Былинский Владислав
Снова в теченье свое обернулся

Lib.ru/Фантастика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Былинский Владислав (chinvensha@rambler.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 167k. Статистика.
  • Фрагмент: Фантастика Башня иллюзий
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало - 3 главы - романа, который уже полтора года ждет своей участи в одном из издательств.

    • Снова в теченье свое обернулся

      
      
      

    Книга 1

    Многоярусный мир

      
       Согласно теории вечных и множественных вселенных, существует кипящий вакуум, и время от времени в этом вакууме появляются "пузыри" — мини-вселенные.
      
       Игорь Новиков. Из интервью. 2007 г.
      
       Пролог. Простое решение
      
       Мечта разыскивает путь, —
       Закрыты все пути;
       Мечта разыскивает путь, —
       Намечены пути;
       Мечта разыскивает путь, —
       Открыты все пути.
      
       Александр Грин. "Движение". 1919 г.
      
      
       Верховья реки Снов. Лето 2012 г.
       — Олег, отчего мы не ставим палатку?
       — А зачем?
       — Что, в темноте ставить, да?
       — А зачем?
       — Что зачем?
       Олег неохотно оторвался от созерцания своей ненаглядной и обратил внимание на брата.
       — Вот именно, юнга, — произнес он задумчиво, — именно "что" и именно "зачем". Обмозгуйте. Подытожьте. И доложите.
       — Ну спать мы как будем? — не отставал Денис.
       — Молча! — отрезал брат.
       Вика хихикнула. Дура. Денис сосчитал до трех. Считать до трех — хорошая привычка. Помогает на уроке, в споре и драке. Затем небрежно, по-мужски ответил:
       — Понятно: спим молча и стоя. Как дубы.
       Вика рассмеялась. Она вообще-то симпатичной бывает, но только когда Олег рядом. А сама по себе — кобра и крашенка. Так их Денис и называл: крашенки пасхальные. Наштукатурятся, разрисуются и красуются.
       — Мы, Дениска, в воздухе прямо будем спать, увидишь, — зачирикала Вика. Не голос, а мед. — А палатки мы и не брали. Оставили дома. Ты не хочешь сходить к дяде Максу? У вас, кажется, общие интересы?
       — Ага, спим в воздухе, на ветвях, — презрительно прищурился Денис. И лихо сплюнул. Сейчас он им задаст. — А среди ночи киль не отобьешь?
       — Не понял, юнга! — вредным голосом объявил старший брат.
       — Вот брыкнешься оттуда, сразу поймешь, — пообещал Денис. — Я не дятел, в ветвях гнездиться.
       Олег хохотал, Вика смеялась. Делали они это слаженно и музыкально. В терцию звучали. Денис дважды досчитал до трех. Три — число мелкое, недостаточное. Затем оскалился и свистнул. Вика зажала уши. Братец сделал движение навстречу, но одумался. Все равно не догнал бы!
       — Не хватайся за кольт, отрок, — процедил он сквозь зубы, — веди себя так, чтобы мне не хотелось пристрелить тебя.
       — Не заставляй краснеть прихожан, пастор! — в тон ему ответил Денис. В тон, да не совсем. Голос у него какой-то непослушный... подводит иногда голос. Девчонки в такие моменты переглядываются.
       — Тебе не придется спать на ветвях. Заберешься в спальник и будешь нежиться в двух метрах над землей. Покачиваясь на ветру, как поплавок на волне.
       — Как аэростат на привязи, — уточнила Вика. — Скажи, Дениска, ты когда-нибудь замечал, как дивно прекрасны аэростаты на привязи?
       Денис ухмыльнулся. Поэтесса из леса! На диво прекрасная... Дурацкие хиты назубок помнит, а спроси ее, кто такой Макаревич...
       — Как поплавок! — не согласился Олег. — Из него классный поплавок выйдет, легкий.
       — Сам ты поплавок, — огрызнулся Денис. — Помадой крашеный.
       Позволив себе эту бестактность, он повернулся и ускоренным, но все же независимым шагом двинул к озерцу. Вслед ему слажено неслось:
       — Юнга, уши откручу!
       — Нахамил и удирать? Больше к нам не подходи, трусишка!
       Что ж, нахамил так нахамил, сами виноваты. Хотя, по правде, не стоило этого делать. Несолидно.
       Вмешательство в чужие дела противоречило жизненной философии Дениса и обычно являлось следствием гадостного состояния души. Ну, братец единокровный! Конь он, а не братец! Обструкцию устроили. Из-за ерунды, из-за скользкого карася, которого Денис зарядил Вике в джинсы... И за дело: нечего плескаться там, где он для общего блага рыбу удит! Визгу было... Его-то осудили, а уху слопали не задумываясь. Пользователи неблагодарные!
       Он постоял на песке, прикидывая, где берег круче. Сейчас под камнями пошарим, усатого-клешнатого за бока ухватим. И не одного.
       Позади зашуршала трава. Появился дядя Макс.
       — Денис! Идем к костру. Иришка что-то без тебя заскучала. Невеста! — подмигнул он. — Внимания требует!
       Фу ты. Еще одна невеста.
       — Олег со своей уже до полной дурости дошли... — дядя Макс почему-то нахмурился. — В воздухе собираются спать, — объяснил Денис. — Как аэростаты.
       — Ну да, ты же не знаешь, — вспомнил дядя Макс. — Это называется магнитный гамак. Кстати, его испытать нужно, идем.
       — Сейчас, — пообещал Денис, — искупаюсь только.
       Он был сконфужен: оказывается, его не разыгрывали. Плавать расхотелось, и он лишь несколько раз нырнул, удивляясь тому, как здесь глубоко и как быстро меняется с глубиной температура. Чем ближе к дну, тем темнее и мрачнее, и всё студенее становится вода. Затем он пробежался вдоль берега, высыхая.
       Что бы они без него делали? Он и никто иной привел их сюда. Именно Денис обнаружил за скоплением драконоподобных холмов водную проплешину, синее озеро, укрытое возвышенностями рельефа и старым мрачным лесом. Только наитие следопыта позволило ему не сбиться с пути. Последние километры шли по неприметным тропкам, и лихо шли: в болоте не завязли, в чаще не застряли, от цели не уклонились.
       Признаться, Денис и сам не знал, как ему это удалось. Интуиция плюс смелость! Тёрлись бы сейчас в пригородных рощах, где под каждой веткой одна целая и десять десятых отдыхающих. Слушали бы не кукушку, а разудалые вопли подвыпивших горожан и "то, что сейчас называют музыкой" (фраза, заимствованная у дедушки Андрея). А ночью вместо песен - дружный храп, заставляющий белок метаться в ужасе по соснам.
       Здесь хорошо! Воздух густой, смолистый, травами и цветами рожденный. В бору — грибной, на поляне — клеверный, душистый, у озера — прозрачный и чуть-чуть тинный. Тишина, нежная и зовущая, словно далекая песня. Денис не понимал, откуда взялись эти сравнения. Наверное, птичьи трели навеяли. Наверное, там где нет птиц, нет и тишины — а есть только безмолвие, пустота в ушах.
       Солнце спряталось за кроны, и в меркнущем лесу стало свежо, таинственно, объемно. Плестись к костру, к нудным разговорам, к умничающей малолетке Ирке? Подождут, не рассохнутся.
       Денис мчался навстречу поющей тишине. Казалось — зовут его, казалось — найдет он сейчас то, что только здесь и можно найти...
       Странно. Как он оказался на том же месте? Неслабая пробежка: круг по лесу вокруг озера.
       Он не заметил, как пролетело время. Зашло солнце. Звук какой-то...
       Денис прислушался. Гудели звезды: они уже появлялись на темнеющем небосводе. Самолет? Нет, — понял он вдруг, — это не с неба. Звук идет со стороны костра. Он побежал на свет. На пригорке, свободном от деревьев, что-то происходило. Денис приблизился. Урчал круглый аппарат, похожий на черепаху. Над ним неподвижно висели серебристые спальники. Вот что, оказывается, тащил на себе дядя Макс. В этом блине, верно, килограмм пятьдесят будет! Джордж Иваныч, носитель разнообразных знаний и профессий, стоял на коленях перед черепахой и задумчиво трогал рычажки. Увидев Дениса, воссиял улыбкой:
       — Где тебя носит, следопыт? Тебе честь оказана — полезай в мешок!
       — Жора, осади, не гони, — сказал дядя Макс. — Мы гамак проверяем, — объяснил он. — Хочешь поработать испытателем?
       — Он хочет! — Джордж Иваныч щелкнул кнопкой; спальные мешки, не спеша, опустились на металлическую спину черепахи. — Пусть только скажет, что не хочет!
       Денис снял кроссовки, нырнул в спальник, дернул змейку. Отвечать на "закидоны" ехидного Джордж-Ваныча он не собирался. Аппарат держал. Медленно-медленно поднялся Денис над землей. Ему казалось: он летит в небо, к разгорающимся в вышине звёздам.
       Вторым был дядя Макс. Он тоже справился. В парящем спальнике дядя Макс чувствовал себя уверенно, как гусеница в коконе. Покачался в воздухе, проверяя устойчивость, и плавно опустился на черепаху.
       — Антигравитация! — подмигнул он. — Посрамим же невер и нытиков!
       Денис кивнул с воодушевлением и сразу вспомнил о том, как сам недавно — час назад — был злостным неверой. Хорошо хоть не нытиком... Уваровы никогда не были нытиками, сказал как-то дед Андрей. Повспоминал о своем Советском Союзе, вздохнул печально — и сказал. Денису такие речи нравились. Правильно, не были. И не будут.
       — Ну и как тебе это чудо? — спросил Джордж, ткнув пальцем в "черепаху". В его взгляде читалась гордость.
       — Неплохо, — согласился Денис.
       — Ковер-самолет, понимаешь? Я из Америки привез. Побочный продукт технического прогресса. Есть такой замечательный университет в штате Канзас, тамошние химики очень продвинулись в полимерном деле. Особое металловолкокно позволяет концентрировать в небольшом объеме огромные магнитные поля.
       — Статические, надо полагать? — глубокомысленным тоном уточнил Денис.
       — Они самые, если не вникать в детали. Наши заказывали для космических движков. Конечно, не для того, чтобы плазму держать, — плазма, братишка, это звездный огонь, его статикой не сожмешь. Но ионные токи очень даже фокусируются. Движки, знаешь ли, тоже разные нужны...
       Внизу, под деревьями, сгущалась ночная тьма. Потрескивал костер, в траве плясали тени. Ужинали долго и весело: рассказывали анекдоты, подначивали друг дружку. Выпили вина, песню спели, о казаке лихом.
       И вдруг, вмиг и беспричинно, стало очень тихо. Птицы смолкли, наверное. В этой ждущей тишине сорвался с небосвода метеорит. Яркий метеорный след разделил небо пополам.
       "Я тоже научусь летать!" — мысленно пообещал Денис угасающему следу.
       Затем Яна Сергеевна своим "безупречным голоском" затянула о какой-то калине красной, и мама принялась ей подпевать. До того красиво у них получилось, что даже Денис заслушался.
       И снова начался гомон. Денис тоже что-то говорил, смеялся, отвечал, но время от времени поглядывал вверх, в перекрещенную ветвями темно-лиловую глубину. С каждой секундой кто-то подкидывал туда все новые искорки, затем они разгорались, превращаясь в иглистые точечные огни, и на фоне тысяч звезд все отчетливее проступала громада Млечного Пути.
       — Галактика, — тихо произнес Денис Уваров, задрав голову. — Наша Галактика. Вид с ребра...
       — А вон в кустах звездочка! — сахарным голоском сообщила Иришка. — И еще! Вон зеленая, вон голубая!
       Денис выразительно посмотрел на "сию щебетулю": звезды у нее в траве валяются.
       — Ага, в кустах звезды, на небе светляки, а земля стоит на трех китах! Чему только вас, гимназисток, учат? Между прочим, радиус самой маленькой звезды намного превышает диаметр Земли!
       — А разве диаметр меньше радиуса? — спросила гимназистка. Денис лишь глаза выпучил. Вот оно, гуманитарное образование!
       — Доченька, звезды действительно невообразимо велики. Эт' верно, эт' факт, — Джордж Иваныч, по обыкновению, усмехался и радовался. — А вы, юноша, производите впечатление образованного человека. Уж не в космос ли стремитесь?
       — Да, в мои планы входит покорение космического пространства, — с достоинством ответил Денис.
       — Ишь как смело, как честно! Но вряд ли дальновидно. Когда вы, молодой человек, сумеете завершить ваше звездоплавательное образование, космонавтика как род деятельности себя исчерпает. И тогда вас, покорителя пространств, вынудят не щадя живота своего гонять баржи на Луну и назад. А потом и это автоматизируют. И поместят вас в музей, и табличку повесят: "Руками не трогать. Последний космонавт".
       Он взглянул на растерянного Дениса и жизнерадостно захохотал:
       — Да я шучу, летай себе на здоровье! Изучай вселенную, пока не надоест!
       Достали меня твои шутки, подумал Денис. Надо же соображать, как шутить. И над чем.
       Дядя Макс сказал:
       — Знаете, ребята, ведь Джордж прав. Полеты к звездам начнутся еще не скоро, очень не скоро. А главное, неясно, нужны ли они вообще.
       Денис замер. Не ждал такого и Олег, потому что с вызовом спросил:
       — Так что же, человечеству вечно топтаться в Системе? Галактика нам не по росту? Превратим Плутон в цветник и будем почивать?
       Мама вздохнула. Маме не нужен был цветник на Плутоне.
       — Немножко не так, Олег, — улыбнулся дядя Макс. — Ты слишком замахиваешься, хочешь всего сразу. Бить нужно в доступную точку. Рано еще топтаться по Внеземелью. Человек побывал на Луне, скоро побывает на Марсе, а это, сам понимаешь, не Плутон и даже не Венера. На ваш век и в Системе дел хватит.
       — Понятное дело, но все же? — не сдавался Олег. — Освоение планет — вопрос времени. Ну а дальше что? Как, сидя на Земле, разгадать тайну космических двойников? Как познать природу туманностей-образов? Как быть с поиском белой тьмы? Вы считаете, что с этим можно повременить?
       — Я разделяю твоё стремление ввысь, Олежек. Мне тоже противны кроты, которые и по сей день бормочут: "лучше хорошая тёплая нора под ногами, чем заоблачные дворцы". Но я реалист и не хочу брать небо штурмом. Во-первых, даже сидя на Земле, можно довольно много узнать о Вселенной, были бы инструменты и голова на плечах. Во-вторых, тот, кто создал Вселенную, позаботился о том, чтобы разделить ее на части простым и эффективным способом: огромными, невероятно огромными расстояниями. Часы и годы, даже века — так соотносятся расстояния до планет и звезд. Построишь ты, Олег, субсветовой звездолет, потратишь десять лет жизни и выяснишь, что у ближайшей звезды нам ну решительно нечего делать. Другие энтузиасты тоже вернутся несолоно хлебавши. Дальше что? Как переходить на другой, настоящий масштаб, на десятки и сотни световых лет?
       Я вам лучше сказку расскажу. Представьте, что на дальней звезде, точнее, вблизи нее, живут разумные и похожие на нас существа. Лететь туда, за тридевять парсек, в тридесятую планетную систему, сложно и опасно. Но мы и не станем туда лететь. Вместо этого мы войдем в затемненный зал, сядем в удобные кресла, закроем глаза и... выдумаем эту далекую планету.
       Что быстрее всего на свете? Правильно, мысль. Что информативнее всего на свете? Воображение! — утверждает Чин-вен-ша, ученый из Китая. Вот самый чуткий регистрирующий прибор.
       Только, Денис, не нужно стараться и специально что-то выдумывать. Наоборот: расслабься, настройся на далёкое, ни о чем не вспоминай и не глазей по сторонам. Тогда — само придет. Чтобы стал слышен шёпот пространства, наш суетливый разум должен какое-то время помолчать. Так уверяет Чин-вен-ша, а он провёл множество экспериментов и заставил нас считаться со своей странной методикой изучения действительности. Она невероятна, но дает результат. Наверное, в древности, еще до возникновения науки, подобным образом у человека формировались первые представления о мироустройстве. Воображение — глаза сознания, разум — его руки, понимаешь?
       Мы — ридеры, читающие пространство. В зале тишина. Работает электроника точного наведения, поворачиваются вслед за небесной сферой локаторы мысли. Чем ближе к действительному положению дел окажется наша выдумка, чем точнее отгадаем мы правду, тем ярче будет разгораться в нашем зале видение — зрительная проекция чужого мира. Мы вообразим их города, дома и машины; мы увидим их самих, и тогда они, возможно, почувствуют наш взгляд. Все, можно открывать глаза! Контакт установлен: на всех экранах сияет изображение инопланетного города! И все варяги в гости к нам.
       — Ой, не надо нам варягов! — заявила Яна Сергеевна. Разговор тут же зачем-то перескочил на политику. Вечно они об одном и том же.
       Денис с Иринкой перемигнулись и тихонько откололись от народных масс — светляков собирать. Глупое занятие, если вдуматься, типично женское, женщины — они ведь по жизни собирательницы. Но, всё же, небезынтересное.
       Ночью Денис долго не мог уснуть. Шумела листва, покачивался невидимый гамак, и шептали о чем-то космические огни, ждущие людей. Они горят миллиарды лет. Умеют ждать!
       Они горят для нас.
       Взрослые рассуждают как-то совсем иначе, нелепо, у них простые вещи становятся сложными. Привыкли запутывать друг друга: вот мы какие умные, вы-то думали, что это очевидно, а это невероятно. Даже дядя Макс, который вроде бы понимает, и тот...
       Изображения на экранах или прямо в голове — класс! Сколько всего узнать можно! Но ведь это не то. Не по-настоящему! Будто дома по интернету шаришься. Сиди себе на мягком, путешествуй по дальним краям. Всё тебе покажут, все расскажут. Если интересно, залей материал на винт, потом еще раз просмотри: повторение — мать учения. Всё видел, всё знаешь... из комнаты не выходя.
       Вот только растолстеешь быстро, в кресле у компьютера.
       Очень удобно, когда тебе показывают далекие страны. Но лучше самому там побывать. Разве нет?
       Он расслабился, настроился на далёкое и стал смотреть на звезды. Суетливый разум несколько притих, но совсем умолкнуть не соглашался. Над ним — поверх реплик сознания, рожденного реальностью — потихоньку появилось, проступило, как сияние над тундрой, понимание бесконечной дали.
       Звёздам что, они терпеливые... Самому лететь нужно! Должен быть короткий путь. Потому что все вокруг имеет смысл: и лес и звёзды.
       Все вокруг придумано для чего-то, и не может быть так, чтобы космос остался без людей. На уроках ботаники этот самый смысл прямо в каждом цветке виден. "Скоро будете изучать эволюцию и происхождение видов", говорит учительница, "тогда поймете, почему все так чудесно и жестоко".
       В космосе наверняка тоже бывает эволюция и происхождение видов. Только ее пока не открыли...
       Странную веру обрел в эту ночь мальчик — веру в дороги, лежащие за небесами. Чувствами, не рассудком, уяснил он: пора! Путь в дальний космос есть. Он и был всегда, этот прикрытый мраком пространства эфирный Путь. Он ждал смелых разведчиков, бдительных следопытов, готовых ступить на него.
       Совсем простое решение у задачи!
       Мы найдем Путь. Кто-то сделает первый шаг, кто-то — второй...
       Кто?
       Ответ готов. Он, Денис, опередит остальных.
      
      
       Завершая обзор основных положений макроквантовой динамики, сравнительно нового раздела физики, изучающего перемещение материальных тел в флуктуационнных полях, хочу коснуться важнейшей темы, без которой эта ветвь познания была бы если не бесплодной, то, во всяком случае, куда менее значимой. Рассуждая о "пробое метрики" и "перефокусировке геодезических", мы держим в уме практическую цель, которая уже в настоящее время поставлена перед исследовательскими группами. Речь пойдет о прорыве к звездам.
       В этом году мы отметим столетие космической эры. Для истории век — не срок. Регулярное сообщение с Луной, обитаемая станция на Марсе, исследование Венеры и спутников Юпитера — все это сегодняшний день космонавтики. Бесспорно, освоение нашего дома, Солнечной системы, будет продолжаться. Но столь же бесспорно и другое: человечество уже шагнуло за его порог.
       Космическая экспансия неотвратима. Через сотню лет человек расселится по далеким мирам. Главный вопрос — вопрос переброски людей и грузов через невообразимые просторы космоса — решен. Сегодня можно утверждать, что так называемые "порталы" — закономерный результат эволюции планетных систем. Это не исключение, а правило. Если вы находитесь в планетной системе — ищите надпространственный канал. Он где-то рядом.
       В середине двадцать второго века человечество будет звездной расой. Появятся обособленные, не зависящие от Земли поселения, в распоряжении которых будут ресурсы нескольких планет. Возникнет разобщенность. Мы должны предупредить или хотя бы смягчить негативные эффекты отторжения новых держав от традиционного центра, создать коллегиальный орган, который объединит землян и поселенцев, скоординирует их действия. Чтобы выжить в космосе, человечество обязано оставаться единым организмом.
       Еще более важной представляется мне другая проблема, которая станет актуальной буквально сразу после начала эксплуатации звездных дорог. Когда людей разделяет Межмирье, общая "книга бытия" распадается на относительно независимые "листы". Каждый пишет свою страничку, не зная, что сочиняет сосед. Такая разноголосица может привести к очень серьезным расхождениям в трактовке любых событий, затрагивающих человечество в целом. Но это неизбежно. Результатом прокола пространства всегда является уход в иной слой действительности, который чем-то отличается от исходного. К сожалению, это принципиально неустранимый побочный эффект космической экспансии. Нам остается лишь надеяться на мудрость потомков. Им предстоит жить в сложной вселенной.
       Дорогой читатель! Вокруг человека, годами находящегося рядом с тобой, бурлит совсем иной мир. Если б он узнал, насколько велики различия между этими двумя версиями бытия, его и твоей, и какая масса зримых, легко проверяемых деталей разделяет их, то, наверное, посчитал бы тебя инопланетянином.
       Здоровому большинству некогда задавать себе отвлеченные вопросы: зачем мы, куда идем. Оно внутри перемен, а не над ними. Но если ты волей случая или велением рока прибился к той неистребимой силе, что вечно хочет знать и вечно творит будущее, тогда определяйся: где твой путь? с кем ты в связке?
       Найти тропу — задача следопыта. Проложить дорогу — дело проходчика.
       Сумеешь ли?
      
       Денис Уваров, "Магистраль взлета", 2057 г.
      
       Трек 1. Кротовые норы Межмирья
      
       Нет, не тоска, а великая и печальная гордость — вот мои ощущения сегодня. Гордость за нас, поднимающихся все выше со своей планеты и сливающихся с космосом. Печаль — потому что маленькой становится милая Земля.
      
       Иван Ефремов, "Туманность Андромеды", 1957 г.
       Магистральная станция
      
       На недавно освоенной планете Протея (портал Эолы, полный биоцикл, четыре поселения на двух материках) обнаружен очаг древнейшей жизни, существовавшей в Галактике еще до формирования Солнечной системы, В связи с этим экологическое сообщество направило в МКЦ предписание о карантине, и с сегодняшнего дня планета закрыта для въезда и выезда. Организация содействия прогрессу распространила заявление, в котором действия экологов охарактеризованы как "спонтанная паническая реакция сторожа, проглядевшего тигра у себя за спиной". Прогрессоры считают, что карантин должен быть избирательным и не распространяться на лиц, уже внесенных в миграционные списки.
      
       ИА "Вести вселенной". 66.2154 19.30 ГЕО.
      
      
       МС13. 99.2252 11.55 ГЕО.
       Сигнал обратного отсчета участился. Теперь он звучал раз в пять секунд. Это означало: до момента перефокусировки осталось меньше минуты.
       Войцех ждал. Прямо перед глазами сияли звезды. Огромная синтез-матрица над пультом навигатора создавала ощущение непосредственного контакта с космической бездной. Казалось, людей отделяет от нее лишь тонкое прозрачное стекло.
       Внизу, на скошенном выдвижном щите контрольной панели, точно в зеркале, отражалась та же картина — тысячи светил в бездонном мраке космоса. Там располагался визирный экран, и движением трекбола на него можно было вывести любой участок неба. Но сейчас и матрица, и экран смотрели в одну сторону: в сторону Складки. Изображения на них различались. "Визир" высвечивал то, что можно было бы увидеть отсюда, из диспетчерской, имей она окна: звезды, туманности, очертания излучателей, и ничего более. А на гигантском "синтезаторе", на фоне тех же созвездий, темнела туша межканальной станции, в которой и находился Войцех.
       Синтез-матрица отображала сводную панораму, полученную от маяков-сателлитов. Станция — опоясанный дугами вращающийся цилиндр, насаженный на восьмикилометровую ось инжектора — закачивала в канал чудовищную энергию, но даже опытный глаз навигатора не замечал ни малейших признаков пикового режима. Идеальное сведение: пучки гамма-квантов, прошивая вакуум, мячиками шлёпались в мишень. Отсутствовали побочные эффекты, вызванные расфокусировкой луча. Значит, точка выхода где-то рядом, на границе Складки, понял Войцех. Торопятся гости.
       Дремлет бездна. Лишь мигание сигнальных огней способно насторожить наблюдателя, глядящего на станцию со стороны. Но чужих в этих местах не было. До Полонии триста парсек, до Земли восемьсот... И единственный магистральный канал на пять дальних миров.
       Случись что с каналом — они навек отрезаны от ОЧАГа.
       Сигнал отсчета вновь участился. Последние секунды ожидания.
       Войцех осторожно взял за руку Фатиму. Сжал холодную ладошку.
       — Приготовься, будет очень мощный след. Они спешат, выходят слишком быстро и впритык... не бойся, — шепнул он.
       Фатима закрыла глаза. Войцех знал: женщины предпочитают надвидение, не разбавленное ничем зримым. Исключением являются женщины-навигаторы. И следопыты, должно быть... Он усмехнулся мыслям. Женщина-следопыт — существо фольклорное. Об этом мифическом персонаже повествуют анекдоты и скабрезные песенки. "Крошка Блонди взяла кол и устроила прокол..."
       Зуммер. Алерт! Началось!
       Из точки прокола, заливая звёзды, выплеснулся свет. Огненный мотылек вспорол кокон и выпорхнул наружу. Первый же взмах крыльев расцветил космос. Монохромные сферы расчертили бездну. Сменяя друг друга, летели, разбегались от радианта кольца радуги — волны смятого пространства.
       Сияющая арка портала становилась всё ярче. От мертвых "минус двести семьдесят три" — к трехтысячному багрянцу, к золоту спектрального класса G, к неистовому свечению голубых гигантов. Там, где бегущие сферы сливались, возникали многоцветные волны. Молниями уносились в стороны выбитые из вакуума проточастицы, и трепетали крылья-струи, и рост казался стремительным приближением. Плазменная бабочка неслась на людей.
       Не долетела, взорвалась, обнажив дыру в пространстве: алую, насыщенную энергией дыру.
       Гребни света, пробегающие мимо станции с огромной скоростью, казались отсветом ночного пожара на городских стенах. Овальный провал, в глубине которого бешено кружились два одинаковых головастика, кровоточил жаром. Рана, подумал Войцех. Лазерный скальпель в плече чернокожего великана. Разрезанные мышцы, кипящая кровь...
       Вселенная горела.
       След ширился.
       Негатив: черные звезды на молочно-белой, не знающей солнца коже. И отпечатком в сознании — зажмурься, не исчезнет — Город. Страшный Город без будущего.
       ...Задымленные улицы, пылающие дома, заживо сожженные люди. Войцех бежал вдоль сплошной бетонной ограды, над которой мушками крутилась сажа. Вселенная горела — и огненный шар поднимался над Городом, роняя смерчи и превращаясь в черный гриб...
       ...Он видел башни небоскребов и приближающийся к ним самолет. Вскрикнул, привлекая внимание прохожих, — задрав головы, они оцепенели в ожидании. Проломив стену небоскреба, самолет вспыхнул и вылетел осколками наружу. Вселенная горела: кровавый дождь не гасил огонь. Башни не вынесли собственной тяжести и рухнули одна за другой. Тогда на Город стали падать бомбы. Око за око, башня за башню...
       ...Он ощущал слепой ядовитый дождь. Распылители, установленные на аэрокарах, украсили небо крошечными плоскими радугами. Спустя двадцать четыре часа на улицы, дезактивированные второй волной аэрокаров, вползла мотопехота. Вселенная горела: трупы сжигали на свалках, и стена дыма окольцевала Город. Прячась на холмах, он пытался связаться с базой...
       Мираж Возникновения. Сон реальности. Отдернули занавес, за которым танцуют безумцы.
       Танец завершается. Огненный дождь хлещет из распоротой Складки. Коронарные отсветы на иллюминаторах, радуга-дуга, увязшая в зрачках. Вибрация звезд на смыкающемся бархате. Оцепеневшие зрители: каждый увидел своё.
       Гаснет небо. Дыра затягивается.
      
       МС-13 . 99.2252 12.00 ГЕО.
       В полутьме диспетчерской застыли люди, похожие на призраков. Сияние Млечного пути, плывущего по синтез-матрице, лишь усиливало впечатление. Не лица — маски, подумал Войцех. Когда время зализывает раны, мы цепенеем. Становимся экспонатами воскового музея. Галерея мертвецов, оживающих в полночь...
       Действительно, очень сильный След. Яркий кошмар. Почему-то у меня всегда — так... Нет, конечно, не каждый раз, но другим, возможно, привиделось светлое и радостное.
       Зашевелились, наконец. "Регистрирующие сенсоры отмечают активность приемного канала", — скороговоркой доложил Андриан, оператор систем обнаружения. Мираж Возникновения говорит сам за себя — глухой услышит, незрячий узрит, — но порядок есть порядок. Устав требует — докладывай.
       — Пора появиться стробу, — Ганс, диспетчер, произнес это с интонацией рассеянного родителя, вдруг заприметившего отсутствие в доме своего чада. — Что-то не показываются гости... Куда их занесло? Если идут штатно, уже должны бы локализоваться где-то поблизости.
       — Мальчики, а вдруг и этот канал блокирован?
       Фатима, хозяйка стола и двора, была отмечена смертоносной красотой. Роботы и мужчины покорялись ей безропотно. Особе, ведающей хозчастью, решительно нечего делать в диспетчерской, но кто откажет Фатиме в её капризе? Только законченный мертвец!
       — Всё в норме. Всё уже позади, — Войцех смотрел в черные глаза и восторгался тому, что видел в них. О чужих отражениях, сиявших ранее в этих зеркалах, думать не хотелось. — Прокол осуществлен, осталось вытянуть их наружу. Небольшая задержка допустима, ведь это не пространство с его квазилинейной метрикой, а совершенно иная субстанция: Межмирье. Там свои законы.
       Сказал, едва удержавшись от судорожной улыбки лгуна. Приказал себе верить собственным словам. Нахмурил брови в надежде внушить Фатиме эту веру. И не только ей — всем.
       — Войсих, — на галакте Фатима разговаривала с мягким акцентом, — объясни, почему мы ждём их помощи? Почему сами не можем справиться?
       — Дед, к тебе вопросы, — Войцех подмигнул Генриху. — Снизойди, обрисуй ситуацию.
       Генрих, начальник тринадцатой "эмэски", поморщился.
       — Совсем разболтались подчиненные. Дед, мальчики... Мы ждем гостей, забыли? Подтянитесь, обращайтесь друг к другу по-уставному, соблюдайте предписанные правила поведения. Договорились?
       — Виноват, сэр. Разрешите вопрос?
       — Спрашивайте, навигатор.
       — Что произошло на Протее?
       — Все, что нам известно, укладывается в абзац отчета. Десять дней назад на Островном континенте начался бум формообразования. Такое случалось много раз, но не в подобных масштабах. На всей территории Глухомани отмечались вскрывшиеся очаги метаморфоз. Сотни невиданных существ пытались приспособиться к жизни, найти свою экологическую нишу. Так называемые "мутанты", которые, на самом деле, мутантами не являются, а представляют собой извращенный карикатурный слепок с земных прямоходящих — я имею в виду людей, — стали угрозой для поселенцев. Мы немедленно информировали о происходящем соответствующие службы: инспекцию, экологов, космофлот. Еще тогда я запросил разведчик с Кианеи. Кто не знает — это обитаемая планета системы Сикании, той самой, в которой находится "восьмерка". Наши соседи и друзья. Но он не прибыл. Наверное, наш рапорт не сочли достойным внимания.
       Три дня тому из сектора Марроны начали поступать сообщения, связанные с внезапным, взрывным катаклизмом в аномальной зоне. Пришло невразумительное резюме о "скачкообразном распространении биоформирующей активности от А-зоны к Нагорью и архипелагам", после которого Маррон по непонятной причине замолк. Возможно, главный админ Эолы отключил шлюз экстра-сети.
       — Может, все-таки обрыв экстра-связи? Нестабильный канал вибрирует, волновые пакеты отклоняются от цели, попадают в вакуумные ловушки...
       — Благодарю за подсказку, навигатор, — Генрих обвел взглядом присутствующих, — но мне придется ее отклонить. Днем спустя связь была стабильной как никогда, однако Маррон так и не объявился. Первые признаки приближающегося коллапса были отмечены сорок часов назад. Мы просто не могли проглядеть нестабильность: мы же все время висели на протейском канале.
       — Мы потеряли их? — округлила глаза Фатима.
       — Позволь, я объясню! — Войцех не мог допустить, чтобы взгляд прекрасных очей был обращен на кого-то другого. — Представь себе крутые, высокие скалы, стоящие на нашем пути. Чтобы пройти их, мы должны взобраться на вершину, спуститься в ущелье, снова подняться — и так много раз. Это путь сквозь пространство. Но кое-где в толще скал имеются пещеры, хода, ведущие из долины в долину, из мира в мир. Мы находим подобные червоточины в складках вакуума, соединяем, расчищаем их — и канал Межмирья готов. Нырнули в туннель — и мы на той стороне, за сотню парсек от входа. Это понятно?
       — А я и так все это знаю, сдавала зачет по мироустройству, — Фатима поощрительно улыбнулась, — но рассказывай, Войсих, у тебя за-меч-тательно получается...
       — Пещеры иногда рушатся. Пусть редко, но такое все-таки случается. Нам туда уже нельзя: слишком опасно. Мы эксплуатируем канал, но не пробиваем его. На то есть специально обученные люди, обладающие необычными способностями. Они надслышат вакуум и надвидят провалы в нем. Они следопыты. И среди них попадаются специалисты по расчистке завалов.
       — Аварийщики, — ввернул Ганс. — Мы ждем аварийную бригаду.
       — Уже дождались, — Андриан подался вперед, сцепил пальцы на затылке. — Есть отклик!
       — Лихо идут, — сказал Войцех. Ганс кивнул. Проворчал:
       — Синхронизировались на самой границе Складки. Гонщики... Выскочат на скорости, тормозить начнут, плазму жечь, а ты лови!
       — Они торопятся, — напомнил Войцех. — Каждый миг дорог.
       — Ну, это еще не причина, чтобы гнать волну выше палубы... — Ганс кивнул на "синтезатор", по которому ползли звезды. Что-то нарушило слаженный ход светил в центре экрана: передние ускорились, задние отстали. — Всё, даём опорный сигнал.
       — Репер готов! — отозвался Андриан.
       — Очень уж круто заходят, на трех стандартах, не меньше, — пробормотал Войцех.
       — Поехали! — скомандовал Ганс. — Три... два... один... Импульс!
       Орешек тьмы, плывущий по звездной пыли в плоскости галактического экватора, раскололся, пропуская крейсер, — разлетелась черная скорлупа, брызгами вернулись на положенные места звезды. На синтез-матрице появилась яркая алая точка: навигационный лазер следопытов нащупал станцию.
       — Есть луч, — доложил Андриан. — Дистанция девять мегаметров, скорость входа — двадцать километров в секунду, отклонение от нормали — три градуса.
       — Есть изображение, — эхом отозвался Ганс. — Даю "линзу".
       На экране возник корабль. Выстрелами маневровых дюз начал он разворот по лазерному лучу. Купол жилой зоны уходил за сигарообразный корпус, на который, в свою очередь, наползала чаша магнитоплазменного двигателя. Лазер погас; вместо навигационных огней на ободе титанической чаши возникли светящиеся буквы. Две надписи на двух языках. Галакт — и кириллица.
       — "Иван Ефремов". Вот кто к нам пожаловал... — Генрих задумался.
       — Русские идут, — усмехнулся Ганс.
       — Я знаком с русскими, — сообщил Андриан, — нормальные парни. Любят бокс и шахматы.
       — Конкуренты наши, — объяснил Ганс. — Они всегда сами по себе. И всегда против всех.
       — Скажем так: политкорректность для них пустое слово. Избегают смешанных экипажей. На каждой разрешенной к освоению планете селятся обособленно, регистрируют автономию и тут же заявляют о присоединении к РФ. Вторые по мощи в ОЧАГе, после Паназиатского Союза. Не стесняются объявлять своим все, что могут удержать. Словом, неудобные соседи... — Генрих выглядел озабоченным. — Стыковка скоро?
       — Чтобы сбросить скорость, понадобится минут пятнадцать, — ответил Ганс.
       — Хорошо. Войцех, ты встретишь гостей. Брат-славянин легко поймет загадочную русскую душу. Фатима, устрой им обзорную экскурсию по станции. Андриан, можешь связаться с ними?
       — Пока они не под плазмой...
       Но в этот самый миг "Иван Ефремов" приступил к экстренному торможению. Пять ослепительных кругов скрыли очертания крейсера. Даже такой, далеко не полной мощности маршевого двигателя было достаточно, чтобы сияние высокотемпературной плазмы "подсадило" оптическую защиту фотосканеров. Разведчик экстра-класса — не какой-нибудь жалкий тихоход, курсирующий проторенным маршрутом. Это силища, предельная мощь и точность. Андриан со вздохом отключил изображение:
       — Не успели. Теперь связи не будет до тех пор, пока они не перейдут на маневровые.
       — Корабль идет не точно на нас, а чуть в сторону, — пояснил Войцех, поймав взгляд Фатимы. — Когда расстояние сократится до трехсот километров, они выключат главный двигатель и начнут выходить на стыковочный манёвр. Тогда и поболтаем с ними.
       — А пока мы поболтаем о них, — сказал Генрих. — Объявляю инструктаж по встрече гостей. При всем нашем гостеприимстве, мы ни на миг не должны забывать о некоторых деликатных моментах, вызванных различием интересов Федерации и Союза, а также космофлота и МКЦ. Первое: информация о положении на Протее объявляется закрытой. Следопытов готовили к операции, значит, им уже сообщили все, что они должны знать. Они не инспекторы, не исследователи: просто аварийщики, технические работники путей сообщения. Подозреваю, что известно им немного. Любые вопросы, касающиеся недавних событий, направляйте мне.
       — Правильно, — кивнул Ганс, — пусть канал ставят, а там мы сами разберемся.
       — Второе. Следопыты должны понимать, что мы досконально изучили особенности нашей Складки. Войцех, убеди их, что сейчас не до подвигов, не до лихачества. Шлюз абсолютно непроходим, торопиться нельзя. Нужно притормозить, чтобы дать шанс "Лоренцу" пробиться с той стороны: если оттуда начнется накачка, мы ее сразу засечем. А еще лучше — угадать момент и ударить сразу с обеих сторон.
       — Неужели наши гости такие торопыги? — удивилась Фатима. — Кинутся очертя голову в Складку?
       — Аварийщики действуют быстро, по горячим следам, — пояснил Войцех. — Если канал зарубцуется, завалы "схватятся" и полностью закроют путь. Тогда колония на Протее навсегда исчезнет для Объединенного Человечества Антропной Галактики, — он с удовольствием произнес официальное название Содружества. Он любил это словосочетание. — Через пространство туда не доберешься: сотни лет полета на субсвете просто никому не нужны, а иных путей нет. Чаще всего даже неизвестно, в какой точке находится планетная система. Кэп, подскажите: местоположение Протеи установлено?
       — Нет. Впрочем, такие мелочи, как галакт-координаты этой планеты, никого не интересуют. Система Эолы — мир, полный загадок. Достаточно уже того, что на Протее присутствует зона чужой, инородной жизни, которой нет нигде за его пределами. Краснобаи из масс-медиа окрестили её "антижизнью", чтобы подчеркнуть отличия тамошней органики от привычной нам. Добавьте сюда странные спектральные флуктуации Эолы: цвет звезды нерегулярно меняется, при сохранении общей светимости. А тайна открытия этого мира?..
       — Что же там произошло? — тихо спросила Фатима.
       — Мы можем только гадать о том, как развивались события. Связь восстановилась, на наш запрос орбитальный робот ответил сводкой, содержащей графики развития аномалии, перечень изменений биосферы и всевозможные директивы по обеспечению безопасности. Вот вся информация о катаклизме, которой мы располагаем. Нам удалось выйти на руководство планеты. Спец по дипсношениям полчаса кормил нас пустой шелухой, прикрывая своим корпусом зал заседаний. Уверял, что ситуация под контролем и будущее светло. Врал он вдохновенно, но неубедительно. В это время в Парламенте вершилась закрытая сессия, и завершилась она открытой дракой. Сведений о текущей ситуации мы так и не получили.
       — Кое-кто из них считал, что пора уносить ноги, — напомнил Ганс.
       — Да, это так. Непосредственно перед схлопыванием канала мы узнали, что часть поселенцев решила эвакуироваться с планеты. "Лоренц", единственный экстра-транспортник Протеи, спешно выводился на режим. Но они не успели. Наступил коллапс, и вот уже тридцать шесть часов протейский шлюз перекрыт.
       — А спустя тридцать шесть часов мы вновь его откроем, — флегматично заметил Ганс.
       — Хорошо бы... Главное — не оставлять русских без наблюдения. Войцех, предложи им свое участие в операции. При этом следопыты не должны заподозрить, что нас интересует не столько канал, сколько планета. Намекни, что лавры спасателей им обеспечены, но при этом мы не хотим выглядеть зрителями. Пусть для них наша помощь означает только нашу озабоченность ситуацией.
       — Нужно, чтобы "Ефремов" взял на борт наш планетарный катер, — предложил Войцех.
       — Верно. Займись этим. Отправишь следопытов, а сам — за ними. И последнее замечание: все разговоры вести через транслятор. С русичами через транслятор лучше всего: при необходимости можно что-то "недопонять". Смысловые нюансы, знаете ли, неадекватный перевод... Русский язык эмоциями богат.
       — "Познал твою мать", — пробормотал Андриан.
       — Это приветствие? — поинтересовалась Фатима. Генрих хмыкнул:
       — Эдаких приветствий и в спейс-инглише предостаточно... Все, заканчиваем дискуссии. Ганс, веди гостей к первому причалу. Андриан, объявляй соседям, что мы открываемся для транзита. Слишком дорого обходится наш простой. Войцех, поторопись!
       Через несколько минут матрица отобразила выход людей в космос. Две серебристые рыбки — Фатима и Войцех — не дожидаясь завершения стыковки, выплыли из люка и нырнули в помещение причала.
       Когда массивный звездный корабль швартуется к махине станции, недостаточно просто уравнять их скорости. Нужно еще обеспечить постоянство вращения системы "станция плюс корабль". В противном случае стыковка становится стихийным бедствием, сотрясающим стены космического мирка. Кроме понятных технических проблем, это создало бы сложности в реализации спорного, но давно вошедшего в силу параграфа Декларации Свобод: "каждый человек имеет право на комфорт". В подобных случаях разработчику проще заранее позаботиться о комфорте, чем затем доказывать его принципиальную невозможность в данных условиях. Могут ведь и не поверить... Кружась со скоростью секундной стрелки, "эмэска" несла определённый момент импульса, который должен возрасти после стыковки на точно рассчитанную величину. Причалы представляли собой небольшие платформы, скользящие в пустоте над "присосками" цилиндрического корпуса. Электромагниты, установленные в них, позволяли задать любую степень сцепления платформы и станции, от жесткого крепления до едва заметного притяжения. Такая магнитная "коробка передач" постепенно переносила импульс вновь прибывшей массы на станцию, угловая скорость которой после стыковки не изменялась.
       Маневр казался медленным из-за гигантских размеров "эмэски", но этот грациозный вальс машин был полон гармонии. Причальная платформа вовсю трудилась, гася импульс крейсера. Выхлопы плазмы, сверкающая броня, бегущие по кругу выступы "присосок", чувство падения, сменяющее блаженную невесомость, — танец завораживал.
       Пока "Иван Ефремов" терпеливо "выравнивал момент", хозяева знакомились с гостями. Высокий атлет с невозмутимым лицом и его юная спутница, ответившая прямым, открытым взглядом на прицельный прищур Фатимы, отдали дань традиции космичей, вручив объемистую сумку с посланиями и сувенирами для вахты.
       — О вас помнят, вас ждут, — эти ритуальные слова были произнесены на галакте. Затем гостья, которая не могла не заметить чипы трансляторов на висках встречающих, перешла на родной язык.
       — Я Полина. А это Руслан, — она коснулась плеча гиганта. — Когда начнем зондирование канала?
       — Через несколько часов. А пока приглашаем вас осмотреть наш космический дом, — Фатима приветливо улыбалась. — Будет обед, сразу после него — рабочее совещание у начальника станции.
       — "Несколько часов" — это не ответ, — Руслан смотрел спокойно, но в его спокойствии угадывалось упрямство поймавшего кураж центрового. Войцех баловался баскетболом и знал этот взгляд. — Осматривать станцию мы не станем, нет времени. К тому же мы к вам с восьмой эмэски, ее не отличишь от вашей.
       — Восьмерка — транспортный узел, что там смотреть, — пренебрежительно заметил Войцех. — Там все каналы подвязаны на другие станции, а у нас тут пять шлюзов в иные миры.
       — Тут мир иной, иные небеса, — Руслан самым невежливым образом отвернулся, уткнулся в иллюминатор. Платформа почти касалась корпуса станции, центробежное ускорение — заменитель тяжести — сделалось стабильным, и людям казалось, что над ними медленно проворачивается громадное колесо "эмэски". — Бог за спиной так щедр на чудеса...
       — Что вас не устраивает? — спросил Войцех. — Пульсации канала отслеживаются, очередное расширение входа ожидается часа через три-четыре. Зачем ломиться в закрытую дверь? Времени достаточно.
       — Странно нас встречают, — сообщил иллюминатору Руслан. — Совсем как добрых дядюшек из звездной инспекции, — он обернулся. — Вначале совещание, затем все остальное. Ваш начальник должен немедленно принять нас. Мы настаиваем на этом.
       — Хорошо, я доложу. Кто еще от вас намерен присутствовать?
       — Только мы: следопыт и навигатор.
       — Скажите, следопыт, как, по-вашему, мы должны взаимодействовать? Какие формы сотрудничества представляются вам наиболее приемлемыми?
       Руслан и не подумал отвечать. Откликнулась Полина:
       — До зондирования Складки об этом говорить преждевременно. Если нам понадобится ваша помощь, мы тут же попросим ее.
       "С характером девочка", — подумал Войцех. — "Вот только кто ее спрашивает?.." — и тут до него дошло.
       — Вы и есть следопыт?
       Руслан довольно кивнул:
       — Удивлены? Полина — лучший в мире специалист по экстремальному проникновению. А я — лучший в мире проходчик, — скромно добавил он.
      
       МС-13 . 99.2252 12.40 ГЕО.
       Уступив место сменщикам, Ганс и Андриан покинули диспетчерскую. Оба направились в лекционный зал, где с минуты на минуту должно было начаться совещание. Два представителя Всепланетных Штатов — механик Билл Керби, отчего-то прозванный Лесником, и научный советник Брюс Ковач, охотно откликавшийся на титул "док" — готовились к приему гостей, размещая на демонстрационных экранах разнообразную информацию о Складке. Генрих, позёвывая, разглядывал топологические стереограммы и калибровочные таблицы, интересные лишь навигаторам.
       — Док, обязательно объясните господам следопытам, что без нашей помощи им придется биться головой об стену, — напомнил он.
       — С нашей помощью тем более, — проворчал Брюс. — Уж в этом мы им обязательно посодействуем.
       — Это важно, док. У нас появится шанс участвовать в прорыве. Хотите первыми оказаться на Протее?
       Судя по выражению лица, Брюс намеревался ответить язвительно и образно. Древнее заклинание мелькнуло в мозгу Генриха: "янки, гоу хоум". Он недолюбливал задиристых и вечно брюзжащих штатников. Но тут в помещение ворвались гости. Четверка людей в серебристых защитках стремительно пересекла зал.
       — Кто отвечает за информационную поддержку операции? — спросил самый долговязый из них.
       Генрих, незримо присутствовавший при встрече гостей, уже знал, кто есть кто и чего он хочет. Но поразительная бесцеремонность Руслана вынуждала отвечать жестко.
       — Прежде всего, назовите себя, — потребовал начальник тринадцатой МС.
       — В этом нет необходимости, — ответил русский. — Вы получили предписание от командования, там все сказано.
       — Поздоровайтесь и представьтесь. Или убирайтесь вон.
       Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом.
       — Я Руслан Николаев. Моя спутница — Полина Григорьева. Мы приветствуем вас, братья-космичи. Нас беспокоит то, что мы до сих пор не располагаем информацией об аварийном канале. Я подчеркиваю: нужна полная, без купюр, картина состояния Складки. В динамике, за период от последнего успешного транспорта и до текущего момента.
       Его произношение чище моего, — отметил Генрих, — где он так выучился галакту? Ишь, шпарит... Интересно, а кто может назвать этот язык родным? Разве что ребенок, рожденный в космосе.
       — Информация ждет вас, — отозвался Лесник. — Как раз сейчас монтирую обзорный блок. Можете взглянуть... — Полина тут же засыпала Билла вопросами.
       — Следующий момент — ситуация на Протее, — продолжал Руслан. — Насколько сильна активность аномальной зоны? Имеет ли эта активность глобальный характер? Нужно ли эвакуировать население?
       — Активность сильна необычайно, характер у нее глобальный и скотский, здоровые слои населения следует немедленно вывезти в здоровые земли, а нездоровые прикончить на месте... — Брюс отвечал в своей излюбленной придурковатой манере. "Ничего, ты у меня попляшешь", — мысленно пригрозил ему Генрих, — "ты у меня окажешься крайним и во всем виноватым, обещаю!"
       — Ситуация вышла из-под контроля, — вступил в разговор Войцех. — Мы готовы начать эвакуацию даже по сбойному каналу, но на той стороне замешкались. Теперь там нулевая проходимость. Нужно ждать "окна".
       — Нулевая? — переспросил Николаев. — Тогда зачем мы здесь? Навигатор, вас учили точности?
       — Практически нулевая, — подтвердил Генрих. — Вопрос в том, дождемся ли мы раскрытия канала. Бессмысленно пробивать задраенный шлюз. Да я и не позволю гробить энергию и ресурсы.
       — Операция начнется немедленно. Через двадцать минут все должно быть готово к старту.
       "Он меня не слышит", — понял Генрих. "Не признает моей власти. Сопливый юнец, возомнивший себя спасителем! Знает о своих полномочиях и вовсю выпячивает грудь".
       — Вздор! Двадцать минут? На подготовку вашей поддержки? Вы шутите.
       — Я и без поддержки обойдусь, — пожал плечами Руслан. — От вас мне нужна только информация. А обеды и на "Ефремове" отменные, — улыбнулся он. — Приходите, покормим.
       — Послушайте, у вас есть какие-то аргументы, кроме кулинарных? Канал в минимальной фазе, и чёрта лупоглазого вы там сейчас найдете! Глупо не считаться с объективной реальностью!
       "Глупо?" — думал Руслан. — "А ведь он прав. Спорить с ними, ничего не понимающими, тратить силы на раздрай — нет занятия глупее! Никто из них не выходил сам на сам на тропу, убегающую к звездам.
       Глупо не считаться с Реальностью... Да что он знает о ней, госпоже моей неласковой?"
       — Отдохните, хорошенько все обдумайте, — говорил немец. — Учтите также то обстоятельство, что в настоящий момент станция находится в штатном режиме. Ожидается прохождение транзитного транспорта, поэтому выпустить вас наружу я не могу, ведь для этого нужно остановить грузопоток и прервать сообщение с четырьмя нашими планетами, что абсолютно исключено. Я не могу тратить время на объяснения с путейцами.
       — Не могу или не хочу? — Руслан подошел вплотную к Генриху. — Поговорим наедине, капитан?
       Полина продолжала пытать Лесника Билла. Остальные внимали лекции, которую от нечего делать затеял Брюс. Обращался он к Фатиме. Речь шла об эффектах, сопутствующих "разрыву континуума".
       — Мы испытываем воздействие инфовихрей, порожденных проколом. Информационные сгустки, которые мы воспринимаем как галлюцинации, грёзы или бред, возникают при появлении объекта в пространстве, или, как принято говорить, — в момент фиксации геодезических.
       — Ничего не поняла, док. Совсем ничего.
       — Плохо. И о парадоксе двойников вы ничего не слышали? Тогда слушайте. Это совсем просто. Сформулируем правило: движение тела в флуктуационных полях искажает информацию о его предыстории...
       А за стеной "лекционного зала" стояли лицом к лицу двое.
       — Капитан, проясним ситуацию, — предложил Руслан. — Вам придётся усвоить: я не нуждаюсь в ваших разрешениях, да и в советах тоже. Я занимаюсь тем, чем должен заниматься. А вы, в порядке выполнения полученного вами приказа, обязаны подчиниться мне без лишних разговоров. Оставьте эти хозяйские нотки в голосе.
       — Но я отвечаю за бесперебойное функционирование Магистральной Станции, и сейчас мне нужен как минимум час нормальной работы.
       — Вы уже ни за что не отвечаете. Временно. Пока я здесь.
       — Не вы ли, уважаемый навигатор, возложите на себя бремя...
       Забормотал транслятор. Руслан неожиданно перешел на русский язык.
       — Хватит, кэп. Время дорого, — услышал Генрих. — Я тебе как мужику объясняю: сейчас я старший, и ты у меня будешь пыхтеть от усердия. Спинку тереть, в глаза заглядывать. Не справишься — осерчаю, неправильный рапорт напишу, и кто-то другой начнет отвечать за станцию. Воспринял расклад?
       — Вот оно, знаменитое русское хамство, — с некоторым даже облегчением заметил Генрих. — Вы не можете иначе. Что ж, распоряжайтесь. Но не ищите во мне союзника.
       Руслан расхохотался:
       — Обиделся, начальник?
       — Господин Николаев, в отличие от вас, я умею и командовать, и подчиняться. Несмотря на личную антипатию, которую вы во мне пробудили, я сделаю все от меня зависящее...
       — Я знаю. Извините мою бестактность, капитан. Да, вы правы, я хам, но ведь по-другому вас не проймешь.
       — Ничего страшного. Я давно наслышан об этой вашей генетической особенности.
       — Вы очень образованный человек. Разумеется, вам известна и другая черта русского характера.
       — Что вы имеете в виду?
       — Умение побеждать.
       Они вернулись в зал. Генрих был холоден и невозмутим, Руслан — собран и серьезен.
       Брюс разошелся не на шутку:
       — Когерентные флуктуации вакуума обладают чрезвычайно полезным свойством: перефокусировкой координат пробной массы. Перефокусировка как раз и означает надпространственный скачок. Невозможно зарегистрировать причинно-следственную связь между исчезновением массы в одном месте и ее появлением в другом. Никто никогда не увидит, как из пустоты возникает корабль, только что провалившийся в другую пустоту в другом секторе Галактики. Все свидетельства такого рода — хроники путешествий, сводки новостей — в лучшем случае монтаж, в худшем — фальсификация.
       — Но ведь на самом деле все так и есть: в одном месте пропал, в другом появился?
       — Нет. Мы, в сознании своем, всегда стремимся логически упорядочить событийный ряд. Но тут события связаны законом, выходящим далеко за рамки обыденной логики. При проколе волновое уравнение объекта дает сопряженную пару событий, и достоверно регистрируется только одно из них. Второе, так сказать, стирается с доски. В этот миг в информационно-восприимчивых системах, к которым относится и мозг человека, возникает отклик: фантомные видения.
       — Между прочим, След — Мираж Возникновения — считается у космичей отголоском прошлого, напоминанием о чем-то важном. А Вестник — Мираж Ухода — наоборот, подсказкой из будущего, — вмешался в разговор Генрих. — Все, уроки закончились. Ганс, Андриан, у вас час отдыха, затем заступаете на внеочередное дежурство. Войцех, это и тебя касается: через час начинаем операцию. — Он покосился на русского. Тот промолчал. Неужели уступил доводам разума? Проще было бы иметь дело с неосторожным щенком, который вот-вот зарвется. Но этот, похоже, умеет владеть собой. В сочетании с хвалёным следопытским надвиденьем — опасное качество.
       — Диспетчерская, слышите меня? На все дается ровно шестьдесят минут. Транзит пропускайте, но в пространство пусть никто не лезет, принимать не будем. Энергию ни на кого не тратим, кроме аварийщиков. Они ребята прожорливые, в два дня нас опустошат.
       — Энергия будет, сюда готовится транспорт, так что керосина можно не жалеть, — сообщил Руслан.
       — Керосина? А что это такое? — спросил Войцех. — Мы пользуемся обычными излучателями с термоядерной накачкой.
       Генрих шумно вздохнул. Эрудиты, о майн гот...
       — Керосин — это жидкий термояд с высоким кварковым числом, — не моргнув глазом, ответил Руслан. — Но вам, наверное, вышлют тривиальную реакторную смесь.
       — Понятно... Кого возьмете на подмогу?
       — Хотите быть в деле? Могу взять навигатора. И наблюдателя, для подмены. Мой следопыт не двужильный, тоже иногда отдыхать должен. Неизвестно, сколько времени понадобится на зондаж... да, наблюдатель пригодится. Пойдешь моим ведомым?
       — Отчего нет? Единственное условие: я сам выбираю и машину, и наблюдателя.
       — Твое право, навигатор. Своим я скажу, что сегодня они в дублёрах. Они погуляют — и по домам, а вам здесь жить. Тебе этот опыт нужнее.
       — Господин Билл Керби любезно согласился помочь нам, и мне кажется, что его услуги нам пригодятся, — сказала подошедшая Полина.
       — Пусть собирается.
       — Кроме того, о желании присутствовать при историческом прорыве заявил мистер Ковач. Учёному крайне необходимо своей рукой коснуться некоторых скрытых аспектов мироздания... — под иронической интонацией угадывалась просьба. Руслан пожал плечами:
       — Как угодно. Было бы место в катере. Ну что, ласточка, в полет? Пощупаем Складку.
       — Не понимаю вас! — вмешался в разговор оставшийся не у дел начальник станции. — Вы намерены прямо сейчас сунуться в надреальность? Я запрещаю. Мы договорились о часовой готовности.
       — Мы договорились о том, что вы оставляете любые попытки помешать нашей работе, — оборвал его Руслан. — Не волнуйтесь, капитан, на действующую трассу мы не выскочим, транспорту поперек дороги не встанем. У нас свои пути-дорожки. Гуляем сами по себе и кашляем на ваши запреты. Они на нас не распространяются, мы подчинены не МКЦ, а командованию космофлота.
       Остальные старательно не расслышали этого диалога.
       "Дикарь", — понял Генрих. — "Нецивилизованный дикарь. Дитя природы. Ну его к дьяволу".
       — Что ж, раз я вам не нужен... Вы вольны творить любые лихачества. Пускай они останутся на вашей совести.
       — Ну какой же следопыт да без лихости? Как говорится, ад астра только пер аспера... Войцех, через час встречаемся на борту "Ефремова". Капитан, дарю вам еще десять минут, завершайте работу. Удачи!
       — Ни пуха ни пера, самоуверенный русский, — неожиданно для себя ответил Генрих.
       — К черту, рассудительный германец!
      
       МС-13 . 99.2252 13.00 ГЕО.
       Они ушли, не прощаясь: следопыт с проходчиком — и пятеро со станции.
       "Скоро два космических батискафа погрузятся в недра Складки, чтобы вынырнуть в иных морях", — думал Генрих. — "Зонд и всепланетный катер. Ведущий и ведомый. Нужно сделать так, чтобы ведомый остался на плаву..."
       В каюте начальника станции имелось все необходимое для работы. Уединившись, он запросил персоналии Руслана Николаева и Полины Григорьевой. Ждать ответа не пришлось: файлы уже находились в бортовой базе. Проглядел, сделал пометки. Включил голосовое сопровождение. Услышал:
       "Профессиональный проходчик с ходу ориентируется в кипящем вакууме, в вареве нестабильных полей и микросингулярностей насыщенного энергией пространства. Он чётко видит в деталях — и цепко держит в воображении — явленный ему прокси-образ, модель структуры преодолеваемого участка. Он оптимальным образом преодолевает сопротивление этой структуры, ориентируясь по показаниям приборов и сопоставляя их с данными, полученными следопытом..."
       — Не надорвал бы воображение своё, — пробормотал Генрих.
       Начальник станции слыл дальновидным человеком. Вечная угроза потери магистрального канала — "откола льдины", на жаргоне вахтовиков-космичей — вынуждала его искать дополнительные возможности по обеспечению бесперебойной связи с соседями. В нужное время Генрих позаботился об этом. Помогли единомышленники, которым очень хотелось иметь постоянный доступ к свежим новостям пяти планет. Селекторный экстра-грав, о существовании которого не полагалось знать никому, кроме соратников, соединил тринадцатую "эмэску" с "восьмеркой" и мирами-сателлитами. Почти не потребляющий энергии прибор, уникальное творение киборгов-отшельников из Организации Содействия Прогрессу, позволял отправлять и получать почту совершенно новым, экзотическим транспортом: гравитационным пакетом. Прогрессоры, в надежде дотянуться до секретов Протеи, пошли на нарушение собственного незыблемого принципа, верность которому служила объектом насмешек во всех мирах ОЧАГА: посторонним даём только то, что самим уже не нужно. Прибор работал и изумлял. Даже практически закрытый канал оставался проводником слабых, ни с чем не взаимодействующих гравитационных лучей, тихонько летящих из мира в мир.
       Генрих сбросил файлы в папку исходящих, выслушал последнюю протейскую сводку. Затем переключил информ на речевой ввод и негромко изложил сегодняшние события. Подумал и добавил:
       — Задействовав русских, космофлот преследует две цели: оттеснить нас от месторождения чудес и заручиться поддержкой Федерации. Совершенно очевидно, что исполнители ничего не знают о реальном положении дел. Думаю, что и в космофлоте не слишком осведомлены о происходящем. Им известно главное: Протея заслуживает того, чтобы прибрать ее к рукам, невзирая на последствия.
       Исполнителей они подобрали дельных: молодую суперталантливую пару, связку сумасшедших щенков. Щенки рвутся в бой, и я всерьез опасаюсь, что им удастся раскочегарить канал. Страшно представить последствия этого. Акция на "Лоренце" обезоружила ваших сепаратистов, но если русские вернутся, на Протею тут же хлынет поток инспекторов, военных чинов и ученых лбов. Сам понимаешь, что из этого выйдет.
       Год назад мы могли бы потесниться. Месяц назад мы предоставили бы им более-менее правдивую информацию о протейской Метаморфозе. Но мосты сожжены. Теперь у нас есть своя вселенная, и мы обязаны защитить ее от чужаков.
       Гудвин, они не должны выполнить задачу. Сразу после того, как ты получишь это сообщение, дай энергию в канал. Жди, вытягивай: пусть они пробьются к вам. А потом... потом ты поймешь, что делать. Протея останется закрытой, русские затеряются в Глухомани. Конец сообщения.
       Диалог о трех слонах и черепахе
      
       — Как можно объяснить туманные фразы "двойная бездна" и "войдёшь в пещеру в бездне"?
       — "Двойная бездна" — заимствование из "Классической книги перемен", которую прекрасно знал Чин-вен-ша. "Обладателю правды — только в сердце свершение", писал он незадолго до смерти, вспоминая об истоках макроквантовой физики. Образ "двойной бездны" связывался "лобастым китайцем" с феноменом расщепления Реальности, наблюдаемым в процессе внутривакуумного перемещения.
       — Что всё это означает?
       — Если мы точно знаем четырёхмерные координаты одного сопряженного события, координаты другого будут известны с исчезающе малой вероятностью. Теория запрещает наблюдаемость портальной переброски материальных тел. Моментального переноса массы не бывает: так устроен мир. Следовательно, наблюдатель, равноудаленный от обоих порталов, входного и выходного, зафиксирует только одно из двух вероятных событий: либо вход, либо выход. Можно сказать, что любой прокол расщепляет Реальность на две взаимно ненаблюдаемые вселенные, которые, в момент расщепления, практически идентичны друг другу. Их принято называть виртуалями. В каждый момент времени существуют — в некотором непростом и скорее философском, нежели физическом смысле — многие миллиарды вселенных, когда-то отпочковавшихся от той, что дана нам в ощущениях.
       — А в какую из этих двух виртуалей попадет ваш наблюдатель?
       — Разумеется, в обе сразу. Это легко представить себе, применив функцию принадлежности...
       — Скажите, я смогу это понять вообще без функций?
       — Как вы думаете, что означает слово "понять"? В науке понять — значит выучить! И не обязательно начинать с формул. Есть прекрасно написанные популярные книги, например "Магистраль взлета" Уварова или "Заметки о вертикальном прогрессе" Станкевича. Чтобы что-то понять, нужны усилия. Макрокватновые явления требуют особых условий и поэтому не имеют аналогов в повседневности. Иначе мы давно бы установили в Межмирье нужники с туннельным входом-выходом и превратили надреальность в мусорный контейнер потрясающей ёмкости.
       — Но все же? В двух словах?
       — В двух? Читайте, думайте!
       — Ещё один вопрос. Почему в момент "прокола" людей одолевают видения?
       — Объясняю на пальцах: при отщеплении виртуали вся информация, связанная с переносимым телом, распределяется между двумя разъединёнными мирами — раз. Фиксация координат объекта есть определённость, и всё, что ей не соответствует, отсекается от нашего восприятия. Часть, принадлежащая отсечённому многообразию, разрушается — два. Излишние знания сбрасываются в вакуум и перестают быть доступными. В этот самый миг в сознании человека возникает отклик, попытка удержать уходящее... Вот вам и три.
      
       Георгий Лысенко. "Доступно о недоступном". 2105 г.
      
      
       Протея. Островной континент. 149.2202 ГЕО.
       Будучи в дозоре, облетаю я планету. Над сизой гладью океана бегут от побережья к островам стаи облаков. Что-то неестественное угадывается в их строю, целеустремленном, как ход перелетных птиц.
       Берег океана — буйство огней. Лес, сполохи, кровавые пятна, похожие на стоп-сигналы. А в том месте, где должна пузыриться радужная оболочка Барьера, сверкает яркий серебристый овал.
       Посылаю вниз автоматический зонд. Водитель зонда — супер высшей кондиции, умница, рекордсмен по быстродействию. Ему ничего не надо объяснять, он запрограммирован на подобные задачи.
       Зонд ныряет в стратосферу, исчезает за горизонтом. Я жду. Через час возвращается хладный, мертвый брус металла, ведомый автопилотом. Водитель мертв. Память, сверхпроводящие нити, узоры ассоциаций, — все исчезло. Взорванный изнутри мозг, горелый лом. Приходится действовать быстро. Пока супермозг моего сторожевика просчитывает траекторию, готовясь повторить путь, пройденный автоматическим зондом, я диктую бортовому информу рапорт, который незамедлительно будет отправлен на орбитальную станцию.
       — ...Согласно Положению об инспектировании, приступаю к досмотру очага активности. Конец сообщения, — бормочу я, и тут же перегрузка вдавливает меня в пилотское кресло.
       Грохот посадочных двигателей. Мешанина теней, рассекающих воздух. Корабль окунается в сияние. Сейчас здесь утро. Вокруг — отражающая свет пелена, плотная взвесь. Аэрозоли? Ледяная пыль? Во всяком случае, это оптическое явление — не иллюзия: трясет, как в кувыркнувшемся с горы вездеходе. Я болтаюсь на ремнях и не помышляю о каких-либо действиях. Что-то мелькнуло, ввинтилось в туман, розовой спиралью сверкнуло на визирных экранах. Сторожевик встал на дыбы.
       Тяжесть, затмение. Несколько секунд я в отключке. Перегрузка помешала мне понять, что происходит.
       Пытаюсь сориентироваться. Двигатель молчит. Корабль покоится.
       Корабль покоился, но этот покой не был полным — переборки подрагивали, словно там, снаружи, бился о броню любопытствующий тираннозавр. Серебристым свечением отливали экраны. Супермозг докладывал ситуацию. Ситуация — нарочно не придумаешь: мы совершили мягкую посадку прямо на кроны стометровых деревьев, которые к тому же росли на холме — достаточно высоком холме, надо думать, раз бортовая автоматика не успела отреагировать на него. Откуда холм этот взялся — с неба упал?
       — Мы на поверхности планеты? — спросил я.
       — Данных нет, — ответил супер. — Внешние датчики заблокированы. Торможение произошло на высоте тысяча двести над лесным массивом, в трех километрах над уровнем океана.
       Что-то повредилось в его электронных мозгах.
       — Только что уверял меня, что мы в ветвях застряли, а теперь — в трех километрах!
       — Нет, не в ветвях, конечно, я ничего подобного не утверждал. Я говорил о древесных жгутах. Думаю, это Корни. Мы подверглись зенитной атаке Корней...
       Я с изумлением подметил иронические нотки в голосе Супера.
       — Боюсь, что они уже проникли вовнутрь. В меня. Разрушена мембрана оптокабеля, которым я сообщаюсь с приборами силового отсека.
       — Как это случилось?
       — Не знаю. Вы тоже не всегда знаете, что происходит у вас внутри. Какие паразиты вторгаются в данный момент в ваш организм? У вас, к счастью, имеется иммунная система... Слушайте меня внимательно. Вы должны надеть защитку, ранец, манипулятор, пристегнуться, разбить страховочное стекло над кнопкой ЧС и следить за индикатором герметичности. Когда индикатор сработает, немедленно катапультируйтесь. У вас будет примерно секунда, затем Корни затянут выход. Сейчас я умру, — продолжил он после паузы, — они уже стучатся... не забудь активизировать компаратор, хозяин! Не мешкай! Удачи тебе, Витт... все, прощай!
       Вслед за отскочившим люком в кабину ворвались щупальца спрута. Толчок. Темнота в глазах. Пьянящий аромат... наркотическая прозрачность воздуха... тугой ветер, крик гиганта...
       Стремительно растет земля. Удар. Дымит ранец, кольцом смыкаются вокруг меня обитатели Глухомани. И тогда я, наконец, включаю компаратор.
      
       Портал МС-13, шлюз Эолы. 99.2252 16.30 ГЕО.
       За бортом планетарного катера ровной стеной тумана высилось Межмирье. Сенсоры корабля непрерывно отслеживали флуктуации канала, пробитого зондом Руслана, и реагировали на них пересчетом полей. Изменение конфигурации ощущалось по мгновенной вибрации корпуса или едва ощутимому ускорению, по смазыванию узора на статус-экране. Впрочем, на это никто не обращал внимания.
       В приборном отсеке скучали, ожидая исхода, навигатор Войцех, наблюдатель Брюс, изыскатель Билл Лесник и хороший человек Фатима. Пятый член команды, старший группы, не скучал, а занимался неимоверно важным делом. Отделившись от остальных, Ганс просматривал характеристики возвратного маневра, подготовленные маршрутизатором. Командир катера не то чтобы не доверял супермозгу: космичи свыклись с тем, что их жизни зависят от исправности бортовых систем. Но характер вынуждал проверить лично всю находящуюся в его распоряжении аппаратуру. Вычислитель, хоть и "мозг", тоже может подвести.
       Ганс гордился тем, что на его смене не бывает сбоев.
       В том, что придется возвращаться на станцию, командир не сомневался. Он помнил, как внезапно, рывком, отправился в никуда — казалось, во все стороны сразу — зонд проходчика, и как, крутясь, ухнула в ту же воронку, перепрыгивающую с места на место, ведомая им "Полынь". Генрих предупреждал: если увидишь, как их "выдернули" из канала, готовься к возвращению. Выжди четверть часа — и спокойно разворачивайся.
       Удивительные люди эти русские! У каждого персональная машина. "Барские замашки", — так, кажется, это у них зовется?
       Интересно, как им удается летать врозь и при этом оставаться связкой? Проходчик и следопыт должны действовать в тесном контакте, синхронно и без слов. И размещаться на одном корабле, в соседних креслах...
       Четверть часа уже прошли. Но ведь нужно было как-то объяснить команде причину отступления.
       "Кто-то должен высказать беспокойство", — понял Ганс. Тогда все покатится по сценарию Генриха.
       Тем временем двое — навигатор и наблюдатель — вели негромкую беседу. Фатима молча внимала умным людям. Билл не слушал: он всерьез пытался обставить супермозг. Игра в блиц-цивилизацию требует сосредоточенности.
       — Я естественник, — говорил Брюс, — я не уважаю трескотню, прикрывающую незнание, принимаю факты такими, какими они есть, и никогда не спорю с людьми, убежденными в достаточности простой аксиоматики для объяснения необъяснимого. Прокол пространства — это физично, на этом принципе мы строим межзвездную транспортную сеть. "Прокол сути", иногда называемый поцелуем бога, — я верю в его возможность, поскольку знаю теперь факты, и фактов тех множество — не физичен, пока нет ему должного объяснения. Мы не можем сконструировать машину реальности. И я не знаю, возможно ли это в принципе.
       — В принципе всё возможно, — возражал Войцех. Просто для того возражал, чтобы не ощущать себя первоклашкой на уроке: мы, трудяги-космичи, тоже не лыком шиты. — Сконструируют ещё, погоди. В наш век человеку во всём помогают железные дровосеки и страшилы с высокочастотными мозгами.
       — А хорошо ли это?
       — Это правильно. Удлинители рук, ускорители реакции, умножители чувств...
       — Утяжелители трицепсов, успокоители сердца, ублажатели желудка, умаслители мыслей, — откликнулся Билл. — А главное, усилители разума. Ибо сказано в Писании Механиста: "искусственный интеллект призван восполнить нехватку естественного".
       — Не язви, Лесник! Мы — технологическая раса. Не удивлюсь, узнав, что на какой-нибудь неведомой планете тамошние кудесники построили теологический аппарат для прямого общения с Богом Истинным.
       Брюс посмотрел на навигатора так, как смотрят на подающих надежды учеников.
       — Пожалуй, и я не удивился бы. Возможно, назначение научно-технического прогресса в том и состоит, чтобы до богов побыстрее добраться. Теологические аппараты не нужны, Войцех. Твой катер и без них доставит нас по назначению. Космический корабль в экстра-переходе становится машиной реальности — и боги приближаются. Эти звери, несомненно, пасутся рядом с нами, где ж им ещё быть?
       Войцех развеселился:
       — Алерт! Божество за бортом! Плавает в тумане, обложившем смотровые экраны, и взывает к лётному составу, чтобы мозги нам лишний раз прополоскать...
       — Именно так. Тебя не удивляет исчезновение из обитаемой вселенной братьев по разуму?
       — Отсутствие чужого разума на планетах еще не означает его отсутствия в Галактике.
       — Как думаешь, где нужно искать его?
       — Вопрос не ко мне, — ответил Войцех, — но я отвечу. В легендах упоминаются существа, обитающие в закрытых виртуалях, Их и называют богами.
       Брюс усмехнулся.
       — Вселенная велика и таинственна, цивилизации прячутся в складках её одежд, точно блохи... А что? Тупики — неплохое место для скромных божеств, не желающих быть узнанными. Вот тебе и представители внеземного разума: непостижимого, давно покинувшего материнские планеты. Но если это всего лишь галлюцинации космичей, то как поверить в их существование?
       — По легенде, приближение богов чувствуется заранее, — ответил Войцех. — Возникает предощущение, яркое и похожее на воспоминание о чем-то важном, но забытом. А затем они приходят. То твари, то люди, то сияющие птицы; они не оставляют следов, приход их неслышен, уход — внезапен. Следопыт видит рядом с собой кого-то прежде невиданного, но хорошо знакомого. Ему является волк, орел, паук, спрут или слизняк; и он вспоминает, кто этот волк или слизняк. Он любит или ненавидит пришельца; он гонит его прочь — и боится, что тот покинет его. Подсознание узнает в этом фантоме некое божество. Неважно, во что верил человек раньше и верил ли: узнавание столь же абсолютно, как зрение или осязание.
       Но чаще всего приходит всё-таки человек, умеющий говорить без слов и выслушивать мысли.
       Существа входят в жилые отсеки, тянутся к экранам слежения, они могут обозначить на карте точку выхода, подсказать, где искать нужный канал, но могут и увести в преисподнюю, поманив миражом, космическим кладом или садом чудес. Иногда приманкой служит что-то неовеществленное: музыка, свет, любовь, власть. Затем они растворяются в переплетении пространств, поддерживаемых Межмирьем. А люди возвращаются домой, пробивают новые каналы, открывают новые планеты — или не возвращаются вовсе.
       — Что ж, фольклор обязан пестреть богами и чертями, чудищами и закованными в цепи героями, удалыми молодцами да онемевшими от любви красотками. Перенесите эту рать из ужасного тридевятого царства в непостижимые внутривакуумные поля — и получите все ваши легенды скопом.
       — А как быть с очевидцами? — спросил Войцех. — Как объяснить неистребимость легенд? Забытые мифы возвращаются, сменив героев и декорации. И люди снова верят в чудесное. Разве это не странно?
       — Преемственность мифа имеет простую причину: существует устойчивый архетип, необходимый психике человека. Почему необходимый? Могу предположить, что такая компенсаторная заглушка возмещает недостаток знаний, необходимых для понимания наблюдаемого мира. Возьмём хотя бы потусторонних гостей. Когда-то на Земле каждый уважающий себя замок имел парочку приведений, которые приманивали жертву музыкой, огнями, обещаниями. А затем растворялись в переплетениях стен и сводов... Ничто не ново под луной, Войцех. Монстры нашего времени — клоны древних, давным-давно известных человеку. Над тёмной доиндустриальной Землей наблюдались драконы, над постиндустриальными мегаполисами — неопознанные летающие объекты, в космосе обнаружились фантомные боги. Степень достоверности подобного рода сообщений близка к нулю. Странно, что некоторые верят в подобное и в наши дни. Тут я с вами соглашусь.
       — Странно, когда не верят, — возразила Фатима.
       — Не поверишь в чудеса — не взойдешь на небеса! — сурово заявил Лесник Билл. — Кто не видел НЛО — беспросветное фуфло!
       — Да кто их не видел? — ворчливо отозвался Брюс. — Разве что безглазый... Как можно всерьёз воспринимать россказни о "внутривакуумных существах"? Обычный рефлекс воображения, реакция разума на слабо структурированную информацию. Подмена объяснения мифом! Можно согласиться с тем, что Ригведа содержит научное объяснение мироздания, если трактовать ее тексты как последовательность шифров или метафор. Беда в крайней размытости подобного описания. К нему не прилагается уточняющий формализм. С таким же успехом я могу утверждать, что вселенная покоится на трех могучих слонах пространственных измерений, взгромоздившихся на неторопливую черепаху времени. Но без Минковского, Эйнштейна и Корниенко мое утверждение останется пустой поэтической вольностью.
       — Пустой? Почему же? Док, тебе ближе формулы, а мне — стихи. Ты хочешь знать, а я хочу видеть. И мы оба хотим понимать. Вот и всё.
       — Что значит "видеть"? Увидеть розу и волк способен.
       — По-твоему, только разум способен постигать? А глаза, уши? А сердце? Скажи, каким формализмом опишешь ты весну? "Шёпот, робкое дыханье... трели соловья... серебро и колыханье сонного ручья"...
       — Прости, Войцех, я не изучал польский язык.
       — Брюс, это же по-русски! Стихотворение Афанасия Фета. Ты о понимании спрашивал? Так кто из нас точнее поймет нашего проходчика Руслана? Не трудись отвечать: для тебя его родная речь — бессмыслица.
       — Сдаюсь, полиглот! Хотя можно было уточнить: ты его понимаешь только потому, что изучил язык. Математический аппарат современной физики — тоже язык. Выразительный, образный и очень ёмкий.
       — Совещаемся, господа? — в отсеке появился Ганс. Был он хмур и порывист. — Кажется, у нас проблемы. Поля растут, вакуум рвется — и никаких признаков сторонней помощи. Похоже, Руслан не может до нас достучаться. Не пора ли сворачивать знамёна и возвращаться домой?
       — Рано, — ответил Войцех. — Неизвестно, где и как их вышвырнуло из канала. Вектор выхода мог оказаться неудачным, тогда им придётся облететь планету. А это дополнительное время. С учетом возможной рассинхронизации, потребуется час-полтора. Нужно ждать.
       — Ждать я готов: скажем, минут пятнадцать, не больше. Я не играю с Межмирьем в орлянку! Задержимся — будем пробиваться назад по нестабильному каналу, который в любой момент может схлопнуться, а это — смерть. Войцех, что рассказывают космичи о замурованных в вакууме экипажах?
       — Твари те собой ужасны, норовом опасны, дюже неопрятны, девам неприятны, в ночи стенающи, взглядом глодающи, — пробормотал Брюс.
       — Хорошенькая перспектива, — сказал Ганс без улыбки, — уж лучше умереть, чем стать вот таким "в ночи стенающим". Даём русским еще двадцать минут. Потом возвращаемся, — он прихлопывал ладошкой по стене отсека, оставляя на мягкой обшивке влажные, быстро тающие следы. Было в этом что-то колдовское. — У нас есть время подумать, но вряд ли вы найдете другое решение.
       — Подумаем, — пообещал Войцех.
      
       МС-13 . 99.2252 16.40 ГЕО.
       Протея не отвечала.
       Начальник тринадцатой "межканалки" нервничал. К своему стыду, он так и не обучился языку космичей, семантику, придуманному как раз для таких ситуаций. Канал экстра-грава не позволял быстро передавать объемистые данные, требовалось их сжимать. Информ умел "на лету" кодировать вводимый текст, испещряя его иероглифами, но обратный перевод — и в этом Генрих неоднократно убеждался — иногда до безобразия искажал смысл письма. Не было уверенности в том, что после двойной обработки содержание послания не изменится.
       Любой язык имеет свои причуды, не зная которых, можно поскользнуться на ровном месте. "Казнить нельзя помиловать"... По этой причине Генрих не мог снабдить Гудвина развернутой информацией о своих замыслах. Не имел такой возможности, да и смысла в этом не видел. Все, что он решил передать — персоналии гостей и его собственная "сопроводиловка" — давно ушло на Протею. Гудвин уже должен действовать.
       Начальник станции сидел как на иголках. Давно пора получить ответ. И ведь, главное, непонятно, контролируют ли на той стороне ситуацию. Неизмеримая мощь Глухомани пугает всех, даже тех, кто клянется в устойчивости контакта и полном взаимопонимании сторон. Эта мощь настолько превосходит человеческую, что поневоле задаешься вопросом: зачем мы ей, всесильной? Подружилась дева с ведьмой...
       "Твоей милостыни я не знаю, но моя будет ужасна", — мелькнуло в голове.
       Когда аналитики в один голос заявляют о том, что единственный более-менее достоверный прогноз по Протее — консервация канала в ближайшие годы, иначе говоря — капитуляция, разумнее всего не ждать трудного и непопулярного решения, а самим перекрыть вентиль. И тихонько управлять им. Это очевидно.
       Это было очевидно еще сегодня утром.
       Почему молчит Протея? Удалось ли им выдернуть из канала русских? В какой щели застрял Ганс? Неопределенность хуже беды.
       Он включил селектор. На экране появилась диспетчерская.
       — Андриан, как дела?
       — Простаиваем. Сегодня много транспорта. На шлюзе очередь.
       — У нас есть запас времени?
       — Как сказать... Ситуация не критическая, но неприятности будут. Я тут уже всего наслушался...
       — Отключай протейский канал. Начинай пропускать транзит. Только не забывай регулярно запрашивать Ганса. Он обязан вернуться.
      
       Портал МС-13, шлюз Эолы. 99.2252 16.45 ГЕО.
       — Прорыв к звёздам заставил человечество забыть о мистических учениях, бытовавших в раннюю космическую эру, — говорил Брюс. — После того, как Уваров "на кончике пера" открыл первую, домашнюю, увязавшуюся за Солнцем складку, назвав её "Солярис", люди начали всматриваться в небеса. Фундаментальный труд Корниенко забил последний гвоздь в гроб мистики, магии и оккультизма.
       А ведь стремительное становление нового знания само по себе являлось чудом.
       Череда гениальных озарений, десант в неведомое, величайший интеллектуальный прорыв, — такими эпитетами наделяли современники открытия, буквально сыпавшиеся с неба. Идеи Чин-вен-ша явно опередили время. Он отправлялся от модной в начале тысячелетия теории запутанных состояний, необходимой для разработки квантовых вычислителей, и дерзко спроецировал её на космологические масштабы. Вселенная стала макроквантовым компьютером — самодостаточным генератором эволюции. Теория перефокусировки Гайда, слабо обоснованная и к тому же подпорченная в первом изложении неточностями и ошибками, казалась — и была — откровением, почему-то аккуратно совпавшим по времени с разработками "лобастого китайца". А спустя всего несколько лет — неожиданный успех группы Уварова, "лоцировавшей Солярис при помощи теодолита и отвеса", по выражению Корниенко. Действительно, найти складку на тогдашней аппаратуре, без опыта, без какой-либо методики поиска — это не просто везение, это выигрыш главного приза в лотерее. Ну а сам Корниенко? Он буквально "на коленке" свёл воедино два понятия: "запутанность" пространства-времени, распространяющую причинно-следственную связь за пределы светового конуса, на пространственноподобные события, и "инфляцию" физического вакуума, порождающую "виртуали". И всё. Никаких иных заслуг за ним не числится. Средней руки математик, нечаянно наступивший на хвост истине, — злословили завистники. Прозорливец, угадавший главное, — отвечали последователи, усилиями которых теория приобрела стройность и необходимую для практических применений простоту.
       — Кто-то очень умный нашептал этим ребятам правильные слова? — спросил Войцех.
       — Или подкинул нужные идеи: тайно, бессловесно. "Как Бог вычисляет, так мир делает", — эта старая истина очень по-разному проявляет себя. Бог не только геометр, он ещё и неплохой организатор...
       — А кто-то другой проиграл, отступился — и из повседневности ушла всякая мистика?
       — Другой? А, байки... Если и был другой, то попросту исчез... У людей пропал интерес к вненаучному знанию. Да и к целому ряду наук — тоже. На Земле начался целенаправленный прогресс. Сворачивались исследования в таких традиционных областях познания, как информационные технологии, генная инженерия, экологический контроль. Целью внезапно стал космос. Словно стрелочник стрелки перевел.
       — Дельный был стрелочник. Мы получили звезды. Технологии, сырье, энергия — все это следствия экспансии. А повернись по-другому, что тогда? Нашли бы что-нибудь вообще? Прозябали бы до сих пор на крошке-праматери, дрались друг с другом как дикари.
       — Был ли смысл в исканиях мистиков? Не знаю. Сердцевиной всех философско-мистических учений является образ скрытого мира, пригодного для обитания, но запретного для людей. Точнее, запретного для бренной человеческой оболочки. Этот мир частенько рядится в нечто, на разных языках обозначающее "ничто". Нечто, воспринимаемое как ничто; субстанция-пустота, тверже алмаза и плотнее свинца; протяженность, лежащая вне пространства, — не правда ли, редкостное сочетание качеств? Точь-в-точь такое, какое приписываем мы физическому вакууму. В древнем Китае этому всепроницающему "эфиру" сопоставлялась изначальная сущность, называемая "дао". Обычно "дао" переводится как "путь". Проявления этой сущности в материальном мире звалось "дэ". Законы движения, провозглашенные Корниенко, можно считать описанием той части "дэ", которая управляет неодушевленной материей.
       Вот я и добрался до изюминки. Человек познал вселенную. Но он сам как был, так и остается загадкой для себя самого.
       Когда-то все было наоборот. Древние приблизительно и наивно рассуждали о вселенной, и в то же время очень глубоко понимали душу человека и его место в мироздании. И не только понимали: они ведь и умели многое. Например, уходить в надреальность.
       Еще на заре человечества люди знали, как выполнить уход от мира в загадочные пространства. Край, недоступный пяти чувствам и рассудку, можно было постичь внутренним взором. Для этого требовалось долгое обучение и отречение от сует мирских. В итоге дух покидал телесную оболочку. Акт ухода означал временное вызволение духа из темницы плоти: предполагалось, что телесные свойства духу в тягость. Но адепты пустоты не пренебрегали и грубой материей, без которой нет жизни. Цельные и целенаправленные, не разделенные на земную и небесную фракции, они, в отличие от богов, обладали индивидуальностью и поэтому не утратили способность вступать в контакт с обычными людьми. Сопоставь это с твоим фольклором... сравни с тем, что иногда рассказывают о следопытах...
       — Рассказывают, во время прокола их мозг подключается к вселенской Сети.
       — Рыбка в Сеть попала? Не плавай где попало! — хмуро произнёс Билл Керби. И стал разглядывать остальных. Его странноватые реплики, сопровождаемые серьёзнейшим выражением лица, всегда предварялись внимательным изучением стен и потолков. Наверное, наткнувшись взглядом на препятствие, Билл автоматически переходит от созерцания мира к его осмыслению, решил Войцех. Из протеста к стенам.
       — Срок существования человечества, от каменного века до современности, — всего лишь миг в хронометраже вселенной, — говорил тем временем Брюс. — Случайное, краткое мгновенье. Одна секунда года — вот что такое история. Допустим, у другой цивилизации, обитавшей где-то неподалеку в родимой Галактике, тоже был свой звездный миг, и начался он за миллиард лет до нашей эры. Для Галактики это пустяк. Что произойдет за миллиард лет развития цивилизации звездного типа? Очевидный и, наверное, единственно возможный ответ: она станет всемогущей. Превратится в мощнейший космический фактор. Родит богов.
       Протейская протожизнь процветала в Ядре миллиарды лет назад. У нее было достаточно времени.
      
       Разведывательный корабль "Иван Ефремов". 99.2252 16.45 ГЕО.
       Кирилл Байкалов, капитан разведчика "Иван Ефремов", сам в недавнем прошлом был следопытом. Когда-то он опекал Руслана. В Отряде шефство являлось одним из способов выявления талантов и, по сути, сводилось к постоянному соперничеству между "дедами" и "молодой шпаной". При этом, естественно, молодежь потихоньку перенимала опыт ветеранов и при любой возможности старалась обставить их, желая как можно быстрее отвоевать место под солнцем.
       Руслану это удалось. В один прекрасный день Кирилл, одинаково хорошо чувствующий себя в ролях следопыта и проходчика, неожиданно объявил о своем переходе на новую должность. Руслан подозревал, что бывший опекун намеренно освобождает ему место, давая шанс закрепиться в основном составе. Имя, репутация проходчика во многом зависели от подачи, "раскрутки"; преемник самого Байкалова — это звучало. Но сон не шел, и что-то мешало радоваться. Гордость? Или понимание того, что мастерство на маршруте — только одна из составляющих проходческого искусства?
       Мне еще учиться и учиться у Кирилла, — думал Руслан, — я, конечно, сильнее, но он черт знает сколько всего испытал и увидел. Поговорю завтра с ним, спрошу... нет, просто попрошу остаться.
       Он так и сделал. Увидел, как потеплело хмурое лицо. Успел пожалеть о том, что сам себя задвинул в задние. И тут сэнсей "круто обломал" ученика. Всего одной фразой:
       — И не проси молодой, не вернусь! Я теперь важняк, навигатор "Ефремова".
       — Поздравляю! — Руслан был искренне рад. — Но как же Боб Горыныч...
       — Владимир Гаврилович стал капитаном корабля, взамен ушедшего в отставку Марка Леонидовича, — отчеканил Кирилл. И подмигнул:
       — Так что пламени в его ноздрях прибавится, а толстокожесть возрастет вдвое.
       По традиции, капитан крейсера принял на себя оперативное командование Отрядом. Следующие два года Боб Горыныч — Владимир Гаврилович — гонял ребят по тренажерам, аудиториям и полигонам. И не только ребят. Гонял он всех, невзирая на пол и возраст, и, надо отдать ему должное, многого добился. Основной состав уверенно выполнял самые трудные задания. Играючи, расправлялся с коварной метрикой; без усилий проходил "кротовые норы" глубокого вакуума. Отряд поднялся в сводном следопытском рейтинге на третью позицию, уступив лишь известным всему космосу "отстрельщикам", расчищающим подходы к удаленным зонам Галактики — линейные расстояния до этих зон исчислялись десятками килопарсек, — да "потрошителям", занятым экспериментами с пространством-временем. Высочайшая квалификация обоих отрядов не подлежала сомнению, но специфика работы делала их чужими в мире следопытов.
       Репутация Отряда подтверждалась тем, что на Радужную стали проситься выпускники других школ. Появилась возможность выбирать лучших из лучших. Вакансии заполнялись талантливыми легионерами. Ещё через год Горыныч был отмечен, обласкан и переведен в Главный штаб. Теперь под его присмотром оказались вся следопытская рать ОЧАГа. А Байкалов стал капитаном экстра-разведчика и старшим Отряда.
       В данный момент Кирилл Байкалов медленно парил перед экраном, на котором вращался цилиндр "межканалки", и размышлял о всякой чепухе. О том, что невесомость быстро приедается. О том, что человек привередлив. В полете ему не по вкусу повышенная тяжесть тела, в покое — ее отсутствие... Капризы все это, — думал Кирилл, — прихоть вестибулярного аппарата. Но до чего хочется просто посидеть в кресле!
       И чтобы руки не всплывали поплавками над головой.
       Вахтовикам проще: вращение станции создает на поверхности цилиндра инерциальное ускорение, почти равное "стандарту". В этом искусственном поле тяжести находятся все жилые модули, а также основные службы "эмэски". Мужики живут не тужат, службу служат.
       Вот бы, действительно, изловчиться да и выдумать какую-нибудь искусственную гравитацию... Вы уж расстарайтесь, господа естествоиспытатели! Нажал на кнопку — сиди читай газету, отжал кнопку — плавай у потолка. "Весьма уматно", как батьки говаривали. Соберутся мужики в баньке, а ты кнопочку — ррраз! — пиво из бутылок наружу выскочило, радужными шариками среди мыльных пузырей носится; дядя Ваня попой кверху за раками устремился; Василич тебя сгоряча веником стеганул — и в свободный полет... тут ты кнопочку — два! Шлепнулся дядь Вань мордой о полку, раки на окорока повыпадали; зло матерится матёрый Василич, на раскаленный камень голой жилой усевшись; а мне, посреди бедлама, тихонько пиво с потолка в рот капает. Потеха!
       Кирилл усмехнулся. Ну и мыслишки! Одуреешь тут от безделья.
       "Иван Ефремов" уже часа три дрейфовал в стороне от "эмэски". Корабль, станция и складка находились в вершинах равнобедренного треугольника. После того, как угас след ухода, делать было решительно нечего. Кирилл верил в Руслана и знал, что все будет в порядке. У него есть путеводная звезда: девчонка с Деметры.
       Дикой силы следопыт! Эта и с того света проложит маршрут. Думай о ней что хочешь, но следопыт она отменный. Редкостное дарование, будь оно неладно...
       Работают они двумя зондами. Байкалов догадывался о том, почему его "крестник" предпочитает держаться на расстоянии от партнера по связке. Да что там догадывался — знал. Несомненно, знал. Дистанция ослабляет психорезонанс. В жизни эти двое не разлей вода, но в складку уходят на разных машинах, потому что чуткий и шепчущий заклинания вакуум, пристально глядящий в твои иллюминаторы, слишком обостряет чувства. Если они есть, конечно.
       А они есть, иначе откуда взяться резонансу?
       Иногда это становится проблемой.
       Он проводил ребят. Три корабля, оба зонда и всепланетный катер, поочередно ушли в Межмирье. "Полынь" стартовала последней. Уже после того, как "Русич" и всепланетник растворились в пламенеющем круге, Полина крикнула на весь эфир:
       — Прощайте, люди-и! До встречи на крыше!
       Голосок у нее дай бог каждому. До сих пор в памяти звенит.
       "На крыше" — что-то из молодежного сленга. Кириллу не хотелось выяснять, что под этим подразумевалось. Такие выходки ему принципиально не нравились. Но — привык. Юные таланты, сложные натуры... ветер в голове... куда, куда вы подевались, простые и понятные?
       А тут еще невесомость. Порхай жабкой по коридорам, уворачивайся от встречных...
       Сходить, что ли, на тренажере размяться?
       — Я в спортзал, — предупредил он дежурную смену. — Будут новости — немедленно оповещайте.
       Взявшись за поручни и перебирая руками, капитан могучего корабля шустро уползал к выходу из рубки. Извернувшись угрем, наполовину выплыл в коридор; тут его и настиг отклик вахтенного.
       — Кирилл Матвеевич! Станция перешла в транспортный режим. Они больше не поддерживают канал. От наших — никаких сообщений. Что делать?
       — Свяжись с ними. Переключи разговор на мой информ.
       "Что делать"... ясно, что.
       Неспроста Горыныч предупреждал: Генриху не верь, он втёмную играет. Игруля чертов... Взял бы да по рогам настучал тевтонцу! — тихонько ворчал Кирилл, захлопывая за собой дверь рубки.
       На двери было начертано: "Спроси себя, зачем ты здесь?"
      
       Портал МС-13, шлюз Эолы. 99.2252 16.55 ГЕО.
       — На Протее произошла метаморфоза. Многообразие живых существ на планете претерпело скачкообразную трансформацию. Одни виды исчезли, другие возникли, третьи изменились. Среди третьих, возможно, есть и люди. Или, допустим, конкурирующая разумная раса... Леди, у вас чудесные глаза, вам говорили? Большие-пребольшие...
       — Разве такое может быть? — спросила Фатима.
       — Эволюционным путём — нет, не может. Произошло что-то вроде революции, но не в обществе, а в природе. Если все идет само собой и потихоньку, то мы находимся в процессе эволюции. Если же сразу из обезьян во человеки — это зовётся революцией и больно бьет по голове. Хвосты изъять из обращения, вооружиться палками, ввести избирательное право и подоходный налог...
       — Господа, время вышло! — вмешался в беседу Ганс. — Пора возвращаться на станцию. По местам!
       Никто не шевельнулся.
       — Я требую поставить вопрос на обсуждение, — ответил Войцех после паузы. — Я категорически против получасовой увеселительной прогулки в Межмирье. Мы не для того жгли плазму.
       — Поясни.
       — Наша задача — выйти к Протее вслед за проходчиком и выяснить, что там случилось. Затем дать канал крейсеру, который восстановит регулярную связь.
       — Всё правильно. Только это не в наших силах. Канала как не было, так и нет. Не получилось у русских! Ты предлагаешь рисковать жизнью в надежде, что они все-таки пробьются? А если нет? Тогда — бессмысленная смерть, гибель пятерых человек, из чистого ребячества провалившихся во Вневременье! Если бы речь шла только о твоей жизни...
       — Риск легко просчитывается, и пока он остается ниже аларм-порога, мы имеем право ждать.
       — Для нестабильного канала используются иные методы расчета риска, — напомнил Ганс. — Ты ими не владеешь. Твои выкладки слишком оптимистичны.
       Войцех понимал, что только явный перевес голосов — четыре против одного — мог хоть как-то оправдать неповиновение приказу.
       — Я навигатор, и я чувствую опасность собственной кожей, — сказал он. — Я не самоубийца, но весь мой лётный опыт...
       — Да откуда он возьмется? Ты экстремал? Часто ходишь в закрытые каналы?
       — Ганс, не тебе судить, ты вообще не летаешь!
       Войцех ненавидел подобные аргументы, но других у него не было. Он не сомневался в том, что нужно ждать. Но как убедить в этом остальных? Где-то должна быть зацепка, незаметная подсказка...
       Катер медленно погружался в бездонный провал, недоступный восприятию следящей автоматики. Люди, не зная этого, спорили: оставаться или уходить.
       Войцех чувствовал: его доводы не убеждают. Поэтому от вступившего в разговор Билла он ничего хорошего не ожидал.
       — Ганс, ты прав, навигатор действительно пользуется типовыми расчетными алгоритмами. Зато супермозг владеет навигационной базой знаний в полном объеме. Я только что запросил у него совокупный риск ожидания. Не угодно ли взглянуть?
       — Говори.
       — Пресловутые пять процентов дают нам целый час дрейфа. Но такая вероятность все же слишком велика, и я не намерен торчать тут час. Минут пятнадцать-двадцать — можно. И нужно! Я — за.
       — Мы не на голосовании, — сказал Ганс.
       — Фатима, как ты?.. — оборвал его Войцех.
       — Я согласна ждать сколько потребуется.
       — Присоединяюсь! — объявил Брюс.
       — Я приказываю немедленно начать возвратный маневр, — спокойно произнес Ганс.
       — Я отказываюсь подчиниться, — так же спокойно ответил Войцех. — Ты слышал общее мнение. Этого не хочет никто. Час дрейфа нам действительно не нужен, полчаса просто необходимы. Следопыты вернутся, Ганс.
       — Вернутся? Вряд ли ты чего-нибудь дождешься... Хорошо. Садись за пульт, принимай дежурство. А ты, Билл, постоянно контролируй риск. Остальные пока свободны.
      
       Разведывательный корабль "Иван Ефремов". 99.2252 16.55 ГЕО.
       Странный у них разговор получился. Не сложился разговор, — думал Кирилл. Как ни противно не верить людям, но и в двадцать третьем веке приходится держать ухо востро.
       Генрих объявил, что у него имеются свои заботы — и правильно, вот только тон бы другой взял. С ходу начал зачитывать протокол разграничения, как будто он "на ковре" перед инспектором. От вопросов уклонялся так шустро, что поневоле задумаешься: а не знает ли он чего-то крайне важного для понимания ситуации? Одно ясно: откровенности от него не дождешься...
       Капитан решил посоветоваться с главным мотористом. Василич — мужик матёрый, пустого не скажет.
       Сквозь освинцованные стекла "опасного отсека" виднелась мнемосхема с мерцающими зелеными огоньками, с ежесекундно меняющимися графиками и сводками параметров. Оператор, сидевший перед ней, выводил двигатель на режим. Честно говоря, он просто скучал, поглядывая на экраны: никаких действий от него не требовалось. Стандартные последовательности операций контролировалась супермозгом крейсера.
       Мстислав Василич, старейшина космофлота, был настроен по-боевому.
       — Кирюша, да плюнь ты! Пошли их, козлов, к козьей матери! Уйдём в канал и покажем им оттуда зад, пусть любуются. Я тебе так скажу: все беды от дипломатии! Ты командир? — командир. Ты Горыныча предупредил? — предупредил. Всё, твое дело сторона. Мы работаем, он разбирается с магистральщиками.
       — Василич, пойми, без спросу — не по-ло-же-но...
       — Что — Василич? — свирепел моторист. — Я семьдесят лет Василичем! И дураков любить не обязан! Кирюха, ты дурак? На твое "положено" штемпелем наложено! Вот такенным!.. — согнув руку в локте, Василич продемонстрировал размер штемпеля. — Эти-то — да, правила блюдут, а чуть отвернешься — ножом в спину. Уж лучше без правил, чем как они.
       — Хорошо. Сделаем так: оповещение на станцию я дам, для порядка, а что они ответят — нас не волнует. Уйдем в прокол по-любому. Найдем наших. Нужно посмотреть, что на той стороне. Одобряешь?
       Василич стал серьезен до необычайности. Вся его напускная ярость слетела как сорванная маска. Глядя в глаза капитану, он сказал:
       — Выслушай меня, Кир. Ты хочешь играть честно. Ты хочешь по-людски... Ты помнишь, я там уже гостил, на планете той поганой. В ноль седьмом, с твоим батей. Он ведь должен был вернуться!
       Все наше заканчивается здесь. Видишь, все осталось позади? Ты, я, люди... ты привык по-человечески, я знаю. Но это уже там — за дюзами. Начинается совсем другое. Уже началось! Пойми, капитан: на станции — враг. Ты предупредишь — тебя же шарахнут по корме, без ответного предупреждения, со всей дури...
       — Спасибо за совет, Мстислав. Начинай разгон. Оповещение я сделаю позже, перед проколом.
       Кирилл, оттолкнувшись от стекла, направился к рубке. И услышал негромкое:
       — Вспомни, чем станут искушать нас с тобой, капитан!
       ...Вспоминать не было нужды. Этого Кирилл Байкалов никогда не забывал.
       Он едва научился ходить, когда не стало его отца.
       За три года до рождения Кирилла отец уже побывал в системе Эолы. Тогда он не был капитаном — и вернулся. Вернулся с пониманием того, что случается с людьми, попавшими в щупальца Глухомани.
      
       Двое в небе, вне времени.
       Я кружусь над планетой в восходящем потоке. Всюду, от сияющего востока до сизой дымки над западным горизонтом, кипит варево миражей. Достигнув безвоздушной ничейной полосы, всматриваюсь в фиолетовую высь. Стратосферные призраки, словно стрижи, мелькают вокруг. Птицы-чармы пересекают созвездия. Туманности медузами висят в тёмной космической воде.
       Я пытаюсь взглянуть в глаза солнцу, которое не замечает меня — блудную тень, отделившуюся от тела, не знающую, куда упасть. Муравьи соответствий копошатся в памяти. Моё сознание — растревоженный муравейник. Взмываю выше и выше; рядом — бесплотный Ангел. Мы ведем беседу о природе несбывшегося.
       Мой голос не слышен. После того, как у меня отняли жизнь, мой голос не слышен мне самому. Тень в чужом краю — вот кто я теперь.
       Я не знаю, как и почему остался здесь, в теневом мире. Глухомань добра к бездомным путникам. Инородные тела не уничтожаются, не выводятся из организма, — они просто меняют хозяина. Того, кто управляет мозгом. Потрясающая гуманность!
       Я часто спрашивал Ангела, как такое получилось: корабль, обвитый километровыми корнями, и монстры, ждущие внизу? Кто он, оборотень, завладевший моим телом? Видел я себя сверху и немного со стороны; тот, глазами убийцы, змеей перетекал в меня, и мое лицо менялось.
       Грабитель знал, что брать. Он чувствовал свою безнаказанность. Лишённый тела... После такой потери — ни мстить, ни в суд: нечем, извините! Без кулаков ты существо невесомое, отмахнуться от тебя проще, чем от мухи... Ответные мнемограммы Ангела — пожатие плеч, немой прорицатель, падающий лист — не радовали информативностью. Он не знал ответа.
       Ангел отмалчивался, но однажды — тихий, уже привычный шепот звучит в мыслях, и кажется, будто ты собственным чутьем выбираешь, что увидеть и что понять, — однажды он привел меня на проклятое место. Там по-прежнему ходил кругами человек-манекен: хозяина своего ждал, надо думать.
       Вокруг суетился народ. Кто-то угадал наше присутствие.
       — Вернулись, невидимки? В небе хорошо, а дома лучше? — услышал я. — Возвращайтесь иногда. Время — судья неторопливый, но неподкупный.
       — Следопыт, — шепнул Ангел. — На него надежда. Он может вывести тебя из виртуали. Но... Шуршат миги-песчинки, и сдается мне, что все мы — ты, я, он, — уже бессильны что-либо изменить.
       — Почему?
       — Передел — буря в океане времени. Не сумеешь удержаться на плаву — прощай!
       — Где же спасительная соломинка?
       — Высь горька, — отвечает Ангел, — горька и коварна. Я в ней давно и мог бы что-то изменить, — но тому, кто за Чертой, не позволено. А ты ещё в небе... Пробуй!
       Я принял меры. Я долго и упрямо учился летать. Капризное умение, требующее отваги и самозабвения. Я не отступал и очень старался. Когда всё наконец сложилось и состоялось, обнаружилась обидная вещь: здесь, в черной бесконечности, небеса не стали ближе и понятнее.
       Ни на мизинец не приблизился я к Генеральному конструктору миров.
       И акустика тут отвратительная. Слишком разреженная атмосфера. Вместо звонких убедительных слов — едва различимый хрип. Стоило ли крылья отращивать?
       Я камнем валюсь вниз. Не получилось подвижничество. Месяцы тренировок пропали зря. Чтобы стать вровень с Генеральным, недостаточно возвыситься над бренным миром. Нужно что-то ещё...
       Да и стоит ли — возвышаться?
       Над бренным миром — пустота. Там молчание, гул небес...
       Возвращайся, неудачник!
       Блудная Тень
      
       Универсальный информационный коммуникатор, выполненный по технологии так называемого "квантового клонирования", постепенно вытесняет прочие гаджеты. Все, что носилось в сумках, сумочках или на себе, обременяя карманы, отныне совмещено в едином устройстве. Бюджетные модели обеспечивают связь с любым доступным мультипортом Сети, более продвинутые позволяют сканировать источники информации произвольной природы и осуществлять их зондаж в реальном времени.
       Для наших задач представляют интерес два специальных типа коммуникатора. Один из них, "информ", станет общедоступным уже в ближайшие годы. Второе устройство вряд ли получит широкое распространение. Оно представляет собой специализированный контроллер виртуальной реальности, снабженный мощной ассоциативной и сенсорной поддержкой. Такой экстра-сенсорный "компаратор" незаменим при пилотировании кораблей-надпространственников.
       Разумеется, необходима и периферия, позволяющая регистрировать сигналы окружающей среды в комплексе, от измерителя гравиапотенциалов до менталоскопа. Эти сигналы, посредством компаратора, становятся столь же неотъемлемой частью ментально-чувственного окружения пилота, как его зрение и слух. Пилот начинает думать вместе с кораблем, следопыт — вместе с проходчиком, ведущий — вместе с ведомыми.
       Компаратор даёт пилоту (или связке) абсолютный контроль над корабельным супермозгом во всем, что касается экстра-навигации. Успех современного этапа освоения космоса во многом обязан новым информационным технологиям, адаптирующим человеческое сознание к артефактной среде обитания — и чуждому естественному окружению.
      
       Станислав Станкевич, "Заметки о вертикальном прогрессе", 2095 г.
      
      
       Радужная. Звездный городок. 177.2207 12.30 ГЕО.
       Отряд проходчиков занимал южное крыло пятикрылого "паруса", нависшего над портом. Здание было возведено по технологии скомпенсированных нагрузок, позволяющей наращивать вокруг центрального стержня этажи-лепестки. Они выступали далеко за пределы очерченного фундаментом периметра, и по этой сугубо архитектурной причине Управление Космических Служб издали напоминало гладиолус, а стебель центральной башни казался старинным трехступенчатым космическим кораблем.
       Матвей наслаждался видом, открывающимся с высоты. Капризная погода решила дать людям передышку. Солнце, носящее имя Айрин, пробилось из-за туч, и все вокруг стало другим: ярким, цветным. Вдали, над городом, изредка вспыхивала реклама. "Стильник не подводит! Стильник — всех заводит!" — прочитал Матвей. "Заказать, что ли?" — мелькнула мысль. "Нет, сперва узнаю, что это за штука..."
       Он перевёл взгляд на причалы. Космопорт выглядел шахматной доской: на квадратах стартов поблескивали в солнечных лучах фигурки для игры. Стратопланы, планетарные катера, пассажирские яхты, грузовые атомники — всё это умело летать и было готово к полету. Пешки, "офицеры", "королевы" ждали своего хода; ожидание скрашивали роботы техслужбы, снующие между кораблями. От складских терминалов к одному из пузатых грузовозов мчалась стайка "носильщиков", на ходу сливаясь в ровную, выдерживающую интервал колонну; грузовоз раскрывал пасть входного шлюза, готовясь принять товар.
       "Вот бы распогодилось!" — думал Матвей. — "На озёра подамся. Наталку с собой уболтаю. Будет отбрыкиваться, что мальцу там не место... ох уж эти дамские страхи! Убежит, упадет, шишку набьет, — с младенчества мужика к юбке привязывают. А я скажу: научился ходить — учись летать, Кирилл Матвеевич... нет, так Наталка не поймет, ей наши присказки — трескотня-бессмыслица. Поясню по-другому: парень встал на ноги? — не мешай! Пусть бегает по планете, в следопыты готовится".
       Хорошо, вакуум меня побери! Заканчивается дежурство, впереди неделя спокойной жизни...
       — Красиво у нас летом. Земля совсем, — сказал Пак. На Земле он был трижды и не уставал напоминать об этом.
       — Сравнил! Земля — мегаполисы, дороги. Все давно окультурено, везде толпы людей. А у нас на Радужной на всю планету три миллиона населения, половина — научники и космичи. Здесь простор, природа заповедная... У тебя тоже сегодня последний день?
       — Конечно. Мы же вместе заступали.
       — Махнем завтра на озёра? Я места знаю... — трель вызова помешала ответу. В информе возникла унылая физиономия командира. Олесь глядел хмуро и обиженно. Он всегда выглядел капитаном футбольной команды, только что потерпевшей унизительное поражение в главном матче сезона.
       — Байкалов?
       — Он самый, — подтвердил Матвей.
       — Ты сейчас на дежурстве?
       — До шести вечера.
       — Напарник на месте? — поинтересовался командующий. Матвей на всякий случай оглянулся. Олесь не мог не видеть Пака, но ведь спрашивает... Начальник не должен верить глазам своим, понял Матвей, глаза начальника — его подчиненные.
       — Обязательно на месте!
       — Кто у тебя следопытом?
       А то ты не знаешь, подумал Матвей. Вот формалист чёртов!
       — Работаю в связке с Даном Лебедевым.
       — Так. С ним я уже переговорил...
       Пауза. Беззаботного настроения как не бывало.
       — Что случилось?
       — Оставляй вахту напарнику, Байкалов, и... так, сейчас половина... в твоем распоряжении больше часа. Прогуляйся, жену предупреди, покушай домашнего. В четырнадцать нуль-нуль вас встретят на девятом старте. Инструктаж — в полете.
       — Олесь... Что-то серьезное?
       — А я знаю? Приказ из главштаба. Мне сказали — я делаю. Вроде бы прошивка предстоит. От "восьмерки". Доберешься — узнаешь. Своей скажи — не волнуйся, это на пару дней. Если что, я ей перезвоню. В общем, как обычно. Действуй, Матвей, на вас с Данчиком я полагаюсь как на себя. — Экран погас.
       — Вот так, — сказал Матвей Паку. — Слыхал? Вот так всегда. Навылет. Дёргайся, не дёргайся...
       — Значит, пока не едем?
       — Ты готовься. Вернусь — сразу рванем на озёра. Там такая красота, куда твоей Земле. Сам увидишь!
      
       Пассажирская яхта. 177.2207 14.30 ГЕО.
       До межканальной станции путь не близкий. Межканалка, как рыба-прилипала, всюду следует за своей акулой-Складкой, в то время как планета знай себе кружит по выверенному маршруту. Расстояние между ней и станцией изменяется в широком интервале: от двадцати тысяч до полумиллиона мегаметров. Это десятки часов полета по "спрямляемой траектории". Скоростная яхта с термоядерным движком за такое время успевала разогнаться до мегаметра в секунду. Затем, встав "на попа", крутанувшись в нужной точке, начинала торможение. Тормозной отрезок был немного короче разгонного из-за уноса рабочего тела, плазмой истекающего в пространство. На подобных малышах потеря массы хорошо заметна.
       Для дальних полетов служили большие корабли, крейсеры и грузовозы, снабженные аннигиляционным приводом. К планетам их не подпускали, из соображений экологической безопасности. К тому же заставлять эти громадины бороться с тяготением и атмосферой — расточительно и попросту глупо.
       Яхта — не дальний лайнер, особых удобств здесь нет. Матвей и Дан занимали соседние кресла в герметичных сотах пассажирского салона и обсуждали возможные причины внезапной командировки. Маршрутная карта была проста и понятна. На станции им следует подготовить зонд к завтрашней отправке на МС-8. От "восьмерки" — своим ходом до неосвоенной системы, где дрейфует экстра-крейсер "Неудержимый". На корабле они получат информацию, характер которой не указан, и поступят в полное распоряжение капитана крейсера. Всё. Теперь пора гадать на кофейной гуще, — решила связка.
       — Звонок от начальника — к скандалу с женой! — глубокомысленно изрек Дан. — Примета такая.
       — Когда начальство вспоминает о секретности, жёны в отместку вспоминают о детях, — поддержал его Матвей. — Разговорчики начинаются: ребёнок неделями папу не видит, безотцовщиной растёт... Знаешь что Наталка выдала? Никогда он не станет таким как ты в небе затерянным, говорит. Я, говорит, не дам. Говорит, лучше пусть у меня под ногами путается, чем у всех над головами летает...
       — Женщины! — только и сказал напарник. Помолчали. Матвей вспомнил:
       — В моей планшетке книжка недочитанная — "Современная мифология". Люблю сказки на ночь. Присоединяйся: Протею полистаем, почитаем, посмеёмся, после поговорим.
       — Односложно выражаешься, — заметил Дан. — Как Танюха моя: что ни скажет, все на одну букву.
       — Отчего — односложно? Обыкновенно. Обговорим, обсудим, обмозгуем... фу ты ну ты, рожки круты, — откуда оканье окаянное?.. На, держи, следопыт! — Дан подхватил "мушку" модем-блока.
       — Материал будто для нас подобран. Я там нашел реставрацию гибели Витта из Звездной Инспекции. Помнишь такого? Мы искали его в Глухомани пять лет назад. Сгорел над Протеей в 2202-м. Ну что, проникнемся? Заодно проверим нашу экстра-сенсорику. Пора нам воссоединиться мыслями... — договорить он не успел. Пикнул браслет, наручный информик. Иконка голосового послания всплыла над запястьем.
       — Вслух! — скомандовал он. Браслет принялся зачитывать текст:
       — По уточнённым данным, цель вашего маршрута — пробивка нового канала к одной из обитаемых систем. Сведения о нем поступили к Марку из необычных источников, поэтому хорошо обдумайте, можно ли доверять этим сведениям. Если нет — сразу связывайтесь со мной, сообща решим, как быть. Так и скажите: командующий строго-настрого приказал доложить. Кстати, доложиться вы обязаны в любом случае...
       В конце сообщения Олесь вновь напомнил:
       — Обязательно держите меня в курсе происходящего. Марк — прекрасный специалист, но не проходчик. Он не работал в сенсор-реале. У него нет достаточной осторожности, когда речь заходит о вакууме. В общем, при малейших сомнениях подключайте меня к проблеме. Всё. Удачного прыжка!
       — Ну и ну! И это наш "себе на уме"? — удивился Дан. — Вот уж не ждал такой откровенности!
       — Олесь обеспокоен вдвое против обычного. Интересно, что нашел Марк? — сказал Матвей.
      
       Разведывательный корабль "Неудержимый". 146 -- 175.2207 ГЕО.
       Экстра-разведчик Отряда-на-Радужной часто использовался в качестве "рабочей лошадки", тягловой силы различных проектов. Работа у него была всегда, даже когда не требовалось пробивать пространство.
       В мае 2207-го корабль "бросил якорь" в очередной звездной бухте: в планетной системе, которой надлежало стать ещё одним перевалочным пунктом на космических дорогах. Выставив маяк и тем самым подключив систему к межзвездной транспортной сети, "Неудержимый" приблизился к ближайшей из твердых планет и завис над ней. Зависание, на языке летающих людей, означает движение по стационарной орбите. Навигаторы знают: покой — условное понятие. Покой — состояние покойника, говорят они новичкам. Пока ты жив, ты в движении. Оно скрыто от глаз, но даже лёжа на пляже ты с огромной скоростью несешься в космическую даль вместе с пляжем, морем и небом. Сухопутные об этом забывают, летуны — никогда.
       Система была отмечена в сводном каталоге коммуникаций как стратегический транспортный узел. Первопроходцы отметили наличие мощной складки — цельной, компактной, не размытой излучениями и гравитацией, заросшей паутиной из наэлектризованной пыли на входах в ещё не тронутые "червоточины". В таких областях пространства обычно размещали межканальные станции, перевалочные базы космоса. На борту "Неудержимого" находились эксперты, задачей которых было изучение планет и заключение о целесообразности строительства добывающих и обрабатывающих комплексов. Будущая "эмэска" обеспечила бы контроль над производством и транспорт продукции к сопряженным мирам. Одна из планет выглядела очень привлекательно. Здесь имелась углекисло-азотная атмосфера с добавкой кислорода и инертных газов. Здесь были металлы: железо, алюминий, медь, уран. Где и сколько? Решили изучать. Раз уж мы на месте, то хоть "землицу" потопчем. Вылазь, Андрюха... стой! у тебя человечья нога? точно? тогда обожди, здесь еще не ступала нога человека! Зови Вовчика, он себе биочипы в пятки вогнал, как раз на такой случай...
       Составление карт — дело долгое и нудное. Орбитальная гравиметрия, спектроскопия поверхности, сейсмическое зондирование — только первый этап работы. Определив перспективные районы, приступили к геологической разведке. Высаживали десант, ставили лагерь: тягачи и жилые модули на гусеничном ходу. Чтобы оценить мощность залежей, требовались статистические данные по региону: образцы, снимки, глубинные профили; все это — недели напряженного труда. Работали с удовольствием. Восхищались красотой планеты, ее спокойным нравом. Само собой появилось и незаметно вошло в обиход ласковое наименование: Ненаглядная. Разведка шла успешно, карта с каждым днем пополнялась новыми данными, и никто уже не сомневался в том, что когда-нибудь на Ненаглядной будут яблони цвести.
       Марк знал, что зависли они надолго, и в каждую экспедицию отпускал кого-то из членов экипажа, "для разминки мускулов и прочистки сенсоров". "Это раб", — говорил он старшему партии, — "не стесняйся, сажай его на весла!" Он и сам был не прочь поучаствовать в экспедиции. Но — не положено и.о. капитана отлучаться надолго. Марк нашел иной повод потрогать ногами твердь.
       В одном из метеоритных кратеров, небольшом и совсем "свежем", судя по четким очертаниям кольцевого вала, проблеском мелькала яркая точка — камень с невероятной отражательной способностью. Нижний, турбулентный слой атмосферы смазывал изображение, мелкие детали дрожали, размываясь, поэтому камень казался круглым зеркалом метрового радиуса. Вера Яницкая, единственный астроном в составе экспертной группы, подсказала: широкий диапазон углов отражения (с орбиты трудно было не заметить эту колючую искорку на краю кратера) свидетельствует в пользу сферической (а не плоской) поверхности. Там, у подножья кольцевого вала, лежал зеркальный мяч, выброшенный наружу при падении метеорита.
       Экзотический камень следовало осмотреть и оцифровать. Пока кратер переползал двухсотчасовую ночную тень, Яницкая напоминала об этом едва ли не каждый день. Тоже мечтает ноги размять, — решил Марк. В экспедицию я ее не отпущу, она родом с Артемиды: аристократка, дитя матриархата. В "рабыни" ей нельзя, а вот вдвоем со старшим, так и быть, пускай слетает. Пусть припашет старшего за милую душу...
       Вот и прекрасно, вот и решено. И волки сыты, я при деле. "Завтра", — сказал он ей. "Завтра у нас с вами пикник на обочине кратера. Сейчас там зачинается рассвет, к завтрашнему утру будет светло".
       Она намеревалась везти какое-то хитромудрое оборудование. Машина есть, нет свободных пилотов, — втолковывал ей Марк. Возьмем "умку", я поведу. Сесть-взлететь мы и на утюге сможем. Но аппаратуру оставьте, берите только самое необходимое. То, что можно нести в руках. Вы сумеете обойтись без вашей навороченной утвари? — Вера не ответила. На Артемиде женщины немногословны.
       Шустрый УМК — универсальный маневровый катер, используемый, в основном, для работ в открытом космосе — напоминал старинный земной истребитель: сигара фюзеляжа, два коротких "крыла" с двумя свободно поворачивающимися МИП-двигателями на концах, "хвостовое оперение" систем связи. Обтекаемая форма и наличие несущих плоскостей позволяли катеру без особых проблем проходить атмосферу. Миниатюрные размеры и небольшая масса давали возможность разогнаться до параболической скорости даже на маломощных ионных движках. Впрочем, скорость отрыва им и не требовалась, поскольку "Неудержимый" наматывал витки в каких-нибудь двухстах километрах над планетой. Подпрыгни — дотянешься.
       До Ненаглядной добрались без приключений. Марк посадил "умку" впритык к объекту. Метров пятьсот, безветрие, прекрасная видимость. Заблокировал движки. Взглянул на показания датчиков. Всё было в норме. Барометрическое давление двадцать миллибар, температура воздуха минус сто семьдесят по Цельсию. Класс погодка! Не давит, не жарко...
       Перевел взгляд на обзорный экран. Вздрогнул. Присмотрелся. Дал увеличение...
       — Это артефакт, — будничным тоном сказала Вера. — Это кем-то создано.
       На экране сияла верхушка идеально ровного металлического яйца, вбитого глубоко в камни.
      
       Ненаглядная. 175.2207 12.20 ГЕО.
       Две пятых стандарта — оптимальная гравитация, учитывая массу "защитки" и навьюченного на плечи оборудования. Ступаешь легко, но без непроизвольного пританцовывания. Не устаешь. Крутишь головой, набираясь впечатлений.
       Серо-коричневая пыль на камнях. Светлый, цвета слоновой кости, песок под ногами. Над головой фиолетовое небо и ослабленный фильтром косматый сияющий шар на нем. Регулируя фильтр, можно увидеть корону. На западе, там, где небо становится черным, блестят звезды. Ровная скальная гряда под ними горит в утренних лучах. Ярко сверкает верхушка таинственной полусферы: стальной шлем утонувшего в камнях великана. Великан этот — пришелец из других миров...
       Марк усмехнулся.
       Они пересекли четыреста метров гладкой поверхности и приблизились к куче камней, посреди которой красовалось "яйцо". Яницкая остановилась, извлекла из ранца штатив и широкополосную камеру. Прибор оцифровывал картинку сразу в нескольких спектральных диапазонах, от мягкого рентгена до СВЧ. Вера приступила к съемке, и Марк развеселился. Вот что значит настоящий ученый! Даже если перед глазами маячит открытие, которого человечество ждало сотни лет, он все равно будет неторопливо заниматься своим делом: сканировать, измерять, ровным тоном надиктовывать в журнал наблюдений значения эрозии, альбедо и так далее. Вместо того, чтобы танцевать от счастья и стремглав мчаться к вожделенному "артефакту".
       Аккуратность — вот главная добродетель жрицы науки. Но её постигнет разочарование.
       В артефакты Марк не верил. Рукотворное — значит, человеческое. Иначе не бывает.
       Перемещаться по насыпи оказалось намного сложнее. Отсутствие воды и слабая атмосфера имели следствием отсутствие сцепления между камнями и слабую их упорядоченность. Насыпь не была приглажена дождями и бурями. Камни, державшиеся лишь "на честном слове", внезапно уезжали куда-то в сторону. Огромные валуны шаловливо выскальзывали из-под ног. Но Вера скакала по этой рассыпавшейся на глазах пирамиде с резвостью горной козы, и Марк, чертыхаясь, двигался параллельным курсом. Надо было ей сказать, глаза ей раскрыть, — думал он, — может, прыти поубавится.
       Он ни минуты не сомневался в том, что перед ними — зарывшаяся в почву капсула автоматического зонда. Вере простительно не знать... Астроном не отправляет зонды в разведку, этим занимается навигатор. Скорее всего, она и капсулы никогда не видела.
       Интересно, кто забыл здесь эту штуковину? Кто-то ведь побывал... какой-нибудь раздолбанный ГАФ какого-нибудь раздолбая... а планета числится неисследованной... ему лень было отчитаться? Ну, гафники! Гнать вас, разгильдяев, из пространства и межпространства!
       У самой капсулы притормозили. Перепрыгивали, затем перешагивали с камня на камень до тех пор, пока растревоженная круча не успокоилась. Насыпь заметно осела, купол превратился в полусферу, надетую на цилиндр трехметрового диаметра.
       — Обыкновенный зонд, — сообщил он Яницкой. — Автомат, оставленный первопроходцами.
       — Любопытно, зачем?
       — Сейчас выясним!
       — Заодно узнайте, кто завалил его этими булыжниками, — не унималась Вера. — Разве непонятно, что артефакт простоял здесь десятки лет? Осыпь старая, свежий скол я бы разглядела!
       — Узнаем, все сейчас узнаем, — отмахнулся он. Так... — Сим-сим, откройся! — и, предвкушая эффект, отступил на шаг.
       Эффект был убит съехавшим вниз камнем. Размахивая руками, Марк пытался удержать равновесие. Перебирая ногами, торопился найти устойчивую опору, но в результате шлепнулся лицом и грудью на корпус зонда. Соскользнул с гладкого металла, перевернулся на спину, сел...
       Покуда он забавлялся игрой в Ваньку-встаньку, Яницкая просунула руку в открывшийся приборный люк. Извлекла оттуда пластиковый пенал. Наклонилась над сидящим. Насмешливо спросила:
       — Что вы называете "сим-симом"? Это код вашего информика? Я не слепая, и у меня хватает ума связать два факта — ваши манипуляции над информом и отклик зонда! Вы все знали с самого начала! — она гневно выпрямилась. — Я обязательно упомяну об этом в рапорте! Что за выходки, капитан?
       Так и сказала: капитан!.. О, женщины Артемиды!
       — Не сердитесь, Вера. Ничего я не знал, поверьте... — он поднялся. Заглянул в люк. В гнёздах сидели разноцветные пеналы. Который из них "черный ящик"? Наверное, вот этот, цвета смолы. А в остальных что? — полётная информация? Нужно брать все. Дома разберемся.
       — Я не сержусь. Я негодую!
       — Я вас понимаю...
       — Правда? Что-то не заметно. Хорошо, вы доказали, что это зонд, но загадок меньше не стало. Наоборот, прибавились новые. Например: почему вы не попробовали связаться с ним с орбиты?
       — Потому и не пробовал, что ни о чем таком не догадывался. Думал — камень какой-нибудь особо загадочный... Дайте мне футляр, мы его с собой возьмем... Сами посудите, откуда здесь взяться космическому аппарату? Планета до нас никем не исследовалась, и, между прочим, автоматический зонд — не булавка, а подотчетная материальная ценность.
       — Нужно запросить бортовой информаторий, выяснить, кто здесь летал.
       — Скорее всего, ничего мы не выпытаем. Потерять зонд — уметь надо... есть такие парни, "гафники", им закон не писан, — он передал Яницкой свой ранец.
       — Вера, я буду вынимать футляры из пазов, а вы следите за вещами и обстановкой. Вон тот, смоляного цвета, наверняка регистратор команд, я его вытаскиваю... В общем, догадался в самый последний момент, перед выходом из "умки".
       — А сказать нельзя было?
       — А я сам себе не поверил. Да и зачем раньше времени болтать? Вдруг, действительно, артефакт?
       — Вы разочарованы?
       — Не сказал бы. Я не слишком верю в наследие пришельцев. Пришли, наследили, ушли... Нет, это могло быть только что-то наше. Но что? Подумал — сообразил.
       — Откуда такое неверие?
       — Трудно объяснить. Я очень много часов налетал. Никогда не было ощущения присутствия. Ни единого раза. Понимаете, чужой опыт не убеждает, нужен свой, а у меня такого опыта нет... Парни мои что-то доказывают, особенно те следопыты, которым дано надслышанье. Они думают, будто все это реально — может быть, не менее реально, чем сама Реальность. Это у них от молодости. Потом блажь проходит. Привыкаешь полагаться на разум и давить ощущения... довольно яркие, наглые даже... Иногда никакая подготовка не помогает, никакие спецкурсы: люди сходят с ума, потому что начинают верить. Верить хорошо где-нибудь в городской квартире, за чашкой кофе. В небесах вера опасна. Особенно — в Межмирье... Вот и последний футляр. Смотрите, сейчас сторожевая система задраит люк и вернется в слип-режим.
       — Вы разочарованы.
       — Почему? Нисколько... Нам пора возвращаться. Хороший урожай собрали. Тут море информации. Капсулу отбуксируем на корабль при первой возможности, я отдам распоряжение. Знаете, Вера... Разочарован лишь тот, кто чего-то ждал, но не дождался. Я себя к таким людям не отношу. Я никогда не ждал от неба чудес.
       — Вы разочаровались давно.
       Марк промолчал. А на обратном пути к "умке" услышал:
       — Вы полагаетесь на разум — и только на разум. Вы всё видите — но при этом ничего не слышите. Знаете что, капитан? Постарайтесь не "давить ощущения". Попробуйте полюбить мечту. Жить с ней сложно, и все-таки это стоящая жизнь...
       Странные слова для жрицы точных наук.
      
       Разведывательный корабль "Неудержимый". 178.2207 07.30 ГЕО.
       — Навигатор Байкалов прибыл в ваше распоряжение!
       — Штурман Лебедев прибыл!
       — Вольно, — махнул рукой Марк. — Присаживайтесь, санитары. Как добрались?
       — Как на ковре-самолете, — отшутился Матвей. — Выспались на год вперед.
       — Вот и чудесно. Дело у нас ясное, да тёмное. О Протее слыхали?
       Они переглянулись.
       — Как раз о ней и читали в полете, — сказал Дан.
       — Значит, вам известна история инспектора...
       — Захваченного Глухоманью, — в один голос подхватили "санитары". "Вот и говори после этого, что космосом правит случай", — подумалось обоим.
       — На планете обнаружена гондола автономной фиксации...
       — Приписанная к Протее, — предположили саньки. И снова в унисон.
       — Верно. Хронологический анализ показал, что гондола простояла здесь девяносто, плюс-минус пятнадцать, лет. Она попала на Ненаглядную еще до открытия Протеи. Полвека назад впервые отчалила от верфи, а за сорок лет до этого в последний раз пришвартовалась к берегу, такие вот пироги.
       — Какой-нибудь спец мог прикрыть место посадки хроноинвертором...
       — А зачем? Чтобы корпус быстрее поржавел?.. Я продолжаю. На борту найдены материалы с описанием событий, случившихся в А-зоне. Подробно, с указанием дат. Даты сами по себе представляют интерес. Они частично лежат в будущем, покрывая интервал от 2202 до 2242 годов. Содержание заметок тоже любопытно. Есть предсказания, которые уже сбываются.
       — А несбывшиеся есть?
       — Пока неизвестно... И это еще не все. Бортового журнала не обнаружено, но там же, в боксе памяти, найден черный пенал, внутри которого оказалась колба с органикой.
       — Образцы протейской флоры?
       — Если бы! Мы довольно скоро установили, что перед нами диковинный, не имеющий аналогов спецвычислитель с мощным процессором из кристаллической древесины... ничего, парни, смейтесь, сейчас вам будет не до смеха. Мы эту штуку отдали на съеденье суперу и очень скоро выяснили: она содержит полную ментальную матрицу человека. Полную! В полене полуметровой длины... Оттиск сознания Блудной Тени — так представилось существо из колбы — обязано выполнить поставленную перед ней задачу: направить нас на Протею. Существо утверждает, что прибыло прямо оттуда и долго-долго ждало нашего появления. Существо считает, что мы должны немедленно пробиваться к Протее по альтернативному каналу, который оно нам укажет... Сумасшедший дом, правда?
       — Загадка на загадке. Хотелось бы знать, кто осуществил такую роскошную мистификацию. И зачем.
       — Ряха-муха-нескладуха! Это же заговор протейских мудрецов! — Дан развеселился. — Коварный план пеньков Глухомани: звездоплавателей заманить — и в саженцы обратить! В час полной луны патриархи тянут ветви к небу, алкая добычи... свежих мотористов алкая и штурманов... и юных навигаторш, для услады сочной сердцевины... и мчимся мы на неслышный глас пращуров, насквозь деревянных, как античные часы, — летим, не зная судьбы, не видя пути...
       Дан взглянул на Марка и прикусил язык. Капитан "Неудержимого" умел молчать.
       — Извините, кэп. Не обращайте внимания. Меня в дороге легендами кормили, слегка перекормили. Согласен, тёмное какое-то дело.
       — Точно так. И ведь от него не отмахнёшься... Нужно проверить, существует ли второй, альтернативный канал в систему Эолы. Мне кажется, что возможность "подвязать" к обитаемой планете дополнительный маршрут перевешивает риск, неизбежный при слепой прошивке. Не будем забывать и о скопище вопросов, объявившихся после наших находок и требующих скорейшей разгадки, которая откроет рубежи, прольёт свет на пятна науки и тому подобное. Но первейшая задача — пробить дорогу от Ненаглядной к Протее. Хочу поручить это вам. Что скажете?
       — Вы приказываете — мы выполняем, — пожал плечами Дан.
       — Это наша работа, — ответил Матвей.
       — Хорошо, тогда начнем работать. Побеседуете с Верой Яницкой, у нее интересные идеи насчет временной петли, которая, как она полагает, и зашвырнула сюда Блудную Тень. Пообщаетесь с самой Тенью. Только без меня, я этим сыт по горло! Мне нужно определить, кого оставить на Ненаглядной, а кого в экипаж. Разделить ресурсы. Резерв у нас небольшой... А ты, Байкалов, готовься принять командование. Будешь за старшего. Я тоже остаюсь на планете, у меня дел невпроворот. Надеюсь, вы обернетесь быстро.
       — Постараемся, — сказал Матвей, слегка огорошенный таким развитием событий.
       Ничего себе командировочка! Смеяться или плакать? Ни постановки задачи, ни проработки её, — на тебе, Байкалов, чудо-машину, лети на край света! Только не забудь вернуться и доложиться...
       — Сделаем. Корабль вернется в срок! — пообещал он.
      
       Система Эолы. Планета Протея. 226.2207 07.30 ГЕО (текущая система отсчета).
       Матвей бежал вдоль высокого бетонного ограждения. Город горел. Мушками крутилась сажа над зданиями. Огненный шар поднимался ввысь, роняя смерчи и превращаясь в черный гриб с раскаленной шляпкой. Ударную волну Матвей переждал в укрытии — въезд в подземные гаражи подвернулся очень вовремя. Камни и кирпичи пролетели над его головой.
       Задымленным улицам, пылающим домам, заживо сожжённым людям предшествовало падение башен. Матвей видел, как это произошло. Он одним из первых заметил самолёт, пикирующий на небоскрёбы. Вскрикнул, привлекая внимание прохожих; прохожие, задрав головы, оцепенели в ожидании. Самолёт, проломив стену, вспыхнул, вылетел осколками наружу. Следующий был подбит зенитным огнём и загорелся — но не промахнулся по цели: вломившись в соседний небоскрёб, взорвался и превратил верхние этажи в факел.
       Башни не выдержали собственной тяжести и через несколько минут рухнули одна за другой. После этого на город стали падать бомбы. Капсулы с взрывчаткой, доставляемые к целям вёрткими крылатыми ракетами, полностью подавили противовоздушную оборону Нового Рима. В завершение фейерверка по центральному району ударили тактическим ядерным зарядом. Чёрный гриб над головой накрыл небо.
       Матвей выбежал на магистраль, выводящую из города. Автомобильной движение было перекрыто — нет, не "пробкой", скорее — кладбищем машин. Тут тоже всё горело, коптило и воняло.
       В наступившем полумраке, озаряемом багровым отсветом туч и полыханием окон в горящих зданиях, Матвей Байкалов казался себе Орфеем в аду. "Интересно, где здесь переправа через Стикс? И где взять золотую гитару... как она тогда называлась? — запамятовал... где взять инструмент, которого послушается Харон? Придётся и дальше идти на своих двух... Вот только приодеться бы. Да и санобработка не помешает".
       Он спешно подготовился к прорыву на холмы. Там его ждал Мстислав, ждал зонд. Вкатил в вену дозу антидота, поморщился. Принял "пилюлю могущества" — эффективный допинг, мобилизующий организм на борьбу за выживание. Сбросил с себя грязную одежду, облачился в лёгкую "защитку". Пристегнул к поясу кобуру с лучевиком. Свернул пустой ранец, сунул его в карман. Воздушный фильтр установил на максимум, — дышать сразу стало легче. Бросил взгляд на кипящие над городом тучи — и побежал.
       На контрольном пункте при выезде из города ему повезло: патрульные, увидев вооруженного человека, подняли оружие, прицелились, и Матвей, не прерывая бега, двумя точными импульсами вышиб стволы из рук. Лучевик имел систему оптического захвата — он не промахивался по отчётливо видимым предметам.
       Не теряя времени, капитан "Неудержимого" запрыгнул в "торпеду" — открытый гоночный автомобиль, стоявший перед патрулём. Оба патрульных, чертыхаясь, бросились к нему, но автомобиль завелся с полуоборота — им осталось лишь ругать друг друга за нерасторопность.
       Матвей выжимал из "торпеды" всю мощь. За его спиной на город падал слепой ядовитый дождь. Распылители, установленные на аэрокарах, украсили небо крошечными плоскими радугами. Спустя двадцать четыре часа на улицы Нового Рима, дезактивированные второй волной аэрокаров, вползёт мотопехота. Трупы сожгут на свалках, пожары погасят, завалы расчистят. Победителей не судят — если побеждённые мертвы.
       Мстислав дождался его. Отругал за авантюру ("ты командир — или пацан? если командир, то не лезь в пекло и других не зови!"), похвалил за своевременное возвращение ("хорошо, что не задержался: ещё немного, и я подался бы тебя искать"). Матвей попытался связаться с кораблём. Вначале не получалось: все диапазоны, от оптики до радио, оказались зашумленными выше порога. Как ни странно, выручил длинноволновый аналоговый сигнал. Сквозь треск помех прорвался отклик "Неудержимого". Матвей в двух словах довёл до экипажа последние новости Островного континента.
       — Это война. Грязная, беспощадная. Нужно решить, что нам делать.
       Вера Яницкая считала, что им необходимо продолжать переговоры с правительствами государств.
       Дан Лебедев предложил продемонстрировать "туземцам" мощь экстра-крейсера — например, сжечь некоторый участок А-зоны, со всеми ее лесами, полями и горами — и начать диктовать свои условия планете.
       Матвей Байкалов принял другое решение.
       — Вера, переговоры уже ни к чему не привели. Сегодня было уничтожено население большого города. Погибли мирные и не в чём не повинные люди, — какие переговоры с убийцами? Дан, если послушаем тебя — наломаем таких дров, что тут всё запылает. И сами на этом костре сгорим. Знаете что? Мы должны найти исток, а не преграждать бушующую реку. В чём причины такого поведения, далёкого от человеческого? Почему обитатели Протеи скатились к агрессии и войне? Вот главный вопрос. Нужен ответ на него.
       — Чтобы изучить вопрос, нужно время. Время и место... Предлагаю посадить корабль на Островном континенте, — сказал Поль Купец, дежурный навигатор.
       — Так и сделаем. Ответственность беру на себя, — ответил Матвей.
      
       Пресс-релиз ГКЧП от 350.2207 ГЕО.
       Галактическая Комиссия по чрезвычайным происшествиям рассмотрела обстоятельства внепланового рейда разведывательного корабля "Неудержимый" в систему Эолы. Все документы по делу, включая доставленные кораблем материалы, мнения экспертов и сводный отчет Комиссии, сданы на хранение в Архив ГКЧП и, при наличии необходимого доступа, могут быть затребованы, начиная с 01.2208 00.00 ГЕО.
       Далее в сжатой форме приведены основные факты, установленные Комиссией.
       Необходимость рейда была вызвана находкой на поверхности планеты Ненаглядная беспилотного аппарата экстра-класса, осуществившего надпространственное перемещение их системы Эолы. В бортовой памяти аппарата содержались сведения о маршруте, которые следовало проверить. Решение о пробном проколе было принято командующим отряда САН. Допускалась возможность установления постоянно действующей транспортной магистрали Ненаглядная — Протея, ввиду предстоящего введения в строй межканальной станции общего назначения. "Неудержимый" ушел в надпространство 179.2207 9.20 ГЕО с экипажем из пяти человек. Кроме экипажа, на борту находилась исследовательская группа в составе четырех человек. В момент 180.2207 9.21:05 ГЕО навигационный маяк вблизи Ненаглядной зарегистрировал эхо-сигнал отклика и в 9.52, в режиме автозахвата, принял вернувшийся из складки корабль. Вернулись всего трое: астрофизик Вера Яницкая, моторист Мстислав Пашин и следопыт Дан Лебедев. Остальные участники экспедиции погибли в ходе рейда.
       Установлено, что "Неудержимый" достиг Протеи и совершил возвратный переход. Для осуществления обратного прокола члену исследовательской группы В. Яницкой пришлось временно исполнять обязанности навигатора (проходчика). Показания бортового хронометра отличались от показаний мировых часов на значительную величину, составившую пять с лишним месяцев. Такая степень рассинхронизации свидетельствует о крайней нестабильности канала, представляющей угрозу любому находящемуся в нем транспорту. В тот же день был выполнен глубинный зондаж складки, в ходе которого достоверно установлено, что канал в систему Эолы, до этого дважды "прошитый" кораблём, бесследно исчез.
       Вернувшиеся сомневались в гибели некоторых своих товарищей, полагая их пропавшими без вести, однако бортовой виталоскоп зафиксировал прекращение жизнедеятельности пятерых участников экспедиции ещё на Протее. Причина гибели четверых — крайнее истощение. Предполагается, что неадекватное восприятие Реальности заставило людей, в буквальном смысле, забыть о поддержании сил. Пятый, Матвей Байкалов, погиб при обстреле стартовавшего корабля, выполняя воздушную атаку на зенитные позиции нападавших. Еще один член экипажа стал жертвой несчастного случая на борту во время обратного полёта.
       Все вернувшиеся утверждают, что покинуть планету их заставил своевременный приказ командира.
       Реконструкция событий затруднена противоречиями в показаниях уцелевших участников рейда. Мнемоскопирование выявило существенные различия в воспоминаниях о пребывании на планете. Сходятся они в одном: Байкалов отдал приказ о возвращении и настоял на немедленном старте. С этого момента воспоминания у всех совпадают, до этого момента — противоречат объективным данным, полученным сенсорами корабля, которые, в свою очередь, не согласуются с действительным положением дел.
       Протея — автономия Содружества ОЧАГ, численность которой превышает два миллиона человек. На планете сосуществуют две формы жизни: древняя и новая, земная. Регистрирующая аппаратура разведчика "Неудержимый" обнаружила лишь одну из них. Никаких следов земной жизни не найдено. В то же время каждый из свидетелей наблюдал развитый населенный мир, многомиллионную цивилизацию Протеи, вступал с ним в контакт и сформировал собственное представление о нем.
       Эмоциональная окраска этих чрезвычайно любопытных для психиатра галлюцинаций меняется в диапазоне от эйфории (Дан Лебедев) до паранойи (Мстислав Пашин). Наиболее нейтральной и уравновешенной представляется оценка случившихся событий, высказанная Верой Яницкой. Она предполагает, что наблюдавшиеся ими галлюцинаторные миры — удаленные виртуали протейской реальности. Силой, которая вызвала расщепление пространства-времени, является местная жизнь.
       "В чужой дом с черного хода не заходят", — повторяет астрофизик экспедиции, подразумевая принципиальную невозможность пробиться к той Протее, которую мы знаем, через какой-либо иной надпространственный туннель. В этом случае местная жизнь предъявит нам совсем другую планету.
      
       Разведывательный корабль "Иван Ефремов". 99.2252 17.00 ГЕО.
       Матвей Байкалов выполнил обещание. Но "Неудержимый" вернулся без него.
       "Я почти не помню отца", — думал Кирилл. "Будь он постарше, поопытнее, потребовал бы надлежащей подготовки к заданию. А в свои неполные тридцать... Ему очень хотелось доказать, что справится. Такой шанс — экстра-крейсером командовать! — когда еще случай представится?"
       Пересилить соблазн не удалось...
       Что с тобой, Мстислав? Почему ты никак не смолкнешь? Говоришь, все о чем-то говоришь...
       — Там соблазн. Пересилить его нам не удалось. Людей искушают, обещают им с три короба. И выполняют обещанное, вот беда. А взамен берут души.
       Там — Тёмный Эдем. Рай для перемещенных лиц. Нужно лишь пожелать переместиться...
       Из-за этого он и погиб — тебе отец, мне командир. Из-за них. Одних вводят в искус, а гибнут другие — кто устоял. Твой отец не искал счастья — он хотел вернуться и нас вернуть.
       Я помню, как это было. Я уже не хочу забывать... Ты ложился спать, и тебе снилась мечта. Как не поверить ей? Вот солнце радости, вот сад любви. Всё умеешь, что захочешь; всё что хочешь, сам возьмёшь. Сон стал явью, и уже ничего не надо... Пристегнутые к корням люди, ты с ними летел сюда, — но уже некому возвращаться домой. Паришь, летишь с расширенными зрачками... главное — не просыпаться! Лес... сны переползают из глаз в глаза... девушка, которую когда-то целовал... я помню, я уже не хочу забывать, а если б и хотел... ямочки на коленках... в грязи перед мохнатым — умоляет... Смеюсь, щекотка в мозгу, легко, я вечен, сок бессмертия в слюне, хохот, стоны, вывалившийся язык... багрово-синие от крови стебли под кожей... Когда-то я её целовал. Она была... я за всю жизнь не встретил... Не встречается мне, Кир.
       Она была — и осталась. Она стала вопросом: где ты? А ещё: кто ты?
       Я счастливчик... вон, с три короба счастья навалили. Жив-здоров, лечу за счастьем.
       Не хочу забывать, Кир. Был цветок на плече — стала тварь с кожистыми крыльями. Был смех на губах — стал пеной безумия. Звёзды отражались в глазах — теперь там змеи на пожарище. Гадюшник, пепелище... А тогда — что остаётся? Одно: лучевик в руке, прицел, огневой душ.
       Дым над пепелищем едок, но милосерден. В дыму не видно, как сгорают люди. Я никого из них не спас. Клятву Гиппократа не давал, в целители не записывался. Не собираюсь мстить: они выполнили обещания, хозяева ада. Мне повезло: я жив. Жив и счастлив... Счастье — это когда болит. Когда снова что-то чувствуешь.
       Знаешь, Кир, человек должен иметь право на боль, так и запишите в Декларации. Тогда будут воины — а не убийцы... если чужие страдания — как свои. Если уважают врага и не унизят его, сплоховав или струсив.
       Матвей спас многих. Мы глазели, а он сражался. Сразу. Убивал тварей без колебаний. И был убит ими.
       Убивать — это счастье, Кир. Но не для людей. Для людей останется щекотка в мозгу и липкий пот при пробуждении. Таблетки, электроды на висках... Был у нас один — при возвращении в пространство шагнул из шлюза... да ты помнишь, читал отчёты.
       Там соблазн. Прихваченный соблазном готов на всё. Не знаю, чем они прихватили этого немца, начальника "эмески", но он постарается нас уничтожить. Его Тёмный Эдем в опасности.
       Знаешь, что я думаю? Протею нужно взорвать к чертям. Но там люди, поэтому самое гуманное и разумное — поскорее вытащить наших из канала и убраться восвояси. Пусть все остается как есть: они сами по себе, в глухомани своей страшной, а остальное человечество — за оградой.
       Ты видишь: о мести я и не помышляю.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Былинский Владислав (chinvensha@rambler.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 167k. Статистика.
  • Фрагмент: Фантастика
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.