Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Андрей Лях
Синельников и старый майор.
Допели "О, Кэрол", и я оглянулся. Девушка все еще стояла на прежнем месте. Думаю, что в этот момент Господь и тронул меня пальцем, постучал по макушке: Бруно, присмотрись, два раза повторять не буду.
Во-первых, просто очень красивая девушка Ну, насчет девушки, это, может быть и перебор, скажем, очень красивая молодая женщина. Что-то наподобие черной майки без рукавов, юбка, босоножки на каблуках, ноги, нереальной длины и ровности, неиспорченные кошмаром коленок, а на ногах пальцы - это вообще что-то не от мира сего. Идеально правильной формы, тоже длинные, но что самое восхитительное - одинаково длинные. Все. Даже мизинец - я разглядел, хоть и мешал какой-то ремешок на босоножке - но плох тот мужчина, который, дотянув до рубежа четвертого десятка, не научился проникать взором за всякие там ремешки и бретельки. До сих пор я считал такое чудо эстетической фантазией древнеегипетских скульпторов, и вот пожалуйста - сказка оживает на глазах. Ореховые глаза. Каштановые волосы. Глаза умные, и при этом взгляд не как у вареного судака - в наших краях великая редкость. Она смотрела с интересом и доброжелательно. Это был очень живой и открытый взгляд, хотя и было видно, что наше пение ее от души развеселило. Босоножки стояли вплотную друг к другу, вся она была строгая и прямая, сумка на плече, как у солдата - ремень от винтовки при команде "на плечо", но в глазах скакали шальные чертики.
Я смотрел на нее, и она смотрела на меня. Вот что я скажу. В общении мужчины и женщины много разных уровней, ступеней и переходов, разделенных временем и событиями, но какая-то первая нить - как в лампе накаливания - возникает и загорается в первую же минуту. Словно происходит некое узнавание, считывание кода, и в том, и в другом сознании (или подсознании) вспыхивает индикатор: "Да".
Хуже того. На меня накатило видение. Среди бела дня. В жизни со мной такого не бывало, но все когда-то происходит в первый раз. Первая картина естественная - я увидел нас обоих в постели. Никакой Камасутры, просто лежим в обнимку и разговариваем. План второй куда заковыристей - в коляске лежит ребенок, она над ним склонилась, разговаривает с ним и что-то поправляет. А третий эпизод - я собственной персоной, почему-то в пальто (это я-то, закоренелый шипасто-цепной бронекопытный байкер - стальная бахрома!), и она надевает на меня шарф. И везде ее улыбка. Слов нет, вот за такой улыбкой и пойдешь босиком на край света в одной рубашке.
Короче, я сунул Микаэлю десятку (мои бомжи наблюдали за всем происходящим с глубоким пониманием) "Мик, до четверга", соскочил со сцены и пошел к моей египетской фее сквозь жидкую толпу, по дороге пожимая руки почтенным отцам семейств и олдерменам: "Бруно, ты делаешь хорошее дело, твой отец наверняка одобрил бы это". Да уж, только отца мне здесь и не доставало.
"Вестник Альтштадта": "Хор бродяг" - очередное экстравагантное изобретение Бруно Штейнглица - имеет неожиданный успех. Послушать пение отбросов общества в помещение Старого Вокзала собирается все больше публики. Как легко догадаться, эпатажность предприятия отнюдь не смущает нашего оригинала, столь вовремя вспомнившего о своем музыкальном образовании".
Еще два шага - и вот она уже стоит передо мной.
- Здравствуйте, сударыня. Я Бруно, хормейстер.
Она по-птичьи склонила голову влево и с той же улыбкой протянула мне руку.
- А я Брунгильда. Можно Брюн, можно Хильда - видите, как удобно. Ваши подопечные очень мило поют.
Мы улыбались друг другу как пара умалишенных и не знали, что говорить. Для меня это исключительно редкое состояние. Она придумала первая.
- Скажите, Бруно, а городские власти вас как-нибудь поддерживают?
После этих слов я почему-то вдруг почувствовал себя средневековым уличным музыкантом, до беседы с которым неожиданно снизошла богатая аристократка. Я ощутил на плечах длинный драный камзол.
- Ах, всемилостивейшая госпожа, - заплакал я, - о чем вы говорите? Нет, нет, никаких воспомоществований от магистрата. О, как черствы и холодны сердца под мехами и бархатом! Единое наше упование - это милость господня, да благодарное внимание ценителей - таких как вы, прекрасная госпожа. Роскошь общения - это единственная роскошь, которую мы можем себе позволить. А посему давайте пообедаем вместе, не покиньте павшего духом бедного артиста. В Альтштадте мне известно немало уютных задворок, подвальчиков и закоулков.
Комедия моя имела успех - красавица Брюн едва удерживалась от смеха. Но доброго смеха. Господи, вот самое главное - у нее был добрый взгляд. Она с хитрым видом склонила голову в другую сторону.
- А если я соглашусь, вы не откажете мне в одной услуге? Я попрошу вас выступить в госпитале Красного Креста. Там большая партия больных из Западной Африки, многие из них мои друзья, и мне хотелось бы поднять им настроение. Война и малярия мало радуют.
В ответ я глубоко поклонился, еще раз пробежав взглядом по удивительным пальцам.
- Великодушная госпожа, ради ваших прекрасных глаз мы пойдем на что угодно.
- Тогда я приглашаю вас на семейный обед. Надеюсь, вы умеете себя вести в приличном обществе? Как у вас с правилами хорошего тона? Не подведете меня?
- Фройлян Хильда, я живал в городах и мне случалась бывать в княжеских домах. Не беспокойтесь, при женщинах не выругаюсь и на пол не плюну.
- Ладно, скоро узнаем.
У нее оказался бывалого вида джип, и мы понеслись. По дороге выяснилось, что родом моя дама отсюда, из Дюссельдорфа, но последние годы провела где-то на границе Чада и Камеруна в какой-то гуманитарной миссии, дома всего два дня, что родители давно умерли, воспитали ее тетя, дядя и бабушка, у них-то она и живет... Тут-то у меня в мозгу зазвонил первый тревожный звонок - с позорным, гибельным запозданием проснулся инстинкт самосохранения - убить его, скотину. Джип завернул на ФридрихЭбертШтрассе, и тут ужас ледяными стопами прошелся у меня вдоль позвоночника:
- Камерун, Красный Крест, Эрика и Пауль Ветте...Ой, что-то мне нехорошо...
- Вы знали моих родителей? - изумилась Брюн.
Громадный дом, как ужасное подтверждение ужасной догадки, надвинулся на меня всеми архитектурными достоинствами. Шпили, башенки, балки, красные окна; джип без задержки въехал в распахнувшиеся ворота.
- Боже мой, - ахнул я. - Вы Брунгильда Ветте!
- Бруно. У меня возникает ощущение, что вы что-то скрываете. Вы что, уже выступали здесь?
Что правда, то правда. Успех вышел сокрушительный, иначе не скажешь.
- Брюн, - взмолился я, - давайте уедем отсюда. Музыканту не место в царских чертогах... он там себя скованно чувствует. Найдем что-нибудь попроще...
- Бруно, я хочу, чтобы вы мне рассказали о знакомстве с моей семьей. Ничего страшного не произойдет. Будет только бабушка, дядя вряд ли появится...
Все краше и краше.
- А он что, не в Дортмунде? Все равно, с меня и одной Амалии хватит.
Она даже задержала шаг
- Бруно, кто же вы такой?
Я слабо застонал. Образ неприкаянного уличного музыканта в судорогах доживал последние минуты.
На лестнице, отделанной диким гранитом, под сенью бронзового Меркурия, нас встретил старина Фердинанд, дух-распорядитель этого дома, личность фантастической судьбы - в прошлом сержант американского спецназа и чемпион Берлина в первом полусреднем весе.
- Привет, Ферди, - уныло сказал я, - Как нога?
- Привет, Бруно, - кивнул он. - Да и так, и сяк, сейчас вроде получше.
- Ферди, скажи скорей, что меня не велено пускать ни в каком случае.
Он слегка растерялся.
- Да нет, Бруно, такой команды не было...
И тут у Брюн - уж не знаю, по какой ассоциации - что-то перемкнуло.
- Так-так-так, - сказала она, подняв брови и покачивая головой. - Кажется, начинаю понимать... Бабушка Амалия мне писала... Так значит, перед нами легендарный Бруно Штейнглиц, отпетый - вот только не помню кто - изображает городского романтика... Позор золотой молодежи Дюссельдорфа - так она, по-моему, выражалась.
Я повернулся к Фердинанду.
- Ферди, дело дрянь. Уже в Камеруне знают.
По идее, самое время было бы сбежать и готовить второй заход, но в ореховых глазах развеселый индикатор "Да!" полыхал на двести ватт, и я решил рискнуть головой и заглянуть в логово льва.
Несчастный, ты получишь, что хотел. Логово? Будет тебе логово. Весь, так сказать, львятник представлен едва ли не в полном составе, что в это время дня и года - редкость исключительная. Но вот сшутил черт такую шутку - занесло меня в самое жерло, на традиционный (читай: ритуальный) обед, а еще говорят, что дуракам везет. Представляю в порядке появления. Вот этот линкор "Бисмарк" с седыми косами вокруг головы - это тетушка Амалия, глава семьи, хранительница традиций. Специальный гость из Дортмунда, мега-звезда, ее сын - супер-гипер-магнат-олигарх "Старый Карл", а по другому, невесть откуда неведомо когда взявшемуся прозвищу - "Железный Густав". Но он не Карл и не Густав, он Хельмут, а "Старый Карл" возник потому, что он уже лет десять как владелец концерна "Карл Вальтер и сыновья". Ну, не всего, но какой-то там главной части. Дядька внушительных габаритов, слон в узорчатых подтяжках, и на лице все какое-то крупное - нос, губы, вывернутые морщинистые веки с белесой изнанкой; смотрит с постоянным прищуром - попробуйте-ка, без тренировки нечего и думать, под глазами мешки, рот сжат в куриную гузку. Пышнотелая красотка на грани перезрелости - супруга, Магдалена Ветте, в недавнем прошлом - Магда Бергер, фотомодель и почти актриса. Раздобрела, но форму еще держит - все те же знаменитые высокие скулы и хищно вырезанные ноздри, фиалковые глаза. Напомаженный жеребчик - Руди, тоже племянник, Рудольф Ветте, избавившись от прыщей стал почти красивым. Лучший танцор Северной Рейн-Вестфалии, великосветский хлыщ, король салонов, всегда на шаг впереди моды, кумир дам. Работать неспособен органически. Считается моим другом. Мария и Гертруда, дочери от первого брака - на природе по случае летнего сезона. Слуги вдоль окон вторым эшелоном с салфетками. Посреди стола в сверкающем начищенными листьями и ручками саркофаге фирменное блюдо клана - сырный суп, если верить запаху из-под крышки, подпертой половником размером с булаву Хагена.
- Еще один ветрогон пожаловал, - мрачно прохрипел Старый Карл.
- Здравствуйте, Хельмут, здравствуйте, тетя Амалия, - вежливо сказал я. - Приятного аппетита.
Все уставились на меня с неприязнью и подозрением. Для "Вальтера и сыновей" я рисую композитные рамки - есть такая профессия - оружейный дизайнер на вольных хлебах. Старого Карла эти вольности раздражают, вместе с моими картинками он хочет купить и меня самого, я пока что упираюсь, и это нашу акулу злит. Амалия относится ко мне с опаской, всерьез считая главарем и вдохновителем некоего дюссельдорфского заговора лоботрясов, куда я с черными замыслами втягиваю бедного легкомысленного Руди. У Магды ко мне большие претензии в области самолюбия - из-за той оскорбительной легкости, с которой я сначала пал в ее объятия, а затем скоропостижно выпал. Да-с, заносила меня судьба под своды Красного Замка, есть у них такое загородное владение в горах. Роскошный серпантин, рай для мотоцикла и маунтин-байка, и вдобавок недурная рыбалка. Но я рассудил, что Магдалена - слишком высокая цена за эти удовольствия. Руди - хоть я для него идеал и образец, все равно дуется на меня за то, что в последнее время регулярно посылаю куда подальше и только что в рожу не плюю. Впрочем, он парень беззлобный и уже заранее готовит восторги - по глазам видно: уверен, что без очередного фокуса дело не обойдется.
Ввиду сложности ситуации и не без оснований опасаясь быть выставленным за дверь, я решил с ходу пожертвовать ферзя и сдаться на условия Старого Карла. Черт с ним, порисую годик пистолетные композиции за казенным компьютером, египетские пальцы важнее. Но не успел я продумать детали своей почетной капитуляции и не зазвенело еще тяжкое столовое серебро с веттовскими волчьими головами (память о темных лотарингских предках), как все мои разумные начинания полетели куда подальше. Появился еще один, пожалуй, самый колоритный персонаж застолья, родной брат тетушки Амалии, престарелый майор, безумный дедушка Вольфганг Ветте - худющий старикан в домашней пестро-телячьей куртке из чего-то натурального, седой как лунь, с редкими пегими пятнами в кайзеровских усах. Он быстрым шагом подошел к столу и с ненавистью заорал:
- Почему перекрыт сектор обстрела? Немедленно расчистить!
Историю безумия дядюшки Вольфа знает весь Дюссельдорф. Он представитель старшей, военной линии семьи Ветте и, по идее, должен был стать очередным потомственным генералом. К этому все и шло. Юный Вольф блестяще закончил военное училище, не менее блестяще - еще что-то, и потом чем-то с блеском командовал. А вот дальше пошли неприятности.
Его парашютно-десантный полк - кажется, сорок второй - черте чего в памяти держится - перебросили в какие-то жаркие страны после радостного известия о разрешении использовать силы бундесвера за границей. Однако в этих жарких странах дела пошли не так, как хотелось бы, и в итоге доблестный майор Ветте вывел остатки сорок второго полка из каких-то-там джунглей на поляну, с которой их буквально через минуту должны были эвакуировать вертолеты.
Подробостей не помню, но на этой самой поляне приключилась еще какая-то электронная штуковина - то ли авиационная пушка с шестью вращающимися стволами, то ли диковинный пулемет с целой сотней стволов - главное, что-то с электроподачей. И эта мясорубка в три секунды нашпиговала всю поляну и, понятное дело, все, что осталось от полка, свинцом с соответствующими сердечниками и оболочками.
Все, да не все. Управление электричеством - наука, до конца еще не завоеванная людьми - вышла у дьявольской машины четвертьсекундная заминка: искра ли проскочила, аккумулятор ли призадумался, из стволов ли какой-то провернулся вхолостую - сие неведомо, но крошечный пятачок поляны - вздор, метр на два - остался убийственным ливнем не охвачен. И по воле случая как раз на этом пятачке и находился в тот момент майор Вольф Ветте, который без единой царапины стоял столбом посреди окружавшего кровавого месива.
Дальше, само собой, подлетели союзные валькирии, пальнули ракетой и другой, электрический злодей превратился в копченый металлолом, а дядюшку Вольфа повезли объясняться. Сначала в Киншасу, потом в Александрию, а дальше уж и вовсе в Берлин.
Объяснения, надо признать, всех удовлетворили, но на Вольфа Ветте легла скверная тень, и вот с этим поделать уже было ничего невозможно. Вдобавок его волшебное спасение получило в ту пору в верхах нежелательную политическую огласку. Слово за слово, блестящего офицера из династии Ветте без всякого шума выпроводили в отставку и душевно посоветовали несколько лет посидеть тихо.
Сидеть тихо майор Вольф не пожелал. Из написанных им тогда рапортов и прошений можно, наверное, составить приличный том. Он просился куда угодно и кем угодно, хоть командиром взвода, хоть рядовым, и вслух и про себя клял тот окислившийся контакт, который не дал ему присоединиться к товарищам. Все напрасно, черный список не выпускал из объятий, инстанции оставались глухи. Рождество, Пасха, опять Рождество, снова Пасха - Вольф Ветте сидел в своей комнате, уставившись в белую стену, и с какого-то момента начал потихоньку сходить с ума. Постепенно, шаг за шагом, словно по ступенькам.
Это тоже ни для кого не тайна. В один прекрасный день майор увидел, как через его комнату проходит армейский вестовой. Вольф почему-то ничуть не удивился, остановил парня, о чем-то спросил и что-то приказал. Позже появились другие солдаты, за ними - офицеры (кстати, все чином младше), их становилось все больше и больше, ветеранов и новобранцев, с техникой и вооружением. Первое время они как-то уживались в доме с родственниками майора, потом начали их теснить, еще дальше родня вместе с Амалией начала исчезать, а в конце концов пропал и сам дом. Теперь майора окружал то гарнизон, то учебный плац, то неизвестная и все же чем-то знакомая пересеченная местность с лесами, полями и оврагами, а также с окопами, дотами и минными заграждениями - театр военных действий, где майор командовал наступлениями, отступлениями, наказывал и вручал ордена - словом, занимался всем тем, чего так и не дождался в реальном мире.
Но даже в бредовых грезах майор Ветте не был счастлив. Виной тому одно загадочное обстоятельство - он не видел лиц своих подчиненных. Лица, само собой, у них были, но почему-то каждый раз выходило так, что унтер-офицер, или рядовой, или даже целый строй вставали таким образом, что как ни крутись, лиц разобрать было невозможно. Днем и ночью по дому разносился крик: "Лейтенант! Я не вижу вашего лица! Немедленно повернитесь ко мне лицом!" Но все знали, что и в этот раз у дядюшки Вольфа ничего не получится.
На календаре менялись числа и картинки. Выросли и разъехались дети, приходили и уходили времена и правительства, а майор Ветте по-прежнему вел свою, одному ему видимую войну. Дважды его отправляли на лечение, дважды привозили обратно, и тетушка Амалия, помнившая брата румяным кадетом, катавшим ее на карусели, говорила в разных вариантах примерно следующее:
- Вот не станет меня - делайте с ним, что хотите. А пока что это его дом, и в нем он и останется.
Впрочем, все эти невзгоды до такой степени отравили жизнь майору, что с сердцем у него творились серьезные неполадки, и врачи в один голос признавали тот факт, что у дяди Вольфа все шансы в ближайшее время предстать перед Самым Верховным Главнокомандующим.
Но в любом случае это дело туманного будущего, а сию минуту этот бешеный Штайнер - Железный Крест не ровен час, объявит атаку, и меня тактично отправят восвояси, и конец надеждам на послеобеденную беседу с Клеопатрой. А ведь у нее даже телефона не взял! Что же, каждый раз беседовать с тетушкой Амалией? А, семь бед - один ответ. Я откашлялся и сделал серьезное лицо.
- Майор Ветте! Как вы себя ведете, черт возьми! Я полковник Бруно фон Штейнглиц из штаба бригады. Что вы себе позволяете? Сядьте немедленно!
Старый Карл сделал глазами круговое движение, видимо означающее "Нет, есть предел всему!", набрал побольше воздуха и было заревел: "Ты что, совсем с ума спятил?!..", но Амалия спешно сжала его руку с ложкой. Дело в том, что майор посмотрел на меня неожиданно осмысленным взглядом и сел. А дальше произошло чудо. Совершенно нормальным голосом дедушка Вольф сказал:
- Прошу прощения, герр оберст, я вас не сразу заметил.
Все семейство оцепенело. Руди со звоном уронил ложку в тарелку, забрызгав брюки и скатерть. В этом доме давно забыли, когда последний раз Вольфганг Ветте разговаривал с реально существующими людьми.
Что касается меня, то я смотрел на Брюн, которая, в свою очередь, смотрела на меня, подняв брови с изумлением и восторгом. Впрочем, чувство юмора ее тоже не покидало. Господи, до чего же хороша девка, подумал я с сердечным томлением.
Майор тоже уставился на меня с такой безумной радостью, что становилось неловко. Ему было все равно, что этот неведомо откуда свалившийся полковник ругается и готов устроить разнос по всей форме. Главное, что впервые за долгие годы перед ним живой офицер с человеческим лицом, и в полупризрачном существовании наконец-то появилась почва под ногами! Я даже испугался, не хватил бы старика удар от волнения.
- Майор, я очень недоволен. Вы заняли эту высоту еще утром. Но до сих пор - посмотрите-ка на ваши часы - в штабе от вас ни строчки донесения. Это одно. Второе. В ваше расположение была выслана саперная рота. Куда она провалилась? Что у вас происходит со связью? Наконец. У нас до сих пор нет полного списка батальона. А сегодня уже четверг. Это армия или бардак? Майор. Я вас очень попрошу. Заканчивайте ваш обед, и немедленно принимайтесь за дело. Я жду от вас подробного письменного доклада.
- Господин полковник, разрешите приступить немедленно? - с жаром спросил дедушка Вольф.
Я величественно поморщился, входя в роль и ощущая в глазу незримый монокль.
- Доешьте уж, что вам тут приготовили. На фронте, знаете ли, мы можем себе кое-что позволить. Я противник излишних строгостей. Но, майор. Вы старый солдат и понимаете, какая складывается обстановка. Удара противника можно ждать в любой момент.
- Разумеется, господин полковник, согласен с вами.
Что говорить дальше, я не знал, но ничего и не потребовалось. Майор съел две ложки супа, встал, лихо откозырял и быстрым шагом покинул гостиную - отправился составлять список батальона. Еще минуту семейство Ветте просидело в полной тишине, глядя на меня, как и положено смотреть на чудотворца. Наконец, Руди прорвало:
- Бруно, ты был великолепен!
Но Старый Карл свирепо хлопнул ладонью по столу, так что посуда подпрыгнула.
- Бруно, - произнес он самым зловещим сиплым тоном, - Я очень надеюсь, - на меня нацелился огромный дубово-узловатый палец, - и это, кстати, в твоих интересах - что все обойдется.
- Прекрати, Хельмут, - вмешалась Амалия. - Мы должны возблагодарить Господа. И нечего пугать мальчика.
- Его напугаешь, пожалуй, - прохрипел Старый Карл и вытер рот салфеткой. - У меня тоже пропал аппетит. Я опаздываю.
И ушел. Брунгильда состроила мне гримасу.
Приехав домой, в свою бело-бетонную берлогу, перечеркнутую сосновыми балками и железными лестницами, куда я в былые годы врывался из лифта на мотоцикле, да еще на заднем колесе, и сквозь толпу гостей мчался к дивану, я, в чем был и каком-то разброде чувств, завалился на тот самый диван. Видимо, потрясения этого дня не прошли для меня бесследно, потому что, вопреки собственным же запретам, я призадумался над собственной жизнью. Смех смехом, а картина выходит очень невеселая. Прав Старый Карл, считающий меня бессмысленным разгильдяем. Есть такое выражение - паршивая овца. Это я и есть. Позор славного рода Штейнглицев. Героические предки смотрят с тоской и горечью с фотографий в ратуше и портретов в фамильной галерее. Не сегодня-завтра тридцать, и что? Ничего. Полный ноль. Пять образований - и ни одного законченного. Бизнес - успешные начала и еще более успешные концы. Много везения и мало толка. Даже в армии успел послужить - первое место на внутридивизионных танковых соревнованиях механиков-водителей. Да уж, полетал у меня этот дурацкий "Леопард". А потом высказал одному обалдую с целой галактикой на погонах, что о нем думаю. Правда, еще такой же обалдуй за меня вступился - звездные войны, эпизод первый и последний, но армия на этом для меня закончилась.
Спасибо покойным дядюшкам и тетушкам бесчисленной родни Штейнглицев - никто не забыл упомянуть в последней воле очаровательного вундеркинда. Жить есть чем. Жить да утешаться славой первого шалопая Дюссельдорфа. Да-с, вхож во все лучшие дома - еще бы, сначала дитем играл на коленях нынешних столпов общества, затем, в пять лет, как Моцарт, потрясал публику концертами на великосветских утренниках. Чем кончилось? Ничем.
Нет, отдамся Старому Карлу. Да и Брунгильда. Брюн, может быть, именно тебе и суждено сделать из меня человека?
Разбудил телефонный звонок. Недаром сырный суп так подозрительно бултыхался у меня в животе. Вечер, мрак, горит подсветка электроники, зловещий голос Амалии в трубке:
- Бруно, тебе лучше приехать, машина уже внизу. Он в страшном возбуждении - не может найти список. Попробуй с ним поговорить. Мы все тебя ждем.
Амалия всегда выражается в манере капитана на мостике фрегата - просто слышу вой ветра в снастях, крик чаек и рокот штормовой волны, утекающей в шпигаты. Странно, в роду Ветте никогда не было моряков. Чудовищно зевая, я потер физиономию, силясь сообразить, что к чему.
- Тетя Амалия... Скажите вашей машине, пусть подождет... Я сейчас сделаю этот список и привезу. Да, и поцелуйте от меня Брюн... если можно.
Спотыкаясь о собственные ботинки, я упал за компьютер, не совсем точно попав в кресло нужным местом. Вот черт, загадали загадку - где же я им найду такой список? Минимум человек двести мужиков с чинами-званиями? Да, а ведь еще нужны фотографии, чует мое сердце, без этого нашего Гудериана не проймешь... Как же быть?
Я порыскал по военно-историческим сайтам - бестолку, прошелся по анналам Министерства Обороны - того меньше, надо взламывать базы - сам я этому искусству не обучен, а обращаться к дружеской помощи нет времени. Господи, сейчас я увижу Брунгильду.
Так, а это что такое? Сборная Германии по футболу... С пятьдесят шестого года - состав тот, состав этот, тренеры, запасные... и все с портретами! Что ж, сойдет и это. Придется вам, парни, побыть некоторое время солдатами.
- Братья, - прошептал я, стуча по клавишам. - Отечество в опасности. К оружию!
Я прогнал свое воинство через фотошоп, перекрасив все спортивное снаряжение в камуфляж, уже в полном беспорядке раскидал звания и специальности, и спешно отбыл к театру военных действий.
Встретила меня медсестра Марта - их в доме двое, вторую зовут Лотти, и с Мартой они похожи, как близнецы - парочка юных, но могучих созданий спортивного типа с дзюдоистскими плечами и, увы, такой же походкой - девичью легкость и грацию они оставили на татами. В специальной комнате, сменяя друг друга по графику, они корпят за учебниками и конспектами у поделенного на четыре части монитора, круглосуточно демонстрирующего дядю Вольфа в разных в видах и положениях. Под рукой у них всегда телефон и кейс со шприцами и ампулами для инъекций. Как раз такой шприц с красным колпачком Марта и держала в руке, а кроме того, на плече у нее висел моток резинового шнура, что придавало ей несколько альпинистский вид. В глазах неугасимым огнем горела клятва Гиппократа.
- Бруно, - заявила она грозно, - У тебя ровно пять минут.
Майор Ветте носился по комнате на скорости, трудно представимой для его почтенного возраста, выписывая сложные вензеля и на бегу отдавая какие-то невнятные указания, сопровождаемые решительными жестами - зрелище, надо заметить, не для впечатлительных натур. Черт, а где же Брунгильда? Ладно, все по порядку.
- Майор, добрый день еще раз, это Штейнглиц. Вообразите, где нашелся список вашего батальона - в штабе бригады! Вот она, канцелярская неразбериха! Давайте присядем, где тут у вас можно устроиться...
Вольф Ветте упал на стул, вцепившись в мое скороспелое произведение, как грешник - в спасение души, явно еще не до конца веря собственному счастью. Во-первых, он избежал расплаты или, по меньшей мере, скандала за должностное преступление, во-вторых - наконец-то видел лица своих солдат. Надо дать старику отдышаться. Я пододвинул кресло и сел рядом.
- Можете ничего не докладывать, я только что сам все видел. Позиция обустроена образцово, личный состав накормлен, вы заслуживаете самых высоких похвал... к сожалению, не везде у нас такой порядок.
Тут выяснилось, что судьба, по своему милому обыкновению, вновь отвела мне роль актера в балагане: у нас с майором появились зрители - семейство Ветте пожаловало взглянуть на представление. Вся компания выстроилась в классической манере групповой фотографии девятнадцатого века: впереди на стуле восседала Амалия, слева и сзади, положив ей традиционным жестом руку на плечо, стоял Старый Карл, по бокам - Брунгильда и Руди (бьюсь об заклад, держит, стервец, диктофон наготове), чуть дальше - почтенная супруга магната, раскрасавица Магдалена - глаза ее излучали скромность, смирение и почти святость такой концентрации, что хоть топор вешай, с какой-то радости бывшей диве стрельнуло поломать комедию; вплотную к композиции, разинув рот от удивления - Марта со шприцом наизготовку.
Брюн была одета вполне по-домашнему, и все же некоторые детали подсказывали, что она меня ждала. Я сразу воспрянул духом, ощутил прилив вдохновения и вернулся к роли примы императорской сцены.
- Кстати, по этим спискам есть пара вопросов, - мне уже без усилий давался тон "слуга кайзеру, отец солдатам". - Вот тут у вас есть штабсгауптман...ммм... да, Беккенбауэр. Судя по всему, превосходный солдат, был представлен к награде, но документы, как это бывает, где-то затерялись. Напишите рапорт от любого числа, я лично его завизирую. И еще оберлейтенант... да, Биркхофф. Что там за история с солдатской книжкой? Эти бумажки хоть кого в могилу загонят. Разберитесь.
Майор с пылом кивнул. Брунгильда тоже смотрела с откровенным удовольствием. Успех у публики - что еще нужно артисту?
- Ну, майор, как вы уже поняли, наступление пока что обошло нас стороной. Штаб перевел нас в резерв.
- Штабные крысы ни черта не смыслят, - гневно зарычал дедушка Вольф. - Простите, полковник, но подобные решения - опасная глупость, это ясно любому зеленому юнцу здесь, в этих окопах. Мы занимаем удаленный выступ, на переднем крае "сушки" по головам ходят, рано или поздно последует удар с фланга, и что тогда? Каким местом они там думают в этих штабах?
Я крепко поскреб в проклюнувшейся щетине. Это что еще за новости? Не хватало мне еще командовать генеральным сражением! Как бы это поделикатнее узнать, на какой же войне мы находимся?
- Простите, майор, а какая у вас карта? Насколько мне известно, в дивизии вы ни разу не запрашивали топографа, ни карт. Любопытно, чем же руководствуетесь?
Дедушка Вольф с гордым видом поднялся с места.
- Прошу следовать за мной, господин полковник, я вам все покажу.
Мы вышли в боковой коридор, свернули налево и возле самой лестницы майор остановился, щелкнул выключателем и толкнул кессонированную дверь из красного дуба.
Да-с. Вот этого, надо признаться, я ожидал меньше всего. Перед нами открылось помещение, куда не то что майоры, но и фельдмаршалы ходят пешком - обширных размеров уборная, на возвышении - фаянсовый трон - чудо сантехнической мысли Виллеруа и Боша с клеймом фирменной голубой подковы, рядом - почтенного возраста биде, правее - контрфорс вентиляционной шахты и дальше - дверь в ванную.
- Проходите, господин полковник, - любезно предложил удивительный дедушка. - Присаживайтесь, сейчас я дам все необходимые пояснения.
Вот куда любовь заводит человека. Охохонюшки. Что ж, делать нечего, на войне как на войне. Я захлопнул крышку унитаза и сел. Дверь отделила нас от публики, но недреманное электронное око под потолком возвещало, что уж Марта, по крайней мере, оставалась в курсе происходящего.
- Смотрите, - продолжал майор, указывая мне под ноги. - Вот наши позиции. Отсюда я получаю самую точную информацию.
Я уставился на пол. Плитка, искусственный мрамор, красные и бледно-лимонные квадраты в шахматном порядке. Ни черта не понимаю. Что за сортирная стратегия?
Майор присел, белесо-бороздчатый, аккуратно спиленный ноготь заскользил вдоль плиточных стыков.
- Это выступ, который мы занимаем. А это уже вражеские позиции. Видите? Уже готовый клин! Вот о чем я говорю!
Я присмотрелся. Мрамор, конечно, штампованный, но высшего качества - всякие там микротрещинки, цветовые переходы, впадинки и прочая естественная текстура воспроизведена с максимальной точностью в подражание природному рельефу. Ах ты господи. Рельеф местности. Вот оно что. Примыкающий к ступеньке унитаза пестро-малиновый выступ врезался в желтое поле, а над ним с двух сторон грозно нависали такие же тупые рельефные зубцы. Ну и ну.
Я тоже наклонился и, оказавшись с майором голова к голове, постучал пальцем по соседней плитке слева.
- Что ж, все правильно. Наступление пройдет вот отсюда, восточнее, и дальше на север, правый фланг не прикрыт...
- Конечно, господин полковник, в том-то и опасность! Позиция просто напрашивается на контрудар!
Я перевел дух и попробовал поудобнее устроиться на белоснежном основании своего авторитета.
- Признаюсь, майор, я потрясен. В вашем распоряжении строго засекреченная спутниковая интерактивная карта Генерального штаба. Такой нет даже в бригаде. Не представляю себе, откуда она у вас, спрашивать не буду и знать не желаю. Но как начальник не имею права не воспользоваться этим обстоятельством.
Я сделал многозначительную паузу. Дедушка Вольф смотрел на меня с безумной надеждой ветерана умереть в бою с оружием в руках. Еще бы, столько лет каждый день видеть поле битвы с высоты птичьего полета и ждать приказа... Постойте. Эта его мраморная карта - настоящий аэрофотоснимок. Авиация. Еще бы, он же десантник!
- Прежде чем продолжить, еще один вопрос, майор. Правильно ли я понял, что у вас налажена и связь с люфтваффе?
- Разумеется, господин полковник, без этого никак нельзя. Не всегда регулярно, так сказать, с переменным успехом, но мы это осуществляем.
Боже мой, ну ясное дело, он сидит на этом унитазе и воображает себя бомбардировщиком. Бомбит. Нерегулярно. Не будем уточнять, что у него изображает пулемет.
- Да, майор. Авиация очень зависит от сил природы... Как на бомбосбросе, сфинктера не заедают?
Дедушка Вольф печально кивнул.
- К сожалению, бывает, господин полковник.
- Ну хорошо... Итак, майор, сейчас я сообщу вам стратегическую информацию исключительного значения. За ее сохранность вы отвечаете по всем законам военного времени. Итак. Прорыв, о котором шла речь - это часть большого наступления, которое последует в ближайшее время.
- Я догадывался.
- Не сомневаюсь. На нашем участке направление таково...
Вот дьявол, где тут побольше места? Ударим-ка к двери ванной, мимо биде.
- ... на сей раз с правого фланга, вот отсюда, на северо-запад - вот так. Как видите, здесь выявлено много укрепрайонов противника... - я величественно махнул рукой в сторону пестрых красных квадратов. Господи, да с кем же мы воюем? - Майор, я обращаюсь к вашему опыту и военной интуиции. У вас лучшая в дивизии карта, прямая связь с воздушной разведкой, вы один из самых грамотных офицеров... короче, владеете ситуацией. Прикиньте со всеми возможным обоснованиями три-четыре варианта переброски войск по этому направлению, набросайте схемы, обеспечение, поддержку... вы меня понимаете. И будьте готовы к совещанию в штабе. Во времени не ограничиваю, время пока есть, мы нуждаемся в очень серьезном подходе. Вам ясна задача?
- Так точно! - с неподдельным чувством отозвался дедушка Вольф.
- Ну и прекрасно. А пока отправляйтесь спать, это приказ - у вас утомленный вид, а мне нужны командиры с ясной головой. Немедленно, майор.
На этом туалетно-военный совет закончился и начался семейный. В кабинете у Старого Карла присутствовали: сам хозяин, естественно, Амалия, Брунгильда и я. Руди не пригласили по той простой причине, что Хельмут вообще не считал его за человека, Магду тоже в этом доме ни к каким серьезным решениям не допускали - для Старого Карла она была таким же представительским атрибутом как, скажем, его новый "майбах". Ну положено бизнесмену такого ранга иметь роскошный, хотя и выдержанный в строгом стиле лимузин, а также красавицу жену хотя бы с намеком на какой-то вес в обществе. Кроме того, Амалия считала, что в доме, где растут две девочки, необходима какая-то постоянная женщина, обладающая вкусом и знакомая с современными течениями. Для самого же Старого Карла, насколько я понимаю, первой и последней женщиной на свете оставалась его покойная жена Мария, и никаких других больше не существовало - впрочем, тема эта тщательно оберегалась и обходилась, и задать хозяину вопрос о прошлой и нынешней семейной жизни мог разве что бесповоротно отчаявшийся самоубийца. Но я бы и такому не советовал.
- Садись, генералиссимус, - прохрипел Старый Карл, усевшись на председательское место за своим аэродромного вида столом.
С голосом у господина Хельмута Ветте тоже большие проблемы. Строго говоря, никакого голоса у него нет вообще - тот, кому хоть раз довелось слышать достопочтенного адмирала Хэккета (или непрошибаемого генерала Раама), поймет, о чем я говорю. Колебания воздуха, которые производили голосовые связки Старого Карла, можно назвать хрипением, шипением, сипением - впечатляющим по мощи, вполне модулированным по тону, так что в отчетливости речи нет ни малейших сомнений - но голосом в общечеловеческом смысле слова это становилось лишь тогда, когда он орал во всю глотку. Легко догадаться, что мне случалось сталкиваться и с этой вариацией.
- Сегодня у нас вечер чудес, - громовым шепотом начал Старый Карл. - На семейном собрании присутствует чужой...обормот... Небывалые дела. Только одно и утешает - это сын Отто Штейнглица... Скажи спасибо своей фамилии...
Тут, без всякого стука и доклада, вошла Марта - уже без шприца и прочего снаряжения - и сказала:
- Спит как убитый. Без лекарств. Это первый раз за два года, - и ушла.
Старый Карл засопел.
- Бруно. Мы любим дядю Вольфганга. С ним обошлись несправедливо... но дело не в этом. Просто мы его любим. То, что он здесь - это нарушение закона. Мы идем на это. Терпим все неудобства.
- И еще это его ружье, - вставила тетя Амалия.
- Да. Его коллекцию оружия, конечно, вывезли... что при этом было... - Старый Карл покачал головой. - Но одного пулемета так и не нашли. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что это значит. Да, с патронами. Все эти годы мы надеялись... - он вдруг вновь ударил ладонью по столу. - Вонючие психиатры, шарлатаны, дерьмо собачье, светила, мать их за ногу!
- Хельмут, - остановила его Амалия.
- Да знаю я! - вскипел Старый Карл, и живая нотка баса акульим плавником прорезала море шипа и хрипа. - Двадцать лет, чертова уйма денег, дурацкие санатории, заумные разговоры - все псу под хвост, и вот приходит мальчишка!..
- Бруно, - сказала тетя Амалия, - мы тебе очень благодарны.
- Да, - нехотя согласился Старый Карл. - Короче. Я уезжаю на десять дней, и потом сразу возвращаюсь сюда. Мы просим тебя... присматривать за Вольфгангом, поконтролировать его, что ли... Само собой, мы готовы заплатить...в разумных пределах.
Тут я преисполнился театрального достоинства.
- Дядя Хельмут. Я все сделаю, и не надо никаких денег, - и посмотрел на Брюн. Она очень мило смутилась.
Старый Карл погрозил мне своим страшенным пальцем шахтерского вида:
- Бруно, смотри, паршивец, Брюн нам как дочь! - но интонация, к величайшему моему изумлению, вышла какая-то осторожная и звучала в ней едва ли не надежда. Это как же понимать? Ладно, продолжим.
- Кроме того, дядя Хельмут, я принимаю ваше предложение - согласен работать у вас дизайнером. Стол, компьютер и свободный график. Мммм... обязуюсь не злоупотреблять.
- Хм, - сказал Старый Карл. Черт, один этот звук произвел бы фурор среди фанатов "Звездных войн". - Вернусь, поговорим. Ты видел "девятку"? Зайди к Кесслеру, он покажет. Раскинь мозгами, что к чему. Твои щечки вокруг целика понравились в министерстве. Разумеется, фрезеровка, дорого, но если они согласны платить...
- Хельмут, здесь не техсовет, - снова вмешалась матушка Амалия.
Как-то так вышло, что провожать меня пошла Брюн, и вместо парадных дверей мы почему-то оказались у дверей ее комнаты, в красноковерном коридоре над поворотом лестницы.
- Брюн, - сказал я, - у меня к вам одна глубоко интимная просьба.
- Да неужто?
- Меня совершенно пленила одна деталь вашей внешности. Пальцы. На ногах. За всю жизнь не встречал такой красоты. Вы точно в родстве с египетскими фараонами. Все одинаковой длины... словно сейчас из Каирского музея. Можно их увидеть еще раз? А то я не усну.
На мгновение глаза у нее стали как у четырнадцатилетней девчонки, она стряхнула с ноги тапок с плюшевым медведем и продемонстрировала свои феномены, даже кокетливо пошевелила ими, и после этого посмотрела на меня так, что в голове у меня перегорели все пробки и поднялись все шлагбаумы. Я качнулся вперед и обнял ее.
- Брюн, не стану скрывать - одних пальцев мне мало.
- Так-так, - произнесла она задумчиво, и ее рука осторожно легла мне на спину. - Вот уж действительно: дай Бруно Штейнглицу палец - он заберет все остальное... Бруно, вы уверены в том, что делаете?
- Уверен, но боюсь.
- Чего же?
- Брюн, я же не совсем идиот. Я вижу, что вы очень необычный человек. И я боюсь сделать что-то не так и все испортить.
- Пока бояться нечего, - вздохнула она, подняла голову, и дальше какое-то время мы увлеченно целовались.
- Господи, а ведь я давала клятву, что ничего подобного со мной больше не будет, - сказала она наконец.
- Все дают такие клятвы, но выполнять их вовсе необязательно.
- Да, незатейливая схема, - Брюн провела пальцем по моей небритой щеке. - Ты знаешь, что у тебя страшная репутация?
- Знаю. Молва, быть может, не совсем неправа... Но с той поры как вас увидел я, мне кажется, я весь переродился - вас полюбив, люблю я добродетель, и в первый раз смиренно перед ней дрожащие колена преклоняю.
- Ну еще бы. Жить в Дюссельдорфе и не цитировать Гейне.
- Почти угадала... Брюн, дай мне шанс. Больше я ничего не прошу. Ну, кроме номера телефона.
Тут мы снова вернулись к уже известной незатейливой схеме, а когда оторвались друг от друга, она сказала:
- Только не торопи меня, ладно?
Что ж, я согласился. Время - универсальная валюта человеческих отношений, и похоже, мне предстояло раскошелиться по полной программе.
* * *
Утром началось нашествие гуннов. Первым ворвался Руди.
- Бруно! - завопил он, проплясав что-то неприличное от лифта до моего дивана. - Как ты их сделал! Бог ты мой! Битва Зигфрида с драконом! Наконец-то кто-то утер нос Карлу! Я сейчас прямо в редакцию, расскажу - не поверят!
- Вот только напиши про Карла хоть полслова, и ты покойник, - пробормотал я и снова упал носом в подушку.
Руди, насколько мне известно, в настоящее время живет на содержании у Магдалены, и в трогательно-детской манере разделяет не только все ее взгляды, но даже и настроения. Переключить его приоритеты на себя - дело одного дня, но это склока, оплата счетов, и вдобавок просто лень. К тому же он выбалтывает многие ее секреты - если, например, он начал ругать Старого Карла, которого боится до судорог, значит, подспудный конфликт в семействе разгорелся с новой силой.
Руди присел возле меня с чисто танцевальной легкостью.
- Слушай, вы теперь со стариком лучшие друзья. Замолви словечко - пусть меня тоже возьмет к "Вальтеру"... на какую-нибудь хорошенькую должность. Магда, сам понимаешь, просить его не может...
- Уйди, балабол, - ответил я вместе с чудовищным зевком, сполз с дивана и побрел в ванную, еще успев услышать финальный клич: "Бруно, ты мой герой!"
Следующим номером пожаловал Макс. Это уже фигура повесомей. Тоже трудится - и вполне серьезно - у Старого Карла, эксперт-металловед, или что-то в этом роде. Те гнутые химеры с пульсирующими сечениями, загибами и перегибами, которые я малюю в блокноте, снабжая их кривыми стрелками с корявыми цифрами размеров, а после переношу в компьютер, Макс проверяет на сопротивление материалов, марку стали, композитную смесь, изгиб, удар, остаточную деформацию и еще невесть что - например, замораживает уже готовую модель в каком-то ледяном кубе. У него в лаборатории целая физико-химическая инквизиция из разных диковинных приспособлений. Человек он в научных кругах авторитетный, пишет статьи, но по каким-то причинам Старый Карл любит его не больше, чем меня. Макса, надо заметить, вообще мало кто любит.
Он вошел, пылая праведным гневом - весьма обычное для него состояние - и вперил огненный взгляд в мою обнаженную фигуру с зубной щеткой в руке.
- Оставь ее в покое! - сурово потребовал он вместо приветствия. - Эта девушка не для тебя! Развлекайся с такими, как Магда!
Злость Максу очень идет. Парень он видный, хотя далеко не красавец, с Руди не сравнить, зато внешность у него безупречно арийская - просто ни дать, ни взять, с картины "Приезд Гитлера на фронт". Я замычал сквозь толщу "Колгейта", спешно прополоскал рот, и за это время в моем мозговом реле, как в пулемете дедушка Вольфа, соединились кое-какие ржавые контакты.
- Так это к ней ты тогда мотался в Африку!
- Вот уж это тебя совершенно не касается. Запомни - Брюн особенная девушка, второй такой нет. Она из другого мира. Не лезь к ней со своими пошлыми ухватками!
- Знаешь, Макс, - сказал я, - вот это электронное устройство на стене подсказывает, что тебе давно пора быть на работе. Вот туда и отправляйся, включи какой-нибудь интраскоп.
- Без тебя разберусь, что мне включать, - огрызнулся он, сел на мою постель и уперся ладонями в лоб. - А, пропади оно пропадом, ведь обязательно все так и произойдет! Ну
почему хорошим девушкам всегда нравятся вот такие стрекозлы?
- Я больше не стрекозел. Карл берет меня на "девятку". Будем плечом к плечу.
- Что? А... Да. Много шума из-за этой "девятки". Я в ней перспектив не вижу... Послушай, Бруно. Ты, конечно, свинья, но по натуре беззлобный. Ты же испортишь ей жизнь, да и сам счастлив не будешь. Зачем тебе это?
- Знаете, господин Кесслер, вы, конечно, идеал и образец, но ведь и я тоже человек. И кстати, у меня серьезные намерения.
- Тьфу! - Макс плюнул, встал и с тоской огляделся. Было ясно, что его безумно раздражает и моя холостяцкая берлога, и я сам. Что ж, в чем-то он прав, действительно, красоты особой нет, и если я женюсь на Брюн, квартиру придется менять.
Эк меня заносит. Даже страшно. Женюсь. Уже. Но был же этот младенец в моем видении...
Да, башка идет кругом.
- Вобщем, я тебя предупредил, - торжественно-мрачно закончил Макс.
- Да, понял, понял я. Иди.
А дальше начались уж и вовсе чудеса. Следующий посетитель пренебрег удобствами гаражного лифта и поднялся через цивильный вход. В замке защелкал ключ - а он на сегодняшний день есть только у одного человека. Меняем замки... Да, я знаю эти шаги, этот самоуверенно-безаппеляционный стук каблучков. Барабанная дробь, гром оваций, рев зрительного зала, прошу - хозяйка сокровищ ФридрихЭбертШтрассе Магдалена Ветте! Прошу еще аплодисментов!
Магда - явление, причем в обоих смыслах слова. Привидения, скажем, не заходят и не заглядывают, а именно являются. Знают себе цену.
Магда тоже знает себе цену. Она из числа людей-символов. Помнится, в каком-то древнем боевике один беглый каторжник говорил другому: "Ну куда мы пойдем? На нас же большими буквами написано, кто мы такие!"
Точно. Кто такая Магда, становилось ясно с первого же взгляда. В каждом ее появлении незримо присутствовал тот подиум, по которому она дефилировала в юности. Она подавала себя как зрелище и, казалось, несла громадное знамя с надписью "Я - ЖЕНЩИНА!".
Да что там знамя и надпись, это был непрерывный громовой рев: "Старцы, восстаньте со смертного одра! Младенцы, станьте мужчинами в мгновение ока! Воззрите, пред вами сама Магда Ветте (в девичестве Бергер), супержрица, чудо-дева, королева всех самок!"
И надо сказать, этот трубный глас вкупе с бронебойной пышности достоинствами действовал на мужчин с неотразимостью Большой Берты. Туманные, слегка коровьи голубые глаза взывали к трогательному сочувствию (ее любимый и, вобщем-то, единственный приемчик: сельская наивность полускрытая сельским же кокетством) и без промаха воспламеняли мужские сердца.
Естественно, никакой наивности в ней не было ни на грош, характер был как волчий капкан, а подход к жизни трезв до морозности. Сдается мне, именно такие дамы и составляли славу СС и гестапо. Разложив свою жизнь по бронированным полкам, мне она отвела роль штатного утешителя при стареющем муже.
И вот тут-то с Магдой произошла величайшая в ее жизни осечка. Случилось невероятное: нашелся мужчина, который, убоявшись невыносимой скуки ее общества и ее постели, без сожалений покинул и то, и другое. Этот факт буквально проломил ее мировоззрение; к тому же и целлюлит, несмотря на все старания, тоже запустил свой пузырчатый коготь в магдин ледяной оптимизм. Так что теперь в театральности мадам Ветте временами проступало нечто надрывно-драматическое. Она и теперь стояла как на сцене, держа под мышкой узкую белую сумочку, и я подумал, как много в ней все-таки не то от учительницы, не то от надзирательницы женского барака - непоколебимый, спокойно-торжествующий вид.
- Я пришла сказать, что у тебя ничего не выйдет.
- Это ты насчет чего?
- Это я насчет Брунгильды.
- Ага.
- Ты не первый, кто попался на ее удочку. Это ее излюбленный трюк - сначала она заигрывает с мужчиной, потом убегает. Ни до какого продолжения никогда не доходит. Знаешь почему? У нее какая-то неизлечимая наследственная болезнь. Какая именно, не знаю. Мне не сказали. Я недостойна быть посвященной в тайны клана Ветте. Кстати, тебе тоже не скажут, как бы ты ни старался им угодить с этим сумасшедшим стариком.
Прекрасно представляю себе, как вот такие холодные речи вдребезги разбивают романтические иллюзии какой-нибудь Майки или Нелле. Но мы не Майка. Мы, слава Богу, магистры.
- Знаешь, Магда, - произнес я задумчиво, - ты иногда так недобро отзываешься о людях, что я даже теряюсь. Скажу больше. Ты меня просто смущаешь.
В ответ она с невозмутимым видом дошла до моего готического кресла и уселась, положив ногу на ногу и не касаясь спинки.
- Я пришла сообщить тебе еще кое-что. Я ухожу от Хельмута. После развода я получаю фирму "Кестнер Мода". Если захочешь, она будет называться "Бруно Штейнглиц Мода". Подумай об этом. Прежде чем бежать к этой Ветте в ее Госпиталь.
Тут Магда встала.
- Да, и помни - это мое предложение не вечное.
Она перехватила свою сумочку поудобнее и чеканным шагом вышла прочь, унося с собой знамя вопиющей женственности. Вот уж действительно, как выразился мой ироничный земляк Гейне: не талант, зато характер. А я отправился бриться - собственно, в Госпиталь можно было бы пойти и так, но я как-то незаметно для самого себя дал зарок быть хорошим мальчиком.
"Вестник Альтштадта": "В течение последних двух недель Бруно Штейнглиц был неоднократно замечен в обществе Хильды Ветте, племянницы оружейного магната Хельмута Ветте. По слухам, под влиянием нового увлечения Бруно занялся психиатрией и не на шутку взялся за излечение двоюродного дедушки своей пассии, известного ветерана майора Вольфганга Ветте. На снимке: Бруно и Хильда в страйкбольном магазине "Гуннарэйрсофт".
* * *