КАЙЛ ИТОРР

     КНЯЖИЙ ДАР


     - Прочь,  нежить!  -  Хлестнула гибкая хворостина,  раздался истошный
визг.
     Вокруг недовольно зашуршало.
     Узловатые руки,  на  которых уже почти не  осталось мускулов,  только
кости да  жилы,  осторожно перевернули тело  в  богатом плаще,  с  великим
тщанием отряхнули листья и прошлогодние иглы,  поднесли к запекшимся губам
баклажку.

     * * *

     Много ль старику надо?  Молока немного - хлеб размочить, одежу добрую
да  чтоб крыша не протекала и  щелей в  стенах поменьше.  Сколько суждено,
сколько проживу;  богатство там,  власть,  слава ратная -  оно для молодых
ладно, а старому дело зряшное.
     А  нет у меня врагов,  батюшка князь,  были -  да одни померли давно,
другие замирились.  Наше-то житье простое,  с полем, болотом и лесом миром
больше добьешься, чем войной, а людям лихим тут брать нечего.
     Нет,  детей нету.  Была семья,  и немалая,  но как отрезало -  сперва
старшенький сын ушел лучшей доли искать и не вернулся,  за ним дочь и двое
младших...  Тогда худо было.  А теперь -  никак. Привык, за столько зим...
Нет,  не один, я по тутошним хуторам часто хожу, меня и у Медвежьего ручья
знают,  и в Трех соснах, где седмицу живу, где месяц. Когда охочусь, когда
плотничаю, когда за полем-садом гляжу - все дело нужное, людям на пользу и
мне в радость.
     Сам видишь,  "исполню что пожелаешь" -  слова хорошие, да только чего
мне желать-то?
     Э,  княже, святых в других местах искать надобно. В лесу им некого на
верный путь наставлять,  а  на  хуторах их речи некому слушать.  Некогда -
заняты люди;  вот  разве зимой,  в  самую стужу,  когда все одно по  избам
сидеть да на печи ухо давить...
     А подумай. Дело доброе. Я пока Воронка приведу.
     Да чего ж не знать -  булгарской стати, шесть лет без малого, в холке
мне по  плечо,  груши в  меду любит.  Нет,  не видел,  я  ведь тебя только
нашел...  Вот след его,  а вот волос из хвоста,  мне большего не надо.  Ты
умеешь сказать,  какую дань можно получить с  хутора,  не глядя в закрома,
это разве колдовство?  Кто лесом живет, разумеет. Поживи здесь с мое, тоже
знал бы всю премудрость...
     Ну,  вот и  конь твой,  княже.  Добрый скакун,  нрав горячий,  а глаз
умный,  ты  ему верь,  из любой беды вынесет коли сумеет...  Меня-то?  Так
говорю  ведь,  умный  у  тебя  Воронок,  худого человека не  подпустит,  а
хорошему не противится.  Он небось и сюда-то везти тебя не хотел? Верно не
хотел. Не княжеское место.
     Да ни под чью руку, княже.
     Дань?  Для чего? Лес защиты не просит, а когда в ней нужда появится -
сам и защититься может, и напасть.
     А хоть бы и войско.  Те же булгары,  те же хазары,  а до них гунны да
угры - сколько раз в здешние края ходили! На полдень от Змиевых валов леса
нет,  так  там  орда  творит что  пожелает,  зато  как  на  сивер пойдет -
счастлив,  кто назад вернется. У тебя в степи, княже, старые знакомые есть
небось?  Так  поспрошай свата,  какие байки о  наших лесах бродят,  потешь
душу.
     Нет, батюшка князь.
     То в городах о Лесном Хозяине говорят вполголоса да требы кладут. Или
речники,  что лес видят часто,  но отродясь в  нем не жили.  А  на хуторах
знают,  не нужен лесу хозяин. Добром у него попроси, так и получишь, силой
будешь  брать  -  тоже  получишь,  но  не  то  чего  хотел...  Лес  и  сам
справляется. Он без людей проживет, а люди без него? То-то.
     Нет,  княже,  не таково мое желание,  чтоб ты такие обеты давал.  Лес
оберегать -  ни к чему это.  Ты ведь не помогаешь ветру дуть, а реке течь?
Вот и лес без твоего бережения выстоит.
     Когда-то... да, княже, будь мне двадцать зим - я бы много чего у тебя
пожелал!  И казны серебряной, и скакуна арабского да саблю булатную, а еще
терем да хоромы в  столице,  боярское звание...  ну и,  ясно дело,  княжну
молодшую в  жены.  Все как в сказке.  Ну и что,  подумаешь,  "не бывает" -
помечтать-то можно!  Молодые хотят,  любят и умеют -  мечтать... Только то
был совсем другой я, совсем не тот что помог тебе сегодня.
     Да  и  не сумел бы я  помочь тогда.  Съел бы лес двоих вместо одного,
княже, и все.
     Когда мне двадцать было, я загадал желание. Оно исполнилось.
     Думаешь,  княже,  мне сразу стало нечего больше желать?  То-то и оно.
Человек -  скотина неблагодарная,  ему всего и всегда мало.  Не хотим и не
умеем останавливаться.  Разве только силой, когда мордой о забор приложат,
и  то,  не  всякий забор выстоит.  Жалуюсь?  Помилуй небо,  ничуть!  Почти
горжусь.
     Таковы наши желания-то, да...
     И в тридцать зим -  ну, ты сам знаешь, каково оно, в тридцать-то зим.
Такие умеют не мечтать, а трудиться. Ох я бы пожелал! Достойных соперников
и друзей, да еще дела - чтоб было к чему сердце и руки приложить.
     Но  будь мне тридцать зим,  княже,  так и  остался бы ты в  лесу.  Не
восхотел бы  я  помогать,  не стал бы рисковать своим кровным делом,  ради
которого  другое  желание  потратил.   А  оно  тоже  исполнилось.  И  тоже
обернулось не тем, чего всю жизнь ждешь.
     А чему удивляться?  Так просто - сказать "пожелай, мол, все исполню".
И выполнить не очень сложно, ты ведь князь, твоему слову разве только небо
не  покорится,  и  то  смотря еще  как  попросить...  Дар твой -  ценность
великая,  княже,  но что с этой ценностью делать, если не умеешь правильно
желать!
     А  ни в  двадцать,  ни в  тридцать,  ни даже в пятьдесят зим не умеют
этого люди.  Слишком мы сильны.  Слишком упрямы.  Слишком уверены в  себе.
Слишком многое сами можем,  чтобы оценить дар по достоинству. Поблагодарим
честь по чести, конечно, и к делу приспособим, и пользу извлечь сумеем - а
все одно, такие дары делать, что подковы лошадиные из золота лить.
     Верно, княже, жизнь свою ты ценишь дороже. И я свою ценил. Тогда было
за что и ради кого.
     А теперь... много ли старому надо?
     Езжай, княже. Будь счастлив, коли сумеешь. Живи и помни.
     Как я помню то, что твоя мать, Улга, сделала с моими детьми...
     Я  же сказал,  Свентослав,  поезжай.  Ты мое желание слышал -  и  как
сбывались те, прежние, пусть сбудется и оно.

     * * *

     Если  прислушаться,  можно было  разобрать,  как  копыта боевого коня
ступают по хвойному покрову, удаляясь.
     - Зачем ты его отпустил?
     Старик не оборачивался.
     - Помешал -  ладно,  за тобой право старше и сильнее.  Месть свята, а
мстят только живые.  Но  почему ты  позвозил ему уйти -  именно ему,  сыну
палача-Ингара и ведьмы-Улги?!
     - Ты не поймешь, нежить, - проронил старик.
     - А ты скажи.
     - Месть свята,  ты сказал,  а мстят только живые.  Верно. Только и не
мстят -  тоже только живые.  Я  спас ему жизнь,  и  теперь она моя.  Когда
захочу, тогда возьму. Ты, который когда-то был моим сыном, ты ждал столько
зим - можешь потерпеть еще.
     В лесу раздалось ворчание, довольное, ожидающее.
     - Да,  я могу подождать!  Но... я хочу, чтобы ожидание стоило того! Я
помню кровь Ингара - высокое небо, это стоило смерти!
     Старик покачал головой.
     - Не стоило.  Обращение в  нежить -  не стоило.  Но если хочешь...  а
теперь для тебя,  наверное, других желаний и не осталось, - хорошо. Ты уже
попробовал кровь одного князя - обещаю, придет срок, и ты получишь чашу из
черепа другого.
     - Хочу! - рассмеялся лес. - Вот это будет истинно княжий дар!


     В  год  6480  (972).  Когда  наступила весна,  отправился Святослав к
порогам.  И напал на него Куря,  князь печенежский,  и убили Святослава, и
взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него...
     [Повесть временных лет, ч.2. Княжение Святослава, сына Игорева]

     К О Н Е Ц