КАЙЛ ИТОРР

     МАРА


     Весь смысл бандитов,  пришельцев и пиратов в том, что можно перестать
ими быть и пойти домой.
     [Терри Пратчетт, Нил Гейман "Благие знамения"]

     Меня зовут Ми.
     Я  собираю цветы и  ракушки.  Ракушек много.  Цветов мало и почти все
поломанные, такие не годятся.
     Ракушки тоже годятся не  все,  только я  не знаю,  где правильные.  У
правильных есть блестящий шарик. Но он внутри, а сама открыть ракушку я не
могу. Папа может, а еще братья, они сильные и у них есть нож, даже два.
     В неправильных ракушках шарика нет,  такие только в горшок.  Похлебка
жидкая и не очень вкусная, рыба лучше, но рыбу мы едим редко.
     Правильную ракушку папа тоже отправляет в горшок,  когда вынет шарик.
Зато назавтра или через день у нас на столе бывают и рыба, и каша, и ягоды
из-за холмов.
     Вот наполню корзинку,  чуть-чуть отдохну, потом заберу маленькую Ни -
она возится на отмелях по ту сторону скалы-Чайки,  собирает морскую траву,
придать похлебке хоть немного цвета - и пойдем домой.
     - Привет!
     Девочка,  как я,  но чуть выше и плотнее. У нее веснушки, синие-синие
глаза  и  две  светлые косы  -  длиннее моих,  закручены вокруг головы.  И
улыбка, яркая, как солнце.
     - Ты...  ты кто? - И откуда только взялась? я ведь всех наших знаю, а
тут такая светленькая, не пропустишь.
     - Я Мара. А ты?
     - Меня зовут Ми, - отвечаю. - А ты откуда?
     Улыбка на миг тускнеет, потом вспыхивает снова.
     - Моя семья живет тут недалеко.  Сегодня отпустили поиграть,  а одной
мне скучно. Хочешь вместе?
     Еще бы  не хотеть!  Это не с  малявкой Ни возиться,  а  старшие все в
работе, им не до меня.
     А ракушки...  а что -  ракушки? успею. До вечера еще во-он сколько, а
корзинка почти полная.

     Мы плаваем наперегонки,  и у меня получается лучше.  Зато ныряет Мара
так,  как не могу я,  и достает из волн цветок, серый и розовый; на берегу
такие редко найдешь, только обломки.
     - Красивый.
     - Это тебе, ты ведь их собираешь.
     - А ты?
     - Там, внизу, их много. Захочу, еще возьму.
     - Нет, ну нельзя же так...
     - Мы подруги?
     - Да!
     - Значит,  он твой. А ты... - Мара задумывается. - Знаю! Научишь меня
плавать, как ты.
     - Конечно,  если хочешь. - Я смотрю на солнце. - Ой! мне пора бежать,
и Ни уже наверное совсем голодная... Ты придешь завтра?
     - Приду.

     Никто и  не замечает,  что корзинка не полная,  и  что пришли мы с Ни
позднее. Папе цветок тоже очень нравится:
     - Ну, Ми, будет тебе к празднику обновка.
     - А какая?
     Папа хитро щурится.
     - А это секрет.
     - Ну скажи!
     - Ну вот еще, какой же это секрет будет? Не-ет, утенок, сама увидишь.
Тебе понравится.
     Я упираю кулаки в бока и смотрю на папу,  как мама.  Нет, наверное, у
нее  лучше получается,  но  все равно.  Это значит:  или ты  мне сейчас же
расскажешь все как есть, или...
     Уй!
     Это  брат Кау,  хватает меня сзади под мышки и  подбрасывает в  небо,
ловит, переворачивает, снова подбрасывает. Мой визг его только веселит.
     - Ми,  тебе повезло. - Это Лин, младший брат, то есть младший из двух
братьев,  меня-то он старше.  -  Две жемчужницы!  Ты у нас сегодня главная
добытчица, правда, па?
     Тот кивает, подмигивает маме.
     - Ну раз главная добытчица ты, - говорит мама, - ты сегодня за ужином
и командуешь.
     Уй-йя!  Это я буду распоряжаться, кому сколько похлебки достанется, и
кто без очереди полезет в горшок, получит половником по лбу! Ухх! ну, Кау,
берегись, вот оставлю тебя последним, будешь знать!..
     О Маре я вспоминаю уже совсем под вечер, когда ложусь спать.
     - А еще я подружилась с одной девочкой...  - зеваю я маме в лицо, - и
завтра мы опять будем игра-ать...
     Она то ли не слышит, то ли не обращает внимания, то ли это я уже сплю
и на самом деле просто зеваю. Ладно, завтра скажу.

     Мара появляется на берегу,  как и вчера, не с самого утра, а попозже.
Я жду ее и смотрю по сторонам, но звонкое "Привет!" снова раздается сзади.
     - Пошли поплаваем, - говорит она.
     У Мары тоже есть старшие братья и сестры,  но она не как я, она самая
младшая, а у меня еще Ни. И еще, Мара, оказывается, не умеет плести бусы и
браслеты из ниток и сломанных цветов. Странная.
     Но ее приятно учить,  не то что Ни,  у той все из рук валится и, чуть
что, в слезы. Малявка еще.
     Вдвоем у нас получается лучше,  чем у меня одной. Я дарю оба браслета
Маре.
     - У меня есть, - говорю.
     - А почему не носишь?
     - Так в них работать неудобно. Спадают. Вот вечером надеваю.
     - У меня не спадут,  - заявляет она, и правда, браслеты охватывают ее
запястья и не соскальзывают ни в море, ни на берегу.
     - А девушки носят браслеты на ногах, - зачем-то говорю я.
     - А мы кто, мальчики, что ли? - смеется Мара.
     - Нет, девушки, которых в жены берут.
     - А, в жены... Мои братья уже взяли себе жен. Они мне не нравятся.
     Я вспоминаю Кау -  осенью Эри наверняка назовется его женой.  Да, мне
она тоже не нравится.  Перед мамой-то тихая и  покорная,  а мной командует
почем зря. Не то чтобы я ее слушалась...
     Мы дружно перебираем, чем именно нам не по нраву новые "родственницы"
и как бы поставить их на место, чтобы не обидеть ненароком любимого брата,
заешь его чесотка, только не до конца, а то кому же потом пакости строить.
А когда надоедает и это, Мара предлагает новую забаву:
     - Меня недавно научили одной игре, называется "буря".
     Разглаживает участок песка, чертит две дуги, а между ними много-много
линий вдоль и поперек.
     - А  теперь нам нужно,  чем играть...  -  Мара сгребает полную горсть
цветочных обломков и камешков, споро разделяет их на две кучки. - Так, вот
розовые и синие -  это будут "волны",  камни -  это "скалы", а вот эти три
щепки у нас будут "лодками".
     Она  объясняет правила  и  выстраивает линию  "скал",  предлагая моим
"волнам" пробивать дорогу в "гавань", чтобы "лодкам" было куда войти.
     - ...да,  так ты  свернешь среднюю скалу,  но  тогда здесь появляется
водоворот, в него лодки идти не могут...
     - ...а  если  волна  сильная,   она  может  перебросить  лодку  через
одиночный ряд скал...
     Игра и правда захватывает. Самое смешное, что я так и не понимаю, кто
же из нас выиграл,  когда из трех "лодок" две оказались в гавани, а третья
разбилась о скалы, но уже внутри.
     - Ой! - вскакивает Мара. - Мне пора бежать, да и тебе, наверное, тоже
- заигрались мы.
     - А все-таки ты неправильно расставила скалы.
     - Хорошо, завтра волнами буду я. До свиданья, Ми!

     Назавтра мама затевает большую уборку.
     - Сегодня ракушек не нужно, будешь помогать.
     - Но я хочу на берег!
     - Закончим, тогда и пойдешь.
     Прибраться в доме,  конечно,  надо...  ну почему именно сегодня! Мара
уже там, она обидится...
     Вымести из  дома весь мусор и  с  ним  весь старый камыш,  наломать в
плавнях свежего и аккуратно разложить, перемыть горшки, ложки и блюда...
     - Ладно,  беги,  дальше сама  управлюсь,  -  говорит наконец мама.  -
Будешь купаться, уши вымой как следует. А на ужин можешь привести эту свою
новую подружку.
     Я и правда бегу. Ни со мной сегодня не идет, не нужно плестись, чтобы
малышка не отстала.
     Взлетаю на  горку,  откуда начинается спуск  на  мой  берег,  где  на
отмелях много ракушек и съедобной морской травы, а ядовитых морских ежей и
других колючек почти не бывает.
     Мары нет.
     Берег расплывается в слезах. Ну почему так!..
     Медленно спускаюсь,  сажусь на  крыло  Чайки,  так  похожей сверху на
настоящую морскую птицу, и прячу лицо в коленках.
     - Ты чего это?
     Ой! Мара! пришла все-таки, а я вся зареванная... Кое-как рассказываю.
     Мара смеется.
     - Нам же интересно вместе,  правда? А что не отпустили с самого утра,
не беда. Меня тоже сюда не отпускают, пока не переделаю всех делов.
     Потом мы плаваем и ныряем,  гоняясь за стайкой золотых рыбок, а потом
снова  садимся за  "бурю".  Волны Мары  легко пробивают проходы сквозь мои
скалы, но все эти проходы - с водоворотами, лодке не пройти.
     - И как у тебя получилось?  - удивляется она. - Так ты скоро и сестру
мою обыграешь. Хорошо бы, а то задается слишком.
     - Ну приходи сюда с ней, попробуем.
     Мара качает головой.
     - Не,  не  придет  она.  Но  я  спрошу -  может,  можно  тебя  к  нам
пригласить, вот тогда сыграете.
     - Хорошо. А ты сегодня пойдешь ужинать к нам? мама разрешила.
     - Ой,  правда? - Улыбка вспыхивает ярче солнца, потом вдруг гаснет. -
Нет, прости, не могу. Может, в другой раз, сегодня никак.

     Дома у нас праздник:  папа теперь будет не только работать на берегу,
ему доверили место в лодке! Теперь у нас на столе рыбы хватит, и не только
рыбы, лодочники привозят из походов много чего.
     - Не хочу бойше мойской тьявы! - заявляет Ни. - Ягод хочу, кьясных! И
зееных!
     - И ягоды тебе будут, и новое платье, и бусы, как у мамы. Или лучше.
     Сегодня праздник, и папа открывает корчажку с веселым соком. Пьет сам
и передает братьям и маме, а потом дает глоток мне. Ухх! И правда весело.
     Лин пытается выстукивать костяным ножом и  ложкой по доске и  пустому
горшку,  но  после веселого сока у  него не очень-то получается.  Зато нам
весело, нам хорошо.
     Жаль, Мары нет. Ну я ей все-все расскажу.
     Завтра.

     - ...и теперь я на берег буду ходить,  когда захочу, а не потому, что
есть нечего и надо ракушек набрать.
     - А цветы как же? - Мара вертит в руке обломок серого цветка.
     - Они под водой растут, и за ними, если по-хорошему, нырять надо. Это
Лин и  Кау,  и не тут,  а на дальнем конце острова,  там глубина и цветов,
говорят,  больше.  Но их ведь так просто не сорвешь,  срезать надо,  нужны
ножи и чтобы сил хватило. Я вырасту, тоже буду так, сейчас еще не могу.
     - Давай научу, - предлагает Мара.
     И мы весь день играем в волнах.  Мара ныряет глубже и дольше остается
на дне, у меня пока не получается дышать так, как надо.
     Потом мы просто отдыхаем на сползающем в море хвосте Чайки.  На скалу
нам не разрешают забираться;  когда Ни рядом,  я бы и не лезла.  А Мара не
проболтается.
     Спиной к  закату,  она расчесывает волосы и  заплетает косы.  Красные
лучи сквозь бледное золото. Красиво.
     - Завтра будет буря,  - смотрю я на облачную гряду, окрашенную кровью
солнца.
     - Да,  завтра меня не отпустят,  -  говорит Мара.  - Сестра играет, а
работу надо делать, значит, меня и приставят...
     - Сюда лучше не приходить в бурю. Сверху только смотреть, только надо
закутаться по уши... дома, и то холодрыга, когда такой ветер.
     - Не,  у нас не холодно... я спрашивала - сказали, завтра будет не до
гостей,  а так,  если я хочу,  могу привести подружку.  Так что как-нибудь
покажу тебе наш дом.
     - А я тебе - наш, - киваю я. - Ты приходи, правда.
     - Приду. Но не завтра.

     И не послезавтра,  и не через день. Буря рушится на берег рано утром,
и  солнце  словно  забывает взойти,  скрываясь за  комковатым одеялом туч;
ветер даже почти теплый,  но такой сильный, что несколько крыш сносит, а у
старой Унди  полстены опрокидывает.  Всем  миром  помогаем чинить дома.  Я
прибираюсь у Унди и в награду получаю целую плошку ягод в меду;  несколько
штук прячу и отношу домой малышке Ни, и та на седьмом небе от счастья.
     Только через четыре дня  ветер и  волны успокаиваются.  Лодочники,  и
папа  с  ними,  уходят  на  промысел.  Меня  с  привычной  корзинкой снова
отправляют за  ракушками;  рыба-то будет,  но потом,  а  сейчас все запасы
подъедены после бури,  ужинать нечем,  а  мама не любит,  когда в кладовой
совсем ничего нет.  Она говорит:  лучше два-три дня с невкусной похлебкой,
зато твердо знать,  что если опять налетит такая вот непогода -  с  голоду
семья не помрет.
     Я не спорю. Пусть ракушки, если нужно.
     Зато увижусь с Марой, если ее наконец отпустят.

     Мара появляется лишь к вечеру. Как всегда, незаметно.
     - Ух, еле выбралась. Много дел.
     - Ага, у нас тоже, - рассказываю.
     Играть неохота,  обе устали. Просто плаваем, лежим на песке и смотрим
на облака.
     Мара опять жалуется на сестру:  та совсем нос задрала,  я, мол, самая
лучшая, и вообще все вы тут неумехи бестолковые, одна я дело разумею.
     Мы  прощаемся,  я  ухожу,  оглядываясь на  море;  Мара сидит на крыле
Чайки,  заплетая косы.  Потом, когда я поднимаюсь и смотрю с самого верха,
ее уже нет.

     Дома  все  по-старому.  Все  ракушки  сегодня неправильные,  похлебка
привычная - жидкая, желтая с зеленым. Фу. Только что горячая, так бы в рот
не взяла. Папа на промысле, раньше завтрашнего вечера не вернется.
     Ни капризничает,  ей невкусно.  Чтобы утешить малышку, рассказываю ей
сказку  о  золотой  девочке,  которая  живет  на  берегу  верхнего моря  и
появляется на нашей отмели только в полдень, чтобы поиграть с Послушной Ни
в прятки и догонялки. Сестренка радостно сопит и засыпает.
     Я знаю, что она увидит во сне.
     То же, что и я.

     Утром я  сбегаю на  берег еще  до  завтрака.  Подхожу к  скале-Чайке,
оглядываюсь - никого.
     Солнце едва-едва выглядывает из-за  обрыва,  под  скалой еще холодно.
Взбираюсь  на  правое  крыло  Чайки,  на  хребет,  на  склоненную  голову.
Застываю,  жмурясь на краешек золотого диска. Солнечная дорожка начинается
у моих ног.
     Делаю шаг, другой, третий.
     Вот здесь и живет семья Мары.

     Дверь-плетенка из лозы. Тихо скребусь, потом открываю. Никого.
     Прохожу чуть дальше.
     Высокая,  с  синими-синими глазами и  волосами как полдневное солнце,
сестра Мары смотрит на меня с немым вопросом: ты еще тут откуда взялась?
     - Я постучалась, никто не ответил; было открыто, я вошла.
     - Ну если вошла... - Она не ходит, а плывет, стелется, облачная кайма
длинного платья сметает с пола незримые пылинки.  - Мары еще нет, она пока
занята - но ведь ты подождешь, правда?
     - Но...
     - Нет-нет,  ты  нисколько не помешаешь.  Нечасто ко мне захотят такие
гости.
     Она  придвигает овальную доску,  хитро  расчерченную дугами и  косыми
линиями,  достает мешочек и  высыпает много-много  синих пластин и  черных
пирамидок,  а еще три красиво вырезанных лодочки, точно как те, на которых
папа плавает, только эти с мой мизинец.
     - Мара говорила,  она тебя научила играть в  "бурю",  и ты ее в пух и
прах разбила?
     Меня хвалят, а мне неприятно.
     - Нет, не разбила.
     - Раз она так говорит -  значит,  разбила.  Может,  чтобы не скучать,
покажешь мне, как? "Волны" или "скалы"?
     - Все равно.
     - Ладно, бери "волны", - и она ставит три черных пирамидки в линию.

     Никогда так не было. Я сама - буря, я вдыхаю острый ветер, соленый от
брызг и сладкий от молний, руки мои - волны, волосы мои - грозовые тучи.
     Буря налетает на скалистую цепь,  веселая и яростная,  брызжет пеной,
плещет водоворотами,  давя сверху и снизу, и скалы подаются, расступаются,
и три измученные лодочки находят дорогу в гавань, я оставляю скалы в покое
и играю с ними, провожая до самого берега...

     - Ми! ой, Ми!..
     Я бреду, не разбирая дороги. Ноги сами отыскивают тропинку, что ведет
от береговой отмели домой.
     - Ми,  я  была там,  я видела...  ты спасла их,  лодочники до сих пор
спорят, откуда налетела буря и как это они целы остались.
     Знаю, Мара. Я была там. Я спасла их.
     Потому что твоя сестра отдала мне "волны".
     Если бы я взяла "скалы", было бы по-другому. И я... я погубила бы...
     Я никогда больше не буду играть с тобой и твоей родней.
     Я знаю, кто вы.
     И я знаю,  что происходит с нами,  когда вы играете.  Сказки не лгут.
Твоя сестра тоже не лгала,  я могла бы не возвращаться и стать такой,  как
вы, стать одной из вас.
     Да  только не могу я  жить на берегу вашего верхнего моря и  нырять в
ваши волны, чтобы доставать из глубин - из ваших глубин, а значит, с наших
берегов!  - ракушки, цветы, морскую траву, золотых рыбок или просто камни.
И гадать,  что из нынешней добычи еще недавно звалось моими братьями,  или
родителями, или просто соседями.
     Я не могу, как вы, помнить только то, что хочу помнить.
     Наверное,  я умею играть -  но я не могу и не хочу играть жизнью.  Ни
своей, ни чужой.
     Спасибо тебе, Мара. Спасибо, что показала мне - меня.

     ...Жаль,  все, что я увидела, никому не расскажешь: мама и так знает,
а Ни нельзя ни о чем слышать,  пока не придет ее срок.  Ну да ладно, Мара,
ты теперь ведь всегда будешь со мной, и незачем больше ждать на берегу.
     Чайку тоже незачем тревожить. Пусть спит.
     Ей еще многих провожать к верхнему морю...

     К О Н Е Ц