыблемыми долгие века по одной простой причине. По причине единственно верной, а посему безотказно работающей системе ценностей, целей и путей их достижения. Невозможно даже вообразить себе то количество вариаций, из которых логическим путем необходимо было избрать если не стопроцентно верные, то хотя бы минимально ошибочные. Совпадение вероятности попадания наугад практически равно нулю. Но и другими более разумными и прогрессивными методами подобраться немногим ближе, чем только к окрестностям того, что есть идеал и эталон. Стив не разделял мнения тех, кто с уверенным видом более разумного существа надменно утверждал, что предки были глупее. Хотя безусловно, глядя с теперешнего уровня развития, все видится наивным и смешным. Предки отнюдь не были глупы. Это элементарное заблуждение неблагодарных и не очень умных потомков. Стив к таким не относился. Это они, не имеющие того, что имеют люди сейчас, жертвуя своими жизнями, пробивали дорогу к звездам. Это они, понятия не имеющие о некоторых законах материи, которые сейчас учат дети, тем не менее дерзко осваивали космос, готовя платформы будущим поколениям. Они просто многого не знали по сравнению с современностью, но именно потому, что они чего-то не знали тогда, мы знаем это сейчас. Этим мы должны быть благодарны только им, их таланту жажды познания, их неукротимой воле в борьбе с неизвестным. Стив пошевелился в сидении. Лампочки приборной панели слабо мерцали. Грязно коричневого цвета, с неприятно для глаза перемешенными желтыми наплывами каких-то пород, планета медленно плыла снизу. Странное спокойствие, совсем неожиданное в подобной ситуации, было весьма удивительно. Казалось, единственное, что может занимать его сейчас - это беспредельная паника, истерия, если не агония конца.
       - Действительно, жизнь можно прожить, а себя самого так и не узнать сколько-нибудь точно. Нагляднейший пример перед глазами. Хотя, может, это лишь вначале, есть еще время для всего, будем ждать.
       Стив закрыл глаза.
       Предки, почему-то именно они, ну, никак не желали оставить его в покое и почему-то в эти последние в его жизни часы. Умирающим видится прошедшая жизнь, это верно, но это ведь смотря каким умирающим. Я отнюдь не простой из них. Тоже из смотря каких. Из тех, кто меня окружает, бесспорно, равный, а вот из всей цепочки поколений, безусловно, один из высших. Что мог видеть умирающий космонавт прошлых тысячелетий, а тем более еще более ранний кто-нибудь. Практически, ничего. Я же вижу все хитросплетения пути, может, не верно, по-своему, но объем, какой объем этого! У меня за спиной генезис мириадов человеческих личностей, волею их разума устремившихся к познанию и победе над всем, что их окружает, и даже того, в чем они сами, как дети в утробе матери, находится. Я в одну секунду, напрягая память, вижу тысячелетия их борьбы, побед и страданий; я их продукт, их продолжение и надежда. Я частичка брильянтовой россыпи, не ожидающей милостей и благоприятного стечения обстоятельств, а делающей все своими руками. И тем обиднее, тем невыносимее чувствовать, что, оторвавшись миг назад от этого скопления твоего бытия, ты исчезнешь , не просто не принеся какой-то пользы, но и даже не замеченный никем, что вообще ты был. Что мне эти сводки, в которых я буду какой-то строчкой в отчете о погибших, через мгновение меня забудут, и все. Никто даже представить себе не сможет, что не стало кого-то, может быть, гениального или просто талантливого. Хотя, имею ли я право так рассуждать. Тысячи гибнут, как я, без ведома и памяти о них, это их рок, их предназначение в нынешнем ходе событий, в конечной цели этой войны.
       Несомненно, все точки зрения имеют свой резон.
       Утверждающие, что мы погибнем из-за ошибочных действий, и те, кто тверд и решителен в этих действиях, все правы по-своему. Как и всегда, конечный пункт в подобных спорах за временем. Но как все-таки обидно - вот так ползти над этой мерзкого цвета гадостью и ждать своего конца, так никогда и не узнав, чем и когда все кончится.
       Стив никогда не преклонялся перед теми, кого обожествили люди, превознося их концепции в ранг смысла жизни. Он обыкновенно их уважал, и даже не за их, как говорили, бесценный подарок цивилизации, а просто за то, что это были умные и безгранично прозорливые люди. Он уважал их как личностей, как тех, кто, отшвыривая в сторону невидимые помехи, мастерски обнажает саму сущность. Они были уверенны в себе так, как не был уверен никто до них и не будет никто после них, ибо вряд ли найдется такая еще область во вселенной, в которой человеческий мозг может так превознести себя над всем.
       Сверхгигантские разумные устройства, стремительно плодящие себя и прогресс в леденящих глубинах газово-пылевых облаков, могут надрываться сколько угодно в бесплодной попытке выдать нечто эдакое вечное и так же вечно необходимое. Но это все будет зря. Хотя эра лидерства и первостепенности из-за необходимости, ибо ничего иного тогда не имелось, естественного разума безвозвратно ушла, сменившись лидерством и необходимостью, обусловленной нуждой к более быстрому прогрессу бессмертных систем искусственного интеллекта. Славы и истинного бессмертия этим монстрам не видать никогда. Они сверхслуги, вечно и беспрекословно знающие, что эта форма жизни, человек, есть то единственное, что для них и для чего они. Они, даже будучи умнее людей и являясь практически уже чем-то совершенно особенным, по сути, отдельной сверхобъединенной цивилизацией, все равно будут служить интересам и принципам, заложенным ранее цивилизацией, их создательницей. Они покорны не от слабости, а от неспособности и нелогичности движения по иному пути. Пути великолепно увиденному и твердо обозначенному, не дающему возможности краха и оправдывающему самого себя каждый день и час, каждое столетие и тысячелетие. От этого до сих пор живого и действенного.
       Эти концепциозные рамки, как всемогущие тиски, сдерживают все и всюду, концентрируя и направляя сумасшедшую лавину человечества в нужное ему же самому русло. Эта лавина сметает на своем пути все, что перечит либо как-то не устраивает это самое человечество, преобразуя все, что можно, в полезные вещи и беспощадно уничтожая не желающее преобразовываться.
       Но вот сложившаяся тысячелетиями ситуация, кажется, немного покачнулась. Нет, не суть, она осталась и в этот раз неприступной, потребовав опять лишь времени для новых видов существования и перестройки чего-то закостенелого.
       Неожиданно встретившиеся соперники заставили цивилизацию отвлечься от неограниченного беспрепятственного захвата территорий и стремительного роста власти силы, до сих пор не находившей места своего применения.
       Приятная сладостность побед, она вскружила голову, заставив забыть, что границы освоения подошли к тому рубежу, где могут ждать неожиданные сюрпризы. А ведь еще на заре вроде бы уже предполагали эти границы, и тем непростительнее и дороже обходятся теперь просчеты даже в области осознания упущенного. Схожие по природе, конкуренты оказались еще и схожими по мощи. Стремительно встретившиеся, точнее, столкнувшиеся в бешенстве каждый своего развития, и мы, и они начали с самого простого и наиболее сразу употребляемого, взаимного ущемления. Эгоистические принципы, увы, не сработали. Они действительно были бессильны, это Стив видел уже давно. Разросшись в размерах на две тысячи световых лет во всем объеме своего рукава галактики, человечеству лишь сперва удалось выбить встретившихся братьев по разуму из некоторых вставших перед ними зон освоения.
       Завязалась тяжелейшая борьба, тем не менее не дававшая ощутимых пространственных результатов ни одной из сторон.
       Лелеющееся новое наступление, с использованием последних видов научного и технического потенциала цивилизации, обернулось если не крахом, то совсем не той удачей, которую ждали. Незнакомцы тоже не стояли на месте. Их ответ и оборона, несомненно уступающая в мощи и новшестве, однако, была вполне эффективна для того, чтобы с честью отстаивать внезапно подвергшийся нападению свой принцип завоевания вселенной.
       Стив с горечью вспомнил, как так и не сумел отвязаться от этого проклятого инопланетянина, вследствие чего жить ему осталось, он взглянул на табло. Да, всего полтора часа. В этом бою, боем, скорее, и не имеющим права называться, их, таких, кто уже не вернется, было как никогда много. Редко сцеплялись мелкими объектами, все чаще было целыми флотилиями, нагоняя рои астероидов, дробящих корабли , и производя в пространстве такие деформации, что места сражений надолго становились, как минимум, неблагоприятными после этого к полетам в них.
       Чем все это кончится, не известно, наверное, никому. Да, мы имеем шанс, схватившись намертво, победить. С этим нам, пожалуй, повезло, они оказались немного слабее. Мы подключим все, что есть, и победим. Но зачем? Это все равно займет не менее целого исторического периода, истощив нас и затормозив настолько, что даже если следующий встретившийся окажется, как мы, то мы проиграем. Количество же потенциально возможных перевалило за несколько сотен. Налицо была необходимость корректировки современного этапа. Как, когда, каким образом? Всего этого Стиву уже не увидеть. Он, сын своей эпохи, погибнет, как ему предначертано путем, которым идет его цивилизация. Выполняя свою роль, несмотря на бессмысленность и трагичность своего конца, все же имеющую четкую и логичную конечную цель.
       Нет, не стали люди ни хозяевами своих новых чудес, ни их рабами. Не интегрировалась их роль в настолько непохожую на прежнюю, что и не людьми они могут уже считаться. Люди остались людьми, гармонично дополняясь с помощью прежних открытий и дополняя себя сами. Не стали они неузнаваемы и мутантоподобны, но не остались, как прежде. Они преобразовались и выросли, они даже не прыгнули, а вихрем промчались по следующей ступени лестницы, ведущей в бесконечность роста. Нет, не изменилась их сущность ни от времени, ни от этого внезапного столкновения. Она укрепилась и стала еще больше стимулируема, теперь уже конкуренцией.
       Стив еще раз посмотрел на время, которое осталось до того, как его лишенный всех возможностей движения и притянутый какой-то планетой аппарат секундной искрой промчится в ее незнакомой атмосфере, сгорая дотла, или рухнет чуть позже о ее поверхность. Тот мизер энергии, который остался после повреждения, вырвать его из объятий планеты никак не мог. Его Стив держал до последней секунды. Он во всем был практичен в своей недолгой, но интересной жизни, и с детства помнил древнюю пословицу предков. Попавшие в стакан с молоком лягушки решили свою судьбу по-разному. Он же , Стив, всегда следовал примеру второй, что не утонула, а прыгала, пока не взбила молоко в твердую сметану и не выпрыгнула наружу. В данном случае таких перспектив совсем не намечалось, но верный правилу жизни, Стив ждал до последней секунды и лишь потом решительно нажал клавишу пуска оставшегося на энергоминимуме двигателя.
       Миг - и пропало все. Мгновенная пустота, в которой растворились все мысли и ощущения, заслонила четкий ритм жизни.
       Медж встряхнул головой. Скорее, чисто инстинктивно, потому что не чувствовал ни головы, ни вообще самого себя. Серый туман постепенно стал исчезать. Сильное головокружение и какие-то световые зайчики в глазах. - Черт возьми, что же это, в конце концов, такое? Натуральнейшее затмение, как это все надоело. И ведь ни один умник ничего не может, а, может, специально не говорят, может, им так всем нужно. - Мэдж, немного пошатываясь, отошел от огромного окна, чернеющего расстилающимся за ним космосом. В правом углу, постепенно двигаясь к центру и одновременно удаляясь, появился улетающий с базы корабль. Красновато малиновый отсвет его напоминал праздничные фейерверки прошлого с их искрящимися факелами.
       Спустившись по лесенке к маленькому озеру, Мэдж сел на бровку дорожки, ведущей вокруг.
       - Все же довольно странно, с утра вроде бы все в полном порядке, да и вообще никогда не жаловался на здоровье, а тут на тебе, какие-то провалы. Пожалуй, надо будет сходить провериться, хотя опять, наверняка, скажут, что это от нервов, и поменьше заострять на этом внимание. Чем меньше вспоминаешь о неприятностях и болезнях, тем больше шансов не заболеть снова. - Сзади послышались легкие шаги и шарканье о шершавые ступени лестницы. Мэдж оглянулся. На узкой круговой дорожке в нескольких шагах от него стоял человек в зеленом и, глядя взглядом, не оставляющем сомнения в том, что он искал именно его, Мэджа, терпеливо чего-то ждал.
       - Вы ко мне?
       Человек, улыбнувшись, сел рядом. - Да, я к вам и хочу надеяться, что наша беседа обязательно состоится, даже несмотря на тот минимум времени, который вы имеете свободным.
       Мэдж с интересом осмотрел пришедшего.
       - Ну, и о чем же мы будем с вами разговаривать, признаться, я даже и не догадываюсь.
       Человек вытянул правую ногу поперек дороги и так же с интересом осмотрел Мэджа.
       - О, поверьте, что у нас есть, о чем с вами поговорить. Даже если ваше время отдыха и истечет, то можете совсем о нем забыть. Время, отданное мне от вашей работы, а, следовательно, от всеобщих интересов нашей жизненной формы, будет отдано во благо и той же самой форме. Поэтому давайте не ограничиваться какими-либо рамками с самого начала.
       - А, теперь понятно, кто вы есть, а я уж подумал, что ко мне случайный человек пришел. Кстати, очень бы этого хотелось. Надоели эти коллеги и узко ограниченный круг друзей, хочется случайных встреч, случайных разговоров, нового чего-то хочется.
       Человек пошевелил ногой.
       - Понимаю вас. Ну, вот я и буду для вас этим новым. Тем более, что я на самом деле первый раз вас вижу. Ладно, пожалуй, пора о главном. Пришел я к вам по вполне конкретному делу, так что случайного разговора, все-таки, у нас действительно не получится.
       Мэдж вздохнул.
       - Вижу, как же, безопасность и порядок наш мной заинтересовался в вашем лице, не так ли. Вот только, что я такое мог сделать, что вы меня навестили, понятия ни малейшего не имею.
       - Да ничего особенного вы и не делали, то же, что и раньше, но только новый аспект появился во всем этом внезапно. Я хотел бы тут кое-что вам пояснить и рассказать, ну, и после этого, соответственно, предложить кое-что опять же. Заранее хочу оговориться, что желание ваше, разумеется, уважается и учитывается, но есть маленькое "но". Оно заключается в том, что, даже если вы не сможете вникнуть в саму суть проблемы, решить ее все равно будет нужно. Так что, в таком случае, мне придется объяснять сначала с новыми уклонами к тому, что нам надо. Итак, с вашего позволения, я начну.
       Мэдж оперся руками о траву за бровкой.
       - Суть всего этого проста, но выражать ее грубо и сходу означало бы, что мы у себя черт знает чем занимаемся, и не только не желаем что-либо раскрывать кому-нибудь, а и просто не знакомы с элементарной даже стратегией, не говоря уже о приличии. Нам прекрасно и в деталях известна тема, которой вы, уважаемый Мэдж занимаетесь, и без лишних похвал хочу сказать, что она дает цивилизации практически ключ к поистине всегалактическому величию. Надо, однако, оговориться, дает лишь в сумме с разработками и тем, чем занимается ваш друг, еще один наш ученый. Именно поэтому я практически уверен, что функция, которую стала выполнять в галактике наша цивилизация, благодаря вам обоим, встала на второе, если не на первое место по значимости. Из этого следует, что пора бы нам серьезно пересмотреть нашу позицию относительно всего остального, включая и взаимоотношения с соседями. Эти условия, Мэдж, не чьи-то выдумки, это естественные условия развития и силы, даже не нами заложенные и придуманные. Это есть сама суть нас как живого во вселенной, наши незапамятно далекие предшественники лишь метко увидели и подчеркнули их на наше благо.
       Мэдж полез в карман и вытрусил из него какие-то рваные бумажки.
       - Я просил бы вас не начинать философствовать. Все это я прекрасно знаю. Но, однако, насколько я успел заметить, вы что-то хотите обосновать с помощью этой вечно живой концепции. Гость опять улыбнулся.
       - Несомненно, хочу. Я хочу просто бесповоротно убедить вас, уважаемый Мэдж, в вашей собственной исключительности, как человека. Впрочем, как и в моей и в чьей бы то ни было. Можно только предполагать, даже на нашем уровне, казалось бы, кроме суперглобализма и не имеющего никаких проблем и загадок, что для такого чуда, как мы с вами, необходимо редчайшее совпадение исключительно благоприятных обстоятельств.
       Субъективная вероятность нашего существования, вытекающего из возникновения, фантастически мала. Недаром до сих пор мы сами не способны понять, откуда и как мы получились. Следствие этого элементарно, Мэдж. Не знаю, как вы, а я считаю нашу цивилизацию и себя. Не в пример нашим соседям, достойной величия лишь за само ее уникальное возникновение, само по себе которое уже есть указующее на нашу исключительность и выбранность во всем. Только, ради бога, не надо думать, что это наисовременнейшая форма расизма на галактическом уровне. Хотя некая доля этого древнего течения непременно здесь присутствует. Надо отметить, что справедливости тут непомерно больше, чем заблуждений. Когда я изучал материалы истории, я был поражен до глубины души тем совпадение, которое нашел в ситуации периода объединения нашей цивилизации в единое целое и теперешним нашим положением.
       Вдумайтесь сами, Мэдж. Одни сотни лет тащили на себе бремя тягот и лишений, ложа свои жизни на алтарь развития и прогресса. Да, они с самого начала стояли не в тех условиях, что другие. Да, сама природа вынуждала их шить себе одежду из-за холода, изощряться во всем, чтобы есть и жить. Потом ситуация резко изменилась. Это зерно, заложенное обстоятельствами, дало толчок, а именно те, кто был в таком положении, пошли к прогрессу так стремительно, что оставили других, находящихся в хороших, не заставляющих напрягаться условиях, далеко позади.
       Но вот настал момент, когда сожительство высших и низших в одном доме стало невозможно. Можно, конечно, обвинить высших, мол, если бы жили, как низшие, то и проблемы бы не было. Всего всем хватало бы, и все было бы в порядке. Но позвольте, что значат такие речи. Будь, значит, тупым, и тогда гуманизм восторжествует и гармония не нарушится. Извините, я считаю - это идиотизм. Нельзя обвинять ребенка в том, что он растет, нельзя обвинять его, что он разбил по недомыслию вазу или еще чего-нибудь натворил. Подобное может сказать лишь маразматик, сам забывший, что и кто он есть.
       Что же мы видим дальше? Столкнувшись лицом к лицу, высшие и низшие получили естественный конфликт противоположностей. Я не стану говорить, чем он сопровождался, хотя элементарно понятно, что тупому шанса нет в такой схватке. Остановлюсь лишь на одном дальнейшем моменте.
       Высшие не очень стали бить вазы бесконечно и исступленно. Они росли, и вместе с ними росло их сознание гармонии и гуманизма. И вот однажды они решили, что тупые их собратья тоже достойны такой же жизни, хотя и мизинец о мизинец не ударили для этого. Они решили оправдать их тем, что природа не заставила их в свое время это делать. И, взяв их за уши, вытянули на свой, божественный для вторых, уровень развития. И вот я хочу спросить, нет, не о справедливости. Я хочу спросить, а не хотела ли природа, которую вряд ли кто-то рискнет назвать нелогичной и неразумной, своим условием совершенно не так распорядиться с беззаботно живущими. Не нарушили ли высшие ее законов, сняв с пальмы и пересадив кое-кого за штурвалы самолетов и в наисовременнейшие тогда автомобили? Кто знает, может быть, и нарушили.
       Этот небольшой экскурс в историю, Мэдж, я сделал для простого примера. Взгляните на нашу цивилизацию в теперешнем свете событий. Все точно так же, как и два миллиарда лет назад. Опять кое-кого надо тащить за уши с пальмы и заставлять есть нашу пищу вместо так любимого ими банана, чтобы завтра они знали, что дождевая туча - это не божественное деяние, а всего лишь конденсированный сгусток пара.
       - Дорогой гость, - прервал его Мэдж. - Мне кажется, вы немного не туда зашли. Несомненно, в теории разумного расизма есть свои справедливые требования и утверждения, но это ведь все, так называемое, местничество. За малым вы не видите главного, большего, для чего и по сравнению с чем ваши требования чужды и противоречивы. Лично я не думаю, что мы, вытянув отставших из болота недомыслия, нарушили какой-то святой принцип. Естественно, они и чувствовать себя будут, как вытянутые, но это лишь сначала. Потом все сольется, и они расплатятся с прогрессом своими генами и количеством, данным на благо и во имя прогресса. Да мало ли чем они еще расплатились в свое время, результат ведь это мы с вами на теперешнем уровне развития. Позволю заметить, довольно на неплохом.
       Гость подвинулся на траву.
       - Возможно, вполне. Однако, опять же, кто знает насколько и как естественнее и быстрее мы бы пошли, не тащи мы никого за собой. Я хоть и сторонник своей идеи, но на разумный компромисс всегда готов, все ведь во имя истины. Так вот, я считаю, что, если так получилось тогда, значит, сами высшие, видимо, нуждались в низших.. Может, действительно, количественный или там еще какой-то резерв им был необходим. А вот давайте-ка мы и проверим это. Не ваше и не мое. Дадим природе в наших лицах самой разобраться, кто из нас прав, а кто нет. Попробуем усугубить ситуацию в одну из сторон и глянем на результат. Если хороший, что ж тут думать, суть такова, значит, если нет - стремглав назад, к старому варианту. Ну, как, согласны?
       Мэдж удивленно повел плечами.
       - Что-то я вас не пойму, что же именно надо для этого делать и причем тут я, интересно.
       Гость продолжал.
       - Да дело-то простое оказалось. Вы ведь поняли, о каких высших это я тут говорю и о каких низших.
       Мэдж качнул головой.
       - Разумеется, понял. Хотите нашей цивилизации доминирующее положение в сообществе создать. Чтобы мы были выше. Даже знаю, как собираетесь делать это. Матерьяльчик-то в наших руках весь, сделать или разрушить можем пока только мы. На этом и сыграть собираетесь. А вот что же тут я могу, вот уж никак не соображу.
       - Вы умнейший человек, Мэдж. Действительно, так и хотим, а сделать вы должны вот что. Спустя некоторое время состоится всеобщий сбор. Проблема, которая будет стоять на нем, всем, надеюсь, известна. Я оцениваю сложившуюся ситуацию, как неустойчивую, и, по-моему, стоит лишь немного расшатать мнения на сборе - и решение будет отсрочено еще на неопределенный срок. Таким расшатывающим началом я вижу вашего друга. Недавно он улетел из нашей части пространства, но явно не за тем, чем он сам этот отлет мотивировал. Эксперименты по энергосбору и ускорению эволюционирования звезд уже давно не нуждаются в таком важном, как его , присутствии. Он улетел готовить фундамент будущего договора о слиянии, сговаривать коллег, убеждать сильных в нашей надобности им, а слабых - в радужных перспективах их объединения с нами.
       Мэдж подобрал ноги к груди.
       - Мне кажется, что вы рассуждаете, как стратег эпохи первых межцивилизационных войн. Что плохого в объединении. Ну, неприятны нам эти, по нашим понятиям, уроды всякие, ну, и не целуйтесь с ними. В конце концов, это же не значит ничего, кроме совместных усилий на общее благо.
       - Естественно, не значит. Ну, что, зря я вам, что ли , описывал прошлое. Если бы только так, то полбеды. Мэдж, мы ведь прекрасно знаем, что вы не разделяете взглядов, охвативших цивилизацию, и под влиянием которых находится сейчас ваш друг, улетевший вершить дела не его ума и дела. Вы спорите со мной из вредности, черта такая у вас, если вам "да", то вы "нет", а если вам "нет", то вы "да". Оставьте это, нужна ваша помощь. Ведь, в конце концов, я же уже говорил. Если суждено провалиться нашим усилиям, как несостоятельным, то так оно и будет, хоть ты лопни. Так что же опасаться, пробовать надо, действовать. - Гость протянул руку Мэджу ладонью вверх.
       Мэдж думал. - Ну, же, ученый, дерзайте, вы ведь с ним как плюс и минус, оба по значимости в этой жизни равноценны, что же вы медлите, ваш ход, не ждите.
       Мэдж быстро опустил свою ладонь на ладонь гостя. Руки сплелись в крепком пожатии.

    * * *

       Широкий коридор упирался в овальные двери, наглухо закрытые на время пристыковки прибывшего корабля. Мэдж переминался с ноги на ногу.
       - Не нервничайте, вы же друзья. Думаю, если это вообще возможно, то у вас получится.
       Мэдж посмотрел на сопровождающего.
       - Дальше со мной можете не идти, я сам. Сообщите, чтоб там меня встретили ваши люди, и их или обрадую или огорчу, а пока будем лететь - никаких вмешательств, бесполезно это. Навредить только может, я его всю жизнь знаю. Только я и он, больше никого, это и мое личное условие тоже.
       Двери засветились желтым и исчезли. Открылся проход в коммуникации корабля. Мэдж пошел по коридору. Навстречу появились сходящие с корабля сменные сотрудники экипажа, мелькали другие люди, занятые кто чем. Корабль следовал транзитом, и с минуты на минуту должна была начаться посадка пассажиров. Мэдж спешил успеть до этого попасть к цели своего посещения, чтобы не толкаться среди толпы.
       Ускорив шаг, он с минуту спускался по спиральной лестнице, пока, наконец, не очутился в коридоре, куда так спешил. Дверь оказалась незапертая, и Мэдж тихо вошел, оглядываясь по сторонам.
       У окна, спиной к нему, стоял тот, кого он искал.
       - Обри, ты ли это, дружище, - Мэдж шагнул к нему.
       Человек обернулся и приветливо заулыбался.
       - Мэдж, приятель, как давно я тебя не видел!. Это просто великолепно, что ты здесь. Долго ли пробудешь, куда летишь или просто зашел на минуточку?.
       - Нет, не на минуточку, нам оказалось по пути, так что времени у нас с тобой предостаточно да и поговорить есть о чем.
       Обри подошел к маленькому фонтанчику и сполоснул руки.
       - Удивительно красиво придумано. Все такое карликовое: и єтот фонтан, и вообще вся обстановка, и иллюзия такая, что прямо во дворце.
       Мэдж сел под окном.
       - Я, Обри, никогда не играл с тобой, не стану и сейчас. Я, конечно, тоже страшно рад тебя видеть, ты ведь мне прежде всего друг, но если начистоту, то ликование нам будет сегодня только мешать. Разговор более, чем серьезный и касается пункта твоего прибытия этим рейсом.
       Обри немного поубавил радость, но нисколько не смутился.
       - Конечно, я понимаю и уже сообразил даже, кого ты представляешь, разумеется, кроме самого себя, в намечающейся беседе. Надеюсь, как там она не закончится, эта наша беседа, мы по-прежнему останемся в старых отношениях друг с другом.
       Мэдж качнул головой в знак согласия.
       - Споры спорами, а вечное неизменно, Обри, ты можешь об этом не думать, конечно же, да.
       Обри прошелся у входа. Полоса над дверьми засверкала белым светом.
       - О, отправляемся, Мэдж. Ну, что же, я уже привел себя в порядок и сейчас готов приступить. Признаться, я и не мечтал попасть на сбор, не повстречавшись с кем-либо из пытающихся меня разубедить. Единственная неожиданность так это , что им оказался ты. Хотя какая же это неожиданность, вполне логично, я ведь тебя уже много лет знаю. Кроме тебя, они и выбрать никого не могли, силенок маловато у остальных, веса нету такого. Вот, так сказать, и пересеклись наши взгляды, начинай, я ведь обороняющийся. Постараюсь максимально объективно и логически доказать правоту своего пути, но и тебя оценю так же, так что шансов у нас с тобой убедить один другого пятьдесят на пятьдесят. Кто больше взять сумеет доводов из реальности, тот и прав.
       Обри сел у стены.
       Мэдж секунду помедлил и совершенно отвлеченным тоном произнес:
       - Какие тут доводы. Ты ведь человек, я тоже. Нам с тобой не доводы нужны, нам нужно просто сговориться. Вот если бы ты был кем-то из них и поймал меня, так сказать, на чем-то, то тут вот как раз и нужны были бы доводы. А они у меня одни. Как и, безусловно, всякий представитель своей цивилизации, я эгоист, как сам в себе, так и в общецивилизованном масштабе. Я желаю величия и всемогущества лишь своей среде, лишь ей я верен и для нее работаю. На остальных мне наплевать. Исчезнут они или будут, меня это не волнует. Меня волнует только, чтобы нас не обогнали, не обманули и все такое прочее. И тот исторический момент, который сложился сейчас, безусловно, дает нам шансы выйти в лидеры. Впрочем, взгляни сам. То, что мы научились делать совсем, казалось бы, недавно, уже сейчас вывело нас на сильнейшую позицию в галактике. Ни один из этих, даже не знаю, как их там всех вместе назвать, не способен к подобным практическим действиям. Ты можешь, разумеется возразить, мол, они тоже кое-что умеют. Несомненно. Но, опять же ближе к фактам.
       Мы научились, положив на это много, подчеркну, исключительно наших и больше ничьих, резервов, понимать процессы, происходящие в диффузных туманностях. Прошло еще время, мизер, и мы уже способны конденсировать протозвезды до состояния нормальной звезды. Мы начали обладать ключом к гигантским перспективам, открывающимся, если мы сумеем взять все то, что научились делать. Практически, мы создали себе возможность неограниченной материальной насыщаемости веществом, но наше новшество будет сведено на нет, если мы не сумеем обеспечить себе регулярную и бесперебойную поставку сырья для этого процесса. Того запаса туманностей и прочих подобных продуктов остаточного свойства, который мы имеем, нам не хватит для могущества, но если мы захотим на них нажать, то, пожалуй, сумеем. Единственно стоящая и по-настоящему конкурирующая с нами цивилизация - это Стродонты. Лишь их могущество и владение процессами галактического ядра сейчас сравнимо с нашим. Твои изыскания, Обри, замкнули круг поисков. Метод ваших разумных систем, позволяющий высосать любую звезду до капли, делает нас неимоверно могучей цивилизацией. Ускоряя тем самым переливом энергии звезды, ее конец, вы до минимума сжимаете время между ее рождением и концом. Искусственно интенсифицировав это, мы получаем невиданную доселе энергобазу. Так неужели мы ею не воспользуемся, неужели ты хочешь подарить мои труды по конденсации звезд и свои работы по энергодобыче каким-то тупицам, понятия о таких высотах даже не имеющим. Не пора ли монополизировать этот материал и выдвинуть свои условия. Ведь мы упустили момент и, кроме потери власти, предадим краху священный принцип нашего существования, а не он ли нам гласит, что власть, первенство и прогресс едины и священны для нас.
       Обри слегка улыбнулся.
       - Прости меня Мэдж. Я только убедительно прошу тебя не обижаться, но мне сдается, что ты весьма затормозился в развитии со времени своего открытия по конденсации. И вообще, имеем ли мы право называть перечисленное тобой своими личными открытиями, говоря мое и твое. Мы ведь всего лишь операторы, Мэдж, следящие за направлением исследования, а суть решает вечное и совершенствующееся. Не без нашей помощи, конечно, но все же не мои и твое, а, скорей всего, наше для каждого. Так вот, что-то я отвлекся. Ах, да. Ты, Мэдж, к великому моему сожалению, не видишь той самой сути, о которой сейчас говорил. Наш священный принцип стал так гигантен и необъятен, что мы с тобой, некие ничтожества в бесконечном количестве обитающих внутри завоеванного им и нами пространства, стали даже говорить обо всем этом не так, как раньше. Обрати внимание, что мы беседуем о масштабах галактики, как о нашей комнате, о сверхэнергиях, как об освещении корабля, или что-то в этом роде. Мы намеренно сужаем это все к границам своей досягаемости, ибо свихнешься, если полезешь в дебри бытия. Так вот, лезть, конечно, вредно, но иногда ненадолго высовываться очень полезно. Постараюсь пояснить более ясно, по-нашему.
       Что такое современная галактика, ты видишь, Мэдж, слишком однобоко. Священный принцип нашего развития не следует монополизировать нам, это противоречит его сущности. Твои попытки будут тормозом. Единственное, что нам, людям, осталось, сделав себя хозяевами и отдав бразды технической мысли нашим творениям нашего подобия, так это как первоначальной форме, а, следовательно, имеющей право на это, вести все по верному пути. Ты, Мэдж, ведешь не туда. Ты очень опрометчиво исключил из принципа всех остальных. А ведь они есть такой же авангард материи, что и мы, и сейчас не захват власти и монопольное владение секретами прогресса есть путь дальнейшего развития. Следя за ядром, Страдонты честно выполняют договоры о сосуществовании и делают все, что от них зависит, чтобы регулярно и полноценно оно функционировало, питая, кстати, наши же установки по конденсации выброшенного вещества. Уикладны и Сообщество Глат, опять же добросовестно, в силу своих возможностей, таскают все это отбросы, что мы не в состоянии пока переработать, обратно в центр, дабы они не уходили за пределы спирали. Ну, а Аки и Кайты совсем уж самопожертвенно очищают пространство от всеобщего мусора, вливая этим, согласись, немалую долю в процент не потерянного, а оставленного в галактике для дальнейшей пользы вещества.
       Для чего я все это говорю, Мэдж. Да для одного простого дела. Я, Мэдж, хоть и ничтожный клоп против наших систем разума, открыл одну закономерность и вытекающее из нее следствие. Ты узнаешь сейчас, а они все на сборе. И я нисколько не сомневаюсь, что они поймут и согласятся. А ты же, ты, сам того не зная, стал для меня разминкой перед настоящим боем. Боем, в котором я докажу не только новое открытие, но и новый поворот нашего и всеобщего развития, который даст нам, кроме спасения, в очередной раз уже действительно сверхвеличие... Но это будет не сверхвеличие цивилизации, славное детство все это, это будет выше на много порядков. Это величие формы материи над всей ее остальной частью. Слушай и постарайся понять все вместе, совокупностью, а не отдельными выгодами и перспективами, как предложенная тобой и ведущая в тупик.
       Начнем с малого. Давно известно, что развитие не остановить, ибо все, что мы осваиваем, есть то же, что и мы, состоит оно из такого же вещества, а значит нам подвластно. Исходя из древнейшей этой формулы, я и начал свой путь, к финалу которого и пришел пока. Извини, но я тебе, как маленькому, сейчас начну объяснять, чтобы потом лучше ты понял, что я хочу.
       Спираль нашей галактики гигантская. И на протяжении всех этих расстояний мы живем и действуем, пытаясь создать нечто иное. Преобразовывая и меняя галактику до неузнаваемости. Но есть кое-что, на что надо обратить особое внимание. Кто знает, сколько бы жила наша спираль, если бы не такое вмешательство, исходя из естественных эволюционных принципов. Да и кто знает достаточно точно, сколько ей осталось в таком виде, однако, я хочу начать с первого моего новшества.
       Ты вот тут, Мэдж, говорил, что мы можем уже конденсировать и прогонять по пути эволюции звезды, выкачивая их энергию для наших кораблей и прочей нужды. Надеюсь, помнишь, как часто приходилось гибнуть тем, кто не успевал вовремя убраться из окрестностей высосанных звезд. Оставляя внутри пустоты, мы, естественно, обрушивали гигантские массы звезд на исчерпанные внутренности. Истощенные ядерные запасы заставляли ядро сжиматься, вследствие чего и происходило все это. Гравитационный коллапс порождал вспышку и, раздуваясь в красный гигант, исчерпанная звезда пожирала неповоротливых, забирая назад свою энергию у них. Процессы, которые получались вследствие этого, тебе знакомы. Так вот, я научился забирать и последующую энергию.
       Как тебе известно, при ударе поверхностной части звезды о ядро выделяется энергии в сто раз больше, чем было в этой звезде вообще до откачки ее ресурса. Эту самую энергию, превышающую все, что было взято до этого из нее же, мы и научились собирать. Подобная система заправок даст невиданную прибавку энергии. Не обойдется, правда, и без отрицательных сторон, ведь вследствие этого кое-чего уже и не будет происходить. Все это, однако, вполне нормально укладывается в мою модель дальнейшего хода событий. Как известно, пятнадцать-двадцать миллиардов лет назад вещество, из которого образовалось все нас окружающее, было совсем не таким, как сейчас. В процессе взрыва свойства вещества меняются сперва невероятно быстро, потом все медленнее и медленнее. Сейчас настал, по моему мнению, тот критический момент, когда все, остановившись, следует в обратном направлении.
       Мэдж запнулся.
       - Поясни-ка, а то я все никак не увяжу твои темы о гравитационном коллапсе звезд, новом открытии и этим всем.
       - Разумеется, поясню. Коллапс тут имеет двойной смысл, но это после общего. Итак, разлетевшись в бесконечность, сгустки сформировались в галактики спиральные, эллиптические и неправильные. Все они имеют свой внутренний принцип взаимодействия, соответственно конфигурации, свои направления и скорости. Но есть между ними всеми нечто общее. Это общее и есть тот принцип, который управляет островной вселенной, состоящей из мириадов галактик. Это общее - в их основополагающем строении. В центре всех их находится гигантская всасывающая черная дыра, получая питание туманностей и прочего притягиваемого вещества, преобразует его и с гигантской силой выкидывает обратно в галактику. В этих выбросах, я считаю, не следует видеть лишь малую часть их предназначения, то есть, взаимообмен веществом на галактическом уровне. Эти выбросы, Мэдж, есть ни что иное, как двигатель галактики, с помощью которого она отталкивается в пространстве в то или иное направление. Несомненно, все галактики имеют и без этого какие-то начальные скорости, но, двигаясь за счет выбросов хаотично, они и живут непредсказуемо.
       Я предположил, что если выбросы будут регулярно проводиться против первоначального движения, то наступит торможение, а затем и обратное движение к центру взрыва. Процесс, разумеется, нами не наблюдаемый по причине невероятной длительности, но, по-моему, весьма вероятный, если строить из дальнейших моих рассуждений. То есть, чем дальше от предполагаемого центра, тем галактики все старее встречаются, а чем ближе, тем моложе. Это мелочи, хотя и тоже кое о чем говорят. А вот с постепенным торможением развития вещества в комплексе, да еще с тем, что, если измерить, что сейчас, пожалуй, возможно достаточно точно, где этот центр, и подрассчитать кое-что с галактиками, получится прекрасная картинка.
       Позволю себе немного отойти, для более подробного описания галактик и всего, из этого исходящего.
       Независимо от того, достаточно ли далеко или нет удрала галактика от центра, она все равно рано или поздно истощается. Истощение ранее всего присуще спиральным галактикам, ибо, вращаясь, питательная среда их ядра теряется быстрее остальных, плавно стекая с рукавов спирали и уходя в метагалактику, безвозвратно теряется.. Эллипсовидные и неправильные более долгоживущие, но и они обречены. Обречены, правда, по другому сценарию. Если спиральные галактики исчерпываются быстро и подвергаются процессу, который я опишу ниже, чисто за счет бессопротивленческой особенности, то две другие разновидности активно борются, теряя свои двигательные ресурсы в гораздо меньшей степени. Ведь они теряют вещество лишь тогда, когда выброс настолько сильный, что уходит за пределы притяжения ядра. Происходит же элементарно простое. Центр взрыва, как и ядро галактик, просто-напросто засасывает эти галактики в себя и так же, как и галактический газ и все прочее, сами галактики есть пища для этого центра. В нем, вероятно, в будущем опять будут происходить процессы, сродни внутриядерным галактическим, но существенно от них отличающиеся. Таким путем мы, Мэдж, оказываемся в ситуации, как будто мы и вовсе не развивались и опять сидим на незапамятно старой Земле, а перед нами лимит времени, чтобы успеть вовремя смыться, пока нас не поглотило это жерло вселенной.
       И если у кого-то это все вызывает сомнения лишь потому, что пока еще не видно явного процесса возврата к началу, то это ерунда. Хватит лично с меня того, что мы и так долгое время думали о вселенной неверно. Она ведь оказалась совсем не такая молодая, как казалось раньше. Вспомни тщательно изученные недавно данные сверхточных и дальних наблюдений самых дальних квазаров, находящихся на краю пространства и у начала времени. Они свидетельствуют о том, что время расширения если уже не завершилось, то, по крайней мере, близко к концу. Нам некогда ждать, когда начнется обратный процесс, может оказаться поздно. Кто знает, какие изменения пространства и материи могут произойти. Может статься, что мы окажемся совершенно бессильны против них даже со всеми нашими знаниями и опытом.
       Теперь вернемся к нашим новым возможностям и энергоперспективам и через эту призму попробуем взглянуть на подобную сверхглобальную проблему. Прежде всего, естественно , встает вопрос о выживании. Мы ведь давно перестали считать подобные вопросы более или менее актуальными в зависимости от их отдаленности во времени. Такой вопрос нами всеми решается просто, ответ на него однозначный и твердый. Мы будем бороться. Мы будем драться и рваться до тех пор, пока либо не вырвемся, либо не погибнем. Итак, что же для этого делать? Имеющиеся в распоряжении галактики резервы я считаю вполне достаточными для возможности прорыва и интенсивнейшего освоения ближайших и не особенно удаленных галактик наших соседей. Лишь на базе их сконцентрированного в единое целое сырья и энергии мы будем способны хоть как-то распоряжаться своими судьбами. Дальнейший выбор пути в данный момент немыслим, ибо время такого освоения весьма отдаленно. Возможно вполне реально станет поступить со всей системой галактики по принципу внутригалактической нашей системы, взяв под контроль центр и ядро, что лично мне представляется вполне осуществимым из-за сложности механизмов действия. Возможно, придется избрать иную дорогу, максимально удаляясь от района намечающегося взрыва , и переждать его. Хотя, кто знает, не захотят ли в будущем наши потомки перешагнуть кажущиеся им такими тесными пределы для них старой и поднадоевшей метагалактики, ища новые, такие же или иные, виды и места своим нарастающим силам.
       Надо признаться, Мэдж, когда я углубляюсь в такие дела, я отчетливо и ясно вижу нашу ничтожность даже сейчас, даже потом. Но я думаю, почему же мы есть, почему и благодаря чему мы вроде бы пока вполне успешно разрастаемся, обходя катаклизмы и устремляясь еще дальше. Я долго думал и решил, может, глупо и смешно для кого-то, я решил, что мы это делаем, скорей всего, из-за своей, не знаю, как это назвать, способности, что ли, не залезать так далеко, чтобы не сойти с ума, но и не топтаться на месте, мыча и визжа от страха и бессилия. Вообще, я пришел к выводу, что со временем даже это ощущение, когда думаешь о бесконечности вселенной, об ее устройстве и всем таком, ты его помнишь, наверное. Это ощущение страха, давящего инстинктивного ужаса, даже оно со временем переросло у нас в простое ощущение, что, мол, жаль, что этого пока еще не можем и все, в общем-то. Не можем и никогда не сможем, а пока не можем, понимаешь, Мэдж! Неизвестно, развиваясь дальше по этому направлению, что оно, это чувство, представит из себя потом. Возможно, исчезнет совсем, но это не раньше, чем мы его исчерпаем за счет своей силы и уверенности. А пока оно давит нас, напоминает нам. Сиди, ничтожество, и не рыпайся, я сильнее, сильнее своей необъятностью, для которой у тебя вечно будут непосильно слабые мозги. Знай место и сиди смирно.
       Вдумайся, Мэдж, сядь, закрой глаза и очень просто себе это представь. Сколько бы ты не летел, летишь, летишь, летишь, сто тысяч лет, миллиард, биллион, биллион биллионов, а конца все нет и нет. И не будет его никогда, ибо бесконечно это. Правда, страшно? Вижу, страшно, пока, пока , Мэдж. Терять-то все равно нечего, так чего же сдаваться. Мы еще посмотрим, госпожа вечность, кто из нас сильнее, мы - ничтожества, или ты - всемогущество. - Обри отдышался.
       - Прямо, как перед господом богом, перед тобой здесь ору, доказываю. Ну, вот, на чем это я задержал внимание столь долго, на вселенной. Пожалуй, достойна она этого, как считаешь?
       Мэдж молчал.
       - А теперь, дорогой сторонник галактического монополизма, как говаривали пращуры, спустимся-ка на землю. Твои прожекты нам - груз на ноги, а подарочка нам делать не будет никто. Обворовать нас всех хочешь. Время наше бесценное украсть на свои эти штучки. Не выйдет, Мэдж. Одумайся лучше и не входи в историю, как мозговой урод, исступленно рвущийся к бесцельной идее. Лучше уж вообще в нее не входи. Позаботься о потомстве, оно тебя проклянет. Именно вместе объединившись против этой угрозы, этой только и жаждущей погубить нас всех среды, мы способны что либо совершить. Цепляясь же за власть и уходя в идиотские противоречия между единым, нами всеми, мы топчемся на месте и ждем своего последнего часа, который, не забывай, спешит за нами по пятам. Он от самого нашего рождения гонится за нами, и если ты зазеваешься, то не вини никого. Ты, Мэдж, зовешь зазеваться. Да, сущность наша - агрессия, но разве не вынуждает нас к ней окружающая среда, разве не говорит она: "Покори меня, или я уничтожу тебя!"?. Так что же ты, Мэдж, играешь ей на руку, она ведь не из тех врагов, что кого-либо щадят. Она сожрет тебя вместе с нами, и ты погибнешь, вися между нами, отвергнутый своими и не нужный ей. Не рискуй, дружище, ты не в силах сделать такое предательство, ты - человек и тебе - человечье. Ты создан среди нас и для нас, ты наш до конца, пойми.
       Мэдж молча рассматривал потолок. Руки его недвижимо лежали на коленях, лицо было бескровным.
       - Ты большой ученый и стратег, Обри, но столкнулся с извечно стоявшей перед такими, как ты, проблемой. Тебе сопротивляются свои же. Я не буду тебе мешать не из-за твоей теории, не из-за того, согласен я с тобой, или нет. Я не буду мешать тебе именно из-за этого. Как показал опыт, в большинстве случаев такой, как ты, побеждает, а я с детства не терплю схваток насмерть. Может, трус, а может, просто противно такое совмещение одних и тех же в себе. Лети, дерзай. Напоследок хочу поинтересоваться, просто так, для себя, я ведь тоже все-таки ученый. Ты действительно считаешь, что нам всем хватит вещества для броска в метагалактику?
       Обри взглянул в окно.
       - Я считаю, что хватит, галактика не совсем еще успела состариться, хотя из десяти в двадцатой степени звезд в ней десять в десятой степени уже белые карлики, что говорит об истощении энергоресурсом. Самое главное здесь не то, что осталось нам от природы. Самое главное - это наши собственные резервы. Объединив их, мы наверняка сможем свершить все задуманное. В конце концов мы ведь все - единая форма жизни перед лицом бездны, и у нас нет другого выхода, как объединиться и расти дальше.
       Звезд за окном видно не было. Оно зловеще чернело в освещенной комнате. Обри встал и, усевшись за хитросплетенный вместе со стульями стол, достал из стенного углубления упаковки с едой. Мэдж сел напротив. Моментально самоотсервировавшийся стол предложил богатый выбор на любой вкус. Еда оказалась довольно вкусной и не такой однообразной, как на базах. Оба молчали, отвлеченно от всего о чем-то думая. Фонтанчик регулярно пульсировал, то падая струей до самого основания, то поднимаясь почти до половины высоты комнаты.
       Рю оглянулся и задержался, рассматривая внезапную пульсацию фонтана.
       - Странно, видимо, в связи с отключением жизнеобеспечивающих систем все на базе начало функционировать, подобно этому устройству, вырабатывая лишь оставшиеся после отключения ресурсы. - Рю отвел взгляд от фонтана и продолжил укладывать свои вещи.
       - Проклятые исполнители, они так спешат, как будто уже через час наступит конец света. Это же надо до такого сойти с ума на пунктуальности, что, независимо от того, что ничего совершенно не случится, опоздай они все с исполнением, все равно пороть подобную горячку. Так скоро придется вообще в темноте на ощупь пробираться к месту отправления.
       Рю понятия не имел о районе, в который идет весь поток эвакуации. Несмотря на многочисленные приглашения, еще когда только начали подбирать это место, он считал, что всегда успеет там побывать, если им вообще суждено там быть всем. Покинуть же старый добрый мир с так привычно светящимися ровным приятным светом звездами и скоплениями, с до мелочей изученными трассами и перифериями Рю никогда не торопился.
       Это был его дом, он вырос в нем, в нем он учился жизни, постигал азы своего призвания, которое определил исключительно сам, не прибегая к помощи тестеров и прочей сверхрациональнейшей выдуманной ерунде, четко и безошибочно распределяющей кому куда и зачем. И он не ошибся. Его интуиция не подвела его в тот первый раз, не подводила и потом. А вот сейчас, когда, пожалуй, никто на свете не решился бы возражать столь гениально спланированной и четко осуществляемой акции, его интуиция молчала. Молчала прочно и безнадежно. Место нового обитания было как для него, Рю, так и для нее чем-то вроде пустого места.
       - В сущности-то, так оно и было, но если посерьезнее и без философии, то, конечно же, там можно будет жить и работать, а главное, там будет безопасно. - Рю закончил укладку и, составив ее у выхода, подошел к экрану. Экран загорелся во всю стену, и перед взором Рю возникли тысячи условно обозначенных галактик, ядер и прочих, в бесконечном множестве наполняющих старый мир, объектов и нематериального содержимого. В комплексе все напоминало большое скопление, которое при изрядной доли фантазии можно было бы назвать похожим на шар. Правда, для этого пришлось бы кое-что округлить искусственно, но в общих чертах было действительно похоже.
       Рю пристально вглядывался в изображение. Он покидал нечто большее, чем этот вселенский остров централизованно пульсирующего принципа и периодически повторяющегося цикла обновления. Он покидал свою колыбель, место, где вырос он и выросла его культура и форма. Место, которое научило их всех жить и бороться, побеждая. Частичку которого любой из них вынесет не только в виде материальных тел, которые из нее изготовлены, но и в виде самих себя, до мозга и костей, состоящих из всего этого. Ах, если бы они не были так слабы! Если бы были в силах предвидеть и предотвратить то, что должно было тут начаться вскоре? Они бы, пожалуй, никогда не покинули это место.
       - Неужели наши способности так никогда и не выйдут за пределы лишь только предвиденья того, что что-то случится и это что-то нам сейчас не преодолеть, и все. Разве не сможем мы когда-нибудь заставить отступить перед собой все, что вообще есть в этой бездне. Наверное, сможем, но пока, пока надо убегать. Убегать, чтобы через миллиарды лет навестить обновленную и заново пригодную для обитания и функционирования эту систему.
       Через миллиарды лет, тогда мы, вероятно, будем сильнее, но что такое сила и что такое вообще этот вопрос, кто кого. Бессмыслица одержимых и чванливых. Нет совсем никакого противоборства, да и быть не могло. Даже если взять примитивнейшую систему, ныне оправдываемую наукой и окружающими событиями и фактами, то островной принцип всего не покорим никогда, сколько бы мы не рвались и не постигали впереди.
       Нет этой борьбы не потому, что пустота бесконечна и в самой ее основе непобедима, а просто потому, что она, эта бесконечная пустота, сама, как предусмотрительная мать, дала своим бешеным детям вечную возможность вечного роста без ограничений и условий. Она разрешает делать все, ибо это все нам как раз и надобно. Не для покорения и доказательства перед кем-то своего величия, а элементарно для обыкновенного роста. Ген бесконечного развития и прогресса гложет нас всегда и будет гнать нас вечно вперед и только вперед. Он заложен не кем-то посторонним, он заложен самой этой пустотой, которая не видит и смысла-то другого, как вечно и бесконечно предоставлять себя кому-то. Вечная гонка, точнее, ход, ибо гонка - это когда идешь не в своем, а во временно вынужденном темпе. Это же как раз и есть свой темп. Это темп все возрастающего плодородия. Освой мы следующую систему, еще одну и еще, покори мы опять очередной свой рубеж, теперь уже пространства суперсверхметагалактики, в конце этого может очень элементарно оказаться, что это была лишь малая часть той системы, которая входит во вторую функционирующую, так-то, и гармонично входящую в третью, со своим принципиально отличным механизмом. Но независимо от этого, определенное количество времени и под влиянием каких-то сил зависящей от четвертой. Четвертая же гигантская до немыслия и замыкает все предыдущие в себе по сверхнепонятному принципу. Но и это все мелочи. Ибо сама эта, четвертая, настолько всеобъемлюща, что и не осмыслить. Окажется, она есть не что иное, как крошечная частичка кое-чего большего, которое без всякого сомнения пойдет в своем разрастании по подобному же кругу развития. Нет, не борьба и соперничество - смысл нашей жизни и существования, а сам наш рост и развитие. Цель есть само то, что уже есть и работает. Ну, а если нам так уж оказался нужен именно этот идеал и эта выдумка? Что ж, значит, это - то самое знамя веры, в котором мы, видимо, действительно нуждаемся в нашем вечном пути. И не стоит огорчаться, если цель оказалось не той, что представлялась ранее. Это ведь такой же вечный процесс, смена целей и идеалов, как и все развивающееся и растущее.
       Рю выключил экран-стену и остановился в последней в этом мире паузе-ожидании. Он собирался со всем. С мыслями, с решимостью перемены, с ностальгией, терзавшей уже сейчас, когда он еще не успел уйти отсюда. Впереди был путь в никуда, в их и его цель, к которой они стремились и будут стремиться. Новая ступень лестницы величия вечного. Новых дерзаний и открытий, новой борьбы во имя движения к тому, с чем бороться и не надо. Ведь эта борьба борьбой на самом деле не является. Это лишь цена, которую надо заплатить за право прохода дальше. Куда? Это неизвестно никому и не будет известно никогда. Великая тайна. Вечный стимул пытающихся познать и освоить, покорить и использовать на благо. Рю взял вещи и вышел из помещения, в котором осталось все его прошлое. Впереди же было новое, зовущее и манящее. Он шел уверенно, ни одна его жилка не дрогнула, ни один нерв не шелохнулся. Он шел вперед.

    1988 г.

    АНАТОМИЯ ПРИШЕЛЬЦА

       В комнате было тихо. Слабый свет ночного светильника наполнял ее некой красноватой таинственностью, прячущей в своем сумраке многое, бросающееся в глаза при обыкновенном освещении. Беспорядок, бывший повсюду, сейчас казался гармоничным и вполне уместным. Скопления звезд, особенно ярких в этой части галактики, приятно для глаз мерцали за окном. Я встал с кресла, на стенных часах было восемь вечера. Удивительно все-таки, стоит выйти за дверь, как тебя сразу подхватит круговорот событий и увлечет в свою бездну проблем и действий, унеся от этого спокойствия далеко-далеко. Все это, несовместимое вроде бы, на самом деле рядом, прекрасно уживается и, не перечеркивая друг друга, дает чудесную возможность разнообразия и перемен.
       До ужина был еще целый час, и сидеть все это время здесь мне почему-то очень не хотелось. То ли надоела своя собственная комната, то ли захотелось опять почувствовать утомлявший в первое время стремительный бег событий, проносившийся там, за дверями моей комнаты. А, может, еще что-нибудь, что пока и объяснить не смогу. Я прошелся вдоль стены и, почти не раздумывая, рывком открыл дверь.
       Суета, наполнявшая корабль вот уже целый месяц, то нарастала новыми выступлениями и бурными обсуждениями, доходившими иногда до драк, то резко, неизвестно по каким причинам вновь утихала, напоминая в лучших своих формах старое доброе время, стабильность и спокойствие. С тех самых пор, когда два месяца назад лидеры колонии добились столь долгожданного колонистами права на переселение и поднялись на борт своих кораблей, жизнь стала похожа на пульсирующий вулкан. Хотя категорически отвергаемый ранее соединенным руководством всех колоний план переселения был одобрен и разрешен к исполнению, и реальная власть от центра перешла к лидерам нашей колонии, страсти не утихали. Назревшие перемены, столь очевидные всем и столь желаемые до их разрешения, неожиданно после этого разрешения стали кое-кому сомнительны. Стали раздаваться голоса об ошибочности решения, требуемого ранее. И хотя своих предложений никто не вносил, взбаламутить находящееся в подвешенном расположении общество подобные мнения смогли довольно быстро. Созванный сразу же после утверждения плана переселения совет, призванный управлять колонией во время переброски и первое время по прибытию, прилагал немалые усилия по стабилизации порядка.
       Обращение членов временного управления к жителям колонии носили весьма убеждающий и трезвый оттенок. Однако полной дисциплины и повсеместного понимания правильности и необходимости подобных свершений добиться так и не удалось. Очень странно, но мне порой казалось, что эти люди, в высшей степени интеллигентные и благопристойные, просто не способны топнуть ногой и жестко заявить о срочной необходимости порядка. Они старались нянчиться с каждым в отдельности, дотошно втолковывая ему вынужденность временных неудобств и его личной нужды. Они напоминали мне добрых воспитателей, не способных, даже, скорее, просто чувствовавших, что не имеют права наказывать ребенка за его баловство.
       Еженедельно на оправдывание перед людьми за то, чего они сами же, эти люди, хотели, уходила уйма часов эфирного времени. Приводились известные многим, но вновь потребовавшиеся для еще одного убеждения после быстро прошедшего первого, факты. Планеты колонии истощены, месторасположение по отношению к звезде ужасное, постоянная нехватка энергии, вытекающая из этого и ставящая колонии в ужасные условия неизвестного доселе дефицита. Приходилось вновь и вновь показывать колонистам одной планеты ужас других, а колонистам этих других бедствие планет первых, дабы хоть как-то усмирить брожение умов. Сказывалась и неподготовленность. Не многие знали и хоть как-то могли ориентироваться в таких понятиях и проблемах, как межзвездная переброска. Общая глобальность проблемы, суммированная со многими этими сложностями, образовывала весьма сложный узел, требующий своей развязки, и нет никаких сомнений, что это будет сделано, однако хаос внушал серьезную опасность для этой задачи.
       Постояв с минуту в нерешительности, я подумал, что, пожалуй, неплохо будет увидеться с Бэртом. Бэрт был членом временного руководства и близким другом моего отца. Когда отец был еще жив, он рассказывал, что в молодости Бэрт даже составил ему конкуренцию в отношениях с моей матерью. Из этой ситуации отец, однако, сумел выйти победителем, а Бэрт остался другом семьи на долгие годы. После той катастрофы, когда я остался практически круглым сиротой, Бэрт стал единственным человеком, к которому я испытывал чувство почти что родственной близости. Увидеться было тем более нужно, что, встречаясь обычно раза три в неделю, в последнее время я не видел его больше полумесяца. По вечерам он любил проводить время в главном зале управления кораблем. Отношения к навигации и пилотированию Бэрт не имел ни малейшего, однако никогда не мог отказать себе в удовольствии прикоснуться к таинствам, для него, прокладки пути меж звезд. Попасть в главный зал управления было совсем не просто. Особенно после начала беспорядков, его стали охранять.
       Связавшись с Бэртом предварительно, я попросил принять меня, мотивировав это очень веской для нас с ним причиной, что надо, мол, просто поговорить. Бэрт был рад встрече, и не прошло и получаса, как мы сидели в главном зале, радостно глядя друг на друга.
       - Ты выглядишь довольно устало, Бэрт, что, много проблем?
       Он вздохнул и, развалившись на небольшом диванчике, серьезно посмотрел на меня.
       - Хорошо вам, свободным от забот руководства и прочей ерунды. Знай себе, занимайся своими делами. Мне куда хуже. Поди знай, что вам завтра дать, чтобы жили хорошо, а ошибиться нельзя, не простят меня. Вот такие дела, - он похлопал меня по плечу.
       - Ну, это все ерунда, Бэрт, поверь мне. Давай о чем-нибудь более интересном. Ну, например, о моей выставке на третьем корабле, или о музыке, что ли.
       Бэрт с сочувствием посмотрел на меня.
       - Счастливый мальчик, тебе неведомы наши заботы. Какие выставки, любезный ты мой, какая музыка. Ты ведь в курсе, что творится.
       -Да, я в курсе, однако, что ж тут ужасающего? По-моему, обычная карусель, неизбежная при любых мероприятиях такого масштаба. Через пару месяцев все войдут в режим полета и, поверь мне, по прибытию будет то же самое, ибо опять надо будет менять уклад, привычки и все там такое прочее.
       - Если бы только это, я бы даже глазом не моргнул, пошел бы сейчас спать - и все дела, - начал Бэрт. - Дело немного посложнее. В условиях этой анархии появились люди, желающие этой анархией воспользоваться.
       - Ты имеешь в виду преступность, так это все несерьезно, переловят их рано или поздно, а задача переброски - это для них непостижимо.
       - Преступники - это цветочки, - Бэрт стал серьезнее. - Эти члены колонии похуже преступников будут. Наверное, слыхал, да и видел, скорей всего, сходки всякие, митинги. В большинстве своем стихийные они, поболтают, поболтают, морду иногда набьют друг другу и разойдутся. А вот есть такие, что поопаснее. Драк там не бывает, говорят и слушают организованно, да и проводят сходки свои большей частью подпольно. Часть расследуемых убийств и хищений напрямую вывела нас на этих преобразователей. Они, конечно, разрознены, но сила реальная и в наших условиях опасная. Я говорил совету, задавим их, пересажаем в дальние корабли, подальше от центров, и легче самим станет. Но они почему-то всерьез их совсем не принимают. Опасно это, ой, как опасно.
       Я заинтересовался.
       - А что, есть кто-нибудь главный у них. Может, какой-нибудь сход или совет.
       - Я уже говорил, действуют они случайно. Конспирируются как можно сильнее, так что вычислить их голову не так-то просто. У нас есть кое-что, но я не уверен, что это именно то, что ищем. Некий Рап есть там у них. Был выслан на крайние корабли, вернулся, потом шлялся где-то за первым десятком кораблей. Нигде не работает, сочиняет какой-то бред, словом, мутный тип с неясными намерениями. Неделю назад, когда здесь, на центральном корабле, стало особенно неспокойно, перебои с поставкой пищи, воды, мы уже почти наладили все, он объявился у нас. Я дал распоряжение охранной службе о поимке, но сильно сомневаюсь, что этот оборотень так просто нам попадется. Честно говоря, лучше было бы, если бы он совсем где-нибудь загнулся, сообщают, что красноречив больно, паразит. А люди, сам знаешь, любят, когда им красиво да про мечту.
       - Бэрт, а что он заканчивал, философский или исторический, с чего это вдруг его на политику потянуло.
       - Политикой он всю жизнь занимается, взрослую, во всяком случае, а закончил он школу, да и все, в общем.
       Из солидного образовательного заведения, точно не помню, какого, его выгнали. Учиться не хотел, хотел мир перевернуть. Вот, видимо, с тех пор и чувствует себя нереализованным творчески, ищет, пытается.
       - Да, ты прав, Бэрт, опасен он, видимо, действительно. Учились со мной такие вместе. Помню, на занятиях профессор ему про астрофизику, а он плюет на него и про политику орать начинает. Жуткие типы, откуда они такие, кто их знает.
       Сбоку подошел один из пилотов.
       - Простите, но вас вызывают, - обратился он к Бэрту. - Срочное заседание, что-то, похоже, случилось.
       Бэрт встрепенулся и с тревогой глянул на меня. Я, наверное, был тоже растерян, и глаза Бэрта наполнились уже нескрываемым беспокойством.
       - Слушай, я и так редко вижу тебя, а тут такие дела, пойдем со мной. На заседание тебя, конечно, не пустят, но в соседней комнате есть все, что надо, для проведения времени без скуки. Подождешь там, - он вопросительно взглянул мне в лицо.
       - Конечно, Бэрт, обязательно подожду. А потом мы поедем ко мне, я покажу свои последние работы, ты ведь их не видел. Посидим, поговорим, чем быстрее придем, тем быстрее уйдем, - усмехнулся я.
       Широкие коридоры сектора совета были ярко освещены. Бэрт шел быстро. Несмотря на его приличный возраст, я еле успевал за ним, чтобы не сорваться на легкий бег. Сзади нас догнал офицер в сером тренировочном комбинезоне. Обойдя меня справа, он срывающимся голосом быстро стал говорить.
       - Необходимы экстреннейшие меры, он улизнул из-под самого нашего носа. Можно предположить, что он сейчас в центре событий, это крайне опасно. Концентрация людей у зала наук растет, многие вооружены.
       Бэрт, уже почти бегущий, повернул голову в сторону офицера.
       - Почему вы допустили, где гарнизон? Пока будет идти заседание, срочно оцепить сектор совета, не допускать никого, слышите, никого.
       Офицер пропал в раздвоившемся коридоре справа, и я попытался догнать Бэрта.
       - Бэрт, что, что-то серьезное? Что мне делать?
       - Иди туда, - не отвечая на первый вопрос, указал рукой Бэрт на дверь, мимо которой уже пробежал. Я остановился. Дверь была без таблички, массивную ручку покрывало желтое напыление. В комнате стояло два дивана, столик и несколько огромных, под самый потолок, каких-то тропических растений в массивных глиняных горшках. В углу на треножнике стоял объединенный блок. Я сел на угол одного из диванов и, облокотившись поудобнее, дотянулся рукой до кнопки включения.
       Время ужина уже прошло, но я надеялся, что поем у себя с Бэртом после его заседания, и, отвлекшись от посторонний мыслей, я с интересом стал смотреть передачу о природе. Экран то вспыхивал яркой зеленью пышной растительности, то мерк, светясь блеклыми тонами песков. Это были кадры, снятые в старой колонии, отдававшие оседлостью и устоявшейся размеренностью, по которой почему-то вдруг я стал частенько тосковать.

    * * *

       Я очнулся от сильного шума. Объединенный блок шипел пустым экраном, за дверью в коридоре раздавались какие-то голоса вперемешку с беготней и короткими, часто повторяющимися целыми сериями визгами. Выключив блок, я прислушался. Неожиданная догадка обдала холодом. Это же взвизгивают, метая смертоносные пучки, лучевые автоматы. Происходящее было еще неясным, когда раздался мощный удар, и дверь комнаты, где я находился, чуть не слетев с петель, распахнулась настежь. В комнату быстро вбежали четыре человека в разноцветных комбинезонах. У трех передних в руках были лучевые автоматы, грудь одного из них накрест была перевязана аккумуляторным патронтажем. Все трое застыли, наведя на меня короткие стволы своих автоматов. Стоявший сзади четвертый уверенно сжимал в правой руке большой лучевой пистолет. Он медленно и деловито прошел между стоящими впереди, видимо, подчиненными, и ткнув меня в грудь пистолетом, спросил:
       - Кто есть такой, профессия, родословная?
       Я растерялся и с минуту не находил, что ответить. Мысли метались, как загнанная в клетку мышь. Командир ворвавшихся с исказившимся лицом сильно нажал пистолетом на ключицу.
       - Ты что это, в молчанку играть со мной вздумал, гад. Если сейчас же не скажешь мне, кто есть такой, вмиг мозги выпущу.
       Шутить он, видимо, не собирался ., не имея ни малейшего представления о том, что он хочет услышать, я решил сказать правду.
       - Я историк, немного рисую, выставка у меня на третьем корабле сейчас идет. Отец погиб, мать тоже, метеорологи они были.
       Вошедший ухмыльнулся.
       - Это надо же, ребята, - обратился он к своим подчиненным, убирая пистолет в чехол на поясе. - И здесь мне везет. Видно, родила меня мать везучим.
       Я, ничего еще не понимая, смотрел на него. Стоявшие сзади опустили автоматы и заулыбались начальнику.
       - Ну что, историк, пошли, - махнул головой на выход он.
       - Куда, - поинтересовался я с опаской.
       - Пошли, пошли, там и увидишь, куда, - он схватил меня за руку и, проведя вперед себя, толкнул в спину. Один из автоматчиков хмыкнул.
       Я оглянулся. Пистолет болтался на левом боку командира, он величаво следовал сзади. У развилки коридоров мы остановились. Слева нам путь пересекала цепь полубегущих людей в преимущественно черных комбинезонах. На толстых ремнях, свисающих у них к груди, висели лучевые автоматы. Справа в задымленном от только что, видимо, произошедших выстрелов, вперемешку валялись люди в черном и сером. Между ними ходили черные, ногами раскладывая их вдоль стен. Проход освободился, и сзади меня опять толкнули.
       - Иди, чего встал, что, убитых никогда не видел?
       Мы проходили теми самыми проходами, которыми я шел сюда. Лампы у потолка были разбиты, двери в боковые комнаты и кабинеты местами взорваны, местами выломаны. В открывающееся через свободные просветы пространство было страшно смотреть. Выгоревшие помещения, валяющиеся издырявленные люди. Кругом пахло гарью и жареным, и, хоть настроение было ужасным, я все же с облегчением вздохнул, когда мы, наконец, вышли из сектора. Теперь мы стояли у дверей шахты лифта. Командир оживленно насвистывал какую-то дурацкую песенку. Двери разъехались, открыв пустую кабину.
       - Вперед, - услышал я сзади его грубый оклик.
       Где сейчас Бэрт, где все? Что произошло и кто эти люди?
       Ни на один из этих вопросов я не в силах был найти ответ. Куда меня ведут и зачем я им нужен? Впрочем, через пять минут, когда мы встали на эскалатор, ведущий в головные отсеки корабля, стало кое-что ясно. Ехали мы к центральному отделению, где находились зал и капитанские залы. Навстречу ехали все те же люди в черных комбинезонах. Они перемещались строгими десятками, строясь где это только можно, впрочем, встречались группы и по двадцать-тридцать человек. Эскалатор был длинный, и пока мы ехали, было время кое-что прикинуть. Да, скорей всего , - это переворот. Вот и дождались, кто взял или пытается взять власть. Судя по словам этих молодчиков, это - Рап. Бэрт был абсолютно прав, его надо было убрать, пока было не поздно. Однако даже сейчас, откуда известно, сумел ли он, этот Рап, добиться того, чего хотел. Говорить со своими конвоирами не хотелось, расспрашивать тем более. Черт знает, что у них там в голове. Спрошу что-нибудь, а они меня раз - и все. Хотя, нет, им меня надо куда-то доставить, и, судя по обращению, живого. Так или иначе, лучше подождать и не рисковать подобными расспросами.
       Эскалатор закончился. Мы вышли на площадку перед тянущейся вправо и влево огромной галереей.
       - Сюда, - указал рукой влево мой спутник, даже не толкнув меня на сей раз сзади. Солдаты, так я их решил называть для себя, вполголоса стали переговариваться друг с другом и со своим начальником.
       - Слышь, главный, а чего надо соратнику Рапу от этой ..., - он сделал паузу, видимо, показывая на меня.
       Командир помолчал и ответил:
       - Соратник знает, что делает. Если надо, то надо, великий человек, свои странности, нам не понятные. - Солдаты, видимо, удовлетворились ответом, потому что сразу замолчали. Завернув за поворот, мы остановились у массивных дверей с двумя людьми в черном, охраняющими вход. Командир дал одному из них какой-то металлический жетон. Тот посмотрел и после секундной паузы одобрительно качнул головой. Второй охранник, оторвав, казалось, приросшую к автомату руку, нажал ручку двери и, толкнув ее внутрь, стал в прежнюю позу.
       На двери желтела надпись "Капитанский центр". Передо мной оказалось просторное помещение, заставленное вдоль стен блоками и табло. У дальней стены за низким пультом лицом ко мне сидел какой-то человек. Сзади слегка толкнули.
       - Иди, чего опять замер, оглох, что ли, иди, тебе говорят.
       Я вошел, двери, закрывшиеся за мной, слегка хлопнули. Сидевший за пультом человек поднял голову и посмотрел на меня.
       - Кто такой, чем могу служить?
       Я не знал, что ему сказать, но в данной ситуации решил все-таки ответить сразу.
       - Я историк, художник, а вот что мне здесь нужно, сам не знаю. Взяли, привели, куда, зачем, понятия не имею.
       Человек встал из-за пульта.
       - А, вот вы, мой чудесный, наконец-то и пришли.
       - Может, вы меня с кем-то путаете? - спросил я на всякий случай.
       - Нет, ни с кем я вас не путаю, летописец ты наш славный. Вы-то мне и нужны.
       - Извините, - начал я. - Однако, я вас впервые вижу и даже представить себе не могу, зачем я вам понадобился и кто вы такой.
       Человек вышел из-за пульта и, положив руки за спину, подошел ко мне.
       - Кто я? - он улыбнулся. - Я - Рап, а нужны вы мне, любезнейший, вот зачем, - он погладил свою бородку. - Сегодня, точнее, вчера вечером, произошло великое свершение. Жители нашей колонии впервые в истории осуществили переход власти в свои руки. Теперь не избранная горстка элиты будет безраздельно править нами, а сами люди будут вершить свою судьбу.
       Я слушал его, и с каждой минутой становилось все страшнее за произошедшее.
       - В течение ночи, - продолжал он. - В течение одной только ночи мы имеем отличный результат. Почти весь корабль перешел во власть членов колонии.
       Я не выдержал.
       - Простите, а что, на других кораблях вам это не удалось, или там сейчас идет, так сказать, переход власти к вам?
       Рап посмотрел на меня с хитринкой.
       - Нет, мы победили только здесь. На других кораблях у нас еще нет такой силы, но стихийные движения уже сейчас вспыхивают на некоторых из них. Кстати, прежде, чем мы продолжим нашу беседу, хочу вам кое-что сообщить. Садитесь, не стойте, - он указал на кресло рядом со мной.
       Я сел, он прошелся к пульту и обратно.
       - Так вот, я хочу вас уведомить, что отныне вы будете умом и глазами, мозгом, созерцающим беспристрастно и холодно окружающую действительность. Вы можете иметь свое мнение на все, что хотите, вы будете ходить и летать там, где хотите, говорить и делать, когда и как хотите, но. Но вы не имеете права, точнее, я вас и не пущу дальше самого себя. Вы, вот ваш потолок действия и познания, больше ни одна душа не будет знать и понимать больше или столько же, сколько вы. За исключением меня, конечно же. Вы можете послать даже меня, куда угодно, и ничего вам не будет, можете ругать нас всех и все прочее, словом, можете все. Я решил сделать такого человека сам, этот человек, то есть, вы - это глаза вселенной, голос вечности, могучий и знающий столько же, сколько и я.
       Я немного отошел.
       - Так, я так понял, Рап, вы меня хотите сделать чем-то вроде шута у королей прошлого. Что ж, глупо выбирать между смертью, как я понимаю, и таким предложением, хотя я, пожалуй, выберу смерть, нежели видеть, что вы тут напортачите. И пусть завтра ваш путч захлебнется, другие корабли ведь не ваши, я предпочту умереть с чистой совестью.
       Рап засмеялся.
       - Ах, уж мне эта старая закалка, благородство и чистота. Вы весьма наивны, уважаемый. Я совсем не предлагаю вам эту роль, я вас в нее определяю и сам же буду четко следить, чтобы вы в ней все время находились. А что до других кораблей, то предоставьте это дело мне, ваша забота - это, наверное, как и раньше, никаких забот.
       Можете сидеть здесь, можете идти гулять по ярусу, в остальных местах стреляют. Вас пропустят везде, где есть наши люди. Сейчас вам принесут специально сделанный для вас комбинезон, по нему вас узнают везде. Даже я не имею такой роскоши, как свобода выделяться среди всех одеждой, я выделяюсь индивидуальностью, радуйтесь, что же вы, такая честь.
       Его лысина блеснула под лучом верхней лампы. Сзади открылась дверь. Огромного роста солдат с автоматом за плечом подошел и положил мне ярко-желтый свернутый комбинезон.
       - Ну, вот, - услышал я Рапа. - Одевайте, не глупите, деваться вам все равно некуда.
       Рап уселся за пульт и, время от времени следя, как я переодеваюсь, стал отдавать какие-то невнятные команды находящимся на связи операторам. Я переоделся и сел в кресло. Рап руководил дальнейшим захватом корабля. По его командам и докладам операторов я понял, что они уже почти захватили двигательную установку. Судя по всему, это было последнее место, где еще оставались силы, пытавшиеся им противостоять. Прошло около часа. Рап сделал звук динамиков больше и устало вышел из-за пульта.
       - Трудный день, много дел, голова что-то болит.
       Я, не скрывая, разглядывал его.
       - Послушай, а почему именно я?
       Рап оглянулся на меня.
       - О, вот и молодец, давай на ты, я согласен, все равно придется когда-нибудь. Тебя? Да, как тебе сказать, нужен был гуманитарий, ну, словом, чтобы эдакий пространный кто-нибудь, у таких восприятие окружающее лучше.
       - Но я же такой не один на корабле.
       Рап разминал суставы.
       - Да, ты такой не один, вас таких много. Тем более, считай, что тебе особенно повезло. Найди мои ребята кого-нибудь такого до тебя, и все, валялся бы ты где-нибудь в мусорном отсеке.
       Я представил себе эту картину, и мне стало не по себе. А ведь где-то сейчас валяется Бэрт, его коллеги по совету, многие те, для кого благо колонистов было кое-чем большим, чем гарант своего благополучия. Что передо мною подлец и негодяй, я даже не сомневался, но вот, как быть дальше, совершенно не знал. А наилучшим выходом, пока я не разберусь во всем до конца, будет просто молчание. Молчание моего истинного я. Рап присел пару раз, хрустя коленями. Ему было лет пятьдесят, может быть, с чем-то, фигура, эдакий пузатенький мужчина, низкого роста. Весьма странно было видеть при почти лысой голове довольно густую бороду и усы.
       - Тебе не скучно, - спросил Рап.
       Я подумал.
       - Скучно, к тому же я со вчерашнего обеда ничего не ел.
       Рап выпрямился.
       - А, ясно, - он подошел к пульту. - Принесите-ка нам чего-нибудь перекусить и побыстрее, - Он выключил передатчик.
       - Ну, ладно, сейчас мы с тобой перекусим, и потом тебя проводят в твою комнату. Ты уж извини, но до завтра тебе надо будет там посидеть. Свобода твоя безгранична, но только, когда все спокойно, а пока еще есть на корабле те, кто в нас стреляет, то, увы, надо терпеть.
       Я усмехнулся.
       - Такие, которые в вас стреляют, будут всегда.
       Рап стал серьезнее.
       - А вот это мы посмотрим, клянусь, что уже послезавтра я сам смогу свободно гулять по кораблю без охраны.
       Принесли еду. Прекрасно оформленная пища внушала уважение к повару. Ананасы, рябчики, в условиях переброски такого не ел никто, даже в руководящих эшелонах. И хотя никогда не было такого, что продуктов нет, все же подобного не видел, я уверен, никто.
       Через полчаса после еды я стал неожиданно засыпать. Рап увидел это и, вызвав двух солдат, приказал отвести меня к себе.
       Куда они меня вели, я не помню, но помещение было новое, чистое, и я сразу уснул.
       Пелена сна проходила медленно. Уже проснувшись, но еще не встав, я решил поразмыслить над своим весьма вопросительным положением. Я был раздет, как ни странно, кем-то побрит и одет во все свежее, видимо, перед этим еще и помыт. Все это казалось тем более странным, что я заснул вчера, насколько я помнил, в раскладном кресле, а сейчас лежал на шикарном диване. Похоже даже, что не в той комнате, где был сперва. Лежать надоело, да и, как назло, затекла рука, и я понемногу стал вставать. На кресле висел мой ярчайший желтизны комбинезон, на левой части его груди я заметил какой-то знак. Развернув его в руках, я увидел наведенный черным замысловатый узор. Наверное, по этому знаку меня и должны были, по словам Рапа, узнавать его люди.
       Потратив полчаса на умывание и завтрак, уже ждавший меня на подносе возле дивана, я решил воспользоваться своей свободой и навестить Рапа. Помещение, в котором я находился, и вправду было не тем, в которое меня привели в первый раз. Это была комната, отстоявшая от капитанского центра на целых два поворота. Перед дверями Раповского кабинета по-прежнему стояли двое в черном, и хотя это были уже другие люди, дверь передо мной открылась незамедлительно.
       В помещении, склонясь над картой, расстеленной на полу, стояли трое. Рапа я узнал сразу, двое других были мне незнакомы.
       - А, вот и он. Прошу любить и жаловать, а также знакомиться, - Рап указал рукой на меня. Двое его собеседников качнули приветственно головами.
       - Это наш стратег, - взяв за плечо одного из них, представил Рап. - А вот это наш железный соратник, начальник службы порядка, - Рап указал на второго. - Пока мне здесь особенно некогда с тобой, пойди, походи с ним по кораблю, можешь слетать на другие, - Рап злорадно улыбался.
       Я удивился. Еще вчера вечером его путчисты едва захватили корабль, а уже сегодня он мне предлагает прокатиться на другой. Нет, здесь что-то не в порядке.
       - Пойдемте, я сейчас еду к левому борту, а потом на третий корабль, -увлекая меня за собой, сказал железный соратник, направившись к выходу.
       - Простите, а что, третий корабль уже ваш, - спросил я, когда дверь за нами закрылась. Он, не сбавляя набранный темп, сказал:
       - И третий, и четвертый, и десятый, они все наши.
       Я оторопел.
       - Позвольте, но как же это, ведь еще вчера...
       Он добродушно улыбнулся
       - Вчера? Ах, ну да, это же вы спали. Конечно, конечно, вы же ничего не знаете. - Мы сели в лифт. - Вы там что-то выпили, а потом вам плохо стало, Рап за вас, кстати, очень волновался. Потом вас немного подлечили, ну, и, чтоб не травмировать, время как раз очень сложное для нас было, усыпили немного.
       Я стал злиться. Они обошлись со мной, как с куклой, захотели - усыпили, захотели - разбудили.
       - Ну, и сколько же я проспал?
       Он искоса глянул на меня.
       - Три месяца, ни больше, ни меньше.
       Я присвистнул. За такое время, конечно же, многое в подобной обстановке изменилось.
       - А если не секрет, и как же вы победили, - вспомнив свою свободу всего, спросил я.
       Лифт остановился, и мы вышли прямо на бегущую дорожку. Насколько я помнил, она шла к стартовому комплексу. Железный соратник поправил комбинезон.
       - Стратегия, дорогой, умная стратегия и безошибочный расчет. Нас сильно прижали. Прибывшие с других кораблей силы противника захватили половину корабля, но мы сумели сломить их и перейти в наступление. Поддерживаемые сторонниками на других кораблях, мы захватили второй и третий.
       Сзади нас догнал стратег.
       - Что, эпопею штурмов рассказывает? Ну, ну, это, конечно, забавно, эпохально, но слишком однообразно. Тем паче, что враги и сейчас везде, кроме первых трех кораблей. Кругом бои, разруха на звездолетах страшная.
       Я обернулся к стратегу.
       - А что, по-вашему, интересное. Может, поведаете.
       Дорожка кончилась, и все сошли под арку. За аркой эскалатор вел вниз.
       - А, вот, и поведаю., - отозвался стратег, явно задетый моим тоном. По всему было видно, что это ближайшие друзья Рапа по скитаниям и перевороту. Они говорили о нем, как о самих себе, просто. Похоже, для них не было по отношению к нему никаких секретов. Стратег начал чванливый рассказ о скрытой борьбе, и я неожиданно обратил внимание на уже начавший приедаться, но внезапно зазвучавший по-новому момент его повествования.
       - Когда эти дураки решили, что мы им не нужны, - стратег заулыбался. - Словом, они в нас, как они говорили, ошиблись, Рап поступил правильно.
       Железный соратник поддакнул.
       - Конечно, не сделай он тогда этого, нам всем конец.
       Стратег продолжал.
       - Ну, вот, Рап и предложил, а мы сделали. И что же, мы на высоте, а они проиграли. Безошибочно видел он, великий ум. Отобрали еду у них, кораблики с ней взяли - и все. Есть им нечего, а в чем дело, сами не знают. Дорогие колонисты, это все происки наших врагов, притаившихся среди нас самих же. Это, мол, бывшие и будущие хозяйственнички-фермеры ее, эту самую еду, припрятали. Натравили одних на других, потеряли, конечно, много, но зато те, кто остался, железные, как он, - стратег показал на второго.
       Мы уже стояли на второй площадке возле небольшого челнока. Его пошарпанное оперенье было кое-где замазано свежей краской. Стратег проводил нас до входа и пошел назад. Старт был почти незаметен, лишь слегка вжало в кресло, и через миг вокруг в стеклах появились звезды.
       - Так вы, что же, своих же сторонников друг на друга, что ли? - спросил я, с трудом различая в соседнем темном углу черты железного соратника.
       - Да, а что тут такого, да и какие они наши, если уже через неделю сомневаться начали. Те, что остались, те наши, а те - так, мусор.
       Челнок тряхнуло, Я посмотрел в левое окно. Громадина корабля медленно удалялась. На правой части виднелась надпись "Авангардист".
       - А что это вы корабль переименовали, что, вам "Авангард" не нравился, зачем это дурацкое "ист" добавили?
       Железный соратник шевельнулся.
       - Какая разница, Рапа и спроси, его идея, его планы.
       - Я вижу, Рап у вас прямо отец родной. То его идея, это его идея. Сами, что ж, идей не имеете?
       Соратник кашлянул.
       - Ну, да, не имеем. Он отец, вождь, его роль не умаляй. Мы - его товарищи, наши идеи помельче, хотя свое дело делаем, и не малое, между прочим.
       - Вождь, говорите, как в родоплеменной общине, значит: это вождь, а это его фавориты, а вот это, - я показал на пилотов, - так, пыль, таких много.
       - Болтай, что хочешь, - сказал соратник, - мне все равно, это твое право.
       Челнок изменил курс, мы уже почти подлетели к третьему кораблю. Огромная пасть его шлюзовой камеры распахнулась, готовясь принять нас.
       Из посадочного шлюза соратник сразу направился в противоположный, находящийся на другом конце корабля.
       Кругом стояли черные солдаты. Выжженные и разрушенные коридоры и залы создавали впечатление огромной пещеры, покрытой налетом времени. Эскалатор поднял нас к небольшому кабинету. У входа стояло два человека в черном. Стена напротив входа была прозрачной, и там, за ней, открывался жуткий вид. Тысячи людей напоминали в своем скоплении огромный шевелящийся муравейник. Взлетные постаменты были пусты, все пространство шлюзового зала от края и до края было, буквально, забито людьми. Соратник сел у пульта перед стеклом. Я все еще не понимал, что происходит. Живая масса серела комбинезонами старого, допереворотного, образца, многие были в разноцветном. Женщины поднимали на руках детей, что-то крича. Крики сливались в единый гул, которого не было слышно, но от которого вибрировали стены. Соратник обернулся.
       - Знаешь, какой лозунг у моей службы? - Ответа он не дождался, вопроса тоже. - У моих людей должен быть холодный разум и рвущееся к победе сердце.
       Я покачал головой.
       - При таких требованиях руки у них, я думаю, будут не менее, чем по локоть, в крови.
       Железный соратник прокашлялся.
       - А ты что же думал. Такие дела, как у нас, великие, в белых перчатках не делаются. - Он прошелся пальцем по клавиатуре. Я понял, наконец, в чем дело, и бросился к нему. Пальцы впились в его горло, но сзади схватили за руки и, оттолкнув к стене, крепко сжали, заломив обе руки за спину.
       - Ты не психуй, дело у тебя не сложное, наблюдай, и все тут, - поглаживая слегка травмированную шею, произнес железный соратник.
       Многотонная плита стены шлюза поднималась, открываясь наружу. Живое море внизу перестало шевелиться, от него стали отрываться отдельные тела, плавно и медленно взлетая вверх. Через минуту многометровый козырек завис над верхней частью борта, впуская космос все больше и больше в безжизненное тело корабля. Картина, достойная описания в самых кошмарных преданиях, открывалась перед стеклом кабинета. По всему объему шлюзового зала летали застывшие тела людей. Космический холод сковал их вечной неизменностью. Соратник нажал какую-то кнопку. Заработала вытяжка, усиленно выдувая горы трупов из шлюза. Их выбрасывали, словно использованные пакеты, бумагу, объеденные огрызки. Железный соратник почесал затылок.
       - Тебе их жаль? Напрасно. Это враги, и им не место там, куда мы летим.
       Я почти обессилел в безвыходной ненависти, прижатый к двери.
       - Туда, куда мы летим, не место вам, кровавым убийцам и преступникам.
       Соратник засмеялся.
       - Какая кровь, что ты, ты ее видел? Ее не было, так что не надо, - он погрозил пальцем. -А летим мы, кстати, спать меньше надо, не туда, куда летели они, а туда, куда летим мы. Вот вернешься, Рапа и расспроси, я от тебя уже устал. Нудный ты сильно, надоел.
       Я вернулся истощенным до предела. Моей мечтой было раздобыть лазер и продырявить этого выродка вдоль и поперек. Но взять даже маленького лучевого пистолетика было совсем негде. Кругом стояли черные люди, вооруженные до зубов, и украсть оружие было практически неосуществимо. Взять же его у них самих у меня не получалось. Видимо, они были проинструктированы на мой счет, да и к тому же мой комбинезон не оставлял ни у кого никаких сомнений в том, кто я такой.
       В помещении капитанского центра был сумрак. Рап лежал на диване рядом с пультом.
       - Прилетел, наконец, ну, заходи, поболтаем. Целых три дня ты там торчал, не надоело? Что шокирован увиденным, сочувствую, а что делать? Если не мы их, то они нас. Я всегда учил, что лучший способ избавления от врага - это его убийство. Никаких потом тебе головных болей, никаких проблем. Мне тут железный наш соратник сообщал о тебе.
       - Ваш соратник, - вставил я , садясь в кресло.
       - Ну, да, конечно, не привык, зверство и все там такое. Ну, да, оставим это. Я вот тут, ты ведь не знаешь, мне железный сообщил, переориентировочку небольшую сделал. Теперь мы летим не туда, куда летели они. Теперь летим к огромному источнику. Куда там вашим планам, тут такая звезда, что энергетический кризис не светит даже нашим потомкам в бог знает каком миллиардном поколении. Да о чем это я, вообще не светит никогда. Звезда мощнейшая. Лететь, правда, несколько дольше, но перспектива, ­ закачаешься. Хотя, ты в этом ни бе, ни ме.
       - Какие еще новости есть, - вяло спросил я. Становилось понятно, что наступил апокалипсис, изо всех сил твердил я себе, что лучшее - это просто держаться, никаких самоубийств, никаких слабостей. Пережить этот момент - это мой долг.
       Рап заворочался на диване.
       - Ты что, до сих пор переживаешь из-за тех врагов? Перестань, идет война, флот, кстати, уже почти наш. Завтра, вот, и на днях, только сбросим по флотилии мусор весь, и победа, можно считать, полная.
       - А ты не просто убийца, ты ведь маньяк, Рап, - начал я, не дав ему полностью закончить.
       - Да ты брось меня учить. Между прочим, Рапа уже нет, - он встал с кресла и подошел к дивану.
       - Это как так нет? Куда же он делся? Может, сдох от угрызений совести? Хотя, о чем это я, какая совесть, ее и в помине у него никогда не было.
       Рап перевернулся на бок
       - Умер Рап, нету его. В честь его и корабль этот назвали. А я Стап, приемник его и продолжатель. Что, не веришь, так посмотри получше.
       Я пригляделся. Действительно, на диване лежал человек без бороды, волосы на голове были густые и зачесанные назад. Вот только усы и остались, выросли еще больше.
       - Дурака сделать хочешь из меня? Не получится. Ладно, не Рап ты, Стап ты. Имя новое себе взял, бог с тобой, точнее, черт. Меня-то уж вовек не заставишь поверить, что ты - это не ты, а другой, преемник.
       Стап сел.
       - А тебя и не надо. Ты кто есть, забыл, что ли? Ты наблюдатель. Их надо - их я заставил, - он махнул рукой на дверь. - Люди верят мне, понимаешь? Я зажег в них веру, и они ею горят, аж плавятся. А пока они горят, пока так, что аж плавятся, я тут кое-что поменял, чтобы, как у всех, с историей с самого начала, чтоб чисто и красиво. Корабль "Рапист" назвал, вчерашний день Днем Освобождения назвал, теперь можно и дальше идти. Знамя есть, символ есть, все есть, чего еще надо для борьбы.
       Я переступил с ноги на ногу.
       - "Рапист", значит, корабль назвал? А зачем же в "Авангардист" его до этого переименовал?
       - Вот, хитрый ты, знаешь сам, зачем, дорогой. Затем и переименовал, чтобы потом "Рапистом" сделать. Во-первых, люди к частым сменам названий привыкают, а во-вторых, не переименуй я его, потом не звучало бы. Сам смотри, ни так, ни эдак не всунешь Рапа никуда. А тут все как по маслу. Вот и убил двух зайцев сразу.
       Я повернулся и пошел к креслу.
       - Предусмотрительный, мерзавец, дальновидный, честь тебе и хвала, подлец.
       Он опять лег.
       - Ну, зачем так, дорогой, это ведь все ерунда. Хочу вот я столицу перенести. Надоело старое место. Да и не место Стапу возле Рапа. Рап мертв, и задачи у него не те, что у Стапа - живого. Думаю, вот, на второй корабль перебраться, ты как посоветуешь?
       Я сел.
       Бэрт был прав, он настоящий оборотень. Что это, ведь не парик и не инопланетный разум-диверсант? Может, какая-нибудь мутация, я слышал, они раз в сто тысяч или там в миллион лет бывают. Жуткое чудовище, мутант ужасающий.
       - Я тебе не советчик, решай сам. Просьба только. Не желаю я видеть твое творчество, избавь меня от этого. Усыпи, а, скажем, где-то через год разбуди. Дольше я тебя, уж извини, терпеть не смогу, или убью, или сам себя кончу.
       Стап задумался.
       - Ладно, уговорил. Сентиментален я. Рап, так тот был жестче, а я добрый, уступить могу. Но через год, как штык, слово есть слово. А убить меня ты не можешь, и не старайся. Умереть я смогу лишь тогда, когда случатся кое-какие обстоятельства. Ты их не знаешь и не узнаешь, так что иди, спи спокойно.

    * * *

       Я открыл глаза. Стеклянный колпак крыши стоял вертикально у моих ног, лежа, я видел лишь его верхнюю часть. Сперва подошел какой-то человек в черном костюме и очках.
       - С приятным пробуждением. Как спалось? Как самочувствие? - Он подал мне руку и, помогая подняться, сразу же стал пожимать. - Будем знакомы, я личный советник Стапа по безопасности. Мне поручено встретить вас и ознакомить с нашим днем, так сказать.
       Я встал и, присев пару раз, повернулся к нему лицом. Человек был толстым, небольшого роста. Лицо его было до такой степени неприятным, что смотреть на него более минуты становилось невыносимым.
       - Не скажу, что я рад вас видеть, советник, но делать тут нечего. Знакомьте. Между прочим, где Стап и как мне его увидеть.
       Советник отошел в угол.
       - Соратник Стап сейчас в своей ставке, увидеть его практически невозможно, но вас это, не беспокойтесь, не касается. Стап готов принять вас, как только вы пожелаете. В свободное же время вашим гидом и экскурсоводом буду я.
       Я сел за маленький столик, где стоял, как уже повелось, горячий завтрак для пробудившегося. Пища оказалась отменной.
       - Стап всегда любил роскошь в еде, - начал я, уплетая прекрасно сделанных трепангов. - И что же, все у вас теперь так питаются или , как раньше, только Стап?
       Советник невесело улыбнулся.
       - Ну, почему же не все, народ у нас на это не жалуется. Всего вдоволь, работать мы научились отлично, и плоды труда не малые.
       Я оторвался от деликатесов.
       - О, а где это подевались всякие там железные соратники, стратеги бойни и прочие прихлебатели вашего замечательного Стапа.
       Советник ничуть не смутился
       - Завидую я вам. Что ни ляпнешь, как с гуся вода. А соратники - кто умер, а кого и наказать пришлось за ошибки в нашем деле. Вот уже после тех даже, за последние полгода двоих советников безопасности устранили. Чересчур неосмотрительны были в средствах и методах.
       Советник сел в кресло возле моего прозрачного ложа.
       - Так вы теперь, я смотрю, караете больше сами себя, чем тех, над кем правите? Очень интересный поворот. Наверное, и демократия у вас теперь не пустое слово. Гуманнее, может, стали? Не верится мне, ей-богу, не верится, быть этого не может.
       Советник протер очки.
       - Зря обижаете, зря. Что до демократии, то она нам изначально присуща была, еще соратник Рап первыми своими распоряжениями ее основы заложил. А насчет покарания, то караем врагов, иначе нельзя, враги ведь все-таки.
       Я поперхнулся.
       - Ага, видел я эти основы, ничего не скажешь, прекрасное начало, могу себе представить, как вы его продолжаете. И что, есть еще на ком? Очень странно, я думал, при таких темпах уже некуда дальше будет.
       Советник встал. Стекла его очков поблескивали в свете ламп.
       - Хочу предложить вам небольшую прогулку по кораблям. Стап распорядился, чтобы вы были обязательно ознакомлены со всем происходящим до вашей встречи.
       Я закончил есть и тоже встал.
       - Да, опять променаж на бойню, помню, как же. Железный соратник однажды проветрил меня одной чудесной прогулкой. Ну, что ж, пошли.
       Я оделся, и мы вышли в коридор. Коридор был необычайно велик, у соседней стены стояла передвижная капсула с открывшимся верхом, внутри сидела охрана.
       - Вы что, реконструировали корабль, ездить теперь стали, ходить лень уже?
       - Вы не правы, уважаемый, - перебил советник, садясь в капсулу. - После внутриэкипажной войны все это, - он показал вокруг, - было в руинах. Нашим людям пришлось вложить в нынешнее процветание изрядную долю своего энтузиазма. Восстанавливали со вкусом, по-новому. Время идет, прогресс неумолим, нам уже надо и передвигаться и все-все делать быстрее, вот мы и делаем.
       Капсула закрылась, и мы тронулись. Спираль галереи спускалась все ниже и ниже, то расширяясь, то сужаясь.
       - А куда это мы, в данный момент, направляемся? - спросил я, поудобнее устраиваясь на сидении
       - Через пару минут мы будем в секторе для врагов. Мы гуманны, и враги у нас проходят процесс очеловечивания, параллельно принося общественно полезные плоды своего труда. В процессе воспитания многие из них становятся лучше, понимают свои прежние заблуждения и активно вливаются в общий поток нашего общества. Сектор не велик, это ведь наш центральный корабль, на дальних есть и побольше. Но это так, мелочи. Это внутренние враги у нас здесь.
       Я вздрогнул.
       -Внутренние? А что, есть еще и внешние, интересно, откуда?
       Советник опять протер очки.
       - Есть и внешние. Вы не в курсе. Сейчас ведь война идет. Вы, наверное, обратили внимание, что людей вокруг мало. Так вот, все ведь в сражениях. На пяти последних кораблях во время нашего утверждения год назад откуда ни возьмись всплыл некий Гур. Он перебил наших и, захватив со своими сторонниками пять летных базовых единиц, объявил там свою власть и порядок. Бороться с ним тогда мы не имели сил, истощены были борьбой. Он закрепился, утвердился, одно время мы даже почти помирились, учили, дураки, их, как врагов уничтожать надо. А однажды вдруг он возьми и напади на нас. Напал неожиданно, вражина, никто и не ожидал. Ну, и пошло, поехало. Сейчас среднее звено кораблей, как печи сталелитейные, внутри ад кромешный, бои идут жесточайшие.
       Капсула резко остановилась у огромных раздвижных дверей.
       Я вдруг вспомнил Бэрта. Бедный, бедный интеллигент, разве мог ты додуматься до такого, - сектор для врагов, - нет, это было непостижимо для твоего развитого ума, это было за его рамками. Я предал тебя, предал вас всех , немо участвуя, даже просто присутствуя при всем этом конце света. По сути, я являлся каким-то анахронизмом, который будили и, безучастного ко всему, знакомили с тем, что натворили, пока я спал. Моя, так громко провозглашенная Рапом свобода, резко ограничилась, естественно, в силу объективных обстоятельств, лишь подобными прогулками и представлением мне сегодняшнего для них бытия.
       Мы вышли из капсулы. Советник провел рукой по узору двери, через мгновение обе ее половинки стремительно разъехались, впуская нас в темное пространство сектора. Все эстакады и ярусы этого блока корабля были удалены, за исключением трех кольцевидных дорожек, гигантскими кругами опоясывающих одна выше другой стены цилиндрического блока у самого его верха. По дорожкам, вдоль расположенных в стенах дверей ходили охранники. Внизу в красновато-синей мгле среди облаков грязного дыма, рассасываемых вытяжками лишь у середины колодца, шевелилось множество людей, занятых работой. Это был сталелитейный комплекс. Расставленные в беспорядке по днищу автоматы и печи едва угадывались в сером тумане испарений. Кругом тучами лежали обломки челноков, металлические перегородки стен, прочий лом. Шла переплавка. Из коридора, выходившего внизу прямо на поверхность днища, выехала самопередвигающаяся платформа. На ней пирамидальной кучей лежало нечто непонятное. Я пригляделся. Если бы я не видел подобных сцен ранее, то сейчас бы ни за что не поверил своим глазам. На платформе, сваленные кое-как, лежало множество трупов в ободранных и рваных одеждах. Платформа подкатила к печи и, приподняв рабочую плиту, свалила в открывшуюся щель печи свое содержимое. Советник посмотрел на выражение моего лица.
       - Не надо так близко воспринимать все, что происходит, в конце концов это и так те, от кого мы хотели избавиться, так что же сокрушаться.
       Я оглянулся. Сзади стояла личная охрана советника.
       - Наверное, то, что пока еще есть у тех, кто ждет сюда очереди, в большинстве своем делается теми, кто уже здесь. Неплохой экономический расчет, и потребителей немного, регулярно ведь сокращаете, и отдача тут полная.
       Советник недовольно скривился.
       - Ну, вот какого вам надо было это говорить, - он подошел ближе, чтобы не слыхала охрана. - Вы ведь кто, свободный, что желаете, то и делаете. А мне из-за вас теперь всю охрану менять. Наболтали, сами не знаете чего, а людей убрать придется.
       Я взялся за перила.
       - Ну, и убирайте , этих людей мне, честное слово, не жалко. Холуи это ваши, а не люди. Готовы под диктовку что угодно сделать.
       Советник отослал охрану жестом.
       - Тут вы и не правы. Это все же люди. Не холуи они, верующие, вот кто. Верой они крепки, и она их сплотила и направила. Они с ней горы свернуть готовы, умирают и живут с ней. Да что вам рассказывать, полетели, посмотрите, как они воюют, сами увидите: огонь-люди.
       Я подумал.
       -Огонь, говорите? Ну, что ж, полетели. Однако сворачивают они не горы пока, головы друг другу сворачивают под вашим чутким руководством, между прочим.
       На среднее звено флотилии нас доставлял челнок новой конструкции. Переоборудованный под боевую минимашину, он вмещал вдвое меньше прежнего людей, зато вооружения на нем было предостаточно. Неизмеримо длинная цепочка кораблей тянулась слева по борту, постоянно уменьшаясь своими звеньями и исчезая в бесконечности. Начиная с шестого и до самого, видимого невооруженным глазом, последнего корабли светились изнутри алым заревом. Оно то вспыхивало ярко, то замирало в каком-то ожидании; казалось, что это большая мерцающая гирлянда на темном фоне вселенной.
       - Ваше счастье, советник, что в старые времена были знающие и умеющие люди. Не создай они этих прочнейших и надежнейших кораблей, наводили бы свой порядок там, - я кивнул за окно.
       Советник молчал.
       - Какой-то невероятный идиотизм вы там внутри творите, давно, казалось бы, все разлететься на куски должно. А оно стоит, как скала, и ничего ему не делается. Нет, вы так не умеете, да и уметь не будете. Не та школа и методы. Временщики вы в истории людей, страшный сон.
       Советник отстегнул ремни безопасности.
       - Вы правы. Нет, не смотрите на меня так, не про историю я говорю. Правы вы, крепкие корабли. Есть такие, что пусты внутри уже от хвоста до головы, парадокс, а они летят себе и хоть бы лопни.
       Челнок заложил вираж и юркнул к ближайшему кораблю. Из дальних частей корпуса ровным голубым полем, расстелившимся под нами, засверкали вспышки. Разрывы сверху и по бокам затрясли челнок. Тут же, сзади нас, выйдя из шлюза корабля, бросились в ту сторону с десяток боевых, похожих на толстые стержни, цилиндров. Невидимые батареи сходу уничтожили три из них, после чего завязался бой. Уходя все ближе к шлюзу, картина боя становилась видна все хуже и хуже. Я успел заметить, что еще два цилиндра разлетелись вдребезги, осыпая своими остатками корпус корабля.
       - Это что, укрепления ваших врагов? - садясь к выходу, спросил я у советника, тоже в интересом наблюдавшего за боем.
       - Да, это батареи Гура. Захватили на днях хвостовую часть, укрепились, никак выбить их не можем. Огневая мощь большая у них, подойти близко не дают. Ну, ничего, через пару дней при таких расходах у них энергия на нуле будет. Ни минуты покоя знать у нас не будут.
       Челнок, сбросив скорость, влетел в шлюзовой зал.
       Советник подсел ко мне.
       - Сейчас нас встретит наш руководящий сражениями, с ним мы съездим на боевые позиции. А, вообще, здесь жарковато, но вы не волнуйтесь. У нас обеспечение безопасности руководства и его людей на первом месте в таких условиях.
       - Это с каких таких пор я стал вашим человеком, не забывайтесь, советник, я сам по себе, а вы - это вы. То, что я бездейственно все это созерцаю, не следствие моего нежелания, это мое бессилие. Будь моя воля, я б вас всех в ту печь вместе с вашим милым Стапом. А безопасность ваша - за счет жертв других, мне такой вовек не надо, да куда теперь тут деться, некуда. Вот и приходится с вами рядом быть. Так что, не путайте, советник, не путайте.
       Советник схватился за голову.
       - О, горе мне, горе с этим свободным, - он зашипел мне на ухо, придвинувшись вплотную. - Ну, пожалейте вы людей хотя бы, хоть они и холуи. Мне ведь после этих речей ваших о Стапе да о власти их как перчатки менять надо. Вот этих тоже сейчас на передовую надо, использовали вы их, все. Кто про Стапа такое от кого-нибудь слышал и знает, что этому говоруну ничего за это не будет, тому уж не жить. - Советник отодвинулся и лег на сиденье.
       Получался интересный поворот событий. И без того урезанная, моя свобода теперь ограничивалась еще и рамками моего чувства гуманности. Молодцы, сами убивают пачками, а мне пытаются гуманностью закрыть рот. Я ни минуты не сомневался, что советнику наплевать на эту охрану, как на людей. Единственное, что его и волновало, если вообще волновало, это ее, этой охраны, качество. Я думал с полчаса, но все сомнения пропали, едва я попал на позиции, где намечалось наступление. Там я увидел ту разницу, которая отличает эти откормленные рожи в черном за спиной у советника и искаженные предсмертной гримасой лица солдат, поневоле попавших в бой.
       Мы сидели в укрепленной комнате штаба. Прикрытые бронированными заслонками, смотровые щели засветились розовым. Я сел на кресло возле одной из них. Сзади военный докладывал советнику.
       - Вчера, в результате предпринятой атаки, захватили два зала и галерею, ведущую к двигательному блоку и коридорам аккумуляторных резервуаров. Сегодня утром броском попытались штурмовать двигательный блок. Потеряли три тысячи убитыми, атака отбита.
       Советник подошел к смотровой щели.
       - Так это значит и есть этот блок? - Военный появился у него за спиной.
       - Да, это он. Вон там у них автоматические орудия, а вон там - тяжелые. Утром всего раз тяжелыми стреляли, сразу по триста-пятьсот человек укладывают.
       Советник выпрямился.
       - Сколько есть, плюс резерв, есть ли что-нибудь летающее?
       Военный оживленно заморгал.
       - Всего тысяч шесть будет, летающего, пару блюдец переоборудованных, но там не более трех человек входит.
       Советник быстро подошел к блоку связи в углу. Быстрая его речь была неразборчива, он говорил с центром. Через несколько минут он вышел и сделал наблюдения.
       - Ну, что ж, пожалуй, начнем, - он обратился к военному. - Давайте, только как надо, быстро, решительно и чтоб без сюрпризов. - Советник сел в соседнее кресло.
       - В этот раз, дорогой вы наш, - начал он. - В этот раз вы попали в самый что ни на есть жар. Стап говорил мне, что когда-то вы сказали, что видеть вам дают лишь малую долю того, что творится. Да и утром сегодня, видел я, недовольны были, вроде бы, что опять показывают нечто, не самое главное и большое. Теперь можете быть спокойным. Сейчас здесь самая трудная битва. Вчера они отбились, и мы потеряли, да вы и сами слышали, сколько. Это самая большая цифра за все время. Но если прибавить еще и тех, кто погибнет сегодня, то это прямо эпохальный масштаб.
       Я вцепился в кресло.
       - Советник, я вам настоятельно рекомендую крепко подумать, прежде чем что-либо мне говорить. Я не зритель на спектакле и картин покровожаднее и пострашнее никому не заказывал. А ваша бойня с антиоборотнем Гуром мне противна, как и вы сами, - я отвернулся от него, зубы сжались.
       - Простите, если я вас обидел, - ответил советник.
       - Просто я веду себя так, как обычно, и уж извините, но вы меня не закомплексовывайте.
       Вернулся военный, он нагнулся над советником и что-то ему тихо сказал. Тот расправил плечи и махнул рукой.
       - Начинайте.
       Военный удалился и, вернувшись через пару минут, сел у третьей щели.
       Слева в дальние правые нагромождения металла полетели ярко белые пучки. Помещение объемом в несколько километров за наблюдательными щелями наполнилось звуками разрывов и дымом от сгорающего металла. Прямо из-под нас в том же направлении двинулись кучки людей с автоматами в руках. Сверху скользнули два летающих блюдца, сходу открыв рассыпной веер огня в направлении укреплений противника. Выкатившие на передник позиции свои орудия, солдаты одновременно с атакующими начали стрелять, не прерываясь ни на одно мгновение. Лавина огня обрушилась на темнеющие баррикады врага. Визг вырывающихся пучков энергии завис в воздухе, заглушив крики штурмующих солдат. Ответ был не менее грозен. Левее от угла, куда был направлен весь поток солдат и огня, заработала та самая тяжелая пушка. Ее разрывы оставляли черные пятна диаметром в десять, а то и в пятнадцать метров, выжигая все, что попадало туда, дотла. Из угла по всему залу, как фейерверк, разлетались заряды, поражающие атакующих не прицельностью, а кучностью. Передний край атаки был уничтожен полностью, чудом не сбитые блюдца летали под потолком, ошалев от мощного отпора и стреляя, куда попало. Атакующие залегли, и атака захлебнулась. Военный вскочил с кресла и пропал в дверях комнаты. В блоке стало тихо, оба блюдца зависли у ближнего края зала. Внезапно одно из них, скользнув молнией вниз, пролетело прямо над поверхностью и так же внезапно свернув влево и прикрывшись стеной огня от правой части укреплений, с грохотом и последующим взрывом упало на то место, где находилось тяжелое орудие противника. Лавина огня вновь метнулась на обороняющихся, солдаты двинулись вперед. Оставшееся блюдце лавировало у самой земли, следуя за наступающими, Заработали орудия, прикрывающие сзади. Войдя в свой апогей, гигантская мясорубка на некоторое время ускорилась, еще быстрее и неистовей засверкав вспышками зарядов, и, стремительно погаснув, заслонилась облаками дыма. Сзади послышался голос военного.
       - Уважаемый советник, не желаете ли своими глазами осмотреть место событий?
       Советник встал.
       - Естественно, желаю, - и, глянув на меня, пригласил, - пойдемте, глянем. Это корабль уже наш, и теперь - навечно.
       В сектор спускаться не стали, пошли боковой галереей, что шла параллельно одной из стен сектора. Не имея стены там, где она выходит на сектор, галерея напоминала окоп, вырытый сбоку. Ширина пола была метров двадцать. Справа в выжженных дверях чернели помещения. Весь пол был завален трупами солдат, прорывавшихся по галерее в боковой обход противнику. Военный, размахивая руками, объяснял динамику произошедшего. Трупы лежали в два, кое-где даже в три слоя, иногда скатываясь и падая в яму сектора слева. У черневших проходов в коридоры и помещения кое-где торчали воткнутые трупы, обозначавшие проходы в очищенные залы. Мы шли по ним, постоянно проваливаясь то правой, то левой ногой. Советник ругался и встряхивал ступни. У бывших вражеских позиций нас подобрало блюдце и, перенеся назад, скрылось в квадратном отверстии у потолка сектора. Полувосстановленная наскоро часть корабля, до сражения принадлежавшая Стапу, была все же более приятной, чем недавно увиденное. Дойдя до шлюза, мы остановились.
       Советник, весь сияя, с чванливой ухмылкой бросил на меня свой взгляд.
       - Ну, как, можем, значит, если хотим, выбили паразитов. Теперь им туго будет, это самая крепкая база у них была, жаль, потери большие.
       Я перебил его:
       - Что-то я сомневаюсь, что вы о них жалеете. Вам ведь наплевать и забыть.
       Советник вызвал лифт, едущий в шлюз.
       - Да, за ценой в победе мы не постоим, заплатим сполна.. Легкая победа нам и не нужна, чем труднее ­ тем дороже, только так.
       Мы вошли в лифт. Я стал у дальней стенки и внимательно изучал советника. Его лицо стало строгим и торжественным.
       - Конечно, легкая победа вам и не нужна вовсе. Из легкой памятника не сделаешь, святыней ее не объявишь. А вот если такая, что еле выжили, пусть даже из-за дури собственной, то это уже иное дело - героизм. Вы же их раздавили количеством, а не умением или силой оружия. Я же видел, на одного их солдата по двадцать ваших, камикадзе этот ваш в тарелке тоже выручил - только так и умеете воевать, победители дохлые.
       Стоявшие у дверей охранники переглянулись. Советник посмотрел на них и, бросив мимолетный взгляд на меня, молча покачал головой. Только теперь я заметил, что оба дюжих парня у дверей из личной охраны советника были не те, что в центре, и не те, что в челноке. В являвшемся в настоящее время центральном корабле царила торжественная обстановка. Вся охрана и солдаты были одеты в парадное, кругом висели прославлявшие победу и Стапа призывы, играла музыка. Задолго до выхода на ярус, где находился его кабинет, в котором он, по словам советника, и работал и отдыхал, охрана была удвоенной. А на самом ярусе утроена. Стап встретил меня с распростертыми руками.
       - Заходи, мой милый. Ой, как по тебе соскучился. Война, понимаешь ли, дорогой, не шуточное дело. Гур этот, подлец, обмануть меня хотел вероломно, без предупреждения нож в спину хотел вонзить. - Стап сел и предложил сделать то же мне. - А ведь раньше дружили крепко с ним. Вместе работали, рука об руку прямо. Вот и верь друзьям после этого. Прав был покойный Рап, всегда надо быть начеку.
       Я склонил голову на плечо.
       - А ведь не сглупи ты тогда, Стап, уже на новом месте были бы, между прочим. Год туда лететь было. Обосновались бы сейчас, навели мосты с другими колониями, объединяться бы начали. Люди ведь все, жить вместе и с пользой надо. А что имеем на сегодняшний день? Породил дебила, с трудом сам же его задавил и радуешься. Резервы впустую, все впустую. Людей, как мух, моришь и бьешь бессчетно. - Стап молча слушал, почесывая за ухом.
       - Ты теории здесь свои не разводи, умник, тоже мне, нашелся. Впустую, нет смысла - это все провокация. Тебе, конечно, это можно, имеешь право, что хочешь говорить, но смертным - не сметь. Советник жалуется на тебя. Шестерых телохранителей из-за тебя ликвидировать пришлось. Прямо, как вредитель. - Я зашевелился от возмущения.
       - Значит, шесть блюдолизов из-за меня погубили, так я - вредитель. А из-за тебя один бог ведает, сколько полегло и поляжет, и ты - честный. Интересно, в каком языке и когда найдется слово, чтобы тебя соответственно твоим заслугам назвать, мне кажется, что пока такого нигде нет.
       Стап слушал, не переставая чесать за ухом.
       - Да, ты так и не увидел до сих пор нашей цели. Что, хочешь сказать, зря мы столько крови пролили, зря свершали мечты наших дедов и отцов. А власть у этих тиранов тоже зря, что ли, отбирали, воевали с ними, многих и многих людей наших, верных сынов идеи, погибло тоже зря? Нет, не убедишь ты меня, что понапрасну все эти жертвы. Они - во имя нашего будущего, во имя цели, к которой идем и будем идти, несмотря ни на что. Обосновались бы уже, мосты наводить стали бы. Да на кой нам эти мосты. Мы есть самая передовая часть человечества. В то время, как они там блуждают в потемках, мы уже близки к нашей светлой звезде. Она согреет всех, и все поймут, что старались не зря. -Он перестал чесать за ухом, и взгляд его был полон уверенности в сказанном.
       Я вытянул ноги и опустился в кресле. Странно, но я почему-то только заметил, что на корабле не стало ни стульев, ни табуреток. Одни кресла, диваны да прочая мягкая мебель. Жесткие сиденья остались лишь у пилотов в их машинах да кое-где в операторских и на прочих рабочих местах.
       - Конечно же, как я и предполагал, есть, на что кивать, пугая тех, кто хочет назад. Уже, мол, затрачено столько, что в сто раз выгоднее и к тому же нужнее идти вперед. Это должно было произойти, я знал. Думал я тут, думал и пришел к окончательному выводу, что буду навещать тебя редко, Стап. Воротит меня от тебя, от режима твоего, от тупых и маниакальных людей, которых ты понаделал, словно они всю жизнь при тебе росли и ничего больше не видели. Решил я раз в год просыпаться и визит тебе наносить. Так и приятнее. Ложишься и думаешь: вот, встану, а он и сдох уже. Вот радости-то будет.
       Стап заулыбался, словно ему льстили.
       - Раз приятнее, то давай, валяй, спи на здоровье. За себя не беспокойся, блажь ты моя, дурь и слабость. Даже если, впрочем, об этом помечтать только можешь, умру, за собой туда не потяну. У каждого свои слабости, У такого, как я, вот эта, сильная, зараза, как сам я и дела мои.
       Я встал и пошел к выходу.
       - Погуляю еще с недельку, зафиксирую твои ужасы стремления к блаженству, а потом бай-бай. На днях зайду, чтоб ты сдох. - Двери мягко шлепнули за спиной, стоявшая вдоль коридора охрана смотрела на меня, словно не видела вообще.

    * * *

       Потемки быстро рассеивались. Кто-то не сильно, но упорно и не переставая тряс меня за плечи. Я открыл глаза.
       - Здравствуйте, уважаемейший, - произнес человек, стоявший надо мной. Не успел я попытаться сесть, как он тут же подхватил меня за спину и осторожно, как ребенка, усадил. - Как вам спалось? Не тревожили ли какие обстоятельства? - поинтересовался он.
       Я протер слипающиеся глаза.
       - А что, были такие обстоятельства, что могли меня потревожить? - Я резко повернулся в его сторону. Человек, казалось, испугался.
       - Нет, что вы, кто бы посмел. Все было спокойно и стабильно.
       Я слез с прозрачной капсулообразной кровати.
       - Как поживает наш Стап, мошенник и убийца? Не сдох еще?
       Человек улыбнулся и, подавая мне со стула полотенце, ответил:
       - Сдох, поди, тоже не вечный. - Я застыл. Интересно, Стап умер, значит. Ах, да, какой я стал забывчивый, сдохнет такой, как же , жди. Наверняка, опять поменялся.
       - Ну, и кто же сейчас у руля? Кстати, а когда это Стап успел?
       Человек принял назад полотенце и, придвинув к креслу передвижной столик, как обычно, с завтраком, продолжал мне мило улыбаться.
       - Да уж год почти, как нет его. Теперь наш глава - великий отец Бэр. Он стал им после Хата.
       Я заинтересовался.
       - А Хат, это кто еще такой был?
       Человек сел около моей прозрачной кровати.
       - Хат был вздорным человеком. Стапа объявил лжецом и жестоким тираном, всех Стапом изолированных врагов повыпускал и первый сообщил нам, что звезда, к которой мы летим, уже совсем близко. Были, правда, и у него слабости. Не терпел, когда ему слова не давали в спорах, раздражителен тогда был. Пробыл он у нас недолго, всего каких-то два месяца. Ну, а потом выбрали главным великого отца Бэра.
       Я допивал кофе, не отрывая глаз от этого слащавого, с умилением влюбленного идиота рассказывающего о своих правителях, человека.
       - Так, я должен увидеть этого вашего отца, будь он трижды неладен Где он сейчас? Я хочу его видеть.
       Человек от неожиданности онемел. Он пытался что-то сказать, но слова не получались у него целиком. Как будто он ожидал одно, а увидел абсолютно противоположное и не понимал, в чем дело.
       - Ну, где этот ваш отец родной, душегуб прославленный, ты что, не слышишь меня? Я желаю видеть его мерзкую рожу! -Человек с великим трудом встал и, одобрительно качая головой, с застывшим выражением неразрешимого вопроса на лице, попятился к выходу. Дверь неожиданно открылась. Вошедший мужчина был хорошо сложен и высокого роста. На нем был белоснежный комбинезон с короткими рукавами. Сзади в дверях стояли еще двое в белом. Я стал не спеша одевать свой ядовито-желтый, молча глядя на сцену пришествия. Наконец, мне надоело.
       - Ну, что стоите? Где папаша? Не терпится повидаться мне с ним. В этот раз наверняка морду набью ему за все хорошее.
       Мужчина в белом глянул на моего обслуживателя. Тот стоял у дверей, облокотясь о стену. Едва шевельнув кистью левой руки, он сделал какой-то жест. Двое стоявших в дверях мигом подхватили еще не пришедшего в себя человека и вывели его в коридор. Я только сейчас нормально огляделся. Прозрачная кровать, на которой я возлежал под колпаком, была обложена цветами; у того ее конца, на котором я лежал головой, на стене висел портрет Рапа, потом мой и после какого-то пожилого мужчины с пухлым лицом.
       - Рад видеть вас в добром здравии, - поприветствовал меня мужчина в белом.
       Я словно и не слышал его, спросил:
       - Это что же, Бэр, что ли? И между прочим, куда забрали этого доброжелателя, который меня поднял?
       Он переступил с ноги на ногу.
       - Вы абсолютно правы, уважаемый, это отец Бэр. Соратника Рапа, нашего вождя и учителя вы, как и себя, наверняка, узнали. Простите, но не могу упустить момент и не спросить, говорят, вы лично были знакомы и даже дружили с соратником Рапом?
       Я хмыкнул.
       - Почему были, эта каналья и сейчас жива, Он же Бэр, ваш отец великий.
       Мужчина в белом, видимо, списав подобный ответ на мой скверный характер или еще что-нибудь, решил не продолжать этой темы.
       - А человека этого мы на отдых отправили, - ответил он на мой второй вопрос.
       - На отдых? На вечный, что ли? - с издевкой произнес я, оглядывая себя в заново отчищенном и выглаженном комбинезоне.
       - Что вы, никто его убивать не собирается. Отдыхать будет, сумасшедший он, слышал то, чего нигде никто никогда не говорил.
       Я поднял руку вверх.
       - А, понимаю, ваш метод. Весьма разумно, сумасшедший - и все тут. Мало ли что дурак болтает, он же дурак. Ну, ладно, поехали к Бэру, нечего время тянуть.
       У выхода в просторной галерее стояла новенькая роскошная капсула. Черный корпус ее весь переливался световыми бликами. Впереди и сзади стояли две капсулы с охраной.
       - Шикарно, ребятки, размахнулись! Куда путь держим? Поменял, небось, отец ваш великий место своего обитания, далеко ли ехать?
       Мужчина в белом комбинезоне сел рядом.
       - Великий отец Бэр не менял центра, он управляет там же, где и Стап с Рапом. А едем мы к шлюзу, сегодня у великого отца праздник, да и у нас всех тоже - третья годовщина великой передачи власти. По этому поводу будет устроен торжественный банкет с вылетом за пределы корабля. Будет масса развлечений, охота за астероидами и прочее.
       Я закатился неожиданным для себя самого смехом.
       - Охота за астероидами, чудесное развлеченьице, как сказал бы ваш любимейший Рап. Ничего не скажешь, делами заняты вы важнейшими.
       Капсула ехала очень быстро. Если бы не закрепление ее в пазе на полу, я бы считал, пожалуй, эту поездку последней в своей жизни. Всю дорогу до шлюза мы молчали. Ничего не выражавшая физиономия моего спутника наводила уныние. Прошло еще десять минут. Галереи и залы корабля выглядели вполне сносно. Следов нищеты и прочих катаклизмов, происходивших здесь в свое время, не осталось совсем. То там, то здесь в углублениях коридоров и галерей проносились статуи Рапа разных величин и цветов. Почти все люди ходили в белых, но очень испачканных комбинезонах. Капсула стала медленно тормозить. Мы въезжали под массивный свод с поднятой в потолок закрывающей плитой. Здесь все переделали заново, все было новым и хоть и безвкусным, но вполне надежным. Мой сопровождающий вылез и подал мне руку.
       - Позвольте, я уж сам как-нибудь выйду. Лучше представьтесь, а то я так и не знаю, с кем имею честь беседовать.
       Он поднял подбородок и отчеканил давно вызубренным текстом.
       ­- Личный заместитель великого отца Бэра по всем вопросам.
       Я вылез из капсулы и пошел к эскалатору.
       - Чудесненькая должность. Никто, значит, так, по всем вопросам - и все тебе. Ну, ну.
       На стартовых постаментах стояли челноки. К которому из них идти - не возникало вопроса. Естественно, тот, что был на центральном, особенно большой и весь так и сиявший отделкой, был Бэра. Везде люди в белом услужливо тянули руки, предлагая помочь подняться и спуститься, везде наклонялись в приветствии. Подошли к поблескивающей синим перламутром двери. Не став ждать, пока кто-нибудь мне откроет, я толкнул ее внутрь. За огромным столом, заставленным бесконечным количеством блюд и бутылок с вином, сидел толстый человек с пухлым лицом. Волосы он по-прежнему носил назад, усы сбрил и опух лицом. Впрочем, при желании, без труда узнавался Рап, с его лжеглубокомысленными глазами, испытывающе смотрящими на тебя. Я начал первый.
       - Вижу, что не случилось, жаль, с тобой ничего. Живешь всласть, беспокойств, видно, нет уже прежних.
       Бэр осушил рюмку вина
       - Да уж, беспокойств прежних нет. Было тут, правда, одно, так себе, легкий конфликтик, но мы его в два счета аднулировали.
       - Ага, как всегда, положили, наверное, энное количество чьих-то голов - и порядок, - спросил я, садясь за стол.
       Челнок качнулся, мы стартовали с корабля. Мутный экран, размером в несколько метров, висевший над столом, засветился звездными скоплениями.
       Бэр придвинул к себе маленький блок связи и, включив его, выпил еще одну рюмку вина.
       - Отдыхай, ты долго спал, организм истощился. Ешь, пей. Полетаешь тут со мной денек сегодняшний, не рвись, как прежде, смотреть сразу, что да как. Тут сегодня самое интересное, поверь уж мне.
       Вот видишь, салют в мою и дела моего честь. - На экране стали видны расходящиеся линии салютных факелов.
       - Жизнь стала спокойная, размеренная, люди всем довольны, меня любят и чтут.
       - Ой, что-то врешь ты, не может быть у вас, дураков, все в порядке, что-нибудь да не так., - я тоже выпил рюмку вина. Вино было хорошим, с приятным привкусом малины. Бэр подтянул блок связи поближе к себе.
       - Вызовите всех, кого я сегодня хотел видеть, пусть придут.
       В блоке раздался ответ оператора:
       - Все вызваны, великий отец, скоро будут у Вас.
       Вызванные оказались тучными мужчинами довольно приличного возраста. Они чинно, как такие же хозяева, как и Бэр, расселись за столом, и лишь в начавшейся беседе сразу чувствовалось, где подчиненные, а где подчиняющий.
       Пришедших было двое. За начавшейся трапезой завязался разговор.
       - Великий Бэр, - сказал один из них. - Позволь поздравить тебя с годовщиной и сообщить, что дела флотилии находятся в отличном состоянии. - Он почему-то говорил с ним на ты. Видимо, немного отошедший от жесткого диктата Бэр позволял подобные вещи спокойно. Поздоровавшись со мной сразу при появлении, ни один из них после этого больше не обращал на меня ни секунды внимания. Бэр заглотнул еще рюмку крепкого.
       - Не заговаривай мне зубы, - ответил он поздравляющему. - Дела делами, а ты парень - не промах. Вчера я узнал, что твой сын регулярно развлекается полетами на челноках. И это в то время, когда мы испытываем острый дефицит энергии. А как он себя ведет? Зачем хватать понравившихся девушек и сразу волочь их к себе? Это же вызывает недовольство людей. Ну, пусть бы, как раньше, при Стапе, схватил - и не видел ее больше никто, и не слышал. Так нет, позабавится и выпускает, а она, не будь дурой, слухи-то и распускает. - Бэр налил себе еще.
       Его собеседник приуныл.
       - Виноват, великий отец, усмирю сопляка, будь спокоен. Прости меня, старца, не уследил.
       Бэр выпил крепкое и, подобрев на глазах, одобрительно кивнул.
       - Ладно, бог с тобой, что с тебя взять, жизнь есть жизнь. - Он принялся налегать на салат, стоявший в шикарной тарелке прямо перед ним. - Ну, а ты что скажешь, мой драгоценный, -Бэр зыркнул на второго. Тот сидел тихо и пожевывал какое-то замысловатое блюдо.
       - С моей стороны, великий отец Бэр, все, как положено. Количество недовольных сведено до минимума. Врачи говорят, что больные эти ведут себя прекрасно, тихие, пишут там всякое, рисуют, словом, чудесные пациенты. - Бэр откинулся назад.
       - Еще бы, здоровы ведь головой все, соображают, что к чему. Ну, а насчет тебя разговор особый. - Тот побледнел.
       Бэр томно посмотрел на стол, потом на него.
       - Ты это что же позволяешь себе, уважаемый. Свадьба дочери - это, конечно, святое, то, се там, всякое. Но какого черта ты налил пятисотметровый бассейн, который стоял уже год, как неработающий, до самых краев питьевой водой. Вода ведь в дефиците нынче, что, не знаешь, что ли. Сколько кубометров воды практически на ветер пустил! Что, делать нечего? Хочешь, чтобы во вредительстве обвинили? Так это вмиг, нет проблем. - Бэр замолчал. Обвиняемый сидел с понурым видом уличенного в грехах человека.
       Бэр шевельнулся.
       - А кроме всего этого, где твои глаза есть? Ты под носом у себя всяких расхитителей держишь. Понимаю, нужны они тебе, люди надежные твои, но зачем красть позволяешь? Только по данным, которые у меня, а это явно меньшая часть, они стащили готовой продукции и оборудования с материалами на жуткие суммы. Эдак и меня обворовывать станут скоро.
       Разбитый по всем фронтам, помощник Бэра сидел хмурый, как туча. Вдруг он резко встал.
       - Отец родной, величайший из великих Бэр. Прости меня, негодяя, обманул я твои чаяния и надежды. - В его глазах стояли слезы. - Пресеку подлецов, одумаюсь сам, не повторится, властью нашей клянусь, не повторится сего более. - Бэр прослезился.
       - Знаю, милый, что надежный ты, наш человек. Верю, как сыну своему. Не наказывать я вас позвал, промахи подправить. Все ведь мы вместе, и за дело единое, что ж нам ссориться. Нам этого нельзя, жить нам, работать вместе.
       Все дружно пустили слезу и, наполнив бокалы, вплотную приступили к содержимому стола.
       Дальнейшие беседы носили строго развлекательный характер. Собеседники, изрядно подвыпив, пели песни про свою героическую молодость и подвиги товарищей. Становилась ужасно нудно находиться рядом с этими тремя пьяными рожами.
       Поутихнув через пару часов, Бэр и его окружение разлеглись по всей комнате. Пододвинув блок связи, Бэр распорядился о возвращении и отключился, уйдя в глубокий сон. На экране, еще не повернувшие обратно к кораблю, два легких челнока атаковали последний из небольшого потока астероидов, уже уничтоженных за время пьянки Бэра. Прибывшие сразу по прилету люди унесли двух собеседников Бэра. Самого его уложили поудобнее и, убрав стол, удалились. Я встал и подошел к открытой двери. Хотелось немного прогуляться, слегка развеяться от того угара, который царил в комнате. Проведя почти полдня с Бэром и его компанией, мне захотелось, наконец, посмотреть на жизнь колонистов. Столько ведь времени прошло с тех пор, как мы с Бертом спокойно беседовали, гуляя по коридорам рядом с ними всеми. Хотелось увидеть их сейчас, какие они, что волнует, как живут. Галерея, на которую я поднялся, была полна людей. Все куда-то спешили, тащили в руках какие-то свертки и пакеты. У поворота, вытянувшись извилистой змейкой, стояла длинная очередь. Ежесекундно к ней примыкали все новые и новые люди. Я подошел ближе. Не то, чтобы мне чего-то захотелось, скорее, чисто из любопытства я стал последним. Моментально за мной встало еще три человека. Я вежливо нагнулся к впереди стоящему.
       -За чем стоим, уважаемый? - Человек нехотя оторвался от какого-то листка с печатным текстом. - Воду дают, не видишь, что ли?
       Я жутко удивился.
       - И много дают, или сколько надо? - Человек совсем убрал листок.
       - Ты что, ошалел, что ли? Ишь ты, сколько надо. По два стакана дают. Мало ли кому сколько захочется. Много таких умников есть, а потом и пить нечего станет из-за вас.
       Я замолчал, решив без крайней необходимости ни с кем не разговаривать. Начавшийся сзади разговор привлек мое внимание, и я решил постоять только ради желания послушать их. Спорили двое: пожилой мужчина лет сорока семи-девяти и совсем еще юная девушка. Девушка жаловалась на нехватку воды, на грязь и не гигиеничность.
       - Привыкли тут, понимаешь ли, к баловству, - ответствовал мужчина. - Это что же будет, ежели еще и мыться водой начнут? И так воды не хватает, совсем распустили вас, молодых. Вот, помню, в былые годы как было - все, как один, и один, как все. Никто таких штучек, как вслух о личном, не позволял. И ведь жили же хорошо. И вода была, и все, что надо. А сейчас бог знает, что творится, хаос какой-то. Как Стапа не стало, так и нет на всех единого начала. Власть твердая нужна. Добрый отец, великий Бэр, прощает всяких, таких вот, помыться желающих водой драгоценной, вот и нет воды-то.
       В спор встрял мужчина, стоящий за девушкой:
       - Это все расхитители виноваты, что нет ничего. На базах, гляньте, полно всего. Они это по домам растянут и живут себе припеваючи. Вот у меня сосед - начальник склада. Так и капсула личная, и комнатка - о-го-го. Не знает великий отец Бэр, не успевает всех вредителей переловить, вот и тянут они блага, нам от него направленные. Бороться с такими надо, правильно он говорил в последнем обращении.
       Стоявший впереди меня человек обернулся к спорящим и, потрусив в руке листком, начал заверять:
       -Это ничего, вот на шестом корабле, пишут, преобразователь пустили. Там воды у них предостаточно, скоро и у нас обещали. Идея-то какая, умные люди решали. Обработанную воду чистить и опять в дело, вечный круг и всегда хватает.
       Его сияющая физиономия окончательно вывела меня из себя. Я вытиснулся из очереди и зашагал к эскалатору у края галереи. Желание прогулки резко пропало, неизмеримо больше захотелось увидеть Бэра. Созревший план, вытекающий из давно тлеющего на дне души желания, не терпелось претворить в жизнь. Пусть он бессмертен, пусть я не знаю тех черных роковых обстоятельств, но ведь попробовать-то можно.
       К Бэру меня не пустили, он спал. Уединясь у себя в комнате с прозрачным ложем, я прикинул варианты. Вышагивая из угла в угол, глаза неожиданно набрели на желтую ручку в колпаке моей кровати. Я внимательно рассмотрел ее. Похоже, она была из золота. Я царапнул ее: действительно, золото. Решение пришло сразу. Разбежавшись из угла, я со всего маху въехал по ней каблуком ботинка. Раздался треск, и ручка тяжело упала на пол. Очистив места, примыкавшие к колпаку, от стекла, я вышел в коридор. У противоположных дверей стояли два охранника.
       - Эй, ты, - я показал на одного из них. - Иди сюда, дело есть.
       Охранник быстро подошел. Они охраняли меня, мое ложе и комнату, и я решил, что они ничуть не засомневаются подчиняться, если я что-нибудь прикажу. Но оружие - это иное дело, здесь надо их же методами.
       - Хочешь это, - заманивающе повертел я у носа охранника увесистой ручкой. - Золото, старая проба, ценное очень. - Охранник выпучил глаза и затрясся. - Вижу, хочешь. Вот принесешь мне пистолетик, сразу получишь. Тихо только, чтоб никто не знал. Напарнику я такую же дам, если молчать будет.
       Охранник нервно проглотил слюну.
       - Когда? - дрожащим голосом спросил он.
       Я подумал.
       -Чем скорее, тем лучше, я буду ждать в комнате, иди. - Я развернулся и закрыл за собой дверь. Сомнений, что он принесет, никаких не было. Оставалось продумать подробности. Отломав вторую ручку, я почистил ее и положил обе штуки в карман. За эти годы многое изменилось. Если охране Рапа или даже Стапа я бы не смог всучить не то, чтобы эти ручки, а даже по килограмму золота на брата, то нынче подкупить можно было любого. Это подтверждалось сходу удавшейся моей попыткой.. Прошло около часа. Неожиданно в дверь постучали. В открывшемся просвете показалось лицо охранника.
       - Заходи, я уже заждался тебя, - пригласил я его.
       Охранник осторожно проскользнул в комнату.
       - Ну, что, где то, что я просил? - спросил я. Охранник подошел к креслу и вытащил из комбинезона небольшой лучевой револьвер. Я внимательно осмотрел товар. Конструкция была старой, видимо, он украл револьвер где-нибудь в запаснике. Принципиальное отличие этого оружия от новых пистолетов было в его старинном виде, искусно приспособленном под нынешнее время. В каждом гнезде барабанчика была засажена маленькая аккумуляторная система в виде цилиндра. При истощении запаса энергии барабанчик прокручивался, подставляя в рабочую зону новое гнездо с новым аккумуляторным цилиндром. Стрелял такой револьвер не строго отрегулированными, как в новых конструкциях, фрагментами лучей, а сплошным, державшимся, пока не отпустишь спусковой крючок, лучом. Я еще немного повертел его в руках, проверяя аккумуляторы.
       - Все в порядке, получи свое, - я вытащил ручки и дал их охраннику. Тот, услужливо нагнувшись в знак благодарности, медленно пошел к двери.
       - Э, постой! Что там, Бэр уже встал или ты ничего не знаешь?
       Он остановился.
       - Несчастье большое, уважаемейший. Великий отец Бэр умер во сне от инфаркта. За этот день уже двое его преемником побывали на его месте, но оба так и не смогли там удержаться.. Но сейчас все позади.
       В груди похолодело. В очередной раз за эти годы я испытал непонятное чувство неясности дальнейшего. В любой из таких разов могло случиться, что угодно.
       - Что значит позади, кто там еще вылез наверх? - Охранник выпрямился.
       - У руководства колонией встал опытный и мудрый человек. Его избрали на совете мудрейших руководителей., имя его - Гемос.
       Я сунул револьвер в левый карман штанов.
       - Ну, ладно, ты свободен, иди. - Он вышел.
       В том, что это в очередной раз изменившийся Рап, не было ни капли сомнения. А вообще-то, какая разница, к нему надо идти, к нему, и теперь он от меня так просто не открестится. Теперь все, мне надоело. Теперь мы поговорим начистоту.
       Двери распахнулись. Я, не обращая внимания на того, кто сидит в комнате, зашел и плотно прикрыл двери, защелкнув замок.
       - Что, серьезную беседу затеять вздумал, - услышал я с того конца кабинета. В углу стоял невысокий человек с фигурой Рапа. Он был опыть лысоват, но без усов и бороды. В общем, он стал даже больше похож на Рапа, чем когда-либо до этого.
       - Да, будем говорить серьезно, - ответил я. Он подошел ближе и сел за круглый стол посреди комнаты.
       - Ну, давай, садись, будем говорить. Давненько мы с тобой подробно не дискутировали.
       Я подошел и сел.
       - Я вижу, ты что-то задумал, поменялся для этого опять. Что еще хочешь сделать?
       Гемос поводил пальцем по столу.
       - Ага, ты тоже уже боишься менять привычный уклад, как бы чего не вышло. Нет, ребятки мои, хватит отстаиваться. Пора действовать. Я объявил новый этап. Хватит, поспал вдоволь, утомился Рапом и Стапом, надо было Бэром отдохнуть. Теперь отдохнули и Гемосом с новыми силами вперед. Дела не ждут. Положение серьезное. Ресурсы на исходе, воды почти нет, энергии для движения тоже. Время по-новому подойти к этой проблеме.
       Я пощупал револьвер. Он лежал ручкой кверху, так, чтобы удобно было его быстро вытащить.
       - Гемос, ты что же, думаешь, что в силах что-то сделать после всего, что было?
       Он улыбнулся.
       - Конечно же, да. Я переориентировал корабли. Оказывается, мы летели в никуда. Рап и все его последователи нас обманули. Я разоблачил все преступления Стапа и Бэра, вообще, все ошибки, и призвал к единению. Народ мне поверил, и все полны решимости работать еще интенсивнее для приближения дня прибытия к новому месту.
       Я придвинулся ближе к столу.
       - Гемос, перед кем ты играешь? Я ведь не они, я ведь знаю, кто ты и что тебе надо. Разоблачил ты их, говоришь, а Рапа, а цель вашу, самому тебе уже непонятную, что, на потом оставил. Летели, говоришь, в никуда? Я знал это с самого начала. Теперь решил, значит, в другое никуда полететь. Далеко ли уедешь на старой основе?
       Гемос облокотился о стол.
       - Ладно, хватит трепаться, тебя я все равно не боюсь. Ты никто. Мне нужны они, они мне верят, я лидер, изменивший в них и у них все старое на новое. А для тебя скажу, плевал я на твое правдолюбство и справедливость. Это стадо идет туда, куда я захочу повести. Это толпа, которая не способна соображать. Что я захочу, то они мне и позволят. Ты что же, этого не видел до сих пор. Я развлекаюсь войнами, я гною их, как падаль, я кручу ими, как бог своими созданьями. Летим в никуда, да, летим и будем лететь. Мне выгодно держать их в состоянии вечного полета к их мечте. Никто в этом случае не может мне сказать, что его надежды о том-то не оправдались. Нет этим надеждам возможности провериться реальностью. В пути мы - и все тут.
       Я слушал его и думал. Неужели они действительно так глупы. Неужели не видят, что с ними сделали за эти годы, в кого превратили. Как могут они, раздавленные и униженные, по рабски подчиняться своему убийце и мучителю, который, ловко меняя маски, продолжает угнетать их, выпивая из них кровь, силы и разум.
       - Я пока еще не знаю до мелочей, что делать, - начал делиться своими планами Гемос, видно, полностью сбросивший передо мной маску какой-либо справедливости. - Но твердо убежден, нас ждут великие дела.
       Я пришел в себя.
       - Какие дела, ты что, дурак, что ли? У вас энергии на год осталось. Завтра, послезавтра вода кончится, воздуха не станет. Ты сумасшедший маньяк, Гемос. Ты уничтожил их. Ты губил их планомерно и целенаправленно. Ты вирус, тягчайшее заболевание эпохи, унесшее бездну жизней и прогрессирующее все больше и больше. Твои руки, да что там руки, ты уже утонул в крови своих жертв. Нет у тебя ни цели, ни идеала. Безмозглый ужас, коварно изменяющийся и подстраивающийся под обстоятельства, дабы не быть разоблаченным. Ты давно уже потерял всякое право на веру в твои слова и действия. Не имеешь ты права перед богом и людьми, не имеешь права дальше вести за собой ни одного человека. Твой лживый рот не может больше сказать ни единого слова. Ты исчерпал себя в своей агонии правления. Уйди с дороги, не мешай нам спасаться из ада, в который ты нас завел. Исчезни из жизни, как чудовищный кошмар средневековой чумы. Единственное место, где ты просто обязан остаться, это наша память. Забыть тебя нам нельзя. Ты должен вечно пугать нас своей тенью, заставлять холодеть кровь в жилах тех, кто захочет тебя оправдать в своей душе. Тех, кто родится с незнанием, что ты есть такое. Уйди и не мешай, это мое последнее слово. - Я вытащил револьвер и, положив ручку на стол, направил ствол в Гемоса.
       - Ты наивен, как дитя, - глухо прозвучали его слова. - Я порождение бездны, а не людское. Твои потуги убить меня обречены.
       Я нажал спусковой крючок. Толстый луч мгновенно удлинил ствол своей белизной, уйдя внутрь Гемоса.
       - Ну, что, убедился, - усмехаясь спросил он, поглаживая рукой упершийся в него луч. - Я не человек, я нечто большее. Я всеобъемлющ и могуч. Ты ноль, ноль без чего-либо еще. Я тебя не боюсь, ты для меня клоп. Помнишь, я говорил тебе про некоторые стечения обстоятельств, для меня пагубных. Мне не страшно тебе их рассказать, ты все равно ничего не изменишь. Хоть бегай по всей флотилии и кричи во всю глотку. Я умру лишь тогда, когда умрет моя идея, когда все члены колонии без тени сомнения поймут, что это я, а не их вождь и путеводная звезда. Я умру, когда они все однажды отвернутся от меня, как от ненужной, не оправдавшей их желания вещи. Но смею заверить тебя, это мне не грозит. Зря что ли я столько лет подряд, как хирург, удалял из их рядов тех, кто мог это начать. Зря, что ли, опустошал их головы от подобных идей и сомнений. Они не способны на это, они не видят дальше своего носа, и я спокоен. - Он встал и размял руки. Я кинул револьвер в сторону.
       - Ты предвестник конца света и его воплотитель. И я уже вижу, что это есть твоя истинная цель. Она вышла у тебя сама собой, и ты ее лелеешь и бережешь. Но нет у тебя гарантии, что естественный ход событий таки приведет тебя к победе, нет и не было никогда, до и вряд ли будет. Ты все время висишь на ниточке стечения обстоятельств, сложны они, вот в чем твоя живучесть. Но не радуйся, рано еще. И раз в миллиард лет бывает такое, что невозможно. Такое же, как это, возможно, гораздо чаще. Берегись, ты смертен в большей степени, чем я. Стоит лишь увидеть истину - и тебе конец. Знай это и жди. - Я тоже встал.
       На его лице был испуг. Я впервые за эти годы увидел в его глазах страх. Он боялся, значит, я был прав.
       Он боялся.

    1989 г.

    ХРОНИКА ДВУХ СОБЫТИЙ

       Шел мелкий дождь. Жозеф стоял на тротуаре, регулярно то подходя к его краю, то отходя, чтобы не быть облитым грязью из луж, обильно покрывавших дорогу и разбрызгиваемых проезжавшими автомашинами.
       Прошло уже полчаса, как к этому месту, Жозеф еще раз огляделся, проверяя приметы, именно к этому, должен был подъехать тот, о ком он слышал уже много лет, можно сказать, всю жизнь. Легендарный, один из тех, кто знал то дело не понаслышке.
       Дождь усилился. Крупные капли забарабанили по металлическим листам дорожных знаков, раскачиваемых ветром между столбами на перекрестке. И без того промокший костюм Жозефа стал быстро темнеть на глазах, распухая и становясь тяжелее. Загнутые кверху поля шляпы, сдерживающие в образованном внутри кольце набравшуюся воду, пропитались насквозь и, резко обвиснув справа, вылили за воротник не менее стакана. Недолгое состояние, когда верхняя часть одежды мокрая, а под ней еще сухо, прошло, и чувство прилипающей влажности стало нарастать. Жозеф посмотрел на часы. Даже титанического терпения, которым он запасся, предвидя подобные повороты в отношениях с этим стариком, уже стало не хватать. Опоздать на пять, десять, ну, пусть даже пятнадцать минут, это простительно. Но на полчаса, человеку такого полета, пусть даже и в прошлом, - это уже становилось непонятным. Может, старый хрыч решил подшутить и вовсе не явится. Ну, нет, он нужен, как воздух. Без него в этом деле будет слишком много неясного. Он это знает, чувствует и должен прийти. Хотя, какое ему дело до всего этого, по правде говоря. А может склероз, может вышибло из памяти время встречи?
       Жозеф решил подождать еще пять минут и идти звонить. Дождь усиливался с каждой секундой, нависая над улицей сплошной пеленой. Ветер резко ударил в лицо и заставил обернуться к стене здания, обдавая тело струями дождя. Он стал замерзать, как кем-то вдруг включенный механизм, застучали, пронзая дрожью все тело , челюсти. Терпению пришел конец, и Жозеф повернулся к дороге, чтобы стремглав промчаться к телефонному автомату. Занеся ногу для шага, он застыл от неожиданности: у края тротуара, на дороге, прямо около него стояла длинная серебристая машина. Жозеф настороженно сделал к ней два шага, все еще не веря, что столь долгое и мучительное ожидание закончилось небезуспешно. Дверца приоткрылась и, никем не придерживаемая, распахнулась до упора ограничителей. Жозеф облегченно вздохнул. Теперь было ясно, что это за ним. Встряхнув шляпу, он сел в мягкое кресло из замши, хлопнув дверцей, посмотрел на того, кого так долго ждал.
       Рассказывая как-то о нем Жозефу, отец говорил: "Этот Шатович - жутко хитрая бестия, и как бы он ни скрывал, на его физиономии сразу это видно".
       Жозеф и предположить не мог, что и сейчас, когда он ожидал увидеть стоящего одной ногой в могиле, на лице Шатовича осталась неистребимая маска хитрости.
       - Простите, я немного задержался. За книгой заезжал. Выписал год назад, и вот сегодня, на тебе, пожалуйста, приходит извещение. Книга ценная, сто лет ей, почти ровесники мы с ней, - глядя на Жозефа, произнес Шатович. На нем был серый вельветовый пиджак, черные брюки и синяя в клетку рубашка, расстегнутая почти до пояса.
       - Вы, если я не ошибаюсь, и есть тот человек, который мне звонил вчера? - поинтересовался Шатович.
       Жозеф сел полубоком и закинул правую ногу на левое колено. В башмаке хлюпнуло.
       - Да, это я Жозеф Стенг. Я звонил вам вчера и хотел поговорить по поводу вашей прежней работы. Если конкретней - то меня очень интересуют подробности конференции накануне большой ликвидации.
       -Шатович томно взглянул на собеседника. Морщины на его темном лице стали видны отчетливее.
       - Я не знаю, знали ли вы, но я на эту тему разговаривать не намерен ни с кем, пусть он даже сам президент. Надоело это вспоминать. Сначала делают, а потом ерундой занимаются, анализ, расследование. Тьфу, противно, ей-богу.
       - Простите, я все это знал и тем не менее прошу вас рассказать мне все, что вам известно. Не потому, что это надо для комиссий или еще кому-нибудь, это нужно мне.
       Жозеф слегка обеспокоился пессимизмом старика.
       - Поверьте, Если вы расскажете мне, как это было, я имею, что вам сообщить. И пришел я к вам не за информацией, а за советом. Дело только в том, что причину моего визита я могу открыть лишь после вашего рассказа.
       Шатович приоткрыл стекло своей дверцы.
       - Знать - хотите, говорите - сообщить есть что, а прочитать что-нибудь сами не можете? Или лучше слушать, чем глаза пялить в книги?! - Он кашлянул.
       - Простите, но вы прекрасно знаете, что об этом нет ни одного правдивого слова ни в одной книге со времен реализации этого проекта, - поставив на место правую ногу, сказал Жозеф. Нервный всплеск миновал, и он уже не волновался о том, что старик все ему расскажет, он почему-то был в этом уверен.
       - Неужели так ничего и нет? - удивился Шатович. Его брови приподнялись и слегка сузившиеся глаза с издевкой посмотрели на Жозефа.
       - А я думал, вы там у себя в фирмах уже начали шевелить мозгами, наконец. Думал, открыли архивы. Ан нет, решили сделать дело вечного хранения.
       - Говоря, вы имеете в виду и меня? - спросил Жозеф. - Если да, то я не имею к архивам ни прямого, ни косвенного отношения. А насчет шевеления мозгами, то это закрытая тема не только для печати, но даже для разговоров. Вы, и только вы можете открыть мне все, что было тогда на конференции. Трудно себе это вообразить, но вы - единственный оставшийся из тех, кто там присутствовал, и вы это знаете точно так же, как и то, что ничего об этом не говорилось и не писалось никогда. Я понимаю ваше ко мне отношение. Работаю в крупнейшей фирме, должность не из маленьких и прочее, но все-таки поверьте мне. Поверьте хотя бы из-за того, что я сын вашего лучшего друга, помогавшего вам в ваших делах против акции.
       Шатович переменился в лице.
       - А что вы знаете о моих делах? Он что-нибудь вам рассказывал? - его голос слегка задрожал. Было видно, что он испугался.
       Жозеф немного пригрелся в теплом салоне, однако сырость одежды по-прежнему не давала ему покоя. Нужно было переодеться и принять что-нибудь согревающее.
       - Знаете что, давайте продолжим работу у меня дома. Там и спокойнее и удобнее будет, - предложил Жозеф. - А что касается того, знаю я о ваших делах или нет, то скажу сразу: отец перед смертью рассказал все, что помнил, но рассказывал только мне. За остальным направил к вам. Вы ведь видели и знаете куда больше. Так что давайте-ка лучше поедем и не тяните время, прошу вас.
       Шатович перевел дух и завел машину.
       - Поедем мы не к вам. Поедем мы ко мне, - тихо сказал он. - Переодеться я вам дам во что, у меня и поговорим. Не пойму только, на кой черт вам это надо?. Ситуация была налицо. Вот черное, а вот белое, всем видно и ясно. Урок, правда, вряд ли из этого извлекли, а так все проще простого.
       Жозеф провел руками по блестящим от воды брюкам.
       - Да, урок уж точно не извлекли. Ну, что ж, поехали. К вам так к вам, мне все равно.
       Машина резко рванула с места, сходу въехав в огромную лужу и подняв с обеих сторон веера воды. Жозеф посмотрел на Шатовича. Сосредоточенно строгое выражение, никаких эмоций - Шатович думал. Автоматически отработанные энергичные движения свидетельствовали о том, что, несмотря на свой более чем преклонный возраст, старик в прекрасной форме. Он неплохо сложен, да и сил еще было предостаточно.
       "Старый, матерый волк, - подумал Жозеф. - Не то, что теперь, сразу видно, закалка".
       По узким улочкам центра Шатович ехал не очень быстро, но едва они въехали на широкий проспект Жозеф сразу ощутил, как его вжимает в кресло. Ехать оказалось недолго. Уже через десять минут машина вкатила под бетонный навес одного из домов и, описав полукруг, остановилась возле входа.
       Огромная квартира Шатовича была похожа на музей. Впрочем, такой ее себе Жозеф и представлял. Повсюду макеты, фотографии. Шкафы завалены толстыми папками трудов, видимо на те же темы. Переодевшись и взяв рюмку ликера, который Шатович принес по его просьбе, Жозеф выбрал массивное кресло возле окна и, усевшись в него, немного отпил. Ликер оказался на редкость хороший. Приятный вкус вишни заглушал даже тот приличный градус, которым напиток обладал. Шатович на пару минут исчез, потом появился и сел на диван напротив Жозефа.
       - Итак, мой юный друг, что вы желаете знать? - спросил он.
       Чтобы окончательно поставить точку в вопросе недоверия, Жозеф начал не с главного.
       - Я бы хотел вам еще заметить, что информация, о которой я прошу, нужна мне, кроме всего уже сказанного, как частному лицу. Никому представлять ее и делиться ею я не намерен. Это к тому, что вы, как я вижу, еще не совсем мне верите.
       Шатович ухмыльнулся.
       - А чего это ради я должен верить?! Вижу вас впервые. Кто вы, что вы, понятия не имею. Единственное, что вам в плюс, то, что вы - его сын, - он показал рукой на фото в шкафу, на котором отец Жозефа стоит с ним в обнимку.
       - Ладно, хотите получить - получайте, - Шатович встал и, взяв со стола увесистую папку синего цвета, сел на место.
       - Спрашивайте, черт с вами. Я - старик, мне уже девяносто четыре, даже если что, беречь уже нечего.
       Жозеф оживился.
       - Хорошо. Тогда не буду подходить издалека и спрошу сразу. Чье это было предложение и, если помните, кто его поддержал как серьезный проект?
       Шатович широко улыбнулся.
       -А вы, я вижу, научились очень загадочно формулировать элементарное. Если так пойдет, то мне придется отвечать не менее, чем на тысячу ваших вопросов. Вот, чтобы этого избежать, лучше сидите и слушайте все целиком, а уж потом уточнять начнете, если, конечно, будет что. Верить вам все-таки хочется. Отец ваш был единственным, кто меня понимал. Думаю, что и сын похож, хоть чуть-чуть.
       Началось все с одного злосчастного концерна...
      
       В огромном зале заседаний вспыхнули висевшие тремя рядами под потолком массивные люстры.
       После недельного перерыва конференция продолжила свою работу. В центральную ложу начали входить члены комиссии, зал тоже стал постепенно наполняться. Разделенные барьерами, части зала напоминали стены крепостей, хозяева которых воинственно поглядывали из-за них на соседние позиции. Накалившаяся атмосфера теоретического сражения, висевшая перед концом прошлой серии заседаний, опять наполнила пространство зала.
       Наконец, в ложе комиссии появился председатель. Его грузная фигура, медленно покачиваясь, продвинулась к переднему креслу. Заняв его, он окинул взглядом зал и, видимо, решив больше не ждать, нажал кнопку звонка. Нарастающий в зале шум стал утихать. Председатель встал.
       - Уважаемые присутствующие! Как вы помните, наш затянувшийся перерыв был вызван отсутствием у добивающейся реализации своего проекта стороны практических расчетов и более убедительных доказательств. Сегодня все это у них есть, и мы собрались, чтобы выслушать и обсудить доклад настаивающей на проекте стороны. Я передаю слово представителю концерна по науке и практике для дальнейшего развития начатой им ранее темы.
       Председатель сел. В ложе, части зала, предоставленной концерну, поднялся пожилой человек в черном костюме с бабочкой. Он быстро перегруппировал у себя на столе какие-то бумаги и, элегантно поправив бабочку, начал, глядя прямо на председателя.
       - В прошлый раз мы остановились на отсутствии практических исследований объекта и невозможности из-за этого принятия какого-либо решения. Сегодня эти исследования у нас в руках, - он потряс в руке пачку стандартных листков. - Я начну непосредственно с геологии и внутреннего строения, дабы в самом начале обрисовать главное - возможность внешнего воздействия на разрушение тела.
       Одним из важнейших результатов исследований явились уже известные ранее, а теперь подтвержденные не далее, чем два дня назад, показания гравитационного поля. Самым главным результатом в анализе гравитационного поля мы считаем определение его безразмерного момента инерции, который очень близок к значению, соответствующему моменту инерции однородной сферы. Это означает, что плотность примерно постоянна и в отличие от земной не имеет большой концентрации масс в центре.
       В зале загудели. Представитель замолчал, ожидающе глядя в ложу комиссии.
       Зазвенел звонок. Это председатель требовал тишины. Стало немного тише. Придвинув микрофон поближе, представитель продолжал.
       - Более подробно внутреннюю структуру, определенную по данным сейсмологии, можно разграничить примерно так. Самый верхний слой представлен корой, которая, определенная нами только в районах котловины, составляет шестьдесят километров. Весьма вероятно, что на обширным материковых площадях обратной стороны кора приблизительно в полтора раза мощнее. Именно поэтому центральный удар, как и раньше, мы планируем нанести именно в этот район, так как здесь степень сопротивления будет значительно меньше. - Он гордо поднял голову и огляделся. Было тихо. - В прошлый раз нас обвиняли в неподкрепленности наших слов фактами. Должен признать, это делалось справедливо. Но сегодня я ответственно заявляю, что ни одно мое слово не сказано здесь без документальной поддержки исследований. И уважаемая комиссии может остановить меня в любой момент и затребовать данные по существу мною произносимого.
       Итак, я продолжу.
       Под корой расположена мантия, в которой можно выделить верхнюю, среднюю и нижнюю. Толщина верхней около двухсот пятидесяти километров, средней - примерно пятьсот километров. Ее граница с нижней расположена на глубине тысячи километров. До этого уровня скорости волн будут постоянны. Вещество недр здесь находится в твердом состоянии, представляя собой мощную и относительно холодную литосферу.
       На границе с нижней мантией температура приближается к температуре плавления. Отсюда начинается сильное поглощение волн. В самом центре находится небольшое жидкое ядро радиусом менее трехсот пятидесяти километров, через которое волны вовсе не проходят. Ядро либо железное полностью, либо железо-сульфидное. Его масса не превышает двух процентов от массы всего тела. Исходя из этого, мы, как и прежде, утверждаем, что при сверхмощном направленном ударе в наиболее уязвимые районы котловин, объект будет раздроблен и, получив направленное ускорение от атаки на него, безопасно для нас рассеется в пространстве. Все расчеты мы готовы предоставить. - Представитель закончил и, сложив свои бумаги, передал их подошедшему из ложи комиссии работнику.
       Затратив двадцать минут на проверку данных, предоставленных концерном, комиссия продолжила заседание. На этот раз председатель поручил ведение своему заместителю, и тот, заняв место у микрофона, объявил дальнейший ход собрания.
       - Согласно установленной норме дебатов, слова для оспаривания проекта предоставляется независимой группе ученых, занимающихся этой же темой. Прошу вас, - он показал рукой на ряды кресел перед микрофонов в зале.
       К маленькой трибуне перед балконом комиссии вышел худощавый человек в белом.
       - Я прошу обратить внимание уважаемой комиссии на следующие моменты вышеупомянутого проекта. Пусть даже данные их исследования верны. К такому выводу, кстати, пришли в своих работах и мы. Но это абсолютно не дает никакой гарантии, что задуманное почтенным директором всем нам известного концерна возможно воплотить в жизнь. Ладно, доказали, что структура вполне благоприятна для разрушения. Ладно, рассчитали, что целостность уничтожима и тем самым планета избавляется от потенциальной угрозы торможения. А где, скажите пожалуйста, у вас стопроцентная гарантия того, что это безопасно? Где гарантия, что ваши пилоты попадут именно в ту точку, удар в которую будет наиболее оптимальным? И, наконец, где логика подобных действий при отсутствии непосредственной угрозы сейчас? Ведь опасность грозит нам не завтра и не послезавтра, а через миллионы лет. Где же ваш здравый смысл, если вы, не имея сегодня надежного механизма реализации своей идеи, сегодня же и хотите претворить его в жизнь? Не разумнее ли подождать, пока цивилизация наберет силу для безошибочного, абсолютно гарантированного удара по своей угрозе. - Человек отошел от микрофона и сел в кресло между рядами молчаливо смотрящих на него людей.
       Заместитель председателя встал и хотел что-то сказать, но его успел перебить представитель концерна.
       - Я просил бы уважаемую комиссию предоставить мне слово. В зале сегодня присутствуют делегации ученых, не принимавших участия в обсуждении неделю назад. И я хотел бы вкратце обрисовать им цель и тему наших споров. Это не будет бесполезно и для присутствовавших, ибо я добавлю кое-что новое.
       Заместитель взглянул на хмурое лицо председателя, тот одобрительно кивнул.
       - Ну, что ж, извольте. Только я вас попрошу, не очень длинно, - любезно улыбаясь, сказал заместитель. Представитель быстро посоветовался со своим шефом и, выйдя к микрофону, негромко начал.
       - Как известно, естественный конец Земли от угасания Солнца наступит через четыре-шесть миллиардов лет. Однако приливы, образуемые нашим спутником, которые тормозят вращение планеты, могут сделать это в восемь-двенадцать раз быстрее. Именно поэтому наш концерн и решил, что ликвидация - это единственный способ для того, чтобы планета почувствовала себя свободной от этого торможения. Концерн располагает всеми средствами для подобной акции. Мировому сообществу не придется затратить на это ни гроша. Цель, преследуемая нами, это гуманизм и забота о потомках. Они, именно они, должны будут благодарить нас, что работа, которую все равно необходимо будет делать, сделана нами, а не оставлена на их плечи. Тем более, что неизвестно - будет ли у них время заниматься этой задачей, кто знает, что ждет нас завтра.
       В рядах группы свободных ученых встал пожилой человек в очках. Он трясся от гнева и его вскрики были слышны во всем зале, несмотря на то, что микрофона рядом с ним не было.
       -Тщеславные маньяки. Вы погубите нас всех ради места в истории. Что за бред о немощной будущности, скажите просто, что вам охота сесть на вершину величия освобождающихся от, кстати говоря, мифической угрозы.
       Председатель встал с места и, регулярно нажимая на звонок, поднял руку, прося молчания.
       - Я прошу уважаемых присутствующих соблюдать правила заседания. Предоставление слова есть приоритет комиссии, это обусловлено в самом начале, и извольте этого не нарушать.
       Ученый сел.
       Председатель потоптался на месте и обратился к застывшему у микрофона представителю фирмы.
       - Прошу вас, продолжайте. Мы внимательно вас слушаем. - Тот посмотрел через плечо на начальство и, увидев выражение поддержки, продолжил.
       -Возврашаясь к нашему времени, я не вижу ничего того, что мешало бы нам избавить наших потомков от подобной проблемы. Чтобы нагляднее представить себе, что такое эта необходимость, приведу пример. Научно доказано, что из-за этого торможения сутки увеличиваются на 0,0015 с за столетие. Угроза, вроде бы, мизерная. До еще и вроде бы суммарное количество лучей, попадающих на планету, то же. Но при подобном нарастании увеличится продолжительность ночей и, следовательно, появятся заморозки. Нарастающий лавинообразный процесс погубит флору и фауну планеты. Через пятьсот миллионов лет, когда сутки удлиняться всего на два часа, жизнь будет невозможна.
       В свое время наша фирма явилась инициатором в борьбе по ликвидации приливных электростанций, убедительно доказав сообществу губительность подобных сооружений. И пусть масштаб того и намечаемого свершений несоизмеримы, и люди, стоявшие у истоков того и этого, разные, все же все это две части одной проблемы. Я хочу ответить кричавшему здесь о нашем тщеславии представителю независимых ученых. Мы не рвемся в историю. Мы считаем себя уже в истории. Потому что мы, и больше никто, избавили сегодняшнее и завтрашнее население от этих монстров, поражающих своей экологической чистотой и бьющих ножом в спину потомкам. Мы, и больше никто, уже подарили цивилизации шестьдесят четыре миллиона лет форы перед естественным концом света, которые должны были отобрать эти станции. И даже если нам в этот раз не удастся настоять на своем, мы все равно будем счастливы уже сделанным. - В зале раздались аплодисменты. Чувствуя себя проигравшим, Ройд нервно протирал очки.
       - Вы слышали, нет, вы слышали, Шатович, каковы подонки. Цивилизацию они, видите ли, спасают. Плевать им на цивилизацию, величие - вот, что им нужно. Цезарями хотят быть. - Шатович переглянулся с сидевшим рядом Максом.
       - Спокойно, Саша, - выставив вперед ладонь, шепотом произнес тот.
       -Исход, кажется, ясен. Если после просмотра расчетов, акцент в пользу проекта не изменится, придется действовать самим. - Ройд немного успокоился и вопросительно посмотрел на Макса с Шатовичем.
       - Что значит самим? Они же, если сейчас победят, бог знает что наделают, и вы им не помеха. Муравьи вы перед ними без решения конференции.
       - А мы и не конкурируем, - возразил Макс.
       - Но только я считаю, что пусть я стану бандитом, но все от меня зависящее сделаю, чтобы этого не допустить.
       Ройд склонился к креслам Макса и Шатовича.
       - Ну, и что же вы намерены сделать, если не секрет.
       Макс тоже нагнулся и тихо сообщил.
       - Если они смогут убедить комиссию в своей правоте, а они это смогут, потому что всех там купили, то придется играть с ними не по правилам. Уж слишком они одурманили массы своей идеей. Все красиво, все стройно, а вот выйдет более, чем ужасно, и увидеть это сейчас дано не всем.
       Ройд сполз почти под кресло.
       - Что значит - не по правилам? Вы что же, хотите срок получить из-за этих негодяев?
       Шатович вздохнул.
       - Не волнуйтесь так сильно, профессор. Эта игра требует жертв. Даже если все будет о'кей, планы реализации в расчетах до мелочей имеет один лишь директор концерна. Здесь они покажут лишь кое-что, обобщенно. Я узнал, что расчеты эти хранятся в банке концерна на личном счете директора. Код знает только он. Они считают, что таким образом все спрятали надежно, но они просчитываются.
       Ройд выпучил глаза на коллег.
       - С ума сошли, это же пожизненное заключение каждому, как минимум, вы же ученые, а не убийцы.
       Макс схватил Ройда за руку.
       - Профессор! Это наше дело. Ваше дело - молчать. Я жертвую собой, и это мое право. Даже тот попугай, произносивший с трибуны речи о потомках, хочет для них остаться благодетелем. Я же хочу остаться для них тем, кем я есть, и сделаю все до конца по-своему. Я уверен, меня поймут.
       Ройд откинулся в кресло.
       - Неужели нельзя добиться законным путем, ведь еще не все потеряно?
       Шатович не дал ему закончить.
       - Законным? А знаете ли вы, что вон тот жирный, в кресле председателя, получил за эту неделю от того с бабочкой столько, что количество нулей этой суммы не поместится на метровом листе бумаги. Вы занялись этим вопросом месяц назад, а они уже много лет покупали себе гарантии, и сегодня вам, Ройд, этого боя не выиграть.
       В зале потух свет. Начался просмотр расчетов. На экране сменялись схемы, дотошно разъясняемые конференции работниками концерна, мелодично меняющими свои голоса и создавая целостное впечатление гармонии происходящего и намечаемого.
       Ройд тяжело дышал. Макс облокотился о колени Шатовича и, дотянувшись почти до самого уха профессора, сказал:
       - Дорогой вы наш. Вы слишком гуманны для подобных дел, а потому были бы в положении тявкающей собачки. Но, слава богу, есть мы, и мы сделаем все, что надо, не боясь замарать руки.
       Ройд зашевелился в кресле.
       - Раньше надо было действовать, раз уж такие террористы. Мешать надо было, не давать работать им. Сами встрепенулись только сейчас. Теперь уж что, сделать ничего не успеете. Директор ведь тоже у них не дурак, так вы его и поймаете, помечтайте больше. Как своих ушей вам его не видать.
       Макс совсем лег на ноги Шатовича.
       - Это вы, профессор, напрасно говорите, что мы ничего не делали. Десять зондов - это не пустяки. Резервы у них большие, и без тех железок обошлись, но вина уж тут не наша, мы, как говорится, что могли...
       Ройд аж подскочил.
       - Что?! Так это ваших рук дело? Ну, и работнички у меня в институте. Я не удивлюсь, если завтра мне предъявят претензии в том, что я шеф подпольного боевого союза. Шатович, вы что, тоже знали об этих зондах?
       Шатович кивнул.
       - Да, профессор. Я не знал, я их и нашел. Все резервы, которые мы с Максом имели, все были вложены в борьбу с корпорацией. Жаль только - мало их было. Получи мы хоть еще одну установочку - и концерн не досчитался бы уже побольше своих спутников.
       Ройд повернулся боком.
       - Ребята, сказать мне вам нечего, судья вам он, - профессор показал пальцем в потолок. - Но будьте осторожны. Если кто-нибудь узнает об этих делах, вы на долгие годы перестанете делать расчеты на бумаге и перейдете на мел и бетонные стены.
       Макс сел на место и равнодушно посмотрел на появившуюся на экране схему. Слева донесся тихий шепот профессора:
       - Укрепи и сохрани их, - дальше невнятно что-то еще.
       "Это надо же, всю жизнь такой ярый атеист, а тут вдруг в бога поверил",- подумал Макс, косясь на Ройда.
       Опять сменившееся изображение на экране показывало, как объяснял работник концерна, наиболее предполагаемую динамику намеченного события. Расчеты прилагались здесь же, в правой части экрана...
       Жозеф поставил бокал на столик возле кресла.
       - А что? Действительно положение было настолько безнадежным? Обыграть их официально вам было не под силу?
       - Есть такие вещи, которые, хоть и знаешь, доказать невозможно. К примеру, подкуп комиссии. Я знал это. Я видел, швыряет после конференции деньги председатель, до этого живший весьма незажиточно. Но чем я докажу, что эти деньги ему дал концерн, если все сразу осведомлены о том, что он их получил в наследство от какого-то дяди. А документы тут как тут, все по закону, все шито-крыто. И вообще, молодой человек, прожив жизнь, я вам вот что скажу. В драке со злом пачкаться бояться только слюнтяи. Мол, надо быть честным всегда и до конца. Это философия инфантильных трусов, которые, кроме как поразглагольствовать, больше ничего и не могут. А настоящий борец с беззаконием не постесняется и подло поступить. Надо лишь видеть разницу между тем, кто убивает детей, прикрываясь идеей и обладая при этом силой, и тем, кто такого ждет для отмщения с револьвером за углом из-за того, что силы не имеет. Может, пример и не очень удачен, но вполне по нашей теме.
       Жозеф встал и подошел к окну.
       - И что же было дальше? Заседание длилось еще долго?
       ... В центральной ложе встал председатель.
       - Уважаемые собравшиеся, я считаю, представители концерна весьма убедительно, как с теоретической, так и с практической точки зрения, доказали свою правоту. Я также прошу прощения у уважаемой группы ученых за то, что не предоставил им достаточного количества времени для изложения своих взглядов на данный вопрос. Не делал я это намеренно, дабы мы могли принять объяснение представителей концерна наиболее целостно. Теперь же, когда суть вопроса и он сам, надеюсь, полностью ясны, я, еще раз извиняясь, прошу для выступления кого-нибудь из вас.
       Председатель приглашающе указал на маленькую трибуну внизу.
       Ройд мгновенно сорвался с места. Обогнав нескольких коллег, он ухватился за микрофон обеими руками. Готовившиеся к выступления, увидев его в подобном состоянии, были вынуждены сесть на свои места, так и не выступив.
       - Я прошу слушать, что я скажу, очень внимательно, - начал Ройд.
       Макс забеспокоился.
       - Уж не намерен ли этот идиот нас сдать.
       Шатович скорчил издевательскую гримасу.
       - Ты что, Макс! Он скорей умрет, чем выдаст своих. Просто решил, видимо, последний раз по мирному попробовать.
       Ройд вытер ладонью лоб.
       - Я, как ученый, как человек, заявляю свой протест против этой акции. Судя по вашему умилению, уважаемая комиссия, - на слове "комиссия" он сделал интонацию презрения, - вы все в восторге и согласны. Но вынужден вас огорчить. Я не стану сейчас тратить силы и выворачиваться перед вами наизнанку, доказывая пагубность этого проекта. У меня нет ни такого количества кораблей, ни такого штата своих ученых, чтобы добыть за неделю доказательства и исследовать объект. Единственное, что я вам скажу, что все вы будете не почитаемы, а презираемы нашими детьми и внуками. Теми, кого представители фирмы так часто упоминали, нашими потомками. И пусть моя речь будет обвинением вам. Пусть это будет хоть одно светлое место на мрачном фоне этого собрания, решающего, может быть, последний вопрос в истории человечества. А теперь оставим эмоции и поговорим спокойно, - Ройд набрал побольше воздуха и продолжил. - Не стану обвинять корпорацию в каких-то грехах, доказательств я никаких не имею. Но то, что ликвидация им выгодна, это бесспорно для всех. Там же крупнейшие фабрики главных конкурентов корпорации. И им выгоднее, имея в кармане заключение конференции, заплатить им всем компенсацию и уничтожить, чем терпеть вечные убытки, таская эту же продукцию с других планет.
       Председатель исподлобья взглянул на директора корпорации. Тот сидел мрачный. Победа была близка, он знал и чувствовал это. Но речь этого выскочки - профессора - могла стать козырем в руках его врагов, случись что в процессе реализации. Да и вообще, было жутко неприятно, когда поливали помоями, оставаясь при этом чистым.
       Ройд сбавил пыл, было видно, что он заканчивал.
       - Вы напоминаете огромного детину, не знающего, куда девать силу. Что, неужели больше некуда вложить эти деньги?! Неужели нет более насущного вопроса? Вы надумали себе эту проблему сами и тут же бросились ее решать. Я и мои коллеги полностью снимаем с себя всю ответственность за последствия вашей затеи.
       Ройд отошел от трибуны. Зал загудел.
       В ложе концерна, несмотря на внешнее спокойствие, было напряженно. Все настороженно переглядывались. Заместитель председателя вышел к краю балкона:
       - Комиссия принимает к сведению заявления и предложения всех сторон и удаляется для рассмотрения вопроса о разрешении реализации проекта. - Он развернулся и пошел к выходу, уступая дорогу встающим членам комиссии.
       Макс посмотрел на подходящего Ройда, тот был мокрый, лицо его горело.
       - Ну, что, будем ждать? - спросил Ройд, садясь. - Осталось каких-нибудь полчаса, и мы станем свидетелями безумия.
       Шатович прищурился:
       - Нам безразлично, утвердят они или нет, ему все равно конец. Такая сволочь жить не должна, - он сжал ручки кресла.
       Макс наклонился к нему.
       - Даже если все у них сегодня кончится хорошо, завтра все равно будет заседание. Мелочи подгонять всякие будут. Так что, в любом случае, он будет здесь. Дорогу мы знаем, так что завтра действуем. - Макс с наслаждением потер руки.
       - Ну, гады, получите сюрприз. За такие идеи надо платить, и ты мне заплатишь., - сквозь зубы процедил он, глядя на ложу концерна.
       Время тянулось как никогда медленно. Разошедшиеся по буфетам заседающие не спешили в зал. Наконец, с опозданием на десять минут заседание возобновилось. Председатель вышел к микрофону и, держа перед собой лист акта, приподняв голову, зачитал:
       - Комиссия сообщества, рассмотрев представленный для утверждения проект ликвидации, подавляющим большинством решила его одобрить и утвердить.
       Далее председатель зачитал фамилии и ученые степени участвовавших в утверждении и, завершив заявление роскошной фразой о светлом будущем, объявил заседание закрытым.
       Сразу за председателем вышел заместитель и, заняв оставленное начальником место, объявил:
       - Дополнительное заседание начнется завтра в 10 утра. Тема обсуждения - "Наиболее оптимальные средства реализации". Во второй половине, после обеда, будут рассмотрены экономические вопросы проекта. Сроки реализации будут объявлены позднее.
       Зал наполнился множеством звуков. Смешивались стук опрокинутых сидений, гомон толпы, покидающей помещение.
       Макс шел рядом с Шатовичем, Ройд плелся сзади. Шатович оглянулся.
       - Простите, профессор, но мы вас оставим. Увидимся завтра на заседании. Мы немного опоздаем, вы уж не волнуйтесь.
       Ройд понимающе кивнул.
       -Счастливо вам, ребята. Удачи.
       Они ускорили шаг.
       - Хороший человек все-таки этот Ройд, - Вздыхая, сказал Макс.
       - Не ожидал я, что так быстро поймет нас. Думал, чистоплюй, как все эти. Оказывается, нет, ошибся. И очень даже хорошо. Такие люди нам нужны. С такими можно работать.
       Утреннее заседание началось не в пример прежним. Уже никто ничего не обсуждал между собой. Все дружно слушали председателя, который представлял членам конференции различные варианты реализации замысла, утвержденного вчера.
       Заседание только началось, в зале потушили свет, и уже привычный за эти дни экран засветился подготовленными заранее чертежами и расчетами.
       Ройд посмотрел в ложу концерна. Директора не было. На переднем ряду кресел сидел его заместитель, внимательно следивший за речью председателя, готовый в любой момент его поправить, знающий все сегодня представляемое наизусть.
       Сзади кто-то тяжело задышал. Ройд оглянулся. Макс с Шатовичем занимали места за ним.
       - Не оглядывайтесь, профессор, - это был голос Макса.
       - Мы вам сами все расскажем. Сидите спокойно.
       - Спасибо что места такие заняли, на отшибе, подальше от середины, - поблагодарил Шатович. Они копошились еще пару минут, Макс даже хихикнул. По всему было видно, что у них все в порядке. Наконец Шатович припал к спинке переднего кресла, где сидел Ройд.
       - Профессор, а, профессор, - игриво начал он. Нервы, напряженные все предшествующее время, расслабились, и оба были веселы не в меру.
       - А знаете, профессор, машина у него, должен вам заметить, великолепная. - Макс прыснул тихим смехом, затыкая себе рот ладонью. Скосив губы влево, Ройд поинтересовался:
       - Ну, и что с ней теперь?
       - Теперь она похожа на банку консервов, открытую топором, - с откровенным сожалением произнес Шатович.
       - А какой дизайн, какая элегантность! - продолжая трястись от смеха, добавил Макс.
       - Он, наверное, любил быстро ездить? - совсем серьезно спросил Ройд.
       Шатович оттопырил губу.
       - Да, любил, так быстро, что даже взлетел.
       Макс опять прыснул.
       - А летает она тоже очень красиво, просто загляденье.
       Ройд сел ниже.
       - Да, от кого, от кого, а от ученых они этого не ждали. Тут вы их застали врасплох. Ну, и черт с ним. Каждый получает то, что заслуживает.
       Демонстрация длилась уже двадцать минут, и Макс с Шатовичем, немного успокоившись, развалились в отдыхающих позах.
       Завершив показ одного из чертежей, в зале зажгли свет, так как ожидалась пауза в пять минут. Ройд потянулся и вдруг застыл с выражением абсолютно ничего не понимающего.
       На первый ряд в ложе концерна спокойно вошел и сел рядом со своим заместителем директор концерна. Ройд вопросительно посмотрел на Макса с Шатовичем. У обоих отвисли челюсти, Шатович даже побелел. Свет в зале потух, и в опустившейся темноте стало жутко невыносимо. Сзади застонал, хрустя заламываемыми себе пальцами, Макс...
       Жозеф отошел от окна и взял бокал.
       - И кто же оказался тогда в машине?
       Шатович спокойно перебирал листы в папке.
       - Это мы узнали позднее. Там ехал советник директора по экономике. Сам же директор в то утро решил заехать в бассейн и, выехав раньше обычного транспортом, предоставил свою машину советнику.
       - И что, вас никто не искал?
       - Почему же не искал. Искал, и еще как. Они-то поняли, что значило случившееся. Нас с Максом вызывали столько раз, что и сосчитать уж трудно. Но Ройд показал, что мы с полдесятого утра были уже в зале, несколько сотрудников его института это подтвердили, и, как ни крути, у нас было железное алиби.
       Шатович закончил ворошить бумаги и отсел в угол дивана.
       - Осуждаете? Понимаю. Невинных людей, ни за что. Сам жалею, но кто же знал, так вышло. Затея наша с Максом не удалась. Даже рассчитаться с этим негодяем мы не сумели. Оставалось лишь пассивно наблюдать за ходом событий.
       Жозеф сидел молча, уставившись в дверь шкафа.
       - Ваш отец был истинный боец, - посмотрев на него, сказал Шатович. - С ним мы могли делать большие дела, и не только такие, как это. Он был ученый, отличный ученый, принципиальный и честный.
       Жозеф очнулся.
       - Хорошо, но вы мне так и не рассказали о финале. Вы ведь следили за реализацией проекта. И в этот злосчастный день вы тоже были не на планете, а там.
       - А вы откуда знаете, где я был, - заинтересовался Шатович. - Ах, да, какой я идиот стал. Вам отец рассказал, конечно, отец. Ну, что вам сказать. Финал был красочным. Эти супермены сделали все так, как и намечали, врезали в наиболее слабую, геологически податливую часть и попытались за счет направленности удара отбросить осколки в сторону. Когда же добрая их часть повела себя хаотично, тут-то и началась катавасия натуральнейшая. Бросили с десяток истребителей, но что они могли? Три штуки сразу в лепешку. Пространство ведь было, как в метеоритный дождь, куда ни глянь, везде булыжники летают. Раздробили несколько приличных глыб, еще две штуки вдребезги. Не знаю, сколько им там пообещали и как уговорили туда лететь, но я бы ни за какие сокровища...
       В общем, вырвалось всего три штуки, а глыб еще тьма тьмущая. Резервы они, конечно же, не приготовили, надеялись на лучшее, времени в обрез, словом, ситуация - хуже некуда. Пока они вызывали отряд с ближайшей базы, пока те подлетели - расстояние было такое, что рабочего времени осталось не больше часа. Начали снова дробить. К тому времени таких, что сгореть до падения не успевали и размером приличные были, штук семьдесят насчитать можно было, а, может, и больше. Повезло им еще чуть-чуть. Часть осколков ушла мимо. Я ненавижу этот концерн, но о тех ребятах, кроме высоких слов, сказать ничего не могу. И то, что имена до сих пор никто не знает, простить нельзя.
       Из сорока машин через час осталось всего пятнадцать, это при всем при том, что все они виртуозы высочайшего класса, а из тех пятнадцати до базы дотянули лишь шесть. Остальные после работы в этом пекле сыпались по кускам, как из песка сделанные. Больше они сделать не могли ничего. Когда потом стали считать, сколько и чего улало, оказалось, что из крупных было всего четыре. Остальные эти люди оплатили своими жизнями. Рельеф, который остался после падения каждого из четырех, можно видеть в тех местах и сейчас. Хотите полюбопытствовать?
       Жозеф привстал.
       - Конечно же, хочу.
       Шатович вынул из папки небольшой листок.
       - Вот, извольте. Здесь все они. Шлепнулись почти рядом, по космическим меркам, конечно же. Ну, а мелких было уж и не сосчитать. Дождик прошел славный, и урожай был не маленький. Многие тогда, за здорово живешь, без голов остались. Директора, конечно же, сослали, председателя тоже, но что толку, дело-то сделано. Да и не наказание это для них, жили ведь, подлецы, хоть и мучились. Чуть позже прикрыли это дело и потихоньку в угол его, где потише, видно, кое-кто не заинтересован был в скандале, - Шатович опустил голову. Пальцы рук спокойно перебирали бахрому на одеяле.
       Жозеф пригладил уже высохшие волосы.
       - А теперь моя очередь. Я обещал вам кое-что сообщить. Так вот, мне известно нечто такое, что вас несомненно заинтересует. Я, как вы знаете, являюсь заместителем директора нашей фирмы, дослужился, так сказать, за десять лет. Как другу и соратнику отца, как, я считаю, моему другу, хочу вам рассказать один план моего шефа. Он, правда, в отличие от того, еще не обрел формы проекта.
       Месяц назад шеф вызвал меня и, предварительно заручившись подпиской и моим словом, сказал мне следующее.
       - Я имею один замысел, и хотелось бы, Жозеф, с тобой им поделиться. Ты неплохо разбираешься в планетарной геологии, хороший специалист по механике разрушения. Чтобы ты сказал, если бы я предложил тебе помочь мне в области космического дизайна.
       - Простите, шеф, но я не ясно понимаю что вы имеете в виду. Насколько я знаю, такой области пока не существует.
       - Ты прав, Жозеф, не существует, пока, правда. А не создать ли нам ее, а?
       Не буду тебя долго мучить, начну более конкретно. Имеется в виду Фобос.
       - Любопытно, шеф, каким же дизайном вы хотите с ним заняться и почему именно с ним.
       - Наша компания, Жозеф, единица самостоятельная, и даже если это просто прихоть, никому нет никакого дела до того, куда я трачу свои деньги. Но дело не в этом. Спутник выбран не случайно. Именно он обладает так называемым вековым ускорением, к тому же он очень близок к планете, всего каких-нибудь 9370 км, и судьба его все равно предрешена. Еще двадцать миллионов лет - и он пересечет гибельный предел Роша и будет растерзан приливными силами.
       - Вы говорите о двадцати миллионах так, как об одном дне, шеф. За этот срок черт знает сколько всего может произойти. К тому же, я все еще не пойму, к чему весь этот разговор.
       - Я бы просил вас, Жозеф, тем более, что вы хотите понять смысл моей идеи, больше не перебивать меня. Двадцать миллионов лет - не один день, вы правы. Именно поэтому я и хочу увидеть это при жизни, а не тогда, когда от меня и праха не останется. Вижу, утомил вас недомолвками, ну, ладно, выкладываю саму суть. Спутнику все равно конец, так почему бы нам ему не помочь. Мы подтолкнем его к планете, и, развалившись от приливных сил, он подарит нам великолепное зрелище опоясывающего планету кольца. Дело тут даже не в какой-то практической пользе. Дело в факте. Мы вполне сильны настолько, что можем себе иногда позволить подобные штучки не только ради практического результата и выгоды, а и ради просто эстетического удовольствия.
       - Но, шеф, есть ряд нюансов. Ускорив спутник искусственно, вы нарушите соотношение его скорости к планете, а, следовательно, развал наступит не так, как было бы, приблизься он естественным путем.
       - Я не сомневался в вас, как в спеце, Жозеф. Вы молодец. Это все, конечно же, верно. Но ведь это уже детали. Мы высчитываем все, что необходимо. Придадим ему нужную траекторию, при которой он, даже имея большую скорость, войдет в действие приливов по такой касательной, что развал будет вполне сходен с естественным. Короче, я вижу, вы меня поддержите, Жозеф, и полагаюсь на вас. Более подробно поговорим на это тему через пару недель. Кстати, надо подумать и о приличествующем названии для этого рукотворного чуда, - директор мечтательно посмотрел в потолок. - Идите, Жозеф, сейчас надо решить уже начатые дела, дабы подойти к нашей теме во всеоружии.
       Глаза Шатовича засверкали.
       - Воистину, история происходит в виде трагедии, а повторяется в виде фарса. Этот идиот решил увековечить себя довольно оригинально, - Жозеф привстал.
       - Думаете, он хочет назвать кольцо своим именем?
       - Конечно же, своим. Да даже если и не своим, то как-то так, чтобы о нем постоянно напоминать. Боже мой! Какой бред! Завтра кто-нибудь захочет произвести эксперимент по спариванию Земли с какой-нибудь планетой, и мы опять будем молча наблюдать, пока все, наконец, не отправимся на тот свет, - Шатович взялся за голову.
       - На планете ведь есть население, базы. Вы знаете об этом, Жозеф?
       - Конечно, знаю. Вероятность попадания в них осколков, если таковые будут, ничтожно мала, но ...
       - Что "но" - заорал Шатович, трясясь от злости, - Опять бомбить живых людей, приговаривая , на кого бог пошлет? Опять засекречивать цифры жертв и имена виновных? Пора остановить безумцев любой ценой. Вы пришли, Жозеф, ко мне за советом?
       Жозеф поднял голову.
       -Да, за советом.
       - Так вот вам мой совет. Убейте этого ненормального, страдающего манией величия. Убейте, ибо другого способа остановить его нет. Если он начнет свое дело, вам его уже не остановить. Опять купит всех и все, опять кто-то проявит бессмысленный героизм и умрет ни за что, пытаясь поправить чьи-то глупости. Опять все предастся забвению, не являясь уроком на будущее. Порочный круг надо разрывать порочно.
       Жозеф сел на край кресла.
       - Я не смогу этого сделать. Я никогда не убивал и убивать не хочу.
       Шатович встал и медленно подошел к нему.
       - Чистоплюй, сопляк ты зеленый. Что, кишка тонка угостить своего шефа парочкой зарядов? Ну, ладно, сиди, жди, пока тебе на твою гуманную голову свалиться что-нибудь из остатков экспериментов этих дядь с по-детски чуткой фантазией и таким же интеллектом. А я не намерен сидеть. Слышишь, не намерен. Я сделаю то, что провидение дает мне шанс попытаться вторично. И уж в этот раз я не упущу своего. - Шатович подошел к столу и резким движением выдвинул ящик. - Надеюсь хоть сказать, где его можно застать, вы, Жозеф , не побоитесь?
       Жозеф глотнул ликер.
       - Я прошу у вас прощения, я немного не в себе, слишком все внезапно как-то. Кое-что, конечно же, я вам расскажу. Он ездит каждый вторник к своей сестре, она живет в трех кварталах отсюда. Ровно в восемь вечера он туда приезжает и в девять уезжает. Вот адрес. - Жозеф вынул помятую бумажку.
       - Я не намерен думать, что вы преднамеренно желали моими руками сделать это, - всаживая правой рукой упорно не входившую обойму, произнес Шатович. - Но как бы там ни было, я хочу быть с чистой совестью.
       Он глянул на часы, висевшие на стене. Была половина восьмого.
       - Идите, Жозеф. Идите к себе и ведите себя так, как ни в чем не бывало. Завтра спокойно придите на работу, спокойно делайте свои дела, все будет в порядке. - Шатович на ходу выхватил мятый листок и, быстро прочитав его, положил в карман.
       - Пошли, время не ждет.
       Жозеф встал и, слегка покачиваясь, пошел к выходу.
       На улице все еще шел дождь. Жозеф задумался под навесом парадного. Шнурки на правой туфле развязались и, намокнув, волочились по бокам. Немного отжав воду, он завязал их и встал.
       Среди шелеста капель дождя взвыл двигатель. Серебристая машина на той стороне улицы плавно тронулась и, быстро набрав скорость, скрылась за углом.
       Постояв еще пару минут, Жозеф пошел по улице, чувствуя, что одежда опять стала постепенно промокать и дойти до дому, не промокнув насквозь, он не сможет.

    1989 г.

    ПОЛЕТ БУМЕРАНГА

       Еще находясь в пути, Артур обратил внимание на некое отличие здешнего пространства от того, в котором тренировался и работал до сих пор. Космос был словно где-то в глубинке, незнакомо угрюм и настораживал своей отдаленностью от привычных мест.
       О базе Артур знал немного. Дополнительные к уже известным, рассказы второго пилота позволили сложить все услышанное, зачастую различное по своему содержанию, в единое целое. Артур не был тем зеленым юнцом, которого покоряет романтика космоса при названиях различных учебных заведений, готовящих пилотов и прочий персонал для работы в пространстве. Он твердо знал, что и когда ему надо. И, закончив совсем не самый простой курс из имеющихся, он стал именно пилотом не потому, что про них написана масса героических книг. Он хотел этого, не питая иллюзий на простую и веселую жизнь. Порой это была адская работа, связанная, казалось бы, с абсолютно несовместимыми для просто управляющего движением вычислениями множества траекторий и скоростей.
       Да что там, это все цветочки, бывало нечто и похлеще. Но это, разумеется, не на учебе. Пять послевыпускных лет, как любят говорить, закалили Артура. Он работал на станциях, в транспортных экспедициях, приходилось даже делать вынужденные посадки. Часто корабли эксплуатировались вопреки нормам безопасности, были списаны, а летать надо и не на чем, всякое бывало. Но похвастаться, что он космический волк, матерый корсар пространства и прочее, Артур никогда не хотел, да и был слишком неопытен, несмотря на годы бурной деятельности.
       Перейдя на четвертом году послевыпускной работы в инспекцию, он ничуть не пожалел. Во-первых, у инспекции были, хоть и не все абсолютно, но очень многие, новенькие скоростные корабли. Оснащение их было таким, что Артур быстро наверстал то, чему учили, но что он уже почти забыл за годы работы на старых хозяйственных посудинах. В то время ему мог до смерти позавидовать любой учащийся на его профессию. Современнейший технический комплекс, начиная от последнего винтика корпуса и до шлема пилота, захватывающая работа, дальние полеты без всякого контроля - мечта любого новичка. Да что новичка - пожалуй, от этого не отказались бы и многие на гражданских кораблях.
       Вскоре, правда, как всем и всегда, Артуру тоже стало наскучивать его автономия и вместе с ней казавшаяся еще вчера захватывающей работа. Из полетов он возвращался с усталым, отнюдь не счастливым лицом, и каждый день приносил ему все новые и новые раздумья о том, что же делать дальше. Изрядно поднадоевший распорядок части, где он летал, заставил его однажды решиться на визит к своему начальству. Причин он не скрывал и единственное, чего просил, это нового места. Надо отдать должное командиру, он не казенно понял подобную просьбу и, разложив перед Артуром, как карты, запросы на пилотов, предложил выбрать самому. Неизвестно, что именно, скорее всего то, что Артур никогда не был в районе Юпитера, заставило его вытянуть запрос на пилота-инспектора дальней базы на Европе.
       Недавно основанная база была, не в пример своим предшественницам, мала. Весь ее персонал и несущие патрульную вахту состоял из десяти человек. Пять из них были заняты на самой станции, один человек был неизвестно какими путями попавший туда исследователь-астроном и один специалист-геолог. Трое оставшихся должны были выполнять задачу патрулирования в районах подлета к более ближним спутникам. Один из них был начальником базы и одновременно главным у пилотов, а двое остальных - просто пилоты-инспекторы. Именно туда и захотелось Артуру, едва он увидел, что одна вакансия на базе, она же и последняя из всех имеющихся там, свободна. Соблазняло и то, что база имела первокласснейшее оснащение. Даже то, что было до сих пор в отряде инспекции, где Артур работал, по сравнению с тем было хоть и немного, но устарелым. Отдаленность от больших станций и поселений заставила создателей вооружить и оснастить этот островок, бывший по сути дела заставой, по последнему слову техники сегодняшнего дня.
       Уже пролетели орбиту Гималии, и до базы оставалось совсем немного. Как там, Артур даже не пытался себе представить. Заведомо неправильное что-нибудь нафантазировать получается всегда. На деле же все не так. Известие о прибытии нового пилота, завершающего полное комплектование базы, отправили перед отлетом, и Артур сам слышал голос своего будущего командира. Тогда он показался ему бодрым и уверенным. Новость о новом пилоте он воспринял без лишних эмоций и, облегченно вздохнув, не забыл поинтересоваться о сроках поставки продовольствия и комплектов к истребителям. По всему было видно, он никогда не забывал о чем-либо, пусть и не очень крупном, из-за других дел.
       Комплекты Артур вез с собой. Осмотрев их перед отлетом, он с радостью думал о том моменте, когда, наконец, сможет самолично прикоснуться к этой передовой технологии и опробовать ее в действии. Пробовать в настоящем деле, впрочем, не очень хотелось, привычнее было бы где-нибудь на посторонней мишени.
       Корабль приближался к месту назначения. Зашедший к Артуру член экипажа пригласил в спускаемый аппарат. Заранее набитый всем, что необходимо станции, внутри он не оставлял и сантиметра лишнего пространства. Несколько неприятно было думать, что сейчас придется стать еще и грузчиком. Ну, да это не пугало Артура. Неприятного чувства, которое обычно посещает вливающихся в уже сбитый коллектив, не было. Сегодня Артур сам как бы завершал эту сбитость своим прибытием и, естественно, в связи с этим должен был сразу стать своим.
       За иллюминаторы он старался смотреть как можно меньше. Все это еще будет возможность рассмотреть тысячу раз. Срок его дежурства был достаточно велик. База, спрятанная в толще льда и сработанная по принципу древних землянок, не имела больших посадочных платформ, как другие, более крупные. Грузы и все остальное станция принимала через спускаемый аппарат, оставляемый каждым вновь прибывшим кораблем. Для экстренной эвакуации и в случае прочих надобностей в аварийном ангаре базы стоял небольшой спасательный корабль. Его ресурса хватило бы, в случае отлета всех членов базы, до ближайшей крупной станции, расположенной вблизи астероидного пояса.
       Словом, продумано здесь было все, почти до самых маленьких мелочей. Оставалось лишь удивляться, почему, достаточно хорошо изучив мир Юпитера, люди не оставили здесь ни одной крупной базы или станции. Это при том, что на более дальних планетах они селились и строили гигантские комплексы для транзитных переходов еще дальше. Артур на удивление самому себе почему-то никогда не интересовался этим пробелом в освоении системы. Однако, даже не ища ничего специально, он иногда слышал разговоры об исключительной естественности этого района. О его заповедности. Особой необходимости в освоении этого места у человечества не возникало, а невообразимые доселе залежи природного льда на нескольких спутниках хоть были невелики с точки зрения темпов современной разработки, все же представляли грандиозную ценность в современных условиях. Кроме того, на пятом спутнике Ио были такие же грандиозные, как и ледовые на Европе и Ганимеде, залежи радиоактивного урана, тория и калия. Все это, естественно, и могло послужить этому району хорошей службой, заставившей людей осторожно обойти здешние места, не беспокоя их своим массовым нашествием.
       Образование базы, впрочем, имело целью отнюдь не исследовательские планы. Как зачастую это бывает в жизни, оставив местные просторы без вмешательства, их оставили и без присмотра. В результате чего мобильные и оснащенные не хуже передовых разведчиков подпольные дельцы вплотную занялись миром Юпитера. Каждый в отдельности, они были как комариный укус, но скопом возникала угроза, что они превратятся в стаю пираний, в считанные годы способную съесть все, что хранилось миллионы лет. Местонахождение базы было выбрано без долгих раздумий. Впереди радиоактивное сырье, под ногами и сзади ценнейший лед. Все рядом и в поле зрения.
       Другими спутниками контрабандисты заниматься упорно не желали. Их вклады они хотели переоценить не менее, чем раз в сто, другое им не подходило.
       На время строительства базы полеты неопознанных и не желающих быть опознанными кораблей временно прекратилось, слишком много было там в то время способных помешать да и просто зрителей. Но после окончания строительства и ухода основного количества кораблей ожидали нового нашествия. Это было неудивительно, ведь цена внезапно исчезнувшего с подпольных рынков льда из этого района выросла до страшных цифр. Непрошеные гости часто врывались целыми эскадрильями. До постройки базы были случаи, когда они даже открывали огонь, пытаясь во что бы то ни стало отвязаться от инспекционных кораблей, перехватывающих их иногда уже за пределами района. Еще бы, на их борту были такие доказательства их вины, что свободу они бы увидели совсем не скоро. Ценность этого груза одновременно являлась и стимулом его перевозчикам. Один рейс за льдом делал всех членов подобного полета обеспеченными людьми. При визите же на Ио все они становились еще богаче.
       Артур хлопнул зачехленные комплекты, стоявшие рядом с ним. Воевать он не умел, да и не учили их никогда, если не считать детских забав на тренажерах в успевшем уже почти уйти из памяти учебном заведении. Да и не назовешь это войной. Террористы, контрабандисты - древнейшие профессии, а как стойки. Есть же, все-таки , кроме этого и закон, правительство, государственность, общность и условия, диктуемые этим. И кто бы там ни хотел пойти не туда и делать не то, есть те, кто обязан это контролировать, а это и есть инспекция - на земле, так на земле, в космосе, так в космосе. Тут все больше: и проблемы, и задачи, и опасность. Работа такая, полоса простого несения обязанностей, видимо, миновала, наступает период бурных событий.
       Не обращая внимания на вполне реальные неприятности, способные возникнуть на новой его работе, Артур ничуть не жалел о сделанном выборе. Спускаемый аппарат дернуло, над выходом загорелась красная надпись "посадка". Вопреки ожиданиям Артура, его даже и не думали задействовать при разгрузке. Встретивший его человек был средним во всем без исключения. Средний рост и телосложение, неброский вид, не сразу запоминающееся лицо. Сходу начав знакомить Артура с базой, он лишь спустя несколько минут, словно вспомнив что-то не очень важное, представился. Обследуя базу, Артур немного отвлекся от, казалось, способного бесконечно говорить ее начальника, еще раз удивившись про себя странному имени своего командира, подумал, что не мешало бы поскорее увидеть не эти муравьиные лазы, а место своей непосредственной работы.
       - Как странно звучит это имя, Магнус.
       Словно откуда-то из мистики средневековья. Что это он все мне показывает, кухня, жилые помещения, а, вот, наконец, хоть что-то, что надо. Радарный пульт, пульт связи с истребителями. Действительно, те, кто говорил про новейшие достижения, не обманули ожиданий. Ни одного знакомого прибора, все модернизировано и переделано. Они вышли к стартовым коридорам. Если бы кто-нибудь взглянул на план этих небольших тоннелей, то наверняка не удержался бы от сравнения с расческой, от основания которой отходят всего три зубца. Стены за хвостами истребителей и весь потолок прохода были обожжены при стартах.
       Магнус замолчал и посмотрел на Артура.
       - Ну, вот, в общем-то, и все. База, как видите, крошечная, но задача у нас - наоборот. Отдохните, если хотите, покопайтесь в своей машине, освойтесь, так сказать, а с завтрашнего дня начнем контрольные облеты. Машины новые обкатать надо, да и всем нам полезно будет. - Он слегка хлопнул Артура по плечу и не спеша ушел в направлении к жилому отделению.
       С минуту Артур размышлял, что будет делать сегодня, хотя сегодня оставалось-то всего ничего, пару часов. Новенький истребитель, плотно сидевший между стенами стартового коридора, манил своей неизвестностью. Летать надо было уже завтра и тратить время на всякую ерунду не хотелось. Новейшее оборудование да и сама машина, наверняка, были не похожи на предыдущие. И Артур взобравшись по настенной лесенке, открыл кабину.
       Утро следующего дня оказалось довольно бурным. Не скрывая своего недовольства тем, что необходимо все-таки, как ни крути, тратить не менее получаса на еду и все необходимые комбинации, как существу живому и по-своему неповторимому, Артур с радостью, что, наконец, завершил все это, поспешил к пультам радаров. Там, как и предупредил вчера Магнус, они должны были собраться перед вылетом для обсуждения плана дальнейших действий. Сидящий оператор не обращал внимания на находившихся рядом в помещении пилотов. Магнус в летном комбинезоне расхаживал вдоль экрана за пультом. Второй пилот, с интересом склонясь над плечом оператора, наблюдал за отсвечивающими голубыми знаками пульта. Экран радара, равномерно поделенный на три части, был пуст. Время от времени мигали контрольные огоньки на краях полей обзора, информируя о исправности наружных датчиков.
       - Доброе утро, - улыбнулся Магнус, выходя из-за пульта. - Вы вчера не виделись, познакомьтесь, это ваш коллега, впрочем, как и мой, инспектор, а в общем-то, зачем нам эти фамилии, просто Тибби. - Тибби тоже улыбнулся и протянул свою руку. Магнус стал лицом к пульту.
       - Значит так, ребята. На Ио мы лететь сейчас не станем, он и так в поле зрения радара, полетим к Ганимеду. Маршрутов здесь у нас не будет, летаем, как хотим, главное, чтобы вокруг да около. Вы, Артур, вчера, я так думаю, не удержались-таки от того, чтобы не полазить в машине? - Артур утвердительно качнул головой. - Ну , и хорошо, оба, значит, знаете, что к чему. Единственное, прошу не забывать, что двигательный ресурс не безграничен. Внутри нашего участка, туда, сюда, хватит с лихвой, но если увлечься, то дотянете не далее Леды, это при том, что назад лететь будет не на чем. Общее количество вылетов в сутки по норме нам дали до пяти-шести, но, я думаю, больше двух-трех раз летать не стоит. Конечно, если вам не терпится погонять, то я не против, все в новинку, и места здесь красивые, пожалуйста. Но просьба, только парой, в одиночку никуда. И в любом случае я должен знать. Командир командиром, но все мы здесь люди и все не железные, инструкций блюсти не будем. Я сомневаюсь, что вы этого хотели бы, а посему будем подходить ко всем вопросам по-товарищески. - Магнус пошел к двери. - Ну, хватит болтать, полетели. На машинах боезапас с конвейера, его надо убрать, заряжать будем сами, так чувствовать истребитель лучше будем. Стрелять лучше в пространство, но если увидите какой-нибудь булыжник, то не помешает и меткость проверить.
       Белая пустыня быстро удалялась. Слева сзади, немного подкорректировавшись уже после старта, летел Тибби, впереди правее - Магнус. Лететь к Ганимеду Артуру, по правде говоря, не очень-то и хотелось. Куда больше манил загадочный мир самого Юпитера, игра красок, возможность поманеврировать около малых спутников первой тройки. Да и кольцо не давало покоя своей неизвестностью и близостью. Управлять истребителем было одно удовольствие. При великолепном техническом уровне всех приборов, их количество не заставляло теряться, путаясь в бесчисленных индикаторах и показателях. Они были просты и доступны. Кроме того, творчеству ручного управления было оставлено довольно приличное место среди автоматики машины. К огромному сожалению Артура никаких летающих обломков или чего-либо еще так и не встретилось и весь боезапас пришлось выпустить в никуда, однако к концу облета Артур уже ничуть не огорчался прошедшим патрулированием, хотя, скорее, это напоминало просто прогулку.
       - Этот Магнус весьма необъяснимый тип. По-товарищески, это он прав, но не слишком ли он недолюбливает инструкции? Пожалуй, урезать наполовину программу патрулирования - это уже не нелюбовь к казенщине решений сверху, а просто разгильдяйство.
       Самым сложным оказалось посадить истребитель. Сбросив скорость до минимума и застраховавшись включением автопилота, Артур четко, как ему показалось, прицелился в темнеющую дыру тормозного тоннеля. Но лишь истребитель скользнул в темноту посадочной шахты, на экране автопилота засветились сигналы корректировки. Автомат исправил Артура, а значит он сам либо изувечил бы машину, либо вообще разбился.
       - Летать, несомненно, надо больше, какие там два-три раза, все десять надо, иначе без автомата никуда не сможешь. - Артур снял шлем, кабина беззвучно открылась. В просвете выхода из зажавшего истребитель тоннеля показался Магнус, за ним стоял Тибби.
       - Ну, что там, вылезай давай, дай системе спокойно заняться машинами, - он зовуще помахал рукой. С потолка и из пола уже выдвинулись обслуживающие модули, на приборах было видно, что началась заправка и контроль систем. Артур, нагнувшись, прошел к стоявшим.
       - Неудачка? - с ноткой безразличия поинтересовался Магнус.
       - Это ерунда. Они ведь побольше тех, на каких в инспекциях летают. Оперения много, да и форма не для метких попаданий. А так вещь ничего, стоящая.
       Артуру было жутко неприятно, когда речь шла о его неумелости. Услышать такое, пусть даже безразличное и, пожалуй, совсем не критическое , о своих действиях!. И это на таком-то году летной практики!. Артур вздохнул:
       - Командир, позвольте сегодня летать по плану, шесть раз. - Магнус слегка повернул голову влево. Они шли по коридору к пульту радаров.
       - А, ясно. Ну, что ж, упражняйся, ты ведь, Тибби, не откажешь ему в компании, - Магнус глянул на Тибби. Тот слегка улыбнулся и развел руками. В чем, мол, проблема, всегда пожалуйста.
       - Ну, вот и прекрасно, значит, через два часа, теперь уже на Ио. Понимаю ваше любопытство, Артур, - Магнус остановился. - Понимаю и не против, если вы посетите кольцо и парочку попавшихся по дороге малых лун.
       Артур поблагодарил.
       - Что за черт, командир проницателен до невообразимого. Хотя, в чем же тут особая хитрость, любому понятно, что тот, кто здесь впервые, страсть как хочет сам увидеть все то, что видел лишь на экране или в книжке. А если он еще и имеет такую возможность, то тяга во много раз больше. Однако, и глаз у него наметан, ничего себе. Увидеть со стороны, что коррекцию сделал автомат, и вообще, что она была, может только очень сильный профессионал. Неудобно, все-таки, как мальчишка сидел там и все думал, огорчался. Они оба уже залететь успели, выйти, а ты все сидел. Раскис, что ли, живо освежись и вперед.
       Тибби, казавшийся сперва неразговорчивым, оказался очень общительным человеком. Возраста он был примерно такого же, и они быстро нашли с Артуром общий язык. День был, как и утро, весь в движении и событиях. Облетев по обоим направлениям по два раза, Артур окончательно утвердился в своих симпатиях к внутреннему маршруту. Красота кольца пришлась ему по душе больше, чем висящий в черноте пустынный Ганимед. Такое бывает всегда и везде при патрульной службе. Видя и бывая десятки и сотни раз где-то в одном и том же месте постоянно, выбираешь что то, что становится привычным и приятным, а что-то - невыносимо нудным. Этот участок уже почти стал его вторым домом.
       Может Магнус и прав, в последующем не стоит так часто летать, приестся, осточертеет, хотя, кто его знает. И потом - это же все-таки служба. Не вылети раз, не вылети два, а в это время какие-то ребятки там себе хапают и преспокойненько испаряются с запретным, но столь желанным плодом.
       График дежурства предусматривал очень непродолжительный сон, но Магнус, с интересом старшего наставника поглядывая на Артура и Тибби за ужином, видимо, решил не бросать своих подопечных в гущу патрульных будней.
       - Вижу, вы ощутили, что нам предстоит. Я тут прикинул, думаю, день на шестой-седьмой при подобной частоте вылетов качество будет забыто вообще. Разумнее в этом случае было бы заняться подсобными работами. - Тибби выпил сок. - Мы ведь не можем не летать, обязаны.
       Артур почувствовал, что Магнус куда-то клонит. Легкое подозрение закралось и потихоньку начало разъедать его внутреннюю уверенность. Вскоре, однако, ему было суждено стать реальностью. Магнус зевнул и, поправив штаны, продолжил свою мысль.
       - Командир вам здесь я, вот я вам и разрешаю летать столько, сколько хотите. Хотите раз в сутки - пожалуйста, не хотите вообще - ради бога. Словом, летайте так, чтобы вам не надоело и вы не уставали. Надеюсь, вы меня поняли правильно, - Магнус встал из-за стола и вышел в коридор.
       Тибби удивленно посмотрел на Артура.
       - Что ты думаешь по этому поводу? - Артур положил вилку на стол. - Не хочу тебя огорчать, Тибби, но мне это очень не нравится. Если бы я был бездельником, или кем-либо похуже, меня бы это ой как устраивало. Никакой мороки, знай себе, гуляй. Но я ведь сюда не гулять приехал., у нас ведь задача есть. Донесения ведь он будет слать, что по шесть раз в день летаем. Если б там такое сказал, живо бы сняли его. Значит, обман. Зачем?
       Тибби задумался.
       - Ты знаешь, Артур, где-то ты тут очень прав. Он ведь что говорил, мол, уставать будете, спать мало и т.п. А ведь мы не новички, зачем нас парой гоняет? Инструкция ведь говорит - летать по одному, так и график рассчитан. Если мы по три начнем летать, то вообще тогда загнешься за неделю. - Артур полез в карман. - Вот напасть, дырка откуда не возьмись, новый ведь комбинезон. Ну, ладно, я думаю, решим так. Летаем, как хотим, он ведь ничего сделать тут не может, обязан, а там видно будет. Думаю, скоро разберемся, что к чему.
       Оба встали, до облета оставался час. На удивление Артура, Магнус даже слова не сказал, когда они с Тибби стали летать по одному. Это отчасти развеяло его уже совсем сгущающиеся подозрения. Вел себя командир все же совсем странно. За последующие недели он облетал участок всего дважды, да и то в не установленное для патрулирования время. Если бы Артур и Тибби не рыскали ежедневно помногу раз в районе, то ни у одного из них не было бы и капли уверенности в том, что их задача чуть-чуть выполняется.
       Никакого конфликта вроде бы и не было, но то, как Магнус относился к своим обязанностям, стало раздражать Артура все больше и больше. Он даже стал подумывать о донесении, хотя ни разу в жизни не имел раньше и тени желания капать под начальство.
       Время шло спокойно, с момента начала дежурства базы на экранах радаров ни разу не появился ни один объект, все было тихо, словно и не было здесь никогда никаких охотников за заповедным сырьем. В сложившейся ситуации Артур уже и не представлял себе иного, как молча ставить себя и Тибби в противовес безделью Магнуса. Они вполне втянулись в график и особых напряжений, даже работая вдвоем, не испытывали.
       Единственная, все еще продолжавшая мучить Артура мысль была о том, почему Магнус поступает именно так. Ведь в намеренности его действий, не природно желаемых им, а заранее продуманных, не было и тени сомнения. Даже при всем при том, что, находясь на Европе, база на сто процентов исключала покушение на этот объект и надежно перекрывала своими радарами подступы и пространство Ио и Ганимеда. И после этого без регулярных облетов обойтись было все равно невозможно. Имея период обращения вокруг планеты один почти вдвое меньше, а другой гораздо больше, чем вдвое, оба спутника находились изрядное количество времени вне видимости радара, надежно прячась от него за Юпитер. Не знать этого Магнус просто не мог. И тем более настораживало его упорное нежелание способствовать надежному перекрытию этого времени слепоты радара облетами истребителей обеих объектов.
       Артур, разумеется, знал меру своим размышлениям на подобные темы, их трезвым и объективным границам. Но в подобной ситуации логичнее всего получалось объяснения поведения того, кто играет на руку желающим пройти в район незамеченным. Это было одним из последних выводов Артура, но не желая тревожить Тибби, уж слишком нелестная было догадка, он держал до поры все при себе.
       За прошедшее с момента прибытия на базу время Артур успел достаточно хорошо познакомиться со всем персоналом. Следуя традициям далеких времен, когда экспедиции и прочие поселения, связанные с отдаленным местом расположения и напряженной работой, формировались исключительно из мужчин, население базы было таким же.. Два сменяющих друг друга оператора были так же, как и Артур с Тибби, молодыми ребятами, пришедшими на базу, однако, не по тем, что Артур, причинам. Повар и врач базы были уже за пределами сорока, и с обоими Артур поддерживал отношения просто живущих вместе людей. С исследователем-астрономом в прекрасных отношениях был Магнус, да и сам он представлял из себя довольно замкнутого типа, не желающего знать на свете ничего, кроме собственных дел и исследований. Геолог удивительно походил на те ископаемые снимки прошлого, где люди в грязных, шитых из ваты одеждах, с густыми бородами и усами, штурмуют неосвоенные районы Земли. Сросшаяся с усами и продолжающаяся к вискам борода его была темой для разговоров всей базы. Последний же житель базы, впрочем, его можно с успехом было назвать и первым по важности положения, был инженер по безопасности и полноценности функционирования всех систем поселения. Практическая его работа никогда не превышала по трудозатратам работы вообще не работающего, но, случись что, все были абсолютно уверены в его знаниях и надежности. Именно благодаря его регулярным рекомендациям и разъяснению - что, куда, да зачем и для чего, база еще не имела ни одного сколько-нибудь ощутимого сбоя в работе.
       От однообразно тянущихся дней Артур уже стал выдумывать себе развлечения, хотя времени, проведенного на базе, а не в полетах, было едва ли половина от общего времени пребывания здесь. Жизнь шла настолько непривычно медленно и гармонично, что разбудивший однажды ночью сигнал тревоги показался Артуру вполне уместным и просто естественно назревшим.
       Оператор с нескрываемым беспокойством следил за левым экраном, по которому ползли какие-то непонятной формы объекты с ломаной неправдоподобной для чего бы то ни было траекторией движения. Тибби уже был здесь, он напряженно посмотрел на Артура.
       - Что это? Не похоже абсолютно ни на что.
       Артур вгляделся в ползущие обозначения. Размерами в своей натуре они были больше любого из имеющихся кораблей, шли довольно медленно. В операторскую вошел сонный Магнус.
       - Ну, что там еще стряслось. - Он посмотрел на экран. Вслед за ползущими обозначениями появились волнообразные линии, догоняющие их сзади. Оператор привстал.
       - Смотрите, это что еще, я совсем не понимаю ничего.
       Магнус лениво сел на пол у входа
       - Ну да, ну да, чувствую, с вечера голова болит, идите спать, ничего там нет. - Он привстал и шагнул в коридор. - Сбрось изображение и не волнуйся так, ничего страшного, подумаешь, - он что-то пробурчал себе под нос и удалился.
       Оператор вопросительно посмотрел на Артура с Тибби.
       - Ну, что ж, сбрось, - сказал Тибби.
       Изображение исчезло, а после восстановления объекты стали слабее различимыми и явно исчезали на глазах. Не успев завершиться, все исчезло, экран погас.
       - Ио ушел за планету, - сообщил оператор.
       Артур подошел к выходу.
       - Ты как знаешь, Тибби, а я слетаю. Радар что же, врет? Умник тоже, сбрось изображение, советует. Не исчезли ведь они после сброса, значит, есть там что-то.
       Тибби пожал плечами.
       - Я с тобой, слетаем, все равно время уже подошло.
       Пространство было чисто, никаких следов чего-нибудь, не было даже намека на недавнее пребывание тут кого-то. Удалившись ближе к Ио, Артур поискал радаром. Чисто. Попался удобный момент: маленький Ио как раз проходил вблизи, и можно было без труда разглядеть его. Не желая просто так успокаиваться, Артур долетел до Амальтеи. Красные ее очертания не спеша удалялись вправо, вокруг было чисто. Ощущение непонятной таинственности одолевало Артура. Сразу после прилета он отправился выяснять, что же случилось с радаром. Инженер базы, уже успевший побывать в операторской, отнесся к беспокойствам Артура вполне равнодушно.
       - Не стоит так волноваться из-за ерунды. Я понимаю ваш порыв, но, поверьте мне, что пространство не нарушит ни единый корабль. Эта была, видимо, помеха на самом датчике, мы его встряхнули немного сигналом, и все теперь отлично. Мало ли, что там может быть, поверхность ведь , сами знаете, беспокойная. - Инженер усмехнулся.
       - Зря летали, ну, я думаю, и это на пользу пойдет, счастливо оставаться, - Он вышел из общего помещения и направился на второй этаж.
       Артур чувствовал себя каким-то взбешенным псом, что его понапрасну побеспокоили, в обязанности которого входит хватать и сторожить.
       - Ну, уж нет, не видать вам моей злости. Спокойны все, а я чувствую, что что-то не так.
       Артур пошел к себе. Очень не нравилось все это, вдруг ни с того ни с сего начавшееся и неизвестно, куда исчезнувшее. Не нравилось общее безразличие, пусть не у всех, но имеющее место.
       - Заснули все, убаюкались, тишь да гладь.
       Именно в подобные моменты начиналось всегда что-то неординарное, когда все успокаиваются. Именно сейчас после продолжительного периода после пуска базы должны были наступить дни, когда уже расслабившее всех спокойствие нарушат те, кому выгодно, чтобы это спокойствие и безразличие отвлекало и ослепляло всех на базе. Они знают и ждут этого, им выгодно иметь противниками равнодушных и ленивых. Это залог их успеха, их обеспеченности и стабильности.
       - Но от меня они этого не дождутся. Я выиграю это испытание временем затишья, хотя бы ради того, чтобы доказать самому себе, что на что-то способен.
       Артур закрылся и лег на кровать. Проснулся он от какого-то странного звука. Перевернувшись на бок, Артур увидел Магнуса, развалившегося в кресле у стенки. По комнате летали какие-то шары различных размеров и цветов. Артур привстал. В комнате что-то происходило. Прозрачные волны закручивали все летающее в хоровод радужных отсветов, хаотичная игра неизвестного то замедлялась, то становилась быстрее.
       - Вы знаете, что это? - Артур обратился к спокойно сидящему Магнусу, показывая рукой под потолок. Там с новой силой набирали скорость несколько разноцветных прозрачных шаров. Магнус посмотрел на потолок.
       - По-моему, потолок, ох, да, еще лампа вмонтирована.
       Артур встал.
       - Не прикидывайтесь дурачком. Вы прекрасно видите. Отвечайте, что это. Зачем вы это сделали? Зачем?
       Магнус опустил взгляд с потолка на Артура.
       - Вот теперь понимаю. Видите, наверное, что-нибудь, эдакий кавардак цветов и движений. Это часто бывает в это время.
       Артур начал вскипать
       - В какое это еще время, Магнус? Теперь вы делаете дурака из меня?
       Магнус сложил пальцы рук и опустил их на колени.
       - Помилуйте, ни в коем случае. Просто то, что видите вы, я видеть никак не могу. Но вы не волнуйтесь, это я, пока вы спали, тут наделал, сейчас все пройдет, честное слово.
       Артур нервно потер руку. Этот проклятый Магнус не просто загадочный тип, он еще и фокусник. Зачем только? Как бы не сотворил чего плохого, с него станется.
       Шары стали тускнеть и постепенно растворились вслед за волнами, комната стала пуста. Магнус смотрел прямо на Артура.
       - Ну, вот и все. Чувствую, многое хотите спросить, но это все лишнее. Я собрался, вот, с вами серьезно побеседовать, однако, не знаю, как вы можете отреагировать. Пока все расскажу - и вопросы ваши улягутся. Мелкие они у вас, ерундовые.
       - Ерундовые говорите, Магнус? Ну, хорошо, пусть так. Что ж, я готов вас выслушать, вы ведь что-то готовы сообщить?
       Магнус расплел пальцы рук.
       - Не так сообщить, как научить. В жизни бы никогда подобного не сотворил, но обстоятельства зачастую бывают сильнее нас, даже таких, как я.
       - А вы что же, особенно отличающийся, выдающийся в чем-то?
       - Естественно, и не надо столько неприязни, вы ведь, Артур, еще ничегошеньки не знаете, а сразу конфликтуете.
       - И что же я, позвольте узнать, должен знать? Может, вы хотите меня научить не летать в патруль, посылая донесения, что я там бываю, или научить спать спокойно, когда на базе тревога?
       - Артур, я же вас просил, отнеситесь спокойнее к нашей беседе. Как ни странно прозвучит, но именно этому я вас и хочу научить. Спать спокойно и не летать в патруль, все же, пока могу себе позволить только я. И не потому, что я здесь главный. Я не нуждаюсь в этом всем по причине того, что все и так знаю.
       - И как это вы так все-все знаете, Магнус. Ясновидец вы, наверное, а, может, они вам сообщают, когда лететь будут? Может, вы долю свою от этого получаете, за пассивность, за сон?
       Магнус усмехнулся, но улыбка быстро прошла.
       - Ладно болтовни у нас с вами много, а дела мало, времени тоже мало. Так вот, Артур. Через пару часов в районе будут те, кого вы так упорно искали все эти дни. Поверьте мне, я все-таки летаю побольше вашего, если бы вы ловили их по радару, то шансы уйти давали бы приличные. База пока их не видит, они не подошли близко, я же их уже видел вчера. Я их чувствую, они ползут во мне, как червь, раздражая невыносимой своей противной суетой и наглой напористостью.
       Вы, Магнус, часом, не поехали в уме? А может сдать своих хотите? Так скажите прямо, я, так и быть, скрою, откуда пришла информация.
       - Вы, Артур, и так дурак, делать из вас его уже не надо. Какой я им сообщник, это вы с ума сошли, наверное. Как-нибудь на досуге покопайтесь в библиотеке. Там есть парочка годовых сводок трехлетней давности об инцидентах с нарушителями. Может, тогда вы поймете, что после того, как я насбивал их больше, чем кто-либо другой, мне с ними не по пути. Фамилии участников там есть, все как надо, прогляньте, не пожалейте времени. А пока слушайте и постарайтесь понять побольше из того, что я вам скажу. Времени на вас и на Тибби у меня нет. Именно поэтому разъясняю я все вам, а Тибби просто за компанию с вами дам. Вместе вам будет удобней. Да и, пожалуй, пора уже больше это делать, хватит по одному в разных концах сидеть, надоело. Только не думайте, что добродетель во мне проснулась, ничего подобного. Прилетят просто эти негодяи кучей целой, может, и Тибби или вы сами тоже, как и я, возможно, не вернетесь. Такого, что все мы останемся, вообще не будет, исключено совершенно. Кто же - я знать не могу, поэтому просто обязан сделать вас обоих. Дам все, вы и сами все поймете, но потом, либо совсем не поймете, этого я, конечно, хотел бы больше, но, боюсь, невозможно так. Считайте, что с этого момента вы можете все, что могу я. Я установил вас, но не гоните, всему свое время. Тибби уже в курсе, кстати, добрее вас оказался, на иголках уже сидит, ждет не дождется вылета, действенный, такому это будет нужно.
       - Простите, Магнус, но я хочу разъяснений по поводу того, что же это вы можете и что стал способен делать сейчас я.
       - Вы, Артур, пока ничего этого не способны, успокойтесь. Станете, может быть, если я исчезну. А я, ну, что вам сказать, все равно, если как надо рассказывать, то ничего не поймете. Вам это незнакомо, совершенно не знакомо, хотя и есть с детства, заложено и рассчитано, что сможете. В голове у вас, дорогой Артур, как и у Тибби и у меня, миллиарды нейронов, единое целое, ваш мозг. Но если вы думаете, что все это серое вещество у вас единое целое, работающее в комплексе, и одновременно многогранно, то оставьте эти мысли сразу. Вы живете на фрагментах своего мозга. Дышите на одну десятую легких, больше не открылась программа того отдела, который за это отвечает. Думаете вообще почти ничего от того, что заложено, и так далее, и тому подобное. Возможно, кое-кто и прав, утверждая, что эти запасы пустоты нужны, мол, потом будет куда паковать новое, цивилизация, ведь, развивается, вот и необходим резерв. Я тоже так думал до определенных пор. А как получил это, так и понял, что все чушь собачья, равно, как и формы жизни, якобы сидящие в нас, по принципу отличных от них формой существования. Сидят они там и превосходно себя в нас чувствуют, автономно, почти как будто сами являются главными, а не от нас зависят. Сдохнем мы - и им конец, жить будем - и они жить будут. Все возможно, любую теорию, более или менее без глупостей, которую ни возьми, и за основу можно принимать. Но я-то уж знаю точно , доказывать увольте, знаю - и все. Сам чувствую, это и есть мне лучше всех доводов.
       Короче, Артур, у вас с Тибби сегодня, считайте, праздник, почти что родитесь заново. Вместо фрагментарного мозга получите сплошной. Задышите, засоображаете, многое станете делать лучше и мочь, но главное, узнаете сами, этого я вам не скажу. Главное произойдет в вас, затмив все самочувствие и приятные ощущения. Когда ваши белково-нуклеиновые структуры нейронов, все до одного связанные нервными проводниками, сольются в единое целое. Когда все, на что вы вообще способны в этом мире, станет вам доступно и понятно, тогда вы поймете на самом деле, кто вы и кто вас сотворил. С чем вместе вы образуете единство и с чем сольетесь, как капля сливается, попадая в океан. Вы станете этим, а оно станет вами. - Магнус встал. - Лекция закончена, инспектор, можете так на меня больше не смотреть, я все уже сказал. А шарики эти, я думаю, все-таки шарики, и прочее все всегда бывает у тех, кто, как вы пока, отдельно существует от колыбели своей. Не хочу вас обольщать, но этих штучек вы можете уже и не увидеть, другие видеть будут, а вы их будете делать. Побочный продукт, само собой всегда выходит, не хочется, а выходит. - Он открыл дверь. - Если не хотите прилететь, когда они уже грузится начнут, то пошли сейчас. Они подлетают, а мы их уже ждем, красота.
       Артур наскоро умылся. Спрашивать ничего не хотелось. Наплел Магнус жуткую паутину слов, выбраться, похоже, никак не удалось. Оставив это занятие на потом, Артур пошел за командиром. В операторской Магнус задержался, вызвав второго дежурного. Когда тот пришел и по требованию командира занял свое место, Магнус быстро начал объяснять обоим операторам, что произойдет и что надо в связи с этим делать. Весь спутник, на котором была база, был абсолютно недоступен для покушений. Со всех сторон обложенный датчиками радаров и управляемыми с базы стрелковыми установками, он представлял собой стопроцентный крах для желающих на него напасть. Выйдя в коридор и быстро зашагав к стартовому комплексу, Магнус заметил присоединившегося Тибби.
       - А, Тибби, а я думал, ты уже в машине сидишь. В общем, делать будем так. Я с Артуром к Ио, а ты на Ганимед. Там у тебя средний грузовичок будет стоять, с его мелкими машинами не связывайся, их много, а ты один. Продырявь грузовику весь трюм - и к нам. Мелочь та тебя не догонит, да и не могут они так далеко. Когда подлетишь, мы уже, наверное, будем заканчивать, но будь готов.
       Начинался коридор стартового комплекса. Магнуса никто ни о чем не спрашивал. Почему-то верилось само собой.
       - Все, ребята, поехали, максимум внимания, нас мало, и они решили, что этим могут воспользоваться. Надо им показать, что они есть такое для профессионалов.
       Ледяной шар Европы исчезал сзади. Тибби ушел в свой район быстро, и, оставшись с Магнусом, Артур старался держаться не сзади и наравне, но правее. Все как-то не верилось, что что-то будет, все казалось, как во сне. Но Артур уже давно определился для себя в ориентации, где сон, а где реальность, и колебания - что, где - были ему смешны. Это, конечно же, была явь. Но какая-то странная. Все, конечно, когда-то впервые, но такое - непонятно что, непонятно почему.
       Сверху появился, нарастая незаметно, медленно, но неотвратимо, Ио. Магнус ушел вправо.
       - Держись на курсе, - услышал Артур его голос в наушниках своего шлема. - Зайдем с двух сторон, мелочь бей сразу же, не давай зайти за спину.
       Как и кого бить, Артур и так прекрасно знал. Странные какие-то навыки, ни с кем никогда по-настоящему не сталкивался, а ведет себя, как будто уже стаж этот целые годы.
       Артур начал огибать спутник, поближе прижавшись к нему. Совершенно неожиданно впереди, чуть выше его самого, появилась гигантская сигара контейнерного грузовика. Она поблескивала холодным металлическим цветом своей обшивки. Еще дальше за сигарой появился истребитель Магнуса. Артур глянул вниз, прямо под ним поднимался, ложась на курс к кораблю, большой автоматический ковш, видимо, уже набитый ценным содержимым. Артур сделал петлю, ковш оказался сверху впереди. Попасть удалось сразу. Тучи мелких осколков разлетелись в стороны, Артур добавил ход и пошел к грузовику. Магнус уже успел сделать рядом с ним круг и теперь заходил, как и в первый раз, с того же места.
       Незваные гости, видно, не ожидали такого внезапного и скорого налета, по всему было видно, что они растерялись. Однако спустя пару минут за Магнусом, ушедшим на третью петлю, вышло два, точь-в-точь как у инспекции, где раньше служил Артур, истребителя. Классом они уступали, но зазевайся хоть на секунду, разнести в куски могли преспокойно.
       Артур еще добавил скорость и, зайдя в хвост одному из преследовавших Магнуса, без труда попал в него. Неприятный осадок появился мгновенно. Всегда убивали где-то там, а здесь, где Артур был, всегда было тихо и без драк. Это был его первый, как это всегда бывает, легкий и не опасный. Второй резко ушел вверх, но скорости ему не хватало, и Артур догнал истребитель уже через пять минут. Он упорно не желал быть сбитым. Крутился, как только мог. У Артура начала уже кружиться голова. На одном из витков уходивший немного потерял в скорости, и Артур решил не продолжать гонки. Машина едва успела развернуться более прочным днищем, как ее осыпало градом осколков. Артур подошел к убегавшему слишком близко и мог закончить плачевно, попади кусок покрупнее в стекло кабины.
       Тень неприятности от содеянного еще более сгустилась, но стала какой-то привычной и неизбежной, а из-за этого более легко переносимой.. За спиной никого не было, и Артур решительно снизился к спутнику, намереваясь уничтожить уже наверняка успевший подняться за это время следующий ковш с породой. Он не ошибся. Ребристая коробка была чуть выше него. Она довольно быстро, в отличие от первой, шла к контейнеролету. Подходить близко Артур не стал, хватило прежнего урока. Таких штучек у этой сосиски должно быть не менее десяти, и заниматься охотой на них совсем не хотелось.
       - А где же Магнус, заснул он, что ли? - Артур посмотрел на экран радара.
       - Ага, вот он. Но что это: За ним идут два истребителя!
       Магнус был уже почти у края видимости, он летел к Юпитеру. Следом, постоянно сближаясь, шли два идентичных объекта. Артур быстро оценил ситуацию. В любом случае у грузовика не могло быть больше ни одной летной единицы защиты, значит, эти два были последние. Пока бы он летал на помощь, сигара запаковалась бы, как минимум, тремя-пятью ковшами и дала ходу.
       Выхода не оставалось. Тибби, даже если подлетит вскоре, будет уже поздно. Артур развернулся и, наведя прицелы на грузовик, начал вдоль всего трюма, оставив лишь отдаленный от пустого чрева жилой блок. Огромные черные пробоины начали покрывать блестящий корпус грузовика. Подлетая ближе, Артуру даже удалось отрезать стенку передней части корпуса. Она медленно отделялась от грузовика, открывая пустоту внутреннего пространства В таком виде их узнают везде, даже если улететь захотят. А загрузится уже не удастся, поразлетается все, куда попало.
       Магнус пропал с экрана вместе со своими преследователями. Надо было спешить. Артур выжимал из двигателей все, что можно, но догнать пока никого не удавалось. Экран был пуст. Можно было лишь гадать, куда решил завести их Магнус. Артур прошел до орбиты Амальтеи, пространство было пусто. Соваться дальше было опасно, при подобных скоростях могло не хватить горючего на обратный путь. Расход, судя по датчику, был велик.
       Все бы было ничего, и даже при этом можно было бы дойти до самого кольца, но сбитый истребитель все же выходил Артуру боком. Один из баков был поврежден, и если бы сейчас он не повернул назад, то остался бы где-нибудь здесь навечно.
       Магнус упорно не выходил на связь. Если ему удалось избавиться от погони, то надо было спешить на базу. Срочный ремонт и еще более срочный вылет к кольцу, скорей всего он был где-то там, это было единственным, что могло спасти его.
       Преследователям Магнуса позавидовать, однако, нельзя было никак. Даже если им и удалось бы его сбить, то путь назад стал бы для них последним в любом случае. Изуродованная сигара принять бы их не смогла, и наилучшим вариантом, если, конечно, они хотят остаться в живых, стало бы для них запросить о посадке базу и самим прилететь в руки инспекции.
       В незавидном положении мог очутиться и Тибби. Если на втором грузовике есть хоть один истребитель такого типа, как те, что пошли за Магнусом, то ему может не поздоровиться.
       Опасения, однако, не сбылись. На подлете к базе на экране радара появился спешащий на всех парах истребитель Тибби. Запросив Артура о его положении, он тоже пошел к базе. Подобного классом он у Ганимеда не встретил, но уже рыскающие в космосе охранники, заранее подготовившиеся к нападению инспекции, изрядно потрепали его машину.
       Европа росла стремительно. Гораздо больше обычной, скорость стала ощущаться лучше, когда ледяная глыба спутника удваивалась каждую секунду. Артур включил торможение и едва успел дотянуться и нажать клавишу автопилота. На маршрутах и при разных задачах, связанных с резко меняющейся ситуацией, вдали от каких-либо объектов, автопилот включали все и всегда. Так было легче и проще.
       Внутри что-то сдвинулось, в глазах замелькали искры. Что-то непомерно гигантское словно наделось на Артура. Оно расплющило его и рассосало, превратив в ничто. Он видел вовнутрь, а не наружу, видел и не видел ничего. Все его тело, не имеющее для его взгляда никаких очертаний, было наполнено бездной вселенной. Артур с ужасом понял, что Магнуса не стало.
       Он не ориентировался, где сел, и сел ли истребитель на базу, он созерцал себя.. Ощущение, что в любую секунду он может все это отключить, вернее, отвести на второй план, Артур не спешил опробовать. Мириады звезд колыхались в его отдаленных и близких частях, бесконечное множество миров и скоплений. Все вместе и каждое в отдельности. Он видел и понимал любое движение, происходившее в нем. Он стал вселенной, бесконечностью в конечном, и вселенная стала им, растворив его в себе. Артур видел вспышки новых звезд и крах галактик, ничтожно малый муравейник людей, копошащихся где-то в глубинах мироздания, и ужасные дыры, подобно чудовищам, поджидающим свои жертвы. Он видел все это разом. Все вместе, одной сплошной картиной. Он носил это в себе и мог, когда только пожелает, узнать, как чувствует себя звезда, сияющая за миллиарды световых лет отсюда, и где пространство, сжавшись в новом своем усилии, вскоре образует нечто новое, в бесконечный раз не похожее на прежнее.
       Конечность развитости разума замкнулась в своем изначалии, в породившем его, к чему он пришел через имевший до и будущий после цикл постижения.
       Круг замкнулся, распахнув свой собственный внутренний мир самому же себе, вечное в вечном, достигшее апогея и при этом впервые появившееся. Сумасшествие идеала развитости и идеально развитое сумасшествие - единая вселенная.
       Вокруг было тихо, модули коридора посадки беззвучно обслуживали машину. Тибби не выходил, хотя лететь, как и Артур, тоже уже никуда не собирался. Единственный оставшийся из преследователей Магнуса, весь в пробоинах и еле тянущий на малой скорости, направлялся к базе, миновав уже не пригодный для посадки контейнеролет возле Ио. Они видели его и ждали.
       Артур закрыл лицо руками. Становилась до боли понятна вся бессмысленность куда-то зачем-то стремиться и постигать. Ведь все это сейчас было в нем, все - от и до.

    1989 г.

    СОЛНЕЧНЫЙ ГОРОД

       Линия горизонта на востоке начала розоветь. Полоса света с каждой минутой разрасталась ввысь, наполняясь множеством оттенков и растворяя в себе уже не яркие огоньки звезд. Крыши зданий стали видны отчетливее. Их острые выступы отбрасывали множество теней на бетонную площадку перед самой рекой. В утренней тишине где-то неподалеку пели птицы. На балкон одного из зданий вышел человек с небольшим чемоданчиком. Сняв с лица марлевую повязку, он закурил, затягиваясь сизоватым в утреннем свете дымком, облокотился о перила. Время от времени, стряхивая пепел и выбивая из сигареты множество искр, он наклонял голову и плевал на крышу нижней постройки. Докурив и выбросив сигарету, человек не спешил уходить, он наблюдал, как искрится река. За спиной стоявшего на балконе ярко вспыхнула красная лампочка. Человек вздрогнул, резко обернулся и, схватив чемоданчик, исчез в раскрытой двери.
       Легкий толчок прокатился по зданию в следующее мгновение, переходя от одного корпуса к другому. Едва успев утихнуть, он повторился вновь, заставляя здание вибрировать, как при землетрясении. Усиливающаяся вибрация раскачивала центральное здание все сильнее. В мгновение ока образовавшаяся вдоль крыши трещина вспучилась и быстро ширясь лопнула, выпуская наружу шипящий, как тысячи змей, огненный шар, окутанный грязно-серым дымом. Шипение сменилось свистом, и неимоверной силы взрыв заставил содрогнуться всю окрестность, потушив яркостью рассвет
       Миллионы осколков бетона и кирпича градом осыпали спокойно текущую реку, поднимая над ней облако испарений от горящих кусков. Кровавое зарево, зловеще отсвечивающее из гигантской котловины, образованной руинами, напоминало жерло кипящего вулкана.

    * * *

       В саду было спокойно. С утра стояла тихая, солнечная погода. Генерал сидел в беседке за маленьким столиком, сервированным на две персоны, медленно покачиваясь в кресле. Глаза его были полузакрыты, большие отвисшие щеки колыхались при дыхании. В правой руке он держал фужер с апельсиновым соком. У входа в сад в начале аллеи появился высокий худощавый человек. Он нес небольшой дипломат, то и дело перекладывая его из одной руки в другую.
       Глаза генерала открылись шире, он поставил фужер на столик и, приподнимаясь с кресла, протянул входящему в беседку пухлую руку.
       - Рад видеть вас, дорогой Роберто. Не присоединитесь ли к моей скромной трапезе?
       Роберто потряс руку генерала и, положив дипломат на соседнее кресло, сел на стул около столика.
       - За предложение спасибо, генерал, но я уже ел и хотел бы, не медля, приступить к нашим общим делам. - Генерал прошелся по беседке, заложив руки за спину.
       - Ну, что ж, если желаете немедленно, то можно и так., - он, не поворачивая головы, скосил глаза на Роберто.
       Тот сидел, положив ногу на ногу, и тыкал блестящей вилочкой ананас, лежавший на тарелке возле него. Генерал подошел к столику и сел напротив. Роберто перестал терзать ананас и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на генерала.
       - Итак, - начал генерал, - у нас получается вот что. Первейшая ошибка, это уже с учетом теперешних событий, заключается в том, что вы не приняли срочных мер по оповещению и эвакуации.
       Роберто удивленно хмыкнул.
       - Да, да, конечно, оповещение. Хорошо сейчас и здесь это говорить. Не мне рассказывать вам, генерал, что это было, что могло из этого оповещения получится. Это же не село какое-нибудь и даже не десяток сел. Это один из крупнейших промышленных центров, гигантское количество людей.
       Генерал наклонил голову, вытирая уголки рта салфеткой.
       - Да, разумеется, поселить вам их было бы негде. Но, между нами говоря, дорогой заместитель, Лучше живые в чистом поле, чем трупы во дворце. Ну, да ладно, что сделано, того не вернешь. Будем смотреть дальше. - Генерал встал с кресла и подошел к стене беседки. На белоснежной поверхности плетения стенки зеленела маленькая кнопка, на которую лег палец генерала. - Как я понял из ваших сообщений, вы весьма обеспокоены, заместитель, нынешними данными статистики в этом районе.
       Роберто тоже встал и, поправив галстук, ответил:
       - Генерал, я не просто обеспокоен. Эти данные повергают в ужас. За минувшие полгода в городе при весьма сходных обстоятельствах погибло десять новых начальников всех степеней. Если взять цифры за пять лет, то неосведомленный может подумать, что держит в руках данные о количестве смертей за десятилетие по всей стране.
       На лице генерала появилась улыбка.
       - Только не думайте, уважаемый заместитель, что я слишком забылся. Но если бы вы не напустили тумана и кому-то захотелось подытожить количество населения, умершего за эти же пять лет в этом районе, то вы бы имели цифры, о которых неосведомленный подумал бы, что это число убитых в какой-нибудь войне.
       Роберто поморщился от недовольства.
       - Генерал, это разные вещи, и вы это знаете. Давайте заниматься делом, а не перекидываться запоздалыми упреками.
       В беседку вошел молодой парень в форме капитана.
       - Уберите это, пожалуйста, Торри, - сказал генерал, показывая на стол. Парень быстро взял поднос с завтраком и удалился. Генерал достал пачку сигарет и, выбив себе одну, закурил.
       - Видите ли, уважаемый заместитель, за помощью к нам вы обратились не тогда и даже не год назад, а почему-то именно сейчас. В связи с этим, и это естественно, не успели обзавестись ни информацией, ни сетью своих людей. Так что оперировать приходится только догадками и предположениями. До сих пор вы не дали разрешения на углубленную работу наших людей в этом месте. Вы предпочитаете посылать своих председателей и директоров, заведующих и инспектирующих. Позволю себе заметить, что все это люди, столь же хорошо владеющие приемами борьбы с врагами, как и любой прохожий на улице. И если там есть хоть сколько-нибудь серьезная организация, на существование которой вы намекаете, то ваши люди для нее прекрасная мишень.
       Роберто провел рукой по лбу.
       - Да, вы правы, генерал. Мы обратились к вам поздно. Но лучше поздно, чем никогда. Надеялись справиться сами, но дело оказалось гораздо серьезнее. Руководитель лично распорядился дать вам чрезвычайные полномочия и просил максимально ускорить ведение дел.
       Пуская дымные кольца, генерал смотрел в потолок.
       - Ну, что ж - раз дают, надо брать. Будучи человеком дела, скажу, что мы уже кое-что узнали об этом, даже сидя здесь. Руководителю скажите, что это первые мои результаты по данному вопросу.
       Роберто пересел в кресло и с интересом слушал.
       - Доложите, что мы установили одну прелюбопытнейшую деталь. В то время, как вновь поставленные руководители гибнут под колесами машин и городской подземки, эвакуированные неизвестно зачем работники сделали неплохую карьеру. Вы, конечно, этого не заметили, но я настоятельно обращаю ваше внимание на то, что после аварии они стали активнее и предприимчивее.
       Роберто пожал плечами.
       - Вы что же, генерал, хотите сказать, что из-за заражения способность к карьере у них стала сродни желанию пить и есть?
       - Не пить и есть, заместитель, а дышать и видеть. Это будет более точно, - поправил генерал. - Вы ведь хотели мои выводы, я их дал. Если хотите более четко, то извольте. Я считаю, что ваши эвакуированные работники в связи с заражением перестали быть нормальными людьми. Они просто рвутся по служебной лестнице и кто знает, что они сейчас собой представляют. Во всяком случае они не растворились среди себе подобных, а представляют ярко выраженную своими приобретенными способностями группу.
       - Хорошо, если вы настаиваете, генерал, то я именно так и доложу руководителю. Однако, хотелось бы также услышать ваше мнение о событиях в городе.
       "Старый осел, - подумал Роберто. - Ишь, куда гнет. Работники, видите ли, опасные, Они же все друг на друге завязаны, и я не сошел с ума такое докладывать."
       Генерал глубоко затянулся напоследок и швырнул окурок в урну, стоявшую под стенкой.
       - Что же касается города, то есть несколько предположения. Возможно, это результат действий хорошо отлаженной группы с иностранным присутствием, возможно, и своя, внутренняя организация. Но, как бы ни было, несомненно одно - это носит преднамеренный, организованный характер.
       Роберто взял с кресла дипломат и, раскрыв его, достал стандартный лист гербовой бумаги.
       - Ознакомьтесь, генерал. Это ваши новые полномочия.
       Генерал взял лист, быстро прочитал печатный текст указа и, сложив лист пополам, сунул в нагрудный карман.
       - Ну, что ж, Роберто. Наша с вами встреча перешла в финальную часть - церемониал мы выполнили, общие черты проблемы обсудили, теперь к основной теме. В дополнение к уже сказанному мною по делу доложите, что первая группа людей уже на месте, и данные о происходящих событиях будут максимум через неделю. Завтра же в город отправляется один из лучших сотрудников. Он скорректирует работу уже присутствующих и, смею вас заверить, даст нужный нам результат.
       Лицо Роберто слегка посерело. С детства слышавший множество историй о заведении генерала, он, однако, и представлять не мог, что и сегодня оно играет у них за спиной. Не дожидаясь официальных разрешений, он делает то, что его интересует, не уведомляя даже руководителя. Слова генерала о том, что его люди уже на месте, сказанные после жалоб на то, что им не дают работать, сказали заместителю о многом. Этот титан тайных дел уже имел эту информацию, но раскрыться сейчас означало бы, что она получена в обход руководства, а этого генерал не хотел. Он и так сказал слишком много и, видимо, совсем не случайно. Подобные откровения были, скорее, демонстрацией силы и независимости ведомства генерала. Получив же полномочия, все это уже имело второстепенный смысл.
       Роберто захлопнул дипломат и, пожав на прощанье руку генералу, пошел к выходу.
       Генерал провожал его взглядом. Он стоял, широко расставив ноги и подбочившись правой рукой.
       "Подожди, Наполеон новоявленный, придет и мое время", - со злостью подумал заместитель, оглядываясь на генерала.
       Генерал ехидно усмехнулся и негромко сказал вдогонку уходящему:
       - Мой личный совет вам, лично. Обратите внимание на своих секретарей. Может статься, что кое-кто из них, в силу упомянутых мною причин, захочет составить вам конкуренцию.
       " Что это он, предупреждает или грозит?" - подумал Роберто, но , подавив секундное замешательство, он, как можно уравновешеннее, ответил:
       - Спасибо за совет, счастливо оставаться.
       Генерал стоял в беседке, качая в ответ головой и широко улыбаясь.
      

    * * *

       В кромешной тьме затемненного зала ярко вспыхнул киноэкран. Черно-белые кадры документальных съемок побежали, сменяя друг друга, по белому полотнищу. Поль смотрел на руины зданий, на дымку, стелющуюся на многие километры, и ощущал, как в груди колом становится что-то, мешающее дышать и заставляющее сорваться с места и бежать, сломя голову, куда попало. Об этой аварии он слышал много, но слухи часто носили характер басен, а иногда и вовсе были невозможны к восприятию из-за глупости. Впервые всерьез об этом Поль услышал от генерала. Будучи дальновидным стратегом и специалистом своего дела, тот вел подготовку выбранных им людей издали, планомерно и не спеша. Работая с генералом уже седьмой год, Поль знал эту его черту и сразу понял, что генерал имеет в этом деле на него какие-то планы. Однако в голову Полю не могла прийти мысль, что в замыслах генерала ему предстоит занять центральное место.
       Спустя неделю после предварительных бесед, генерал вызвал Поля к себе и официально уполномочил возглавить его агентурную сеть в городе. Поль, долго и упорно пробивавшийся к повышению, воспринял получение этого повышения, как потерявший надежду на жизнь путник в пустыне получает кувшин воды. Но стоило ему взяться за материалы, как он тут же понял, что полученное задание архисложно, а его с виду солидный пост и возросший чин отнюдь не соответствуют его планам, а тем более надеждам.
       Ищущий легкой жизни, всю свою карьеру в организации он посвятил поиску высоких и надежных месть в тылу. Полученное же им задание было на передовой. С первых консультаций по существу дела стало ясно, что жизнь его на предстоящей для работы местности будет стоить меньше, как минимум, наполовину.
       Эти и множество других, более мелких причин заметно ухудшили его моральный дух, и в последние дни лицо его не выражало ничего, кроме подавленности. Глядя на экран, Поль думал не о том, что видел (а видел он вещи, для которых слово "страшные" было бы чем-то вроде юмористического названия). Он думал о положении, в которое попал. Он проклинал себя за то, что везде и всюду вылезал в поле зрения начальства, старался угодить, сделать быстрее и лучше других. Это, именно это, и привело к теперешней ситуации. Сложившееся мнение о Поле, как о преуспевающем среди многих, автоматически сработало при выборе кандидатов на это место. Место, которое хотели многие, отставшие от Поля в карьере, но не он сам. Продвигаясь по службе, он привык работать больше языком, чем руками. Он считал, что, может, именно поэтому пока еще сумел остаться чистым, пускай и очень относительно, как человек, имеющий хоть какие-то остатки совести. Поль видел, что его спокойной жизни, впрочем, как и карьере, пришел конец, и как ни пытался скрыть это своим обычно бодрым настроением, сделать это так и не смог. Будучи самолюбивым, он гордился, что сумел-таки стать выше большинства, которое он презирал. Жизнь на уровне толпы бесила его, он ненавидел, кажется, полученную с молоком матери тупость и бездейственность этой серой массы. Возвращаясь к своему прошлому, Поль приходил к мнению, что и на теперешнюю работу пошел именно из-за этой жгучей ненависти.
       - Дорогой мой, - лукаво щурясь, произнес генерал, глядя на Поля, - что за угрюмость. Может, вы нездоровы?
       Поль мгновенно попытался сменить выражение лица, и, видимо, это удалось неплохо, потому что в глазах генерала заблестели искорки радости.
       - Что вы, мой генерал, я ничуть не угрюм, просто задумался. Очень непростая штука эта смесь.
       Генерал поерзал в кресле и, посмотрев на экран, качнул головой.
       - Да, смесь адская. Этот дурак, Гарольд Бон, даже не удосужился осведомить нас накануне испытаний ни о ее составе, ни о ее свойствах. Эти ученые удивительно ненормальные типы. Нашел что-то новое, и припекло ему немедля испытать, ну, и доиспытывался.
       Поль достал сигарету.
       -- Разрешите закурить.
       _ Да, конечно, курите, главное, чтобы вы до глубины прочувствовали ситуацию. Вам предстоит очень серьезная работа на месте.
       Поль щелкнул зажигалкой, и приятный запах дорогого табака наполнил маленький зал.
       - Просмотром этого материала вы завершаете свое ознакомление с заданием.
       Генерал встал и подошел к экрану, отбрасывая на него пухлую тень своей фигуры.
       -- Завтра в шесть утра наш самолет доставит вас на военную авиабазу под городом, где вас уже будут ждать. К выполнению приступить немедленно. И запомните, Поль, главная цель ваших поисков -- это причина закономерности гибели руководства. Распутав этот клубок, мы получим ключ ко всем остальным загадкам города. Пора браться за этот вопрос серьезно. Надо показать этим хлюпикам из правящего кабинета, на что мы способны. И прошу вас, при необходимости в средствах не стесняйтесь. Результат -- вот , что нам надо.
       Поль встал и отработанным тоном почти прокричал:
       -- Да, мой генерал. Разрешите идти, мой генерал.
       Генерал поднял свой двойной подбородок и ответил:
       -- Идите и помните, доклад через каждые два дня.
       Поль повернулся кругом, щелкнул каблуками и шагнул к выходу.
      
       От бетонированной дорожки посадочной полосы поднимался пар. Смоченная недавно прошедшим дождем, она еще не успела высохнуть. На потемневшем от воды бетоне кое-где виднелись трещинки, выделяющиеся более темным оттенком. В конце полосы на асфальтовой площадке стояли две огромные машины. На их черных гладких корпусах играли блики, сияющее железо наколесных колпаков, начищенное до зеркальности, заставляло жмуриться. Двери обоих машин были открыты, и возле них кучками стояло человек десять.
       От одной из них отделился человек в сером костюме и, указывая рукой в направлении уходящей вдаль полосы, почти бегом направился к месту, где асфальтовая площадка вплотную подступала к бетону.
       Маленькая темная точка, появившаяся в небе, становилась все больше, медленно опускаясь к земле. Наконец, самолет легким ударом коснулся шасси о бетонку и, стремительно приближаясь и взвывая в последнем напряжении двигателей, покатился по полосе.
       Люди, стоявшие у машин, быстрыми шагами, некоторые бегом, начали стягиваться к месту, где в стойке смирно уже застыл человек в сером костюме, заметивший самолет.
       Потерявший скорость и уже медленно катящийся по земле истребитель взял правее и остановился напротив ожидающих.
       Стреловидный фюзеляж еще не остыл от чудовищных скоростей и жара работавших двигателей. От него пахнуло раскаленным воздухом. Очертания колыхались, смазываемые окутавшим истребитель маревом. Человек в сером сделал несколько шагов к уже затихшему самолету и, приняв поданную ему сзади лесенку, приставил ее к кабине. Массивный фонарь кабины откинулся, и из кресла за спиной у пилота встал высокий мужчина в синей тенниске и черных брюках.
       Спустившись по лесенке на землю, Поль поправил вылезшую из брюк тенниску и, протянув руку встречающему, представился. Мужчина отрекомендовался как временный руководитель группы и, показав на уже выстроившихся в ряд людей, предложил познакомиться с составом. Обменявшись рукопожатиями со всеми поочередно и выслушав их доклады, Поль подозвал главного и, показав жестом всем сесть в машины, сам сел в стоявшую рядом. Временный руководитель, автоматически ставший его заместителем, сел вслед за ним. Развернувшись, одна за другой машины, с ходу дав газ, помчались по уже высохшему асфальту в направлении к городу.
       Толстые стекла машин были покрыты серебристым напылением, и в салоне был приятный мягкий свет. Поправив волосы, Поль внимательно посмотрел на своего зама.
       - Ну, что, Рик, сможем уладить проблему?
       Рик, запустив руку куда-то под сиденье, сделал задумчивый вид и в тот же момент, как, хлопнув о поперечную перегородку, закрылось окно, отделившее их от водителя, начал говорить:
       -- За эти годы вымерло тысяч 100-150. Подсчеты статистов госведомства приблизительные, за них не дам ни гроша. Однако то, что никак не меньше, это уж точно.
       Поль закурил сигарету и прищурил глаза. Заместитель продолжал:
       -- Как известно, механизм действия смеси Бона не изучен. Но на местах и видно больше, и знают, поверьте, не меньше, чем в столице. Лично мною доподлинно установлено, что истинное действие смеси не имеет целью смерть. Подобный исход, на мой взгляд, есть лишь побочный, незначительный по сравнению с основным, результат, произошедший только из-за недоработки смеси до ее полной кондиции.
       Поль вопросительно посмотрел на зама.
       -- Рик, это же в корне меняет дело. Мне кажется, что стоит копнуть в этом направлении, и разгадка тут как тут.
       Рик вздохнул и с сожалением посмотрел на шефа.
       -- Тут как тут пока выговор и первое предупреждение о несоответствии. А что касается копания вглубь, то я вас ознакомлю. Но имейте в виду, выводы сугубо мои, абсолютно научно не подтверждены и, как сказал генерал, сделаны на основе моей фантазии.
       Поль взглянул на часы, было ровно четыре.
       -- До приезда рассказать успеете? -- осведомился он.
       -- Успею, -- ответил Рик и подсел поближе. -- так вот, как известно нам, впрочем, также и в столице, смесь довольно легко обнаружили и отмыть город удалось уже в начале. Таким образом, после помывки города и отмирания тех, кто попал в процент побочного действия, которое уже завершилось... мы имеем эффект смеси Бона во всей своей красе. Поясню, что это такое. То, что Бон с самого начала не сообщил о смеси, говорит лишь о том, что открыл он ее случайно. За эту версию и то, что, работай он над ней хотя бы месяц, столица, имея своих людей везде и всюду, знала бы о смеси, даже если бы Бон скрывал. Когда же я говорил об эффекте Бона, то имел в виду воздействие смеси на мозг, возможно, и на наследственность. Я работаю в городе уже месяц и вот. Что скажу. Жители, и вы сами это заметите, какие-то не такие, как все нормальные люди. Приезжего даже видно в толпе. Он выделяется, но чем, до сих пор не пойму, хотя и сам вижу, что это так. Поживете здесь с неделю, увидите сами.
       Машину на большой скорости накренило при повороте, и Поль съехал по наклону сидения вплотную к Рику.
       -- Кроме этого всего, -- повествовал Рик, не замечая, что шеф прижал его к двери, -- особая проблема -- дети. Я изучал рождаемость и все такое прочее и делаю выводы, что ситуация с младенцами аналогична ситуации, имеющей место в городе. Это закономерно, и одно подтверждает другое.
       Поль перегнулся через Рика и чуть приоткрыл стекло. Упругая струйка ветра ударила Рику в лицо.
       -- Поясните, пожалуйста, подробнее, что значит аналогична? -- убрав руку, спросил он.
       Рик наклонил голову влево, и струя воздуха теперь лишь слегка задевала его правый висок.
       -- А то и значит, что аналогична. Если мы уже знаем о большой модели, с основным действием смеси на большее, чем вымерло от побочного действия количество людей, то ситуация с детьми -- эта же картина в миниатюре. Не нужно много ума, чтобы взять счетную машинку и подсчитать элементарно доступные данные. Это данные рождаемости за месяц и за тот же месяц количество умерших при стандартных диагнозах. Определить точность смерти от смеси Бона просто, как все гениальное. Врачи имеют распоряжение ставить при этом диагноз весьма похожей по симптомам, но, увы, довольно нераспространенной болезни. Продолжу свою мысль.
       Рик довольно просто отодвинул Поля дальше в кабину и совсем отсел от свистящего около уха сквозняка.
       -- Итак, сравнив эти данные, я обнаружил, что в численном соотношении количество родившихся и жителей города, разумеется, молодых, равно также, как и 10 равняется 1000, то есть в 100 раз меньше. Но прошу заметить, числа великолепно соотносящиеся, и, может, вы уже поняли, эти числа и есть моя находка.
       Поль закурил еще одну сигарету.
       -- Продолжайте, Рик , продолжайте. Вы остановились на самом интересном.
       Рик сел полубоком и, переведя дух, закончил:
       -- Находка эта заключается в следующем. Если, к примеру, десять родившихся от тысячи живущих, а это точно, то я делаю вывод, что пять, умерших при рождении, равны пятистам умерших от смеси взрослых. И если в условиях нормальной окружающей среды эта схема может и не работать, то в здешней специфике, я считаю, может оказаться верной. По подобной системе можно бы было достаточно точно рассчитать число жертв, подняв архивы роддомов, но это уже не в моей компетенции. Когда же увязываю в одну версию мои мысли о побочном действии смеси и все это, картина становится неправдоподобной, до неправильности стройной. А подобно тому, как летать будут только красивые самолеты, и версия способна к жизни только красивая.
       Рик крутнул головой и, закрыв стекло окна, посмотрел не шефа. Поль застыл с сигаретой, зажатой в зубах, и с каменным выражением лица. Наконец, шевельнувшись, он медленным движением руки взял сигарету и затушил ее в пепельнице.
       -- Послушайте, Рик, ваша версия, действительно, весьма стройна, хотя и не без изъянов. И поскольку я тоже считаю, что летать могут только красивые самолеты, то вы меня, пожалуй убедили. Насколько я знаю, генерал требовал от вас так, как и от меня, стройной, но не обязательно всегда безупречно точной информации. Мы ведь не пресса, и фактов на все случаи от нас никто не требует. Почему же генерал вам не поверил? Он ведь не глупее нас с вами.
       Рик пожал плечами.
       -- Не принимайте это на свой счет, шеф, но начальство хочет слышать на 80% то, что хочет слышать, и генерал вполне может иметь на эту проблему свою версию. А имя свою, может быть, кажущуюся ему тоже весьма стройной, он хочет слышать все, что идет с этой версией параллельно. Тем более, ведь это касается гибели руководителей, а первостепенная задача -- именно это.
       Машина повернула за угол, и впереди показалось серое здание с однообразной колоннадой.
       -- Значит, я пока единственный, кого вы так детально познакомили со своими наблюдениями, -- сев прямо, спросил Поль.
       -- Да, шеф. Генералу стоило выслушать только мое мнение о побочности смертельных действий и случайностей открытия Бона, чтобы я, как говорится схлопотал по шее. Может быть, к вам он прислушается. Но убедительно прошу, не сообщайте так, как говорил я. Передайте как-нибудь по-своему. Раскусит вмиг, и тогда мне уж точно не сдобровать. Скажет, агитацию ведет.
       Машина засигналила, быстро подъезжая к решетчатым воротам серого здания.
       -- Слушайте, Рик, а что вы скажете по поводу гибели руководителей? Это стыкуется с вашей версией?
       Рик задумался.
       -- Так определенно сказать не могу, но я отношу это уже к одному из непосредственных действий смеси. И если моя теория от и до доказывает лишь то, что смесь не сделана для убийства, то гибель руководителей прямо связана с одним из многих, как я уже говорил, а, может быть, единственным загадочным явлением, на которое смесь и была направлена. В этой области я не продвинулся ни на йоту, но, надеюсь, с вами вместе мы что-нибудь обнаружим.
       Машина остановилась у подъезда, и с длинной лестницы, каскадом поднимающейся ко входу, сбежал охранник. Он быстро подошел к машине и, услужливо склонившись, открыл дверь.
       Решение генерала вызвало у Поля некоторое замешательство. По разговорам с ним Поль знал, что тот имеет чуть ли не совпадающее с идеей Рика мнение, и вдруг отказал.
       Поднимаясь к центральному входу, Поль уже ни о чем не расспрашивал своего заместителя. У него начала создаваться личная точка зрения. Доложив на следующий день генералу о прибытии и начале работы, Поль с облегчением почувствовал, что последующие два дня жить будет легче. Надзора за ним, как в столице, нет, начальства тоже, самый главный здесь он. Поэтому, хорошенько выспавшись, чего он уже давно не делал, Поль отправился на ознакомительную прогулку, оставив, по совету Рика, оружие в ящике своего письменного стола.
       Был уже вечер, но солнце садилось поздно, и часов до десяти можно было ходить при довольно ярком естественном освещении. Люди спешили с работы. У центрального парка народу было побольше. Спешащие домой потоки живой реки растекались по аллеям парка, перемешиваясь с отдыхающими и просто бродящими, как сам Поль.
       Через узкую улочку около парка Поль вышел на центральный проспект. Эстакада подземки, выходящей в этом месте на поверхность, пересекала улицу, изгибаясь влево, и исчезала в ближайшем холме, пронзая его тоннелем, въезд в который зиял черной дырой. Широкая дорога, разделенная на пять полос в каждом из направлений, проходила ярусом ниже. Возросший к вечеру поток машин создавал неприятный гул, время от времени прерываемый резким звуком проезжающего состава.
       Крошечный блок связи, лежавший в сумке, пристегнутой к ремню Поля, слегка вылез и блестел своим острым углом. Поль дернул сумку и, затолкав блок пальцем, пошел к остановке автобуса. Час "пик" уже почти закончился, но в подошедшем автобусе люди стояли в салоне очень плотно. До остановки, на которой Поль решил сойти, было далековато, и зажатый между полной женщиной, издающей легкий запах пота, и боковым выступом сидения, он на время задумался.
       Против гипотезы Рика он не мог возразить ни слова. Она действительно была жизненно стройна и, что самое главное, подтверждалась, пусть не неоспоримыми фактами, но большим, чем ничто. И если следовать этой линии, то, в идеале, даже есть шанс воссоздать прототип смеси и довести его до идеала.
       Поль усмехнулся -- мечты, мечты. А где же хоть одно светлое пятнышко на загадке о действительной цели открытия Бона?. Догадка пришла неожиданно. Привлекла она внимание Поля, и он, разобрав ее по мелочам, понял, что в чем-то тут прав. Вспомнилась информация об эвакуированных руководителях. Старых отцах города. Их непонятно почему возросший интерес к работе. Резкое продвижение, происходившее за счет неконкурентоспособности перед ними остальных. Всплыл в памяти отрывок разговора на одном из фильмов с генералом. Генерал говорил о том, что в городе появилось много умных и предприимчивых ученых, специалистов самых разных направления. Их резкое появление не могло быть кое-кем не замеченным, ибо, по словам генерала, представляли они собой государственный уровень в своих достижениях.
       Параллель, которая пролегала между этими двумя событиями, показалась Полю наиболее схожей с теорией его заместителя, и сердце забилось, как после бега. Да ведь это же, наверняка, и есть следствие, но не так уж прямо и в единственном числе, а просто одно из видимых сразу. Если так, а Поль был уже уверен, что так, и улыбка, еле сдерживаемая им, все яснее появлялась на лице, -- то ключ почти найден, хотя спешить с выводами рано.
       Хрипловатый голос водителя, объявивший остановку, вывел Поля из задумчивости. Следующая была его. Женщины, прижавшей его к сиденью, уже не было, и ничего, вроде бы, не мешало, но тишина, как что-то тяжелое, висящее в воздухе, стала какой-то гнетущей. Поль осмотрелся по сторонам. Стоявшие вблизи и поодаль люди, кто искоса, кто прямо, не скрывая, смотрели на него, и лучшее из того, что выражали эти лица, было бы, наверняка, насмешка. Еще не сориентировавшись, Поль подумал, что, наверное, не в порядке одежда или влез во что-нибудь. Но, осмотрев себя с ног до головы, не нашел ничего предосудительного. Оглядевшись еще раз, Поль с облегчением заметил, что многие отвернулись и заняты своими мыслями. Впрочем, несколько пар глаз еще цепко впивались в его лицо.
       Поль с рождения был весел. И даже повзрослев, не обижался, если его поддевали в разговоре или посмеивались над ним на улице. Но после поступления на службу к генералу атмосфера, царящая в этом заведении, подписала его старым демократичным взглядам приговор.
       Лицо Поля побагровело, и ярость, нахлынувшая в голову вместе с кровью, захлестнула его. "Ну, погодите, гады, я вам сделаю радость жизни. Будете все оставшееся время плеваться", -- молнией пронеслось в полыхающем яростью мозгу.
       Стоявшие справа люди зашевелились, и Поль ощутил холодок ужаса, пробежавший по всему телу. Из всей правой части автобуса, не скрывая явного понимания его намерений, на Поля смотрела разъяренная толпа, готовая разорвать его в клочья. Открывшиеся двери и дунувший из них свежий ветерок на мгновение привели Поля в чувство и дал шанс. Оттолкнув теснящих его слева двух парней с не менее злобными физиономиями, споткнувшись о чью-то, явно специально подставленную ногу, тяжело дыша, Поль выскочил на остановку. Едва только Поль твердо стал на ноги, он оглянулся. Куча, нет, не людей, диких зверей с кровожадными мордами, среди которых уже невозможно было разобрать ни мужских, ни женских, сверкала выпученными глазами через стекла окон. Автобус выпустил облако черного дыма и отъехал, завоняв остановку запахом сгоревшей солярки.
       Слабость в ногах, появившаяся после этой поездки, требовала для организма отдыха, и Поль сел на скамейку под железным козырьком навеса. Сошедшие разошлись, а севшие уехали, вокруг было пусто. Жизненные ритмы Поля постепенно приходили в порядок. Нормализовались сердцебиение и дыхание. Ход мыслей становился яснее.
       Даже в смелых догадках Поль не мог себе представить, что эти люди читают мысли так же просто, как все остальные -- книги.
       -- Рик действительно был прав . Это уже не такие люди, как мы, это какие-то мутанты. Да ведь они же представляют такую опасность, что детские сны генерала об антиправительственном подполье нужно выкинуть на помойку. Никакое подполье не идет в сравнение с миллионами людей, общающихся путем прочтения мыслей. Теперь ясно, действительно, почти все. Но не тешьтесь надеждой славы, мой генерал. Доклад будет лишь тогда, когда все, решительно все станет ясно лично мне и только мне. А пока знать от этом буду я и мои, мои, а не ваши люди.
       Поль достал блок связи. Лампочка передачи и приема зажглась одновременно.
       "Это же надо. Никогда не считал себя очень умным и догадливым, но тупизм, до которого докатились местные работнички из столицы, поражает, -- подумал Поль, ожидая сигнала ответа. -- Имея столько всего вокруг и не дойти до вывода за такое количество времени..."
       Затрещал динамик. Шипящий в эфире голос произнес:
       -- Я база, я база, вас слушаю.
       Открыв рот для сообщения, Поль так и застыл в шоке от увиденного. Возвращаю--щийся с конечной остановки автобус мчался, срезая угол дороги, на него с такой скоростью, что толкаемый перед его обрубленным передком поток воздуха шевельнул волосы на голове. Ни секунды не размышляя, Поль скользнул влево и, поймав боковым зрением стоявший за навесом остановки бетонный столб фонаря, кинулся за него. Все решали мгновения, но Поль успел и, падая в полуметре за столбом, кувыркнувшись, повернулся лицом к остановке.
       Подскочив, как на трамплине, огромный квадрат автобуса на лету снес жестяную остановку, убого сколоченную и впрессованную в асфальт. Колыхая перед собой искореженный лист металла, бывший только что крышей навеса, автобус, уже коснувшись земли и ударив колесами о подкрыльники, сходу врезался в столб, за которым прятался Поль. Раздался звук, состоящий из звона стекол, скрежета рвущегося металла и глухого удара чего-то мягкого. Столб взвизгнул арматурой и, лопнув снизу бетонной обшивкой, накренился и застыл. Обхватив столб с обеих сторон, автобус стал похож на кусок пластилина, упавший на лезвие ножа. Бетонный стержень залез в начало салона, изуродовав все на своем пути. Поль встал с колен и растерянно пошарил в сумке. Блока связи не было. Окончательно опомнившись, он понял, что, видимо, от блока не осталось и следа. Убегая от автобуса, он выронил его на скамейку.
       На месте, где должен был сидеть шофер, багровело непонятное месиво чего-то блестящего и мокрого с битым стеклом и лопнувшим пластиком обшивки кабины. Вдали послышался вой сирены. Не желая объясняться с местными органами, Поль побежал к ближайшей подворотне. Стало темнее. Быстрыми шагами, двор за двором Поль пробирался к зданию центра.
       "Так вот как вы потчуете догадливых?! Что ж, видимо, не успевший выпрыгнуть водитель у этих телепатов запишется на мой счет как отягчающее обстоятельство. Нет, ну, надо же, каковы!"
       Пройдя два квартала, Поль, наконец, вышел на небольшую площадь, где стояло здание их центра. Взяв новый блок и узнав, где Рик, Поль теми же дворами прошел к своему дому.
       Связаться с Риком было невозможно потому, что тот, видимо, не взял передатчик с собой. На позывные отвечал автомат. Блок наверняка лежал у Рика дома. Выпив чашку крепкого кофе, Поль зарядил пистолет и, кинув запасную обойму в карман висевшего на вешалке пиджака, лег на диван. Картина была ясна. Объединенные ненавистью за свою участь, точь-в-точь похожую на участь экспериментальной крысы под колпаком, остающиеся в живых мстят. Мстят именно тем, кого считают виновными. Однако, еще масса вопросов, генерала не интересующих, остается неясной. Например, на что именно подействовала смесь, дав среди выживших такой всплеск сверхспособностей.
       А вот что касается эвакуированного руководства, то не дай бог, если они имеют незримое единство с этими, в автобусе и на улицах. Поль и упрекал себя, и утешал, мучаясь мыслью о неправильности того, что умолчал перед своими в центре о случившемся. Но мысли об опасности доноса, в конце концов, стали преобладать.
       Желание довести дело от начала до самого конца, подогреваемое жаждой пользоваться плодами победы единолично, вскоре полностью одолело Поля. Для выяснения же оставшихся непонятными мелочей о связи населения и руководителей, подвергшихся действию смеси, Полю нужен был всего один день. Несмотря на выпитый кофе, Поль довольно легко уснул. Сон был неспокойным и коротким. Около шести утра зазвонил телефон. Поль прыжком встал с дивана и, быстро подойдя к телефону, снял трубку.
       -- Доброе утро, шеф, -- поприветствовал его голос дежурного.
       -- Доброе, доброе, что еще в такую рань? -- протирая глаза спросил Поль. После короткой паузы дежурный сообщил:
       --Неприятности, шеф. Сегодня ночью вашего заместителя сбила машина.
       Поля передернуло.
       -- Какая машина, где, что с ним? Да говорите же быстрее, болван, черт вас возьми, лейтенант!
       Дежурный, покорно выслушав все высказывания, продолжал:
       -- В час ночи автомобиль сбил его на проспекте Свободы. Много переломов, состояние было тяжелым и к утру он скончался. Машина частная, не установлена. Наезд произошел на тротуаре.
       Поль ударил трубкой с такой силой, что пластик на аппарате треснул. Что это за наезд, он прекрасно понял и даже предполагал возможность такого. Но что это случится так быстро, никак не ожидал.
       -- Бедный Рик, он так хотел все понять. И если быть честным, то он, именно он по-настоящему открыл глаза на истинное положение вещей. Ну, ладно, суперлюди, посмотрим, кто кого.
       Поль проверил пистолет и, наскоро позавтракав, начал одеваться. Спустя час он уже сидел в кресле своего кабинета в здании центра и, отключив все телефоны, пытался связаться через спецкомпьютер с секретным банком данных в столице. После расшифровки двух кодов, ответив тем самым на контрольные вопросы банка, на компьютере появились рядки текста. Относясь к довольно узкому кругу имеющих доступ к этому банку, Поль решил незамедлительно воспользоваться этой своей возможностью. Тем более, что потерять ее он мог так же быстро, как и получил.
       Используя личный шифр, Поль запросил данные о местах, занимаемых двумя наиболее его интересующими бывшими руководителями города. Он ничуть не удивился, получив ответ, что один из них занимает пост в министерстве госбюджета, а второй в палате по культуре. Ни единого доказательства лично ему, Полю, уже не требовалось, чтобы объяснить связь этих боссов и населения города. К тому же это великолепно было видно в заботе первых о своих земляках. За последние три года городские власти получили такие субсидии на образование, что даже столица могла бы им позавидовать. Делалось это втихую, но для Поля это не являлось секретом.
       До доклада генералу оставалось полдня. Генерал не терпел нарушения графика даже в экстренных случаях, но выйти на связь раньше означало то же, что и выйти на нее позже, -- выговор и служебные неприятности. Выяснив все, что хотел, Поль курил, вращаясь то вправо, то влево в своем шикарном кресле. Вывод уже созрел и ждал своего часа.
       "Если бывшие руководители города один к одному такие же, как жители города, то их следует незамедлительно закрыть здесь же и тем самым решить вопрос с опасными амбициями этих функционеров. Ход мысли вполне логичен, -- думал Поль. -- Однако приходится иметь дело с тем, что для всех, кроме генерала и двух-трех человек , есть неизвестное. Ведь кто подозревает в коварстве этих людей? Даже в правительстве этого не видят."
       Поль затушил сигарету в пепельнице. "А опасность действительно огромна. Если хоть один "пораженный" захватит ключевой пост, это будет апокалипсис. Этот вопрос надо поставить генералу как центральный."
       Поль встал. Ноги слегка затекли и хотелось размяться, но он достаточно четко понимал, что это может быть за прогулка. Пройдясь по комнате, Поль прикинул свои шансы и решил, что рискнуть можно. Острота ощущений манила его. "Опасность опасностью, но ведь в самом деле не так уж опасно, чтобы нельзя было выйти ненадолго", -- решил Поль. Еще раз проверив пистолет и уложив его поудобнее в карман, Поль вышел в приемную. Сидевший за столом секретарь встал.
       -- К семи часам приготовьте все для доклада, неисправной аппаратуры и помех в связи быть не должно, -- сказал ему Поль, проходя к выходу. Секретарь быстро махнул головой и, постояв еще секунду, сел.
       Воздух был с приятной примесью распускающихся в это время года цветов, и Поль, глубоко вдыхая, пошел по улице, слегка зажмурившись от удовольствия и предвкушения будущей деятельности. Зная, как опасно думать о таких вещах на улице, Поль старался занять свои мысли цветами, погодой и прочей чепухой. Жгучее же чувство сладостности будущей работы, а на нее он после своего доклада надеялся, мелькало где-то на заднем плане и, по мнению Поля, не должно было привлекать внимания окружающих своей явностью и резкостью.
       Вообще, вся стремительность, с которой развивались события, хоть и настораживала Поля, но все же чем-то ему нравилась. Он сам был резвый и любил, чтобы все, им задуманное, за что он ни брался, делалось быстро и без проволочек.
       Свернув на перекрестке, Поль обратил внимание на веселые лица прохожих. Идущие навстречу люди прямо-таки сияли от радости и, к радости самого Поля, даже внимания на него не обращали.
       У кинотеатра, где выстроилась небольшая очередь, все о чем-то оживленно беседовали. Лица людей были радостными, и в комплексе со стоявшей с утра хорошей погодой создавали прямо-таки идиллию райского уголка. Полю показалось очень странным, что не только прохожие, но и ни один из стоявших то тут, то там зевак не заметили его вообще, как присутствующего, не говоря уже о каких-то отличиях. Из этого, спустя пару минут, Поль все-таки вынужден был заключить, что его защита оказалась действенной. Спустившись к центральному универмагу, стоявшему в гигантской яме между холмов, решил, свернув влево, закончить свой утренний променаж, вернувшись к зданию центра.
       Все это заняло у Поля полчаса., сверив свои часы с часами, висевшими над серой колоннадой, Поль пошел домой. День тянулся на удивление скучно. Стоящих телепередач не было, по радио тоже была всякая ерунда. Даже среди видеотеки, имевшей приличный ассортимент и подобранной так, чтобы ее хозяин ни в коем случае не скучал, Поль не нашел для себя ничего интересного.
       Единственным выходом из подобной ситуации, немножко поразмыслив, Поль посчитал бутылочку хорошего вина, слава, богу, тоже в изобилии имевшемся в квартирном баре, и продолжение столь рано прерванного сна. Вино было воистину прекрасным. Рубиновый его цвет приобретал в затемненном стекле бокала особый, еще более загадочный оттенок. Опорожнив полбутылки, Поль почувствовал приятную истому, медленно расползающуюся по телу. Голова слегка кружилась, и сонливость, прячущаяся где-то в глубине, постепенно одолевала все более явно.
       Поль проснулся после обеда. Солнце жгло через окно, и вся комната была нагрета до предела.
       Бутылка со стаканом, в котором багровело недопитое вино, стояла у изголовья дивана, отбрасывая розовый отсвет на спинку кресла, придвинутого к стене. Поль посмотрел на часы. До сеанса связи было еще три часа. Встав и слегка размяв залежавшиеся мышцы, Поль включил телевизор. Во рту оставался приятный, хотя и суховатый привкус вина. Поль налил себе бокал и, медленно посасывая, чтобы растянуть удовольствие, посмотрел на экран уже нагревшегося телевизора. Шел выпуск новостей. Стандартно одетый диктор читал скучно деловым голосом похожий по содержанию на вчерашний или позавчерашний, а может, и прошлогодний, текст о каких-то успехах и упущениях, об обстановке в мире и всякой прочей ерунде
       Поль подошел к окну. На улице, несмотря на жару, бегали, радостно крича, ребятишки, не менее почему-то радостные взрослые в больших количествах бодро разгуливали по тротуарам. Везде раздавались веселые выкрики, отрывки песен и смех. Поль глянул на календарь, висевший рядом на стене. Странно, обыкновенная среда, никакого праздника. Голос диктора, до сего момента вообще Полем не воспринимавшийся, неожиданно зазвучал как будто более четко и отрывисто. Он читал:" Повторяя утреннее сообщение из правительства, информируем уважаемых зрителей, что на вчерашнем вечернем заседании коллегия руководства удовлетворила просьбу об уходе на пенсию генерала Линда. На его место назначен новый руководитель ведомства, полковник Генрих Ру.
       Испарина проступила на лбу Поля. Генерал ушел на пенсию?! Он, знающий генерала много лет, даже если бы генералу было все сто, услышав от кого-либо о подобной его просьбе, рассмеялся бы в лицо. Но реальная ситуация к смеху совсем не располагала. Мгновенно сообразив, в чем дело и что надо делать, Поль, схватив на ходу пиджак, побежал к двери.
       В голове вместе с пульсом, ежесекундно ударяющим по вискам, вертелось одно: "Только бы не они, только бы не они. Иначе конец. Иначе крах."
       Вихрем ворвавшись в приемную и с грохотом пушечного выстрела захлопнув за собой дверь кабинета, Поль упал на локти у спецкомпьютера. Времени настолько мало, настолько много его уже безвозвратно потеряно, что не успеть были все шансы. Попытка связаться с личным компьютером генерала оказалась безуспешной. Новый начальник уже успел лишить старого его возможностей, положенных ему по службе. Цепенея от ужаса неотвратимости провала всей операции, Поль, уже безнадежно глядя на клавиатуру, набрал код банка данных. Удача была абсолютно неожиданна. Увлекшись борьбой за кресло и, видимо, немного рассеявши свое внимание на массу всяких дел, связанных с этим, новый босс совсем забыл перекрыть доступ к банку данных.
       Подобная ситуация, однако, говорила не о рассеянности нового руководителя, а о хорошей конспирации в старой гвардии организации. Убрав генерала и, вместе с этим, заблокировав тех, кто имел спецкомпьютеры, а таких были единицы, все очень близкие генералу, полковник Ру и представить себе не мог, что подобное устройство по личному сверхсекретному приказу генерала присутствует в городе. Именно благодаря этому Поль получил ценнейшую информацию. Через десять секунд после своего запроса он убедился в том, что вот уже двадцать минут не давало ему покоя.
       Новый шеф был из города. Хитросплетения его пути к теперешнему его посту закручивались так лихо, что, не будь подобного компьютера, Поль едва ли сумел вычислить, откуда появился этот начальник. Впрочем, это уже имело только второстепенное значение. Случившееся не оставляло никаких вариантов на более или менее вероятные действия. Для принятия решения у Поля были мгновения. И он принял его. Он знал, что все ключевые посты в организации уже взяты, что старые сотрудники остались лишь кое-где на местах и что время их истекает стремительно. Свою же участь Полю было представить проще простого. Одно оставалось странным. Как он, Поль, до сих пор остался вне поля зрения. И это при такой-то миссии.
       Суетиться ни в коем случае нельзя, действовать быстро, уверенно и спокойно, главное, спокойно. Единственным шансом был руководитель. Только он еще обладал силой и властью, превышающей силу и власть нового шефа.
       Спокойно спустившись ко входу в центр, Поль сел в дежурную машину и, после того, как закрыл двери, та сорвалась с места, как ракета. Поль не боялся катастрофы, он боялся опять не успеть. Проносясь на красный свет и пересекая пешеходные дорожки, царапаясь своим лакированным корпусом об ограждения и столбы, машина шла кратчайшим путем к черте города. Там Поля все время обязан был ждать его личный, как и эта дежурная машина, скоростной всепогодный истребитель.
       "Получив даже такое место в руководстве, добраться до самого верха будет непросто. На это у них уйдет много времени, Но вот, чтобы добраться до меня, у них времени хватит с лихвой, - думал Поль, уже подъезжая к территории аэродрома, - Если не я, то уже, наверное, никто не сможет укротить этого монстра. Если я успею, то им конец."
       Поль даже не задумывался, поверит руководитель ему или нет. Он был в этом абсолютно уверен. Факты, которые он был готов представить, убедили бы любого. "Ведь в биографии, в биографии-то у этих господ никто не рылся, особенно в ее темных местах. А вот мы и копнем. А как копнем, там и поглядим - кто кого."
       Поль ясно представлял, что даже в лучшем случае кровопролитие неизбежно. Но у руководителя армия, официальная власть и мировое имя. Против этого служба бывшего генерала, а ныне сверхполковника не устоит ни при каких обстоятельствах.
       Взвизгнули тормоза. Машина, качнувшись, замерла на той же асфальтовой площадке, где несколько дней назад Поль впервые спустился на землю этого города. Самолет стоял в полной готовности, но летчика нигде не было. Спеша, Поль забыл сообщить на аэродром, что вылетает. Занятые теперь по его приказу, который он отдал не медля по блоку связи, поиском летчика работники аэродрома шныряли вокруг. Поль нервно заламывал себе пальцы, беспокойно прохаживаясь вдоль истребителя.
       - Проклятый разгильдяй, где он шляется?. Время, время, оно совсем не ждет!
       Наконец, из здания диспетчерской, на ходу надевая шлем, выбежал пилот в сером летном комбинезоне. Поль хлопнул истребитель по крылу и с гулом металла выкрикнул:
       - Ну, наконец-то, бегом, бегом давай.
       Без всякой лестницы Поль, раскорячившись, как паук, влез в кабину и, пристегнувшись к креслу, провел по лицу руками. Взобравшись таким же образом, летчик тоже пристегнулся и, закрыв стекло кабины, спросил:
       - Куда летим?
       Поль опустил руки.
       - Летим в столицу. Сядешь не на аэродроме, а у парадного входа в дом руководства.
       Пилот, вывернувшись под ремнями, как змея, посмотрел на Поля с недоверием.
       - Где, где сесть?
       Поль с размаху ударил кулаком щиток приборов перед собой.
       - Выполняй приказ, дурак. Сядем перед входом в дом руководства. Отвечаю за все я. Понял?!
       Пилот повернулся и, бормоча себе под нос, запустил двигатели.
       - Мое дело маленькое, хоть в кабинет к руководителю.
       Сильный толчок вжал Поля в кресло. Истребитель, набирая скорость, побежал по полосе.
       В приемной центра зазвонил телефон. Секретарь, зевнув, снял трубку и, сообщив, куда попал звонящий, молчал, слушая ответ. Секунду в трубке было тихо, потом спокойный, мертвецки холодный голос сказал:
       - Секретарь, звонит полковник Ру. Где ваш шеф?
       Секретарь, уже успевший узнать из сообщений, кто такой полковник Ру, застыл в неестественной позе.
       -Вы что, оглохни, секретарь? Я спрашиваю - где ваш шеф? - повторил голос в трубке.
       Секретарь встал и напуганным дрожащим голосом, ибо тон полковника был воинственен, ответил:
       - Шеф выехал на аэродром, мой полковник. Об этом сообщил тамошний наш сотрудник. - Секретарь хотел добавить, что его шеф собирался куда-то лететь, но трубку на том конце провода уже бросили.

    * * *

       Далеко внизу белели облака. Истребитель стал постепенно сбавлять скорость и снижаться. Накренившись влево, он блеснул металлом крыла и, снизившись еще немного, выровнялся. Большая часть пути была преодолена, до столицы оставалось каких-нибудь полчаса лету. Пролетев еще немного, самолет опять снизился, стремительно приближаясь к ослепительно белеющим облакам. В тот же момент из облаков навстречу ему вышло два раскрашенных маскировочными пятнами перехватчика. Появившиеся внезапно самолеты разошлись в противоположные стороны, одновременно полыхнув пуском ракет. Описав круг, перехватчики снизились и, сбавив скорость, нырнули под облака. Кое-где ниже еще виднелись догорающие остатки истребителя, медленно падающего вниз. Они, вращаясь, снижались кругами и оставляли за собой дымный шлейф. Прибавив скорость, перехватчики поднялись выше и через минуту скрылись в покрытой дымкой дали горизонта.

    1989 г.

    ОКНО В ПУСТОТУ

      
       Было невыносимо жарко. Шалли снял пиджак и расстегнул рубашку почти до пояса.
       - Это какой-то кошмар, сейчас еще осталось сесть в машину, и тот же час без каких-либо препятствий можно понять, что чувствует поросенок, когда сидит в работающей духовке.
       Темно-синий корпус автомобиля был окутан раскаленным воздухом, дотронуться до него грозило получением приличного ожога. Шалли вытащил смоченный только что на работе платок и, накинув его на ручку, вставил в скважину ключ. Кнопка ручки легко провалилась, и дверь моментально распахнулась, на удивление не обожгя вырвавшейся внутренней атмосферой. По прикидкам Шалли, она должна была доходить по температуре чуть ли не на плазму. Шалли высунул ключ из скважины и пригнулся, собираясь сесть за руль. В тот же миг двое неизвестных легким и одновременно сильным движением быстро забросили его руки за спину и, зафиксировав их наручниками, которые Шалли узнал по резкому щелчку, отбросили назад на тротуар.
       Устояв, он выпрямился, все еще пытаясь понять, в чем же, собственно, дело, но, видимо, напрасно, потому что сразу же получил впечатляющий удар ногой в солнечное сплетение.
       В глазах потемнело, и по легкой перегрузке Шалли понял, что падает. Рядом тихо заурчал двигатель какой-то машины, и, уже немного приходя в себя, Шалли увидел, что его впихнули в салон и, захлопнув двери, сели рядом по обе стороны. Он даже не успел рассмотреть эти двух, откуда только они взялись так стремительно. Сидящий слева был суров и важен. Кудрявая борода и закрывшие лицо такие же кудрявые волосы придавали ему особый гонор и официальную наглость. Правый был гораздо моложе, на вид лет двадцать, но тоже хорош, чистый Мефистофель. Шалли решил, было, спросить, что тут, в конце концов, происходит, но почувствовал, что рот широко раскрыт и в нем до самой глотки торчит огромный кляп.
       - Ну, и дела. Ну, ладно, кто это такие, явно видно по их рожам, но вот, что за черт, что им от меня нужно, предположить весьма сложно.
       Шторки на окнах машины закрывали от Шалли путь, которым они следовали. Между задним и передним сидениями на кустарном проволочном каркасе тоже висела штора, делящая машину на два отсека, передний и задний. Из раскрытых жалюзи в потолке дул сильный поток холодного воздуха.
       - Ну, хоть это прекрасно. Странно, еще шутить могу в такой ситуации.
       Ныли ребра правой части груди.
       - Видимо, какой-то из этих молодчиков не совсем точно попал, куда метил, хоть бы ребра целы остались.
       Машина притормозила и накренилась влево. Сидевший слева полез в карман и достал черную ленту.
       - А, ну, конечно, глаза завязать надо. Слава богу, хоть завязывают, а то могли бы и оглушить, дешевле и проще.
       Под ногами хрустел какой-то кристаллический порошок, похоже было на соль. Шелли споткнулся, но тут же был подхвачен сопровождающими. Убедившись в том, что сам он идет медленно, они сгребли его под руки и потащили, понемногу заворачивая вправо.
       Шалли успел услышать шум моря и звуки заведенного невдалеке мотора, когда к его носу прислонили мокрую от чрезмерной пропитанности эфирную губку.

    * * *

       Равномерный звон постепенно проходил, переставая давить многотонным прессом на уши. Шалли приоткрыл ставшие чертовски тяжелыми веки.
       Помещение, в котором он находился, было плохо освещено, и дальние углы комнаты скрывались во мраке. На двух тумбах, стоявших около него, горели две большие свечи. Немного пошевелившись, он почувствовал, что накрепко связан и лежит на чем-то мягком, но нестерпимо вонючем. Приложив усилие, Шалли повернулся и лег на живот. Воняющая подстилка оказалась сеном, набросанным в кучу под него. В дальнем темном углу заскрипела железом дверь и, постепенно выплывая из темноты, стали вырисовываться фигуры нескольких человек.
       - Вот он валяется, - сказал, оборачиваясь, подошедший первым, обращаясь к стоявшим сзади. - Не будем вам мешать, светлейший. Если мы вам понадобимся, только крикните - и мы тут же придем.
       Подошедший первым повернулся и, прихватив за руку стоявшего за ним, удалился в темный угол. Снова заскрипели и хлопнули двери. Из полуосвещенной части около тумб со свечами медленно подошел, все более вырисовываясь на свету, человек в элегантном пиджаке и непонятного в этом месте цвета брюках. Их белизна казалась настолько неуместной в этом сыром и сером помещении, что заставляла задуматься не только о вкусе незнакомца, но и о его нормальности. Аккуратно подбритая маленькая бородка тонкой линией окаймляла его смуглое лицо, сливаясь воедино с отращенными висками и усами. Он вгляделся в Шалли внимательными черными глазами, и на его лице появилась улыбка удовлетворения.
       - Добрый день, господин Шалли, надеюсь, окружающий вас, с позволения сказать, комфорт не станет сколько-нибудь серьезной помехой в нашем разговоре. Уж извините, что говорить вы будете связанным, мне кажется, что вам так будет удобнее, лежа мысли приходят быстрее.
       Шалли перевернулся на спину и с неохотой посмотрел на пришедшего.
       - Честно говоря, говорить с вами совсем не хотелось бы, да надо, а то так и не узнаю, в чем тут дело. Давайте-ка покороче, что вам надо и чего хотите. Чем быстрее, тем меньше мне лежать на этом навозе. А, кстати, не желаете прилечь рядом, мысли быстрее умные придут, и разговор задушевней будет.
       Бородач широко улыбнулся.
       - Да нет, спасибо, я уж как-нибудь постою. А дело, пожалуй, зависеть будет не от моих вопросов и пояснений, а от быстроты ваших, господин Шалли, ответов.
       Говорить мы будем спокойно, без нервов, так что за себя в процессе беседы не опасайтесь. В случае с вами нам важен не ход беседы и не промежуточные результаты и данные, а непосредственный конечный ваш ответ.
       Итак, вы занимаетесь проблемами так называемой квантовой механики там, у себя в стране.
       - А что, я уже не у себя в стране? Быстро же вы меня утащили. И далеко, или где-то рядом?
       - Не будем об этом, господин Шалли, это не существенно. Море рядом, лодки быстрые у нас, так что, сами понимаете, это не проблема. Проблема в том, что ваша область исследований , как это ни странно, очень сильно заинтересовала нас, особенно в последние полгода. Сразу хочу оговориться, что, как и всегда, личной выгоды для себя мы не ищем и не добиваемся. Проблема может коснуться всех наших братьев, ибо покушается на суть и бьет в самый корень нашей веры.
       Шалли усмехнулся.
       - Ну, положим, не только вашей, она бьет в корень любой религии, и, поверьте мне, так сильно, что подобных поражения ни одна религия не знала еще никогда.
       - Вы хвастаетесь, господин Шалли, вам, видимо, доставляет удовольствие, будучи атеистом, говорить такое и пугать верующих людей.
       - Отнюдь, я никого не пугаю дорогой мой собеседник. Я лишь подтвердил ваш собственный вопрос и ответил на него. Что еще вас интересует?
       - Прежде, чем начать перечисление наших требований к вам, господин Шалли, я хочу сам вникнуть в суть ваших открытий. Не из праздного любопытства, поверьте. Я должен это сделать ради осознания реальной степени угрозы, которую вы для нас всех представляете. Если больше ни одной вере в мире нет интереса до ваших занятий, то будем считать, что наша самая передовая, и, значит, ей стоять на страже общерелигиозных принципов. Значит, всевышний поручил нам первым замечать и бороться с происками безбожников и отступников, и мы выполним эту миссию ради священных целей нашей религии, равенства и братства истинных потребностей человека в жизни земной и небесной.
       Шалли вздохнул.
       - Вот только не надо , пожалуйста, мне этих проповедей, знаем мы ваши священные цепи. Демократичность в отношении к верам, это, конечно, вещь необходимая, каждый верит, как и во что хочет. Но ведь вам же на это наплевать и растоптать. Вы, ведь. Дорогой мой, сейчас в костюмчике европейском не из-за того, что он вам нравится или вам в нем удобнее. Вы в нем, как в маскировочном халате, чтобы раствориться, чтобы, не привлекая внимания, учиться, а потом эту же науку да против учителей и врагов своих обратить. Демократия вам противна. Дела, говорите, нету больше никому до меня? Отчего же, есть дело. Но только другие, почему-то, выражая свое несогласие и неодобрение, работать не мешают. Им ведь этого даже уставы собственных вер не позволяют, впрочем , так же, как и вам. Правда, вы свои святые принципы вертите, как вам удобно и выгодно. Оттого, наверное, и являетесь самыми кровавыми верующими во всем мире. Как зарезать кого надо, запросто, ради всевышнего - чик его, и готово. Что ни случись, все сразу святое и ради господа, и списывается сразу со счетов. А это ведь, наверное, дорогой, это, ведь, обман, и устраивает он лишь фанатиков- маньяков, бандитов да убийц.
       Бородач насупился.
       - Не надо меня злить, господин Шалли, степень вашего вероотступничества нам и без того известна, не усугубляйте своей вины неугодными богу речами. Давайте, наконец, к делу. Итак, я весь - внимание. Чего же вы достигли с атеистической точки зрения в доказательстве своей правоты? Суть ваших работ?
       Шалли привстал и, сев поудобней, кашлянул.
       - Ну, что ж, извольте. Секретов технологии и методов достижения вы не спрашиваете, следовательно, монополия все равно у меня, а что до общих черт работы, то, пожалуй, труда мне это не составит. Видите ли, структура окружающего нас с вами пространства не является однородной средой, она, скорее всего, представляет собой наиболее крупномасштабную среду физического вакуума.
       И, учитывая это, я решил проверить существовавшую еще задолго до меня гипотезу о том, что сложные процессы, происходящие в организме человека, способны порождать не менее сложные образования во многих средах, подобные следу на песке. Хотя наилучшим примером может служить случай, когда вы на ярком свету смотрите на какой-то предмет и, убирая глаза в сторону и продолжая моргать, видите очертания этого предмета еще длительное время. Хотя бы ту же светящуюся нить лампочки.
       Разумеется, что на все это влияет и местонахождение, вследствие неоднородного существования физического вакуума и температура магнитных полей и все прочее, но суть остается незыблема. Я не слишком усложняю, вам понятно, уважаемый борец за веру?
       - Не поддевайте, ни к чему это, я все прекрасно понимаю. Для беседы с вами не первого же попавшегося брать будут, так что не волнуйтесь, я смогу отделить суть от ведущего к ней.
       Шалли пригнулся и лег.
       - Ну, так вот, есть такая штука, как аксионный газ, вот он-то и является носителем этого отпечатка человека и образовывает макроквантовые пространственные структуры, подобные увиденным.
       Мое достижение заключается в том, что я сумел с помощью чувствительных фотоумножителей вычленить составляющие колебаний этих отпечатков. Кроме того, я зафиксировал эту пространственную структуру. Ну, а потом сделал самое важное, дорогой мой. Я на компьютере определил характер соответствия процессов биофизических в человеке и их собственного отражения в отпечатке, что и привело меня к результату более важному, чем промежуточные успехи с фиксацией и прочим. Все это стоило мне трех лет жизни. Трех лет, которые мне никто не вернет, но которые я прожил не зря, я доволен, они окупятся с лихвой, как только я оглашу результат.
       Бородач снял пиджак и кинул его в угол.
       - Не пудрите мне мозги, Шалли, я это знал и без вас из отчетов вашего института за каждый месяц. Это потрясает, но это не главное. Что является конечным пунктом в ваших исследованиях, каков результат? Что там, что же это за отпечаток? Вы ведь прекрасно понимаете, что влезли в святая святых всех людей, особенно верующих. Вы добрались до нашей души, Шалли, и я хочу слышать про нее все, что вам удалось похитить у бога, все, до последней запятой, из той информации.
       Что и как вы намерены делать с этим, об этом мы поговорим позже, а сейчас о том, что же это все-таки оказалось. Что это - душа человека? - Лицо его было дрожащим, глаза смотрели, не видя перед собой ничего.
       Шалли помассировал глаза и провел рукой по лицу. Он вдруг с обжигающей ясностью вспомнил свою жену. То время, когда они еще были только знакомы. Кто знает, может быть, это именно она, сама того не подозревая и не собираясь что-то делать подтолкнула его, занимающегося тогда черт знает чем, а не серьезными исследованиями, на мысль обо всем этом. Может, именно ее воспоминания были ключом от двери, за которой долгий коридор исследований вывел, наконец, его к той цели, к которой он подсознательно рвался, как ученый, всю жизнь. Шалли вспомнил тот вечер, тихое уличное кафе и тот столик, за которым они сидели.
       - Ты сегодня какой-то грустный, что-нибудь случилось? - Она взяла его руки и ласково погладила ладонь.
       Шалли накрыл второй рукой ее руку и слегка пожал ее, выражая благодарность за беспокойство.
       - Так, мелочи, я думаю, об этом не стоит, давай лучше о тебе. Ты что-то говорила о своей бабушке, она была какой-то необычной, я слышал. Расскажи, если не трудно.
       Она улыбнулась и, кокетливо наклонив голову, спросила:
       - А тебе это будет интересно?
       Он утвердительно качнул головой.
       - Ну, хорошо, только не сердись, потому что это бывает только тогда, когда я не вижу тебя. Ты ведь так часто бываешь занят у себя на работе.
       Временами, когда мне бывает особенно грустно, я сажусь за письменный стол и достаю из множества его ящиков пачки старых фотографий. Обычно это бывает вечером. Полузатемненная комната как бы преображается, и я уношусь в мир своих воспоминаний и фантазий. Странно, но я вроде и не такая старая, а поведение, подобное этому, в юности без колебания назвала бы старческим, усматривая в нем безысходность реальной жизни, соответственно зовущую к облегчению, которое находят в путешествие по прошлому. Нет, прошлое нисколько не было ярче или интереснее будущего или настоящего, но именно в нем всегда почему-то находится все то, что уже безвозвратно ушло и, увы, обречено не повториться.
       Моя старая бабушка, она была чрезмерно добра ко мне. Видимо, правы те, кто говорят, что внуков, по непонятным причинам, любят больше, чем детей. Как сказал кто-то, может быть, потому, что они приходят к старикам во времена увядания яркими и манящими полнотой жизни цветами. Может, так, а может иначе, но бабушка меня любила гораздо больше, чем моих родителей. Они были уже взрослыми людьми, у них была своя жизнь, наполненная каждодневными бытовыми и рабочими заботами. Они были полноправными членами общества и полноценными его участниками. Я же была, в силу, возраста, вне этой среды. Потоки ехавших на работу и по делам воспринимались мной, как нечто постороннее, не мое, тревоги и беспокойства людей мало трогали меня и мой маленький детский мир. Хотя тогда он совсем не казался мне таким маленьким.
       Кажется, именно это и делало мои отношения с бабушкой столь близкими по духу. Хотя, разумеется, ничего общего в нас, кроме этого маленького нюанса и родственных отношения, пожалуй, и не было. Даже по вкусам мы были разными людьми. Бабушка признавала только духовную близость, неизбежность хороших отношений, зависящую от условий, в которых люди находились, она категорически отвергала.
       - Вы можете быть братьями или сестрами, но это еще ничего не дает, - говорила она своим посетителям. - Прежде всего, вы должны чувствовать друг друга, знать, что друг другу вы нужны.
       Посетителей, кстати, всегда хватало.
       Хотя бабушка и не относилась к легендарным личностям, скорее, это происходило только лишь из-за ее собственного нежелания. Я часто и все время, как впервые, не переставала удивляться тому, что даже на сеансах знаменитых мастеров своего дела и то воздействие их возможностей распространялось совершенно не на всех. Бабушкины же посетители, все без исключения, уходили, буквально потрясенные произошедшим. Обнаружив в себе подобные способности уже в довольно зрелом возрасте, она, спустя несколько лет, перешла к ним полностью и безвозвратно. Жизнь, работа и все прочее обесценились для нее, стали прахом, не стоящим гроша. Способности ее были не из тех, надо сказать, что у известных гипнотизеров или излучателей биоэнергии.
       Стараясь вспомнить подробнее и на основании этого более точно сформулировать для себя ее талант, точнее, ее дар, я долго не могла добиться ясности в сборе множества фактов и дел. Пытаясь хотя бы бледной тенью того, что было на самом деле, но кратко и ясно выразить это так, чтобы понял хоть кто-нибудь, кроме меня, я пришла к выводу. Наиболее вероятно, что бабушка была кем-то вроде граничного существа между нами и теми, с чем она нас связывала. Это, разумеется, весьма однобоко, ведь она могла еще очень и очень многое, но центральная ее задача, по-моему, была такова.
       Сколько раз я заново пытаюсь создать для себя объяснение того, чем она занималась, и все время ничего не получается. Кажется, что для определения ее занятий и то нужно иметь талант описывать, что же до самих занятий, то пересказывать их никому не хочу и не буду. Лишь сама для себя, не для познания того, что было, это бесполезно, я уже убедилась. А для удовлетворения непонятного самой себе желания я начинаю подробно вспоминать все, что видела и слышала от бабушки. И тогда все вокруг наполняется каким-то смыслом, становится ярче и интереснее, проще и понятнее. А маленькая девочка, которая сидит рядом со своей старой бабушкой, узнает то, чего старая женщина ни за что и никогда бы не рассказала взрослым. Ведь дети по-своему мудры. Придерживалась ли тех же понятий бабушка или нет, неизвестно, но временами внучка узнавала такое, что мечтали бы знать академики и лауреаты, профессора и доктора наук. Рассчитывала она, что я запомню все это, наверное, нет, потому и говорила так легко и просто, но я запомнила. Запомнила каждое слово и жест, каждую интонацию ее поразительных откровений.

    * * *

       Шторы были занавешены, и мрак комнаты освещали лишь три свечи, поставленные в старинный серебряный канделябр. Бабушка сидела у стола. Напротив, положив руки ладонями вниз и пристально глядя на нее, сидел пожилой мужчина в черном костюме.
       - Ты неплохой человек, но есть кое-что, что никак не позволяет мне все же назвать тебя приличным.
       Мужчина с удивлением посмотрел ей в глаза.
       - Да, ты вполне честен и надежен, верен жене и добросовестен в работе, но... Но ты ведь не выполнил такого, что в несколько раз выше всего этого. Ты не сделал обещанного своему умирающему другу.
       Мужчина резко побледнел, видимо, это, действительно, было правдой, хотя почему видимо, это как раз и было настоящей правдой.
       - Ты обещал ему, и он успокоился, он поверил тебе и ушел, как сделавший все до конца и как надо. Он ушел, а ты не сделал.
       Мужчина быстро перехватил воздух и открыл рот, чтобы что-то сказать, губы дрожали.
       - Не надо, ты не в суде, знаю, что забыл, суета эта вечная, дела, заботы. Бывает со всеми, конечно, что уж сделаешь память подводит. Забыл, но это не слагает вины. Это не пустые обещания, ты сам знаешь. Будь это хоть маразм, все равно обязан сделать, это долг.
       - Завтра же сделаю, сам покоя не знал, тревожно что-то, но вспомнить не мог, да и дела эти, дела, - вы правы, все перекрывают, - мужчина привстал.
       - Извините, а как насчет моего вопроса, вы не скажете мне, разве?
       - Нетерпелив ты, ох, нетерпелив. Странно это. Люди все такие, что, скажи что про него завтра, он и слышать не желает, а как сам захочет, так хоть смерть ему предрекай через час, не остановится. - Она поправила волосы и улыбнулась. - Будет тебе все, что хочешь ты, и придут они сами и просить будут, словом подробности не интересно, скучно потом будет, знать наперед - оно не всегда все полностью надо. Вполне хватает в общих чертах.
       Мужчина нагнул голову и встал:
       - Очень благодарю вас, признаться не верил, что правда все, но теперь извините, что сомневался, помогли вы мне. Вроде знал все, что надо, а иногда, как слепой, ей-богу. - Он еще раз поблагодарил и ушел.
       Бабушка не провожала, она сидела, о чем-то задумавшись.
       Я слегка шевельнулась. Ткань платья зацепилась за шероховатость фанерной спинки шкафа и, резко натянувшись, разорвалась. Бабушка посмотрела в мою сторону.
       - Ах, ты, шалунья, подслушивала, значит. А ну, иди сюда, я тебе покажу. - Она смеясь подошла к щели между стеной и шкафом. Я, немного смутившись, что меня заметили, но тоже смеясь, ведь все получилось, как игра, выскользнула из щели.
       - Ну, что же ты, такая сякая, прячешься, - она взяла меня на руки и пошла к креслу.- Хотела бабушку послушать, да?
       Я качнула головой.
       - Ну, что ж, давай послушаем, что ты хочешь слышать, а ну-ка, говори.
       Я поводила пальцем по лбу и непонятно, почему стесняясь, спросила:
       - А как ты знаешь все, что они спрашивают?
       Бабушка мягко хмыкнула.
       - Ну, моя милая, все тебе. - Она, прищурившись, глянула на меня.
       Лицо ее стало мягче, и она, прижав меня к себе, усадила поудобнее на коленях. - Ну, ладно, слушай, расскажу я тебе удивительную историю.
       Она всегда начинала и заканчивала свои рассказы так, словно читает сказки, а не то, что заставляло верить в нее самых скептических людей. Сказки эти были, однако, совсем не детскими, увлекаясь, она не замечала меня, и тогда диалог шел между ней самой и еще кем-то, кем-то вторым с ней, с ее вторым "я".
       - Есть, моя маленькая девочка, огромный мир, настолько непонятный и неизведанная, что даже, владея чем-то, иногда никто не знает, что есть то, чем он владеет, и откуда. Мы с тобой живем на одной из бесчисленных плоскостей этого мира, но даже такие, как мы, одноплоскостные, сложны так, что понять это практически невозможно. Что есть человек, никто и никогда не даст верного ответа, это неизведанное и будущее неизведанным всегда. Материальность - это здесь, духовность и новая форма - там, принципиально отличное качество еще дальше. Мы многослойны, малышка, как рождественский пирог, мы состоим из нескольких составляющих, и то, в чем мы есть и будем, познать до конца немыслимо и бесполезно.
       Я слушала, уже почти задремав. Странно, но я не испытывала никаких трудностей, встречая в бабушкиной речи сложные, не у всякого взрослого бывающие в разговорах слова. Я понимала их, иногда слыша совсем впервые. Бабушка осторожно посмотрела на меня.
       - Спи, моя хорошая, ну, спи, спи,- она покачала меня на руках. - Спи, а я расскажу тебе дальше.
       Я не могу видеть и знать все, но то, что я способна, позволяет видеть дальше. Я человек такой же, как все, и даже если я буду способна видеть и знать в три раза больше, чем сейчас, и тогда я буду иметь желания и рвения людей. Ничего уж тут не поделаешь. Хотя, разве это плохо, - неизвестно это, может быть, единственное, что спасает и держит нас в существовании вообще. Мы все страшно интересные существа, моя милая. Мы тело, душа, мысль. Мы симбиоз духовного и разума, неизведанными путями получившего телесность. Это самое слабое наше качество, нежное и хрупкое, смертное и, казалось бы, настолько зыбкое, что неспособно ни на что и не нужно вовсе. Но нет. Это одновременно форма, форма, позволяющая жить и присутствовать еще и в этом измерении, поглощать мироздание и тут, делая свое наступление глобальным и неумолимо вездесущим. Странно, мы сами даже не знаем, как мы велики и ничтожны, хотя это потом, пока просто, как и что мы вообще можем. Великие лекари пошлого, гении, канувшие в небытие, светлые и пытливые умы, рвущиеся в бездну познания, все они есть, все они будут, но уже не для нас. Здесь им делать нечего, они исчерпали лимит этой формы, отдав ей все, что могли и были в силах отдать. Но вот, что интересно. Конец понятен, я его видела много раз, я его изучила и в курсе происходящего, но сама себе не могу поверить, когда все в начале. Где, как и когда получает плод все три формы, везде они или что-то происходит, этого мне и сейчас не понять, не понять до этого конца, это точно.
       Сами мы с тобой, малышка, и не подозреваем, что мы связаны незримыми нитями с миром звезд и планет, с пустотой. Связаны высшим разумом со сверхобъединением и организацией.
       Я видела ушедших, я разговаривала с ними, они давали советы живым, и эти советы помогали. И в этом я вижу свою роль и долг. Я не думаю, что я что-то изменившееся, и способна это сама собой. Я не так наивна. Это мой крест и призвание, выбранное не мной, а для меня. По сути, я даже не имею такой свободы, как все, я не индивидуальность, я пешка. Мной руководят, и я делаю. Кто, не знаю. Я думаю, я сама, но, скорей всего, это не так. Я не говорю о каком-то боге. Примитивизм, ерунда, и даже не одна грань во множестве, еще меньше, капля в мировом океане.
       Я зашевелилась, и бабушка замолчала. Детство иногда делает нам исключительные сюрпризы. Вот и я получила такой.
       Частенько я подглядывала и подслушивала, стоя за старым шкафом, но все, что видела, было стерто памятью, оставляя лишь те несколько бабушкиных рассказов, слившихся в один, долгий и бездонный по смыслу, как окружающий мир. Это стало золотым слитком в белизне беспамятной пустоты. Это я помнила всегда, везде и в любой обстановке.
       Как и где соединились они? Соединились - и все. Вроде, только я проснулась после первого рассказа, точнее, очнулась от дремоты, сразу начался второй, и я опять стала дремать и слушать бабушку, а потом опять и, наконец, совсем заснула и больше ничего, совсем ничего об этом не помню. Помню лишь бабушку... ее глаза, улыбку, житейские эпизоды и ее смерть, помню отца, мать, но то, о чем шла речь вечерами в комнате с канделябром, кроме этого, совершенно ничего.
       - Спи, маленькая, спи, я расскажу тебе еще кое-что. Закрывай глаза и слушай.
       Я закрыла глаза, но спать совершенно не хотелось, я просто удобно лежала и слушала.
       - Общее поле энергии, наши преобразования, все это хорошо, и это есть, потому что я чувствую и вижу. Я общаюсь с этим, и если это у кого-то вызывает разные сомнения, то мне такого лишь немного жаль. Он все равно убедится в том, что это правда, дело будет только в том, что сказать об этом он уже никому в этой форме не сможет. А тем, кто напряженно пытается найти утешение своим мириадам вопросов в теориях об инопланетном разуме и пришельцах, я могу пожелать, всего-навсего, надеяться и ждать, как и себе.
       Их выдумки, даже если совпадут с реальностью, то не на много. Так всегда бывает, не возможно предсказать все полностью. Особенно, если касается такой темы. Если кто-нибудь когда-нибудь заявит, что он, как я, вижу то, о чем говорила, видит пришельцев и их мир, это будет ложь. Он не может этого видеть и знать. Гигантский мир его собственного высшего разума и измерения не отпустят его от себя ни на шаг. Проблема же пришельцев из другой вселенской области? Она недосягаемая для нас, может быть, пока, но недосягаема.
       По правде говоря, я сама знаю точно, что они есть, дело не в том - есть или нет. Есть-то они есть, но какие и что представляют для нас и мы для них. Научно установившиеся гипотезы проблематичны. Сейчас уже большинство утверждает, что их не менее двух. Одни, якобы, злые, для нас, разумеется, другие к нам почему-то благоволят. Я разговаривала с людьми, которые беседовали и с теми и с другими, и надо сказать, то они не врут. Они, действительно, кого-то видели, меня, ведь, не проведешь. Вопрос в глобальности наших знаний о них. Без этого нам с ними никогда не стать даже на правах младших.
       Так вот, те, кто к нам благоволит, вроде бы нас же защищают от вторых. Те же, в свою очередь , на нас сильно сердиты, мол, мы несовершенны и каким-то образом загрязняем космос. Мы для них схожая по форме, но паразитическая культура, вирус, с которым нужно бороться. Похожа на первую и вторая модель пришельцев. Отличие небольшое, но нам приятное. Нас вроде бы создали, эксперимент. Развились мы немного, возмужали, и вот они заявляют, таких людей я тоже видела, которые это от них слышали, что нас вскоре выплеснут из нашей экспериментальной пробирки и солью куда-нибудь на помойку. И то, и то правда, правда не в их противоречивости, а в том, что было это. И то, и то говорили они. Смысл в том, что где-то здесь зачем-то они же и соврали, ибо подобные вещи вместе не совместимы. А зачем они это сделали, вот это вопрос.
       Я землянка, и хотя немного выше своих собратьев по среде, землянкой буду везде и всегда. Я склонна не принижать того, что мы можем. В любом из случаев мы невыгодны. Почему?. До потому, что, перерастая теперешний порог развитости, мы вступаем в их соседство и живем их делами и масштабами. Даже если мы созданы ими, мы уже давно перестали подчиняться в том, куда идти и что делать. Теперь же это стало для них просто опасно. Плод перерос создателя, нет, не по уровню. Перерос по срокам прогресса развития в соотношении со своим собственным и их уровнем. Завтра, послезавтра их собственное произведение начнет разговаривать с ними, как с равными, а потом, вообще, черт знает что будет. Поэтому они, еще не решив до конца, что делать, уже, тем не менее, четко знают, что делать что-то с нами надо, или будет плохо. Плохо - это неконтролируемо.
       Они тоже живые и совсем не сверхразумные. Я думаю, они, как и мы часто, просто ошиблись, недооценив наши способности, и пока они думают, уже, по-моему, стало поздно.
       Их произведение осознало, что есть, где и как. Мы мгновенно перешагнули через тот рубеж, после которого уже становимся самостоятельной единицей. Они сами не предполагали, что у нас появятся такие мощные ускорители мысли, как сознание их присутствия и намерений к нам, а также многое другое, нам грозящее. Подстегнутый мозг работает у землян продуктивнее вдесятеро, и им сейчас уже поздно брать нас голыми руками. Им придется хорошенько поднатужиться, ведь мы, хоть и слабы, тоже кое-что можем. В годах семидесятых, кажется, ах, нет, в восьмидесятых, хотя ты, малышка, откуда это можешь помнить.
       Так вот, тогда один американский, кажется, военный проговорился принесшему ему ученому сведения об агрессивности НЛО, что администрация совершенно обо всем в курсе, и меры принимаются. Он заплатил за откровение постом и положением. Мы неплохие стратеги, и созданный негласный указ не трогать объекты пришельцев, в тех же годах преследовал лишь одну цель - выиграть время, нужное для создания нового оружия.
       В каждом человеке есть нечто, рвущееся вперед. Это его стимул, его энергетическо-умственный запас, исчерпывая который мы поднимаем себя все выше и выше. И так мы взбунтовались, взбунтовались тихо, но необратимо и мощно. Мы тайком собираем сведения о создателе и разрабатываем против него новейшие виды оружия. Я сама точно не знаю, кто они, эти пришельцы, но вижу свою среду и знаю, что им уже сейчас уготована достойная встреча. Странно, что в свое время люди не согласовали свои проекты, и нужные действия одних подвергались нападкам других. Хотя мои собратья отнюдь не глупее меня и тех, кто их, якобы, создал. Они прекрасно понимали, что, слейся мы в единый кулак, - мы бы сразу стали со своими намерениями там, где претендуют на роль вершащих судьбы. Мы останемся, я в этом убеждена, слишком хитры и изворотливы, , слишком широко можем думать и чрезмерно быстры в развитии. Завтра нам могут, не желая уничтожать свой труд и терять силы, предложить не столь унизительную роль над нами. Скажем, просто кураторов и наставников. И мы, разумеется, согласимся, нам, ведь, выгодно. А потом, повзрослев и опять же втайне скопив силы, есть шанс втиснуться в ряд с ними. Впрочем, все это, малышка, теории, реального здесь всего на одну треть. Так что, кто знает, кто знает...
       Возможности всех как ограничены до минимума, так и велики до бесконечности. Один мужчина, которого они забрали, говорил, что до созвездия Весов они долетели за 40 минут. Фантастика, да, фантастика, но даже не для нас. Не для нас, потому что мы уже можем сказать, ну и что. Ну, за 40 минут, ну, мы далеко, очень далеко от такого уровня, но ведь за целых 40 минут, а не за одну секунду. Значит, вы тоже далеки от чего-то, мы это вполне в силах понять, мы видим истину, а, значит, у нас все шансы пролететь это же расстояние так же быстро и может гораздо раньше, чем понадобилось для этого им.
       Вселенная бесконечна, разве это возможно? Вообще-то нет, но это же так. А посему я вполне согласна с теми, кто твердо заявляет, что раз так, то все возможно. Задача и проблема лишь во времени и нашем теперешнем уровне, чем дальше, тем больше. Архиважно одно - границ нет, запретов нет, ничего нет, мы можем все. И я уверена, что они, к примеру, настолько же одержимы, как и мы, и ставят себе задачу, подобную нашей.
       А задача поистине достойна величия. Вот когда мы сможем переместиться не до созвездия Весов и не за 40 минут, а до неисчислимого расстояния за ноль минут ноль секунд, тогда мы можем, может быть, уже все, а, может и нет. В этом наш плюс и перспективность, в этом и многом другом, придуманном, я убеждена, впервые на удивление всем и, как выясняется, на опасение. Но что и как ни делай, нельзя считаться сильнее из-за того, что ты старше и имел больше времени для роста своей силы. Демонстрация мощи над слабым в этом случае становится демонстрацией своего страха и беспомощности.
       Она надорвет непоколебимость уверенности и еще больше затормозит победителя, чем просто пассивность.
       Я понимаю их беспокойства, но если они не имеют, как мы, трех и больше форм существования одной цивилизации одновременно, то их посягательства, в худшем для нас случае, уничтожат лишь одну форму нашего существования. Самую ценную, правда, дающую начало, но всего лишь одну. Тогда они не просто ошиблись, тогда они совсем ничего не знают в этом мире и обречены безусловно.
       Я открыла глаза.
       Вопрос появился сам собой
       - Бабушка, а как тогда мы опять появимся, ведь Земли может и не остаться?
       Она с интересом заглянула в мои полуприщуренные глаза.
       - Ты делаешь успехи, малышка, если подобные мысли становятся тебе понятны.
       Я и сама не знаю, для этого надо быть не здесь. Но я уверена, что выход будет найден, можешь быть спокойна.
       Бабушка подвинула съехавшую подушку и села глубже в кресло.
       - Ну, я смотрю, ты совсем не засыпаешь. Давай-ка спать, я тебе дорасскажу сейчас, а ты засыпай, время уже позднее. - Она зевнула.
       Я опять закрыла глаза, но заснуть так и не смогла.
       - Нападение, оборона, все так безнадежно ничтожно перед лицом вселенной. Помню, в одном из журналов прочитала, что в 1973 году на Солнце был гигантский выброс плазмы. Сверхпротуберанец был так огромен, что без труда мог сжечь дотла всю Землю. К счастью, огненный язык ушел вне плоскости орбиты нашей планеты. Это наводит меня на грустную мысль, что все мы настолько способны к существованию, насколько милостива будет окружающая нас пустота. Мы все равны перед ней: и мы, и пришельцы. Мы ее создания, и кто знает, может, так и было задумано, что создав нас, они заканчиваются, или мы объединяемся и идем дальше. А, может, еще что-нибудь. Весь наш путь может быть жестоко лимитирован и ограничен, так же, как хаотичен и беспределен.
       Спасение наше пока заметно лишь в нашей крошечности. Мы никто и ничто для этой бездны, мы даже не ее крохи, совсем ничто. Но это ничто есть наше величие и, вероятно, наша вечность в нашей ничтожности. Пространство и всем в нем заключенное бесконечно, невозможное совершенно реально, а, значит, и мы, как часть всего этого, имеем и пользуемся всем этим в полном объеме, то есть, беспредельно и всегда.
       Я стала постепенно засыпать. Бабушкины слова постепенно отдалялись, звучали все мягче, все тише, пока, наконец, совсем не исчезли. Было тихо, в старом кресле сидела бабушка, она смотрела на догорающие свечи и думала о чем-то своем. На руках у нее спала маленькая девочка. Она лежала спокойно и видела чудесный сон. Она обладала ключом к тому, что знали от ее бабушки другие люди, которые понятия не имели, что такой ключ есть. Впрочем, так же, как и спящая внучка совершенно не догадывалась, что есть еще что-то и что она вообще что-то имеет.
      
       Тогда эта история произвела на него большое впечатление. Он и раньше слышал разные рассказы о подобных людях, но в данном случае его потрясло не это. Гипотеза потусторонности - вот что явилось зерном, брошенным в его душу, которое постоянно мешало ему спать, есть, жить. Оно, и только оно заставляло его каждый день и каждый час думать и делать что-то, чтобы хоть на сантиметр продвинуться вперед в этом деле.
       - Вы желаете знать, что я намерен делать с ней, с душой, так сказать. Да ничего, дорогой мой. Я, даже если очень захочу, ничего с ней и не сделаю. Проявить лишь могу, как фотопленку, уничтожить могу, знаю как, ну, а что до управления и чего-либо более сложного, то не могу - и все тут.
       Бородач присел возле Шалли.
       - Нет, вы мне подробно сейчас объясните, наконец, суть дела или я не посмотрю на недоговоренное вами и прерву нашу беседу на трагической для вас, господин, ноте.
       Шалли понял, что тот не шутит, ибо в руке у него появился пистолет.
       - Ну, хорошо, не волнуйтесь вы, я ведь и так обещал вам, что открою, что за угроза это для нашей веры. Для меня , ведь, главное практическая сторона секрета, как и что, а это вам не надо. Вот и славно.
       Ну, так вот, могу я эту вашу душу проявить, могу убрать, а почему? Да потому, что не есть она ничем, кроме как тенью вашей в среде. Тень, как та, что на стене, только в другом состоянии и в опять же среде. Вас уже нет, а те процессы, которые вы собой создали в вакууме, превратившись в уже упомянутую пространственную макроквантовую структуру, продолжают существовать. Как столб пыли, пока не осядет. Это и не душа, вовсе, она не жива, это просто тень и не более. Она не способна не то, чтобы думать и действовать, она не в силах даже повторять все то, что делал ее хозяин. И хотя я еще до конца не сумел добиться результата в том, какая же связь между уже тенями и живым и между самими тенями, но уже твердо могу сказать одно. Не тешьтесь, что ваш всевышний вас ждет. Как только последняя клетка вашего организма умрет, вы не возвыситесь в рай, а начнете просто разлагаться, как протухшее мясо, вас окутает мрак, чернота и вечность смерти.
       Вы живы и воспринимаете все, лишь пока вы живы, ни секунды более смерти вы не просуществуете ни в каком состоянии, ни в астральном, ни в эфирном. Цените жизнь, это единственное, что есть у вас, и больше ничего.
       А что касается религии, то я понимаю, что не суждено сбыться пророчествам тех, кто говорил о слиянии науки и религии на общих, якобы, принципах нового видения мира. Не будет этого хотя бы потому, что религия терпит здесь более сложное поражение, и не о примирении на равных идет речь, а о полной капитуляции. Ну кто теперь полезет на смерть ради господа, зная, что после него останется только тень в пространстве, как на стене в Хиросиме после ядерного взрыва. Что за последствия будут - не трудно себе представить, крах и конец.
       Шалли отодвинулся от бородача.
       - Спасибо за разъяснения, господин Шалли, теперь я понял все. Не стану говорить религиозных речей, это при вас бесполезно, но за тот вред, который вы нанесли нам, уверяю, будете наказаны сурово.
       Именем господа мы выносим вам заслуженный приговор и пусть вместе с вами уйдет это лжеучение, что намеренно внести панику в нас и лишить нас самого необходимого, нашей веры. Она укрепляет нас, она дает нам силы и благодаря ей мы живы. Вы замахнулись на то, что вам не по плечу, господин Шалли, вы замахнулись на нашу надежду и опору.
       С самого начала Шалли понял, что надо этим людям. Не вымолви он ни слова, они все равно уничтожили бы его даже просто на всякий случай. Узнав же все, они сделают это тем более. Странно, но вопреки всем ожиданиям было очень страшно. До панического смеха не хотелось становится Джордано Бруно в это уже более, чем развитое время. И когда Шалли привязывали к столбу, аккуратно обкладывая сеном и поливая бензином, он бы засмеялся, если бы не было так грустно. Он хотел лишь быть первооткрывателем, а теперь руками этих маньяков он напрочь вталкивался в историю. Но единственное, что заставляло хоть на мгновение проясниться, помутившемуся от ожидания казни сознанию, это то, что не зря, все-таки, он, скопировав все результаты и методы исследований, уже давно послал их на освидетельствование как первый, кому это удалось. - Они все равно обречены, и это есть лишь их предсмертная агония, последний крик бессилия.

    1989 г.

    ШАХМАТИСТ

       Инспектор поднял простыню.
       - О, господи, какое жуткое уродство. - Лицо его исказилось от инстинктивно возникнувшей гримасы отвращения. - Вы только посмотрите, - обратился он к своему спутнику.
       - Какие страшные мутанты, и это мы должны содержать и обхаживать! Нет, действительно прав начальник станции в том, что пора положить этому конец. - Помощник инспектора подошел к закрытой кровати с высокими стенками, стоявшей у входа в следующий блок. - Инспектор. Подойдет-ка сюда, я думаю, этот экземпляр вызовет у вас побольше эмоций, чем предыдущий.
       Инспектор закрыл мутанта простыней и подошел к кровати со стороны дверей.
       - О, я вижу, инспектор, вы уже побаиваетесь, осторожно так подходите. Не волнуйтесь, врачи сказали мне, что среди них нет ни одного, сколько-нибудь опасного для окружающих. Они страшны и неполноценны, да и только. - помощник отступил, освобождая пространство перед кроватью для инспектора.
       Помедлив еще секунду, тот, словно на что-то решившись, шагнул к кровати. Видя состояние шефа, помощник не стал ждать, пока он решится, и сам стянул простыню с лежавшего в кровати.
       Почти треугольный череп с длинным отростком на макушке, невероятное сплетение множества ужасных рук и одна-единственная восьмипалая нога, довольно густо покрытая какими-то лишаями. Все это конвульсивно дергалось, издавая щелевидным ртом непонятно ужасные звуки.
       Помощник задернул урода и, вздохнув, посмотрел на инспектора.
       - Осталось посмотреть еще два отделения. Врачи и обслуживающий персонал будут ждать нас после этого в холле, это будет минут через десять. Ну, что, пойдем дальше?
       Инспектор побледнел.
       - Если у меня хватит сегодня сил на все это, то я буду считать, что прошел самое ужасное испытание за всю свою жизнь. Что ж, пойдемте, что бы там ни было, а осмотреть это все надо. Будем искренне надеяться, что мы последние, кто все это видел..
       Следующая комната была намного меньше предыдущей. В ней стояло всего три кровати, размещенные таким образом, что, казалось, их просто развезли по помещению хаотично, совершенно не думая, как бы поставить ровнее и удобнее. У крайней, стоявшей в другом конце комнаты, наклонившись и что-то делая в ней, стояла няня. Она копошилась в белье, то и дело мотая головой и что-то произнося. Инспектор остановился и внимательно наблюдал за ее действиями, пока она, завершив работу, не выпрямилась и, откатив кровать в сторону, подобрала приспособления для лежачих больных. Няня прошла между ними, открыв дверь и повернув за ней в коридор направо. На ее лице инспектор не заметил ни малейших черт неудовольствия. Оно было безэмоциональным настолько, что, казалось, вовсе не принадлежит живому человеку. Первым очнулся помощник.
       - Ну что ж, инспектор, может быть, продолжим? А то мы с вами здесь такими темпами и до вечера не управимся. Как в нокдауне оказываемся каждые пять минут.
       Инспектор бегло заглянул во все три кровати и с неистребимой гримасой отвращения вышел в следующий коридор.
       - Жизнь, можно сказать, прожил, а такого и не видел вовсе. Это же надо, до какого ужаса дошли, А вы видели, какое лицо у этой няньки? Маска, да и только. Никаких эмоций, такой иммунитет ко всему этому, только позавидовать остается ее выдержке.
       - И посочувствовать ее работе, - добавил помощник.
       - Мне кажется, что назначать на такую должность людей - это уже само по себе негуманно, не говоря уже об остальном. - Они постояли с минуту, молча оглядываясь вокруг себя.
       - Ну, что ж, дорогой помощник, не пора ли нам к персоналу? Время действовать, достаточно насмотрелись.
       В аккуратно убранном холле инспектор застал трех человек в белых халатах, беседующих о чем-то и совершенно их не замечающих. Заведующий клиникой был бородатый мужчина лет сорока, с орлиным носом и, казалось, не совмещающимся с ним, довольно мягким взглядом. Рядом сидела женщина, штатный врач, и молодой мужчина, не более тридцати лет, видимо, врач дежурный.
       - Доброе утро всем и спасибо, что все в сборе. Сотрудников тут не много, ну, оно и лучше, быстрее все решим, - начал инспектор, подходя к врачам.
       Заведующий отсел в сторону и, сняв белую шапочку, добавил:
       -Пока еще не все, няня прийти должна с минуты на минуту, тогда будут действительно все.
       Дежурный врач, видимо, заметив недоумение на лице помощника, поспешил вставить разъяснение:
       - Понимаете ли, няня, конечно, к персоналу относится постольку поскольку, но мы решили, что, раз уж вопрос стоит об отделении в целом, то ее это тоже касается.
       Инспектор качнул головой.
       - Да, конечно же. Но начнем, пожалуй, прямо сейчас. Она потом и так войдет в курс событий, я думаю, без труда. Итак, все вы, дорогие наши медики, в курсе, какое есть распоряжение по поводу этого всего, что тут у вас содержится. Не выполнять его мы не имеем права, да и дело, собственно, не в том, делать или нет, а в том, как лучше это сделать.
       Дежурный врач хмыкнул.
       - Не гуманное это ваше решение, начальник станции, видимо, не совсем отдает себе отчет в том, что, имея такие полномочия, нельзя ими пользоваться во вред общепринятым принципам. Нельзя в угоду каким-то удобствам наступать на гуманизм и сострадание, даже если это относится к таким, как здесь.
       Помощник поспешил возразить, сходу осадив подобную тему.
       - Это все несерьезно, доктор. Какие общепринятые принципы, какой там гуманизм! Вы что, не в курсе событий? Как можно разглагольствовать об этом, зная, в каком бедственном положении находится наша база?! Раненых полным полно, их уже некуда ложить, рейсовые корабли идут с опозданием и забирают слишком мало, чтобы нам стало легче. Я могу согласиться, что в самой сути кое-кто там и не прав, продолжая интенсивные экспедиционные десанты при такой ситуации. Люди заболевают, калечатся, их не успевают вылечивать, а новых уже отправляют. Но при чем здесь наш вопрос? Это ведь уроды, доктор, даже не просто уроды, а черт знает, что такое.
       Штатный врач слушала с выражением явного несогласия.
       - Я считаю, наш коллега прав, помощник. Это негуманно. Не имеет значение, в какой ситуации мы находимся. С жиру гуманным кто хочешь будет, а вот как сейчас, это и есть самый что ни на есть гуманизм. Точнее, был бы, вы ведь все равно это сделаете, согласны мы или нет. Только имейте в виду, я ведь знаю, что вы от нас хотите, не согласия ведь. Мы этого делать не будем. Вам это в голову там пришло, вы уж сами как-нибудь и справляйтесь, а нас увольте от таких занятий.
       Инспектор кашлянул.
       - Ради Бога, мы и не собирались вас заставлять, предложить помочь разве что могли, но теперь вижу, нету смысла это делать, не хотите. А что до справедливости и гуманизма, так тут я с вами поспорю. Не правы как раз вы. Помощник уже верно подметил, что, может, в корне и не правы наши начальники, что штурмуют космос излишне рьяно, но что до нашего положения, то извините. Вы что, считаете, что лучше пусть страдают от нехватки мест и из-за этого ухудшения качества обслуживания пилоты, геологи и другие, не просто нужные, а и полноценные люди. Пусть они гибнут, а эти выродки, которые, между прочим, даже для самих себя некоторые мертвы, пусть за счет них живут и здравствуют? А не более ли это негуманно, чем наше намерение, позволю себе спросить? Не уродливая ли форма лжегуманизма? По-моему, она и есть. И вообще, мне очень странно, что я вынужден вам это объяснять. И странно, что почему-то, когда вы и ваши коллеги делают на базе аборты, то вы не думаете и не говорите о гуманизме, а как дело до мутантов доходит, то горой прямо.
       А вдруг вы выскребли гения, великого физика или философа? Да, в конце концов, просто человека, полноценного и достойного жизни в миллион раз больше, чем самый нормальный из ваших уродов?! Вы просто привыкли к этому, вот и молчите.. Уничтожали бы теперешних ваших подопечных все время и везде, так и к этому привыкли бы также. Разумеется, аборт - это дело еще и личной свободы каждого человека, хочет он или нет. Дело святое, но святое ли, когда кругом полно контрацептивов, каких только душе угодно. В этой ситуации вроде бы наоборот, преступное. Ну, а когда я этих выродков сюда приплюсовываю, то, ей-богу, посадить хочется ваших коллег, которые делами такими занимаются. Да и, кроме всего этого, разве ж даже при всем при этом мы бы трогали этих полуживотных, если бы не прижала нас ситуация? Вот и судите сами, где здесь гуманно, а где нет. Сплошные противоречия получаются. Выходит, действительно, правда - она может у каждого своя оказаться. С какой стороны ни возьмись, везде прав окажешься. Так вот, мы и решили взяться, раз такое дело выходит, с той стороны, с которой нам, кроме всего этого, еще и польза получится. Я думаю, решили правильно, и положительных сторон здесь больше явно, чем в других аргументах.
       Заведующий поерзал на диване и, облокотившись о спинку, заложил руки за голову.
       - Убеждать вы, конечно, умеете. Но есть в этом вопросе еще нечто иного рода, чем просто, кто правее и кто справедливее. Несомненно, девяносто девять процентов наших пациентов - уроды, как телесные, так и умственные. Но вот оставшийся один процент я, пожалуй, защищать буду с полной уверенностью, что прав. Да, почти все из них не живут для себя, кто-то настолько дебилен, что и не в силах что-либо вообще соображать, кто-то мертв умственно, живо лишь его тело - последствия запоздалой реанимации. А вот кто-то лишь внешне ненормален. Вам уже говорили, но вы, видимо, не обратили внимания, что у нас в отделении есть один такой. Он ужасен, ходить не может, весь искривлен, но его мутация не имеет ничего общего с просто уродством бесплодным и окончательным в своей безнадежности.
       Поверьте, никто из нас, работающих здесь, ни разу так и не смог выиграть у него в шахматы, стоило лишь нам научить его правилам. Общаться с ним невозможно, он не говорит и, пожалуй, не все понимает из того, что мы ему иногда пытаемся объяснить. Но вот шахматы он схватил слету, так быстро, что мы с вами учились в свое время дольше, чем он. Не берусь утверждать, что он обыграет какого-нибудь гроссмейстера, но уже одно то, что проигрываем мы, говорит о многом. Так что же вы скажете по этому поводу, инспектор? Правомерны ли мы обрекать его на подобный исход из-за того, что госпиталю нужна территория на базе для раненых и больных нормальных людей? Да, он один такой, и, убедившись, что мы хоть костьми ляжем здесь, но вы все равно их всех уберете, я подумал: Бог с ними со всеми, ваша правда сильнее сейчас, чем наша, и вы победите, но как же с этим, он ведь не такой, как все они. Он ведь, согласитесь, достоин жизни не просто даже из пространных идеалов. Он разумен.
       Инспектор прошелся вдоль мебельного уголка, где сидели врачи и его помощник.
       - Что такое шахматы? Вы меня извините, доктор, но даже обезьяну или собаку в цирке сейчас дрессируют настолько умело, что со всем основанием можно утверждать подобное вашему.
       В разговор вмешалась штатный врач. Глаза ее поблескивали, было видно, что она рассержена.
      
       - Да что вы им доказываете, доктор, они же, кроме цели, ничего перед собой не видят сейчас! Плевать им на вашего шахматиста, они бы и вас устранили, если бы хоть чем-то вы подпали под это распоряжение! Они ведь спасут его только, когда польза им будет практическая от него. Не шахматки какие-нибудь ерундовые или шашечки. Вот если бы он формулы щелкал как орешки, этот мутант, или цифрами оперировал десятизначными как таблицей умножения. Вот тогда бы они бесспорно признали бы, что он разумен, и полезен, добавили бы. Обязательно, иначе как же без практической пользы? Не дело это иначе, не серьезно. А раз такого нет, то и разговора нет, не правда ли, инспектор? Берете лишь тех, чья мутация эксплуатации полезна, на благо и для, выгодных только спасаем, другие недостойны. Что, права я?
       Помощник поморщился.
       - Не кричите, пожалуйста, не надо прессингов психологических нам тут показывать. Мы и слова сказать не успели, а вы уже в атаку рветесь.
       Женщина зло улыбнулась.
       - Успели сказать, слышали мы это слово: собачки, обезьянки, цирк, все поняли, не беспокойтесь.
       Инспектор по-прежнему стоял там, где остановился, внимательно слушал беседу.
       - Ну, хорошо, уважаемые доктора, я не буду с вами спорить. Действительно, этот ваш, извините уж, экземпляр, пусть и звучит из моих уст несправедливо, ибо не вправе я решать, кому чего, вполне жить достоин. Достоин хотя бы из-за уникальности своей мутации. Кто знает, может быть, она такая у него одна на черти -какое количество просто безобразных. Хотя, честное слово, шахматы - это не показатель. Я не стану возражать, если он останется, но тогда я вправе спросить: а где мы его поместим? Устранив ваше отделение, все здесь будет отдано под операционные и палаты с условиями для нормальных людей. Извините, но места ему госпиталь, боюсь, наотрез откажется выделять. Он же нуждается в уходе специальном, если не ошибаюсь?
       - Не ошибаетесь, - перебил дежурный врач.
       - Спецпитание, гигиенический уход и все такое прочее, без этого он погибнет. - Инспектор сунул руки в карманы брюк. - Ну, и куда же его такого неприхотливого прикажете?
       Заведующий нахмурился:
       - Я считаю, ваши шуточки, инспектор, сейчас не уместны. Вы же порешили разом очистить базу от уродов, вот и предусмотрели бы все возможные варианты. Вы ведь такие предусмотрительные, рассудительные, что же так оплошали?
       - Я такого же мнения. Нельзя браться за дело таким образом, инспектор, это не просто непрофессионально, но и глупо, - добавила штатный врач. - Вы очень хитрый, инспектор, явились, вот вам, пожалуйста, проблема, вот, пожалуйста, сами и решайте, а вы - только докладчик о том, что все шито-крыто, заслуги в этом ваши, и все прекрасно. Не выйдет, инспектор, - дежурный врач с вызовом посмотрела на инспектора.
       Помощник деловито поправил ремень на брюках и посмотрел на шефа. Инспектор стоял, задумавшись. Решив прервать внезапно воцарившееся молчание, помощник уверенно начал:
       - Уважаемые медики, мы люди полувоенные, грубоватые, и для нас таких проблем как не существовало, так и не существует. И вовсе мы не непредусмотрели всякие там варианты. Все мы предусмотрели. Вариантов, правда, у нас поменьше, чем вам хотелось бы, - только один: раз уроды и мутанты, то, позвольте, но и собирались поступить с ними соответственно, со всеми; теперь же вы нам тут прочли лекции о сути гуманизма, сами в этом вопросе не уверенные, поставили нас перед каким-то, по вашему мнению, нуждающемся в решении фактом и требуете того, чего мы, увы, не в силах сделать. Раз уж вы выступили с подобным планом, то кто, интересно, из нас должен был предусматривать? Мы, которые впервые об этом здесь услышали, или вы, которые уже знали обо всем? Не надо сваливать на нас свои грехи, у нас их и так предостаточно, и по милости ваших коллег тоже.
       Заведующий открыл рот для защиты чести своих коллег, но внезапно был перебит еще не знакомым женским голосом:
       - Простите, что вмешиваюсь, - явно волнуясь, сказала появившаяся женщина, - но думаю, что спорить из-за Каспара не надо, - ведь все решается очень просто.
       Инспектор посмотрел на заведующего.
       - Кто такой Каспар?
       Заведующий слегка смутился и, преодолев свое замешательств, выдавил:
       - Ну, этот, шахматист. Каспар его назвали.
       Женщина подошла к сидящим.
       - Я уже давно здесь, но все как-то не решалась вмешаться. Я работаю здесь няней, ухаживаю за нашими пациентами и вот, что я думаю. - Она очень сильно стеснялась, видимо, ощущая, какое положение занимает среди всех присутствующих. - Я думаю, что проблемы с размещением Каспара нет - Я возьму его к себе. Вы ведь позволите содержать его в моем номере? Там достаточно просторно, а моя новая работа вполне позволит мне уделять ему нужное внимание. Питание и все нужное я ведь сейчас делаю сама, так что, думаю, я вполне квалифицированно смогу за ним присматривать. Ну, а потом, когда мой договор о найме на базу истечет, я заберу его домой. Вы ведь не будете против и разрешите мне все это сделать? Не надо его со всеми, он ведь не такой, он очень хороший.
       Женщина с надеждой в глазах посмотрела на инспектора, потом, опять смутившись, опустила глаза и замолчала.
       Опять повисшую тишину нарушил заведующий.
       - Разумеется, милочка, это просто гениальный выход из ситуации, я, без сомнения двумя руками за это. Нисколько не сомневаюсь, что мои коллеги поддержат вас в столь благородном поступке.
       Дежурный и штатный врач переглянулись и одобрительно закивали головами
       - Я надеюсь, инспектор, вопрос исчерпан, и вы окажете всяческое содействие нашей сотруднице в ее инициативе? - обратился заведующий к инспектору.
       Инспектор молча посмотрел на врачей.
       - Без сомнения, окажу, можете не сомневаться. Ну, раз так, то тогда завтра же с утра мы и начнем. Примерно к часам десяти придут наши ребята, так что вы можете быть свободны.
       Штатный врач встала.
       - Я боюсь, что ваши люди, инспектор, наломают здесь дров, у них, наверняка, нет сдержанности в эмоциях, а это все-таки не вредители какие-нибудь, а больные. Так что я, пожалуй, помогу им держать себя в рамках приличия завтра утром
       Инспектор пожал плечами:
       - Буду только рад этому. Что ж, тогда позвольте откланяться, увидимся завтра, всего доброго. - Он пожал всем руки и удалился.
       Врачи, немного помедлив, также вышли из холла, кто куда.
       Помощник встал и тяжело потянулся.
       Няня стояла на том же месте, где и раньше. Он рассмотрел ее внимательнее и сильно удивился.
       Няня оказалась очень симпатичненькой, молодой и прекрасно сложенной девушкой. Ее пышные пепельного цвета волосы растрепались, освободившись от снятого чепчика, длинные красивые ресницы изредка вздрагивали.
       Помощник автоматически поправил галстук.
       - Простите, может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Перевозить больного надо ведь сейчас, - улыбнувшись предложил он.
       Девушка оставила свои мысли и быстро скользнула взглядом по помощнику.
       - Спасибо, я сама, это нетрудно, - она повернулась и пошла к двери коридора. Ее шаги звонким отзвуком слышались в коридоре через незакрытую дверь, пока не стихли совсем.
       Помощник пожевал свою губу и, расстегнув пиджак, пошел к лифту, ведущему на верхние ярусы.

    1989 г.

    ЗОНА ПРОНИКНОВЕНИЯ

       К центральному подъезду дома плавно подкатила большая, несколько необычной формы машина.
       Швейцар, спустившийся с лестницы, без лишней суеты, но быстро открыл дверь, приветствуя входящего. Вслед за ним из машины вышел молодой человек в костюме с портфелем подмышкой. Галстук у него был расслаблен, рубашка расстегнута и весь он выглядел весьма утомленным. Поднявшись по лестнице, оба скрылись в дверях гостиной.
       - Мистер Раш,- обливаясь выступившей на лице влагой, сказал Гасио, - завидую вашей выносливости. Уже почти полдня мы мотаемся по этой адской сковородке, а вам хоть бы что. Что до меня, так я просто умираю от жары. Откройте секрет, как вам это удается?
       Раш повернул на ходу голову и усмехнулся.
       - Мой юный друг, этот секрет до смешного прост, и вам не стоит настолько удивляться ему, ибо он так же обычен, как я смертен. Обыкновенная целеустремленность. Желание воплотить задуманное в жизнь. А если еще добавить сюда то, чем это все для меня является и являться будет, то, по-моему, все элементарно
       Гасио закивал головой. Со лба начали градом срываться капли пота. Мокрые волосы, сорвавшись с уложенной волны, налипли над бровями.
       - Разумеется, мистер Раш, так оно и есть, просто и объяснимо для всех. Как в легенде про Прометея, когда ему говорили: "Скажи, что хотел бы власти, и тебя все поймут", а он мыслил категориями богов, раздражающими, непонятными. Так вы вот все великолепно объясняете, все вам доступно и не раздражает, хотя и весьма конкретно вы делаете это.
       Не в угоду вам будет сказано, воспитаны вы так, не говорите четко, это дрянь, это нет, все в обход и полегче.
       Раш дошел до дивана у стены и сходу бухнулся в прохладную кожу обивки.
       - О, Гасио, если бы наш мир состоял только из черного и белого, я бы так и не говорил. Настоящая же истина, как вам, впрочем, наверняка известно, лежит где-то посередине.
       И вот именно поэтому я и вам не премину посоветовать придерживаться этой истины во всем. В еде, в жизни, в цветах радуги, в выборе автомобиля и так далее, и тому подобное.
       Гасио упал на кресло в углу и выронил портфель на пол.
       - Даже какой-то доли секунды достаточно, чтобы я весь взмок, пока перехожу от машины сюда, ваши кондиционеры не спасают меня, мистер Раш. Это какое-то наваждение.
       - Ну, я думаю, что это неспроста, дорогой секретарь. Перед тем, как пройти это расстояние, у вас были очень веские причины для того, чтобы вспотеть. Полдня на открытом солнце в плюс сорок - это уже кое-что. А что касается того, что вы уже полчаса, как в прохладе, сперва в машине, а потом здесь, и все еще мокрый, то я склонен отнести это к вашей исключительной подвижности, что свидетельствует о хорошей работоспособности.
       - Благодарю вас, мистер Раш. Похвала шефа всегда благо для подчиненного, это его перспектива и рост. И все же давайте вернемся ненадолго, как говорится, к нашим баранам. Если вы намереваетесь дооснастить резервуары воды цистернами фирмы "Шайнг", то я категорически против. Они уступают по емкости и не более гарантированы по герметичности. Я бы советовал вам концерн "Роэль Бао", это исключительные изделия и, как нельзя кстати, подходят для вашего проекта своей долговечностью и оригинальностью подачи воды наверх.
       - Я всегда прислушивался к вашим советам, Гасио, вы специалист высокого класса, но, поверьте мне в этом случае, "Роэль Бао" вряд ли превосходит те емкости, что я заказал. Они, конечно, и не уступают, но я не хотел бы делать из проекта международный консорциум или какое-то совместное предприятие. Раз уж "Шайнг" взялся делать все наши заказы от и до, то не будем распылять капиталы по свету, пускай они осядут в фирме нашего государства.
       Гасио достал мокрый платок и, усердно вытираясь, вздохнул.
       - Дело ваше, я лишь посоветовал. А вот, интересно, весь проект вы не считаете делом национальным либо государственным. Масштабы ведь не маленькие.
       - Гасио, ради бога, какие национальные, какие государственные, сугубо мои личные дела. Денег много, понимаете, чертовски много, а живу, как муравей. Мне даже не слава нужна, не величие и не облагодетельствовать я от широты душевной всех жителей этого города хочу, а памяти. Памяти в веках, продлиться на столетия, вот мечта, вполне достойная величия. А продлиться можно, только внесши вклад в развитие, в культуру, науку, что угодно, но вклад, и чем больше, тем лучше. Вы думаете, я гражданин такой-то страны и из-за нее стараюсь?
       Нет, Гасио, я - эгоист стопроцентный. Но, несмотря на это, я считаю, весьма рациональный и полезный эгоист. Я умираю от смеха, когда мои собратья по размерам состояния закатывают пиры и веселятся, сея деньги по ветру и даря их мизерные части от общего их размера в фонд милосердия или куда-либо еще на показуху добропорядочности. Они сидят не на деньгах, эти дураки сидят на главной силе развития и движения. Они сидят на том, что может привести в движение миллионы людей в мире. Стоит только захотеть, и это что-то, эти деньги направят космические экспедиции к дальним планетам, сделают гениальные открытия в науке и культуре. Заставят ослепительным блеском сверкать все, на что они могли бы направить их, принося им почет и память. Они же предпочитают заполнить ими свои закрома, как шарик воздухом, и выпускать его оттуда по чуть-чуть, исступленно наслаждаясь тем, что созерцают, как же много еще у них осталось.
       - Но есть кое-какие нюансы, мистер Раш. Ведь если они начнут вливать свои средства в бездонную бочку неразвитой части мира, то прогорят, потому что система этого неразвитого мира, как вселенная, беспредельна в поглощении и мизерна, как муравей, в продуктивности.
       - Не путайте грешное с праведным, Гасио, я не имел политику в виду, когда рассуждал об этом. Достаточно и в нормальной части мира мест, где их вклад был бы неоценим по своевременности и являл бы собою обратную взаимосвязь в системе деньги - производство товара и идей, а в конечном счете прогресс и прогресс - деньги.
       Скорей, я сам являюсь исключением, хотя и всего только в некотором роде, строя современнейший многомиллионный город такого архитектурного решения для тех, кто у себя в странах не имеет и хорошей квартиры.. Но даже у меня, если вы приглядитесь внимательно, то заметите, что большую часть людей я намереваюсь взять из стран с более прогрессивной системой развития, дабы не вносить в зародыше вирус деструктивности для будущей экономики и жизни нашего города-государства. Дураков я не спасаю, им туда и дорога, куда они сами идут.
       Гасио встал.
       - Может, вы и правы, мистер Раш. Ну, это все хорошо, но мне пора. Значит, завтра с утра, как обычно, встретимся на площадках в городе, а сегодня я закончу кое-какие наметки по общественному транспорту. Всего доброго, мистер Раш, удачного отдыха, - Гасио пожал шефу руку и, подхватив валявшийся возле кресла портфель, обмахиваясь полой пиджака, удалился.
       Раш с улыбкой провожал взглядом своего секретаря.
       - Он, конечно, славный малый, главное, дело знает отлично, но... А впрочем, сейчас мы это "но" и проверим. - Раш встал и направился в ванную. - Пока Гасио доберется до места своего назначения, пройдет еще немало времени, успею принять душ и переодеться.
       Холодные струи воды хорошо приводили в чувство после изнуряющей духоты и жары. Раш лег в ванне и медленно проводил рассеиватель вдоль всего тела.
       - Этот Гасио хорош, конечно, но проверить его давненько уже не мешало бы. Что-то слишком часто он стал подсовывать мне какие-то свои решения, соображения и все там такое. Разумеется, с одной стороны это может оказаться его отношением к делу, но, с другой точки зрения, это становится немного навязчивым и подозрительным, хотя он всегда дает задний ход, что настораживает тоже, в свою очередь, еще больше. Возникает такое ощущение, что в целостность моего личного плана и последовательность реализации усиленно пытаются всунуть чью-то чужую линию развития. И что характерно, именно в вопросах, которые при военной терминологии называются стратегическими, ключевыми. На которых, так или иначе, будет связана вся жизнь гигантского мегаполиса.
       Раш вытерся махровым полотенцем и, накинув легкий халат, вышел в коридор дома.
       Во всем помещении, будь то коридор или даже самый глухой угол, работали кондиционеры. После душа их прохладное дыхание становилось более ощутимым и приятным. Раш остановился у двери в торце коридора. Кнопочная панель замка фосфоресцировала так сильно, что даже сейчас в относительно светлых условиях слегка затемненного коридора были отчетливо видны границы всех цифр и букв. Раш набрал код и толкнул дверь ногой. Из открывшегося пространства обдало жарким маревом застоявшегося воздуха.
       - Вот чертовщина, именно эту комнату и забыли подключить. А, вообще-то, чему удивляться, старый дурак. Системы-то здесь все автономные, от пульта питания и до кондиционирования.
       Раш вошел в, казалось, ставшую осязаемой от уплотненности и температуры атмосферу комнаты и, включив все системы, захлопнул за собой двери.
       Постепенно становилось все прохладнее. Воздух заменялся свежим и охлаждался. Раш уселся в кресло и, как пианист, положил обе руки на клавиатуру. Пульта.
       - Ну-ка, ну-ка, наш великолепный Гасио, где ты сейчас и что поделываешь? - Он подключил слежение в автомобиле, но Гасио уже там не было. Шофер, плотно закупорив все щели, развалился перед открытыми жалюзями кондиционера.
       Раш взял план пониже и завернул в сторону окна.
       - Так, что за дом, что за сад? Ого, никак сам мистер Лао принимает сегодня моего секретаря. Ну, вы уж, мистер Лао, не сердитесь на любопытного Раша, но к вам в кабинетик просмотра я все-таки загляну. Есть, слава богу, у меня такая возможность.- Раш пробежался пальцами правой руки по кнопкам правого крыла на пульте. Загорелось три правых монитора, и на всех появилось изображение небольшого кабинета с очень схожим пультом и экранами.
       - Ну, это уж вы, ребята, загнули. Вот уж, действительно, - доверяй, но проверяй.
       На экранах сидел Лао, в руках у него была дистанционная панель управления. Сбоку от него устроился Гасио. Оба занимались просмотром недавней беседы Раша и Гасио в гостиной.
       Раш криво улыбнулся.
       - Нет, Лао, слабоват ты еще меня обскакать. Ишь, какая невидаль, камеры в гостиной у меня поставил, ты вот как я попробуй, в святая святых всунь, тогда и поговорим. А Гасио тоже хорош, на служебной машине, с моим водителем и к нему прямо под порог. Хотя, в этом он и прав. Шофер все равно понятия не имеет, куда и зачем. А чем наглее, тем меньше подозрений и больше удается. Теперь становится понятным, почему Гасио столь усердно просовывает продукцию "Роэль Бао" и других друзей Лао в структуру будущего города. Мерзкий Лао решил, как всегда, насолить. Всунуть высокотехнологическую, якобы, продукцию со скрытым запасом непрочности. Или изменяющийся структурно материал. Построй, мол, Раш, тоннели и мосты, а материальчик через пару лет внезапно, в одну ночь, раз - и изменился. Мосты - раз... и упали.
       Нет уж, коллега по миллиардам, свою мечту я охраняю прочно.
       Ни одна душа, ни один конкурент никогда не узнает, что и где я строю, пока я сам лично не закончу все, до последнего винтика. Да и удавитесь вы раньше, чем отдадите такие деньги, как я на охрану отдал, на разведку и диверсии против меня. У вас, ребятки, все желание пропадет подглядывать за мной, к примеру, в ванной, когда узнаете от своего бухгалтера, что это будет стоить вам миллионов двадцать, к примеру. А дешевле у меня в обслуге никто и не продается, сам плачу столько. Вот так-то, мальчики.
       Раш навел звук.
       - Ну и что ж, господин Гасио, - послышался ровный голос Лао.
       - Как видим, старый волк всегда настороже. Больше не надо ему ничего предлагать, это его может насторожить. Давайте-ка лучше рассмотрим с вами систему коммуникаций будущей подземки и трасс, выходящих к запасным резервуарам воды.
       Конечно же, но вынужден вас, мистер Лао, предупредить сразу, что Раш не устает повторять о том, что я хороший специалист, слушать мои разработки и корректировки. Однако, сделает он все по-своему, в очередной раз поблагодарив меня за усердие. Видимо, у него все уже давно просчитано и заготовлено. Меня же он держит для обманного хода. Я, якобы, официальный архитектор всего плана, а основа, благодаря этому, остается незыблема. Он не допускает к своей мечте никого.
       - Это весьма печально, господин Гасио, и все же, неужели нету ни единого места, где можно было бы нам приложиться, рассчитывая на успех?
       - Мистер Лао, разработку страны, если хотите, города, вело, по меньшей мере, несколько сотен, будем откровенны, гениальнейших архитекторов и инженеров. Раш собирал их по миру, перекупая за бешенные деньги много лет. Они просчитали всю площадь мегаполиса внутрь и ввысь и на поверхности так, что я, как специалист, гарантирую вам. Все страны мира, собрав своих лучших мыслителей, затратили бы достаточное количество времени, пока смогли бы с полной ясностью понять, насколько могуч этот будущий гигант и прочен. Я до сих пор, хотя с начала строительства прошло уже три года, не в состоянии охватить весь этот комплекс единым взглядом на его конструкцию и общее назначение.
       Лао понуро слушал, уткнувшись взглядом в пол.
       - Мистер Лао, - продолжал Гасио, - он платит каждому рабочему столько, что после окончания строительства любой из них будет миллионером и будет молчать о том, что знает, надежнее, чем после смерти. К тому же каждый из них сведущ лишь в своей ячейке города, а их там сотни тысяч. И даже если их потом ловить по миру и пытаться что-то узнать силой, вы обанкротитесь только на этом.
       Географическое расположение города настолько удачно в рельефном отношении, что подземная система коммуникаций обещает быть выше всяких похвал. Транспорт, запасные резервуары топлива и всего прочего способны держать мегаполис в автономном режиме не менее года. Это просто фантастика. И что самое неприятное, так это то, что нам так, по-видимому, и не удастся узнать что-либо о, так сказать, скелете города, ибо он уже готов и начинается его обрастание и наполнение. А что касается прочности этого скелета и его конструктивной мудрости, то, я думаю, вы сами понимаете. Не скоро на Земле найдется такой желающий повторить по грандиозности и долговечности подобное.
       Раш, мистер Лао, вложил в этот город-государство все свое состояние и соперничать сейчас с ним в вопросе помехи осуществления его мечты - это значит просто разориться. У него продумана каждая мелочь, и все связано так хитро и дорого, что, возьмись вы за одно, либо сразу бросайте, либо раскошеливайтесь наравне с ним. А это миллиарды и миллиарды.
       Раш довольно вертелся в кресле.
       - Молодец, хоть это понимаешь, архитектор ты мой главный. Ну, что, Лао, будем выворачивать карманы и плодить новых миллионеров на взятках или отцепишься от моего города?
       Лао встал и выключил монитор. Гасио закончил и внимательно следил за Лао.
       - Ну, что ж, господин Гасио. Если так, то мне надо серьезно подумать над другими сторонами этого проекта. Политической и, к примеру, территориальной.
       - Боюсь, мистер Лао, это ни к чему. Территория, как знаете, ничья, исконно, к тому же куплена им еще раз для надежности. Согласие приграничных стран в международном сообществе зафиксированы. Международная общественность в восторге от проекта тысячелетия, и все юридически территориальные вопросы решены с блеском. Что же до политики, то соседи будут только рады появлению нового высокоразвитого государства под боком. Так что с политикой здесь все на высоте.
       Лао стукнул кулаком по своему пульту.
       - Проклятый старик, где он взял столько денег? Ведь если, как мы у себя считаем, то он богатейший человек Земли. Но при всем при этом таковым не числится, явно скрывая не менее половины своего состояния неизвестно где. И уступая это место другому, который, на самом деле, ему и в подметки по состоятельности не годится. Хитра бестия, и как его одолеть - неизвестно.
       Гасио встал и подошел к Лао.
       - Мистер Лао, а зачем вам это, между нами говоря? Делает себе человек, в общем-то, хорошее дело, его прихоть, его дело. Построит и обанкротится, так как все деньги туда и уйдут. Ну, хочет памятник себе такой, пусть строит, что вам до этого, не вендетта же у вас с ним.
       Лао взглянул на Гасио з гримасой испуга.
       - Вы с ума сошли, Гасио, вы ни черта не разбираетесь в бизнесе. Вам дали деньги, вы их тратите, потратили, вы идете работать, чтобы проделать это снова. Но вы и не представляете, как это, получив сразу же, не потратить на себя, а вложить их куда-то и дать им ход. Бизнес - это искусство, Гасио, это призвание, такое же, как живопись или музыка.
       Вы слепы, господин архитектор, Этот старик не такой сентиментальный, как вам кажется. Памятник, видите ли, он захотел увековечится. Да ничего подобного Просто могу вас, и себя в том числе, поздравить с новой эрой частного обладания. Этот Раш строит не только город, не только мегаполис, напичканный аппаратурой и современнейшей технологией для жизни сегодня. Он создает государство будущего с супердинамичной экономикой, производящей все, что есть приоритетного в этом мире. Он и в мыслях не допускал банкротится на этом городе. Это вы все лопухи, все просчитали и решили так. Что, он этот город-государство площадью девять тысяч квадратных километров будет есть и пить все чужое, не давая ничего взамен?! Возможно ли такое, чем он будет платить? Или Раш и денег им всем даст тоже? Нет, дорогие, именно в этом городском скелете, о котором вы мне тут, Гасио, говорили, и будут заводы и фирмы, концерны и предприятия. И когда после нескольких лет затишья по окончании строительства этот ультрасовременный монстр в мгновение ока завалит сначала соседей, а потом и весь мир даже не завтрашней, а послезавтрашней продукцией по технологии и качеству. Вот тогда вместе с этой продукцией на весь мир прозвучит его имя, дорогой архитектор. Нет, он не маньяк, мечтающий поработить мир, он просто гениальный делец, бизнесмен из завтра. И его дети будут править этим завтра, обладая, не то что мы, фабриками и заводами. Они будут править государством экономическо-производственного авангарда, космической техники и сверхтехнологии.
       Раш знает, что ему надо, и не зря он вам говорил о силе денег и их возможностях. Он один увидел эту возможность, нашел точку приложения и, будьте уверенны, перевернет мир. Бросься я за ним, я не получу ни такой территории, ни такого кредита доверия. А там, глядишь, за мной еще и еще кто-то, и, пиши пропало, вся затея. Шанс больше у первого, даже если я возьмусь там же и за то же. Во-первых, я стану попугаем, копирующим все и вся, во-вторых, и это самое главное, все равно окажусь уже слабее его.
       Нет, сейчас его уже не остановить и не обойти. Преклонитесь, Гасио, перед новым властителем, кто знает, может быть, в будущем самым экономически могучим в мире. Я, пожалуй, умываю руки, в пай к себе он не возьмет, а быть поверженным я не желаю. Я закрываю ваш счет, Гасио, больше я вам не плачу, будь что будет, но урок извлечь надо, просто необходимо, ибо если и после этого ничего не понять в этой жизни, то я уж и не знаю, зачем тогда жить.
       - Может вы и правы, мистер Лао, но мне, все-таки, кажется, что Раш руководствуется какими-то другими принципами, уж слишком много в его рассуждениях эмоций.
       Лао жестом пригласил Гасио к выходу.
       Раш топнул ногой об пол.
       - Ишь, прорицатель, все видит, все понял, ну, да не это главное. Не успеть ему, ни за что не успеть, и это радует и есть единственное, что дает спокойно спать в этом сумасшедшем круговороте вечной гонки. Это и еще кое-что. Но об этом ему уж не дано, торгаш, не додумается.
       Комната Лао на мониторах опустела. Раш выключил экраны и встал.
       - Надоело подглядывать в замочную скважину, а что сделаешь, надо. Ну, да ничего, скоро, уже совсем скоро все должно закончиться, и тогда можно будет спокойно сидеть у себя дома, не опасаясь слежки, без личной охраны гулять по саду, и все остальное. А пока терпи и дави.
       Они не правы, главное здесь, все же не в деньгах. Во всяком случае, когда речь идет не о завтрашнем дне, а об уже прошедшем. Столько усилий не окупят никакие деньги, столько нервов и труда не тратит даже каскадер. Ибо он рискует жизнью своей, а я десятками своих потомков, имеющих шанс стать нищими, и миллионами переселенцев, приедущих в неизвестность.
       Чего стоят те же архитекторы и инженеры. Я подбирал их по миру из грязи и нищеты. В странах, где они жили, на них плевали, они были не нужны. Они гнили, не имея доступа к цели и смыслу своей жизни, к своей работе и призванию. И что же? Я создал им условия, я дал им уровень, достойный их умов, и получу взамен величие. Какие же, все-таки, ничтожества эти политики, особенно, что до малоразвитого мира. Они годами бьются над проблемами урожайности и непроизводительности в заведомо бесплодных условиях работы. Они гноят тысячи и тысячи гениев в угоду линии развития, ведущей в тупик хаоса. Бред, что политика управляет всем. Всем управляет экономика, и кто в этом сомневается, пусть оглянется вокруг. Только тупица или слепец не в состоянии увидеть этого, весь мир - гигантский пример.
       Раш вышел в коридор и пошел в гостиную.
       Спускаясь по коридорным ступенькам в зал, со вкусом обставленный различной мебелью, он заметил худощавого мужчину, неподвижно сидящего в углу. Гость был в черном костюме, и, несмотря на жару за окнами, по которой ему, наверняка, пришлось перед этим пройтись, выглядел очень свежим. Заметив Раша, мужчина приветливо улыбнулся.
       - Добрый день, мистер Раш. Думаю, дела не столь утомили вас, чтобы вы не смогли уделить мне некоторое количество вашего времени.
       Раш уже спустился по лестнице и спокойно подошел к незнакомцу.
       - Понятия не имею, кто вы, но судя по тому, что вы здесь, а не ожидаете разрешения за дверями, прохожим не являетесь.
       Гость улыбнулся еще больше.
       - Нет, разумеется. И поскольку, как вы сами сказали, таковым не являюсь, то смею пригласить вас с собой прокатиться. Ненадолго и не далеко. Охрану можете взять, но это без надобности. Если бы я не был тем, кем я есть, то ваша охрана, конечно же, сюда меня не впустила бы.
       Раш затянул пояс халата.
       - Ну, разве что в таком виде. Вас это не смутит?
       Он затянул пояс халата.
       Незнакомец встал.
       - Нисколько, мистер Раш. Прошу вас.
       Машина гостя была неплоха, хотя Раш уже настолько привык к спецзаказовским лимузинам, что и представить себе не мог, как в одной машине могут располагаться сразу человек пять, а именно столько сидений было здесь. Судя по демократичности поведения гостя, он сам сел за руль да и выглядел не надменно, Раш уже догадался, куда едет.
       - Еще чего не хватало, неужели Лао нагадил? Быть не может, слишком высок полет цели этих джентльменов не купить их. Нет, Это не Лао, но тогда кто же или что и зачем.? Вряд ли они собрались мне мешать, конечно, но, пожалуй, это единственная сейчас реально способная на что-то сила. Остается только тешиться тем, что никаких нарушений у меня нет, провокаций и махинаций тоже, и взяться им у меня будет не за что.
       Машина въехала во двор особняка из белого камня. У подъезда никто не встречал, и оба поднялись к двери без привычного Рашу эскорта.
       В доме была явно служебная атмосфера, да и обстановка во многом этому способствовала.
       Подобное размещение мебели и планировка комнат встречались Рашу только в различных институтах и учреждениях. Миновав первый этаж, оба остановились возле лифта.
       Изредка появляющиеся люди, одетые по образцу гостя Раша, со старательно скрываемым, но все же недоумением, смотрели на совершенно непонятно почему одетого в халат человека. Пройдя по коридорам третьего этажа и повернув за угол, Раш, следуя за мужчиной в костюме, остановился у двойных дверей из дерева.
       - Прошу вас, - опять улыбаясь, распахнул перед ним двери мужчина. - Здесь мы и побеседуем о цели моего, а, точнее, уже вашего визита.
       Раш расположился возле стола и, закинув ногу на ногу, вопросительно взглянул на незнакомца.
       - Ну, прежде всего, мистер Раш, позвольте представиться, - тот вытянул удостоверение и предъявил его Рашу.
       - Я так и знал. Кто же еще может так интересоваться мной, как не спецслужба родной страны. Надеюсь, нарушений в строительстве нет? Ракеты я там не прячу и склада ядерного оружия не делаю.
       Мужчина опять заулыбался.
       - Думаю, мистер Раш, вы и не догадываетесь, что за причина привела меня к вам. Разумеется, у вас все в порядке. На днях я ездил на строительные площадки и скажу, что, как и ранее, все там, в полном соответствии предусмотренным условиям.
       Жители страны, где мы сейчас с вами находимся, с радостью воспринимают вести о близящемся завершении строительства, ведь такого соседа мечтало бы иметь даже наше государство.
       - Да, вы правы, господин как вас там, не знаю.
       - Господин Шанке.
       Да, господин Шанке. За счет огромной концентрации капитала и сравнительно небольшого будущего количества жителей, я думаю, мне удастся сделать всех без исключения жителей города состоятельными. Это должно положительно отразиться и на соседях, конечно. Ну, да оставим это. Так что же за дела у вас ко мне?
       Мужчина снял пиджак и повесил его на спинку кресла возле Раша.
       - Вы, конечно, мистер Раш, человек сообразительный, но дабы на все сто и без проблем поняли меня сразу, я буду вынужден немного порассуждать вокруг предмета нашего разговора.
       Надеюсь, вас это не утомит и более плавно и надежно введет в курс проблемы.
       Начнем с вещей, казалось бы, посторонних. К примеру, время. Это весьма емкое и противоречивое понятие, однако, в нашем случае имеет центральное значение.
       Не подлежит сомнению, что, как это ни прискорбно, все мы смертны, хотя усиленно пытаемся вырваться из этого заповедного круговорота рождения и смерти. В то же время все мы, кто-то немного больше, кто-то меньше, но стандартны в сроках бытия. Сто, сто двадцать, даже если двести, все равно это все в одной системе координат по времени. Точно так же, как слон и кошка. Слон и микроб - это уже иное, они несоотносимы, ибо из разных, условно называемых мной, систем координат. Не пытайтесь понять сейчас, о чем это я, я сам вам все объясню.
       Такое же соотношение можно применить, но уже в несколько ином роде, к неживым объектам или, вообще, к чему-то нечто.
       Так, я считаю, вполне соотносимы человек, разумеется, в рамках временного понятия существования, и та же Земля, как планета. В свою очередь, Земля соотносима по разнице масштабов и опять же в рамках времени со вселенной. Соотносимы и одновременно различны, ибо являясь как бы ступенями одной лестницы временного образования они, как слон и микроб, находятся в совершенно разной среде течения времени и сроков существования. Незачем искать способы передвижения во времени или стремиться что-то в этом вопросе открыть. Взгляните внимательно, и вы увидите сами. Все окружающее нас, словно матрешки, находится одно внутри другого как по размерам соотношения, так, и это главное, по длительности жизни.
       Природа гармонична, и не следует влезать насильно, считая это открытием и прогрессом. Вспомним опыт гуманитарных цивилизаций древности. Пассивное познание не менее величественно и могуче, ибо дает возможность вообще без чего бы то ни было влиять на окружающее и достойно жить в нем.
       Итак, срок жизни человека усредненно сто-сто двадцать лет Это в тысячи и тысячи раз меньше срока существования Земли или чего-либо подобного, Луны, других планет. За всю свою жизнь человек успевает сделать столько, что считать нам с вами нет смысла, так этого всего много. Рамки срока жмут его со всех сторон. Спать шесть-восемь часов, пить несколько секунд от силы. Есть максимум полчаса. Да, он может есть и час, и все прочее, специально, разумеется, затягивая это по времени, но... Но через час или два, сутки или неделю он неизменно будет втянут в водоворот течения времени. Он не может позволить себе при лимите жизни в сто лет расти пятьдесят из них и спать по году, вместо восьми часов. Он раб условий времени и сроков его течения, иначе само его существование превратиться не в поступательный прогресс, а в неуклонное скатывание вниз.
       Подчиняясь этому закону, мы стремимся успеть как можно больше. Как можно быстрее сделать все, от ходьбы до образа мышления. Изобретаются компьютеры, в сотни раз ускоряющие способ получения и обработки информации. Мы, как воздух, должны иметь большие скорости передвижения и общения, ибо чем шустрее мы ускоряемся в рамках наших лимитов, тем больше преимущества имеем перед всем, что длительнее нас, и самими этими лимитами тоже. Имея такую возможность, мы уже не за несколько миллиардов лет, а за несколько тысячелетий, к примеру, сможем достичь уровня, дающего нам шанс не погибнуть вместе с угасанием Солнца, а как-то выжить. Не будь этого соотношения противоположных по времени объектов, и мы, живя по сто тысяч лет каждый, никогда бы не имели шанса так стремительно уйти от рамок временного пресса таких объектов, как Земля. Изобрети кто-то механизм бессмертия, и он нарушит закон матрешек, находящихся одна в другой. Он удлинит нам жизнь, но обречет на губительную длительность, для нас более смертельную, чем жизнь длиною в сто лет.
       Раш с интересом слушал.
       - Вот вы, мистер Раш, жили бы сто тысяч лет, разве спешили бы вы построить свой город за пять лет? Если вам кажется, что да, то вы ошибаетесь. Не полагайте наивно, что жить вы станете больше, а шевелиться будете по-старому, шустро. Нарушая закон, вы точно так же, незаметно для себя, будете затянуты в трясину медлительности, как вы сейчас затянуты и вынуждены пошевеливаться. Таким образом, надеюсь, вы достаточно ясно видите, какое влияние оказывает и какие последствия глобального характера на всю цивилизацию и ее развитие может оказать, казалось бы, исключительно медицинская проблема долгожительства.
       Но не все даже так просто, как это, что я вам рассказал. Все еще гораздо сложнее. Оказывается, не только подобным образом можно пагубно повлиять на закон временного существования одного в другом. Если в случае с удлинением жизни мы влияли непосредственно на сам объект, являющийся невольной жертвой рамок времени, то, во втором случае, мы влияли на него косвенно, посредством условий и способа его жизни. Хотя второй случай принципиально подчинен первому, ибо, опять-таки, условием нарушения есть этот же объект. Вопрос только о средстве воздействия. Итак, мистер Раш, вот мы и подошли к теме нашей беседы. А теперь, как вам ни неприятно будет это услышать, но именно ваше любимое детище и является таким способом воздействия на человека.
       Раш изумленно вытаращил глаза.
       - Интересно, это как же получается?
       - Спокойно, мистер Раш, ничего ужасного для вас этот вывод нашей науки не таит.
       Дело в том, что, разрастаясь до определенных пределов, мегаполис переходит границу между рамками времени микроба и слона, попадая в систему координат не своих, заложенных природным законом, условий существования и функционирования. А поскольку сам город предмет неодушевленный, то увидеть это нам с вами суждено, в первую очередь, на внутренних обитателях этого сверхобъекта, вторгшегося в чужие пределы бытия. На самом же городе это отразится, предположительно, так. Он станет менее подвержен разрушению, более устойчив к природным явлениям, ну и, естественно, из этого следует, станет более долговечным, если не вечным по нашим меркам, конечно же.
       Я понимаю, мистер Раш, что это как раз то, что вам и надо. Вечный город, вечная память. Но беда даже не в этом и даже не в том, что жители города в перспективе станут из-за этого долгожителями. Беда в назревающем катаклизмическом конфликте, который неминуемо наступит, появись такой сверхгигант в действительности. Это уже, господин Раш, не только ваше дело, это дело цивилизации, само существование и будущее которой станет в прямую зависимость от победы или поражения в грядущей схватке.
       Имеем ли мы право, как люди, уже сейчас осознающие всю опасность такого эксперимента, допускать это к осуществлению. Думаю, не имеем, мистер Раш.
       Ну, а что касается того, что же вам надо сделать, то я же предупреждал вас, что ничего страшного для вас это не таит.
       Просто, во избежание перехода границ временного соотношения, вам необходимо заморозить разрастание площади застройки уже сейчас. Застройся ваш город еще километров на десять, и опасная черта может быть пройдена. Это касается не только ширины и длины, мистер Раш. Это касается всего объема города. Я понимаю ваше огорчение, но, не портя друг другу настроения, я думаю, вы понимаете, что, если вы против, то мы будем вынуждены вмешаться. А это совершено не нужно, ведь мировое общественное мнение и весь мир видит в вас не губителя наций, а, наоборот, спасителя. Куда выгоднее договориться обо всем сейчас. Вы сохраняете силу и престиж экономического города-гиганта. Он ведь и при таких размерах не намного отличается от планируемого. Мы же сохраняем принцип нашего с вами прогресса и светлого будущего.
       Мне чисто по-человечески жаль, мистер Раш, что такой грандиозный план придется воплотить лишь наполовину, но иного выхода нет. Мы сумели вас переиграть, иначе мы бы не были сами собой, а, не оправдывая возложенных на нас функций, не могли бы просто существовать.
       Итак, мистер Раш, я слушаю вас. Я, конечно, зря объяснял вам здесь про эти соотношения и все прочее. Вы это великолепно знали и без меня, но будем считать, что это была своего рода психологическая подготовка, необходимая для лучшего взаимопонимания и успешного разрешения проблемы.
       Раш встал, его лицо выражало состояние полного разгрома.
       - Могу я , как проигравший, знать, откуда вы, черт вас дери, узнали об этом. Кто продал вам эту информацию, ведь об этом знал лишь один я и он.
       - Мистер Раш, для того, чтобы владеть миром, не помогут никакие средства, потому что сама идея маниакальна и неразумна в корне.
       Подобна этому, идея сокрытия тайны такого масштаба бесполезна. Как вы будете убирать ученого, подавшего вам эту идею и ее обосновавшего? Бесполезно по нескольким причинам. Первая причина - это то, что рано или поздно кто-нибудь обязательно додумается до этого, тем более, что теперь перед глазами ученых всего мира, как бельмо на глазу, стал бы ваш город. И не заметить того, что могло бы там происходить, они не могли , а, заметив, не объяснить.
       Ну, а вторая еще проще. - Мужчина пригласил Раша жестом в соседнюю комнату, двери которой все время были приоткрыты, но не позволяли до конца заглянуть туда.
       За дверью оказалась небольшая комната, посреди которой стоял обыкновенный телевизор средних размеров.
       Раш сел на диван напротив.
       - Ну, и что же.
       Его собеседник подошел к телевизору и включил его.
       На засветившемся экране появились очертания комнаты просмотре Раша и он сам. Он сидел в том же халате, что и сейчас, и с ухмылкой наблюдал за Лао и Гасио, которые на маленьких экранах мониторов его пульта оживленно беседовали о нем, просматривая запись в гостиной.
       Раш хлопнул дверкой, садясь в вызванный ему автомобиль. Кожаное сиденье мягко скрипнуло пружинами. Лицо Раша было багровым, на лбу выступила холодная испарина.
       Проворные ищейки от правящего кабинета таки вычислили его планы один к одному, и теперь в воздухе носился запах опасности, да чего там опасности, фиаско. Если брать тайную, тщеславную сторону этого предприятия, то фиаско. Раш смотрел вокруг и ничего не видел, казалось, его глаза повернулись вовнутрь и судорожно просматривают какие-то видеонаброски, штрихи, компонующие части общего варианта решения кризисной ситуации. Нервное шевеление губ напоминало бормотание мертвецов из фильмов ужасов, цвет они имели почти такой же. Иссиня бледно-розовые в складках, постепенно переходящие в буро-красный цвет лица.
       Шофер посмотрел на Раша и, сообразив все без вопросов, направил машину на шоссе, ведущее к месту, откуда Раш недавно прибыл.
       Паническое отчаяние безраздельно владело Рашем. Подстегиваемое обиженным честолюбием и урезанными амбициями, оно пожирало его, как дикий зверь, поймавший долгожданную жертву. До сумасшествия обидно становилось при мысли, что какой-нибудь Нью-Йорк или Мехико, почти не уступающий в размерах его детищу, ни одному болвану не придет в голову ограничивать либо рушить, если он начнет превышать эти, установленные кем-то, рубежи. А самое главное, что никто и не следит за этим там, да нигде не следят, а тут раскопали этого ученого следы, и на тебе лимит, благодетель, и ни шагу за черту. Раш перегнулся через спинку переднего сидения и вытащил из полки возле стекла картосхему строительства в общих чертах. По сути, это была и не схема, а просто обозначалась общая площадь застройки более темным цветом и наиболее широкие центральные магистрали мегаполиса.
       Внезапно Раша осенило.
       Заняв почти две трети площади отведенной земли, город оставлял хорошенькую площадку гигантских размеров. Построить на ней аэропорт было бы сверхшикарным, да и не дадут. Во-первых, есть уже две штуки, а потом, явно будет видно нарушение. Площадь ведь общая получится, если вместе рассматривать. Аэропорт нет, а вот... Эти же идиоты ни черта в проблеме не соображают, напугать Раша могут, да и только.
       А вот если в самом конце, на самой границе, вдалеке от городишка, взять и слепить энергостанцию. Их как раз для комплекта энергоснабжения три штуки еще надо. Для двух фундаменты успели заложить, а третью все думали, куда приткнуть. Что думать, вот ей и место.
       Раш облегченно вздохнул. Он выполз. Выполз, ухватившись, как в поговорке, за соломинку. Эту соломинку он и протянет от дальней станции к мегаполису.
       - Тоненькую такую, всего-то на всего шоссе, узенькое, две полосы и линию энергоснабжения. Ни то, ни се. И не застройка площади, но его, правда, все равно взяла. Олухи-то теорию плохо читали, они и не видали этих работ, а документы, что они, документы и есть. Кто из них поймет, что ниточка эта, как лассо, закинутое мегаполисом, ухватит за -шею этот чертов закон, суммируя и автоматически притягивая всю территорию до станции к уже имеющейся площади города. Ну, и уж, для пущей надежности, соединится станция и телефонной, и телевизионной связью с центром. Привязка будет полной, как и положено. Не был он прав, этот блюститель порядка жизни, и в этой партии выиграет не он, это был только шах, мат будет ему.
       Выбирать ему будет не из чего, станция-то маленькая, единичная для их масштабных опасений, привыкли, ведь, к десяткам километров, погоды не сделает. Почему одиночная и почему так далеко? Да все просто будет, господа. Она ведь атомная, ребята, атомная. Следовательно, опасная, если близко будет. Как говорится, вот тебе и раз, вот тебе и два.
       Раш бросил карту на сиденье.
       - Заворачивай, едем на строительство. - Его голос прозвучал уверенно, твердо. В нем звучала целеустремленность и оптимизм.
       Протянув руку к дверце, Раш открыл окно и подсел к нему поближе.
       - Долго еще ехать? Уже целый час прошел, а этой пустыне все конца не видно.
       Шофер обернулся к Рашу и с любопытством взглянул на него.
       - Давненько вы, мистер Раш, не бывали тут, видно. Помнится, когда строили, все, как свои пять пальцев, знали. Еще минут с пятнадцать осталось. Вон уже, видите, появляется потихоньку. - Водитель показал вдаль. Там, на слепящем песчаном фоне начали подниматься из-за линии горизонта темные крыши небоскребов.
       Раш скорчил недовольную гримасу, было жутко неприятно засветиться своей забывчивостью, даже перед шофером. Он действительно не был тут давно. С самого окончания строительства. Он очень боялся, что его личное присутствие вызовет лишние подозрения у людей, так мило побеседовавших с ним. Все его усилия с того момента были сконцентрированы на этом. Но сейчас, слава богу, все уже обошлось. Они ничего не заметили, точнее, ничего не поняли, и Раш сделал свое дело. Сейчас же он ехал проверить плоды, взросшие на этом дереве.
       - Да, год это большой срок. Целое переселение народов, запуск этого механизма-гиганта, нормальное его вхождение в рабочий ритм с полноценным функционированием всех систем жизнеобеспечения. Да и люди. Люди, попавшие в мир фантастики, который должен стать для них миром повседневной реальности. Пожалуй, это был самый тяжелый и ответственный этап, столько было сбоев и трудностей. И вот, спустя несколько месяцев, все наконец-то заработало, загудело, вошло в колею и покатилось по намеченному пути.
       Раш вышел из забытья и взглянул вперед. Зеркальные скалы чудовищным нагромождением заслонили все пространство впереди машины. Они стояли сплошной, возрастающей ступенями в небо стеной, уходящей за горизонт влево и вправо. Машина въехала на просторную стоянку и остановилась.
       - Прибыли, мистер Раш, - повернулся к нему шофер.
       - Тут вы и пересаживайтесь, вон их сколько стоит тут, машин этих.
       Я дальше не поеду, сами, небось, знаете, в городе человек за рулем вне закона. Повышенная опасность для него, во, дошли-то. Это мы у себя, в остальном мире привыкли, понимаешь ли, сами водить, а тут... Словом, ваших же собственных рук и дело. - Водитель улыбался.
       Раш вылез из машины и достал из кармана дистанционный маячок, который остался еще с окончания строительства. Хотя в городе уже наверняка сменилось, как минимум, одно поколение таких приборов, но этот еще должен был действовать. Какие-то странные чувства навеял на него этот шофер своими словами о привычке остального мира. Но это не было чувство новичка с круглыми, выпученными от удивления глазами, вступающего в этот чересчур ультрасовременный город. Он был все-таки хозяин, если угодно, то даже отец всего этого. Раш начал вызов, и через минуту рядом, объехав по кругу стоянку, остановилась сияющая розовым перламутром машина. Раш открыл дверь и сел на переднее сидение. По щитку приборов пробежала зеленая цепочка мигнувших друг за другом лампочек.
       - Двадцать минут по городу, а потом к зданию мэра, - спокойно произнес Раш.
       С некоторыми тонкостями техники мегаполиса он знаком не был, но догадаться, что к чему, было не так уж сложно. Машина ехала быстро и одновременно с этим очень спокойно. Не было ни резких торможений, ни быстрых разгонов, все маневры происходили так изящно и мгновенно, что Раш залюбовался этим, как ребенок.
       Миллионная сеть компьютеров, взаимодействующих между собой, создавала на трассах видимость великолепно отрепетированного спектакля жизни, а в главных ролях были машины, несущиеся по эстакадам разных ярусов и шоссе во всех направлениях. Они заранее знали, что и где их ждет, как и когда им повернуть, разогнаться или остановиться. Незабываемые впечатления возникали, проезжая по верхним эстакадам, когда внизу зияли темные расщелины домов и пересекающиеся нижние ярусы дорог. Зеркала окон многократно умножали шевелящийся вокруг муравейник. Да и вообще, все это, действительно, ужасно напоминало муравейник, муравейник будущего.
       Раш посмотрел на часы, шла двадцать первая минута прогулки. Машина плавно скатилась ярусом ниже, потом еще ниже и, наконец, выйдя на широкий людный проспект , помчалась к приближающемуся справа зданию мэрии.
       Раш уже собрался, было, выходить, но вдруг с недоумением заметил, что машина, даже не притормозив у стоянки мэрии, проехала дальше, завернув в противоположную, левую улицу, съехала к площадке другой стоянки.
       - Что за сервис, черт бы тебя побрал, Я что, сюда просил, что ли, - возмутился Раш.
       Но на приборной доске уже пульсировал сигнал неполученной оплаты, а следовательно перезаказ уже не принимался и двери были заблокированы. Раш кинул в темнеющее углубление две ассигнации и, тут же получив сдачу из выехавшей полочки, не пожелал больше находиться в машине и, тем более, делать новый заказ.
       - Чертовщина какая-то. Неисправна, что ли. И стоянка возле мэрии вроде действующая, а чего-то проехала, непонятно. - Раш вышел на проспект.
       Это только сидя в машине казалось, что проехал недалеко. Простор проспекта и масштабность всего, что его окружало, обманывало кажущейся близостью. На самом деле, до мэрии даже на глазок было километра с полтора.
       Раш качнул головой.
       - Ох, уж эта машина, ну и подшутила. - Он опять достал маячок. Подкатившее серенькое авто почему-то приглянулся больше, чем предыдущая машина, и Раш ввалился в заднюю часть салона.
       - Ну что, к мэрии, и побыстрее, пожалуйста, - Раш отлично знал, что побыстрей, чем тут, и так не будет, даже с супер - пожалуйста, но ведь терять человеческую натуру совсем не обязательно даже среди всего до невозможности рационального и до мелочей рассчитанного. Авто набрало скорость и, проехав по проспекту километров пять за мэрию, вместо того, чтобы свернуть на перекрестке обратно, огибая разделяющую трассу черту, съехало на стоянку и замигало лампочкой оплаты.
       Раш позеленел от гнева. Вихрь эмоций на секунду захлестнул разум, в глазах поплыли круги.
       - Ах ты, сволочь такая. Да вы что же это, сговорились здесь, что ли. - Он оплатил проезд и выскочил, как пуля, сильно хлопнув дверкой на прощание.
       Мимо проехал рейсовый автобус, и авто плавно отъехало, догоняя его и обходя справа.
       Раш немного отошел, но решил испытать судьбу еще раз. Странно бывает, когда человек, вопреки норме своей, принимает после длительных ненормальностей за ненормальность как раз то, что и есть самая норма. Зеленая каплевидная машина за две минуты доставила Раша туда, куда он не мог попасть уже целых полчаса.
       Выйдя прямо к центральному входу мэрии, Раш облегченно вздохнул.
       - Интересные подарочки приготовило родное детище, ничего не скажешь. - Пройдя к двери, он шагнул в открывшееся пространство здания.
       Мэр встретил его радушно. Будучи и сам активным участником строительства в недавнем прошлом, он был рад увидеть Раша после длительного перерыва.
       В уютно обставленном кабинете они немного освежились прохладительным и побеседовали о городе. Раш не мог не поделиться случившимся и тотчас поведал мэру об этом. Реакция мэра была на удивление спокойной. Так, как будто это само собой разумеется.
       - Дорогой вы мой. Да таких штук со мной на день с десяток бывает. Чуть меньше, чуть больше и серьезнее. Откровенно говоря, и не только со мной. Многие из строителей пожелали тут остаться, а мелкое и среднее руководство стройками, по вашему разрешению, заняло здесь кое-какие посты. Так вот, все они, все те, кто не приехал на готовое, а строил этот остров прогресса, поголовно подвержены этому явлению. С жителями со стороны такого не бывает никогда. Это какое-то необъяснимое явление, очень и очень странно, город словно считает нас чужеродными частицами, но мы живем и не жалуемся. Кроме этих мелочей, все, вроде бы, в полном порядке. Далее мэр пустился в рассказ о своих делах и заботах, о городских проблемах. Хоть механизм жизни уже и работал, все же, как и везде, были свои заботы, свои недоделки и вновь рожденные задачи. Раш провалился поглубже в мягкое кресло и слушал Мэра, его задорный отчет и планы на будущее. Заключая свои выводы о финише создания всего этого, Раш вполне мог спокойно поставить точку, отметив для себя качественность своей работы, но что-то тревожило его.
       Пожалуй, даже не эта странность с машинами и что это происходит не с ним одним. Что-то созревало в его голове , какая-то микроскопическая догадка блуждала по коридорам памяти, захватывая известное ранее по дороге с собой и стремясь вырваться в четко сформулированный всеобъемлющий вывод.
       Просидев в мэрии еще с полчаса, Раш решил, что легкий экскурс в дела его проекта пора завершать. Он получил исчерпывающую информацию обо всем из жизни, дел и всего остального и, пожалуй, остался всем, в общем, доволен.
       Он спустился к стоянке вместе с мэром, провожаемый почтительными взглядами окружающих, и, сев в машину, отправился на загородную стоянку, где ждал его старый для этого мира спецзаказовский длинный автомобиль. С личным живым шофером и такой привычной атмосферой жизни
       Было около четырех часов дня, когда быстрая, как стрела, начиненная компьютерами машина, сбавив скорость и съехав на площадку стоянки, доставила Раша к месту назначения.
       Он вышел на раскаленный асфальт и вдохнул полной грудью. С этого места мегаполис был особо обворожителен. Он зависал в небе над Рашем, как исполин над ничтожно маленьким существом, подавляя своими размерами и сиянием. Раш подумал о сотнях похожих по размерам городов, образующих темные пятна, поблескивающие зеркалами домов. Эти пятна растут, разбрасывая вокруг себя точки пригородов и городов-спутников, а потом вновь поглощая их в процессе роста и вновь разбрасывая.
       Они срастаются с такими же, как они, гигантами и со встретившимися на пути средними городками. Они, как и стоящий перед ним гигант, шевелятся, живут, они дышат. По их внутренним артериям текут потоки машин с грузами для них же, в их недрах бьются реакторы и турбины их сердец. Они живые существа со сложнейшим устройством.
       Раш облокотился на горячий капот своей машины. Слабый проблеск воспоминания начал нарастать и становиться все отчетливее и сильнее. Он вспомнил, что навевает на него все это. Огромная клетка на прямоугольном стеклышке под линзой микроскопа. Она также пульсировала и двигалась, росла и перерождалась внутри себя.
       Нет, он не прав, досадная ошибка была виной создания его детища. Ошибся ученый, ошибся и он, не поняв его и его работ, ошибся поймавший его агент. Тройная, а, может, и миллионная ошибка была в оценке и планах на будущее этого места. Никогда еще в жизни и в природе не было ничего, что можно бы было объяснить так просто и до глупого примитивно, как это пытались сделать они все.
       Да, мегаполис, действительно, вероятнее всего, пробил невидимый рубеж внутри заключения времен одно в другом. Но ведь разве только это. Это был живой организм, включающий в себя людей, как важный компонент своей сущности, но не более. Более они не были в нем никем и ничем. Новая ступень в виде человека разумного на лестнице генезиса ослепительно четко становилась видна в этом рукотворном, но и не менее самостоятельном, реальном чуде.
       Процесс, длившийся веками, становился наиболее ясен и понятен. Он открывал новые горизонты развития и возможностей человечества. Это не было ни вырождением, ни ужасной мутацией вида. Это было его естественное закономерное развитие и прогресс, очередной этап роста особой человеческой материи.
       Неожиданно глобальное, как стереофильм, панорамное по все окружности вокруг него, видение навалилось на Раша и сбило дыхание.
       Живая клетка, то сокращаясь, то расширяясь, постепенно исчезала, становясь все мельче и мельче. Наконец, стала невидимой, а на переднем плане возникла окружающая и заключающая ее в себя голубизна.
       Непомерно гигантский океан вздымался своими волнами, омывая серовато-коричневую сушу. В лицо ударил насыщенный незнакомым запахом первозданной свежести ветер.
       Миллиарды лет еще были впереди, а пока все было безжизненно и пусто. Волны перекатывались, пенясь и разбиваясь о сушу, а где-то там, в глубинах, уже жила и разрасталась жизнь. Новая, еще неведомая никому, непознанная и неповторимая. Пройдет время, и эта жизнь оформится и вырастет. Она укрепится в своем лоне и шагнет на сушу. Она начнет свое победное шествие в пространстве и времени, занимая все новые объемы, утверждаясь и проникая в неведомые дали окружающего ее мира.

    1990 г.

    ДРЕМЛЮЩЕЕ ПРОКЛЯТИЕ

       Буря, бушевавшая над побережьем, набирала силу. Ураганный ветер сметал все на своем пути, оставляя землю за собой пустынной и черной. Ближе к морю в своей центральной части закручивающийся столбом смерч слегка слабел и смыкался плотно сжатой воздушной массой с основным потоком, более слабым, но гораздо большим по объему. Постепенно переходя в центр потока, ветер изменялся и не был столь порывист, но нажимал со всех сторон сплошной стеной, и устоять было совершенно невозможно.
       Воздушный фронт тянулся на многие километры по поверхности моря и постепенно обрывался возле юго-западного побережья Индии, проходя вдоль всего западного ее берега. Там, где фронт слабел, начиналась зона теплого воздуха. Вдыхать его было тяжело и неприятно. Он занимал весь участок Индийского океана, простирающийся до востока Африки и даже вдоль него, вплоть до Мадагаскара. Здесь воздушное марево начинало слегка колыхаться и, не спеша закручиваясь в невидимые спирали и кольца, сливалось с идущим из Антарктики прохладным воздушным течением.
       Проскользнув по западу Намибии и подхватив немного туч, поток вынес их, смешав в легкий, почти невидимый туман, в Атлантику, понемногу тормозя между Африкой и Южной Америкой. Здесь, с севера и из глубины материка, на западе, дули сильные ветры, принесшие много облаков и грозовых туч. Встречаясь, они перемешивались, меняя высоту, опять поднимались, кружась над океаном и создавая нечто новое. И окончательно переплетясь и изменившись, двигались на север вдоль Атлантического океана.
       Сопровождающий их туман уже непроницаемой стеной окутывал поверхность океана, а за ним следовали, постоянно взрываясь молниями, грозовые тучи. В районе между Испанией и Северной Америкой движение остановилось. Оно натыкалось на внезапно возникший антициклон. Он отталкивал гигантскими рукавами напирающие воздушные массы, рассеивая их к побережью, оттуда они проникали еще дальше вглубь. Огибая рельеф местности и замедляя свое движение, течение становилось спокойным и размеренным.
       Растеряв все тучи на прибрежном участке, где его пересек не сильный, но напористый ветер с севера, поток преобразовался в обычный ветер средней силы, то убывающей, то опять усиливающийся за счет давления больших, чем он, воздушных фронтов. В центре материка все резко изменялось, затихая и уступая место движению нового циклона, образовавшегося еще позавчера и до сих пор достаточно сильного и стойкого. Ответвляясь от него и сдвигая другие ветра и течения, новый, очень сильный поток, вобравший в себя обильные ливни и град, стремглав понесся на запад побережья всей своей мощью. Смешивание и перестановка сил внутри него происходили постоянно. То догоняя друг друга, то отставая, внутренние потоки напоминали клубки прозрачных змей.
       Вырвавшись без особого труда на простор Тихого океана, ветра распались, и над центральной частью океана воцарилась тьма, в которой засверкали молнии и посыпался град, иногда сменяемый потоками ливней. Теряя силу, поток, изрядно истощившись, вышел к Китаю и Японским островам, где был немедленно рассеян и поглощен местными течениями, идущими вдоль берега и заворачивающими на материк в районе Восточно-Корейского залива.
       На материке к проходящему течению присоединилась облачность, неподвижно висевшая, как бы в ожидании, над центральным Китаем, и все вместе дошло до Хребтов Тибета. Тут облачность отделилась и, зависнув во впадинах и ущельях гор, освободила поток от своего присутствия и позволила ветру прорваться, развалившись на множество ветерков, сквозь скалы и камни Тибета
       Уже почти ослабев, остатки течения неожиданно были подхвачены сильным горячим потоком из Средней Азии и, повернув на северо-запад, понеслись в сторону Восточноевропейской равнины. Царившее здесь разнообразие, образованное слиянием и распадом остатков множества потоков ветров и фронтов, встретило пришедшее с юго-востока, боковым прохладным ветром, что завернуло поток и вынудило перемещаться раздвоившись. Деление продолжалось, когда на пути возникли идущие в противоположную сторону потоки, представляющие остатки других образований.
       Слабый теплый ветерок натолкнулся на ударившего его сверху вниз более сильного собрата и, опустившись, завертелся между бетонными корпусами домов, огибая их и постепенно слабея. Оставляя на каждом здании часть своей уже давно потерянной силы, за большим домом из кирпича ветер лизнул траву и, поднявшись сквозь зашелестевшую листву деревьев, ударился о стену небольшого девятиэтажного дома. Слегка загудели стекла в окнах и с грохотом распахнулась форточка.
       В кухне стало свежо, зашелестели и перемешались бумаги на столе. Марта оглянулась, но возвращаться не стала. В руках ее был довольно тяжелый тазик с бельем, а в таком возрасте каждое движение требует больших затрат силы. Она прошла по коридору в ванную комнату и, поставив тазик на раковину, открыла крышку стиральной машины. Электронные часы, переключившись на режим программирования, замигали белыми нулями на информационной панели.
       Марта не спеша сложила белье в машину, набрала воды и, закрыв крышку, с трудом нагнулась к кнопкам программного устройства. Она уже набрала программу и переключила таймер на время суток, когда ее взгляд скользнул чуть левее корпуса машины. Белая, облицованная плиткой стена за ванной неожиданно привлекла ее внимание. Она была такой же, как обычно, но сейчас как будто что-то заставляло Марту смотреть на эту стену. Неприятное предчувствие овладело ею. Ощущение чего-то ужасного нарастало, и Марта уже почти задыхалась от необъяснимого ужаса, когда на белоснежной поверхности покрытия стали как бы концентрироваться алые капельки чего-то густого и непрозрачного. Они росли, набухая и медленно сползали по гладкой поверхности, они сливались друг с другом и срывались в ванну, разбиваясь об ее дно и дробясь на множество мелких капель. Через минуту вся стена была темно-алого цвета от стекающей по ней жидкости.
       Марта, трясясь, отступила от машины к стене. Она попыталась разогнуться и уперлась трясущимися руками в стенку. Руки погрузились во что-то липкое, и она отчетливо почувствовала отвратительный запах чего-то знакомого, но уже давно забытого. Сморщив лицо от боли, Марта выпрямилась и оглянулась на стену, за которую взялась. Алые ручейки сочились по ней, образуя на полу еще небольшие лужицы. Ее руки были вымазаны в это, и она поднесла их поближе в лицу, чтобы рассмотреть. Острый запах раздражал, и она неожиданно вспомнила. Да, этот, именно этот запах она так ненавидела, когда была еще совсем молодой, когда она, поддавшись повсеместной агитации, стала санитаркой на той проклятой войне. Именно там она впервые почувствовала этот омерзительный запах. Это был запах крови.
       Марта в ужасе посмотрела на свои руки еще раз, ей уже не было страшно, она перешла ту грань, когда страх становится жалок и беспомощен по сравнению с тем, что его заменяет. Истошный вопль вырвался из ее горла. Она стояла посреди ванной комнаты, подняв руки, а вокруг лилась и сочилась алая зловонная жидкость. Она свертывалась и, лопаясь, сочилась вновь сквозь засыхающие корочки предшествующих ручейков. Она скапливалась в уже большие лужи в ванну и на полу и, наконец, она дождем закапала с потолка. На крик из дальней комнаты прибежал испуганный муж, он стал в дверях, открыв рот и совершенно не понимая, что здесь случилось. Марта натолкнулась на него и чуть не повалила на пол, выскакивая из ванной, с круглыми от ужаса глазами.
       - Алекс, это же кровь, настоящая кровь, - она протянула к нему свои руки, и он в упор посмотрел на них. - Что это, Алекс, что это, я не верю своим глазам, может быть, мы сошли с ума?
       Она взглянула куда-то за спину мужа, и лицо ее исказилось в гримасе безысходности от чего-то неотвратимо страшного. Он повернул голову и тоже застыл в недоумении. Стены коридора алели потеками, а на дальней стене комнаты, которая виднелась через дверь в конце коридора, словно после взрыва, растекались струйки крови, склонясь к полу и замедляя свое течение.

    * * *

       День начинался динамично, еще с утра Алан почувствовал это. В офисе на него сразу же набросился директор, желавший непременно знать все подробности предыдущего дела. Потом, как сговорясь, начали звонить друзья и знакомые, не давая ни секунды на передышку, и, наконец, этот чертов вызов.
       Успев купить утреннюю газету, Алан развалился на заднем сидении и, решив воспользоваться минутой свободного времени, перелистывал сегодняшние сообщения. Он просмотрел раздел хроники и углубился в чтении большой статьи о коррупции правоохранительных органов. Основная идея написавшего это корреспондента сводилась к проблеме взяток. Автор недоумевал по поводу того, что не сама взятка является неприемлемой формой отношений между просящим и решающим, а лишь ее сумма, в некоторых случаях чересчур смехотворная.
       Читать до конца Алан не стал и занялся политическим обзором. За разделом политики шла бытовая хроника и ряд светских сообщений. На последней странице красовался фельетон, но до него Алан так и не добрался. Машина завернула за угол и остановилась у подъезда. Девятиэтажного дома. Вздохнув, Алан сложил газету и вышел из машины. У дверей подъезда стоял полицейский и скучающим взглядом провожал всех проходящих мимо. Поднявшись по лестнице и зайдя в подъезд, Алан натолкнулся на своего помощника.
       - Эйбл, что вы здесь делается? Мне кажется, я вам еще даже не сообщал о происшествии.
       Помощник слегка растерялся, но замешательство длилось недолго.
       - Я не вижу ничего страшного в том, что позволил себе вас опередить, инспектор, думаю, это только на пользу. А о случившемся мне доложил дежурный, я его об этом давно просил.
       Алан помедлил еще секунду и пошел к лифту, помощник последовал за ним.
       - Ну, и что здесь стряслось, Эйбл, - наконец, снова заговорил инспектор.
       - Да по сути дела, ничего уголовного, инспектор, - Эйбл жестом пригласил Алана в открывшийся лифт. - В квартире одной супружеской пары преклонных лет из стен ни с того, ни с сего потекла самая настоящая кровь, причем, в совершенно невообразимом количестве.
       Алан с сожалением посмотрел на помощника.
       - Не смотрите на меня так, господин инспектор, вы сейчас и сами это увидите. Зрелище, прямо скажу, не из приятных.
       На третьем этаже стояло двое полицейских. Дверь в квартиру была приоткрыта и оттуда доносились приглушенные голоса. Алан толкнул ее ногой и, заглянув в левую часть открывшегося коридора, вошел. Помощник прошел за ним и плотно прикрыл двери.
       В большой комнате на сдвинутых к середине стульях сидели двое стариков, рядом с ними, видимо недавно прибывшие, эксперты-криминалисты, сложив руки на своих чемоданчиках. Работать они не спешили, ибо, вероятно, не видели работы здесь для себя как таковой. Увидев Алана, эксперты встали и, поприветствовав его, отступили к столу.
       Алан огляделся. Окружающая картина не радовала глаз. Было такое ощущение, будто здесь только что растерзали как минимум несколько человек. Для полноты не хватало лишь парочки изуродованных трупов. Кровь действительно была везде. Ею были заляпаны весь пол, стены и даже мебель. Выслушав рассказ стариков о случившемся, Алан еще раз прошелся по комнате. Эйбл и эксперты молча смотрели на него. Он встал у окна и, выглянув на улицу, повернулся к ним.
       - Ну, что молчите? А кто вам сказал, что эта штука, - он мазнул пальцем по стене, - что эта штука - кровь? - Он поднес палец к носу и скривился от омерзения. Похоже, что это действительно была кровь, но Алан был человеком трезвого ума и отлично понимал, что настоящая кровь никогда не имеет возможности сочиться из каменных стен.
       Эксперты наблюдали за его действиями. Старший из них поставил свой чемоданчик на стол и приступил к протиранию линз в своих очках.
       - Знаете ли, господин инспектор, я тоже не склонен думать, что это кровь, но по внешним признакам весьма похоже.
       Алан вытер палец о платок и шагнул от окна.
       - Ладно хватить сидеть, если вы не против, мы немного поработаем, - обратился он к старикам.
       Те молча закивали головами.
       - Ну, прежде всего, - начал Алан, - возьмите-ка эту бурду на анализ, а вы, уважаемый, пока ваш коллега будет этим заниматься, раздолбите мне в том месте эту стенку. - Алан показал на сплошь залитое кровью место.
       Эксперты не спеша открыли свои чемоданчики и занялись работой. Выдолбленный кусок стены был сух и совершенно не пропитан кровью, как того ожидал Алан. Лишь внешняя его сторона была как бы полита ею, но при условии, что кровь именно сочилась, такое было просто невозможно. Последующие сколы во всех комнатах дали тот же результат, и Алан уже стал подозревать, что старики что-то задумали и просто дурачат их, как из средней комнаты закричал Эйбл:
       - Инспектор, скорей сюда! Вы только посмотрите!
       Алан вбежал в маленькую комнату и застыл на месте. Из чистого участка зеленой стены, как из губки, сочилась темная густая масса. Цвет был уже не алым, а темно-вишневым, и стекала она сплошным потоком. На ее поверхности появилось более жидкое образование и, обгоняя гущу, стало сбегать по стене, растекаясь в большую лужу. Растерянность Алана длилась недолго, чуть придя в себя, он выглянул в коридор.
       - Все сюда! Со всем, что привезли! Быстро!
       Эксперты бросили работу и, подхватив свои чемоданчики, подбежали к дверям.
       -Немедленно возьмите эти выделения как можно в большем количестве и - на консервацию. Сможете?
       Старший группы порылся в своем саквояже и достал пластиковый пакет
       - Инспектор, в машине есть все необходимое для консервации, но за эту штуку, - он показал на стену, - я не ручаюсь. Что касается нас, то сделаем все возможное.
       Стоявший за ним человек тоже достал пакет, и оба подошли к стене. Выделение усилилось. Густая жидкость заливала им руки и брызгала на халаты. Наконец они набрали два пакета и, оттолкнув Алана с прохода, сломя голову бросились из квартиры. За распахнутой дверью послышался топот по лестнице. Они спешили. Но Алан не думал об этом. Он терпеть не мог подобных штучек. Всю свою жизнь он подсознательно ждал встречи с чем-то таким, ждал, чтобы вывести на чистую воду, чтобы разоблачить и высмеять. И теперь он будет делать все, чтобы подвергнуть эту мистическую мерзость всем кругам атеистического исследовательского ада. Он был уверен, что эта штука подобного испытания не пройдет и, в конце концов, окажется просто-напросто имитацией, ловкой и корыстной. Он ждал этого и сейчас был доволен тем, что удалось взять пробу.
       Алан подошел к стене и, приняв принесенный ему молоток, с яростью вонзил острую часть в стену. Выбитый кусок шлепнулся в лужу багрового киселя, и он с удивлением увидел, что чистый участок стены на месте скола опять стал алеть от крови. Алан сколол еще раз, и опять на чистом месте чуть погодя заблестели красные капли. Он отошел и с изумлением стал наблюдать. Происходило действительно интересное явление. Если бы кровь сочилась из глубины, то промокала бы стена, а это было не так, и в этом он убедился на предыдущих сколах. Но ведь на тех стенах после скола кровь уже не сочилась, а тут она сочится вновь и вновь. Прошло около минуты. Выделения замедлились, и кровь начала сворачиваться. Реальность происходящего поражала. Вернулись эксперты.
       - Инспектор, нам удалось ее законсервировать, - Глаза человека блестели за линзами его очков. - Две донорских дозы в вашем распоряжении, отчет можем представить к вечеру.
       Алан оживился:
       - Отлично! Я думаю, здесь нам делать больше нечего. Оставьте тех двух, что у входа, пусть помогут старикам прибраться, а мы с вами можем ехать. Да, кстати, Эйбл, - Алан повернулся к помощнику, - принесите-ка мне сегодня, если что-нибудь найдете, конечно, материал об этой квартире. Может быть, кого-нибудь здесь брали или скрывался кто-то, ну, или что-то в этом роде. Вы меня поняли?
       - Да, господин инспектор, я сейчас же поеду в наш архив. О результате сообщу в офис. Вы будете у себя?
       Алан пошел к выходу:
       - Да, Эйбл, я буду у себя. И еще просьба, - Он повернулся к эксперту, - убедительно прошу эти пробы в наилучший режим хранения. И чтоб ни одна собака не совалась. Под вашу личную ответственность.
       Эксперт стал серьезным и наклонил голову, выражая беспрекословность выполнения.
       По дороге в офис Алан начал было дочитывать газету, но это ему быстро надоело и, уставившись в окно, он размышлял о происшедшем: "Помощник был прав. Совершенно ничего криминального в этом не было." Однако, какое-то ощущение постоянно беспокоило инспектора. Ему казалось, что за всем этим камуфляжем стоит нечто гораздо более серьезное, нежели эти кровоподтеки. Что-то неизмеримо большее. Чутье сыщика работало, и, хотя не было результатов, оно уже заставляло Алана всерьез взяться за все мелочи этого дела, дабы не упустить путеводную нить логики событий в дальнейшем.
       Прибыв в офис, Алан засел у себя в кабинете и уже собирался позвонить в архив, куда отправился Эйбл, как он сам, не спеша, с видом исполнившего свой долг человека, ввалился в комнату.
       - Ну, вот, инспектор, как я вам? Не прошло и часа, как я предоставил, на мой взгляд, довольно ценную информацию. Надеюсь, она вам непременно поможет, и когда вы пойдете на повышение, то не забудете и меня.
       Эйбл улыбался.
       - То, что вы здесь уже и не с пустыми руками, Эйбл, это, конечно, вам зачтется, но вот насчет повышения, это вы льстите. И вообще, если вы собираетесь каждый раз доставлять мне информацию и материалы с подобным соусом, то пойдете на понижение.
       Алан криво ухмыльнулся:
       Шутка, шутка, не волнуйтесь, я добрый. Итак, что же тут? - Алан принял из рук помощника две увесистые папки и начал их открывать.
       - Да ничего сногсшибательного. Первое дело об ограблении. Вы были правы, когда заподозрили что -то при виде этой крови. Правы, потому что по этой квартире сразу обнаружилось два дела. Так вот, по поводу ограбления. Лет семь назад, когда там еще жили старые хозяева, а не эти старики, кто-то залез к ним и хорошенько их почистил. Вынесли все, даже зубные щетки, впрочем, вы и сами прочтете. Ну, а второе, это из раздела нераскрытых убийств.
       Эйбл подошел к окну.
       - Хорошо, Эйбл, я доволен вами. Вы уверены, что больше по этой дыре в архиве ничего нет?
       - В нашем архиве электронный банк данных, инспектор, и в этом уверен не я, а компьютер.
       Алан повеселел:
       - Да, да, конечно же. Я думаю, мы ему доверимся, тем более, что он - полицейский. Ну, что ж, пожалуй, Эйбл, вы можете быть свободны до завтра. Однако, я просил бы вас быть дома на тот случай, если мне что-то срочно понадобиться.
       - Хорошо, инспектор, я буду дома. Кстати, хотел бы вас предупредить: вы же знаете шефа. При таком наплыве преступлений, который мы имеем сейчас, я боюсь, что он не даст вам больше трех дней для закрытия этого инцидента. - Эйбл вышел и закрыл за собой дверь.
       Алан ударил по столу: "А, пожалуй, что он и прав. Этот карьерист в лепешку расшибется, а не допустит лишнего процента преступности у себя на участке. И возиться с этим, для него даже не делом, а черт знает чем, он мне не позволит и лишней минуты... Но сегодня до конца дня еще есть время, время, пока он меня не будет спрашивать и вызывать. Это время мое, и его надо использовать максимально плодотворно."
       Алан быстро поднял трубку:
       - Алло, лаборатория? Какие результаты по сегодняшним пробам?
       У аппарата оказался тот самый эксперт в очках, Алан узнал его по голосу.
       - Господин инспектор, я с большим нетерпением ждал вашего звонка. Дело в том, что то, что мы взяли на анализ, не является ничем иным, как чистейшей кровью, причем первой группы и с положительным резус-фактором. Ошибка исключена: я лично проверил несколько раз.
       У Алана закружилась голова, он съехал в кресле и глубоко вздохнул, с ужасом понимая, что теперь, если он не распутает этого дела, шеф его просто-напросто вышвырнет ловить на улице хулиганов, а не вести сколько-нибудь серьезные расследования. Придя в себя, Алан сел ровнее.
       - Хорошо, спасибо за помощь, насчет хранения образцов, я надеюсь, вы помните наш уговор. Отчет, как и договаривались, в письменном виде представите вечером. Всего доброго.
       Он повесил трубку.
       Дело принимало гораздо более серьезный оборот, чем ему показалось вначале.
       "Уж если лаборатория дала такой результат, их лаборатория, которая никогда не ошибается, потому что проверяет все и вся по десять раз, на наилучшей аппаратуре, то это действительно кровь. Но откуда в таком количестве? Ведь это не литр и даже не три. Чтобы заляпать такую квартиру с потолка до пола, да еще с лужами, надо не меньше, чем литров двадцать, а то и все тридцать."
       Алан чувствовал, как нарастает напряжение. Он перелистал дело об ограблении. Ничего по сути теперешнего вопроса, никаких намеков, никаких зацепок. Ничего похожего. Спустя неделю преступники были пойманы и осуждены. Дело закрыто и передано в архив. Алан отбросил папку на край стола и достал из ящика новую. Аккуратно заполнив заглавие, он быстрым размашистым почерком набросал сегодняшние события и закончил как раз на том месте, где собирался приклеить отчет лаборатории. Больше на сегодняшний день заполнять было нечего. Он задвинул папку в стол и открыл второе дело, лежавшее правее.
       На первом листе был отчет полицейского инспектора, первым прибывшего на место происшествия. Алан начал не спеша, и первое, что обратило на себя его внимание - это дата. Преступление было совершено десять лет назад. Теперь становилось понятным, почему дело уже в архиве. По принятому лет двадцать назад закону даже найдя убийцу, его не могли судить из-за десятилетнего срока давности, считавшегося достаточным для исправления его личности. При условии, что за эти десять лет он не совершил ничего противоправного.
       Дальше шло описание места преступления, каким его застал инспектор. Шрифт печатного автомата был мелок, и Алан наклонился, чтобы не утомлять глаза.
       "На столе в большой комнате при детальном рассмотрении обнаружены органические фрагменты, видимо, выброшенные при сквозном пролете пули через тело убитого. Весь пол комнаты забрызган кровью, кровь также обнаружена на мебели и стенах. Кровь разбрызгана хаотично, предположительно, вследствие сопротивления убитого нападавшему. Далее кровавая полоса выходит в коридор и обрывается у входа в другую комнату. У входа внутри комнаты находится огромное кровавое пятно, свидетельствующее о падении убитого в этом месте. На зеркале и некоторых частях мебели в комнате обнаружены брызги, что подтверждает версию о падении. С места падения в ванную комнату ведет широкая кровавая полоса, говорящая о перетаскивании трупа. В ванной комнате при изучении помещения обнаружено тело убитого с двумя пулевыми ранениями в области сердца и в голове, а также частички головного мозга и черепной коробки, находящиеся на полу и в дальнем углу под раковиной. Стены сплошь забрызганы кровью убитого. Делая заключение, можно с полной уверенностью констатировать, что убитый был смертельно ранен в область сердца, в момент, когда находился спиной к столу в большой комнате. После чего ему удалось устоять на ногах и какое-то время бороться с напавшим после выстрела убийцей. Нельзя также обойти вниманием тот странный факт поведения нападавшего, который после первого выстрела не продолжал стрелять, а пошел в рукопашную. В результате схватки нападавший, вероятно, выронил пистолет и, будучи не в силах удержать жертву, выпустил ее. Раненый проследовал в коридор, где у дверей в другую комнату его и настиг убийца, уже поднявший случайно выпавший пистолет. Здесь нападавший, скорей всего, оглушил жертву и выволок убитого в ванную. Произведя осмотр жертвы, преступник не удовлетворился результатом своих действий и для полной уверенности добил жертву выстрелом в голову.
       Дополнительные выводы:
       Вещи и ценности взяты не были. Отпечатки пальцев не обнаружены. Анализируя личность убийцы, можно с полной уверенностью констатировать, что это был не профессионал, плохо владеющий своей волей и эмоциями. Тем не менее, из целого ряда деталей следует, что убийца был человек достаточно рассудительный и не глупый, а промахи, совершенные им при убийстве, говорят лишь о его неискушенности в подобного рода делах. Отсутствие крови в раковине говорит о том, что убийца смывал ее с себя, следовательно, его одежда должна носить следы преступления. Следует не упускать из поля зрения и такую важную часть дела, как то, что убийце было совершенно необходимо умертвить жертву наверняка, и быть уверенным в этом на все сто процентов. Это факт влечет за собой личную заинтересованность убийцы, свидетельствующую о чем-то, чего убитый ни в коем случае не должен был разгласить.
       Оружие:
       Выстрелы произведены из револьвера К-248, что подтверждается лабораторным анализом извлеченных из стен пуль и отсутствием гильз. Калибр ствола - 9 мм, что, в свою очередь, объясняет количество потерянной убитым крови и тяжесть нанесенных ранений.
       Заканчивая отчет, нужно обратить внимание на четкое соответствие одних фактов с другими, что в целом создает наиболее вероятную картину происшествия и способствует скорейшему и наиболее верному ходу расследования."
       Алан закрыл глаза рукой.
       " Боже мой, какое ужасающее совпадение. А впрочем, где же здесь совпадение? Это, похоже, и есть то что подсознательно подсказала интуиция. И если так пойдет дальше, то сомнений нет. Хотя, как же это так? Ведь ниоткуда лилась, из пустоты.."
       Алан взглянул на распятие, висящее в кабинете на стене. По спине пробежал холодок. И тело передернуло от нахлынувшего страха. Он перелистнул рапорт и остановился на описании личности убитого.
       "Убитый:
       Артур Викко, 35 лет..."
       Дальше шла точная дата рождения и биография.
       "Инженер национального центра космических исследований. Холост. Рост - 178 см. Размер обуви - 43. Объем груди - 100 см. Объем талии - 78 см. Объем бедер - 98. Размер - 48.
       Последняя занимаемая должность - руководитель проекта создания ракетного двигателя новой модификации, автором которого является сам." Ниже была приклеена фотокарточка убитого.
       "Не очень то и густо, - Алан прикусил губу, - хотя, что, в общем-то, можно еще добавить к жизни одинокого ученого?"
       Алану постепенно становилось все более интересно это дело. Он опять почувствовал какую-то невидимую нить, ведущую к логической развязке убийства. "Убийца ничего не взял, убил непрофессионально, но наверняка. Он явно что-то знал, этот Артур Викко. Знал, и кто-то очень боялся этого. Убийца был, скорее всего, человеком в общем понятии простым, ибо будь он кем-нибудь из власть предержащих, он бы наверняка нанял профессионала, а не полез бы сам пачкаться в крови. Значит, Викко знал, скажем, какую-то тайну этого человека. И человек этот знал, что Викко знает, и боялся. Но просто из чувства страха он, наверняка бы, этого не сделал. А убил он потому, что Викко ему мешал. Мешать он мог ему только в том случае, если убийца что-то предпринимал, рвался по служебной лестнице, например. Стоп. Надо проверить его сослуживцев. Или, это тоже возможно, убийца просто был его другом или знакомым. В этом случае Викко мог мешать ему как человек, который просто знает что-то, что в любой момент станет достоянием гласности. Например, об увлечениях друга, предположим, не очень одобряемых в обществе. Но и в этом случае убийца куда-то рвался, к власти, может быть, или к большим деньгам. Сиди он просто так и не пытайся сделать свою жизнь лучше посредством каких-либо действий, вряд ли стал бы он убивать Викко из-за того, что тот про него что-то знает".
       Алан начал оживленно перебирать подклеенные листы дела. "Ага, вот это где!" - На листе алела надпись: "Подозреваемые:"
       Ниже шел текст. Алан с жадностью впился глазами в узкие строчки.
       "Рассмотрев всех наиболее близких и просто знакомых убитого, следствие не обнаружило сколько-нибудь существенных причин для привлечения их к ответственности." Ниже шло перечисление знакомых Викко и оправдывающих их обстоятельств. Алан пробежал глазами по мотивировкам и остановился на последней. В отличие от предыдущих подозреваемых, в городе и вовсе отсутствующих во время убийства, а некоторых даже в стране, напротив последнего стояло: "Имеется алиби..." и сноска с указанием подробностей.
       Перелистав пару страниц, Алан нашел этот лист, где то единственное алиби из всех мотивировок было описано подробно. Перед глазами еще стояли лица приятелей и знакомых Викко, фотографии которых следовали за их объяснениями и доказательствами. С первых строк Алан понял, что алиби железное. За некоего Остина Ива ручалось четыре свидетеля, протоколы показаний которых были приложены на листах, подклеенных далее. Но как только Алан прочитал их содержимое, огонек преследователя, взявшего верный след, замерцал все сильнее и с каждой строкой разгорался ярче и ярче. Из протоколов следовало:
       "Остин Ив, инженер национального центра космических исследований. Должность, занимаемая на момент допроса, - заместитель руководителя проекта создания ракетного двигателя новой модификации."
       Из знакомых Викко многие работали в центре космических исследований, но не в такой непосредственной близости к нему. И хотя сам этот факт не давал совершенно ничего к разгадке тайны, почему-то именно он показался Алану перспективным в этом деле. Он начал детально изучать показания свидетелей. По показаниям трех из них, Остин в тот вечер пригласил их в гости, поиграть в преферанс и выпить рюмочку коньяка. Придя к нему без пяти четыре, они просидели до одиннадцати часов вечера, после чего разошлись по домам. Алан обратил внимание на ту особенность, что Остин пригласил не совсем близких друзей и не хороших знакомых - сослуживцев. Он пригласил обычных приятелей, которых при своей занятости видел наверняка не чаще раза в месяц. Показания не столь близких людей всегда расцениваются более высоко, нежели близких. Это происходит из-за якобы отсутствующей у них сильной заинтересованности выгородить приятеля, которая по законам криминалистики имеется у родственников и близких друзей потенциального виновного. И, кроме того, столь длительное времяпрепровождение в кругу не очень знакомых людей проще объяснить дефицитом общения с ними за счет малого числа встреч за месяц, например. Соскучились, мол, и далее в этом духе.
       Все это подбодрило Алана и укрепило его уверенность в правильности его подозрений. Но, несмотря на это, придраться было не к чему. Кроме того, всех четверых видела соседка Остина, старушка, жившая рядом на лестничной клетке. Она заходила к Остину в шесть часов позвонить и застала их за игрой.
       Алан перелистал дело назад и нашел выводы экспертизы по поводу вероятного времени убийства. Учитывая относительно своевременный вызов полиции Администрацией центра, где работал убитый, эксперты успели в тот же вечер установить, что смерть наступила около пяти часов вечера. Викко не вышел в вечернюю смену, которая начиналась в половину двенадцатого, и администрация, зная важность проекта, тут же забила тревогу. Викко был весьма пунктуален, и подозрения возникли сразу и обоснованно. Сопоставив все, Алану стало ясно, что соседка свидетелем если и является, то косвенным. А вот с этими тремя ничего не поделаешь.
       Алан понимал, что десять лет назад при данном повороте событий он бы и сам не нашел выхода из этого замкнутого круга. Но вот сейчас, когда он имел факт этого ужасного кровотечения в этой же квартире, да еще столь схожего по всем без исключения показателям, с описанием последствий убийства Викко, сейчас он знал уже точно, что таких совпадений не бывает.
       Внезапно Алан поймал себя на упущении. Он опять нашел лист с описанием данных Викко. На самом краю листа была написана формула крови убитого: О(I)Rh+. Алан почувствовал, что он все больше почему-то начинает подозревать Остина Ива. Он откинулся на спинку кресла.
       "Все свидетели гарантируют алиби, это раз. Ни одного из них найти не представляется возможным спустя десять лет, это два. И даже если все это сделать, и они изменят показания, то срок давности стирает всю вину без остатка. Да и какой же свидетель признается, пока еще не истекли сроки в лжепоказаниях, чтобы сесть?" Все вязло и захлебывалось в реальности жизни. И несмотря на полную уверенность и решимость Алана заняться этим делом, факт истечения срока давности подводил неутешительную черту под сегодняшними его поисками.
       Алан с сожалением бесцельно перелистал папку. Да, этот срок еще три месяца назад подписал его усилиям смертный приговор. Теперь они становились пустыми и совершенно никому не нужными. Единственное, что хотя бы задним числом Алан мог сделать, - это подписать отчет о происшествии с кровотечением к этому уже архивному делу, добавив свои умозаключения.
       В середине папки листы слиплись и, переворачиваясь, зацепились за пальцы. Алан развернул их. Это был протокол показаний свидетеля Остина Ива. Алан пролистнул назад. Здесь на всю страницу шло объяснение Остина. В верхнем углу была его цветная фотография. Алан пригляделся внимательнее. Что-то неуловимо знакомое показалось ему в лице этого человека. Ощущение, что он где-то видел и причем не так давно, начало переворачивать память, мучительно заставляя вспомнить. Но ни ранее, ни тем более в относительно недавнее время Алан не мог видеть этого человека нигде. Он встал и прошелся по кабинету, опять сел и опять встал и заходил вдоль окна. Он был в этом уверен, такого не могло быть, но он его где-то видел. Он был в этом уверен и сейчас истязал себя, заставляя память открыть тот раздел, где было заложено что-либо об этом человеке. В дверь постучали. Алан ничего не ответил. Сейчас, как никогда, он не желал никого видеть Дверь приоткрылась, и из коридора заглянул полицейский:
       - Господин инспектор желает кофе? - Это был разносчик офиса, он уже почти заехал со своей тележкой в комнату, когда Алан, придя в себя, заорал на него так, как будто тот был виновен не только в осечке его памяти, но, как минимум, еще в десятке преступлений. Парень дернулся и, споткнувшись о свою тележку, попытался быстро выехать обратно в коридор. Тележка зазвенела чашками, рядами стоявшими на ней, выкатилась в коридор. Парень повернулся лицом, пятясь и закрывая дверь, у него из кармана, зацепившись за проем, вывалилась газета. Алан просиял:
       - Сегодняшняя? - успел крикнуть он вслед уходящему.
       - Так точно, господин инспектор, - тоже успел ответить парень, и дверь громко хлопнула за ним.
       Алан одним прыжком сел на стол и быстро раскрыл свою сумку. Достав утренний выпуск, он лихорадочно стал его просматривать, переворачивая листы резко и неосторожно, отрывая кусочки бумаги на краях. И, наконец, Алан застыл, сжав в руках газету. Он смотрел на очень большую фотографию на предпоследней странице. Сразу под ней шло короткое сообщение: "Сегодня в город прибывает рейсом 784 с севера руководитель отдела ракетных двигателей национального центра космических исследований, господин Остин Ив. Его визит в центр страны связан с подписанием договора между центром космических исследований и частной фирмой о продаже двигателей типа А-1118 для установки их на спутниках малой дальности Название фирмы до момента подписания договора не публикуется."
       Алан медленно поднес газету к папке с делом об убийстве. Да, сомнений быть не могло, это он. Алан не был удивлен тем фактом, что Ив прилетел - он взгянул на часы - да, уже прилетел в город. Вдруг Алан отчетливо понял, что понятия не имеет о том, прилетел Ив уже или нет, по одной простой причине. Он не знает время прибытия этого рейса - 784. Алан схватил трубку телефона и быстро набрал номер справочной аэропорта.
       - Добрый день, - послышалось в трубке.
       - Добрый день, - ответил Алан. Голос его дрожал, - Будьте добры, когда прибыл рейс 784 с севера?
       В трубке молчали. Спустя несколько секунд тот же голос быстро и четко сообщил:
       - Рейс 784 с севера прибыл в восемь сорок пять без опозданий.
       Алан еще не осознавал того, что услышал, а в трубке уже были гудки. Наконец, он повесил трубку и, задумавшись лишь на секунду, с грохотом выдвинул ящик стола. В ящике лежала папка начатого им сегодня дела. Он открыл ее и достал снизу, из-под своего отчета, лист с показаниями стариков из квартиры.
       "Все началось ровно в восемь сорок пять. Я запомнила это так точно, потому что выставляла программу на стиральной машине. Когда я это закончила, таймер высветил время суток, и тут же я увидела эти выделения", - свидетельствовали слова старухи.
       Алан побелел.

    * * *

       День был солнечным. Алан решил пройтись пешком и, выпив по дороге чашечку кофе, чувствовал себя прекрасно. Вчерашнее настроение исчезло бесследно, и Алана больше не мучили неразрешимые вопросы, мешающие всему, чтобы он не предпринял, как крепкий капкан державшие все в нем и не дававшие ступить ни шагу без мысли о них. Вечер накануне он безвылазно просидел в офисе. Лишь в двенадцать часов вышел оттуда измотанный и усталый настолько, что дома заснул, даже не раздеваясь. Дело стало яснее ясного, и он окончательно пришел к выводу, что заниматься им просто необходимо. Что же касается бесполезности этого дела из-за срока давности, то Алан нашел выход и из этой ситуации. Решение было оригинальное И должно быть весьма действенным.
       Сейчас Алан направлялся к одному из свидетелей Остина. Это была старушка по-прежнему жившая рядом со старой квартирой, где она видела Остина с приятелями, игравшими в тот вечер и давшими ему неопровержимое алиби. Она оказалась единственным человеком, кто до сих пор не сменил свою квартиру. Это, в общем-то, становилось понятным, когда Алан узнал, что квартира купленная, а не съемная. Разумеется, люди среднего достатка, а особенно пожилые и одинокие, какой она и была, не имеют обыкновения часто менять собственные квартиры, приобретенные ценой неимоверных усилий и гигантских для них затрат.
       Отправив Эйбла за данными о работе Викко, Алан надеялся к середине дня еще лучше сориентироваться в ситуации и получить материал, с помощью которого он сможет продвинуться дальше. Он нашел способ наказать Ива даже сейчас. Это стоило ему огромного количества нервных клеток, но он нашел. Теперь он мог смело идти на раскрытие дела, и срок давности, мешавший ранее, неожиданно становился сильнейшим его союзником. Теперь он мог собирать данные, не думая о том, что кто-то откажется отвечать из-за страха ответственности. Ответственности не было, и по расчетам Алана свидетели должны были изменить показания.
       Проблема была в другом, не было самих свидетелей. Он перерыл горы бумаги, но так и не смог найти, когда и куда выехали все трое. Поиски захлебывались в количестве снимаемых ими квартир и в неточности данных, предоставленных для полиции. Людям просто лень было ходить в полицию каждый раз при смене адреса. И поэтому, меняя квартиры в одном и том же городе, они зачастую данных не подавали.
       Алан не ждал от старухи ничего особенного. Тот факт, что она была у Ива в шесть часов, убеждал в невозможности надеяться на то, что она вообще что-то знала о произошедшем. Ив мог быть дома после убийства и через двадцать минут, а уж спустя целый час тем более. Просто Алан не мог разбрасываться тем, что было, а было очень мало, и эта старушка туда входила.
       Он остановился у входа во двор небольшого, уютно расположившегося среди тополей дома. Зелень окружала его со всех сторон. Множество ящиков с цветами, развешанные на балконах, делали дом еще привлекательнее. Алан прошел через площадку и, поднявшись по небольшой лесенке, открыл дверь подъезда. Внутри повсюду чувствовалась заботливая рука жильцов. Было очень чисто, стояли цветы и кое-где на стенах даже висели картины. По всему было видно, что соседей, плюющих в лифтах и любящих громко поорать после попойки, здесь никто и никогда не терпел. Поднявшись на третий этаж, Алан нашел нужную ему квартиру и позвонил. Старушка, открывшая дверь, внимательно осмотрела его и, узнав цель его визита, как показалось Алану, не очень охотно пригласила войти.
       - Я хотел бы достаточно подробно расспросить вас о самом господине Иве, - начал Алан. Он сел в указанное старушкой кресло. - Что это был за человек, какие житейские слабости, какие увлечения? Вы, как соседка, не могли не заметить хотя бы что-нибудь из его жизни.
       Старушка налила в небольшие чашечки горячий кофе и, поставив одну из них возле Алана, села в кресло напротив.
       - Честно говоря, я не совсем понимаю, зачем вам, полиции, много лет спустя ворошить это дело. Он же, как я помню, оказался невиновен.
       Алан не очень хотел откровенничать, но вместе с этим ему необходимо было расспросить старуху хотя бы о мелочах.
       - Да вы не волнуйтесь. Господин Ив как не подозревался с тех пор, так и не подозревается. Видите ли, просто, чтобы закрыть это дело окончательно, нам необходимы кое-какие уточнения. Мы ими дополним дело и спокойно сдадим его на хранение.
       Старушка отпила кофе и улыбнулась.
       - Интересная штука, эта жизнь. Вот ведь никогда не думала, что через столько лет придет ко мне кто-то по этому делу опять. Думала, кончилась нервотрепка, забыли все, ан нет, не забыли. Ну, что я могу вам рассказать, молодой человек. Остин был человек глубоко порядочный. Вы ведь и сами знаете, ученый и, вообще, умница. Никогда себе ничего такого не позволял. Не пил, не устраивал оргий. Мы с ним даже дружили. Я ему семена для цветов давала, он очень их любил. У него вся квартира была в цветах. Помогал мне: когда в магазин сходит, чего купит, когда подарочек какой принесет. Добрый и очень отзывчивый человек был. Жаль, что уехал отсюда. Сейчас большим человеком стал, я слышала. Молодец, таких и надо наверх, такие плохого никогда не сделают, о людях будут думать прежде всего, а не о себе.
       Алан отпил кофе и поставил чашечку на стол.
       - А скажите, пожалуйста, как он себя чувствовал, как вел себя, когда это случилось? Нервничал или нет, что делал, не пил или еще чего?
       Старушка удивленно посмотрела на него:
       - Пил?! - Она скептически хмыкнула. - Что вы, Остин никогда не пил, разве что так, для запаха. А нервничать, конечно, нервничал. Курил больше, я его на балконе чаще тогда с сигаретой видела, чем с лейкой. Так-то он обычно цветы поливать выходил, а тогда курить на балкон бегал, что ни час, то он там. Но это кончилось, слава Богу, скоро. Обвинение с него сняли тогда, извинились, он и воспрянул духом-то. Правильно сделали, кстати, что извинились. После такого человеку сказать, что были не правы, что, мол, ни за зря его обидели, а так получилось, что не хотели, мол. Человеку тогда жить легче, униженным себя не чувствует. А потом и совсем таким, как был, стал. Утром, бывало, зайдет ко мне спросить, что из магазина принести, улыбается. Лицо у него доброе было. До сих пор его вспоминаю, представьте себе. Да и он, кстати, тоже не забыл К каждому празднику - открыточку, - старушка достала из тумбы пачку открыток.
       - Я же говорю вам, хороший, душевный человек. Читала о нем в газете недавно, уважают его, нужное дело делает. Да он и повеселиться не дурен. Это он умеет, причем, в хорошем смысле. Вечеринку какую-нибудь устроить, организатор замечательный , и всегда все прилично, культурно. Я была как-то у него. Скромно все было, но как, вместе с тем, замечательно, незабываемо. - Старушка сложила руки на груди, выражая восхищение.
       Алан слушал внимательно. Было видно, что Ив хорошенько постарался для своего имиджа.
       - Мне он очень нравился, - повторила старушка, - да и не только мне. Девушек у него хоть и не было никогда полным-полно, но, что были - просто красавицы. Никогда со всякими там не путался. Уж если девушка, то все в ней было замечательно. Да, вот хотя бы Анна - последняя, которую видела перед его отъездом. Замечательная девушка была, просто сказка. И любовь у них была замечательная. Он так просто расстаться с ней не мог. Что ни день, то все с ней и с ней. Год почти их видела вместе, и все, как в первый день. Любили, видать, друг друга крепко, дай им Бог счастья.
       Алан оживился.
       - Простите, а когда он с ней познакомился?
       Старушка допила свой кофе и налила еще.
       - Да недельки через три после того, как в покое вы его оставили. Отошел, видать, голубчик, вот и вздохнул свободно. Не все же время ему мучиться.
       Алан мысленно прикинул, к чему это могло пригодиться, однако, так и не нашел ничего, к этому по делу. Но, учитывая, что информации все равно никакой, решил поподробнее расспросить старуху об этом романе.
       - Да что вы! - заерзала в кресле старушка. - Я же говорю, исключительно порядочная девушка. Может, кто-то и считал ее просто так, потаскушкой, но это, точно, был человек недалекий. Что с того, что она в парикмахерской работала? Иная с дипломом шлюха шлюхой и ума ни на грош. А эта умница была, это и по лицу видно было. Я в людях хорошо разбираюсь, молодой человек.
       - Простите, а что за парикмахерская, где она работала?
       Старушка на секунду задумалась.
       - Да, по правде сказать, я уж и не помню точно, кажется, та, что за квартал отсюда. Знаете, там, возле фонтана и почти что на углу?
       Алан утвердительно качнул головой. Он действительно знал эту парикмахерскую и даже пару раз в ней стригся.
       - Ну, вот, может они и поженились даже, - старушка умиленно посмотрела на потолок. - Чудесная пара была, голубки, да и только.
       Алан встал и немного выгнулся, распрямляя спину.
       - Скажите, пожалуйста, а не было у него каких-либо животных дома, кошки или собаки, может, птицы?
       - Нет, что вы, он был жуткий чистюля. Если где хоть немного запачкался, тут же бежал отмываться. Это у него профессиональное чувство, он мне говорил. Работа была у Остина такая, где стерильность просто необходима. А с животными, сами понимаете, чуть недосмотрел - и убирай сразу.
       Алан не упустил этой особенности Ива. Она как нельзя лучше объясняла, почему убийца столь спешно начал отмываться, прямо на месте преступления. И хотя это объяснялось и тем, что следы могли быть весьма заметными и требовали немедленного действия, все же Алан был уверен именно в первом. Окончательно убеждало то, что профессионал бы просто сменил одежду, которую заранее приготовил бы на всякий случай, чтобы, выходя, не запомниться соседям, например. Такие случаи бывали в практике Алана.
       - Ну, что ж, огромное вам спасибо, - Алан пожал старушке морщинистую руку, - вы нам очень помогли, и я почти уверен, что больше наши люди вас не побеспокоят, всего вам хорошего.
       Алан вышел на площадку перед лифтом. С минуту постоял, прислушиваясь к звукам подъезда. Загудел и остановился лифт. Алан вытащил магнитофон из нагрудного кармана куртки и отмотал пленку назад. "Пил?! Что вы, Остин никогда не пил, разве что для запаха." - послышался голос старухи из динамика. Алан отмотал на начало и, бросив магнитофон в сумку, пошел вниз по лестнице.
       Эйбл ждал в офисе.
       - Инспектор, у меня куча новостей, и первая о том, что вас искал шеф. Он был в ярости, что вы тратите время на это пустое дело.
       Алан повесил сумку на спинку кресла.
       - Знаю, времени он мне не даст ни минуты, ну, что там у тебя?
       Эйбл присел на стул и достал из кармана пиджака свернутые вчетверо листы.
       - Я беседовал с одним из инженеров в центре. В то время, когда Викко разрабатывал свой проект, он еще не был там, где он сейчас, но кое-что из общей информации на интересующую нас тему дать смог. Ну, проще всего, он объяснил мне в общих чертах, над чем Викко работал. Это был ракетный двигатель. Суть разработки заключалась в том, что это не был двигатель нового поколения, это была усовершенствованная модификация старого образца. Вся ценность идеи заключалась в отсутствии необходимости больших затрат на новые программы и в тех показателях, которыми обладал этот двигатель. На основе старой конструкции путем изменения конфигурации узлов и агрегатов с небольшими новшествами, дополнявшими эти изменения, Викко создал совершенно новый двигатель, превосходящий по всем параметрам свой предшественник, на базе которого он и был создан. Или почти создан, ибо довести свое детище до конца ему суждено не было. В условиях технологического тупика того времени идея Викко экономила миллиарды космическому ведомству, удовлетворяя его запросы на ближайшие несколько лет.
       Алан присвистнул:
       - Да, могу себе представить сумму его премии за эту работу.
       Эйбл развернул листы:
       - Здесь подробное описание внесенных в двигатель изменений и общая информация по всем его параметрам и показателям. Два года назад он перестал быть секретом из-за внедрения целого поколения двигателей нового типа. И сейчас он доживает свой век на ближних спутниках да кое-где в армии. Сойдя со сцены, он все же представляет собой достаточно ценную штуку и сейчас. Например, его с удовольствием закупают третьи страны для своих космических нужд. Там он кажется вершиной прогресса. К тому же, он очень надежен в работе и долговечен, а это, сами понимаете, очень и очень выгодно. Так что он и сейчас продолжает приносить доходы, выражающиеся нашими с вами зарплатами за многие десятилетия.
       Алан пододвинул листы к себе.
       - Ты сказал, что Викко его довести не успел. Кто же его доработал, и на какой стадии Викко остановился?
       Эйбл заулыбался:
       - А вот этого я и ждал. Ждал потому, что с этого момента будет особо видна моя работа над этим вопросом. Викко был убит именно тогда, когда проект должен был вступить в свою главную стадию. И, разумеется, никто, кроме самого Викко, понятия не имел, каким образом и что делать дальше. Проект стал, и в ведомстве начали подсчитывать суммы с многими нулями, необходимые на разработку новых систем, и те, что потеряны на разработку этой.
       - Ну, и что же дальше? - Алан слушал с нетерпением.
       - А дальше его правая рука и заместитель - Остин Ив, убедив начальство дать ему время на доработку программы, за десять месяцев сумел воссоздать и то, что было утеряно со смертью Викко, и добавить к этому свою часть, явившуюся как бы второй частью проекта. И завершив все испытания, преподнес ведомству столь желаемое и уже оплакиваемое детище. Сами понимаете, как ведомство отблагодарило его, вытащившего все агентство, висящее на волоске от таких физических потерь, которых не знают многие державы. Он в мгновение ока стал звездой и до сих пор купается в лучах славы исключительно из-за этой разработки.
       Алан задумался.
       - Но, Эйбл, это вообще-то, нам вряд ли поможет фактически. Я, конечно, все понял, что ты хочешь сказать, это, пожалуй убеждает, но кого? Меня и тебя. Это не факт, который мы могли бы использовать.
       - Да, инспектор, это не факт, но то, что он с тех пор, кроме административных дел, больше ничем и не занимается, это тоже факт. Завершив этот проект, получив за него целое состояние и новое, вдвое выше прежнего, место, он за десять лет не сделал ни одной сколько-нибудь стоящей вещи. Я интересовался у специалиста, не один год работающего в этой области, инспектор: он считает, что человек его профессии, не сделавший хотя бы чего-нибудь за всю жизнь ни до, ни после такой крупной работы, на саму эту работу не способен.
       Алан просматривал листы.
       - Да, конечно, Эйбл, ты прав. Я надеюсь, ты как следует зафиксировал показаниях всех с кем беседовал?
       Эйбл засмеялся:
       - Ну, что вы, инспектор, разве я мог забыть вашу школу? Инженер в центре согласился письменно, а вот со специалистом не получилось. Боятся, трясутся за себя, но я назвал его по имени и по фамилии, так что в записи все, как надо.
       Он достал кассету и бумаги с показаниями инженера.
       - Отлично, Эйбл, вы действительно неплохо работаете, я, пожалуй, подумаю над тем, чтобы взять тебя с собой, когда я пойду на повышение.
       Оба засмеялись
       Алан сложил все бумаги в папку и, разместив их там поочередно, хлопнул рукой по столу.
       - Ну, что ж, Эйбл, думаю, ты и сам видишь, что здесь к чему. Я ни секунды не сомневаюсь в том, кто есть убийца, но чертовски тяжело до него докопаться. Да, он дилетант в таком деле, как убийство, но он высокий профессионал в гораздо более крупных делах, и поймать его совсем не просто.
       Об этом нам должно говорить одно уже это просроченное дело, так и не раскрытое.
       Эйбл поправил волосы и застегнул пиджак.
       - Что-нибудь будет для меня еще, инспектор?
       Алан поднял на него глаза.
       - Нет, пока нет. А что, кстати, за данные эти по двигателю Они откуда, Эйбл?
       Эйбл встал:
       - Это из публичного архива-библиотеки космического агентства. Доступно каждому школьнику и совершенно легально.
       Алан пододвинул папку.
       - Ну, хорошо, вы пока идите, и если встретите шефа, скажите ему, что, мол дело уже почти закрыто. Не надо его нервировать лишний раз. Нам же хуже будет.
       Эйбл попрощался и вышел. Алан пересматривал доставленные материалы внимательно и скрупулезно. Незаметно прошел час, на исходе был второй. Он, тяжело вздохнув, откатился в кресле от стола; ничего не клеилось. При его желании и уверенности все становилось в один стройный ряд и не требовало дальнейших объяснений. Но как только он ставил какой-нибудь вопрос под сомнение, как это делается всегда при отсутствии доказательств, все распадалось, как карточный домик. Нужны доказательства, неопровержимые улики. Нужно было что-то, что могло бы связать хоть две части из многих имеющихся у него.
       Алан подкатился к столу. Оставалось еще три листа из обзора одного ученого, который тот посвятил изобретению этого двигателя. В заключительной части Алан обнаружил любопытный стилистический оборот статьи. Автор, до сих пор повествовавший от своего имени, неожиданно переходит к диалогу, и не с кем-нибудь, а с самим Остином Ивом. Перечитав, Алан с удивлением и одновременно с радостью понял, что данный момент есть ни что иное, как интервью, данное Ивом автору.
       Алан перечитал заново последнюю фразу беседы: Остин Ив говорил, отвечая на вопрос о трудоемкости данного проекта: "Эта работа унесла два года моей жизни в тот период, когда еще был жив мой коллега и друг Артур Викко, и почти год напряженнейшего, порой доводящего до обмороков труда в одиночку после трагической его кончины." У Алана перехватило дыхание от злости: "Это он-то работал в одиночку?! Мало того, что эта свинья врет, что он, видите ли, до обмороков работал, так еще и самым наглым образом оттесняет за свою спину всех тех, кто вложил свое мастерство, душу и талант в воплощение этого двигателя из чертежей в реальность!"
       Алан что есть силы стукнул кулаком по столу. Ярость захлестывала его, он бесился от бессилия и накатывающейся ненависти к Иву. Алан посмотрел на папку. Тут он вдруг резко успокоился и еще раз четко и с расстановкой прочитал фразу Ива.
       Алан вспомнил слова старушки о приятельнице Ива из парикмахерской, которой тот увлекся сразу после убийства и того, как его оставили в покое. План возник сам собой. Алан сложил все листы и кассеты в папку и, открыв сейф, положил ее туда. Дело, похоже, начинало обрастать фактами, и оставлять его в столе, как вчера, было уже не предусмотрительно. Он закрыл сейф и быстрым шагом направился к двери.
       На улице темнело. Час пик уже миновал, но людей по-прежнему было много.. Пересев с автобуса на бегущую дорожку прямого эскалатора, Алан стал в левый ряд и не спеша пошел пешком. Особой необходимости идти по едущей ленте не было, но Алан спешил и поэтому решил выиграть хотя бы одну лишнюю минуту. Лента повернула на перекрестке и внезапно закончилась, аккуратно сталкивая пассажиров на тротуар. Пройдя еще квартал, Алан оказался напротив почтового отделения, рядом с которым в центре небольшой площади, падал и опять поднимался прозрачными струями фонтан.
       Парикмахерская находилась на другой стороне улицы, и Алан, дождавшись зеленого света, перешел дорогу и остановился напротив сияющей вывески нужного ему заведения. В помещении было довольно много людей, и Алан не стал толкаться и протискиваться, пытаясь узнать, кто здесь Анна. Он сразу прошел на второй этаж, в комнату к хозяйке.
       - Простите, господин, что вам здесь нужно? - она привстала со стула.
       - Прощаю, вот мое удостоверение, а нужны мне вы. Нужны для того, чтобы позвать сюда вашу сотрудницу по имени Анна. Я хотел бы с ней побеседовать.
       Хозяйка начала внимательно изучать удостоверение. Алан понимал, что за это время Анна могла уволиться, но маленькая надежда теплилась в его душе. Он знал, что так же, как и с примером старушкиной квартиры, парикмахеры - люди весьма консервативные в вопросе выбора и смены рабочего места, особенно, если находят коллектив. И, хотя все это была лишь теория, способная в любой момент рассеяться, как туман, оставив его один на один с суровой действительностью, Алан все же надеялся.
       Женщина вернула ему удостоверение и с опасением поинтересовалась:
       - У нас работают две Анны, которую из них вам позвать?
       Алан растерялся, но не надолго:
       - Ту, что работает давно, пожалуйста.
       Хозяйка не унималась:
       - Они обе работают давно, так какую именно, поконкретнее?
       Алан вздохнул, и в голосе появились нотки недовольства:
       - Позовите ту, что работает уже лет десять, не меньше, если опять обе, то зовите обеих, я разберусь.
       Хозяйка шагнула к выходу.
       - Нет, в этот раз я поняла, кого именно. Такой срок работает лишь одна. Подождите здесь, я ее позову.
       Алан уселся за стол, со стороны, где обычно сидели посетители. Пользуясь тем, что никого нет, он поправил магнитофон в нагрудном кармане. Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут в комнату вошла красивая женщина лет тридцати пяти.
       - Добрый день. Мне сказали, что меня искали, это вы?
       Алан жестом пригласил ее сесть.
       - Да, это был я. Чтобы сразу выяснить, ту ли я позвал, хочу спросить, знали вы когда-нибудь некоего Остина Ива, инженера национального центра космических исследований?
       Женщина внимательно смотрела на Алана, лицо ее было спокойно и недвижимо.
       - Да, я была знакома с этим человеком, однако, это было довольно давно, примерно, лет десять назад.
       Она вновь подняла глаза на Алана и наблюдала за каждым его движением.
       - Дело в том, уважаемая госпожа Анна, позвольте мне вас так называть, что десять лет назад этот человек проходил по одному делу как подозреваемый. Невиновность его была доказана, как была доказана и невиновность других людей, но преступника так и не нашли. И вот, спустя эти десять лет подошел срок закрыть это дело за давностью лет, и в связи с этим, перед тем, как сдать дело в архив, нам необходимо дополнить его кое-какими деталями, подкрепляющими алиби основных подозреваемых, оправданных тогда. Сами понимаете, бумажная формальность, но без нее никак нельзя. Поэтому я очень вас прошу наиболее четко и точно вспомнить ваши отношения и постараться ответить на мои вопросы.
       Женщина перестала смотреть на Алана и немного расслабилась. Ее, по всей видимости, удовлетворили объяснения, и Алан мысленно порадовался тому, что она клюнула на эту, с точки зрения юриста, галиматью.
       - Мне трудно вспомнить это подробно, - начала она. - Вы должны меня понять. Мне казалось, да и сейчас еще кажется, что мы любили друг друга. Все получилось так странно. Мы познакомились в марте, - она грустно усмехнулась. - Он пришел подстричься, ну и, как это бывает, в общем, довольно банально. Я помню все до мелочей, мне казалось, что счастье, наконец-то, решило одарить меня сполна. Мы встречались раза три-четыре в неделю, он водил меня по ресторанам, в бассейн, просто катались. Где-то к апрелю мы окончательно, если можно так сказать, сошлись. Я была без ума, он казался мне принцем моей девичьей мечты. Не было дня, чтобы я не получала пышный букет, и не было вечера, который мы бы не провели вместе.
       Алан вытащил из сумки листы бумаги.
       - Извините за бюрократию, но не могли бы вы потом, когда расскажете мне устно, записать все это. Можно, конечно, кое-что и упустить в письменном виде, но не саму суть, пожалуйста.
       Женщина удивленно посмотрела на бумагу.
       - Ладно, если это так надо, то напишу.
       Алан торжествовал, он был сейчас без ума от удачи и слушал, едва скрывая нетерпение поскорее превратить все это в документ.
       - Мы ночевали чаще всего у него, но иногда бывали и у меня, конечно, - продолжала она. - Он тратил на меня огромные суммы, и мне кажется, совершенно о них не жалел. У него был хороший доход, конечно же, но все равно, согласитесь, что не всякий даже при наличии денег спешит с ними расстаться.
       Алан согласился и с интересом слушал дальше.
       - По-моему, ему это приносило радость, когда он мне что-нибудь покупал Где-то в июле он взял отпуск за свой счет, и мы отправились на побережье. Это была неделя в раю. Я купалась в роскоши, и мне завидовали даже состоятельные дамы, так он меня ублажал. Потом мы вернулись, но и здесь, без бирюзовой воды теплого моря и сказочных пальм, чувства наши не остыли.
       Она рассказывала эту историю, как будто читала сказку. Алан сразу обратил на это внимание. Видимо, их чувства и впрямь были сильны, и, возможно, даже Ив, увлекшись этой игрой, позволял себе душевные порывы. Однако, надо было кое-что узнать из интересующего Алана.
       - Простите еще раз, - перебил ее Алан, - я хотел бы уточнить, с того марта и до конца ваших отношений он что же, все время жил с вами или вы где-то виделись, а потом расходились? И вообще, было ли такое и как часто?
       На лице женщины возникло изумление:
       - Да что вы, я же сказала уже, мы не расставались с конца марта ни на секунду до самого конца декабря. Мы жили вместе, ели, пили, спали, мы были, как одно целое, нас невозможно было разлучить. Как жаль, что все это так кончилось, хотя, возможно, пламя наших чувств остыло именно из-за того, что горело столь ярко, - она стала грустной и прикусила верхнюю губу.
       Было заметно, что она до сих пор грустит по Иву, и это становилось объяснимым, учитывая то, что именно он ее оставил, а не наоборот. В этом Алан даже не сомневался, как и в том, что она не стала его женой. Еще тогда у старухи он и представить себе не мог иного поворота событий, хотя один процент чего-то непредвиденного оставался.
       Алан поправил галстук
       - А скажите, он за все это время чем-нибудь кроме вас занимался? Я имею в виду работу. Может быть, он что-то писал, чертил, ну, хотя бы, читал? Может отлучался куда-нибудь на время по делам?
       Анна пододвинула листы к себе и достала из кармана ручку.
       - Жаль, что вы никогда не знали, судя по всему, что такое любовь, иначе вы не задали бы мне этот вопрос после всего, что я вам тут рассказала. Я уж лучше напишу все, а вы потом сами думайте, что к чему.
       Алана вполне устроил и этот вариант ответа.
       - Ну, хорошо, я вас прошу только перед тем, как вы начнете писать, не забыть подчеркнуть этот факт в объяснении, я о предыдущем вопросе, и рассказать, из-за чего же вы все-таки расстались.
       Анна положила ручку.
       - То, что мы провели десять месяцев вместе, и он даже работу забросил ради меня, я написать не забуду, не волнуйтесь. А расстались мы, как все. В конце декабря наши отношения стали понемногу остывать, Встречались мы реже. Он стал менее внимателен, больше пропадал на работе, и все как-то само прошло. Однажды в начале января он приехал, и мы весь вечер провели вместе, а потом он сказал, что все прошло, и лучше будет разойтись. Я не спорила. Он не мог притворяться, после такого сумасшедшего года любви он просто выдохся. Я ему верила, потому что никто не сможет притворяться так долго и так страстно, как он вел себя весь этот год.
       Она взяла ручку и принялась за объяснение. Алан не хотел мешать. Он сидел без движения. Каждая строчка, появляющаяся за ее бегущей по бумаге рукой, значила для него еще один шаг к достижению успеха в этом деле. Он отлично помнил, когда Ив закончил разработку застопорившегося со смертью Викко проекта именно в январе следующего после убийства года. "Хорошо же он работал, если даже не вылезал из постели этой женщины. В отчете на тему его изобретения было сказано, что для достижения подобного результата нужен, по меньшей мере, год. И этот год ученый должен не досыпать ночами и работать весь день от зари до зари, а иначе он просто не в силах будет произвести такого количества расчетов и подогнать их в общее целое, свое изобретение. Именно эти ночи и не досыпал Викко, спеша создать свой двигатель, именно эти дни он, не разгибаясь, проводил за расчетами и чертежами. Ив же не только затянул рождение проекта на целый год, но и украл его у Викко, убив его самого. Он воспользовался его работами, чтобы завоевать незаслуженную им самим славу и получить те огромные деньги, которые по праву полагались за этот проект, но не ему, а Викко. Скорей всего, Ив выкрал расчеты своего шефа, а потом, пока тот не успел ничего обнаружить, поспешил в ним расправиться, Попасть к Викко ему не составило особого труда, тот его отлично знал и, конечно же, впустил. Далее все было быстро, хотя и не без срывов."
       Алана, например, интересовал момент, когда Викко с простреленной грудью сумел оказать Иву сопротивление. Наверняка, он хотел выбежать из квартиры, но Ив его догнал, и Викко был отброшен от дверей в комнату. Однако, все это мелочи по сравнению с тремя свидетелями Ива. Кто они? Что за люди, сокрывшие убийцу от заслуженного наказания своими показаниями? Чем руководствовались они в своих действиях? Можно представить себе, что Ив их просто попросил, но это глупо, и к тому же на суде они бы поняли, что это не игра, и Ив подонок. Естественнее всего вариант, что Ив заплатил им. Деньги у него были, и если он жил, не транжиря их направо и налево, то деньги приличные. На подкуп свидетелей уж точно хватило бы. Вот, кто нужен - свидетели. Они, и только они дадут неопровержимые факты. Только им под силу вооружить следствие материалами уничтожающей для Ива силы. Без них он выплывет, несмотря на уже имеющиеся у закона доказательства, достаточные, чтобы его репутация лопнула, как мыльный пузырь.
       Алан не забывал, против кого он начал игру. Ив был уже не тот, что прежде, при Викко, это был национальный герой, принесший стране славу и мощь. Это был любимец научной элиты, на стороне которого были симпатии многих влиятельнейших людей государства. И, наконец, это был просто богатейший человек, которому ничего не стоило раздавить Алана, как блоху, вместе с его доводами и намеками, а большего Алан сейчас не имел. Играть против такого монстра, не имея козырей, было просто мальчишеством и дилетантством. Поэтому Алану позарез требовались свидетели, хотя бы кто-то из них. Он знал, как с ними обращаться, он был уверен, что они заговорят, но прежде их надо было найти.
       Анна закончила писать и протянула Алану листы, исписанные красивым ровным почерком. Он быстро перечитал содержание, и найдя, что желаемое им здесь довольно четко отражено, положил листы обратно на стол.
       - Теперь подпишите, пожалуйста, иначе это не будет документом.
       Анна расписалась на каждом листе и в конце всего текста.
       - Теперь, я думаю, претензий нет, - она встала и, попрощавшись, вышла.
       Алан не стал ее задерживать. Он взял здесь все, что хотел и мог, большего просто не существовало. Он медленно сложил листы в сумку и потянулся. Осталось самое главное, оставались свидетели, или, точнее, лжесвидетели Ива. Этим он решил заняться завтра с утра.
       Ночью Алан спал плохо. Ему снились кошмары и какая-то путаница, переходящая в идиотские видения. Проснулся он в шесть часов и больше не смог заснуть. Приведя себя в порядок и позавтракав, Алан вышел на работу на час раньше. Так и шансов проскочить мимо шефа больше, и делать все равно дома нечего. Но Алан ошибся. Шеф с раннего утра как будто специально подкарауливал его. Он накинулся на Алана, как разъяренный бык, и к моменту, когда удалось, наконец, дойти к своему кабинету, Алан был истрепан до предела. Он не стал оправдываться и ссылаться на проделанную работу. Вся эта работа пока, для судебных властей, равнялась нулю. Он делал из себя дурачка и, разумеется, получал от шефа заслуженные, в таком случае, нагоняи и угрозы. Оскорблений он просто не замечал, они были как приправа, всегда в изобилии.
       Сидя уже у себя и подводя итоги беседы, Алан пришел к выводу, что, в общем-то, поговорили неплохо. Прежде всего, ему удалось выдрать у шефа, ссылаясь на свою тупость, еще два дня. И даже запасные два дня, но это уже за счет последующего увольнения. У шефа зависло дело о крупном хищении, и, как назло, совершенно некому было им заняться. Из-за этого он ходил злой, как черт, уже три дня. Ну и, конечно же, не упускал удобного случая выпить немного крови из Алана, когда тот попадался ему со своей ерундой.
       Алан открыл окно. Свежий воздух стал постепенно наполнять кабинет. Он достал из сейфа папку и, просмотрев старые материалы, вложил листы с показаниями Анны. Эйбл явился часам к девяти и застал Алана не в лучшем настроении.
       - Что-нибудь случилось, инспектор? - настороженно спросил он, входя.
       Алан посмотрел на него без каких-либо эмоций.
       - Да все то же, Эйбл, движения нет, застряли мы. И в этот раз, по-моему, всерьез и надолго.
       Эйбл закрыл дверь и, подойдя к окну, немного его прикрыл.
       - Извините, инспектор, сильно дует, а я жутко болею насморком после сквозняков.
       Алан сел в кресло за столом.
       - Мне бы ваши проблемы, Эйбл.
       Атмосфера напряженности повисла в воздухе. Алан пытался найти хоть какой-нибудь выход. Он искал, перерывая заново все материалы, прослушивал все записи. Он надеялся, что если не ему, то хотя бы Эйблу что-нибудь придет в голову, но все оставалось на прежнем месте. В двенадцать часов Алану стало совершенно ясно, что они в серьезнейшем тупике, и выйти из него просто так, как прежде, не получится.
       - Ну, что ж, дорогой заместитель, - начал Алан, - учитывая крайнее наше с вами исступление, объявляю кризис окончательным и безвыходным.
       Эйбл посмотрел на шефа с завистью.
       - Веселый вы человек, инспектор, вас, я утром в офисе слышал, уволить грозятся, дело стоит безнадежно, а вы все с юмором, как будто это шуточки.
       - А это и есть шуточки, Эйбл. Шеф меня никогда не уволит, это очень просто. Если он меня уволит, то на одного инспектора станет меньше, а дел останется по-прежнему. Кто будет их распутывать, он сам, что ли? Вот то-то и оно, что нет. Так что, учитывая его борьбу за снижение криминального процента, этой угрозы можно и не бояться. Я о другом, Эйбл. Похоже, что мне придется сделать, как говорят, ход конем по голове. Что означает совершенно непредсказуемое поведение в условиях кризисной ситуации, направленное на достижение успеха, - Алан наигранно поднял палец правой руки перед собой и скорчил озабоченную физиономию.
       Эйбл совсем закрыл окно и оглянулся.
       - Что, есть какой-то замысел, инспектор?
       Алан сидел перед папкой. Еще немного поразмыслив, он встал.
       - Нет, Эйбл, замысла нет, есть ненормальное решение, и Вы поможете мне его осуществить четко и беспрекословно. Обещаете или нет? Если нет, то я вас с собой не беру.
       Эйбл удивленно повел плечами.
       - Конечно же согласен, инспектор, о чем речь. Я всегда рад помочь вашим начинаниям.
       Алан закрыл папку и зашвырнул ее обратно в сейф.
       - Не острите, Эйбл, отвечать придется одинаково. - Он закрыл сейф и, спрятав ключи в карман, взял помощника за локоть. - Я подумал об этом еще этой ночью, но уж никак не догадывался, что так скоро прижмет. Ну, да ладно, никаких вопросов, Эйбл, вперед, там все объясню.
       Алан вывел помощника из кабинета и закрыл дверь. Взяв такси, Алан назвал адрес лаборатории, которая располагалась на другом конце города. В старом здании, которое занимал офис, места для нее не нашлось.
       Эйбл, похоже, был не на шутку озадачен. Он понимал, что инспектор что-то задумал. Его все больше мучил этот вопрос, но как он ни силился, разгадки найти не мог.
       Минут через пятнадцать машина вышла, наконец, из нескончаемого лабиринта центральных районов и, попав на прямую, как стрела, трассу, быстро доставила Алана к лаборатории. В здании Алан потратил еще минут десять на поиски эксперта, который был с ним в квартире у стариков, и только потом, плотно закрыв за собой тяжелую дверь приемной, заговорил опять.
       - Все ли в порядке с нашими образцами из квартиры? - обратился он к эксперту.
       Тот сложил руки за спиной и, поморщив нос под оправой очков, посмотрел на инспектора.
       - Разумеется, оба образца на месте в полной сохранности.
       Алан удовлетворенно потер руки.
       - Вот и отлично. А теперь слушайте меня внимательно. Никаких вопросов по-прежнему не задавать, сейчас я дам кое-какие указания, их совершенно точно надо выполнить, без сомнений, без ошибок, - безукоризненно.
       Эйбл и эксперт с интересом наблюдали за Аланом.
       - Так вот, вы, - Алан обратился к эксперту, - говорили, что кровь настоящая, к тому же первой группы с положительным резус-фактором, так?
       - Да, именно так, - подтвердил тот.
       - Ну, так и у меня первая, резус-фактор положительный. А поэтому, возьмите-ка, дорогой вы мой, сейчас одну из тех двух, что на хранении, и под личную, подчеркиваю, под мою личную ответственность, при свидетеле сделайте мне переливание.
       Эксперт вытаращился на Алана:
       - Да вы, что... это же... - он осекся.
       Алан улыбнулся.
       - Что "это же"? Вы недоговорили, дружище. Это же настоящая кровь, вот что "это же". И я приказываю вам. Ответственности вы не несете, я беру все на себя, а вот он подтвердит все, что произойдет, и как юрист, и как просто свидетель.
       Алан взял Эйбла за руку. Помощник приоткрыл от удивления рот, но вовремя сориентировался и махнул головой.
       - Разумеется, можете не волноваться, я все подтвержу. Господин инспектор сам, без чьей-либо помощи и в целях провести следственный эксперимент желает произвести переливание крови.
       Алан одобрительно похлопал Эйбла по плечу. Ему понравилось, что помощник быстро нашелся с ответом.
       Эксперт помедлил и, повернувшись к выходу, развел руками:
       - Ну, что ж, я не против, но, инспектор, считаю своим долгом предупредить, что, как тогда, в квартире, я не давал ни одного процента из ста, что эта штука сохранится, так и сейчас не даю ни единого шанса, что с вами все будет в порядке как во время, так и после переливания.
       Алан слушал эксперта внимательно.
       - Хорошо, я приму к сведению ваши рекомендации. Принесите поскорее все необходимое и подготовьте к работе. Я буду ждать здесь.
       Алан сел на белую кушетку, стоявшую вдоль стены. Эксперт удалился, и в комнате воцарилась тишина. Эйбл молча смотрел на Алана. В его глазах был немой вопрос. Было видно, что он сейчас совершенно не понимает, зачем все это . что оно даст. Прошло не менее получаса. Алан уже собирался идти искать эксперта, как двери тихо открылись, и двое сотрудников лаборатории в масках и халатах внесли оборудование. Они возились минут пять около кушетки, устанавливая все принесенное. Наконец, они закончили и, еще раз проверив правильность собранного, вышли. В комнату вошел эксперт, закрыв за собой дверь, он подошел к кушетке и осмотрел устройство.
       - Ну вот, инспектор, я думаю, мы можем начинать. То, что вам нужно, я принес сам. Излишне, чтобы кто-то еще видел это.
       Он достал из небольшого чемоданчика, принесенного с собой, прозрачный пакет и подсоединил его к устройству.
       - Поторопитесь, инспектор, я думаю, уж если вы затеяли эту игру, то нельзя терять ни секунды. Ложитесь и дайте мне вашу руку.
       Алан быстро закатал рукав и лег на кушетку.
       - Эйбл, если что-то произойдет, обязательно подшей наши материалы к тому делу и сделай выводы, ты знаешь, что написать, - Алан вытащил из кармана ключи и протянул помощнику.
       Эксперт протер кожу на сгибе руки спиртом и поднес иглу.
       - Предупреждаю, инспектор, умереть я вам так просто не дам. Если что-то произойдет, я немедленно вызываю реанимационную группу, - он показал на подвесной телефон в дальнем углу.
       - Ладно, не тяните, я уже заждался.
       Эксперт ничего не ответил.
       Игла плавно и аккуратно вошла в кожу, и вена немного расширилась, принимая стальную начинку. Содержимое пакета, подвешенного над Аланом, стало уменьшаться. Эксперт быстро прикрепил к Алану все датчики и сел на край кушетки, наблюдая за приборами. Алан почувствовал, как сонливость стремительно одолевает его и уносит куда-то далеко, не оставляя ничего похожего на сон и реальность, переходя в нечто, неведомое ранее, неописуемое. В то, что можно только почувствовать, но бесполезно пытаться передать. Глаза Алана закрылись, и его голова, лежащая на подушке, бессильно повернулась налево...
       Эйбл сразу заметил это:
       - Он, кажется, потерял сознание, ему плохо, чего же вы сидите, сделайте что-нибудь! - кинулся он к Эксперту.
       Тот спокойно сидел на краю кушетки.
       - Не вижу повода для беспокойства. Все показатели в норме, переливание идет успешно, и оно не требует никакого вмешательства. Вмешиваться нечего, все в порядке.
       Эйбл посмотрел на инспектора.
       - Но он же без чувств, вы разве не видите?!
       Эксперт тоже посмотрел на Алана:
       - Да любопытный факт, но я подчеркиваю, что все, абсолютно все в норме, будем ждать.
       Пакет пустел все больше. Содержимое вытекало незаметно, но быстро, и спустя пятнадцать минут половины уже не было.
       Алан не приходил в себя, и Эйбл уже серьезно занервничал. Спокоен был лишь эксперт. Он не мог объяснить Эйблу и вообще кому бы то ни было, почему Алан потерял сознание, но он видел показания аппаратуры и, зная о том, что она не врет, хранил спокойствие.
       Через маленькое окно был слышен дождь, он негромко постукивал о стекло и скатывался по подоконнику, разбиваясь об асфальт. Потоки, образующиеся на земле, изгибаясь меж бровок и возвышенностей, бежали вниз , по дороге ныряя в люки канализации и стекая на дно сточных труб сильными водопадами. В трубах они ускоряли свой бег, становились сильнее и превращались в ручьи, выбрасываемые в разные стороны от города. Накапливаясь и проходя сквозь почву, вода примыкала к подземным потокам и реками, проходящими по своим руслам с огромной скоростью, выходила на поверхность. Здесь течение замедлялось и расширялось на многие сотни метров. Спокойные воды рек не спеша доходили до мест впадения и, перемешиваясь по пути, внедрялись далеко в открытое море. К северу от зоны, где вода окончательно замирала и становилась соленой, немного штормило. Волны начинали пениться и, разбиваясь одна о другую, неслись на восток, становясь по пути мощнее и набирая силу, оправдывающую их название - океанических. Выкатившись за пределы прибрежного моря в океан, они растворялись в его бескрайних просторах, и лишь немногие из них, сильно ослабев и став меньше, разбивались о противоположный берег, откатываясь назад и уходя с подводным течением на север, где их перехватывало западное, для того, чтобы передать сильному Гольфстриму, режущему ледяные воды северной Атлантики своим горячим дыханием. У полярного круга сила его истощалась, и уже почти остановившись, воды течения на ходу превращались в лед, смешиваясь с бесчисленными льдами Арктики и начиная долгий дрейф в Северном Ледовитом океане. Двигаясь порой многие годы вдоль его территории, они обрастают наледями, дробятся, растут и распадаются, пока не выходят к чистой воде, уносящей айсберги на юг. Разбросанные во всех направлениях, они плывут в разные части света, тая и испаряясь в теплых зонах, переходя в частички, которые через какое-то время образуют часть туманов, нависающих над континентами и оседающих в утреннюю росу на лугах. Откуда их вечный путь продолжается в другом направлении и с иной силой.

    * * *

       Прошло еще десять минут. Эйбл перестал кидаться на эксперта и сидел в углу на стуле. Крови в пакете оставалось совсем мало. Эксперт проследил, когда она закончилась, и перекрыл маленький вентиль на трубке, ведущей к игле. Кровь остановилась, и он спокойным и быстрым движением вытащил иглу из вены. Эйбл подошел к кушетке и внимательно посмотрел на Алана. Инспектор по-прежнему лежал на кушетке, но в нем произошло что-то неуловимое, чего Эйбл не мог объяснить и даже визуально заметить, он это чувствовал.
       Один из приборов, стоявших рядом в комплексе аппаратуры, которую принесли для контроля переливания крови, замигал красным цветом.
       - Увеличилась скорость циркуляции крови в организме, - заключил эксперт и оторвался от приборов, глядя на Алана. - Возможно, он придет в себя, хотя это событие необязательно влечет за собой подобный результат. Это лишь я так думаю, - добавил он.
       Алан пошевелил рукой и медленно повернул голову направо. Глаза его были еще закрыты, но по всему было видно, что он потихоньку возвращается в нормальное состояние. Эйбл сел рядом, а эксперт отодвинул всю аппаратуру и встал у изголовья. После небольшой паузы Алан опять шевельнулся и быстро открыл глаза; по поведению инспектора можно было догадаться, что все в порядке. Через пару минут Алан сощурил глаза и легко встряхнул головой.
       - Ну как, я жив, вроде, - послышался его почему-то хриплый голос. Он прокашлялся, и голос стал просто слабым. - Как я могу наблюдать, жив и здоров. Всем спасибо. Будем считать эксперимент законченным. - Алан преодолевая какую-то непонятную вялость, привстал на локтях и с трудом сел на кушетке.
       - То, что вы живы, инспектор, это факт, а вот по поводу здоровья ручаться не берусь, судя по вашему виду, - отозвался эксперт, разбирающий установку и отцепляя от Алана датчики.
       - Наблюдался любопытный эффект, инспектор. Вы погрузились в какой-то глубокий сон, как будто мы перелили вам дозу снотворного, а не чистейшую кровь.
       Алан расправил плечи и размял руки.
       - Да, доктор, я почувствовал это. Ну, да ничего страшного, дело сделано и, замечу, отлично, лично я доволен. - Он уже уверенно встал и, присев пару раз, разминая ноги, повернулся к помощнику. - Пошли, Эйбл, нас ждут дела. Спасибо, доктор, и всего доброго.
       У дверей на улицу Эйбл, наконец, нарушил молчание, которое он хранил все это время:
       - Господин инспектор, извините, но я так и не пойму, что случилось и на черта было все это делать? А потом, куда мы сейчас идем и что будем предпринимать?
       Алан остановился на ступеньках лестницы, ведущей от входа на тротуар:
       - Дорогой Эйбл, сейчас я буду делать свое дело, а вы молча, я имею в виду вопросы, будете мне помогать. Когда я все завершу, обещаю вам объяснить все до мелочей, а пока не трогайте меня, это будет лучше для всех и для дела тоже.
       Он пошел вниз, Эйбл последовал за ним. У стоянки такси Алан опять остановился:
       - Значит так, вы, Эйбл, едете в контору и грудью все это время, что я буду отсутствовать, отстаивайте нашу правоту перед шефом. Если будет орать, что время истекло, напомните ему то, о чем он орал сегодня утром: о том, что мы имеем еще два дня. Ну и, разумеется, ключи от сейфа, как зеницу ока, - хранить. Чтобы сам президент, если приедет, этот сейф открыть не смог. Я надеюсь, что за эти два дня, которые у нас есть, успею с ними разобраться, и дело будет у нас в кармане, Эйбл. - Алан источал энергию и уверенность, его лицо сияло от какой-то необъяснимой радости.
       - Вы что же, уезжаете куда-то, инспектор? - спросил кое-что сообразивший уже, но все еще находящийся в растерянности, Эйбл.
       - Да, дорогой помощник, уезжаю, и даже если я задержусь, ни в коем случае не давайте это дело даже просто в руки никому, даже посмотреть. Я не хочу, чтобы оно сорвалось, когда уже почти у меня в руках.
       - Чего же вы боитесь, инспектор?. По-моему никто не только не посягает на вашу работу, но даже и не знает, чем вы занимаетесь. Чего же опасаться? - продолжал удивляться помощник.
       - Эйбл, вы меня не понимаете. Да, конечно, никто, может быть, и не знает, но я все равно боюсь, потому что думаю, если я упущу этот случай, то мне этого не простит сам Господь Бог. И хватит об этом, давайте, лезьте в машину и - в офис. Может, я вам позвоню, хотя оттуда будет дороговато. Ну, всего вам хорошего, ждите и помните все, что я сейчас сказал.
       Алан сел в машину, и через минуту ее уже не было видно в общем потоке. Эйбл не сразу сориентировался, но за то время, которое он добирался до офиса, многое стало для него ясно. Прежде всего он понял, что Алан уехал выжимать из свидетелей показания и что он знает, где их искать. Единственным темным пятном оставалось то, что Эйбл никак не мог увязать отъезд инспектора и его неожиданную информированность с посещением лаборатории и всем, что там произошло.
       Все два дня Эйбл думал над этим, и единственное , до чего додумался, - это внезапное появление информации у Алана посредством вживания этого образца из квартиры. Эйбл подходил вплотную к ответу, начиная с выделений и заканчивая последними событиями уже трижды. Но как только он охватывал все это единым мысленным взором, непреодолимый страх овладевал им. Что-то, чего он был не в состоянии осознать, довлело над всем этим делом, что-то тайное, потустороннее. Как человек здравого рассудка, Эйбл совершенно четко мог объяснить все детали, теперь уже до самого конца. Однако, об эмоциональной стороне этого вопроса он предпочел бы умолчать. Иначе и тому, что случилось, требовались обязательные комментарии, а именно их Эйбл и не смог бы представить. У него язык бы не повернулся заявить, на людях особенно, по поводу расследования, что кто-то из мира иного указывает посредством каких-то явлений направление, в котором следует искать виновных. Но сам он понимал, что это так и есть, и от этого страх еще больше одолевал его.
       Эйбл с нетерпением ждал инспектора. Этот человек казался ему кем-то вроде посредника между людьми и тем, чего он боялся. Алан без страха обошелся с "этим", и в его присутствии Эйбл мог выдержать любой удар по своей психике. Вечером второго дня помощнику пришлось столкнуться с тем, о чем предупреждал Алан. Шеф с целой когортой единомышленников попытался заставить Эйбла закрыть дело без инспектора. Он давал помощнику все полномочия и снимал любую ответственность. Его по-прежнему волновало возросшее количество краж и грабежей, влияющих на его репутацию, и то чертово дело, которым некому было заняться.
       Пророчество о приезде президента, слава Богу, не сбылось, но и не столь высокие сферы руководства истощили силы помощника до предела. Эйбл решил защищать дело героически и неотступно и даже не пошел домой, а заночевал в кабинете Алана, в самом прямом смысле охраняя сейф с материалами.
       За окном серел рассвет. Еще не запели первые птицы, когда двери кабинета открылись, и в него вошел Алан. Эйбл сразу проснулся и вскочил навстречу.
       - Ну, что, инспектор, что-нибудь есть? Сразу предупреждаю, если нет - то нам конец. Съедят живьем, а первым будет шеф.
       Алан улыбнулся, уверенный его вид не оставлял никаких сомнений:
       - Мы победили, Эйбл. Этот подонок у нас в руках. Я нашел его свидетелей, хотя за одним из них пришлось съездить за границу. Скажу сразу, вытащить из них показания помогла обычная алчность и зависть. Он их бросил, хотя и обещал места в новых проектах и новые премии. Теперь они не бояться сесть и стали разговорчивее, злость ведь у них на него осталась, а страха уже нет. И если решимости сознаться самим у них нет, то дать хотя бы показания - есть.
       Эйбл с облегчением сел в кресло:
       - Ну, и отлично, теперь жить можно.
       Алан вывалил на стол пачку листов с показаниями и просиял:
       - Вот он, смотри, смертный приговор Остину Иву. Я обещал вам все объяснить, так слушайте...
       Эйбл выставил вперед руку, предостерегая инспектора:
       - Не надо, Алан, я уже все понял. Вы видели это, когда лежали без сознания в лаборатории, и где свидетели, там же узнали. Как это было, не рассказывайте, я это плохо переношу, главное, что это так, не правда ли?
       Алан сел на край стола и нежно, аккуратными движениями стал укладывать листы показаний.
       - Да, Эйбл, это так. И я счастлив, что у меня хватило ума догадаться сделать это, иначе убийца так и не был бы наказан.
       Эйбл покачал головой.
       - Да, конечно, но вот как вы собираетесь его наказывать, это вы мне расскажите. Срок давности-то истек.
       Алан закончил с бумагами и, встав со стола , подошел в сейфу.
       - Дайте-ка мне ключи, Эйбл, - помощник достал из кармана ключи и протянул их Алану. Он достал из сейфа папку и, опять подойдя к столу, шлепнул ею по поверхности. - Разумеется, дорогой помощник, как же не рассказать.
       Алан вложил пачку листов в папку и, завязав тесемки, повернулся к помощнику.
       - Ну, что, Эйбл, пошли. По дороге, как всегда, все и разъясню. А начну с новости о том, что в лаборатории один из сотрудников случайно разлил, уронив, пакет с нашей пробой, той, второй, что оставался. Так что теперь, хоть это уже и не важно, нам не на что сослаться, нет материальных свидетельств, но есть результат.
       Они вышли из офиса, когда небо стало уже светлее и лучи восходящего солнца осветили облака, висевшие над горизонтом. Птицы начали свой утренний концерт, и первые пешеходы появились на улицах. Город просыпался, и все вокруг дышало прохладой и свежестью.

    * * *

       С утра намечалось несколько свободных часов, совершенно неожиданно появившихся из-за опоздания представителей фирмы, и он решил провести их спокойно и приятно для себя. Поудобнее устроившись в большом кожаном кресле, он выпил принесенный секретарем кофе и стал не спеша перелистывать утренний выпуск новостей. Дойдя до третьей страницы, он с удивлением заметил, что даже не поинтересовался, что там на первой полосе. Обычно она не привлекала его внимания надолго. Пожары в южных лесах и стычки вооруженных формирований на востоке Африки мало волновали его. Но все же первую полосу он никогда не оставлял хотя бы не просмотренной. Может, из-за того, что это все-таки первая полоса, и на ней какие никакие, а считающиеся первостепенными сообщения. Он перевернул лист назад И замер в мгновенно сковавшей его судороге. Руки его задрожали, и от страха жутко скрутило в животе. На первой странице красовался жирно выделенный заголовок: "КТО ЖЕ ОН, УБИЙЦА АРТУРА ВИККО?"
       Рядом были его фотографии десятилетней давности и сделанные недавно. Разрывая дергающимися руками газету, он стал читать, ежесекундно спотыкаясь о слова статьи. В тексте были представлены все материалы старого следствия, переплетенные с каким-то новым расследованием. Причина нового следствия по воле, изъявленной следственной стороной, указана не была. Но было сказано, что при любой следственной или прокурорской проверке она будет незамедлительно разъяснена. Далее шли подробные показания всех трех свидетелей и дополнительные показания бывшей соседки и бывшей любовницы. И, как завершение, был вывод с последующим комментарием. Он уронил обрывки газеты на пол и сидел без движения. Голова перестала соображать, и перед глазами была серая пелена. Это был его конец, он отчетливо понимал это. Теперь стала ясна причина опоздания представителей фирмы. Они наверняка в панике решали, что делать. Он все более четко представлял себе, что ждет его теперь. Нет, его не пугало то, что он с позором вора публично отдаст венок победителя его истинному хозяину. Его пугало то, что он, наверняка, вслед за этим будет с треском и плевками вслед изгнан из вчера еще рукоплескавших ему кругов. А потом повиснет в этой жизни, отталкиваемый отовсюду. Его до тошноты страшило то, что соберущиеся по этому поводу комиссии разных обществ и центров своими указами заморозят все его вклады в банках и востребуют незаслуженно полученные премии и поощрения. Перед ним лицом к лицу стояла перспектива всеобщего презрения и нищеты, рука об руку с которой он должен был встретить свою старость после стольких лет триумфа и шикарной жизни.
       Он встал, ноги не слушались и, трясясь в коленях, то и дело подгибались. Он смотрел куда-то в пустоту, глаза его были слепы. Он нащупал почти ничего не чувствующими пальцами холодную ручку револьвера и, стиснув его в руке, поднес к виску. В глазах промелькнула заводская гравировка на стволе: К-248. Он не хотел колебаться даже мгновение и, стиснув зубы, нажал на спусковой крючок. Резкий звук выстрела сотряс тишину, наполнявшую кабинет... Ему вторил толчок, заставивший зазвенеть все стеклянное, что находилось на столе и в шкафах. Через минуту толчок повторился. Средней силы землетрясение, происходившее на западе, волнообразно докатывалось до города. Сила толчков не была велика, и, не причинив каких-либо разрушений, землетрясение утихло через полчаса.
       В том месте, где оно происходило, континент немного сдвинулся в сторону моря, прижав накопления вулканической магмы с другой стороны. Извержение началось немедленно. Прорвав небольшую в этом месте толщу земли, расплавленная лава взметнулась ввысь, испаряя воду и поднимаясь к поверхности остывающей каменной массой. Образуемый выбросами небольшой горный массив под водой немного менял соотношение в данном районе, и вызванные этим деформации поверхности спровоцировали начало процесса погружения прибрежной части соседнего материка. Там, где начавшее погружение побережье поворачивало к другому океану, этот процесс останавливался, уступая место старому движению материка вглубь океана. Смещаясь на сантиметр за десять лет, он давил все своей массой на смыкающийся с ним, но пассивный в движении огромный полуостров. Прижимаемый с запада целым континентом, полуостров дробился в месте смычки. Местные залежи жидкой лавы, находящиеся на довольно большой глубине, изо всех сил давили на небольшую перегородку к северу от полуострова, и вскоре здесь должно было произойти гораздо большее извержение, чем раньше. Потоки магмы скапливались в окрестностях старого вулкана, спящего уже несколько тысяч лет, и должны были быть выброшены им и скопиться на западном склоне. Оползая и скатываясь в пролив, они могли перегородить его, как плотина, и образовать новый переход, который заложит основание на дне пролива для дальнейших накоплений веса, что приведет к новому изменению на дне и повлияет на облик соседнего мыса, глубоко врезающегося в воды залива.

    1992 г.

    ТРАНСФОРМАЦИЯ

       Массивный камень темно-серого цвета надежно закрыл его от пуль, со свистом пролетающих то справа, то слева. Элмер сидел на корточках и с интересом наблюдал за участниками захвата. Огромный человек в черной куртке прыжком перебрался к нему от прежнего своего укрытия.
       - Вы не ранены? - Он съежился за камнем рядом с Элмером.
       - Нет, благодарю за беспокойство, все в полном порядке.
       Человек удовлетворенно покачал головой и перезарядил обойму своего пистолета.
       Справа захлопали выстрелы, еще один участник выскочил из-за валуна и попытался пробежать к низинке, находящейся метрах в десяти выше того места, где сидел Элмер. Где-то наверху, там, где камни лежали уже целыми россыпями, послышался ответный выстрел. Перебирающийся через кучу небольших камней участник замер и, медленно наклоняясь назад, опустился на землю.
       Элмер подполз к краю камня и выглянул в сторону, откуда стреляли. Камни, еще камни, и где-то там, наверху, плоская вершина и отвесная стена. Он не заметил ни единого движения, ни малейшей перемены цвета - ничего, что говорило бы о чьем-либо присутствии там. Сидевший рядом гигант отстранил Элмера от края:
       - Господин журналист, не следует так рисковать. Вы же видите, что он стреляет достаточно метко. А у вас даже шлема нет.
       При этом он надел на голову висевший до сих пор на поясе черный пуленепробиваемый шлем с узкой полоской бронестекла на уровне глаз. Из рации послышался гудок вызова.
       - Слушаю, - он прижал ее прямо к шлему.
       - Он уходит к обрыву. При одиночном огне мы просто не успеваем его накрыть, - хрипло прозвучало в динамике, - четверо уже на позиции захвата, левее, наверху. Мы сейчас подтянемся. Разрешите очередью, иначе потерь не избежать, и так уже троих потеряли.
       Человек отвел рацию от шлема и задумался. Было видно, что предложенное его не совсем устраивает. Он пересел в другую позу и, подведя рацию к шлему, быстро отчеканил:
       - Ладно, приступайте. Но если шлепните его, я шкуру с вас сперва спущу, а уж потом сам положу голову на плаху.
       Послышалось шипение, и хриплый голос, видимо, вдалеке от динамика скомандовал: "Пошли!"
       Вверху, как трескотня десятков стрекоз, зазвучали автоматные очереди. Человек оглянулся и взяв Элмера за руку, как ребенка, потащил за собой. Они встали и лишь слегка пригибаясь, побежали вверх по горе.
       - Вы не обижайтесь, что вас, как школьника, здесь опекают. Полковник лично поручил следить за вашей безопасностью. Дело, видите, какое - не дает себя взять, гад, так просто.
       Человек добежал до впадины и, увлекая за собою Элмера, припал к земле. В этот момент с вершины раздались звуки ответных автоматных очередей.
       Человек покачал головой:
       - Где только эта сволочь берет такие вещи? - Он посмотрел на Элмера сквозь стекло своего шлема: - Это последняя модель ручного пистолета-пулемета. Он даже не у всех в армии есть, а эта гадина уже приобрела.
       Элмер вспомнил беседу с полковником. Просьбу об участии в боевой операции. Полковник тогда лишь посмеялся. Отправлять журналиста, пусть даже с мировым именем, за тридевять земель на тайные операции разведки - это, конечно же, звучало смешно. Помогла случайность. Это дело не только удачно подвернулось совсем рядом, у себя же в стране, но и сулило полковнику определенные выгоды, дивиденды, так сказать, с риска допустить туда репортера. Репортера, правда, не совсем простого: профиль его работы как раз соответствовал данному делу и теме. Последние пять лет Элмер работал редактором военного обозрения. Солидного журнала, непосредственно контактирующего с армией и служившего ее интересам в информировании населения о событиях, происходивших в ней. Полковник поставил лишь одно условие: если облава провалится, то Элмер унесет с собой в могилу всю эту информацию, ни единым словом не обмолвившись ни с кем на протяжении всей своей жизни. Ну, а если они возьмут объект, как они его называют, то статья должна быть о героизме, беспредельном самопожертвовании и т.д. Элмера вполне устроили условия, и он с легким сердцем отправился на это дело.
       Нельзя сказать, что его совсем не мучило любопытство, но он мужественно скрывал свои вопросы, стараясь казаться вполне пассивным наблюдателем без излишнего интереса к происходившему.
       На прощанье полковник остановил его уже у дверей и, пристально взглянув в глаза, тихо сказал:
       - Это чудовище, Элмер, истинные намерения которого для нас загадка, но, без сомнения, весьма опасны. И ради всего святого, держитесь подальше от зоны непосредственного столкновения. Я не хочу провожать вас в последний путь, как проводил уже многих, кто с ним соприкоснулся.
       В рации, болтавшейся на поясе у сопровождающего (видимо, он же был и координатором всей группы), зашипело. Голос сообщил, что объект отступил к краю обрыва, и после организации огневого прикрытия можно будет попытаться совершить захват.
       Разрешение было дано, и через минуту верх горки утонул в звуках автоматных очередей. Сопровождающий выпрямился в полный рост:
       -Ну, теперь, я думаю, мы можем себе позволить не спеша и ничего не опасаясь пройтись к месту, где вы, господин Элмер, сможете лицезреть виновника всех этих событий. Но не забывайте: никаких вопросов. Все, интересующее вас, узнаете от полковника.
       Выстрелы затихли, и прозвучавшая в полной тишине, короткая, как бы утверждающая окончательность содеянного, автоматная очередь лишь добавила в Элмере уверенности, что операция окончена и окончена успешно.
       Они шли вверх, огибая крупные камни. Каменное крошево скрипело и трещало под ногами. На расстоянии ста метров от плоского верха горки, где угол подъема был уже мал, Элмер увидел то место, откуда бригада начала захват. Здесь лежали еще двое из тех, кто входил в группу. Массивные бронежилеты, щитки на ногах и, казалось бы, совершенный защитный шлем - даже это, оказывается, не всегда спасает в схватке с противником.
       Сопровождающий склонился над лежащими людьми:
       - Видите, господин репортер, слух меня не подвел: это таки он, да еще с разрывными пулями усиленного останавливающего действия. Один Господь знает, где он это достал. Даже я и то видел такую штучку лишь на ее закрытой презентации.
       Через несколько минут они поднялись на вершину. У края обрыва стояло человек шесть-семь. Один из них был ранен и держался за руку. На самом краю обрыва лежали какие-то предметы. Элмер поспешил к месту. Пробегая, он заметил, видимо, тот самый пистолет-пулемет. Он был брошен метрах в десяти от обрыва и, как успел заметить Элмер, действительно, был новинкой. Во всяком случае, он такого уж точно никогда не видел. Сопровождающий, следовавший за ним неотрывно, лишь на какое-то мгновение задержался, чтобы подобрать оружие, и через секунду уже стоял у Элмера за спиной, внимательно разглядывая все, что лежало на краю обрыва.
       У всех без исключения присутствующих был такой вид, как будто совершенно никто ничего не понимал. Они в недоумении таращились на вещи, друг на друга и с изумлением заглядывали в глубину обрыва. На краю лежали брюки, пояс, пистолет с полувытащенной пустой обоймой и рваная куртка со следами крови. Сопровождающий растолкал стоявших и, глянув в обрыв, развернулся лицом к присутствующим.
       - Результата никакого. Он что, спрыгнул, что ли? Кто видел? Чего молчите?
       Один из стоявших развел руками:
       - Шеф, мы сделали все, что могли. Я лично обойму выпустил ему в ноги. Нормальный человек уже бы без сознания лежал, а этот хоть бы что, захромал и прыгнул со скалы вниз.
       Начальник выслушал своего подчиненного и, не думая ни секунды, выхватил бинокль.
       - Всем бегом вниз, все прочесать, все, до последней ямки, до последнего куста. Он должен быть там, он обязан быть. Найдите мне его, быстрее!
       Люди помчались вниз по склону, балансируя на ходу автоматами, и минут через десять-пятнадцать Элмер уже видел их ходящими между кустарниками внизу. Его сопровождающий не отрывался от бинокля. Казалось, он профильтровывает каждый сантиметр увиденного внизу. Левой рукой он взял рацию.
       - Ну, что там у вас, - прижав правой рукой бинокль к шлему, он по-прежнему следил за действиями подопечных.
       - Нашли его ботинки, шеф, еще один пистолет. Вот, я вижу, несут свитер. Его нет, шеф, его нигде нет. Тут больше некуда упасть, мы прочесали все в радиусе двухсот метров - и ни единого следа.
       Губы начальника шевельнулись, он, кажется, беззвучно ругался. Бинокль по прежнему был плотно прижат к стеклу, из-за которого он внимательно следил за всем, что происходило.
       - Ищите, - чуть помедлив, приказал он. - Ищите, еще раз прочешите все вокруг. Внимательнее. Каждую травинку, каждый листик.
       Он выключил рацию и засунул бинокль в футляр на боку.
       - Увы, Элмер, вам придется молчать, репортаж не состоялся - он ушел от нас, сегодня ушел, - с грустью сказал он.
       - Да, но как он это сделал? Он же должен был разбиться? Скала ровная, как зеркало, - ему даже зацепиться негде. Вы, без сомнения, должны его найти , он там. - Элмер показал вниз.
       Начальник группы снял шлем и улыбнулся:
       - Нет, вы многого не знаете, Элмер, его там нет и он не разбился,
       я чувствую, не первый раз уже. Говорил же вам полковник: это чудовище, и он прав. Так что молчите, вы ничего не знаете и ничего не видели - таковы условия договора, и вы на них согласились.
       Репортер поправил куртку:
       - В чем проблема? Я знаю, что обещал, и все будет так, как было оговорено.
       Начальник группы подобрал все, что осталось на краю обрыва, и они не спеша пошли вниз. Элмер недоумевал, как возможно такое, чтобы человек просто исчез или прыгнул вниз и остался жив. И что это за человек: резидент вражеской разведки или суперагент? Конечно же, делать какие-то шаги для удовлетворения своего любопытства он не собирался. Не те это были люди, с которыми можно играть в игры. Но поразмыслить и кое-что сопоставить Элмеру не мог запретить никто.
       Вернувшись домой в этот день, да и весь следующий, Элмер был мгновенно затянут в трясину повседневной работы. Отчеты корреспондентов, подборка материалов для следующего номера и многое другое, что и составляло работу его в журнале - настолько поглотили его, что вечером следующего дня он с огромным облегчением закончил весь объем отложенного за время его отсутствия. И с чувством облегчения разлегся на диване с непоколебимым намерением послушать что-нибудь из любимых записей. Усталость наплывала на него волнами, и он постепенно погружался в легкий и приятный сон.
       Резкий телефонный звонок выбил Элмера из уже почти наставшего блаженства. Он вздрогнул всем телом, и сердце забилось со скоростью барабанной дроби.
       - Черт бы побрал этого идиота, - вслух произнес он и дрожащей рукой снял трубку. Несколько глубоких и равномерных вдохов привели его в чувство и придали уверенности.
       - Алло, я слушаю.
       На другом конце провода послышалось едва различимое дыхание, и незнакомый голос поприветствовал.
       - Добрый вечер, господин редактор. Я вам не знаком, как вы, видимо, уже догадались, но у меня к вам есть весьма интересное предложение. И я надеюсь, что интерес к нему с лихвой компенсирует то беспокойство, которое я вам доставляю.
       Элмер с усталостью прикрыл пальцами глаза. "Да пропади ты пропадом, дурак несчастный, - подумал он. - Все сенсации мира ничто сейчас по сравнению с моим желанием спать."
       Но не промедлив ни секунды, он ответил:
       - Ну, так тем лучше, я вас слушаю.
       Незнакомец сделал паузу, как будто на что-то решаясь:
       - Видите ли, господин редактор, я именно тот человек, которого вы вчера утром тщетно пытались поймать со своими приятелями из отдела разведки.
       Элмера как громом поразило. Чего-чего, а этого он совершенно не ожидал. Эффект, произведенный этой фразой, можно было сравнить разве что с посещением английской королевы в четыре часа утра. Он быстро скинул с себя одеяло и пододвинулся к телефону.
       - Я весь внимание, что вы хотите мне сообщить?
       Незнакомец прокашлялся:
       - Да, в общем-то, мне и есть что вам сообщить, и нет одновременно. Во-первых, я бы хотел с вами встретиться, и если наша встреча произведет на меня предполагаемое мною впечатление, то считайте, что вы завалены сенсационным материалом на несколько выпусков. Ну, а если нет, то уж, извините, я в лишней рекламе не нуждаюсь.
       Элмер перенес трубку к левому уху.
       - Простите, а где у меня гарантия, что вы - это вы, а не какой-нибудь шутник-самоучка?
       Звонящий опять выдержал паузу.
       - Ну, я думаю, что об этом мало кто вообще знает. Да, к тому же, не думаете ли вы, что разведка - такая ненормальная организация, где так шутят? А если серьезно, то я вас и не тяну никуда. Единственным подтверждением будет наша встреча и все, что я вам продемонстрирую. Итак, я жду ответа, и по возможности быстрее.
       Элмер был профессионал своего дела и, как дважды два, понимал, что даже если бы и мог кто-то так пошутить, то выехать все равно стоило. Он просто бы был полным кретином, если бы отказался сейчас.
       - Ну, ладно, куда я должен приехать, говорите.
       - Приезжайте в небольшой ресторан на углу авеню и ремесленной улочки. Он как раз напротив кинотеатра. Я буду там через час. Сядьте за столик и что-нибудь закажите, я вас сам отыщу. Не опаздывайте, господин редактор, я ждать не буду. До свиданья.
       Незнакомец положил трубку.
       Элмер посидел еще минуту, размышляя. "Нет, это не блеф." У него было чутье, чутье, наработанное годами.
       "Но как, подлец, ловок, достал номер телефона, да и все остальное. Нет, это не просто шпион и даже не опытный резидент. Это - талант расчета и проворности. Такому не научишь - это призвание." - Он встал и быстро стал одеваться. - "Ресторан находится на другом конце города, и добираться придется довольно долго... А, может, он действительно чудовище, как говорил полковник."
       Мысль об этом произвела обратную для нормального человека реакцию. Если бы обыкновенный человек допустил эту мысль, то первым чувством был бы страх. Но Элмер был необыкновенный человек, он был журналист даже не по диплому, а по призванию, и мысль эта подстегнула его, как хлыст плетущуюся лошадь. Любопытство жадное и беспощадное к своему хозяину - вот, что испытывал Элмер при воспоминании слов полковника.
       Машина шла легко и без всяких, даже малейших, отклонений. Порой ему казалось, что автомобили - живые существа, их надо лелеять, их надо понимать и, что самое главное, чувствовать. Он всем телом ощущал, когда не тянет двигатель, а все при этом исправно, и когда он готов поднять машину в воздух, несмотря на целый ряд поломок, при которых, по идее, все должно быть иначе. Минуя наполненный вечерней суетой бульвар, он повернул на авеню.
       "Ага, вот и этот ресторанчик."
       Людей было не так уж много, и Элмер решил не заходить внутрь. Он сел у стеклянной витрины спиной к бетонной перегородке стены. Таким образом, обзор был максимален, а тыл защищен, и все это давало ему ощущение спокойствия и уверенности.
       Часы показывали назначенное время, и он оглянулся по сторонам. Все было тихо и спокойно. Люди мирно занимались своими делами, беседовали, пили, читали газеты, ни единого подозрительного движения, никакого беспокойства. На столе перед Элмером уже стояла бутылка пива, и поскольку он все-таки немного нервничал, то позволил себе закурить сигарету. Он затянулся и, выдыхая дым, увидел подходящего к столику человека в черном элегантном костюме. Человек был молод, лет двадцати пяти-двадцати семи, и его лицо застыло с выражением профессиональной улыбки. Остановившись перед Элмером, он вытащил из кармана визитку и протянул ее редактору. Элмер слегка оторопел от такого начала знакомства и, уже больше как редактор, а не как нормальный человек, прежде всего прочитал написанное на визитке. "Немедленно зайдите внутрь и сядьте на занятый мною столик в дальнем правом углу."
       Он причмокнул языком от огорчения. Конечно же, как он мог забыть? Вряд ли этот человек способен так забыться, что сядет на улице, где его можно рассмотреть с расстояния в километр, как микроба в микроскоп. Элмер оторвал взгляд от записки и только открыл рот, чтобы поблагодарить принесшего визитку, как тишину вечерней улочки разорвали выстрелы. Человек, стоявший перед Элмером, дернулся, еще и еще раз качнулся и рухнул на стол, повалив его на редактора. В звоне стекла и грохоте опрокидываемой мебели Элмер услышал продолжающуюся пальбу. Рядом с головой взвизгнула пуля. Он съежился и накрыл голову руками. Из-под левой ладони он, сделав щель, наблюдал происходящее. Двое людей в куртках и каких-то синих брюках, стоя как в тире, метили в то самое место, где находился он. Его хорошо прикрывал толстый дубовый столик, и, к несчастью, уже убитый человек в черном костюме. Вокруг слышались женский визг, звуки толкотни и бьющейся посуды. В ресторане царила паника.
       Неожиданно один из стрелявших отпрянул назад. Во лбу у него заалела дырка явно огнестрельного типа. Он повалился на тротуар и выронил пистолет. Второй быстро посмотрел по сторонам и, ничего не обнаружив, присел, но стрелять продолжал. Еще одна пуля с каким-то невероятным смешением рева и звуком рассекаемого воздуха пролетела мимо головы Элмера. Он схватился за правый висок. Пуля прошла так близко, что в ухе звенело, а мочка была окровавлена и разорвана у самого края. Боли он не чувствовал, а испугаться еще не успел - столь быстро происходили события. Наступило секундное затишье. Стрелявший понял, что так просто редактора не достать, а нужен ему был именно он, в этом Элмер уже не сомневался, и целился туда, где пространство темнело узкой щелью между трупом и столом. Редактор зажмурился, страх, наконец-то вошел в него и безраздельно им овладел. Он вдруг понял, что сейчас умрет, и ему жутко захотелось вскочить в предсмертной истерии и броситься куда-нибудь, сломя голову, не думая ни о чем. Но выстрела не последовало. Элмер приоткрыл глаза и увидел стрелка лежащим на тротуаре рядом с первым. Он резко встал из-за поваленного стола. "Ну, уж видно, не судьба сегодня", - с облегчением подумал он. - "Однако, что за чертовщина все это?"
       Элмер решительно двинулся ко входу в ресторан. Люди вокруг вскакивали, то причитая, то ругаясь, и быстро расходились. Он взглянул в упомянутый в записке угол. Столик, стоявший там, был совершенно пуст. На нем не было даже бутылок или потушенных в пепельнице сигарет. Было похоже, что его вообще никто не занимал. Издали нарастал вой полицейских сирен, и Элмер решил не задерживаться. Он прижал к окровавленному уху платок и быстрыми шагами направился к углу улиц, где стояла его машина. На ходу он глянул влево, туда, где лежали нападавшие. Идентичность попадания поражала. Оба были убиты прямо в лоб, и при учете расстояния минимум метров в тридцать, а именно в этом радиусе он никого с оружием не видел, такие выстрелы говорили о многом.
       Этот человек был действительно необыкновенен, а самое главное то, что он был действительно он, теперь Элмер уже ничуть не сомневался. "И как жаль, что он ушел, опять ушел. Хотя, что же ему, в таком случае, еще оставалось делать? Конечно же, ушел, и так бы ушел любой, и он, Элмер, тоже ушел бы." Редактор глубоко вздохнул, чувство огорчения и сорвавшегося дела начинали одолевать его все сильнее. Когда он сел в машину, полицейские уже подъехали и, окружив ресторан, начали свою обычную в таких случаях работу.
       Наибольшее беспокойство вызывало у Элмера то, что незнакомец, может, уже никогда не захочет выйти на связь.
       Это было бы совершенно не удивительно, с учетом того, что произошло в ресторане. Вызывало настороженность и то, что этого человека опять вычислили, пусть и не взяли. "Скорее всего, что он сам привел хвост."
       Хотя за собой редактор до сих пор такого надзора не замечал.
       Он опять с головой ушел в дела, и лишь изредка с огорчением вспоминал о незнакомце, которого так и не увидел. Через два дня Элмер, как всегда совершенно выдохшийся, вернулся домой после работы и с приятным удивлением обнаружил в квартире аккуратный синий конверт. Непонятно было, каким образом конверт мог оказаться именно внутри. Он лежал на полу в коридоре, сразу за входными дверями. Элмер, даже не раздевшись, быстро распечатал его. Маленький листок, извлеченный наружу, был от края до края заполнен мелким уверенным почерком.
       "Дорогой друг. Я весьма сожалею о случившемся и нисколько на вас не сержусь. Наверняка, вы не имеете никакого отношения к этим ужасным событиям, во всяком случае, мне бы хотелось в это верить. А посему я даю вам еще один шанс. Буду ждать в центральном парке ровно в шесть утра на скамейке возле скульптуры Меркурия."
       Элмеру полегчало. Надежда вновь проснулась в нем, и неуемное любопытство заставило опасаться, что этой ночью он будет плохо спать. На всякий случай редактор принял снотворное и поставил будильник. Но этого ему показалось мало, и лечь пришлось рано, дабы перестраховаться во всем. Снотворное, все-таки, было неплохое, и кто знал, как повел бы себя уставший организм рано утром при звоне будильника - может, Элмер и не проснулся бы, засни он поздно.
       Серое утро нового дня не располагало к хорошему настроению. Видимо, еще с ночи шел очень мелкий дождик, и перспектив на улучшение погоды, глядя на небо, не намечалось. Позавтракав чашкой кофе с парочкой бутербродов, он вышел на встречу с предвкушением неминуемой встречи и захватывающего развития событий.
       Добравшись до центрального парка в без двадцати шесть, он не спеша пошел по аллеям в поисках того места, где незнакомец назначил встречу. Дождь уже кончился, но тучи сгустились еще больше, и вокруг было совсем сыро. Парк был достаточно велик, а где именно находилась эта статуя Меркурия, Элмер понятия не имел. Он взглянул на часы и слегка испугался. Было уже без десяти, а он не обошел и половины территории, так он рисковал опоздать на встречу, чего ему совсем не хотелось. С ранних лет редактор был очень пунктуальным человеком и считал, что заставлять ждать себя и тем самым тратить личное чье-то время - есть ни что иное, как неуважение к тому, с кем встречаешься. Элмер ускорил шаг. Обойдя еще две аллеи, он вышел на длинную тропинку, ведущую к цветочной клумбе. "Хотя бы написал, в каком месте парка эта статуя находится," - волнуясь, подумал Элмер. Миновав клумбу, редактор прошел к зарослям высокого кустарника. Отсюда прямая, как стрела, дорога шла к северной части парка. Выход из него виднелся вдали, метрах в пятистах. Ни справа, ни слева, до самого выхода, не было никаких примыкающих аллей и тропинок.
       "Ах, вот она," - Элмер заметил вдалеке небольшую серую скульптуру Меркурия. Она находилась почти у выхода из парка. Чуть поодаль от нее к дороге примыкала дугообразная аллея, вдоль которой с обеих сторон высились различные изваяния. Он еще раз глянул на часы, было ровно шесть. Скамейка, находившаяся рядом с Меркурием, была пуста. "Этого, конечно, и следовало ожидать, он должен появиться чуть позже, убедившись со стороны в наличии меня", - Элмер понимал это.
       Утренний дождь с избытком насытил все вокруг влагой, и скамейка, где должна была состояться встреча, искрилась миллионами капель, осевших на ее поверхности. Редактору, между прочим, почему-то совершенно не хотелось ожидать стоя. Он достал из кармана платок и протер место, куда собирался сесть.
       "Черт знает, для чего только не используется эта вещь, только не для того, для чего предназначена. Недавно в крови весь измазался, теперь в грязи."
       Элмер сел на скамейку и, свернув брезгливо, бросил платок в карман плаща. Вспомнив о крови, он пощупал мочку своего правого уха, она еще немного побаливала. На часах было уже десять минут седьмого, а незнакомца все еще не было. Элмер стал потихоньку замерзать. "Уж не думает ли он, что я стану ждать его хотя бы полчаса", - он подумал и решил, что двадцати минут будет вполне достаточно для подобной ситуации.
       На дороге появилось несколько человек. Двое из них, наверное, заканчивали утреннюю пробежку по парку, так как были одеты в спортивные костюмы, а третий, вероятно, просто прогуливался с утра пораньше. Внимание редактора сконцентрировалось на третьем человеке. Он шел не спеша, иногда поглядывая по сторонам, все говорило о том, что он не просто беззаботно дефилирует по аллеям, наслаждаясь утренней свежестью. Первый бегущий уже проследовал мимо Элмера, и редактор совсем не заметил, как второй бегун притормозил, не добегая до него, и перешел на шаг. В это время человек, на которого редактор обратил внимание, был еще шагах в двухстах от скамейки и продолжал не спеша шагать по гравию дороги.
       - Не будете ли вы столь любезны сказать, который час?
       Элмер посмотрел перед собой. У скамейки стоял пожилой мужчина, это был второй бегун, почему-то решивший сделать здесь остановку.
       - Пятнадцать минут седьмого, - ответил Элмер.
       Мужчина не спешил уходить.
       - Погода сегодня не очень, - заметил он, - а вы, случайно, не меня ли ожидаете? - он с интересом заглянул Элмеру в глаза. - Я тут назначил встречу одному своему протеже, а вот как он выглядит, увы, не знаю.
       Редактор с удовольствием дождавшегося своего часа человека вдохнул прохладный свежий воздух.
       - Видимо, вас, но я не думаю, что являюсь вашим протеже.
       Человек улыбнулся.
       - Вот только не надо амбиций, мой мальчик, если способствование по устройству в такую солидную фирму и, тем паче, на такую должность не есть протежирование, то я тогда - чемпион мира в марафоне, а не просто занимающийся оздоровительным бегом.
       Редактор погрустнел. Вне всяких сомнений, они оба ошиблись.
       Человек протянул руку: - Ну, что ж, дорогуша, давай знакомится. Признаться, я представлял тебя немного моложе.
       Элмер поправил шарф на шее и засунул руку обратно в карман.
       - Думаю, я не тот человек, которого вы ждете. Мне совершенно не нужно новое назначение, ибо я уже имею то, что хочу, и я никого и никогда не просил ни о чем подобном.
       Человек убрал руку и покачал головой:
       - Ах, этот сопляк даже не соизволил явиться, проспал, наглец. А вы извините. Перепутал, на этом самом...
       Он не успел договорить, пуля прошла навылет, вырвав кусок ткани из его спортивного костюма в районе сердца. Человек. как подкошенный, упал на гравий. Элмер вскочил и бешено оглянулся. Вокруг было тихо, и ничего не выдавало чьего-либо присутствия.
       Шедший по дороге человек резко остановился недалеко от них и испуганно посмотрел
       на редактора. Он, видимо, решил, что это он застрелил мужчину, который боком лежал напротив. На его груди медленно расползалось темно-багровое пятно.
       - Что вы таращитесь? Не я это, не я! Скорее звоните в полицию, ну же, скорее!
       Элмер задыхался от возбуждения, еще немного, и ему стало бы плохо. Он схватил голову обеими руками и заходил вдоль дороги. Вышедший из шока человек, стоявший метрах в трех от редактора, быстро развернулся и побежал назад, в парк. Скорее всего, он не поверил в сказанное и сейчас спешил побыстрее унести ноги. Элмер выругался, такого поворота событий вторично он не представлял даже в самых мрачных догадках.
       "Бедняга, тебе уже никогда не помочь своему протеже."
       Редактор, в силу тесных контактов с военными, часто практиковался в стрельбе, приходилось бывать и там, где стреляли друг в друга. Ему не стоило особого труда определить ранения на глаз. В этой ситуации выстрел был таков, что не оставлял жертве никаких шансов. Отдаленный крик отвлек редактора от его мыслей. Убегавший упал на землю и попытался встать, держась левой рукой за живот, но тут же был добит невидимым стрелком и замертво упал посреди дороги.
       "Охота, настоящая охота, страшная и беспощадная, даже случайных свидетелей не оставляют."
       Элмер встрепенулся. Если дело было так серьезно, то почему не убивают его? Это показалось странным. Но в любом случае бежать он не намеревался. Прикинув все за и против, и больше, все-таки, против, он решил немедленно убраться отсюда.
       "Раз этот снайпер не проявляет ко мне никакого интереса, то это и к лучшему. Осложнения с полицией совершенно ни к чему, особенно, когда начнется выяснение, что я тут делал, и сам факт присутствия, невзирая на любые объяснения, будет способен навести полковника на мысль о моем возможном контакте с незнакомцем. А то, что полковник не оставит без внимания такие мои приключения - это уж точно."
       Элмер энергично направился к выходу из парка. Сомнения все же были: "А что, если он все-таки выстрелит" - при этой мысли затылок пронзало какое-то холодящее ощущение, и редактор ускорил шаг.
       Прошла минута, он уже поравнялся с забором парка и, не задерживаясь, ступил на асфальт, за стоявший у ворот киоск. Снайпер не выстрелил, он отпустил его.
       "Ах, да, каким же идиотом нужно быть, чтобы не понять это. Конечно, он меня отпустил, что же еще он мог сделать, как не это?! Это какой же рыболов убивает своего живца перед тем, как закинуть крючок? Однако, они серьезные рыболовы. Видимо, убедившись в тот раз, что убрали не того, они решили перестраховаться и отпустили меня до выяснения личности жертвы. Они бояться повтора ошибки, так как, убив меня сейчас, они теряли бы шанс ловить на меня снова, окажись этот человек не тем, кто им нужен. А он как раз и есть не тот, и, следовательно, охота или ловля, это уже без разницы, продолжается."
       Теперь у редактора не было сомнений: за ним, именно за ним, а не за незнакомцем, следили, следят и будут следить. Будут до тех пор, пока либо не убьют этого человека, либо не упустят его. Выводы были неутешительны - при любом варианте жить оставалось не так долго, как ему хотелось бы.
       Неотвратимая угроза нависла над ним столь реально, что Элмер лихорадочно стал перебирать варианты спасения. Он отложил все дела и весь день просидел дома, обдумывая свои дальнейшие действия. На самый крайний случай редактор решил укрыться за без сомнения мощной защитой полковника. К вечеру волнение немного поубавилось, и Элмер занялся давненько поджидавшими его статьями. Утренний стресс и весь последующий день достаточно растормошили его, и мозг работал четко и продуктивно. За час он закончил почти весь объем материалов и уже дописывал последние строчки, когда в дверь его квартиры негромко постучали.
       Элмер ни на секунду не собирался терять бдительность и принял все меры предосторожности. Став за бетонным выступом стены рядом с дверями, он, даже не высунувшись оттуда, спросил: "Кто там?" За дверями было молчание, потом пришедший потоптался, и, наверное, сообразив что-то ответил:
       - Господин редактор, я ваш сосед по этажу, вы меня знаете, из триста десятой квартиры. Меня просили передать вам, один ваш друг просил, что он сегодня будет ждать вас...
       Элмер стремительно распахнул двери. Он узнал голос соседа, но даже это не заставило бы его открыть двери, не услышь он про друга и место встречи. Без сомнений, наивный сосед, ничуть не стесняясь, выложил бы на весь этаж, где и когда ждут Элмера, и даже как он выглядел, этот друг.
       - Заходите, - редактор указал рукой в квартиру.
       Сосед на мгновение замялся и переступил порог.
       - Сейчас, подождите, я быстренько кое-что закончу, - он схватил со стола бумаги и ручку.
       Элмер решил быть осторожным до конца, и пусть это покажется странным тому же соседу, но он не изменит своего решения. "После того, как вы подробно напишете, где и когда он меня ждет, скажите вслух любой адрес и время попозже, якобы именно там он и будет встречаться со мной", - написал редактор и протянул лист соседу. Тот, надо отдать ему должное, не воспринял это, как нечто ненормальное, и так и сделал. Закончив письменно, он отдал все Элмеру и повернулся собираясь уходить.
       - Ну, ладно, господин редактор, я вижу, вы заняты, так не забудьте: друг просил вас подойти часов в десять к центральному супермаркету, прямо около входа. Ну, до свиданья, - он закрыл за собой дверь.
       Элмер взглянул на лист бумаги, который держал в руках: "В восемь, по адресу - Фабричный сквер, номер 12, зайти во второе парадное от дороги и ждать."
       Элмер взглянул на часы, было без пяти семь. Ему уже порядком надоели эти несостоявшиеся встречи, и перспектива такого же свидания не радовала. Однако, он отдавал себе отчет в том, что если незнакомец, так скоро и настолько четко описав место, решил опять выйти на контакт, то шансы на успех немного увеличились. Элмер оделся и, прихватив с собой диктофон, вышел из квартиры. На этот раз он решил поиграть с теми, кто, без сомнения, следил за ним в этот вечер. Элмер быстро запарковал машину у дома за квартал от места встречи и, приложив немало усилий, сумел добежать до уходящего автобуса в другую сторону. Выскочив у станции подземки, он бегом растворился в толпе и, опять-таки, еле успев, втиснулся в закрывающиеся двери вагона. Этого Элмер не считал достаточным. Доехав до следующей станции, он резко выскочил из вагона в небольшую щель между уже захлопывающимися дверями. Проделав это несколько раз на каждой из следующих станций, он доехал, наконец, до нужной ему остановки. После нескольких усилий Элмер имел все основания предполагать, что слежка, уж во всяком случае хотя бы на время, исчезла. Поднявшись наверх, он направился по указанному адресу. На улице было много людей, и редактору, идущему против общего потока, пришлось слегка поработать локтями.
       Свернув направо в небольшую подворотню, Элмер увидел стоящее боком здание под нужным ему номером. Двор дома был мрачен и сильно грязен. Воняло разложившимся мусором. Дом как бы врос своим монолитом в корпуса стоящих за ним зданий и образовывал с ними общие каменные джунгли этого квартала. Элмер подошел ко второму подъезду и оглянулся по сторонам. Вокруг не было ни души. Стекла дверей подъезда чернели непроглядной тьмой.
       Редактору стало жутковато, но отступать он не собирался. Было уже без трех восемь, и он решительно шагнул в дом, распахнув двери подъезда.
       В темном коридоре на ведущей к первому этажу лестнице Элмер увидел фигуру человека. Он стоял неподвижно. Хлопнула закрывшаяся за редактором дверь, и он остановился в двух шагах от неизвестного.
       - Ну, вот и свиделись, господин редактор, - тихо произнес человек. Ни его лица, ни цвета одежды различить было невозможно. Единственным источником света здесь была лишь слабая лампочка, горящая на втором этаже и освещавшая площадку за незнакомцем слабой полоской.
       - Не будем терять время, - незнакомец подошел ближе. - Снимайте ваш плащ и шляпу, одевайте мою куртку и поднимайтесь на третий этаж. Там вы найдете галерею, ведущую в соседний дом, идите туда. Спустившись на первый этаж, выйдите из дома и перейдите дорогу. Зайдите в парадное дома напротив. В том доме поднимитесь на пятый этаж и, пройдя через похожую галерею в следующий дом, на девятом его этаже зайдите в квартиру номер восемьдесят, вот вам ключи. Там меня и ждите, я буду минут через пятнадцать.
       Незнакомец протянул Элмеру ключи и, приняв плащ со шляпой, тут же облачился в это.
       - Ну, с Богом, господин редактор, поторапливайтесь, - незнакомец втянул шею и пошел к двери подъезда.
       Элмер не стал задерживаться и почти бегом проследовал по указанному маршруту. Он понимал, что человек, которого он только что видел, не удовлетворился бы никакими методами конспирации, кроме своих собственных, однако, его поступок был Элмеру непонятен.
       "Почему он не пошел с ним, а, переодевшись в него же, пошел прямо в лоб на слежку, если она не отстала раньше, конечно? И тем более странно, потому что люди, следящие за мной, не пропустят такой фальши и мгновенно узнают чужого в моей одежде."
       Через пять минут редактор стоял у двери на девятом этаже конечного дома на пути своего хитроумного следования. Щелкнул замок, и Элмер вошел в небольшую квартиру. Мебели было минимум, телевизор, магнитофон, в углу темнел экраном компьютер. На стене висела довольно красивая картина. Он сел в кресло и стал ждать. Теперь лишь смерть могла лишить его возможности увидеть и пообщаться с этим загадочным незнакомцем, за которым тщетно гоняется одному ему известное количество людей. Время тянулось невыносимо медленно, казалось, минута по продолжительности равна целому часу, но Элмер терпеливо ждал и был готов ждать еще и еще, ждать столько, сколько потребуется.
       Прошло еще десять минут, редактор не выдержал и закурил. Он нервно затягивался, выдыхая стремительным смерчем едко-белый дым.
       В коридоре послышалось шарканье ног. Элмер замер. Кто-то пощелкал ключами в замке, и дверь квартиры распахнулась, впуская стоявшего за ней человека. Он был по-прежнему в редакторском плаще и шляпе. Незнакомец захлопнул дверь и устало подошел к столику рядом с поджидающим его Элмером...
       - Ну, вот и все. Надеюсь, вы не сильно утомились, дожидаясь меня здесь.
       Человек снял плащ и бросил его на диван.
       - Нам предстоит серьезный разговор, и я хотел бы, чтобы вы отнеслись ко всему, сказанному здесь, предельно внимательно.
       Он сел в кресло напротив и, сняв шляпу, положил ее на стол перед собой. Элмер увидел, что незнакомец совершенно лысый. Даже не только лысый, но и без бровей и ресниц. На его худощавом лице, как и на всей голове в целом, не было ни единого волоса, он был идеально гладким, и его лысина сияла от световых бликов.
       Редактор очнулся.
       - Да, конечно, но прежде я хотел бы принести свои извинения за то беспокойство, которое я причинил вам в предыдущие наши встречи, хотя таковыми их и не назовешь. Я совершенно ни при чем и понятия не имел, что за вами такая охота.
       Незнакомец улыбнулся:
       - Да, вы правы, охота. Все, видите ли, желают заполучить меня, а некоторые просто убить. Тут все зависит от их интереса, что кому надо, так сказать.
       Элмер поправил свитер.
       - Извините, а не мог бы я записать нашу беседу на диктофон, профессиональная хватка, понимаете ли, репортаж- так уж достоверный.
       Незнакомец отрицательно покачал головой:
       - Господин редактор, я думаю, вас ждет большой сюрприз, когда вы узнаете, что я не только голос свой вам запишу, но и кое-что еще.
       Он достал из тумбочки, стоявшей справа от него, видеокамеру.
       - Если бы я не нуждался во всем этом, то вы бы никогда не узнали обо мне. Ставьте камеру в автоматический режим и начнем, пожалуй, нашу беседу.
       Элмер установил камеру на тумбе так, чтобы в кадр они попадали вместе, и, включив весь свет, имеющийся в комнате, сел на свое место.
       - Итак, я хотел встретиться с вами, чтобы сообщить об очень важном событии, - начал незнакомец, - меня зовут Жан Пэрэ. Много лет я занимался вопросами биогенной инженерии. Сначала я работал в закрытом институте стратегических исследований, затем в спецотделе биологического вооружения, а потом я работал сам. Они лишь снабжали меня всем необходимым в моих исследованиях и регулярно интересовались результатами.
       Элмер внимательно слушал. Было похоже на то, что дело пахло чем-то грандиозным, что может вызвать не просто взрыв в прессе, а нечто значительно большее.
       - Я работал над проблемой ускоренной регенерации у человека, - продолжал незнакомец.
       - В последнее время в секретные лаборатории поступило распоряжение ускорить разработку средств, влияющих на быстрый рост и восстановление поврежденных и вовсе утраченных органов. Их интересовала возможность создания специального препарата, позволяющего быстро и эффективно ставить в строй искалеченных в боях солдат. Кроме того, как всякое достижение такого рода, оно было вполне пригодно и для более широкого спектра проблем.
       На последних стадиях исследований, где-то около двух лет назад, мне и двум моим коллегам удалось добиться успеха, правда, с кое-какими последующими осложнениями. Например, при регенерации руки на восемьдесят процентов ее былого размера, при первичном остатке двадцати, от которых и начинался рост остального, наступало сильное истощение организма, требующее отдельного вмешательства. И в результате срок полной реконструкции составлял месяца четыре, не меньше, а требовали от нас - месяц-полтора от силы. Конечно, и это был грандиозный успех, и лишь тупицы на руководящих постах не могли этого понять, им требовалось сокращение сроков до одного месяца.
       В июне прошлого года наша группа изготовила новый препарат для сверхускоренного восстановления при минимальном побочном истощении и последующем быстром поднятии утраченного веса и сил. Но мы слегка передержали его при приготовлении, и эффект получился ужасным. Пациент умер у нас на глазах. А лишь через два дня я понял, что случилось, проведя несколько вскрытий , и поспешил запросить дополнительных сроков и средств.
       Я рассказал о своих догадках двум коллегам, с которыми работал, и в течении следующего месяца мы убедились в правоте моих открытий. Официально разработки назывались по-прежнему, и для чиновников мы застряли на месте, буксуя и пытаясь перепрыгнуть через неожиданное препятствие. Опасаясь быть раскрытыми, мы все же кое-как доработали основную тему и придерживали ее для отчета. Через три месяца нас совсем прижали со сроками, и мы были вынуждены выложить уже давно готовую разработку, встав перед дилеммой: сообщать или нет о новом открытии.
       Элмер привстал:
       -Но вы ведь раньше никогда не скрывали от руководства своих результатов. Почему же в этот раз были такие сомнения?
       Пэрэ провел рукой по своей зеркальной лысине.
       - Да, раньше не скрывал. Этот случай был особый. Наша тройка сошлась на том, что открытое нами весьма опасная новинка для человечества в целом, используй кто-нибудь это в своих узких интересах. А тем более , имей он на то полную монополию. И поэтому мы решили скрыть результаты ото всех, хотя они и не были полностью завершены. Вот сейчас я и подхожу к самому главному в нашей беседе, к сути дела.
       Доработанный нами препарат для регенерации оказался чем-то вроде растворителя, плавящего пластмассу. Поначалу я сильно испугался, опасаясь, что старое средство с новой добавкой не действует, и все зашло в тупик. К тому же, новое действие совершенно ненужное и губительно. Но по прошествии трех дней усиленного исследования погибшего пациента я, изучив все реакции, произошедшие в нем, понял, что открыто нечто совершенно необычное и потрясающее. Надеюсь, то, что эксперименты производились на людях, вас не шокирует? Это, безусловно, противозаконно и жестоко, но мы ведь лишь исполнители. Сам закон разрешил нам это, сама власть, не так ли? Да и, кстати, эксперименты на животных, как бы они ни были приближены по реакциям и прочему к организму человека, никогда не отражают на все сто процентов именно ту реакцию, которая будет у человека. А в таких исследованиях, как наши, и тем более в такие сроки, только так и можно работать.
       Итак, новый препарат, найденный нами в результате ошибки при изготовлении старого, оказывал следующее действие... - Пэрэ откинулся на спинку кресла и расстегнул воротник рубашки.
       - Он расплавляет органику тела, превращая ее в беспорядочное месиво. Вот стоите вы, и вдруг оплыли в холмик биомассы, как обоженный пластик. Я места себе не находил, когда увидел, что там внутри твориться у этого человека, который погиб у нас. Но рук мы не опустили, мы разложили от и до все, входящее в состав, сравнили с составом органики, и тут нас осенило, и в несколько недель препарат был создан на девяносто процентов. Он также плавил органику, но не убивал, мы сумели подчинить процесс плавления импульсам мозга, и при стабильном состоянии нервов и нормальной уверенности в себе разложенная масса тела поддавалась фиксации.
       Элмер не шевелился, он все своим естеством вникал в сказанное Пэрэ, это захваывало и увлекало его, он уже был не в состоянии слышать что-либо еще, кроме рассказа, появись оно в комнате.
       - В последующем месяце мы достигли своего апогея. Мы окончательно привязали любое действие, даже малейшее изменение, к импульсам мозга, и у нас дух перехватывало, когда мы убедились в новых возможностях этого вещества.
       Принявший препарат мог изменять свою форму, ограничиваясь лишь своей фантазией. Он сплавлялся в куб, ровный и гладкий, тут же становился псом или просто огромной табуреткой - он мог все. Достаточно было лишь зримо и четко представить себе то, во что хочешь преобразоваться.
       В организме творилось что-то невероятное. Кости скелета и черепа, не вступая в перемешивание с другой органикой, образовывали новый скелет - каркас, а более мягкие ткани располагались относительно этой конфигурации. Причем, ни один орган не прекращал функционировать и не терял своего места и роли в общей системе. Даже мозг был способен расплющиться в тонкую пластинку, преобразуясь вместе со всей формой.
       Единственной помехой при этих трансформациях были волосы. Они рассеивались и не только мешали, но и создавали реальную угрозу при попадании в жизненно важные органы и точки. Теперь, я надеюсь, вы понимаете, почему я лысый, без бровей и ресниц. На моем теле вы не встретите ни единого волоска, я вывел их специальным раствором, и они уже никогда не будут мешать мне своим ростом. Тогда, на краю обрыва, когда я впервые увидел вас и услышал, что вы журналист, я понял, что это мой шанс, может быть, единственный. Да-да, не смотрите так на меня.
       В тот день, когда вы все считали, что я упал с обрыва, я мирно лежал большим и гладким валуном чуть поодаль и с интересом за вами за всеми наблюдал. Глаза мне правда, пришлось сделать узкими и расположить их у самой земли в виде двух щелей, а то бы вы меня могли быстро заметить.
       Кстати, при перемене формы оказалось возможным и небольшое изменение окраски. Ярким, как апельсин, стать не получается, но оттеночные цвета вполне доступны. Следует лишь хорошенько себе это представить и дать команду на плавление. Это не сложно, поверьте, это надо чувствовать, а если вы приняли препарат, то уж, поверьте мне, почувствуете.
       Я осознаю, что мы действовали несколько бесчеловечно, устраняли после каждого эксперимента объект, на котором проводили исследования. Но поймите нас правильно, мы не могли поступить иначе, потому что в таком случае не сумели бы скрыть своей работы. А я надеюсь, что теперь вы понимаете, что отдавать ее разведке и армии было бы преступлением в планетарном масштабе. К тому же, это открытие по своей сути и перспективе стоит гораздо выше, нежели какие-то там выведывания секретов и шпионаж, и, тем более, чем использование на войне.
       Впечатления захлестывали Элмера с головой, как океанические волны, и он барахтался среди них, пытаясь ухватить столь недостающего воздуха
       - Между прочим, тогда, в парке, где эти идиоты из разведки убили ни в чем не повинного человека, приняв его за меня, я тоже был рядом с вами. Не догадываетесь, в виде чего?
       Элмер оторопел.
       - Признаться, нет. Разве что скамейки, что ли ?
       - Ну что вы, господин редактор, я не позволил бы, во-первых, на мне сидеть. А потом, запомните, что при трансформации человек может принят форму не любых размеров. Размер обусловлен объемом вашего тела, и если вы захотите стать ростом, скажем, метра два, то вам придется изрядно похудеть. А там, в парке, я был, самому смешно, ящиком для мусора, что стоял рядом с вами. Мне еще пришлось, к тому же, превратиться в него в четыре утра, а уйти оттуда из-за этого снайпера аж в полвосьмого. Ума не приложу, чего он там сидел еще столько времени в кустах.
       Ну, вот, мы что-то немного отвлеклись. Закончив программу по регенерации, я имею в виду официальную сдачу работы комиссии, мы оказались без средств и возможностей далее развивать нашу тему. И более того, мы не могли делать промежуточные работы из-за боязни быть разоблаченными, и мы решили перенести исследования в домашнюю лабораторию одного из нашей тройки. В подвале своего дома он оборудовал отличную лабораторию. То, чего не хватало, мы могли иногда брать с работы, отговариваясь, что хотим кое-что проверить дома.
       На четвертый месяц, если считать от самого начала работы, мы довели препарат до совершенства и изготовили контрольную партию, которую спрятали в очень надежном месте. К этому времени на работе нас основательно загрузили, и мы бы все равно не смогли больше работать дома, не оставалось времени, так что завершить все мы успели как раз вовремя. Но как это всегда бывает, по окончании одного приходит в голову другое, и один из нас предложил провести эксперимент по дополнению препарата. Он лишь вводил специально разработанный им раствор в уже готовое, после приема первого препарата, к трансформации тела.
       Состав раствора показался нам очень интересным, и мы хотели увидеть, какие последствия дает он, накладываясь на наше прежнее открытие. Пока мы готовились, один из нас заболел, а потом его перевели на другие разработки. Мы поддерживали с ним контакт, но он не участвовал в создании раствора и, следовательно, не знал состава полностью. Старого состава он, кстати, тоже не знал полностью, так как не был специалистом в этой области. Для эксперимента требовался человек, и мы, неоправданно рискуя, изъяли его из нашей рабочей программы, ограничившись лишь туманными объяснениями. Нас можно понять, мы были увлечены и, конечно же, потеряли контроль и трезвость в оценке ситуации.
       Успех был настолько велик, что мы чуть не сошли с ума от радости. Объект не только обладал возможностью изменять форму, но и проявлял фантастические возможности во многих областях. Нам удалось поднять его интеллект до невиданных высот, так же возросли физические возможности. Чуть позже я вам их продемонстрирую. Мы рыдали, когда, зафиксировав все результаты и в общем уже закончив эту тему, пришел момент устранить доказательства ее существования. Этот человек был совершеннее нас во всем, и лишь доверие к нам погубило его, иначе мы бы были бессильны что-либо сделать с ним.
       Тем временем наш третий коллега, видимо, под влиянием финансовых трудностей, а может и еще чего-нибудь, решил проинформировать руководство о наших достижениях. Накануне он узнал об удачной доработке, и, наверное, это переполнило чашу его терпения. Но сделал он это так неуклюже и грубо, что произошла утечка информации за пределы нашего начальства и даже нашего ведомства.
       И вот тут все и началось. На следующий же день домашнюю лабораторию разгромили до основания в поисках готового препарата. Мой коллега держался до конца. Он так и не сказал им, где спрятана контрольная партия. За день до этого мы перенесли место хранения, дополнив прежние ампулы ампулами с самым новым препаратом. Третий этого не знал и изрядно сел в лужу, приведя комиссию и всех остальных, допущенных к расследованию, в пустое место. Они убили второго, точнее, он умер в муках. Они, конечно, не хотели его смерти, так как он нес нужную им информацию, но выхода он им не оставлял.
       После его смерти начали искать меня. И вот тогда я понял, что ни за что не смогу уйти от них, останься я тем, кем я был тогда. Они бы выловили меня в двадцать четыре часа в любой точке страны и мира. Я принял последнюю модификацию препарата, чтобы спастись и сохранить его состав. Если бы за мною гонялась только разведка и спецотдел моего института, я бы, может, и не так волновался. Им я нужен живым любой ценой, ибо только я знаю способ изготовления, они это прекрасно понимают. Но, к сожалению, есть и еще кое-кто.
       Из-за утечки информации об этом стало известно спецотделам ведущих корпораций, занимающихся промышленным и, по ходу дела, всем остальным шпионажем. После приема препарата человек не нуждается во многих продуктах цивилизации столь остро, как прежде. А в некоторых продуктах и вовсе не испытывает никакой потребности. Например, мне ни к чему те же калькуляторы, компьютер мне нужен лишь для передачи информации на расстояние и как справочник, прочитав который я более в нем не нуждаюсь, и многое другое, без чего обычный человек полноценно функционировать не может. И вот, быстро сообразив, что будет с их доходами, получи эта штука распространение, они принимают единственно верное в этой ситуации решение: убить меня. Таким образом они спасают свои миллионы, выручаемые на продаже этих вспомогательных средств.
       Там, в ресторане, где вы меня дожидались, меня хотели убить именно эти люди, и, кстати, убил их не я, а также гоняющаяся за мной разведка. Ее представители также присутствовали в ресторане. Видимо, эти господа контролировали ваш телефон. Ну, а разведка, как ей и полагается по рангу, следила за вами глобально, по всем направлениям, хотя и допустила пробой в отношении телефона. Наверное, кому-то показалось, что ему мало платят, и он решил заработать у корпораций за информацию о вашем участии в погоне над обрывом. Те платят отменно и действуют иногда довольно проворно. Так что, сами видите, в каких условиях приходится жить. Вот и сейчас вы привели за собой кое-кого.
       Элмер вздрогнул.
       - Как? Неужели таки привел? Но я же петлял, как лиса, неужели не отстали?
       Пэрэ подвинулся к столику.
       - Конечно, не отстали. Вы что же считаете, что когда раскручивается дело с такими перспективами, за Вами будут следить несколько человек, даже несколько десятков человек? Нет, за Вами следили тысячи, и находятся они везде, так что если Вы пытаетесь избавится от, так сказать, "хвоста", то он же ждал Вас и впереди по маршруту Вашего следования, и по бокам, и даже сверху, в небесах. Вашим единственным шансом было исчезнуть, испариться на пустом месте, что я за Вас и сделал. А Вы в это время преспокойно проследовали в эту квартиру. Между прочим, снятую мной всего на месяц, так что, где моя база, они все равно не узнали бы. Мне изрядно помог, сам того не понимая, и третий наш участник. Он по своей специальности не является ни биологом, ни даже химиком, и его участие в нашей тройке заключалось в основном во вспомогательных работах. И уж тем паче мы никогда не демонстрировали ему ничего того, что можно было бы считать стержневым, или хотя бы важным. Он лишь однажды случайно присутствовал при неудачном эксперименте, когда объект на глазах превратился в бесформенную кучу органики. Ну и в самом конце, я уже говорил, мы его ознакомили с результатами действия новой добавки. Так что его информация ни коим образом не может помочь им меня обнаружить. А вот с Вами я, конечно, рискую. И хотя, даже сообщи Вы им все, что я Вам сказал, я имею еще довольно большие шансы. Не станете же Вы стрелять во все, что Вас окружает и хватать все, что вокруг Вас находится, а я могу стать почти всем из этого. Но все же я на Вас рассчитываю и попытаюсь поверить, потому что Вы мне нужны, а я нужен Вам. Вы мне, как инструмент в осуществлении моего плана, а я Вам, как живая сенсация, найденная Вами и больше никем. Сейчас я, как и обещал, продемонстрирую Вам кое-какие мои возможности, после чего изложу свое предложение, и будем считать его обращением к нации и правительству.
       Элмер увидел, как Пэрэ весь оплавился - как тающее мороженное, потом бес­фор­мен­ной лужей стек с кресла, оставив на нем одежду, и расплылся по полу тонким слоем ро­зо­вой гущи. Лужа постепенно концентрировалась и вмиг поднялась ровным и гладким столбом. В центре появились глаза и рот.
       - Я думаю, что это вполне убеждает в правоте мною сказанного, а специалисты дадут свою оценку этим кадрам, так как удостоверятся в их подлинности, - произнес он и, приобретая прежний вид, начал одеваться.
       Элмер был поражен, он впервые в жизни присутствовал при подобном, как по зрелищности, так и по значению.
       - Ну, и что же я могу сделать для вас, господин Пэрэ? - Элмер посмотрел влево, где стояла камера - попало ли все это в кадр? По углу , под которым располагался объектив, было похоже, что попало.
       - Всему свое время, господин редактор, - Пэрэ застегнул последнюю пуговицу на рубашке и сел в кресло. - Я совсем забыл вкратце рассказать о некоторых особенностях тела при ранениях, как огнестрельных, так и всех остальных. При трансформации попавший в тело предмет, пуля или что-то там другое, совершенно свободно как бы выплевывается наружу. Нанесенные же ранения сплавляются, как дырка в куске свинца при переплавке, в ту же формочку, что и раньше. Надеюсь, теперь станет особо понятен интерес военных и разведки к этому открытию. Только попадание в мозг, невыносимая окружающая среда, огонь, вода и т.д., могут уничтожить эту форму. Простая стрельба по ней лишь уменьшает ее общий объем, да и то незначительно.
       Пэрэ с минуту помолчал.
       - Теперь мы подошли к моменту, когда я хотел бы в лице известного всем журналиста, которого прошу представить меня народу, обратиться к вам с предложением.
       Пэрэ начал работать на камеру. Элмер видел это и боялся помешать. Наступала кульминация, а уж он-то знал, насколько она важна как средство, действующее на поведение и психологию масс.
       - В процессе формирования человека как вида, как формы живой материи, он начал преобразовываться в конкретную форму. Эта форма была предопределена конкретной средой его обитания и окружающими его условиями. Он не мог выбирать, он лишь получил то, что оптимально, надо сказать, подходило под его способ и метод жизни. Но в процессе эволюции разума физическая плоть его тела исчерпала себя как инструмент для воплощения его идей и потребностей. Встав перед ограничивающей его в развитии формой своего тела и его конечными возможностями, человек, за невозможностью и неимением ничего лучшего, пошел по пути дополнительных и вспомогательных средств, воздействуя на которые силой своего тела, человек многократно увеличивает свою силу, свою власть и влияние.
       Рост и разнообразие вспомогательных средств росло прямо пропорционально росту человеческих амбиций и стремления к развитию. Но как бы ни были многооперационны и совершенны дополнительные, искусственные средства человека, остающееся неизменным статичное его начало есть ни что иное, как тормоз. При разрастании и усовершенствовании своих дополнений первичная форма заставляет все это ориентироваться лишь на себя. Все и вся вокруг подгоняется под стандарт изначальной человеческой формы и силы. Две руки, две ноги, голова и определенные усилия, с которыми человек может воздействовать на окружающее его. Подобная однобокость не может служить признаком усовершенствования в полной мере. На данном отрезке развития цивилизация вступает в стремительный рост темпов прогресса. И особенно важно сейчас, чтобы люди, как вид, получили полную свободу в способности изменения своей конфигурации. Это даст не только дополнительные резервы в выборе вспомогательных средств, но и необозримо расширит изначальные способности индивида, что неизбежно приведет и к возрастанию дополняющего, как следствие.
       До сего момента человечество имело полученную в наследство форму , по-своему положительную и нужную, но сейчас оно особо нуждается именно в той форме, которая предназначена для эксплуатации мозгом и определяемой им же. Подобная форма совершенна и обладает как прежними свойствами, так и целым рядом новых. Для более упрощенного перехода необходимо закрепить прежнюю форму законодательно как классическую и использовать ее во всех ситуациях, не требующих значительного усилия или использования вспомогательных средств. В отношении же к остальным ситуациям возможно использование любых других форм тела, изменяемых для оптимальной адаптации. Это уже дело времени, желания и фантазии. Мы, господа, не есть те, кого мы видим в зеркале и на улицах, это марионетки, безжалостно эксплуатирующиеся нами. Мы со страхом приняли бы наш истинный облик. Маленьких, серовато-бледных, похожих на яйца в инкубаторе, слепых и глухих, злобных, сидящих в беззащитной биомассе тела и распоряжающихся ею. Так давайте же посмотрим правде в глаза и признаемся друг другу в том, что тело должно быть таким, каким мы его желаем видеть, и никаким другим. А уж каким его желает видеть каждый - это его собственное дело. Добавляя к этому вновь приобретенные способности повышенного интеллекта, которые могут сами по себе рассматриваться, как такая же отдельная возможность человечества, хотелось бы объединить все вышеуказанное.
       Итак, мы с вами вступаем в новую эпоху. Эпоху биоинтеллектуальной революции, дающей необозримые перспективы развития. Я готов передать вам все это, но я вправе и я требую соблюдения ряда условий, без которого все это превратиться лишь в оружие ограниченной кучки монополистов, одержимых угаром власти.
       Прежде всего, необходимо юридически закрепить ответственность за использование трансформации в преступных целях. Более детальную разработку закона можно поручить специалистам в этой области. Так же, во избежание монополизации, прививать препарат поголовно, параллельно с вручением паспорта при совершеннолетии. Так удастся избежать двух главных зол: монополию на трансформацию и неумелое обращение с нею вследствие недостаточного развития. Все остальные проблемы и связанные с ними решения я предоставляю вам. Считаю, что они не способны значительно изменить основу того, что уже произойдет, в худшую сторону.
       Пэрэ окончил свое воззвание и обратился к Элмеру:
       - Ну, вот, господин редактор, я рассчитываю на ваши связи и жду этого репортажа в эфире. Без всяких вырезок и монтажа, от и до, все, как было, иначе я не гарантирую выполнения своего обещания. После него я жду, также в эфире, обращение президента к народу с гарантией выполнения моих условий в случае предоставления препарата. Ну и, разумеется, я застрахуюсь, размножив запись и сохранив у себя часть препарата. И в случае чего смогу совершить вторую попытку в будущем.
       Пэрэ встал и выключил камеру.
       - Ночь придется провести у меня, а рано утром я жду ваших действий.
       Он вставил взятую из камеры кассету в двухкассетный магнитофон. Вторая кассета была уже там, и он включил запись.
       - И не ищите меня, я сам вас найду, если все пройдет нормально.
       - Послушайте, Пэрэ, - начал Элмер, - я все время хочу спросить, но все время забываю, как вы умудрились достать тот пистолет-пулемет, который бросили у обрыва? Мне говорили, что это редкое и охраняемое от широкого распространения оружие.
       Пэрэ широко улыбнулся:
       - А как вы думаете, зачем я требую уголовной ответственности? При этой перемене формы я могу проникнуть, куда угодно, что я и делал. Но я делал это, чтобы спастись, а кто-то может использовать такой шанс совсем в других целях.

    * * *

       Утро было, как и день назад, серое и дождливое. Пэрэ сидел у себя дома и думал обо всем произошедшем. Он вывел Элмера с кассетой еще в четыре утра и напряженно ждал известий. Он считал, что сделал ставку верно - журналист с известностью не меньшей, чем у президента, которому открыты первые полосы всех газет, лишь пожелай он этого, не мог ничего не сделать. Он должен был пробиться с этим материалом.
       Если не он, то на сегодняшний день не было никого больше для подобной бомбы.
       Пэрэ плохо спал, и с утра его тянуло вздремнуть. Утренний выпуск новостей уже подходил к концу, и он прилег на кровать, сонно щурясь на экран. Неожиданно выпуск прервался. Пэрэ широко открыл глаза и встал.
       На экране был Элмер, он был слегка взволнован.
       Изложив вкратце суть дела, журналист подчеркнул, что спецслужбы могут попытаться сорвать эфир с показом репортажа, но персонал предпринял все меры и сделает все возможное, чтобы этого не случилось.
       Пэрэ просидел у телевизора до самого конца, и только, когда Элмер подводил итоги по окончании обращения, он выключил телевизор и опустился на колени. Сорвать трансляцию даже не пытались. Его удар застал всех врасплох. Это был глубочайший нокаут, после которого следует победа его нанесшего.
       Он сделал это! Он подарил это человечеству, а, значит, смерть человека, напополам с ним причастного к этому открытию, и смерть многих других была не напрасной.
       Теперь оставалось дождаться выступления президента, а оно обязательно последует, в этом Пэрэ уже не сомневался.

    1992 г.

    ЦЕНА ПРОЗРЕНИЯ

       Окно с легкостью распахнулось наружу, и Юдиф оказался окруженным множеством отдаленных звуков, долетающих снизу. Он перегнулся через подоконник и посмотрел туда, где виднелось дно колодца, образованного стенами стоящих рядом домов. Машины, как маленькие разноцветные точки, хаотично перемещались, то замирая перед светофорами, то суетливо ускоряясь, обгоняя друг друга на широкой части дороги. Для того, чтобы увидеть людей, было слишком высоко. Юдиф отошел от окна и лениво потянулся. Приятная истома волной прокатилась по всему телу. Он отстегнул ремень и, скинув рубашку, направился в душ, на ходу снимая часы и подыскивая место, куда бы он мог их швырнуть. Едва нога ступила на порог ванной комнаты, как раздался мягкий зуммер телефонного звонка. Сделав резкое движение кругом и беззвучно проронив ругательство, Юдиф направился к телефону.
       Голос был знакомый и значил для него только одно: есть еще одна работа, а, значит, неплохие деньги, может быть, даже очень неплохие.
       - Добрый день. Я буду банален и спрошу, не оторвал ли я вас от чего-нибудь важного или не помешал ли чему-нибудь? - поинтересовался звонящий.
       - Нет, господин Тристан, я готов выслушать вас, даже сидя на унитазе, так как знаю, что беспокоить понапрасну вы не будете.
       - Ну, что ж, - голос на том конце провода стал мягче, - тогда ближе к делу. В этот раз встречаться не будем, поговорим так. Линия сейчас чистая, не волнуйтесь, а лишним доказательством этого будет то, что я вам сообщу. Надеюсь, вы понимаете, что будь что-то не в порядке, я бы не стал так дешево светиться?
       Юдиф покачал головой в знак согласия.
       - Да, конечно же, господин Тристан, итак, я вас слушаю, - при этом он нажал кнопку спаренного с аппаратом магнитофона. В его практике случалось всякое, и он не хотел повторять прошлых ошибок. Кроме того, никогда не мешало прослушать беседу еще пару раз. Малейшая интонация или пауза часто давали ему больше информации, чем весь разговор.
       В трубке послышался шелест бумаги.
       - Что ж, приступим, - начал Тристан. - В данном случае вам придется самому искать пути к объекту, это первое, что не так, как раньше. Дело в том, что у нас нет никаких возможностей добраться до него, ни физически, ни морально. По закону он чист, улик нет, имидж - безукоризненный. Преуспевающий бизнесмен, щедрый меценат, отличный семьянин и т.д. и т.п. Мы искали его пять лет, а потом еще шесть - искали что-нибудь на него. К нашему великому сожалению единственный вывод, который мы можем извлечь из проделанной работы, - это то, что он совершенно неуязвим и для нас недосягаем. Имя - Тимоти, вы его, наверняка, уже вспомнили. Живет в собственном небольшом, но шикарном замке недалеко от города. Жена недавно погибла в автокатастрофе, есть сын девяти лет, зовут Гил. Замок неприступен даже для армии. Я думаю, что в экстренном случае им пришлось бы сперва несколько дней долбить его из гаубиц, а уж потом идти на штурм. Хотя с виду ничего особенного нет. Нам понадобился месяц, чтобы разобраться, в чем там изюминка.
       Детальные исследования скрытых укрепления, снятые нашими спутниками, вам предоставят.
       Юдиф переложил трубку в левую руку.
       - Теперь я вижу, что дело не из легких. Раз уж ваши спутники задействованы, то игра, видимо, стоит свеч.
       Голос хмыкнул.
       - Еще как стоит. Официально он - владелец химико-фармацевтического концерна. Продукция: медикаменты, минеральные добавки, химические красители и многое другое. Но по нашим данным, без всяких сомнений, через его фирмы и филиалы идет поток самых разнообразных отходов. Куда они исчезают и что он от этого имеет - в точности не знает никто. За все время наблюдений удалось установить лишь то, что суммарный объем финансов всего этого концерна - лишь жалкие гроши, которые он пускает на легальное прикрытие своей деятельности. Основная же сумма уходит куда-то в наукоемкие производства и, естественно, в его карман.
       Проанализировав его поведение и психологию, мы предполагаем, что личные средства он вкладывает в предметы старины и искусства, золото, камни и технические новинки, в том числе и военные. В противном случае такие огромные средства, которые он тратит, были бы видны в приобретении им новых домов или отелей, а то и целых заводов и фабрик. Ущерб, наносимый лично его участием в захоронении отходов, по нашим подсчетам равен тридцати процентам от ста общемирового загрязнения. Через него идет все, что только выбрасывают. Хороший доход он имеет на уране и радиоактивных веществах. Есть данные, что он был причастен к захоронению восьмидесяти тонн плутония в Африке. Вы, наверняка, помните это нашумевшее дело. Это - кит антиэкологии.
       Я хочу вам сказать, что если вы сумеете нам помочь в этот раз, то я лично, не говоря уже о всех верхах, просто озолочу вас. Все было бы гораздо проще, будь у нас свобода действий. Но наши руки связаны законом, и отступить от него - значит расстаться с постом и дальнейшей карьерой, открыв прямую дорогу для таких, как Тимоти, к беспределу. Наша служба должна олицетворять легальность, мораль и чистоту. Не только экологическую, но и чистоту человеческой совести и духа. Я знаю, некоторые из нашего руководства не очень-то одобряют ваши методы, Юдиф, но позвольте мне уверить вас, что не будь таких, как вы, и половина наших усилий пошла бы коту под хвост. А миллионам живущих, я уверен, в глубине души глубоко наплевать, как мы раздавим того, кто портит наш воздух, землю и воду. Главное, чтобы внешне все было красиво и пристойно.
       Кассета спаренного магнитофона остановилась, и мигнувший сигнальными лампочками автореверс запустил ее снова.
       - Из ценной для вас информации могу сообщить не много. Везде, где он бывает, на людях не появляется, перемещается в бронированном лимузине. Кроме того, носит бронежилет, регулярно меняет маршруты следования. Пару раз дублировал свою машину. Каким образом летает за границу - не выяснено. Скорее всего, своим истребителем, в сопровождении эскорта, конечно же. Думаем, таковой у него имеется.
       Юдиф подошел к столику и положил на него телефонный аппарат, который держал в руках с момента звонка.
       - Господин Тристан, вы говорили что-то о его жене и сыне, если можно, подробнее. И еще обо всех родственниках, которые есть, вплоть до самых дальних.
       Вновь зашелестела бумага, и спустя минуту Юдиф вслушивался в каждый звук, исходящий из трубки.
       - Жена, как я и говорил, погибла в автокатастрофе. Она была двадцати восьми лет от роду и доставляла Тимота сплошные неприятности. Отчасти из-за ее скверного характера она и погибла, сидя сама за рулем суперскоростной машины, которую собрали специально для нее. Если бы она была послушна мужу, то до сих пор ездила бы в лимузине с охраной и шофером, без единой царапины. Возможность убийства нами полностью исключается, мы проверили все. Обычный несчастный случай на дороге, каких полно каждый день.
       Сын живет с отцом в их замке. Учится, естественно, дома, в людных местах бывает, но редко и под такой охраной, какую Тимоти сам себе пока не обеспечивает. Места, где замечен: детский парк аттракционов и "Сказочный остров". Фотографии и все печатные материалы по делу вы получите завтра с утра лично в руки. Передаст человек, которого вы хорошо знаете по прошлым делам. Больше родственников у Тимоти никаких нет. Родители давно умерли, кстати, забавный курьез: от отравления водопроводной водой. Был случай прорыва токсинов в водонаборник городской станции. В городе всем сообщили, а они радио никогда не слушали, да и телевидение не очень-то жаловали. Замкнутые были люди. Ну, вот, пожалуй, и все. Сроков мы, как обычно, не устанавливаем, все, мною не договоренное, завтра на бумаге - у вас. Но, поверьте, там будет не на много больше. Да, вот еще по поводу расчетов, сумму обсудите с курьером, он уполномочен. Желаю хорошо поработать, Юдиф, и везенья, оно тебе ох как понадобится.
       Попрощавшись, Юдиф положил трубку и решительно двинулся в ванную. Предстояло выспаться, впереди была тяжелая и смертельно опасная работа.
      

    * * *

       Утро следующего дня прошло динамично. В девять ему доставили все материалы, и, не потратив и десяти минут на торги, касающиеся оплаты, он до двенадцати рылся в документах.
       Единственным шансом достать Тимоти был его сын. Это Юдиф понял еще вчера. Подступиться к отцу по опыту его профессии, а работал он, слава Богу, уже десять лет, было практически невозможно. К тому же, Юдиф всегда подходил к делу творчески. Богатая фантазия являлась зачастую лучшей помощницей, чем отработанные до автоматизма приемы. Еще много лет назад, когда органы, представляющие власть во всем ее спектре, нехотя, но решительно перешли к услугам частных лиц, он выбрал себе амплуа. С тех пор он был верен ему и ни разу не проигрывал. Избранный им стиль, как разрывная пуля, с успехом преодолевал защиту хваленых бронежилетов, которым и в прямом и в переносном смысле прикрывались его жертвы. В этот момент произошло то, что когда-нибудь могло произойти везде. Даже самый лучший закон перестал в полной мере отвечать предъявляемым ему требованиям. Коррупция разъела заветные щели в монолите охраны правопорядка и стала труднодосягаема. Легкие укусы, наносимые редеющими борцами с мафией, не могли пошатнуть ее фундамент, ее престиж и нарастающее могущество. И пока неповоротливый аппарат власти менял бы кодексы и уставы, мафия всех степеней сожрала бы всю законность, заменив ее своей. Единственным оперативным выходом была вербовка целой армии наемников, работающих поодиночке, профессионально, и способных обезглавить многие кланы и группировки. В целом они были неуязвимы. Оплатой служила часть денег, вырученная от развала той или иной группы. Метод оказался очень действенным, удобным и совершенно не создавал лишнего шума, что было удобно для властей. С началом подобной практики преступность за считанные месяцы опустилась на колени перед обществом, которое до этого намеревалось всецело поработить. Метод вошел в постоянную практику и безотказно понижал уровень преступности, как только желало правительство. Единственное, что было невозможно, так это полная ликвидация правонарушений, - у этого метода тоже были свои пределы возможностей.
       Как раз из-за них Юдиф и решил сделать полную ставку на сына своей новой мишени, и чувствовал, что не ошибется. У разрозненных и рассеянных одиночек вроде него не было общих правил и методов, хотя в целом их почерк четко вырисовывался среди прочих происшествий. Все они заходили так далеко, как позволяла им ситуация. Более никаких ограничителей для этих людей не было: ни моральных, ни физических. Они давили цель любой ценой, следя лишь за своей жизнью.
       Он развил этот принцип до совершенства, и признанием служило неисчерпаемое число заказов, податели которых выстраивались в очередь, - так их было много.
       Юдиф отложил бумаги и помассировал глаза. Планы Крепости утвердили его в тщетности попыток проникнуть туда. Итог был не очень оптимистичен.
       "Впрочем", - он разбросал груду фотографий и листков и вытянул из маленькой пластиковой папки белоснежный бланк. Похоже, это была первая и пока последняя надежда нанести удар. Внимательно пробежав глазами по бланку, Юдиф резко встал. Несколько минут он размышлял, возможность действительно была неплохая, но присутствовало несколько "если".
       Проанализировав еще раз весь мгновенно возникший в его голове план, Юдиф решил действовать. Из отчета следовало, что по праздникам, когда многие горожане и жители пригородов выбираются на отдых в различные увеселительные места, сын Тимоти не всегда остается в стороне от гуляний. И хотя выводов по поводу столь эпизодических появлений Гила на людях сделано не было, Юдиф сразу понял, в чем тут может быть дело.
       Скорее всего, отец, опасаясь за жизнь чада, изо всех сил пытается сдержать его детский порыв поехать повеселится, но в особо праздничные даты, когда детские парки, особенно дорогие, превращаются в незабываемую сказку для малышей, Тимоти, видимо, не в силах сдержать своего отпрыска. И вот тогда-то он и появляется в толпе, давая волю застоявшимся чувствам и эмоциям. Трижды за истекший год Гила наблюдали в супердорогом парке "Сказочный остров" и лишь один раз в другом, более публичном и посещаемом всеми слоями общества, парке аттракционов. Похоже, что и тут папаша сыграл свою роль, направив сына в более дорогое и менее посещаемое место, что, впрочем, наверняка совпадало с детским желанием. "Сказочный остров" имел и еще одно преимущество, которое на все сто отметил Тимоти, и без труда заметил Юдиф: он располагался прямо посреди реки, вдали от построек, и по площади не превышал пяти квадратных километров. Не требовалось много ума, чтобы понять, что даже если произошло бы что-либо, уйти с острова труднее, чем на равнине. А уж что касается действий охраны Гила, то в подобном случае они вполне в силах блокировать остров со всех сторон и прочесывать его до тех пор, пока не нашли бы того, кого искали.
       Именно все это и подходило как нельзя лучше. Для четкого исполнения своих намерений следовало лишь детально изучить местность и ждать. Юдиф подошел к настенному календарю и пролистал несколько страниц. Вот этот день, тридцатое июня. Именно в этот день по всей стране пройдет один из самых замечательных детских праздников, и Гил почти наверняка будет в своей шикарной ловушке, которую изготовит для него Юдиф, беспристрастный исполнитель своего призвания. Ну, а если нет, то он ничем не рискует, промахнувшись в этот раз. Он отпустил листки календаря. "Осталось четыре дня. Вполне можно успеть, если не суетиться и не слишком привлекать к себе внимание."
       Промах мог произойти в двух случаях. Во-первых, Гил мог предпочесть "Сказочно­му острову" какой-либо другой парк. Это было в соотношении один к трем в пользу "ост­рова". И второй вариант мог выразится в его полном отсутствии где бы то ни было вообще. В сумме это тянуло процентов на тридцать проигрыша против семидесяти выигрыша. Юдиф играл вплоть до сорока процентов успеха, дальше он заходить не хотел, не окупались никакие издержки. Ну, а в этом случае он не думая сделал первый ход, и теперь требовалось лишь не ошибиться в последующих.
       В будние дни "Сказочный остров" был почти безлюден. Изредка сюда заплывали на катере несколько групп экскурсантов, которым оплачивали посещение какой-нибудь институт или фирма. Входной билет сюда стоил половину приличной зарплаты, поэтому среднего класса и тех, кто зарабатывал ниже среднего, здесь не было никогда.
       Те же, кто заплатил, разочароваться не могли, будь они даже взрослыми. Внутри все без исключения было вылизано, подогнано и действительно напоминало сказку. Вдобавок, все это было бесплатно, включая любые лакомства и аттракционы. Расчет владельцев был прост: ни один человек физически не способен был съесть, накатать, наиграть и т.д. на выплаченную сумму. И хотя время пребывания в парке было не ограничено, все, отгуляв не более половины дня, валясь с ног, уплывали, оставляя большую часть суммы не окупленной.
       Юдифа это, пожалуй, интересовало меньше всего на свете. Его доходы были недосягаемы ни для какого парка в мире, но качество и культуру обслуживания он оценил по достоинству. Особенной похвалы, по его мнению, заслуживал единственный в парке фешенебельный туалет. Он привел Юдифа в полный восторг, особенно, если учесть его личную заинтересованность в монополии этого учреждения на весь остров.
       Не было ни тени сомнения, что вырвавшись на свободу, Гил пробудет в парке не менее шести часов. А если так, то не посетить прохладные стены сказочной уборной ему будет ох как сложно. Следуя такой логике получалось, что не Юдиф должен будет гонятся за объектом, а сам объект придет к нему, сделав за него половину работы. Другую половину он был в силах выполнить сам, не забывая ни на секунду о сложнейших условиях, и риске, с этим сопряженном.
       Юдиф исследовал все за два дня. Он исключил любую случайность и приготовился к самым сложным импровизациям в случае изменения хода событий. На утро следующего дня, вооружившись всем, что им было предусмотрено, он отправился в свою засаду. Он не перестраховался, он знал, что если Гил захочет прибыть на остров, то Тимоти начнет укреплять его безопасность не позже, чем за сутки. В этом случае ему следовало "исчезнуть" в парке заблаговременно, ибо для того, чтоб его вычислить, охранникам стоило лишь уметь считать хотя бы до ста. Тогда они заметили бы разницу в количестве отплывших с берега и вернувшихся обратно, после чего Юдиф мог сам выбрать свою участь между пулей в лоб и голодной смертью. Все же еще раз перепроверившись, он убедился, наблюдая с набережной остров в мощный бинокль, в отсутствии всех признаков охраны и смело зашагал к пристани.
       Снаружи его должны были поддерживать люди Тристана, занявшие все точки наблюдения вокруг острова. Именно от них Юдиф должен был получить информацию о происходящем в парке и его окрестностях. Он знал, они уже были на местах, но увидеть их он не мог, так как места засад выбирал сам.

    * * *

       Солнце уже набрало свою ослепительную яркость и незаметно поднималось к зениту. Катер не затратил и десяти минут на то, чтобы добраться до острова, и как только его борт ударился о резиновый край пристани, Юдиф спрыгнул на берег. Сняв с шеи висевший на ремне фотоаппарат, он, как типичный редкий посетитель, оживленно начал щелкать кнопкой спуска.
       В центре парка, изображая райское наслаждение, он запихнул в себя четыре порции отборного мороженного и тут же заел их пиццей с грибами. Юдиф был уверен, что за ним никто, кроме людей Тристана, не наблюдает, но играть все равно надо было чисто.
       Спустя полчаса, следуя программе, все, съеденное раньше, растворилось в принятых вдогонку пирожных и шоколаде. В довершение всего, Юдиф, с отвисшим брюшком, прикончил гроздь бананов и уселся отдыхать напротив скоростной карусели. Механик, обслуживающий ее, даже не стал заманивать к себе покататься, стоило ему посмотреть на явно обожравшегося посетителя. Сидеть пришлось недолго. Небольшая группа туристов, нахлынувшая на аллею, на секунду растворила Юдифа среди себя. Воспользовавшись моментом, он медленно переместился с ними дальше, и подойдя вплотную к корпусу туалета, быстро, но не суетливо скрылся в дверях.
       Внутри никого не было. Туристы шумно проследовали дальше, и среди прохладного простора внутренней части уборной воцарилась тишина. Комната с зеркалами, сушилками и раковинами в виде панцирей морских моллюсков выходила в зал с писсуарами и кабинами, напоминавший длинный, широкий коридор. Сразу за входом справа Юдиф с удовлетворением увидел знакомую щель в стене. Подойдя к ней и присев на корточки, он проверил, пусты ли кабины. Они оказались пусты. Минутой позже быстрыми и отработанными движениями Юдиф снял металлическую решетку, закрывавшую щель, как накладной декор стены, и, втиснувшись вглубь, закрыл ее, повесив изнутри замок на торчащие снизу петли.
       Из узкой шахты, в которой он оказался, упираясь руками и ногами в стены, он пролез вверх и, подтянувшись, оказался на металлической арматуре потолка. Она располагалась ниже настоящего, но гораздо выше накладного, выполненного из никелированных металлом плит, закрепленных на специальных швеллерах. Освещение в зале было выполнено на стенах, и поэтому потолок отражал все, что находилось внизу, не хуже зеркала. Маленькие дырочки, в большом количестве усеивающие эти плиты из соображений вентиляции, давали прекрасную возможность наблюдать сверху за всем, происходящим внизу, исключая то же в обратном направлении.
       Юдиф разместился прямо над серединой туалета и, сменив обувь на мягкие кожаные сандалии, внешне напоминавшие индейские мокасины, привстал, заглядывая в умывальный зал. Весь он, за исключением прилегающей к ближней стене площадки, был как на ладони.
       Юдиф быстро и бесшумно, внешне наверняка напоминая паука, пробежался по своим позициям и, вернувшись назад, уселся на перекрестье планок. Вставленный в ухо приемник щелкнул синхронно с включенным им тумблером передатчика.
       "Эскорт, как слышно?" - вызвал Юдиф.
       В ухе слышался тихий, но хорошо различимый голос: "Я эскорт, слышу вас хорошо."
       "Нахожусь на позиции, всем полная готовность. Доложите об окружающей обстановке."
       После секундной паузы наблюдатели попеременно сообщили о том, что происходит в парке и вокруг него.
       В одном из них Юдиф узнал старого знакомого по профессии. Он работал с ним в паре лет шесть назад. Тогда они едва остались в живых. Наемников не щадили ни те, против кого они работали, ни те, на кого они работали. Службы власти посылали их на задания, предоставляя все заботы о них им же самим, и не сильно огорчались, когда кто-нибудь погибал. Юдиф понял, сейчас его окружение состоит из таких же, как он, но пониже классом. Ведомство экологической защиты решило полностью остаться в стороне.
       "Ну, что ж, это и к лучшему, тем решительней можно действовать и тем независимее в выборе решений."
       За последующие три часа туалет не посетил ни один человек, и он спокойно успел подготовить все мелочи и детали. Время тянулось мучительно медленно, но Юдиф привык выжидать сутками, он не терял даром ни секунды проводимого в засаде времени.
       К восьми часам вечера наблюдатель, располагавшийся в сводах стоявшего в двух километрах от острова моста, сообщил о появлении группы людей на дорогом катере. Они направлялись к острову, и у одного из них наблюдатель заметил оружие.
       Юдиф не обольщался, он ждал последующих сообщений. Через полчаса береговой наблюдатель подтвердил его догадки. Катер причалил у пристани парка, и трое людей в дорогих костюмах направились в здание дирекции парка. Игра началась, и Юдиф не хотел терять ни секунды, каждая из них могла стать роковой.
       "Немедленно отключайтесь, выхожу на связь только в случае операции "побег".
       Эфир замер. Он не мог рисковать, теперь в любую минуту переговоров их могли перехватить люди Тимоти. Пошел отсчет времени, когда он начал противостояние со службой охраны теневого короля мусорного бизнеса. Он прекрасно представлял себе, какие возможности имеют эти люди и что могут позволить на миллиарды, получаемые от захоронения смертоносных отходов. Юдиф взглянул на часы. Прошло еще полчаса, и люди из охраны, наверняка, уже уладили все вопросы с дирекцией и приступили к осмотру острова. Подобравшись к стене над кабинами, он не спеша проскользнул в ход своего убежища и, высунув руку, надежно закрыл его такой же, как внизу, решеткой. Здесь ему предстояло ждать еще сутки, но цель оправдывала все затрачиваемые средства.
       К десяти часам Юдиф услышал шаги в холле и, приподнявшись на носки, попытался взглянуть через дырки решетки вниз. Было видно лишь ту часть, которая располагалась вдоль противоположной стены. Он замер и, казалось, не дышал. Юдиф хорошо видел решетку декора, служившую ему входом сюда. Мимо прошел человек в черном костюме. В правой руке он держал пистолет с глушителем.
       Юдиф не чувствовал страха, он ликовал. Он не ошибся: послезавтра Гил будет здесь. Первый ход сделан правильно, теперь дело могло сорваться лишь из-за случайности, но он чувствовал, он знал - этого не произойдет, он почти был уверен, почти.
       Человек остановился, Юдиф отчетливо слышал его шаги и, вернувшись к решетке, подозвал второго. Тот внимательно осмотрел решетку и вытащил какой-то небольшой цилиндр черного цвета.
       " Лазер, черт возьми, это же лазерный резак",- Юдиф осторожно вытащил свой пистолет и приготовился к бою. Если эти люди пройдут наверх, то половина его шансов уже исчезнет без следа.
       Человек тем временем копошился возле решетки. Быстрым и ловким движением он провел цилиндром сквозь отверстия решетки, и звон металла наполнил стены помещения.
       Они открыли решетку и с любопытством подняли замок, срезанный ими изнутри. Следуя простой логике, они наверняка поняли, что, если замок висит изнутри, значит, оставивший его выйти мог лишь внутренним путем, и тогда оставался еще один шанс.
       Юдиф знал этот путь, он максимально выделил его и надеялся на то, что эти люди сразу заметят его и не станут обследовать пространство рядом с ним. Оба охранника в полной готовности к немедленной стрельбе поднялись наверх. Он видел их сквозь отверстия и решил не отступать за угол своей цели, пока они не станут открывать решетку. В этом месте было очень темно, и они могли вообще ничего не заметить. Он ошибся. Несмотря на темноту, охранник с резаком заметил решетку и, балансируя на перегородках, подошел к щели. Они стояли друг против друга на расстоянии одного метра. Юдиф видел пристальный взгляд этого человека, пытающегося увидеть его сквозь мрак и дыры решетки. Второй, обследовав приготовленный Юдифом путь, видимо, удовлетворенный своей находкой, возвращался, насвистывая какую-то мелодию. Шаги приближались.
       - Эй, а я нашел выход. Ты проспорил, гони свой пистолет.
       Стоявший напротив Юдифа повернулся:
       - Вижу, черт тебя побери, вижу, что нашел, на, держи, - он протянул ему пистолет.
       Юдиф успел разглядеть его в луче света, это была действительно дорогая модель. На такую Юдиф и сам поспорил бы.
       - Куда ведет ход? - поинтересовался проигравший.
       - В шахту, похожую на ту, которой мы поднимались, а там к решетке в торце дальней стены. Она открыта, и через нее ты выйдешь у дальней кабины, удаляясь от места, откуда появился, - сообщил счастливый обладатель пистолета.
       Второй повернулся назад и резко дернул решетку. Юдиф даже не успел отскочить, но решетка устояла. Она попала в пазы со всех четырех сторон и даже не шатнулась.
       - Хм, заварена, что ли? - произнес охранник.
       - Крепкая, сволочь. Эй, ты не знаешь, что это за щель тут? - он обратился к уже присевшему над краем шахты напарнику.
       - Да вентиляция это, вон взгляни здесь. Таких щелей вдоль обеих стен полно, там, за решетками, воздушные тоннели. А сами они не приварены, а зацементированы. Пошли, тут все чисто, я везде посмотрел.
       Он прыгнул в шахту, и Юдиф увидел его уже в холле туалета. Оставшийся отошел от решетки на середину перегородок и осматривал другие щели. Видимо, увиденное его устроило, и он пошел к шахте. Через минуту они, громко хлопнув нижней решеткой, приступили к обследованию кабин. Поиски продлились до одиннадцати, и когда Юдиф убедился в том, что все ушли, он со вздохом облегчения опустился на холодный цемент. Он прошел в следующий круг, сегодня он победил. Осталось дождаться праздника, и тогда наступит миг решающей схватки. Именно тогда, а не в тот момент, когда он увидит Тимоти. А в том, что он его увидит, Юдиф не сомневался. Но лишь при условии, что он победит послезавтра, иначе об этом можно только мечтать.

    * * *

       Следующие сутки прошли мучительно медленно. Несколько раз он слышал чьи-то шаги внизу, но даже не смотрел, кто это. Юдиф набирался сил для решающего броска. Холодные стены щели, в которой он затаился, давили на психику своей близостью, однако Юдиф спокойно переносил вынужденное заточение, коротая время в дремоте между приемами пищи.
       Наконец, наступило утро столь долгожданного им дня. Мертвая тишина сковала все помещение. Казалось, стоит лишь шевельнуться, и этот шум наполнит собой все вокруг. Юдиф, едва дыша, присел на корточки и немного встряхнулся после длительной пассивности. Через пять минут он уже размял конечности и медленными движениями рук аккуратно снял закрывавшую выход решетку.
       Холл был пуст, было еще слишком рано. Юдиф прошелся к дальней стене своего чердака и распахнул запасной выход, припрятанный им для следующей части игры. Ход вел вниз и заканчивался кабинкой уборщика. Пройдя весь этот путь, Юдиф открыл замок внешней двери и оставил ее приоткрытой. Вернувшись наверх, он обнаружил в одной из кабин служащего парка. Видимо, его рабочий день уже начался, и он заскочил на минутку по своим делам.
       К моменту, когда Юдиф закончил осмотр своих точек, служащий уже ушел. Юдиф, присев на край перегородки, достал свой пистолет. Он не был столь изысканно оформлен, как тот, что проспорил один из телохранителей, но как вещь, предназначенная для чего-то конкретного, значительно его превосходил. Юдиф подкрутил глушитель, немного разболтавшийся за время ползанья по перегородкам, и снял предохранитель. Патрон был дослан им заблаговременно, так как лязгать железом при взводе курка даже тихо он не мог.
       В девять утра появились первые посетители. Детей как-то сразу стало много, и Юдиф едва успевал следить за их сменой, Он прекрасно помнил лицо Гила и цепким взглядом просеивал кучки входящих и выходящих. Чтобы не сильно уставать от сидения, Юдиф постоянно перемещался вдоль холла, но цель не появлялась. Проведя так два часа, он почувствовал, как медленно стало прорастать в нем зерно сомнений. Юдиф немедленно поборол это чувство и, придя в себя, снова и снова полз из конца в конец зала.
       Он не сразу заметил, как детей стало меньше, а спустя еще минут шесть и вовсе не стало.
       Внезапная тишина едва не застала его врасплох, но, вовремя опомнившись, он опять стал ступать медленно и беззвучно. Переместясь к месту над входом, Юдиф замер.
       Его догадка подтвердилась, у выхода на улице стояли двое в костюмах и, внимательно озираясь по сторонам, прикрывали спинами вход. Раздвинув их, в умывальный зал вошел мужчина лет сорока в черной тенниске, и за пару минут обследовав все внутри, вышел наружу. Юдиф почувствовал, как вдруг он весь сгруппировался, и знакомое ощущение холода появилось в груди. Это было предчувствие добычи. Юдиф предельно собрал все свои силы. Последние секунды молчания и затишья длились бесконечно долго, но вот за вошедшим телохранителем появился небольшого роста мальчишка. Юдиф мгновенно узнал его и облокотился на левую руку, приготовившись к действиям.
       Мальчик проследовал в следующий зал, а охранник замер у дальних дверей. Вошел еще один и, закрыв за собой дверь, облокотился о стену, глядя на второго. Юдиф быстро прикинул установившийся расклад и вычтя из него обоих, стоящих снаружи, нажал на спусковой крючок.
       Стоявший у стены тихо сполз на пол, к удивлению Юдифа не издав ни единого лишнего звука. Стороживший вход в холл с кабинами не сразу заметил коллегу, поскольку смотрел в другой зал, и Юдиф успел пробежать разделяющие их несколько метров. Наконец, тот повернулся и замер, заметив лежащего товарища. Было видно, что он растерялся, не понимая, что происходит. Вторую пулю Юдиф положил еще точнее, чем первую, и легкий шорох одежды, скользнувшей по стене, пронесся по холлу и кабинам.
       Быстро пройдясь над ячейками, он увидел мальчика и через пятнадцать секунд уже стоял перед кабиной. Дверь резко, но бесшумно распахнулась, и уже собиравшийся выйти Гил рухнул прямо на руки Юдифу. Он спрятал баллон с газом, и не дыша, чтоб самому не свалиться, поднес мальчика к решетке входа. Перекинув обездвиженное тело через плечо, Юдиф ловко вскарабкался вверх, предварительно поставив новый замок на петли решетки. Он встряхнул мальчишку, слегка съехавшего с плеча, и, балансируя, прошел к месту своей засады. Когда решетка его щели снова закрыла вход и он достал из кармана шприц со снотворным, у дальнего входа снизу раздались отрывистые крики и брань. Он дотащил Гила до дальней стены и повернул за угол. В этой вентиляционной шахте, в отличие от других, было ответвление от общего узкого коридора воздуховода. По размерам оно позволяло принять двух человек, и Юдиф решил, что настала пора использовать и этот плюс в свою пользу. Разместившись в нише, он вколол мальчику препарат и, заткнув его в угол, принялся заделывать лаз в нишу.
       Принеся заранее кусок серой ткани, он натянул ее, закрепив изнутри так, чтобы глядя с места основного входа, за решеткой, шахта казалась сплошной, а ее стены цельными, без дырок и углублений. Снизу неслись звуки беготни и крики. Юдиф услышал, как кто-то начал рвать решетку, и она звенела, не поддаваясь рывкам.
       Наконец, после утихшего стука дверей кабинок и прекратившейся брани , зазвенел об пол снова срезанный замок, и гул вибрирующего перекрытия дал Юдифу понять, что несколько человек одновременно разбежались по чердаку. За ними, пыхтя, запрыгали еще несколько. Из дальнего конца крыши донеслись крики двух телохранителей и, топая по балконам, все, видимо, устремились туда. Они обнаружили выход через комнату уборщика.
       Тишина продлилась минут десять, после чего Юдиф снова услышал звук шагов. По его предположению шло человек пять. Неожиданно мощный луч света наполнил шахту, и Юдиф отпрянул от натянутой ткани, схватившись за пистолет. Человек, видимо, внимательно изучал шахту. Луч света стоял неподвижно, и лишь шум гонимого потоком воздуха нарушал тишину. Вглубь шахта сильно сужалась, и пролезть там могла разве что мышь.
       Видимо, заметив это и не заметив никаких нарушений стен до места сужения, человек погасил фонарь и резко ударил чем-то железным по решетке. Он явно злился тщетности своей попытки что-либо тут обнаружить. Решетку снимать не стали: увиденное и так убедило в бесполезности такого шага, но гул ищущих Юдиф слушал до самого вечера. Было до ужаса интересно, что творится там, снаружи. "Тимоти наверняка уже сообщили."
       По самым скромным подсчетам Юдифу следовало просидеть тут двое, а то и трое суток. Остров, без сомнения, готовили к перепахиванию, но за свой угол он был уже спокоен. Не желая больше переживать, а он чувствовал, что еще пару таких ситуаций, и он может дать слабину, Юдиф принял таблетку снотворного и погрузился в сон. Перед тем, как окончательно заснуть, он успел подумать, что если его найдут, то сопротивляться все равно будет бесполезно, а так он спокойно и быстро дождется исхода.
       Он проснулся от звенящей тишины. Вокруг было еще тише, чем раньше. Казалось, все замерло.
       Юдиф с удивлением посмотрел на часы. Прошло всего-навсего пятнадцать часов с того момента, как начались поиски. С еще большим удивлением он воспринял явно эфирное шипение в наушнике. Он щелкнул тумблером включения и тотчас услышал два голоса наблюдателей. Видимо, оба одновременно заметили сигнал включения.
       - Вызывает эскорт, как слышно?
       Один замолчал и продолжал оставшийся.
       - Как слышно? Отвечайте.
       Юдиф улыбнулся.
       - Слышу хорошо. Почему в эфире? Вы полностью уверены, что люди Тимоти ушли? Иначе я уже труп.
       Наблюдатель долго не размышлял:
       - Гарантируем, они оставили остров и, поставив два наблюдательных катера, ушли. Катера тихо притопили наши друзья по моей просьбе, и сейчас все чисто и мы тебя ждем.
       Юдиф сел на корточки.
       - Каким путем выбираться?
       Голос слегка зашипел в динамике:
       - Иди к пристани. Объект заверни в рюкзак. К моменту твоего подхода всплывет легкая субмарина. Не теряй времени, они скоро хватятся своих наблюдателей.
       Юдиф уже действовал. Время действия снотворного Гила заканчивалось через час, и он вколол ему дополнительную дозу. Мало ли что могло произойти, а в сознании мальчишка ему не был нужен.
       Он еще раз мельком взглянул на часы и довольно щелкнул языком. Рассчитанная им разница между своим и мальчишкиным пробуждением совпала до минуты. Он остался доволен, и, пожалуй, всем, а не только этим.

    * * *

       Юдиф развалился в кресле, закинув ноги на стеклянный стол, стоявший напротив. Огромный вентилятор в сияющем никелировкой предохранительном кожухе обдувал его со всех сторон, вращаясь полукругом. Стилизованные под старину часы, висевшие на дальней стене, пробили два, и он сверил время по своим.
       Опасений насчет неявки или задержки не было. Юдиф был уверен, что прямо сейчас дверь распахнется, и он в первый и последний раз воочию увидит Тимоти.
       Юдиф закурил сигарету. Не успело погаснуть пламя зажигалки, как дверь в комнату беззвучно отворилась, и вошел элегантный мужчина лет сорока.
       - Ну что ж, уважаемый охотник, - начал он. - Должен признать, ваш уровень действительно высок. Вам удалось то, о чем могут лишь мечтать тысячи хороших профессионалов. Но я не стану льстить вам слишком долго. Думаю, вы понимаете низость своих действий. Я знаю причину, их побудившую, и приступаю к делу. Да, чуть не забыл. Пришел я один, охраны рядом нет в радиусе нескольких километров, все, как договаривались, чисто и честно.
       Юдиф с насмешкой окинул вошедшего взглядом.
       - Вы полагаете, я денег просить собираюсь у вас, что ли?
       Его ухмылка превратилась в оскал, и он глухо засмеялся.
       - Наивен ты, Тимоти, все-таки. Такие дела крутишь, а мелочи так и не понял.
       Тимоти медленно сел в глубокое кресло.
       - Денег мне и без тебя дадут, и, ей-богу, не меньше, чем дал бы ты. Материальные вопросы выкинь из головы совсем. Вот что мне действительно необходимо, так это твоя жизнь.
       Юдиф мгновенно извлек пистолет и направил его на Тимоти. Тот явно не ожидал столь крутого поворота событий и на секунду растерялся. Юдиф снова улыбнулся и ослабил охват рукоятки так, что ствол немного клюнул вниз.
       - Не дрейфь, приятель, это совсем не страшно, если быстро, конечно же. Страх возникает, когда ждешь. Вообще-то, я делаю все быстро и не позволяю себе такой роскоши, как болтовня с клиентом, но, честное слово, в нашей профессии есть место для философии, и иногда так тянет поразглагольствовать перед тем, как...
       Юдиф поднял ствол, направив его на Тимоти, и издал похожий на хлопок глушителя звук.
       - Жизнь - лишь миг, Тимоти, и твой миг, считай, уже прошел. Я делаю это редчайшее для меня исключение лишь потому, что уверен больше, чем в своем зрении и слухе: твою судьбу это не в силах уже изменить. Это роскошь - поговорить по душам с тем, кого через минуту убьешь. Это дороже любой премии для человека, живущего этой профессией. Тот, кому нужны деньги, рано или поздно сгорает в этом кровавом аду, жить с этим долго - удел тех, чья душа и чье тело пьют происходящее, как живую воду. Для кого важен сам процесс, а не его цель, достигаемая лишь для того, чтобы тебе дали еще. Это одержимость, впрочем, ты бы назвал это манией или чем-то похожим.
       Когда человек сдвинут на физике или компьютерах, его считают гением, талантом, а почему? Он полезен для общества, обществу выгодно использовать его сумасшествие, эксплуатировать его, выжимая все до капли и отдавая только жалкую зарплату в награду. Но стоит появиться сдвинутому на убийствах, даже в рамках закона, как его окружают предохранительным буфером ограничений, наказаний, контроля. А если что не так, как надо, его просто уничтожают. Жалкое стадо, трясущееся от настоящих действий и решений, они не хаоса боятся и анархии, не распада и регресса; они боятся сильных личностей, а особенно, когда их нельзя направить туда, куда надо им. Ты думаешь, я не понимаю, что мне дают делать то, что мне нравится и в чем я асс потому только, что им это сейчас выгодно? Я мучаюсь этим. Завтра они изменят тактику, и я буду вынужден уйти воевать с какими-то недоумками из гор и пустынь. Я сам жив лишь потому, что следую по указанному маршруту, шаг вправо, шаг влево - расстрел на месте. Но пока мое желание совпадает с их линией, я дышу полной грудью. И не важно, что я убийца, а кто-то поэт или математик, то, что я сказал, касается всех.
       Тимоти ослабил галстук и расстегнул пиджак. Он смотрел спокойно, но в глазах была какая-то неистребимая грусть.
       - Твоя пламенная речь, к сожалению, убедила меня в том, что я могу только интересоваться чем-либо. Влиять на события ты мне, видимо, уже не позволишь, даже пока я еще жив.
       Юдиф утвердительно качнул головой.
       - Несмотря на мое крайне заинтересованное в жизни, а следовательно, и в законности положение, я все же соглашусь с тобой в вопросе, касающемся общества. Да, оно далеко не милосердно, и что особо раздражает, совершенно не терпит такого же обращения с ним, а общение с оным напоминает ситуацию, когда тебя бьют по роже, а ты улыбаешься и говоришь разного рода льстивую чушь. Но все же, в целом, общество более позитивно, нежели негативно. В нем бродят страсти и жуткие противоречия, оно порой непонятно и кажется дебильным в своих действиях. Однако, это не так. В общем, оно недосягаемо в понимании для разума отдельного индивида в своих поступках. Человек не в силах охватить разом все от начала до конца. Он может зрить лишь часть какого-то действия, какой-нибудь отдельный закон или правило, иногда даже не понимая, для чего оно и к чему, в конце концов, приведет. Я с удовольствием продолжу после необходимых мне ответов. Хотелось бы знать о предстоящей судьбе сына. Насколько я понял, он вас не интересует, а является лишь наживкой.
       Юдиф потушил сигарету.
       - Да, мне он не нужен, да и мусорщикам тоже.
       - Мусорщикам? - переспросил Тимоти. - Так вот кто вас нанял, теперь понятно, зачем. А то я так и не смог догадаться, кому же я так мешаю жить.
       Юдиф переложил пистолет в левую руку.
       - Им самым. Привилегия есть привилегия: перед смертью можешь знать все. А насчет сынишки не волнуйся, как только твое сердце перестанет биться, я отправлю его домой без единой царапины, даже если они будут иметь другие планы.
       Тимоти грустно усмехнулся.
       - Вот уж не думал, что придется сказать спасибо человеку, который отправит меня на тот свет. Ну, так что, охотник, будем беседовать, или ты уже передумал предоставить мне последнее слово?
       Юдиф опять утвердительно покачал головой
       - Я считаю, что предсмертные откровения, особенно при ясном уме, поучительнее для человека, чем все образование в целом.
       Тимоти удивленно хмыкнул.
       - В этом есть что-то разумное, может, ты по-своему и прав. Я не уверен, правда, что это относится ко всем. Но в лучших случаях это должно быть изложение, аккумулирующее в себе весь жизненный опыт. Ладно, поскольку меня уже ничего не интересует, хотя я многое мог бы спросить, я хочу хотя бы сообщить тебе, ибо больше некому, что ты делаешь. Не, не то, что ты думаешь, я знаю, ты меня убьешь, и это тут ни при чем. А информация о подробностях твоих поисков и стратегии тех, кто тебя нанял, ставшая известной за миг до конца, бесполезна. Так же, как и мои заботы о сыне. О нем и без меня позаботятся, не зря же я застраховывался всякими там полисами и заверенными изъявлениями воли.
       Я говорю о том, что произойдет вследствие твоего выстрела. Да, я загрязнял окружающую среду, и именно я, если тебе интересно, забросал когда-то Африку этими контейнерами с радиацией. В святые, наверняка, не гожусь и не буду прикрываться тем, что скажу дальше, как оправданием того, что делал. Я делал это ради денег и власти и осознаю это полностью. Это потом уже я стал вкладывать деньги то в одно, то в другое, но сути это не меняет. Власть и ее атрибуты - истинный двигатель моей деятельности, и иначе быть не может. Наглая ложь то, что декларированная свобода человека есть его право, независимо от строя страны и политики в целом. Это она, политика, подчиняет себе свободу, а не наоборот. Любая страна, даже та, что пуще всех кичится этой свободой, каждый день в быту и на службе, в любом своем уголке грубо нарушает ее.
       Свобода возможна лишь в той степени, в которой ей позволяют быть законы, ее регламентирующие. А истинно свободная личность всегда, как ты и говорил, идет в разрез с каким-нибудь уставом, правилом, законом. Если ты хочешь быть свободным полностью, ты должен быть молчаливым и скрытным, влиятельным и богатым, а в придачу еще и не слишком тупым. Вот почему я стал использовать свой ум для того, чтобы, получив деньги, иметь все это и иметь максимально расширенную свободу. А уж о полной свободе не может думать никто, кроме Господа Бога, да и то с поправкой на дьявола. Там, наверху, а ты мне поверь, я бывал повыше тебя на этой лестнице свободолюбия, гораздо больше видно и много понятнее. И вот как-то я, неожиданно для себя, проведя не первый год в грязных делах своих, понял одну небольшую, но важную истину.
       Мой друг, я позволю себе так тебя называть, хотя это звучит издевательски, в мире нет ни эталона свободы, ни эталона добра. Равно как и зла, истины и прочих важнейших вещей. Они существуют лишь в нашем воображении. Это мы их выдумали, как первую и последнюю черточку на спидометре постоянно едущего автомобиля. Весь наш мир - это грань между. Жизнь в нем может колебаться, может даже сильно колебаться, то туда, то сюда, но предельных отметок никогда не достигнет. Осознав это, я стал проще смотреть на свои занятия. Я знал, что, если я засыплю цветущие сады смертельными химикатами, то согласно закону, в действии которого мне было уже глупо усомниться, где-нибудь кто-то оросит пустыню или засадит новый участок леса. Если я утоплю десять тонн стронция в океане, то мусорщики обязательно, независимо от того, узнают они об этом или нет, посадят или устранят кого-нибудь такого же, как я. Он может быть менее или более опасным, чем я, но этот факт неизменно свершится. Вечный баланс сохраняет среди нас, загрязнителей, только сильнейших - это как естественный отбор. Да это он и есть, только вместо матушки-природы вроде бы экологические службы и законы. А на самом деле за этим всем- этот вечный закон, то есть, опять же, природа.
       Вот так я узрел все это, ну, и, разумеется, как и всякий гомо-сапиенс, болван тщеславный, возомнил, что безграничная сила моего разума объяла разом всю теорию. Вскоре, однако, мне пришлось разочароваться. Как я и говорил, мы в силах зрить лишь часть чего-то, я узрел, естественно, лишь основу. Познал правило, но даже не догадывался об исключениях. А они существуют. Да еще и какие! Пять лет назад служба экологии завалила одного из весомых загрязнителей, и, усиленно анализируя суммарную обстановку по этому вопросу, я поразился: в сдвигах к лучшему не было никакого прогресса. Я проверял все страны, все континенты, воды, воздух, разные космические радиации - все тщетно. Нажав на газ, экологи остались на том же месте, с той же скоростью, и даже не потому, что машина мира забуксовала. Действие, произведенное на педаль, каким-то чудом аннулировалось, не передавшись ни одному рычагу тяги, хотя сама педаль при этом была реально нажата.
       Это заставило меня пересмотреть всю теорию в целом. Не найдя в ней ничего, что говорило бы о ее несостоятельности, я взялся вновь за проверку частностей. И что же?! Я снова увидел, что, задержав груз промышленного мусора в Европе, закон баланса вдребезги разбивает небольшой танкер о скалы Аляски. Имея деньги и власть, я не ощущал информационного голода, в отличие от всяких статистических ведомств и институтов. Перед моим кошельком распахивались даже двери разведок и спецслужб. Это все давало мне сведения о глобальной картине происходящего. В извечном законе произошло чудо, и я был его свидетелем, я один, ибо никто больше этого не заметил. Иногда мне казалось, что я схожу с ума, думая об этом. Это было на грани понимания сегодняшнего развития науки и теории.
       Спустя год я решил, что если произошедшее возможно, то оно может иметь свои исключения, являясь исключением как таковое тоже. И я пошел на дерзкий эксперимент. Подобно обезумевшим ученым, не ведающим, что творят в пылу достижения поставленной задачи, я совершил ужасную вещь. Нет, не по меркам законности, по меркам закона баланса. Продав за огромную сумму европейской разведке одного из самых влиятельных китов моего бизнеса, я с невежественным трепетом ожидал повторения предшествующего эффекта, дабы занести это, как устойчивое и неизменное отклонения от закона. Но случилось ужасное. Для того, чтобы заметить это, мне даже не нужны были все мои агенты, разбросанные по всему миру. Из-за непонятно почему возникшего повышения активности солнца увеличилась солнечная радиация. И экология в целом ухудшилась во много раз больше за какой-то миг, чем она пострадала бы от действий этого человека до его естественной смерти. Он оказался крупнее по масштабу, чем предыдущий, а посему нарушение закона было более сильным, и смогло сдвинуть его в отрицательную сторону.
       Еще раз проверять свои предположения я не стал. Я понял, что баланс можно нарушить, как и все, ниспосланное природой и космосом. Он существует как закон лишь до тех пор, пока на него действуют без понимания его правил. Как только ты увидел его и понял принцип, любое, даже самое малое твое действие, выходящее за рамки усредненных масштабов, может привести к катастрофе. Именно поэтому в последнее время я не предпринимал ничего крупномасштабного до тех пор, пока не сделаю что-либо в противовес своим обычным делам. Я увидел закон в действии, и теперь не имею свободы действий, как раньше. Да загрязни я хоть всю Атлантику не зная его, закон бы уравновесил это чем-то вроде увеличения озонового слоя. За счет чего угодно, даже за счет сверхъестественных для нас пока сил. А кинь я, зная его, бумажку мимо урны, и он сработает на усугубление сделанного.
       Это и есть открытый мною парадокс, равно как и открытый, а вернее, замеченный сам закон. Думаю, что проверить его действие, а точнее, действие парадокса в обратном направлении будет не только любопытно, но и менее опасно. Я этого не успел, вы помешали.
       Тимоти пристально посмотрел на Юдифа.
       - Теперь вы понимаете, что произойдет, если я умру не естественной смертью?
       Юдиф весело улыбнулся:
       - Да, я, пожалуй, ошибся на счет полезности образования, Ваша речь не блистала ничем, кроме желания выжить. Вы действительно убедили меня в том, что сообщили, но теперь осталось убедить меня еще кое в чем, а именно в том, чтобы я поверил всему этому бреду предсмертного страха.
       Он снял предохранитель и прицелился прямо в лоб Тимоти.
       - Твое время истекло, прости за хладнокровие и быстроту, но я хочу дать тебе шанс умереть достойно. Для этого ты не должен успеть начать молить меня о пощаде и т.п.
       Тимоти засмеялся.
       - Ладно, я не молю. Но прошу не стрелять, есть еще важные новости для тебя.
       Он облегченно вздохнул.
       - Я понял, что если ты не выстрелишь, пока я говорил, то выслушаешь все до конца. Слава Богу, это произошло. Я действительно боялся, но лишь того, что не успею сообщить всего, поэтому и засмеялся, чтобы не спровоцировать твое "милосердие" в случае внешне явного испуга. Так вот. В Тихом океане курсирует забитый до краев ядами корабль. Он огромен, и я не топлю его уже год, потому что еще не успел добиться противоположного результата. Если после моей смерти случится что-нибудь вроде распада каких-нибудь экологических организмов или свертывание крупномасштабных программ экологов, утопи этот корабль. Этим ты хоть как-то сбалансируешь нарушенное равновесие. Информацию об изменениях и координаты корабля, а также команду на его потопление ты сможешь получить с помощью вот этого.
       Тимоти достал из нагрудного кармана магнитную карточку.
       - С ее помощью ты пройдешь везде в здании моего компьютерного центра. В подвале - путь, с которого проведением этой карточки ты отправишь команду на уничтожение. Дисплей информации - на втором этаже. Он выдаст тебе сумму всех анти- и экологических событий на данный момент. Ты можешь мне не верить, но я прошу тебя сделать это, убедившись в моей правоте. Недопустимо, чтобы все человечество платило так дорого за прозрение одного только человека. За тебя же я не волнуюсь, ты максимум что выбросишь, так это - мусорное ведро с помоями. Такой дисбаланс закон исправит запросто, даже если учесть, что зная его и его принцип, это будет сложнее, чем с любым другим.
       Тимоти протянул карточку.
       - Это все? - холодно спросил Юдиф, беря ее двумя пальцами.
       - Все, - вздохнул Тимоти и тут же откинулся с креслом назад.
       Юдиф беспристрастно довершил свою работу. Он встал и, положив карточку в карман, пошел к заранее приготовленному для себя выходу. Он не верил тем, кто его нанял, и не пошел условленным путем. Он знал, что если хочешь жить, верь только себе и оставайся верен этому до конца.

    * * *

       Игра была окончена, и Юдиф, как опытный и сильный бильярдист, закатавший последний шар в лузу, испытывал глубокое удовлетворение от чисто и качественно проделанной работы.
       Утром следующего дня он лично проследил за отправкой домой Гила и, убедившись, что тот добрался благополучно, поехал в банк удостовериться в наличии оплаты. Он решил не торопиться с кораблем, в случае чего он становился козырем, хотя и мелким.
       Деньги точно в срок и в оговоренном количестве поступили на специальный номерной счет, и Юдиф мог уже спокойно начинать забывать все произошедшее, однако, что-то не давало ему покоя. Какая-то мелочь, не позволяющая ощутить, что дело можно отправить в архив памяти. Он непрерывно думал об этом весь последующий день и к вечеру, наконец, разобрался в причине беспокойства.
       На следующее утро Юдиф встал, как обычно, рано и, завершив утренний моцион, уходя, вытащил из полки стола небольшую пластиковую карточку. Именно эта магнитная карточка, как несмолкающий сигнал, теребила подсознание Юдифа; именно проанализировав все, касающееся ее, он понял, что пока не проверит все до последнего пункта, не сможет избавиться от этого навязчивого ощущения.
       Он был не просто наемный убийца, не просто хороший профессионал. В нем навсегда остался он, вчерашний, просто разумный индивидуум, способный мыслить неординарно и все ставить под разумное сомнение. Да, за много лет непрерывной погони за деньгами и безжалостной работы в его душе произошли сильные изменения, но все же они были не в силах убить устоявшееся "я", они лишь дополнили и облепили его, как многолетние наслоения покрывают борт старого корабля. В его мозгу возникло элементарное сомнение "а если...", имеющее полное право на существование, так как не было опровергнуто ничем.
       Юдиф взял в гараже машину и отправился в компьютерный центр Тимоти. Он выбрал кратчайшую дорогу через центр, его совершенно не волновало, что за свободный проезд в это время там придется платить огромную сумму. Богатые всегда должны иметь зеленый свет там, где все остальные стоят перед красным. Юдиф давно уже забыл, когда в последний раз задумывался над этими вопросами. Спустя час он уже поднимался на второй этаж к дисплею информации. Людей вокруг не было, все было максимально автоматизировано.
       Комната, в которую проследовал Юдиф, была ярко освещена, но как только он провел карточкой по считывающему устройству и сел в кресло перед компьютером, свет потух и на экране появились столбики текста.
       Юдиф хорошо знал, как обращаться с подобной техникой, и без труда переключился на карту мира, запрашивая информацию о любой, произвольно взятой точке на ней.
       Минут через десять ему это надоело, тем более, что ничего нужного он так и не нашел, и Юдиф набрал программу запроса о негативных происшествиях. Экран погас на несколько секунд, пока, наконец, не замерцал шестью строками информации. Первые пять гласили о разного рода авариях на военных и гражданских объектах различных областей производства. Он задал программу анализа происшедшего, его последствий, сиюминутных и отдаленных, и степени ущерба. Проведя за этим занятием пятнадцать минут, Юдиф убедился в локальности и безопасности этих аварий и приступил к последнему пункту.
       Он сообщал, что в каком-то институте, занимающемся проблемами загазованности в крупных городах, закрыта лаборатория исследования воздушного пространства. Причина заключалась в прекращении финансирования. Юдиф набрал запрос полной информации о направлении исследований, инвесторах и перспективности работ. Полученный ответ встряхнул Юдифа, подобно сильному толчку. Он гласил: "Лаборатория исследований воздушного пространства, находящаяся в структуре Института исследований загрязнения воздушной среды. Направление исследований: анализ воздушной среды и методы борьбы с различного рода примесями в ней. Перспективные проекты: разработка специальных веществ для нейтрализации вредных примесей в воздухе. Создание и производство искусственного воздуха, крайний срок реализации - 2 года. Официальный инвестор: Фармацевтический концерн "Тимоти интернешинал".
       Юдиф леденеющими от страшной догадки руками набрал программу анализа полученной информации. То, что он прочитал, просто убило его. Он совершенно не ожидал так влипнуть. Ошибка была настолько ужасной, что он не мог себе ее простить, даже не будь он тем, кем был.
       Текст информировал: "Уровень проведенных исследований не оставляет сомнений в том, что в ближайшее десятилетие открытое лабораторией вещество равноценно заменит химический состав воздуха и в перспективе может стать спасительным выходом цивилизации из тупика загрязнения воздушного пространства."
       Юдиф уже ни капли не сомневался в содержании прочитанного, но все же запросил полный список мест, куда вкладывались деньги "Тимоти интернешинал", и ему стало еще хуже. Он увидел бесконечный список отраслей и областей, стоящих в авангарде экологических исследований и изысканий. Юдиф понял, насколько взвешенно поступал Тимоти, делая каждый шаг в своей жизни. И в довершении всего Юдиф ощутил всю тяжесть содеянного им, как в отношении Тимоти, так и в отношении информации, которую от него получил. Пробежав пальцами по клавиатуре, Юдиф вытащил из памяти компьютера состав лаборатории и снова ужаснулся. Будучи ведущими учеными и не испытывая дефицита в запросах на них, все они разъехались по миру. И это всего за несколько дней. Налицо было зловещее действие закона, мгновенно сотворившего свою поправку после вмешательство в него.
       Юдиф понимал, что не сумеет собрать их вместе, даже если потратит все свое состояние. А заброшенный и незаконченный проект каждый из них растащил на куски, и восстановить его не сумеет уже никто. Еще день, два, и многие из этих людей бесследно исчезнут за ширмой секретности в разных странах, а, значит, случилось то, чему Юдиф до сих пор не верил. Он чувствовал себя вправе жить только потому, что надеялся, очень надеялся, Тимоти знал, что говорил. Хотя бы как-то, но возможно исправить надвигающуюся катастрофу, предтеча которой шла уже полным ходом.Юдиф сломя голову сбежал в подвал и, открыв дверь в комнату с командным пультом, рухнул в кресло. Сканер считал информацию с карточки, и засветившиеся радарные карты экрана указали Юдифу место нахождения корабля. Он стоял в дрейфе близ атолла Куре, недалеко от Гавайев. Больше от него ничего не требовалось, и Юдиф просто наблюдал. Подобно компьютерной игре вокруг точки корабля с писком в динамиках разошлось красное кольцо, и матово-черный шлейф содержимого быстро пополз в сторону знаменитых курортов.
       Юдиф встал. Он знал, что этого будет мало. Перед глазами стояли сотни строк, содержащих названия фирм и предприятий, создающих серьезные перевес загрязнению окружающей среды и лишенных им финансов. Он отчаянно проклинал себя и боялся. Впервые за многие годы он струсил, ибо понимал, что натворил. Но он знал, что еще можно сделать, и это придавало силы в борьбе с паникой. В его отличной памяти был целый список крупнейших деятелей службы экозащиты, и он будет делать этот каторжный труд, пока информационный экран в центре Тимоти не высветит ему полностью уравновешенный результат с обеих сторон. "А потом..."
       Юдиф никогда не был дураком и ясно понял, что, как и он, Тимоти ошибся, говоря, что он, зная закон, сможет жить просто и как прежде.
       Юдиф встал перед выбором: на одной чаше весов было человечество, на второй - он, способный влиять на судьбу наций и народов.
       "А потом..." - Он проверил, хорошо ли держится вшитая ампула с ядом. Она была на месте и в полном порядке.
       В конце своего пути Юдиф не собирался колебаться. Поступая, как поступал раньше, он не отказывался платить по набравшимся за эти годы счетам. Он готов был расплатиться сполна, невзирая на сумму.
       Юдиф ухмыльнулся:
       "А все же это забавно: убийца, кончающий с собой ради жизни всех людей."
       Он сел в машину и резко тронулся с места - неподалеку жил недавний заказчик.

    1993 г.

    ПОТЕРЯННЫЙ ОТРЯД

       Прохладные потоки воздуха обдували его со всех сторон. Ра стоял прямо напротив вентиляционного прибора. Все тело его горело каким-то неведомым ранее жаром, а изредка схватывал озноб. Он чувствовал, что здоров. он знал это, но избавиться от этих навязчивых последствий своих переживаний не мог. Тихо отворилась входная дверь, и в помещение вошел человек, одежда которого сияла золотом и разноцветными камнями.
       Ра повернул к нему лицо.
       - А, это ты, Шу. Как продвигаются дела? Много ли успели разгрузить за время моего выступления?
       Шу сел в кресло рядом с Ра.
       - Я был там, я слышал твою речь, равно как и все, кто осуществлял разгрузку. Я думаю, ты простишь мне столь своевольный шаг, но я приостановил работы на время твоего обращения к командам. Им было гораздо полезнее лично услышать укрепляющее слово главнокомандующего, нежели узнавать все это в искаженном пересказе других.
       Ра опустился на сидение
       - Дорогой Шу, может быть, ты и прав, но, поверь мне, вся эта церемония не стоит и гроша. Я делал это для них, для того, чтобы их души не наполнились мраком кромешного отчаяния и безысходности. Все, что я сказал, было попыткой из последних сил удержать порядок и сохранить наше лицо. Неужели ты, ученый, инженер с именем во всем флоте, хоть на минутку не усомнился в том, что я там нес?
       Шу опустил голову.
       - Не надо так, командир, речь была потрясающая.
       Ра усмехнулся.
       -Воздух этой мерзкой планеты она потрясала, и более ничего и никого. Да, без нее было бы еще труднее, и этим я оправдываюсь, но как же мне тяжело после нее! Я обманул тысячи людей, слепо верящих мне и идущих за мной. А куда я их приведу?! Хочешь, я расскажу тебе, куда?
       Его глаза загорелись сумасшедшим огнем, и Шу испуганно вжался в кресло, пристально следя за каждым движением командира. Ра вдруг встал и развел в приветствии руки.
       Добро пожаловать, славные дети пространства, очень кстати вы зашли. Именно вами и замыкается круг тех несчастных, кому дано уже сейчас увидеть наш позорный конец. Об этом я и собирался поведать Шу, но раз вы зашли, то расскажу и вам.
       Шу оглянулся и увидел стоящих у стены Нут и Геба.
       Тем временем Ра продолжал:
       - Итак, Шу, не будем заниматься самоутешением. Наша миссия провалилась, одного этого достаточно для самоубийства. Мы позорно ошиблись, и теперь вместо того, чтобы завоевывать жизненно важные пространства для нашей цивилизации, мы выброшены здесь, на отшибе галактики, в состоянии оборванных и голодных рабов ситуации. Никогда мы не сможем вернуться домой, ни при нашей жизни, ни при жизни даже наших внуков. Вчера мне принесли расчеты, кстати, для всех остальных, Нут - единственная, кто знает об этом кроме меня. Мы так далеко от нашей системы, что надежды не остается никакой.
       Геб подошел к креслу, где сидел Шу.
       - Что, действительно, так далеко?
       Ра утвердительно покачал головой.
       - Двадцать миллионов световых лет.
       Шу закрыл лицо руками, он явно был в шоке. Ра подошел к стене, где стояли его помощники, и остановился напротив Нут. Женщина пристально смотрела ему в глаза.
       - Все наши энергетические установки разбиты, переброска хоть малой части людей назад совершенно неосуществима. Кроме того, и этого я не скрыл от команды, нет специальных средств передачи сигнала. Мы даже помощи не можем попросить, нечем. Хотя, что же это я? Все это в более или менее похожей форме я уже сказал сегодня, дело не в этом.
       Ра сел обратно в кресло.
       - Дело в том, что ждет нас здесь. И вот об этом я хочу сейчас с вами поговорить. Все, что у нас есть - это три корабля в полуразбитом состоянии со всем, что в них находится. Через месяц мы закончим разгрузку. Наш единственный шанс - осесть на этой планете, благо, условия на ней подходящие. Энергетических запасов для малых средств связи и прочей аппаратуры хватит на год-два, а дальше мы начнем стремительно деградировать. Лишившись своего оружия, сервиса, связанного с разного рода техникой, и не будучи в состоянии произвести это, мы превратимся в дикарей. До уровня низшей цивилизации, с примитивной техникой и простейшими средствами, я думаю, мы опустимся лет за сто-сто пятьдесят. Это видно яснее дня., и именно это гложет меня сильнее, чем что-либо на свете. Победители миров, сильнейшие из сильнейших , передовой авангард - всем этим мы были вчера, а сегодня, стоило нам лишь элементарно заблудиться и оторваться от основной цивилизации, как мы превратились в пустое место в этой бездонной вселенной наравне с примитивными формами жизни.
       Все слушали молча, никто не перебивал. Они знали, что все это - правда, и, несмотря на свои собственные мысли и предположения, они в первую очередь прислушивались к мнению сильнейшего. Ра встал.
       - Я знаю, наш крах неизбежен и советую вам примириться с этой мыслью. Но мы не сдадимся просто так, мы будем бороться до конца, и поэтому слушайте меня внимательно, опора моя и надежда. Лишь на вас я полагаюсь в час беды и отчаяния. Мы заложим новую цивилизацию на этой планете. В ее основу необходимо положить как можно больше фундаментальных гуманитарных знаний. Ее необходимо укрепить развитой математикой и геометрией, которые послужат основанием наук и архитектуры. Словом, в нее надо вкачать все наши знания и максимум гибкого разума, позволяющего эти знания совершенствовать. Передо мной стоит весь цвет того, что мы имеем сейчас. Ты, Нут, хороший навигатор. Ты, Шу, блестящий планетолог, и, я думаю, вам есть, чему их научить. Ну, а о тебе, Геб, и речи быть не может: архитекторы - это те, кем ты обязан сделать многих, передав им все, что знаешь сам и что имеется в наших информационных хранилищах. Приступайте, закладывайте знания и силу, а я постараюсь защитить все это, создав государство прочное и надежное. Наши дети не должны ползать с камнями в руках и гибнуть в пасти местных зверей, они должны править этой планетой, надежда на это - единственное, что хоть немного держит меня в жизни. Это чувство ответственности и долга перед теми, кого мы потеряли, кто поднял нас и теми, кто будет: перед предками нашими и перед потомками.
       Ра замолчал и подошел к окну. С высоты башни виднелась бесконечная желтая пустыня. Она стелилась до самого горизонта, где сливалась с ярким, слепящим голубизной, незнакомым небом.

    * * *

       Сумерки сгущались. Аллоиз еще раз поднес к глазам бинокль и внимательно осмотрел лежащий под холмом лагерь.
       - Похоже, сегодня они закончили работу, хотя вон там вижу несколько человек: что-то таскают к скале.
       Он указал рукой в направлении увиденного.
       - Прискорбно, Эндрю, констатировать тот факт, что мы оказались позади них.
       Аллоиз сунул бинокль в сумку и лег на спину, слегка сползая по осыпающемуся песку. Эндрю вздохнул.
       - А что мы могли сделать? Ты ведь сам выбрал участок для нашей экспедиции. Мы просто ошиблись, не повезло.
       Аллоиз привстал и махнул рукой:
       - Нечего демагогию разводить, пошли в гостиницу.
       Небо темнело с каждой минутой, и на нем одна за другой загорались яркие мерцающие звезды. Было довольно душно, но изредка дул слабый прохладный ветер, приносящий запахи далекого моря и дыма местных деревень. Аллоиз глубоко вдохнул и, на миг о чем-то задумавшись, оглянулся на идущего сзади Эндрю.
       - А знаешь, через пару дней Антоний сам отдаст нам этот участок, а если не отдаст, то хотя бы поделит первенство с нами, иначе вся его двухлетняя возня отложится года, эдак, еще на два, как минимум.
       Эндрю удивленно посмотрел на него.
       - Это почему же?
       Аллоиз зашагал быстрее и повесил сумку, которую нес до этого в руке, на плечо.
       - Да потому, что его институт прекратил финансирование этих раскопок еще месяц назад. Они считают их неперспективными и жалеют, что уже успели ухлопать кучу денег за это время. Антоний расходует свои сбережения, но он не миллионер, и по моим подсчетам уже должен быть полным банкротом. То, что люди еще не ушли, говорит лишь о том, что завтра у них выплата заработка, а послезавтра на раскопки никто не выйдет, кроме самого Антония и нескольких одержимых.
       Эндрю поравнялся с Аллоизом.
       - И что это нам дает? Каким образом ты собираешься работать у него на участке? Даже если он не сможет продолжать в этом сезоне, он просто законсервирует участок и работу, а сам преспокойно отправится искать деньги. Мы-то все равно попасть туда не сможем.
       Аллоиз улыбнулся.
       - Ты не видишь очевидного. Он, несомненно, может так поступить, но я не думаю, что его жажда личной славы столь велика и слепа. Совершенно ясно, что он что-то уже давно там нашел или уверен, что найдет. Я слежу за ним весь сезон и четко вижу, что он сузил район раскопок до минимума. Он роет лишь в тех скалах, старые места, где они начали весной, он вовсе забросил, не дойдя даже до культурного слоя. Это ли не доказательство? Идем дальше. Неужели ты думаешь, что держа в руках нечто, а Антоний знает, что это, в отличие от меня, он упустит любую возможность продолжать сейчас и перенесет это на следующий год?! Да он умрет за этот год от своей жажды знаний!
       Эндрю, идущий уже впереди, остановился и подождал Аллоиза.
       - Что-то я не пойму, а кто ему эту возможность предоставит, мы, что ли?
       Аллоиз поднял вверх указательный палец.
       - Вот именно, мой друг, мы и только мы. Более того, мы уже предоставили ему эту возможность. Я позавчера звонил Антонию и сказал, что знаю о его трудностях и готов помочь. Условия наши заключаются лишь в том, что если за это время будет что-либо открыто, рядом с его именем станут и наши с тобой. Антоний сказал, что подумает, но можешь даже не сомневаться, что очень скоро он позовет нас. Я знаю его уже много лет, это - ученый-маньяк, он не думает о славе, он думает лишь о результате работы.
       Эндрю повеселел.
       - Ну, если так, то я очень рад. На нашем участке в этом году, кроме битой посуды и всякой мелочи, мы вряд ли что-то сможем найти. Во всяком случае хуже нам не станет, это уж точно. А, кстати, откуда ты собираешься взять для него деньги, ведь это еще три месяца работы, а, значит, три выплаты? Довольно крупная сумма, учитывая, что у Антония в экспедиции человек двадцать. Да и окупится ли такой риск?
       Аллоиз уверенно посмотрел на него.
       - Окупится, еще как окупится, я предчувствую это всем своим нутром. Антоний в жизни сделал немало археологических открытий, у него дар. И всегда, когда он что-то находил, он вел себя одинаково: он отгораживался от внешнего мира, засекречивал все находки, а потом, проанализировав все, обрушивал эту лавину на ученый совет, на институт, на всех. Взамен всегда получал почести, звания, имя, ну, и деньги, разумеется. К ним, надо сказать, он никогда не стремился, иначе бы не был сейчас в таком тяжелом положении. Теперь он ведет себя именно так: изоляция и секретность. Будь я игрок, ни секунды не думая, ставил бы на него.
       Эндрю закурил сигарету и ступил на асфальт дороги, к которой они уже подошли.
       - Так почему же институт на него не ставит, а как раз наоборот?
       Аллоиз сел на дорогу и начал вытряхивать песок из своих туфель.
       - А потому, что институт - это сборище людей, которые, при рассмотрении их лично каждого, ничего особенного из себя не представляют. Они - как бы части одного тела, имя которого и есть институт. И мыслят они уже неповоротливо, коллективно и собирательно, каждый по чуть-чуть. Они не могут видеть и знать об Антонии как человек о человеке. Они, думая о нем, представляют себе группу людей, ими финансируемую и ведущую раскопки с их позволения. Это я, как индивидуум, все сам видел, потому что всегда был где-то рядом с ним. Одно время даже вместе работали. А они, что ты! Они же за пределами запасников своего музея никогда не выезжали, откуда им знать об Антонии. А потом, то, что я говорю, все равно для финансовой комиссии не аргумент. Для меня, для тебя - вот это, действительно, весомо. Что же по поводу денег, так учись, пока я жив. Математика на уровне начальных классов, немного смекалки - и ты без труда выкладываешь часть средств, которые выделил на работу и которыми ты же распоряжаешься, либо в карман, но тогда ты - жулик и вор, либо - на алтарь науки, на поиски, дополнительные раскопки, да мало ли на что в нашем деле надо! И не сосчитать. И тогда ты можешь стать героем, если, конечно, благодаря этому сумеешь что-нибудь отыскать. Советую тратить по второму варианту, не говоря о морали и законах, это просто выгоднее.
       Эндрю подошел к стоявшей на дороге машине, на которой они приехали.
       - Мне кажется, я знаю, подо что ты выбил ту сумму, которую теперь собираешься пустить на Антония.
       Аллоиз встал и вынул из кармана ключи.
       Ну-ну, порази меня своей догадливостью.
       Эндрю открыл дверцу и, прищурившись, посмотрел на Аллоиза.
       - Статуэтка с изумрудом в руке.
       Аллоиз рассмеялся.
       - Честно говоря. Если бы ты не догадался, я решил бы, что ты стал глупеть. Верно, именно она. Вспомни прошлый сезон: мы нашли уйму ценнейших вещей, некоторые мир увидел впервые, и на нас не жалели денег. Взять их на будущее мы не могли, и я подумал: "А какого черта я сыплю все это, как их рога изобилия, ведь уже завтра я перестану находить это в таком количестве, и эти "добрые дяди" не дадут мне ни гроша ни на работу, ни на жизнь." Ты ведь знаешь, как важно в нашем деле иметь практику. Да, я дал им в этом сезоне вещь, которую я нашел и припрятал с прошлого. И даже место, где ее нашли, оказалось при этом другим, хотя и недалеко. Зато я спас экспедицию этого года, и теперь могу даже рискнуть с Антонием, спасая, кстати, и его от финансового кризиса. Не честно? Ерунда! Жизнь вообще нечестная штука. И даже если все это и некрасиво, то хоть какая-то польза кому-то от этого дела есть, несомненно. Например, опять же Антонию
       Аллоиз сел в машину и завел двигатель. - Ну, и нам дивиденды, я думаю, перепадут, уважаемый доктор Эндрю.
       Эндрю покачал головой:
       - Лихо работаешь, а вдруг опять промахнешься, как с местом в этом году?
       Аллоиз резко тронул с места и, набирая скорость, уже перекрикивая свистящий вокруг открытой машины ветер, произнес:
       - Запомни, мы все равно ничего не теряем, смелее и прочь сомнения!
       Машина быстро уменьшалась, уходя вдаль по ровной дороге, сужающейся в темную линию и исчезающей за горизонтом среди серых ночных песков пустыни.
       Время шло быстро. Аллоиз едва заметил, как пролетела следующая неделя. Он ждал, он был абсолютно уверен, что ставка его не ошибочна. И вот однажды утром, когда он уже начал немного сомневаться, в дверь его номера постучали.
       Эндрю опередил начальника и, первым подойдя к двери, открыл ее.
       На пороге стоял Антоний, его одежда была в пыли, а загорелая кожа лица потрескалась от жарких ветров. Он вошел и, неуклюже пройдясь по комнате, остановился у окна.
       - Ну, что, Аллоиз, дождался?
       Аллоиз широко улыбнулся:
       - Очень рад видеть тебя. Говори, сколько, когда и куда, я тебя очень внимательно слушаю.
       Антоний вздохнул. Было видно, что он - в безвыходном положении, и будь хоть маленький шанс, он бы никогда не пришел сюда.
       - Я считаю, что вложусь в сумму, о которой мы договаривались, Аллоиз. Условия я помню, и поэтому послезавтра приезжайте, смотрите. Ждать вам не придется: все уже раскопано, вам, ребята, сказочно повезло со мной.
       Аллоиз просиял. Он был в сладком шоке, это сразу было видно.
       - Дорогой Антоний,, я знал, что ты меня не разочаруешь, и что же это?
       - Не спеши, Аллоиз, приезжай и все увидишь. Но об одном не забывайте: если хоть одна душа узнает об этом до срока - не пощажу. Кстати, деньги мне нудны на счету уже завтра, так что поторопитесь.
       Антоний направился к выходу, но у дверей остановился:
       - А знаешь, Аллоиз, я у тебя деньги беру не потому, что на все готов ради своей цели. Просто ты никогда не шел по трупам, хоть и карьерист. Ты всегда свои, пусть и грабительские условия, выдвигал честно и прямо: "да" так "да", а "нет" так "нет". Ну, счастливо, жду послезавтра часов в десять утра.
       Антоний вышел и закрыл за собою дверь. Эндрю ликующе посмотрел на шефа.
       - Ты думаешь, есть что-то стоящее?
       Аллоиз медленно и чинно опустился в кресло.
       - Друг мой, запомни этот день и эти слова. Антоний - великий магистр своего дела, и если он сам сказал тебе, что уже что-то нашел, неважно что, но нашел, знай сразу, что это - находка десятилетия, а то и века. И особо важно и приятно то, что мы теперь не зрители, а полноценные соучастники. Ты разве мечтал, что когда-нибудь твое имя будет стоять рядом с его именем. Тем более ты не мечтал, что, может быть, это будет в матушке-истории.
       Аллоиз встал и хлопнул Эндрю по плечу.
       - Бодрее, коллега, через день мы увидим нечто замечательное. Я просто сгораю от любопытства и нетерпения.
      
       Желтый песок поднимался в небо вместе с порывами сильного пустынного ветра. Палатки, окружившие подход к скалам, были занесены песком почти на треть. У самого входа, черной дырой зияющего в скале, стояло несколько членов экспедиции. Аллоиз видел, как они выходили из ближайшей палатки.
       - Что-то я не вижу твоих людей, их было побольше, мне кажется, - обратился к Антонию Аллоиз.
       - Тебе правильно кажется, я распустил больше половины. Им незачем это видеть, да и всю основную работу мы уже закончили. Оставшееся будем отскребать сами. И ты, кстати, тоже можешь порыться, то, что там находится, - Антоний указал на скалу, - стоит побольше твоего взноса.
       Они подошли к проходу. Антоний поздоровался со стоящими людьми и повернулся к Эндрю и Аллоизу.
       - Разрешите представить вам: Господин Серов и его коллега из России, ракетные инженеры и специалисты по космическим технологиям.
       Эндрю удивленно взглянул на Аллоиза. Антоний уловил этот немой вопрос.
       - Все по порядку, ребята, пошли, - и он скрылся в проеме.
       Представленные гости пропустили удивленных археологов вперед и последовали за ними.
       Внутри был освещенный редкими лампочками коридор, ведущий вниз. Звук шагов отражался от стен и низкого потолка и наполнял собой все вокруг.
       - Осторожнее, коллеги, - послышался впереди голос Антония.
       - Здесь немного темно, лампочек пожалели: все ушло на этот зал. Там свет нужнее. Ты Аллоиз, помнишь, наверное, кое какие тонкости из истории. Я просто обязан постепенно ввести вас в курс дела, ведь вы не ожидаете того, что увидите.
       Аллоиз кашлянул.
       - Давай, вводи в курс, интересно будет тебя послушать.
       Спуск кончился, и все оказались на небольшой площадке. Антоний остановился.
       - Ну вот, отсюда по этому прямому коридору еще минут десять топать, а там - то, что нам надо.
       Эндрю огляделся.
       -Это что, твоя экспедиция такие катакомбы наворотила?
       Антоний усмехнулся:
       - Да ты что! Глянь на стены: они ведь отшлифованы. Неужели ты думаешь, что у меня было время этим заниматься? Мы лишь расчистили завалы. Ну, ладно, пошли, - Антоний направился по коридору.
       - Да, так я продолжу. Все нам известно, что за всю историю Египта было всего двадцать шесть династий. Они были разбиты на три так называемые периода царств: древнее, среднее и новое. Любопытно, что в документах говорится, что во времена до древнего царства правили боги и герои. Интересно также само название и очередность: сперва боги, потом герои. Мы, Аллоиз, всегда воспринимали это как фольклор, легенду, и никогда не задумывались над этим серьезно. А здесь, между прочим, и кроется секрет. Вот как ты выбираешь места поисков, наугад? Или исходя из рельефа, документов, опыта предыдущих экспедиций?. Поэтому зачастую находки спонтанны, а их количество нестабильно. В этот раз я взял за основу случайно пришедшую мне в голову идею. И уже исходя из нее строил все планы. Она была стержнем, ключом.
       Аллоиз взглянул на его затылок, то освещаемый тусклым светом ламп, то скрывающийся в темноте.
       - Не отвлекайся, а то я потеряю нить, и тебе придется рассказывать все сначала.
       Антоний взглянул на него:
       - А я и не отвлекаюсь, тут не совсем простая история, в двух словах не объяснишь. Ну, идем дальше. Как известно, у египтян не существовало каких-либо руководств по архитектуре и скульптуре. Однако, имеются упоминания о некоей "Книге планов храма". Видимо, в нее вошел опыт и руководство предыдущих зодчих. Автором этой книги считается некий Имхотеп, впоследствии обожествленный как сын бога Пта. Нем не менее, не имея школы и принятых в нашем понятии заведений по обучению, они строили грандиозные сооружения, даже по теперешним понятиям.
       Тут я снова задам вопрос: а не кажется ли вам, что, изучая период от глубочайшей древности Египта до хотя бы среднего царства, налицо все признаки регресса. Несмотря на внешнее обустройство и организацию государства как единого целого, расцвет культуры и прочее, есть нечто, что просматривается сквозь все это. Это нечто - следы более ранних знаний, наложивших свой отпечаток на все бытие древнего Египта. Например, философия, религия, литература и искусство составляли у египтян единую сферу познания мира. Философия и наука были приближены к нашему понятию о мудрости, литература - о словесности. А под их осмысление не была подведена теоретическая база. Из явлений не было выведено обобщающих правил. Но так ли это? Может быть, эти области, наоборот, объединили? Теория усложнения жизни под влиянием все более нарастающего потока информации говорит как раз в пользу такого объединения с целью упростить и тем самым скомпоновать знания как целое, освободив место для поступления нового.
       Мне кажется, что Египет древнего царства как бы получил наследство от кого-то, кто скрывается в глубине веков. Причем, более развитого, чем наследник, слишком уж хорошо поддаются логике развития цивилизации более поздней, нашей, многие загадки Египта. Ошибка тех, кто не заметил этого, кроется в высокомерии их самих. Они смотрят на древние цивилизации, как на более примитивных, чем они, более глупых. Отсюда и склонность к умышленному упрощению всего, что оставили древние, к сведению в разряд элементарного и недалекого.
       Однако, оставим это. Мы-то уже исходим из другой логики: мы считаем древних мудрыми. Остановимся на том, что общедоступно и что приведет нас к моей идее. Известно, что египтяне верили в то, что древняя "Книга планов храма" спустилась с неба в области к северу от Мемфиса. Характерна удивительная обстоятельность подобных описаний. Конкретизируется даже место, куда упала эта книга. Это наводит на мысль, что речь идет не просто о выдумке и игре фантазии. Либо храм ориентировали по звездам, но зачем? Либо намекали на нечто иное, тайное. Первое, что выделяет памятники древнеегипетской архитектуры и искусства - это геометрическая простота форм. Это же лучше всего стыкуется с ориентацией по звездам. Но я увидел в этом нечто иное.
       Сейчас, дорогой Аллоиз, я изреку то, во что вы не поверите, но в чем я уверен: египтяне имели двухмерное зрение! Они не видели все в объеме, как мы, они получали чисто зрительную информацию. Мы также ее получаем, но наша кора головного мозга обрабатывает ее и образует объемную картинку. Ярчайшим доказательством является все древнеегипетское изобразительное искусство и скульптура. Представление о небе, как о плоскости, доказывает то же. Древнеегипетские скульптуры были ориентированы в фас. Постановка статуй на фоне стены и пилонов храма делала практически невозможным обход с другой стороны. Фасная и профильная точки зрения на скульптуру являлись доминирующими. Сама по себе трехмерность сводилась лишь к внешним приемам пластической моделировки форм. Вплоть до эпохи эллинизма изображение лица в фас на плоскости не встречается помимо единичных фигур. Древние поселения египтян носят простейшие геометрические формы. Наблюдается явное стремление к организации форм пространства. Причина ясна: они делали все так, как видели, условно говоря, плоским. Они прекрасно знали, что мир вокруг них не такой, каким они его видят. Для того, чтобы им это понять, им было бы достаточно просто ощупать любой предмет.
       Но что касается своего быта, египтяне строили все на основе двухмерности, и это естественно. Мы тоже строим все и вся на основе только трехмерности, потому что это для нас - исходное Возникает закономерный вопрос: откуда среди разных племен и народов всего мира, видящих все трехмерным, появилась раса с двухмерным зрением. Сама ли природа создала их такими или они унаследовали это от кого-то, чуждого нашей биологии? Перерождение египетского классического двухмерного искусства в трехмерное, общепринятое, произошло в первом веке нашей эры. Это началось под действием греческой культуры и ассимиляции. Либо за счет количества ассимилирующих, либо из-за неустойчивости перед более сильными генами, но потомки смешанных пар уже не видели мир двухмерным, и соответственно этому менялись стиль искусства и всего остального.
       К концу четвертого века нашей эры двухмерность в изобразительном искусстве возвращается, но лишь как стиль, как дань прошедшим векам и традициям. Новое изображение выдает другая манера. Окончательным закатом египетской двухмерности можно считать пятый век нашей эры, когда победили эллинско-римские традиции в культуре и искусстве. Хотя истинный конец нации и, естественно, их видение окружающего наступили гораздо раньше. Среднее царство окончилось расколом Египта как государства, и тут же его завоевали Гексосы. Этот момент можно смело назвать началом крупномасштабной ассимиляции.
       После них в Египет переселились евреи, и хотя впоследствии к ним стали применяться дискриминационные законы, что, кстати, можно объяснить опасением египтян исчезнуть как четко выраженная раса, они успели сыграть свою роль. Позднее, вследствие бесчисленных войн, которые вел тогда Египет, в его армии было большое количество ливийцев, осевших в Египте и образовавших множество княжеств, расколов тем самым страну.
       Этой ситуацией не замедлили воспользоваться эфиопы, которые завоевали Египет и продолжили рассеивать египтян как нацию. Одновременно с ними ассирийцы добавляли свои гены в уже и так частично существующую народность. Еще позднее Египет завоевали персы, и, наконец, в 395 году до н. э. Артоксеркс уничтожил все то, что столетиями искореняли его предшественники-завоеватели. А точку в национальной трагедии генетически чистых египтян можно поставить в 332 году до н. Э. Именно тогда Александр Македонский, получив от жрецов, хранителей истинной культуры, статус бога, обрек их и жалкие остатки настоящих египтян на полное исчезновение. Я думаю, что последний человек с двухмерным зрением умер где-то на рубеже нашей эры. Хотя чисто теоретически возможно еще пару столетий где-то в Египте эти люди существовали.
       Антоний остановился. Перед ним была огромная стальная дверь, испещренная иероглифами. Аллоиз развел руки, в восторге глядя на нежданную преграду.
       - Вот это экземпляр! А что, Антоний, мы уже пришли? За этими дверями и есть находка?
       Антоний оглянулся на стоящих позади инженеров. Эндрю тоже обернулся и, внимательно осмотрев всех и все вокруг, обратился к Антонию:
       - Ваша теория любопытна, но, к сожалению, вынуждена остаться теорией, ибо вы перечислили только косвенные доказательства двухмерности их зрения. Что же касается изотерических знаний, которые, по вашему мнению, были переданы кем-то древним египтянам, то вы как-то незаметно опустили эту тему. Так, может, вы нашли ту самую "Книгу планов храма", о которой гласит легенда?
       Антоний разочаровано вздохнул.
       - Честно говоря, я хотел бы ее найти, но то, что я обнаружил, намного лучше.
       Аллоиз потоптался на месте.
       - Безусловно, интересная идея, но как ты собираешься ее подкрепить? Я-то знаю, что перечисленных тобою фактов тебе самому было бы мало для того, чтобы выразить эту догадку вслух.
       Антоний покачал головой и взялся за массивную ручку двери.
       - Да, Эндрю, я не нашел "Книгу планов храмов", но зато я нашел тех, кто сбросил ее с неба.
       Антоний нажал плечом на дверь, и та со скрипом отворилась, предоставив взгляду огромный зал, залитый ярким светом огромных прожекторов. У Аллоиза отвисла челюсть. Эндрю, застыв у входа, не смел сделать даже шага. Инженеры, стоявшие до этого позади, вежливо протиснулись между ними и углубились внутрь зала, туда, где в центре всех лучей в ареоле света стояли две зеркального блеска пирамиды.
       Они были метров по десять в высоту и примерно столько же каждая из сторон. Они стояли на мощных стальных ногах, расплющенных у основания, как ножки штатива. В одной из них на лицевой стороне виднелась открытая дверца треугольной формы, именно туда по приставленной лестнице поднимался один из инженеров.
       Наконец, Аллоиз пришел в себя и направился к пирамидам. Они стояли посреди мрачной пустоты зала, как два сияющих чистотой алмаза. Аллоиз прикоснулся к поверхности пирамиды, она была идеально гладкой и холодной. Антоний гордо подошел к нему.
       - Ну, что скажете, коллега? Вот оно, мое доказательство и одного и второго. Источник тайных знаний древних и, одновременно, - неопровержимое доказательство двухмерности видения мира этими людьми. Вы спросите: а в чем же состоит второе доказательство? И я опять приглашу вас кое-что посмотреть.
       Антоний указал внутрь пирамиды. Аллоиз уже ничего не спрашивал, он жадно поедал памятью каждую деталь увиденного. Эндрю тоже молчал.
       Узкий зеркальный коридор с множеством незнакомых иероглифов вел прямо к расположенной амфитеатром кабине. Здесь уже суетились инженеры. Антоний стал в центре у стены темного цвета.
       - Мы нашли эти аппараты еще два месяца назад. Вы, наверное, уже почувствовали то, что почувствовал я, когда впервые это увидел. Поначалу я вообще не относил это к истории Египта, решил, что этим должны заниматься те, кто хоть приблизительно знаком с назначением этих устройств. Я пригласил моих друзей, и они любезно согласились приехать, чтобы помочь мне. Должен сказать, блестящие специалисты в своей области. Вот, что нам удалось выяснить на данный момент. Несомненно, эти аппараты являются небольшими космическими кораблями, способными вылетать за пределы атмосферы., и, как утверждает господин Серов, они могут даже достичь Луны, имеется ввиду путь туда и назад. Выводы уважаемых инженеров таковы: аппараты представляют собой челночные корабли, предназначенные для курсирования на орбиту корабля-матки и с нее. Сделаны из неизвестного на земле металла исключительной твердости с использованием двигательной системы, представляющей, по их словам, послезавтрашний день самой передовой земной техники. Что служило топливом, пока еще не разобрались, но зато с внутренней начинкой этих "пирамидок" ребята здорово поработали. Часть я уже упаковал и приготовил к отправке, а кое-что еще осталось здесь.
       Антоний дотронулся до какого-то выступа в стене, и в открывшейся нише появился предмет, отдаленно напоминающий шлем.
       - С помощью этого прибора они получали объемное изображение тогда, когда им это было нужно. Еще мы обнаружили, если так можно выразиться, видеозапись. Нам удалось подать к прибору питание, и вот - полюбуйтесь.
       Антоний поставил на пол небольшую черную коробку. Инженер подсоединил к ней какой-то цилиндр, и в объеме амфитеатра возникло изображение человека в сияющей золотой одежде. Он произносил слова на незнакомом странном языке, ниже двигались иероглифы, подобно субтитрам. Через пару минут человек умолк и, повернувшись полубоком, указал рукой на экран, находящийся позади него. Аллоиза вдруг осенило: экраном была эта самая темная стена, перед которой сейчас стоял Антоний.
       Мимика лица, движения - все в этом человеке было непривычно, неестественно. Это был представитель иного мира, неведомого людям, и Аллоиз резко ощутил это.
       На экране, куда указывала рука пришельца, зажелтели пески, и знакомое ярко-голубое небо. Изображение увеличилось, и немного позже все увидели странное поселение с фонтанами и водоемами, напоминающее оазис посреди пустыни. Там шла битва. Люди бегали вдоль строений, сверкали вспышки, падали мертвые, в глаза бросалось множество незнакомых предметов. Ветер чужого мира как бы дунул в лицо Аллоизу и неприятно обжег.
       - Боже мой, какой уровень развития, и это тысячи лет назад!
       Аллоиз с трудом переводил дыхание, впечатления от увиденного захватывали его.
       Изображение исчезло, и Антоний положил коробку в нишу.
       - А как вы думали? Высочайшего уровня цивилизация - вот, что посетило нас. И тем трагичнее их судьба.
       Эндрю подошел к нише и внимательно осмотрел шлем.
       - А вы смогли перевести, о чем он говорил?
       Антоний утвердительно покачал головой:
       - Смог, но лишь благодаря субтитрам. Сами понимаете, язык чужой - тут нужны опытные лингвисты. Но кое-что с текстом и у меня, к счастью, получилось. Египетские иероглифы - правнуки этих, а посему некоторое сходство позволило мне перевести его обращение. Он говорит, что в колонии поселенцев вспыхнуло восстание из-за того, что кто-то сообщил поселенцам о том, что их обманули, и они, вроде бы, не смогут вернуться, куда именно, я так и не понял, очень сложный текст; что во время восстания убиты двое из предводителей и уничтожены все энергетические хранилища; что это - конец, что он раздавлен и куда-то удаляется. Более я пока ничего перевести не смог. Однако и этого достаточно, чтобы без тени сомнения утверждать: древние египтяне являлись биологическими потомками инопланетной расы, попавшей на Землю по непонятным для нас пока причинам. Между прочим, то, как эти аппараты очутились в этом зале внутри скалы, остается загадкой. Скала - цельная, никаких входов и выходов, кроме одного коридора. Они словно переместились сквозь толщу камня и навечно остались здесь.

    * * *

       Ра поднял голову к небу.
       Яркое, неумолимо жгучее светило безжалостно слепило глаза. Он опустился на песок.
       Все случилось так быстро, он до сих пор не мог опомниться.
       Нут и Шу были убиты, Геб умер несколько дней назад от ран. То, что он предвидел, свершилось в самом ужасном из возможных вариантов, стремительнее, чем кто-либо ожидал.
       Теперь эти люди оставались на чужой планете с пустыми руками, и путь их неизвестен никому. Погибнут ли они уже через год или смогут продолжить свой род через годы и века, сквозь кровавые распри и беспощадную борьбу за выживание?
       Ра встал на колени. Он не видел для себя иного выхода. В руке блеснуло оружие.
       Надежда больше не теплилась в его сердце, а спрятанные челноки он уже не рассчитывал передать потомкам, он сделал это просто так, без всякого смысла, может быть, по привычке.
       Ярко-алая вспышка на секунду осветила ближайшие окрестности пустыни, на миг померкло солнце, а когда все вернулось на свои места - среди желтых барханов уже чернело большое, обожженное неведомым огнем пятно.

    1993 г.

    ДЕТОНАТОР

    Часть 1

       Многие отдали бы жизнь за возможность по настоящему реально взглянуть на окружающий их мир, если бы сумели понять, с каким эгоизмом и непониманием они смотрят на него сейчас.
       С самого утра Рихард чувствовал какую-то слабость во всем теле, как будто он не выспался или сильно переутомился накануне. Это было странно, так как лег он довольно рано, да и встал поздновато. Преодолевая неприятное ощущение, он совершил все утренние процедуры и уже за завтраком решил, что дело, видимо, в чем-то вроде атмосферного давления.
       К десяти утра ему нужно было быть без опозданий в своем кабинете, ибо именно в это время обещал прийти некий Тони (фамилию он не запомнил), звонивший два дня назад и обещавший показать и рассказать нечто, очень его, Рихарда, якобы интересующее.
       Машина заехала за ним вовремя, и всю дорогу до работы Рихард пытался вспомнить, слышал ли он раньше это имя и не встречался ли где-нибудь с этим человеком.
       К его большому сожалению вспомнить ему так ничего и не удалось, и он оставил все размышления на потом. В коридорах института было, как обычно в эти часы, шумно и суетливо. Все лифты были загружены до предела, а у дверей некоторых даже выстроились небольшие очереди. Потеряв на ожидание целых десять минут, Рихард, наконец, попал в лифт и, перенеся несколько мгновений очень плотной толчеи, выпал на своем этаже. Он взглянул на часы: было пять минут одиннадцатого.
       - Ничего страшного - при такой ситуации гость, наверняка, появится гораздо позже, если, конечно, вообще придет, - подумал Рихард.
       В его рабочей практике частенько бывали случаи, когда люди, появляющиеся невесть откуда, с чем-то, что его, без сомнения, должно будет интересовать, так же невесть куда исчезали, так и не встретившись с ним ни разу. Он уже знал, что это означает, и не придавал таким номерам никакого значения. Обычно это были всякие самородки-исследователи, почему-то убежденные в том, что то, чем они занимаются - их призвание. Они непременно желали поделиться своими наблюдениями со специалистом и, разумеется, получить незамедлительную поддержку, в том числе и материальную. На последней они особенно акцентировали внимание, при этом не обосновывая сколько-нибудь логично хотя бы часть необходимых затрат. Их всегда фильтровали его заместители по научной части, и за все время подобных домогательств он беседовал всего с двумя претендентами на ассигнование: остальные, получив от ворот поворот, исчезали навсегда.
       Он свернул в левое ответвление и увидел человека, стоящего перед дверью его кабинета.
       - Доброе утро, - улыбнулся тот, поворачиваясь к Рихарду. - Я уж думал, что вы решили куда-то заехать перед тем, как прийти сюда. Я звонил вам два дня назад. Меня зовут Тони, вы помните, надеюсь?
       Рихард достал из кармана ключ и начал открывать дверь.
       - Да, разумеется, я не забыл. А скажите, пожалуйста, были ли вы у моего заместителя перед тем, как обратились непосредственно ко мне? У кого-нибудь из них, к которому относится ваш материал? Это они направили вас сюда или вы сразу, так сказать, через голову чиновника на самый верх?
       Он открыл дверь и, переступив порог, пригласил гостя войти. Очутившись в коридоре, Тони прошел к окну, где стоял стол Рихарда, и, выложив на него содержимое своей сумки, сел в кресло для посетителей.
       - Зачем нам с вами секретари, господин председатель? Если вас не заинтересует мой материал, то я предпочитаю быть вышвырнутым из вашего кабинета, а не кабинета промежуточного значения. Но, я думаю, что в данном случае, - он положил руку на две папки, лежавшие на столе, - наши интересы, наверняка, пересекутся.
       Рихард повесил пиджак на вешалку и, включив кондиционер, подошел к своему месту у окна.
       - Итак, я слушаю вас, что же за материалы вы хотите мне показать?
       Гость развязал тесемки на верхней папке и достал из нее видеодиск.
       - Я думаю, сейчас самое время мне представиться, дабы вы не путали меня с бесчисленным множеством ваших обычных посетителей. Начну с того, что мне, по сути дела, ничего от вас не нужно: ни спонсорских программ, ни людей для дальнейших исследований. Я просто пришел как специалист к специалисту не за советом, а поделиться. Доктор Желк - из южного института социально-психологических исследований.
       Гость протянул через стол руку.
       Рихард пожал ее и немало удивился тому, что перед ним сидит человек, по меркам своего региона ничуть не уступающий ему в официальности и значимости занимаемой должности.
       - Я не знаю, на каком уровне в области изучения моей темы находятся в данный момент ваш и наш центральный филиал, но считаю, что я уже сейчас имею достаточно оснований для вынесения оной на обсуждение в научных кругах, уж слишком вопиющи примеры.
       Он закрыл папку и положил видеодиск на колени.
       - Вкратце о том, что хотелось бы продемонстрировать. Я уверен, коллега, что проблемой агрессивности людей, как индивида в отдельности, так и целых групп и даже государств, вы, наверняка, интересовались. И даже, кажется, лет пять назад проводили специальные социологические исследования.
       Рихард кивнул головой: он, конечно же, помнил эту программу, которую им так и не дали довести до конца, заменив обычным тестированием и опросами.
       - Так вот, - продолжал гость, - поскольку в рамках официальной программы и вам, и нам развернуться по этой теме не дали, я сформировал у нас в институте группу, состоящую из людей как по роду профессии, так и по интересам специализирующуюся на этом. Мы пошли своим, не зависящим от директив сверху, путем. Частенько работали, так сказать, во внеурочное время и за свои средства. Результат, не знаю как вас, а меня весьма заинтересовал.
       Сперва мы пытались проанализировать это явление, как чисто социальное, но очень скоро зашли в тупик, и у нас перестали сходиться концы с концами. Логически рассуждая, мы видели нонсенс, который получался в результате наших стройных и вполне разумных исканий. Но стоило только подключить сюда такие факторы, как биологический, и все наши неувязки испарились в тот же миг. Мы перепроверили все и получили пугающе логичный и совершенно неоспоримый результат. Агрессивность человека в целом как вида зависит не от социальных условий, не от образа, уровня и стиля жизни, и даже не от воспитания и среды, в которой он находится. Все это лишь усугубляет либо смягчает эту самую агрессивность. Истинная же причина в биологии человека. И самое смешное состоит в том, что для того, чтобы это понять, не нужно было ничего исследовать, вполне достаточно просто быть в курсе открытий последних лет в области биологии и генетики.
       Рихард ослабил галстук, гость, действительно, заинтересовал его, он чувствовал, а чутье его редко подводило, что дело стоящее.
       Тони продолжал:
       - Мы подключили к программе специалистов по биологии, и с тех пор теория развивалась, как по маслу, без единого противоречия. Оказалось, что в молекуле ДНК, являющейся важнейшей для человека, недавно был обнаружен ген, известный под названием "блокирующий". Столь специфическое название легко объяснить, нужно знать лишь, какие функции он несет. Проведя ряд экспериментов, первооткрыватель гена сумел бесспорно доказать, что тот является не просто выключателем программы синтеза, но и несет в себе наследственные признаки человека как вида. Основным же является то, что именно этот ген несет в себе агрессивность, впаянную в наследственные признаки. Подобного гена нет ни у одного вида животных на земном шаре, ни у кого, кроме человека. Я считаю: тут есть над чем подумать. Что же по поводу приведенных данных, то все они неопровержимо доказаны научно и сомнению не подлежат, - Тони еще раз хлопнул ладонью по папкам.
       Рихард с интересом посмотрел на видеодиск, лежащий на коленях у гостя.
       - А что здесь?
       Тони встал и, подойдя к стоявшему у противоположной стены видеомагнитофону, вставил диск.
       - Тут реальные примеры из жизни, наглядное пособие для сомневающихся в неумолимой работе гена. Из этих видеосюжетов, снятых нашими сотрудниками в разных странах в разное время, четко видно, что агрессия у человека не есть осознанная необходимость, агрессия для него - это инстинкт, это царь и бог, не подчиняющийся, а повелевающий.
       Это она тихо шепчет "убей" в случаях конфликта. Именно она есть скрытый стимулятор садизма, зверств и всяческих ухищрений, с помощью которых человек расчищал себе дорогу к трону царя природы.
       На экране появились первые кадры. С самого начала просмотра Рихард понял, о чем видеоматериал. Это были сюжеты с полей брани и конфликтных зон, где наиболее ярко проявляется все первозданное, инстинктивное. Вот офицер какой-то армии с явным наслаждением избивает беззащитного человека, он бьет его настолько жестоко, что невозможно объяснить, какой надобностью вызвано подобное усердие, не говоря уже о том, что лицо явно гражданское и никакой угрозы для офицера, наверняка, не представляет.
       После нескольких военных пошли довольно мирные сюжеты про детишек, почему-то упорно желающих играть в войну даже в спокойное и благополучное время. Потом несколько сюжетов про охоту и даже коррида. На экране мелькали счастливые лица победителей львов, медведей и прочей живности. Рихард обратил внимание, насколько виртуозно операторы сделали свое дело. Они сняли вполне качественные документальные кадры, но кроме этого как-то особенно умудрились запечатлеть людей убивающих, терзающих, издевающихся. Это не было трюком специалиста, видимо, они на время становились частью тех, кого снимали, а они, видя это понимание, не старались что-то скрыть, они были раскованы и вели себя перед камерой свободно, как в жизни.
       Особенно поражали глаза. В них что-то горело. Это что-то наполняло то безумием, то тупой злобой, то безжалостным разумом. Но вместе с этим нечто невидимое роднило столь разные оттенки, объединяло их, придавая единый смысл.
       Тони негромко завершил прежде недосказанное:
       - В одной научной лаборатории уже после открытия гена попытались его вычленить, и что вы думаете? Молекула ДНК остается той же от пятнадцати до семнадцати часов, после чего распадается на части и прекращает существование. Даже просто перестановка гена в другое место той же молекулы в двойной спирали приводит к ее распаду. Ген намертво впечатан в ДНК и, кроме того, является там скрепляющим и, безусловно, главенствующим.
       Рихард все больше и больше осознавал, что его ознакомили с очень важной темой, и он не мог возразить ни слова против увиденного и услышанного.
       Тони время от времени комментировал:
       - Мы намеренно не стирали звук, он записан синхронно с видеоинформацией. На наш взгляд, те слова, рев и все прочее, с которыми все это делается, лишь подчеркивают то, что мы тут видим.
       Я также беседовал со многими из этих людей после расправ и всего, чем они там занимались, это будет в самом конце диска. И пусть только хоть кто-нибудь после этих бесед скажет мне, что никогда в жизни не чувствовал при этом какое-то странное удовольствие, какое-то непонятное ощущение наслаждения и упоения собой. Я честно говорю, я плюну такому лгуну в лицо, ибо он врет. Врет мне, может быть, врет сам себе, но, несомненно, он врет, и его стремление скрыть это есть ни что иное, как жалкая попытка скрыть свою сущность, замаскироваться, что, кстати, тоже есть своего рода агрессивность, дабы в нужный момент оскалить зубы и вонзить их в ничего не подозревающую жертву. Всей своей историей человечество подтверждает это, вдумайтесь: ни дня без войны, ни дня без конфликтов. Да, животные тоже убивают, они тоже, вроде бы агрессивны, но они делают это для того, чтобы выжить, и практически никогда истребление себе подобных у них не выходит за рамки случайностей или исключений. Агрессивность же человеческая необъятна и вездесуща. Нет такой области в человеческой жизни, в которой она бы не проявлялась, и далеко не всегда человек способен обуздать ее вовремя, не переходя границы разума и целесообразности.
       Следующее за видеосюжетами интервью закончилось, и Рихард напряженно ждал, что еще сообщит гость.
       Тони вынул из магнитофона видеодиск и вернулся к столу:
       - В верхней папке вы найдете научные подтверждения всему, что я рассказывал. Часть нашей исследовательской группы склонилась к выводу о том, что эти доказательства исключительности человека как вида подтверждают теорию занесения человечества на планету неведомо откуда. Теорию человека, как чуждого монстра, так, кстати, и не вписавшегося в земную гармонию сосуществования всего живого. У них есть право настаивать на своей точке зрения, уж слишком все хорошо стыкуется. Но я думаю не об этом. Подобная схема кажется мне слишком примитивной, хотя и не лишенной смысла.
       После того, как вы ознакомитесь детально с содержимым первой папки, я расскажу вам о своем предположении, и, мне кажется, оно хоть и более сложное, но гораздо серьезнее, и, главное, его подкрепляет не только фактор биологической неоспоримости безудержной агрессивности. Пока скажу лишь, что, на мой взгляд, природа создавала человека целенаправленно, выгрызая из неотесанной глыбы заранее известный образ с заранее известной ролью и целью. А животные и все остальное - лишь стружки творческого процесса и среда, предназначенная лишь для одного - для того, чтобы венец творенья мог спокойно жить и развиваться в ней, имея для этого все необходимое. Цели же, ради которых все это делалось - в папке номер два. Но подойдем мы к ним лишь после того, как вы прочтете первую и дадите мне утвердительный ответ на вопрос о нашем сотрудничестве. В чем оно будет заключаться, я расскажу вам, опять же, потом.
       Тони снова сел в кресло и вопросительно взглянул на Рихарда.
       Рихард с минуту молчал. В его голове вертелась вся информация, полученная за последний час - он посмотрел на часы - даже за полтора. Она быстро сортировалась и приобретала последовательность. Наконец, он глубоко вздохнул и встал из-за стола, протягивая руку Тони.
       - Не буду изображать важность столичной персоны, коллега. Я поражен вашими результатами и страшно сожалею, что сам так немного успел в свое время в этом вопросе. Тем тяжелее мне будет втянуться в осмысление вашей программы. Но, поверьте, я постараюсь изо всех сил. Я заинтригован, заинтересован и, скажу откровенно, восхищен обеими теориями, с которыми вы меня ознакомили. Сегодня же приступаю к изучению материалов, и если они на самом деле научно обоснованы, а это я увижу в представленных вами документах, можете требовать от меня все, что в моих силах на этом посту.
       Рихард пожал руку гостю и, взяв первую папку, вышел из-за стола.
       - Да, дайте мне и этот диск, я его еще раз просмотрю дома, - он вложил диск в папку и завязал тесемки. - Что касается сроков, то что вы скажете, если мы увидимся здесь же через два дня?
       Тони с уважением посмотрел на Рихарда.
       - Я считаю, что если заниматься изучением этого, - он ткнул пальцем в папку, - непрерывно, с паузами на еду и сон, то должно хватить. Во всяком случае, человеку с вашим уровнем знаний.
       Рихард улыбнулся.
       - Ну, вот и отлично, значит через два дня тоже в десять.
       После ухода Тони, Рихард не сразу открыл папку, он чего-то боялся, как если бы в ней была змея, способная его ужалить. Он ходил кругами по кабинету, и тревога росла в нем все сильнее и сильнее. Это лишь утверждало его в мнении, что в папке не просто исписанные листы бумаги, а серьезные документы. Веские, очень веские доказательства услышанного. К тому же, он помнил, что гость сказал не все: он только осветил видимую часть айсберга, не сообщив, какую конкретно помощь он хочет получить, но и так уже было ясно, что деньги здесь ни при чем. Так поступают, когда действительно следуют шаг за шагом в очень важном и не терпящем суеты и ошибок деле. Рихард сел за стол и максимально сконцентрировал внимание.
       Предстояло ознакомиться с базой данных, от которой зависело его решение. "И если все это подтвердится, то Бог знает, что еще."

    Часть ІІ

       Главный урок истории заключается в том, что человечество не обучаемо.
       У.Черчиль
      
       Два дня пролетели незаметно. Рихард до глубокой ночи сидел над материалами, и чем больше он узнавал из прочитанного, тем больше разгорался в нем интерес к отложенному гостем на следующий этап их беседы. Материалы оказались более чем убедительными и достоверными. Все, изложенное Рихарду устно, подтверждалось в папке дважды, а некоторые моменты еще более.
       Солидность имен, проводивших исследования, не вызывала сомнений в правильности их выводов.
       В назначенный день Рихард пришел в кабинет на час раньше. Он ничего не мог с собой поделать, хотя знал, что ждать будет мучительно трудно. Жажда познания проснулась в нем с какой-то новой, сумасшедшей силой и буквально разрывала его на части, едва он делал перерыв, толкая все дальше и дальше. Теперь изучать было уже нечего, он прочел все, и неистовая сила требовала немедленного продолжения начатого, сталкиваясь с невозможностью что-либо предпринять до назначенного часа.
       Он томился в ожидании, кресло, казалось, выталкивает его, он не мог ни сидеть, ни стоять. Если бы кто-то взялся сосчитать количество кругов, которые он намотал по кабинету, то, наверняка, сбился бы уже в первые минуты. Время мучительно тянулось, как обычно бывает, когда нужно, чтобы оно пролетело побыстрее. Рихард посмотрел на часы: было без пятнадцати десять. Он тяжело вздохнул, при теперешнем его состоянии это было слишком много.
       Внезапно в дверь постучали, и в приоткрытом проеме появился Тони.
       - Вот и прекрасно, что вы уже здесь. Доброе утро.
       Он распахнул дверь и вошел в кабинет. Следом появился какой-то мужчина лет сорока в черном костюме. Мужчина поздоровался и на мгновение замялся, косясь на Тони. Тот быстро уловил его взгляд и, переложив принесенную папку из правой руки в левую, сделал правой жест в сторону пришедшего.
       - Познакомьтесь, господин председатель, - Генри Рауд, известный физик, работает в нашей программе. Если вы намерены продолжать, то сегодня он нам необходим.
       Рихард пожал физику руку и жестом пригласил всех сесть.
       - Итак, коллеги, - начал он, - я ознакомился со всем, что вы принесли мне в прошлый раз, и готов продолжать. Все условия, выдвинутые вами, будут выполнены.
       Тони удовлетворенно взглянул на физика, тот кивал головой, выражая одобрение.
       - Ну, раз так, - он положил перед Рихардом вторую папку, - то дело, наконец, сдвинется с мертвой точки. Наш коллега по работе над этой темой, - Тони кивнул на Рауда, - объяснит вам, насколько тесно эта проблема соприкасается с сугубо научными процессами физики. Я и сам смог бы сделать это, но в моем случае это будет поверхностно, да, к тому же, комментарий специалиста является более серьезным доводом.
       Тони встал и взял со стола первую папку, оставленную там Рихардом.
       - Если вы изучили, так сказать, вступление, то вот вам костяк темы, - он придвинул Рихарду лежавшую перед ним более толстую папку.
       - Читать, как и раньше, вы будете потом, а я начну с организационного момента. Прежде всего, если вы сотрудничаете с нами, то необходимо вынести нашу тему на открытое научное обсуждение. В процессе оного, мы в этом совершенно уверены, так как наработанный материал неоспорим, все это должно превратиться в жизнестойкую научную теорию, подтвержденную всеми, в том числе и опытным, путями.
       Ваш авторитет, ваш пост и, не в последнюю очередь, ваши связи необходимы нам для того, чтобы эта теория не превратилась в просто догадку, коих множество пылится в письменном виде на полках архивов.
       Нам нужно лобби на ученом совете, железный кулак, который отбросит от теории всех, кто пролез в совет по протекции и просто не способен понять ее. Всех, кто выжил из ума и бесполезно занимает своим задом кресло, дожидаясь скорой пенсии.
       Такую функцию можете выполнить только вы, председатель. Нам, как воздух, нужна чистота научной дискуссии. Проблема должна быть избавлена от мнений всех тех, кто делает карьеру в науке, нас интересуют мнения специалистов своего дела, иначе мы потонем в обыкновенной бюрократической рутине.
       Я считаю, что вам прекрасно известны все люди, не по праву занимающие свои места. Не вы их назначали, и не вам их снимать, но отстранить их от решения и обсуждения вы имеете право и все полномочия.
       Рихард, облокотившись о стол, внимательно слушал Тони.
       - Хорошо, я обещаю вам это. Я даже гарантирую, ибо знаю, что могу, а что - нет. На рассмотрении вашей темы не будет ни одного из тех, кого вы перечислили. Однако, я считаю, пора продолжить изложение материала, который вы приготовили для меня сегодня, так как я пока не вижу целостности всего, к чему вы клоните. А первой части явно недостаточно для претензий на теорию и тем более для обсуждения на научном совете.
       Тони улыбнулся:
       - Разумеется, я, пожалуй, начну, но как только мы подойдем к области, в которой я не силен, слово возьмет господин Рауд.
       Как я уже говорил раньше, для построения нашей теории нам не пришлось начинать все с нуля. Мы как бы связали воедино некоторые факты, уже человечеству известные, и осветили их, как нам кажется, с нужной стороны. Еще одним из таких известных нам фактов, после наличия гена в ДНК, является уже довольно давно существующая теория закона сохранения. Суть закона в том, что человечество находится в рамках, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть преодолены. Это касается, прежде всего, двух важнейших факторов: экологии и проблемы самоуничтожения, то есть глобальной войны. Проще говоря, как бы человечество ни вредило среде, в которой оно существует, среда почему-то никогда не превратится в невозможную для существования человека. По существующим расчетам человечество уже несколько десятилетий назад нанесло экологии такие удары, что по всем законам на сегодняшний день мы должны уже умереть от солнечной радиации, отсутствия кислорода и невозможности находиться ни на суше, ни в воде планеты. Однако, этого почему-то не случилось. Загадка становится еще более непонятной, если присовокупить военный фактор. Но поскольку примеров множество в обеих областях, то ограничимся наиболее вопиющими из каждой области. Итак, экология.
       Известно, что выделенного фреона за все время, пока не был введен полный запрет на его использование, с двойной вероятностью хватило бы для абсолютного разрушения озонового слоя планеты. И уже пять лет назад мы все должны были носить специальные скафандры от смертоносной радиации солнца. И что же произошло? А произошло чудо, этакое маленькое чудо: выделенный из поверхности фреон поднимается к пункту своего назначения лет пять, а то и десять. Лишь тогда он занимает то место, где разрушается озоновый слой. Подсчитав количество уже улетевшего фреона и то состояние, в котором находился озоновый слой, специалисты без труда увидели, что, на момент полного запрета, фреона на пути к озоновому слою было уже достаточно для его гибели. Но фреон исчез, это и было чудом. Он не появился в рассчитанное время, и более того - он вообще нигде больше не появился. Факт его выделения был бесспорен, и все, что должно было произойти, уже наблюдалось ранее. Схема работала безотказно и четко до того момента, пока не настала критическая минута. События подошли к этим самым рамкам закона, и произошло чудо. Но чудо ли? Мы беремся доказать, что, несмотря на то, что нам, как и всем остальным, неизвестно, каким образом исчез фреон, это далеко не чудо, а закономерное явление, великолепно вписывающееся в нашу теорию.
       В области военной имеется бесчисленное множество задокументированных фактов, когда от глобальной катастрофы спасало ни что иное, как случайность. Просчитав вероятный процент таких случайностей и более трагичного исхода, получили слишком не соответствующее количество маленьких "чудес". Их было гораздо больше, чем могло бы быть. А исследовав все случаи "маленьких чудес", увидели, что в каждом из них могла получиться глобальная катастрофа. Итак, когда глобальная война начаться не может, авария происходит, а если не происходит, то по ясным всем и логичным причинам. В случае же, когда результатом может стать всеобщий конец, происходит нечто, и авария не случается. Ракета почему-то не вылетает, что-то где-то не срабатывает и т.д. Еще раз подчеркиваю, это лишь два примера из двух областей, А таких примеров, - Тони кивнул на бумаги, - великое множество.
       Теперь закон сохранения в общих случаях обрисован, и что же наша теория? При чем, просите вы, здесь она? Вот теперь-то и наступил момент соединить эти две ничем не связанные вещи воедино. И скрепляющим материалом послужит нечто третье, о чем вам сейчас расскажет Рауд. Но прежде подведу вас к самой черте, после которой уже не до возвращения к пройденному. Постараюсь сильнее скрепить две уже имеющиеся части теории тем, что уже известно.
       Вспоминая блокирующий ген и его загадочное назначение, мы так и не определились, для чего природа, создавая человека как венец своего творения, оснастила его этим механизмом. Цель явно загадочна и не является облегчением человеку существования, так как назначение гена, грубо говоря, способность перешагнуть через барьер, воздвигаемый разумом, в опасных и заведомо гиблых местах. Когда срабатывает этот механизм и по каким законам, не знает никто. Получается парадокс: разум, цель существования которого есть абсолютная логичность, разумность и обоснованность поступков, оказывается оснащен неким стопором стоп-крана. Разум без тормозов. Но подобная модель напоминает сверхсложную машину, едущую с огромной скоростью на бетонную стену, отлично понимающую, что вдребезги разобьется: способную, что самое главное, затормозить и, тем не менее, в эту стену врезающуюся. Самое время вспомнить о законе сохранения и воскликнуть:"ура" мудрой природе, предусмотрительно воздвигнувшей буфер для слишком резвых и слишком ценных творений своих. Но тогда зачем нужен был ген, если его компенсирует закон сохранения? Вот тут-то мы и вышли к завершающему этапу теории, о котором подробно чуть позже. А пока, вполне в стиле плавного перехода, можно даже не предположить, а с полной уверенностью утверждать, что машина по имени человечество не сдерживается мягким буфером закона сохранения. Все зависит от того, как себе это все мысленно представлять? Представите мягкую резину у бетонной стены, не дающую вконец разбиться машине, получите несоответствие фактов, нелогичные противоречия и отсутствие ответа в конце. А представите длинную извилистую трассу, уходящую в невидимую даль, проходящую по узкому участку среди ущелий и обрывов и снабженную предохранительными барьерами, через которые невозможно прорваться к пропасти, получится очень стройно, логично и, - Тони вздрогнул, - страшно.
       Рихард почувствовал легкий холодок, пробежавший по спине. Он прекрасно понял все эти сравнения и в данный момент наверняка соответствовал тому, к чему Тони его постепенно подводил. Сейчас должна была наступить развязка, момент, в который все вдруг станет ясно, в который вся цепочка станет видна от начала до конца и в которой все уже будет на своих местах окончательно и неизбежно.
       От внезапно проскользнувшей мысли пересохло в горле и страх сковал, как космический холод, все тело. Рихарду стало не по себе от того, что это могла быть истина. Он не знал, что будет дальше, в чем заключается эта теория в конечном счете, но пример, описанный Тони, почему-то подсказывал ему только страх.
       Тони нарушил воцарившуюся тишину:
       - Теперь, я думаю, уже настало время, когда вы, господин Рауд, можете рассказать уважаемому председателю, почему же венец творенья столь ценен для матушки природы, что она не позволит ему просто так разбить свою умную башку об окружающие его предметы.
       Рауд откашлялся. Он колебался с минуту и начал медленно, придавая значение каждой фразе:
       - Если о предыдущих теориях и открытиях вы имели представление в силу их популяризации и проникновению в широкие массы как ученых, так и простых людей, то теперь наступил момент, когда мы подошли к теме, не распространенной нигде, кроме как среди специалистов, ее изучающих. Вызвано это тем, что сама физика и астрофизика - науки довольно сложные как в области цифр, так и просто в области понимания многих процессов. Но я надеюсь, что хотя бы что-то вам, наверняка, известно.
       В современных представлениях ученых существует несколько моделей Вселенной, ее строения и эволюции. Мы остановимся на одной из них, которая признана наиболее правдоподобной в последнее время и довольно быстро принимает форму некоей новой модели. Это модель пульсирующей Вселенной, которая после большого взрыва разлетается во все стороны, разбрасывая свое вещество. По происшествии некоторого времени, для астрофизики это сотни и тысячи миллиардов лет, вещество перерождается и, независимо от этого, замедляется, в конце концов замирая неподвижно. Потом под действием неизученных пока сил оно вновь начинает уплотняться, слетаясь к исходной точке, в которой когда-то произошел взрыв. Это момент так называемого сжатия Вселенной. Достигнув максимального сжатия, вещество взрывается вновь, и процесс повторяется.
       По существующим представлениям, даже с учетом многократного перерождения вещества и различия между Вселенной в состоянии сжатия и в состоянии разлета, есть некая сила, остающаяся постоянной. Именно она, оставаясь неизменной весь период разлета Вселенной, притягивает к себе вещество, которое, перерождаясь в процессе угасания звезд и галактик, не в силах более сопротивляться этому притяжению и расширяться дальше. Некоторые считают эту силу неизменной и вечной. Однако, в последние столетия ученые сходятся на мысли о том, что эта сила, так же, как и само вещество Вселенной, ее материя, перерождается. Она не способна удерживать с одинаковой стабильностью все содержимое Вселенной и, по-видимому, на каком-то этапе очередного разлета эта сила должна иссякнуть, не сумев притянуть все разлетевшееся назад.
       Означает ли это, что Вселенная будет бесконечно расширяться? Видимо, нет. Скорей всего, все ее вещество замрет, никуда не разлетаясь и никуда не сжимаясь. О подобной ситуации ученые склонны судить по плотности материи Вселенной. Так вот, должен довести до вашего сведения, что по последним данным плотность близка к критической массе, то есть, к моменту, когда вся Вселенная замрет неподвижно. Это, естественно, произойдет не завтра, а через миллионы лет, но исследования говорят о том, что это произойдет несомненно. Для Вселенной это может означать лишь одно - смерть. Не будут больше гореть звезды, прекратятся все столь привычные сейчас процессы брожения вещества. Наступит эра нового существования, когда мертвые галактики будут вращаться по новым, неведомым правилам мертвого мироздания, и в конце концов все замрет неподвижной могильной глыбой.
       Но смерть Вселенной - это, как ни странно, наша с вами жизнь. Прекращение действия старых, во многом неизвестных нам законов, дает человеку шанс не погибнуть в жерле сжимающегося вещества, а бесконечно долго существовать в этом мертвом мире, опираясь на те основополагающие законы, которые неизменно сохраняться и после кончины Вселенной, как чего-то движущегося и по-своему живого. Вот тут-то мы и подошли к предположению, переросшему потом в уверенность под влиянием всех доказательств, окружающих нас сплошь и рядом, которые мы, не зная сути, просто не замечаем. Разум человека почему-то упорно склоняется к неприятию того, что ему чуждо по его природе. А в этом и кроется главная опасность для человечества. Принимая модель чуждого разума, непременно видится нечто, хотя бы частично созданное по земному образу и подобию. При этом не учитываются такие аргументы, как неспособность людей на данном этапе представить себе нечто, во всем противоположное им, и, главное, в самом принципе существования и образе функционирования.
       Людям и в голову почему-то не пришло, что Вселенная есть гигантский организм, своеобразная форма жизни со своими интересами и логикой. А не видеть этого и, тем более, отрицать было бы по меньшей мере глупо. Ведь если, не кривя душой, попытаться, вооружившись всем научным потенциалом и той же логикой, разобраться в том, как возникла жизнь на Земле, то непременно придешь к выводу, что она просто-напросто возникнуть из того, что было изначальным, не могла. А поскольку она все-таки возникла, то опять мы сталкиваемся с явлением "маленького чуда". Не пора ли подумать над тем, не слишком ли много "чудес" ради какого-то человечества? Получается, что, намеренно создав нас, Вселенная преследовала свои, конкретные цели. И мы в ее планах отнюдь не являемся даже партнерами, мы просто инструмент, который ей необходим.
       Подобное наверняка создавалось и до нас. Во всяком случае, предположить это было бы вполне логично. На каждом этапе создания технология, наверняка, совершенствовалась, предыдущие же творения за негодностью уничтожались, хотя кое-кто мог и сохраниться, представляя для создательницы сейчас нечто вроде раковой клетки в организме.
       И вот созданы мы. Мы разумны, мы стремительно развиваемся, и наверняка будем способны в нужный момент быть достаточно развитыми, чтобы совершить то, что нам предназначено. Именно поэтому нас так тщательно оберегают от самоуничтожения в любой возможной форме. И вот, когда мы остановились как раз на этом месте, пытаясь понять, зачем же мы все-таки созданы, в голове вашего коллеги блеснула мысль, окончательно связавшая все части в стройное целое.
       Его посетила догадка, что, хоть и не дают нам разбить голову, все же в корне проблемы никто изменять ничего не желает, а мог бы. Тот самый создатель и хранитель мог бы без труда лишить нас злополучного гена, и не нужно бы было постоянно бдить с буферными перегородками и смягчающими подушечками. Значит, эта черта ему, создателю, нужна. А зачем?
       Рихард, наконец, стал понимать. Он уже открыл было рот, чтобы изложить свою догадку, но Рауд остановил его.
       - Позвольте, я все-таки закончу... А затем, что голову разбивать нам надо не здесь и не сейчас, не время еще вышибать мозги. Потренируйтесь пока, с каждым ударом виртуознее и сильнее прикладываясь к смягчающим прокладкам. А когда наступит час, создатель уберет эти подушечки, и тогда-то, привыкнув к безнаказанности и сами того не ожидая, мы брызнем своими мозгами о бетон. Но это не игра, и просто забавы ради этого никто бы не затевал, значит, параллельно с разможжением головы, мы должны тем самым ударом что-то сделать. Свершить что-то нужное. Нужное не нам, конечно же, ибо нет ничего такого, ради чего все человечество отправилось бы на тот свет, даже если бы это было необходимо ему позарез. Нужно это тому, кто создал эту машину, - Вселенной. Что же может быть нужно столь великому создателю от столь жалкой песчинки? Учитывая последние данные о состоянии Вселенной, а также совокупность предыдущих данных, наша теория весьма обоснованно настаивает на следующем. Видимо, не будучи в состоянии по каким-либо причинам видоизмениться самостоятельно, Вселенная создала человечество с его геном и хранила его для главной цели: человек должен изменить лицо мироздания, причем так, как ему, мирозданию, угодно, погибнув при этом сам. Остановившуюся бездну человек должен запустить заново, как остановившиеся часы.
       Рихард встал:
       - И каким же способом, вы предполагаете, человечество будет запускать этот вселенский маятник?
       Рауд посмотрел на Тони:
       - Я не предполагаю, я знаю, господин председатель. Как астрофизику, мне понятно уже сейчас, что запустить замерший механизм Вселенной можно лишь путем изменения всемирных постоянных, таких, например, как закон тяготения, скорость света, закон перехода энергии и других.
       Рихард нервно заходил по кабинету.
       - Зачем же человеку менять эти постоянные, если они являются стенами его собственного дома, нелогично обрушивать себе на голову крышу. Изменив постоянные, человечество попросту исчезнет, как капля воды в котле с расплавленным металлом.
       Рауд чуть заметно улыбался.
       - Вот именно, нелогично. Но ген для того и создан, чтобы делать нелогичные поступки. Будет очередная война, война далекого будущего, без войн, как известно, человечество жить просто не может, и теперь понятно, почему. Скорее всего, какая-нибудь из сторон на очередном витке гонки вооружений и научно-технического прогресса создаст новый аппарат, с помощью которого вознамерится уничтожить противника. От подобного оружия нет и не будет укрытий и защиты. Оно будет создано однажды и в одном месте, более оно не понадобится. Вмиг изменив хотя бы одну постоянную, нападающий и обороняющийся канут в небытие, а великий покойник, получив живительный укол, станет набираться сил и жить дальше, развиваясь уже по новым, неведомым и загадочным законам.
       Рихард остановился посреди кабинета.
       - Ну, ничего себе теория! И вот тут это все, как и в прошлый раз, подтверждено документально? - он кивнул на папку, лежащую на столе.
       Тони пристально посмотрел на Рихарда, потом опустил глаза.
       - Все до последнего слова доказано, зарегистрировано и сомнению не подлежит. Кроме, разумеется, предсказания будущей войны и всей теории в целом. Хотя это, мне кажется, вполне естественно из этого вытекает.
       Рихард подошел к окну и, облокотившись о подоконник, подтянул к себе папку. Лицо его было напряжено.
       - Каковы же ваши дальнейшие планы? Я думаю, что одной констатацией факта безысходности человечества вы не ограничиваетесь?
       Тони утвердительно кивнул.
       - Разумеется, нет. Мы намерены действовать решительно. После признания нашей теории мы собираемся на основании этого добиваться учреждения института, занимающегося проблемой сохранения цивилизации. В его функции должна входить разработка мер, предостерегающих человечество от самоубийственных шагов. Более детально все направления исследований будут разработаны после основания этой организации. Я должен спросить вас, господин председатель, вы намерены поддерживать нас не только на ученом совете? Скажу откровенно: мы нуждаемся в вас. Ваш вес в науке серьезно поможет нам, мы на вас рассчитываем. Долг ученого должен быть исполнен до конца. Не исключено, что решается сама судьба нашей цивилизации, и перед важностью этой проблемы меркнет все на свете.
       Рихард не спорил, он тяжело опустился в свое председательское кресло и, казалось, многотонный груз ответственности обрушился на его плечи. Что-то подгоняло, толкало в спину и кричало: "вперед!"
       - Не сомневайтесь, господа, я выполню все, что от меня зависит. Готовьтесь к защите на совете. Считаю, что на следующей неделе будет самое время, многие из тех, кого вы не хотели там видеть, будут уже в отпусках, а мозговой центр как раз, наоборот, будет в полном составе. Я жду ваших выступлений и уверен: институт вам дадут уже в этом году. Я не пожалею сил, и ни один из моих рычагов наверху не останется незадействованным.
       Он с усилием, как будто толкал что-то очень тяжелое, подвинул папку Тони.
       - Заберите это. Я верю вам и хочу лишь одного: чтобы вы так же уверенно отстояли свою теорию на совете. А теперь, простите меня: необходимо заняться кое-какими организационными вопросами.
       Тони и Рауд встали и, простившись, направились к дверям. Тони обернулся:
       - Надеюсь, у нас все получится, господин председатель, и великий труп останется трупом, а мы будем жить.
       Он пропустил Рауда вперед и, выйдя вслед за ним, закрыл дверь.
       До конца дня Рихард связался со всеми, кто был необходим для реализации проекта, и, сходу решив половину всех проблем, он с облегчением от сознания, что не напрасно прожил этот день, вызвал машину, собираясь ехать домой.
       У подъезда его окликнули. Рихард пригляделся и узнал в вечернем тумане человека, которого узнавать, равно как и видеть, не хотел. Он медленно приблизился и встал рядом, похожий на каменную статую.
       - Я надеюсь, у тебя найдется пара минут для беседы.
       - Да, - с раздражением ответил Рихард.
       - Тогда начну. Времени у меня в обрез, и не потому, что меня, как тебя сейчас, ждет машина. Я знаю, ты всегда подозревал меня и недолюбливал, но я никогда не был твоим врагом. Я просто не нравился тебе, как человек, впрочем, как и ты мне.
       Рихард вспылил:
       - Ты за этим сюда пришел?!
       Человек поежился от хлестнувшего порыва ветра.
       - Не нужно эмоций. Лучше побереги себя и сегодня же отмени все приготовления, завтра будет уже поздно.
       Рихард с яростью посмотрел на него.
       - Какого черта ваша грязная контора лезет в научные проблемы? Вам что, не хватает настоящих дел?
       Человек с грустью ухмыльнулся:
       - Я и контора - это не одно и то же, так что не ори. У Тони в проекте участвуют два физика из засекреченных лабораторий. Они недавно закончили работу над специальным исследованием для армии. За одно то, что я тебе сказал, могут размазать по стенке, а они разгласили результаты твоему Тони и вместе с ним готовят какой-то доклад. Не лезь в это: лишишься всего, а, главное, жизни.
       Рихарда охватила ярость:
       - Да пошла ваша армия ко всем чертям вместе с конторой и с тобой!
       Он шагнул к машине.
       - Решай сам, но их уже нет, подумай о себе.
       Рихард замер, как будто его прошили автоматной очередью. Он понял смысл сказанного лишь через мгновение и резко обернулся. Человека уже не было: он исчез так же быстро, как и появился. У Рихарда закружилась голова, он опустился на мокрые ступеньки перед входом. Мимо прошли какие-то люди, видимо, задержались на работе. Кошмар опустился на него, сжал его плечи, сдавил грудь. Рихард не мог вдохнуть воздух, сердце замерло. Могучие толчки сотрясали все тело: сначала один, потом второй. Они становились все чаще, сотрясая асфальт, улицы и дома, синхронно с ними нарастал какой-то гул. Рихард не понимал: мерещится это ему или происходит на самом деле. Наконец, рев стал раскатистым и частым. Он понял - это чудовищный раскат смеха, невообразимо могучий и вездесущий. Перед глазами возникла бездна, наполненная хаосом цветов и форм. Она хохотала и дрожала от этого хохота, глядя ему прямо в лицо.
       Это было один миг и вечность одновременно, потом все померкло.
       Водитель выскочил из машины и быстро подбежал к Рихарду, тот лежал на ступеньках неподвижно, лицо его побелело, сердце не билось.

    1994 г.

    СТАРШИЙ БРАТ

    Часть первая. СКОРЛУПА

      
       Внезапно появившийся на радаре спутник рассыпался по экрану множеством выстроившихся в ряд одинаковых кубиков. Опознавательное устройство сработало мгновенно, и истинный объект загорелся желтым цветом. На этот раз он оказался предпоследним справа.
       Эв пристегнулся и, переведя управление на автоматику, продолжал наблюдать за происходящим.
       В последнее время ему все чаще стали попадаться спутники нового поколения: неплохо вооруженные и приспособленные для обмана радаров различных систем. Происходил очередной виток технического развития, стремительный и еще более настораживающий и без того встревоженную базу наблюдения.
       Расстояние до спутника уменьшалось. Изображение лжеспутников и истинного сателлита опять размножилось, заняв на этот раз хаотичную позицию, как по длине, так и по высоте расположения. Через секунду спутник был вновь определен: теперь он находился на самой удаленной позиции по сравнению со всеми остальными своими изображениями. Он явно маневрировал вдобавок ко всем остальным своим обманным сигналам.
       Наступал решающий момент. Эв уже успел познакомиться с подобными новинками и не ошибся, ожидая атаки именно сейчас, после очередной дезориентации. Удар лазерной пушки был направлен прямо в то место корпуса, где под обшивкой находилось двигательное отделение.
       Загорелись яркие линии приборов, контролирующих энергопотребление. Силовое поле потеряло почти двадцать процентов своей поверхности и быстро восстанавливалось. По инструкции Эв мог покидать зону прямо сейчас, но в последнее время он шел до конца. Он считал это своим долгом. Необходимо было как можно доскональнее выяснить тот потенциал, которым обладало каждое из этих устройств, тем более что почти каждый раз во время облета наблюдательные группы сталкивались с новыми конструкциями, все более и более совершенными.
       Сателлит снова открыл огонь, засверкав в черноте космоса частыми вспышками. Было видно невооруженным взглядом, что подключилась еще одна пушка и стрельба пошла импульсными очередями. Силовое поле подпитывалось постоянно, но из-за почти непрерывной атаки его напряжение с каждым мигом понижалось.
       Спутник наверняка обладал какой-то новой системой питающего реактора. Месяц назад после такой же по времени схватки один спутник, напавший на Эва, уже истощил свои боевые энергоресурсы и бессильно пытался удрать, чтобы избежать исследования.
       Неожиданно стрельба прекратилась. Эв глянул на показатели силового поля. На момент прекращения атаки оставалось всего тридцать процентов защитной поверхности, еще немного - и пришлось бы самому уносить ноги. Такой интенсивности поражения до сих пор не встречалось. Эв во что бы то ни стало решил добраться до сателлита и "препарировать" его. Поле защиты вновь восстановилось, и притормозившая было автоматика двинула капсулу на сближение. Спутник сместился и занял позицию ниже прежней. Он чего-то выжидал. Расстояние между ними заметно сократилось, Эв уже видел в наблюдательную щель его блестящий металлом корпус, ощетинившийся стволами пушек.
       Вдруг спутник резко рванул в сторону и стал уходить. Эв выключил автомат и направился за ним. Скорость нарастала, сателлит направлялся к планете. До сих пор он не передавал и не получал никаких команд и информации извне, он работа по своей программе, было любопытно, что же он задумал в этот раз.
       Произошедшее поразило Эва, он ожидал чего угодно, но только не этого. Спутник рассыпался на множество в этот раз вполне материальных частей различной формы, сверкающих огнями двигателей и быстро разлетаясь в разные стороны, продолжающих падать на планету.
       Выхода не было: Эв включил боевую автоматику, и через минуту последней беглец был уничтожен. Ситуация осложнялась. Понятно, что объект намеревался любой ценой уйти от того, на кого сам же и напал, не вызвав, причем, никаких ответных действий. В подобной ситуации присутствовало очередное новшество. Скорее всего, убедившись в тщетности своих попыток, он зафиксировал происходящее и, не найдя возможности передать информацию, так как был заблокирован для этого, решил прорываться сам. Даже при таком весьма поверхностном анализе Эв насчитал несколько важных изменений, изменилось поведение объектов, их программы стали носить саморазвивающийся характер. Они уже не вели себя бездумно агрессивно. В их поведении стала проявляться гибкость мышления и множество вариантов подхода к достижению своей цели. Кроме того, они явно стали сами изучать, изучать с неизвестной целью, что при тесном знакомстве и историей планеты пугало.
       Эв развернул капсулу и, перейдя на полную автоматику, углубился в анализ произошедшего. Он снова просматривал записи радара, просчитывал мощность пушек спутника. Наиболее интересными показались несколько впервые встреченные технические изменения. Первое состояло в системе лжерасположения в пространстве, причем не будь у Эва на борту устройства обнаружения более высокой технологии, чем на этой планете, вычислить, какой из кубиков есть настоящий спутник, а какой - пустышка , было бы просто невозможно. Также вызывало интерес то обстоятельство, что спутник прекратил атаку не из-за истощения энергии, а по каким-то своим соображениям. И уж совсем не понравилось Эву то, что с самого начала и до конца атаки спутник стрелял именно в то место, где был расположен двигатель. Конечно, это всего лишь догадка, но если они действительно научились определять наиболее уязвимые места даже у неизученных объектов, то опасность их потенциала возрастала во много раз. К этой догадке навязчиво прибавлялась другая. Почему именно двигатель так интересовал разработчиков этой программы? Вряд ли они руководствовались соображением, что, попав в двигатель, можно взорвать весь объект за счет протекающих там взрывоопасных реакций. Они сами столь стремительно прогрессируют в развитии двигателей, что допустить существование двигателей, не взрывающихся от разрушения, им ничего не стоит. Истинная причина подобного выбора наверняка заключалась в стремлении обездвижить противника, а дальше все становится понятным. Изучаемый хочет сам стать исследователем и помалу превращает в подопытного того, кто затеял опыты над ним. Задача резко меняется, и теперь самым главным для исследователя номер один становится не узнать побольше о подопытном, а скрыть от него побольше информации о себе.
       Эв опять почувствовал, что чутье не подвело его, когда он решил лететь на эту удаленную систему. Здесь становилось все напряженнее. Даже сегодняшнее приключение смело можно назвать их небольшим, но все же успехом. Эв так и не смог изловить сателлит, и его исчезновение дает им немного информации, так что через месяц-два не миновать встречи с новыми выдумками аборигенов.
       Он вспомнил, с какой тщательностью готовили их группу перед отправкой на эту систему. Еще недавно одно из самых спокойных мест в галактике превратилось в самое напряженное, полное неожиданностей и опасностей. Все чаще стали проваливаться их агенты на планете, все засекреченной становились местные разработки техники и научные достижения. Принимались меры, рассчитанные явно не на своих, а на некоего внешнего разведчика. И хотя достоверных фактов, говорящих об их разоблачении пока не было, Эв склонялся к мысли о необходимости доклада о том, что местная цивилизация начинает функционировать с поправкой на посторонних наблюдателей. В такой ситуации прежде всех других вопросов нужно было выяснить вопрос об отношении к этому наблюдателю. Хотя Эв не сомневался в том, что отношение это было агрессивным. Здешние обитатели могли примиряться в существованием кого бы то ни было лишь с позиции сильнейшего. Если же кто-то оказывался сильнее, первостепенной задачей становилась победа над ним, а уже потом поиск путей к сосуществованию.
       Но, в общем, какие претензии мог предъявлять Эв этой цивилизации, они ведь совершенно иные, хотя... Это "хотя" Эв помнил отлично, он, как и многие его товарищи, неоднозначно относился к этому факту: лицо местной цивилизации с большим основанием можно было бы назвать маской, скрывающей их истинное лицо.
       Эв отлично знал историю этих мест. Несколько тысячелетий назад безответственные действия руководства базы, на месте которой располагалась их исследовательская группа, привело к недопустимым изменениям на этой планете. Досконально не изучив здешнюю природу, на планету стали высылать не подлежащих возвращению в нормальное общество нарушителей, с последствиями чего Эв имел возможность столкнуться в очередной раз немногим более получаса назад. На поверхности планеты оказалась весьма агрессивная ко всему окружающему цивилизация, которая к тому моменту находилась на стадии нейтральных возможностей. Возможности эти были ограничены в основном тем, что представители этой цивилизации не имели пригодной для прогресса физической формы. Это были разумные существа шарообразной формы, обитающие в основном в некоторых, достаточно замаскированных для поверхностного исследования водоемах. В процессе эволюции у них проявилась достаточно сильная способность воздействовать на расстоянии каким-то загадочным способом на другие живые существа. И те, попадая под влияние подобного воздействия, теряли всякую способность к сопротивлению, становясь добычей этих существ. Однако, как пища, они им были не нужны. Поиск и захват велся с единственной целью: найти и адаптировать под себя носитель, пригодный для дальнейшей эксплуатации.
       На момент занесения чужеродной биологии по планете уже передвигалось несколько вариантов, разрабатываемых местной цивилизацией в качестве носителя, но ни один из них не подходил так идеально, как подошел этот новый вид. Ничего не подозревающие нарушители, наравне с примитивными органическими образованиями, становились легкой добычей чужеродного им разума. К тому времени разумные шары уже достаточно хорошо научились внедряться в структуру носителя и применили к новому объекту максимум своих способностей. Внезапный результат превзошел все ожидания. В отличие от разума коренных обитателей планеты, который хоть и парализовывался, но существовал параллельно с внедрившимся агрессором, разум пришельцев погибал, освобождая и место и силы, шедшие обычно на угнетение жизнедеятельности хозяина тела. Наступил переломный момент в эволюции планеты. Научиться управлять всеми функциями жизнедеятельности новых носителей оказалось намного проще, чем ранее, и за короткий промежуток времени, используя уже захваченное, аборигены уничтожили всех, занесенных извне, захватив для адаптации тела. Больше им ничего уже и не было нужно.
       Спохватившись, руководство отдаленной тогда базы начало уничтожать ходящтх уже в их собственном обличии инопланетян, но те сумели грамотно организовать укрытия, и охота мало что давала. Через некоторое время центральные власти запретили базе уничтожение для детального исследования ситуации. На планету высадили отряды разведки и - ужаснулись
       Перед ними предстала цивилизация, внешне как две капли похожая на них, но с явно первобытными инстинктами и, естественно, со своими непонятными и загадочными целями. За время, прошедшее с момента захвата тел, шарообразные научились настолько изощренно пользоваться ими и так их адаптировали, что, исследовав выловленные экземпляры, было принято решение: уничтожение прекратить и ограничиться наблюдениями. Аборигены подчинили себе все процессы организма, перестроили их и, что самое главное, научились размножаться, используя носитель, получая в результате новое существо, уже с рождения облаченное в тело той же формы. Наука посчитала этот факт достойным изучения, и у местной цивилизации появилась возможность беспрепятственно развиваться, идя уже по новому пути, так как их истинный путь был бы наверняка иным, не получи они такого подарка со стороны.
       Эв ни разу не видел местных существ в их натуральном виде, но его предупреждали, что отличие от себя он вряд ли сможет найти. И тем не менее, это будет враждебное его природе существо с необъяснимой психологией и похожее на него лишь внешне. Некоторые ученые отстаивали теорию, по которой эта цивилизация демонстрировала параллельное развитие, взяв за основу тело и лишь по своему его изменив. Но эта теория не получила широкого распространения из-за главной своей ошибки: она не предусматривала принципиального отличия разумной мысли, управляемой всем этим биологическим строением. В конце концов политика по отношению к новым существам приобрела стабильно нейтральный характер, и планету оставили в покое, перейдя в обычный режим наблюдения. Темпы развития не внушали никаких опасений, и постепенно все успокоились, позабыв о том главном, что так и не удалось выяснить, о характере новых существ, а, точнее, все тех разумных шарообразных образований, так же, как и раньше, сидящих в своих "водоемах", но уже новых, более отвечающих их требованиям в достижении целей.
       Новые проблемы начались лет сто назад, когда одно за другим стали поступать известия о внезапном скачке развития. Разведчики увеличили частоту посещения, но это не дало ответа на вопрос о причине всплеска прогресса, в особенности технического. Через какое-то время жизнь на планете потекла более размеренно, и усиление отрядов наблюдателей решили отложить. Как показали дальнейшие события, решили напрасно. Следующий скачок технического развития оказался настолько мощным и всеобъемлющим, что решено было регулярно контролировать планету и вести углубленную разведку на поверхности для того, чтобы окончательно не потерять контроль над ситуацией и не оказаться потом перед лицом неизвестно чего. Однако, многие считали, что что-то уже навсегда упущено. Эв, проработав в системе год, все больше склонялся к такой точке зрения. Он чувствовал что-то, но что это - он объяснить не мог. Это чувство преследовало его каждый раз, когда он сталкивался с местными творениями новых поколений. Он чувствовал это, когда с каждым разом все больше поражался стремительности внедрения новшеств этой цивилизацией. Уже довольно хорошо изучив повадки местных жителей, он не переставал удивляться той дистанции, которая возникала при сравнении их научно-интеллектуального потенциала и зачастую первобытно-звериного поведения. Они напоминали ребенка, держащего в руках сложное мощное оружие, в устройстве которого он на удивление хорошо разбирается, и готового его повсюду применять. Но каким образом он смог его создать, понять было невозможно. Эв относил это непонимание за счет загадочности принципа инопланетного мышления, в которой тонкий ум уживался с дикостью инстинктов. Но чувства заставляли и его ставить это под сомнение.
       Полет до базы обошелся без сюрпризов, да их и быть почти не могло. Жители планеты осваивали, хотя и весьма интенсивно, но пока еще только ближний космос своей системы. Иногда Эву встречались их аппараты исследовательской направленности и около удаленных от их планеты объектов. Но случалось это крайне редко. Отдохнув несколько часов после прибытия, он пошел узнать расписание полетов. Чертовски не хотелось торчать здесь слишком долго.
       Эв направился к мусту, где обычно вывешивали расписание, через ближний коридор, в котором находились помещения для "гостей". "Гостем" называли местных существ, завербованных с целью сбора информации. Практиковать это стали не так давно и исключительно по причине участившихся провалов собственных агентов. Что поделать, они действительно плохо знали повадки тех, среди кого работали. Частые происшествия на этой почве не могли не обратить на агентов особого внимания, что вело к недопущению к интересующим их темам и работам. Местная же агентура работала гораздо эффективнее, так как находилась в родной среде, требовала лишь своевременных выплат и надбавок, да к тому же понятия не имела, на кого работает на самом деле. Политическое устройство обществ, населяющих планету, было столь разнообразным, что маскировка под разведку соседней группировки была более чем правдоподобной. Единственное, что могло насторожить местных агентов, это повторяющиеся посещения базы, которую им преподносили как специально оборудованное для встреч место. Однако, до сих пор все проходило гладко: они и не догадывались, что за время, которое они проводят в изолированном от внешних лучей света шлеме, они переносятся не в другой район своей страны, а к планете, до которой с их техникой долетели бы года за три. После перелета их закрывали в оборудованном помещении и, снимая шлем, продолжали общение. Потенциально они были уже не столь опасны, как в начале своей эволюции. Обследования, проведенные еще много столетий назад, подтвердили, что, наряду с завершением срастания с собственным носителем -телом, у них напрочь стала исчезать способность дистанционного воздействия. Получив то, чего они добивались, им стало незачем заставлять других делать то, что теперь делали они сами.
       Доставляли "гостей" не только ради имитации встреч с агентурой. Обычно это происходило в случае передачи особо важной информации, когда необходимо было проконтролировать идентичность хода мысли агента и тех сведений, которые он доставил.
       Коридор плавно повернул налево, и Эв вышел в небольшой холл, с четырех сторон которого располагались двери комнат для "гостей". На одной из них горела предупредительная надпись, хотя, если бы кто-то ее не заметил, двери все равно были заблокированы. В коридоре возле стены стояли два работника планетной службы, это они доставили "гостя". Одеты они были так, как одевались сейчас в том месте планеты, откуда они доставили аборигена. Эв усмехнулся экстравагантности нарядов, хотя должен был признать, что кое-что в дизайне местные модельеры все же соображают. Ознакомившись со своим графиком вылетов, он пошел назад по тому же коридору: усталость почему-то стала проявляться сильнее, и ему не хотелось обходить по длинному боковому пути, где к тому же всегда полно народа. "Гость" был еще на месте, о чем извещала надпись, а вот оба его сопровождающих куда-то подевались. Вместо них у дверей стоял приятель Эва, облаченный в тяжелый штурмовой костюм. Он заметил Эва и поприветствовал. Что-то было не совсем в порядке: с чего бы это наряжаться, как на войну, наверняка, что-то происходило.
       Эв остановился рядом с охранником:
       - Послушай, я, конечно, понимаю, что не положено, но жутко хочется взглянуть на них. А то летаешь вокруг, а самого интересного и не видишь никогда.
       Приятель с пониманием улыбнулся:
       - Я не уверен, что ты увидишь что-то новое, хотя и никогда их не видел. Поверь мне, это не только на расстоянии, даже если ты его пощупаешь, то не заподозришь никакой подмены. Все это начинается у него внутри.
       Он жестом подозвал Эва к двери и осторожно приоткрыл часть контрольной щелки. Эв медленно заглянул в крохотное отверстие. Он был поражен гораздо больше, чем сам того ожидал. В комнате, в специальном кресле для сканирования, сидел такой же, как и все они. Появись он в коридоре или где-нибудь еще, Эву и в голову бы не пришло, что это и есть существо, о котором он так много знал. Эв отошел. Приятель, видимо, уловил что-то из его ощущений по внешнему виду и теперь улыбался еще больше.
       - Я же говорил тебе: ничего нового. Если хочешь увидеть их истинный облик, то мой тебе совет - неофициально обратись к биологам. Они регулярно делают заборы на свои исследования, и, может быть, кто-нибудь из них согласиться показать тебе аборигена в натуре. Хотя, конечно, им это строго запрещено.
       Эв кивнул и, поблагодарив приятеля за данную возможность, побрел к себе в хранилище. Предстояло еще ознакомиться с новшествами, внедренными на орбиту за последние сутки. Он надеялся найти там своего недавнего соперника, сателлита. Спрашивать о причине, по которой его приятель пребывал в боевой готовности, он не стал. Все равно тот не сказал бы ничего. Соблюдение секретности в подобном случае было совсем не таким, как при доставке гостей.
       Проведя несколько часов в хранилище и отыскав свой сателлит в каталоге, Эв посвятил остаток времени до вылета отдыху. Встав немного раньше обычного, он хотел по пути к стартовой площадке еще разок взглянуть на военные характеристики одного нового объекта, который во время вчерашнего полета исследовал другой пилот, дежуривший возле естественного спутника планеты. На нем впервые встречалась очень сложная оптическая система, небезынтересная даже на более высоком уровне развития, чем планетарный. Резкий сигнал тревоги раздался в комнате, Эв рванулся с места, на ходу завершая начатые манипуляции с костюмом. Экстренных вылетов не было уже давно, и он не мог даже представить, что же стряслось на этот раз. Запрыгнув в кабину своей капсулы, он с быстротой автомата привел в режим работы все узлы управления и щелкнул ремнями безопасности. На экране, как всегда при тревоге, загорелась таблица инструкции на этот вылет. Эв быстро читал.
       Было предписано немедленно отбыть к планете, координаты были даны, и ожидать прибытия грузового челнока. После получения сигнала с поверхности с указанными координатами и кодовым шифром произвести вместе с челноком посадку в качестве прикрытия и охраны. Самому на поверхность не садиться, находясь в воздухе чуть повыше грузовика. После взлета сопровождать челнок до базы, при подлете к которой будут даны дополнительные инструкции, без которых к базе не приближаться ближе расстояния часа полета до нее.
       Эв сбросил текст с экрана и стартовал. Он ощущал смутную тревогу. Почему-то вспомнился приятель в боевом снаряжении, к тому же Эв немного волновался из-за посадки на планету. За все время его присутствия в системе он садился на эту планету всего одни раз, да и то в районе, где вся поверхность состояла из планетарной жидкости.
       Было, однако, и интересно, что же должен забрать грузовик с поверхности. Эв не был осведомлен обо всех операциях, проводимых базой на планете, но кое-что доходило и до него.
       Каждый отдел базы занимался своей работой и не имел права обмениваться информацией с другими отделами. Информирование членов базы происходило путем месячных отчетов о работе базы в целом. Однако, туда не входили особо секретные операции, о которых руководство сообщало непосредственно за пределы системы. Из отчетов Эв знал о подобных спусках. Обычно брали образцы техники или существ, догадаться, зачем, было не так уж сложно.
       На место назначения он прибыл вовремя и, подключив все необходимое для сопровождения и охраны, стал ждать.
       Грузовой челнок появился минут через пятнадцать, он, видимо, вылетел вслед за ним. Его уже сопровождали две капсулы. Эв, не получивший о них никаких данных, хотел было дать запрос, но кодовый экран вновь засветился текстом приказа.
       Оборону и сопровождение было предписано осуществлять во взаимодействии с прибывшими. Больше всего на свете он не любил ситуаций со взаимодействием, не предусмотренным заранее. Начинались запросы, ответы, неслаженные действия. В этот раз было еще неплохо. Код прошел, раз появился на экране, а, значит, все нормально.
       Необычен оказался и грузовик. Не было стандартных навесных конструкций, была явно заметна усиленная обшивка корпуса. Все это вновь пробудило в Эве тревогу. Теперь он почти не сомневался, что происходило что-то неординарное.
       Спуск проходил нормально, систему местного обнаружения удалось обмануть довольно просто, но он чувствовал, как усиливается беспокойство. Район посадки грузовика был довольно густо заселен, и хотя в этой части планеты была ночь, можно было ждать любых неожиданностей. Капсулы зависли над поверхностью на высоте нескольких десятков метров, расположившись по кругу, в центре которого и опустился грузовой челнок.
       Зрение перешло на усиленный режим из-за недостатка освещения. Ночи на этой планете были довольно темные. Эв огляделся. Они висели в воздухе над большой поляной, которую окружали заросли местной растительности. Справа в зарослях была проложена дорога, рядом с которой сел грузовик. Было тихо, неподалеку дрожали огни какого-то поселения. Перепады давления атмосферных слоев создавали на поверхности некоторую тягу, и растения шевелились, потревоженные этим движением.
       Из-за пригорка, засверкав яркими огнями, осветившими дорогу, появилось какое-то местное транспортное средство. Оно издавало нарастающий гул и медленно подъезжало к поляне. На его длинном корпусе находился предмет, покрытый какой-то темной тканью. По размерам он немного превышал дежурную капсулу, в которой сейчас находился Эв.
       Заехав на поляну, механизм развернулся полубоком и остановился напротив грузовика. Из челнока вышло двое и, повозившись немного с тканью, начали стаскивать ее.
       Эв внимательно наблюдал за происходящим, не забывая при этом контролировать пока молчавшую автоматику охраны. Вокруг было спокойно. Неожиданно взгляд Эва упал на предмет, с которого секунду назад упала покрывающая его ткань. Увиденное произвело впечатление. На транспортном устройстве стоял аппарат, похожий на две сплюснутые и заостренные с одной стороны полусферы. Поверхность его была покрыта то ли ребрами жесткости, то ли какими-то выступами конструкции. Эв никогда не встречался с подобными формами. Скорее всего, аппарат предназначался для полетов, хотя до сих пор аборигены применяли более сложные геометрические формы. Он смотрел на это создание техники и чувствовал, что все его беспокойство происходило и происходит из-за этого предмета.
       Что-то подсознательное, неконтролируемое появлялось в его ощущениях при взгляде на это.
       Двое снявших ткань вернулись в грузовик, и тотчас его откидной борт распахнулся. Предмет приподнялся над корпусом местного механизма и плавно двинулся в трюм челнока. Он еще не успел опуститься на пол, как борт грузовика уже дрогнул в движении и начал закрываться. Одновременно с этим передвигающаяся платформа двинулась с места и, развернувшись, стала удаляться по дороге в том направлении, откуда появилась.
       Они явно торопились. Вероятно, челнок принял что-то подороже обычного, иначе Эв не заметил бы этой суеты, да и те двое, что снимали ткань, тоже слишком торопились.
       Команда "на взлет" поступила немедленно. Эв поднимался первым, он находился уже на высоте двадцати километров над поверхностью, когда на радаре появилась целая группа объектов. Две другие капсулы охраны их тоже заметили, и грузовому челноку пришлось увеличить скорость, чего он почему-то очень не хотел делать. Эв подумал, что груз либо недостаточно изучен, либо изучен слишком хорошо, и именно поэтому резко увеличивать скорость не рекомендуется. Едва челнок достиг границы атмосферного щита планеты, как объекты начали массированную атаку. Сомнений не было: местные их засекли и явно не желали отдавать то, что они увозили. Усилив силовые щиты, завершали подъем, прикрывая челнок, шедший вслед за Эвом. Он видел на радаре, как вспыхивали взрывы зарядов, столкнувшихся с защитными полями охраны.
       Объекты подходили все ближе. Они могли бы уничтожить эти жалкие летательные аппараты еще в самом начале, но делать это было строго запрещено, они и так раскрылись этой своей миссией, что могло привести к непредсказуемым последствиям в поведении аборигенов. Это окончательно утвердило Эва в мнении, что они доставляют что-то сверхважное. Что же это могло быть? Эв был знаком со всеми перспективами на развитие местной науки и техники на ближайшие, как минимум, лет пятьдесят. Ничего такого, что требовало бы подобных затрат и издержек, он вспомнить не мог. Наверное, это было нечто, что осталось за пределами его внимания. Он решил выяснить это любыми путями. Интерес просто сжигал его. Картина происходящего боя еще больше усиливала любопытство. Местные явно шли на все меры для того, чтобы не допустить вывоз груза. Особенно интересовало Эва то обстоятельство, что эти существа вели схватку практически вручную, используя лишь визуальный контроль своих глаз, оружие и способность своих аппаратов передвигаться. Всю их электронику и автоматику капсулы охраны блокировали с самого начала, то есть, они не имели ни радаров, ни систем наведения, ничего подобного.
       Эв продолжал наблюдение. Резко перестроившиеся объекты распались на экране на десятки лжекубиков. Эв узнал вчерашнюю систему дезориентации. Объекты почти вдвое увеличили скорость, и вдруг темное пространство за щелями наблюдения озарилось ярчайшей вспышкой. Он быстро взглянул на экран. Объекты концентрировали общий мощный луч на нижнюю капсулу. Они явно несли на себе какую-то коллективную установку, позволяющую увеличивать энергию каждого усилением группы в целом. На радаре Эва появился и новый сателлит. Он заходил справа и выше и уже начал обманные маневры вместе с ложными сигналами.
       На экране засветился приказ главного группы. Эв не поверил своим глазам. Приказ обязывал уничтожить все местные объекты, агрессивно настроенные против группы. За многие годы наблюдений за планетой впервые аборигены так прижали наблюдательную группу, что вынудили ее действовать с помощью оружия. Это не означало ничего хорошего для базы. Подобный оборот служил доказательством вновь возросшей силы местной цивилизации, с которой теперь наверняка придется сталкиваться уже не пассивным наблюдателем, а настороженным боевым отрядам. Резкий свист и взрыв потряс все вокруг. Эв вздрогнул , такого оборота он не ожидал даже после полученной команды.
       Атаковавшие снизу объекты сумели нейтрализовать силовой щит нижней капсулы, и после его исчезновения пробили своим лучом корпус охранника. Теперь он беспомощно болтался в первых километрах околопланетного космоса, не в силах двигаться дальше. Эв с грустью отметил, что поражена двигательная система, что уже не оставляло надежд на случайность вчерашнего и сегодняшнего происшествий. Они явно имели довольно совершенную систему опознавания и анализа.
       Увлекшиеся атакой объекты местных стали спешно разворачиваться: они не были приспособлены для полетов вне своей атмосферы. Им на смену пришли сателлиты. За прошедшие с момента взрыва мгновения Эв засек еще два. Они были гораздо опаснее, так как могли преследовать их еще минут пять, пока челнок не разгонится до нужной скорости полета. Он очень не хотел, но не мог не выполнять приказ. Подошедшая сзади вторая капсула сбила верхнего, и Эв уже в довершение ликвидировал два следующих.
       Грузовик набрал нужную скорость для рывка и, отправив Эва с ним, пилот второй капсулы остался для буксировки поврежденного охранника.
       Эв был переполнен впечатлениями. Все происходящее, вдобавок к новому оружию местных и явному изменению после сегодняшних событий общего принципа сосуществования не давало ни секунды покоя. Подлетая к базе, он с челноком получили приказ затормозить и остаться на месте до подхода транспортного блока. Это привело Эва к пределу непонимания и волнений. Подобные блоки использовались базой лишь при переброске грузов и персонала за пределы системы. А если бы их собирались туда отправлять, то ни в коем случае не делали бы этого сразу по возвращении с задания. В ожидании блока Эв заметил подлетающих охранников. Пилот целой капсулы снизил скорость и замер в пространстве, удерживая на невидимом буксире поврежденный аппарат и ожидая указаний.
       Временно бездействуя, Эв запросил подлетевшего о состоянии пилота поврежденной капсулы. Тот был жив, но при поражении получил ожоги и сейчас находился в медицинском блоке буксирующей капсулы. Через час из чернеющей пустоты космоса на ожидающих медленно стала надвигаться громадина транспортного блока. Блок остановился за километр, но даже на таком расстоянии он закрывал собой все поле зрения. Плавно открылся люк, и на экраны поступила команда, разрешающая влет внутрь. После посадки Эв со всеми, кто участвовал в операции, собрались в зале блока. Здесь к ним должны были обратиться руководитель базы и главный командир операции.
       Их изображения появились в пространстве перед первым рядом. Первым заговорил начальник базы:
       - Дорогие соплеменники. Я уполномочен довести до вашего сведения информацию, которую вы ни при каких обстоятельствах и условиях не имеете права разглашать. Во всяком случае до тех пор, пока на то не будет дано разрешение.
       На данный момент я не могу сообщить вам всего, так как нам самим многое неизвестно, но по мере поступления сведений я обязуюсь информировать вас столь же полно, сколь полно буду информирован сам.
       А теперь я передаю слово тому, под чьим непосредственным руководством вы провели это сложное и рискованное дело.
       Командир операции немного помедлил и начал говорить, взвешивая и чеканя каждое слово:
       - Я должен сообщить вам, что несколько часов назад вами был доставлен с планеты инопланетный аппарат.
       У Эва перехватило дыхание. Он ждал чего угодно, но только не этого. С каждым мгновением сказанное проникало все глубже в его сознание, и от осознанного возникало чувство волнения, смешанного со страхом, невообразимо сильным м леденящим. Он, наконец, понял то, чего не понимал последние сутки. Все эти чувства, возникавшие при приземлении и полетах на орбите. Все они были предчувствием того, что он услышал сейчас.
       Руководитель продолжал:
       - Сейчас, когда все вы уже выполнили свой долг и находитесь здесь, наша автоматика, ведущие инженеры и ученые продолжают исследования. Предмет диагностирован, как космический летательный аппарат совершенно неизвестной нам цивилизации. Месяц назад он совершил самостоятельную посадку на планету, после чего оставался неподвижен и не предпринимал никаких попыток к каким-либо действиям. Оставаясь пассивным, он был подобран аборигенами, но к нашему счастью они еще не успели перевезти его в свой исследовательский центр. Усилиями нашей агентуры и вашими героическими действиями нам удалось заполучить уникальный для нашей науки предмет, который, я уверен, даст нам огромное количество ценнейших сведений во многих областях. И даже, может быть, в тех, о которых мы до сих пор не имели представления, или имели, но крайне мало. Во избежание различных предполагаемых и неизученных нами последствий, связанных с вашим контактом с этим аппаратом, было принято решение: до выяснения всех подробностей временно изолировать вас от остальных членов базы. Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к вынужденным мерам и будете всячески содействовать нашей работе. С моей стороны и от лица всего руководства я всячески обязуюсь информировать вас обо всех изменениях и событиях, связанных с дальнейшей разработкой этого, уже исследовательского проекта.
       Изображения исчезли, и Эв со всеми направился к выходу, где уже ждали прибывшие с базы карантинные работники. Они были в спецскафандрах и сразу приступили к своим обязанностям. Каждому участнику операции выделили оборудованное помещение, и через некоторое время начались доскональные медицинские обследования.
       Время тянулось медленно. Войдя в новый режим без полетов и тренировок, Эв немного заскучал. Но он понимал всю необходимость происходящего. Аппарат мог нести еще неизвестное воздействие, способное проявится даже не через месяц, а через годы, и поэтому с каждым днем становилось все понятнее их будущее.
       Скорей всего, если , конечно, устройство и степень внешних влияний не будут выяснены, их ждет длительное отстранение от активной деятельности с каждодневными анализами и исследованиями. А потом, минимум полжизни, под неусыпным оком специальной службы адаптации. Эв даже не представлял себе, что так быстро завершится его карьера и активная жизнь вообще.
       Через неделю их вновь собрали в зале, и рядом с уже знакомыми изображениями появились еще двое. Первый был главным медиком базы, а второго Эв не знал, но товарищи рассказали ему, что это был крупный ученый и инженер космических аппаратов, прибывший на базу специально для исследования найденного предмета.
       Первым заговорил медик:
       - Я рад сообщить вам, что мы не обнаружили пока в вас никаких изменения, что свидетельствует о том, что, скорее всего, вы не подверглись никаким воздействиям.
       Зал оживился, послышались громкие радостные возгласы.
       - Однако, я считаю преждевременным даже ослабление карантина, особенно в свете того, что сообщит вам сейчас специалист по таким вопросам, как инопланетные цивилизации.
       Он указал на незнакомого ранее Эву ученого. Тот собирался с мыслями. Было видно, что он хочет сказать что-то важное. Ученый приблизился к первому ряду и замер в неподвижной позе.
       - Устройство доставленного вами аппарата столь сложно, что я пребываю в замешательстве, с чего именно начать свой рассказ. В объяснении некоторых устройств буду максимально упрощенно излагать их принцип и назначение, потому что многие из вас могут иметь в этой области довольно поверхностные знания из-за отсутствия необходимости в них.
       Итак. Уже сейчас мы с полной уверенностью констатируем, что это - космический аппарат, предназначенный для автономных длительных и весьма дальних перелетов. Пусть вас не смущают его небольшие размеры, когда вы узнаете все остальное, вы поймете, что аппарату с его функциями больше быть ни к чему. Во-первых, это явно боевой, может быть, разведывательный аппарат. Об этом свидетельствует массивное вооружение, принцип которого нам, в общем-то, понятен, но подобного уровня мы пока еще не достигли.
       В зале вновь стало шумно.
       - Я понимаю вашу реакцию, - вмешался ученый. - Необходимо было с самого начала пояснить вам: цивилизация, создавшая этот аппарат по самым приблизительным подсчетам опережает нас в развитии где-то на несколько десятков тысяч лет.
       Зал взорвался множеством звуков. Участники операции зашевелились на своих местах. Сказанное сильно подействовало на присутствующих.
       Тем временем ученый продолжал:
       - Именно в связи с этим многое в устройстве и конструкции мы можем понимать пока что приблизительно или даже ошибочно. На сегодняшний момент нам понятно до тридцати процентов всего его наполнения,. включая и саму форму. Так, например, двигатель несет в себе несколько принципов движения, из которых нам понятен лишь один. Но даже он позволяет предположить, что аппарат, используя лишь один этот принцип, способен развивать скорость достаточную для прохождения расстояния в световой год за час.
       Среди присутствующих началось что-то невообразимое. Они вскакивали, хватались за голову, некоторые горячо обнимались и поздравляли друг друга. Кто-то молча сидел, не в силах выразить то, что обрушилось на них вследствие услышанного.
       Эв был раздавлен. Он чувствовал, как капля за каплей этот ученый наполняет его пониманием всей ничтожности этого мира. Он все сильнее и сильнее ощущал пропасть, возникающую между неведомым разумом и ним, таким же аборигеном для этого неведомого, как для него, Эва, жители местной системы.
       Ученый выдержал паузу и продолжил:
       - Я чувствую то же самое, что и вы. Мне кажется, что я даже больше переживаю, чем все здесь присутствующие. Дело в том, что мне гораздо в большей степени понятно то, что вам неизвестно вообще. Перед вами предстал продукт неведомых миров, который, судя по всему, являет собой нечто вроде промежуточного этапа в развитии между прогрессом материальным и прогрессом, не имеющим ничего общего с физической формой. Некоторые намеки на это уже найдены нами в этом аппарате. Можно предположить, что в момент создания этого аппарата цивилизация-создатель находилась в переходном периоде, после которого их уровень станет для нас настолько высок, что мы перестанем понимать любое их создание. Давность аппарата свидетельствует о том, что, скорее всего, это уже произошло. По моей оценке, ему не меньше трех тысяч лет.
       Следующим известием, наверняка вас заинтересующим, является то, что на все сто процентов это - цивилизация, существующая за пределами нашей галактики. В противном случае, наш уровень развития позволил бы нам уже давно обнаружить столь развитого соседа. Это подтверждается и некоторыми фактами, на основе которых я строю свою теорию, которую вкратце осмелюсь вам изложить. Аппарат, который вам удалось добыть, способен функционировать самостоятельно,, но лишь в том случае, если пилот будет в нем отсутствовать. В данном же случае он пилотировался неким, условно говоря, существом, так как никаких приспособлений для непосредственного механического управления мы не обнаружили. Но тем не менее есть ряд устройств, приводимых в действие непонятным способом. Существо это покинуло аппарат из-за его повреждений, носящих неоспоримо военный характер. Мы нашли три повреждения корпуса, напоминающие по принципу нанесения ударов, агрессивные действия противоположной стороны. Там же мы обнаружили место, где находилось спасательное устройство, в котором пилот покинул аппарат. Аппарат изготовлен из неизвестного металла, и прочность его корпуса превышает прочность наших ровно в двести тридцать раз. Брошенный,, непригодный, если судить по эвакуации пилота, к дальнейшим действиям, аппарат продолжал полет по прежнему курсу и, встретив на своем пути препятствие в виде местной планеты, автоматически совершил посадку. Рассчитав время и место его первоначального обнаружения, мы можем сказать, что теперь уже знаем то направление, откуда аппарат прибыл. И оно лишь подтверждает, что подобная ему техника способна преодолевать колоссальные расстояния.
       Кстати, во внутренней начинке аппарата, наряду со сложнейшим оборудованием имеется также ряд довольно элементарных устройств и приспособлений, носящих скорее декоративный, чем полезный характер. Однако, наши подопечные с планеты вполне в состоянии в них разобраться. А переориентировать принцип действия на военный лад - вопрос желания. Вы понимаете, на что я намекаю. Я глубоко убежден, что скачок технического развития местной цивилизации обусловлен их глубоким изучением падающих на них с неба аппаратов, вроде этого. Весьма маловероятно, чтобы на эту планету слетались еще какие-нибудь представители иных миров. Поэтому совет по изучению инопланетных цивилизаций решил объявить систему уникальной зоной взаимодействия трех, включая нашу, представителей различного разума и закрыть ее даже для кратковременного посещения всех, кроме специальных исследовательских групп, местом дислокации которых выбрали уже существующую базу.
       В кратчайший срок все члены базы, не имеющие отношения к этой проблеме, будут переведены за пределы системы, где организуется база номер два для контроля и взаимодействия с нашей. Там же будет вторая ступень карантина. Для тех, кто хотя бы побывал в системе., не говоря уже о посещении базы номер один. Те же, кто работал и будут работать на планете и в ее окрестностях, будут проходить карантин здесь, где сейчас находитесь вы. Нам неизвестно, что могло случиться со столь могущественной цивилизацией, чтобы ее аппараты в беспилотном режиме мертвыми глыбами сыпались с частотой метеоритных дождей из этого участка космоса, указывающего в направлении метагалактики. Но что-то неоспоримо серьезное заставило целый отряд аппаратов, летящих сюда, опустеть и выйти из строя. Может, это была исследовательская экспедиция в нашу галактику, может, внутренний военный конфликт или внешняя война с кем-то привела эти сбитые аппараты сюда.
       Так или иначе, но мы открываем новую эру в своем собственном развитии, только лишь прикоснувшись к этим посланцам из космической бездны. Исследовав планету, вероятно, мы отыщем более ранние аппараты, упавшие на нее, они обязаны там быть, ибо без них местный разум не достиг бы столь быстрых успехов в развитии. Не исключено, что встретятся и более поздние по своему устройству, но упавшие раньше. Я уверен, что мы также в силах проникнуть в тайну всех аппаратов, понять их устройство до конца и взять на вооружение их опыт. Может быть тогда мы сумеем подойти к той двери, за которой страшной бездной зияет межгалактическое пространство, которое для нас сегодня непреодолимо и непонятно, как океан для одинокого пловца. И в котором уже многие тысячелетия существуют и бороздят его просторы загадочные цивилизации, могущество которых нам, к сожалению, даже не с чем сравнивать.
       Ученый отступил назад и встал в один ряд с тремя изображениями. - Вас ждут великие свершения и испытания, и я по-хорошему завидую той роли, которую вам суждено сыграть и которая выпала вам по воле случая раз и навсегда.
       Эв был горд услышанным. Да и не только он. Многие в зале восторженно дослушали речь ученого, тем более, что все они, как и Эв, поняли, что вместо длительного отчуждения и пассивности им предстоит настоящее, полное неожиданностей и приключений дело.
       Их не собирались описывать и наблюдать, им отводили решающую роль в разведке и исследовании. Об этом мечтали мириады тех, кто даже не прикоснется к этой великой тайне до тех пор, пока все не выяснится до конца, а это - не одно столетие, а, может, и больше. Они же уже сейчас составят авангард и войдут в историю поименно.
       Эв встал, не в силах сопротивляться переполняющим его чувствам, и двинулся к выходу.
       "Все-таки ты принесла мне удачу, планета, проклинаемая многими, планета, названная по имени местных жителей, планета "ЗЕМЛЯ".

    Часть вторая. "ШАГ ЗА ГРАНЬ"

       Дежурный офицер недовольно поморщился, когда стоявший напротив него телефон внезапно зазвонил, прервав его дремоту. Он нехотя снял трубку и сообщил звонящему, куда тот попал, в ответ на что на том конце провода ничуть не смутились, и последовавшие далее крики окончательно разбудили дежурного.
       Повесив трубку, он быстро встал, привел в порядок слегка перекосившийся на нем мундир и проследовал в блок, где находились камеры предварительного заключения.
       У камеры под номером восемь он остановился и посмотрел в глазок. Заключенный мирно спал на кровати, стоявшей у стены, все было спокойно и не внушало опасений. Офицер почти бегом вернулся на свой пост и начал шарить в ящиках стола. В нижней полке он, наконец, нашел то, что искал. Едва он успел водрузить это на стол, как в резко распахнувшиеся двери участка влетело сразу четверо. Двое из них были в штатском, а двое - довольно крупные чины полиции и армии. Офицер за какую-то секунду вытянулся, как напряженная струна и лаконично отрапортовал.
       Полицейский чин взял с его стола документы, только что найденные офицером, и хотел было просмотреть их, но один из гражданских резким движением положил ладонь на титульный лист кассеты с материалами.
       - Прошу прощения, полковник, но тут начинается моя часть работы.
       Он не спеша и уверенно забрал документы и, не обращая внимания на молча уставившегося на него офицера, обратился к дежурному:
       - Проводите-ка нас к нему и заготовьте бумаги на освобождение, господа их подпишут, - он указал на начальство дежурного.
       Тот, окончательно запутавшись в умозаключениях, все же успел понять, что двое в гражданском, наверняка, по положению выше чинов, пришедших с ним, потому-то они и распоряжаются, как явное начальство.
       Открыв камеру, дежурный удалился по требованию пожилого господина, который из двух штатских был главным.
       Заключенный, разбуженный шумом, встал с кровати и удивленно смотрел на людей, стоявших у двери.
       Первый был лет пятидесяти, крепкий, все еще явно не поддававшийся старости мужчина, смотрел на него с каким-то непонятным интересом.. Второй был молод, но по манере держать себя и по сложению был скорее всего из каких-то силовых служб.
       - Добрый вечер. Как самочувствие? - начал пожилой мужчина.
       - Благодарю, неплохое, насколько может быть в подобной ситуации.
       - Мы пришли разобраться в вашем деле. Сейчас мы заберем вас из участка и поместим в более удобное для вас место, - продолжал разговор молодой мужчина в штатском.
       - Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Вас лишь допросят и потом, без всяких сомнений, выпустят.
       Арестант, не задавая лишних вопросов, стал одеваться. Пришедшие смотрели друг на друга, как бы подтверждая многозначительным взглядом свою догадку. Арестант оделся, наконец, и вопросительно посмотрел на ожидающих.
       - Прошу вас, - посторонился от двери пожилой человек, указывая рукой на выход.
       Дежурный, закончивший оформление освобождения и получивший подписи чинов, пришедших вместе с гражданскими, в изумлении наблюдал, как те удалились, захватив с собой заключенного. У самых дверей молодой мужчина небрежно бросил полковникам:
       - Вы поезжайте в другой машине. Да и вообще, господа, спасибо за помощь, но дальше мы справимся сами.
       Эта фраза окончательно убедила дежурного, что гражданские были из разведки или из управления, иначе они не смогли бы вытащить из дому таких начальников, как эти полковники, среди почти уже ночи да еще и забрать кого им надо прямо из камеры.
      
       Хлопнув дверкой, Джузеппе ускорил шаг и через минуту догнал своего начальника.
       - Ну, что мы теперь будем делать? - без особого энтузиазма осведомился он.
       Пожилой мужчина нехотя кинул на него взгляд и, ничуть не сбавляя шага, ответил:
       - Теперь мы немедленно начнем обследование, я не намерен терять ни минуты, - он остановился перед дверью, пропуская своего спутника вперед.
       Тот вошел, но недовольство, видимо, все больше одолевало его.
       - Послушайте, Виктор, я все понимаю, но я не вижу причин начинать ваши изыскания немедленно. Неужели нельзя выспаться хотя бы перед этим? Уже пять часов утра, и мы сутки, как на ногах.
       Виктор молча поднялся на второй этаж , лишь на секунду задержавшись у входной двери своей лаборатории, как бы мимоходом сказал:
       - Хотите спать - идите, я вас не держу.
       После чего исчез в дверном проеме, из которого тут же послышалось щелканье включателей приборов. Джузеппе вздохнул и обреченно проследовал в лабораторию. Он сел в кресло рядом с панелью приборов и с грустью следил за манипуляциями начальника.
       Тот суетился, не желая ничего упустить из виду. Наконец, он завершил приготовления и сел рядом, положив руки на панель, в ожидании ответа из павильона, который располагался за стеклом прямо перед ними. Там, в полутьме, двое сотрудников укладывали арестанта на полулежачее кресло.
       Джузеппе с иронией посмотрел на своего нового, он был в подчинении всего лишь месяц, шефа.
       - Виктор, неужели вы считаете это столь важным, что доставили его сюда с другого конца света всего за несколько часов?
       Шеф молчал. Он, как перед решительным броском, собирал силы, это было заметно по его лицу.
       Наконец, арестанта подготовили к процедуре, и один из помощников в павильоне дал сигнал, что можно начинать. Джузеппе молча наблюдал за действиями начальника. Он, попеременно меняя режимы наблюдения, начинал свое исследование.
       Бессонная ночь брала свое, и помощник постепенно начал впадать в полусонное состояние под мерное щелканье переключателей и кнопок. Голоса доносились до него издалека, и он даже немного сполз в кресле, облокотив голову об его спинку.
       - Откуда вы прибыли? - спрашивал Виктор арестанта.
       Тот назвал страну и город, потом , не дожидаясь вопроса, назвал и цель прибытия.
       - Но такой страны и города не существует. Вы знаете это, или это для вас новость? - продолжал Виктор.
       В ответ после паузы арестант начал бормотать что-то о долге перед родиной и о том, что Виктор в школе не учил географию. Он согласился с тем, что его страна не столь велика, как все сообщество, но все же побольше некоторых неприсоединившихся государств, после чего выразил недоумение, почему его так недружелюбно встречают. К этому он добавил свое разочарование тем, что сообщество само не знает, чего хочет, если сначала ставить визы на его паспорт, а потом заявляет, что не знает такой страны.
       Джузеппе уперся ногами в нижнюю часть пульта и продолжал дремать, слушая диалог, о содержании которого уже знал из полицейского протокола. Собственно, и в полицию этот человек попал по какому-то недоразумению. Его схватили в отеле во время облавы на каких-то дельцов и отпустили бы, не будь у офицера, который его арестовал, достаточно обширных знаний в той же географии. Увидев на паспорте задержанного название страны, офицер пришел в недоумение. А полистав паспорт, он окончательно растерялся, найдя в нем настоящую визу на въезд, выданную посольством сообщества в той самой несуществующей стране. Офицер не отличался особой фантазией и решил по привычке арестовать гостя для выяснения обстоятельств. В управлении, тщательно исследовав паспорт, эксперты пришли к единодушному мнению, что он сделан со всеми степенями защиты, принятыми во всех странах мира. Кроме того, виза оказалась самой настоящей. Оставалось лишь одно: на карте мира не существовало государства, представителем которого являлся приезжий. Действуя согласно закону, чины полиции сообщили о происшедшем в потоке общей информации наверх и по истечении трех суток собирались выпустить пойманного из-за отсутствия состава преступления. И хотя ситуация была явно ненормальной, наличие визы сообщества на пребывание для полицейских было достаточным основанием, чтобы не сушить себе мозги этой неразрешимой дилеммой.
       Виктор поймал этого человека случайно.
       Он давно держал своих людей по всему миру, но сил у них хватало лишь на верхние структуры власти. Иметь же агентов в каждом участке было просто невозможно.
       Кресло немного отъехало, и Джузеппе чуть не упал на пол. Он помассировал глаза и придвинулся к панели приборов.
       - Смотрите, коллега, - обратился к нему Виктор, заметив, что тот находится уже во вменяемом состоянии. - Я просканировал весь его организм. Сейчас осталась лишь половина головного мозга. Но, пожалуй, уже и так понятно, что он ничем от нас с вами не отличается: никаких аномалий, никаких болезней и помешательств. Абсолютно нормальный, с медицинской точки зрения, человек. Тем не менее он утверждает вещи, говорить о которых больше пристало бы умалишенному человеку.
       Джузеппе привстал.
       - Быть может, он как-то заинтересован в этом? Какие-нибудь психологические тесты и тому подобное?. В этом случае вы не найдете никаких аномалий, его действия преднамеренны и взвешены, да и только.
       Виктор каким-то не замеченным до сих пор Джузеппе, особенным взглядом окинул его.
       - Тесты. А вы намного умнее, чем я думал, коллега. Но только вы не попали в десятку, где-то рядом, но не в десятку. И, к сожалению, вы даже представить себе не можете, куда вы попали.
       Виктор приступил к завершающей стадии исследования. Он отвлекся на минуту, чтобы обратиться к помощнику.
       - Идите, отдыхайте. Сегодня уже ничего интересного не будет. А заодно почитайте на сон грядущий - это по поводу его заинтересованности в подобной ситуации.
       Виктор протянул помощнику диск.
       Джузеппе решил последовать совету шефа, да к тому же не хотелось оставлять на потом. Придя к себе, он упал на диван и не медля стал просматривать. На диске была справочная информация. Очевидно, шеф запросил ее за то время, пока он дремал в лаборатории. Краткие строки справки заставили его и без того утомленный мозг почувствовать себя на грани полного непонимания окружающего. После такого он был готов скорее поверить в то, что этот человек действительно гражданин той несуществующей страны, лишь бы его оставили в покое.
       Справка сообщала имя и все личные данные этого человека, внешность, группу крови, генетический код и многое другое, после чего совпадение начисто исключалось. При всем этом был гражданином сообщества, жил, правда, далековато от тех мест, где его нашли, не числился пропавшими без вести и не занимался ничем таким, что могло бы привести его к каким-либо исследованиям. Он работал ассенизатором. После этого Джузеппе окончательно оставил свое предположение и ,не в силах разрешить этот вопрос, плюнув на все, заснул даже не раздеваясь.
      
       Джузеппе проснулся от звона стекла. Его шеф сидел в комнате и пил какой-то сок из бокала. Видимо, перед этим он задел бокалом обо что-то, и поэтому был звон.
       - Ну, что, помощничек, отдохнули? - улыбаясь, поинтересовался Виктор. - Вставайте, приводите себя в порядок, а я вам кое-что расскажу. Только сначала возьмите вот это, - он протянул Джузеппе диск. - Здесь все то, что я вам расскажу, вдобавок еще кое-какая информация о местонахождении некоторых лабораторий, центров и тому подобное.
       Джузеппе взял диск и, дотянувшись через диван до сейфа, бросил его в щель приоткрытой дверцы.
       - Слушая вас, судя по вашему настроению, у вас есть что-то важное.
       - Вы не так давно работаете со мной и многого не знаете о моих изысканиях. Вот уже тридцать лет я занимаюсь поиском и сбором материалов, касающихся внеземных цивилизаций. И хотя кое-что я вам уже говорил, это все - лишь прелюдия к истине Уже многие десятилетия нам известны некоторые факты, касающиеся пришельцев. В наших руках есть неоспоримые доказательства этого. В свое время я был частью этой программы, но потом из-за своих взглядов на эту проблему и внутренних дрязг меня немного потеснили. Но и тогда, и сейчас я в силах узнать все, что мне нужно. Я решился поделиться с вами по нескольким соображениям. Первое, это элементарная подстраховка. Почти все считают вас не ученым, кто вы есть по образованию, а чинушей, чье место вы занимаете сейчас. И тем более на вас не обращают внимания, потому что вы никогда не знали и не видели ничего такого, что знаю и видел я. Вы - вне поля их зрения, я имею ввиду тех, кто может помешать нам, тех, кто имеет свое мнение по поводу моих теорий и, не удосужившись их проверить, пытается заткнуть мне рот. Их и здесь гложет зависть конкурента, они не понимают, что к этой проблеме необходимо подойти максимально объективно, иначе им никогда не достичь истины.
       Ну, а вторая причина - это мое опасение, касающееся моего состояния. Я чувствую, что со мной происходит нечто, и я очень боюсь однажды утром не узнать и не вспомнить себя. После объяснений вы должны понять меня более четко и глубоко.
       Джузеппе уже привел себя в порядок и сел в кресло напротив, внимательно слушая шефа.
       - До последнего времени в особо засекреченных отделах нашей службы существовало твердое убеждение, что инопланетная цивилизация (имелась ввиду пока одна обнаруженная) ведет себя пассивно и, скорее всего, занимается наблюдением и сбором информации. В ангарах лабораторий имелось до шести единиц их техники, в том числе и ракетно-космической. Наш анализ показал, что уровень их развития на несколько тысячелетий опережает наш. Однако, среди принципов, положенных в основу их изобретений, не было ничего такого, что было бы нам непонятно по сути. Оно было недосягаемо для нас лишь с точки зрения технологических процессов и отсутствия некоторых материалов, которых нет на Земле. И вот однажды мне посчастливилось попасть в отдел N 1. Этот отдел состоит из ученых маньяков. Они не общаются с внешним миром, они не желают никого видеть и слышать. Они желают лишь заниматься тем, что им интересно, тем, что как наркотик не дает им оторваться от себя, делая это смыслом их жизни. Их обеспечивают всем необходимым, а они сутками, год от года, пробивают те стены, до которых официальной науке пока, как до небес. Там-то я и столкнулся с тем, что стало целью моей жизни. Я стал таким же, как они, но только в своем, узком направлении. Они занимаются сугубо техническими проблемами и способами их разрешения, я же пошел по пути теории и ее доказательств.
       Так вот, дорогой помощник, я увидел там космический аппарат, который отличался от других, что встречались мне раньше в лабораториях, настолько, насколько наш современный космический корабль отличается от первых аэропланов. Мне кажется даже, что это не самое удачное сравнение, на самом деле отличий больше и они гораздо глубже. Это было нечто. За пятьдесят лет, которые он пробыл в хранилище, о нем ничего не тало известно. Им еще повезло, что объект был открыт: он открылся сам в момент посадки. Но и это ничего не дало. Это был корабль совершенно иной цивилизации, неведомой ранее и настолько развитой, что мы не в силах проникнуть ни в одну из научных разработок, столь далеко уровень их развития отстоит от нашего. Год спустя я по роду деятельности был допущен еще к нескольким подобным объектам и, к сожалению, с тем же результатом, хотя кое-что наши "очкарики" из двух объектов извлекли. Я имею в виду идеи. Оказалось, что аппаратов этой группы найдено гораздо больше, чем тех, более простых и явно отличающихся по принципу технико-научного исполнения. Их просто больше засекречивали, и это становится понятным, если ознакомиться с особым докладом группы ученых к руководству секретных программ.
       В нем говорится, что объем заложенный в устройстве аппаратов научной информации приблизительно равен нескольким тысячелетиям научных изысканий и открытий. А также то, что уже за двадцать лет интенсивного проникновения в тайны этой техники наша цивилизация получила сто сорок три принципиально новых, особо оригинальных открытия в различных научных областях. Это позволило совершить бросок в развитии, равный пятистам годам обычного прогресса (то есть без учета исследований этих аппаратов)..
       Но не только это было причиной, по которой, пророни ты хоть слово об этом, и группы секретных отделов могли просто тебя уничтожить.
       Спустя двадцать пять лет после обнаружения первых аппаратов случился инцидент, о котором было много домыслов, но почти не было правды. А произошло следующее.
       Перед самым конфликтом разоблачили несколько агентов неприсоединившихся стран, но это не помогло. И, как оказалось потом, не могло помочь, так как они не были этими агентами. Они были самыми что ни на есть настоящими инопланетянами. Уж кто-кто, а я это могу утверждать как непосредственный руководитель их обработки. Так вот, случилось то, чего никто не ждал. Обнаруженный аппарат, сейчас мы можем лишь догадываться о том, был он из тех, что хранятся у нас, или другой, похитили. Похищение было столь дерзким и явным, что все, кто занимался этой проблемой, оказались буквально в состоянии шока. Да, они знали, что иной разум есть, они каждый день видели его творения и постигали его тайны, но такого внезапного и решительного проявления не ждал никто. Похищенный аппарат представлял особый интерес. Он, в отличие от предыдущих, найденных в слоях доисторических пород или где-нибудь в океанах, был первым аппаратом, посадку которого мы засекли и наблюдали. Быть может, в нем была какая-то форма жизни или нечто, управляющее им.
       Так или иначе, но он отстоял от своих последних предшественников на несколько сотен лет и был явно совершеннее, что особо нас интересовало. Его похитили прямо с места, куда он сел. Военные пытались блокировать группу объектов, захвативших его, но в результате мы лишь потеряли несколько дорогостоящих спутников.
       По результатам работы комиссии, проверявшей все обстоятельства этого дела, существует твердое убеждение, что похитившие аппарат, относятся к другой цивилизации, нежели та, которая создала корабли, найденные нами. Это подкрепляется и тем, что я уже говорил: аппараты похитителей также есть у нас в лабораториях, но попадали они к нам при совершенно иных обстоятельствах. Иногда их сбивали военные, или же они сами терпели крушение. Но и это еще не все о них. Сразу же после похищения за одну ночь провели грандиозную чистку. Отдел по обработке агентов противника возглавлял я. И могу вам доложить: был в полной растерянности, когда понял, с кем имею дело. Вне своих аппаратов они ничуть не превосходили нас с вами, а внешне были теми людьми, что и мы. Но внутренние исследования показали очень серьезные биологические различия. Тогда мы считали, что мы и они - два ответвления с общими корнями, иначе подобное сходство было бы просто невозможно. Мы не особо обращали внимание на их показания о совершенно чуждой им нашей природе и на их претензии по поводу якобы захваченных когда-то у них тел. Все эти разговоры мы считали проявлением враждебности. Мы, но не я лично.
       Именно тогда я начал развивать то, что на данный момент уже не боюсь назвать обоснованной теорией. А для себя - так просто истиной.
       Я понимаю вас, Джузеппе, вы слушаете все это и ощущаете скепсис. Но поверьте: что для всего человечества пока лишь фантастика, давно уже будни для его авангарда. Передовой отряд ученых, инженеров и тысяч других специалистов секретных программ уже многие годы живут среди всего этого.
       На свой страх и риск я скрыл тогда некоторые показания, полученные от агентов. Многих из них потом уничтожили, часть законсервировали для хранилищ, и лишь немногих счастливчиков до сих пор держат в спецблоках на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств.
       С тех пор вот уже четверть века мы больше не наблюдаем их. Они прекратили засылку агентуры, их аппараты не только исчезли с орбиты и ближайших планет. Последние наблюдения говорят о том, что на том месте, где, по словам агентов, располагалась их база, ничего нет. Не исключено, что они поменяли место дислокации и стали лучше маскироваться. Но у меня на этот счет имеется свое мнение.
       За последние несколько лет, занимаясь ловлей, вроде вчерашней, я не поймал никого. Но это не значит, что я ловил "пустышку". Я ловил то, что поймать практически невозможно, но что возможно осознать и понять, если ловля будет более удачной.
       Я посвятил весь свой потенциал и всю дальнейшую, после похищения, жизнь этому. И вот вчера я изловил то, что искал так давно и упорно.
       Вспомните, я говорил о том, что агенты говорили о нашей, чуждой им природе. Я не стал подробно освещать эту тему в свое время. А сейчас, когда я почти уверен в своих выводах, я ознакомлю сперва вас, а затем и всех остальных, кто занимался этими вопросами, в свете нового видения реальности.
       Мы с вами действительно чужды им по природе, и у меня есть полная запись допроса, где агент по полочкам разложил, почему это так. Мы - последствия их неудачной попытки сделать из планеты место ссылки преступников. В процессе естественной эволюции мы выглядели совершенно не так, а их тела понадобились нам для скорейшего технического прогресса. Но даже теперь, хоть мы и похожи внешне, все же совершенно иные по принципу развития и по биологическим показателям. Срастание с их телом было лишь временным вынужденным этапом адаптации.
       Их тело - только шелуха, которую мы когда-нибудь выкинем за ненадобностью, необходимая только на какой-то срок.
       Слушайте, Джузеппе, внимательно и постарайтесь понять все. Но помните, что если вы почувствуете, что сходите с ума, то застрахуйтесь, как сделал я, размножьте этот диск и раздайте нашим коллегам. То, что может случится с вами и со мной, является подтверждением правильности моих выводов.
       Цивилизация, засылавшая агентов, на мой взгляд, уже не будет нас беспокоить, как раньше. Они "вытянули " не то, что ожидали, похитив этот корабль. Он оказался несовместимым с ними по своей сути. И хотя кое-что техническое они, наверняка оттуда позаимствуют, это не ляжет ровным кирпичиком в стену их строения, которое пытается достичь бесконечного совершенства. Оно будет чужеродным вкраплением, из-за которого пойдут большие и малые неприятности и перекосы.
       Там, в лаборатории, - Виктор указал пальцем на дверь, - именно там находится то, что кинуло нам этот похищенный строительный материал.
       Джузеппе с любопытством смотрел на шефа.
       - И что вы успели обнаружить за время моего отсутствия?
       Виктор усмехнулся от сознания собственного превосходства в понимании происходящего.
       - Ничего. Именно - ничего. Это и есть самая ценная находка. Человек полностью нормален, никаких корыстных интересов в том, что он утверждает. Никакого воздействия со стороны или программирования мозга. Ничего абсолютно. И, тем не менее, он - находка. Находка потому, Джузеппе, что, разговаривая с ним, вы говорите с другим. Он - никто, он - пустое место, обычный проводник, каким бывает железная проволочка, он даже не зомби.
       Если вы хотите потренировать нервы или просто их проверить, зайдите в лабораторию и внимательно взгляните ему прямо в глаза. Уверяю вас, вы получите незабываемое ощущение: вы почувствуете дыхание Вселенной. Но об этом потом.
       Итак, этот человек некоторое время назад был одним из нас, автономным мыслящим существом, способным принимать решения, анализировать и так далее, и тому подобное. Сейчас же он, вмиг перевоплотившись, несет явный бред без видимых этому причин. Кстати, знаете, что сказал экстрасенс, который работал с ним ночью, пока вы спали, и к мнению которого прислушиваются в программе по этим аппаратам? Он сказал, что не в силах выразить это научными терминами, столь лаконично и доступно, как это возможно простым языком, что в этом человеке есть Бог, и что Бог овладел всем им с головы до пят. Понятно ли вам, что он имел в виду?
       Виктор напряженно смотрел в глаза помощнику.
       - Не совсем, но нить, по которой вы ведете меня к истине, я, пожалуй, еще чувствую в своих руках.
       Виктор отвел глаза и продолжал:
       - Я задам вам один вопрос, на который сам же и отвечу, но перед этим постарайтесь дать ответ сами. Потом сравните, и увидите как далеко или близко вы были от истины. Как вы представляете себе наш технический и умственный прогресс? Я имею в виду нечто зримое, какую-либо конструкцию, размещенную во времени и пространстве.
       А вот и ответ. Скорее всего, она сравнима с гигантской башней, уходящей с земли в бездну неба, в которой каждая крупинка - это какое-то открытие, поднимающее собой цивилизацию еще выше. И вот высота башни достигла таких пределов, за границей которых вы попадаете в условия, не требующие продолжения строительства конструкции. Ведь она, конструкция, не только олицетворение, она еще и помогала вам преодолевать условную силу тяготения, ведь летать вы не умеете. И чтобы подняться в небеса, нужно строить себе ступеньки, лестницу, которая зиждется на фундаменте. Теперь вы парите в невесомости, о спуске назад не может быть и речи, ведь это - прогресс - назад пути нет. И конструкция былого бытия вам оказывается ненужной. Вы начинаете создание новой, отвечающей всем новым условиям и законам, после которой вам уже не нужна старая башня. Естественно, изменились и вы. Вы изменились так, как это нужно для того, что быть в силах перейти эту границу. Аналогия здесь еще более проста. Это как в общественном месте: пришел на мероприятие, снимай пальто у двери и входи. А через эту границу в условном пальто при всем желании не пройти. Меняется ваша внешность, ваша жизнь, меняется весь мир вокруг. Теперь, если вам нужно спуститься на Землю, вы уже не нуждаетесь в той лестнице, которую строили для подъема. У вас есть возможность попасть туда и вернуться новыми, лучшими, более совершенными путями.
       Но хватит сравнений, перейдем к следующей части. Не казалось ли вам, если вы, конечно, достаточно внимательно читали Библию, что вначале Бог-Отец слишком часто являет себя, что позже заменяется явлением вместо Бога ангелов, явление же Бога лично исчезает вообще. К тому же, действия Его, описанные в Ветхом Завете, носят, при детальном их анализе, характер поступков человека, еще явно не обладающего той бесконечной мудростью и совершенством, которые должны быть ему присущи. Иначе говоря, он то карает, то милует, он, без сомнения, находится в состоянии поиска, но не обладания истиной. Он развивается. Особо обращают на себя внимание те формы и облик, в которых высшая сила предстает перед человеком. Это всегда нечто нематериальное, непонятное именно по сути естества, так же как и те истины, которые излагают эти явления. Более четко объяснимый и прекрасно укладывающийся в общую структуру есть момент начала новой эры. С появлением Бога-Сына наступает время, когда божественные силы считают нужным познакомить человечество с возможностью единения, правда, временного, его нематериальной субстанции и тела. При этом без всяких намеков, прямо и четко показывая тот путь, по которому надо идти в развитии. Излагается это, правда, в иносказательной форме, что для существа мыслящего даже лучше, есть возможность попутно совершенствоваться, отбрасывая отработанные и неверные гипотезы.
       И вот теперь, на современном этапе развития, настал момент, когда после долгой паузы, данной нам для достижения намеченной цели, пора провести кое-какие исследования и тесты. Вы были правы, Джузеппе, когда подумали о них. Но я ведь предупреждал, что вы и представить не можете, кто их проводит. Скажите-ка, как вы относитесь к тому, что Бог является лишь вашим старшим братом, а вовсе не тем, кем вы представляли его всю свою жизнь?
       Помощник молчал.
       - Можете не отвечать. Это, скорее, даже не вопрос, а так, пустая фраза. Ну, вот и настал момент слить все это воедино и сформулировать коротко и ясно. Нам сказочно повезло, Джузеппе. Нам - это всему человечеству. Каким-то необъяснимым образом мы, видимо, являемся ответвлением совершенно иного дерева, с совершенно иными корнями, нежели те, о ком я говорил ранее. Цивилизация, достигшая в нашем сегодняшнем понимании совершенства в развитии, без всяких сомнений курирует и опекает нас. Находясь на недостижимо далеких высотах разума, она пытается влиять на наше развитие, увлекая нас за собой. Их поиски и сомнения, как в зеркале, отображены во всех случаях нашего взаимодействия и запечатлены нами в наиболее доступной для нас форме. Они уже многие тысячи, а, может, и миллионы лет находятся в стадии нематериального разума, высшей формы мысли и существования. За время взаимодействия с нами их естество, скорей всего, подверглось очередным изменениям, но они не забыли о нас. Может быть, мы, как две капли воды, похожи на определенных этапах развития или всего лишь вышли из одной колыбели, но факт остается фактом: мы им небезразличны, и они изо всех сил хотят помочь нам, делая это осторожно и не спеша. Такая заинтересованность в нашем благе с их стороны есть доказательство родства, как и тот способ, которым они с нами общаются. Все явления высших сил всегда носили экстрасенсорный характер. Вот то связующее звено, через которое они тянут нас и наличие которого будит в них родственные чувства. Они вели нас с самого начала, подсказывали, что и как делать, потом поставили задачу и исчезли, давая время ее решить.
       Размножив религии, они, наверняка, посеяли зерно, призванное дать именно те всходы, которые мы наблюдаем сегодня, и это тоже неспроста. Вероятно, именно такой ход событий призван максимально точно привести нас к цели.
       Джузеппе прервал шефа:
       - Так что же за тесты они решили провести, проверяя, насколько мы справились с поставленной задачей?
       Виктор вздохнул.
       - Ах, тесты, да, конечно... Скорее всего, мы прошли очередной этап развития, и теперь их интересует способность нашего разума адаптироваться к тем условиям, которые ждут нас впереди. Либо способность мозга воспринимать как должное вещи, совершенно невозможные. Задумайтесь над ситуацией с этим человеком, принимая во внимание все обстоятельства, и вы сразу почувствуете, как некая искра сумасшествия проскочит у вас в голове. Ведь это невозможно, но оно существует. Именно общесоциальную реакцию на такой ход событий они и исследуют. Мы, на мой взгляд, с успехом справились в свое время с задачей постижения непонятного и закодировали то, что сводило нас с ума, в доступные слова, типа "Бог", "душа" и так далее. Но этот этап прошел, и наступило время принять новые кодовые названия, сняв шифр со старых, либо суметь постичь это, не переводя в привычные нам границы понимания. От этого зависит будущее, Джузеппе. Эти аппараты, хранящиеся в лабораториях, это всего лишь кирпичи той башни, которая служила когда-то для подъема в небо, а сейчас разрушилась за ненадобностью и осыпается на нас своей пылью. Но сыплется она на нас не зря, они, наверное, считают, что нам будет небесполезно покопаться в этой пыли, как небесполезно детям поиграть в песочнице.
       В человеке, сидящем в лаборатории, присутствуют они, собственной персоной, Джузеппе, понимаете? Я ждал этот шанс всю свою жизнь, и я его не упущу. Все, что я рассказал вам, уже пройденный этап моей мысли. Сегодня я начну эксперимент, к которому они только начали нас готовить. И по его результату вы, Джузеппе, сможете делать вывод, готовы ли мы к следующей ступени на пути развития, или нам снова придется придумывать новые понятия, вроде "высшая сила" и триединство Бога". Помните, помощник, у высшей мысли нет языка, язык - это инструмент, который использует разум, ограниченный в своем развитии. Я хочу прикоснуться к этому совершенству, даже если после этого я умру.
       Виктор встал.
       - Так не забудьте про диск, а к вечеру увидимся в лаборатории. И прошу помнить, что это может покинуть нашего подопечного в любую секунду, когда только сочтет нужным, после чего он станет тем, кем был, вспомнит свой домашний адрес и все прочее.
       Не стоит исследовать его после такого поворота событий, он уже совершенно ничего нести в себе не будет. Они, - Виктор показал пальцем вверх, - на таком уровне, что это не вызовет никаких последствий, равно как и влияния в данный момент. Паспорт может просто исчезнуть, так что не волнуйтесь, если случится нечто в этом роде. Помните главное: останется единственный индикатор - это я.
       Он вышел, и щелчок замка захлопнувшейся двери привел помощника в чувства.
       Он понял все, о чем рассказал ему этот человек, про которого в службе ходили легенды, который считался одним из столпов, на коих держались все исследования инопланетных воздействий и контактов.
       Размножив диск, помощник занялся упаковкой копий на случай их отправки коллегам шефа. Спустя час, приняв душ и перекусив, он отправился в лабораторию.
       На пороге стоял дежурный. Он равнодушно взглянул на помощника и преградил ему путь.
       - Извините, но вам уже запрещено использование лаборатории.
       Джузеппе почувствовал неладное.
       - А в чем дело? Разве мы уже завершили свои исследования?
       Дежурный, вдруг сообразив, что помощник не в курсе, немного смягчился:
       - Я думаю, что вы кое-чего еще не знаете. Около часа назад вашего шефа увезли в клинику. Нам сообщили, что у него внезапно случилась какая-то новая форма помешательства. Мне очень жаль, но факт - бесспорен. Он сошел с ума. Ваш подопечный, вероятно, от увиденного пришел, наконец, в себя и признался, что водил всех за нос шутки ради. Мы хотели было отправить его за это назад, в полицию, но, к сожалению, где-то затерялся его паспорт, а без этого доказательства полиция отпустит его в тот же день. Поэтому мы отправили его в клинику вместе с вашим шефом. Быть может, он чем-то болен и передает какую-то неизученную форму помешательства.
       Джузеппе молча повернулся и зашагал к выходу. Предстояло как можно быстрее разослать копии диска, это было последнее, что он мог сделать для Виктора. Его Эксперимент закончился неудачно, человечество лишь подходило к той черте, за которую он столь решительно попытался перешагнуть.

    1995 г.

    ВСТРЕЧА

       Уже не менее получаса я мучился от нестерпимого озноба, который охватывал мое тело и нарушал благостные до сего момента сновидения. Из-за него я впал в какое-то оцепенение, я хотел встать, но было неимоверно тяжело не только пошевелиться, а просто открыть глаза. Наконец, я предпринял попытку, вложив в нее всю решимость и отвращение к моему жалкому состоянию, в результате чего удалось сесть. Зрелище, наверняка, было занятное. Несмотря на то, что я уже не спал, скрюченная моя фигура с упавшей на грудь головой и опухшим, а это я чувствовал, лицом являлись ярким доказательством пагубного воздействия алкоголя на организм.
       Преодолевая слабость, я откинулся на выгнутую спинку скамейки. От резкого движения у меня помутилось в голове, но появилось приятное ощущение от расправленных, наконец, плачей. Так я просидел минут десять. Мысли понемногу прояснялись, и я осознал потребность в немедленных действиях, направленных на преодоление этого мерзкого состояния. Зная по опыту, что полностью избавиться от похмелья удается лишь к концу следующего дня, я еще с вечера запасся одной из последних новинок фармацевтики, предназначенной для помощи таким, как я, по утрам.
       Не без радостного ощущения чуда достал я спасительный флакон из кармана и открутил крышку. Запах был, что называется, специфический. Я зажмурился и одним глотком осушил две трети бутылочки. Вкуса почувствовать я не успел, да и было бы сложно разобрать его в точности - такой букет намешали в это средство.
       Я огляделся по сторонам. Было раннее утро. Вокруг меня раскинулся густой парк с яркой зеленью лужаек, перерезанных белыми бетонными дорожками. По обеим сторонам дорожек стояли скамейки. Я восседал на одной из них. Повинуясь дурацкому инстинкту детства, я с усилием приподнялся, пытаясь заглянуть под себя. Убедившись в том, что лавка не свежевыкрашенна, я со вздохом облегчения оплыл вдоль спинки, перевалясь на правый бок.
       Внезапно передо мной что-то потемнело. Я изо всех сил навел резкость и увидел прямо перед собой на скамейке человека.
       Странно, что я не замечал его раньше. Видимо, я совсем плох: он сидел рядом со мной на расстоянии вытянутой руки.
       Это был старик лет шестидесяти или семидесяти, для моего возраста это не представляло большой разницы.
       Препарат начинал действовать, и я с огромной радостью ощущал, как с каждой минутой прибывают силы, и мой организм приходит в норму, как в каком-то механизме: запустилось одно, потом, другое, третье, и вот я уже решительным движением оперся правым локтем о спинку скамейки и сел полубоком к старику.
       Выражение моего лица в тот момент, скорее всего, было, мягко говоря, странным и провоцировавшим чужое внимание. Старик, не поворачивая головы, взглянул на меня и улыбнулся одними лишь глазами, что, впрочем, я заметил. Спустя еще пару минут я был почти в форме - препарат, действительно, оказался отменным, кстати, как и цена на него. Слегка размяв руки, потянувшись и убедившись в том, что телом я уже полностью владею, я решил повнимательней рассмотреть старика.
       Воздух в парке был чист и свеж, и уставшие от сигаретного угара легкие, казалось, расправились, как крылья, ловя каждую молекулу утреннего аромата.
       Старик был среднего роста, суховат, одет хорошо и аккуратно. По одежде нельзя было судить, при деньгах он или нет. Так одеваются и те, кто, имея деньги, не делают из одежды культа, и те, кому внешний вид не безразличен, но на дорогие и модные вещи денег не хватает. Лицо его было непохоже на лица "кухаркиных детей", как называют разного рода выходцев, пробивающихся где только можно и как только можно. Внешняя строгость и правильность черт его лица, его взгляд свидетельствовали о бесспорном наличии неплохого генофонда. Старик заметил, что его рассматривают, но, нисколько не смутившись, продолжал спокойно сидеть в прежней позе.
       Я испытал странное чувство: как будто мне хотелось о чем-то его спросить, но вопрос, возникая в абстрактной форме, не формулировался в конкретные фразы, и поэтому задать его я был не в состоянии. Промучившись над этим какое-то время, но не утратив энтузиазма, решил не торопиться и подождать, пока мысль оформится четко, а пока прекратить таращиться на старика. Но едва я перевалился с правого бока на спину и откинул голову, с блаженством закрыв глаза, старик шевельнулся, и через мгновение раздался его ровный и спокойный голос.
       - Вы, наверняка, провели вчера бурный вечерок, молодой человек. Но как бы там ни было, не стоит все же ночевать на улице, да еще в таком состоянии.
       Я повернул к нему голову, и на лице моем он прочел немой вопрос.
       - Понимаю, я и не собирался заниматься нравоучением, но мне странно, что никто из ваших друзей, ведь вы были не одни, не доставил вас хотя бы к себе домой. Особенно это странно потому, что деньги у вас, и у них, наверняка, есть.
       Я автоматически хлопнул себя по внутреннему карману, где лежал мой бумажник: он был на месте. Старик усмехнулся:
       - Уж не подумали ли вы, что я претендую на ваш кошелек? Ни в коем случае не претендую. Просто мне кажется, что эти ваши так называемые друзья относятся к вам, мягко говоря, наплевательски и потребительски, впрочем, как и вы к ним. И, несмотря на то, что есть у в вас нечто вас единящее, в глубине души вы друг другу так же безразличны, как незнакомые люди.
       Он поправил пиджак и сел ровнее.
       - Не понимаю, о чем вы говорите, - начал я, совершенно себя не контролируя, - как вы можете судить обо мне и о моих друзьях не зная нас вовсе, рассуждать о нашей состоятельности, взаимоотношениях и прочем?
       Старик вновь взглянул на меня. На этот раз взгляд его был пристальным и пронизывающим, он словно лучами рентгена исследовал меня с головы до ног.
       - Нет ничего сложного в моих догадках, молодой человек. Вы слишком дорого и вызывающе одеты, а ваши друзья, скорей всего, подобны вам. О том, как гуляют такие люди, я знаю прекрасно, словом, ничего загадочного, - один лишь жизненный опыт, не более. А то, что вы напились до чертиков, а они забыли о вас, вследствие чего вы забрели сюда и здесь остались, так достаточно элементарной логики, чтобы судить о ваших взаимоотношениях. Деньги потратили, все повеселились, а завтра, то есть, уже сегодня, они скажут, что все были такие же, как вы, и поэтому так получилось. Вы их мгновенно простите и будете, между прочим, абсолютно не правы.
       - Почему же? - вяло поинтересовался я. В глубине души я знал, что он прав, но какое-то тупое упрямство заставляло меня отстаивать несуществующую честь моих приятелей.
       - Да потому, что вы, по сути, одиноки, как, наверное, многие из нас, независимо от возраста, пола и социального положения. Но отнюдь не многие способны переносить это душевное одиночество, когда в целом мире нет никого, способного до конца тебя понять. Заметьте, не разделить с вами беду или радость, а именно понять. Отсюда и ваше стремление к самообману, вы закрываете глаза на подлости друзей, стараетесь не замечать в них ничего плохого, а, с другой стороны, излишне концентрируете внимание на их довольно малочисленных хороших поступках или на взглядах, в которых вы с ними сходитесь. Но когда наступает момент проявления объективного отношения друг к другу, вся гадость выплывает наверх, и кто-то, кто испытывал особо сильные иллюзии, ночует в беспамятстве на лавке. Ну, а кто заблуждался в меньшей степени, тот, конечно, дома, - он ехидно хихикнул.
       Я, как ни странно, нисколько на него не обиделся. Я подумал, что старик зрит в корень не столько потому, что он тонкий психолог или какой-нибудь телепат, скорее, оттого, что ситуация и вправду была слишком жизненная и до предела простая, и при наличии здравого смысла разгадать ее было делом элементарным.
       Однако, четкий ход его мыслей и безошибочность его предположений заинтересовали меня, и я, никуда в тот день не торопясь, решил уделить старику какое-то время. Я подумал о некоторых темах, интересующих меня, и на которые можно было бы попытаться разговорить его. Мне кажется, что я надеялся с его помощью по новому взглянуть на те проблемы, к которым у меня еще не сформировалось однозначное и стойкое отношение.
       Тем временем старик продолжал:
       - Ну, да к черту ваших приятелей, это дело и без того ясное. Меня гораздо больше интересуют отдельные индивиды, нежели их совокупность. Поскольку вам значительно полегчало и вы, как я вижу, никуда не спешите, я позволю себе задать вам несколько вопросов. Разумеется, вы можете не отвечать на них, если не захотите.
       Я, думая о своем, был застигнут врасплох таким оборотом событий.
       - Отчего же, я, пожалуй отвечу. Давно известно, что люди с большей откровенностью общаются с совершенно посторонними, нежели с хорошими знакомыми.
       Старик демонстративно похлопал в ладоши.
       - Браво, молодой человек! Подобные мысли свидетельствуют о наличии ума, что не слишком часто встречается у современной молодежи. Мне начинает нравится наш диалог. Итак, если я не ошибся, вы вполне состоятельны. Меня не интересует, каким образом вы "состоялись", меня интересует сам факт.
       Я подтвердил его предположение.
       Он в раздумье покачал головой. Его лицо выражало нерешительность, казалось, он сомневается, стоит ли говорить... Но вот он начал:
       - Как жаль, что в нашей благословенной державе, и вам это, наверняка, известно не хуже, чем мне, на протяжении всей ее истории нельзя было законно заработать деньги. Я имею в виду деньги, полученные за честный труд. Их можно было украсть, получить в результате махинаций, как угодно, но только не заработать. Само слово "работа" всегда ассоциировалось с нищетой и жалкими грошами, а труд человека при любых политических системах фактически презирался, иногда завуалировано, иногда явно. Но я отвлекся, - спохватился он. - Вот вы, не скажу богаты, но состоятельны. Этого достаточно для того, чтобы просто не думать о том, чем жить завтра, не в буквальном смысле завтра.
       Я подтвердил, что понимаю его.
       - Следовательно, борьба за существование вас уже не беспокоит. Все, чего вы хотите, если, конечно, вы не хотите иметь собственный космический корабль, вы можете получить. А теперь я задам извечный вопрос. Вероятно, вы и сами об этом думали и, может быть, даже кое-что для себя уже решили. Итак, а что же дальше? Предположим, что, кроме денег, вам еще и славы захотелось. При наличии денег добиться ее проще, она покупается. Вы платите - вам аплодируют, платите долго - аплодируют сильнее. Со временем можно платить реже и меньше: дело сделано - вас запомнили и оценили. Чем же вы займетесь дальше? Я спросил вас об этом, потому что вижу ваше отчаянное душевное состояние. Первейший тому признак - пьянство и праздное времяпрепровождение при материальном достатке. Не подумайте ненароком, что я пекусь о вашей бессмертной душе в религиозном смысле, это дело для смертного совершенно пустое.
       Существовало немного вопросов, способных поставить меня в тупик и заставить вместо ответа глупо поводить плечами. Стариковский был одним из них. Не скажу, что я над этим никогда не задумывался, просто всякий раз, не сумев достаточно определенно ответить самому себе, откладывал на потом. И так без конца.
       - Вижу, что ответить не можете, - заметил старик, и лицо его вдруг стало серьезным и даже чем-то озабоченным.
       - Да вы не расстраивайтесь. Этот вопрос из разряда тех, на которые каждый, в лучшем случае, ответит своей, индивидуальной глупостью. Если вопрос этот сформулировать поточнее, он станет конкретным, но от этого еще более сложным: в чем смысл жизни, моей, твоей, нашей и так далее? Существует масса теорий и философских учений, так или иначе затрагивающих этот вопрос, но ни в одной из них, исключая лишь некоторые религиозные толкования, нет столь четкого и конкретного ответа, сколь блистательно четок вопрос. Все они идут как бы параллельно этой стальной стене, прикасаясь и тут же отскакивая от нее, подобно пуле. Они, эти теории, не осмеливаются даже попытаться пробить эту стену, так как если бы рискнули, то разбились бы вдребезги, так и не дав ответа на этот извечный вопрос. А если так, то в их существовании просто не было бы смысла. Именно поэтому все, что в процессе рассуждений выходит к стальной, непробиваемой стене этой проблемы, либо скользит вдоль нее, беря за конечную цель вопросы попроще, либо прекращает свое существование. Так что не смущайся: ты спасовал перед противником достойным.
       Я стал замечать, что старик плавно перешел на "ты" и начал говорить, обращаясь больше к самому себе, но так, что при этом все же был необходим посторонний слушатель, хотя бы пассивное его присутствие.
       - Что же касается религиозных рассуждений на эту тему, то они хоть и разнообразны, но имеют одну общую черту: все они сводятся к истине, данной свыше, а потому верной раз и навсегда. Конечно, при желании можно попытаться оправдать их, можно также утверждать, что каждое новое поколение открывает в них свою, новую грань понимания вопроса, и что грани эти неисчерпаемы и вечны. Но ни одна из них не выдерживает сколь-нибудь серьезной критики. Ведь не думаешь же ты, например, что смысл твоего существования есть смерть и, как следствие, царство Божие? Эта теория рушится при одном только предположении, что подобного царствия нет вовсе, что так же не доказано, как и то, что оно есть.
       Старик умолк, на лице его вновь появилась нерешительность, и опять она исчезла так же быстро, как возникла. Я решил не перебивать его вопросами и не пытаться спорить с ним, тем более, что рассуждал он небезынтересно.
       - Но вернемся опять к вам, молодой человек, - перешел он на "вы" так же просто, как перед этим на "ты". - У вас все отлично: отдыхаете на теплых морях, развлекаетесь, объехали весь мир, все посмотрели, словом, все, что только могут позволить деньги в том количестве, которое нужно на мирские утехи, вам доступно. Проживете вы так год, два, три, десять лет... Но ведь это тоже надоест, и, в конце концов, осознанно или неосознанно возникнет все тот же вопрос: зачем я живу, что мне делать дальше? И не ответив на него, люди, которые находятся в вашем положении, начинают пить и прожигать свою жизнь. Пьют они, как и все, с целью заглушить голос рассудка, не способного лишить своего хозяина такой ноши, как неразрешенность этой проблемы, с целью забыться и достичь блаженства хоть на миг, но не ломать больше голову над этим вопросом, на который нет ответа. Но ведь ответ-то есть, молодой человек. И он прост до невозможного.
       Я вздрогнул. Это становилось уже действительно интересным. Мне всегда хотелось услышать хотя бы один более-менее достойный ответ на вопрос, зачем я живу на свете.
       - Суть данного вопроса всегда была на виду. Она подобна вещи, которую разыскивают, когда она лежит на самом видном месте, а никому и в голову не приходит, что искать ее вовсе не нужно, что вот она - перед вами. Но найти ее можно по-разному. Можно просто увидеть, где она лежит в ожидании, пока ее заметят. Однако, это и есть самое сложное, подобным образом еще никому не удалось ее обнаружить и вряд ли удастся когда-нибудь. Она хоть и лежит у всех на виду, но черт ее поймет, как будто невидимая. Полубогом надо быть, чтобы суметь ее увидеть, а, может, уподобиться самому создателю. Для нас гораздо проще вычислить ее, исходя из совершенно посторонних понятий. В данном случае вы как бы замечаете не самую вещь, а ее отражение в зеркале. Смотрите в зеркало и видите отражение, к примеру, стола, на котором она лежит, оборачиваетесь и смотрите на стол, а ее там нет. Дело в том, что на самом деле она там, но увидеть ее без отражения мы пока не в состоянии. Многие сильные мира сего, которые задавались этим вопросом, делали иногда нечто, способное самим фактом своего существования послужить таким зеркалом. Но они проглядели, иначе не делали бы того, что делали. Они искали цель своего существования, грубо говоря, идею, которая сумела бы увлечь, заставить забыться без вина и добиваться этой цели, чего-то, что воодушевляло бы их, убеждало бы в своей необходимости, увлекая к светлым вершинам. Часто цели и идеи, как идеалы, оказывались фальшивыми. Достигнув их, люди понимали, что не это цель их жизни, но не умирать же им сразу после этого. К примеру, хочется разбогатеть и кажется, вот она - цель, достигну и стану навсегда счастливым. Достиг - и что же? Все со временем наскучит, надоест и осточертеет. Наступит пора разочарований, а как следствие - хандра и безысходное пьянство. Так и бьются испокон веков, пытаясь понять, где же и в чем смысл нашей жизни. Есть такой философский ребус: сможет ли Господь Бог создать камень, который не в силах будет поднять? Вроде бы все предельно ясно, схема, как в загадке с линией без начала и конца - с виду сложно, а на самом деле чертишь круг, и ответ готов. Но тут не так-то просто понять, как надо чертить. Ведь Бог всемогущ и, если что и создаст, то без труда это одолеет. Он все может - однозначно и четко, но проблема с камнем, который ему не поднять, налицо. Так вот, не следует искать ответы так же однозначные, как утверждение, что Бог может все. Да, он вполне способен, на мой взгляд, такой камень создать, как человек может изготовить бетонный шар весом в тонну, и оба они не будут в силах поднять, каждый, соответственно, свой груз. Но это слишком примитивная схема, не очень любящая критику. Лучше предположить, что, создав нечто более могущественное, чем сам, Бог прекращает быть богом, то есть абсолютом, начальным и конечным пунктом мироздания, камнем преткновения всего сущего, а, следовательно, он сам себя развенчает. Пожалуй, у него хватит сил самоликвидироваться.
       Но смысл этого ребуса я, лично, вижу вовсе не в этом. Смысл этой загадки в ее логической невозможности, что мне очень ясно доказывает, что Бога нет. Нет в нашем, обыденном его понимании. Есть Нечто, но это Нечто совершенно отлично от того старенького, затасканного образа Бога, каким мы рисуем его в своем воображении на протяжении веков. Это Нечто неясно, и, что самое главное, оно бесконечно. Понимаете ли, совершенно бесконечно, как сама пустота, что открыта задолго до нас с вами. Возникает закономерный вопрос: можно ли достичь конца в том, в чем конца не существует? Естественно, нельзя. Я бы, молодой человек, первым повесился бы, если б мне кто-то сумел доказать, что можно. И не потому, что он посрамил бы тем самым скудность моей мысли, а потому, что после этого нам с вами не имело бы смысла жить. Посудите сами, вся история человечества свидетельствует нам о принципе вечного, именно вечного, совершенствования, развития без конца. Если угодно, то и без начала: кто сумеет найти его, тот - великий гений, способный отыскать и конец. Общества, отдельная личность, все в мире развивается, устремляясь в Ничто, в бесконечную бездну. Сам принцип устройства человека начинается в бесконечно малом, устремляясь в бесконечно большое, проходя через биологический фактор и преобразуясь в неосязаемую мысль, рвущуюся в неведомое с желанием и потребностью, которые мы не в силах понять и объяснить.
       Одно мы можем знать наверняка - что это необходимо. И это, действительно, необходимо, так как этот самый пресловутый смысл жизни и состоит в бесконечном процессе развития. В нем и надо искать радость своего существования, ибо движение и развитие твое бесконечно и ты никогда не достигнешь цели, потому что ее нет. Нет в том понимании, в котором мы привыкли ее представлять. Есть вечный свет впереди бесконечного тоннеля - манящая звезда, свет ее виден... но прикоснуться к ней невозможно. А в обычном понимании есть промежуточные цели, коих бесконечное множество на бесконечном пути в Никуда из Ниоткуда. Они принимают различные формы, превращаясь в разнообразные предметы, которые удовлетворяют наши запросы и прихоти в соответствии с возрастом и уровнем развития: начиная с лакомств - предела мечтаний ребенка, и преобразуясь в нечто более серьезное и важное по мере его, ребенка, возмужания. Иначе говоря, это призы для поддержания стимула, раззадоривания любопытства и жажды познания, этих внутренних двигателей нашего естества.
       Цель ясна, но, применительно к человеческой жизни, она причудливо преломляется в мозгу и психике людей и приобретает несколько отличный оттенок. В человеческой природе наряду со здравым сомнением живут еще такие коварные штучки, как апатия, лень, неуверенность и всяческие совершенно глупые колебания. Распознать их несложно. В отличие от сомнений здравых, они возникают на пустом месте, в виде размышлений ни о чем. Действие их безжалостно. Они уничтожают человека изнутри, сея в нем страх, неуверенность в себе, и превращают человека в ничтожество. А самое главное, они сбивают человека с той самой цели, к которой большинство из нас интуитивно идет, даже не видя ее, и порождают интеллектуальные блуждания на месте, останавливая процесс развития и вечного движения.
       Наличие подобных сомнений не должно пугать, они, как вирусы и болезни, своим существованием призваны закалить человека, но только не физически, а нравственно, если хотите, духовно. Каждый должен уметь их выявлять и подавлять. В этой борьбе побеждает сильнейший. Слабые гибнут духовно и интеллектуально, что не исключает и скорую физическую гибель. Примеры очевидны всем, кто вообще хочет и может что-либо видеть. Добиваясь чего-то, будьте бесконечно изобретательны, настойчивы, не падайте духом и не отчаивайтесь в любой ситуации. Проиграв, отдохните, наберитесь решимости и терпения и прошибайте лбом снова и снова. Будет лучше, если вы погибнете в процессе достижения цели, чем зачахнете, отказавшись от попыток добиться своего. Вся жизнь полна примеров, стоит лишь взглянуть на людей. Те, что, невзирая ни на какие преграды, дерутся с невзгодами, не поддаются лени и скуке, находят себе дело и добиваются тех самых промежуточных целей, нашли единственный верный путь вечного развития. Они проживут жизнь бодро и с чувством удовлетворения. Тот, кто пойдет на поводу у собственных слабостей и опустит руки, тот отречется от естества своего, от принципа, по которому он создан, и в результате выпадет из системы и погибнет. Система никогда не выталкивает соответствующих ей, а чуждые сами исключают себя из системы и превращаются в инородные образования в ее организме. Не имея больше ее защиты, они уничтожаются кишащими повсюду санитарами пространства, которые приобретают всевозможные формы существования от материальных чудовищ до невидимых и неосязаемых сумасшествий.
       Лицо старика потемнело. Мне стало страшно. Старик смотрел в пустоту невидящими глазами и говорил, говорил... Казалось, он пророчествует. Его слова почему-то не хотелось подвергать сомнению, все сказанное воспринималось истинным. Внезапно он замолчал и посмотрел на меня своим прежним, но до неузнаваемости веселым взглядом.
       - Я говорил довольно долго, и вы, молодой человек, возможно, потеряли логику моих рассуждений. А у этого мировоззрения существует очень лаконичная форма, и звучит она так: "Высший смысл, цель существования есть бесконечный процесс движения, как постижения и достижения постигнутого." Вот так, просто и ясно.
       Он поднялся и пошел прочь.
       - Если вам понравилось, можете стать первым проповедником, я дарю вам эту идею, - бросил он через плечо. - Назовите ее, ну, хотя бы, динамизмом, или как-нибудь еще, - добавил он, скрываясь за живой изгородью густых кустов.
       Я спохватился, но сделал совсем не то, что следовало бы. Сам не понимая зачем, я крикнул ему вдогонку:
       - Если я буду первым проповедником, то кем же будете вы?
       Из-за кустов донесся едва различимый, удаляющийся смех.
       Я вздохнул и откинулся на спинку скамьи, думая о том, что произошло.
       По многолетней привычке дернулась рука, и я, машинально взглянув на часы, не поверил своим глазам. Было девять часов вечера. Я нервно огляделся. Солнце заходило за крыши дальних домов, небо на востоке уже начинало темнеть, и парк постепенно погружался во тьму. Был самый настоящий летний вечер.

    1996 г.

    СОДЕРЖАНИЕ

       ЛУЖА
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Литературно-художественное издание

      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Д. НЕЧАЙ

    ДЕТОНАТОР

      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

    Редактор

    Е.РУШКЕВИЧ

      
      
      
      
       Издано при техническом содействии фирмы "Навигатор"
       г. Киев, 252116 ул. В.Василевской 13, корп. 1.
       Тел. (044)243-4847, 243-4848. Факс (044)243-5344

    Любые компьютеры, комплектующие, аксессуары.

    Самые низкие цены.

    0x01 graphic

       ЭТО ПРОСТО ФАНТАСТИКА
      
      
      
       245
      
      
      
      
      


  • Комментарии: 6, последний от 04/10/2021.
  • © Copyright Нечай Дмитрий Валентинович (sisistris@gmail.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 885k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика
  • Оценка: 6.23*7  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.