Гейман А. М.
Сервис и менеджмент

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Гейман А. М. (GejmanAleksandr|sobaka|km.ru)
  • Размещен: 13/01/2014, изменен: 13/01/2014. 92k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика, Фэнтези, Проза
  • До Христа. Чудо-моргушник в Некитае.
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Сервис и менеджмент" формально часть Некитая, но по факту поставлен в роман до кучи. Пересечки с Некитаем слабые, цикл фактически самостоятельный. Вот я его и даю отдельно, включая туда:
      1. Джунгли
      2. Японское чудо
      3. Капитан Фрикассе
      4. Зоркий Орел
      а Типологию человеческих характеров ставить сюда не стал.
    •   
      СЕРВИС И МЕНЕДЖМЕНТ
      
      
      
      1. ДЖУНГЛИ (менеджмент)
      
      
      Давно подмечено: если президент компании - голубой, то все будет делаться через задницу. Не верите мне - спросите у Джима. Уж он-то знает - испытал, так сказать, на собственной шкуре. Я это в прямом смысле, насчет шкуры-то.
      
      А дело было так. Мы тогда работали в "Дженерал неглектик", я - начальником службы маркетинга, а Джим - помощником кладовщика в оранжерее. Чем фирма занималась, я до сих пор без понятия. Главное, платили неплохо. А работа простая: утром соберешь подчиненных и даешь втык - вы, дескать, олухи, должны землю рыть от счастья, что имеете честь работать в такой компании... опережать конкурентов... расширять рынок - ну и все такое, сами знаете. Потом в кабинет зайдешь, подмахнешь пару бумаг - и завалишься куда-нибудь, расслабиться, а вечерком звякнешь: как, мол, там? босс не искал? Ребята во мне души не чаяли: все бы, мол, такие начальники были. Дизайнер один был, так тот со слезами на глазах признавался - вы, мистер Грейсон, первый босс, который не мешает работать, да что там - вообще единственный порядочный человек на фирме! Ну, мне это везде говорили. А все почему - не лезу куда не надо, - зачем мне знать этот дизайн или эти рынки? - я ж менеджер, мое дело организовать все да поплевывать в потолок. А если уже все организовано - так тем более, и соваться нечего. Но я забыл Джима - он, само собой, не больше моего напрягался, а вот получал меньше. А все потому, что числился не кладовщиком, а только помощником, хотя работа была той же: выдай пару раз в неделю кой-какой инструмент садовнику и сиди себе посматривай видик. Опять же, на совещания ходить не надо. А мне раз, а то и два в неделю приходилось. А тоска там была! Президент чего-то лепит, лепит - одно и то же, конечно, и все без толку, а слушать все равно приходится. Джим вот меня не понимал, пока сам не попал - пришлось ему как-то раз подменять начальника хозяйственной службы. Порядок был такой: если сам отсутствуешь, то должен идти заместитель, а если его нет - то еще кто-нибудь. А как раз заместитель был с бодуна, а начальник в командировке. Садовник отказался идти - я, говорит, этих начальских рыл на дух не переношу, - ну, Джим и пошел представлять, так сказать, в своем лице хозяйственную службу.
      
      С этого все и началось. Джек Уотермен, президент наш, как водится, час талдычил, что, дескать, конкуренты наступают, надо приспосабливаться к новым условиям, то, се, - в общем, тоску нагнал жуткую. Тут Джим и встрял:
      
      - Это вы верно говорите, мистер Уотермен, что надо приспосабливаться. Я вот, кстати, случай припомнил из жизни. Даже не случай, а анекдот. Тетка Энн как-то рассказывала отцу. Пришла, значит, обозленная, после ссоры с любовником - у них насчет уз Гименея как-то все не было понимания, ну, да это уже другая история... Пришла, значит, тетка Энн к моему старику и говорит: - Какой я анекдот про вас, мужиков, знаю, - вся ваша в нем подлая сущность! - Что за анекдот? - А вот слушай: поймали дикари в джунглях автобус с туристами. Вывели их, разделили - мужиков налево, баб направо. Приходит вождь, осмотрел тех и других и рассудил: "Баб на мясо, а мужиков будем трахать." Тут бабы как взвыли: "Вы что! Мужиков же не трахают!" А мужики им в ответ: "Трахают, трахают! Еще как трахают!" - Рассказала, значит, тетушка Энн этот анекдот папане и говорит этак обвинительно: - Вот ведь какие вы приспособленцы! - мужики, то есть. А старик газету отложил и отвечает ей, - главное, на полном серьезе: - Ну, так ведь жить-то хочется. Так что я и говорю - насчет приспосабливаться - это вы, сэр, в самую точку.
      
      Тут все как-то странно стали смотреть на Джима. Уотермен помолчал и спрашивает:
      
      - Что-то я не припоминаю вас, мистер... э...
      
      - Драккер, Джим Драккер, сэр. Можно просто - Джим.
      
      - Хорошо, Джим. Вы у нас чем занимаетесь?
      
      - Я-то? Кладовщику в оранжерее помогаю. Кладовщика-то нет, так я помощником там.
      
      - А, ну, ну! Очень приятно познакомиться, Джим. Как-нибудь непременно к вам загляну.
      
      И что же - не то что заглянул, а прямо-таки повадился ходить к Джиму в оранжерею. Я-то и знать не знал, это уж мне Джим потом рассказал. А только и мы заметили - новый какойто крен наметился у нашего шефа. Как ни совещание, у него один разговор - про джунгли. Что хватит, дескать, довольствоваться традиционным рынком, пора осваивать третий мир. Мол, сидят в джунглях бедные дикари и страдают по зажигалке для газовых плит. Пропадают, значит, без электронных календарей. А мы, "Дженерал Неглектик" то есть, р-раз и появляемся при всех зажигалках и водяных зубочистках: "Вот они мы, мистер каннибал!" Ну, и так далее. Слушаем мы это неделю, балдеем, конечно, а в толк взять ничего не можем. А Уотермен уже и приказ отдает - подготовить план широкомасштабной экспансии в джунгли. Ну, плановик его и спрашивает: "А в какие джунгли прикажете готовить экспансию - в Конго или Бразилию? Уотермен сверкнул очками и говорит: "Это я вам поздней сообщу" - вроде как пока секрет.
      
      Проходит еще неделя, прихожу я как-то на фирму и узнаю новость: наш президент сбежал! Ночью на самолете компании улетел с мешком золота и, по слухам, спрыгнул на парашюте в джунглях не то Боливии, не то Заира. Я бегом к Джиму: слыхал новость? Смотрю, Джим сидит какой-то грустный, задумчивый. Я, - говорит, - теперь ничему не удивляюсь. И тяжело так вздохнул.
      
      - Что с тобой, старина? - изумленно воскликнул я. - Ты такой рассеянный и печальный! Это так не похоже на тебя, Джим!
      
      А Джим только вздыхает. И лицо такое - будто он кошелек потерял. Взял я его за плечи покрепче и говорю:
      
      - Не забывай, старина, - мы с тобой друзья. Выкладывай - что у тебя стряслось?
      
      - Не знаю, поймешь ли ты меня, Пит.
      
      - Да задница ты проктитная (у Джима проктит), когда же я тебя не понимал!
      
      - А ты не выдашь?
      
      - Как ты можешь так думать, Джим!
      
      Джим вздохнул еще пару раз и такое мне рассказал - у меня челюсть отпала.
      
      Оказывается, после того случая с анекдотом Уотермен зачастил к Джиму в оранжерею. Придет, принесет с собой бутылку виски и затевает беседу.
      
      - Помните, Джим, вы случай про туземцев рассказывали?
      
      - Как же, помню мистер президент.
      
      - Нет-нет, Джим. Давай просто - Джек.
      
      - Хорошо - Джек.
      
      - Так вот, как вы думаете, в каких джунглях было дело?
      
      - Не знаю, сэр.
      
      - Джек.
      
      - Джек.
      
      - Может быть, в Бразилии?
      
      - Может быть, и в Бразилии.
      
      - А как насчет выпить по маленькой, Джим?
      
      - Так на работе же...
      
      - А что - на работе. Рабочий день уж кончился. Мы бы присели тут под пальмой да и сделали по глотку.
      
      - Что ж, я не против, Джек.
      
      - Так в каких джунглях, говорите? В Сенегале?
      
      - Может, и в Сенегале.
      
      - Слушай, ты славный парень, Джим!
      
      - Ты тоже, Джек!
      
      В другой раз придет, и вновь о том же:
      
      - Как, Джим, насчет того, чтобы горло промочить? Я вот тут ром захватил.
      
      - А что, Джек, можно и промочить.
      
      - Я вот хочу тебя спросить... Ты как-то про туристов рассказывал... Ну, что их дикари в джунглях трахают.
      
      - А как же, рассказывал.
      
      - А как ты сам к этому делу относишься - ну, к голубым?
      
      - А никак не отношусь, Джек. Меня-то они не трахают - ну, и пусть себе живут потихоньку.
      
      - А вы сами, Джим, не...
      
      - Что вы, мистер Уотермен!
      
      - Джек.
      
      - Джек.
      
      - Так что, Джим, вы и мысли не допускаете, что сами могли бы... ну, как вот эти туристы...
      
      - Если честно, Джек... Пока я в ясном сознании и твердой памяти - то нет, исключено. Как-то мне это не по кайфу.
      
      - Ну, а если в бессознательном состоянии?
      
      Джим подумал-подумал:
      
      - Ну, если человек в бессознательном состоянии - упившись, например... Кто ж про него чего скажет... Это ведь не за деньги. Взять хоть меня - я человек бедный, тысчонок десяток не помешали бы, но чтоб за деньги... Это - нет. А к чему вы это спрашиваете?
      
      - Да я вот все думаю - в каких краях тот инцидент был с туристами? Может, в Индонезии?
      
      - Может, и в Индонезии.
      
      - Ну что, еще по глотку, Джим?
      
      - Давай, Джек!
      
      Вот, ходил он так к Джиму, ходил, да и признался:
      
      - Ты, Джим, поди все думаешь, - чего это я к тебе хожу?
      
      - А мне-то что, - говорит Джим, - Нравится, ну и ходите. Чего ж не выпить с хорошим человеком.
      
      - Ну, а что мне надо, как ты думаешь?
      
      - Не знаю, Джек. Гнетет вас что-то, наверно.
      
      - Это верно, что гнетет... А хочешь знать - что? Я, Джим... Я... Джим! Я люблю тебя!
      
      - Ну, так что же, - отвечает Джим. - Меня все любят. Да и я вас, Джек, тоже крепко уважаю.
      
      - Нет, Джим. Ты меня не понял. Я тебя иначе люблю - как мужчина мужчину - вот как.
      
      У Джима чуть стакан из рук не выпал:
      
      - Как муж... Это что же, мистер Уотермен - вы трахнуть меня хотите?
      
      - Да, Джим. Хоть и грубое это слово, но... хочу. Именно тебя. Трахнуть.
      
      Джим помолчал и спрашивает:
      
      - А какое у вас образование, мистер Уотермен?
      
      - Джек.
      
      - Джек. Так какое образование?
      
      Босс на него покосился подозрительно:
      
      - А ты что, только образованных к себе подпускаешь? Если так, то не сомневайся - образование самое что ни на есть высшее: Массачусетский технологический институт.
      
      - Я это потому спрашиваю, - про образование-то, - объяснил Джим, - что у меня наблюдение есть проверенное: не к добру эта учеба. Что ни человек после Гарварда или там Принстона - непременно его в какую-нибудь дурь заносит.
      
      - Нет, Джим, образование мое тут ни при чем. Я и до института по этой части был ходок.
      
      - А чего же вас тогда ко мне потянуло?
      
      - Любовь - это загадка, Джим. Сам не знаю. Как ты рассказал тот случай про туристов, так меня и потянуло. Как на тросе за буксиром. Волшебник ты, Джимулечка, заколдовал ты меня. Прямо наваждение, - сплю и вижу, как я тебя под пальмой этой... как мужчина мужчину...
      
      Джим и сказать не знает что.
      
      - Знаете, что я вам скажу, Джек - останемся друзьями.
      
      - Э, Джим, друзьями меня не устроит. Скажи мне правду, - у тебя есть кто-нибудь?
      
      - Это в каком смысле?
      
      - Ну, как партнер?
      
      - Да нет же, Джек, говорю тебе, что я не... никогда...
      
      Уотермен так и повис на Джиме:
      
      - Зулус мой невинненький!
      
      Джим еле от него освободился.
      
      - Что это африканского вы во мне нашли, мистер Уотермен? Вы оставьте это, а то я ведь рассердиться могу.
      
      - Хорошо, Джим, но только знай - я от своего никогда не отступаю. Раз сказал - значит, так оно и будет. Под этой вот самой пальмой.
      
      - Да ну, бросьте, мистер Уотермен!
      
      - Джек.
      
      - Джек.
      
      Ну вот, а на следующий же вечер приходит, босс к Джиму с портфелем: так и так, Джим, разбил ты мне сердце, надумал я уехать, хочу вот только с тобой бутылочку распить - прощальную, так сказать. Присели они под пальмой, выпили по стаканчику. Уотермен достает какую-то бумагу и дает Джиму. Он прочитал и спрашивает:
      
      - Зачем вы мне даете данные своего теста на спид, Джек?
      
      - Это, Джим, чтоб ты не волновался понапрасну. А то, поди, боишься, - вдруг, мол, у меня спид.
      
      - Да ну, Джек, я же говорю... А зачем вы мне деньги показываете?
      
      - Вот, смотри, - десять тысяч - все, как ты говорил. Мало если, так скажи. Я еще тыщу добавлю. Твое будет, Джим.
      
      - Перестаньте, мистер Уотермен. А то я уйду или позову кого-нибудь.
      
      - Не получится, Джим. Я всех отправил домой, а оранжерея закрыта. Вот он, ключ, - у меня. Так что снимай штаны, Джим.
      
      - Как вам не стыдно, мистер Уотермен! Вы же президент крупной компании, такое положение в обществе, а вы...
      
      - Вот именно, - я, босс крупнейшей компании, должен спорить с каким-то паршивым кладовщиком. Других трахал - и тебя трахну! Снимай штаны!
      
      - Не сниму!
      
      Ну, тут они немного поспорили.
      
      - Немедленно снять штаны! - выходит из себя Уотермен.
      
      - Да будет вам известно, что у меня проктит! - режет в ответ Джим.
      
      Не мог же бедняга знать, что это только распалит вельможного извращенца! У Уотермена аж руки затряслись, а вслед за тем он полез в портфель и достал - что бы вы думали? - пистолет! Навел на Джима и приказывает:
      
      - Достань из моего портфеля бутылку рома! Налей стакан! Пей!
      
      Если бы он что другое скомандовал, так это, конечно, западло слушаться, - ну, а выпить стаканчик, так в этом ничего ведь такого нет, верно? Джим и выпил стакан. А потом еще, и еще. А потом и за второй бутылкой в портфель слазил. Короче, в конце концов он свалился под пальму в бессознательном состоянии. Ну, а как с ним обошелся коварный транссексуал - это уж вы и сами представите. А когда Джим очнулся, то вокруг была глубокая ночь да бутылки вокруг пальмы, а Уотермена, конечно, и след простыл. В общем, оттянули Джима Драккера! В полный рост!
      
      Тут я Джима прервал и спрашиваю:
      
      - А почему ты думаешь, что этот гад тебя... того... поимел? Может, он так только - попугал да ушел?
      
      - Нет, не ушел, - с грустью отвечает Джим.
      
      - Да откуда ты это можешь знать? Ты ж в беспамятстве был?
      
      - Знаю, - так же задумчиво говорит Джим.
      
      - Да откуда? Болит, что ли? Так это же, поди, от самовнушения!
      
      - Нет, не только. Он мне одиннадцать тысяч оставил, - объясняет Джим. - Вон, на столике лежат.
      
      Как он это сказал, меня аж мороз по спине продрал: это же надо - одиннадцать тысяч долларов! И такая меня тоска, такая обида взяла - да что же это такое, иной честный труженик за такие деньги должен месяц, а то и два вкалывать, на рабочем месте торчать, на совещания всякие ходить, а тут - выпил бутылку виски да полежал полчаса со спущенными штанами - и тебе за это одиннадцать тысяч! Ну, где же после этого правда на белом свете!
      
      Посмотрел я на Джима и прямо возненавидел его. Весь он мне стал отвратителен: и глаз его косой, и голос этот пришепетывающий, и улыбочка его идиотская... Вот так сижу и чувствую - ненавижу Джима!
      
      - Джим, - говорю, - одиннадцать-то тысяч не мало, кажись, за задницу-то, за хворую!
      
      - Нет, не мало, - вздохнув, отвечает Джим.
      
      - И что же ты теперь делать будешь? Поди, на Гавайи махнешь? Ты ведь теперь Рокфеллер!
      
      Джим молчит, только вздыхает грустно.
      
      - Знаешь что, - предлагаю, - пожертвуй ты эти тыщи ордену Святой Агнессы, - я тут неподалеку часто монашку вижу, она все пожертвования собирает.
      
      Джим так и подскочил:
      
      - Это с чего вдруг я Святой Агнессе буду свои деньги отдавать? Она, что ли, ромом давилась под дулом пистолета? Или, может, ее монашка тут без штанов валялась? Нет уж, я пострадал, на себя и истрачу! Может быть, я акции "Тошибы" хочу купить! Может, я через это миллионщиком стану!
      
      Все-таки до чего в нас, американцах, сильна предприимчивость! Как она выручает нас в трудные минуты! Вот Джим, - президент компании привел его в бессознательное состояние, после чего насладился им. Как мужчина мужчиной. Что бы сделал на его месте какой-нибудь французский виконт? Наверное, вызвал бы Уотермена на дуэль: извольте, мол, дать мне удовлетворение! Ну, Уотермен бы его не понял - дескать, что же, с одного раза не удовлетворил, что ли? - но тот бы все равно настаивал: вопрос чести! Или какой-нибудь меланхоличный швед - он бы год потом ходил к психоаналитику: отчего, мол, мне пальмы снятся каждую ночь? Ну, русский бы сел, конечно, писать психологический детектив - что-нибудь вроде Достоевского "Братья Уотермены" или что-нибудь. Гордый испанец - тот бы, конечно, за Уотерменом с кольтом гонялся, а может - повесился бы. Не таков Джим. Переживает, конечно, парень, не без этого, но что же - повесился, бегает по джунглям с револьвером, роман пишет? Нет, нет и нет! Он уже сейчас смотрит вперед, размышляя, как ему лучше распорядиться свалившимся на него богатством. Джим, так сказать, с оптимизмом вглядывается в лицо будущего, твердо веря, что удача и впредь его не оставит! В этом весь Джим. Я ему так и сказал:
      
      - Это правильно, Джим. Я тебя одобряю. Это хорошо, что ты оправился от удара. Я теперь всем буду тебя в пример приводить как образец стойкости и деловой инициативы.
      
      Смотрю, у Джима что-то мелькнуло в глазах. Вроде как задумался о чем-то. А я его подбадриваю.
      
      - Не горюй, Джим. Я тебя не оставлю. Мы же друзья, - радость, горе - у нас все поровну. Так что не брошу я тебя в беде, и не думай!
      
      Вижу - озарило Джима.
      
      - Знаешь, Пит, - говорит Джим. - Мы с тобой друзья...
      
      - Ну?
      
      - Всегда друг за друга...
      
      - Ну, ну? - подбадриваю я его, потому что чувствую - решился Джим.
      
      - Так я что подумал - давай эти деньги между собой разделим! Шесть тысяч мне и пять - тебе. Что скажешь?
      
      В этом - весь Джим! За ним как за каменной стеной. Казалось бы, я-то тут при чем? - но нет, Джим и теперь хочет все поровну. Но я сначала все же спросил - может, думаю, он так это только, из вежливости.
      
      - То есть вроде как, получается, нам обоим премия?
      
      - Ну ясно, - поровну, - подтверждает Джим.
      
      - Вроде как нас обоих тут, под пальмой?..
      
      - Что ты, Пит... Я ж не в том смысле... А в смысле, что как друзья...
      
      Посмотрел я на Джима - и прямо сердце сжалось. Чувствую, - ну, не могу, не могу я в такую минуту оставить друга один на один с его горем. Я и говорю:
      
      - Что ж, если как друзья... Чтоб поровну... А! - так и быть - согласен! Только почему тебе шесть тысяч, а мне пять?
      
      Джим глаза отвел:
      
      - Ну, все-таки...
      
      - Да ладно, я ж не то что чего. Пять так пять. Чего уж там! Пластырь на больное место - он, конечно, лишней тысячи стоит. Ладно уж!
      
      - Чего ты ко мне пристал, Пит? - обиделся Джим. - Ты вон в Японии у орангутанга минет брал, так я ж ничего не говорю!
      
      Джим иногда такой дурачок! Я ему так и сказал:
      
      - Какой ты чудак, Джим! Как ты можешь сравнивать? Это же совершенно разные вещи! Одно дело - орангутанг, другое - президент компании, - ну что между ними общего? А во-вторых, мной же тогда двигала не корысть, а чувство жажды и любопытство, - я же думал, что орангутанг пластмассовый! И наконец, не я один тогда так попался, - на той фирме, почитай, весь менеджмент обезьян-то так побаловал!
      
      Джим только фыркнул:
      
      - Ну и что, что не ты один! А ты думаешь, я один так пострадал? Да этот Уотермен, наверное, весь персонал перелопатил от вахтеров до директоров!
      
      Джим - так. Он если скажет, то хоть высекай в мраморе и относи в национальный банк. Так сказать, гарантируется и обеспечивается золотом. Бывает, конечно, что и ляпнет, но уж если скажет... В общем, он и тут прав оказался: все не все, но добрая половина менеджмента компании и впрямь пострадала от любвеобильного извращенца. Это все потому выяснилось, что в связи с бегством президента компании нагнали, как водится, ревизоров, открыли следствие, то да се. Ну и что же - из директоров от Уотермена каждый хоть раз да пострадал. А главный бухгалтер - так тот регулярно страдал, раз, а то и два в неделю. А кто бы мог подумать, зачем он с боссом в кабинете запирается? Да, хитрая штучка был наш президент, ничего не скажешь! Мало того, что трахал, так еще и в дневнике своем записи делал: кого, когда, каким образом... И ко всем ведь подход нашел: к кому с выпиской подъехал, как вот к Джиму, кого по службе продвигал, кого в финансах запутал. Начальник службы безопасности был, такой крупный, видный мужчина, - прямо Сильвестр Сталлоне, - и что же? - тоже пострадал! Да так пострадал, что в домино с друзьями перестал играть: как увидит на доминушке четыре кости, так ему плохо становится. В общем, не фирма, а голубятня. То-то они на Джима так уставились, когда он им анекдот про туристов-то рассказал! Я Джиму и напомнил:
      
      - Помнишь анекдот-то свой, с которого началось-то все? Теперь понятно, что они на тебя пялились тогда! Вот такие джунгли!
      
      - Эх, Пит, - говорит Джим, - вот ты на меня все обижаешься из-за той лишней тысячи, а мне ведь что обидно: ну ладно, извращенец он, болезнь у него такая... Но ведь он говорил, что любит, а сам, когда уходил, даже "Джимулечка!" не сказал. Ни словечка последней-то своей любви! Вот они, акулы большого бизнеса! Не люди, а тигры в джунглях!
      
      И только плюнул Джим. Вот так!
      
      Так что имейте в виду - как устроились на новое место, первым делом расскажите тот анекдот про каннибалов. Ну, а потом замечайте: если ваш босс начнет вдруг про экспансию в джунгли рассуждать или в оранжерею зачастит, - ну, вы теперь знаете, что это значит.
      
      А сейчас вы меня спросите, как же это я не постеснялся про друга-то своего такое рассказывать, интимные его, значит, подробности? А потому и рассказываю, что ничего тут для Джима постыдного. Об этом и в книжке написано, попалась нам как раз после того случая, - "Непреднамеренная педерастия". Так вот, мужик пишет там, что случаев вроде тех, что у Джима, видимо-невидимо на разных фирмах и, дескать, надо разграничивать. Если кто за деньги или там по пристрастию - то это, конечно, извращение. Ну, а если в бессознательном состоянии - то это просто несчастье такое и ничего тут зазорного нет. Джим как прочитал это, так даже духом воспрянул, хотя я ему это и без всякой книжки говорил. Ну да, в книжке оно как-то убедительней, это уж всегда так.
      
      
      
      2. ЯПОНСКОЕ ЧУДО (передовой опыт)
      
      
      Про Японию я вам расскажу - Пит стесняется, хотя чего тут стесняться? Если б он знал, дело другое, а как он мог знать? Слава Богу, не экстрасенс какой-нибудь. Это я о том, как весь менеджмент нашей фирмы в Японию съездил за опытом. А было все, когда нашу фирму слопали японцы, ну да, та самая акула - "Ихайко Ихуйко". Наши-то директора лепили "слияние, слияние" - а какое там слияние, - проглотили нас япошки с потрохами, вот тебе и слияние - с желудком акулы. Ну вот, а когда дело это произошло, то стали мы, значит, перенимать передовой опыт. Перво-наперво, конечно, сам босс поехал. Вернулся он с этой "Ихуйко" - сказать, что в трансе, - значит ничего не сказать. Как будто ему там раскаленный гвоздь в зад воткнули: злой, в глазах остервенение, и весь из себя потрясенный. Будто прожил жизнь в грехе и скверне, а под конец сподобился света истины. И хочет, значит, отыграться за все прошлые годы - бесцельно прожитые, так сказать. Ну, само собой тут же объявил всем, что каждый должен съездить к япошкам и все, что полагается, изучить. А потом успешно применять. А кому не нравится - милости просим. И еще спасибо скажите, что вас японцами не заменяют. И т.д. Ну, составили график и принялись ездить. И должен сказать, что, по всему, было, было у япошек от чего в транс придти. Кто не вернется - все, как один, с потрясением в глазах. Только и слышно - "японский опыт, японский опыт"... И главное, никто ничего рассказывать не хочет. К кому ни ткнись, у всех один ответ: "Дойдет твоя очередь, и поедешь". Кто еще не съездил, сначала обижались, - дескать, нельзя пару слов, что ли, сказать. Ну, а как сами побывают, то это же долдонят: "Мы ездили, и вы поедете".
      
      И вот, наступило Питу ехать в Японию, он тогда за связи с общественностью отвечал. "Чем, - думает, - меня япошки удивить могут?" А в самолете ему попутчик попался, Билл Саули, хороший мужик, он в Иокогаме вроде бы кабачок держал для наших морячков, кто к японской кухне непривычен. Так и так, познакомились, поговорили, понравились друг другу. Ну, а как Билл узнал, куда и зачем Пит едет, как-то по-особому стал на него смотреть - вроде как с сочувствием, как на смертника примерно. А как подлетели к Токио, Билл Питу и говорит:
      
      - Я, браток, тебе сейчас ничего рассказывать не буду - все равно не поверишь, бесполезно. Ну, а как надоест обезьянье дерьмо хлебать, - вот тебе адресок мой, приходи, я тогда тебе и объясню что к чему.
      
      - Какое еще обезьянье дерьмо? - спрашивает Пит.
      
      - Это ты сам увидишь - какое.
      
      И адрес Питу дал, куда зайти - "Ихайко"-то тоже в Иокогаме.
      
      И разошлись - Билл кормить моряков, а Пит - перенимать японский опыт. Собрали, значит, японцы всех - с Питом еще двое наших бухгалтеров было да еще группа каких-то датчан из Европы приперлась. Спросили их, кто кем работает, и развели кого куда, а Питу говорят:
      
      - Вам покажут полный цикл производства.
      
      - Да зачем мне это? - заспорил Пит. - У меня работа с людьми встречаться, разъяснять политику нашей фирмы то есть.
      
      А с япошками спорить невозможно - головой кивают, сюсюкают, а сами все свое гнут:
      
      - Да, да... Вам надо знать все от начала до конца... Все покажем, обязательно... Ваш президент особо просил... Да, да, мистер Донелли...
      
      Деваться некуда, пошел Пит с японцами смотреть производство. Только проходную прошли - слышится жуткий вопль, нечеловеческий прямо.
      
      - Что-то похоже на голос нашего бухгалтера, - говорит Пит.
      
      - Нет, нет, не бухгалтер, - ему говорят. - Это орангутанг.
      
      И правда: моргнуть Пит не успел, как вылетает откуда-то из-за угла отряд орангутангов в цепях и несется мимо рысцой. А рядом япошки бегут с хлыстами.
      
      - Это наши работники, - объясняют японцы.
      
      Тут один орангутанг снова завопил - да так, что кровь в жилах заледенела. А япошка, значит, хлесть его! да еще хлесть! - и скрылись все из виду. А сбоку рядом с проходными две тумбы и на каждой по орангутангу - подпрыгивают, себя в грудь колотят.
      
      - Это пластик, роботы, - Питу объясняют. - Для разрядки!
      
      Пит смотрит - рядом с тумбой дубинка лежит, на цепи. Японец-гид взял ее да как треснет орангутанга по башке! Тот встал на задние лапы и запел гимн фирмы. А японец хвать орангутанга за... это, кругляшки и сдавил - и стаканчик тут же подставляет бумажный. А орангутанг туда наливает - ну, вы понимаете, - откуда.
      
      - Юмор, - японец снова объясняет. - Кока-кола.
      
      Сам выпил и Питу стакан налил. Ну, Пит у нас без предрассудков - тоже попробовал. И правда, кока-кола - вкус, запах - все, как положено. Пошли они дальше и заводят Пита в цех, а потом в комнату какую-то вонючую.
      
      - Это, - говорят, - ваше рабочее место на сегодня.
      
      - Да вы что, ребята? - у Пита даже челюсть отпала. - Кто вам сказал, что я работать у вас собираюсь?
      
      А япошки вдруг все шмыг за дверь! - один Пит остался. Пит толкнулся в дверь - шалишь, заперто, в другую - и с тем успехом. А в комнате вонища! Пит, бедняга, не знает, что и подумать. Даже какая работа - и то непонятно: в помещении только здоровенная бадья метра четыре в диаметре, а сверху с потолка какие-то лопасти свисают на штыре - вроде как мешалка. Подошел Пит к бадье, от нее разит по-черному, смотрит - не дерьмо ли? - и точно, оно. Пит туда-сюда - нет ли кнопок каких, чтоб мешалку включить - нет, ничего не видно. Как же этой штукой управлять? - думает. - И зачем дерьмо-то мешать? Думает - ну их на фиг, им надо, пусть сами и мешают. А я-де лягу тут и курить буду до конца рабочего дня. А завтра уж хрен вы меня заманите на вашу обезьянью ферму! И только он закурил сигарету, как открывается с лязгом железная дверь и орангутанг влетает в комнату. С воплем, значит, вот тем, леденящим. Подскакивает к Питу да как пнет его! Пит так и подскочил. А орангутанг снова как приложится! Да, - думает Пит, - пластиковый-то он пластиковый, а пинается не хуже настоящего! И стал он уворачиваться, да только где же человеку против робота! Бегал Пит от проклятого изверга, орал, на помощь звал - все без толку. Ну и куда еще прятаться - со страху-то и кинулся в бадью. Ну, в дерьмо, - а что делать, жить-то хочется. И что же - отстал робот-орангутанг - стоит у бадьи, зубы скалит, ворчит, но в дерьмо не лезет. А бадья - она, как оказалось, широкая, но не очень глубокая, до пояса примерно. Сидеть даже можно, если, конечно, ты не очень низенький. Лицо только выставить над поверхностью и сиди себе. Хоть бегать не надо, а к запаху Пит уже вроде притерпелся немного. Да только не получилось так - едва Пит отдышался, как вдруг завертелись лопасти над потолком и стали спускаться все ниже к бадье. А что дальше - понятно: пришлось Питу с головой в дерьмо нырять. Да не просто нырять, а ритмически. Один раз не рассчитал, так такое бум-бум башкой заработал - чуть ко дну не пошел. А я его еще, помнится, спросил потом - нельзя ли, мол, было за лопасть-то ту схватиться да на ней верхом кататься? Но Пит говорит - нет, нельзя, у него голова закружилась и держаться трудно - руки-то мокрые! Так поработал Пит дерьмолазом - ну, пусть дерьмоныром, один черт, и стало дерьмо загустевать. Притоптал. Тут лопасти остановились, и динамик заговорил в стенке:
      
      - Перерыв двадцать минут, покиньте бадью.
      
      Пит вылез, косится на орангутанга - тот ничего, стоит и Пита не трогает. Ну, а Пит так и рухнул на пол. Тем временем автоматика заработала, старое дерьмо откачали, нового налили. И тут же орангутанг хвать Пита за шкирку и в бадью закинул. Не пофилонишь, дескать, - пора за работу. И по новой все началось.
      
      Потом наступил обед - это Питу динамик объявил. Другой орангутанг в комнату вошел и поднос поставил на край бадьи. Ну, Питу не до еды - горло бы промочить, если не виски, так хоть соку какого. А на подносе еда-то есть, а питья никакого. Тут Пит вспомнил, как утром его японец кока-колой угощал и сообразил. Смотрит на орангутанга - где у него там заветная кнопка - нет, ничего не видно. Подошел, стал в шерсти рукой шарить - орангутанг не препятствует, даже фыркает от удовольствия. Пит думает: да, далеко шагнула техника у японцев - вот робот, пластик, а от живого не отличишь, и даже фыркать запрограммирован. Но кнопку все-таки никак найти не может. Думает: попробую-ка я подсосать. Ну и - подсосал. И не ошибся - потекло из орангутанга. Да только не кока-кола. И уж не виски. Орангутанг-то не пластиковый оказался - натуральный калимантанский! Вот так. Ну, Пит, чего тут терзаться - ты ж не знал. Обидно, конечно, а чего стесняться-то? Иные еще и мечтают об этом. А так - выплюнуть на пол да растереть. Ну, а дальше, собственно и рассказывать нечего - до конца дня Пит в бадье плюхался, а вот орангутанга заменили, потому что он Пита отпускать не хотел - понравилось. А как кончился рабочий день, прямо в этом же помещении сверху душ открылся, вымылся Пит кое-как, накинул на себя какую-то робу - тоже сверху кинули и поплелся к проходной. Что он чувствовал - это у него надо спросить, да только лучше не спрашивать. Ну, а как увидел Пит у проходной орангутангов на тумбе, то себя не вспомнил - схватил дубину да как огрел по башке пластиковую скотину - бац! бац! бац! И что вы думаете - зажглась по-английски надпись: "Вы недостаточно выложились на производстве, назначается 2 часа сверхурочных"! И тут же к Питу подскочили две зверюги и уволокли его. К прежнему занятию приставили, я имею в виду. Вот так: японская усидчивость! "Ихайко Ихуйко"! Нечего говорить, до койки в гостинице Пит полумертвым добрался. Заказал себе бутылку виски в номер, выдул ее и свалился.
      
      Утром поднялся кое-как и стал думать, что дальше делать. В полицию идти или газету какую - это Пит западло держал, а тут пошел бы - да ведь - что толку? Или не поверят и засмеют, или поверят и засмеют. Ничего никому не докажешь - это точно. И потом, какая у него мысль была, - а чего, собственно, кипеж-то ему поднимать? Все ездили - и помалкивают. Пусть и остальные съездят, дерьма похлебают - а то где же справедливость. "Мы ездили, и вы поедете" - еще пол-фирмы осталось нехлебавших. И решил Пит: до конца командировки остаться в Японии, а там, как все, вернуться и делать вид, что все о'кей - изучил опыт. А эти дни просидеть где-нибудь в баре - и как раз Билла Саули вспомнил. Пораньше бы его расспросить, - да ведь опять же, прав он - кто в такое дело поверил бы? Ну и вот, толкнулся Пит к соседям, сначала к нашим, потом к датчанам и говорит:
      
      - Ну что, ребята, какие у вас планы? Снова японское дерьмо хлебать или как?
      
      На Пита смотрят с тоской в глазах и спрашивают:
      
      - Ты-то что предлагаешь?
      
      - А - н и ч е г о, - говорит Пит. - Тут у меня есть адресок, - кабачок, говорят, что надо, - посидим, может, девочек снимем - так и проживем до конца учебы. И - молчок обо всем.
      
      - Насчет молчка, Пит, - отвечает один, - я с тобой, пожалуй, согласен... А насчет остального - я думаю снова в "Ихайко" пойти.
      
      - Да ты что, Стив! Опять же дерьмом накормят!
      
      - Ну, значит, планида моя такая, - говорит Стив, - а сам чуть не плачет. - А только боюсь я, Пит. Не пойдем - как бы чего похуже орангутангов не было. И потом - не верю я, что такое повторится.
      
      - Почему это?
      
      - Да потому, что это вроде прописки было - знаешь, как в школах или там армии новеньких, чтоб обломать, тоже пропускают через всякое. И потом - не в этих же орангутангах секрет японского чуда заключается? Как бы тогда они нас сделали? Экономически, то есть, превзошли?
      
      - Ну, это ты сам выясняй, если ты такой крутой, - говорит Пит. - А мы в кабак пойдем, - верно, ребята?
      
      А что дальше - Пит и сам может рассказать.
      
      - А что? И расскажу. Ребята меня поддержали, и датчане тоже, и завалились мы в кабачок к Биллу. А Стив - ну, может, он тронулся, конечно, - он еще неделю с обезьянами проваландался. И что вы думаете? - ему что-то кроме обезьяньего дерьма на "Ихуйко" показали? Хрен! Одно говно - и ничего больше. Так что когда наш Стив у Билла появился, то, само собой пил за нас всех - догонял. Ну вот, а потом приехали мы на фирму домой, на первом же совещании - краткий отчет о поездке. Я долго не думая сказал, что поездка была, конечно, чрезвычайно поучительной и полезной, а вот много мне не о чем рассказывать, потому как у них там вся сила в иероглифах, это по бухгалтерской части, а по моей области ничего такого особенного. Ну, бухгалтера тоже чего-то наплели, и стали мы ждать, когда в с е съездят. И съездили. И собрали тогда большое совещание по итогам учебы. Награждение особо отличившихся, предложения по новой организации труда и прочее такое. Начали, значит, с круглого стола - у кого какие, дескать будут мнения и предложения. Ну, встают наши менеджеры один за другим и лепят, что положено, - о кружках качества, о системе "точно-вовремя", о патриотизме фирмы там. А Донелли, босс наш, слушает это все и багровеет на глазах. И десяти человек не выступило, как встает он с места и начинает ставить каменные точки. Ах вы, сукины дети, такие-распротакие! Я полгода ждал, - может, кто из вас расколется, чем вы там занимаетесь с дерьмом вашим обезьяньим, а вы - что же это - катаетесь себе в Японию, сосете там у орангутангов, - и ничего, - все так и положено?!. Я думаю, - ну ладно, я попался, посмотрю, как подчиненные-то мои - не все же, наверное... А вы - у меня слов нет - вы что же - готовы в дерьмо нырять, лишь бы вас не трогали, олухи, лгуны, кровопийцы, у меня на каждого из вас видеопленка, чем вы там занимались! Я всех - слышите - в с е х - увольняю и сам ухожу в отставку! И еще полчаса не мог успокоиться.
      
      Вот так оно - "Ихуйко Ихайко", японское чудо. Ну и - так и сделали, всех уволили, и Джим вылетел с работы, даром, что он-то не нырял, - ездил, но не пошел на "Ихайко", сразу к Биллу - предупредил я его.
      
      А как же японское чудо? Подъем промышленности, технологии эти передовые и так далее? А - вранье это все, липа, я так и думал. Билл мне на второй же день все и растолковал. Весь этот промышленный расцвет, оказывается, - журналистская утка, а вернее даже не утка, а диверсия Советов против Соединенных Штатов Америки. Все, что у японцев есть, новинки разные, - это все они у нас и в Европе купили или украли на золото Советов. Те сами открыто действовать не решаются, ну и стакнулись с япошками, чтобы подрывать, значит, нашу экономику их руками. Так оно и идет: советское золото, калимантанские орангутанги да японское коварство - вот вам и все чудо. И что обидно - во всем мире об этом давным-давно знают, а вслух заговорить не решаются! Потому что боятся. Орангутангов.
      
      
      
      3. КАПИТАН ФРИКАССЕ (промышленная социология)
      
      
      Вот вы говорите: индустриальная социология, психологический климат, хоторнский эксперимент... А я вам говорю: фигня! Фигня это все. Откуда я знаю? Еще бы мне не знать, если все это дело было на нашей фирме, на моих глазах и с моим участием. Ну и что, что в учебнике не так написано, ясное дело - там правды не напишут. Уж больно она неприглядная, эта правда, никак не в пользу этих ваших фиглей-миглей. А что - и расскажу. Пусть все знают! Так что включайте ваш магнитофон.
      Было это примерно в конце 70-х годов и ни в каком не Хоторне, а в Лос-Анджелесе, а компания наша называлась "Дечекако". Название-то было звонкое, а вот дела шли неважно. Ну и вздумал, значит, владелец наш нанять нового исполнительного директора. Немца. По фамилии Штагенбух, по имени - Иоганн, по виду - белобрысый и лупоглазый, а по характеру - невыносимый педант и аккуратист. Он с первой же встречи так и повел дело: вы, дескать, не умеете соблюдать порядок и организацию, а надо, чтоб все по науке. И убедил хозяина пригласить к нам на фабрику социологов, чтобы они, значит, все исследовали, а потом дали научные рекомендации - как работать. И нагрянула к нам орава этих доков, а возглавлял их некто Джонсон, само собой, полный профессор всех наук и носатый очкарик. В длину он был что твой баскетбольный центровой, а в ширину узкий, как оглобля, пальцы длинные и так все и щупают. Ходил он, согнувшись, как складная линейка, и все норовил при случае рассказать, как он когда-то в университете исполнял в студенческом спектакле роль капитана Фракасса. Люди у нас разные работали, но этого Джонсона все невзлюбили, особенно начальник сбыта, его прямо трясло при виде социологического профессора. Вот как-то раз Джонсон выходил, а сбытовик-то наш и кинул ему в спину со злости:
      - Фрикассе ты, стукачина, а не Фракасс!
      Так оно и приклеилось - капитан Фрикассе, - мы уж потом и забыли, что он на самом деле Джонсон. Ну, и начал этот капитан Фрикассе со своим пиратами свирепствовать на нашем тонущем корабле. Иные из этой банды еще были так-сяк, а уж сам Фрикассе - тот, действительно, страшная личность. Такого страху нагнал на всех - шелохнуться боялись! Перво-наперво, его за то не любили, что была у него подлая привычка: непременно навонять в конце беседы. Встанет, стервец, на пороге, пернет - и сразу за дверь:
      - Я, - говорит, - ученик Дюркгейма*!
      ___
      * Трифон Дюркгейм (1835-1952) - выдающийся португалський археолог и этнограф. Имел блестящие вокальные способности и в молодости колебался между наукой и сценой. В 1858 г. исполнил в Вене заглавную партию в опере Гуно "Пердунчик". От волнения фальшивил и был освистан, после чего переключился на этнографию. Пит Грейсон, судя по тексту, осведомлен со слов проф.Джонсона об этом эпизоде из жизни его учителя, но превратно истолковывает факты.
      
      Сам выйдет, а мы нюхаем. Кто этот ваш Дюркгейм - этого я не знаю, да и никто на фирме не знал, но, видать, бзднуть любил. А запашок! - минут двадцать у всех аж слезы из глаз. И, главное, беззвучно все делал, паршивец, - поди докажи, что это он.
      - Я, - говорит, - последователь Адорно**!
      
      ___
      ** муз.критик, теоретик "немого" направления в музыке.
      
      Видимо, из той же компании субчик.
      И ведь ничего нельзя было поделать - в таком фаворе был у босса, что куда там! Денни Брукс, начальник производства, грубый был мужчина, так он как-то на совещании попробовал высказаться:
      - Вот вы, профессор Джонсон, собираетесь оздоровить атмосферу в нашей компании, верно? Тогда почему вы сами портите воздух? Вы что, думаете, все так и будут терпеть?
      - Вы про что это? - спрашивает Штагенбух.
      - А про то самое - про кишечные газы Фрик... профессора Джонсона. Полчаса после него проветриваешь комнату, и все равно воняет. Работать ведь невозможно! Если у него со здоровьем неважно, пусть таблетки какие пьет, а почему мы должны за ним нюхать!
      Ну, все поддержали:
      - Правильно, Денни!
      Денни Брукс! Когда требуется вспомнить пример человека, который перед лицом грозной опасности в одиночку выступил на борьбу за свои убеждения, перед моим взором всегда встает твой героический образ! Твой суровый профиль, твоя бородавка на лбу, твоя решимость правозащитника, - ты достоин стоять в одной шеренге с легендарными шерифами Дикого Запада, Денни! Нет, старина, - ты превзошел их: у шерифа по крайней мере был кольт в кармане, а у тебя - только щипчики для удаления волос из ноздрей. И все же ты выступил!
      А Фрикассе наш побагровел и только было начал:
      - Я, как последователь Дюркгейма...
      Но тут уж сам Штагенбух поднялся, пуще того багровый:
      - Не обращайте внимания, профессор, это у некоторых наших работников такой неудачный юмор. Смело продолжайте свои исследования, а если будут какие препятствия, обращайтесь непосредственно ко мне!
      Вот так - при всех: стучите, герр Фрикассе, в любое время! Порядок унд дисциплина! Нечего и говорить, языки-то после этого все прикусили. А Фрикассе - тот, понятно, пуще прежнего лютовать принялся. Что касается вони, то против этого мы с Джимом нашли средство. Почему я говорю - мы - потому что мы с Джимом тогда вместе работали, в одном офисе сидели, я - начальник снабжения, он - заместитель, - рука об руку, кресло к креслу. Ну и - Фрикассе вместе нюхали. И придумали: Джим кстати вспомнил старое верное средство. Встал, значит, у двери, а как капитан Фрик вышел, он зажигалку зажег да огнем-то поводил в воздухе. А потом кондиционер включили да закурили по сигарке - так совсем и не чувствуется. Второй раз испытали - действует безотказно. Джим тут же Денни Бруксу позвонил:
      - Ден, зайди к нам поскорей.
      - Не могу, ребята, - у меня тут на главном конвейере поломка.
      - Да брось ты эту ерунду, говорят тебе - срочно.
      Денни пришел, а мы ему ему говорим:
      - Понюхай-ка воздух.
      - Да вы что, мужики, я ж сказал, - у меня авария...
      - А ты понюхай, понюхай.
      Ну, он понюхал.
      - Чувствуешь что-нибудь?
      - Сигарой пахнет, а так - ничего.
      - Вот! А пять минут назад здесь Фрикассе бзнул.
      Так Денни даже не поверил:
      - Да ну, разыгрываете? Серьезно, что ли? А как вы это?..
      А мы только смеемся.
      - Э, так мы тебе и сказали!.. С тебя выпивка.
      Покуражились сначала, ну, а вечерком в баре рассказали, конечно.
      Да только если б дело в одной вони было! Кому же охота по лезвию ножа ходить, - а как банда фрикассевая нагрянула, мы все так и ходили. Во-первых, у каждого страх, как бы его не уволили, - фиг ведь его знает, что они там в своих исследованиях определят. Может, ты у Фрикассе главный диверсант окажешься! Он нам и так толкал при каждом случае, что мы, дескать, дремучие пни по части методов управления. А во-вторых, за каждым, естественно, разные грешки водились. Скажем, сбытовик наш - тот некондиционную продукцию с одним жучком толкал в третий мир, а по бумагам, понятно, она вообще нигде не проходила. Ну, мы с Джимом ничем таким не занимались, конечно. Это мы всем чужим сбытовикам так и говорили: "Если ты, парень, думаешь, что с нами, как везде, можно, то крупно ошибаешься." "Как то есть - как везде?" "Ну, ты ведь думаешь: отстегну, мол, ребятам, так они и товар возьмут у меня, а не у того парня, что вчера приходил. Да только мы не из таких, нам с тебя отката не надо." "А чего же вам надо?" Мы и объясняем: "Нам в людях душевность важна, сочувствие. Вот, например, если кто бедной старушке помогает или там сиротке..." "А где живет бедная старушка?" Нам, конечно, адреса не жалко, - как же, человек своему ближнему помочь хочет. Дадим и адресок - у Джима не так далеко тетушка жила, очень нуждалась, а у меня опять же дедуля знакомый. Ну, а у других на фирме тоже всякие свои сюжеты, - оно и понятно, компания-то прогорает, а жить как-то надо. И конечно, у всех опаска, - как бы этот носатый Фрикассе не залез своим длинным носом куда не положено. Пока еще он к девкам на конвейер таскался, все ничего, это мы даже одобряли. Что такого - придет, наметит какую-нибудь биксу погрудастей и утащит ее в уголок для социологического опроса. Нависнет над ней своим носом и весь исходит: "А как вы считаете, к кому вы обратились бы... А... А... А кто из ваших подруг... А...А..." А сам так и тычется блудливыми пальцами своими ей в бока да постанывает. Девка уж чуть не ревет: "Что вы ко мне пристали? Других разве нет?" Вся красная сидит, а он, стервец, знай свое - пока не исщупает сверху донизу всю, не отпустит. Потом другую потащит - и снова - так и трется о нее, так и исходит. Чем исходит - это уж вы сами сообразите.
      - Я, - говорит, - ученик Адорно!
      Ну и - навоняет, конечно, это уж не забудет.
      Вот, значит, исследовал капитан Фрикассе моральный климат среди наших рабочих и перекинулся на менеджмент. Все и всполошились. Ларри Хукер, сбытовик, и прибегает к нам с кипой анкет:
      - Ребята, может, вы растолкуете, что с этим делать? Я вообще-то грамоте знаю, да что-то тут слова все больно мудреные.
      - А нам-то почем знать, думаешь, мы это заполнять собираемся.
      - Так как же, Фрикассе вторую неделю ко мне ходит. Штагенбуху при мне звонил - ябедничал.
      - Да плюнь ты, расставь крестики наугад, да и все.
      - Да ведь попрут же! У меня же семья, мужики.
      - Может, и попрут.
      - Так что же делать?
      А что делать - собрались мы все, менеджеры, и стали мозговать. И опять мы с Джимом нашли выход.
      - Кто, - говорю, - Фрикассе не боится?
      Молчат все, задумались.
      - Ну, - говорю, - вспомните, - я не про нас, управленцев, - мы-то все капитана Фрика ссым. Но на фирме-то кто у нас его не боится?
      А был, был такой человек: охранница Тельма. Здоровенная была негритянка, ростом, правда, пониже Фрикассе, зато в толщину! Не баба, а тумба для объявлений. Вот она одна только и знала слово на капитана Фрикассе. Он-то все норовил по-хозяйски себя держать на фирме, сновал во все двери, как к себе домой. А с Тельмой - шалишь, ничего не выходило. Как-то попробовал он мимо нее проскочить в проходной, так она его как хвать за шкирку:
      - А где ваш пропуск, мистер?
      Он - тык-мык, я, дескать, такой большой и важный - ни фига. Задержала его да еще рапорт составила начальнику охраны - мол, пытался проникнуть без пропуска. Ну, а как Фрикассе пошел назад с завода, она его снова остановила и полчаса шмонала по всем папкам - нет ли чего недозволенного. Так у них и повелось - как Фрикассе попадет на Тельму, так она его утюжит: то фотография на пропуске у ней сомнения вызывает, то от Фрикассе алкоголем пахнет, то еще что. Так уж он, как у Тельмы дежурство, старался и на завод не ходить, посылал кого-нибудь.
      Ну, я о толстухе-то Тельме и напомнил нашим:
      - Ребята, если кто может сладить с Фрикассе, то это толстая Тельма - больше некому!
      Все согласились. Ну, а потом еще немножечко подумали - и придумали. А помог нам соратник фрикассевый, не скажу - кто, а то Бог его знает... Но в общем, нашелся в его команде человек, который, как он выразился, не одобрял "методов исследования", а попросту тоже страдал аллергией на запах. Ну вот, в один прекрасный день пошел Фрикассе с завода, а в проходной Тельма. Останавливает она Фрикассе, принимается шмонать - и что же? - находит у него в портфеле разные детали с нашего производства и флакон спирта.
      - Что ж ты это, Фрикассе, - она ему, - обворовать компанию вздумал?
      Он так и взвился:
      - Фракасс! Капитан Фрак... то есть, я хочу сказать, моя фамилия Джонсон.
      А Тельма, само собой, вызывает начальство и составляет акт о попытке хищения. Тут приходит начальник охраны Боб Дастерс и тоже, конечно, начинает выговаривать: ай-ай-ай, как же так, профессор, мы-то думали - наука, поможете фирме, а вы вон как, придется поставить в известность мистера Штагенбуха - и т.д. Фрикассе то в жар бросает, то в холод, пробует он объяснить, что ему, дескать, это кто-то подбросил, он, мол, носит с собой только анкеты и всякие там научные бумаги, вот, пожалуйста, - и достает, значит, из папки свои бумажки - да как глянул, так и выронил из рук всю кипу. А Дастерс поднимает их - да так и ахнул:
      - Вот так анкеты у вас, мистер Джонсон! Вот так научные бумаги!
      А ахнуть есть от чего: на бланках-то изображен коленопреклоненный Штагенбух, целующий руку сидящему перед ним Фрикассе, на что тот милостиво ему изрекает: "Научней, Хельмут, научней!" Причем, все так нарисовано, что не совсем понятно - то ли руку Штагенбух целует, то ли... ну, вы понимаете. И дается, значит, под картинкой социологическое задание - оценить вышеприведенный рисунок по следующей разбивке:
      
      1 - содержание одобряю, форму подачи - нет
      2 - одобряю форму рисунка, но не содержание
      3 - не одобряю ни форму, ни содержание
      4 - одобряю и форму, и содержание рисунка
      
      И во всех анкетах отмечен, значит, пункт 4. А ко всему еще здесь итоговый листочек результатов другого социологического исследования - по вопросу "Как считаете лично вы, кому следует поручить руководство нашей компанией?" И результаты: за Штагенбуха - 0,0%, за профессора Джонсона - 93,7% всех опрошенных.
      А тут как раз и сам Штагенбух подоспел. Начальник охраны и докладывает честь по чести: ознакомьтесь, герр директор, чем тут у нас наука занимается. Мало того, что воруют, так... в общем, смотрите сами.
      Конечно, Штагенбух понял, что дело это все подстроено - не совсем дурак. Да только прежняя-то любовь между ним и Фрикассе как-то кончилась. Хоть и побушевал "Порядок-унд-дисциплина" на совещании по поводу возмутительного хулиганства, хоть и обещал виновников найти, но чувствовалось, что это уже больше для приличия. Ну, а через пару недель объявил Штагенбух, что научные изыскания у нас окончены и эксперимент успешно завершен.
      - А как бы узнать насчет результатов? - поинтересовался кто-то.
      Тут Штагенбух принялся извращаться, что это, мол, дело небыстрое. Компьютеры, мол, полгода будут считать, да после анализ, да то-се, но несомненно, что огромадный будет вклад в науку и еще более огромадная польза для усовершенствования стиля деятельности нашей фирмы. Встал тут заместитель фрикассевый - самого уж Фрикассе, конечно, не присутствовало - и клятвенно заверил, что подробным образом каждого участника ознакомят со всеми результатами, так что будьте покойны и прочее.
      И - в с ё: больше ни одного социолога, кроме разве подпольных каких, мы далеко не видели у нас на фирме. Никаких тебе анкет, никаких тебе учеников Адорно, никаких капитанов Фракассов. И ничего - как до этого копошились потихоньку, так и после этого - без всякой вашей науки. Я, правда, в "Дечекако" больше не работаю, так что не знаю даже, жива ли еще фирма. Зато другое знаю: фигня! Фигня вся эта ваша социология промышленная, а ваш Фрикассе никакой не капитан, если с какой-то черномазой толстухой не смог сладить. Так что не верьте вы всем этим вашим учебникам про хоторнский эксперимент. Я сам, когда мне прочитали, поразился - это надо же все так переврать! Не так все было. Вы теперь знаете - как.
      
      
      
      4. ЗОРКИЙ ОРЕЛ (сервис)
      
      
      Кто вам сказал, что нам с Джимом о сервисе рассказать нечего? Еще как есть. И не из книг, не с чужих слов - сами все пробовали. Стояли, так сказать, лицом к лицу с клиентом - с открытым, так сказать, забралом.
      
      А затеял все Джим. Как-то раз то ли в баре, то ли где еще прослышал он, что у одного мужика, владельца магазина, весь персонал уволился. Думали, он согласится им зарплату поднять, а хозяин - Картер его звали, кстати, - ни в какую - лучше разорюсь! Джим меня и уговорил - пойдем, говорит, к этому жмоту да снимем у него магазинчик в аренду. А мы как раз после "Ихайко" были, в неопределенном состоянии, я и согласился. Что ж, сходили мы и обо всем сговорились. Джим, он кому хочешь лапши навешает, надо сказать, да и я всегда умел с людьми ладить. Так что все в наилучшем виде прошло. Картер нас спрашивает:
      
      - А чего же вы со своей "Ихуйко"-то ушли?
      
      А я объясняю:
      
      - Знаете, мистер Картер, крупные компании - это не для нас с Джимом. Один бюрократизм - и ничего больше. Нам подавай, чтобы работа живая, чтоб лицо клиента видеть. Я, если мне удается человеку приятный сервис устроить, - у меня прямо сердце поет. А тут что? - одни бумаги.
      
      Старый хрыч еще спрашивает:
      
      - А как же вы собираетесь вдвоем-то управляться? У меня тут все же восемь бездельников крутилось, да и те требовать начали - или зарплату подними, или еще работников принимай!
      
      А мы ему:
      
      - Это, сэр, вы правильно сказали, что бездельники они. Ну, а мы не из таких. Живей поворачиваться да правильно работу построить - так, небось, и вдвоем все успеем. А жарко станет, - что же, наймем кого-нибудь, это уж не ваша печаль. Вам ведь чтоб порядок был да вовремя за аренду посылали мы, верно? Так насчет этого будьте покойны! Езжайте себе во Флориду, отдыхайте.
      
      Старый козел прослезился даже:
      
      - Вас, ребята, мне сам Господь послал. В мои-то годы за делом трудно следить, а поди найди нынче приличных людей... А тут вы...
      
      - Будьте благонадежны, папаша! - заверяем мы.
      
      Вот и укатил он во Флориду - поправлять расстроенное здоровье - в полном спокойствии и благонадежности.
      
      А мы с Джимом перебрались в лавку его да там и поселились. Место, скажу вам, хорошее было - как раз два района сходятся: с запада, значит, деловой центр тылами своими надвигается, а вокруг Пампи-Виллидж - уютный такой престижный райончик - для семей с достатком и всяких таких заслуженных чинов на покое. То есть клиентура все больше солидная и постоянная, а с другой стороны, могут и из делового центра заскочить по случаю. Жить, в общем можно, - если, конечно, дело с умом поставить.
      
      А это у нас с Джимом, честно скажу, не сразу получилось, - в муках, так сказать, рождалась наша концепция сервиса. В первый день встали мы за прилавок, я промышленные товары вести взялся, Джим - по части всего съедобного - и попробовали, значит, работать в русле традиционного сервиса. Да только не получилось - уж больно вороватый народ нынче пошел! Едва мы утром открылись, как какой-то пень - виду, главное, такого внушительного, - забрался в глубину, спрятался за полками и кило бананов слопал, стервец. Джим у кассы стоял, видит, - первого посетителя нашего что-то долго нет - ну и заподозрил неладное. Пошел - а тот сосиску себе в рот пихает.
      
      - Та-ак, - говорит Джим. - Это еще что такое?
      
      А капитан Вильямс - это он был, мы познакомились потом, - даже не смутился нисколечки:
      
      - Ты, паренек, не удивляйся - это у меня повадка такая: если где можно на халяву поживиться чем-нибудь, то я уж непременно! Хотя и деньги есть, а все равно.
      
      Джим еще поинтересовался:
      
      - Так это у вас, поди, болезнь, - я слыхал, есть такая?
      
      Капитан Вильямс даже обиделся:
      
      - Никакая не болезнь, а золотое правило мое. Да и не только мое, а все мы в Пампи-Виллидж на том стоим: если проследить не умеешь за товаром, то не взыщи - обязательно упрем!
      
      Тут мы и поняли, почему продавцы, что до нас в лавке работали, подкрепления себе требовали. Выгнали мы капитана с золотым правилом и задумались: не уследить ведь, вдвоем-то, за вороватыми богачами! Растащат магазин! Вот тут меня и осенило - это, почитай, первый гвоздь я забил в новую концепцию сервиса: нельзя пускать покупателя к товару!
      
      - Джим, - говорю, - а зачем нам этого самого самообслуживания держаться? Давай загородим проход и не будем никого пускать - покупателей, я имею в виду.
      
      - Это что же - самим каждый раз ходить? - скривился Джим.
      
      - А что же делать?
      
      А нечего делать - согласился Джим, куда деваться. И вовремя мы с ним загородки подвинули: такая толпа набежала, как на бейсбол, на финал какой. Мы уж потом узнали, что продавцы прежние нарочно, нам на пакость, слух пустили, будто в магазинчике у старого Картера распродажа всего задешево. Ну и что же - пришлось нам с Джимом как угорелым взад-вперед носиться - то одно принеси, то другое покажи. Деньги сосчитай, сдачу сдай ровно, каждому козлу улыбнись, - маетня почти как в том японском обезьяннике. Проходит так час, два, - я бегаю, бегаю - спина в мыле, зад в мыле, кайфа никакого - чувствую - мне этот сервис что-то совсем не нравится! Я и кричу Джиму:
      
      - Джим, что-то мне эта карусель надоедать стала!
      
      - А ты думаешь, мне не обрыдло? - кричит Джим из-за своего прилавка.
      
      А его и видать только голову, все коробками завалено да покупателями обступлено со всех сторон.
      
      - Так, может, закончим эту кутерьму? Ты как?
      
      - Ясное дело, обеденный перерыв пора объявить! - Джим меня всегда с полуслова понимает.
      
      Так мы и сделали, спровадили всех, хоть и возмущались многие, но ничего, утолкали мы их. Стали думать, как быть дальше. И сделали второе открытие: сервис должен быть искренним! Если работа по кайфу, чего же мне ее не сделать? А если я бегаю, как папа Карло, и никакого от того удовольствия не имею, то с какой это стати я должен надсажаться? И опять же, если мне эти покупательские физиономии отвратны, чего это я должен восторг изображать, будто ко мне Санта-Клаус с подарками заявился? Вы, конечно, скажете - это-де правила хорошего тона! А я вам говорю - лицемерие это! И ничего тут хорошего. Искренность должна быть - допустим, ко мне в лавку корешок заглянул или у меня просто настроение хорошее, - ну, тогда я с человеком и поболтаю по-свойски, и продам ему чего надо - завсегда пожалуйста! А если ты жлоб да еще ждешь, что я тут перед тобой на полусогнутых буду ходить, так я и вообще тебе ни фига не дам! Хоть ты на коленях меня умоляй. Я не спорю, что жестко, - зато честно, без обмана. А третье, что мы с Джимом поняли в тот день, - чем меньше покупателей, тем лучше, - вот это третье правило, мужики, самое главное. Джим, правда, возражал поначалу:
      
      - Пит, по мне хоть вовсе к нам никто не ходи, - так ведь прогорим же!
      
      - Не трусь, Джим, - отвечаю я. - Куда они денутся! Ты другое возьми в расчет: старый олух Картер восьми рылам платил зарплату, а нам это не надо. Опять же на гостиницу тратиться незачем - здесь и ночуем, место есть. А покупатели мне вообще до фени, я тут в пяти милях видел другой магазинчик, - ну, так кто нам мешает весь товар туда спускать? Скинем в цене немного - и все дела.
      
      Джим подумал - да и поддержал меня.
      
      - Правильно, Пит. Я так прикидываю - хрен с ним, если и прогорим. Ну, турнет нас старый козел из лавки. Зато поживем несколько месяцев на приволье, как люди, спокойно, на всем готовом. Одно только, Пит, - как же нам все-таки покупателей отвадить, чтоб под ногами не путались?
      
      Честно скажу - это во всем нашем сервисе самым тяжелым оказалось. Уж мы чего только не пробовали! Перво-наперво, заставили подступы к прилавку всякими ящиками и мешками и разной дряни навалили, чтоб пройти было потрудней. Потом ручку у входной двери снаружи оторвали, а пружину дверную потуже сделали. Думали, это у нас неприступный рубеж будет - нет, куда там! Как-то они все-таки умудрялись - монтировкой или ключом зацепят край двери, - глядишь, уже у прилавка чего-то канючат.
      
      - У вас, - говорят, - ребята, ручка у двери оторвалась - вы проследите.
      
      А нет того, чтоб повернуться да назад себе идти, - что ты будешь делать с таким народом! Я и говорю Джиму:
      
      - Джим! Окопы, заграждения - это все хорошо, но по военной науке главная сила в обороне - это все же солдат!
      
      - Я и то вижу, Пит, - отвечает мне Джим, - что не обойтись нам без личного героизма.
      
      И приняли мы главный удар на себя. Тоже разное пробовали. Джим, например, придумал чесноку наедаться. Продерется, значит, покупатель сквозь полосу заграждений и попросит бутылочку кока-колы. А Джим наклонится к нему поближе и спрашивает:
      
      - Чего?
      
      И чесноком ему в нос, чесноком! Хорошо действовало! А то еще наберется очередь - мы-то теперь уж поняли, что клиента надо в черном теле держать, а сервис должен быть неторопливым. Чтоб бегом или улыбочки эти - это мы с Джимом отставили. Наоборот - посуровей старались. Так вот, соберется, допустим, очередь - и все ругаются, чтоб побыстрей их обслужили. А Джим возьмет да вообще уйдет. Очередь ко мне:
      
      - Куда это ваш приятель делся?
      
      - Это с каких хренов я буду за приятеля отвечать? - говорю им. - Придет, у него и спросите. По нужному делу, наверно, ушел, - расстройство у него.
      
      - Ну, так вы нас обслужите!
      
      - Ага, разбежались! У меня свой отдел - непродовольственный.
      
      А если возмущаться начнут, я тогда возьму да табличку повешу: "Технический перерыв". И сажусь видик смотреть, а на козлов этих - ноль внимания. Те поорут-поорут да и разойдутся. А кому шибко надо - те уж тихо стоят, только между собой базарят всякие сплетни местные. А тут и Джим. Они к нему: где это вы пропали. А Джим:
      
      - Ой, руки забыл вымыть!
      
      Повернется да уйдет еще на четверть часа.
      
      А то возьмем и бумажку к стеклу прилепим: "Сегодня у нас спецобслуживание - только для элиты. Прочих просим не беспокоить." Какая-нибудь задастая миссис Кетчуп прочтет это и уж непременно норовит проникнуть:
      
      - Это что за спецобслуживание?
      
      - А это значит, только элиту пускаем, по пропускам. И, само собой, цены в два раза выше.
      
      - А кто же эта элита?
      
      А Джим и объясняет, не сморгнув глазом:
      
      - Это, значит, люди из самого приличного высшего общества, заслуженные то есть, ну и, конечно, кореши наши или кто нам понравится.
      
      Миссис Кетчуп, понятно, губы и надует, - стоит, дура толстая, и все ее мысли на лице написаны - как бы ей в эту элиту попасть. Ну, а мы, если кто нам по нраву, можем и помочь с этим - пропуск продать месячный за сотню-другую баксов. А кто гоношится или строит из себя - тому хрен, а не пропуск. И что еще придумали - дни приемные назначили - понедельник и четверг. А в другое время чтоб не совался никто! В общем, вышколили мы покупателя - не сразу, но вышколили. Я по этому поводу вообще что скажу - в корне неправильно у нас сервис поставлен в Америке. Теперь вот долдонят - "кризис, упадок, экономика хилая..." Так как же ей не захиреть при таком-то сервисе? Концепция-то у него порочная! Она ведь на что нацелена - всячески ублажать клиента, то ему, се, - и с улыбочкой, как молодой жених перед любимой невестой - я-де исполню те любой твой каприз! Ну и, чего ждать, избаловали народ. Кажется, товара всякого полно, а он, вишь, не берет, все ему чего-то особенного надо и чтоб заплатить поменьше, а качество чтоб повыше. А должно-то быть наоборот: чтоб клиент платил побольше, да говорил спасибо, если вообще что продадут, а о качестве чтоб вообще не заикался! Вот тогда не будет проблем со сбытом и экономика на ноги встанет. Как это сделать, вы спрашиваете. Но мы же с Джимом сделали! Не сразу, конечно, мы пришли к тому, я не отрицаю, - были у нас и творческие муки, и ошибки, так зато и рецепт наш дорогого стоит - рождено жизнью. Пампи-Виллидж на цырлах перед нами ходил, а все почему - спуску им не давали. Вот таким и должен быть настоящий сервис - суровым или крутым, - назовите, как хотите.
      
      Конечно, не все у нас гладко было. Главное - не от всех удалось отделаться, от кого хотелось. Старуха Крэншоу, например, старая балаболка, - никакого средства мы от нее не нашли. Придет, трещит:
      
      - Привет, ребята, я сейчас встретила миссис Кетчуп, она мне говорит: ты опять к этим двум педикам, у которых изо рта говном пахнет? - а я ей говорю: ой, они такие миляги, особенно симпатяшка Джим...
      
      А Джим ей в нос - х-х-х-ы, х-х-х-ы - чесноком:
      
      - Чего?
      
      А старая перечница хоть бы хны, знай свое:
      
      - У вас и правда несет изо рта, Джимуля, вам надо пользоваться дезодорантом для рта, вон он у вас стоит на полке, кстати, дайте и мне два флакона...
      
      И хоть что ты с ней! Я и говорю Джиму:
      
      - Джим, ты неправильно делаешь. Ты к миссис Крэншоу серийный поход применяешь, как ко всем, а тут индивидуально подойти надо.
      
      - Как это?
      
      - А так, что учесть надо своеобразие ее женской личности.
      
      И вот как-то раз приходит миссис Крэншоу и просит:
      
      - Мне бы, Джимчик, гребешок какой.
      
      - Это чтоб лобик почесывать? - спрашивает Джим.
      
      И кричит мне - я как раз в глубине был, среди полок:
      
      - Пит, принеси гребешок, а то тут дамочке лобок почесывать нечем!
      
      - Так я уж тогда мастурбатор принесу! - кричу ему.
      
      - Нет, ей гребешок надо. Хотя неси - может подойдет.
      
      И начинает Джим индивидуальный, значит, подход применять - облокотился этак по-свойски на прилавок и спрашивает с задушевностью в голосе:
      
      - Что, бабуленька, мастурбируем потихоньку?
      
      - Что-о-о? - переспрашивает его миссис Крэншоу, а у самой аж глаза круглые стали.
      
      "Экая непонятливая эта миссис Крэншоу!" - досадует Джим и растолковывает несообразительной женщине:
      
      - Я о том, значит, что в жизни-то тоже надо какое-то удовольствие иметь, а старичка-то под боком нету, так одна, значит, радость и остается на старости лет - саму себя пальчиком побаловать, верно?
      
      Тут миссис Крэншоу покраснела вся и кинулась вон из магазина. А у порога встала и кулаком погрозила:
      
      - Я вас, сукины дети, в полицию сдам! У меня сержант сосед, он на моей внучке женат, он мне не откажет!
      
      И верно - через полчаса заваливает вместе с сержантом Залески:
      
      - Этот негодяй - тычет в Джима, - грубо оскорбил меня, - арестуйте его!
      
      У Джима аж челюсть отвалилась:
      
      - Это чем же я кого оскорбил?
      
      - Вы оклеветали меня онанисткой!
      
      - Да не было этого! - мы с Джимом в голос.
      
      - Не было?!. А кто мне предложил свой лобок почесывать?
      
      - Да вы что, миссис Крэншоу, - урезонивает Джим, - я же сказал - лобик.
      
      - Нет, вы сказали - лобок.
      
      - Я говорю - лобик!
      
      - А вам говорю - лобок! - аж взвизгнула вредная старуха.
      
      Ну, тут я вмешался:
      
      - Джим, не спорь с женщиной, - ей лучше знать, что она у себя почесывает: говорит - лобок, - значит, лобок.
      
      Старуха Крэншоу так и взвилась:
      
      - А, так ты, сволочь, тоже хочешь меня онанисткой ославить на старости лет? Да я никогда и не думала такой гадостью заниматься!
      
      - А мне-то что, - отвечаю, - мастурбируйте на здоровье, ничего тут такого нет.
      
      - А я вам повторяю, что я не мастурбирую!
      
      - А я и говорю - мастурбируйте сколько влезет, мне-то что.
      
      - А я сейчас тебя сержанту сдам, он мой сосед!
      
      Ну, тут уже Джим вмешивается:
      
      - Пит, не спорь с миссис Крэншоу. Зачем ей мастурбировать, когда у ней такой молодец по соседству!
      
      А сержант Залески стоит себе в стороне, весь красный, но не встревает, потому что видит - мы с Джимом ничего такого себе не позволяем. А как он услышал, что Джим сказал, то повернулся и опрометью из магазина кинулся. Сварливая старуха кричит ему:
      
      - Стой, трус!
      
      А его уж след простыл. Тут миссис Крэншоу развернулась да как даст Джиму по уху! Да как даст по другому! И ушла - этак гордо, с достоинством.
      
      - Да, все-таки чувствуется в ней порода, - говорю.
      
      А Джим на меня - х-х-х-ы, х-х-х-ы:
      
      - Чего? - оглох, не очухается никак.
      
      А потом, значит, в себя пришел и говорит:
      
      - Пит, как ты думаешь, если "Справочник онаниста" издать, то как он - ходко пойдет?
      
      Джим - он лепит иногда - сам не знает, что лепит, лишь бы брякнуть. Я ему и возражаю:
      
      - Зачем онанистам справочник?
      
      - Ну, как положено все - чтоб статистику знать всякую, и разные примеры из жизни великих людей, и советы там...
      
      - Да кто ж это брать будет?
      
      - А хоть кто, - надо только портреты знаменитых людей на обложку, артистов или там политиков.
      
      Я его спрашиваю тогда:
      
      - Тебе Крэншоу мало? Тебя вон бабулька отметелила, а что с тобой Шварценеггер сделает?
      
      И что вы думаете, - так у нас с ней и закончилось? Ни фига! И недели не прошло, как снова трещала у нас в лавке:
      
      - Ах, ребята, вы мне такой совет дали! Ну просто чудесный! Я сходила к психоаналитику, а он сказал - что ж вы раньше молчали, отличная штука, и дал мне пособия, и я теперь всем рассказываю, какое вы мне средство подсказали, а миссис Кетчуп говорит - это правда, что тебя эти гомики из магазина выставили? - а я говорю - какие же они гомики, Пит всего один раз сосал у орангутанга, да и то по ошибке, а Джим...
      
      Ну, что ты с такой сделаешь? Вот и мы ничего не могли. Так опять же, я ведь и не отрицаю - были и у нас неудачи. Зато с капитаном Вильямсом все отлично получилось. День неприемный, сидим мы с Джимом, посматриваем сериал какой-то, пивко потягиваем - вдруг слышим - кто-то в дверь ломится. А это старый капитан Вильямс! И на ногах едва стоит, а ведь прорвался - и дверь как-то открыл, и полосу препятствий миновал, и на ногах удержался. Обрушился на прилавок да как заорет:
      
      - А! Полундра! Думали, спрячетесь от старого капитана за парой мешков! Виски мне!
      
      А Джим и не потерялся нисколечки - как подскочит к прилавку с противоположной стороны, да как встанет нос к носу со старым пьяницей, только ростом пониже:
      
      - Чего?!.
      
      - Виски!
      
      - Сколько?!.
      
      - Бутылку!
      
      - На!..
      
      И стоят, дышат друг на друга - х-х-х-ы, х-х-х-ы - Джим чесноком, а капитан перегаром. Я прямо залюбовался ребятами, говорю:
      
      - Вы двое прямо как тигр и леопард в поединке!
      
      Тут капитан Вильямс и загремел на пол, подскользнулся. Поднялся и говорит:
      
      - Ваша взяла, мужики! Хорошие вы люди, хоть и сухопутные крысы. Разливай на троих, так вас распротак!
      
      А тут и сержант Залески подскочил. Хорошо расслабились! И что же - не зря ведь мы подружились со старым капитаном, подсказал он нам. Внес, так сказать, завершающий штрих в нашу концепцию сервиса.
      
      - Вы, - говорит, - охламоны, пошевелиться лишний раз не хотите. И это - правильно. Только зачем же вам самим-то шевелиться, олухи?
      
      - Так а как?..
      
      - А так, салаги, что нанять вам надо козлов каких-нибудь и поставить на живое дело, а самим сидеть на заднем дворике да со мной, старым мудаком Вильямсом, в преферанс дуться! Ну, ты теперь меня будешь учить, что козлов нынче нету! Есть! И где взять скажу. Тут у меня четверо русских эмигрантов на примете, сами спрашивали, нет ли работенки какой. Вы им дайте треть выручки, они и за это спасибо скажут, а вам, небось на пиво-то хватит!
      
      И ведь прав оказался старый пират - отличное дело с этими русскими вышло. Вот говорят, японцы трудоголики. Куда им до русских! До того жадны на работу - меня прямо страх взял. Да, думаю, если бы не большевики ихние, давно бы нас русские задавили! С их-то трудолюбием, с их стремлением к порядку, с их честностью какой-то ненормальной, с их поголовной культурностью и вежливостью! Вот говорят еще - мол, выпить русские не дураки. И опять брехня! То есть, может быть, и такие встречаются, а вот наши были полные трезвенники. Зато насчет другого верно - все, как один, писатели. Как только кончат работу или перерыв какой наступит - сразу за бумагу хватаются и строчат. Все четверо. Я попросил одного мне перевести - о чем хоть вирши-то? Он мне пересказал, так ничего и интересного: жизнь, мол, штука хреновая, все помрем и к чертям пойдем. Это верно, да зачем ради этого бумагу-то марать? Ну, у них оно, видно, вместо выпивки. И еще - намаялись мы, пока концепцию сурового сервиса им растолковали. Ну, не воспринимают! Все, стервецы, поначалу норовили с улыбочкой этой вежливой к покупателям да расторопненько так. Пришлось им внушение сделать, чтоб стиль нам не портили. Уж Джим их отчитывал:
      
      - Это вы у себя в России можете извращаться насчет нежного сервиса. А здесь эти привычки бросьте. Здесь Америка!
      
      - Ты, Иван, - я втолковываю, - пойми: миндальничать с покупателем - это значит в слабости своей расписываться. А надо наоборот- пусть он перед тобой себя должником чувствует, что облагодетельствовал ты его! Вот тогда дело пойдет.
      
      Ну, и славно зажили. Сидим, как старый капитан сказал, на заднем дворике, видик сюда же притащили, загораем, пиво пьем да в картишки перекидываемся - с сержантом Залески или тем же капитаном. А тут на нас Зоркий Орел свалился. Лежу я, значит, с баночкой на солнышке в шезлонге и спрашиваю Джима:
      
      - Как ты думаешь, если нашему мэру к жопе крылья приделать и над городом пустить без штанов порхать, то будут его за ангела принимать?
      
      А Джима разморило, он и ворчит:
      
      - Вечно ты со своей философией!..
      
      Это верно, я люблю пофилософствовать. То возьму да задумаюсь - как жираф блюет? Если он блюет, конечно. Поди, бедному, тяжеленько приходится - с такой-то шеей. И ведь ни у кого не хватает ума натурную-то съемку произвести! А то еще другой раз интересно станет - как бы мировая общественность к спортивному сексу отнеслась? Включили бы в олимпийскую программу или нет? И, кстати, какую программу - летнюю или зимнюю? Ну да, сейчас не об этом речь.
      
      Значит, ответил Джим на мой вопрос, и слышу - кто-то ему возражает:
      
      - Э, парень, нет! Нашего мэра никакие крылья с кресла не поднимут! Тут надо "Стингер" в задницу вставлять.
      
      Открываю глаза, смотрю - стоит какой-то тощий хрен в очках.
      
      - Привет, ребята! - говорит. - Можно я у вас тут покемарю часок?
      
      И что скажу - вот вроде и одет богато, и "Линкольн" у него последней модели, и шишка он на ровном месте, судя по всему, а все равно - сразу ясно, что наш. Хорошего человека, его всюду видно!
      
      - А чего, - отвечаем, - возьми кресло да дрыхни. А то вон на ящики приляг.
      
      Он и подрых, а после представился:
      
      - Я, - говорит, - вон из того небоскреба, у меня кабинет окнами на ваш двор глядит.
      
      С Джонсом - а это и есть Зоркий Орел - так получилось: папаша у него шибко в образование верил, а деньжата у него были. Вот и стал Зоркий Орел жертвой чадолюбия своего папани: запихнул тот его в Гарвард, а то, мол, наследства лишу. Пришлось Джонсу-младшему полную программу вытерпеть. А как вернулся он, папа-Джонс его тотчас к своему дружку в компанию воткнул - вице-президентом. Папане-то что - он вскоре и концы отдал, а Зоркий Орел так все и маялся на посту. Должность самая дурацкая - и делать ничего не надо, и расслабиться как следует нельзя - на виду все-таки. Что оставалось Зоркому Орлу - только дрыхнуть, запершись в кабинете, да спиваться. Он тем и занимался да еще хобби себе нашел: купил морской бинокль и стал из окна местность рассматривать. Люди-то не всегда про шторы вспоминают незадернутые, так что много чего познавательного можно увидеть. Вот так он и на нас наткнулся. И такая тоска, такая зависть Зоркого Орла скрутила при виде нашей привольной жизни, что - не вынесло сердце. Два дня рассматривал нас Зоркий Орел, а там сел на "Линкольн" и поехал контакты налаживать. А нам и не жалко, раз человек хороший, - сиди, дремли рядом. А то и пульку распишем. В общем, подружились.
      
      А как он в первый раз уехал, Джим и говорит мне:
      
      - И как это он нас узрел с высоты своей... Прямо Зоркий Орел какой!
      
      - Так бинокль же!..
      
      - Все равно.
      
      Ну, мы так и стали его звать - Зоркий Орел, - да и не мы только, а и сержант Залески, и капитан Вильямс, - только Прелесть Прерий его звала - дядя Джонс. Э, я же про нее не рассказал еще! Хорошая такая была девчушка, резвая, хохотушка, конопатенькая из себя. Не помню только, как она к нам прибилась - то ли сама, то ли привел кто. Между прочим, племянница босса той фирмы, где наш Зоркий Орел вице-президентил. Старому судье не до дочери было, а мать померши, так тетка и взяла нашу Лиззи вместо дочки воспитывать. А эта тетка, вы уж поняли, жена босса Зоркоорлиного. То-то смеху у всех было, когда первый раз встретились - Зоркий Орел и Прелесть Прерий! Остолбенели сначала, а потом хохотать оба. А почему мы ее Прелестью Прерий прозвали - это уж не помню, - из-за Зоркого Орла, наверное.
      
      Ну и составилась компания - мы с Джимом, да капитан, да сержант Залески, да Зоркий Орел, да Прелесть Прерий, да миссис Крэншоу, и жили мы себе не тужили, и никаких Багамов нам не надо, ну их, Багамы, нам и здесь хорошо. Главная отрада - это, конечно, Прелесть Прерий. Ей одно - чтобы ее пошлепали хорошенько. А нам и не жалко - когда Джим пошлепает, когда я, а если Зоркий Орел здесь, то и он пошлепает. А она-то! Довольнешенька, глазенки блестят, щечки розовые, и так и носится взад-вперед по двору, заливается, и ни в какую ей школу не надо. Я Джима и спрашиваю:
      
      - Джим! Ты согласился бы вместо всего этого быть президентом Америки?
      
      Джим даже оскорбился:
      
      - Я что - жлоб какой-нибудь?
      
      Вот. А потом, ребята, подкралась к нам беда. И все из-за Зоркого Орла. Не он, конечно, виноват, а все же через него большой бизнес достал-то нас.
      
      Дело так было. Приезжает как-то Зоркий Орел туча-тучей и начинает стонать:
      
      - Хорошо вам, ребята, отдыхаете себе, никто к вам не пристает. А меня босс посылает в Чикаго переговоры вести. До чего неохота, мужики, знали бы вы!
      
      - Эх, ты, - Гарвард, - говорит ему Джим. - Всему тебя учить надо. Тебе кто велит ехать? Поживи у нас денек, позвони, доложи - так и так, переговоры идут туго, задерживаюсь еще на день. А потом скажешь - нет, мол, они условия выдвинули невыполнимые, ну их! А этим позвонишь и то же самое скажешь. Всего-то делов!
      
      - А и правда, - говорит Зоркий Орел, - как это я сам не догадался.
      
      И ожил весь. Ну и сделал по-нашему - поспал у нас в кресле пару ночей, потом позвонил боссу - так, мол, и так - сделка сорвалась, прямо с самолета буду к вам. Потом вылез из кресла, шляпу надел, нам ручкой помахал и полетел на свой горный утес - то есть небоскреб. А через полчаса этак и Прелесть Прерий выспалась, выходит к нам:
      
      - А где дядя Джордж?
      
      - Поехал о сделке рапортовать.
      
      Прелесть Прерий так и ахнула:
      
      - А вы не видели, он с лысины хоть стер?
      
      Мы с Джимом переглянулись:
      
      - Да он в шляпе был, не знаем... А что он стереть-то должен?
      
      И принимается Прелесть Прерий рыдать. А мы принимаемся ее расспрашивать и успокаивать. А потом начинаем срочно вызванивать Зоркого Орла на его фирме, - думаем, может перехватим. А нам говорят: он уже двадцать минут как у босса и к ним никого не пускают. Опоздали!
      
      А случилось вот что. Пока Зоркий Орел кемарил, Прелесть Прерий взяла да в шутку у него на лысине помадой написала слово "фак". Думала, то-то смеху будет, когда проснется, и все увидят. Да и забыла про дело. А Зоркий Орел мимо нас сидящих прошел, лысину в высоте неся, - мы и не увидели.
      
      Ну и - это все, конечно, мы позже узнали - ну и поехал Зоркий Орел доклад делать о своем героическом переговорном процессе, как он своих неподатливых партнеров обхаживал. Вошел сразу к шефу:
      
      - Я, Тед, прямо с самолета к тебе!
      
      И шляпу-то снял. Ну, босс его посадил - рассказывай, Джордж, какая там заковыка со сделкой. А сам поднялся да стал взад-вперед по кабинету похаживать. И - узрел слово-то помадное. А Зоркий Орел - он почем знает, отчего вдруг босс за грудь рукой схватился, - он думает - того рассказ взволновал - ну и дальше живописует. А босс:
      
      - Извини, Джордж, мне надо срочный звонок сделать!
      
      И давай жене названивать - это тетке Лизкиной, Прелести Прерий-то нашей.
      
      - Мэгги? Бросай все, срочно приезжай! Я говорю - сию минуту! Сразу ко мне!
      
      Ну и через десяток минут Мэгги и заявилась - какой такой пожар? А босс говорит:
      
      - Мистер Джонс, посидите, пожалуйста две минуты не двигаясь.
      
      И подводит со спины супружницу свою - глянь-ка, мол, узнаешь почерк? А еще бы ей не узнать, если она всю жизнь Лиззи за эту завитушку ругала у буквы "ф"!
      
      Во-от. А дальше... Дальше, ребята, и рассказывать не хочется - полная катастрофа. Если б еще одного Зоркого Орла пытали, он бы, может, и отбрехался. Ну, а Прелесть Прерий, конечно, раскололась. Совсем еще дитя, что с нее взять! Так что и про то узнали, куда Зоркий Орел с утеса своего летает, и про наш крутой сервис, и про все остальное, и, конечно, старого хрыча Картера срочной телеграммой из Флориды достали. А он поначалу и в лавку-то свою не мог попасть - дверь открыть не может без ручки, а как колотить начал, русский один выглянул и говорит ему - научили мы их все же настоящему-то сервису:
      
      - Ты куда прешься?
      
      Ну и, говорить нечего, не мог, конечно, старый козел оценить нашей революции в части сервиса. Куда ему! Одно обидно - русских в магазине оставил, а нас, гад, вышиб. Пива с Джимом не допили. Оно так - судьба всех первопроходцев - долго их признание ищет. А только я смотрю - у жизни свои законы, - сервис-то наш крутой все шире распространяется, и неудивительно - веление времени. Обидно только, что первооткрыватели-то вроде как в стороне, ну да уж что там. Вот, может, сейчас книжку эту пропечатают, так оценят наш вклад в движение менеджерской мысли.
      
      А Зоркого Орла мы потом с Джимом встретили. Он нас и успокоил:
      
      - Не волнуйтесь, - говорит, - ребята, я Теду Килти за вас сполна отплатил. За вас, за себя и за Прелесть Прерий.
      
      - Как?
      
      - А так - я его добермана подхолостил.
      
      - Чего?!.
      
      - А того - подманил на колбасу, усыпил снотворным да и подхолостил. А потом послал, значит, бандероль с запиской - "Приделай недостающее". Меня, правда, Прелесть Прерий отругала: "Ах, дядя Джордж, что ж вы мне не сказали - я бы ему в суп подбросила!" - да уж поздно было.
      
      Что значит кончить Гарвард! Все-таки образование великая сила. Я так и сказал Джиму:
      
      - Ну, Джим, видишь теперь, что значит высшее-то образование? Ты, небось, до такого бы нипочем не додумался!
      
      - Э, Пит, - возражает мне Джим, - ты не путай. Я ведь не спорю, что у Зоркого Орла талант. Да только образование тут ни при чем, врожденные это способности. Еще неизвестно, как бы наш Орел раскрылся, если б его этим Гарвардом не калечили!
      
      Не верит Джим в Гарвард.
      
      
      
      5. ТИПОЛОГИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ХАРАКТЕРОВ
      
      
      А не стал ее сюда ставить, посмотрел - чо-то пОшло показалось. Если надо кому, см. на осн. странице -
      http://samlib.ru/g/gejman_aleksandr_mihajlowich/
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Гейман А. М. (GejmanAleksandr|sobaka|km.ru)
  • Обновлено: 13/01/2014. 92k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика, Фэнтези, Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.