- Здрасьте, я принес вам проект модифицированного перпетуум-мобиле!
Люська хихикнула и уткнулась в клавиатуру. Вздохнув, я отодвинул рукопись.
Пиджак помят. Глаза сверкают. В руке черный портфелище, от габаритов которого у меня разом заныли все зубы. В таких баулах наши кулибины из глубинки таскают чертежи фотонного движка, вырезку из районной газеты с заголовком "Есть умельцы в Великих Кочках!" и грязные носки в полиэтиленовом пакете.
- Не может быть.
- Точно, вам говорю!
"Чайник" аж пыхтел от распиравших его эмоций. Новенький, бурлящий энтузиазмом "чайник", еще не битый по инстанциям да редакциям.
- Хорошо, хорошо. Пусть будет вечный двигатель. Но не ослышался ли я? Вы сказали - модифицированный?
- Еще как!
- Это грандиозно. Но почему так скромно? Может, все-таки усовершенствованный.
- Надо подумать... знаете, так точнее. Как приятно встретить в редакции умного человека!
Мужик бросился обнять родственную душу.
- Кстати, кто вы по профессии?
- При чем здесь профессия? Ну, лесник.
- Лесник... н-да.
- Моя изба на Лысом Холме стоит. Слыхали?
- Извините.
- Всего час делов от города - места сказочные. Если понадобится душой угомониться, приезжайте. По траве босиком пошлепаете, на холм поднимитесь. Там у меня сюрприз приготовлен!
Глаза мужика горели. Вдруг остро захотелось куда-нибудь к ручейку из нашего цементного мешка.
- Банька?
- Ха! Моя упрощенная действующая модель перпетуум-мобиле.
Наваждение сгинуло.
- Понятно. Что, она у вас там воду в бочку качает? Пилу приводит в движение?
- А вы откуда знаете?
- Так. Давайте ваш опус, и до понедельника. Неделя трудная - раньше я экспертизу не проведу. Постойте... как называется место вашего творчества? Лысый Холм? Не о нем ли ходят разные слухи?
Мужик потупился.
- Он самый. Это о нас брешут.
- Ведьмы, лешие, аномальные явления...
Гость совсем помрачнел, глаза его дико сверкнули.
- Суеверия все. Ну, вылетают самолеты из-под земли - военные шалят, а так обычный кедрач и вообще...
- Товарищ, у вас совесть есть?
В разговор въехала наша Тамара. Голос негромок, но парализующ. Прежде чем осесть в редакции, она работала буфетчицей.
Мужик ей ответил улыбкой. Наивный.
Тамара смотрела в упор. Куда там немецкой овчарке, хотя до воспитательницы детского сада не дотягивала.
- Не мешайте Василию Сергеевичу работать. Вам русским языком сказано - приходите через неделю!
Мужик подставил вторую улыбку. Совершенно благостную. И сгинул, как пришел.
Одобрительно кивнув Тамаре, я стал трясти портфель над головой. Подумал. Бросил на стол. Пару раз заехал с правой, врезал с левой, прошелся серией. Затем швырнул на пол и стал энергично пинать ногами.
- Чем вы таким интересным занимаетесь, Василий Сергеевич? - Люсьен удосужилась поднять бровку.
- Разве не видно, Люся? Провожу экс-пер-ти-зу.
Объяснять было трудно - дыхания не хватало. Я уже прыгал на портфеле двумя ногами.
Завершив экспертизу, пристроил портфель возле стола. Пусть теперь докажет, что я не пыхтел над его рукописью.
- Василий Сергеевич, миленький, и это вся экспертиза?
- Отчего же, могу сжечь автора на костре.
Одно удовольствие - наблюдать за личиком Люсьен. На нем легко читался ход битвы между генами Евы и средним техническим образованием. Битва не затянулась.
- Вы совсем не заглянете в портфель? А вдруг там настоящий вечный двигатель? Или что-то необыкновенное и удивительное?
- Гм... Необыкновенное и удивительное. Люся, вы помните, чего нам стоил последний визит изобретателя перпетуум-мобиле? Пропажи двух лампочек: в коридоре и в мужском туалете. Причем вторую упер из-под зацементированного колпака!
"Необыкновенное и удивительное! Для меня, редактора молодежного журнала со стажем? Для человека, который еще пятнадцать лет назад в один день бросил курить и доказывать теорему Ферма? Мне за сорок - полжизни ушло на суету. И тратить время на безумные прожекты? Нет. Я буду работать над рукописью по истории промышленности Урала восемнадцатого века. Вот чем надо заниматься! Настоящим, реальным, полезным делом. Неужели непонятно?" У меня всегда получались бесподобные монологи. Про себя, молча. Да и что можно объяснить такой молоденькой и симпатичной сотруднице? Вздохнуть и пожать плечами.
Уходя домой, невольно обратил внимание на лампочки. Все целы. Но даже это меня не насторожило.
Входная дверь скрипнула в полночь.
- Беги, встречай своего балбеса, - кивнул я жене.
Мне надо было успокоиться. Сыну предстоял вступительный экзамен в институт, а наш дурачок по дискотекам шлялся. У знакомых в прошлом году сыновья не поступили, потом бездельничали. В итоге: один - мотоциклист, второй - наркоман. А дружки дебильные? А подружки? Слов нет!
Успокоился как мог и поторопился сменить жену на кухне.
Сын читал газету, жевал бутерброд с колбасой, хрустел печеньем и прихлебывал компот. Все одновременно.
- О чем ты думаешь, Игорь?
- Наши в финале продуют, папочка.
- Ты дурачка не строй. Золотая медаль не карт-бланш на глупости. Где шлялся?
И пока Игорь, закатив глаза, любовался лампочкой, я ужасал его судьбами своих старых друзей, талантами грозивших небесам и пошло спившихся, волочил на обозрение по ступеням десятилетий скелеты предков, сгубивших себя водкой и заоблачными мечтаниями, предрекал Игорю стезю тысяч наших российских недоучек, пустивших жизни в распыл на ерунду: поиски снежного человека, лудеж в сараях гравитационных движков, написание трактатов по обустройству всего мира - на весь этот "расейский" интеллектуальный алкоголизм.
В заключение припугнул ребенка последним сумасшедшим.
- А что? Здорово! Вечный движок - это по-нашему. Раз-два - и решены все проблемы!
Если я и повысил голос, то на полтона... И почему утром со мной жена не разговаривала?
Очередной понедельник начался в издательстве, где благополучно угробил полдня. Снова нелады с бумагой. В редакцию добрался голодный, злой. И что я вижу...
Тамара лежала на полу, на мятом пиджаке. Краснорожий сибирский мужик вовсю медитировал лапищами над бюстом моей сотрудницы. Люсьен вела себя скромнее: разбросав на стороны света руки и ноги, она принимала нирвану прямо на столе начальника. На моем то бишь.
Когда паника рассаживания стихла и сквозь облако французских духов стали проявляться предметы, я повернулся к гостю.
- Так вы и лечите еще?
Здесь загалдели мои дамы, мол, он чудесным образом снимает головную боль (скорее оригинальным) и снимает не только ее (хорошо бы - только).
Жест получился императорским. Все смолкли.
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Пытаюсь.
Смущенным мужик не выглядел.
- И многих исцелили?
- Некоторых.
- Понимаю. Что за пустяки для человека, преподнесшего миру перпетуум-мобиле. Извините - модифицированный перпетуум-мобиле.
Помолчали.
Молчать мужик умел.
Врать расхотелось.
- Приходите-ка еще через недельку. Не смотрел я ваш опус - со временем туго.
- Знаю. У вас ведь важные дела.
И будь я проклят, если в глазах мужика не мелькнуло что-то похожее на насмешку.
Тамара подхватила целителя под локоток и, тараторя, заглядывая в лицо, повела к выходу.
Чего-то я не понимал. "Чайник" - существо трепетное. Нет у него права на умный взгляд. Прибавьте темное место жительства, замашки экстрасенса - чем черт не шутит!
Заглянуть в бумаги?
Черный портфель, словно подслушав мои думы, высунул свою радостную морду. Я решительно нагнулся и со всего маху локтем впечатался в острый угол стола.
- О, мама мия!
Я вдруг понял в с е. Еще презрительно кривил губы, еще распинался на вольтовом столбе, а тайну мужика, секрет его взгляда знал. Как только сразу не догадался? Он из староверов. Будут очи лучиться, если не пить, не курить да телик сменить на закаты.
Хорош редактор - чуть было не взялся за экспертизу вечного двигателя! Локоть заныл нестерпимо. Слава богу, я начальник, а босс всегда может поднять себе тонус работой.
О, как я орал! Грозный и неумолимый, как железнодорожное расписание, нависнув над бедными женщинами, я громыхал, я указывал, я буквально стирал в порошок своих подчиненных. В общем, руководил. Люся затихла мышонком. Тамара поедала меня восхищенным взглядом. Она обожала такие минуты. Поставив своих дам на место по крайней мере на год, я закопался в рукопись.
Прошло минут пять. По чадящей мастерской восемнадцатого века разлился запах растворимого кофе и, растолкав тени мужиков да баб, перед глазами нарисовалась джинсовая юбка. И девчачьи коленки.
- Василий Сергеевич, - Люся заерзала на краешке стола.
- Чего?
- Ваш кофе и бутерброд.
- Спасибо.
- Василий Сергеевич, миленький, посмотрите его бумаги...
Я потер локоть.
- И не подумаю.
- Хотя бы таблицы.
- Люся! Что сие значит?
- Я утром случайно заглянула в портфель, одним глазочком. Знаете, после этого совсем зауважала - я там ничего не поняла! Что-то о вакууме...
- Это все?
- В том-то и дело. В дырке подкладки я нашла его моментальное фото. Никогда не догадаетесь, где он снят!
- Швы не забыла распороть?
Люсьен отмахнулась и для пущего эффекта вытаращила глазки - зрелище, доложу вам, не для холостяков.
- Он снят на фоне Эйфелевой башни, Василий Сергеевич!
- Ясно. Там, слева, плюшевые львы должны быть - на набережной снимался.
- Да ну вас. Это настоящий Париж - мне ли не знать. Париж - это...
Кто есть и откуда пошли люди русские? Величайшая загадка истории наполовину разъяснилась. Арии, сколоты, этруски (этрусские!) - от них выводят славянские корни ученые мужи. Не знаю. Насчет всех славян не уверен. Но прародину славянок укажу - Лютеция.
- Париж, как интересно... - борясь с зевотой, я попытался изобразить требуемую эмоцию.
Люсьен полностью утвердилась своим мини-плацдармом на столе и болтала ногами.
- Итак, шеф, что будем делать?
Я посмотрел на коленки, на дверь.
- Хорошо, Люсечка. Возьму домой эту пор-р... этот портфель и посмотрю, что он там наваял.
Удивительно, но до конца рабочего дня мы работали. Да я еще часок прихватил. Не забыл и портфель.
Неделя промелькнула птицей в окне, утомив трудами и ожиданием понедельника. Хорош денек для экзамена? Тут грудь теснит, жена черная стала, а Игорек знай себе улыбочки строит, сопляк. Что-то будет сегодня?
Дверь открылась, едва мои дамы упорхнули в универмаг, ровно в полдень. Хоть часы сверяй. Чтобы не застонать, пришлось ухватиться за челюсть.
- Прошу вас, усаживайтесь, - еле слепил улыбку на лице, - надо всерьез обсудить вашу рукопись.
Надо ли говорить - я о ней вчистую забыл!
Мужик сел. Выглядел он не рассеянным, нет. Просто у него были глаза человека, отправляющегося в очень дальнее путешествие.
- Вы далеко не глупы - позвольте прямо сказать: вечный двигатель невозможен. Это нарушение законов природы.
- Само собой. Но я...
- Будьте скромней. Выслушайте человека с высшим техническим образованием.
И я пустился в рассуждения об энтропии, законах термодинамики, принципе Паули и прочая. К концу лекции мой лесник выглядел так, будто его приговорили к пожизненному проживанию в городе.
- Все поняли?
- Да.
- Мой вам совет: займитесь тем, что умеете. Травки там собирайте, зубы заговаривайте. Рукопись я завтра верну.
Гость покачал головой.
- Так вы за ней вернетесь?
- Может быть.
- И когда?
Он повернулся от двери.
- Лет эдак через двадцать.
- Простите...
- Эх вы! Последняя надежда была на вас, русских. А насчет сына не волнуйтесь - все у него будет в порядке.
И ушел.
Впервые в жизни меня смогли напугать закидоном цыганского пошиба. Всеми ребрами я почувствовал молотящее сердце. Успокоился в восемнадцатом веке.
По приходе домой первым делом отыскал портфель, прихватил мусорное ведро и направился к выходу. Историю вечного двигателя надо было доводить до логического конца. Шаги внизу - легкие, частые. По ступенькам взлетел Игорек.
- Пять! Встречайте студента, старики.
Когда переполох в квартире улегся, вспомнил о черном портфеле.
Очнулся не скоро - за окном серел рассвет. Не читая, перелистнул последние страницы и ... закурил. Всю жизнь я давил в себе мечту о настоящем великом деле. Сколько лет боялся и мучился, заставляя себя просто жить. Глупец. Судьба дарит один шанс за жизнь. Такой шанс. Нет! Да-ри-ла.
Проект был не просто чудом, а вкуснейшим интеллектуальным блюдом. Плавающие константы, условно-знаковая математика, нестандартная топология, полтора мнимых измерения плюс совсем уж непонятные навороты делали проект невероятно дерзким и гармоничным.
Он не технологий искал, а нашего извечного презрения к мировым законам. Где же тебя носило годков эдак восемьдесят тому назад, родимый?
От внезапной мысли я усмехнулся. Экспертиза таки состоялась! И теперь я точно знал, КТО ее проводил.
Взойти на холм... вовсе не обязательно, если хочешь узреть вечный двигатель. Тихо, чтобы не разбудить сына, я вышел на балкон. Над крышами краем показалось солнце. В небе гасли последние звезды. Наша старенькая, примитивная модель перпетуум-мобиле, Вселенная, сияла во всей красе над моей головой.