Аннотация: Бомж, прогрессоры, баба Настя и пришелец Леонид рассуждают о Контакте.
Огонь небесный
1
-- Баба Настя! Ой, что я видела! Там, за ставком! Ой, баба Настя!
-- От лиха девка! не тарахти, девка! дело говори.
-- Ой, страшно! Упал огонь небесный! Сошел на землю дух! Я за куст забежала, видела! Ой, сердце... Вышел из пламени! а оно такое круглое, ну как миска с окошечками! Ужас! Вышел, огляделся -- и в лес! Гляжу -- миска молочком течет! Тает! А он ноги в руки -- и в лес! А она тает... а он уже в лесу нашем...
-- Кто? Огонь небесный?
-- Ой, нет, конечно! Дух! Такой высокий, и ходит быстро, ничего не замечает! К рябому бору куда-то побег...
-- И что? Не нашего ума дело. Ушел -- и ушел! Планетянин то был.
-- Кто-кто, баба Настя?
-- Дура девка! Планетянин. Ходок с планеты звездной.
-- Ой, а я думала...
-- Думала она! Умные вы -- а глупые! Молодые, да слепые. Нашла диковину! Планетян этих у нас полным-полно. Вон Марья с Урала приезжала, сказывала... да ты дверь-то прикрой! Не для чужих ушей назначено!
2
-- Ну что клюв раскрыл, замарашка? -- спросил Леонид у голубя.
Мог и не спрашивать. Удивлялась птица. Люди по крышам не ходят. Люди внизу толкаются, по асфальту носятся, троллейбусы за бока хватают. "А ты, дядя, почему не такой же? Ты, вер-рно, вер-рхогляд и ветр-реник!"
Чирк-чирк... Скребком по снежку, по нетающим льдинкам. Лед уползает в щели, в углы, в тень; а сверху солнышко, лазурь голубиная, посмотришь -- ответно улыбнешься: волшебство, весна, все врут календари.
-- Под Новый год снега мартом пахнут! -- сказали Леониду в спину.
Он не обернулся и не поразился этому чудесному отклику на его мысли. Позади, в темном чердачном зеве, в кирпичной будке, немного похожей на суфлерскую, пребывал -- и пребывал почти постоянно -- дюжий малый по прозвищу Кит. Поэт, мыслитель, фаталист.
-- А мне параллельно, камень или что, -- заявил Кит. -- Без проблем. Сделаем, в порядке зарядки.
Кит -- тот еще кабанчик. Силищи в нем не убавится. Кочевой образ жизни да милицейские наезды не могли притушить природный пламень, горевший в сердце, мускулах и брюхе рыцаря-бомжа. Он пил, и пил изрядно; иногда прекращал это дело, чем-нибудь другим воодушевившись; иногда, наоборот, нарезался в дугу тугую: идиотически, до разъезжания ног, до безумных кличей. Но в своем основном, в обычном состоянии хранил Кит умеренную, окрыляющую нетрезвость души, улыбчив был и до разговору жаден.
-- Живу на крыше, и это место свято! Никого между небом и мной, -- басил он, прикуривая. -- На верхотуре мечты что лучи: прямиком в зенит несутся. Без посредников! И экология правильная, солнечная. Внизу вонь, автомобили, вопли. Выгребная яма! А тут -- чистота, даль, синь. Эх... чистота, даль и волны, -- грустно повторил он.
-- Хорошо говоришь! -- кивал Леонид. -- Все ты верно говоришь, но это только одна сторона, один ответ...
-- Число сторон -- пять, не считая граней. Сумей понять, где поляна ланей! -- Кит потягивался, улыбался, рассматривал даль.
-- Всего один ответ у тебя, одна правда...
-- Правда -- алмаз или страз, и новая всякий раз. Рассылают ее на заказ, каждому под цвет глаз...
-- Одна она у тебя, правда-простушка, -- счастлив ты, спокоен...
-- Моя единственная -- неприметная, таинственная! Хоть робка и неказиста, да любима и верна, -- он рассмеялся. Он действительно выглядел счастливцем. Голодный бомж, счастливый по самую маковку.
-- Очень часто хочется вспомнить, что дальше со мной будет, -- признался Леонид. -- Случается, припомнишь, а удержать не можешь: только что знал, да тут же и забыл. Стерли предчувствие.
-- Стражники сердобольные над нами. Жалеют нас. Не позволяют знать, чем обернется сегодняшний выбор. Расслабьтесь! -- нашептывают. -- Живите как дают, не пыхтите.
-- Верно! Выбором окольцовывают -- и глядят. Глядят -- и ставки делают. Взгляд скребучий мурашками по коже! Словно самый первый твой час настал: пробудился -- как родился. Или наоборот, самый последний час, который навек запомнится и вспоминаться будет... Там легко вспоминать и верить. Там нет ни дней, ни пробуждений.
-- Какой дурак тебя в психи определил? -- изумлялся Кит, щепотью гася уполовиненную сигарету. -- Побольше бы таких психов, поменьше бы дураков! -- сигаретка-огарок скрылась в портсигаре из нержавейки. Кит крякнул и поплевал на ладони.
Прошло каких-нибудь четверть часа. Крыша сияла. Они выскребли площадку досуха. Огненно-рыжая полоса горела под ногами. Краска ничуть не поблекла.
-- Не обожгись: по солнцу ходим, -- предупредил Леонид.
-- Значит, я внутри солнца живу? -- дивился Кит. -- Живу и не знаю где! Если тут у тебя поверхность светила, значит, я в его недрах обитаю?
-- Метафорически, -- уточнил Леонид, -- в тотемном понимании.
-- А вот что, -- сказал тогда Кит, -- а хочешь тоже внутри солнца жить? Метафорически хотя бы. Я тебе лежку оборудую -- вставать не надо! В небо будем смотреть, вспоминать... а те пускай себе топчутся. Нам не нужно. Разве что вечерком в универсам спуститься... ну или для дела...
Леонид догадывался, что Кит иногда приворовывает: тащит что плохо лежит. От голода, от скуки, от лени или удальства, -- от всего сразу. Сбывает и попадается, вот беда. Слишком уж заметный персонаж. В мятой одежонке. И отвертеться никогда не умеет: неуклюже врет, нахраписто и мимо цели, -- переигрывает, словом.
-- У меня работа, -- напомнил Леонид. -- У тебя здесь дом, у меня -- работа. И семья у меня, как-никак. Я к тебе чаще ходить стану. Днем или вечером... Знаешь, этот дом -- центр композиции. Дом огня. Храм солнца. Вокруг -- планеты. Ты бы посмотрел крыши-то. Будет интересно -- поведу на экскурсию. Я жителей наизображал, инопланетян, деревья и цветы, которых не бывает. Только над универсамом люди обыкновенные и твари тоже обыкновенные: там у нас Земля.
-- Все сам делал?
-- Почему сам? С помощниками.
-- Да, у тебя работа необходимая, -- неожиданно согласился Кит, -- стоящая работа. Платят хоть?
-- Спасибо Денискину: устроил оформителем при жилкопе...
Кит расхохотался, созвучное словцо выплюнул.
-- Ну, именование! Как ты дыру не назови -- все равно дыра выйдет! Язык не обманешь. Всегда какое-нибудь лукавство вдруг прорвется, как ни ухищряйся.
-- ...только мало платят. Сказали: хочешь заработать -- бери объемы. Стены, фасады. Расписывай, работай. Среди жильцов проведем подписку, выцедим с миру по нитке, мир у нас большой, дюжина домов, по полтиннику возьмешь -- загребешь не выгребешь... и смеются почему-то.
-- Так взял бы, -- удивился Кит, -- ты че, гордый? Нос от фасада воротишь?
-- Не умею. Моя задача -- крыши писать. Тут я ас. Остальное не мое.
-- Ох мы гордые! Мое, е-мое! Кость белая, кровь голубая!
-- А пес ее знает, кость мою, -- досадливо пожал плечами Леонид, -- я не костоправ, внутрь себя не заглядывал.
-- Да и не надо. Делай как душа лежит. Работа приличная, верхотурная. Только не работа у тебя, а призвание. Призвание тоже кормиться где-то должно. Вот мне никто ничего не предлагает. Сам напрашиваюсь. В садах побатрачить, сарай расколошматить, мебелишко на хату перетащить...
-- Ты пойми, ведь фасад совсем другого требует. Единения взглядов, праздничности. Фасад -- это смайл и герб. А боковушки -- как бы одежда дома. Модельер нужен. Кто в нарядах понимает. Все это, стены и подъезды, -- индустрия, архитектура, городской интерьер. А крыши -- так считается -- плоскости незримые, ненужные. Значит, пускай себе и дальше сереют от грязи! Как убедить их? черт их, чертей, знает...
-- Чертей только толстым кошельком убедишь. Или стволом... Я на твоей стороне. Нужно -- помогу, нужно -- ночлег устрою. Ты ведь не только солнце почистить должен? -- догадался он. -- Ты и по планетам пройдешься?
-- За день успею, -- сказал Леонид. -- А вместе мы и до обеда управимся.
Но уже на третьей по счету крыше пришлось Леониду за красками бежать. Лиловый круг Венеры был оцарапан металлом гусениц... полозьев, -- поправил он себя. -- Это на настоящей планете бронетехника фырчит, а здесь у меня чудаки какие-то на санках катаются.
Нет, не похоже, -- решил он, приглядевшись. -- Смотри, следы какие! Глубокие, резкие, будто трамвай с рельс съехал... странные следы!
Вернувшись, он не обнаружил Кита. Ушел Кит.
Леонид старательно закрашивал последствия варварского вмешательства землян в дела Венеры. Планета на глазах исцелялась. "Звезда вечерняя, звезда желанная", мурлыкал он, "синяк под глазом да кожа дранная... ничего, подлечим тебя". Завершив труды, поднялся, колени отряхнул, взглянул на горизонты, на синий лес в северо-западной стороне -- и хорошо ему стало, светло и спокойно. Соседняя четырнадцатиэтажка, солнцем залитая, выблескивала окнами, подмигивая Леониду. А сверху, с невидимой крыши, усмехался дюжий малый по прозвищу Кит, и рядом с ним заливались смехом пацаны-огольцы: шпана и рвань, явные беспризорники, которых в последние годы все прибавлялось и прибавлялось в городе.
3
Детишки пытались возмущаться. Кит, мудрый воспитатель, средним пальцем дал хо-орошего щелбана заводиле по имени Гномик, и перевоспитанный отрок, неприязненно разглядывая отмытые до белизны руки, со вздохом взялся за борщ украинский. Раздатчица украдкой поглядывала на странную компанию. Ну и персонажи! Как бы солонку не сперли.
Пиво принесли с собой. Это не возбранялось. Кому пиво, кому обеденный ерш. Нет, ерш не рыба, ерш -- это коктейль по-русски. Не разбавляйте пиво водкой, господа, наливайте гуще!
Леонид вежливо отказался. Пиво -- и ничего кроме. Ему еще на работу нужно заглянуть. В контору. Щит рекламный намалевать или что другое. На работе работа всегда найдется. Ты оставь, вечером допьем. Как дела доделаю, сразу к тебе на чердак. Ты какой размер носишь? Да нет, у соседа моего барахло хоть и старое, но новое, от тестя осталось, твоих габаритов мужик. Приехал к дочке пожить. Пожил, называется. От земли оторвали -- засох. А они ему купили. А он и обносить не успел, вот гадство! В общем, посмотришь.
У меня тут мелочь, полчервонца россыпью... нет-нет, бери, это не для тебя, это ты пацанам отдай, они заработали. Ладно, мне пора. Ты, Кит, узнай у них... ну, в общем, одно дело мы с тобой, и совсем другое -- дети... детям дом нужен. Учиться им нужно. Расти и узнавать. Чтобы понимать, какие миры рядом с нами и почему они рядом.
Смотри, Гном в недоумении. Не видит ничего вокруг, никаких таких миров. И он прав. Чтобы увидеть -- приподняться надо...
Сиди, Гномик, лопай шницель. Я пошутил. Все, до вечера.
4
Первым делом Леонид подошел к председателю.
-- С наступающим!
-- Рано поздравляешь. Завтра тоже рабочий день. Предпраздничный. Посидим, проводим уходящий, отметим успехи наши.
-- Завтра я на выезде. Новогодняя роспись. Целый день кистью махать.
-- Тогда и тебя с наступающим.
-- Демьяныч, я вот подумал... В общем, я согласен. Пусть будут фасады. Пусть наши дома радуют глаз горожанина. Я тут прикинул, сколько чего понадобится...
-- Долго думаешь, Леонид! Были деньги -- было предложение. Год кончился -- нет денег. Ситуация ясна?
-- Ясно. Жаль. Я о чем подумал? Инициатива хорошая, заметная. В городе оценят, что у нас не только о лифтах и сантехнике пекутся. Нужно как-то подниматься, расти. Преодолевать стереотип.
-- Интересный ты человек... -- председатель что-то обмозговывал. -- Хорошо, что тебя к нам волной прибило. И нам хорошо, и тебе. Кто на бюджете сидит, тот и слушать бы не стал. Бюджетникам не до выкрутасов, у них деньги тощие и вчерашние... -- а затем кивнул: -- я буду помнить. Может, и выгорит.
-- Обязательно выгорит! -- без должного воодушевления заверил его Леонид.
В канцелярии было людно. Кто работал, кто смотрел, как работают.
Сантехник Антон Остапович глядел мутно и ругал магарычи.
-- Остапович -- не отчество! -- возмущался он когда-то, при знакомстве. -- Это фамилия моя! Истинная моя фамилия с ударением на букву "о"!
-- Я не знал, -- смутился Леонид, -- я вас в списке работников вычитал.
-- Тогда с тебя бутылка, -- мрачно сообщил сантехник.
-- Плохая водка -- государству гибель! -- говорил он сейчас. -- Поят нас гадостью и хотят, чтобы прокладки не текли. Лицемеры!
-- Не пейте гадость, пейте чай, -- посоветовал Бух Бухич.
От подобной ереси Остапович густо позеленел. Ухватил тремя пальцами незримого чертика, вышвырнул в окно. Успокоился. Сказал:
-- Ты, Бух, первый лицемер. Ты мне папашку напоминаешь из анекдота. "Вовочка, кто к тебе приходил? -- Наташка. -- Вы не пили, не курили? -- Нет, мы трахались. -- Смотри у меня! Узнаю, что выпиваешь, убью!"
Леонид усмехнулся. Анжелочка губки прикусила и зарделась.
-- Пошляк вы, -- сказал Бух Бухич, не отрываясь от бумаг.
-- Это не я, это народ. Ты что же, народ обижаешь? Раньше тебя бы...
-- Не забывайтесь, Остапович! Раньше и тебя бы тоже!
-- И Сережу тоже! -- провозгласил сантехник.
-- Всех одной жменей! А теперь терпим. Ради гуманизма и прав человека.
-- Кто-нибудь знает точно, какие права у человека? -- спросил Леонид.
-- Зачем нам? На то правозащитники имеются. У каждого своя кормушка.
-- Зря вы так! -- сказала Анжелочка. -- Всех одним кнутом. И ленивых, и глупых, и всяких: и плохих людей, и хороших.
-- Ну, почалось, -- буркнул Остапович. -- Набрали детей в армию. Слова им не скажи: запинают. Перестройщики! Говоруны!
-- Говорун -- это из области фантастики, -- сообщил Бух Бухич. На что сантехник, человек просвещенный и слухами переполненный, заявил:
-- Я не знаю, что ваши фантасты пишут, я им все равно не верю, но вот вам доказанный факт: братья по разуму существуют. Значит, жди войны.
-- Левичек! Это же братья меньшие! -- Анжелочка смотрела с укоризной: что ты над дедом прикалываешься? А Леонид и не думал прикалываться. Спутал.
-- Инопланетяне! -- пояснил Остапович. -- Вчера над городом показались. Ненадолго, правда. В тарелке. Это технический термин. Летательный объект в форме тарелки. К днищу полозья присобачены. Летом -- шасси, зимой -- полозья. Раньше они среднерусскую равнину изучали и северную Америку, а теперь на юг переместились. К нам. Я думаю, войска уже на позициях.
-- Они всегда на позициях, -- заметил Бухич. -- Наши войска всегда у нас под боком. В печенках. Ракеты заряжены, поставлены на предохранитель...
-- Ну и осел же вы! -- хмуро сказал сантехник. -- Штабник!
-- Я ночью шум слышала, -- вспомнила Анжелочка.
-- Сосед с соседочки упал?
-- Какие-то тяжелые машины, -- Анжелочка старательно отводила взгляд от грубого пошляка Остаповича. -- Танки, наверное. Далеко, на кольцевой. Гудело. Тихо, но жутко. И как будто пол покачивается. Вздрагивает...
Остапович не преминул бы очередную пакость отстегнуть, но тут стряслось диво: Бух оторвался от бумаг. Встал -- а работа не закончена! прошелся -- а стол не прибран! И произнес в молчании удивленном:
-- Вы сказали, осел? Штабник-с?.. Все может быть... Только не танки это. Мне уже звонили и мне уже шепнули...
-- Ваши шепнули! -- со значением ввернул Остапович.
-- А ваши разве признаются? -- ядовито спросил Бух. -- Нет! Но если и вы, и даже Анжела Евгеньевна затрагиваете эту сложную тему, то и я рискну высказаться. Видите ли, многие мои знакомые вхожи в научные круги...
-- Проще говори, профессор!
-- Не перебивайте! Я делаю объявление. Прошу не разглашать. Этой ночью отмечено вторжение в воздушное пространство нашего города целого ряда неопознанных объектов. Был объявлен розыск. С применением спецсредств. И что же? Искали-мычали, котов пугали! Так и не нашли ничего. Разве они могут что-нибудь найти? Всю страну из-под носа разворовали!
-- Кто? Менты, что ли? -- вздумал уточнить сантехник.
-- Менты страну разворовали? -- не понял вопроса Леонид.
-- Боже, что вы за люди, -- бормотал Бух. -- Пороть и мозги вправлять...
-- Закрома родины опустошены христопродавцами! -- врезал ему сантехник.
-- Милиция до утра разъезжала, инопланетян искала, -- сообразил Леонид.
-- Менты -- это милиция! -- блеснула эрудицией Анжелочка.
-- В котором часу гудело? -- спросил ее Бух Бухич.
Время совпало. Узнав о том, Бух разволновался и потащил Анжелу в председательский кабинет. По телефону с научными кругами беседовать. Без свидетелей.
-- Спятил! -- сказал Остапович. -- Гул она слышала... Ну и что?
-- Может быть, тарелки эти над ее домом летали? -- предположил Леонид.
-- Ну да. И на крышу сели, -- съязвил сантехник.
-- На крышу? -- забеспокоился Леонид. -- Зачем -- на крышу?
-- А там их не видно. Спрятались! И окраску нужную приняли. Даже со спутника не разглядишь. Не в первый раз высаживаются на Землю!
-- Я домой пойду, -- сказал Леонид. -- Дела у меня.
-- А я пока останусь. Вытрясу из умника, что ему сородичи нашептали.
На том и порешили.
Выйдя из лифта, Леонид едва не наступил на пса Гаврылова, который с самым блаженным видом вынюхивал нечто, струящееся из закрытых дверей. Гаврылов прикрывал мудрые глазенки, вертелся, поскуливал, -- напрашивался в гости, хитрец. Леониду пришлось изображать собаконенавистника.
-- Хаюшки, папулечка! -- приветствовали его. -- Мамец звонил. Задержится она. У нее отчетность. Проходи, мой руки, я тут наготовила ой-ей-ей всего!
-- Что за речь! -- строго сказал Леонид. -- На каком языке разговариваете вы, дети наши?
-- Ну не на твоем же! -- и дочка показала ему язык.
-- Ты точь-в-точь наш физкультурник: грозный взор, ужасный голос. А мы из него веревки вьем!
-- Рановато, -- пробормотал Леонид. Вспомнился вдруг дурацкий анекдот пошляка Остаповича. -- Рано вам из людей веревки делать, девочки.
-- Да? А ты знаешь, в чем назначение женщины?
-- Болтать без умолку? -- предположил Леонид.
-- Не угадал! Это совсем другое. Мужчина размышляет, женщина общается. Он молчит и думает о чем-то изо всех сил, пар в ушах шипит, а она просто набирает номер подруги и без пыхтения решает все свои проблемы. В том числе и мировые. Понимаешь, у женщин коммуникационный тип мышления!
-- Ты подкована на все копытца. Небось, "Космо" на уроки таскаете?
-- Слушай меня, папочка, слушай, учиться никогда не поздно... женщина создана для мирового...
-- Господства?
-- Равновесия! Ну вот, например, ты меня поучаешь и не догадываешься, что поучения свои за мной повторяешь. Я их тебе подсказываю! Потому что знаю, что подсказывать. Хорошая жена тоже должна всегда подсказывать мужу его мысли, а он ее должен за это еще больше любить. Муж сердит -- жена ласковое солнышко. Муж в хандре -- жена зубаста и кусача...
Где она этого набралась, -- думал Леонид, вполуха слушая щебет лицеистки. Экая философица с нежным голоском и розовыми щечками. Совсем ведь недавно плюшевыми медвежатами забавлялась. Просила купить ей братика.
-- Запад веками недооценивал роль женщины...
-- Переоценивал! -- не выдержал Леонид. -- Тоже мне женщина нашлась! А ну дневник неси! -- она взглянула удивленно и с обидой: "Какая муха папку кусила. Неужели даже он подвержен мужскому шовинизму. Я так классно говорила!" -- и молча повернулась к плите.
-- Ты классную речь толкнула, -- похвалил ее Леонид, воодушевившись видом "объедятины". О дневнике он больше не вспоминал. Девочка научилась готовке, освоила типовой сценарий "накорми своего мужчину", вот и рассуждает о женском, подумалось ему. Наивное, подражательное перевоплощение...
-- Знаешь, знание -- итог опыта, а не наоборот!
-- Значит, я зря восемь лет проучилась. Нужно было самой ставить опыты и по странам путешествовать. И "Войну и мир" тоже самой писать.
-- Ну что ты. Физика или география -- это не из головы выдумано. Этому нужно учить, потому что это не подведет. А с литературой сложнее. Книга должна ожить в тебе, только тогда от нее толк. Если при этом она еще никем не написана, напиши ее сама. Для себя, для других.
-- Знаешь что? Возьми наш учебник, почитай. Там от литературы остались рожки да ножки. Не люди там, а нарезанные кусочками персонажи.
-- Знаю. Меня тоже в школе приучали к каннибализму. Расчленяли текст, намазывали его идеями, обливали чем-то прокисшим, да и скармливали нам, горемычным. Глупо, конечно. На книге теорию не возведешь. Теорий полным-полно, да наш лунный царь вовсю смеется над ними. Меняет правила игры, то и дело подбрасывает нам неожиданности. Вредный он... Читай, учись, все это нужно, но только для того, чтобы было с чем сравнивать житие наше и видеть его немножко со стороны... -- Леонид выговаривал банальности, которые должны колдовским зельем влиться в кровь дочери. Сыворотка, прививка от скучной "правды жизни". От скучной, дикой и невозможной жизни, которой, как заразной болезнью, страдают наши современники.
Все те же иллюзии владеют юными. Те же шишки ждут их. Им кажется: жить -- все равно что на скейтах по улицам носиться. Огибая углы, ловко взлетая над барьерами. Им кажется: лад да любовь -- право человека, данное ему от рождения. Дар милостивых богов. Иначе, кажется им, и на свет появляться не стоило...
Дверь мироздания нависла над всеми нами. Ее почему-то нельзя открывать. Я книгу читал -- страшную сказку... не по своей воле пришлось побывать там... не совсем там -- поблизости... но это неважно. А что за книга? Чья она?
У Денискина спрошу, он библиофил. Девчонке дам почитать.
Взрослеет девчонка. Пора приобщать.
5
-- Откель пирожки? -- поинтересовался Кит.
-- Малая наготовила. Инстинкты в девке просыпаются. Кормить, наставлять.
-- С ними так. Моргнешь -- уже взрослые.
В каморке чердачной было тепло, светло и уютно. Леонид поразился, обнаружив здесь телевизор, -- хотя, что удивительного? И мебель была, и электричество. Как на даче. Каморку свою Кит запирал, вещи прятал, уходя. Да и не шастал по этим местам никто, кроме котов и детворы.
-- День на прибавку повернул, -- сообщил Кит. -- Вот за это и выпьем.
Крякнули. Кит наливал щедро.
-- Примерь, -- потребовал Леонид. -- Вдруг малы будут.
-- Ты мне принес или кому?
-- Сказал -- тебе!
-- Тогда не суетись. Не подойдут -- отдам кому нужнее...
-- Ладно. Ты слышал, инопланетяне над нами носятся?
-- И слышал, и видел. Нынешней ночью. Потому и побудку проспал.
-- Что ж молчал?
-- Не к слову было. А сейчас -- в самый раз. После второй хотел тебе признаться, да ты опередил... Что делать?
-- Наливай!
-- За братство народов Галактики!
-- За мирное существование отцов и детей!
-- За сбычу мечт!
-- И пусть всем будет хорошо!
-- А я в инопланетян не верил, -- вздохнул Леонид, -- я их выдумкой считал.
-- И правильно. Верить можно только собственным глазам. И еще мне. Но мне -- с осторожностью.
-- Что же твои глаза ночью видели?
-- Диски над городом летали. Это я потом разглядел, что диски. А сперва, казалось, змейки огненные носятся. То в вышину уйдут, то вниз бомбами. У них огоньки по ободу, в два ряда, очень похоже на яркие окна.
-- Может, окна и есть?
-- Фиг вам. Они величиной с фару, иллюминаторы эти. А вся конструкция -- не больше, чем вот эта будка. Ты бы согласился в моей будке к другим мирам слетать?
-- А получится?
-- Еще не знаю... не подкалывай меня, псих ненормальный! Слушай. Смотрю я -- диски на микрорайон пикируют. Жесткие такие диски... Испугаться не успел, а они уже рядышком! Гудят, но тихо гудят, низко, мощно, будто танки где-то далеко идут. Я диск в упор наблюдал. Он над моей крышей полукруг описал: завис, а потом медленно по дуге двинулся, со скоростью пешехода. Ничего особенного: два блина чечевицей и обод хитрой формы, будто бы гофрирован он. И огни. Все-таки огни, а не окна, думается. А на брюхе какие-то рейки. Амортизаторы, наверное.
-- Или полозья?
-- Или... Темно было. В общем, это все. Ни лучей мертвящих, ни зеленых человечков. Ничего помимо факта. Как писали в свое время умные люди, интерес представляет "сам факт Посещения", остальное нелюбопытно... что смотришь? я много читал и многое вычитал -- необразованность не входит в число моих достоинств...
-- Но тогда -- почему здесь, у нас? Мы обычные, ничем не отмеченные. Сей ночью над нашими домами летали посланцы вселенной... вздор, правда?
-- Вздор, зато правда! -- взревел Кит. И, тоном пониже:
-- У меня на эту тему догадка припасена. Могу изложить. Если слушать будешь.
-- Догадка... теории на песке... впрочем, излагай. Устами младенца... у тебя, волчище, ум вполне младенческий. Непредвзятый.
-- Взаимно. Чем отличаются эти дома от прочих?
-- Тем, что мы в них живем.
-- Тю! Сам ты младенец. "Моя колыбелька самая лучшая!" Отличаются они расписными крышами. Сверху, наверное, красиво, загадочно. Крыши -- вот что заинтересовало гостей. Но днем они летать стесняются. Ночью прибыли, когда все чересчур нормальные спят и ничего не чувствуют.
-- Глупость! -- ответил Леонид. -- Забыл, что ли: мы только сегодня планеты от снега очистили. Их и видно не было! Да и какой смысл лететь на яркое? Не мотыльки...
-- О смысле не нем судить. А планеты твои они давно уж разглядели. Кто сказал, что это их первый визит?
-- Глупость! Ну подумай: всему, что есть на Земле, предпочесть разрисованные крыши! Чушь рыжая! Наливай!
-- За очищенные планеты!
-- За взаимно... понимание!
-- За жизнь внутри солнца!
-- Миру -- мир!
-- Ура!
Опрокинули. Затихли сосредоточенно.
-- Блеск! Отпустила тьма!
-- Кит! Сейчас я вспомню!
-- Вспомни. Но -- тихо! Не пыжься. Оно, брат, само собой приходит. Раз -- и пришло. Раз -- и знаешь! Ты с собой случайно не принес?
-- Да я сейчас! Мигом я!
-- Сиди, дурак! С трех стаканов пьяный... Хочешь дома на летающую тарелку нарваться? Хочешь, чтобы твоя половина сюда барбосов привела?.. Вот и сиди. Хорошего понемножку. Хороший у меня экстракт?
-- Слеза!
-- Сиди, Леонид, вспоминай. Тебя за что в психушку упекли?
-- За политику. Видение мне было. Мертвяки и черти в пекле. Я звон и поднял: нечисть, мол, к власти рвется, конец света грядет. Я им о другом, о высшем, а они, дурни, все поняли просто и однозначно: ах, к власти? ах, нечисть? на, держи! Уволили, поколотили слегка, покололи месяц... Я спокойным стал, как мороженый угорь. Все побоку: конец света, начало тьмы.
-- Вот, значит, как. Значит, не догадываются они о тебе?
-- Куда им...
-- А ты сам -- догадываешься о себе?
-- Не до конца.
-- Тогда я тебе скажу. Ты, брат, -- двойной. Или тройной. В тебе еще кто-то сидит.
-- Хину гонишь!
-- Вижу! Чую! Взглядом трогаю!
-- Все равно врешь! не сидит! -- заупрямился Леонид.
-- Тогда -- обитает. Верно говорю? Он в тебе растворен, до времени. Кто нынче растворен, тот будет отворен... знаешь, как раньше лечили? Кровь отворяли! Ну что молчишь?
-- А что тут скажешь?
-- Ну и ладно. Молчи.
-- Во всяком случае, ничего такого за собой не замечал. Видения были, вот и все. Зачем они мне? Я их проплатил. "Дурнушкой" заплатил, работой, косыми взглядами. Но так и не понял, что с ними делать.
-- Скоро поймешь. Совсем скоро. Обещаю.
-- Ну, тогда я сбегаю?
-- А... Сиди. Вспомнилось вдруг: у меня еще одна была... Держи! Открывай!..
Вечером Леонида воспитывала жена. Спать он лег рано и уснул сразу. Снилась ему неоткрытая планета, населенная знакомыми людьми. Дочка на миг заглянула в его сон, ладошкой в небо указала -- и с немыслимой скоростью унеслась в бледные туманности, в предновогодние чудеса.
6
-- Необходимо ваше согласие, Страж виртуали.
-- Страшным окажется оно.
-- Увы... Этот мир катится в бездну.
-- Твоя правда, альтиец. Катится себе потихоньку. И, как обычно, в бездну.
-- Момент Вторжения предопределен. Дверь открыта. На пороге -- хищные. Оставить все как есть -- неразумный риск.
-- Ах, вот чего мы боимся! Лучше поплоше, да в упаковке... Не бывает разумного риска. Есть риск -- и есть расчет. Я бы рискнул. Две тысячи лет люди страшатся финала. О его приближении давно, не стесняясь, на всех углах кричат. Пророчат, святых апостолов поминают. Но святые не торопили время. Они знали: судить надо по итогу. А мы судим по моменту.
-- Нам нельзя иначе. Ситуация диктует решения. Башня готова взять на себя ответственность. Нужен ваш голос.
Альтиец ждал ответа.
-- Мой голос... Почему бы и нет, Илл? В самом деле: опека неба... рог изобилия, блага духовные, эпоха разума... Почему бы и нет? Башня усилит свое влияние в этом секторе Галактики. Человечество подрастет, окрепнет. Соглашусь с тобой -- всем станет очень хорошо... Почему мне так противно тебя слушать, Илл?
-- Ну что вы, Страж? Встряхнитесь! Я понимаю: вы слишком долго были в его шкуре. Вдвое против обычного. Но вам ли сетовать на незавершенность? С вашим чудовищно богатым опытом можно вытерпеть целую жизнь в чужом обличье... Убейте носителя, Страж! Избавьте его от иллюзий!
-- Иллюзия, как же... Фонарщик, тени на стене... да-да, припоминаю... источники конспектировал... несоразмерность миров, магия происхождения... "только свободный может стать мне другом, только равный может познать меня"... Чушь кривая! Этому не бывать. В твоем букваре ошибка, альтиец!