Lib.ru/Фантастика:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Олег Азарьев
СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Повесть
Памяти Андре Нортон,
которая считала себя просто рассказчицей
увлекательных историй.
Мирские пути запутанны и опасны.
Хун Цзычен, "Вкус корней"
1. Гар сын Вада, рассказчик
Эти места я знал плохо, и потому не торопился, шагая по лесной тропе. Прежде, судя по ширине тропы, она была как следует протоптана торговцами-менялами, рассказчиками, рыболовами, охотниками, но сейчас понемногу зарастала травой, -- должно быть, последнее время не так уж часто ею пользовались. Тропу показали мне рыболовы из Ремана -- небольшого селения, которое теперь осталось далеко позади. Селение их стояло у самого озера -- десяток овальных одноэтажных домишек из плетней, обмазанных желтой глиной. Я запомнил свежую шкуру трехрога, сохнущую на растяжке, два хорошо выровненных и отполированных копья с обсидиановыми наконечниками, прислоненных к валуну на окраине селения, лодки-долбленки на отмели, сети на шестах и неистребимый запах рыбы и тины повсюду.
Тропа повела меня от селения берегом до впадающей в озеро речки, потом вдоль лесной опушки, а затем увела вглубь леса. По лесу я шел, настороженно прислушиваясь. Рыболовы предупредили, что на местных тропах небезопасно. Лес в последние годы, особенно на хорошо протоптанных тропах, не столько голодными хищниками страшен, сколько расплодившимися лихими людишками -- разбойниками. Они не брезгуют ни торговцем, ни охотником или рыболовом, ни даже рассказчиком, вроде меня. Они всегда найдут, чем поживиться, проломив жертве голову каменным топором или палицей с увесистым голышом на конце. Иногда разбойники -- это настолько крупные бродячие стаи, что отваживаются нападать на неукрепленные или плохо укрепленные поселки, где бесчинствуют с бессмысленной жестокостью, но нередко -- это всего лишь горстка мужиков из ближайшего села, которая лишает жизни невинных людей, чтобы за счет их дорожного скарба облегчить собственное житье-бытье.
Перед каждым поворотом дороги я замедлял шаг и вглядывался в густой подлесок -- нет ли засады. Но богиня наша, Мать-Кормилица, пока миловала меня.
Тропа постепенно забирала влево. Деревья начали расступаться, пошло редколесье, -- значит, скоро лес кончится. Рыболовы говорили, что тропа выведет из леса прямо к большому поселению на холме.
Затем тропа круто свернула за густой и высокий кустарник. "Ну, свернула и свернула", -- скажете вы. Да только вот что-то подсказало мне, что с разгона поворачивать за эти кусты небезопасно. Надо приготовиться.
Я остановился. Хорошо, если чувство опасности, которое не единожды выручало меня, на сей раз даст промашку. А если нет?
Я удобнее пристроил тощую котомку за спиной, поправил за поясом кинжал, выточенный из рога пернатого ящера гикроса, половчее взялся за рукоять дубинки, утыканной острыми осколками обсидиана, поправил ее на плече, чтобы нанося удар, не повредить самого себя ее шипами. Огляделся внимательно: сзади и справа было чисто -- подлесок не смят и не изломан, значит, среди веток никто не прячется, да и видно было бы его -- подлесок справа жидковат. С нижних ветвей могучих деревьев тоже никто не собирался прыгать мне на спину.
А вот за поворотом, за кустами...
Где наша не пропадала! Не в первый раз я сталкиваюсь с разбойничками-вахлаками, и ни разу стоящего бойца не встретил. Да и то, хороший охотник, -- он же, при необходимости, воин, -- всегда в надобности. Ему безобразить некогда и незачем. Зато ленивые разбишаки, которые и рыбу толком не поймают, а уж о дичи и говорить не приходится, -- эти обыкновенно и выходят на тропу, чтобы на чужой кровушке свое счастье поправить. Только моей крови этим увальням еще ни разу не доводилось увидеть. Бывало, драться приходилось, а бывало -- и улепетывать во все лопатки. Может, и теперь Мать-Кормилица оборонит...
Я повернул направо, сошел с тропы и, осторожно ступая по траве и мху, двинулся широкой дугой вдоль подлеска, чтобы еще издали усмотреть, есть ли за кустами, скрывающими поворот, засада или мне только мерещится.
Я первый увидел их -- четырех здоровенных мужиков, откормленных, брюхастых. У троих дубины, у четвертого палица со вставленным для веса большим речным голышом, а за поясом еще и кремневый кинжал с костяной ручкой. У одного из тех, что с дубинами, в руках топор с обсидиановым черным лезвием, и он пристально осматривает лезвие, прислонив дубину к ноге. У другого левая рука замотана кровавым тряпьем от кисти до локтя, но свою дубину он здоровой рукой держит уверенно. А еще один -- рослый, на полголовы выше остальных, и дубина в левой руке под стать ему -- не дай Мать-Кормилица попасть под нее. Наверняка их предводитель. Предводителями всегда становятся либо самые сильные, либо самые жестокие. Он что-то тихо втолковывал остальным, а те невнимательно слушали.
Все они лохматые, бородатые... и -- с первого же взгляда показалось мне -- потрепанные. Кто-то уже отколошматил их как следует: синяки и ссадины на физиономиях и руках, грязные штаны и рубахи -- в коричневых пятнах, у разбойника с топором, кровавый колтун засох в нечесаной бородище. И этот еще, с замотанной рукой... Откуда ж они такие?
И тут я вспомнил, как вождь поселка рыболовов рассказал мне, что не так давно в местных лесах собралась большая разбойничья стая, -- почти в сорок голов, -- которая не давала житья неукрепленным поселениям. Дошло до того, что разбойники стали требовать с пяти ближайших поселков ежедневную дань и попытались портить местных женщин. Тогда вожди всех окрестных поселков собрались на тайный совет и решили извести стаю. Когда на днях разбойники пришли в назначенный ими поселок за данью, там их уже поджидали охотники и рыболовы из ближних и дальних поселков. Было их больше, чем разбойников, да и драться они могли лучше. Вырваться удалось только семерым: главарю и его подручным. Остальных забили насмерть, отволокли подальше в лес и бросили там без погребения -- хищному зверью на поживу.
Похоже, я встретился с остатком той стаи. Хотя куда девались еще трое? Впрочем, какое мне до этого дело?.. А еще похоже было, что проскочить мне никак не удастся. Они стояли под развесистым кустом грока у самой тропы, вероятно, совещались. Я был в десятке шагов от них, а перегородить тропу они могли в два-три шага. Придется разговаривать, а не поможет -- прорываться. Что ж, попробую прорваться. Разговоры разговаривать они не любят, да и не умеют. И слушать умных людей не желают. Думают, раз в руках увесистая палица, значит все вокруг обязаны повиноваться.
Тут и разбойнички углядели меня. Первым заметил рослый. Он указал на меня своей дубинищей, подняв ее легко, как полую ветку лесинника.
-- Гляди-ка! -- пророкотал он удивленно. -- Пу-у-утник!
Остальные повернули головы в мою сторону. Разбойник с топором проговорил:
-- А мы уж думали, что тропа эта -- совсем заброшенная. И малость заросла, и третий день уж караулим, а ты, путник, первый, кто на нас набрел.
-- Я не просто путник, -- сообщил я с достоинством, хотя внутри едва не дрожал -- от напряжения, а не от страха. -- Я -- рассказчик.
-- Ну и что? -- сказал разбойник с замотанной рукой. -- Нам твои россказни ни к чему. Какой нам от них прок?
-- Погоди! -- властно сказал рослый. -- Скажи-ка нам, рассказчик, не видел ли ты часом какого-нибудь торговца-менялу или пару охотников с добычей, которые в нашу сторону топают?
-- Зачем это вам? -- сказал я, хотя и так знал, зачем.
-- Глуп же ты, рассказчик, -- заметил разбойник с кремневым кинжалом и с превосходством покачал головой.
-- Да нет, не глуп, -- сказал рослый. -- Придуривается. И умным себя считает. -- И -- мне: -- Зубы хочешь нам заговорить?
-- Попытаюсь, -- скромно согласился я.
Разбойники расхохотались.
Между тем они быстренько растянулись в линию поперек тропы. Моими преимуществами оставались расстояние до них, раскормленные их телеса и побитый вид, -- если я побегу обратно, вряд ли они с такими брюхами и побоями будут быстро и долго гнаться за мной -- выдохнутся скоро.
Однако возвращаться к рыбакам не хотелось. Путь рассказчика всегда устремлен вперед. Отступать и возвращаться -- это почти позор.
-- Ну, так расскажи нам то, что мы хотим знать, -- велел рослый.
-- Если пропустите, расскажу. А иначе -- никакого резона мне в этом нет.
-- Пропустим, не пропустим... -- проворчал разбойник с топором. -- Будем мучить, пока сам все не выложишь.
-- А мы это... мучить... умеем, -- злорадно сообщил разбойник с замотанной рукой.
-- Не сомневаюсь, -- сказал я. -- На тебе, что ли, дружки твои учились?
-- Братцы! -- произнес вдруг рослый. -- Сдается мне, что он нас не боится. Ишь, как выпендривается. У других поджилки трясутся и зубы клацают... А этот хорохорится... -- Он сделал паузу и подозрительно добавил: -- Что-то тут не так.
-- Ты что утаиваешь, рассказчик? -- угрожающе молвил разбойник с топором, зажатым теперь подмышкой, и приподнял дубину в мою сторону.
Я вдруг понял, чего они боятся, -- преследования. Боятся охоты на разбойников, -- случались на моей памяти и такие развлечения. Не знали побитые негодяи, что никакого преследования нет, не до них сейчас охотникам и рыболовам. Похоже, этим лодырям невдомек было, что сейчас самое время делать запасы на зиму, хоть и очень теплую в здешних местах, но все равно зиму.
-- Что я утаиваю? -- Я постарался изобразить зловещую ухмылку. -- Подумай сам.
-- Погоня! -- ахнул разбойник с замотанной рукой, уронил дубину и схватился за окровавленные тряпки. -- Говорил я -- надо подальше уходить. А мы тут третий день топчемся...
-- Может, погоня, а может, и врет рассказчик, -- раздумчиво протянул рослый. -- Может, он вообще врун, а не рассказчик. А? Ради собственной жизни чего только не придумаешь. А?
-- Мне плевать, -- сказал я, пожимая плечами. -- Дело ваше. Наваляют вам тут, как наваляли остальным вашим дружкам, и бросят смердеть где-нибудь в стороне от тропы.
Разбойники колебались, не зная, что лучше, бежать прямо сейчас или сперва разделаться со мной, а потом смываться. Решение принял рослый.
-- Пока охотники подойдут, -- объявил он, -- мы и тебя напоследок быстренько распотрошим, чтобы сильно не задавался, и деру дадим -- только нас и видели... -- Он поднял дубину и решительно направился ко мне.
-- Ну, быстренько меня вам не распотрошить, -- предупредил я, выставляя дубину вперед.
-- Один на четверых... -- сказал разбойник с кремневым кинжалом. -- Ты и впрямь думаешь, что отобьешься? Бросай лучше пожитки и давай -- драпай отсюда.
-- Не один на четверых, а четверо на одного, -- поправил я. -- А пожитки я бросить не могу -- это все, что у меня есть.
Разбойники, неспешно расходясь полукругом, попытались окружить меня. Я медленно отступал. А потом бросился бежать по тропе -- назад. Однако бежал не быстро, чтобы толстяки не отстали, но запыхались, рассчитывая догнать меня. Разбойники громко топали за моей спиной.
-- Да он бегать не умеет! -- доносилось до меня.
-- Стой, дурак! Все равно догоним! Тогда еще хуже будет!..
-- Обходи справа! Загоняй его в кусты!..
Я побежал чуть быстрее, чтобы они в самом деле не загнали меня в кустарник.
-- Ох, братцы, уморился я!.. И рука... -- послышалось сзади. -- Может, пусть бежит?.. Все равно вернется. Тропа тут одна... Не через чащу же ломиться будет... Услышим же...
Топот позади замедлился. Тогда я, стряхивая с плеча котомку, чтобы не мешала, выхватил костяной кинжал, круто развернулся, взмахнул дубиной и кинулся на разбойников. Они этого не ожидали, несколько мгновений ничего не могли понять и даже не сопротивлялись.
Рослый получил моей дубиной прямо в лоб, и когда я замахнулся второй раз, то заметил, что изо лба у него торчат два обсидиановых шипа от дубины. Рослый закатил глаза и рухнул навзничь. Вторым подвернулся разбойник с дубиной и топором. Моя дубина врезалась ему в правое плечо, что-то хрустнуло, в стороны брызнула кровь, он взвыл и упал на колени, роняя оружие и хватаясь за плечо. Третий, с замотанной рукой, все время норовил убрать раненую руку подальше в сторону, и потому не столько нападал, сколько отступал, оборонялся, предупреждающе вскидывая дубину, кружил, выжидал. Зато четвертый дернул из-за пояса кремневый кинжал и, помахивая увесистой палицей, пошел на меня.
-- Тут не все болваны, -- с веселой угрозой сказал он мне.
-- Так и я не пальцем деланный, -- возразил я. -- Заметил уже, наверное?
-- Слепая удача -- и только.
Разбойник умело нанес удар палицей мне в висок, но я отклонился, и голыш на конце палицы промчался мимо. И тут же он попытался достать меня кинжалом слева и снизу. Я отскочил. Да, это был умелый боец. Как он затесался в этот сброд?
-- Не будь слишком самоуверенным, -- посоветовал я, сделал ложный выпад дубиной, не донес ее до цели, нырнул ему под руку с дубиной, поднятую для отражения моего выпада, и ударил его наискось в грудь кинжалом. Острая кость проткнула рубаху и вошла ему глубоко в грудную мышцу -- я это почувствовал, дернул кинжал назад и отскочил. И едва не попал под удар дубиной разбойника с замотанной рукой. И тут же описав круг, ответил ударом своей. Дубины столкнулись, от его дубины полетели мелкие щепки, от моей -- мелкие осколки обсидиана. Один осколок оцарапал ему шею. Разбойник едва не выронил оружие, испуганно выпучил глаза и отступил.
-- Не лезь -- пришибу! -- устрашающе рявкнул я ему.
Разбойник с кремневым кинжалом усмехнулся. Должно быть, он еще не ощутил результат моего укола, хотя на рубахе уже расползалось красное пятно.
-- Один против двоих? Силён!..
-- Я еще и не так могу. У меня хороший учитель был, -- сказал я, примериваясь, -- Странник из очень дальних мест. Он меня научил некоторым штучкам...
-- Штучкам? Что-то я их пока не заметил... -- Разбойник вдруг забеспокоился и левой рукой пощупал рубаху на груди, метнул взгляд на ладонь. -- Ах, ты...
-- Да, -- сказал я безо всякого сочувствия. -- А ты и не заметил.
Я на миг оглянулся на разбойника с замотанной рукой. Тот опустил дубину и воротом рубахи озабоченно вытирал кровь на шее. "Этот больше не боец", -- мельком подумал я.
Лицо разбойника с палицей покраснело от ярости. "Отлично! -- сказал я себе. -- Сейчас он начнет делать глупости".
И точно. Он отбросил кинжал, ухватился за палицу обеими руками и, рыча, начал со всей дури махать ею влево и вправо, наступая на меня.
Я отвел дубину в сторону и уклонялся от его могучих размахов, выжидая момент. И когда его палица в очередной раз полетела влево, разворачивая его правым боком ко мне, я прыгнул за его правое плечо, а моя дубина уже мчалась к его откормленной холке. Разбойник с замотанной рукой отчаянно крикнул что-то, но было поздно. Дубина врезалась в основание черепа его товарища и сшибла того на землю. Шею залила кровь, ноги дернулись раз, и тело замерло.
-- Готов... -- с ужасом выдохнул разбойник с замотанной рукой и медленно поднял глаза на меня.
-- Будем драться? -- поинтересовался я угрожающе. -- Или ты забросишь свою палку вон в те кусты и быстро побежишь в сторону от тропы -- поглубже в подлесок. И смирно подождешь, пока я уйду. Иначе тебе будет о-очень больно.
Разбойник молча отшвырнул дубинку в заросли, повернулся и с треском вломился в тонкие ветки кустарника.
Я вытер свой кинжал о рубаху мертвого, поднял с травы его кинжал и свою котомку и пошел по тропе дальше.
Вскоре лес кончился. Передо мной, чуть внизу, лежала холмистая долина. Небольшая речка с заводями перерезала ее причудливыми извивами. По ту сторону долины уходили к небу склоны высоких гор, густо покрытые зелено-синим лесом. Почти посередине долины, немного правее от того места, куда я вышел, на самом высоком из холмов стоял над речкой большой поселок. Он окружен был крутым валом, а поверх вала сложена была из камня высокая стена с тремя круглыми башнями. За стеной виднелись купола жилищ, должно быть вместительных, -- поселок, судя по размерам куполов, был очень зажиточный. А еще там была высокая каменная постройка с плоской крышей. Выглядела она необычно -- у нее были углы.
Вход в укрепленный поселок располагался, как я заметил, в одной из башен. К нему от опушки вела мощеная камнем дорога. Между камнями кое-где пробивалась трава.
Солнце палило нещадно -- было немного за полдень. На небе ни облачка, в воздухе ни намека на ветерок. В траве тонко трещали прыгунчики, над травой с гудением и жужжанием носились жуки и мухи-собирательницы. Из-за горизонта уже поднялся большой диск Младшего Брата, на две трети освещенный солнцем. Там в голубоватой дымке виднелись неправильной формы зеленые и синие пятна, всегда одинаковые, и неправильной формы белые пятна, всегда разные, которые медленно, почти незаметно, ползли по зелеными и синим пятнам. Не раз я слышал, как некоторые из старейшин в разных поселках утверждали, будто белые пятна -- облака, зеленые -- земля, ну а синие -- вода. Хотите, верьте, хотите, нет! А один совсем выживший из ума старикан убеждал меня, что на Младшем Брате вполне могут жить такие же люди, как мы, потому что на самом деле Младший Брат такой же большой, как и наш Старший Брат. А у нас, знаете ли, старейшинам нельзя не верить, а точнее -- не принято возражать, какую бы чушь они порой не несли.
Я спустился с пригорка, пересек долину, перешел по трем тесаным, пригнанным друг к другу бревнам неширокую, но довольно глубокую речку с прозрачной водой и подошел к валу. На стене, возле башни со входом, сидел, свесив наружу ноги, охранник с копьем. Копье стояло рядом, прислоненное к башне. Дверь в башне была закрыта.
Обычно днем двери в редких укрепленных поселках открыты. Днем часть жителей занимается хозяйством за пределами поселка, -- кто собирает съедобные плоды и злаки, а кто в это время охотится на дичь. Двери закрывали только в ранние сумерки.
Охранник с интересом наблюдал, как я подхожу к холму. Я поднялся по неровным каменным ступеням к башне, задрал голову и, щурясь от солнца, уставился на охранника. Мы помолчали, разглядывая друг друга. Первым не выдержал охранник.
-- Ну и чего надо? -- неприветливо спросил он.
-- А ты как думаешь, дорогуша, чего надо рассказчику? -- ласково спросил я.
-- Кому-кому? -- насмешливо поинтересовался охранник. -- Разбойнику или рассказчику? Не расслышал я!
-- Судя по запертой двери, вы все тут страшно боитесь разбойников? -- вкрадчиво проговорил я.
-- А ты -- не боишься? -- ухмыльнулся охранник.
-- А чего мне их бояться? Если вы боитесь нападения той стаи, что промышляла по соседним селениям, так можете больше не бояться. Стаи больше нет. Извели.
-- Так-таки всю? -- Охранник подобрал ноги и встал на стене.
-- Трое последних валяются на лесной тропе, неподалеку от опушки.
-- Ты их видел? Давно валяются? Кто же это их?.. Да еще троих сразу...
-- Нипочем не догадаешься.
-- Ты, что ли? -- с недоверием протянул охранник.
-- А что, такого не может быть?
-- Н-ну, не знаю... -- с сомнением проговорил охранник.
-- Ты забыл. Я -- рассказчик. Я собираю и рассказываю новости.
-- Что-то я тебя не припомню, рассказчик. У нас обычно гостил жилистый такой, невысокий, с плешью на полголовы.
-- Теперь я тут буду гостить.
-- А что с тем?..
Я пожал плечами.
-- Обычное дело -- заболел и помер. Перед смертью передал мне свои новости и просил ходить и через его селения. Вот и хожу теперь по вашим местам, мало мне знакомым. Этот поселок называется Лаен?
-- Ага!.. Но про троих разбойников ты... -- охранник не договорил.
-- Не веришь?
Охранник покачал головой, на этот раз молча, -- сомневаться в достоверности любых историй, которые передавали рассказчики, было не принято. Рассказчики -- братство людей с очень хорошей памятью, они -- единственные, кто связывает мир больших и малых селений воедино. Они, если когда и привирают, то самую малость -- для остроты ощущений. Селение, где плохо приняли рассказчика, не накормили, не предоставили место для сна и отдыха, не дали на дорогу припасов или, тем более, оскорбили, унизили его, рисковало остаться без новостей, порой жизненно важных, -- такое селение рассказчики обходили стороной. Торговцы-менялы память имели обычную, новостей не собирали и рассказчиков заменить не могли. Зато могли перестать заходить в такое селение. Если рассказчики о нем умалчивают, значит можно считать, что его больше нет.
Охотник скрылся за стеной. Вскоре я услышал, как загремело бревно, запирающее дверь. Заскрипели каменные подпятники -- дверь медленно отворилась. Я шагнул в холодную полутьму башни.
-- Где тут у вас Дом для скитальцев? -- спросил я. Эхо гулко запрыгало по каменным ступенькам башни, уводящим наверх, к наклонной каменной крыше.
-- Рядом, -- с готовностью сказал охранник. Его эхо запрыгало вдогонку за моим. -- Я отведу. -- Он налег на тяжелую дверь, закрывая.
-- Не надо, -- сказал я. Дома для скитальцев всегда отличались от остальных домов -- значком на стене, рисунком над дверью или орнаментом вокруг дверного косяка. -- Просто скажи, куда мне -- направо, налево?..
-- Направо.
Вторая дверь, из башни в поселок, распахнута была настежь. Я вышел и остановился, чтобы оглядеться и немного освоиться. Дома и впрямь были большие, круглые, двухэтажные -- судя по высоте, на каменной основе, с глиняными, тщательно заглаженными стенами, с высокими куполами крыш, закопченных поверху -- там, где сделано отверстие для дыма от очага. Большинство домов -- с пристройками. Двери в домах открыты, оттуда доносятся вкусные запахи жареного и вареного мяса, печеной рыбы, свежих лепешек. Снаружи, возле дверей, женщины трут зерно в каменных зернотерках, шьют, сучат пряжу из растений, переговариваются.
Мастерские не отличаются от жилых домов. Разве что доносятся оттуда стук и скрип камня о камень и мужские голоса, -- мастера на охоту не ходят и ценятся выше, чем охотники.
В нескольких шагах от меня две молодые женщины, вероятно подруги, увлечены разговором, рядом с ними на вымощенной плоским камнем дорожке стоят кожаные сосуды для воды в оплетке из прутьев. А вокруг домов носятся дети, визжат и смеются. Подростков постарше не видно. Они наверняка в лесу -- парни учатся охоте, а девушки собирают съедобные плоды.
Их прежний рассказчик, между приступами кашля с кровавой мокротой, успел поведать, что этот укрепленный поселок -- самый большой во всей обширной округе. Здесь торговцам-менялам всегда есть чему порадоваться, чем нагрузить носильщиков, -- в поселке есть свои резчики по дереву и кости, здесь делают каменную посуду и отличные копья -- ровные, отполированные, с кремневыми и обсидиановыми наконечниками. А вот обсидиан в здешних горах не встречается, его приносят торговцы-менялы.
Я не заметил никаких намеков на пристанище для странников и, решив не гадать и не тыкаться куда попало, подошел к двум говоруньям и спросил о Доме для скитальцев. Они спохватились, что никак не донесут домой воду и подняли с дорожки влажные сосуды. Одна, синеглазая, темноволосая, с нитками бус из красного и синего камня на шее, вызвалась проводить меня, -- ей по дороге было.
-- Издалека, путник? -- на ходу спросила она, с любопытством поглядывая на меня.
-- Где я только не был...
-- И что же тебя гонит, такого пригожего? -- усмехнулась она.
-- Новости, события, происшествия.
Она вопросительно взглянула на меня, ожидая продолжения.
-- Я рассказчик, -- сообщил я со вздохом. -- Вечный странник.
-- Расска-азчик, -- повторила она с уважением. -- И много новостей принес?
-- Долго рассказывать, -- усмехнулся я. -- Впрочем, скоро всё узнаете.
Еще несколько шагов, и она, вытянув руку вперед, указала на дом без рисунков и орнаментов, но со стенами не белого, а светлого кремового цвета. У дома была большая пристройка, -- кухня и хранилище, определил я.
-- Вот наш Дом для скитальцев.
За домом виднелась небольшая площадь, а за ней высились каменные стены угловатого здания. На краю площади, неподалеку от нас, в землю воткнуты были восемь шестов -- ряд из четырех напротив ряда из трех и один посередине. Две женщины размеренно ходили вокруг них, разматывая пряжу из больших клубков, -- ткали.
-- А что там, дальше, за странная постройка?-- поинтересовался я.
Лицо женщины стало серьезным.
-- Это Дом Матери-Кормилицы. -- И она почтительно приложила к груди ладонь.
Дома Матери-Кормилицы снаружи никогда не отличались от домов остальных жителей. Такое святилище -- каменное, да еще и с углами -- я видел впервые.
-- И давно у вас этот дом?..
Она с улыбкой покачала головой.
-- Не-ет. В начале весны, в день Возрождения Матери, закончили и отдали ей.
Расспрашивать женщину о том, кто да почему построил его, скорее всего, бессмысленно, решил я. Об этом надо расспросить местного вождя. И надеяться, что он соизволит ответить.
-- А где живет ваш вождь? -- спросил я. Обычно это был самый большой дом в селении, да нередко еще и с многочисленными пристройками, -- чем богаче селение, тем больше пристроек. -- Рассказчик должен побывать у него и лично поведать новости.
Она вытянула руку в сторону каменной постройки.
-- Он живет там.
Я удивился еще больше, но виду не показал, а только дружелюбно кивнул и направился к Дому для скитальцев.
"Чтобы вождь разделил жилье с самой Матерью-Кормилицей?.. -- раздумывал я на ходу. -- Вот это новость! Похоже, старый рассказчик давненько не бывал в этих местах. С конца зимы -- наверняка".
Я отворил дверь, переступил высокий порог, спустился по трем ступенькам и оказался в Доме для скитальцев этого странного, на мой взгляд, селения. Внутри мое временное пристанище было таким же, как и везде. Посреди круглой комнаты выложен очаг, в нем теплятся угли. Над ним в крыше светится отверстие для дыма, оно же освещает комнату днем. Вокруг очага лежат большие плоские камни -- прикрывают ямы с припасами. По обеим сторонам от входа крутые деревянные лестницы ведут на дощатые настилы, которые поддерживают ошкуренные бревна. По настилам разбросаны пучки целебных душистых трав, запах которых убивает насекомых-кровопийц. Настилы покрыты соломенными тюфяками -- здесь путники располагаются на ночлег. Под настилами, вокруг очага, стоят круглые каменные столы и скамьи.
Сейчас здесь было прохладно, тихо и пусто -- никто не ворочался и не храпел на настилах, никто не сидел за столами, не сопел, не чавкал, не пукал и не утирался рукавом. Только случайный жук метался, жужжал где-то под крышей. Пахло сухой травой и дымком от очага.
-- Есть кто живой!? -- окликнул я.
Облезлая шкура на двери в кухню отодвинулась. На шум выглянул хозяин пристанища. Увидев меня, вышел -- маленький пузатый и лохматый, с неровно и коротко обкромсанной бородой и глазами слегка навыкате. Рубаха на пузе, как я успел заметить, в жирных пятнах. "Небось и готовит сам, -- подумал я. -- Или очень любит пробовать".
-- Давненько у нас не было гостей, -- провозгласил он громко и вроде бы даже обрадованно. -- Говорят, разбойники в лесу разошлись не на шутку. Всех путников распугали. А ты, храбрец, кто будешь?
Я подошел к ближней скамье, сбросил на нее котомку, прислонил дубинку к столу и устало сказал:
-- Я не храбрец. Я просто рассказчик.
2. Григорий Орлов, косморазведчик
Грязный поднос с остатками обеда упал в утилизатор, крышка плавно закрылась, раздалось легкое гудение. "Так тебя, мерзкая отрава!" -- подумал Орлов. Превосходного вида пища неизменно была почти безвкусной, -- военные синтезаторы явно экономили на вкусовых добавках, должно быть, чтобы армейская жизнь -- и так несладкая -- никому и ни в чем не могла показаться медом. Недовольным новобранцам офицеры ледяным тоном повторяли одно и то же: "Вы в армии, а не на званом обеде. Привыкайте".
Косморазведчики могли есть практически все, что движется, причем в сыром виде, -- если позволяла белковая совместимость. Но кулинарные изыски синтезатора их тоже раздражали. Одно дело есть всякую дрянь ради выживания в чужом и опасном мире, а другое -- вынужденно жевать красивую безвкусность на родном звездолете.
Григорий Орлов, косморазведчик с восьмилетним стажем, двадцатью двумя десантными операциями в послужном списке, пятью боевыми наградами в личном деле (и на парадной форме) и с шестью ранениями разной степени тяжести, занесенными в медицинский файл, сунул руки в карманы и неспешной прогулочной походкой вышел из полупустой неуютной столовой в коридоры звездолета с километрами светящихся потолков и металлических стен под слоем серого термостойкого пластика, во многих местах исцарапанного и испачканного. В широких коридорах стояли у лифтов, сосредоточенно шагали, исчезали в бесчисленных дверях, появлялись из дверей, ехали на транспортных дорожках и бесцельно слонялись по двадцати двум уровням корабля военные разных цивилизаций. Общими у них были значки воинских званий и цели -- дать отпор атакам мариеков на колонии, сохранить планеты-колыбели и нанести как можно более сокрушительные ответные удары по колониям врага.
Большой десантный звездолет -- с казармами, лазаретами, столовыми, складами, ангарами, командными пунктами, арсеналами -- сокращенно именовался БДЗ, имел бортовой номер 210984 и принадлежал Объединенным Вооруженным Силам Конфедерации "Созвездие", куда входили семь цивилизаций, которые освоили межзвездные перелеты и нашли общий язык.
После трех крупномасштабных боевых операций против мариеков на захваченных и колонизованных теми планетах (одна из которых прежде принадлежала Конфедерации) и двух успешных абордажей и уничтожения гигантских кораблей-маток врага, БДЗ возвращался на базу, чтобы встать на длительный, судя по разрушениям, ремонт и пополнить личный состав экипажа и космодесантных отрядов, а также склады техники и кибербойцов.
Операции оказались жестокими и кровавыми. Звездолет в четырех местах был поврежден, потерял часть вооружения, защитное поле и не мог двигаться на крейсерской скорости, а прыжки через НМ-пространство совершал, из-за нехватки энергии, вдвое реже положенного, -- из шести плазменных реакторов два пришлось отстрелить из-за прямых попаданий и угрозы взрыва еще во время боев, когда генераторы защитного поля сгорели от перегрузки -- настолько плотным был огонь мариеков. Один из двух уцелевших реакторов работал только три четверти мощности -- его задело по касательной, так что между прыжками теперь проходило шестнадцать часов, а не четыре, как обычно. И между прыжками уцелевшие десантники томились от скуки и безделья.
Почти все кибербойцы остались на атакованных планетах -- в виде груды обожженных обломков, и в ангарах для боевой техники теперь тоже хватало пустого места. Немало космодесантников погибло, многие получили тяжелые ранения -- корабельный лазарет был переполнен. Поэтому легкораненые жили в казармах, но ежедневно должны были являться для контроля в медпункты на своих уровнях.
Досталось и косморазведчикам -- элитной группе космодесанта.
Орлов остановился у дверей лифта. Он обещал навестить раненого товарища из своего отряда, а для этого надо было спуститься на восемь уровней ниже, в главный госпитальный отсек, где было отделение для тяжелораненых землян.
-- Привет, Гриша! -- услышал Орлов за спиной. Голос принадлежал землянину Умберто Танино, тоже из отряда косморазведчиков. Вместе они участвовали в двух абордажах и пяти боевых операциях на планетах.
Орлов оглянулся и кивнул.
-- Дай-ка угадаю, куда ты собрался, -- проговорил Танино. -- Думаю, в госпиталь, проведать нашего боевого друга Джека Шоу.
-- Ты прав, Шерлок Холмс, -- сказал Орлов. -- Хочешь присоединиться?
Двери лифта открылись. В коридор из лифта хлынул поток военных. Когда он иссяк, другой поток военных, вместе с Орловым и Танино, хлынул в лифт.
-- Почему бы и нет? -- говорил Танино, стараясь держаться в толпе ближе к Орлову. -- Все равно до следующего прыжка еще одиннадцать часов. А на нашем подбитом корыте за это время можно запросто сдохнуть со скуки.
Лифт ухнул вниз. Остановка, падение, остановка, падение, остановка.
-- Следующая остановка -- наша, -- напомнил Орлов.
-- Тараним толпу, иначе не успеем, -- отозвался Танино. -- А подниматься по лестнице на пропущенный этаж, честно говоря, нет никакой охоты.
Они поспешно протолкались к дверям. Падение, остановка, и они и вышли в больничный коридор. Здесь на стенах был белый пластик, стоял запах медикаментов и антисептиков, было малолюдно, а на большинстве из тех, кто встречался в коридорах, была зеленого цвета больничная униформа.
К лифту подходила группа из аварийного отряда, впереди них катилась тележка с оборудованием. Вид у аварийников был усталый, форма грязная, в пятнах гасителя.
-- Опять какая-то неприятность, -- заметил Танино.
-- А что ты хочешь? Вовремя два наших крейсера достали их флагман, иначе бы он точно доконал нас.
-- Ты не знаешь -- есть новости от Конфедерации?
Орлов пожал плечами.
-- Связисты боятся, что охотники мариеков могут вычислить нас по НМ-связи, и устроили почти полную молчанку. Только курс сверяют.
-- Ну, мариекам и этого может хватить.
-- Хотелось бы верить, что нет.
Они помолчали, шагая по коридорам лазарета.
-- Ты ничего не захватил для Шоу? -- спросил Танино.
-- Что ты имеешь в виду? -- сказал Орлов.
-- Какую-нибудь безделушку, -- продолжал Танино, оживленно жестикулируя. -- Какой-нибудь маленький подарочек, от которого наш Джек мог бы прийти в восторг, потому что нам, землянам, положительные эмоции прибавляют сил. А ему после такого ранения силы бы очень и очень не помешали. Согласен?
-- На все сто, -- сказал Орлов. -- Но здесь нет подарочных киосков. Не дарить же ему пару собственных поношенных носков?
-- Да, ты прав, однако идея хороша.
-- Хороша, но невыполнима.
-- Невыполнима! Что за слово в устах косморазведчика?
Они вошли в отделение реанимации. Здесь воняло свежей гарью, стены и двери боксов были не белые, а серые с разводами копоти. Разведчика замедлили шаг. Их обогнали двое медиков в зеленой униформе с черными пятнами сажи.
-- Это еще что?.. -- настороженно промолвил Орлов.
-- Ничего себе неприятность, -- тихо сказал Танино.
Несколько шагов -- и они остановились у бокса Джека Шоу. В боксе вместо двери зияла дыра с оплавленными краями, стены вокруг дыры были черными от копоти, внутри было темно, оттуда сильно воняло горелым пластиком, оплавленным металлом, гасителем. Застывший уже гаситель по колено заполнял помещение бокса и широкими языками вытек в коридор.
Орлов уперся кулаками в бока и недобрым тоном четко и медленно выговорил:
-- Оч-чень бы хотелось узнать, что тут, прах побери, произошло?
Танино коснулся пальцами края дыры и с шипением отдернул руку.
-- Ах ты!.. Горячая.
-- Пойдем-ка, Умберто, -- решительно сказал Орлов. -- Отыщем самого главного в отделении лекаря и вытрясем из него всю информацию о том, что здесь приключилось, и о судьбе Шоу.
Они направились в сторону врачебного кабинета. Когда они подходили к двери, позади грянул взрыв. Ударной волной их швырнуло вперед -- на металл двери и переборки.
Орлов пришел в себя и открыл глаза. Он лежал на спине, а над головой, под потолком коридора, клубился коричневый дым, воняло плавящимся пластиком, гарью и сожженной плотью. Из глубины коридора доносились вопли боли и крики о помощи.
Орлов сел и потряс головой. Он никак не мог сосредоточиться. Перед глазами плыло, в ушах звенело. Он посмотрел по сторонам. Везде дымная пелена, вокруг мелкие обломки медицинского оборудования и мебели, изуродованные детали приборов, непонятные красные обрывки на полу и красные брызги на стенах.
Танино со стоном заворочался рядом и приподнялся на локте.
-- Голова, -- пробормотал он сквозь зубы и потрогал лоб. -- Вот это шишка...
По губам Орлова текла теплая, соленая, противная струйка. Он ощупал лицо. Нос начал распухать, из правой ноздри сочилась кровь.
-- Умберто, -- сказал он осиплым голосом. -- Ты как?
-- Хреново, но жить, кажется, буду, -- попытался пошутить Танино. И -- серьезно: -- Что случилось? Откуда взрыв? Атака? Нет! Была бы тревога... Или диверсия?.. Но кто?..
-- Поднимайся, косморазведчик, -- сказал Орлов. -- Надо помочь пострадавшим.
С кряхтением и проклятиями они встали. Даже от двери было видно, что в стене отделения, вместо еще одного бокса для раненых, зияет дыра, и оттуда валят клубы дыма и выглядывают языки пламени, а на полу коридора, неподалеку от взорвавшегося бокса, лежат двое в зеленой униформе, залитой кровью.
К боксу со всех сторон бежали люди в зеленых одеждах, подъезжали блестящие полусферы киберпожарных. Двери лифта раскрылись, и в лазарет вкатилась тележка аварийников, а за нею спешила команда, все еще грязная после недавнего взрыва, -- та самая, которую видели Орлов и Танино по пути к Шоу.
Стараясь побыстрее переставлять непослушные ноги, разведчики двинулись к месту взрыва. На ходу Орлов сокрушенно проговорил:
-- Скорее всего, нашего друга Шоу разнесло на куски еще в первом взрыве.
-- Что делать, -- отозвался Танино болезненным голосом. -- На войне как на войне.
В оплавленную дыру аварийщики уже закачивали гаситель, внутри шипело и трещало, а наружу рвались клубы зловонного серого пара пополам с коричневым дымом. Одного из лежащих медиков накрыли пластикетовой простыней, -- значит, был мертв. Другой (с воскового цвета лицом, забрызганным кровью) громко стонал, вместо живота у него было кровавое месиво, по полу растеклась кровь, но коллеги уже оказывали ему помощь, -- подплыла и раскрылась торпеда полевого хирурга-реаниматора, раненого осторожно подняли с пола и уложили в торпеду, крышка плавно закрылась.
Орлов поморщился. Ему никогда не нравился внешний вид этих реаниматоров, -- напоминает металлический гроб, хотя и выполняет совершенно противоположные функции. Дважды Орлову довелось побывать внутри. Когда опускалась крышка, ему хотелось кричать и звать на помощь, будто его собираются хоронить. Правда, наркоз почти сразу лишал его памяти.
Орлов остановился. Танино -- рядом.
-- Похоже, наша помощь тут уже не требуется, -- заметил итальянец.
-- Да, похоже, -- сказал Орлов, оглядываясь. -- Но я все-таки хотел бы знать, что это за взрывы такие? Только вот из кого вытрясти ответ?
У стены, немного в стороне от событий, стоял медик, тоже забрызганный кровью, но чужой кровью, -- медик не был ранен, он был в шоке. Он выглядел так, словно свалился с верхних уровней и не может понять, где он и что происходит. Орлов подошел к нему, взял за плечи и резко встряхнул.
-- Очнись! -- рявкнул он прямо в ухо медику.
Тот вздрогнул, и глаза его стали осмысленнее.
-- Я думал, ты дашь ему по физиономии, -- сказал Танино.
-- Не обязательно, -- отрезал Орлов. И -- медику: -- Ты меня слышишь?
-- Д-да... -- выдавил тот.
-- Понимаешь, что я говорю?
-- Ну... в общем... да...
-- Ты видел, что здесь произошло?
Тот мелко закивал.
-- И что ты видел?
Руки медика тряслись и бесцельно шарили по униформе.
-- Мы подошли к боксу... приборы показали, что с раненым происходит что-то странное... и мы шли выяснить, что за ерунду они показывают... и тут рвануло...
-- А что странное показали приборы?
-- Они будто с ума сошли. Как при первом взрыве полчаса назад.
-- А что -- первый взрыв?
-- Там... Там приборы начали зашкаливать, а потом раненый вдруг, ни с того ни с сего, взорвался... Да, на видеозаписи... Лежал и вдруг -- бах!..
-- А где запись?
-- В ординаторской.
За углом раздался еще один взрыв, оттуда с клубами дыма вылетели бесформенные обломки. И тотчас -- еще один, где-то в глубине отделения.
Орлов окинул взглядом коридор -- везде двери реанимационных боксов. И любой бокс мог взорваться в следующий миг. Надо было немедленно уходить отсюда. И лишь потом поразмыслить, что это за взрывы.
-- По-моему, пора смываться отсюда, -- неуверенно проговорил Танино.
Орлов молча кивнул. Бессмысленный риск ни к чему. А здесь и без них разберутся.
Они бросились к лифту, будто наперегонки. Двери приветливо разъехались в стороны, и навстречу разведчикам из кабины вышли четверо старших офицеров и шестеро вооруженных десантников в бронескафандрах.
Один из старших офицеров, рептилия с планеты Ссамашш, взглянул на знаки отличия Орлова и Танино.