КАЙЛ ИТОРР

     МУДРОСТЬ ПРИРОДЫ


     Никогда и ничего не просите,  особенно у тех,  кто сильнее вас.  Сами
предложат и сами все дадут!
     [Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"]

     Юноша  нетерпеливо топчется  у  калитки,  похлопывая себя  полусжатым
кулаком по бедру.  Я, не торопясь, слегка разрыхляю землю на второй грядке
и  добавляю несколько горстей перегноя.  Почва  начала подсыхать,  вечером
надо бы полить.
     - Скоро  ты  там?  -  Медный  нагрудник раздраженно блестит  чеканным
рисунком, кулак раз за разом опускается на мускулистое бедро.
     Я  не  отвечаю.  Прохожу  к  восьмой грядке,  наклоняюсь над  чахлыми
кустиками шалфея. Сбрасываю со стебля трех рыжих муравьев.
     - Клянусь Меднотелым, ну когда уже?!
     Выпрямляюсь. Стряхиваю землю с рук и ног. Ополаскиваю в большой миске
из обожженной глины, а воду выплескиваю в желоб: пускай потихоньку орошает
грядки.  Надеваю мягкие шлепанцы,  вхожу в дом, опускаюсь на сплетенную из
камыша циновку.
     - Говори.
     - Мне сказали, ты знаешь...
     Следует обычная история:  в  далекой пещере  в  горах  Загрос обитает
злобное чудовище, неуязвимое для камня, дерева, кости, меди и даже бронзы,
кто-то хочет заполучить невесту, для чего ему требуется голова, три рога и
гениталии оного чудовища (я предпочитаю пропустить мимо ушей повествование
о  том,  как из этого набора получается невеста)...  И конечно,  кто-то из
добрых людей разболтал кому-то, будто мне известно оружие, способное...
     - Уходи.
     - Я заплачу! Я хорошо заплачу!
     Рвет завязки мешочка,  рассыпая по  столешнице крупные жемчужины.  За
такое пол-царства не купишь, но пятую его часть - вполне.
     - Забери и уходи, - говорю я, вставая.
     - Ты пожалеешь об этом!
     - Очень надеюсь,  -  киваю я,  вышвыривая его  за  ограду.  Мешочек с
жемчугом летит следом.
     Так  закончился,  толком не  начинаясь,  миф  о  благородном небесном
воителе Бэл-Мардуке, сразившем мать хаоса Тиамат.

     В  один из  многочисленных дней,  на  рассвете,  происходит еще  одно
посещение.  Подъезжает темнолицый,  горбоносый человек  на  большом  белом
верблюде. Привязывает животное у водопоя, стягивает с его спины объемистый
тюк  и  без  приглашения вваливается в  дом  -  правда,  дальше  порога не
заходит.
     - Я  хотел  бы  сделать этому жилищу подарок,  призывая благословение
богов на...
     - Говори, - прерываю я.
     Следует обычная история о  том,  что кто-то выманил у  кого-то тысячу
шекелей серебра и тысячу шекелей золота,  кто-то пообещал исполнить чье-то
желание,  кто-то этому исполнению помешал и присвоил богатство,  а кому-то
вовсе не хочется это богатство терять...
     - Мне сказали, ты знаешь, как найти...
     - Уходи.
     - Но я заплачу! Ты просто...
     - Забирай и уходи.
     Горбоносый уходит сам, еще продолжая что-то тараторить, но уходит.
     Так закончилось, позабыв начаться, сказание о страшном проклятии, что
ожидает  всякого  посягнувшего  на  сокровища  великого  Молоха,  чье  имя
приносит свет и тепло на земли Ханаана.

     Однажды,  словно сговорившись встретиться именно здесь, являются двое
- один с севера,  в белых хлопковых одеяниях,  второй с востока, в кожаной
броне и плаще из алой шерсти.  Яростно взирают друг на друга, хватаются за
оружие -  у первого копье и легкий щит,  у второго клювастый боевой топор.
Затем хмуро косятся на  меня -  я  сижу на пороге и  отрешенно наблюдаю за
облаками на фоне закатного неба.
     - Говорите,  -  разрешаю я,  когда понимаю, что драться они сейчас не
будут.
     Следует  рассказанная  на  два  голоса  история  о   том,   как  один
благородный брат  похитил у  другого благородного брата  престол,  ибо  на
самом деле второй является сыном базарной шлюхи, а первый... а первый тоже
является сыном шлюхи,  но  не  базарной,  а  подзаборной,  и  не шлюхи,  а
шавки...  и  что войска ждут только слова своих повелителей,  чтобы начать
обтягивать щиты кожей побежденных,  но  повелители слышали,  будто простое
присутствие...
     - Уходите.
     - Но... это святая война, сами боги...
     - Уходите. - Я встаю и скрываюсь в доме.
     Раздаются ругательства, лязг меди, предсмертные стоны.
     Утром я  отволакиваю тела  в  яму,  откуда беру  перегной,  а  оружие
спускаю в  овраг к  западу от  дома.  Там его и  так немало,  но будет еще
больше.
     Так завершилась,  не  начавшись,  легенда об  Эа  и  Энлиле,  которые
пытались в сражении ответить на вечный вопрос: будет ли властвовать в мире
добро или зло...  Впрочем,  ответа не нашли бы в любом случае, ведь каждый
из них считал злом - себя.

     Как-то рядом с домом останавливается массивная колесница, запряженная
парой  черных  единорогов.  Гигант  в  черных одеждах и  закрытом шлеме  с
развесистыми рогами покидает повозку,  несколько минут изучающе смотрит на
меня сверху вниз, а затем гулким голосом спрашивает:
     - Говорить?
     - Говори,  -  отвечаю я,  не  отрываясь от  работы -  надо пересадить
вербену в более насыщенную почву.
     - Не  выступай против меня,  тогда мои армады не  тронут ни тебя,  ни
твоего дома и огорода. Не помогай тебе известно кому, и получишь в награду
любой титул, кроме моего собственного.
     - Мне ни к  чему титулы,  -  бросаю я,  погружая корни в ямку.  -  Не
угрожай, и сам не будешь слышать угроз.
     - Договорились,  - кивает Черный Властелин, взбирается на колесницу и
уезжает прочь.
     ...Однажды  вечером,  после  заката,  кто-то  тихо  стучит  в  дверь.
Открываю.   Девушка  в   изодранном  серебристо-парчовом  платье,   вконец
обессилев, падает мне на руки. Аккуратно укладываю гостью на свою циновку,
обрабатываю сбитые в кровь ноги,  взглядом заставляю уснуть - надежнее, да
и исцелению поможет. Укутываю в одеяло.
     За  некоторое время до  рассвета дверь чуть с  петель не  слетает,  с
такой яростью в нее колошматят. Открываю. Два костолома в звериных личинах
пытаются пройти сквозь меня, но это им не удается.
     - Говорите, - предлагаю я.
     Один  с  глухим  ворчанием заносит шипастую палицу.  Отбираю оружие и
вколачиваю невежу  в  землю.  По  пояс.  Головой вниз.  Второй  отступает,
лихорадочно нащупывая  оберег,  спотыкается обо  что-то,  с  диким  воплем
падает и  от  страха умирает на  месте.  Приходится до  утра перетаскивать
трупы туда, где им положено быть.
     ...Утром  на  вычурной  посеребренной колеснице  появляется хлюпик  в
огромном  шлеме  с  четырьмя развесистыми рогами  и  требует  выдать  ему,
верному жрецу Властелина, сбежавшую рабыню, дабы тот мог потешить сердце -
содрать с нее шкуру и постелить на свой трон. Я, не отвечая, смотрю сквозь
отверстия шлема туда,  где  у  этого типа  должны быть глаза;  он  немедля
захлебывается собственной слюной, приказывает вознице развернуть колесницу
и жарить куда подальше от этого дьявольского места.
     - Спасибо, - шепчет девушка.
     - Не стоит, - отвечаю я, - ноги болят?
     - Немножко. Чуть-чуть дергает. Чешется.
     - Хорошо.  Через пару  дней  будешь в  порядке.  Отдыхай.  Сейчас дам
поесть.
     - Мне нельзя...
     - Отдыхай,  говорю.  Здесь я  командую.  -  Слегка улыбаюсь,  с целью
немного смягчить последние слова, хотя они - чистая правда.
     ..,На следующий день,  ближе к вечеру,  на юге возникает облако пыли,
из  которого довольно быстро проявляются десятка три  боевых колесниц.  На
одной  из  них  осколком  ночной  темноты  возвышается  исполинская фигура
Властелина.
     - Отдай мне девку, - без предисловий заявляет он.
     - Уходи, - говорю я.
     - А как же обещание не становиться на моем пути?
     - Уходи,  -  повторяю я. - Ты слышишь только свои слова, а не то, что
тебе говорят.
     Властелин извлекает из ножен громадный меч,  лезвие которого отливает
лиловым перламутром.
     - Добром прошу, не ссорься со мной!
     - Уходи, - в третий раз говорю я.
     Взмах темного клинка.
     Боевые колесницы идут на  штурм ограды из ивовых прутьев и  жилища из
стволиков той же самой ивы. Сорок шагов... десять... шаг...
     - Yin Xarxas! - негромко приказываю я.
     Треск.
     Степь  под  конскими  копытами и  медными  ободьями колес  сплетается
паутиной трещин,  обращаясь даже не в пыль - в ничто. Наваждение длится не
более мгновения,  однако когда оно  исчезает -  с  ним  исчезают и  войска
Властелина.  Лишь его черная колесница маячит на  безопасном расстоянии от
моих дверей.
     - Ты  пожалеешь об этом!  -  заявляет он и  идет ко мне,  по-прежнему
сжимая массивный клинок обеими руками.
     Медленно подходит,  нависая надо мной,  как  тот  столб из  звездного
металла  на  северной окраине земли.  Хриплое,  напряженное дыхание из-под
закрытого шлема.
     Поднимает меч.  Внимательно смотрит,  ожидая,  что  сейчас  я  поведу
бровью,  превращая в  ничто землю у него под ногами,  и вот тогда-то можно
без опаски разить - клинок быстрее чар.
     Я стою неподвижно. В чарах нет нужды.
     Звон спущенной тетивы и  свист тяжелой стрелы,  что  вошла в  глазную
прорезь шлема и  поразила Властелина до  глубины его  черной души.  Лучник
выскакивает из-за угла дома, обнажая короткий золотистый клинок и готовясь
в рукопашной, но это уже ни к чему.
     - Я дважды твой должник, - оборачивается он ко мне. - И за него, и за
нее.
     - За него мы в расчете,  Шамаш,  - отвечаю я. - А она уже отдала свой
долг.
     - Это когда же?
     - Когда не стала просить.
     Вот  на  этом  вполне  можно  закончить рассказ о  Солнечном Шамаше и
сестре-жене его  Иштар,  которых преследовал их  отец Син...  И  даже если
история эта имеет продолжение -  а  она имеет его,  ибо нет на  этом свете
ничего,  что имело бы четкое начало и окончание,  - лучше завершить именно
здесь и именно так.
     Потому что я требую этого -  я,  Владыка Ан, в чьей природе - делать,
не спрашивая. Потому что я желаю этого - я, Владычица Ки, в чьей природе -
не давать ответов, даже создавая их...

     К О Н Е Ц