Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
День 0
Беседы вслух всегда начинались с гневных риторических вопросов. Все остальное соседи по рабочему помещению скидывали в рабочий чат, висевший у всех фоном. Амар задвигал его на дальний план и настраивал маркеры на свое имя или прозвище.
- Ну почему, почему эта дрянь так воняет? - возрыдал на весь офис Шестнадцатый, стаскивая новенький, с утра полученный шлем. - Неужели нельзя изобрести антисептик без запаха?
- Ты еще спроси, зачем у многих лекарств подложка не растворяется... - скептически отозвался Имран.
- А она что, нарочно?
- Да, мой юный друг! - Двадцать Третий откинулся в кресле, потянулся и принялся читать лекцию для заинтересованных и невольно причисленных к таковым. - Да будет тебе известно, что антисептики без запаха и полностью растворимые нашлепки изобретены давным-давно. Но, видишь ли, практика показала, что нет запаха - нет удовлетворенности потребителя. Его Величество Потребитель, да продлит Аллах его жизнь и наделит удачей, видишь ли, не верит в дезинфицирующие средства без запаха. Он не верит, что перчатка стерильна, если от нее не воняет лазаретом. Поэтому это - отдушка. Скажи спасибо, мой дорогой Шестнадцатый, что не щиплет кожу для вящей убедительности.
- А нашлепки? - спросил Амар.
- Я знал, коллега, что вы не останетесь равнодушным к этому вопросу! - Уйгур усмехнулся. Тон и улыбка вызывали желание дать в морду, и Хамади был в том не одинок. Двадцать Третий мог бы занимать как минимум кресло Штааля, если бы не был такой сволочью, или хотя бы умел вовремя заткнуться. - Ну неужели ты-то не можешь решить эту задачку? Ну давай вместе. Какие лекарственные препараты растворяются полностью?
- Безрецептурные.
- Отлично. И много от них толку?
- Ну... от детокса есть...
- Семнадцатый, ты начинаешь меня беспокоить... И можно отравиться детоксом? Нечаянно?
- Понял, - кивнул Амар.
- А я нет...
- Профилактика непреднамеренной передозировки. - терпеливо разъяснил Шестнадцатому Имран. - Снимаешь подложку, и в голове откладывается.
- А у меня не откладывается, - упорствовал молодой "четный". У парнишки была дурная манера приставать к Двадцать Третьему с чем попало, вызывая все более злые насмешки. Кажется, Шестнадцатый пытался так доказать свою неуязвимость - или просто подкармливал внутреннего изверга.
- Мой юный друг, позволь спросить, что не откладывается?
- Сколько этой липучки, когда голова болит.
- Потрясающе, - демонстративно развел руками Имран. - Фантомная головная боль.
Шестнадцатый, молоденький ливанец по имени Фарид, удивленно приподнял брови, потом сообразил и обиженно отвернулся. Шутка Амару не понравилась, но он не видел смысла в заступничестве за юнца, который сам напрашивается на издевки. Хотя, может быть, именно сейчас он не нарывался. К концу рабочего дня, а порой и к середине, средства "от, для и против головы" шли нарасхват. Слишком много данных, слишком высокий темп работы. И коллеги... младший инспектор Хамади отдал бы пол-оклада и обещанные премиальные за отдельную кабинку.
Пустые мечты. Даже если бы в отделе водились кабинки и кто-то - вопиющее нарушение цепи питания - пожаловал такую Амару, занять ее было бы ошибкой - человеку, которого утащили из армии, как лакомую кость у зазевавшейся собаки, человеку, к которому уже трижды подплывали по разным случаям бывшие сослуживцы, пока что без предложений, просто так, поговорить, так вот, такому человеку не следует работать там, где ему нельзя в любой момент заглянуть через плечо. Начнут подозревать, дергаться. И сам он примется нервничать и делать глупости.
- Парни, сегодня обедаем в белой переговорной! - заглянул в дверь Мендоса.
- Угощаешь? По какому поводу? Повысили? Сменил квартиру? - всколыхнулась комната. Амар выбранился про себя.
- Лучше! Будем смотреть "Улей".
- Эту гадость? - фыркнул кто-то. Другие интересовались более насущными вопросами: - А что, уже выложили? Или уже украли? Сильно порезано?
- Обижаете! - рассмеялся филиппинец, показывая служебный "леденец". - Я же на кинофестивале зарегистрировался в удаленное участие. Смотрю параллельно с показами!
- Что, ломать будешь?
- Конечно, и даже проведу легально. Скажу, нужно было проанализировать шумы в фонах. В общем, через час жду.
- Он же на полтора часа? Давай лучше тут?
- Ну, опоздаете, вот проблема. Штааль раньше пяти не вернется.
- Я, наверное, воздержусь, - без особой уверенности сказал Амар. Если все пойдут, глупо будет отказываться, да и всегда можно уйти.
- Плачу пятерку каждому, кто не захочет досмотреть до конца после первого часа! - пообещал Мендоса и благоразумно смылся от воплей "Ты за нас штрафы заплатишь!" Потом вновь сунулся в дверь: - И учтите, это сейчас он в доступе, а могут запретить! Скандал стоит до неба!
Амар был не первым, кто уже нырнул в пучины сети, и теперь можно было не тралить самому, а читать чужие подкасты.
"Делегация Дубайской правительственной киностудии покинула просмотр!"
"Скандальный режиссер Пьер Вуэ вновь обвиняется в провокации!"
"Антиутопия или аллегория?"
"Американский писатель предсказал будущее цивилизации"
"Люди-пчелы атаковали Иерусалимский киноцентр!"
На последнем сообщении Амар хмыкнул и задвинул чат подальше. Главное он уяснил: французский режиссер экранизировал роман какого-то американского фантаста прошлого века, не слишком замаскировав вполне явные намеки. Критики и посетители просмотра брызгали слюной, отдельные зрители грозили автору убийством, какая-то безграмотная корреспондентка назвала его новым Рушди. Потратить полтора часа на фантастический боевик стоило хотя бы для того, чтобы обзавестись собственным мнением. Вуэ раньше не снимал фантастику, из семи его фильмов четыре были запрещены в Сопроцветании, три в Евросоюзе и шесть в США. Европейская делегация сильно нарывалась, привозя на кинофестиваль работу Вуэ.
Рекламное стерео "Улья" напоминало световой барельеф какого-нибудь Союза молодых спортсменов. Ровная шеренга крепких молодых людей одного роста. Телесного цвета спортивные майки и шорты, обритые наголо головы, босые ноги. Лица притягивали и не отпускали взгляд - один человек клонирован, или просто все стоящие в ряд люди противоестественно похожи?
Неподвижная шеренга на фоне чистой бетонной стены. Секунд через тридцать Амар понял, что лица привычно неевропейские - ярко выраженный семитский тип, и при этом полная андрогинность лица и фигуры. Они - она? - он? - просто стояли и смотрели, и это было жутко. Манекены? Модели? Но что жуткого в манекенах? Амар присмотрелся - "чем, чем я занимаюсь вместо дела?" - и пришел к выводу, что на однотипных, но разных лицах что-то не так с мимическими мышцами. Он даже не мог уловить выражение - напряжение, покой, интерес, равнодушие? Инаковость душевной жизни идиота?
Амар с омерзением закрыл афишу, проверил счетчик: четыре минуты семнадцать секунд потрачено на созерцание рекламной картинки. Рехнуться можно. Фильм может оказаться пустышкой, но стерео делал мастер. Кстати, кто? Студия неизвестная, портфолио отсутствует, кажется, продвижение "Улья" - их дебют... владелица студии и главный дизайнер Жозефин Вуэ. Понятно, муж и жена - плодотворный союз двух членов общества. Какая стильная сетевая визитка у студии, а почерк тот же.
До перерыва оставалось полчаса, планировщики времени наперебой орали об отклонении от графика, вместо этого младший инспектор Хамади искал по белой и серой зоне информацию о Жозефин Вуэ и пытался придумать, как будет объяснять Ильхану, какое отношение мадам дизайнер Вуэ имеет к проекту фильтрации. Впрочем, по кипению в чате было очевидно, что оправдываться придется всему отделу - а если Мендоса пробежался по другим помещениям, то и всему сектору А.
Противостояние двух миров и двух человечеств, значит. Инсектоидная обезличенность против гуманного индивидуализма. Мрачное предупреждение миру. Как это ново, как это удобно и мило - обзови противников тараканами и дави, не задумываясь! Красиво и талантливо воплощенная гнусная идея только прибавляет в мерзости. Может быть, подумал он, и вправду не идти? Но ведь запретят же, тогда придется лезть в черную зону, смотреть урезанную копию, да еще и полную систему блох нахватать можно - Амар здраво оценивал свои навыки диггера и в нелегальную сеть ходил только с надежно защищенной рабочей машины. Или вообще не смотреть? Пусть прайд резвится?
Так, размышляя, не отказаться ли, дошел вместе со всеми до большой переговорной на втором этаже, и теперь уже было поздно сбегать.
Вуэ и в этот раз не изменил себе, пренебрегая полнообъемным изображением. Фильм был сделан в барельефной технике на классических перспективных фонах, а дальние планы только совершенно плоскими, как в дообъемную эру. Амару такое изображение было привычно, но сосед справа долго хлопал глазами, щурился, вертел головой и наконец шепотом спросил, нужны ли тут очки.
Режиссер, несомненно, был сволочью и провокатором, но он был еще и талантлив и невероятно трудолюбив. Каждый план, каждый кадр был выверен, продуман и вылизан как отдельный рисунок. Технику эту называли и фотописьмом, и анимационным реализмом, обвиняли в выхолощенности, театральной гиперпостановочности и утрировании - тем не менее, любой случайный кадр можно было вырезать и использовать в качестве фона или открытки, а то и украшения стены.
Вуэ всегда снимал так, словно первым изобрел камеру, проектор, монтаж и кинематограф. Никаких отсылок, традиций, жанров и форматов. Он просто лепил из людей, интерьеров и пейзажей свои фантазии, раскрашивал их цветом и светом, расставлял звуковые акценты. Сцены длились столько, сколько режиссер считал нужным, показывались с выбранных им ракурсов, приходили в мучительный диссонанс со внутренним ритмом зрителя, обрываясь слишком рано или продолжаясь нестерпимо долго.
Женщина шла, шла, шла по ночному полю в безвестной французской долине... а потом хичкоковский саспенс оборвался ничем, эротической сценой между двумя спецагентами в самолете, и вернулся переходом вскрика влюбленной ЦРУшницы в испуганный крик женщины на поле, ее неудачливой предшественницы... и стало ясно, что накопленная энергия страха наэлектризовала восприятие всего, что происходило между Джанвертом и его подружкой.
Тут критик-любитель внутри Амара подавился своим языком, остался только восхищенный зритель.
И уже он вместе с перепуганной, подвернувшей ногу женщиной следил, как из темноты возникают одна за другой фигуры в странных масках с не менее странными - и от того еще более угрожающими - рогульками в руках. Это почти его самого сводило ужасом. Это почти он сам выбрасывал вперед руку с оружием, пытаясь не столько защититься от врагов, сколько отогнать расплывающийся по краям кошмар. Выстрел, вскрик - и как в кошмаре же преследователи замерли, застыли в движении вперед, вместо того, чтобы атаковать или разбежаться, или хотя бы искать укрытия. Еще выстрел, еще. Толкотня, вспышки огня, синеватая молния... потом кадр выцветает до той экономной гаммы, которую дает инфракрасный диапазон. Фигуры в масках - ошалевшие мальчишки и девчонки в приборах ночного видения. Кусты. Трава. Три или четыре, да, четыре, неподвижных тела на земле.
Потом на экране возник доктор Нильс Хелльстрем, ученый-эколог, жертва международных спецслужб, и сектор А дружно выразил свое потрясение, а Мендоса торжествующе хмыкнул. В первый момент он вместе со всеми прочими решил, что перед ними Штааль. Конечно, доктор - щуплый европеец с лицом усталого подростка - был слишком уж белобрысым и светлокожим, но за три года в Дубае стал бы начальству близнецом.
Потом Амар задался вопросом, где ожидаемая провокация и мрачный прогноз. "Улей" методично развивался в направлении "подлые агенты Империи Зла преследуют мирных свободолюбивых ученых, сделавших крупное открытие, способное повлиять на мировой баланс сил", со всеми многочисленными определениями и надлежащим канцеляритом. Бесчинная евроамериканская разведка при содействии коррумпированных правительств пыталась секретное супероружие если не украсть, то отнять, засылая в лабораторию доктора Хелльстрема все новых агентов; доктор, слегка аутичный бессребреник и гений, при помощи симпатичного персонала (особенно хороша была ассистентка в коротком халате на голое тело) из последних сил оборонялся от негодяев. В промежутках он изучал муравьев и делал в дневнике глубокомысленные записи о превосходстве общественных насекомых над людьми.
В кадре микрокамера летела переходами муравейника - и не сразу зритель замечал, что она "ведет" конкретного муравья, опознавая его по запаху, по личному сочетанию феромонов. За первой шла вторая, снимая первую и отрабатывая крупные планы. Внутри кипела сложная, многосоставная жизнь. Строительство, доставка и переработка продуктов, уход за личинками и за домашними животными... почти ни одно дело не доводилось до завершения именно теми особями, кто его начинал. "Наш" муравей по дороге к месту назначения совершил не менее десятка мелких операций - в помощь другим. Съемка была безупречной, потому что не была безупречной. Камера вибрировала, маневрировала в воздухе, иногда чудом только не сталкиваясь с "потолком" или "стенами", муравей порой пропадал из виду, да и просто невыигрышных кадров тоже хватало. А наверху, над муравейником, так же слаженно, почти так же бесшумно работала съемочная группа. Две команды вели камеры, кто-то на ходу регулировал освещение и звук, кто-то начерно обрабатывал материал, маленькая группа вокруг Хелльстрема вполголоса обсуждала увиденное, формируя будущий закадровый комментарий. Люди менялись, уставшие отходили отдохнуть или поесть, но работа не прерывалась, всегда было кому занять их место, поддержать, помочь размять затекшие мышцы, подать воды.
Агенты были мерзки, особенно два руководителя, агенты грызлись между собой, напивались и натуралистично блевали, только парочка Джанверт-Кловис смотрелась на их фоне идиллически, потому что замыслила сбежать со службы и укрыться от вездесущей Империи Зла. Хелльстрем и его команда были элегантны, очаровательны и подчеркнуто увлечены трудом; несколько смущало лишь, что все "хорошие", кроме самого доктора и его агента-полицейского в ближайшем городке, были как на подбор разнообразными уроженцами Ближнего Востока. Коллеги уже вслух называли их "наши" и одобряли всякий решительный шаг доктора и компании.
Постепенно делалось ясно, что ферма - не ферма, а лишь прикрытие коммуны нового типа, что под мирными полями расположено несколько жилых и технических уровней. Амар с разочарованием обнаружил на экране дотошно воспроизведенные гидропонные шкафы, не хватало только флажка-логотипа "Зеленая революция".
Негодяи попытались добраться до Хелльстрема через эмиграционную полицию, не преуспели, обвинили в контрабанде оружия и терроризме и перешли к силовой стадии. На третьем штурме Джанверт со своей девицей угораздили в плен, а поредевший спецназ принялся вызывать авиацию в подкрепление. Джанверта склоняли к предательству, он для виду выламывался, планируя попросить у Хелльстрема убежища, доктор переживал за свое гнездо и нервно ждал начала испытаний нового оружия, разумеется, ядерного, сисястая ассистентка, рискуя жизнью, соблазняла американца-руководителя... все было очень красиво, но сюжет напоминал лучшие творения Дубайской государственной, представители которой почему-то с треском покинули показ. Сочли "Улей" пародией?..
Перерыв кончался, впереди было еще полчаса героической борьбы коммуны Хелльстрема за право жить, как они считают нужным. Что там будет дальше - воодушевляющая победа над врагами или жестокий разгром инакомыслящих, Амара не интересовало. И ровно когда он собрался встать, Джанверт невовремя проснулся и отправился на поиски доктора и своей подружки, чтобы совершить тщательно обдуманное предательство.
Все многочисленные намеки и недомолвки обрели зримое воплощение. Абстрактные дневниковые записи об идеальном обществе оказались не философскими рассуждениями, а рабочими заметками лидера Улья.
Гигантская многоуровневая подземная ферма вмещала многие тысячи людей-работников, которыми управляла немногочисленная элита - Хелльстрем и его ассистенты. Работники не знали человеческой речи, объяснялись жестами, ходили голыми, но им это не мешало, поскольку они были бесплодны, точнее, химически стерилизованы.
- Что? - переспросил Имран, плохо понимавший американский английский. Фильм был предназначен для личного просмотра и полноценный дубляж шел только в одни наушники, от которых Двадцать Третий гордо отказался.
- Chemically castrated, - повторил Амар, и сам поймал себя на речевой ошибке: надо было сказать neutered, как в оригинале, но так говорить о людях было не принято.
Размножалось это племя при помощи искусственных маток, питалось продуктами с гидропонных ферм, отправляло своих покойников в котлы для приготовления пищи (туда же спровадили, тщательно разделав, и всех спецагентов и убитых штурмовиков). Научные разработки вели явные плоды генной модификации, комиксовые карлики с гигантскими головами. В общем, под личиной мирного инакомыслия скрывался мрачный нечеловеческий ужас, вооруженный тектоническими ядерными зарядами.
Амар поймал себя на мысли, что мрачный и "нечеловеческий" ужас подземелий Улья все равно как-то симпатичнее выраженно человечных ужасов, штурмующих ферму, а доктор Хелльстрем, создатель кошмара и его порождение, понравился ему окончательно. Ну кастраты, ну элита и рабочие особи, ну мешки с эмбрионами, ну не расходуют даром белок - и что?.. Ядерное оружие? Опять?! Главное, зачем? Достаточно и агротехнического оружия, атлантисты и так десятый год бьются в истерике по поводу нашей "третьей зеленой" и ее предполагаемых демографических и социальных последствий.
Шок Джанверта, переданный через ускорение смены планов и смазанные, лихорадочно яркие переходы, вдруг стал вызывать у Амара скуку. Босховские нагромождения ужасов - совокупляющиеся тела в синем свете, беременные обрубки без рук и ног, багровые огни, стенд с кадаврами в аквариумах. Разделываемые на параллельных конвейерах птичьи тушки и человеческие трупы. Смуглые лица без мимики, мерные движения двух рядов рук. Ошметки крови и мозга работника на стенках подъемника - и прилипшее белое перо. Раздавленные помидоры и кроваво-сочные отпечатки ног на белой глянцевой дорожке. "Внезапно прозревший" Джанверт ощущался как заноза в языке.
- Да пристрелите уже этого урода! - потребовал от обитателей Улья Шестнадцатый, нетерпеливо ерзая на стуле. Мальчик явно не вышел из возраста интерактивных игр.
Завершалось все ожидаемо: усталый и победивший всех доктор Хелльстрем делал очередную запись в своем дневнике. Тонкий старомодный маркер скользил по кремовой плотной бумаге. Четкие строки складывались в обещанное пророчество: "Рой будет следовать за роем. Дикие чужаки будут ассимилированы или отброшены в самые дальние участки планеты, которая станет принадлежать людям будущего..."
Голубоватая лампа отбрасывала тень на спокойное, слишком спокойное лицо. Над обезображенной воронками и рвами долиной расходились тучи, вставало солнце. Муравей карабкался по травинке, срываясь и скользя, и продолжая свой путь...
Рабочий день безнадежно сорван. Компания великовозрастных придурков наперебой выясняла, был ли в самых жутких эпизодах задействован инфразвук, не слишком ли завиральная идея тектонические заряды, как фамилия актрисы в роли ассистентки, и что вообще хотел сказать этот Вуэ, рисуя людей такими уродами, а Улей разумным, упорядоченным и очень дружелюбным местом?
- Какая же это антиутопия? - вопросил Имран. - Это там снаружи полная антиутопия!
- Это для нас и на первый взгляд, - отозвался Амар, в котором уже поднял треугольную голову кинокритик. - Во-первых, население Улья на нас похоже. А еще больше на нас, какими мы хотим быть. Во-вторых, насекомые, не насекомые, они могли бы и у минералов учиться. Главное, они молодая культура, которая ищет путь, отличный от того болота, куда влип первый мир.
- Местами у них тоже очень неприятно, - встрял Шестнадцатый. - Эти тушки...
- Да это же его просто напичкали раньше чем-то, это явный галлюциноз! - отрезал уйгур.
- Тут уж вам виднее, - улыбнулся вредный "четный". - По-моему, это все там есть на самом деле. Но они же не должны страдать, если мозг удален...
- Тушки точно есть, - кивнул Амар, не давая Двадцать Третьему ответить, кому что виднее - особенно с удаленным мозгом. - И другое представление о жестокости. Улей у Вуэ боли не любит - ни терпеть, ни причинять. А вот жизнь они отнимают легко. Но вы с другой стороны загляните. Чего хочет Хелльстрем? Чего хочет Улей?
- Создать совершенное общество.
- И чем такие попытки кончались до сих пор?
- Высадкой войск этих уродов! - решительно ответил шедший рядом Мендоса. - Я вам говорил, что не пожалеете?
- Да говорил, говорил - ты мне лучше скажи, почему тогда наши дверьми хлопают? - встрял один из техников.
Трудно с людьми, не желающими понимать искусство, подумал Амар. Впрочем, это был еще терпимый по наивности вопрос. Во время просмотра один из "четных" очень удивился вслух: какое же это про нас, у нас бабы голые не ходят! Амар воздержался от разъяснения наготы и обезличенности как метафоры закрытости, а стерилизации как лишения права на сексуальность. Не поймет, еще обидится. Предметное мышление: голая баба - это голая, а одетая - это совсем другое дело. Жалко, что никакое начальство с ними не увязалось, а то полное отсутствие межкультурного диалога. Местные четные не видят дальше поверхности, а нечетные-Хс все-таки чужаки с тоннельным зрением. Тот же Ильхан бы понял сразу.
- Потому что к насекомым приравняли. И к этим... нацистам-коммунистам. - сказали сбоку.
Амар вздохнул уже громко.
- Тут кому-нибудь слово "шура" что-нибудь говорит, а, лингвисты?
- Сам такой, - откликнулся Имран. - Ну "совет", ясное дело. Общественный. Поэтому русских раньше звали шурави...
- Шура - право всех мусульман перед халифом. Халиф должен обращаться к ним за советом в делах. Всевышний Аллах говорит: "И советуйся с ними о деле. Если ты принял решение, то положись на Аллаха". - Этого начетника с голосом профессионального проповедника Амар знал только в лицо, но сразу распознал знакомые нотки.
- А еще сура Корана, да, - сказал Амар. - Шура - это корень ш-в-р. Улей и извлечение меда. Можно было и в словаре посмотреть. Или в толковом словаре. Все слова, все понятия, обозначающие управление по согласию, у нас растут оттуда. А улей уже тысячу лет считается идеальной формой общественного устройства. Это в воздухе, в языке, повсюду.
- Значит, все-таки под нас подкапывались? - спросил неугомонный техник; Амар только вздохнул - вот разжевал же все и в рот положил, а все человеку чего-то не хватает, чтобы проглотить.
- Да, да! - Имран терпением не отличался. - И под нас, и под идею халифата, и заодно зрителей в Европе попугать, им критики всю этимологию и энтомологию растолкуют, со всеми сурами и цитатами.
- Еще, наверное, - вставил реплику в щель Шестнадцатый, - потому что для атлантистов Улей - это тупик. Вот сожрут они всех, останутся без конкурентов, потеряют нужду в элите и так и закуклятся до скончания времен.
- Умный мальчик, - одобрительно похлопал его по плечу уйгур. - Ты хочешь сказать, что культура у них сохраняется как феномен на границе контакта?
- Чего? - утратил нить беседы умный мальчик, и принялся объяснять, размахивая руками. - Ну вот смотрите, вот они притворяются людьми, зачем? Защитная окраска, им самим это не надо. Там вот Хелльстрем говорит - как мне надоела эта одежда, эта еда, хочу вниз! Когда внешнего не будет, окраска не понадобится...
- Мы о том же, - вежливо прервал монолог Амар. - Да, наверное, такой вывод и заложен, должен быть очевиден. Для режиссера это - мы. И актеры подобраны, и ядерное оружие, чтобы даже дурак догадался, ну и Хелльстрем...
- Это да-а, - кивнул Имран. - Это красиво.
- Как вы думаете, случайно?
- Может, и случайно, - покачал головой Амар, - им нужен был характерный ренегат. А, может, по базам данных пробежались. Докладывать будем?
- Ни-ни-ни, - радостно проскандировал Имран. - Пусть сам.
- Он же так никогда не посмотрит.
- А так он сразу поймет, какой французский агент подсунул копию нашим сестрам из аналитического отдела.
- Кстати, а какой? - толкнул его в плечо Амар, представляя, что устроят двенадцать гремучих змей из обсуждения просмотренного, и решил, что надо скорее залезть в их внутренний чат. Жайшевские аналитички работали в отдельном помещении, держались все вместе, с коллегами были подчеркнуто скромны, а шуточки и сплетни передавали друг другу на очки-визоры.
Уйгур ухмыльнулся:
- Пошли работать, муравьи, у нас мир стоит не завоеванный.
Если кто-то может жаловаться, что из мореплавания романтика ушла - то в нашем деле ее отродясь не было. У нас скучная, неблагодарная работа. Когда в наших коридорах говорят, что мы делаем историю - это психотерапевтическая накачка, и не очень удачная. К нам идут не за этим. К нам идут за карьерой, за влиянием, которое можно продать, за информацией и просто за деньгами. За безопасностью, которую дает статус государственного служащего с допуском. Но, несмотря на все это, время от времени кому-то из нас, как правило, случайно, удается сделать человека, который делает историю. Так вот, мечтать о таком - идиотизм. Во-первых, потому, что работа куратора при таком источнике - это конец вашей карьеры. Может быть, вы уйдете на пенсию начальником отдела. Как я. Потому что источник класса А - дороже жемчуга и злата, и, соответственно, никто и никогда никуда не повысит ведущего, к которому источник привык. Во-вторых, это вообще конец всего. Вам будут давать очередные звания, вас, если повезет, завалят бонусами, но делом вашей жизни останется этот конкретный человек или, при особом невезении, несколько конкретных людей. Ваши интересы могут сто раз измениться, ваши планы - тоже, вы можете просто захотеть все бросить и уехать в другую страну. Источник класса А ставит на всем этом крест. Иной жизни у вас не будет. И в-третьих, эта жизнь, как правило, состоит из сплошного кровохарканья. В самом буквальном смысле слова: куратор, которого рвет желчью после сеанса связи - зрелище бытовое и привычное. Вы будете аналитиком, няней, мамкой и психиатром при неблагодарной золотоносной сволочи, которая и так имеет слишком высокий шанс сдохнуть от последствий своих собственных ошибок - а потому первая ваша... в общем, вы меня поняли. А еще эта сволочь должна вам верить. Даже не верить, а твердо знать, что для вас - нет, я вовсе не об идеалах - знать, что вы цените корыстные интересы своей страны, чуть больше своих личных корыстных интересов. Вот на такую чуточку. Но больше. И самое скверное знаете что? Это должно быть правдой.
Из выступления [засекречено] перед выпускниками [засекречено] в июле [засекречено]
Сенсор устроен неудобно. Все остальное - еще хуже. Сенсор видит мир вверх ногами, потому что такую поставили линзу. Экономили. Переворачиваем до сих пор за счет процессора, тратим до дэва мощности. Процессор - тупица страшная, незнакомого не узнает, когда глючит, когда просто не видит, хоть оно прямо перед носом болтайся. Первый приоритет присваивает семи точкам, не больше. Можно разогнать до одиннадцати, но тогда даже не заметишь, где сбоит. Или зависнет что-то. А сенсоры еще и тонус теряют - и фокусироваться не хотят. И жидкость пересыхает. И баланс дохнет. В общем - позор, а не система.
Очки можно не снимать даже на время разговора. Хотя почтенные старейшины влиятельных родов до сих пор читают по старинке, с планшеток, если не с распечаток. Неважно. Эмулятор отрисует все необходимое - пакол, бороду и морщины, уберет все лишнее.
Маска N5. Защита от проверки: максимальная. Имитация дальности: 800~1000 км. Уровень помех: аналогичный устройству класса 4. Активировать.
Контакт с той стороны тоже лепит ворону на зрительном канале. Только ворона у него качеством пониже и сыр пожиже. Изображение - мужчина западно-семитского типа - лет двадцати-пяти, если из деревни и за тридцать, если горожанин, но скорее из деревни: плохо сошедший крестьянский загар, огрубевшая кожа, брился вчера, головной платок стирали, но не гладили, рубашку тоже. Фон - труба каирской подземки. Фон и фигура - разного происхождения, состыкованы кое-как. Типичный мюрид в ответ на типичного шейха. Сделано на коленке, так что шутка, а не рефлекс. "Лепить ворону" - калька, заимствование из того же языка, откуда "маскировка".
- Да благословит тебя Аллах и да приветствует, - встроенный фильтр субвокалки меняет и обогащает голос всеми необходимыми деталями: индивидуальностью, акцентом. "Мюрид" не икает, услышав русский, потому что некачественная краденая графика икать не может.
- Спасибо, добрый человек, - мгновенно отзывается контакт. Русским он на уровне разговорного не владеет, зато владеет транслятором.
Собеседник может оказаться подставой. Всегда может. Но даже если он передаст техникам полный пакет принятых данных - изображение, звук, микроколебания напряжения, - результаты экспресс-анализа покажут, что "шейх" почти не маскировался. Как и все прошлые разы. Внешность - стандартная аватара, а голос свой собственный, словарный запас собственный. Результат психолингвистического анализа: образ соответствует личности.
На более глубокое исследование нужно больше времени и ресурсов, чем есть у "мюрида".
Остается носитель, конечно. Но это риск неизбежный и неизменный. И вообще, если любая из противных сторон доберется до носителя на физуровне, значит, молоко уже пролито.
- Мне нравится место. - В этот раз реснички видеосенсоров движутся в такт речи и маскировщик вставляет от себя нужные слова и вежливые обороты. - Но у меня есть предложение по ходу процедуры.
Контакт отзывается с легкой паузой. Он не очень готов выслушивать пожелания клиента в этой области. Не готов - и показывает это. На словах рассыпается в радостных изъявлениях.
- Обратите внимание на коммерческую собственность на противоположной стороне улицы...
"Мюрид" слушает, почтительно кивает собеседнику, и, кажется, не возражает. Под конец, выбрав подобающую формулу, все же интересуется, зачем.
- По многим причинам, о дитя. Во-первых, это красиво, - значительно поднимает палец шейх. И обрывает связь.
Самая медленная река -> Почтенному маслоторговцу
Полагаю прибыть своевременно или несколько позже.
Сообщение, не отфильтрованное во время пробного запуска системы "Сомнительное", разработанной Сектором А контрразведки Народной Армии Турана.
Интересно, кто это на другой стороне? - хмыкнул Суджан, спускаясь на улицу. - Небось, какой-нибудь юнец из информационного отдела, таким самая радость под старческой аватарой выделываться... Здешний старик не только говорил бы с довоенными оборотами, он думал бы по-другому. И уж точно не просил бы усложнять. Это им против шкуры всей - усложнять. Потому что люди самое-самое простое едва с четвертого раза делают, даже когда все благополучно. А все благополучно бывает редко, куда чаще его заменяет "все плохо".
А этот... этот молодой и из организации, не сам по себе. Ресурсы есть, поражение в печень не кусало еще, вот и хочется сделать сложно, чтобы ахнули. Чтобы дело, да отвлекающий манёвр, да покрасивше.
Тамбур, переход вниз - в Дубае любят трубы и герметику, даже не военной памятью, а уже и просто так, в смысле красоты. Даже в подземных торговых галереях - сводчатые, рубчатые потолки и крышки люков неизменно обведены резиной.
Маневр покрасивше? Что ж, пожалуйста, нам не трудно. Нам не нужно, чтобы заказчик начал нервничать раньше времени. Пусть думает, что всё идёт по его плану, а исполнитель - на то и исполнитель, что готов выполнить любое распоряжение за разумную цену. Тем более, что распоряжения, в целом, дельные и не слишком обременительные, именно потому что дельные.
Переход, лифт на шестой уровень. Суджан вместе с толпой туристов вышел в просторный зал, потом еще в одну трубу, тоже рубчатую, но пластиковую и прозрачную, над улицей. От стен, несмотря на все защитные покрытия, тянуло теплом, а вдоль центральной дорожки дул прохладный кондиционированный ветер.
Наблюдения... сказал бы "вовсе нет", но будем осторожны. Не видно наблюдения. Ни самому Суджану, ни его камерам, ни человеку из прикрытия. Не видно. Будем исходить из того, что встреча прошла успешно.
В принципе, всё готово. Отвлекающий манёвр распределяем на резерв, сигналы отправлены, подтверждения получены. Три человека произведут по отдельности невинные и не привлекающие внимания действия. И им не скучно, и заказчику приятно.
Вечер. Улицы внизу полны людьми, машинами, по эстакаде с деловитой вибрацией идут скоростные поезда. Ползучая пешеходная дорожка под ногами чуть сдвигается в такт очередному удару, компенсирует. Стайка роликовых подростков обогнала по нижней, обдав запахом жареной резины, фруктов и почему-то крахмала. Резиновый обод входа впереди светился нежно-розовым.
Вся эта суета не раздражала, а, наоборот, успокаивала. Суета была чужой, город был чужим, чужой была страна и люди вокруг. На них можно было смотреть как на полностью посторонних, а не таких, что были своими, а потом вдруг сделали шаг в сторону, вывернулись наизнанку. Недалеко, в нескольких километрах отсюда, находился человек, который тоже когда-то был своим, а теперь стал чужим. Впрочем, ему осталось недолго и в этом городе, и на этом свете.
"У заказчика чистые руки, у исполнителя чистая совесть" - в принципе, глупость. Но по нынешнему случаю совестью Суджан мучиться не намеревался. То, что он собирался в самом конце как минимум сильно, а скорее всего и очень неприятно удивить заказчика, его тоже не беспокоило. Впрочем, удивление заказчика, а, главное, степень неприятности этого удивления будет напрямую зависеть от его, заказчика, намерений.
Переступить через розовую дымку, задуматься - почему на этом порожке никто ничего не ломает? Выбросить из головы.
Интересно, всё-таки, кто этот "шейх"? Не сам контактер, а, так сказать, первичный источник заказа. Думал уже, проверял, искал, не нашел. Хорошо закопались. В качестве базы, по-прежнему - либо кто-то из местных, туранских, силовиков, либо люди Акбар Хана. Местные могли искать приезжего специалиста потому, что им категорически нельзя светить в таком деле своих, а ему, Суджану, доводилось уже работать в Туране, и вообще он подходит по критерию цена-качество-личная заинтересованность. Особенно, признаемся, по последнему параметру, хотя со вторым все тоже неплохо. Акбар Хан - мог и потому, что у него подходящих людей здесь под рукой нет, хотя кого-то из своих "антитеррористов широкого профиля" он с собой, несомненно, притащил - но с ними же так... никогда не знаешь, кто им уже платит или заплатит в будущем. Но вот как только прогремит второй взрыв, исполнитель любому из этих заказчиков окажется совершенно не нужен. Ну, в крайнем случае, пригодится для отвода глаз на показательном процессе. Даже покрасоваться можно будет перед расстрелом.
Из раскрытой пластиковой двери пахнуло сдобой - и смотри-ка, на арахисовом масле жарили... Заглянул - так и есть, парикмахерская, а в углу полуавтомат листовые пончики печет. Пол-автомата - железка, пол-автомата - бабушка марокканского вида, вся в подвесках. Посмотрела уничтожающе: что, мол, тут, брать же не будешь? Не буду, бабушка, вредно для здоровья и руки занимает. Тем, собственно, и вредно.
Нет, мы лучше, всё-таки, останемся живые и на свободе. И поэтому сейчас и вплоть до второго взрыва мы будем демонстрировать полную свою подконтрольность - насколько это вообще возможно в условиях, когда большая часть участников одного дела друг друга даже не видела в лицо. А потом заказчику, скорее всего, все-таки придётся горько удивиться.
Вообще, забавно, если окажется, что это действительно люди Акбар Хана. На Акбар Хана Суджан бы даже и сам от себя поработал бы, особенно по старому своему профилю - давить талибов в горах. Впрочем, этот миляга в своем Западном Пакистане их и сам уже почти передавил - да так, что даже туранцы, а не только европейцы с их "правами человека", морщились. Но по прямому профилю Суджан не действовал с тех самых пор, как его группа попала в засаду по дороге на обусловленную точку встречи, а потом остатки добили на запасной точке. Он тогда уцелел, в общем-то, чудом. А дальше ему помогло уцелеть то, что он вовремя сообразил: это не хитрость врага и не утечка информации, да и шквальный огонь в последнем пункте - не случайная несогласованность в работе силовиков разных служб. Его слили террористам, а для верности решили заполировать "своими". Суджан так и не узнал, зачем - что он видел, что слышал, кому помешал, чью благосклонность хотели купить его головой, кому освобождали место.
Пончики остались на четыре этажа выше и на семьсот метров позади, вокруг уже плескался полупрессованный вечерний жар открытой улицы, а запах все еще держался в ноздрях, вкус полз по языку, твердая спекшаяся корочка, пористая мякоть, почти жидкая сладость внутри, и так каждая бусина, а их на листе двенадцать... таких не делали у него дома, он только в Туране впервые поймал этот запах, а само лакомство, кажется, и вовсе китайское. Не ел его Суджан в детстве, а гляди ты...
Ни гнев, ни обида, ни горе, ни гибель друзей, ни полная невозможность вернуться домой, однако, не заставили его искать смерти. Своей. А вот ту чужую смерть, которую он давно искал, заказчик помог найти. Уже почти. И за это Суджан был даже ему благодарен. Но доверять? Нет, от таких глупостей его излечили всего за один раз и окончательно. А уж когда в деле политика... тут, как выяснилось восемь лет назад, не имеет значения, насколько верно ты служил, насколько храбро сражался и насколько ценные услуги раньше оказал. Палец прикасается к сенсору, имя исчезает из списка. Он, к счастью, был не такой уж большой шишкой, чтобы тщательно проверять и делать генетическую экспертизу трупа. Подходящее по антропометрии обгоревшее тело во взорванной машине вполне удовлетворило "охотников", после чего они облили труп бензином ещё раз и сожгли окончательно. Тащить на опознание его явно не собирались. Как, впрочем, и допрашивать, и переубеждать, и перетягивать на свою сторону.
Но кто-то знал или подозревал, что он жив. Или посчитал гибель неубедительной. Суджан не обманывал себя - информация о последних годах его жизни где-то существовала, где-то циркулировала, встречалась с другой информацией. В конце концов, когда он остался без службы, без страны и без всего остального, он умел только то, что его учили делать с юности - стрелять, взрывать, проникать в охраняемые помещения и уходить от погони, следить и обнаруживать слежку, устраивать засады и находить засады... Довольно обширное "только". А потом кто-то (может быть, даже компьютер) поймал часть сведений о его нынешней жизни сопоставил с той, давней.
Или кому-то просто повезло.
Говорят, что во время войны всем было не до контрабанды и не до пограничников и людей из береговых служб растаскивали на все военные и полицейские надобности, пока у всех стран на этом месте не осталась одна дыра. Так что Вождь береговую охрану сразу сделал независимой, чтобы растащить ее, в случае чего, могли только главком да он сам. А на самом деле, это, скорее всего, просто административно случилось. Взяли чью-то службу за основу - турецкую, кстати, от нее больше всего осталось - а потом какое-то время сливать ее было не с кем, а потом они отъелись, и их стало рискованно сливать, слишком большой кусок, флотилии свои. Так и остались, а теперь за этим видят государственную мудрость. Хотя Вождь вообще мог. У него много что так случайно получается, что и намеренно бы лучше не вышло.
Из рабочих записей Мишеля де Сенса, инфопортал "Восточный экспресс"
До возвращения Бреннера Вальтер успел набросать очень грубую и приблизительную схему текущего расклада, которую потом собирался показать начальству. Какие-то звенья всё равно "провисали", казались ненадёжными, требовался взгляд со стороны.
Пока же он включил новости по одному из каналов постоянной трансляции. Официальная информация, она и есть официальная информация, особенно в Туране, но кое-что полезное можно извлечь и из неё. Некоторые политические инициативы готовятся заранее, потому что, не сориентировав общественное мнение, провести их в жизнь бывает затруднительно. И здесь важнее даже не то, что конкретно говорится, но и то, как именно, когда, кем и по какому поводу. И все равно гадание на медийной гуще. Но даже оно что-то дает.
Мелькали новости местной и мировой политики, искусства, спорта... Вальтер перестал переключать каналы, когда на экране потянулись сверкающие линии огромного тепличного комплекса, снятого с высоты птичьего полёта. Потом замелькали длинные линии рельсовых линий, идущих между рядами растений. Люди в белых халатах, автоматические распылители и ещё какая-то сельскохозяйственная, но отнюдь не полевая техника.
- Очередной агротехнический комплекс, пущенный в ход четыре месяца назад, дал первый урожай плодовых тел на растениях нового типа. Предоставить научный комментарий мы попросили доктора биологии... В углу экрана чуть мигает цветной кружок - программа рвется предоставить субтитры на всех разнообразных языках Турана. Переозвучивать запрещено. В Дубае вещают на местном диалекте арабского, в Тегеране на фарси, в Стамбуле на турецком и так далее. В регионах, где есть миноритарные языки, будут и на них Остальное - текстом, текстом, текстом.
- Первую известность растения с увеличенными плодовыми телами приобрели больше десяти лет назад. Проблема накопления полезной пищевой массы в растениях была связана с тем, что даже генетически модифицированные сорта, в общем, достигли в этом отношении предела возможностей. Чтобы увеличить урожайность питательных культур, необходимо было искать обходной путь. Все знают, что наибольшей урожайностью обладают не растения, а грибы. Благодаря чему? В состав любых органических веществ входит, помимо прочего, азот - самый распространённый элемент в атмосфере земли. Однако подавляющее большинство живых организмов, что растений, что животных, не способны усваивать азот напрямую. Грибы получили эту возможность благодаря симбиозу с особыми, как их называют, азотофиксирующими, бактериями.
- А нашим учёным, насколько мне известно, удалось добиться такого симбиоза и в растениях?
- Совершенно верно. Методами генетической инженерии удалось вывести бактерии и растения, которые вступали в симбиоз друг с другом. Вы помните, насколько серьёзные продовольственные проблемы испытывал Союз, не говоря уж об окрестных государствах, к началу массового внедрения.
- Еще бы. Думаю, что и большая часть наших зрителей помнит это не хуже.
- Проблема была не только в том, чтобы создать сами растения. Хотя в условиях хозяйственной разрухи уже это было весьма значительным подспорьем. Необходимо было разработать систему, позволяющую надежно выращивать их в самых разных условиях.
- Мини-теплицы, расположенные на крышах и балконах зданий, во дворах, на небольших подвесных платформах, и в самом деле получили широкое распространение в последние годы. Это позволяет, разумеется, частично, обеспечить города не только за счёт сельской местности, но и за счёт безопасных продуктов, выращенных в городской черте. Вы это имели в виду?
- И это тоже. Распределенное производство - залог безопасности всех. И мы наконец смогли поставить производство еды на промышленную ногу. Нынешние агроцентры еще и база для следующего рывка. До прямой сборки нам еще далеко, но можно считать, что достаточно скоро призрак голода, издревле висевший над человечеством, отступит навсегда.
Вальтер выключил трансляцию, вернувшись к просмотру новостных лент заграничных информагентств. Вот о таких вещах мы, увязнувши в сиюминутных политических, военных и прочих интригах и конфликтах, часто забываем, а, между прочим, забывать о них нельзя. Туран не только решил... ну, скажем так, почти решил продовольственную проблему и у себя, и у своих союзников, в том числе на весьма разорённых войной территориях. Он теперь лидер в области технологий, которые уже - не без иронии - прозвали "третьей зелёной революцией", и торгует ими с дружественно настроенными режимами других стран. Африка, Латинская Америка. Те, кто совсем недавно задыхался. Вникать в то, по каким политическим или идейным соображениям правительство считает ту или иную далёкую страну союзником, желающих на самом деле не так уж много. Но вот то, почему страна, дающая возможность справиться с голодом - друг, понятно всякому.
То, как из конгломерата делящихся, сливающихся, дерущихся, разорённых войнами и Войной стран вдруг воздвиглась и продолжает воздвигаться, да ещё совсем рядом, могучая современная империя, напугало Европу изрядно. Слишком стремительный процесс. И явления вроде "новой зелёной революции" сыграли тут не последнюю роль. Новая власть не только дала объединяющую идеологию, когда все виды старой, и религиозной, и светской, дискредитировали себя. То, что она усмирила враждующих и накормила голодных - куда более заметно населению, уставшему от бесконечной войны и разрухи. Люди иногда довольствуются идеями вместо хлеба, но очень недолго. Но вот вместе с хлебом они воспринимают идеи куда лучше. Хоть идею "евразийского союза", хоть чёрта с рогами. Съедят и добавки попросят.
- Ты спать вообще ложился? - поинтересовался Бреннер, заходя в комнату.
- Ложился, - недовольно буркнул Вальтер, глядя в развёртку. Восемь окон и, кажется, придётся ещё три открыть. Как бы их расположить поудобнее? Ага. Вот так. - Четыре часа я спал, как положено.
- И даже зарядку не сделал, - продолжал ворчать генерал, глядя через плечо. - А это что такое? - он ткнул пальцем в какую-то, и в самом деле дурацкую, информационную заметку.
- Первоисточник ищу. Он явно аналитическую часть содрал у кого-то. Переписал своими словами, чтобы не судиться, добавил от себя... мыслей... точнее, глупостей. Анти-Мидас. Всё превращается в... информацию третьей свежести.
- Таких информагенств и журналистов - девять из десяти, - зевнул Бреннер. - Ты лучше скажи, как по-твоему, что на конференции делает европейский сектор контрразведки?
- Вполне возможно именно то, с чем заявились, - Вальтер открыл ещё одно окно, проглядел вполглаза, перешёл по ссылке. Мда... - Это же царство тысячи и одной ночи, если Евросоюз участвует в программе по вооруженной борьбе с наркотиками, то со стороны Турана привлекают отдел, занимающийся ЕС. Так сказать, два в одном, и заявленную задачу порешаем, и проследим, чтобы прочие борцы не нашпионили лишнего.
- Я тебя спрашиваю не о том, что они делают в программе, а что они делают на конференции, потому что вчера их в списке не было, а сегодня они там есть. А изменилось со вчера очень немного.
- Мы с вами изменились, вернее появились... Ага. Вот откуда он это взял, похоже, - Вальтер вывел на проекцию статью "Восточного экспресса". Интересно, что за остряк название ресурса придумал? Потом перепрыгнул ниже, к комментариям. Как любопытно. Еще любопытнее. Совсем удивительно. - Тут даже не из заметки переврано, а из полемики в комментах. "Освобожденная женщина Турана", ну и никнейм...
- "Освобожденная женщина Востока" в русском сегменте поищи, - откликнулся генерал. - Что там насчёт изменений в составе туранских представителей и остальных делегаций?
- Это вчерашняя статья. Тут другое. Может быть, мы и ни при чем. То ли этот Освобожденная женщина Турана шизофреник. Не пойму.
- Скидывай. - Бреннер теперь глядел на собственный стол. Вальтер перебросил ему страницу со статьей и результаты поверхностного анализа. - Действительно...
Российскокультурный, и с хорошей вероятностью, если лингвоанализатор не врет, русскоязычный владелец дурацкого - зато зарегистрированного во всем азиатском сегменте - псевдонима сопоставил несколько событий, о которых сообщалось в открытых источниках, и выдвинул предположение, что на очередном заседании конференции по соблюдению мирных договоренностей в Юго-Западной Азии радикальное крыло евроамериканского блока попытается разыграть "опиумную" карту. Предложит президенту Западного Пакистана дружескую помощь в ликвидации плантаций, для чего конечно же потребуется ввести на территорию Республики Западный Пакистан милитаризованный отряд FDA, владеющий специальными технологиями обнаружения и уничтожения плантаций опиумного мака, каковые и служат источником финансирования группировок движения "Талибан".
Самым смешным в предположении было то, что, насколько знал Бреннер, парочка его коллег прибыла на конференцию именно с такими инструкциями. Впрочем, вариант напрашивался - и если это видят в сети, то вряд ли пропустили в Дубае.
Президент Наваб Аслам Акбар Хан боролся что с маком, что с талибами с первого дня своего президентства и вплоть до сего часа. Нельзя сказать, что безуспешно. Ресурсов под предлогом борьбы было освоено много, одной военной техники и оружия, предоставленных Тураном, Китаем, Индией, Россией и даже Евросоюзом было получено и якобы уничтожено противником не меньше, чем в легендарных сражениях XX века. Политических противников и потенциальных соперников под предлогом борьбы тоже списывали в масштабах, потрясавших воображение. Проблема же, будь она неладна, не решалась - и, кажется, Акбар Хан все-таки допрыгался. Впрочем, результаты спутниковой съемки объявляли фальшивкой не только в правительстве Западного Пакистана, но и наблюдатели в Пекине...
- Будем иметь в виду. Еще что-нибудь интересное есть? - Бреннер потянулся и встал из кресла.
- Вот, - Вальтер подал планшетку с заранее заготовленными справками, отчетами, списками запросов на личный визит или разговор по связи, приглашениями официальными и не очень.
- Ага, - Бреннер прочитал поданное, видимо, остался чем-то доволен, но сообщать подробности не торопился. - Отдохнул бы... Сейчас будет показ призёров соседского кинофестиваля, так что можешь сходить. Объёмная панорама, всё такое... Я не могу, у меня глаз начинает болеть. Да и привычки нет. Потом на плоскости посмотрю.
Упс. Что это генерал кино заинтересовался? Вроде бы раньше читать предпочитал. Вальтер и сам либо читал что-нибудь из европейской классики, по середину двадцатого века, либо смотрел сугубо развлекательные фильмы, даже боевики, лишь бы действие происходило не на Ближнем или Среднем Востоке.
Глядеть на героических стероидных спецназовцев было смешно, но и иногда и у них мелькало что-то человеческое. Маркус Шлезинг был, например, очень хорош в брутальных ролях. Вроде и бык-быком, а лицо выразительное. Говорит мало, но оно, пожалуй, и к лучшему... "Так вот кто навёл на меня террористов..."... "Побойся бога, Льюис, там же заложники!". Рукопашка, кстати, терпимая в его фильмах - грубая, силовая, с побиением противника всем, что под руку попадётся. Всё равно, конечно, перегибают палку, но ничего, смотреть можно.
- Может, ну его? - Вальтер поморщился. Опять какую-нибудь высокоинтеллектуальную заумь совершенно непонятного вида впихнут и сиди два с половиной, а то и три часа, стараясь не заснуть и не делать морду очень уж тупой.
- Сходи, сходи. И тебе расслабиться надо, и... эти вещи иногда не хуже разведсводок показывают, что у некоторых людей, а иногда и у целых стран в голове.
Уфф... Ну ладно, надо так надо. Что у нас тут? На первом месте "Улей", на втором "Дом осуждённых", на третьем - "Последний кольценосец" (пояснение: кинополемика с "Властелином Колец"). У "Кольценосца" хотя бы понятная без словаря аннотация. Какой-то русский полсотни лет назад написал боевик в пику Толкину, а тут местные, значит, сняли фильм по мотивам. "Всё было не так, а как оно было, мы вам сейчас расскажем". Ну, посмотрим. Знакомство с приёмами пропаганды потенциального противника нам не повредит, а на большее вряд ли стоит рассчитывать... Да и отвлечься от некстати нахлынувших воспоминаний не повредит тоже.
Новые пакистанские войска, собранные с помощью и под защитой европейских солдат, представляли собой немногочисленные кадры довоенной армии, на пять шестых разбавленные людьми, взявшими в руки оружие уже после того, как всё началось. Или, если уж быть точным, взявшими в руки оружие на, так сказать, постоянной, а не "от случая к случаю, как подвернется" основе. Набирались они по деревням и бедным городским районам - за деньги, за паек, за хорошее оружие, за обеспечение семьям. Поначалу местные власти мобилизовывали и принудительно тех, кто казался годным к службе - просто на улицах хватали, но огромное количество дезертиров среди призывников вскоре заставило отказаться от этого способа.
То невразумительное нечто, которое в 2027 году называлось правительством и армией Пакистана, по большей части состояло из людей, групп и народов, зачастую имеющих между собой обширные кровавые счёты. Десятую часть этой армии Вальтер готов был из вежливости назвать "иррегулярными войсками", остальные представляли собой на одну четверть откровенных бандитов и на три четверти - мелких шакалов, слишком трусливых, чтобы грабить и насиловать открыто, но всегда готовых на это, стоит начальнику отвернуться. Впрочем, большинство начальников и сами были вполне достойны тех войск, которыми руководили. Одного такого Вальтер чуть не застрелил, остановила только слишком большая разница в звании. "Ну и надо было пристрелить, - хмыкнул Бреннер, выслушав отчёт адъютанта об очередной поездке в провинцию. - У тебя охрана была получше его людей". Впрочем, трое суток спустя неубитого Вальтером местного "бригадного генерала" кто-то взорвал в собственной машине вместе с его начальником штаба - очень хорошей английской миной с радиоуправлением. Преемник принял намёк к сведению и впредь ограничивался воровством со складов и рэкетом. Правда, через два года его всё равно расстреляли - за продажу оружия террористам. Делал это, впрочем, не Вальтер, Вальтер просто провел расследование. Но два года спустя уже все было иначе.
Генерал Бреннер похудел и спал с лица за полгода новой службы и почти всё свободное время лежал - то дрых, то просто валялся с закрытыми глазами, слушая книжки. Правда, когда было нужно, просыпался моментально и соображал, по мнению Вальтера, заметно лучше молодых и выносливых подчинённых. Иной раз Вальтеру казалось, что один генерал что-то в окружающем хаосе и соображал. Может быть, кто-то на самом верху полагал так же - в противном случае, для бывшего советника российского президента подыскали бы другое место, подальше от реальных дел. Европейцам все время приходилось выезжать на смену туземным частям, если те вдруг сталкивались со слишком сильными бандами с племенных территорий или просто пугались невесть чего, как часто бывало. Еще приходилось пресекать погромы, которые правительственные войска пытались учинить, входя чуть не в каждый город и поселок, а в свободное время разделять формирования, готовые дойти до поножовщины между собой, ловить террористов, контрабандистов, шпионов, торговцев оружием и живым товаром, инструкторов, проповедников. Положиться на местных мог бы только самоубийца. Вальтер каждый день вспоминал русских: тем отчего-то казалось, что их армейский бардак - самый невероятный в мире, они еще и очень обижались, когда он говорил, что если только по европейским меркам, да и то... нет, это еще не бардак. Так, местами - легкий беспорядок.
Генерал злился и усыхал, но все равно, по мнению Вальтера, чувствовал себя в Пакистане как рыба в воде... точнее, как ядовитый паук в песке: в своей стихии. Если бы ему придумали другое наказание - сидеть в штабе, в архиве или учить новобранцев, он бы за пару месяцев спятил, а тут все-таки настоящее дело. Борьба с пакистанским сепаратизмом, в которую по вполне понятным мотивам встряла Европа. Кто же захочет, чтобы племенные территории и Белуджистан развелись с метрополией, развернулись и взяли курс на Китай или Россию, попутно забрав с собой почти весь пакистанский газ, уголь и практически всю таблицу Менделеева, рассыпанную по пустыне?
Хуже всего было на юге летом. Вот тут Россия вспоминалась уже не каждый день, а по три раза на дню - какая хорошая страна, какой прекрасный климат. Здесь, как только спускались с перевала, ветер с любого направления нёс тучи пыли. Портилась электроника, барахлила связь. На спутниковой интерактивной карте, даже когда она работала, ничего нельзя было разобрать. Ломались двигатели, "адаптированные к условиям пустыни", заедало оружие... В предгорьях и на окраинах городов патрули смешанных европейско-пакистанских вооружённых сил "ходили опасно". На них нападали реже, чем на местных солдат, но потери всё равно капали как из местного ржавого рукомойника. Четверо-пятеро убитых - спокойный месяц, но бывало, счет шел на десятки. Особенно усердствовали талибы, но и остальные старались не отставать. Европейские отряды то и дело попадали, как тунец в сэндвиче, между разными отрядами сепаратистов, между сепаратистами и правительственными войсками, между верными правительству и восставшими, между непонятными местными полубандами-полуополчениями и опять-таки правительством, талибами, сепаратистами. Разведка ошибалась, информаторы врали, агенты работали на половину планеты, пленные путались в показаниях - Восток есть Восток, все как обычно. За десять лет ничего не изменилось, а судя по рассказам Бреннера и местных, ничего не изменилось и за сто двадцать лет.
А через год вдруг стало гораздо хуже. Стало так плохо, что однажды, любуясь руинами пыльного дома - деревенская школа, медпункт, почта и магазин одновременно - разнесенного пока еще непонятно кем, может, и правительственной ракетой по ошибке, - Бреннер сплюнул в сухой песок и сказал:
- Все. Хватит. Надоело. С этим надо что-то делать.
Ухмыльнулся половиной лица и принялся насвистывать мелодию, которую позаимствовал у русского президента - даже не песню, а ее переделку (этой традиции Вальтер никогда не мог понять, зачем класть на чужую мелодию свои слова, и не как в переводе мюзикла, а так, не пойми что?). Слова Вальтер знал, ему переводили все желающие: "Моя смерть вам ничего не даст: все, что мог - уже сделал..."
Когда президент Осокин это напевал, тоже ничего хорошего ждать не приходилось.
- Зачем я их сюда притащил? - удивился президент Тахир. - Ну, ты, Искандер, в самом деле теряешь хватку! Как же я эту ораву дома оставлю, без присмотра? Возвращаться страшно будет!
Бреннер хмыкнул, налил себе ещё пива, глотнул. Восточнопакистанский президент, как и положено, порядочному мусульманину, пил алкоголезаменитель. Временный обитатель левой башни правительственной гостиницы "Симург" - маленький, сухой, весь в складках сморщенной смуглой кожи - казался весёлым, быстрым, почти не изменившимся за семь лет. Это если смотреть издалека или по сети. Вблизи, подо всем этим бурлением, уверенностью и решительностью, ощущалось что-то напряжённое, тяжёлое. Да и вокруг было... нехорошо.
Понятно, что настороженные взгляды охраны и свиты президента к этому отношения не имели. Бреннер во время своего пребывания в Пакистане мало на кого произвёл приятное впечатление, да и не собирался его производить. Те, кто помнил его, были настороже и ждали какого-нибудь подвоха... жаль, нельзя, услышать, как они обсуждают возможный характер этого подвоха... многие из не видевших были, тем не менее, наслышаны. То есть, наглотались слухов, сплетен, намёков, а теперь переваривали (и перевирали) каждый в меру своих способностей. Само то, что он разговаривал с Мохаммадом наедине, за односторонне прозрачной перегородкой, под куполом полной заглушки - и что президент охотно пошел на такой разговор, уже ставило шерсть на загривках у всех присутствующих, вне зависимости от их намерений, опыта и политической ориентации.
- Лучше бы послал их сюда, а сам остался, - Бреннер поставил кружку обратно на стол. - Заодно бы и отдохнул. А с "Вуцем" или со мной не обязательно торговаться именно здесь.
- Они бы меня тут с потрохами продали, потом купили, потом снова продали, но уже дороже. А ни о чем дельном все равно не договорились бы.
- Надо налогом обложить... Твои министры тебя так старательно продавали, что половину бюджета можно было наполнить.
- Зато я их потом дешевле купил. Сделал вид, что не знаю, они и успокоились. К тому же, кому бы они друг на друга наушничали, не будь я с ними? Хоть какое-то развлечение...
- Экстремальное, - проворчал Бреннер. Настроение, несмотря на хорошее пиво, портилось, хоть видимых причин пока для этого как будто и не было.
- Нет, какое же это экстремальное? Вот если бы сюда тяжелое оружие можно было поднять... - усмехнулся Мохаммад Тахир. Показал рукой себе за спину, где блистала на солнце правая башня "Симурга". Левые и правые президентские апартаменты, каждому президенту по апартаментам.
"Поднять", хмыкнул Бреннер. Ну да, разумеется, делегация Восточнопакистанской Исламской Республики сюда без крупного калибра не приехала, но в правительственный отель не потащила. Неуважение к хозяевам получилось бы, а Туран не тот хозяин, которого можно так громко не уважать.
- Не хожу я без подарка мимо окна брата-правителя, то взрывчатку продемонстрирую, то новейшей модели гранатомет покажу, - на ходу сымпровизировал он. - Ты сам тяжелое оружие, если ты забыл.
- Вот тебе и отдых, - притворно вздохнул Мохаммад. - Давай, напоминай.
- Напоминаю. Некая сталелитейная компания, а в просторечии "Вуц Индастриз" предложила тебе выгодную сделку на использование твоих сталеплавильных мощностей и портов. Сделка эта, помимо прочего, восстановит тебе контакты в Индии. У вас много расхождений финансового плана, но это решаемо. Однако есть и настоящая проблема: "Вуц Индастриз" не меньше чем наполовину туранская компания и есть основания подозревать, что в какой-то момент ее интересы начнут защищать вооруженные силы Турана. У европейских партнеров "Вуца" тоже есть проблема - если ты в один прекрасный день захочешь национализировать все, что они построят, помешать они тебе могут разве что при помощи опять-таки армии. Разумеется, не той, не туранской, а европейской. Дело долгое, имущество может пострадать и даже в случае успеха попасть потом не в те руки. Да и ничего хорошего для страны из этого выйти не может.
- Может, не может... На все воля Аллаха, - развел руками хозяин. - Вот из чего точно ничего хорошего не выйдет, так это из присутствия Европы - причем лично для меня. Чтобы их пустить, нужен повод, но где такой убедительный взять? Потому что они же не верят, что Кашмир...
В планы Турана по включению в свой состав такого недоразумения, как "независимое" государство Азад Кашмир посредник Бреннер тоже не верил - и как генерал в отставке, и как независимый специалист по Юго-Западной Азии. Но сейчас самоуправляемое и самопровозглашенное государство вовсю готовилось к референдуму, а по региону ходил анекдот - "Проголосовали единогласно вступить в Сопроцветание! - Как, никто не оказался против? - Э, так не бывает. - Кто же против? Мирпур или Багх? - Туран против..."
- Повод есть, убедительнее некуда. Так убедит - тяжелое оружие не понадобится, зачем же самому стараться. Ну и потом тоже пригодится. Ему, поводу, нужно гнездо под боком у орла.
- Опять устраиваешь дела каких-нибудь старых знакомых? - Это согласие. Первый заказ исполнен: некий беспокойный воин за чистоту ислама может перебираться по ту сторону гор и строить новые планы. В ближайшие годы его не будут слишком уж активно преследовать, а новые лежки окажутся достаточно надежными.
- Очень старых, - усмехается Бреннер. - Таких старых, что и вспоминать не хочется.
- А что ж ему в прежнем гнезде не сидится?
- А там орлов нет, один стервятник, да и того скоро не станет.
Хозяин, хоть и понял все намеки, все равно покосился на правую башню. Бреннер покивал - дескать, о нем самом речь.
- Хоть и скверная птица, но высоко залетела, упадет - земля затрясется, посуда попадает. Дестабилизация в регионе - не шутка... - как бы сам себе рассказывал сказку Тахир. Проговаривал условия сделки. - Нужно будет помощи просить. Попросим - будет Аллах милостив, не откажут?
- Не откажут, - подтвердил Бреннер, мысленно выставляя счет некой маленькой компании. Второй заказ исполнен: на ввод небольшого контингента - разумеется, в целях защиты предприятия от террористической угрозы, - президент Восточнопакистанской Исламской Республики согласился. Можно сказать, милостиво позволил. Если не знать раскладку в регионе, впору поверить, что Тахиру эти войска не нужны, но он делает партнерам большое одолжение...
- Сколько готов добавить "Вуц"? - ...и делает его, как уважающий себя сильный правитель, не слишком дешево.
- Предлагает еще два процента. Больше трех с половиной не дадут. Надо брать. Надо, я тебе говорю. - Потому что до мощностей можно добраться иначе. Это дороже и дольше, но затраты рано или поздно себя окупят, а вот для Тахира сорвавшаяся по причине чрезмерной жадности сделка - смертный приговор.
- Верю, как родному отцу. - Горный орел и сам все, конечно, понимает, но даже сейчас, наедине с посредником, не может не повыламываться хоть немного. Местные особенности. Вопрос чести. Даже раздражаться бессмысленно.
Второй заказ, конечно, тянул за собой третий: без участия Восточнопакистанской Исламской Республики в стальной сделке нет никакого смысла вводить в республику европейские войска. Точнее, смысл есть - для президента Тахира, а вот повода, настоящего повода нет. Но повод уже продан; и даже если Тахир через некоторое время узнает, что повод больше нуждался в перемене мест и покровительстве президента, чем президент в его услугах, никто в обиде не будет. Да и пригодятся они друг другу.
- Я тебе не отец, я тебе после этого буду родной матерью.
- После - это когда?
- Да тут же, на днях. И вот что... - Бреннер поставил кружку на стол, покрутил головой. - Будь, пожалуйста, поосторожней эти самые несколько дней.
- Что?
- Не знаю. Просто с того самого момента, как я приехал, мне здесь не нравится. И город красивый, посмотреть приятно, и участники переговоров... интригуют, конечно, с первой минуты, но в пределах вменяемости...
- Так что тебе не нравится? Сам знаешь, чутьё старого волка - большое дело...
- Хорошо бы не только чутьё... В общем, наверное, просто перед грозой воздух наэлектризован, а скоро грохнет, и грохнет изрядно, можешь мне поверить. Обвинений хватит на всех оставшихся и тем, кто случайно рядом стоял, тоже достанется.
- Так что...
- Так что будем надеяться, что мой старый друг грохнет первым и... разрядит атмосферу. А ты все же будь осторожен.
Представим себе галстук-бабочку. Его очень легко изобразить - два равнобедренных треугольника вершинами друг к другу, а между ними круг, узел. Теперь представим себе, что этот галстук-бабочка раскрашен во все цвета радуги, левый треугольник в горизонтальную полоску, правый в вертикальную. Узел красный. Узел это неприятное событие, например, пожар в этом помещении. Треугольник слева - все действия, которые могут привести к пожару. Каждая полоска - возможность возгорания. И на каждой - точка контроля, то есть действие или мероприятие, которое может предотвратить пожар, сделать полоску безопасной. Обучить персонал не жечь костры внутри здания, хорошо проложить проводку и следить за ее состоянием, организовать курительные и обязать всех курить там, не хранить в помещении легковоспламеняющиеся субстанции, контролировать перемещения... а противоположная сторона бабочки это то, что нужно делать, если нежеланное событие все же произошло. Включить распылители, поднять тревогу, эвакуировать людей, вызвать пожарных - не в этом порядке. Каждое из этих действий предотвращает группу последствий. Так вот, а теперь посмотрим на галстук с точки зрения террориста. И увидим, что левая половина у нас легкая. Достаточно найти одну полоску, ведущую к узлу. А вот правая может быть очень тяжелой, потому что между пожаром и желанными последствиями пожара может стоять десяток мер безопасности, и какие-то из них сработают. Поэтому правильный эргономичный теракт - это теракт без правой половины галстука. Это теракт, в котором желанным и достаточным последствием является само событие. К счастью, в нашем несовершенном мире мало кто к такому стремится.
Из лекции Валентина Штааля об управлении рисками для первого отдела сектора А
Вечер, в который выясняется, что в составе европейской делегации на переговоры по пакистанскому вопросу прибывает лично генерал в отставке Александр Бреннер - это уже достаточно нервный вечер. Даже если отвлечься от всего остального. Этот тип как "меченый атом", вечно в самом центре очередной политико-химической реакции мелькает, мелькает - а потом, уже как катализатор, взрывает ситуацию ко всем чертям. Плохие мусульмане говорят: "Встретить Бреннера - дурная примета". Ажах аль-Рахман в физике и химии разбирался - грех подрывнику в них не разбираться, - суеверных презирал, а вот репутацию Бреннера признавал. Действительно, лучше его не встречать, если нет к нему какого-то дела как к посреднику. Проверено на своем опыте.
Сейчас ему не нравилось, что Бреннер приехал сам. Об этом они не договаривались, а значит на конференции и вокруг может случиться что-то еще. С другой стороны, Тахир тоже здесь. Может быть, дело в этом, а других серьезных причин нет. Но все-таки сейчас каждый дополнительный фактор - лишний. Ажах и его люди явились в столицу Турана, и не просто явились, а с сюрпризом. Пока что все шло хорошо, очень хорошо... но вот только Бреннера в этой шаверме и не хватает. Даже Бреннера-посредника, которому ты собираешься продать кое-что важное и купить кое-что не менее важное. Присутствие Бреннера будет мешать хотя бы потому, что насторожит и местных, и всех остальных. Будут искать подвох, могут и найти.
Дистанционная торговля шла ничуть не хуже, а проблем создавала меньше: "Младший Брат Старому Другу. Подтверждаем смету проекта. Подтвердите бюджет". Ничего личного, как говорится, только дела маленькой ремонтной компании. Между прочим, вполне легальной и даже достаточно прибыльной. Ремонт и реконструкция - до сих пор очень выгодный бизнес в туранской столице. Хотя и конкуренция такая, что списки клиентов и деловую переписку приходится охранять, как честь семьи.
Что ж, утром, как начнётся конференция, станет хоть немного яснее, зачем здесь Бреннер. Время есть. Но меры безопасности надо принять немедленно.
- Рашид? - Ажах отодвинул проектор.
- Да? - за соседним столом бледный, так и не научившийся в этом климате загорать, Хс поднял голову.
- Рассредоточить группу по второму варианту. Всем задействованным, кроме тебя - карантин. Отвечать только на входящие от меня лично. Поедешь к себе, проверяйся по дороге как следует.
- Тогда я лучше сейчас. Пока не кончился час пик, и много народу.