170

Кирилл Мошков. ПОБЕДА УСКОЛЬЗАЕТ

первая публикация: Москва, ЭКСМО, 2002

вторая часть дилогии "Тебе, Победа!"; первая часть -- "Тебе, Победа!" (Москва, ЭКСМО, 2002)

посвящается Никите

Книга первая. ОСТАНОВИТЬ И ВЕРНУТЬ

часть первая

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПСИХОКРАТА

Какая гадость. Похоже на начало среднестатистической рукописи начинающего автора научной фантастики: персонаж пробуждается с похмелья. Положим, это наверняка не похмелье, но... Давно у меня не было такого отвратительного пробуждения, подумал Джервис. Нет, сформулируем точнее: никогда у меня не было такого мучительного пробуждения. Наверное, такое действительно бывает после очень сильной пьянки, но я опытом такого рода почти не располагаю. Так или иначе, в литературе такие состояния многочисленно, полно и впечатляюще описаны (видимо, у господ литераторов обычно как раз бывает приличный опыт по этой части), так что создавать собственное эпическое описание мерзости в каждой клетке тела и отвратительно гудящей головы нет особой нужды.

Просыпаясь, Джервис уже знал, где он. Не место -- время. Точнее, по терминологии физиков-временников, -- в каком именно потоке времени он находится.

Девять лет назад перемещение произошло куда легче. Джервис услышал некий звонок. Звонок в голове, если угодно. Услышал, оделся и вышел из дому (он тогда стажировался в Белграде), спустился в лифте, и лифт распахнулся не в обычный балканский солнечный день конца 80-х годов XX века, а в лес. Северный Лес на Белом континенте планеты Новая Голубая Земля. Надо было бежать, и Джервис побежал, а рядом бежали остальные, каждый -- вырванный из своего потока времени таким же зовом.

Они бежали, чтобы спуститься на равнину, проникнуть в цитадель Хозяина и встретить там Фродо Таука. Фродо услышал звонок не в другом времени, а прямо здесь, в своей родной Лиане, в шестидесяти милях от Цитадели. Он просто приехал на попутке.

Несколько недель спустя, когда Хозяин пал, а Рыцари расстались, трое из них -- Като, Святослав и Робин -- вернулись в свои миры. Лестер так же, как и Фродо, был отсюда, он просто отправился домой в Космопорт. А Джервис застрял. Временники предложили ему около сорока вариантов переброски в 1990 год, но ни в одном из предложенных вариантов не было главного опознавательного признака -- чтобы на Земле город Белград в Юго-Восточной Европе был столицей государства со сложным названием Социалистическая Федеративная Республика Югославия.

Джервис остался. Добрейший Ив Монтик вылечил заработанное им нервное истощение, а суховатый полковник Кауст взял на работу в Галактическое Контрольное Отделение, созданное на Земле для систематической борьбы с силами Зла. Поскольку седьмое, и главное, воплощение Хозяина этих сил уничтожил все-таки Джервис, швырнув ему в лицо всевидящий хрустальный шар в день великой битвы в подвалах Лисского телецентра на Телеме, Джервису по закрытому списку дали орден, вне всяких очередей -- звание эксперта первого класса, равное полковничьему, должность ведущего специалиста в отделе Кауста и, между прочим, зарплату в три тысячи долларов в месяц, что для Земли 3923 года было очень прилично.

Джервис проработал в Galaxy Control Division (ДжиСиДи, как все называли эту контору) два с половиной года. Из них год ушел на интереснейшую работу на Эмари Банго. Работа кончилась провалом резидентуры; зато, возвращаясь на Землю, Джервис вывез с собой слугу по имени Ксинатал Халлапкурлихо. Конечно, никакой слуга на Земле ему не был нужен, он и на Эмари держал его только в силу местной традиции, но Джервис не мог оставить Ксинатала на Эмари. После провала резидентуры и яростных толп, осаждавших пылающий Шаранк-Кратофор, Ксинатал -- слуга землянина -- вряд ли выжил бы там. Вернувшись, Джервис принял участие в поиске нового Князя Тьмы, самозванца, захватившего власть над силами Зла.

И самозванец был найден. Один из троллей-курли, угнетавших в далеком прошлом Эмари Банго, оказывается, уцелел в извечной борьбе бангийцев с некробиотикой своего мира. Хитростью или силой -- трудно теперь сказать -- он перехватил централизованное управление Злом, не успевшее распасться после падения Хозяина.

Самозванца нашли в побочном, довольно близком потоке. Параллельщики в свое время не предложили этот поток Джервису потому, что он перепутал побочные признаки: вторая мировая война там началась не 14 августа, а 1 сентября 1939 года. Зато главный признак совпадал: Белград все еще был столицей СФРЮ.

Слава Богу, думал Джервис, что Ксинатал был со мной. Его род на Эмари Банго славился умением побеждать троллей-курли в единоборстве. И, когда тролль Хо произнес чудовищное заклинание и Джервис окаменел, Ксинатал вышел из-за его спины, обернулся световым лучом огромной интенсивности и вонзился в черную грудь уродливого карлика. И тот, обратившись в камень, рассыпался грудой высохшего цемента.

Джервис снова стал собой и остался дома -- точнее, там, где родился: в Союзе. Дело в том, что междупотоковый канал вывел их вовсе не в Белград, куда он рассчитывал, а в Москву.

Прошло шесть с половиной лет. За это время он эмигрировал из своей страны, из Союза ставшей Федерацией. Поселился в Сиэтле, поменял имя -- свое, труднопроизносимое для американцев, на Майк Джервис, то самое, которым он называл себя в будущем. Быстро встал на ноги. Купил квартиру в Нортгейте, работал в самом высоком здании города -- башне "Колумбия", встретил Риту, полурусскую-полуитальянку, собирался жениться...

И вот Джервис с трудом разлепил глаза, уже зная, где именно он просыпается. Взглянув на окружающую действительность, он убедился в своей правоте и вполголоса произнес несколько кратких, но энергичных слов на своем родном языке.

Джервис знал, что ЭТОТ Джервис -- двойник. Он-настоящий там, в 1997-м, встал, оделся и спустился во двор четырехэтажного "Сойерс Резиденс", чтобы сесть в машину и ехать по делам. Он-двойник здесь, почти две тысячи лет спустя, лежал под тонким одеялом, глядя на изгибы голубовато-серой гладкой стены, и сипло матерился.

- Что-что? -- услышал он мужской голос. С усилием он осознал, что голос говорит на линке. Джервис вообще-то рассчитывал больше никогда не слышать этого языка. С трудом, преодолевая тошноту и круги перед глазами, Джервис повернул голову. В кресле рядом с койкой сидел рослый темнокожий мужчина в генеральском мундире Управления Безопасности Конфедерации Человечеств. Просторная комната была заполнена характерной аппаратурой временников-параллельщиков. Таких машин Джервис навидался тогда, в 23-м, когда параллельщики предлагали ему варианты. Джервис вспомнил особенно смачный вариант: 1990 год, Белград -- столица Священной Южной Католической Орды, по главной улице -- Святого Ахмеда -- в бронированной машине "Суйцзы" едет он, Миха Ервизович, стажер в Генеральном Управлении Ханского Баскака и Церковной Десятины.

Джервис засмеялся, его немедленно замутило, и он с отвращением произнес еще ряд слов по-русски.

- Я не понимаю, -- откликнулся седовласый чернокожий на линке.

Джервис прокашлялся.

- Да, извините. Это я на своем языке.

Мужчина кивнул.

- Ну, здравствуйте, мистер Джервис.

- Ну да... Здесь я Майкл Джервис, верно... Здравствуйте, господин генерал. Чем это меня накачали? Вот-вот стошнит.

Тот хмыкнул.

- Накачали? Вряд ли. Наверное, естественные токсины. Вы же -- биоклон.

- Туда вас... и сюда, за руку и за ногу!.. -- Джервис вновь приложился к живительному источнику дивной русской речи. -- Токсины, значит... Можно мне хотя бы таблетку ливина?

Седой генерал извлек из кармана трубочку, Джервису в руки прыгнула таблетка. Джервис прижал ее ко лбу, и таблетка тихо зашипела, всасываясь. Хорошая штука ливин. Джервису дома часто приходилось жалеть, что изобретут это средство только через тысячу лет.

Прошло минуты две. Тошнота отступила, круги перед глазами растаяли.

- Полегчало, полковник?

- Почему полковник? Помнится, при отбытии я был экспертом высшего класса ДжиСиДи. Шесть с половиной лет назад.

- Ваших биолет, -- поправил генерал. -- Сейчас три тысячи девятьсот сорок пятый. Со дня вашего отбытия прошло девятнадцать лет.

- Вашу мамашу, -- пробормотал Джервис по-русски.

- Галактическое Контрольное отделение было расформировано в 35-м, -- продолжал генерал. -- Его структуры были переданы в ведение Управления Безопасности, а система званий приведена в соответствие с нашими. Специалисты, пришедшие с флота, сохраняют флотские звания, а гражданские -- получают воинские. Так что вы числитесь полковником запаса Управления Безопасности. Впрочем, я думаю, из запаса вы будете переведены на действительную.

- Как это мило, -- пробормотал Джервис, откинул одеяло и с трудом сел. -- Так значит, я -- биоклон. -- Он провел рукой по гладко выбритому черепу. -- А это почему?

- Побочный эффект, -- объяснил генерал. -- Отрастут через пару недель.

Джервис встал и сделал три шага в сторону. Удивительно, но он помнил, где по стандартной планировке должно быть зеркало -- точнее, зеркальный участок стены.

Да, ребята, поплохел я, подумал Джервис. Конец двадцатого века, Америка, ничего не поделаешь. Дурное питание, бесконечная картошка, гамбургеры, которые неоднократно зарекался есть, и бутылка пива каждый вечер. Отвратительно. Отвратительное брюхо, отвратительно дряблая кожа, на морде -- красные пятна там, где в детстве подморозил щеки. Джервис ощерился. Да, отвратительные зубы. Хотя их отбелили. Спасибо, ребята. А вот чинить придется за свои. Тут это дороже, чем в моем времени, но тут и денег у меня побольше, и зубы лучше делают.

- А вместе с волосами нельзя было вот это убрать? -- вслух произнес Джервис, прихватив на животе лишний слой жира. -- Вообще, генерал, на кой ляд я вам здесь опять -- такой? Обрюзгший, неловкий, нетренированный... Я и шесть лет назад был тут как чучело, а уж теперь... Кстати, -- продолжал Джервис, не дожидаясь ответа на свои, в общем-то, риторические вопросы, -- а как вас зовут?

- Генерал Гонсало Рубалькаба, -- усмехнулся тот.

Джервис повернулся к нему, как громом пораженный, и воскликнул:

- Madre de Jesus! Gonzalo!

- Si, hombre, soy yo, -- ответил генерал, улыбаясь.

Девятнадцать лет назад по здешнему времени ему было тридцать три, был он майором, заочно учился в Академии безопасности человечеств, а общался Джервис с ним тогда почти каждый день, потому что Гонсало координировал от УБ ту тему, которую в своем отделе пас Джервис.

- Вот это номер, -- не мог успокоиться Джервис. -- Генерал Рубалькаба, это надо же! Ну, и как ты провел эти годы?

- Наверное, неплохо, -- ответил Гонсало, вставая. -- Как видишь, обогнал тебя в чине. Теперь, если будешь в форме, придется тебе первому отдавать честь.

Джервис хихикнул.

- Ну, а как жена, дети?

Девятнадцать лет назад Гонсало был женат на очаровательной мулатке, и у них были две крохотные девочки-близняшки.

- Господь милостив, -- ответил генерал. -- Девчонки закончили Каракасский университет, обе работают в Космофлоте, на Земле-Большой. Линда здорова, работает здесь у нас, в Управлении.

- Прекрасно. Слушай, господин генерал, мне бы одеться, а? И объясни, наконец, что вам от меня нужно?

- Терпение, Джервис, терпение, -- проговорил Рубалькаба, прижав сенсор у двери. -- Доктор Сернэй, пациент пришел в себя. Распорядитесь об осмотре, пожалуйста. -- Генерал отпустил сенсор и повернулся. -- Форма в шкафу. Одевайся. Тебя осмотрят и выпишут, и мой адъютант привезет тебя к нам в Управление. Там побеседуем. Да, и еще. Прежнее имя тебе использовать нельзя. Придумай новое, лучше прямо сейчас.

- Э, стоп, -- запротестовал Джервис. -- Раз уж я здесь, то у меня на старое имя счет, недвижимость, гейт в Галанете.

- Не проблема, -- пожал плечами генерал. -- Недвижимость и счет наверняка под нашим доверительным управлением, ты же передал все свои права GCD, когда прислал рапорт. Переведут на новое имя, это несложно. А гейт, я думаю, аннулирован, но ты можешь под новым именем взять прежний логин и пароль. Вряд ли они с кем-то совпадают. Итак, твое новое имя?

- Ким Волошин, -- ответил Джервис. Особенно мудрить не пришлось. Это было его настоящее имя -- то, под которым он провел первые два десятка лет своей жизни. От него он избавился в Америке, потому что, в представлении американцев, Ким -- имя в первую очередь женское. Фамилию он сменил на придуманное Фродо прозвище: ему очень не нравилось, что американцы при чтении коверкали ее на разные лады. Здесь же таких проблем не было: на линке "Ким Волошин" звучало довольно близко к оригиналу.

- Русский, значит.

- Так я и на самом деле русский.

- А современный русский ты знаешь?

- Он не слишком сильно отличается от языка моего времени. Вполне могу сойти за провинциала с Периферии.

- Итак, Ким Волошин, русский, -- проговорил Рубалькаба в микрофон вынутого из нагрудного кармана блокнота. -- Год рождения? -- спросил он свежеиспеченного Волошина. Тот посчитал, шевеля губами.

- Пусть будет девятьсот шестнадцатый. День рождения оставим -- девятое марта.

- Место рождения?

Волошин подумал.

- Славия, материк Лесной Камень, город Новиград.

- Разумно. Далекая федеральная Периферия. Только не забудь почитать что-нибудь по Славии, легенда должна быть стальная.

- Конечно.

- Так... Образование?

- Новиградский историко-архивный институт.

- Разумно. Ты бывал на Славии? Там есть такой?

- Представь себе, это единственное место, где я был не по службе. Три недели в 24-м. Почему мне Славия и пришла в голову. И в этом институте я слушал лекцию о России конца ХХ века.

- Понравилось?

- Очень. Много неожиданного узнал. Ты же знаешь, что за наука история.

Седой генерал и голый полковник одновременно хмыкнули.

- Так, хорошо... Послужной список тебе сгенерируют, социальный номер -- тоже, личный код получишь, ген-код у тебя снимут и впишут... Отлично. Ну что ж, полковник Волошин, документы получите у нас в Управлении. Пока позвольте откланяться.

- Стоп. Пока я с голой задницей и могу говорить с тобой без устава, скажи мне хотя бы, где я?

- На Земле. В Париже. Точнее, в исследовательском центре имени Патрика Бодри в Сен-Уэне.

- Так. Уже хорошо. Ну и... зачем же я вам понадобился?

Седой Гонсало некоторое время смотрел на полноватого, лысого Кима Волошина, потом опустил глаза, тщательно защелкнул и аккуратно убрал блокнот и только потом тихо проговорил:

- Проблемы, Майк. То есть Ким. У нас очень серьезные проблемы. И без тебя мы не сможем даже подступиться к ним.

- Ментальный щит, -- полувопросительно произнес Волошин.

Гонсало вздохнул.

- Что ж, по крайней мере это честно. -- Волошин подошел к шкафу и секунду машинально искал ручку, потом вспомнил, усмехнулся и провел по краю дверцы рукой сверху вниз. Шкаф открылся. -- Ладно, Гонсало, то есть господин генерал. Тогда до встречи.

* * *

Кима осматривали, тестировали, брали анализы, держали под биосканером и заставляли приседать. Потом разрешили отбыть. Молодой капитан, дожидавшийся Кима в холле, встал, когда Ким вышел от параллельщиков и врачей. Волошин был в форме УБ, но без знаков различия -- просто черный комбинезон, и все. Никаких вещей у Волошина не было, и они с капитаном поднялись на лифте к посадочной площадке, сели в служебный глайдер, и глайдер повез их в штаб-квартиру Управления Безопасности человечеств.

Далеко в стороне проплыл центр Парижа -- поросший деревьями и плющом скелет Мемориального Комплекса Башни Мэн-Монпарнас, прозрачная Пирамида имени Миттерана, исполинским колпаком накрывающая район от Лувра до площади Конкор; гигантская голограмма Эйфелевой башни (настоящая, подумал Ким, была, помнится, метров на триста пониже); километровой высоты гора Дефанс... Впереди возник сизый купол семисотметровой высоты -- Валь-де-Марн, здание, вобравшее в себя весь одноименный пригород древнего Парижа, резиденция УБ и десятков его дочерних структур. Когда-то здесь находилось и ДжиСиДи, где работал Ким (когда его еще звали Майк).

Приблизившись к зданию, капитан позволил автопилоту глайдера ввести машину во входной терминал: глайдер, вливаясь в поток таких же машин, облетел вокруг вздымающейся на двести метров над вершиной купола антенны дальней связи и нырнул в сужающуюся воронку терминала.

Из терминального ангара транспортер принес их к центральным лифтам, и скоростной подъемник устремился вниз.

- Теперь я вас отвезу в гостиницу, -- сказал молчавший до этого капитан. -- Пообедайте. В номере вас ждет пакет со служебными материалами. Ознакомьтесь с ними. Сейчас двенадцать сорок по местному. Пожалуйста, будьте в номере в семнадцать часов. Вас вызовут для беседы.

Волошин кивнул. Лифт открылся, они вышли в до боли знакомый ему холл. Ким повернул голову, чтобы увидеть номер сектора над терминалом рецепции, и вздрогнул: сектор 12-12! Именно в этом секторе гигантской служебной гостиницы Конторы он жил раньше в свои приезды сюда.

В номере все было так же, как раньше, то есть никак. Унылая, словно в каюте военного корабля, койка. Унылый квадратный стол с мощным профессиональным терминалом. Унылые серые пластиковые стены, унылая окнопанель со стереовидом старого Парижа (судя по автомобилям, 30-е годы ХХ века). Три метра в ширину, три в длину, два с половиной метра в высоту. Чудо.

На койке лежал чемодан, на столе -- пакет. Обычный бумажный пакет, заклеенный скотчем.

Ким посмотрел на чемодан, потом -- на пакет. В номере дуло, он положил руку на серповидный сенсор интерьерника и уменьшил вентиляцию. Удивительно, подумал Ким, сколько лет я даже не вспоминал о том, что такое интерьерник и как им управлять, а руки делают сами.

Пакет Киму понравился больше. Он вскрыл его. Там лежала тысяча долларов наличными, кредитка на новое имя, пачка документов -- идентифик, паспорт и социал-карта Кима Волошина; несколько легальных, совершенно настоящих идентификов самых разных организаций на то же имя (от Фонда развития традиционных культур и информационной редакции телекомпании "Всемирные теленовости" до страховой компании "Аргус" и сетевого обозрения "Утренний Галанет"). Отлично.

Кроме денег и документов, в пакете была только одна бумажка. На ней чьей-то рукой было размашисто написано:

Г-н Волошин,

в чемодане, кроме одежды и оружия, есть блокнот и рид-сенсоры. Прочтите прилагаемые материалы.

Подписи не было.

Ким распахнул чемодан. Там, действительно, была одежда: парадная полковничья форма, два рабочих комбинезона, джинсы, джемпер. На дне лежала кобура с мощным вороненым "штандартом", к рукояти которого был привинчен смартик -- устройство для мгновенного выброса оружия в руку. Рядом лежал браслет-регистр, который Ким сразу надел, и блокнот.

Ким достал плоскую книжечку, раскрыл ее и усмехнулся. Помнится, был у меня в ХХ веке компьютер, хор-рошая такая машина...

Блокнот пискнул и сказал:

- Готов к знакомству.

- Я -- Ким, -- сообщил блокноту Волошин, повалившись в кресло. -- Запомни меня, я -- твой хозяин.

- Слушаю и повинуюсь, хозяин! -- бодро отчеканил компьютер по-русски. Ким прыснул: машинку готовил к встрече с ним парень не без юмора.

Ким вытянул из бокового гнезда длинные тонкие шнуры рид-сенсоров и прилепил их к вискам. Большинство постоянно работающих с компьютерами людей не пользуются рид-сенсорами или подключают их к рукам, ускоряя ввод, но считывать большие объемы информации удобнее прямо на мозг, хотя это не очень полезно. Впрочем, все лица той профессии, к которой здесь принадлежал Ким, пользуются этим способом. Есть уникумы, которые за двадцать-тридцать секунд могут считать до десяти мегабайт чистого текста. Большинство читает по мегабайту в минуту. Ну а Ким не был даже большинством, он сознавал, что его мозг, по сравнению с мозгом человека нынешнего времени -- реликт каменного века. Ким мог читать пятьдесят-сто килобайт в минуту. Все -- быстрее, чем глазами.

Ким закрыл глаза и мысленно позвал компьютер. Тот осторожно спросил:

- Щадящий режим, мягкий съем?

- Да, дружище, -- ответил Волошин, и в его голову потекли килобайты.

Он открыл глаза ровно в половине пятого.

Итак, Легин Таук. Капитан первого ранга Легионер Таук, начальник Первого управления УБ. Двадцать девять лет. Далеко пойдет этот парень.

Значит, это и есть проблема, ради которой понадобилось воскрешать тень несокрушимого Майка Джервиса? Гренадер! Супергренадер, поправил себя Ким. Триста девяносто вуалей психосилы. Ментальная мощь, граничащая с неуязвимостью. Подростком побывал в Цитадели (Ким содрогнулся, вспомнив собственный прорыв от мельницы до подножия Аспидного Трона) -- побывал и не просто уцелел, но победил. Невероятно удачлив. Эрна, Шагрена, учеба у Буцудзэн. Демоны гаки на Шагрене, красноглазые бесы на Шилемауре, Белый Сфинкс на Тангейзере -- Ким про такую нечисть даже не слыхал, а этот парень всех их уделал. Заваруха сорокового года -- с ее историей Ким познакомился с живейшим любопытством. А этот Легин принимал в ней непосредственное участие вместе со стариками -- Реостатом (молодец, Рыжий!), Сатклиффом (Ким порадовался за Стью, доросшего до Генерального программиста) и Лестером (вечный покой и вечная память тебе, старина). Враг рода человеческого оказался-таки хитрее -- или просто злобнее? -- чем Ким ожидал. Надо же, вся Империя плясала под дудку написанной Хозяином программы (я раньше никогда бы не подумал, отметил Ким, что Нечистый мог что-то понимать в компьютерах!). И кто же все это вскрыл, кто предотвратил войну в Галактике, кто нашел похищенного Пантократора, кто этот герой? Это, ребята, вот этот самый Легин Таук.

И теперь -- новый прорыв. "Lightning". Ким помнил, много лет назад он с Фродо Тауком обсуждал такую возможность. Потеряв Единую волю, мировое Зло должно либо медленно самораспасться, либо медленно самоорганизоваться. Фродо предполагал, что при отсутствии значительных изменений в социумах Галактики после падения Хозяина сработает вторая возможность. Так и вышло -- правда, быстрее, чем предполагал длинноволосый мечтатель с Новой Голубой.

Конечно, здесь сошлось много условий. Амбициозные миллиардеры, которых не устраивает чрезмерно децентрализованная экономика Конфедерации и ее антитрестовское законодательство. Договорившиеся, вместо того чтобы грызться, планетарные мафиозные кланы. Предоставленая частным компаниям возможность набирать вооруженные охранные подразделения, введенная дурацким указом по подсказке -- и при весьма весомой поддержке -- тех, кому это выгодно. И, наконец, звериная, титаническая воля к власти нескольких человек, и в первую очередь -- отставного контр-адмирала Ямамото Тацуо. Ким ничего раньше не слышал об этом человеке: девятнадцать лет назад он был еще никому не известным капитаном третьего ранга на Эриадорской базе Космофлота. Однако Ким ясно видел, что авторы прочитанной им компиляции сами не очень понимали, что произошло. Они никогда не видели воплощенного Зла, а Ким видел и Хозяина, и Тролля Хо. И теперь все понял сразу, как только прочитал, с какой нечеловеческой легкостью и везением Ямамото обошел все расставленные ловушки -- и учения на далекой Акаи, и массовые аресты в Солнечной Системе, и облаву на Хелауатауа...

Да, теперь этому человеку уже не очень нужна нарийя. Теперь он силен не вооруженными отрядами, подчиняющимися ему -- ему теперь неважно, пленены эти вояки или уничтожены, хотя, конечно, ему хотелось бы иметь нечто подобное под рукой. Но силен он теперь силой Зла, которая вошла в него, как только достигла определенной концентрации.

Проще говоря, хотя новый Сатана и невозможен, но у сил Зла опять появилась точка кристаллизации. Пусть новый глава не вездесущ, как поверженный Хозяин, пусть он даже не так силен, как карикатурный Тролль Хо. Но он есть, и теперь не он служит Злу, а Зло -- ему.

Впрочем, есть еще один вариант: за ним стоит кто-то еще. Зло в своем чистом, инфернальном виде не существует само по себе. При Хозяине его потоками кто-то управлял, причем управлял вполне технологичными способами... Но с этим вариантом стоит подождать, так как доказательств его правильности почти нет. Хотя, хмыкнул про себя Ким, наименее правдоподобные версии вроде этой часто оказываются самыми верными.

Последнее, что известно о Ямамото -- что днем 16-го он стартовал с Хелауатауа на ТГ-торпедоносце в погоне за...

Так, сказал себе Ким, к этой компании я еще вернусь, а теперь пока подумаем о Тауке.

Итак, с парня сняли реплика.

Биоклон, которым имеет честь являться г-н Ким Волошин -- это абсолютно точная белковая копия исходного организма. ЕМ, или энергомасса, которой г-н Волошин имел честь являться в прошлое свое появление здесь -- это энергетический сгусток, точно копирующий исходный организм. С обычной точки зрения -- с точки зрения осязания, зрения, обоняния и т.п. -- разницы между биоклоном и ЕМ просто нет, разница проявляется лишь в способах их создания и в разных свойствах при релятивистских скоростях. А вот реплик -- это биоробот, на который проецируется программно копируемая личность исходного организма.

Где-то здесь, в недрах Валь-де-Марна, был построен робот, затем в его мозг вписали личность Таука с некоторыми программными поправками. Важнейшая из них такова: Таук знал о том, что Сардар -- реплик, но Сардар этого не знал и был уверен, что он сам и есть Таук. С этим, кажется, ясно.

Реплик в качестве агента засылается в самое сердце нарийи. Он производит там огромное впечатление, потому что, во-первых, у него отлично сработанная легенда, а во-вторых, потому, что он крутой парень и доказал свою полезность. Он становится важной шишкой, сам Ямамото уважает его -- по крайней мере, внешне. И вот шура дает нарийе, своему боевому органу, указание провести учения на Акаи. Цель учений -- отработка техники захвата планет земного типа. Та стратегия и тактика, которая будет разработана в ходе учений, станет образцом при дальнейшем захвате восемнадцати основных планет Конфедерации -- Эриадора, Стагола, Элисиума, Тол Эрессеа, Мундо Нуэво, Чжунго и других. Подточенная экономически усилиями шуры, Конфедерация и в военном отношении склонилась бы к ногам нарийи, затем федеральное правительство либо рухнуло бы само -- как это случилось в свое время в ходе Первой Смуты, -- либо было бы сметено десантом на Землю, и на месте Конфедерации в Галактике возникла бы новая Единая Земля, только объединяющая уже не семь миллиардов человек, как много веков назад, а почти сорок -- империя золота, стали и бесконечного сытого довольства.

Реплик, Сардар, ведет свое воинство к Акаи. А Таук, настоящий Таук, уже находится на орбите этой далекой планеты с несколькими офицерами -- правда, в лучших традициях нелепого конфедератского бюрократизма и скудоумия, земное начальство из каких-то сиюминутных соображений дает ему всего четверых гренадеров против двух десантных транспортов с самыми боеспособными, самыми подготовленными, самыми жестокими, беспринципными и кровожадными бойцами нарийи. Ким фыркнул: ничегошеньки не изменилось в земной бюрократии, даже в прочитанной им компиляции с недоумением и подозрением отмечен тот факт, что Таук сильно гневался, когда ему объясняли, что в силовых структурах Конфедерации введен режим строгой экономии.

И вот появляется Сардар и, вместо того чтобы подорвать собой прибывающее на учения руководство нарийи -- начинает спасать своего старого дружка, который от нарийи, наивный бедняга, сбежал как раз на Акаи. Ах, как Таук был против подрыва Сардара! Опять-таки с недоумением и подозрением составители компиляции замечают, что Таук приводил странные аргументы -- порядочность, воинская честь -- странные в деле, где на карту поставлена судьба человечества. Странно, подумал Ким, составители думают, что я буду сочувствовать их аргументации, но почему-то я сочувствую Тауку...

Заметим, что Ямамото, невзирая на утвержденный выше его уровня -- руководством шуры -- план учений, не полетел ни на какую Акаи, остался на Земле-Большой. Почуял что-то.

Таук же видит, что Сардар пошел вразнос. Личность оригинала вступила в неразрешимое противоречие и с программными поправками, и с подсознанием, которое -- хочешь не хочешь -- чуяло истинное предназначение Сардара: в нужный момент взорваться и разнести на атомы все руководство нарийи.

А Таук-то, чистая душа, против этого истинного предназначения, о котором даже он, начальник Первого управления, узнал уже после ухода Сардара на Акаи. В тексте компиляции не было прямых указаний, но Ким (по своему прежнему опыту) прекрасно понимал, что, поскольку этого не знал даже руководитель столь высокого уровня, значит -- программная установка исходила непосредственно от Начальника УБ и даже выше -- от председателя комиссии по безопасности Галактического Совета и от аппарата Президента. А кстати, кто у нас сейчас Президент и Начальник УБ? Ким сел к настольному терминалу и, не выходя в Галанет, вошел под своим новым логином в служебную сеть УБ. Та-ак... Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств доктор Роберт Норман. А ведь я его помню -- это тот самый Норман, который много лет назад выступал за автономию Чжунго и оказался прав. Ну что ж, это не самый дурной вариант... Правда, говорят, Норман смолоду был связан с какими-то то ли ультралевыми, то ли ультраправыми, то ли фундаменталистами, то ли еще с кем... нет, не помню... А кто начальник УБ?

- Опа, -- пробормотал Ким вслух и закашлялся: последние четыре часа он молчал. Осенью сорок третьего, после избрания Нормана Президентом, 89-летний маршал Лепелье (тот самый, который девятнадцать лет назад, при Киме, уже руководил УБ, будучи еще бригадным генералом) ушел в отставку, и теперь в этой должности трудился... бригадный генерал Отто Кауст! Ким рухнул обратно в кресло. Кауст... Странно. Кауст был девятнадцать лет назад его непосредственным начальником, заместителем начальника GCD. Он же был приличный мужик, хоть я его и недолюбливал, думал Ким. Откуда такие варварские методы -- взорвать? Нет, не понимаю. Может, приказ Президента? Так Норман же вроде пацифист?! Был, во всяком случае, пацифистом...

Так вот, Таук был против. Он, видите ли, привык драться с открытым забралом. Что ж, уважаю. Он все делает честно. Подает рапорт о выходе из операции. Его непосредственный начальник -- это, кстати, Глумов, девятнадцать лет назад -- начальник GCD (значит, Кауст обошел его по службе), теперь -- первый зам Кауста -- соглашается, но приказывает Тауку хотя бы дезактивировать взбесившегося Сардара. И Таук, взяв флаер, летит ловить ополоумевшего робота.

Все. Дальше начинается черт те что, и тут уж Ким вполне мог понять, почему пять-шесть ветеранов-генералов в панике востребовали тень легендарного Майка Джервиса, то есть его, Кима.

Таук больше не выходит на связь с Акаи. На следующий день аппаратура перестает фиксировать Сардара. Вызвать Таука невозможно, поскольку на орбите уже висят транспорты нарийи и их нельзя спугнуть. Проходят сутки, и сканер одного из разведывательных спутников, развешанных по далеким мертвым орбитам Акаи кораблем гренадеров, фиксирует перемещение двух флаеров от района посадки яхты Сардара до района, где прекратилась фиксация робота. Затем в том районе происходит субъядерный взрыв мощностью почти сто килотонн. Видимо, это взорвался Сардар.

Начинается операция по захвату сил нарийи. Транспорты с бойцами, как и предполагалось, два гренадера уводят за несколько световых лет от Акаи, к месту вечной ссылки. Заменивший Таука офицер вдвоем еще с одним гренадером отчаянно бросается на яхту Сардара: поскольку ее хозяин взорвался не на борту, как планировалось, ее тоже надо брать. Там десантный бот квартирьеров нарийи, варварски зачищавших планету перед учениями, там яхта Сардара и еще одна яхта, на которой прибыли члены нарийи. Кроме Ямамото, конечно. Гренадеры берут все три корабля буквально голыми руками. Выясняется, что на борту только мелкие сошки и техперсонал. Все начальство -- двенадцать высших руководителей нарийи -- полетело требовать отчета от Сардара. Видимо, он все-таки рванул из-за их присутствия, как и планировалось?

Самое интересное начинается ровно через тридцать часов после взрыва. Господин Таук как ни в чем ни бывало, под своими собственными позывными, логином, паролем и т.п. -- то есть, несомненно, это именно он -- выходит на связь с Глумовым, своим непосредственным начальством, и спокойно сообщает, что похищен с Акаи некоей странной силой и находится в Космопорте Галактика. Проверяют. Да, сигнал идет из Космопорта, и его источник -- капитан первого ранга Таук.

За сорок пять часов -- от связи до связи -- парень пересек Галактику. Восемьдесят тысяч парсек от Акаи до Космопорта. Самым быстрым кораблям фотоактивного привода на такой путь требовались сотни лет, инерционникам -- от ста десяти суток. Самый быстрый на сегодняшний день корабль -- "Джон Гленн", яхта нового, джамперного типа -- может проделать то же самое за семь-восемь суток. В Галактике пока всего тридцать девять подобных кораблей, и 36 из них принадлежат Космофлоту Конфедерации. К моменту этих событий девять кораблей-джамперов стояли в доках Земли-Большой, двадцать шесть -- в порту приписки, на Луне, на последнем командующий Космофлотом адмирал флота Монтейру Лобату совершал инспекционную поездку в районе Верхнего Края, в девяти килопарсеках вверх по Оси. Из трех частных джамперов два стояли на стапелях Земли-Большой под отделкой, один транспортировался на частном буксире, не будучи включенным. Таким образом, версия с использованием джампера, шаткая сама по себе, отпадает.

Но Таук пересек Галактику меньше, чем за двое суток. Да, тут попахивает чем-то сверхъестественным.

Проходит еще несколько часов, и Таук присылает в Управление страннейший рапорт, вновь -- из Космопорта. Он опять не сообщает, каким именно способом попал в Космопорт с Акаи за считанные часы, но утверждает, что он, во-первых, на контакте -- с кем, в Космопорте-то? -- во-вторых, с ним один из несчастных с Акаи, бхикку Сакамото, единственный уцелевший монах из монастыря общины Сингон, сожженного бандитами нарийи; и, в-третьих, он -- Таук -- просит об отставке или хотя бы об отпуске, потому что обязан найти и спасти остальных, похищенных с Акаи одновременно с ним: этого своего приятеля, журналиста Лорда, и двух детей планетолога Мартена, которые якобы тоже сейчас в Космопорте.

Кауст шлет Тауку личное послание на автоответчик регистра. Да, ему предоставят отпуск, но он обязан сначала дать полный и исчерпывающий отчет о том, что же, в конце концов, происходит; и желательно -- лично. Если у него нет времени для полета на Землю, то пусть хотя бы явится в посольство Конфедерации в Космопорте. Похоже, что Таук подозревает в этом ловушку, потому что он не отвечает.

Неизвестно, каким образом ему удается покинуть Космопорт, не въехав в него легально; во всяком случае, предпринятое земным УБ беспрецедентное массированное сканирование регистрации зон отлета всего Космопорта показывает, что Легионер Таук не покидал его. Зато внезапно обнаруживается, что пятого апреля Космопорт вполне легально покинул Йонас Лорд, а с ним -- дети Мартена; регистрация приняла их документы как легальные, но УБ проверяет их реквизиты и выясняет, что, хотя личные номера совпадают с имеющимися в регистре Института планет земного типа, документы эти фальшивые. Разумеется, властям Империи об этом открытии никто не сообщает. Больше того, на следующий день обнаруживается, что по этим студенческим билетам федеральное консульство на Тартаре (Ким вспомнил мрачный Тартар и поежился) только что выдало совершенно легальные земные паспорта. Консула можно понять: Тартар охвачен трехсторонней гражданской войной между имперскими властями, обезумевшим от разрухи и голода населением и бандами "Лайтнинга", которые планету до этой разрухи и довели. В подобной ситуации консул, естественно, стремится спасти как можно больше граждан Конфедерации, очутившихся на этой несчастной планете. Он открыл регистр Института, увидел там указанные в студбилетах номера и фамилии и с чистым сердцем выдал паспорта. Разумеется, консулу не стали сообщать, что студбилеты были фальшивые, так что никакого наказания он не понесет.

Через сутки эта троица -- нет, уже четверка, к ним присоединилась встреченная ими на Тартаре сводная сестра Лорда, гражданка Ашдола -- обнаруживается на Хелауатауа. Это единственное место, куда им удалось сбежать с Тартара в последний момент перед объявлением там осадного положения. Поскольку Хелауатауа -- подопечная территория Конфедерации, у них там поначалу не слишком много проблем. Их документы проверил и зарегистрировал милейший Садриддин Резакули, тот самый, что отправлял Кима, Реостата и всех остальных с Хелауатауа на Телем много лет назад. Будучи весьма преклонных лет от роду, бобо Садриддин не потерял ни остроты разума, ни способности к анализу; он -- на взгляд Кима, совершенно справедливо -- решил, что никакой опасности для режима Хелауатауа эта компания не представляет, и позволил им отправиться с резервного космодрома, на котором они высадились, в Колонию.

И тут опять -- случайно ли? -- в дело вмешивается Компания. Хотя, как только с Акаи было получено сообщение о ликвидации большей части руководства нарийи, в Солнечной системе прошли массовые аресты мелкой сошки "Лайтнинга" и других официальных прикрытий нарийи. Несколько весьма заметных функционеров -- главным образом, принадлежащих к "Лайтнингу" -- сумели сбежать на двух мощных кораблях. Один вступил в бой с ПВО Управления по режиму Хелауатауа и был сбит. Другой же -- ТГ-торпедоносец -- сумел сесть в районе, где скрывались остатки разгромленных охранных отрядов нарийи.

Ямамото таки уцелел! Хитрый лис, он был как раз на этом корабле! И у него в трюме стоит новенький джампер -- тот самый, что числится буксируемым. Точнее, джампер у него стоял. Эти четверо -- Лорд, его сводная сестрица-астлин и Мартены -- умудрились, когда боевики нарийи (случайно ли?) захватили их, каким-то образом угнать джампер и сбежать. Ямамото поднял за ними торпедоносец, но опоздал: прямо с орбиты джампер ушел в гиперскачок. На ТГ-торпедоносце гнаться за джампером бесполезно: даже если идеально точно взять направление, инерционности торпедоносца хватит примерно на десятую часть дальности прыжка джампера. И, пока торпедоносец станет разгоняться для следующего прыжка, джампер уйдет так далеко, что найти его будет невозможно даже теоретически.

Это было 16 апреля. Позавчера. С тех пор об этом джампере сообщений не поступало: видимо, ребята отсиживаются где-нибудь во Внешней Сфере -- там, где ни Ямамото, ни нам их не достать.

А Таук, оказывается, тоже покинул Космопорт. Каким образом -- неизвестно. Впрочем, для специалиста его уровня это -- проблема небольшая. С начальством, опасаясь ловушки, он теперь общается исключительно через "отложенные послания". Первое такое послание приходит с орбиты Тартара, второе -- уже 16-го -- со станции Толиман. Таук сухо дублирует уже известную информацию о том, что Лорд, его сестра и Мартены захватили джампер, выражает свое сожаление по поводу того, что не может лично явиться к начальству, информирует об уходе Ямамото с Хелауатауа -- и опять исчезает. Исчезает, хоть плачь! Дело доходит до того, что УБ конфиденциально обращается к не слишком-то дружественной полиции Станции Толиман с просьбой проверить, не находится ли на Станции некто Легионер Таук. Станционная полиция (древняя, как сама Станция, каста, в которой служат наследственно и пожизненно) после очень тщательной проверки сообщает, что такого человека на Станции нет. А им верить можно. Во-первых, Станция -- не Космопорт, ничего не стоит без особого шума, но абсолютно досконально прочесать ее всю. Во-вторых, наследственная полиция Станции во главе с седобородыми старейшинами была бы страшно уязвлена, если бы ей не удалось найти в своем хозяйстве пусть даже заблудившегося муравья. Так что Таука уже действительно нет на Станции. Вот ведь жук! Полиция на всякий случай просеивает все транзитные файлы последних дней и обнаруживает, что вечером 16-го Станцию Толиман покинули двое подходящих по описанию людей: некто Дик Стингер, белый 30-летний подданный Империи, и некто Акутагава Рюноскэ, желтокожий 17-летний гражданин имперского доминиона Санго. Эти двое, идеально подходящие под портретное описание Легионера Таука и Сакамото Ёсио, вылетели рейсом компании Shrimp & Plaice на Комп.

Вот уж странно, страньше не придумаешь, как сказала бы Алиса! Если Таук -- жук, а он таки жук, он должен понимать, что Комп в такой ситуации -- ход если не наихудший, то, во всяком случае, далеко не лучший. Почему? А вот почему.

Комп, третья планета системы Толиман I -- это самый большой компьютер во Вселенной, волей истории построенный не на планете, а внутри ничем не примечательной, безжизненной лунообразной планеты. Тысячу лет назад будущий Комп принадлежал Кальеру, быстро растущей и весьма экспансивной цивилизации потомков черноволосых, желтокожих и узкоглазых переселенцев с Корейского полуострова. Как все кальерские планеты (сейчас их пять, но тогда было намного больше), планетка носила порядковый номер -- кажется, Кальер VI. Девятьсот лет назад Пантократор Иеремия IV попытался оттяпать планетку у Кальера, так как на ней -- вернее, внутри нее -- обнаружились исполинские месторождения таких полезных субстанций, как германий, цезий, медь, золото и обыкновенный кремний. Короткая война не дала результата. Более того, многочисленный даже по тем временам гарнизон планетки взбунтовался и отпал от Кальера. Затем лидер повстанцев, генерал Хван, сделал умнейший ход. Разрозненные планетарные компьютерные сети тогда начинали объединяться в Галанет благодаря удешевлению нуль-связи. Генерал, ни с кем особенно не советуясь, пустил в Галанет "бродячее письмо". Это, конечно, предосудительно, как любой спам, но письмо сработало, потому что генерал в нем весьма убедительно обещал откликнувшимся на него специалистам по компьютерному "железу" и программистам всяческие златые горы. И он дал им златые горы -- замирившись с бывшей метрополией и с Пантократором, срочно распродал огромные оружейные запасы планеты и начал строить для будущих переселенцев города. Десятки тысяч специалистов хлынули на Комп. Самые смелые проекты реализовывались за год-полтора. За компьютерщиками последовали строители: Большой Компьютер стремительно разрастался, занимая своими периферийными устройствами, массивами памяти, энергостанциями и охладителями внутренность планетки. По мере того, как один за другим подключались к архитектуре Компьютера раскаленные почти до тысячи градусов по Цельсию моря жидкого германия -- составные части Главного Процессора -- невообразимая мощь Машины привлекала на планету все новые волны программистов со всего Мира. Говорят, что на протяжении тридцати лет больше половины всех компьютерщиков тогдашних человечеств переехало на Комп, а десятки выпусков математических и кибернетических факультетов ведущих университетов Земли, Космопорта и Телема направились на эту безжизненную планету почти поголовно. Заваривший всю эту кашу генерал Хван был избран президентом новообразованного государства -- Планеты Комп, потом Хван умер чуть ли не ста двадцати лет от роду -- а Комп все продолжал расти. Он растет и сейчас, хотя мощность Большого Компьютера давно достигла "предела Маэды", позволяя теперь в режиме реального времени поддерживать половину услуг нуль-связи в Галактике и три четверти трафика всего Галанета.

Итак, гг. Стингер и Акутагава -- то есть, судя по всему, Таук и Сакамото -- на Компе. Туда они попали днем семнадцатого, то есть сутки назад. На тот момент, когда Киму готовили компиляцию, проверка только началась -- Комп планета независимая, официальное обращение к его спецслужбам занимает некоторое время.

Такова диспозиция.

Следовательно, чего Ким мог ожидать? Что его пошлют вылавливать таинственно скользящего по Галактике г-на Таука. Ясно.

Все ли Киму здесь было ясно?

Посмотрим, подумал Ким. У него было еще минут двадцать, чтобы перекусить. Зверский голод. Еще бы, его же в исследовательском центре только бульоном напоили. Ким толкнулся ногами, откатывая кресло к простенькому, без всяких этих новомодных затей, квадратному лючку Доставки. Нет, ничего тут не изменилось. Выбирать было некогда, Ким ткнул пальцем в первую же строчку -- неизвестный кулинарный шутник когда-то определил этот комплексный обед как "закуску командированного", под этим названием, некогда фольклорным, он теперь и фигурировал в меню. Ким усмехнулся: эта самая "закуска командированного" была первым, что он съел на Земле после первого прилета -- тогда, девятнадцать лет назад по местному времени, после события, в архивах фигурировавшего как "Художественная самодеятельность", то есть после низвержения Хозяина.

Лючок со знакомым толчком осветился изнутри, Ким провел по нему рукой, убирая, и извлек заказ. Рыбный салат, пара упитанных тигровых креветок, куриное мясо с картофельным пюре и горка крохотных томатов, ломтик дыни и стакан апельсинового сока. Это и была "Закуска командированного". Что ж, с возвращением в будущее, полковник.

Это навсегда. В прошлый раз Ким -- тогда Майк -- вернулся. Он был энергомассой, а ее можно возвратить в исходную личность.

Но теперь он -- биоклон, а биоклон слить с оригиналом нельзя.

Так что -- давай, полковник Волошин. Терпи...

* * *

После получения задания Волошину предоставили два дня отпуска. Два дня -- потому что за этот срок должен был прийти ответ с Компа и подготовлен личный корабль Кима. Не испытывая никакого желания сидеть эти два дня в унылой гостинице, Волошин попросил разрешения слетать в свой дом в Хаттула, у озера Ванайя в Финляндии. Он страстно любил это место, хотя купил дом когда-то чисто случайно. Там он рассчитывал привести мысли в порядок.

Все сложилось один к одному. Его скар, собственный отличный скар, за который плачено было девять тысяч -- жуткие деньги, даже дом стоил только пятнадцать! -- оказывается, так и стоял в Валь-де-Марне; только с оперативной стоянки, где Ким его оставил в 26-м, машину год спустя отогнали в отстойник.

Все не так уж и дурно, утешал Ким себя, спускаясь на неторопливом эскалаторе в недра здания. Статус мой высок, как никогда. Полковник могущественного Управления! Спецжалованье -- не три тысячи, как полагалось бы по штату, а пять с половиной тысяч в месяц. Свой скар. Свой дом.

Правда, есть еще задание. Найти Таука, вернуть его на Землю, разгрести всю эту ситуацию.

Отделить двадцать мешков бобов от кофейных зерен и познать самого себя.

И -- один. Теперь и навсегда. Рита осталась там. С тем Майком. Настоящим. Сейчас они, скорее всего, едут по "пятерке" в южном направлении, чтобы выехать на Шестую авеню возле "Королевского кота".

Терпи, полковник Волошин. Терпи.

Скар стоял в самом дальнем углу отстойника, среди какой-то рухляди -- поломанных электрокаров, грузовиков с растрескавшимися куполами, раздолбанных ремонтных платформ... Ким стащил с машины тонкий, почти невесомый пластиковый чехол. Скар 24-го года выпуска, да еще и этой модели -- "Ситроен Астерикс" -- это то же самое, что в конце ХХ века разъезжать на "Бентли" 60-х годов: пижонская, антикварно дорогая роскошь.

Ким наклонился. "Астерикс" сидел точно на шине подзарядки. Значит, полетит сразу. Он положил руку на опознаватель у пилотской двери. Дверь, чмокнув, открылась, и "Астерикс" Кимовым голосом сказал:

- Приветствую на борту. Давно не виделись.

"Давно" самим Кимом, тогда еще Майком, устанавливалось на срок десять дней. Правда, растянулось оно на девятнадцать лет. Но все равно было приятно.

Ким открыл заднюю левую дверь и кинул на сиденье чемодан и купленный вчера форменный космофлотовский рюкзак. В рюкзак была упакована выданная ему одежда (с некоторыми добавлениями, приобретенными во внутреннем универмаге Валь-де-Марна), а в чемодане, помимо блокнота и документов, помещалось оружие -- "питон", две коробки патронов к нему, двадцать цилиндров для "скрэчера" и сам "скрэчер" -- полученная вчера поздно вечером в арсенале Управления модель "хеллфайер 700". Модель была устаревшая, но что делать -- из всего лучевого арсенала Ким умел пользоваться только им и искренне считал, что лучше оружия для ближнего боя в помещении (например -- в космическом корабле) просто нет. Все дело в том, что именно "хеллфайером 700" был вооружен девятнадцать лет назад шкипер Роби Кригер по прозвищу Реостат, и именно из этого оружия он сделал тот выстрел в челноке, опускавшемся на поверхность Компа с орбитального причала -- выстрел, спасший Киму жизнь.

Конечно, Ким не собирался стрелять в Таука... Пока Ким не заснул (а случилось это уже под утро), а потом -- и все утро, он думал над тем, что ему предстояло. К тому моменту, как он влез в скар, он понял, что верит Тауку.

Верил он ему, и все тут. Ким хорошо помнил, как федеральное начальство, вроде бы ужасно прогрессивное, исполненное либеральных ценностей и политической корректности, идиосинкратически реагировало в 23-м на "Художественную самодеятельность" -- операцию, которую Ким и компания завершили с блеском и которую вовсе не федеральное начальство начинало! Так что нынешнюю панику, охватившую УБ при необъяснимых перемещениях Таука через всю Галактику за один день, Ким мог если не понять, то хотя бы объяснить.

Но увидеть Таука он хотел. В отличие от начальства -- даже от Рубалькабы -- Ким понимал, что Таук не играет на руку противнику, не пытается повести своекорыстную игру (например, полавировать между Lightning и властями Конфедерации), и -- самое главное -- он не стремится к какой-то собственной выгоде... Просто парень столкнулся с тем, что сам считает действительно серьезным. А своему начальству он не верит. Нет, Таук не враг. Ведь он племянник Фродо, для Кима это значило куда больше, чем тысячи других аргументов -- для руководства Конфедерации. Ким просто хотел найти Таука и разобраться. Помочь ему, если надо. Если я в таком случае не выполню данного мне задания (думал Ким) -- что ж, никто не просил этих господ вытаскивать меня сюда и всовывать в это дело.

Пока Ким так сам с собой рассуждал, скар уже прошел над севером Франции, над Фландрией, и за полосой немецких земель сверкнуло море. Из еды на борту, конечно, ничего не было. Правда, в бардачке Ким обнаружил невскрытый пакет чипсов, но когда вскрыл -- немедленно перелез назад и выбросил в мусорник. Девятнадцать лет -- не шутка. Зато эта находка навела Кима на мысль обследовать все закутки машины: пусть по его времени прошло и не девятнадцать лет, за шесть лет с лишним он успел забыть все. В бардачке нашлись солнечные очки, карта центральной Финляндии (Ким любил бумажные карты и часто сверялся не по навигатору, а по ним), пара жетонов на заправку и термобритва. Ким провел рукой по подбородку -- брить пока было нечего, вместе с волосами он лишился и своей модной бородки.

Справа от сиденья был еще сейф, настроенный на пальцы Кима. В нем Ким нашел тридцать два доллара и какую-то мелочь. Под задним сиденьем отыскались его собственные тапки для дальних полетов, пара старых журналов и ручка, которую, помнится, в последний день он как раз долго искал.

В гардеробе висела зимняя куртка -- а вдруг в другое полушарие лететь? -- и непромокаемый плащ, который, как Ким помнил, полагался по комплектации скара при покупке.

Ким вернулся на сиденье пилота. Впереди, среди первых разрозненных шхер Балтики, белесо светились льдины. Все-таки апрель в этих краях -- еще почти зима. Скар деликатно напомнил:

- Внимание! До Турку шестьдесят километров. По требованию наземной навигации меняю коридор на посадочный.

Ким, невидящим взглядом уставившись в монитор навигатора, думал о своем. Если мне здесь придется драться -- просто как бойцу -- я минуты не выстою. Как боец я здесь никто. Но есть одно "но". Только одно, но ради этого "но" руководство УБ не пожалело бюджетных денег -- кстати, немаленьких -- чтобы заказать вызов из прошлого тени грозного Майка Джервиса.

Ментальный щит.

В моем времени, думал Ким, это никак не ощущалось и не регистрировалось. Даже не знаю, все в мое время были такими же или Тот, Кто провел нас сюда в первый раз, знал, что Ким Волошин и впрямь чем-то отличается от прочих.

Каждый человек этого времени представляет собой некий потенциал психосилы. Условно потенциал этот определяется количеством единиц под названием "вуаль". Сорок вуалей -- развитая эмпатия, способности к психотерапии, повышенная психосенситивность. Бывает у одного из тысячи. Сто вуалей -- психотерапевт высшего класса, прогнозист, священник-чудотворец, а может быть -- "управленец", то есть коллега Кима, с великолепным чутьем и нюхом. Бывает у одного из ста-двухсот тысяч. Есть еще уникумы. Вот Легин Таук, например. В юности у него было триста тридцать вуалей (до трехсот шестидесяти в разряде), а теперь стало столько, сколько было у его учителя, Великого Ямадзуки -- триста девяносто, то есть до четырехсот тридцати в разряде. Это исполинская мощь. Гораздо менее мощный Самуэльсен, тот доктор, который вылечил слугу Джервиса, мог повелевать огромными толпами, если было нужно (а нужно было один раз -- когда добрые бангийцы решили сжечь доброго доктора на костре). Еще Ким вспомнил Гассана Багира, начальника полиции Лисса на Телеме. С тремястами вуалей Багир контролировал огромный город так, что происшествия серьезнее квартирной кражи случались в многомиллионном мегаполисе пару раз в месяц, а уж если случались -- расследование по наводке начальника полиции в большинстве случаев занимало дня три. Когда Багир умер, численность лисской полиции пришлось увеличить почти вчетверо.

Все эти люди либо были обучены психотехнике, либо владели ею интуитивно.

Ким ей не владел. Больше того, в понятиях нынешнего времени он был практически необучаем. По количеству нервных связей его мозг был на десять процентов слабее любого современного. Поэтому свою психосилу он мог использовать только очень примитивно, очень неуклюже, временами даже очень глупо.

Но она, его глупая, нетренируемая и неуправляемая психосила, составляла в здешнем исчислении пять тысяч вуалей.

А это означало, что в этом мире Ким практически неуязвим.

Ну, то есть с атомной бомбой или массированным лучевым ударом ему, конечно, не совладать. Но вот пулеметная очередь в упор -- пожалуйста. Если пулеметчик видит Кима до того, как нажмет курок, пули не попадают -- и все.

Да разве в одних только пулях дело?

Любой человек этого времени (ну, почти любой), который видит Кима, обязательно исполнит любое, абсолютно любое его желание. Например, если Ким говорит про себя, что видящий его на самом деле его не видит -- тот на самом деле перестает его видеть. Перестает вообще. И даже если многочисленные приборы будут буквально орать о том, что тут кто-то есть, Кима не увидят -- показания приборов просто неверно истолкуют.

- Семь минут до посадки, -- должожил скар.

- Ладно, ребята, -- пробормотал Ким по-русски. -- Не знаю, смогу ли я сделать то, чего вы от меня ждете. Но что я постараюсь разобраться -- это факт.

* * *

Дом Кима совсем не изменился. Правда, в саду прибавилось кустов, деревья стали изрядно выше, живая изгородь разрослась и стала именно такой, как Ким когда-то хотел -- густой и непролазной; но дом не изменился. Два этажа, двускатная черепичная крыша. Киберы, которые на время отсутствия хозяина были запрограммированы на еженедельную уборку, свое дело знали туго. Вовсе не их вина, что отсутствие хозяина так затянулось.

Скар опустился, как всегда, на дорожку перед ангаром, и когда Ким вышел и закрыл машину, она сама въехала в послушно раскрывшийся ангар. Ким пошел к дому, чувствуя, как теплеет в груди. Не зря все-таки я тогда выбрал именно это место, подумал Ким. Именно этот пейзаж -- леса, холмы, озера, именно этот старомодный дом с темными стенами и стеклянными окнами.

И внутри ничего не изменилось. Ким даже специально открыл неприметную дверцу депо киберов, заглянул туда и сказал семи молчаливым белым черепашкам:

- Молодцы, ребята.

И они бравым хором карикатурных голосков ответили, как положено:

- Рады стараться, хозяин!

Ким собственноручно разжег огонь в камине, активировал блок Доставки и попытался сразу заказать еду, на что Доставка его собственным голосом сварливо откликнулась:

- После активации следует подождать не менее получаса, прежде чем делать заказ.

Ну да-да-да. Ладно. Ким прошелся по дому, разложил в кабинете привезенные вещи и вдруг решил пойти познакомиться с соседями: когда садился -- видел, что вокруг появилось много новых домов, а там, где за домом раньше был пустырь, прямо за изгородью теперь виднелась чья-то новая черепичная крыша. Ким вышел с участка, обошел его и направился к воротам нового соседа. Очевидно, Кима заметили -- то ли сам хозяин, то ли система наблюдения: калитка лязгнула и открылась, а мужской голос из глубины сада крикнул на линке:

- Здравствуйте, сосед! Заходите, пожалуйста!

Ким обошел покрывающиеся первыми листьями кусты сирени, слыша с другой их стороны приближающиеся шаги, и вдруг уткнулся взглядом кому-то в грудь.

Росту в самом полковнике Волошине было сто восемьдесят сантиметров, для нынешнего времени показатель весьма средний, так что ему нередко приходилось здесь сталкиваться с людьми выше себя. Но этот был какой-то особенный. Подняв голову, точнее -- задрав ее, Волошин увидел нечесанную тронутую сединой бороду, спутанные, довольно длинные волосы, голубые пронзительные глазки на физиономии довольно-таки сурового, чтобы не сказать -- зверского вида; все это -- без всякой там шеи или прочих условностей, присущих менее внушительным фигурам -- покоилось на могучих, в два охвата плечах. Киму навстречу протянулась титаническая лапища, заросшая столь же диким волосом, что и голова этого человека-горы, и неожиданно высокий, мягкий, интеллигентный голос негромко произнес:

- Здравствуйте. Рад встрече. Я видел, как ваш скар садился. Будем соседями? Меня зовут Миша.

- Здравствуйте, -- по-русски отозвался Волошин, не без опаски пожимая гигантскую руку. -- Меня зовут Ким.

- Опаньки! -- воскликнул гигант по-русски, правда -- с некоторым акцентом, выдававшим как минимум не землянина, если не впрямую уроженца Телемской Сибири . -- Соплеменник, значит? Рад, рад. Пойдемте в дом. Чайку?

- Да что вы, Миша, -- начал было Ким, -- неудобно, я только заглянул познакомиться... -- но голубоглазый исполин уже повлек его в свой дом, приговаривая:

- Ладно-ладно... А мы сейчас и познакомимся...

Короче, через пять минут Ким уже сидел в Мишиной просторной кухне на высоком табурете, перед ним высилась внушительная кружка финского светлого пива и горка всяческих морепродуктов, от креветок до ломтиков соленой рыбы по-телемски (в Кимово время это, впрочем, назвали бы чищенной воблой), а радушный Миша сидел напротив с такой же мощной кружкой, и они весело болтали.

Миша рассказал, что он -- профессиональный космонавт, пилот, родом действительно с Телема, с Телемской Сибири, на Землю переехал давно, потому что по квоте обмена учился в Девятке -- Девятом командном училище Космофлота имени Джона Гленна -- а после выпуска смог и остаться работать в Солнечной системе и даже поменял гражданство. История была довольно сложная, но Ким понял так, что основным Мишиным мотивом была некая барышня из Санкт-Петербурга, последней на Земле русской столицы. Барышня вот уже двадцать лет пребывала Мишиной женой, был у них тринадцатилетний сын, но он сейчас находится в Вене, на втором курсе Политехникума, жена же неделями работает на Земле-Большой, на Титане. Сам Миша только что прошел курсы переподготовки на джампер, получил подзадержавшееся уже, по его мнению, года на четыре звание капитана первого ранга ("засиделся в первых помощниках", -- самокритично признавал он) и вкушал заслуженный, но, увы, недолгий отдых: максимум послезавтра он ожидал нового назначения.

Ким о себе говорил немного. Рассказал о "своей родине" -- Славии, о Новиграде, где якобы вырос и учился, сказал, что теперь он -- консультант Фонда развития традиционных культур и специалист по культуре России XVIII -- XX веков. Миша, ярый поклонник родной культуры, мечтательно закатил глаза и с гордостью сообщил, что знает наизусть двенадцать песен Высоцкого. Здесь это было настолько же круто, как если бы в конце XX века некий, скажем, русский летчик на память знал бы "Слово о законе и благодати" митрополита Иллариона. После второго наполнения литровых кружек появилась гитара, и они вдвоем совершенно немузыкально, но с огромным энтузиазмом проорали "В заповедных и дремучих..." в полном восторге друг от друга, после чего совершенно логично на столе явилась поллитра, соленые огурцы (как выяснилось, собственноручно растимые и засаливаемые Мишиной супругой) и горячие фаршированные перцы из Доставки. Миша совершенно искренне считал их исконно-посконным древнерусским блюдом, и у Кима не достало духу его разубедить. Миша некоторое время рассказывал Киму, что вообще-то практически не пьет, Ким рассказывал ему о себе то же самое, потом они пели "Спасите наши души", потом смахнули по скупой мужской слезе, потом на стол явилась еще одна поллитра, Миша вскрыл, случайно не уронив, вторую банку огурцов и, долго путаясь в кодах, все заказывал из Доставки что-то "абсолютно фантастическое и совершенно русское", оказавшееся на поверку вполне приличной квашеной капустой, в меру хрусткой, в меру едучей, в меру с маслом. Ким вполголоса полуспел-полупроговорил "Я -- Як-истребитель", чего Миша никогда не слышал, причем Ким предварительно объяснил, что это -- песня о пилотах; так что, когда он дохрипел ее, Миша уже рыдал в три ручья. Они добили вторую и долго договаривались, что третью не будут. За переговорами доели огурцы, капусту и остывшие перцы. Потом Миша, еще довольно твердо беря аккорды, спел еще что-то, Ким подпевал, но что именно -- не запомнил. Потом они было решили пить чай, но почему-то не собрались, а стали опять есть креветки и воблу. Потом Ким смущенно сказал, что почему-то совсем не в форме, на что Миша великодушно ответил, что Ким настоящий русский, держится отлично и что любого телемита, если он не сибирянин, такая доза валит почти насмерть, если они вообще ее осиливают, а худосочные портмены, например, ее и осилить не могут, и что Мише дико повезло с таким соседом, поскольку тут обитают в основном финны, ребята хорошие, но чужие, а он здесь уже семь лет живет и все без компании, хотя что он тут бывает-то, месяца два в году, три от силы. Они с грехом пополам поднялись, и Миша повел Кима домой, но его волосатая лапища больше мешала Киму идти, а не помогала, но Ким, как вежливый гость, ничего говорить ему об этом не стал. Примерно минут через пятнадцать (Миша все показывал прелести своего сада) они добрались до ворот и долго прощались. Как Ким дошел до своего дома -- он уже не помнил. Помнил, что упал на крыльце. Потом помнил, что объяснял Доставке, почему не будет сейчас ею пользоваться. Потом случайно нашел аптечку, приложил ко лбу сразу две таблетки алкофага, не смог подняться на второй этаж, рухнул в гостиной на диван, героическим усилием снял штаны, натянул на себя плед и отрубился.

Он проснулся в шесть утра. Голова была абсолютно ясная, чувствовал он себя выспавшимся и отдохнувшим: алкофаг постарался, заодно с алкоголем выведя из крови остатки наведенных клонированием токсинов. Умывшись и позавтракав, Ким вышел на крыльцо и увидел, что с Мишиного участка взлетает скар. Видно, Миша заметил соседа: скар сделал круг над участком, и Ким увидел, как пилот машет ему рукой. Волошин помахал ему в ответ, и скар унесся на юг. Полетел назначение получать, подумал Ким и побрел в дом -- посидеть за Галанетом, разобраться, что и как творится в этом мире теперь.

Вечером ему на браслет позвонил Рубалькаба и сказал:

- Ешь бананы.

По странной, уходящей в прошлые века традиции Управления так предупреждали о том, что завтра -- вылет на задание. Разговор шел по сверхзащищенному каналу, но Гонсало любил традиции. Впрочем, он тут же продублировал открытым текстом:

- Завтра, в пятнадцать по тихоокеанскому, ты вылетаешь из Третьего калифорнийского челночника рейсом А-24224. Челнок идет на Землю-Большую, ты пересаживаешься на служебный корабль, который будет ждать тебя в закрытом секторе "Гиацинт Фуксия" внутри Красной хорды Титана. Впрочем, все это содержится в инструкции, которую я тебе высылаю.

На терминале у Кима пискнул приход почты, вполголоса мелодично пробил сигнал предупреждения о секретности сообщения.

- Удачи на Телеме, -- сказал тем временем Гонсало.

- Почему на Телеме? -- удивился Ким.

- Мы час назад получили ответ с Компа, -- ответил генерал. -- Таук и Сакамото сегодня утром по абсолютному времени покинули Комп и вылетели на Телем.

* * *

Ким помнил, как когда-то его поразил первый полет на Землю-Большую в челноке. Теперь -- на удивление -- встреча со всем этим через столько лет никакого волнения не вызвала. Просто было приятно, что он снова видит все это.

Земля теперь такая зеленая и уютная только потому, что вся тяжелая индустрия выведена на Землю-Большую. Марс такой прекрасный и обжитой только потому, что Земля-Большая снабжает его водой, кислородом и субъядерным топливом. Все дальние космические рейсы начинаются не с Земли, а с Земли-Большой: между Планетой и космосом сообщение идет только на экологически чистых гравилетах. Так дело обстоит со времен Смуты, конца Единой Земли и создания Конфедерации.

Причем Земля-Большая -- это вовсе не индустриальный ад над зеленым патриархальным раем Земли, как можно было бы подумать. Земля-Большая -- величайший в Галактике полигон новейших технологий, форпост самой что ни на есть передовой науки и техники. Хотя это -- тоже искусственное сооружение, она нисколько не напоминает Космопорт. Это -- сооружение дискретное, комплекс из тысяч исполинских Хорд, вращающихся вокруг Солнца в планетарной плоскости по орбитам между поясом астероидов и Юпитером, а также вокруг Юпитера, седлая его спутники, и дальше -- неимоверно далеко, до самого Сатурна и его спутников: один из крупнейших хордовых "кустов" берет начало у Титана. Земля-Большая -- первое место в Галактике, где реализована транспортная система "рапид" -- то, что фантасты прошлого звали "нуль-транспортировкой". Реализация рапида на планетах пока слишком сложна и дорога, в Космопорте имперские ученые еще бьются над своим аналогом этой системы, а вот на Земле-Большой уже тридцать лет можно попасть из Хорды в Хорду, даже самую удаленную, практически моментально -- войдя в одну кабину и выйдя из другой.

Здесь обкатывается много других супертехнологий. Например, все сотрудники институтов, лабораторий, заводов, верфей, космодромов Земли-Большой на работе носят на голове нечто типа рид-сенсоров или наушников. Это вебберы, терминалы первой в мире компьютерной сети с прямым съемом биотоков мозга -- технология, которой понадобилось полторы тысячи лет, чтобы обойти знаменитый Парадокс Рабиновича. Веббер -- дорогая штука, на Земле его может себе позволить только высшее федеральное начальство или топ-менеджеры крупнейших корпораций, а здесь ее носит каждый федерал, то есть сотрудник федеральных организаций.

Жить и работать на Земле-Большой, быть федералом, а не землянином -- очень престижно. На Хордах трудится не меньше трех миллиардов людей, из них больше трети живут там постоянно. Именно Хорды -- основная база земного Космофлота. Именно здесь базируется Флот Синего флага -- ударная военная сила Конфедерации. И, кстати, именно здесь находятся основные -- помимо расположенных на Земле штабов -- структуры Управления Безопасности.

Ким прибыл в закрытый сектор "Гиацинт-Фуксия" -- одно из средоточий мощи Синего флага -- в час дня по абсолютному. К этому моменту он уже проработал легенду и теперь смотрел в прозрачную броню челнока, мысленно прокручивая детали. Впереди росли слабо освещенные далеким Солнцем серебристые гроздья конструкций Хорды, одной из тысяч Хорд Земли-Большой. Потом купола Хорды закрыли все поле зрения, воздвиглись и разошлись антиметеорные поля, слабо светящиеся в случайных потоках разреженных газов стравления, распахнулась пасть шлюза, и корабль втянулся внутрь сектора.

В сектор вышел уже не полковник УБ Волошин. В сектор вышел миллионер Ким Волошин, преуспевающий медиа-магнат с далекой и мало кому даже в Конфедерации твердо знакомой, но богатой Славии.

Еще бы! Как Киму, полковнику УБ Конфедерации, выполнять свое деликатное задание на Телеме -- территории Империи? Конечно, такое прикрытие -- эксцентричный богач с далекой федеральной Периферии, путешествующий на арендованном корабле -- представлялось наиболее удачным. Естественно, о том, кто таков богач на самом деле, знал только капитан арендованной машины, который в оперативных вопросах должен был подчиняться своему пассажиру.

В холле, залитом ярким светом, неотличимым от солнечного, миллионера Волошина встретили несколько вежливых (преувеличенно вежливых, сказал себе Ким) людей в белых комбинезонах. Трое мужчин (белый, азиат и черный) и две женщины (азиатка и белая) будто сошли с пропагандистских плакатов времен создания Конфедерации. Господа федералы были увешаны всеми своими федеральными цацками: на головах -- обручи с вебберами и микрофонами, на груди -- смарт-карты с именами (одновременно визитка, пропуск и кредитка), на поясах -- блокноты и мощные усилители связи. Они очень старались выразить миллионеру Волошину некоторое уважение -- еще бы, он заплатил за аренду корабля, немалые деньги внес в федеральный бюджет -- но получалось у них это плоховато: презренный денежный мешок мог их, гордых федералов, кормить и поить, но в систему их федеральных ценностей не вписывался. Правда, багаж миллионера -- космофлотовский рюкзак и скромный, но дорогой чемодан -- ему помогли вынести из челнока и донести до шлюза. Ему выдали все, что полагалось по договору аренды: личный веббер, мультиком и персональный кей. Потом четверо из пяти господ федералов удалились, а азиатская барышня с такой гордостью, будто это она сама его только что построила, показала Киму в прозрачный участок брони шлюза и сказала:

- Вот ваш красавец.

Ким глянул в шлюз. Ему стоило большого труда сохранить невозмутимое лицо: в освещенном со всех сторон доке висел грушевидный, черный, блестящий, словно вулканическое стекло, новенький с иголочки джампер.

- Это "Вездеход", -- сказала сопровождающая. -- Серийный номер сорок пять. Неделю назад мы спустили со стапелей пять новых машин этого типа, позавчера завершены ходовые испытания. Наш пилот-испытатель дошел на "Вездеходе" до Трех Сердец во Внешней сфере Ядра Галактики и вернулся через трое суток после старта. Вы будете довольны машиной. Сейчас я познакомлю вас с новым капитаном "Вездехода".

Шлюз открылся, и Ким Волошин ступил на борт джампера.

- Приветствую на борту, -- услышал он мягкий, интеллигентный голос и обернулся. Взгляд его уперся в чью-то широченную грудь, затянутую в форменный белый парадный комбинезон Космофлота Конфедерации. Ким поднял глаза, увидел тронутую сединой спутанную бороду, голубые глазки, вислые мрачные брови под сверкающей парадной фуражкой -- и едва не расхохотался.

- Капитан Муханов, -- невозмутимо продолжал Миша. -- К вашим услугам, господин Волошин. Вот мой помощник, лейтенант Ливингстон.

Рост лейтенанта был чуть выше, чем у Кима, было у нее узкое спокойное лицо с голубыми глазами и золотая коса в руку толщиной, а лет ей на вид было двадцать три -- двадцать четыре.

- А это бортинженер "Вездехода" мичман Лахти, -- продолжал Миша.

Щеголеватый уставной взмах рукой. Мичман была заметно моложе лейтенанта, и тоже блондинка, но не с голубыми глазами, а с серыми. Да-с, на "Вездеходе" (в отличие от господ федералов в шлюзе) с расовым балансом было слабо. Мичман Лахти унесла вещи миллионера Волошина в каюту, на верхний ярус, лейтенант Ливингстон с разрешения капитана вышла в рубку, а провожатая Кима пожелала клиенту счастливого пути и удалилась. Шлюз закрылся, и Волошин остался в холле вдвоем с капитаном первого ранга Мухановым.

- Ну ты и жук, -- растроганно проговорил Миша по-русски. -- Консультант по истории России, а? Я ведь поверил, представляешь? А я ведь tozhe zhuk! -- Тут он окончательно переключился на телемско-сибирский диалект. -- Nu, idisuda, palkovnick Voloshin, yetit' tvayu... Миша облапил Кима и хлопнул по спине, едва не вышибив из него дух.

- Chertofski rad, -- сказал он наконец и выпустил Кима (тому на секунду представилось, как после такого дружеского объятия он осыпается на пол свежевыжатой пустой шкуркой). -- Чертовски. Первая моя работа на Управление, и сразу с таким классным чуваком. Но -- тш-ш-ш! Мои барышни специалистки вроде бы неплохие -- я с ними, правда, только один день знаком, но рекомендации у них отличные. Но, как ты понимаешь, про тебя они ничего не знают, кроме официальной легенды. Учти, что раскрыть им тебя я могу только при явных признаках ситуации первого или нулевого уровня, так что сам легенду не ломай. Впрочем, не мне тебя учить.

Он еще раз хлопнул Кима, на этот раз по плечу, едва не выбив ему руку из плечевой сумки, и спросил на линке:

- Желаете присутствовать в рубке при старте, господин Волошин?

- С удовольствием, капитан, -- ответил Ким, входя в рубку вслед за ним. -- Кстати, капитан, как ваше имя?

За ними в рубку вошла бортинженер.

- Михаил, -- ответил Миша, садясь в кресло центрального поста перед монолитной, угольно-черной выпуклой консолью, изогнутой вдоль брони. -- Зовите меня Миша.

- В таком случае, для всех вас я -- Ким, -- объявил Волошин. Демократичный периферийный миллионер -- гораздо лучше, чем надутый спесью периферийный индюк, подумал он.

- А я -- Марша, -- слегка оттаяла лейтенант Ливингстон.

- Хайке, -- тоненьким голоском пропела бортинженер.

- Отлично, -- заключил Миша. -- Так-то оно лучше. Ну что ж, приступаем. Предстартовый прогон. -- Он вдел правую руку в такт-сенсор. -- Марша, за вами... или мы на "ты"?

Марша улыбнулась, окончательно оттаяв:

- Конечно, на "ты", Миша.

- Замечательно. Марша, за тобой вся навигация и связь. Хайке, за тобой энергетика и жизнеобеспечение. Оборонные системы в резерве за мной. Ким, надень веббер и подключись... ну, скажем, к восьмому каналу, будет интереснее.

Броня вокруг стала прозрачной, Ким увидел стены дока, а через веббер в его мозг пошла трехмерная картинка, дорисовавшая весь объем помещения. Миша же прокашлялся и начал "предстартовую молитву", на джампере неожиданно короткую:

- Корабль, готовность!

- Яхта-джампер "Вездеход" приветствует капитана Муханова, экипаж и пассажира, -- басом отозвался корабль.

- "Вездеход", предстартовый тест, -- сказал Миша, и все три члена экипажа одновременно сделали что-то на пульте перед собой.

- Тест прошел. Все системы, 100 %, -- гордо отрапортовал "Вездеход".

- Молодец, -- похвалил его Миша. -- Тогда даю стартовое задание. Покинуть "Землю-Большую", выход на подразгонную траекторию в коридор Юг-Верх-Юг, понижение 122 градуса, при выходе на точку готовности к прыжку запросишь направление, если я сам не дам раньше. Понял?

- Понял, капитан, -- смиренно произнес корабль. -- Стартовую службу?

- Давай.

Мелодично пискнуло. Пожилой женский голос сказал:

- Объединенная стартовая служба Земли-Большой, оператор Мэй.

- Джампер "Вездеход", капитан Муханов, -- ответил Миша. -- Путевой лист отдаю вам.

- Подтверждаю получение, -- согласилась невидимая Мэй.

- Прошу разрешения на старт.

- Заказанный коридор освобождается через двадцать секунд, -- откликнулась Мэй.

Миша торопливо вдел в такт-сенсор и левую руку, девушки опустили ладони в углубления своих участков пульта, Ким поплотнее уселся, положил руки на подлокотник и пробормотал:

- Ну, с Богом.

Миша одобрительно кивнул, и в этот миг оператор Мэй сказала:

- Джампер "Вездеход", старт разрешен. Счастливого пути.

- Спасибо, -- ответил Миша. Ким увидел, как свод дока почти мгновенно распахнулся. Свет в доке погас, над кораблем в черноте блеснули звезды, и Миша плавным и легким движением вывел джампер наружу.

Волошин увидел купола Хорды, вдалеке -- массивное золотисто-коричневое тело Юпитера, еще несколько хорд Земли-Большой в разных направлениях, и джампер, набирая скорость, пошел по своей траектории -- субъективно вверх; ускорение в пару g ощутимо прижало Кима к креслу, но, впрочем, скоро отпустило. Корабль сообщил:

- Готов к прыжку.

- "Вездеход", режим прыжка на дальнюю дистанцию, -- сказал Миша. -- Точка входа по команде, точка выхода -- северный выходной сектор планеты Телем, системы Толиман-I. Расчет расхода энергии.

- Считаю, -- ответил корабль. -- Готово. Предполагаемый расход -- семь процентов.

- "Вездеход", прими команду на гиперпереход, -- сказал Миша. -- Делай!

В глазах у Волошина потемнело, а когда он пришел в себя, под кораблем белели выпуклые гряды облаков над гигантским, в горизонт, куполом сине-зеленой планеты с непривычными очертаниями материков.

Это был Телем, Автономная Конфедерация в составе Империи Галактика.

После Земли и Марса Телем -- древнейшее из поселений человечества. Первые поселенцы распахали здесь целину более полутора тысяч лет назад. Это потом переселенцы потоками пошли на Ашдол, Эрну, Стагол, Эриадор и Кальер -- многочисленные и благодатные планеты системы Толимана. Первым все-таки был Телем.

Ныне население Зеленого Мира, как его принято именовать, составляет четыре с половиной миллиарда человек. Наряду с Землей и Космопортом это -- один из важнейших центров галактической цивилизации. Телем не столь уютен и изыскан, как Земля, и не столь богат и комфортен, как Космопорт, но он очень пестр, многообразен и интересен. Здесь интересно и бывать, и работать, и просто жить. Здесь находятся два из десяти лучших университетов Галактики, четверть ресурсов Галанета имеет в адресе домен .tel; здесь расположен Веселый Лес -- крупнейший в Галактике центр киноиндустрии, где снимается каждый третий фильм в мире; здесь проходит легендарный ежегодный Фестиваль Музыки Мира, где месяц подряд играют сорок тысяч музыкантов со всей Галактики; здесь живут величайший комик Вселенной Карл Булла и Голос Неба -- Агидель Бронски; сюда, как мухи на мед, слетаются хиппи, родстеры и всякие прочие галактические бродяги; здесь -- центр Церкви Сущего и Вселенской Православной Ортодоксии, здесь живет Богдо Далай Лама; здесь базируются NTelem и Berthelsmann, крупнейшие концерны шоу-бизнеса, и тысячи ведущих музыкантов Вселенной. Стать популярным на Телеме означает стать популярным в большей части Галактики. И еще: если крупнейший центр потребления культурных благ -- Космопорт, то Телем -- крупнейший центр их производства.

Телем -- это три материка. В восточном полушарии расположены два: Телемская Тюрингия -- к югу от экватора, Телемская Сибирь -- к северу. На Тюрингии в быту все еще сохранился старый немецкий язык; на Сибири из шестисот миллионов населения почти полмиллиарда говорят по-русски, это -- самое крупное в Мире русскоязычное поселение, куда крупнее, чем полтора десятка малонаселенных русских анклавов в Китайской Евразии на Земле. Но, при всей Кимовой симпатии к Сибири, не она и тем более не маленькая субтропическая Тюрингия определяют лицо Телема. Лицо Зеленого мира -- его западное полушарие, протянувшийся от одного полярного круга до другого исполинский континент Телемская Тоскалуза.

Площадь Тоскалузы почти равна площади земной Евразии, но на ней нет ни вечной мерзлоты (кроме самых южных и самых северных окраин), ни обширных пустынь, ни безжизненных горных стран, так что населена она довольно плотно. Здесь обитает больше трех миллиардов людей. Столица Тоскалузы -- великий и страстно любимый Кимом город Лисс, где живет почти сорок миллионов человек. И это далеко не единственный большой город в Тоскалузе. Ким в прошлые приезды на Телем бывал в Сент-Андресе, том самом, в пригородах которого находится Веселый Лес. Сент-Андрес тянется на триста с лишним километров вдоль восточного побережья Тоскалузы, и население его превышает население столицы почти в полтора раза! А есть еще Грейтер Сидней, Гленн, Леннон -- каждый из них не меньше Нью-Йорка тех времен, откуда Ким был родом. По сравнению с этими гигантами, восьмимиллионная Нова-Москва, столица Телемской Сибири, да и крупнейший город Сибири -- десятимиллионный Гагаринск кажутся захолустными городишками.

Население Тоскалузы в массе своей говорит на тоскалузском диалекте английского языка. Он не очень похож на английский прежних времен, но овладеть им даже проще. И, естественно, все говорят на линке. Кстати, "базовая теория межъязыкового символьного моделирования" -- то, с чего тысячу лет назад началась разработка линка -- была придумана именно здесь, на Телеме, в Лисском университете.

- С прибытием! -- сказал Миша.

- Вот это машина! -- восхитился Волошин. -- С Земли-Большой до низкой орбиты Телема за семь минут!

- Лучшая в мире машина! -- с гордостью заявила Марша. -- Энергонасыщенность на двенадцать процентов больше, чем у первой модели, обсчет навигации идет на семи слоях, а не на пяти, да и СЖО...

- Марша, -- укоризненно проронил Миша, и девушка, смутившись, замолчала. Хайке прыснула. Марша смущенно проговорила:

- Просто очень хорошая машина...

Все захохотали. Отсмеявшись, Миша посерьезнел:

- Марша, Хайке, режим. Марша, , запроси у диспетчерской службы возможность посадки на Лисском космодроме.

Марша коснулась длинными пальцами нескольких участков консоли и проговорила:

- Здесь яхта-джампер "Вездеход", бортовой номер передаю пакетом, Космофлот Конфедерации Человечеств, приписан к Земле-Большой. Прошу посадки на Лисском космодроме.

- Объединенная диспетчерская орбит Телема, -- послышался густой мужской голос на фоне красивого аккорда позывных, и другой, тоже мужской, голос сказал:

- "Вездеход", бортовой номер принят, диспетчер тридцать два-двенадцать. Посадка на Телем временно закрыта. Вынужден просить вас лечь на нейтральную орбиту или временно состыковаться с орбитальным портом. Варианты орбит и стыковок передаю.

- Диспетчерская, варианты приняты, -- ответила Марша и перевела взгляд на Мишу. Тот немедленно (и очень выразительно) продемонстрировал удивление на своей суровой физиономии, и Марша тут же спросила: -- Какова причина отказа в посадке?

- "Вездеход", временное закрытие посадок применяется ко всем судам и кораблям, не имеющим телемской приписки, -- объяснил диспетчер. -- Решение о возобновлении посадок будет принято после восемнадцати по абсолютному, когда кончится голосование.

- Голосование? -- переспросила Марша.

- Телем сегодня голосует, -- несколько удивленно произнес диспетчер. -- Разве вы не знаете? Сегодня на Телеме -- референдум.

Миша молча хлопнул себя по лбу и быстро закивал. Марша, взглянув на него, сказала:

- Диспетчерская, мы поняли. Варианты рассматриваем.

Миша взглянул на консоль и показал Марше один палец.

- Диспетчерская, принят первый вариант нейтральной орбиты, -- озвучила выбор капитана Марша.

- "Вездеход", передаю орбиту под вас, -- отозвался диспетчер. -- После восемнадцати запрашивайте возможность посадки, если будут вопросы или изменения -- вызывайте в любой момент.

Диспетчерская отключилась.

- Вот так так, -- сказал Миша. -- Доигрались соотечественнички. Референдум, значит!

Видимо, непонимание на лице Кима было написано столь явно, что капитан тут же очень официально предложил ему:

- Ким, сейчас четырнадцать десять по абсолютному. Я думаю, будет правильно, если ты пока посмотришь те материалы у себя в каюте.

Ким кивнул и встал.

- Сообщите мне, если будут новости.

Никаких "тех материалов", которые Киму нужно было бы срочно посмотреть в каюте, в природе не существовало, и Миша это знал. Он просто намекнул, чтобы пассажир пошел почитал новости по Телему.

Что ж, Ким понял намек. Устроившись у себя в роскошной, истинно миллионерской каюте -- двухметровой ширины кровать, виброкресло, сон-кресло, виртотеатр -- и надев веббер, он раскрыл блокнот и вышел в Галанет.

Первые триста лет своей истории три государства, ныне составляющие Телемскую конфедерацию -- Тюрингия, Сибирь и Тоскалуза -- были независимыми. В состав свежесозданной Империи Галактика они попали после недолгой, но вошедшей в историю своей бессмысленной жестокостью Телемской войны. Положив в этой бойне пятьдесят тысяч собственных солдат и триста сорок тысяч телемитов, второй Пантократор Роберт I не одержал убедительной победы, но, скорее, склонил Телем к капитуляции шантажом, угрожая применить субъядерное оружие. Телем покорился, но Империи он нужен был не просто побежденным, а лояльным. Во всей тройной системе Толимана Пантократору тогда принадлежал только Ашдол, который уже был связан с Империей массой договоров и обязательств, но по ряду причин -- в первую очередь из-за крайнего неблагополучия местного человечества, преодолеваемого весьма дорогостоящими усилиями -- служить сильной имперской базой он не мог. Такой базой мог быть Телем, но для этого он должен был стать очень лояльным.

Телем был "принят под покровительство Галактической короны" как есть, в виде конфедерации трех республик, и Пантократор включил в свой титул слова "Наследственный и пожизненный Президент Автономной Конфедерации Телем". Телем сохранил свою валюту (правда, неконвертируемую вне планеты и даже на самой планете имеющую хождение только наравне с имперской маркой), свою полицию, свой флаг (только в паре с имперским), автономию школ и университетов от имперского Министерства образования и даже свой маленький космофлот, правда, только планетарный, без права включения в него межзвездных кораблей. Империя получила сильную базу, позволившую создать надежный экономический и военный противовес Единой Земле (а позднее -- Конфедерации Человечеств). Сотни тысяч телемитов на службе короны стали цветом имперской науки, Звездного флота и даже гвардии Пантократора. Правда, с телемитами было много проблем -- они имели весьма вольный нрав и не терпели ущемления своих личных и гражданских прав, но в масштабах Империи это было нестрашно.

Недовольство имперской властью тем не менее существовало на Телеме всегда. Для себя Ким пояснил это так: скажем, в императорской российской армии служило много офицеров-поляков, и хорошо служило, но это не мешало полякам в массе своей ненавидеть власть царя. Так же примерно было и здесь.

Для недовольства имелось много причин.

Во-первых, Телем платил большой имперский налог, на добрых десять процентов больше, чем любая планета прямого правления и даже больше, чем колонии. Во-вторых, хотя на Телеме и была своя полиция, все вопросы государственной безопасности всецело лежали на Службе Безопасности Империи, персонал которой на Зеленом Мире был едва ли не более многочисленным, чем местная полиция. И в этом персонале не было ни единого телемита. Ни одного телемита не было и в отборных дивизиях Звездной Пехоты, размещенных в Тоскалузе, Тюрингии и Сибири. А бремя содержания и Управления СБИ по Телему, и Специального Телемского Пехотного Корпуса лежало опять-таки на самом Телеме. Ну и, в-третьих, космический флот. Самая богатая, древняя и утонченная планета Империи имела под своим флагом всего несколько тысяч планетарных кораблей устаревших моделей! Но самым унизительным было все-таки положение в духовной сфере.

СБИ тщательно отслеживала и пресекала "антиимперскую деятельность" во всем, в чем только могла ее заподозрить. Унизительная цензура, скандальные прекращения лекционных курсов в университетах из-за "недопустимо сепаратистского" освещения событий истории, позорные разгоны невинных краеведческих кружков и обществ по изучению телемской культуры... СБИ даже нанимала хакеров для "заваливания" серверов со "слишком телемским" содержимым, пусть даже размещенных вне Империи.

В довершение всего -- это почему-то особенно ущемляло гордость телемитов -- высшие командные должности и в Звездном флоте, и в Звездной пехоте, и тем более в гвардии могли занимать только имперские дворяне, которых на республиканском Телеме не было и быть не могло. Поэтому за всю тысячелетнюю историю службы в Имперских силах не было ни одного телемита в звании выше капитана первого ранга или полковника. Даже астлинские князья и господари, бывало, становились в Звездной пехоте генералами -- это с колониальным-то подданством! Телемиты -- никогда.

Таков был фон. Долгие века ничто не менялось ни в лучшую, ни в худшую сторону.

И вот пришел 3940 год, когда в тайных недрах Космопорта Галактика компьютер Хозяина, исподволь подталкивавший Империю к войне с Конфедерацией и все человечества -- к окончательной гибели, инспирировал последний акт этой многолетней драмы.

Первого октября от имени Пантократора, к тому моменту уже пятнадцать лет лежавшего в глубоком анабиозе, компьютер издал Указ о введении чрезвычайного положения и "особого режима отношений" с Конфедерацией.

А тридцатого сентября Управление СБИ по Телему завершило расследование так называемого "дела сорока". Дело было шито белыми нитками: были взяты сорок профессоров, аспирантов и студентов Лисского университета, которым инкриминировалось создание "тенденциозного сборника статей". Как на грех, сборник этот был посвящен истории экономических и культурных взаимоотношений Телема и соседнего Стагола, когда-то принадлежавшего Единой Земле, а затем, в числе первых сорока девяти Планет-учредителей, вошедшего в состав Конфедерации. Как на грех, в сборнике было несколько (да что там, довольно много) мест, из которых явствовало, что авторы не одобряют налоговую и культурную политику Империи на Телеме и, больше того -- о ужас! -- на примере Стагола доказывают преимущества экономической системы Конфедерации.

Руководство Телемского Управления страшно возбудилось. Еще бы, такая возможность продемонстрировать рвение! Не успел Пантократор издать Указ, как мы уже раскрыли заговор, имевший целью отложить Телем прямо в состав Конфедерации!

Короче говоря, утром второго октября все сорок "заговорщиков" (девять преподавателей, двенадцать аспирантов, девятнадцать студентов -- двадцать один мужчина, девятнадцать женщин) были расстреляны во дворе внутренней тюрьмы Управления СБИ, и казнь была продемонстрирована по телевидению с верноподданническими комментариями.

Лисс восстал в тот же день. Вслед за Лиссом поднялись сотни тысяч, миллионы людей в Гленне, Ленноне, Грейтер Сиднее, затем -- в Нове-Москве и Гагаринске в Сибири. Поднялись -- и откатились: впервые за тысячу лет Специальный корпус показал, что не зря ел хлеб Пантократора. С невиданной жестокостью Корпус за сутки подавил восстание. Там, где восставших поддержала местная полиция, Корпус вступил с ней в бой и практически во всех случаях разгромил.

Погибли почти сорок тысяч человек. Кварталы Лисского и Гленнского университетов пылали. Гленнский сдался через день, все уцелевшие преподаватели, студенты и сотрудники были арестованы. Лисский держался. На пятый день пали все двадцать его корпусов, кроме исполинского четырехсотметрового небоскреба Главного здания. Там в почти полном составе забаррикадировались ректорат, химический, первый медицинский и биологический факультеты -- от первокурсников до седовласых профессоров во главе с ректором, академиком Лионзо. В семь вечера перестал откликаться на звонки ближайший к Главному Второй корпус -- второй медицинский и агрикультурный факультеты. Из Главного здания было видно, что арестованных студентов и преподавателей выволокли из здания в наручниках и увезли в "воронках". Спецназ стал стягиваться к Главному корпусу, и находящихся внутри предупредили, что на полночь назначен штурм и лучше бы они сдались сами. Тогда Лионзо провел последний ученый совет Университета, в котором, благодаря самой совершенной на Телеме сети внутренней связи, участвовали все находившиеся в здании -- любой мог высказаться прямо со своего боевого поста. Так случилось, что мужчин в здании было больше, чем женщин, и поэтому большинство проголосовало за то, чтобы приказать женщинам уйти. Все женщины голосовали против, но их голосов не хватило. Невзирая на мольбы студенток и преподавательниц оставить их и дать умереть рядом с мужчинами, Лионзо отправил их прочь. Сантехники подвалами вывели их на линию метро, откуда они выбрались на поверхность. Некоторые скрытно подобрались к оцепленной территории Университета, чтоб хотя бы увидеть, как все будет на самом деле, и засвидетельствовать это когда-нибудь потом. Тем временем в лабораториях шла подготовка к последнему бою, и, когда бронетранспортеры снесли подъезд здания и в парадный холл ворвались первые спецназовцы, из здания на территорию Университета, заполненную тысячами солдат, хлынули потоки наскоро сваренных отравляющих газов. Противогазы спецназовцев, хорошо защищающие только от слезоточивого газа, не выдержали...

В самом здании уцелело только чуть больше трехсот человек на самых высоких этажах. На территории квартала погибло две тысячи спецназовцев, в здании -- почти девятьсот преподавателей и студентов, в том числе и ректор Лионзо.

Утром шестого октября по всем каналам связи Империи выступал Пантократор Роберт XII, только что выведенный из анабиоза и более или менее вошедший в курс дела. Указ от первого октября был отменен. Возвращался статус-кво. Конфедерации были принесены глубочайшие извинения. Особенно Его Величество остановился на телемской ситуации. Он объявил, что арестовывает все руководство телемского управления СБИ и все командование Специального корпуса. Мало того: он и в центральном аппарате Службы Безопасности Империи, имеющей тысячелетнюю историю, провел определенную чистку и даже поменял ее название -- из СБИ сделал ее Министерством Имперской Безопасности, назначив новым министром популярного в народе имперского посла на Кальере (старый начальник СБИ, вместе с Робертом лежавший в анабиозе, не пережил выхода из анабиотической ванны и умер от инфаркта). Пантократор объявил траур по всей Империи и соболезнование родственникам погибших. Он сообщил, наконец, что сам летит на Телем -- и прилетел на следующее утро, страшно худой и заросший длиннейшей бородой. Не дождавшись его прилета, застрелились с десяток чиновников, включая вице-президента Телема (то есть фактического наместника Пантократора на Зеленом Мире) и генерал-губернатора Тоскалузы.

Роберт полностью сменил состав СБИ и Корпуса на планете, всех участвовавших в подавлении мятежа офицеров обеих сил разжаловал в рядовые и отправил служить на Периферию, отменил цензуру, разрешил телемитам занимать высшие командные посты в Империи (и сразу назначил новым командиром Корпуса свежепроизведенного телемского генерала), на три процента снизил налоги и ввел "политику открытости и плюрализма мнений". Это, конечно, было немало. Но главный вопрос не был решен. Телем оставался в составе Империи. И если никем, кроме ничтожной горстки диссидентов, этот момент раньше не подвергался серьезному сомнению, то теперь вся планета говорила только об этом.

Прошло пять лет. Пользуясь новым, дырявым как решето, законодательством, телемские фирмы переориентировались на новые рынки. Грабительский вывоз продовольствия в Космопорт в счет налогов был прекращен, зато нашлись новые источники доходов -- тот же Стагол, к примеру, обнаружил, что ввозить товары с Телема дешевле, чем доставлять их с Земли-Большой. А политическая рознь продолжалась. После первого приступа либерализма Пантократор очухался и обнаружил, что Телем стремительно уходит из-под его власти. В речах Пантократора, касавшихся Телема, появились раздраженные, а потом и гневные ноты. А тут еще история с Зайнеманом, столь поучительная, что стоит изложить ее подробнее.

Родом из Телемской Тюрингии, Петер Зайнеман вырос на ферме близ уездного города Урвальд. Шестнадцати лет он закончил местное строительное училище и четыре года проработал в Урвальде, в небольшой строительной компании. Потом он вступил в Союз Развития. Это, если можно так выразиться, унионистская партия, проводящая на Телеме интересы Империи. Более верного имперского подданного, чем молодой Зайнеман, было трудно себе представить! Он сделал быструю политическую карьеру: в двадцать пять лет стал секретарем уездной молодежной организации Союза Развития, в тридцать -- секретарем урвальдского партийного комитета, в тридцать пять -- возглавлял комитет Союза Развития в Тюрингии. Когда Зайнеману исполнилось тридцать семь, тогдашний вице-президент Телема (одновременно -- председатель Союза Развития) пригласил его в Лисс градоначальником.

Зайнеман развернулся сразу и широко. В городе грянула кампания по борьбе с коррупцией, и дюжины две крупных муниципальных чиновников с треском сели в тюрьму. Градоначальник железной рукой навел порядок в городском хозяйстве -- коммунальных службах, транспорте и городской связи, -- навел так, что многомиллионное население Лисса было готово носить его на руках. За двенадцать лет градоначальничества Зайнемана Лисс из замусоренного, задыхающегося в транспортных пробках, опасного и дорогого для жизни мегаполиса превратился в пусть очень большой, но относительно чистый, опрятный и вполне безопасный город. Зайнеман даже умудрился победить уличную преступность, легализовав "гражданские отряды самозащиты" и решительно реформировав городскую полицию. Потом грянул сороковой год.

Зайнеман не встревал в "дело сорока", поскольку в его компетенцию оно не входило. Однако восстание очень даже вторгалось в сферу его компетенции. В первый день градоначальник метался из СБИ в штаб Корпуса, пытаясь остановить кровопролитие. На второй, когда озверевшие, с побелевшими глазами спецназовцы рубили саперными лопатками демонстрантов на авеню Меррагод, а университетский парк заволакивали дымы, прикрывая строительство баррикад между корпусами, побледневший и заметно поседевший Зайнеман явился в резиденцию генерал-губернатора Тоскалузы и заявил, что если кровопролитие не будет немедленно прекращено и виновные не будут немедленно наказаны, он тут же обесточит и лишит подачи воды все имперские учреждения и прикажет городской полиции стрелять в спецназовцев. Генерал-губернатор посмеялся над Зайнеманом и приказал его арестовать, но тот прямо из приемной по своему мультикому отдал приказы городским электрическим компаниям, водоснабжению и полиции. Большая часть полиции действительно принялась защищать демонстрантов и даже кое-где отбросила спецназ, дав возможность безоружным толпам разбежаться. Подача воды и энергии на объекты Службы и Корпуса действительно прекратилась, и далеко не все они смогли перейти на автономные источники. Зайнемана ждал военно-полевой суд, но тут прилетел Пантократор, принялся наводить порядок, схватился за Зайнемана, как за образец верности имперским ценностям Порядка и Справедливости, и впопыхах назначил его вице-президентом Телема. Президентом, напомним -- Наследственным и Пожизненным -- был он сам.

Вице-президентство Зайнемана продлилось год. За это время он успел провести в местном Федеральном Собрании новые экономические законы, построить на площади Ризом в Лиссе монумент погибшим в октябрьских событиях (официально это именовалось "беспорядки октября 40-го"), присвоить Лисскому университету имя Марка Лионзо и выделить миллиард марок на восстановление зданий и научной базы, а также выплатить родственникам всех погибших -- в том числе и родственникам пяти тысяч погибших бойцов Специального Корпуса -- по сто тысяч марок, причем не из местного бюджета, а из имперского, воспользовавшись для этого фондом свежесобранного имперского налога. Популярность Зайнемана взлетела до небес. И тут он сделал решающий шаг в своей карьере. В годовщину "беспорядков", в октябре 41-го, он выступил на траурном митинге и объявил, что выходит из "Союза развития" и, как вице-президент, уравнивает СР со всеми остальными общественными организациями, до общества филателистов включительно. Это означало -- лишить проимперскую партию, куда из карьерных соображений вступали миллионы людей, всякой бюджетной поддержки.

Через неделю Зайнеман был снят, указ об уравнивании СР в правах во всеми общественными организациями отменен, но дело было сделано: почуяв, куда и откуда дует ветер, телемиты тысячами побежали из партии. Стало модным публично сжигать партийные карточки, заявляя о свей полной непричастности к кровавым преступлениям Империи на Телеме.

Зайнеман же уцелел. Время было не то, чтобы его посадить (хотя такая возможность, вероятно, не исключалась). Уже в декабре 41-го он предпринял следующий мощный шаг. На Телеме были объявлены выборы в Сенат Империи Галактика, представительный орган при Пантократоре: из трех телемских сенаторов двое (от Тюрингии и Тоскалузы) ушли в отставку по достижении 75-летнего возраста. Зайнеман выдвинул свою кандидатуру -- и не от Тюрингии, где, как знаменитый земляк, имел бы преимущество, а от Тоскалузы. Новый вице-президент, Джек Шустер, в панике выдвинул против Зайнемана кандидатуру виднейшего телемского ученого -- академика Симеро, но тот свою кандидатуру снял за день до голосования, и Зайнеман стал имперским сенатором от Телемской Тоскалузы при 69% проголосовавших "за".

Ходили слухи, что, узнав об избрании Петера Зайнемана, Роберт XII топал ногами и всерьез заявлял, что не станет принимать у нового сенатора присягу. Однако принял и даже вежливо подал руку, хотя второго нового сенатора, Обершварца из Тюрингии, только что не целовал.

Обретя сенаторскую неприкосновенность, Зайнеман на первом же заседании Сената внес законопроект об объявлении на Телеме референдума о предоставлении независимости.

Сенат вернул законопроект на годичную -- до следующей сессии -- доработку.

Зайнеман не унывал, разъезжал по Тоскалузе и вел весьма грамотную и умелую агитацию за независимость.

Слово было сказано: независимость от Империи! Не только сам Пантократор, но и его министры, и сенаторы от метрополии и большинства планет прямого правления впали в неистовство, на всю Империю понося Зайнемана в частности и телемских сепаратистов в целом. Свежепереименованное Министерство Имперской Безопасности, со свойственной своим новациям неуклюжестью, сфабриковало два явно дутых дела, имевших целью доказать, что Зайнеман ведет планету не к независимости, а к вступлению в Конфедерацию. Дела оказались сфабрикованы настолько бездарно, что их не удалось довести даже до суда. Конфуз был очень смачный, особенно потому, что его с удовольствием подхватила и раздула ладно бы только телемская -- космопортовская пресса, никогда не упускавшая случая пнуть Службу и быстренько отбежать подальше.

Законопроект Зайнемана в январе сорок третьего был принят. Референдум назначили на апрель сорок пятого, именно на тот самый день, двадцатого апреля, когда Ким прибыл на орбиту Телема...

Прикусив согнутый палец, Ким сидел в своей каюте и ругал себя на чем свет стоит. Ведь он мог бы почитать материалы по Телему, скажем, по дороге на Землю-Большую! Он мог бы въехать на Телем с другой легендой -- скажем, просто как турист. А теперь -- поздно. Конфедератский миллиардер на арендованном супердорогом джампере прибыл на Телем в день референдума -- хуже быть не может! Теперь и впрямь придется сидеть на орбите до конца голосования. Иначе его появление может быть -- и неминуемо будет -- истолковано как попытка "определенных кругов Конфедерации" (неважно, каких именно, главное -- "определенных") воздействовать на ход голосования.

Ким решительно раскрыл свой блокнот, подключил к нему веббер и вошел в телемский Интернет, воспользовавшись тем, что его новый гейт позволял неограниченное подключение к любому локальному провайдеру. Всего нескольких минут хватило ему, чтобы найти сервер Движения за независимость Телема и обнаружить, что на нем, помимо публично доступной зоны, есть еще ресурсы "только для членов", в том числе -- канал прямой трансляции из штаб-квартиры Движения. Конечно, Ким не знал пароля, но зато обнаружил на входной странице закрытой зоны ссылку на канал Общалки, принадлежащий сисадмину штаб-квартиры. Что могло быть лучше? Бабочка Общалки светилась зеленым, значит, сисадмин был в сети. Ким вытащил из гнезда в торце своего блокнота тоненькую трубку видеокамеры и направил на свое лицо, потом включил видеоподдержку и вызвал сисадмина.

Тот появился в кадре буквально на секунду, недовольно глянул на незнакомое лицо и буркнул на тоскалузском:

- Sorri, aim dat bisi nau. Letz chat leiter, oki?

- Oki, oki, -- отозвался Ким, фиксируя взгляд сисадмина и повторяя про себя: "Спокойно, парень. Я очень свой. Мне можно доверять. Мне можно сказать что угодно. У меня доступ к высшим уровням секретности". -- Can ya giv mi da password fo laiv video chennel?

Сисадмин, видимо, даже не понял, что подвергся психоатаке -- наверное, и правда был сильно занят: глаза у парня были красные, воспаленные. Он отвел рукой со лба длинные, давно не мытые волосы и простучал что-то у себя на клавиатуре. Блокнот Кима индицировал в служебной зоне видеовывода, что в буфере обмена Общалки появилось сообщение. Взглянув в буфер, Ким убедился, что это и есть пароль -- бессмысленный набор из тридцати двух букв и цифр.

- Tankya, baddi, -- вежливо сказал Ким и мгновенно вышел из Общалки, чтобы телемский компьютерщик не успел зафиксироваться на том, что получил странный вызов и зачем-то отдал кому-то незнакомому служебный пароль. Все-таки беспечный народ эти телемиты, усмехнулся Ким про себя, вводя пароль при входе на видеоканал. Он вспомнил, как много лет назад вместе с Ени ходил в гости к хакерам, которые бесплатно скачивали с серверов телецентра целые коллекции старинных и новых фильмов -- собственно, те ребята тоже выманили пароли у сисадмина телецентра в Общалке, только без использования ментального щита: тот просто вводил пароль, не выключив видеокамеру, прямо у них на глазах.

Трехмерное изображение из штаба внезапно пошло прямо на зрительные нервы Кима, заставив его охнуть от неожиданности. Эффект присутствия был поразительный. Ким увидел, как десятки людей нервно курили, пили кофе, слышал возбужденные голоса, шелест принтеров, шаги. Единственное, чего Ким не мог -- повернув голову, изменить угол зрения: камера была неподвижна.

Вдруг все присутствовавшие в штабе, кроме трех-четырех операторов связи за терминалами, поднялись, поворачиваясь в одну и ту же сторону, и мимо Кима -- то есть мимо камеры, двумя выпуклыми стеклянными глазами которой Ким смотрел -- через помещение, улыбаясь, пожимая руки, похлопывая людей по плечам, прошел высокий, широкоплечий, слегка горбящийся седой мужчина. Ким не сразу понял, что это и есть Зайнеман, а когда понял -- подумал, что этот обязательно выиграет референдум и станет первым президентом независимого Телема. Такой уж вид был у этого человека.

В двух шагах от Кима, то есть от камеры, Петер Зайнеман остановился.

- Друзья, не унывать! -- громко воскликнул он. -- Я только что говорил с Маргарет из Избирательной комиссии. Восточное полушарие уже подсчитано, об этом объявят в восемнадцать по абсолютному, то есть в полночь по Лиссу. На Тюрингии -- сорок два процента за независимость, сорок четыре -- против...

- У-у-у! -- гневно и разочарованно загудел весь штаб, но Зайнеман вскинул руку, и все затихли.

- Зато на Сибири -- только семнадцать процентов против, семьдесят два процента -- "за"!

- По полушарию -- пятьдесят семь процентов "за", тридцать с половиной -- "против", -- мгновенно подсчитал какой-то юноша рядом с Зайнеманом.

Штаб зашумел.

- Спокойно, спокойно, ребятки! -- поднял руки Зайнеман. -- Через час Маргарет обещала мне дать первые прикидки по Тоскалузе -- в семь вечера по Лиссу кончает голосовать Восточный берег.

И он, повернувшись, исчез из поля зрения камеры. Все стали шумно рассаживаться. Ким замер: в толпе сотрудников штаба мелькнуло знакомое лицо.

Ему пришлось прождать минут десять, пока девушка, заслонявшая от камеры интересовавшую Кима часть помещения, не отошла в сторонку.

Ким вгляделся.

Да. Кажется, ему повезло.

В глубине помещения, вдоль стены, стоял ряд отдельных столов, за которыми, видимо, находились какие-то важные лица. Несколько столов пустовали, за несколькими сидели, не отрываясь от терминалов, пожилые женщины. А точно посередине за столом, заваленным бумагами, развалился на стуле, с дымящейся чашкой кофе в руке, крупный, с выразительным носатым лицом мужчина лет пятидесяти с седовато-рыжими длинными волосами, забранными в хвост. На нем была черная кожаная куртка и майка с какими-то грозными надписями, и он оживленно, размахивая чашкой, беседовал с какими-то людьми.

Ким смотрел на него стереоглазами камеры и чувствовал, как теплеет в груди. Заодно у Кима рассеялись и кое-какие сомнения по поводу дела независимости Телема -- раз уж этот человек принимал в нем такое деятельное участие.

Это был Роби Кригер, по прозвищу Реостат. Человек, плечом к плечу с которым Ким -- тогда еще Майк Джервис -- сражался против самого Хозяина много лет назад. Значит, после событий сорокового года он вернулся на Телем, на родину. Это замечательно. Ким встретится с ним -- может, раскроется, может -- станет изображать сына или, скажем, младшего брата Майка, и Реостат выведет Кима на Легина Таука.

В этот момент Реостат встал, поставил чашку и пожал руки поднявшимся собеседникам. Сквозь шум Ким расслышал, как Реостат говорит:

- Идем, я вас провожу до метро.

Его собеседники повернулись, и Ким окаменел.

Лицом к камере стояли двое. Один был очень молодой азиат -- лет, наверное, семнадцати -- чью сравнительно недавно выбритую голову покрывала черная щетинка. Он был в белых джинсах и синей джинсовой куртке. А рядом с ним стоял невысокий блондин с худым лицом, слегка обросшим коротенькой светлой бородой. На нем была кожаная шнурованная куртка в свисающих ремнях с металлическими пряжками и кожаные брюки -- одеяние хайкера, любителя планетарного автостопа. Блондин глянул в камеру острыми темными глазами и отвернулся: Киму на мгновение показалось, что блондин почувствовал его взгляд. Впрочем, если все прочитанное об этом человеке -- правда, то в этом не было ничего удивительного.

Блондин повернулся и первым пошел к выходу, вскинув на плечо кожаный рюкзак. Вслед за блондином зашагал азиат, процессию завершал Реостат.

Азиат в джинсовой куртке, безусловно, был монахом Сакамото Ёсио. А блондин в одеянии хайкера -- это капитан первого ранга Легионер Таук.

Задача "найти" была выполнена. Правда, оставались задачи "остановить" и "вернуть", но над их реализацией Ким собирался подумать как-нибудь отдельно.

Ким отключился от видеоканала, снял сенсоры и пошел в рубку.

часть вторая

ПОБЕГ ПОД ПРИКРЫТИЕМ

Путь от Вальхаллы до Телема оказался -- как, впрочем, и ожидалось -- совсем недолог, чуть меньше двух абсолютных суток. Ранним утром двадцать второго Йон после долгих переговоров с телемской диспетчерской посадил корабль в Гринтауне -- далеком пригороде Лисса. Сажать джампер на Лисском космодроме ему не разрешили. Ожидался визит Генерального министра Империи, а возможно -- и самого Пантократора. Свыше семидесяти пяти процентов населения планеты на референдуме высказались за независимость Телема от Империи Галактика.

Сидя в рубке, весь экипаж "Лося" смотрел по местному телевидению выступление лидера сепаратистов Петера Зайнемана. Йон вывел картинку прямо в толщу брони, и они видели Зайнемана -- высокого, сутулого, седого -- стоящим буквально в нескольких шагах от них.

- Друзья телемиты, -- говорил Зайнеман. -- То, что произошло -- конечно, победа. Наша общая победа. Победа всего Телема. Но в этот день я в первую очередь хотел бы обратиться к тем нашим согражданам, кто голосовал за сохранение Телема в составе Империи Галактика. Друзья, мне -- да что там мне, всем нам -- ни в коем случае не хотелось бы, чтобы вы восприняли объявленные сегодня результаты голосования как свое поражение. Нет! Нет и еще раз нет! Те двадцать один процент голосовавших, кто подал свои голоса против выхода из состава Империи, никоим образом не стали чужими тем семидесяти пяти с половиной процентам голосовавших, кто отдал свой голос за независимость, и тем трем с половиной процентам, которые не дали определенного ответа...

Дослушав получасовую речь Зайнемана, Йон повернулся в кресле и обеими руками почесал бритую голову.

- Н-да, ребята, -- весело проговорил он. -- Очередной яркий сюрприз в нашем захватывающем путешествии приготовил нам веселый Телем. Один великий поэт две тысячи лет назад сказал: завидна участь того, кто видел переломные минуты этого мира. Возрадуемся, о братие! Тут теперь такая каша, что разыскивать Легина и Ёсио будет особенно увлекательно. Но я носом чую, -- Йон потеребил свой нос, заставив всех прыснуть, -- что именно в такой каше, в самой ее середке, должен очутиться Легин. А что это значит?

- Это значит, что вашего друга следует искать где-нибудь поблизости от этого вождя, -- хрипло сказала Дойт и прокашлялась: после влажных Тежу и Вальхаллы корабельный воздух казался ей суховатым. Визионное изображение продолжало мелькать в броне, заслоняя вид на летное поле крохотного Гринтаунского космодрома и на бесчисленные многоквартирные дома за деревьями хилого парка, отделявшего космодром от города. После речи Зайнемана шла реклама, и Йон приглушил звук; вдруг Клю вздрогнула и протянула руку:

- Смотрите!

Йон мигом обернулся и прибавил звук. Выпуск новостей продолжался.

- На заседании комитета Движения за независимость, состоявшемся в здании штаба Движения, Петер Зайнеман выступил с предложениями по возможному составу временного правительства переходного периода, которое, согласно статье 194 Конституционного уложения телемской автономии, должно быть сформировано не позже завтрашнего дня, -- говорил ведущий. Но не эти слова привлекли внимание экипажа, а изображение.

- Так я и знал! -- сказал Йон.

- Это Роби Кригер? -- спросила Ирам.

- Ну да, -- кивнул Йон.

Реостат с обычным своим победительно-насмешливым видом восседал через три или четыре места от Зайнемана. Это все-таки был Телем, и хотя сам Зайнеман был в костюме и при галстуке, вокруг наблюдалось немало странно одетого люда; так что рядом, например, с тучным лысым джентльменом в стеганом ватнике, накинутом на плечи поверх атласного халата с отворотами (джентльмена представили как будущего министра естественных ресурсов и продовольствия), Реостат в кожанке, майке с какими-то грозными надписями и с серьгой в ухе производил вполне обыденное впечатление. Реостата представили только по фамилии, сообщив, что он будет министром космического флота.

Камера повернулась. Реми и Клю одновременно воскликнули:

- Ёсио!

Действительно, среди толпившихся вдоль стен в штабе Движения отчетливо был виден Ёсио.

- Ну, теперь мы точно знаем, куда нам нужно, -- уверенно сказал Йон.

В новостях пошел другой сюжет, и Йон, выключив телевидение, пробормотал:

- А вдруг Легин отзовется?

И набрал с пульта номер регистра Легина.

"НОМЕР НЕДОСТУПЕН", отозвалась система.

Йон попробовал еще раз с тем же результатом и запросил подробности.

"ЗАКРЫТЫЙ СЕРВЕР НЕ ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ДОСТУП К НОМЕРУ", объяснила система.

- Тьфу ты, -- вздохнул Йон. -- Еще одна пакость. Что бы это значило, интересно?

Конечно, никто из экипажа ответить ему на этот вопрос не мог.

- Кто хочет в город? -- спросил Йон/ -- Ясно, мог бы и не спрашивать, все хотят. Значит, надо нам нанять минивэн.

- Это что? -- спросила Клю.

- Наземная машина. Только побольше, чем автомобиль. Нас для автомобиля многовато.

- А почему не скар? -- спросила Ирам.

- Это же Телем, -- сказал Йон. -- Тут законы такие. Чтобы водить скар -- нужны специальные права, а у меня их нет. Может, у тебя есть?

- Нет, -- спокойно ответила Ирам. -- Только автомобильные.

- Ты водишь автомобиль? -- удивился Реми.

- Ну, ты же водишь глайдер, -- улыбнулась Ирам.

- Сравнила, -- засмеялся Реми. -- Какие же права нужны на глайдер?

- Реми, не говори ерунды! -- Клю возмутилась наивностью брата. -- Если б у нас на Акаи было сто миллионов глайдеров, неужели не понадобились бы права?

Реми, секунду подумав, кивнул:

- Точно. Это я чушь спорол. А у тебя, Йон, есть права?

- А как же. Дойт, есть?

- У меня же нет вообще никаких документов, -- напомнила Дойт. -- Я вожу машину, и права у меня были, но у меня их отобрали вместе со всеми вещами на Вальхалле.

- Ну, двое с правами -- уже хорошо, -- резюмировал Йон.

- Стоп, -- сказала Дойт. -- А как же я выйду в город без документов? А Эвис? Как мы пройдем паспортный контроль?

Йон почесал в бритом затылке.

- Да, это надо решить сейчас. На самом деле тут очень мягкие требования. Легин рассказывал, что его дядька как-то въехал на Телем, имея из документов только использованную гостиничную карту из Космопорта. Но нам надо... э-э... и паспорта у нас такие разномастные... Вот что, господа, давайте-ка я всем нам сейчас сделаю корабельные удостоверения. Все честь по чести -- должность по судовой роли, имя, гражданство.

Развернувшись в кресле, Йон выдвинул из пульта клавиатуру и углубился в библиотеку корабельной документации.

Эвис встал, подошел вплотную к броне и замер, глядя на пригород. Далеко за плоскими крышами песочно-желтых и грязновато-белых дешевых муниципальных жилых кварталов Гринтауна высилось, полускрытое утренним туманом, что-то гигантское -- как гора, но только, словно лес, состоящее из отдельных стволов. Подальше виднелась еще одна громада, даже более высокая, еле различимая сквозь дымку, но грозная своим величием.

- Что это? Горы? -- спросил Эвис, не оборачиваясь.

Дойт встала рядом с ним, ее рука скользнула под его локоть.

- Нет, это дома. Небоскребы, гигантские здания. Мы сейчас к югу от города, значит вон те, что поближе -- это Кула, остров на реке Лисс, а те, подальше -- Вабампа. У нас дома были путеводители по Лиссу, я в детстве их разглядывала, но сама тут так ни разу и не побывала. Зато я в Космопорте была. Ой, а это что -- второе солнце?

В разрывах облаков отчетливо блеснул Толиман II.

- Да, это Ясный Глаз, -- ответил Эвис. -- Как его здесь зовут, не знаю. Есть и Красная, третья сестра Взора и Ясного Глаза, но когда Взор и Ясный на небе, ее видно очень редко.

- У моей планеты только одно солнце, -- сказала Дойт. -- Оно называется Соль. Здесь такое синее небо... А у нас светлое, голубое.

- Ты жила в большом городе? -- спросил Эвис.

- Кирнау большой город, очень большой, три миллиона населения, но я жила в пригороде. Два часа езды до университета. У нас был дом... тот самый, который взорвали. Маленький двухэтажный домик. Наверху две спальни, внизу кухня и гостиная. А в каком доме жил ты?

Эвис помедлил.

- Ну, родился-то я в городе, в отцовском доме. Отец мой, почтенный Пеннега, работает на резервном космодроме Космофлота Конфедерации (эти линковские слова Эвис проговорил не без гордости). Это от города час ходьбы. У него в городе дом деревянный, под черепичной крышей, в два этажа. Наверху, как и в твоем доме, спальни, но числом поболее: было нас у отца двое, я и сестра моя Имич -- вот и две комнатки, в третьей матушка наша гостей устраивала, если кто приедет. Это, считай, пол-этажа. А с другой стороны -- спальня родителей: комната большая, больше нашей кают-компании. (Эвис говорил на своем языке, что было заметно только тогда, когда он, подчеркнуто артикулируя, выговаривал те слова линка, которых в его языке не было). На первом этаже гостевая, это куда всякого гостя вводят, потом кладовые, а с другой стороны -- трапезная, а из нее -- ход в кухню, кухню у нас строят под отдельной крышей. Дом этот еще мой прадед построил, почтенный Равамис. А как мне восемнадцать стукнуло, пришла пора мне в войско идти: я ведь городского податного второго сословия, у нас, кто здоров -- четыре года должен в войске отслужить. И вот после службы я еще почти год в переслужках, все думал -- будет мне в гвардии место. Видишь ли, очень мне не хотелось, как все: отслужил, женился сразу, работать пошел или свое дело завел... Уж очень, понимаешь, привык, что я -- особенный: отец на космодроме работает. Хотя что там у нас за космодром -- бетонное поле да резервуары, а все ж таки, пока мальчишкой к отцу бегал, целый двадцать один корабль космический вблизи видел, батя-то меня всегда предупреждал, когда корабль ожидается. Так уж я думал, думал, каково там, на мирах... Видно, судьба и вправду своих выделяет, как наш Клови учитель говорил. Видишь, так меня в дальние миры и утащило, и вот уж я пол-Галактики пролетел.

- Ты, наверное, первый хелианин в космосе.

- Второй. Первым был король Авалас Алеума XI, лет сто назад. Летал он на Землю встречаться с Президентом, но ничего не видел, слепой был потому что.

Дойт прыснула:

- Совсем слепой?

Эвис улыбнулся.

- Нет, не совсем. В духовном смысле, -- так Клови учитель говорил. Слетал этот король на самую Землю, вернулся и ничего для потомства не записал. Только и сказал мудрецу Клауми, который принца-наследника обучал: мол, особенно ему понравилось, как на Земле зубы лечат, зубы ему там залечили. Уж больно зубы у него плохи были -- сладкого много кушал.

Дойт захохотала.

- Не люблю я его, -- признал Эвис, -- на самой ведь Земле побывал -- и ни строчки!

- А ты напишешь? -- спросила Дойт.

- Обязательно, -- серьезно сказал Эвис. -- Пишу я не очень быстро, не случилось привыкнуть, но напишу. Даже если не вернусь -- передам.

- Как? -- не поняла Дойт. -- Хелиане ведь пишут от руки?

Эвис смутился.

- Я, может, и неправильно понял, но высокоученый писатель Йонас говорил, что можно написанное... со-ска-ни-ро-вать? -- а потом по Галанету передать на наш космодром, резиденту мастеру Богусяку, а он на принтере напечатает и бате моему отдаст.

- Верно, -- кивнула Дойт. -- Ты зря так все время смущаешься, твои представления очень правильные. Кстати, -- вдруг заинтересовалась она, -- ты знаешь точный статус всех, кто путешествовал с тобой по Хелауатауа,: Йон -- писатель, Реми и Клю -- стрелки, Ирам -- колдунья...

- Это очень неточно, -- покачал головой Эвис. -- Им была хорошо подобрана наша местная одежда. Йон -- не просто писатель, он -- высокоученый писатель (ведь он закончил университет), но он проявил себя и как воин, так что вернее всего именовать его "храбрый высокоученый писатель". Реми -- храбрый стрелок, так же следует именовать и Клю, потому что у них общая жизнь, но Реми показал себя великим воином, когда сбил вражий флаер. Поэтому его следует именовать "неустрашимый стрелок". Ирам... -- Эвис задумался, -- ее лицо у наших, хелианских, астлинов изображено на нагрудном знаке. Она говорит -- совпадение, но таких совпадений не бывает. И она владеет Бирва Анэмихмат, я сам видел, как она взглядом отвела пять арбалетных стрел. Поэтому Ирам -- Небесная душа астлинского племени, и именовать ее следует "великая госпожа", хотя она по присущей ей скромности этого не одобряет.

- А как ты определишь меня?

Эвис улыбнулся.

- Это сложнее, потому что я тебя не видел в хелианской одежде. Но изволь, могу определить. Итак, ты закончила университет, больше того -- имеешь звание магистра. Наука твоя посвящена иным мирам... В своем мире ты пережила потерю -- как ты это называешь? -- статуса... но это неважно, потому что ты ведь по-прежнему магистр, не так ли? И ты странствовала. Пожалуй, тебя следует именовать "высокоученая странница".

Дойт повторила:

- Высокоученая странница... А как мне именовать тебя?

- С мной все просто, -- сказал Эвис. -- Я по-прежнему воин, переслужик, о написании книги только мечтаю. Я -- заслуженный воин. Все зовут меня так: храбрый воин.

- Я поняла, храбрый воин. -- Дойт слегка поклонилась.

- Тебе позволено звать меня по имени всегда, -- тихо сказал Эвис. -- Даже по малому, или сокращенному.

- Как это?

- Эве.

Дойт почувствовала, что это -- почти предел и она должна чем-то ответить.

- Все и так зовут меня сокращенным именем, -- прошептала она, вновь взяв Эвиса под руку. -- Но ты, ты зови меня -- когда мы вдвоем -- так, как меня звала моя мама.

- Как же?

- Доттинья.

Дойт почувствовала, что еще секунда -- и Эвис обнял бы ее, если бы сзади за консолью не щелкал клавишами Йон. Тем более что в рубку вошла выходившая куда-то Клю и уселась возле Йона, глядя в монитор ему через плечо. Дойт испугалась, что Эвис сейчас вообще отойдет от нее, но он не отошел -- только с улыбкой посмотрел на нее сверху вниз (он был на голову выше ее) и положил ладонь поверх ее кисти, лежавшей на его руке.

- Храбрый воин, -- послышался сзади голос Йона. -- Иди сюда, мне нужно тебя сфотографировать.

Эвис еще раз улыбнулся Дойт и отошел.

- Садись за пульт, -- продолжал Йон. -- Да, на свое место. Повернись ко мне. Вот так.

Йон поднял трубку цифровой камеры, навел на Эвиса и опустил.

- Теперь Дойт, -- взглянул он на девушку. -- Ничего, что на карточке ты будешь без волос?

Дойт засмеялась.

- Ты знаешь, мне это даже нравится. Скажи, а почему у Реми и Клю голова тоже острижена?

- А это побочный эффект того, что нас перенесло с Акаи в Космопорт за один день, -- объяснил Йон, наводя на нее камеру. -- Когда я, Реми и Клю очнулись, головы у нас были неровно, грубо и криво острижены. Пришлось потом добривать. Все, спасибо. Клю, садись, я сниму тебя. Дойт, не позвала бы ты остальных сфотографироваться? Так... Клю, а ты пока сними меня.

Пока Йон изготовлял корабельные удостоверения, пока заказывал микроавтобус, подтверждал в транспортной полиции через местные сети водительские права -- свои и Ирам, пока просматривал кое-какие здешние законы и правила -- прошло больше часа. Еще полчаса ушло на то, чтобы выяснить, как снаружи блокировать вход в корабль. Решили уж заодно и перекусить на борту с тем, чтобы до обеденного времени, то есть часов до семи по местному, не искать в городе ресторан. За рационами в морозильник ходил Реми: Клю и Ирам боялись, хотя тело злосчастного Уолли было сброшено в межзвездное пространство еще на подходе к Вальхалле. Пока ели, Ирам обсуждала с Йоном, что нужно купить на Телеме (как-то само собой получилось, что она в экипаже стала выполнять не только роль инженера систем жизнеобеспечения, но и менеджера по снабжению).

- Ты только подумай, -- говорила она капитану. -- Если идти на Акаи -- это семь-восемь суток пути, а у нас на борту только два типа рационов: курица с картошкой и говядина с овощами. Мы же взвоем! Правда, ты и так уже потратился: на Хелауатауа, на Вальхалле, здесь минивэн взял, за наземное обслуживание заплатил... У тебя есть еще деньги?

- Есть, -- успокоил ее Йон. -- Сравнительно с тем, что у меня на счету, я как раз не так уж и много потратил. Кстати, насчет денег: у меня осталось золото и серебро с Хелауатауа, и хорошо бы его здесь продать, чтоб не лежало мертвым грузом. Но, наверное, это не сегодня: не хочется ездить по городу с мешком золота. Нет, храбрый воин, твои -- это твои, я имею в виду мой мешок, то, что я у Богусяка поменял. Твои пусть у тебя и будут, держи их здесь, на борту, а если понадобятся местные деньги -- я дам.

- Так нельзя, -- нахмурился Эвис, -- как это -- ты дашь? Я же не заработал. Я и те-то не заработал, я ведь до Колонии вас так и не довел.

- Чушь какая! -- фыркнул Йон. -- Ты -- член экипажа "Лося". Нам надо заключать письменный договор или хватит устного?

- Хватит устного, -- сказал Эвис. -- И не сердись на меня, я военный человек и мне нужна определенность.

Йон секунду помолчал, потом сделал примиряющий жест, подсмотренный им на Хелауатауа -- дотронулся до своего лба ребром ладони:

- Извини, я не подумал об этом. Хорошо. Я принимаю тебя на службу в качестве офицера безопасности яхты-джампера "Лось". Жалованье твое составит... сколько там в Звездном флоте в среднем для офицера? -- ну, скажем, сорок марок в сутки, то есть сто двадцать долларов. Сроком на год. Сколько это будет в год, Реми?

- Сорок три тысячи восемьсот долларов, -- отозвался Реми, жевавший банан. -- Или четырнадцать тысяч шестьсот марок. Куча денег, Эвис, соглашайся.

Клю и Дойт прыснули, Ирам улыбнулась. Эвис понял, что над его серьезностью подшучивают, и не стал обижаться.

- Ну вот, -- улыбаясь, сказал Йон и сбросил в лючок мусоропровода пустые тарелки. -- За первый месяц я тебе авансом и выплачу -- сколько там? -- нет, Реми, погоди, я сам посчитаю... ну погоди же... тысячу сто шестьдесят шесть марок.

- И шестьдесят семь пенсов, -- ехидно добавил Реми. -- Бухгалтер! Эвис, он хотел шестьдесят семь пенсов зажать.

Эвис смущенно засмеялся, встал с бананом в руке и коротко поклонился Йону.

- Я принимаю твои условия, капитан Йон. Теперь я у тебя на службе.

Сев, он откусил сразу полбанана: купленные на Вальхалле изогнутые желтые плоды очень ему нравились.

Йон задумался, допивая кофе.

- А вообще хорошо было бы еще денег раздобыть, -- заметил он наконец. -- Опубликовать, что ли, чего?

- Хочешь выкупить у нарийи джампер? -- подколола его Клю.

- Обойдутся! Он по закону и так мой, у них же он не был зарегистрирован, а зарегистрировал его я на свое имя, так что он теперь по всем законам мой и приписан к планете Акаи. А что мы его угнали, то что-то я не склонен уважать права собственности компании "Лайтнинг". Будем рассматривать "Лось" как трофей. Нет, по поводу денег у меня другие мысли. Когда мы разберемся во всех событиях, встретимся с Легином и Ёсио, когда все вообще как-то стабилизируется -- я хочу вернуться на Акаи, а нам там придется восстанавливать станцию "Северо-Запад" и еще много чего делать. Моих нынешних денег хватит, но хотелось бы, чтобы был какой-то резерв.

- Ты хочешь на Акаи навсегда? -- осторожно спросила Клю.

Йон засмеялся.

- Ты только подумай. У нас ведь джампер. Что помешает, если нам захочется, слетать на Землю и в Космопорт -- и вернуться назад через пару недель?

Клю и Реми переглянулись. Реми повернулся к Ирам.

- Я хочу с вами, -- просто сказала Ирам. -- У вас там работы на всю жизнь хватит. Я же микробиолог.

Реми залился счастливой улыбкой.

- А как же твои родители?

- Я с ними поговорю.

- Может, мы на Ашдол еще и сами заглянем, -- сказал Йон. -- Я тоже хочу отца повидать.

Переведя глаза на Эвиса, Йон добавил:

- Не вижу причин, почему не заглянуть и на Хелауатауа.

- Я бы повидался с родителями и дал им денег, -- объяснил Эвис всем, глядя при этом на Дойт. -- Но я не собираюсь там оставаться. Я хочу с вами. Но вот Дойт?

- Если вы меня возьмете, я полечу на вашу Акаи, -- сказала Дойт. -- Я, правда, не знаю, чем я смогу там быть полезна, я ведь ксенопсихолог. Но я в детстве была скаутом Его Величества и умею делать все, что потребуется. На Тежу мне все равно хода нет...

Йон кивнул:

- Отлично.

За всеми разговорами и делами не заметили, как настал день: в Лиссе было одиннадцать утра (по абсолютному, правда, было всего пять часов, но вчера специально легли рано, приняв антилаг, скрадывающий шок от перемены часовых поясов). Со служебной проходной космодрома сообщили, что заказанный микроавтобус прибыл. Все засобирались.

Реми поехал в своей хелианской одежде, уж очень она ему пришлась по душе. Разумеется, статусные поясные ножи, арбалет и ваган пришлось оставить на корабле. Клю, во время перелета носившая подаренные Йоном джинсы, надела вальхаллский рокк -- короткую, выше колена, юбочку характерной красно-синей расцветки. Дома, на Акаи, она иногда носила юбки, но длинные; надев же в примерочной магазина в Берглунде эту юбочку, она решила так в ней и остаться и сразу же начала ловить на себе мужские взгляды. Впрочем, главным аргументом за рокк был взгляд Йона. Сверху Клю надела потрепанную маленькую косуху, которую ей Йон подарил в Космопорте. Даже Реми, глянув на сестру, сделал вывод:

- Телем сдохнет.

Надевать с косухой туфли или с юбкой кроссовки было странно, поэтому Клю надела вальхаллские клоппы -- сандалии с деревянной подошвой -- прямо на босу ногу: в Лиссе было начало лета.

Эвису особенно выбирать было не из чего, он пошел в обычной своей одежде, не надевая, конечно, кольчуги, оружия и шлема. Так же не из чего было выбирать и Дойт: она пошла в том, во что ее одела Ирам (собственно, длинная пестрая юбка и черная футболка как раз и принадлежали Ирам, только коротенькая красная безрукавка-распашонка была куплена Клю на Вальхалле). Сложнее было с обувью, но оказалось, что ступни у Дойт некрупные и ей вполне годятся кроссовки Клю. Ирам же надела джинсы, трикотажный джемпер и хелианскую объемную рубашку, скрывавшую ее чрезмерно плотную, как она считала, фигуру. Реми на эти ее замечания только фыркнул: он скептически относился к самоуничижительным иллюзиям своей подруги.

Они вышли из корабля в одиннадцать двадцать по местному времени. Йон с минуту повозился, настраивая входной люк на отпечатки пальцев всех шестерых, и они отправились через поле к служебной проходной. Далеко позади на поле готовился к взлету большой транспортник, и навстречу, с проходной, длинной вереницей шли темнокожие, улыбчивые члены его экипажа в характерной белой форме корпорации "ЗодиаКарго".

На проходной ими занялись два иммиграционных чиновника и полицейский офицер в телемской форме (она очень похожа на космопортовскую, только не серого, а зеленого цвета). Как Йон и ожидал, их новеньких удостоверений было вполне достаточно для въезда на Телем, однако полицейского (в отличие от чиновников) удостоверения вовсе не интересовали -- его интересовало, не ввозят ли гости с планеты Акаи (кстати, ребята, где это?) на Телем каких-нибудь недозволенных предметов или веществ. После довольно продолжительного разбирательства решили жевательные листья "патар", которые торчали из нагрудного кармана у Эвиса, считать не содержащими наркотиков (после того, как оба чиновника и полицейский их попробовали, одобрили приятную свежесть во рту и согласились, что от листьев "не тащит"). Кроме того, всесторонне исследовали имперскую лицензию на ношение оружия, выданную в Космопорте на имя Йонаса Лорда, и сочли ее действительной, а имеющийся у вышеназванного Лорда семизарядный "александр" в кобуре под мышкой -- подпадающим под ее действие. Приезжие заплатили за трехмесячные визы по десять марок с носа, забрали у дежурного ключи от арендованной машины -- и вышли в вестибюль.

Тут же Йон подошел к банкомату, подозвав весь экипаж. Сунув в аппарат свою кредитку, он обналичил местной валютой тысячу двести марок и каждому раздал по двести -- на всякий случай. Купили тут же в киоске карту города, жевательную резинку, пару бутылок колы и несколько одноразовых телефонов -- и вышли в город, на широкую площадку перед проходной.

- А вот и наша тачка, -- объявил Йон.

Ирам обошла вокруг длинного красного микроавтобуса и присвистнула:

- Вот это тарантас. Ну, братик, у тебя губа не дура.

Йон засмеялся, открыл дверцу и запрыгнул на водительское сиденье.

- Да, ребята, это классная штуковина. Смотрите, тут есть мап-навигатор.

- А что это? -- Клю перегнулась через Йона.

- Мап-навигатор? -- Йон погладил Клю по стриженому затылку. -- Это вместо карты города. Смотри, масштаб уменьшается, увеличивается... Все время видишь, где ты едешь.

Все расселись по мягким сиденьям. Дойт объявила:

- У нас в Кирнау почти такие же ходят от конечных станций метро в пригороды.

- Я сяду впереди. -- Клю, мелькнув голыми ногами, забралась на переднее правое сиденье.

Реми устроился у дверцы салона, на боковом кресле; Эвис и Дойт сели сзади, а Ирам -- напротив Реми, позади Йона. Йон обернулся, весело всех оглядел и сказал:

- Ну, ребята, держитесь. Я уже два года ничего не водил! А я -- БЕШЕНЫЙ водитель! Клю, пристегнись. Вот так, вот так, как я.

Мотор мягко взревел, и красный микроавтобус с места рванулся через площадку перед проходной, огибая ряд припаркованных машин.

- O-la-la, -- только и сказал Реми, с трудом удержавшийся на своем сиденье.

Машина пронеслась по обсаженной деревьями аллее и выехала на широченный хайвэй. Клю даже зажмурилась от вида сотен машин, в четыре ряда несшихся в одном с ними направлении. Хайвэй поднялся на уровень третьих-четвертых этажей белых и песочных зданий пригорода, слева обнаружились встречные четыре полосы за высоким бетонным ограждением. Йон еще прибавил скорость, встраиваясь в крайний левый ряд, и издал какой-то индейский клич.

- Хорошо водишь, -- с удовольствием сказала Ирам.

Реми, сидевший к ней лицом, вдруг вытянул руку:

- Ирам, гляди! Ребята, поглядите! Клю, видишь?

Все повернулись в том направлении, куда он указывал: там, над уходящими назад крышами Гринтауна, близящейся горой вставали небоскребы острова Кула.

- Мы туда поедем? -- спросила Клю.

- Мимо проедем, по мосту, -- ответил Йон. -- Там с моста красивый вид.

- А в Вабампу не попадем? -- подала голос Дойт.

- Пока незачем, -- отозвался Йон. -- Мы едем в центр, на авеню Ризом, там штаб Зайнемана. Кстати, там такой район -- много хороших магазинов. Надо будет всем одежды прикупить, особенно Дойт. Ай-яй-яй, поворот на мост Вашелл закрыт. Как же я попаду в центр?

Поток машин на хайвэе медленно тормозил, повинуясь энергичным взмахам жезлов трех зелено-черных дорожных полицейских. Йон торопливо открыл окно и, поравнявшись с одним из регулировщиков, крикнул по-тоскалузски:

- Offiser, haw cud ai get tu da Center? Mai map navigeitor cannot shou divershen rout.

- Tru Sanderson strit, Lincoln bulevard tu Avenue Migeeni and den tru embankment! -- прокричал сорванным голосом сквозь шум и гудки краснолицый полицейский.

- Tankya, sir! -- гаркнул Йон и нажал на газ, одновременно отсекая шум оконным стеклом. -- Длинный объезд получается, но ничего.

Короче, в центр они попали только через полтора часа, но это оказалось и к лучшему: получилась неплохая экскурсия. Все вдоволь насмотрелись на бесконечные одинаковые проспекты Саутсайда, по которым пробирались к набережным, на заречные парки Лаккерстоун-Хиллс, над которыми высился холм с белой громадой вице-президентского дворца, на исполинские небоскребы Кулы, потом -- на гигантский, пересекающий оба рукава реки мост Ливингстон, над которым, в неимоверной выси, еще один мост вел к дальним небоскребам Вабампы. Потом долго ехали по бесконечной, похожей сначала на Бродвей, а потом -- на бульвар Сен-Жермен улице, авеню Ризом, отделяющей утонченный, утопающий в зелени скверов Старый Лисс от шумного, богемного, многоэтажного Центра. Клю даже начала возмущаться, что Ризом все продолжается, на каждом светофоре приходится стоять, а они все никак не доберутся до центра. Только Ирам и Дойт, выросшие в больших городах, сохраняли спокойствие. Эвис время от времени просто закрывал глаза, переполняясь впечатлениями, а Реми вертелся, как ошпаренный, пытаясь одновременно разглядывать машины, прохожих, витрины и крыши домов.

Наконец, впереди на тротуарах зачернели толпы народа: это шел митинг сторонников Зайнемана вокруг штаб-квартиры Движения за независимость. Тут Йон наконец свернул на более узкую улицу под названием Конкорью и велел Ирам смотреть налево, а Дойт направо -- искать паркинг, можно не очень дешевый. Девушки принялись выкрикивать:

- Три марки в час! Ой, занято... Пять марок в час! Нет, все занято...

Кварталах в пяти от Ризом Йон еще раз свернул, и тут Ирам крикнула:

- Налево! Две восемьдесят в час, есть свободные!

Йон свернул в паркинг, остановился и сказал:

- Ну, все наружу. Идите на улицу, я сейчас расплачусь.

Снизу, из паркинга, выбежал темнокожий менеджер, взял у Йона ключи от машины и отдал номерок. Номерок Йон тут же передал Эвису, как самому положительному по сути и, кроме того, офицеру безопасности по должности.

Йон опасался, что спутники его растеряются на улицах, но все было хорошо: Ирам держала за руку Реми, а ведь Ирам выросла в Бертонии, крупнейшем городе Ашдола. Дойт держала за руку Эвиса, а она тоже была из большого города. Наконец, Клю вел за руку сам Йон. В виде общей инструкции Йон сказал только:

- Ни на что не обращайте внимания, улыбайтесь, радуйтесь жизни. Это -- Лисс. Кто-нибудь бывал в Лиссе?

- Я, один раз, десять дней, -- бодро доложила Ирам. -- Мне тогда было девять лет.

- Отлично! -- воскликнул Йон. -- В таком случае все смотрят на меня.

В первом же переулке им навстречу валила целая ватага белозубых латинос, которые, как по команде, уставились на Клю, шедшую впереди с Йоном, и тут же сочли необходимым выразить свое восхищение ее кавалеру, то есть Йону, яростно щелкая пальцами и жизнерадостно восклицая:

- He, hombre! Que dura muchacha!

Йон только захохотал.

Свернули на Конкорью. Там было несравнимо больше народа, и все такие странно одетые -- да кое-кто даже и почти раздетые -- что Йон и компания тут же потерялись на общем фоне. И неудивительно: Конкорью в Лиссе -- все равно что Бобур в Париже или Хэйт-Эшбери в Сан-Франциско былых времен. Это признанный центр межпланетной тусовки. Здесь можно встретить и родстера-пионера с какой-нибудь имперской планеты, и хиппи-ветерана с Земли, и панка-прикольщика из Космопорта, непризнанного гения-саксофониста со Стагола, а также фокусников, мимов, фолкников, монахов, экзотистов, артиков, рэперов, фантомистов, байкеров, хайкеров, продавцов презервативов, мелких пушеров, детективов в штатском, папарацци, светских тусовщиков, карманников и кого угодно еще, и все это -- на пространстве едва ли в милю длиной. Быстро идти по тротуарам Конкорью невозможно: они шли медленно, кому-то улыбаясь, кого-то толкая, заглядываясь на витрины прелюбопытнейших магазинчиков и вывески знаменитых на всю Галактику музыкальных клубов (вроде легендарного "Атавистик Шато"). Реми поймал в своем кармане чью-то руку и резко сжал ее. Над ухом невнятно застонали. К Реми тут же рванулся мордоворот, прикрывавший "щипача", но тут обернулся Йон, а увидев его лицо -- выдвинулся Эвис, и мордоворот со стонущим карманником замерли, развернулись и растворились в толпе.

- Все города похожи, -- засмеялся Эвис. -- У нас в городе на рынке примерно так же.

Наконец они выбрались на авеню Ризом. Тусовщиков и здесь было не меньше, а возможно, и больше, чем на Конкорью, но их густо разбавляла более цивильная публика, в основном -- решительного вида мужчины и женщины с повязками Движения за независимость на рукавах. Впереди, у штаба Зайнемана, шел митинг. Небольшая площадь перед десятиэтажным белым параллелепипедом была сплошь забита народом, и пробиться к центральному входу было совершенно невозможно. Там реяли черно-бело-зеленые знамена, и десятки тысяч людей одобрительно хлопали какому-то оратору, в завершение своей речи приветственно размахивавшему сцепленными над головой руками. Над площадью разнесся чей-то тысячекратно усиленный голос:

- Слово имеет сенатор от Телемской Сибири Бурбон Иванов! В этот решающий час он с нами, рядом с нашим Петером!

Толпа заревела, а с трибуны, образованной двумя грузовиками, какой-то бородач заорал страшным басом, перегружая системы звукоусиления:

- Из бескрайних степных просторов Сибири принес я горячий сибирский привет героическому Лиссу! Как один, сибиряне встают на защиту нашей независимости, и мы никому не позволим...

Йон тем временем, обняв Клю за плечи и ведя ее перед собой, проталкивался в толпе вдоль ее дальнего края, у самых стен древней Технической библиотеки, к левому крылу штаба Зайнемана -- Йон углядел, что там было свободное пространство, огражденное черными шлемами местной полиции, и решил, что там должен находиться служебный вход в здание. Остальные быстро протискивались за ним. Всего за какие-нибудь четверть часа они пробрались к служебному подъезду. Здесь уходил в глубь квартала, в сторону Конкорью -- точнее, под нее, в подземную развязку Нижнего Яруса -- узкий переулок. Пробираясь за спинами митингующих между цепочкой полицейских и обильно наставленными машинами, которым не хватило места в подземных гаражах штаба, вся компания постепенно подобралась к подъезду -- никто их не останавливал; похоже, полицейским в цепи никакого дела до них не было.

Метрах в двадцати от подъезда Йон приостановился, поджидая Эвиса и Дойт, огибавших длинный белый лимузин. Реми и Ирам уже стояли рядом. Йон вытягивал шею, глядя на служебный подъезд: из подземного гаража выехали и встали у крыльца несколько машин, явно ожидая кого-то; начали выходить из здания какие-то люди, трое или четверо крепких ребят в штатском цепко смотрели сверху, еще трое быстро сбежали к машинам, профессионально четко просматривая маршрут.

Время вдруг будто бы потекло медленнее, столько событий стало происходить почти одновременно.

Из переулка выехала и мягко остановилась в нескольких метрах от экипажа "Лося" длиннющая золотисто-желтая машина -- настоящий "роллс-ройс". Одновременно открылись задние дверцы справа и слева. Слева выбрался огромного роста ражий мужчина с бородой и диким взглядом, справа вышел полноватый, налысо бритый тип в дорогом черном костюме, черных очках и с тростью.

Йон забеспокоился, рукой отводя Клю назад, к Реми и Ирам, другой же рукой пытаясь на всякий случай расстегнуть косуху, чтобы освободить доступ к кобуре с "александром".

Из переулка тем временем на большой скорости подъехали два могучих джипа и, чуть слышно скрипнув тормозами, резко остановились прямо напротив Йона. Раскрылись дверцы. Коротко стриженные, быкоподобные здоровяки в одинаковых серых комбинезонах без знаков различия целенаправленно устремились к Йону.

Испуганно вскрикнула Дойт. Ирам напряженным голосом произнесла сокращение, с которым Йон мысленно согласился, глядя на шагающих к нему "быков" в сером:

- МИБ!

На крыльце появились и стали стремительно спускаться по ступенькам несколько мужчин, одним из которых явно был новый временный министр космического флота Телемской автономии Роби Кригер. Йон перевел глаза на бритого хлыща в черном: тот быстрым движением повернулся к подъезду, к Йону, к "быкам" в сером.

Крепкие руки с толстыми пальцами схватили Йона за правое предплечье, не давая ему возможности достать оружие. Еще один комплект толстых пальцев продемонстрировал ему характерную красную карточку, и характерный властный голос произнес:

- Министерство Имперской Безопасности. Господин Лорд? Вы и ваш экипаж задержаны, пройдите с нами.

Мгновенная пауза. И тут сквозь налетающий с площади бас сибирского оратора бритоголовый хлыщ в черных очках заорал на линке:

- Патриоты! Службисты берут наших!!!

С ревом, свистом и улюлюканьем сотни людей с площади обернулись к служебному подъезду.

Рванулись с двух сторон телемские полицейские, исполненные ненависти к "имперским сатрапам".

Застыл на крыльце у своей машины, вглядываясь, министр Кригер.

Реми решительно отбил руку с толстыми пальцами, попытавшуюся ухватить его за рукав. Свободные от удержания Йона "быки" одновременным движением выхватили пистолеты, но тут от джипов послышался начальственный голос:

- Ладно, одного хватит!

Двое "быков" отчаянным рывком буквально пронесли Йона по воздуху и втолкнули в джип. Остальные, не опуская оружия, моментально отступили и расселись по машинам. Хлопнули дверцы. Взревели два мощных мотора. Задним ходом, развернувшись почти на месте, джипы умчались в переулок. На площади замолк оратор, тысячи людей с гулом поворачивались к левому углу здания штаба.

С крыльца отчетливо прозвучал голос Роби Кригера по прозвищу Реостат:

- Телемиты, на провокации не поддаваться! Полиция, чего стоите? За ними, посмотрите, куда парня повезли!

Однако первыми среагировали не полицейские, а -- почти одновременно -- Ирам и тот самый хлыщ в черных очках, который неожиданным возгласом спас от ареста весь экипаж "Лося" (правда, кроме Йона). Ирам повернулась к хлыщу и быстро сказала:

- У вас машина. Поедем за ними.

Бритый бросил из-под очков быстрый и, кажется, какой-то отчаянный взгляд на Кригера -- кажется, Кригер был ему позарез нужен -- и тут же решился:

- Хорошо. Барышня -- в машину. Остальные -- ждите здесь. Миша, -- бросил он своему бородатому спутнику, -- останься. Головой мне за них отвечаешь! -- крикнул он уже из "роллса", щелкнули две дверцы, и лимузин, визжа покрышками, мгновенно развернулся и умчался в переулок.

Затем, одна за другой, в переулок укатили две машины с наконец-то среагировавшими полицейскими. Следом -- длинный мощный "ровер" охраны Кригера и два черных "ниппера", в одном из которых ехал министр.

Клю звенящим голосом протянула:

- Опять его у нас отобрали. Ой!

- Silance! -- одернул ее Реми. -- Tranquilman, Clu!

- Да вы не волнуйтесь так, -- мягким интеллигентным голосом заговорил бородатый гигант. Голос до такой степени не вязался с его звероподобной внешностью, что весь экипаж уставился на него круглыми глазами. -- Не волнуйтесь! У Кима отличная машина, машину ведет отличная специалистка, они их живо догонят и проследят.

- Ну да, а Йона тем временем убьют в застенках, -- голосом, в котором слышались уже настоящие слезы, сказала Клю.

- Mon Dieu, -- досадливо сказал ей Реми на франсэ-эспасьяль, -- de patiance! Je n'avai rien pensee que tu es une alarmiste commsa!

- Je l'aim, peu-tu comprend le choss commsa! -- огрызнулась полушепотом Клю -- впрочем, уже гораздо спокойнее: Реми и правда всегда помогал ей набраться терпения.

- У нас тоже есть машина, -- сказала Дойт волосатому гиганту. -- Здесь, возле Конкорью, в паркинге, микроавтобус.

Пару секунд бородач смотрел на нее, соображая, потом медленно кивнул:

- Да, это хорошо. Жетончик у вас?

- У нас, -- ответила Дойт, показав на Эвиса.

- Миша, -- назвал себя гигант и быстро, неожиданно ловко поклонился.

- Дойт, -- ответила Девушка. Миша вопросительно взглянул на остальных.

- Эвис, сын Пеннеги, -- быстро сказал хелианин.

- Клю, -- неохотно проговорила Клю. -- А что...

- Реми, -- нетерпеливо перебил ее брат. -- Миша, мы ведь тут должны были найти одного человека... даже двух...

- Какое совпадение, -- усмехнулся бородач. -- Ким тоже ехал, чтобы найти двух человек. Нет, ребята, сейчас не выйдет: без министра Кригера нас внутрь не пустят, а он уехал.

- Нам внутрь уже не нужно, -- вдруг заявил Реми, вытянув шею и глядя на служебный подъезд. -- Клю, гляди!

- Ёсио! -- обрадованно воскликнула Клю.

Реми тут же, не сказав больше ни слова, бросился к подъезду, метнулся среди стоящих машин и пронзительно засвистел. Ёсио -- а этот бритоголовый азиат в синей джинсовой куртке и белых джинсах, безусловно, был Сакамото Ёсио -- неожиданно лихо свистнул в ответ и между полицейскими протиснулся навстречу Реми.

Словно два воина, прорубившихся друг к другу среди битвы, Реми и Ёсио остановились в шаге друг от друга. Непроницаемое обычно, лицо юного монаха расплылось в улыбке. Реми глубоко вздохнул и сказал:

- Ну слава небесам, хоть тебя мы отыскали!

Они шагнули друг к другу и крепко обнялись. Потом повернулись и зашагали к остальным.

- Ты отлично выглядишь, -- искоса взглянув на Реми, заметил Ёсио. -- Куртка с Хелауатауа? Тебе идет.

Реми даже засмеялся.

- И ты неплохо выглядишь. Откуда такие крутые джинсы?

- Потом расскажу, -- улыбнулся Ёсио, и тут подбежала Клю и от радости поцеловала Ёсио в щеку. Монах неожиданно покраснел.

- Это Ёсио, -- объявил Реми остальным.

- А где Йон? -- удивился монах.

- Его две минуты назад арестовало МИБ, -- сердито объявила Клю. Ёсио прикрыл глаза и покачал головой:

- О три драгоценности! Это нехорошо.

- Нехорошо? Мягко сказано! -- фыркнула Клю. -- А где же Легин?

- Да, где Легин Таук? -- неожиданно спросил Миша.

Ёсио обернулся к бородачу и несколько секунд смотрел в его маленькие прозрачные голубые глазки.

- Вы не враг, -- удовлетворенно проговорил он наконец.

Миша слегка поклонился:

- Спасибо. И все-таки -- где Легин Таук?

Лицо Сакамото разгладилось. Насколько Реми успел понять монаха, таким способом Ёсио смирял чересчур сильные эмоции.

- Видите ли, -- вежливо сказал Ёсио, -- буквально три часа назад капитана Таука тоже арестовало Министерство Имперской безопасности.

Все переглянулись. Миша вполголоса произнес на незнакомом языке несколько каких-то чрезвычайно экспрессивных слов. Клю горестно хлопнула себя по бедрам:

- Его? Арестовали? Он же супермен. Как?!

- Мы ехали в метро, -- объяснил Ёсио. -- Он обнаружил слежку. Мы пытались оторваться, переходили с линии на линию. Но у них, видимо, был пеленг или наводка на Легина. Он так и сказал мне: невероятно, но они идут по пеленгу его браслета-регистра. Велел мне уходить и ехать сюда. Я отказался. Мы вышли на станции "Авеню Бертрана VIII". И вдруг Легин сказал мне: ну все, сейчас нас будут брать. Бегом к Кригеру, я задержу их. Я опять отказался. И тут со всех сторон появились агенты. Легин не мог стрелять -- кругом были люди. К моему удивлению, мной никто не интересовался. Меня просто отпихнули в сторону, как ребенка. Я пытался сопротивляться, рвался защитить Легина, но куда там -- в МИБ служат профессионалы. Меня оттеснили, а Легина окружили и вывели на улицу. Насколько я понял, он пытался применить какие-то психократические приемы, но им поддались только побочные персонажи; агенты, блокировавшие его, либо были сами сильными психократами, либо находились под воздействием сильного психоблокиратора, типа ренцивезина или альфастопана. Их было человек десять, но, я думаю, если бы я вовремя ушел и Легин не беспокоился за мою безопасность, он все-таки сумел бы отбиться...

Все помолчали.

- Я приехал сюда, -- продолжал Ёсио. -Мистер Кригер отправился в МИБ разбираться, а мне велел ехать в учебный центр телемского космофлота, где он нас разместил. Поручил сидеть и ждать информации. Ехать велел на такси, рассказал, как взять гарантированно чистую машину... Я вышел и увидел Реми.

Реми положил Ёсио руку на плечо.

- Только давай, не вини опять себя, -- полушутливо сказал он.

Ёсио улыбнулся.

- Я стараюсь.

У бородача Миши в кармане вдруг закурлыкало, он вынул мультиком и заговорил:

- Да, Ким. Да! Мы встретили здесь Сакамото Ёсио. Таук арестован МИБ на метро "Берти-восьмого" три часа назад. Где? Понял. Я знаю место. Мы сами приедем, мы встанем у "Пиццы-Экспресс", у ребят микроавтобус. Ahadavai, -- добавил он на незнакомом языке, убрал телефон и повернулся к остальным. -- Все, поехали. Ким и ваша барышня их проследили. Йона Лорда повезли в центральное управление МИБ по Телему. Прямо в Красный Дом. Эвис, давайте жетон, я поведу. В каком паркинге у вас машина?

Всего в полукилометре от вице-президентского дворца в Лиссе высится Клык Телема -- самое древнее сооружение в городе, двухсотметровый черный обелиск-монолит. Это -- все что осталось от "Антея", последнего транспорта переселенцев, пришедшего на Зеленый Мир перед самой Телемской войной.

Как обычно это бывало с переселенческими транспортами, его быстро разобрали, и почти весь он пошел в переплавку; только "хребет" корабля, вот этот самый исполинский клык из неплавкой титанокерамики, еще высился над далекой окраиной крохотного городка под названием Лисс. Затем началась война, после которой Лисс надо было отстраивать заново. А вот Клык, который бомбардировки пощадили -- возможно, потому, что до последнего дня недолгой бессмысленной бойни имперские пилоты использовали его как отметку для наведения на цель -- решили оставить. Как символ. Так он и высится теперь над центром мегаполиса. Вокруг на несколько миль нет более высоких строений, и видно Клык отовсюду.

Столетиями люди показывают на него, если хотят безмолвно укорить собеседника за неосторожные слова. Жест этот означает что-то вроде "Большой брат слышит тебя".

Дело в том, что по другую сторону от дворца, примерно в километре вниз по реке Лисс, сразу за Клыком, находится скромное семиэтажное здание Управления МИБ по Телему. Здание, в плане представляющее собой квадрат со стороной в сто семьдесят метров, заполняет низину между двумя холмами -- Старым, на вершине которого стоит Клык, и Оружейным. В древнем, довоенном Лиссе на Оружейном холме находились оружейные мастерские, а впоследствии, около четырехсот лет назад, был выстроен любимый десятками поколений маленьких лиссеров универмаг Kidz World.

Только с противоположной стороны реки, из Саутсайда, да еще с небольшого участка набережной Лаккерстоун-Хиллс видно, что здание МИБ на самом деле вовсе не семиэтажное. Низина меж холмов заполнена им сплошь, со стороны реки там двадцать два этажа. А некоторые люди -- кто по собственному печальному опыту, кто по слухам, кто (это уже в последние годы) из невнятных намеков прессы, -- знают, что во внутреннем дворе здания (за тускло-багровый цвет стен в городе его зовут Красным Домом) видны тридцать два этажа, уходящих вглубь, а на самом дне -- прогулочный дворик на крыше следственного изолятора, занимающего еще девять подземных этажей. Доподлинно известно, что самый нижний этаж здания находится всего несколькими метрами выше Центрального тоннеля Нижнего Яруса, который связывает южный и северный берега Лисса. Легенды гласят, что из нижних камер следственного изолятора по ночам можно услышать, как по тоннелю идут машины. Очень, кстати, немногие люди слышали в ночной тишине этот шум и могли потом об этом рассказать. Те сорок несчастных, что в последний раз увидели небо из колодца прогулочного дворика Красного Дома, провели последние ночи своей жизни, слушая этот загробный гул.

Больше всего удивило Йона, что допроса, как такового, не было. Был анализ крови на ген-код, установление личности: Йон признал, что он -- Йонас Виллем Лорд, двадцати шести лет, подданный Имперской метрополии, свободный журналист, холостой, католик. От него потребовали кода доступа на "Лось" -- он только хмыкнул. Начал требовать адвоката, что вызвало дружный смех присутствовавших (а присутствовало пять офицеров, мордоворотов почище тех, что брали его на улице). Порадовался про себя, что основную часть наличных денег и все документы -- кроме новенькой корабельной карточки -- оставил на корабле. Потребовал полагающегося по закону звонка -- но внезапно получил офицерским стеком по коленям (больно). Все это снимали профессиональной камерой при ярком свете. Затем его вывели в коридор, затолкали в лифт, спустили на много этажей вниз и заперли в камере. Отобрали ремень, но оставили радиобраслет: сам он снять его отказался, а руку рубить ему не стали, хоть и грозились. Впрочем, на браслет наклеили какую-то моментально ссохшуюся прозрачную пленку, так что пользоваться им стало нельзя: цифры часов виднелись, а вот вызвать остальные функции было невозможно.

В камере, как, впрочем, и полагается, были только унитаз и узкая откидная полка без всякой постели. Йон демонстративно на нее улегся: начитался детективов, думал, что придет охранник, запретит лежать, и можно будет еще пошуметь, поскандалить, не дать про себя забыть. Не вышло. Его вызывающее поведение никого не интересовало. Так и пролежал весь остаток дня, то ругаясь в голос на всех знакомых языках, то выкрикивая слова боевых революционных гимнов (даже тех, из которых знал две-три строчки), то просто колотил каблуками в дверь. Потом устал и притих. Когда дисплей браслета сквозь ссохшуюся пленку показал девять вечера, дверь лязгнула, вошел здоровенный краснолицый капрал и сунул Йону миску какой-то похлебки -- довольно съедобной, но жидкой. Йон мгновенно ее съел и агрессивно потребовал еще. Капрал вышел и через минуту принес еще миску. Йон съел и потребовал адвоката, звонок, следователя и соблюдения своих прав имперского подданного. Капрал выслушал его, дал кусок хлеба граммов в двести, мягкую пластиковую посудинку с одним литром воды и молча ушел. Йон еще постучал ногами в дверь, потом еще спел. Революционные гимны в его репертуаре закончились, так что пел он "Gaudeamus" и "Stormy Monday", потом глотнул воды и притих окончательно.

В тишине он отчетливо услышал, как где-то под ним едут машины. Он слышал, как в их гудении зарождалась -- где-то далеко справа -- басовая нота более крупного двигателя, проходила под ним и уходила налево. Даже различил один раз автобусный гудок. Тогда он понял, что находится на нижнем уровне "Красного дома", что выхода отсюда нет и что он пропал. Йон с досадой выругался на линке -- так получалось свирепее всего -- отвернулся к стене и приказал себе не думать о Клю и заснуть.

Через полчаса у него это получилось.

* * *

- Почему ты не хочешь рассказать это всем? -- с некоторой обидой, хотя внешне и спокойно, спросил Реми.

Была половина десятого вечера, над Лиссом сгущались сумерки. Микроавтобус был припаркован на набережной Лаккерстоун-хиллс в цепи машин напротив череды дорогих ночных ресторанов, где жизнь только начиналась. Лиссеры -- народ еще более склонный к развлечениям, чем портмены. К ресторанам -- пешком, на автобусах, минивэнах, автомобилях -- подкатывали разнообразные пестрые (не то слово!) компании. Часть из них не торопилась в уютное тепло изысканных заведений, а продолжала с хохотом и галдежом толпиться вокруг своих машин. Никто не обращал внимания на красный микроавтобус, в котором внутри тоже сидела какая-то компания. Никто не оказался настолько внимателен, чтобы заметить, как напряжены и озабочены люди там, внутри.

- Пойми, Реми, -- спокойно, с глубокой убежденностью ответил монах Сакамото Ёсио. -- Поймите меня, уважаемые друзья. Миша и Ким не говорят нам, кто они, но они хотят защитить, выручить Йона и Легина. Поверьте мне, я знаю множество способов проверки людей. Это очень разные способы, но все они очень действенные. Все это время -- пока мы ехали к Красному Дому, пока мы ждали, пока мы совещались, пока мы ели, пока мы опять совещались -- я применял все, поверьте мне -- все! -- доступные мне способы проверить этих двух людей. Я не могу сказать, кто они такие, но они -- не враги. Они -- друзья, они -- на одной стороне с нами. Причем, совершенно не желая умалить достоинств нашего нового друга Миши, я чувствую -- ощущаю, понимаю, знаю! -- что особенно важно для нас присутствие Кима. Я ощущаю в нем силы, которых не понимаю, и именно поэтому считаю, что та информация, которой я еще располагаю и которой пока не поделился ни со своими уважаемыми друзьями и соседями по Акаи, ни с новыми их спутниками, ни с Мишей -- я считаю, что эта информация очень важна именно для Кима, и от того, дам я эту информацию именно ему или не дам, зависит слишком многое в нашем общем будущем. Вот все, что я могу сказать. Прошу не обижаться на меня и разрешить нам с Кимом выйти из машины и побеседовать наедине.

Все некоторое время помолчали. Ким смотрел на свои руки. Ему не хотелось никаким образом воздействовать ни на кого из них. Миша, хмурясь, играл мультикомом, который в его здоровенных лапах выглядел игрушкой. Наконец с заднего сиденья раздался голос Эвиса:

- Мне кажется, что высокоученый монах прав. Я не владею теми силами, о которых он говорил, но мне кажется, что будет лучше, если они с человеком по имени Ким побеседуют снаружи.

- Да, ладно, -- кусая губы, сказал Реми. -- Я не понимаю, что движет тобой, Ёсио, но ты скорее всего, прав. Что ты думаешь? -- спросил он Клю.

- Пусть выйдут и поговорят, -- устало кивнула Клю. -- Я верю Ёсио. Да и Киму я верю. Наверное, им виднее. Пусть.

Ким поднял голову и посмотрел на остальных, тщательно воздерживаясь от какого бы то ни было воздействия. Ирам кивнула Реми, кивнула Ёсио, кивнула ему, Киму. Уставшая Дойт, положив голову на плечо Эвиса, сказала только:

- Я тоже им верю.

Ким перевел глаза на Ёсио.

- Идем, почтенный монах.

Не поднимая глаз, Миша быстро сказал на незнакомом языке:

- Palkovnick, ya nadeyuss ty p'nimaesh 'shto delayesh.

- Kaneshna, -- ответил ему Ким и, неловко согнувшись, открыл дверцу и выпрыгнул на гранитные плиты тротуара набережной.

Вечером у реки было прохладно. Поднялся ветер, небо затянуло тучами. От воды веяло странным торфяным запахом, которого телемиты не ощущают вовсе, но который землянину навевает какие-то лесные ассоциации. Река Лисс вот уже триста лет, после принятия на автономии жесткого Закона о Природе, была кристально чиста от промышленных загрязнений, но обильно несла ил и почву лежащих выше по течению плодородных плоскогорий Северной Тоскалузы. В бурых водах Лисса празднично дробились огни Саутсайда.

Перегнувшись через гранитный парапет, Ёсио взглянул на быстро катящиеся мимо потоки речной воды. Справа доносился гомон какой-то развеселой компании, фотографировавшейся на фоне реки.

Ким встал рядом. Ёсио глянул на него искоса. На спокойном, чуть сонном лице их нового знакомца была написана усталость. Ким провел рукой по лысому черепу и подбодрил монаха:

- Кё ва нанто самуй отэнки дэсё...

Ёсио поднял брови, но тут же притушил гримасу удивления, смиряя эмоции, и ответил:

- Кумо-га ой уэ-ни кадзэ-га фуйтэ иру.

Ким покивал. Ёсио вежливо заметил:

- Аната ва нихондзин-га ханас ёни дзёдзуни нихонго-о ханасьмас.

Нахмурившись, Ким перешел на линк.

- Давайте закончим с комплиментами и перейдем к делу, как бы невежливо это ни звучало. Что вы хотели мне сообщить?

Ёсио взглянул ему прямо в лицо. Ким почему-то избегал смотреть ему в глаза, но Ёсио был даже рад этому: прямой взгляд Кима вызывал какое-то давящее, малоприятное чувство. Видимо, Ким это знал.

- Ким, я владею мысленной связью, так что мне было бы проще подать эту информацию напрямую. Ватаси-ва цуго-дэ соо сьнакэраба аримасэн, -- добавил он, как бы извиняясь.

Ким опять нахмурился.

- Я очень слаб в ридинге. Но извольте, попробуем. Только, пожалуйста, очень слабым потоком, ну -- как ребенку. Я плохой ридер.

Ёсио кивнул и взял Кима за руку. Некоторое время они переглядывались, пытаясь нащупать нужную частоту. Наконец монах удовлетворенно кивнул и прикрыл глаза. Ким, повернувшись к реке, бессмысленно уставился на дробно переливающиеся отражения заречных огней.

Так они простояли минут пятнадцать -- неподвижно, взявшись за руки. Видимо, со стороны они выглядели довольно странно, потому что проходившая мимо них по тротуару набережной очередная развеселая компания при виде их притихла, потом недоуменно прыснула вразнобой, а удалившись на безопасное расстояние -- довольно игриво откомментировала увиденное, на прощанье хором проорав:

- Gei broz, chir ap, wi'v got da independens!

Впрочем, ни Ким, ни Ёсио не обратили никакого внимания на эти вопли. Только минуты через три они зашевелились, задвигались и наконец расцепили руки.

Ким поежился: в своем дорогом тонком костюме он довольно ощутимо замерз.

- Вы были правы, настояв на ридинге, -- произнес он задумчиво. -- Словам я вряд ли поверил бы.

- Я так и подумал, -- подтвердил монах.

- Поразительно. Поразительно! -- сказал Ким. -- Вы правильно сделали. Я должен был иметь эту информацию прежде, чем мы начнем действовать. Я буду учитывать все это. Это многое меняет.

- Это действительно поможет вам? -- переспросил монах, сделав особое ударение на слово "действительно".

- Должно. Должно помочь. Если мы впрямую столкнемся с адмиралом Ямамото... а что-то мне подсказывает, что мы с ним столкнемся, и довольно скоро... то эта информация может оказаться неоценимой. Спасибо вам, Ёсио.

- Не за что. Вы расскажете это Мише?

Ким хмыкнул.

- Миша -- мой подчиненный. Я расскажу ему это, когда будет нужно. А почему вы остальным не рассказываете?

- Долго все объяснять, -- ответил Ёсио. -- Со временем непременно всем расскажу.

- Понятно, -- отозвался Ким. -- Тогда пошли в машину. Замерз я совсем.

Он открыл дверцу и шагнул внутрь. В машине было тепло. Дойт спала на плече дремлющего Эвиса, но при толчке открывающейся дверцы оба они проснулись. Миша протянул навстречу Киму мультиком:

- Тебя. Министр Кригер.

Ким взял мультиком и спросил Ирам:

- Есть у вас в приемнике внешний усилитель?

Сидевшая на водительском месте Ирам глянула на приборную панель и отозвалась:

- Есть.

- Господин министр, -- вежливо проговорил Ким в мультиком, -- погодите пятнадцать секунд, я выведу вас на усилитель -- я хочу, чтобы вас слышали все наши.

Перегнувшись через спинку, он поглядел на приборную панель. Ирам показала ему на панели номер свободного канала включенного ею усилителя, Ким что-то набрал на мультикоме и сказал туда:

- Готово.

- Хорошо, -- услышали все в машине резкий, хрипловатый голос временного министра космического флота Телема. -- Я говорил с оперативным дежурным МИБ. Меня подняли на смех. Я пообещал им официальный правительственный запрос -- они сказали, что до подписания Пантократором Большого Декрета они чихать хотели на наше правительство. Они не отрицают, что ими задержаны люди с именами Легионер Таук и Йонас Лорд, но сообщить обстоятельства задержания отказываются -- и по имперскому закону, кстати, имеют на это полное право. С утра я и Кройтманн, министр внутренних дел, все-таки направим им официальный запрос. Пока же все обстоит именно так. Если будут новости, сбрасывайте мне в "быстрый доступ", я попробую перезвонить, но не обещаю, что сразу же -- в десять вечера начинается заседание правительства, и засидимся мы, боюсь, до глубокой ночи. Мы получили подтверждение прилета Пантократора, но не сегодня и не завтра, а двадцать четвертого. А до этого надо решить еще массу вопросов. Следите за новостями -- у нас ТВ дежурит в штабе.

Реостат отключился.

- Вот так вот, -- задумчиво проговорил Ким. -- Конечно, он меня не узнал...

- Вы знакомы? -- спросил Миша.

Ким открыл было рот, но махнул рукой и не стал рассказывать.

- Долгая история, -- только и вымолвил он.

- Кстати, насчет ТВ, -- сказал Миша. -- У вас же там на усилителе должен быть телесигнал. -- Он глянул на часы. -- Без одной минуты десять. Давайте посмотрим новости. Надо быть в курсе.

Ирам наклонилась к приборной панели, некоторое время понажимала там на кнопки, и в лобовом стекле изнутри возник виртуальный телеэкран, прорисованный стерео для всего объема машины -- то есть и Ирам на переднем сиденье, и Дойт на заднем видели его на одинаковом от себя расстоянии. На экране приближались к цифрам 12 стрелки часов: проимперский первый канал телемского планетарного телевидения "Зеленый Мир Империи" готовился показывать новости.

Клю вдруг вся подобралась, замерла, глядя на экран. Взглянув на сестру, обернулся к экрану Реми, затихла Ирам, переглянулись на заднем сиденье Дойт и Эвис. Ёсио на втором сиденье, рядом с Мишей, вытянулся, словно стараясь не пропустить ни слова. Миша удивленно спросил:

- Что вы так напряглись?

Внезапное предчувствие чего-то невероятного, охватившее всех, заставило и Кима оглянуться на экран. Там стрелка как раз уперлась в 12, и грянули помпезные, тревожные фанфары, пока по экрану вихрем мчалось трехмерное вращающееся изображение Галактики.

В кадре возник седовласый Эмметт Горбухин, знаменитый диктор ЗМИ -- точно такой же, каким Ким видел его много лет назад, только еще более обрюзгший. Казалось, ну невозможно было имперской пропаганде найти более антипатичное свиное рыло для олицетворения голоса Империи на Телеме! Так, впрочем, было только до той секунды, пока не раздавался его голос. Тогда Горубхин начинал казаться страшно значительным, веским и важным.

- Добрый вечер, Телем, -- сказал он, и Клю вскрикнула, зажав рот рукой: за спиной диктора пошли кадры ареста Йона в толпе у штаба Движения за независимость, перемежаемые кадрами ареста Легина в метро. -- Сегодня в первой половине дня в Лиссе задержаны два человека, подозреваемых в организации крупномасштабной диверсионной, провокационной и разведывательной деятельности на имперской автономии Телем, -- продолжал Горбухин, преувеличенно выделив слово "имперской". -- Один из них уже признал, что является капитаном первого ранга Управления Безопасности Конфедерации Человечеств. Это небезызвестный капитан Легионер Таук, чья роль в событиях 40-го года в Космопорте так и осталась до конца не выясненной.

- Tvayumatt, s-s-s-suchissihn, -- на неизвестном языке с отвращением пробормотал Миша. Ким, видимо, понял его, остальным хватило только интонации бородатого гиганта.

- Второй задержанный, -- продолжал Горбухин, -- известный публицист из Космопорта Йонас Лорд, никогда не скрывавший своих симпатий к силам, деструктивно действующим по отношению к Империи Галактика.

- Vile creature, tu muffle, -- с Мишиной интонацией произнесла Клю, и Реми протянул к ней руку, жестом с ней соглашаясь, но умоляя молчать.

- Проведенное следствие неопровержимо доказало, -- продолжал диктор, -- что оба вышеуказанных злоумышленника действовали совместно, по предварительному сговору, со злонамеренной целью ускорить отделение имперской автономии Телем от Галактического престола. Установлено, что Таук въехал на Телем незаконно, под чужой фамилией. Установлено также, что Лорд в последние полгода не появлялся в Космопорте, а проходил некую подготовку на федеральной (диктор подчеркнул это "федеральной") планете Акаи, где неизвестным способом завладел или получил от неустановленных лиц трансгалактический корабль новейшего типа, приписанный к этой отдаленной планете.

Возникло изображение "Лося", стоящего на поле Гринтаунского космодрома. Снято было с крыш близстоящих зданий, а не с поля; Ким переглянулся с Мишей -- это означало, что прав на доступ к кораблю МИБ добиться не смогло. Значит, принимавшиеся Реостатом меры работали.

- Управлению Министерства имперской безопасности по автономии Телем не удалось получить от УБ Конфедерации сведений относительно действительной миссии капитана Таука на Телеме, -- вновь возник Горбухин на фоне хроники сорокового года (подтянутый Таук в парадной форме в шеренге героев событий в Космопорте, бородатый изможденный Пантократор жмет ему руку и что-то говорит, Таук что-то отвечает с улыбкой. На заднем плане мелькнул и Реостат в черно-голубой форме Имперского Звездного). -- Земные спецслужбы утверждают, что капитан Таук находится в отпуске и его пребывание на Телеме, равно как и где бы то ни было еще, является его личным делом. Однако в руководстве УМИБ по Телему высказывается сомнение в том, что факт нахождения на Телеме в период столь прискорбных событий офицера УБ Конфедерации, да еще и занимающего пост начальника секретного Первого управления, может быть только чьим-то личным делом.

- Ой, да что ж они делают, -- проговорила Ирам, -- теперь наш друг Ямамото кинется на Телем. Они же нас всех ему сдают.

- Точно, -- упавшим голосом согласился Реми.

- Ввиду особой опасности арестованных они будут в ближайшее время этапированы в Космопорт, -- внезапно закончил диктор, и начался следующий сюжет -- о возмутительных беспорядках, устроенных сторонниками Зайнемана перед его штаб-квартирой со злонамеренной целью помешать уличному движению в центре Лисса.

- Елки-палки, -- сказал Миша. -- Вы понимаете, что это значит? Их убьют. Это все делается, чтобы сорвать прилет Пантократора и подписание Большого Декрета.

- Надо их освободить, -- заявил Реми.

- Ты представляешь, что такое Красный Дом? -- спросил его Миша.

- Все равно, -- сердито сказал Реми. -- Мы не можем сидеть и просто смотреть телевизор, когда их убивают. Вы-то их не знаете...

- При чем тут это? -- нахмурился Миша. -- Я-то что? Я офицер. У меня есть начальник. Как он скажет, так я и сделаю.

- А кто твой начальник? -- удивилась Клю.

Миша молча кивнул на Кима.

Все в машине перевели на Кима глаза.

- Так. -- Ким нахмурился и опустил взгляд. -- Ладно, давайте раскрывать карты. Я -- полковник федерального Управления Безопасности...

- O-la-la, -- протянул Реми.

- ...и послан руководством УБ, чтобы найти Таука. Правда, с одной оговоркой: я должен найти его и доставить на Землю, но средства, которые при этом могу использовать, я выбираю сам. Значит, с доставкой на Землю мы подождем, пока я не увижу Таука и не обсужу с ним этот вопрос. А освободить их... Я поддерживаю эту идею и уверен, что можно найти тысячу отговорок, чтобы этого не делать, но мы должны хотя бы попытаться.

- Tfutyh yooh, -- сказал Миша и хлопнул себя по колену. -- Voloshin! T'p'nimaish 'shta et' beznadyoga? Shta nuzhna god vremini i sto tysch denek, shtob dabyt' khatyab' plan Krasnava Doma, i to nefsivoh, atol'ka adnavo itazha?

Ким прервал его на линке:

- Я все понимаю, но ты же сам говоришь: начальник -- я.

- И что?

- Положись на меня. Не бойся, тебя я внутрь не пошлю.

- Это еще почему? -- спросил Миша тихо, но зловеще.

- Миша, подумай. Я -- нелегал. Ты -- легальный офицер земного Космофлота. Что будет, если тебя там накроют? Prosta padumai.

Обиженно набычившийся было, Миша опустил глаза. Ким тяжело вздохнул:

- Значит, так. Поскольку я здесь, чтобы вытащить Легина Таука, а в этой ситуации, следовательно -- и Йона Лорда, я принимаю решение идти в Красный Дом и забрать их оттуда. Ни один, ни другой не знает меня в лицо. Значит, мне внутри понадобится человек, которого знают в лицо они оба.

- Я, -- мгновенно произнесли в один голос Ёсио, Клю и Реми.

Ким остановил их жестом.

- Я еще не решил, кто именно. Пока нужно обсудить другое. Надо обдумать варианты: что именно делать после того, как я их вытащу.

- Стоп, -- поднял руки Миша. -- Ты говоришь так, будто не сомневаешься, что сможешь их вытащить.

- А я почти и не сомневаюсь.

- Каким образом?

Ким усмехнулся.

- Миша, я полковник УБ. Ты понимаешь, что некоторые технологии я не могу открыть?

Миша покивал, обдумывая эти слова.

- Да... Понимаю. Понимаю. О-кей. Хорошо, я понял. Так ты уверен?

- Я же говорю -- почти уверен. Ну, риск ведь всегда остается? Так вот. После того, как я их вытащу, возможны два пути. Первый -- найти убежище на Телеме и отсидеться, пока все не утихнет.

- Не годится, -- сказала Ирам. -- Ямамото, можно считать, уже узнал, где Йон. Вопрос только в том, где он сам и сколько времени ему понадобится, чтобы прибыть на Телем. Вряд ли много: не думаю, что он ушел из системы Толимана.

Ким одобрительно кивнул здравомыслию Ирам.

- Значит, остается второй путь. Садиться на наши корабли и стартовать. А это значит, что оба корабля должны быть готовы к старту.

Ким прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

- Я думаю, оптимально будет сделать следующее. Миша, как капитан "Вездехода", сейчас должен пересесть в "роллс" и вернуться на свой корабль. После этого он готовит "Вездеход" к старту, а Хайке на "роллсе" возвращается сюда и ждет нашего появления из Красного Дома.

Ким повернулся, через стекло вглядываясь в грозные очертания фасада меж зеленых холмов.

- Миша, машина должна ждать у южного подъезда Kidz World, -- сказал он наконец.

- Как вы туда попадете? Через парк? -- удивился Миша, тоже глядя на Красный Дом.

- Через парк, -- подтвердил Ким.

- Очень много времени уйдет -- пройти через парк, -- озабоченно сказал Реми. -- Минуты три, если не больше.

- А ты прикинь, что произойдет, если золотистый "роллс-ройс" будет стоять прямо возле Красного Дома, -- усмехнулся Ким.

- Да, об этом я не подумал, -- кивнул Миша. -- Но можно припарковаться с другой стороны здания.

- Там сплошное наблюдение, -- возразил Ким.

Миша кивнул.

- Ну ладно, значит -- у Kidz World. Только это безумие. Даже за две минуты вас там с потрохами возьмут.

- Неизбежный риск, -- возразил Ким. -- Друзья, давайте не будем входить в обсуждение технологии. Давайте продолжим. Все остальные, кроме того, кто пойдет со мной, должны вернуться на "Лося" и подготовить его к взлету. Как только я сообщу, что мы на борту "Вездехода", "Лось" должен тотчас стартовать.

- Значит, я не иду? -- в голосе Реми сквозила досада. -- Без Йона только я могу поднять "Лося". Он меня прописал в системе вторым пилотом.

- Значит, так и будет, -- кивнул Ким. -- Соответственно, Дойт, Эвис и Ирам, которых Легин не знает в лицо, тоже должны быть на борту. Больше того. Поскольку из всех нас наилучший контакт с министром Кригером есть у Сакамото Ёсио, я просил бы именно его взять на себя организацию проникновения на "Лось". Космодром наверняка снаружи под наблюдением, если не оцеплен. Вам, Ёсио, надлежит как можно быстрее связаться с министром Кригером и вместе с ним придумать, как именно вы пятеро проникнете на космодром и затем на корабль.

Ёсио смотрел на Кима с каменным лицом.

- По-моему, вы совершаете ошибку, -- по возможности бесстрастно произнес монах (ясно видно было, что его душит обида). -- Вам в Красном Доме понадобился бы человек, умеющий, например, становиться невидимым.

Ким опять вздохнул.

- Поймите, благородный почтенный Ёсио-сан. Я в высшей степени уверен в том, что при прочих равных условиях вы, именно вы, были бы в Красном Доме самым полезным человеком. Но мне не понадобится там человек, умеющий становиться невидимым. Мне вообще не понадобится там боец. Мне просто нужен человек, которого в лицо знают и Легин, и Йонас Лорд. А ваши удивительные умения в высшей степени понадобятся при организации прорыва на "Лося".

Ёсио смиренно кивнул и ничего не ответил.

Ким перевел взгляд на Клю.

Лицо девушки светилось непередаваемым счастьем.

Ведь идти с Кимом в страшные подвалы Красного Дома должна была именно она.

* * *

Космодром -- это космодром, но в то же время космодром космодрому рознь. Одно дело -- это Лисский. Поле размером семь на тринадцать километров, двенадцать пассажирских терминалов, собственное метро, четыре рубежа охраны, камеры, датчики по всему периметру, плюс сплошное сканирование воздушного пространства миль на сорок вокруг.

Совсем другое дело -- Гринтаунский космодром. Таких, как он, в окрестностях Лисса еще семь. Это просто губернский космодром. Его территория никогда раньше не была аэропортом. Когда-то здесь располагались городские свалки.

Когда лет сто назад губерния откупила эту территорию у мэрии Гринтауна (тогда еще не входившего в городскую черту Лисса), здесь построили один из восьми космодромов местного значения, чтобы разгрузить от локальных полетов стремительно растущий Лисский космодром. И разница в системах безопасности Гринтаунского и Лисского космодромов оказалась примерно такой же, какова разница, скажем, между системами безопасности аэропорта имени Джона Фитцджералда Кеннеди в Нью-Йорке и аэродрома в Грейт-Форкс, штат Монтана. Еще бы, ну кому могут быть нужны космодромы вроде Гринтаунского? Двадцать-тридцать, ну -- пятьдесят каботажников, пять-десять чартеров и столько же частных кораблей ежедневно -- такова его средняя нагрузка. Так что по периметру поле обнесено трехметровым забором, поверх которого под отрицательным углом натянуто три ряда колючей проволоки -- вот и все. С юга и востока забор сетчатый, с севера и запада -- бетонный. Перед взлетом и посадкой борта площадка соответствующего корабля сканируется роботом, видящим инфракрасные лучи -- а то лет сорок назад был случай, когда на поле очутился местный гринтаунский забулдыга, которого заметили в самый последний момент перед посадкой большого грузовика и еле успели спасти. Вот и вся система безопасности.

Служба безопасности космодрома подчиняется губернскому управлению космического транспорта (крохотной структуре, отвечающей только за функционирование восьми губернских космодромов), а оно, в свою очередь -- аналогичному управлению автономии. Теперь, следовательно, оно подчинено новому министру космического флота -- Роби Кригеру.

Роби Кригер, сгорбившись, сидел перед тройным монитором в своем временном кабинете на седьмом этаже штаба Зайнемана. Время подходило к трем ночи, и глаза временного министра слипались. О, он был в прекрасной форме, вот только спать за последние трое суток ему пришлось от силы часов шесть. Впрочем, его помощникам досталось еще тяжелей, и один из них спал сейчас в кресле в углу кабинета, запрокинув к потолку черное, лоснящееся от пота лицо. Да и второй, которого Кригер не видел (потому что тот сидел у него за спиной), не подавал признаков активности.

Правая рука министра лежала на сенситиве рабочего терминала, и он, медленно перебирая пальцами, поочередно отслеживал пункты, намеченные им и Сакамото Ёсио для проникновения экипажа на "Лось".

Кригеру подчинялась не только служба безопасности, но и наземные службы космодрома. Вот он вызвал данные наземников: по его приказу "Лося" уже отсоединили от наземных систем и, что называется, "ввели в режим", то есть обеспечили ему весь стартовый коридор, с отрыва от грунта до выхода на орбиту. Вот министр переключился на службу безопасности: он даже мог видеть лица четырех полицейских в вестибюле служебной проходной космодрома, мог видеть, как еще пять человек в форме стоят снаружи проходной, вглядываясь в освещенную аллею, ведущую к хайвэю.

Министр прекрасно видел, что при выезде на аллею с обеих сторон дороги стоят два тяжелых джипа, и прекрасно знал, что в джипах с десяток отборных офицеров МИБ сидят и терпеливо ждут прибытия экипажа "Лося", чтобы арестовать всех при попытке возвращения на корабль.

Конечно, МИБовцы уже стояли бы в оцеплении вокруг самого корабля, но полиция не допустила их на поле, а ввязываться в открытый конфликт и неизбежную перестрелку они не стали.

Кригер знал, что эти два джипа -- далеко не все, это только видимая часть. Чтобы убедиться в этом, он вызвал на правый монитор полный сканированный план космодрома. Во всем Лиссе он один мог сейчас получить эту картинку, сконфигурированную для него умельцами из космодромной компьютерной службы всего два часа назад из восьми разных потоков данных. Результирующий массив был закрыт его личными паролями, а его персональную систему паролей и шифров разрабатывали на Компе по спецзаказу, и министр знал, что МИБовским хакерам понадобится минимум год, чтобы подобраться к ее взлому.

Южная часть поля была обращена к ветландам, малопривлекательным пригородным болотам, на которых пятьсот лет назад была насыпана городская свалка, а четыреста лет спустя построен космодром. Используя несколько комбинированных сигналов непрерывного сканирования площади, Кригер отчетливо видел по крайней мере дюжину людей в касках и бронежилетах, расположившихся в засадах меж высоких кочек ветланда вдоль всего южного забора.

Министр знал, что то же самое происходит и с восточной стороны, где бойцы МИБ притаились среди ангаров и пакгаузов грузового терминала, и с западной, где они почти в открытую сидели меж деревьев чахлого сквера, отделяющего космодром от жилого массива. Но Кригера сейчас в высшей степени интересовало то, что будет происходить с южной стороны.

Собственно болото начиналось здесь не сразу, вдоль забора космодрома тянулась довольно широкая, метров в десять, полоса плотных, редких, высоких сухих кочек, заросших густой травой.

Кригер увидел, как среди кочек, у самой воды, ближе к западной стороне, мелькнул огонек: зажгли и погасили спичку или зажигалку. Министр мгновенно дал максимальное увеличение.

Он увидел какие-то неясные пятна, то ли тени, то ли людей. Вот к ним в несколько прыжков приблизился четкий, хорошо видимый силуэт в каске и с автоматом. В наушниках у Кригера зашипело, и он услышал, как на волне МИБ кто-то сдавленно проговорил:

- Одиннадцатый-юг, неясная активность в моей зоне. Была вспышка света.

Еще два силуэта, один -- у самого юго-западного угла поля, другой -- в полусотне метров восточнее, приподнялись и повернулись к тому, кто подал голос. Эта часть поля вовсе не была освещена, поэтому повернувшиеся полагались на торчавшие из-под касок приборы ночного видения.

В этот самый момент на поле космодрома зажглось освещение на двух стоянках: ничего необычного, ночные грузовые чартеры стали готовиться к старту.

Левой рукой Кригер коснулся одновременно двух каналов связи и произнес в микрофон:

- Джо на "таракане", давай в юго-западный угол.

От освещенной стоянки по полю поехал "таракан", длинная неуклюжая машина, на какой по полю со складов на корабли переваливают малогабаритный груз.

- Что там за черт? -- раздалось на волне МИБ. Кригер ухмыльнулся.

- Одиннадцатый-юг, что там у тебя? -- раздраженно спросил другой голос на тех же волнах.

- Непонятно пока, -- отозвался боец, и в ту же секунду две неясные серые тени сомкнулись вокруг четкой фигуры в каске. Не издав ни звука, боец быстро улегся на землю.

- Как, интересно, они это делают? -- пробормотал Кригер. -- Их даже мультисканер не берет. Буддийская магия?

- Одиннадцатый почему-то лег, -- сказал кто-то на волнах МИБ. -- Одиннадцатый, доложи, что у тебя?

Неясная серая тень склонилась к лежащему. Напрягая зрение и до предела увеличив контрастность картинки, Кригер вроде бы разобрал, что тень прильнула головой к голове лежащего, но с таким же успехом тень могла на самом деле стоять ногами на его голове -- очертания тени были крайне неясны и все время менялись.

- Все тихо, -- услышал Кригер сдавленный шепот на волне МИБ. -- Двенадцатый, посмотри у себя, что-то странное в твоем районе.

Боец у юго-западного угла, насторожившись, заозирался, а неясные тени -- Кригер не смог бы сказать, сколько именно (больше трех, но меньше десяти, примерно так) -- метнулись к забору.

Кригер правой рукой быстро активизировал окно управления защитных средств космодрома, переданного ему с центрального пульта в Гринтауне, и запустил сконфигурированную тамошними специалистами цепь команд.

Две секции забора чуть дрогнули: отошли соединяющие их стальные штифты, и одна из секций, потеряв опору, медленно поползла в сторону. Тени прильнули к образовавшемуся узкому проему.

"Таракан" тем временем подъехал к краю поля. Здесь в беспорядке была навалена гора картонных коробок -- упаковок от стандартных полетных рационов: при погрузке эти упаковки обычно снимают, чтобы экономнее уложить пачки рационов в трюме под камбузом. "Таракан" остановился, водитель вышел, раздернул пластиковые шторки на борту своей таратайки и принялся неторопливо бросать в общую кучу привезенные пустые коробки, которые рано утром должна была вывезти служба очистки.

В наушниках Кригера раздался короткий прерывистый сигнал: это означало, что тени прошли через щель в заборе, и последняя из теней нажала кнопку с внутренней стороны опоры (обычно нажатие этой незаметной кнопки позволяло обходящей раз в несколько часов периметр охране открыть секцию изнутри, чтобы выйти и проверить полосу кочек вдоль забора). Кригер движением пальцев активизировал следующую цепь команд. Притянутая последней тенью на место секция снова дрогнула: стальные штифты встали на место.

Водитель продолжал лениво кидать коробки, а тени по одной мимо него (он их явно не видел) проскальзывали в кузов "таракана". Вот тут Кригер смог сосчитать тени: их было пять. Министр облегченно вздохнул и сказал в микрофон:

- Джо, давай назад.

Водитель бросил в кучу последние две коробки, задвинул шторки, обошел свой агрегат, забрался на сиденье, и "таракан" резво покатил обратно к стоянкам.

- Встанешь, разблокируешь шторки и уйдешь, -- напомнил ему Кригер.

- Помню, -- ответил рабочий. Кто отдает ему команды, он не знал. Час назад начальник смены дал ему задание и сказал, что команды начать и закончить операцию он получит по радио, на обычном канале. А когда Джо выразил удивление всем этим, начальник смены спросил его:

- Ты как голосовал, парень?

- За независимость, -- ответил Джо.

- А сороковой помнишь?

Джо только хмыкнул. Вся смена знала, что в сороковом он ходил на демонстрацию и спецназовцы сломали ему ногу одним-единственным ударом резиновой палки.

- Так вот иди и помни про сороковой, -- заключил начальник смены.

Джо ничего не знал о том, что всего в пятнадцати метрах от него, за забором, лежали и внимательно смотрели на него спецназовцы; он догадывался, что внутрь его "таракана" кто-то влез (машина заметно осела), но, убей Бог, не мог понять, как -- он же никого не видел! Так или иначе, он подогнал, как было велено, свой "таракан" к боковому лифту третьего грузового узла, рядом с освещенным вторым, где готовили к старту кальерский транспорт с грузом знаменитой тоскалузской мебели. Потом разблокировал шторки, вылез из кабины и зашагал к диспетчерской. Очень хотелось ему обернуться, посмотреть, кто же выйдет из "таракана", но он не обернулся.

Находившийся у третьего узла "таракан" был слишком далеко от сканеров, и Кригер не видел, как пять теней выскользнули из машины и обогнули узел, надежно скрывший их от южной части поля. Теперь их могли видеть только с башни диспетчерской. Кригер переключился на сканер башни и отчетливо увидел пять уже вполне ясных человеческих фигур, рысцой приближающихся к темной грушевидной махине "Лося". Министр замешкался было, переключая радиоканалы, но тут же нашел нужный, в левом окне крайнего правого монитора высветившийся как "заправочная служба", услышал переговоры заправщиков на освещенных втором и седьмом узлах и сказал:

- Второй узел, заправка, я -- орел.

- Слушаем, орел, -- откликнулись заправщики с сибирским акцентом.

- Пар готов?

- Готов, командир.

- Давайте пар.

Заправщики так же, как Джо, не знали, кто именно отдает им приказ: они действовали по инструкции начальника смены, который велел им, когда на обычном радиоканале их вызовет некий "орел", стравить прямо на поле излишек конвективного пара из системы закачки компенсата. Вообще-то конвективный пар из труб теплообмена полагалось стравливать в подземный дренажный туннель, стравление его на поле считалось браком, тем более перед запуском корабля, но раз уж начальник смены так велел... Заправщики, два ражих бородача, дружно наклонились и на своем телемско-сибирском диалекте сказали друг другу:

- Nu, ras-dva-trih, i-i-yetit'...eeeeehhhh!

Единым рывком они выволокли из-под дренажной решетки толстый, в два кулака толщиной, гофрированный шланг, и от второго узла в южную сторону, мгновенно заволакивая поле, ударила плотная струя холодного конвективного пара.

- Ras, dva, trih, ch'tyrih, piat', -- отсчитали заправщики и с дружным воплем "yetit'!" одним толчком снова загнали шланг под дренажную решетку.

- Malatsih, -- с акцентом, но по-сибирски сказал им в наушниках невидимый "орел". Поле заволокло полупрозрачным, упорно расползающимся, липким туманом: конвективный пар компенсатных трактов в сыром и прохладном ночном воздухе может не рассеиваться часами. Таким образом, та часть поля, где стоял темный, неосвещенный "Лось", в течение минуты оказалась полностью скрытой от наблюдения МИБовских бойцов с южной и юго-восточной стороны, где сетчатый забор позволял визуальный контроль за полем.

- Что за дела? -- поинтересовались на волне МИБ. -- Юг, что у вас?

- На поле пар какой-то, -- растерянно отозвались из цепи. -- Не видно ни хрена.

- Та-ак... понятно, -- отозвался начальник. -- Юг, рассчитайсь!

- Первый... Второй. Третий. Четвертый... -- заговорили в цепи. -- Девятый... десятый...

- Одиннадцатый, как слышишь? Одиннадцатый!

Тишина.

- Двенадцатый?

- Я двенадцатый.

- Одиннадцатого видишь?

- Так точно.

- Иди к нему.

А на сканере у Кригера тем временем отчетливо было видно, как опустился люк "Лося", пять фигур вошли внутрь, и люк поднялся.

- Одиннадцатый без сознания, но жив, -- раздалось на волне МИБ.

- Та-ак... как щенков обошли! -- с каким-то даже восхищением сказал МИБовский начальник. -- Как кур вас ощипали, ветераны хреновы! Юг, прочесать весь периметр! Пятый, давай штаб! Взводные, готовьте задницы -- штаб вам их поотрывает! Ах, ну надо ж... Город, город, я четвертый-середина, есть разрешение на штурм поля? Нету? Ну, конечно... Ах, скоты...

Ухмыляясь, министр отключился от канала МИБ. Примерно через полминуты замигал вызов на его личном канале.

- Реостат, -- назвался министр своим давним прозвищем.

- Мистер Кригер, -- услышал он ровный, вежливый голос Сакамото Ёсио. -- Мы на борту "Лося". Спасибо вам. Без вас ничего бы не получилось.

- Да бросьте, не за что, -- отозвался Кригер. -- Держите меня в курсе. Я на линии все время. Я сейчас посплю, но вы обязательно все сообщайте -- я отвечу.

- Спокойной ночи, мистер Кригер, -- вежливо ответил Ёсио.

Улыбаясь, министр переключился на начальника смены космодромных служб.

- Эннер, вы меня слышите?

- Вас слышу, орел, -- откликнулся космодром.

- Сработано четко. Всем -- благодарность и премия в размере месячного оклада. Свяжитесь утром с нашей бухгалтерией.

- Да что там, -- смутился начальник смены. -- Для Телема ж все.

- Для Телема, а ребята шкурой рисковали и рискуют. Дайте там всем знать, чтоб до утра сверх нужды не высовывались. У вас по периметру службисты, ну, в смысле, МИБовцы, и очень-очень сердитые.

- Это они пусть не высовываются, -- хмыкнул Эннер.

Кригер засмеялся и переключился на космодромную службу безопасности.

- Эмирхольц? Лейтенант, людей с улицы -- на проходную, за стены. Дежурство усиленное до особого распоряжения. И поаккуратнее там, МИБ очень злится. Чуть малейшая провокация -- всю полицию Гринтауна на ноги и звоните лично мне. Все. Пока.

Отключив канал, министр снял наушники, задействовал громкий вызов на каналы экстренной связи, расстегнул куртку, движением рычага откинул кресло, вытянул далеко под стол ноги в остроносых сапогах, откинулся, заложил руки за голову и моментально заснул.

Йон рывком сел на койке. Горел тусклый желтый свет, в камере было душно, но в полуоткрытую дверь вливался холодный воздух. Вот что его разбудило! Он протер глаза и вскочил. Дверь просто была полуоткрыта. Он протер глаза еще раз. Нужно было сконцентрироваться, но не получалось. Что-то мешало: Йон вспомнил пару раз, когда случалось выпить лишнего -- было очень похоже, только вот он ничего не пил, кроме воды. Кстати, насчет воды. Он наклонился, снял со стоявшей на полу пластиковой канистры кусок хлеба и аккуратно -- почему-то ему казалось, что все надо делать очень аккуратно -- переложил его на койку, поднял канистру, надавил на закрывающий клапан и брызнул водой себе в лицо. Растер воду по лицу, стремясь, чтобы влага закатилась под воротник, чтобы стало неприятно, чтобы получше проснуться. Проснуться не получалось. Он повернулся к двери, подергал ее. Ему не показалось спросонья: дверь была открыта. Ничего себе. Он удивился, только как-то вяло. Да что это со мной? Он приоткрыл дверь пошире и высунулся в коридор.

- Клю?

- Это я, -- быстро сказала Клю. -- Это я сама. Молчи. Возьми меня за руку.

Йон взял Клю за руку, и тут же странное отупение отступило. Рядом с Клю стоял -- и держал ее за другую руку -- незнакомый мужчина: лысый, мрачный, с сонным лицом и глазами несколько навыкате. Указательный палец свободной руки мужчина приложил к своим губам:

- Тш-ш... Тихо, Йон. Теперь вас никто не видит. Вы прикрыты моим психоконтролем. Сейчас будем вытаскивать Таука, о-кей?

- Кто вы? -- сипло спросил Йон.

- Йон, милый, молчи, -- быстро прошептала Клю. -- Это Ким. Это наш друг. Он психократ. Он нас всех отсюда выведет, ты просто держи меня за руку, ладно?

Йон несколько раз быстро вдохнул, коротко выдыхая -- по методу "фаст флэйм"; голова была абсолютно ясной, он все еще ничего не понимал, но подчинился. Уж если своевольная Клю так его уговаривала -- значит, подчиняться стоило.

Ким отвернулся от Йона, и Лорд испытал странное облегчение: смотреть Киму в глаза было почему-то очень тяжело. Видимо, психократическая его сила была и впрямь велика, если даже Йон, психосила которого равнялась восьми вуалям, ощущал с его стороны такое давление.

Они гуськом прошли по слабо освещенному коридору. Йон глянул на свои часы, подняв левую руку. Без десяти четыре утра. Йон чуть не остановился: в конце коридора стоял тот самый краснолицый капрал. Но Клю дернула его за руку. Капрал спал стоя, точнее -- не спал, а стоял в оцепенении, полузакрыв глаза. Подойдя к нему поближе, Ким тихо сказал ему:

- Теперь открой камеру задержанного Таука и снова отойди сюда. Здесь будешь ждать меня. Понял?

- Понял, -- глухо ответил капрал.

- Молодец, -- серьезно похвалил его Ким, и капрал, слабо ухмыльнувшись, пошел к соседней камере, отпер ее, приоткрыл дверь и дисциплинированно отошел на место.

- Покажись Тауку, -- шепнул Ким, повернувшись к Клю.

Стараясь не выпустить рук Кима и Йона, девушка двинулась к двери. У двери Ким сделал шаг вперед, чтобы оказаться точно позади Клю, а Йон, наоборот, притормозил, мимоходом поразившись, насколько сильно исходящее от Кима давление -- хотя он был с этим странным человеком в физическом контакте, пусть и косвенном, он временами терял его из виду, и тогда дурнота психодавления подступала к самому мозгу.

- Легин! Легин! -- шептала тем временем Клю, заглядывая в тускло освещенную камеру. -- Ле-егин!

Вдруг она замолчала и сделала шаг назад. Тут же отступил и Ким, освобождая проход, и присвистнул:

- Вот это да... Ну дает!

Обросший мягкой светлой бородкой блондин в кожаных брюках без ремня и в полосатой майке с длинными рукавами вышел из камеры ровно, без всяких признаков потери ориентации. Впрочем, ясно было видно, что он с трудом удерживает себя на грани помутнения сознания: его веки то и дело опускались на глаза в такт его борьбе с наползающей на мозг сонной пеленой, но он смотрел не на Клю, не на Лорда -- он смотрел на Кима, которого видеть был не должен!

- Таких ребят я никогда не встречал, -- пробормотал Ким и взял Таука за руку. Взгляд Легина тут же обрел четкость: он глянул в лицо Киму, отвел глаза, улыбнулся Клю, подмигнул Йону.

- Привет, -- очень спокойно сказал он. -- Это кто? Наш человек?

- Это Ким, -- ответила Клю.

Легин опять искоса бросил взгляд на Кима, державшего его за руку, и свободной рукой слегка хлопнул того по плечу.

- Силен Ким, -- сказал он одобрительно. -- Коллега, что ли? Я ведь никого ни о чем не просил.

- Я действую сейчас только от себя, -- отозвался Ким. -- Все потом решим, капитан, ладно?

- Ладно. Как ты это делаешь? Сколько человек ты можешь прикрывать?

Странная, наверное, картина, подумал Йон: ночью в коридоре самой мрачной тюрьмы Телема стоят четыре человека, держась за руки, мирно так беседуют, а рядом капрал МИБ покорно ждет, когда они договорят.

Йон приблизил лицо к лицу Клю, они поцеловались.

- Я видел тебя во сне, -- шепотом сказал Йон.

Клю, улыбаясь, еще раз чмокнула его в губы.

- Я бы тебя тоже увидела, только я не спала, -- тоже шепотом ответила она.

- Прикрывать могу всех, кто со мной в физическом контакте, -- говорил тем временем Ким. -- Это с гарантией. Может, мог бы прикрывать и бесконтактно, но не пробовал и поэтому не рискую.

- Понятно. А скольких ты можешь контролировать?

- Точно не знаю. Много. Столько, сколько меня видят -- столько и могу.

- Тебя видят? Не ты, а тебя? Ясно... Ментальный щит?

Ким восхищенно щелкнул языком.

- Ну, ты даешь, капитан. Да, ментальный щит.

Таук усмехнулся.

- Я просто много читал. Ты не Майк Джервис случайно?

Ким нахмурился.

- Отчасти... да, Джервис.

Ни Клю, ни Йону это имя ничего особенного не сказало: имя Джервиса очень редко упоминалось среди имен Рыцарей, куда реже, чем имена Фродо Таука, Роби Кригера или Стивена Сатклиффа.

Таук же присвистнул:

- Как я понимаю, Управление пустило тебя в ход, потому что испугалось происходящего? Ты -- энергомасса или биоклон?

- Биоклон.

Клю вздрогнула.

- Ого-го... -- Легин потер лоб свободной рукой и на секунду задумался.

- Реми на "Лосе"? -- спросил Йон тем временем.

- Да, все наши на "Лосе", -- ответила Клю. -- Мы пойдем на другой корабль.

- Это на какой еще?

- На мой, -- не поворачиваясь, пояснил Ким, продолжавший смотреть на Легина.

- Хорошо. Принимается, -- сказал Таук наконец. -- Другого выхода все равно нет. Есть у нас пара минуток в резерве? Я бы спросил этого капрала, где наши с Йоном вещички или как и у кого это можно узнать. Под ментальным щитом мы отсюда можем вынести полздания... хотя особо задерживаться, конечно, не стоит. Но у меня там, понимаешь, много полезного...

Ким покусал губу.

- Ну, давай. Сможешь идти в отрыве от меня? Тебя подстроить?

- Подстрой, пожалуйста, -- кивнул Легин.

- Только учти, я дикарь в этих делах, -- предупредил Ким. -- Все на уровне каменного топора.

- Мне бы такой топор, -- усмехнулся Легин. -- Сколько у тебя мощность? Тысячи две вуалей?

- Пять.

Легин длинно свистнул.

Ким плотно зажмурился, не отворачиваясь от Таука, и на секунду приблизил свое лицо к его лицу. Йон видел, как Легин инстинктивно отшатнулся, глаза его расширились, рот приоткрылся -- Йон мог бы поклясться, что первый раз в жизни на секунду увидел испуг Таука!

- Теперь отойди, -- сказал наконец Ким, открывая глаза. Он сразу же начал яростно протирать правый глаз освободившейся правой рукой, бормоча: "щиплет-то как, zar-razah... что значит -- ночь не спать...".

Легин сделал шаг, другой... Видимо, он продолжал видеть и Кима, и Йона с Клю, потому что он удовлетворенно кивнул и двинулся к капралу.

- Ким, коллега, спроси его про вещички, -- попросил он через плечо.

Ким обернулся к Йону и Клю:

- Ребята, а вам все еще надо крепко-крепко за меня держаться. Как вы, нормально?

- Мы -- отлично, Ким, -- мужественно ответила Клю.

- Вы там тогда уж про мой пистолет тоже спросите, -- набравшись храбрости, сказал Йон Киму. Этот странный тип все больше и больше возбуждал в нем страх.

- Спрошу, Йон, -- ответил Ким и глянул на писателя. Тот мужественно выдержал мрачный натиск его взгляда. Ким отвел глаза.

- Да не бойтесь вы меня так, -- с досадой произнес он, во главе цепочки подходя к послушно ждущему капралу. -- Клю, ну хоть ты скажи ему, что меня не надо бояться.

- Я скажу, -- пообещала Клю. -- Только потом. Я тебя и сама, знаешь, как боюсь? Когда ты меня через главный вход Красного Дома вел, я чуть не померла со страху. Думаешь, я их боялась? Я тебя боялась.

Ким только покосился на нее и длинно вздохнул. Потом повернулся к капралу и деловито предложил:

- Ну что, господин заслуженный ветеран Министерства, будем отвечать на мои вопросы?

- Будем, -- глухо ответил капрал.

часть третья

ПРАРОДИНА ЧЕЛОВЕЧЕСТВ

- Салям алейкум, -- как можно почтительнее проговорил Донаб, слегка (как, он видел, здесь делают) кланяясь пожилому фермеру. -- Тотакаллям бель араби?

Лицо старика ничего не выразило -- ни понимания, ни узнавания, ничего. Ноль эмоций. Он продолжал стоять в воротах, сжимая в руках тяжелое помповое ружье. Ствол не был направлен на незваных гостей, но не был и опущен: фермер держал его наискосок, ствол возле левого плеча, чтобы было ясно, что разворот оружия в боевое положение не займет у него много времени.

Донаб оглянулся на Джессли и нервно облизнул губы.

- Может, попробуешь на фарси? -- пробормотал он на линке, но, не дожидаясь ответа, вновь повернулся к старику и, преувеличенно артикулируя, громко спросил: -- Мумкен наам хуна? Нахну сьяха мен Кабир-Мина. Саадуни!

Никакой реакции.

Тогда Джессли, скромно-прескромно выглядывая из-за плеча Донаба (и ни в коем случае не глядя прямо в глаза старику, как и советовал путеводитель), проговорила:

- Хохешмишона... Иджеза аст дохэльшавам? Хобит. Ман джохонгардам аз Кайхон-Мина хастам. Шома фарси баладид?

Старик шевельнулся. Густые седые брови задвигались, край седой бороды показался, опускаясь, из-под лицевой повязки. Слышно было, что фермер раскрыл рот и вдохнул.

- Пэндже долер, -- невнятно произнес он наконец сиплым голосом, и угольно-черные глаза под бровями неприятно сверкнули.

- Чанд? -- растерялась Джессли.

- Пэндже долер, -- тверже и отчетливее повторил старик.

- Что он говорит? -- прошипел Донаб.

- Денег просит, -- шепотом ответила Джессли. -- Пятьдесят долларов.

- Да он охренел совсем. Да я ему...

- Тихо ты! -- испугалась Джессли. -- У него ружье! Ты с ума сошел? А если он выстрелит? Тихо! -- и, повысив голос, вновь обратилась к старику: -- На, ин геран аст. Бебахшид, ман хэйли кам пуль дарам!

Старик нахмурился и медленно опустил ствол таким образом, что он, еще не будучи нацелен на визитеров, тем не менее стал смотреть примерно в их направлении. Джессли замерла, но Донаб возмущенно набрал воздуха в грудь и совсем уже было заговорил, только старик не дал ему открыть рот весьма действенным способом: ствол резко и окончательно повернулся к гостям.

- Ходохафез, -- закончил переговоры фермер и сделал шаг назад. Массивные ворота, приоткрытые ровно на ширину плеч старика, покатились влево и с тяжким толчком ударились о балку. С внутренней стороны ворот залязгали запоры, и наступила тишина: сквозь трехметровый забор и мощные ворота даже не было слышно, ушел хозяин или еще стоит у входа, наблюдая через какую-нибудь щель за пришельцами.

Донаб резко развернулся и зашагал обратно к дороге, каждые два шага возмущенно фыркая. Джессли ничего не оставалось, как последовать за ним. Чтобы срезать угол, она запрыгала по придорожным камням и наконец спрыгнула на серо-черное полотно древнего асфальта, изрезанное поросшими мелкой травкой трещинами.

- Стой! -- крикнула она Донабу, который, будто и не слыша ее, зашагал вниз по шоссе. -- Стой! Нам не туда! Нам в другую сторону! Путеводитель...

Донаб обернулся, будто на пружинке.

- Путеводитель? -- зловеще протянул он. -- Путеводитель! В твоем путеводителе сказано, что это самая гостеприимная местность Старой Таврии! Там сказано, что в двадцатом году команда Рестингауза прошла весь полуостров за три дня и не потратила ни пенса! Там сказано, что здесь говорят по-арабски, по-турецки и на линке! Где это все? Где? Мы здесь уже скоро сутки, мы спали на камнях, мы ничего не ели весь день, ни одна собака не дала даже напиться, по-арабски вообще никто ни бум-бум, не говоря про линк, а контрольная точка, между прочим, как была в двух тысячах километров отсюда, так и осталась, а мы за день прошли из них тридцать! А до выхода на третий этап меньше шести суток! А условия чемпионата вашей дурацкой Лиги запрещают хайкать авиасредства!

Джессли протянула было руки, чтобы успокоить разбушевавшегося напарника, но тот отступил на пару шагов и только заорал громче:

- Когда я после колледжа ездил хайкать, я ездил по правилам Академии путешествий и был счастлив! Это все твой братец! Чемпионат! Да я чихать хотел на ваш чемпионат! Я зарабатываю в три раза больше, чем могу выиграть в этом долбаном чемпионате! И еще связался с девчонкой! На Землю -- с девчонкой! Уму непостижимо! Все, я прекращаю участие в чемпионате. Дальше можешь идти одна!

Джессли не выдержала.

- Да я за эти три дня уже восемьсот тысяч раз пожалела, что пошла с тобой в паре! -- завопила она так, что у самой зазвенело в ушах. -- Ты худший мой напарник за все три года! Ты только и делаешь, что ноешь! Ты ничего не знаешь и ничего не хочешь узнавать! Чего в путеводителе нет -- то для тебя не существует! Ты все время обвиняешь меня в своем неумении справляться с нештатными ситуациями, а того понять не можешь, что в хайкинге каждая ситуация нештатная! Ты... ты...

Запал Джессли внезапно угас, и она махнула рукой.

- Иди, куда хочешь. Иди.

Некоторое время Донаб ненавидяще сверлил ее взглядом, затем резко повернулся, пнул придорожный камень, подняв красиво осветившуюся закатным солнцем тучу пыли, и зашагал вниз по дороге.

С минуту Джессли смотрела ему вслед. Дорога спускалась вниз довольно резко, и Донаб быстро скрылся за поворотом. Джессли отвернулась и глянула вверх по дороге. Из-за голой вершины холма виднелись недалекие темные склоны гор. По сравнению с окрестными холмами, окружавшими поселок и фермерские угодья, горы казались дикими, черными и странно изломанными. В ту сторону вела только одна дорога -- та, на которой Джессли стояла. Никакого транспорта ни в одну, ни в другую сторону не было. Не было с тех самых пор, как они прошли уютно прячущийся между холмами поселок, свернули с уходящей круто к северу трассы и стали подниматься к горам, почти вдоль моря. Она откинула со лба прядь волос. Солнце садилось, но было еще жарко (хотя ночью должно было стать опять холодно -- даже путеводитель отмечал, что вплоть до начала июня ночи здесь довольно прохладные). С внезапным ожесточением Джессли расстегнула рубашку: при Донабе ей почему-то вовсе не хотелось раздеваться, из-за этого она даже не стала днем купаться. Хотя с прежними напарниками ничего подобного не было. Подтянув рюкзак, она зашагала вверх. Солнце острым желтым клинком светило ей в правый глаз, но она упрямо не хотела доставать из бокового кармана рюкзака черные очки -- потому, что Донаб эти очки хвалил. Она была очень зла на Донаба.

Перевалив седловину между холмами, Джессли стала спускаться. Судя по всему, это был последний спуск перед горами, которые теперь во всей своей мрачной красе громоздились впереди. Было видно, что дальше дорога поднимается резко вверх.

По карте -- семь километров, подумала Джессли. И еще один поселок. Там показана биостанция, наверное, на ней есть люди, говорящие на линке. К полуночи, наверное, дойду. Буду проситься.

Когда начался подъем, она поняла, что семь километров по горам, да еще в темноте, не осилит. Быстро темнело. В растерянности она остановилась. Обернулась назад. Пустая дорога темнела в холмах, вдали справа мерцали огоньки -- между холмами проглядывали крыши поселка у моря.

- А этот нытик, наверное, сидит теперь там где-нибудь в кафе и жрет, -- вслух, специально чтобы разозлиться, сказала Джессли.

И тут над холмами появился глайдер.

Видимо, он шел над самой дорогой, иначе Джессли увидела бы его раньше. В носу глайдера сверкал характерный бело-голубой прожектор: полиция.

Может, попробовать застопить полицию? Глайдеры по правилам нельзя...

Впрочем, долго раздумывать ей не пришлось. С глайдера ее заметили, и, заложив вираж над дорогой, машина осветила ее голубым лучом.

- Стойте на месте! -- прокаркал громкоговоритель на линке. -- Полиция! Проверка документов! Если понимаете меня, поднимите руки!

Испуганная Джессли подняла руки.

Быстро погасив скорость, глайдер со стуком опустился на асфальт. Здесь, вдалеке от поселка, полотно было относительно целым, но под тяжестью машины покрытие затрещало. Распахнулись дверцы, и на асфальт спрыгнули двое полицейских в серо-желтой форме с голубыми повязками Конфедерации на рукавах. Оба были совершенно одинаковые -- черноволосые, смуглые, плосколицые.

- Сержант Хо, патрульная служба автономии. Ваши документы, -- отрывисто сказал тот, что вышел с водительской стороны. -- Не делайте резких движений.

Джессли испугалась еще больше: второй вынул из кобуры пистолет, и ствол смотрел на нее.

Она медленно открыла нагрудный "ксивник", медленно вытащила зеленую карточку имперского паспорта и голубой бланк удостоверения участника чемпионата, медленно протянула полицейскому, стараясь унять участившееся дыхание.

На шлеме полицейского зажегся фонарик, осветивший документы.

- Чемпионат по планетарному хич-хайкингу? -- с оттенком удивления проговорил сержант Хо. -- А почему здесь? Почему именно в этой местности?

Джессли помедлила, формулируя ответ.

- Я шла с напарником, но мы расстались... В общем, чемпионат идет среди пар или индивидуалов. Мы шли парой. Все участники должны были для прохождения земного этапа выбрать себе точки входа, не ближе, чем за тысячу двести миль... ну, две тысячи километров от контрольной точки выхода на следующий этап. Причем чем дальше, тем больше дополнительных очков. Мы решили не очень напрягаться, потому что у нас было много очков с первого этапа. По карте выбрали центр полуострова для посадки, взяли с орбиты челнок до космодрома в Ак-Меcджиде, но там были какие-то проблемы на космодроме, и нас посадили на площадке в Кефе. Предлагали всех бесплатно отправить аэробусом до Ак-Меcджида, но по правилам нам после посадки на точке входа можно пользоваться только наземными или водными средствами. За день мы доехали только досюда. Сегодня вечером мы решили расстаться. Напарник, наверное, сошел с маршрута, но я решила продолжать движение.

Молча слушавший ее сержант чуть заметно кивнул и что-то сказал по-ханьски. Второй полицейский убрал оружие.

- Куда сейчас направляетесь? -- спросил сержант.

- Хотела к середине ночи добраться до биостанции на той стороне мыса, -- объяснила Джессли, показывая рукой на горы.

Сержант покачал головой.

- Сейчас нельзя. Да вы, наверное, не в курсе. У вас путеводитель какого года?

- Тридцать пятого.

- А, тогда все ясно, -- сказал сержант. -- Вы уже на территории заповедника. Отсюда до биостанции -- территория локального заповедника Черная Гора. В тридцать пятом прежняя администрация еще разрешала движение по дороге на биостанцию в любое время, но с тех пор многое изменилось. Десять лет ведь прошло, сударыня! У нас тут переселенцы из Фарса, вся территория от Кефе до заповедника и к северу до Кучук-Керима отошла переселенцам после катастрофы Большого Ширазского Синтезатора.

Джессли только головой покачала: она понятия не имела не только о Большом Ширазском Синтезаторе и его катастрофе, но и о том, где это -- Фарс.

Второй полицейский, так и не проронивший ни слова, повернулся и полез в глайдер. Сержант Хо помедлил.

- Вообще говоря, я обязан заставить вас вернуться к границе заповедника: передвижение по территории заповедника после заката и до восхода не разрешается даже по дороге. Через два километра дорога кончается, и начинается пешеходная горная тропа, которую можно проходить только днем -- ночью вы можете не увидеть вешек и соскользнуть вправо, в долину, или -- еще хуже -- влево, к морю, а мало вам там не покажется -- там высоты до четырехсот метров. Вы могли бы пойти по автомобильной дороге, но для этого надо было сворачивать вправо еще километра полтора назад, и там не семь километров, а все семнадцать -- так вы и до завтра не дойдете. Но раз уж вы такая смелая и вообще хайкер... Мой вам совет -- заночуйте у дороги. Ночь будет не холодная, а до утра все равно лучше не двигаться.

- Спасибо, господин сержант, -- сказала Джессли вдогонку.

- Не за что, -- отозвался полицейский уже из машины, глайдер загудел, засвистел, поднялся и улетел дальше вдоль дороги.

Делать было нечего. Джессли сошла с дороги, нашла повыше в камнях уютную ложбинку, закрытую от ветра с гор густыми зарослями каких-то кустов, и стала устраиваться. Над морем, невидимым за зарослями, всходила луна. Далеко позади светились огоньки в поселке, и равномерно мерцал в просвете дальних холмов маяк в Кефе, в тридцати километрах отсюда.

Джессли раскатала на более или менее ровном месте термоизолирующую подстилку, вынула из рюкзака полуторакилограммовый контейнер со спальным мешком и с усилием отжала западающую с прошлогоднего ночлега в снегу защелку воздухозабора. Раздался знакомый свист, похожий на всхлипывание, нижняя крышка контейнера откинулась, и мешок стремительно пополз в длину и в ширину, всасывая воздух во все километры своих тончайших внутренних капилляров. Через полторы минуты мешок надулся вполне удовлетворительно, и Джессли защелкнула воздухозабор.

Поднявшись на ноги, она внимательно огляделась. При лунном свете было бы видно неплохо, но луну закрыли поднявшиеся над морем облака, и только слабый отсвет освещенных сверху туч позволял определить, где двумя громадами высится Черная Гора. Еле заметная багровая полоса виднелась в небе на северо-западе, среди дальних отрогов хребта. Позади мерно мигал маяк. Становилось холодно. Джессли открыла в верхней части мешка карман для одежды. Затем аккуратно пристегнула лямку рюкзака к специальной петле мешка. Поежилась: нет, слишком холодно, спать нужно в закрытом мешке, надо было раздеваться. Она в полминуты стащила с себя все, запихала в карман мешка, застегнула его и нырнула в мешок сама, дрожащими от холода руками затягивая молнию за собой. Мешок тут же охватил ее, как перчатка, и она почувствовала знакомую атмосферу изолирующего спальника -- парадоксальную смесь тепла и прохлады. Мешок через капиллярную систему принялся отводить избыточное тепло от тела, одновременно согревая более холодные участки кожи. Джессли не первый год проводила изрядную часть каникул, ночуя в изолирующем спальнике, и реакция на это ощущение у нее выработалась самая здоровая: едва опустив голову на подголовник мешка, она крепко уснула.

Она проснулась от мягкого, но сильного толчка. Один раз, на Чжунго, три года назад, во время первого в ее жизни чемпионата, она испытала нечто подобное, и теперь знакомая паника мгновенно разбудила ее. Землетрясение! В ужасе протирая глаза левой рукой, правой она пыталась расстегнуть мешок и не могла: как будто что-то придавило его край. В мире царствовал предутренний густо-серый сумрак. Что-то угольно-черное нависало над ней. Обвал! Насыпались камни! Но почему так тихо? Она определенно проснулась от сильного толчка, но почему камни не шумят? Она слышала негромкое похрустывание прямо рядом с собой, но это было все. С минуту Джессли яростно рвалась из мешка и вдруг остановилась, пытаясь взять себя в руки. Так, стоп! Что со мной? Что это черное? Почему я не могу открыть мешок?

Вдруг что-то тихо зашипело, потом послышался звук работающих крупных сервомоторов, что-то лязгнуло по камням, опять шипение -- и все стихло. Джессли замерла, как мышь. Звуки были явно машинного происхождения. Откуда? Где-то рядом машина, у которой открылась дверца? Ни фига себе, что же это за машина -- с такими моторами на дверце!

Раздались шаги. Кто-то -- несколько человек -- спускались по какой-то наклонной плоскости. Шаги зашуршали по камням -- совсем рядом. Люди остановились.

- Красивое место, -- прозвучал мужской голос.

Говорили на линке, без какого-то особого акцента. Джессли зажала себе рот той рукой, которой протирала глаза -- от испуга очень хотелось завопить что есть мочи.

- Не видно ничего, -- отозвался другой голос, мягкий и негромкий. -- Темно еще.

- Тут и правда красиво. -- Третий говорил несколько в нос и с отчетливым акцентом, вот только с каким -- Джессли не поняла. -- Но сейчас еще не сезон. Весна тут неважная. Вот в июне настоящая красота. Я тут бывал.

Несколько шагов, зашуршали камушки, что-то хрустнуло.

- Три сорок пять по местному, час сорок пять по абсолютному, -- это первый голос. -- Еще пятнадцать минут.

- Светает. -- Этого голоса Джессли еще не слышала: значит, четверо?

- Рассветет не раньше чем через час, если не позже. -- Это второй, мягкий и негромкий.

- Ты уверен, что они справятся с маскировкой? -- четвертый голос, чуть звонковатый -- наверное, молодой; и еще Джессли отчетливо уловила знакомый выговор. Портмен?

- Не волнуйся. -- Первый. -- Фактически они с ней уже справились. Там ничего не надо делать. Схему маскировки дистанционно поставил им я, это та же схема, по которой шли мы. Не волнуйся, через пятнадцать минут они будут здесь. Очень хорошая ложбинка: лось встанет впритык, и под маской ниоткуда не будет видно.

Какой лось? Какая маска? О чем они?

- Обойду машину, посмотрю, как встали. -- Второй, мягкий.

- Фонарик есть?

- Конечно.

Раздались тяжелые, уверенные приближающиеся шаги, посыпались камушки, мелькнул свет, и вдруг прямо в лицо Джессли уперся яркий белый луч. Джессли тихо ойкнула и зажмурилась. Шаги остановились.

- Ogosspodi, -- произнес мягкий голос на неизвестном языке и тут же поспешно добавил на линке: -- Тише только, ладно? Не кричите. Вам никто не причинит зла. Вы меня понимаете?

Джессли торопливо и беззвучно закивала, не открывая глаз.

- У нас тут проблема, -- тем временем продолжал обладатель мягкого голоса, судя по звуку -- отвернувшись от Джессли.

Послышались шаги.

- Какая проблема? -- спросил тот, гнусавый, с акцентом.

Джессли слышала, как мужчины подошли и остановились рядом с ней.

- Замечательно, -- сказал первый. Ей нравился этот голос. Уверенный, сильный и совсем не злой. Теперь она вдруг поняла, что ее так раздражало в Донабе: голос. -- Ну просто замечательно. Повезло так повезло. Мы сели на туристку. -- Обладатель уверенного голоса устало засмеялся.

Кто-то присел рядом с Джессли на корточки.

- Девушка, да вы нас не бойтесь, -- сказал тот, что говорил с акцентом. Нет, пожалуй -- не в нос, это у него просто интонации такие. -- Раз уж мы сразу вас не раздавили, самое страшное позади. Вы хоть одна? Случаем, под машиной никого больше нет?

- Я одна, -- тихо, почти шепотом (голос пропал со страху) отозвалась Джессли.

- Ну вот и славненько, -- заключил мужчина. -- Да не свети ты ей в лицо. Поставь фонарик, освети нас. -- Он распрямился. -- Девушка, вы разжмурьтесь, разжмурьтесь. Посмотрите на нас. Ну? Видите -- мы совсем не страшные?

Джессли с опаской разлепила глаза.

Освещение ярким фонариком снизу -- не лучший способ разглядывать незнакомые лица, конечно. Но вроде они и на самом деле не были такими страшными...

Только все четверо почему-то с бритыми головами. Блондин с короткой светлой бородкой, еще один -- совсем лысый, с округлым лицом; третий -- заросший по черепу и щекам равномерной темной щетинкой. Самым страшным был четвертый: огромный, неимоверного роста, с гигантскими ручищами, ужасной спутанной бородой и мрачными густыми бровями.

- Ну, видите? -- мягким, интеллигентным негромким голосом спросил страшный гигант. -- Не бойтесь. Все опасности уже позади.

- Как мы вас не раздавили -- ума не приложу, -- усмехнулся темноволосый с выговором портмена.

- Повезло. -- Акцент, оказывается, принадлежал лысому.

- Ну, поверните же голову, сейчас вы все поймете. -- Твердым уверенным голосом обладал блондин.

Джессли повернула и приподняла голову. Теперь, в рассеянном свете фонаря, она увидела блики на угольном изогнутом борту... короткую широкую опору, упиравшуюся в край ее мешка...

Корабль!

Рядом с нею опустился на приглянувшуюся ей ложбинку космический корабль, и его посадочный упор прижал край ее мешка!

Джессли опять зажмурилась и сердито сказала:

- Помогите мне вытащить край мешка и на пару минут отвернитесь. Мне надо одеться.

Она уже не сомневалась, что вляпалась во что-то гораздо более серьезное, чем потеря партнера или даже изгнание из чемпионата. Однако неизвестные оказались вполне джентльменами: они подождали, пока она оденется, они помогли ей скатать мешок и подстилку, они поднесли ее вещи к люку корабля, упиравшемуся в камни ложбинки. Корабль стоял, заполнив собою западную сторону ложбинки -- массивный, грушевидный, высотой с четырехэтажный дом. Джессли только теперь задним числом до дрожи испугалась того, что с ней случилось бы, встань посадочный упор на полметра ближе к центру лощинки.

Ее привели в кают-компанию и посадили, откатив кресло от стола. При ярком свете Джессли застеснялась пыльных волос, заношенной кожанки, потрепанного рюкзака. И даже нашивки трех чемпионатов на клапане рюкзака показались ей в этом месте бледными и неубедительными.

Лысый -- тот, что с акцентом -- сел прямо перед ней, огромный бородач с мягким голосом -- по другую сторону стола. Темноволосый со щетиной устроился в торце стола, блондин с бородкой скромно встал у стенки. Там он немедленно начал то приподниматься на носках, то совершать длинные волнообразные движения всем телом -- разминался. Джессли хорошо знала эти движения: так выглядит разминочная гимнастика форсблейда, так время от времени делал (если думал, что на него не смотрят) ее кузен Томми, когда приезжал на семейные праздники. Кузен Томми служил в гвардии Пантократора. Тут Джессли опять стало страшно. Блондин был одет хайкером, как и она сама, но хайкером точно не был.

Лысый, не глядя ей в глаза, сказал:

- Приносим наши извинения за этот инцидент. Мы не применили сканирования посадочной точки, так как никому на борту не пришло в голову, что в этой местности ночью может оказаться человек. Тем не менее мы перед вами виноваты. Из-за нашей собственной небрежности... Впрочем, сначала ответьте на несколько вопросов. Кто вы и что здесь делаете?

Джессли быстро ответила:

- Вина только моя, конечно, при обычных условиях тут никого не могло быть. У меня нет никаких претензий. Я -- Джессли Энгельхардт, мне восемнадцать лет, я закончила второй год постградуального обучения в Восьмом университете метрополии Космопорта, специальность "внеамбулаторная психогенная медицина". Я -- член Лиги свободного планетарного туризма и сейчас участвую в чемпионате Лиги. Иду... иду одиночкой: у меня был напарник, но мы с ним поссорились. Иду из Кефе, чтобы попасть на северную трассу и поймать машину на север. Контрольная точка этапа -- в Стокгольме, Скандинавия...

- Она говорит правду, -- кивнул лысый.

Блондин подтвердил:

- Да, она действительно хайкер.

Лысый бросил на Джессли мгновенный взгляд, от которого ей стало еще страшнее.

- Вы психократ, -- сказала она лысому задрожавшим голосом. -- Не надо на меня так давить. Я чувствую. Я сама психократ, у меня психосила девяносто вуалей.

Лысый смутился.

- Извините, это непроизвольное. Я не могу контролировать психодавление. Давайте я на вас просто не буду смотреть. Получилось так, что вы попали на борт спецкорабля. Я -- полковник Управления безопасности человечеств и обязан вас задержать, тем более что вы и сами признали свою вину.

- Но позвольте, -- запротестовала Джессли. -- Чем я вам помешала? Я не занимаюсь политикой и не лезу в дела УБ. Я участвую в чемпионате по хайкингу! Я выйду к биостанции, поймаю машину до трассы Таврия-Скандинавия и никому не скажу, что вас видела.

- Неубедительно, -возразил лысый. -- Как мы можем быть уверены, что не скажете? Это не значит, что мы вам не верим, просто мы -- в настолько сложной ситуации, что совершенно не можем рисковать. Извините. Мы все-таки вас задержим. Мы гарантируем вашу личную безопасность.

Джессли опустила голову. Странно, но ей полегчало. Сначала эта лажа с посадкой, потом этот противный Донаб, теперь еще корабль на нее чуть не сел. Ну не заладился у нее чемпионат в этом году, и она ведь это заранее чувствовала. Надо было признать очевидное и ехать просто на какой-нибудь курорт, и завязывать с тинейджерскими развлечениями. На курорте, глядишь, познакомилась бы с кем-нибудь, а то в этом хайкерском братстве еще и секс запрещен!

- Хорошо, -- проговорила она наконец. -- Воля ваша. Я подчиняюсь.

- Капитан, -- через плечо сказал лысый. -- Есть у нас свободная каюта?

- Нет, -- отозвался бородач. -- Можно пока поместить ее к Марше. У Хайке уже спит Клю.

На поясе капитана курлыкнул мультиком. Он нажал клавишу ответа, услышал что-то в наушнике и сказал в микрофон своего веббера:

- Хорошо, проведи их на посадку. Там пилот неопытный, подстрахуй его, если что. Я сейчас буду.

Он встал.

- Идемте, барышня, я провожу. Ребятки, отправляйтесь в рубку, "Лось" садится.

* * *

- Еще раз повторяю, -- терпеливо повторил Миша. -- Вы не обязаны подчиняться моим приказам. Вы служите в гражданском Космофлоте и не давали присяги, и имеете полное право следовать пункту 16-11 и не выполнять приказов, которые представляются вам не соответствующими и т.п. Я -- другое дело. Я получил каперанга только потому, что дал присягу и перешел в военный флот. Вот мой начальник, старший по операции. Если у вас есть такие серьезные возражения -- вы свободны.

Хайке и Марша переглянулись.

- Господин капитан первого ранга, -- официальным голосом произнесла Марша и от волнения встала. -- Мы -- не какие-то штатские крысы. Мы обе давали присягу и имеем военные звания. У меня за плечами восемь месяцев службы в условиях боевой операции, я участвовала в подавлении пиратства на Нижней Оси. Мы направлены на "Вездеход" командованием Специальной службы Космофлота с тем, чтобы способствовать выполнению особо секретного задания, в суть которого нас, конечно, никто не посвятил. Но нам сообщили, что по возвращении на Землю "Вездеход" открыто пойдет в Париж, в комплекс Мон-Валь-де-Марна. Мы понимаем, что ваши и командира операции планы изменились. Мы не спрашиваем, что именно изменилось. Мы просто просим гарантий, что все мы продолжаем выполнять задание и что не происходит ничего противозаконного.

Девушки снова переглянулись, и Марша села.

- Так. -- Миша побарабанил могучими пальцами по консоли. -- Вы, значит, тоже. Я-то считал, что вы не знаете, что участвуете в спецоперации. Впрочем, все ясно... -- Капитан с хрустом провел рукой по свежевыбритому черепу и яростно почесал в бороде. -- Сдержки и противовесы, классическая федеральная политика... Ну что, полковник Волошин? -- повернулся он вместе с креслом к Киму. -- По-моему, уже не то что первая -- нулевая категория налицо. Открываем карты?

Ким нахмурился.

- Хорошо. Я сжато изложу ситуацию, как ее вижу я. Пожалуйста, Реми, дай меня у вас на борту по громкой связи, чтобы слушал весь экипаж. Вы все слушаете?

- Все в рубке, -- отозвался Реми. -- Может, дадите видео?

- Хайке, дай им видеопоток и от них возьми, -- кивнул Миша.

Бледная от волнения мичман Лахти провела несколько раз пальцами по консоли, коммутируя каналы. Вместо изображения предрассветного горного склона за броней возникла такая же, как на "Вездеходе", рубка (только стены там были не белые, а бежевые). Напротив консоли "Вездехода", объемные и близкие, сидели за своей консолью члены экипажа "Лося".

Ким оглянулся. Позади консоли, на так называемых гостевых местах, находились Клю, Йон и Легин. Впрочем, на голове Таука, хоть он и сидел в гостевом кресле, был полученный им от капитана Муханова веббер, так что Легин сейчас имел полный доступ ко всему оперативному управлению обоих кораблей.

Ким глянул вперед, в рубку "Лося". Хелианин Эвис и черноволосая Дойт Воганна в гостевом кресле выглядели очень усталыми. Реми, сидевший на центральном посту, смотрел собранно и уверенно. Ирам рядом с ним была спокойна и несколько мрачновата. Пост локации занимал Сакамото Ёсио, по лицу которого, как обычно, нельзя было определить его настроение.

Ким заговорил.

- Все знают историю с Lightning. У нас на борту -- Йон Лорд и Клю Мартен, которые сильно пострадали от них. То же относится к Реми Мартену, Сакамото Ёсио и Дойт Воганне на борту "Лося". "Лось" вообще захвачен нами у Lightning. Теперь дальше: операцией против основных сил Lightning руководил капитан первого ранга Легионер Таук из Управления Безопасности. Он у нас на борту.

История о том, как Таук, Лорд, Сакамото и Мартены попали с дальнего галактического Запада на Солнечную сторону -- особая история, и мы к ней еще вернемся.

Я был послан руководством УБ, чтобы найти Таука и вернуть его на Землю. Я выполнил этот приказ. Но в процессе его выполнения мы столкнулись с очень странными фактами.

Я -- биоклон человека, который работал в УБ два десятка лет назад. Этот человек был из параллельных потоков далекого прошлого и вернулся домой. Он обладал врожденным ментальным щитом мощностью пять тысяч вуалей. Миша, я понимаю, что этому трудно поверить, но это так, поэтому давайте не будем меня перебивать и просто дослушаем до конца. Потом будем уточнять неясное и принимать решения.

Исходя из того, что УБ для возвращения Таука на Землю пошло на создание биоклона с ментальным щитом (а это стоит очень дорого), и еще из ряда косвенных признаков, я делаю вывод, что руководству УБ нужен был разгром военных сил Lightning, что и произошло, но совершенно не нужно уничтожение или даже арест контр-адмирала Ямамото, который возглавлял эти силы. Иначе я не могу объяснить то, что Таука и экипаж "Лося" так настойчиво выводят из игры.

Капитан Таук утверждает, что, когда на Телеме его арестовывало Министерство Имперской Безопасности, спецназовцы были полностью в курсе того, кто он такой: они находились под воздействием химических психощитов типа альфастопана, то есть предполагали использование против них психократических способностей высокой мощности; они целенаправленно брали именно его, оттолкнув Сакамото; и, наконец, капитан Таук уверен, что при определении его местонахождения в лисском метро спецназовцы использовали в качестве следяще-наводящего устройства браслет-регистр Таука, то есть знали его частоты, код и позывные.

Пока мы летели сюда, мы активно проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что, не дожидаясь моих действий, руководство УБ или даже руководители более высокого уровня сдали капитана Таука телемскому, а может быть -- и центральному управлению МИБ Империи Галактика, чтобы нейтрализовать его. Зная, какими высокими покровителями в руководстве Конфедерации располагала Компания и чиновники какого ранга входили в ее совет, так называемую шуру (а благодаря усилиям Йона Лорда мы точно знаем их имена), мы можем предположить, что кто-то намеренно вносит помехи в работу УБ против Lightning, а конкретно -- против адмирала Ямамото. Йон Лорд высказал ряд очень серьезных предположений относительно роли и личности самого Ямамото. Я готов кое с чем согласиться, однако у меня имеется более реальное предположение. Я считаю, что в заговоре Lightning против нынешнего политического устройства Конфедерации и вообще всей Галактики участвуют лица с самого верха политической структуры Земли. Видимо, уровень замешанных лиц -- выше уровня начальников управлений УБ (ведь капитан Таук и сам -- начальник управления). Методом исключения получаем первого заместителя начальника УБ генерала Макса Глумова, еще ряд заместителей начальника, самого начальника УБ бригадного генерала Отто Кауста и секретаря Галактического Совета по безопасности доктора Фернандо Рибейру. Выше -- только Президент.

Теперь о том, почему мы прибыли на Землю, в общем-то, нелегальным путем -- что, собственно, и вызвало протест у лейтенанта Ливингстон и мичмана Лахти. Когда мы ушли с Телема, капитан Муханов, не сообщая -- по моему указанию -- о присутствии на борту капитана Таука, запросил от моего имени связь с руководством УБ, а именно -- с генералом Рубалькабой, начальником Шестого управления УБ. Оперативным дежурным ему было отказано в сеансе связи. Тогда я вошел в сеть управления МИБ по Телему и выяснил, что тревога по поводу побега Таука и Лорда из Красного Дома была поднята еще до нашего взлета и сразу же после взлета "Лося", но, слава Богу, Реми успел увести "Лося" в гиперскачок с орбиты до того, как его попытались задержать. МИБ связало побег Таука и Лорда именно с "Лосем", так что мы спокойно взлетели -- если помните, нас даже не досматривали, потому что я, миллиардер Волошин, прибыл из города на "роллс-ройсе", и выходили мы даже не через VIP-зону, а через отдельный конфиденциальный проход, в котором мне ничего не стоило взять под свой психоконтроль всех, кто нас видел. В результате все таможенники, полицейские и пограничники под присягой покажут, что прошло там три человека, сколько и выходило. Еще троих они попросту не видели, равно как в ближайшие несколько недель не смогут увидеть их и на видеозаписи -- если она вообще делалась.

Я заключил, что МИБ сообщило о побеге Таука в УБ -- видимо, через тот же канал, через который УБ сдало им капитана. Следовало ждать сюрпризов. И сюрприз произошел. Когда мы вышли на дальние орбиты Стагола и находились вне контроля любых средств слежения -- и имперских, и федеральных, -- я связался с Рубалькабой по личному каналу. Он сделал вид, что не узнает меня. Я попытался применить ментальный щит, чтобы добиться у него ответа. Включились фильтры, и связь пропала: видимо, управленцы ожидали такого поворота. Пользуясь резервным каналом, я вышел напрямую на заместителя начальника УБ генерала Глумова. Увидев меня на экране, он схватил что-то со стола (я застал его в кабинете) и проглотил. Видимо, это был альфастопан или что-то в этом роде, потому что Глумов сразу перестал быть внушаемым. Конечно, мощности моего щита никакой альфастопан не может противостоять, разве что в смертельной дозе, но у меня не было времени преодолевать его действие, потому что у Глумова тоже сработал фильтр, и больше с ним связаться я не смог.

Тогда мы попытались действовать другим путем: я попросил капитана Муханова связаться с откомандировавшим его в мое распоряжение департаментом специальных операций Космофлота. Его вежливо и очень удивленно выслушал диспетчер, после чего сообщил, что в их штате капитан Муханов, лейтенант Ливингстон и мичман Лахти не значатся, о корабле "Вездеход", серийный номер сорок пять, они ничего не знают, не имеют такой машины в своем реестре, и, вообще говоря, серия джамперов кончается номером сорок четыре, а сорок пятый будет спущен со стапелей не раньше, чем через два месяца.

Ким замолчал. Марша и Хайке уставились сначала на него, потом на Мишу, потом друг на друга.

- Я проверил через сеть, -- сказал Миша. -- Ни меня, ни вас, госпожа лейтенант, ни вас, госпожа мичман, нет в штатном расписании департамента. Себя я нашел в штатном расписании департамента скоростных перевозок, на прежнем месте службы, с указанием "в длительном отпуске по состоянию здоровья", вас обеих -- с точно таким же указанием в штате Специальной службы флота, видимо -- на тех местах, откуда вас и перевели. Связываться с семьей я не стал, не хочу подвергать их опасности. Ясно и так, что планы начальства в отношении нашей миссии и нас самих поменялись, а что они умеют быстро и эффективно подчистить все следы и спрятать концы в воду -- это, я думаю, вы знаете и без меня. Говорят, когда в семьсот девяностом из-за разгильдяйства диспетчерской службы флота погиб крейсер "Бетлехем", комиссия Галактического Совета пять лет не могла найти концов -- весь экипаж числился живым и в отпуске, а крейсер -- в ремонте то на одной верфи, то на другой.

- Ты хочешь сказать... -- от волнения мичман Лахти забыла официальный тон. -- Ты хочешь сказать, что нас... списали? Это значит -- мы... вне закона?

- Это значит, -- ответил за капитана Ким, -- что нас всех втравили в самую грандиозную аферу в истории Галактики, что нам нужно, по-хорошему, рвать когти отсюда куда подальше, но мы решили добиться полной правды и ясности, пусть даже это рискованно и трижды рискованно. Мы действительно пришли на Землю нелегально, о посадке обоих кораблей не знает ни одна живая душа, ни одна диспетчерская нас не фиксировала, а системы слежения внешней обороны мы обманули.

Марша Ливингстон опустила лицо на руки, упертые локтями в консоль.

- Господи, как хорошо, что я одна, -- тихо сказала она. -- Миша, поклянись, что это все так.

- Христом Богом клянусь, vot-teh krest, -- отозвался Миша и торжественно перекрестился. -- А впрочем, проверь сама. Зайди на кадровый сервер флота и поищи себя. Только заходи не под своим логином. У тебя есть, скажем, курсантский логин со времен учебы?

- Конечно, -- отозвалась Марша и склонилась над консолью. Под ее ловкими пальцами в толще пульта раскрылся терминал выхода во внешние сети. Быстро передвигая руками по поверхности консоли, она вышла во флотскую сеть и зашла в ее закрытую от посторонних часть, в качестве логина и пароля набрав кодовое название своего училища и учетный номер специальности. Прошло около минуты. Марша подняла растерянное лицо.

- Все так, -- прошептала она и посмотрела на бортинженера. -- Хайке, тебя тоже нет, то есть ты показана в отпуске и в штате безопасности флота. Вот это да. Только не связывайся с семьей, ты их под такую угрозу поставишь!

Хайке чуть не плакала, но справилась с собой и довольно спокойно проговорила:

- У меня только родители, но они далеко, на Эриадоре. Я не буду с ними связываться. Миша, что же теперь делать?

Миша покосился на Кима. Тот вздохнул и сказал:

- У нас с Легином сегодня ночью созрело одно предложение, так что, поскольку все теперь в курсе, я думаю, стоит его обсудить.

Все повернулись к Тауку.

Йон, все это время молчавший, проговорил:

- Рассказывай, дружище.

Таук встал. Обросшее мягкой светлой бородой, его лицо было мрачно, начавшие отрастать волосы под светом потолочных панелей рубки казались совсем белыми. Таук быстро потянулся, звякнули пряжки на его хайкерской куртке.

- Предложение такое, -- сказал он тихо. -- "Лось" и "Вездеход" остаются здесь. Они сейчас замаскированы так, что обнаружить их можно, только наткнувшись на них. И, если никакие хайкеры больше не будут ночевать на этом месте, есть возможность, что дня три они смогут здесь простоять. А трех дней нам с Кимом за глаза хватит. В общем, идея вот какая... После того, как мы с ним в паре вышли из Красного Дома вместе с Клю и Йоном, вынесли оттуда наши вещи и еще кое-что в придачу, я понял, что вдвоем с ним мы спокойно можем попробовать пройти к Президенту и спросить старика Нормана прямо в лоб, что это за ерунда происходит, в конце концов.

Йон нервно засмеялся.

- Ты что? -- удивился Реми.

Клю тоже засмеялась:

- Не обращай внимания, братец. Мы с Йоном просто насмотрелись на этих двоих в паре. Если они сделают, как предлагают... -- Клю захихикала и не договорила.

- То что будет? -- спросила Ирам.

Подавив смех, Йон объяснил:

- Судя по тому, как эти ребята ходили с нами по Красному Дому, они не просто дойдут до Нормана и зададут ему вопросы, они еще и получат исчерпывающие ответы. Альфастопан альфастопаном, но никакой блокиратор не справится с мощностью Кима, а Легин сделает остальное. А включить какие-нибудь фильтры при личном общении будет трудновато.

Некоторое время все молчали, обдумывая услышанное.

- Ну как, Марша? -- спросил вдруг Миша своего помощника. -- Будешь участвовать в нашей противозаконной деятельности?

Марша вытерла уголки глаз и спокойно сказала:

- Я не вижу здесь ничего противозаконного. Если государство прогнивает настолько, что его высшие чиновники участвуют в заговорах и входят в сговор с преступными элементами, то честные граждане имеют полное право требовать отчета от избранных ими официальных лиц. В Конституции сказано...

- О, Боже, -- пробормотал Миша.

- ...в Конституции сказано, -- упрямо продолжала Марша, -- что в случае неудовлетворительного исполнения демократически избранной властью своих функций народ имеет право потребовать от чиновников устранения недостатков или даже сместить их любыми конституционными средствами.

- Люблю родную демократию, -- серьезно сказал Миша. -- До слез прошибает.

- Прошу прощения. -- Ким осторожно потряс Джессли за плечо. -- Придется мне вас разбудить, второй раз за сегодня. Слышите меня?

Джессли открыла глаза.

- Слышу, слышу. Будите, что с вами сделаешь. Я уже выспалась.

Она села.

- Я слушаю вас, господин полковник.

- Бросьте вы эти условности, -- поморщился Ким. -- Зовите меня по имени. Я -- Ким Волошин. Скажите, вам хочется все-таки принять участие в вашем чемпионате и даже, может быть, выиграть?

Джессли фыркнула.

- Еще бы. Начинаются провокации УБ. Подданную Империи вербуют, предлагая неодолимый искус. Только разрешите, я встану и умоюсь. Не отвернетесь на секунду?

Ким отвернулся. Джессли исчезла за пластиковой занавеской санузла крохотной каюты лейтенанта Ливингстон.

- Это на самом деле провокация, Джессли, -- вдруг, неожиданно для себя самого, сказал Ким. -- Я вам предлагаю участие в незаконных по форме действиях, которые направлены против крупного заговора внутри Конфедерации. Вы можете отказаться и благополучно просидеть здесь до конца нашей операции. Но вы нам нужны. Мы пойдем под прикрытием вашего чемпионата. Нас будет двое, я и капитан Таук. Прикрываясь участием в чемпионате и вами как его легальной участницей, мы собираемся дойти с вами до Харкива и повернем на запад, а вы можете ехать дальше в ваш Стокгольм. Мы могли бы идти и вовсе без прикрытия, просто используя психократические способности. Но это нас сильно вымотает. Проще воспользоваться путем, который нам подсказало ваше появление.

Джессли высунула голову из-за занавески.

- Вы это все серьезно?

Ким кивнул.

Джессли снова исчезла. Некоторое время в каюте царило молчание, только шумела вода за занавеской. Потом вода перестала литься, и Джессли вышла в каюту, закутанная в большое махровое полотенце и с мокрыми волосами.

- Вы, Ким, ставите меня в тупик. Зачем вы мне сказали? Просто пошли бы со мной, ничего не объясняя.

- Раз уж я упал на вас с неба, я хотел бы быть с вами честным и предупредить, что хочу вас использовать, -- отозвался Ким, сидевший в кресле. Джессли села на койку, ее голые колени оказались в паре сантиметров от коленей Кима. Тот криво усмехнулся.

- Вы очень странный человек, -- задумчиво проговорила Джессли, включив фен. Фен еле слышно запел, нагнетая ионное поле вокруг ее мокрых волос. -- ОЧЕНЬ странный. Я не могу вас почувствовать, а я же сильный психократ, да еще и врач. Если вы -- психократ такой силы, то как это вы не можете контролировать психонажим? -- Она пристально взглянула в лицо Киму и, напрягшись, выдержала его взгляд. -- Ой-ей, ну и мощность... Сколько? Триста вуалей? Больше?

- Больше, Джессли. Много больше.

- Ну, сколько там может быть? У Михаила Воронова семьсот десять, это зафиксированный максимум.

- А как насчет пяти тысяч?

Джессли подпрыгнула на койке, выронив фен.

- СКОЛЬКО?!! Ким, вы в своем уме? Что вы мне рассказываете?

Ким мрачно усмехнулся.

- Естественно. Мой случай секретный, вы о нем не знаете.

Некоторое время Джессли молча смотрела на него.

- Да быть не может, -- сказала она наконец. -- Случай Майка N.? Это же было чуть не двадцать лет назад. Ему сейчас, должно быть, сорок пять или около того.

Ким озадаченно потер подбородок.

- Откуда вы знаете?

- Я же изучаю психогенную медицину, -- пожала плечами Джессли. -- В учебнике Монтика описан случай передвиженца из параллельно-прошлого временного потока Майка N., обладавшего врожденным ментальным щитом.

- Ах, Монтика... Да, он был тогда моим наблюдающим врачом.

Джессли замотала головой.

- Не может быть.

- Может. Я -- биоклон Майка N. Меня изготовили неделю назад, взяв за основу личность Майка, соответствующую шести его биогодам после возращения в свой поток. Так что я сейчас только на шесть лет старше себя-тогдашнего. Кстати, я при изготовлении клона облысел. Они мне обещали, что волосы отрастут, но пока что-то незаметно.

Джессли живо придвинулась к Киму и скомандовала:

- А ну, закройте глаза и дайте мне осмотреть ваше лицо.

Ким закрыл глаза. Джессли стала осторожно щупать его уши и веки.

- Так. Теперь откройте глаза, только постарайтесь все-таки не давить на меня.

Ким послушно открыл глаза и стал глядеть в потолок, а Джессли приблизила к нему свое лицо и пристально уставилась на радужную оболочку его глаз.

- Да, -- сказала она наконец и отодвинулась. -- Вы биоклон. О Господи. Вот так штука.

Она посмотрела на Кима с каким-то новым выражением.

- Вам, наверное, очень нелегко? -- проговорила она после некоторой паузы.

Ким поднялся.

- Врать не стану, -- ответил он, глядя на Джессли сверху вниз. -- Мне и вправду невесело. Но мне очень приятно, что вы так по-деловому и здраво отнеслись ко всему. Вы умная барышня, очень симпатичная, и мне приятно будет идти с вами до Харкива.

Джессли смутилась, опустив голову. Завившиеся кольцами два светлых локона, знак принадлежности к хайкерскому братству, упали ей на лицо.

- Отвернитесь еще раз, -- тихо сказала она наконец. -- Я оденусь. Кстати, я все-таки вышла из чемпионата. Так что я могу ехать и не в Стокгольм. Я могу всем говорить, что мы из пятой группы, а не из четвертой. А у пятой группы контрольная точка этапа -- в Париже. Я могу вас провести по Европе. Вам там без знания хайкерских реалий будет трудновато.

Она сбросила полотенце на койку, глядя на голый затылок Кима, и внезапно ощутила странный наплыв эмоций. И сама на себя рассердилась: с партнерами-хайкерами никогда так не бывало, а ей при них случалось бывать и нагишом. Он биоклон, старше меня лет на двенадцать, и вообще очень странный тип, сказала она себе и торопливо натянула белье.

- А вы знаете, Джессли, давайте так и сделаем, -- сказал Ким, не оборачиваясь. -- Нам ведь как раз в Париж и надо.

Джессли торопливо одернула майку и принялась натягивать джинсы.

- Можете поворачиваться, -- чуть хриплым голосом сказала она.

Ким обернулся, очень внимательно на нее посмотрел, но ничего не сказал.

- Вещи все брать? Мы сейчас уходим? -- спросила его Джессли, смутившись.

Ким поразмыслил.

- Да, берите. Если и не прямо сейчас, то ночевать здесь еще раз вы точно не будете. Давайте, я поднесу рюкзак.

Они спустились по лесенке в центральный ярус и вошли в рубку. На центральном посту сидел, громоздясь горой в рабочем кресле, капитан Муханов -- он был вахтенным. Миша мрачно перебирал новостные каналы в Галанете.

- Где Таук? -- спросил его Ким.

Капитан ткнул пальцем в свой мультиком, закрепленный на поясе, и сказал:

- Таук.

Мультиком пискнул.

- Легин, иди в рубку, -- мрачно сказал Миша.

Наверху послышалось характерное "дж-дж" открывшейся и закрывшейся каюты, затем шаги по лесенке, и в рубку вошел Таук. Он сбрил бороду, отчего отрастающие светлые волосы на голове стали заметнее. На Легине была полная униформа хайкера, со всеми полагающимися ремнями и пряжками; в руке он нес тот самый рюкзак, который под ментальным прикрытием Кима вынес из склада вещдоков следственного управления МИБ в лисском Красном Доме. Поставив рюкзак на пол рядом с рюкзаком Джессли, Легин поглядел на нее, потом на Кима и прокомментировал:

- Ты не похож на хайкера. Куртка ничего, а вот штаны никуда не годятся. И обувь, другая обувь нужна. Впрочем, ладно. Сойдет. Просто все время держи в голове, что окружающие должны воспринимать тебя как хайкера, ладно?

- Я и так массу всего должен держать в голове, -- усмехнулся Ким. -- Ладно, я понял.

Мишин мультиком закурлыкал. Миша ткнул в него пальцем, подав сигнал на наушник своего веббера.

- Капитан Муханов. Да, Ёсио. Да, пожалуйста, сейчас открою.

Миша ткнул пальцем в консоль; слышно было, как в холле сработали сервомоторы внешнего люка. Через несколько секунд в рубке беззвучно возник Ёсио.

Юный монах сильно изменился с того дня, как Лорд и Мартены встретили его на тропе в лесу на Акаи. Голова его обросла густой черной щетинкой, лицо обрело жесткое и собранное выражение, в углах рта появились складки. Молодежная одежда и вовсе делала Ёсио похожим не на монаха, а на активиста какого-нибудь студенческого союза.

- Капитан Таук, -- обратился он к Легину. -- Я пришел сделать официальное заявление и надеюсь, что вы и полковник Волошин выслушаете меня.

Ким и Легин переглянулись.

- Говори, -- сказал Легин наконец.

- Я пришел от имени всего экипажа "Лося". Мы понимаем, что вам предстоит сложнейшее испытание и что только такие сильные люди, как вы, смогут с честью выполнить все, что намечено. Но мы -- весь экипаж "Лося", во главе с вернувшимся на борт капитаном Лордом, приняли решение просить вас взять с собой одного из нас. Мы считаем, что в таком важном деле имеет право принять участие кто-то с "Лося". Последние полтора часа, с тех пор, как капитан Лорд и Клю вернулись на борт, мы обсуждали этот вопрос. Конечно, хотели идти все. Но после долгого обсуждения остановились на двух кандидатурах -- Йона, то есть капитана Лорда, и моей. Затем Йон снял свою кандидатуру на основании того, что он менее силен в специальной подготовке, чем я. Так что выбор пал на меня.

Ким кашлянул. Ёсио мигом повернулся к нему и с неожиданной мольбой в голосе произнес:

- Полковник! Один раз вы уже отказали мне. Я принял ваши доводы и, как вы и просили, провел экипаж "Лося" на корабль. Теперь я очень прошу не отказывать мне. Я не буду обузой.

Ким и Легин опять переглянулись. Легин спросил:

- А как быть с твоим статусом? Одно дело -- защищаться. Но сейчас мы собираемся, в общем-то, нападать.

Ёсио смиренно проговорил:

- Воля неба была ясно высказана. Сама судьба заставила меня переодеться. До недавнего времени, думая о будущем, я представлял себе возвращение в сангху. Теперь я окончательно принял решение отказаться на ближайшие годы от этого пути. Небеса привели меня к новой стезе, и я пойду по ней. Я решил отказаться от монашества.

Ким кивнул.

- Твоя воля, Ёсио. Хорошо, я принимаю твои аргументы. Легин?

Таук встал и обнял Сакамото.

- Я знал, что так будет, -- сказал он просто. -- Спасибо, Ёсио-кун. Идем с нами.

Миша покосился на расплывшегося в улыбке Ёсио и пробурчал:

- Мне, что ли, от звания отказаться, чтобы вы меня с собой взяли? Все равно же не возьмете, черти...

* * *

Оживленного движения не было не только на горной дороге, но и на объездной трассе. Джессли и ее новые спутники отшагали километра три, пока далеко сзади не раздался гул двигателя. Ким и Ёсио присели на придорожные камни, поскольку вид у них был не слишком хайкерским. Джессли и Легин вышли ловить.

Ждать пришлось минут пять: должно быть, машина шла тяжелая. Отсюда хорошо было видно место, где над дорогой стояли два джампера. Конечно, опытный глаз мог найти в изображении моря и скал какую-то шероховатость, но только человеческий глаз -- и только в том случае, если его обладатель знал, что должен увидеть. Благодаря введенному Тауком в операционную систему обоих кораблей алгоритму маскировочной прозрачности ни один прибор теперь не мог обнаружить их местоположения, если корабли оставались недвижимыми.

Показалась машина -- тяжелый грузовой электровоз. Натужно завывая двигателем, пожилой "мерседес" поднимался медленно, грузно раскачиваясь. На призывно поднятые руки Джессли и Легина машина стала тормозить еще издали и, завизжав колодками напоследок, остановилась. Джессли и Таук подошли к кабине, Легин открыл дверь, Джессли встала на подножку и заговорила на фарси:

- Салам! Агляр мумкене бяман комаконни бэ биостейшен беравам...

Длинноволосый усатый шофер, улыбаясь, перебил ее:

- Да вы на линке говорите. Я не переселенец.

- Фу, слава Богу, -- откликнулась Джессли. -- До биостанции не подбросите? Или до трассы на Ак-Месджид? Нас четверо.

- А в Ак-Месджид в другую сторону, -- сказал шофер. -- Правда, я в Аль-Эшту еду. Оттуда начинается шоссе до Ак-Месджида, там легко машину поймать. Поедете? Тогда я пущу вас в кузов.

В кузове были навалены огромные тюки с чем-то мягким. Подсаживая Джессли (Ким и Легин подхватили ее сверху за руки), шофер крикнул:

- Там в мешках мытая овечья шерсть, можете сидеть прямо на них. Это в Аль-Эште производство -- шерстяная одежда ручной работы. Туристам продают... когда туристы есть.

- А что, мало туристов? -- перекрикивая клекот двигателя, спросил Ким.

- Не сезон! -- ответил шофер и захлопнул кузов. Сразу стало намного тише. Сквозь узкие окошки под потолком пробивался свет. Все сразу же стали рассаживаться, грузовик дернулся раз, другой и пополз вверх по шоссе.

Довольно скоро Джессли почувствовала сонливость: все-таки ночью она спала совсем немного, да и за вчерашний день сильно устала. Забравшись с ногами на мешки, она быстро уснула: Ким сказал ей, что до Аль-Эшты вдоль побережья ехать часов пять-шесть.

Раскачиваясь на мешках, Ким спросил Легина и Ёсио:

- Можно теперь я позадаю вам вопросы?

- Конечно, -- отозвался Легин. Сняв обувь, он тоже залез повыше на мешки.

Ким откинулся, заложив руки за голову.

- Первое. Ёсио в Лиссе предоставил мне полную информацию о том, что произошло с вами обоими в Космопорте. Легин, ты знаешь, что я в курсе?

- Догадываюсь, -- отозвался Таук.

- Что мы будем делать с этой информацией?

Таук помедлил.

- А, я понимаю, к чему ты клонишь. Ты думаешь, что если мы обнаружим участие кого-то из руководства Конфедерации в заговоре, мы сможем использовать это против них?

Ким закивал.

- Да, мне это тоже приходило в голову, -- задумчиво сказал Легин. -- Раз уж мы столкнулись с этим явлением, информация не сможет долго удержаться в секрете. Вполне логично, конечно, использовать ее как оружие.

Ким сел.

- Скажи, но неужели за две тысячи лет никто до этого не додумался?

Легин пожал плечами.

- Теорий строения Галактики много. Была и такая, довольно давно -- наверное, лет с тысячу назад. Тогда как раз была открыта -- еще только в теории -- темпоральная компенсация, началась разработка идеи материального носителя компенсации, после чего Шигон Лахиб получил первую версию сверхтекучего компенсата и в Нью-Дели стали разрабатывать инерционный метод. Вот в те времена была такая теория, не помню, кто автор.

- Морита Акио, -- подсказал Ёсио.

- О, -- одобрительно кивнул в его сторону Легин. -- Этот Морита утверждал, что в пространстве имеются области абсолютной проницаемости. Достаточно ввести в них корабль при компенсации темпорального смещения, и мы получим моментальное перемещение. Правда, неясно, куда, потому что до корреляции момента вращения инерционного агента и относительного направления смещения додумались только лет сто спустя, после чего стал возможен гиперскачок в том виде, как мы его знаем, и были созданы инерционники. По сравнению с фотоактивным приводом, инерционный сразу дал такой прирост скорости, что разрабатывать эту теорию никто больше не стал.

- Удивительно, что эту идею бросили.

- Морита умер, -- объяснил Ёсио, -- а репутация у него была такая... знаете... ну, он разрабатывал сотни каких-то идей, придумал альтернативную историю, носился с теорией множественности творений Господа... ну и так далее. Им восхищались за широту мышления, но всерьез не принимали.

- Да-а... И за тысячу лет это больше никому не пришло в голову? Даже в связи с Ужасом Космоса?

Легин засмеялся.

- Ты понимаешь, в фольклоре как раз и утверждается, что Ужас Космоса пользуется проницаемостью пространства, что это, так сказать, магия его бойцов. Это настолько тривиальный предрассудок, что всерьез никто никогда его не рассматривал. Когда изучали феномен Ужаса Космоса, господствующие идеи были вполне научными: использование гаснущих гиперканалов, использование прямоточных излучений их гипотетического родного светила... в общем, сплошные протоны-фотоны. Но ты спроси любого старого космонавта, они все тебе скажут, что бойцы этого Ужаса просто силой воли прыгают со своей планеты на корабли, которые им представляются обиталищем злых духов, чтобы этих духов -- нас, то есть -- как следует покрошить. Никому из тех, кто всерьез изучал этот феномен, не могло и в голову прийти, что фольклорное объяснение -- ближе всего к истине.

- Даже если не против них, то для себя мы можем это использовать, -- задумчиво произнес Ким.

- Мы пока знаем наверняка только одну стабильную, стационарную точку входа в этой части Галактики, -- возразил Легин. -- Они множественны, но нам неизвестно их расположение. Кроме той, которой прошли мы с Ёсио, Йон и Мартены. А она, согласись, довольно неплохо защищена от таких, как мы. Мы можем использовать подсмотренный нами трюк с перемещением, но вне этой стационарной точки он действует только на небольшие расстояния -- ну, порядка околопланетных, пять, десять, тридцать тысяч километров, вряд ли более ста. Мы, во всяком случае, проверяли его только на небольших расстояниях. А для проникновения в стационарную точку входа нужно попасть в Космопорт. Ни ты, ни кто-либо другой из экипажа "Вездехода" не сможете легально заявиться в Космопорт: вы -- граждане Конфедерации, а ваши имена, уж можешь быть уверен, очень скоро окажутся -- если еще не оказались -- в стоп-листе любого консульства Империи. Я и Йон тоже исключаемся: мы сбежали из-под ареста на Телеме. То есть и вам, и нам придется долго и нудно мастерить фальшивые документы и так далее. Некоторый шанс есть только у Ёсио, потому что у него имеются вполне легальные бумаги на имя подданного имперского доминиона, и ему не нужна виза. Ну, от силы -- еще у Мартенов, поскольку они мало засвечены во всей истории. Но я уверен, что в случае чего Управление не побрезгует сдать и их. И как бы ни было высоко мое уважение к Ирам, Эвису и Дойт, но их присутствие или неприсутствие в точке перехода мало что изменит. Ну, разве что спасет -- вероятно -- их жизни.

- И через ту точку мы можем попасть только на Акаи, -- напомнил Ёсио. -- Кстати, мы даже не знаем перехода, по которому бойцы Ужаса Космоса попадали на Акаи.

- А вы уверены, что их родина -- не Акаи? -- удивился Ким.

- Да, действительно, -- пробормотал Ёсио. -- Нет, конечно. Весьма вероятно, что как раз Акаи. Реми же сам говорил, что та часть материка почти не изучена, особенно нагорья в южной его части. А повадки этих людей вполне укладываются в архетип горного охотника.

Ким перебил его:

- Давай вернемся к перемещению на близкое расстояние. Так можно пройти одному? Двоим? Сколько людей можно так провести, пусть даже на небольшое расстояние?

Ёсио глядел на него с сомнением.

- Мы не проверяли это. Нас было только двое, и мы проверили это только пять раз, в Космопорте. Но бойцы Ужаса проходили портал цепочкой, и их было больше тридцати. Ты имеешь в виду, использовать этот трюк с прыжком?

- Да.

- Не знаю, не знаю... -- Ёсио покрутил головой. -- Видишь ли, я имею не так много опыта в разных модифицирующих воздействиях. Ну, в том, что называют магией. Я учился... у нас есть некоторые приемы такого рода...

- Химмицу, имицу, гомицу? -- спросил Легин.

Ёсио смутился.

- Да... Тебе известны такие вещи? Ты продолжаешь меня удивлять... Так вот то, что мы у них подсмотрели, совсем не похоже на действенную магию. Это просто использование неизвестного нам природного явления, причем выученное ими и закрепленное опытом многих поколений.

- Но к стационарной точке перехода они как-то попадают.

- Возможно, они просто знают больше стационарных точек...

- Чтобы попадать в них откуда угодно? Из корабля за триста световых лет от ближайшей обитаемой планеты, например? -- Легин покачал головой в сомнении. -- Возможно, нужны какие-то специальные знания, которых у нас нет, чтобы использовать это на далекие расстояния с произвольной точкой выхода. Внутри Космопорта у нас получалось только на три-пять тысяч километров. Потом -- ощутимый предел. Мы хотели таким образом попасть сразу на Станцию Толиман или на Телем. Но ничего не вышло: Ёсио не мог взять направление и не чувствовал точки выхода. Нам только удалось таким образом проскочить на уже отправившийся челнок, идущий на Станцию Толиман. Он отошел от причала, я думаю, километров на тридцать, и мы перескочили на него и заперлись в туалете, потому что у нас не было билетов и мы не хотели, чтобы стюарды заметили, что на борту больше народу, чем вошло на причале.

- Но вы сможете повторить этот... трюк с прыжком... для нескольких человек? Больше, чем для двоих? -- спросил Ким.

Легин пожал плечами.

- Ну, я -- вряд ли... Это сложное комбинированное движение. У меня нет опыта, э-э, действенной магии. Вот, может быть, Ёсио... Ты смог бы?

Монах невозмутимо кивнул.

- Ну и хорошо, -- сказал Легин. -- При необходимости проверим.

Покряхтев, Ким стащил свои дорогие кожаные бутсы на рубчатой подошве и, следуя примеру Легина, залез повыше на мешки.

- Спал я маловато, вот чего, -- объяснил он в пространство. -- Я потом подремлю. Вы мне только объясните такую штуковину: почему вас они оставили при себе, и вы быстро очнулись, а Йона, Реми и Клю они запихали в какие-то тайники?

- Что мы быстро пришли в норму -- это просто наша особенность, -- объяснил Легин. -- И я, и Ёсио-кун тренированы на выведение всякой химии из организма. Это происходит помимо воли, и даже в бессознательном состоянии. Когда мне было четырнадцать, я именно так очнулся в Цитадели. Ты читал мое досье, наверняка знаешь, что я был в Цитадели.

- Да, конечно. Но как можно делать это подсознательно?

- Организм натренирован на нейтрализацию ядов и психотропики, -- пояснил Ёсио. -- У нас это совершается путем сознательного медитативного изменения некоторых функций почек и печени.

- У нас столько времени обычно не бывает, -- засмеялся Легин. -- Ты вот с какого возраста в сангхе?

- С четырех лет.

- И в каком возрасте ты начал такую тренировку?

- Тогда же, когда и всю остальную специальную подготовку -- когда было решено, что я буду готовиться к принятию сана. Мне было шесть лет.

- А теперь?

- Шестнадцать.

- Вот видишь. А я только в двенадцать поступил в Училище, и учимся мы всего четыре года. Физиомодификация у нас началась со второго полугодия и продолжалась девять месяцев. Сравни десять дет твоей подготовки и девять месяцев моей. Естественно, что у нас пользовались интенсивными методами. Инъекции, психостимуляция, гипнопластика.

Ёсио заинтересовался.

- И насколько это действенно? Ну, скажем, за сколько времени ты сможешь полностью нейтрализовать... скажем... пол-литра чистого спирта?

Легин пожал плечами.

- Пол-литра этилового спирта? Ну, минуты за полторы-две. Теперь уже, наверное, две: все-таки мне двадцать девять уже, а не четырнадцать.

Ёсио удивленно покрутил головой.

- Надо же, достаточно эффективно. У меня это тоже заняло бы больше минуты.

Легин захохотал.

- Мне нравится это твое деликатное "тоже". Ты не уточняешь, насколько больше минуты. Секунд семьдесят, так?

- Ну, да, -- смущенно подтвердил Ёсио.

- Вот поэтому ты и пришел там в себя первым. -- Легин повернулся к Киму. -- Они отправили целую ораву, чтобы припрятать тех, кто еще не очнулся -- то есть Йона и Мартенов. И вдруг увидели, что мы зашевелились. Тогда нас решили пустить на первое. Но мы довольно быстро очнулись полностью и стали им... э-э...

- ...доказывать, что они были в отношении нас не совсем правы, -- подсказал деликатный Ёсио.

Легин опять засмеялся.

- Да, и когда мы это доказали примерно половине нападавших, их главный -- я для себя его определил как шамана, хотя это ребенок, девочка-подросток -- проникся нашими доводами и велел всей шатии кланяться нам в ножки...

- Ясно. Дальше я знаю, -- пробормотал Ким. Глаза его слипались.

Легин посмотрел на него пристально.

- О-о, да ты и впрямь здорово устал. Ну, поспи. Нам еще довольно долго ехать. Ёсио, ты как? Я бы посторожил на случай чего, а ты тоже пока поспи.

Ким уже спал; рука его сползла с верхних мешков и коснулась плеча спящей Джессли.

- Не хочу я спать, -- откликнулся Ёсио. -- Может, поиграем пока в мысленный го?

Легин фыркнул.

- Зачем ты меня только научил? Чтобы все время обыгрывать? Ну, давай. Только, чур, дай мне два камешка форы.

- Никакой форы, -- запротестовал Ёсио. -- Когда мы летели на Телем, ты у меня три раза подряд выиграл!

- Я нечестно играл, -- успокоил его Легин. -- Я повторял твои ходы из той партии, когда мы летели из Космопорта на Станцию Толиман. Помнишь, когда мы играли шесть часов подряд?

- А ты что, запомнил всю партию? -- подозрительно спросил Ёсио.

- Конечно.

Сакамото только покачал головой.

- Ну хорошо. Два камешка я тебе не дам, но изволь, уступлю первый ход.

Легин уставился в качающийся потолок фургона, чтобы сосредоточиться.

- Поехали. Белый на двенадцатый квадрат.

* * *

До Ак-Месджида добрались только в шестом часу вечера: долго не могли поймать в Аль-Эште машину, водитель которой согласился бы не только перевезти через перевал, но и высадить в столице полуострова. Все водители почему-то нервничали, нервничали и дорожные полицейские, которые несколько раз останавливались возле голосующих Джессли и Легина (Кима и Ёсио они не видели) и советовали по-быстрому убираться с глаз долой. Наконец повезло: показался автоматический грузовик, Легин остановил его известным всем хайкерам и родстерам взмахом рук, и они за полтора часа лихо докатились до самой северной окраины маленького, заросшего садами Ак-Месджида. Здесь машина, обогнувшая город по окружному шоссе, укатилась в сторону городского аэродрома, а путники остались.

На обочине располагался автомат-родхауз, в котором все с удовольствием утолили голод. Вокруг никого не было. На шоссе время от времени свистели проезжающие машины, в окрестных садах беззаботно пели весенние птицы.

После еды Легин обошел будку родхауза и позади нее, возле туалета для проезжих, обнаружил почту и потыкал пальцами в терминал, вызывая бесплатные новости. Светлые брови его приподнялись. Выглянув из-за угла будки, Таук свистнул. Ким поднялся из-за длинного стола под навесом, где они ели, и подошел.

- Глянь. -- Легин показал ему на терминал.

- Адмирал Ямамото предъявил ультиматум, -- вслух прочел Ким. -- Президент Норман лично встретится с адмиралом на Полярном терминале. Никакой угрозы Земле нет, заявляет министр обороны... Та-аак. Vashu mamashu, как сказал бы капитан Муханов... Эй, ребята! Идите сюда.

Тем временем Легин вызвал на терминале почту и вручную набрал короткое сообщение.

- Посмотри, что я отправляю, -- сказал он Киму. -- Чтобы не возникало вопросов потом.

Ким заглянул ему через плечо.

- Буду очень рада увидеть тебя и внучку прямо завтра, -- прочитал он. -- Вспомним про лесные приключения. Жду, Анна... Кто это -- Анна?

- Имя моей матери, -- объяснил Таук. -- Это я даю знать своей жене, чтобы хватала дочку под мышку и сегодня же выезжала в Космопорт. Ключевая фраза -- про приключения, это знак, что послание от меня.

- Ты боишься, что Ямамото..?

- Нет. Я просто хочу, чтобы ни у кого не было никаких средств давления на меня.

Подошли Ёсио и Джессли. Легин снова развернул на мониторе новости, на этот раз с подробностями. Над терминалом возник маленький объемный маршал Чаттопадхья, министр обороны Конфедерации, и старческим голосом стал объяснять:

- Органы безопасности Конфедерации давно располагали информацией о наличии у незаконных вооруженных формирований так называемого Совета Молнии не только субъядерного, но и термоядерного оружия. Однако по оплошности ряда федеральных структур был допущен прискорбный факт ухода из-под ареста по крайней мере одного из главарей так называемого Совета, бывшего контр-адмирала Космофлота Ямамото Тацуо. И вот утром двадцать четвертого апреля Ямамото обратился к руководству Конфедерации с ультиматумом, гласящим, что, если репрессивные меры против абсолютно законных, по его утверждению, структур Совета Молнии не будут отменены, его арестованные сторонники не будут освобождены из мест предварительного заключения и доставлены в указанные им места, а кроме всего прочего -- если ему не будет выдан ряд лиц, которых он называет (я цитирую) ответственными за беспрецедентную кампанию травли абсолютно легальных экономических структур... конец цитаты... то он, Ямамото, находящийся на земной орбите, сбросит на планету одну термоядерную боеголовку мощностью в пятьдесят мегатонн.

Ким длинно свистнул, услышав эту цифру. Джессли испуганно ухватилась за его локоть.

- Представляю, какая паника сейчас начнется в больших городах, -- пробормотал Ёсио.

- Ямамото также заявляет, -- продолжал седенький маршал над терминалом, -- что располагает пятью такими боеголовками и в случае попытки захвата его торпедоносца подорвет все пять. Такой взрыв на занимаемой им низкой орбите равнозначен массированной бомбардировке крупного региона на поверхности Земли. Однако специалисты министерства обороны заявляют, что, скорее всего, эти угрозы -- не что иное, как блеф, и никакой опасности для жителей Земли нет. Тем не менее я отдал распоряжение ввести во всех населенных пунктах на поверхности Земли и на низких орбитах меры третьей и второй степени защиты, предусмотренные федеральным Законом об обороне Земли. Мы просим население не поддаваться панике и спокойно выполнять свои повседневные дела, ожидая наших сообщений.

Маршал свернулся и исчез, его место заняла плоская картинка с лицом диктора, который мягко и успокаивающе стал напоминать о мерах "третьей и второй степени защиты".

- Опаньки, -- сказал Ким. -- Отставить автостоп. Отставить Париж. Нам надо на Полярный терминал.

- Вы оставите меня тут? -- испугалась Джессли.

Ким повернулся к ней и несколько секунд на нее смотрел. Джессли бесстрашно выдержала его взгляд, не отпуская его локоть. Ким сам опустил глаза и повернулся к Тауку:

- Что скажешь?

Легин взглянул на него, на Джессли и усмехнулся:

- А, подумаешь, одной головной болью больше... И потом, Джессли -- психократ. Ладно. Джессли, только мы ведь не развлекаться едем. Мы будем прорываться к президенту.

Джессли, чувствовавшая какое-то леденящее душу веселье от близости пугающего, но притягивающего ее Кима, беззаботно заявила:

- Ну и ладно. Помирать, так с музыкой. А насчет пятидесяти мегатонн -- это они серьезно?

Ким промолчал. Ёсио поднял голову и посмотрел в ярко-синее весеннее небо, испятнанное легкими облачками -- будто надеялся увидеть в этом небе торпедоносец Ямамото, ушедший шестнадцатого числа с Хелауатауа с термоядерной смертью на борту.

- Это более чем серьезно, -- ответил Легин.

Джессли взялась за локоть Кима и второй рукой.

- Я все равно с вами. Как в кино: два управленца, монах и хайкер спасают Прародину человечеств.

Ким мрачно усмехнулся.

- Как в плохом кино, заметь.

Легин повернулся в ту сторону, куда четверть часа назад уехал подвозивший их грузовик. Отделяясь от основной трассы перед родхаузом, туда шла новенькая, видно -- недавно отремонтированная, сверкающая свежей разметкой двухполосная трасса.

- Пойдем, поймаем еще что-нибудь, -- сказал Таук. -- В последний раз. Дальше хайкинг придется бросить. Будем ловить что-нибудь летающее.

- Голубей? -- очень натурально удивился Ким. Все прыснули. Легин вскинул на плечо рюкзак, и они зашагали к дороге.

Они остановили грузовик метров за двести до грузовых ворот аэродрома и, прикрываясь густой растительностью, стороной пошли к невысокому зданию КПП, а автоматический грузовик бодро покатился на контроль. У КПП, тревожно посверкивая глазами, прохаживались два азиатского вида полисмена и, поворачивая в разные стороны все шесть своих голов, стояли два тяжелых охранных робота. Поскольку Ким обратил взгляд в сторону КПП, полицейские никакого внимания им не уделили. Роботы, конечно, уделили, но работали в ведомом режиме и не дождались никаких указаний от людей, а потому проигнорировали тех четверых, что через высокое окно пролезли внутрь КПП и спокойно вышли на поле с другой стороны.

Четверка не торопясь, но достаточно быстро прошла около полукилометра по полю аэродрома и приблизилась к длинному ряду скаров, выстроенных вдоль площадки гражданских полетов. Легин некоторое время смотрел на скары, потом сказал Киму:

- Я бы предпочел истребитель.

- Они двухместные, -- возразил Ким.

- Тогда берем скар. Лучше -- "Альгамбру", она может набрать до двух с половиной махов.

Минут через пять все четверо уже сидели в чьей-то "Альгамбре" -- узкой, хищного вида пятиместной машине, стоявшей в дальнем конце ряда. Покопавшись в ее компьютере, выяснили, что машина находится на двухмесячном хранении, но как раз сегодня ее должен забрать владелец, по случаю чего она была заправлена. Легин включил навигатор, спокойно запросил разрешение на взлет, получил -- воздушное пространство над аэропортом было свободно -- и поднял скар в воздух.

Минут десять машина набирала высоту, потом -- когда впереди уже тускло блестели заливы Гнилого моря -- Легин увеличил скорость, скар содрогнулся в момент перехода звукового барьера и, все набирая высоту, пошел на север. Таук занял самый высокий из возможных гражданских коридоров, почти одиннадцать тысяч метров. Только когда скар вышел из зоны обслуживания Ак-Месджидского аэропорта, он запросил у навигатора расстояние и расчетное время прибытия на Полярный терминал. По всему выходило, что на месте они будут не позже семи вечера по абсолютному, то есть двадцати двух по поясному.

Тут Джессли, приютившаяся с Кимом на заднем сиденье, набралась храбрости и спросила:

- Капитан Таук...

- Легин...

- Хорошо, Легин... почему вы мне так доверяете? В вашем отечестве происходит один Бог знает что, вы ведете спецоперацию какого-то запредельного уровня, и вдруг позволяете какой-то соплячке, да еще и из Космопорта, увязаться с вами?

Легин повернулся и посмотрел на Джессли. Ее светлые, очень короткие волосы после сна на мешках торчали вверх в живописном беспорядке, что, впрочем, вряд ли сильно отличалось от первоначального замысла ее стрижки. Глаза у нее были неправдоподобного ярко-зеленого цвета. Таук спросил:

- Это у тебя линзы?

Джессли смутилась.

- Нет, это природный цвет. Все спрашивают. У меня родители десять лет работали на Обероне, говорят -- это такая безвредная мутация у всех, кого там... э-э... сделали.

Ким кивнул:

- Я про такое слышал. Только не про Оберон, а про Мир-Гоа.

- Ясно. -- Легин помедлил. -- Видишь ли, Джессли. Мы с тобой, например, соотечественники, я родом из Космопорта, хоть гражданство у меня с двенадцати лет и федеральное. Так что дело тут не в отечестве, и не в спецоперации -- мы тебе расскажем всю нашу историю, и ты поймешь, что в последние дни мы уже сами не знаем -- мы это проводим спецоперацию или ее проводят против нас. Дело тут вот в чем. В который уже раз -- так, наверное, бывает всегда -- хорошее дело оказывается погребенным под целой лавиной мелких корыстных устремлений множества разных людей. И ведь никакого такого вселенского Зла никто из них в отдельности не жаждет. Вот раньше, если концентрация Зла в каком-то месте превышала средние показатели, все сразу поднимали палец: происки Нечистого! И в большинстве случаев оказывались правы. Потом Нечистого не стало -- ты знаешь эту историю?

Джессли кивнула.

- Я читала "Жизнь против тьмы". Хотела даже у вашего Йона взять автограф, когда сообразила, что это он и есть Лорд. Только не успела, он на "Лося" ушел.

- Хорошо. Так вот. Зла -- исконного Зла, концентрированного, настоящего -- стало даже больше. Потому, что единая воля перестала его сдерживать и направлять. Я помню эти годы. Это ведь было, словно прорыв гнойника: отовсюду как поперло все это! Человеческое Зло, нечеловеческое Зло... Некробиотика, некроэнергетика, гоблины, анги, гаки, бесы... Потом был сороковой год. Раз ты читала книгу Лорда, то ты знаешь, как все было -- более или менее -- на самом деле. И после этого все пришло к тому, что зло... как бы это сказать...

- Стало бытовым, -- хмыкнул Ким.

- Вроде того. Вся эта накапливавшаяся тысячелетиями пена схлынула, и пошли природные, сущностные свойства рода людского. Зависть. Корысть. Мелочность. Ненависть... Раньше можно было ткнуть пальцем в рогатую тень, возопить: перед вами Хозяин Цитадели! -- и это работало. Это все объясняло. А теперь... Теперь люди остались с тем, что было и есть внутри них.

- Понимаю, -- медленно проговорила Джессли.

- Выяснилось, что они совсем неплохо справляются и без Сатаны, -- пробормотал Ким.

Ёсио, все это время бесстрастно смотревший наружу, на сияющие облака, повернулся.

- Жизнь есть страдание. Количество страдания не изменяется. Зло -- один из его источников. И если зла стало меньше, источником страдания становится отсутствие добра.

- Но человек по природе своей добр... -- возразила Джессли.

- ... и он же звучит гордо... -- пробормотал себе под нос Ким.

- Человек, -- проговорил Легин. Ким бросил на него мгновенный взгляд: таких странных интонаций у Таука он еще не слышал. -- Человек по природе своей двойственен. Даже тройственен. Добро, зло, покой. То, чему учили Ёсио, утверждает, что стремиться следует к покою. То, чему учили меня, утверждает, что покоя можно достичь только через добро, к которому можно прийти через победу над злом.

- Меня ничему не учили, -- сказал Ким -- то ли в шутку, то ли всерьез. -- Но я знаю, что на свете счастья нет, но есть покой и воля.

- Хорошо сказано, -- одобрительно кивнул Таук.

- Это цитата, -- махнул рукой Ким. -- В мои молодые годы -- там, две тыщи лет назад -- мы ее перефразировали. На свете счастья нет, но есть пивко и вобла.

Таук засмеялся.

Джессли покачала головой, посмотрев искоса сначала на Кима, потом на Ёсио, потом -- в упор -- на Таука.

- То есть мы летим преодолевать зло, которое есть отсутствие добра, чтобы добиться покоя, который есть пиво с сушеной рыбой?

- Соленой, -- наставительным тоном поправил девушку Ким.

Джессли упрямо задрала подбородок.

- Пиво так пиво. Правда, я не очень люблю пиво. Но я точно знаю, что я не собираюсь провести всю жизнь в страдании ради того, чтобы обрести покой. Я родилась, чтобы быть счастливой. И если вы идете бороться против зла, то я тоже иду с вами.

- В борьбе обретешь ты право свое, -- пробормотал Ким.

- Опять цитата? -- спросил его Таук.

- Увы, да. -- Ким посмотрел налево, в далекую выпуклую туманную даль. -- Ребята, какой у меня в Финляндии дом хороший... Вот бы куда сейчас всей компанией махнуть...

Ёсио с улыбкой покачал головой.

- Кто знает, Ким? Может, когда и доведется. Я бы с удовольствием.

Таук посидел молча, поглядывая то на раскрасневшуюся от волнения Джессли, то на мрачного Кима.

- Ладно, друзья, отставить философию, как сказал бы Роби Кригер по прозвищу Реостат. Лучше придумайте наименее ресурсоемкую маскировку для прохода по Полярному Терминалу.

Ким оживился.

- И вправду. У кого какие предложения? У меня есть одно: давайте переоденемся пиратами и возьмем Терминал на абор-р-рдаж.

* * *

Полярный Терминал был данью памяти героической эпохе начала освоения Галактики. Воздвигнутый Единой Землей в те легендарные годы, когда первые сооружения будущего Космопорта Галактика еще только проектировались, а "Корпорация Галактика" еще зарабатывала деньги добычей реликтовой сверхтяжелой воды на Плутоне, Терминал напоминал эпическую песнь. Диск семикилометрового диаметра, неколебимо парящий на высоте тридцати пяти километров в фиолетовом небе стратосферы над Северным полюсом Земли, и днем и ночью был хорошо виден с орбиты. Днем его серебристая поверхность нестерпимо сверкала, отражая солнечные лучи; ночью ярко сияли бесконечные кольца затянутых силовыми полями проемов во всех его поверхностях. Говорят, в ясные ночи разглядеть его блеск над горизонтом можно даже с севера Европы или из полярных городков Канады.

Пришедший в небрежение в смутные времена, Терминал тем не менее устоял и не был ни разобран, ни спущен на поверхность. После создания Конфедерации "серебряный доллар" (так его звали в народе) был объявлен историческим памятником, отреставрирован и превращен в туристский аттракцион и модный курорт, доходы от которого стократно превысили расходы на удержание в рабочем состоянии тысяч его гравистатических двигателей.

В последние пятьсот лет Терминал перестал быть модным, но зато стал по-хорошему традиционным. Сюда приезжали проводить первую неделю медового месяца те новобрачные, которые не могли заплатить за поездку в Космопорт -- а таких были сотни тысяч в год; здесь традиционно проводили выпускные вечера учебные заведения (не Принстон и не Сорбонна, конечно, но сотни университетов рангом пониже, а особенно -- технические училища Космофлота). На Рождество, Хануку или лунный Новый год сюда прибывали десятки тысяч пенсионеров.

Сейчас было межсезонье: зимние праздники уже прошли, выпускные вечера еще не начинались. По бесконечным кольцевым коридорам Терминала на трехколесных роботах-рикшах раскатывали редкие парочки молодоженов, в большинстве своем -- из тех районов Земли, что и в галактическую эпоху остались сравнительно отсталыми.

Терминал, под которым сходились все часовые пояса планеты, жил по абсолютному времени, совпадавшему со Средним гринвичским.

В девятнадцать ноль-ноль двадцать четвертого апреля Терминал прекратил прием гражданских машин в связи с объявленными "мерами третьей и второй степени". На практике это означало, что принимать перестали любые машины, потому что все рейсы общественного транспорта до Терминала были внезапно задержаны или отменены, а военные машины на Терминал не летают. Ну, или, во всяком случае, не летают заметно для публики.

Несколько сотен людей, направлявшихся в этот час на Терминал на личных скарах, получили уведомление диспетчерских служб о том, что Терминал не принимает до отмены "мер третьей и второй степени", и с досадой повернули -- те, кому позволяли ресурсы машины, к месту отбытия, а те, у кого ресурсы были на исходе -- в ближайшие к полюсу северные города: Алерт, Лонгьир, Барроу, Тикси, Туле, Крейг-Харбор и так далее. В этих крохотных, занесенных снегом поселениях, где жизнь не так уж сильно и изменилась за последние тысячи лет, в этот день произошло кратковременное оживление скудной местной индустрии отдыха, поскольку неудачно слетавшие на Терминал личности и парочки принялись активно компенсировать несостоявшиеся развлечения романтической экзотикой суровой полярной жизни: в таких маленьких и удаленных городах "меры" хотя и были введены, но не слишком строго соблюдались.

Терминал же медленно вращался в сиреневой полутьме, скрытый вечными сумерками высоких широт. Серебряный Доллар продолжал извергать потоки света из всех своих портов, в кажущемся беспорядке разбросанных по поверхности, но потоки эти теперь не освещали ничего, кроме легких перистых облаков далеко внизу.

Но вот свет блеснул на серебряных с синевой обводах нескольких военных машин, поднимавшихся к Терминалу со стороны Европы. Два звена планетарных истребителей, медленно разойдясь веером, дали дорогу двум хищным, остросовременным эсминцам новейшего проекта, которые, облетев весь периметр Терминала и отсканировав пространство, зависли по обе стороны так называемой "парадной лестницы" -- опрокинутого веретенообразного шпиля, нацеленного из-под брюха Терминала на Северный полюс Планеты. Вслед за ними, прикрываемый снизу еще двумя звеньями истребителей, из непроглядных туч скользнул вверх сквозь перистые облака "Синий Флаг 1" -- личный крейсер Президента Галактического совета. Мощное цилиндрическое тело самой защищенной планетарной машины в Галактике медленно сблизилось с острием "лестницы" и состыковалось с ней. Истребители, разойдясь на расстояние пять километров от Терминала, на малой скорости двинулись в облет его, каждый в своем направлении и по своей траектории. Лучшие пилоты человечества вели эти могучие боевые машины. Хвастаться такими вещами было не принято, но каждый в личной эскадрилье Президента знал, что в настоящий момент "объект охраны" практически неуязвим для нападения из атмосферы.

Впрочем, выше верхней грани "доллара" ни один из истребителей не поднялся. Пилотам это было запрещено. Пространство над Терминалом осталось и без прикрытия, и без наблюдения. Разве что откуда-то с орбиты за этим пространством робко наблюдали. Но -- именно что робко. Никаких активных средств. Никакой локации и сканирования. Если что и было, то только старое доброе визуальное наблюдение, которое практически нельзя обнаружить.

Тем временем в вестибюль "парадной лестницы" из переходного шлюза "Синего Флага" вышли шесть человек. Как всегда в федеральных структурах такого уровня, они могли служить живой иллюстрацией к лозунгам политической корректности: это были трое мужчин и три женщины, причем каждый пол представлен был европеоидом, негроидом и монголоидом. Могучие бойцы и профессионалы охранного дела, они быстро и умело развернули различное спецснаряжение, обменялись короткими репликами с местной охраной, после чего та удалилась, и заняли вестибюль, просматривая и сканируя все возможные подходы. Два человека, остававшиеся в вестибюле после ухода местных секьюрити, заметно занервничали. Это были два пожилых белых джентльмена в старомодных костюмах -- директор Полярного Терминала и его заместитель по безопасности.

Из шлюза в вестибюль вышли еще двое -- азиат и черный, мощные, рослые, оба с заметной сединой. На синей парадной форме черного сверкали серебряные знаки различия контр-адмирала Космофлота, на белом мундире азиата -- золотые нашивки бригадного генерала Федеральных Вооруженных Сил. Позади них шагал неприметный молодой человек латиноамериканского или ближневосточного типа в военном сером комбинезоне без знаков различия. Генерал и адмирал остановились, синхронно взглянув на молодого человека. Тот кивнул им и полуприкрыл глаза, медленно поворачивая свою небольшую, низколобую, густо заросшую курчавым черным волосом голову. На лбу его выступили мелкие капли пота. Наконец он открыл глаза и шумно перевел дыхание, вытаскивая из кармана комбинезона носовой платок. Утирая лицо, он негромко сказал на линке:

- На всем пространстве Терминала присутствия опознаваемого сигнала не наблюдается.

Темнокожий адмирал нахмурился:

- Я никогда не слышал от вас такой формулировки, майор. Что значит -- опознаваемого сигнала?

Психократ задумался.

- Именно то, что я сказал. Я в состоянии опознать присутствие как мощного психократа, так и разного рода некробиотики. Ни того, ни другого здесь я не ощущаю. Но на Терминале имеется неопознаваемый сигнал. По всем признакам он не может принадлежать нежити, а для человека он запредельно велик. Скорее всего, это фоновый сигнал незнакомой мне аппаратуры. Мне не приходилось бывать на Терминале в... служебном качестве. Здесь есть макрогены или субаппретенальные генераторы?

Генерал повернулся к директору Терминала. Тот закивал:

- Гироскопы Терминала контролируются субаппретеналикой.

Психократ удовлетворенно кивнул:

- Значит, я именно этот сигнал и ощущаю.

Генерал и адмирал переглянулись и кивнули психократу, тот по-уставному щелкнул каблуками и ушел в шлюз. Адмирал сказал в микрофон:

- Хуа, можно.

Оба старших офицера расступились, повернувшись к шлюзу, и приняли стойку "смирно". Послышались шаги, из шлюза вышли еще двое офицеров, только европеоидов, в черных комбинезонах Специальной службы Космофлота и с черными кофрами спецаппаратуры, прикованными стальными цепочками к левой руке каждого. Один из них торжествено произнес в пространство:

- Президент Галактического совета Конфедерации человечеств Роберт Норман.

Они тоже расступились, и вслед за ними вышел невысокий седой темнокожий человек в старомодном черном костюме с белой рубашкой и при скромном коричневом галстуке. На секунду остановившись, он кивнул офицерам и подошел к директору Терминала. Волнуясь, тот пожал руку Президента и сказал:

- Господин Президент, Полярный Терминал рад впервые приветствовать Вас на борту, пусть и в таких необычных обстоятельствах. Все полностью подготовлено. Терминал готов для проведения переговоров.

- В соответствии с поставленными условиями, -- сиплым голосом добавил заместитель директора по безопасности, -- мы сняли весь контроль с верхнего обзорного купола и отомкнули внешний шлюз. Конференц-зал во втором уровне верхнего купола и весь его сектор полностью оцеплены и внутри пусты. Мы готовы сопровождать Вас до конференц-зала. Прошу Вас.

Он посторонился, показывая на открытые в глубине вестибюля двери "спецлифта", о существовании которого обычные посетители Терминала не знают. Первыми туда направились трое телохранителей, затем офицеры, Президент, два джентльмена в старомодных костюмах и, наконец, последние трое бойцов. Лифт закрылся. Тогда из шлюза вышли двое часовых в боевой броне и сурово замерли по сторонам люка "Синего Флага 1".

В лифте Президент и сопровождающие расселись по мягким креслам у стен, в стенах зашипел гравикомпенсат, и кабина устремилась вверх, в зону верхнего купола, расположенную в километре над "парадной лестницей".

Президент вытянул из-за уха еле заметную дужку веббера -- не такого, как у всех федералов, а какого-то особенно миниатюрного. Как многие другие федеральные политики, он с трудом мог вести переговоры без опоры на могучие справочные ресурсы служебных массивов ФедНета. Это не порок, это просто привычка.

- Санджават, -- обратился он к бригадному генералу. -- Я просил вас подготовить справку по тем лицам, выдачи которых требует наш... э-э... визави.

Азиат еле заметно скосил глаза: на его зрительный нерв пошел сигнал с его собственного веббера.

- Да, господин Президент, справка готова. Вот ее текст.

Он сделал знак рукой, отправляя ярлык документа в буфер обмена замкнутой веб-системы, образованной его и президентским веббером. Президент повторил его жест, открывая документы, и тоже скосил глаза, начав прямой съем документа на мозг.

Через несколько секунд он присвистнул, сложив губы трубочкой. Это так не вязалось с его обычно строгим и сдержанным поведением, что оба адъютанта озадаченно уставились на него.

- Не верится, -- пробормотал Норман вслух. -- Ушли из-под ареста в Телемском Красном Доме? Как это может быть?..

Прошло еще несколько секунд, и лицо Нормана поразительно изменилось: глаза выкатились, губы вытянулись, но, вместо того, чтобы свистнуть, он громко и отчетливо произнес:

- F-ff-fuck!

Адъютанты переглянулись. Кто-то из телохранителей хрюкнул, с трудом подавив смешок.

Нормен смущенно обвел всех глазами и пробормотал:

- Прошу прощения, господа. Но это поразительная информация. Санджават, бригадного генерала Кауста на связь... Быстрее. Спасибо. Кауст, это я. Быстро мне полный отчет по операциям "Крысолов", "Громоотвод" и "Тень крысолова". Я сказал -- полный! У вас три минуты. Через три минуты я должен начать его читать. Выполняйте.

Президент перевел дух, коричневым морщинистым пальцем оттянул воротник рубашки.

- С Вами все в порядке, господин Президент? -- встревоженно спросил его темнокожий адмирал.

- Да, Сибонгиле, -- раздраженно ответил ему Норман. -- Не отвлекайтесь. Дайте мне на связь Рибейру. Спасибо. Фернандо? Войдите со мной в полный контакт. В полный, Фернандо. Скоро поймете. Когда будете готовы, дайте мне знать.

Лифт начал тормозить.

Норман встал и повернулся к адъютантам.

- Господа, как было решено, в зоне переговоров я остаюсь один. Группа охраны и вы остаетесь в лифте. Лифт в закрытом виде должен стоять на уровне конференц-зала. Прошу не нарушать условия переговоров. До их начала остается еще около двадцати минут, и я хотел бы за это время просмотреть кое-какие материалы. Прошу не мешать мне. Пожелайте мне удачи.

Лифт остановился и открылся, и Президент торопливо, не слушая адъютантов, вышел в полутемный холл конференц-зала Верхнего купола Терминала. Некоторое время из лифта было видно его узкую, слегка сгорбленную спину; затем Норман ушел из поля зрения адъютантов и охраны за изгиб стены, и лифт закрылся.

Адъютанты переглянулись, и генерал Санджават сказал:

- Тебе не кажется, что все это неспроста?

И они многозначительно закивали друг другу.

Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств Роберт Норман тем временем, удалившись метров на тридцать от спецлифта по кольцевому вестибюлю в VIP-зоне конференц-зала, остановился, полузакрыв утомленные, с красными прожилками глаза, и принялся "читать" -- снимать с биоконтроллера документы непосредственно на мозг. Обладая огромным опытом чтения именно таким образом и -- что даже более важно -- огромным опытом отбора получаемых на мозг сведений (опытом, дающимся только многолетней работой с колоссальными массивами информации), Президент за несколько следующих минут получил, впитал и усвоил десятки мегабайт текста и видеоинформации. То, что он узнал, заставило его устроить небольшой разнос находившемуся с ним на прямой связи секретарю Галактического Совета по безопасности Фернандо Рибейре. Поскольку за последние годы Президент привык к полной конфиденциальности и был уверен в том, что оцепленный доброй сотней спецназовцев VIP-сектор совершенно пуст, он говорил вслух, причем не очень стесняясь в выражениях. Английский язык не был родным языком его собеседника, но Президент был уверен, что тот его понимает на сто процентов.

- Фернандо, неужели тебе не ясно, что ваша мышиная возня может поставить под удар не только меня -- забудь об этом; она может поставить под удар дело, которым и я, и ты занимаемся уже добрых двадцать лет во имя процветания человечества? You stupid piece of crap, could you understand that, or you have completely lost your fuckin' mind intriguing in your fuckin' Galactic Council? Почему я узнаю о важнейших деталях, из которых исходит Ямамото, за четверть часа до встречи? Почему ни ты, ни Глумов не взяли на себя смелость доложить мне об этом хотя бы еще утром? Chickened out?

Некоторое время он молча слушал собеседника, затем яростно отчеканил:

- Я должен был узнать о том, что на Телем послан этот Джервис. Я должен был узнать о вашем предположении, что Таука и Лорда вывел из Красного Дома именно он. Тем более я должен был узнать о том, что вы в этом убедились! Хорошо, теперь я знаю, но ни с тебя, ни с Глумова я не снимаю ответственности. Be ready that when we'll get out of all that, I'll cut out the chicken asses of you both. Ты понял меня? Теперь отключись. Я должен еще подумать.

Норман яростно сдернул с головы изящную гарнитуру веббера и сунул ее в нагрудный карман пиджака. Обычно он был настолько сдержан, что его даже пресса называла "сонным тигром". Если бы сейчас его видели со стороны те, кто работал с ним каждый день, они могли бы и усомниться в душевном здоровье своего Президента: он был в ярости, в невиданном раздражении.

Несколько минут Норман молча ходил по вестибюлю, пару раз пройдя мимо спецлифта. Наконец, не выдержав, он вытащил веббер и снова надел его. Собственно, он хотел узнать, сколько времени осталось до встречи, но как-то забыл, что можно просто взглянуть на часы: он привык каждую секунду видеть показания часов на виртуальном рабочем поле веббера.

- Сними веббер, будь так добр, -- услышал он чей-то вежливый, сухой голос и сильно вздрогнул. Завертев головой, он никого не увидел и вдруг почувствовал, как внезапный холодный пот заливает ему глаза.

- Не волнуйся так, -- услышал он. Прямо перед ним возник Ямамото.

Президент перевел дух.

- Ф-фу, это ты, Тацуо. Напугал. Я забыл про твои способности к этим штучкам.

Отставной адмирал кивнул маленькой головой, сверкнув проседью в черных волосах.

- А веббер ты все-таки выключи и сними, -- повторил он. -- Я не хочу, чтобы нас кто-то слушал -- с твоего ведома или нет.

Вздохнув, Норман снова снял и убрал веббер: у него возникло чувство, будто он закрыл глаза и заткнул уши.

Ямамото, склонив голову набок, смотрел на него. Оба они были, в общем, пожилыми людьми -- крепко за шестьдесят Президенту, около шестидесяти адмиралу. Но Ямамото выглядел лет на двадцать моложе, только обильная седина в черной щетке волос выдавала. У адмирала была бледная кожа, но широкий приплюснутый нос, что делало его похожим скорее не на японца, а на филиппинца; впрочем, в нем явно имелась примесь и южноевропейской крови, отчего подбородок у него был покрыт нехарактерной для японца густой черной (и тоже с проседью) щетиной. В последний раз брился он давно, и переодевался тоже давно -- его белый комбинезон порядком износился, и края воротника покрылись сальным коричневатым налетом. Крест-накрест на груди Ямамото была затянута подскафандровая ременная пилотская "сбруя", на которой болтались его командирские цацки -- два мультикома, два тяжелых пистолета, запасные обоймы, блокнот, блоки питания и переходники для веббера и еще пара каких-то устройств. На левой руке адмирала было надето что-то вроде вратарской перчатки.

- Что это? -- кивнул Президент на левую руку Ямамото.

Тот вежливо усмехнулся.

- Это биоконтроллер, -- нейтральным, сухим тоном объяснил он. -- Читает мою биоактивность. Если она аварийно снизится, мой подарочек Земле рванет. Это просто на тот случай, если кто-то из твоих бойцов окажется слишком ретивым.

Норман облизнул губы.

- Тацуо, так ты это всерьез? Эта штука -- здесь? И ты действительно подорвешь ее?

Ямамото кивнул.

- А как ты думаешь, Роберт? Может быть, ты считаешь, что я шучу шутки? Я не шучу шутки. -- Он строил английские фразы, будто на линке или на японском. -- Я здесь вовсе не для шуток. Я прежде всего хочу задать тебе вопрос, что происходит, Роберт? Почему ты нарушил нашу договоренность?

Президент нахмурился.

- Поверь, старина, я ничего не нарушаю. Произошла целая цепь досадных случайностей. Иди сюда, я все тебе объясню.

Он потянулся было к вебберу, отдернул руку и сделал приглашающий жест, увлекая Ямамото в глубь вестибюля, к широким удобным скамьям. Они отошли и сели там. Сквозь густую листву пальм и рододендронов пробивались только отдельные слова, убедительно произносимые низким голосом Нормана:

- Мне не доложили... стечение обстоятельств... оказались в одном и том же месте уникальные специалисты... никто из них в отдельности не собирался... не имели представления ни о каких договоренностях... все было под контролем, но...

В просвет между листьями было видно лицо Ямамото. Адмирал внимательно слушал, настороженно блестя глазами: он то бросал взгляды по сторонам, чтобы убедиться, что они с Норманом и впрямь одни в вестибюле, то сосредотачивался на лице Президента, будто стараясь определить, насколько искренне тот говорит.

- Хорошо, Роберт, -- произнес он наконец, и Норман замолк на полуслове. -- Мне не нужны сейчас оправдания. Я готов поверить, что ты не был в курсе этих совпадений. Но ведь ты знал, кто был прототипом вашего Железного Дровосека, так называемого Сардара. И если уж этот парень оказался настолько хитер и своенравен, что вышел из операции и едва не сорвал ее, то почему он не остался на Акаи? И каким образом он оказался на Солнечной стороне так быстро? И он ли это? Может, кто-то ведет еще одну игру, а, Роберт? Может, Железный Дровосек был не один, а?

Президент протестующе поднял руку и сразу же опустил, так как Ямамото нервно дернулся.

- Ну-ну, Тацуо, -- успокаивающе прогудел Норман. -- Я не собираюсь аварийно снижать твою биоактивность. -- Он позволил себе усмехнуться. -- Дело в том, что и я не понимаю, как этот тип умудрился пересечь Галактику за одни сутки. И никто не понимает, поверь мне. Для этого мои верные дурачки и вытащили из небытия тень Джервиса. Самое смешное, что старина Майк не подвел и разыскал этого Таука буквально за пять дней. Ты, скорее всего, знаешь, что Таук был арестован на Телеме.

- Знаю. Вместе с тем борзописцем, который угнал у меня джампер.

- Ты, наверное, догадываешься, что Таук был арестован не просто так.

- Догадываюсь. Сдавать своих -- любимый спорт родного отечества, не так ли? Если ты думаешь, что товарищ твой представляет угрозу человечеству -- заложи его начальству, да? Хорошо помню. Вся моя служба на флоте шла под аккомпанемент мощного стука со всех сторон.

- Ну-ну, Тацуо. Что теперь опять затевать эти разговоры. Для того я и пошел тебе навстречу, чтобы изменить этот проклятый мир.

- Да-да-да, конечно. Оставь этот пафос, Роберт. Мы оба -- старые циники и хорошо знаем, с какой целью мы в свое время договорились. Да, мир станет лучше, когда в нем больше не будет Конфедерации в ее нынешнем виде, но самое-то главное, что в этом мире станет очень хорошо определенным людям.

- Нет, Тацуо, ты знаешь, что я не думаю о себе.

- Допустим. Ты -- не такой, как я. Ты -- идейный. Это не меняет дела. Объясни мне, что там случилось дальше.

- А дальше случилось то, что из-за референдума на Телеме мы не смогли вовремя связаться с тем, кто был когда-то Джервисом, и отозвать его. Прямой сигнал не проходил, и резидентура из-за неразберихи на планете сработала неоперативно: после ориентировки по Тауку и этому Лорду, некоторое время они ничего не могли получить от нас. Джервис отправился в Красный Дом и, конечно, вытащил оттуда обоих. После чего они ушли с Телема. УБ уже приняло меры, все следы официально прикрыты, их корабль объявлен несуществующим, экипаж и они сами -- вне закона, так что их арест и полная нейтрализация -- вопрос часов. Ты веришь мне?

- Д-да... пожалуй, верю, -- произнес Ямамото после некоторой паузы. -- Ты и вправду настолько идейный, что не умеешь складно врать. Мне, во всяком случае, ты никогда не врал, и теперь я тебе верю.

- Тогда объясни мне, в чем смысл твоего демарша. Мы попытались, конечно, все свести к блефу, приуменьшить эффект, но ведь на Планете паника...

Ямамото покачал головой.

- Это не демарш. Ты понимаешь, что я был поставлен в чрезвычайные обстоятельства. Удаление бандитов, оседлавших Компанию и готовых провалить все дело своим дурацким упрямством -- это одно дело. Но, Роберт, я чувствовал себя затравленным. Ты должен был предусмотреть это. Я чувствовал себя мишенью. Предполагалось, что нам дадут спокойно сесть и укрыться на Хелауатауа -- но там нас ожидала засада. Один из моих кораблей был сбит, ты понимаешь? А ты знаешь, что я только по какой-то невероятной случайности оказался не на яхте "Угольный Мешок", которую сбили, а на "Клыке Льва"?

- Еще одна нелепая случайность, -- возразил Норман. -- Мы не можем управлять Службой слежения Имперского флота, а это именно она навела Управление по режиму Хелауатауа на ваши корабли. Опять бюрократическая несостыковка: Управление не было правильно ориентировано.

Ямамото возмущенно фыркнул.

- Ваши несостыковки могли стоить мне головы!

- Риск неизбежен, -- возразил Норман. -- Ты же помнишь старину Хатами, тогда, двадцать лет назад. Нелепая случайность, и он попал в перестрелку наших же сил, не опознавших друг друга. А сработай кое-кто тогда лучше -- между прочим, на Эриадорской базе тогда служил не кто-то, а именно ТЫ -- и Бахтиёр Хатами до сих пор возглавлял бы Движение вообще и Компанию в частности, а мы преданно шли бы за ним. И, я тебя уверяю, старик был бы более успешен и последователен, чем мы, недостойные его дети. Конфедерация давно была бы распущена, периферийная шелуха сброшена, и в Галактике царила бы, как это предначертано, Великая Земля.

- Ладно, ладно, что теперь ворошить прошлое, -- пробурчал Ямамото. -- Цель Движения все равно близка, с какими бы идеями каждый из нас к ней ни стремился. Бандитов из Компании мы убрали. Теперь только отдай мне этих специалистов... Таука, Лорда и этого, покойного Джервиса -- и дай мне отсидеться где-нибудь, но уж так надежно, чтобы никто не пронюхал. Объявляй о моем аресте, о моем устранении -- о чем хочешь. Мне нужно будет три-четыре месяца, чтобы развернуть и полностью легализовать структуры, которые мы вывели из-под контроля покойных бандитов из нарийи. А потом дело уже только за тобой: нужен будет референдум о роспуске Конфедерации.

- Я помню программу, -- с легкой иронией ответил Президент. -- Не надо мне напоминать. Ты получишь все, о чем говоришь. Таука и прочих ты увидишь в течение ближайших часов. Я надеюсь -- уже нейтрализованными.

Президент собирался сказать что-то еще, но внезапно подавился словами и замер в ужасе. Вокруг Нормана и Ямамото буквально из воздуха с шумом движения возникли какие-то люди, и к головам обоих оказались прижаты стволы оружия.

- К счастью, вам выпал шанс увидеть нас гораздо раньше, -- заявил Президенту невысокий, худой, коротко стриженный блондин в кожаном костюме хайкера, крепко сжимая при этом левую руку Ямамото. Адмирал, высоко подняв брови, от неожиданности попытался вскочить, но на плечо ему надавил, усаживая, бритоголовый полный мужчина, державший голову Ямамото под прицелом пистолета. Президент оглянулся: к его собственной голове ствол пистолета прижимала какая-то легкомысленного вида девица, одетая по-хайкерски, а в некотором отдалении, держа наготове офицерский скрэчер, стоял, внимательно оглядывая и Нормана, и Ямамото, очень опасный с виду молодой азиат. Президент посерел, насколько это было возможно при его коричневой коже, и проклял себя за то, что снял веббер: без него он не мог незаметно поднять тревогу.

- Легче, Ямамото, легче! -- жестко и повелительно сказал блондин, с силой отводя руку адмирала назад. -- Снимите блокировку биоконтроллера, быстро! Ну!!!

Ямамото сделал какое-то неясное движение, и массивная белая перчатка соскочила с его левой руки. Блондин тут же стремительным движением метнул ее в сторону.

- Ловушка, Роберт! -- скрипуче воскликнул адмирал.

Президент ничего не успел ответить, а Ямамото каким-то чудовищным усилием, извернулся в руках двух мужчин и вдруг исчез из виду.

- Ах ты змея! -- воскликнул блондин и тоже исчез. Послышался шум, несколько мощных ударов, яростное проклятие на линке, еще один удар и глухой стон. Ямамото вновь стал видимым, только шагах в пяти от скамей: он стоял на коленях, судорожно хватаясь за живот и пытаясь вдохнуть. Перед ним возник блондин в черной коже и, переводя дыхание, сказал:

- Ким, держи его на мушке, и если попытается повторить этот трюк -- стреляй.

Лысый Ким опять направил на Ямамото пистолет и каким-то особенным голосом сказал:

- Посмотрите на меня, адмирал. В глаза.

Президент Роберт Норман не видел глаз и вообще лица этого Кима -- тот стоял теперь к нему спиной; но он видел отблеск животного страха, отразившийся вдруг на бесстрастном обычно лице Ямамото.

- Стойте неподвижно, -- сонным, слегка гнусавым голосом проговорил Ким, и Ямамото замер. Было видно, что он отчаянно борется с охватившим его ступором. Он даже начал было преодолевать его, но тут блондин в коже дошел до отброшенного в сторону биоконтроллера, поднял толстую белую перчатку с пола и что-то сделал внутри ее, раздернув ее напополам. Ямамото обмяк и отвернулся, насколько мог: мышцы шеи, повинуясь приказу лысого Кима, все еще не служили ему.

Блондин в черной коже, небрежно помахивая выключенным биоконтроллером, вернулся к Президенту и несколько секунд стоял перед ним, глядя ему в глаза. Потом отвел взгляд.

- А я ведь голосовал за вас, мистер Норман, -- сказал он наконец.

Тут только до Нормана дошло, кто такой этот блондин.

- Таук! -- возмущенно воскликнул он. -- Так вы Таук! Немедленно прекратите этот балаган, капитан первого ранга! Вы принимали присягу! Я -- ваш Президент!

Девица за его спиной непочтительно фыркнула. Азиат со скрэчером вежливо засмеялся.

Таук опять взглянул в лицо Норману и с неловкостью отвел глаза.

- Мне стыдно за вас, мистер Норман, -- произнес он тихо, но очень отчетливо. -- Вы -- предатель. Мы здесь с самого начала ваших переговоров с этим господином. Мы слышали все. Да будет вам известно, что весь ваш разговор с отставным адмиралом Ямамото я записал на браслет-регистр. Вам несдобровать теперь, мистер предатель человечества.

Лысый Ким, услышав этот монолог, что-то не слишком одобрительно пробормотал -- слышно было только слова "пафос", "политкорректность" и произнесенное с интонацией грязного ругательства непонятное слово "kamsamol". Норман же сделал то, чего ему уже очень давно -- последние тридцать секунд -- страшно хотелось сделать: набрал в грудь воздуха, разинул рот, обнажив два ряда завидно белых зубов, и оглушительно закричал:

- На помощь! Тревога! На по-о-мощь!

Все переглянулись. Таук сказал:

- А вот это вы зря.

Было слышно, как за изгибом вестибюля открылся лифт. Было слышно, как с разных сторон к ним бегут люди. Были слышны короткие слова команды и щелчки изготавливаемого к стрельбе оружия.

Таук быстро обвел всех взглядом.

- Джессли, возьмись за локоть Нормана.

Сам он быстро ухватился за другой локоть Президента и бросил Киму:

- Ну, Ким, в цепочку!

Тот одной рукой схватился за руку Таука, второй -- с пистолетом -- подтянул к себе за локоть Ямамото.

Таук глянул на азиата со скрэчером:

- Ёсио, пришло время проверить тот трюк с прыжком. Точка выхода -- там, откуда мы выехали.

Азиат опустил оружие и взял одной рукой за локоть девушку, все еще прижимавшую ствол пистолета к голове Президента.

И точно в тот момент, когда сквозь листву пальм и рододендронов просунулись стволы, и железный голос кого-то из офицеров охраны Президента велел никому не двигаться, этот очень коротко стриженный юноша в легкомысленной молодежной одежде совершил всем своим телом быстрое, замысловатое, извилистое движение, закончившееся легким, вполшага, прыжком в воздух.

Был толчок и холодный удар воздуха. Был тяжкий хлопок, заложивший уши подбежавшим спецназовцам. Была ледяная изморось, посыпавшаяся на пол и на темно-зеленые, жесткие листья тропических растений вокруг скамей. По вестибюлю пронесся порыв холодного ветра. Затем наступила долгая пауза, в конце которой одновременно несколько голосов произнесли вслух несколько коротких, но энергичных ругательств на разных языках Земли.

Стволы спецназовцев смотрели в пустоту. Азиат со скрэчером, легкомысленно одетая девица, лысый Ким, капитан Таук, отставной адмирал Ямамото и Президент Галактического Совета Роберт Норман исчезли из вестибюля конференц-зала Полярного Терминала, будто все они только померещились бойцам охраны.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Москва, Истра, Курск, Новокузнецк, Москоу (Айдахо), Нью-Йорк, Сиэтл, 1998-2001.

Книга вторая. ВЕРНУТЬ ИЛИ ВЕРНУТЬСЯ

часть первая

СТЫКОВКИ И РАССТЫКОВКИ

Центральный объединенный командный пункт Звездного Флота Империи Галактика расположен там же, где и Главная Диспетчерская -- в сотых горизонтах экваториальной зоны Космопорта, в районе Восточной Линии. Только ГД -- открытая зона, а ЦОКП -- глубоко секретная. Посмотреть, как девятьсот шестьдесят дежурных диспетчеров Главной Диспетчерской контролируют движение всех транспортных средств вокруг Космопорта и внутри его бесконечных стыковочных зон, туристы считают за непременный пункт экскурсионного маршрута по Звездному Дому. Особенно всем нравится смотреть на диспетчеров Стартово-Причальной Службы Космопорта Галактика: эти триста девять девушек в голубой униформе сидят прямо под экскурсионным балконом Диспетчерской и, не переставая говорить с пилотами прибывающих и вылетающих кораблей, обворожительно улыбаются экскурсантам. Мало кто знает, что от силы каждый десятый пилот (причем, как правило -- пилот малого судна: катера, яхты и т.п.) действительно слышит в своих наушниках голос одной из этих девушек. Остальные говорят с их компьютерными аватарами, которые, собственно, и совершают стыковки и расстыковки -- а иначе Стартово-Причальная Служба захлебнулась бы в потоке непрерывного принятия решений.

И уж тем более только редкие специалисты знают, что прямо под зоной Главной Диспетчерской, ниже невидимого посетителям Машинного Зала, где установлены тысячи серверов Стартово-Причальной Службы, лежит шестиметровый слой экстрано-титановой брони, укрывающий восьмикилометровое эллипсоидальное тело самой защищенной части Космопорта (кроме Дворца и Рубина, конечно) -- ЦОКП. Броня ЦОКП была построена тем же институтом Вондрачека, который тысячу сто лет назад разрабатывал несущие конструкции Космопорта. Мало кто слышал или читал о том, что тогдашний Пантократор Эрвин II подписал указ о создании Института во главе с Мирославом Вондрачеком как раз для разработки броневого покрытия будущего ЦОКП, а Балки Вондрачека были лишь побочным (но, конечно, куда более знаменитым) продуктом этого научного коллектива.

ЦОКП -- пожалуй, мощнейший в Мире комплекс управления вне Большого Компьютера планеты Комп. Разве что Штаб-квартира Космофлота Конфедерации на Луне может сравниться с ЦОКП по относительной мощности, но по количественным показателям она, конечно, далеко позади. Ведь федеральный Космофлот (организованный по подобию всей Конфедерации) -- это довольно незначительное ядро в огромном децентрализованном конгломерате местных планетарных флотов, в массе своей состоящих, в свою очередь, из судов частных компаний. Штаб-квартира на Луне собирает информацию обо всем Космофлоте, но не контролирует его напрямую: прямые связи управления установлены только с крупными региональными базами флота, которые, в свою очередь, оперативно управляют нижестоящими структурами -- но только не частными, а федеральными судами, а их -- примерно десятая часть от общей численности Космофлота.

А вот ЦОКП -- другое дело. Он полностью контролирует весь Звездный Флот в режиме реального времени, и оперативному дежурному за центральной консолью ЦОКП ничего не стоит, скажем, заставить три разных корабля -- один на Галактическом Западе, один в районе Ядра и один на Солнечной Стороне -- буде возникнет такая надобность, совершить одну и ту же сложную фигуру высшего пилотажа в одну и ту же секунду по галактическому времени. Таких кораблей может быть и тысяча, просто подготовка маневра займет несколько больше времени.

Каждую секунду дежурная диспетчерская смена Командного пункта имеет точную и исчерпывающую информацию о том, где находится и чем занят любой из ста с лишним тысяч кораблей, ходящих под флагом Имперского Звездного -- от последнего автоматического танкера или индивидуальной курьерской торпеды до сверхмощного флагманского крейсера или титанического дредноута "Вернер фон Браун", который один может победоносно противостоять атаке боевого космофлота какой-нибудь немаленькой планетной системы (буде, опять же, случится такая необходимость; правда, за всю свою почти двухсотлетнюю историю "Фон Брауну" приходилось выполнять только учебные задачи, но тем выше граничащее с фанаберией самоуважение его экипажа, который твердо знает, что каждую секунду стоит на страже мира в Галактике). Вот в чем заключается разница со Штаб-квартирой на Луне: она такую информацию получить может, а ЦОКП ее имеет. Больше того, сюда же стекается вся разведывательная информация со всего Мира, так что ЦОКП имеет если и не исчерпывающие, то очень подробные сведения о большинстве космофлотов Мира, от скромных планетарных эскадрилий каких-нибудь новоосвоенных миров дальней Периферии до самого федерального Флота Синего Флага. Впрочем, абстрактной справедливости ради, следует заметить, что у разведсекторов ЦОКП есть, конечно, куда более подробная информация о периферийных флотах, нежели о Синем Флаге, данные о котором все же в основном косвенны.

Никто, кроме нескольких десятков высших военных чиновников Империи Галактика, не знает структуры и численного состава ЦОКП. За несколько сотен лет разведкам Конфедерации путем долгих и сложных сопоставлений, изучения косвенных источников, подкупа (как правило, малоудачного) ушедших на покой имперских сановников и, наконец, использования мощных психократов и эмпатов, под видом туристов максимально приближавшихся к ЦОКП (проводя отведенные правилами полчаса на экскурсионном балконе Диспетчерской в попытке уловить сквозь броню и межсекторную пустоту биение жизни персонала Командного Пункта) удалось получить только самое общее, самое расплывчатое представление о том, кто и как управляет Звездным Флотом из ЦОКП. Тем более бесполезно было пытаться получить информацию такого рода через тех, кто непосредственно работает или работал в ЦОКП. Дело в том, что эти люди структуру Пункта не знают в принципе. Даже Главный специалист смены имеет дело только с двумя-тремя соседними отделами, точнее -- не отделами, а дежурными по отделам, которые не имеют для него имен, только функциональные обозначения (вроде, "эй, энергия-пятый, что у нас с подачей тяги на крейсере в пятьдесят восьмом луче?"). А уж Оперативный дежурный -- куда, казалось бы, выше! -- и вовсе не имеет представления о том, кто и как выполняет его приказы. Он имеет дело с результатами, а не с процессом.

Утром двадцать пятого апреля на дежурство в Центральном Объединенном командном пункте Звездного флота заступила усиленная смена так называемого "флагманского звена" -- отдела, ответственного за перемещения флагманских кораблей флота: крейсеров "Вуббо Оккелс", "Эридан", "Слава Хайнсдорфмюллеров" и торпедоносца "Кантербрау". Пантократор Роберт XII находился на Телеме, утрясая последние формальности перед назначенным на утро двадцать шестого подписанием Большого Декрета о независимости планеты и о вхождении ее в статус "дружественного мира Галактики" (статус был придуман специально -- для смягчения общественного мнения в Империи). На орбите Зеленого Мира находились и "Вуббо Оккелс", и "Кантербрау", и -- в чреве торпедоносца -- знаменитая яхта Пантократора, на которой, в случае необходимости, до Космопорта и обратно можно было слетать буквально за шесть часов. Единственный корабль Звездного флота, не подлежащий контролю Командного пункта, она тем не менее жизненно нуждалась -- случись что -- в информационном потоке, который только ЦОКП мог на нее подать. Посему считалось, что флагманская группировка требует усиленного управления из ЦОКП, хотя флагманами командовали вполне компетентные офицеры -- да что там, лучшие из лучших!

"Флагманское звено" располагалось в самой глубокой по отношению к поверхности Космопорта зоне ЦОКП, над самым слоем нижней брони, в относительно небольшом -- двадцать на двадцать метров -- зале, за задней, глухой стеной которого вечно гудели еле слышные компрессоры систем охлаждения. Билли Хиггинсу нравилось здесь работать: к негромкому гулу за стеной он сразу привык, в одну смену с ним постоянно, уже почти два года, выходили классные парни и симпатичные девчонки, зануды из старших флотских офицеров на него -- дежурного сетевого инженера -- внимания не обращали вовсе, а заработок был очень, очень приличный -- почти шесть с половиной тысяч марок в год! Билли затаенно гордился собой: сын белокожих светловолосых эмигрантов с Земли, в земном обществе со своим происхождением он мог бы рассчитывать разве что на неквалифицированный труд -- мыть туалеты в районном "Эбонике" или перебирать овощи для распродажи на Кваанзу. Он был белым из Питтсбурга, территория Огайо -- то есть происходил с самого что ни на есть социального дна, из никчемного, прозябающего на задворках общества "равноправного" меньшинства в бескрайнем море черного, шоколадного, коричневого, смуглого и желтого населения Востока Средне-Северной Америки -- региона, в литературе обычно иносказательно именуемого "Землей Погибшей Природы". Но Билли получил гарантированное законом начальное образование, выявившее у него способности к технике и интерес к сетям и компьютерам. Потом родителям каким-то неимоверным усилием удалось попасть в квоту "экономических переселенцев" в Империю. Бездушный тотализатор судеб эмигрантов -- Генератор Направлений -- внезапно выкинул им направление в сам Космопорт. Это было везение, чистой воды везение. Он смог получить пособие III-98 -- "Поддержка гарантированного уровня технического образования для постоянных резидентов -- экономических переселенцев". Тоже везение: такое пособие получали трое из ста подобных ему. Четыре года в технической школе. Пособие продлили. Четыре года в заштатном, но вполне добротном Шестьдесят восьмом университете имени Денниса Хоппера. Бакалавр сетевых технологий с дипломом Имперской Метрополии! Мог бы он мечтать о таком на родине, всеми презираемый и никем не замечаемый "снежок"? Нет, конечно. И выезд куда-нибудь в Австралию ничего не дал бы: клеймо происхождения так и тяготело бы над ним даже в Европе (не говоря уж об Азии). А здесь -- пожалуйста, ему еще нет двадцати, а он уже работает на Звездный флот (правда, в гражданской должности), мало того -- не в ангаре каком-нибудь провода прозванивает, а сутки через трое обеспечивает стабильность работы сетевых систем важнейшего звена Командного пункта!

Но Билли не задирал нос. Он был добрым пресвитерианином и хорошо знал, что Господь вознаграждает только усердных. И потом, Билли просто очень нравилась его работа. И пить пиво с Марти, соседом по комнате в общаге, таким же иммигрантом, только с Легоры. И раз или даже два в неделю, когда Марти на смене, а он -- нет, встречаться с девчонками (сейчас, и уже полгода, это была Анита из его же смены, но из другого звена, существо веселое и доброе, как раз по нраву Билли). И раз в месяц отсылать родителям в Восточное Полушарие, где они работали в службе грузообработки, целых пятьдесят марок, чтобы они не искали приработков. И откладывать десять марок каждую неделю -- в банк, в настоящий Имперский Сберегательный Банк Метрополии. Это была хорошая жизнь. А через год Билли могли "повысить классность" -- добавить зарплату. Это было еще лучше.

Заступив на смену, он мельком проглядел на консоли окно рабочего журнала и перелистал на трех мониторах терминала текущую диагностику подответственных ему систем (он уже достиг такой степени знакомства со своим хозяйством, что мог заметить любое изменение в нормальной картине, не читая показания систем, а только бросая на них взгляд).

- Так, а это у нас что? -- спросил он сам себя. Что-то было не так. Вернувшись к только что перелистнутой закладке, он прочел:

"Результат плановой кросс-проверки концентраторов накопительной системы обмена входящим трафиком:

25.04.45, 06:01:11. Тест проходимости: ПРОЙДЕН

25.04.45, 06:01:11. Тест случайных задержек: ПРОЙДЕН

25.04.45, 06:01:13. Тест коммутации: НЕ ПРОЙДЕН."

- What the Heck is that? -- риторически спросил он сам себя.

Впрочем, он уже понял, что это такое. Буквально через минуту после того, как в шесть утра по абсолютному предыдущая смена сдала ему вахту, одна из вспомогательных систем -- концентраторы, посредством которых ЦОКП мог обмениваться и при нужде обменивался излишками входящего потока данных с другими подобными же системами в других сетях Космопорта, которые располагали ресурсами для поддержания резервной емкости каналов -- не прошла некритический, но относительно важный с точки зрения безопасности сетей тест, тест коммутации. Причем, судя по тому, что на выполнение теста ушло невероятно много времени -- больше одной секунды -- коммутация где-то была неявно нарушена, и тестирующий процессор затратил огромные ресурсы на то, чтобы убедиться в этом.

Билли тихо присвистнул. В его карьере это была самая серьезная обнаруженная неисправность.

Точнее, никакой неисправности еще не было. Тест мог быть завален из-за флюктуационных ошибок, из-за некорректного выполнения самого теста, из-за физических сбоев в сети (что вполне могло случиться). Но это было серьезное событие, которое могло означать, что Билли придется ближайшие час-два, а то и больше, заниматься поиском -- сначала программным, потом телематическим, а потом (чем черт не шутит) и ручным -- возможной причины сбоя. На этот случай инструкция предусматривала совершенно определенную последовательность действий.

Билли ткнул пальцем в мультиком на поясе и сказал:

- Старший дежурный инженер смены.

Мультиком курлыкнул, и в наушнике у Билли послышалось:

- Старший дежурный инженер Швотцер.

Этот Швотцер был коренной портмен, но большой сухарь и зануда, хотя и честный мужик, по мнению Билли.

- Мистер Швотцер, -- торопливо проговорил Билли, -- это сетевой инженер Хиггинс. У меня в плановых тестах вспомогательных систем неявное нарушение коммутации.

- Уровень? -- скрипуче спросил Швотцер.

- На глаз пока третий или ниже, -- отозвался Билли. Швотцер некоторое время молчал, соображая. Неисправность третьего или более низкого уровня важности означала, что ее должна устранять дежурная смена без вызова ремонтников, но в то же время Билли не сказал однозначно "ниже третьего", то есть скинуть это дело на младших дежурных -- техников и стажеров -- было нельзя.

- Ну, раз третий, давай разбирайся сам, -- умозаключил наконец Швотцер. -- На текущий контроль посадишь младшего... кто там у тебя?

- Ада Левит, -- сказал Билли. Швотцеру, он знал, нравилась задорная рыжая Ада -- без всяких этих штучек, он был женатый мужик, но нравилась. Точно, в голосе старшего появилась какая-то искра живости.

- Вот, пусть Ада сидит на текучке, а ты разбирайся. У тебя, не помню, допуск к ментальному подключению есть?

- А как же? -- Билли хотел было даже обидеться. -- У меня допуск второй степени по всем системам звена.

- Gut. -- Была у Швотцера слабость -- вопреки уставу на службе вворачивать немецкие словечки, половину которых Билли не понимал. Впрочем, "гут"-то он понял. -- Давай, работай. По результатам доложить.

- Есть, -- сказал Билли и отключился. Повертев головой, он обнаружил своего единственного подчиненного, техника Аду Левит, у задней стены зала, где рыжеволосая Ада болтала с дежурными энергетиками. Он не стал звать ее вслух, чтобы не отвлекать сидящих спиной к нему диспетчеров "флагманского звена", а набрал ее на мультикоме -- даже не позвонил, а послал срочный "вызов на пост".

Ада подошла, глядя вопросительно.

- Садись за консоль. -- Билли отъехал на своем стуле ко второму, вспомогательному терминалу. -- Перевожу на тебя весь текущий контроль. У меня один тест вспомогательных не прошел. Сиди и приглядывай. Не знаю, сколько буду этим заниматься. С виду вроде ерунда, но кто знает...

Ада села за центральный терминал консоли, мельком глянула на мониторы и спросила:

- А если дежурного будут вызывать, переключать на тебя или самой крутиться?

Билли подумал.

- Давай так: пока сама, до того, как я определю свой фронт работ. Потом решим.

- О-кей.

Билли повернулся к терминалу и прежде всего вызвал на него полные результаты злополучного теста. Прочитанное не слишком его обрадовало. Да, это было неявное нарушение коммутации. Что хуже -- тест не определял, программное ли это нарушение, или схемотехническое, или вообще физическое.

Билли выделил из расписания плановых кросс-проверок злополучный тест и запустил его снова, на этот раз в ручном режиме и с развернутым отчетом. Терминал отозвался:

"25.04.45, 06:12:43. Тест коммутации запущен.

25.04.45, 06:12:43. Тест коммутации: анализ схем.

25.04.45, 06:12:43. Тест коммутации: пошаговая проверка схем.

25.04.45, 06:12:43. Тест коммутации: повторная пошаговая проверка схем.

25.04.45, 06:12:43. Тест коммутации: анализ текущих программных заданий

25.04.45, 06:12:44. Тест коммутации: выявление приоритетов текущих программных заданий.

25.04.45, 06:12:44. Тест коммутации: НЕ ПРОЙДЕН".

Билли уставился на предпоследнюю строчку. Какого лешего он выявляет приоритеты? Гм... Значит, он анализирует текущие программные задания, обнаруживает какое-то противоречие и запрашивает всю цепь тестируемых концентраторов, чтобы выявить, откуда поступили выполняемые ими программные задания, и установить, соответствует ли приоритетность выполняемых заданий правам установивших их виртуальных пользователей -- потребителей входящего трафика, который по имеющимся внутренним и внешним мощностям как раз и распределяют эти хабы, накопительные концентраторы.

Билли углубился в системные недра и вскоре нашел утилиту, о существовании которой в нынешней версии управляющей системы только догадывался: она позволяла пошагово, вручную, перебрать все выполняемые той или иной управляемой периферией задания. Утилита требовала ментального подключения, поскольку просматривать глазами весь массив этой информации означало бы потратить несколько часов (и не исключено, что впустую). Вздохнув, Билли подкатился к центральному терминалу консоли, где Ада, опираясь на консоль локтями, жизнерадостно разглядывала в крохотном зеркальце свою пышную, мелко вьющуюся шевелюру. Билли легонько шлепнул ее по бедру:

- Отодвинься на секунду. Мне в сейф надо.

Ада покосилась на него ехидным глазом:

- Сексуальные приставания на рабочем месте, инженер?

Билли смущенно хрюкнул.

- Да ладно тебе. Какие еще приставания?

Ада подняла бровь:

- А вы знаете, инженер, как комиссии по сексуальным унижениям квалифицируют прикосновение к верхним частям нижних конечностей? -- Видно было, что ей скучно и что она развлекается.

- Знаю, техник, -- покорно сказал Билли. -- Больше не повторится, техник. Буду вести себя так, будто у вас нет жопы, техник. Ну подвинься, тебе говорю.

Ада прыснула и откатилась:

- А ругаться я тебе разрешала?

Билли опять хрюкнул:

- Этот мне линк. Столько слов, столько оттенков для одного такого простого явления, как жопа!

Ада удивилась:

- А что, в английском только одно слово? Как это будет -- ass?

Билли набрал код на подконсольном сейфе, приложил палец к опознавателю и распахнул дверцу:

- Да нет, там тоже много слов. Можно сказать и ass, это все равно не будет так неприлично, как на линке -- жопа. Можно сказать butt. Если уж совсем прилично -- bottom или seat. А как на иврите?

Ада грустно ответила:

- А я не знаю иврита. В таких объемах, во всяком случае. Я, можно сказать, линкер.

- Ты что, с Периферии?

Ада помотала головой:

- Я портменка. Но у нас в семье говорят только на линке.

Билли извлек из сейфа небольшую коробочку, захлопнул дверцу и откатился.

- Ладно, техник. Придвигайте ваши драгоценные верхние части нижних конечностей обратно.

Он, толкнувшись ногами, подъехал на стуле к вспомогательному терминалу и открыл коробочку. Внутри был цефалопад, или мозговой контроллер -- редкая и дорогая штука, которая при подключении ее к обычным рид-сенсорам превращалась в полный аналог того, что в Конфедерации называлось веббером. Эта технология в Империи не получила еще такого широкого распространения, как в Конфедерации -- там-то ее прежде всего стали использовать богатые корпорации и только позднее, когда она несколько подешевела -- федеральные структуры, а в Империи на технологию прежде всего наложило лапу всесильное Министерство имперской безопасности в лице своего Техно-комитета, или -- полностью -- Комитета по контролю над потенциально опасными технологиями, так что для использования цефалопада даже в государственных структурах нужно было получать специальный допуск, а частные компании должны были еще и бороться за крайне дорогие и связанные с утомительными проверками корпоративные лицензии на каждый отдельный экземпляр прибора.

Билли подключил похожий на авторучку цефалопад к разъему своих рид-сенсоров, надетых на ту же дужку, что и наушник мультикома, и воткнул контроллер в специальное гнездо на поясе, возле телефона. Затем он прилепил к вискам сенсоры, в его мозг через порты цефалопада хлынул поток информации, и он, положив руки на клавиатуру терминала, застыл, углубляясь в управляющую систему.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он закончил вычитку материалов проваленных тестов. В обоих случаях -- и в одну минуту седьмого, и в шесть двенадцать -- тест упирался в одно и то же несоответствие. Где-то вне ЦОКП какой-то удаленный компьютер, или группа компьютеров, или контроллер какой-то сети использовал подконтрольные Билли мощности накопителей трафика для того, чтобы перекачивать собственный трафик -- и, возможно, для того, чтобы перехватывать какие-то фрагменты трафика "флагманского звена". Последнее было маловероятно, потому что системы безопасности не поднимали тревоги и даже не видели в происходящем ничего неправильного. Но вот что кто-то вклинился в виртуальную или, возможно, даже и в физическую коммутацию сетей звена -- было совершенно точно. Причем проделали это настолько хитро и квалифицированно, что как такового вторжения не было видно. Только неявные противоречия в коммутации трафика на определенном участке заставляли Билли сделать столь однозначные выводы: он не смог бы даже определить точный адрес устройства-нарушителя, потому что этот адрес был хитроумно замаскирован в тысячах ему подобных и неопределим ни штатными средствами системы, ни даже простым перебором. Единственное, что могло бы указать Билли на местонахождение удаленного "паразита" -- прямой анализ подключений концентраторов.

Однако тревогу поднимать он не стал: случись разбирательство, ему пока нечего было бы предъявить, кроме косвенных данных. Он просто встал и пошел туда, где физически располагались подозрительные хабы, чтобы прозвонить их на месте.

Подойдя к выходу, он оглянулся. Ада спокойно сидела на его месте и, судя по движениям ее головы, покачивалась на стуле, заставляя переднюю пару колесиков отрываться от плотного коврового покрытия пола. Билли не мог предположить, как долго он будет отсутствовать, но знал, что легкомысленная с виду Ада -- вполне надежный работник и, случись ему провозиться до конца смены, она так всю смену за консолью и просидит. Так что он спокойно повернулся и пошел.

На выходе стояли два сержанта, которых он хорошо знал в лицо: они попадали в одну с ним смену примерно дважды в месяц. Оба черноволосые, чернобровые, с аккуратно подстриженными черными бородками, они в серой форме Особого охранного полка военной полиции смотрелись несколько угрожающе -- как, впрочем, большинство сотрудников этого подразделения, традиционно набираемого из одной, довольно широко представленной в Космопорте этнической группы, потомков турецкого населения германских земель в Европе. Мало того, что эта парочка выглядела почти одинаково, их еще и звали (судя по табличкам на груди) одинаково -- Мустафа-Али Мюллер. Интересно, в который раз подумал Билли, как к ним обращается их начальство? Мустафа-Али первый, Мустафа-Али второй?

- Дежурный сетевой инженер Хиггинс, -- произнес он, остановившись перед постом. Как полагалось по правилам, один из Мюллеров сидел за стойкой поста, второй -- рука на кобуре оружия -- стоял в узком пространстве между стойкой и расположенными углом дверями (одна на выход, другая -- в служебный коридор). -- Служебная надобность. В нижний серверный блок.

Не дожидаясь приглашения, он повернулся к стойке так, чтобы сидящему сержанту удобно было навести на его нагрудную табличку сканер. Сканер мигнул тускло-голубым лучом, считав как видимое, так и невидимое глазом содержание таблички. Из-под стойки поднялся офтальмограф, Билли привычно глянул на его объектив широко раскрытым правым глазом. Прибор сложился, над стойкой на секунду вспыхнуло зеленое голографическое "ОК" и стало красиво гаснуть в воздухе. Второй Мюллер кивнул и сделал незаметный жест, разблокируя левую, ведущую в служебные помещения дверь. Дверь отошла, Билли кивнул сержантам и двинулся в ту часть помещений звена, которую технари вроде него называли между собой "застенки". Не то чтобы там было особенно мрачно или страшно -- просто "застенки" действительно находились за стеной зала, только и всего.

Спустившись в нижний ярус "застенка", Билли с удовольствием исполнил свой любимый номер -- попрыгал на металлической поверхности пола. Звук был такой, будто он прыгал на скале: тупой и почти неслышный. Под ним было шесть метров экстрано-титанового сплава, толща, которая защитила бы Билли, даже если на противоположной стороне брони, в шести метрах от него, взорвалась бы водородная бомба. Билли очень нравилось ощущение от этой неколебимой толщи под ногами. Это было единственное место на работе, где Билли мог постоять непосредственно на знаменитой броне Вондрачека.

Билли посмотрел вверх. Узкое пространство "застенка", перегороженное легкими, шаткими антресолями для доступа к бесчисленным стойкам с аппаратурой, уходило вверх на двадцать метров. Хорошо, что хабы-накопители находились в самом низу: не то что прыгать, Билли и ходить-то боялся по этим ажурным антресолям, которые противно прогибались, когда дойдешь до середины яруса.

Билли вновь прилепил к вискам сенсоры цефалопада и пошел вдоль стоек, останавливаясь у каждой. В каждом рэке было двадцать накопителей. Билли подносил к ИК-порту каждого палец, на который было надето кольцо дополнительного сенсора, и на секунду задумывался. Потом переносил руку к следующему. Потом присаживался, чтобы достать до нижних. Он не удивился бы, если бы неисправность нашлась в самом последнем хабе, в сорока рэках от него. Обычно так и случалось. Это как раз то, что древний поэт Киплинг называл "White man's burden" -- так объясняла учительница в школе, там, в Питтсбурге. Историческая вина расы. Правда, Ада именно это называла "еврейским счастьем". Видимо, каждая раса связывает собственные неудачи с накопившимися за века бременем вины, сделал Билли глубокий вывод и засмеялся: как раз чего-то настолько же глубокомысленного не хватило ему семь лет назад в школе на экзамене по социологии.

И вдруг Билли нашел.

Далеко за пределами Космопорта какой-то нуль-бакен (Билли проверил сетевой адрес -- это был открытый, "публичный" нуль-бакен так называемого "большого кольца", радиосистемы дальних подступов к Звездному Дому) подавал дальше, на кэширующий накопитель, рассеянные пакеты обычного трафика Галанета, используя доступные ему свободные емкости. И почему-то получалось так, что приоритет образования свободной публичной емкости оказывался программно высоким для вот этого скромного, с черной, помигивающей изомерными индикаторами панелью накопителя-концентратора номер девяносто шесть.

На всякий случай Билли проверил, что шло и что могло идти через девяносто шестой хаб. Никакого служебного трафика. Через него шли данные из открытого Галанета -- извне внутрь Флагманского звена ЦОКП. Данные о погоде на Телеме, расписания планетарных пассажирских флотов, новостные каналы и тому подобная дребедень. Что ж, если у девяносто шестого хаба в таком случае образовывалась свободная емкость, он действительно вправе был использовать ее для переброски открытых данных на открытые каналы -- в порядке планового перераспределения емкостей Галанета в целом и космопортовского его сегмента в частности. Удивительно было только, что данные эти так целенаправленно шли на один и тот же нуль-бакен, но по здравому размышлению Билли понял, что и это не сенсация -- просто установилось стойкое соединение, имеющее ненулевой приоритет, вот хаб его и держит. Возможно, тут просто ошибки программирования самого хаба -- неявный конфликт между приоритетами. Фигня, в общем. Какой уж там третий уровень... Пятый это уровень, по-хорошему -- то есть не неисправность вовсе, а так, пролет мухи над бивнями мамонта. Билли прыснул в лад своим мыслям и решил при случае использовать это сравнение в болтовне с какой-нибудь девчонкой.

Билли на всякий случай, не торопясь, досмотрел и остальные хабы, до самого конца, и ничего особенного не обнаружил. Зато нашел кое-что любопытное, чего раньше никогда не видел.

В самом конце "застенка" в полу, то есть прямо в толще Вондрачековой брони, находился люк. И он не был заперт.

Билли замер в глубоком удивлении, которое быстро перешло в детское любопытство. Он знал, конечно, что броня не сплошная, то есть сплошная не везде. Но незапертый люк? Причем это был не прямоугольник со скругленными углами, как обычно выглядели технические люки в перекрытиях: это был ровный квадрат три на три фута, и одна из сторон квадрата чуть выступала. Билли знал, что так выглядели проемы в перекрытиях, построенных давно. Ну -- очень давно. Но ведь это действительно старое перекрытие: этой броне одиннадцать веков.

Билли не удержался и попробовал приоткрыть крышку: она должна была подниматься одной стороной, а не сдвигаться вбок, как в современных люках. Куда там. Если даже потайной замок и был отомкнут, толщина крышки люка -- а значит, и ее вес -- были слишком велики. Силы пальцев Билли хватало только на то, чтобы заставить крышку еле заметно качнуться, подтверждая, что она не заперта. Открыть ее, вероятно, можно было изнутри -- если бы какой-нибудь силач сумел поднять над собой ее вес, килограммов пятьдесят-семьдесят; ну, или если привести в движение управляющий крышкой сервомотор, но как это сделать -- Билли не знал.

- Ладно, -- сказал Билли вслух. -- Пусть так стоит. А вообще непорядок. После смены надо будет взглянуть.

Он зашагал к выходу, представляя себе, как идет закрываемый крышкой ход: вертикальный колодец метра в два, горизонтальный -- метра три, потом шлюз из двух люков, более широкий колодец -- "стакан" в капсуле из чистого экстрана, мгновенно переходящего в связанно-кристаллическое состояние при аварийном воздействии извне; опять шлюз, опять горизонтальный штрек, еще один "стакан"... Он знал, что эти каналы при, допустим, попадании в броню метеорита высокой энергии капсулируются экстрановыми "стаканами", становясь своего рода точками жесткости в толще брони и помогая ей не деформироваться. Интересно, кто-то проверяет эти ходы изнутри? Билли невольно вздрогнул, представив себе, как он заползает в экстрановый "стакан", и тут на броню снаружи рушится метеорит, и коллоидный кристалл экстрана мгновенно охватывает его тело, и он не успевает даже крикнуть... Бред, конечно -- какой метеорит внутри Старого Ядра, среди сотен километров конструкций? Но... Уф-ф! А каким защищенным себя чувствуешь, когда стоишь на внутренней поверхности! Билли вспомнил, как Марти водил его смотреть технический коридор над верхним этажом того сектора, где находилось их общежитие. Они долго, согнувшись, шли по полутемному коридору, чихая от непривычного запаха пыли (Марти, нагнетая драматизм, вслух подсчитывал, за сколько десятков лет в идеально чистом воздухе Космопорта мог накопиться такой слой пылищи; а Билли, смеясь, не верил ему и рассказывал, какая черная толстая гарь набиралась за неделю на подоконнике его комнаты в Питтсбурге), потом открыли какой-то шкафчик, где замигал, медленно нагрелся и показал строчки какой-то диагностики маленький черно-белый монитор, и в самом низу помаргивали слова, которые поразили Билли до глубины души: "последний доступ -- 12.04.3456" -- что означало, что в последний раз этот шкафчик открывали, чтобы взглянуть на монитор, четыреста восемьдесят восемь лет назад! Бр-р... -- Билли дошел до конца "застенка", вышел в коридор и по узкой лесенке поднялся вверх. Отсюда было два выхода: налево -- на главный КПП звена, направо -- непосредственно в рабочий зал. Билли нажал клавишу у двери направо. Один из чернобородых Мюллеров (тот, что носил в ухе крохотную серебряную сережку) глянул через бронестекло и отпер дверь.

- Я после смены выйду через служебный коридор, -- сказал ему Билли. -- Мне там внизу кое-что посмотреть надо будет, чтобы сменщики не ругались.

Сержант молча кивнул. Билли он знал давно, да и было ему совершенно все равно, почему инженер Хиггинс будет выходить не прямо через шлюз, а сначала опять заглянет в "застенок". Тут каждый четвертый после смены еще что-то долизывал -- ясное дело, за такую работу держатся зубами. Светловолосый невысокий Хиггинс пошел в зал, к своему месту, а Мустафа-Али повернулся к другому Мустафе-Али. На самом деле начальство, да и вообще все в их взводе, звали одного Муста, а другого -- как раз его, того, у кого была серьга, знак принадлежности к фэн-клубу "Звездных Тигров" -- Али.

- Слышь, Муста, -- сказал Али, -- а я тебе говорю -- у "Мавров" нападение тяжеловато для наших. Помнишь, в том сезоне ведь пять-три было.

- Не боись, -- лениво ответствовал тот, что сидел за стойкой. -- Старина Ага с тех пор сколько перестановок в защите сделал. И там этот черный теперь играет, Юсуф. Не боись, будет ничья, как раз одно очко -- и наши в одной восьмой финала.

В шесть утра 26 апреля Билли сменился. Он спокойно проспал положенные шесть часов (пока за консолью, как положено, сидела отдыхавшая перед ним Ада) и даже чувствовал себя почти выспавшимся, так что без колебаний пошел опять в "застенок", едва сдав смену флегматичному полному Гюнтеру Пуласки. Гюнтера он предупредил, что будет доделывать кое-какую необязательную диагностику в "застенке" и потом, если ничего серьезного не найдет, просто выйдет через КПП. На самом деле ему просто ужасно хотелось посмотреть, что там, за люком в броне, и почему он приоткрыт.

Он вышел в "застенок" налегке -- впрочем, как и пришел на смену: брать что бы то ни было с собой на работу запрещалось, и свой мультиком (плоский, маленький, дорогой "Спаркси 1018", которым он ужасно гордился), одежду (на работе он ходил в униформе) и скутер он запирал в шкафчик в раздевалке за КПП. Он сказал себе, что долго возиться не будет, так как сегодня во второй половине дня они с Марти собирались пропустить по пиву и потом закатиться куда-нибудь потанцевать или просто кого-нибудь послушать, как повезет, а перед этим он бы еще поспал, чтобы вечером не клевать носом.

Билли вошел в верхний коридор "застенков" и прежде всего открыл стенной шкаф с разными инструментами для неотложного ремонта. Мюллеры уже сменились, его выпустила следующая смена, которую он тоже хорошо знал. Билли не оглядывался: почему-то, когда он смотрел на зал "флагманского звена" и видел на своем месте Гюнтера, а вокруг полузнакомых людей из следующей смены, привычное и, что там греха таить, любимое место работы начинало ему казаться каким-то чужим, холодным и скучным. Зато впереди его ждало кое-что интересное. Он взял из шкафчика диггер и спустился вниз. Здесь он дошел до дальнего конца "застенка" и опустился на колени перед люком.

Люк все так же был не заперт и все так же чуть приподнимался одним краем над поверхностью брони. Билли приложил рабочий зубец диггера к этому краю и нажал на пуск. Диггер загудел, зубец раздвоился, выпустил тонкий, как змеиный язычок, щуп, который пополз куда-то вдоль щели, нащупывая угол атаки. Наконец, диггер вцепился в края, и гудение усилилось. Люк медленно пополз вверх. Показался нижний край крышки, Билли отпустил пуск диггера, который затих, но раздвоившимся жалом продолжал надежно удерживать люк. Билли встал, наклонившись поудобнее, взялся обеими руками за край крышки и потянул ее на себя. Хоть и невысокий, он был довольно крепким парнем, так что всего через пару минут пыхтения и испарины на лбу ему удалось поднять люк вертикально, и массивная крышка застыла, покачиваясь.

Билли посмотрел вниз, в колодец. Как он и ожидал, скобы в стенке спускались на пару метров и кончались. Дальше колодец уходил под прямым углом в сторону. Колодец был неярко освещен: в стенке напротив скоб светилась встроенная лампа-полоска на всю высоту колодца.

Билли оглянулся. Иногда он любил про себя описывать собственные действия, как будто он сочиняет сценарий для фильма. Порой, выпив шестую или седьмую "длинношейку" за вечер, он говорил Марти, что мог бы писать сценарии для фильмов. Марти, слава Богу, к этому моменту уже впадал в добродушный ступор и потом Билли этих слов не напоминал. Так вот сейчас Билли оглянулся и сказал про себя: "он неуверенно оглянулся и...". Он еще раз неуверенно оглянулся и пошел назад, к лестнице и стенному шкафу. Он убрал в шкаф диггер и закрыл дверцу. И пошел вниз, к открытому люку. И больше не оглядывался. Вернувшись к люку, он присел, взялся руками за края проема, поставил ногу на скобу и стал спускаться. Он бросил взгляд наверх: рэки с аппаратурой равнодушно помаргивали индикаторами, еле слышно шумела вентиляция. Билли спустился до самого низа колодца, присел, изогнулся и заполз в горизонтальный, так же неярко, но почти уютно освещенный штрек. Потребовалось полминуты, чтобы на локтях ногами вперед доползти до шлюза. Билли не знал, как открыть люк шлюза, но оказалось -- очень просто: надо было просто приложить к замку ладонь. Никаких опознавательных устройств тут не было. Никто никогда не планировал, что через этот люк кто-то сможет пройти. Билли не знал точного предназначения этих колодцев -- а были они спасательными аварийными выходами. Если бы внутри ЦОКП что-то случилось, по плану его создателей через эти каналы могли бы выйти уцелевшие сотрудники. Снаружи каналы эти теоретически были недоступны.

Через пятнадцать минут он был на противоположной стороне брони, и ему оставалось только открыть такой же толстый запорный люк, как наверху. И он уже видел, что этот люк не заперт -- как и верхний. И уже в голове составлял рапорт начальнику охраны о том, что по чьей-то преступной небрежности аварийный проход в нижнем ярусе "флагманского звена" оказался не заблокирован и, следовательно, открыт для доступа извне на протяжении неизвестного количества времени. Он обдумывал, как лучше сказать, "оказался не заблокирован" или "был обнаружен разблокированным", как вдруг люк под ним стремительно распахнулся, по губам и ноздрям его больно ожгло ледяным, душным, металлически пахнущим отработанным воздухом, чьи-то руки схватили его за щиколотки и сдернули со скоб колодца вниз, под броню, в черное, освещенное какими-то тревожными редкими оранжевыми лампами пространство, где огни тускло отражались в выпуклостях брони и страшный холод опалил Билли горло. Падая, он еще ударился нижней челюстью о скобу и локтем о край люка. Какие-то фигуры в странно толстых, черных, матово отблескивающих скафандрах поволокли его куда-то. Билли хотел было нажать тревогу на служебном мультикоме, но отбитая рука не слушалась, а душный мороз все сильнее кружил его голову, и Билли отключился.

* * *

Реми не спал. Теперь, уже отлетав три недели по Галактике и познакомившись с разными типами космических кораблей, он мог сказать себе (как обычно, с внутренней усмешкой -- он никогда не забывал о том, что должен быть самоироничным), что у него появились привычки и предпочтения настоящего космического путешественника. Действительно настоящего: ведь с Телема на Землю он привел "Лося" сам, даром что большинство режимов были дистанционно введены Легином и Мишей! Реми сам поднял джампер с Гринтаунского космодрома и удачно ввел его в стартовый коридор, сам -- по сигналу с "Вездехода" и после того, как в операционную систему "Лося" были закачаны разработанные капитаном "Вездехода" режимы и траектории -- ввел корабль в гиперпереход, сам менял его орбиту вокруг Солнца, пока Легин дистанционно закачивал на "Лося" режимы маскировки. И, хоть садились на Землю они по режиму Легина, и посадку дистанционно страховала лейтенант Ливингстон с "Вездехода", Реми был за консолью "Лося" и прекрасно понимал, что, если бы не сложная маскировка, он вполне мог бы посадить "Лося" сам, даже и на Землю.

Конечно, он понимал умом, что уход с Телема был чистым везением. Он знал, что их должны были сбить, он знал, что приказ наверняка уже был отдан; им просто повезло, они на полминуты опередили имперскую ПВО, издерганную противоречивыми приказами той суматошной ночи. А может, кто-то в ПВО, понимая (в отличие от упертых и самонадеянных МИБовцев) неизбежность провозглашения независимости Телема, просто не стал брать лишний грех на душу в последний день. Точнее, предпоследний: о неизбежном подписании Большого Декрета было объявлено на следующий день, двадцать четвертого апреля, когда Пантократор прибыл на Телем и прямо с космодрома приехал не во дворец вице-президента (хотя именно вице-президент Шустер встречал его у трапа), а в штаб-квартиру Зайнемана.

Скорее всего, Пантократор не просто так изменил -- хотя бы внешне -- свое отношение к Телему вообще и Зайнеману в частности. Когда его крейсер выходил на орбиту Телема, уже было известно об ультиматуме Ямамото, о панике на Земле и о том, что Президент должен встретиться с отставным адмиралом. А Пантократор не был глуп. Тем более не были глупы его советники по взаимоотношениям с Конфедерацией, и в первую очередь -- фельдмаршал Штокхаузен, который вместе с Робертом XII был на борту крейсера "Вуббо Оккелс". Что-что, а разведка в Империи была на высоте, и Пантократор явно был в курсе как общеизвестных, так и скрытых подробностей "дела Совета Молнии". Видимо, перспектива близких решительных перемен в политическом устройстве второй сверхдержавы заставила Роберта проявить гибкость: и его советники, и сам он прекрасно понимали, что дружественный независимый Телем в меняющемся мире будет Империи куда нужнее нелояльного, сепаратистского, пусть номинально и подчиненного Телема.

Реми понимал также, что без знаний Легина и его доступа к секретным сведениям о системе защиты Земли, об орбитах спутников и диапазонах прочесывания эфира, о степени защищенности или открытости разных регионов Прародины Человечеств он бы сам по себе ни за что не сел, даже легально. То есть машину-то он посадил бы, как посадил бы ее на Акаи или любую другую ненаселенную планету; планетарное окружение Земли -- вот о чем он ничего не знал, а между тем даже столкновение с каким-нибудь низкоорбитальным спутником связи на траектории посадки могло бы стать роковым.

И все равно приятно было думать о себе как о бывалом космическом путешественнике, у которого есть теперь свои привычки и предпочтения. В частности, Реми не нравилось спать во время дрейфа корабля: неустойчивость гравикомпенсации в условиях отсутствия маршевой тяги неприятно давила на него, и внезапная флюктуация гравитации во сне пару раз вызывала у него отвратительное пробуждение от тошноты. Вот он и не спал: "Лось" дрейфовал в семидесяти миллионах километров от Космопорта Галактика, к Верхнему Северу по галактической карте, то есть в противоположной стороне от направления на Солнце.

По абсолютному времени было шесть утра двадцать шестого апреля. Подремав несколько часов, Реми лежал теперь без сна, но не открывал глаз: в каюте все равно было темно. Сколько предстояло дрейфовать -- они не знали, а потому Йон распорядился беречь энергию. Везде, где можно, отключали свет, а из восьми кают отопление и вентиляция были задействованы только в трех. Все равно так получилось, что только три каюты, несмотря на крохотные их размеры, и были сейчас населены: ведь на борту было только три пары -- Йон и Клю, Эвис и Дойт, Реми и Ирам.

Не открывая глаз, Реми заулыбался. Он был знаком с сероглазой сводной сестрой Йона всего двадцать дней, но ведь за то время, когда вся прежняя жизнь Реми кончилась и началась совсем другая (Реми отсчитывал это время от того утра, когда на Акаи сел Йон, а значит -- завтра будет уже ровно месяц), как будто целая жизнь уже успела пройти. Двадцать дней -- это много, очень много. А последние десять дней, когда Реми и Ирам были вместе безотлучно (если не считать вахт) -- это еще больше.

Реми услышал, как девушка вздохнула, и почувствовал, что она шевелится.

- Реми... Спишь? -- спросила она шепотом.

- Нет, -- тоже шепотом отозвался Реми.

- Сколько сейчас?

Реми открыл один глаз и глянул на красные цифры над бледно-зеленым свечением интерьерного контроллера.

- Шесть ноль девять.

Ирам медленно, в два приема набрала воздух в легкие и после длинной паузы быстро выдохнула: так у астлинов проявляется зевок. Это не значит, что у них иная физиология, просто открытый зевок считается неприличным.

- Не зажигай свет, -- сказала она наконец. -- Опять не спал?

- Подремал немного.

- Надо тебе снотворное принимать. Усталость рано или поздно свое возьмет, и ты отключишься прямо на вахте.

Реми кивнул, потом сообразил, что Ирам его не видит, и произнес вслух:

- Твоя правда.

Он взял Ирам за руку, и некоторое время они полежали молча, перебирая пальцы друг друга. Потом Ирам вдруг забеспокоилась и приподняла голову на подушке.

- Слышишь?

Считалось, что все помещения корабля полностью звукоизолированы, но на самом деле, если кто-то поднимался или спускался по одной из двух боковых или центральной лесенке от рубки к каютам или наоборот, в каютах это можно было услышать. Тем более, что каюта Реми прилегала к одной из боковых лесенок. Так вот сейчас переборки ощутимо вздрагивали: кто-то торопливо спускался в рубку. Время было неурочное: экипаж разошелся по каютам только в полночь по абсолютному.

Реми, не выпуская руку Ирам, сел на койке, отчего левую ногу ему пришлось опустить и поставить на палубу. Для двоих койка была все-таки узковата.

- Кто сейчас на вахте? -- спросил он -- риторически, потому что и сам прекрасно знал, что с шести утра до полудня была вахта Эвиса. -- Эвис зря будить никого не станет...

Тут села и Ирам. Возможно, у нее и не было такой сверхбыстрой реакции, как у Реми, но, как и большинство астлинов, она обладала очень тонким, почти экстрасенсорным чутьем -- сродни не психократии, а скорее развитой обратной связи между чувственным восприятием и эмоциональным состоянием.

- Что-то случилось, -- проговорила она и, выпустив руку Реми, легонько толкнула его. -- Оденься, посмотри, что происходит.

Реми уже прыгал на одной ноге по каюте, натягивая штаны. Ирам в темноте потянулась через койку к креслу, на котором была ее одежда. И тут ожил интерком. В каюте раздался голос Йона:

- Экипаж, прошу прощения, но вынужден объявить подъем. Важные новости. Прошу всех в рубку, контрольное время (Йон прыснул) три минуты. Извините за серьезный тон...

Было слышно, как Эвис говорит что-то вроде "А ты и не обязан извиняться, высокоученый писатель: это твое право как командира..." -- но тут интерком отключился.

Ирам натянула футболку и зажгла свет. Жмурясь, Реми сунул ноги в кроссовки -- те, что Йон купил ему в Космопорте -- и, застегивая ворот хелианской рубашки, спросил подругу:

- Успею я за контрольное время почистить зубы, как ты считаешь?

Опытный космический волк, к флотским понятиям и ритуалам он относился гораздо серьезнее Йона.

В рубке все собрались секунд за пять до конца "контрольного времени", за что капитан Лорд объявил экипажу благодарность. Ехидная Клю немедленно осведомилась, дает ли экипажу вынесение благодарности право на льготы, например -- на завтрак в неурочное время (на Телеме еду так и не купили, а из погруженной на борт еще на Вальхалле тысячи рационов экипаж съел уже треть, так что режим экономии действовал и в отношении пищи).

- Дает, но после совещания, -- серьезно ответил Йон, подтягивая воротник свитера (в рубке было прохладно). -- Дойт, тебе так холодно будет. Сходи надень носки. И одеяло возьми там. Сходи, мы подождем.

- Лучше возьми мой плащ, -- вполголоса сказал Эвис, и Дойт, чмокнув его в бородатую щеку, босиком вышла из рубки. Эвис, вновь уступивший капитану (это Йона он сменил несколько минут назад) место вахтенного за центральной консолью, сел за свое обычное место оператора систем безопасности. Ему предстояло сидеть в холодной рубке много часов, так что одет храбрый воин был тепло: куртка, сапоги, на свежевыбритой голове (соблюдая воинскую традицию, он брил голову дважды в неделю) -- шерстяная куфия.

Реми тем временем закончил одеваться (он успел почистить зубы, но часть одежды пришлось захватить в рубку) -- застегнул куртку и сел на пост связи. Как и у Йона, сбритые третьего апреля волосы у него уже успели заметно отрасти, только у Йона они отрастали темными, а у Реми -- русыми, как и у Клю. Волос Клю сейчас видно не было: она мерзла и поэтому надела купленный еще в Космопорте паричок. Дома, на Акаи, она привыкла переносить довольно сильные морозы -- во всяком случае, еще год назад она с Реми оставалась зимой на ночь в лесу и спала в снегу, могла искупаться и в проруби (и купалась); но стылая зябкость недоотапливаемых помещений джампера, отделенных от космического холода и тьмы тонким слоем кералитовой брони, пробирала ее до костей, и Клю начинала мерзнуть, как только выходила из теплой каюты.

Реми положил ладони на свой терминал, перебрал режимы маскировки и данные радиоприема последних часов. Хотя "Лось" и дрейфовал почти в четырех световых минутах от Космопорта, да еще к Верхнему Северу, то есть в стороне от регулярных трасс, не исключена была вероятность, что в "оперативной близости" (до миллиона километров) пройдет какой-нибудь корабль, который сможет ненароком засечь "Лося". На этот случай маскировочные режимы корабля вместо суперсовременного джампера отрисовали бы на сканерах любого встречного аппарата безобидный отработавший, лет сто назад отключенный нуль-бакен. Если бы это произошло (сканеры "Лося" фиксировали попадание в луч сканеров чужих кораблей), то автоматика просто занесла бы это событие в журнал наблюдений без сообщения вахтенному. Вот если бы попадание "Лося" в луч чужого сканера вызвало изменение поведения наблюдателя -- смену траектории, импульс "нулевки" и т.п. -- тогда корабль поднял бы тревогу. Но нет, журнал был пуст: с полуночи, когда сам Реми сменился с вахты, и до восьми пятнадцати по абсолютному сканеры не фиксировали прохождения в "оперативной близости" ни одного физического тела, и никакое опознаваемое излучение не касалось его, кроме постоянно получаемого по "нулевке" потока двоичной информации -- точнее, так называемых рассеянных пакетов, в виде которых обычно передается трафик Галанета. Это был существенный элемент маскировки: "Лось" не пользовался радиосвязью, но был постоянно подключен к Галанету, причем весьма хитрым способом. Пожелай кто-нибудь разобраться, куда это там идет поток рассеянных пакетов с ближайшего нуль-бакена, он получил бы сетевой адрес безобидного накопителя, кэширующего какие-то данные для служебной передачи на магистральные сервера Космопорта и далее -- Компа. На Акаи Реми приходилось иногда пользоваться разными хитрыми способами выхода в Галанет в обход счета Мартенов за доступ в "нулевку", так что он вполне мог оценить изящество этого решения и понять, что знакомые ему способы влезть в "нулевку" под видом, скажем, трафика гравиметрического спутника -- детский лепет по сравнению с этой маскировкой, разработанной в лабораториях УБ и закрытой личным паролем Легина Таука. Пусть сам Таук был сейчас вне закона -- а следовательно, его служебные пароли аннулированы: у офицеров такого ранга есть, конечно, сотни способов входа в любые мыслимые сети, помимо обычного служебного доступа, и закрываются эти способы такими мерами безопасности, что 36- и 42-значные служебные пароли, по сравнению с ними, выглядят, как щеколда по сравнению с сейфовым замком.

- Ну что ж, приступим, -- сказал Йон. Реми оторвался от пульта и, застегивая куртку повыше (в рубке и впрямь было прохладно, не больше плюс десяти по Цельсию), повернулся в кресле так, чтобы видеть весь экипаж: Ирам на противоположном конце консоли, у пульта системы жизнеобеспечения; Клю в смешном белобрысом паричке у сканнерно-радарного поста; Йона на центральном посту и Эвиса у консоли систем безопасности. Дойт, у которой штатного места за консолью не было, подкатила одно из гостевых кресел поближе и устроилась за спиной Эвиса, кутаясь в его толстый суконный плащ.

Йон оглядел всех и запустил видеозапись, только что полученную из Федеральных Новостей -- службы в Галанете, распространяющей официальную информацию. Пожилой темнокожий диктор, неотрывно глядящий в камеру сквозь прозрачное полотно телесуфлера, торжественно заговорил:

- Мы передаем совместное заявление Галактического Совета Конфедерации Человечеств, Совета Министров Конфедерации Человечеств и Консультативного Совета Учредителей Конфедерации Человечеств от 26 апреля 3945 года, распространенное Федеральными новостями в пять часов тридцать минут утра по абсолютному времени.

24 апреля в 21 час по абсолютному времени Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств доктор Роберт Норман встретился на Полярном Терминале с предъявившим ранее ультиматум руководству Конфедерации бывшим главой незаконных вооруженных формирований так называемого "Совета Молнии" (иначе "Шура ас-Нарийя") отставным контр-адмиралом Ямамото Тацуо. В соответствии с поставленными Ямамото условиями, Президент встречался с террористом один на один.

Террорист Ямамото угрожал в случае невыполнения его требований взорвать на низкой орбите Земли несколько сверхмощных термоядерных зарядов. Как было установлено специалистами Управления Безопасности человечеств, Ямамото прибыл на Полярный Терминал на истребительной шлюпке с торпедоносца "Клык Льва", последней крупной боевой единицы "нарийи". На борту шлюпки находилось одно из термоядерных устройств, подрывом которых он угрожал -- нелегально собранная на Периферии боеголовка мощностью в пятьдесят мегатонн тротилового эквивалента. Как было установлено, боеголовка контролировалась переносным устройством, которое террорист имел при себе.

В ходе переговоров, видимо, возникла критическая ситуация, в результате которой Президент Норман, жертвуя собой, вошел в физический контакт с террористом и лишил его контрольного устройства боеголовки. Термоядерный взрыв в атмосфере Земли был предотвращен. Почти в то же время специалисты астрогренадерской службы Управления Безопасности захватили пристыкованную к Полярному терминалу шлюпку террориста Ямамото и обезвредили боеголовку. Пилот шлюпки и находившиеся на борту два террориста из числа боевиков "нарийи" задержаны и подвергаются допросу.

Спустя несколько часов на мертвой орбите вблизи Земли был обнаружен замаскированный торпедоносец "Клык Льва". Истребители Флота Синего Флага окружили торпедоносец, и на борт был передан ультиматум, предусматривавший безоговорочную капитуляцию террористов в обмен на жизнь. Спустя десять минут террористы вышли в эфир и открытым текстом заявили о готовности сдаться. Специалисты астрогренадерской службы задержали на борту торпедоносца двадцать семь боевиков "нарийи". На корабле были обнаружены еще четыре нелегально собранные термоядерные боеголовки суммарной мощностью в двести мегатонн. Они обезврежены и более не представляют угрозы.

Однако в момент физического контакта Президента Нормана с террористом Ямамото Президент Норман и сам террорист подверглись пока не объясненному энергетическому воздействию. По мнению специалистов Управления Безопасности человечеств, это явилось следствием использования террористом энергетического устройства неизвестной природы. При до сих пор не объясненных обстоятельствах террорист Ямамото и Президент Галактического Совета доктор Роберт Норман на глазах у подоспевших сотрудников президентской охраны исчезли из помещения. Исчезновение сопровождалось значительными явлениями теплопоглощения и энергетическими возмущениями на большой площади.

Попытки отыскать Президента Роберта Нормана на всем Полярном Терминале не дали результата. После двадцати часов тщательного поиска компетентными специалистами было сделано заключение о нецелесообразности его продолжения.

Галактический Совет Конфедерации Человечеств, Совет Министров Конфедерации Человечеств и Консультативный Совет Учредителей Конфедерации Человечества с глубоким прискорбием извещают, что Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств доктор Роберт Норман в установленном порядке признан погибшим и более не исполняющим своих обязанностей.

Согласно статье 34 главы 4 части 5 Конституции Конфедерации Человечеств, к исполнению обязанностей Президента Галактического Совета в течение остатка президентского срока, то есть до марта 3949 года, приступил Государственный секретарь Конфедерации человечеств Франклин Юкинага. Он будет совмещать посты Исполняющего обязанности Президента и Государственного секретаря до внеочередной сессии Галактического совета, дату которой Постоянный комитет Галактического совета назначит 26 апреля. Сессия должна будет утвердить господина Юкинагу в должности Президента и избрать из числа членов Постоянного комитета нового Государственного секретаря Конфедерации.

Светлая память о героическом президенте Роберте Нормане, ценой собственной жизни спасшего прародину человечеств Землю от термоядерного кошмара, навсегда сохранится в сердцах благодарных потомков.

Галактический Совет Конфедерации Человечеств, Совет Министров Конфедерации Человечеств и Консультативный Совет Учредителей Конфедерации Человечества выражают глубокое соболезнование родным и близким покойного.

Исполняющий обязанности Президента и Государственный секретарь Франклин Юкинага выступил вчера поздно вечером с кратким обращением к Постоянному комитету Галактического совета. Он подтвердил неизменность курса на процветание и стабильность человечеств Конфедерации и неослабевающую борьбу с преступностью и терроризмом. Касаясь дела "Совета Молнии", исполняющий обязанности Президента выразил уверенность в том, что с гибелью видного террориста Ямамото и арестом большинства руководителей "Совета" могущество этого некогда тайного преступного сообщества необратимо подорвано. Франклин Юкинага сообщил, что следствие по делу арестованных три недели назад бывших федеральных министров труда и ресурсов, Эль-Халеба и Рафсанджани, равно как и по делам других арестованных членов руководства "Совета Молнии", продолжается.

Обращение Франклина Юкинаги к народам Человечеств будет передано в течение дня двадцать шестого апреля.

Подлинник совместного заявления подписали:

Исполняющий обязанности Президента Галактического Совета Конфедерации Человечеств Франклин Юкинага,

Председатель Совета Министров Конфедерации Человечеств, министр федеральных ресурсов доктор Кемаль Мувайлихи,

Старейшина Консультативного Совета Учредителей Конфедерации Человечества, советник от Стагола Натан Блох".

Йон, сдерживая зевок (только он вновь привык жить по абсолютному времени после Хелауатауа, как его внутренние часы опять сбились ночными вахтами, и даже антилаг не очень помогал), оглядел собравшихся.

- Такие вот дела, -- сказал он наконец.

- Как дела у Легина, Кима, Ёсио? -- спросил Реми. -- Связь была?

- Последний раз -- в пять сорок пять, когда мы посмотрели этот сюжет. Перед этим они мне дали знать, чтобы я включил ТВ. У них очень радикальное предложение. Ну -- очень.

- Какое? -- спросила Ирам. -- Впрочем, дай я догадаюсь. Идти в Космопорт?

Йон засмеялся.

- Ты начинаешь понимать логику Легина лучше меня. Да, идти в Космопорт обоим кораблям.

Реми почесал в затылке.

- Это что, серьезно? С Президентом на борту, с людьми, объявленными вне закона? С тобой, с самим Легином, с Кимом? Самоубийство. Глупо.

- Почему? По-моему, отчаянно, но вовсе не глупо. Да, мы вне закона, но только в Конфедерации. Президент у нас. Ямамото у нас. Пантократора нет в Космопорте. Галактика гудит, будто осы в вентиляции. Мы пробираемся в Космопорт и устраиваем пресс-конференцию -- это я беру на себя. Соберем всю имперскую прессу и весь корреспондентский корпус конфедератов и Периферии. Предъявим им Нормана и Ямамото и раскроем все, что знаем о сращивании нарийи и федерального правительства. Хуже никому не будет: гадов в Конфедерации прищучат окончательно, а Империя будет на нас дышать, как на стеклянных -- еще бы, мы им такой козырь даем: свободная пресса Империи разоблачает заговор в Конфедерации!

Клю засмеялась.

- Помирать, так с музыкой. В Космопорт, так в Космопорт. Я не очень понимаю, зачем там нужны мы все...

- Как свидетели, -- откликнулся Йон.

- ...Ну ладно, пусть как свидетели. Но все равно я согласна. Все это уже так долго тянется и мы все так от всего этого устали, что пусть так будет.

Дойт из-за спины Эвиса заявила:

- Мне тоже кажется, что так и надо поступить. Правда, я, в отличие от всех вас, вне закона как раз в Империи. Но с вами я уже ничего не боюсь.

Эвис проворчал:

- И не надо ничего бояться... Что нам, понимаешь, какой-то Космопорт...

Все засмеялись, и сам Эвис в том числе.

- Ну ладно, -- сказал Реми, невольно заражаясь оптимизмом Йона. -- Давайте тогда в Космопорт. И что, уже есть план? Мы же туда не открыто пойдем, верно?

- Конечно, не открыто. -- Йон похлопал ладонью по консоли. -- План есть. Поскольку все согласны, давайте раскочегаривать машину. Я связываюсь с "Вездеходом", и мы назначаем рандеву.

- Завтра? Послезавтра? -- спросила Клю.

- Нет, что ты. Столько времени у нас нет. Через часок, я думаю.

Все переглянулись, а Клю возмущенно подскочила:

- Ах вот оно как! Ну вот что, капитан Лорд. Я тебе официально заявляю: никакого рандеву без завтрака, понял? У меня живот к позвоночнику прилипает.

Йон засмеялся.

- Я же сказал: после совещания -- завтрак. Я пока буду связываться с нашими. А ты -- знаешь ведь, что инициатива наказуема, -- иди готовь на всех.

Клю встала.

- Думаешь, напугал? И приготовлю.

Дойт тоже встала:

- Я с тобой пойду. Там теплее. И помогу.

* * *

Утро двадцать шестого апреля в зоне грузообработки Восточного полушария Космопорта Галактика ничем не отличалось от любого другого рабочего утра. Ровно в шесть заступили на работу очередные смены на бесчисленных грузовых терминалах, перевалочных базах, складах, причалах, доках и так далее -- десятки тысяч людей, обеспечивавших титанический поток миллионов тон грузов с борта и на борт тысяч судов.

Вероятно, те, кто никогда не имел дела с Восточным полушарием, не смогут правильно представить себе его визуально. Это совсем не то, что монолитные, тянущиеся на десятки километров громады портовых секторов Западного полушария. Портовая часть Восточного полушария представляет собой почти круглую зону диаметром около тысячи двухсот километров, испещренную несколькими тысячами так называемых пирсов; в отличие от морских пирсов, выдающихся в воду, или пирсов Земли-Большой, похожих на гигантские подъемные краны, грузовые пирсы Космопорта -- это тоннели диаметром от ста метров и до нескольких километров, уходящие в глубь тела Звездного Дома порой на километр, порой на пять, а иногда и на несколько десятков (самый глубокий пирс, где разгружаются гигантские рудо- и водовозы с сырьевых планет, уходит в толщу Космопорта до триста тридцатого горизонта и при входе имеет диаметр в восемь с половиной тысяч метров, так что в нем могут безопасно разминуться до четырех-пяти встречных судов одновременно).

На границе Восточного полушария, недалеко от Восточной линии, на самом экваторе Космопорта находится, пожалуй, самая оживленная часть зоны грузообработки, никак не зависящая ни от экономической конъюнктуры, ни от времени года, ни от времени суток. Это так называемый Сброс-терминал. Проще говоря, место, откуда из Космопорта уходит во внешний мир гигантский поток отходов Звездного Дома.

Только не следует представлять себе струи неаппетитных жидкостей, разлетающихся в пространстве, и вереницы мусорных контейнеров, расплывающихся по окрестностям. Так было, но так было очень давно -- тысячу лет назад, когда поверхность Космопорта находилась в районе нынешних Сотых горизонтов, да и форма Звездного Дома была еще далеко не эллиптической, как сейчас.

Сброс-терминал -- это семь глубоких, до двухсот километров, пирсов, протянутых вглубь внутри Сброс-полигона -- той части Космопорта, куда стекаются и свозятся жидкие, твердые и газообразные отходы жизнедеятельности рукотворной планеты. Жидкие и газообразные отходы здесь в гигантских автоматических заводах разделяются на фракции, часть которых замораживается и брикетируется, а часть -- закачивается на борт гигантских пластиковых пузырей, одноразовых барж, которые затем вывозятся в пространство мощными буксирами. Часть этих барж отгоняется к ближайшим планетным системам и сбрасывается в звезды (особенно в сверхгорячий белый гигант Ахернар, до которого хотя и относительно далеко для буксировки -- чуть больше сорока трех парсек -- но планетной системы у него нет, так что он никому не принадлежит), часть -- буксируется подальше и обрушивается на поверхность отработанных сырьевых планет-трупов, чтобы компенсировать потерю ими массы и предотвратить изменение их орбит.

Твердый же мусор здесь, на Сброс-полигоне, сортируют и обрабатывают. Часть идет на мусоросжигающие комбинаты, дающие Космопорту вторичные углеводороды и дополнительное тепло. Часть утилизируется: к примеру, пищевые отходы измельчаются, перемешиваются и идут на подкормку колоссальных планктонно-хлорелловых плантаций в Трехсотых горизонтах, дающих основу всему циклу производства пищи и кислорода в Звездном Доме. Часть же -- особенно те металлические и минеральные отходы, перерабатывать которые в Космопорте нерентабельно -- опять же брикетируется, грузится на самоходные баржи-мусоровозы и вывозится для переработки на планеты Периферии. Ряд индустриальных миров Имперской Периферии нуждается в таком недорогом вторичном сырье для производства, продукция которого идет в конечном счете на пользу самого же Космопорта; а некоторые независимые периферийные миры покупают такое вторсырьё потому, что лишены соответствующих первичных природных ресурсов.

Понятное дело, работа на Сброс-полигоне, да и на Сброс-терминале, далека от высот престижа. Работают тут, в основном, иммигранты, да и они называют свою службу скромно: "обработка специальных грузов". Впрочем, много рабочих рук здесь и не нужно: здесь не Периферия, занять хоть чем-нибудь излишки населения не проблема, так что обе эти зоны принадлежат к числу самых автоматизированных производств Космопорта.

В семь сорок Диспетчерская служба Космопорта получила сообщение с приближающегося мусоровоза, принадлежащего неизвестной частной компании с далекой периферийной планеты Уусимаа. Капитан сообщал, что идет без фрахта, и просил разрешения лечь в дрейф, чтобы уладить деловые вопросы с руководством Сброс-полигона. Причальная служба в лице (по чистой случайности) не компьютерного аватара, а настоящего живого диспетчера Лурдес Брейтуэйт, дала мусоровозу дрейфовый коридор и переключила на диспетчеров Сброс-терминала с тем, чтобы капитан вернулся на ее канал, как только уладит свой бизнес.

Капитан мусоровоза 947-10, представившийся диспетчеру Сброс-терминала как шкипер Пекка Йоулупукки, дал диспетчерской полагающийся в таких случаях полноценный видеопоток со своего борта, чтобы диспетчер видел его при переговорах. Старший диспетчер Антон Гаршнек, взглянув на физиономию капитана у себя на мониторе, тут же приглушил свой микрофон и, расхохотавшись, крикнул свободным ребятам за соседними пультами:

- Народ, гляньте, какой тип -- настоящий периферийный медведь!

Двое-трое, у кого была пауза между проводками плановых судов, подошли и тоже засмеялись. На экране виднелась чрезвычайно серьезная и даже мрачная ряха шириной во весь кадр; ряха заросла густой, но короткой, слегка всклокоченной бородой, маленькие голубые глазки выглядывали из-под низко нависших кустистых бровей, а на лоб была надвинута какая-то невообразимая шерстяная шапка, вроде колпака.

Диспетчеры, все еще посмеиваясь и покачивая головами, разошлись по местам, и тогда Гаршнек, усилием воли скрывая улыбку, включил микрофон и сказал:

- Слушаю вас, шкипер.

- Anteeksi... Huomenta, yhdeksдn neljд seitesmдn kymmenen... -- разразилась ряха с бородой потоком незнакомых слов на неизвестном языке.

- Стоп! -- воскликнул озадаченный диспетчер. -- Я не понимаю. Говорите на линке?

Бородач на экране разочарованно крякнул. Он не видел диспетчера (подавать контактанту видеопоток от себя диспетчерская не обязана), а потому упорно таращился в центр экрана, так что у Гаршнека возникло малоприятное ощущение, что шкипер пристально разглядывает его рот.

- Я говору по-линку, -- разразился наконец бородач на ломаном линке. -- Толико пилохо, из-звиниття меняа. Какк жаалко, что ваас не гов-вориття по-финску. У наас вотт каккаяа проблемма. Наас шла на Земляа-Боольшайя, и тамма они фрахтта наша отменяйя. Таккайя большайя му-уссоровозза гоняйя тудаа и сюдаа, разориться можно. Нетту ли у ваас какая фраахта, наас любая му-усора интересуйя, даже наличные могла плати.

- Понял вас, борт 947-10, -- сказал диспетчер, не рискуя произносить вслух фамилию шкипера во избежание разночтений. -- Связываюсь с коммерческим отделом Сброс-полигона, подождиття минутту.

Приглушив микрофон и переключаясь на мусорщиков Космопорта, он шепотом выбранил себя за то, что невольно заговорил с липучим акцентом шкипера Йоулупукки (не обиделся бы он, кстати -- о буйном и горячем нраве выходцев из Финляндии в Космопорте много говорили как раз сейчас: два дня назад все телеканалы облетела история ресторана "Finlandia" в Субурбии, который разгромили пять упившихся до поросячьего визга туристов из Хельсинки). Побеседовав с коммерческим отделом, он переключился обратно на мусоровоз с Уусимаа.

- Борт 947-10, есть у вас правительственная лицензия на ввоз мусора на вашу планету?

- Конеэчно, -- отозвался шкипер, все так же неимоверно серьезно и пристально глазевший в центр экрана. -- Наас всю наашу планетту Уусимаа кормил. Нааша планетта беэдная, вторичная сырье сильно давай-давай.

На терминале диспетчера появился пересланный с борта мусоровоза текст лицензии. Диспетчер привычно загнал верительный пакет лицензии в крипточекер, который тут же опознал лицензию как действительную и подпадающую под целый ряд необходимых имперских документов, названия и номера которых моментально выстроились длинным столбцом в правой колонке окна крипточекера.

- Хорошо, -- кивнул Гаршнек. -- Ну что ж, даю вам разрешение на вход в четвертый пирс Сброс-терминала, причал вам определит причальная служба (он движением левой руки отослал причальной службе свое разрешение). После стыковки ваш суперкарго должен немедленно связаться с коммерческим отделом, контрольный номер два-семьсот семь-одиннадцать. Они нуждаются в большом мусоровозе, который может простоять под загрузкой не меньше двух суток -- у них идет крупная, но дискретная по времени поставки партия списанных кабелей, порядка десяти тысяч тонн. Они готовы отдать по шесть марок за тонну, предоплата двадцать процентов. Вас устроит?

- Дваадцать процеэнтов по безналу? -- тут же уточнил шкипер. Ух, какой коммерческий огонек сверкнул в маленьких глазках волосатого Йоулупукки! Именно этот огонек куда весомей легальной лицензии убедил диспетчера в том, что это действительно серьезные периферийные мусорщики. Ну и силуэт корабля, получаемый с дрейфовой стоянки: ничем иным, кроме как мусорщиком, это колоссальное корыто с двумя массивными грушевидными двигательными установками, на носу и в корме, быть не могло. -- Наас наличными плати. Дваадцать процеэнтов не пойди, наас давай наличными десять процентов. Мы же ещоо и простояать можем доолго. Скидочку извольте.

Диспетчер еще раз связался с коммерческим отделом и тут же переключился обратно на предприимчивого Йоулупукки:

- Они согласны. Инкассатора вам к шлюзу пришлют. Удачного фрахта.

- Kiitos, -- торжественно ответил шкипер, все так же таращась в центр экрана. -- Благодару ваас, диспетчер.

Гаршнек переключил мусоровоз на причальную службу и занялся другими делами, но до конца смены то и дело посмеивался, вспоминая сверхсерьезного шкипера с его десятью процентами наличными.

* * *

Защищенность ЦОКП превосходила самые строгие мыслимые нормы. Всего два туннеля вели внутрь его брони, упираясь в контрольно-пропускные пункты, которые при нужде могли бы выдержать и даже отбить атаку любой интенсивности. В те времена, когда от поверхности Космопорта Командный Пункт отделяло всего несколько горизонтов, эти КПП были спроектированы как настоящие космические бастионы, ничем не уступающие по мощи боевым рубкам тогдашних имперских крейсеров и торпедоносцев и вполне способные противостоять попытке прямого прорыва с такого корабля (подобных которым в то время единственный потенциальный противник -- Единая Земля -- еще и не имел: мощь тогдашнего Ударного Флота Земли, предшественника нынешнего Флота Синего Флага, зиждилась не на больших ударных кораблях, а на тучах штурмовиков-истребителей, вылетающих с борта маневренных и скоростных по тем временам "катероносцев").

Поэтому, если кому-нибудь и могла прийти в голову мысль захватить Командный Пункт, захватывать его надо было бы изнутри.

Ни одна операция подобного рода за всю историю человечеств, как известно, не обходится (да и принципиально не может быть осуществлена) без предателя. Грубо? Скажем иначе: без того, чтобы внутри осажденной крепости (конкурирующей организации, преследуемой банды, вражеской спецслужбы) кто-то не начал бы работать на противника. Совершенно неважно, из каких соображений: идейных, меркантильных или же из мести. Больше того: сколько ни расследуй преступления банды (ни осаждай крепость, ни анализируй деятельность вражеской разведки), победа нереальна -- ну, или почти нереальна -- без того, чтобы кто-то не внедрился в банду. Ну, или без того, чтобы кто-то в гарнизоне крепости не принял очень выгодное предложение.

Поэтому проникновение внутрь ЦОКП стало возможным только тогда, когда после недели изучения устройства брони внедренный в персонал человек (а точнее, подкупленный член персонала) обнаружил факт существования аварийно-спасательных каналов в броне, узнал принцип их открытия изнутри и вскрыл запоры.

Билли Хиггинсу не очень повезло: он поддался своему любопытству как раз в тот момент, когда члены "Группы 17" приступили к давно спланированному, хорошо подготовленному и наконец-то санкционированному проникновению в Центральный объединенный командный пункт Звездного Флота Империи Галактика.

Впрочем, ему на самом деле все-таки повезло: его не бросили в межсекторном пространстве, где жить ему в отработанном воздухе, остывшем почти до минус пятидесяти, оставалось бы несколько минут. Увидев на его груди нагрудную табличку сетевого инженера, командир первого отряда "Группы 17" сообразил, что такой человек может понадобиться, и распорядился надеть на Билли респиратор и втащить вместе с оборудованием и оружием наверх, в "застенок".

К этому моменту предатель в ЦОКП (как раз только что заступивший на смену) со своего рабочего места уже подал на контрольный пульт внутренней охраны заранее записанную картинку и телеметрическую информацию пустующего, мерно помаргивающего индикаторами аппаратуры пространства "застенка", так что никто в охране не заподозрил неладного.

В течение ста двадцати минут все четыре отряда "Группы 17" прошли через шлюзы аварийного лаза и сосредоточились в "застенке". Сорок пять бойцов в "субзвездных" скафандрах, вооруженные до зубов, сидели вдоль стеллажей с аппаратурой. По приказу командиров сорок из них погрузились в боевую медитацию: по плану, ждать начала захвата оставалось не меньше часа. Сигнал должен был прийти снаружи: командир "Группы 17" подключился к заранее указанному предателем каналу сетевых концентраторов и вывел на свой блокнот постоянно обновляемую ленту новостей Имперского Информационного Агентства. В ожидании сигнала он закрыл глаза и занялся нехитрой ментальной гимнастикой. Трое командиров подгрупп собрались у выхода из "застенка". Двое охраняли выход, третий поглядывал на командира группы, который должен был подать команду к началу захвата.

Четвертый сидел в самом конце "застенка". Он тоже медитировал, но не закрывая глаз, по методу "бессонного демона". Налившиеся кровью, его глаза неотрывно смотрели в лицо пришедшего в себя Билли. Билли не мог пошевелиться: на нем были наручники, ноги тоже чем-то сковали (он не видел, чем), мультикома на нем уже не было, а проблема с возможными криками была решена просто: его рот и нос по-прежнему закрывал респиратор. Впрочем, надежнее всего от попыток поднять тревогу Билли удерживали неотвязно таращившиеся ему в лицо пронзительные, покрытые красными прожилками глаза человека с мегаваттным скрэчером, сидевшего в строгой медитационной стойке напротив него. Тот вряд ли рассчитывал на какое-то гипнотическое воздействие, но Билли не мог заставить себя ни пошевелиться, ни подумать о чем-то связном, ни тем более отвести взгляд от глаз человека напротив. Особенно страшно было оттого, что, кроме этих глаз, Билли больше ничего не видел: черты лица командира подгруппы были скрыты дымчатым стеклопластом шлема, в котором более или менее прозрачной снаружи была только верхняя часть. Правда, Билли мог разглядеть, что этот человек принадлежал к... даже про себя не мог бы он сказать "черной расе" -- с детства въелось в подсознание, что за слово "черный" можно по шее схлопотать... -- к африканской расе. Глаза его почему-то вдруг напомнили Билли взгляд того полисмена, который часто останавливал его при выходе из школы со словами: "нет ли у вас при себе недозволенных предметов, молодой человек?". У Билли никогда ничего не было, но полисмен (Билли знал, что его зовут сержант Огунде) проверял только его, хотя у чер... у африканских мальчишек из их класса бывала в карманах и марихуана, и местикальные смеси, и даже -- это в младших-то классах! -- разрядники. Глядя теперь в эти страшные глаза, Билли только повторял про себя: ну и влип... вот так слазил в люк... curiosity killed the fuckin' cat...

В девять пятнадцать по абсолютному командир что-то прочитал на экране своего блокнота и подал непонятный Билли сигнал. Началось движение. Бойцы по приказу старших вышли из медитации и начали быстро покидать "застенок". Билли не видел, куда они уходят -- только догадывался, что одна подгруппа пошла захватывать непосредственно "флагманское звено", три остальные -- соответственно, три соседних, более крупных подразделения. Билли слышал с той стороны, где был КПП, несколько страшных, докатившихся по переборкам, толчков: чух... чух... -- и понял, что это выстрелы из скрэчеров, только треск мгновенно испепеляемой органики сюда не доносится. Все мужество, какое только Билли мог наскрести, давно уже его покинуло -- с того момента, пожалуй, как на него уставился немигающими глазами тот ч... тот африканец. Теперь же, услышав эти удары, Билли и вовсе ослаб, уткнулся головой в стойку с аппаратурой и так замер, скрючившись и мелко дрожа.

Он не видел и не слышал, как бойцы "Группы 17" вслед за прорывом через охрану мгновенно овладели командным пунктом. Вся смена оказалась под прицелом, вся охрана внутри помещений уничтожена, а КПП заблокированы изнутри. Всем специалистам смены было приказано продолжать выполнение своих обязанностей. Бойцы не могли, конечно, заткнуть каждому рот и помешать сообщить о происходящем хотя бы на борт тех кораблей, с которыми специалисты в тот момент находились на связи. Однако эти сообщения были сведены к минимуму: командиры подгрупп доходчиво пообещали персоналу, что каждый, кто сделает что-то подобное, будет убит. Тут же было продемонстрировано, что это не шутки; в каждом из захваченных помещений нашелся кто-нибудь, кто в момент захвата, когда встрепенувшаяся было охрана была сметена громовой пальбой из скрэчеров и разлетелась по помещениям тучами отвратительно пахнущего жирного черного пепла, ляпнул в микрофон что-нибудь типа: "здесь у нас несанкционированное проникновение, кажется -- захват...". Командиры подгрупп, не колеблясь, так же шумно -- напоказ -- убили этих людей. И вся смена четырех захваченных звеньев ЦОКП, четырех ведущих подразделений, отделенных от остальных помещений командного пункта метровой броневой переборкой, была приведена в полную покорность: все специалисты убедились, что только покорность может сохранить им жизнь.

Впрочем, нет, не все: сменщик Билли, флегматичный полный Гюнтер Пуласки, вдруг страшно воодушевился и стал требовать у бойцов встречи с каким-то Главным, настаивая, что это он, он, что это благодаря ему они прошли через броню, что он помогает им, что он на контакте с самим Главным -- а когда командир "Группы 17", остававшийся здесь, во флагманском звене, с первой подгруппой, велел ему не болтать, сидеть вместе со всеми и ждать дальнейших распоряжений, Гюнтер схватил его за руку и закричал:

- Ну как же вы не понимаете, я же ваш!

Командир неуловимо быстрым движением ударил его ногой в грудь и, когда Пуласки с жалобным взвизгом опрокинулся на спину, велел своим бойцам надеть на него наручники и запереть в сортире, чтобы не мешал. Сам же он быстро вышел через выбитую при захвате боковую дверь в "застенок", прошел в дальний его конец, рывком поднял на ноги скорчившегося в уголке Хиггинса и спросил его:

- Ты сетевой инженер?

- Да... с-сэр, -- отозвался Билли еле слышно.

Командир больно рванул Билли за наручники, сунул в их замок свой кей и, еще раз больно дернув, наручники снял. Затем, моментально наклонившись, он так же грубо, но быстро снял сковывавшие ноги Билли ножные кандалы.

- Разотри ноги и марш на рабочее место! -- приказал он Билли. -- Живее, мне некогда.

Билли не нашел ничего лучше, как пробормотать:

- Я уже сменился... Сутки отсидел...

Тогда командир рывком откинул с лица забрало шлема (Билли обреченно увидел, что командир тоже черный), наклонился к Билли (он был головы на две выше него) и железным голосом произнес:

- Я тебя ни о чем не спросил. Я сказал: марш!

Спотыкаясь на затекших ногах, Билли побрел прочь из застенка. Командир же поднес к лицу свой блокнот, на время захвата оставленный им включенным.

На ленте новостей ИИА он с удовольствием еще раз прочитал:

"09.14. Управление Звездного флота в Космопорте сообщает, что с 9.00 до 12.00 в связи с чрезвычайными событиями в Конфедерации Человечеств причалы Космопорта не будут принимать регулярные и чартерные пассажирские и грузовые рейсы из портов Конфедерации, а намеченные на этот период вылеты в таковые порты будут задержаны. Узнать подробнее об интересующих вас рейсах можно по Горячей линии Звездного флота (единый номер 004)".

Это сообщение, нарочито бессмысленное и опровергнутое самим же ИИА в течение буквально минуты, было сигналом к началу штурма и, конечно, не родилось в Агентстве, а было вброшено в его сеть извне. Командир, закрывая блокнот и пряча его в нарукавный карман, на секунду взглянул вверх и прошептал:

- Тебе, Победа!

Затем, опустив забрало шлема, он твердым шагом направился в оперативный зал.

* * *

Примерно в это же время от двадцатого, самого глубокого причала четвертого пирса Сброс-терминала на бронированном бусе отбыли инкассаторы, которые забрали у суперкарго мусоровоза с планеты Уусимаа выплаченные наличными шесть тысяч марок -- предоплату за партию списанных кабелей, загрузку которой на борт самоходной баржи 947-10 должны были начать не позднее одиннадцати вечера двадцать шестого апреля. Сразу вслед за инкассаторами прибыли портовые власти: два таможенника, лейтенант пограничной службы полиции и инспектор иммиграционной службы Космопорта. Экипаж, получив тайм-аут на целый день, заявил свое право воспользоваться так называемым "портовым ограниченным въездом". Действительно, такое правило имелось: в подобной ситуации, получив легальный фрахт и оплатив все полагающиеся сборы, экипаж простаивающего судна мог получить временные трехдневные визы для посещения злачных мест Космопорта -- в том случае, если портовые власти на месте решали, что выдача этих виз никак не подорвет основ имперской безопасности.

Власти поднялись на борт все вчетвером, провели на мусоровозе не более десяти минут и все такой же плотной группой вышли с борта, чем-то чрезвычайно довольные. Охранник причала, толстый нестриженый малый в заношенном легком боевом скафандре, посмотрел властям вслед с плохо скрываемой завистью. Вот стукнуть бы на вас, ребята, каждому по месту службы, произнес он мысленно, отдавая честь садящимся в свой бус офицерам. Ведь каждому идиоту понятно, что огребли вы только что по полсотни в карман безо всяких налогов. А судя по довольному виду -- может, и больше, чем по полсотни. Может, вам, бездельники портовые, рожи жирные, и по сотне обломилось. Охранник вздохнул и посуровел лицом, твердо решив тоже чего-нибудь слупить с периферийных куркулей, которые, видно, явились в Космопорт рвануть какой-нибудь немаленький куш.

Он вышел из своей рубки и встал посреди прохода, но так, чтобы при нужде легко дотянуться до терминала через открытое окно рубки. Следовало принять как можно более уставной вид. Он подтянул портупею, выставив напоказ рукоять близкобойного разрядника, и пальцем затолкал под налобный щиток шлема самые длинные локоны давно не стриженных волос.

Минут через пять, не раньше, из шлюза мусоровоза показался капитан борта 947-10, шкипер Пекка Йолупукки. Охранник уже говорил с ним по интеркому вскоре после стыковки 947-10, извещая о приезде инкассаторов, но, увидев шкипера воочию, едва не расхохотался: уж больно колоритную фигуру представлял собой капитан с Уусимаа. Исполинского роста и телосложения, густо заросший пегой всклокоченной щетиной, в невообразимой синей шерстяной шапке до бровей, он был одет в огромный, но все равно туго обтягивающий его могучую грудь бежевый шерстяной свитер с изображением веселых олешков и пузырястые, растянутые красные шерстяные штаны неимоверных размеров. Но зато поверх всей этой шерсти на нем была туго затянута новенькая желтая портупея из дорогой натуральной кожи, как на парадной форме капитана или даже адмирала федерального Космофлота, при этом -- видимо, в соответствии с уставом далекой Уусимаа -- густо утыканная командирскими причиндалами. Тут были и сверкающий капитанский жетон, и два разнокалиберных мультикома со внешними усилителями и блестящими антеннами, торчавшими, подрагивая, над широченными плечами капитана, и накладной планшет-карман для блокнота, из которого свешивался ярко-оранжевый кабель радиомодема, воткнутый в усилитель одного из мультикомов, и зачем-то большой никелированный свисток, и даже парадный капитанский кортик, очень длинный, но зато в наглухо опечатанных двумя или даже тремя пломбами ножнах. На ногах капитана сверкали здоровенные, до блеска начищенные черные сапоги -- кажется, тоже из натуральной кожи. Небедные ребята эти мусорщики с Уусимаа, подумал охранник, вот только со вкусом у них большие проблемы. Охранник жил в Космопорте уже пятый год, получив подданство имперской метрополии по лимиту правоохранительных органов, и на этом основании считал, что уж у него-то со вкусом все в порядке (еще бы, дома, в общежитии, у него в шкафу лежали две пары настоящих хлопчатобумажных синих джинсов!).

Капитан внушительным шагом, низко нагибая голову, приблизился к охраннику и оказался на две головы его выше. Еще издалека, от середины коридора, он начал протягивать охраннику большой, какой-то неформатный (широкий, но недлинный) лист настоящей органической бумаги (хреновы периферийные богачи!), исписанный вдоль и поперек от руки и украшенный свежими синими и фиолетовыми печатями таможни и иммиграционной службы, голографическими наклейками, крест-накрест налепленными полосами марок уплаты портовых и иммиграционных сборов и -- по правому краю -- длинным столбиком только что наклеенных временных трехсуточных виз. Когда же охранник, невольно повинуясь внушительным жестам капитана, взял эту бумагу и начал, высоко подняв брови, читать ее, капитан сказал ему неожиданно тихим и тонким голосом:

- Господиин сержаант, этто доккумент на выход всей нааша команда в гоород.

Сержант читал, и в голове у него мутилось. Вот что было написано в бумаге:

"Корабля мусоровоза борта 947-10 планета Уусимаа компания Уусимаа Мусору Инкоминг и Ауткоминг Трейд OY.

Экипажа лист.

Капитан шкипер Пекка Йоулупукки, родилася в Куусанкоски, один лиц.

Суперкарга (зачеркнуто) Суперкарго советник Пекка Йоулупукки, родилася в Хямеэнлинна, один лиц.

Пилот мичман Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Уусикаупунки, один лиц.

Ещо пилот мичман Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Кристийнанкаупунки, один лиц.

Ещо одина пилот мичман Пекка Йоулупукки, родилася в Хямеэнлинна, земляк суперкарги, не путай, год рождества 3929, один лиц.

Штурман Пекка Йоулупукки, родилася в Суоненйоки, один лиц.

Вторых штурман Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Маарианхамина, один лиц.

Карго специалист Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Кауниайнен, один лиц.

Ещо карго специалист Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Аньяланкоски, один лиц.

Ещо одина карго специалист Пекка Йоулупукки-женщина, родилася в Ориматтила, один лиц.

Младшый карго специалист (грущик) Пекка Йоулупукки, родилася в Лаппеэнранта, один лиц.

Ещо младшый карго специалист (грущик) Пекка Йоулупукки, родилася в Пиэтарсаари, один лиц.

Кок Пекка Йоулупукки, родилася иммигрант, поэтому на финна непоходит, жывет в Уусикаарлепю, один лиц.

Бортинженер Пекка Йоулупукки, родилася иммигрант, поэтому на финна непоходит, жывет как наше суперкарга в Хямеэнлинна, один лиц.

Бортинженер Пекка Йоулупукки, родилася иммигрант, поэтому на финна непоходит, жывет как нашу капитан в Куусанкоски, один лиц.

Составит капитан шкипер Пекка Йоулупукки, для портовые властей Космопорта Галактику, 26 апреля с.г.

Следует копия по-финску".

Дальше шли три десятка строчек латинскими буквами, составленными в длиннющие непроизносимые слова, среди которых сержант смог разобрать только шестнадцать раз повторенное "Pekka Joulupukki".

Все это было аккуратно, совершенно законным способом, с соблюдением всех положенных в случае столь необычного составления документа формальностей, заверено пограничной полицией и иммиграционной службой. Далее следовало заключение таможни о всесторонней проверке и таможенной очистке выходящих в город членов экипажа -- пятнадцати лиц по имени Пекка Йоулупукки, из которых шесть -- Пекка Йоулупукки-женщина.

Сержант на всякий случай перечитал написанное еще разок. Все это время капитан шкипер Пекка Йоулупукки из Куусанкоски, выжидательно вздев кустистые брови, терпеливо ждал, пока охранник усвоит прочитанное.

Наконец охранник поднял голову, встретился взглядом с капитаном и осипшим голосом заявил:

- Ну хорошо. Мне все равно, почему вас всех зовут Пекка Йоулупукки, хотя шестеро из вас женщины, а Пекка, судя по всему, мужское имя. Раз власти довольны -- мне все равно. Но какого лешего у вас нет паспортов, а есть вот эта бумага? Или у вас есть паспорта?

Капитан широко и добродушно улыбнулся.

- Пааспортаа наам нетуу, -- пояснил он. -- Уусимаа не признавает пааспортный системма.

- Гм. -- Охранник подобрался. -- И как вы собираетесь соблюдать паспортный режим Космопорта?

Капитан улыбнулся еще шире и добродушней.

- Наам пойдет вся вместе, -- пояснил он. -- Я буудет показаал экипажа лист с визами и моя капитанска лицензияа.

С этими словами он расстегнул на боку второй накладной карман-планшет, симметричный тому, из которого торчал кабель модема, и извлек оттуда залитый в дорогую "невидимую" полимерную пленку лист чего-то чрезвычайно плотного, внушительного и ослепительно красивого, исписанного фиолетовыми чернилами мало того что от руки -- кажется, даже кисточкой или фигурным пером, и украшенного полудюжиной разноцветных рельефных печатей с изображением толстых, упитанных орлов, львов и лошадей. Все это было, разумеется, на финском языке, так что охранник разобрал (не без труда, поскольку писавший обладал каким-то очень заковыристым почерком) опять-таки только имя Pekka Joulupukki, но зато в самом низу документа под пленку была закатана самая обыкновенная конфедератская синяя пластиковая карточка капитанской лицензии, с характерными конфедератскими полумесяцем и сорока девятью звездами. С чувством огромного облегчения охранник протянул руку через окно рубки к своему терминалу, вытянул на длинном витом шнуре допотопный (потому что какой же еще мог быть на этом самом зачуханном посту Космопорта, подумал он с внезапной обидой) ручной сканер и навел его на карточку. Сканер мигнул, охранник перевел взгляд на монитор и увидел там сотни раз виденные им строчки расшифровки стандартной федеральной лицензии, а над монитором в воздухе нарисовалось и стало гаснуть зеленое голографическое OK.

Придраться было не к чему, но охранник все медлил: масленые ухмылки уехавших портовых властей не давали ему покоя. Видимо, капитан понял это и улыбнулся совсем уж широко и до предела добродушно. Его левая ручища нырнула в карман пузырястых красных шерстяных штанов и вернулась с полусжатыми пальцами, которые немедленно устремились к левой руке охранника. При этом шкипер (видимо, опытный в такого рода делах) повернулся так, что совершенно закрыл происходящее от видеокамеры у шлюза, а голова охранника закрыла происходящее от камеры над рубкой. Через секунду золотая монета в десять империалов нырнула в карман скафандра сержанта, и тот удовлетворенно отступил в рубку, вернув капитану его "экипажа лист".

Тогда шкипер Йоулупукки повернулся к шлюзу и сказал в один из своих мультикомов:

- Kyllд.

Из шлюза послышался шум шагов, затем повисла секундная пауза, и в шлюзе дружно и ритмично затопали.

Охранник вытаращил глаза.

В шлюзе показался первый член экипажа -- тот, которого охранник уже видел, суперкарго (лысый, но нестарый мужчина со странно давящим взглядом слегка сонных, навыкате, глаз). Не глядя на охранника, он старательно вскидывал колени в каком-то причудливом церемониальном шаге и вполголоса командовал:

- Yksi! Kaksi! Yksi, kaksi, kolme, neljд! Yksi! Kaksi!

Вслед за ним длинной колонной вышагивали в затылок друг другу остальные тринадцать членов экипажа мусоровоза 947-10 -- впереди семь мужчин, из них трое явных "иммигрантов, на финнов не похожих" (два монголоида, один негроид), за ними -- шесть "Пекка Йоулупукки-женщин". Все они глядели строго перед собой, игнорируя охранника; у всех на левом плече висело по вещмешку, лямку которого все они придерживали левой рукой. Они были очень разного возраста, от подростков до стариков, но выглядели единой сплоченной командой, хотя одеты были кто во что горазд, едва ли не с большей яркостью и пестротой, чем сам шкипер Пекка Йоулупукки.

Охранник смотрел на старательно топающую колонну, вытаращив глаза и раскрыв рот. Забытый в руке сканер вывалился, стукнулся о бортик рубки и повис, подпрыгивая на витом шнуре. Четырнадцать Йоулупукки, высоко вскидывая колени и громко топая, прошагали мимо поста, вышли в транспортный коридор под мерный счет суперкарго и, повинуясь его неразборчивой команде, замаршировали на месте, ожидая капитана.

- До свидааньяа, -- благосклонно сказал капитан охраннику и широко зашагал вслед колонне. Не в силах закрыть рот, сержант смотрел ему вслед. Дошагав до замыкающей колонну рослой девицы, капитан обернулся и вытянул в сторону шлюза ручищу с зажатым в ней пультом дистанционного управления. Шлюз мусоровоза с четким шлепком захлопнулся. Капитан повернулся и с энтузиазмом принялся вскидывать ножищи вместе со всей колонной; от его топанья под ногами у сержанта ощутимо затряслось перекрытие. Вновь послышался мерный счет суперкарго, колонна зашагала, вытягиваясь, и свернула в транспортный коридор, постепенно исчезая. Последним, вскидывая колоннообразные ноги, за углом скрылся капитан. Отдаленный мерный топот стал затихать и вскоре пропал вдали.

Только тут охранник перевел дух и заставил себя закрыть рот. За пять лет службы в Космопорте такого он еще не видел.

Он вернулся в рубку поста и сел на высокий крутящийся стул, втягивая за шнур забытый снаружи сканер.

- Во ведь цирк, -- произнес он наконец. -- Во клоуны.

Он сунул руку в карман, вытащил монету и тщательно осмотрел. Деньги были настоящие. Десять империалов чеканки Роберта V, 3499 года. Как известно, в соответствии с основополагающим финансовым принципом Империи, любые галактические наличные деньги, напечатанные или отчеканенные после воцарения первого Пантократора, действительны и обязательны к приему и обмену вечно и имеют твердый эквивалент в нынешних имперских марках, незначительно колеблющийся от столетия к столетию. Золотой в десять империалов на настоящий момент равнялся четверти цехина, или восьмой части гинеи, или пятистам старых серебряных марок, или пятистам пятидесяти старых бумажных марок, или одному старому серебряному цехину, или десяти старым бумажным цехинам (этих сержант, впрочем, никогда в жизни не видел), или же, наконец, пятидесяти нынешним имперским маркам, неважно, металлическим, безналичным или бумажным, которые при нужде могут быть обменены, скажем, на сто пятьдесят земных долларов или семьдесят пять марок Телема. Это была честная, полновесная, по соображению обстоятельств вполне заслуженная взятка, так что сержант с удовольствием уложил монету в соответствующее отделение своего бумажника, для извлечения и последующего запрятывания которого ему пришлось отстегнуть шлем и раскрыть ворот скафандра, и даже сразу придумал этим деньгам некое применение, что вполне примирило его с экзотичностью обстоятельств, приведших к пополнению его кошелька. Охранник бросил взгляд на выход в коридор, где несколько минут назад исчезли марширующие Йоулупукки, и расхохотался, вспомнив, как комично взбрасывал свои ножищи гигант-капитан.

- А ведь рассказать ребятам -- не поверят, -- сказал он наконец. -- На видео таких клоунов снимать.

И он пожалел, что до сих пор не завел знакомых в том отделе Управления Сброс-Терминала, который контролирует видеонаблюдение за всеми постами охраны причалов -- а то можно было бы попросить скинуть себе то, что зафиксировали камеры над его головой и над шлюзом.

* * *

В половине десятого утра транспортный коридор у двадцатого причала четвертого пирса был пуст: кроме мусоровоза с Уусимаа, больше ни одного корабля у причала не было. Пятнадцать странных личностей, именовавших себя Пекка Йоулупукки, дотопали строем до остановки пассажирского буса и здесь внезапно рассыпались полукругом, внутри которого оказались двое "иммигрантов, непохожих на финнов" -- пожилой негроид и пожилой монголоид. Один из Йоулупукки, невысокий, коротко стриженый блондин, вызвал к остановке бус. Еще один, столь же коротко стриженый брюнет, взял у капитана один из мультикомов и принялся набирать длинные номера со сложными префиксами и постфиксами, меняя каналы и переходя от одной телефонной компании к другой. Третий -- точнее, третья, та самая высокая девушка, что замыкала строй -- извлекла из своего вещмешка два устройства в глухих металлических чехлах и стала водить одним из устройств вокруг себя, внимательно слушая сигналы в наушниках, подсоединенных ко второму устройству. Спустя тридцать секунд она доложила капитану (надо заметить, без малейшего финского акцента):

- Кругом чисто, коридор не контролируется.

В ту же секунду ждавший этого сообщения коротко стриженый брюнет набрал последний номер и, быстро отойдя на несколько шагов в сторону, торопливо заговорил с кем-то вполголоса -- опять же, заметим, без какого бы то ни было акцента. До стоявших полукругом донеслось:

- Марк, старина, ты получил письмо? Отлично. Твое решение? Я так и думал. Да, я подтверждаю. Да, ты будешь иметь эксклюзив -- если хочешь, даже до основной пресс-конференции. Давай условимся: это будет не брифинг, пусть задают вопросы после сообщения -- дадим минут пятнадцать для вопросов. Учти, я даю тебе эксклюзив, чтобы тобой прикрыться. Это ведь будет прямой эфир? Отлично. Да, ты меня понял. Да, старина. Место? Отлично, я знаю. Да. Время? М-м... да, мы постараемся успеть. В крайнем случае накидывай четверть часа резервных. Ты меня знаешь, я отвечаю своим именем. Да, старина. Договорились. На связи.

Он повернулся к блондину и сказал:

- Пресс-центр Первого Восточного университета имени Люгера. Уже аккредитовалось порядка ста сорока масс-медиа. Ожидается до трехсот. Аккредитация продолжается до самого начала мероприятия. Начало в пятнадцать.

Блондин глянул на часы и перевел взгляд на капитана:

- Пять с половиной часов. Должны успеть.

Капитан молча кивнул.

Блондин перевел глаза на брюнета.

- Ты в нем уверен?

- В Марке? Абсолютно. Он мой однокурсник и не меньше моего копал против них. И он -- имя. Куда более известен, чем я. Ему есть чем рисковать.

- Бус идет, -- подала голос одна из "Пекка Йоулупукки-женщин".

Сверху к остановке бесшумно опустилась кабина буса. "Йоулупукки" стали быстро втягиваться внутрь, заботливо введя в кабину двух пожилых "иммигрантов". Их усадили у прохода, между двумя молодыми "Пекками", усевшимися у окон. Прямо перед ними посреди прохода встал суперкарго с давящим взглядом и внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другого. Те окостенели, будто впали в ступор.

Последними на платформе остановки оказались брюнет, блондин и капитан. Брюнет слегка хлопнул капитана по плечу, для чего ему пришлось поднять руку выше своей головы.

- Браво, Миша. Бесподобно. Ты великолепен. Лучше всех ожиданий.

Великан усмехнулся.

- Мне даже понравилось. Давно я не играл. Я в училище блистал в курсантском театре, понимаешь ли.

Брюнет и блондин засмеялись. Капитан полез в кабину буса.

Блондин сжал руку брюнета.

- Ну, с Богом, Йон. Теперь наша очередь. Маскировка маскировкой, а знание Космопорта сейчас важнее всего. Полагаюсь на тебя: маршрут -- полностью за тобой, я ни метро, ни экспресс настолько хорошо не знаю.

- Метро не понадобится, -- отозвался брюнет. -- Бус подойдет прямо к станции экспресса. Одна пересадка -- в Узле Грузообработки. Вокзал экспресса -- в двух кварталах ходьбы от кампуса Люгера. Вход в пресс-центр -- не с территории кампуса, там будет и полиция университета, и служба безопасности телекомпании. Если все пройдет по графику, у нас останется полчаса на отдых перед началом. С Богом, Легин.

Он повернулся и шагнул в кабину.

Легин Таук -- потому что блондином был именно он -- еще раз посмотрел на часы своего браслета и вошел в кабину последним. Бус закрылся и поднялся к двигательной установке, висевшей под плоским потолком тоннеля. Тем временем Йон (потому что брюнет был Йон Лорд) прошел к управляющему блоку буса и сказал ему:

- Ближайшая станция экспресса на красной линии, пожалуйста.

- Принято. Расчетное время прибытия к станции "Сброс-Терминал" -- девять сорок четыре. Отправляемся, -- ответил робот.

Объявленная в ЦОКП Звездного Флота тревога пока никак не проявлялась в Космопорте, и масс-медиа пока ничего не сообщали, кроме неясных намеков на то, что экипажи некоторых кораблей, возможно, получили отрывочные сообщения о нештатной ситуации в Командном пункте. Ни министерство флота, ни министерство имперской безопасности, ни полиция, ни пресс-служба двора Пантократора не давали масс-медиа никакой информации, утверждая, что ни подтвердить, ни опровергнуть сообщения о внештатной ситуации они не могут. Тем не менее час от часа повторяющиеся сообщения радио и телевидения становились все тревожней по тону, а сетевые новостные ленты, в отсутствие реальной информации, испускали километры догадок и предположений со ссылками на все множащиеся "анонимные источники" -- за которыми, как тут же выяснила работающая в секретном кризисном центре МИБ группа сканирования массовой информации, стояли все те же несколько членов экипажей (даже не пилотов, которые в Имперском Звездном обычно дают подписку о неразглашении служебной информации) ряда судов, главным образом каботажников, которые случайно узнали о том, что пилоты или радисты их кораблей получили какой-то неясный тревожный сигнал из Центрального Командного (в лучшем случае -- лично присутствуя при таком разговоре, таких случаев было три; в остальных -- таких было девять -- услышав о таком разговоре из вторых или третьих уст).

В полдень первое, очень осторожное сообщение о возможной нештатной ситуации в ЦОКП дало даже официальное радио "Космопорт Галактика" -- правда, даже без ссылок на источники. К этому моменту уже невозможно было скрывать, что действительно происходит нечто странное: к причалам пассажирских зон Западного полушария пристыковались по крайней мере два рейсовых корабля, потерявших около 9:15 -- 9:20 по абсолютному связь с ЦОКП и вынужденных перейти на аварийные режимы, а экипажи других судов -- число которых перевалило за дюжину -- выходили на экстренную связь друг с другом и с Главной Диспетчерской, сообщая, что в процессе плановых контактов с ЦОКП заметили напряженный тон и сбивчивую речь специалистов контроля. Еще в начале одиннадцатого утра все плановые переговоры бортов Звездного Флота, находившихся у причалов и собиравшихся отстыковываться, начали контролировать прибывшие на борт офицеры МИБ, внимательно слушая реплики специалистов ЦОКП. Беда в том, что плановых контактов такого рода было немного (при стыковках и расстыковках, как правило, вполне достаточно компетенции Главной Диспетчерской, которая продолжала работать, как обычно), а неплановых опасались -- не знали, как настойчивые попытки связаться с Командным извне будут восприняты теми, кто предположительно осуществил захват четырех главных его звеньев.

В кризисном центре МИБ в том, что это захват, убедились уже к десяти утра: охрана четырех звеньев КП не отвечала, а высланные ко входам в помещения этих четырех звеньев военные полицейские Особого полка обнаружили, что все входы, лифты и все внутренние каналы связи заблокированы.

Особую тревогу вызывало то, что захвачены ключевые звенья: специальных судов, управления операциями Черных звезд и Белых звезд (двух основных боевых соединений Звездного Флота) и флагманское.

В половине одиннадцатого в кризисный центр прибыли министр имперской безопасности маршал Йоханн фон Гёссер, его первый заместитель генерал Амон Палмер и заместитель командующего Звездным Флотом адмирал Франц Гомилка (сам командующий, адмирал флота Эдуард Голицын, вместе с Его Величеством находился в поездке на Телем, точнее -- был на борту крейсера "Вуббо Оккелс" на орбите Телема). Командующему флотом уже доложили о происходящем, и он передал Гомилке свои полномочия в части разрешения кризиса. Сам он планировал перейти с крейсера на свою личную дзета-яхту и вылететь в Космопорт, как только будет на то получен приказ Пантократора.

Несколько высших офицеров МИБ, включая одного из заместителей министра, по приказу маршала фон Гёссера и специальному разрешению адмирала Гомилки в десять сорок вошли в Командный Пункт через первый КПП, остававшийся под контролем Особого охранного полка военной полиции МИБ, и расположились в рабочей рубке Оперативного дежурного. Десять минут МИБовцы слушали обычные рабочие переговоры шестнадцати Главных специалистов смены с Оперативным дежурным и убедились в том, что Главные специалисты флагманского звена, звеньев специальных кораблей, Белых звезд и Черных звезд не вполне адекватны и явно находятся под посторонним контролем.

В одиннадцать по абсолютному, или в семнадцать по времени Лисса, о ситуации было доложено Его Величеству. Час назад закончилась продолжавшаяся с десяти утра церемония подписания Большого Декрета о Независимости Конфедерации Телем и передачи премьеру Временного правительства переходного периода -- Петеру Зайнеману -- символов телемского суверенитета. Это были полуистлевшая бумажная брошюра с текстом древней конституции Телемской конфедерации, отысканная в Хранилище Актов Е.В. Двора в Космопорте, и кожаная шнурованная шляпа последнего президента Телема, символически брошенная им под ноги Пантократору Роберту I в день подписания акта о принятии Зеленого Мира в состав Империи и с тех пор хранившаяся в холодильной камере Личной Е.В. Казны.

Его Величество был утомлен и дремал в небольшой комнате отдыха в подвальном этаже лисского дворца вице-президента, но единственный в своем роде Главный Терминал -- суперсовременное средство связи, объединявшее для Его Величества любые доступные каналы коммуникации -- был включен. Плоская коробочка Главного Терминала, поблескивая массивным золотом декоративных панелек, издала приятнейший, расплывающийся в воздухе звук -- тоже единственный в своем роде. Говорят, одному из самых авторитетных музыкантов Империи, Мехмету Хаупткайзеру, за сочинение этого четырехсекундного звука было в свое время обещано -- и заплачено! -- два миллиона марок, что дало его биографу повод назвать одну из глав своей скандальной книги "Пятьсот штук в секунду".

Но просыпаться после получасовой тяжелой дремы от этого звука было, конечно, столь же неприятно, как и от простого звонка будильника. Тем более не очень здоровому человеку. Пятьдесят восьмой суверен Империи Галактика Роберт XII Хайнсдорфмюллер был еще относительно молод: ему исполнилось сорок три. Но он в свое время в результате заговора Хозяина провел двенадцать лет в анабиозе, и хотя режим анабиоза соблюдался очень строго, он изначально был задан без полного учета некоторых особенностей организма Его Величества, уже к двадцати пяти годам страдавшего не тяжелыми, но трудноизлечимыми расстройствами печени из-за неумеренного потребления любимого им редкого и дорогого земного пива "Особый Крепкий Черный Ляйпцихский Громобой" в годы его кадетской и курсантской юности. Поэтому печень Роберта XII к сорока годам стала давать все более неприятные сбои, и теперь он легко утомлялся, регулярно спал днем час-другой и просыпался всегда с отвратительным привкусом во рту, шумом в голове и колотьем в боку.

Едва отзвучал во второй раз тихий, нежный голосок Главного Терминала, воздушными полукасаниями-полувздохами уходя в тишину, как открывший глаза еще на середине первого сигнала Роберт XII Хайнсдорфмюллер тихо застонал, приподнялся на локте, вздрогнув от привычного, но все равно болезненного укола в печени, и мощной широкой ладонью со всего размаху оглушительно бабахнул по золотой коробочке, заставив ее подпрыгнуть и раскрыться. Главный Терминал был практически неуязвим, и раздражение Его Величества иногда находило неплохую разрядку в таком способе ответа на звонок.

- Scheise! -- громко и хрипло гаркнул он, имея в виду свое отвратительное самочувствие. Звонивший же -- это был министр имперской безопасности фон Гёссер -- принял это на свой счет. Его голографический аватар над раскрытой коробочкой Терминала виновато склонился и проблеял тенорком:

- Verzeihung, Majestaet..

Фон Гёссер принадлежал к одному из древнейших аристократических родов Империи, восходивших к фамилиям полулегендарных членов последнего Совета Директоров компании "Галактика". Его Величество в определенном смысле был даже чуть менее родовит, чем фон Гёссер, и об этом, находясь в более приятном расположении духа, любил иногда напомнить своему министру. Он ценил фон Гёссера, который пять лет назад сменил на министерском посту соседа Роберта по анабиотическим ваннам, старенького маршала Ван Стийла, умершего от инфаркта при выводе из анабиоза. Фон Гёссер не только не был замешан ни в каких порочащих действиях в период виртуального посмертного правления Хозяина -- он вообще все двенадцать лет этого прискорбного периода провел вне Империи, послом на Кальере, и был очень популярен в народе, так как в тридцать восьмом году смог добиться от Великого Всенародного Председателя Кальера воздействия на Кальерскую лигу футбольных судей, пересмотра скандального судейства в матче финала Галактики и, после исторической переигровки -- чемпионского титула для сборной Космопорта. Как аристократ, фон Гёссер считал допустимым иногда говорить в своем кругу, и даже с Его Величеством, по-немецки. Когда Роберт бывал в хорошем настроении, он не запрещал этого и сам с видимым удовольствием отвечал министру на языке предков, который знал в совершенстве (ну, конечно, в его современной версии, уже не очень похожей на язык первоначальной имперской аристократии) . Впрочем, сейчас это знание проявлялось явно не в тех формах, которые были бы приятны фон Гёссеру. Садясь на постели, прижав руку к колющему подреберью, Его Величество пролаял:

- Was fuer eine scheise! Ich will weissen, von Goesser, was fuer eine scheise ist das? Greuel! Schweinerei! Die ekelhafte schweinerei!.. Фон Гёссер, я спал! Что еще?

Маленький, причудливо проблескивающий голубыми искрами помех и фазовых сдвигов аватар фон Гёссера склонился еще ниже, затем решительно выпрямился и все тем же блеющим голоском, но очень твердо произнес:

- Ваше Величество, я решился побеспокоить Вас, поскольку в Космопорте -- чрезвычайная ситуация. По всей видимости, неизвестные лица захватили часть помещений Центрального Объединенного командного пункта Звездного Флота.

Несколько секунд Его Величество, морщась и продолжая прижимать ладонь к боку, молча смотрел на объемную картинку. Затем он резко встал, выпрямившись во весь свой немаленький рост, схватил из разложенной на столе аптечки заранее приготовленную камердинером капсулу лекарства и сунул в рот. Подумав еще пару секунд, он взял из аптечки трубку ливина и прижал одну таблетку ко лбу. Когда он повернулся к терминалу, таблетка еще всасывалась, отчего на лбу Его Величества, прямо над знаменитой двойной складкой его переносицы, виднелся отчетливый синий кружок -- это придавало его худощавому бородатому лицу неожиданно самоуглубленное выражение. Властитель Империи стремительно стащил через голову длинную трикотажную футболку, в которой спал, и обнажил поросшую темно-рыжим волосом худую, но широкую грудь. На грудь тут же упали пряди его длинной, каштановой масти густой бороды, которую он носил в память о проведенных в анабиотической ванне годах. По мускулатуре Его Величества было заметно, что когда-то он был неплохо развит физически, невзирая на нынешнюю пугающую худобу -- следствие многолетнего анабиоза, не ликвидируемое никакими диетами или средствами терапии. В одних длинных, до колена, красных шёлковых трусах Его Величество сел перед терминалом, уперев худые руки, локтями наружу, в колени, и наклонился к картинке фон Гёссера, сухо и строго произнеся только одно слово:

- Докладывайте.

Фон Гёссеру было не привыкать, он обычно и делал утренний доклад в тот момент, когда властитель одевался или даже принимал ванну. Он быстро, сжато и дельно изложил все, что знал сам.

Монарх уже овладел собой, да и лекарства подействовали. Пока министр говорил, Его Величество вытащил из дорожного несессера, раскрытого на столе рядом с аптечкой, цефалопад и надел на голову, включив прибор и в несколько касаний взяв сигнал с Главного Терминала. Едва фон Гёссер замолчал, властитель Галактики быстро сказал ему:

- Рид-сигнал на мой терминал, полный объем, отчет по всем источникам.

И закрыл глаза. Конечно, он мог, как было заведено -- и как прямо предписывалось дворцовым этикетом, протоколом и его личным Статутом -- начать читать документы с экрана или даже, как его блаженной памяти дед (да упокоится его грешная душа вероотступника), потребовать у помощников (тут они были, за дверью, стоило лишь позвать) распечатать на собственной Е.В. бумаге и подать в красной сафьяновой папке "Для сведения". Но Роберт XII сорок пятого года был уже совсем не тот юнец, который безмысленно подчинялся дедовым причудам и ересям, инспирированным Хозяином, и за это поплатился годами анабиоза (спасибо, хоть не пожизненного!). И даже не тот Роберт сорокового года, потрясенный коварством сокрушенного заговора, но по-прежнему безмысленно идущий старыми дорогами. Мир вокруг Империи и в самой Империи стремительно менялся, и Роберт менялся вместе с ним. Два года назад в ночной молитве в соборе св. Иоанна во Дворце он дал -- нет, не обет; всего лишь клятву самому себе: за радость примирения с исконной Церковью -- открыть себя переменам, найти и утвердить то, что он пока еще только про себя, пока еще только в мыслях и в молитвах называл Новым Путем Империи. В этих поисках пользование цефалопадом было далеко не единственным и уж точно не самым серьезным нарушением и этикета, и протокола, и Статута, да что там говорить -- иногда и Уложения Империи. Каким-то уголком сознания, не занятым поглощением поступающей из Космопорта информации, Роберт подумал, что только скажи кто-нибудь его деду -- впрочем, нет, оставим грешного старика в покое -- прадеду, Бертрану IX, что его правнук будет пользоваться технологией прямого мозгового потокового обмена, подпишет декрет о независимости Телема и будет допускать употребление своего церемониального титула -- слова "Пантократор" -- не только в актах и манифестах, но и в обычной придворной хронике, и даже однажды, вызвав многонедельную сенсацию в прессе, сам произнесет это слово публично, вместо положенного по протоколу "суверен"! Заболел бы старичок, пожалуй -- после того, как закатал бы сказавшего такую еретическую чушь в имперскую каторгу лет на семь-восемь... И это при том, что прямой ридинг тогда уже был известен лет четыреста, и сам Берти-девятый, говорят, некоторые документы негласно почитывал через рид-сенсоры... Однако сказано: чтение -- это одно, интерактивный доступ к мозгу суверена -- совсем другое, и баста.

- Basta, signori, -- произнес Его Величество, вставая и снимая цефалопад. Это было одно из трех итальянских выражений, которые он знал, наряду с "avanti" и "porco Dio", и ему всегда доставляло невинное удовольствие поддразнивать ими одного из трех доверенных камердинеров, горбоносого Карло Прицци. Его Величество нажал на Терминале вызов одновременно камердинера и адъютанта и сказал смиренно ожидавшему его ответа фон Гёссеру:

- Dankbar. Warten sie, mein adlige freund. Ich brauche drei minuten. Я вызову вас сам.

Картинка министра поклонилась и исчезла, Роберт XII встал и приказал вошедшему камердинеру (сегодня это был седовласый, но ловкий и незаметный в манерах Яромир Герк):

- Повседневную, нет -- боевую адмиральскую форму, минеральной воды и что-нибудь укрепляющее, ливовитан, к примеру.

Адъютанту (не рассмотрел, кто это был из троих):

- Все расписание пока -- под вопрос. У меня ЧП. Предупредите этого Зайнемана, что через некоторое время, например, через час, я могу пожелать негласно встретиться с ним -- впрочем, он все равно не собирался сегодня уезжать из Лисса. Ждите здесь, и предупредите капитанов "Вуббо" и "Кантербрау", что мне может понадобиться вылететь домой в любую минуту. Исполняйте.

И проглотил поданную камердинером таблетку.

Тем временем в кризисном центре убедились в том, что дела обстоят гораздо худшим образом, чем казалось сначала. По-прежнему не было ясно, можно ли форсировать переговоры с захваченным звеньями Командного Пункта, а тем временем, связавшись с командованием некоторых кораблей, находившихся в ведении этих звеньев, кризисная комиссия выяснила, что управление этими кораблями заблокировано. Самое ужасное, что заблокировано было управление всей эскадры, находившейся на орбите Телема. Адмирал флота Голицын внезапно выяснил, что не может воспользоваться своей дзета-яхтой для вылета в Космопорт: ее невозможно было вывести из дока "Вуббо Оккелса". Аналогичная ситуация была с "Молнией Млечного Пути", личной яхтой Пантократора. Взаимоувязанность систем управления кораблей Звездного Флота и систем контроля Командного Пункта впервые за всю историю существования флота обернулась против него самого: да, командование всех вовлеченных в скандальную ситуацию кораблей, по подсказке находившихся с ними на связи специалистов кризисного центра, немедленно прервало активную связь с ЦОКП и перешло на полностью автономное управление, но беда заключалась в том, что ситуация автономного управления в Звездном Флоте была рассчитана только и исключительно на возможное в отдаленных районах (или при аварии в сетях связи) отсутствие прямой и обратной связи с ЦОКП. Коль скоро связь была, даже если корабль со своей стороны отказывался от радиообмена, ЦОКП все равно имел возможность воздействовать на его системы управления -- такова была принципиальная особенность всех имперских кораблей. Для прерывания этой зависимости пришлось бы отключить всю планетарную связь и всю "нулевку" в радиусе нескольких световых минут от проблемного корабля, что в условиях густонаселенной системы Толимана I было совершенно нереально. Единственный корабль, который нельзя было заблокировать из ЦОКП -- это яхта Пантократора "Молния Млечного Пути", но она беспомощно стояла в доке торпедоносца "Кантербрау", открыть который пока не представлялось возможным -- шлюзы были заблокированы из Командного Пункта. По приказу адмирала Гомилки экипажи "Вуббо Оккелса" и "Кантербрау" начали работу по аварийному разблокированию доков, для чего доки надо было почти полностью разобрать, вручную прервав поступление на доковые шлюзы любой информации извне, и уйти на это могло от шести до десяти часов.

Капитан "Кантербрау", прославленный контр-адмирал Шумахер, не выдержал психологического напряжения ситуации и, вопреки прямому запрету кризисного центра, по радио обматерил Командный Пункт, потребовав объяснений по поводу блокирования управления.

Главный специалист флагманского звена усталым, но ровным голосом, в котором не было слышно ни малейшей эмоции, отозвался:

- Сочувствую, "Кантербрау"-первый. Ничего не могу сделать.

Вдруг в его голосе прорвалась нотка паники, и он яростным шепотом, отчетливо услышанным и в кризисном центре, и на "Кантербрау", прорычал:

- ЦОКП захвачен, "Кантербрау"! Заговор против Пантократора! Делайте что-нибудь, а не жалуйтесь, fuckin' weenies, какого черта вы ждете? Отключайте нас!

После этого связь с ним прервалась и больше не восстанавливалась, а через некоторое время на запросы в его адрес начал отвечать другой специалист, более низкого уровня, в голосе которого, кроме полного отчуждения и апатии, ничего нельзя было услышать.

В кризисном центре склонили головы перед мужеством героя, который предпочел смерть попранию долга. Однако, при всем уважении к нему, выполнить его последнее пожелание было затруднительно. Отключить снаружи весь ЦОКП или хотя бы только захваченные звенья можно было бы, только разрушив большую часть Космопорта, включая его энергетическое сердце -- Рубин.

В начале первого по абсолютному на улицах Космопорта стали появляться дополнительные наряды полиции: муниципальное управление Звездного Дома по приказу кризисного центра объявило в полиции тревогу второй степени, впрочем -- пока без ограничения гражданских свобод. Только в Главную Диспетчерскую был закрыт вход кому бы то ни было, и все экскурсии в этот район прекращены на неопределенный срок. Последних экскурсантов с балкона Стартово-Причальной службы выгнали буквально пинками, причем двух их них, довольно подозрительных с виду, задержали. К великому удивлению полиции, это оказались два легально находящихся в Космопорте специалиста Управления Безопасности Конфедерации, которые, видимо, пытались психократическими способами определить, что же происходит в ЦОКП: должно быть, информация просачивалась быстрее, чем можно было бы желать.

С тринадцати часов усиленные меры безопасности были введены на всех объектах жизнеобеспечения, на военных объектах и в районе Старого Ядра (в частности, прекращены экскурсии во Дворец и на часть обзорных площадок, открывающих вид на него). Пикеты полиции -- два-три полисмена с мрачными, неприступными физиономиями или же полицейские роботы с предупреждающе светящимися транспарантами на лбу -- появились на всех станциях метро и экспресса. Однако никаких активных действий полиция пока не предпринимала, хотя покидавшие в это время свои жилища или рабочие места портмены, наученные малоприятным опытом сорокового года, прихватывали с собой документы и постарались избавиться даже от самых невинных предметов, нарушающих полицейские правила, как-то: разрядников или газовых капсул самозащиты, легких наркотиков, типа местика или аббраго, и тому подобной мелочи, могущей в смутные дни стоить задержания и нежданного года каторги.

Тем временем Пантократор действительно встретился с Петером Зайнеманом. О встрече прессе было сообщено только в самых общих словах. О чем они говорили -- не сообщалось. Однако самые хваткие из освещавших визит Пантократора журналистов выяснили, что сразу после этой встречи, в девятнадцать часов по местному, на Лисский космодром отправился свеженазначенный министр космического флота Телема Роби Кригер. За его черным "ниппером", предшествуемым тяжелым "ровером" охраны, увязался микроавтобус Лисского городского телеканала, в который набились две съемочные группы -- лисская и с только что переименованного планетарного телеканала "Свободный Зеленый Мир" -- и несколько вовремя среагировавших репортеров других масс-медиа. Конечно, Кригера в эти дни "пасли" не ведущие журналисты, которым объектов хватало (еще бы: Пантократор, блестящие имена его двора, новый президент Зайнеман и так далее), а редакционная молодежь; его выезд непременно бы прохлопали, если бы не недюжинная энергия и инициативность юной выпускницы Лисского университета с городского телевидения, которой хватило интуиции увязать только что прозвучавшее по радио сообщение о встрече Пантократора и Зайнемана с выездом Кригера.

Ни в правительственный терминал, ни на перроны, ни тем более на поле журналистов не пустили, но пустили к прикрытой защитным силовым полем красивой решетчатой ограде перрона на внешнем пандусе правительственного терминала, откуда обычно позволялось снимать прибытие каких-нибудь делегаций; и они увидели, как Кригер буквально метрах в тридцати от них выходит из машины и поднимается на перронном подъемнике к открывающемуся ему навстречу люку небольшой дискообразной яхты. Они сняли, как он поднимается на борт, и тут той самой журналистке городского ТВ позвонила на мультиком из редакции координатор съемок и, захлебываясь от волнения, сказала, что на крышу дворца бывшего вице-президента сели три тяжелых флаера, что воздушное пространство над городом патрулируют боевые катера с "Кантербрау" и что, вероятнее всего, сейчас на космодром вылетит Пантократор. Через минуту и репортерам "Зеленого Мира" подтвердили по телефону, что Пантократор, видимо, покидает дворец; больше того, было сказано, что Зайнеман находится вместе с ним.

Так что приехавшие вслед за Кригером репортеры оказались во всеоружии и, пока следовавшие за Зайнеманом и Пантократором журналисты еще только выскакивали из редакционных скаров и глайдеров на посадочной площадке в полукилометре от правительственного терминала, успели снять сквозь ограду, как, спустившись на лифте с крыши терминала и ступив на красиво переливающуюся голубую поверхность парадного перрона, Его Величество, одетый в простую, но прекрасную своей строгостью боевую адмиральскую форму (изящно, но мужественно контрастировавшую с его длинной бородой), жмет руку провожающему его Зайнеману и в сопровождении всего нескольких человек поднимается на борт яхты, люк которой перед ним распахнул лично министр Кригер. Подбежавшая орава ведущих журналистов Империи и Телема успела только снять, как закрывается люк и как яхта на гравистатике медленно ползет вдоль перрона к стартовой позиции, а затем взмывает в небо, сопровождаемая выстраивающимися вокруг нее в боевой порядок атмосферно-орбитальными катерами с торпедоносца "Кантербрау". Зато потом к ограде со стороны перрона приблизился в сопровождении двух охранников президент Зайнеман и сделал краткое заявление, которое досталось всем журналистам в равной степени:

- Привет, ребята (свист, аплодисменты, крики: "мистер президент, куда полетел Пантократор?"). Его Величество Роберт XII срочно отбыл в Космопорт, в связи с чрезвычайным происшествием, о котором я до официального объявления не хотел бы говорить. Независимый Телем счастлив оказать услугу суверену Империи Галактика: Его Величество по определенным причинам не может воспользоваться собственной яхтой, и министр космофлота Роби Кригер предложил ему свой корабль, яхту "Лестер", на которой сам отвезет Его Величество в Космопорт. Визит Его Величества на Телем не прерван, а только приостановлен, и он непременно к нам вернется, как только ему позволит ситуация. Давайте пожелаем ему успеха: ситуация там серьезная (крики: "да чего там случилось-то, мистер президент?"), да вы сами через пару часов обо всем узнаете -- слушайте "Космопорт Галактика", наверное, и Первый канал чего-нибудь покажет. Пока, ребята, спасибо за внимание, ai'v gat work tu du.

Последние слова он произнес по-тоскалузски, что местным журналистам очень польстило; его проводили одобрительным свистом и аплодисментами, и отхлынувшие от ограждения телегруппы тут же, развернувшись, выстроились на внешней площадке перрона полукругом, нацелив камеры на видневшиеся на горизонте груды лисских небоскребов: те, кто снимал "в запас", одновременно скачивая снимаемый материал на редакционные сервера -- чтобы отснять пейзаж для перебивок; те, кто работал в прямом эфире -- чтобы, встав на их фоне перед своими камерами, в меру собственного разумения комментировать произошедшее для зрителей. А к группам Лисского телевидения и "Зеленого Мира", единственным обладателям полного метража по всему произошедшему, выстроилась очередь желающих этот метраж приобрести, и уже послышалось неизбежное в таких случаях "только наличные, ребята, и сто процентов вперед", и побежали репортеры и администраторы в нижний вестибюль терминала -- к банкоматам. Юная выпускница с лисского канала затаенно улыбалась: ее оператор снимал Кригера, Пантократора и Зайнемана так, что она была в кадре и, глядя в голографическое зеркальце на камере, комментировала происходящее за спиной. Она знала, что откомментировала очень удачно, без запинок и неглупо, и понимала, что сегодня весь день ее будут показывать сотни телесетей по всей Галактике. Ей уже позвонил главный редактор новостей с ее канала, сказал, что доля аудитории, смотревшая в прямом эфире этот репортаж, впервые в истории канала превысила 15 процентов, и что ее ждет премия и назначение старшим специальным репортером. И она знала, что будет занимать эту должность не очень долго: к ней уже подошла седая знаменитость с имперского Первого канала, поздравила и вполголоса намекнула, что в конце года истекает контракт их корреспондента на Телеме и что неплохо было бы поговорить кое о чем, и визитка знаменитости уже перекочевала в память ее блокнота. Отлет Зайнемана обратно в город не снимали: на посадочных площадках в Лиссе, где он мог приземлиться, его тоже ждала приличная орава репортеров, пусть теперь они отдуваются. Только камера корреспондента конфедератского канала "Планета Земля", тянувшего время в прямом эфире, пока администратор скачает наконец у "Зеленого мира" репортаж, проводила флаер президента, красиво уходящий в сопровождении двух флаеров охраны в сторону центра Лисса.

часть вторая

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРЕСТУПНИКИ

В процессе подъема на высокую орбиту Телема министр Роби Кригер практически не разговаривал с Пантократором: было не до того. Призванные охранять яхту катера "Крыла Дракона" (флагманского звена истребителей личной охраны Пантократора, часть которого сейчас базировалась на "Кантербрау") на самом деле очень ему мешали, так как на сканерах их, надежно защищенных от обнаружения противником, видно не было, а ответов их опознавательных систем "свой-чужой" аппаратура безнадежно гражданской яхты "Лестер" не читала. Кроме того, сохранялась теоретическая опасность того, что захватившие Командный Пункт злоумышленники смогут не только блокировать управление "Вуббо Оккелсом" и "Кантербрау", но и каким-то образом воздействовать на их боевые системы, через них атаковав яхту. Однако встречи с обоими кораблями он счастливо избежал, проскочив по восходящей траектории, пока они были закрыты от него планетой; пилоты же катеров оказались ребятами не промах и деликатно, как слепого, сторонились "Лестера" сами. Потом телемская диспетчерская дала ему направление и сектор для гиперперехода, и Кригер пустил яхту на разгон. Только тогда он обернулся к Пантократору.

- Хочу еще раз поблагодарить Ваше Величество за то, что согласились лететь со мной, -- вежливо сказал он, поправляя свои длинные, стянутые в хвост волосы, свисавшие из-под гарнитуры подшлемника. -- Я понимаю, что не могу обеспечить Вашему Величеству должного комфорта...

Роберт сидел позади него, слева; правое заднее кресло пустовало. Министра двора Шимански, без которого Пантократор по протоколу не мог путешествовать, а также адъютанта и двух телохранителей в кабине не было. Кригер разместил телохранителей и министра в каюте, а адъютанта -- в камбузе, где тоже было одно кресло. Яхта и впрямь не отличалась комфортом.

- Какой уж там комфорт, капитан, -- отозвался Роберт. -- Спасибо, что предложили этот вариант. С таким пилотом я готов лететь хоть в одноразовой торпеде. Вы же, я помню, пилотировали в сороковом мою "Молнию"? Она ведь даже меньше вашего "Лестера".

Кригер засмеялся.

- Это верно, но сравнивать их нельзя. Говорят, новые джамперы получше, но их я сам в деле не видел. Так что "Молния" была лучшим кораблем, которым я управлял. Это превосходная яхта, Ваше Величество.

Властитель кивнул.

- Ее для моего отца построила верфь Орманса в двадцатом. Вы знаете, я до сих пор не хочу ее менять. Хотя джампер, конечно, придется приобрести. А какой постройки ваш "Лестер"?

- Телемской, конечно. Ни Орманса, ни даже Паркера я не потянул бы, а на конфедератские налог большой. Кстати, Ваше Величество, этот кораблик я купил отчасти и на Ваши деньги.

Пантократор засмеялся от неожиданности.

- Как это?

- Если Ваше Величество помнит, в сороковом, когда Вы сочли возможным наградить участников событий в Космопорте, Вашим указом мне было возвращено право трудоустройства в Звездном Флоте и выплачена компенсация за годы, вынужденно проведенные вне службы. Ну, помимо присвоения капитанского звания. Так вот эта компенсация за двадцать два года, которые я провел вне Звездного, составила примерно миллион сто тысяч марок. Вот за семьсот пятьдесят я и взял тогда этого красавца.

Наклонившись влево, Его Величество из-за плеча Кригера глянул на консоль управления.

- Мощно идет, -- одобрил он. -- Хороший движок.

- Движок три четверти цены и стоил, -- объяснил Кригер. -- Двадцать два меганобеля мощность.

Пантократор по-простецки присвистнул. Он носил адмиральское звание, как Главнокомандующий Звездной Пехотой и Звездным Флотом, но оно не было чистой формальностью. В бытность свою кронпринцем он прошел обычную кадетскую школу и затем -- то же Имперское Высшее Командное Училище, что и Кригер, и сам был неплохим пилотом, хоть с восемнадцатилетнего возраста, когда выпустился из училища с погонами мичмана, почти ничего уже и не пилотировал. Так что цифра, названная Кригером применительно к этому маленькому кораблику, действительно его впечатлила: такой мощностью могла обладать двигательная установка среднего эсминца или рейдера.

Пантократор перевел взгляд с консоли на лицо Кригера. Почувствовав взгляд властителя, тот обернулся к нему и выдержал взгляд бестрепетно.

- А скажите, Реостат... -- Пантократор внезапно назвал его давним прозвищем, давая понять, что хочет говорить максимально доверительно. -- Допустим, мы действительно столкнулись с широким заговором. Допустим, престол Галактики поколеблется. Вы теперь -- министр независимого Телема. На чьей стороне вы будете?

Реостат крякнул, отстегнул ремни и встал. Пока корабль шел на разгон, он мог не трогать управление. Высокий, чуть сутулый, он присел на подлокотник кресла Пантократора, который никак не отреагировал на это неслыханное нарушение этикета, глядя на жесткое, с крупными, резкими чертами лицо Реостата снизу вверх.

- Я буду на Вашей стороне, -- сказал он серьезно. -- Мне важно все человечество, Роберт.

Пантократор удовлетворенно кивнул, услышав свое имя. Такого уровня доверительности ему редко удавалось достичь с придворными; помнится, в сороковом, когда он встречался с тогдашним Президентом Галактического Совета Конфедерации, они со второго дня звали друг друга по именам -- и сейчас Реостат остро напомнил ему то время.

- Мне важна не Империя, не Конфедерация, и даже -- верите ли -- не Телем, -- продолжал Реостат. -- Мне важно, чтобы изменения в мире происходили постепенно. Человечество редко удерживается от революций, и всякий раз любая революция отзывается долгим, болезненным хаосом, ломая жизни множества людей. Мы оба знаем историю. В тех редких случаях, когда удавалось удержаться от революций, история отзывалась таким длительным всплеском положительного развития, что эти периоды входили в учебники как образец Золотого века. Не зря Пантократор Иеремия Святой был канонизирован; казалось, что тут такого -- ну, не стал воевать с Конфедерацией, подписал Пакт о Принципах, но ведь ценой этой подписи оказались три столетия удивительного расцвета и Империи, и Земли!

- Конфедерации, -- машинально поправил Роберт.

- Да. И я уверен, что сейчас мы опять подходим к какому-то водоразделу. Будьте мудры, Роберт. И я буду на Вашей стороне. И Зайнеман будет на Вашей стороне. И хорошие люди в Конфедерации. И народ, главное -- народ будет на Вашей стороне, Роберт.

Пантократор молча сжал руку Реостата. Потом, когда тот поднялся и стал опять пристегиваться в своем кресле, сказал ему с едва уловимой усмешкой:

- Мне надо было в сороковом сделать вас дворянином, Реостат. Стали бы теперь адмиралом, назначил бы я вас своим личным пилотом...

И сам засмеялся.

Кригер хмыкнул и ответил:

- Ничего бы не вышло, Ваше Величество. Я из семьи, как это теперь называется на независимом Телеме, с давними демократическими традициями. Попросту говоря, вырос на улице. Дворянин из меня, признаться, вышел бы хреновый.

Роберт покачал головой и вдруг спросил:

- Реостат, что вы знаете о том, как жил Легионер Таук после сорокового?

Реостат мгновенно обернулся, быстро смерил Пантократора взглядом и опять отвернулся к консоли.

- Я Вам отвечу. Обязательно. Чуть позже. Извините, до прыжка минута.

И, положив руку на сектор интеркома:

- Господа пассажиры, внимание. Через пятьдесят шесть секунд входим в гиперпереход. Лягте поудобнее, проверьте, хорошо ли пристегнуты ваши ремни.

Он поерзал в кресле, устраиваясь поплотнее, и, не оглядываясь, произнес:

- Ваше Величество, голову в подголовник. Гиперскачок у моего корыта довольно жесткий. Выходим в зоне получасового маневра. Думаю, будете во Дворце к пятнадцати по абсолютному.

Помолчав, очень тихо добавил:

- Мы с Вами обязательно поговорим о Тауке.

Яхта канула в гиперскачок. Выведя ее в субъективно значительно более темное, нежели орбиты Телема, пространство одной из стандартных финишных зон Космопорта, Реостат заложил тормозную траекторию, рассчитывая путь вхождения в Северный полярный коридор Звездного дома. Одновременно он, по указанию появившегося в рубке адъютанта Пантократора, связался не с Причальной службой, а с кризисным центром МИБ. По команде, поданной оттуда, вокруг яхты вскоре возникли три боевых катера SPX из "Крыла Дракона". Как было заведено, пилоты лично поприветствовали Его Величество. Двух из них Роберт узнал по голосу, третьего -- нет, но это не удивило его: в "Крыле Дракона", насчитывавшем сорок боевых единиц (половина была сейчас на орбите Телема в доках "Вуббо Оккелса") служили свыше ста двадцати пилотов, состав которых менялся, хотя и крайне редко -- служить в "Крыле Дракона" считалось высшим пределом карьеры боевого пилота (как в Конфедерации -- служить в личной эскадрилье Президента).

Впрочем, Реостату не надо было узнавать или не узнавать пилотов по голосу. В отличие от адъютанта и даже самого Пантократора, он сразу заметил неладное: третий катер зашел яхте в хвост. Истребитель эскорта делать этого был не должен.

Реостат глянул на сканер. Истребитель сзади отражался на нем молчаливым силуэтом. Сигналы "свой-чужой" и здесь не читались, он даже не мог определить бортовой номер боевой машины.

- Кризисный центр, -- сказал Реостат в микрофон подшлемника, стараясь сохранять спокойствие. -- Нас встретили три катера. Один зашел мне в хвост под атаку.

- Что за черт, -- послышалось в наушниках.

- Под атаку? -- переспросил Пантократор. -- Вы уверены?

- Не отвлекайте меня, Ваше Величество, -- огрызнулся Кригер. Пантократор промолчал: отвлекать пилота и впрямь не стоило.

- Катер SPX, "Крыло Дракона", борт ноль-тринадцать! -- быстро говорил тем временем диспетчер кризисного центра. -- Ответьте кризисному центру. Займите штатное место в строю! В строй, борт ноль-тринадцать!

Видимо, кризисный центр смикшировал каналы, потому что на борту "Лестера" стали слышны все переговоры диспетчера.

- Кризисный центр, говорит "Крыло Дракона", борт ноль-двадцать два, -- послышался новый голос. -- У меня наведенный отказ управления.

- Кризисный центр, здесь "Крыло Дракона", борт ноль ноль-семь, -- эхом отозвался второй истребитель. -- У меня наведенный отказ управления.

Кризисный центр секунды три молчал, потом послышался решительный голос (Пантократор узнал адмирала Гомилку).

- Борта ноль ноль-семь и ноль-двадцать два, отрубайте внешний контроль и всю радиосвязь. Аварийные действия в автономном режиме. Защитите яхту "Лестер", борт Телем -- двенадцать-сто шесть.

- Есть, -- почти одновременно ответили пилоты, и их несущие частоты пропали. Почти мгновенно оба катера по сторонам "Лестера" стали неуклюже расходиться.

- Борт ноль-тринадцать, -- говорил тем временем Гомилка. -- Ответьте кризисному центру. Как тебя? Лейтенант Угорта! Лейтенант Нодак Угорта, верно? Отвечай! В строй, ноль-тринадцатый!

Два других истребителя медленно маневрировали вдоль бортов яхты, недоступные теперь для связи. Для того, чтобы полностью перевести управление в автономный режим, нужно было время, несколько секунд по крайней мере -- и в эти секунды катера вряд ли могли выполнять боевую задачу: пилоты были крайне заняты переключением режимов едва ли не всего бортового оборудования. Впереди медленно рос гигантский ком конструкций Космопорта, светясь во тьме, как рождественская елка. Казалось, "Лестер" падал на эту грандиозную рельефную поверхность.

А катер сзади, не отвечая на вызовы, тем временем довернул на один из истребителей и дал по нему боевой залп.

Надо отдать должное пилоту атакованного катера: это был блестящий специалист. Он успел дать полный газ и вывести свою машину из-под основного удара, но три параллельных разряда из мощных лучевиков SPX, делавших машины этого класса самой грозной в своем классе боевой единицей, хотя и не поразили его катер, но основательно встряхнули. Хвостовая часть катера, раскалившись до тускло-коричневого свечения, потеряла все шесть гравистатов, выступающих полушарий силовой системы, так что истребитель стал беспомощен. Его завертело, и он отстал.

Второй истребитель сразу сбавил скорость -- это все, что он сейчас, не успев переключить режимы, мог сделать -- и, таким образом, зашел нападавшему в хвост. Тогда борт ноль-тринадцать, подавшись вперед, стремительно преодолел отделявшие его от "Лестера" несколько сотен метров и почти прижался к яхте, синхронно двигаясь метрах в десяти за ней. Теперь истребитель не мог атаковать его, не рискуя поразить яхту.

Тем временем в кризисный центр позвонила женщина-оператор одной из телефонных компаний Космопорта и недоумевающе сказала, что у нее на линии какой-то лейтенант Мангельсдорф с борта ноль ноль-семь, который звонит по номеру экстренного вызова и утверждает, что ему срочно нужно говорить с адмиралом Гомилкой. У принявшего звонок офицера хватило сообразительности переключить звонок если не на самого Гомилку, то на диспетчера, находившегося вместе с Гомилкой на связи с "Лестером" и конвоем.

- Кризисный центр, -- задыхаясь, произнес слабо слышимый голос у них в наушниках, -- это пилот борта ноль ноль-семь, я звоню по своему личному мультикому, мы в зоне приема Космопорта.

Голос был отчетливо слышен на борту "Лестера", так как шел в сумму смикшированных каналов связи.

- Я могу маневрировать, -- кричал пилот, -- но все управление огнем выведено из строя, пока меня еще контролировал ЦОКП. Тут ремонта на сутки. Скажите Его Величеству, что я отдам жизнь за него! Позвоните моей семье... скажите, я любил их!

- Лейтенант Мангельсдорф, СТОЙ! -- страшным голосом прогремел адмирал Гомилка, но пилот уже отключился, и на сканерах кризисного центра было отчетливо видно, что его катер пошел на таран.

Только тут Реостат вышел из ступора и, вцепившись в управление, дал на двигатель полную нагрузку.

Пантократор, которого сокрушительно вжало в кресло, застонал. Реостат бросил яхту вверх. В кабине под стремительно нарастающим весом тел громко трещала обивка кресел: "Лестер" не был рассчитан на такие перегрузки.

С некоторой задержкой катер ноль-тринадцать пошел за ним.

Наращивая скорость, в хвост ему заходил катер ноль ноль-семь.

Реостат закладывал "мертвую петлю", пытаясь оторваться от преследователя, но даже двадцать два меганобеля мощности двигателя его яхты не спасали: на стопроцентном форсаже, выжимая все из своего движка, SPX шел за ним, как приклеенный -- правда, отстав на несколько сотен метров.

Тускло поблескивающая среди миллионов огней поверхность Космопорта горой громоздилась над разворачивающимися машинами. Сжав зубы, Реостат сквозь красный туман в глазах смотрел на сканер, на котором приближающийся изогнутый рельеф поверхности угрожающе мигал все ближе и ближе к точке яхты: заложенная траектория была недостаточно крута, а сделать ее еще круче набранная инерция уже не позволяла.

- Не получается, -- прохрипел Кригер. -- Теряю квалификацию... Holishit!

Только сейчас пилот атакующего катера ноль-тринадцать заговорил.

- Сдавайся, "Лестер", -- прохрипел его голос в эфире. -- Иначе погибнешь. Ты же видишь, не успеешь вывернуть, размажешь Пантократора по Космопорту. Сдавайся. Тормози.

Реостат застонал:

- Роберт, я правда не успею вывернуть.

И он, сбросив скорость, толчком ввел реверсную нагрузку, тормозя. Обсчитывая маневр, сканер перестал мигать поверхностью Космопорта: угроза столкновения миновала.

Катер ноль-тринадцать в упор навел жерла лучевиков на гравистаты "Лестера".

Реостат, проскрежетав страшное тоскалузское проклятие, сделал то, что любым уставом любого флота делать настрого воспрещалось: выведя разрядную емкость энергетики яхты на максимум, рывком ввел на гравистатику нагрузку, вертикально перпендикулярную курсу.

"Лестер" прыгнул вверх, проскочив в метре от голубой плазменной струи боевого залпа.

И тогда катер ноль ноль-семь догнал нападающего.

* * *

В Восточном полушарии Космопорта не так уж много высококлассных учебных заведений. Об этом, конечно, не написано в тех многоцветных, красивых путеводителях, которые бесплатно раздают прибывающим на борту имперских пассажирских лайнеров. Об этом вряд ли написано и в тех солидных, объемных книгах о Космопорте, что можно купить в любом отделении имперского Управления туризма и путешествий. Ну, а скучные социологические исследования, которые туристам не раздают и не продают, вряд ли читают те, кто воспринимают Космопорт по-туристски -- как Большой Звездный Дом, где человечество наслаждается самыми высокими в Галактике стандартами жизни. Такие вещи знают либо те, кто по долгу службы связан с внутренней жизнью Космопорта вообще и Восточного его полушария в частности, либо те, кто в Восточном полушарии живет. У абсолютного большинства этих людей взгляд абсолютно не туристский. Они знают, что в Восточном полушарии обитает всемеро меньше людей, чем в Западном, и что около восьмидесяти процентов из них бывают вне Восточного полушария реже, чем раз в два года. Восточное полушарие -- чрево Космопорта, его желудок, кишечник и внутренняя секреция. Обслуживающие эти малоаппетитные внутренности Звездного Дома люди вряд ли нуждаются в высококлассном образовании, да и денег на него у них, как правило, нет. Рабочие, техники, операторы разных узкоспециальных систем, полицейские, работники коммунальных служб, мелкие чины Звездного Флота (опять же техники, стюарды, грузообработчики и т.п.) -- вот кто живет в Восточном полушарии. И будьте уверены: если, скажем, двигательный техник Звездного флота живет в Западном полушарии (пусть и не в Старом Ядре, на это его доходов вряд ли хватит, но хотя бы в Северо-Западных Внешних секторах), то это скорее всего означает, что он работает на крупную преуспевающую частную компанию или же на элитных бортах Имперского Звездного -- экспедиционных судах Академии наук, сверхбольших пассажирских лайнерах и так далее. Если же обитает он в Восточном полушарии, да еще в южной его части -- скорее всего, служит он за гроши на малотоннажном каботажнике, или годами, трижды в неделю, ходит на каком-нибудь устаревшем обшарпанном корыте по одному и тому же скучному пассажирскому маршруту, типа Космопорт -- Станция Толиман, или и вовсе сутки через трое или даже через двое дежурит на грузовых терминалах, то и дело отправляясь на каком-нибудь буксире или толкаче беспилотных барж в полутора-двухчасовые разгонные или тормозные вылеты.

Ясное дело, подобной публике и их детям не особенно нужны престижные университеты. Практические знания, вот что нужно Восточному полушарию. Здесь всего двадцать девять университетов (в Западном -- триста сорок пять, даже в крошечном Старом Ядре -- около шестидесяти). Абсолютное их большинство нацелено на сугубо практические нужды полушария. Если и есть здесь действительно высококлассное учебное заведение, диплом которого не стыдно повесить у себя в офисе, то это только и исключительно Первый восточный университет, носящий имя одного из основоположников имперской Академии наук -- доктора Рюгге-Арне Люгера, создателя великой в своей притягательной непостижимости Теории Потока, благодаря одному из неожиданных практических применений которой гравикомпенсат в двигательных установках инерционных космических кораблей не теряет свойств сверхтекучести при быстрых температурных скачках.

Университет Люгера находится в самом центре полушария выше границы Старого Ядра, занимая около тридцати горизонтов -- от верхних Двухсотых до нижних Трехсотых. Это очень значительная территория, но собственно кампус -- это только десять горизонтов в непосредственной близости от вокзала "Университет Люгера". Остальное -- вспомогательное хозяйство, благодаря которому университет практически независим от муниципального хозяйства и может неопределенно долго преодолевать какие-нибудь лишения, вроде отключения электроэнергии или даже воздухоснабжения. Семьсот пятьдесят лет назад, когда университет был основан, все это было очень существенно для самого его существования: это была самая середина тягостных Смутных лет, и перспективы внезапных отключений энергии или воздухоснабжения, увы, были самой что ни на есть повседневной реальностью того времени. Созданный для детей многочисленных жертв Смутных войн, он был призван стать для них островком стабильности, уверенности и порядка.

Теперь же университет, оставаясь первоклассным учебным заведением (в ежегодно публикующемся списке двухсот лучших университетов Космопорта Люгер стабильно наличествовал в районе тридцатых мест, а по количеству студентов был на втором после Галактического), носил еще и почетное звание "Памятника Имперской Истории", поскольку, в отличие от большинства других подобных мест, никогда не перестраивался. Это было, пожалуй, единственное открытое для публики место в Космопорте, где доминировали не желто-зеленые цвета, а серо-голубые, как в древности.

Когда референты продюсерской компании "Новости без границ", которую возглавлял легендарный имперский тележурналист Марк Пекарски, начали обзванивать все ведущие масс-медиа Космопорта с приглашением на пресс-конференцию, обещавшую крупнейшую сенсацию года (разумеется, после отделения Телема от Империи, думали многие) -- никто не удивился выбору места. Напротив: пресс-центр Люгера часто фигурировал в новостях как место проведения самых скандальных, самых сенсационных мероприятий. Дело в том, что по до сих пор не отмененному вердикту семивековой давности Люгер пользовался значительной автономией, а его богато развитая инфраструктура позволяла эту автономию реализовать: реши, допустим, МИБ отменить какую-то нежелательную пресс-конференцию (прецеденты бывали), -- внутренняя полиция Люгера не допустит боевиков на территорию университета без решения суда, а внутренние службы университета обеспечат автономное энергопитание, воздухоснабжение и -- главное -- передачу всех материалов на какие угодно сервера по собственным, хорошо защищенным каналам.

Если кто и спрашивал приглашавших, что, собственно, ожидается на пресс-конференции -- то без особой надежды получить ответ. Впрочем, компанию Пекарского знали и верили ей. "Новости без границ", помимо блестящих новостных сюжетов для Первого канала имперского телевидения, уже лет шесть поставляли на телерынок Империи две аналитические программы, пользовавшихся огромной популярностью и непререкаемым авторитетом.

Первую вели трое блестящих молодых журналистов и один зубр старой школы, бывший политобозреватель Второго имперского канала Кан Верзано, она называлась "Народ желает знать" и выходила на телесети "ГалаРеал" (более тысячи филиалов по всей Империи). Дважды в месяц здесь аргументированно и подробно разбирались самые социально болезненные вопросы (не только в Империи, но и в той части Периферии, что исторически была с Империей связана) -- факты коррупции, нерадивость правоохранителей, сепаратизм, экстремизм, халатность и тому подобное.

Вторую вел сам Пекарски, и выходила она раз в месяц на первом канале Имперского телевидения. Она называлась "Глядя правде в глаза", представляла собой цикл самых головокружительно смелых, принципиальных и безукоризненно объективных журналистских расследований за всю историю телевидения в Империи и пользовалась таким успехом, что, выходя к прессе и видя среди журналистов Пекарского, сам Пантократор подходил к нему и жал руку. За пять выпусков "Глядя правде в глаза", снятых в конце сорокового -- начале сорок первого года по следам октябрьских событий, Пекарски получил самую престижную журналистскую награду в Галактике -- премию имени Вурлитцера, присуждавшуюся Галактической пресс-ассоциацией. Кстати, одним из трех персонажей, постоянно фигурировавших в тех пяти выпусках на экране в качестве рассказчиков и комментаторов, был Йон Лорд, и то, что он рассказывал, стало основой его вышедшей весной сорок первого книги "Жизнь против тьмы".

Марк Пекарски не мог показать свою программу вне ее обычного эфирного времени, до которого оставалось почти две недели. Но он обладал правом врезки в программы Первого канала. Не будучи его штатным сотрудником, он тем не менее приносил каналу большую долю аудитории и рекламных денег, так что, просто позвонив за несколько часов (иногда даже за несколько минут) в программную дирекцию, мог выйти в прямой эфир канала не только в новостных выпусках, но даже посреди какого-нибудь фильма-блокбастера, случись такая нужда.

Поэтому на Первом канале никто не удивился, когда утром двадцать шестого апреля Марк Пекарски предупредил, что у него есть сенсационный материал, с которым он выйдет в прямой эфир в четырнадцать сорок пять. За минуту до этого кончалась обычная дневная развлекательная программа, в три был десяти-пятнадцатиминутный выпуск новостей. Марк обещал стопроцентную сенсацию, так что и начальник информационного вещания канала, и программный директор только поблагодарили его и дали задание техслужбам и программной дирекции освободить для Марка тринадцать минут эфира и обеспечить передачу в эфир сигнала от его съемочной группы.

Пока шла подготовка пресс-конференции (никто, кроме Пекарского, даже отдаленно не предполагал, чему именно она будет посвящена), личный секретарь Марка принял звонок от одного из репортеров "Глядя правде в глаза" и немедленно переключил его на шефа.

- Я в пресс-центре МИБ, -- полушепотом доложил шефу репортер. -- Мой источник подтверждает нештатную ситуацию в ЦОКП. По всей видимости, там незаконное проникновение и захват заложников.

Еще сильнее понизив голос, репортер проговорил:

- Намекают на заговор против Пантократора. По Звездному Флоту объявлена тревога первой степени, и говорят, что все движение кораблей в пределах действия Главной Диспетчерской заморожено.

Марк длинно свистнул.

- Твой источник выступит перед камерой?

- Нет нужды, -- отозвался репортер. -- Бакгоф, начальник пресс-центра, выступит ровно в три. Сюда уже подтягиваются все каналы. Но я первый, и мне уже обещан Бакгоф для прямого включения.

Марк думал только секунду.

- Энцо, мы с тобой, кажется, сегодня дадим шороху, -- сказал он быстро. -- Будь наготове. Я перед новостями даю в прямой эфир суперэксклюзив по Конфедерации. Ты не поверишь, поэтому пока не буду говорить. Потом канал просит две минуты под рекламу, потом (я сейчас позвоню начальнику информации) заставка, здрасте-здрасте, и в пятнадцать ноль одну ты идешь с твоей историей, и сделай так, чтобы Бакгоф все сказал нам первым. Сделаешь -- проси у меня чего хочешь.

- Надо сделать -- сделаю, шеф, -- отозвался Энцо. -- Сюда еще вторая группа понадобится, если что. Я буду сидеть на Бакгофе, так чтобы был еще кто-то мобильный.

- Сейчас пришлю тебе Эмили, -- сказал Пекарски, поправляя очки. Он сидел в аппаратной пресс-центра Люгера, временно превращенной в его офис.

- Не Грега? -- спросил Энцо.

- Грег мне здесь нужен, -- ответил Пекарски. -- Здесь у меня материал не слабее заговора против... ну, ты понял.

Теперь свистнул Энцо:

- Что, Президент Конфедерации нашелся в Космопорте?

Марк засмеялся, заколыхался его объемистый живот.

- За что я тебя люблю, Энцо, это за интуицию.

- Так вот оно что, -- протянул Энцо. -- Porca Madonna! Ладно, шеф, я на связи. Значит, в ноль одну.

- Удачи.

- С Богом.

Энцо отключился. Довольно посмеиваясь, Марк подозвал администратора, чтобы направить на подмогу Энцо вторую группу. Ему очень нравилось работать с такими умными ребятами, как этот Энцо.

В четырнадцать шестнадцать позвонил Лорд. Марк, который в это время умеренно громко ругался с осветителями пресс-центра, мигом сменил тон (умение, которое много раз помогало ему в деловых вопросах) и с огромной заботой в голосе спросил:

- Йон, дружище, где ты?

Голос Лорда слегка "плыл", что бывает, если звонить из экспресса, быстро движущегося мимо базовых станций телефонной сети.

- В экспрессе. Остается одна станция до "Университета Люгера". Я видел, что на станциях полно полиции. Что происходит?

Марк быстро ушел в отгороженный прозрачным щитом угол аппаратной, где у него было временное рабочее место, и оттуда сообщил полушепотом:

- Большая лажа в Космопорте. По слухам, заговор против Пантократора и захват заложников в Центральном ОКП Звездного флота. В пятнадцать часов будет заявление МИБ.

- Ты слышал? -- спросил Лорд кого-то.

- Йон, ты что, не один на линии? -- всполошился Пекарски.

- Это мой напарник, -- ответил Лорд. -- Не бойся. Ты его должен знать. Капитан первого ранга Таук.

Пекарски крякнул.

- Ты не умеешь работать с размахом меньше, чем на пару миллионов, дружище? -- спросил он не без ехидства. Тогда, в сорок первом, он получил Вурлитцеровскую премию, полмиллиона марок, а этот пройдоха Лорд сделал книгу, никакого Вурлитцера не получил, зато заработал вшестеро больше. При случае Марк его этим подначивал.

Лорд не ответил: Марк понял, что тот совещается с "напарником". Таинственный Таук еще тогда, в конце сорокового, когда Марк ездил на Землю интервьюировать его по результатам октябрьских событий, поразил его воображение: это был единственный из ныне живущих людей, награжденных одновременно конфедератским орденом Солнца первой степени и имперским орденом Млечного Пути. Чтобы получить интервью, понадобилась виза начальника Управления безопасности, и еще одна его виза понадобилась для того, чтобы Таук для интервью надел парадную форму со всеми наградами, вид которых тогда заставил Марка почтительно присвистнуть. До сих пор он с неясным трепетом вспоминал их встречу в пресс-центре Валь-де-Марна. Он, восходящая двадцатилетняя звезда имперского телевидения, немало уже повидавший за четыре года самостоятельной работы и вполне обоснованно считавший себя прожженным журналюгой, тогда, помнится, сильно заробел: вот он сидит возле камеры в выделенной ему кабинке на втором ярусе пресс-центра, обитой серой толстой тканью, и вот перед ним в кресле возникает этот серьезный, суховатый темноглазый блондин в черной форме, сверкающей орденами, а он, Марк, все никак не может понять, когда Таук вошел и как сел в кресло, с которого он, Марк, не сводил глаз перед тем по меньшей мере минуту.

Пока Лорд что-то неясно говорил в отдалении, видимо, прикрыв микрофон рукой, Марку из-за стекла яростно замахал рукой его секретарь. Марк включил вторую линию мультикома:

- Что, Рэнди?

- Гляньте на ленту ИИА, -- только и сказал секретарь.

Марк крутанулся в кресле, протягивая руку к своему блокноту, и быстро набрал адрес Имперского информационного агентства. Увидев первые строки только что, судя по времени публикации, появившегося сообщения, он выпучил глаза и тут же сказал в телефон:

- Йон, слушай меня, быстро.

- Да, -- отозвался Лорд.

Не отрывая глаз от прямоугольника монитора, светившегося в воздухе над блокнотом, Пекарски начал читать:

- Сообщение ИИА, четырнадцать семнадцать. По многочисленным сообщениям масс-медиа, Его Величество Галактический Суверен Роберт XII приостановил визит на Телем и вылетел в Космопорт. В тринадцать пятьдесят пять по абсолютному он покинул телемскую столицу Лисс на персональной яхте временного министра космического флота Телемской Федерации капитана Роби Кригера, которую пилотирует сам министр. Как заявил временный президент Телема Петер Зайнеман, приостановка визита связана с чрезвычайным происшествием в Космопорте, требующим личного присутствия Его Величества. Сообщается, что визит через некоторое время будет возобновлен. Прибытие Его Величества во Дворец ожидается около пятнадцати часов. Дежурный по пресс-центру Министерства Двора барон Инк Кунерта подтвердил нам, что Его Величество экстренно возвращается во Дворец, однако не смог подтвердить или опровергнуть сообщения о ЧП. Начальник пресс-центра Министерства Имперской Безопасности генерал Бакгоф сообщил нам, что в пятнадцать ноль-ноль МИБ обнародует официальное коммюнике о внештатной ситуации в Космопорте, и подтвердил сведения о том, что в Звездном Доме объявлена тревога второй степени без ограничения гражданских свобод. В связи с этим Муниципальное управление Космопорта известило нас, что сведения по режиму положения о тревоге второй степени доступны на всех домовых и муниципальных сетях. Все источники однозначно увязывают причины этих чрезвычайных мер с разноречивыми сообщениями о внештатной ситуации в Центральном Объединенном Командном Пункте Звездного Флота. Следите за нашими сообщениями.

- Все ясно, -- отозвался Лорд. -- То есть ничего пока не ясно, но откуда столько фараонов -- ты мне объяснил. Марк, дружище, ты сможешь выслать людей встретить нас на станции? Нас пятнадцать человек, мы все едем в головном вагоне экспресса, прибываем минут через двенадцать.

- Сделаем, -- откликнулся Марк, жестом позвав секретаря.

- И еще одна просьба, -- сказал Йон. -- Тут капитан Таук тебе что-то хочет сказать.

- Здравствуйте, Марк, -- услышал Пекарски голос Таука. Голос звучал очень устало, но твердо.

- Привет, -- отозвался журналист. -- Рад слышать. Чем я могу быть вам полезен?

- В пресс-центр, кроме нас пятнадцати, должен приехать еще кое-кто. Два человека. Сделайте так, чтобы их пропустили.

Марк занес руку над блокнотом.

- Записываю.

- Синтия Сторвилл и Джоан Таук Сторвилл.

Марк простучал по клавиатуре.

- Ваша жена... и, значит, дочь?

- У вас отличная память, Марк, -- ответил Таук.

- Пока неплохая, -- скромно подтвердил Пекарски. -- Дочери сколько?

- Три года.

- Могут не пустить на территорию университета. Легин, у вас есть возможность связаться с женой прямо сейчас?

- Вероятно, да. Она тоже должна быть в экспрессе.

- Скажите, чтобы шла не на центральный вход пресс-центра, а слева от него, в технический тоннель. Там она увидит бус моей компании, на борту написано "Новости без границ". Сразу за бусом -- служебный вход, через который проходит наш техперсонал. Я поставлю там человека. Это будет юноша лет семнадцати, азиатского типа, на груди у него карта нашей компании с именем "Дамир". Пусть она назовет ему себя, покажет какой-нибудь идентифик, и он проведет ее за сцену.

- Благодарю вас, Марк, -- услышал он в наушнике. -- Вы лучше всех.

- Пока еще да, -- скромно отозвался Марк. Послышался сигнал отбоя. Он ткнул пальцем в мультиком, отключаясь, и повернулся к вошедшему секретарю.

- Рэнди, давай сюда службу безопасности, Андреса или лучше самого Василия, и за ними -- Дамира Гильфана.

Секретарь, кивнув, набрал вызов на своем мультикоме, и в аппаратную с двух сторон вошли двое, направляясь к выгороженному для Пекарского закутку.

- Спасибо, Рэнди. -- Марк энергично потер лицо ладонями, заставив потешно выпятиться свои толстые губы. -- Что-то я еще ничего сегодня не сделал, а уже устал. Организуй-ка мне кофе, дружище.

- Спать вам ночью надо, шеф, а не кофе весь день хлестать, -- ответил секретарь. -- Вы уже четыре чашки выпили.

Марк тяжело взглянул на секретаря из-под рыжих кустистых бровей.

- Да знаю я, -- ответил он неожиданно спокойно. Отношения с секретарем у него были достаточно доверительные, чтобы иногда выслушивать такие замечания. -- Знаю. Какое тут, к черту, спать. Полночи на телефоне просидел. Иди, неси кофе.

Секретарь исчез, в закуток вошел массивный плечистый начальник службы безопасности "Новостей без границ".

- Priviet, Vasili Nikolayevich, -- сказал ему Пекарски на сносном сибирском. Тот заулыбался. -- Давай, брат, nachinayem rabotu, da? Пошли человек семь к станции экспресса. Головной вагон. Наши фигуранты. Их пятнадцать. Ориентир -- Йонас Лорд, знаешь, da?

- Знаю Лорда, как же, -- отозвался здоровяк.

- Ну вот. Контакты с полицией или МИБ исключить. Возьмите бус. Бергонци будет возникать -- скажи, я велел. Посадите их в бус и везите сюда. Voprosi yest?

- Нету вопросов. -- Здоровяк по-уставному выпрямился. -- Можно идти?

- Иди.

Марк опять яростно потер щеки.

- Дамир, заходи. Есть поручение.

* * *

В кризисном центре царила тихая паника. После того, как открылось предательство в "Крыле дракона", Гомилка спешно ввел крайнее средство -- полную заморозку движения военных кораблей вблизи Космопорта, кроме специально им же самим поднятых. По его приказу из недр секретных пирсов близ Южного полярного коридора Космопорта поднялись два звена SPDIF, малогабаритных перехватчиков, которые не входили в состав подконтрольных сил ни одного из захваченных звеньев ЦОКП. Кроме того, эти маломощные, но скоростные машины ближнего радиуса действия гораздо легче отключались от контроля извне, нежели могучие SPX, и выведены из пирса они были уже полностью автономизированными. Более того: их пилотировали курсанты Императорского Высшего Командного училища, еще даже не имеющие званий. Двенадцать старшекурсников были подняты по тревоге, как это случалось раза четыре в месяц, удачно уложились в норматив тревожного вылета, справились с трудностями автономизированного управления (система позиционирования в этом режиме работала с неполной функциональностью), в четком строю вышли из воронки пирса и уже приготовились, как обычно, получить вводную на уничтожение учебной цели где-нибудь в паре сотен тысяч километров от поверхности, вне стандартных орбит, как вдруг в наушниках у них раздалось:

- Звенья Сапсан-шесть и Сапсан-восемь, здесь кризисный центр МИБ и Звездного, адмирал Гомилка.

Никто из курсантов благоразумно не выразил недоверия, хотя уж больно это было похоже на обычные шуточки командира их курса капитана Шарка в те дни, когда он дежурил на КП училища. Ну не мог это быть Шарк: он дежурил вчера.

- Ставлю боевую задачу, -- нервно говорил у них в ушах голос Гомилки. -- Район действия -- приповерхностная зона к западу от Северного полярного коридора. Большая часть движения в приповерхностной зоне заморожена, так что для достижения района используйте скоростные режимы. В районе действия дрейфует обездвиженная дзета-яхта с нарушенными режимами связи и опознавания. Время от времени опознаватель яхты спорадически выдает сигнал, в таком случае она видна как борт Телем -- двенадцать-сто шесть. На борту яхты -- пассажиры государственной важности. Задача: найти яхту, взять под конвой, попытаться установить связь визуально или по каналам ближнего действия, изучить возможность буксировки, и при наличии такой возможности или запасе свободного хода яхты отбуксировать или отконвоировать ее к причалу номер один во Дворце. За целостность яхты, жизнь пассажиров и точность выполнения задачи отвечаете головой, при малейшей, даже гипотетической угрозе для яхты -- защитить ее всеми имеющимися штатными или нештатными средствами, включая самопожертвование. Доложите, как поняли.

Двенадцать пилотов вразнобой вздохнули, облизывая пересохшие губы, и с разной степенью неуверенности доложили, что поняли. Только один, командир звена Сапсан-шесть, осмелился спросить:

- Господин адмирал, это не учебная тревога?

- Нет! -- рявкнул Гомилка таким тоном, что охота задавать вопросы у курсантов прошла, и они, построившись для орбитального маневра верхних скоростных режимов, почти синхронно заложили разгонную траекторию.

Гомилка переключился на командующего училищем, своего однокашника, вице-адмирала Краузе-Стоянова.

- Фриц, -- сказал он ему крайне неофициальным тоном, не предвещавшим ничего хорошего, -- если твои орлы облажают это задание, они пойдут под суд, а ты -- с ободранными погонами -- на Периферию метеориты гонять.

Фриц Краузе-Стоянов в своем кабинете в училище помолчал секунды полторы, сопоставляя услышанное в наушниках и только что прочитанную новость про приостановку визита на Телем, и осторожно (хотя разговор, конечно, шел по хорошо защищенному каналу) спросил:

- Это что, яхта Самого?

- Да! -- рявкнул Гомилка. -- Ты же не сосунок, Фриц! Rechne zwo und zwo zusammen!

- Не могу сказать, что мне нравится сумма, -- откликнулся начальник училища. -- Verschwoerung? Verrat an der Flotte?

- И то, и другое, и еще много третьего, -- мрачно ответил Гомилка. -- Когда полетят головы во флоте, нам предстоит узнать много гадостей. Тебе ничего не говорит имя -- лейтенант Нодак Угорта?

- Говорит, -- удивился Краузе-Стоянов. -- Единственный пилот "Крыла Дракона", переведенный туда в последние десять лет, который закончил не Императорское Высшее.

- Это я сам уже знаю, -- мрачно сказал Гомилка, снова бросая взгляд на только что полученный от кадровой службы флота послужной список покойного Угорты. -- Кончал он Высшее Боевое Училище на Леде. Я сейчас связываюсь с начальником училища, чтобы выяснить подноготную этого парня. Ты представляешь, он же напал на Самого.

Начальник Императорского Высшего буквально подпрыгнул в своем кресле:

- Wa-as?!

- Да-да. Десять минут назад. Альберт Мангельсдорф пожертвовал собой, чтобы остановить его. Был субъядерный взрыв небольшой мощности при таране одного SPX другим. Яхта с Самим повреждена и практически лишена хода, связь эпизодическая и только на КВ. Чтобы вытащить Самого оттуда, мне и понадобились твои орлы. Будем молиться, чтобы они все сделали, как ты их учил. И чтобы среди них не оказалось еще одного... червяка в яблоке.

- Scheise, -- только и вымолвил Краузе-Стоянов. -- Мангельсдорф, надо же! Вечная память! Какой пилот был!

- Вечная память, -- мрачно сказал Гомилка. -- Все, Фриц, отбой.

Он отключился.

Несколько секунд вице-адмирал Краузе-Стоянов приходил в себя, потом вызвал свой КП.

- Есть контакт с шестым и восьмым звеньями?

- Так точно, -- ответил дежурный. -- Прошли сорок пятый градус. Через две минуты -- расчетное прохождение экваториальной широты.

- Оставьте меня на линии, -- сказал вице-адмирал. -- Буду слушать, как ребята идут. И, Збигнев... давайте помолимся за них.

* * *

Без двадцати три пресс-центр Университета имени Люгера был уже переполнен, и в центральный его подъезд со стороны главного проспекта сектора все еще поодиночке и группами входили журналисты. Каждый из них получал флоппик с материалами к пресс-конференции: прямо возле входа в зал, в вестибюле прес-центра, сидели за столами аккредитации четыре девушки из "Новостей без границ", которые выпекали флоппики на своих блокнотах, как горячие блинчики, и по предъявлению пресс-карты вручали их каждому журналисту вместе с полупрозрачным лепестком аккредитации, дававшей право на вход в зал. То здесь, то там слышались приглушенные ругательства: акулы пера и микрофона торопливо засовывали флоппики в свои блокноты или рид-дисководы и обнаруживали, что на них стоит блокировка от чтения до 14:55.

В 14:45 в зале и вестибюле пресс-центра включились два огромных телеэкрана, показывавших картинку Первого канала имперского телевидения. Пошла заставка экстренных новостей, затем -- всем знакомые разлетающиеся звезды в фирменном логотипе "Новостей без границ".

На экранах возник Марк Пекарски. Те несколько сотен журналистов, что уже сидели в зале, и те несколько десятков, что еще стояли в вестибюле, повернулись к экранам. Каждый из них знал, что эту экстренную трансляцию видят сейчас миллиарды людей.

- Мы живем в сложное время, -- быстро, но очень веско и четко говорил Пекарски. Как обычно, его грубо вылепленное лицо с массивным носом, полными щеками, крупными губами на экране приобретало какую-то особую значимость. Он уже давно определил угол, под которым его надо было правильно освещать, а его личный гример знал, что сделать для того, чтобы превратить на экране внешность массивного увальня семитского типа в облик мужественного мыслителя. -- Сороковой год напомнил нам, что Галактика находится в очень шатком и неустойчивом равновесии. То, что мы принимаем за стабильность и спокойствие, зачастую зиждится на песке.

Наплывом пошли кадры, в последние дни и недели неоднократно обошедшие экраны всей Галактики: аресты активистов нарийи, независимость Телема, захваченный на орбите Земли "Клык Льва".

- Одна из двух сверхдержав, в последние годы, как никогда ранее, связанных узами дружбы и взаиморасположения, -- продолжал Марк, -- трудно, но настойчиво освобождается от вскрытых упорным трудом ее правоохранителей пут тайного заговора, который, как выясняется, зрел в ее недрах десятилетиями. Назовем вещи своими именами: в Конфедерации Человечеств началось раскрытие заговора так называемого "Совета Молнии" и очищение всего общественного и государственного механизма от его далеко проникших щупальцев. Но, как нам стало известно, заговор был и остается шире, чем сообщалось, нити его протянуты глубже, и следы его деятельности искать следует на самом верху. Я располагаю неопровержимыми доказательствами того, что на стороне заговорщиков, вольно или невольно, находилась и находится до сих пор значительная часть правящей верхушки Конфедерации. В частности, позавчерашние события на Полярном Терминале Земли, в результате которых был объявлен пропавшим без вести и даже уже признан погибшим Президент Галактического Совета Конфедерации Роберт Норман, предстают в совершенно новом свете, если учесть, что на Полярном Терминале встречался не героический президент и глава террористов, а два сообщника. Да, я утверждаю, что Президент Конфедерации -- сознательный участник заговора против нынешнего государственного и экономического устройства не только самой Конфедерации Человечеств, но и Империи Галактика, и вообще против всей сложившейся в последние столетия политической системы мира. Да, я утверждаю, что заклейменный официальной пропагандой Конфедерации террорист Тацуо Ямамото и якобы пожертвовавший собою для его нейтрализации Президент Роберт Норман -- два сообщника, которые встречались для координации своих тайных планов. И я могу доказать это.

На экране, вытеснив на задний план хроникальные кадры, вновь возникло лицо Пекарски. Оно выглядело вдохновенным и ясным. Марк очень хорошо умел поддерживать на лице это выражение. Впрочем, он и вправду сейчас испытывал вдохновение. Так было всегда: когда он снимал свой первый успешный репортаж, когда он начитывал закадровый текст для принесших ему Вурлитцеровскую премию серий, когда он в прямом эфире разоблачал взяточников на Тежу. Марк полагал, что его задача, как профессионала -- с толком использовать это состояние вдохновения. И он это умел.

- Нам известно, что действие всегда равно противодействию, -- продолжал он. -- Действие темных сил, пытающихся заполучить контроль над двумя крупнейшими метасоциумами Галактики, неизбежно нашло противодействие. Ряд анонимных честных граждан Конфедерации и подданных Великого Престола, обладающих значительными возможностями, вступил в противодействие планам заговорщиков. Вот они, мои доказательства. Посмотрите.

Камера отъехала, и у всех присутствовавших в пресс-центре вырвался единодушный вопль изумления.

Рядом с Марком Пекарски на фоне какой-то невыразительной стены (только персонал "Новостей без границ" знал, что это -- стена кабинета начальника пресс-центра Люгера, буквально в пятнадцати метрах от залитой сейчас светом, но пустой сцены пресс-центра) стоял пожилой седовласый темнокожий человек, безусловно знакомый внешне всем, кто был сейчас в пресс-центре. Вне всякого сомнения, это был бывший (да бывший ли?) Президент Галактического Совета Конфедерации Человечеств Роберт Норман.

- Это бывший президент Роберт Норман, -- спокойно пояснил Пекарски, мельком глянув на седого. -- Как видите, он жив, здоров и находится сейчас со мной здесь, в Космопорте Галактика, куда он был доставлен честными людьми, противодействующими заговору против обеих сверхдержав.

Пекарски перевел глаза на Нормана, камера крупным планом показала лицо экс-президента. Крылья его приплюснутого носа заметно блестели от выступающего пота. Он прятал глаза он объектива, но тем не менее выдавил:

- Признаю, что я Роберт Норман. Я не был честен перед своими избирателями, перед своим народом. Перед человечеством. Я состоял в так называемом Движении. Никто в мире, кроме нескольких сотен высших активистов Движения, не знают о его существовании. Нарийя, или Совет Молнии, был только одной из структур Движения. Мне нечего стыдиться. Ложь во имя правого дела -- не грех. Великая Земля...

Норман замолчал, по-прежнему не глядя в камеру.

- Мы будем изучать то, что предстает перед нашим изумленным взором, -- чуть медленнее, еще более веско заговорил Пекарски, вновь появляясь в кадре крупным планом. -- Уже сейчас ясно, что многие негативные тенденции по всему Миру надо пересмотреть и, возможно, связать друг с другом в свете того, что мы начали сейчас узнавать. Программы новостей полны сообщений о таинственной нештатной ситуации, возможно, наличествующей сейчас в жизненно важных узлах Космопорта Галактика. Буквально через несколько минут, в новостях начала часа, наш корреспондент Энцо Леоне должен пролить свет на суть этих грозных событий. Запомните то, что вы сейчас увидели, и думайте об этом, когда нам будут рассказывать о подробностях кризиса в Космопорте. Я уверен, многое откроется нам с неожиданной стороны. И последнее. Сейчас в Космопорте начинается пресс-конференция, на которой мы предъявим средствам массовой информации Империи Галактика, Конфедерации Человечеств и Независимой Периферии бывшего президента Нормана, и вот этого человека... -- Камера отъехала вновь; рядом с Пекарски стоял теперь седоватый, с маленькой головой пожилой человек азиатского типа, неприятным, злым взором уставившийся в камеру. -- Это тот самый отставной адмирал Тацуо Ямамото, с которым на Полярном Терминале встречался президент Норман, тот самый бывший глава незаконных вооруженных формирований Совета Молнии. Вы признаете, что вы -- Тацуо Ямамото? -- обратился Пекарски к азиату.

- Я -- Ямамото Тацуо, -- с отвращением проговорил тот.

По всему залу пресс-центра защелкало: кончилась блокировка розданных журналистам флоппиков, и все торопливо включали чтение. Тот тут, то там раздавались изумленные возгласы или свист: Пекарски отдавал коллегам пусть неполное, пусть эпизодическое, но необыкновенно убедительное и доказательное досье. Теперь, когда его приоритету в освещении этой небывалой сенсации помешать было уже нельзя, он отдавал почти трем сотням СМИ всей Галактики то, из чего без особых усилий можно было сделать целый фильм: видеосъемки показаний Нормана и Ямамото, значительный объем разных документов и текстовых версий (в том числе и из досье Йонаса Лорда -- эти материалы были подписаны, что придавало им особенный вес: как и Пекарского, Лорда знали все), историю вопроса и даже отрывок сенсационной оперативной съемки на Полярном Терминале, где Норман и Ямамото, еще не подозревая о близящемся захвате, действительно дружески разговаривают, как сообщники. С первых секунд беглого просмотра было видно, что это -- материал колоссальной силы. Десятки журналистов, имевших при себе дорогие и нуждавшиеся в специальном лицензировании "покет-серверы" -- мобильные устройства перекачки данных -- уже запускали перегонку этих досье в свои редакции, другие бросились к протянувшимся вдоль обеих боковых стен зала открытым коммуникационным кабинкам и, подсоединяя к их инфорам свои блокноты или ридеры, торопливо выходили на связь с редакциями, чтобы перебросить данные по сети общего пользования. Вдоль кабинок мгновенно образовались нетерпеливо приплясывающие очереди репортеров, которые, ожидая свободной розетки, продолжали смотреть на экран, где Пекарски рассказывал и показывал многое из того, что содержалось в досье.

В это время за сценой, где неярко освещенный коридор шел от служебного выхода к скрытым от глаз посетителей внутренним помещениям пресс-центра, появилась женщина с ребенком. Светловолосая, не очень высокая, она несла на руках такую же светловолосую, кареглазую девочку лет трех, которая с любопытством молча оглядывалась по сторонам, удобно устроившись на руках матери. За спиной девочки был крошечный рюкзачок в виде игрушечного слоника, а за плечами матери -- серо-зеленый походный рюкзак, какие были в моде у студентов лет пятнадцать назад. Вслед за женщиной торопливо шел ассистент Пекарского, Дамир, который катил за собой небольшой чемодан на колесиках.

- Миссис Сторвилл, налево, -- сказал он вполголоса. -- Да, сюда.

Они спустились по боковой лестнице в какие-то нижние помещения; чемодан, который Дамир подхватил под мышку, с цоканьем задевал за перила колесиками. Буквально через несколько секунд, выходя из внутренних помещений пресс-центра, вдоль коридора стали выстраиваться плечистые ребята из службы безопасности "Новостей без границ", перемежаемые взволнованными офицерами внутренней полиции университета. Через пару минут на сцену из кабинета начальника пресс-центра должны были вывести Нормана и Ямамото.

Спустившись в служебный коридор под сценой, Дамир указал женщине дальнюю комнату, дверь которой была открыта. В дверях, прислонившись к косяку спиной, стояла с оружием в руках рослая девушка в сером комбинезоне земного Космофлота без знаков различия. На ее плече лежала толстая коса золотых волос. Увидев женщину и ребенка, девушка заулыбалась и сделала шаг в сторону, пропуская их в комнату.

Дамир поставил перед ней чемодан.

- Это их вещи.

Девушка с оружием внимательно посмотрела на нагрудную карточку Дамира, потом на него самого, удовлетворенно кивнула и сказала:

- Спасибо вам, Дамир.

Прихлопнув выдвижную рукоять чемодана, она взяла его за ручку и легко внесла в комнату, после чего снова заняла свой пост.

Дамир развернулся и пошел обратно. Он не знал, кто эта девушка, как не знал, кто такая миссис Сторвилл, которую он встретил у служебного входа и провел в пресс-центр. Но он знал, что шеф всему этому придавал особое значение, и был доволен, что все прошло гладко.

Внутри комнаты, которую охраняла девушка с золотой косой, женщина посадила ребенка в кресло и, с облегчением сбросив рюкзак, почти повалилась в соседнее. Кроме нее, в комнате были только трое: коротко стриженная девушка с неправдоподобно зелеными глазами и двумя длинными хайкерскими локонами надо лбом, еще одна девушка -- стриженая наголо и темноглазая, и очень серьезный бородач, голова которого была покрыта темной тканью, завязанной наподобие арабской куфии.

- Вы -- Синтия, да? -- спросила зеленоглазая хайкерша. -- Я Джессли. Мы ждем конца пресс-конференции. Капитан Таук передает вам привет и сообщает, что скоро будет здесь.

Откинув со лба светлые волосы, женщина развела руками.

- Как обычно: весь в делах. Ничего, мы подождем. Да, Джоан? Подождем папу?

- Пододем, -- серьезно согласилась девочка, болтая ножками в блестящих коричневых ботиночках на толстой подошве, копирующих хайкерские "вездеходы".

- А ты Джоан? -- повернулась к ней Джессли. -- Привет, Джоан. Меня зовут Джессли.

Она протянула девочке руку. Та очень серьезно взяла ее за кончики пальцев и легонько тряхнула со словами:

- Очень пиятно.

Бородач, сидевший вместе со своей стриженой подругой на диванчике в углу, так умиленно улыбался, глядя на крохотную Джоан, что подруга засмеялась и помахала девочке из угла рукой:

- Привет, Джоан! Я Дойт, а это дядя Эвис.

Эвис, расплывшись в улыбке, тоже помахал девочке и очарованно засмеялся, когда малышка вскинула вверх обе ручки и покрутила ими в воздухе со словами:

- Всем пивет!

Улыбаясь, ее мать сказала:

- Ну вот, она уже со всеми познакомилась. Я вас, ребята, не спрашиваю ни о чем, но это не потому, что я невежливая. Мы просто уже часов тридцать пять в дороге. И потом, я знаю, что мне все со временем расскажут, верно?

Джессли, сидевшая в кресле напротив, кивнула буквально всем телом: была у нее такая манера.

- Обязательно. Нам бы только дождаться конца пресс-конференции. Все наши там, в зале и за сценой -- приглядывают за ситуацией.

- А эта тетя -- с пистолетом, -- оглушительным шепотом сообщила Джоан матери, глядя на блондинку в дверях. Все засмеялись, и "тетя с пистолетом", смущенно улыбаясь, помахала девочке рукой:

- Извини, Джоан, не представилась. Я Марша. Я охраняю комнату.

- От кого ты комнату охраняешь? -- поинтересовалась девочка.

- От плохих, -- серьезно сказала Марша. -- Плохие люди иногда могут стать невидимыми, чтобы пролезть в комнату. Вот я и стою тут, чтобы никого не пропустить.

- Хоошие тоже могут, -- уверенно заявила девочка. -- Мой папа, когда еще был дома, он делался невидимым на секундочку, чтобы я смеялась. Только я этого не помню, потому что я была маенькая.

В коридоре послышались шаги нескольких человек. Марша сделала шаг в сторону от двери, давая проход: видимо, шли свои.

Рядом с ней возникли очень молодые юноша и девушка -- странновато одетые, быстроглазые -- которые оба смотрели в коридор: видимо, там шел кто-то еще.

Наконец, в дверях появился невысокий, коротко стриженый блондин в хайкерской коже и ремнях. Синтия быстро встала.

Блондин подошел к ней и обнял, уткнувшись лицом в ее плечо. Она сделала то же самое: они были одинакового роста.

Все в комнате деликатно отвели глаза.

- Легин, -- еле слышно произнесла Синтия. -- Я устала.

- Я тоже устал, -- тихо отозвался Легин. -- Только это еще не конец, солнышко. Но мы теперь будем вместе. А это что за маленькая принцесса?

Синтия, сделав над собой усилие, повернулась, продолжая держать мужа за плечо.

- А это такая Джоан Таук, -- объяснила она вздрагивающим голосом. Джессли могла бы поклясться, что Синтия едва сдерживала слезы. -- Иди сюда, маленькая принцесса. Я знаю, что ты его не помнишь, но это твой папа.

Легин присел на корточки, глядя на девочку. Та очень деловито слезла с кресла, подошла к нему и протянула ручки, чтобы он поднял ее. Оказавшись на руках у отца, она провела рукой по его коротким светлым волосам. Синтия снова уткнулась лицом в плечо Легина, прижавшись щекой к коленкам дочери.

- Мама, тебе нельзя плакать, -- сказала девочка. -- Ты говоила, что нам нельзя плакать, когда будет папа. Ты вот посмотъи, я не плакаю.

И она опять стала быстро двигать ручкой по волосам отца.

- Все-таки я тебя помню, -- сообщила она ему. -- Ты был в такой чооной куъточке, и волосы были длинные.

- Да быть не может, -- сказал ей Легин. -- Тебе же всего полтора года было.

- А я помню.

Легин помолчал несколько секунд, потом сказал:

- Ну вот и хорошо. Друзья, нам надо выйти отсюда с вещами и сесть в бус. Как только все кончится, а может быть -- и раньше, нам придется уехать отсюда. Ребята Пекарского уже наняли нам бус. Пойдемте все. Остальные придут прямо туда, так что берите их вещи тоже. Син, где твои вещи? Давай, я понесу.

Они вышли в коридор.

- Реми, Клю, глядите, кто к нам приехал, -- сказал Легин, качнув дочку на согнутой руке. -- Это Джоан Таук. А это моя Синтия.

- Вы все стиженые, -- сказала девочка, с удовольствием продолжая трогать голову отца. -- Папа, почему вы все стиженые? Мама, ты мне тоже постиги голову.

Они поднялись на первый ярус пресс-центра -- не там, где спускалась Синтия: в коридоре за сценой теперь плотно стояла охрана. На сцене Марк Пекарски и Йонас Лорд рассказывали свободной прессе Галактики вещи, слушая которые, зал сдержанно гудел, время от времени взрываясь вопросами. В маленьком служебном вестибюле у того входа, через который Дамир провел Синтию и Джоан четверть часа назад, работал небольшой телевизор, и охранники то и дело отвлекались, взглядывая на экран. Легин остановился в вестибюле, пока Реми, Эвис и девушки выносили рюкзаки за проходную, туда, где виднелся зеленый блестящий бок скоростного буса, вроде тех, что доставляют пассажиров из далеких отелей в Залы Ожидания. Синтия держала мужа за руку, но на него не смотрела.

- Устала. -- Это был не вопрос, а утверждение. Легин чувствовал, что Синтия на пределе сил и из-за этого очень сердита. -- Зато добрались вовремя. Я, видишь ли, ушел со службы.

Синтия коротко глянула на Легина.

- Ты думаешь, что меня это должно обрадовать?

Легин грустно улыбнулся.

- Я ни о чем сейчас не думаю. Я просто знаю, что иначе нельзя, если я хочу хотя бы попытаться сделать так, чтобы быть с тобой и Джоан. Я теперь вне закона, солнышко. Я нарушил присягу и лично арестовал Президента Конфедерации, который оказался пособником бандитов.

Синтия опять бросила короткий взгляд на Легина, невольно подняв брови от удивления.

- Ладно, не обращай на меня внимания, -- сказал она через пару секунд. -- Я устала, поэтому сержусь. И еще я голодная, как марсианский паук.

- Я видела масианского паука в зоопаке в Паиже, -- сообщила Джоан. -- Мы с мамой ездили в Паиж тебя искать.

- Они мне не хотели давать никакой информации относительно того, где ты и что с тобой, -- сердито пояснила Синтия.

- Я не обязан отчитываться в своих поступках, -- говорил тем временем на экране телевизора сердитый адмирал Ямамото, и эхо его голоса доносилось со сцены пресс-центра через коридор. -- Я уже много лет не на государственной службе, а законы Конфедерации не запрещают состоять в общественных организациях.

- Особенно в тех организациях, которые ставят своей целью насильственное свержение существующего строя, так? -- На экране возник тот, кто задал вопрос -- седоголовый Ян Парка, корреспондент федерального телеканала FTVC1 в Космопорте, один из самых популярных в Конфедерации тележурналистов.

- Называйте это как хотите, -- угрюмо ответил Ямамото.

В вестибюле появился еще один охранник -- тот плечистый здоровяк, который встречал "фигурантов" на вокзале экспресса. Он подошел к Легину и тихо сказал ему:

- Все, вам пора. Оперативники МИБ уже у центрального входа. Еще две минуты -- и они будут на этом входе тоже.

Эти последние слова услышала Клю, которая вернулась из буса, чтобы забрать чемодан и рюкзак Синтии.

- Надо вывести оттуда Йона, -- сказала она Легину взволнованно. -- Мы оставляем им этих двоих, но ведь не Йона?

- Не беспокойся, -- сказал ей Легин и повернулся к Синтии. -- Син, ты не подержишь нашу принцессу пару минут?

Джоан переехала на руки к матери и сообщила ей:

- Папа сильный, а ты усталая. Давай я ножками постою.

Синтия тихонько засмеялась.

- На ножках постою, -- поправила она девочку. -- Ничего, малышка, я тебя подержу.

Легин тем временем, поднеся радиобраслет к губам, сказал:

- Ким, слышишь меня? Все, наше время вышло. Выходи сам, выводи наших и -- главное -- Йона. Ты можешь его вывести со сцены так, чтобы никто не обратил внимания?

Видимо, услышанный ответ его позабавил, потому что он неожиданно фыркнул и засмеялся, переключая канал.

- Марша, держи вход в туннель с проспекта. МИБ на подходе.

Затем он взглянул на жену, которая смотрела на него искоса.

- Все сердишься? Да, я заслужил. Не дуйся. Идите в бус. Я за вами. Клю, проведи их в бус.

- Спасибо, Клю, -- сказала Синтия, -- мы сами.

Она ушла вслед за Клю, катившей ее чемодан. Джоан через плечо матери, наморщив носик, смотрела на отца, который ей подмигнул. Она попыталась подмигнуть ему в ответ, но у нее не получилось: она еще не умела закрывать глаза по отдельности, и получилось только зажмуриться, а когда она разжмурилась, она уже была в очень уютном бусе с высокими серыми сиденьями и красиво блестящими стеклами, в которых отражалось все, что было внутри, потому что бус был освещен изнутри ярким белым светом, и папу уже не было видно.

Потом в бус один за другим быстро поднялись несколько человек -- все очень разные с виду. Была крупная, светловолосая девушка в прямой черной куртке, которая Джоан очень понравилась. Был какой-то совсем молодой, рослый, с такими узкими глазами, как у них в Лозанне у привратника Нгуена. Один был очень большой, бородатый и даже страшный, но Джоан его почему-то не очень испугалась. За ним шел еще один коротко стриженый мужчина, хорошо одетый, с взволнованным лицом. Интересно, почему у них у всех такие короткие волосы? Вот и этот, большой, с бородой, который устраивался впереди на первом сиденье -- у него была борода, а голова побрита. А за ним шел еще один, совсем уж лысый, какой-то сонный с виду, так что Джоан тоже захотелось спать, хотя она недавно спала -- в экспрессе. Остальные, кого она уже видела в той маленькой комнатке и в коридоре, уже были в бусе. Последней вошла очень бледная молодая женщина в таком же сером комбинезоне, как та, с золотой косой и с пистолетом. А кстати, где она? Снаружи доносились какие-то громкие звуки, как будто кто-то громко кричал что-то непонятное, про какие-то руки вверх и "оставаться на местах", но только не своим голосом, а громким, как по телевизору или как когда в Лозанне в парке играли в баскетбол и комментатор кричал "Три очка!". Тут в салон буквально впрыгнула та, с косой, и вслед за ней папа. Мама почему-то очень крепко сжимала руку Джоан и даже обняла ее, как будто хотела укрыть, как тогда, когда в Париже они вышли из огромного дома, где должен был быть папа, но его не было и никто про него ничего не говорил, и пошел дождь. Джоан слышала, что сзади по бусу чем-то громко ударяли, и одна из женщин на заднем сиденье испуганно вскрикнула, а бус уже поехал, быстро-быстро, прямо вперед, и те, кто еще не сел, чуть не попадали. Это папа вел бус, за темным изогнутым стеклом водительского места Джоан его видела. Передняя дверь буса, через которую все заходили, медленно закрывалась, сдвигаясь вперед: ей было трудно закрываться, потому что бус тоже очень быстро двигался вперед по какому-то узкому, темному туннелю, и вдруг бус быстро повернул, смешно наклонившись набок, Джоан даже захотелось смеяться, и от этого поворота дверь наконец закрылась. Бус ехал очень ровно, но быстро, за окнами ничего не было видно, только стены с какими-то надписями и проводами, Джоан сразу стало скучно, потом она вспомнила того сонного лысого мужчину, и хотела найти глазами, где он сидит, но не нашла, потому что заснула.

Ким, с трудом удерживаясь двумя руками -- одной за ограждение водительского места, другой за ручку справа от приборной доски -- стоял рядом с Легином, который вел бус; Йон с переднего правого места только выкрикивал: "Направо! В верхний ярус! Еще направо!". Легин локтем включил громкую связь и, не оборачиваясь, произнес в опустившийся к лицу микрофон:

- Все на месте? Все в салоне? Пересчитайте друг друга.

Ким повернулся, вытянув шею, едва удержал равновесие и сказал:

- Все верно, нас двенадцать, твоя жена и девочка, ты пятнадцатый. Все здесь.

- Если кто забыл что-нибудь из вещей, -- сказал Легин в микрофон, -- я возвращаться не буду. Все целы? Я слышал, как кто-то кричал.

- Это я кричала, -- послышался голос Джессли. -- Испугалась сильно. Это ведь по нам стреляли?

- Ну это так, для острастки, -- ответил Легин. -- Если бы всерьез стали стрелять, мы бы не уехали.

- Ничего, мало им и без нас не покажется, -- сказал ему Йон. -- Как только кончится пресс-конференция, а осталось еще минут двадцать, охрана впустит их в пресс-центр, и Марк отдаст им и Нормана, и Ямамото. Хотел бы я посмотреть на морду министра Имперской безопасности. -- Он злорадно заржал. -- А Марка-то привлечь не за что. Все чистенько. Из "анонимных честных граждан" один я засветился, да и то вряд ли кто-нибудь понял, что я выступал от лица тех, кто захватил этих голубчиков.

- Ничего, они все быстро раскусят, -- мрачно проронил Ким. -- УБ уже один раз сдало им Легина и тебя, а наши друзья Норман и Ямамото сразу расскажут, кто их брал. Норман ведь узнал и Легина, и, быть может -- меня, если запомнил, а Ямамото однозначно узнал тебя, так что веселиться нечего. Остальных вычислить недолго, УБ знает имена и лица всех, кроме, пожалуй, Эвиса, Дойт и Джессли, если только Норман не сделает им фоторобот Джессли из одной зловредности -- уж больно она его извела своими подколами на "Вездеходе".

- Нам бы только найти спокойное местечко, -- отозвался Легин, закладывая очередной вираж. Бус, углубившийся в систему служебных транспортных тоннелей университета Люгера, прокатился по широкому проезду, где слева за колоннами мелькали встречные машины, а справа за блестящей стальной решеткой оригинального плетения виднелись идущие люди (по всей видимости, студенты, переходившие из одной аудитории в другую), и быстро свернул вправо и вверх, в более темные и узкие коридоры. -- Выедем в транспортный горизонт на Триста тридцатом, встанем на подъемную спираль, поднимемся к границе Четырехсотых, найдем какой-нибудь отстойник и опять опробуем тот трюк с прыжком -- у Ёсио хорошо получается. Ёсио-кун, ты уверен, что снова выведешь нас на "Вездеход"?

- На сам корабль -- вряд ли, -- отозвался сзади бывший монах. -- Нас теперь слишком много. Но могу попробовать вывести в тот коридор перед шлюзом. Ну, где Миша взятку давал.

- Хорошая мысль, -- одобрил Легин. -- Только тогда уж мы золотой десяткой не обойдемся, надо пару сотен готовить, слышите, шкипер Пекка?

Миша сидел прямо за Легином, отделенный от него изогнутым темным стеклом, поэтому ему пришлось наклонить свою огромную голову в проход, чтобы тот услышал его негромкий высокий голос:

- Подождиття всео такк планиировать, -- произнес он с акцентом капитана Йоулупукки. -- Мы еще не прорвались.

- Это верно, -- сказал Легин. -- Еще не прорвались. Синтия, солнышко, как там Джоан?

- Заснула, -- отозвалась Синтия. -- Крепко так спит.

Бус снова повернул, устремляясь в еще более высокий горизонт.

- Эх, как бы я-то сейчас поспал, кто бы знал, -- пробормотал Легин себе под нос, вот только благодаря включенному микрофону его в салоне услышали все.

* * *

Командир звена "Сапсан-шесть" вновь отвел свой SPDIF назад, облизал пересохшие губы и сказал:

- Нет, так у нас ничего не получится. Нужен механический захват.

Он перегнулся к самой броне, вглядываясь через ее прозрачную толщу в почти потерявшую прозрачность, помутневшую, деформированную броню яхты "Лестер". Он видел пилота: тот находился всего метрах в двух с половиной от него. Курсант чуть довернул вправо. Послышался легкий стук: броня SPDIF коснулась борта яхты. Курсант продолжал легкими толчками прижимать SPDIF к "Лестеру", так что его лицевой колпак в конце концов уперся в полупрозрачную часть помутневшего пилотского колпака яхты. Он отстегнул плечевые ремни, потом поясной и приподнялся. В крохотной кабине SPDIF нельзя было даже выпрямиться во весь рост, но командиру звена нужно было не это. Он отстегнул шлем, положив его позади себя на сиденье, и, вытянувшись вперед насколько возможно, прижался лицом к холодной внутренней поверхности брони.

Вопросительно смотревший на него пилот яхты тут же подался вперед, ложась всем телом на консоль управления, и тоже прижался к броне, отчего соприкасающиеся корабли слегка вздрогнули. Теперь командир звена видел, хотя и нечетко, его лицо буквально в полуметре от себя, даже меньше. Это был носатый, седеющий рыжеволосый мужчина лет пятидесяти с резкими чертами лица. Курсант где-то видел это лицо. Ну, конечно -- ведь заместитель командующего флотом сказал, что это люди государственной важности, значит -- лица их, скорее всего, из тех, что мелькают по телевизору.

Приложив ладони рупором ко рту и упираясь ими в броню, курсант закричал:

- Я курсант Даниэль Кускуна! Меня прислало командование флота, чтобы вытащить вас! У вас есть запас хода?

И он тут же приложил к броне ухо.

В толще брони глухо, как сквозь стену, послышалось:

- Нет хода! Нет маневра! Ничего нету, мы потеряли все шесть гравистатов!

Даниэль снова заорал, прижимая руки ко рту:

- Механические швартовы есть?

Пилот его, видимо, не понял: пришлось орать еще раз, громче, так что в наушниках кто-то из звена недовольно пробурчал: "Дани, отключил бы пока микрофон, оглушишь...".

Пилот яхты пожал плечами и приложил ладони ко рту.

- Было три пары, -- разобрал Даниэль. -- Сколько из них выйдет -- не знаю.

И пилот, оттолкнувшись от колпака, вернулся за консоль.

Даниэль сел, надевая шлем, защелкнул ремни и сдал чуть назад. SPDIF повис носом вниз над "Лестером", который лежал на брюхе в углублении изогнутой поверхности одного из внешних секторов Космопорта. Потеряв ход, он был в конечном счете притянут к поверхности, и только остатки гравистатического заряда на его двигателе, хотя и лишенного всех шести внешних рабочих элементов, спасли поврежденную яхту и ее экипаж от мощного удара при падении.

Сейчас, метрах в шести над "Лестером", курсант уже не видел лицо пилота. Яхта, словно оплавленная капля, распласталась в провале между двумя пятиметровыми полушариями навигационных бакенов, слегка накренившись (отчего Даниэлю и приходилось ставить SPDIF почти на борт, чтобы прижать колпак к колпаку).

- "Сапсан"-шесть-первый, -- услышал Даниэль в наушниках голос адмирала Гомилки. -- Видишь номера бакенов?

- Никак нет, -- ответил Даниэль, не отрывая глаз от яхты. -- Сейчас узнаю. -- Он переключил канал. -- "Сапсан"-восемь-первый, пошли кого-нибудь посмотреть номера бакенов, между которыми лежит яхта.

- Я сам вижу, -- откликнулся командир восьмого звена, которое в оборонном строю барражировало сейчас в нескольких километрах над поверхностью.

- Доложи кризисному центру, -- сказал Даниэль.

Он услышал, как командир восьмого звена вызывает кризисный центр, и голос Гомилки:

- Давайте номера.

- NW 653, NW A602, господин адмирал, -- доложил командир восьмого звена.

- Спасибо. "Сапсан"-шесть-первый, продолжайте работу. Мы попробуем кого-то прислать снизу. Может, удастся вывести монтажников через люки обслуживания бакенов. Но это будет нескоро, бакены расположены в плюс сороковых горизонтах, до них от ближайшей ремонтной бригады десяток километров почти непроходимых внешних конструкций. Так что работайте.

- Есть, -- ответил Даниэль, приглядываясь к "Лестеру". В борту недалеко от колпака открылся лючок, оттуда высунулась лапка механического швартова. Высунулась, но дальше не пошла: оплавленный внешний слой брони не выпускал ее. Затем вдруг из-под брюха яхты стремительно выскочил другой швартов: его лапка, подпрыгивая, прокатилась по броне, разматывая металлокерамический тросик, и замерла метрах в двадцати от яхты. Даниэль чуть опустился, внимательно глядя на лапку швартова. Она дернулась раз-другой, но не смогла ни защелкнуться, ни начать самостоятельное движение: кончики обоих ее пальцев были деформированы.

Больше никаких движений не последовало. Подождав минуту, Даниэль снова спустился к "Лестеру" и прижался к его броне, затем снял шлем и припал к броне с внутренней стороны.

Пилот яхты тоже прижался к обшивке, и Даниэль услышал:

- Это все! Больше ни один не выходит!

Даниэль закивал и прокричал:

- Будем работать с этим! Одного хватит, чтобы вас вытащить!

- Может не выдержать! -- донеслось через броню.

- Каков вес яхты? -- проорал Даниэль.

Пилот показал ему десять пальцев, потом еще три, нарисовал в воздухе запятую и показал еще восемь пальцев. Тринадцать тысяч восемьсот килограммов. Н-да.

- Попробуем! -- закричал Кускуна наконец. -- Пристегнитесь!

Вернувшись в кресло, он вновь пристегнул шлем, переключился на канал своего звена и сказал в микрофон:

- Шестой, у тебя манипуляторы рабочие?

- Так точно, первый, -- откликнулся шестой номер, висевший носом к командиру метрах в ста к северу.

- Подходи сюда и постарайся подцепить кое-что с поверхности.

Осторожными толчками шестой приблизился к командиру. Пилот отключил отражающие свойства колпака, и Даниэль увидел его лицо. Это был Павло Романько, самый блондинистый в звене курсант, которого за цвет волос прозвали Соломкой. Лицо его побледнело от волнения.

- Что подбирать, командир? -- как-то по-неуставному спросил Соломка.

Даниэль показал рукой.

- Видишь, тросик лежит, на конце -- поломанная лапка?

- Вижу.

- Надо подцепить лапку, завести за мой буксировочный слот, потом я выброшу свой швартов, даже пару, и надо будет их зацепить за швартовочный порт яхты. Сможешь?

Соломка увлеченно нагнулся вперед, подал перехватчик чуть ниже, вглядываясь.

- Попробую, -- сказал он наконец. -- На занятиях я, помнишь, монету в пять марок поднимал.

- Я поэтому тебя и позвал.

- Только то было на занятиях... -- пробормотал шестой номер, еле заметными толчками опускаясь все ближе к поверхности. Даниэль знал, что у Романько есть такая особенность -- парень иногда чрезмерно уходит в себя. Поэтому он решил развлекать его разговорами, пока тот будет работать.

- Павло, а Павло, -- сказал он, отключив все каналы, кроме шестого номера. -- Я тебя кое о чем хочу спросить. Можно?

- Валяй, -- отозвался шестой номер. Выпустив манипуляторы, он медленно и равномерно подводил их к лежащей на серебристо-черной поверхности брони Космопорта пятнадцатисантиметровой лапке.

- Почему тебя Сергей из пятого звена называет khokhol?

Соломка засмеялся, из-за чего ему на секунду пришлось остановить манипуляторы.

- Он ведь русский, Сергей-то, -- объяснил он. -- А я по происхождению украинец. -- Кончики пальцев манипулятора подцепили лежащий на броне тросик. -- Он где-то вычитал, что в древности русские дразнили украинцев этим словом. -- Манипулятор приподнял тросик и стал пропускать его между пальцами; лапка поползла по броне, подтягиваясь к манипулятору. -- Ему проще: он даже по-русски говорить умеет. Я-то украинского не знаю. Но Галанет большой... -- Лапка застряла между пальцами манипулятора, и Павло крепко сжал их, чтобы лапка не выскочила. -- ...В выходные я посидел в Галанете и нашел, каким словом дразнили украинцы русских. Так что теперь мне есть чем ему ответить.

- И что это за слово? -- с любопытством спросил Даниэль, наблюдая, как манипулятор шестого номера поднимает лапку швартова яхты к его борту.

- Katsap, -- со смешком ответил Соломка, и Даниэль услышал, как лязгнул в его собственной броне буксировочный захват. -- Готово.

- Молодец, -- сказал Даниэль. -- Теперь держи мои концы.

Он отстрелил по одному швартову с каждого борта, и они повисли, притягиваемые тяготением Космопорта и уже не удерживаемые искусственной гравитацией внутри перехватчика.

Соломка аккуратно завел сначала один, потом другой швартов в тот самый лючок на нижнем склоне брони "Лестера", откуда вышел единственный уцелевший швартов. Даниэль активировал лапки швартовов, и они намертво вцепились в края лючка. Теперь "Лестер" был соединен с его SPDIF тремя тонкими, но чрезвычайно прочными нитями.

- Так, -- сказал Даниэль, снова включаясь в общий канал звена. -- Второй, третий, ко мне. Берите меня на буксир за задний слот. Будем вместе вытаскивать яхту.

В кризисном центре, где еще в десять утра (всего шесть часов назад), работало только три десятка МИБовских и флотских специалистов, все гудело, как в Зале Ожидания. Здесь собрались несколько сотен человек, если уже не больше тысячи. Появились даже и те, без кого можно было бы прекрасно обойтись -- например, заместитель министра двора герцог фон Вольцов, который то и дело обращался к министру имперской безопасности маршалу фон Гёссеру и заместителю командующего Звездным Флотом адмиралу Гомилке с дурацкими идеями относительно соблюдения Статута Суверена и его Протокола при буксировке поврежденной яхты. Фон Вольцов был хорошо известен как один из крупнейших (после покойного министра двора при деде нынешнего Пантократора герцога Эндерса) знатоков тысячелетнего галактического протокола, а также как фантастический долдон и зануда. Именно из-за этих его свойств министром двора стал не фон Вольцов, а скромный и деловитый граф Шимански, но тот сейчас был на борту поврежденной яхты, и даже не было известно, жив ли он и здоров ли.

Зато точно было известно, что жив сам суверен: эта информация содержалась в той единственной радиограмме, которую Роби Кригеру удалось отправить в кризисный центр с аварийного коротковолнового передатчика после того, как героический лейтенант Мангельсдорф вогнал нос своего SPX в работающую гравистатику борта ноль-тринадцать и оба катера всего в тысяче метров за кормой "Лестера" исчезли в ослепительной вспышке субъядерной детонации, мгновенно окатившей яхту волной высокотемпературной плазмы. Вслед за этим передатчик вышел из строя, и даже сигнал Главного Терминала, находившегося при суверене, получить было невозможно: оплавленная броня яхты потеряла все внешние антенны, и если КВ-передатчик использовал в качестве антенны весь корпус корабля, то Главный Терминал такой возможности не предусматривал. То есть связь, видимо, была, но односторонняя: на Главный Терминал продолжали подавать новости и отчеты кризисного центра в расчете на то, что мощности приемных антенн золотой коробочки в непосредственной близости к источнику сигнала вполне хватит, чтобы эту информацию принять.

Кризисный центр гудел. Перестроенный из древнего ситуационного штаба Империи, откуда полководцы древности командовали сражениями Телемской, Смутной и всех Кальерских войн, он сейчас принимал, обрабатывал и сводил воедино информацию сразу по нескольким ситуациям. Два звена перехватчиков на малых скоростях утомительно медленно волокли ко Дворцу через северный Полярный коридор яхту с Пантократором. Командование флота пыталось вырвать силы четырех важнейших звеньев Звездного из-под чужого контроля. Готовилось проникновение в захваченные звенья ЦОКП. МИБ только что заполучило нелегально ввезенного в Космопорт бывшего президента Конфедерации, а заодно -- и одно из главных действующих лиц так называемого Совета Молнии, человека, только позавчера угрожавшего сбросить термоядерную бомбу на Землю. Нужно было срочно выработать порядок действий в отношении Конфедерации, а главное -- с кем именно в Конфедерации вести теперь дела в свете того, что ее Президент отказался пособником террористов. И все это -- при том, что важнейшие специалисты и принимающие решения руководители не могли прибыть в кризисный центр! Сам Пантократор сейчас беспомощно болтался на трех тросах в оплавленной яхте, влекомой тремя маломощными перехватчиками. Командующий Звездным Флотом адмирал Голицын и советник Пантократора по отношениям с Конфедерацией, заместитель государственного секретаря фельдмаршал Штокхаузен, только что на аварийной шлюпке спустившиеся с борта блокированного "Вуббо Оккелса" на поверхность Телема, еще сидели на космодроме Нова-Москвы в ожидании посадки на срочно зафрахтованный телемский шаттл-курьер, который должен был доставить их на Станцию Толиман к пересадке на челночный лайнер до Космопорта. Государственный секретарь, в знак того, что визит на Телем только приостановлен, оставался в Лиссе. Можно представить, какие сложности во взаимоувязке и утрясании всех решений, которые надо было к тому же принимать очень быстро, приходилось сейчас преодолевать фон Гёссеру, Гомилке и присоединившемуся к ним представителю Государственного секретариата -- второму заместителю госсекретаря доктору Граучо Маркесу. Тем более что в шестнадцать по абсолютному возникла новая сложность: Галактический Совет Конфедерации официально потребовал от Империи выдачи бывшего президента Нормана и террориста Ямамото.

Всего в трех метрах от руководства, располагавшегося за центральной консолью в основании огромного амфитеатра ситуационного зала, в середине первого ряда рабочих мест, у центрального прохода, сидел за необычным вогнутым экраном какого-то особенно мощного терминала сухопарый мужчина лет тридцати в повседневной форме МИБ с погонами подполковника. На груди его скромно светились колодки четырех орденов, при взгляде на которые обычный гражданский человек испытывал смутное уважение, а любой человек в форме, разбирающийся в обозначениях орденов, невольно вытягивался в струнку: помимо трех очень уважаемых боевых орденов (достаточно редких в это, в целом, мирное время), на комбинезоне подполковника имелась колодка ордена Звездной Доблести, живых кавалеров которого в Империи сейчас насчитывалось всего пятеро.

Мужчина носил несколько старомодные удлиненные очки с желтовато-оранжевыми стеклами, которые создавали нужное преломление за счет поглощения соответствующей части спектра тончайшими молекулярными пленками и изнутри никакого цвета не имели. Лет десять назад такие очки были в моде среди космопортовских плейбоев, но после выхода фильма "Вниз головой над Главным Залом Ожидания", где точно такие же носил самый тупой и потешный персонаж, мода на них как-то схлынула. У подполковника была довольно смуглая кожа и не очень уставная короткая бородка, что даже в форме делало его похожим на Нурали Пуркрабека, нападающего космопортовских "Кречетов". Только у Нурали были черные влажные глаза, из-за которых по нему сохла, наверное, четверть женского населения Империи. У подполковника же, когда он изредка бросал взгляд поверх очков на сидящего точно напротив него фон Гёссера, обнаруживались под оранжевыми очками странно светлые глаза редкостного желтого, почти золотистого оттенка, которые неподготовленного наблюдателя могли бы напугать до полусмерти и своим цветом, и выражением -- беспредельно собранным, жестким и одновременно самоуглубленным.

Среди гудящих переговорами, приказами и консультациями первых рядов амфитеатра кризисного центра он один молча и сосредоточенно выполнял какую-то сложную работу, по-видимому, мало связанную с текущими изменениями ситуации, какими бы острыми они ни были. Если бы кто-то взглянул ему через плечо (что даже со следующего ряда терминалов было бы не так просто сделать, настолько широкая и высокая спинка кресла закрывала сзади подполковника вместе с его нестандартно вогнутым терминалом), то мог бы обнаружить, что офицер одновременно обрабатывает стандартные МИБовские оперативные сводки в стадии "сырья" (то есть в том виде, в котором они первично поступают в оперативную сеть) двумя сложными приложениями -- "Архивным следопытом", которым пользуются в МИБ и полиции для вычленения схожих по обстоятельствам дел, и "Ментоскопом", которым анализируются потоки оперативных данных биоэнергетических датчиков. Впрочем, вполне вероятно, что он делал параллельно и еще несколько работ: во всяком случае, на его голове был цефалопад, присоски которого находились в рабочем положении, а на шее висела дужка ридера, сенсоры которого, оттесненные с висков офицера цефалопадом, были прижаты к коже за ушами.

Примерно в пятнадцать минут пятого по абсолютному подполковник завершил свою работу и на пару минут, слегка расслабившись, откинулся в кресле, пока его терминал архивировал результаты и выводил их в читабельный формат. Затем он набрал на своем мультикоме один за другим три длинных кода, в результате чего в трех метрах от него на одном из персональных мониторов фон Гёссера появился его рапорт о необходимости срочного доклада.

Фон Гёссер оторвался от оперативных данных и пошарил взглядом, отыскивая подполковника. Тот встал и по центральному проходу подошел прямо к министру, который с тревогой вглядывался в его странное, тревожащее своей необычностью лицо. Заметив перемену позы министра, на подполковника уставились сидевшие позади фон Гёссера адъютанты и порученцы, так что через пару секунд на него таращилось не меньше дюжины глаз. Он выдержал эти взгляды бестрепетно и, слегка наклонившись к маршалу, негромко произнес нейтральным, суховатым голосом:

- Ваше превосходительство, полученные мной результаты требуют разговора наедине.

Маршал тут же снял ридер, цефалопад и без вопросов и возражений поднялся, бросив своему заместителю:

- Генерал Палмер, в ближайшие четверть часа вы остаетесь за меня.

- Есть, сэр, -- только и ответил тот.

Маршал легко поднялся -- сухой, седой, подтянутый, только очень малорослый, как и все его предки -- включая основателя рода (подлинное имя которого знали только историки, а в учебники он вошел как Детка Гёссер).

Шагая впереди подполковника, фон Гёссер поднялся по нескольким ступенькам позади центрального поста. Панели вдоль стены, замыкавшей амфитеатр, скрывали проход к комнатам отдыха для руководства, устроенным на месте, где восемьсот лет назад стояли громоздкие сервера управляющих систем ситуационного штаба.

В комнате, куда вошел министр, было очень тихо. Только тут маршал почувствовал, как шумно было в зале, оставшемся позади.

- Садитесь, подполковник. -- Он приглашающе похлопал рядом с собой по серой обивке дивана. -- Я слушаю вас.

Подполковник неуловимым движением сел.

- Первое, -- произнес он все тем же сухим тоном. -- Президент Норман и адмирал Ямамото длительное время находились под воздействием очень мощного психократа. Судя по остаточным явлениям, мощность этого лица превосходит всякую вероятность. При этом наведенные эффекты были этим же психократом полностью сняты прямо перед началом пресс-конференции. Следовательно, оба говорили и говорят по собственной воле. Это подтверждает положения того доклада, который сначала я, а затем начальник Особой группы генерал Фишер подавали на Ваше имя еще позавчера.

Он сделал паузу, ожидая реакции министра. Тот несколько секунд жевал губами, потом проблеял своим характерным тенорком:

- Значит, это самое Движение существует.

- Безусловно. Проведенный анализ убедил меня в том, что Норман и Ямамото действовали внутри более сложной и разветвленной структуры, нежели банальные организованные преступные сообщества "шура" и "нарийя". Это не может быть простой экономической преступностью, пусть и галактического масштаба. Мы безусловно имеем дело с абсолютно законспирированной и абсолютно идеологизированной силой, в галактическом масштабе контролировавшей и контролирующей действия и развитие как шуры, так и нарийи, а также целого ряда других сил, в том числе уже нейтрализованных, на протяжении по меньшей мере двадцати последних лет -- с момента низвержения так называемого Хозяина.

- И о природе этой силы есть, как вы утверждаете, достаточно достоверные данные, -- кивнул министр. -- Я помню ваш доклад. Я прочитал его со вниманием и со многими положениями согласен. Ясно. Мы будем учитывать это при разработке дальнейших действий. Нетрудно предположить, что при захвате ЦОКП и при нападении на суверена мы столкнулись с проявлениями этой же силы. Продолжайте.

Желтоглазый подполковник неуловимо изменил позу. Он сидел, не опираясь на спинку дивана, прямой и жесткий, словно выточенный из кости.

- Второе, -- продолжал он. -- Анализ сведений, полученных от Нормана и Ямамото, однозначно говорит о том, что захватила их на Полярном Терминале, везла в Космопорт и отдавала нам через "Новости без границ" одна и та же группа лиц, в которую входят -- по всей видимости, как основные фигуры -- журналист Йонас Лорд, капитан первого ранга Легионер Таук и неизвестный мужчина с огромным психократическим потенциалом.

Министр крякнул.

- Это наш просчет. Мой в том числе. Мы пошли на поводу у преступников.

- Кого именно вы имеете в виду, ваше превосходительство? -- спокойно спросил подполковник.

Министр, удивленно вскинув седые брови, всем телом повернулся к желтоглазому.

- Таука и Лорда, кого же еще? Ведь еще двадцать первого мы получили от УБ Конфедерации недвусмысленный сигнал о том, что эти двое направляются на Телем с деструктивными целями. Они ведь были арестованы на Телеме! И, по данным вашей же группы, осуществили побег при участии некоего психократа необыкновенной мощи. Или это тоже только косвенные данные?

- Косвенные, -- подтвердил подполковник. -- Иных в этих обстоятельствах и быть не может. Ведь если там действительно работал психократ большой мощности, то в ближайшие недели и даже месяцы никакой объективный анализ съемок, записей, показаний приборов, уж не говоря об отчетах непосредственных исполнителей, не даст ничего -- там сохраняется наведенное влияние, не позволяющее правильно интерпретировать то, что содержится в записи.

Фон Гёссер пораженно откинулся на спинку дивана.

- Какова же в таком случае должна быть мощность этого вашего психократа? Семьсот вуалей, как у Петровича-Воронова?

Желтоглазый покачал головой.

- Несколько тысяч вуалей.

- Ско-олько?

- Несколько тысяч. Не меньше трех-четырех тысяч вуалей. Возможно -- больше.

Маршал снял очки.

- Лет двадцать назад, во время Низвержения, у конфедератов был такой уникум -- припомнил он. -- Но я относился к этим данным с недоверием.

- Напрасно, -- сухо сказал подполковник. Видимо, он занимал особенное положение в структуре МИБ, если позволял себе такие замечания в адрес министра. -- Кстати, по моей гипотезе, это он и есть. Так называемый Майк Н.

- Где же он был все эти двадцать лет?

Подполковник вынул из внутреннего кармана кителя блокнот и одним движением руки развернул над поверхностью машинки плоскость виртуального экрана. Пристально глядя на яркий прямоугольник -- по всей видимости, управляя машиной через цефалопад -- он вызвал на нем мелькание кадров, один из которых остановился и раздвинулся до размера всего экрана.

Это был портрет молодого мужчины лет двадцати, с вьющимися темными волосами и серыми, слегка навыкате глазами.

- Майк Джервис, -- сказал подполковник. -- Один из так называемых Рыцарей. Тех, кто уничтожил Хозяина. По косвенным данным, впоследствии работал в ныне не существующем Галактическом Контрольном Отделении и примерно в двадцать пятом -- двадцать шестом исчез. По агентурным данным тех лет, владел ментальным щитом неимоверной мощности. Примерно в те же годы штатным психотерапевтом ГКО был Ив Монтик, который в тридцать восьмом выпустил первое издание учебника психотерапии, с тех пор выдержавшего три издания и даже вошедшего в программу имперских университетов. В учебнике описывается случай некоего Майка Н., обладавшего врожденным ментальным щитом мощностью в пять тысяч вуалей. Есть основания полагать, что это и есть Майк Джервис.

Портрет сменило явно синтезированное изображение: те же глаза слегка навыкате, со слегка сонным выражением, бритая голова, чуть более одутловатое лицо.

- А это тот, чей фоторобот мы с трудом получили по косвенным данным -- в контролируемой памяти деталей не осталось. По некоторым признакам, это и есть наш суперпсихократ.

- Похож, -- признал министр, по-птичьи склонив седую голову к плечу. -- Но этому лет двадцать пять, тридцать от силы. А вашему Джервису должно сейчас быть сорок.

- Я полагаю, что это -- биоклон, -- тихо проговорил желтоглазый и остановился, ожидая реакции министра.

На лице фон Гёссера отразилась напряженная работа мысли. Что ни говори, а министр имперской безопасности не был глуп. Да, он не был кадровым разведчиком и заработал маршальские погоны только потому, что пришел на министерский пост с дипломатической службы уже генерал-полковником. Но имперским послом на Кальере, да еще целых двенадцать лет, не мог быть человек без интеллекта. Видно было, что маршал напряженно сопоставляет разные данные. Затем он вытащил свой блокнот, просмотрел через него кое-какие материалы со своего рабочего терминала. Минуты через две он, наконец, прокашлялся и сказал:

- Тогда получается, что мы купились на крупную провокацию пособников Нормана, а значит -- этого так называемого Движения. Получается, что в УБ есть две разные партии. Одна зачем-то сдает нам Таука, а вторая посылает ему на выручку этого клона.

- Примерно так я себе все и представляю, -- кивнул подполковник. На его странном лице отражалось мало эмоций, но сейчас было видно, что он доволен сообразительностью министра.

- Где сейчас может находиться Таук?

Подполковник опять малозаметным жестом вызвал картинку на свой блокнот.

- Взгляните на эти кадры.

На экране, нелепо вскидывая ноги, маршировали, уходя куда-то вниз из поля зрения камеры, многочисленные Пекки Йоулупукки.

- Это причал четвертого пирса Сброс-терминала, сегодня в девять двадцать три утра. Взгляните. Это Норман. Это Ямамото. Это -- безусловно -- Йонас Лорд. Вот это -- капитан Таук. А вот это, вероятнее всего, наш психократ, но его лица не видно... Вы видите его лицо?

- Расплывчатое пятно, -- пробормотал маршал, всматриваясь в повторяющиеся неясные картинки, которые полицейская камера из экономии места на сервере снимала в режиме четыре кадра в секунду.

- Я тоже вижу только пятно, хотя уверен, что там достаточно четкое изображение. -- Желтоглазый остановил воспроизведение. -- Ментальный щит не позволяет нам его увидеть. По сравнению с такой мощью, я ощущаю себя просто пигмеем.

Министр усмехнулся.

- Вы? Сколько у вас психосилы?

- Триста семьдесят семь вуалей.

- Что тогда должен чувствовать я с тридцатью пятью? Впрочем, к делу. Вы полагаете, что он прибыл на некоем грузовом корабле и попытается отбыть на нем же?

- Да. Во время пресс-конференции от служебного входа пресс-центра Люгера отъехал бус с неизвестными. Он ушел в транспортные тоннели университета, и наши, так же, как и полиция, его потеряли. Я предполагаю, что они едут транспортной системой Восточного полушария в направлении Сброс-терминала.

- Ваши предложения?

- Это третий пункт моего доклада. Я совершенно уверен, что мы действительно поддались на провокацию деструктивных сил, хозяйничающих у конфедератов. Арест Таука и Лорда был ошибкой. Да, эти люди -- в каком-то смысле государственные преступники, но они во всей этой ситуации находятся на нашей стороне. Они активно и результативно выступают против Движения, чем бы оно ни было. Они отдали нам Нормана и Ямамото, и мы теперь имеем возможность сделать широкий жест и вернуть этих преступников тем силам в Конфедерации, которые сочтем не сотрудничающими с Движением. И, наконец, авторитет Лорда неоспорим и может быть использован нами с пользой для дела, а двое остальных -- носитель ментального щита и сам Таук -- могут оказаться незаменимыми в дальнейшем разрешении кризиса. Мы подходим к моменту принятия крайних силовых решений. Не исключена возможность, что нас в течение сегодняшнего или следующих дней еще будут ждать и другие неприятные сюрпризы. Я предлагаю перехватить этих людей, гарантировать им безопасность и предложить сотрудничество по крайней мере троим -- психократу, Лорду и Тауку.

- Исполнитель?

- Я сам. Не волнуйтесь, я в приличной форме, хоть больше и не нахожусь на оперативной работе.

Министр думал только несколько секунд.

- Согласен, -- сказал он и встал. Поднялся и подполковник. Министр сунул во внутренний карман свой блокнот и вышел из комнаты, желтоглазый последовал за ним. Окунувшись в гул и гомон кризисного центра, они подошли к центральному посту, и почти все сидевшие там -- исключая адмирала Гомилку, который переговаривался с Оперативным дежурным ЦОКП -- обернулись к ним.

- Генерал Паркер! -- хотя голос фон Гёссера отличался высоким тембром, он тем не менее умел иногда придать ему властность. -- Я выслушал доклад Особой группы. В дальнейшую работу вносится ряд изменений. Описание изменений я дам прямо сейчас. А вы сейчас обеспечьте чрезвычайные полномочия специальному представителю Особой группы. Уровень полномочий -- не ниже заместителя министра. Включая секретный внутренний транспорт. Исполняйте.

- Кто этот представитель, ваше превосходительство? -- послушно спросил генерал.

Маршал перевел взгляд на желтоглазого, который невозмутимо стоял рядом с ним.

- Подполковник Лех Гонта.

Желтоглазый по-уставному выпрямился и отдал честь, глядя генералу Палмеру прямо в глаза. Тот быстро отвел взгляд, пробормотал "слушаюсь, ваше превосходительство" и сел на свое место, начав готовить на терминале данные "специального ордонанса об исключительных чрезвычайных полномочиях". После того, как он встретился глазами с завораживающим взглядом подполковника Гонты, руки у генерала дрожали.

* * *

Сначала Билли обнаружил, что никто из находящихся в зале боевиков не понимает показания его дисплеев. Все они, судя по их негромким сдержанным переговорам между собой, отлично разбирались в оружейных системах. Кое-кто -- те, кто был приставлен непосредственно к группам полетного контроля -- понимал, что происходит на терминалах диспетчеров, и мог контролировать их деятельность. Но того, что показывали его терминалы, они не понимали.

Прежде всего Билли перевел все показания в краткую форму, в которой развернутые наименования процессов заменялись их краткими кодовыми наименованиями. На произошедшие на экранах изменения два боевика, стоявшие у него за спиной (там, откуда простреливался весь зал), никак не отреагировали. Билли знал, как скрыть внутри какой-то, с виду кипучей, деятельности посторонние занятия: еще в университете ему случалось так водить за нос преподавателей. Он запустил несколько рутинных кросс-проверок, причем в таком режиме, чтобы результаты выводились на все имеющиеся мониторы не в одном окне, а в нескольких -- на каждый процесс по окну -- да еще и обновлялись каждые пять-десять секунд. Потом наклонился, прижимая пальцы к подконсольному сейфу, и открыл его.

- Что делаешь? -- тут же спросили его сзади с жестким линкерским акцентом.

- Достаю оборудование, -- максимально спокойно ответил Билли, косясь назад. -- Рид-сенсоры беру. Видите?

Он поднял над плечом рид-сенсоры, одновременно другой рукой доставая цефалопад, и быстро захлопнул сейф.

- Работай дальше, -- сказали ему сзади.

Тут мимо него прошел тот самый страшный командир, который приказал ему работать. Он время от времени циркулировал по залу, ободряя своих и наводя ужас на заложников. Глянув на мониторы Билли, он увидел быструю смену данных, бесчисленные заголовки окон -- "тест совместимости", "тест коммутации", "тест пропускной способности" и т.п. -- и сказал:

- Вот так-то. Работай хорошо -- и останешься цел и невредим.

И пошел дальше.

Тогда Билли запустил Общалку. На рабочем месте пользоваться Общалкой запрещалось, поэтому она у Билли была спрятана в оболочку от самой ненужной системной утилиты -- "мастера подключений", и запускалась в минимизированном виде, так что видно на экранах ее не было.

Слегка вздрагивающими руками Билли обыденным движением надел рид-сенсоры и прижал их к вискам, одновременно втыкая выходы цефалопада в соответствующие разъемы и дрожащей рукой пряча болтающийся на тонких кабелях прибор за воротник. Затем положил руки на клавиатуру и стал перебирать окна тестов, как будто следя за ними.

Тем временем перед его мысленным взором открылось окно Общалки. Билли быстро перебрал имена тех постоянных собеседников, кто был сейчас на линии. Нет, все эти не годились. Хотя стоп. НеО/гРаБбЕр? Кажется, этот парень -- из Главной Диспетчерской, Билли приходилось пару месяцев назад с ним болтать пару минут...

Билли попробовал прямой ментальный ввод. Не получилось: НеО/гРаБбЕр входил в сеть с рабочего места и поэтому ограничивал функциональность Общалки, чтоб не застукали. Билли вызвал ментальную клавиатуру, которую обычно использовали инвалиды: ею он владел в совершенстве, регулярно пользуясь этим "специальным средством" на рабочем месте далеко не по назначению.

"привет НеО/гРаБбЕр ты на работе?"

Ответ пришел почти сразу:

"да

как сам"

"плохо дело

я на работе нас захватили

я работаю во флагманском звене"

Билли пошел на неслыханное нарушение правил своего контракта со Звездным Флотом: давать такую информацию кому бы то ни было запрещалось настрого.

"ясно

болтаешь в закрытом виде тебя не видят?"

"пока не видят

сделай мне связь с командованием пжлст"

"попробую

в миб работает кризисный центр

командование там

буду тебя выводить на них держись home-як"

Гибридное словечко "home-як" было прозвищем Билли в Общалке.

Ожидая новостей от НеО/гРаБбЕра, Билли мысленно минимизировал Общалку и продолжил имитировать бурную деятельность: передвинулся от одного монитора к другому, запустил абсолютно бесполезный, но красиво выглядящий построитель графиков загрузки сетей и дал ему задание строить графики каждые три минуты, причем трехмерные и полноцветные.

"home-як ты здесь?"

"здесь"

"не свети меня я им сказал что получил от тебя письмо и мы знакомы в оффлайне так что если будут спрашивать черт с ней с анонимностью меня зовут лора кинстайн я вообще-то она и мы типа знакомы уже год на всякий случай я брюнетка 21 белая рост 165 ношу очки если спросят ок?"

Билли едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Считая НеО/гРаБбЕра парнем, тогда, пару месяцев назад, он обсуждал с ним фасон нового форменного серого нижнего белья, которое как раз начали выдавать вместо прежнего синего: он сморозил, что новые трусы гораздо удобнее снимать, если приспичит, и НеО/гРаБбЕр отозвался тогда тремя строчками условного обозначения громкого хохота.

"спасибо лора с меня цветочки если выйду отсюда живым -- как подключение идет?"

"работаю над этим получишь подключение через минуту

это правда что у вас там убили кого-то"

"правда"

"ужас какой

держись home-як

как тебя зовут-то в оффлайне? ты-то хоть он ;-)"

"он, он -- билли хиггинс :-) так им и передай. я блондин 19 белый понятное дело рост 175"

"ок будем знакомы :-))) даю подключение -- есть у тебя сетеконференция без вывода на экран?"

"есть держи номер 212 38 96 130 -- 155"

Билли мысленно активизировал Сетеконференцию без вывода на экраны и, ожидая соединения, проделал еще какие-то движения, чтобы никто из боевиков не заподозрил, что он занимается совсем не тем, что происходит у него на мониторах. При этом он едва заметно улыбался, думая о сидящей сейчас где-то в Диспетчерской, в полутора километрах над его головой, белокожей брюнетке Лоре Кинстайн, в очках и всего на два года старше него.

И вот в голове Билли зазвучал протяжный радостный звон -- сигнал установившегося соединения Сетеконференции, предупреждающей, что противоположная сторона включила защитное туннелирование сигнала.

"Билли Хиггинс?" -- услышал он в голове. "Можете дать свой аварийный идентифик?"

Билли понял вопрос: при заключении контракта он действительно получил вживленное инъекцией в постоянную подсознательную память некое сочетание символов, которое обязался предъявить по первому требованию командования "как доказательство самоидентификации". Тогда он не знал, зачем это нужно.

"Могу, конечно", отозвался он. "Запрашивайте. Я не знаю, как самому это воспроизвести".

Он почувствовал такой же ментальный щипок, как тогда, после укола, когда аварийный идентифик закладывали ему в память.

"Принято", услышал он. "Билли, благодарим за верность долгу. Здесь кризисный центр МИБ. Я -- старший специалист Генерального штаба флота контр-адмирал Вуд. Докладывайте."

Билли еще раз перекатился от одного монитора к другому и, украдкой поглядывая на медленно перемещающихся по залу боевиков, начал мысленно рассказывать кризисному центру обо всем, что видел и слышал за этот страшный день. За то время, пока он вспоминал увиденное и услышанное, специалисты МИБ сняли с его цефалопада сигнал зрительного нерва, так что на их мониторах возникло вздрагивающее в ритме быстрых движений глаз, мигающее и хаотически блуждающее, но зато вполне отчетливое изображение, и впервые за все это время кризисный центр получил достоверную визуальную информацию о том, что и как происходит во флагманском звене ЦОКП. Затем кризисный центр стал диктовать Билли инструкции, и, слушая их, Хиггинс чувствовал, что владевший им с самого утра леденящий ужас понемногу отступает. У Билли появилась надежда, и он еще раз с благодарностью вспомнил НеО/гРаБбЕра.

* * *

В каждом большом городе есть свои сказки и легенды. Тем более, если город такой большой и древний, как Космопорт. Городских мифов здесь хватало для того, чтобы издавать еженедельную "желтую" газетку "Тайны Звездного Дома", которая, в частности, вот уже два года вела захватывающее дух расследование ужасно достоверных случаев, когда заказавшим еду в Доставке присылали вместо заказа отрубленные лапы марсианских пауков.

Одной из самых устойчивых городских легенд была история о том, что весь Космопорт пронизан каким-то "секретным метро", на котором, мол, можно из Дворца попасть в Залы Ожидания за десять минут. Желтая газетка примерно раз в пять лет публиковала нарисованные некими анонимными знатоками или даже очевидцами планы и карты "секретного метро". Дети в школьных столовых, рассказывая друг другу страшилки, грозно сдвигали брови и бормотали:

- И тогда Человек-Краб надел Секретный Полетный Бронежилет и прыгнул в открывшуюся в стене трубу Секретного Метро...

И все хихикали: все знали, что на самом деле Доставка не присылает лапы марсианских пауков, что стандартные встроенные квартирные телевизоры не могут сами собой включаться для зомбирования детей в то время, когда малыши возвращаются в пустую квартиру после школы, и что никакого "секретного метро" нет в природе. А специалисты в серьезных газетах снисходительно объясняли, что слухи о существовании "секретного метро" -- отражение подсознательного комплекса жителей имперской метрополии перед Землей-Большой, где уже много лет действует рапид, система мгновенного перемещения.

Доподлинно о существовании "секретного метро", а точнее -- так называемого "внутреннего транспорта", знали, наверное, человек двести во всем Космопорте, причем среди них не было тех, кто его обслуживал и поддерживал в рабочем состоянии -- эти о назначении "транспорта" не подозревали, потому что нанимали их для обслуживания резервных энергетических линий.

В семнадцать ноль-ноль по абсолютному подполковник Лех Гонта, полностью снарядившись и проинструктировав отправляющихся с ним двух оперативников, спустился из главного зала кризисного центра в самый нижний уровень комплекса МИБ в пятидесятом горизонте Западного Старого Ядра. Он прошел в кухонный блок исполинской столовой для младшего обслуживающего персонала министерства, где полторы сотни поваров суетились вокруг гигантских пищевых роботов. Заканчивалось время ланча второй смены, тысячи охранников, уборщиков, техников и операторов доедали свою пиццу-пепперони или спагетти с мясными шариками, ожидая кофе и порции чизкейка. Никто толком не обратил внимания на офицера в темно-синем рабочем комбинезоне, несшего на спине тяжелый вещевой мешок. За ним следовали двое крупных, рослых оперативников в легких боевых скафандрах и с оружием. На этих повара мельком посмотрели с одобрением. Они знали, что позади столовой есть грузовой лифт, которым оперативники время от времени пользуются для сокращения пути от нижнего транспортного терминала министерства, расположенного по соседству со столовой, до своих верхних горизонтов, где они выходили через кухонные блоки кафе.

Офицер и оперативники действительно вошли в лифт и дождались, пока широкие стальные двери сомкнутся. Но они не стали нажимать кнопки с корявыми надписями фломастером "столовая на пятом" или "кафе на двенадцатом". Офицер вынул из кармана кей на цепочке, открыл им щиток под кнопочной панелью и приложил пальцы к скрытому под щитком опознавателю. Опознаватель щелкнул, сдвинулся, и на открывшихся числовых кнопках офицер набрал длинный код. Лифт поехал, но не вверх, а вниз.

Спустившись на один горизонт, офицер и оперативники вышли в облицованный стальными панелями холл. Этого помещения не было ни на одном официальном плане Космопорта, даже самом подробном и секретном. Это не был сорок девятый горизонт: от него холл отделяла мощная подсекторная броня, в толще которой и было укрыто помещение.

Офицер снял и спрятал во внутренний карман свои желтовато-оранжевые очки, сбросил на пол вещмешок, развязал его и начал одеваться, по очереди вытаскивая сегменты боевого скафандра. Он только натягивал их: оперативники помогали ему, привычными движениями защелкивая на нем замки и зажимая липучки. Надев и зафиксировав в жестком положении полупрозрачный шлем, офицер извлек из вещмешка последние два предмета -- два тяжелых, надевавшихся на предплечья мультистемных излучателя с боевыми частями разной мощности, от разрядника до скрэчера. Закрепив их на руках, он переглянулся с оперативниками, и они по очереди слегка хлопнули друг друга по плечам, как с незапамятных времен было принято в Службе Безопасности Империи перед выходом на задание.

Потом подполковник Лех Гонта протянул левую руку к стене напротив выхода из лифта и другой рукой открыл под кожухом на тыльной стороне перчатки небольшую красную кнопку. Еще раз переглянувшись с оперативниками, он нажал ее.

Стена напротив лопнула с металлическим скрежетом. Четырьмя стальными лепестками она завернулась к углам, открыв черную пустоту, прикрытую дрожащими струями искр силового поля.

Подполковник еще дважды нажал на кнопку и сказал:

- Три пассажира в связке. Назначение: Восточное полушарие, Северный триста девяносто седьмой горизонт, отстойники транспортных развязок в направлении Сброс-терминала.

- Назначение существует в количестве более одного, -- ответил механический голос. -- Выбор: отстойник транспортной развязки номер три, отстойник транспортной развязки номер пять, отстойник транспортной развязки номер семь, отстойник транспортной развязки номер девять, отстойник транспортной развязки номер одиннадцать...

- Стоп, -- сказал подполковник. -- Какое из этих назначений имеет въезд с подъемной спирали, начинающейся у выезда из транспортной системы университета имени Люгера на триста тридцатом горизонте?

- Назначение существует, -- ответил робот. -- Отстойник транспортной развязки номер семь.

- Назначение принять, -- скомандовал офицер.

- Назначение принято. Исполнить старт?

- Старт исполнить.

Все трое, синхронно шагнув вперед, одновременно закрыли забрала шлемов, активировав дыхательную систему. Силовое поле с громким щелчком пропало. В черный проем перед ними со свистом устремился воздух из холла и лифтовой шахты: под напором ветра дверь лифта за их спиной задрожала. Все трое вошли в черный проем, и силовое поле со щелчком и гудением включилось снова, отделив их от обшитого сталью холла искрящимся занавесом. Темнота в трубе, в которой они оказались, была почти абсолютной: внутренние стенки поглощали почти все лучи видимого спектра. Только по редким отблескам голубых искр можно было угадать, что впереди проем резко сужается, образовывая трубу примерно метрового диаметра. Все трое легли головами к этой трубе, положив головы в шлемах на вытянутые вперед руки. И подполковник Гонта сказал:

- Старт.

Всех троих приподняло, и они заскользили вперед, в трубу, все быстрее и быстрее. Далеко впереди мощные компрессоры откачивали из трубы воздух, просачивающийся туда с конечных станций вроде той, откуда они вошли во "внутренний транспорт". Сверхгладкие стенки мягко гасили столкновения, которые неизбежно случались в первые несколько секунд, пока три тела под воздействием силовой индукции не разогнались как следует. Потом скорость выросла до трехсот километров в час, и трех офицеров МИБ с нарастающим ускорением потянуло вперед ровно и мощно, практически без соприкосновений с черным зеркалом внутренней поверхностью трубы. Передавая их от одного силового индуктора к другому, "секретное метро" несло их сквозь тайные глубины Космопорта, ускоряя до предела -- а предел был в районе девятисот километров в час. Лех Гонта закрыл глаза, чтобы не видеть надоедливого мелькания случайных вспышек ионизации вокруг себя. Он знал, что полет займет не менее получаса: хотя надо было пройти всего около пятисот километров, неизбежно возникали замедления, поскольку система должна была переключать их с одной трубы на другую. Прямого пути к избранной цели не было.

* * *

Первыми болтающуюся на трех швартовых тросах беспомощную яхту, эскортируемую двумя звеньями перехватчиков, увидели посетители парка имени Антонио Харта в нулевом горизонте Старого Ядра. На сорок гектаров раскинулся в подбрюшье восточной части Старого Ядра старейший общественный парк Космопорта, где росла тысячелетняя секвойя и пятьдесят семь дубов, посаженных по очереди всеми Пантократорами (кроме первого). Прелесть парка заключалась не только в великом многообразии деревьев и трав, среди которых бродили ручные пони, лани и карликовые гиппопотамы, но и в том, что в дальней его части можно было спуститься по узким лесенкам, прячущимся среди растущих вдоль стены парка рододендронов, и через два пролета, ниже мощного слоя парковой почвы, оказаться в красивой старинной галерее с прозрачной броней, открывавшей роскошный вид на внутренность Старого Ядра, черные спицы Балок Вондрачека и -- в их перекрестии -- сияющий тысячами огней тороид Дворца.

Космопорт -- не сплошной. Внутри его конструкций есть незастроенные пустоты, и чем ближе к поверхности -- тем их больше. Постепенно, с ходом веков, они заполняются: как в городах старых планет дороговизна земли заставляет тесно лепить здания друг к другу, так и в Космопорте застраиваются лакуны между основными конструкциями, особенно поблизости от главных коммуникаций. Но одно правило соблюдается неукоснительно: никому и никогда не разрешается строить внутри пятидесятикилометрового провала, окружающего Дворец. Этот шарообразный проем пронизан в экваториальной плоскости Космопорта тридцатью шестью исполинскими Балками Вондрачека, удивительными творениями человеческого гения, на которых вот уже тысячу сто лет держится вся титаническая махина Космопорта. Каждая Балка, берущая начало в недрах Дворца, в центральном кольце, охватывающем Рубин -- сверхсекретное гравитационное и энергетическое сердце Космопорта -- пройдя через пятьдесят километров пустоты, уходит в толщу Старого Ядра и заканчивается у ограничивающих его девяносто девятых горизонтов. Там оконечность каждой Балки образует своеобразные рога, которые когда-то, тысячу лет назад, высились над тогдашней поверхностью Звездного Дома. Затем на этих оконечностях начался монтаж тридцати шести мегасекторов, каждый из которых опирался на Балку Вондрачека средней частью, протягиваясь вдоль поверхности Космопорта в направлении от одного полюса к другому -- каждый длиной свыше тысячи километров и толщиной в полсотни. Сейчас, много столетий спустя, все тридцать шесть этих мегасекторов погребены под колоссальным массивом более поздних конструкций: каждый мегасектор содержит горизонты от сотого до сто шестидесятого, а нынешняя поверхность имперской метрополии находится над шестисотыми горизонтами.

Попасть из Дворца в открытое пространство можно только через два Полярных коридора -- диаметром в десять километров и глубиной в тысячу шестьсот километров каждый -пронизывающих Космопорт у полюсов.

Как раз через такой колодец у полюса лишенную хода яхту Роби Кригера, содержавшую внутри самую большую драгоценность Империи -- ее суверена, спустили на трех тонких тросах героические курсанты Императорского Высшего Командного училища Звездного Флота, при этом окружая ее плотным оборонительным кольцом так, что увидеть яхту можно было только мельком. Однако, выйдя в околодворцовое пространство, перехватчики слегка разошлись, чтобы дать свободу маневра трем буксирующим яхту пилотам -- командиру шестого звена "Сапсанов" и его второму и третьему номерам.

Вот тут-то несколько туристов, разглядывавших у себя под ногами Дворец и целившихся в него телеобъективами своих камер, и заметили приближающийся снизу странный отряд небольших кораблей. Машины двигались медленно, и, наведя на них камеры, туристы увидели, что они буксируют изящную дискообразную яхту, явно поврежденную и даже как бы слегка оплавленную. Один из туристов -- по странному совпадению, журналист с Земли-Большой, находившийся в отпуске -- увеличив изображение в окуляре своей дорогой и мощной камеры, разглядел на борту яхты цвета Телема. Тут в голове у него щелкнуло: он слышал новость о приостановке визита на Телем и вылете Пантократора в Космопорт. Сразу после того, как он посмотрел этот сюжет по телевизору в метро, его не пустили на расположенную вблизи Дворца обзорную площадку, закрытую для посещения без объявления причин (в результате чего ему, желавшему все-таки посмотреть на Дворец, и пришлось ехать в парк имени Харта).

Нажав на кнопку записи, он выделил изображение яхты на дисплее камеры, положил аппарат на прозрачную броню и скомандовал камере следить за объектом и держать его в фокусе. Затем он, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих, сел прямо на пол, вытащил из небольшой наплечной сумки покет-сервер и соединил его с камерой и с мультикомом, снятым с пояса. Роуминга в Космопорте у него не было, так что он заранее поежился, представляя себе, какой получит счет за перекачку снимаемых кадров через "нулевку" на Землю-Большую. Но дело того стоило. Он запустил перегонку: снимаемые кадры пошли не только на саму камеру (ее емкости не могло хватить надолго), но и на далекий служебный сервер на Земле-Большой.

Тем временем журналист полистал на мультикоме адресную книгу, нашел интересовавший его номер и соединился с ним через вторую линию.

- "Новости без границ"? -- спросил он вполголоса. -- Я -- корреспондент сетевой газеты "Большая прогулка", Земля-Большая. Меня зовут Мустафа Ибрагим. Я случайно нахожусь на обзорной галерее парка Антонио Харта в Старом Ядре и наблюдаю, как во Дворец буксируют поврежденную яхту, на борту которой, судя по всему, находится объект Империя-один.

Никто из окружающих, даже если они и разобрали полушепот Мустафы Ибрагима, толком не понял, о чем он говорил. Кроме одного неприметного человечка: услышав слова "объект Империя-один", он вздрогнул, незаметно отступил к лестнице и, крадучись, поднялся наверх.

Мустафа же Ибрагим тем временем уже договаривался с "Новостями без границ" о деталях:

- Какой такой аванс? Всю сумму сразу и прямо сейчас. Гарантии? Ребята, с вашим чутьем -- гарантии? Хорошо. Дайте мне сетевой номер. Пошлю вам сейчас один кадр.

Пока он говорил, его ловкие руки подключили к развернутой им на прозрачном полу мини-сети еще и его персональный блокнот. Получив от компании Пекарского номер, он тут же отправил им один статичный кадр и ехидно поинтересовался в микрофон:

- Ну как, производит впечатление?

Видимо, впечатление было достаточно сильным: кивнув услышанному в наушнике, он извлек из бумажника деньги-карту, вложил ее в соответствующий слот блокнота и авторизовал. Затем, увидев на дисплее блокнота подтверждение перевода, прищелкнул пальцами и сказал в микрофон:

- О-кей, держите адрес.

И вручную набрал на блокноте адрес того сервера на Земле-Большой, куда его камера продолжала перегонять снимаемые кадры, которых набралось уже минуты на три-четыре.

- Пошла загрузка? -- поинтересовался он в телефон. -- Отлично. Спасибо, ребята. Работать с вами -- одно удовольствие.

В это время камера на полу недовольно запищала: объект, за которым она была назначена следить, удалился из ее поля зрения. Мустафа Ибрагим прервал запись, поскольку и так отснял едва ли не больше, чем надо, и аккуратно смотал кабели, убирая свою аппаратуру в сумку на плече. Остальные посетители галереи недоуменно шушукались, глядя на него.

И тут на лестницах затопали. Сразу с четырех близлежащих лестниц начали спрыгивать на прозрачный пол полицейские, одетые в боевую форму -- легкая броня, закрытый раскладной щит на левой руке, карабин за плечами: четыре, восемь, двенадцать... Последним спустился майор полиции и с ним -- тот неприметный человечек, что исчез, услышав слова "объект Империя-один", условное журналистское обозначение Галактического Пантократора.

- Вот этот иностранец, -- показал человечек на Мустафу Ибрагима. -- Снимал совершенно секретные события. -- И он что-то зашептал на ухо майору.

Майор слушал, недовольно морщась и отстраняясь: похоже, у неприметного стукача не слишком приятно пахло изо рта. Одни полицейские собрались в полукольцо, непроницаемо уставившись на Мустафу Ибрагима; другие вежливо оттеснили посетителей, отгородив своего начальника, стукача и журналиста так, чтобы их нельзя было снимать, и время от времени повторяя:

- Просим отойти и не глазеть, господа. Съемка полицейских операций без аккредитации полиции запрещена. Повторяем: просим отойти и не глазеть, съемка не разрешается.

Наконец, майор шагнул к Мустафе Ибрагиму. Тот мгновенно протянул ему навстречу целую пачку документов.

- Благодарю за сотрудничество, -- недовольно сказал майор, перебирая документы. -- Билет... виза... журналист, так... удостоверение легальное... паспорт... конфедерат, значит... Хорошо...

Со вздохом он вернул Мустафе Ибрагиму всю пачку.

- У нас есть информация, -- веско произнес он, -- что вы снимали некие события, предположительно имеющие секретный статус.

- Снимал, -- с готовностью подтвердил Мустафа Ибрагим. -- Нельзя? А как же закон о свободе слова?

- А аккредитация при министерстве средств массовой информации у вас, иностранного журналиста, имеется? -- ответил майор вопросом на вопрос.

- В точку, майор. Не имеется, -- весело ответил Мустафа Ибрагим.

- Стирайте запись, -- кивнул майор.

Против ожиданий, Мустафа Ибрагим спокойно вынул камеру из сумки, куда уже успел ее убрать, включил и демонстративно стер все записи. Майор -- чуть удивленный, чуть даже разочарованный, но в целом вполне довольный -- в ответ отдал честь и щелкнул каблуками:

- Благодарю за сотрудничество, господин Мустафа Ибрагим. Продолжайте культурный отдых.

Майор повернулся и величаво двинулся к лестнице. За ним потянулись полицейские. Полминуты -- и на галерее не осталось никого, кроме Мустафы Ибрагима, стукача и туристов, любопытно глазевших издалека, не решаясь снова подойти.

- Выкрутился, конфедератская сволочь, -- прошипел стукач, на всякий случай отступая задом.

Толстый, черноусый, черноглазый и румяный Мустафа Ибрагим только захохотал. Наклонившись, он посмотрел себе под ноги, на Дворец. Удаляющихся перехватчиков и яхты уже не было видно -- они ушли слишком далеко.

Мустафа Ибрагим выпрямился и посмотрел на трясущегося от ненависти стукача. Это был пожилой, плюгавый человечек в засаленной старой одежде, с редкими сальными волосами, сбоку начесанными на нечистую лысину. На лацкане его ветхого пиджака красовался красный значок движения "Монархисты Галактики За Исконный Порядок, Против Вредных Влияний" с золотым профилем Первого Пантократора, Отца Галактики.

- Ступай своей дорогой, грязный старик, -- добродушно посоветовал ему Мустафа Ибрагим. -- Я только что заработал тридцать тысяч долларов. Заработал заслуженно. Я намереваюсь отсюда направиться в старый добрый ресторанчик "Пещера гномов" на первом горизонте и съесть славный недешевый ланч. А тебя туда не пустят, в отличие от общественного парка, куда пускают даже такое шайтаново семя, как ты. Так что ты сейчас отойди подальше с моей дороги, чтобы я случайно тебе палец на ноге не отдавил, когда пойду тратить мои деньги.

И, исполненный достоинства, Мустафа Ибрагим поднялся по лестнице, с удовольствием вдыхая запахи трав и цветов.

Старый стукач, трясясь от трудно сдерживаемой ненависти, остался стоять на прозрачной броне галереи, попирая стоптанными каблуками далекий Дворец.

Вот так получилось, что в семнадцать сорок пять в специальном выпуске новостей Первого канала имперского телевидения, а затем -- в шестичасовых выпусках новостей десятков и сотен каналов по всей Галактике были показаны кадры буксировки поврежденной яхты с Пантократором на борту. "Новости без границ", как обычно, проявили свои лучшие профессиональные качества, и эти кадры были показаны уже с комментариями официальных лиц. Министр имперской безопасности маршал фон Гёссер сообщил, что на Его Величество при подлете к Космопорту действительно было совершено нападение, но героический пилот из Крыла Дракона лейтенант Альберт Мангельсдорф ценой собственной жизни спас суверена и уничтожил нападавшего (фон Гёссер не уточнил, кто был этот нападавший), а высокое мастерство пилота яхты, временного министра космического флота независимого Телема капитана Роби Кригера, и самоотверженный труд посланных на помощь суверену лучших молодых пилотов, надежды Звездного Флота, позволили безопасно эвакуировать Его Величество во Дворец, где в настоящее время специалисты вводят яхту в специальный аварийный док, чтобы вскрыть ее люки и доставить Его Величество в его Резиденцию. Его Величество Галактический Пантократор цел и невредим и в ближайшие часы или даже минуты, оказавшись в Резиденции, обратится к народу.

Эти новости смотрели в Галактике все, кто мог. В том числе и тот, кто пока никаким другим способом не мог получить информацию о том, удалось или нет столь давно и тщательно планировавшееся покушение на Пантократора, но очень ждал этой информации с того самого момента, как по его приказу в четырнадцать минут девятого утра в сеть Имперского информационного агентства был вброшен приказ "Группе 17" начинать штурм ЦОКП.

Он был довольно стар с виду, этот человек. У него была красивая, крупная седая голова и темные глаза, всегда полуприкрытые седыми ресницами, но время от времени взблескивающие пронзительным взглядом. Кажется, он так и не вставал из-за своего стола, вся верхняя крышка которого представляла собой рабочую поверхность одного из самых мощных компьютерных терминалов в Галактике -- не вставал с тех самых пор, как позволил адмиралу Ямамото искупить свои ошибки делом. Но, разумеется, это была лишь иллюзия: Ямамото вышел из этого помещения двадцать первого апреля, а сегодня шел к концу день двадцать шестого апреля, день, принесший Галактике сразу две колоссальные сенсации -- открывшееся предательство Президента Конфедерации и покушение на Галактического Пантократора. Конечно, за шесть дней старик неоднократно выходил из этого строго, почти аскетически обставленного помещения. Он не был совсем уж обычным человеком, но есть, пить и спать ему требовалось.

Посмотрев сводки новостей и -- с особенным вниманием -- сюжет о буксировке яхты Пантократора, он опустил седую голову и больше минуты провел в молчании и неподвижности, словно медитируя. Но нет, его небольшие, аристократически изящные, но морщинистые, в пигментных пятнах руки были в непрестанном движении -- он то сжимал, то разжимал их, словно борясь с эмоциями.

Наконец он глубоко вздохнул и выпрямился. Его руки достали было кисет с трубкой, но, положив его на край стола, он так и не закурил. Дотронувшись до терминала, он устало сказал:

- Начальник смены охраны.

Через несколько секунд перед ним появилась фигура в белом. Это был тот же офицер, что дежурил здесь шесть дней назад, когда Ямамото вышел отсюда с новым заданием, а двое тех, что пришли сюда вместе с Ямамото, закончили свое существование.

Старик несколько секунд непроницаемо смотрел мимо офицера, так что тот даже счел возможным напомнить о себе:

- О великий?

Старик кивнул.

- Ты помнишь, что в уставе есть такая глава -- "Экстренное свертывание деятельности при непреодолимых внешних воздействиях"?

Офицер заметно вздрогнул.

- Помню, о великий.

- Отдай этот сигнал всему внутреннему персоналу. Внешнему персоналу я отдам сигнал сам. И учти: я объявляю общий сбор всей Вершины. Братья Вершины будут прибывать в течение ближайших суток или двух. Обеспечь постоянное дежурство на входе в количествах, необходимых для встречи и сопровождения.

Офицер тяжело задышал.

- Случилось самое худшее, -- то ли вопросительно, то ли утвердительно пробормотал он, пошатнувшись от нахлынувших эмоций.

Старик коротко взглянул на него.

- Да, брат мой. -- Он сделал паузу. -- Но у нас есть долг, и мы выполним его до конца. Ступай.

Офицер хотел сказать что-то еще, но не смог и, тяжело вздохнув, исчез.

Старик сидел, глядя в поверхность своего терминала. Прошло еще около минуты, и наконец его руки задвигались по поверхности стола: выполняя собственное решение, он послал сигнал экстренного свертывания всем, кто должен был получить его.

"Я понял", мысленно подтвердил Билли. Довольно долгое время он осматривал помещение "флагманского звена" -- так, что в кризисном центре получили исчерпывающее представление о количестве и расположении захвативших его боевиков. Затем ему удалось незаметно скоммутировать сигнал камер внутреннего наблюдения и флагманского, и трех остальных захваченных звеньев таким образом, чтобы, помимо обезлюдевших пультов охраны внутри самих звеньев, этот сигнал начал поступать на открытый им для доступа изнутри общественный канал -- через те самые хабы-концентраторы, коммутацию которых Билли так подробно анализировал вчера утром. Теперь кризисный центр, подключившись к указанному им каналу, начал получать подробную видеокартинку из всех помещений захваченных звеньев. Подключаясь к сформированному Билли потоку, сетевой инженер кризисного центра захохотал: Билли закрыл его входной страницей эротического видеочата, и теперь, чтобы получить видеопоток, пришлось ввести немало паролей, проходя сквозь целые анфилады призывно движущихся изображений голых красоток.

Затем Билли проник в управляющие системы безопасности захваченной части ЦОКП. Вообще-то ему, простому инженеру, запрещалось влезать в эти системы, но как в них войти -- он, конечно, знал, иначе грош ему была бы цена. В течение нескольких минут, по подсказкам из кризисного центра, он в обратном порядке проделал то, что предатель Пуласки и сами боевики сделали утром: записал и подал на внутренние мониторы картинку происходящего снаружи контрольно-пропускных пунктов, где время от времени вокруг КПП бродили растерянные полицейские. Поглядывая на эти мониторы, охраняющие входы изнутри боевики только посмеивались над имперскими простофилями. Тем временем к обоим КПП начали подтягивать спецтехнику и бойцов МИБовского спецназа, но этого внутри ЦОКП уже не видели.

Разомкнув запирающие цепи входных порталов, Билли занялся совсем уж высшим пилотажем -- используя только виртуальную клавиатуру, мысленно ввел в систему жизнеобеспечения четырех звеньев ЦОКП длинную цепь команд с определенной задержкой. После этого он получил последние инструкции от кризисного центра и подтвердил, что понял.

После этого он снял цефалопад, небрежно сунув его в карман комбинезона, и огляделся.

Он видел, что за прошедшие часы несколько боевиков, выгнав специалистов звена с их мест, неоднократно предпринимали какие-то действия, и посмотреть за этими действиями сходились командиры. Последнее такое сборище имело место около 14:10, после чего командиры неподвижно простояли за спиной операторов-боевиков около десяти минут. В 14:20 они вдруг все разошлись по своим обычным местам и замерли там. Билли видел, что они сильно разочарованы чем-то. Боевики, сидевшие на местах специалистов звена, встали и присоединились к тем, кто охранял вход. Согнанным с мест специалистам не разрешили вернуться на посты, и они мрачно сидели теперь на полу вдоль стены зала.

Было семнадцать сорок пять. Билли почти неподвижно просидел на своем месте около девяти часов. Теперь он встал и выпрямился, с трудом разгибая затекшие ноги и спину.

К нему тут же подошел боевик.

- Куда?

- В туалет, -- быстро ответил Билли.

Боевик неприязненно поморщился, но тем не менее кивнул.

- Идешь впереди, руки за спиной. Шаг влево, шаг вправо -- стреляю. Пошел.

И Билли пошел.

Он помнил, что предателя Пуласки заперли в туалете возле КПП, поэтому направился к другому -- в коридор позади стендов энергоснабжения.

Все дальнейшее -- и сама его жизнь -- зависело от того, войдет ли конвоир за ним в туалет или останется снаружи.

Боевик -- как все они, высокий, плечистый, но не чернокожий, а очень смуглый -- то ли араб, то ли латино -- заглянул в туалет, поставив перед этим Билли лицом к стене, осмотрел все три кабинки, ничего подозрительного не нашел и вновь вышел в коридор, сказав Билли:

- Иди внутрь. У тебя три минуты. Через три минуты не выходишь -- одно предупреждение, и стреляю через дверь.

Билли послушно вошел и прикрыл дверь в коридор. Прежде чем войти в кабинку, он быстро протянул руку к интерьернику и два раза рывком передвинул регулятор интенсивности вентиляции вверх и вниз.

Все. Заложенная им в центральный сервер систем жизнеобеспечения ЦОКП секвенция начала действовать. Задержка снималась сигналом, который он сейчас подал. Ни один сервер ни в одной сети не воспринял бы это как сигнал, если бы Билли не инвертировал некоторые ключевые команды в жизнеобеспечении всех четырех захваченных звеньев.

Он знал, что на разгон задействованного им оборудования потребуется десять секунд. Он быстро вошел в кабинку, закрыл унитаз крышкой и сел на нее, плотно обхватив унитаз ногами -- ему вовсе не улыбалось быть обрызганным с ног до головы. Он прекрасно понимал, что на кону стоит немного больше, чем только возможность быть обрызганным ароматизированной зеленоватой водой из вакуумного унитаза -- всего-навсего жизнь, причем не только его личная, но и жизнь нескольких сотен других людей. Но ничего с собой не мог поделать: еще его дед, преподобный Билли Хиггинс-старший, говаривал ему -- мол, от такой брезгливости, как у тебя, внучек, и помереть можно. Билли поглубже вогнал в паз дверцы запорный стальной язычок и обеими руками вцепился в длинную вертикальную латунную ручку. Все это время он вел про себя обратный отсчет, и, когда настало время сказать "три... два... один", он несколько раз глубоко вздохнул, затем набрал побольше воздуха в грудь и зажмурился.

Удар превзошел его ожидания. Аварийно разомкнутые контуры вентиляции четырех звеньев ЦОКП одновременно в течение примерно двух секунд сбросили в межсекторные пустоты под и над Командным Пунктом до семидесяти процентов всего объема воздуха, тут же были -- совершенно логично -- замкнуты и заизолированы аварийными клапанами, а все компрессоры, доступные командам с сервера жизнеобеспечения, включились на нагнетание. Мгновенный перепад давления сокрушительно ударил по всему, что находилось внутри помещений. Вихрь, направленный сразу во все стороны, разметал по залам людей и незакрепленную аппаратуру. На Билли брызнуло сверху: вода из унитаза в соседней кабинке, который он не подумал закрыть, выплеснулась вертикально вверх. Его рвануло, он завалился на бок, из глаз летели красные искры, но он упорно не размыкал век. Ему повезло, что дверь из коридора открывалась внутрь туалета: давление в маленькой комнате на какую-то долю секунды оказалось выше, чем в моментально декомпрессированном коридоре, и дверь не распахнулась. Воздух, противно пахнущий гидравлическим насосом, хлынул в помещения, в доли секунды нагнав давление выше полутора атмосфер. Билли услышал несколько выстрелов среди лавины криков из основного зала звена. Что-то лязгнуло в коридоре, он ждал выстрелов в дверь, но их не было. Погас свет, хотя Билли этого и не видел. И, выполняя последнюю команду из заданного им цикла, удар пришел снова: все набранное в одну секунду полуторное давление тут же упало, а затем поднялось с еще большей интенсивностью. Билли бросило вперед, дверь не выдержала, и он вывалился на покрытый мелким квадратным кафелем пол туалета, не отпуская при этом ручку сорванной дверцы. В совершенной темноте, прорезаемой только красными искрами в глазах, Билли наконец отчаянно и совсем по-детски заорал. Гудели, нагнетая воздух, компрессоры над потолком. Лавина шума и воплей в зале нарастала. Послышались характерные шлепки близкобойных разрядников. Пару раз Билли опять услышал страшное "чух, чух" -- выстрелы из скрэчеров. И все покрыл оглушительный металлический голос мегафона:

- Персонал -- на пол! Бросай оружие! Это Министерство имперской безопасности! Персонал -- на пол! Бросай оружие!

Со счастливым стоном Билли второй раз за сегодняшний день потерял сознание.

Отстойник транспортной развязки номер семь на триста девяносто седьмом горизонте показался Йону смутно знакомым. Он понял, почему -- понял, едва они вышли из буса: за дальней решетчатой стеной отстойника виднелся гараж Северо-восточного транспортного управления и вход в ту самую столовую Љ 1467, где двадцать четыре дня назад он, Реми и Клю обедали после того, как спустились сюда с Четырехсотых горизонтов -- неровно и грубо остриженные, ошеломленные тем, что внезапно оказались в Космопорте. Видимо, Реми тоже узнал место. Стоя рядом с Йоном, он негромко сказал ему:

- Круг замыкается. Может, пойдем горохового супчику поедим?

Йон усмехнулся.

- Я бы действительно сейчас поел. Но мы не в спецовках, соваться туда не стоит. Полицию вызовут. А оно нам надо?

Подошел усталый, но решительный Легин.

- Ну, как настроение? Нужен нам отдых или сразу попробуем перенос? Ёсио говорит, что готов.

- Дай дух перевести пять минут. Да и сам отдохни. Ты же два с половиной часа рулил.

- Рулить -- это не работа, -- хмуро проронил Легин. -- То есть я, конечно, отдохнул бы... Ну, смотрите. Можно тут походить, размяться. Минут через десять приступим.

Бус стоял в крайнем ряду отстойника, у самой стены. То здесь, то там виднелись грузовики, бусы и сервис-кары -- темные, пустые, отключенные -- но было их не так уж много. В целом, огромное пространство отстойника -- не менее двухсот метров в каждую сторону -- оставалось полупустым. За решетчатой стеной, в гараже, машин было куда больше, некоторые из них уезжали, другие становились на их место, но сюда звук работающих моторов почти не доносился.

Вдоль высокой стены отстойника, под огромными буквами "НЕ КУРИТЬ", стояли веселенькие желто-зеленые садовые скамеечки. Для кого они здесь расставлены -- было неясно, но, во всяком случае, приехавшие частично расселись на них, частично бродили вокруг буса, разминая кости после двух с половиной часов утомительной гонки по восходящей спирали. Клю сидела на лавочке, положив голову на плечо Йона, и они о чем-то тихонько переговаривались. Ирам и Реми сидели рядом с ними, молча держась за руки. Эвис и Дойт отошли довольно далеко -- они стояли метрах в пятнадцати позади буса, у проезда между второй и третьей линиями стоянки, и Дойт показывала Эвису рукой на те или иные машины в отстойнике, объясняя разницу между ними.

Капитан Миша Муханов, давно уже упрятавший в свой космофлотовский вещмешок принадлежности костюма Пекки Йоулупукки, теперь сидел на лавочке в стороне от всех и рылся в мешке в поисках чего-то, поставив мешок между своими широко расставленными исполинскими ножищами. Мичман Лахти и лейтенант Ливингстон, улыбаясь, смотрели, как Легин играет со своей дочкой, которая звонко рассказывала маме (Синтия сидела на подножке буса, с улыбкой глядя на мужа и дочь), что делает папа.

Ким Волошин находился возле задней стенки буса. Он водил рукой по оплавленным выбоинам от плазмогенных пуль, что-то говоря Джессли, которая держала его за локоть. С ними рядом стоял и бывший монах Сакамото Ёсио.

И вдруг Легин Таук поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то. Увидев это его движение, Ким замолчал. Йон поднял голову. Легин быстро подхватил маленькую Джоан и передал ее Синтии. И расстегнул свою хайкерскую куртку, освобождая доступ к кобуре.

В эту секунду стена правее автобуса, метрах в двух от того места, где сидел на лавочке Миша, с оглушительным треском лопнула сверху донизу. Посыпалось бетонное крошево, и с огромной силой задул ветер -- причем не из трещины, как можно было бы ожидать, а в нее. Полутораметровый участок внизу стены в долю секунды сполз вниз, обнажив струящееся синим и желтым силовое поле, разошедшееся в середине проема узким окном; в это окно, преодолевая поток рвущегося навстречу ветра, боком вывалились в лежачем положении три человеческие фигуры. Поле стремительно стянулось, поднялись клубы пыли, и участок стены с шумом и треском поднялся опять, встав точно на прежнее место. Еще через секунду только длинная узкая щель, оставшаяся на месте разлома, и медленно опускающаяся пыль говорили о том, что стена открывалась.

Три выпавших из стены человека стали медленно подниматься. Это были мужчины в легких боевых скафандрах, в полном боевом снаряжении -- ни дать ни взять имперский спецназ. Двое были рослые, плечистые; они, встав, сделали шаг назад, чтобы впереди оказался третий -- ниже их ростом, крепкий, но чересчур худой.

Он очень медленно, чтобы это не было воспринято как нападение, поднял руку с закрепленным на нем мультисистемным излучателем.

Легин, стоявший к нему ближе всех с пистолетом наизготовку, предупредил:

- Включишь пушку -- стреляю.

- Я не включаю, -- глухо донеслось из-под забрала. Рука в перчатке коснулась забрала, отводя его назад. Увидев странное, с пронзительно тревожащими желтыми, почти золотистыми глазами смуглое лицо под забралом, маленькая Джоан испуганно уткнулась в плечо матери.

Рука в перчатке отстегнула крепление шлема, расстегнула воротник. Шлем повис за плечами, обнажив короткий, торчащий вертикально вверх ежик черных жестких волос.

- Я снимаю оружие, -- предупредил желтоглазый, медленно сгибая перед собой правую руку. Двое остальных стояли, разведя руки в стороны и не двигаясь.

- Снимай пушку очень медленно, -- сказал сзади Миша и появился в поле зрения желтоглазого -- огромный, неожиданно подвижный, предельно опасный, с тяжелым офицерским скрэчером в вытянутых руках. -- Не нервируй меня, понял?

- Я очень медленно снимаю пушку, -- ответил желтоглазый, отстегивая левой рукой излучатель на правой. -- Теперь вторую. -- Он отстегнул излучатель на левой руке.

- Йон, забери у него оружие, -- не поворачивая головы, быстро сказал Легин.

Йон, с пистолетом в правой руке, приблизился к желтоглазому, снял с его протянутых рук крепежные кольца излучателей и, с трофеями в руках, быстро отступил к бусу. Тем временем Марша и Хайке вывели Синтию с ребенком из возможной зоны обстрела, и Хайке, оттеснив своей спиной Синтию и Джоан за угол буса, припала у машины на одно колено, тоже подняв свой пистолет и направив его на троицу в скафандрах.

- Мичман Лахти, -- проговорил Легин, не поворачивая головы, -- отставить оружие. Отставить, мичман! Мы разберемся сами.

Хайке неохотно убрала пистолет, но не выпрямилась, сохраняя оборонительную стойку у угла машины.

- Йон, спрячь пушку, -- тихо сказал Легин. -- Миша, спокойнее.

- Я абсолютно спокоен, -- с изысканной мягкостью, которая вряд ли кого-то могла обмануть, отозвался Миша. Он сделал еще два мягких, кошачьих шага, странно контрастировавших с неуклюжими очертаниями его исполинской фигуры, чтобы оказаться под прямым углом к возможной линии огня, и показал стволом на двух рослых за спиной у желтоглазого:

- Ну а вы, ребятки? Требуется отдельное приглашение?

- Им нужен мой приказ, -- сказал желтоглазый. -- Ребята, слышите меня? Оружие на пол и три шага назад.

Оба бойца беспрекословно наклонились, опуская на полированный бетонный пол свои автоматы, и сделали три шага назад. Повинуясь мгновенному кивку Легина, Йон быстро подобрал автоматы и вновь отступил к бусу; на смену ему у левого плеча Легина появился Ким, искоса рассматривающий желтоглазого.

Последовала примерно трех-четырехсекундная немая сцена, в ходе которой стороны обменивались короткими изучающими взглядами. Наконец, желтоглазый сказал:

- Вы позволите мне надеть очки? Я не слишком хорошо вижу.

- Медленно и аккуратно, -- ответил ему Легин.

- И помни, что ты на прицеле, -- откликнулся Миша.

Желтоглазый расстегнул скафандр спереди и очень медленным и спокойным движением вытащил оранжевые очки, которые тут же надел, после чего еще раз бросил мгновенные взгляды на каждого, кто был в его поле зрения.

- Был ожог роговицы? -- спросил его Легин.

Желтоглазый неторопливо кивнул, изучая лицо Таука.

- Тогда я тебя знаю, -- задумчиво сообщил Таук. -- Ты -- майор Лех Гонта.

- Подполковник Лех Гонта, Министерство Имперской Безопасности. -- Желтоглазый на секунду по-уставному выпрямился. -- А ты -- капитан первого ранга Легионер Таук.

- Так точно.

Легин выпрямился и сунул оружие за пояс.

- Вольно, Миша, -- сказал он бородатому гиганту. -- Стрельбы не будет. Ты можешь оружие не убирать, но по крайней мере опусти. Нас не будут арестовывать. Тут дело посложнее.

Миша покосился на него.

- Ладно. -- Он тоже сунул скрэчер за пояс, щелкнув предохранителем. -- Тебе виднее.

Все подошли чуть поближе.

Подполковник Лех Гонта сделал несколько шагов навстречу Легину. Он был примерно на полголовы выше Таука, но сложены они были одинаково -- узкие в кости, худые и жесткие. В остальном их внешность можно было называть диаметрально противоположной.

Они коротко пожали друг другу руки.

- Я читал о тебе, -- негромко сказал Легин. -- Ты классно сработал тогда на Ганге. И операция против "Основателей" очень впечатляет. Я подробно разбирал ее со своими ребятами.

Гонта кивнул.

- Спасибо. Лестно слышать подобное от такого мастера.

Он перевел глаза на Кима и тут же отвел взгляд.

- Майк Джервис? -- спросил он, глядя искоса.

- Почти. Полковник Ким Волошин, -- ответил Ким. -- Я о тебе не слышал, но не мудрено. Много лет прошло с тех пор, как я был Джервисом. Я, видишь ли, был в запасе.

- Я многое знаю, -- ответил ему Гонта, почти не глядя на него. -- Ого, ну и мощь. Фантастика. Я не представлял себе, как могут ощущаться пять тысяч вуалей вблизи.

Ким кивнул.

- Что нам имеет сообщить МИБ?

Гонта взглянул на Йона, на Легина, на Кима.

- Всем гарантируется полная неприкосновенность и безопасность, -- громко произнес он. -- Министерство и лично министр фон Гёссер приносят всем глубокие извинения за недоразумения в прошлом. Мы проанализировали ваши действия и пришли к выводу, что нас ввели в заблуждение относительно ваших целей, и что все мы -- на одной стороне. Всех желающих немедленно доставят к вашим кораблям, замаскированным под мусоровоз. Но Министерство также поручило мне просить о сотрудничестве хотя бы некоторых из вас. Галактика на грани тяжелого кризиса. Вы могли бы помочь окончательно разобраться, с чем именно мы имеем дело, и противодействовать силам, враждебным и Конфедерации, и Империи. Если сегодня все будет сделано правильно, завтра мы спасем мир в Галактике.

Все переглянулись.

- Гарантии даете лично вы или Министерство? -- уточнил Миша.

- У меня в нагрудном кармане -- удостоверение моих специальных полномочий на уровне заместителя министра, -- объяснил Гонта. -- Позволите достать?

- Медленно и аккуратно, -- напомнил Миша, кладя свою медвежью лапу на рукоять скрэчера.

Гонта кивнул и медленно достал сверкающую сине-белую карточку. Сделав шаг вперед, Ким взял ее из рук подполковника и осмотрел, затем передал Легину.

- Хорошо, -- сказал Легин, посмотрев на карточку. -- Мое решение зависит от того, как ты ответишь на следующие вопросы. Вы установили, как называется то, что стоит за "шурой" и "нарийей" -- их управляющая сила?

Все переглянулись.

- "Движение", -- ответил подполковник Гонта.

Легин кивнул.

- Вы установили, кто руководит Движением?

- Высших руководителей три, -- ответил подполковник Гонта. -- Решения принимают трое, то есть подписывают трое, решает один. О их личностях имеются довольно подробные данные.

- Я не совсем об этом. Вы установили, откуда они взялись и какова их основная цель?

Подполковник Гонта посмотрел по сторонам, на тех, кто стоял вокруг.

- Говори-говори, -- кивнул Легин. -- Время открывать карты. Говори.

- Установили, -- ответил наконец подполковник Гонта. -- Это те, кто стоял за мятежом сатанистов на Компе 29-го года и за пиратством на Нижней Оси, те, кто перехватил каналы управления энергетикой Хозяина после его низвержения и после ликвидации Тролля Хо. Это бывшие персональные ассистенты Хозяина, последние из длинной череды его смертных адъютантов, так называемые "черные архангелы".

Вдалеке, за спинами стоящих, Джоан на руках у матери заплакала от страха, и Синтия поспешно отошла с девочкой в сторону, нашептывая ей на ухо что-то успокаивающее.

- В настоящее время в живых из семи "черных архангелов" остались трое, -- продолжал подполковник Гонта. -- Это и есть руководители Движения.

- Так, -- кивнул Легин. -- Значит, мы с тобой и правда шли ноздря в ноздрю. Это твои люди перехватили у моих тех арестованных на Станции Толиман?

- Мои, -- кивнул Гонта. -- Оценил, что мы вернули арестованных?

Легин фыркнул.

- Со стертой памятью за последние пять дней? Оценил. Мы так и не дознались, кто их брал.

Подполковник Гонта усмехнулся.

Легин посерьезнел:

- Последний вопрос. Вы установили, на кого сейчас замыкаются энергетические каналы Движения?

- Их тоже трое, -- ответил подполковник Гонта и замолчал.

Легин кивнул.

- Я согласен сотрудничать с тобой. Нам есть что сказать друг другу, и я готов обсуждать дальнейшие действия.

Легин передал карточку Мише.

- Можешь рассчитывать на меня -- как только наши люди окажутся в безопасности.

Миша показал карточку Йону и вернул ее подполковнику Гонте:

- Можете и на меня рассчитывать.

- Миша, -- обратился к гиганту Легин, -- я считаю, что ты должен вернуться на корабли и взять на себя ответственность за всех, кто будет на борту.

Миша было обиделся, но тут же махнул рукой.

- Ладно, не мое дело с вами ходить на разборки, все равно же не берете никогда, я уже понял, -- пробормотал он.

- Джервис? То есть... Волошин? -- спросил Гонта. -- Я с большим волнением ожидаю вашего решения. Это вы уничтожили последнее воплощение Хозяина. Ваше участие сделало бы возможными многие вещи, которые мы не осилим без вас.

При этом он не смотрел в лицо Киму, и тот вдруг сделал быстрый шаг вперед, заглядывая в лицо подполковнику.

- Посмотрите, посмотрите мне в глаза, -- пробормотал Ким.

Словно черная пелена прошла по глазам тех, кто стоял слишком близко. Марша отвернулась, зажмурившись, Хайке закрыла лицо руками. Даже Ирам, обычно спокойная, отшатнулась, почувствовав напор сокрушительной ментальной мощи бывшего Джервиса, которую он вдруг перестал скрывать.

Подполковник Гонта выпрямился и бестрепетно посмотрел в лицо Киму. Его глаза под очками начали рефлекторно закрываться, но он заметным усилием воли удерживал их открытыми. Веки его трепетали, на лбу прорезались горизонтальные морщины. Целых три или даже четыре секунды он смотрел в глаза Волошину.

Тот быстро отвел взгляд, и давление тут же ослабело -- Хайке даже пошатнулась.

- Спасибо, Лех, вы мужественный человек, -- проговорил Ким. -- Мы будем сотрудничать. Я ничего о вас не знал, но вы сильнее, чем я думал, и вы на правильной стороне. Будь у меня тот шар, он засветился бы оранжевым.

[В процессе преследования и низвержения Хозяина Джервис использовал захваченный в Цитадели могущественный древний артефакт -- хрустальный шар, который реагировал изменением цвета и светимости на присутствие биологической или некробиотической энергетики любой мощности и направленности. Оранжевым цветом он светился, будучи поднесенным ко лбу кого-либо из членов отряда Рыцарей, противостоявших врагу человечества. Подробнее об этом рассказано в книге "Увидеть Хозяина" -- авт.]

Гонта едва заметно перевел дыхание. Он был силен и выдержал мощь Кима лучше, чем мог бы кто-либо из присутствовавших (кроме Таука). Но и ему пришлось несладко: на его смуглом высоком лбу выступила испарина.

- Спасибо за доверие, Ким, -- сказал он наконец и вопросительно глянул на Йона.

- Я к вашим услугам, -- кивнул журналист.

Клю позади фыркнула.

- Ему мало, что его один раз уже арестовали, -- сказала она Реми.

Йон повернулся и набрал было воздуха, чтобы что-то сказать, но Клю опередила его, махнув рукой:

- Иди, иди. Я знаю, ты прав. Иди. Раз Ким идет с тобой, значит, мне не надо будет тебя опять вытаскивать.

И она грустно засмеялась, отвернувшись от всех и безуспешно пытаясь скрыть, как ей на самом деле невесело.

Джессли тронула Кима сзади за рукав. Он полуобернулся к ней, и она быстро чмокнула его в щеку, сразу же отступив.

- Удачи тебе, -- пожелала она ему дрогнувшим голосом и отошла, обняв за плечи расстроенную Клю.

Ёсио сделал шаг вперед, готовясь приводить аргументы в защиту своей полезности, но Ким опередил его, сказав:

- Сакамото Ёсио будет нам безусловно нужен.

Легин кивнул. Вопрос был решен.

Йон повернулся к Эвису и Реми. Реми развел руками.

- Опять меня не берут.

- Ты -- второй пилот "Лося", -- напомнил ему Йон.

Реми понуро кивнул.

Эвис сказал:

- Я понимаю. За мной -- безопасность экипажа?

- Именно так, -- кивнул Йон.

Эвис коротко поклонился:

- Я сделаю все, как надо, высокоученый писатель.

Ирам спросила:

- Как мы попадем на корабли?

- Два моих оперативника воспользуются вашим бусом, доставят вас на борт и обеспечат охрану, -- ответил Гонта.

Легин наклонился, уперевшись руками в колени, и несколько секунд постоял так, собираясь с силами.

- Устал я, -- объяснил он наконец Гонте, выпрямившись.

Он обернулся, находя глазами Синтию. Джоан, снова веселая, помахала ему ручкой. Синтия долгим взглядом посмотрела ему в глаза. Это был нелегкий взгляд, но Легин не отвел глаз.

Синтия безнадежно махнула рукой и отвернулась.

До самого отъезда буса она не сказала Легину ни слова.

Только когда бус тронулся, она крикнула ему, стоя на подножке закрывающейся двери:

- Ладно! Иди опять спасай мир! Только не забудь, что мы тебя все-таки ждем!

Она не могла услышать его ответ, но ей стало вдруг совестно, что она причиняет ему дополнительную боль в такой час -- ведь он же сам вызвал ее сюда, чтобы спасти! -- и, не позволяя двери закрыться до конца, она еще прокричала в щель:

- Мы тебя любим! Возвращайся к нам! Я люблю тебя, слышишь?

Дверь все-таки закрылась, бус разворачивался, но она увидела, как Легин, глядя на нее издалека, несколько раз часто и сильно кивнул, совсем как тогда, восемь лет назад, когда они снова встретились на Новой Голубой Земле и она в шуме листьев в лесу над Красным обрывом так глупо спросила его: "Ты это всерьез -- насчет свадьбы?".

Нельзя сказать, что у нее совсем отлегло от сердца, но, во всяком случае, в тот день она больше не плакала.

часть третья

КУДА ВЕДУТ ВСЕ ДОРОГИ

Могучие силы подводных богов окончательно отвернулись от народа.

Видящий дорогу ничего не мог поделать. Хотя он и видел дорогу, причем уже неоднократно, он был всего лишь одним из народа. Он сделал все, что на такой случай мог посоветовать сказ про дороги. Даже дал вторую жену главному левому сыну ждущего, хотя до двенадцатой зимы этого обычно не делают. Забудем про многочисленные угощения хозяевам сил, которые хозяева не стали есть, и про исполненное мощи сотрясение слуха отца камня, в результате которого от камня отвалился большой кусок, закрывший старую удобную тропу в город, проложенную еще двенадцать видящих дорогу тому назад.

Но вернуть доброту хозяев он не смог, и никто не должен был винить его за это. Так сказал ждущий, и подтвердил дающий, и так потекла кровь птицы, которую бабы суеверно зарезали во время бабьей пляски, чтобы узнать, виноват ли видящий дорогу.

В конце концов, так уже бывало. Правда, давно. Но хозяева сил подводных пещер раньше довольно часто сердились. Пока не была двадцать три видящих дорогу тому назад явлена ими величайшая в слыханной истории милость, и посланные не попали вместо тесных и злых пещер, густо набитых страшными и немилосердными подводными богами с противной бледной, словно на пятках, кожей (свидетельствующей о том, что они никогда не выходят из-под воды) -- в обитель богов, где бродил по бескрайнему подводному полю одинокий плачущий зверь.

С тех пор народ долгих двадцать два видящих дорогу не встречал подводных богов, кроме тех слабых, почти бесплотных духов в обители, которые всегда позорно бежали от посланных, давая понять, что это действительно та самая древняя обитель, которую боги давно покинули и поэтому больше не хотят охранять. Целых двадцать два видящих дорогу все -- и ждущие, и дающие, и весь остальной народ -- не уставали благодарить за ту милость, что была дарована им: в положенных по закону походах раз от разу выходить дорогой не в тесные страшные пещеры с орущими и гремящими смертью богами зла, а в тихую, бескрайнюю, благодатную обитель, где посланные могли спокойно отдохнуть, всей душой впитывая духовную благодать, и затем вернуться назад, чтобы через ползимы проводить других посланных в такой же благодатный путь.

И вдруг все пошло прахом.

Далеко от города, на диком восточном побережье, среди ночи явилось солнце, ударившись о землю. Удар был так силен, что солнце отскочило от земли, подняв огромную тучу горящего песка, и рассыпалось в небе, от чего задул страшный ветер, срывавший листву и опрокинувший стоячий спальный камень видящего дорогу. Всю ночь потухший песок огромной тучей стоял в небе, медленно оседая.

А наутро были посланы люди из народа посмотреть, и выяснилось, что весь берег моря смыло и изрыло, а возле реки видящих дорогу спят вышедшие во время этих ночных беспорядков из-под воды боги -- которые наверняка сами и замутили воду так, чтобы она размыла берег и, может быть, зацепила и вытащила среди ночи ушедшее спать старое солнце.

Они выглядели почти в точности так, как те, которые описывались в сказе про дороги, только эти боги спали. Все были страшно напуганы тем, что подводные упыри впервые за всю слыханную историю народа вышли из-под воды и явились почти к самому городу. Позвали дающего. И дающий велел налить богам на лица сока белой ягоды, чтобы они заснули на целый день и целую ночь непробудным сном, и велел собираться видящему дорогу и тем, кто должен был в эти ползимы стать посланными. Пока они собирались, богов принесли в город и показали всему народу, всех пятерых, одинаково противных и бледных, с разноцветными прямыми волосами на голове, столь противоестественными, что ждущий велел, пока подводная нечисть спит, остричь их головы, а состриженное отнести под камень и сжечь, чтобы отвалившийся от камня кусок прирос обратно. Противные, гадко разноцветные волосы всех пяти подводных духов состригли, отнесли к камню и, как было велено, сожгли, но кусок к камню не только не прирос, но даже и не сдвинулся с места, как ни кричали на него бабы. Тогда ждущий и дающий поняли, что дело совсем плохо, и велели посланным поторапливаться и быть сильными, а значит, не предохраняться от того страшного избытка силы, который дает дорога, и не трогать своих баб до выхода, а видящему дорогу -- вести посланных хорошенько и спрятать богов-упырей в самые далекие пещеры обители.

Наконец, видящий дорогу и посланные вышли за камень по неудобной новой тропе, которая шла через крутой подъем, почему старые люди из народа больше не могли ходить на слушания, и провожающие привязали на спины самым сильным посланным спящих богов, с которых осторожно, чтобы не повредить их внутреннюю кожу, содрали их грязную и грубую внешнюю кожу, в которой обычно укрывается так много маленьких вещей зла. Кожу вместе с вещами зла не стали сжигать, потому что после возвращения видящего дорогу все, и ждущий, и дающий, хотели сделать из этой кожи себе шкуры для ношения через живот. Видящий дорогу должен был понять в обители, как безопасно извлечь из кожи вещи зла. Пока что кожу спрятали под камень, в ту глубокую холодную щель, где можно было пощупать округлые края сосущих силу из земли корней камня.

Тогда уже было поздно для обычного отправления в дорогу, потому что обычно отправиться надо, пока солнце не стало опускаться. Но теперь солнце было новое, потому что старое ночью ударилось о землю и развалилось. Новое оказалось ничуть не хуже старого, и ждущий с дающим, все шестеро, сказали, что новое солнце пока не знает, когда нужно отправляться, поэтому можно отправиться прямо сейчас, и посланные полезли внутрь камня, туда, где в таинственной голубой пещерке сидел отец камня, покрытый прозрачным льдом, подобным тому, что можно видеть в далеких северных горах, только теплым.

Ждущий, все трое, с детьми и бабами, и дающий правый и левый, со своими бабами и детьми, а также с бабами и детьми среднего устроили внизу сокращенные слушания -- конечно, без сотрясения слуха, потому что боялись, что от камня опять что-нибудь отвалится, а там же внутри были посланные. И дающий средний, который стоял впереди всех, их очень хорошо слушал, как могли слушать только в старые времена -- шепотом говорили, что потом он целый день не мог встать, отбил себе все пятки, так слушал.

А посланные с пятью привязанными к ним голыми богами, один из которых был до смешного похож на бабу, только маленькую и противно белую, собрались внутри камня, положив, как надо, руки на дорожный указатель, пока видящий дорогу, неслышно шепча наизусть тайную часть сказа про дороги, двигал камни и перекладывал жилы на дорожном указателе. Нынешний видящий дорогу был еще недавний, только третью зиму, и, как каждый третий из видящих дорогу -- баба. Немудрено, что сначала шептались -- мол, это именно он виноват в том, что боги опять отвернулись. Но он был очень знающий и мог передвинуть и переложить все так быстро, что посланные не успевали устать. Потом, когда дорога открылась, видящий закрыл глаза и увидел дорогу, на этот раз -- очень удобную, у самой земли (а у предыдущего видящего дорогу она, например, последний раз открылась у самого свода пещеры, так что пришлось поднять наверх часть провожающих, чтобы они подсаживали посланных). Не открывая глаз, он схватил за руку первого посланного, тот -- второго, и все они цепочкой, вслед за видящим, который сделал правильный прыжок, побежали по дороге под воду, как полагается, спиной вперед и коленями назад, чтобы оказаться на другом конце дороги, под водой, бегущими коленями вперед и спиной назад, спрыгивая на гладкую твердую землю обители один за другим, оружие наизготовку, и видящий -- последний.

Дальнейшее было известно только со слов видящего дорогу и посланных, но не было причин им не верить.

Как полагалось, отойдя на приличное расстояние от выходного отверстия дороги, они ушли в пещеру у подножия гор обители, где достали принесенное с собой мясо и лук и славно пообедали, отдыхая после трудного пути коленями назад. Потом были отправлены несколько посланных -- прятать подводных богов в пещерах обители их предков. Двух самых легких богов отнесли повыше и закрыли в тех пещерах, которые, как было известно, нельзя открыть изнутри -- вроде той, где семнадцать видящих дорогу назад посадили подавившегося луком и умершего во время обеда посланного, только на две пещеры выше. Третий бог был потяжелее, а несшие его посланные -- не очень сильные, поэтому его запрятали недалеко. Там, правда, пещера не закрывалась как следует, и часть пещеры была из теплого льда (правда, очень крепкого, посланные проверили), но они засунули крепкое древко от запасного дротика под закрывающий пещеру камень, так что камень нельзя было сдвинуть.

Однако тем временем двое богов, которых еще не успели никуда унести, вдруг проснулись. Точнее, сначала проснулся один, и сразу за ним -- другой. Видящий дорогу испугался: такая сила этих богов была неожиданна. Их даже не связывали, потому что сок белой ягоды -- сильное колдовство, от него даже самые сильные люди спят от восхода до следующего восхода и дольше. И когда они просыпаются, то сначала могут только спать, уже обычным сном, и только потом открывают глаза. А эти двое сразу открыли глаза и смотрели на людей. Затем они встали: сначала один, потом другой. Тогда посланные, не дождавшись указаний видящего дорогу, подумали, что это и вправду очень злые боги, как те -- в узких пещерах смерти -- с которыми сражались предки, и начали сражаться с проснувшимися упырями. Но упыри оказались сильны, очень сильны. Совсем не как те бледные или даже человекообразные духи, что крались иногда вдоль далеких стен обители и в страхе бежали от посланных. Одного за одним они отшвыривали лучших из посланных, ломая и выбрасывая их оружие, самое лучшее оружие, какое было у народа. Страх охватил тогда посланных, и они воззвали к видящему дорогу. Тогда видящий дорогу, уже больше не пряча, что он баба, заплакал от горя и велел всем сдаться на милость сильным богам, чтобы они их простили. Видящий сказал, что они ошиблись и эти два бога на самом деле добрые, очень добрые, вот как они крепко дерутся, а никого не убили. И все попросили у богов прощения, и прощение было дано, хотя эти боги, как и те, у предков, не говорили по-человечески.

Тогда богам дали мяса, лука и самого лучшего лукового первача, и они, как полагается настоящим богам, немного поели мяса, совсем немного -- лука, а первач пить не стали, потому что пить первач -- это веселье народа, боги же не пьют первач.

И тогда все развеселились, и видящий дорогу разрешил устроить небольшое слушание, и все устроили слушание. Богам так понравилось, что один из них, самый некрасивый и от этого, наверное, самый добрый (у него даже волосы, до того как их сбрили, были такие же бледные, подводные, как и он сам), протянул к людям лапу с надетым на нее круглым зубом, как у отца камня, и стал каркать по-рыбьему, обращаясь к этому круглому зубу на своей лапе. Он каркал много раз и довольно подолгу, и всем понравилось, что он так своеобразно принял участие в слушании.

И все-таки в том, что произошло дальше, был почти точно виноват видящий дорогу, ведь он был не только баба, он был очень молодая баба, и столько лукового первача ему, конечно, пить не стоило, но кто отберет походную чашку у видящего дорогу? Он вдруг решил, что боги все-таки злые, и велел их убивать, и тогда боги просто вскочили, всех растолкали и побежали. Один бежал быстро, другой очень быстро, и оба в разные стороны. За ними погнались, но не догнали, и за это время шесть раз приближался приблизился плачущий зверь, и настала пора уходить. Все, кому было надо, облегчились, и пьяного плачущего видящего дорогу взяли под руки, и привели к дороге -- он не должен был видеть дорогу назад, она и так была видна, его просто поставили первым и подтолкнули, он совершил правильный прыжок, и все цепочкой побежали по дороге назад, на землю, очень расстроенные, что два бога все-таки убежали, но очень довольные, что удалось этих богов убрать с земли обратно под воду. Когда дорога кончилась и все выпрыгнули на землю, там, выше камня, над городом, куда обычно выводила обратная дорога, они радостно встретили ждущего и дающего. Посланные даже подумали, что, может, от этого старое солнце вернулось на небо и их теперь там два, вместе с новым, но ждущий и дающий сказали, что ничего не изменилось, зато дым на востоке почти совсем пропал и новые боги из воды больше не вылезали.

Тогда все решили, что все сделано правильно, и пошли в город, но тут видящего дорогу стало тошнить от первача, и все поняли, что это очень плохой знак.

И вот прошло двадцать семь дней, и когда новое, но уже вполне освоившееся на небе солнце стало опускаться и опустилось почти к самой воде, тогда над городом, где начинается плоскогорье, открылся выход из дороги, такой же сильный, как когда возвращается видящий дорогу с посланными.

Из него вышли подводные боги. Много богов. Три знакомых и еще два незнакомых. Три знакомых были те самые, которых с такими трудами утащили в обитель подводных богов: один из тех, которых удалось замуровать, и те, которые убежали. Народ узнал их, хотя они отрастили новые волосы и кожу.

И тогда весь народ лег на землю и приготовился умереть. Это ведь было то самое, о чем говорится в сказе про дороги: гнев богов.

И только видящий дорогу, признавая свою вину, вышел к богам, снял шкуры, которые носил через живот, и наклонился, позволяя им оторвать свою голову. Хоть он и был молодой бабой, но он был настоящий видящий дорогу и был достоин остаться в народной памяти.

* * *

- Прошу знакомиться, -- вполголоса сказал Легин Таук. -- Легендарный Ужас Космоса.

- Никогда бы не подумал, -- пробормотал Йон, вглядываясь в темнокожее сгорбленное существо, стоящее перед ними на коленях. Голова существа была покрыта густым слоем мелко вьющихся иссиня-черных волос, по которым было видно, что их неоднократно подрезали какими-то грубыми инструментами. Сильная, покрытая давними шрамами спина существа заставляла предположить в нем охотника и воина, однако по форме таза и скрытой сейчас склоненным телом груди было видно, что это очень молодая женщина. Существо, перед тем как склониться, сбросило волосатые нечистые шкуры, которые обматывали нижнюю часть туловища. Большинство тех, что лежали сейчас лицом вниз поодаль, ниже по склону, головами к пришельцам, тоже носили такие шкуры. Все лежащие были темнокожи, и все имели густую, мелко вьющуюся растительность на голове.

Лех Гонта вполголоса спросил:

- Это именно тот шаман, которого вы видели в Космопорте?

Легин кивнул.

- Она за что-то на нас здорово рассердилась тогда. Ёсио-кун высказал изящное предположение, что это произошло просто спьяну. Что и говорить, они тогда здорово нарезались своей сивухой. Но и погоняли они нас на славу. Среди них были очень здоровые типы, а мы же перед этим им еще и накостыляли. Мы с Ёсио бегали от них, наверное, часа три. Насилу нашли друг друга. При этом мы не могли просто так взять и выйти в город: мы же были голые. Правда, с этой проблемой Ёсио справился быстрее меня.

Ёсио тихо засмеялся, не открывая рта.

- Он отсиживался от них в раздевалке ремонтников, -- объяснил Легин. -- Там дверь не открывается, а сдвигается, и они не могли догадаться, как. Там было во что одеться. Целый шкаф одноразовых спецовок -- причем некоторые там лежали еще со времен Берти-восьмого.

Гонта покивал.

- Да, в Космопорте можно найти много интересного. И вы наблюдали, как эти ребята ушли в канал?

- Да. Они стали стягиваться обратно к порталу, его было даже видно -- лучше, чем сегодня; в тот день он выглядел, как эдакая туманная неправильность в стенной панели. Я к этому моменту нашел Ёсио и оставил на своем автоответчике сообщение для Йона -- кстати, заметь: ни Ёсио, ни я не знали, что Йона и Мартенов они притащили в Космопорт вместе с нами, я только предполагал это. И мы решили проследить за ними. Они построились в цепочку, их шаманша сделала тот трюк с прыжком, и их буквально внесло в портал.

- Так ты полагаешь, что они перестали появляться на рейсовых кораблях потому, что нашли это местечко в Космопорте?

Легин кивнул. Йон пояснил всем:

- Я почитал ту книгу Мориты, "Проницаемая Вселенная", после того, как Легин и Ёсио мне все рассказали -- пока мы дрейфовали, перед заходом в Космопорт. Там есть одно любопытное место. Используя уже известный тогда феномен образования устойчивых природных гиперканалов, попадая в которые на значительных скоростях, корабли могли самопроизвольно совершать прямой гиперскачок, Морита утверждает, что канал может поддерживаться очень протяженное время, если его подпитывает стабильный источник микроизлучения.

- Например?

- Гм-м... ну, например, вырождающийся активный элемент фотопривода, прошедшего аварийный разгон. Такой элемент может разлагаться тысячелетиями, -- задумчиво произнес Йон, глядя на высокую скалу, возвышавшуюся над небольшим леском внизу склона.

Проследив направление его взгляда, Легин сказал:

- Ты полагаешь, это корабль?

- Ну не считаешь же ты, что мы имеем дело с двадцатым автохтонным человечеством Напомним, что в Галактике, помимо людей земного происхождения -- террагенов -- обитают еще девятнадцать гуманоидных рас.?

Ким, стоявший все это время чуть позади, сделал несколько шагов по направлению к коленопреклоненной шаманше и наклонился, заглядывая ей в лицо. Та затряслась, но головы не подняла.

- Генетически они могут быть кем угодно, -- объявил наконец Ким, возвращаясь. -- Похожи на террагенов, конечно. Но хелиане тоже похожи. И астлины. И мбакры похожи, и бангийцы.

- А вообще-то, конечно, похоже на корабль, -- сказал Легин, вглядываясь в колоннообразную скалу, возвышавшуюся над склоном метров на сорок. -- Такой транспортный... как это называлось? Самоходная баржа? Да, допустим, у них фотопривод пошел вразнос, но они не взорвались, а вошли в аномальный гиперпереход и попали в природный канал. Особые условия гравитационного искажения -- их разогнало инверсной гравитацией Ядра, и выбросило здесь... если еще предположить, что пилот сумел посадить эту дуру на планету... Да, вполне вероятно... Но в таком случае кораблику этому должно быть не меньше тысячи лет, а то и поболее...

- А с какого времени документированы сообщения об Ужасе Космоса? -- спросил Ёсио.

- С тридцатых годов двадцать восьмого века, -- отозвался Гонта.

- Да, звучит правдоподобно. Тысяча двести лет. У них было время и сесть здесь, и одичать... На это не нужно много времени -- надо только, чтобы сменилось три-четыре поколения после тех, кто еще помнил, что такое этот корабль и для чего был нужен дедушкин пистолет, пока не кончились патроны.

- Нам здесь не хватает Дойт, вот что, -- сказал Йон. -- Она же ксенопсихолог, и контактологию наверняка изучала.

Гонта и Таук переглянулись.

- Жарко здесь, -- вздохнул Ким, оттягивая ворот комбинезона.

- Естественно, -- отозвался Йон. -- Когда мы тут были в конце марта, уже припекало. Широты-то тропические. До экватора вряд ли больше тысячи километров.

- То есть вы подтверждаете, что это планета Акаи, -- сказал Гонта.

- А ты полагаешь, что мы все это время могли водить тебя за нос? -- ехидно осведомился Йон.

- Нет. Но я не исключал, что вся история с переносом и с дикарями имеет другое объяснение. Для чистоты эксперимента стоило бы подождать темноты.

Ким глянул в вечереющее небо и понимающе кивнул.

- Не так долго ждать. Жарко только. И от этих ребяток пованивает. Легин, а канал не закроется?

- Как закроется, так и откроется, -- пожал плечами Легин. -- Мы -- у входа в стационарный переход. Даже если вход не там же, где выход, Ёсио его найдет. Да и я найду, наверное. Странно, что ты с такой психосилой его не чуешь.

- Я тебе уже говорил, -- терпеливо объяснил Ким, -- сам я не ощущаю своей психосилы и не умею ей управлять.

Лех Гонта недоверчиво покачал головой, искоса взглянув на Волошина.

Тут стоявшая перед ними на коленях юная шаманша тихонько завыла, словно бы от отчаяния или страха.

- Эй, красотка! -- сказал ей Ким. -- Не рыдай, подруга! Мы не станем тебя есть! Ты грязная и невкусная!

Вместо ответа раздались подобные же завывания и со стороны тех, кто лежал ниже по склону. Через несколько секунд весь склон тихонько, вполголоса рыдал. Под пламенеющим закатным небом это слушалось страшновато.

- Знать бы, что все это означает, -- пробормотал Ким. -- Сюда бы опытного контактолога.

- Ну, я изучал основы контактологии, -- отозвался Легин. -- Могу предположить, что нас с Ёсио и Йоном узнали и решили, что мы явились наказать их за попытку шаманочки покрошить нас по пьяному делу. И вот нам отдают ее с потрохами и теперь недоумевают, почему мы не спешим открутить ей башку.

- А, -- сказал Ким. -- Тогда я сейчас с ними договорюсь.

И он, подпрыгнув, сильно топнул обеими ногами в тяжелых космофлотовских ботинках.

Юная шаманша издала короткий писк, оборвавший ее подвывания, и, испуганно приподнявшись, взглянула Киму в лицо.

Ким слегка наклонил голову, глядя в ее абсолютно круглые от страха глаза.

Потом сделал шаг вперед и махнул рукой от себя, как бы отгоняя кого-то.

И опять наклонил голову, теперь к другому плечу, не отрывая взгляда от лица мохнатоголовой девицы.

Ёсио, а за ним и Лорд торопливо отвернулись, чтобы избежать дурманяще тяжелого давления со стороны Кима. Только Таук и Гонта, прикрывая глаза ладонями, продолжали сквозь пальцы следить за происходящим.

Шаманша вдруг вскочила, подхватила с земли свои шкуры и опрометью кинулась бежать, сверкая крепкими круглыми ягодицами.

Как только она, прыгая между распростертыми телами, миновала первые ряды лежащих на склоне, мохнатые начали подниматься. Не глядя на стоящих над ними пришельцев, они молча устремлялись вслед за бегущей, ряд за рядом, сотня за сотней.

Их была не одна тысяча. Подвывание стихло, слышалось только тяжелое дыхание и сокрушительный топот бегущей толпы. Склон заволокло пылью. Ветер с моря заметно окрасился ароматами пота, лукового перегара и грязных шкур. Слышно было, как бегущие спотыкаются, невольно вскрикивая, но все тем не менее целеустремленно спускались вниз, не оглядываясь и нетерпеливо подталкивая друг друга.

Через пару минут склон очистился до самой скалы, и в темнеющем воздухе виднелись последние мохнатые головы, исчезающие в зарослях позади башни древнего корабля. Пыхтение и вскрики, топот, шорох камней и гравия затихали вдали. Пыль начала оседать.

Заметно темнело.

- Что ты им внушил? -- спросил Ёсио.

Ким повернулся, пряча глаза.

- Так, ничего особенного.

- Нет, серьезно.

Ким усмехнулся.

- Я вспомнил, как вы говорили, что они пили какую-то брагу или самогон. Я дал им понять, что, если они сейчас же не оставят это место, у них больше никогда не будет самогона.

Йон, Легин и даже спокойный Гонта захохотали, и даже Ёсио широко заулыбался.

Ким повернулся и посмотрел в небо.

На густо-синем, почти черном уже небосклоне на севере низко над горизонтом ярким белым кружком горела соседняя звезда -- Амбер.

- Ну вот, подполковник, гляди, -- сказал Йон, указывая вправо, на запад, на последние гаснущие багровые мазки заката. -- Убеждает?

В небе над уходящей зарей проступила странная двойная белая бабочка -- далекий Центр Галактики.

Несколько секунд Лех Гонта смотрел на призрачно-яркое пятно в небе, привыкая к его очертаниям.

- Да, -- сказал он наконец совершенно спокойным тоном, -- это далекий Галактический Запад. Все точно. Нам пора. Спасибо за сотрудничество. Пора искать выходной канал.

Йон, запрокинув голову, смотрел в небо.

- Красивое тут небо. Я это им еще тогда сказал. Месяц назад.

- Кому -- им? -- вполголоса спросил его Ким.

- Реми и Клю.

Ёсио тоже стоял, закинув голову.

- Амбер здесь намного ниже, чем у нас, на севере, -- сказал он наконец и опустил голову. -- Не думал, что опять увижу это небо. Жаль, что так ненадолго. Я привык к Акаи, -- объяснил он Киму. -- Мне нравилось тут.

Ким тоже опустил голову.

- Действительно, красиво, -- пробормотал он с грустью.

Подполковник Лех Гонта посмотрел на Легина. Тот тоже глядел в небо, потом повернул голову к своему имперскому коллеге.

- Не нравится? -- спросил он, кивая на созвездия необычных очертаний, проступающие в небе.

- Нравится, -- буднично кивнул Гонта. -- Никогда не думал, что доведется увидеть Галактику с этой стороны. Но времени у нас очень мало.

- Ты прав, -- вздохнул Легин. -- Пошли.

* * *

Двадцать седьмого апреля, в полдень по абсолютному времени, Пантократор связался со своим министром Имперской Безопасности и сообщил ему, что завершил разговор по прямому каналу с исполняющим обязанности Президента Галактического Совета Конфедерации Человечеств, государственным секретарем Конфедерации Франклином Юкинагой.

Суверен вызвал министра в то самое помещение, где двадцать часов назад фон Гёссер выслушал доклад подполковника Гонты: министр только что заступил на очередную вахту в кризисном центре и, конечно, не должен был разговаривать с повелителем Империи прямо в оперативном зале. Маленький голографический бюст Пантократора устойчиво висел над блокнотом министра, иногда подергиваясь легкой рябью системных наводок.

Выслушав краткий рассказ суверена и параллельно проглядев через цефалопад присланную с Главного Терминала запись разговора, министр спросил:

- Каково мнение Вашего Величества об этом человеке? Не одного ли это поля ягода с прохвостом Норманом?

- Он был убедителен, -- задумчиво сказал Роберт XII. Видимо, он был в своем кабинете в Резиденции: иногда позади его поясного изображения можно было разглядеть бархатное полотнище бело-синего стяга Империи, кистей которого Пантократор любил касаться, вставая из-за своего рабочего стола. -- Он был очень убедителен и заверил меня, что не знал о двуличности Нормана, хотя и предполагал в нем какие-то скрытые страсти. Видите ли, mein adlige Freund, он даже чисто теоретически вряд ли мог быть на одной стороне с Норманом: вы же знаете, у конфедератов госсекретарь всегда назначается из партии, оппозиционной победившему на президентских выборах. Юкинага -- твердый унионист и был до назначения на нынешний пост секретарем постоянного комитета унионистской партии. Норман же шел на выборы от Независимой партии, а они давние противники федерального унионизма.

- Но ведь в действительности Норман проводил унионистскую политику, -- возразил фон Гёссер. -- Он же признает, что цель Движения в Конфедерации, проводившаяся через эти так называемые шуру и нарийю -- развал действующей системы власти, референдум и воссоздание Единой Земли.

- Это не есть унионизм в его чистом виде, -- сказал Роберт, расправляя бороду. Под глазами суверена видны были черные мешки: ему несладко вчера пришлось в атакованной яхте Реостата, особенно когда уже в дворцовом доке отказала не только основная вентиляция, выведенная из строя еще при взрыве, но и аварийные газообменные патроны, емкость которых была невелика. Роберт с Кригером по очереди глотали воздух из дыхательного прибора единственного в рубке аварийного скафандра. -- Унионисты не хотят Единой Земли, они хотят федеративного договора и более определенного разделения статуса собственно планет-основательниц как более плотной федерации, с одной стороны, и федеральной Периферии в рамках широкой автономии -- с другой. Нет, этот Юкинага совсем из другой конюшни, если можно так выразиться. Вы обратили внимание на произведенные им аресты?

- Он имел в виду, что часть руководства УБ и кое-кто в Галактическом совете был в курсе истинного лица Нормана, я верно понял?

- Отчасти. До конца, видимо, все знал один Норман, но по крайней мере эти трое арестованных -- секретарь Галактического совета Рибейра, начальник УБ Кауст и его первый зам Глумов -- были в курсе того, что Норман ведет свою политику, и поддерживали его. Своего рода заговор в высшем руководстве, на юридическом языке -- путч. Другое дело, что они вряд ли знали о существовании Движения и о том, что Норман состоит во "внутреннем круге" Движения уже двадцать пять лет, хотя и не входит в руководство. Они полагали и полагают, что Норман рассчитывал использовать ресурсы шуры и нарийи для достижения своих, чисто политических, целей внутри Конфедерации, и оказывали ему в этом поддержку. Но более низкие звенья власти не затронуты заговором, иначе не было бы несостыковок, вроде нападения на Ямамото, когда он садился на Хелауатауа.

Маршал покивал.

- Кстати, Ваше Величество, теперь мы знаем точно, что Ямамото прибыл на Землю с угрозами и бомбами вовсе не из-за обиды на этот инцидент. Он был послан руководством Движения, поскольку они с его подачи заподозрили, что Норман повел-таки какую-то свою игру, хотя это и не совсем так.

Пантократор несколько секунд напряженно размышлял.

- Я понял вас, друг мой. Скажите, Особая группа готова дать отчет мне лично?

- Гонта сейчас возвращается сюда на "секретном метро" вместе с теми, чье содействие ему удалось получить.

- Таук и писатель Лорд?

- Не только. Еще какой-то буддийский монах с планеты Акаи, который умет использовать эти мифические прямые гиперканалы, и биоклон некоего Майка Джервиса.

Пантократор наморщил лоб, вспоминая.

- Тот, кто убил последнее воплощение Хозяина?

- Не совсем. Его биоклон. По сути дела -- да, он сам.

Его Величество кивнул.

- Прекрасно. Я распоряжусь подать к нижнему причалу кризисного центра катер. Прошу вас, друг мой, явиться ко мне вместе с этими людьми. Я намерен встретиться с ними лично и хочу сделать еще один шаг... впрочем, об этом пока рано говорить.

Министр встревоженно взглянул на суверена.

- Was haben Sie Ihnen vorgenommen, Majestaet? -- спросил он властителя вполголоса.

- Не волнуйтесь, -- успокоил его Роберт. -- Все ко благу Галактики. Я жду вас всех.

И он отключился.

* * *

- Прошу подождать здесь, -- тихо произнес адъютант, показав на мягкие кожаные кресла. -- Его Величество сейчас принимает героев вчерашних событий. Это займет еще минуту-полторы.

Лех Гонта остался стоять, оглядываясь. Легин вслед за Кимом повалился в кресло. Парадной конфедератской формы для него не нашли, отыскали только повседневную -- черный китель, черные бриджи, черный берет -- но зато с парадной серебряной перевязью. Краем уха Легин услышал, что погоны капитана первого ранга Управления Безопасности для этой формы привезли из костюмерных Первого канала телевидения. Ким надевать форму отказался, ему, как и Йону, предоставили смокинг, который на нем смотрелся довольно странно -- точнее, сам он себя в нем довольно странно чувствовал. Для Ёсио, хоть он и принял решение выйти из монашеского статуса, нашли новенький темно-красный тхеравадинский дхоти. Формально юноша все еще оставался членом галактической сангхи.

Подчиняясь тысячелетнему протоколу, Пантократор должен был принять их в Тронном зале, а значит -- в полном соответствии с этикетом. Тем более что обязанности министра двора сейчас временно исполнял герцог фон Вольцов (граф Шимански отлеживался в госпитале), а он настаивал на абсолютно буквальном и стопроцентном соблюдении традиций. Насилу подобрали самый быстрый, деловой и наименее формальный вариант протокола -- так называемую "краткую рабочую неофициальную встречу".

- Ты же был здесь тогда, верно? -- спросил Легина Йон, ходивший по приемной, с любопытством разглядывая пышный, истинно имперский по стилю интерьер.

- Был, -- отозвался Легин.

- В сороковом? -- поинтересовался Гонта. -- Я читал. -- Он сделал легкий поклон в сторону Йона, и тот с улыбкой отозвался таким же поклоном. -- У входа стояли куклы, верно?

- Не отличить, -- улыбнулся Легин, глядя на двух огромного роста светловолосых гвардейцев-викингов в парадной форме, неподвижно застывших у дверей Тронного зала. -- Покойный Ричард Лестер тогда подошел к одному из них, -- сказал он Киму, -- ткнул кулаком в бок и сказал так, знаешь, как фермер, у которого непорядок в хозяйстве: "Безобразие!".

Ким невесело засмеялся:

- Старина Дик... узнаю...

Двери в Зал распахнулись, и гвардейцы, синхронно шагнув в сторону, взяли карабины "на караул". Легин, а за ним и Ким встали. Адъютант подвел их к дверям и построил цепочкой в каком-то одному ему понятном порядке -- Гонта, Таук, Волошин, Лорд, Сакамото.

Навстречу из зала выходили, возбужденно перешептываясь и сверкая белозубыми улыбками, курсанты Императорского Высшего в парадной форме, с новенькими орденами на кителях. Вслед за ними вышел, с трудом передвигая ноги, совсем юный блондин в парадной форме гражданского специалиста флота, которого под руки поддерживали мужчина и женщина -- видимо, родители. Женщина утирала слезы радости. На белом кителе блондина сверкала "Слава Галактики" -- уважаемый и редкий орден, обычно получаемый за крупные боевые заслуги. Нижняя челюсть блондина была украшена телесного цвета пластырем, безуспешно прикрывавшим большую темную гулю на подбородке, а под глазами красовались черные круги, как от сильного декомпрессионного удара. Однако широченная улыбка на его лице говорила о том, что, в отличие от физического, с психологическим состоянием у него все в порядке.

Адъютант шепнул:

- Это Уильям Хиггинс, инженер из ЦОКП, который обеспечил вчера проникновение спецназа в захваченные звенья и спасение большей части персонала. Он подал в кризисный центр сигнал своего зрительного нерва, а затем -- и телекамер внутри звеньев, и это позволило спланировать ответную операцию, а потом запрограммировал двойной сброс и набор атмосферного давления, из-за чего почти все специалисты ЦОКП потеряли сознание и упали на пол, и в момент прорыва спецназа стоять остались только террористы.

Услышав эти слова, Йон устремился к юному блондину.

- Мистер Хиггинс, -- негромко позвал он его, и Билли обернулся. -- Прошу прощения. Примите мои поздравления. Я -- журналист Йонас Лорд.

- О! -- хрипло сказал Билли и кашлянул. -- Здорово! Я читал вашу книгу про сороковой год! Это -- cool!

- Я с удовольствием с вами побеседую, когда все останется позади, -- сказал Йон. -- Вот, возьмите мою карточку. Отправьте мне свои координаты на этот адрес, и я с вами обязательно свяжусь, хорошо?

Билли напрягся, стремясь найти слова, которые сгладили бы впечатление от невольно вырвавшегося у него простецкого "cool", и нашел.

- К вашим услугам, господин Лорд. Я и моя семья. Мой отец, моя мама.

Женщина снова заплакала от радости, а Йон поклонился и отошел обратно к своим.

Легин ехидно спросил его:

- Собираешь материалец для нового бестселлера?

- А ты как думал, -- невозмутимо ответил Йон. В этот момент адъютант что-то услышал в своем наушнике и торопливо направился к дверям Зала, говоря через плечо:

- Господа, господа... прошу вас, не задерживайтесь! Его Величество ждет вас!

И, следуя за офицером, они вошли в Тронный Зал Пантократора.

Его Величество сидел на троне, нетерпеливо поглядывая на фон Вольцова. Долгие минуты вошедших представляли Пантократору, шепотом инструктируя их на ходу, когда нужно кланяться, когда -- опускаться на одно колено. Наконец фон Вольцов торжественно возгласил:

- Его Величество соизволит милостиво принять приглашенных в своем рабочем кабинете!

При этих словах Пантократор вскочил с трона так порывисто, что фон Вольцов поморщился, и устремился к дверям в дальнем правом углу зала. Стоявшие у дверей гвардейцы с лязгом сделали "на караул", взметнулась синяя бархатная мантия, переливающаяся хвостиками горностаев и перьями кетцалей, и властитель исчез. Фон Вольцов смотрел ему вслед, неодобрительно поджав губы. Адъютант подсказал шепотом:

- Следуйте за Его Величеством!

Они вышли в обширное пустое помещение, оживленное присутствием лишь четырех гвардейцев и одного офицера.

- Здесь было депо кукол, изображавших Самого и все правительство, -- шепотом сказал Легин Гонте.

- Прошу в лифт, -- негромко пригласил офицер и отступил с большого темного квадрата на полу. Все пятеро ступили на этот квадрат, и в стеклянном взблеске силового поля участок пола ушел вниз, опустив их на этаж ниже. Еще один офицер указывал им дорогу:

- Сюда, в эту дверь.

Тяжелая синяя портьера на высокой двери еще колыхалась: только что сквозь нее прошел Пантократор. Руки двух гвардейцев отвели края портьеры, и все пятеро вступили в рабочий кабинет Галактического Пантократора.

Никто из них, даже Легин, не бывал здесь раньше. Легин, правда, бывал в кабинете Президента Конфедерации и был удивлен контрастом. Там гигантское окно во всю стену широченного, с хороший танцзал размером, помещения смотрело с полукилометровой высоты на Женевское озеро. Здесь не было никаких окон, зато, во всю небольшую -- от силы четыре метра -- высоту темных стен, закрытых панелями из настоящего дубового дерева, располагались стеллажи, полные старинных бумажных книг. Широкий, покрытый зеленым сукном рабочий стол Пантократора был тоже из дерева, несколько листов натуральной органической бумаги лежали на краю стола, посредине на фоне сине-белого бархата имперского знамени мерцал виртуальным экраном Главный Терминал. Его Величество уже сидел за столом, мантии на его плечах не было -- он был в повседневной адмиральской форме, и Таук с Гонтой, бывшие при погонах, вытянулись в парадной стойке, отдавая честь монарху. Таук держал правую руку передо лбом, повернув ее ладонью вперед, как было принято в Конфедерации; локоть руки Гонты смотрел точно под прямым углом в сторону, а кончики пальцев касались его виска. Лорд, Волошин и Сакамото просто склонили головы.

Выждав положенную этикетом пятисекундную паузу, повелитель Империи встал и вышел из-за стола.

- Мы будем говорить без придворных правил, -- сказал он глухо, оказавшись прямо перед пятерыми. Он плохо выглядел: сутулился, борода безжизненно свисала, глаза запали и потускнели. И все равно он был выше самого высокого из присутствующих. -- Подполковник Гонта, в вашем лице выношу благодарность Особой группе. -- Гонта снова козырнул, но суверен продолжал говорить, не давая ему отбарабанить уставные заверения в верной службе. -- Очень важно, что в этой сложной ситуации встретились и успешно взаимодействовали самые разные силы Галактики, которые не устают бороться с теми, кто много тысяч лет старается направить развитие человечества в сторону.

Он сделал паузу, и пятеро стоявших перед ним переглянулись, обратив внимание на то, что суверен произнес слово "человечество" в единственном числе.

Роберт посмотрел в лицо каждому и неожиданно отошел к одному из стеллажей, чтобы вынуть с полки небольшой красно-черный томик.

- Пока мы разговариваем, господин Лорд, соблаговолите подписать свою книгу для вашего суверена. Можете воспользоваться моим письменным прибором.

Польщенный Йон склонился у края стола над титульной страницей "Жизни против тьмы".

- Мне очень важно, -- негромко продолжал Роберт, остановившись перед Гонтой и Тауком, -- что лучшие силы Имперской Безопасности нашли общий язык с самой лучшей, самой честной силой в Управлении Безопасности Конфедерации.

- Я больше не состою на службе, -- качнул головой Таук.

- Вы вытеснены со службы далеко зашедшими происками проходимцев, -- возразил Пантократор. -- Это ненормальная ситуация, и руководство Конфедерации это понимает -- я имею в виду здоровые силы в руководстве. Впрочем, мы сейчас побеседуем более широким составом.

Он шагнул к столу. Йон отступил, оставив на столе надписанную книгу.

- Спасибо вам, Йонас, -- сказал ему Роберт, касаясь Главного Терминала. -- Mein adlige Freund, -- сказал он в сторону, -- Ich warte Ihnen, kommen Sie bitte herein.

Через несколько секунд в кабинет вошел маршал фон Гёссер и вслед за ним -- еще один пожилой человек в маршальской форме, заместитель госсекретаря Штокхаузен, главный советник Пантократора по отношениям со второй сверхдержавой.

- Ваше величество... -- маршалы коротко отдали честь суверену и кивнули в ответ на приветствие Гонты и Таука. Фон Гёссер прошелся по кабинету, вглядываясь в лица. -- Капитан первого ранга Таук? Господин Лорд? Почтенный... э-э... Сакамото? Рад встрече.

Он остановился перед Волошиным и с детским любопытством уставился ему в лицо.

- Первый раз вижу вас отчетливо, полковник, -- сказал он наконец. -- Я так и не смог рассмотреть вас на видео.

Волошин вежливо улыбнулся.

Министр вдруг застыл и деревянным шагом отошел. Шагах в трех он как-то вдруг обмяк и снова начал двигаться естественно, направившись к Пантократору.

Пантократор с интересом наблюдал за этими эволюциями своего министра.

- Извините, Ваше Величество, -- сказал ему Ким вполголоса. -- Согласитесь, неприятно, когда тебя разглядывают, как хомячка в клеточке.

И он отвел глаза от министра, после чего тот удивленно огляделся, не понимая, как оказался в нескольких шагах от Кима и спиной к нему, хотя только что глядел на него в упор.

Роберт погрозил Киму пальцем, впрочем, стараясь не смотреть ему в глаза. Затем вернулся к столу и склонился над Главным Терминалом.

- Адъютант, связь установлена? -- спросил он кого-то.

Невидимый адъютант негромко ответил что-то в динамиках Терминала, и Роберт отошел назад, к стоящим посреди кабинета, чтобы оказаться вместе с ними в поле зрения камеры, выдвинувшейся из-под пола. Рядом с камерой развернулось большое прозрачное полотнище виртуального трехмерного экрана. На экране быстро сменялись цвета и надписи, отмечая этапы установления связи. Через несколько секунд полотнище мигнуло и превратилось в широкое окно, смотрящее в другое помещение, где в глубине прохаживались два каких-то человека.

Роберт XII сделал несколько шагов к камере. Увидев его движение, те двое повернулись и тоже подошли поближе, так что визуально оказались буквально в двух метрах от Пантократора.

Один был невысокий, светлокожий человек средних лет, с лицом азиатского типа и легкой сединой в густых черных волосах, в строгом деловом костюме. Второй -- рослый седой чернокожий, чуть постарше, в черном комбинезоне УБ со знаками различия генерала. Он отдал честь Роберту.

Азиат негромко сказал:

- Еще раз добрый день, Ваше Величество. Позвольте представить Вам исполняющего обязанности начальника Управления Безопасности Человечеств генерала Гонсало Рубалькабу.

Роберт кивнул.

- Мой министр Имперской Безопасности маршал фон Гёссер. Фельдмаршала Штокхаузена, я полагаю, вы оба знаете.

Роберт обернулся, взглядом подзывая остальных приглашенных.

Первыми к камере синхронно шагнули Таук и Волошин.

- Господин временный президент, -- очень вежливо начал Таук. -- У меня как раз ряд вопросов к господину, который стоит рядом с вами.

- И у меня, -- добавил Волошин.

Рубалькаба смиренно наклонил голову.

- Господин капитан первого ранга, господин полковник, я приношу вам свои глубочайшие извинения. Заговорщики в высшем руководстве Управления ввели меня в чудовищное заблуждение. Оба вы безусловно оправданы. Недоразумение будет исчерпано в ближайшие часы...

- Господин генерал, -- перебил его Волошин, и Рубалькаба замолчал, тщетно пытаясь преодолеть внезапную немоту. -- Я полагаю, что перед нами -- новый временный президент Юкинага? -- спросил он Таука.

Тот кивнул.

- Господин Юкинага, -- продолжил Волошин. -- Я слишком хорошо знаю Конфедерацию, чтобы вступать сейчас в ненужные дипломатические пререкания. Извинения -- хорошо. Верните в списки космонавтов, которых мне придавали для выполнения задания, дайте им возможность возвратиться на службу и честно работать дальше. Я же на службу не вернусь. Я не просил вытаскивать меня из прошлого и бросать во всю эту заваруху. Я, тем не менее, нашел Таука, как меня попросили, мы с ним, как было необходимо, прибыли на Землю -- и что же? Там мы натыкаемся на самое большое предательство в федеральной истории! Не буду говорить о том, как нас сдали подчиненным почтенного маршала фон Гёссера...

- Недоразумение, недоразумение! -- взмахнул руками Юкинага.

- А-а, да что там... -- махнул рукой Ким и отошел в сторону. Пантократор искоса глянул на него с усмешкой. Рубалькаба на той стороне голографического экрана наконец обрел голос:

- Таук, ну хоть ты меня послушай! Кауст и Глумов уверили меня, что ты предатель, перешел на сторону Движения и потащил за собой Волошина! Что мне оставалось делать? У меня был прямой приказ начальника Управления и его заместителя! Ты же знаешь субординацию!

Таук сердито помотал головой.

- Знаю. Из-за этой субординации я дал себя втянуть в самую сомнительную авантюру в моей жизни. Как ты думаешь, почему именно я, начальник Первого управления, полетел на Акаи отлавливать Сардара и нейтрализовывать силы нарийи?

Рубалькаба нахмурился.

- Теперь-то я знаю, Легин... Глумов рассказал... Ты вышел на самую верхушку Движения, и Кауст по прямому приказу президента... бывшего президента Нормана... заморозил расследование с указанием, что приоритетное направление -- нейтрализация незаконных вооруженных формирований.

Фон Гёссер многозначительно переглянулся с Пантократором и со Штокхаузеном.

- Да! -- продолжал Таук, которого душило неподдельное возмущение. Обычное спокойствие окончательно его оставило, и он, подойдя почти вплотную к экрану, почти кричал на генерала. -- Я ушел на Акаи. А ты остался на посту, так? И послушно исполнял приказания этих...

- Легин! -- возопил Рубалькаба. -- Ну как я мог предположить, что на самом верху -- заговор!

- Я предполагал это! -- крикнул Таук.

- Но я-то -- не ты! Ну не дано мне столько, сколько тебе! Откуда я мог знать? И потом, ты же знаешь систему! Оперативные данные имелись у тебя, в Первом, а ко мне, в Шестое, они не попадали! Связать работу разных управлений могли только Глумов или Кауст, а они всеми силами создавали у меня впечатление, что ты играешь на руку противнику!

Таук резко выдохнул, опуская голову, и секунды две постоял так, восстанавливая контроль над собой. Потом сделал шаг в сторону и несколько смущенно проговорил:

- Прошу прощения за безобразную сцену.

- Я вполне понимаю ваши эмоции, капитан, -- ответил ему Юкинага. -- И думаю, что Его Величество разделяет это понимание.

- Безусловно, -- задумчиво произнес Пантократор. -- Я даже рад, что услышал все это. Я убеждаюсь, что в Конфедерации есть прекрасные здоровые силы, и, сотрудничая с ними, мы вполне сможем обеспечить мир в Галактике.

- Это наша безусловная цель, -- заверил его Юкинага.

- Со своей стороны, -- добавил Пантократор, -- мы очень сожалеем, что деструктивным силам почти удалось опять внести непонимание и враждебность в отношения между сверхдержавами. Мы надеемся, что вместе с вами сумеем вытащить на свет Божий это Движение и ликвидировать его.

Юкинага развел руками.

- Я сегодня читал данные расследования, замороженного Каустом. Если все это правда и Движением действительно руководят "черные архангелы", то это будет нелегкой задачей. Я должен еще раз принести извинения капитану Тауку и полковнику Волошину и просить их, нет -- умолять их возглавить операцию по розыску и нейтрализации верхушки Движения.

Таук вновь подошел к экрану.

- Движение -- не только злая воля и не только сверхвозможности бывших слуг Хозяина. Движение опирается на реальные социальные и экономические условия в Галактике. Смогли бы в структурах Движения возобладать шура и нарийя, если бы не было вседозволенности олигархов, задумавших купить всю Вселенную, если бы не было нищеты и преступности на Периферии, которые позволили заговорщикам набрать десятки тысяч боевиков? Смогла бы идеология Движения охватить сотни тысяч, если не миллионы людей, если бы не апатия и бездуховность в обществе? Вы знаете, господин Юкинага, как они умирают, эти боевики? Я не имею в виду мелкую сошку, уличных хулиганов, которых набирали туда без разбору -- я имею в виду элиту, с которой я сталкивался, против которой работал все эти годы? Они умирают со словами "тебе, Победа!", и в глазах у них светится счастье самопожертвования. Это идеология колоссальной силы...

- Я не могу сейчас издать указ об отмене бездуховности или запрете апатии, -- возразил Юкинага. -- И Его Величество не может. Это общая проблема всех человечеств. Мы можем только медленно и постепенно работать в этом направлении. Да, и Зло, как Лернейская Гидра, будет все время отращивать новые головы и поднимать их в разных концах Галактики. Но в наших силах рубить эти головы. Что я и прошу вас сделать. И прошу Его Величество поддержать меня.

Пантократор кивнул.

- Это именно та цель, с которой я устроил эту встречу. Капитан Таук, полковник Волошин, господин Лорд, почтенный Сакамото, я очень прошу вас участвовать в ликвидации Движения.

Повисла пауза, заполненная только едва слышным гудением виртуального трехмерного экрана.

Молчание прервал Ким.

- Я пойду туда и сделаю все, что надо. Но надеюсь, что по возвращении нынешний начальник УБ не будет отключать связь, увидев меня на линии.

И он отошел в сторону, касаясь рукой корешков бесценных книг на полках кабинета Пантократора.

- Я сделаю то, о чем меня просят, -- сказал наконец Таук. -- Но с условием. Это будет моя действительно последняя операция. Я ухожу -- по крайней мере, в отпуск, так как имею право на четыре месяца недоиспользованных отпусков. Скорее всего, я не выйду из отпуска. Я намереваюсь оставить УБ, хотя буду, по всей видимости, доступен для частных консультаций. Но сейчас я готов действовать. Движение -- последняя известная мне сила, наследующая нечеловеческое Зло в его концентрированном виде, и я сделаю все, что смогу, для его уничтожения. И еще. Его Величество уже предложил мне то же самое. И всю возможную помощь. Так что я буду действовать в связке не только с Кимом, без которого мы вряд ли добьемся успеха, и не только с нашими друзьями Лордом и Сакамото, но и с Особой группой МИБ в лице подполковника Гонты.

Только тут желтоглазый подполковник, скромно державшийся в сторонке, сделал шаг вперед.

- Ваше Величество, -- произнес он, глядя в лицо своему суверену. -- Я рад, что все определилось. Позвольте нам теперь срочно приступить к делу.

Пантократор твердо выдержал пронизывающий взгляд офицера и ответил:

- Приступайте. Маршал фон Гёссер, прошу вас обеспечить сформированной спецгруппе все, в чем она будет нуждаться. Фельдмаршал Штокхаузен, прошу остаться со мной. Нам есть еще о чем побеседовать с господином исполняющим обязанности Президента, не так ли, Франклин?

- Именно так, Роберт, -- уверенно ответил Юкинага с той стороны экрана.

* * *

- Что значит -- не будешь говорить? -- удивленно произнес Ким, глядя в глаза Ямамото. -- На корабле ты у меня прекрасно разговаривал. Мы только не добрались с тобой до главных вопросов, потому что тогда я еще многого не знал. А теперь я хочу задать тебе эти главные вопросы.

Они были одни в крохотной стальной камере в недрах комплекса МИБ. Отправку Нормана и Ямамото на Землю специально задержали на три часа, чтобы спецгруппа могла задать им необходимые вопросы. Только Таук и Гонта наблюдали сейчас за допросом, и то по видео: Ким не сдерживался, а его полную мощь даже по видео вынести было нелегко.

Глаза Ямамото начали закатываться. Он задыхался.

- Ах, так у тебя стоит психоблок, -- догадался Ким. -- Ты еще слышишь меня? Очень хорошо. Так вот, я снимаю твой психоблок.

- Он не снимается, -- прохрипел Ямамото.

- Вот как? -- удивился Ким еще сильнее. -- А как же ты разговариваешь?

Ямамото изумленно уставился на него. Его взгляд вновь обрел осмысленное выражение, дыхание постепенно приходило в норму.

- Будь ты проклят, -- изумленно сказал Ямамото. -- Ты снял блок?

- Да, и сниму еще, если найду, -- заверил его Ким. -- Ну так отвечай. Норман, как выясняется, ничего толком не знает, но ты-то -- один из трех энергоносителей, ты обязан знать все.

- Откуда ты знаешь... про энергоносителей?

- Знаю, не волнуйся. Когда мы сопоставили данные, имевшиеся у Лорда, у Таука и у Особой группы МИБ, нам многое стало понятно. Вас трое, двух других ты никогда не видел: Тагир программировал их за много лет до тебя...

Маленькая голова Ямамото поникла.

- Ты знаешь про Тагира?

- Мы знаем почти все, -- объяснил ему Ким. -- Теперь знаем. Ну? Их трое, Амос, Умар и Тагир. Амос и Умар только подписывают решения Тагира. Они не могли нести энергию, все трое слишком слабы физически. Были найдены трое верных. Ты вот не знаешь имен двух других, а я знаю, и сейчас назову их тебе...

- Не надо! -- взвизгнул Ямамото. -- Моя кровь вскипит, если я услышу!

- Еще один психоблок, -- понимающе кивнул Ким. -- Я снимаю этот психоблок. Слышишь? Снимаю. Одного зовут Шанта Угорта. Это его сына Движение послало учиться на Леду, чтобы через десять лет ввести в "Крыло Дракона", когда придет пора избавить Империю от Пантократора. Ты знаешь, что такое "Группа 17"? Те самые, что захватили вчера ЦОКП и пытались захватить Пантократора. "Группа 17" собиралась и накапливалась в Космопорте почти год, так? Вижу, это тебе известно. А вот знаешь ли ты, что этот Шанта тоже сейчас в Космопорте? Мы это знаем наверняка. Его прислали сюда тогда же, когда тебя послали на Землю разбираться с Норманом. За Угортой следят и возьмут его чуть позже.

Ямамото свирепо и многословно выругался на линке.

- Я понимаю, -- кивнул Ким. -- Быть так близко и не сойтись с ним -- вас вдвоем мы бы не одолели, думаешь ты... А ведь есть еще и третий. И мы знаем, где он. Он на Земле-Большой. Его зовут Зих Колесник.

Услышав третье имя, Ямамото зажмурился и приготовился умереть, но не умер: психоблок действительно был снят.

- Ну? -- спросил его Ким. -- Есть ли смысл упираться? Я мог бы сейчас сделать из тебя говорящую куклу, лишить тебя воли и разума и просто выдернуть из твоей головы ответ. Но я тебя, дурака, спасаю, а не убиваю. Ты же человек, хоть тебе в голову и всадили ключ к Жилам Силы. Я знаю, ты не веришь мне. Такие, как ты, могут только думать, что нам самим понадобились Жилы Хозяина. Мне все равно, что ты думаешь. Пойми, мне не нужен ключ к Жилам. Мне нужно именно то, о чем я тебя спрашиваю. Все еще не веришь?

Ямамото молча смотрел на него. Один раз он приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, но тут же закрыл снова. Лоб бывшего адмирала заливал пот. Он опустил голову.

- Хорошо, -- сказал ему Ким. -- Давай так. Я с первого раза угадываю, где именно находится сейчас Тагир, и ты говоришь мне "да". Договорились?

Ямамото молчал.

- Станция Толиман, -- сказал Ким.

Голова Ямамото дернулась, словно от удара.

- Да, -- еле слышно ответил он. -- Как ты узнал?

- Эх, ты... -- сказал ему Ким. -- Я не знал наверняка. Но ты прибыл угрожать Земле на "Клыке Льва". Корабль твой захвачен, специалисты УБ -- честные люди, заметь, а не марионетки твоего дружка Нормана! -- сняли все показания с его систем. Ты же бывший космонавт, должен понимать. Разве так сложно установить, откуда корабль пришел на Землю?

Ямамото молча покрутил своей маленькой головой.

- И разве так трудно сложить два и два и понять, что после Хелауатауа ты отсиживался у своих хозяев, а значит -- прибыл на Землю именно от них?

Ямамото молчал.

Ким встал.

- Прощай. Ты сделал не самый плохой выбор. Хоть ты и не ответил мне сам, но ты сказал мне "да". Вот тебе еще напоследочек информация к размышлению. Ты знаешь, кто я?

- Психократ...

- Да, я психократ. Я -- тот, кто был Майком Джервисом.

Ямамото дернулся так, что ввинченное в пол кресло, к которому он был пристегнут, содрогнулось.

Ким открыл дверь, чтобы выйти из камеры, и добавил:

- Тебя сейчас отправят на Землю. Тебе зачтется, что ты сказал мне "да". Думай. Думай теперь. И помни, что я своими руками загнал твоего Хозяина в небытие. И каждый раз, пока кто-то будет тянуться к его наследству...

Он не договорил и вышел. Щелкнул замок.

Ямамото молча смотрел на стальную дверь, за которой скрылся Ким.

* * *

На отдыхе спецгруппы настоял фон Гёссер. Они спали четыре часа, пока Звездный Флот готовил лучшее, что мог им дать. В двадцать один по абсолютному их разбудили и привезли к внутреннему причалу МИБ.

Они поднялись на борт "Тома Фроста", легендарного флагманского фрегата, еще полвека назад выведенного из боевого состава Имперского Звездного и простоявшего эти пять десятилетий на вечном приколе в Музее Флота. За прошедшие сутки работа ЦОКП еще не была восстановлена в полном масштабе, и наиболее правильным решением представлялось использовать корабль, который не мог бы подвергнуться хотя бы даже случайному воздействию извне. "Том Фрост" отвечал этому условию вполне: его системы, полностью исправные и работоспособные, были несовместимы с ныне действующими частотами и кодами ЦОКП. И в то же время он представлял собой грозную боевую единицу: многократно отличившийся в предшествовавшие столетия, фрегат был навечно внесен в списки флота и, хоть стоял на приколе, имел небольшую "почетную" команду, которая из года в год поддерживала его в отличном состоянии. Сейчас "почетная" команда была полностью сменена: весьма кстати в распоряжении командования флота оказалась большая часть еще не переведенной к новым местам службы команды одного из лучших крейсеров звена Белых звезд, поставленного в док на ремонт буквально неделю назад.

На центральной палубе фрегата спецгруппу встретил телеэкран, на котором был виден заместитель командующего Звездным Флотом адмирал Гомилка.

- Все напутствия вами уже получены, -- сказал он им. -- Я только должен представить вам командира вашего корабля. Это один из лучших космолетчиков Галактики, человек, чье мастерство и выдержка вчера спасли жизнь суверена. Помимо этого, он уже дважды выступал против темных сил и снискал на этом пути великую славу. Передаю вас в его надежные руки. Успеха вам, и да пребудет с вами Свет.

Экран погас, и из рубки вышел высокий мужчина в боевой капитанской форме, на угловатой серебристой кирасе которой не было никаких знаков различия, и только на рукавах виднелись нашивки капитана первого ранга Телемского флота -- не прямоугольные, как в Имперском Звездном или в Федеральном Космофлоте, а углом. Ему было лет пятьдесят, у него были крупные, выразительные черты лица, острые голубые глаза и забранные в хвост рыжие с сединой волосы.

Он подошел к Легину Тауку. Они обнялись. Затем обнял капитана и Ёсио. Йон Лорд сжал руку командира корабля, и они по телемскому обычаю по очереди хлопнули друг друга по плечу.

Подполковник Гонта обменялся с капитаном вежливым уставным отданием чести. Наконец, командир подошел к Киму.

- Ах ты старый пройдоха, -- сказал он Волошину хриплым, резким голосом. -- У нас ведь было всего лет пять разницы. Как ты выкрутился, а, Майк? Молодеешь или не стареешь?

Они крепко обнялись и некоторое время стояли, обнявшись.

- Не завидуй мне, Роби, -- наконец сказал Ким, отступая. -- Рад, короче, тебя видеть. Только зови меня Ким.

Они еще несколько секунд смотрели друг на друга, и Ким вспоминал то страшное утро в подвалах телецентра в Лиссе, когда он стоял за спинами друзей, сжимая в руках наливающийся ослепительным блеском хрустальный шар, а они -- один за одним, и Роби, с длинным хелианским мечом, среди них -- обрушивали древнюю холодную сталь на лезущие и лезущие из клубящегося мрака соседней комнаты воплощения Хозяина, чтобы он, Джервис, мог войти в эту комнату, увидеть в ней пронизавшую пространство верхушку Трона и бросить шар в лицо последнему, седьмому воплощению -- плюгавому, мерзкому человечишке в засаленной одежде. Что при этом вспоминал Роби Кригер, стоявший перед ним -- сказать трудно: он просто с улыбкой смотрел на того, за кем пошел тогда, не оглядываясь, навсегда переменив свою жизнь.

Они вошли в рубку, и был дан старт, и фрегат прошел скрытыми от глаз пустотами внутри Старого Ядра и вышел в Южный Полярный коридор Космопорта, а очутившись в открытом Пространстве -- набрал подгиперную скорость и устремился на гиперпереход в направлении Станции Толиман.

Фрегат вышел на траекторию сближения со Станцией Толиман в полночь. Наступал новый день, двадцать восьмое апреля. Месяц назад в это время Йон спал в маленькой гостевой комнатке на станции "Акаи Северо-Запад", которой теперь не было. Йон вспомнил свой дом-развертку, оставленный на Акаи, и подумал, что, когда они вернутся туда, надо будет подарить этот дом Реми и Ирам, а для себя построить что-то другое... или купить еще один, такой же. Он прикинул, где и когда сможет его купить, и ничего не решил, потому что в этот момент пилот "Тома Фроста" запросил стыковку со Станцией Толиман, и ему было отказано.

На связь вышел Реостат.

- Я командир фрегата "Том Фрост" капитан первого ранга Кригер, -- тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал он диспетчеру. -- В чем причина отказа? Я неправильно понимаю статус Станции, или она не обязана предоставлять стыковку всем, кто ее запрашивает?

- Всем мирным кораблям, -- послышался неуверенный голос диспетчера.

- "Том Фрост" -- мирный корабль.

- Это имперский фрегат.

- Он уже пятьдесят пять лет назад выведен из состава имперского флота.

Ответа не было около минуты. Потом на экранах в рубке фрегата появилось изображение пожилого, очень массивного и грозного с виду смуглого бородатого человека, чья голова по обычаям Станции была покрыта капюшоном форменного бурнуса. Таук, Гонта и Лорд, много знавшие о Толимане, переглянулись: это был, судя по золотой кайме на капюшоне, сам Начальник Станции, старейшина ее древнего экипажа-семьи.

- Приветствую посланцев Империи, Конфедерации и Телема, -- мрачно сказал старейшина. -- Я получил сообщение о ваших полномочиях от Его Галактического Величества, от господина Президента Галактического Совета и от господина временного Президента Телема. Сожалею, что не могу дать вам стыковку.

Реостат тоже хорошо знал, кого видит на экране.

- Обращаю внимание Вашего Превосходительства господина Начальника, -- произнес он с отменной вежливостью, которая вряд ли кого-то смогла бы обмануть, -- что наши полномочия -- особого уровня, и вы обязаны дать нам стыковку. Вы, господин Начальник, -- тут в голосе Рыцаря убавилось вежливости, зато прорезался уничтожающий сарказм, -- должны меня хорошо помнить. Я -- Реостат-Рыжий. Надеюсь, вам не надо напоминать, как я в двадцать третьем брал приступом ваш кабинет? Нужны ли вам другие доказательства того, что, если нам будет отказано в стыковке, мы точно так же возьмем штурмом весь ваш гадючник, причем не менее эффективно, чем это сделал тогда я один?

Ким за спиной капитана ухмыльнулся: он вспомнил, как Реостат вернулся тогда на борт своей ракеты -- встрепанный, ободранный, в синяках, но очень довольный.

- Все понимаю, -- мрачно ответил Начальник Станции, -- но...

Легин поднялся и принялся застегивать скафандр.

- Ёсио, пора опять проделать тот трюк, -- сказал он буднично. -- Сможешь вывести нас впятером в один из залов ожидания Станции?

Сакамото кивнул и тоже встал.

- Слышите, господин Начальник? -- вкрадчиво спросил Реостат. -- Через несколько минут у вас на борту будет наша спецгруппа. Они выйдут к вам по секретному гиперпространственному туннелю. В один из залов ожидания. Их, насколько я помню, на Станции девяносто?

Изображение на экране пропало. В эфире воцарилась напряженная тишина. Пилот фрегата несколько раз окликнул диспетчерскую Станции Толиман. Ответа не было.

Тридцатикилометровый волчок Станции Толиман, светящийся во тьме сотнями красных и желтых габаритных огней, медленно поворачивался перед ними за прозрачной броней главной рубки фрегата. В плоскости диска Станции в поле зрения одновременно находилось не менее полудюжины кораблей разного размера и класса, стыкующихся с пересадочными узлами или отходящих от них. На концах верхнего и нижнего конусов, образовывавших ось вращения этого огромного волчка, ослепительно сияли знаменитые зеленые маяки, которые в хороший телескоп можно было различить даже из Космопорта ни расстоянии двух световых лет.

Легин медлил, глядя на Станцию. Остальные четверо уже ждали его в задней части просторной рубки, за спинами полетной группы, где, как обычно на кораблях такого класса, было свободное пространство.

- Пора, Таук, -- сказал сзади Лех Гонта.

Легин поднял руку в останавливающем жесте.

- Уже все. Уже не надо. Смотрите.

На нижнем конусе Станции Толиман погас зеленый маяк, горевший восемьсот лет -- с тех пор, как к Станции для размещения растущего экипажа пристыковали два списанных имперских дредноута, образовавших нижний и верхний конусы гигантского волчка. От основания конуса, упиравшегося в центр нижней поверхности диска, в Пространство хлынули слабо светящиеся потоки замерзающих газов.

Сначала никто не понял, что именно они видят. Потом кто-то в полетной группе вполголоса предположил:

- Катастрофа? Разрыв корпуса?

- Так вот где они гнездились все это время, -- задумчиво произнес Гонта, выходя вперед, к капитанскому посту, и останавливаясь плечом к плечу с Легином.

- Да, вот и ответ, -- отозвался Йон, приближаясь. -- И что же, ни вы, ни УБ не предполагали этого?

Гонта и Таук переглянулись и сказали:

- Нет.

- А я почему-то именно так и думал, -- сказал, подходя, Ким. -- То есть не почему-то. Я, в общем-то, знал. В двадцать третьем у меня был хрустальный шар -- мощный детектор биоэнергетики. Так вот в нижних ярусах Станции Толиман он у меня непрерывно горел зеленым -- чуть ли не ярче, чем в Цитадели Хозяина.

- Помню-помню, -- ехидно подал голос из своего кресла Реостат и довольно похоже передразнил слегка гнусавый выговор Кима: -- "Мне тут не нравится! Тут гоблины кругом! Надо валить отсюда, пока нас не взяли за жабры!".

Ким засмеялся.

Тем временем нижний корпус Станции Толиман, конус километровой высоты, уже полностью отделился от основания главного диска, и стремительно рассасывающиеся потоки газов стравления, ионизируемые каким-то мощным энергетическим процессом, красиво светились между ним и Станцией розовой и зеленоватой вуалью.

Подошедший к стоящим Ёсио, полузакрыв глаза, покачался несколько секунд взад-вперед, мысленно ощупывая что-то невидимое, и сказал:

- Если нам нужно попасть на эту отделяющуюся часть, я не смогу. Я не вижу там точки выхода. Там толщина брони не менее трех метров, а вся внутренняя структура чем-то очень хорошо заэкранирована.

- Точно не сможешь? -- вполголоса спросил его Ким.

Ёсио с сожалением кивнул.

Включились экраны связи. На них снова был Начальник Станции -- неузнаваемо изменившийся. Его толстые щеки, встопорщив усы и бороду, расплывались в медовой, масляной улыбке так, что почти закрывались глаза.

- Любезнейший капитан Кригер, -- сладким голосом начал Начальник. -- Добро пожаловать на борт Станции Толиман. Мы ждем и Вас, и Ваш драгоценный экипаж, облеченный столь доблестными полномочиями. Предлагаем вам на выбор следующие стыковочные узлы...

- Начальник, -- перебил его Реостат, -- ты помнишь, что я тебе сказал на прощание в двадцать третьем?

- Не помню, -- сахарным голосом проблеял Начальник.

- Так я тебе напомню, -- мрачно каркнул рыжий капитан. -- Я тебе сказал: "Fuck ya!".

И он отключил связь со Станцией.

- Мы так и будем смотреть, как эти уроды уходят? -- сказал Йон в пространство.

- А что мы можем сделать? -- пожал плечами Реостат. -- Тут не то что нашей огневой мощи, тут всей флагманской эскадры Пантократора не хватит. Смотри сам, это же чистый экстрано-титан, Ёсио говорит -- метра три толщиной. А размеры этой штуки? Длина около километра, диаметр у основания конуса -- почти триста метров...Это, брат, настоящий дредноут, таких теперь уже не делают. Видишь газовую вуаль? Она светится. Знаешь, что это означает?

- Разгоняют прямоточный инерционник?

- Точно. Сейчас они часок будут раскочегариваться. За это время ни мы, ни кто-либо другой в этой части Галактики им ничего не сможет сделать, а они силой первоначального толчка отдрейфуют километров на сто-двести вниз к Югу, потом запустят машину, наберут подгиперную, и ищи-свищи.

Легин пожал плечами и расстегнул горловину скафандра.

- Да, похоже, что так. Придется их пока отпустить. Лех, что сердишься? Не на кого сердиться. Мы тут не справимся. Давай, вызывай своих. Надо, чтобы и ваши, и наши успели договориться с Объединенной Службой Слежения. Ничего, отследят, найдут, с того края мира достанут...

Не договорив, гренадер отошел в сторонку, проделывая какие-то манипуляции со своим браслетом-регистром, вытянул из-под воротника веббер, прижал к уху и углубился в мысленный разговор. Подполковник Гонта точно таким же жестом вынул из-под ворота сенсор цефалопада и отвернулся, устанавливая связь.

Ким Волошин подошел к просторному капитанскому креслу и присел на верхнюю, мягкую часть подлокотника, стараясь не задеть управляющие поля на его конце.

- Уходят, -- сказал он, обращаясь к Реостату. -- Опять они ускользнули, дружище. Это какой у тебя раз?

- Третий.

- И у меня.

- А что у тебя было вторым?

- Тролль Хо.

- А-а... ты и там побывал...

Ким кивнул и взглянул на Йона и Ёсио. Эти двое стояли почти у самой брони и уже не смотрели на медленно удаляющийся исполинский конус штаб-квартиры "Движения", отстыковавшийся от Станции Толиман. Ёсио показывал рукой куда-то далеко, вверх и вправо в сторону Галактического Запада.

Ким подошел к ним.

- Ищете Пеллинор и Акаи?

Они обернулись к нему.

- Только направление, -- ответил Йон. -- И то приблизительно. Отсюда не увидеть. Слишком далеко.

- Надо домой, -- объяснил Ёсио. -- С тех пор, как мы позавчера ночью побывали на Акаи, мне нет покоя. Как видно, мои земные и небесные пути слишком тесно связаны с этим миром, хоть он и находится так далеко отсюда.

- Мои тоже, -- задумчиво сказал Йон. -- Только, прежде чем лететь туда, мне надо купить дом-развертку. Или два. Или даже три.

Ёсио улыбнулся.

- Изнеженное дитя Космопорта. Как насчет того, чтобы срубить себе деревянный дом своими руками?

Они засмеялись.

Волошин долго смотрел на них и наконец проговорил себе под нос:

- Хорошо бы у вас и для меня нашлось место.

Он сказал это очень тихо, но они, конечно, все равно услышали.

* * *

Йону подсознательно не хотелось садиться сразу на "Северо-Западе". Он понимал, что прошло уже много времени -- шесть недель все-таки. Но, когда его и Клю увезли с "Северо-Запада" боевики нарийи, а Реми и Ёсио отправились в погоню, события начали развиваться неудержимой чередой, в которой постигшая Клю и Реми беда, если и не растворилась совсем, то, во всяком случае, ее острота притупилась. Теперь же он побаивался, что, вернувшись к своему сожженному дому и могиле родителей, брат и сестра будут испытывать слишком сильное горе.

Поэтому в тот день, когда "Лось" вышел на орбиту Акаи, они сели не в Благодатной земле, а на каменистых плато в центре материка -- там, где шесть недель назад приземлился десантный бот "Морская дева" покойного капитана Рафиза, а затем -- яхта "Гром", на которой на Акаи прилетел Сардар.

"Грома" здесь уже не было, как не было и другой яхты, на которой в ночь с 30 на 31 марта на Акаи прибыло, чтобы наблюдать за учениями, руководство нарийи. Два гренадера УБ Конфедерации захватили все три корабля вечером 31-го и всех, кто находился на борту десантного бота и уцелел при захвате, перевели на борт одной из яхт. Потом, когда через пять дней вернулись на шлюпках те два гренадера, что уводили десантные транспорты нарийи на запрещенную планету, за четыре парсека от Пеллинора, яхты поднялись на орбиту, арестованных перевели на вышедший из маскировочного режима рейдер гренадеров, и гренадеры повели свой корабль на Землю, куда прибудут через три с половиной месяца. Состыкованные друг с другом, обе яхты -- и Сардаров "Гром", и принадлежавшая нарийе "Валькирия" -- продолжали сейчас обращаться вокруг Акаи по далекой эллиптической орбите с очень стабильными параметрами, не требовавшими коррекции в ближайшие лет десять-двадцать. Что же до десантного бота "Морская дева", то он остался на плоскогорье, пустой и мрачный.

Делать возле него было нечего: они только походили вокруг, поднялись на борт и обследовали корабль, с удовольствием обнаружив на нем множество полезных вещей, включая четыре флаера и два глайдера. Реми тут же заявил, что обязательно вернется сюда за этими машинами и перегонит их к дому, вне зависимости от того, как федеральное начальство впоследствии решит судьбу "Морской девы".

Неожиданно горячо его поддержала Дойт, которой не терпелось отправиться на побережье океана и вступить в контакт с потомками древних переселенцев, превратившимися в Ужас Космоса. Эвис, конечно, хотел быть с ней. Определенный интерес к будущей экспедиции проявил и Легин, который считал, что сможет отыскать у народца Ужаса Космоса вещи, отобранные шесть недель назад отобранные у него и его спутников. Вещи сами по себе его не интересовали: он только хотел получить обратно свой пистолет, с которым не расставался долгие годы.

К вечеру решили все-таки лететь на "Северо-Запад". "Лось" поднялся и на гравистатической тяге совершил суборбитальный скачок к Благодатной земле, лежащей в трех тысячах километров от каменистого нагорья.

Йон специально сажал корабль вслепую, по локатору -- ему не хотелось еще с воздуха смотреть на черный прямоугольник, бывший когда-то станцией "Северо-Запад".

Он опустил "Лося" на бетонную посадочную полосу, и пятнадцатиметровая черная грушевидная махина джампера легко и точно встала у края бетона, где шесть недель назад еще таяли последние сугробы, а теперь пышно росла сочная яркая трава.

Все собрались в центральном холле, или твиндеке, как называл это помещение влюбившийся в корабельную терминологию Реми.

Маленькая Джоан, сильно соскучившаяся за время недельного перелета к Акаи, нетерпеливо подпрыгивала, держась за руку матери. Синтия стояла рядом с мужем. Легин был в отпуске, спокойный, немного уставший -- но сейчас он полностью принадлежал ей.

Эвис обнимал за плечи Дойт. За те два дня, что они пробыли у его родителей на Хелауатауа, он получил от них благословение на неслыханный в истории всей планеты шаг -- брак с иноземкой, женщиной с небес. Дойт нетрудно было договориться с почтенным Пеннегой и его супругой, так что благословение было дано с легким сердцем и отмечено грандиозным общим обедом в фактории у резидента Богусяка.

Ирам стояла рядом с Реми, собранная, серьезная и волнующаяся -- даже не столько за себя, сколько за Реми, которого ждала встреча с разоренным домом. На Ашдоле они так и не побывали, но у нее был долгий видеоразговор с родителями, которым очень понравился Реми. Отчим пообещал в следующем году взять отпуск за два года и вместе с матерью прилететь на Акаи, если, конечно, Йон возьмется их привезти. Йон обещал.

Дальше всех от центрального трапа стояли Ким Волошин и Джессли Энгельхардт. Проскочившая между ними тем далеким утром на Земле искра дала странный результат: беспечная байкерша стала серьезнее и взрослее с виду, а мрачный, всегда чуточку сонный психократ стал мягче и слегка повеселел. На Земле с тех пор они были одни только сутки, пока Синтия в Лозанне собирала вещи для многомесячного отпуска, а Легин и Йон встречались с новым Президентом. Ким тоже был с ними в Женеве и не успел слетать домой, в Финляндию, но клятвенно обещал всем, что, как только Йон соберется со всей компанией на "Лосе" на Солнечную Сторону, они все обязательно съездят домой к Киму и хорошо там повеселятся, особенно если дома будет его сосед -- капитан Миша Муханов.

У самого трапа, перед Клю и Реми, которые, кусая губы, ждали открытия люка, стоял Ёсио. На нем была та одежда, которую Легин купил ему на Телеме. Хотя на приеме у Пантократора и Президента он был в дхоти, решение его оставалось неименным -- он вышел из сангхи и вернулся в мир, из которого ушел трехлетним. В тот день, когда Легин, Йон и Ким были у Президента в Женеве, Ёсио летал в Палермо на встречу с одним из предстоятелей Сингон и официально сложил с себя сан. Юноша тоже ждал открытия люка с видимым волнением.

Наконец люк опустился, образуя собой трап, и Мартены первыми выбежали на бетон.

До Йона донесся вскрик Клю, и он бросился к трапу, в три прыжка спустившись на землю.

Клю стояла, прижав к щекам ладони.

Глаза Реми были широко вытаращены.

Йон взглянул туда, куда они смотрели.

Вместо страшного черного прямоугольника подвала станции, засыпанного ровным слоем черного шлака от сгоревшего здания, перед ними был небольшой холмик, густо покрытый свежепосаженными лесными и полевыми цветами.

Рядом с домиком белковой фермы, уцелевшей после бомбардировки, стоял красивый двухэтажный дом с зеленовато-серыми стенами -- Йон сразу узнал модель, которая была на фотографиях в рекламном проспекте купленного им дома-развертки.

А от дома к посадочной площадке торопливо шли двое -- бородатый длинноволосый рослый мужчина в поношенных джинсах и рубашке и сухопарая светловолосая женщина в голубом длинном платье.

Йон сперва их даже не узнал.

Когда узнал -- не поверил своим глазам.

Но Клю уже висела на шее отца, а Реми, тихо смеясь, обнимал мать.

Остальные медленно спустились по трапу на бетон. Маленькая Джоан, обрадовавшись траве и теплому закатному солнцу, запрыгала возле матери и громко сказала:

- Мама, смотри, какие цветочки! Мама, а почему тетя Клю плакает?

Йон подошел к Мартенам, все еще не веря своим глазам, и дотронулся до плеча бородатого Александра.

- Не понимаю, -- сказал он наконец. -- Вы живы? Мы думали, вас убили.

- Я своими глазами видел могилу, -- пробормотал Реми: теперь он обнимал отца, а Клю прижималась к матери.

- Так вот что вас сбило с толку, -- догадался Александр. -- Вы решили, что это наша могила?

- Ну да, -- сердито сказала Клю. -- А что мы еще могли решить?

Александр невесело засмеялся.

- Понятно. Жаль, мы были далековато. Мы потом, когда вернулись, видели трупы этих бандитов, видели, что глайдера нет, и догадались, что вы попали к ним в лапы. Так что это мы вас считали... ну, не мертвыми, конечно...

- Мы думали, вы в плену, -- объяснила Моник, гладя дочь по голове.

- Но могила?..

Александр посмотрел в сторону опушки леса.

- Я застрелил одного из них, когда они высадились -- после того, как сбросили бомбу на станцию. Я собирался в то утро слетать дня на два-три на западное побережье, посмотреть миграцию кряквы северной. Они высадились -- я засел в глайдере. Они разошлись искать нас, один подошел к глайдеру, увидел меня и поднял автомат. Ну, пришлось стрелять, карабин у меня был с собой. Мама пряталась на ферме, а у нас там всегда еще один карабин висит, с тех пор, как в тридцать третьем зимой волки наведывались. Она взяла это ружье, и мы побежали в лес, и нас не заметили. Потом вернулись те, кто ходил прочесывать лес, увидели труп своего дружка и сильно обозлились. Долго стреляли по кустам, но нас не нашли. Тогда он сволокли мертвого в лес и зарыли, а потом залезли в свой флаер и стали делать круги над лесом -- наверное, искали нас с инфраоптикой. Постепенно круги стали все шире, но время от времени флаер возвращался и пролетал довольно близко. Тогда мы ушли к Длинному озеру и пережидали там. Мы слышали стрельбу. Это, наверное, когда вы вернулись. Когда вечером мы пришли -- вас не было, не было и глайдера. Мы ждали вас много дней, но вы не появлялись, и мы решили, что вы в плену...

Йон засмеялся с облегчением.

- Я вижу, вы запустили мой домик? -- сказал он, показывая на новый дом возле фермы.

- Да, -- смущенно сказала Моник. -- Простите, Бога ради. Но надо же было как-то устраиваться!

- Все в порядке, все в порядке, -- замахал руками Йон. -- У нас есть еще. Мы с собой привезли пять домов. У нас тут будет целый поселок. Давайте знакомиться с нашими друзьями. Впереди целый вечер -- знакомиться и рассказывать новости...

- Сначала самая главная новость. -- Клю наконец оторвалась от плеча матери, подошла к Йону и взяла его за руку. -- Это мой муж.

Александр и Моник переглянулись.

- Que's que c'e j'a di? -- спросила мужа мадам Мартен. -- Я так и знала. Но он мне сразу понравился.

- Ну да, а кто называл его космопортовским плейбоем? -- засмеялся Александр и хлопнул Йона по плечу. -- Пойдем в дом, зятек!

- Погоди, папа, -- остановил его Реми. -- Еще одна новость. Вот это -- Ирам. Она будет моей женой.

Александр захохотал.

Уже стемнело, когда все ушли в дом -- ужинать на застекленной веранде и рассказывать о бурных и странных событиях минувших недель. В доме звенела посуда, слышались голоса, маленькая Джоан настойчиво предлагала тете Ирам помочь раскладывать хлеб.

Только Ким и Джессли стояли на крыльце, обнявшись и глядя в прозрачное черно-синее небо с незнакомым рисунком созвездий.

Потом на крыльцо вышли Легин и Синтия и остановились рядом, тоже глядя в небо. Таук перебирал светлые тонкие волосы жены. Все четверо долго молчали, глядя на странную белую двойную бабочку Центра Галактики, словно парившую в небе над лесом.

Наконец, Ким вполголоса сказал Легину:

- Здесь хорошо. Очень хорошо. Надо завтра же слетать на плоскогорье и привести тот корабль поближе. Там должен быть стационарный лучевик. Как думаешь, сможем мы в случае необходимости направить его в зенит?

- Слетаем... -- неопределенно отозвался Таук.

- Вы полагаете, они узнают, где мы, и явятся сюда? -- спросила его Джессли.

Легин долго смотрел в чернеющее небо.

- Кто знает, Джессли? -- сказал он наконец.

И Ким эхом откликнулся:

- Кто знает?

Москва, Нью-Йорк, Хэмптон (Нью-Джерси), Москоу (Айдахо), Феодосия, 2001-2002.