По   вопросам   коммерческого   использования   данного  произведения
обращайтесь к владельцу авторских прав:
     E-Mail: jerreth_gulf@yahoo.com
     URL: http://www.geocities.com/jerreth_gulf/main.htm
     ___________________________________________________________________
     (c) Kail Itorr, 1998


     КАЙЛ ИТОРР

     ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ ЦИВИЛИЗАЦИИ
     (фантасмагория)


     Были ли они действительно разумными?  Хотя бы с  их собственной точки
зрения? Не знаю и не представляю, как мы сможем когда-либо узнать это.
     Если же  они  НЕ  БЫЛИ действительно разумными,  то  я  надеюсь,  что
никогда не доживу до того времени,  когда мы свяжемся с кем-либо,  похожим
на  них,  но  кто  БУДЕТ разумным.  Я  знаю,  кто проиграет.  Я.  Вы.  Так
называемая человеческая раса."
     [Роберт Энсон Хайнлайн "Кукловоды"]

     Кривое зеркало

     Эти слова не описывают случившееся.
     Они не описывают вовсе ничего,  да и не могут описать. Слова отражают
действительность,  но  отражение это -  искаженное.  Кто бы ни был автором
слов и сколь бы этот автор ни хотел поведать истину.
     Не  потому,  что истины не  существует -  ее и  правда не существует,
только дело не в этом.
     Вполне достаточно и того,  что автор вообще есть,  того, что реальная
картина отражена лишь в его словах. Отражена со столь малой точностью, что
даже самое кривое зеркало по  сравнению с  его речью -  просто-таки эталон
правдивого изображения...

     Слова клубятся серой пеленой,
     Ложась на лист бессмысленной волной.
     Тончайшая игра оттенков, красок,
     Рифмованный узор, орнамент сказок -
     Кому нужны они, коль суть - пуста,
     Коль смыслом речи стала Пустота?

     О чем писать, когда огонь угас, -
     О пепле? (чтоб его не видел глаз!)
     О холоде? (будь проклят он вовеки!)
     О черном безрассудстве Человека,
     Сменявшего себя и свой удел
     На чуждый путь незавершенных дел?..

     Бесцветной дымкой слов затянут лист,
     Что был недавно ясен, бел и чист,
     Что обещал в безмолвной красоте
     Приблизиться к Великой Пустоте...
     Пустой, он полон смысла был; слова
     Заполнили его, а суть - мертва.

     О чем писать, когда уходят сны, -
     О светлых днях ушедшей старины?
     О рокоте железного набата
     И тех, что были под шумок распяты?
     Все это было. Много, много раз;
     Сколь мало смысла у затертых фраз...

     Сверкает серебро великих Слов,
     Слепящих лишь отъявленных ослов;
     Лист, мудростью наполненный небес,
     Спасает тех, кого попутал бес,
     И святость свитка - выше всех вершин;
     Воистину, смысл должен быть один.

     О чем писать, когда слова - пусты,
     И ужас подступающей Черты
     Возвышенные речи обращает
     В истерику, когда никто не знает,
     Что сказанное слово - не вернуть,
     Что порождает слов сплетенье - Путь?


     Трещина. Лишь в этом наш успех

     Граница Разлома.  Буро-седой туман,  сладкая приторная вонь,  горячее
дыхание  подземелий.  Под  свинцово-фиолетовой тяжестью небосвода бугрится
Стальная  Радуга,  у  подножья  которой  Разлом  исчезает сам  собою,  как
отрезанный.
     Глубины Разлома не  ведает никто.  Поправка:  не ведает никто из тех,
кому известно слово "глубина" и  его  значение.  То  есть никто из  людей.
Измененные,   обитающие  у  Разлома,   словами  не  интересуются.  Как  не
интересуются они и многим другим, чему нет места в новом мире.
     Когда-то говорили "в новом,  лучшем мире";  но было это в  те далекие
времена,  когда нового мира еще не существовало, и говорящие могли хотя бы
надеяться,  что он будет лучшим... Рожденных в старом мире среди людей уже
не оставалось,  и  все-таки они помнили -  лучший мир уже был.  Дальше,  в
будущем, их ожидало только худшее. Измененные же, порожденные новым миром,
вообще  не  задавались  такими  отвлеченными  понятиями,  как  "лучший"  и
"худший"...
     Из-за   края   Разлома   выныривает  узкоплечая  фигурка  в   грязной
темно-зеленой одежде.  Осматривается.  Не  обнаружив поблизости ни  одного
Измененного,  делает нетерпеливый жест  левой  рукой и  выбирается наружу,
продолжая разведку.  За  первой фигурой возникают вторая и  третья,  затем
четвертая;  эти  трое одеты примерно так же  и  перемазаны не  меньше,  но
сложены покрепче.  У двоих в руках копья, третий бережно прижимает к груди
какой-то мешок.
     Преодолев  несколько опасных  участков,  грозящих  обвалами  или  чем
похуже,  все  четверо наконец оказываются на  сравнительно твердой почве у
юго-восточного  края  Болота.   Переглядываются  со  смесью  облегчения  и
предостережения.  Да, отсюда уже недалеко до Холма, где можно не опасаться
Измененных;   однако  в   этом  самом  "недалеко"  Измененные  как  раз  и
обосновались. Любой разведчик знает, на Болото лучше не соваться.
     Но выбора у людей нет.
     Передав   копье   идущему   впереди,   Шкворень   расстегивает  пояс,
оказавшийся тяжелой черной цепью,  чуть тронутой ржавчиной.  По  его знаку
маленький отряд движется навстречу своей судьбе.
     И  -  буквально через несколько секунд нос к носу сталкивается с этой
судьбой. Точнее, с полудюжиной Измененных.
     По  влажной духоте того,  что  должно было  зваться воздухом,  частой
дробью бьет музыка.  Затем из  развалин на  северной окраине Болота звучит
голос.  Человеческий.  Низкий,  сильный,  словно  состоящий из  нескольких
других голосов - или же это просто эхо, отражающееся неизвестно от чего...

     Нас четверо. Пока еще мы вместе.
     И дело есть, и это дело чести.
     Девиз наш - все за одного,
     И в этом наш успех.

     Я задержу их, ничего!
     Вперед - один за всех!

     Хлестнув цепью  по  передним лапам  скрючившихся в  грязи Измененных,
Шкворень  яростным  кивком  приказывает остальным  двигаться  дальше.  Они
подчиняются -  хотя и  видят,  как  с  боков подступают все новые и  новые
твари.
     Покрытые липкой жижей звенья разят направо и  налево,  пока человек в
состоянии орудовать этой  тяжестью.  Когда  за  цепь  хватаются лапы  двух
Измененных,  Шкворень выпускает оружие и  срывает с  перевязи два  топора.
Вихрь ударов бушует в такт музыке несколько секунд,  затем прекращается. И
когда  сомкнувшаяся над  Шкворнем кучка  Измененных вновь  расползается по
сторонам, человека на том месте нет. Ни мертвого, ни живого...
     Используя как укрытия малейшие кочки,  бугорки и  ошметки кустарника,
люди продвигаются к  Стене.  Однако на  полпути их  перехватывает еще одна
группа жителей Болота, очевидно, идущая на доносившийся из руин голос.

     Уже втроем, уже у нас потери.
     Но жизнь - дуэль, чего же мы хотели.
     Девиз наш - все за одного,
     И в этом наш успех.

     Я задержу их, ничего;
     Вперед - один за всех!

     Ладан выступает вперед и перехватывает свое двухконечное копье обеими
руками,  дернув подбородком чуть в сторону и вперед -  идите,  мол.  Когда
Измененные дергаются в  ту  же  сторону,  он  всаживает острие под челюсть
одному  из  них,  ударом  ноги  заставляет второго  потерять  равновесие и
полосует его  на  обратном движении...  Кольцо Измененных смыкается вокруг
Ладана, освобождая дорогу оставшимся людям.
     Когда   копье   прекращает   свой   смертельный   танец,   Измененные
расступаются.  В  грязи лежат пять тел,  но  ни одно из них не принадлежит
Ладану...
     Буквально в  нескольких шагах от  Стены люди,  уже вздохнувшие было с
облегчением,  вынуждены развернуться,  чтобы  не  получить удара в  спину.
Голос  вовремя  предупреждает их  -  чего  и  следовало ожидать от  голоса
человека, пусть даже человек этот не пережил Катастрофы...

     Увы, мой друг, теперь нас только двое,
     Но тоже в нас стремленье роковое.
     Девиз наш - все за одного,
     Лишь в этом наш успех.

     Я задержу их, ничего.
     Вперед - один за всех!

     Трое Измененных стоят -  именно стоят!  -  менее чем в  трех шагах от
них,  синхронно  покачивая лысыми,  обтянутыми чешуйчатой кожей  головами.
Бусинки-глаза их тускло отсвечивают красным.
     Дикие, понимают оба разведчика и хмуро переглядываются.
     Призрак вздыхает,  передает свой  груз  напарнику и  шагает навстречу
своей смерти,  щелчком закинув в  рот последнее Зерно.  Оружия у него нет:
волхвы не нуждаются в подобном подспорье...
     Воздух между ними идет волнами и искрит зелено-синей рябью,  но этого
Скорпион уже  не  видит.  Не  разбирая дороги,  он  рвется  к  Стене,  под
эфемерную защиту  линии,  которую Измененные пересечь не  могут.  Почему -
неясно, да люди никогда и не стремились этого узнать.
     Лишь потом Скорпион оборачивается. Там, где Призрак только что дрался
с тремя дикими Измененными, нет ничего и никого...
     На  всякий  случай  обнажив  изогнутый  клинок,   разведчик  начинает
подниматься вверх,  по крутому склону Холма.  Врагов здесь не должно быть,
только полагаться на  удачу он  не  может,  не имеет права.  Слишком важно
добиться успеха. Особенно теперь, когда за него заплачено такой ценой.
     Неизвестный голос из развалин эхом отзывается на эти мысли:

     И вот один, уже друзья далеко,
     И трижды проклята моя дорога.
     Девиз был - все за одного,
     И в этом был успех.

     Успех пришел, и никого.
     Лишь я, один за всех...

     Устало  прислонившись  к   выщербленной  кирпичной  стене,   Скорпион
осторожно разворачивает сверток  и  смотрит на  его  содержимое.  Суровое,
покрытое грязью и  ссадинами лицо трогает неестественно выглядящая на  нем
печальная улыбка.
     Отдохнув минуту-другую,  разведчик идет дальше и вскоре скрывается за
стеной.
     Мгновение спустя раздается глухой удар,  хриплый,  булькающий выдох и
еле-еле слышное царапанье.
     Затем мертвая тишина вновь окутывает развалины и Болото.


     Осколок первый. Чертополох

     Я  не  знаю,  что они там обсуждали на Совете.  Чихал я  на все это с
большой колокольни -  примерно как с  той,  что рухнула год назад вместе с
половиной еще  оставшихся строений Холма.  В  последние годы  Дрожь -  ну,
которая эта,  как  ее,  земле-трясение,  -  вообще стала  довольно частой.
Нарушенное Равновесие,  объясняют  эти  вулх...  волх...  волхвы,  так  их
перетак,  на трезвую голову-то и не выговоришь!  Братство Дуба; по-нашему,
по-простому -  дуболомы.  Или  "кудасники",  потому  как  еще  зовут  себя
кудесниками и вечно всех куда-то толкают.
     Вот и  сейчас их главный,  Ворон,  что-то вовсю "обсуждает" с князем.
Грохоту там -  на поле боя,  и  то как-то спокойнее.  Ворон славится своим
упорством,  да только против Утеса у него кишка тонка. Потому только Город
еще цел, что князь не уступает ни стихиям, ни Демонам.
     Я  отошел от двери и  от нечего делать выглянул в  окно,  хотя пейзаж
вокруг Цитадели -  живописные руины, порой оживляющиеся мусорной свалкой и
покосившимся крестом заброшенного капища - мне уже порядком надоел. Я не в
первый раз стоял под покоями Утеса,  ожидая,  пока Его Светлость соизволит
передать очередной приказ (каковой,  правда, обычно был более чем логичен;
именно  эти  приказы,  пришедшие в  нужный  момент,  вытаскивали Город  из
дерьма, в которое его старался погрузить окружающий мир)...
     Что ж,  служба есть служба.  Сам ведь хотел стать Первым Стражем,  не
так ли?
     (По крайней мере,  я именно это твержу себе последние два года, с той
поры, когда детская мечта осуществилась).
     Снаружи послышались выкрики и  перебранка.  Судя по голосам,  болтали
оруженосцы;  судя же  по  отдельным словечкам,  дискуссия зашла достаточно
далеко,  чтобы юнцы всей душой возжелали получить в руки настоящее оружие,
а  не  деревянные палки -  единственный вид  вооружения,  допускавшийся во
Внутреннем Городе.
     Я высунул голову, чтобы пронаблюдать за стычкой.
     Так и есть.  Этот сопляк, Волчонок, возомнил себя самим Тысячеликим и
вызывал на бой Костолома - оруженосца Великанши. Ну, сейчас будет избиение
младенцев...  Учишь его,  учишь - а недоумок лезет на рожон и не понимает,
что не  с  его силенками сражаться ТАК,  грудь в  грудь,  один на один.  В
особенности -  с  Костоломом,  который пусть и  поменьше своей наставницы,
однако всю прочую ребятню (да и  многих взрослых) превосходит и ростом,  и
весом.
     От души выругавшись,  я перелез через жалобно заскрипевший подоконник
и спрыгнул вниз.  Второй этаж, примерно шесть саженей - ничего особенного.
Для меня, по крайней мере.
     Приземлился я  удачно,  если учесть,  что  прямо под окном находилась
Великанша,  которую я сверху не успел заметить.  Должно быть,  глаза стали
слабеть:  не заметить ЕЕ -  это потруднее,  чем заблудиться в  собственной
кровати.  Белобрысая,  полторы сажени и  десять с половиной пудов ослиного
упрямства,  сдобренного изрядной  порцией  черного  юмора  -  в  этом  вся
Великанша.  Младше меня на пару лет,  и  притом лучшая мечница в  Городе -
если только ту штуковину размером с оглоблю можно называть мечом...
     Взглянув на  меня  сверху  вниз  (я  не  из  маленьких,  но  рядом  с
Великаншей выгляжу подростком), она заметила:
     - Тебе, похоже, надо искать нового оруженосца.
     Голос у Великанши низкий,  но для ее размеров неожиданно мягкий. Лицо
воительницы ничего  не  выражало,  что,  впрочем,  являлось скорее хорошим
признаком:  когда ее полные губы растягиваются в улыбке, открывая два ряда
крупных белых зубов,  это явный признак того,  что Великанша почуяла запах
крови и  желает получить удовольствие -  лучше сию же  минуту.  Обитателям
Бездны и Измененным Разлома это очень хорошо известно...
     - Не думаю,  -  возразил я. - Волчонок кое-чему научился за последние
пару недель. Победить Костолома вряд ли сумеет, уцелеть - вполне.
     - Посмотрим, Чертополох, - кивнула Великанша. - Что ставишь?
     - Я на мели. Разве что в счет следующего жалования.
     - А как насчет меча Скорпиона?
     - Никогда! - отрезал я.
     Она  успокаивающе положила ладонь  мне  на  плечо  (у  менее  слабого
человека подкосились бы ноги); одного легкого нажима вполне хватило, чтобы
я  решил пока что не сводить счеты с  жизнью,  продолжая спор "на тонах" -
Великанша очень не любила,  когда на нее орали,  и не спускала такого даже
Утесу.
     - Ладно,  успокойся.  Но ведь твой брат погиб,  а  хорошему оружию не
следует лежать без дела.
     - Дело для него есть. Ты этого клинка не получишь.
     Она чуть улыбнулась,  а  я  тоскливо подумал,  не  пора ли  пускаться
наутек - догнать меня Великанша не смогла бы.
     - Что, ты предназначаешь его для Волчонка? - спросила она.
     - Да. Если заслужит... и если доживет до посвящения.
     - Сейчас выясним.
     Я  перевел взгляд на  мальчишек.  Костолом держал палку  так,  как  и
следует держать учебный деревянный меч;  Волчонок же  почему-то перехватил
свою  за  середину,  словно  собирался применить технику  боевого  посоха.
Неплохо, но противник у него не тот...
     Быстрый обмен ударами -  и  я  изменил свое мнение,  так как Волчонок
дважды зацепил Костолома (и  будь тот менее крепок,  сломал бы  ему ногу и
пару ребер),  оставшись при  этом вне  досягаемости оружия соперника.  Еще
один  каскад  ударов  -  и  грозный оруженосец Великанши,  споткнувшись об
искусно подставленную палку,  с  грохотом рухнул  наземь.  Волчонок тотчас
оказался справа  от  него  и  со  всего  размаху треснул по  голове  своим
"мечом";   ореховая  палка   от   такого  обращения  сломалась,   Костолом
отключился. Ребятня, наблюдавшая за поединком, радостно завизжала при виде
отменной демонстрации боевого искусства.
     - А это уже серьезная заявка, - проговорила Великанша.
     Я кивнул, облизнув пересохшие губы.
     ЭТОМУ я его не учил!..


     Осколок второй. Ворон

     Я  спокойно смотрел в искаженное яростью лицо князя,  хотя в душе все
кипело.  Утес  отлично знал,  как  вывести из  себя собеседника:  в  гневе
человек часто выкрикивает многое,  о чем потом крайне сожалеет. Но со мной
этот  номер  не  пройдет!  Самоконтроль для  кудесника  равнозначен умению
дышать для любого человека.
     Правда,  Утес  иной  раз  заставлял  меня  пожалеть  о  необходимости
сдерживаться...
     - Ну так что, ты сделаешь это? - прошипел князь.
     - Не вижу нужды, - холодно ответил я. - Старая Обитель, скорее всего,
давно  разрушена  -  если  даже  когда-либо  существовала.  Пробиваться за
Разлом,  чтобы выяснить это... нет, если тебе это так нужно, пожалуйста: у
тебя есть Великанша и  Людоед,  дай им  задание -  они тебе эту Обитель на
блюдечке принесут.
     - Не явись эта новая орда,  так бы и  приказал,  -  выдохнул Утес,  -
только задание они бы  получили -  разрушить там все,  что уцелело,  чтобы
подобные тебе не думали о себе невесть чего!
     Я  улыбнулся -  холодно,  не  разжимая губ.  Что  ж,  сейчас придется
уступить. Но в следующий раз я сравняю счет.
     - Давай так,  ты даешь охранников,  я  -  кудесника.  Комбинированный
отряд имеет шансы на успех.
     - Шансы? Мне не шанс нужен, а результат!
     - Его и получишь. - Насколько я помню, отрицательный результат - тоже
результат, не правда ли?
     Утес перестал бушевать и начал что-то прикидывать.  Он даже соизволил
подойти  к  макету  Города,  установленному прямо  в  зале.  Макет  грешил
некоторыми неточностями,  но  для стратегических расчетов князя был вполне
пригоден - по эту сторону Разлома. Увы, Обитель находилась далеко к югу от
него, а та часть Города не посещалась разведчиками уже лет десять...
     - Да  знаю  я,   знаю,   тут  масса  погрешностей,  -  буркнул  Утес,
почувствовав направление моих мыслей (эх,  какой кудесник мог бы  из  него
получиться!),  -  но ничего лучшего ведь нет. Придется действовать наугад,
методом проб и ошибок. А одна ошибка уничтожит всю группу.
     - Значит,  ошибок  не  должно быть,  -  проговорил я.  -  Кудесника я
проинструктирую, а уж со своими воинами сам и разбирайся.
     - Я-то разберусь. Это не твое дело.
     - Кто спорит?  Просто хочу быть уверенным в  том,  что в  критический
момент  Великанша опять  не  увлечется теоретизированием на  тему  боевого
искусства Измененных.
     - А ее и не будет в отряде, - усмешка князя не была благожелательной.
- Пойдет Чертополох.  Я бы послал и Скорпиона, да только нет его больше. И
зачем только ты его отправлял к Разлому?..
     - Как раз за тем,  что он и добыл.  За Золотым Кристаллом. И ведь уже
ушел, и Стену пересек!.. Не повезло парню, обидно.
     - Ни один кристалл не стоит того, чтобы...
     - Стоит,  Утес,  поверь -  еще как стоит.  Дотащи Скорпион его сюда -
один волхв-ученик заменил бы  две трети всей нашей обороны.  Силу не стоит
недооценивать.
     - Ворон,  Сила -  в  человеке,  а  не в  хреновинах из невесть какого
прошлого, - поморщился князь.
     - Подписываюсь под этими словами.  Сила -  в человеке. Кристалл - это
простой (ну  хорошо,  не  очень  простой) инструмент,  вроде твоей любимой
булавы. Ты же не считаешь, что сила бойца - в его оружии?
     Утес что-то  проворчал,  но  возражать не стал.  Еще бы.  Кем-кем,  а
дураком князь не был.
     Уже покидая Цитадель, я мимоходом заметил столпившихся стражей, среди
которых выделялась белая шевелюра Великанши,  и посочувствовал им:  вскоре
князь прикажет отправляться на такие дела, откуда вернутся очень немногие.
Остается лишь надеяться,  что эти жертвы не окажутся бессмысленными.  Меня
называли жестким и безжалостным,  и были правы. Но бессмысленные расходы я
ненавижу,  а обучение новых бойцов обойдется очень и очень недешево.  Не в
средствах дело, во времени. А его-то и нет.
     Выбранная мною  тропа была  сравнительно безопасной,  однако избежать
столкновения не  удалось:  пара Измененных каким-то  чудом выскользнула из
Рощи, обойдя посты, и направилась ко мне. Грубые пародии на человека: чуть
больше сажени что в длину, что в ширину - на ноги они встают крайне редко,
предпочитая  передвижение  ползком  или  на  четвереньках,  -  безволосые,
донельзя грязные и  носящие какие-то лохмотья,  заменявшие одежду.  Опасны
даже в одиночку,  потому что вдвое-втрое превосходят человека по силе (ну,
кроме разве что таких,  как Великанша,  Людоед или Беркут);  вдобавок, что
особенно  удручает,   иногда  обладают  странными,  дикими  способностями,
напоминающими сокрытое искусство Братства...
     Я  отступил к стене,  уголком глаза приметив щель,  в которую сам мог
втиснуться с трудом. Если эти Измененные из простых, "амбалы" - справиться
несложно, в случае чего можно просто удрать. Но если "дикие", дело дрянь.
     Надежда  не  оправдалась:  разинув  усеянную черными  клыками  пасть,
Измененный заревел -  и стена рухнула, а я остался в сознании лишь потому,
что  оглох еще  до  того  (в  свое  время я  уцелел именно благодаря этому
таланту -  становиться глухим,  когда надо).  Второй на  миг  остановился,
что-то  недовольно рявкнул  и  снова  пополз,  выпуская  из  передних  лап
трехвершковые когти.
     Засовывая руку в карман,  я поморщился: запас зерен таял медленно, но
неумолимо;  вырастить новые можно будет только на  следующий год.  И  то -
если не  рухнет Оранжерея,  и  так уже на четверть выступающая над обрывом
Бездны...
     Сдавив  зерно  в   пальцах,   я   коснулся  кончиком  языка  клейкого
содержимого  плотной  оболочки,  и  размазал  остальное  в  ладонях.  Тело
охватило знакомое ощущение бурлящего в крови огня, кожа на руках приобрела
ярко-красный цвет  -  и  такими же,  я  знал,  стали глаза.  У  Измененных
неожиданно обнаружились признаки разума,  ибо  они  остановились и  начали
думать:  а не поискать им иной добычи? Я, однако, не оставил им времени на
размышления,  широко шагнув вперед.  В  сомкнутых чашей  ладонях вспыхнуло
пламя, и я швырнул его в лоснящиеся морды врагов. Они сгорели мгновенно...
     Что-то  блеснуло в  куче  жирного пепла.  Поковыряв ее  своей  палкой
(которую  многие  невежды  считали  волшебным посохом),  я  с  содроганием
уставился на  ржавую  цепочку с  нательным крестом.  Небольшим -  но,  вне
сомнения, подлинным.
     Я  почувствовал,  как волна холода поднимается вверх по позвоночнику.
"Дикий" Измененный, носящий крест?!


     Трещина. Есть только миг между прошлым и будущим

     Чудом  сохранившаяся лестница.  Висящая на  одной  петле полусгнившая
дверь; намертво застрявшая в проеме ржавая железка засова.
     Ревущий  снаружи  ветер  постоянно пытается  ворваться внутрь,  и  не
может,  хотя в окнах давно уже нет не только стекол,  но и деревянных рам;
кирпичи стен выщерблены так,  что дом,  кажется,  развалится от первого же
хорошего пинка.
     Эта  дверь -  единственная,  оставшаяся сравнительно целой.  Странно:
многие другие были сделаны из металла - но от них и следа не осталось. Эта
же, хотя и висит на одной петле, еще способна называться дверью, да только
некому ее так называть.
     Щелчок.  Замыкание.  Разрыв в  потоке времени и  Ткани Существования.
Какая теперь разница - одним больше, одним меньше...
     Под  фоновый  аккомпанемент  статических  разрядов  звучит  печальная
музыка, и голос человека, умершего много лет назад, поет:

     Призрачно все в этом мире бушующем,
     Есть только миг - за него и держись.
     Есть только миг между прошлым и будущим -
     Именно он называется "жизнь"...

     Странные звуки заставляют Измененных,  которых в  эпоху создания этой
песни  назвали  бы  мутантами,  заинтересованно собраться рядом  с  домом.
Некоторые  пытаются  проникнуть внутрь  -  и  отступают,  натолкнувшись на
незримую Стену, ту самую, что препятствует свирепствующему ветру покончить
с остатками пребывания Людей.
     А песня продолжается:

     Вечный покой сердце вряд ли обрадует.
     Вечный покой - для седых пирамид.
     А для звезды, что сорвалась и падает,
     Есть только миг, ослепительный миг...

     Мелодия разносится над  развалинами все  дальше  и  дальше,  достигая
запретной территории Стальной Радуги  и  противоположной стороны  Разлома.
Измененных вокруг дома  становится все  больше;  появляются даже  те,  кто
никогда не покидал дна Разлома и подземелий.
     Древние слова  летят над  руинами,  а  в  глазах Измененных возникает
нечто  такое,  что,  не  будь  они  Измененными,  можно  было  бы  назвать
проблесками чувств и мыслей.

     Пусть этот мир вдаль плывет сквозь столетия,
     Но не всегда по дороге мне с ним.
     Чем дорожу, чем рискую на свете я?
     Мигом одним, только мигом одним...

     И  вновь  -  музыка,  пробирающая до  костей,  играющая на  тончайших
струнах человеческой души -  которой у слушателей этого странного концерта
нет и быть не может.
     Но это не мешает ни им, ни безвестному исполнителю.
     Даже появление в задних рядах толпы нескольких Гигантов, от которых в
обычное время Измененные разбежались бы  как  черт от  ладана,  заставляет
слушателей лишь недовольно скосить глаза -  и отвернуться.  Царство музыки
побеждает инстинкты.

     Счастье дано повстречать иль беду еще -
     Есть только миг, за него и держись.
     Есть только миг между прошлым и будущим -
     Именно он называется "жизнь"...

     Постепенно стихая, песня заставляет слушателей податься вперед. И они
идут, не замечая того, что Стены перед ними больше нет...


     Осколок третий. Людоед

     Повиснув на правой руке, я коротко взмахнул зажатым в левой топором и
раскроил череп одному из Червей,  пытавшемуся втиснуться в бойницу.  Затем
подтянулся - и, почувствовав под ногами опору, не без облегчения вздохнул.
Эта акробатика вовсе не для моего сложения и возраста, но что ж поделаешь:
Золотые Ворота в осаде,  а я -  чуть ли не единственный, кто еще на что-то
способен. Беркут вырубился, покрошив в капусту примерно сотню противников,
Великанша и  Чертополох на  отдыхе во  Внутреннем Городе,  Скорпион погиб.
Прочие же...  нет,  кое-кто из лучников еще цел,  вот только стрелы у  нас
кончились еще утром.  Десяток бойцов мог свободно удерживать Ворота против
четырех сотен,  но нужно еще этот десяток иметь, причем в хорошей форме...
Вот и приходится использовать не совсем традиционные методы обороны.
     Традиционные,  да уж... В свое время и кипяток пробовали на них лить,
и что покрепче...  Только сил мы на это тратили куда больше, чем сейчас, а
результат тот же.  Измененные не  бессмертны,  их можно убить даже простой
стрелой,  простым  камнем.  Однако  их  сколько  ни  убивай  -  меньше  не
становится. Отчего так, не знаю.
     Причем,  что самое странное:  покуда их осыпают камнями да стрелами -
лезут как ни  в  чем ни  бывало,  оставляя позади десятки своих трупов.  А
стоит сразить одного - причем любого из них - топором, копьем, палицей или
мечом,  - немедля отступают. Через полчаса-час, конечно, снова атакуют, но
и такая передышка лучше, чем никакой.
     Бред. Всякий скажет - бред.
     Бред свихнувшегося после Катастрофы мира,  в  котором нам  приходится
жить -  точнее, выживать, потому что это не жизнь, а кошмар, просто другой
мы не знаем, не помним... а еще точнее, помним, не зная...
     - Людоед, что это?
     Ящерица,  крошка-лучница,  показывала на  северо-запад,  на развалины
Храма Властителя Мира. Мои глаза уже не позволяли видеть так далеко, но ее
зрение было куда острее.
     - Что там? - устало спросил я.
     - Словно на Червей кто-то напал с тыла...
     Наших там не  может быть,  прикинул я.  Одно из  двух:  либо поднялся
Внешний Мир -  тогда каюк и Измененным,  и Городу,  и всем нам, - либо это
какая-то новая орда пришла "обсудить границы сфер влияния" - в этом случае
мы получили некоторую передышку. Хорошо бы.
     Тут  клубящиеся над  Городом вечные  тучи  полыхнули огнем,  послав в
развалины Храма  лиловый разряд  молнии неимоверной силы.  Громовой раскат
размазал в  слизь  половину тонкокостных Червей,  оглушив  попутно бОльшую
часть наших, еще державшихся на ногах.
     Поднимаясь на ноги,  я  ощущал,  как мой рот растягивается в  улыбке,
какая бывает только у ребенка в первые дни его жизни...
     - Это Молния!  Рысь,  -  крикнул я,  перекрывая эхо раската,  - дуй в
Цитадель и передай Утесу - Молния на подходе!
     Шмыгнув носом и  утерев кровь,  Рысь -  самая быстроногая в  отряде -
выскочила через бойницу и  рванула вверх по склону,  привычно уклоняясь от
падающих с небес черных градин размером с ноготь.
     Подняв Ящерицу за шкирки, я усадил малышку себе на плечо.
     - Смотри во все глаза, девочка!
     - Там...  кто-то в  облаке из молний...  отбивается ими от нескольких
Измененных - не Черви, больше похожи на Троллей...
     Поставив Ящерицу обратно, я легонько взъерошил ее короткие волосы. Не
привыкшая к ласке, малышка удивленно посмотрела на меня.
     - Остаешься за старшую, - бросил я, хватая топор и рванув вниз.
     Молния. Величайшая кудесница Города, ушедшая на поиски иной Силы года
два или три назад.  Все давно считали ее погибшей, ан нет, не тут-то было.
Молнии  нет  равных  в  умении  одним  Словом (или  как  там  дуболомы это
называют) уничтожить сотню врагов.  Жаль  только,  некоторые Измененные не
поддаются этим самым Словам.
     Зато они прекрасно поддаются честному оружию.
     Я  рванул  напрямик,  хотя  в  обычных обстоятельствах обошел бы  эти
развалины  двадцатой  дорогой.   Сейчас  быстрота  была  важнее  всего,  а
поскольку  многих   Измененных  накрыл  громовой  удар,   непосредственной
опасности в руинах не должно было быть.
     Проскользнув  под  покосившейся аркой,  я  кулаком  размозжил  голову
охранявшего проход Тролля,  обухом топора проломил ребра (или  что  там  у
них)  его  напарнику,  затем  поднял  камень  и  метнул  его  в  одного из
Измененных,  окруживших Молнию.  Твари неторопливо повернулись.  Это  была
новая орда,  раньше мне такие не  попадались;  слегка похожие на Троллей и
Демонов, они имели более выпуклые надбровья и нечто вроде костяного гребня
на  лысой  чешуйчатой голове.  На  шее  у  нескольких Измененных болтались
цепочки с насквозь проржавевшими амулетами.
     Единственным шансом была  неожиданность,  и  я  перешел в  атаку,  не
дожидаясь,  пока  тварям взбредет в  голову навалиться на  меня скопом.  Я
успел свалить трех,  пока Измененные сообразили,  что я действую совсем не
так,  как  должен  (по  их  мнению)  вести  себя  одиночка-человек  на  их
территории...
     - Благодарю,  -  произнесла Молния,  снимая руки с  моих плеч.  В  ее
голосе было больше усталости,  чем  благодарности,  но  это меня волновало
меньше всего. - Одной мне здесь не справиться бы. Эти твари...
     Я осторожно подвигал правой рукой.  Кости чуть-чуть ныли, но боли уже
не было. Мало кто из кудесников мог заживить перелом с такой скоростью.
     - Кто это такие? - спросил я, вставая на ноги.
     - Драконы. Так они называют себя.
     НАЗЫВАЮТ???
     У меня отвисла челюсть.
     - Да,  они умеют говорить, - пояснила Молния, увидев мое изумление. -
Мысленно. Понимают эти приказы все, говорить могут немногие - что-то вроде
наших командиров.  И,  если знать об этом,  можно "подслушать" - для этого
даже не надо быть кудесником.
     - Но если Измененные умеют говорить...
     Мысли перепутались.  Вся картина, известная с детства, превратилась в
хаос размытых красок.
     - Лучше не думай об этом,  -  сказала она,  -  не по тебе эта задача.
Идем отсюда, пока следующие твари не подоспели.
     До Золотых Ворот мы добрались без происшествий - и хорошо, потому что
шел  я  как  в  тумане,  не  способный  последовать  совету  Молнии.  Если
Измененные умеют говорить,  это значит,  что они обладают разумом! А ежели
так,  ОТКУДА они  взялись?  Ведь на  земле существовала лишь одна разумная
раса, человечество!
     Не  могли же  животные (если даже допустить,  что  они  уцелели после
Катастрофы)  стать   разумными  существами  за   полсотни  лет!   Человеку
потребовалось много веков (если не тысячелетий), чтобы стать разумным, так
каким же образом?..
     Или животные тут вовсе ни при чем? Но тогда остается только...
     - Прекрати! - прошипела кудесница, посмотрев мне в глаза. - Все равно
ты этого не поймешь!
     Не пойму, кивнул я. Не пойму.
     Мне не  понять,  КАК и  ПОЧЕМУ это происходит.  Но я  вполне способен
догадаться, ЧТО творится.
     Хотя лучше бы  я  об  этом не  догадывался,  тут Молния права на  все
сто...


     Осколок четвертый. Молния

     Я  хранила светлый образ  этих  стен  в  своей  памяти как  последнюю
ниточку,  связывающую  меня  с  Городом.  Более  двух  лет  странствий  по
кошмарной территории Внешнего Мира - такое испытание, от которого сошел бы
с ума самый закаленный из разведчиков, включая легендарного Тысячеликого -
так и осталось неизвестным, кстати, существовала ли вообще такая личность,
или это миф, выдуманный разведчиками, чтобы было на кого равняться...
     Однако все это было не зря. Я нашла то, что искала.
     И теперь,  если остальное пройдет хорошо, люди получат шанс спастись.
Осталось самая малость -  убедить Утеса и  Ворона в  том,  что  мне это не
приснилось...
     Пройдя  мимо  Обители  Мудрости,  я  направилась  к  Цитадели.  Около
бокового входа, как обычно, толпились оруженосцы с парой бойцов поопытнее;
узнав  Чертополоха с  перевязью Первого  Стража,  я  улыбнулась:  когда  я
покидала Внутренний Город,  он  был едва подростком,  но  уже тогда выбрал
себе цель и прорывался к ней.  Покуда его мечты сбывались. За Чертополохом
возвышалась  беловолосая  женщина  совершенно  невообразимых  габаритов  -
похоже,  это  и  была знаменитая напарница Людоеда,  Великанша (мне о  ней
никто не говорил ни слова, но любой волхв умеет в некоторой степени читать
мысли, а о Великанше бойцы Золотых Ворот почему-то думали постоянно).
     Один из  стражей (я  не помнила его имени) знал меня в  лицо и  отдал
салют,  едва не перерубив своим топором дубовую притолоку. У его напарника
округлились глаза,  однако  брошенное  углом  рта  "Молния"  заставило его
повторить салют с тем же рвением.  Я была приятно удивлена: меня не только
помнили,  но  и  почитали.  Для  кудесника слава  не  должна существовать,
говорили наставники,  "ибо дела наши -  не в почестях,  но в результатах".
Отрицать эту истину я  не  могла и  не  хотела,  но  почему бы не получить
удовольствие от  признания моих  заслуг?  Пусть даже люди не  ведают,  что
именно я совершила - почтение охранников было искренним.
     Каким-то чудом Чертополох,  только что находившийся внизу, оказался у
двери  Зала  Совета раньше меня  (причем он  меня  не  обгонял,  а  другая
лестница на второй этаж располагалась в правом крыле Цитадели).
     - Утес на месте? - спросила я.
     - А  где ж ему еще быть,  -  проворчал Первый Страж,  открывая передо
мной обе створки.
     Действительно, князь находился внутри. Склонившись над макетом Города
(я  сразу  отметила массу  несоответствий с  реальным положением дел),  он
что-то, как обычно, прикидывал и просчитывал. Стратег, тоже мне.
     - Молния?!!  -  Утес,  похоже,  не верил своим глазам.  -  Я  получил
сообщение, но...
     - Но решил,  что это очередная басня,  -  кивнула я.  - Не осуждаю. Я
сама до сих пор не верю, что осталась в живых.
     - Рассказывай.
     - Может,  сперва вызовешь Ворона -  или кто сейчас во главе Братства?
Не  хотелось бы  повторять это  для  всех интересующихся...  больно долгий
будет рассказ.
     - Ворону расскажешь то,  что касается его,  - возразил князь. - А мне
доложишь сейчас. Ты выяснила то, за чем уходила?
     - Да. За пределами Города нет ничего.
     - Ничего живого? - уточнил Утес.
     - НИЧЕГО,   -   выделила  я.  -  Пустота.  Мрак.  Безвестность.  Даже
Измененные туда не подходят.
     Князь устало опустился на  резной табурет.  Сколько же  ему лет-то  -
тридцать  пять?  тридцать  семь?  Он  годился  мне  в  отцы,  но  выглядел
совершеннейшим стариком.
     - Продолжай...
     - Измененные не  имеют  единой  организации,  однако  орды  вовсе  не
являются  хаотически  сложившимися  соединениями.  Внутри  многих  отрядов
Измененных имеется нечто вроде командной системы, но совершенно непонятно,
КТО отдает приказы.  Я несколько раз пыталась определить источник сигналов
- и спасалась лишь чудом. Они реагировали невероятно быстро.
     - Что еще?
     - Я нашла Путь. И Врата.
     Мои  слова о  Пути мало что  сказали Утесу:  он  уделял слишком много
внимания сегодняшнему дню, чтобы думать о завтрашнем. Я ничуть не осуждала
князя за  настолько приземленный образ мыслей:  будь он  иным,  Внутренний
Город давно канул бы в ту пропасть, которая медленно подбиралась к рубежам
Города  Внешнего,  заставляя  Измененных усиливать натиск  на  территорию,
занимаемую людьми.  Нет, Утес действовал абсолютно правильно; просто этого
было  мало.  Приказы князя были  направлены на  то,  чтобы ВЫЖИТЬ -  любой
ценой,  невзирая  на  активное сопротивление окружающего мира.  А  я...  я
хотела ЖИТЬ.
     Наверное, я струсила. Наверное, я не обладала достаточной смелостью и
гордостью,  чтобы направить свой Дар на уничтожение врагов-Измененных,  на
очищение территории Города от тварей, захвативших исконные земли Человека.
Не знаю.
     Но мне еще в  юности пришла в  голову одна странная идея.  Наполовину
веря в рассказы о рае, который внезапно обратился в ад (учитель, в отличие
от  всех  ныне  живущих,  видел  мир,  каким тот  был  до  Катастрофы),  а
наполовину -  смеясь над этими сказками,  я запомнила его слова о том, что
мир  во  многом не  таков,  каким  мы  его  воспринимаем.  Уцелевшие после
Катастрофы книги подтверждали эти слова,  и мне тогда казалось - и не зря!
- что я уловила то, что стояло ЗА его словами.
     Мир не таков, каким мы его видим.
     Потому что мы видим далеко не все. И не всегда.
     Но если то,  чего мы не видим,  все же есть -  не можем ли мы увидеть
это,  если посмотрим ПРАВИЛЬНО?  Иными словами,  туда,  куда надо и тогда,
когда надо?
     И не значит ли это,  в свою очередь,  что граница между миром реально
видимым,  где мы  живем,  и  миром иным,  который мы  не  видим и  где нам
хотелось бы жить,  - не может ли быть эта граница проницаема не только для
взгляда?..
     Эти вопросы я  задавала себе с давних пор.  Именно они,  а не желание
выяснить уязвимые места Измененных,  погнали меня  в  опаснейший одиночный
поход на вражескую территорию, куда и разведчики-то не рискуют заходить.
     И  только потому,  что ответы искала я  сама,  я  добилась успеха.  В
чем-то,  конечно, тут была заслуга Книжника, архивиста Братства - он помог
мне определить, ЧТО именно нужно искать; поспособствовали и уроки Шутника,
тогдашнего главы разведчиков - без его науки черта с два я бы продержалась
в тылу у Измененных столько времени...
     До сих пор,  кстати,  поверить не могу. Два с лишним года (Людоед так
сказал; сама я счет дней давным-давно потеряла)? Если разведчику удавалось
выжить в землях Измененных шесть дней,  это считалось хорошим результатом;
две  недели -  практически рекорд.  Говорят,  Тысячеликий дважды уходил на
месяц,  но на то он и легендарный герой,  чтобы вести себя соответствующим
образом...
     Итак,  я открыла Путь в иной мир. И нашла Врата. Потребовало это уйму
времени и сил, но я преуспела.
     Я  побывала там.  Я  познала там то,  к  чему (неосознанно,  но какая
разница?) стремилась с детства -  вкус жизни,  а не выживания.  Я не могла
оставаться в  том мире слишком долго,  но узнала достаточно,  чтобы суметь
вернуться в любой момент.
     И  теперь оставалась лишь  одна проблема (правда,  из  двух частей) -
во-первых,  как убедить в этом открытии остальных?  И во-вторых, как найти
способ,  позволивший бы  простым людям -  не  кудесникам -  перешагнуть ту
границу, которая разделяет миры?
     Перешагнуть - и остаться в живых?..


     Трещина. Под небом голубым был город золотой

     Коричневые пузырящиеся лужи,  источающие такое  зловоние,  что  самое
последнее отхожее место по  сравнению с  ними  благоухает подобно лепестку
розы.  Бурое однообразие вязкой глины и жирного песка,  кое-где нарушенное
неровными  осколками камней  и  кучками  щебенки.  Грязно-желтый  ядовитый
туман,  скрывающий бОльшую часть происходящего.  Хотя и  меньшей довольно,
чтобы  вывернуть  наизнанку  любого  нормального  зрителя,  окажись  здесь
таковой.
     У  разрушенного дома,  отмечающего  границу  Болота  и  Холма,  вновь
собираются Измененные. С отдаленного дна Разлома доносится ворчание, хруст
костей и  чавканье -  похоже,  кое-кто  из  торопящихся на  общую  встречу
оказался слишком неуклюж и попался на язык Подземной Жабе.
     Почтив память собрата секундой молчания,  Измененные забывают о нем и
устремляют свои взоры к руинам.
     Щелчок и сухой треск - как и в прошлый раз - заставляют их замереть с
вытаращенными глазами, хотя еще ничего не произошло.
     Они ждут.
     Они способны ждать долго, словно впереди у них - вечность.
     Впрочем,  так оно и есть - ведь для тех, кто не ведает истинного хода
времени, каждая секунда превращается в вечность...
     Наконец,   контакт   между   миром   прошлого  и   миром   настоящего
устанавливается  -   и  по  проложенному  неведомыми  силами  Пути  в  уши
Измененных входят  чудесные  звуки;  у  некоторых Измененных слух  напрочь
отсутствует,  что  не  мешает  им  "слышать"  эту  мелодию  -  а  как  это
происходит,  их  не  волнует.  Правда,  взволновать Измененных не способно
ничто...

     Под небом голубым был город золотой
     С прозрачными воротами и яркою звездой.
     А в городе том сад, все травы да цветы;
     Гуляют там животные невиданной красы.

     Одно - как желтый огнегривый лев,
     Другое - вол, исполненный очей,
     И с ними золотой орел небесный,
     Чей так светел взор незабываемый.

     Измененные с недоумением переглядываются.  Они научились воспринимать
некоторую часть слов,  и  даже зовущая ввысь мелодия,  подобная никогда не
виденным  ими  игривым  морским  волнам,   не  может  заглушить  странного
ощущения, возникающего при отдельных фразах..
     Но песня продолжается -  и  Измененные подавляют свое недоумение,  не
понимая, ЧТО совершают.

     А в небе голубом горит одна звезда,
     Она твоя, о ангел мой - она твоя всегда;
     Кто любит - тот любим, кто светел - тот и свят,
     Так пусть ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.

     Тебя там встретит огнегривый лев
     И синий вол, исполненный очей,
     И с ними золотой орел небесный,
     Чей так светел взор незабываемый.

     Измененные устремляются вперед,  к  источнику исчезающей музыки  -  и
болото  за   их  спинами  пересекает  трещина  нового  Разлома,   навсегда
отделяющая их от прежних сородичей.
     А музыка плывет над останками Города,  образуя с грязью и развалинами
потрясающий контраст...


     Осколок пятый. Искра

     Нет,  все-таки  странный  народ  эти  мужики.  Любая  кудесница может
пользоваться Словом  практически всегда,  а  им  требуется  предварительно
съесть Зерно или выпить глоток заранее приготовленного экстракта.  Зато их
Слова после такой подготовки намного мощнее наших.  Причем,  даже  если  в
Зерне и заключена сила, женщинам она недоступна - мы проверяли это не раз.
     Возможно,  с моей стороны и опрометчиво строить подобные теории, ведь
я не более чем выпускница. Но - кто его знает? Ворон, говорят, тоже достиг
своего нынешнего положения через какой-то  месяц после окончания обучения.
Прорыв  по  склонам Бездны  мимо  Стальной Радуги на  ту  сторону Разлома;
уничтожение  Гнезда  Химер,   где  засели  чокнутые  волхвы-изменники  под
командованием Некроманта и Дьяволицы; взрыв вражеский крепости, положивший
практически весь отряд (выжили,  да  и  то чудом,  только Шутник,  Ворон и
Волчица -  мать Волчонка) -  все это, хоть и история, но доказывает только
одно:  никогда нельзя сдаваться,  и  даже  если  выхода нет  -  его  можно
создать!..
     - Вот это правильно, - послышалось сзади.
     Я обернулась.  И голос, и облик женщины не были мне знакомы: однако и
закрытые  мысли,  и  некое  ощущение спокойной власти,  исходящее от  нее,
указывало:  она - кудесница, причем высшего ранга. Но ведь всех их я знала
в лицо! Неужели это...
     - Да, Искра, это я, - сказала Молния.
     Мое  поведение в  тот  момент  было  далеко не  таким,  какого обычно
ожидают от кудесницы,  пусть даже не высокого ранга:  я просто уткнулась в
плечо  старшей сестре  (выше  не  доставала) и  разревелась как  девчонка.
Сколько - два с половиной года прошло? Да, что-то в этом роде. Но как?..
     - Потом,  -  слегка улыбнулась она,  -  слишком много дел. Где Ворон?
Есть срочный разговор.
     Слезы высохли мгновенно, как это бывало всегда, когда речь заходила о
деле.
     - Ворон отдыхает:  у  него  пару часов назад была неприятная стычка с
Измененными.  Поговори-ка  лучше с  Трехглазым:  в  его ведении теперь все
рутинные дела.
     - Этот крысеныш все-таки занял то  место,  о  котором мечтал?  Что ж,
некоторым везет... но разговор у меня не простой. Кто теперь Адепт?
     - Скала.
     - Дочь Утеса? Как вы ее заманили в Братство?
     - Да  сама пошла,  -  ответила я,  чуть усмехнувшись при  нахлынувших
воспоминаниях. - И ведь какие способности! Меня обогнала через год, Ворону
наступает на пятки...  Говорят, что ее матерью была сама Саламандра; ну из
Утеса, конечно, ни слова на эту тему не выжать.
     - Ладно, Скала так Скала. А кто управляет архивами?
     - Нечем больше управлять.  Дрожь сработала:  библиотека года  полтора
как уничтожена, а от Книжника и костей не осталось.
     Молния закрыла глаза.
     - Жаль...  Придется будить Ворона -  нужен  опыт,  простого умения не
хватит. Где он, Искра?
     - У себя, но... лучше дай ему отдохнуть.
     Сестра посмотрела на  меня  с  легким прищуром,  как  будто выискивая
нечто, проявившееся не вовремя и не в той ситуации.
     - Так-так. Ты, кажется, влюбилась.
     У  меня внутри что-то вспыхнуло,  и Молния едва успела отреагировать,
устанавливая защитный экран.  Огненная струя прожгла дыру в стене, никого,
к счастью, не зацепив.
     - Тебе б  не Искрой зваться,  а Горелкой,  -  усмехнулась она.  -  Не
подумала мать...  Однако хватит игр. Справляйся со своими чувствами сама -
и ради всего святого, не теряй контроля!
     Я пристыженно потупилась.
     - Буди его,  - с нажимом проговорила сестра. - Я отыскала достаточно,
чтобы ему об отдыхе уже и не захотелось думать. Как и всем нам, кстати.
     Пришлось уступить.  Тех  мыслей,  что она открыла вместе со  словами,
было  более  чем  достаточно,  чтобы  я  вновь  почувствовала пылающий жар
внутри.
     Пока  Ворон  и  Молния  что-то  всерьез обсуждали,  меня  отослали за
Костоломом и Скалой ("одна нога здесь, другая тоже здесь, и чтобы все было
готово  уже  вчера!").  Затевалось настолько  серьезное  дело,  что  глава
Братства опустил на окна древние металлические шторы, сделав таким образом
свою комнатенку непроницаемой даже для мысленного подслушивания.
     Костолом сильно прихрамывал после какой-то драки, в которую уже успел
ввязаться;  пришлось подлатать его, чтобы парень вообще смог ходить. Скала
оказалась на своем обычном месте,  в Цитадели;  срочность вызова заставила
ее недоверчиво хмыкнуть,  и поскольку пару дней назад мы как раз закончили
заговаривать для  полета  Огненную Метлу,  тут  же  было  решено  испытать
новинку в деле.
     Клянусь,  если бы знала, каково оно - летать, в жизни бы не принялась
за  это!  Скале хорошо,  она от  рождения слепа и  видит только внутренним
зрением (пусть и  получше многих зрячих).  По-моему,  мне теперь в  ночных
кошмарах будут сниться не Черви и Демоны,  а несущаяся на меня со страшной
скоростью   земля...   Да,   пешком   от   Цитадели   до   Обители   минут
двенадцать-пятнадцать,  а  верхом на  Метле мы со Скалой добрались за пять
секунд -  но клянусь развалинами собора,  лучше бы я  пошла в  обход через
Разлом!
     Когда хромающий Костолом ввалился в  Обитель и плюхнулся на ближайший
табурет, Молния вылетела из комнаты Ворона.
     - Уже собрались?  Отлично. Скала, мы с тобой пойдем вниз по Холму, до
самой  границы Болота;  у  Лестницы нас  будет  ожидать Чертополох,  он  и
Костолом  обеспечат охрану.  Искра,  -  это  уже  ко  мне,  -  пройдешь  с
Великаншей и  Волчонком к  Золотым Воротам,  там прихватите Людоеда -  и в
рейд на  территорию Измененных,  чтоб у  них  там земля под ногами горела!
Отвлекайте их  сколько  можете.  Работать  в  полную  силу,  понапрасну не
рисковать, но и не укрываться от стычек.
     - Зачем?  -  спросила я.  Это казалось чушью, и вдобавок настолько не
соответствовало нашему общему принципу поведения...
     - Потому что я приказал,  - заявил появившийся на пороге Ворон. - Еще
вопросы будут или займешься наконец делом?
     - Ладно, - вздохнула я. - Отправляться сейчас?
     - Да. И на Огненной Метле.
     Что мне помогло сдержаться тогда, до сих пор не представляю...


     Осколок шестой. Костолом

     Пошли.
     Мимо казарм и Крысиного Логова,  к Лестнице. Она одна такая осталась.
Потому и  зовем  с  большой буквы.  Четыре пролета.  Ступенек больше,  чем
пальцев. На руках и ногах. Заслуживает.
     Чертополох прикрывает,  я веду. Доверили. Правильно. Я сильнее. Мне и
встречать врага.
     Никого. Даже обидно.
     Хруст слева.  Не поворачиваться!  Швыряю туда камень.  Попал,  вроде.
Стихло.
     Это ничейная земля. Великанша говорила. За Стену Измененные не лезут.
Обычно.  Но  бывает,  просачивается.  Разная шушера.  Потому и  мы сюда не
ходим. Незачем. Жить опасно, защищать некого. И не от кого.
     - Сзади!
     Скала. Слепая, зато затылком видит. Лучше любого разведчика.
     Молния прижимается к стене. Ну да, мне проход нужен. Широкий.
     Успел.  Ловим Крылатого на  два  копья.  Добавляю кулаком по  черепу.
Готов.
     - Странно, что аж досюда добрался. - Чертополох.
     Вынимаю копье. Срезаю кусок шкуры, протираю острие. Иначе заржавеет в
момент. Кровь у них такая. У всех Измененных.
     - Здесь нет ничего постоянного... - Молния.
     Слишком много говорит. Каждый ребенок это знает.
     Ну ладно. Идем дальше.
     Запах Болота уже чувствуется...
     Впереди  виднеется Стена.  С  той  стороны ее  вовсе  не  разглядеть.
Изнутри - как туман. Разрубленный топором.
     Завал, переплетенный ветками. И другой ползучей дрянью.
     Ядовитые? Кто его знает.
     Смотрю на Чертополоха, тот пожимает плечами.
     - Чисто, - опять Скала. Ну да, ей виднее.
     Перелезаю, тесак наготове. И впрямь чисто.
     Помогаю пройти кудесницам.  Чертополох приказывает перебраться назад.
Правильно. Я сильнее, мне и встречать врага. Здесь они со спины бросаются.
Гады.
     Поворачиваем направо. Вверх, там чуть почище.
     Стоп,  знаком говорит Молния.  Осматриваюсь - никого. Чертополох тоже
ничего не видит, но помалкивает. Ладно.
     Скала подносит пальцы к вискам и чего-то бубнит.
     Из-под груды щебенки выскакивает крыса.  Убегает.  Мое копье быстрее.
Вытираю острие -  кровь чистая.  Можно есть. Сдираю шкурку. Вешаю тушку на
пояс сбоку. Почти не мешает.
     - Сюда ее.
     Чертополох запасся рюкзаком. Предусмотрительный.
     - А нам - туда, - Скала указывает прямо на стену.
     Ну да, хороший удар - она развалится. Но...
     - Нельзя, - твердо говорит Чертополох. - В обход.
     - А если нет другого входа?
     - Здесь - нельзя. Отсюда чую.
     Я киваю. Верно, здесь - нельзя.
     Кудесницы обмениваются взглядами. Наконец Молния кивает. Опасность-то
они  чуют сразу.  Но  только ту,  что есть.  Не  наперед.  Потому вместе и
работаем.
     - Ладно, ищем вход. Но поторопитесь!..
     А  сами-то!  Вечно твердят,  что  спешить нельзя.  Иначе сдохнешь.  И
хорошо, если просто сдохнешь...
     Э, нет, поспешить надо!
     - Ищи укрытие! - говорю.
     Чертополох тут же вскидывается и смотрит наверх.  Видит то же,  что и
я.  Сине-зеленую тучу на полнеба. Мрачно кивает, осматривается, показывает
вперед.
     - Там, за углом вроде должен быть навес. Проверь...
     Точно,  есть.  И вроде как целый.  Относительно.  Вчетвером тесновато
будет, даже в обнимку. Но влезем.
     Пережидаем дождь. Снаружи в это время - чистая смерть. Спасает только
защитный костюм.  Из шкур Измененных их делают.  Только на весь Холм таких
всего штуки четыре.  Может,  пять... Плащи и накидки - есть. У нас как раз
большая накидка.  На  четверых сверху накрыться хватит.  Закутаться -  уже
нет. Под навесом спасает. Без него - выживет только один. Который окажется
в середине.
     Измененным-то эта небесная погань не страшна.  Почему - не понимаю. И
вряд ли кто знает. Тут изучать нечего. Ясно одно: или мы, или нас. Но даже
если нас - мы их прихватим с собой! Сколько сумеем. И еще столько же.
     Дождь  заканчивается.  Осторожно  разматываемся.  Ждем,  пока  отрава
впитается в землю. По мокрому идти опасно. Да куда ж тут деваться-то...
     Воздух  заполняет жужжание.  Всегда  после  дождя.  Гнусь  комариная,
кровопийцы. Молния что-то шепчет. Нас окружает волна жара. Несколько минут
- и тишина.  Даже воздух посвежел.  Дышится легко.  Эх, хорошо. Можно даже
чуток расслабиться.  Представить себе, что это - Внутренний Город... Но не
дают. Как всегда.
     Снова - Чертополох крадется впереди, я сзади, между нами - кудесницы.
Ищем.
     Что ищем - не знаю. Не мое дело. Я тут для охраны.
     И меня оно вполне устраивает. Не люблю ломать голову.
     Свою, в смысле.


     Трещина. Надежда - мой компас земной

     Они спустились по склону Холма, вплотную приблизившись к зоне Болота.
Пока еще Стена оставалась впереди,  но  не следовало слишком полагаться на
ее эфемерную защиту.
     Они и не полагались.
     - Вот он,  -  прошептала Скала,  чьи незрячие глаза видели достаточно
хорошо, чтобы заметить то, чего больше никто не в состоянии рассмотреть. -
Вон тот дом.
     - Больше похож на  груду камней,  -  проворчал Чертополох.  -  Чем  и
является, вообще-то.
     Молния невесело усмехнулась.
     - Здесь других нет. Ну что, чисто?
     С  сомнением глянув на  развалины,  воин спрыгнул с  валуна и  сделал
несколько осторожных шагов,  принюхиваясь и  прислушиваясь ко  всему,  что
только возможно и невозможно.
     - Пока вроде да. Нам дальше?
     - Вплотную.
     - Ладно. Скала, ты первая.
     Поймав в полете слепую кудесницу, Чертополох осторожно поставил ее на
ноги,  затем помог спуститься и Молнии.  Последним слез Костолом,  который
произносил не более одного слова в день, и то по большим праздникам.
     - Назад идем мимо того места,  где Скорпиона порешили,  - предупредил
Чертополох.
     - Верно,  так  будет  лучше.  Заодно  проверю,  сгодится ли  разбитый
Золотой Кристалл еще  на  что-нибудь,  кроме  как  служить опознавательным
знаком.
     - Это я тебе и отсюда сказать могу,  - заметила Скала. - Сгодится. Но
только если его будет касаться кто-то из обладающих Силой.  Ну так оно так
и было с самого начала...
     Молния кивнула и  перевела внимание на  разрушенный дом,  находящийся
теперь менее чем в полусотне шагов.
     - Идем.
     Шагах в десяти Скала остановила группу.
     - Что-то меняется.
     - Опасность?
     - Нет, Чертополох. Пока - нет.
     Из  черных провалов,  когда-то  считавшихся окнами,  послышался сухой
треск, а затем...
     - МУЗЫКА?!!
     Молния  демонстративно прочистила  уши,  но  галлюцинация  никуда  не
исчезла.
     - Но там не может быть живых!
     - Их и нет, - озадаченно молвила Скала. - Неужто это правда?..
     Что "это", спросить Молния не успела. Послышался низкий мужской голос
со странным, чарующим акцентом:

     Светит незнакомая звезда,
     Снова мы оторваны от дома;
     Снова между нами города,
     Взлетные огни аэродрома.
     Здесь у нас туманы и дожди,
     Здесь у нас холодные рассветы,
     Здесь на неизведанном пути
     Ждут замысловатые сюжеты.

     Надежда - мой компас земной,
     А удача - награда за смелость,
     А песни - довольно одной,
     Чтоб только о доме в ней пелось.

     (-  Я  не  понимаю,  что такое "А-э-род-ром",  -  по  слогам произнес
Чертополох.
     - На древнем языке "Aeros" -  воздух, "Dromos" - коридор, - задумчиво
ответила Скала.  -  Видимо, тогдашние волхвы умели Перемещаться на дальние
расстояния...  ну да,  "города!" Голос из прошлого, когда Город еще не был
единственным!
     Молния недвижно стояла, глядя в никуда. Никто из обитателей Города не
поверил бы  собственным глазам,  посмотрев сейчас ей  в  лицо -  по  щекам
кудесницы скользили прозрачные капли слез...)

     Ты поверь, что здесь, издалека,
     Многое теряется из виду:
     Тают грозовые облака,
     Кажутся нелепыми обиды...
     Надо только выучиться ждать,
     Надо быть спокойным и упрямым,
     Чтоб порой от жизни получать
     Радости скупые телеграммы.

     Надежда - мой компас земной,
     А удача - награда за смелость,
     А песни - довольно одной,
     Чтоб только о доме в ней пелось.

     (-  А "Телеграмма",  -  не дожидаясь вопроса, произнесла Скала, - это
тоже  на  древнем языке,  в  переводе получается что-то  типа сообщения по
Дальней Связи. Это точно из прошлого! Так значит, права была Великанша...
     - А что Великанша?
     - Она рассказывала, что... тсс!
     Люди замолчали,  не осмеливаясь разрушить чары музыки и  голоса былых
времен...)

     И забыть по-прежнему нельзя
     Все, что мы когда-то не допели -
     Милые, усталые глаза,
     Серые, холодные метели.
     Снова между нами города,
     Жизнь нас разлучает, как и прежде;
     В небе незнакомая звезда
     Светит, будто памятник надежде.

     Надежда - мой компас земной,
     А удача - награда за смелость,
     А песни - довольно одной,
     Чтоб только о доме в ней пелось.

     - Это все,  -  наконец промолвила Скала,  когда пропали и  музыка,  и
голос. - И Проход в прошлое снова закрыт.
     - Проход в прошлое? - Чертополох потряс головой. - Так вот что вы...
     - Нет-нет. Мы действительно искали Проход - но не в прошлое, не туда,
где мы все равно ничего не сможем сделать. - Скала потерла ноющие виски. -
Нам нужен Проход в иной мир, который Молния... э, да что с тобой?
     Решительно вытерев слезы, Молния сказала:
     - Ничего.
     - Так не пойдет.
     - Да ничего со мной не случилось! Просто...
     - Что "просто"? Если это действует даже на тебя...
     - Действует?! Впрочем, да - действует! Это указание, и явное - на то,
что именно здесь наш путь!
     Чертополох и Костолом переглянулись. Скала положила обе руки на плечи
младшей кудесницы (младшей отнюдь не потому,  что выглядела Молния моложе,
несмотря на то, что была на несколько лет старше; в Братстве значение имел
не возраст, а положение).
     - Какое еще указание?
     - Да вы что,  оглохли? Надежда! ЗДЕСЬ у нас нет никакой надежды, и вы
не хуже меня об этом знаете!  -  Молния почти кричала,  но ей уже было все
равно.  - Я поняла это еще девчонкой, и потому ушла! Мне удалось ВЗГЛЯНУТЬ
в иной мир - и я видела, там для нас есть надежда!
     Скала встряхнула ее.
     - Спокойно. Я все это знаю не хуже тебя. Откроем секрет Прохода - все
пойдут  с  нами.   Думаешь,   кому-то  НРАВИТСЯ  в  Городе?   Думаешь,  ты
единственная, кто хочет лучшей жизни? Да возьми же себя в руки, кудесница!
Иначе - ты знаешь, ЧТО ждет тех, кто утратил контроль ЗДЕСЬ...


     Осколок седьмой. Великанша

     Приказ  был  ясен  и  сомнений не  предполагал.  Устроить переполох в
землях Измененных,  чтоб они и  думать забыли о  нападениях на  Внутренний
Город. Хотя бы на несколько дней.
     Что ж,  по  части нагнать на  кого-то страху -  это по адресу.  Люблю
такую работенку.
     Волчонок и Искра прямо подпрыгивали от нетерпения.  Людоед и я, как и
подобало ветеранам,  снисходительно посматривали на  младших.  Что  с  них
возьмешь -  как следует ведь битвы и  не нюхали.  О  предстоящем они знают
меньше,  чем младенец -  о  Грани и  увиденных Молнией иных мирах (а я  не
сомневалась,  что  она  их  видела  -  слишком изменился взгляд кудесницы,
причем сама она об этом не подозревала).
     Да...  только мы,  разведчики,  хоть что-то  понимаем в  том,  с  кем
боремся. Что-то - но далеко не все.
     Возможно, знай мы все, борьба стала бы излишней. Говорил однажды Утес
- умных книг,  видать,  начитался, - что по-настоящему искусен не тот, кто
выигрывает любой бой,  а тот,  кто побеждает вовсе без боя.  Мудрость эта,
признаться,  до меня не очень дошла.  Потом князь объяснил: это обозначает
умение довести врага до такого состояния,  чтобы он счел битву проигранной
еще до того, как вступит в нее. С такой формулировкой я уже согласилась. К
сожалению,  признал Утес,  о враге мы знаем слишком мало,  чтобы применить
эту мудрую тактику.
     Вот  только -  чем больше информации приносят рейды разведчиков,  тем
меньше мы сами понимаем, что там, за Стеной, творится.
     И дело даже не в том,  ЧТО творится.  Дело в том, КАК это происходит.
Как,  проведя в землях Измененных менее двух часов,  вернувшийся разведчик
обнаруживает,   что  во  Внутреннем  Городе  прошло  несколько  дней;  или
наоборот,   вконец  утратив  счет  времени  и  претерпев  невесть  сколько
передряг,  он почти что на карачках добирается до дому -  и  ему сообщают,
что не истекло и часа?..
     Это не легенды. Это реальность.
     Так бывало и бывает.
     Но почему-то - только с теми из нас, кто выходит за Стену чаще раза в
неделю.  С разведчиками то есть.  Я,  Беркут,  Людоед,  погибший Скорпион,
Ворон, Змея, Шутник, Волчица... все мы сталкивались с этим. И Чертополох -
до  того,  как перешел на  постоянную охрану Цитадели.  Скоро то  же самое
будет с Искрой, Волчонком и Костоломом. Уже сейчас чувствую.
     Жаль,  не успела с Молнией поговорить,  она наверняка не укладывается
ни в одну мою схему. Срок слишком велик...
     Выходим за  Стену.  Все,  теперь  думать надо  только о  деле.  Иначе
понятно что.
     То есть оно как раз непонятно,  и  узнавать больше -  на своей горячо
любимой шкуре  -  никому особо не  хочется.  По  крайней мере,  в  себе  я
уверена.
     Западную сторону Холма  Людоед знал  лучше  меня,  но  вперед пустили
Волчонка.  Как и  положено на испытании.  Выжить -  с  помощью собственных
способностей,  а  не  изменчивой удачи  -  может  только  тот,  кто  врага
встречает сам.  Не  по  подсказке более  опытных товарищей,  которых,  как
водится, в критическую минуту рядом не будет.
     До Катастрофы,  по словам этих умников,  Утеса и Ворона, существовала
традиция   выставлять   ученикам   так   называемые  "оценки";   "отлично"
обозначало,  что задание выполнено полностью,  "плохо" - что оно провалено
вчистую,  плюс имелось несколько промежуточных оценок.  Тогда, быть может,
оно имело смысл.  Не  знаю,  я  того мира не видела (они,  кстати,  тоже).
Сейчас нужно знать только одно:  способен ты выжить ты или нет.  Проверять
это  иначе как в  деле -  значит попусту тратить время и  усилия.  Чего мы
никак не можем позволить. Ни себе, ни кому-то другому.
     Волчонок ползком вернулся обратно.
     - Группа. Тролли, с десяток. Внешне - амбалы.
     - Искра? - повернулся Людоед к кудеснице.
     Та качнула головой.
     - Не умею отличать диких. Пока в дело не вступят - не смогу.
     - Потом поздно будет,  -  хмыкнула я.  -  Лады. Заказывали фейерверк?
Будет им  фейерверк.  Искра,  дай что-нибудь в  середину и  тут же ныряй в
укрытие, пока мы не закончим работу...
     "Что-нибудь"  оказалось сгустком желто-белого  пламени,  плюющимся во
все стороны мелкими искрами.  Возникло сие образование в точности в центре
отряда Измененных,  и  такое  явление природы их  несколько удивило.  Так,
весьма мягко говоря.  Один  Тролль оказался в  самом очаге,  что-то  глухо
пискнул, рухнул и больше не шевелился. Двоих отбросило, на волосатой шкуре
землистого цвета расцвели заметные черно-багровые пятна ожогов.
     В  следующее  мгновение  мой  двуручник  снес  двоим  головы,  Людоед
раскроил одного  Измененного пополам и  свернул шею  второму,  а  Волчонок
хлестким ударом снизу открыл свой боевой счет.  Не  прошло и  двух секунд,
как было покончено со всеми.
     - Повезло, - кратко подытожил Людоед.
     - Мы  хорошо  подготовились,  -  возразил  Волчонок.  Вытирая  кривое
лезвие,  верой  и  правдой  служившее Скорпиону,  он  старался  говорить с
уверенностью опытного бойца. - Это и есть везение.
     - Угу,  МЫ  подготовились,  -  согласилась я.  Паренек  не  то  чтобы
покраснел, но почувствовал себя несколько неловко. - Искра, вылезай, все в
порядке.
     Кудесница не отвечала.
     Проклиная все на  свете,  я  подала знак и  бросилась вперед.  Засады
внутри  засад,  когда  разведчики,  бросая врагу  приманку,  сами  на  нее
попадались, - к сожалению, такое умение было и оставалось сильной стороной
Измененных...  не  одному нашему это уже стоило жизни.  Предвидеть такое -
невозможно.  Спасет только опыт,  интуиция,  и у неопытной Искры шансов не
было...
     Оставалось отплатить за нее.
     Так,  чтобы у  этих тварей не  только земля под ногами горела,  но  и
кишки повылезали наружу!..


     Осколок восьмой. Волчонок

     В глазах сплошной туман.  Руки дрожат от слабости,  мыслей - никаких.
Ноги не слушаются вовсе.
     Ни хрена не помню. Кто, как, откуда...
     Помню,  как  Великанша,  оставив обломок меча  в  трупе  тринадцатого
Дракона,  схватывается еще с тремя врукопашную.  Помню, как Людоед швыряет
свой топор,  разнося башку дикому-Дракону, скручивает шею его напарнику и,
подхватив труп за ноги,  принимается орудовать им как дубиной. Облако пыли
и пламени скрывает все...  обрушиваясь на меня, как кувалда, как рухнувшая
стена...
     Все.
     Помню еще,  как  выползаю из  невесть откуда взявшейся кучи  гравия и
щебенки,  выкашливая из горла пыль.  Меч Скорпиона до сих пор при мне,  но
поднять  его  я  едва  в  состоянии.  Отбиться сейчас  не  сумею  даже  от
полудохлого Червя...
     Прячась по углам,  ползком... надо возвращаться. Точное направление и
расстояние до Цитадели смог бы указать не то что с закрытыми глазами -  во
сне.  И  до  Стены,  прах его побери,  не добраться раньше чем через день.
Далеко... и как только нас сюда занесло? В упор не помню...
     Ладно, хватит. "Нечего говорить, когда говорить нечего."
     Смотри-ка, кое-что еще помню. Мать как-то учила...
     Сумерки  сменяются тьмой.  Ночью  даже  опытные  разведчики стараются
где-нибудь  затаиться  и   не   делать  лишнего  движения...   но  если  я
остановлюсь, мне конец. Надо ползти. Хоть зубами цепляясь, а надо, надо...
не знаю уже, почему, но - надо...
     ...Проходит вечность,  и еще одна.  Наконец, глаза начинают различать
что-то знакомое.
     Острие копья, уткнувшееся мне в лоб.
     Голоса. Что-то говорят, но слов разобрать не могу.
     Вот кто-то склоняется,  чтобы разжать мою руку и вынуть меч. МОЙ МЕЧ!
Не дам!
     Свернутся в  клубок,  кувырок под  ноги,  распрямиться...  противник,
согнувшись от  боли,  оседает  наземь,  уже  напарываясь на  подставленное
острие...
     Чанк!
     Меч,  выбитый коротким жестким ударом, вылетает из онемевшей ладони и
падает неподалеку.  Рвануться за ним...  но на плечах повисли трое,  а еще
один, узколицый и длинноносый, не торопясь, отводит кулак назад...
     Вспышка в районе подбородка.
     Окровавленный мрак.
     Тишина.
     - ...Ну, вроде как очнулся.
     Пытаюсь пошевелиться.  Почти что  удается.  Открываю глаза.  Порядок,
даже  вижу  кое-что.  Пробую выговорить пару  слов -  и  обнаруживаю,  что
челюсти крепко  прибинтованы к  голове.  Язык  распух  и  болит,  говорить
расхотелось совершенно.
     - Лежи смирно и молчи.  Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Закрытые глаза
- "да", открытые - "нет". Понял?
     Закрываю глаза.  Нетушки,  увольте,  с  Чертополохом спорить  -  себе
дороже.
     - Остальные мертвы?
     Закрываю левый глаз.
     - Не знаешь,  что ли?  -  Оба закрыты.  -  Тварей было много? - Снова
закрыты оба глаза. - Дикие? - Закрываю оба глаза, затем открываю правый. -
А, провались оно на дно Разлома! Ты хоть помнишь, где это случилось?
     Сморщившись, я неуверенно моргаю.
     Чертополох снова выдает порцию ругани.
     - Ладно. Поправляйся, малыш. Ты нам нужен, и не просто живой, а целый
и здоровый. Втроем с Беркутом и Костоломом мы долго не продержимся...
     - Скоро  поправится,   -   в   поле  зрения  возникает  светловолосая
кудесница, не старше меня самого, - если ты под ногами путаться не будешь.
Спи, Волчонок: сейчас это важнее.
     Спать я  не собираюсь,  но она смотрит на меня так,  что я отключаюсь
раньше, чем понимаю это.
     ...Когда мир вокруг прекращает вращаться,  я  прихожу в себя.  Голова
уже не болит, могу даже двигаться.
     Встаю.  Чуть покачнувшись, делаю несколько шагов. Ну, если я еще и не
совсем в норме, то весьма скоро буду. Не впервой.
     Осматриваюсь.  Из  одежды рядом валяются только набедренная повязка и
чувяки из шкуры Измененных.  И  меч,  специально положили на видном месте.
Без ножен, лезвие заточено и смазано жиром.
     Одеваюсь.  В голове еще легкий туман;  задуматься о том, что было или
будет, нет никакого желания.
     - Готов? - в дверях появляется Чертополох.
     - Жрать только охота, - отвечаю я.
     Усмехнувшись, он бросает мне жестянку. Консервы! Да ведь их только...
ну да, только разведчики и едят.
     - Считай,  экзамен сдал,  - сообщает Чертополох. - Умойся и через три
минуты на тренировку.  Потом сменишь Беркута у  Золотых Ворот и  жди новых
приказов.  С  сегодняшнего дня начинается служба,  Волк.  И  забудь о  тех
играх, что были раньше.


     Трещина. Не считая, что это сон

     Настороженно следя друг  за  другом,  Измененные пробирались к  цели.
Стена  уже  отделяла  их  от  Болота,  странный дом  уже  был  в  пределах
досягаемости -  но что-то тревожило их.  Что-то,  необъяснимое ни с  одной
разумной точки зрения.  Даже  многомудрые ученые прошлого,  пожав плечами,
сказали бы "инстинкт" - скрывая за этим словом собственное непонимание.
     Измененные  не  задавались этим  вопросом.  Они  просто  продвигались
вперед.  К  лестнице,  преодолевая  случайно  образовавшуюся баррикаду  из
насквозь проржавевших металлических решеток и листов...
     Вспышка!  Невероятно, непереносимо яркая, она отбросила их прочь - на
полсотни шагов самое меньшее.  Они вновь были на краю Болота,  у невидимой
Стены - спиной к ней. А перед ними...
     А  перед  ними  стояли Гиганты.  Немного,  менее дюжины;  однако один
Гигант с легкостью одолевал десяток простых Измененных.  Кроме того, среди
Гигантов был сам Огненный Ангел...
     Рассеяться? Отступить? Сдаться?
     Но  позади них  -  Стена,  которая (каким-то  образом они  это знали)
больше не способна сдерживать натиска. А за Стеной...
     Думать, даже если Измененные (которые изменились еще раз) были на это
способны,  времени не  оставалось.  И  тогда  они  встали живым  барьером,
заслоняя Стену собой.
     Полуразрушенный  дом,   выбросивший  их  секунду  назад,  моментально
отозвался очередным пассажем из прошлого...

     Белый снег, серый лед
     На растрескавшейся земле
     Одеялом лоскутным вдали
     Город в дорожной петле.
     А над городом плывут облака,
     Закрывая небесный свет;
     А над городом желтый дым,
     Городу две тысячи лет -
     Прожитых под светом звезды
     По имени Солнце.

     Невероятно,  но  Гиганты застыли.  Только Ангел,  потрясая вросшими в
ладони волнистым мечом и  щитом,  бросился вперед -  и  рухнул под дружным
контрударом Измененных-изменников. Первый погиб на месте, второй был ранен
- но один... одна из них вырвала тяжелый клинок у мертвого вожака Гигантов
и широко улыбнулась, как это умели делать лишь Люди.
     Люди,  находившиеся перед лицом смерти, которой не имели ни малейшего
желания уступать.

     И две тысячи лет - война,
     Война без особых причин,
     Война - дело молодых,
     Лекарство против морщин.
     Красная, красная кровь
     Через час уже просто земля,
     Через два - на ней цветы и трава,
     Через три - она снова жива
     И согрета лучами звезды
     По имени Солнце.

     Сбросив  оцепенение,   Гиганты  пошли  вперед,   но  (как  бы  сказал
незаинтересованный наблюдатель,  которого,  как обычно,  в нужном месте не
оказалось) словно  с  неохотой,  исполняя  постылую  и  никому  не  нужную
обязанность.  Значительно уступая в  силе и  не намного превосходя числом,
Люди-Измененные не сдавали позиций.
     Люди  -   ибо  все  больше  Человеческих  черт  проступало  в  бывших
Измененных. Также, впрочем, бывших некогда Людьми...

     И мы знаем, что так было всегда,
     Что судьбою больше любим,
     Кто живет по законам иным
     И кому умирать молодым.
     Он не знает слова "да" и слова "нет",
     Он не помнит ни чинов, ни имен,
     И способен дотянуться до звезд,
     Не считая, что это - сон;
     И упасть, опаленным звездой
     По имени Солнце.

     Двое еще оставались на ногах.
     Двое - Людей.
     Все Гиганты были повержены. Измененные - мертвы.
     Некоторые из  них  успели-таки  перед  смертью  вспомнить,  кем  были
когда-то,  и на их лицах (уже -  лицах) даже грязь и кровь не могли скрыть
первобытной радости.
     Радости возвращения. Радости пробуждения.
     Укрепленная кровью героев и  жертв Стена вновь была нерушима.  Но  не
для Людей, вернувшихся из небытия...


     Осколок девятый. Трехглазый

     Задумчиво вгрызаясь в кончик карандаша, я подсчитывал, сколько же еще
осталось резервов.  Это был третий расчет подряд,  и  я начинал проклинать
свой талант математика.
     Не потому,  что не люблю общаться с цифрами. Отнюдь. Это мне в чем-то
ближе, чем разговоры с людьми.
     Просто мне совершенно не нравился итог.
     Даже если свершится чудо и Измененные сгинут куда-нибудь подальше,  -
нет,  даже если случится два  чуда и  над  Городом больше не  прольется ни
одного дождя,  не  выпадет ни  одной  капли этого яда,  -  жить  всем  нам
оставалось недели две от силы. Потом начнут умирать от голода сперва дети,
потом взрослые - и это уже будет не жизнь, а существование, сколько бы оно
ни продлилось. Впрочем, такое непотребство займет лишь еще одну неделю.
     Резервы закончились - вот ответ на все вопросы "почему".
     Я  устало потер левый глаз,  затем извлек из правого прозрачную линзу
монокля и  протер стекло.  Глаз,  слезящийся от  света  взорванного Гнезда
Химер,  видел весьма неважно,  оттого я  и  носил с детства столь странное
прозвище.  Плевать. Многим досталось куда как хуже. И тогда, и до того. Да
и после, коли быть совсем уж откровенным...
     Ненавижу все  это.  Права Молния;  если есть куда уходить -  я  горло
перегрызу  тому,   кто   встанет  у   меня   на   пути!   Будь  это   хоть
Измененный-амбал, хоть дикий, хоть сам Утес.
     Пожав плечами,  я  разумно заключил,  что  как  раз  Утес  скорее сам
скрутит мне  шею,  и  вернулся к  делам насущным.  Ворон должен узнать мой
результат,  и  немедленно.  Обложился металлом,  даже  мысленный сигнал не
передашь...
     Молния опять сидела у него.  Обсуждают.  Пусть.  Я молча вошел, молча
оставил записку перед носом у  главы Братства (знатный такой нос,  один  к
одному клюв той  птички со  старой цветной картинки,  что  уж  сколько лет
висит у Ворона на стене) и так же молча вышел. Точнее, собирался выйти.
     - Результат? - спросила Молния.
     - Тринадцать дней.
     - Садись, - приказал Ворон, - тебя это тоже касается.
     Я пожал плечами и опустился на табуретку.
     - Проверить нужно,  -  продолжил он,  обращаясь уже  к  кудеснице,  -
времени, сама видишь, в обрез.
     - И кем рискнем?
     - Одним из младших,  больше некем. А сопровождать его будет кудесник.
Кстати, как за Гранью обстоит дело с Силой Зерна?
     - Почем я знаю? Моя личная сила была в порядке.
     - Тогда пусть идет кудесница. Ты или Скала.
     - А Змея?
     - Оставь ее в покое,  -  проворчал я неожиданно для себя самого, - ей
жить пару дней от силы.
     - Зато,  может,  тот мир ее спасет,  -  вступился Ворон,  -  это идея
неплохая.  Молния,  свяжись с ней,  передай что надо,  пускай придет - или
пусть ее принесут,  если дела совсем уж плохи...  Трехглазый,  чтоб мне не
тащиться к Утесу за справочником: где находится вот это место?
     Передо мной  легла дощечка с  нацарапанными острием ножа ориентирами.
Чертеж был далек от  совершенства,  но  символы все же  распознавались.  Я
нахмурился,  вынул монокль,  протер линзу и  вставил на  место.  Потеребил
левое ухо. Затем усмехнулся.
     - Рядом с  разбитым Золотым Кристаллом.  Примерно на  уровне третьего
пролета Лестницы,  позади старого дерева...  ну,  там еще такая скрученная
решетка болталась, если не проржавела вконец...
     - Точно, - подтвердила Молния, - мы ж там на днях были, но... правда,
как раз в том месте мы ничего не искали.  Может, и правда стоит взглянуть.
Кабы раньше знать...
     - Раньше, позже - неважно! - Ворон хлопнул по столу ладонью. - Бери в
проводники Костолома,  пусть покараулит.  А сама - внимательно наблюдай за
Гранью со своей стороны.  Если Змея не пробьется,  идти тебе. Она опытнее,
но в бою ты лучшая.
     - Можно использовать Кристалл? Скала говорила, он еще годен.
     Волхв потер кулаком переносицу, затем качнул головой.
     - Нет.  Оставь как  резерв.  Если дело выгорит,  он  нам  еще ой  как
понадобится... для общего Прохода.
     Молния кивнула,  поднялась и ускользнула.  Ворон задумчиво повернулся
ко мне.
     - А теперь делай то, о чем мы договаривались раньше.
     Шутить глава Братства был не обучен, это знали все.
     И  все  же  мне  до  одури захотелось,  чтобы эти его слова оказались
шуткой. Пусть и дурного тона.


     Осколок десятый. Змея

     Мир вокруг плывет туманом,  гибельным,  как поле брани, как гноящаяся
рана...
     Два шага вперед.
     Мир  плюется едким паром,  рдея заревом пожара;  прах в  лицо смеется
чарам...
     Шаг - и Переход.
     Мир,  как  пашня под  сохою,  как  съедаемые ржою меч,  доспех и  дух
героя...
     Дальше, дальше, прочь!
     Мир кровавым полон морем,  затопившим даже горы: гордость, горе тебе,
горе!..
     Вниз, скорее в ночь!
     Мир  скользит комочком сала вдоль по  лезвию кинжала;  смрад горячего
металла...
     Круг и поворот.
     Мир вращается над бездной мертвой,  расчлененной песней о земле,  что
всех чудесней...
     Вверх, под небосвод!
     Мир манит хрустальным оком, истины пенистым соком - не печалься, мол,
до срока...
     Это ложь, обман!
     Мир, распятый на утесе, самому себе вопросы задает уж сотню весен...
     Застывает Грань.
     Я стихов вовек не знала.  Слова силу - понимала, но не так, не в этих
жалах хлада и огня.  Почему,  зачем,  -  ответьте,  боги,  коль вы есть на
свете!
     Но молчанья черный ветер прочь унес меня...
     Мир, подобный вешней туче, юный, дерзкий и могучий - здесь ты, здесь,
я знаю лучше, нежели ты сам!
     И тропа легла под ноги.
     Нет, открыта ты не богом, не пробита звуком Рога!
     Просто - чудеса.


     Трещина. Не счесть потерь во вселенной этой

     С  Холма,  со  стороны  Золотых  Ворот,  к  Разлому спускается Стена.
Некогда служившая основным укреплением,  она теперь почти не отличается от
окружающих развалин -  как на Холме,  так и вне его; однако преодолеть той
черты,  где на  картах Города проходит зубчатая синяя линия,  не  может ни
один из Измененных.
     Не может физически.
     Просто останавливается, натолкнувшись на невидимое препятствие.
     И это касается не только Измененных. но и их союзника-ветра.
     Не  доходя до Разлома примерно трехсот шагов,  Стена поворачивает под
углом   и   проходит  по   северному  краю   Болота.   Захватив  несколько
полуразрушенных домов,  незримая  Стена  разделяет территории Измененных и
Людей надежнее любого крепостного вала.
     И это,  надо сказать, последнее, что защищает Город от окончательного
разрушения...
     У  самого  края  Болота  (но  все  же  по  ту  сторону  барьера,  вне
досягаемости Измененных) неподвижно лежат двое. Израненные и обессиленные,
они чувствуют,  как к их сердцам подступает жуткое безразличие,  о котором
постоянно предупреждали разведчиков кудесники из Обители Мудрости.
     Безразличие,  которое уничтожает в человеке -  человеческое,  которое
делает из него -  чужого.  Нет,  не чужого, ибо это слово звучит теперь не
так,  как должно бы; делает из человека - Измененного. Разведчики не знают
этого отнюдь не потому,  что им не хватает знаний. Они просто не могут, не
хотят поверить в  очевидное...  а кто все-таки поверил,  больше никогда не
выходит за Стену. Или напротив, выходит - и уже не возвращается...
     Щелчок.  Шорох  перематываемой ленты  (впрочем,  последнего  люди  не
понимают, ибо никогда не слышали не только такого звука, но и самого слова
"лента", в этом его значении).
     Не веря своим ушам,  они слушают, как женский голос под аккомпанемент
неведомых  музыкантов  рассказывает  извечную  для  Вселенной  и  Человека
историю...

     Всегда жить рядом не могут люди,
     Всегда жить вместе не могут люди,
     Нельзя любви, земной любви пылать без конца;
     Скажи - зачем же тогда мы любим,
     Скажи - зачем мы друг друга любим,
     Считая дни, сжигая сердца?

     Женщина приподнимается на локте.  Ладонь отпускает рукоять сломанного
меча,  чересчур  тяжелого  для  уставших мышц.  В  глазах  возникают искры
узнавания чего-то, давным-давно потерянного - и неожиданно найденного.
     Ее  спутник  по-прежнему неподвижен,  однако  его  дыхание становится
более ровным,  а  сердце начинает пульсировать в  ритме энергичной мелодии
далекого прошлого...

     Любви все время мы ждем как чуда,
     Одной, единственной ждем как чуда,
     Хотя должна, она должна сгореть без следа -
     Скажи, узнать мы смогли откуда,
     Узнать при встрече смогли откуда,
     Что ты - моя, а я - твоя любовь и судьба?

     Превозмогая боль и  слабость,  они  поднимаются -  сперва на  колени,
потом во весь рост.  Руки их сплетаются, сердца бьются в едином, указанном
музыкой ритме,  дыхание глубокое и  сильное.  Глаза,  еще две минуты назад
затянутые смертельной поволокой безразличия, пылают живым огнем надежды.

     Скажи, что ж столько пришлось скитаться,
     Среди туманных миров скитаться,
     Чтоб снова мы, с тобою мы друг друга нашли;
     А вдруг прикажет судьба расстаться,
     Опять прикажет судьба расстаться
     При свете звезд на крае земли...

     Певица прошлых лет  не  жалуется на  судьбу -  ее  голос чуть  ли  не
угрожает,  призывает следовать ее примеру, и уж во всяком случае - никогда
не  покоряться неудачно сложившимся обстоятельствам!  Мелодия  вторит  ей:
человек сам  определяет свою  судьбу,  если хочет оставаться человеком,  а
не... Измененным!

     Не счесть разлук во вселенной этой,
     Не счесть потерь во вселенной этой,
     А вновь найти, любовь найти всегда нелегко -
     И вновь тебя я ищу по свету,
     Опять тебя я ищу по свету,
     Ищу тебя среди чужих пространств и веков...

     Потом своеобразным эхом повторяются первые куплеты песни,  но  им уже
нет  до  этого дела.  Оставив у  Стены сломанное оружие,  они направляются
вверх по склону Холма - к своим.
     Немногочисленные Измененные,  свидетели  этой  странной  сцены,  тупо
смотрят в спину уходящим Людям,  и в угольно-черных бусинках их глаз тлеет
отражение того же животворного огня...


     Осколок одиннадцатый. Скала

     Цитадель шумела все громче,  пока наконец волна не докатилась до моей
каморки и  не  вырвала меня из  не  слишком мягких и  сладких,  но  все же
объятий сна.
     Я выглянула в коридор, опять поленившись открыть дверь.
     (Ну и что,  что мне не дано видеть? Точнее, пользоваться глазами; как
раз ВИЖУ я  куда как получше многих.  Моему зрению частенько ни двери,  ни
стены не помеха...)
     Вот и  сейчас я  увидела такое,  что подскочила на  месте.  Мгновенно
набросила на себя что-то из одежды и выбежала из комнаты.
     В  Цитадель,  окруженные всеми  свободными бойцами,  входили Людоед и
Великанша, погибшие четыре дня назад.
     Мертвые не возвращаются.  Это знали все,  а  принадлежащие к Братству
Дуба - еще и понимали, почему должно быть именно так. И все же, я не могла
не поверить увиденному.
     Потому что видела я не только то,  что есть,  но и то,  что было.  Не
все, лишь кое-что. Однако достаточно, чтобы не сомневаться.
     Сбежав по лестнице,  я отодвинула в сторону стража -  Камыш,  один из
молодых,  мимоходом отметила я,  -  и  осторожно приложила ладонь к  груди
Людоеда. Глубже... еще глубже...
     Меня отбросило на руки Камыша.
     Перекрывая поднявшийся гомон, я выкрикнула:
     - Всем -  тихо!  -  И,  обращаясь уже к  воскресшим из мертвых,  тихо
сказала: - Много ли вы помните?
     - Нет, - ответила Великанша.
     - Но и это уже больше, чем мне хотелось бы, - просипел Людоед.
     Он  прав,  не могла не признать я.  Это больше даже,  чем хотелось бы
знать МНЕ. А меня слабонервной не назвал бы никто.
     Знаком  попросив Великаншу нагнуться,  я  приподнялась на  цыпочки  и
дотянулась  до  ее  лба.  Теперь  я,  зная,  чего  опасаться,  действовала
осторожнее и успела блокировать ментальный удар.
     - Вспомнила? - полуутвердительно спросила я.
     Воительница мрачно кивнула, затем произнесла:
     - Это... это рвет все, что нам было известно...
     - Пусть.  Это сейчас не  ваша забота.  Идите оденьтесь во что-нибудь,
затем к  Утесу на доклад.  Камыш,  пожалуйста,  проводи меня в Обитель,  к
Ворону.
     Несколько  ослабив  сосредоточенность  на  реальном  мире,  я  смогла
обдумать увиденное,  пока Камыш под  руку вел меня в  дом Братства.  Легче
думать, когда ни на что больше не отвлекаешься... а впрочем, объяснять это
бесполезно. Поди-ка втолкуй зрячему, что такое тьма...
     Как  ни  странно,  врасплох Ворона мой рассказ не  застал.  Напротив,
глава кудесников выслушал меня с  явным облегчением,  как будто разрешил с
моей помощью трудную задачу.
     - Благодарю,  Скала,  -  молвил он.  -  Теперь легче  будет  показать
другим,  что к чему.  Если -  да нет, когда! - Молния найдет способ, будем
эвакуировать Город.  Сразу. Иначе передохнем меньше чем через две недели -
не от Измененных, так от голода.
     - Способ?.. Ты Проход имеешь в виду?
     - Да нет, не совсем. Проход - он только для кудесников. Не обладающие
силой не пройдут,  Грань для них - что Стена для Измененных. Уже выяснили.
Надо найти способ открыть Врата и удержать их, пока... ну, сама понимаешь.
Змея  сейчас примерно этим и  занимается,  опыта ей  не  занимать.  Молния
поддержит с нашей стороны,  силы у нее хватит. Место резонанса уже нашли -
это  в  нейтральной зоне,  недалеко от  Золотого Кристалла.  Получим  хоть
какой-то результат -  будем удирать со всех ног...  - Ворон устало сомкнул
веки. - Проклятье, все бы отдал за несколько часов спокойного сна!
     - Не до отдыха сейчас.
     - А  то я  не знаю...  Ладно.  На твою долю осталась связь.  Услышишь
сигнал Молнии -  бегом к  Утесу и пусть объявляет,  что положено.  Зайди к
нему через часок и предупреди, он как раз к тому времени отойдет от беседы
с Великаншей и будет в состоянии работать головой.
     - Сделаю. Еще что-нибудь?
     - Сама решай,  не маленькая.  Иди - и дай мне хоть немного отдохнуть.
Иначе толку от меня будет мало...
     Вновь опираясь на  руку Камыша,  я  вернулась обратно в  Цитадель.  К
Утесу (я почти никогда не звала его отцом -  как-то не привыкла) идти было
еще  рано,  так что я  завернула на  кухню,  получила плошку изготовленной
непонятно из чего похлебки и, стараясь не слишком морщиться, выпила все до
капли. Если так будет продолжаться, перемрем мы все не через две недели, а
куда  раньше.   День-два  питаться  такой  бурдой  -  внутренности  наружу
повыворачивает,  и  после  этого  можно  уже  с  чистой совестью ползти на
кладбище. Оставшимся меньше мороки.
     Сигнала все не было,  и  я почему-то начала думать о том,  каково оно
было бы  -  жить в  таком мире,  который не норовит тебя прикончить каждое
мгновение.
     Да, "было бы". Не "будет".
     И  не то чтобы я не доверяла Змее и Молнии -  эти,  раз уж взялись за
дело, скорее всего дойдут до конца.
     Не доверяла я прежде всего себе...


     Осколок двенадцатый. Утес

     Они  зовут меня князем,  считая,  что оказывают мне честь,  награждая
титулом правителя. Великие небеса, если бы это не было столь страшно, я бы
хохотал во все горло!
     Да,  я  правитель.  И правлю я грудой развалин мертвого прошлого,  за
которую  цепляются около  полутора сотен  пока  еще  живых  осколков этого
прошлого.  Точнее,  не  самих осколков -  ни  один из  ныне живущих воочию
Катастрофы не видел. Но разница невелика, мы не слишком отличаемся от тех,
кто жил в Городе раньше.
     Да,  я правитель.  И вся власть моя держится на полудюжине клинков (и
полудюжине тех,  кто умеет с  этими клинками обращаться),  да  на остатках
того,  что до  Катастрофы было складом продовольствия.  Только склад почти
пуст,   от  шести  клинков  осталось  четыре,   хозяева  же  этих  клинков
подчиняются мне лишь частично.
     Да,  я  правитель,  и слово мое -  закон,  ни один из владык мертвого
прошлого не  имел такой власти...  Однако закон этот воплощается в  жизнь,
только  если  к  моему  слову  добавляется Слово.  Произнесенное одним  из
обладающих, в отличие от меня, реальной силой.
     Ворон, Ворон, что ж ты вьешься над моею головой...
     Впрочем,  Ворон тут ни при чем.  Не потому,  что у него нет власти, а
потому, что он не нуждается в ней. Или просто не хочет править - если так,
я  отлично его понимаю.  Я  тоже не  рвался занимать эту комнату,  обшитую
трухлявыми дубовыми панелями. Выбора не было. Каждый должен делать то, что
умеет лучше всего,  если это требуется для выживания остальных. А я умею -
предвидеть.  Не  "зреть вдаль",  как говорят эти кудасники -  мне не  дано
знать,  что  произойдет в  ближайшие минуты.  Я  могу лишь сказать,  какие
последствия возымеет то  или иное действие.  Не сидя за долгими расчетами,
как Трехглазый,  и не рыская по архивам в поисках былого "прецедента", как
Книжник, мир его праху, - сразу.
     Это и  есть моя настоящая власть,  которая,  однако,  вскоре не будет
нужна уже никому.
     Случай с  Великаншей и Людоедом -  всего лишь еще одно доказательство
того, что я знаю уже лет десять. Мы и Измененные - одно и то же, только мы
существуем лишь благодаря поддержке прошлого,  а они -  сами по себе.  Кто
одолеет, предсказать нетрудно. Для этого не нужно умение предвидеть.
     - Собирай всех, отец, - послышался голос Скалы.
     Я  открыл  глаза.  За  плечом дочери возвышался Чертополох,  радостно
улыбающийся во  весь рот  -  никогда еще  я  не  видел на  его  физиономии
подобной гримасы.
     - В чем дело?
     - Молния и Змея открыли Проход.
     - Какой, будь оно проклято, проход?
     - Ты что,  плохо слышал рассказ Молнии?  В тот,  иной мир! В мир, где
нет ни Измененных,  ни этого...  -  широким жестом она указала на окно, за
которым как раз стояла зеленоватая стенка дождя.  - Мы можем уйти и начать
все сначала!
     Уйти...
     Уходить надо,  понимал я, иного варианта не будет. Все, кто услышат о
Проходе хоть краем уха,  немедля рванутся туда,  и если дорогу преграждает
орда Измененных - горе этой орде!
     А если мой талант предвиденья и подсказывает,  что наш уход ничего не
изменит в нас самих,  и значит,  за началом все равно последует все тот же
конец, - кого это интересует?
     Никого.
     Никого, в том числе и меня самого.
     Потому что я  тоже человек,  и хочу,  вопреки всему хочу надеяться на
лучшее, даже зная, что лучшего - не дано...


     Трещина. Кто сказал, что земля умерла?

     Город был мертв.
     Остатки Измененных сгинули через  несколько недель после исчезновения
Людей.  И - как будто была некая необъяснимая связь между этими и другими,
внешне  совершенно независимыми событиями  -  вечное  буйство  стихий  над
Городом также прекратилось.  Хотя от Стены и следа не осталось,  развалины
старых  домов  спокойно стояли  -  теперь ветер  не  пытался стереть их  в
порошок,  как это было не  столь уж давно.  И  тучи,  если и  заволакивали
светло-голубой  небосклон,  то  вовсе  не  для  того,  чтобы  вывалить  на
разрушенный  Город   очередную  порцию   черного   града   или   ядовитого
зеленоватого дождя...
     Разлом мало-помалу затягивался,  а Болото пересыхало. Без постоянного
притока свежей грязи эти места медленно,  но верно обретали свои первичные
черты.
     Один  из  разрушенных домов на  северном краю Болота порою становился
источником  неведомых  голосов  -  прокол  в  ткани  времени,  проложивший
странную дорогу к далекому прошлому,  почему-то не желал исчезать.  Даже и
теперь, когда слушателей у древних песен уже не было.
     Звенели струны,  звучал хриплый голос  некогда известного барда  -  а
Город молчал...

     Кто сказал: "Все сгорело дотла,
     Больше в землю не бросите семя?"
     Кто сказал, что земля умерла?
     Нет, она затаилась на время.

     Город молчал?
     Да.  Однако это  не  было  молчание мертвых каменных глыб.  Это  было
молчание  существа,   смертельно  уставшего  от  жизни,   но  не  имеющего
возможности избавиться от нее...

     Материнства не взять у земли,
     Не отнять, как не вычерпать моря.
     Кто поверил, что землю сожгли?
     Нет, она почернела от горя.

     Это  было  молчание,  которое порою не  просто говорит -  кричит!  Не
часто,  не каждому, не первыми пришедшими на ум словами - но так, что этот
крик услышит даже глухой от рождения. Или мертвый.

     Как разрезы, траншеи легли,
     И воронки, как раны, зияют.
     Обнаженные нервы земли
     Неземные страдания знают.

     Короткие,   отрывистые  аккорды   старой   гитары.   Сорванный  голос
исполнителя.  Боль -  в  музыке,  в словах...  в незримой душе этой песни,
написанной совсем для другого момента и по другому поводу...

     Она вынесет все, переждет,
     Не записывай землю в калеки.
     Кто сказал, что земля не поет,
     Что она замолчала навеки?!

     Голос набирал мощь. Гитара творила такое, что не всякому оркестру под
силу.
     Где-то  далеко за Разломом блеснула молния,  но неизбежного громового
эха не последовало.

     Нет, звенит она, стоны глуша,
     Изо всех своих ран, из отдушин,
     Ведь земля - это наша душа,
     Сапогами не вытоптать душу.

     Капли чистого дождя,  первого за полсотни лет, слезами скатывались по
выщербленным стенам разрушенных строений.  Плач Города мог  бы  показаться
надуманным, даже смешным - но не казался...

     Кто сказал, что земля умерла?
     Нет, она затаилась на время...

     Песня ушла туда, где звучала впервые.
     Город - остался.


     Наша жизнь - лишь короткий, безрадостный миг,
     Что распят меж былым и грядущим,
     Что поделен меж лучшим и худшим...
     Наша речь - бессловесный, пронзительный крик,
     Из которого делает случай
     Упрежденье для следом идущих.
     Только мы, избежавшие гнева владык,
     Не забыли покуда слова старых книг.

     Сквозь безумье заветов, стихий и времен
     Пролегают следы Человека -
     Вплоть до этого мрачного века.
     С ним покончено и не воскреснет уж он,
     Не откроет запавшие веки,
     Не покинет надежного склепа...
     Только вырезан в камне предвечный закон:
     "Наша жизнь - это сон, но и смерть - только сон".

     Мы не знаем, что выпадет - тьма или свет,
     Ведь никто не вернулся оттуда.
     Но не ждем мы подарков иль чуда:
     Пусть за Гранью - Ничто, пусть покоя нам нет -
     Мы уйдем, ну а там будь что будет.
     И кто прав был - лишь время рассудит.
     Вечный ветер-бродяга, безликий поэт,
     Сохрани этот стих до конца черных лет!..


     Разбитое зеркало

     Эти слова не описывают случившегося.
     Они не описывают ничего,  что могло бы произойти в  действительности,
во что живущие могли бы поверить, позволить себе поверить. Хотя бы на миг.
     Потому что слова - это кривое зеркало действительности. Истина скрыта
за словами, по ту сторону. По ту сторону зеркала.
     И  чтобы добраться до  цели,  нетерпеливо взыскующие истины разбивают
свое искривленное отражение. И уставившись в неприкрытую истину зеркальной
рамы, они уже не видят, как упавшие наземь осколки складываются в Слово.
     "И Слово было -"

     К О Н Е Ц

       Использованы песни:
     "И в этом наш успех"
     "Есть только миг"
     "Город золотой"
     "Надежда"
     "Звезда по имени Солнце"
     "Всегда жить рядом не могут люди"
     "Песня о земле"