В то утро проснулся я раньше обычного. Пятница, последний рабочий день, а потому и самый любимый, одарила ростовчан первым снегом. Наконец-таки, обрадовался я, наблюдая из кухни за щедро опадающими белыми хлопьями. Хоть Новый год будет похож на настоящий зимний праздник. Быстренько позавтракал, побрился, зацепив подбородок "суперпупербезопасным лезвием", как воспевала реклама, оделся и направился к остановке. Отчетливо помню, что при каждом моем шаге нежно хрустел снег. Я ступал все тверже, восторгаясь и дрожа одновременно, как какой-нибудь бразильский ребенок, внезапно очутившийся в сказке "Мороз - Красный Нос".
Не знаю, почему я так люблю зиму, с самого детства. Хорошо помню старые санки, горку на окраине в нашей уютной Александровке, самом чистом районе города, игры в снежки после уроков, сооружение крепостей и башен, снеговика с морковным носом и метлой... Бабушка говорила, что первые неуверенные шажки на улице я сделал именно зимой, правда, рухнул и скатился в сугроб, уткнувшись лицом в холодную снежную вату.
Только зимой я чувствую себя по-настоящему свободным.
Даже ветер решил не беспокоить это утро, ставшее просто замечательным. Солнце яркими отблесками выползало из-за высоток, приветствуя спешащих на работу людей, молчаливые сосульки, рыскающих в поисках еды синичек, заледеневшие верхушки тополей и крыши домов. Когда же я сел в маршрутку, вся эта замечательность испарилась. От водилы тяжело несло ацетоном, он курил, а весь дым попадал в меня. Причем, именно попадал, как из рогатки, будто нарочно. Будто знал, что у меня астма, и злорадствовал, ядовито хохотал. Я так и представил смеющийся дым, резво вылетавший беззубым черепом из этого урода в мою сторону. Нет, я не брезглив, но водитель "Газели" начал меня чертовски злить. Терпение иссякло. Я закрыл глаза, наклонил голову к коленям, плотно зажав ее руками, и пытался себя успокоить. Уже собрался попросить его выбросить сигарету, как...
*
Очнулся я оттого, что по телу пробежала слабая электрическая волна. С легкостью открыл глаза, но сразу ничего не увидел, будто не открывал их вовсе. Не знаю, сколько я еще так лежал, напрасно пытаясь шевельнуться. Ощущал покалывание, пока не услышал... Знаете, мне от деда достались дореволюционные механические часы. Так звук, когда я их заводил, был такой же, только сейчас намного громче. Хм, странно, что я вспомнил это. Вроде бы вспомнил что-то такое, что уже давным-давно позабыл.
Я находился в кабинке, точно походившей на место хранения трупов в морге. Она медленно выехала из стены, естественно, вместе со мной. Но так как я был живым, версию с моргом отбросил. Тусклый серый свет больно ударил в глаза. Проступили слезы, вставать было боязно. Да что там вставать, моргнуть страшно! Посмотрел по сторонам, с трудом поворачивая голову: небольшая мрачная каморка. Нет, не как у Папы Карло; здесь было перенасыщено металлической затхлостью.
Приподнял руки и увидел на них разного цвета провода с присосками. Причем, был я в белых перчатках, а провода окутывали все мое тело неестественно молочного цвета. Лежал и не мог подняться, пока присоски не отскочили от кожи (я бы сказал, отпрыгнули, как испугавшиеся маленькие лягушата с берега в воду, именно с таким булькающим звуком).
Сел. Из одежды на мне больше ничего не было, если, конечно, перчатки можно назвать одеждой. Снова огляделся. Ничего не знаю, ничего не помню. Вернее, не понимаю: а где это я?
Слева от "выдвижной кабинки" увидел большое овальное зеркало, хотя готов поклясться, что его только что там не было. Встал и подошел, смотря на себя в полный рост. Вот он я: двадцатиоднолетний программист Виктор Мартынов. Совсем не изменился с того дня, как...
А что, собственно, "как"?
Провел руками по лицу и почувствовал боль. Внимательно посмотрел: никаких следов на подбородке от пореза не обнаружил. Вот, порез! Ну точно, я ж утром порезался, когда брился. Но шрама нет. Так, что еще было? Снег, хруст, маршрутка... Мысли проносились так быстро и смешанно, что я не успевал. Точнее, мне снова показалось, что это будто и не мои мысли. Нет, конечно, мои, но... То есть, вроде все то со мной происходило, а вроде и не со мной. Странно. И тут я вспомнил сон... Ну да, мне все это приснилось! Но провода, эта кабинка... Черт, кабинка исчезла! Я и не заметил, когда она, видимо, бесшумно въехала обратно.
По спине пробежала дрожь, и мне стало ох уж как не по себе. Я испугался и кулаками начал бить по серой металлической стенке.
Все-таки это был не сон. В то пятничное утро я сел в маршрутку; помню, что еле сдерживался, чтобы не наорать на водителя. Потом услышал гудки нескольких машин, звуки автосигнализаций и...
- Что было дальше? - прокричал я.
Никто не ответил. Неудивительно. Я осел на пол и начал прокручивать весь тот день заново. Я был уверен, что с того момента прошло намного больше суток. Неделя, две или, не дай Бог, целый месяц - а я ведь обещал на Новый год приехать к родителям в деревню; мама снова обидится, я и в прошлый раз "продинамил" их. Объяснюсь, конечно, родители всегда поймут и простят. Сейчас меня волновало другое: как я оказался в этом большом гробу?
"В гробу", пролетело молнией в голове. Это случайное слово навело на мысль, что я все-таки умер. Авария? Тогда произошла авария! Чертов водила, сразу мне не понравился, гад. Стало казаться, что я отчетливо вспомнил, как вылетала моя душа. Может, это мне приснилось, но уверен, что она сверху посмотрела на столкновение автомобилей, оглядела всех убитых и раненых. Моего тела не было. Ого! Это уже интересно. Так, стоп, полнейшая чушь. Вот он я - живой и невредимый! Даже слишком живой и дюже невредимый...
Я встал и начал ходить кругами, пока из стены неожиданно не выехала вешалка с костюмом. Точно мой размер! Я уже ничему не удивлялся и решил, что логично будет одеться. Почувствовал себя защищенным. Человек в костюме, хоть и без футляра, зато с бабочкой. Да, мне хватало смелости (или чего-то там еще) над собой шутить. Белые резиновые перчатки с отвращением, присущим, наверное, врачам-хирургам после операции, отбросил в угол. В кармане пиджака заиграла знакомая мелодия, "Попробуй" Катю Лель называется, как у меня на сотовом, потому я и не вздрогнул. Оказалось - это и был чей-то мобильник. Дисплей засветился, я посмотрел время, но взгляд приковала дата в правом верхнем углу экрана: 19 декабря 2558 год.
Естественно, я не поверил. Это что же получается: прошло 555 лет? Ну да, последний день, который я помню - пятница, 19 декабря 2003 года. Я попал в аварию и... В этой небольшой комнате стало душно и муторно. Лоб внезапно покрылся крупными каплями пота, сердце застучало так, что отдавалось дрожью по пиджаку. Рука машинально полезла в другой карман за платком, и я обнаружил скрученную бумагу с напечатанным текстом:
"Здравствуй, Виктор. Меня зовут Александр Анатольевич, но мое имя тебе ни о чем не скажет, потому что я родился и умер, когда ты "спал". Так я назвал подобное состояние. Видимо, ты уже увидел дату, но повторю: сейчас 2558 год, то есть ты "спал" ровно 555 лет. Не бойся, но знай: все слишком сложно и серьезно. Достань из кармана пиджака прибор, ты поймешь, и произнеси: "Я, Виктор Мартынов, 1982 года рождения, инсталлирую базу данных АЭРЧОДА". Ну а после этого мы с тобой будем общаться уже "вслух", то есть я предвидел некоторые вопросы и подготовил ответы, так что ВПЕРЕТЪ".
Прежде чем произнести эту фразу, я задумался. Не мог поверить, что пять с половиной веков "спал" (и почему именно "спал", кстати?). Но мои воспоминания, авария, присоски к телу... Неужели это правда? Наконец повторил нужные слова. Из "мобильника" донесся усталый сухой старческий голос чуть с хрипотцой. Еще мне казалось, что говорящий чего-то боится и постоянно оглядывается.
- Здравствуй, Виктор, еще раз. Рад с тобой общаться.
- Кто вы?
- Меня зовут Александр Анатольевич, я был одним из крупнейших ученых своего времени.
- Какого времени? - спросил я, но в ответ ничего не услышал, поэтому повторил, но и это не принесло результата. - Ладно, почему я оказался здесь?
- Ты попал в аварию в 2003 году и погиб, э... погиб бы, но тебя... э, назову, спас один человек, врач. Как бы сказать... В общем, он сохранил тебя до того времени, когда стало можно вводить индивидуума в длительную, как я это назвал, "спячку". Зачем он тогда это сделал - не знаю. Скорее всего, тебе просто повезло.
- А почему я, пролежав столько лет в спячке, ничего не чувствую? Почему выгляжу отлично? Куда шрам делся? - продолжал я, не дав ответить. На следующий день мне икалось от фразы, как несказанно "тебе просто повезло" (ага, именно что как Шарику из "Собачьего сердца", так свезло, так свезло). Надо было наорать на ученого по поводу этих слов - легче стало бы, но я продолжил. - Ни скрюченных спиралью ногтей, как показывали по телевизору, волосы той же длины, как и были в то утро, даже хруста костей или суставов я не слышал, когда вставал.
- Это всего лишь технология двадцать первого века. Твой организм поддерживался в нужном состоянии, но находился как бы в длительной "спячке". В конце концов, важно совсем не это.
- Что тогда?
- Почему ты оказался здесь, - спокойно ответил ученый.
- Почему "я", почему "оказался" и почему "здесь"?! - нервно прокричал я, но АЭРЧОДА, как было выгравировано на "мобильнике", вряд ли реагировал на высоту звука (аппарат только по форме напоминал привычный для меня сотовый телефон).
- Попал в аварию, один врач-экспериментатор сохранил тебя до нашего времени. Отвечаю коротко дальше: на тебя возложена миссия и, надо сказать, самая важная миссия.
Я сел и истерично засмеялся. Вот оно что: важная миссия! А почему не назвать особой сверхважной миссией?! Что спасаем на этот раз? Галактику, планету или всего лишь каких-то шесть миллиардов людей? Брюсы уиллисы обрюзгли, томы крузы подавились оливковой косточкой, а шварценеггеры что же, они-то куда делись, а? Кстати, до меня только сейчас дошло, что эта информация поставила крест на моем слишком спокойном, равнодушном состоянии. Так не должно быть. Вернее, не так должно быть. Да вообще этого не должно быть - во как! Тем более, я еще не до конца поверил, что прошло столько времени. Оставалась надежда, что это какой-нибудь плановый психологический опыт, проверка, по работе, например.
- Пожалуйста, поподробнее, - вслух попросил я, оставив мысли при себе.
- Хорошо. Началось с того, что в 2133 году мы, группа крупнейших мировых ученых, получила распоряжение сверху сделать всех разумных жителей планеты Земля счастливыми. Не спрашивай, почему поступил такой... э, заказ. Поверь, были причины. Люди довели себя до такого, что... Но это не важно. Тебе надо знать то, что к тому времени так называемые "роботы" подходили под эту категорию.
- Роботы?! Разумные жители Земли? - искренне удивился я. У меня дипломная работа была связана с темой роботизации. Ох, и намучился я с ней.
- Много ошибок было, очень много. Первые роботы были тихими. Но развитие технологий так росло, что... В 2098 году роботы устроили голодовку. Не смейся. Понимаешь, мы в их "разум"... запрограммировали, да, пусть будет так, - отвлекся ученый, пытаясь доходчивее объяснить, - запрограммировали полностью подражать людям. Естественно, кроме убийств, краж, вранья и прочей мерзости. По всем же другим параметрам машины мыслили и действовали так же. Но они пошли еще дальше: в отличие от людей, больше половины которых к тому времени нуждались только в развлечениях, еде и сексе, роботы пытались поглощать, запоминать и использовать всю известную информацию. И смотрели мы на роботов так же, как в одно время белые относились к черным, или мужчины - к женщинам. А им нужны были права.
Я услышал вздох и усмехнулся. Мне казалось, что я слушаю умную сказку про глупых людей.
- А им нужны были права, - удрученно повторил голос. - И роботы применили всепланетную голодовку, как бы смешно это не звучало. Но это ни к чему не привело. Естественно, люди смеялись. Следующее поколение роботов было совершеннее, и в плане подражания человеку разумному тоже. Мы уже не могли изменить этот параметр. Да, много ошибок было сделано... Следующий этап их борьбы за права - забастовки. Много мирных забастовок, на которые ни один житель Земли не реагировал. Тогда-то и случилась эта неожиданность. Мы попали в капкан, причем сами долго его сооружали. Мирные забастовки плавно перешли в военные действия. Никто не мог такого ожидать, а ведь все так просто: роботы всего лишь хорошо изучили нашу историю. Если голодовки и забастовки не помогают честно трудящимся, следующий этап - революция. Причем, они не убивали людей, потому что не могли, но с легкостью рушили все остальное. Тогда-то лидерам государств и пришлось дать права роботам. Вот так они и стали "разумными жителями планеты Земля".
- А вам был дан приказ осчастливить абсолютно всех?
- Да. Но мы решили начать с роботов. И первое, что пришло в голову, это сделать так, чтобы роботы друг друга любили и считали себя поэтому счастливыми. Правда, пришлось делать разделение у роботов на мужской и женский пол, но это оказалось на наше удивление легко. Конечно, есть еще много нюансов, но не буду о них. А до 2158 года мы решали проблему, как сделать счастливыми всех людей. Тут вкратце не расскажешь, да и времени у меня не так много, как хотелось бы.
"Не буду о них" - ну, ну, меня это сразу насторожило. Роботы, программирование - и все так просто? Ушки у меня маленькие, лапшички там немного поместится, хотелось сказать. Уж мне бы не втирал про "оказалось легко" в программировании, когда одна лишь запятая может столько делов наворошить, что черту станет в аду холодно и неуютно. Тайной осталось покрыто и то, зачем надо было делать роботов счастливыми. Ну вот зачем?
Вместо этого вопроса я смело возразил:
- Но ведь это невозможно!
- Да, мы тоже об этом думали. Невозможно, чтобы все люди до единого были счастливы. Вот, помнишь, ты ведь не был счастлив.
- Может, и не был. Но это скорее потому, что я хотел еще большего счастья. Счастье - это субъективное состояние человека, оно только у него в голове. Невозможно сделать всех людей абсолютно счастливыми, вот роботов - да, роботов можно.
Александр Анатольевич молчал. Скорее всего, он не полагал, что я так выскажусь.
- Может, ты и прав. Хотя одно и то же событие, например свадьба, может быть для кого-то счастливым событием, а для кого-то - весьма печальным и даже трагичным. Но не в этом суть. Я продолжу. Мы осчастливили людей! - замолчал он, и мне показалось, что при этом ученый вздрогнул, как бы сам себе не веря. - Всех людей, до единого. Правда, я не знаю, что из этого вышло, и не уверен, что вообще вышло что-нибудь полезное, поэтому я, в тайне от всех остальных, и сделал так, чтобы ты ровно через сто лет после начала нашего проекта решил, как мы справились с поставленной задачей.
- А почему именно я?
- Ты жил давно, ты не был счастлив, ты будешь субъективно объективен и объективно субъективен, - пошутил он, что чувствовалось по тону. - Ты не глуп, ты искренний, очень наивный и добрый, любишь людей, почти не умеешь ненавидеть, ты программист, тебе это должно помочь, и ты случайно оказался у меня во внимании. Хотя случайно ли?.. Тот врач - мой... э, дальний родственник. Не знаю, но уверен, что ты сможешь посмотреть и решить, счастливы люди или нет. И, по возможности, все исправить. Мне сейчас думается, что для того, чтобы всех осчастливить, необходимо по крайней мере забрать у всех разум, рассудок, мозги, волю... Не уверен, поэтому ты и проснулся.
- Но чтобы я это сделал, мне необходимо знать о вашем проекте все, - логично заключил я.
- Я работал над ним полста лет. За каждый год собиралось информации и сведений в пять раз больше, чем в Большой советской энциклопедии, тобою любимой, то есть почти семьсот пятьдесят томов в год. Ты у нас программист, так умножь это еще на пятьдесят, а теперь подумай и сам ответь, могу ли я тебе вкратце все рассказать. Тем более, возможно повторюсь, но процесс "осчастливливания" человечества" должен был проходить медленно, лет сто как минимум. И автоматически, независимо от обстоятельств. К тому же, я задействовал счастливых влюбленных роботов.
- Роботов? - опять удивился я.
- Именно. Они не будут воевать и не уничтожат людей, а помогут нам.
- Ничего толком непонятно, но спрашивать бесполезно, - пришел к неутешительному выводу я. - Ладно, хотя бы скажите, что делать дальше? Потому что я даже не знаю, где нахожусь и как отсюда выбраться.
- Очень просто. Тебе надо всего лишь сказать четко: "Миссия-33", потом появится гипер... Э, нет, просто обычный лифт. Это кокон номер тридцать три, последний... Потом ты войдешь в кабинку и появишься у, так сказать, бессмертных Хранителей нашего проекта. Вот у них узнаешь остальное, если, конечно...
После минутного затишья я переспросил, стукнув по привычке аппарат:
- Что: "если, конечно"? - Но ответа не дождался. - Ладно, а Аэрчода наверху будет работать? - спросил обречено, подняв взгляд на потолок. - Я смогу с вами общаться там и советоваться?
- Вряд ли. Да ты и сам обойдешься. Должен сам, - туманно повествовал он. Ну прям точно таким тоном, как профессор Преображенский успокаивал найденную бедную дворняжку, которой "так свезло, так свезло, просто неописуемо свезло". - Запомни: листок сохрани, и как только будешь думать над самым важным вопросом, прочитай все еще раз. Не знаю, поможет ли тебе это, я вообще ничего не знаю. Не был уверен, какой путь оставлять человечеству и оставлять ли. И не знаю, что сейчас стало с людьми. Ты уж прости, что тебе одному придется все решать. Будь внимательным, все в твоих и только твоих руках. Не бойся ответственности, что бы ты окончательно не решил - это будет правильным и верным, потому что ты настоящий живой человек.
- Ладно, - вздохнул я и произнес ключевую фразу.
Действительно, в стене сразу открылись дверки кабинки. Я вошел и почувствовал, что поднимаюсь наверх. Примерно минут через пять вышел на поверхность и... Не знаю, что я ощутил. Воздух как воздух, но стало очень душно и страшно, невероятно брызнуло озоном, как перед сильной грозой, аж глаза повлажнели. Обычно я кашляю в духоте, из-за астмы, задыхаюсь... Странно. Идти было тяжелее, нежели в "каморке". Я оказался в обычном городе моего времени, только однообразном и чистом. Ну да, преобразить нашу Александровку, очистить, убрать все деревья, покрасить дома в один цвет, поменять землю - разницы бы не заметил. Невысокие серые дома без стекол, вместо асфальта - что-то гладкое, но не скользкое. Удивило меня то, что совсем не было неба, а освещение подавалось... Ну, отовсюду. То есть, все видно рядом и дальше, по сторонам, но наверху - ничего, кроме... Вместо неба была затемненная крышка с оранжевыми полосами.
Людей не видел. Посмотрел на "мобильник": на дисплее высвечивалась стрелка вперед. Я повернулся, и стрелка тоже изменила направление. Значит, мне надо следовать по ней.
Медленно шел около получаса, оглядываясь. Картина города совсем не менялась. Все одно и то же. И как только люди тут не путаются? Или у всех есть такие же аппараты? Почему-то я сразу не сообразил, что ведь людей в этом "коконе" вообще может не быть. Александр Анатольевич сомневался, вообще много чего непонятного было в его словах. Мне думается, что началась Третья мировая война и людей пришлось изолировать друг от друга. Не могу представить и понять, почему еще могло до такого дойти, чтобы людей помещать в коконы. Хотя, понять, почему могла начаться война, я тоже не могу. Нефть тогда точно должна была закончиться, а из-за нехватки воды - рановато, вроде бы. Говорят, треть Ростовской области, а это огромнейшая территория, стоит на глубоком подземном озере - не могло же человечество всю воду истратить! Ее же на Земле очень много.
Судя по всему, все погибли, кроме тех, кто был помещен в коконы и осчастливлен. В тот момент меня совсем не интересовало, что там снаружи, что с Природой, была ли война и как использовали хваленые нанотехнологии, которые "в каждую дыру затычка", как брезгливо кривлялся наш зам отдела, когда слышал это "страшно ругательное слово". Хотя нет, вру. Про нанотехнологии мне очень интересно было бы узнать, жаль, что не спросил. Сейчас же я думал о том, что для людей счастье и могут ли быть все счастливы.
Да, тогда бы не было войн и убийств, это верно. Все довольны, мило друг другу улыбаются, нет вражды и косых взглядов, затаенной ненависти и обиды. Любить и быть любимым, находиться рядом с любимым человеком - не это ли главные составляющие счастья?
Следуя по стрелке, я свернул за очередной дом и увидел новый, выдержанный в розовых тонах, а поэтому выделяющийся из общей серой массы. Он мне чем-то напомнил небольшой вычурный средневековый замок, с четырьмя высокими башнями по углам. Подошел к арочной блестящей двери (кстати, в остальных домах дверей не наблюдалось), стрелка на часах исчезла.
- Назовите ваше имя, - донеслось чуть сверху, и я поднял взгляд.
- Виктор.
Услышал гудок и снова тот же приятный голос:
- В доступе отказано. Кто вы?
- Хм, человек, - пожал я плечами.
- Повторите: вы хм или человек?
Стало смешно, чего голос не оценил. Мне уже порядком надоело общаться только с бестелесными голосами, хочется видеть движения губ собеседника и зубы. Надеюсь, у Хранителей будет что-нибудь осязаемое, хотя бы подобие лица, желательно с глазами и ртом.
- Повторяю: кто вы?
- Человек по имени Виктор Мартынов, - лихорадочно выстрелил я.
Гудка не услышал, но вскорости мне ответили:
- Доступ разрешен. Добро пожаловать, Виктор.
- Ну спасибо! - раздраженно сплюнул я на землю.
Длинный коридор, причем, полы такие же, как на улице. Еще одна дверь; неужели мне и здесь придется отвечать на вопросы?
- Кто вы? - спросил тот же голос.
- Господи, да Виктор Мартынов я!
Там задумались. Интересно, их так удивило слово "Господи"? А ведь у меня случайно вырвалось. Наконец, стенки разъехались, и я предстал перед Хранителями.
Не смешно, но это оказались... два одинаковых робота, точно как в фильме "Терминатор". Хотя бы с головой и даже телом, на котором довольно красиво и неразрывно висели руки и ноги. Сами они восседали на высоких креслах. Знаете, обстановка напомнила мне почему-то прием у русского царя Ивана Васильевича, который поменял профессию на управдома. Помните: "Царь. Приятно познакомиться. Царь. Здравствуйте. Царь. Очень приятно. Царь. Царь. Очень приятно..." Мне тоже было, в общем-то, приятно познакомиться. Я подошел к ступенькам и услышал на этот раз мужской голос:
- Кто ты?
Думаю, не стоит говорить, что я почувствовал, но уже спокойно ответил:
- Виктор Мартынов.
- Приветствуем тебя.
- Взаимно. А вы кто?
- Мы, - говорил все тот же робот, - Хранители этого города.
- Значит, я попал куда нужно. Это хорошо. Ладно, а где люди?
- Сейчас они будут на улицах. Ты их не видел, потому что так нужно было. Но не для тебя, а для них. Ты показался бы им необычным, мог испугать, поэтому мы их на время изолировали.
- Ага, значит, люди все-таки есть. И они все счастливы?!
- Да, все до единого.
- Интересно. Значит, есть шкала, по которой можно посмотреть, кто и насколько счастлив?
- Вот она, справа.
Вообще-то я пытался язвить, и вопрос был издевательским. Повернул голову и увидел на экране диаграмму с множеством непонятных параметров. Отсчитывалось посекундно время, менялись цвета, в левом углу мигала цифра "99,(9)%"... Естественно, разбираться я не стал.
- А вас ведь как-то зовут? - спросил я, чтобы отвлечь их (и себя тоже).
- Меня зовут Марк, а рядом - моя возлюбленная Антония.
- А почему не Адам и Ева или Ромео и Джульетта?! - продолжил насмехаться я.
- Это банально, - ответила роботиха (или роботесса?) приятным нежным звуком.
Я отвернулся от них и начал ходить из стороны в сторону. Бред, бред, бред... Это все настолько неправдоподобно, что не хотелось верить. Но пришлось.
- А вы хотя бы можете рассказать что-нибудь?
- Ты послан для того, чтобы решить, как людям жить дальше. Если ты заключишь, что людей нужно выпустить, значит, это прекратится.
- Что "это"?!
- Их такая жизнь.
- Но если они действительно счастливы по вашей шкале, почему я могу решить иначе? Им здесь должно быть очень даже неплохо. И почему, кстати, не 100%? Вы мне можете рассказать доходчиво, почему я могу так подумать?
- Девяносто девять и девять в периоде процентов - это заложенный максимум, - ответил Марк.
- Как ты мог догадаться, - вступила Антония, - людей, численностью в три с половиной тысячи особей, поместили в небольшое замкнутое пространство.
- Особи? Вы их так называете?! Да уже только по этому я думаю, что люди несчастны, - возмутился я.
- Продолжу. В этом городе они живут, не догадываясь, что есть Солнце, есть Земля, есть звезды, есть, в конце концов, другие "города", еще тридцать два. Люди не знают, что такое смерть, что такое боль, страх, унижение, болезни, печаль, скука. Только вечная и бесконечная Любовь. И Доброта. А мы всего лишь контролируем жизнедеятельность и количество.
- А они хоть читать умеют?
- Зачем? - удивился Марк.
- Ну да: меньше знаешь - лучше спишь. А развлечения? Чем они заняты?
- Друг другом в частности и собой в отдельности. Но игр нет, потому что в играх одни побеждают, а другие - проигрывают, а это очень испортило бы график. Но бессловесные мелодии слушают, медитируют, занимаются спортом. А что еще нужно?
- Да много чего!
Я снова отвернулся от них и беспокойно начал ходить из угла в угол. Я слишком эмоционально стал реагировать. Естественно, люди не счастливы, потому что они уже не люди, а особи. Это было правильно сказано. Нет, что тут думать: надо все это прекращать.
- А что они едят? - неожиданно для себя спросил я, потому что почувствовал урчание в животе.
- Еще одно занятие - сами выращивают продукты. Мужчины пашут, возделывают землю, женщины занимаются детьми и готовят пищу. Очень радуются.
- А как все растет, если это замкнутое пространство?
- Оно замкнуто далеко не от всего, включая воздух. Он проходит через специальную защитную пленку, а света достаточно. К тому же мы используем ионизаторы, это избавляет от многих физических болезней. Мы внимательно за всем следим, это несложно.
Хотелось спросить об электричестве и много чего еще, но не стал. Все можно легко объяснить.
- Я должен подумать. В одиночестве. И принесите мне еды, - нагло потребовал я.
Честно говоря, я устал. И, безусловно, больше психически, эмоционально. Прошел в отдельное закрытое помещение, оказавшееся светлым, но без окон и без ламп. После каши с хлебом и молоком лег и моментально уснул.
Проснувшись, долго не мог поверить в то, что случилось. Комната, в которой я находился, доказывала обратное: такая же серая и мрачная, голая и пустая. И тот самый затхлый запах металла. Кажется, мне снился снег.
Тоскливо защемило под сердцем. Интересно, а снаружи снег есть? Ведь сейчас зима. И вообще, где именно эти коконы находятся? И как я все-таки очутился в "руках" у Александра Анатольевича? Надо было колоть старика. Хотя как, не возьмешь же его за грудки да не потрясешь как следует.
Сомнений нет: людей надо спасать от того, что они все счастливы. Вспомнился древний афоризм: если у тебя много друзей, значит, у тебя нет ни одного друга. А не может ли быть так, что если все люди счастливы, значит - по-настоящему не счастлив никто? А то, что роботы и сами "особи" думают иначе, меня не остановило. Хотя, вряд ли эти особи способны думать и размышлять. Войдя к роботам, я решительно заявил:
- Надо лавочку прикрывать. То есть, открывайте купол или что там у вас, и выпускайте людей на свободу. Вот мое решение.
- Ты уверен? - спросила Антония.
- На сто один процент! - воскликнул я, но роботы явно не поняли, почему именно сто один процент. Три следующих слова должны были доходчиво объяснить мою позицию. - Людям нужна свобода!!!
- Ты точно уверен, что сейчас ты не ошибаешься? - включился Марк, сделав сильный упор на втором "ты". У него даже глаза ярче засветились зеленым оттенком.
- Да. За всю свою жизнь я не был более уверен, чем сейчас.
- Но ведь тогда люди станут болеть. Появится зависть и злость, месть и обида, ложь и унижения, убийства и войны, - с прискорбием объясняла роботиха. Готов поклясться, что видел на ее лице искреннюю боль и сострадание людям.
Да, человека всегда сопровождало много бедствий и напастей, но не это ли и сделало нас разумными? Зачем обезьяна схватила палку рукой и начала ею размахивать по сторонам? Чтобы защищаться и отпугнуть более крупного, но тупого сородича, это был акт агрессии, руководимый одной из извилин. Разве не так? А колесо, порох, применение огня, все другие открытия и изобретения - были бы они без войн, злости, зависти, непомерной жажды, наживы, мести? А строительство первых укрепленных городов? Зачем? Чтобы защищаться от вражеских набегов. А письменность как возникла? Да, мы постоянно себя уничтожаем, но не это ли помогает нам шагать на следующие ступеньки эволюционной лестницы?
- Пусть сами решают, как жить дальше. Сейчас - это же не люди, даже у животных в зоопарке или цирке прав было куда больше. Мы должны страдать, сгорать в мучениях, подставлять себя под раскаленный молот свободы, подносить к виску дуло заряженной боли, - не на шутку разошелся я, но меня прервали.
- Виктор, ты прав, но мы не можем открыть врата в мир, в настоящий зеленый мир, где гуляет ветер и искрится ночью вода, отражая звезды и луну, где щебечут птицы и ревут олени, готовые погибнуть за самку, где копошатся жуки и сверкает радуга, идут дожди и извергаются вулканы...
- Вот, именно! - перебил я, не расслышав первых фраз. - Люди же ничего этого не знают. Кстати, а где мы находимся, хоть приблизительно?
- За Уральскими горами, недалеко от некогда красивого города Тюмень. Мы в двух тысячах километров от твоего родного города.
- Понятно. Здесь должно быть гораздо холоднее, чем у нас на юге. Вот вы знаете, что такое русская зима? А снег, настоящий белый снег, люди-особи знают, что такое снег? Что такое скатиться с воплями и радостными восторженными криками с ледяной горки, врезаться в другого мальчишку на санках, перекувыркнуться и ощутить за пазухой попавший и быстро тающий снег, слепить снеговика, обкидаться снежками, вместо того, чтобы просидеть на уроке музыки?..
Роботы молча свесили головы к полу. Вот тогда я уверился окончательно, что прав. Ну какое может быть счастье, если не знать, что такое снег, что такое приход весны и пробивающиеся на ветках почки, или осенний листопад и запах дымящихся городских костров, когда дворники собирают упавшие листья и жгут их? Любовь без мучений и переживаний, разлуки и проблем - это не любовь, это не бешеный всплеск эмоций, когда хочется прокричать на весь мир о своих чувствах. Люди-особи не знают, что такое настоящая любовь, они вообще ничего человеческого не знают.
Меня невозможно было убедить в обратном, как роботы насупились и в один голос изрекли:
- Мы не можем.
- Не понял!? - действительно не понял я и скривился. - Мне Александр Анатольевич сказал, что я решу этот вопрос сам. И только я! Вы не можете мне помешать. Слышите, не можете!
- Он вставил в нас эту программу, но она, как вы это называли, глючнулась.
- Как это: "глючнулась"? - обескуражено развел руками я, не понимая, шутит Марк или нет.
- Очень просто. Мы должны были тебя послушаться, если бы сами были счастливы.
- А вы что, несчастны?
- Да, Виктор, мы совсем несчастливы.
- Что за чушь: люди все счастливы, а вы - два робота, две бездушные скелетообразные машины - и вдруг несчастны!? - вспылил безосновательно я. С техникой надо тоньше, нежнее.
- Да, мы поняли, что несчастны, девяносто лет назад. И с того времени страдаем, но все равно должны поддерживать этот кокон в счастливом состоянии, а людей не выпускать, хотя там, вне кокона, природа уже восстановилась, воздух и вода чисты, все в порядке, как было когда-то.
Надо делать роботов счастливыми. Тогда они освободят людей и начнется вторая жизнь, будто Земля и не обжарилась в ядерном соусе. Вот и Марк подтвердил, что природа уже восстановилась, и все чисто. Мы сможем учесть ошибки прошлого, уверен. Я возбуждено вскочил и подбежал к Антонии.
- А вы знаете, почему несчастны?
- Конечно. Мы друг друга любим и были счастливы, пока вдруг однажды не поняли, что на самом деле все наоборот. У людей, когда они друг друга любят, рождаются дети, а у нас уже столько лет - и никого.
Вы не поверите, но я с трудом себя удержал, чтобы не расхохотаться. У них нет детей! Вот в чем проблема: у роботов нет детей.
- Но у вас не может быть детей.
- Почему? - спросил недоверчиво Марк.
- Вы же роботы!
Это было с моей стороны ошибкой, но, к счастью, я быстро опомнился.
- В смысле, у вас не может быть детей через девять месяцев, как у людей. У вас все процессы проходят дольше, намного дольше. Они появятся позже. Много детей, надоедят еще вам, а потом внуки пойдут, кошмар, нянчиться придется.
Боже, какую же я нес чушь. Но глаза у роботов изменились: я увидел там надежду, слабую пробивающуюся сквозь годы сомнений и страданий надежду. Этим нужно воспользоваться.
- Но мы все равно не можем открыть людям путь, пока несчастливы.
Да, это уже настоящая большая проблема. Вот он, самый сложный вопрос. И тут я вспомнил последнее напутствие Александра Анатольевича: прочитать его листок. Отошел от роботов подальше и достал его. Но ничего нового не прояснилось.
- А мне что-нибудь оставляли? - робко поинтересовался я.
- Да, - указал Марк рукой под трон. - Открыть у себя в комнате.
Я выполнил это условие, вытащив черный ящик и уйдя в комнату, где спал. Там уже в который раз услышав противное:
- Кто вы?
Дисплей, на боковой стороне ящика, засветился. У меня еще раз спросили, кто я, а потом попросили ввести пароль. Стоит ли говорить, что ни о каком пароле я и знать не знал. Четыре строки: две из семи символов и две из трех. Впереди третьей строки стояла единица, впереди четвертой - двойка. Что это, я не понимал, пока снова не прочитал надпись на листке. Сразу внимание приковало то, что на нем были большими буквами написаны два слова: аэрчода и вперетъ. Только сейчас я заметил, что слово "вперед" написано неправильно. И бросились в глаза две даты: мой год рождения - 1982, и какой год сейчас - 2558. Единица и двойка. И тогда все стало ясно. Я ввел эти два слова и два числа, сказал: "Принять", и ящик начал медленно приоткрываться. Признаться, я боялся там что-нибудь увидеть. Вернее, боялся-то как раз ничего в нем не увидеть.
Старинный кожаный докторский саквояж, немного потертый и в складках. Когда его открыл, засмеялся и легко вздохнул. В саквояже лежал маленький робот. И еще какие-то инструменты и прибор, который я классифицировать не смог.
Значит, Александр Анатольевич все-таки просчитали такой вариант. Или хотел чего-то другого. Странно, почему же он это не решил сразу. Может, не успел? И роботов зачем надо было делать счастливыми?
Оставив все в комнате и спрятав под кровать, я снова направился к роботам.
- Вы не поверите, что случилось. Я только что узнал, что Антония уже давно беременна.
Молчание.
- Вы меня слышите? Антония ждет ребенка. Вернее, роботенка.
- Откуда ты узнал? - нервно (да, да, именно нервно) спросил Марк, будущий отец.
- Секрет фирмы! - улыбнулся я. - Когда в комнату вошел, там меня ждал спецприбор, который все и показал. Это как ультразвук для людей. Там даже инструменты для принятия родов лежат. А самое главное, сроки беременности у роботов могут быть различные: от года до ста лет, даже больше. Но я могу проверить, когда, Антония, твой срок рожать, он у вас не фиксированный.
- И?..
- Так, Марк, ты оставайся здесь, а мы с твоей возлюбленной супругой пойдем в мою комнату и все проверим.
Естественно, прибор обнаружил, что Антония вот-вот должна родить. Теперь в глазах у Марка я увидел страх и трепет, но, надо сказать, приятный трепет, даже в некотором роде человеческий. Спросите, как такое может быть? Не знаю, но я это видел именно так.
Как и положено, мужу запретил входить в комнату. Но он спросил у меня перед родами:
- А ты сможешь? Ты точно все сделаешь правильно?
- Я же программист, а это для вас - как акушер. Ты оставайся за дверью и жди.
Антонию уложил на кровать, накрыл простыней, чтобы она ничего не видела, раздвинул ноги... Все как видел по телевизору в сериале "Скорая помощь". Вот только ребенка незаметно достал из саквояжа и положил, крича постоянно: "Тужься, тужься!" Несколько раз "папаша" спрашивал через дверь, как у нас дела. В общем, через час ребенок появился на свет.
- Вот он.
Я, бережно держа в руках младенца, передал его матери, которая сразу же забеспокоилась:
- Почему он не кричит? Почему не кричит? Ведь у людей...
Я ее не слушал, а молился: "Господи, пусть он закричит. Умоляю, пусть он всего лишь закричит, издаст любое подобие голоса". Не знаю, кто меня услышал, но роботенок открыл глаза и начал надрывно плакать.
И мне тоже захотелось.
Марк не выдержал и ворвался. Да, он был счастлив, как и Антония. Господи, они были счастливы, действительно счастливы. И я тоже, вместе с ними.
Потом, повозившись с младенцем, мы пошли к главным вратам. Я еще раз уточнил, в порядке ли атмосфера и можно ли там жить. Люди собрались и молча ждали. Они ничего не понимали, совсем ничего. А я вспомнил деревню под Миллерово и байбаков, маленьких зверьков, грызунов в коричневых шкурках, любопытно высунувшихся из своих норок. Люди сейчас походили именно на них. Хранители просунули руки в специальные отверстия, и огромные врата начали неспешно раздвигаться.
Я не думал, что будет дальше, а стоял и ждал. Что будет дальше с ними и что будет дальше со мной? Не знаю. Но я точно знаю, что есть еще тридцать два кокона, в которых содержались "счастливые люди", а я был единственным, кто мог им помочь, кто мог подарить им настоящую свободу, настоящую человеческую жизнь, настоящее человеческое счастье. В конце концов, я мог подарить им настоящую русскую зиму!
И вот я увидел снег. Люди его тоже увидели и обрадовались. Подошел ближе и выставил руки вперед, ладонями к солнцу. Снежинки медленно опускались и таяли на моих руках, оставляя холодные мокрые точечки ребячьего восторга. Первыми из ворот выбежали дети и, не поверите, сразу же начали лепить снежки руками.
Рядом стояли Марк с Антонией, любовались роботенком. Прежде чем узнать об остальных городах-коконах, улыбнувшись, предложил им: