Аннотация: Это первый рассказ из серии о семейных тайнах.
ОЛЬГА БЭЙС
Завещание Полины
Неожиданное наследство
Этот день начался необычно. Впрочем, возможно, и ночь была не совсем такой, как всегда. Дело в том, что, сколько я себя помню, у меня либо не было никаких сновидений вообще, либо я не помнила, даже частично, того, что видела и переживала во сне, так я думаю. Но есть некое исключение: время от времени мне снилось, что я нахожусь в каком-то странном доме. И этот дом мне почему-то казался удивительно знакомым. Настолько, что просыпаясь, я не сразу понимала, где я. Сплю я всегда крепко и спокойно. Я никогда не страдала бессонницей. Я вообще до того дня, о котором сейчас пишу, ничем не страдала, если не брать в расчет нечастые приступы скуки. Не люблю и не умею бездельничать и ждать. Впрочем, вряд ли я одна такая.
***
Что за странный сон? И не менее странный вопрос. Опять этот дом. Но раньше я видела себя там как бы со стороны, а в этот раз я была в нем хозяйкой. Мне кажется, что-то должно произойти. Или я выдаю желаемое за действительное?
Все, пора вставать, после этого видения мне никогда не удается снова заснуть, как бы рано я ни проснулась. Да, сегодня суббота, мне не нужно в редакцию, но валяться в постели не люблю.
- Неплохо выглядишь, - улыбаясь, говорю своему отражению в зеркале.
В этот момент и засигналил мой телефон. Кому это я понадобилась сегодня и в такую рань!
Мой мобильник затрещал, а номер, с которого мне звонили, был незнакомый. Такое, конечно, бывало и раньше, но я почему-то именно в этот раз напряглась и не сразу решилась ответить на вызов, да и ответ мой был непривычный, как минимум. Вместо нормального "алло" я сказала нетерпеливое "ну". Правда сразу спохватилась и произнесла:
- Слушаю, говорите.
- Добрый день. Мое имя Карл Креминг, я адвокат и представляю адвокатскую фирму Креминглоу.
- Вы уверены, что не ошиблись номером? - на всякий случай уточнила я.
- Ваше имя Дэлла Норинг?
- Да.
- Тогда мне нужно поговорить именно с вами. Не волнуйтесь, мое сообщение не должно вас огорчить.
- Надеюсь. И что же вы собираетесь мне сообщить?
- Мы не могли бы встретиться где-нибудь? Есть вещи, которые не принято обсуждать по телефону, к тому же, я должен показать вам кое-какие документы.
- Я не возражаю. Здесь недалеко есть кафе "Утреннее меню". По утрам там не бывает много посетителей.
- Хорошо. Почему бы и нет.
- Как я вас узнаю?
- У меня есть удостоверение и водительские права, - я почувствовала, что он улыбнулся.
- Тогда предъявите их хозяину кафе, он по утрам сам обслуживает посетителей, меня он знает давно и неплохо, он и поможет нам встретиться
***
Дядюшка Якоб, так зовут хозяина упомянутого выше кафе, действительно нам помог встретиться и занять удобный столик, расположенный у двери, ведущей во внутренний двор, вернее, небольшой, но безупречно ухоженный сад, где тоже располагались столики, но по утрам они не обслуживались.
В кафе, кроме нас, было еще двое, пожилая пара, они уже заканчивали свой завтрак.
А когда мы расположились за столом и сделали заказ, на какое-то время, нам повезло остаться единственными посетителями.
Прежде, чем приступить к деловому разговору, который меня заинтриговал с самого начала, мы выпили по чашечке кофе.
- У вас действительно есть характер, - с улыбкой во взгляде заявил мой собеседник.
- Характер есть у каждого, - серьезно ответила я, - люди отличаются друг от друга не только лицом и фигурой.
- Разумеется, - уже откровенно усмехнулся адвокат. - Но вы же прекрасно меня поняли. Я не об особенностях поведения разных людей говорил. Характером, в том смысле, о котором я подумал, обладают далеко не все. Но это хорошо.
Я не очень поняла, что подразумевалось под этим "хорошо" Поэтому не стала отвечать на его реплику, просто ждала, что еще он скажет. Он опять усмехнулся и начал говорить после заметной паузы. Вернее он задал мне вопрос.
- Знакомо ли вам имя Полина Норинг?
- Естественно, она, кажется, двоюродная или троюродная сестра моей прабабушки. Карины Норинг, матери моего деда. Самого деда я не знала, он куда-то исчез еще до моего рождения. Неужели она нам что-то завещала?
- Да, что-то. Именно вам, то есть потомку Полины Норинг женского пола по линии Норингов.
- Вот как? А что в нашей немаленькой семье я одна такая? В смысле, именно я соответствую всем требованиям, какими должна обладать наследница?
- Так уж получилось. Впрочем, я дам вам копию ее завещания, и вы сможете сами все прочитать.
Завещание
Я несколько раз перечитала этот небольшой, в одну страничку документ. Но не могла ничего толком понять. Нет, то, что именно мне Полина Норинг завещала все, "чем она владеет на момент ее смерти", я поняла, о самом наследстве я пока не спросила, не подумала даже. Но вопрос "почему?" остался и витал вокруг меня как назойливое привидение в фамильном замке.
Ситуация была далеко не загадочная. Историю Полины в нашей семье знали все. Мы ее слышали и воспринимали как нечто естественное, и даже неизбежное. Мы считали, что так и должно быть в семействе Норингов.
Семья наша разрослась как огромное дерево с мощными корнями на плодородной почве. В ней множество потомков, вполне достойных стать наследниками легендарной Полины Норинг. Но она оставила мне все, чем владела только потому, что я была в этой огромной семье единственной девочкой-первенцем, дожившей до совершеннолетия.
НОРИНГИ
Норинги всегда держались вместе, никогда не бедствовали, никогда не попадали в сложные обстоятельства. Лет двести назад это легко объяснялось и материальным благополучием, и талантами всех, кто принадлежал нашему очень древнему роду, но была и некая особенность в нашей семье, о которой мы все знали, но которую никогда не обсуждали: ни внутри семейства, ни, тем более, с кем-то для нас посторонним.
Когда семья давала очередной росток, то есть, кто-то из Норингов вступал в брак, то первенцем в молодой семье всегда была девочка, а далее рождались сыновья, дочери, у кого как. Нет ничего странного в том, что девочки появлялись на свет слабыми и болезненными, зачастую, они умирали еще в младенчестве. Понятно, с развитием медицины ожидалось, что эта печальная традиция прервется, и она прервалась, когда появилась на свет Полина. Это случилось так неожиданно, что родители девочки оказались к этому совсем не готовы. Полина была, на редкость, крепким и жизнелюбивым ребенком. Она росла как бы сама по себе. Так как никто особо не рассчитывал, что она выживет. Ее окружали кузены, не считавшие необходимым видеть в ней хрупкое и нежное создание. Не было у Норингов нужного опыта. Полина при таком отношении в семье постепенно превратилась в сорванца, который вскоре начал верховодить в среде не только младшеньких братьев, сестер, кузин и кузенов, но и тех, кто был старше, пусть и не намного.
Однако время шло, и сорванец все же превратился из неуклюжего, но очень бойкого подростка в веселую и симпатичную девчонку, Полину Норинг.
Полина получила неплохое домашнее образование, но оно сильно отличалось от того набора умений и навыков, коим обычно обременяли девочек из приличных семей. Их ведь, в основном, готовили к замужеству. Юная госпожа Норинг так и не научилась вышивать платочки для рождественских подарков. Впрочем, роль хозяйки ей, видимо, нравилась. Поэтому она ловко и умело распоряжалась во время чаепитий и на праздничных застольях.
Довольно рано она овладела искусством верховой езды. В двенадцать лет отец подарил ей жеребенка вороной масти. Она назвала его Ветер. В этом имени было что-то одновременно и притягательное, и точное, и настораживающее. Но это мысль приходила в голову только тем, кто видел Полину на ее верном скакуне во время утренней или вечерней верховой прогулки, впрочем, все говорили, что назвать это действие скучным словом "прогулка" было бы крайне неуместно.
Я все это рассказываю так, как представляю по немногочисленным и скупым пересказам, услышанным мною от представителя старшего поколения Норингов. Больше всего о Полине мне рассказал мой дядя, старший брат моего отца, на попечении которого я осталась, когда во время эпидемии заболели все мои родные, кроме дяди Берта.
Он, к сожалению, не знал ничего о человеке, который был мужем Полины и отцом умершей в младенчестве Кристины, а также двух близнецов Эда и Хольма красавцев братьев, не настолько похожих друг на друга, как можно было бы подумать, но, тем не менее, очень привязанных друг к другу.
Мне известно только то, что один из братьев стал военным, а другой поселился в доме родителей, кажется, он занимался разведением породистых лошадей.
Хотя я тоже принадлежу к семейству Норингов, но моя судьба сложилась так, что некоторое время я была отдалена от своих близких. Судьбе было угодно подвергнуть меня испытаниям. Но все уже позади. Не скажу, что мне было легко, но я справилась. И, да, я горжусь тем, что не опозорила свою семью. Я радуюсь тому, что мне удалось вернуться и занять свое вполне почетное место на нашем фамильном древе. Простите мне этот невольный пафос. Это все эмоции, а они, как известно, неуправляемы, или, я бы уточнила, плохо управляемы.
Дом
По моей просьбе. Адвокат Карл Креминг привез меня в дом, который по воле моей давно отошедшей в мир иной родственницы, стал теперь моим. Да, я дожила до совершеннолетия и очень неплохо себя чувствовала.
Я не стала почему-то осматривать свое новое владение в присутствии господина Креминга, хотя, мне показалось, что Карл неохотно оставил меня здесь одну.
Я проводила адвоката до двери, поблагодарила за работу и пообещала, что обязательно ему позвоню, если что.
"А если что?" - подумалось мне, едва я осталась наедине со своим домом, и, наверное, своим будущим.
Вокруг дома я, мельком оглядевшись у двери, когда мы входили, заметила некогда наверняка ухоженный, а сейчас одичавший и заросший чем попало сад. Мне захотелось выйти и посмотреть на него повнимательней, но глянув в большое, почти в полстены, окно, я заметила внушительную тучу на горизонте, погода предвещала грозу. Решила, что окрестности и свой сад осмотрю позднее. И вскоре я убедилось, что мое решение было разумным.
Дождь зашумел так, что заглушил мою последнюю мысль, и я напряглась, чтобы вернуть ее на место. Не торопясь, разожгла камин, кто-то заботливо приготовил для этого все необходимое. Рядом с окном стояло большое удобное кресло. Оно выглядело очень уютно. Я подвинула это кресло поближе к огню и забралась в него с ногами, сбросив туфли.
Дождь усилился. А здесь уже стало тепло и даже как-то привычно, словно я действительно вернулась домой.
Мне показалось на мгновение, что стихия способна проникнуть и сюда, за эти толстые стены. Под влиянием этих нелепых опасений я встала, подошла к камину, в котором пылал огонь, и, видимо, чтобы просто оправдать свое бессмысленное действие, зажгла еще три свечи в массивном серебряном подсвечнике, который украшал каминную полку. В моем пространстве стало светлее и даже веселее.
Этому подсвечнику было немало лет, интересно, помнил ли кто-нибудь, откуда он появился. Подсвечник выглядел необычно, поскольку был предназначен не для трех свечей, а для шести, кроме того, он был не симметричен. Свечи располагались по слегка растянутой спирали, каждая следующая была выше предыдущей. Ну, представьте себе змею, поднявшую голову, с шестью горящими свечами на спине. Возможно, мой образ и не слишком поэтичен, зато точен.
Дождь заставил меня задержаться в этом огромном и сейчас почти пустом доме, хотя при других обстоятельствах я бы давно уже была далеко отсюда.
Придется провести здесь ночь. Вряд ли мне захочется занять какую-нибудь из комнат второго этажа. Сама мысль о том, что нужно подняться по старой скрипучей лестнице, была способна вогнать меня в такую тоску...
Я понимала, что от камина я никуда не пойду. До утра осталось не так много времени. Где-то наверху старые часы, довольно громко напоминали о себе. Если они не врут, то полночь прошла пару часов назад.
Нет, мое нежданное наследство совсем не принесло мне ни радости, ни удовлетворения. Но мое любопытство было растревожено, слишком много из того, что происходило, было непонятно, нелогично и окружено тайной.
Я вернулась в большое мягкое кресло, расположенное довольно близко от камина, удобно устроилась и продолжила свои размышления и воспоминания.
Мне, несмотря на мое непонятное положение в семье здесь когда-то обитавшей, нравилось в этом доме. Меня с детства притягивало все необычное и таинственное. И было совсем неважно, какое место мне было отведено во всех этих событиях. Когда-то мне было очень досадно, что этот дом - всего лишь мое временное пристанище. Я испытывала к этим стенам странную любовь, непонятно откуда взявшийся жгучий интерес ко всему, что здесь когда-либо происходило. Я завидовала Полине, которая могла здесь оставаться столько, сколько захочет. Не подумайте, что я жалуюсь, меня здесь не обижали, просто никто не притворялся, что любит меня, или дорожит мною. Мне предоставили приют, обо мне позаботились, выполняя свой христианский долг, но не более того. Никто не произносил при мне обидного слова подкидыш, однако никто и не назвал меня ни дочерью, ни сестрой, ни хотя бы племянницей.
Когда я подросла, меня отправили учиться в монастырскую школу, но на праздники я могла навещать своих благодетелей, даже в мыслях я не называла их иначе.
Впрочем, после того, как мне исполнилось шестнадцать, я покинула стены монастыря, а сюда тоже больше не приезжала. До этого момента, до того как воспоминания вывернулись наизнанку, обнажив старые обиды и мечты.
О том, что здесь случилось за последние десять лет я узнала только сегодня. Вернее кое-что я узнала чуть раньше, когда мне сообщили о трагической смерти Полины и о ее странном завещании.
Меня начало клонить в сон, глаза сами закрылись, да заснуть бы ничуть не помешало. Время пройдет быстрей и с большей пользой. Но неожиданно я четко услышала шаги. Кто-то прошел по коридору второго этажа, затем заскрипели ступени. Я открыла глаза, но не шевелилась. Свечи на каминной полке вдруг погасли одна за другой, и все вокруг теперь освещалось только пока еще достаточно ярким огнем камина.
Господи! Не помню, догадалась ли я закрыть дверь! Вот шаги уже совсем рядом. Как в ночном кошмаре: я хочу закричать и не могу. Дверь медленно открывается.
В комнату вплывает, поскольку звука шагов я больше не слышу, высокая худая женщина в длинной белой ночной сорочке из легкой чуть светящейся ткани. Я не столько узнаю ее, сколько догадываюсь, что это Полина, или точнее, ее призрак. Она молча приближается ко мне, несколько мгновений смотрит мне в глаза, взгляд ли это? А затем она поднимает правую руку и показывает на подсвечник. Потом просто исчезает, словно мне все это приснилось, померещилось в полудреме.. Или действительно приснилось?
Я смотрю на каминную полку и вижу, что все шесть свечей по-прежнему горят. Значит, это был просто сон, облегченно вздыхаю, но что-то заставляет меня встать и подойти к камину. Какое-то время я разглядываю подсвечник, затем беру его и отодвигаю в сторону. Вдруг вижу, что под его массивным основанием лежит сложенный вчетверо лист бумаги.
Я разворачиваю записку, руки мои дрожат. Очень странный текст.
"Все обязательно вернется. Нет тайны рождения, как и нет тайны смерти"
* * *
Проснувшись, поежилась. Спать сидя вообще неудобно. Огонь в камине погас, но в комнате было не слишком холодно и достаточно светло. Я встала, подошла к большому окну и раздвинула шторы. От вчерашнего ненастья остались лишь все еще мокрые дорожки сада и блестящие, словно покрытые лаком листья на деревьях. Попытка открыть тяжелые рамы ни к чему не привела, и я оставила все как есть..
Когда я вспомнила, что произошло этой ночью, мне захотелось как можно быстрее покинуть этот дом. Но есть ли в нас что-то, что могло бы преодолеть любопытство, даже страх далеко не всегда способен заставить человека отказаться от действий, ведущих к раскрытию тайны.
Записка все еще лежала на каминной полке. Я взяла ее и внимательно рассмотрела.
Наверное, это был почерк Полины, который не был мне знаком. Но, что означают эти слова?
Я собиралась уехать, лишь только будет возможность дойти до перекрестка, где ровно в полдень можно сесть на Большой автобус.
Что я буду делать со своим наследством, я пока не решила. Поскольку мне достались еще и кое-какие деньги, я поручила стряпчему Генри Сомерсу найти управляющего и пару горничных, чтобы содержать какое-то время этот дом в порядке. Я надеялась, что управляющий прибудет вовремя.
Но пока было довольно рано, поэтому я могла осмотреть комнаты второго этажа. У меня было чувство, что там я смогу найти ключ к тайне.
Таинственного в моей жизни было более чем достаточно. Я даже не знала какое-то время толком, кто я. Смутно помню, что жила когда-то в большом доме, что вокруг было много постоянно суетящихся людей. Странно, но я совсем не помню своей матери, словно у меня ее никогда и не было. Впрочем, я ведь помню себя лет, пожалуй, с трех. Но это очень приблизительно.
День, когда меня привели в приют, ставший впоследствии на несколько лет моим домом, я помню хорошо, но вот кто меня привел? Сколько ни пытаюсь, вспомнить не могу. Вообще, память подкидывает мне иногда довольно яркие картинки, но все они как-то слабо связаны между собой. Воспоминания ли это?
Я поднялась на второй этаж. Вот библиотека.
В памяти опять всплыла яркая картинка-воспоминание. Моя ли это память сохранила, или это из чужой жизни и судьбы? Попробую описать этот полусон:
Однажды на Рождество, мне было лет двенадцать, я пробралась сюда ранним утром, когда все собирались в церковь. Я взяла с полки одну из книг, открыла ее посредине и стала читать. Как не похожа была жизнь героев романа на мой скромный жизненный опыт! Как эта придуманная, история отличалась от всего, к чему я привыкла. Но мне удалось ухватить лишь крошечный кусочек представлений о мире, к которому я не только не принадлежала, но и не надеялась когда-нибудь принадлежать.
Я знаю, что потом пришли мечты фантазии, за ними жгучее желание вырваться из колеи своей судьбы.
Всего в своей короткой жизни я добилась сама. Я всегда знала, что могу надеяться только на свои силы, свои знания, свой интеллект. Но мечты рождались в ответ на сновидения. Мои ли это были грезы? Я к ним привыкла настолько, что не решилась бы от них отречься, какую бы правду ни узнала о себе и о мире из которого я пришла.
А вот и комната Полины. В этот момент я поняла, что именно сюда я и стремилась, подсознательно, отвечая каким-то неявным, скрытым от моего сознания, целям
Я невольно напряглась, словно зашла сюда незваной, и меня могут застать в этой комнате. Это было мимолетное чувство, я знала, что могу находиться здесь столько, сколько хочу, или сколько мне понадобится. Теперь это был мой дом, но почему-то я чувствовала здесь себя самозванкой. Я не видела связи между собой и той реальностью, в которой жила когда-то Полина Норинг.
Вот большая деревянная кровать, старая с поцарапанными спинками, постель кое-как накрыта коричневым атласным покрывалом, изрядно потрепанным и несвежим.
Кресло и низкий чайный столик. В простенке у окна, плотно зашторенного тяжелыми грязновато-бежевого цвета шторами, секретер. Странно, но меня словно кто-то подталкивает к нему. И этот кто-то руководит моими действиями, в считанные мгновения я нахожу в одном из ящиков, который выдвигаю с уверенностью хозяйки, запечатанный конверт, в котором прощупывается довольно объемное письмо. На конверте рукой Полины написано мое имя. Значит можно это письмо открыть? Оно адресовано мне?
Содержание письма я передаю по памяти, только главное, то, что просто невозможно забыть.
"Дорогая моя сестричка!
Я знаю, что ты найдешь это письмо и обязательно его прочитаешь. Не грусти обо мне, я должна была поступить так, чтобы искупить нашу вину перед тобой и перед Богом. Я знаю, что меня ждет, но это не может изменить моего решения.
Да, мы с тобой сестры, родные, кровные, роднее просто не может быть, ибо родились мы в один день. Теперь ты можешь точно узнать день своего рождения. Иногда близнецы бывают похожими, а иногда и не очень, так было и в нашем случае. Наша мать умерла, дав нам жизнь, а нашей судьбой распорядилась ее сестра, которая присутствовала при нашем рождении. Только она и знала, что родилось две девочки. Она и повитуха, которой заплатили значительно больше, чем это требовалось, за ее услуги. Наша тетка решила стать хозяйкой в доме своей умирающей сестры. Не буду брать на душу грех недоказанного обвинения, но и сейчас во мне живет подозрение, что она причастна к судьбе нашей матери. Она решила, что ей ни к чему заботы о двух девчонках. А тебе еще и не повезло, ты так неудачно появилась на свет. Кажется, это называется родовой травмой, после которой ты обречена была прихрамывать на правую ногу. Повитуха забрала тебя с собой. У нее была большая семья, которой очень кстати пришлись деньги, те, что в течение почти пяти лет выплачивались на твое содержание. Но все ходят под Богом. Наверное, повитуха, имя которой не осталось в моей памяти, относилась к тебе, пусть и не с материнской любовью, но милосердно. Что случилось с этой женщиной, я толком не знаю, но когда она умерла, кто-то из ее семьи привел тебя в наш дом. Может, она успела что-то рассказать, но, скорее всего, ничего определенного, так как никто больше не побеспокоил ни нашего отца, ни его вторую жену, которую я считала очень долго своей матерью.
Ты, наверное, захочешь узнать, откуда же мне известно обо всем этом. Все очень просто. Прошлой зимой сестра нашей матери серьезно заболела, так серьезно, что к ней был приглашен священник. Я подслушала ее исповедь.
Она не умерла. Но с этого момента я не могла оставаться с ней в одном доме, не рассказав о том, что знаю правду. Не могла я называть ее мамой, не могла сидеть с ней за одним столом.
Не сказав никому ни слова, я поехала к тебе в монастырь. Но не застала тебя там. Ты уехала, даже не оставив адреса. Что ж, это твое право. Я знаю только, что ты получила должность компаньонки в доме какой-то очень богатой дамы. Я же попросила приюта в монастыре и прожила там почти семь лет. Каждый день я молилась о том, чтобы Господь помог мне восстановить справедливость. Я умираю, наш отец умер пять лет назад в год, когда эпидемия унесла многие жизни, ненадолго пережила его сестра нашей матери. Вчера приходил ко мне стряпчий, я написала завещание и вот пишу это письмо. Сколько я еще проживу, никому неведомо. Из монастырских стен я перебралась в наш дом еще два года назад, когда почувствовала у себя признаки той странной болезни, которая день за днем отнимает мои силы. Прости нас, моя дорогая сестричка. Я ухожу, надеясь, что Бог услышит мои молитвы и даст тебе счастье, а мне покой.
Прощай.
Твоя любящая сестра Полина".
Я вдруг почувствовала, что годы, прожитые той, кому были адресованы эти строки, словно растаяли, чужая мысль вторглась в мой разум. Я словно видела, как она дочитала письмо, и на глазах ее были слезы. Ведь она понимала то, что так и не поняла ее несчастная сестра, которая оказалась жертвой жестокой интриги. Я знала немного о своей прабабушке. Но помнила рассказы о том, что жизнь возместила ей все детские переживания: вынужденное сиротство, хромоту, бедность и зависимость. Я знаю сейчас, что ее печали были ничто по сравнению со страданиями бедной Полины, которая приняла на свою светлую душу чужой грех.
***
Я не сразу смогла отвести от себя наваждение, внезапно заставившее меня почувствовать печаль и боль из чужой судьбы, из чужого прошлого. Понадобилось какое-то время, прежде, чем до меня дошло, что это письмо написано вовсе не мне. Что я, скорее всего, являюсь потомком той, кому оно было адресовано, потомком родной сестры Полины Норинг! Но как же моя прабабушка смогла вернуться в семью? И почему именно меня признали наследницей? Я должна это показать и рассказать хорошему адвокату, или даже полицейскому детективу. Я хочу знать правду, и я ее узнаю!
Можно было бы обратиться в адвокатскую контору, услугами которой я постоянно пользовалась уже несколько лет, но мне пришлось бы многое объяснять, и я не уверена, что смогла бы это сделать, ведь я и сама почти ничего не понимала.
А что, если попробовать уговорить Карла Креминга помочь мне расследовать эту историю и разгадать тайну, озадачившую меня? У меня было подозрение, что он каким-то образом заинтересовался моим нежданным наследством. Может, этот дом ему приглянулся. А, может, он захотел бы стать моим юридическим представителем, за разумную плату, естественно? Не привыкла я еще к своему новому положению. Осторожное отношение к мало знакомым людям меня пока не обременяло и не влияло на мои решения. К тому же Карл показался мне надежным человеком.
Я проверила, не разрядился ли мой мобильник, выяснила, что могу еще им пользоваться, как минимум пару часов, и набрала нужный номер.
Карл ответил сразу, но, видимо, был занят, спросил, не случилось ли что-то, требующее его срочного вмешательства. Я ответила, что мне нужно с ним поговорить, но ничего срочного. Тогда он предложил мне встретиться после полудня. Пообещал приехать ко мне, если я еще буду там же, где мы вчера расстались. Я сказала, что меня это вполне устраивает. На том и договорились.
Он появился даже чуть раньше. Я очень сбивчиво поведала ему о своих мыслях, сомнениях и страхах.
Карл слушал меня внимательно, не перебивая даже уточняющими вопросами, что было бы естественно, в смысле, вопросы бы меня не удивили. Я понимала, что сумбур в моих мыслях только усиливается. Но не могла остановиться и замолчать, мне казалось, что, если я сейчас перестану говорить, случится что-то такое, чего нельзя допустить. Все это было невероятно глупо. Честное слово, я не суеверна, не особо религиозна, вообще я сама себя считаю, да и те, кто меня знают, вряд ли стали бы возражать, да, я себя считаю рациональной особой. Этому меня научила жизнь, в которой я всегда сама принимала решения и прекрасно знала, что ответственность за последствия тоже на мне.
Наконец, поток сознания, который я обрушила на своего терпеливого собеседника, иссяк. Пару мгновений я с тревогой и надеждой ждала ответа, любого, у меня не было конкретных ожиданий, да и быть не могло.
- Давайте попробуем разобраться, - Карл взял мою правую руку в свои ладони, и я как-то сразу успокоилась.
- Извините меня, - почти прошептала я.
- Все нормально, - ответил он. - В вашей жизни оказалось слишком много странностей и загадок. Поверьте мне - все странности объяснимы, и загадки тоже имеют объяснение. Вы не откажетесь рассказать мне о себе? Возможно, еще и ответить на какие-то вопросы?
- Пожалуйста, если это поможет.
- Вот и хорошо. Давайте расположимся здесь у вашего камина и будем думать.
Он улыбнулся, затем сказал:
- Я поднимусь на второй этаж, там наверняка найдется какой-нибудь стул для меня, а вы занимайте кресло, я вижу, что оно вам пришлось по душе.
Моя жизнь
Прежде, чем я стала говорить о себе и своей жизни, несколько мгновений буквально, я помолчала, чтобы решить, как именно я хочу все изложить, буду ли я абсолютно откровенна? А почему бы и нет? По крайней мере, в тот момент я не видела в своей биографии ничего такого, о чем я бы не могла поведать любому человеку, тем более, тому, кто захотел мне помочь.
- У вас, я думаю, есть копии всех документов, подтверждающих мою личность и мое право носить имя Дэллы Норинг. Иначе мы бы с вами сейчас не занимались этим увлекательным расследованием, - начала я свой рассказ.
Карл только кивнул, а я уже уверенней продолжила. Помню себя лет с трех-четырех, но первые воспоминания выстраиваются в моей памяти цепью не слишком связанных между собой эпизодов. Родителей не помню совсем, их мне полностью заменил дядя Бэрт, Бэртрам Норинг. Моим домашним обучением занимались сначала двое: учитель естествознания и математики Джим Коринг, хотя я не уверена, что правильно произношу его фамилию, я его называла просто Джим. Ему я обязана своей любовью к точным наукам.
- А чем вы сейчас занимаетесь, - спросил меня Карл.
- Наверное, меня можно считать журналистом. Точнее, репортером и фото корреспондентом. Я продолжу?
- Да, конечно.
- А вот грамоте, чтению, владению компьютером и иностранным языкам меня обучала до школы Элизабет. Фамилию ее я, кажется, просто не знала, но думаю, это нетрудно выяснить, если это окажется важным.
- Вряд ли, - прокомментировал Карл.
- С восьми лет я стала учиться в частной школе для девочек при Тотриджском университете.
- Вам нравилось там учиться?
- Несомненно! Не буду нагружать вас банальностями о том, что мне открылся целый мир. Но там у меня появились и первые подруги, и первые недоброжелатели, как же без этого.
- Вы окончили полный курс?
- Да и школу и университет.
- Извините, но...
- Не стесняйтесь, спрашивайте.
- Вы были стеснены в средствах?
- О, нет! Родители оставили мне некоторую сумму, которая позволяла мне и жить достойно, и учиться там, где я хотела. Когда умер мой дядя, я получила деньги и по его завещанию, впрочем, вы все можете уточнить в моем банке. Если понадобится, я распоряжусь, чтобы вам дали эту информацию.
- Не думаю, что это важно, просто...
- Да я все понимаю, и если вы будете скромничать, задавая мне вопросы, нам будет трудно установить истину. Собственно, мне больше не о чем рассказывать. Теперь, я хотела бы, чтобы вы рассказали мне о моем наследстве. Как все получилось? Этот дом не выглядит таким уж запущенным, но и не заметно, чтобы кто-то здесь жил постоянно.
- Последним, кто жил, в этом доме постоянно, был Эдвард Норинг, он ваш дальний родственник. Присматривать за домом после смерти Эдварда было поручено фирме "Замок", они за небольшую плату следят за недвижимостью, временно не занятой никем. Такой недвижимости не так уж много, это дома, которые сдаются в наем от имени адвокатов, или судебных исполнителей, этот вид аренды пользуется спросом, поскольку, недорого, иногда с вполне реальной возможностью купить дом за небольшие деньги. Дома эти, временно по стечению обстоятельств никому не принадлежат. Ну, вы, я думаю, понимаете, что такое бывает, когда хозяин недвижимости умирает, не имея наследников и даже претендентов на наследство. Часто это старые и неухоженные строения. Ясно, что их реставрируют и благоустраивают. Но в завещании вашей прабабушки было указание, что на этот дом может претендовать только представитель Норингов, при сдаче в наем. А наследницей может стать только особа женского пола, старшая в своей родовой ветви и дожившая до совершеннолетия. И еще, спальня на втором этаже, в которой когда-то провела свои последние дни Полина Норинг, должна быть опечатана до того момента, пока в этот дом не придет подлинная хозяйка, то есть наследница всего, чем владела Полина. До того момента, пока появится наследница, удовлетворяющая требованиям, указанным в завещании Полины Норинг, фирма могла сдавать дом в аренду, но только Норингам.
- Постойте, но ведь сейчас комната не опечатана!
- Вы в этом уверены?
Не сговариваясь, мы буквально взлетели на второй этаж. Что ж, все так. Дверь в спальню Полины была закрыта на ключ и опечатана по всем правилам.
- Я же вечером заходила в эту комнату! - Не удержалась я от возгласа.
- Вы уверены, что это было не во сне? - Спросил меня Карл.
- Не знаю...
- Но по условию в завещании, вы можете войти туда в любое время, или хотите пригласить своего постоянного поверенного?
- А вы разве не можете его заменить?
- Могу, если на то будет ваша воля.
- Тогда я вас прошу об этом. Правда, у нас нет ключа!
- Ключи хранятся в сейфе у нас в конторе, на каждом ключе есть бирка. Давайте съездим в город, пообедаем. Когда вы ели в последний раз, помните?
- Вчера.
- Нет, это никуда не годится. Тайны тайнами, но есть нужно регулярно. После обеда, зайдем к нам в контору и возьмем ключи. Кстати, номер в отеле я для вас заказал. Вам нужно выспаться ночью, как следует. Не дремать в кресле у камина, как бы романтично это не выглядело, а именно выспаться.
Когда я услышала эти слова, то моя реакция оказалась двойственной: все эти текущие события меня действительно утомили, в какой-то мере, напугали и несомненно огорчили. И ни свалившееся на меня богатство, ни приключения не могли компенсировать эти проблемы И мне, что называется, было не по себе. Я бы с удовольствием почитала о подобных приключениях какой-нибудь абстрактной героини. И с непременным хэппи-эндом. Но реальные события вызывали, если не страх, то что-то похожее на него, и настоящую физическую усталость. И, конечно, я была рада тому, что рядом оказался человек, который готов был мне помочь. Карл ничего мне не обещал и даже не намекал на готовность оказать мне профессиональную помощь в качестве адвоката, я просто почувствовала: рядом друг, и он меня не оставит в беде или один на один с опасностью.
Не знаю, почему, но мне стало еще и очень интересно. Что будет дальше?
Тайна
Хорошо, что Карл практически взял надо мной шефство. Я сама себя не узнала бы, если бы у меня была возможность взглянуть на себя со стороны. Куда девалась моя деловитость и уверенность в себе? Вдруг оказалось, что очень хорошо, когда есть, к кому обратиться, если нужен совет.
Мы пообедали в маленьком ресторанчике рядом с адвокатской конторой, заехали в отель, оставили там мой чемодан в номере, где я собиралась провести следующую ночь. В конторе никого не было, кроме секретаря. Мы взяли связку ключей и вернулись в дом, который после этой короткой деловой поездки уже не казался мне таким уж загадочным.
Когда я попросила Карла, чтобы он помог мне найти управляющего для того, чтобы оживить мой дом, привести его в то состояние, которое позволит мне в нем не только гостить, но и жить, он заверил меня, что на первых порах сам справится с этой задачей.
Не скажу, что меня удивило его предложение, оно меня точно обрадовало.
И вот мы стоим перед дверью в комнату Полины, не знаю, по каким приметам мы определили, что это та самая дверь, но, не сговариваясь, мы остановились именно перед ней. В коридоре было сумрачно, он освещался только светом, проникавшим через запыленные стекла двери, выходившей на маленький декоративный балкончик.
Ключ, как ни странно, легко повернулся в замке, дверь открылась, и мы переступили порог небольшой квадратной комнаты, почти пустой. Странно, я ожидала увидеть здесь большую кровать и комод с зеркалом, Впрочем, что-то вроде комода действительно стояло в простенке между двумя окнами с запыленными стеклами, а снаружи защищенными кованными фигурными решетками.
Пыль словно висела в воздухе. Осторожно ступая по каменным плитам пола, мы подошли к единственному в этом помещении предмету, напоминавшему комод и, не без труда, выдвинули верхний ящик. Не знаю, почему я надеялась там что-то обнаружить. Ничего там не было, кроме пыли и мелкого мусора. Карл по очереди открыл еще два нижних ящика, там тоже было пусто.
Ну, что ж, мои романтические грезы были просто сном. Странно было надеяться, что мне приснилось что-то, если не реальное, то хотя бы вещее, как говорят.
Думаю, что мысли наши были похожи. Мы посмотрели друг на друга и обменялись понимающими улыбками.
- А вы знаете, в таких комодах бывают скрытые ящики, тайники, - почему-то тихо, почти шепотом произнес Карл.
Я стала внимательно рассматривать ящики и заметила, или мне так показалось, что нижний чуть меньше двух верхних. Я сказала об этом Карлу. Он присел на корточки и попытался выдвинуть этот ящик полностью. Это удалось не сразу. Но, тем не менее, удалось. Мое мнение только укрепилось. Карл опять присел и заглянул внутрь комода.
- Там что-то есть, - произнес он слегка дрогнувшим голосом.
Затем протянул руку и вытащил какой-то пакет из серой упаковочной бумаги. Пакет был запечатан чем-то вроде сургуча, насколько я могла судить.
- Ну, что заглянем сами, или пригласим полицию, - спросил Карл.
- Не думаю, что полиция этим заинтересуется, - ответила я, - давайте сначала посмотрим, что там.
Я попробовала сломать печать, но это оказалось мне не по силам. Впрочем, и разорвать пакет тоже не получилось. Тогда за это дело взялся Карл. И ему удалось оторвать закаменевшую печать от бумаги и после этого вскрыть пакет. Там мы обнаружили письмо в пожелтевшем от времени конверте.
Исповедь
Именно так был озаглавлен текст, который мы прочитали. Это был очень странный рассказ о том, что много лет назад сделала женщина по имени Инга Грей. Она не только попыталась описать в довольно запутанном повествовании свой несомненный грех. Эта женщина хотела объяснить, почему она так поступила.
Была ли это попытка покаяния, или оправдания, я не знаю. Письмо было очень длинным, слог у автора не отличался ни изяществом, ни логичностью изложения. Читать это было непросто.
Поэтому я расскажу все своими словами. Хотя у меня была мысль просто сжечь это письмо. Но мы с Карлом решили, раз уж это покаяние, то пусть будет так, как просила Инга. Не нам ее судить.
Примерно двести лет назад где-то недалеко от дома Норингов, был дом Джона Грея. Он рано овдовел, на его попечении остались сын и две дочери. Насколько мы поняли, сына Грей отправил в школу, когда тому исполнилось восемь лет. О нем в письме говорилось совсем немного. Дочери Грея были внешне похожи друг на друга, чего нельзя было сказать об их характерах. Старшая Лиза тихая ласковая девочка, всегда готовая к послушанию, стремящаяся ничем не огорчать никого из людей живших с ней рядом, независимо от того положения, которое они занимали. Младшая Инга была совсем другой. Гордая до заносчивости, темпераментная, она всегда старалась добиваться того, чего ей хотелось. Как правило, это у нее получалось. Лиза любила читать романы, иногда вечерами засиживалась с книгой у камина почти до утра. Она, как и ее сестра, неплохо держалась в седле, но верховых прогулок избегала, возможно, даже боялась лошадей. Она предпочитала бродить по аллеям сада и мечтать.
Строки, которые мы читали, написаны были, как мы поняли Ингой. Это была ее исповедь.
Однажды сестры Грей были приглашены в дом соседей, Норингов, Это был праздничный прием, на Рождество. Почему соседи не общались до этого дня, мы так и не поняли, хотя, возможно, писавшая эти строки Инга просто не сочла нужным упоминать события, предшествующие тому, которое она считала главным.
Там на этом приеме сестры были представлены, среди всего прочего, Артуру Норингу, представителю молодого поколения. Инге очень понравился молодой человек, и она решила покорить его сердце. Но тут случилось все совсем не так, как должно было быть по разумению девушки. Артур действительно через какое-то время попросил руки, но не Инги, а ее старшей сестры Лизы. Можно представить, что чувствовала гордая Инга. Ей даже в голову не могло прийти, что этот красавец Артур Норинг может влюбиться в эту мямлю, ее полоумную сестру. Что он в ней нашел? Даже в рамках того сдержанного повествования, которое мы сейчас читали, было понятно, насколько тогда все это поразило Ингу. Но гордость не позволила ей показать, что она чувствовала на свадьбе старшей сестры, ей хватила и ума, и воли вести себя разумно.
Молодые после скромной свадьбы переехали в дом Норингов. А Инга попыталась изъять из своей души любовь к Артуру, но вместо этой любви, в ее сердце прокрались обида, зависть и ненависть.
Мы могли бы и не читать, что произошло потом. Мы уже догадались, кем приходилась мне эта коварная Инга. Это она сыграла роковую роль в моей судьбе. пусть и не прямо. Но я не испытывала к ней ничего, кроме сочувствия.
- Знаешь, - сказал мне Карл, когда мы закончили читать это странное письмо, непонятно кому адресованное, но так и не отосланное адресату. - Я не хочу, чтобы ты оставалась жить в этом доме.
- Почему? - Искренне удивилась, и даже немного возмутилась я, - это же мой дом! И мне он нравится, не смотря ни на что. К тому же, мы не знаем, сколько в этом описании событий содержится истины. Могу тебе сказать, как репортер с некоторым опытом, что люди не всегда описывают то, чему были свидетелями объективно и правдиво.
- А я могу тебе возразить, как неплохой адвокат, - Карл улыбнулся, - правда всегда пробьет себе дорогу через любую, даже очень хорошо сшитую ложь.
- Разве все адвокаты стремятся выяснить правду? Разве для них не является главным отстоять интересы клиента, и разве, ради этих самых интересов, они остановятся перед необходимостью солгать? - выпалила я.
- Всякое бывает, - согласился Карл, - я даже не могу утверждать, что ложь всегда бывает разоблачена, может случиться и такое, но только в частных случаях, время, как правило, будет всегда на стороне правды. Просто потому, что так проще. Но давай вернемся к нашим проблемам: я не оставлю здесь тебя одну, даже если ты попытаешься выдворить меня из своего дома при помощи полиции.
- В этом доме достаточно места, чтобы не прибегать к таким крайностям, - заметила я и рассмеялась. - Я буду только рада, если буду знать, что ты рядом.
- Это правда? - неожиданно серьезно спросил Карл.
- Не вижу ни одной причины лгать, - так же серьезно ответила я.